Григорьев В. В. Исторический очерк русской школы. — 1900

ГЛАВА I.
Труды славянскихъ апостоловъ и первоучителей святыхъ братьевъ
Кирилла и Меѳодія.
Просвѣщеніе славянскихъ племенъ христіанскою вѣрою начи-
нается въ IX вѣкѣ по P. X. Первыми озаряются свѣтомъ христіанскаго
ученія изъ западныхъ славянъ — моравы, панноны и чехи, жившіе
по сосѣдству съ нѣмцами, въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ теперь Венгрія
и Богемія, а изъ южныхъ—болгары, жившіе по берегамъ Дуная,
на границѣ съ Византіей. Эти славянскія племена, находясь еще
въ язычествѣ, приходили въ частыя столкновенія съ своими сосѣ-
дями христіанами: западные славяне— съ сосѣдними имъ нѣмцами,
а болгары—съ греками. Вслѣдствіе этихъ столкновеній христіан-
ская вѣра стала прокладывать себѣ путь и въ среду славянскихъ
народовъ, при чемъ сами христіанскія государства, сосѣднія съ
славянами, старались распространять между ними христіанство.
Греки старались о распространеніи христіанства между болгарами
съ цѣлью смягчить ихъ нравы и этимъ удерживать отъ вторженія
въ свои владѣнія, нѣмцы же вводили христіанство у сосѣднихъ съ
ними западныхъ славянъ, чтобы содѣйствовать уже проявившемуся
въ то же время стремленію папъ къ главенству во Вселенской
Церкви: ограничиваясь лишь выполненіемъ одной внѣшней стороны
христіанства, они ставили своихъ нѣмецкихъ епископовъ, совер-
шали богослуженіе на непонятномъ для славянъ латинскомъ языкѣ
и, главнымъ образомъ, стремились къ тому, чтобы превратить сла-
вянъ въ нѣмцевъ, подчиненныхъ по своей религіи папскому пре-
столу. Но, при такихъ условіяхъ, а также вслѣдствіе неимѣнія
у славянъ своей письменности, священныхъ и богослужебныхъ
книгъ, на родномъ ихъ славянскомъ языкѣ, дѣло распространенія

христіанства между славянами крайне затруднялось, и большинство
изъ нихъ упорно продолжало отстаивать свою старую языческую
вѣру. Въ такомъ состояніи славяне оставались до тѣхъ поръ, пока
не озарились истинами христіанской вѣры, предоставленными имъ
въ полной чистотѣ, на родномъ для нихъ славянскомъ языкѣ, во
второй половинѣ IX вѣка, славянскими апостолами и первоучите-
лями свв. братьями Кирилломъ и Меѳодіемъ.
Приготовляясь къ предстоявшему имъ проповѣдническому под-
вигу, къ просвѣщенію западныхъ и южныхъ славянъ, свв. братья
предприняли переводъ священныхъ и церковныхъ книгъ съ гре-
ческаго на славянскій языкъ, хорошо имъ знакомый, потому что
они сами были родомъ изъ греческаго города (Солуни) съ много-
численнымъ славянскимъ населеніемъ. Такъ какъ въ то время
славяне еще не имѣли своей письменности, то и потребовалось
сначала изобрѣсти письменные знаки и составить изъ нихъ сла-
вянскую азбуку. Это дѣло было совершено св. Кирилломъ, по
имени котораго составленная имъ азбука называется „Кириллицею“.
Для составленія славянской азбуки большая часть буквъ взята
цѣликомъ изъ греческой съ сохраненіемъ ихъ звукового значенія,
при чемъ и самое начертаніе буквъ было удержано въ томъ видѣ,
какъ онѣ изображались въ греческомъ алфавитѣ IX вѣка; осталь-
ныя же буквы, служащія для выраженія звуковъ, присущихъ осо-
бенностямъ славянскаго языка того времени, были отчасти приду-
маны самимъ составителемъ, а отчасти заимствованы изъ другихъ
алфавитовъ. Къ древнѣйшимъ памятникамъ древне-русской пись-
менности въ первоначальномъ видѣ Кирилловской азбуки принадле-
житъ „Остромирово Евангеліе“, писанное въ 1056 и 1057 гг. дья-
кономъ Григоріемъ для новгородскаго посадника Остромира. Эта
же азбука употребляется и въ наше время въ книгахъ церковно-
славянской печати, лишь съ выпускомъ некоторыхъ буквъ соот-
вѣтственно измѣнившимся требованіямъ церковно-славянскаго языка.
Составленная св. Кирилломъ азбука дала возможность свв. братьямъ
перевести съ греческаго на славянскій языкъ священныя и бо-
гослужебный книги, и первымъ ихъ переводомъ были избранныя
мѣста изъ Евангелія и Апостола, читаемыя при богослуженіи.
Прибывъ въ славянскія земли съ цѣлью распространенія и
утвержденія тамъ христіанскаго православнаго вѣроученія, свв.
братья особенно потрудились на пользу духовную славянъ, жив-
шихъ въ Болгаріи, Панноніи и Моравіи. Проповѣдуя слово Божіе

и совершая церковную службу на понятномъ для народа славян-
скомъ языкѣ, продолжая свои труды по переводу священныхъ
и церковныхъ книгъ, свв. братья въ посѣщаемыхъ ими славян-
скихъ земляхъ строили церкви, заводили школы и обучали сла-
вянской грамотѣ, чтенію и пѣнію. Труды ихъ имѣли такой успѣхъ,
что славяне толпами стекались къ нимъ, поучались слову Божію
и, уразумѣвъ истины православной вѣры, принимали святое кре-
щеніе. По кончинѣ св. Кирилла, послѣдовавшей въ Римѣ 14-го фе-
враля 869 г., братъ его св. Меѳодій ревностно продолжалъ нача-
тое ими дѣло просвѣщенія славянъ, а равно и переводъ священ-
ныхъ и богослужебныхъ книгъ на славянскій языкъ. Съ твердостью
преодолѣвая всякія препятствія, съ терпѣніемъ и кротостью пере-
нося клеветы и оскорбленія со стороны враговъ православія, под-
вергаясь лишеніямъ и страданіямъ, св. Меѳодій не оставлялъ своей
просвѣтительной дѣятельности до самой своей кончины, послѣдо-
вавшей въ гор. Велеградѣ (въ Моравіи) 6-го апрѣля 885 г. Тогда
ученики и послѣдователи св. Меѳодія продолжали проповѣдниче-
ское дѣло между славянами, но, преслѣдуемые нѣмецкими еписко-
пами, подвергаемые униженіямъ и страданіямъ, они были изгнаны
своими врагами изъ Моравіи и Панноніи и устремились въ другія
славянскія земли, гдѣ и продолжали дѣло своего учителя: такъ,
они проповѣдывали у чеховъ, сербовъ и болгаръ, вездѣ распро-
страняя слово Божіе, священныя и богослужебныя книги и сла-
вянскую грамоту.
Нѣкоторыя изъ славянскихъ народовъ, просвѣщенныхъ Хри-
стовой вѣрой, усердно предались книжному дѣлу и ревностно за-
ботились о распространеніи духовнаго просвѣщенія. Особенно
успѣла въ этомъ отношеніи Болгарія, письменность которой, обо-
гащенная многими переводами съ греческаго, отличалась богат-
ствомъ своей богословской литературы, не уступавшей литерату-
рамъ греческой и латинской того времени; самыми цвѣтущими
эпохами болгарской книжной дѣятельности были IX и X вѣка,
а изъ царей болѣе всего содѣйствовалъ успѣху просвѣщенія бол-
гарскій царь „Книголюбецъ“ Симеонъ, собиравшій вокругъ себя
многихъ писателей и переводчиковъ. Кромѣ болгаръ, и другіе
славянскіе народы, удержавшіе у себя православную вѣру, какъ
напримѣръ, сербы, занимались также переводами божественныхъ
и религіозныхъ книгъ и этимъ, съ своей стороны, содѣйствовали
умноженію и обогащенію славянской письменности.

Книги, переведенныя и составленныя свв. славянскими перво-
учителями Кирилломъ и Меѳодіемъ и ихъ учениками и послѣдо-
вателями, уже въ первую эпоху государственнаго устройства Руси,
по мѣрѣ возникавшихъ съ Болгаріею сношеній, стали проникать
и къ намъ. Со времени же крещенія Руси равноапостольнымъ
княземъ Владимиромъ Святымъ, эти книги становятся сокровищ-
ницею того духовнаго достоянія, которое легло въ основу всей
религіозно - нравственной и культурной жизни русскаго народа.
Уразумѣвая основы и истины православной вѣры изъ тѣхъ же
книгъ, чрезъ посредство которыхъ озарилась Русь свѣтомъ хри-
стіанства, русскій народъ и теперь смотритъ на нихъ, какъ на
главный источникъ своего просвѣщенія и образованія. Выработан-
ный свв. первоучителями церковно - славянскій языкъ, который
столько вѣковъ былъ нашимъ книжнымъ языкомъ, и понынѣ ос-
тался языкомъ нашей церкви. Составленная нашими свв. перво-
учителями славянская азбука, сохранившаяся теперь въ нашей
церковной печати, служила средствомъ для увѣковѣченія тѣхъ
памятниковъ древней письменности, религіозно-нравственной, исто-
рической и литературной, путемъ которой и теперь утверждается
въ русскомъ народѣ духъ православія и народности. Полученныя
нами отъ западныхъ славянъ богослужебныя книги, кромѣ своего
религіозно - нравственнаго значенія, сдѣлались въ то же время
главнымъ источникомъ нашего древняго образованія, нашей древ-
ней книжной мудрости. Съ водвореніемъ на Руси грамотности и пер-
вой школы, эти же божественныя книги были единственными кни-
гами, чрезъ посредство которыхъ учащіеся получали свое рели-
гіозно-нравственное развитіе и тѣ истинныя знанія, которыя соста-
вляютъ главную и существенную основу начальнаго народнаго обра-
зованія; онѣ опредѣлили характеръ и направленіе послѣдующаго
образованія русскаго народа и вызвали въ немъ любовь ко всему
божественному, къ чтенію, изученію и переписыванію божествен-
ныхъ книгъ, любимымъ занятіямъ грамотныхъ русскихъ людей.
Та цѣль, ради которой прибыли наши свв. первоучители къ
призвавшимъ ихъ западнымъ славянамъ, какъ говоритъ преподоб-
ный Несторъ въ своей лѣтописи, чтобы „сказати книжныя сло-
веса и разумъ ихъ“, чтобы „протолковати святыя книги“, сдѣла-
лась цѣлью и нашего древне - русскаго образованія. Первыя рус-
скія школы, со временъ своего основателя великаго князя Влади-
мира Святого, имѣвшія главною цѣлью приготовленіе священно и

церковно - служителей, наставляли учащихся уразумѣнію истинъ
православной вѣры; всегда находясь въ тѣсной и неразрывной
связи съ церковью и заимствуя свой свѣтъ отъ церкви, русская
школа чрезъ посредство тѣхъ же книгъ усвоила себѣ характеръ
церковности, и грамотность, съ перваго своего водворенія, полу-
чила для народа исключительное значеніе, какъ средство къ ура-
зумѣнію слова Божія. Эта связь православной церкви со школою
всегда поддерживалась какъ самимъ русскимъ народомъ и его
учителями — православнымъ духовенствомъ, такъ и правителями
государства, зорко ограждавшими ее отъ всего иноземнаго и чу-
ждаго православію.
Получая, какъ свою незыблемую основу, слово Божіе, пере-
данное на родномъ, понятномъ для всѣхъ церковно - славянскомъ
языкѣ, будучи доступною для народа и имѣя своими учителями
православное русское духовенство, тоже вышедшее изъ среды на-
рода, русская школа вмѣстѣ съ тѣмъ, съ перваго своего водво-
ренія усвоила себѣ духъ народности. На этихъ началахъ—право-
славіи и народности, наша школа незыблемо и стойко просуще-
ствовала во всѣ эпохи жизни русскаго государства, и въ наше
время, одухотворяемая этими же неизмѣнными началами, продол-
жаетъ свою воспитательно - образовательную дѣятельность.
Такимъ образомъ, просвѣтительная дѣятельность свв. славян-
скихъ первоучителей Кирилла и Меѳодія отразилась своимъ благо-
датнымъ свѣтомъ и на внутренней духовной жизни русской школы,
утвердившейся чрезъ посредство переведенныхъ ими божествен-
ныхъ книгъ, на основахъ православія и народности. Поэтому-то
и исторія нашей народной школы должна считать своимъ нача-
ломъ труды свв. первоучителей по составленію ими церковно-сла-
вянской азбуки и переводу на церковно-славянскій языкъ боже-
ственныхъ и церковныхъ книгъ.

ГЛАВА II.
Училища въ эпоху великаго князя Владимира Святого и его преемниковъ.
Заботы великаго князя Владимира Святого и его преемниковъ объ обра-
зованіи. — Духовенство. — Монастыри. — Міряне. — Устное поученіе. — Учи-
лища. — Обученіе чтенію. — Обученіе письму. — Обученіе пѣнію. — Дисци-
плинарный средства. — Характеръ училищъ. — Книги. — Распространеніе
образованія.
Заботы великаго князя Владимира Святого и его преемни-
ковъ объ образованіи. Чтобы ознакомить свой народъ съ исти-
нами христіанской вѣры и приготовить священно-служителей, ве-
ликій князь Владимиръ Святой заимствовалъ изъ Греціи тѣ обра-
зовательныя средства, которыя соотвѣтствовали предстоявшему для
русскаго народа великому подвигу, принятію св. крещенія—обуче-
ніе грамотѣ и изученіе божественныхъ и церковныхъ книгъ. По
своемъ возвращеніи въ Кіевъ изъ похода на Корсунь, вмѣстѣ съ
повелѣніемъ крестить народъ (988) по всѣмъ городамъ и селамъ
и вездѣ строить церкви, Владимиръ Святой повелѣваетъ и обу-
чать дѣтей ученію книжному, для чего и заводитъ школы по об-
разцу греческихъ. Первыя школы возникаютъ въ Кіевѣ; первыми
учителями служатъ греки, привезенные великимъ княземъ изъ
Греціи, и болгарскіе славяне, съ которыми русскіе были въ сно-
шеніяхъ еще до своего крещенія, когда у болгарскихъ славянъ
уже значительно процвѣтали и христіанская вѣра, и христіанское
просвѣщеніе. Первыми книгами, посредствомъ которыхъ началось
и распространялось образованіе на Руси, были перешедшія изъ
Болгаріи и привезенныя изъ Греціи книги священнаго писанія и
богослужебный, переведенныя съ греческаго на славянскій языкъ
свв. славянскими первоучителями Кирилломъ и Меѳодіемъ и ихъ
учениками. Обученіе началось съ дѣтей и членовъ великокняжеской
семьи, а также, по повелѣнію великаго князя, должны были обу-
чаться и дѣти бояръ и лицъ высшаго сословія, приближенныхъ къ
великому князю. Такъ какъ въ это время, для распространенія и
утвержденія христіанства, была существенная потребность въ свя-
щенникахъ, то въ школахъ обучались, главнымъ образомъ, тѣ
изъ народа, которые подготовляли себя къ священству. Обучив-
шіеся книжному знанію священники, въ свою очередь, должны
были открывать школы при своихъ домахъ и обучать дѣтей гра-

мотѣ и этимъ содѣйствовать распространенію образованія. Такимъ
образомъ, съ перваго водворенія на Руси грамотности и школы,
въ основу русскаго образованія было положено слово Божіе, изу-
ченіе котораго чрезъ посредство божественныхъ книгъ, передан-
ныхъ намъ на родномъ церковно - славянскомъ языкѣ, сдѣлалось
главнымъ и единственнымъ воспитательно-образовательнымъ сред-
ствомъ для русскаго народа.
Слѣдуя примѣру великаго князя Владимира Святого, преем-
ники его и приближенныя къ нимъ лица высшихъ сословій, а
также и православное духовенство, въ томъ же духѣ продолжа-
ютъ распространеніе и утвержденіе на Руси образованія и со-
дѣйствуютъ возникновенію училищъ. Великій князь Ярославъ
(1019—1054), по примѣру своего родителя, ревностно заботился
о книжномъ образованіи своей семьи и своего народа. Будучи самъ
образованнымъ человѣкомъ, онъ любилъ читать книги, самъ дѣ-
лалъ переводы съ греческаго языка на славянскій и окружалъ
себя учеными, которые по его приказанію переводили многія книги
съ греческаго на славянскій и дѣлали списки съ нихъ. Собравъ
много книгъ и положивъ ихъ при Кіево-Софійскомъ соборѣ, Яро-
славъ далъ начало первой русской библіотекѣ, черезъ что грамот-
ные люди получили новое средство для своего просвѣщенія. По-
ставляя по городамъ и селеніямъ церковно-служителей, онъ опре-
дѣлялъ имъ изъ своего имѣнія жалованье, а посѣтивъ въ 1030 г.
Новгородъ, основалъ въ немъ большое училище, въ которомъ съ
перваго раза начали обучаться триста дѣтей старостъ и пресви-
теровъ. Объ его ревностномъ усердіи къ дѣлу образованія лѣто-
писецъ говоритъ, что „онъ насѣялъ книжными словесы сердца
вѣрныхъ людей“. Сынъ Ярослава Всеволодъ (f 1093), отличаясь
образованіемъ и знаніемъ пяти языковъ, также давалъ подаянія на
училища. Внукъ Ярослава, Владимиръ Мономахъ (1113 — 1125),
въ составленномъ имъ и дошедшемъ до насъ „Поученій“ даетъ
своимъ дѣтямъ, а также и „инымъ“ людямъ, кто прочтетъ и „при-
метъ въ сердце свое“ его „грамотицю“, тѣ мудрые совѣты, кото-
рые, свидѣтельствуя объ его благочестіи, начитанности и умѣ,
вполнѣ приложимы и въ наше время; такъ, между прочимъ, онъ
наставляетъ своихъ дѣтей имѣть болѣе всего страхъ Божій и не
поддаваться лѣни, что знаютъ, того чтобы не позабывали, и чего
не знаютъ, чтобы тому учились, при чемъ ставитъ въ примѣръ
своего отца, говоря: „отецъ мой и дома сидя, научился пяти язы-

камъ, въ этомъ бываетъ честь отъ другихъ земель“. Смоленскій
князь Романъ Ростиславовичъ (| 1180), будучи самъ весьма уче-
нымъ, истощалъ всѣ свои доходы на устройство училищъ и на
содержаніе учителей. Галицкій князь Ярославъ Владимировичъ
(f 1188) вмѣнялъ черноризцамъ въ обязанность — обучать дѣтей
и удѣлять на то часть монастырскихъ доходовъ. Великій князь
владимирскій, Константинъ Всеволодовичъ (f 1218), образованнѣй-
шій и благочестивѣйшій мужъ своего времени, зналъ многіе языки,
собиралъ книги, держалъ при себѣ ученыхъ людей, дѣлавшихъ
переводы съ греческаго языка на славянскій, устроилъ училище
во Владимирѣ и по смерти своей отказалъ свой домъ и книги учи-
лищу. Имѣются свѣдѣнія, что въ концѣ XI столѣтія (1086) было
основано въ Кіевѣ при Андреевскомъ монастырѣ княгинею Анною
(Янкой), дочерью Всеволода Ярославича, училище на 300 дѣвицъ,
гдѣ онѣ обучались не только грамотѣ, но и пѣнію, шитью и дру-
гимъ ремесламъ; слѣдовательно, въ это время водворяется на Руси
и женское образованіе.
Такимъ образомъ, князья русскіе, вмѣстѣ съ своими прибли-
женными изъ лицъ высшаго сословія, слѣдуя примѣру великаго
князя Владимира Святого, ревностно заботятся о распространеніи
грамотности какъ въ своихъ семьяхъ, такъ и въ своемъ государ-
ствѣ, являются первыми водворителями образованія на Руси и
главными его двигателями: они повелѣваютъ открывать школы,
собираютъ книги, покупаютъ ихъ дорогою цѣною, окружаютъ себя
образованными людьми, дѣлаютъ переводы книгъ, составляютъ
книгохранилища, удѣляютъ свои доходы на училища и пр.
Духовенство. Уже съ перваго водворенія образованія на Руси,
православное духовенство является тѣмъ сословіемъ, на которое
падаютъ по преимуществу всѣ заботы о народномъ воспитаніи и
обученіи. Лица высшей духовной іерархіи, подкрѣпляя великихъ
князей въ ихъ стремленіяхъ къ просвѣщенію своего народа, по-
даютъ имъ совѣты, дѣлаютъ указанія относительно постановки
книжнаго дѣла, даютъ наставленія учителямъ, содѣйствуютъ от-
крытію училищъ и своими поученіями и проповѣдями возбуждаютъ
и развиваютъ духовныя силы народа для религіозно-нравственной
и умственной жизни. Дошедшіе до насъ отъ этой эпохи литера-
турные памятники переводной и оригинальной духовной письмен-
ности свидѣтельствуютъ о той высокой степени образованности,
которой достигли многія изъ лицъ русскаго духовенства; къ та-

кимъ памятникамъ принадлежатъ сочиненія митрополита Иларіона,
игумена печерскаго Ѳеодосія, епископа новгородскаго Луки Жи-
дяты, перваго лѣтописца Нестора, св. Кирилла, епископа туров-
скаго и другихъ. Эти подвижники вѣры и пастыри церкви, обла-
дая высокимъ умомъ, глубокими и обширными знаніями и мудростью,
почерпнутою изъ св. писанія и святоотческихъ твореній, внесли
тотъ цѣнный вкладъ въ нашу письменность, который продолжаетъ
служитъ источникомъ и для нашего назиданія, и для научныхъ
изслѣдованій.
Предпринимавшіяся съ давняго времени нѣкоторыми духовными
лицами путешествія ко святымъ мѣстамъ, въ Іерусалимъ и на
Аѳонъ, оказывали также свое образовательное вліяніе на народ-
ную массу: по возвращеніи на родину, они составляли описаніе
своего паломничества и передавали разсказы о всемъ ими видѣн-
номъ, и, такимъ образомъ, знакомили своихъ соотечественниковъ
съ чужими странами и народами. Изъ такихъ паломническихъ опи-
саній извѣстны, напримѣръ, „Хожденіе'* игумена Даніила, бывшаго
въ Іерусалимѣ при крестоносцахъ, „Путешествіе“ паломника ар-
хіепископа Антонія, посѣтившаго въ свое путешествіе и Констан-
тинополь, и др.
Главными же проводниками образованія въ народную массу
являются православные священники, которые, обучившись книж-
ному знанію, по приказанію великихъ князей, должны были от-
крывать при церквахъ школы и знакомить дѣтей съ ученіемъ
книжнымъ. Такимъ образомъ, кромѣ своихъ непосредственныхъ
обязанностей, какъ пастырей церкви, наставляющихъ народъ хри-
стіанской вѣрѣ, русскому духовенству, съ перваго его возникно-
венія, поручается учрежденіе школъ и учительство въ нихъ: при-
готовляя въ своихъ школахъ будущихъ служителей церкви, обу-
чая также и всѣхъ желающихъ изъ народа грамотности и слову
Божію, священно- и церковно-служители являются первыми рус-
скими народными учителями.
Монастыри. Монастыри, получившіе свое начало въ эту же
эпоху, вскорѣ становятся также главными разсадниками книжнаго
образованія и письменности. Упражняясь въ подвижничествѣ п дѣ-
лахъ благочестія, иноки наставляли и всѣхъ приходящихъ въ
истинахъ вѣры и въ христіанской добродѣтели; для этой цѣли,
между прочими средствами, они сами занимались книжнымъ дѣ-
ломъ и обучали другихъ грамотности. Такое образовательное зна-

ченіе монастыри получили со времени игумена Кіево - Печерскаго
монастыря Ѳеодосія (f 1074), который, устроивъ правильное мо-
настырское общежитіе, вмѣнялъ инокамъ „быть бодрымъ на пѣніе
церковное, на преданія отеческія и на почитаніе книжное“. Кіево-
Печерскій монастырь какъ при своемъ возникновеніи, такъ и въ
послѣдующее время всегда оставался средоточіемъ духовной и
умственной народной жизни и всегда былъ „живымъ свѣтомъ зна-
нія и науки живою душой просвѣщенія общественнаго“. По
примѣру Кіево-Печерскаго, и прочіе древне-русскіе монастыри въ
каждой области, гдѣ они существовали, составляли тѣ средоточія,
изъ которыхъ по всему ея пространству и по всѣмъ направленіямъ
распространялось религіозно-нравственное и книжное образованіе.
При монастыряхъ устраивались школы, между монахами были
книжные люди, занимавшіеся составленіемъ списковъ съ книгъ,
переводами и оригинальными письменными трудами. Книги, соста-
влявшія сначала частную собственность нѣкоторыхъ монаховъ,
послѣ ихъ смерти отказывались монастырю, и такимъ образомъ
полагалось основаніе монастырской библіотека; постоянно попол-
няясь и увеличиваясь, многія изъ этихъ монастырскихъ книгохра-
нилищъ становятся цѣнными сокровищницами и хранительницами
памятниковъ духовной и исторической жизни русскаго народа. Та-
кимъ же образовательнымъ направленіемъ отличались и нѣкото-
рые женскіе монастыри: такъ, св. Евфросинія Полоцкая (f 1173),
наученная книжному писанію, устроивъ монастырь, сдѣлала обу-
ченіе грамотѣ одною изъ главныхъ обязанностей инокинь.
Міряне. По крещеніи Руси, великій князь Владимиръ Святой,
какъ говоритъ лѣтописецъ, „нача поимати у нарочитое чади дѣти
и даяти нача на ученіе книжное“. Следовательно, боярскія дѣти—
нарочитое чади дѣти—были изъ первыхъ, съ которыхъ началось
книжное обученіе, и бояре должны были представлять на Руси
самое просвѣщенное сословіе, получающее высшее образованіе.
Послѣ учителей изъ грековъ, начавшихъ обученіе боярскихъ дѣтей,
эта обязанность пала на лицъ изъ русскаго духовенства, а изъ
среды образованныхъ бояръ выбирались кормильцы или дядьки къ
юнымъ княжичамъ. Такъ какъ въ школы, учреждаемый какъ гре-
ками, такъ и русскимъ духовенствомъ, могли поступать всѣ, міряне
и духовные, то, кромѣ высшаго сословія, вѣроятно, и многіе изъ
гражданъ были также людьми грамотными; въ житіяхъ русскихъ
святыхъ нерѣдки примѣры, что русскіе юноши, подъ вліяніемъ

чтенія духовныхъ книгъ, оставляютъ мірскую суету и уходятъ въ
монастыри. Дошедшее до насъ „Слово Даніила Заточника“, (XII в.),
написанное міряниномъ, свидѣтельствуетъ, что грамотность была
доступна въ эту эпоху и простымъ людямъ мірского званія. Не-
которые изъ мірянъ, ознакомившись въ школѣ съ книжнымъ дѣ-
ломъ, сами становились учителями, открывали подобныя же школы,
въ которыхъ обучали грамотности. Такіе учителя изъ мірянъ по-
лучили впослѣдствіи названіе „мастеровъ“; они учили преимуще-
ственно по селамъ и принимали къ себѣ на выучку даже дѣтей
несвободнаго и рабскаго происхожденія.
Кромѣ церковнаго богослуженія, совершавшагося въ храмахъ
на понятномъ для всѣхъ родномъ церковно-славянскомъ языкѣ,
изъ другихъ средствъ, содѣйствовавшихъ духовно-нравственному
образованію народа, первое мѣсто занимали—устное поученіе, учи-
лища и книги.
Устное поученіе, обыкновенно въ формѣ церковной пропо-
вѣди, было однимъ изъ главныхъ средствъ для проведенія въ на-
родную массу тѣхъ истинъ православнаго вѣроученія и правилъ
религіозной нравственности, которыя легли въ основу духовной
жизни русскаго народа. Дошедшіе до насъ письменные памятники
того времени свидѣтельствуютъ какъ о силѣ и красотѣ слова,
такъ и о высокомъ образованіи нашихъ первыхъ проповѣдниковъ.
Такъ, Кириллъ Туровскій (XII в.), названный современниками рус-
скимъ Златоустомъ, кромѣ составленныхъ имъ многихъ пастыр-
скихъ и обличительныхъ посланій, каноновъ и молитвъ, снискалъ
себѣ славу своими проповѣдями, или поученіями, обращенными къ
паствѣ въ большіе или Господскіе праздники. Своими поученіями
и любовью къ книжному дѣлу не меньшею извѣстностью пользо-
вался ростовскій епископъ Кириллъ II (1231 — 1262). По словамъ
лѣтописи, князья, вельможи, жители Ростова и окружныхъ горо-
довъ приходили въ соборную церковь Богородицы послушать по-
ученія его „отъ святыхъ книгъ“. Дошедшія до насъ два сочине-
нія митрополита Иларіона: „Исповѣданіе вѣры“ и „Слово о благо-
дати и истинѣ съ похвалою князю Владимиру“, которое онъ гово-
рилъ передъ людьми „преизлиха насытившимися сладости книжныя“,
свидѣтельствуютъ о высокой степени ораторскаго искусства нашихъ
проповѣдниковъ того времени.
Училища. Главною цѣлью первыхъ училищъ было водвореніе
между новообращенными христіанами слова Божія и приготовленіе

священниковъ и причетниковъ для приходскихъ церквей; затѣмъ
дѣятельность школы расширяется, и она становится вообще мѣ-
стомъ, въ которомъ всѣ желающіе получали религіозно-нравствен-
ное образованіе. Предметы обученія въ школахъ были немного-
численны и обнимали собою лишь тѣ знанія, которыя содѣйству-
ютъ религіозно-нравственному развитію учащихся, а именно: слово
Божіе, славянская грамота и письмо, пѣніе и греческій языкъ, какъ
необходимый для пастырей по дѣламъ вѣры.
Обученіе чтенію. Такъ какъ главнымъ предметомъ было чте-
ніе и изученіе слова Божія, то ученіе начиналось съ обученія
чтенію. Обученіе это производилось тѣмъ же буквослагательнымъ
способомъ, который, будучи единственнымъ и всеобщимъ въ на-
шемъ отечествѣ до конца прошлаго столѣтія, еще и теперь, съ
появленіемъ новыхъ методовъ, не вездѣ считается отжившимъ.
Способъ этотъ былъ заимствованъ нами также отъ грековъ, на-
шихъ первыхъ учителей, перенесшихъ его изъ Греціи. Обученіе
начиналось съ азбуки и состояло въ затверживаніи на память на-
званій буквъ и въ запоминаніи ихъ очертаній. Буквы повторялись
сначала учителемъ въ алфавитномъ порядкѣ, при чемъ ученикъ
слѣдилъ и повторялъ за нимъ, пока не затвердитъ на память на-
званій ихъ и не освоится съ очертаніемъ каждой отдѣльной буквы.
Затѣмъ переходили къ складыванію слоговъ, къ складамъ, и когда
они были всѣ прочитаны, то слѣдовало складываніе слоговъ въ
слова. Научившись этимъ способомъ чтенію, ученикъ получалъ
книгу религіозно-нравственнаго содержанія, надъ которой и произ-
водилось дальнѣйшее его обученіе и усовершенствованіе въ чтеніи.
Такою книгою съ древнѣйшихъ временъ былъ псалтырь, который
и понынѣ принадлежитъ къ самымъ излюбленнымъ книгамъ рус-
скаго народа. Псалтырь даже съ толкованіемъ былъ у насъ въ
переводѣ въ самое отдаленное время, списки съ него сохранились
отъ XI и XII вѣковъ. Это была любимая книга народа и князей,
сопровождавшая ихъ повсюду, къ которой они обращались осо-
бенно, въ минуты горести и грусти. Лѣтописецъ говоритъ, что
св. Борисъ, будучи окруженъ убійцами „вставъ, нача пѣти, гла-
голя: Господи! что ся умножиша стужающіи мнѣ“; когда братья
угрожали Владимиру Мономаху, онъ „вземъ псалтырю въ печали“.
Иноки знали даже наизусть весь псалтырь, такъ, св. Спиридонъ
„изучи всю псалтырю изустъ%(\ Въ одномъ изъ своихъ поученій
преподобный Ѳеодосій игуменъ печерскій совѣтуетъ инокамъ „имѣть

въ устахъ псалтырь Давидову“. Быть можетъ, изученіе псалтыря
было хоровое, такъ какъ псалмы обыкновенно пѣлись, или читались
нараспѣвъ.
Обученіе письму. Относительно способа обученія письму можно
заключить изъ словъ митрополита Петра: „елика написоваше ему
учитель его, малымъ проученіемъ изучеваше“; слѣдовательно, перво-
начальный способъ обученія письму былъ показывательный. Про-
писныхъ буквъ въ то время еще не было, и письменность состо-
яла въ копированіи буквъ оригинала. Извѣстно, что съ древнѣй-
шаго времени въ письмѣ обращали вниманіе на то, чтобы писали
прямо, красиво и правильно; послѣднее условіе касалось, главнымъ
образомъ, правильнаго употребленія буквъ, строчныхъ и надстроч-
ныхъ знаковъ. Вообще видно, что письмо составляло отдѣльное
искусство, которое усвоивалось съ большимъ трудомъ, особенно
когда требовалась точность и тщательность. Поэтому многіе писцы
на послѣднемъ листѣ, послѣсловіи, высказываютъ свою радость по
случаю окончанія своей работы, сравнивая себя съ женихомъ,
радующимся о своей невѣстѣ, или съ зайцемъ, избѣжавшимъ
тенетъ и пр.
Обученіе пѣнію. Обученіе пѣнію имѣло мѣсто съ самаго пер-
ваго существованія училищъ на Руси. Еще въ XI вѣкѣ въ лѣто-
писи упоминается о званіи демественника, который былъ уставщи-
комъ пѣнія. Изъ лѣтописей же видно, что предки наши особенно
любили церковное пѣніе, которымъ занимались не только приго-
товлявшіеся къ духовному званію, но и свѣтскія лица, а также и
князья; еще въ XI вѣкѣ у насъ уже были свои пѣснопѣвцы и
слагатели духовныхъ пѣсенъ (Георгій—творецъ каноновъ въ 1095 г.,
Кириллъ Туровскій и пр.). Учителями пѣнія или демественниками
въ древнѣйшую пору у насъ были болгарскіе пѣвцы, и напѣвъ
болгарскій извѣстенъ и доселѣ. Со времени Ярослава въ обученіи
пѣнію принимаютъ участіе и греки, отъ которыхъ мы также при-
няли особый родъ пѣнія. Ноты назывались въ старину знаменіями
и сначала изображались буквами, подобными греческимъ; потомъ
ихъ замѣнили крюковыя ноты, употребляющіяся и до сихъ поръ у
старообрядцевъ.
Дисциплинарный средства. Въ наставленіи первосвятителя
митрополита Михаила, бывшаго также совѣтникомъ и помощникомъ
великаго князя Владимира Святого въ дѣлѣ распространенія обра-
зованія, ясно указывается на примѣнявшіяся въ первыхъ учили-

щахъ дисциплинарный мѣры. Первосвятитель Михаилъ самъ призы-
валъ къ себѣ учителей и объяснялъ имъ ихъ обязанности и на-
ставлялъ тѣмъ правиламъ, которыми они должны руководствоваться
при обученіи и воспитаніи дѣтей. Онъ требовалъ, чтобы училищ-
ная дисциплина была основана на евангельской кротости и любви,
съ положительнымъ запрещеніемъ действовать строгими мѣрами
или жестокостью. Онъ повелѣвалъ не только учить, но и воспи-
тывать дѣтей на началахъ религіозной нравственности, учить ихъ
благонравію, правдѣ и любви и „зачялу премудрости—страху Божію,
чистотѣ и смиреномудрію''; учителя должны предлагать дѣтямъ
ученіе „отъ закона Господня на пользу души и тѣлу“ и благо-
разумно приспособляться въ своихъ урокахъ къ силамъ и поня-
тіямъ каждаго.
Характеръ училищъ. Что касается устройства первыхъ школъ,
то въ этомъ отношеніи, вѣроятно, онѣ представляли сходство съ
греческими. Привезенные Владимиромъ Святымъ ученые греки ор-
ганизовали и русскія училища по образцу элементарныхъ грече-
скихъ школъ, которыя въ это время были частными училищами;
именно, приходскіе священники содержали при церквахъ частныя
школы грамотности, въ которыя родители отдавали своихъ дѣтей
за плату, смотря но своимъ средствамъ и усердію. Хотя первыя
наши училища п открывались по повелѣнію великихъ князей и лицъ
высшихъ сословій и иногда получали отъ нихъ содержаніе, но боль-
шинство училищъ возникало по частному почину и носило харак-
теръ частныхъ учебно - воспитательныхъ заведеній, находившихся
на полномъ попеченіи священниковъ, состоявшихъ въ нихъ и учи-
телями. Такъ какъ въ это же время въ Греціи было много и бла-
готворительныхъ заведеній (орфанотробіи и брефотробіи), то и въ
учрежденныхъ на Руси училищахъ дѣти бѣдныхъ родителей содер-
жались, вѣроятно, на церковный счетъ. Изъ словъ лѣтописца, что
матери, отдавая дѣтей на ученіе „аки по мертвецы плакахуся“,
можно заключить, что онѣ надолго разлучались съ своими дѣтьми,
отдавая своихъ дѣтей въ училище, въ которомъ, можетъ быть,
дѣти оставались постоянно. При этомъ преслѣдовалась та цѣль,
чтобы дѣти, воспитываясь въ христіанской нравственности, не
оставались въ средѣ своихъ семей, бывшихъ еще въ язычествѣ
или еще не твердыхъ въ христіанскомъ вѣроученіи. Обученіе на-
чиналось, вѣроятно, съ того возраста, который полагается для
первой исповѣди, т. е. съ семи лѣтъ, на что указываетъ цѣлый

рядъ житій святыхъ. Занятія открывались съ 1-го ноября, въ день
Косьмы и Даміана, считавшихся у грековъ ближайшими помощниками
въ обученіи, или же съ 1-го декабря въ день пророка Наума. Пе-
редъ началомъ ученія уже искони заведенъ обычай — совершать
молебенъ. Всѣ школы были одного типа и служили лишь для на-
чальнаго образованія; болѣе же высшимъ образованіемъ, можно
предположить, отличалась Новгородская школа, въ которой зна-
комили не только съ грамотою, но и „учили книгамъ“ дѣтей ста-
ростъ и поповыхъ, изъ которыхъ набирали „охочихъ къ ученью“.
Такъ какъ первыя русскія училища имѣли главною цѣлью—
приготовлять пастырей и служителей церкви и наставлять слову
Божію всѣхъ желающихъ изъ народа, то для достиженія этого
школа должна была прежде всего воспитывать своихъ учениковъ
въ правилахъ и согласно требованіямъ православной церкви; вмѣстѣ
съ тѣмъ, она давала своимъ ученикамъ и соотвѣтствующее рели-
гіозно-нравственное образованіе; поэтому-то русская школа съ пер-
ваго своего возникновенія является учебно-воспитательнымъ заве-
деніемъ съ православно - церковнымъ характеромъ. Руководимая
православнымъ русскимъ духовенствомъ, обучающимъ на родномъ
церковно-славянскомъ языкѣ, преслѣдуя лишь цѣли, указываемыя
требованіями русской жизни, русская школа, по своему духу и
внутреннему строю, является учрежденіемъ вполнѣ народнымъ,
національно-русскимъ; будучи же доступна для всѣхъ сословій и
для каждаго, желавшаго получить книжное образованіе, она въ то
же время получаетъ характеръ всесословности. Слѣдовательно,
школы этой эпохи представляются начальными учебно-воспитатель-
ными заведеніями съ православно-церковнымъ и національно-рус-
скимъ характеромъ, доступными для учащихся всѣхъ сословій.
Книги. Съ перваго водворенія христіанства появляются на
Руси рукописныя книги священнаго писанія и богослужебный, по-
лученныя нами отъ южныхъ славянъ, болгаръ и сербовъ. Изученіе
книгъ св. писанія и духовно-нравственныхъ, при первомъ ихъ по-
явленіи въ Россію, сдѣлалось главнымъ двигателемъ умственнаго
и нравственнаго развитія русскаго народа; въ нихъ находили под-
крѣпленіе лица, принявшія христіанство, съ нихъ начинали учиться
и по нимъ продолжали свое ученье какъ готовящіеся къ духовному
званію, такъ и міряне; эти же книги были предметомъ изученія и
изслѣдованія людей, стремящихся къ высшему образованію, и по
степени знакомства съ ними измѣрялась и степень образованности —

человѣкъ книжный, книжникъ, философъ означало того, кто изу-
чалъ книги священнаго писанія. Чтеніе священныхъ книгъ и пе-
реводъ ихъ были любимыми занятіями великихъ князей, ихъ семьи,
лицъ приближенныхъ къ нимъ и народа. Изученіе книгъ божествен-
ныхъ и составленіе съ нихъ списковъ было главнымъ занятіемъ
грамотныхъ монаховъ. Все что было книжнаго у болгаръ, то было
заимствовано у нихъ при Владимирѣ Святомъ, особенно же при
Ярославѣ, и въ послѣдующее время все вновь появляющееся пере-
ходило и въ Русь. Такъ появились и распространились духовныя
книги, которыя состояли исключительно изъ переводовъ съ грече-
скаго, сдѣланныхъ въ Болгаріи, а затѣмъ число ихъ увеличилось
переводами, сдѣланными уже самостоятельно на Руси. Въ эту эпоху
уже имѣлись у насъ: переводъ Библіи, сочиненія Іоанна Дамаскина,
Кирилла Іерусалимскаго, Григорія Богослова, Іоанна Златоустаго,
житія святыхъ и пр. Дошедшія до насъ отъ этой эпохи ориги-
нальныя, самостоятельныя сочиненія свидѣтельствуютъ о томъ,
что и въ самый ранній періодъ нашего образованія были просвѣ-
щенные книжные люди, творенія которыхъ имѣютъ высокую цѣн-
ность и въ наше время; таковы: „Сказанія“ лѣтописца монаха Іакова,
лѣтописца преподобнаго Нестора, „Слово“ Кирилла Туровскаго, „Пу-
тешествіе“ паломника игумена Даніила, паломника архіепископа Ан-
тонія и пр. Такъ какъ въ этотъ періодъ установились на Руси
свои праздники въ честь своихъ явившихся святыхъ и новыя мо-
литвы, то у насъ уже были и свои писатели по отдѣлу богослу-
жебному, каковы митрополитъ Іоаннъ, Григорій, монахъ печерскій,
Кириллъ Туровскій, митрополитъ Иларіонъ и др. Изъ свѣтской ли-
тературы этой эпохи общеизвѣстны—„Слово о полку Игоревѣ“ и
„Слово Даніила Заточника“. Въ этотъ періодъ были также распро-
странены рукописные сборники (изборники), содержавшіе въ себѣ
статьи различнаго характера: богословскаго, философскаго, по-
вѣствовательнаго и пр., переведенные на славянскій съ греческаго.
Смотря по содержанію, такіе сборники носили разныя названія
„Златоструй“ составленъ въ IX вѣкѣ болгарскимъ царемъ Си-
меономъ. Это сборникъ, состоящій изъ словъ, выбранныхъ изъ
разныхъ бесѣдъ Златоуста на книгу Бытія, на посланія an. Павла
и другихъ его твореній. „Шестодневъ“ Іоанна, экзарха болгар-
скаго, содержитъ въ себѣ объясненіе первыхъ главъ книги Бытія.
Главнымъ пособіемъ при составленіи его служили бесѣды Василія
Великаго о шестидневномъ твореніи міра, а потомъ сочиненія Се-

веріана Гевальскаго, Іоанна Дамаскина и другихъ отцовъ и писа-
телей. Кромѣ того, въ немъ приводятся мѣста изъ греческихъ
философовъ. „Златоустъ“ представляетъ собраніе поучительныхъ
словъ и бесѣдъ, преимущественно св. Златоуста, расположенное по
недѣлямъ. „Маргаритъ“—другой особый сборникъ словъ Златоуста,
напечатанный въ первый разъ въ Острогѣ въ 1596 году. „Изма-
рагдомъ“ называется сборникъ разныхъ словъ и поученій, помѣ-
щаемыхъ подъ именами св. Златоуста, Василія Великаго, Григорія
Двоеслова и др.; но многія изъ нихъ не принадлежатъ этимъ пи-
сателямъ и, судя по складу и содержанію, могутъ быть приписаны
русскимъ сочинителямъ. На этомъ основаніи думаютъ, что и самый
сборникъ этотъ славянскаго происхожденія. „Златая цѣпь“ есть
сборникъ разныхъ словъ и нравственныхъ поученій, наставленій
о молитвѣ, милостынѣ, послушаніи и другихъ добродѣтеляхъ, со-
ставленный изъ сочиненій разныхъ отцовъ и учителей Церкви.
Основаніемъ сборниковъ, извѣстныхъ подъ именемъ „Пчелъ“, по-
служили сочиненія Максима Исповѣдника и инока Антонія. Сбор-
никъ этотъ состоитъ изъ разныхъ, большею частью краткихъ, мѣстъ
и изреченій св. писанія, отцовъ и учителей Церкви, древнихъ муд-
рецовъ, историковъ, поэтовъ, философовъ и ораторовъ о пред-
метахъ преимущественно нравственной, а иногда и обыденной жизни.
„Патериками“ назывались сборники, заключавшіе въ себѣ житія
святыхъ. „Прологи“—сборники краткихъ житій святыхъ. Первый
„Изборникъ Святослава“ относится къ 1073 году; онъ переведенъ
съ греческаго сборника въ Болгаріи для царя Симеона, а съ бол-
гарской рукописи онъ уже переписанъ для русскаго великаго князя
черниговскаго Святослава Ярославича. Въ этомъ сборникѣ встрѣ-
чаются разнообразныя статьи и отрывки изъ отцовъ Церкви и дру-
гихъ писателей. Къ сборнику приложены изображенія кн. Свято-
слава съ супругой и сыновьями,—памятникъ древней нашей книж-
ной живописи. Второй „Изборникъ Святослава“ списанъ въ 1076
году; всѣ статьи въ немъ религіозно-нравоучительнаго содержанія.
Въ составъ его вошли два „Поученія дѣтямъ“ — Ксенофонта и
Ѳеодоры, послужившія, быть можетъ, образцами для оригинальнаго
сочиненія нашего великаго князя Владимира Мономаха. „Палея“
заключала въ себѣ ветхозавѣтныя сказанія, къ которымъ часто
присоединялись апокрифическія статьи. „Хронографы“ представляли
сборъ отрывочныхъ историческихъ свѣдѣній, подведенныхъ въ воз-
можный хронологическій порядокъ; послѣ библейскихъ событій

шли отдѣльныя повѣствованія о древнихъ народахъ, а затѣмъ
слѣдовало описаніе событій изъ византійской и русской исторіи,
съ приложеніемъ свѣдѣній о южныхъ славянахъ. „Апокрифы“ со-
держали въ себѣ повѣствованія, не утвержденныя Церковью и дѣй-
ствовавшія на воображеніе, которыми какъ бы старались дополнить
свѣдѣнія изъ книгъ ветхаго и новаго завѣта.
Такимъ образомъ, съ перваго водворенія образованія на Руси,
появляются у насъ книги различнаго содержанія, но всѣ съ на-
правленіемъ исключительно религіозно-нравственнымъ, чѣмъ отча-
сти также опредѣляется и устанавливается характеръ и направле-
ніе самого образованія. Даже книги свѣтскаго содержанія имѣли
религіозно-нравственный отпечатокъ, и самый слогъ, какъ напр.,
лѣтописца Нестора, походилъ на библейскій. Изученіемъ книгъ
св. писанія занимались безъ различія сословій, положенія и пола.
Такъ какъ книги въ то время составляли цѣнный предметъ, то онѣ
и находились по преимуществу у великихъ князей, ихъ прибли-
женныхъ и вообще у людей богатыхъ и достаточныхъ, а также
и у тѣхъ, которые посвящали себя книжному дѣлу; особенно
усердно занимались книжнымъ дѣломъ въ монастыряхъ; такъ, по
словамъ Нестора, иноки Кіево - Печерскаго монастыря днемъ и
ночью читали книги и списывали ихъ. Благодаря новымъ перево-
дамъ и самостоятельнымъ сочиненіямъ, число книгъ со временемъ
увеличивается; составляемый князьями и въ монастыряхъ собранія
книгъ, первыя библіотеки, доставляютъ книжнымъ людямъ возмож-
ность научнаго обогащенія и самообразованія. Въ Кіевѣ же пола-
гается начало лѣтописному дѣлу, и въ Выдубецкомъ монастырѣ
составляется при Владимирѣ Мономахѣ первая полная лѣтопись:
„Повѣсть временныхъ лѣтъ“. Несмотря на то, что письмо того вре-
мени было дѣломъ не легкимъ и требовало особаго искусства, нѣ-
которыя изъ дошедшихъ до насъ древнихъ рукописей отличаются
изяществомъ своего письма („Остромирово Евангеліе“, „Святосла-
вовъ сборникъ“); писцы гордились своимъ дѣломъ и нерѣдко под-
писывали свое имя подъ своимъ трудомъ, обозначая и срокъ на-
писанія книги. По цѣнности матеріала (пергаменъ), на которомъ
писали книги, и по трудности самой работы, книги были очень
дороги, часто украшались дорогими переплетами и составляли цѣн-
ную собственность, переходившую отъ отца къ дѣтямъ.
Распространеніе образованія. Первымъ русскимъ городомъ,
съ котораго началось образованіе, былъ Кіевъ, откуда оно стало

распространяться и по другимъ столичнымъ княжескимъ городамъ,
гдѣ находились епископскія каѳедры, или гдѣ имѣли свое мѣсто-
пребываніе удѣльные князья. Уже при Владимирѣ Святомъ обра-
зованіе стало распространяться и по другимъ мѣстамъ русскаго
государства, такъ какъ онъ повелѣлъ, чтобы священники по всѣмъ
городамъ и селамъ приводили людей къ крещенію и дѣтей учили
грамотѣ. Вслѣдствіе этого повелѣнія, поддерживаемаго и послѣ-
дующими князьями, распространяются частныя школы, открываемый
священниками при ихъ приходахъ какъ въ городахъ, такъ и въ
селахъ. Уже въ XI вѣкѣ въ Курскѣ были учителя, принимавшіе къ
себѣ дѣтей на ученіе, и у одного изъ нихъ обучался отрокъ Ѳеодо-
сій, впослѣдствіи знаменитый игуменъ кіево-печерскій. Въ Новго-
родѣ также очень рано явилось почитаніе книжное, и первая школа
здѣсь извѣстна съ XI вѣка. О новгородскомъ архіепископѣ Моисеѣ
(1360) говорится, что онъ собралъ много писцовъ и списалъ много
книгъ. Многіе изъ удѣльныхъ князей, будучи сами преданы книж-
ному дѣлу, заботились о распространеніи образованія въ своихъ
областяхъ, и черезъ ихъ содѣйствіе возникаютъ школы въ Смо-
ленска, Владимирѣ и другихъ городахъ, гдѣ, хотя и не въ та-
кихъ размѣрахъ, существовала также письменность. Начавшись
въ Кіевѣ, который сталъ средоточіемъ древняго русскаго образо-
ванія, послѣднее постепенно распространялось по другимъ главнѣй-
шимъ городамъ, изъ которыхъ, какъ изъ центровъ книжнаго ученія,
грамотность стала проникать и по второстепеннымъ городамъ и
по селамъ русскаго государства. Уже въ эту эпоху число школъ
было настолько значительно, что отцы собора 1551 года, обсуж-
дая мѣры къ поднятію упавшаго въ ихъ время школьнаго образо-
ванія, указывая на эту эпоху, свидѣтельствовали: „прежде сего
въ Россійскомъ царствѣ, на Москвѣ и въ Великомъ Новгородѣ и
по инымъ городамъ, многія училища бывали, грамотѣ и писать, и
пѣть, и читать учили“.

ГЛАВА III.
Состояніе образованія на Руси во время владычества монголовъ
и по его сверженіи до XVII вѣка.
Упадокъ образованія во время владычества монголовъ. — Монастыри. —
Заботы объ образованіи. — Архіепископъ Геннадій. — Стоглавый соборъ.—
Переписываніе книгъ. — Первая типографія. — Способы обученія. — Бо-
рисъ Годуновъ. — Попытки къ водворенію иностранной культуры. — Глав-
нѣйшіе памятники письменности. — Образованность Московской Руси въ
XV —XVII столѣтіяхъ.
Послѣдовавшія историческія событія—владычество монголовъ,
а затѣмъ раздѣленіе Руси на сѣверо-восточную и юго-западную—
существенно повліяли на дальнѣйшій ходъ русскаго образованія,
столь успѣшно начавшагося при великомъ князѣ Владимирѣ Свя-
томъ и такъ быстро распространявшагося при его преемникахъ.
Монгольское иго надолго задержало успѣхи народнаго образованія
на Руси и во многихъ мѣстахъ нашего отечества ослабило и
даже остановило развитіе школъ и грамотности. Раздѣленіе же
Руси на сѣверо-восточную и юго-западную вызвало и обусловило
два различныхъ направленія, отразившихся на характерѣ послѣду-
ющаго образованія, когда, по сверженіи ига, умственныя силы
народа снова стали проявлять свою жизненность. Сѣверо-восточ-
ная Русь, средоточіемъ которой сдѣлалась Москва, хотя и была
вынуждена остановиться въ своемъ умственномъ движеніи и не
имѣла возможности продолжать своей культурной жизни, тѣмъ не
менѣе, несмотря на всѣ испытанія и бѣдствія, удержала прежнія
начала, положенныя въ основу русскаго образованія—православіе
и народность; стойко отстраняя все чуждое и иноземное, она тща-
тельно оберегала и сохраняла эти начала во всей ихъ силѣ и чи-
стотѣ, и впослѣдствіи, при измѣнившихся историческихъ условіяхъ,
снова возсоздала на нихъ свое образованіе и свою школу; юго-
западная же Русь, подчинившись западно-европейскому вліянію,
проложившему путь и въ школы, отразила это вліяніе и на ха-
рактерѣ народнаго образованія.
Упадокъ образованія на Руси во время владычества мон-
головъ. То угнетенное положеніе нашего отечества, въ которомъ
оно находилось въ эпоху владычества монголовъ, направило всѣ

силы русскаго народа къ одной главной цѣли — освобожденію
отъ рабскаго ига. Но эта цѣль, поглотившая собою всѣ другія,
была достигнута лишь черезъ три столѣтія, въ теченіе которыхъ
умственныя силы народа, возбужденныя къ жизни лишь такъ не-
давно, оставались бездѣятельными, безъ пищи и безъ развитія,
постепенно утрачивались сдѣланныя прежде умственныя пріобрѣ-
тенія, погасалъ тотъ свѣтъ образованія, который такъ ярко оза-
рилъ русскую землю въ предыдущую эпоху. Всѣ условія, благо-
пріятствовавшія умственному движенію, и образовательныя сред-
ства, которыя установились въ предыдущую эпоху, теперь, уже
не имѣя своего прежняго значенія, постепенно утрачивали свою
примѣнимость въ жизни народа, порабощеннаго дикими варва-
рами. Князья и приближенный къ нимъ лица, поглощенные госу-
дарственными заботами, не имѣли возможности преслѣдовать свои
образовательныя намѣренія, и уже въ началѣ XIII столѣтія лѣ-
тописи не свидѣтельствуютъ о дѣятельности князей на пользу на-
роднаго образованія; впослѣдствіи на нѣкоторыхъ даже указы-
ваютъ какъ на людей „некнижныхъ и неграмотныхъ“. Хотя лица
высшей духовной іерархіи и сподвижники вѣры (святитель Алек-
сій, преподобный Сергій, святитель Іона и др.) представляютъ
и въ эту эпоху рядъ просвѣщенныхъ божественною мудростью и
высокимъ книжнымъ образованіемъ святителей и пастырей, свято
чтимыхъ русскою Церковью и русскимъ народомъ, но и они
въ силу условій, должны были направлять свою дѣятельность
преимущественно на государственную сторону жизни своего оте-
чества. На нихъ лежала болѣе высокая забота, чѣмъ заботы объ
образованіи, это — сохраненіе въ русскомъ народѣ священнѣй-
шаго его достоянія — православной вѣры, которая и „исторгла
Россію изъ-подъ ига“. Что же касается тѣхъ слоевъ духовенства,
которые въ предшествующую эпоху были проводниками образова-
нія въ народную массу, священниковъ и церковно-служителей, то,
подъ гнетомъ бѣдствій, они не могли съ прежнимъ успѣхомъ ис-
полнять свои обязанности по школѣ и книжному обученію; вліяніе
общаго бѣдствія въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ съ такою силой
отразилось на духовенствѣ, что оно было вынуждено оставить
заботы о своемъ собственномъ книжномъ образованіи и не могло
даже получить требуемой для своего пастырскаго дѣла подготовки.
Точно также въ лѣтописяхъ этого періода ничего не говорится объ
училищахъ. Во время опустошительныхъ раз громовъ и пожаровъ,

сопровождавшихъ вторженіе монголовъ въ русскіе города, были
сожжены многія драгоцѣнныя книгохранилища, и многія изъ суще-
ствовавшихъ школъ, очевидно, пали сами собой. Прежнія сноше-
нія съ образованными государствами, наприм., съ Византіею, пре-
кратились; греки и западные иноземцы, пріѣзжавшіе въ русскіе
города въ качествѣ купцовъ, ремесленниковъ и художниковъ, уда-
лились изъ Россіи; міряне и монахи уже прекратили свои палом-
ническіе подвиги, во время которыхъ они сближались съ культур-
ною жизнью Константинополя; Русь разобщилась отъ всего куль-
турнаго, и, имѣя передъ собою грубое варварство своихъ пора-
ботителей, отступила назадъ въ своемъ образованіи. Безграмотность
и умственный застой проникли во всѣ слои общества, никто не
побуждалъ учиться; „намъ было не до просвѣщенія“ — такъ го-
воритъ про это время нашъ исторіографъ. Въ болѣе благопріят-
ныхъ условіяхъ находились въ эту эпоху только немногія об-
ласти, которыя не подвергались монгольскому опустошенію, какъ
наприм., Новгородъ, Галичъ съ Волынью и пр., въ нихъ сохра-
нились въ прежнемъ видѣ и школы и библіотеки, и продолжалась
грамотность. Такъ, лѣтописецъ говоритъ о новгородскомъ свя-
тителѣ Моисеѣ (f 1360), что онъ „многи писцы изыскавъ и книгы
многы исписавъ.... много писаніе оставилъ“; Владимиръ же Га-
личскій (I 1289) „повѣстивъ со епископомъ много отъ книгъ, зане
бысть книжникъ и философъ, яко же не бысть по всей земли“.
Но эта грамотность была только мѣстная, не выходившая далѣе
предѣловъ своей области и оставалась безъ всякаго вліянія на
порабощенную Русь.
Монастыри. Среди такого общаго упадка грамотности одни
только монастыри въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ они уцѣлѣли и не
подверглись разрушенію, сохраняли и поддерживали любовь къ
книжному дѣлу и къ ученью. Кромѣ того, что при такихъ мона-
стыряхъ продолжали существовать школы, чтеніе и переписываніе
книгъ составляло любимое занятіе монаховъ, и XV и XVI столѣ-
тія особенно отличаются многочисленными письменными памятни-
ками, вышедшими изъ монастырей. Наши просвѣщенные архипа-
стыри въ своихъ заботахъ о возмѣщеніи недостатка въ книгахъ
священнаго писанія, который явился послѣдствіемъ монгольскаго
разгрома, когда цѣлыя библіотеки были истреблены пожарами—
сами усиленно описываютъ св. книги, даютъ списывать другимъ,
переводятъ вновь или исправляютъ переводы по греческому подлин-

нику. Такъ, въ бытность московскаго святителя Алексѣя въ 1355 г.
въ Константинополѣ, имъ собственноручно списанъ Новый Завѣтъ,
хранящійся въ Москвѣ въ Чудовомъ монастырѣ. Святой Кириллъ,
основатель и игуменъ Бѣлозерскаго монастыря, заставляетъ сво-
ихъ иноковъ списывать книги св. писанія, изъ коихъ доселѣ хра-
нятся въ его монастырѣ семь Евангеліи, Апостолъ и Псалтырь;
митрополитъ св. Кипріянъ (I 1406) „много святая книгы съ гре-
ческаго на русскій преложи“. Московскій святитель Іона (| 1461)
собственноручно описываетъ „Евангеліе Келейное“, хранящееся
нынѣ въ Московскомъ Успенскомъ Соборѣ, и др.
Вмѣстѣ съ тѣмъ въ монастыряхъ же вводится трудъ книжнаго
собиранія, которое съ конца XV вѣка принимаетъ особенно уси-
ленные размѣры, выразившіеся потомъ предпріятіемъ митрополита
Макарія „собрать всѣ книги въ русской землѣ чтомыя“. Такимъ
образомъ, въ монастыряхъ составляются библіотеки, изъ которыхъ
многія отличаются богатствомъ собранныхъ книгъ и памятниковъ
древне-русской письменности. Такъ, наприм., изъ описи библіо-
теки Іосифова Волоколамскаго монастыря, составленной въ 1573 г.,
видно, что въ ней находилось 1150 книгъ, между которыми пе-
чатныхъ было только 15; великокняжеская же библіотека содер-
жала въ себѣ такія сокровища, которымъ изумлялись и иностран-
цы: такъ, когда она была показана Максиму Греку, прибывшему
въ Россію, то онъ съ изумленіемъ сказалъ государю: „такого книж-
наго богатства нѣтъ ни въ Греціи, ни въ Италіи“.
Въ монастыряхъ же получали свое образованіе и тѣ лица изъ
духовной іерархіи, которыя извѣстны, какъ замѣчательные дѣя-
тели въ исторіи нашего древняго просвѣщенія. Въ монастыряхъ,
какъ о томъ свидѣтельствуютъ иностранцы, были и низшія школы,
даже, по ихъ словамъ „въ Московіи нѣтъ другихъ способовъ къ
изученію наукъ, кромѣ того, чему можно научиться въ монасты-
ряхъ“. Такимъ образомъ, центромъ просвѣщенія, особенно же ре-
лигіозно - нравственной письменности, этой эпохи были монастыри.
Но и это монастырское образованіе было не высоко и по боль-
шей части состояло въ одной только начитанности, въ умѣньи
только читать и переписывать книги; и тѣ ученые монахи, кото-
рые достигали большого умственнаго превосходства путемъ само-
образованія, являются, какъ замѣчательныя и рѣдкія исключенія.
Хотя изъ сдѣланнаго очерка видно, что во время владычества
монголовъ всѣ средства, содѣйствовавшія культурнымъ успѣхамъ

предшествовавшаго времени, значительно ослабѣли, но тѣмъ не ме-
нѣе нельзя утверждать, чтобы русскіе въ это время не имѣли ни-
какихъ школъ, ни другихъ какихъ-либо образовательныхъ средствъ.
Митр. Макарій, описывая состояніе духовнаго просвѣщенія и учи-
лища въ древней Россіи до XVII в., между прочимъ, говоритъ
слѣдующее: „Во время своихъ нашествіи, такъ часто повторяв-
шихся, монголы, истребляя города и села, церкви и монастыри,
неизбѣжно истребляли и школы, какія гдѣ встрѣчались, и истребляли
множество книгъ. Но въ мирное время монголы не препятствовали
русскимъ учиться грамотѣ и поддерживать или вновь открывать
школы, какъ не препятствовали строить и возобновлять церкви и
монастыри, какъ не вмѣшивались вообще во внутренніе порядки
нашей общественной и особенно церковной жизни. А ограждая ду-
ховенство отъ всякихъ притѣсненій, подтверждая его права и
льготы, они предоставляли ему полную возможность попрежнему
заниматься науками и распространеніемъ грамотности въ народѣ.
И мы не видимъ никакого основанія утверждать, чтобы просвѣще-
ніе угасло въ русской Церкви при монголахъ или даже ослабѣло;
напротивъ, кажется, что оно оставалось все на той же степени,
правда, очень невысокой, на какой было и до монголовъ, хотя,
быть можетъ, находило менѣе сочувствія со стороны народа, по-
стоянно бѣдствовавшаго подъ тяжелымъ игомъ. И теперь, какъ и
прежде, въ Россіи существовали по мѣстамъ училища, разумѣется,
первоначальныя. Напримѣръ, во второй половинѣ XIII в. была школа
на Волыни, гдѣ обучался святитель Петръ; въ XIV в. были школы:
въ Кіевѣ, гдѣ обучался преп. Стефанъ Махрицкій; въ Москвѣ, гдѣ
обучался святитель Алексій; въ Твери, гдѣ обучался св. Арсеній
Тверской; въ Ростовѣ, гдѣ обучался преп. Сергій Радонежскій со
своими братьями; въ Устюгѣ, гдѣ учился св. Стефанъ Пермскій; въ
первой половинѣ XY в. были школы въ Кашинѣ, гдѣ учился грамотѣ
преп. Макарій Калязинскіе и въ Новгородѣ, гдѣ учились свв.
Евѳимій и Іона, впоследствіи новгородскіе архіепископы. Въ Ростовѣ
какъ при соборной церкви Пресв. Богородицы, такъ и въ епископ-
скомъ монастырѣ св. Георгія существовали даже библіотеки, за-
ключавшій въ себѣ много книгъ“. Что касается духовной литера-
туры монгольскаго періода, то она, по словамъ митрополита Ма-
карія, нисколько не ниже прежней. Самые роды письменныхъ про-
изведеній оставались тѣ же, какъ и прежде, а именно: проповѣди,
посланія, житія, повѣсти и описанія путешествій. Что же касается

до литературы переводной, то она оказывается теперь даже бо-
гаче, чѣмъ прежде.... Сохранились также свѣдѣнія о нѣкоторыхъ
нашихъ библіотекахъ, изъ которыхъ важнѣйшая — великокняже-
ская— оставалась безъ всякаго употребленія. Были извѣстны и
многія библіотеки монастырскія, наприм., библіотека Корельскаго
Николаевскаго монастыря, Троицко-Сергіева и Кирилло-Бѣлозер-
скаго монастырей, Іосифова Волоколамскаго монастыря, въ ко-
торой, кромѣ богослужебныхъ и церковныхъ книгъ и житій свя-
тыхъ, были многіе безыменные сборники, содержавшіе въ себѣ
разныя статьи, переводныя и русскія, и извѣстные подъ именами:
„Пчелы“, „Златой Чепи“, „Зерцала“ и пр. Нельзя не сознаться,
что если и въ другихъ сосѣднихъ монастыряхъ были такія же или
подобныя библіотеки, то наши иноки не могли жаловаться на не-
достатокъ книгъ для чтенія и нравственнаго назиданія. Слѣдова-
тельно, съ половины XV вѣка и въ теченіе всего XVI русскіе не
имѣли другихъ средствъ къ своему просвѣщенію, кромѣ тѣхъ, ко-
торыми пользовались и въ прежнее время. Въ школахъ они могли
научиться только чтенію и письму, но не получали никакого раз-
судочнаго образованія, никакого развитія мыслительныхъ силъ.
Изъ рукописныхъ книгъ, хотя и весьма умножившихся по числу,
но зато и болѣе повредившихся, могли пріобрѣтать разнородныя
познанія, но смѣшанныя съ заблужденіями, къ которымъ не въ
состояніи были относиться критически.
Заботы объ образованіи. Архіепископъ Геннадій. Мысль о
крайнемъ вредѣ невѣжества въ отношеніи къ различнымъ сторо-
намъ народной жизни и о необходимости школъ давно уже была
сознаваема на Руси тѣми ея просвѣщенными дѣятелями, которые,
понимая важность образованія, изыскивали средства для его рас-
пространенія въ массѣ; таковы были: архіепископъ новгородскій
Геннадій, царь Іоаннъ Грозный, кн. Курбскій и другіе.
Архіепископъ новгородскій Геннадій особенно негодуетъ на воль-
нонаемныхъ „мастеровъ“, которые за извѣстную плату брались
за выучку чтенію божественныхъ книгъ, и жалуется, что эти ма-
стера учатъ небрежно и только заботятся о поборахъ съ учени-
ковъ, что ученикъ, „какъ отойдетъ отъ мастера, то ничего не
умѣетъ, только по книгѣ бредетъ, а церковнаго устава ничего не
знаетъ“. Въ 1500 г. архіепископъ Геннадій бьетъ челомъ великому
князю, чтобы онъ велѣлъ завести училища, и проситъ митропо-
лита Симеона, чтобы онъ „печаловался о томъ предъ Государемъ

Главною ого заботой при этомъ было удовлетвореніе насущной
потребности — имѣть грамотныхъ священно - служителей, во избѣ-
жаніе крайности ставить на священно - служительскія должности
неучей. Въ предполагаемыхъ новыхъ училищахъ онъ предлагаетъ
учить: сначала азбукѣ сполна и потомъ слѣдованной псалтири „на-
крѣпко“, и когда дѣти изучатъ все это, то уже будутъ въ состо-
яніи и канонархать и читать всякія книги.
Стоглавый соборъ. Царь Иванъ Васильевичъ Грозный, при
своей умственной даровитости, отличавшійся книжнымъ образова-
ніемъ и начитанностью, писавшій посланія изъ области духовной
литературы, по своему краснорѣчію и витіеватости слога не усту-
павшій другимъ представителямъ краснорѣчія тогдашняго времени,
принималъ также мѣры къ поднятію просвѣщенія, особенно въ средѣ
духовенства. Такъ, на Стоглавомъ соборѣ было заявлено, что „уче-
ники учатся грамотѣ небрегомо“, т. е. что ихъ обучаютъ не-
брежно. Отцы собора, въ свою очередь, засвидѣтельствовали, что
„ставленники, хотящіе ставиться въ діаконы и попы, грамотѣ мало
умѣютъ; когда же святители спрашиваютъ ставленниковъ—почему
они мало умѣютъ грамотѣ, они даютъ отвѣтъ: мы учимся у своихъ
отцовъ или у своихъ мастеровъ, а больше намъ негдѣ учиться:
сколько они знаютъ, тому же учатъ и насъ. А отцы ихъ и ма-
стера сами также мало умѣютъ и силы въ божественномъ писаніи
не знаютъ, а учиться имъ негдѣ. А прежде въ Россійскомъ цар-
ствѣ, на Москвѣ и въ Великомъ Новгородѣ и по инымъ городамъ,
многія училища бывали, грамотѣ и писать, и пѣть, и читать учили,
и потому много было тогда гораздыхъ грамотѣ и писать, и пѣть,
и читать, и были пѣвцы, чтецы, и добрые писцы, которые слави-
лись по всей землѣ и до днесь“. Вслѣдствіе сего соборъ постано-
вилъ: „чтобы въ Москвѣ и другихъ городахъ мѣстное духовен-
ство, съ благословенія своего святителя избрало достойныхъ свя-
щенниковъ, діаконовъ и женатыхъ дьячковъ, способныхъ обучать
грамотѣ и письму, и въ домахъ ихъ открыло училища; чтобы въ
эти училища не только мѣстное духовенство, но и всѣ православ-
ные христіане въ каждомъ городѣ отдавали своихъ дѣтей для обу-
ченія грамотѣ, книжному письму, церковному пѣнію и чтенію на-
лойному; чтобы избранные учители учили дѣтей страху Божію,
соблюдали ихъ нравственную чистоту и цѣломудріе, пріучали ихъ
въ церквахъ ко всякому пѣнію, чтенію и канонарханію, и вообще
обучали ихъ грамотѣ, пѣнію и письму столько, сколько сами умѣ-

ютъ, ничего не скрывая и сказывая имъ силу писанія“. Но эти
постановленія, несмотря на всю свою цѣлесоотвѣтственность, не
получили полнаго осуществленія.
Переписываніе книгъ. Такъ какъ на Руси не было типогра-
фіи до половины XVI столѣтія, то всѣ наши книги, за исключені-
емъ попадавшихъ изъ иноземныхъ государствъ, были рукописныя.
Главными переписчиками были монахи; но и міряне, даже высшіе го-
сударственные люди, занимались этимъ „богоугоднымъ и святымъ
дѣломъ“, какъ тогда смотрѣли на книжное дѣло. На многихъ руко-
писяхъ значатся не только подписи духовныхъ лицъ, но и свѣт-
скихъ, также царей, царицъ, бояръ, дьяковъ, ремесленниковъ.
Прилежанію нашихъ предковъ въ переписываніи книгъ дивились и
иностранцы, даже и тогда, когда уже явились типографіи. Осо-
беннымъ же обиліемъ рукописей отличались XV и XVI столѣтія,
при чемъ эти рукописи были самаго разнообразнаго содержанія—
учительнаго, нравственнаго, историческаго и смѣшаннаго.
Когда, по сверженіи монгольскаго ига, стала чувствоваться
потребность въ книгахъ, то на помощь монахамъ и книжнымъ лю-
дямъ явились наемные люди, занимавшіеся перепискою книгъ и
писцы — промышленники, переписывавшіе по найму. На переписку
смотрѣли, какъ на дѣло благое: „отъ своихъ трудовъ питаешися,
празднаго бѣса изгониши и съ Богомъ бесѣдовати имаши“.
Переписываніе книгъ и по введеніи книгопечатанія продолжа-
лось съ прежнею неутомимостью и служило средствомъ для рас-
пространенія книжнаго просвѣщенія. Но это средство представляло
и свои невыгодныя стороны, вызывавшая печальныя послѣдствія:
съ переписываніемъ религіозно-нравственныхъ и церковныхъ книгъ
вкрадывались или даже намѣренно вставлялись неточности и по-
грѣшности, которыя вводили читателя въ заблужденіе, сообщали
ему ложныя познанія и служили, такимъ образомъ, средствомъ къ
распространенію и возникновенію еретическихъ, противоправослав-
ныхъ ученій.
Первая типографія. Въ царствованіе Іоанна Грознаго возни-
каетъ въ сѣверо-восточной Руси первая русская типографія, и
такимъ образомъ у насъ водворяется книгопечатаніе, благодаря
чему дѣло образованія пріобрѣтаетъ новое средство для своего
распространенія.
Когда царь Иванъ Васильевичъ задумалъ ввести печатное дѣло
въ Россіи, онъ обратился сначала къ посредству иностранцевъ; но

попытки эти оказались неудачными, и въ 1553 году, по его пове-
лѣнію и благословенію митрополита Макарія, это дѣло было пору-
чено дьякону церкви Николы Гостунскаго Ивану Ѳедорову и Петру
Тимоѳееву Мстиславцу. Царь велѣлъ построить на свой счетъ
домъ для типографіи и не щадилъ своихъ сокровищъ для этого
дѣла. Но устройство типографіи подвигалось очень медленно и въ
теченіе десяти лѣтъ состояло, главнымъ образомъ, въ подготовле-
ны и пріисканіи помощниковъ и въ вырѣзкѣ буквъ. Для ускоренія
дѣла былъ выписанъ печатный станокъ и буквы изъ Польши, и
1-го марта 1564 года вышла изъ типографіи (друкарни) первая
напечатанная въ ней книга—Апостолъ, затѣмъ Часословъ и Еван-
геліе. Несмотря на благоволеніе государя къ нашимъ первымъ
типографщикамъ, имъ пришлось много терпѣть „отъ многихъ на-
чальникъ и священноначальникъ, и учитель, которые, зависти ради,
умышляли на нихъ многія ереси, хотячи благое въ зло превратити
и Божіе дѣло въ конецъ погубити“. Вскорѣ печатный домъ былъ
подожженъ, и станокъ съ буквами сгорѣлъ; тогда діаконъ Иванъ
Ѳедоровъ и его товарищъ оставили Москву и удалились въ Вильну,
гдѣ уже существовала типографія съ 1525 года. Черезъ три года,
по волѣ государя, возобновилось книгопечатаніе въ Москвѣ, а по-
томъ оно было перенесено въ Александровскую слободу.
Способы обученія. Книгопечатаніе на Руси еще не скоро сдѣ-
лалось тѣмъ средствомъ для распространенія образованія, какимъ
оно оказалось въ западной Европѣ. Печатаніе книгъ производи-
лось очень медленно или даже надолго прерывалось и останавли-
валось, при чемъ печатались только книги священнаго писанія, и
то въ небольшомъ количествѣ; точно также и обученіе грамотѣ,
за неимѣніемъ печатныхъ книгъ, производилось по рукописному.
При этомъ для учащихся представляла большія затрудненія самая
графика письма того времени, съ неровнымъ и неотчетливымъ по-
черкомъ подтительныхъ словъ и разныхъ надстрочныхъ и между-
строчныхъ знаковъ, испещрявшихъ писаное. Обученіе чтенію ве-
лось буквослагательнымъ способомъ съ постояннымъ повтореніемъ
нараспѣвъ того, что было прочитано или показано, при чемъ, огра-
ничиваясь одною механическою стороной, при чтеніи постоянно
повторяли зады, чтобы „потихоньку простираться въ предняя“.
Въ курсъ обученія входила азбука граница, подтительныя слова
и псалтырь съ послѣдованіемъ.
Еще болѣе трудностей представляло изученіе церковнаго пѣнія,

вслѣдствіе многихъ названій и терминовъ (громогласная, двоестроч-
ная, перескоки, перевертки и пр.), мелочно затруднявшихъ уча-
щихся. Изъ дошедшей до насъ статьи (XVI или начала XVII вѣка):
„Откуда и отъ коего времени начася быти въ нашей Рустѣй земли
осмогласное пѣніе, и отъ коего времени, и отъ кого пошло на
оба лика пѣти въ церкви“, мы видимъ, что въ XVI вѣкѣ обуче-
ніемъ пѣнію занимались особые мастера „пѣти зѣло гораздыеа,
распѣвщики (т. е. перелагавшіе на ноты уже готовыя пѣсни) и
творцы (т. е. сочинители самыхъ пѣсней съ нотами), которые
смотрѣли на свое занятіе, какъ на ремесло, ходили по городамъ,
собирали къ себѣ и обучали пѣнію учениковъ. Послѣдніе, доста-
точно научившись тогдашнему церковному пѣнію, сами, въ свою
очередь, становились учителями и передавали свое искусство слѣ-
дующему поколѣнію. Такъ сохранялась преемственность занятій
этого рода.
Кромѣ духовно-религіозныхъ книгъ, въ концѣ этой эпохи рас-
пространяются также рукописныя книги разнообразнаго содержа-
нія — хронографы, сборники, цвѣтники, космографіи, въ которыхъ
хотя и встрѣчались нѣкоторыя научныя свѣдѣнія, но весьма скуд-
ныя, большею частью далекія отъ истины, вымышленныя; эти книги
не только не содѣйствовали выясненію того или другого вопроса,
но еще болѣе сбивали и спутывали читающаго и направляли его
въ область суевѣрій, вымысловъ и предразсудковъ. Такія книги
стали появляться преимущественно изъ западной Европы и Польши,
особенно же число ихъ начинаетъ возрастать въ послѣдующую
эпоху.
Борисъ Годуновъ. Еще до своего воцаренія Борисъ Годуновъ
сознавалъ необходимость распространить просвѣщеніе въ народѣ;
средствомъ къ этому онъ считалъ сближеніе съ Западомъ, и даже
при Грозномъ и еще болѣе при Ѳеодорѣ Іоанновичѣ благопріятство-
валъ иноземцамъ и привлекалъ ихъ въ Россію на разныя должности;
такъ, онъ позволилъ нѣмцамъ, жившимъ въ Нѣмецкой слободѣ,
построить свою церковь, приглашалъ изъ-за границы опытныхъ
рудознатцевъ, часовщиковъ, врачей и пр. Имѣя въ виду открыть
школы въ Московскомъ государствѣ—для изученія разныхъ язы-
ковъ, онъ намѣревался выписать изъ западной Европы учителей
и наставниковъ для этихъ школъ. Когда же онъ сталъ совѣто-
ваться по этому дѣлу съ свѣтскими сановниками и съ духовен-
ствомъ, то духовенство энергично воспротивилось этой мѣрѣ, и

Годуновъ долженъ былъ отказаться отъ своего намѣренія. Тогда
онъ послалъ за границу 18 молодыхъ дворянъ для изученія наукъ
и языковъ, но изъ нихъ возвратился только одинъ. Насколько
высоко цѣнилъ Годуновъ просвѣщеніе, это видно изъ тѣхъ его
попеченій, которыя онъ прилагалъ для образованія своихъ дѣтей;
такъ, о сынѣ его Ѳеодорѣ говорится въ лѣтописи, что „хотя онъ
и юнъ годами, но да смысломъ и разумомъ многихъ превзыде сѣ-
динами совершенныхъ, бѣ бо зѣло изученъ премудрости и всякаго
философскаго естественнословія“. Памятникомъ образованія Ѳео-
дора осталась начертанная имъ карта Россіи, напечатанная въ
Германіи въ 1614 году. О дочери Бориса Ксеніи, также гово-
рится, что она „была научена писанію книжному и любила духовное
пѣніе“.
Попытки къ водворенію иноземной культуры. Пользуясь
возникшими уже въ это время сношеніями русскаго государства
съ западною Европой, нѣкоторые изъ представителей иноземной
культуры стремятся, ради своихъ политическихъ цѣлей, водворить
на Руси иноземное западно-европейское образованіе. Такъ, при
царѣ Іоаннѣ Грозномъ нунціемъ папы, іезуитомъ Поссевинымъ,
былъ составленъ цѣлый планъ воспитанія русскихъ въ духѣ като-
личества, предполагалось устроить для русскихъ семинарію въ
Римѣ, іезуитская училища въ Вильнѣ и Полоцкѣ,—но всѣ стара-
нія оказались безуспѣшными. Точно также, когда польскій король
Сигизмундъ III, руководимый іезуитами, просилъ у Годунова позво-
ленія завести въ Москвѣ, Псковѣ, Новгородѣ и другихъ городахъ
костелы для поляковъ, все это осталось безъ выполненія, встрѣ-
тивъ главный отпоръ въ русскомъ обществѣ и особенно въ право-
славномъ духовенствѣ.
Такимъ образомъ, всѣ эти попытки водворенія иноземной куль-
туры въ Москвѣ оказались неосуществимыми—и сѣверо-восточная
Русь удержала свои прежнія черты и направленіе, свой православно-
народный характеръ, при чемъ тщательно оберегала себя отъ всего
иноземнаго и противнаго ея духу.
Главнѣйшіе памятники письменности. Многіе памятники пись-
менности этого періода свидѣтельствуютъ о тѣхъ заботахъ и уси-
ліяхъ русскихъ просвѣщенныхъ дѣятелей, которыя прилагались
ими, главнымъ образомъ, съ цѣлію поднятія и поддержки религіозно-
нравственной жизни русскаго народа. Такъ, по сверженіи монголь-
скаго ига, просвѣщенные святители и архипастыри, а также и обра-

зованные ревнители всего православнаго, въ своихъ письменныхъ
трудахъ отстаиваютъ чистоту и неприкосновенность православной
вѣры, ограждаютъ ее отъ всего иноземнаго, отстраняютъ возника-
ющія противоправославныя лжеученія, заботятся объ очищеніи нра-
вовъ и уничтоженіи невѣжества. Многочисленныя посланія нашихъ
святителей, имѣютъ цѣлью предохранить православныхъ отъ со-
вращенія къ папизму и наставляютъ покоряться своимъ архипас-
тырямъ; появленіе ереси жидовствующихъ вызвало въ духовной ли-
тературѣ новые труды, имѣвшіе цѣлью опроверженіе ереси (Архіе-
пископа новгородскаго Геннадія, Преподобнаго Іосифа Волоколам-
скаго). Творенія Максима Грека (1480—1556), бывшаго аѳон-
скаго инока, получившаго образованіе въ Италіи, которая счита-
лась въ то время центромъ умственнаго движенія, внесли въ нашу
духовную литературу новый элементъ научнаго и многосторонняя
образованія. Въ его сочиненіяхъ, отражающихъ современную Русь,
преслѣдуются ересь, латинство, апокрифы, суевѣріе, грубые нравы,
пороки народа и духовенства. Самое почетное мѣсто въ исторіи
духовной литературы этой эпохи принадлежитъ Макарію, сперва
новгородскому архіепископу, а потомъ митрополиту всероссійскому
(1542 — 1564); онъ потрудился собрать воедино, по возможности,
всѣ памятники нашей прежней письменности переводной и ориги-
нальной, а также сумѣлъ возбудить вокругъ себя литературное
движеніе и чрезъ то способствовалъ къ обогащенію нашей слове-
сности множествомъ новыхъ произведеній. Кромѣ многихъ сочине-
ній, имъ же составлены „Минеи-Четіи“, надъ которыми онъ тру-
дился около 20 лѣтъ. Во времена же Макарія явилось и сочине-
ніе, извѣстное подъ именемъ „Домостроя“, приписываемое благо-
вѣщенскому попу Сильвестру. Правила, изложенныя въ „Домостроѣ“,
были господствующими у насъ въ XVI вѣкѣ и представляли со-
бою какъ бы идеалъ, которому старались слѣдовать тогда лучшіе
люди, а нѣкоторыя взяты цѣликомъ изъ тогдашняго строя русской
жизни и касаются всѣхъ ея сторонъ: религіозной, семейной и эко-
номической (о домовомъ строеніи). Хотя въ этомъ сочиненіи ни-
чего не говорится объ обязанностяхъ родителей заботиться о гра-
мотности своихъ дѣтей, но вмѣняется, чтобы отецъ и мать имѣли
попеченіе о дѣтяхъ, — „они должны снабдѣвать ихъ и воспиты-
вать въ добромъ попеченіи, учить ихъ страху Божію, вѣжеству и
всякому благочинію, а въ свое время, смотря по возрасту, учить
и рукодѣлію, кто къ чему способенъ, кому какой далъ Богъ смыслъ;

любить ихъ, и беречь, и спасать страхомъ, и возлагать на нихъ
раны: наказывай сына въ юности его, да возрадуешься о немъ въ
мужествѣ его; если бьешь его лозою, онъ не умретъ, а будетъ
здоровѣе“.
Образованность Московской Руси XV — XVII в. Лица, за-
нимавшійся изслѣдованіемъ вопроса о состояніи образованія и
школъ въ эпоху владычества монголовъ и въ послѣдующее время,
ссылаясь на грамоту новгородскаго архіепископа Геннадія (самаго
конца XV вѣка), на постановленія Стоглаваго собора, на сочине-
нія Посошкова и особенно на разсказы иностранцевъ, установили
мнѣніе, что среди русскихъ этого времени было очень немного
грамотныхъ, что духовенство было отчасти малограмотно, отчасти
безграмотно, что въ высшемъ свѣтскомъ сословіи грамотность была
слабо распространена, что низшій классъ представлялъ безграмот-
ную массу. Но, благодаря новѣйшимъ трудамъ русскихъ ученыхъ
по этому вопросу, оказывается, что состояніе образованія въ Мо-
сковскомъ государствѣ въ XV—XVII в. далеко не было въ такомъ
неудовлетворительномъ положеніи, и проф. Соболевскій говоритъ, что
мы должны принимать указанныя ссылки на жалобы арх. Геннадія, на
постановленія Стоглаваго собора и т. д. съ большими ограниченіями.
Въ доказательство своего взгляда, онъ приводитъ рядъ изслѣдова-
ній, представляемыхъ нами въ извлеченіи. „Взглянемъ“, говоритъ
проф. Соболевскій, „на количество дошедшихъ до насъ всякаго рода
книгъ и документовъ XV, XVI, XVII вв., сохраняющихся въ нашихъ
библіотекахъ и архивахъ. Число ихъ (особенно за XVI и XVII
вѣка) такъ велико, несмотря на пожары и разныя невзгоды, по-
стигавшіе наши города и села, что мы затрудняемся даже прибли-
зительно опредѣлить ихъ число въ тысячахъ. Они написаны въ
разныхъ мѣстностяхъ Московскаго государства, начиная съ его
столицы Москвы и кончая пустынными окраинами нашего сѣвера
и Сибири. Надъ ними должны были трудиться цѣлыя тысячи пис-
цовъ и подьячихъ. Нѣкоторые изъ нихъ содержатъ въ себѣ такія
данныя, при помощи которыхъ можно составить нѣкоторое поня-
тіе о числѣ грамотныхъ среди разныхъ классовъ московскаго обще-
ства. Это, съ одной стороны, документы разнаго наименованія, по
преимуществу XVI и XVII вѣковъ, на которыхъ находятся душе-
прикладства челобитчиковъ, поручителей, свидѣтелей, съ другой—
житія русскихъ святыхъ, подвизавшихся въ Московской Руси въ
XV, XVI, XVII вѣкахъ“.

Изъ сдѣланныхъ изысканій слѣдуетъ, что „бѣлые священники
въ Московскомъ государствѣ XVI и XVII вѣковъ были поголовно
грамотны. Священники всегда расписывались, какъ „отцы духов-
ные“, за посадскихъ и крестьянъ, если они оказывались не грамот-
ными. Также мы не имѣемъ вовсе указаній на существованіе не-
грамотныхъ бѣлыхъ дьяконовъ и дьячковъ; черное духовенство
хотя и представляло нѣкоторый процентъ неграмотныхъ, который,
по скудости данныхъ, мы не въ состояніи точно опредѣлить, но
процентъ старшей братіи Кириллова Бѣлозерскаго монастыря, на
основаніи челобитной 1582 — 1583 года, превышалъ 70, а про-
центъ грамотныхъ изъ числа монаховъ - священниковъ превышалъ
75. Житія русскихъ угодниковъ въ XV, XVI, XVII вѣкахъ сви-
дѣтельствуютъ объ очень значительномъ процентѣ грамотныхъ въ
средѣ монастырской братіи.
Если мы обратимся къ высшему свѣтскому классу, къ боярамъ
и дѣтямъ боярскимъ, то и въ немъ для XVI и XVII вѣковъ най-
демъ грамотныхъ, и правительство требовало, чтобы разныя вы-
борный должности занимались грамотными. Многіе документы под-
писаны князьями и другими именитыми личностями, и процентъ гра-
мотныхъ между помѣщиками сѣвера этого времени выше 65. Гра-
мота объ избраніи на царство Бориса Годунова показываетъ, что
процентъ грамотныхъ при дворѣ въ концѣ XVI вѣка былъ выше
78. Изъ житій святыхъ XVI вѣка видно, что среди бояръ этого
времени было въ обычаѣ учить дѣтей грамотѣ: свв. Филиппъ, мит-
рополитъ, и Гурій, епископъ казанскій, были еще въ дѣтствѣ обу-
чены грамотѣ. Переходя къ купечеству и обосновывая свои воз-
зрѣнія на точномъ вычисленій процента грамотныхъ купцовъ,
должно признать, что между торговыми людьми XV — XVII вѣ-
ковъ, грамотность была обычнымъ явленіемъ. Среди посадскихъ
и крестьянъ, низшаго свѣтскаго сословія, въ XV — XVII вѣкахъ
также часть была грамотною. Правительство постоянно предпола-
гаетъ между ними существованіе грамотныхъ, какая бы мѣстность
ни имѣлась въ виду. Въ документѣ 1561 года оно велитъ въ из-
вѣстныхъ случаяхъ „прикладывать руки“ „лучшимъ“ крестьянамъ,
„которые грамотѣ умѣютъ“. Въ документѣ 1606 года оно пред-
писываетъ посадскимъ людямъ прислать въ Москву „выборы“ „за
своими и за отцовъ ихъ духовныхъ руками“. Въ общемъ процентъ
грамотныхъ между посадскими конца XVI и XVII вѣка едва ли
можетъ быть опредѣленъ ниже 20. Грамотные крестьяне въ XV —

XVII вѣкахъ не могли быть исключительнымъ явленіемъ: ихъ про-
центъ въ XVII вѣкѣ едва ли былъ ниже 15.
То количество грамотныхъ, какое было въ Московскомъ госу-
дарстве въ XV — XVII вѣкахъ, казалось людямъ того времени
вполнѣ достаточнымъ, и совершенно не слышно ни отъ правитель-
ства, ни отъ частныхъ лицъ жалобъ на недостатокъ въ нихъ,
даже можно сказать, что въ Москвѣ этого времени людей просто
„грамотѣ гораздыхъ“, такихъ, которые отлично читали и писали,
не высоко цѣнили, и значеніе придавалось тогда лишь людямъ,
вполнѣ изучившимъ священное писаніе и святоотеческія творенія
и свободно владѣвшимъ церковію - славянскимъ языкомъ. Такъ,
изъ дѣятелей XVI вѣка Максимъ Грекъ былъ хвалимъ за то, что
былъ „словенскаго любомудрія зѣло преисполненъ, священныя же
философіи до конца навыклъ“; одинъ изъ его современниковъ митро-
политъ Спиридонъ, — за то, что былъ „мудръ“ и „добрѣ умѣлъ
писанія ветхая и новая“. Особенно сильно начало расти число
ученыхъ съ конца XV вѣка, съ эпохи свв. Іосифа Волоцкаго и
Нила Сорскаго. Рядомъ съ учеными изъ духовныхъ является не-
мало ученыхъ изъ свѣтскихъ, пользующихся большимъ уважені-
емъ и славою у современниковъ. Это — царь Иванъ Грозный, его
старшій сынъ Иванъ, князь Курбскій, бояринъ Тучковъ, князь
Токмаковъ (XVI вѣкъ), князь Шаховской, князь Катыревъ-Ро-
стовскій, муромскій губной староста Дружина Осорьинъ (начало
XVII вѣка).
Москва этого времени не имѣла никакихъ ни правительствен-
ныхъ, ни общественныхъ школъ. Но зато въ ней было много мел-
кихъ частныхъ училищъ, такъ много, что желавшему обучить сво-
его сына грамотѣ не нужно было ихъ разыскивать. Въ XV вѣкѣ
св. Серапіонъ, потомъ архіепископъ новгородскій, научился гра-
мотѣ, повидимому, въ своей родной деревнѣ близъ Москвы; для
св. Александра Свирскаго нашлось училище въ родной деревнѣ въ
Обонежьѣ, для св. Зосимы Соловецкаго — въ родномъ селѣ тоже
въ Обонежьѣ, для св. Антонія Сійскаго — въ селѣ близъ Бѣлаго
моря, для св. Александра Ошевенскаго — въ деревнѣ близъ Бѣлаго
озера; св. Мартиніанъ Бѣлозерскій былъ отданъ въ училище, на-
ходившееся „близъ“ Кириллова монастыря. Слѣдовательно, въ
этомъ вѣкѣ не только подъ Москвою, но даже въ такихъ глухихъ
мѣстностяхъ, какъ поселенія нашего далекаго сѣвера, не было
недостатка въ училищахъ. Въ XVI и XVII вѣкахъ, особенно послѣ

предписаній Стоглаваго собора, число училищъ должно было зна-
чительно увеличиться. Эти училища содержались „учителями“ (жи-
тія) или „мастерами“ (Геннадій) изъ среды духовенства. Стоглавъ
предписываетъ открывать въ городахъ училища священникамъ,
дьяконамъ и дьячкамъ. Сверхъ учителей духовныхъ, кажется, были
учителя и изъ свѣтскихъ людей. По крайней мѣрѣ дьякъ, учи-
тель св. Мартиніана Бѣлозерскаго, въ житіи его называется „мір-
скимъ“, и архіепископъ Геннадій упоминаетъ объ учителяхъ „му-
жикахъ“.
Число учениковъ въ училищахъ было, конечно, разнообразно.
По возрасту главная часть учениковъ были дѣти, и обычный воз-
растъ начинающихъ учиться грамотѣ указывается въ житіяхъ,
безъ различія сословій, семилѣтній. Время обученія грамотѣ въ
массѣ случаевъ не могло быть продолжительнымъ. Способные маль-
чики, вѣроятно, выучивались ей скоро, приблизительно въ два года.
Относительно предметовъ обученія житія святыхъ XV — XVII
вѣковъ говорятъ въ самыхъ общихъ выраженіяхъ: святой „нау-
ченъ бысть грамотѣ и всякому благочестивому обычаю“, „из-
выче книжное ученіе“, „извыче божественное писаніе“. Стоглавъ
опредѣляетъ тоже очень обще: по Стоглаву ученики должны
были учиться чтенію, письму и церковному пѣнію. Несомнѣнно,
что большинство училищъ были простыми школами грамотности,
въ которыхъ учили только читать и писать. Въ нихъ сначала
преподавалась азбука, потомъ читались часословъ или псалтырь,
а иногда, сверхъ того, апостолъ. Въ XV — XVI вѣкахъ пользо-
вались рукописными тетрадями и книгами, а въ XVII обыкновенно
обращались уже къ печатнымъ изданіямъ. Въ какомъ количе-
ствѣ экземпляровъ азбуки, часослова и псалтыря требовалось
для училищъ, можно видѣть, изъ того, что св. Гурій Казанскій
(въ началѣ XVI вѣка) добывалъ себѣ пропитаніе тѣмъ, что
„писаше книжицы малыя, иже въ наученіе бываютъ малымъ дѣ-
темъ“, т. е. азбуки. По книгамъ Московскаго печатнаго двора
видно, что въ половинѣ XVII вѣка азбука—въ теченіе четырехъ
лѣтъ — была отпечатана трижды въ количествѣ 9600 экземпля-
ровъ, учебный часословъ — въ теченіе семи лѣтъ — восемь разъ,
учебная псалтырь—въ теченіе шести лѣтъ—девять разъ. Со вто-
рой половины XVI вѣка, благодаря Максиму Греку и его учени-
камъ, въ нѣкоторыхъ училищахъ стала проходиться „книга фило-
софская“, или общая грамматика (будто бы) Іоанна Дамаскина, а

съ половины XVII вѣка вошла въ употребленіе славянская грам-
матика Мелетія Смотрицкаго, а также орѳографія и статьи раз-
наго рода, помѣщавшіяся въ азбуковникахъ. Кромѣ училищъ гра-
мотности, вѣроятно, всегда въ соединеніи съ ними, Московская
Русь XV—XVII вѣковъ имѣла еще особыя училища, спеціально
для тѣхъ, которые предназначались въ священники и въ дьяконы.
Другихъ школъ, которыя бы были высшими, Московская Русь до
второй половины XVII вѣка не знала. Ученость въ то время могла
быть пріобрѣтена исключительно при помощи личнаго, самостоя-
тельнаго труда и при внимательномъ и продолжительномъ изученіи
книгъ. Такъ, Стефанъ Пермскій сдѣлался ученымъ благодаря тому,
что „прилежно имяше обычай почитати почитаніе кнжное“.
Эти данныя показываютъ, что въ Московской Руси XV—XVII
вѣковъ образованность для всѣхъ сословій во всѣхъ отношеніяхъ
была одна и та же: и княжескій сынъ, и поповскій, и крестьян-
скій учились въ одни и тѣ же годы одному и тому же по однѣмъ
и тѣмъ же книгамъ, часто у однихъ и тѣхъ же учителей, и до-
стигали въ школьномъ образованіи приблизительно одного и того
же—умѣнья читать и писать. Точно также и княжескій сынъ, и
поповичъ, и крестьянскій сынъ могли сами, каждый отдѣльно, на-
бираться учености, изучая книги“.
ГЛАВА IV.
Училища въ юго-западной Руси въ XV—XVII столѣтіяхъ.
Стремленія іезуитовъ.—Острожское училище.—Братства.—Братскія школы,
ихъ организація. — Обученіе въ братскихъ школахъ и связь ихъ съ при-
ходскими. — Типографіи. — Учебники. — Кіевское братство. —Кіево- брат-
ская школа. — Кіево-могилянская коллегія, ея организація. Состояніе кол-
легіи по смерти Петра Могилы. — Школы для элементарнаго образованія въ
Малороссіи. — Мандрованные дяки.
Стремленія іезуитовъ. Первое время по присоединеніи юго-
западной Руси къ Литвѣ (при Гедиминѣ, 1315 — 1340), русское
вліяніе было преобладающимъ, и ему подчинялись литовскіе эле-
менты; русскіе обычаи, языкъ, вѣра были господствующими, и въ
православныхъ храмахъ богослуженіе совершалось на церковно-

славянскомъ языкѣ. По мѣрѣ же болѣе тѣснаго соединенія Литвы
съ Польшею, которое особенно стало выступать съ тѣхъ поръ,
какъ Ягайло (1377—1434), принявъ католическую вѣру, женился
на польской королевѣ Ядвигѣ и крестилъ по католическому обряду
большую часть ливонскаго народа, русское вліяніе начинаетъ осла-
бѣвать-, когда же на Люблинскомъ сеймѣ въ 1569 году польскій
король Сигизмундъ II Августъ окончательно соединилъ великое
княжество Литовско - Русское въ одно государство съ Польшею,
тогда совершенно вытѣсняется русское вліяніе, и западно-русскія
области подчиняются полонизаціи: поляки начинаютъ занимать выс-
шія должности, пріобрѣтать земли, распространяются польскій языкъ,
польскіе нравы и католическая вѣра; вмѣстѣ съ тѣмъ и западное
католическое просвѣщеніе, проникшее въ юго-западную Русь, дѣ-
лается могучимъ средствомъ какъ для распространенія польскаго
вліянія, такъ и для разрушенія и подавленія національности въ
западно-русскомъ обществѣ, и это достигается тѣмъ успѣшнѣе,
что орудіемъ латинства являются іезуиты, которые пользуются вос-
питаніемъ юношества, какъ вѣрнѣйшимъ средствомъ для достиже-
женія своихъ цѣлей — подчинить русскую Церковь папскому пре-
столу. Съ этою цѣлью они всюду заводятъ свои школы, семина-
ріи, коллегіи, вводятъ въ нихъ тотъ языкъ и тотъ методъ воспи-
танія и обученія, который, отчуждая юношество отъ всего родного,
православнаго, легче всего подчинялъ его католичеству. Мѣсто
того простого, сроднаго православному человѣку, книжнаго ученія
божественныхъ книгъ на своемъ родномъ церковно - славянскомъ
языкѣ, заступила латинская схоластика, церковно-славянскій языкъ
подвергается изгнанію, а латинскій, знаніе котораго считалось при-
знакомъ европейской образованности, сталъ центромъ обученія,
весь интересъ котораго былъ только во внѣшней сторонѣ дѣла:
заучиваніе наизусть огромной латинской грамматики, заучиваніе
типическихъ и риторическихъ правилъ, составленіе хвалебныхъ
рѣчей вельможнымъ особамъ, словопренія о предметахъ вѣры, со-
ставляли сущность образованія. Молодое просвѣщенное поколѣніе,
воспитывавшееся въ такихъ школахъ, отчуждалось отъ всего близ-
каго и родного для него, пропитывалось любовью къ католичеству
и даже пріучалось смотрѣть на униженное православіе, какъ на
холопскую, недостойную дворянства вѣру. Со времени же введенія
церковной уніи и быстраго окатоличенія дворянства—православію
и русской національности нанесенъ былъ рѣшительный ударъ, и

русская школа стала утрачивать тѣ свои труды и тѣ основы, на
которыхъ она была создана.
Острожское училище. Когда многіе лучшіе русскіе люди, про-
никнутые любовью къ своей родинѣ и соблюдавшіе интересы своей
народности, убѣдились, что для противодѣйствія господствованію
латинства, для поддержки своей религіи и національности единствен-
нымъ орудіемъ является усиленіе въ народѣ образованія, тогда
богатые князья К. Острожскій и Юр. Слуцкій откликнулись на
призывъ къ удовлетворенію этой необходимой потребности. Перво-
начально князь Острожскій ограничивался поддержкой и распро-
страненіемъ элементарныхъ школъ въ своихъ владѣніяхъ. Но около
1580 года была основана имъ Острожская академія, въ чемъ ви-
дятъ намѣреніе князя создать высшее учебное заведеніе. Что во
всякомъ случаѣ академія не имѣла уже характера элементарной
школы, это видно и изъ другого ея названія: „школа грецкая
(греческая) у Острогу“. О томъ же самомъ свидѣтельствуетъ и
установленный для нея курсъ наукъ. Острожское училище было
первою на Руси греко-славянскою школой для преподаванія „выз-
воленыхъ“, или вольныхъ наукъ; въ немъ съ самаго основанія пре-
подавался языкъ греческій. Учителемъ и ректоромъ его былъ весьма
образованный человѣкъ, посѣщавшій европейскіе университеты,
экзархъ александрійскій Кириллъ Л у карь. По нѣкоторымъ основа-
тельнымъ догадкамъ въ Острожскомъ училищѣ преподавались и
языки польскій и латинскій. Въ Острожскую школу стекалось во
множествѣ юношество не только изъ низшихъ классовъ народа,
но и изъ высшихъ.
Князь Острожскій завелъ при училищѣ типографію, въ которой
было напечатано много книгъ богоугодныхъ и учительныхъ. При
немъ же была издана (1581) первая полная славянская Библія.
Кромѣ учрежденія училищъ и заведенія типографій, князь К. Острож-
скій „стяжалъ себѣ славу, какъ великій поборникъ православія, какъ
защитникъ и утѣшитель православнаго западно-русскаго народа,
когда настало гоненіе на православіе со стороны латинства“.
Подобно Острожскому училищу открылъ у себя школу и род-
ственникъ его князь Юр. Слуцкій, при которой была также типо-
графія.
Братства. Въ эту же пору поднялись на борьбу за вѣру и на-
родность церковныя братства западной Руси, первоначальныя ИЗ-
ВЕСТІЯ о которыхъ восходятъ къ первой половинѣ XV столѣтія;

древнѣйшими изъ братствъ были—одно въ Галиціи, въ главномъ
ея городѣ Львовѣ, а другое въ столицѣ литовскаго княжества, въ
Вильнѣ; затѣмъ они возникали въ другихъ городахъ и въ XVII сто-
лѣтіи въ Кіевѣ. Особенными услугами для защиты православія и
распространенія русской школы были братства: Виленское (1458),
Львовское (1439) и Кіевское (1615). Эти братскіе союзы возни-
кали прежде всего въ большихъ городахъ, имѣвшихъ развитое
церковное устройство и значительное обиліе церквей, непосред-
ственно подлежащихъ вѣдѣнію многочисленныхъ прихожанъ. Глав-
ною цѣлію братства была религіозно-благотворительная дѣятель-
ность, которая выражалась въ заботахъ о благолѣпіи церквей, объ
ихъ вещественныхъ потребностяхъ, о контролѣ надъ церковными
дѣлами, вспоможеніи обѣднѣвшимъ членамъ, содержаніи „шпиталя“
для убогихъ, въ присутствованіи при торжественныхъ богослу-
женіяхъ, при погребеніи умершихъ братчиковъ и ихъ помино-
веніи. Въ концѣ же XVI столѣтія братства становятся исключи-
тельно религіозно-нравственными союзами, имѣвшими главною цѣлью
защищать и ограждать православную Церковь и свою народность отъ
латинско-польской пропаганды. Эта исключительная цѣль братствъ
была вызвана тѣмъ положеніемъ юго-западной русской Церкви, въ
какомъ она очутилась въ концѣ XVI столѣтія. Въ это время ре-
лигіозное движеніе, вызванное борьбою съ иновѣріемъ, преимуще-
ственно же съ католицизмомъ и уніею, достигаетъ самыхъ широ-
кихъ размѣровъ, и вотъ на защиту своей вѣры и народности вы-
ступаютъ братства, избирающія главнымъ средствомъ для охраны
православной вѣры и для борьбы противъ враговъ ея — школу,
науку, просвѣщеніе: братствами заводятся школы для обученія
дѣтей въ духѣ православія и типографіи для распространенія книгъ
духовнаго и учебнаго содержанія, приглашаются извѣстныя своимъ
просвѣщеніемъ лица, православные призываются къ единодушію и
твердости въ вѣрѣ, заносятся передъ королями и сеймами проше-
нія объ охранѣ вѣры и православія.
Организація братскихъ школъ. Всѣ братскія школы имѣли
цѣлью, кромѣ просвѣщенія русскихъ—юношества и дѣтей въ духѣ
своей народности, возвысить религіозно-нравственное значеніе пра-
вославной Церкви и служить твердою опорой противъ иновѣрной
пропаганды. Къ этой цѣли были направлены всѣ воспитательныя
и учебныя средства школъ. Изъ дошедшихъ свѣдѣній видно, что
братства особенно прилагали большія старанія при выборѣ въ

своихъ школахъ главныхъ начальниковъ — ректоровъ и наставни-
ковъ, которымъ ввѣрялась религіозно - нравственная жизнь воспи-
танниковъ; съ этою цѣлью братства нерѣдко обращались къ гре-
ческимъ іерархамъ, которые и оказывали имъ свое содѣйствіе
присылкою знающихъ наставниковъ. Учебный годъ начинался съ
осени, и доступъ въ школу былъ открытъ для всѣхъ сословій,
свѣтскихъ и духовныхъ, знатныхъ и простыхъ, бѣдныхъ и бога-
тыхъ. Прежде отдачи сына въ школу, родители должны были
присмотрѣться къ школьнымъ порядкамъ, чтобы впоследствіи не
раскаиваться и не отрывать ученика отъ науки. Плата за ученіе
зависѣла отъ соглашенія. Ученики приходили въ школу и уходили
изъ нея въ определенное время, и предъ началомъ ученія чита-
лись положенныя молитвы. Каждое утро учитель дѣлалъ перекличку,
а относительно отсутствовавшихъ немедленно же разслѣдовалъ
причину ихъ неявки въ школу, Всѣ ученики по очереди должны
были исполнять разныя обязанности по школѣ — мести, топить
печи, записывать тѣхъ, которые не учились или шалили. Въ клас-
сахъ сначала спрашивались уроки, заданные съ вечера, а потомъ
уже шло дальнѣйшее обученіе. Въ праздничные и воскресные дни
объяснялось ученикамъ значеніе праздниковъ и положенныхъ на тѣ
дни чтеній евангельскихъ и апостольскихъ. Въ субботу послѣ
вечерни учили дѣтей страху Божію и строгой нравственности;
именно, внушалось неопустительно посѣщать въ праздники и вос-
кресные дни богослуженіе, стоять тамъ со страхомъ Божіимъ, съ
всевозможною тишиной, слушать все читаемое и поемое; также
вмѣнялось въ обязанность исполнять христіанскій долгъ исповѣди
и св. причастія, питать уваженіе къ мѣстамъ посвященнымъ Богу,
какъ-то: церквамъ, монастырямъ, училищамъ, оказывать родите-
лямъ и учителямъ послушаніе и покорность и пр. По субботамъ
же производилась повѣрка всего пройденнаго въ теченіе недѣли,
и наказывались за лѣность нерадивые ученики, которымъ прихо-
дилось „и памятнаго по чашѣ школьной испити“. Вообще къ тѣ-
лесному наказанію прибѣгали нерѣдко, какъ видно даже изъ того,
что въ издававшихся въ то время букваряхъ помѣщались кар-
тины, на которыхъ представлены ученики, подвергаемые наказанію,
да и въ самомъ текстѣ часто встрѣчались изреченія и стихи съ
цѣлью вкоренить въ ушахъ родителей и дѣтей пользу, приноси-
мую розгой: „иже щадитъ жезлъ свой, ненавидитъ сына своего, а
любяй и, прилежно наказуетъ“.

Обученіе въ братскихъ школахъ и связь ихъ съ приход-
скими. Такъ какъ въ братскія школы принимались нерѣдко дѣти
совершенно неподготовленныя, то обученіе начиналось съ азбуки,
затѣмъ слѣдовало чтеніе часослова и псалтыря, въ связи съ изу-
ченіемъ церковныхъ службъ и пѣнія. По усвоеніи чтенія и письма,
изучались книги св. писанія, (Евангеліе и книги апостольскія),
творенія св. отцовъ, а также и грамматика, риторика, діалектика,
музыка, пасхалія и церковное пѣніе. Изъ языковъ первенствующее
мѣсто занималъ -славянскій языкъ, такъ какъ ревнители правосла-
вія ясно понимали, что сохраненіе своей вѣры и народности
стоитъ въ тѣсной связи съ храненіемъ родного славяно-русскаго
языка, и что пренебреженіе имъ можетъ повлечь печальныя по-
слѣдствія. Греческій языкъ занималъ также въ братскихъ шко-
лахъ видное мѣсто, какъ языкъ, на которомъ написаны творенія
свв. отцовъ Церкви; къ тому же многіе изъ наставниковъ были
греки, приглашенные братствами по указанію греческихъ іерар-
ховъ. Насколько этотъ языкъ пользовался значеніемъ, свидѣ-
тельствуютъ многіе дошедшіе до насъ памятники на греческомъ
языкѣ, принадлежащіе перу наставниковъ и воспитанниковъ южно-
русскихъ школъ. Самое названіе учителей—„дидаскалы“ и уче-
никовъ — „спудеи“ свидѣтельствуетъ о преобладаніи въ школахъ
греческаго элемента. Латинскій языкъ, противъ котораго возста-
вали многіе ревнители православія, не пользовался особымъ зна-
ченіемъ и если включался въ школьную программу, то для того,
чтобы юго-западныя русскія школы не принимали приниженнаго
положенія сравнительно съ польскими учебными заведеніями, въ
которыхъ этотъ языкъ занималъ первенствующее мѣсто. Вклю-
ченіе же въ школьную программу польскаго языка было вызвано
потребностями времени, когда онъ былъ господствующимъ язы-
комъ въ литовско-русскихъ областяхъ какъ въ обыденной жизни,
такъ и въ литературѣ того времени. Вмѣстѣ съ польскимъ язы-
комъ впослѣдствіи проникло отчасти въ нѣкоторыя школы схола-
стическое направленіе при обученіи, особенно въ риторическихъ
предметахъ: напыщенность и витіеватость, безжизненность, со-
ставленіе хвалебныхъ виршей, имѣвшихъ въ виду только подборъ
высокопарныхъ словъ и фразъ — характеризуютъ многія произ-
веденіи наставниковъ и учениковъ этихъ школъ. Что же касается
самаго духа преподаванія, то оно всецѣло оставалось всегда непри-
косновеннымъ, на началахъ православія и русской національности.

Приведенныя братскія школы отличались характеромъ среднихъ
учебныхъ заведеній. Изъ числа же братскихъ школъ, носившихъ
характеръ элементарныхъ училищъ, упомянемъ о Луцкой школѣ
XVII в. въ городѣ Луцкѣ (уставъ ея отчасти приведенъ нами въ
гл. V послѣ азбуковниковъ), которая, начавъ съ элементарнаго
курса, возвысилась до средняго учебнаго заведенія.
Элементарныя братскія школы, по словамъ г. Владимирскаго-
Буданова, стоятъ въ самой тѣсной связи съ приходскими школами.
Связь братскихъ школъ съ приходскими, по его мнѣнію, не под-
лежитъ никакому сомнѣнію; учебный ихъ курсъ различался, смотря
по положенію братства, но въ каждой школѣ лежало въ основѣ
его начальное обученіе—азбука, часословъ и псалтырь.
Судя по одному мѣсту Луцкаго устава, все образованіе въ
школѣ, повидимому, ограничивается чтеніемъ и усвоеніемъ прочи-
таннаго: „дѣти въ школѣ должны быть раздѣлены на трое, —одни,
которыя будутъ учиться распознавать буквы и складывать; дру-
гія, которыя будутъ учиться читать и выучивать наизусть разные
уроки; третьи будутъ пріучаться объяснять читанное, разсуждать
и понимать“. Новъ другомъ мѣстѣ того же устава учебный курсъ
опредѣленъ совершенно иначе: „школы словенской ученіе начи-
нается такъ: сперва научатся складывать буквы, потомъ обуча-
ются грамматикѣ, чтенію и пѣнію. Также пріучаютъ ежедневно,
чтобы дѣти одинъ другого спрашивали по - гречески, а отвѣчали
бы по-словенски, а также, чтобы спрашивали по-словенски, а от-
вѣчали на греческомъ языкѣ. Но вообще они не должны между
собою разговаривать на одномъ простомъ языкѣ, но на словен-
скомъ и греческомъ. И такимъ образомъ нынѣ тому учатся (т. е.
во время составленія устава), приступая къ высшимъ наукамъ—
къ діалектикѣ и риторикѣ, которыя переведены по-словенски. На
русскомъ языкѣ написаны діалектика и риторика и другія фило-
софскія сочиненія, принадлежащія къ школѣ“. Эта статья, оче-
видно, прибавлена къ уставу уже позднѣе (самый уставъ состав-
ленъ еще въ то время, когда Луцкая школа была элементарною).
Приписка, содержащая въ себѣ и отчетъ о тогдашнемъ состояніи
школы, указываетъ, что школа эта возвысилась до средняго учеб-
наго заведенія, а въ будущемъ даже можетъ получить значеніе
высшаго училища.
Такимъ образомъ, предъ читателемъ раскрывается постепен-
ный ростъ заведенія изъ низшаго въ среднее, а изъ средняго въ

высшее... Изъ предыдущихъ замѣчаній видно, что не только сред-
нее и высшее образованіе естественно развивалось изъ элементар-
наго, но что братскія училища суть тѣ же самыя приходскій
школы въ ихъ дальнѣйшемъ преуспѣяніи.
Дѣйствительно, братства не изобрѣтали новой учебной системы;
вся дѣятельность ихъ состояла въ усовершенствованіи школъ при-
ходскихъ. „Въ г. Луцкѣ устроилась греческая и русская школа
по стародавнимъ обычаямъ и правиламъ св. отцовъ исповѣданія
греческаго“. Кіевское братское училище было ничѣмъ инымъ, какъ
приходскою Богоявленскою школою; братство „рѣшилось всѣми
мѣрами содѣйствовать успѣхамъ и процвѣтанію лучшей изъ Кіев-
скихъ приходскихъ школъ, находившейся при Богоявленской
церкви“. Оно „на обратномъ пути патріарха Іереміи И изъ Мо-
сквы въ Константинополь, испросило у него благословеніе преоб-
разовать свою школу въ высшее православное училище“.
Такъ, по словамъ г. Владимирскаго-Буданова, возникаетъ сред-
нее образованіе изъ національной системы приходскаго, а не заим-
ствуется въ готовомъ видѣ извнѣ. Но само собою очевидно, что
образованіе, выходя изъ элементарной формы, перестаетъ быть
узко-національнымъ и получаетъ общечеловѣческія основы. Внѣш-
нимъ выраженіемъ этого, а вмѣстѣ и отличіемъ среднихъ школъ
отъ низшихъ служитъ изученіе иностранныхъ языковъ въ среднихъ
училищахъ. Изъ свѣдѣній объ учебномъ курсѣ въ братскихъ шко-
лахъ, продолжаетъ г. Владимирскій - Будановъ, оказывается, съ
одной стороны, что внѣшнею отличительною чертой его служитъ
преподаваніе иностранныхъ языковъ, именно классическихъ, что
и составляетъ отличительный признакъ средняго образованія; съ
другой, что братства держались слѣдующаго принципа: для пріоб-
рѣтенія научныхъ знаній классическіе языки служатъ столь же
необходимымъ средствомъ, какъ для пріобрѣтенія элементарныхъ
знаній—грамотность; развитіе научныхъ знаній въ народѣ невоз-
можно безъ общенія съ умственною жизнью другихъ народовъ,
болѣе двинувшихся въ просвѣщеніи. Языкознаніе сдѣлалось един-
ственною цѣлью братскихъ школъ уже тогда, когда братства
утратили свое вліяніе на нихъ, при чемъ обнаружилось то же са-
мое, что и въ элементарныхъ приходскихъ школахъ XVIII вѣка,
когда въ этихъ послѣднихъ грамотность отошла на задній планъ.
Что въ братскихъ школахъ подъ изученіемъ классическихъ язы-
ковъ подразумѣвалось именно изученіе наукъ, это видно изъ той

осторожности, съ которою допускали онѣ латинскій языкъ. Въ
большинствѣ школъ основой образованія былъ лишь языкъ грече-
скій. Учебный курсъ въ братскихъ школахъ, безспорно классиче-
скій, имѣлъ цѣлью освободить народное образованіе отъ его вѣ-
ковой замкнутости; но не меньшая важность придавалась въ упо-
мянутомъ курсѣ и изученію родного языка, которое считалось
главнымъ средствомъ для возбужденія національнаго сознанія въ
борьбѣ съ чуждыми народностями. Братскія школы оказали сла-
вянской филологіи до сихъ поръ незабвенныя услуги (первыя грам-
матики, лексиконъ Памвы Берынды и проч.). Такъ въ образованіи
братскихъ школъ отразились обѣ его стороны—общечеловѣческая
и національная.
Типографіи. Одновременно съ этимъ возникаетъ какъ русская
литература на пользу родной Церкви, такъ и учебная на пользу
русской школы, и появляются печатные учебники по разнымъ пред-
метамъ; этому много содѣйствовали открывшіяся при братствахъ
типографіи и тѣ русскіе люди, которые, понимая пользу истиннаго
просвѣщенія, не щадили ни средствъ, ни трудовъ для изданія та-
кихъ книгъ, въ какихъ наиболѣе нуждалась мѣстная православная
церковь и школа. Такою первою книгой было „Евангеліе учитель-
ное“ напечатанное (1569) въ Заблудовѣ, имѣніи гетмана Ходке-
вича, тѣми же московскими печатниками, діакономъ Иваномъ Ѳе-
доровымъ и Петромъ Мстиславцемъ, которые, по удаленіи изъ
Москвы, водворились у этого литовско - русскаго православнаго
вельможи. Послѣ того Иванъ Ѳедоровъ перешелъ во Львовъ, гдѣ
открылъ типографію и напечаталъ книгу: „Апостолъ“ (1574); его
типографія черезъ несколько лѣтъ перешла во Львовское братство
и послужила впослѣдствіи основаніемъ для знаменитой „типографіи
Львовскаго братства“. Сотрудникъ же его Петръ Мстиславецъ
перешелъ въ Вильну, гдѣ, открывъ типографію, напечаталъ двѣ
книги: „Евангеліе напрестольное“ и „Псалтырь“. Когда Иванъ
Ѳедоровъ лишился своей типографіи во Львовѣ, то, по приглаше-
нію князя Острожскаго, онъ перешелъ въ Острогъ, гдѣ князь за-
велъ собственную типографію; благочестивый князь, знаменитый
защитникъ національности и „столпъ православія“, какъ его на-
зывали современники, задумалъ издать для своихъ единовѣрцевъ
полную славянскую Библію. Въ 1581 году появились первые труды
его типографіи—отпечатанная на славянскомъ языкѣ Библія. По
отпечатаніи еще нѣсколькихъ книгъ, Иванъ Ѳедоровъ умеръ въ

1583 году и погребенъ во Львовѣ, гдѣ на могилѣ его лежитъ
простая плита съ надписями: „упокоенья и воскресенья изъ мерт-
выхъ чаю“, а внизу—„друкарь книгъ предтымъ невиданныхъ“. Въ
1883 году вся образованная Русь праздновала трехсотлѣтіе рус-
скаго первопечатника, такъ много потрудившагося и пострадавшаго
для пользы русскаго просвѣщенія.
Учебники. Въ это же время стали распространяться и учеб-
ники, составленные учителями братскихъ школъ, иногда при со-
дѣйствіи лучшихъ учениковъ; братства, находясь въ тѣсномъ об-
щеніи другъ съ другомъ, обмѣнивались и своими изданіями. Такъ,
появляются буквари, представлявшіе родъ дѣтскихъ энциклопедіи,
которыя имѣли въ виду,кромѣ обученія, сообщать и первоначаль-
ныя религіозныя истины. Они начинались славянскою азбукой, за-
тѣмъ слѣдовали склады, отдѣльныя слова и изреченія для упражне-
нія въ чтеніи, при чемъ слова и фразы были приспособлены къ тому,
чтобы дать элементарныя свѣдѣнія о грамматическихъ формахъ и
орѳографіи (напр., буки, буди онъ, будеши ты, будетъ той, будива
мы два; будимо со много мнози). Далѣе слѣдовали общеупотреби-
тельный молитвы, исповѣданіе вѣры и нравственныя изреченія,
преимущественно изъ притчей Соломона. Въ концѣ помѣщались
статьи болѣе обширныя; такъ, наприм., въ азбукѣ 1596 года, из-
данной въ Вильнѣ, находятся изложенія о православной вѣрѣ, о
вочеловѣченіи Господа, о значеніи крестномъ. Въ этихъ тракта-
тахъ, изложенныхъ въ формѣ вопросовъ и отвѣтовъ, сообщаются
основныя понятія объ истинахъ христіанской религіи, при чемъ
обращалось преимущественно вниманіе, чтобы вкоренить въ умы
питомцевъ убѣжденіе въ истинности православія сравнительно съ
другими вѣроисповѣданіями и научить ихъ пріемамъ религіозной
полемики.
Греческая грамматика, изданная въ 1591 году во Львовѣ,
напечатана на двухъ языкахъ — греческомъ и, параллельно съ
нимъ, славянскомъ, вслѣдствіе того, что изученіе обоихъ языковъ
велось въ школѣ одновременно. Учебникъ содержитъ въ себѣ о
раздѣленіи писемъ (гласныя, долгія, краткія, двое-временныя), о
слогѣ, о реченіи и словѣ. Затѣмъ слѣдуетъ дѣленіе слова на во-
семь частей: различіе (членъ), имя, мѣстоимя, глаголъ, причастіе,
предлогъ, нарѣчіе и союзъ; далѣе идетъ рѣчь о каждой части въ от-
дѣльности. Въ концѣ приложенъ длинный списокъ строптивыхъ гла-
головъ, т. е. не подходящихъ подъ вышеизложенный правила, и

сдѣланы краткія замѣчанія о просодіи. На послѣднемъ листкѣ по-
мѣщенъ Символъ Вѣры.
Славянская грамматика Лаврентія Зизанія 1596 г., изданная
въ Вильнѣ, представляетъ сходство съ греческою Львовскою грам-
матикой, но изложеніе полнѣе и представлено въ видѣ вопросовъ
и отвѣтовъ. Грамматика раздѣляется на четыре части: орѳогра-
фію, просодію, этимологію и синтаксисъ* также даются краткія
указанія относительно сложенія стиховъ, примѣнительно къ гре-
ческому стихосложенію. Въ концѣ учебника приложены: толкова-
ніе молитвы, которой научилъ Господь Іисусъ Христосъ своихъ
учениковъ и „Лексисъ“ — славянскія изреченія, истолкованный
простымъ русскимъ языкомъ.
Грамматика славянская Мелетія Смотрицкаго 1619 г.,—бо-
лѣе полная, чѣмъ учебникъ Зизанія, и ближе стоящая къ духу
славянскаго языка, имѣетъ еще ту особенность, что здѣсь впер-
вые сдѣлана попытка ко введенію тоническаго стопосложенія.
Кіевское братство. Самое важное значеніе какъ средство для
огражденія отъ иновѣрія, такъ и по своему вліянію на последую-
щую культурную жизнь русскаго народа, оказало Кіевское брат-
ство. Кіевъ, бывшій религіознымъ центромъ въ древній періодъ
русской исторіи, со времени Батыева разгрома утратилъ свое
прежнее церковное значеніе. Хотя главная святыня города, Кіево-
Печерская обитель, привлекая къ себѣ богомольцевъ и щедрыхъ
дателей, быстро поправлялась отъ постигшихъ ее въ XV столѣтіи
непріятельскихъ разореніи, но тѣмъ не менѣе она долго не могла
пользоваться надлежащимъ образомъ своими громадными средствами
вслѣдствіе многочисленныхъ неурядицъ, происходившихъ почти въ
теченіе всего XVI столѣтія. Поэтому, несмотря на свои громад-
ныя матеріальныя средства, эта обитель даже къ концу XVI сто-
лѣтія не имѣла еще ни типографіи, ни школы, ни хорошей библіо-
теки, ни больницы, ни богадѣльни, и во всемъ Кіевѣ не было въ
это время никакихъ религіозно-нравственныхъ учрежденій. Съ на-
чала же XVII столѣтія въ исторіи Кіева и его святыни Кіево-
Печерской обители происходитъ переворотъ, и Кіевъ съ своею
обителью примыкаетъ къ религіозному движенію въ юго-западной
Руси, вызванному усилившеюся пропагандой иновѣрія; тогда и въ
Кіевѣ принимаются мѣры для борьбы съ враждебными православію
католическими началами и для защиты своей праотцевской вѣры,
а вмѣстѣ съ тѣмъ выдвигаются и тѣ религіозно - нравственныя

средства, которыя оказываются необходимыми для этой цѣли—
благотворительныя учрежденія, школы, типографіи, изданія книгъ,
ученыя корпораціи и пр. Результатомъ такого пробудившагося на-
правленія является возникшее въ 1615 году Кіевское братство,
уставъ котораго однороденъ съ уставами другихъ церковныхъ
братствъ, существовавшихъ до того времени въ юго-западной
Руси; при этомъ также главною цѣлью его было возвысить ре-
лигіозно - нравственное значеніе православія и оградить его отъ
враждебнаго натиска проповѣдниковъ иновѣрія.
Кіево-братская школа. Для достиженія этой цѣли Кіевское
братство, подобно другимъ церковнымъ братствамъ, одновременно
съ-своимъ возникновеніемъ, учреждаетъ Кіево - братскую школу,
которая почти сразу стала въ уровень съ другими братскими шко-
лами и уже на первыхъ порахъ своего существованія предста-
вляла надежный оплотъ для православія. Кіево • братская школа,
называемая также по монастырю, при которомъ она находилась,
Кіево-Богоявленскою, а но преподаваемымъ въ ней языкамъ—шко-
лою „еллино-словенскаго и латино-польскаго письма“, имѣла ус-
тавъ вполнѣ сходный со школами другихъ братствъ, вслѣдствіе
чего школьные порядки, курсъ и методъ обученія были вполнѣ
одинаковы. Всесторонне выполняя свое назначеніе—служить опло-
томъ противъ иновѣрія, утверждать православіе и содѣйствовать
распространенію образованія въ средѣ южно - русскаго населенія,
Кіево-братская школа въ научномъ отношеніи все-таки уступала
латино-польскимъ коллегіямъ; послѣднія, находясь въ умствен-
номъ общеніи съ западною Европой, постоянно совершенствовали
свое школьное дѣло, такъ что воспитанники братскихъ школъ
иногда для завершенія своего образованія поступали въ латино-
польскія коллегіи. Такъ какъ подобное явленіе — переходить въ
чужую школу съ совершенно противоположнымъ направленіемъ,
случавшееся хотя и рѣдко, противорѣчило дѣятельности братскихъ
школъ и могло парализовать ихъ главную цѣль, то явленіе это не
осталось незамѣченнымъ, а, напротивъ, побудило искать мѣры ус-
транить это зло. Тогда пришли къ убѣжденію въ необходимости
организаціи такого высшаго училища, которое, удовлетворяя тре-
бованіямъ братскихъ школъ, стояло бы на уровнѣ съ современ-
нымъ образованіемъ и своимъ курсомъ было бы не ниже латино-
польскихъ коллегій.
Кіево-Могилянская коллегія. Въ осуществленіи этого самое

дѣятельное участіе оказалъ архимандритъ Кіево-Печерской лавры,
а впослѣдствіи утвержденный въ санѣ кіевскаго митрополита, Петръ
Могила.
Петръ Могила, сынъ молдавскаго воеводы, былъ человѣкъ вы-
сокаго ума и образованія, посвятившій всѣ свои силы на борьбу
за православіе и на распространеніе дѣла русскаго просвѣщенія.
Озабочиваясь открытіемъ въ Кіевѣ новыхъ училищъ, которыя бы
давали южно-русскому молодому поколѣнію полное научное удовле-
твореніе и сдѣлали бы ненужными латино-польскія коллегіи, онъ
посылаетъ за границу нѣсколько южно-русцевъ изъ мірянъ и
монаховъ съ научною цѣлью и для приготовленія къ наставниче-
ской дѣятельности, а затѣмъ открываетъ въ лаврѣ школу. Кіево-
Богоявленское братство, предвидя подрывъ своей школѣ, вслѣд-
ствіе возникновенія новой, и считая болѣе цѣлесоотвѣтственнымъ
соединить всѣ научныя силы въ одномъ мѣстѣ, заявило объ этомъ
Петру Могилѣ и просило его помѣстить профессоровъ учрежден-
ной имъ коллегіи въ лаврѣ въ братскую школу, расширивъ въ ней
курсъ предметовъ. Петръ Могила былъ вынужденъ (1631) согла-
ситься на соединеніе устроенной имъ въ лаврѣ высшей коллегіи
съ Кіево-Богоявленскимъ братскимъ училищемъ, выговоривъ себѣ
иниціативу въ этомъ дѣлѣ, главное опекунство и надзоръ надъ
соединенными школами.
Учреждаемая Петромъ Могилою коллегія (1633) вскорѣ подъ
его управленіемъ пришла въ цвѣтущее состояніе: щедро обезпе-
чивая ее въ матеріальномъ отношеніи, онъ водворилъ въ ней науки
и довелъ ихъ преподаваніе до той степени, которая вполнѣ соот-
вѣтствовала высшимъ училищамъ того времени; вмѣстѣ съ тѣмъ
заведена была при коллегіи и библіотека. Хотя коллегія и полу-
чила устройство по образцу высшихъ польскихъ и западноевро-
пейскихъ училищъ, такъ какъ основатель ея и избранные имъ
наставники сами получили образованіе въ такихъ училищахъ, тѣмъ
не менѣе главными предметами въ коллегіи были богословскія
науки, а главною цѣлью было противодѣйствовать уніи, оградить
и защищать православіе. Устроивши коллегію по образцу запад-
ныхъ высшихъ училищъ, Петръ Могила водворилъ въ ней тѣ
порядки, науки, и тѣ схоластическіе пріемы, которые въ это время
были господствующими на Западѣ. Коллегія состояла изъ восьми
классовъ, и ученики старшихъ классовъ назывались студентами.
Главное начальствующее лицо былъ ректоръ; ближайшее наблюде-

ніе за учениками и за ихъ содержаніемъ возлагалось на префекта
и суперъ-интендента, которому поручался ближайшій надзоръ за
благочиніемъ между питомцами, жившими въ бурсѣ, на квартирахъ
и въ приходскихъ школахъ. Въ пособіе для присмотра за уче-
никами назначались лучшіе изъ студентовъ и учениковъ, которые
помогали учителямъ при повтореніи лекцій и объясненіи уроковъ
ученикамъ низшихъ классовъ. Кромѣ обученія въ коллегіи, на
наставникахъ лежала обязанность поучать народъ въ храмахъ и
говорить поочередно проповѣди.
Ученики низшихъ классовъ, по приходѣ въ школу, давали
отчетъ въ своихъ занятіяхъ своимъ товарищамъ — авдиторамъ,
которые ставили имъ отмѣтки; затѣмъ учитель самъ повѣрялъ уче-
никовъ, отмѣчалъ лѣнивыхъ и задавалъ новые уроки, по субботамъ
требовалъ отчетъ за всю недѣлю, и тутъ же чинилась расправа.
Кромѣ изученія уроковъ, ученики много практиковались въ письмен-
ныхъ упражненіяхъ и сочиненіяхъ, какъ въ классѣ (экзерциціи),
такъ и во внѣклассное время (оккупаціи). Въ числѣ этихъ оккупа-
ціи были разборы и переводы съ латинскаго и греческаго на сла-
вянскій и русскій и обратно, а также сочиненіе рѣчей и стиховъ
на латинскомъ, славянскомъ и польскомъ языкахъ. По окончаніи
трети года въ низшихъ классахъ производились экзамены, а въ
студенческихъ заведены были диспуты—частные, происходившіе
по субботамъ, и публичные—въ концѣ каждаго года. Диспуты про-
изводились на латинскомъ языкѣ, имѣли главнымъ предметомъ
обсужденіе какого-либо богословскаго или философскаго вопроса.
Жители Кіева во множествѣ стекались на эти диспуты посмотрѣть
на состязанія молодыхъ ученыхъ.
Такъ какъ основатель коллегіи и первые ея наставники вос-
питывались въ заграничныхъ академіяхъ и университетахъ, гдѣ
въ это время господствовали схоластическіе методы и пріемы обу-
ченія, то естественно, что эти методы во всей полнотѣ были пе-
ренесены и въ Кіевскую коллегію, что вполнѣ отразилось и въ
выборѣ предметовъ преподаванія и въ дошедшихъ до насъ, упо-
треблявшихся въ то время въ коллегіи, учебникахъ. Предметами
обученія были: законъ Божій, богословскія науки, риторика, ши-
тика, діалектика, философія, нотное пѣніе, музыка и ариѳметика.
Всѣ предметы, даже ариѳметика за исключеніемъ славянской грам-
матики и катехизиса, преподавались на латинскомъ языкѣ, на ко-
торомъ были составлены и учебники. Латинскій языкъ занималъ

первенствующее мѣсто—на немъ производилось обученіе, на немъ
ученики и студенты писали сочиненія и вели диспуты, на немъ всѣ
учащіеся были обязаны говорить между собою. Второе мѣсто за-
нималъ славянскій языкъ,—на немъ изучалось священное писаніе,
сочинялись учениками вирши и стихи силлабическимъ размѣромъ,
на немъ же и произносили наставники проповѣди въ храмахъ Бо-
жіихъ. Польскій языкъ, хотя и не преподавался какъ особый пред-
метъ вслѣдствіе своей общеизвѣстности, но и онъ употреблялся
при письменныхъ упражненіяхъ и при произнесеніи рѣчей и хва-
лебныхъ стиховъ. Греческій же языкъ занималъ послѣднее мѣсто
и преподавался въ очень ограниченныхъ размѣрахъ. Изъ наукъ
особенно процвѣтало богословіе, а такъ какъ коллегія имѣла одною
изъ главныхъ цѣлей противодѣйствовать уніи, то особенное вни-
маніе обращалось на спорные пункты вѣроученія. Катехизисъ изу-
чался по изданному Петромъ Могилою сперва на польскомъ, а по-
томъ на славянскомъ языкѣ „Православному исповѣданію вѣры“.
Риторика содержала, главнымъ образомъ, правила для расположе-
нія и сочиненія рѣчей на разные случаи и похвальныхъ сочиненій
разнымъ лицамъ; учебники по богословію были составлены по ру-
ководству Ѳомы Аквината, а всѣ руководства по философіи — по
образцу Аристотеля; по славянскому языку употреблялись грам-
матики Зизанія и Смотрицкаго.
Благодаря высокому уму, образованію и энергіи основателя кол-
легіи, а также и ея наставниковъ, коллегія Петра Могилы при его
жизни была главнымъ центромъ просвѣщенія не только для Кіева
и Малороссіи, но и для всей Россіи — здѣсь была сосредоточена
почти вся тогдашняя ученость, и многіе изъ воспитанниковъ кол-
легіи этого времени, получавшіе высшее современное образованіе,
считались знаменитыми учеными; многіе изъ нихъ оставили дошед-
шіе до насъ свои труды и занимали впослѣдствіи въ ней должно-
сти учителей и начальствующихъ. Коллегія была приведена своимъ
основателемъ въ такое цвѣтущее состояніе, что вскорѣ превзошла
всѣ другія подобныя учебныя заведенія въ Польшѣ, сдѣлалась
извѣстною за границей, и въ нее, какъ въ лучшую, приходили изъ
всѣхъ окрестныхъ странъ получать и завершать свое высшее обра-
зованіе; ея питомцы уже не нуждались болѣе въ иностранныхъ
университетахъ для довершенія своего образованія, а если и явля-
лись въ иностранныя училища, то уже какъ опытные и просвѣ-
щенные наставники.

Состояніе коллегія по смерти Петра Могилы. Послѣ Петра
Могилы (f 1647) судьба его коллегіи начинаетъ мѣняться: хотя
внутренняя научная жизнь коллегіи продолжаетъ итти попрежнему,
благодаря тому, что начальствующими и учителями были питомцы
той же коллегіи, получившіе свое образованіе при Петрѣ Могилѣ,
но матеріальныя ея средства начинаютъ постепенно уменьшаться.
Такъ, въ 1648 году, когда завязалась борьба запорожцевъ съ по-
ляками, кіевское дворянство отказалось пособлять коллегіи, а нѣ-
которыя, принадлежащія ей владѣнія опустошаются поляками;
митрополиты, гонимые уніатами, уже не могли оказывать ей своего
покровительства и пособія; наконецъ, бывшій въ 1658 году пожаръ
истребилъ всѣ ея монастырскія и училищныя зданія. Хотя, бла-
годаря содѣйствію царя Алексѣя Михайловича и лицъ, сочувство-
вавшихъ коллегіи, она была вскорѣ опять возстановлена, но во
время войны съ царемъ московскимъ, когда Кіевъ нѣсколько разъ
переходилъ то подъ русскую, то подъ польскую власть, она была
окончательно разрушена въ 1665 году —не стало ни монастыря, ни
коллегіи, погибли и всѣ привилегіи на ея вотчины. Монастырь и
коллегія оставались четыре года въ развалинахъ и лишь съ 1669 г.
они стали возрождаться, благодаря содѣйствію кіевскаго митро-
полита Іосифа и вспомоществованіямъ разныхъ лицъ (полковника
Дворецкаго, гетмана Самойловича и пр.). Съ присоединеніемъ кіев-
ской митрополіи подъ вѣдомство патріарха московскаго, коллегія
снова вошла подъ покровительство и попеченіе кіевскихъ митро-
политовъ. Въ 1690 годахъ гетманъ Мазепа подтверждаетъ за
братскимъ монастыремъ многія изъ его прежнихъ вотчинъ, присое-
диняя еще отъ себя земельныя пожертвованія. Наконецъ, въ
1694 году братскій монастырь и коллегія были удостоены грамо-
тою царей Іоанна и Петра Алексѣевичей. Эта грамота подтвердила
за коллегіею всѣ имѣнія, пріобрѣтенныя ею отъ самаго начала
ея существованія, ограждала наставниковъ и воспитанниковъ отъ
обидъ и гражданской расправы, предоставивъ власть надъ ними
духовному начальству; этою же грамотой былъ определенъ на
коллегію первый казенный окладъ, состоявшій въ 50 руб. денегъ
и въ 50 четвертяхъ хлѣба на каждый годъ, отпускаемыхъ изъ
кіевской казны и магазиновъ. Изъ этихъ денегъ временами стали
давать вспомоществованіе наставникамъ, а до тѣхъ поръ профес-
сора и учителя коллегіи, бывшіе и братьями монастыря, не полу-
чали никакого жалованья, ни доходовъ, довольствуясь лишь од-

нимъ полученнымъ изъ монастыря пропитаніемъ и одеждою; содер-
жаніе же питомцевъ было еще бѣднѣе, и многіе изъ нихъ обезпе-
чивали себя кондиціями и милостынями.
По мѣрѣ возстановленія коллегіи, въ ней возрождается и преж-
няя ея умственная и научная жизнь, она пріобрѣтаетъ прежнюю
извѣстность даже за границею, въ нее снова стали стекаться для
усовершенствованія ученики изъ Польши и изъ другихъ окрестныхъ
странъ; ученики коллегіи этого періода не ограничиваютъ уже свою
дѣятельность одною Малороссіей, а разносятъ свѣтъ просвѣщенія во
всѣ страны русскаго царства, они служатъ защитниками правосла-
вія не только на Западѣ противъ уніатовъ, но многіе являются
столпами всей россійской Церкви, обуреваемой въ то время раско-
лами. Петръ Великій въ грамотѣ, данной имъ коллегіи въ 1701 г.,
удостоилъ ее имени академіи, въ уваженіе къ оказываемымъ ею за-
слугамъ всей Россіи, а лучшіе изъ воспитанниковъ Кіевской колле-
гіи—св. Димитрій Ростовскій, Стефанъ Яворскій, Ѳеофилактъ Ло-
патинскій, Ѳеофанъ Прокоповичъ, Гавріилъ Бужинскій и др. своею
многоразличною полезною дѣятельностью, украсили собою его цар-
ствованіе и содѣйствовали его правительственнымъ реформамъ.
Школы для элементарнаго обученія въ Малороссіи. Ман-
дрованные дяки. Авторъ „Историко - статистическаго описанія
Харьковской губерніи“, преосвященный Филаретъ, у котораго были
подъ рукой всѣ мѣстные церковные архивы, говоритъ: „При обо-
зрѣніи церквей мы видимъ, что въ Слободской Украйнѣ при мно-
гихъ церквахъ — въ 1732 году — были приходскій школы. По ста-
вленническимъ дѣламъ видимъ, что здѣсь учились почти всѣ тѣ,
которые послѣ исправляли должность причетниковъ при церквахъ,
а потомъ иные поступали и въ священники. Понятно, что въ этихъ
школахъ учили немногому—читать и писать“...
Въ томъ же упомянутомъ описаніи Харьковской губерніи о
нѣкоторыхъ изъ перечисляемыхъ школахъ приводятся болѣе по-
дробныя свѣдѣнія. Такъ, называя древнюю школу въ селѣ Бо-
ромлѣ, пр. Филаретъ говоритъ: „При Боромлянскомъ храмѣ со-
борномъ, Ахтырскаго уѣзда, существуютъ школы съ давнихъ вре-
менъ. Одинъ изъ уроженцевъ Боромли, сумскій іеродіаконъ Маркъ
Мушенко, передъ посвященіемъ своимъ въ іеромонахи 1744 года,
давалъ такое показаніе о себѣ: „по смерти отца своего остался
онъ 5-ти лѣтъ и въ 1709 г. пошелъ въ училище въ городѣ
Боромлѣ, церкви Рождество Богородицы въ школу, къ бывшему

въ то время дьячку Ивану Иванченко, своею волею“. Другой
черкашенинъ (казакъ изъ-за Днѣпра) уроженецъ села Единич-
наго, монахъ сумскаго монастыря Дорофей въ 1749 г. показы-
валъ: „отъ роду ему 30 лѣтъ, книжному ученію и пѣнію обученъ
онъ Ахтырскаго (слободско - украинскаго) полку села Тростинца
дьячкомъ Петромъ, а по изученіи русской грамоты бывалъ онъ
при церковныхъ школахъ дьячкомъ“. „Эти два показанія очень
важны“, говоритъ пр. Филаретъ, собиравшій по крупицамъ изъ
монастырскихъ и церковныхъ актовъ свѣдѣнія о старинныхъ шко-
лахъ харьковскихъ: „они говорятъ, что при церквахъ значительныхъ
черкасскихъ (харьковскихъ) мѣстечекъ уже около 1700 года были
школы, и учителями школъ были дьячки. Отсюда несомнѣнно, что
выраженіе, такъ часто встрѣчающееся въ дѣлахъ о посвященіи
діаконовъ и священниковъ черкасскихъ стараго времени „обученъ
дьячкомъ“, означаетъ то же, что „обученъ въ церковной школѣ“.
По справкѣ съ документами оказывается, что заведеніе школъ при
церквахъ Слободской Украины (нынѣ Харьковской губерніи) со-
временно самому ея населенію, и что это прекрасное учрежденіе
принесено Черкассами изъ-за Днѣпра, гдѣ унія вынудила рано
приняться за книги, чтобы быть въ состояніи бороться съ пропо-
вѣдниками уніи и іезуитами“.
Всеобщность существованія школъ въ Малороссіи утверждается
несомнѣнными свидѣтельствами. Такъ, г. Крыжановскій въ своей
замѣчательной статьѣ: „Очерки быта малороссійсскаго сельскаго
духовенства въ XVIII вѣкѣ“, говоритъ: „На основаніи древняго
обычая.., при каждой приходской церкви обучались по нѣскольку
мальчиковъ, почти исключительно изъ безпріютныхъ сиротъ... Эти
школяры обучались при домѣ дьячка, называвшемся поэтому шко-
лою, подъ руководствомъ самого же дьячка, носившаго поэтому
титулъ бакаляря и директора“.
Статистическія описанія Малороссіи по восточную сторону
Днѣпра, составленныя въ прошломъ столѣтіи, исчисляютъ школы,
именно какъ принадлежность приходской церкви.
Благодаря г. Лазаревскому и автору статьи: „О старинныхъ
школахъ....“, помѣщенной въ „Черниг. Епарх. Извѣст.“, которые
свели эти статистическія данныя, мы видимъ, что въ Черниговскомъ
полку (1748) были 144 школы, въ Нѣжинскомъ полку (1747) было
217 школъ, въ Лубенскомъ полку (1745) были 172 школы, въ Пе-
реяславскомъ (1741) было 98 школъ и проч.

По такимъ отрывочнымъ статистическимъ даннымъ, уцѣлѣвшимъ
отъ прошлаго (XVIII) вѣка, можно судить о томъ, какъ широко были
распространены народныя школы въ старинной Малороссіи, какъ,
напр., въ Харьковѣ, Черниговѣ, Переяславлѣ, Изюмѣ, Бѣлгородѣ,
Курскѣ, Старомъ Осколѣ и пр. Въ настоящемъ очеркѣ приво-
димъ краткія свѣдѣнія о малороссійскихъ школахъ XVII—- XVIII
вѣковъ.
„Распространено мнѣніе“, говоритъ Владимирскій - Будановъ,
„что въ Малороссіи школы возникли поздно—вслѣдствіе давленія
со стороны католической Церкви, или даже еще позднѣе--вслѣд-
ствіе попытокъ ввести и распространить унію, т. е. въ самомъ
концѣ XVI и началѣ XVII вѣка. Но люди, занимавшіеся исторіею
братскихъ училищъ, давно уже открыли схѣды древняго существо-
ванія школъ. Уже митрополитъ Евгеній говоритъ объ этомъ покой-
номъ существованіи ихъ, какъ о фактѣ общеизвѣстномъ и не под-
лежащемъ спору. За нимъ о. Флеровъ пишетъ: „въ южной Россіи
съ незапамятныхъ временъ существовали школы при церквахъ и
монастыряхъ; но въ этихъ училищахъ обучали только чтенію и
пѣніюа Историкъ Кіевской академіи замѣчаетъ: „и прежде сего
при знатнѣйшихъ церквахъ и монастыряхъ существовали школы;
но, ограниченныя преподаваніемъ самыхъ первыхъ начатковъ уче-
нія, онѣ мало отвѣчали современнымъ потребностямъ“.
Школу строили обыкновенно вмѣстѣ съ церковью, гдѣ жилъ
панъ-дьякъ съ своими пѣвцами и церковными чтецами. Еще до
сихъ поръ во многихъ мѣстахъ Малороссіи дома, гдѣ живутъ цер-
ковно-служители, называются школами. Дьякъ занималъ свое поло-
женіе не по сословному своему происхожденію изъ духовнаго званія,
а по должности, которая была доступна для всѣхъ сословій. При
одной церкви могло быть два и даже три священника, но всегда
былъ одинъ только дьякъ, избранный народомъ за хорошій голосъ,
за надлежащее знаніе службъ церковныхъ и умѣнье вести ихъ
благолѣпно и благочинно. Отъ дьяка же требовались таланты пе-
дагога, потому что онъ самъ занимался обученіемъ своихъ помощ-
никовъ при исполненіи службъ церковныхъ и училъ какъ жившихъ
въ школѣ, такъ и приходившихъ въ нее; онъ назывался также
панъ-бакаляръ, а какъ начальникъ ея — панъ-дирехторъ. Въ школѣ
жили безпріютныя сироты, приходящіе же въ школу ,были дѣти
казаковъ и посполитыхъ, людей богатыхъ и бѣдныхъ. Въ школѣ
житье было голодное, но у каждаго была надежда со временемъ

сдѣлаться дьякомъ, а потомъ выбраться и до священника. Нужно
было только усвоить себѣ всю школьную премудрость, которая
начиналась обыкновенно съ изученія букваря и расширялась по
мѣрѣ изученія псалтыря и часослова, а также и всѣ напѣвы цер-
ковные. Многіе оставались на всю жизнь, исполняя низшія при-
четническія обязанности при церкви. Въ старинной малорусской
школѣ ученіе сопровождалось нерѣдко наказаніями по тѣлу. Въ
субботу обыкновенно отвѣчали бакаляру то, что было выучено въ
теченіе недѣли, а виновный въ незнаніи выученнаго получалъ „суб-
ботника“. Слѣдовательно, и тогда исполнялись обычаи братскихъ
школъ, и, хотя школа была суровая, но народъ предпочиталъ ее
тѣмъ народнымъ училищамъ, которыя въ концѣ прошлаго столѣ-
тія императрица Екатерина II начала заводить въ Малороссіи.
Такое нерасположеніе народа къ этимъ училищамъ заключалось
въ томъ, что они были разсадниками мелкаго чиновничества и вся-
каго рода канцелярскихъ сутягъ и ябедниковъ, а также народъ
не находилъ въ нихъ удовлетворенія своимъ церковно-обществен-
нымъ потребностямъ.
Такъ какъ въ народныя школы Малороссіи поступали также
ученики Кіевской академіи и старинныхъ малорусскихъ школъ, то
они, вынося съ собою характеръ воспитывавшихъ ихъ заведеній,
удерживали и то направленіе, и тѣ привычки, которыя сообщала
имъ школа, въ которой они воспитывались раньше. Извѣстно, что
въ старину и Кіевская академія и братскія школы не были обез-
печены отъ нужды и голоданія и нерѣдко пользовались сборомъ
отъ доброхотныхъ подаяній, и большая часть бѣдняковъ должна
была промышлять сама о себѣ. Многіе поступали на кондиціи въ
дома шляхетныхъ людей въ качествѣ домашнихъ наставниковъ,
другіе тѣснились по церковно-приходскимъ школамъ, получая отъ
прихожанъ скудное вознагражденіе, и поневолѣ приходилось до-
бывать средства къ жизни испрашиваніемъ подаянія. Нерѣдко они
ходили по улицамъ города цѣлыми толпами, а въ праздники Ро-
ждества и Воскресенія Христова являлись въ дома обывателей съ
поздравительными виршами и праздничными кантами. Когда же
наступали лѣтнія каникулы, безпріютные бѣдняки расходились по
всему краю, чтобы собрать какіе-нибудь денежные запасы на учеб-
ное время года. Многіе находили себѣ службу войсковыхъ писарей.
Не мало было и такихъ, которые съ дерзновенною душой пере-
ступали черезъ порогъ панскаго дома въ качествѣ вольныхъ лю-

дей, а потомъ сами не знали, какъ вырваться на волю. Но главнымъ
убѣжищемъ для всѣхъ странствующихъ школьниковъ была сельская
школа: „школа всякимъ страннымъ домъ есть вольный“, гласитъ
старинная народная пословица. Иные оставались въ приходѣ на-
всегда въ качествѣ дьяковъ или же помощниковъ мѣстнаго дьяка.
Другіе постепенно усвоивали себѣ привычку къ бродячей жизни,
особенно въ то время, когда и посполитый людъ пользовался пра-
вомъ вольнаго перехода отъ одного пана къ другому. Вмѣстѣ съ
этимъ не представлялось страннымъ и кочеванье школьниковъ изъ
одной школы въ другую. Изъ такихъ условій жизни выработалась
въ старинной Малороссіи своего рода передвижная школа изъ бро-
дячихъ школьниковъ, которые сами быстро превращались въ
странствующихъ учителей. Въ Украйнѣ возникло даже весьма ха-
рактерное названіе: „мандрованный дякъ“, т. е. странствующій
учитель. Не ограничиваясь предѣлами Слободской Украины, Гет-
манщины и Польши странствующіе дьяки ходили съ книжною
сумою, разнося и собирая повсюду медъ книжной мудрости. Иногда
на цѣлые годы оставался такой странникъ въ какомъ-нибудь селѣ
въ качествѣ учителя, а потомъ опять идетъ дальше. „Онъ, Іоан-
никій“, читаемъ мы въ книгѣ преосвященнаго Филарета, „по изу-
ченіи славянски грамоты, ходилъ по разнымъ мѣстамъ лѣтъ съ
27 въ дьяковскомъ званіи; русскаго письма, чтенію и пѣнію обу-
ченъ онъ мандрованнымъ дьякомъ Павломъ“. „Родился (Василій
Жуковскій) Успенской церкви города Балаклеи, обучалъ школя-
ровъ и крылосное пѣніе, и (сынъ его) жилъ при отцѣ своемъ въ
школахъ въ томъ городѣ Балаклеѣ до возрасту своего и училъ,
а по смерти отца своего живалъ въ томъ же Изюмскомъ полку,
по разнымъ мѣстамъ въ школахъ“. „Въ селѣ Капустянцѣ былъ
при Воздвиженской церкви, по черкасскому обыкновенію, дьякомъ,
а онъ Алексѣй жительство имѣетъ въ селѣ Грункѣ (Полтавской
губерніи) при церкви св. Михаила въ школѣ“. Эти истинные ана-
хореты просвѣщенія, не имѣвшіе осѣдлости, лишь подъ конецъ
жизни возвращались на родину, чтобы сложить на ней свои кости.
Въ тѣ времена, когда книги считались рѣдкостью, было весьма
важно, что ихъ знанія дѣлались общимъ достояніемъ Малороссіи.
Изъ сказаннаго выше видно, что уже самыя условія жизни
могли выработать типъ „мандрованнаго дяка“. Въ „Украинской Ста-
ринѣ“ г. Данилевскимъ приводится такое объясненіе этого харак-

тернаго названія со словъ одного стариннѣйшаго жителя Харькова
Т. И. Селиванова. „Учитель-дьякъ при школѣ, обучая будущаго
такого же дьяка, обыкновенно говорилъ ему такую поговорку:
„какъ станешь самъ учителемъ, учи такъ, чтобъ не отбилъ школы“,
т. е. не открывай своему ученику всего, чтобъ ученикъ у тебя
не отбилъ въ приходѣ школы и не сѣлъ бы на твое мѣсто. Вотъ
этого-то всего, всей сути школьнаго познанія и добивались узнать
разными хитростями у своихъ учителей поступающіе въ школы
дьячки... Для этого-то, между прочимъ, они переходили изъ школы
въ школу, бродили по селамъ, „мандровали“ по украински. Бро-
дячій или „мандрованный дякъ“ являлся въ сельскую школу, при-
творялся ничего не знающимъ, узнавалъ часть нужныхъ свѣдѣній
у одного учителя-дьяка, часть у другого, шелъ дальше и вскорѣ
становился самъ знающимъ все, перехитривши своихъ учителей,
изъ которыхъ каждый между тѣмъ выросъ на пресловутой пого-
воркѣ: учи такъ, чтобъ не отбилъ школы“... Владимирскій-Буда-
новъ говоритъ, что странствующіе учителя имѣли и другое зна-
ченіе въ народномъ образованіи. „Хотя несомнѣнно, что при боль-
шей части церквей существовали свои школы, и что малороссій-
скія села весьма многочисленны, что деревень тамъ почти нѣтъ,
и что въ каждомъ селѣ находится церковь, — но были однако
церкви и безъ школъ, а также хуторныя поселенія безъ церквей.
Для такихъ поселеній „мандрованный дякъ“ былъ тѣмъ, что мы
теперь называемъ подвижною или переносною школою“.
Что касается предметовъ, преподававшихся въ школахъ Мало-
россіи, то это были: законъ Божій, чтеніе, письмо и пѣніе, а подъ
конецъ и счисленіе; предполагаютъ также, что въ кругъ общаго
обученія входила еще грамматика. Азбуковники показываютъ, что
учитель XVII вѣка, подъ скрытою формою азбуки преподавалъ
массу разнообразныхъ, но самыхъ необходимыхъ свѣдѣній, а пе-
дагогическая часть азбуковниковъ — нравственныя наставленія и
религіозное образованіе даетъ истинное содержаніе элементарному
образованію (о чемъ смотри гл. V, Азбуковники).
Школьная дисциплина была далека отъ форменныхъ, безсодер-
жательныхъ требованій послѣдующихъ временъ; ея цѣль—пріуче-
ніе дѣтей къ опрятности и благопристойности, какъ относительно
себя самихъ, такъ и относительно школы. Работы въ школьномъ
домѣ возлагались на самихъ учениковъ и простирались на всѣхъ
равно и всѣхъ равно пріучали къ физическому труду. Книги, по

которымъ учились въ школѣ, составляли предметъ особой забот-
ливости: онѣ не брались учениками домой, но оставлялись по окон-
чаніи урока въ школѣ, — сдавались школьному старостѣ. Школь-
ные порядки того времени проникнуты религіозною обрядностью и
отчасти монастырскою строгою важностью. Какъ дисциплина и
нравственность, такъ рвеніе къ занятіямъ поддерживалось наказа-
ніями, свойственными вѣку, при чемъ не одна угроза поддержи-
вала школу, значительную роль играетъ въ этомъ стыдъ предъ
товарищами.
Содержаніе школъ и помѣщаемыхъ въ нихъ школьниковъ из-
влекалось или изъ общихъ средствъ прихода, или изъ недвижи-
мыхъ имуществъ, спеціально приписанныхъ къ школѣ. Собственно
домашнее хозяйство обходилось недорого, потому что всѣ работы
возлагались на. школьниковъ.
Что касается до содержанія собственно учителей, то оно было
двоякое: во-первыхъ, какъ должностного лица общины, во-вторыхъ,
какъ вознагражденіе собственно за учительскую дѣятельность,
состояло изъ платы за обученіе каждаго мальчика по частному
условію съ родителями. Плата за обученіе въ XVIII вѣкѣ была
самая ничтожная; слѣдующій учителямъ грамоты за школьные
труды платежъ производился отъ родителей ихъ учениковъ, по
старинному обыкновенію, покнижно, а не помѣсячно.
Переходъ отъ грамматики къ часослову и отъ часослова къ
псалтырю былъ настоящимъ праздникомъ и для наставниковъ, и
для ихъ питомцевъ: учитель получалъ горшокъ съ кашей, осы-
панный сверху деньгами; ученикамъ дарили родители по пятаку
или по гривнѣ мѣди. Обычай этотъ подъ именемъ „каша“ уцѣлѣлъ
кое-гдѣ и теперь, какъ уцѣлѣли и старинные учебники, и народ-
ные наставники и наставницы. Жалованье учителю выдавалось
также въ видѣ подарковъ, припасовъ натурою.

ГЛАВА V.
Училища въ сѣверо-восточной Руси въ XVII столѣтіи.
Школы для элементарнаго обученія. — Патріархъ Филаретъ Никитичъ. —
Чудовское училище.—Епифаній Славинецкій. — Спасская школа.—Верхняя
типографія. — Сочиненія Полоцкаго.—Типографское греческое училище.—
Планъ высшаго училища.—Выборъ учителей для академіи. Братья Лихуды.—
Открытіе славяно-греко-латинской академіи и дѣятельность братьевъ Лиху-
довъ.—Академія по удаленіи изъ нея Лихудовъ. — Дѣятельность Лихудовъ
въ Новгородѣ. — Азбуковники. — Уставъ Луцкой школы. — Буквари.-Бук-
варь Бурцева. — Букварь Полоцкаго. — Букварь Истомина.—Букварь Ли-
худовъ. — Свѣдѣнія изъ грамматики. — Математическія познанія. — Свѣ-
дѣнія изъ географіи, космографіи и естествознанія.—Физіологъ. — Истори-
ческія свѣдѣнія. — Лѣтопись.— Степенныя книги.— Разрядныя записки.—
Куранты.—Хроника Софоновича.—Синопсисъ.-Царственныя и Потѣшныя
книги. — Языкознаніе. — Общій характеръ и направленіе русской школы
въ допетровскую эпоху.
Школы для элементарнаго обученія. Относительно состоянія
народнаго образованія въ нашемъ отечествѣ въ описываемую эпоху
г. Владимирскій - Будановъ въ своемъ сочиненіи: „Государство и
народное образованіе“, которымъ мы и воспользовались въ насто-
ящемъ очеркѣ, говоритъ слѣдующее: „.... до всеобщаго оживленія
элементарнаго образованія въ XVII вѣкѣ приходскія школы не-
сомнѣнно продолжали свое бытіе, данное имъ еще въ X вѣкѣ. По-
стоянно повторяющаяся аксіома, что татарское иго пресѣкло есте-
ственный ходъ просвѣщенія на Руси, совершенно вѣрна, но вовсе
не относительно элементарнаго образованія. Иго это прекратило
существованіе большихъ городскихъ школъ, т. е. истребило заро-
ждавшіеся начатки средняго и высшаго образованія. Именно въ
этомъ смыслѣ говорятъ отцы собора 1551 года: „а прежде сего въ
Россійскомъ царствѣ на Москвѣ и въ Великомъ Новгородѣ и по
инымъ градомъ многія училища бывали“. Ни они, ни Геннадій ни-
когда не утверждали, что грамотность прекратилась; всеобщія жа-
лобы XVI и XVII вѣковъ имѣютъ другой смыслъ, именно тотъ,
что элементарное образованіе недостаточно для правильнаго удо-
влетворенія потребностямъ Церкви и государства. Что общины не
могли совсѣмъ забыть свою старую обязанность въ отношеніи къ
народному образованію, это видно изъ того, что по требованію цер-
ковнаго права „приходскимъ священникамъ вмѣнялось въ обязан-

ность изъ полезныхъ книгъ почерпать знаніе вѣры и учить малыхъ
дѣтей въ домѣ, а всѣхъ въ храмѣ“. И дѣйствительно, житія свя-
тыхъ, заключающія въ себѣ драгоцѣнныя черты для бытовой исто-
ріи, не разъ рисуютъ намъ такую картину элементарной школы
(въ татарскую эпоху): „вдану бывшу ему (св. Іонѣ, 1458—1470)
нѣкоему діакону наказатися св. книгамъ... аще когда отъ учителя
исхождаше со множествомъ учениковъ, улица града къ дому ему
приходити бываше и тогда всѣмъ яко дѣтемъ и гранію радующимся,
той (Іона) вдалѣ отъ нихъ стояти обычай имяше“. Число духовен-
ства не только не сокращалось съ эпохи татаръ, но постепенно
возрастало и дошло ко временамъ Петра Великаго до едва вѣро-
ятной степени. Но они были, по крайней мѣрѣ, люди грамотные,
и по свидѣтельству Кормчей XVI вѣка (въ посланіи патріарха Гер-
мана къ русскому митрополиту Киръ-Леонтію, октября 1228 года, о
непосвященіи рабовъ въ духовный санъ), всѣ эти лица обыкновенно
отдавались „учителемъ... учити священной грамоты“, хотя, какъ
мы знаемъ, это ученіе было плохо и недостаточно.
До XVII вѣка въ Московской Руси сохранились элементарныя
школы (и только онѣ), при чемъ элементарное образованіе, бла-
годаря отсутствію средняго и высшаго, понизилось до сообщенія
безжизненной грамотности, и притомъ неполной и неточной. Высо-
кая цѣль всякаго образованія—возбужденіе умственнаго и нравствен-
наго развитія—забывалась. Въ XVII вѣкѣ, при тѣснѣйшемъ сбли-
женіи восточной Руси съ западною (въ смутное время, въ эпоху
войнъ Михаила Ѳеодоровича съ Польшею, особенно со времени при-
соединенія Малороссіи), элементарныя школы оживились внутренно
и распространились въ своей численности. Вліяніе западной Руси
въ этомъ случаѣ не можетъ подлежать никакому сомнѣнію“.
Судя по значительному числу грамотныхъ людей въ описывае-
мое время въ Москвѣ и разныхъ мѣстахъ Московскаго государства
(см. гл. III, извлеченіе изъ статьи проф. Соболевскаго: „Образован-
ность Московской Руси XV—XVII вѣковъ), а также заключая по
большому количеству азбуковниковъ и букварей и множеству азбукъ,
особенныхъ въ каждой местности Россіи, равно какъ и основы-
ваясь на изысканіяхъ объ элементарныхъ школахъ этого періода,
обнародованныхъ въ послѣднее время, какъ-то: проф. Соболевскаго,
Мордовцева, Извѣкова, Владимирскаго-Буданова, Крестинина, Бо-
рисова, пр. Филарета, Данилевскаго и др., должно заключить, что
въ Россіи въ описываемую эпоху было достаточное число элементар-

ныхъ частныхъ школъ. Азбуковники же даютъ указанія на способъ
обученія, объемъ и методъ преподаванія предметовъ, изучавшихся
въ школахъ, и знакомятъ съ тѣми нравственными наставленіями,
которыми руководствовалась допетровская школа.
Часословы и псалтыри, говоритъ г. Владимирскій - Будановъ,
открывали собою ту область знаній, въ которой такъ сильна была
допетровская Русь. Конечно, основная часть первоначальнаго обу-
ченія заключалась и въ XVII вѣкѣ въ азбукѣ, часовникѣ, псал-
тырѣ, письмѣ и пѣніи, а подъ конецъ въ счисленіи. Это мы могли
бы изучать на живыхъ примѣрахъ недавней дѣйствительности во
всѣхъ углахъ Россіи. Но вопросъ состоитъ въ томъ, признавались
ли эти предметы обученія конечными цѣлями его, или только сред-
ствомъ для пріобрѣтенія знаній и нравственнаго развитія. Только
въ послѣднемъ случаѣ элементарное образованіе заслуживаетъ имени
образованія. И, дѣйствительно, только невѣжественные препода-
ватели могли ограничиваться голою азбукою, а потомъ неосмы-
сленнымъ чтеніемъ псалтыря и часослова (какъ это сдѣлалось обыч-
нымъ послѣ, когда лучшія педагогическія силы уже отвлечены были
къ среднимъ училищамъ). Азбуковники показываютъ, что учитель
XVII вѣка, подъ скрытою формою азбуки, преподавалъ массу раз-
нообразныхъ, но самыхъ необходимыхъ свѣдѣній. Сверхъ того, пе-
дагогическая часть азбуковниковъ — нравственныя наставленія и
религіозное образованіе, для котораго часословъ и псалтырь пер-
воначально служили средствомъ, а не цѣлью,—даютъ истинное
содержаніе элементарному образованію.
Переходя къ вопросу объ устройства школъ описываемаго
времени, приводимъ слова г. Мордовцева, который изъ разсмо-
трѣнія допетровскихъ учебниковъ пришелъ, между прочимъ, къ
слѣдующему выводу: „самое первое, что мы видимъ при чтеніи
азбуковниковъ, это существованіе отдѣльныхъ училищъ, особыхъ
домовъ, гдѣ собиралось русское юношество для наученія книжному
дѣлу. Были ли для этого построены особыя зданія на обществен-
ный счетъ или на частное иждивеніе, или мѣстомъ обученія были
дома и квартиры самихъ наставниковъ, положительно этого мы
рѣшить не можемъ; но что дѣти собирались въ извѣстномъ домѣ,
въ училищѣ, и занимались тамъ ученіемъ до вечера или до ве-
черенъ, потомъ расходились по домамъ, —это достовѣрно и дока-
зывается очень многими мѣстами азбуковниковъ... Не рѣшаемся
утверждать также и того, чтобы дѣти во все время своего обуче-

нія находились безотлучно въ самихъ зданіяхъ училища: можетъ
быть, это было прежде, но въ XVII вѣкѣ дѣти приходили изъ дому
утромъ и послѣ обѣда, находясь въ остальное время при родите-
ляхъ“. Дѣйствительно, слѣдующее наставленіе азбуковниковъ не
оставляетъ никакого сомнѣнія въ существованіи открытыхъ учи-
лищъ:
„Въ дому своемъ, возставъ отъ сна, умыйся,
Прилунившимся плата краемъ добрѣ утрися,
Въ поклоненіи св. образомъ продолжися,
Отцу и матери низко поклонися,
Въ школу тщательно иди
И товарища своего веди.
Въ школу съ молитвою входи,
Такоже и вонъ исходи“.
Это же указываетъ вмѣстѣ и на то, что училища, о которыхъ
идетъ рѣчь, были училищами приходскими. Все дневное распре-
дѣленіе времени школьниковъ подтверждаетъ связь училищъ съ
приходомъ и приходскою церковью:
„Звонъ къ церковному пѣнію егда слышите,
Ученіе оставите, усердно тамо поспѣшите;
Знаеми всѣмъ тамо кроткимъ стояніемъ бывайте,
Понеже вси знаютъ, яко въ школѣ пребываете“.
Противорѣчія указаній азбуковниковъ, съ одной стороны, на
пансіонскій бытъ училищъ (есть указанія на общественные столы
и на возможность наблюденій за учениками во время сна), съ дру-
гой стороны—на открытый способъ устройства училищъ, служатъ
новымъ подтвержденіемъ приходскаго ихъ характера.
Училище въ одно и то лее время было и открытымъ для всѣхъ
желающихъ, и закрытымъ для сиротъ, призрѣваемыхъ общиною.
Тѣснѣйшая связь школы съ церковью, богослужебное распредѣле-
ніе времени учениковъ, не оставляетъ никакого сомнѣнія, что
школы были приходскими: въ дни праздничные ученики, идя въ
церковь, заходятъ въ школу, гдѣ, отвѣтивъ заданный урокъ и
проговоривши новый лишь трижды, выслушивали „разныя поученія
и объясненія праздниковъ, затѣмъ отходили въ церковь“.
Хотя предполагать всеобщее распространеніе элементарнаго об-
разованія въ древней Руси по словамъ г. Владимирскаго-Буданова
было бы странно, но нельзя сомнѣваться, что люди всѣхъ состоя-

ній имѣли совершенно одинаковый доступъ къ общественному обра-
зованію, не исключая и рабовъ, которыхъ, можетъ быть, учили
даже съ особеннымъ усердіемъ, потому что рабовладѣльцы обык-
новенно обращали холоповъ въ домашнихъ учителей для соб-
ственныхъ дѣтей, для замѣщенія мѣстъ священническихъ въ цер-
квахъ, отъ нихъ зависимыхъ, для управленія имѣніями и для ве-
денія исковъ въ судахъ по своимъ дѣламъ; даже сословіе наем-
ныхъ адвокатовъ обыкновенно состояло изъ холоповъ и домашней
прислуги полусвободнаго состоянія. Замѣнять общее элементарное
образованіе домашнимъ могли лишь немногія лица, и притомъ уже
позднѣе, когда вообще домашнее образованіе въ сѣверной Руси
отодвинуло на второй планъ общинно-приходское. Хотя по Сто-
главу цѣлью школьнаго обученія должно быть замѣщеніе священ-
ническихъ и вообще церковническихъ мѣстъ, но эта цѣль не есть
единственная, а лишь высшая, по сознанію того времени. Замѣ-
щеніе церковно-служебныхъ мѣстъ остается цѣлыо элементарнаго
обученія только въ томъ смыслѣ, что потребность въ священни-
кахъ, и церковномъ причтѣ была для общинъ того времени самою
настоятельною. Тогдашнія школы нельзя назвать духовными, по-
тому что въ священники поступали лица всѣхъ классовъ, живу-
щихъ въ приходѣ, а причетники нанимались общиною. Разумѣется,
что для дѣтей изъ духовнаго званія представлялось болѣе побу-
жденій учиться грамотѣ, чѣмъ для дѣтей прочихъ сословій, потому
что по стариннымъ представленіямъ „поповъ сынъ, грамотѣ не уче-
ный, есть изгой, т. е. лицо, лишенное правъ въ общинѣ“. Этимъ
объясняется и постепенное возникновеніе наслѣдственной передачи
священническихъ мѣстъ, сначала существовавшей фактически, а
потомъ признанной какъ бы обычнымъ правомъ. По общему пра-
вилу о выборахъ, дѣйствовавшему до самыхъ узаконеній Петра о
духовныхъ мѣстахъ, всякое лицо, обладавшее свѣдѣніями, кото-
рыя составляли тогда область элементарнаго образованія, имѣло
одинаковыя права на посвященіе въ духовный санъ.
Букварныя великорусскія училища XVII вѣка отнюдь не были
духовными по составу учениковъ, а напротивъ, всесословными.
Г. Мордовцевъ говоритъ: „важное свидѣтельство читаемъ мы въ
азбуковникахъ относительно того, въ какихъ слояхъ русскаго об-
щества было распространено если не образованіе, приличное тому
времени, то по крайней мѣрѣ грамотность“. Въ одномъ азбуков-
никѣ сама мудрость, поучая юношество и совѣтуя родителямъ

всѣхъ состояній и званій, даже землевладѣльцамъ, отдавать сво-
ихъ дѣтей въ наученіе къ ней и прехитрой словесницѣ, говоритъ
между прочимъ: „сего ради присно глаголю и глаголя не престану
людямъ благочестивымъ во слышаніе, всякаго чина же и сана, слав-
нымъ и худороднымъ, богатымъ и убогимъ, даже и до послѣднихъ
земледѣльцевъ, да своя неискусозлобныя дѣти на... благоразум-
ное ученіе вдаютъ; не оскорбляйся убо, ниже печаль си имѣютъ
о невѣжествующихъ и грубородныхъ отроковъ, но и сихъ удобь
отдавайте“. „Конечно“, прибавляетъ авторъ, „по этимъ словамъ
нельзя еще дѣлать заключеній о распространеніи грамотности
между поселянами; но, что такое явленіе считалось уже возмож-
нымъ въ то время въ нашей старой Руси, это неоспоримо. Впро-
чемъ, намъ довольно и того, если мы знаемъ, что въ школахъ
допетровской Руси могло обучаться юношество всякаго состоянія
и всѣхъ сословій, начиная отъ знати до послѣднихъ земледѣльцевъ“.
Въ документахъ того времени мы рѣдко находимъ извѣстія о
числѣ обучавшихся; но азбуковники указываютъ не разъ на тѣ-
сноту школьныхъ помѣщеній:
„Данное тебѣ учителемъ кое мѣсто,
Ту житіе твое да будетъ вмѣстно;
Дружняго мѣста не восхищай
И товарищевъ своихъ не утѣсняй“.
Общественный характеръ школъ въ XVIII вѣкѣ, когда высшіе
и зажиточные классы (дворяне, купцы) получали образованіе вмѣстѣ
съ низшими, послужилъ, какъ извѣстно, богатымъ матеріаломъ
для издателей сатирическихъ журналовъ второй половины этого
вѣка. Мысль о всеобщемъ распространеніи грамотности въ древ-
ней Руси можетъ оказаться вѣрною въ примѣненіи къ посадскому
населенію, въ особенности относительно сѣверныхъ городовъ.
Г. Борисовъ замѣчаетъ о грамотности посадскихъ городовъ Шуи
въ XVII вѣкѣ: въ одной выборной записи шуянъ имѣются доку-
менты, въ которыхъ подписалось до сорока лицъ посадскихъ лю-
дей; въ челобитной шуянъ, поданной на имя царя Алексѣя Ми-
хайловича, изъ посадскихъ людей приложено 20 рукъ.
Изъ изысканій г. Владимирскаго-Буданова о народномъ образо-
ваніи въ Россіи, слѣдуетъ, что до Петра Великаго не существо-
вало на Руси принудительнаго обязательства посѣщать школу, но,
что обязательность образованія, начиная уже съ перваго возник-

новенія школъ, вытекала изъ историческихъ основъ отношенія об-
щества къ семьѣ и не имѣетъ ничего общаго съ обязательностью,
установляемою закономъ. Всѣ требованія относительно образова-
нія дѣтей предъявлялись къ общинамъ и элементарному обученію,
которое, разумѣется, не въ состояніи было удовлетворить имъ. Ме-
жду семьею и общиною не стояло никакихъ принудительныхъ пред-
писаній закона. Дѣятельность общины относительно народнаго обра-
зованія выражалась въ сообщеніи прихожанамъ условій, облегча-
ющихъ доступъ къ элементарному образованію, а именно, прежде
всего, въ пріобрѣтеніи учителей.
Должность учителя соединялась въ одномъ лицѣ съ другими
должностями по приходу—общиннаго секретаря (дьяка) и церков-
наго дьячка. Такъ какъ обѣ онѣ необходимо существовали въ
каждой общинѣ, то присутствіе учителя въ приходѣ было явле-
ніемъ нормальнымъ и постояннымъ. Г. Сухомлиновъ пишетъ: „испо-
конъ вѣка учительствомъ промышляли дьячки, и званіе дьячка до
того слилось въ понятіи народа съ учительствомъ, что самыя кру-
тыя мѣры не въ состояніи были подорвать довѣрія къ дьяковскимъ
школамъ. Дома, гдѣ живутъ дьячки, народъ въ разныхъ мѣстахъ
Малороссіи до сихъ поръ называетъ школами“. Въ школахъ учили
дьячки, гдѣ они и жили.
Дьячки, по званію школьныхъ учителей, назывались „бакаля-
рами“ и „дирехтурами“ —какъ распорядители школы. Эти учители-
дьяки избирались приходами, которые заключали съ каждымъ изъ
нихъ словесный или формальный договоръ. Дьякъ—школьный учи-
тель—занимаетъ обыкновенно второе мѣсто послѣ лица, облечен-
наго общинною властью. Иногда, впрочемъ, учительство довѣря-
лось другимъ духовнымъ лицамъ, исправлявшимъ штатныя обязан-
ности; такъ распоряжался Стоглавый соборъ, такъ существовало
это и на дѣлѣ во многихъ случаяхъ. Жены заштатныхъ священ-
никовъ и дьяконовъ обучали дѣвочекъ въ тѣхъ же школахъ.
Лицо, соединявшее земскую или церковную должность съ дол-
жностью учителя, не обязано было обучать дѣтей общины без-
платно. Элементарное образованіе ни для кого не было мнимо да-
ровыхъ, т. е., общинная власть не собирала школьнаго налога и не
платила учителямъ жалованья. Каждый родитель заключалъ съ учи-
телемъ сдѣлку совершенно въ такихъ же формахъ, въ какихъ совер-
шались прочія гражданскія сдѣлки въ эпоху господства обычнаго
права, т. е. приглашалъ одного или двухъ свидѣтелей, въ присут-

ствіи коихъ и заключалъ условіе; затѣмъ, на окончательномъ экза-
менѣ присутствуютъ тѣ же самые свидѣтели и рѣшаютъ—честно ли
выполненъ договоръ со стороны наставника. Сами уставы прирав-
ниваюсь этотъ порядокъ одному изъ видовъ договора личнаго найма:
„такой порядокъ соблюдаютъ и всѣ другіе ремесленники, ибо не
только сына, но и слугу поручаютъ мастеру при людяхъ и по-
рядкомъ...“ Содержаніемъ договора служили условія о томъ, чему
учить, и въ какой срокъ; упоминалось о могарычѣ (договорная
плата), поминкѣ (добавочная плата за исполненіе части условій).
Общинная власть вовсе не оставалась чуждою этимъ сдѣлкамъ.
Свидѣтелями при заключеніи упомянутыхъ договоровъ были „со-
сѣди“—вся мѣстная община. Когда приглашались они на оконча-
тельный экзаменъ, то и общество въ состояніи было судить—пра-
вильно ли поступаетъ наставникъ, находя безполезнымъ дальнѣй-
шее пребываніе ученика въ школѣ.
Въ значительной части случаевъ этотъ надзоръ общины за дѣя-
тельностью школы проявлялся въ формахъ контроля общественнаго
мнѣнія. Старинные учебники содержатъ множество образцовъ при-
вѣтствій лицамъ, посѣщавшимъ школу. Это были „благодѣтели“,
вліятельные люди общины. Азбуковникъ наставляетъ: когда вхо-
дитъ постороннее лицо, всѣ должны встать при его появленіи, и
одинъ изъ прилежнѣйшихъ учениковъ, поклонившись посѣтителю,
говоритъ рѣчь, приличную мѣсту и времени. Не даромъ настав-
никъ, поощряя учениковъ къ чистоплотности и благонравію, по-
стоянно ставитъ имъ на видъ: „что скажутъ о школьной чистотѣ
посѣтившіе школу, что подумаютъ прихожане о школѣ, когда уче-
ники въ церкви будутъ шалить и проч.“.
Впослѣдствіи, когда правительство стало преслѣдовать прямыми
и косвенными мѣрами приходскія школы, всѣ учителя - мастера
превратились просто въ мастеровъ, вольнонаемныхъ слугъ; но это
явленіе позднѣйшее, оно принадлежитъ XVIII и XIX вѣкамъ.
Учителей приготовляла та же самая школа, въ которой впо-
слѣдствіи они сами преподавали. Отсюда традиціонная передача
свѣдѣній въ томъ же объемѣ, въ какомъ издавна укоренились они
на Руси вліяніемъ греческихъ миссіонеровъ.
Старшимъ и болѣе практичнымъ, болѣе честнымъ изъ школя-
ровъ давались названія подьячихъ, т. е. помощниковъ дьячка,
другимъ—псаломщиковъ, клиросниковъ и т. п. Инымъ долго не
счастливилось; они доживали до 30-лѣтняго и долѣе возраста въ

званіи школяровъ все въ качествѣ кандидата на должность дьячка-
учителя.
Учитель-дьякъ при школѣ, обучая будущаго такого же дьяка,
обыкновенно говорилъ ему такую поговорку: какъ станешь учи-
телемъ, учи такъ, чтобы не отбилъ школы. „Учимся у мастеровъ“,
говорятъ будущіе пастыри и учители: „намъ больше учиться не-
гдѣ“, какъ свидѣтельствуетъ Стоглавъ. Вслѣдствіе этого: а) эле-
ментарное обученіе не растетъ вмѣстѣ съ историческимъ ростомъ
общества; кромѣ элементарныхъ, не было другихъ учебныхъ за-
веденій, которыя постоянно распространяли бы новыя и высшія
свѣдѣнія; б) существовала опасность постояннаго, хотя и медлен-
наго регрессивнаго движенія. „Учи такъ, чтобы не отбилъ школы“,
т. е., не открывай своему ученику всего, чтобы ученикъ не сѣлъ
на твое мѣсто. Вотъ этого-то всего и добивались ученики разными
хитростями у своихъ учителей. Что такія именно стремленія за-
мѣчались у наставниковъ - мастеровъ того времени, на это наме-
каетъ самъ Стоглавъ, настаивая съ особеннымъ удареніемъ на
томъ: „такожъ бы учили своихъ учениковъ... сколько сами умѣ-
ютъ, ничтоже скрывающе, но отъ Бога мзды ожидающе“. Этимъ
наиболѣе объясняется упадокъ элементарныхъ знаній въ Москов-
ской Руси, несомнѣнно замѣчаемый съ XVI вѣка.
При автономической разрозненности общинъ въ дѣлѣ народ-
наго образованія, единство его является лишь единствомъ задачъ,
взглядовъ на него всего народа, а не единствомъ исполненія:
школа, случайно попавшая въ хорошія руки стояла много выше
сосѣднихъ, но не обнаруживала на нихъ никакого вліянія. Про-
тивъ этого зла существовало съ древнѣйшихъ временъ одно сред-
ство — это переходъ учителей съ мѣста на мѣсто. Мы знаемъ,
что въ XVI вѣкѣ обученіемъ пѣнію занимались особые мастера,
„пѣти зѣло гораздые“, распѣвщики и творцы, которые смотрѣли
на свое занятіе, какъ на ремесло, ходили по городамъ, собирали
къ себѣ учениковъ и обучали ихъ пѣнію. Въ Украйнѣ возникло
даже весьма характерное названіе „мандрованный дякъ“, то-есть
странствующій учитель (см. гл. IV, школы Малороссіи). Подобные
странствующіе учителя были и въ Москвѣ въ XVII и XVIII вѣкахъ.
„Въ 1745 г. вышелъ въ Москву и имѣлся праздно, питаясь уче-
ніемъ господскимъ и прочихъ дѣтей“, показывалъ о себѣ въ
1755 году дьяконъ Василій Анисимовъ въ Московской консисто-
ріи. Дьячокъ Петровъ на допросѣ показалъ, что ему отъ роду 38

лѣтъ, при той Воскресенской церкви находился по 1758 годъ и
отъ церкви отошелъ для лучшаго пропитанія себя и дѣтей сво-
ихъ „въ разныхъ господскихъ домахъ обучая людей ихъ грамотѣ,
писать и пѣть изъ подлежащей платы“.
Когда впослѣдствіи училища, основанныя корпораціями и част-
ными лицами, возвысились до степени среднихъ и высшихъ учеб-
ныхъ заведеній, наступила другая эпоха для элементарныхъ школъ.
Тогда эти послѣднія могли заимствовать, и дѣйствительно заим-
ствовали, учителей изъ первыхъ. „Іовъ Борецкій — воспитанникъ
и ректоръ Львовскаго училища, поступивъ во священники въ Кіев-
скую Воскресенскую церковь, преобразовалъ приходскую школу
этой церкви такъ, что она вскорѣ заслужила уваженіе образован-
ныхъ людей“.
Только этимъ же путемъ могли попасть въ села Московскаго
государства попы, знающіе грамматику и риторику. Въ ноябрѣ
1616 года была выдана слѣдующая царская грамота: „По нашему
указу взяты были къ намъ въ Москву изъ Троицкаго Сергіевскаго
монастыря канонархистъ—старецъ Арсеній, да села Клементьева
попъ Иванъ для исправленія книгъ печатныхъ и Потребника.
И мы указали исправленіе Потребника поручить тебѣ архимандриту
Діонисію, и съ тобою Арсенію и Ивану и другимъ духовнымъ раз-
умнымъ старцамъ, которымъ подлинно извѣстно книжное ученіе,
грамматику и риторику знаютъ“. Уже въ началѣ XVII вѣка были
въ Москвѣ епископы изъ Малороссіи, которые старались назначать
священниковъ своею властью, а не по выбору прихожанъ. Въ
XVIII вѣкѣ, когда въ Харьковѣ существовалъ уже коллегіумъ,
между нимъ и этими народными школами не могла не возникнуть
нѣкоторая связь. Учителями въ нихъ иногда появляются воспитан-
ники коллегіума. Но такая солидарность между низшими и высшими
училищами существовала не вездѣ и недолго; солидарность господ-
ствовала лишь въ училищахъ, основанныхъ корпораціями и частными
лицами; что же касается до основанныхъ правительствомъ, то они
подчиняли своихъ воспитанниковъ такимъ условіямъ, которыя не
позволяли имъ быть попрежнему единственными и сносными на-
родными учителями. Учительство въ народной школѣ не было уже
приготовленіемъ къ священству: лучшіе воспитанники семинарій
прямо посвящались во священники; негодные вербовались въ воен-
ную службу или поступали въ дьячки, при чемъ, промышляя по-
прежнему учительскомъ, довели приходское образованіе до совер-

шейнаго упадка, а званіе учителя - мастера до заслуженнаго пре-
зрѣнія. Хотя по свѣдѣніямъ своимъ они все - таки были выше
прежнихъ наставниковъ, учившихся лишь въ народныхъ школахъ,
но свѣдѣнія эти оказывались совершенно непригодными.
Что касается до содержанія учителей, то оно было двоякое:
во-первыхъ, оно было общественное, какъ должностного лица об-
щины, во-вторыхъ, какъ вознагражденіе собственно за учительскую
дѣятельность, состояло изъ платы за обученіе каждаго мальчика
по частному условію съ родителями. Народъ, какъ извѣстно, пред-
почитаетъ до сихъ поръ платить за ученіе и мало цѣнитъ ученіе
безплатное. Вознагражденіе это, въ своихъ формахъ, уцѣлѣло съ
древнѣйшихъ временъ до сихъ поръ. Уже по словамъ Геннадія,
„первое (учитель) изучитъ ему (ученику) вечерню; ино то мастеру
принести каша, да гривна денегъ; а завтрени тоже, а и свыше
того; а часы особно; да тѣ поминки опроче могарца, что рядилъ
отъ него“. Въ такомъ же видѣ изображается эта плата и во вто-
рой половинѣ XVIII вѣка Крестининымъ: „слѣдующій учителямъ
грамоты за школьные труды платежъ производится отъ родителей
ихъ учениковъ, по старинному обыкновенію, покнижно, а не помѣ-
сячно. Въ прежніе годы платили имъ за азбуку по 10 к. за часо-
словъ по 60 к. и по 70 к., за псалтырь по 1 р., за письмо также
по 1 р. Въ нынѣшнее время таковые платежи возвысились вдвое
и больше за каждую книгу. Но симъ платежомъ въ здѣшнихъ мѣ-
стахъ самый исправный и прилежный учитель грамоты содержать
себя не можетъ, за дороговизною съѣстныхъ припасовъ и другихъ
вещей, къ содержанію человѣческой жизни необходимыхъ“. Вслѣд-
ствіе сего учительство и перешло въ руки полуграмотныхъ жен-
щинъ. „Плата за обученіе въ XVIII вѣкѣ, по словамъ г. Воро-
нова, была самая ничтожная: въ столицѣ брали по 1 руб. въ мѣ-
сяцъ и менѣе, или за выучку, за чтеніе отъ 4 до 6 руб., а за
правила ариѳметики 3 рубля“.
То же самое существовало и въ Малороссіи какъ въ старое
время, такъ и въ концѣ XVIII вѣка. Жалованье учителю выда-
валось также въ видѣ подарковъ, припасовъ натурою. Упомянутое
явленіе отличалось одинаковымъ характеромъ какъ въ юго-запад-
ной, такъ и въ восточной Руси.
Содержаніе народныхъ учителей сдѣлалось со временемъ крайне
недостаточнымъ, и самое обученіе совершенно неудовлетворитель-
нымъ и даже уродливымъ (по свидѣтельству Крестинина), когда

народное учительство отдѣлилось отъ другихъ общественныхъ дол-
жностей, когда оно попало въ руки малограмотныхъ стариковъ и
старицъ — частныхъ лицъ. Но этотъ переворотъ (хотя неповсе-
мѣстный и неполный) совершился рядомъ правительственныхъ мѣръ
въ XVIII вѣкѣ.
Въ центральныхъ областяхъ Московскаго государства общины
перешли сначала въ полузависимое, а потомъ совершенно несво-
бодное отношеніе къ землевладѣльцамъ. Въ XVII вѣкѣ и даже
въ первой половинѣ XVIII мѣстные обыватели еще пользовались
нѣкоторымъ самоуправленіемъ, но съ того времени, когда въ об-
щинахъ водворяются частные землевладѣльцы, начинаютъ суще-
ственно измѣняться не только частныя, но и общественныя права
общины. Съ переходомъ правъ общины къ землевладѣльцу пере-
ходятъ на него и всѣ тѣ обязанности по народному призрѣнію и
образованію, которыя прежде лежали на общинѣ. Въ перечнѣ
школъ Малороссіи не разъ упоминается о школахъ приходскихъ
во владѣльческихъ имѣніяхъ. Владѣлецъ поддерживалъ общинныя
учрежденія въ ихъ прежнемъ видѣ; онъ оставлялъ школы въ до-
махъ причетниковъ и даже лично пользовался этими школами, по-
сылая въ нихъ своихъ дѣтей.
Учителя нанимаются для нихъ самимъ владѣльцемъ, школы
помѣщаются въ его дворѣ, обученіе становится домашнимъ. На
все это ясно указываютъ административные акты XVIII вѣка:
„Отъ церкви отошелъ (говоритъ дьячекъ Петровъ) и пребывалъ
въ разныхъ господскихъ домахъ, обучая людей ихъ грамотѣ, пи-
сать и пѣть изъ подлежащей платы“... Цѣль образованія при этомъ
должна была существенно измѣниться: грамотные люди прежде
всего нужны помѣщику для его собственныхъ потребностей. Онъ
желаетъ имѣть грамотныхъ управляющихъ и конторщиковъ, искус-
ныхъ ремесленниковъ и т. д. Къ этому присоединяется и необхо-
димость дать образованіе своимъ дѣтямъ. Узко-утилитарныя цѣли
стоятъ тутъ на первомъ планѣ. Школы этого рода, не будучи до-
машними въ точномъ смыслѣ слова, не могутъ считаться и обще-
ственными. Онѣ существуютъ преимущественно для дворовой при-
слуги, однако, болѣе благоразумные и состоятельные помѣщики
допускаютъ въ нихъ и дѣтей своихъ крестьянъ. Для такихъ школъ
владѣльцу выгоднѣе имѣть не вольнонаемнаго, а крѣпостного слугу
въ качествѣ учителя. Однако, нерѣдко землевладѣльцы принуждены
были обращаться и къ вольному найму учителей, какъ это видно

изъ актовъ Московскаго епархіальнаго управленія. Изъ отношеній
землевладѣльца къ приходской школѣ возникъ принципъ, долго
державшійся и въ обычаяхъ и въ законодательствѣ новыхъ евро-
пейскихъ народовъ, по которому въ бывшихъ частныхъ имѣніяхъ
обязанность содержать школу дѣлится между землевладѣльцами и
общинами.
Что касается воспитанія въ элементарныхъ школахъ въ опи-
сываемую эпоху, то г. Владимирскій-Будановъ говоритъ, что
судя по школьнымъ уставамъ XVII в. воспитаніе съ элементарнымъ
образованіемъ, какъ и семья со школою не прерывали тѣсной
связи. Для приходскихъ школъ юго-западной Руси указаніями слу-
жатъ уставы низшихъ братскихъ школъ, которыя стоятъ въ са-
мой тѣсной связи съ приходскими, и черты относительно воспита-
тельныхъ мѣръ, находимыя въ братскихъ школахъ, должны быть
въ высшей мѣрѣ приписаны и приходскимъ.
Общія воспитательныя требованія школы заключаются въ слѣ-
дующемъ: внѣ училища ученикъ обязанъ „не ходить въ неприлич-
ныя собранія и пирушки, не имѣть обращенія и товарищества съ
тѣми, которые тому преданы“, быть учтивыми при встрѣчѣ съ
людьми достойными какъ духовнаго, такъ и свѣтскаго сословія,
открывая предъ ними голову и отдавая поклонъ. Равно и къ мѣ-
стамъ посвященнымъ Богу, какъ то: монастырямъ, кладбищамъ,
училищамъ, преимущественно предъ другими мѣстами, должны
имѣть почтеніе. Внутри школы требовалось отъ учителей такихъ
отношеній къ ученикамъ, которыя бы напоминали отношенія ро-
дителей къ дѣтямъ, — „учитель долженъ учить и любить дѣтей
всѣхъ одинаково какъ сыновей богатыхъ, такъ и сиротъ, убогихъ
и тѣхъ, которые ходятъ по улицамъ, прося пропитанія, учить —
сколько кто по силамъ научиться можетъ“.
При надлежащихъ отношеніяхъ учителя къ ученикамъ, школь-
ный порядокъ возникаетъ самъ собою, ученикъ долженъ каждый
день приходить въ школу, потому что если онъ перестаетъ хо-
дитъ, то увольняется изъ школы, какъ тратящій понапрасну
время. Ученики должны приходить во-время и вести себя тихо,
потому что „должны слушать, уразумѣвать и замѣчать все, что
будетъ читано, сказываемо и диктуемо учителемъ, стараясь всѣми
силами, чтобы все слышанное могли выразить подобно учителю“.
Ученики должны сидѣть на мѣстахъ, назначенныхъ учителемъ, по
успѣху каждаго. „Кто будетъ больше знать долженъ сидѣть выше,

хотя бы и весьма былъ бѣденъ“. „Богатые предъ убогими въ
школѣ ничѣмъ не могутъ быть выше, какъ только наукою, а по
внѣшности равны всѣ, ибо всѣ мы братья о Христѣ“.
Къ надзору за соблюденіемъ педагогическихъ правилъ привле-
чены сами ученики. По уставу Луцкой школы для наблюденія изби-
раются каждую недѣлю по два или по четыре мальчика, „отъ чего
ни одинъ не можетъ отказываться, когда до него дойдетъ оче-
редь“; они вовсе не привилегированныя лица; на ихъ обязанность
возлагается „пораньше приходить въ школу, подмести ее, зато-
пить въ печкѣ и сидѣть у дверей“. Это временные хозяева школы,
сызмала пріучающіеся къ домоводству и чистоплотности; они, какъ
хозяева, „должны знать обо всѣхъ кто выходитъ, они должны за-
писывать и доносить о тѣхъ, которые не учились, шалили, или
въ церкви безчинно стояли, или домой идучи вели себя непри-
стойно“.
Конечно, ни духъ времени, ни цѣль школы не позволяли обой-
тись безъ наказанія. Мы не знаемъ характера и мѣры наказаній;
уставъ говоритъ, однако, что учитель долженъ „за непослушаніе
наказывать не тирански, а наставнически, не сверхъ мѣры, а по
силамъ, не съ буйствомъ, а кротко и тихо, не только мірски, но
и выше мірского“, т. е. не по формальному соотвѣтствію про-
ступка съ наказаніемъ, а по нравственной мѣркѣ. Особенныя вос-
питательныя мѣры заключались въ обращеніи преподаванія въ
орудіе воспитанія. Какъ книги для чтенія, такъ и отрывки для
письма избирались съ цѣлями нравственнаго наставленія. Нако-
нецъ, нравственныя наставленія составляли особый спеціальный
предметъ въ кругѣ школьныхъ занятій: „послѣ обѣда въ субботу
учитель обязанъ не мало время и гораздо больше, чѣмъ въ про-
чіе дни, бесѣдовать съ дѣтьми, поучая ихъ страху Божію и чи-
стымъ юношескимъ нравамъ: какъ они должны быть въ церкви
передъ Богомъ, въ домѣ передъ родными своими и какъ имъ вездѣ
сохранять добродѣтель и цѣломудріе, т. е. передъ Богомъ и свя-
тыми его, почитаніе и страхъ передъ всѣми вообще, покорность
и уваженіе, а сами въ себѣ чистоту и добродѣтель. И сіи наста-
вленія должны быть заново внушаемы дѣтямъ, для чего не бу-
детъ имъ мѣшать и памятнаго по школьной чашѣ испивать“. Изъ
этого учрежденія, не имѣвшаго въ своемъ началѣ ничего нера-
ціональнаго, впослѣдствіи въ великорусскихъ духовныхъ школахъ
выработали возмутительные субботники, т. е. весьма не педаго-

гическую мѣру наказывать или за проступокъ, давно уже совер-
шенный, о которомъ самъ шалунъ забылъ, или даже наказывать впе-
редъ въ запасъ.
Утро воскресенья посвящалось также религіозно-нравственному
наставленію. Предъ литургіею въ воскресенье и праздничные дни
„учитель обязанъ со всѣми бесѣдовать и наставлять ихъ въ томъ
праздникѣ или святомъ днѣ и учить ихъ волѣ Божіей, а послѣ обѣда
должно всѣмъ изъяснить праздничное Евангеліе и Апостолъ“.
Руководясь тѣми же азбуковниками, которые послужили для
опредѣленія круга элементарнаго' образованія, мы можемъ опре-
дѣлить и связь его съ воспитаніемъ въ великорусскихъ приход-
скихъ школахъ.
Согласно съ постановленіями Стоглава, въ училищахъ того вре-
мени дѣло воспитанія сливалось съ дѣломъ обученія и даже пре-
обладало надъ нимъ. Сами азбуковники—эти энциклопедіи школь-
наго ученія—-были столько же учебниками, сколько книгами нрав-
ственно-назидательнаго содержанія практически - житейскихъ на-
ставленій. Школьная дисциплина была далека отъ форменныхъ,
безсодержательныхъ требованій послѣдующихъ временъ; ея цѣль—
пріученіе дѣтей къ опрятности и благопристойности, какъ отно-
сительно себя самихъ, такъ и относительно школы. Работы въ
школьномъ домѣ возлагались на самихъ учениковъ и простирались
на всѣхъ равно и всѣхъ пріучали къ физическому труду. Книги,
по которымъ учились въ школѣ, составляли предметъ особой за-
ботливости: онѣ не брались учениками домой, но оставлялись по
окончаніи урока въ школѣ, — сдавались школьному старостѣ, ко-
торый полагалъ ихъ на особомъ „стольцѣ“ и на утро опять вы-
давалъ школьникомъ.
Школьные порядки того времени были проникнуты религіозною
обрядностью и отчасти монастырскою строгою важностью. Тутъ
ничто не считалось мелочнымъ. Если излишнее уваженіе къ мелоч-
ной обрядности въ жизни привело древнюю Русь къ извѣстнымъ,
довольно грустнымъ послѣдствіямъ, то относительно школы этого
сказать нельзя; здѣсь, дѣйствительно, слѣдовало принять за прин-
ципъ, что для воспитывающагося не должно быть мелочей; иначе
дѣло воспитанія въ глазахъ дитяти теряетъ всякій авторитетъ.
Обращаясь къ нравственному воспитанію, мы находимъ въ аз-
буковникахъ свидѣтельство о томъ, что практика исполняла пред-
писанія Стоглава, который обратилъ главное вниманіе на страш-

вый порокъ—недугъ, такъ, однако, нерѣдкій въ дѣтскомъ возра-
стъ. Но и пороки болѣе тонкіе, свойственныя молодости, не ус-
кользали отъ вниманія педагоговъ того времени. Г. Мордовцевъ
выражается такъ: „по нѣкоторымъ отрывкамъ азбуковниковъ можно
видѣть, что между юношествомъ училищъ допетровской Руси то-
варищество считалось дѣломъ похвальнымъ и благороднымъ, и воз-
становить противъ себя товарищей наушничествомъ и подлостію
никто не осмѣливался. Зато былъ учрежденъ открытый надзоръ
между товарищами. Цѣль его—не поддержаніе внѣшней тишины въ
школѣ, а помощь учителю въ его нелегкой задачѣ блюсти учени-
ковъ и „хранити ихъ, яко зѣницу ока“.
Болѣе подробное изложеніе правилъ школьнаго воспитанія и
обученія смотри въ статьѣ объ „Азбуковникахъ“.
Патріархъ Филаретъ Никитичъ. Когда заботы объ образо-
ваніи начинаютъ проникать и въ народное сознаніе, а возникшія
въ это время сношенія съ западною Европой наглядно показали
выгоды и превосходство образованныхъ народовъ, тогда возникъ
вопросъ объ учителяхъ и новыхъ школахъ.
Первыми сочувственно отозвались на эти стремленія лица выс-
шей духовной іерархіи, и именно патріархъ Филаретъ Никитичъ,
который около 1633 года учредилъ въ Москвѣ при Чудовскомъ
монастырѣ школу со стариннымъ церковно-образовательнымъ ха-
рактеромъ, вмѣстѣ съ языкознаніемъ.
Это училище называлось также школою Арсенія Грека, при-
бывшаго въ Россію вмѣстѣ съ іерусалимскимъ патріархомъ Паисі-
емъ. Въ это же время и епархіальные архіерей приглашаются къ
устроенію училищъ при своихъ архіерейскихъ домахъ.
Чудовское училище. Епифаній Славинецкій. Болѣе же точ-
ныя и опредѣленныя свѣдѣнія имѣются о школѣ, открытой въ
1649 году, благодаря почину частнаго лица „милостиваго мужа“,
какъ его называли современники, любимца царя Алексѣя Михай-
ловича, боярина Ртищева. Эта школа помѣщалась сначала въ по-
строенномъ Ртищевымъ загородномъ Андреевскомъ монастырѣ, а
затѣмъ была переведена въ Чудовъ монастырь и извѣстна подъ
именемъ Чудовского училища. Учителями въ новоучрежденную
школу, а также съ цѣлью перевода Библіи съ греческаго на сла-
вянскій языкъ, и вообще для книжнаго исправленія, были вызваны
изъ Кіева ученые; изъ числа послѣднихъ особенно выдается, какъ
философъ и ученѣйшій богословъ, Епифаній Славинецкій, бывшій

ученикъ Кіево-братской школы до ея преобразованія Петромъ Моги-
лою, когда первенствующее мѣсто въ ней еще занимало изученіе гре-
ческаго и славянскаго языка. Изученіе греческаго языка, осно-
ванное на практическомъ знакомствѣ съ греческимъ текстомъ св.
писанія и съ сочиненіями греческихъ отцовъ и учителей Церкви,
легло въ основу образованія Епифанія и сдѣлало его поклонникомъ
греческаго ученія и ревностнымъ защитникомъ православія. Такое
же направленіе было придано имъ и обученію въ Чудовской школѣ,
гдѣ все преподаваніе велось въ строго - православномъ духѣ, на
греческомъ и славянскомъ языкахъ, и самая школа, какъ удовле-
творяющая требованіямъ и духу русскаго народа, стала средото-
чіемъ умственной и литературной дѣятельности того времени.
Кромѣ того, трудами Епифанія Славинецкаго и его соучастниковъ
по школѣ, изъ которыхъ пользовался особенною извѣстностью
Евѳимій, являются дѣятельность по типографіи, переводы священ-
ныхъ и духовныхъ книгъ, замѣтки въ книгахъ и рукописяхъ, со-
ставленіе библіотекъ и проч.
Симеонъ Полоцкій. Въ это время, когда съ учрежденіемъ по-
именованныхъ школъ, стало водворяться въ Москвѣ образованіе
въ строго-православномъ русско-народномъ духѣ, начинаетъ про-
кладывать себѣ путь и другое ученіе, съ характеромъ иноземнымъ
и отчасти чуждымъ исконному направленію нашей школы. Именно
въ это время стали появляться въ Великороссіи кіевскіе ученые,
рядъ которыхъ былъ открытъ Симеономъ Полоцкимъ (род. 1629),
старавшимся и въ московскихъ училищахъ того времени ввести
обученіе, порядки и вообще весь строй учебнаго заведенія по об-
разцу юго-западной Руси, гдѣ во многомъ отразилось латино-
польское вліяніе. Симеонъ Полоцкій воспитывался въ Кіево-Мо-
гилянской коллегіи. Полученное имъ блестящее образованіе, соеди-
нявшее въ себѣ западно-русскій и польскій элементы, вмѣстѣ съ
современнымъ знаніемъ латинскаго и польскаго языковъ, положило
на всю его умственную дѣятельность отпечатокъ того схоластиче-
скаго метода, которымъ было проникнуто на Западѣ въ это время
все научное обученіе. По поступленіи въ монашество, Симеонъ
Полоцкій служилъ дидаскаломъ въ братскомъ училищѣ Полоцкаго
Богоявленскаго монастыря, а по пріѣздѣ на жительство въ Москву
(1664), поступилъ учителемъ въ открывшуюся въ то время Спас-
скую школу, за И коннымъ рядомъ.
Спасская школа. Въ этой школѣ, имѣвшей, между прочимъ,

цѣлью приготовленіе людей грамотныхъ для дѣлъ гражданскихъ и
для государственнаго управленія, Симеонъ Полоцкій вводитъ тѣ
особенности схоластическаго образованія, которыя были имъ прі-
обрѣтены въ Кіевской коллегіи и въ польскихъ школахъ: латынь,
риторика, піитика, составленіе виршей и орацій — были главными
предметами въ школѣ, а латынь первенствующимъ языкомъ, тогда
какъ греческій языкъ, совершенно незнакомый Полоцкому, не изу-
чался. Такимъ образомъ, Спасская школа, своимъ схоластическимъ
направленіемъ, своею первенствующею латынью, стала проклады-
вать путь новому направленію, совершенно отличному отъ Чудов-
ской школы, гдѣ преимущественно учились по-гречески. Следова-
тельно, съ перваго же возникновенія училищъ, этой эпохи, въ нихъ
рѣзко выражаются два направленія: Чудовская школа, во главѣ
Епифанія Славинецкаго и ученика его, инока Евѳимія, ведетъ свое
дѣло на началахъ славяно-національныхъ съ первенствующимъ гре-
ческимъ и славянскимъ языкомъ; все же иноземное, особенно от-
личающееся латино-польскимъ характеромъ, считается дѣятелями
Чудовской школы несогласнымъ, враждебнымъ и вреднымъ своей
школѣ. Спасская же школа, во главѣ Симеона Полоцкаго, учре-
ждается на основахъ западнаго ученія, съ преобладающимъ латино-
польскимъ характеромъ, съ совершеннымъ исключеніемъ греческаго
языка. Такое различіе характера этихъ школъ, бывшихъ въ это
время главными и почти единственными просвѣтительными учре-
жденіями, вызвало вскорѣ рознь между ихъ представителями, при
чемъ, какъ одна, такъ и другая сторона съ упорствомъ отстаи-
вала свое направленіе. На сторонѣ Епифанія Славинецкаго было
исконное довѣріе русскаго народа къ греческому ученью и полное
удовлетвореніе его школы требованіямъ православной Церкви и
русской народности. За школу же Симеона Полоцкаго говорило то
новое западническое направленіе, которое въ это время стало рас-
пространяться какъ при дворѣ, такъ и въ высшихъ кругахъ мо-
сковскаго общества, а также и то значеніе, которымъ пользовался
Полоцкій, какъ ученый, заявившій себя разнообразною широкою
дѣятельностью, и какъ лицо, близко стоявшее ко Двору. Хотя по-
именованныя школы—Арсенія Грека, Чудовская (о которыхъ съ
1650 г. уже нѣтъ опредѣленныхъ извѣстій) и Спасская (прекра-
тившаяся около 1672 г.)—существовали недолго, но и съ закры-
тіемъ ихъ, потребность къ образованію, потребность въ просвѣти-
тельныхъ учрежденіяхъ сознавались еще съ большею силою рус-

скими гражданами, особенно въ виду совершавшихся въ то время
церковныхъ преобразованій и происходившихъ изъ-за нихъ смя-
теній (книжныя исправленія, осужденіе Никона, расколъ). Дѣло
устройства въ Москвѣ училищъ, съ цѣлью противодѣйствовать
невѣжеству, составляло заботу всего тогдашняго образованнаго
общества, а главными дѣятелями въ этомъ отношеніи продолжаютъ
быть Симеонъ Полоцкій и послѣдователи Епифанія Славинецкаго.
Симеонъ Полоцкій стремился къ устройству въ Москвѣ высшаго об-
разовательнаго центра, въ надеждѣ стать самому во главѣ его и
осуществить свои педагогическія воззрѣнія; послѣдователи же Епи-
фанія Славинецкаго, особенно же ученикъ его, инокъ Евѳимій,
принимаютъ съ своей стороны всѣ мѣры, чтобы отстранить это ла-
тино-польское направленіе кіевской учености.
Верхняя типографія. Сочиненія Полоцкаго. Когда Симеонъ
Полоцкій не имѣлъ средствъ удовлетворять своимъ педагогическимъ
стремленіямъ путемъ школы, а задуманное имъ высшее училище
не могло скоро осуществиться, то, пользуясь особою благосклон-
ностью государя, онъ заводитъ въ 1678 году свою типографію и
путемъ печати распространяетъ свои многочисленныя сочиненія.
Его типографія, открытая въ „Государевомъ верху“, называлась „ти-
пографіей верхней“ и имѣла весьма важное значеніе въ общемъ
просвѣтительномъ движеніи патріаршаго періода. До сего времени
существовала въ Москвѣ лишь одна типографія, зависѣвшая отъ
патріарха, которая была исключительно занята печатаніемъ свя-
щенныхъ и богослужебныхъ книгъ. Съ открытіемъ же верхней ти-
пографіи, Полоцкій получилъ возможность вполнѣ удовлетворять
своей педагогической дѣятельности. Изъ числа книгъ, изданныхъ
Полоцкимъ, обращаетъ на себя вниманіе его „Букварь“, пред-
ставляющій не просто азбуку, но родъ учебнаго руководства для
первоначальнаго возраста. Характеризуя собою педагогическія воз-
зрѣнія и пріемы Полоцкаго, этотъ букварь интересенъ еще и
въ томъ отношеніи, что по немъ, вѣроятно, учился Петръ Ве-
ликій, которому, при выходѣ букваря, было семь лѣтъ. Кромѣ
букваря, Симеонъ Полоцкій издавалъ и другія сочиненія, имѣв-
шія цѣлью также начальное образованіе юношества; убѣждая пу-
темъ печатнаго слова родителей и дѣтей въ необходимости стре-
миться къ ученію, онъ излагаетъ и свои идеи о первоначальномъ
воспитаніи—о необходимости начинать его съ самаго ранняго воз-
раста, и прежде всего въ духѣ православной Церкви, при чемъ

высшимъ идеаломъ должно быть пріобрѣтеніе чрезъ воспитаніе доб-
рой нравственности (Часословъ, многія сочиненія, разсѣянныя въ
изданномъ имъ „Вертоградѣ Многоцвѣтномъ“). Чтобы дать уча-
щимся полезное и назидательное чтеніе, онъ готовитъ къ изданію
соотвѣтствующія для этой цѣли книги (Тестаментъ, или Завѣтъ Ва-
силья, царя греческаго, и повѣсть объ Іосафѣ и Варлаамѣ).
Типографское греческое училище. Заботясь о распростра-
неніи первоначальнаго образованія въ Москвѣ, Полоцкій прила-
гаетъ не меньшія попеченія и относительно образованія высшаго,
и лишь только вступилъ на престолъ ученикъ его, царь Ѳеодоръ
Алексѣевичъ, онъ усиливаетъ свои заботы объ устройствѣ въ Мо-
сквѣ высшаго училища и, по порученію царя, составляетъ планъ
этого училища. Хотя въ первые годы царствованія Ѳеодора Але-
ксѣевича вопросы внутренней жизни государства, въ томъ числѣ
вопросъ и объ образованіи, по случаю войны съ турками, отошелъ
на задній планъ, но лишь начались мирные переговоры, заботы о
просвѣщеніи получаютъ постепенно опять свое значеніе. Когда го-
сударь узналъ, что православіе на Востокѣ находилось въ угне-
тенномъ состояніи, главнымъ образомъ, вслѣдствіе оскуднѣнія про-
свѣщенія, онъ обращается къ московскому патріарху, бывшему
сторонникомъ греческаго образованія, объ учрежденіи въ Москвѣ
училища съ цѣлью поддержать православіе на Востокѣ. Патріархъ
съ особою ревностью взялся за это дѣло и въ 1679 году откры-
ваетъ въ трехъ верхнихъ палатахъ своей типографіи типограф-
ское греческое училище, въ которое собралъ для начала 30 уче-
никовъ „изъ малыхъ дѣтей“ разныхъ сословій; обученіе имѣло
церковный характеръ, и первенствующимъ языкомъ былъ грече-
скій. Училище это пользовалось большимъ вниманіемъ царя и па-
тріарха, которые еженедѣльно и вмѣстѣ и порознь посѣщали учи-
лище, „ чтобы утѣшаться новымъ и неслыханнымъ дѣломъ“, и
дѣлали щедрыя приношенія для него и для учащихся.
Планъ высшаго училища. Но открытое типографское учи-
лище далеко еще не было высшимъ и въ этомъ отношеніи оно не
удовлетворяло ни патріарха, ни государя, ни іерусалимскаго па-
тріарха, желавшаго обновить и возвысить греческое просвѣщеніе
на Руси, пришедшее въ упадокъ на его родинѣ. По приказанію
государя, Симеонъ Полоцкій составилъ планъ этого высшаго учи-
лища, при чемъ онъ во многомъ руководился образцами подобныхъ
учрежденій на Западѣ. Составленіемъ плана или привилегій бу-

дущаго высшаго училища, будущей академіи, завершилась много-
трудная дѣятельность Симеона Полоцкаго, умершаго 25 августа
1680 года, въ Москвѣ. Насколько серьезно смотрѣли и прави-
тельство, и общество на дѣло открытія въ Москвѣ высшаго учи-
лища, видно уже изъ того, что оно осуществилось не вдругъ, но
потребовалось значительное время для приготовленій къ его от-
крытію, для выработки и изысканія лучшихъ средствъ для его
осуществленія. Съ открытіемъ высшаго училища долженъ былъ
рѣшиться и существенный вопросъ: какое направленіе образованія
приметъ Москва — славяно-греческое или латино - польское, тѣмъ
болѣе, что сторонники того и другого направленія и теперь съ
особою настойчивостью и энергіею проводили свои взгляды и при-
нимали всѣ мѣры, чтобы стать во главѣ этого новаго учрежденія.
Рѣшеніе этого вопроса зависѣло какъ отъ устава, которымъ дол-
женъ былъ опредѣлиться весь строй заведенія, такъ и отъ направле-
нія тѣхъ лицъ, которыя будутъ выбраны въ качествѣ учителей.
Согласно заготовленной грамотѣ или привилегіи, которою царь
Ѳеодоръ Алексѣевичъ былъ намѣренъ пожаловать устраиваемое
будущее высшее училище „въ вѣчную онаго дѣла крѣпость и
утвержденіе“, это высшее училище объявляется „общимъ“ учи-
лищемъ для людей всякаго чина, сана и возраста; всѣ требующіе
ума, приглашались туда „ѣсть хлѣбъ слова Божія и пить вино
разсужденія, безъ всякаго сребродаянія“. Въ академіи должны
были преподаваться науки гражданскія и духовныя. Блюститель и
учителя академіи могли быть только „духовнаго и мірского чина“,
отъ благочестивыхъ родителей рожденные и воспитанные въ пра-
вославной христіанской вѣрѣ изъ россійскаго и греческаго народа.
Ученые изъ Малороссіи и Литвы могли быть допускаемы на службу
въ академіи съ большою осторожностью и по предварительномъ
строгомъ испытаніи ихъ; другихъ же вѣръ, а также новообращен-
ные въ академію вовсе не допускаются. Будущему высшему учи-
лищу предоставляются обширныя права самостоятельнаго учрежде-
нія, подлежащаго собственному управленію и суду во всѣхъ дѣ-
лахъ, кромѣ уголовныхъ. Тѣ изъ служащихъ, которые заявили
себя долговременными и полезными трудами, въ случаѣ ихъ уволь-
ненія, награждаются отъ государя особою пенсіей. Всѣ престу-
пленія учениковъ, кромѣ уголовныхъ, также разсматриваются судомъ
академическимъ. Наиболѣе прилежные и выдающіеся изъ учени-
ковъ удостоиваются во время самаго ученія особыхъ поощритель-

ныхъ наградъ отъ государя, и по окончаніи курса жалуются „въ
приличные ихъ разуму чины“. Въ этомъ случаѣ они по служеб-
нымъ правамъ своимъ сравниваются съ лицами благороднаго со-
словія, — преимущество, котораго нельзя получить „ни за какія
дѣла, кромѣ ученья“. Особенно обширныя права предоставлялись
академіи по наблюденію за неприкосновенностью православія какъ
во внутренней жизни академіи, такъ и въ современномъ русскомъ
обществѣ. Представляя собою высшую носительницу православія,
она должна явиться вмѣстѣ съ тѣмъ и его главною внѣшнею охра-
нительницею. Академія строго наблюдаетъ, чтобы между право-
славными русскими не было въ обращеніи какихъ - либо волшеб-
ныхъ, гадательныхъ и вообще богохульныхъ или еретическихъ
книгъ; строгому преслѣдованію подвергаются тѣ изъ русскихъ и
иностранцевъ, которые будутъ уличены въ хуленій церковныхъ
преданій, въ отрицаніи призыванія святыхъ, поклоненія святымъ
и почитанія святыхъ мощей. Всѣ ученые иностранцы, пріѣзжав-
шіе въ Россію для поступленія на царскую службу, должны быть
испытываемы въ академіи, которая и наблюдаетъ за тѣмъ, чтобы,
живя въ Россіи, они не привозили никакихъ противностей въ вѣрѣ.
Ни въ Москвѣ, ни въ другихъ городахъ, безъ вѣдома блюстителя
и учителей академіи, не дозволяется имѣть частныхъ учителей,
въ особенности изъ иностранцевъ, чтобы не было внесено въ пра-
вославную вѣру что-либо чуждое ей. Для помѣщенія академіи было
предположено соорудить въ Заиконоспасскомъ монастырѣ, въ Ки-
тай-городѣ, особыя приличныя зданія на счетъ государевой казны»
Расходы по содержанію академіи принимало на себя государство
и Церковь, съ каковою цѣлью приписывались къ академіи, кромѣ
Спасскаго монастыря, шесть другихъ монастырей и одна пустынь со
всѣми ихъ угодьями и вотчинами; кромѣ того, государь пожало-
валъ отъ себя въ пользу академіи цѣлую дворцовую волость и
восемь дворцовыхъ пустошей. Точно также и общество могло дѣ-
лать свои приношенія и вклады на пропитаніе и одежду учени-
ковъ. Но, вслѣдствіе сложившихся обстоятельствъ, привилегія
эта не осуществилась и возникшая академія сохранила характеръ,
приданный ей первыми учителями, братьями Лихудами.
Выборъ учителей для академіи. Такъ какъ въ то время нельзя
было найти между русскими людьми настолько образованныхъ,
чтобы они могли занять учительскія мѣста въ академіи, то, по со-
ставленіи привилегій для будущаго училища, правительство при-

нимаетъ мѣры для пріисканія людей, достойныхъ занять учитель-
скія мѣста въ академіи. Посылать своихъ за границу считалось
опаснымъ, „чтобы они, узнавъ тамошнихъ государствъ вѣру и
обычай, (не) начали бы свою вѣру отмѣнять и приставать къ
инымъ, и о возвращеніи къ домамъ своимъ и къ сродичамъ ника-
кого бы попеченія не имѣли и не мыслили“. Точно также прави-
тельство не рѣшалось вызывать и иностранныхъ учителей, такъ
какъ они могли ввести разноязычіе и разновѣріе, почему и были
отвергнуты польскіе дѣятели, явившіеся было въ это время съ
предложеніемъ своихъ услугъ, какъ, напримѣръ, Янъ Бѣлободскій.
Также было поколеблено и довѣріе къ юго - западнымъ школамъ,
какъ несвойственнымъ русскому духу. Вслѣдствіе такихъ сообра-
женій и рѣшено было прибѣгнуть за помощью къ грекамъ, кото-
рые уже выказали себя въ этомъ дѣлѣ согласными съ направле-
ніемъ русскаго народа и за которыхъ говорилъ авторитетъ во-
сточныхъ патріарховъ. Царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ, подписавшій
грамоту для академіи (въ началѣ 1682 г.), скончался, не успѣвъ
осуществить своей мысли; затѣмъ, открытію ея помѣшали бунтъ
стрѣлецкій и волненія раскольниковъ, случившіеся тотчасъ послѣ
смерти царя. Въ правленіе Софіи Алексѣевны ученики Епифанія
ходатайствуютъ передъ нею объ осуществленіи проекта, утвер-
жденнаго покойнымъ государемъ; въ свою очередь, и латино-поль-
ская партія, разсчитывая на сочувствіе царевны, какъ бывшей
ученицы Симеона Полоцкаго, возобновляетъ свои притязанія на
дѣло русскаго образованія; опять возобновляется у обѣихъ сто-
ронъ стараніе, чтобы утвердить за собою академію и придать об-
разованію тотъ или другой характеръ. Но, вѣроятно, вслѣдствіе
вліянія тогдашняго патріарха Іоакима, который неблагосклонно
смотрѣлъ на поборниковъ латинства и ограждалъ поэтому буду-
щую академію отъ ихъ вліяній, привилегіи академіи не были
утверждены.
Братья Лихуды. Когда царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ, въ виду
предполагаемой къ открытію академіи, обратился къ восточнымъ
патріархамъ съ просьбою о присылкѣ въ Москву учителей, въ это
время прибыли въ Константинополь два ученые брата, Іоанникій и
Софроніи Лихуды. Они происходили отъ древняго и знаменитаго
рода; предки ихъ, князья Лихуды, (въ XI столѣтіи) были первыми
сенаторами въ Константинополѣ, а одинъ изъ нихъ Константинъ Ли-
худъ былъ даже нѣкоторое время владѣтелемъ Болгаріи (1042 г.). У

одного изъ потомковъ Константина, жившаго въ Кефалоніи, родились
2 сына, Иванъ и Спиридонъ. Получивъ начальное образованіе въ Ке-
фалоніи, они отправились въ Венецію, а затѣмъ въ Падуанскій уни-
верситетъ, гдѣ, изучивъ философію, богословіе, греческій и латин-
скій языки, получили докторскіе дипломы. Возвратившись на родину,
Лихуды были посвящены въ іерейскій санъ, затѣмъ Іоаннъ скоро
постригся въ монашество подъ именемъ Іоанникія, а братъ его
Спиридонъ принялъ монашество еще ранѣе, подъ именемъ Софро-
нія. Отрѣшившись отъ міра, Лихуды посвятили себя наукѣ, и
вскорѣ имъ было предоставлено завѣдываніе и начальство надъ
училищами нѣкоторыхъ греческихъ городовъ. Въ бытность Лихудовъ
въ Константинополѣ въ 1683 г., когда уже пришла просьба царя
Ѳеодора Алексѣевича, патріархъ Діонисій, испытавъ ихъ въ уче-
ніи православной вѣры и въ наукахъ, а также убѣдившись въ ихъ
знаніи и опытности въ дѣлѣ учительства и проповѣди, рекомен-
довалъ ихъ русскому царю и патріарху. Въ 1683 году Лихуды
отправились въ Россію и послѣ многихъ перенесенныхъ ими труд-
ностей и задержекъ, особенно въ Польшѣ, гдѣ іезуиты пытались
оставить ихъ у себя, они прибыли въ Москву въ 1685 году.
Открытіе славяно-греко-латинской академіи и дѣятельность
братьевъ Лихудовъ. По указу царя были выстроены при Бого-
явленскомъ монастырѣ особыя деревянныя кельи, гдѣ Лихуды и
открыли свое училище. Такъ какъ для осуществленія академіи,
ради чего Лихуды и прибыли въ Москву, помѣщеніе ихъ училища
было тѣсно, то требовалось его расширеніе. Одинъ изъ земляковъ
Лихудовъ, іеродіаконъ Мелетій, завѣщалъ для этой цѣли двѣ ты-
сячи рублей, на каковыя деньги, при поддержкѣ князя Голицына,
Лихуды устроили для академіи каменное зданіе въ Заиконоспас-
скомъ монастырѣ. По окончаніи постройки въ 1686 году, самъ
патріархъ Іоакимъ съ соборомъ присутствовалъ при открытіи сла-
вяно-греко-латинской академіи — перваго въ Москвѣ высшаго ду-
ховно-учебнаго заведенія—и благословилъ перейти туда Лихудамъ
съ учениками изъ Богоявленскаго монастыря. Въ исторіи сѣверо-
восточнаго образованія Московская славяно-греко-латинская ака-
демія получила такое же значеніе, какое въ исторіи юго-западной
Руси имѣла Кіевская академія. Сперва это училище называлось
еллино-греческимъ (1685—1700), потомъ славяно-латинскою ака-
деміей (1700 — 1775), наконецъ, славяно-греко-латинскою акаде-
міей (1775 — 1814). Сначала въ академію были переведены уче-

ники типографской школы, а затѣмъ стали поступать въ нее лица
разнаго званія и возраста; открылся полный, но постепенный
курсъ ученія на двухъ языкахъ—латинскомъ и греческомъ, при
чемъ первенствующимъ значеніемъ пользовался греческій языкъ,
на которомъ преподавались грамматика и піитика; риторика, ло-
гика и физика—на греческомъ и латинскомъ языкахъ. Во вновь
учрежденной академіи братья Лихуды показали себя способными
и полезными наставниками и старались согласовать свою дѣя-
тельность съ общимъ направленіемъ умственнаго движенія Мо-
сквы,—строго поддерживая православіе и примѣняя преподаваніе
къ національному характеру учениковъ академіи. Такъ какъ про-
грамма академіи была очень обширна, то осуществленіе ея въ
виду неимѣнія книгъ и учебниковъ казалось весьма затруднитель-
нымъ. Лихуды принялись за пополненіе этого недостатка и соста-
вили учебники почти по каждому предмету. Одни изъ этихъ учеб-
ныхъ руководствъ писаны на греческомъ языкѣ, другія на латин-
скомъ, а иныя на обоихъ языкахъ. Каждая книга начинается
призываніемъ помощи Божіей и оканчивается славословіемъ—при-
знаки глубокаго благочестія въ наставникахъ. При неутомимой
ревности Лихудовъ, „мудрѣйшихъ учителей“, какъ ихъ называли
современники, успѣхи учениковъ были такъ блистательны, что они
въ три года изучили требуемыя науки, могли свободно говорить
на греческомъ и латинскомъ языкахъ и даже перевели съ нихъ
нѣсколько книгъ на славянскій языкъ. Труды Лихудовъ были оцѣ-
нены правительствомъ, которое щедро наградило ихъ жалованьемъ
и утвердило за ними титулъ князей болгарскихъ.
Изъ написанныхъ Лихудами многихъ учебниковъ видно, что
методъ ихъ преподаванія отличался тѣмъ же схоластическимъ ха-
рактеромъ, какой господствовалъ тогда въ Кіево - Могилянской
коллегіи и въ западной Европѣ; какъ получившіе свое образова-
ніе въ западно-европейскихъ университетахъ, Лихуды, естественно,
освоились съ этимъ методомъ и перенесли его въ Москву. Такъ,
они считали главнымъ авторитетомъ въ риторикѣ, логикѣ, психо-
логіи, физикѣ—Аристотеля и передавали его ученіе со всѣми пріе-
мами схоластическаго искусства; они излагали правила для діа-
лектическихъ преній, назначали диспуты, которые велись по во-
скреснымъ и праздничнымъ днямъ. Слѣдуя въ общемъ схоласти-
ческимъ пріемамъ, тѣмъ не менѣе Лихуды стремились къ само-
стоятельной обработкѣ учебныхъ предметовъ ж старались поставить

преподаваніе въ академіи иначе, чѣмъ какъ оно велось въ латин-
скихъ школахъ того времени. Такъ, изъ ихъ же учебниковъ видно,
что они остерегались „всякаго мудрованія, несогласнаго съ нашею
религіею и православіемъ“; обширные Аристотельскіе трактаты,
для облегченія учениковъ, изложены кратко и сжато, избѣгались
излишнія отвлеченности, при стремленіи выразить просто и удобо-
понятно; не обращаясь къ господствующей въ то время свѣтской
мудрости древнихъ, для объясненія древнихъ писателей, они брала
примѣры изъ св. писанія, отцовъ Церкви и церковной исторіи,
стараясь при всякомъ случаѣ выставить на видъ высоту религіоз-
ныхъ и національныхъ потребностей русскаго человѣка — поучая
благочестію, они въ то же время развивали въ питомцахъ предан-
ность и любовь къ своему монарху и къ своему отечеству. Изъ
обозрѣнія учебниковъ, написанныхъ Лихудами, видно, что они по-
лучили широкое многостороннее образованіе и сообщили этому об-
разованію религіозное направленіе. Хотя и у нихъ наука была
связана формами схоластики, но они уже стремятся освободить ее
отъ послѣдней и дѣлаютъ въ этомъ отношеніи значительные успѣхи,
опускаютъ множество вопросовъ, которые составляли предметъ
безплодныхъ споровъ въ средніе вѣка и, приноровляясь къ потреб-
ностямъ православнаго русскаго народа, ведутъ обученіе на нача-
лахъ православія и русской національности.
Такимъ образомъ, академія получила то направленіе, которое
болѣе всего соотвѣтствовало требованіямъ русской жизни и кото-
рое стремились придать ей послѣдователи Епифанія Славинецкаго.
Академія по удаленіи ивъ нея Лихудовъ. Оставалось только
поставить академію въ условія, предначертанныя ей царемъ Ѳео-
доромъ Алексѣевичемъ, но новое „злоключеніе“ постигло акаде-
мію — Лихуды нажили себѣ многихъ враговъ по поводу богослов-
скихъ споровъ; они должны были удалиться изъ академіи въ 1694
году, оставивъ послѣ себя преподавателями своихъ слушателей,
учениковъ академіи (Поликарповъ, Головинъ). Направленіе, сооб-
щенное академіи Лихудами, продолжалось, къ сожалѣнію, недолго:
непрестанная смѣна наставниковъ послѣ Лихудовъ, дошедшая до
того, что некому было учить; смерть послѣдняго патріарха мо-
сковскаго, стоявшаго за идеи царя Ѳеодора и заботившагося о
вызовѣ ученыхъ изъ грековъ,—все это было причиною открытаго
гоненія на греческій языкъ,—и съ начала XVIII столѣтія въ исто-
ріи академіи происходитъ значительная перемѣна: греческое об-

разованіе стѣсняется латинскимъ, наставниковъ беретъ академія
не изъ Греціи, но изъ юго-западной Руси, ученые которой напол-
няютъ собою академію.
Оставивъ академію, Лихуды получили приказъ выселиться изъ
типографіи, и въ это время учили желающихъ латинскому и италь-
янскому языкамъ. Такъ какъ тогда предполагался союзъ Россіи
съ Венеціей противъ турокъ, а для сношенія съ союзниками по-
требовалось знаніе итальянскаго языка, то Петръ I назначилъ Ли-
худамъ казенное жалованье и выдалъ указъ, чтобы бояре и дру-
гихъ чиновъ люди отдавали дѣтей своихъ къ нимъ для обученія
итальянскому языку. Такимъ образомъ, здѣсь впервые является
распоряженіе правительства объ обученіи русскихъ иностранному
языку. Происками своихъ враговъ, въ числѣ которыхъ находился
ц іерусалимскій патріархъ Досиѳей, старавшихся ихъ выжить изъ
Москвы, Лихуды были снова оклеветаны въ государственной измѣнѣ,
за что и были сосланы около 1702 г. въ Костромской Ипатьев-
скій монастырь, гдѣ и оставались до 1706 года.
Дѣятельность Лихудовъ въ Новгородѣ. Когда митрополитъ
новгородскій Іовъ задумалъ завести у себя училище, онъ, съ позво-
ленія государя, вызвалъ Лихудовъ изъ Ипатьевскаго монастыря и при
ихъ содѣйствіи учредилъ въ Новгородѣ училище славяно - греко-
латинское. Порядокъ и учебные предметы въ новоучрежденномъ
училищѣ были ими введены тѣ же, что и въ академіи, съ языками
славянскимъ, греческимъ, а впослѣдствіи и латинскимъ, при чемъ
ученики одного класса помогали ученикамъ другого отдѣленія. И
здѣсь Лихуды выказали свою дѣятельность съ полнымъ успѣхомъ,
и митрополитъ Іовъ не могъ нахвалиться ими и ихъ учениками.
Новгородская школа процвѣтала, и по ея примѣру и при ихъ со-
дѣйствіи стали заводиться школы и въ другихъ мѣстахъ Новго-
родской епархіи, такъ что въ 20-хъ годахъ XVIII вѣка число уче-
никовъ этихъ школъ простиралось до 1000 челов. Въ 1708 году
Софроніи былъ посланъ въ Москву съ порученіемъ пріобрѣсть
типографскіе станки для учрежденія типографіи въ Новгородѣ.
Распоряженіемъ правительства онъ былъ оставленъ въ Москвѣ
для преподаванія въ школѣ, открытой на Казанскомъ подворьѣ,
а черезъ нѣсколько времени былъ переведенъ въ Москву и братъ
его Іоанникій, который по пріѣздѣ туда скоро скончался. Софро-
нію же выпалъ жребій быть опять наставникомъ въ академіи. Въ
1723 году онъ былъ возведенъ въ санъ архимандрита и сдѣланъ

настоятелемъ Рязанскаго Солотчина монастыря, гдѣ и скончался
въ 1730 году.
Азбуковники. Въ первоначальномъ своемъ видѣ азбуковникъ
представляетъ списокъ иностранныхъ и славянскихъ словъ съ
объясненіемъ ихъ. Такіе списки, безъ алфавитнаго порядка, ИЗ-
ВЕСТНЫ въ рукописяхъ XIII и XV столѣтій. Въ XVI вѣкѣ списки
словъ увеличиваются въ количествѣ, располагаются по алфавиту
и въ этомъ видѣ получаютъ названіе азбуковниковъ. Со временемъ
къ объясненію словъ въ азбуковникѣ присоединяются объясненія
понятій изъ разныхъ отдѣловъ знаній—языковѣдѣнія, исторіи, гео-
графіи, миѳологіи, естествовѣдѣнія, и пр., и, такимъ образомъ,
азбуковникъ пріобрѣтаетъ характеръ энциклопедическаго словаря.
Въ азбуковникахъ встрѣчаются выписки и указанія почти на всѣ
сочиненія, какія находились въ обращеніи у нашихъ предковъ.
Переводныхъ сочиненій, было много; сочиненія эти съ теченіемъ
времени должны были представлять многія трудности; въ нихъ было
много словъ еврейскихъ, греческихъ, сербскихъ, болгарскихъ и др.,
которыя требовали объясненія; кромѣ того, при переписываніи
различныхъ сочиненій, рукописи часто наполнялись ошибками, ко-
торыя вредили ясному пониманію текста и бывали причиною про-
извольныхъ толкованій, —все это побуждало древнихъ учителей къ
составленію объяснительныхъ словарей. Въ Новгородской Кормчей
1282 г. мы уже встрѣчаемъ словарь подъ названіемъ: „Рѣчь жи-
довствующаго языка, преложена на русскую“, заключающій объ-
ясненіе собственныхъ именъ и нѣкоторыхъ словъ, взятыхъ изъ
разныхъ языковъ; въ спискѣ сочиненій Іоанна Лѣствичника 1431 г.
находится также краткій словарь однихъ славяно-русскихъ словъ.
На юго-западѣ, въ концѣ XVI и XVII в., составлены словари Ла-
врентія Зизанія и Памвы Берынды.
Подобные словари, составлявшіеся съ цѣлію объясненія тем-
ныхъ словъ въ древнихъ книгахъ, послужили основаніемъ для со-
ставленія азбуковниковъ, или алфавитовъ. Указаніе на эту связь
азбуковниковъ съ словарями мы находимъ и въ самыхъ заглавіяхъ
азбуковниковъ и въ предисловіяхъ къ нимъ. Въ заглавіи одного
азбуковника XVI в. написано: „Сказаніе неудобь познаваемымъ
рѣчамъ, иже обрѣтаются во святыхъ книгахъ русскаго языка, ихъ
же древніе проводницы не удоволишася на русскій языкъ прело-
жити, понеже ова обрѣтаются Еврейски, ова же Сирски, ина же
Римски, ина же Еллински, ина Египетски, ина Сербски и инѣхъ

многихъ языкъ“. Въ предисловіи къ другому азбуковнику состави-
тель говоритъ: „Въ книгахъ славянскихъ многи рѣчи неудобь
разумѣваемы обрѣтаются, яко же се есть въ канонѣ покрову Пре-
святыя Богородицы: свѣтяшеся, Владычице, омофоръ твой паче
илектра; а невѣдущѣи силѣ слова тую рѣчь пишутъ сице: паче алек-
тора, а не хотятъ разумѣти, яко ино есть илектръ, и ино алекторъ,
алекторъ бо есть пѣтелъ“... Затѣмъ, сказавъ, что неискусные писцы
пишутъ вмѣсто кедръ—китръ, вмѣсто ересь—ересива, онъ гово-
ритъ: „Тако и ины многи рѣчи во святыхъ книзѣхъ обрѣтая на-
писаны неискусно, вельми о семъ сжалихся; и того ради елика сила
и елико мощно ми бысть понудихся таковыя рѣчи во святыхъ кни-
гахъ обрѣтая толкованы изобрѣсти отъ многихъ различныхъ по-
вѣстей и главъ толковыхъ, едино по единому собирая и собравъ
во единое совокупивъ и вси книги по алфавиту написахъ“.
Въ началѣ XVI вѣка азбуковникъ еще черпаетъ свои свѣдѣнія
изъ старо-русскаго, т. е. изъ византійскаго литературнаго запаса.
Онъ ссылается на Толковую Палею и Козьму Индикоплова, на
Шестодневъ Іоанна Болгарскаго, на Дамаскина и Григорія Бо-
гослова, — словомъ, на всѣ признанные авторитеты византійской
науки. Изъ свободныхъ наукъ онъ содержитъ только грамматику.
Высшій курсъ свободныхъ знаній (т. е. quadrivium): ариѳметику,
музыку, геометрію и астрономіи) этотъ азбуковникъ безусловно
считаетъ запрещенными („отреченными“) науками.
Во второй половинѣ XVII вѣка содержаніе азбуковника совер-
шенно обновляется. Стремясь поспѣть за расширеніемъ научныхъ
знаній, онъ начинаетъ черпать свои свѣдѣнія изъ польскихъ хро-
никъ, изъ космографій, лѣчебниковъ и ссылается на классическіе
и средне-вѣковые авторитеты: на Плинія, на Авицену, на Аль-
берта Великаго и т. д. Наиболѣе развитою частью азбуковника
остаются и въ это время свѣдѣнія грамматическія: онъ обстоятельно
знакомитъ своихъ читателей съ восемью частями рѣчи, съ „супру-
жествами“ глаголовъ и „паденіями“ существительныхъ. Но, помимо
грамматики, азбуковникъ старается дать общее понятіе и о дру-
гихъ „свободныхъ мудростяхъ“. Грамматика, діалектита, риторика,
музыка, ариѳметика, географія, астрономія—всѣ эти науки пооче-
редно выводятся въ лицахъ, разсказываютъ читателю свое содер-
жаніе и восхваляютъ приносимую ими пользу. Кромѣ грамматики,
отчасти риторики и діалектики, остальныя науки не идутъ въ аз-
буковникѣ дальше своихъ предисловій. Азбуковникъ второй поло-

вины XVII в. не только пропагандируетъ свободныя науки среди
публики, онъ стремится провести ихъ и въ школу, и для этого
принимаетъ форму школьной хрестоматіи для чтенія. Къ энцикло-
педіи свободныхъ знаній онъ присоединяетъ также и правила
школьной дисциплины.
Нижеслѣдующій очеркъ объ азбуковникахъ представляетъ из-
влеченіе изъ статей г. Мордовцева, автора: „О русскихъ школь-
ныхъ книгахъ XVII в.“.
„Благодаря азбуковникамъ“, говоритъ г. Мордовцевъ, „можно
пользоваться въ настоящее время нѣсколькими драгоцѣнными па-
мятниками нашей письменности XVII вѣка, объясняющими многія
стороны древней русской педагогики. Матеріалы эти заключаются
въ пространной рукописи, носящей названіе „Азбуковника“ и вмѣ-
щающей въ себѣ нѣсколько разныхъ учебниковъ того времени,
сочиненныхъ какимъ-то „первостранникомъ“, на самомъ дальнемъ
сѣверѣ Великороссіи, въ Соловецкой обители (1660), и отчасти
описанныхъ имъ съ другихъ тогдашнихъ изданій, которыя всѣ
озаглавлены тѣмъ же именемъ, хотя и различны по содержанію и
имѣютъ особенный счетъ листовъ. Въ нихъ нѣтъ собственно аз-
букъ, букварей, тѣхъ первоначальныхъ учебниковъ, въ которыхъ
помѣщались — весь алфавитъ, потомъ склады и слова поучитель-
ныя съ чтеніемъ молитвъ; но азбуковники эти заключаютъ въ себѣ,
повидимому, руководства къ чтенію для дѣтей, уже отчасти гра-
мотныхъ, и руководства для самихъ учителей. Въ нихъ находятся
даже правила для учащихъ и учащихся; затѣмъ въ нихъ помѣ-
щены въ образцы сочиненія писемъ, посланій къ высшимъ лицамъ
и благодѣтелямъ.
Одна половина этого азбуковника имѣетъ и свое предисловіе
и оглавленіе статей, въ ней помѣщенныхъ. Предисловіе заключа-
етъ въ себѣ панегирикъ розгѣ, написанный стихами. Подобное
обращеніе къ розгѣ очень обыкновенно въ нашихъ старинныхъ
учебникахъ, чтобы, съ одной стороны, пріохотить дѣтей къ уче-
нію, а съ другой — вложить въ сердце ихъ страхъ наказанія за
лѣность и нерадѣніе, и рѣдкое предисловіе учебной книги остава-
лось безъ этой обыкновенной угрозы, хотя самое обученіе не было
такъ сурово и жестоко, какъ нѣкоторые предполагаютъ, основы-
ваясь на однихъ этихъ увѣщаніяхъ. Затѣмъ слѣдуетъ обращеніе
къ дѣтямъ, также въ видѣ стихотворнаго наставленія.
Содержаніе самихъ азбуковниковъ соотвѣтствуетъ характеру

тогдашняго образованія, нося на себѣ печать нравственно-рели-
гіознаго направленія ума нашихъ предковъ» Но это содержаніе
само по себѣ драгоцѣнно для насъ многими указаніями на способъ
обученія юношества, на школьную дисциплину, на порядки, какіе
были заведены въ тогдашнихъ русскихъ училищахъ:, въ немъ мы
находимъ, хотя безъ системы и разбросанными по разнымъ учеб-
никамъ, правила для учащихся, наставленія, какъ вести себя
дома, въ училищѣ, въ церкви и на улицѣ, и, наконецъ, указанія
на тѣ школьные обычаи, которые существовали у нашихъ пред-
ковъ, а нѣкоторые сохранились и до настоящаго времени. Въ
этихъ азбуковникахъ разсѣяны указанія на тотъ порядокъ, кото-
рому слѣдовали педагоги тогдашняго времени въ наученіи дѣтей
книжному разумѣнію, и на правила, которыми руководствовались
они, слѣдуя больше принятому обычаю и примѣру своихъ пред-
шественниковъ и не имѣя законныхъ постановленій, на которыхъ
бы могли основать школьную дисциплину.
Самое первое, что мы видимъ при чтеніи азбуковниковъ, это
существованіе отдѣльныхъ училищъ, особыхъ домовъ, гдѣ соби-
ралось русское юношество для наученія „книжному дѣлу“. Мно-
гими мѣстами азбуковниковъ достовѣрно доказывается, что дѣти
собирались въ извѣстномъ домѣ, въ училищѣ, и занимались тамъ
ученіемъ до вечера или до вечеренъ, потомъ расходились по до-
мамъ. Въ азбуковникахъ находятся подтвержденія того, что въ XVII
вѣкѣ существовали и такія училища, въ которыхъ дѣти не жили
постоянно, какъ въ пансіонахъ, а приходили изъ дома утромъ и
послѣ обѣда, находясь въ остальное время при родителяхъ.
Весь день, по правиламъ азбуковниковъ, распредѣленъ былъ
слѣдующимъ образомъ:
„Въ дому своемъ, отъ сна воставъ, умыйся,
Прилучившагося плата краемъ добрѣ утрися;
Въ поклоненіи святымъ образомъ продолжися,
Отцу и матери низко поклонися,
Въ школу тщательно иди,
И товарища своего веди,
Въ школу съ молитвою входи,
Тако же и вонъ исходи“.
Собравшись въ школу и сказавъ учителю прежде выученные
уроки, юношество начинало учиться; при этомъ, конечно, произ-

носились всѣмъ классомъ молитвы за успѣхъ ученія, съ соблюде-
ніемъ тѣхъ требованій, которыя помѣщены въ азбуковникахъ:
„Молитвы ваши со умѣреннымъ гласомъ купно да бываютъ,
Кричаніе же и вересканіе ползы и умиленія отнюдь не подаваютъ“.
Каждый ученикъ потомъ занималъ назначенное ему мѣсто, при
чемъ, какъ видно, садились по достоинству, т. е. каждый зани-
малъ мѣсто, указанное ему дидаскаломъ. Относительно поведенія
во время классовъ въ азбуковникахъ находимъ слѣдующія правила
и увѣщанія:
„Маліи въ васъ и велицыи вси равни,
Ученій же ради вящшихъ мѣстомъ да будутъ знатни“.
Далѣе въ другомъ мѣстѣ:
„Не потѣсняй мѣстомъ ближняго твоего,
И не называй прозвищемъ товарища своего“.
Или:
„Тѣснотою другъ ко другу не согнѣтайтеся,
Колѣнями и лядвіями не присвояйтеся“.
По нѣкоторымъ отрывкамъ, разсѣяннымъ безъ всякой связи въ
этихъ учебникахъ, можно видѣть, какъ строго наблюдалось, чтобы
ученики вели себя благопристойно и въ школѣ и внѣ школы; пра-
вила благопристойности и простого приличія мѣшаются здѣсь съ
правилами нравственности. Касательно поведенія учениковъ въ
школѣ и вообще наблюденія за ихъ поступками и нравственностью
находимъ слѣдующія увѣщанія:
„Въ школу съ молитвою входи,
Тако же и вонъ исходи;
Въ школу добрую рѣчь вноси,
Изъ нея же словеснаго сору не износи.
Въ домъ отходя, школьныхъ бытностей не кажи,
Сему и всякаго товарища своего накажи“.
Насчетъ обращенія съ книгами въ риѳмованномъ азбуковникѣ
говорится къ ученикамъ, чтобы они, „замкнувъ“ книгу, всегда
клали ее печатью кверху и не оставляли бы въ ней указки,
которая называется здѣсь „указательнымъ древцомъ“; чтобъ книгъ
не бросали на скамейкахъ, а отдавали бы ихъ „старостѣ“ (стар-
шій), который долженъ класть ихъ въ назначенное мѣсто; чтобъ

ученики не очень разгибали книги и безъ дѣла не перелистывали
бы ихъ; чтобъ не забавлялись книжными украшеніями „паволо-
ками“, а старались бы понять написанное въ нихъ.
Азбуковники велятъ ученикамъ бережно обращаться съ школь-
ной посудой; на ихъ обязанности возложено было попеченіе, чтобы
приносить въ школу свѣжую воду и выносить вонъ лахань съ во-
дою настоялой; они должны были мыть столъ и лавки своей школы
и проч.
Строго запрещается шумъ и крикъ, чтобы, де, сосѣди не по-
думали о насъ дурно; шапки должно класть на грядку; велѣно
мести школу и выносить „соръ“, только не „словесный“; на обя-
занности учениковъ лежало поочередно топить школу, и „школу
кто нагрѣваетъ, той и все въ ней пристрояетъ“. Затѣмъ ученики
предостерегаются отъ воровства, отъ неприличнаго обращенія съ
„дружиной“, т. е. съ товарищами; запрещается класть руки на
книгу; „ради нужды гдѣ кому отходити“—позволено только четы-
режды на день, и не иначе, какъ съ позволенія старосты; затѣмъ
велѣно вымыть руки и садиться за ученіе. Пить позволялось три
раза на день, и позволеніе это зависѣло также отъ старосты.
Наконецъ, относительно наказанія лѣнивыхъ въ древнихъ учеб-
никахъ находимъ довольно много указаній, потому что лоза, розга
и жезлъ были любимыми темами, надъ которыми изощряли свое
остроуміе словоохотливые въ этомъ случаѣ предки; ни одна статья
школьныхъ уставовъ допетровской Россіи не развита такъ под-
робно и не изукрашена всѣми хитрословесными вымыслами, какъ
статья о наказаніяхъ. Въ числѣ наказаній, бывшихъ въ употребле-
ніи у нашихъ предковъ, упоминается и обыкновенный въ настоя-
щее время способъ оставлять лѣниваго безъ обѣда:
„Егда кто урока даннаго не изъучитъ,
Таковый изъ школы свободнаго отпуста не получитъ“.
Въ азбуковникахъ нѣтъ никакихъ доказательствъ на то, что-
бы школьные фискалы пользовались почетомъ: но если товари-
щамъ и приходилось выдавать проступокъ одного какого-либо ша-
луна, то это дѣлалось сообща и такъ, что самъ учитель находилъ
виновнаго. По нѣкоторымъ отрывкамъ азбуковниковъ можно ви-
дѣть, что между юношествомъ училищъ допетровской Руси то-
варищество считалось дѣломъ похвальнымъ и благороднымъ и
возстановить противъ себя товарищей наушничествомъ и подлостью

никто не осмѣливался. Зато изъ числа самихъ учениковъ учитель
избиралъ надсмотрщиковъ за нравственностью и поведеніемъ това-
рищей; надсмотрщики эти назывались старостами (старшій). Ста-
росты избирались изъ воспитанниковъ прилежныхъ и самой безу-
коризненной нравственности. Правила требовали, чтобы старосты
„не были къ яденію любосластны: таковіи бываютъ и къ воззрѣнію
любострастни“. Учителю подобаетъ блюсти учениковъ и „хранити
ихъ, яко зѣницу ока“: „имѣй у себе, въ остереганіе ихъ, добрѣй-
шихъ и искусныхъ учениковъ, могущихъ и безъ тебе оглашати
ихъ пастырскимъ твоимъ словомъ...“ О количествѣ старостъ можно
предполагать различно. Есть указанія на то, что староста былъ
одинъ; но вѣроятнѣе всего, что ихъ избиралось трое, какъ гово-
рятъ многія мѣста азбуковниковъ: „тріехъ старостъ вамъ устрояю,
коемуждо особное приказаніе уставляю“. Касательно обязанности
старостъ есть много указаній въ азбуковникахъ. Прежде всего и
главнѣе всего обязанность ихъ была наблюдать за нравственностью
товарищей во время отсутствія учителя, почему они имѣли право
даже наказывать виновныхъ по своему усмотрѣнію; старосты дол-
жны были прослушивать уроки прочихъ учениковъ, слѣдовательно,
исполняли должность нынѣшнихъ авдиторовъ; они должны были
смотрѣть за книгами учащихся, отпускать учениковъ пить и для
другихъ нуждъ, должны были наблюдать, есть ли въ школѣ вода
для питья, вытоплена ли печь, подметена ли комната, для чего
назначался одинъ изъ учениковъ поочередно.
Еще надо прибавить къ этому, что правила тогдашнихъ учи-
лищъ строго слѣдили за религіознымъ направленіемъ учащихся, и
училищная дисциплина тѣсно была связана съ ученіемъ о вѣрѣ,
съ уваженіемъ догматовъ православной религіи; хожденіе въ цер-
ковь для слушанія божественной литургіи вмѣнено было въ не-
премѣнную обязанность обучающемуся юношеству, и нерадѣніе къ
догматамъ вѣры наказывалось въ юношахъ гораздо строже, чѣмъ
въ другихъ возрастахъ. Можно думать, что ученики обязаны были
непремѣнно ходить въ церковь не только въ воскресенье и въ
праздничные дни, но и въ простые дни слушать вечернюю службу.
Звонъ къ церковной службѣ былъ знакомъ окончанія классовъ;
ученики должны были итти къ вечернѣ, и учитель въ этомъ слу-
чаѣ предостерегаетъ ихъ, чтобы они стояли въ церкви благопри-
стойно, „потому что“, прибавляетъ онъ, „всѣ знаютъ, что вы учи-
тесь въ школѣ!“. Не только въ церкви ученики должны были

вести себя пристойно своему званію, но училищныя правила тре-
бовали, чтобы и по улицамъ они ходили тихо и прилично: „Егда
же учитель отпуститъ васъ въ подобное время, со всякимъ сми-
реніемъ до дому своего идите; шутокъ и кощунствъ, пханіа же
другъ друга и біеніа, и рѣзваго бѣганіа, и каменоверженіа, и вся-
кихъ неподобныхъ дѣтскихъ глумленій да не водворится въ васъ...
И егда минуете святую церковь и узритъ кто образъ Христовъ,
не мини, еже не помолитися со изреченіемъ симъ: „Пречистому
Твоему образу поклоняемся, Благій“, и ту стоя, или идя, точію
скончай... Такожде и Пресвятыя Богородицы образу помолишися
со изреченіемъ: „Подъ Твое благоутробіе прибѣгаемъ, Богородице
Дѣво“. Запрещено было также ученикамъ ходить безъ надобности
по улицамъ, въ особенности же бѣгать туда, гдѣ по какому-либо
случаю собирается народъ. Въ воскресные и праздничные дни уче-
ники собирались утромъ въ школу, но уже не учились, а должны
были „точію выученное изговорити и настоящій стихъ трижды“,
и до начатія литургіи слушали разныя поученія и объясненія празд-
никовъ, затѣмъ отходили въ церковь.
Совѣтовалось учителю не возноситься борзоучащимися учени-
ками и не оскорбляться грубоучащимися; онъ долженъ заставлять
тѣхъ и другихъ ежедневно прославлять мудрость, призывать на
помощь Бога. Если который-нибудь изъ учениковъ лѣнится или,
какъ говоритъ азбуковникъ, „болитъ грубоученіемъ и невнимані-
емъ учимаго“, то учитель долженъ призвать священника и прочи-
тать молитвы, какія обыкновенно читаются надъ неудобоучащи-
мися грамотѣ- но, кромѣ молитвы, онъ долженъ читать ему раз-
ныя полезныя наставленія „отъ писаній“, или разсказывать „про-
сторѣчнымъ сказаніемъ“ о тѣхъ лѣнивыхъ, о которыхъ говорится
въ житіяхъ святыхъ, какъ, напр., у Сергія Радонежскаго, Алек-
сандра Свирскаго и другихъ; преимущественно же онъ долженъ
разсказывать ему о томъ отрокѣ, который каждый день читалъ
молитву Пресвятой Богородицѣ, прося ее о дарованіи ему памяти,
вниманія и способностей къ ученію, и которому она явилась и ска-
зала: „Не точію грамотѣ отсюда будеши умѣти, но и главу твою
скорбную улѣчу“.
Святые, покровительствующіе книжному наученію, считались у
насъ Косьма и Даміанъ, пророкъ Наумъ и тотъ святой, въ честь
котораго дано имя учащемуся при крещеніи. Въ нашихъ азбуков-
никахъ прямо говорится, что „есть обычай многимъ (учащимся)

совершати любезная святымъ Безсребренникомъ Косьмѣ и Даміану,
и святому пророку Науму, и ангелу своему, его же святаго тезо-
именитство имать“. Изъ азбуковника видно, что въ древней Рос-
сіи учащіеся призывали на помощь пророка Наума, какъ покро-
вителя наукъ, чѣмъ и объясняется существующее даже до сихъ
поръ обыкновеніе у нашего простонародія и въ среднихъ сосло-
віяхъ передъ началомъ ученія молиться пророку Науму.
Наконецъ, одинъ изъ школьныхъ обычаевъ, это—обычай кор-
мить учителя, показываетъ зависимость его въ матеріальномъ от-
ношеніи отъ тѣхъ сословій, которыя вручали ему дѣтей своихъ
для наученія книжному разумѣнію. Такъ, изъ азбуковниковъ мы
видимъ, что учителя нуждались иногда въ самыхъ необходимыхъ
предметахъ жизни, и ученики должны были по праздникамъ при-
носить своему дидаскалу съѣстныхъ припасовъ, кто что могъ, какъ
говоритъ къ нимъ самъ учитель:
„Ко учителю въ день недѣльный на поклонъ приходите,
И отъ снѣдныхъ брашенъ и питіа ему приносите“.
Или:
„Честь достойную учителю воздавайте,
И отъ домовъ своихъ брашна и питіа ему приношайте“.
Эти приношенія натурой, впрочемъ, очень естественны въ та-
комъ обществѣ, которое еще не имѣло низшихъ учебныхъ заведе-
ній, устроенныхъ на общественный счетъ, и потому между учи-
телемъ и учениками, по необходимости, должны были дѣлаться
договоры относительно платы за ученіе, и эта плата была отчасти
натурой, отчасти деньгами-, приношеніе же съѣстныхъ припасовъ
въ праздничные дни было, вѣроятно, школьнымъ обычаемъ, кото-
рый и записанъ въ правилахъ училищъ.
Такими правилами руководствовались педагоги допетровской
Руси въ отношеніи нравственнаго наставленія своихъ питомцевъ
и въ отношеніи школьныхъ обычаевъ.
Въ азбуковникѣ, который въ сборникѣ слѣдуетъ за вторымъ,
имѣются статьи, относящіяся до обученія юношества каллиграфіи,
что у насъ принято теперь называть прописями, и что въ азбу-
ковникѣ названо „надписями“. Въ то время, конечно, прописи су-
ществовали рукописныя, за неимѣніемъ литографированныхъ, и со-
стояли изъ краткихъ двустишіи нравственно - религіознаго содер-
жанія. Это руководство каллиграфіи носитъ особое названіе: „Аз-

буковника наказательнаго, и состоитъ изъ четырехъ отдѣловъ, или
„наказаній“; въ каждомъ такомъ наказаніи заключается по четыр-
надцати сентенцій или двустишіи, по два двустишія на каждую
букву алфавита. Передъ началомъ этого алфавита помѣщенъ родъ
предисловія, изъ котораго можно видѣть, что прописи писались
для образца учителями, и что онѣ располагались въ алфавитномъ
порядкѣ, и даже очень часто состояли изъ стихотворныхъ сентен-
цій (писались виршею), а ученики уже списывали съ нихъ, при-
мѣняясь къ его почерку.
Въ общемъ сборникѣ есть одинъ полный азбуковникъ, благодаря
которому проясняется нашъ взглядъ на объемъ и способъ обученія
въ допетровскихъ школахъ. Этотъ азбуковникъ носитъ названіе:
„Азбуковникъ полный, имущій въ себѣ увѣщанія ученія, наказанія
ученикомъ отъ многихъ книгъ, множае же отъ грамматики“. Азбу-
ковникъ полный называется еще иначе—на первомъ листѣ его зна-
чится: „Азбуковникъ его же должно есть добрымъ учителемъ по-
вседневно прочитывати въ наказаніе ученикомъ“. Значитъ, учитель
обязанъ былъ ежедневно читать этотъ азбуковникъ для своихъ уче-
никовъ. Весь азбуковникъ состоитъ изъ главъ, число которыхъ
соотвѣтствуетъ числу буквъ славянскаго алфавита, кромѣ тѣхъ,
коими не можетъ начинаться слово, какъ ъ, ь, и др. Надъ каж-
дой главой выставлена большая киноварская буква алфавита: надъ
первой а, надъ второй б и т. д. Каждая глава снабжена чѣмъ-то
въ родѣ стихотворнаго предисловія, состоящаго изъ четырехъ дву-
стишіи, въ которыхъ сокращенно излагается содержаніе главы; са-
мыя же главы писаны прозою, изукрашенною всѣми риторическими
хитростями и вычурною до крайности. Азбуковникъ написанъ такъ,
что въ немъ говоритъ отъ своего лица сама мудрость, называя
себя „Софіею“ и „Словесницею“.
Азбуковникъ начинается стихотворнымъ предисловіемъ къ тому
содержанію, которое находится въ главѣ подъ буквою а. Рѣчь
обращена здѣсь къ ученикамъ, собравшимся въ школу для уче-
нія. Затѣмъ изображено большое А, а подъ нимъ начинается са-
мый азбуковникъ. Вся глава представляетъ великолѣпный панеги-
рикъ мудрости. Мудрость здѣсь на первомъ планѣ, и нѣтъ ничего
больше, какъ желаніе видѣть учениковъ мудрыми. Всѣ похвалы
мудрости взяты больше изъ священнаго писанія: „Премудрому глава
въ народѣхъ и честь предъ старцы, юноша остръ обрящется въ
судѣ и вѣщающему внимаютъ; сею Царіе царствуютъ“ и пр. Свѣ-

дѣній здѣсь не передано никакихъ; въ слѣдующихъ трехъ гла-
вахъ опять то же, опять похвала мудрости, но уже сочиненная у
насъ на Руси, нашими учеными предками; во второй главѣ при-
ложена и молитва, которую ученики должны были почаще прочи-
тывать, прося у Бога мудрости.
Въ четвертой главѣ, подъ буквою Г, ученики якобы обраща-
ются къ мудрости и просятъ ее объяснить имъ свое начало. Она
объясняетъ имъ свое начало и источникъ въ Вѣрѣ, Надеждѣ и
Любви; затѣмъ развиваетъ эту мысль подробнѣе. Послѣ объясне-
нія началъ мудрости и ея источника, вниманіе дѣтей обращается
на важность первоначальнаго обученія и послѣдствія, могущія про-
изойти отъ пріобрѣтенія тѣхъ или другихъ знаній. Все это пока
можно назвать, нѣкоторымъ образомъ, введеніемъ въ науку, по
крайней мѣрѣ, въ томъ ограниченномъ смыслѣ, какъ понимали ее
наши предки; это ни больше, ни меньше, какъ введеніе, приспо-
собленное притомъ къ понятіямъ дѣтей и писанное лицомъ духов-
наго сана. Здѣсь же говорится, что за изученіемъ азбуки слѣ-
дуетъ изученіе часослова и псалтири, „безъ знанія которыхъ и
ученія не бываетъ“; потомъ учащемуся представляется все бо-
гатство свѣдѣній и книгъ; затѣмъ—все относящееся до царской
власти, все, что касается службы гражданской и судебныхъ дѣлъ;
все, что относится до дѣлъ духовнаго вѣдомства, до народа и „до
поселянъ“; всѣ „дѣла и крѣпостии, ихъ порядокъ и производство.
Достойно замѣчанія, что въ это же самое время, когда откры-
вали передъ юношествомъ то широкое поле дѣятельности, которое
предстоитъ имъ въ общественной жизни, если они будутъ образо-
ваны, ихъ предостерегали различать въ ученіи и во всѣхъ кни-
гахъ пшеницу отъ плевелъ, истину отъ лжи и раскола. Въ азбу-
ковникахъ говорится, что въ книгахъ „посреди доброй духовной
пшеницы насѣянъ непотребный плевелъ, какъ куколь въ пшеницѣ.
Для обучающейся молодежи это было необходимое предостереже-
ніе, особенно въ то смутное время, когда дѣло исправленія свя-
щенныхъ книгъ, начатое Никономъ, произвело такой разладъ между
мнѣніями приверженцевъ старыхъ книгъ и книгъ исправленныхъ.
Въ настоящемъ азбуковникѣ помѣщены и училищныя правила,
которыя вполнѣ соотвѣтствовали тому времени, когда училища
еще не имѣли своихъ уставовъ, а руководствовались своими пра-
вилами, которыя состоятъ изъ простого обычая руководимаго здра-
вымъ смысломъ нашихъ доморощенныхъ педагоговъ. Выучивъ

школьныя правила, дѣти начинали знакомиться, хотя энциклопе-
дически, съ тѣмъ, что вообще отличаетъ образованнаго человѣка
отъ негра. Имъ объяснялось происхожденіе и значеніе недѣли,
было истолковано дѣтямъ, что значитъ у евреевъ „во едину отъ
субботъ“, какъ назывались дни недѣли. Съ этими объясненіями
были связаны первыя начала священной исторіи; дѣтямъ разска-
зывалось изъ книги Бытія сотвореніе міра и человѣка. Объясне-
ніе дней недѣльныхъ влекло за собою знакомство съ происхожде-
ніемъ календаря и исторіей лѣтосчисленія. Разсказывая исторію
перемѣны названій, какія имѣли прежде дни недѣли, учитель убѣ-
дительно проситъ воспитанниковъ слушать его съ любовью и усердно
внимать, „да добрѣ навыкнувъ, доволни будете, и въ домѣхъ ва-
шихъ рождшимъ васъ и прочимъ всѣмъ знаемымъ и незнаемымъ
разумно сказати“.
Въ нѣсколькихъ послѣдующихъ главахъ азбуковника объясня-
ются ученикамъ разные предметы относительно мудрости и знанія,
но все это разсѣяно безъ всякой системы. Затѣмъ дѣлается пе-
реходъ къ грамматикѣ родного языка или, вѣрнѣе, церковнаго:
преподавалась ли въ школахъ допетровскихъ грамматика и въ
какой мѣрѣ, и что дѣти узнавали на школьныхъ скамьяхъ? Прежде
всего надо замѣтить, говоритъ Мордовцевъ, что системы въ пре-
подаваніи грамматики почти не было, или очень мало; правила
излагались такъ, какъ казалось удобнѣе для учителя, и потому
объясненіе значенія и важности грамматики помѣщалось послѣ
правилъ правописанія; склоненія и падежи очень сбивчивы; прочія
части рѣчи почти вовсе не принимались въ соображеніе. Зато въ
другихъ азбуковникахъ есть довольно большой трактатъ о силло-
гизмахъ, потомъ о правописаніи, гдѣ разобраны подробно всѣ
буквы алфавита и употребленіе каждой изъ нихъ; затѣмъ большой
отрывокъ о стихосложеніи съ объясненіемъ стопъ, метровъ, родовъ
стихотворныхъ, начиная отъ ироическаго и ироэлегійскаго до ям-
війскаго и сафійскаго съ приведеніемъ примѣровъ изъ тогдашнихъ
русскихъ книгъ.
Въ главѣ подъ буквою М описываемаго букваря находятся
фонетическія объясненія славянской азбуки, объяснено значеніе
буквъ, письменъ и ихъ значеніе. Вся эта глава состоитъ изъ во-
просовъ и отвѣтовъ: ученикъ спрашиваетъ, а учитель объясняетъ.
На вопросъ ученика: сколько „изложеній въ слогинѣ“, учитель
отвѣчаетъ, что четыре: „звательство, полузвательство, возрази-

тельство и накончаніе“, и объясняетъ смыслъ этихъ четырехъ
названій. Но это не что иное, какъ раздѣленіе буквъ на гласныя,
согласныя и полугласныя; въ азбуковникѣ очень мудреное объ-
ясненіе звательства и полузвательства, т. е. гласныхъ и соглас-
ныхъ. Послѣ правилъ фонетики слѣдуетъ передача дѣтямъ свѣ-
дѣній касательно исторіи изобрѣтенія письменъ, какъ, напримѣръ:
„нашу же христіанскую и словено - россійскую азбуку сочини и
сложи Константинъ“. Далѣе дѣтямъ разсказывается объ изо-
брѣтеніи у насъ другой азбуки — пермской, для пермскаго языка,
изобрѣтенной Стефаномъ, епископомъ пермскимъ. Въ слѣдующей
главѣ рѣчь снова идетъ о правописаніи, объ удареніяхъ и проч.
Особенно требовалось знаніе, какъ „ять съ естемъ различати“,
чтобы никакъ не писать вмѣсто пѣніе — пеніе, сѣсти — сести и
проч. Потомъ отъ учителя требовалось, чтобы научалъ своихъ
воспитанниковъ, гдѣ и какія ставить ударенія: гдѣ оксія, или
острая, гдѣ варія, или тяжкая, гдѣ камора, или облеченная; за-
тѣмъ еще два знака: краткая и исо. Въ азбуковникѣ истолковано,
когда употребляется каждый изъ этихъ знаковъ, и приведены при-
мѣры, но тутъ же прибавлено, что объ этомъ говорится и въ грам-
матикѣ. Значитъ, кромѣ грамматическихъ правилъ, помѣщенныхъ
въ азбуковникѣ, ученикамъ были извѣстны, хотя отчасти, самыя
грамматики. Между этими грамматическими толкованіями опять
вставлена цѣлая глава, уже изъ русской исторіи, которая передаетъ
дѣтямъ свѣдѣнія о томъ, что до крещенія Руси имена давались у
насъ по произволу, т. е. какъ хотѣли родители назвать свое дитя,
такъ и называли. Потомъ в. к. Владимиръ принялъ христіанскую
вѣру и крестилъ свой народъ, и съ тѣхъ поръ имена у насъ дава-
лись въ честь угодниковъ. Затѣмъ слѣдуютъ объясненія многихъ
собственныхъ именъ, взятыхъ съ греческаго и съ еврейскаго язы-
ковъ. Послѣ этой главы — снова переходъ къ грамматикѣ, и
снова объясняются дѣтямъ особенности языка славянскаго. Со-
держаніе послѣдующей главы взято изъ печатной азбуки.
Изъ всего того, что находилось въ печатныхъ азбукахъ и другихъ
„тисненыхъ“ книгахъ, напримѣръ, относительно знаковъ строч-
ныхъ и надстрочныхъ, дѣлался краткій сводъ, и имъ-то руковод-
ствовались воспитанники, при помощи учителя. Замѣтно, что на
знаки, и вообще на правописаніе, было обращаемо большое внима-
ніе. Что касается другихъ частей грамматики, то, какъ оказывается
изъ азбуковника, ихъ передавали довольно кратко, больше практи-

чески объясняя грамматическія особенности, нежели уча грамма-
тикѣ теоретически. Такъ, въ азбуковникѣ дѣлали разборъ фразъ, и
по этому разбору воспитанники привыкали къ грамматическимъ пра-
виламъ. Падежи назывались паденіями, которыя были: именователь-
ное, родственное, дательное, виновное, звательное и отрицательное,
употреблявшееся съ предлогомъ отъ и о. Средній родъ назывался
среднимъ, мѣстоименія назывались проименіями, къ которымъ, ка-
жется, причислялись и прилагательный; спряженія поименованы
супружествами. Склоненія въ азбуковникѣ состоятъ изъ вопросовъ
и отвѣтовъ, и па каждый родъ приведены особые примѣры.
Изъ сказаннаго видно, что грамматику въ нашихъ допетров-
скихъ школахъ изучали, и что ученикамъ ставилось въ непремѣн-
ную обязанность—знать составъ и строй своего языка, по край-
ней мѣрѣ, такъ, какъ смотрѣли на него въ свое время.
Въ главѣ подъ буквою X учитель, обращаясь къ ученикамъ,
говоритъ, что намѣренъ показать имъ истиннаго и совершеннаго
философа, именно Максима Грека, „иже бѣ у насъ въ Россіи
пресловущій философъ и изящный преводникъ Божественнымъ
книгамъ“. Затѣмъ слѣдуетъ изложеніе его заслугъ, какъ совер-
шеннаго философа и какъ знатока русскаго языка.
Далѣе, въ концѣ азбуковника, въ семи отдѣльныхъ главахъ
слѣдуетъ толкованіе семи свободныхъ мудростей, такъ называе-
мыхъ Septem artes liberales, которыя въ школахъ западной Ев-
ропы и въ ея университетахъ входили въ кругъ ихъ знаменитыхъ
наукъ (trivium и quadrivium). Это не что иное, какъ предисловія
къ каждой мудрости, но предисловія такія, въ которыхъ кратко
излагается сущность и значеніе самаго предмета. По обыкновенію,
все это написано въ высшей степени высокопарно, потому что
каждая изъ семи мудростей старается выказать ученикамъ свои
достоинства и хвалитъ обширность своихъ примѣненій, т. е. гдѣ,
и какъ, и почему каждая мудрость полезна и необходима.
1. Первая изъ семи свободныхъ мудростей—грамматика. Вся-
кій, желающій быть мудрымъ и ученымъ, долженъ знать грамма-
тику: „кто книжная писмена устраяетъ, или стихи соплетаетъ, или
повѣсти изъясняетъ, или посланіа посылаетъ, или что таковыхъ
составляетъ: то все мною, Грамматикою, снискаетъ. Понеже на
времена развожду и на числа разочту, и на лицо роскажу, и на
паденіа уклоню (то-есть просклоняю) и на супружества сведу (то
есть проспрягаю), степени разсужду и роды разберу“ и проч.

2. Вторая изъ семи мудростей—діалектика. Назначеніе діалек-
тики, по ея собственнымъ словамъ, очень важное; ни одна высо-
кая мысль, ни убѣжденіе, ни совѣтъ, ничто не можетъ имѣть на-
стоящей силы безъ участія діалектики: „Мудрый отъ Еллинъ Омиръ
и Платонъ, и похвальный во вратѣхъ Аристотель, и прочій вси о
мнѣ Діалектицѣ познашася въ мірѣ“. Въ жизни практической, и
преимущественно въ кругу общественной дѣятельности, діалектика
едва ли не важнѣе всѣхъ прочихъ семи мудростей: она необхо-
дима въ народныхъ собраніяхъ „на соборѣхъ людскихъ“ и про-
чее. Вотъ почти таковы всѣ фразы въ діалектикѣ. Дѣти узнавали
только, что есть какая-то діалектика, и что учитъ она такимъ-то
и такимъ-то хитростямъ, но какъ учитъ, какъ пріобрѣтается зна-
ніе этой мудрости, того они не вѣдали.
3. Риторика объясняетъ свое значеніе еще болѣе высокими
словами: „Есмь бо отъ седми честная и великая свободная муд-
рость, Риторика нарицаюся, сирѣчь хитрорѣчія источникъ....“.
Далѣе риторика говоритъ о себѣ такъ: „селеніе и удобное сово-
купленіе имамъ съ Діалектикою; похвальная же и златострунная
Грамматика съ нами же и начало намъ“. Всѣ эти фразы кажутся
до того высокопарными, что какъ будто въ нихъ одно только
разглагольствованіе; но смыслъ есть, и очень понятный.
4. Четвертое свободное художество—музыка. Къ предисловію
о музыкѣ прибавлено почти двѣ страницы объясненій о значеніи
и происхожденіи музыки. Это вступленіе начинается такъ: „Щед-
раго и Преблагаго Бога, давшаго намъ разумъ, познаніе своея
истины, восхвалимъ вси не въ варганы, и тимпаны, и мусикіи, въ
нихъ же беззаконный онъ папа Петръ Гугнивый повелѣ въ церкви
играти и есть начальникъ богомерзкому сему гуденію и игранію;
мусику же и азъ предлагаю, но не руками человѣческими, ниже
теслы и ножами устроени (у?), но гласомъ изъ гортани неруко-
творенныя происходящимъ восхвалимъ Господа, и поемъ Ему ра-
зумно во псалмѣхъ и пѣніихъ и пѣснехъ духовныхъ...“ Послѣ та-
кого предварительнаго вступленія начинается предисловіе, которое
тоже довольно пространно и занимательно по тѣмъ понятіямъ о
музыкѣ, какія господствовали между нашими предками, хотя бы,
напримѣръ, о пѣніи неуставнымъ гласомъ невѣждъ и поселянъ.
5. Ариѳметика имѣетъ такое же пространное предисловіе, въ
которомъ перечислены случаи, гдѣ знаніе ариѳметики необходимо,
и чему собственно научаетъ эта мудрость. О своемъ имени она

говоритъ, что „Еллинскимъ языкомъ Ариѳметика нарицаюся, слад-
чайшимъ же мнѣ, рекши Русскимъ языкомъ, Числительница“. Она
исчисляетъ широту земли и высоту небесъ, измѣряетъ пучины
моря, назначаетъ вѣрный и безопасный путь кораблямъ, управ-
ляетъ всѣми дѣлами, царскими и боярскими, уставляетъ всему
правильную мѣру и всѣ чиновныя числа, и мѣры, и вѣсы соеди-
няетъ и раздѣляетъ, слагаетъ, вычитаетъ, на доли раздѣляетъ,
долю къ долямъ прилагаетъ, и все въ дроби раздробляетъ; она
имѣетъ неразрывную связь съ геометріей и астрономіей, а въ му-
зыкѣ устанавливаетъ степени, стоянія, стопы и движенія; она не-
обходима для грамматики, риторики и діалектики. Изобрѣлъ ее
„отъ Еллинъ мудрый Пиѳагоръ“. Цѣль ея—счисленіе всѣхъ возмож-
ныхъ величинъ и измѣреній: пространства она считаетъ локтями,
пшеницу мѣрами, вино чашами, полки тысячами и сотнями. Важ-
ность ариѳметики очень хорошо понимали наши предки, знали ее
довольно основательно и дѣлали вычисленія, почти невозможныя
для того времени. Это подтверждаютъ громадныя вычисленія Ки-
рика еще въ XII в. Послѣ того странно думать, чтобъ въ нашихъ
школахъ не преподавалась ариѳметика въ XVII в., когда въ XII
вѣкѣ мы могли похвалиться знатоками этого предмета, и когда
знаемъ, что уже въ XVI вѣкѣ были у насъ свои руководства по
этому предмету.
6. Геометрія, шестое изъ свободныхъ художествъ, имѣетъ въ
нашемъ азбуковникѣ то значеніе, какого уже въ настоящее время
не имѣетъ: въ объясненіи ея сбиваются то на космографію, то на
математическую географію, то на географію политическую, — од-
нимъ словомъ, здѣсь понимаютъ буквально, что геометрія есть зе-
млемѣріе во всѣхъ отношеніяхъ. Послѣ предварительнаго всту-
пленія раскрывалось самое значеніе геометріи, ея важность и пред-
метъ, т. е. польза и цѣль ея знанія. Дѣтямъ, конечно, преподава-
лись только понятія объ этой мудрости, какъ мы и видимъ изъ
азбуковника.
7. „Послѣдняя мѣстомъ, первая же дѣйствомъ“ свободная муд-
рость есть астрономія „по Еллинѣхъ, Звѣздозаконіе же по Словя-
нехъ“. Въ предисловіи ея поверхностно и съ своей точки зрѣнія
показана цѣль астрономіи и опредѣлена ея важность. Хотя все это
очень недостаточно и поверхностно, но для дѣтской книги, для
школьнаго учебника XVII вѣка и этого довольно: азбуковникъ не
преподаетъ дѣтямъ астрономіи, а только говоритъ о ней и возбу-

ждаетъ желаніе заняться этой высокой мудростью; астрономія сама
сознается, что не здѣсь, не въ азбуковникѣ, можно найти ея со-
держаніе, но гдѣ-то въ другомъ мѣстѣ, въ какой-то „въ книзѣ
своей шестьвіемъ и дѣйствомъ явлюся всяко“. Что это за книга,
рѣшить трудно; можетъ быть, здѣсь намекаютъ о какой - нибудь
астрономіи, о руководствѣ, или просто объ астрономическомъ со-
чиненіи, изъ котораго взято содержаніе предисловія.
Здѣсь оканчиваются объясненія семи свободныхъ художествъ
и, послѣ небольшой главы, въ которой находится обращеніе къ
дѣтямъ и желаніе пользы отъ пріобрѣтенныхъ ими свѣдѣній, окан-
чивается самый азбуковникъ.
Какъ видно, содержаніе этого учебника довольно разнообразно
и имѣетъ свои достоинства, которыя выигрываютъ еще больше,
когда мы примемъ во вниманіе, что азбуковникъ этотъ служилъ
вспомогательной книгой при другихъ руководствахъ, преподавав-
шихся въ школахъ; что свѣдѣнія, собранныя въ немъ, не были
окончательными итогами обученія юношества, а оно пріобрѣтало по-
знанія болѣе обширныя, училось еще многому, чего нѣтъ въ аз-
буковникѣ, какъ это доказываютъ нѣкоторыя мѣста его. Азбуков-
никъ этотъ читался ученикамъ, что называется, между дѣломъ,
какъ читались и другія книги разнообразнаго содержанія, и чита-
лись во всякое свободное отъ ученія время, читался и учителемъ,
и старостами, за отсутствіемъ учителя. А ученіе шло своимъ че-
редомъ, и юношество въ урочные часы училось письму, славянской
грамматикѣ, риторикѣ и стихотворному искусству; занималось сил-
логизмами со всѣми хитростями тогдашняго обученія*, знакомилось
съ нововведеннымъ тогда риѳмомъ, находя его у Симеона Полоц-
каго; узнавало „степени стихотворныя мѣры“ и „единъ на десять
родовъ стиха“ и иройскій, и ямвійскій, и сафійскій, и гликонскій
и пр.; наконецъ, какъ надо полагать, училось сочинять сначала
сентенціи и двустишія, потомъ „привѣтства“, преимущественно же
посланія въ стихахъ и въ прозѣ, что все подтверждается разно-
образными статьями сборника и находящимися въ немъ азбуков-
никами, которыхъ можно насчитать до десяти.
Въ нашихъ допетровскихъ школахъ, говоритъ г. Мордовцевъ,
преимущественное вниманіе обращалось, по всѣмъ вѣроятіямъ, на
изученіе правилъ и свойствъ славянскаго языка и вообще на то, что
мы называемъ словесностью въ обширномъ смыслѣ; конечно, на пер-
вомъ планѣ были божественныя книги; но и знаніе грамматики

сильно занимало умы. Съ изученіемъ грамматики наши предки сое-
диняли и риторику, и стилистику,, и даже піитику. Между раз-
ными азбуковниками и руководствами попадается очень много грам-
матическихъ отдѣловъ, и притомъ очень различнаго содержанія.
Нѣтъ сомнѣнія, продолжаетъ тотъ же авторъ, что объемъ препо-
даванія въ нашихъ допетровскихъ школахъ очень достаточенъ для
того времени. По азбуковникамъ нельзя рѣшить положительно,
преподавались ли еще какіе-либо другіе предметы; но для школъ,
имѣвшихъ цѣлью первоначальное обученіе юношества, довольно
очень и того, что преподавалось, т. е. что отыскали мы въ азбу-
ковникахъ. Наше юношество возвращалось изъ школъ въ домъ
родительскій съ такими познаніями, которыя дѣлаютъ честь имъ
самимъ, ихъ педагогамъ и школамъ, въ которыхъ они воспитыва-
лись; а это лучшее мѣрило степени нашего развитія въ періодъ,
предшествовавшій Петровымъ преобразованіямъ“.
Уставъ Луцкой школы. Въ заключеніе объ азбуковникахъ
для сравненія съ ихъ статьями, касающимися воспитанія и обученія,
приводимъ нѣкоторыя положенія устава Луцкой школы, возник-
шей въ XVII вѣкѣ при Крестовоздвиженской церкви въ г. Луцкѣ.
Г. Мордовцевъ, приводя уставъ Луцкой школы, говоритъ, что
несмотря на неодинаковость состоянія училищъ въ Великой Россіи
и училищъ въ южной ея части и на Волыни, все же эти послѣд-
нія были отчасти наши училища, русскія, и потому само по себѣ
интересно знать ихъ устройство, которое, можетъ быть, нѣсколько
объяснитъ намъ состояніе нашихъ великорусскихъ школъ и пока-
жетъ новыя стороны, еще неизвѣстныя изслѣдователямъ старинной
русской педагогики. Такъ какъ Луцкая школа была заведеніемъ
не частнымъ, а общественнымъ, то потому и правила ея имѣли
особыя статьи, не могущія итти въ сравненіе съ правилами част-
ныхъ школъ, какія были въ то время въ Великороссіи. Вслѣдствіе
этого въ азбуковникахъ нѣтъ статьи относительно пріема воспи-
танниковъ, что въ южно-русскихъ училищахъ дѣлалось съ разными
предварительными условіями. Уставъ Луцкой школы говоритъ:
„Каждый, кто поступаетъ въ наши школы для обученія, долженъ,
явившись ректору, съ его дозволенія, присматриваться сначала
три дня къ ученію, порядку, а бѣдный (въ подлинникѣ: „нищій“)
и къ содержанію, не бывъ еще допущенъ вполнѣ ни къ какому
занятію школьному. Сіе для того, чтобы, поспѣшно начавъ, скоро
не раскаялся и не оставилъ предпріятія: ибо каждый долженъ хо-

дить въ школу не одну четверть и не годъ, но пока не окончитъ
наукъ: и только съ такимъ условіемъ принимаемъ будетъ“. При-
смотрѣвшись, если не захочетъ вступить въ школу, то отходитъ
съ благословеніемъ; а если согласится, то долженъ объявить стар-
шему и, внесши въ школьную кружку четыре гроша, зачисляемъ
былъ отъ пенитарха въ число учениковъ и вносился въ большой
школьный списокъ.
Какъ въ нашихъ азбуковникахъ, такъ и здѣсь, есть старшіе,
которымъ воспитанники обязаны были повиноваться, какъ и самому
учителю, потому что, прибавляетъ уставъ, „если добродѣтель по-
слушанія и въ ремеслахъ, даже самыхъ низкихъ, имѣетъ мѣсто,
и притомъ первѣйшее, тѣмъ болѣе въ наукахъ свободныхъ („выз-
воленыхъ“), которыя всѣ прочія науки, искусства и ремесла да-
леко превышаютъ“.
Но такъ какъ въ школѣ обучали „разнымъ діалектамъ“, и
определены были особые часы, въ какіе чему должно учиться, то
воспитанникъ, поступивши въ школу и „не могучи и наукъ, ко-
торый ся тутъ традуютъ, и себе до которой есть способенъ рыхло
зрозумѣти“, долженъ посовѣтоваться съ начальникомъ школы, „за
якую науку взятися маетъ“. И что присовѣтуетъ ему начальникъ
(сообразивши его лѣта, наклонности и способности), за то онъ и
долженъ приняться съ охотою, если только сами родители не наз-
начил п уже его къ извѣстной отрасли науки; да и тѣмъ, говоритъ,
нужно совѣтовать полезнѣйшее.
Вотъ предварительныя условія, которыхъ мы не встрѣчали въ
правилахъ великорусскихъ школъ. Затѣмъ всѣ другія статьи устава
болѣе или менѣе сходны съ правилами, помѣщенными въ азбуков-
никахъ. Въ числѣ самыхъ первыхъ статей находятся правила о
наказаніяхъ, которыя такъ подробно изображены въ азбуковникахъ;
здѣсь они написаны болѣе спокойнымъ тономъ: за непослушаніе
наказывать, но не тирански, а наставнически; не сверхъ мѣры, а
по силамъ; не съ буйствомъ, а кротко и тихо; не только мірски,
но и выше мірскаго. Въ другой статьѣ добавлено, что для внуше-
нія дѣтямъ хорошихъ правилъ,
„И памятного маетъ не боронити,
По чаши школнои испити“.
Это было, вѣроятно, нѣчто въ родѣ извѣстныхъ въ малорос-
сійскихъ школахъ субитокъ,—когда каждую субботу сѣкли школь-

никовъ, что называется, въ запасъ, чтобы они были умны и на
будущее время; вѣроятно, памятное и было въ этомъ случаѣ за-
паснымъ предостереженіемъ отъ дурныхъ поступковъ.
Слѣдующія за симъ статьи имѣютъ также много общаго съ
правилами „Школьнаго благочинія“ азбуковниковъ. Изъ этихъ по-
слѣднихъ мы знаемъ, что ни богатство, ни знатность происхожденія
не давали воспитанникамъ нравъ на предпочтеніе ихъ передъ
дѣтьми бѣдныхъ родителей; что ученики сидѣли въ классахъ по до-
стоинству, на мѣстахъ, указанныхъ учителемъ. Въ уставѣ Луцкой
школы выражено то же самое: „.... богатый надъ убогихъ у школѣ
нѣчимъ вышшіи не маютъ быти, толко самою наукою: плотію же
равно вси". Учителю же вмѣнялось въ обязанность одинаково за-
ботиться о своихъ воспитанникахъ, какого бы званія и состоянія
ни были они, и каждому удѣлять своихъ трудовъ поровну: „учити
даскалъ и любити маетъ дѣти всѣ за ровно, якъ сыновъ богатыхъ,
такъ и сиротъ убогихъ, и которые ходятъ по улицамъ живности
просечи“.
Собираться въ школу положено было къ 9-му часу. Каждое
утро учитель обязанъ былъ наблюдать, чтобы собирались всѣ вос-
питанники; а если который изъ нихъ не приходилъ, то посылали
узнать о причинѣ: или „забавилъ ся инде игранемъ, или дома ся
облѣнилъ, или надъ потребу спалъ“. Обязанность смотрѣть за при-
ходящими возложена была на тѣхъ изъ учениковъ, которые въ азбу-
ковникѣ называются „старостами“. Собравшись въ классъ, ученики
до тѣхъ поръ не начинали учиться, пока не были прочтены мо-
литвы и предисловіе обычны. То же самое мы видѣли въ азбуковни-
кахъ. Мы знаемъ, что въ великорусскихъ училищахъ положено было
прослушивать уроки утромъ, въ противность обычаямъ загранич-
ныхъ школъ; въ Славенороссіи заграничная школьная дисциплина
считалась зазорною. Въ южной Россіи это дѣлалось такъ же, какъ и
въ Великороссіи, именно: прочитавъ обычныя молитвы, ученики про-
слушивались, показывали затѣмъ свое писанье, что каждый успѣлъ
написать дома, и дѣлали выкладъ науки своей,, т. е., вѣроятно, ис-
толковывали то, что было имъ задано. Потомъ, конечно, должны
были учиться по частямъ псалтири или грамматикѣ съ разборами
и мнимъ многимъ потребнымъ наукамъ. Послѣ обѣда каждый дол-
женъ списывать для себя на таблицу свой урокъ, а малолѣтнымъ
обязанъ былъ писать самъ учитель. Выучивъ въ школѣ „трудныя
слова“, ученики должны были другъ друга спрашивать, отходя

домой, или собираясь въ школу; дома же обязаны были говорить
свои уроки или родителямъ, или хозяину, у кого живутъ на квар-
тирѣ. По уставу Луцкой школы можно догадываться, что уроки,
по крайней мѣрѣ, въ южной Россіи, диктовались учителемъ и запи-
сывались учениками на табличкахъ\ малолѣтнымъ же писалъ самъ
учитель. Можетъ быть, то же самое было и въ великорусскихъ
школахъ, за неимѣніемъ печатныхъ руководствъ.
Въ правилахъ азбуковниковъ строго запрещалось ученикамъ
разсказывать то, что происходило въ школѣ, т. е. не выносить
сору изъ избы, или, какъ сказано въ азбуковникѣ, „не выносить
за порогъ школы словеснаго сору“. То же самое помѣщено и въ
Луцкомъ уставѣ.
Что запрещалось азбуковниками въ отношеніи правилъ благо-
пристойности, то же самое видимъ мы и въ Луцкомъ уставѣ: си-
дѣть въ классѣ смирно, „безъ розмовъ и шептовъ. миговъ, и до
себе прехажокъ“ и проч.
Въ великорусскихъ школахъ назначалось поочередно нѣсколько
учениковъ, на которыхъ возлагали обязанность мести школу, то-
пить печь, носить воду и проч.; воспитанники южно - русскихъ
школъ также не были избавлены отъ подобныхъ обязанностей. Въ
уставѣ Луцкой школы поставлено избирать по очереди двухъ или
четырехъ мальчиковъ въ слѣдующія должности: „дѣло ихъ будетъ
ранѣй до школы прійти, школу помести, въ печи запалити и у
дверей сидѣти\ а которые выходятъ и входятъ, о всѣхъ вѣдати,
и которые бы ся не учили, пустовали, или въ церкви не рядне
стояли, или до дому идучи обычайне бы ся не заховали, написо-
вати и оповѣдати ихъ маютъ“.
По правиламъ азбуковниковъ полагалось въ субботу заниматься
повтореніемъ всего выученнаго въ продолженіе недѣли; въ этотъ
же день учитель читалъ въ школѣ разныя поучительныя настав-
ленія о благопристойности, о почитаніи родителей, о праздникахъ
и проч.; въ воскресенье утромъ воспитанники собирались снова въ
школу и слушали толкованіе литургіи, евангелія и проч. до той
поры,пока звонъ колокола не призывалъ ихъ къ слушанію Божествен-
ной службы. Тѣ же самыя правила изложены и въ уставѣ Луц-
кой школы.
„Не вдаваясь въ излишнія подробности о школьныхъ поряд-
кахъ и сходствѣ ихъ, замѣчу“, говоритъ Мордовцевъ, „что объ-
емъ обученія въ Луцкой школѣ былъ гораздо обширнѣе, чѣмъ въ

великорусскихъ школахъ, какъ мы знаемъ о нихъ изъ азбуковни-
ковъ и другихъ памятниковъ старины. Это снова доказываетъ, что
элементарныя южно-русскія школы стояли гораздо на высшей сте-
пени развитія, чѣмъ школы въ Великой Россіи. Составъ наукъ,
преподававшихся въ Луцкой школѣ, былъ слѣдующій: такъ какъ
школа носила названіе греко-латино-словенской, то, конечно, во-
спитанники ея не были чужды знанія этихъ языковъ; но, кромѣ
языковъ, преподавались и другіе предметы, о чемъ говоритъ самъ
уставъ: „Напервѣй, научившися окладовъ, литеръ, потомъ грамма-
тики учатъ, притомъ же и церковному чину учатъ, читаню, спѣ-
ваню; также учатъ на каждый день, абы дѣти единъ другаго пы-
талъ по грецку, абы ему отповѣдалъ по словенску, и ты жъ пы-
таются по словенску, абы имъ отповѣдали по простой мовѣ. И ты
жъ не маютъ зъ собою мовити простою мовою, ено словенскою и
грецкою, а такъ нынѣ тому учатся, до болшихъ приступаючи,
къ діалектице и реторице, которые науки по словенску переведен-
ные, русскимъ языкомъ списано, діалектику и реторику и иные
философскіе писма школѣ належачіе“. Въ другомъ мѣстѣ устава
говорится о предметахъ, преподававшихся въ Луцкой школѣ: „по-
виненъ будетъ даскалъ учити и на писмѣ подавати отъ святого
Евангеліа, отъ книгъ Апостольскихъ, отъ Пророковъ всѣхъ, отъ
Отецъ Святыхъ ученія, отъ философовъ, отъ поэтовъ, отъ гисто-
риковъ и прочая“. Затѣмъ учились пасхаліи, лунному теченію
личбѣ (т. е. счисленію), рахованю (почти то же счисленіе: не
ариѳметика ли?) и мусикѣ церковнаго пѣнія.
Какъ видимъ составъ школьнаго образованія въ элементарномъ
училищѣ южной Россіи былъ далеко не бѣденъ, и если прочія
школы хоть сколько-нибудь были похожи на Луцкую, то юноше-
ство того края было довольно хорошо образовано по своему вре-
мени. Не смѣю утверждать, говоритъ тотъ же авторъ, что такое
же образованіе давалось и въ великорусскихъ школахъ допетров-
скаго времени: этого не видно изъ дошедшихъ до насъ памятни-
ковъ; но всего вѣроятнѣе, что Великая Россія и въ этомъ отно-
шеніи далеко уступала Малороссіи“.
Буквари. По мѣрѣ возникновенія училищъ и расширенія дѣ-
ятельности типографій, въ Москвѣ стали появляться и печатныя
книги, не только исключительно церковно - религіознаго содержа-
нія, но и преслѣдовавшія педагогическія цѣли. Такъ, въ XVII
столѣтіи въ Москвѣ появляются печатные буквари, при посред-

ствѣ которыхъ, естественно, подвинулось и самое обученіе гра-
мотѣ. Хотя способъ обученія чтенію оставался тотъ же, букво-
слагательный, и обращалось преимущественное вниманіе на меха-
низмъ чтенія, но во всякомъ случаѣ самый процессъ изученія сдѣ-
лался болѣе легкимъ и не такимъ медленнымъ, какъ прежде:
вмѣсто чтенія по рукописному, часто съ неяснымъ и неразборчи-
вымъ шрифтомъ, различнымъ въ разныхъ книгахъ, съ появленіемъ
печатной азбуки, учащійся пользовался ясною и опредѣленною
формою буквъ. О томъ, какъ производилось обученіе чтенію по
старо-букварному способу, Епифаній Славинецкій говоритъ слѣ-
дующее: „внятно требствуетъ учити: сице, первое сложи два
писмена, гласное съ согласнымъ и рцы: буки-азъ; таже сотвори пре-
пятіе гласомъ, или отдохновеніе, и рцы слогъ ба; паки и на два
писмена совокупи, сице вѣди - азъ, и паки содѣлай препинанье
гласа, таже рцы слогъ ва; сице и триписменные слоги слагай:
слово, люди, азъ, и отдохнувъ, рцы слогъ ела; паки слагай вѣди,
люди, ю, и отдохнувъ, рцы слогъ влю. По сему глаголи все ре-
ченіе купно: славлю, тако и прочая посему учи“. Слѣдовательно,
способъ обученія чтенію былъ совершенно тотъ же, какой упо-
требляется еще иногда и понынѣ при обученіи церковно - славян-
ской грамотѣ. Обучаясь по букварю, учащійся получалъ возмож-
ность познакомиться и съ нѣкоторыми, хотя и весьма скудными,
грамматическими свѣдѣніями, помѣщавшимися въ букваряхъ. Что
же касается содержанія этихъ букварей, то оно вполнѣ соотвѣт-
ствовало общему направленію школы, и подборъ матеріала свидѣ-
тельствуетъ, что главная цѣль, имѣвшаяся въ виду при обученіи
грамотѣ въ допетровской Руси, было исключительно—религіозно
православное воспитаніе: міряне знакомились по букварю съ молит-
вами, церковною службою и нравственными требованіями, а для
учащихся изъ духовнаго званія букварь служилъ первою ступенью
для приготовленія къ церковно-служебной должности.
Букварь Бурцева. Первые печатные буквари появились въ
юго-западной Руси въ концѣ XVI столѣтія (въ 1596 году, въ
Вильнѣ), въ Москвѣ же первый печатный букварь былъ изданъ въ
1634 году, приписываемый патріаршему дьячку и справщику печат-
наго двора, Василію Бурцеву и прочимъ сработникамъ. Этотъ
букварь, составленный по образцу юго-западныхъ алфавитарій, со-
держитъ въ себѣ буквы, склады, названія буквъ, числа, знаки
надстрочные и препинанія и нѣкоторыя грамматическія правила

(измѣненія глаголовъ и склоненія именъ); затѣмъ шли изреченія,
относящіяся къ жизни и ученію Іисуса Христа, заповѣди, ученіе
о вѣрѣ, притчи, наставленія къ дѣтямъ о благочестіи, кротости и
повиновеніи, а потомъ къ родителямъ; въ обращеніи къ послѣднимъ
рекомендуются наказанія: „къ вамъ же, отцы и учители, тако гла-
големъ: не отымай отъ дѣтища твоего казнее: безуміе бо есть
привязано въ сердцы отрочате. Жезломъ же наказанія изжениши
его; дѣтищу, иже даютъ волю его, напослѣдокъ посрамитъ матерь
свою, аще ли накажите жезломъ, не умретъ отъ того. Ты бо
жезломъ біеши его, душу же его отъ ада избавиши“. Въ заклю-
ченіе, сказаніе — „како св. Кириллъ Философъ состави азбуку“.
Въ послѣсловіи Бурцевъ объясняетъ, почему у насъ было презрѣ-
ніе къ иноземцамъ: „невѣрніи языцы... отъ праваго пути отступиша
и св. Крещенія и апостольскаго ученія не пріяша, но вослѣдъ
чюждихъ боговъ поидоше, и сами себѣ законы, и обычаи, и гра-
моты изложиша; иніи же отъ еретикъ научени быша, и божествен-
ное писаніе развратиша, того ради и до днесь, яко во тмѣ невѣдѣ-
нія, ходятъ. Нашъ же христіанскій родъ помилова Господь своею
милостью и почте насъ славою и честію, паче всѣхъ языкъ, аще
прежде и языцы бѣхомъ, но Его, Творца нашего и Владыки
всѣхъ, паки помиловани быхомъ и сподобихомся отъ Него истин-
ному богоразумію и пріяхомъ сѣмя благочестія“. По мѣрѣ же воз-
раставшей потребности въ образованіи и устройства школъ, и
буквари появляются чаще и получаютъ большее распространеніе.
Такъ, во второй половинѣ XVII столѣтія у насъ распространяются
буквари, изданные въ Вильнѣ, Львовѣ и Кіевѣ, а также появля-
ются буквари московскаго изданія, какъ напримѣръ, Букварь
1664 года, изданный по повелѣнію царя Алексѣя Михайловича,
и московскій букварь Симеона Полоцкаго, изданный въ 1679 году,
по повелѣнію царя Ѳеодора Алесѣевича, которые по своему духу
и направленію сходны съ юго-западными алфавитаріями и, кромѣ
азбуки и окладовъ, содержатъ въ себѣ статьи религіозно-нраво-
учительнаго содержанія.
Букварь Полоцкаго. Букварь Полоцкаго, согласно обычаю,
усвоенному имъ въ Кіевской коллегіи, начинается стихами, обра-
щенными къ юношамъ „учитися хотящимъ“. Въ этомъ стихотво-
реніи Симеонъ, убѣждая къ ученію, говоритъ:
„Отроча юный отъ дѣтства учися,
Письмена знати и разумъ, потщися.

Не возлѣнися трудовъ положити...
Аще ся видитъ досадно, труждати,
Но сладко плоды трудовъ собирати“.
За предисловіемъ слѣдуетъ „благословеніе отрокомъ во учи-
лище учитися священнымъ писаніямъ идущимъ“, гдѣ предписы-
вается, чтобы: „родителіе, чада своя ученію божественныхъ писа-
ній хотящіи вдати, должны суть отъ церковныхъ молитвъ начи-
нати“, почему передъ началомъ ученія дитя должно быть приве-
дено въ церковь, гдѣ священникъ совершаетъ надъ нимъ особую
службу. Затѣмъ уже слѣдуетъ самый букварь, общее содержаніе
котораго раздѣляется на три части. Первая составлена изъ статей,
излагающихъ основныя начала христіанской вѣры (Символъ Никео-
Цареградскій, Символъ преосвященнаго Аѳанасія, Бесѣда о право-
славной вѣрѣ и проч.). Вторая часть, нравоучительная, содержитъ
въ себѣ правила христіанской жизни (Десятисловіе, Заповѣди Хри-
ста о любви къ Богу и ближнимъ, Девять блаженствъ, Молитвы
повседневный и проч.). Наконецъ, третью часть составляютъ
статьи, имѣющія практическое значеніе: — „Просодіи верхняя, или
ударенія гласа, яже употребляютъ славяне“, строчный препинанія,
числа и привѣтства „къ родителю и благодѣтелю на важнѣйшіе
праздники“. Въ стихотворномъ „увѣщаніи“, помѣщенномъ въ за-
ключеніи, даются наставленія букваря относительно средствъ ста-
ринной системы воспитанія—розги, бича и жезла:
„Розга умъ остритъ, память возбуждаетъ,
И волю злую ко благу прелагаетъ“.
Подобное обращеніе къ розгѣ очень обыкновенно въ нашихъ
старинныхъ учебникахъ, и рѣдкое предисловіе или послѣсловіе
учебной книги оставалось безъ этой угрозы, и лоза, розга и жезлъ
были любимыми темами, надъ которыми изощряли свое остроуміе
словоохотливые въ этомъ отношеніи предки. Но изъ этого мы не
въ правѣ заключать, что въ древне-русскомъ обученіи преобладала
жестокость и неумѣренно суровое обращеніе съ учениками: суро-
вость выражалась искусносплетенными виршами, и каждый „списа-
тель“ учебника фантазировалъ на эту тему; однако это было про-
стое словесное устрашеніе. Насколько позволяетъ судить литера-
тура по этому предмету, суровость въ школахъ водворилась съ
XVIII вѣка, въ свѣтскихъ школахъ благодаря учителямъ нѣмцамъ

и другимъ иностранцамъ, равно и составителямъ регламентовъ, а
въ духовныхъ благодаря малороссамъ, на которыхъ также вліялъ
Западъ.
Букварь Истомина. Въ концѣ XVII вѣка іеродіаконъ Каріонъ
Истоминъ издалъ нѣсколько букварей, довольно полно обнимаю-
щихъ начальный курсъ обученія. Одинъ изъ этихъ букварей
(1692 г.) состоитъ, главнымъ образомъ, изъ различныхъ выграви-
рованныхъ изображеній (куншты, почему и азбука съ картинами
называлась кунштованною), заимствованныхъ, вѣроятно, изъ за-
падныхъ изданій и представляющихъ случайный подборъ изобра-
женій предметовъ, названія которыхъ напоминали собою звукъ из-
вѣстной буквы. Картины эти имѣли цѣлью наглядность обученія:
„подъ всякимъ же писменемъ“, говоритъ Истоминъ, ради любез-
наго созерцанія, отрочамъ учащимся предложены виды во удобное
званіе въ складѣ: да что видитъ, сіе и назоветъ слогомъ писмене
достолѣпнаго начертанія тѣхъ, яко А— Адамъ, алекторъ, аспидъ и
т. д.“. Слѣдовательно, наглядность получаетъ у насъ свое педаго-
гическое значеніе при обученіи уже въ XVII столѣтіи.
Хотя смѣсь и разнохарактерность картинъ, безсвязный наборъ
виршъ, затѣйливое изображеніе буквъ различныхъ шрифтовъ и от-
сутствіе всякаго матеріала для чтенія подводятъ буквари Истомина
подъ общій типъ букварей этой эпохи, но они во всякомъ случаѣ
обращаютъ на себя вниманіе, какъ содержащіе въ себѣ граммати-
ческія объясненія и вводящіе наглядность въ обученіи.
Букварь Лихудовъ. Отъ конца же этого вѣка извѣстенъ руко-
писный букварь подъ заглавіемъ: „Преднаказаніе дѣтей“, приписы-
ваемый Лихудамъ, который выдѣляется изъ ряда тогдашнихъ
букварей своею раціональною постановкою обученія. Въ немъ ука-
зывается на звуковое обученіе чтенію: „подобаетъ коеждо писмя
глаголати, яко оно гласъ свой творитъ, и якоже гласъ его есть,
сице и звати тое, по гласу его... ѣ, гласное же мягко, глаголати
достоитъ, яко іе, а не ять, и учити глаголати тое, яко гласъ свой
творитъ, не прилагая писменъ, согласнаго т и припряжно гласнаго
ь, ниже гласъ его измѣняя во инъ гласъ“. Особенно разработана
въ этомъ букварѣ фонетика и графика, правила и формы славян-
ской рѣчи, разумно понята авторомъ цѣль обученія грамотѣ—
какъ подготовка дѣтей къ самостоятельному и дальнѣйшему обра-
зованію; для упражненія дѣтей въ чтеніи предлагаются складно и
толково обработанные нравоучительные стихи, замѣнявшіе собою

начальную учебную книжку послѣ букваря; для учителя же пред-
лагались многіе, уясненные примѣрами, дидактическіе совѣты.
Главное достоинство этого букваря то, что авторъ не увлекался
южно-русскими букварями, подборъ матеріала сдѣланъ самостоя-
тельно, и вездѣ проявляется самостоятельное воззрѣніе автора на
школьное дѣло. Хотя и этотъ букварь не изъятъ многихъ недо-
статковъ, хотя и въ немъ наказаніе и розга считаются однимъ
изъ главныхъ средствъ для возбужденія охоты къ ученію, но во
многихъ отношеніяхъ, особенно же по указанію на звуковой ме-
тодъ—этотъ букварь могъ значительно подвинуть дѣло обученія
грамотѣ, если бы только продолжали слѣдовать сдѣланнымъ въ
немъ указаніямъ.
Свѣдѣнія изъ грамматики. Познанія грамматическія въ до-
петровской Руси были довольно скудны; Максимъ Грекъ, зани-
мавшійся исправленіемъ въ нашихъ книгахъ ошибокъ, вкравшихся,
главнымъ образомъ, отъ незнанія грамматики, говоритъ о ней,
какъ о наукѣ, уразумѣваемой съ величайшимъ трудомъ. За свою
попытку исправлять грамматическія неправильности, Максимъ Грекъ
подвергся преслѣдованію и тяжкимъ испытаніямъ. Первыя грамма-
тики приходятъ къ намъ съ юго-запада (Зизанія и Смотрицкаго),
и въ 1648 году перепечатывается въ Москвѣ грамматика Мелетія
Смотрицкаго съ прибавленіемъ особаго введенія и слова Максима
Грека о пользѣ ея, а также извлеченія изъ нѣкоторыхъ его сочи-
неній. Съ появленіемъ азбуковниковъ и букварей въ нѣкоторыхъ
изъ нихъ, какъ мы видѣли, дѣлаются и грамматическія поясненія,
но все это были еще зачатки, грамматическія правила не всегда
примѣнялись къ дѣлу.
Относительно обученія грамматикѣ г. Мордовцевъ говоритъ
слѣдующее: „Въ нашихъ допетровскихъ школахъ преимуществен-
ное вниманіе обращалось, по всѣмъ вѣроятіямъ, на изученіе пра-
вилъ и свойствъ славянскаго языка, и вообще на то, что мы на-
зываемъ словесностью въ обширномъ смыслѣ, т. е. собственно
какъ понимали это слово въ нашей старой Руси; конечно, на пер-
вомъ планѣ были божественныя книги; но и знаніе грамматики
сильно занимало умы. Не надо забывать при этомъ, что объемъ
грамматики былъ гораздо обширнѣе того, въ какомъ принято пони-
мать ее въ настоящее время: извѣстно, что чѣмъ больше разви-
вается какая-либо наука, тѣмъ болѣе дробится она на отдѣльныя
части, и каждая часть, въ свою очередь, становится почти само-

стоятельной наукой. Изъ семи свободныхъ искусствъ, изъ семи,
если можно такъ выразиться, наукъ, которыя были въ древности
достояніемъ человѣческаго разума, развилось теперь столько от-
дѣльныхъ отраслей, столько независимыхъ наукъ, что число ихъ
становится даже невѣроятнымъ. Наши отцы подъ словомъ „грам-
матика“ разумѣли очень многое и требовали отъ грамматики всего,
чему учитъ теперь вся теорія словесныхъ наукъ; и потому съ изу-
ченіемъ грамматики соединяли они и риторику, и стилистику, и
даже піитику.
По всей вѣроятности, на грамматику обращали преимуществен-
ное вниманіе,—и это очень естественно, оттого въ нашемъ сбор-
никѣ, между разными азбуковниками и руководствами, попадается
очень много грамматическихъ отдѣловъ, и притомъ очень различ-
наго содержанія. Въ числѣ ихъ видимъ мы большія выписки изъ
грамматики Смотрицкаго съ означеніемъ на поляхъ листовъ ея
изданія; на основаніи этихъ выписокъ можно полагать, что руко-
водство грамматики Смотрицкаго не было чуждо и нашимъ велико-
россійскимъ школамъ. Что же касается до училищъ юго-западной
Россіи, то тамъ, конечно, грамматика Смотрицкаго была на своемъ
мѣстѣ, потому что тамъ и ея родина. Кромѣ Смотрицкаго, въ
азбуковникахъ находятся отдѣлы изъ грамматикъ неизвѣстныхъ
сочинителей“.
Математическія познанія. Хотя уже въ XII столѣтіи упоми-
нается о „числолюбцахъ“ и позже имѣются извѣстія (Олеарій) о
томъ, что и между русскими были люди, знакомые съ математиче-
скими науками, но эти математическія знанія черпались не изъ
школы, а отъ другихъ знающихъ людей или изъ письменныхъ книгъ.
Математическія вычисленія производились, главнымъ образомъ, лишь
примѣнительно къ церковнымъ потребностямъ для вычисленія пе-
реходящихъ праздниковъ, и въ этомъ отношеніи исторія представ-
ляетъ примѣры знатоковъ пасхаліи и счетной мудрости. Первые
примѣры вычисленій въ нашей старой письменности находятся въ
сочиненіи монаха Кирика, жившаго въ первой половинѣ XII вѣка.
Онъ былъ діакономъ и уставщикомъ Новгородскаго Антоніевскаго
монастыря. Въ его сочиненіи: „Ученіе имже вѣдати человѣку числа
всѣхъ лѣтъ“ находятся вычисленія числа „вѣковъ міра“ отъ Адама,
ученіе объ индиктѣ, о солнечномъ и лунномъ кругѣ, опредѣленіе
числа високосныхъ годовъ, обозначеніе дня Пасхи, продолжитель-
ность Петрова поста и проч. Затѣмъ памятникомъ развитія мате-

матическихъ знаній на Руси служатъ нѣкоторыя статьи изъ „Рус-
ской Правды“, предметъ которыхъ составляютъ различныя хозяй-
ственно-экономическія вычисленія. За все время владычества мон-
головъ не имѣется ни одного сочиненія, хоть сколько - нибудь
соприкасающагося съ математикою. Лишь съ конца XV столѣтія
встрѣчаются вычисленія пасхаліи, сдѣланныя митрополитомъ Зо-
симою и въ особенности новгородскимъ архіепископомъ Геннадіемъ.
Многіе изъ послѣдующихъ духовныхъ лицъ продолжали таблицы
Геннадій на слѣдующіе годы. Съ XVI столѣтія проникаютъ къ намъ
нѣкоторыя математическія сочиненія западныхъ, но уже устарѣлыхъ
для того времени, писателей, какъ, напримѣръ, въ одномъ Новгород-
скомъ Сборникѣ приводятся вычисленія Исидора Севельскаго, жив-
шаго въ VII столѣтіи. Въ теченіе XVII столѣтія въ Россіи издано
было математическое сочиненіе, напечатанное въ Москвѣ подъ загла-
віемъ: „Считаніе удобное, которымъ всякій человѣкъ купующій или
продающій зѣло удобно изыскати можетъ число всякія вещи“.
Сочиненіе это, какъ указываетъ самое заглавіе, имѣло чисто прак-
тическую цѣль для счетныхъ и торговыхъ дѣлъ. Въ рукописяхъ
же XVII столѣтія впервые встрѣчается курсъ математики, содер-
жащій въ себѣ первыя четыре ариѳметическія правила, именован-
ный числа, примѣры изъ тройного правила и товарищества; курсъ
этотъ, вѣроятно, переведенъ или передѣланъ изъ какого-либо за-
паднаго руководства. Одинъ экземпляръ этого рукописнаго руко-
водства подъ заглавіемъ: „Книга, глаголемая ариѳметика, пятая
изъ седми мудростей науки“, отличается тѣмъ, что въ началѣ
имѣется увѣщаніе и предисловіе переписчика, написанныя стихами.
Многія статьи этого руководства были впослѣдствіи заимствованы
математикомъ Магницкимъ для составленной имъ извѣстной ариѳ-
метики. Такъ какъ труды Кирика и „Русская Правда“—новгород-
скаго происхожденія, то можно сказать, что развитіе и распро-
страненіе математическихъ знаній на Гуси началось съ Новгорода.
Для большинства русскихъ людей эти знанія не представляли са-
мостоятельнаго интереса, но имѣли значеніе лишь по своей при-
ложимости къ цѣлямъ церковнымъ, юридическимъ и торговымъ.
Въ элементарныхъ училищахъ допетровской Руси математическія
познанія ограничивались счисленіемъ. Судя же по упомянутымъ
учебникамъ должно заключить, что у насъ нѣкоторые изучали
тройное правило и правило товарищества. Со введеніемъ грамот-
ности, письмо чиселъ совершалось по греческому образцу славян-

скими буквами, и это продолжалось до временъ Петра Великаго.
Такъ какъ количества буквъ въ славянскомъ алфавитѣ хватило на
изображеніе единицъ (отъ а до и съ прибавленіемъ ѳ), десятковъ
(отъ г до п съ прибавленіемъ ч) и сотенъ (отъ р до со съ при-
бавленіемъ ц), а дальше уже приходилось прибѣгать къ услов-
нымъ знакамъ, то для обозначенія тысячъ прибавляли къ каждой
буквѣ знакъ для десятковъ тысячъ ставили тѣ же буквы въ
кругѣ, для сотенъ тысячъ—въ кругѣ изъ точекъ, для милліоновъ—
въ кругѣ изъ черточекъ и т. д. Пользованіе особыми знаками
для большихъ чиселъ представляло большое затрудненіе. Ближай-
шими практическими нуждами опредѣлился и составъ дальнѣйшихъ
математическихъ знаній. Изъ четырехъ правилъ ариѳметики упо-
треблялись на практикѣ преимущественно сложеніе п вычитаніе.
Единственными употребительными на практикѣ дробями были: по-
ловина, четверть и треть, пол-четверти и пол-трети, пол-пол-
четверти и пол-пол-трети и т. д. Всякую другую дробь старались
выразить приблизительно путемъ механическаго сопоставленія пере-
численныхъ дробей. Хотя уже арабскія цифры стали появляться
въ славянскихъ книгахъ, напечатанныхъ за границею, въ Венеціи
и въ Римѣ, съ 1611 г. а въ 1647 году издана была первая книга
съ арабскими цифрами въ московской типографіи, но въ общее
употребленіе арабскія цифры у насъ вошли только съ эпохи Петра
Великаго.
Свѣдѣнія изъ географіи, космографіи и естествознанія.
Физіологъ. Свѣдѣнія изъ географіи, космографіи и естествознанія
не входили въ кругъ образовательныхъ предметовъ въ допетров-
ской школѣ. Хотя любознательные и любопытные грамотеи иногда
и стремились найти разъясненіе того или другого интересовавшаго
ихъ вопроса изъ области этихъ наукъ, но за неимѣніемъ сочине-
ній по этой части сколько-нибудь съ современнымъ научнымъ ха-
рактеромъ, получаемыя ими свѣдѣнія отличались скудостію, от-
сталостью, часто вымысломъ съ присоединеніемъ легендарныхъ и
измышленныхъ разсказовъ, нерѣдко возбуждавшихъ даже суевѣріе;
къ подобнымъ книгамъ, распространявшимъ такія знанія, принадле-
жатъ и переведенные съ греческаго книги подъ заглавіемъ: „Хро-
нографы“, „Апокрифы“, „Пчела“, „Травники“, „Зелейники“ и проч.
Когда въ XVII столѣтіи чрезъ посредство юго-западной Руси
начинаетъ проникать къ намъ западное просвѣщеніе, тогда появ-
ляются переводы нѣкоторыхъ западныхъ космографіи. Космографіи,

предлагавшія преимущественно географическія свѣдѣнія, перево-
дятся съ латинскаго и польскаго языка и извѣстны только въ
спискахъ. Такъ какъ подлинники, съ которыхъ дѣлались переводы,
представляли неточныя и часто уже отжившія относительно того
времени свѣдѣнія, то естественно, что географическія познанія
нашихъ предковъ были весьма далеки отъ действительности; тѣмъ
болѣе, что русскіе никогда не предпринимали путешествій на За-
падъ, за исключеніемъ только отдѣльныхъ офиціальныхъ лицъ,
отправлявшихся въ качествѣ пословъ по политическимъ цѣлямъ.
Изъ восточныхъ странъ наши предки знали только святыя мѣста,
куда издревле нерѣдко предпринимались путешествія съ паломни-
ческою цѣлью; при этомъ грамотные паломники, чтобы сохранить
въ памяти все видѣнное и прочувствованное и передать это потом-
ству—тщательно вели подробныя записи, изъ которыхъ нѣкоторыя
и въ наше время пользуются значеніемъ. Что лее касается другихъ
восточныхъ и сѣверныхъ странъ, то объ нихъ наши предки не
имѣли точныхъ свѣдѣній. Хотя отдѣльныя личности изъ русскихъ
и отваживались пускаться въ дальнія путешествія на востокъ и
на сѣверъ, даже проникали впервые туда, куда не доходилъ еще
ни одинъ изъ европейцевъ, но имена ихъ утратились для науки,
и честь открытія посѣщенныхъ ими земель и проложенныхъ пу-
тей пала на долю иноземцевъ, умѣвшихъ придать своимъ путеше-
ствіямъ научное и практическое значеніе. По астрономіи точно
такъ же, какъ и по космографіи, наши предки тоже не имѣли
научныхъ познаній. Лишь въ XVII столѣтіи въ одной изъ космо-
графіи, переведенной Епифаніемъ Славинецкимъ и его сотрудни-
ками, находится впервые вѣрное изложеніе системъ Птоломея и
Коперника.
Тотъ запасъ естественно-историческихъ свѣдѣній, который су-
ществовалъ до кіевскаго вліянія, пришелъ на Русь изъ Византіи
въ томъ видѣ, въ какомъ сложился въ первые вѣка христіанства,
j же въ III вѣкѣ по P. X. былъ извѣстенъ сборникъ свѣдѣній о
звѣряхъ и каменьяхъ, получившій позже названіе „Физіолога“.
Въ основѣ этого сборника лежатъ наблюденія, сдѣланныя еще
классическими авторами. Но выборка этихъ наблюденій состав-
ляется христіанскими писателями съ спеціальной цѣлью—сопоста-
вить ихъ съ текстами изъ священнаго писанія и подготовить та-
кимъ образомъ матеріалъ для христіанской литературы и искусства.
При такомъ сопоставленіи образы звѣрей, часто и сами по себѣ

фантастическіе (напримѣръ, единорогъ), получаютъ символическое
значеніе. Благодаря такому характеру „Физіолога“, его сказанія съ
самаго ранняго времени нашли обширное примѣненіе въ христіан-
скомъ творчествѣ. Отцы Церкви употребляли ихъ въ своихъ опи-
саніяхъ сотворенія міра; воспользовался этими сказаніями и со-
кращенный разсказъ о ветхозавѣтныхъ событіяхъ, извѣстный подъ
названіемъ Толковой Палеи. И Шестодневы и Палея—все это были
глубоко уважавшіяся на Руси произведенія греческой религіозной
литературы; въ ихъ сообществѣ перешелъ къ намъ и „Физіологъ“,
но судьба „Физіолога“ у насъ и на Западѣ была совершенно разная.
У насъ физіологъ раздѣлилъ судьбу многихъ другихъ произведеній,
перешедшихъ изъ Византіи.
Перенесенный къ намъ, вѣроятно, въ готовомъ переводѣ, че-
резъ посредство южныхъ славянъ, „Физіологъ“ до XVI вѣка проле-
жалъ безъ движенія, извѣстный очень немногимъ. Поэтому онъ и
сохранился всего въ трехъ полныхъ экземплярахъ и не оказалъ
никакого вліянія ни на богословскую, ни на проповѣдническую ли-
тературу. Южно - русскіе ученые, наѣхавшіе въ Москву въ XVII
вѣкѣ, пользовались уже не старымъ „Физіологомъ“, а той новой фор-
мой „Физіолога“, которую принялъ этотъ сборникъ на Западѣ—фор-
мой средневѣкового „Бестіарія“. Но и византійскій „Физіологъ“ не от-
брасывается просто въ сторону; за него продолжала крѣпко дер-
жаться партія національной старины—старовѣры; но, кромѣ того,
является среднее теченіе, которое стремится удовлетворить новымъ
запросамъ, не обращаясь къ новымъ источникамъ. Это среднее
направленіе беретъ „Физіологъ“, какъ онъ былъ, но выбрасываетъ
изъ него всѣ символическія толкованія, сохраняя только часть
зоологическую и минералогическую. Само собою разумѣется, что
ни это исправленное изданіе „Физіолога“, ни даже западный „Бестіа-
рій“ не могли вернуть естественно - историческихъ знаній на тотъ
путь реализма, на которомъ когда-то стояла классическая наука,
и на который стремилась стать наука новой Европы. Достаточно
пересчитать животныхъ, вошедшихъ въ „Физіологъ“, чтобы увидать,
что элементъ чудеснаго, баснословнаго былъ уже въ самомъ вы-
борѣ ихъ, а не только въ нравоучительныхъ толкованіяхъ ихъ
„естества“.
Историческія свѣдѣнія. Лѣтопись. Степенныя книги. Раз-
рядныя записки. Куранты. Хроника Софоновича. Синопсисъ.
До XVII столѣтія у насъ не было другихъ источниковъ для изу-

ченія исторіи своего отечества, кромѣ лѣтописей, которыя ве-
лись въ монастыряхъ книжными монахами, отмѣчавшими погодно
событія своего отечества. Первая наша лѣтопись, древнѣйшій па-
мятникъ которой восходитъ къ XI столѣтію, приписывается иноку
черноризцу Кіевскаго Печерскаго Ѳеодосіева монастыря преподоб-
ному Нестору. Состоя изъ погодныхъ записей, городскихъ и мо-
настырскихъ, изъ отдѣльныхъ историческихъ сказаній, офиціаль-
ныхъ документовъ и изъ древнихъ греческихъ хронистовъ, лѣто-
пись Нестора послужила основаніемъ для всѣхъ другихъ лѣтопи-
сныхъ сборниковъ, которые стали составляться и въ другихъ
русскихъ городахъ; каждый центръ русской земли имѣлъ свои
мѣстныя лѣтописи, въ которыхъ, начиная Несторомъ, продолжа-
лись записи о событіяхъ своего края; каждый городъ имѣлъ свой
сборникъ лѣтописи, въ основу котораго полагался „Временникъ“ Не-
стора. Такимъ образомъ, кромѣ древнѣйшей Кіевской лѣтописи,
возникли лѣтописи: Новгородская, Ростовская, Суздальская, Твер-
ская, Московская и др. Продолжатели Нестора вели лѣтописное
дѣло въ томъ же духѣ и направленіи, какъ его началъ Несторъ.
Съ возвышеніемъ Москвы, мѣстная Московская лѣтопись превра-
щается въ обще-государственную всероссийскую и получаетъ офи-
ціальный складъ.
Иногда изъ лѣтописей дѣлались выписки по княженіямъ и цар-
ствованіямъ, такъ называемыя— „степенный книги“. Въ XVII вѣкѣ
лѣтопись начинаютъ замѣнять „разрядныя записки“, которыя ве-
лись дьяками, отмѣчавшими придворныя событія и служебную
дѣятельность бояръ. Иногда изъ лѣтописей, для историческихъ
справокъ, дѣлались сокращенія и выборки, къ которымъ прибав-
лялись генеалогическія таблицы съ „персонами“, т. е. съ портре-
тами государей, съ ихъ родословною, гербами и проч. Въ XVII в.
появились и первыя русскія газеты—„куранты“, въ которыхъ помѣ-
щались извѣстія изъ иностранныхъ газетъ объ европейскихъ со-
бытіяхъ; эти куранты были рукописные и предназначались только
для Двора.
Въ XVII столѣтіи появилась Хроника Софоновича, представ-
ляющая сокращенныя лѣтописи, съ риторическими прикрасами и
дополненіями изъ другихъ источниковъ. Позже въ 1674 г., напе-
чатанъ въ Кіевѣ сборникъ изъ разныхъ сказаній по русской исто-
ріи, подъ названіемъ „Синопсиса“. Этотъ сборникъ, выходившій
нѣсколькими изданіями съ новыми прибавленіями, былъ весьма рас-

пространенъ, и до появленія „Краткаго Лѣтописца“ (въ 1760 г.)
Ломоносова, былъ единственнымъ печатнымъ руководствомъ по рус-
ской исторіи. Кромѣ того, въ старой письменности существовало
значительное число сказаній въ видѣ историческихъ записокъ со-
временниковъ; къ таковымъ относятся: сочиненіе князя Курбскаго
о царствованіи Іоанна Грознаго (въ XVI в.), „Сказаніе объ осадѣ
Троицкаго монастыря и о бывшихъ потомъ въ Россіи мятежахъ“
Авраамія Палицына, записка о Россіи Котошихина, бывшаго подь-
ячаго Посольскаго приказа и бѣжавшаго потомъ въ Швецію, и др.
Царственныя книги. Въ царскомъ быту обученіе картинками
имѣло свой правильный составъ; оно заключалось въ „царственныхъ“
и „потѣшныхъ“ книгахъ. Отечественную исторію дѣти узнавали изъ
царственныхъ книгъ, которыя заключали въ себѣ изложеніе отече-
ственныхъ лѣтописей, составленное преимущественно для карти-
нокъ и украшенное ими во множествѣ, такъ что самый текстъ
царственныхъ книгъ въ сущности составлялъ только подписи къ
рисованнымъ изображеніямъ. Царственныя книги, хотя и не вполнѣ,
сохранились до нашего времени и были изданы въ прошедшемъ
столѣтіи княземъ Щербатовымъ подъ названіемъ собственно „Цар-
ственной книги“ (1769), „Царственнаго лѣтописца“ (1772) и „Древ-
няго лѣтописца“, въ двухъ частяхъ (1774). Все это составляло
нѣкогда одно цѣлое и служило, какъ „Книга Царственная“, превос-
ходнымъ руководствомъ для дѣтей, которыя по картинкамъ на-
глядно изучали здѣсь русскую исторію, знакомились съ замѣча-
тельными событіями, съ лицами нашей древности.
Вообще нужно замѣтить, говоритъ г. Забѣлинъ, что обученіе по-
средствомъ картинокъ было весьма обыкновеннымъ пріемомъ нашей
древней педагогіи. Такой методъ, какъ извѣстно, былъ употребленъ
и въ первоначальномъ обученіи Петра Великаго. Крекшинъ пишетъ,
что „Зотовъ доносилъ великой государынѣ царицѣ и великой кня-
гинѣ Наталіи Кирилловнѣ, что государь царевичъ одаренъ отъ
Бога разумомъ и охотою ученія и въ праздное время имѣетъ за-
баву къ слушанію исторіи, и часто изволилъ смотрѣть книги съ
кунштами зданій и взятіе городовъ и боевъ и прочихъ наукъ,
чтобы соблаговолила искусныхъ мастеровъ и знающихъ истину
опредѣлить, а государь царевичъ одаренъ отъ Бога разумомъ и
охотою ученія и въ праздные часы вмѣсто забавъ, по природной
своей остротѣ разума, охотою можетъ обучиться“.
Такія царственныя книги упоминаются еще въ 1639 году во

время ученія царя Алексѣя Михайловича. Въ этомъ году изъ Казен-
наго приказа отдано было въ Оружейный приказъ „пять книгъ
царственныхъ, знаменные въ лицахъ“. Можетъ быть книги эти
отданы были для возобновленія иконописцамъ, которые находились
въ вѣдомствѣ Оружейнаго приказа. Къ этому же отдѣлу живо-
писныхъ книгъ должно отнести и нѣкоторыя сочиненія духовнаго
и церковно-историческаго содержанія, которыя также великолѣпно
украшались картинками, безъ сомнѣнія, для назидательнаго чтенія
какъ дѣтямъ, такъ и взрослымъ. Такъ, въ 1663 году царевичу
Ѳеодору Алексеевичу была написана книга, „а въ ней писаны
житія Алексѣя человѣка Божія, да Маріи Египетскіе, да житіе
царевича Іосафа въ лицахъ, въ десть“. Въ числѣ книгъ перво-
начальнаго чтенія находимъ также и библейскій притчи. Такъ, въ
1693 г. иконописецъ Тихонъ Ивановъ писалъ для царевича Алексѣя
Петровича въ тетрадехъ, въ полдести, притчи изъ Библіи о царѣ
Давыдѣ и Версавіи, да о Едемѣ сладости.
Потѣшныя книги. Но еще болѣе любопытны такъ называе-
мыя „Книги потѣшныя“, которыя были двухъ родовъ. Такъ, однѣ
потѣшныя книги представляли нѣчто похожее на живописную
энциклопедію, содержаніе которой условливалось небогатыми сред-
ствами тогдашняго образованія; но по своему практическому здра-
вому направленію эти книги занимаютъ, по мнѣнію Забѣлина, пер-
вое мѣсто въ кругу тѣхъ скудныхъ пріемовъ древней педагогіи,
которые употреблялись въ первоначальномъ обученіи. Изъ этихъ
книгъ малолѣтные царевичи почерпали простыя, но въ высшей
степени полезныя свѣдѣнія о самыхъ простыхъ, ежедневныхъ
предметахъ, даже о такихъ, которые, можетъ быть, не всегда
могли бы и встретиться имъ въ жизни. Напримѣръ, о томъ, какъ
пашутъ, боронуютъ, сѣютъ, жнутъ, какъ мѣсятъ и въ печь сажа-
ютъ хлѣбы и т. п. Разумѣется, духъ тогдашняго образованія отра-
жался и здѣсь и вносилъ въ эти книги, вмѣстѣ съ изображеніями
морского человѣка и морской дѣвицы, разныя басни и разсказы о
чудесахъ, которыя почерпались изъ древнихъ космографій.
До насъ не дошли подлинники этихъ потѣшныхъ книгъ, или,
по крайней мѣрѣ, до сихъ поръ они еще не открыты; но зато мы
можемъ имѣть самыя подробныя свѣдѣнія о нихъ изъ описанія
одной такой книги, приготовленной для одиннадцати-лѣтняго сына
царя Алексѣя Михайловича, царевича Алексѣя Алексѣевича въ
1664 г. Это описаніе есть не что иное какъ офиціальная роспись

тѣхъ предметовъ, которые должны были составить потѣшную
книгу, и приготовленіе которыхъ было распредѣлено по этой рос-
писи между нѣсколькими иконописцами съ означеніемъ, кому именно
и что писать. Сначала въ росписи помѣщены рисунки военнаго
быта, затѣмъ слѣдуетъ переходъ къ городу и указываются нѣ-
которые предметы гражданскаго быта и птичья охота, за которою
идетъ рядъ изображеній птицъ и звѣрей, замѣчательныхъ въ есте-
ственномъ отношеніи или полезныхъ въ быту человѣческомъ. По-
томъ изображается море съ кораблями и китовымъ промысломъ,
рѣка и ловля жемчуга и, наконецъ, судна военныя, дающія поня-
тіе о флотѣ. Далѣе слѣдуетъ этнографическій отдѣлъ. Въ кар-
тинкахъ, помѣщенныхъ послѣ этого отдѣла, представлена звѣри-
ная и псовая охота. Книга заключается изображеніями, относящи-
мися къ сельскому хозяйству, и статьею о дѣтяхъ, ихъ ученьи и
забавахъ. Подобнымъ же образомъ, хотя и сокращеннѣе, состав-
лялись и другія потѣшныя книги этого разряда.
Другого рода потѣшныя книги имѣли цѣлію доставить дѣтямъ
легкое и интересное чтеніе. Поэтому сюда входили разныя исторіи
и повѣсти, извѣстныя подъ именемъ сказокъ; повѣсти эти были
написаны почти всегда въ лицахъ, т. е. съ картинками. Образцами
ихъ могутъ служить такъ называемыя лубочныя сказки. Едва ли
не всѣ эти сказки были въ XVII столѣтіи потѣшными книгами и
составляли въ царскомъ быту одно изъ самыхъ обыкновенныхъ раз-
влеченій, не только для дѣтей, но и для взрослыхъ.
Языкознаніе. Вслѣдствіе недовѣрія русскихъ къ западнымъ ино-
земцамъ и отчужденія отъ нихъ, естественно, знаніе западноевро-
пейскихъ языковъ не считалось нужнымъ, и иностранцы, посѣщавшіе
Россію, упоминаютъ въ своихъ запискахъ о томъ, что знаніе русскими
иностранныхъ языковъ большая рѣдкость. Изъ переводныхъ сочи-
неній у насъ ИМЕЛИСЬ только книги съ греческаго языка, а пе-
реводы съ латинскаго и польскаго появляются лишь въ XVII сто-
лѣтіи чрезъ посредство юго-западной Руси. Оттуда же пришли къ
намъ и первые лексиконы—„Лексиконъ Словено-Россійскій и именъ
толкованіе“, напечатанный въ Кіевѣ въ 1627 году; въ описяхъ
книгъ царевича Алексѣя Алексѣевича значатся лексиконы славяно-
греческій и латино-славянскій; также составленъ латино-славян-
скій лексиконъ Епифаніемъ Славинецкимъ. Въ школахъ произво-
дилось лишь изученіе церковно - славянскаго и греческаго языка,
съ появленіемъ же Симеона Полоцкаго въ Спасской школѣ препо-

давался латинскій языкъ. Хотя въ ново-учрежденномъ въ Москвѣ
высшемъ училищѣ, академіи, преподавался также латинскій языкъ,
но онъ занималъ второстепенное мѣсто, а главными языками были
славянскій и греческій. Въ юго-западной Руси, въ братскихъ шко-
лахъ, главнымъ значеніемъ пользовался славянскій и греческій
языки, а латинскій и польскій занимали второстепенное мѣсто; въ
высшемъ же южно-русскомъ училищѣ, Кіево-Могилянской акаде-
міи, первенствующимъ языкомъ былъ латинскій, на которомъ из-
лагались учебные предметы, писались учебники, говорились рѣчи,
велись диспуты, даже учащіеся должны были употреблять латин-
скій языкъ въ разговорѣ между собою.
Новѣйшіе языки вовсе не были предметомъ изученія, и лишь
въ XVII столѣтіи въ некоторыхъ кругахъ русскаго общества стали
заниматься польскимъ языкомъ, а братья Лихуды въ концѣ XVII
столѣтія обучали частнымъ образомъ желающихъ латинскому и
итальянскому языкамъ.
Свѣдѣнія о полномъ составѣ тогдашней науки, т. е. о седми
свободныхъ художествахъ, появились у насъ, говоритъ г. Забѣ-
линъ, кажется, не ранѣе конца XVII столѣтія. Около этого вре-
мени переведена была небольшая статья, или „Книга, избранная
въ кратцѣ о девяти мусахъ и о седми свободныхъ художествахъ“,
въ которой представляется характеристика этихъ художествъ, со-
отвѣтственно тогдашнимъ понятіямъ о нихъ. Послѣ краткаго опи-
санія девяти музъ, авторъ переходитъ къ обозрѣнію свободныхъ
художествъ: первое—грамматика, сирѣчь писменица, второе — ри-
торика, третье—діалектика, яже и логика нарицается, четвертое —
ариѳметика, сирѣчь числительница, пятое — мусика, сирѣчь пѣсн-
ствованіе, шестое—геометрія, сирѣчь земномѣріе, седьмое—астро-
логіи, сирѣчь звѣздословіе. Краткими характеристиками этихъ сво-
бодныхъ художествъ ограничивается все содержаніе упомянутой
книги.
Такимъ образомъ, свѣдѣнія нашихъ предковъ изъ области вы-
шесказанныхъ свѣтскихъ наукъ были весьма ограничены; тѣ же
истинныя знанія, къ которымъ стремилась Русь съ самаго начала
своего духовнаго просвѣщенія, которыми укрѣплялись и утвер-
ждались основы ея духовной и государственно-народной жизни, ея
школы — имѣли своимъ источникомъ изученіе слова Божія и изу-
ченіе жизни и судебъ своего отечества. За весьма немногими исклю-
ченіями, все написанное и напечатанное на Руси въ допетровскую

эпоху имѣло своимъ содержаніемъ лишь эти два основные источ-
ника—слово Божіе и правдивыя лѣтописныя сказанія.
Общій характеръ и направленіе русской школы въ до-
петровскую эпоху. Такъ какъ главные водворители и двигатели
образованія въ допетровской Руси заботилось исключительно о
религіозно-нравственномъ развитіи русскаго народа, то и все древ-
нее воспитаніе и обученіе направлялось преимущественно къ этой
цѣли: распространеніе и утвержденіе въ народѣ истинъ христіан-
ской вѣры и правилъ христіанской нравственности, сохраненіе въ
чистотѣ и неприкосновенности православія и русской народности—
составляли главныя требованія духовной жизни русскаго народа,
къ удовлетворенію которыхъ, кромѣ Церкви, стремилось и обра-
зованіе. Поэтому-то п все обученіе того времени какъ школьное,
такъ и научное, имѣя главнымъ своимъ предметомъ изученіе слова
Божія, отличалось церковно - религіознымъ направленіемъ. Такое
направленіе въ образованіи не принадлежало исключительно какому-
либо одному классу общества, но было всеобщимъ, для всѣхъ
сословій и состояній. Начиная отъ великаго князя Владимира Свя-
того, водворителя русскаго образованія, слово Божіе и при послѣ-
дующихъ его преемникахъ, получаетъ главное значеніе при вос-
питаніи и обученіи членовъ какъ великокняжеской и царской,
такъ и боярской семьи; поэтому-то чтеніе божественныхъ книгъ,
изученіе св. писанія, твореній свв. отцовъ, церковное пѣніе, пе-
реводъ и переписываніе духовныхъ книгъ — уже искони сдѣла-
лись любимыми ихъ занятіями. Нѣкоторые изъ царей настолько
подробно и всесторонне освоились съ богословскими науками и съ
изученіемъ православной вѣры, что обширностью и глубиною сво-
ихъ свѣдѣній изумляли западныхъ ученыхъ богослововъ; такъ,
Іоаннъ Грозный въ своихъ диспутахъ съ католическими и проте-
стантскими богословами, съ достоинствомъ защищая православіе,
поражалъ ихъ силою своего слова и своихъ знаній. Духовное об-
разованіе настолько было присуще царственной семьѣ, что все
обученіе царевичей производилось главнымъ образомъ по боже-
ственнымъ и церковнымъ книгамъ. Царевичъ Алексѣй Михайловичъ,
послѣ азбуки, на седьмомъ году, началъ учить часовникъ, черезъ
пять мѣсяцевъ псалтырь, а затѣмъ апостольскія дѣянія. На вось-
момъ году онъ учился пѣть октоихъ, а у подьячаго Григорія
Львова—писать. На девятомъ году пѣвчіе дьяки—Иванъ Семеновъ
да Михаило Осиповъ начали учить царевича старинному пѣнію.

Это же направленіе ярко выступаетъ и въ рѣчахъ, съ кото-
рыми государи обращались къ подданнымъ по тому или другому
случаю: многія изъ ихъ рѣчей наполнены текстами изъ св. писа-
нія, примѣрами изъ Евангелія и богословскими доводами. Такъ,
Царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ, высказывая свои побужденія, заста-
вившія его уничтожить мѣстничество, приводитъ цѣлый трактатъ
о христіанской любви, ея необходимости и значеніи въ христіан-
ской жизни.
Когда же по мѣрѣ возникновенія сношеній съ западной Евро-
пой, а также чрезъ посредство кіевскихъ ученыхъ, изъ числа ко-
торыхъ Симеонъ Полоцкій былъ даже наставникомъ царевича Ѳео-
дора Алексѣевича и учителемъ царевны Софіи, начинаютъ прони-
кать къ намъ нѣкоторыя западныя знанія, то въ программу обуче-
нія царевичей стали входить отчасти и свѣдѣнія изъ свѣтскихъ наукъ,
но эти свѣдѣнія, отличаясь скудостью и неполнотою, имѣли лишь
побочное значеніе и никогда не могли ослабить интереса къ цер-
ковно-богословскимъ наукамъ.
При Владимирѣ Святомъ и въ теченіе всего допетровскаго вре-
мени проводниками образованія въ народную массу были, главнымъ
образомъ священники и лица духовнаго званія которыя, уже по
своему пастырскому сану, сами не могли получить другого обра-
зованія, кромѣ церковно-религіознаго. Съ перваго основанія мо-
настырей, въ нихъ водворяется духовное просвѣщеніе, а въ пе-
ріодъ владычества монголовъ монастыри становятся главными раз-
садниками грамотности и книжнаго обученія и оставляютъ намъ
въ наследство многочисленные письменные памятники церковно-
духовнаго образованія монаховъ. Ученость книжныхъ людей, фи-
лософовъ, оцѣнивалась по степени изученія ими божественныхъ
книгъ, которыя служили для нихъ единственнымъ источникомъ
знанія и мудрости.
На какой высотѣ духовнаго просвѣщенія стояли наши свя-
тители и архипастыри, объ этомъ свидѣтельствуютъ многочислен-
ные памятники нашей церковно - богословской литературы изъ
всѣхъ эпохъ допетровской Руси, которые, составляя цѣнное со-
кровище нашего духовнаго достоянія, и понынѣ такъ же дѣй-
ственны и живительны, какъ и въ то время, когда они писаны.
Даже тѣ поученія, которыя были написаны въ первую зарю на-
шего духовнаго просвѣщенія, и теперь поражаютъ насъ силою и
глубиною своего содержанія и красотами своего внѣшняго изложенія.

Съ учрежденія первой нашей школы и въ теченіе всего допе-
тровскаго времени, народная масса училась у священниковъ и у
лицъ причта въ школахъ, открываемыхъ преимущественно при
церквахъ, или у учителей изъ мірянъ—„мастеровъ“; естественно,
что священники и лица причта придавали своему обученію рели-
гіозный характеръ, равно какъ „мастера“ не знали другихъ книгъ,
кромѣ божественныхъ. Въ возникшихъ въ XVII столѣтіи новыхъ
училищахъ учителями были также лица изъ духовенства и ученые
греки, которые вели дѣло обученія въ томъ же церковно - религі-
озномъ богословскомъ направленіи. Такимъ образомъ, начиная пер-
выми нашими школами и кончая высшимъ московскимъ училищемъ,
славяно-греко-латинскою академіей, обученіе находилось, главнымъ
образомъ, въ рукахъ духовенства и отличалось церковно-религіоз-
нымъ и богословскимъ характеромъ. Хотя южно-русскимъ школамъ
и угрожало западное вліяніе, но и тамъ какъ во всѣхъ братскихъ
школахъ, такъ и въ высшемъ южно-русскомъ училищѣ, Кіево-Мо-
гилянской коллегіи, главнымъ и первенствующимъ предметомъ было
усвоеніе и утвержденіе истинъ православной вѣры, изученіе книгъ
св. писанія, ознакомленіе съ богословскими науками.
Такимъ же характеромъ отличались письменность, литература,
а равно и всѣ книги допетровскаго времени. Библіотеки какъ
царскія, такъ и монастырскія, состояли изъ книгъ церковно-рели-
гіознаго, нравственнаго, аскетическаго и богословскаго содержа-
нія; даже памятники свѣтской письменности ясно отражаютъ ду-
ховно-религіозное образованіе ихъ авторовъ. Полученныя изъ Бол-
гаріи на родномъ церковно - славянскомъ языкѣ, книги св. писа-
нія, творенія св. отцовъ Церкви и вообще древнихъ церковныхъ
писателей обусловили возникновеніе и нашей оригинальной пись-
менности и уже съ первыхъ временъ придали ей церковно - рели-
гіозный богословскій характеръ. Этому содѣйствовало также влі-
яніе и византійской литературы, изъ которой дѣятельно заим-
ствовались и переводились произведенія духовно-религіознаго со-
держанія. Что же касается произведеній греческой научной ли-
тературы и особенно греческаго классицизма, то они, какъ несоот-
вѣтствовавшія духовному настроенію русскаго народа, не дошли
до насъ и остались совершенно намъ неизвѣстными. Самое учре-
жденіе въ Москвѣ типографіи служило лишь для распространенія
книгъ священнаго писанія и религіозно - нравственныхъ; книгъ же
свѣтскаго содержанія совершенно не печаталось. Хотя въ XVII

столѣтіи и появляются напечатанные въ Москвѣ буквари, но и тѣ
по своему содержанію имѣли цѣлью не только научить грамотѣ,
но и утвержденіе вѣры и христіанской нравственности; такимъ же
направленіемъ отличались, какъ мы видѣли и азбуковники, слу-
жившіе для распространенія научныхъ знаній между учащимися.
Предметами обученія въ элементарныхъ школахъ была азбука,
послѣ которой переходили къ чтенію псалтыря и часослова, а затѣмъ
къ изученію св. писанія и богослужебныхъ книгъ; вмѣстѣ съ этимъ
шло обученіе письму и церковному пѣнію, а подъ конецъ счисленію;
только съ половины XVII вѣка вошла въ употребленіе славянская
грамматика; вмѣстѣ съ грамматикою стала изучаться орѳографія,
а также статьи разнаго рода, помѣщавшіяся въ азбуковникахъ.
Что касается братскихъ школъ, то обученіе въ нихъ начиналось
съ азбуки, затѣмъ слѣдовало чтеніе часослова и псалтыря въ связи
съ изученіемъ церковныхъ службъ и пѣнія; затѣмъ изучались
книги св. писанія, творенія св. отцовъ, а также грамматика, рито-
рика, діалектика, музыка, пасхалія и церковное пѣніе. Изъ язы-
ковъ первенствующее мѣсто занималъ славянскій языкъ; греческій
языкъ занималъ также видное мѣсто, къ тому же многіе изъ на-
ставниковъ были греки, латинскій языкъ не пользовался особымъ
значеніемъ, а включеніе въ школьную программу польскаго языка
было вызвано потребностями времени, когда онъ былъ господ-
ствующимъ въ литовско - русскихъ областяхъ. Съ открытіемъ же
высшихъ училищъ какъ то: Кіево-Могилянской коллегіи и Москов-
ской славяно-греко-латинской академіи, въ число учебныхъ пред-
метовъ входятъ и науки высшаго курса. Въ Кіево - Могилянской
коллегіи предметами обученія были: законъ Божій, богословскія
науки, риторика, піитика, діалектика, философія, нотное пѣніе,
музыка и ариѳметика. Латинскій языкъ занималъ первенствующее
мѣсто, а за нимъ славянскій языкъ, на которомъ изучалось свя-
щенное писаніе, сочинялись учениками вирши и стихи, греческій
же языкъ преподавался въ очень ограниченныхъ размѣрахъ. При
открытіи Московской славяно-греко-латинской академіи курсъ уче-
нія производился на латинскомъ и греческомъ языкахъ, при чемъ
первенствующимъ значеніемъ пользовался греческій языкъ, на
которомъ преподавалась грамматика и піитика; риторика же,
логика и физика преподавались на греческомъ и латинскомъ
языкахъ.
Не находя въ свѣтскихъ наукахъ удовлетворенія своимъ ду-

ховнымъ потребностямъ, Русь не только что не стремилась къ за-
имствованіи) знаній изъ западной Европы, но, напротивъ, относясь
къ нимъ съ недовѣріемъ и даже боязливо, всячески ограждала себя
отъ нихъ. Боязнь западнаго ученія была настолько велика, что
съ появленіемъ въ Москвѣ кіевскихъ ученыхъ въ XYII столѣтіи,
хотя и не представлявшихъ никакой опасности для православія и
народности, представители древняго образованія относились къ нимъ
все-таки съ большимъ недовѣріемъ и всѣми мѣрами противодѣй-
ствовали упроченію ихъ вліянія, какъ это видно изъ дѣятельности
Епифанія Славинецкаго и его послѣдователей. Благодаря такому
энергическому противодѣйствію, вліяніе западной науки, проник-
шее въ Москву чрезъ кіевскихъ ученыхъ и грековъ, получившихъ
свое образованіе на Западѣ, было весьма незначительно и отра-
зилось въ нашей школѣ вполнѣ неприкосновенно для ея основъ—
православія и народности. Это вліяніе выразилось лишь на нѣко-
торыхъ внѣшнихъ ея сторонахъ; такъ, въ кругъ предметовъ обу-
ченія перваго въ Москвѣ высшаго училища, академіи, вошли—діа-
лектика, риторика и другія схоластическія науки; самый методъ обу-
ченія принялъ отчасти схоластическій характеръ, господствовавшій
въ то время въ западной Европѣ, и въ школу стали проникать
учебники и буквари, составленные въ юго-западной Руси.
Въ заключеніе очерка о свѣтскихъ предметахъ въ школахъ
допетровской Руси приводимъ слѣдующія слова г. Мордовцева:
„Всякій согласится, что матеріалы, представляемые азбуковни-
ками, относительно объема обученія въ Россіи XVII вѣка, не очень
сильное свидѣтельство въ пользу нашего образованія; но всякій
знаетъ, что предки наши были много образованнѣе и знали гораздо
больше того, что пріобрѣтали въ школахъ: все-таки школьное ихъ
обученіе было очень ограничено, и если было нѣсколько простран-
нѣе того, какъ мы находимъ въ азбуковникахъ, то развѣ только
ариѳметикою, т. е. цыфирью, географіею, т. е. космографіею, исто-
ріею, имѣвшею лѣтописный или хронографическій характеръ. Всего
же того, что представляетъ намъ наша богатая письменность XVII в.
всего, что знали спеціалисты-предки (а у насъ въ XVII в. были и
спеціалисты), всѣхъ познаній, обращавшихся тогда въ нѣкоторыхъ
слояхъ нашего общества, конечно, не преподавали въ школахъ, осо-
бенно въ школахъ для первоначальнаго обученія. Мы знаемъ изъ
нашихъ памятниковъ только одно, что объемъ преподаванія въ шко-
лахъ допетровской Руси былъ довольно ограниченъ,— и только.

Но чрезъ это допетровская Русь не должна ничего терять въ на-
шемъ мнѣніи: она стояла на очень высокой степени развитія ум-
ственныхъ силъ своихъ, но только не со стороны школъ. Въ XVII
вѣкѣ Россія вступала въ новую колею своего образованія и успѣла
пройти уже много къ высокой цѣли развитія, а школы шли мед-
леннѣе ея, хотя тоже начинали жить новою жизнью. Однимъ сло-
вомъ, Россія развивалась быстрѣе, чѣмъ тѣ источники, изъ кото-
рыхъ должно было проистекать ея развитіе“.
ГЛАВА VI.
Училища въ царствованіе Петра Великаго.
Выборъ просвѣщенныхъ дѣятелей изъ среды русскихъ ученыхъ. —Сноше-
нія съ западной Европой: отправленіе русскихъ за границу, приглашеніе
иностранцевъ въ Россію.—Открытіе учебныхъ заведеній.—Духовныя школы
до учрежденія Св. Синода. Духовный Регламентъ. Духовныя школы послѣ
учрежденія Св. Синода. Черниговская школа, какъ типъ кіево - латинскаго
направленія, и Новгородская школа, какъ типъ славяно-эллинскаго. — Цы-
фирныя школы. — Спеціальныя училища: навигаціонная школа, морская
академія и проч.—Частныя училища.—Академія Наукъ. — Печатаніе и пе-
реводъ книгъ по разнымъ отраслямъ знанія.—Буквари.—Грамматика.—
Ариѳметика.—Историческія книги.—Географія.—Иностранные языки.—Рус-
скія Вѣдомости. — Типографіи и вспомогательныя учебныя учрежденія. —
Библіотека.—Кунсткамера.—Правительственныя мѣропріятія и законополо-
женія для распространенія образованія.—Отношеніе общества къ новымъ
училищамъ. — Учителя. — Постановка учебнаго дѣла. — Воспитательныя
мѣры.
Въ патріаршій періодъ, непосредственно предшествовавшій эпохѣ
Петра Великаго, въ русскую школу, дотолѣ чуждую всего инозем-
наго, начинаетъ впервые проникать западное вліяніе: кіевскіе уче-
ные и ученые греки, получившіе западно-европейское образованіе,
стараются измѣнить образовательное направленіе и строй русской
школы по образцу западноевропейскихъ училищъ; энергично про-
тиводѣйствуя этому новому западно - европейскому вліянію, пред-
ставители самобытной старинной русской школы стремятся удер-
жать ее въ томъ видѣ, въ какомъ она существовала съ перваго

своего основанія, и сохранить за нею прежнее византійско-славян-
ское направленіе. Какъ слѣдствіе такой розни во взглядахъ и стре-
мленіяхъ представителей школы, направленіе послѣдней утрачиваетъ
свою стойкость и опредѣленность. Возникающія въ патріаршій
періодъ училища, смотря по вліянію руководящаго ими лица, то
сохраняютъ свой старинный самобытный типъ, то получаютъ от-
тѣнокъ западныхъ школъ. Такому колебанію въ направленіи рус-
ской школы благопріятствовало отчасти и пробудившееся къ концу
XVII столѣтія сочувствіе нѣкоторыхъ дѣятелей изъ высшаго рус-
скаго общества къ западно-европейской культурѣ, почему и про-
тиводѣйствіе западному вліянію на школу было въ это время не
столь энергичнымъ и всеобщимъ, какъ прежде.
Со времени Петра Великаго, стремившагося водворить въ своемъ
отечествѣ западно-европейское образованіе, русская школа стано-
вится однимъ изъ главныхъ средствъ для достиженія этой цѣли.
Вмѣстѣ съ тѣмъ, имѣя въ виду сдѣлать русскую школу учрежде-
ніемъ, практически полезнымъ для государства, Петръ Великій тѣсно
связываетъ жизнь школы съ цѣлями предпринятыхъ имъ государ-
ственныхъ реформъ. Такимъ образомъ, въ эпоху Петра Великаго
прекращаются всѣ предшествовавшія колебанія въ русской школѣ,
получающей теперь определенное направленіе: возсоздавая школу
на прежнихъ исконныхъ ея основахъ, православіи и народности,
великій преобразователь прививаетъ къ ней западно-европейскія
знанія, организуетъ ея строй по образцу европейскихъ училищъ
и вмѣняетъ ей цѣлью — приготовлять образованныхъ гражданъ и
полезныхъ для государства дѣятелей. Главными средствами для
поднятія русскаго образованія на степень западно-европейскаго и
для осуществленія предначертанныхъ Петромъ Великимъ реформъ
въ русской школѣ были слѣдующія: 1) Выборъ просвѣщенныхъ
дѣятелей изъ среды русскихъ ученыхъ, преимущественно изъ пи-
томцевъ Кіево - Могилянской академіи. 2) Сношенія съ западной
Европой, изъ которой заимствуются тѣ средства, которыя могутъ
содѣйствовать насажденію и преуспѣянію западно - европейскихъ
знаній. 3) Открытіе Академіи Наукъ и многочисленныхъ учебныхъ
заведеній, начиная отъ элементарныхъ и до высшихъ, преслѣдую-
щихъ какъ спеціальныя, такъ и общеобразовательныя цѣли. 4) Пе-
чатаніе и переводъ книгъ, преимущественно учебниковъ, по раз-
нымъ отраслямъ знаній. 5) Открытіе цѣлаго ряда разныхъ вспо-
могательныхъ учебныхъ учрежденій, какъ-то: библіотекъ, музеевъ,

типографій и пр. 6) Различныя правительственныя мѣропріятія и
законоположенія по части образованія.
Выборъ просвѣщенныхъ дѣятелей изъ среды русскихъ
ученыхъ. Петръ Великій, намѣреваясь ввести въ Россіи европей-
ское образованіе, устроить школы, распространить полезныя книги,
нуждался для этого въ образованныхъ дѣятеляхъ, сочувствовав-
шихъ его образовательнымъ стремленіямъ. При началѣ его цар-
ствованія изъ высшихъ учебныхъ заведеній были только — Кіево-
Могилянская академія и Московская славяно - греко - латинская.
Московская академія, какъ недавно возникшая, съ не опредѣлив-
шимся еще характеромъ, естественно, не могла въ короткое время
выработать такихъ дѣятелей, которые бы служили помощниками
царя въ его заботахъ по образованію; Кіево-Могилянская академія,
напротивъ, имѣя за собою право давности, построенная отчасти
на началахъ западно-европейской образованности, питомцы которой
нерѣдко, по окончаніи академическаго курса, завершали свое обра-
зованіе за границею, служила уже и тогда разсадникомъ рус-
скихъ ученыхъ. Петръ Великій, сознавая ту пользу, которую мо-
гутъ принести кіевскіе ученые дѣлу русскаго образованія, обратилъ
на нихъ свое вниманіе, вызывалъ выдающихся дѣятелей въ Москву
и въ другіе города, и возлагалъ на нихъ важныя государственныя
обязанности. Съ этого времени питомцы Кіевской академіи уже
не ограничиваютъ свою дѣятельность одною Малороссіею, какъ
прежде, но проникаютъ во всѣ страны русскаго государства, за-
нимаютъ большую часть пастырскихъ каѳедръ и въ началѣ XVIII
столѣтія являются главными дѣятелями по части народнаго про-
свѣщенія въ Россіи: всѣ важнѣйшіе переводы съ древнихъ язы-
ковъ, всѣ замѣчательные трактаты о догматахъ вѣры, проповѣди,
сочиненіе ученыхъ и учебныхъ книгъ, учрежденіе училищъ, завѣ-
дываніе ими и учительство въ нихъ—все это дѣлалось учеными
малороссами или подъ непосредственнымъ ихъ надзоромъ. Особенно
отразилось ихъ вліяніе на характерѣ открываемыхъ духовныхъ
училищъ, въ которыхъ надолго водворились порядки и методъ обу-
ченія Кіевской академіи. Этому же вліянію кіевскихъ ученыхъ
подпадаетъ и Московская славяно-греко-латинская академія, въ
которой съ начала XVIII ст. происходятъ существенныя перемѣны.
Въ 1701 году непосредственный надзоръ за академіею поручается
Стефану Яворскому; будучи самъ воспитанникомъ Кіевской ака-
деміи, докончивши свое образованіе за границею, Яворскій преоб-

разовываетъ Московскую академію по образцу Кіевской: мѣсто
греческаго языка заступаетъ латинскій, какъ ученый языкъ за-
падной Европы; кругъ ученой дѣятельности академіи расширяется,
учителя и наставники вызываются уже не изъ Греціи, но изъ Кіева;
преподаваніе производится по кіевскимъ учебнымъ руководствамъ,
сочиненія пишутся и читаются на латинскомъ языкѣ, въ жизнь
академіи вводятся порядки изстари заведенные въ Кіевѣ; словомъ,
Московской академіи придается направленіе и духъ Кіевской ака-
деміи; даже академія утрачиваетъ прежнее свое названіе „грече-
скихъ школъ“, а въ офиціальныхъ бумагахъ именуется „школами
латинскими или славяно-латинскими“. Такимъ образомъ, эти два
высшія учрежденія—Кіевская и Московская академіи—обобщаются
въ своемъ направленіи и, сдѣлавшись центрами образованія, при-
готовляютъ дѣятелей, идущихъ по пути, указанному великимъ пре-
образователемъ.
Кромѣ Стефана Яворскаго, Кіевская академія доставила Петру
Великому и многихъ другихъ дѣятелей по части русскаго образо-
ванія, таковы: св. Димитрій Ростовскій, Ѳеофилактъ Лопатинскій,
Ѳеофанъ Прокоповичъ, св. Иннокентій Кульчинскій, Гавріилъ Бу-
жинскій и др. Помимо своей непосредственной дѣятельности, сое-
диненной съ занимаемой ими должностью, всѣ они своими трудами
содѣйствовали дѣлу русскаго образованія и русской школѣ. Такъ,
св. Димитрій Ростовскій, славнѣйшій духовный ораторъ и писатель,
прибывъ въ свою ростовскую паству, на собственныя средства
учреждаетъ семинарію съ цѣлью приготовленія пастырей Церкви,
снабжаетъ ее наставниками, имѣетъ за нею непосредственный над-
зоръ, даже самъ даетъ въ ней уроки. Ѳеофилактъ Лопатинскій,
по указу царя занимавшійся переводомъ разныхъ книгъ съ латин-
скаго языка, исправленіемъ перевода славянской библіи, препода-
валъ разныя науки въ Московской славяно-греко-латинской академіи.
Особенно же важное значеніе въ настоящую эпоху для дѣла на-
роднаго образованія выпало на долю псковскаго архіепископа, спо-
движника Петра Великаго въ дѣлѣ реформъ, Ѳеофана Прокоповича.
При необыкновенныхъ дарованіяхъ онъ обладалъ обширными свѣ-
дѣніями не только по философіи и богословію, но и по словесности,
исторіи, математикѣ, политикѣ и законовѣдѣніи церковномъ и гра-
жданскомъ; многочисленныя же его сочиненія по разнымъ отраслямъ
знаній, въ томъ числѣ и педагогическая, изумляли какъ русскихъ, такъ
и иностранцевъ. Являясь исполнителемъ воли и плановъ великаго

монарха, нападая на суевѣрія, ставившія въ то время преграду
для образовательныхъ цѣлей, отстаивая чистоту православія, Ѳео-
фанъ Прокоповичъ оказалъ важную услугу Петру Великому при
учрежденіи духовной комиссіи и въ реформахъ по духовному вѣ-
домству. По порученію царя имъ былъ написанъ Духовный Регла-
ментъ, представляющій проектъ новой формы церковнаго управле-
нія, въ которомъ, между прочимъ, проектируется цѣлая система
духовныхъ школъ. Имъ же былъ написанъ весьма распространен-
ный въ то время букварь—„Первое ученіе отрокомъ“, а также
катехизисъ, имѣвшій цѣлью удовлетворить потребности въ элемен-
тарномъ наставленіи народа правиламъ вѣры краткимъ и понятнымъ
для него языкомъ. Имъ же была устроена въ собственномъ домѣ
школа, въ которую принимались сироты и бѣдныя дѣти всякаго
званія; это была лучшая для того времени школа какъ по помѣ-
щенію, обстановкѣ, такъ и по научному обученію. Кромѣ этихъ вы-
дающихся и снискавшихъ себѣ извѣстность дѣятелей, и многіе
другіе изъ питомцевъ Кіевской академіи, разсѣянные по разнымъ
мѣстностямъ россійскаго государства въ званіи учителей, священ-
никовъ, причетниковъ и пр., содѣйствовали распространенію гра-
мотности и проводили въ народъ знанія и здравыя понятія.
Сношенія съ западной Европой. Возникшія еще до воцаре-
нія Петра Великаго сношенія Россіи съ западной Европой имѣли
своею цѣлью лишь политическіе или практическіе интересы: со
стороны Запада сношенія обусловливались политическими и торго-
выми интересами; со стороны же Россіи, кромѣ политическихъ цѣ-
лей, поводомъ къ сношенію съ Западомъ была потребность въ лю-
дяхъ, знакомыхъ съ высшимъ техническимъ или ремесленнымъ
дѣломъ, служащимъ вообще для улучшенія внѣшнихъ сторонъ жизни.
Съ XVI столѣтія западные ученые путешественники, посѣщая Рос-
сію (Герберштейнъ, Флетчеръ, Маржеретъ, Адамъ Олеарій и др.),
чрезъ посредство своихъ сочиненій ознакомили своихъ соотечествен-
никовъ съ бытомъ, жизнью, устройствомъ и богатствомъ естествен-
ныхъ произведеній Московскаго государства. Вслѣдствіе этого въ
средѣ западныхъ просвѣщенныхъ людей возникаетъ стремленіе
ознакомиться съ русскимъ государствомъ и въ научномъ отноше-
ніи. Съ своей стороны, Московское государство въ XV столѣтіи
начинаетъ принимать къ себѣ на службу иностранныхъ техниковъ,
какъ-то: артиллеристовъ, литейщиковъ, рудознатцевъ, золотыхъ
дѣлъ мастеровъ, аптекарей и врачей, архитекторовъ, художниковъ,

ружейныхъ мастеровъ и др. Число пріѣзжихъ въ Россію иностран-
ныхъ мастеровъ въ качествѣ техниковъ, ремесленниковъ, офице-
ровъ и пр. со временемъ постепенно увеличивалось, и къ эпохѣ
Петра Великаго иностранцы уже заняли особое предмѣстье Москвы,
Московско-нѣмецкую слободу. Вслѣдствіе же вліянія Польши, усво-
ившей себѣ европейскую культуру, и малороссійскихъ ученыхъ,
довершавшихъ свое образованіе въ западныхъ университетахъ, а
также черезъ иностранцевъ, служившихъ въ Россіи, обстановка
и нравы Двора и высшаго сословія къ концу XVII столѣтія при-
нимаютъ уже западно-европейскій оттѣнокъ. Такимъ образомъ,
возникшія еще до Петра Великаго сношенія съ западной Европой,
кромѣ политическихъ цѣлей, уже стали оказывать нѣкоторое влі-
яніе и на внѣшнюю сторону русской жизни. Но это вліяніе не
касалось умственной жизни русскаго народа и не затрогивало
еще вопроса о русскомъ образованіи, наукѣ и школѣ. Хотя и до
осуществленія реформы русскаго образованія Петромъ Великимъ
встрѣчались отдѣльные факты научнаго сближенія съ Западомъ,
хотя изъ среды высшаго русскаго общества и появлялись иногда
сторонники западнаго просвѣщенія (Ордынъ Нащокинъ, Ртищевъ,
князь В. В. Голицынъ), но все это были только явленія случай-
ныя, единоличный, слишкомъ слабыя, чтобы оказать какое-нибудь
культурное вліяніе. Лишь со времени Петра Великаго въ сноше-
ніяхъ Россіи съ западной Европой, въ числѣ другихъ государствен-
ныхъ цѣлей, преслѣдуются и цѣли во имя науки и знанія. Великій
преобразователь заимствуетъ съ Запада тѣ образовательныя сред-
ства и тѣ произведенія ума, которыя составляютъ достояніе всего
человѣчества, переноситъ ихъ на русскую почву и съ энергіей,
несмотря на упорныя препятствія, заботится объ ихъ жизненности
и плодотворности. Получивъ уже съ ранняго возраста симпатію
къ иностранцамъ, удовлетворявшимъ его любознательность (Тим-
мерманъ, Брантъ), имѣя своимъ дядькою-руководителемъ западно-
европейски образованнаго князя Бориса Голицына, сблизившись
затѣмъ съ образованными иностранцами—Лефортомъ, Гордономъ,
Виніусомъ и другими, жившими въ Россіи, Петръ Великій про-
никся убѣжденіемъ въ превосходства и силѣ западнаго образова-
нія. Поѣздки царя за границу еще болѣе сблизили его съ жизнью
западной Европы. Посѣщая заграничные города, Петръ Великій
не довольствовался осмотромъ техническихъ или научныхъ учре-
жденій, но старался изучить все, что было полезно для его оте-

чества. Сближаясь всюду съ лучшими представителями науки и
техники, онъ оказывалъ особое вниманіе тѣмъ изъ нихъ, которые
могли быть наиболѣе полезны ему — какъ его учителя, или какъ
его совѣтники въ дѣлѣ предполагаемыхъ имъ реформъ: „Азъ бо
есмь въ чину учимыхъ и учащихъ мя требую“, была знаменатель-
ная надпись на печати царя, за которою онъ посылалъ свои письма
изъ-за границы. Кромѣ изученія кораблестроенія, артиллеріи и дру-
гихъ военныхъ наукъ, онъ занимался математикою, астрономіей, есте-
ственными науками, анатоміей, хирургіей, рисованіемъ, гравирова-
ніемъ и проч. Это изученіе производилось, или черезъ рекомендо-
ванныхъ ему учителей, или чрезъ спеціальныхъ ученыхъ, завѣды-
вавшихъ музеями, кабинетами и другими учеными и учебными
учрежденіями. Съ этой цѣлью, будучи въ Голландіи, Германіи, Ан-
гліи, Австріи, царь посѣщалъ музеи, анатомическіе театры, монет-
ный дворъ, обсерваторіи, библіотеки, осматривалъ разныя коллекціи
и пр. Во время своего вторичнаго путешествія, царь посѣтилъ въ
Парижѣ многія ученыя учрежденія, былъ въ Сорбоннѣ, въ собра-
ніи Академіи Наукъ, въ члены которой и былъ избранъ, осматри-
валъ королевскую типографію, присутствовалъ при операціяхъ
знаменитыхъ хирурговъ и пр. Въ своихъ сношеніяхъ съ учеными
иностранцами, Петръ Великій проявлялъ всюду свое уваженіе къ
наукѣ и ученому сословію; въ свою очередь, и иностранцы прони-
каются высокимъ уваженіемъ къ великому царю и къ руководящей
его идеѣ. Одни изъ нихъ рекомендуютъ лично для него учителей
(Витзенъ - амстердамскій бургомистръ), другіе сами служатъ ему
учителями (Анатомъ Рюйтъ, Боергавъ, физикъ Левенгукъ, гео-
графъ Делиль), или указываютъ ему свѣдущихъ техниковъ и уче-
ныхъ, готовыхъ ѣхать на службу въ Россію, такъ баронъ Кэюрнъ
рекомендуетъ голландскихъ инженеровъ, Вольфъ, профессоръ въ
Галле, у котораго впослѣдствіи въ Марбургѣ учился Ломоносовъ,
рекомендуетъ знаменитыхъ ученыхъ для задуманной Петромъ Ака-
деміи (Бернулли, Мартини и пр.). Наконецъ, Лейбницъ, извѣстный
германскій философъ и писатель того времени, составляетъ, по по-
рученію царя, проекты разныхъ ученыхъ и государственныхъ учреж-
деній для Россіи, какъ-то: коллегіи, Академіи, даетъ указанія для
производства разныхъ ученыхъ наблюденій и пр.
Такимъ образомъ, Петръ Великій, во время своей двукратной
поѣздки за границу, лично ознакомился съ тѣми результатами на-
учнаго образованія, которые содѣйствуютъ благоденствію народной

жизни, и сблизился со многими свѣтилами науки того времени; бла-
гоговѣя передъ великой идеей, одушевляющей царя, сами ино-
странцы, пораженные его обширными свѣдѣніями, свѣтлымъ умомъ
и проницательностью, съ полнымъ безкорыстіемъ раскрываютъ
передъ нимъ свои знанія и съ готовностью предлагаютъ свои услуги.
Всѣ полезныя знанія, всѣ лучшіе способы ихъ распространенія,
заимствованные за границей, царь примѣняетъ въ своемъ отечествѣ,
и вмѣстѣ съ тѣмъ, словомъ и дѣломъ, принимаетъ мѣры, чтобы его
подданные слѣдовали примѣру иностранцевъ, подражая имъ въ
предпріимчивости, прилежаніи, постоянствѣ и трудѣ.
Отправленіе русскихъ за границу. Путешествія русскихъ
въ чужія земли въ допетровскую эпоху совершались или только
съ религіозною цѣлью, ко святымъ мѣстамъ, или съ офиціальною
въ качествѣ пословъ. Отправлять же своихъ дѣтей за границу съ
цѣлью образованія считалось дѣломъ даже преступнымъ, и Кото-
шихинъ въ своемъ сочиненіи о царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ гово-
ритъ: „понеже для науки и обычая въ иныя государства дѣтей
своихъ не посылаютъ, страшась того: узнавъ тамошнихъ госу-
дарствъ вѣру и обычаи, (не) начали бы свою вѣру отмѣнять и приста-
вать къ инымъ и о возвращеніи къ домамъ своимъ и къ сродни-
камъ никакого бы попеченія не имѣли и не мыслили“. Только съ
Петра Великаго, поѣздка русскихъ за границу имѣетъ цѣлью—
знаніе и науку; лишь съ его царствованія русскіе ѣдутъ за гра-
ницу съ тѣмъ, чтобы ознакомиться съ тою или другою науч-
ною или техническою отраслью и по возвращеніи въ отечество
примѣнять къ дѣлу пріобрѣтенныя знанія. Сотни молодыхъ людей
по назначенію правительства, а нѣкоторые по своему желанію, от-
правляются въ разныя государства — въ Голландію, Англію, Гер-
манію, Францію, Италію, Испанію; одни изъ нихъ изучаютъ ко-
раблестроеніе, мореходство, инженерное дѣло и военныя науки;
другіе — архитектуру, живопись, медицину, иностранные языки,
преимущественно нѣмецкій; нѣсколько человѣкъ отправляются даже
въ Персію для изученія арабскаго и персидскаго языка. Для на-
блюденія за молодыми людьми, учащимися за границей, царь иногда
назначалъ особо поставленное на то лицо, — такъ, напр., князь
Львовъ наблюдалъ за учениками навигацкой школы, жившими въ
Голландіи. Многіе изъ посланныхъ за границу вели свои записки,
дневники и представляли царю отчеты о своихъ занятіяхъ. Кромѣ
пріобрѣтенія многихъ различныхъ знаній и свѣдѣній изъ техники

и науки, которыя они распространяли по возвращеніи въ среду
своихъ соотечественниковъ, пребываніе русскихъ за границей рас-
ширило ихъ умственный кругозоръ, научило уважать другіе нравы,
познакомило съ государственными учрежденіями, освободило отъ
многихъ предразсудковъ и осязательно выставило весь вредъ зам-
кнутости и невѣжества. Многіе изъ бывшихъ за границей обратили
на себя вниманіе царя и соотечественниковъ своими многосторон-
ними свѣдѣніями, даромъ наблюденія и трудолюбіемъ и впослѣд-
ствіи сдѣлались выдающимися русскими дѣятелями и сотрудниками
царя; таковы: Меншиковъ, Головинъ, Толстой, Шереметевъ, Неп-
люевъ, Кононъ Зотовъ, Курбатовъ, Татищевъ, первый русскій
исторіографъ, и другіе.
Приглашеніе иностранцевъ въ Россію. Въ допетровскую
эпоху западная наука отражалась лишь въ Кіево-Могилянской ака-
деміи и черезъ кіевскихъ ученыхъ иногда проникала въ Москву,
но и тутъ всегда находила противодѣйствіе со стороны лицъ, твердо
стоявшихъ за старое славяно-византійское направленіе. Съ воца-
реніемъ же Петра Великаго, самъ парь принимаетъ энергичныя
мѣры для привлеченія иностранцевъ въ Россію, могущихъ своими
научными и техническими знаніями содѣйствовать водворенію на
Руси западнаго просвѣщенія. Еще до поѣздки своей за границу
царь выписывалъ изъ-за границы военныхъ техниковъ, фейервер-
керовъ, инженеровъ, ремесленниковъ и др. Служилые люди нани-
мались въ Голландіи и Англіи, офицеры пріѣзжали изъ Германіи,
русскіе послы приговаривали ко вступленію въ русскую службу
земледѣльцевъ, садовниковъ, плавильщиковъ. Въ манифестѣ о вы-
зовѣ иностранцевъ въ Россію высказывается цѣль этой мѣры:
„дабы наши подданные тѣмъ болѣе и удобнѣе могли научиться
понынѣ имъ неизвѣстнымъ познаніямъ“. Самъ царь, во время своего
пребыванія за границей, приглашаетъ лучшихъ ученыхъ профес-
сорами въ новоучреждаемыя имъ учебныя заведенія и въ пред-
полагаемую Академію: юристовъ для занятій въ коллегіи, художни-
ковъ (Растрелли, Лежандръ, Леблонъ) и другихъ дѣятелей по
разнымъ отраслямъ знаній и государственной службы. Изъ ино-
странцевъ того времени, пріѣхавшихъ въ Россію, многіе оправдали
довѣріе царя и, заявивъ свою ученую и учебную дѣятельность,
принесли существенную пользу русскому образованію и наукѣ;
таковы, напримѣръ, англичанинъ Фарварсонъ, профессоръ мате-
матики и астрономіи въ навигаціонной школѣ, академикъ Шумахеръ,

докторъ Блументростъ, докторъ Бидлоо, Нейгебауеръ, завѣдывавшій
госпиталемъ, анатомическимъ театромъ и хирургическою школой,
воспитатель царевича Алексѣя Петровича, Гюйссенъ, Виніусъ, ба-
ронъ Сентъ-Илеръ и многіе другіе. При Петрѣ Великомъ уже яв-
ляется значительное число иностранныхъ воспитателей и воспи-
тательницъ для дочерей и сыновей высшихъ классовъ русскаго
общества. Царь самъ старается дать своимъ дочерямъ тщательное
образованіе. Въ домахъ нѣкоторыхъ знатныхъ фамилій, напр.,
Трубецкихъ, Черкасскихъ и пр. явились французскія гувернантки.
Открытіе учебныхъ заведеній. Сознавая, что народное обра-
зованіе составляетъ одно изъ главныхъ средствъ для осуществле-
нія предпринятыхъ общихъ государственныхъ реформъ, Петръ
Великій открываетъ цѣлый рядъ училищъ какъ духовныхъ, такъ
и свѣтскихъ. Цѣль этихъ училищъ царь опредѣляетъ требованіемъ,
чтобы изъ школы „во всякія потребы люди происходили, въ цер-
ковную службу, въ гражданскую, воинствовать, знать строеніе и
врачебное искусство“; поэтому-то большинство созданныхъ Петромъ
Великимъ училищъ отличалось профессіональнымъ характеромъ и
преслѣдовало спеціальныя практическія цѣли, пригодный для той
или другой государственной службы, при чемъ духовныя училища
создаются по примѣру Кіево-Могилянской академіи, а свѣтскія по-
лучаютъ характеръ западно-европейскихъ заведеній.
Духовныя школы до учрежденія Св. Синода. (Помѣщенный
здѣсь очеркъ о духовныхъ школахъ въ царствованіе Петра Вели-
каго и послѣдующіе очерки о дух. школахъ при его преемникахъ
и Екатеринѣ Великой представляютъ извлеченіе изъ сочиненія
г. Знаменскаго: „Духовныя школы въ Россіи до реформы 1808 года“).
Петръ Великій, сознавая ту пользу, какую могла принести
Кіево - Могилянская академія дѣлу русскаго образованія, обра-
щаетъ на нее особенное вниманіе и, какъ видѣли, вызываетъ
многихъ изъ ея питомцевъ къ себѣ на службу; поручая имъ выс-
шія духовно - іерархическія должности, онъ привлекаетъ ихъ къ
своей преобразовательной дѣятельности. Кіевскіе ученые въ на-
чалѣ XVIII ст. являются главными дѣятелями по части образо-
ванія духовенства въ Россіи. Московская же академія, послѣ
того какъ изъ нея удалены были братья Лихуды, пришла въ та-
кой упадокъ, что самъ царь такъ отзывался о ней: „мало которые
учатся, что никто школы, какъ подобаетъ не надзираетъ“ и даже
находитъ нужнымъ послать нѣсколько человѣкъ для обученія въ

Кіевъ, а преобразованіе Московской академіи поручаетъ мѣсто-
блюстителю патріаршества московскаго Стефану Яворскому, кото-
рый измѣняетъ ее по образцу Кіевской академіи.
Первые годы по вступленіи на престолъ Петра Великаго долго
не было никакихъ общихъ распоряженій, которыя бы относились
къ устройству духовнаго образованія въ особомъ спеціальномъ
видѣ. Всѣ распоряженія, какія касались образованія дѣтей духо-
венства, до 1708 г. имѣли въ виду только общее образованіе.
Въ полномъ и опредѣленномъ видѣ сословность духовенства фор-
мируется только въ двадцатыхъ годахъ XVIII столѣтія; главнымъ
образомъ, послѣ опредѣленія церковныхъ штатовъ и послѣ разрѣ-
шенія вопроса, какихъ лицъ духовнаго происхожденія писать въ
подушный окладъ и какихъ оставить въ пользованіи свободой отъ
податного состоянія.
Между тѣмъ по разнымъ епархіямъ съ первыхъ же годовъ
XVIII столѣтія стали возникать самыя школы. Малорусскіе уче-
ные монахи, которые вызывались для занятія архіерейскихъ каѳедръ
по епархіямъ Великороссіи, потому именно и вызывались для этихъ
постовъ, къ великому огорченію мѣстныхъ кандидатовъ архіерей-
ства, что правительство ожидало отъ нихъ большей ревности къ
распространенію просвѣщенія. Ожиданія эти они оправдывали въ
достаточной мѣрѣ, а вмѣстѣ съ тѣмъ возбуждали къ заведенію
школъ и другихъ іерарховъ изъ великоруссовъ.
Раньше всѣхъ, въ 1700 г. въ самой Малороссіи возникла Чер-
ниговская семинарія, устроенная при каѳедрѣ черниговскимъ
архіепископомъ Іоанномъ Максимовичемъ изъ старой школы, пере-
веденной изъ Новгорода Сѣверскаго еще въ 1689 г. Лазаремъ
Барановичемъ. По преобразованіи Іоанномъ Максимовичемъ, она
стала называться коллегіумомъ. Курсъ ея устроенъ былъ на
образцу Кіевской академіи съ преобладающимъ латинскимъ язы-
комъ и доведенъ къ 1705 г. до риторическаго класса включи-
тельно. Какъ всѣ малороссійскія школы, Черниговскій коллегіумъ
былъ заведеніемъ открытымъ для всѣхъ и не имѣлъ церковнаго
назначенія. Входъ и выходъ изъ школы были совершенно сво-
бодны еще и въ 1727 г., такъ что школьное начальство, зная
наличное число учениковъ, не знало да и не заботилось о томъ,
сколько останется изъ этого числа до окончанія учебнаго года.
Съ такимъ же характеромъ устрояли школы малорусскіе іерархи
и при великорусскихъ каѳедрахъ.

Въ Великороссіи раньше другихъ открыта школа при архіерей-
скомъ домѣ въ Ростовѣ св. Димитріемъ Ростовскимъ въ 1702 г.
по образцу Кіевской коллегіи. Учители—трое—всѣ были малороссы;
нѣкоторые ученики тоже были малороссы, отчего въ школѣ слы-
шалась польская рѣчь и изучался польскій языкъ. Главными же
предметами были языкъ латинскій и латинская грамматика Аль-
вара; усиленное занятіе латынью не совсѣмъ благопріятство-
вало даже изученію и чистотѣ русскаго и церковно-славянскаго
языка; изъ дошедшихъ до насъ свѣдѣній видно, что въ школѣ учили
и греческому языку; съ 1709 г. въ школѣ преподавалась и рито-
рика. Религіозное образованіе проходило черезъ весь курсъ. Свя-
титель былъ очень привязанъ къ своему училищу, содержалъ его на
счетъ архіерейскаго дома, поощрялъ подарками учителей и учени-
ковъ. Отношенія его къ ученикамъ отличались отеческою близостью,
онъ самъ занимался съ ними толкованіемъ св. писанія и наблюдалъ за
ихъ успѣхами и религіознымъ воспитаніемъ. Кончившимъ ученіе онъ
давалъ лучшія мѣста при церквахъ. При всемъ томъ школа не имѣла
характера сословнаго: въ ней учились ученики не только духов-
наго, но и другихъ званій, лица „благородныя и неблагородныя“.
Всѣхъ учениковъ насчитывалось до 200. Послѣ кончины св. Дими-
трія (1709 г.) школа, оставшись безъ поддержки, была закрыта.
Почти одновременно съ этой школой была открыта школа дру-
гимъ архіереемъ малороссомъ, м. Филоѳеемъ Лещинскимъ, школа
въ Тобольскѣ. Школа имѣла исключительною цѣлью „утвержденіе
и расширеніе словесъ Божіихъ“ и назначалась, чтобы поповскихъ
дьяконскихъ и церковническихъ дѣтей, „робятокъ учить грамотѣ,
а потомъ славенской грамматикѣ и прочимъ на славенскомъ языкѣ
книгамъ и катехизису православной вѣры“, чтобы они, узнавъ все
это, могли „удостояся въ чинъ священства, народъ учить“. Пре-
подаватели въ школѣ, какъ и въ Ростовѣ, были малороссы. Въ
1705 г. по примѣру южно-русскихъ школяровъ тобольскіе ученики
разыгрывали также разныя комедійныя акціи. Латынь не была
введена въ преподаваніе до 1728 г., и школа оставалась съ сла-
вянскимъ курсомъ.
Третьей великорусской школой при архіерейскомъ домѣ является
Новгородская школа, основанная уже іерархомъ великоруссомъ м.
Іовомъ, и имѣвшая особенно важное значеніе въ началѣ XVIII в.,
какъ живая представительница великорусскихъ взглядовъ на обра-
зованіе. Любовь м. Іова къ просвѣщенію и къ образованнымъ лю-

дямъ особенно обнаружилась въ томъ, что, когда въ Москвѣ было
воздвигнуто гоненіе (1690 г.) на малороссійскихъ ученыхъ, и они
должны были поспѣшно уѣзжать изъ Московскаго государства,
онъ одинъ радушно принималъ ихъ у себя въ Новгородѣ, желая
употребить ихъ образованіе и таланты въ пользу для своей епархіи.
Свои школы Іовъ Новгородскій устроилъ съ помощію Лихудовъ на
основахъ славяно-эллинскаго образованія. Школъ этихъ, или точ-
нѣе, классовъ, было двѣ: одна была эллино-славянская, считав-
шаяся главной, другая для малостатейныхъ учениковъ — славян-
скаго общаго діалекта. Учениковъ набрали до 100 человѣкъ изъ
разныхъ чиновъ и возрастовъ, преимущественно изъ дѣтей духо-
венства и изъ духовныхъ лицъ; тутъ были и архіерейскіе пѣвчіе
и подьяки, и дьяконы съ дьячками. Въ низшей славянской школѣ
учились читать, писать и славянской грамматикѣ по руководству
Смотрицкаго; въ высшей изучали греческій языкъ и греческую
грамматику, составленную Лихудами, а нѣкоторые проходили и
риторику. Курсъ Новгородскихъ школъ пользовался особенною по-
пулярностью. Всѣ ученики содержались на счетъ архіерейскаго
дома. Въ 1715 году на школы обратило вниманіе правительство
и стало посылать въ нихъ учиться грамотѣ безграмотныхъ дво-
рянскихъ недорослей. Они составляли особое отдѣленіе Новгород-
скаго училища, обучались грамотѣ у особыхъ учителей, квартиры
имѣли въ частныхъ домахъ, но пищей и учебными пособіями поль-
зовались отъ архіерейскаго дома. Митрополитъ былъ очень занятъ
своими школами. Отношеніи его къ Лихудамъ были самыя дру-
жескія; онъ съ восторгомъ писалъ ко всѣмъ объ ихъ трудахъ и
успѣхахъ. Іовъ намѣревался завести у себя типографію и много
хлопоталъ объ этомъ передъ царемъ. Послѣ смерти Іова школы
его стали упадать, особенно когда во главѣ школьнаго дѣла сталъ
ученикъ Лихудовъ, іеромонахъ Іовъ. При преемникѣ послѣдняго,
иподіаконѣ Ѳедорѣ Максимовѣ, бывшемъ воспитанникѣ Новгород-
ской школы, изучавшемъ у I. Лихуда грамматику и риторику и
издавшемъ свою славянскую грамматику, употреблявшуюся послѣ
грамматики Смотрицкаго, дѣла пошли нѣсколько лучше. Благодаря
ему, славяно-эллинское и грамматическое ученіе, положенное м.
Іовомъ въ основаніе образованія Новгородскихъ школъ, нѣсколько
времени продержалось въ нихъ и послѣ того, какъ при новомъ
владыкѣ Ѳеодосіи Яновскомъ онѣ подвергнулись преобразованію
чрезъ введеніе въ нихъ латинскаго курса.

Послѣ переѣзда изъ Новгорода въ Москву I. Лихудъ скоро
скончался, а Софроніи продолжалъ преподавать въ Московской
греческой школѣ и заниматься переводами. Греческая школа и
была послѣ Новгородскихъ школъ единственнымъ средоточіемъ и
поддержкой эллино-греческаго просвѣщенія для всей Россіи. Гре-
ческая школа, открытая Софроніемъ въ 1708 г., существовала
отдѣльно отъ славяно-греко-латинской академіи и составляла само-
стоятельное учебное заведеніе. Въ 1724 г. вышелъ указъ пере-
вести греческую школу въ академію и поставить ее въ зависи-
мость отъ общаго академическаго начальства.
Около 1714—1715 гг. митрополитъ Дороѳей Короткевичъ от-
крылъ школу въ Смоленскѣ. Будучи уроженцемъ и воспитанни-
комъ Кіева онъ ввелъ въ ней латинское обученіе и вызвалъ въ
учителя монаха Іоасафа Маевскаго, учившагося въ Кіевской ака-
деміи, человѣка знающаго и полезнаго для юной школы. Преемни-
комъ Дороѳея (въ 1718 г.) былъ Сильвестръ Холмскій, человѣкъ
недальняго образованія. Школа стала упадать. Въ послѣдующіе
годы дѣло въ школѣ шло не лучше, и въ 1727 г. всѣхъ учени-
ковъ въ школѣ значилось 19, а ученіе ихъ ограничивалось чте-
ніемъ, письмомъ и пѣніемъ. Кромѣ перечисленныхъ школъ, при
архіерейскихъ домахъ еще не было открываемо ни одной школы
для образованія духовенства за все время отъ 1700 до 1721 г.
Въ подмогу архіерейскимъ школамъ для образованія духовен-
ства указаны были школы цыфирныя, которыя правительство опре-
дѣлило заводить въ 1714 г. и назначило ихъ для общаго образо-
ванія всякаго чина дѣтей, опричь однодворцевъ. Хотя эти школы
и объявлены были сначала всесословными, но обязательность ихъ
курса пала преимущественно на дѣтей духовенства, да еще на
дьячьихъ и подьячьихъ дѣтей, о чемъ см.: Цыфирныя школы стр. 156.
Тамъ же см. о попыткѣ соединенія цыфирныхъ школъ съ архіе-
рейскими.
Съ 1708 г. профессіональное образованіе въ славяно-греко-латин-
скихъ школахъ сдѣлано для дѣтей духовныхъ обязательнымъ, а въ
1718 г. приняты мѣры и противъ преждевременнаго выхода ихъ изъ
этихъ школъ для поступленія на свѣтскую службу. Съ 1715 г.
дворянскія дѣти должны были обязательно поступать въ свои про-
фессіональный училища. Въ 1717 г. всѣ недоросли, учившіеся въ
Московской академіи, были вытребованы изъ академіи въ Петер-
бургъ, гдѣ государь самъ дѣлалъ имъ назначенія. Послѣ дворян-

скія дѣти стали поступать въ духовныя школы только по особен-
ному распоряженію правительства, которое производило имъ смотры,
при чемъ въ узаконенный срокъ всѣ эти ученики должны были
выходить изъ духовныхъ школъ и являться или въ свои соб-
ственныя школы или на службу. Съ теченіемъ времени и духов-
ныя власти измѣнили свой прежній взглядъ на свои школы, какъ на
заведенія общеобразовательныя, и принялись за развитіе сословно-
профессіональнаго ихъ назначенія. Духовныя власти, въ интере-
сахъ церковной службы, обратили вниманіе на выходъ своихъ луч-
шихъ молодыхъ людей въ постороннія вѣдомства. Вызовы школь-
никовъ и вообще грамотныхъ духовныхъ дѣтей къ различнымъ
свѣтскимъ наукамъ и службамъ, имѣли результатомъ то, что изъ
духовнаго вѣдомства этимъ путемъ уходили, большею частью, луч-
шія его силы; поэтому въ 1718 году вышелъ указъ монастырскому
приказу о неувольненіи школьниковъ славено-латинскихъ школъ въ
разные чины до окончанія ученія. Ни указы, ни представленія ду-
ховныхъ властей не имѣли подлежащей силы до самаго учрежденія
Св. Синода.
Матеріальное обезпеченіе архіерейскихъ школъ производилось
на спеціальныя церковныя средства, но всѣ вотчинные и другіе
доходы были отписаны тогда отъ завѣдыванія духовныхъ властей
въ свѣтское вѣдомство монастырскаго приказа, что существенно
измѣняло вопросъ о подчиненности послѣднихъ духовному или
свѣтскому вѣдомству и дѣлало ихъ не столько церковными и со-
словно-духовными, сколько государственными учрежденіями, кото-
рыми правительство могло чрезъ монастырскій приказъ свободно
распоряжаться для своихъ обще-государственныхъ цѣлей. Въ та-
комъ положеніи вопросъ о духовныхъ школахъ существовалъ до
1720-хъ годовъ, до времени учрежденія Св. Синода.
Духовный Регламентъ. Одновременно съ учрежденіемъ Св.
Синода былъ публикованъ и организаціонный актъ духовнаго вѣ-
домства, въ которомъ изложены были всѣ существенныя предна-
чертанія правительства касательно новаго строя какъ церковнаго
управленія, такъ и всей вообще церковной жизни, — Духовный
Регламентъ. Составитель Регламента, Ѳеофанъ Прокоповичъ, съ
перваго же слова заговорилъ объ ученіи или образованіи именно
въ профессіональной его формѣ, и профессіонально-сословное наз-
наченіе духовныхъ школъ было определено Регламентомъ въ чер-
тахъ весьма ясныхъ и точныхъ. Духовная служба была тѣсно свя-

зана со школьною къ ней подготовкой, и законъ объявлялъ ее не-
доступной для тѣхъ, кто не прошелъ до нея чрезъ духовную школу.
Духовная школа, со всѣми правами обученія въ ней, оставалась до-
ступною только для дѣтей духовенства. Послѣ этого духовенство
стало отдѣляться отъ другихъ сословій въ самомъ своемъ образова-
ніи, и положено было прочное начало его сословной замкнутости.
Для духовныхъ дѣтей, обязанныхъ къ духовному служенію сво-
ихъ отцовъ, духовная школа объявлена Духовнымъ Регламентомъ
обязательною. Прежнее подчиненіе духовныхъ школъ свѣтской вла-
сти въ формѣ монастырскаго приказа оказалось теперь неумѣст-
нымъ, и высшее управленіе ими Д. Регламентъ поставилъ въ числѣ
дѣлъ, подлежащихъ новому Духовному Коллегіуму. Ближайшее
мѣстное управленіе школами ввѣрено мѣстнымъ архіереямъ. По-
мѣщеніе школъ назначено при архіерейскихъ домахъ, и архіерей
призваны къ попеченію о всѣхъ подробностяхъ школьной жизни.
Обязанностью архіерея было пріискивать для своей школы учите-
лей и всѣхъ вообще приставниковъ. Матеріальное обезпеченіе школъ
вполнѣ возложено на архіерейскіе дома съ отчетностью предъ Св,
Синодомъ. Издержки на школы предположены весьма значительныя:
„подобаетъ, чтобы ученики и кормлены и учены были туне и на
готовыхъ книгахъ епископскихъ“. Положено заводить при шко-
лахъ библіотеки, домовыя церкви, особыя больницы и аптеки для
учениковъ. Кромѣ содержащихся на счетъ архіерейскихъ домовъ,
допускаются ученики приходящіе, не живущіе въ школѣ и содер-
жащіеся на своемъ коштѣ, а также хотя и живущіе въ школѣ,
но съ платою за свое содержаніе опредѣленной суммы.
Такъ какъ духовныя школы предназначалось устроить съ обще-
житіями для учениковъ, то, кромѣ учебной части, предначертаны
для нихъ и правила по части воспитательной и дисциплинарной.
Въ Регламентѣ представленъ подробный проектъ образцоваго ду-
ховнаго училища, которое названо академіей, въ связи съ семи-
наріумомъ.
Главною цѣлью обученія въ духовныхъ школахъ поставлено,
разумѣется, образованіе богословское. Но Ѳеофанъ Прокоповичъ,
раздѣляя современный ему взглядъ на образованіе съ профессіо-
нальной точки зрѣнія, сознавалъ вредъ односторонняго религіоз-
наго образованія, не соединеннаго сколько-нибудь съ изученіемъ
такъ называемыхъ artium humanarum. Поэтому составитель ака-
демическаго курса почелъ нужнымъ ввести въ него раньше спеці-

ально-духовнаго образованія, приготовительный курсъ образованія
общаго, состоящаго, кромѣ риторики и философіи, изъ изученія
языковъ, математики, географіи и исторіи.
Курсъ всего ученія назначенъ въ 8 лѣтъ. Изъ него на богословіе,
какъ главную науку въ духовномъ образованіи, отчислено два года;
богословіе положено преподавать въ послѣдніе годы. Изъ осталь-
ныхъ, гуманныхъ наукъ болѣе всего, по году, назначено на тѣ, ко-
торыя считались наиболѣе свойственными духовному обученію: на
логику или діалектику, риторику съ піитикой, физику съ мета-
физикой, политику краткую Пуффендорфову, наконецъ, на ариѳ-
метику съ геометріей; исторію и географію велѣно преподавать
одинъ годъ и притомъ совмѣстно съ изученіемъ грамматики или
языковъ. Относительно изученія языковъ вездѣ говорится лишь о
языкѣ латинскомъ, который сталъ получать теперь исключитель-
ное господство въ духовныхъ школахъ; объ языкахъ греческомъ и
еврейскомъ сказано только кратко,—если будутъ учители. О пре-
подаваніи богословія Регламентъ распространяется довольно по-
дробно. Также обращено особенное вниманіе на изученіе воспи-
танниками проповѣдническаго искусства. Послѣ статей о школахъ
въ Регламентѣ помѣщенъ особый отдѣлъ о проповѣдникахъ, изла-
гающій регулы, которымъ они должны слѣдовать.
Затѣмъ помещаются правила касательно воспитанія въ опредѣ-
ленныхъ къ открытію школьныхъ общежитіяхъ. „Но что паче
всего, и почитай едино есть потребно и полезно: быть при ака-
деміи, или въ началѣ и безъ академіи, семинаріумъ для ученія и
воспитанія дѣтей, какіе вымышлено не мало во иноземныхъ стра-
нахъ“. Эти педагогическій правила основаны на той мысли, что
для воспитанія дѣтей на новыхъ началахъ, для образованія новаго
поколѣнія пастырей Церкви въ духѣ реформы, нужно совершенно
оторвать воспитанниковъ отъ современнаго общества, даже отъ
ихъ родныхъ семей, и поставить ихъ въ искусственно созданную
обстановку закрытыхъ заведеній, которыя и въ западной Европѣ
признавались въ это время лучшими воспитательными орудіями.
Для помѣщенія семинаристовъ рекомендуется построить „домъ
образомъ монастыря“, гдѣ и жить имъ безысходно. Нѣкоторымъ
ученикамъ позволяется жить по желанію и внѣ стѣнъ семинарской
бурсы,—для нихъ предположено построить дома съ общими кварти-
рами. Учениковъ велѣно принимать въ семинарію отъ 10 до 15 лѣтъ.
Съ этого времени связь ученика съ міромъ совершенно прекраща-

лась; его не велѣно отпускать изъ семинаріи даже къ роднымъ, „пока
не обыкнетъ, пребывая въ семинаріумѣ“. Черезъ три года ему
разрѣшалось повидаться съ родственниками, но не болѣе какъ два
раза въ годъ. Инспекція должна была слѣдить за его поведе-
ніемъ и въ отлучкѣ; свиданіе семинариста съ родственниками дол-
жно устраивать въ присутствіи ректора или кого-либо изъ началь-
никовъ .
Во главѣ заведенія поставленъ ректоръ изъ ученыхъ людей,
монахъ или свѣтскій, помощникомъ ректора назначенъ префектъ,
тоже изъ ученыхъ. Въ каждой комнатѣ бурсы должны быть опре-
дѣлены надзиратели или префекты, обязанные смотрѣть, чтобы
между семинаристами не было безпорядковъ; провинившихся въ
чемъ-нибудь онъ имѣлъ право наказывать: „малыхъ розгой, а сред-
нихъ и большихъ словомъ угрозительнымъ“, или доносить о не-
послушныхъ ректору.
Жизнь семинаристовъ, подъ постояннымъ надзоромъ пристав-
никовъ, была подчинена самой строгой дисциплинѣ. Порядокъ
всѣхъ дневныхъ занятій, а также отдыха, опредѣленъ по часамъ.
Развлеченію прогулками и увеселеніями приданъ составителемъ
устава какой-то офиціальный и обязательный характеръ. Назначены
были увеселительный поѣздки семинаристовъ въ лѣтнее время за
городъ и игра на музыкальныхъ инструментахъ. Предположено
было занимать семинаристовъ чтеніемъ за ихъ трапезой, также
и разными акціями, диспутами и комедіями и риторскими экзерци-
ціями, какія водились въ Кіевской академіи.
Духовныя школы послѣ учрежденія Св. Синода. Кромѣ су-
ществовавшихъ двухъ академій, въ началѣ XVIII ст. въ разныхъ
мѣстахъ сѣверной Россіи, какъ мы видѣли, начинаютъ заводиться
школы, устраиваемыя преимущественно по частной иниціативѣ нѣ-
которыхъ изъ епархіальныхъ архіереевъ, на собственныя ихъ сред-
ства и по произвольнымъ образцамъ. Со времени же учрежденія Св.
Синода и изданія Регламента, правительство принимаетъ болѣе опре-
дѣленныя мѣры относительно образованія духовенства и открываетъ
цѣлый рядъ духовныхъ училищъ, преимущественно для дѣтей духов-
наго званія. Согласно Регламенту при архіерейскихъ домахъ учре-
ждаются низшія духовныя училища—архіерейскія школы. Каждый
епархіальный преосвященный обязанъ былъ завести при своемъ
домѣ, на частныя средства своей каѳедры, „школу для дѣтей свя-
щенническихъ или прочихъ въ надежду священства опредѣлен-

ныхъ“. Эти архіерейскія школы становятся исключительно приго-
товительною ступенью для вступленія въ духовныя должности, на
которыя велѣно помѣщать теперь только „таковыхъ единыхъ въ
школѣ архіерейской поставленныхъ учениковъ“. Обученіе въ этихъ
школахъ должно быть даровое, и всѣ ученики содержатся на счетъ
церковныхъ и монастырскихъ доходовъ, съ количествомъ которыхъ
и сообразуется число учениковъ.
Принципъ спеціальности и сословнаго значенія духовныхъ школъ
оказался достаточно сильнымъ на первыхъ же порахъ и успѣшно
сталъ развиваться на практикѣ при самомъ же Петрѣ Великомъ.
Спеціальное назначеніе ихъ воспитывать людей для службы церковной
должно было необходимо стоять на первомъ планѣ уже по одному
тому, что это были школы архіерейскія, церковныя, и содержались
исключительно на церковныя же средства, на сборы съ духовенства,
безъ помощи со стороны правительства. Церковному вѣдомству,
очевидно, было невыгодно употреблять эти средства на образова-
ніе постороннихъ людей и на „иныя“ службы, невыгодно ему
было также выпускать на такія иныя службы и своихъ питомцевъ,
составлявшихъ его лучшія и, по малочисленности своей, чрезвы-
чайно нужныя силы. Св. Синодъ съ самаго же начала своего су-
ществованія прямо высказался въ пользу спеціальной и сословной
постановки духовнаго образованія. Первый поводъ къ этому подалъ
вопросъ о вызовѣ дѣтей духовенства въ цыфирныя школы.
Требованіе и даже насильственные наборы духовныхъ дѣтей въ
цыфирныя школы въ разныхъ мѣстахъ долго не прекращались и
послѣ рѣшительныхъ распоряженій Синода, такъ что свои указы Си-
ноду пришлось повторить еще нѣсколько разъ; онъ все-таки достигъ
своей цѣли и успѣшно отстоялъ свой принципъ, что духовныя дѣти
не должны быть требуемы въ свѣтскія школы.
Посылка для образованія въ духовныя школы разныхъ людей
свѣтскаго вѣдомства, напр., дворянскихъ недорослей, дьяковскихъ
и подьяческихъ дѣтей, посадскихъ и др., при Петрѣ Великомъ
практиковалась въ довольно широкихъ размѣрахъ, но и тогда
Св. Синодъ въ своихъ указахъ постоянно настаивалъ на той мысли,
что духовныя школы назначены для образованія духовныхъ дѣтей
въ надежду лучшаго священства. При крайней нуждѣ въ образо-
ванныхъ людяхъ по всѣмъ вѣдомствамъ Св. Синодъ бдительно бе-
регъ свои школы отъ постороннихъ покушеній на ихъ учениковъ.
Съ этою цѣлью онъ издавалъ запретительные указы, чтобы не при-

влекать духовныхъ воспитанниковъ въ другія вѣдомства, и привелъ
распоряженіе Регламента и указъ 1721 года о томъ, чтобы безъ
вѣдома Синода ученики никуда не были увольняемы изъ духов-
ныхъ заведеній.
Для дѣтей духовенства обученіе въ духовныхъ школахъ послѣ
изданія Дух. Регламента получило обязательный характеръ; равнымъ
образомъ и для епархіальныхъ начальствъ заведеніе этихъ школъ
сдѣлалось обязательнымъ. Въ 1722 г. Св. Синодъ успѣлъ исхо-
датайствовать свободу отъ подушнаго оклада для всѣхъ штатныхъ
или действительно - служащихъ духовныхъ лицъ вмѣстѣ съ ихъ
дѣтьми; но вмѣстѣ съ тѣмъ дѣтей этихъ уже непремѣнно велѣно
учить въ школахъ для приготовленія къ церковнымъ должностямъ,
а неучившихся или лѣниво учившихся „пріобщить къ числу такихъ
церковническихъ дѣтей, которыя, яко излишнія и свыше потребы
подъ именемъ церковнаго причта бывшія, во оный подушный ок-
ладъ выключены“. Св. Синодъ въ своихъ указахъ въ то же время
настойчиво развивалъ мысль Дух. Регламента объ опредѣленіи на
церковныя мѣста лишь ученыхъ кандидатовъ. Въ тѣхъ епархіяхъ,
гдѣ не было школъ, или гдѣ ихъ было мало, для всѣхъ ставлен-
никовъ было, по крайней мѣрѣ, обязательно изученіе букваря
Ѳеофана Прокоповича.
Но пока еще школы заводились, пока шло въ нихъ образова-
ніе новыхъ кандидатовъ на церковныя мѣста, прошло много вре-
мени, въ теченіе котораго въ средѣ духовенства шла оппозиція
противъ обязательности школьнаго образованія.
Воображая себѣ трудности мудреной науки и всѣ строгости
школьной жизни, тогдашнее духовенство составило о школахъ по-
нятіе, какъ о мѣстѣ мученія, и съ величайшею скорбію отдавало
туда дѣтей. Ни угрозы, ни привилегіи не могли подѣйствовать на
сердобольныхъ отцовъ, и наборъ въ школы шелъ чрезвычайно
туго; но и поступивъ въ школу, многіе бѣжали изъ школы домой
къ роднымъ, гдѣ они укрывались самими ихъ отцами, несмотря
на то, что за это Св. Синодъ угрожалъ лишеніемъ должности.
Для поддержанія требованій обязательности школьнаго ученія
пришлось прибѣгнуть и къ болѣе рѣшительнымъ мѣрамъ. Такъ,
въ 1722 г. Св. Синодъ издалъ указъ переписать всѣхъ священно-
служительскихъ дѣтей, годныхъ по лѣтамъ къ ученью и по пере-
писи опредѣлять ихъ въ школы. Осенью 1723 года на духовныя
школы обратилъ вниманіе самъ государь и при свиданіи съ вице-

президентомъ Синода объявилъ ему свою волю, чтобы духовныя
дѣти, „которыя въ ученіи быть не похотятъ, тѣхъ имать въ школы
и неволею“. Этотъ словесный указъ былъ объявленъ Св. Синоду,
а Св. Синодъ разослалъ его по епархіямъ, чтобы учениковъ для
школьнаго ученія имали между дѣтьми духовенства отъ 7—18 л.
Съ этихъ поръ въ епархіяхъ, гдѣ были заведены школы, ежегодно
передъ началомъ ученія дѣлались смотры духовныхъ недорослей,
для чего ихъ привозили въ епархіальный городъ и производили
имъ разборъ по лѣтамъ и способностямъ.
Вводя обязательное обученіе среди духовенства, Св. Синодъ
торопилъ въ то же время заведеніемъ школъ самихъ архіереевъ.
Самыми ранними школами, явившимися по открытіи Св. Синода,
были школы Петербургскія и Нижегородскія.
Въ Петербурга школа была открыта по указу архіеп. Ѳеодо-
сія при Александро - Невскомъ монастырѣ, отъ котораго и со-
держалась. Это была школа только словенская, въ которой обуча-
лись славянской грамотѣ, грамматикѣ и цыфири; поэтому она за-
нимала среднее мѣсто между славянскими и цыфирными школами.
Большинство учениковъ было изъ свѣтскаго званія, изъ дѣтей
канцелярскихъ и монастырскихъ служителей. Въ 1725 году число
ихъ простиралось до 82-хъ человѣкъ.
По мысли Д. Регламента въ Петербургѣ слѣдовало открыть
академію съ семинаріей, и Ѳеофанъ Прокоповичъ, какъ авторъ
Регламента, въ началѣ 1721 г. входилъ уже въ новоучрежденный
Синодъ съ докладомъ о нужныхъ для семинаріи постройкахъ, о
пріемѣ учениковъ, выборѣ учителей и названіи училищнаго дома;
но открытіе семинаріи затянулось до кончины Петра Великаго, а
при его преемникахъ остановилось совсѣмъ.
Между тѣмъ, въ томъ же 1721 г., когда началось дѣло объ
академіи, Ѳеофанъ Прокоповичъ завелъ въ Петербургѣ собствен-
ную школу въ своемъ домѣ на р. Карповкѣ для бѣдныхъ дѣтей
всякаго званія. Это была лучшая для того времени школа какъ по
своему помѣщенію, такъ и по обстановкѣ и по обученію. Въ ней пре-
подавались: законъ Божій, русскій, латинскій и греческій языки,
грамматика, риторика, логика, римскія древности, ариѳметика, гео-
метрія, географія, исторія и рисованіе. Въ числѣ учителей ея
значатся: знаменитый датчанинъ Адамъ Селлій и проф. Академіи
Наукъ Теофилъ Сигфридъ Байеръ. Ѳеофанъ Прокоповичъ очень
любилъ свою школу, употреблялъ на нее много денегъ и попече-

ній и успѣлъ сдѣлать ее лучшею школою своего времени. Для нея
онъ написалъ особую, весьма полную инструкцію, которая по со-
держанію своему была выраженіемъ и развитіемъ тѣхъ же педаго-
гическихъ взглядовъ, какіе онъ высказалъ раньше въ отдѣлѣ
Д. Регламента о домахъ училищныхъ; въ ней узаконяется та же
строгая дисциплина съ точнымъ распредѣленіемъ часовъ для заня-
тій и увеселеній, тотъ же строгій надзоръ за учениками, то же
отрѣшеніе школьной жизни отъ всякихъ постороннихъ вліяній и
проч. Для развлеченія учениковъ Ѳеофанъ Прокоповичъ завелъ при
школѣ сценическія представленія и музыку. Школа Ѳеофана Про-
коповича держалась до самой его смерти.
Въ Нижнемъ-Новгородѣ школьное обученіе завелъ въ томъ же
1721 г. архіерей Питиримъ. По его распоряженію при архіерей-
скомъ домѣ устроено три школы или класса: эллино-греческая,
славяно-россійская и букварная. Впослѣдствіи заведенъ и латин-
скій классъ, но на первыхъ порахъ духовное образованіе въ школѣ
производилось по типу славяно - эллинскому. Учениковъ собрано
было очень много; въ букварномъ классѣ ихъ было 427.
Въ 1722 году началось открытіе школы въ Твери архіереемъ
Сильвестромъ Холмскимъ. Учителя были назначены изъ мѣстнаго
духовенства, а мѣсто для школы отведено при Ѳеодоровскомъ мо-
настырѣ. Предначертаніями Сильвестра воспользовался уже преем-
никъ его по тверской каѳедрѣ, Ѳеофилактъ Лопатинскій, который
въ 1724 г. устроилъ школу.
Въ 1723 г. открылось пять школъ: въ Казани, Суздалѣ, Ко-
ломнѣ, Вяткѣ и Холмогорахъ.
Въ 1722—23 гг. открыта Бѣлгородская школа, основанная
епископомъ Епифаніемъ и бывшая колыбелью извѣстнаго потомъ
Харьковскаго коллегіума, который былъ открытъ уже въ 1726 г.;
какъ при открытіи своемъ, такъ и послѣ, когда въ Харьковѣ
возникъ коллегіумъ, Бѣлгородская школа ограничивалась только
первоначальнымъ обученіемъ дѣтей грамотѣ, письму и букварю.
Въ 1724 г. архіерей Павелъ завелъ школу въ Вологдѣ. Курсъ
обученія ограничивался букваремъ и ариѳметикой. Школа суще-
ствовала до 1725 г., когда и была распущена вся по неизвѣстной
причинѣ.
Въ 1724 г. основана духовная школа въ Переяславлѣ Рязан-
скимъ, гдѣ архіереемъ былъ Сильвестръ Холмскій.
Въ 1724 году пришло въ Св. Синодъ донесеніе изъ далекаго

Иркутска отъ вознесенскаго архимандрита Антонія Платковскаго,
который тоже вздумалъ заводить у себя школу для обученія ду-
ховныхъ дѣтей и сиротъ монгольскому и китайскому языкамъ. Св.
Синодъ согласился на открытіе школы, которая была помѣщена
въ Вознесенскомъ Иркутскомъ монастырѣ. Первоначально она была
спеціально монгольская, а потомъ былъ введенъ въ нее и русскій
языкъ.
Такимъ образомъ, въ теченіе четырехъ лѣтъ послѣ учрежденія
Св. Синода возникло до 13 школъ въ разныхъ епархіяхъ. Школь-
ное обученіе распространялось довольно поспѣшно, но все - таки
оно не успѣло сдѣлаться при Петрѣ Великомъ повсемѣстнымъ.
Замедленіе въ открытіи школъ при нѣкоторыхъ архіерейскихъ ка-
ѳедрахъ приписывалось не одному отвращенію отъ ученія со сто-
роны низшаго духовенства, но, главнымъ образомъ, непреодолимымъ
препятствіямъ, какія представляла крайняя скудость какъ матері-
альныхъ, такъ и духовныхъ средствъ по епархіямъ.
Въ 1727 году верховный тайный совѣтъ потребовалъ отъ Св.
Синода свѣдѣній: „при всѣхъ ли епархіяхъ школы и ученики по
силѣ Д. Регламента содержатся?...“. Изъ поданной Св. Синодомъ
вѣдомости оказывается, что въ нѣкоторыхъ епархіяхъ школъ во-
все не было открыто, какъ-то: въ Крутицкой „за неимуществомъ
монастырей“, въ Переяславской „за скудостью епархіи“ и проч.
Въ другихъ епархіяхъ хлѣбный сборъ производился не сполна, или
вовсе не производился за бѣдностью церковныхъ учрежденій, какъ,
напримѣръ, въ Бѣлгородѣ, въ Коломенской епархіи и проч.
Одной изъ самыхъ раціональныхъ облегчительныхъ мѣръ для
школьной экономіи было дозволеніе младшимъ школьникамъ полу-
чать начальное элементарное образованіе внѣ школы, при чемъ
обязательность обученія духовныхъ дѣтей могла оставаться во всей
силѣ, а между тѣмъ въ школѣ устранялось чрезвычайное и почти
безполезное для дѣла скопленіе мальчиковъ, которые легко могли
обучиться грамотѣ и дома или у старыхъ приходскихъ мастеровъ,
не отрываясь отъ своей семейной обстановки и не обременяя сво-
имъ содержаніемъ архіерейскаго дома. Хотя прямыхъ распоряже-
ній объ этомъ отъ высшаго начальства не было, но практика въ
нѣкоторыхъ епархіяхъ очень рано прибѣгнула къ такой мѣрѣ и
со временемъ сдѣлала ее повсюдною.
Развитію духовныхъ школъ не менѣе мѣшала скудость въ сред-
ствахъ духовныхъ. Какъ только въ епархіяхъ приступили къ прак-

тическому осуществленію плановъ Д. Регламента, такъ прежде всего
возникъ вопросъ о томъ, откуда взять нужное число способныхъ
учителей новыхъ латинскихъ ученій. Московскую академію еще
кое-какъ удалось наполнить ими изъ Кіева. Но удовлетворить та-
кому огромному запросу на нихъ въ разныхъ концахъ Россіи
одинъ Кіевъ оказывался не въ состояніи. Сами кіевляне не со-
всѣмъ охотно отправлялись въ великорусскія епархіи, зная, что
ихъ тамъ не особенно жалуютъ въ народѣ и духовенствѣ. Кіев-
скія начальства, академическое и епархіальное, сами имѣя въ нихъ
нужду, неохотно отпускали ихъ отъ себя. Нѣкоторые архіереи-
малороссы, отправляясь на великорусскія каѳедры, успѣвали за-
ранѣе запастись учителями въ Малороссіи, которыхъ и привозили
съ собой на мѣсто своей службы; другіе вызывали желающихъ,
уже поступивъ на каѳедру. Но и эти учителя были большею частью
изъ неокончившихъ академическій курсъ въ Кіевѣ. Затѣмъ въ боль-
шинствѣ школъ учителя были изъ мѣстнаго духовенства, большею
частью изъ мѣстныхъ дьяконовъ, дьяковъ, пономарей, поповыхъ
дѣтей, не пристроившихся къ мѣсту, и архіерейскихъ пѣвчихъ, и
изрѣдка лишь изъ іеромонаховъ и іеродіаконовъ архіерейскаго дома.
Съ помощью такихъ людей обученіе, разумѣется, должно было по-
стоянно держаться на уровнѣ элементарнаго обученія.
Вслѣдствіе такого недостатка въ учителяхъ Св. Синодъ дол-
женъ былъ на другой же годъ понизить слишкомъ высокія требо-
ванія Д. Регламента. Въ указѣ 31 мая 1722 г. о заведеніи школъ
было сказано „...того ради учить нынѣ въ архіерейскихъ школахъ
церковническихъ дѣтей, въ надежду священства опредѣленныхъ,
по недавно изданнымъ перваго отроковъ ученія книжицамъ, бук-
варями именуемымъ (сочиненія Ѳеофана Прокоповича)... И къ тому
ученію во оныя школы, коемуждо архіерею въ своемъ домѣ, опре-
дѣлить умныхъ и честныхъ учителей, которые въ книжномъ чте-
ніи были бы остры и разумны... и могли бы оныхъ учить не только
чисто, ясно и точно по книгамъ читать, но и разумѣть...“
Кромѣ того, въ архіерейскія школы рекомендовалось ввести еще
ариѳметическое ученіе. Такъ какъ въ епархіяхъ ощущался боль-
шой недостатокъ въ книгахъ, то Св. Синодъ распорядился о не-
медленномъ напечатаніи потребнаго числа букварей и о разсылкѣ
какъ ихъ, такъ и славянскихъ грамматикъ (славянская грамма-
тика Мелетія Смотрицкаго, изданная Поликарповымъ въ 1721 г.)
по всѣмъ епархіямъ.

Черниговская школа, какъ типъ кіево- латинскаго напра-
вленія, и Новгородская—какъ типъ славяно-эллинскаго. Кромѣ
двухъ академій, въ наиболѣе удовлетворительномъ положеніи на-
ходились школы въ Черниговской и Новгородской епархіяхъ, гдѣ
школьное обученіе было довольно устроено еще раньше Д. Регла-
мента на прежнихъ началахъ и по мѣстнымъ вкусамъ. Чернигов-
ская школа представляла типъ малороссійскихъ школъ кіево-ла-
тинскаго направленія, какія малороссійскіе іерархи стремились за-
водить и по великорусскимъ епархіямъ. Новгородская школа, воз-
никшая на основѣ славяно-эллинскаго образованія, наиболѣе попу-
лярнаго въ Великороссы, до конца Петровскаго царствованія про-
должала сохранять главныя черты направленія, даннаго ей м. Іовомъ
и Лихудами, а потому имѣла важное значеніе въ ряду школъ опи-
сываемаго времени, обратившее на нее вниманіе и Св. Синода и
самого правительства. Остальныя школы устраивались уже по этимъ
образцамъ и подходили болѣе или менѣе къ одному изъ двухъ ука-
занныхъ типовъ.
По своей близости къ Кіевской академіи,—этой almae matris
южно-русскаго духовнаго образованія, и частому духовному съ ней
общенію, Черниговъ издавна отличался развитіемъ духовной уче-
ности между всѣми городами Малороссіи и насчитывалъ въ сво-
емъ прошломъ уже довольное число именъ, прославившихся въ ду-
ховной литературѣ, каковы имена Лазаря Барановича, Адама Зер-
никава, Димитрія Туптала и др. Черниговскій коллегіумъ быстро
достигъ такого цвѣтущаго по тому времени состоянія, что приво-
дилъ въ восторгъ современниковъ; они величали его Черниговскимъ
Олимпомъ, Черниговскими Аѳинами, лицеемъ или вертоградомъ Пал-
лады и т. п.
Число учениковъ въ немъ восходило до 250 человѣкъ. Курсъ
его далеко не простирался, доходилъ только до риторики вклю-
чительно; еще въ 1708 г. Черниговскій коллегіумъ выпустилъ соб-
ственную риторику подъ названіемъ Clavis scientiarum, появле-
ніе которой считалось событіемъ весьма блестящимъ и славнымъ
для Черниговскихъ Аѳинъ. Изъ названія Clavis'a видно, кромѣ того,
что, хотя въ коллегіумѣ и не была еще преподаваема философія,
но этотъ недостатокъ старались вознаградить сообщеніемъ учени-
камъ главныхъ правилъ логики, нужныхъ для тогдашнихъ диспу-
товъ и другихъ проявленій учености, при преподаваніи риторики.
Характеръ школьнаго строя въ коллегіумѣ былъ точною копіей

съ характера такого же строя въ Кіевской академіи. Латынь стояла
въ обученіи на первомъ планѣ съ самыхъ низшихъ классовъ. Прямо
послѣ перваго обученія мальчика чтенію и письму его сажали за
Альварову грамматику и латинскія вокабулы. Въ грамматическомъ
классѣ и синтаксимѣ дѣлались практическія упражненія въ пере-
водахъ съ латинскаго и польскаго языка на славянскій и обратно.
Тутъ же начинались разговорныя упражненія въ латинскомъ языкѣ
и вводился въ употребленіе извѣстный calculus, длинный листъ въ
футлярѣ, гдѣ записывались имена учениковъ, проговорившихся во
время латинскаго разговора по-русски или выразившихся по-латыни
съ ошибками. Наказанія за неисправности были весьма суровыя.
Въ піитикѣ и риторикѣ начинались — изученіе разнообразнѣйшихъ
и мельчайшихъ формъ рѣчи стихотворной и прозаической, пріуче-
ніе учениковъ подламывать подъ эти формы всякую мысль, подби-
рать наиболѣе красивыя и звонкія слова, дѣлать всевозможныя
амплификація составлять изъ нихъ полные, симметрическіе и
плавные періоды, и, наконецъ, раскрытіе внѣшнихъ секретовъ
силлогистики.
Въ Великороссіи большинство духовенства совершенно не пони-
мало надобности подобнаго образованія и притомъ же на латинскомъ
языкѣ. Преданія здѣшней духовной учености тяготѣли къ православ-
ной Греціи, требовали знакомства съ греческимъ языкомъ и ничего
не имѣли общаго съ Римомъ и его латынью. Ни въ народѣ, ни
въ духовенствѣ не могли представить, для чего будущему право-
славному пастырю нужно учиться латинскому языку, когда и гре-
ческій языкъ считался пока необычайно рѣдкою роскошью уче-
ности и удѣломъ немногихъ избранныхъ спеціалистовъ. Латинскій
языкъ, по тогдашнему убѣжденію, не годился и въ качествѣ по-
собія для богословскаго образованія. Латынь большею частью была
какой-то формой безъ содержанія, пустой вывѣской учености, ко-
торой (самой по себѣ) за этой вывѣской на самомъ дѣлѣ совсѣмъ
не существовало. Въ Великороссіи знакомство съ латинскимъ язы-
комъ только что вводилось; человѣкъ безъ всякаго толку зубрилъ
вокабулы, элементарь и первыя страницы Альвара по нѣскольку
лѣтъ и оканчивалъ курсъ, дойдя только до синтаксиса, не изу-
чивъ еще ровно ничего, а въ нѣкоторыхъ школахъ не доходили
даже и до грамматики. Очень естественно, что школьное обуче-
ніе дѣтей казалось для духовенства только тяжелою повинностью,
неизвѣстно для чего ему навязанною, и правительство, радѣя о

школьномъ дѣлѣ, должно было собирать разбѣгавшихся школь-
никовъ.
Заводя по великорусскимъ епархіямъ латинское ученіе, іерархи
изъ малороссовъ невольно должны были почувствовать, что почва,
на которой они сѣяли свое сѣмя, была совершенно новая и исто-
рически къ тому не подготовленная, что учебныя потребности здѣсь
вовсе не тѣ, какъ въ Малороссіи, и что волей неволей нужно до-
пустить въ учебной программѣ нѣкоторыя измѣненія.
При такихъ неблагопріятныхъ для кіевскихъ ученій условіяхъ,
введеніе этихъ ученій по епархіальнымъ школамъ пришлось лишь
имѣть въ предметѣ для болѣе или менѣе отдаленнаго будущаго
времени, а въ данное время пока сузить и видоизмѣнить затѣян-
ную программу школьныхъ курсовъ применительно къ ближайшимъ
потребностямъ мѣстнаго духовенства и народа. Наиболѣе удачный
образчикъ такого примѣненія представила Новгородская школа
пользовавшаяся особеннымъ вниманіемъ Св. Синода.
Занявъ въ 1721 г. каѳедру м. Іова, Ѳеодосій Яновскій тогда
же поспѣшилъ было завести въ Новгородской семинаріи латинское
ученіе и пригласилъ учителя іеродіакона Московскаго Заиконоспас-
скаго монастыря Іоасафа Туркевича. Латинскій учитель сразу за-
нялъ первенствующее положеніе въ школѣ, но не Туркевичу при-
шлось стать на первый планъ въ школьной жизни впослѣдствіи,
а лучшему изъ прежнихъ учителей греко-славянскаго ученія иподіа-
кону Ѳеодору Максимову. Не латынью стала извѣстна Новгородская
школа, а славянскою грамматическою мудростью, на которую былъ
главный запросъ въ Великороссы. Тогда какъ Черниговскій кол-
легіямъ заявилъ себя изданіемъ риторическаго Clavis scientiarum,
Новгородская школа выступила въ свѣтъ изданіемъ (въ 1723 г.)
„Грамматики славянской, вкратцѣ собранной въ греко - славянской
школѣ, яже въ В. Новѣградѣ при домѣ архіерейскомъ“. Неизвѣстно,
какъ училъ латинскій учитель и сколько было у него учениковъ,
но у греко - славянскихъ учителей учениковъ было попрежнему
весьма значительное число. Ѳеодосій понялъ, въ чемъ была главная
сила его школы, и не настаивалъ на непремѣнномъ преобразованіи
ея на юго - западный ладъ, на замѣнѣ славянской грамматики ла-
тинскою, какъ это сдѣлано было въ Московской академіи; напро-
тивъ, самъ даже сдѣлался дѣятельнымъ распространителемъ грам-
матическаго ученія.
Къ его же времени относится учрежденіе нѣсколькихъ малыхъ

школъ для обученія дѣтей какъ духовнаго, такъ и свѣтскаго
происхожденія, по разнымъ мѣстамъ обширной Новгородской епар-
хіи. Всѣхъ ихъ было 15. Кромѣ трехъ школъ, Каргопольской,
гдѣ преподавалась славянская грамматика, Новоторжской, гдѣ учи-
лись даже греческому языку, и Великолуцкой, гдѣ преподавалась
риторика, всѣ эти школы имѣли первоначальный курсъ, состояв-
шій въ обученіи чтенію и письму и изученіи книжки Ѳеофана Про-
коповича „Первое ученіе отрокомъ“. Учителями въ эти школы по-
сылались новгородские грамматисты съ содержаніемъ отъ архіерей-
скаго дома или мѣстныхъ монастырей, которые замѣнили прежнихъ
вольныхъ мастеровъ грамотности, пользовавшихся дурною репута-
ціей. Положеніе учениковъ въ этихъ школахъ было очень похоже
на то, какое устраивалось въ домовыхъ школахъ у старинныхъ
мастеровъ: ученикъ поступалъ къ учителю не только въ науку,
но и въ услуженіе, долженъ былъ помогать ему по дѣламъ домо-
водства, исполнять домашнія работы и проч.
Грамматическое обученіе, заведенное въ Новгородѣ, Св. Си-
нодъ призналъ нужнымъ и для другихъ духовныхъ школъ; устройство
учебной части въ Новгородской школѣ сдѣлалось образцомъ, на ко-
торый Св. Синодъ указывалъ для руководства. Съ начала 1723 г.
принимаются мѣры ко введенію въ школахъ грамматическаго уче-
нія. По опредѣленію Св. Синода для пополненія недостатка въ учи-
теляхъ должно было обращаться за грамматистами въ Новгородъ.
Такое распоряженіе, придававшее Новгородской школѣ значеніе
педагогической семинаріи, всего лучше показываетъ практическую
важность тѣхъ началъ, какія положены были въ ея основу м. Іовомъ.
Въ такомъ положеніи осталось школьное духовное образованіе
послѣ реформы. Хотя результаты, достигнутые при Петрѣ Вели-
комъ, сами по себѣ были не велики, но для такого короткаго вре-
мени, въ какое они были достигнуты, они были все - таки болѣе,
чѣмъ удовлетворительны,—тѣмъ болѣе, что въ началѣ XVIII сто-
лѣтія это дѣло было совершенно новое.
Цыфирныя школы. Со второго десятилѣтія XVIII в. прави-
тельство совершенно отказалось отъ старой системы приходскихъ
школъ, оно рѣшилось создать новую систему народныхъ школъ
для распространенія совершенно новаго элементарнаго образованія,
съ преобладаніемъ математическихъ наукъ, и въ 1714 году состо-
ялось постановленіе объ учрежденіи по провинціямъ школъ, извѣ-
стныхъ подъ названіемъ „цыфирныхъ“. Кромѣ обученія грамотѣ,

въ нихъ учили нумераціи, субстракціи, мультипликаціи, дивизіи,
тройному, десятичнымъ дробямъ, изъ геометріи—циркульнымъ прі-
емамъ, тригонометріи плоской, тангенсамъ.
Такъ какъ обученіе въ цыфирныхъ школахъ было признано
правительствомъ обязательнымъ, то для огражденія обязательности
были установлены карательный мѣры, состоявшія въ томъ, что кто
не усвоитъ вполнѣ элементарнаго образованія въ объемѣ, назна-
ченномъ отъ правительства, тотъ не получаетъ свидѣтельства отъ
учителя, „а безъ такихъ свидѣтельственныхъ писемъ“, велѣно,
„жениться учениковъ не допускать и вѣнечныхъ памятей не да-
вать“. Разумеется, государство само должно было не настаивать
строго на исполненіи этого постановленія и тѣмъ парализовать
обязательность обученія.
Указъ 1719 г. присоединяетъ къ прежнимъ карательнымъ мѣ-
рамъ административныя; такъ, рекомендуется губернаторамъ въ
тѣ школы опредѣлять дѣтей, не упуская времени—„велѣть высы-
лать ихъ безъ мотчанія“. Тамъ, гдѣ дѣти не были скрыты или не
успѣли бѣжать, административныя власти схватывали и везли ихъ
въ городъ, „таскали“. Способъ набора въ школы былъ слѣдую-
щій: родители представляли своихъ дѣтей подлежащей власти для
разбора, которая и распределяла ихъ, смотря по ихъ возрасту и
собственному усмотрѣнію. Принудительность образованія было од-
ною изъ причинъ неуспѣха цыфирныхъ школъ, и случалось, что
дѣти, силою забранныя въ эти школы, разбѣгались изъ нихъ.
Въ первыхъ узаконеніяхъ цыфирныя школы предназначены для
всѣхъ гражданъ, и правительство не дѣлаетъ исключенія ни для
кого относительно обязанности посѣщать ихъ, кромѣ однодвор-
цевъ: по узаконенію 1714 г. поступленію въ цыфирныя школы под-
лежали дѣти дворянскія и приказнаго чина дьяческія и подьяче-
скія отъ 10 до 15 лѣтъ, „опричь однодворцевъ“. Но узаконенію
1715 г.—„молодыя робятки изо всякихъ чиновъ людей“. Исключе-
ніе въ пользу однодворцевъ сдѣлано потому, что однодворцы были
лица, составлявшія народное поголовное ополченіе. Если ихъ дер-
жать въ школахъ до 15 лѣтъ, то некогда имъ готовиться къ своей
постоянной профессіи, и отцамъ ихъ некѣмъ замѣнить себя, въ
случаѣ общаго движенія ополченія. Но такъ какъ въ подобныхъ
же условіяхъ находилось и дворянство, то вскорѣ и оно было
исключено изъ общей обязанности посѣщать элементарныя школы.
Указъ 1716 года, повторяя распоряженіе двухъ первыхъ ука-

зовъ, уже прибавляетъ „кромѣ дворянскихъ дѣтей“; къ тому же
тогда дѣйствовала строгая спеціальная система обязательнаго обу-
ченія дворянъ въ спеціальныхъ школахъ. Въ 1720 году явилось
челобитье отъ посадскихъ людей въ Сенатѣ, которые просили
освободить ихъ отъ обязательной посылки дѣтей въ цыфирныя
школы, такъ какъ ихъ дѣтямъ надо сидѣть за прилавкомъ и пріу-
чаться къ отцовскому ремеслу. Сенатъ по указу царя опредѣлилъ
освободить и посадскихъ людей отъ обязательности поступать въ
цыфирныя школы, „а принимать въ ученіе изъ посадскихъ дѣтей
такихъ, которыя сами собою къ той наукѣ охоту возымѣютъ“.
Когда въ началѣ слѣдующаго года былъ изданъ Духовный
Регламентъ, то въ силу его предписаній духовное ВЕДОМСТВО обя-
зывалось имѣть свои духовныя школы, а дѣти священниковъ и
причетниковъ обязывались учиться въ этихъ школахъ. Слѣдова-
тельно, цыфирныя школы лишились еще значительной части своихъ
учениковъ. Изъ 1389 учениковъ, бывшихъ въ цыфирныхъ школахъ
до 1722 г., 92 было выпущено за окончаніемъ курса, а всѣ осталь-
ные, дѣти людей, подлежащихъ вѣдомству Синода, бѣжали. Такое
повальное бѣгство объясняется, между прочимъ, тѣмъ, что отцы, или
просто почувствовали временную свободу, когда по Духовному Регла-
менту дѣтямъ ихъ слѣдовало учиться въ архіерейскихъ школахъ, а
такихъ еще не было, или дѣйствительно должны были вести дѣтей
въ архіерейскія школы, гдѣ онѣ были уже открыты. Адмиралтейская
коллегія не разъ въ 1721 г. требовала высылки ихъ въ цыфирныя
школы, но Синодъ двумя указами 1721 г. далъ знать, что „церковни-
ковы и приказныхъ чиновъ людей дѣти потребны ко учреждаемой
отъ Правительствующаго Синода семинаріи и при архіерейскихъ
домахъ школамъ“. Синодъ объявилъ даже, что въ архіерейскихъ
домахъ и въ монастыряхъ школъ отводить не велѣно. Въ 1721 г.
Св. Синодъ, между прочимъ, докладывалъ государю: „о поповскихъ
и причетническихъ дѣтяхъ, по прежнимъ указамъ,въ ариѳметическія
школы и къ прочимъ свѣтскимъ наукамъ спрашиваемыхъ требуется
опредѣленіе, дабы имъ отъ оныхъ быть свободнымъ, понеже по Ду-
ховному Регламенту опредѣлено такихъ церковническихъ дѣтей
учить въ архіерейскихъ школахъ. Царь рѣшилъ: „быть такъ“.
Въ 1722 г. утверждено было сенатское мнѣніе „.... объявить
коемуждо архіерею во всей своей епархіи церковникамъ указами,
дабы они знали, что дѣти ихъ отъ вышеозначенныхъ ариѳмети-
ческихъ школъ и прочихъ наукъ свободны учинены“.

Чтобы парализовать необходимость посѣщенія ариѳметическихъ
школъ, Синодъ за благо нашелъ ввести въ архіерейскихъ школахъ
преподаваніе ариѳметики и нужнѣйшей части геометріи. Но та-
кимъ образомъ далеко не примиряются противорѣчія требованій
со стороны ариѳметическихъ школъ и архіерейскихъ: ариѳмети-
ческія школы существуютъ отдѣльно отъ архіерейскихъ и должны
имѣть учениковъ; воеводы и губернаторы ревностно смотрятъ, чтобы
учителя даромъ жалованья не брали. И вотъ цыфирные учителя,
или навигаторы, а равно и администрація продолжаютъ „таскать“
въ свои школы дѣтей церковническихъ. Въ началѣ 1722 года до
Синода дошло свѣдѣніе, что это насиліе въ нѣкоторыхъ мѣстахъ
продолжается. Св. Синодъ опредѣлилъ тогда послать указы о томъ,
чтобы въ гражданскія школы дѣтей духовныхъ не имали. Потомъ
повторяется такая же борьба въ разныхъ провинціяхъ. Возникав-
шіе вопросы и впослѣдствіи новыя затрудненія и новыя узаконенія
замедлили рѣшеніе возникшей борьбы элементарнаго образованія
съ профессіональнымъ, и нужно было вновь возбудить этотъ воп-
росъ въ законодательномъ порядкѣ.
За освобожденіемъ отъ цыфирныхъ школъ дѣтей однодворче-
скихъ, шляхетскихъ, посадскихъ и духовныхъ, остается единствен-
ный классъ лицъ, подлежащій имъ, это—дѣти дьяконовъ и подь-
ячихъ. Но и этотъ классъ былъ призванъ законодательными мѣ-
рами Петра къ образованію изъ себя отдѣльнаго сословія. Петръ
Великій, сознавая необходимость спеціальной подготовки для гра-
жданскихъ чиновниковъ, принималъ для этого и спеціальныя мѣры*
почти одновременно съ изданіемъ Духовнаго Регламента учреждены
и школы для подьячихъ, назначенныя для подготовки къ низшимъ
сферамъ гражданской службы. Въ послѣднихъ узаконеніяхъ о цы-
фирныхъ школахъ постоянно говорится, что онѣ предназначаются
для дьячихъ, подьячихъ и проч.
Бѣдственное существованіе цыфирныхъ школъ поддерживалось
еще около 20 лѣтъ (послѣ освобожденія отъ нихъ духовныхъ
лицъ) дѣтьми тѣхъ изъ шляхетскаго сословія, которымъ, по ихъ
большей самостоятельности, было позволено (съ 1737 г.) добро-
вольно обучать дѣтей дома до извѣстнаго срока. Нѣкоторые изъ
нихъ предпочитали посылать дѣтей для элементарнаго образованія
въ цыфирныя школы, да кое-кто изъ солдатъ успѣвалъ помѣстить
сюда дѣтей, невѣдомо какъ ускользнувшихъ отъ записи въ гарни-
зонныя школы.

Учителей въ цыфирныя школы въ 1714 г. предположено было взять
изъ математическихъ школъ Московскихъ, т. е. отъ Сухаревой башни.
Но указъ 1715 г. назначаетъ ихъ изъ морской академіи: „взять
изъ школы господина адмирала“. А такъ какъ въ дѣйствительности
учителя были отправлены лишь въ 1716 г., то ихъ взяли изъ обо-
ихъ морскихъ училищъ, Петербургскаго и Московскаго, какъ объ
этомъ именно упоминается въ указѣ 1744 г. Не подлежитъ сомнѣ-
нію, что эти учителя по своей образованности были выше преж-
нихъ учителей приходскихъ школъ, зато первые несомнѣнно не-
измѣримо уступали вторымъ по своей численности. Незначитель-
ное число цыфирныхъ школъ объясняется ближайшимъ образомъ
недостаткомъ учителей. Во все время существованія цыфирныхъ
школъ изъ морскихъ академій, Московской и с.-Петербургской,
было отправлено въ провинціи 47 учителей.
Что касается до содержанія учителей, то они въ цыфирныхъ
школахъ получаютъ уже опредѣленное жалованье, чѣмъ эти школы
предупредили народныя школы въ западной Европѣ. Это жало-
ванье состоитъ „въ кормовыхъ книгахъ“ по 3 алтына и 2 деньги
на день, т. е. по 36 руб. въ годъ (содержаніе по тому времени
не малое), изъ не штатныхъ губернскихъ сборовъ. Кромѣ этого жа-
лованья, учитель могъ получить съ ученика при окончательномъ
выпускѣ его изъ школы по 1 руб. съ человѣка.
При первоначальномъ учрежденіи цыфирныхъ школъ не было
опредѣлено вѣдомство, которому онѣ подчиняются. Пришлось не-
посредственно управлять ими Сенату. Управленіе школами каждой
губерніи, въ зависимости отъ Сената, возложено было или на гу-
бернаторовъ или на особыя спеціально назначенныя лица.
Извѣстно, что, при устройствѣ коллегіи, не было предназначено
спеціальной комиссіи для вѣдомства народнаго просвѣщенія. Между
тѣмъ Сенатъ желаетъ себя избавить отъ непосредственнаго упра-
вленія всѣми подробностями въ провинціяхъ, и вотъ, указомъ 1720
года завѣдываніе элементарными школами вообще поручено Адми-
ралтейской коллегіи. Затѣмъ начинается борьба разныхъ вѣдомствъ,
при чемъ каждое старается освободить себя отъ цыфирныхъ школъ,
начинавшихъ приходить въ упадокъ.
У правительства вскорѣ возникъ вопросъ, оставлять ли цыфир-
ныя школы въ самостоятельномъ видѣ на казенномъ содержаніи
или для сокращенія издержекъ присоединить ихъ къ школамъ архіе-
рейскимъ. Присутствуя въ 1723 году, въ Адмиралтейской кол-

легіи, Государь на докладъ коллегіи о школахъ постановилъ именно
этотъ самый вопросъ и указалъ заняться обсужденіемъ его Сенату.
Сенатъ прямо потребовалъ присоединенія цыфирныхъ школъ вмѣстѣ
съ учителями къ архіерейскимъ. Св. Синодъ сталъ уклоняться отъ
этого рѣшенія и возразилъ, что этого сдѣлать нельзя, потому что
архіерейскія школы нигдѣ и не открыты, кромѣ Новгорода. Сенатъ
отвѣчалъ, что требуемое соединеніе школъ можно и ограничить
пока однимъ Новгородомъ. Синоду пришлось на это согласиться.
Такимъ образомъ, общій вопросъ сведенъ былъ пока къ част-
ному рѣшенію и притомъ далеко не въ томъ смыслѣ, какой пер-
воначально имѣло правительство, но и въ этомъ видѣ рѣшеніе
конференціи 1723 г. не приводилось въ исполненіе во все время
царствованія Петра Великаго.
Когда при Екатеринѣ I въ 1726 г. Адмиралтейство попробовало
отдѣлаться отъ цыфирныхъ школъ и возобновило предложеніе Петра
Великаго 1723 года соединить цыфирныя школы съ архіерейскими,
противъ такого соединенія возсталъ самъ Синодъ. Благодаря этому
отказу Синода цыфирныя школы просуществовали до 1744 г. Въ
этомъ году оставались 8 изъ 28; изъ этихъ 8 три самыя обшир-
ныя были соединены съ гарнизонными, съ которыми слились и
остальныя. Такимъ образомъ, Петровская свѣтская школа оказа-
лась недолговѣчной, остатки ея уцѣлѣли лишь въ сліяніи съ воен-
ной школой, отчасти заимствовавшей ея программу. (См. гл. VII,
гарнизонный школы).
Спеціальныя училища: навигаціонная школа, морская акаде-
мія и проч. Въ 1701 г. учреждается въ Москвѣ, на Сухаревой башнѣ
первое спеціальное свѣтское учебное заведеніе—школа „математи-
ческихъ и навигацкихъ, т. е. мореходныхъ хитростно искусствъ
ученія“, въ которой юношество обучалось наукамъ, исключительно
относящимся до мореплаванія, какъ-то: ариѳметикѣ, геометріи, три-
гонометріи съ ихъ практическими приложеніями къ географіи и
мореплаванію, навигаціи, съ частью астрономіи, а также и рапир-
ной наукѣ (фехтованію). Эта школа была устроена на 500 чело-
вѣкъ. Въ числѣ профессоровъ были и ученые, вызванные изъ-за
границы, какъ-то: вызванный изъ Абердинскаго университета ма-
тематикъ и астрономъ Фарварсонъ, съ помощью котораго „пер-
вое обученіе математикѣ въ Россіи введено“; вмѣстѣ съ Фарвар-
сономъ для обученія собственно мореходскимъ или, по тогдашнему,
„навигацкимъ“ наукамъ были вызваны учителя: Степанъ Гвынъ и

Грызъ. Въ этой же школѣ состоялъ учителемъ и извѣстный со-
ставитель ариѳметики Леонтій Магнитскій. Для необходимаго под-
готовленія учениковъ къ слушанію спеціальнаго курса при школѣ
было два начальныхъ класса, носившіе названіе „русской школы“,
въ которой учили читать и писать, и „цыфирной школы“, гдѣ обу-
чали счету и началамъ ариѳметики. Въ школу принимались не-
доросли изъ дворянскихъ дѣтей и дьячихъ, изъ домовъ боярскихъ
и другихъ чиновъ, кто пожелаетъ. Болѣе всего охотниковъ явля-
лось изъ простого класса; ученики жили частью въ школѣ, а нѣ-
которые на частныхъ квартирахъ и получали жалованье. Наказа-
нія, употреблявшіяся въ школѣ, были весьма суровы, такъ, напр.,
за большіе проступки учениковъ наказывали на школьномъ дворѣ;
на достаточныхъ дворянъ за прогульные дни, или за такъ-назы-
ваемые нѣты, положена была большая пеня: за первый прогуль-
ный день 5 руб., за второй—10 руб., за третій и всѣ слѣдующіе—
15 руб. Молодые люди, кончившіе въ ней курсъ, назначались не
только во флотъ, но и ко всѣмъ родамъ службы—въ артиллерію,
инженерами, архитекторами, учителями и пр. Многіе изъ нихъ по-
сылались за границу для дальнѣйшаго ознакомленія съ теоріей и
практикой той или другой отрасли знаній. Навигаціонная школа
составляла одно изъ любимѣйшихъ учрежденій Петра Великаго и
была нерѣдко имъ посѣщаема.
Послѣ учрежденія навигаціонной школы возникаетъ цѣлый рядъ
техническихъ училищъ. Такъ, въ 1712 году въ Москвѣ учреждается
инженерная школа, на 100—150 человѣкъ, преимущественно для
дворянъ; въ первые же годы существованія школы въ нее посту-
пали и разночинцы. Ученики этой школы для приготовительныхъ
наукъ нерѣдко посылались на Сухареву башню, а для спеціальнаго
курса въ ней былъ поставленъ особый инженеръ. Въ томъ же году
открывается артиллерійская школа, съ цѣлью обученія молодого
шляхетства артиллеріи. Медленное формированіе инженерной школы
въ Москвѣ побудило Петра Великаго основать въ Петербургѣ въ
1719 г. другую инженерную школу, куда и были переведены уче-
ники изъ Московской инженерной школы, когда она стала прихо-
дить въ упадокъ.
Въ 1715 году основана въ Петербургѣ морская академія, съ
открытіемъ которой навигаціонная школа остается какъ бы при-
готовительнымъ для нея училищемъ, удерживая только общій курсъ,
а спеціальные предметы были перенесены въ морскую академію.

Въ морской академіи помѣщалось 300 учениковъ*, академія состояла
только изъ старшихъ классовъ, а младшіе классы были удержаны
въ навигаціонной школѣ. Изъ учителей были переведены въ ака-
демію Фарварсонъ и Гвынъ, а Магнитскій оставленъ былъ при на-
вигаціонной школѣ. Въ академіи преподавались, главнымъ обра-
зомъ, математическія и морскія науки. Такъ, по сохраненному соб-
ственноручному указу Государя о предметахъ ученія въ морской
академіи видно, что дѣтей учили ариѳметикѣ, геометріи, фехтъ,
или пріему ружья, артиллеріи, навигаціи, фортификаціи, географіи,
знанію членовъ корабельнаго гола и такелажа, рисованію, на про-
изволеніе танцамъ для постуры (т. е. для позитуры). Впослѣд-
ствіи къ числу предметовъ, преподававшихся въ академіи, было
прибавлено еще нѣсколько морскихъ и военныхъ наукъ. Желая
устроить свою морскую академію по образцу французскихъ мор-
скихъ училищъ, основанныхъ при Людовикѣ XIV, Государь наз-
начилъ директоромъ француза барона Сентъ-Илера. Вскорѣ (въ
1716 году) начальство надъ академіей и Московскою школой
было поручено графу Андрею Артамоновичу Матвѣеву. Морская
академія, сколько можно судить по данной для нея инструкціи,
была уже не простая школа, а настоящее военно-учебное заведе-
ніе. Въ ней предполагалось соблюдать правильное распредѣленіе
учебныхъ занятій и полный военный порядокъ съ сохраненіемъ
строгой дисциплины. Въ классахъ приказано было „никакого крику,
ни шуму не чинить“, и особенно не проводить время въ разгово-
рахъ. Для наблюденія за порядкомъ Государь приказалъ во вся-
комъ классѣ быть по одному дядькѣ и имѣть хлыстъ въ рукахъ.
Воспитанники, или, какъ ихъ называли въ бумагахъ, „морская
гвардія“, имѣли ружья, и въ академіи содержался постоянно ка-
раулъ. Преподаватели должны были являться къ своимъ занятіямъ
во-время и обучать морскую гвардію „всему, что къ ихъ чину при-
надлежитъ, со всякимъ прилежаніемъ и лучшимъ разумнѣйшимъ
образомъ“.
Несмотря на то довольно печальное положеніе, въ которое
пришла морская академія вслѣдствіе недостаточности средствъ
своего содержанія, общественное ея значеніе было настолько вы-
соко, что, по свидѣтельству одного иностранца (Вебера), бывшаго
тогда въ Петербургѣ, „во всемъ пространномъ россійскомъ госу-
дарствѣ не было ни одной знатной фамиліи, которая бы не пред-
ставляла въ академію сына или ближайшаго родственника“. Мор-

екая академія выработала много прекрасныхъ морскихъ офицеровъ
и нѣсколько замѣчательныхъ людей своего времени, какъ-то: ги-
дрографъ Нагаевъ, побѣдитель турокъ Ѳ. Ѳ. Ушаковъ, Семенъ
Ивановичъ Мордвиновъ, сопутникъ Беринга ученый морякъ Алексѣй
Ильичъ Чириковъ и др.
При военномъ госпиталѣ въ Москвѣ (1707 г.) учреждена хи-
рургическая школа, при сибирскихъ горныхъ заводахъ открываются
горныя училища (1721 г.), а для инородцевъ—инородческія школы.
Частныя училища. Въ царствованіе же Петра Великаго воз-
никаютъ частныя учебныя заведенія, пансіоны, учреждаемые ино-
странцами, или на государственныя средства, или съ пособіемъ
правительства, какъ, напримѣръ, пансіонъ француза Баро, школа
Эрнеста Глюка, шведа фонъ-Вреха и др. Особенною извѣстностью
пользовались послѣднія двѣ. Эрнестъ Глюкъ, бывшій прежде пасто-
ромъ въ Лифляндіи, открываетъ въ Москвѣ въ 1703 году школу,
въ которой, кромѣ философскихъ и политическихъ наукъ, препо-
давались новые языки—французскій и нѣмецкій, и древніе—грече-
скій и латинскій, а также восточные языки. По приказанію царя
для этой школы былъ отведенъ домъ умершаго боярина Нарыш-
кина и Глюку выдавалось ежегодно жалованье изъ казны 3000 р.
Въ Тобольскѣ была основана школа фонъ-Вреха, шведскаго офи-
цера, попавшаго въ плѣнъ послѣ Полтавской битвы. Хотя эта
школа была учреждена имъ для своихъ единовѣрцевъ, но нѣкото-
рые и изъ русскихъ отдавали въ нее своихъ дѣтей. Она была устро-
ена по образцу тѣхъ піитическихъ школъ, исключительно съ ре-
лигіознымъ направленіемъ, которыя организовывались въ то время
въ Германіи по идеямъ профессора Франка изъ Галле. Въ Петер-
бурга при оружейной канцеляріи, „ради общенародной во всякихъ
художествахъ пользы противъ обычаевъ государствъ европейскихъ,
зачата была небольшая академія, ради правильнаго обученія ри-
сованія иконнаго и живописнаго и прочихъ художествъ“.
Академія наукъ. Еще во время перваго путешествія Петра
Великаго за границу у него явилась мысль объ устройствѣ Акаде-
міи Наукъ. Развитію этого учрежденія особенно содѣйствовалъ гер-
манскій ученый и мыслитель Лейбницъ, который изъявилъ свою
готовность быть руководителемъ этого учрежденія. Лишь черезъ
11 лѣтъ послѣ путешествія по Европѣ и сношеній съ иностран-
ными учеными, царь рѣшился осуществить свою мысль, для чего
и поручилъ своему лейбъ-медику Блументросту и Шумахеру со-

ставить проектъ русской Академіи Наукъ, который и былъ изго-
товленъ въ началѣ 1724 года. Разсмотрѣвъ проектъ и сдѣлавъ
собственноручныя поправки, Петръ Великій приказалъ немедленно
приступить къ распоряженіямъ о приглашеніи изъ-за границы уче-
ныхъ къ поступленію на службу въ Академію. По проекту учреждае-
мая Петромъ Великимъ Академія Наукъ не имѣла того исключитель-
наго характера ученаго учрежденія, которымъ она отличается въ
настоящее время; но, будучи учрежденіемъ ученымъ, она должна
была преслѣдовать сверхъ того и педагогическія цѣли, для чего
и предполагалось совмѣстить въ ней также университетъ и гим-
назію. Хотя все уже было готово къ открытію Академіи, но Петру
Великому не пришлось самому осуществить свое желаніе. Академія
была открыта при Екатеринѣ 1-й, черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ
кончины царя.
Печатаніе и переводъ книгъ. Съ увеличеніемъ числа учеб-
ныхъ заведеній, съ возбужденіемъ стремленія къ образованію и усво-
енію научныхъ свѣдѣній западной Европы, явилась потребность
въ книгахъ, которыя съ начала XVIII в., въ видѣ оригинальныхъ
и переводныхъ учебниковъ и руководствъ по разнымъ отраслямъ
знаній, стали появляться въ Москвѣ и Петербургѣ и расходиться
по Россіи.
Буквари. Такъ какъ въ началѣ Петровской эпохи чувство-
вался недостатокъ въ букваряхъ, то составленіемъ и изданіемъ
ихъ стали заниматься многіе изъ лицъ, близко стоявшихъ къ
школѣ. Первый букварь въ XVIII столѣтіи былъ напечатанъ въ
Москвѣ въ 1701 году. Онъ составленъ ученикомъ Лихудовъ, Ѳео-
доромъ Поликарповымъ, который, послѣ ихъ удаленія, былъ учи-
телемъ въ славяно-греко-латинской академіи. Такъ какъ букварь
этотъ имѣлъ цѣлью научить читать по-славянски, гречески и ла-
тински, то онъ и назывался „Треязычный букварь“. Въ этомъ бук-
варѣ помѣщены буквы, склады и избранныя слова на означенныхъ
трехъ языкахъ; также молитвы, заповѣди, статьи религіознаго и
нравоучительнаго содержанія и стихи. Въ этомъ букварѣ наказа-
ніе также рекомендуется, какъ средство для возбужденія приле-
жанія, и даже съ этою цѣлью помѣщены въ немъ двѣ картинки:
на одной изображена классная комната съ учениками и двумя учи-
телями; противъ одного учителя школьникъ стоитъ на колѣняхъ,
а противъ другого — мальчикъ, кланяющійся въ ноги; на другой
картинѣ ученикъ стоитъ передъ учителемъ на колѣняхъ, а другой

учитель бьетъ мальчика розгами. Этотъ букварь немногимъ отли-
чался отъ предшествовавшихъ: тѣ же пріемы обученія, та же су-
хость и дробность учебнаго матеріала и тотъ же тяжелый языкъ;
предлагаемый матеріалъ расположенъ безъ всякой системы и ли-
шенъ образовательнаго элемента; кромѣ того, самый букварь слиш-
комъ обширенъ. Изъ оглавленія многихъ статей видно, что онѣ
перепечатаны изъ прежнихъ старинныхъ букварей.
Въ 1704 году напечатанъ въ Москвѣ „Букварь языка сло-
венска“, который по составу своему сходенъ съ старинными изда-
ніями этого рода и скорѣе походитъ на краткій часословъ. Не
внося никакого новаго вклада въ букварное обученіе тогдашняго
времени, букварь этотъ рѣзко отличается своимъ предисловіемъ,
въ которомъ много говорится противъ неучей и выставляется польза
просвѣщенія.
Въ 1717 году издано въ Петербургѣ: „Юности честное зер-
цало, или показаніе къ житейскому обхожденію“, и, какъ сказано
на заглавномъ листѣ, эта книга „напечатася повелѣніемъ Цар-
скаго Величества“. Въ началѣ книги помѣщены: азбука, склады,
цифры и краткія нравоученія изъ св. писанія; затѣмъ слѣдуютъ
правила благоприличія: какъ держать себя въ церкви, передъ
старшими, въ обществѣ и пр. Книгу эту должно считать первымъ
букваремъ, который предназначался для мірянъ, и потому она не
имѣетъ ничего общаго съ прежними изданіями. Главное содержа-
ніе этой книги—указаніе, какъ вести себя въ обществѣ и соблю-
дать правила внѣшняго благоприличія; такъ, напримѣръ, даются
наставленія о сохраненіи въ чистотѣ ногтей, зубовъ, говорится о
томъ, чтобы не сморкать громко, не плевать и пр. Правила эти,
какъ пріучавшія къ опрятности и вѣжливости, вполнѣ были умѣстны
для своего времени.
Въ 1720 г. напечатанъ въ Петербургѣ по повелѣнію и подъ
непосредственнымъ вліяніемъ Петра Великаго, букварь Ѳеофана
Прокоповича: „Первое ученіе отрокомъ, въ немъ же буквы и
слоги; таже: краткое толкованіе Законнаго Десятословія, молитвы
Господней, Символа Вѣры и девяти Блаженствъ“. Соотвѣтствуя
вполнѣ цѣлямъ монарха, выраженнымъ въ Духовномъ Регламентѣ,
букварь этотъ былъ введенъ и распространенъ по всѣмъ школамъ
и церквамъ и употреблялся при обученіи не только духовныхъ,
но и мірянъ. Успѣшность букваря Прокоповича, кромѣ поддержки
со стороны царя, объясняется и несомнѣнными его достоин-

ствами сравнительно съ предшествовавшими подобными книгами.
Въ предисловіи говорится о важности благочестиваго воспитанія
и упрекаются тѣ, которые полагаютъ, что богопочтеніе состо-
итъ лишь во внѣшнихъ обрядахъ и тѣлесныхъ обученіяхъ; при
этомъ указывается, что умѣнье читать книги, безъ ихъ пони-
манья, или чтеніе неполезныхъ книгъ не только не приноситъ
никакой пользы, но причиняетъ явный вредъ, особенно же когда
нѣтъ страха Божія и добраго воспитанія, а если къ этому при-
соединяется еще самомнѣніе читающихъ, что „они вельми мудры
суть“, то такіе „дерзаютъ вымышлять плевельныя ученія“. Говоря
затѣмъ о прежнихъ букваряхъ, онъ упрекаетъ ихъ въ томъ, что
они написаны славянскимъ высокимъ діалектомъ, а не просторѣ-
чіемъ. Въ наставленіи къ родителямъ говорится, что ученіе должно
вести сообразно съ требованіями жизни, что „отрокъ долженъ такъ
обходиться, какъ учимъ есть отъ Закона Божія“. Въ букварѣ из-
бѣгаются тѣ части грамматики, которыя своими схоластическими
опредѣленіями ничего не выясняли, а скорѣе туманили дѣтскую
голову. Исключительное вниманіе обращено на толкованіе заповѣдей,
Символа Вѣры, молитвы Господней и девяти Евангельскихъ бла-
женствъ, при чемъ указываются больныя стороны старорусской
жизни и школы, и обличается суевѣріе. Не сочувствуя схоласти-
ческой рутинѣ, Прокоповичъ избѣгаетъ въ своемъ букварѣ витіе-
ватости, напыщенности фразъ и дурно составленныхъ виршъ; въ
его книгѣ нѣтъ тѣхъ безсвязныхъ отрывочныхъ свѣдѣній, которыя
нисколько не содѣйствуютъ умственному развитію. Поставивъ
цѣлью — просто и понятно выяснить смыслъ основныхъ истинъ
христіанской вѣры и нравственности, онъ противопоставляетъ тем-
ныя стороны жизни ясному ученію православной Церкви и этимъ
старается ихъ ослабить и искоренить. Оставляя сухую мораль, не
прибѣгая къ восхваленію розги, отвѣчая на вопросы и требованія
своего времени, включая новыя воззрѣнія на обученіе, букварь
Прокоповича и формой, и содержаніемъ превосходитъ всѣ пред-
шествовавшіе ему буквари. Хотя и онъ не изъятъ отъ нѣкоторыхъ
недостатковъ, какъ, наприм., въ немъ нѣтъ никакихъ методическихъ
указаній на обученіе грамотѣ, иногда допускается несоотвѣтствую-
щій учебнику насмѣшливый ѣдкій тонъ въ выраженіяхъ, тѣмъ не
менѣе въ свое время это была одна изъ замѣчательнѣйшихъ книгъ
для элементарнаго обученія.
Грамматика. Знаніе грамматики въ началѣ XVIII столѣтія

не выходило изъ предѣловъ грамматики Мелетія Смотрицкаго, со-
ставившаго свой трудъ въ началѣ XVII вѣка по образцу грече-
ской грамматики, измѣнился только взглядъ на грамматику и воз-
будилось сознаніе въ необходимости имѣть основательное руковод-
ство къ познанію отечественнаго языка. Изданныя въ это время
грамматики представляли или извлеченіе изъ Смотрицкаго, какова
грамматика Копіевскаго, напечатанная въ 1706 году въ Голландіи,
или же перепечатку грамматики Смотрицкаго, какова изданная въ
Москвѣ въ 1721 году, съ предисловіемъ и незначительными пере-
мѣнами, грамматика Ѳеодора Поликарпова. Гораздо большаго вни-
манія заслуживаетъ грамматика, составленная въ 1723 г. иподіако-
номъ Максимовымъ; хотя и онъ слѣдуетъ Смотрицкому, но у него уже
видны попытки объяснить правила не только книжнаго, но и раз-
говорнаго русскаго языка. Лишь въ сороковыхъ годахъ XVIII сто-
лѣтія, Тредьяковскій возсталъ противъ несовременности и обветша-
лости правилъ, заключавшихся въ грамматикѣ Смотрицкаго, кото-
рая тѣмъ не менѣе служила почти единственнымъ источникомъ
грамматическихъ свѣдѣній до 1755 г., когда вышла грамматика
Ломоносова.
Ариѳметика и другія математическія знанія. Со времени
Петра Великаго ариѳметика не только сдѣлалась предметомъ спеці-
альныхъ училищъ, но и вошла въ кругъ начальнаго обученія въ ду-
ховныхъ и въ свѣтскихъ школахъ. Служившія до сихъ поръ для
изображенія чиселъ славянскія буквы замѣняются ариѳметическими
цифрами, которыя входятъ во всеобщее употребленіе съ начала
XVIII ст. Первымъ распространителемъ ариѳметическихъ знаній
былъ Фарварсонъ, учитель въ навигаціонной школѣ, составившій
нѣсколько математическихъ сочиненій (Тригонометрія, Алгебра и
проч.), а первая ариѳметика, напечатанная въ Москвѣ, была со-
ставлена Магнитскимъ. Благодаря этимъ ученымъ, математическія
знанія стали постепенно распространяться и пріобрѣтать соотвѣт-
ствующее имъ значеніе, тогда какъ прежде на занимающихся ма-
тематикою смотрѣли, какъ на чернокнижниковъ. Даже въ цар-
ствованіе Петра Великаго этотъ взглядъ на математическія науки
продолжалъ отчасти существовать, и Сухарева башня, гдѣ дѣла-
лись астрономическія вычисленія, физическіе опыты и пр., про-
слыла въ народѣ, какъ мѣсто колдовства, а Брюсъ, авторъ пер-
ваго знаменитаго русскаго календаря, считался въ народѣ черно-
книжникомъ. Хотя еще до появленія ариѳметики Магнитскаго

вышло въ Амстердамѣ въ 1699 году „Руковеденіе въ Ариѳметику“,
изданное Копіевскимъ, но сочиненіе это не пользовалось извѣст-
ностію, и математическія знанія стали распространяться, главнымъ
образомъ, изданною въ Москвѣ въ 1703 г. ариѳметикою Магнит-
скаго. Ѳеодоръ Леонтьевичъ Магнитскій былъ ученикъ Московской
академіи, когда тамъ еще преподавали Лихуды, затѣмъ состоялъ
учителемъ въ навигаціонной шкодѣ, и былъ однимъ изъ образо-
ваннѣйшихъ русскихъ ученыхъ; онъ зналъ нѣсколько иностран-
ныхъ языковъ и пользовался милостью монарха. Книга его, за-
главіе которой „Ариѳметика, сирѣчь наука числительная, съ раз-
ныхъ діалектовъ на славянскій языкъ переведенная“, представляетъ
родъ математической энциклопедіи, составленной по греческимъ,
латинскимъ, нѣмецкимъ и прежде переведеннымъ славянскимъ
источникамъ; она содержитъ въ себѣ ариѳметику, геометрію, три-
гонометріи), навигацію, астрономію и другія математическія науки
въ приложеніи къ мореплаванію. Предисловіе къ ариѳметикѣ и по-
священіе царю отличаются риторическою напыщенностью и много-
словіемъ. Въ его книгѣ много примѣровъ и задачъ. Хотя методъ
изложенъ довольно ясно, но авторъ учитъ только производить дѣй-
ствія, не представляя никакихъ разсужденій. Въ концѣ каждаго
правила помѣщены стихи съ цѣлію поблагодарить Бога за уразу-
мѣніе прочитаннаго и пригрозить лѣнивому ученику, или ободрить
прилежнаго. Книга эта, весьма полезная для своего времени, слу-
жила долгое время учебникомъ; она же возбудила любознатель-
ность Ломоносова.
По мѣрѣ распространенія математическихъ знаній, стало уве-
личиваться и число печатныхъ книгъ по разнымъ отраслямъ мате-
матики: геометріи, тригонометріи, алгебрѣ, механикѣ и пр., пере-
веденныхъ или составленныхъ по иностраннымъ образцамъ. Съ
начала же этого столѣтія начинаютъ распространяться и астро-
номическія знанія и тѣмъ съ большимъ успѣхомъ, что самъ царь,
какъ любитель астрономіи, выписалъ для астрономическихъ наблю-
деній очень хорошіе телескопы, инструменты и книги. Производ-
ствомъ астрономическихъ наблюденій и вычисленій занимались,
главнымъ образомъ, Фарварсонъ и Брюсъ; кромѣ научнаго значе-
нія, эти вычисленія служили матеріаломъ и для календарей, начало
печатанія которыхъ принадлежитъ также этому времени. Хотя
и до Петра Великаго были рукописные календари, переводимые съ
польскаго или нѣмецкаго, но они состояли, главнымъ образомъ,

изъ астрологическихъ предсказаній; календарныя же свѣдѣнія, на
основаніи астрономическихъ наблюденій и вычисленій, примѣни-
тельно къ русскому государству, стали появляться лишь съ Петра
Великаго. Въ 1709 году вышелъ гравированный на мѣди стѣнной
календарь, извѣстный подъ именемъ Брюсова, такъ какъ онъ со-
ставлялся подъ наблюденіемъ ученаго и любимца Петра Великаго
Якова Брюса. Несмотря на то, что невѣжественный народъ смо-
трѣлъ на Брюса, какъ на чернокнижника, тѣмъ не менѣе кален-
дарь его пользовался извѣстностью и расходился во множествѣ
изданій. Хотя и въ немъ помѣщались астрологическія предсказанія,
но онъ содержалъ много и полезныхъ свѣдѣній, такъ, напр., въ
немъ можно было найти пасхалію, лунникъ, время восхода и за-
хода солнца, при чемъ всѣ вычисленія сдѣланы на многіе годы.
Съ этого же времени стали ежегодно издаваться календари въ
Москвѣ и Петербургѣ.
Такъ какъ учрежденныя вновь училища отличались спеціаль-
нымъ характеромъ, то соотвѣтственно тому для спеціальныхъ пред-
метовъ, проходимыхъ въ этихъ училищахъ, были изданы многочи-
сленныя переводныя руководства по разнымъ отраслямъ приклад-
ныхъ знаній, какъ-то: морскому искусству, артиллеріи, механикѣ
и пр. Книги эти, распространяя полезныя свѣдѣнія, необходимыя
для службы государству и для практическихъ цѣлей, содѣйство-
вали вмѣстѣ съ тѣмъ и выработкѣ совершенно дотолѣ неизвѣст-
ной у насъ научной терминологіи.
Историческія книги. Вмѣстѣ съ тѣмъ распространялись книги
по исторіи, географіи, языкознанію и другимъ общеобразователь-
нымъ наукамъ. По исторіи, кромѣ переводныхъ сочиненій, сообщив-
шихъ свѣдѣнія о политическомъ устройствѣ государствъ, ихъ за-
конахъ и пр., какъ, напр., переводъ „Исторіи европейскихъ госу-
дарствъ“ Пуффендорфа, царь издавалъ указы и постановленія о
собираніи историческихъ матеріаловъ для составленія русской
исторіи, самъ писалъ историческія замѣтки о войнѣ со шведами
и велъ походные журналы. Какъ весьма важный матеріалъ для
изученія самой эпохи Петра Великаго, являются записки его со-
временника Посошкова. Посошковъ, подмосковный крестьянинъ,
хотя и не получилъ образованія, но отличался начитанностью, боль-
шимъ умомъ и знаніями. Сынъ его былъ въ числѣ первыхъ рус-
скихъ людей, посланныхъ въ 1708 году за границу. Посошковъ
оставилъ послѣ себя много сочиненій, обнимающихъ всѣ стороны

быта Петровской Руси; одно изъ нихъ „Проектъ о школахъ“ со-
держитъ много указаній о томъ, какъ поставить дѣло народнаго
образованія.
Къ дѣятелямь Петровской эпохи принадлежитъ и первый рус-
скій исторіографъ Татищевъ. Получивъ образованіе въ Московской
артиллерійской школѣ, которою въ то время завѣдывалъ матема-
тикъ и астрономъ Брюсъ, Татищевъ, занимая разныя военныя и
гражданскія должности, собиралъ источники для русской исторіи,
изучалъ лѣтописи, открывалъ дѣнные рукописные памятники и
составилъ первую „Исторію Россіи“, которая и по настоящее
время пользуется высокимъ уваженіемъ ученыхъ.
Географія. Кромѣ многихъ переводныхъ сочиненій по географіи,
со времени Петра Великаго начинается въ Россіи изданіе картъ и
составленіе описей разныхъ мѣстностей. Съ этою цѣлью былъ
вызванъ изъ Голландіи граверъ Шюнебекъ, который гравировалъ
карты, а затѣмъ являются и работы его учениковъ изъ русскихъ.
Вмѣстѣ съ тѣмъ производятся самостоятельныя изслѣдованія объ
отдаленнѣйшихъ краяхъ Россіи съ точнымъ описаніемъ областей
и провинцій всего государства, и дѣлаются разысканія достопримѣ-
чательностей и рѣдкостей. Послѣ своей поѣздки въ Парижъ и
сближенія съ тамошними учеными, между которыми былъ извѣст-
ный географъ Делиль старшій, царь издаетъ рядъ распоряженій,
клонившихся къ разъясненію тогда еще темныхъ и неизслѣдован-
ныхъ вопросовъ въ области землевѣдѣнія и естественныхъ наукъ,
и снаряжается въ Сибирь экспедиція для геодезическихъ работъ;
ученики Петербургской морской академіи посылаются въ губерніи
„для сочиненія ландкартъ“, и изслѣдуются минеральныя воды въ
Россіи; наконецъ, по распоряженію царя отправляется въ Сибирь
докторъ Мессершмидтъ—первый ученый путешественникъ, позна-
комившій свѣтъ съ географіей, естественною исторіей и этногра-
фіей Сибири.
Иностранные языки. Изученіе иностранныхъ языковъ, кото-
рыхъ такъ избѣгали въ допетровской. Руси, дѣлается теперь не-
обходимымъ какъ въ виду политическихъ государственныхъ цѣлей,
такъ и для пріобрѣтенья знаній, заимствуемыхъ съ Запада. Еще
въ 1697 году состоялся указъ, первое правительственное распоря-
женіе о томъ, чтобы дѣти бояръ и иныхъ чиновъ учились итальян-
скому языку у братьевъ Лихудовъ, преподававшихъ тогда въ
славяно-греко-латинской академіи. Первыми начальными учебниками

для изученія иностранныхъ языковъ являются книги, напечатан-
ныя Копіевскимъ въ Голландіи, именно: славянская и латинская
грамматика и вокабулы. Въ первой помѣщены „Изображенія раз-
говоровъ къ удобнѣйшему познанію языковъ (латинскаго, нѣмец-
каго и русскаго)“, въ вокабулахъ собраны различныя слова, чаще
встрѣчающіяся въ разговорахъ, которыя и были занесены Поли-
карповымъ въ его букварѣ 1701 г. Въ 1704 г. вышелъ въ Москвѣ
„Лексиконъ треязычный, сирѣчь реченій славянскихъ, еллиногрече-
скихъ и латинскихъ сокровище“, составленный Поликарповымъ и
послѣ дополненный Стефаномъ Яворскимъ, Лихудами и Рафаиломъ
Краснопольскимъ. Этимъ источникомъ пользовались еще во вто-
рой половинѣ прошлаго столѣтія. Въ 1724 году напечатанъ въ
Москвѣ латинскій словарь Максимовича, весьма добросовѣстно со-
ставленный, съ длиннымъ предисловіемъ, рисующимъ положеніе
русскаго ученаго въ тѣ времена и современнаго языкознанія въ
Россіи. Въ это же время издаются книги для изученія голландскаго,
нѣмецкаго языковъ и пр. Изученію иностранныхъ языковъ, оче-
видно, содѣйствовало ознакомленіе съ иностранными сочиненіями,
которыя съ эпохи Петра Великаго стали появляться у насъ въ
литературныхъ произведеніяхъ. Переводы иностранныхъ сочиненій
дѣлались обыкновенно въ славяно-греко-латинской академіи и при
типографіи въ Москвѣ по распоряженію Мусина-Пушкина, началь-
ствовавшаго надъ монастырскимъ приказомъ, по порученію царя
и черезъ распоряженіе Синода и Сената. Цѣлый рядъ переводчи-
ковъ, иностранцевъ и русскихъ, духовныхъ и свѣтскихъ ученыхъ,
типографскихъ справщиковъ и учениковъ академіи, изъ лицъ выс-
шаго сословія, изъ шведовъ, знавшихъ русскій языкъ—должны
были переводить указанныя имъ сочиненія. Такимъ образомъ, въ
Петровскую эпоху наша переводная литература обогащается много-
численными переводными западно-европейскими сочиненіями, что
успѣшно содѣйствовало распространенію знаній по всѣмъ отраслямъ
наукъ какъ въ средѣ общества, такъ и въ школѣ.
Русскія Вѣдомости. Однимъ изъ важнѣйшихъ средствъ для
распространенія полезныхъ знаній и для ознакомленія съ Европою
и съ своимъ отечествомъ служили „Русскія Вѣдомости“, положив-
шія начало русской журналистикѣ и замѣнившія собою тѣ рукопис-
ные „куранты“, которые отличались характеромъ государственной
тайны. Въ 1703 г. 2 января вышелъ первый листъ „Русскихъ
Вѣдомостей“, которыя печатались въ количествѣ 1000 экземпляровъ,

что ясно указывало на потребность подобнаго изданія и на про-
будившуюся уже въ обществѣ любознательность. Насколько эти
„ВЕДОМОСТИ“ удовлетворяли потребности, свидѣтельствуютъ тѣ ру-
кописные сборники, въ которые переписывались отдѣльные номера
газеты. Петръ Великій нерѣдко самъ отмѣчалъ статьи изъ иностран-
ныхъ газетъ, назначавшіяся имъ для перевода и печатанія въ
„Русскихъ Вѣдомостяхъ“. До 1711 г. „Вѣдомости“ печатались въ
Москвѣ, а въ этомъ году, съ устройствомъ въ Петербургѣ типо-
графіи, вышелъ первый номеръ этой газеты въ Петербургѣ, и съ
этихъ поръ газета выходила то въ одной, то въ другой столицѣ. Съ
1725 года „Вѣдомости“ стали называться „Россійскими“, а въ 1728 г.
онѣ прекратились. Въ этомъ году Академія Наукъ выпустила пер-
вый номеръ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей“.
Типографіи и вспомогательныя ученыя и учебныя учре-
жденія. Открытіе нѣсколькихъ новыхъ типографій содѣйствовало
изданію многочисленныхъ появившихся въ это время книгъ, а
учрежденіе библіотекъ, кунсткамеры, аптекарскаго сада и пр., слу-
жило также однимъ изъ главныхъ проводниковъ образованія въ
народную массу и наглядно знакомило съ различными предметами
изъ области знаній. Въ 1700 г. Петръ Великій выдалъ негоціанту
голландцу Яну Тессингу грамоту съ тѣмъ, чтобы онъ завелъ въ
Амстердамѣ типографію и печаталъ чертежи и книги на славянскомъ
и латинскомъ языкахъ вмѣстѣ, и отдѣльно на славянскомъ и гол-
ландскомъ языкахъ, „отъ чего бы русскіе подданные много службы
и прибытка могли получити и обучатися во всякихъ художествахъ
и вѣдѣніяхъ“. При этомъ сдѣлано исключеніе для церковныхъ книгъ,
печатаніе которыхъ должно было производиться въ Москвѣ. Со-
ставленіемъ и изданіемъ первыхъ книгъ, вышедшихъ изъ типогра-
фіи Тессинга, занялся Илья Копіевскій, довольно хорошо владѣв-
шій славяно-русскимъ языкомъ, который вскорѣ также завелъ въ
Амстердамѣ свою типографію для печатанія русскихъ сочиненій.
Изъ типографіи Тессинга и Копіевскаго вышло множество русскихъ
книгъ, большею частію переводовъ иностранныхъ сочиненій или со-
ставленныхъ по образцу иностранныхъ, напр., басни Эзопа, сочи-
неніе Квинта Курція объ Александрѣ Македонскомъ, календари,
учебники морскихъ и военныхъ наукъ, грамматика славяно-рос-
сійская, ариѳметика и пр. Особенно же стало увеличиваться число
печатныхъ русскихъ книгъ со времени учрежденія въ Петербургѣ
нѣсколькихъ типографій. Печатаніе русскихъ книгъ принимаетъ

все большіе размѣры; вмѣстѣ съ тѣмъ и славянская азбука на-
чинаетъ замѣняться гражданскою. Первыя книги, печатанныя гра-
жданскимъ шрифтомъ, были вышедшія въ 1708 году: „Геометрія,
словенски землемѣріе“, и „Приклады, како пишутся комплименты“,
затѣмъ стали печататься этимъ шрифтомъ и другія изданія, для
чего въ Москвѣ и была учреждена „Гражданская типографія“.
Такая же типографія „съ новыми литерами“ была основана и въ
Петербургѣ въ 1711 году, а въ 1720 году прибавилась еще ти-
пографія при Александро-Невской лаврѣ, въ которой печатались
книги славянскимъ шрифтомъ. Далѣе была основана гражданская
типографія при Сенатѣ и типографія при морской академіи. Такимъ
образомъ, съ этихъ поръ стали появляться книги—однѣ граждан-
скаго, а другія славянскаго шрифта. Славянскимъ шрифтомъ про-
должали печатать книги священнаго писанія и вообще религіознаго
содержанія — въ старой Московской типографіи, въ типографіи
Александро-Невской лавры, Кіевской, Черниговской, Слуцкой и
Могилевской. Бумага, извѣстная у насъ на Руси еще съ царство-
ванія Іоанна Ш-го, выписывалась до 1723 года изъ-за границы;
съ этого же года Петръ Великій повелѣлъ употреблять бумагу
„русскаго дѣла“, приготовлявшуюся въ Петербургской и Дудоров-
ской (Дудергофской) бумажныхъ фабрикахъ.
Библіотека. Извѣстная библіотека при Академіи Наукъ въ Пе-
тербургѣ замѣчательна тѣмъ, что это самое первое въ Россіи
книгохранилище, которое сдѣлалось съ 1728 г. доступнымъ для
общаго пользованія. Библіотека эта стала составляться изъ книгъ,
вывезенныхъ изъ Остзейскаго края; затѣмъ она увеличивалась соб-
раніями книгъ, поступившихъ въ нее послѣ смерти или опалы
вельможъ, имущества которыхъ переходили въ казну (Шафировъ),
а также по завѣщанію лицъ, приближенныхъ къ царю (медикъ
Арескинъ). Съ цѣлью организаціи библіотеки, Петръ Великій на-
рочно посылалъ Шумахера, состоявшаго и библіотекаремъ, въ
Голландію, Англію и Францію для пріобрѣтенія новыхъ сочиненій
съ цѣлью пополнить Петербургскую библіотеку.
Кунсткамера. Одновременно съ библіотекою учреждалась и
кунсткамера. Во время своего перваго путешествія по Европѣ,
Петръ Великій пріобрѣталъ коллекціи разныхъ естественно-исто-
рическихъ предметовъ, которыя и присылалъ въ Россію; коллекціи
эти, вмѣстѣ съ уродами и анатомическими препаратами Московской
большой аптеки, помѣщались сначала въ Москвѣ, а потомъ были

перевезены въ Петербургъ, гдѣ ихъ сохраненіе было поручено
Шумахеру. Эти-то „всякіе раритеты“ и послужили первымъ осно-
ваніемъ для музея Академіи Наукъ, называвшагося въ то время
„кунсткамерой“. Во второе свое заграничное путешествіе Петръ Ве-
ликій дѣлаетъ нѣсколько капитальныхъ пріобрѣтеній для своего
собранія. Отправляя секретаря медицинской канцеляріи Шумахера
за границу съ разными порученіями, касавшимися болѣе научныхъ
цѣлей, царь поручилъ ему купить и нѣсколько ученыхъ коллекцій.
Въ 1718 г. издается указъ, коимъ повелѣвается доставлять со
всѣхъ концовъ Россіи въ кунсткамеру уродовъ (монстровъ), рѣд-
костей, старинныхъ вещей и пр. За доставку такихъ предметовъ
назначалось денежное вознагражденіе, а за утайку полагался
штрафъ. Такимъ способомъ коллекціи кунсткамеры постоянно уве-
личивались новыми пріобрѣтеніями, при чемъ надолго сохранился
обычай посылать въ кунсткамеру все рѣдкое и достопримѣчатель-
ное. Насколько Петръ Великій интересовался основанною имъ кунст-
камерой, видно изъ того, что онъ часто посѣщалъ ее, однажды
давалъ тамъ торжественную аудіенцію послу римскаго императора,
и во время своихъ походовъ, какъ, напр., въ Персію, заботился
объ отсылкѣ пріобрѣтенныхъ тамъ рѣдкостей; когда же Петру
Великому посовѣтовали наложить плату за посѣщеніе кунстка-
меры, онъ замѣтилъ, что тогда никто не будетъ посѣщать ее, и,
напротивъ, опредѣлилъ особую сумму для угощенія посѣтителей.
Кромѣ того, основываются и другія научно-вспомогательныя
учрежденія, напр., аптекарскій садъ, послужившій основаніемъ для
извѣстнаго нынѣ Императорскаго ботаническаго сада въ Петер-
бургъ, анатомическій театръ, обсерваторія и пр. Такимъ образомъ,
водворившіяся на Руси знанія, усвоивались не только теорети-
чески, но и наглядно, черезъ разсмотрѣніе и изученіе самихъ пред-
метовъ, которые, по приказанію царя, собирались какъ за грани-
цей, такъ и со всѣхъ концовъ Россіи.
Правительственныя мѣропріятія и законоположенія для
распространенія образованія. Кромѣ общихъ мѣропріятій, выра-
зившихся въ учрежденіи училищъ, въ вызовѣ изъ-за границы уче-
ныхъ, въ отправкѣ русскихъ за границу и пр. мѣръ, Петръ Ве-
ликій издавалъ многіе указы относительно способовъ распростра-
ненія образованія, вызванные потребностью самой постановки этого
новаго дѣла въ нашемъ отечествѣ. При преобладавшемъ общемъ
невѣжествѣ и непробудившемся еще желаніи — выйти изъ этого

состоянія, дѣти и взрослые съ ужасомъ смотрѣли на открываемый
училища и не только что не стремились въ школу, а, напротивъ,
изыскивали всякія средства, чтобы избѣжать ее; такое отвращеніе
отъ школы еще болѣе усиливалось вслѣдствіе тѣхъ крутыхъ мѣръ,
какія въ то время практиковались въ школахъ, и той трудности
ученія, которая являлась естественнымъ слѣдствіемъ недостатка
хорошихъ учителей, отсутствія всякаго разумнаго метода пре-
подаванія, невыработки научнаго языка, а также и непривычки
учащихся къ умственному труду. При такой постановкѣ школы и
несочувствіи къ ней общества, естественно, нельзя было ожидать
добровольнаго опредѣленія дѣтей въ открываемый училища, кото-
рыя, въ дѣйствительности, и избѣгались и дѣтьми и ихъ родите-
лями. Для устраненія этого Петръ Великій дѣлаетъ обученіе обя-
зательнымъ для дѣтей дворянскихъ и служилыхъ людей и для ду-
ховенства. Чтобы эта обязательность обученія неуклонно осу-
ществлялась, принимаются настойчивый мѣры, за правильнымъ
исполненіемъ которыхъ строго наблюдаетъ правительство. Царскимъ
указомъ всѣ дѣти должны были обучаться грамотѣ до 10—15 лѣтъ,
для провѣрки производились экзамены, повѣрочные смотры, при
чемъ дѣти, соотвѣтственно возрасту, степени знанія и состоянію,
назначались въ школы, на службу, или же отпускались домой. Изъ
дѣлъ и указовъ того времени видно, что дѣти дворянскія, офицер-
скія и прочихъ служилыхъ людей являлись на эти смотры неис-
правно, укрывались подъ разными видами и бродили по городамъ,
„дабы свое званіе утаить“ и тѣмъ избѣжать ученія. Вслѣдствіе
этого Петръ Великій принималъ различныя принудительныя мѣры;
такъ, дворяне, не учившіе своихъ дѣтей грамотѣ, лишались права
передавать дѣтямъ свое имущество, штрафовались денежными взы-
сканіямъ тѣмъ же молодымъ людямъ, которые не имѣли свидѣ-
тельства „объ ученіи писемъ“, т. е. которые были неграмотны,
не дозволялось вѣнчаться. Относительно духовенства хотя и не
принимались такія крутыя мѣры, такъ какъ это сословіе издревле
само было хранителемъ и проводникомъ образованія и грамотности,
но и здѣсь указомъ 1723 г. повелѣвалось, чтобы изъ поповскихъ,
дьяконовскихъ и причетниковскихъ дѣтей набирать въ школы всѣхъ
тѣхъ, которыя учиться могутъ; „а которыя въ ученіи быть не похо-
тятъ, тѣхъ имать въ школы и неволею“. Нерадивыя же и лѣнивыя,
какъ лица ненужныя для духовнаго дѣла, причислялись къ по-
датному сословію. Съ цѣлію провѣрки образованія дѣтей духовен-