Вейкшан В. А. Л. Н. Толстой - народный учитель. — 1959

КРАТКИЙ ОЧЕРК ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Л. Н. ТОЛСТОГО В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ.
По словам Л. Н. Толстого, он впервые «завел школу»
в Ясной Поляне в 1849 г. Оставив в 1847 г. Казан-
ский университет, Толстой вернулся в Ясную Поляну и
решил заняться самообразованием, улучшением быта
крестьян, для детей которых он задумал открыть на-
чальную школу.
Е. Базыкин, обучавшийся в этой школе в 1849 г.,
впоследствии рассказывал о ней следующее: «Нас, маль-
чиков, было человек 20, учителем был не сам Лев Нико-
лаевич, а Фока Демидыч, дворовый человек. При отце
Льва Николаевича должность музыканта он исправлял.
Старик ничего, хороший был, учил он нас азбуке, счету,
священной истории. Захаживал к нам и Л. Н., тоже
с нами занимался, показывал грамоту. Ходил через
день или два, а то и каждый день. Помню, мы писали
на досках мелом, а он смотрел, кто из нас лучше пи-
шет. Любил он с нами в перемену возиться. Был у нас
через пруд плот на веревке. Вот, бывало, с ним сядем
и потащим. На середину выедем, он скажет: «Ну, кто
грязи достанет?» «Попробовали бы вы сперва, ваше сия-
тельство!» Он и пробует. Нырнет в воду, потом выныр-
нет и держит в руке грязь. «Ну, я достал, теперь вы!»
Были дворовые ребята Илья и Митрофан. Они тоже,
бывало, нырнут и достанут грязь. Ну, а которые и не
могут. Обходился он с нами хорошо, просто. Нам было с
ним весело, интересно, а учителю он завсегда приказывал

нас не обижать. Он и об эту пору был простой, обходи-
тельный. Проучился я у него зимы две. Потом школу из
большого дома перевели в «Кузьминский дом»1.
Надо отметить, что серьезной и глубокой педагогиче-
ской работы Л. Н. Толстой в 1849 г. не проводил.
Осенью и зимой 1849 г. Толстой по делам службы
в дворянском депутатском собрании часто выезжал из
Ясной Поляны в Тулу, а в декабре 1850 г. уехал на не-
сколько месяцев в Москву. Обстоятельства жизни
Л. Н. Толстого вскоре сложились так, что он весной
1851 г. с братом Николаем уехал на Кавказ, где за-
числился на военную службу. Впоследствии Толстой в
1854—1855 гг. участвовал в обороне Севастополя.
В связи с отъездом Толстого Яснополянская школа,
по-видимому, прекратила свое существование.
В 1857 г. Л. Н. Толстой предпринял первое загра-
ничное путешествие. Он посетил Германию, Францию,
Швейцарию, где знакомился с театрами, музеями, кар-
тинными галереями и общественной жизнью населе-
ния. Во время этого путешествия Л. Н. Толстой не за-
нимался изучением школьного дела за рубежом, огра-
ничившись осмотром института слепых и глухонемых
в Цюрихе. Однако именно в этот период у Толстого
снова возникла мысль об организации школы для кре-
стьянских детей. В дневнике за 11—23 июля 1857 г.
он записал: «Главное — сильно, явно пришло мне в го-
лову завести у себя школу в деревне для всего околот-
ка и целая деятельность в этом роде»2.
Осенью 1859 г., спустя десять лет после первой по-
пытки обучать детей, Л. Н. Толстой снова приступил к
школьным занятиям с крестьянскими детьми. Об этом
периоде педагогической деятельности Толстого в «Испо-
веди» имеется следующее упоминание: «Вернувшись
из-за границы, я поселился в деревне и попал на заня-
тие крестьянскими школами. Занятие это было мне осо-
бенно по сердцу, потому что в нем не было той, став-
шей для меня очевидною, лжи, которая уже резала мне
глаза в деятельности литературного учительства»3.
1 А. Панкратов, «Русское слово» от 7/XI 1912 г., № 257.
2 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 47, стр. 146.
3 Л. Н. Толстой, Исповедь, изд. «Посредник», 1907, стр. 14.

Работа Л. Н. Толстого в Яснополянской школе в
1859—1862 гг. представляет собой, как он подчеркивал
в письме к Фету от 16 мая 1865 г., период «трехлетнего
страстного увлечения этим делом».
Просветительную деятельность среди крестьян
Л. Н. Толстой рассматривал как выполнение образо-
ванными людьми своего долга перед народом. «Другое
теперь нужно. Не нам нужно учиться, а нам нужно
Марфутку и Тараску выучить хоть немножко того, что
мы знаем»1.
Та же самая мысль о необходимости сделать многое
для образования крестьянства проводится в письме к
Е. П. Ковалевскому от 12 марта 1860 г., в котором
Л. Н. Толстой излагал свой проект организации «Об-
щества народного образования». Л. Н. Толстому пред-
ставлялось образование насущнейшей потребностью на-
рода, на помощь которому должно прийти образован-
ное общество, так как правительство не может удовле-
творительно справиться с этим делом. «Чтобы народное
образование пошло, нужно,— писал Л. Толстой, — чтобы
оно было передано в руки общества»2.
Л. Н. Толстой полагал, что работа общества долж-
на состоять:
1. В издании журнала, состоящего из отдела собст-
венно педагогического (о законах и способах первона-
чального преподавания), отдела первоначальных руко-
водств для учителей и чтения для учеников и отдела
сведений о действиях Общества.
2. В учреждении школ в тех местах, где их нет и где
чувствуется в них потребность.
3. В составлении курса преподавания, в назначении
учителей, в надзоре за хозяйственным учетом, вообще за
управлением таких школ.
4. В надзоре за преподаванием в тех школах, где
учредители того пожелают.
Насколько большое значение придавал Л. Н. Тол-
стой организации такого Общества, видно из следующих
строк его письма к Е. П. Ковалевскому: «Позволят или
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 325.
2 Там же, стр. 330.

нет, а я хоть один, а все буду составлять тайное общество
народного образования»1.
Пока не удалось установить, каков был ответ
Е. П. Ковалевского на это письмо Л. Н. Толстого, но
хорошо известно, что ему не пришлось организовать
общества народного образования.
В письме к А. А. Толстой от 7 августа 1862 г.
Л. Н. Толстой писал о том, что школьная деятельность
занимала в его жизни в то время главное место.
«Вы знаете, что такое была для меня школа, с тех
пор, как я открыл ее. Это была вся моя жизнь, это был
мой монастырь, церковь, в которую я спасался и спасся
от всех тревог, сомнений и искушений жизни»2.
Толстой был, видимо, вполне удовлетворен своими
занятиями с детьми. Первый учебный год (1859/60)
прошел весьма успешно. В письме к Дружинину от 14
апреля 1860 г. Толстой писал, что он может похвастать-
ся своей крестьянской школой. «Про себя собственно
могу сказать, что мне хорошо. Сначала было тяжело
разорвать связь с литературой, задавить в себе често-
любивую потребность высказываться, но теперь, напро-
тив, все вокруг меня стало гораздо яснее, проще и бли-
же ко мне, чем было. Главное ближе. И вы не поверите,
как это отрадно. Ногам тяжелее, но прочнее стоишь
на земле. Дело не так красиво и свободно, но прочнее
и ощутительнее»3.
О том, что педагогическая работа захватила его
целиком, Толстой писал 1 марта 1860 г. к Чичерину, с
которым в это время находился в оживленной перепи-
ске.
«Что же я делаю? — спросишь ты. Ничего особенного,
выдуманного, делаю дело, которое мне также естествен-
но, как дышать воздух, и вместе такое, с высоты кото-
рого, признаюсь, я часто с преступной гордостью люблю
смотреть на vous autres. Ты полюбишь и поймешь это
дело, но рассказывать его нельзя, а приезжай, окончив
свои странствования, в Ясную Поляну и скажи тогда
по правде, не позавидуешь ли мне, увидя то, что я сде-
лал, и то спокойствие, с которым я делаю»4.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 331.
2 Там же, стр. 436.
3 Там же, стр. 337.
4 Там же, стр. 328.

Из переписки Толстого с Чичериным видно, что по-
следний совершенно не понимал смысла педагогиче-
ских занятий Льва Николаевича и не одобрял их.
В письме от 11 апреля 1861 г. Чичерин, осуждая реше-
ние Толстого закончить путешествие и вернуться в Рос-
сию, писал ему: «Чтобы тебе к нам присоединиться.
Нет, счастливец летит в матушку Россию слушать жа-
воронков в деревне и долбить азбуку грязным ребя-
тишкам». Письмо Чичерина крайне возмутило Толсто-
го. Толстой написал резкий ответ Чичерину: «Тебе стран-
но, как учить грязных ребят. Мне непонятно, как, уважая
себя, можно писать об освобождении — статью. Разве
можно сказать в статье одну мильонную долю того, что
знаешь и что нужно сказать, и хоть что-нибудь новое и
хоть одну мысль справедливую, истинно справедливую.
А посадить дерево можно и выучить плести лапти навер-
но можно»1.
Второе заграничное путешествие почти на год ото-
рвало Толстого от любимых школьных занятий. Когда он
весною 1861 г. возвратился в Ясную Поляну, то уже че-
рез несколько дней стал давать уроки детям, тщатель-
но готовясь к ним. Из дневников Толстого видно, что
10 мая он дал урок по физике, 11 мая — по истории,
13 мая — урок словесности и т. д. Когда дом, где поме-
щалась школа, стал ремонтироваться, уроки временно
проводились вблизи школы, в яблоневом саду, на от-
крытом воздухе. В одном из писем Л. Н. Толстого к
А. А. Толстой содержится описание этого периода занятий
в Яснополянской школе. «Есть и у меня поэтическое, пре-
лестное дело, от которого нельзя оторваться, — это школа.
Вырвавшись из канцелярии и от мужиков, преследующих
меня со всех крылец дома, я иду в школу, но так как она
переделывается, то классы рядом в саду под яблонями,
куда можно пройти только нагнувшись, так все заросло.
И там сидит учитель, а кругом школьники, покусывая
травки и пощелкивая в липовые и кленовые листья.
Учитель учит по моим советам, но все-таки не со-
всем хорошо, что и дети чувствуют. Они меня больше
любят. И мы начинаем беседовать часа 3—4, и никому не
скучно.
1 Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 380.
Письмо Толстым не было отправлено.

Нельзя рассказать, что это за дети — надо их ви-
деть. Из нашего милого сословия детей я ничего подоб-
ного не видал... Никогда лени, грубости, глупой шутки,
неприличного слова»1.
Весной 1861 г. Толстой решил оформить официально
существование Яснополянской школы, которая была им
открыта частным образом без надлежащего разреше-
ния. В дневнике его от 12 мая 1861 г. об этом имеется
следующая запись: «Подал прошение о школе». «Я —
приходский учитель». В мае произошло и еще одно не-
маловажное событие в жизни Толстого. Тульский гу-
бернатор П. М. Дараган 16 мая назначил Л. Н. Толсто-
го мировым посредником 4-го участка Крапивенского
уезда вопреки настроениям многих дворян, не желав-
ших видеть Толстого на этом посту из опасения, что
он не будет поддерживать их интересов в спорах с кре-
стьянами. Спустя месяц Сенат утвердил Толстого в
должности мирового посредника, выполняя обязанно-
сти которого Л. Н. Толстой почти во всех делах неиз-
менно защищал нужды крестьян и выносил решения в
их пользу.
В письме к В. П. Боткину он сообщал: «Я попал в
Мир. Поср. совершенно неожиданно и несмотря на то,
что вел дело самым хладнокровным и совестливым об-
разом, заслужил страшное негодование дворян. Меня и
бить хотят, и под суд подвести, но ни то, ни другое не
удастся. Я жду только того, чтобы они поугомонились,
и тогда сам выйду в отставку»2.
Будучи мировым посредником, Толстой побуждал
крестьян открывать школы для обучения детей. Откры-
тые школы существовали на средства, вносимые роди-
телями, которые платили от 50 до 80 копеек серебром в
месяц за обучение каждого ребенка. Для возникших
по инициативе Толстого школ потребовались учителя, и
Л. Н. Толстой сумел в короткий срок как сам лично,
так и посредством своих знакомых пригласить учите-
лей, по преимуществу из числа студентов универси-
тетов. Толстой старался создать для учителей благо-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр.
404—405.
2 Л. Н. Толстой, Памятники творчества и жизни, вып. 4, М.,
1923, стр. 82.

приятные материальные условия, чтобы дать им возмож-
ность плодотворно работать в школах. «Положение
учителей, — писал Толстой Чичерину 28 октября
1861 г., — следующее: я отвечаю за minimum 150 р. с.
жалов(анья), ежели же учитель хочет взять содержание
школы на себя, тогда условия выгоднее, это зависит от
него. Тем более, что успех зависит от него, и самый ус-
пех, популярность, может быть порядочное вознаграж-
дение, пот(ому) ч(то) в каждом округе, где бывает до
30 учен(иков), может быть 50 и более, что составит 25
руб. в месяц. Притом могут быть еще другие, выгодные
условия.
Вчера я поместил учителя, кот(орый) будет жить на
всем готовом, получать за кондицию 100 р. и 220 от
школы.
Кроме того, по воскресеньям все учителя собирают-
ся в Ясн(ую) Пол(яну) для совещания по общему делу
школ и журнала.
Само собой разумеется, что почти все журналы и
библиотека моя к их услугам.
Главное же — ежели ты пробежал мою программу,
деятельность всякого учителя, порядочн(ого) человека,
даст непременно материал для статей в журнале
«Я(сная) П(оляна)» — А статьи дают minimum 50 р. за
лист. Ради бога, ради бога, похлопочи об этом, погово-
ри сам, ежели знаешь таких, сообщи Рачинским, Дмит-
риеву, которые мне обещались. Совершенств не бывает,
и я не требователен. Полуобразованный студент 2—3
курса, не негодяй, вот все что я желаю. Я знаю, что из
10 выйдет 2 дельных, но для этого начать с 10. Ежели
не будет студентов, я точно также должен буду на риск
брать из семинаристов, и тогда риск будет в 10 раз
больше. Ежели найдутся такие, то посылай их ко мне»
В письмах к своим друзьям и знакомым Лев Нико-
лаевич всегда просил направлять к нему для работы в
школах не семинаристов, а только студентов, хотя бы
и исключенных за студенческие беспорядки из универ-
ситетов. Относясь отрицательно к революционной борь-
бе, Толстой надеялся отвлечь студентов от революци-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр.
407—408.

онных настроений и сосредоточить их усилия на педаго-
гической работе в школах.
Из переписки Л. Н. Толстого с С. А. Рачинским также
видно, что Лев Николаевич предпочитал иметь у себя в
школах в качестве учителей не семинаристов, а студен-
тов. «Учителя в школах все студенты. Все бывшие се-
минаристы (их было у меня шесть) не выдерживают
больше года, запивают или зафранчиваются. Главное
условие, по-моему необходимое для сельского учите-
ля, — это уважение к той среде, из к(отор)ой его ученики,
другое условие — сознание всей важности ответственно-
сти, к(отор)ую берет на себя воспитатель... у меня 11 сту-
дентов, и все отличные учителя. Разумеется, наши сове-
щания и журнал содействуют этому, но, право, сколько
я не знал студентов, такая славная молодежь, что во всех
студенческих историях обвиняешь невольно не их. Разу-
меется, все зависит от направления. Дать известное на-
правление, навести на более серьезный взгляд — есть цель
моего журнала»1.
По-видимому, Л. Н. Толстой достиг больших успехов
в своем влиянии на студентов-учителей, быстро воспри-
нявших общее направление его педагогической деятель-
ности.
Убеждая Рачинского не отказываться от студентов,
как учителей народных школ, Толстой писал: «Вы гово-
рите — не студентов. А я советую Вам студентов, толь-
ко с руководителем»2.
Работая в Яснополянской школе, Л. Н. Толстой стал
издавать педагогический журнал «Ясная Поляна», в ко-
тором напечатал свои теоретические статьи по педагогике
и ярко написанные отчеты о работе школы. В свет вышло
всего лишь 12 книжек журнала. Они привлекли к себе
всеобщее внимание и были высоко оценены многими
писателями и педагогами. Так, например, Н. Страхов
писал, что положительная сторона «Ясной Поляны» со-
стоит в необычайно поэтическом чутье всех явлений души
русских детей.
Подводя итоги 1861/62 учебному году, Толстой в
письме к А. А. Толстой от 7 августа 1867 г. писал: «Все
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 434.
2 Там же.

это шло год — посредничество, школа, журнал, студен-
ты и их школы, кроме домашних и семейных дел. И все
это шло не только хорошо, но отлично. Я часто удивлял-
ся себе своему счастью и благодарил бога за то, что
нашлось мне дело тихое, неслышное и поглощающее
меня всего. К весне я ослабел, доктор велел мне ехать
на кумыс. Я вышел в отставку и только желал удер-
жать силы на продолжение дела школ и их отра-
женья — журнала»1.
Утомленный напряженными занятиями в школе, из-
данием журнала «Ясная Поляна», кипучей посредниче-
ской деятельностью, Л. Н. Толстой 14 мая 1862 г. вы-
ехал из Ясной Поляны в Самарскую губернию для от-
дыха и лечения.
В это время по распоряжению шефа жандармов кн.
Долгорукова в Ясной Поляне 6—7 июля 1862 г. был
произведен обыск с целью обнаружения подпольной ти-
пографии, нелегальной литературы и лиц, подозреваемых
в революционной деятельности. В усадьбе Толстого во
время обыска находились его тетка Т. А. Ергольская с
сестрой Льва Николаевича М. Н. Толстой. Приехавший
по просьбе перепуганных женщин знакомый Л. Н. Тол-
стого, учитель Тульской гимназии Е. Марков, следую-
щим образом описывает налет жандармов на Ясную
Поляну.
«Въезжаем на двор, смотрим — там целое нашест-
вие! Почтовые тройки с колокольчиками, обывательские
подводы, исправник, становые, сотские, понятые и в до-
вершение всего жандармы. Жандармский полковник во
главе этой грозной экспедиции, со звоном, шумом и
треском подкатившей вдруг к мирному дому Льва Ни-
колаевича, к бесконечному изумлению деревенского
люда. Нас едва пропустили в дом. Бедные дамы лежат
в обмороке. Везде кругом сторожа, все разрыто, рас-
крыто, перевернуто, ящики столов, шкапы, комоды, сун-
дуки, шкатулки.
В конюшне поднимают ломом полы; в прудках пар-
ка стараются выловить сетью преступный типографский
станок, вместо которого попадаются только одни невин-
ные караси да раки. Понятно, что злополучную школу
и подавно вывернули вверх дном, но, не найдя ничего,
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 437.

отправились таким же шумным и людным свадебным
поездом, гремя колоколами и гремушками, по всем
(кажется, 17-ти) школам мирового участка, переверты-
вая столы и шкапы, забирая тетради и книги, арестовы-
вая учителей и поселяя, конечно, в темной мужицкой
толпе,— без того не особенно дружелюбной к школе и
учению, — самые нелепые предположения»1.
Возвратившись в Ясную Поляну и узнав от родных о
подробностях обыска, Толстой в письме к А. А. Толстой
о жандармском налете на его школу сообщал следую-
щее:
«Вооруженные жандармы ходили, кричали, руга-
лись под окнами сестры, как в завоеванном крае. Сту-
дентам не позволяли перейти из одного дома в другой,
чтоб пить чай и обедать. Ходили в подвалы, в ватер-
клозет, в фотографию, в кладовые, в школы, в физиче-
ский кабинет, требовали все ключи, хотели ломать и не
показали никакой бумаги, на основании которой это де-
лалось.
Всего этого мало — пошли в мой кабинет, который
был в то время спальней сестры, и перерыли все, част-
ный пристав прочел все, что мне писано и что я писал
с 16 лет... Я часто говорю себе, какое огромное счастье,
что меня не было. Ежели бы я был, то верно бы уже су-
дился, как убийца»2.
Руководивший обыском жандармский полковник
Дурново донес в Петербург, что в результате обыска в
Ясной Поляне ничего предосудительного не было най-
дено, за исключением выписок из «Колокола» Герцена,
которые имелись у одного студента, проживавшего в
Ясной Поляне. Письма Л. Н. Толстого к его тетке
А. А. Толстой, находившейся в Петербурге и близкой
к императорскому двору, свидетельствуют о крайнем
возмущении Л. Толстого произволом правительствен-
ных властей. 7 августа 1862 г. Л. Н. Толстой писал:
«Дела этого оставить я никак не хочу и не могу. Вся
моя деятельность, в которой я нашел счастье и успоко-
ение, испорчена... Народ смотрит на меня уж не как на
честного человека, — мнение, которое я заслужил го-
1 Е. Марков, «Живая душа» в школе, «Вестник Европы»,
февраль 1900 г., стр. 585.
2 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 438.

дами,— а как на преступника, поджигателя или делате-
ля фальшивой монеты, который только по плутоватости
увернулся. «Что, брат? попался! Будет тебе толковать
нам об честности, справедливости; самого чуть не зако-
вали». О помещиках что и говорить, это стон во-
сторга»1.
Возмущенный произведенным обыском Толстой на-
писал письмо Александру II, в котором просил царя,
если не наказать, то хотя бы обличить лиц, виновных в
обыске, который, как подчеркивал Толстой, подорвал
его авторитет в глазах крестьян. Отмежевываясь от ре-
волюционеров, Толстой писал: «Я считаю недостойным
уверять Ваше Величество в незаслуженности нанесен-
ного мне оскорбления.
Все мое прошедшее, мои связи, моя открытая для
всех деятельность по службе и народному образованию,
и, наконец, журнал, в котором выражены все мои заду-
шевные убеждения, могли бы без употребления мер,
разрушающих счастье и спокойствие людей, доказать
каждому интересующемуся мною, что я не мог быть за-
говорщиком, составителем прокламаций, убийцей или
поджигателем. Кроме оскорбления, подозрения в пре-
ступлении, кроме посрамления во мнении общества и
того чувства вечной угрозы, под которой я принужден
жить и действовать, посещение это совсем уронило меня
во мнении народа, которым я дорожил, которого заслу-
живал годами и которое мне было необходимо по из-
бранной мной деятельности — основанию народных
школ»2. Это письмо имело своим последствием лишь
тот результат, что царь распорядился не привле-
кать Толстого к ответственности за обнаружение в
Ясной Поляне лиц, проживавших там без «законных ви-
дов» и хранение одним студентом запрещенных сочи-
нений.
Если в письме к Александру II по поводу обыска в
Ясной Поляне Толстой старался сдержать свой гнев и
возмущение действиями властей, то в переписке с
А. А. Толстой, фрейлиной императрицы, он дал волю
обуревавшему его чувству глубокого возмущения всем
происшедшим. «Хороши ваши друзья! Ведь все Потапо-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 436.
2 Там же, стр. 441.

вы, Долгорукие и Аракчеевы и равелины — это все ва-
ши друзья... Какой-то из ваших друзей, грязный полков-
ник, перечитал все мои письма и дневники, которые я
только перед смертью думал поручить тому другу, ко-
торый будет мне тогда ближе всех; перечитал две пере-
писки, за тайну которых я бы отдал все на свете, — и
уехал, объявив, что он подозрительного ничего не нашел.
Счастье мое и этого вашего друга, что меня тут не
было — я бы его убил... Как-то я писал вам о том, что
нельзя искать тихого убежища в жизни, а надо трудиться,
работать, страдать. Это все можно, но ежели бы можно
было бы уйти куда-нибудь от этих разбойников с вымы-
тыми душистым мылом щеками и руками, которые при-
ветливо улыбаются. Я, право, уйду, коли еще поживу
долго, в монастырь, не богу молиться, — это не нужно
по-моему, а не видать всю мерзость житейского раз-
врата — напыщенного, самодовольного и в эполетах и
кринолинах. Тьфу! Как вы, отличный человек, живете в
Петербурге? Этого я никогда не пойму, или у вас уж
катаракты на глазах, что вы не видите ничего»1. Из даль-
нейшей переписки Толстого с А. А. Толстой видно, что он
под влиянием пережитого собирался продать свои имения
и покинуть Россию, «где нельзя знать минутой вперед, что
меня, и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут...»2.
Несомненно, что этот обыск был одной из причин, побу-
дивших Л. Н. Толстого прекратить свою работу в Яснопо-
лянской школе. Следует отметить, что, конечно, были и
другие обстоятельства, вызвавшие временный отход
Толстого от педагогической деятельности. В это
время Толстой решил приступить к литературной рабо-
те по созданию «Войны и мира» и отдать ей все свои
силы.
Записи Толстого (в дневнике за октябрь — декабрь
1862 г.) свидетельствуют о том, что он твердо решил
отойти от педагогической деятельности и написать боль-
шой роман. Вот что мы находим в его дневнике по это-
му поводу: 1 октября — «С студентами и с народом рас-
простился»; 15 октября — «Журнал решил кончить, шко-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр.
428—429.
2 Там же, стр. 436.

лы — тоже, кажется»; 19 декабря — «Студенты уезжа-
ют, и мне их жалко»1.
Не удивительно поэтому, что в силу сложившихся
обстоятельств осень 1862 г. была началом конца Ясно-
полянской школы. «Школа у нас в этом году, — писал
В. С. Морозов, — не возобновилась, что-то у нас с ней
шаталось и путалось. Полевые работы кончились, с по-
ля поубрались, могла бы школа начаться, но как будто
какая-то молчаливая стачка объявилась: заместо преж-
них семидесяти учеников набралось лишь пятнадцать.
Из дальних деревень и близких уездов как есть никого
не было. Много наших яснополянских забастовали из-за
родителей. Отцы говорили: «Довольно учиться. Поучил-
ся и будя. Знаешь читать, писать и будя. Не маленький
жеребец, учиться! Пора уж с хлеба». Кто куда, все раз-
брелись по местам в работники: «с хлеба долой». Так
школа в этом году и не установилась. Лев Николаевич
скучал и сожалел, говоря: «Напрасно кончили, еще бы
надо учиться». Но и у Льва Николаевича как будто бы-
ло задумано что-то отдельное. Он в скором времени
опять уехал в Москву, и слух прошел, женился там на
дочери Берса, Софье Андреевне. После женитьбы Льва
Николаевича школа наша еще некоторое время продол-
жалась, но она была уже совсем не та, какая раньше.
У нас были учителя: Петр Васильевич, Иван Иванович
и Владимир Александрович, а сам Лев Николаевич на-
вещал нас редко. И школа становилась вялая. Ученики
постепенно расходились. В несколько месяцев осталось
нас половина учеников, даже меньше. В скором време-
ни и от оставшейся половины тоже убавилась полови-
на. На скамьях все больше и больше редело. Послед-
ним ученикам было скучно и угрюмо. Ученики из чужих
деревень и уездов выключились. Остались только ясно-
полянские, и то всего человек десять. Не упомню, про-
тянула ли наша школа хотя бы год после женитьбы
Льва Николаевича, но только помнится, что в 1863 г.
школа наша уже совсем закрылась»2.
1 Н. Гусев, Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого,
1936, стр. 149—150.
2 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы
Василия Степановича Морозова, под ред. и с примечаниями Алексея
Сергеенко, изд. «Посредник», М., 1917, стр. 126—127.

Есть все основания полагать, что учебные занятия в
Яснополянской школе происходили не только в первой
половине 1862/63 учебного года, но и ранней весной
1863 г. и, по-видимому, совсем закончились лишь к на-
чалу полевых работ, когда ученики должны были по-
могать своим родителям в сельском хозяйстве. Об этом
убедительно свидетельствуют сохранившиеся сочинения
учеников Яснополянской школы. Сочинение Игната Ма-
карова датировано, например, 18 марта 1863 г., а сочи-
нение Романа Богданова — 7 марта того же года. Сле-
довательно, в марте 1863 г. школа продолжала еще ра-
ботать, хотя Л. Толстой близкого участия в ее жизни
не принимал.
Толстой вступил в новый период своей жизни и твор-
чества, создав во второй половине 60-х годов замечатель-
ную эпопею из жизни русского народа «Войну и
мир».
«Детей и педагогику, — писал Л. Н. Толстой
осенью 1863 г., — я люблю, но мне трудно понять себя
таким, каким я был год тому назад. Дети ходят ко мне
по вечерам и приносят с собой для меня воспоминания
о том учителе, который был во мне и которого уже не
будет. Я теперь писатель всеми силами своей души, и
пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не
обдумывал»1.
Трехлетняя работа Л. Толстого в области теоретиче-
ской и практической педагогики оставила в его душе
неизгладимый след, о котором он писал 5 апреля 1877 г.
С. А. Рачинскому: «Старые школьные времена... всегда
останутся одним из самых дорогих, в особенности чи-
стых воспоминаний»2.
Письма Толстого к друзьям и знакомым свидетель-
ствуют о том, что интерес Толстого к педагогике после
прекращения работы в Яснополянской школе отнюдь не
угас. В дневнике от 10 апреля 1865 г. читаем: «Нынче
утром записал кое-что по педагогике»3. В конце сентяб-
ря того же года Толстой в дневнике записал: «По слу-
чаю ученья милой Маши думал много о своих педаго-
1 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой 1857—1903 гг.,
1911, стр. 192.
2 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 505.
3 Там же, т. 48—49, стр. 62.

гических началах. Я обязан написать все, что знаю об
этом деле»1.
Когда Фет, пожелавший сослаться в одной из своих
статей на Яснополянскую школу, запросил по этому по-
воду Л. Н. Толстого, последний в письме от 16 мая
1865 г. ему ответил: «На ваш вопрос упомянуть о Ясной
Поляне — школе, я отвечаю отрицательно. Хотя ваши
доводы и справедливы, но про нее (Я. П.) журналы за-
были, и мне не хочется напоминать, не потому, что я
отрекался от выраженного там, но, напротив, потому,
что не перестаю думать об этом и, ежели бог даст жиз-
ни, надеюсь еще из всего этого составить книгу, с тем
заключением, которое вышло для меня из моего 3-лет-
него страстного увлечения этим делом»2. Этими же
мыслями, свидетельствующими о глубоком интересе
Толстого к воспитанию детей, он поделился с А. А. Тол-
стой: «Я все много думаю о воспитании, жду с нетерпе-
нием времени, когда начну учить своих детей, сбираюсь
тогда открыть новую школу и собираюсь тогда напи-
сать résumé всего того, что я знаю о воспитании и чего
никто не знает, или с чем никто не согласен»3.
В последующие годы Л. Н. Толстой несколько раз
возобновлял в Ясной Поляне учебные занятия с
детьми. В период создания «Азбуки» (1869—1872)
Л. Н. Толстой и члены его семьи для проверки методов
обучения грамоте давали уроки детям яснополянских
крестьян. Об этих занятиях С. А. Толстая писала своей
сестре в феврале 1872 г. следующее:
«Мы вздумали после праздников устроить школу, и
теперь каждое после-обеда приходит человек 35 детей, и
мы их учим. Учит и Сережа, и Таня, и дядя Костя, и
Левочка, и я. Это очень трудно учить человек 10 вме-
сте; но зато довольно весело и приятно. Мы учеников
разделили, я взяла себе 8 девочек и 2 мальчика, Таня
и Сережа учат довольно порядочно, в неделю все знают
уже буквы и склады на слух. Учим мы их внизу, в пе-
редней, которая огромная, в маленькой столовой под
лестницей и в новом кабинете. Главное то побуждает
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 63.
2 Письма Л. Н. Толстого (1848—1910), изд. «Книга», 1910,
стр. 82.
3 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой (1857—1903),
1911, стр. 211.

учить грамоте, что это такая потребность й с таким удо-
вольствием и охотой они учатся все»
В письме от 6 апреля 1872 г., сообщая о дальнейшей
работе этой школы, Софья Андреевна писала сестре:
«Каждое утро своих детей учу, каждое после-обеда
школа собирается. Учить трудно, а бросать теперь уже
жалко: так хорошо шло учение и все читают и пишут,
хотя не совсем хорошо, но порядочно. Еще поучить не-
много, и на всю жизнь не забудут»2.
Воспоминания Ильи Львовича Толстого о школьных
занятиях его отца в 70-х годах дают основания пола-
гать, что и в эти годы Л. Н. Толстой придерживался
педагогических принципов, которые были им изложены
в журнале «Ясная Поляна» и разносторонне применены
в 60-е годы в Яснополянской школе. «Во время уроков
бывало очень весело и оживленно.
Дети вели себя совсем свободно, сидели где кто хо-
тел, перебегали с места на место и отвечали на вопро-
сы не каждый в отдельности, а все вместе, перебивая
друг друга и общими силами припоминая прочитанное.
Если один что-нибудь пропускал, сейчас же вскакивал
другой, третий, и рассказ или задача восстанавливались
сообща»3.
Наряду с учащимися в доме Л. Н. Толстого в Ясной
Поляне собирались в это время и учителя народных
школ для обсуждения различных методических вопро-
сов, связанных с обучением детей грамоте по методу
Л. Н. Толстого.
Обучая крестьянских детей и изучая их запросы,
Л. Н. Толстой убедился в том, что многие из них хотели
бы продолжать свое образование. Толстой пришел к
мысли организовать «Университет в лаптях» — педаго-
гические курсы — для подготовки народных учителей
из среды наиболее успевающих и способных крестьян.
Он очень серьезно занялся этим делом и разработал
проект плана педагогических курсов, который предусма-
тривал открытие в Ясной Поляне частного учебного заве-
дения для подготовки народных учителей. Л. Н. Толстой
предполагал, что на двухгодичных курсах будет учиться
1 П. И. Бирюков, Биография Л. Н. Толстого, т. II, 1923,
стр. 53.
2 Там же.
3 И. Л. Толстой, Мои воспоминания, изд. 2, М., 1933, стр. 29.

не менее 50 человек, окончивших народную школу или
сдавших соответствующие экзамены при зачислении на
курсы. Обучаясь на курсах ежегодно по 6 месяцев, слуша-
тели должны были бы изучать: арифметику, русский язык,
славянский язык, географию, закон божий, историю, гео-
метрию, черчение, землемерие, пение, алгебру, чистописа-
ние и получать практическую подготовку, давая пробные
уроки в Яснополянской школе. Учебные занятия имелось
в виду проводить во флигеле Ясной Поляны, где летом
обычно жила сестра жены Л. Н. Толстого Т. А. Кузьмин-
ская со своей семьей. Сообщая ей в письме от 19 октября
1876 г. о планах Льва Николаевича, С. А. Толстая пи-
сала: «В том доме воздвигнуты лавки, столы, чинят и
вставляют рамы, и, вместо милых вас, будут какие-то
чужие лица мужиков, семинаристов и пр.»1. Приехав-
ших на курсы предполагалось разместить в избах ясно-
полянских крестьян, где учащиеся могли бы и питаться,
тратя на стол и квартиру примерно 4 рубля в месяц.
Ходатайство Л. Н. Толстого о разрешении открыть
педагогические курсы, возбужденное им в январе
1875 г. перед директором народных училищ Тульской
губернии, вызвало длительную ведомственную перепис-
ку по линии министерства народного просвещения, ко-
торое только в мае 1876 г. дало согласие (в виде исклю-
чения) на открытие педагогических курсов с тем, чтобы
подробные правила об этих курсах были утверждены
попечителем Московского учебного округа.
Тульское губернское земское собрание, к которому
Толстой обращался за материальной поддержкой для
оплаты преподавателей курсов и приобретения учебных
принадлежностей, 12 декабря 1876 г. постановило ока-
зать просимую помощь и отпускать по 30 рублей за
каждого слушателя, направленного на курсы уездными
земствами и училищными советами. Толстой намеревал-
ся открыть курсы в сентябре 1877 г. К этому времени
уездные земства Тульской губернии по предложению
губернской управы и должны были направить учащихся
на Яснополянские курсы. Но вышло так, что только
1 Подробно об этом см. проф. В. С. Спиридонов «К истории
педагогической деятельности Л. Н. Толстого», «Ученые записки ка-
федры русской литературы Ленинградского государственного педа-
гогического института им. А. И. Герцена», т. 67, Л., 1948.

пять уездных управ согласились послать на курсы 12
человек. Естественно, что при таком наборе на курсы
они не могли быть открыты. Замечательное начинание
Л. Н. Толстого по подготовке народных учителей из кре-
стьянской среды так и не было осуществлено по вине
дворян, игравших в земских учреждениях руководящую
роль и не заинтересованных в создании деревенской ин-
теллигенции.
Из переписки Л. Н. Толстого с разными лицами вид-
но, что в 70-х годах он исключительно интенсивно зани-
мался педагогическими вопросами, уделяя им много
времени и внимания. В письме А. А. Толстой он писал:
«Я нахожусь в своем летнем расположении духа, т. е.
не занят поэзией и перестал печатать свой роман... а
занят практическими делами, а именно педагогией:
устраиваю школы, пишу проекты и борюсь с петербург-
ской педагогией вашего protégé Дмитрия Андреевича
который делает ужасные глупости в самой важной от-
расли своего управления, в народном образовании»2.
Педагогическая деятельность настолько увлекает
Л. Н. Толстого, что она явно преобладает над его лите-
ратурными замыслами и художественным творчеством.
«Замучили хлопоты, заботы... Хлопоты же больше все
педагогические, — и теория и практика» — читаем в
письме к П. Д. Голохвостову от ноября 1874 г. В письме
к П. М. Леонтьеву от 23—25 ноября 1874 г. Толстой
пишет: «...мои занятия школами так отвлекают меня,
что не могу себя заставить доработать ту небольшую
работу, которая мне в нем (в романе «Анна Карени-
на». — В. В.) остается»3.
Педагогическая деятельность Л. Н. Толстого в 70-х
годах характеризуется большой разносторонностью его
интересов в области народного образования. В эти годы
Л. Н. Толстой выступает не только как составитель «Аз-
буки», «Новой Азбуки» и автор теоретических статей по
педагогике, но и как выдающийся организатор школ и
инициатор развития народного образования в Крапи-
1 Л. Н. Толстой имеет в виду Д. А. Толстого — министра на-
родного просвещения. (В. В.)
2 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой (1857—1903),
1911, стр. 251.
3 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 62, стр. 119—
120, 127.

венском уезде, где он был избран членом училищного
совета.
Толстой много сделал для распространения началь-
ного образования среди детей крестьян Крапивенского
уезда. Имея в виду эту работу, Л. Н. Толстой писал
А. А. Толстой: «Я теперь весь из отвлеченной педагогии
перескочил в практическое — с одной стороны — и в самое
отвлеченное — с другой стороны — дело школ в нашем
уезде. И полюбил опять, как 14 лет тому назад, эти тысячи
ребятишек, с которыми я имею дело... Я не рассуждаю;
но когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборван-
ных, грязных, худых детей с их светлыми глазами и так
часто ангельскими выражениями, на меня находит тре-
вога, ужас, вроде того, который испытывал бы при ви-
де тонущих людей. Ах, батюшки! как бы вытащить, и
кого прежде, кого после вытащить! И тонет тут самое
дорогое, именно то духовное, которое так очевидно бро-
сается в глаза в детях. Я хочу образования для народа
только для того, чтобы спасти тех, тонущих там Пушки-
ных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они
кишат в каждой школе. И дело у меня идет хорошо,
очень хорошо. Я вижу, что делаю дело, и двигаюсь впе-
ред гораздо быстрее, чем я ожидал»1.
Как член училищного совета Крапивенской земской
управы, Л. Н. Толстой с большим энтузиазмом взялся
за организацию и улучшение школьного дела в своих
родных местах. По его предложению Крапивенский
училищный совет в октябре 1874 г. разослал духовен-
ству уезда предложение побуждать крестьян открывать
школы и замещать должность учителей молодыми гра-
мотными крестьянами. Вместе с тем Л. Н. Толстой до-
бился того, что Крапивенский училищный совет согла-
сился выплачивать учителям, преподававшим в откры-
тых крестьянами школах, прибавку к тем деньгам, ко-
торые они получали непосредственно от крестьян.
Толстой деятельно заботится о снабжении школ уез-
да учебниками, хрестоматиями, грифельными досками,
карандашами, перьями, прописями и т. п. Все это в до-
статочном количестве закупалось в Москве и Туле и
распределялось по школам.
1 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой (1857—1903), 1911,
стр. 258.

В 1890 г. дочерьми Л. Н. Толстого, разумеется, не
без его ведома и участия, была организована на усадь-
бе, в доме одного из служащих, школа для яснополян-
ских ребятишек. В середине января 1890 г. Л. Н. Тол-
стой несколько раз заходил в эту школу и принимал
участие в учебных занятиях с детьми. Школа существо-
вала около двух месяцев. По распоряжению властей
она была закрыта, и, таким образом, еще одна попытка
Толстого заняться любимым делом потерпела неудачу.
Конец жизни Л. Н. Толстого ознаменован рядом со-
бытий и фактов, свидетельствующих о том, что великий
писатель по-прежнему глубоко интересовался вопросами
воспитания и обучения детей. Мы имеем прежде всего
в виду его учебные занятия с детьми яснополянских
крестьян в 1906—1908 гг.
Находясь в периоде упадка физических сил и чувст-
вуя приближение смерти, Л. Толстой тем не менее с юно-
шеским порывом принимается за обучение крестьянских
детей христианской морали, придавая этому делу боль-
шое значение, что видно из следующих записей в его
дневниках.
В дневнике за 17 марта 1907 г. записано: «За это
время был занят только детскими уроками. Что дальше
иду, то вижу большую и большую трудность дела и вме-
сте с тем большую надежду успеха. Все, что до сих пор
сделано, едва ли годится. Вчера разделил на два клас-
са. Нынче с меньшим классом обдумывал»1.
5 апреля того же года Л. Н. Толстой в дневнике за-
писал: «...Детские уроки и приготовление к ним погло-
щают меня всего. Замечаю ослабление сил физических
и умственных, но обратно пропорционально нравствен-
ным. Хочется многое писать, но многое уже навсегда
оставил неоконченным и даже не начатым»2.
Говоря о занятиях Л. Н. Толстого с детьми в 1907 г.,
следует отметить и еще один интересный факт, свиде-
тельствующий о любви Л. Н. Толстого к детям, общест-
вом которых так дорожил великий писатель и педагог.
26 июня 1907 г. Ясную Поляну посетили свыше 800
учащихся тульских школ под руководством своих учи-
телей. Дети и учителя были приняты семьей Толстого
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 56, стр. 18.
2 Там же, стр. 23.

исключительно радушно. Л. Н. Толстой любовно бесе-
довал с детьми. Перед отправлением домой учащиеся
возгласами «спасибо» и «ура» благодарили Толстых за
гостеприимство.
Общество детей было настолько дорого и приятно
Л. Н. Толстому, что он и в последующие годы не отка-
зывал учащимся в возможности посетить его в Ясной
Поляне. В мае 1908 г. Толстой встретился со 120 уче-
никами Тульского железнодорожного училища.
Как вспоминает Н. Н. Гусев, Лев Николаевич пода-
рил на прощание своим гостям книги: младшим — «Ма-
лым ребятам», старшим — свои народные рассказы, а
учителям — свои «Мысли о просвещении и воспита-
нии»1. В 1910 г., за несколько месяцев до смерти, Тол-
стого посетила группа учеников Тульского реального
училища, с ними он также приветливо беседовал.
Летом того же года из Москвы в Ясную Поляну при-
ехала группа слушателей Пречистенских курсов для ра-
бочих, в беседе с которыми Лев Николаевич высказал
свои взгляды на учительскую деятельность, подчеркнув
ее большое значение в общественной жизни.
Среди многочисленных лиц, посещавших Толстого в
Ясной Поляне, были и такие, которые живо интересова-
лись его педагогическими взглядами. Следует отметить,
что в 1907 и 1910 гг. в Ясную Поляну приезжал извест-
ный чешский педагог Велеминский, беседовавший с Тол-
стым по вопросам педагогики. В результате изучения
педагогических взглядов Толстого и личных встреч с
ним Велеминский написал впоследствии книгу о Тол-
стом как о педагоге.
Когда в марте 1909 г. известная путешественница
А. А. Корсини читала в Ясной Поляне лекции с туман-
ными картинами об Индии, Лев Николаевич пригласил
на эту лекцию 20 мальчиков из Ясной Поляны, обога-
тив их яркими представлениями о незнакомой стране.
В последние годы своей жизни Лев Николаевич с
большим увлечением работал над составлением и пере-
ложением рассказов для задуманного им «Детского
круга чтения». В 1907 г. им были написаны для этой
книги рассказы: «Бедные люди», «Царское новое пла-
тье», «Старик в церкви».
1 Н. Н. Гусев, Два года с Л. Н. Толстым, М., 1928, стр. 162.

В ноябре 1908 г. вышел 1-й номер журнала «Свободное
воспитание», в котором была напечатана статья Толстого
«Беседы с детьми по нравственным вопросам», отражав-
шая опыт его вечерних занятий с яснополянскими маль-
чиками по вопросам морали.
Следует указать и на еще один значительный факт,
характеризующий неослабный интерес Л. Н. Толстого
к делу народного образования. 14 сентября 1909 г. Лев Ни-
колаевич, гостивший в имении родственников В. Г. Черт-
кова, Крекшине, провел беседу с народными учителями
и учительницами земских школ Звенигородского уезда,
Московской губернии, получившими согласие встретить-
ся с Толстым для беседы по вопросам воспитания и обу-
чения детей. Л. Н. Толстой тщательно готовился к этой
беседе, написав предварительно ее текст в виде небольшой
статьи.
В состоявшейся беседе Л. Н. Толстой в полном со-
ответствии со своими религиозными взглядами подчерк-
нул, что школьное дело будет полезным только тогда,
когда учитель будет внушать детям истинно нравствен-
ные, основанные на религиозных христианских началах,
убеждения и привычки и воспитывать их в духе любви
ко всем людям.
Учителя ждали от Толстого конкретных указаний по
поводу того, как бороться с распущенностью молоде-
жи, как прививать детям навыки культурного поведе-
ния, как установить связь семьи и школы. Толстой же
все свел к необходимости религиозно-нравственного
воспитания в «новом» духе, что не внесло ясности в во-
просы, поставленные учителями.
В заключение укажем еще на несколько фактов, сви-
детельствующих о большой преданности Л. Н. Толсто-
го делу народного образования.
Лев Николаевич нередко сам шел к детям, интересу-
ясь их учением и досугом. Так, например, 18 августа
1910 г. Толстой вечером был в Кочетовской школе, уче-
ники которой инсценировали «Злоумышленника» Чехо-
ва, а затем организовали чтение с туманными картинами.
Толстой остался доволен всем виденным и в своем днев-
нике записал: «Хорошо очень».
25 октября 1910 г. (за три дня до ухода) Л. Н. Тол-
стой утром посетил Яснополянскую школу, куда при-
нес учащимся экземпляры детского журнала «Солныш-

ко». Толстой просил учителя раздать эти книги детям,
чтобы затем узнать, что они поняли из прочитанного.
В два часа дня Л. Н. Толстой снова был в школе,
чтобы побеседовать с детьми по поводу книг «Сол-
нышко».
В этих, казалось бы, мелких фактах ярко отразилась
в последние дни жизни Толстого такая же глубокая лю-
бовь к детям и народному образованию, какая зароди-
лась у него еще в юношеские годы, когда Толстой решил
отдать все свои силы воспитанию и обучению крестьян-
ских детей.

УСТРОЙСТВО ЯСНОПОЛЯНСКОЙ ШКОЛЫ И ОСНОВНЫЕ
ПРИНЦИПЫ ВОСПИТАНИЯ И ОБУЧЕНИЯ ДЕТЕЙ.
Как уже было сказано, осенью 1859 г. Толстой вто-
рично открыл школу в Ясной Поляне, но организовал ее
работу на совершенно новых началах по сравнению с тем,
как работали немногочисленные начальные школы того
времени.
Для школы Толстой отвел на усадьбе двухэтажный
каменный дом, две комнаты в котором были заняты клас-
сами, одна кабинетом и две учителями.
В одной из комнат школы в 1861 г. был организован
музей. По полкам кругом стен были разложены камни,
бабочки, скелеты, травы, цветы, приборы по физике и др.
На крыльце под навесом висел колокольчик, в который
в 8 часов утра звонил один из ночевавших в школе уче-
ников, объявляя о предстоящем начале уроков. В сенях
внизу стояли бары и рек (для гимнастики), а наверху
верстак. Здесь же было вывешено расписание уроков.
В Яснополянской школе учились дети различных про-
слоек крестьянского населения. Первыми по времени уче-
никами были дети крестьян деревни Ясная Поляна, а за-
тем там стали учиться вместе с ними дети приказчиков,
солдат, дворовых, целовальников, дьячков и богатых
мужиков, причем дети последних привозились родителя-
ми в школу верст за тридцать и пятьдесят.
Яснополянская школа была бесплатной, что облегчало
возможность всем неимущим и малообеспеченным людям
отдавать своих детей в эту школу.

О количестве учащихся в Яснополянской школе
имеются такие данные. В воспоминаниях В. С. Морозова,
бывшего ученика Яснополянской школы, упоминается
о том, что занятия в школе начались осенью 1859 г. при
22 учениках, число которых через три месяца увеличилось
до 70 человек. В письме к Е. Б. Ковалевскому от 12 марта
1860 г. Толстой сообщал, что у него в школу набралось
50 учеников, количество которых все увеличивается.
В статье «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь
месяцы», законченной автором в январе 1862 г., Толстой
писал, что в его школе «всех учеников до 40, но редко
бывает больше 30 вместе»1.
Судя по «Дневнику Яснополянской школы» за 1862 г.,
в ней в это время обучалось до 37 учеников, в числе кото-
рых было 5 девочек. Таким образом, есть все основания
полагать, что учащихся в Яснополянской школе за пе-
риод ее трехлетнего существования (1859—1862) под
руководством Толстого было в среднем до 40 в год. По
возрасту мальчики в Яснополянской школе были от 7 до
13 лет.
Кроме детей, в Яснополянской школе ежегодно учи-
лось трое-четверо взрослых, которые приходили в школу
доучиваться, так как кое-что уже знали. Среди маленьких
детей они чувствовали себя стесненными, не могли вклю-
читься в общую систему работы и учились лишь тому, что
им хотелось узнать.
Создавая свою школу, Толстой не раз думал о том,
чему учить детей, каков должен быть тот круг знаний,
который дети должны усвоить. В 60-х годах он реши-
тельно возражал тем, кто считал возможным ограничить
программу сельской школы сообщением учащимся лишь
элементарных сведений. Дети народа, утверждал Тол-
стой, должны получить все те знания, которыми об-
ладают образованные люди, учащиеся должны быть вве-
дены в мир искусства, благородных идей и переживаний.
Имея в виду крестьянского ребенка и обращаясь к обра-
зованным людям, Толстой писал: «Федька не тяготится
своим оборванным кафтанишком, но нравственные во-
просы и сомнения мучают Федьку, а вы хотите дать ему
три рубля, катихизис и историйку о том, как работа и
смирение, которых вы сами терпеть не можете, одни по-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 49.

лезны для человека. Три рубля ему не нужны, он их най-
дет и возьмет, когда они ему понадобятся, а работать
научится без вас — так же, как дышать; ему нужно то,
до чего довела вас ваша жизнь, ваших десять незабитых
работой поколений. Вы имели досуг искать, думать,
страдать — дайте же ему то, что вы выстрадали, — ему
этого одного и нужно; а вы, как египетский жрец, закры-
ваетесь от него таинственной мантией, зарываете в землю
талант, данный вам историей. Не бойтесь: человеку ничто
человеческое не вредно. Вы сомневаетесь? Отдайтесь
чувству, и оно не обманет вас. Поверьте его природе, и
вы убедитесь, что он возьмет только то, что заповедала
нам передать ему история, что страданиями выработа-
лось в вас»1.
Вступая в явное противоречие со своими теоретиче-
скими взглядами, высказанными в статьях 60-х годов,
в которых утверждалось, что он не знает, чему надо
учить народ, Толстой — организатор Яснополянской
школы — сразу же наметил ее учебный план, рассчитан-
ный на сообщение ученикам разнообразных знаний. Тол-
стой был глубоко убежден в том, что начальная школа
не должна быть лишь школой грамоты, а в ней следует
давать широкий круг знаний, в которых нуждается тру-
довой народ.
В Яснополянской школе учащиеся изучали двенадцать
предметов. В учебный план входили: 1) чтение механиче-
ское и постоянное, 2) писание, 3) каллиграфия, 4) грам-
матика, 5) священная история, 6) русская история,
7) рисование, 8) черчение, 9) пение, 10) математика,
11) беседы из естественных наук и 12) закон божий2.
Учебные занятия в Яснополянской школе не представ-
ляли собой неизменной и застывшей системы организации
учебного процесса. «Вначале, — писал Л. Н. Толстой, —
нельзя было подразделить ни на классы, ни на предметы,
ни на рекреацию и уроки: все само собой сливалось
в одно, и все попытки распределений оставались тщет-
ны»3. Толстой подчеркивал, что ему не хотелось прежде-
временно вмешиваться в жизнь детей, он рассчитывал на
то, что необходимый порядок сложится естественным пу-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 48-49.
2 Там же, стр. 29.
3 Там же, стр. 34.

тем, когда сами ученики поймут, что «нужно подчиняться
известным условиям для того, чтобы учиться»1. Когда
через три месяца после начала занятий в школе число
учащихся значительно возросло, все ученики были разде-
лены на три класса: младший, средний и старший. Это
пришлось сделать и потому, что первоначальный состав
учащихся значительно пополнился детьми, которые до
поступления в Яснополянскую школу уже учились в дру-
гих школах или научились читать у дьячков, препода-
вавших им начатки грамоты и счета. Старший класс
назывался первым, в нем учились наиболее развитые и
знающие ученики.
В 1861/62 учебном году, что видно из «Дневника
Яснополянской школы», в школе были три класса: стар-
ший, младший и приготовительный. Ученики этих клас-
сов, в зависимости от их возраста и уровня подготовки,
делились на два отделения в каждом. Если в первом от-
делении старшего класса был урок письма, во втором
отделений этого класса проходил урок чтения. Нередко
классные занятия велись в составе двух отделений, кото-
рые иногда соединялись на уроках математики, чтения,
географии, рисования и др. На уроки по естествознанию
(«классы опытов»), когда ставились физические экспери-
менты, пускались не все ученики, а «только старшие и
лучшие, рассудительнейшие из 2-го класса»2. По распи-
санию учебных занятий учителя школы должны были
ежедневно давать от 5 до 7 уроков. В соответствии
с этим расписанием в первой половине дня уроки наме-
чались с 9 часов утра до 12 часов дня, а во второй —
с 3 до 6 часов вечера. Фактически же дело обстояло так,
что дневные уроки всегда шли до 2 часов дня, а вечер-
ние, продолжаясь после обеда, заканчивались в 8—9 часов
вечера. Таким образом, учащиеся этой школы находились
в ней с раннего утра до позднего вечера, чем и объяс-
няется, что уроки на дом не задавались.
Первое время в Яснополянской школе составленное
расписание уроков не соблюдалось; бывало так, что учи-
тель начинал урок арифметики, а затем переходил
к геометрии, уроки священной истории иногда заканчи-
вались грамматикой. Если учитель и ученики увлекались
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 34.
2 Там же, стр. 43.

интересным уроком, он продолжался не час, а два-три
часа. Впоследствии ход учебных занятий, как видно из
дневника школы, в значительно большей степени соот-
ветствовал тому, что было намечено в расписании за-
нятий.
Осенью 1859 г., когда Толстой возобновил работу
в Яснополянской школе, он сам лично обучал своих уче-
ников. В занятиях по арифметике ему помогал Влади-
мир Александрович, отставной солдат, фамилию которого
пока установить не удалось. В 1860/61 учебном году, во
время десятимесячного пребывания Толстого за границей,
откуда он вернулся в Ясную Поляну весной 1861 г., учеб-
ные занятия в Яснополянской школе вели учителя Петр
Васильевич Морозов и упомянутый выше Владимир Але-
ксандрович, преподававший математику.
В течение 1861/62 учебного года в составе учителей
Яснополянской школы произошли некоторые изменения.
Приступил к работе в школе молодой немец Густав Федо-
рович Келлер, приехавший вместе с Толстым -из Германии
весной 1861 г. В феврале 1862 г. был уволен Владимир
Александрович, которого ученики очень не любили за
крутой нрав и плохие уроки.
Обогащенный опытом предыдущей работы в Яснопо-
лянской школе, богатыми и разносторонними впечатле-
ниями, полученными во время знакомства с европейскими
школами, Л. Н. Толстой по возвращении из-за границы
с большой страстью и энергией принялся за работу
в школе. Он преподавал в старшем классе математику,
историю и географию, вовлекал учеников в писание со-
чинений на свободно выбранные темы, проводил беседы
с детьми, ставил опыты по физике и др. Келлер препода-
вал в школе рисование и черчение, иногда ставил опыты
по физике и химии, а когда Владимир Александрович
был уволен из школы, взял на себя уроки по алгебре и
геометрии. Письму и чтению дети обучались в это время
под руководством П. В. Морозова, который, кроме того,
преподавал русскую и священную историю. Закон божий
преподавал приходский священник К. Пашковский, при-
ходивший в школу два раза, в неделю. В числе учителей
Яснополянской школы был некоторое время Иван Ивано-
вич Орлов, работавший впоследствии в Телятинской
школе, где он пользовался приемами обучения, усвоен-
ными в школе Толстого.

Следует отметить, что старшие и наиболее успеваю-
щие ученики школы систематически привлекались в каче-
стве помощников учителей для обучения начинающих или
отстающих детей.
Небольшой коллектив учителей Яснополянской школы
дружно работал под руководством Л. Н. Толстого. Учи-
теля составляли дневники своих занятий, сообщали их
друг другу, а после обсуждения намечали планы препо-
давания на предстоящую неделю. Планы эти, однако,
строго не соблюдались, в них вносились изменения в про-
цессе учебной работы в связи с учетом интересов и тре-
бований учащихся. Толстой придавал очень большое зна-
чение учету опыта преподавания. В письме к А. А. Тол-
стой он писал, что «за обедом и ужином и после ужина
мы — учителя — совещаемся. По субботам же читаем
друг другу наши заметки и приготовляем к будущей
неделе»1.
***
Приступая к работе в Яснополянской школе, Толстой
глубоко изучил произведения Монтеня, Коменского, Рус-
со, Песталоцци, Дистервега, Ушинского, книги зарубеж-
ных и русских методистов, учебники для школ.
Несомненным является тот факт, что, работая в Ясно-
полянской школе, Толстой руководствовался определен-
ными педагогическими принципами, отраженными в его
практической работе и теоретических статьях по педа-
гогике.
Толстой прекрасно понимал, что перестройка школы
должна заключаться не в улучшении тех или иных мето-
дов преподавания, а в коренном изменении режима ее
работы, создании атмосферы естественных и деловых
отношений между учителями и учащимися.
Борясь с формализмом и шаблоном в воспитании и
обучении детей, Л. Н. Толстой рассматривал Яснополян-
скую школу как педагогическую лабораторию, организо-
ванную для творческих поисков новых путей обучения
детей. Толстой был глубоко убежден в том, что если
каждая школа будет педагогической лабораторией, то
тогда школа не отстанет от всеобщего прогресса и опыт
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 405.

лучших учителей послужит основанием для научных пе-
дагогических выводов.
В современных Толстому русских и зарубежных шко-
лах учащиеся зачастую механически заучивали наизусть
непонятные им факты, сведения и правила. В школах
нередко применялись телесные наказания детей. Учителя
в большинстве случаев формально относились к своим
обязанностям, воспитывая детей в духе покорности вла-
стям, религиозности и т. п. Задумав создать Яснополян-
скую школу, Л. Н. Толстой решил по-новому воспитывать
и обучать детей. Надо, писал Толстой, отказаться «от
старого взгляда на школу, как на дисциплинированную
роту солдат, которой нынче командует один, завтра дру-
гой поручик»1.
В новой школе, полагал Толстой, учителя не должны
грубо вмешиваться в духовный мир детей, в школе дол-
жна царить атмосфера естественно складывающихся
деловых отношений между учителем и учениками; надо,
чтобы учащиеся могли самостоятельно мыслить и рабо-
тать, активно приобретать знания. Имея в виду Яснопо-
лянскую школу, столь не похожую на другие школы,
Толстой писал: «Есть в школе что-то неопределенное,
почти не подчиняющееся руководству учителя, что-то со-
вершенно неизвестное в науке педагогики и вместе с тем
составляющее сущность, успешность учения, — это дух
школы... Этот дух школы есть что-то быстро сообщаю-
щееся от одного ученика другому, сообщающееся даже
учителю, выражающееся, очевидно, в звуках голоса,
в глазах, движениях, в напряженности соревнования,
что-то весьма осязательное, необходимое и драгоценней-
шее, и потому долженствующее быть целью всякого учи-
теля»2. Чем меньше в школе принуждения и педантич-
ного вмешательства учителей в работу учащихся, лишен-
ных возможности ввиду этого самостоятельно мыслить
и работать, тем оживленнее и радостнее становится
в классе.
Традиционная школа, писал Толстой, учреждается не
так, чтобы детям было удобно учиться, но так, чтобы
учителям было удобно учить. В этих школах, строящихся
как тюремные заведения, дети запуганы и озлоблены, им
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 58.
2 Там же, стр. 80.

запрещают спрашивать учителей, ученики должны непод-
вижно сидеть на скамьях и молчаливо слушать своих
наставников. Всему этому Толстой в Яснополянской
школе противопоставил другую обстановку.
Толстой стремился к тому, чтобы между учителями
и учащимися не было отчужденности и взаимной вражды,
столь типичных для старой школы. Идеалом каждой
школы, писал Толстой, должны быть новые отношения —
большей свободы, большей простоты и большего доверия.
Как тонкий знаток духовного мира детей, Толстой
правильно подметил, что в каждом ребенке есть стремле-
ние к активности, самостоятельности к творческой дея-
тельности. Вот почему воспитание творческой личности
учащегося Толстой считал важнейшей задачей Яснопо-
лянской школы.
Воспитывая и обучая детей, Толстой стремился к тому,
чтобы в Яснополянской школе дети дружно жили и рабо-
тали. Толстой бережно охранял и развивал ростки обще-
ственной жизни детей, добиваясь сплочения детского
«общества», как он называл состав учащихся своей
школы.
Толстой не только мастерски описал и психологически
тонко проанализировал ряд эпизодов из жизни школы, но
и сделал ценные педагогические выводы о необходимо-
сти тактично руководить воспитанием детей и не вмеши-
ваться во взаимоотношения учащихся, если они сами
могут наладить их.
«Недавно, между классами, — записал Толстой, —
в углу сцепились два мальчика: один — замечательный
математик, лет девяти, второго класса, другой — стриже-
ный дворовый, умный, но мстительный, крошечный чер-
ноглазый мальчик, прозванный Кыской. Кыска сцапал за
длинные виски Математика и прижал ему голову к стене;
Математик тщетно цеплял за стриженую щетинку Кыски.
Черные глазенки Кыски торжествовали, Математик едва
удерживался от слез и говорил: «ну, ну! что? что?» — но
ему, видно, плохо приходилось, и он только храбрился.
Это продолжалось довольно долго, и я был в нерешитель-
ности, что делать. «Дерутся, дерутся!» — закричали ре-
бята и столпились около угла. Маленькие смеялись, но
большие, хотя и не стали разнимать, как-то серьезно пере-
глянулись, и эти взгляды и молчанье не ушли от Кыски.
Он понял, что делает что-то нехорошее, и начал преступно

улыбаться и отпускать понемногу виски Математика.
Математик вывернулся, толкнул Кыску так, что тот уда-
рился затылком об стену, и, удовлетворенно, отошел.
Маленький заплакал, пустился за своим врагом и из всей
силы ударил его по шубе, но не больно. Математик хотел
было отплатить, но в ту же минуту раздалось несколько
неодобрительных голосов. «Вишь, с маленьким связал-
ся!» — закричали зрители. «Удирай, Кыска!» Дело тем и
кончилось, как будто его и не было, исключая, я пред-
полагаю, смутного сознания того и другого, что драться
неприятно, потому что обоим больно»1.
В результате исканий путей дисциплинирования уча-
щихся Толстой пришел к выводу, что не следует приду-
мывать систему наказаний учащихся, а надо главное
внимание обратить на воспитание у детей чувства ответ-
ственности, правдивости, искренности, сознательного от-
ношения к своим обязанностям. В каждой школе надо
создавать такие условия, при которых у детей не было
бы повода для нарушения необходимого порядка и ра-
зумной дисциплины. Толстой резко осуждал перенесение
в русскую школу системы наказаний, принятых в школах
капиталистических стран. «Пускай там, — писал Тол-
стой, — в мире, который называют действительным,
в мире Пальмерстонов, Каэн, в мире, где разумно не то,
что разумно, а то, что действительно, пускай там люди,
сами наказанные, выдумывают себе права и обязанности
наказывать. Наш мир детей — людей простых, независи-
мых — должен остаться чист от самообманыванья и
преступной веры в законность наказания, веры и самооб-
манывания в то, что чувство мести становится справед-
ливым, как скоро его назовем наказанием...»2
Толстой неоднократно писал о том, что детям присуще
чувство справедливости и они никогда не позволят своим
плохим товарищам незаслуженно обижать тех или иных
детей. В Яснополянской школе Толстой умело содейство-
вал созданию общественного мнения среди детей, бережно
охраняя ростки дружбы и товарищества.
В статье о работе Яснополянской школы за ноябрь и
декабрь Толстой приводит ряд других интересных приме-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 35.
2 Там же, стр. 39.

ров отношений между детьми. Толстой глубоко верил
в силу детского коллектива и полагал, что дети весьма
часто сами могут наладить свои взаимоотношения без
опеки со стороны учителей. «Сколько раз мне случалось
видеть, — писал Толстой, — как ребята подерутся — учи-
тель бросается разнимать их, и разведенные враги косят-
ся друг на друга и даже при грозном окрике учителя не
удержатся, чтобы еще больше, чем прежде, напоследках
не толкнуть один другого; сколько раз я каждый день
вижу, как какой-нибудь Кирюшка, стиснув зубы, налетит
на Тараску, зацепит его за виски, валит на землю и, ка-
жется, хочет жив не остаться — изуродовать врага, а не
пройдет минуты Тараска уже смеется из-под Кирюшки,
один — раз за разом, все легче и легче отплачивает дру-
гому и не пройдет пяти минут, как оба делаются друзь-
ями и идут садиться рядом»1.
Желая выяснить, как лучше всего наладить в школе
необходимый порядок и дисциплину среди учащихся, Тол-
стой в первые дни занятий в школе не стал предъявлять
детям строго определенных требований, рассчитывая на
то, что дети сами осознают необходимость разумно себя
вести и слушать учителей. В статьях о работе Яснополян-
ской школы Толстой правдиво рисует картину начала
учебного дня и свое отношение к поведению детей. «Учи-
тель, — писал Толстой, — приходит в комнату, а на полу
лежат и пищат ребята, кричащие: «мала куча!» или
«задавили, ребята!» или «будет! брось виски-то!» и т. д.
«Петр Михайлович!» — кричит снизу кучи голос входя-
щему учителю: «вели им бросить!» «Здравствуй, Петр
Михайлович!» — кричат другие, продолжая свою возню.
Учитель берет книжки, раздает тем, которые с ним пошли
к шкапу; из кучи на полу — верхние, лежа, требуют
книжку. Куча понемногу уменьшается. Как только боль-
шинство взяло книжки, все остальные уже бегут к шкапу
и кричат: «мне и мне! дай мне вчерашнюю; а мне коль-
цовую!» и т. п. Ежели останутся еще какие-нибудь два
разгоряченные борьбой, продолжающие валяться на полу,
то сидящие с книгами кричат на них: «Что вы тут заме-
шались? ничего не слышно. Будет!» Увлеченные поко-
ряются и, запыхавшись, берутся за книги и только в пер-
вое время, сидя за книгой, поматывают ногой от
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 34-35.

неулегшегося волнения. Дух войны улетает, и дух чтения
воцаряется в комнате. С тем же увлечением, с каким он
драл за виски Митьку, он теперь читает кольцовую (так
называется у нас сочинение Кольцова) книгу, чуть не
стиснув зубы, блестя глазенками и ничего не видя вокруг
себя, кроме своей книги. Оторвать его от чтения столько
же нужно усилия, сколько прежде — от борьбы»1.
Однако Толстой никогда не считал, что нарисованная
им картина начала школьного дня является идеальным
выражением нового подхода учителя к организации
детей. Он был глубоко убежден, что дети поймут необхо-
димость разумно относиться к своим обязанностям. Как
показало время, Толстой не ошибся. Дети скоро осознали,
что для того, чтобы хорошо учиться, надо подчиняться
известным условиям, помогающим успешно приобретать
знания. Ученики Яснополянской школы сами стали
требовать, чтобы уроки шли по расписанию, а начина-
ющие не мешали читать и писать ученикам старших
классов.
Защищая принцип свободы в воспитании детей и счи-
тая, что лучше предоставить детям возможность свободно
общаться между собой, чем принудительно влиять на
них, Толстой писал о том, «что лучшая полиция и адми-
нистрация школы состоит в предоставлении полной сво-
боды ученикам учиться и ведаться между собой, как им
хочется». Однако Толстой не сразу пришел к такому бы-
воду. В практике его воспитательной работы в Яснопо-
лянской школе были случаи, когда ученики наказыва-
лись. Однажды учитель вывел из-за стола мальчика и
отнял у него доску для рисования за то, что этот ученик
стал во время урока бить своих соседей. Вскоре выясни-
лось, что наказанный мальчик, обычно отличавшийся
кроткостью, незлобивостью и тупостью, был не ви-
новен.
В состоянии ярости и отчаяния он стал на уроке бить
своих соседей только потому, что они постоянно его
обижали.
Правдиво описывает Толстой и другой тяжелый слу-
чай морального наказания ученика, укравшего лейден-
скую банку из физического кабинета. Желая пристыдить
виновника и этим его наказать, учителя и ученики ре-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 31—32.

шили нашить мальчику ярлык с надписью «вор». Целые
сутки на одежде мальчика красовался этот позорный
ярлык. Однако не стыд и раскаяние можно было про-
честь в глазах мальчика, а скорее дикую злобу, которую
вряд ли следовало возбуждать в душе этого ребенка.
Ярлык был снят, а мальчик был исключен из школы, так
как. Толстой признал, что он не может перевоспитать этого
ученика.
Отрицательное отношение Л. Н. Толстого к телесным
наказаниям не вызывало в Яснополянской школе ослаб-
ления дисциплины. Огромный авторитет Л. Н. Толстого
у детей, исключительный интерес учеников к урокам,
умение учителей школы создавать на занятиях деловую
обстановку приводили к тому, что серьезных нарушений
дисциплины со стороны учеников не было. «В школе
у нас, — вспоминает В. С. Морозов, — было весело, зани-
мались с охотой. Но еще с большей охотой, нежели мы,
занимался с нами Лев Николаевич. Так усердно зани-
мался, что нередко оставался без завтрака. В школе вид
он принимал серьезный. Требовал от нас чистоты, береж-
ливости к учебным вещам и правдивости. Не любил, если
кто из учеников допускал какие-нибудь глупые шалости,
не любил шалунов, которые смеялись нечистым смехом.
Любил, чтобы на вопрос ему отвечали правду, без зад-
ней выдумки... Порядок у нас был образцовый за все три
года»1.
Ученики Яснополянской школы знали, что за опозда-
ние на уроки им никто не сделает выговора и что они
имеют право выходить из школы всегда, когда им хо-
чется. Однако этим своеобразным правом они редко поль-
зовались. Жажда к знаниям и интерес к школе были так
велики, что на занятия почти никто не опаздывал, а уход
с вечерних уроков наблюдался только перед праздни-
ками, когда дети гурьбой уходили из школы потому, что
дома были приготовлены печи париться.
Отвергая различные формы наказания детей, Толстой
никогда не был безразличен к тому, как дети вели себя
в школе. Он внимательно наблюдал за ними, изучая
характеры своих учащихся, и умело воздействовал на них
1 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы
Василия Степановича Морозова, под редакцией и с примечаниями
Алексея Сергеенко, изд. «Посредник», М., 1917, стр. 44—50.

глубоко психологически обоснованными приемами и спо-
собами. В его практике был такой случай. Когда количе-
ство учащихся в школе увеличилось и понадобилось
освободить под класс комнату, в которой жил сам Тол-
стой, он организовал при помощи детей перенос вещей
в другое помещение.
Дети охотно откликнулись на призыв Толстого помочь
общему делу и усердно переносили имущество Толстого
из школы в другой дом. В этой работе принимал уча-
стие и любимый ученик Толстого Василий Морозов
(«Федька»), который допустил нетактичность по отно-
шению к Толстому. Последний быстро реагировал на
поступок Морозова таким образом, что Морозов сразу
же сознал свою вину и на всю жизнь запомнил, как на
него повлиял Толстой.
Случай заключался в том, что один из учеников под-
говорил Морозова спросить Толстого, сколько он запла-
тит за работу по переноске вещей. В ответ на этот во-
прос Толстой перестал разговаривать с Морозовым и
выдавать ему вещи, сделав вид, что его не заме-
чает. Морозов понял, что оскорбил учителя и горько
расплакался. Другие ученики продолжали весело рабо-
тать. Скоро все поняли причину слез Морозова и об-
ратили внимание Толстого, что Морозов «глаза натер
кровяные». «Л. Н-ч, — вспоминает Морозов, — ничего им
не ответил, как будто не слыхал. Потом привстал на ноги
и сказал: «Однако я немного устал», и потянулся вверх
руками и вышел из кладовой; подходит ко мне, берет
меня за плечи, повертывает к себе лицом и говорит пре-
милым шутливым, ободряющим голосом:
— Ты, что же, забился сюда, Кесарецкий, я тебя не
вижу. Почему ты не помогаешь?»
«Я... я... так... и более не сумел сказать и не мог
скрыть своего всхлипывания, как малое дитя перед милой
матерью.
— «Ты что же, или нездоров?» — спросил Л. Н-ч.
— «Нет, я так».
— «Иди же нам помогать, — и Л. Н-ч взял меня за
руки, подвел к кладовой, дал мне картину большого раз-
мера и говорит шутя: «На, тащи, это мой дедушка —
слепой, не вырони, осторожно».
Через час я уже стал бодрым, веселым, попрыгивал
так же козельчиком, как и мои товарищи...

Скажу безошибочно: Л. Н-ч понял мою искренность,
понял и я Л. Н-ча. Мы взглядами перемигнулись с ним,
т. е. молчком: никто никому ни гугу, без помин. С тех пор
у нас любовь завязалась еще крепче»1.
В эпизоде с Морозовым Толстой не читал ему нота-
ций, обошелся без упреков и угроз, но так умело дал по-
нять Морозову необоснованность его просьбы, что маль-
чик сразу же искренне раскаялся в своем поступке.
Важнейшим педагогическим принципом Л. Н. Тол-
стого был индивидуальный подход к учащимся. Имея
в виду учащихся всего класса, Толстой внимательно изу-
чал индивидуальные особенности каждого отдельного
ученика, учитывая их в воспитании и обучении детей.
Его никогда не смущал тот факт, что некоторые уче-
ники далеко не сразу начинают активно проявлять свои
способности и интересы. Толстой писал о том, что не сле-
дует бояться того, что вновь пришедший ученик иногда
с месяц не откроет рта. Новичок сначала схватывает
только вещественную сторону дела и наблюдает за тем,
как сидят ученики, как шевелятся губы у учителя, как
отвечают товарищи на вопросы учителя. Встречаются
такие ученики, которые, ничего не запомнив, лишь повто-
ряют слова соседа по скамье. Но пройдет некоторое
время и даже у самых молчаливых детей начнет посте-
пенно появляться активность и они будут хорошо учиться.
Толстой ссылается на забитую девочку Марфутку, мол-
чавшую целый месяц. Толстой не стал форсировать раз-
витие активности у этой девочки и предоставил ей воз-
можность постепенно проявить себя в общей работе
класса. Наконец наступил момент, когда Марфутка на
уроке прекрасно рассказала целую историю.
От ученика Савина учитель не мог добиться ни од-
ного слова, хотя он хорошо решал задачи, читал и писал
недурно. Недостатком мальчика было то, что он сты-
дился и боялся рассказывать. Толстой глубоко заинтере-
совался этим учеником, стараясь выяснить, в чем заклю-
чается причина его пассивности на уроках, когда надо
отвечать учителю или рассказывать прочитанное. Кратко,
но психологически глубоко, проникновенно Толстой оха-
1 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы
Василия Степановича Морозова, под редакцией и с примечаниями
Алексея Сергеенко, изд. «Посредник», М, 1917, стр. 72—73.

рактеризовал душевное состояние Савина, способного,
но вместе с тем молчаливого ребенка. «Нагнанный ли
страх прежним учителем (он уже учился прежде у лица
духовного звания), недоверие ли к самому себе, самолю-
бие ли, неловкость ли между мальчиками ниже его, по
его мнению, аристократизм или досада, что в этом одном
он сзади других, что он уже раз показал себя в дурном
свете учителю, оскорблена ли эта маленькая душа каким-
нибудь неловким словом, вырвавшимся у учителя, или
все это вместе — бог его знает, но эта стыдливость,
ежели сама по себе и нехорошая черта, то наверно нераз-
дельно связана со всем лучшим в детской душе его. Вы-
бить все это палкой физической или моральной можно,
но жалко, чтобы не выбить вместе и драгоценных качеств,
без которых плохо придется учителю вести его дальше»1.
Вскоре в результате выполнения учителем педагоги-
ческих советов Толстого, как обращаться с учениками,
чтобы они не стыдились своих на первых порах не уме-
лых ответов и не боялись учителя, все дети стали расска-
зывать значительно лучше и «даже закоснелый Савин
сказал несколько слов».
В итоге глубокого изучения учащихся Яснополянской
школы Л. Н. Толстой написал незабываемые портреты
детей. Имея в виду Семку, Толстой характеризует
его как физически и морально здорового малого;
Пронька запоминается как болезненный, но даровитый
ученик; Федька — лихая, поэтическая натура; Роман Бог-
данов — лучший математик; Егор Чернов — талантливый
мальчик; ученица Банникова — каждое слово учителя
глотает и т. д.
Крестьянские дети, с ранних лет помогающие своим
родителям работать, отличаются, по словам Толстого,
сметливостью, находчивостью, у них ярко проявляется
здравый смысл и стремление к самостоятельной работе.
Толстой убедительно показал, что крестьянские дети
способны понять и усвоить все то, что необходимо знать
образованному человеку.
Толстой категорически опроверг мнение реакционных
буржуазных педагогов о том, будто бы дети трудящихся
не обладают такими способностями к учению, какие име-
ются у детей привилегированных классов.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 80.

Обучая детей, он убедился в том, что дети крестьян
вполне успешно овладевают сообщаемыми им знаниями.
Толстой основательно знал всех своих учеников и
безошибочно ввиду этого применял те методы воспитания
и обучения, которые давали наибольший эффект.
Толстой любил детей, он верил, что при правильном
воздействии на них, педагог всегда добьется положитель-
ных результатов.
В педагогических статьях 60-х годов, написанных на
основе опыта работы в Яснополянской школе, Толстой
идеализирует личность ребенка, считая, что ему от рож-
дения присущи высокие моральные качества. Но он был
безусловно прав, когда утверждал, что ребенок, родив-
шись на свет, не несет с собой никаких греховных или
порочных черт
Обучая детей в Яснополянской школе, Л. Н. Толстой
по-новому подошел к пониманию сущности учебного про-
цесса и стремился к тому, чтобы в его школе дети созна-
тельно воспринимали и усваивали приобретаемые ими
знания. «Ум человеческий, — писал Толстой, — только
тогда понимает обобщение, когда он сам его сделал или
проверил». Усвоение памятью непродуманных обобщений
Толстой считал величайшим злом, нарушающим самый
процесс мышления.
1 Свои убеждения в чистоте и благородстве моральных качеств
детей Толстой впоследствии отразил и в художественных произве-
дениях, в которых показал, что если взрослые не успели привить
детям дурных наклонностей и привычек, то у них ярко проявляются
искренность, правдивость, честность, сострадание. Эти качества от-
сутствуют у тех взрослых, которые развращены капиталистическим
строем, основанным на эксплуатации трудящихся, лицемерии и об-
мане. В рассказе «Нечаянно» Толстой знакомит читателей с тем,
как по-разному отнеслись взрослые и дети к тому, что случилось
«нечаянно». Муж проиграл в карты 16 тысяч казенных денег.
Объясняясь по этому поводу с женой, он сказал, что проиграл не-
чаянно и что собирается кончить жизнь самоубийством, так как
возвратить проигранные деньги не в состоянии. Жена посоветовала
ему заявить в полицию и директору банка, что он якобы был ограб-
лен вооруженными людьми и, следовательно, не виноват в пропаже
денег. Путем обмана был найден выход из создавшегося положе-
ния. В тот же день в другом семействе, проживавшем в этом доме,
произошло следующее. После обеда отец и мать попросили семи-
летнего Воку снести няне пирожное. Мальчик пошел, но долго не
возвращался. Посланная за ним четырехлетняя сестренка Таня
увидела в детской брата, который стоял у кровати с пустой та-
релкой в руках и горько плакал.
«— Вока, что ты? Вока, а пирожное?

Задача учителя, по мнению Толстого, должна прежде
всего заключаться в том, чтобы возбудить у детей лю-
бовь к знаниям, привить желание непрерывно расширять
свой кругозор.
«Для того чтобы человек какого бы то ни было воз-
раста стал учиться,— писал Толстой,— надобно, чтобы
он полюбил ученье. Для того чтобы он полюбил ученье,
нужно, чтобы он сознал ложность, недостаточность своего
— Я-я-я нечаянно съел дорогой. Я не пойду... никуда... не
пойду. Я, Таня... я право, нечаянно... я все съел... сначала немного,
а потом все съел.
— Ну, что же делать?
— Я нечаянно...
Танечка задумалась. Вока заливался, плакал. Вдруг Танечка
вся просияла.
— Вока, вот что. Ты не плачь, а пойди к няне и скажи ей, что
ты нечаянно, и попроси прощения, а завтра мы ей свое отдадим.
Она добрая.
Рыдания Воки прекратились, он вытирал слезы и ладонями и
противной стороной ручонок.
— А как же я скажу? — проговорил он дрожащим голосом.
— Ну, пойдем вместе.
И они пошли и вернулись счастливые и веселые. И счастливые
и веселые были и няня, и родители, когда няня, смеясь и умиляясь,
рассказала им всю историю»*. Таким образом, дети оказались
честнее и правдивее взрослых, прибегнувших к лжи, чтобы скрыть
свою вину.
По наблюдениям Толстого, дети не злопамятны и скоро забы-
вают о причиненных друг другу обидах. В рассказе «Девчонки
умнее стариков» описывается случай, когда девочка Малашка за-
брызгала водой из лужи сарафан своей подружки Акульки. Акуль-
кина мать дала подзатыльник Малашке. Она завыла на всю улицу.
Мать Малашки стала ругать соседку, ударившую ее ребенка. На
крики и брань матерей сбежались мужики и бабы. Завязалась
драка, и дело могло окончиться весьма печально. Но в это время
девочки снова появились на улице и стали играть у лужи, они со-
единили лужу канавкой с ручейком и пустили в воду щепочку. «По-
несло щепочку на улицу, прямо на то место, где старуха мужиков
разнимала. Бегут девчонки — одна с одного боку, другая с другого
боку ручья.
— Держи, Малаша, держи! — кричит Акулька. Малаша тоже
что-то сказать хочет, да не выговорит от смеха.
Бегут так девчата, на щепку смеются, как она по ручью ны-
ряет. И вбежали прямо в середину мужиков. Увидала их старуха и
говорит мужикам:
— Побойтесь вы бога! Вы, мужики, из-за этих самых девчат
драться связались, а они давно все забыли — опять по любви вместе,
сердечные, играют. Умней они вас!
* Л. Н. Толстой. Собрание художественных произведений,
т. 12, изд. «Правда», 1948, стр. 192—193.

взгляда на вещи и чутьем бы предчувствовал то новое
миросозерцание, которое ему откроет ученье... Только, на-
ходясь под постоянным обаянием этого впереди его бле-
щущего света, ученик в состоянии так работать над со-
бой, как мы того от него требуем». Обучение грамоте,
чтение книг, изучение явлений природы, знакомство
с историческими событиями было поставлено так, что
ученики с большим нетерпением ждали новых уроков и
очень часто требовали продолжения их, оставаясь
в школе сверх положенного времени. Ученики чувство-
вали и хорошо осознавали, что они обогащаются зна-
ниями, больше понимают, чем раньше, и что в их школе
нынче будет весело так же, как вчера»1.
Ведя решительную борьбу против формализма в обу-
чении, Толстой раскрыл сущность процесса сознатель-
ного усвоения детьми понятий, с которыми они встре-
чаются на уроках и в окружающей их среде. Если учи-
тель заметил, что ученик не в состоянии правильно по-
вторить рассказ учителя или самостоятельно рассказать
о своих наблюдениях или переживаниях, то причина этого
заключается в отсутствии у детей соответствующих по-
нятий. «Почти всегда, — писал Толстой, — непонятно не
самое слово, а вовсе нет у ученика того понятия, которое
выражает слово. Слово почти всегда готово, когда готово
понятие». Задача учителя, по мнению Толстого, заклю-
чается поэтому в том, чтобы прежде всего знакомить
детей с фактами из области различных наук, явлениями
Посмотрели мужики на девчат, и стыдно им стало. А потом
засмеялись сами на себя мужики и разошлись по дворам»*.
Дети не выносят притворства и фальши со стороны взрослых.
Им становится стыдно за своих родителей, делающих вид, что в
семье ничего плохого не случилось, тогда как на самом деле отец
или мать виноваты в семейном конфликте. Жена Облонского (в ро-
мане «Анна Каренина») узнала о недостойном поведении мужа и
поссорилась с ним. На третий день после объяснения с женой Об-
лонский, встретившись с детьми, спросил у дочурки Тани о само-
чувствии Дарьи Александровны: «Что мама?.. Что, она весела?»
Девочка знала, что между отцом и матерью была ссора, и что мать
не могла быть весела, и что отец должен знать это, и что он при-
творяется, спрашивая об этом так легко. И она покраснела за отца.
Он тотчас же понял это и также покраснел»**.
* Л. Н. Толстой, Собрание сочинений в четырнадцати то-
мах, т. 10, М., 1952, стр. 193.
** Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 11.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.87—88.

природы и общественной жизни. Надо приучить детей на-
блюдать, обогащать их сознание конкретными сведе-
ниями. «Только факты давайте наибогатейшие богатей-
шими обобщениями»1. Анализируя факты, рассматривая
интересующие детей вопросы, следует постепенно вести
учащихся к обобщениям. Эти обобщения, выражающиеся
в понятиях, правилах и законах, могут быть сознательно
и прочно усвоены детьми. Крайне важно, чтобы дети под
руководством учителя самостоятельно прошли тот путь,
который в каждом отдельном случае ведет от фактов
к обобщениям. Если педагог будет навязывать детям
обобщения, до усвоения которых дети еще не доросли,
процесс обучения не даст успешных результатов.
На примере ознакомления детей с «Вием» Гоголя
Толстой показывает недопустимость формалистического
анализа текста, при котором учитель получает от уче-
ников бессмысленные ответы, свидетельствующие о том,
что дети ничего по сути дела не поняли.
«Мы читали «Вия» Гоголя, повторяя своими словами
каждый период. Все шло хорошо до 3-й страницы, — там
есть следующий период: «Весь этот ученый народ, как
семинария, так и бурса, которые питали какую-то на-
следственную неприязнь между собой, был чрезвычайно
беден на средства к прокормлению и притом необыкно-
венно прожорлив, так что сосчитать, сколько каждый из
них уписывал за ужином галушек, было бы совершенно
невозможное дело, и потому доброхотные пожертвова-
ния зажиточных владельцев не могли быть достаточны.
Учитель. Ну, что вы прочли? (Почти все эти уче-
ники очень развитые дети.)
Лучший ученик. В бурсе народ обжора все был,
бедный, и за ужином уписывал галушки.
Учитель. Еще что?
Ученик (плут и памятливый, говорит, что в голову
пришло). Невозможное дело, доброхотные жертвовали.
Учитель (с досадой). Надо подумать. Не то. Что
же невозможное дело?
Молчание.
Учитель. Прочтите еще раз.
Прочли. Один, памятливый, прибавил еще несколько
запомненных слов: семинария, прокормление зажиточ-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 381.

ных владельцев, не могли быть достаточны. Никто ни-
чего не понял. Стали говорить совершенный вздор. Учи-
тель пристал к ним.
Учитель. Что же невозможное дело?
Ему хотелось, чтобы они сказали, что невозможно со-
считать.
Один ученик. Бурса — невозможное дело.
Другой ученик. Очень беден, невозможно.
Снова перечли. Как иголки искали того слова, кото-
рое нужно было учителю, попадали на все, кроме слова
сосчитать, и пришли в окончательное уныние... Я бился
только из-за формы, которая была дурна, и, добиваясь
ее, испортил весь класс нацело после-обеда, погубил
и перемял пропасть только что распускавшихся цветков
разностороннего понимания»1.
Нельзя не согласиться с Толстым, когда он писал о
том, что образование у детей новых понятий является
весьма сложным процессом. Он был глубоко прав и
тогда, когда выступал против механического усвоения
детьми понятий, сформулированных учителем. Но Тол-
стой в 60-х годах, переоценивая роль личного опыта де-
тей, ошибался, когда полагал, что учитель не дает и не
может давать новых понятий детям в процессе их обуче-
ния на уроках и что понятия приобретаются «...только
бессознательным путем»2. Такой взгляд на роль школы
в деле формирования понятий у детей противоречил то-
му, как сам Толстой учил детей в Яснополянской школе,
которая давала детям возможность приобретать понятия
под руководством учителей.
Работая в Яснополянской школе, Толстой имел в ви-
ду всесторонне и длительно влиять на детей с тем, что-
бы они получили все необходимые им знания и навыки,
развивали творческие способности. Поэтому в Яснопо-
лянской школе дети учились не только в течение первой
половины дня. В ней интересно проходили вечерние уро-
ки, которые начинались около пяти часов, когда дети
снова приходили в школу после обеденного перерыва.
Если в утренние часы дети учились читать и писать, изу-
чали грамматику и арифметику, то вечером Толстой ча-
сто рассказывал детям об исторических событиях, а по-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 63-64.
2 Там же, стр. 269.

том беседовал о них. Ученики писали творческие сочине-
ния на темы, взятые из жизни или по мотивам русских
поговорок и пословиц, старшие ученики делали опыты
по физике. В классных комнатах дети свободно распо-
лагались на лавках, столах и подоконниках, принимая
живое участие в учебных занятиях, талантливо проводи-
мых Толстым. Толстой стремился к тому, чтобы на ве-
черних уроках дети чувствовали себя еще более непри-
нужденно, чем утром, могли помечтать, рассказать о
своих мыслях и чувствах, перенестись в мир поэзии и
искусства.
Толстой настолько ярко и художественно нарисовал
картину вечерних занятий с детьми, что она навсегда
остается в памяти читателя его отчетов о работе Ясно-
полянской школы.
«Придите в школу сумерками — огня в окнах не вид-
но, почти тихо, только вновь натасканный снег на сту-
пени лестницы, слабый гул и шевеленье за дверью, да
какой-нибудь мальчуган, ухватившись за перилы, через
две ступени шагающий наверх по лестнице, доказывают,
что ученики в школе. Войдите в комнату. Уж почти тем-
но за замерзшими окнами; старшие, лучшие ученики
прижаты другими к самому учителю и, задрав головки,
смотрят ему прямо в рот. Дворовая самостоятельная де-
вочка с озабоченным лицом всегда сидит на высоком
стуле, — так и кажется, каждое слово глотает; ребята-
мелкота, сидят подальше: они слушают внимательно,
даже сердито, они держат себя так же, как и большие,
но, несмотря на все внимание, мы знаем, что они ничего
не расскажут, хотя и многое запомнят. Кто навалился
на плечи другому, кто вовсе стоит на столе. Редко кто,
втиснувшись в самую середину толпы, за чьей-нибудь
спиной занимается выписыванием ногтем каких-нибудь
фигур на этой спине. Редко кто оглянется на вас... Ког-
да идет новый рассказ — все замерли, слушают. Когда
повторение — тут и там раздаются самолюбивые голоса,
не могущие выдержать, чтобы не подсказать учителю.
Впрочем, и старую историю, которую любят, они просят
учителя повторить всю своими словами и не позволяют
перебивать учителя... Ну ты, не терпится? Молчи! —
крикнут на выскочку. Им больно, что перебивают харак-
тер и художественность рассказа учителя»1.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 40.

Ученики, находясь под впечатлением художественных
образов, созданных Толстым, любили пересказывать то,
что они услышали от учителя. Если кто-либо из учени-
ков пропускал интересные детали, другие его поправля-
ли и таким образом почти все дети участвовали в бесе-
дах, умело руководимых Толстым, все время стремив-
шимся развивать творческие силы учащихся, их инициа-
тиву и самодеятельность. В этих целях в вечернее время
ученики самостоятельно читали книги и, собравшись не-
большими группами, обсуждали прочитанное.
В 8—9 часов вечера, когда вечерние уроки кончались,
Толстой вместе с детьми выходил из школы и сопро-
вождал их в деревню, где они расходились по домам. По
дороге Толстой рассказывал детям интересные случаи
из своей жизни. Дети нередко ставили перед Толстым
такие вопросы, которые свидетельствовали о стремле-
нии крестьянских детей разобраться в сложных вопро-
сах встававших перед ними. «Лев Николаевич, — сказал
Федька, — ...для чего учиться пенью? Я часто думаю,
право, — зачем петь?» ...«А зачем рисованье, зачем хоро-
шо писать?» — сказал я, решительно не зная, как объяс-
нить ему, для чего искусство. «Зачем рисование?» —
повторил он задумчиво. Он именно спрашивал: зачем ис-
кусство? Я не смел и не умел объяснить. — «Зачем рисо-
ванье? — сказал Семка. — Нарисуешь все, всякую вещь
по ней сделаешь!» — «Нет, это черченье, — сказал Федь-
ка, — а зачем фигуры рисовать?» — Здоровая натура
Семки не затруднилась. «Зачем палка? зачем липа?» —
сказал он, все постукивая по липе. — «Ну-да, зачем ли-
па?» — сказал я. «Стропила сделать», отвечал Семка.
«А еще, летом зачем, покуда она не срублена» — «Да
низачем». — «Нет, в самом деле, — упорно допрашивал
Федька, — зачем растет липа?» — Мы стали говорить о
том, что не все есть польза, а есть красота, и что искус-
ство есть красота, и мы поняли друг друга, и Федька
совсем понял, зачем липа растет и зачем петь. Пронька
согласился с нами, но он понимал более красоту нрав-
ственную — добро. Семка понимал своим большим
умом, но не признавал красоты без пользы... Мне стран-
но повторить, что мы говорили тогда, но я помню, — мы
переговорили, как мне кажется, все, что сказать можно
о пользе, о красоте пластической и нравственной»1.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 45—47.

Задушевные беседы с детьми, во время которых они
раскрывали перед Толстым свои мысли и чувства, дава-
ли ему возможность понимать как возрастные, так и
индивидуальные особенности учащихся и тактично, уме-
ло воздействовать на них в учебно-воспитательной ра-
боте.

МЕТОДЫ ПРЕПОДАВАНИЯ ОТДЕЛЬНЫХ ПРЕДМЕТОВ.
Чтение и письмо. Толстой хорошо понимал, что бук-
вослагательный метод обучения грамоте устарел и что
он труден для детей. Вместе с тем Толстой считал, что
звуковой метод, как он применялся в 60-х годах, будучи
заимствован из Германии, не соответствует фонетиче-
ским особенностям русского языка.
Следует отметить, что метод обучения грамоте, пред-
ложенный Толстым и названный км слуховым, был бук-
венным методом с элементами звукосложения.
Обучение чтению начиналось с ознакомления детей со
всеми буквами, причем каждая согласная называлась
с прибавлением гласной е (бе, ве, ге и т. д.). Затем
учитель знакомил учащихся со складыванием и раскла-
дыванием слогов и слов на слух и при помощи письма
печатными буквами. После этого переходили к чтению
по книге и, как утверждал Л. Н. Толстой, быстро выучи-
вались читать.
«Выступление Л. Н. Толстого в печати, — пишет
С. П. Редозубов, — по вопросу о методе обучения грамо-
те имело, несомненно, большое значение для русской
школы; в ней окончательно утверждается метод работы,
включающий в себя и анализ и синтез. Толстой возра-
жал против уродливых форм звукового метода; тем не
менее, пропагандируя слуховой метод обучения грамоте,
он тем самым способствовал проникновению звукового
метода в русскую школу: в слуховом способе Толстого

имеются элементы аналитико-синтетического звукового
метода; к этому методу не подходили, однако, рекомен-
дуемые им названия букв. Толстой предлагал называть
согласные буквы при помощи присоединения к ним глас-
ной е: бе, ле, ме, се, фе и т. д., в то время как сторон-
ники звукового метода, подчеркивая соответствие букв
звукам живой речи, предлагали называть их кратко: б,
в, к, т, с, ф и т. д.»1.
Другой известный методист И. Н. Шапошников счи-
тает, что современники не поняли Л. Н. Толстого, пола-
гая что он придерживался буквослагательного метода.
На самом деле Л. Н. Толстой обучал детей грамоте слу-
ховым способом по типу те + у = ту, т. е. отказывался от
выделения «чистых» звуков, считая, что полной чистоты их
вообще нельзя достичь2.
Метод обучения грамоте, разработанный Л. Н. Тол-
стым, не явился, разумеется, последним словом методи-
ки в этой области. В настоящее время в нашей школе
применяется звуковой аналитико-синтетический метод
обучения грамоте, дающий лучшие результаты по срав-
нению с другими методами.
В Яснополянской школе ученики сначала учились пи-
сать печатными буквами, а потом скорописными. Когда
ученики писали, они одновременно вникали в смысл на-
писанных слогов и слов. «Они (ученики.— В. В.), — указы-
вал Л. Н. Толстой, — становились около стены, расчерки-
вая мелом отделы, и один из них диктовал то, что ему
приходило в голову, другие писали. Ежели их было мно-
го, то они разделялись на несколько групп.
Потом по очереди диктовали другие, и все перечиты-
вали друг у друга. Писали печатными буквами и снача-
ла поправляли ошибки неверностей складов и отделения
слов, потом ошибки о — а, а потом ѣ — е и т. д. Класс
этот образовался сам собой. Каждый выучившийся пи-
сать буквы ученик бывает одержим страстью писать, и
первое время двери наружной стены школы и изб, где
живут ученики, бывают исписаны буквами и словами»3.
1 К. Д. Ушинский, В. П. Вахтеров, В. А. Флеров, Об
обучении грамоте. Основы звукового метода, составил С. П. Редо-
зубов, Учпедгиз, М., 1941, стр. 11.
2 И. Н. Шапошников, Как обучать грамоте, изд. «Работ-
ник просвещения», М., 1929, стр. 58—59.
3 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 65.

Ученики, разумеется, писали и на аспидных досках, в
тетрадях, которые проверялись учителями.
Для правильного и красивого написания букв и слов
была введена каллиграфия, ученики писали с прописей,
но скоро стали скучать и пришлось искать иных путей
постановки и исправления почерка. И выход был най-
ден. Старшие ученики стали просить свои тетради до-
мой, но тетради оказались в таком состоянии, что воз-
никла необходимость их аккуратно переписать. Один из
учеников попросил бумаги и стал переписывать свою те-
традь. Всем это понравилось, и дети стали заново пи-
сать и переписывать, стараясь писать правильно, краси-
во и аккуратно. «Они, — писал Л. Н. Толстой, — берут
тетрадь, кладут перед собой азбуку прописей, списыва-
ют каждую букву, хвастаются друг перед другом и сде-
лали в две недели большие успехи»1.
Толстой заметил, что мода каллиграфии пришла тог-
да, когда у детей появилась охота писать красиво, когда
дети поняли значение правильного почерка, т. е. когда
возникло сознательное отношение к этой работе. А это
самое главное в обучении детей, которых нельзя прину-
дительным порядком заинтересовать тем, до понимания
чего они еще не созрели. «Не придет ли, — спрашивал
Л. Н. Толстой, — эта охота и потребность знания во всем
точно так же?»2 Имея это в виду, Л. Н. Толстой резко
высказывался против форсирования развития детей и на-
вязывания им таких учебных занятий, смысла которых
они не в состоянии еще понять.
Научить детей читать и притом так, чтобы дети чи-
тали сознательно, выразительно и бегло — важнейшая
задача школы. В Яснополянской школе Л. Н. Толстой
много работал с коллективом своих учителей, чтобы
найти наиболее рациональные методы обучения детей
чтению. В учебном плане школы на первом месте среди
других предметов стояло чтение механическое и посте-
пенное. «Цель первого, — писал Л. Н. Толстой, — есть
искусство из известных знаков бегло составлять слова,
цель второго — знание литературного языка»3. Однако
на первых порах в школе не было строгого разделения
чтения на два вида, как они указаны выше. Толстой счи-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 66.
2 Там же, стр. 67.
3 Там же, стр. 58.

тал, что дети тогда научатся читать, когда они полюбят
чтение, а любовь к чтению возникает при понимании чи-
таемого и интереса к нему. Вскоре обнаружилось, что
младшие ученики не в состоянии были одновременно чи-
тать и понимать сказки, складывание слов и понимание
их смысла не давалось детям. Тогда Толстой перевел
младших учеников на механическое чтение, т. е. чтение
ради процесса чтения, чтобы ученики овладели механиз-
мом чтения. Было предложено ввести чтение вслух по
одним и тем же книжкам, что оказалось чрезвычайно
удобным для учителя. «Куплены были, — писал Тол-
стой, — книжечки-сказочки Пушкина и Ершова; мальчи-
ков сажали на лавке, и один должен был читать гром-
ко, а другие следить за его чтением; для того чтобы
поверять действительно ли все следят, учитель попере-
менно спрашивает то того, то другого. Первое время
нам казалось это очень хорошо. Приходишь в школу —
чинно сидят на лавочке, один читает, все следят. Читаю-
щий произносит: «смилуйся, государыня рыбка», дру-
гие, или учитель, поправляют: «смилуйся» — все следят.
«Иванов, читай!» Иванов поищет немного и читает. Все
заняты, учителю слышно, каждое слово выговаривают
верно и читают довольно бегло»1. Казалось, что все идет
хорошо, но чтение это через некоторое время стало на-
доедать детям, они стали скучать, шалить и отлынивать
от уроков. Дело в том, что из-за отсутствия книг для
детского чтения одни и те же сказки Пушкина и Ершо-
ва приходилось читать по тридцать или сорок раз. Не
только ученикам, но и их домашним такое чтение надо-
ело. Кроме того, Толстой заметил, что читающий в клас-
се, слушая свой одинокий голос, все силы употреблял на
соблюдение ударений и знаков препинания и не понимал
смысла читаемого. Другие ученики следили только за
тем, чтобы быть готовыми по вызову учителя продол-
жать дальше, если их спросят: они равномерно водили
пальцами по строкам, скучали, а иногда увлекались по-
сторонними делами. Вместе с тем выяснилось, что такой
метод не обеспечивал сколько-нибудь значительных ус-
пехов детей в чтении. Он был оставлен, и дети в даль-
нейшем учились читать следующим образом. Плохие
чтецы объединялись по двое, брали книжки и сначала
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 53—54.

читали их, чтобы овладеть техникой чтения, а затем бра-
ли новую книжку и уже старались ее читать с понима-
нием, нередко обращались к старшим ученикам или учи-
телю с просьбой прочесть текст с ними вместе. Ученики
второго класса меньше любили читать в компании, реже
читали для процесса чтения, запоминали наизусть сти-
хи. Наконец, старшие ученики читали данную или ка-
кую-либо книгу индивидуально, а потом, собираясь вме-
сте, рассказывали ее содержание. Таким образом, новое
в чтении детей заключалось в том, что процесс чтения и
его методика сообразовались с силами и подготовкой
учащихся, были в значительной степени индивидуализи-
рованы, что обеспечило рост успехов детей в чтении
книг. В результате этих опытов обязательное коллектив-
ное чтение было оставлено, ученикам разрешалось поль-
зоваться такими приемами, которые были для них
удобны.
Внимательно наблюдая за чтением детей, Толстой
установил, что в его школе получили широкое распро-
странение пять приемов чтения, которые естественно
сложились и заняли свои места в соответствии с подго-
товкой детей, их силами и интересами.
Первый прием — чтение с учителем. Ученик просил
учителя почитать с ним, учитель читал и вместе с тем
помогал ребенку овладевать слогами и словами. Вто-
рой — чтение для процесса чтения. Когда ученик не чув-
ствовал уже потребности в руководстве его чтением, так
как сам научился складывать слоги в слова, его охваты-
вала страсть к процессу чтения и вследствие ее учился
читать дальше, привыкая к очертанию букв, к слогам,
к произношению слов и пониманию их. Л. Н. Толстой
видел недостатки этого способа чтения, но не запрещал
его. Третий — чтение с заучиванием наизусть. Ученики
заучивали наизусть стихи и вообще печатный текст, а
затем произносили заученное, следя за книгой. Четвер-
тый — чтение сообща. Один ученик читает вслух, а дру-
гие следят за ним и поправляют его ошибки. Пятый —
постепенное чтение. Ученики читают книги в определен-
ной последовательности в зависимости от их сложности,
что дает возможность хорошо понимать читаемый текст.
Все эти приемы чтения, указывал Толстой, вошли в
употребление в школе сами собой и в совокупности дали
блестящие результаты: ученики научились хорошо чи-

тать и понимать прочитанное. Задача педагога заклю-
чается в том, чтобы, учитывая индивидуальные особен-
ности каждого ученика, степень его развития и подготов-
ки, предлагать ученику выбор «всех известных и неиз-
вестных способов, которые могут облегчить ученика в
деле учения»1.
Если учитель будет руководить процессом чтения де-
тей, не навязывая им какого-либо одного приема, уче-
ники при свободе выбора различных приемов будут
пользоваться теми, которые наиболее для них удобны и
соразмерны с их силами. Если же ученики встретят ряд
затруднений, они обратятся к учителю, который обязан
им помочь. «Наилучший учитель, — писал Л. Н. Тол-
стой, — будет тот, у которого сейчас под рукой готово
разъяснение того, что остановило ученика»
Заслугой Л. Н. Толстого в области методики чтения
является то, что он убедительно показал необходимость
создания хорошо подготовленной литературы для де-
тей в виде книг для чтения, рассказов, повестей, хресто-
матий и др. Толстой резко критиковал книги для детей,
написанные псевдонародным языком, непонятным уча-
щимся, вызывающим у них скуку и отвращение к
чтению.
Толстой полагал, что детям особенно нравятся произве-
дения народного творчества: былины, сказки, пословицы,
песни, легенды, стихи, загадки и др. «Я заметил, — писал
Л. Н. Толстой, — что дети имеют более охоты, чем взрос-
лые, к чтению такого рода книг; они заучивают наизусть,
с наслаждением уносят на дом и в играх и разговорах
дают друг другу прозвища из древних былин и песен»3.
Работа в Яснополянской школе вызвала у Л. Н. Тол-
стого желание написать книги для детского чтения, что
он впоследствии (в 70-х годах) мастерски осуществил.
Грамматика. Отличительной особенностью работы
Л. Н. Толстого в Яснополянской школе было то, что он
не придерживался традиционных, во многом устаревших
и отсталых методов преподавания, а смело искал новых
путей обучения детей, ставил разнообразные опыты
с целью найти и обосновать новые методы школьной ра-
боты. Не всегда эти опыты были удачными, иногда Тол-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 57.
2 Там же, стр. 145.
3 Там же, стр. 61.

стой делал неправильные выводы из своих эксперимен-
тов, но одно несомненно, что весь коллектив учителей и
учеников работал в атмосфере творческих исканий, боль-
шого подъема сил, стремился по-новому учить и учиться.
Видное место в экспериментальной работе Л. Н. Тол-
стого занимали опыты по преподаванию грамматики.
Л. Н. Толстой полагал, что методика преподавания
грамматики, сводившаяся к механическому заучиванию
детьми грамматических категорий, определений и пра-
вил, не соответствует целям Яснополянской школы.
«...Грамматика, которую мы знаем, — писал Л. Н. Тол-
стой, — совсем не та, какая нужна учащимся, и что в
этом обычае преподавания грамматики есть какое-то
большое историческое недоразумение»1.
Толстой пытался заменить зубрежку грамматики со-
знательным усвоением детьми законов языка и сделать
преподавание этого предмета занимательным. Дети под
руководством учителя упражнялись в синтаксическом и
этимологическом разборе. После того, когда Л. Н. Тол-
стой убедился, что обычно практикуемый разбор частей
предложения и речи не дает ожидаемых результатов,
он применил новый метод работы. Не называя частей
предложения, Толстой предлагал детям писать что-ни-
будь или, назвав подлежащее, путем дополнительных во-
просов побуждал детей расширять предложение, встав-
ляя сказуемое, обстоятельства и дополнения.
Например: «Волки бегают». Когда? где? как? какие
волки бегают? кто еще бегает? бегают и еще что делают?
Мне казалось, — писал Толстой, — что, привыкая к от-
ветам на вопросы, требующие той или другой части, они
усвоят себе различие частей предложения и речи. Они
и усвоили себе их, но скучали и внутренне спрашивали
себя: зачем? что и я должен был спросить у себя и не
нашел ответа»2.
Чтобы добиться сознательного отношения учащихся
к изучению русского языка, Л. Н. Толстой пользовался
приемами, рассчитанными на возбуждение активности
и интереса к явлениям языка.
«1) Из заданных слов мы предлагали составлять пе-
риоды: «например, мы пишем: Николай, дрова, учиться,
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 71.
2 Там же, стр. 68.

а они пишут — один: «ежели бы Николай не рубил дро-
ва, то пришел бы учиться», а другой: «Николай хорошо
дрова рубит, надо у него поучиться» и т. д.
2) Сочиняем стихи на заданный размер, и это упраж-
нение более всех других занимает старших учеников.
Стихи выходят вроде следующих:
У окна сидит старик
В прорванном тулупе,
А на улице мужик
Красны яйца лупит.
3) Упражнение, имеющее большой успех в низшем
классе: задается какое-нибудь слово — сначала суще-
ствительное, потом прилагательное, наречие, предлог.
Один выходит за дверь, а из оставшихся каждый дол-
жен составить фразу, в которой бы находилось задан-
ное слово. Выходивший должен угадывать».
В результате экспериментов по преподаванию грам-
матики Л. Н. Толстой пришел к выводу о том, что дети
только тогда будут успешно заниматься грамматикой и
поймут законы языка, когда до их сознания дойдет, что
«слово есть слово, имеющее свои непоколебимые законы,
изменения, окончания и соотношения между этими окон-
чаниями»1.
Однако, полагал Толстой, усвоение законов языка и
грамотного письма дается не усвоением грамматической
номенклатуры, правил и определений, а путем развития
живой речи, писания сочинений и т. п.
В Яснополянской школе Л. Н. Толстому не удалось
установить органическую связь между сознательным ус-
воением учащимся грамматических правил и определе-
ний и письменными работами учащихся, в особенности
с писанием сочинений. Как только он замечал, что дети,
занимаясь синтаксическим и этимологическим разбором,
начинают скучать, он пытался поставить его так, чтобы
детям интересно было выполнять эту работу. Когда же,
несмотря на все усилия учителей, интерес к грамматиче-
ским упражнениям не возникал, Л. Н. Толстой приходил
к выводу о том, что вряд ли в школе и нужна работа
по разложению предложений на части речи с целью их
различения. Неудачные опыты преподавания грамматики
приводили нередко Л. Н. Толстого к выводу о том, что
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 69.

научиться правильно писать, читать и говорить можно и
без запоминания грамматических правил и определений.
Л. Н. Толстой в 60-х годах писал, что он не видит пря-
мого приложения грамматической номенклатуры к пра-
вильному изложению мыслей. «В своем личном опыте, —
писал Л. Н. Толстой, — я не нашел этого приложения,
не нахожу его в примерах жизни людей, не знающих
грамматики и пишущих правильно, и кандидатов фило-
логии, пишущих неправильно, и не нахожу почти ни
одного намека на то, чтобы знания грамматики яснопо-
лянских школьников прилагались ими к какому-нибудь
употреблению.
Мне кажется, что грамматика идет сама собой, как
умственное небесполезное гимнастическое упражнение,
а язык — уменье писать, читать и понимать — идет сам
собой»1.
Анализируя преподавание грамматики в Яснополян-
ской школе, нельзя признать правильным существовав-
ший там разрыв между усвоением детьми правил грам-
матики и их занятиями по родному языку.
Особенностью изучения грамматики является то, что
оно требует от учащихся значительной умственной рабо-
ты по усвоению грамматических правил и определений,
которые не всегда интересны и увлекательны. Дети часто
не понимают значения этих правил и начинают скучать
при выполнении различных грамматических упражнений.
Естественно, что в таких случаях учитель должен пока-
зать детям практическое значение грамматики и помочь
им сознательно усвоить ее правила. В 60-х годах Тол-
стой задачу преподавания русского языка видел в том,
чтобы научить детей «поэтически писать», он недооце-
нивал значение систематических грамматических упраж-
нений и усвоение учащимися правил грамматики, хотя
ставил все время опыты по преподаванию этого пред-
мета. Недооценка грамматики в работе Яснополянской
школы выразилась в том, что дошедшие до наших дней
и пока неопубликованные тетради с сочинениями ясно-
полянских школьников содержат немало грубых орфо-
графических и пунктуационных ошибок, допущенных
детьми и не исправленных учителями2.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 70.
2 См. Архив Музея Л. Н. Толстого, КП 47 905, отдел педаго-
гики, папка 6.

Сочинения. Л. Н. Толстой уделял исключительно
большое внимание детским сочинениям. Он считал, что
развитие творческих способностей детей лучше всего до-
стигается вовлечением учащихся в писание сочинений.
Он по-разному подходил к этому важному и дорогому
для него делу, выясняя, как лучше учить детей писать
сочинения. В одних случаях ученики писали сочинения
на заданные темы, в других — темы намечались самими
детьми. Кроме того, по некоторым предметам сочинения
писались после прохождения законченной части курса с
целью отобразить в них то, что ученики усвоили из рас-
сказов учителя. Это происходило раза два в месяц. Так
обстояло дело с сочинениями по священной и русской
истории, о чем Толстой подробно рассказал в своих
статьях об Яснополянской школе. Толстой внимательно
изучал сочинения своих учеников, сравнивал их работы,
привлекая к оценкам сочинений самих детей. Оказалось,
что сочинения на заданные темы, взятые из окружающей
детей обстановки, в особенности описания простых пред-
метов: хлева, избы, дерева и т. п., не удавались учащим-
ся и доводили их до слез. Зато описания различных со-
бытий, воспоминаний давались детям легко и они с
большим интересом занимались этим делом. «Столь лю-
бимое в школах описание так называемых простых пред-
метов, — писал Л. Н. Толстой, — свиньи, горшка, стола,
оказалось без сравнения труднее, чем целые, из воспо-
минаний взятые рассказы. Одна и та же ошибка повто-
рилась при этом, как и во всех других предметах пре-
подавания: учителю кажется легким самое простое и
общее, а для ученика только сложное и живое кажется
легким»1.
Ученик плачет над сочинением о лавке, но прекрасно
описывает переживания знакомых ему героев истории
или свои чувства, свои отношения к товарищам и близ-
ким. Толстой изумительно тонко вскрыл и показал свое-
образные черты психологии детей, конкретность, образ-
ность, наглядность их мышления, непосредственность и
искренность в выражении своих мыслей и чувств.
Свою роль Толстой видел прежде всего в том, чтобы
заинтересовать детей составлением сочинений и вызвать
интерес к этой работе. Всячески стимулируя творчество
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 72.

детей, Толстой умело руководил учащимися в процессе
их сочинительской работы, отнюдь не полагаясь на то,
что дети без помощи учителя напишут сочинение.
«Один раз, прошлой зимой, я зачитался после обеда
книгой Снегирева и с книгой же пришел в школу. Был
класс русского языка.
— Ну-ка, напишите кто на пословицу, — сказал я.
Лучшие ученики — Федька, Семка и другие навостри-
ли уши.
— Как на пословицу, что такое? скажите нам? — посы-
пались вопросы. Открылась пословица: ложкой кормит,
стеблем глаз колет»1.
Убедившись в том, что дети заинтересовались пред-
стоящей работой, Л. Н. Толстой раскрыл на конкретном
примере значение этой пословицы, чтобы тема сочине-
ния была бы вполне понятной детям.
«Вот, вообрази себе, сказал я: — что мужик взял к
себе какого-нибудь нищего, а потом, за свое добро, его
попрекать стал — и выйдет к тому, что «ложкой кормит,
стеблем глаз колет»2.
Однако ученики не знали, как приступить к писанию
сочинения и некоторые из них почувствовали, что им не
справиться с работой.
«— Да как ее напишешь? — сказал Федька, и все
другие, навострившие было уши, вдруг отшатнулись,
убедившись, что это дело не по их силам и принялись
за свои, прежде начатые работы.
— Ты сам напиши, — сказал мне кто-то»3.
Толстой решил показать детям, как надо писать со-
чинение и принялся за работу. Одни из детей также
стали писать, а другие наблюдали за Толстым, писав-
шим сочинение. «Федька из-за своей тетрадки все по-
глядывал на меня и, встретившись со мной глазами,
улыбаясь, подмигивал и говорил «пиши, пиши, я те за-
дам». Его, видимо, занимало, как большой тоже сочи-
няет. Кончив свое сочинение хуже и скорее обыкновен-
ного, он влез на спинку моего кресла и стал читать из-за
плеча»4. Когда и другие дети подошли к Толстому, он
прочел им вслух написанное, которое, однако, не произ-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 302,
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же, стр. 303.

вело на детей большого впечатления. Толстому пришлось
рассказать о том, как он думает писать дальше. Его рас-
сказ заинтересовал детей, и они стали подсказывать, как
лучше всего изобразить нищего старика: «Кто говорил,
что старик этот колдун; кто говорил: нет, не надо, — он
будет просто солдат; нет, лучше пускай он их обокрадет;
нет, это будет не к пословице и т. п. говорили они»1.
Постепенно Л. Н. Толстой сумел создать перелом в
настроении даже тех детей, которые считали, что им не
удастся написать сочинение на такую тему: «Все были
чрезвычайно заинтересованы. Для них, видимо, было но-
во и увлекательно присутствовать при процессе сочини-
тельства и участвовать в нем. Суждения их были, боль-
шей частью, одинаковы и верны как в самой постройке
повести, так и в самых подробностях и в характеристи-
ке лиц»2. В процессе дальнейшей работы ученики не
раз обращались к Толстому за советами и оживленно
обсуждали, как лучше, правдивее и художественнее изо-
бразить действующих лиц. «Я хотел, например, чтобы
мужик, взявший в дом старика, сам бы раскаялся в сво-
ем добром деле, — они считали это невозможным и со-
здали сварливую бабу. Я говорил: мужику стало снача-
ла жалко старика, а потом хлеба жалко стало. Федька
отвечал, что это будет нескладно: «он с первого начала
бабы не послушался и после уже не покорится». Да ка-
кой он по-твоему человек? — спросил я. «Он как дядя
Тимофей, — сказал Федька улыбаясь: — так, бородка ре-
денькая, в церковь ходит, и пчелы у него есть». Добрый,
но упрямый? — сказал я. «Да, — сказал Федька: — уж он
не станет бабы слушать». С того места, как старика
внесли в избу, началась одушевленная работа. Тут,
очевидно, они в первый раз почувствовали прелесть за-
печатления словом художественной подробности»3. Тол-
стой еле успевал записывать суждения детей, он старал-
ся удерживать их от повторений, просил не торопиться,
избегать излишних подробностей, усложнявших компози-
цию сочинения. Толстой способствовал тому, чтобы дети
в процессе коллективной работы проявляли свою инди-
видуальность и вносили оригинальный вклад в общее
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 303.
2 Там же.
3 Там же, стр. 303-304.

дело. «Семка, казалось, видел и описывал находящееся
перед его глазами: закоченелые, замерзлые лапти и
грязь, которая стекла с них, когда они растаяли, и суха-
ри, в которые они превратились, когда бабка бросила их
в печку. Федька, напротив, видел только те подробности,
которые вызывали в нем то чувство, с которым он смот-
рел на известное лицо... Семке нужны были преимуще-
ственно объективные образы: лапти, шинелишка, старик,
баба, почти без связи между собой, Федьке нужно было
вызвать чувство жалости, которым он сам был проник-
нут»1. Урок сочинения продолжался четыре часа, в те-
чение которых дети не чувствовали ни голода, ни уста-
лости. Когда Толстой перестал писать, ученики взялись
продолжать работу самостоятельно, но скоро останови-
лись, так как дело у них не пошло. Работа над сочине-
нием заняла еще несколько вечеров и по-прежнему увле-
кала детей. Наконец наступил момент, когда Толстой
предоставил детям возможность писать самим и они «на-
писали две страницы так же хорошо, прочувственно и
верно, как и первые»2. Работая самостоятельно, дети не
смогли избежать повторений и других недостатков, вы-
званных тем, что «механизм писанья затруднял их». Но
главное, по мнению Толстого, было сделано. Ему уда-
лось привлечь детей к сознательному творчеству и на-
учить выражать свои мысли. Когда рукопись этой пове-
сти была случайно сожжена, ученики Семка и Федька
самостоятельно написали новый вариант, который был
высоко оценен Толстым.
Свои впечатления об этой работе Л. Н. Толстой оха-
рактеризовал так: «Я чувствовал, что с этого дня для
него (Федьки. — В. В.) раскрылся новый мир наслажде-
ний и страданий, — мир искусства; мне казалось, что я
подсмотрел то, что никто никогда не имеет права ви-
деть — зарождение таинственного цветка поэзии. Мне и
страшно и радостно было, как искателю клада, кото-
рый бы увидал цвет папоротника: радостно мне было
потому, что вдруг, совершенно неожиданно, открылся
мне тот философский камень, которого я тщетно искал
два года — искусство учить выражению мысли; страшно
потому, что это искусство вызывало новые требования,
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 304.
2 Там же, стр. 308.

целый мир желаний, не соответственный среде, в которой
жили ученики, как мне казалось в первую минуту. Оши-
биться нельзя было. Это была не случайность, но созна-
тельное творчество»1.
Сочинения на темы, свободно выбранные учениками,
удавались лучше, чем на темы, заданные учителем без
учета интересов детей и запаса их представлений. Вот
пример неудачного сочинения Федьки на тему, предло-
женную ему учителем без учета знаний этого мальчика.
«О хлѣбѣ. Хлѣбъ растетъ из земли. Сначала он
зеленый бываетъ хлѣбъ. А когда она подростетъ, то из
ней выростутъ колосья и их жнутъ бабы. Еще бываетъ
хлѣбъ какъ трава, то скотина его ѣстъ очень хорошо»2.
А вот сочинение того же мальчика на тему о поезд-
ке в Тулу, в которой он написал все то, что он сам ви-
дел и чувствовал.
«О Тулѣ. Когда я еще был малъ, мнѣ, было годовъ
пять; то я слышалъ народъ ходилъ в какую-то Тулу и
я самъ не зналъ, что за такая Тула. Вотъ я спросилъ
батю. Бать! В какую это Тулу вы ѣздиете, ай она хоро-
ша? Батя говорить: хороша. Вотъ я говорю. Бать! возь-
ми меня с собой, я посмотрю Тулу. Батя говоритъ ну
что-жь, пусть придетъ воскресенье я тебя возьму. Я об-
радовался, сталъ по лавкѣ бегать и прыгать. Послѣ этих
дней пришло воскресенье. Я только всталъ по утру, а
батя уже запрягаетъ лошадей на дворѣ, я скорей сталъ
обуваться и одѣваться. Только я одѣлся и вышел на
дворъ, а батя ужь запрегъ лошадей. Я сѣлъ в сани и по-
ѣхалъ. Ѣхали, ѣхали, проѣхали четырнадцать верстъ.
Я увидалъ высокую церковь и закричалъ: батюшка! вонъ
какая церковь высокая. Батюшка говорит: есть церковь
ниже да красивей, я сталъ его просить, батюшка, пой-
демъ туда, я помолюсь Богу. Батюшка пошелъ. Когда
мы пришли, то вдругъ ударили в колоколъ, я испугался
и спросилъ батюшку, что это такое, или играютъ в буб-
ны. Батюшка говорит: нѣтъ это начинается обѣдня. По-
томъ мы пошли в церковь молиться Богу. Когда мы по-
молились, то мы пошли на торгъ. Вотъ я иду, иду, а самъ
спотыкаюсь, все смотрю по сторонамъ. Вотъ мы пришли
на базаръ, я увидалъ продают калачи и хотѣлъ взять
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.
305—306.
2 Там же, стр. 74.

безъ денегъ. А мнѣ батюшка говоритъ, не бери, а то
шапку снимутъ. Я говорю за что снимутъ, а батюшка го-
воритъ, не бери без денегъ, я говорю ну дай мне гривну,
я куплю себѣ калачика. Батя мнѣ далъ, я купил три ка-
лача и съѣл и говорю: батюшка, какіе калачи хорошіе.
Когда мы закупили все, мы пошли къ лошадям и напои-
ли ихъ, дали имъ сѣна, когда они поѣли. мы запрегли
лошадей и поѣхали домой, я взошелъ в избу и разделся
и началъ рассказывать всѣм, какъ я былъ в Тулѣ, и как
мы с батюшкой были въ церкви, молились Богу. Потомъ
я заснулъ и вижу во снѣ будто батюшка ѣдитъ опять в
Тулу. Тотчасъ я проснулся и вижу все спятъ, я взялъ и
заснулъ»1.
В результате работы в Яснополянской школе Л. Н.
Толстой накопил большой опыт по методике развития
творческих способностей детей. В сделанных Толстым
обобщениях есть много ценных выводов, не утра-
тивших своего значения и в настоящее время. Л. Н. Тол-
стой правильно утверждал, что учитель должен руково-
дить детьми, чтобы они научились писать сочинения.
Дети нуждаются в помощи учителя, и Толстой умело по-
могал детям поэтически сочинять, не подавляя их само-
деятельности.
«Сначала я выбирал за них из представлявшихся
мыслей и образов те, которые казались мне лучше, и за-
поминал и указывал место и справлялся с написанным,
удерживая их от повторений, и сам писал, предоставляя
им только облекать образы и мысли в слова; потом я
дал им самим и выбирать, потом и справляться с напи-
санным, и наконец, как при писаньи «Солдаткина
житья», они и самый процесс писанья взяли на себя»2.
Великий писатель и замечательный педагог заботливо
показывал детям, как надо писать сочинения, учил их
основным приемам сочинительства и постепенно предо-
ставлял детям возможность проявлять инициативу и са-
модеятельность как в выборе тематики, так и в ее рас-
крытии путем связного и образного изложения своих
мыслей и чувств.
Но далеко не во всем можно согласиться с Л. Н. Тол-
стым, когда идет речь о методике обучения детей сочи-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.
74—75.
2 Там же, стр. 324.

нительству. Толстой заблуждался, когда утверждал, что
во время рассматривания сочинений детей нельзя ис-
правлять орфографические, логические ошибки, делать
замечания о структуре предложений и т. п. Совершенно
очевидно, что анализ художественных достоинств дет-
ских сочинений недопустимо отрывать от того, какими
словами и как выражены мысли ребенка. Учащиеся мыс-
лят при помощи слов, и каждый учитель должен помо-
гать детям правильно пользоваться ими. Лев Николае-
вич явно идеализировал детей, когда утверждал, что их
сочинения всегда и во всех отношениях лучше сочинений
взрослых.
История. В учебном плане Яснополянской школы в
числе других предметов значились всеобщая и русская
история. Толстой сам преподавал эти предметы и оставил
в своих статьях много интересных соображений о том,
как знакомить детей с историческими личностями, факта-
ми и событиями. Толстой рассказывал детям о Рюрике,
Игоре, Олеге, о войнах славян с греками и т. д.
Русская история воспринималась детьми лучше, чем
всеобщая, что Толстой объяснял национальным чувст-
вом учеников, но внимание их было сосредоточено глав-
ным образом на том, чтобы запомнить чудные имена
славянских князей, а то, что эти князья делали, ученики
считали делом второстепенным. Многие из этих уроков
были неудачными; они проходили сухо, холодно и
скучно.
Когда выяснилось, что дети плохо понимают и по сути
дела не усваивают материала, относящегося к древней-
шему периоду русской истории, Толстой в течение неко-
торого времени ставил опыты по преподаванию истории,
начиная с современности. Ему представлялось, что пер-
вый зародыш исторического интереса проявляется при
знакомстве детей с современными политическими собы-
тиями, при чтении газет и т. д.
Однажды Толстой в течение двух часов пытался объ-
яснить детям, чем Россия отличается от других земель,
где ее границы, каково государственное устройство
страны.
Урок проходил в виде сократической беседы, во вре-
мя которой Толстой пытался дать учащимся истори-
ческие знания по этой теме. До урока ученики ниче-
го по этому вопросу не читали, так как не было подхо-

дящего материала. Вот как проходил этот урок исто-
рии.
«Я имел намерение в первом уроке объяснить, чем
Россия отличается от других земель, ее границы, харак-
теристику государственного устройства, сказать, кто
царствует теперь, как и когда император взошел на
престол.
Учитель. Где мы живем, в какой земле?
Один ученик. В Ясной поляне.
Другой ученик. В поле.
Учитель. Нет, в какой земле и Ясная поляна, и
Тульская губерния?
Ученик. Тульская губерния на 17 верст от нас; где
же она губерния — губерния и есть.
Учитель. Нет. Это город губернский, а губерния
другое. Ну, какая же земля?
Ученик (слушавший прежде географию). Земля
круглая, как шар.
Посредством вопросов о том, в какой земле прежде
жил знакомый им немец, и о том, что ежели ехать все
в одну сторону, куда приедешь, ученики были наведены
на ответ, что они живут в России. Некоторые сказали
однако на вопрос, что ежели ехать все вперед, в одну
сторону, то куда приедешь? — никуда не приедешь. Дру-
гие сказали, что приедешь на конец света.
Учитель (повторяя ответ ученика). Ты сказал, что
приедешь в другие земли; когда же кончится Россия и
начнутся другие земли?
Ученик. Когда немцы пойдут.
Учитель. Что ж, ежели ты встретишь в Туле Гу-
става Ивановича и Карла Федоровича, ты скажешь, что
пошли немцы и стало быть другая земля?
Ученик. Нет, когда сплошные немцы пойдут.
Учитель. Нет, и в России есть такие земли, где
сплошные немцы. Вот Иван Фомич оттуда, а земли эти
все-таки Россия. Отчего ж так? (Молчание.)
Учитель. Оттого, что они одного закона с русски-
ми слушаются.
Ученик. Как же одного закона? Немцы в нашу
церковь не ходят и скоромное едят.
Учитель. Не того закона, а нашего царя слуша-
ются.

Ученик (скептик Семка). Чудно! Отчего ж они дру-
гого закона, а нашего царя слушаются?
Учитель чувствует необходимость объяснять, что та-
кое закон, и спрашивает, что такое значит: закона слу-
шаться, быть под одним законом?
Ученица (самостоятельная дворовая девочка,
торопливо и робко). Закон принять значит — жени-
ться.
Ученики вопросительно смотрят на учителя: так ли?
Учитель начинает объяснять, что закон в том, что
ежели кто украдет или убьет, так его сажают в острог
и наказывают.
Скептик Семка. А разве у немцев этого нет?
Учитель. Закон в том еще состоит, что у нас есть
дворяне, мужики, купцы, духовенство (слово «духовен-
ство» порождает недоумение).
Скептик Семка. А там нету?
Учитель. В иных землях есть, в иных нет. У нас
русский царь, а в немецких землях другой — немецкий
царь.
Ответ этот удовлетворяет всех учеников и даже скеп-
тика Семку.
Учитель, видя необходимость перейти к объяснению
сословий, спрашивает, какие они знают сословия. Ученики
начинают пересчитывать: дворяне, мужики, попы, сол-
даты.
Еще? — спрашивает учитель. Дворовые, козюки,1 са-
моварщики.
Учитель спрашивает о различии этих сословий.
Ученики. Крестьяне пашут, дворовые господам слу-
жат, купцы торгуют, солдаты служат, самоварщики са-
мовары делают, попы обедни служат, дворяне ничего
не делают.
Учитель объясняет действительное различие сосло-
вий, но тщетно старается объяснить необходимость сол-
дат, когда ни с кем не воюют — только в виду обеспе-
чения государства от нападений,— и занятия дворян на
службе. Учитель пытается уже объяснить отличие
России от других государств географически; он го-
ворит, что вся земля разделена на различные государ-
ства. Русские, французы, немцы разделили всю землю
1 Козюками называются у нас мещане.

и сказали себе: по сих пор мое, по сих пор твое,
так что Россия, как и другие народы, имеет свои гра-
ницы.
Учитель. Понимаете, что такое границы? Скажи
кто-нибудь пример границы.
Ученик (умный мальчик). А вон за Туркиным вер-
хом граница (граница эта есть каменный столб, кото-
рый стоит на дороге между Тулой и Ясной Поляной,
означающей начало Тульского уезда).
Все ученики согласны с определением.
Учитель видит необходимость показать границы на
знакомой местности. Он рисует план двух комнат и по-
казывает границу, разделяющую их, приносит план де-
ревни, и ученики сами узнают некоторые границы. Учи-
тель объясняет, т. е. ему кажется, что он объясняет, что
как земля Ясной Поляны имеет свои границы, так и
Россия. Он льстит себя надеждой, что все его поняли,
но когда спрашивает, как узнать, сколько от нашего ме-
ста до границы России, то ученики, нисколько не за-
трудняясь, отвечают, что это очень легко, надо только
смерить аршином отсюда до границы.
Учитель. В какую же сторону?
Ученик. Прямо отсюда гнать на границу и запи-
сать, сколько выйдет.
Снова переходим к чертежам, планам и картам. Яв-
ляется необходимость отсутствующего понятия масшта-
ба. Учитель предлагает нарисовать план деревни, рас-
положенной улицей. Начинаем рисовать на черной до-
ске, но вся деревня не выходит, потому что масштаб
взят велик. Стираем и вновь начинаем рисовать в ма-
лом масштабе, на грифельной доске. Масштаб, план,
границы понемногу уясняются. Учитель повторяет все
сказанное, спрашивает, что такое Россия и где ей конец?
Ученик. Земля, в которой мы живем и в которой
живут немцы и татары.
Другой ученик. Земля, что под русским царем.
Учитель. Где же ей конец?
Девочка. Там, где нехристи немцы пойдут.
Учитель. Немцы не нехристи. Немцы тоже
веруют в Христа. (Объяснение религий и вероиспове-
даний.)
Ученик (с рвением, видимо радуясь тому, что
вспомнил).

В России законы есть, кто убьет, того в острог по-
садят, и еще всякий народ есть: духовенцы, солдаты,
дворяне.
Семка. Кто солдат кормит?
Учитель. Царь. На то деньги со всех собирают,
потому что они за всех служат.
Учитель объясняет еще, что такое казна, и с грехом
пополам заставляет их повторить то, что сказано о гра-
ницах»1.
Когда Толстой проанализировал, что же дети усвои-
ли из данного урока, продолжавшегося два часа, то при-
шел к неутешительным выводам. Оказывается, что дети
никаких новых понятий не приобрели и «Расея, Руской,
остались все теми же бессознательными признаками сво-
его, нашего, чего-то расплывающегося, неопределенного.
Закон остался тем же непонятным словом»2.
Через три недели Толстой проверил, что осталось в
памяти учащихся из всего того, о чем шла речь на уро-
ке о России. Никто из учеников не мог сказать Тол-
стому, что такое Россия, русский, закон и каковы гра-
ницы Крапивенского уезда. Выученное детьми было, с
одной стороны, отчасти забыто, а с другой — все же
не исчезало бесследно, а как-то своеобразно удержалось
в сознании детей. Толстой долго думал о причинах не-
удачи этого урока, стараясь выяснить, что вызвало ее —
плохой ли метод преподавания или отсутствие у детей
необходимого общего развития. Во всяком случае для
него было ясно, что изучение детьми истории по плохим
учебникам ничего хорошего не дает, а сократический
метод, без должной подготовки учащихся, сводится
к навязыванию ученикам таких понятий, которых дети
еще не в состоянии правильно усвоить, особенно тогда,
когда материал урока не может быть подан детям в виде
художественного изложения.
Уроки русской истории оживлялись только тогда, ко-
гда темой их были выдающиеся события из жизни рус-
ского народа, неоднократно одерживавшего блестящие
победы над врагами, пытавшимися поработить родину.
Так было с уроком о Куликовской битве, от которо-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.
96—99.
2 Там же, стр. 100.

го все ученики были в восторге. Исключительно ярко
прошел урок о борьбе русских с Наполеоном, ког-
да Толстой буквально пленил учеников своим рас-
сказом об Отечественной войне и победе над францу-
зами.
Л. Н. Толстой начал с Александра I, рассказал о
французской революции, об успехах Наполеона, о за-
хвате им власти и о войне, окончившейся Тильзит-
ским миром.
«Как только дошло дело до нас, со всех сторон по-
слышались звуки и слова живого участия. «Что ж он
и нас завоюет?» — «Небось Александр ему задаст!» —
сказал кто-то, знавший про Александра, но я должен
был их разочаровать — не пришло еще время; и их очень
обидело то, что хотели за него отдать царскую сестру
и что с ним, как с равным, Александр говорил на мо-
сту. «Погоди же ты!» — проговорил Петька с угрожаю-
щим жестом. «Ну, ну, рассказывай. Ну!» Когда не по-
корился ему Александр, т. е. объявил войну, все выра-
зили одобрение. Когда Наполеон с 12 языками пошел
на нас, взбунтовал немцев, Польшу, — все замерли от
волнения.
Немец, мой товарищ, стоял в комнате. «А, и вы на
нас!» — сказал ему Петька (лучший рассказчик). «Ну,
молчи», — закричали другие. Отступление наших войск
мучило слушателей, так что со всех сторон спрашивали
объяснений: зачем? и ругали Кутузова и Барклая. «Плох
твой Кутузов». «Ты погоди», — говорил другой. «Да что жь
он сдался?» — спрашивал третий. Когда пришла Боро-
динская битва, и когда в конце ее я должен был ска-
зать, что мы все-таки не победили, мне жалко было их:
видно было, что я страшный удар наношу всем. «Хоть не
наша да и не ихняя взяла!» Как пришел Наполеон в
Москву и ждал ключей и поклонов, — все загрохотало
от сознания непокоримости. Пожар Москвы, разумеется,
одобрен. Наконец, наступило торжество — отступление.
«Как он вышел из Москвы, тут Кутузов погнал его и
пошел бить», — сказал я. «Окарячил его!» — поправил
меня Федька, который, весь красный, сидел против меня
и от волнения корчил свои тоненькие черные пальцы. Это
его привычка. Как только он сказал это, так вся комната
застонала от гордого восторга. Какого-то маленького
придушили сзади, и никто не замечал. «Так-то лучше!

Вот-те и ключи» и т. п. Потом я продолжал, как мы
погнали француза. Больно было ученикам слышать, что
кто-то опоздал на Березине, и мы упустили его. Петька
даже крякнул: «Я бы его расстрелял, сукина сына, за-
чем он опоздал!» Потом немножко мы пожалели даже
мерзлых французов. Потом, как перешли мы границу
и немцы, что против нас были, повернули за нас, кто-
то вспомнил немца, стоявшего в комнате. «А, вы, так-то?
то на нас, а как сила не берет, так с нами?» — и вдруг
все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на
улице был слышен.
Когда они успокоились, я продолжал, как мы про-
водили Наполеона до Парижа, посадили настоящего
короля, торжествовали, пировали. Только воспоминанье
Крымской войны испортило нам всё дело. «Погоди же
ты, — проговорил Петька, потрясая кулаками: — дай я
выросту, я же им задам!» Попался бы нам теперь Ше-
вардинский редут или Малахов курган мы бы его от-
били»1.
Этот урок является прекрасной иллюстрацией твор-
ческой передачи учащимся сложного исторического ма-
териала, взволновавшего юную аудиторию и возбудив-
шего в ней горячую любовь к родине.
В результате своих опытов по преподаванию истории
Толстой пришел к ряду противоречивых выводов, сви-
детельствующих о том, что в 60-х годах у него не сло-
жилось еще совершенно определенных взглядов по от-
ношению к этому предмету.
Толстой писал, что существующие учебники сухи
и скучны, изучение по ним истории сводится к заучи-
ванию наизусть имен царей и королей, интереса истори-
ческого у детей еще нет. Вместе с тем жизнь стала по-
учительной и всегда восполняет недостаток исторических
знаний у людей, а потому «не только нет необходимо-
сти знать скучную русскую историю, но Кир, Александр
Македонский, Кесарь и Лютер также не нужны для раз-
вития какого-то ни было ребенка»2. Совсем не страш-
но, говорил Л. Н. Толстой, что вырастут люди, которые
не будут изучать в школе историю Ярослава, Оттона и т. д.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.
101—102.
2 Там же, стр. 106.

До университета, утверждал Л. Н. Толстой, преподавание
истории не только не является необходимым делом, но
даже вредным.
Создается впечатление, что по совокупности аргу-
ментов, выдвинутых Толстым против преподавания ис-
тории в школе, он придерживался совершенно опреде-
ленной линии в этом вопросе. Но это не совсем так. Тол-
стой, с другой стороны, понимал, что преподавание ис-
тории можно поставить по-новому. Преподавая исто-
рию, надо возбуждать исторический интерес у детей. Де-
тям история нравится тогда, когда содержание ее худо-
жественно. Для того чтобы сделать историю популяр-
ной, нужно олицетворять исторические явления, как это
делает предание, сама жизнь и великие мыслители и
художники. Имея в виду новые задачи преподавания
истории, Толстой писал: «Возбудить интерес, знать про
то, как живет, жило, слагалось и развивалось человече-
ство в различных государствах, интерес к познанию тех
законов, которыми вечно двигается человечество... — это
другое дело»1.
Лучшими средствами возбуждения интереса детей
к истории являются: «Художественное чувство поэзии
и патриотизм»2, развитие которых должно быть поло-
жено в основу преподавания истории. После таких по-
истине замечательных мыслей о преподавании истории,
Толстой, оглядываясь на печальную действительность,
в которой находилась современная ему русская школа,
снова возвращался к прежним неутешительным выводам
относительно возможности и целесообразности изучения
детьми истории в школе. «Для того чтобы развить и то,
и другое (художественное чувство и патриотизм. — В. В.)
еще нет учебников; а пока их нет, нам надо искать, а
не тратить даром время и силы и уродовать молодое
поколение, заставляя его учить историю и географию
только потому, что нас учили истории и географии»3.
Таким образом, видно, что трехлетняя работа Толстого
в Яснополянской школе остро поставила перед ним
ряд вопросов о роли истории в воспитании и образо-
вании детей и методах ее преподавания, но не дала
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 109.
2 Там же.
3 Там же.

еще достаточного материала и возможностей, что-
бы создать стройную систему взглядов по этим во-
просам.
География. Первый урок географии, который прово-
дил Толстой, начался в Яснополянской школе с изложе-
ния основных начал физической географии. Толстой
объяснял своим ученикам — десятилетним детям при по-
мощи глобуса и свечи, как день сменяется ночью, а зи-
ма — летом. При объяснении круглости земли Толстой
приводил различные доказательства ее шарообразности,
пытаясь довести ребят до понимания формы нашей пла-
неты. Когда дети записывали в тетради усвоенное на
уроке, Толстой заметил, что они по существу почти ни-
чего не поняли, а старались лишь запомнить доказа-
тельства шарообразности земли в том порядке, как они
им приводились.
«Как я в детстве, — писал Толстой, — так и они те-
перь верили на слово, что земля кругла и т. д., и ничего
не понимали» Причины этого непонимания Толстой
усматривал в том, что до школы дети имели уже ложные
представления, мешавшие образованию правильных по-
нятий, и поспешностью в сообщении детям сложных во-
просов физической географии, которые не могут быть
ими сразу поняты.
Самое главное в физической географии, пола-
гал Л. Н. Толстой, заключается в объяснении детям не
того, что земля кругла и каково расстояние между
ней и солнцем, а как люди дошли до такого понима-
ния. При таком подходе к объяснению явлений приро-
ды дети сознательно усвоят преподносимый им мате-
риал.
«После физической географии, — писал Л. Н. Тол-
стой, — я начал части света с характеристиками, и ниче-
го из этого не осталось, как то, что когда спросишь,
наперерыв кричат: — Азия, Африка, Австралия! — а спро-
сишь вдруг: в какой части света Франция? (когда за
минуту перед тем сказал, что в Европе Англия, Фран-
ция), закричит кто-нибудь, что Франция в Африке.
Вопрос: зачем? так и видится в каждом потухшем
взгляде, в каждом звуке голоса, когда начнешь гео-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 104.

графию, — и нет ответа на этот печальный вопрос:
зачем?»1.
Желая сделать преподавание географии более ин-
тересным, Толстой провел ряд уроков таким образом, что
отправным пунктом своих объяснений по географии из-
брал классную комнату, дом и деревню, где жили уче-
ники. Но и этот метод, по мнению Толстого, не помог
делу. Дети мало интересовались тем, какая земля за
их деревней, так как они знали, что там Телятинки со
своими полями и лесами, такими же, как и в Ясной По-
ляне. Другие географические вехи на пути расширения
кругозора детей, как Москва, Киев, лишь заучивались
наизусть.
Толстой заметил, что рисование планов и карт инте-
ресовало детей само по себе, а не как география. Рас-
сказы о зверях, лесах, львах и городах воспринимались
малыми детьми как сказка, а не география. У детей не
было еще географического интереса, отсутствие которо-
го мешало Толстому достичь положительных результа-
тов в преподавании этого предмета.
Интерес в географии, по Толстому, возбуждается по
преимуществу путешествиями, которые маленьким де-
тям недоступны, а потому географию приходится изу-
чать по учебникам, где все сводится к запоминанию на-
изусть гор, городов и рек. Правильно критикуя поста-
новку преподавания географии, указывая на необходи-
мость развития географического интереса у детей, как
основной предпосылки хорошего усвоения этого пред-
мета, Толстой все же весьма упрощенно и во многом не-
верно оценил роль географии в образовании учащихся.
«Когда Митрофанушку убеждали учиться географии, то
его матушка сказала: зачем учить все земли? кучер до-
везет, куда будет нужно. Сильнее никогда ничего не
было сказано против географии, и все ученые мира не
в состоянии ничего ответить против такого несокруши-
мого довода»2.
По мнению Толстого, ученикам его школы излишне
знать о Мариинском канале, так как они, вероятно, туда
никогда не попадут. Сведения о том, что пенька идет
вниз, а деготь вверх по Волге и что есть пристань Ду-
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр.104-
105.
2 Там же, стр. 105.

бовка, не способствуют развитию детей. Между тем в
школе не хватает времени для передачи детям знаний
математических, естественных, языка и поэзии, которые
должны быть усвоены учениками раньше, чем знакомить
их с картами полярных льдов, тропических стран, гор
Австралии и рек Америки.
Все попытки улучшить преподавание географии пу-
тем соединения ее с геологией, зоологией, ботаникой и
этнографией ни к чему хорошему не приводят, так как
география расширяется до беспредельности и делается
еще менее детской и более сухой наукой. Кроме того,
для составления такого руководства по географии еще
долгое время не найдется достаточных материалов, осо-
бенно местного характера, чем географы пока не инте-
ресуются. «Остается одно, — писал Толстой, — учить на-
изусть по географии Ободовского или вовсе не учить»1.
Если же учесть, что географический интерес, возбуждае-
мый из 100 случаев 99 путешествиями, у детей
младшего возраста отсутствует, то географию до
университета не надо изучать, имея в виду, что
жизнь всегда восполнит недостатки в географических
знаниях.
Справедливость требует отметить, что, придя к вы-
воду о ненужности преподавания географии в начальной
школе, Толстой все же писал, что он является сторон-
ником возбуждения у детей интереса к пониманию за-
конов явлений природы на всем земном шаре и к рас-
пределению на нем рода человеческого. Но поставить
по-новому преподавание географии пока невозможно: нет
хороших учебников, а раз их нет, не следует изучать
и географию, тратить на это дело даром силы детей
и время. Здесь, как и в отношении истории, Толстой при-
шел к результатам парадоксального характера, резко
заостренным против шаблона и рутины в преподавании
географии.
Из всего сказанного видно, что доводы Л. Н. Толсто-
го против преподавания географии в школе двоякого
рода. Толстой ошибался, когда указывал, что географию
не надо изучать потому, что географические знания ни-
чего не дают для развития детей и вряд ли пригодятся
им в жизни.
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 108.

Защищая такие взгляды, Толстой весьма упрощенно
и принципиально неправильно разрешал поднятый им
вопрос о роли географии в образовании учащихся. Но
его аргументы против традиционного преподавания гео-
графии, против сухих и скучных учебников, по которым
дети механически заучивали наизусть названия рек, гор
и городов, заслуживают глубокого внимания. Толстой
резко и смело поставил вопрос о необходимости изме-
нить преподавание географии и немало способствовал
распространению более совершенных методов в препода-
вании этого предмета в школе.
Математика. В статьях Л. Н. Толстого о работе Ясно-
полянской школы почти ничего не сказано о преподава-
нии математики. Некоторое представление о том, как
было поставлено преподавание этого предмета можно
получить лишь при знакомстве с «Дневником Яснополян-
ской школы», который велся с 26 февраля по 14 марта
1862 г. Из дневника и других материалов видно, что
преподаванием арифметики занимались Лев Николаевич
и учителя Владимир Александрович и Г. Ф. Келлер. Ино-
гда занятия по арифметике с младшими учениками
проводились наиболее способными учениками старшего
класса. Так как вышеупомянутый дневник велся менее
месяца, довольно трудно определить содержание заня-
тий по математике и методику проведения их. По от-
дельным записям можно лишь судить о том, чем зани-
мались учащиеся школы во второй половине 1861/62
учебного года.
В конце февраля 1862 г. ученики старшего класса
сокращали и приводили к одному знаменателю дроби,
решали сложные задачи на тройное правило и из плани-
метрии. В марте эти дети решали задачи на смешение,
занимались уравнениями, изучали геометрию (линия на
плоскости, две линии: 1) параллельные, 2) пересе-
кающиеся, смежные и вертикальные углы и т. п.). В
середине марта часто решали алгебраические задачи
на все четыре действия и продолжали изучение гео-
метрии.
Учащиеся младшего класса в это же время выпол-
няли действия с простыми дробями, решали элементар-
ные задачи на правила смешения и другого типа вроде
такой: в одну печь накладывается 15 полен, сколько
накладывается в двадцать печей. На некоторых уро-

ках арифметики учащиеся старшего и среднего класса
соединялись вместе, а затем снова занимались раз-
дельно.
Из записей методического характера видно, что Тол-
стой очень беспокоился, что многие ученики, недостаточ-
но ясно понимая правила, старались заучить их наизусть
и некоторые действия выполняли механически. В таких
случаях Толстой старался научить их сознательно ре-
шать задачи и примеры, преодолевая «механизм в фор-
мах сознания».
Интересно отметить, что достижения яснополянских
школьников по математике были, очевидно, значитель-
ными, так как однажды они весьма успешно выдержали
соревнование в решении задач с тульскими гимназиста-
ми, приезжавшими в Яснополянскую школу.
«Мы приступили, — вспоминал В. С. Морозов, — к ре-
шению одной и той же заданной нам и им задачи. Нача-
лась выписка, деление, умножение, вычитание, дробле-
ние. Мы сосредоточились на задаче, будто про наших
противников забыли. По арифметике были у нас первые
забияки Румянцев и Козлов. Они, как приз взяли, пер-
вые решили задачу и сказали Льву Николаевичу:
— «Что, так мы решили?
У нас получилось 943 и 1/2. Лев Николаевич следил
за решением задачи и сказал:
— И я так думаю, что должно получиться столько.
Лев Николаевич обратился к учителю гимназистов:
— Мы решили, у нас получилось требуемое число.
— Сейчас и мы кончаем, — сказал ихний учитель.
Доска у них вся была исписана, и задача решена
неправильно. Лев Николаевич, не унижая, любезно обра-
тился к нашим товарищам.
— Так, так, прекрасно! Вы хорошо сделали, только
вот здесь пропустили в дроблении, а то у вас шло пре-
красно.
Во всем, что только преподавалось у нас в школе, мы
померились знаниями й ничем не уступили нашим
городским барченятам, и любезно распростились,
как равные, со своими товарищами. Лев Николаевич
был доволен нами и ими. Только сказал нам, когда те
уехали:
— Пущай их подумают.

Вечер этого дня был у нас особенный, как торже-
ственный праздник»1.
В заключение укажем, что в 60-х годах Толстой внес
ряд новых приемов в методику преподавания матема-
тики в начальной школе. Он знакомил своих учеников
с десятичными дробями, алгеброй и планиметрией, от-
казался от употребления именованных чисел, принимая
их за случаи умножения и деления. Однако надо заме-
тить, что его значительный и оригинальный вклад в ме-
тодику арифметики относился к 70-м годам, когда Тол-
стой по-новому разработал ряд вопросов в этой области.
Рисование. Толстой придавал большое значение роли
искусства в жизни людей. «Я полагаю, — писал Тол-
стой, — что потребность наслаждения искусством и слу-
жение искусству лежат в каждой человеческой лично-
сти, к какой бы породе и среде она ни принадлежала,
и что эта потребность имеет права и должна быть удов-
летворена»2. Не удивительно поэтому, что Толстой рас-
сматривал эстетическое воспитание детей важнейшей за-
дачей школы и ввел в учебный план Яснополянской
школы рисование и пение как средства развития художе-
ственного вкуса детей и наслаждения искусством.
«...Каждое дитя народа, — писал Толстой, — имеет
точно такие права — что я говорю — еще большие права
на наслаждения искусством, чем мы, дети счастливого
сословия, не поставленные в необходимость того без-
устального труда, окруженные всеми удобствами
жизни»3.
Задача преподавания рисования в народной школе,
по мнению Толстого, не может быть сведена к техниче-
скому рисованию, т. е. к уменью рисовать соху, маши-
ну, постройку, тогда рисование понимается как вспомо-
гательное искусство для черчения.
Точно так же программа пения не должна быть огра-
ничена хоровым церковным пением, когда дети рассмат-
риваются как горла, заменяющие трубочки органа.
Рисование и пение должны способствовать развитию
детей, поощрять их стремление к самостоятельности и
1 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы
Василия Степановича Морозова, изд. «Посредник», М., 1917,
стр. 76—77.
2 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 115.
3 Там же, стр. 110.

содействовать росту творческих способностей учащихся.
Так широко и многогранно понимал Толстой смысл обу-
чения детей рисованию и пению.
Рисование в Яснополянской школе преподавал учи-
тель Г. Ф. Келлер, который, начиная свою работу в
школе, предрешил, что дети крестьян не будут худож-
никами и придал рисованию несколько технический ха-
рактер, сблизив его с черчением. О постановке рисова-
ния в этой школе мы можем судить по небольшому от-
чету Келлера, который (отчет) был отредактирован
Толстым и приведен в третьей статье о работе Яснопо-
лянской школы. Келлер приступил к обучению детей
рисованию, не имея строго определенного плана занятий
с учениками. Пособия по рисованию были весьма огра-
ничены. Учитель и дети могли пользоваться только де-
ревянной крашеной доской, мелом, аспидной доской,
бумагой, карандашами и четырехугольными деревян-
ными различной длины палочками, употреблявшимися в
качестве наглядных пособий на уроке математики.
На первом уроке учитель составил из четырех па-
лочек квадрат и предложил детям срисовать его, что
дети и сделали, обозначив эти палочки прямыми линиями.
На следующем уроке дети рисовали углы палочек и
различные фигуры, образованные при помощи этих па-
лочек. Дети не могли еще отразить в своих рисунках
третье протяжение и рисовали только переднюю сторону
составленных предметов.
Когда дети затруднялись в рисовании фигур с на-
туры, Келлер сам рисовал их на доске, а ученики сри-
совывали. «Рисование фигур с доски, — указывается в
отчете о рисовании, — происходило следующим образом.
Я рисовал сначала горизонтальную или отвесную ли-
нию, разделял ее точками на известные части, ученики
срисовывали эту линию. Потом проводил другую или
несколько перпендикулярных или наклонных линий в
известном к первой отношении и разделенных одинако-
выми единицами. Потом соединял точки разделения
этих линий прямыми линиями или дугами и составлял
какую-нибудь симметрическую фигуру, которая, по мере
того, как возникала, срисовывалась мальчиками»1. При
таком методе ученики наглядно изучали весь процесс
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 117.

образования фигуры и понимали соотношение линий
значительно лучше, нежели путем простого копирова-
ния. Иногда учитель неправильно рисовал линии, призы-
вал детей указать ошибки в рисунке с целью развить
у них способность суждения. После срисовывания сим-
метрических фигур учитель просил детей самостоятель-
но сочинять и рисовать фигуры на доске. Несомненно,
что этот вид рисования особенно ценился Толстым и по-
лучил довольно широкое распространение в школе. В ре-
зультате занятий по рисованию более 30 учащихся в те-
чение нескольких месяцев довольно основательно узнали
соотношение линий в различных фигурах и предметах и
научились передавать их ровными и резкими линиями,
что особенно ценил Келлер, придававший большое зна-
чение линейному рисованию. Ученики старшего класса,
сделавшие значительные успехи в рисовании, учились
рисовать предметы в различных положениях и пер-
спективах. Интересно отметить, что наиболее успе-
вающие учащиеся привлекались к оценке работ других
детей и таким образом учились применять свои зна-
ния на практике в качестве помощников учителя.
Постановка рисования в Яснополянской школе не
могла, конечно, полностью удовлетворить Толстого, меч-
тавшего о более широких путях введения детей в мир
изобразительного искусства и развития творческих спо-
собностей детей. Он критически относился к техницизму
в рисовании, всячески старался оживить преподавание
этого предмета, развить сознательное отношение детей
к срисовыванию фигур, поощрять отражение в рисунках
индивидуальных интересов детей.
Пение. Однажды летом, когда Л. Н. Толстой с детьми
возвращался с купанья, ученик Семка, умная, сильная
и даровитая натура, запел какую-то мужицкую протяж-
ную песню, подхваченную ребятами. Возник импрови-
зированный хор, все дети стали петь: «Как под ябло-
ней такой». Вышло шумно, говорит Л. Н. Толстой, но
не хорошо. Этот эпизод послужил началом занятий по
пению, в результате которых через восемь месяцев уче-
ники научились петь ряд церковных и маленьких хоро-
вых песен, а лучшие ученики могли записывать мело-
дии песен. Уроки пения начались с ознакомления детей
с нотами и пения несложных аккордов. Л. Н. Толстой
писал ноты на линейке в альтовом ключе и называл их

по-французски. Дети писали и повторяли за ним. Уроки
пения состояли из двух частей. Сначала дети пели ак-
корды и песенки в три голоса под фортепьяно, а затем
следовали упражнения в исполнении гаммы в различ-
ных вариациях, придумываемых учениками. Скоро
Л. Н. Толстой заметил, что ноты на линейках не на-
глядны и заменил их цифрами, которые, по мнению
Л. Н. Толстого, более удобны для объяснения интерва-
лов и изменяемости тоники. Для знакомства учеников
с тактом Толстой, отделив его мелодии стучаньем, раз-
бирал сначала один такт, т. е. размеры без звуков, по-
том разучивал звуки с тактом, соединяя оба процесса
вместе. Занимаясь с учениками таким образом, Толстой
пришел к выводу, что его метод обучения детей пению
почти совпадает с методом Шеве. Сущность метода
Шеве состояла в том, что он заменил музыкальные
знаки цифрами, предложил учить звукам отдельно от
такта и наоборот, и стремился к популяризации музыки,
пения и их преподавания.
В результате дальнейших занятий, после шести уро-
ков, в классе пения оставались одни музыкальные на-
туры, с которыми Толстой продолжал работать, объяс-
няя минорные гаммы, интервалы, упражняя детей в за-
писях различных минорных и мажорных гамм, в чем
некоторые ученики достигли больших успехов. «Эти
ученики, — писал Толстой, — часто мурлычат мотивы ка-
ких-то песень, которых они назвать не умеют, и мурлы-
чат тонко и нежно и, главное, лучше вторят и ужь не
любят, когда много вместе нескладно кричат песню»1.
В итоге своих музыкальных занятий с детьми Тол-
стой пришел к ряду выводов по этому вопросу. Цель
преподавания музыки должна состоять в том, чтобы пе-
редать народу знания об общих законах музыки. В на-
родной школе нельзя сводить уроки пения к техниче-
ским упражнениям, надо сразу вводить детей в мир
искусства, знакомя их с основами музыкальной гра-
моты. Способ писания звуков цифрами и преподавание
такта отдельно от звуков наиболее просты и понятны
детям.
Толстой писал, что не является сторонником выступ-
лений детских хоров на экзаменах, актах и в церквах,
1 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 124.

так как это развивает у детей тщеславие и скоро ста-
новится скучным и обременительным делом, лишенным
радости и творчества.
Следует отметить, что в свете современной методики
обучения детей музыке и пению в начальной школе многие
выводы Толстого вполне подтвердились и вошли в прак-
тику школьной работы. Уже в начальных классах дети
не только овладевают основными элементами музыкаль-
ной и нотной грамоты, но и поют доступные им народные
и советские песни, что сразу же возбуждает интерес детей
к музыке и пению. Музыка и пение расширяют музыкаль-
ный кругозор детей и поднимают их общий культурный
уровень, дают возможность наслаждаться искусством,
право детей народа на которое так горячо защищал
Л. Н. Толстой.
Однако ряд методических соображений Толстого
о преподавании музыки (цифровая система и др.) яв-
ляется спорным и требующим специального рассмотре-
ния.
Гимнастика и труд. Л. Н. Толстой придавал большое
значение физическому труду и гимнастике. Он считал
их необходимыми для укрепления здоровья человека.
Физический труд Л. Н. Толстой считал, кроме того, важ-
нейшим средством нравственного самоусовершенствова-
ния людей. Сам Л. Н. Толстой любил заниматься сель-
скохозяйственным трудом, ремеслами и систематически
в течение многих лет выполнял различные гимнастиче-
ские упражнения. В Яснополянской школе он всячески
старался привить учащимся интерес к гимнастике, пока-
зывал им пример в этом деле.
Вот как рассказывает В. С. Морозов о занятиях Тол-
стого и его учеников гимнастикой: «После занятий перед
обедом, Лев Николаевич почти постоянно занимался
гимнастикой. Гимнастика была устроена в нижнем этаже
школы. В большой свободной комнате были устроены
перекладины, ввернуты кольца, стояли станки, гири:
двухпудовики, пудовики и другие поменьше, — словом,
все принадлежности для гимнастического искусства. Лю-
били и мы, ученики, делать со Львом Николаевичем гим-
настику... Руководил гимнастикой он сам. Вот он возь-
мется за перекладину, повиснет на ней и с вытянутыми
руками и с выпрямленным телом, не доставая ногами до
пола, повисит так немножко, потом начинает поднимать-

ся на руках до перекладины, потом опять тихонько опу-
скаться, потом опять подниматься. Подымется первый
раз — отсчитает «раз», подымется второй раз — отсчи-
тает «два», и так отсчитывает всякий раз, чтобы насчи-
тать, сколько раз всего поднялся и опустился... Пробуем
и мы по очереди это проделывать. Но нам дается трудно.
Повиснуть на перекладине — еще повиснешь, а уж под-
няться не так-то легко. Первый раз еще кое-как удастся,
а уж во второй раз руки слабнут, отрываются. Из всех
нас, учеников, лучше всех проделывал гимнастику Чер-
нов. Он замечательный был гимнаст, почти не уступал
Льву Николаевичу. А сам Лев Николаевич был удиви-
тельно легок и способен для гимнастики. Руки у него
были страшно сильные, и то, что для него было совсем
легко, нам казалось невозможно трудным... Лев Нико-
лаевич влезает на перекладину, огибает ее правой ногой,
заправляет ее под колено и начинает вертеться коле-
сом, так быстро, что не разберешь его лица, только во-
лосы, как пух, раздымаются... Лев Николаевич сам про-
делывал всю гимнастику до устали, потом начинал пры-
гать через козлы. Козлы были устроены в саду, сверху
были обиты мягким для того, чтобы в случае промаха
не убить колена. Лев Николаевич с разбега прямо, как
птица, перелетал. С виду казался тяжел, а прыгать был
легок. Постепенно и мы привыкли к гимнастике. Лев Ни-
колаевич хвалил гимнастику, говорил, что от нее чело-
век развивается, крепнет телом и аппетит приобретает»1.
Наряду с характеристикой постановки гимнастики в
Яснополянской школе заслуживает упоминания попытка
Толстого выделить учащимся школы участок земли для
самостоятельной обработки его детьми. «Не хотели ли
вы работать сами по себе. — Я вот дам вам десятину
земли, вы разделите ее поровну между собой, будете
сами пахать свою делянку, и кто что хочет сеять или
сажать. У кого есть семена, принесите свои, а у кого нет
семян, то я дам»2. Толстой лично присутствовал при
разделе десятины земли, за обработку которой взялись
8 учеников. Они посеяли на своих участках лен, горох,
гречиху, некоторые посадили морковь и репу.
1 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы
Василия Степановича Морозова, под редакцией и с примечаниями
Алексея Сергеенко, изд. «Посредник», М., 1917, стр. 37—41.
2 Там же, стр. 53.

Весь урожай был снят детьми, работой которых
Л. Н. Толстой был очень доволен.
В Яснополянской школе преподавался закон божий.
Вспоминая о преподавании закона божия в своей школе,
Толстой в 1902 г. писал: «Когда я учил в школе, я еще
не уяснил себе своего отношения к церковному учению,
но, не приписывая ему важности, избегал говорить о нем
с учениками, а читал с ними библейские истории и еван-
гелие, обращая преимущественно внимание на нравст-
венное учение и отвечая всегда искренно на все вопросы,
которые они задавали мне.
Если спрашивали о чудесах, я говорил, что не верю
в них. Теперь же, много перемучившись в искании
правды и руководства в жизни, я пришел к тому убеж-
дению, что наше церковное учение есть бессовестная и
вредная ложь, и преподавание его детям есть величай-
шее преступление»1.
Следует, однако, отметить, что отказавшись от пре-
подавания закона божия в духе церковного учения, Тол-
стой стал сторонником религиозно-нравственного воспи-
тания и обучения детей в духе «истинного» христианства,
при котором место попа на казенной должности зани-
мается попом по нравственному убеждению, что так рез-
ко критиковал Ленин, имея в виду религиозные взгляды
Толстого.
По мнению Ленина, религиозное учение Толстого, его
«истинное», «очищенное» христианство представляло со-
бой «...культивирование самой утонченной и потому осо-
бенно омерзительной поповщины»2.
Вот почему защиту Толстым необходимости рели-
гиозного воспитания детей необходимо рассматривать
как одну из самых отсталых и реакционных сторон его
педагогики.
1 Л. Н. Толстой, Мысли о воспитании и обучении, собран-
ные Владимиром Чертковым, изд. «Свободного слова», № 77, стр. 36.
2 В. И. Ленин, Сочинения, т. 15, стр. 180.

ЯСНОПОЛЯНСКАЯ ШКОЛА В ОЦЕНКЕ РУССКИХ
И ЗАРУБЕЖНЫХ ПЕДАГОГОВ.
Педагогические взгляды Толстого, как известно, были
резко раскритикованы Н. Г. Чернышевским, который
убедительно показал, что Лев Николаевич оказался бес-
сильным правильно решить ряд теоретических вопросов
педагогики.
Чернышевский вскрыл ошибочность взглядов Тол-
стого по вопросу о том, чему и как учить народ; пока-
зал, что Толстой неверно говорил о народе, который буд-
то бы всегда сопротивляется образованию.
Чернышевский весьма сочувственно отнесся к рабо-
те Яснополянской школы и одобрил характер ее учеб-
ных занятий, рассчитанный на предоставление детям
свободы и самодеятельности. В критическом отзыве
Чернышевского на журнал «Ясная Поляна» приводится
подробное описание школьных занятий, взятое из отчета
Толстого о работе Яснополянской школы за ноябрь и
декабрь 1861 г. Отчет используется Чернышевским вовсе
не для того, чтобы обвинить Толстого в педагогическом
анархизме и нарушении традиционной методики обуче-
ния детей. Ознакомив читателей «Современника» с
устройством Яснополянской школы, где детям была
предоставлена невиданная до сих пор свобода, Черны-
шевский приветствовал начинания Толстого. «Превосход-
но, превосходно! Дай бог, чтобы все в большем числе
школ заводился такой добрый и полезный «беспоря-
док», — так называет его в виде уступки предполагаемым

возражателям автор статьи, его панегирист, — а по-на-
шему, следует сказать просто: «порядок», потому что
какой же тут беспорядок, когда все учатся очень при-
лежно, насколько у них хватит сил, а когда сила поки-
дает их или надобно им отлучиться из школы по домаш-
ним делам, то перестают учиться?
Так и следует быть во всех школах, где это может
быть, — во всех первоначальных народных школах.
Такое живое понимание пользы предоставлять детям
полную свободу, такая неуклонная выдержанность этого
принципа подкупает нас в пользу редакции журнала, из-
даваемого основателем яснополянской школы»1. Черны-
шевский вместе с тем отметил, что новые отношения
между учителями и учащимися, основанные на уваже-
нии детьми учителей и любви последних к учащимся,
воспитывают у детей высокие нравственные качества.
В наших форменных училищах, писал Чернышев-
ский, дети обыкновенно сторожат приход учителя и,
завидев вдалеке своего наставника, торопливо рассажи-
ваются по местам, принимают натянутый, чинный вид,
словом сказать, приучаются скрывать, лицемерить и по-
добострастничать. В Яснополянской школе этого нет.
В оценке Чернышевским свободы, предоставленной де-
тям в Яснополянской школе, самым существенным яв-
ляется то, что в этой свободе он не усмотрел опасности
распада школы и ослабления дисциплины, а, наоборот,
почувствовал, что только там, где детей не заставляют
учиться из-под палки и педантично не регламентируют
каждого движения мысли ребенка, возможно развитие
самодеятельности и творчества детей и сознательное
усвоение ими знаний. Кроме того, Чернышевский пре-
красно показал, что принцип свободы в воспитании де-
тей вполне совместим с сохранением в воспитательно-
образовательном процессе руководящей роли учителя и
всех тех условий, которые необходимы для нормальной
работы школы.
Выдающийся публицист и критик Д. И. Писарев,
выступивший почти одновременно с Толстым в защиту
свободы в воспитании, в статье «Промахи незрелой
1 Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. 10,
М., 1951, стр. 505.

мысли» дал весьма сочувственный отзыв о школе Тол-
стого, где Лев Николаевич воспитывал и обучал детей
в новой, свободной обстановке, столь отличной от об-
щепринятого порядка учебных занятий. «Что учение, —
отмечал Писарев, — может идти совершенно успешно не
только без розог, но даже — что несравненно важнее —
без всякого нравственного принуждения, это доказано
на вечные времена практическим опытом самого же
гр. Толстого в Яснополянской школе»1.
Преподаватель Тульской гимназии Е. Марков, хо-
рошо знакомый с работой Яснополянской школы, в ко-
торой он часто бывал, характеризуя поведение учащихся
во время уроков, писал: «Все мальчики сами думают,
сами добиваются, сами хотят научиться. Пробужден-
ность их духа, самостоятельность внутренней работы в
голове мальчика, вот чем радует Яснополянская
школа»2.
Вполне сочувственно отозвались о Яснополянской
школе Толстого и свободе, предоставленной в ней детям,
«Отечественные записки». Журнал приветствовал критику
Толстым педантизма в воспитании и обучении детей, на-
шедшего широкое распространение в немецких школах.
Яснополянская школа основана в согласии с народным
духом, в ней нет принудительности, а все обучение осно-
вано на взаимном доверии и взаимной любви учителя и
ученика.
«Немецкий педагог, — писал журнал, — весь погру-
женный в эксперименты над каким-нибудь фиш-бухом,
пришел бы в ужас от подобной школы, и между тем в
руках мастера в ней дело идет превосходно. Надо читать
рассказы графа Толстого о том, как мальчики с жад-
ностью слушают его рассказы по библии, как, движимые
соревнованием, они выучивались правильно читать и
красиво писать... видно также, что весь успех обуслов-
ливается личностью учителя, и в самом деле без этой
любви к делу, без преподавательского таланта трудно
ждать такого блестящего результата»3. Журнал «Ясная
Поляна» рассматривался «Отечественными записками»
как первый русский педагогический журнал, а школа
1 Д. И. Писарев, Сочинения, Т. 4, Спб., 1910, стр. 214.
2 «Русский вестник», т. 39, 1862, стр. 181.
3 «Отечественные записки», 1862, июнь, стр. 229-230.

Толстого как первая школа, в которой рационально и
с успехом проводится в жизнь учение о необходимости
любви между учителем и учеником, как основание
школы.
Председатель Петербургского комитета грамотности
Лошкарев, посетив школу, заявил, что «...школа эта до-
стойна нарочного посещения, потому что представляет
до сего времени еще очень редкое явление как по любви
детей к учению, так и по практичности методов препо-
давания»1.
Высказал свое отношение ко взглядам Толстого на
роль свободы в воспитании журнал «Учитель»2, редак-
тируемый И. Паульсеном и Н. Весселем. Этот журнал, по
словам Н. Н. Страхова, был по наружности русским, а
по внутренности немецким. В 1863 г. сотрудник журнала
Е. Кемниц писал, что Толстой является главным пред-
ставителем индивидуально-эгоистического направления
в педагогике. В педагогическом обозрении этого же жур-
нала Кемниц снова резко выступил против Толстого и
указывал, что он «...отдает все дело воспитания опять в
руки того же слепого случая» и что «все учение Ясной
Поляны построено на абсурде». Кемниц обвинял Тол-
стого в том, что последний «...главным принципом вос-
питания ставит бессознательность... отвергая всякую
цель, всякую целесообразную преднамеренную деятель-
ность»3.
Е. Кемниц не только не понял новаторской сущности
работы Л. Н. Толстого в Яснополянской школе, но вся-
чески стремился представить в извращенном виде основ-
ные принципы воспитания и обучения детей, обоснован-
ные Толстым.
Работа Л. Н. Толстого в Яснополянской школе высо-
ко оценивается советской педагогикой. Во всех трудах
по истории педагогики отмечается, что педагогическая
деятельность Л. Толстого в Ясной поляне во многом спо-
собствовала распространению начального образования в
нашей стране и развитию передовыми учителями твор-
ческих сил детей, их самодеятельности и активности.
1 «Московские ведомости» от 23 ноября 1861 г., № 257.
2 «Учитель». Журнал для наставников, родителей и всех жела-
ющих заниматься воспитанием и обучением детей. Издавался в Пе-
тербурге в 1861—1870 гг.
3 См. журнал «Учитель» за декабрь 1864 г.

Выдающийся советский педагог Н. К. Крупская, ха-
рактеризуя работу Л. Н. Толстого по народному об-
разованию, писала, что для него педагогика не была
мертвой, застывшей доктриной. Для него она была жи-
вым делом, сложным, развивающимся. Заслугой Тол-
стого является то, что он рассматривал школу как ла-
бораторию, в которой учитель, обучая детей, должен
неустанно наблюдать и проверять свои наблюдения. Они
будут успешными, когда детям будет предоставлена сво-
бода и возможность активно приобретать знания.
По мнению Н. К. Крупской, громадная заслуга
Л. Н. Толстого заключается в том, что «он каждый, са-
мый, казалось бы, чисто педагогический вопрос (о про-
грамме, чтении, наказаниях и пр.) ставил резко, во всей
его широте, не вне времени и пространства, а в тесной
связи с окружающей действительностью. Допустим, что
Толстой неправильно решал тот или иной вопрос, но он
ставил его не как узкий специалист, а как «гражданин
земли родной», мучительно искал ответа на него и за-
ставлял искать и читателя»1.
Яснополянская школа привлекла к себе внимание
многих зарубежных писателей и педагогов. Эдвард Стай-
нер в книге «Толстой — человек», вышедшей в свет в
США в 1904 г., писал о Л. Н. Толстом как о педагоге,
который горячо защищал интересы крестьян в конфлик-
тах с помещиками.
По мнению Стайнера, важнейшим принципом педа-
гогики Толстого был полный отказ от какого бы то ни
было принуждения в воспитании и обучении детей. Тол-
стой, отмечал Стайнер, настаивает на необходимости
индивидуального подхода к детям и приспособлении
обучения к их нуждам и интересам. Он рисует школу,
в которой отсутствует все, чего инстинктивно боится ре-
бенок. Там нет кафедры для учителя, нет прямых моно-
тонных рядов парт, нет больших классных досок, перед
которыми дети чувствуют себя такими маленькими и
незначительными... Школа, как он себе ее представлял,
должна быть сочетанием детского сада с университетом,
музея с театром, картинной галереи с лесом, библиотеки
с полем. Это выглядело достаточно неопределенно, но
заключало в себе педагогические идеалы будущего.
1 Н. К. Крупская, Избранные педагогические произведения,
изд. АПН РСФСР, М.-Л., 1948, стр. 35.

Называя педагогическую деятельность Толстого но-
вой, но странной и непрактичной, Стайнер в то же время
утверждал, что она принесла все же неоценимую пользу
благодаря глубокой, чистой и бескорыстной любви Тол-
стого к каждому встреченному им ребенку. Школа Тол-
стого была семьей, которой посчастливилось иметь заме-
чательного отца.
В 1906 г. была переведена с английского языка на
русский небольшая книга Э. Кросби «Л. Н. Толстой как
школьный учитель», в которой автор рассказал об устрой-
стве Яснополянской школы, методах преподавания в ней,
взаимоотношениях между учителями и учащимися. Крос-
би называл Толстого одним из наиболее смелых пионеров
свободного и гуманного воспитания. Он указывал, что
педагогические статьи великого писателя, напечатанные
в журнале «Ясная Поляна», и его работа в школе при-
влекли к себе всеобщее внимание. Кросби писал о тре-
бовании Толстого смотреть на детей как на разумные,
мыслящие существа, которые сами способны понять
необходимость порядка и не выносят насильственного
вмешательства, чуждого их детскому опыту. Толстой
порицает современное воспитание, отмечал автор, ус-
матривая в нем нравственный деспотизм, выражающий-
ся в стремлении одного человека сделать другого со-
вершенно похожим на себя.
Отказ Толстого от таких наказаний, которые не ис-
правляют детей, а возбуждают у них дурные страсти и
пороки, Кросби считает одной из характерных черт его
педагогических воззрений.
Много внимания Кросби уделяет изложению прин-
ципа свободного воспитания и обучения детей в пони-
мании Толстого и подчеркивает, что детям позволялось
уходить из школы, когда им было нужно. Однако
в школе Толстого, отмечает автор, совсем не знали, что
такое леность. Между учениками и Толстым поддержи-
валась хорошая дружба, находившая выражение в сов-
местных прогулках, беседах, играх, во время которых
Толстой изучал детей и оказывал на них большое вос-
питательное влияние. Что же касается Яснополянской
школы, то Толстой пользовался ею как лабораторией
для своих педагогических опытов. Он не предпринимал
ничего без проверки обычаев и традиций, установив-
шихся в каких-либо областях мысли или деятельности,

и этой проверкой занимался также и в деле воспитания.
Только те методы обучения хороши, которыми доволь-
ны учащиеся. Придерживаясь таких взглядов, Толстой
требовал индивидуального подхода к учащимся и изу-
чения особенностей их духовного мира. Кросби отме-
чал, что ученики Яснополянской школы любили писать
сочинения на свободные темы и достигли в этом боль-
ших успехов.
Автор книги сообщает, что в предместье Нью-Йорка
Бруклине существовала школа для маленьких детей —
«Дом игры», работа которой основана на тех же прин-
ципах, что и в Яснополянской школе Толстого. Здесь
каждый ребенок может проявить индивидуальность и
свободно общаться с другими детьми, испытывая на
себе все последствия свободных поступков. Главная
цель этого «Дома» заключалась в том, чтобы развить
инициативу, индивидуальные особенности ребенка, иг-
норируемые традиционной школьной системой. Очевидно,
эти принципы весьма жизненны и разумны, так как дети
хорошо себя вели и приучались самостоятельно мыслить
и действовать. В среде современных педагогов, заявляет
в конце своей книги Кросби, заметно сильное брожение, и
твердо обоснованные убеждения такого человека, как Тол-
стой, не могут не оказать на них серьезнейшего влияния.
Подробное изложение сущности педагогических
взглядов Толстого и его занятий в Яснополянской шко-
ле дается в книге К. Штауба «Жизнь и работа графа
Л. Н. Толстого. Мировоззрение и его развитие», издан-
ной в Германии в 1908 г. Штауб отмечает заслуги Тол-
стого в области педагогики. Его школа и журнал «Яс-
ная Поляна», по словам Штауба, произвели большую
сенсацию в педагогических кругах как России, так и
Западной Европы. Автор показывает педагогическую
деятельность Толстого как друга народа, организовав-
шего образцовую школу для крестьянских детей. При-
ведя в своей книге отчет Толстого о работе Яснополян-
ской школы, Штауб говорит, что нигде жизнь детей не
описана с такой любовью, с такой поэтической силой и
с такой реальностью, как в этом отчете. Штауб знако-
мит немецких учителей с педагогической теорией и
практикой Толстого и особо выделяет понимание им
свободы в педагогическом процессе. Основная мысль
педагогики Толстого, подчеркивает Штауб, состоит

в том, чтобы обучающемуся была предоставлена сво-
бода выбора того, что принять и от чего отказаться.
Ребенку необходимо дать возможность свободного ду-
ховного развития, избегая насилия над его личностью,
Толстой не признает за государством и правительством
права принуждать народ к образованию путем обяза-
тельного посещения официальных школ. Народ желает
образования, но он противится насилию. Много внима-
ния уделяет Штауб отношениям Толстого с яснополян-
скими школьниками. Толстой счастливо избегал педан-
тизма в обращении с детьми и не отдалялся от них для
сохранения своего авторитета. Автор придает большое
значение дидактическим взглядам Толстого, считая,
что он признавал суверенитет народа в определении того,
чему и как надо учить детей. Толстой отстаивал мысль о
том, что только те методы хороши, при которых дети
очень мало или совсем не подвергаются насилию и внеш-
нему дисциплинированию.
Высоко оценивал работу Яснополянской школы бол-
гарский профессор П. М. Нойков. В книге «Педагогика
Л. Н. Толстого» он пишет: «Толстой требовал, чтобы
народу была предоставлена возможность свободно от-
крывать школы для своих детей, а учащимся — созданы
условия для свободного и активного усвоения знаний.
Толстой как человек, писатель и общественный деятель
был в высшей степени активной личностью, и по-
этому он не мог быть сторонником пассивного воспита-
ния. Цель воспитания Толстой видел в развитии у детей
высокой активности». Автор отмечает, что философия Тол-
стого проникнута бесконечным уважением к человеческой
личности, коренящимся в его глубокой вере в творческие
силы народа. К сожалению, П. М. Нойков не показывает
ограниченности принципа социальной активности, выдви-
нутого Толстым.
В 1918 г. в США была издана книга Дж. Р. Нойеса
«Толстой», в которой одна из глав посвящена анализу
педагогической деятельности Толстого. Подробно изла-
гая педагогические взгляды Льва Николаевича и харак-
теризуя его работу в Яснополянской школе, Нойес счи-
тает, что теория воспитания Толстого, являющегося
будто бы верным учеником Руссо, основана на тех же
принципах, которых придерживался его учитель. Ори-
гинальность Толстого, по мнению Нойеса, заключается

якобы лишь в том, что он применил идеи Руссо в усло-
виях русской действительности, организовав школу для
крестьянских детей.
В основе педагогических взглядов Толстого, утверж-
дает Нойес, лежат индивидуализм, выраженный в пре-
зрении к традиционному авторитету, и пылкая любовь
к свободному развитию личности. Однако индивидуа-
лизм Толстого очень далек от эгоистического самовоз-
вышения Гете или от бунтарского отстаивания Ибсеном
своих притязаний. Индивидуализм Толстого заключает-
ся в методе, а не в цели воспитания, и он соединен
с идеалом служения народу, самопожертвования и
признания прав других людей. Вместе с тем Нойес стре-
мится показать, что педагогические идеи Толстого не
отличаются от идей ряда школьных реформаторов, жив-
ших после Руссо, — от Фребеля до Монтессори. Толстой
выделяется из среды других педагогов только тем, что
беспощадно и последовательно пытался провести в
жизнь принцип индивидуализма в воспитании и утверж-
дал, что школа не должна воздействовать на индивиду-
альные черты характера детей.
Шарль Бодуэн в книге «Толстой — учитель», автори-
зованный перевод которой с французского на англий-
ский язык был опубликован в Лондоне в 1923 г., счи-
тает, что основная тенденция педагогической системы
Толстого заключается в протесте против всего, что ме-
шает свободному развитию жизни, и в стремлении рас-
крыть сущность воспитания как процесса свободного
выявления природных задатков детей. Хотя «животная
природа», которую Толстой пытается заменить «боже-
ственной природой», не является идеалом, тем не менее
она лучше и желательнее тех воздействий на ребенка,
которые оказывает на него современное общество.
Преклонение перед развитием природных сил ребенка,
по мнению Бодуэна, является самой существенной чер-
той педагогики Толстого. Бодуэн считает большой
заслугой Толстого защиту экспериментирования в об-
ласти педагогики, которое содействует обогащению
ее проверенными на практике положениями и выво-
дами.
Бодуэн не видит противоречий во взглядах Толстого
на сущность свободного воспитания. Поэтому он не

вскрывает противоречивого характера его педагогиче-
ской теории.
Немецкий педагог доктор Герхард Прокс в книге
«Толстой как педагог и его философия обучения» ут-
верждает, что в свободной школе Толстого был образ-
цовый порядок, основанный на понимании детьми необ-
ходимости хорошо себя вести в школе. Толстой как
учитель пользовался большим авторитетом у детей. Его
энтузиазм пробуждал у них желание учиться, он до-
бился того, что школа стала для учеников необходи-
мостью. Прокс придает большое значение дидактиче-
ским взглядам Толстого. Он возражает Р. Левенфельду,
считавшему, что Толстой был противником какого бы
то ни было метода. Толстой не отрицал необходимости
методики преподавания, заверяет Проке, а возражал
только против схематизма и шаблона в обучении де-
тей. Проке высоко оценивает работу Толстого по созда-
нию «Азбуки» и «Новой Азбуки». Знакомясь с немец-
кими и американскими учебниками и составляя свои
книги для детей, Толстой был далек от подражания зару-
бежным образцам. Рассказы, написанные Толстым для
азбук, отличаются ясностью и простотой языка, легкостью
стиля, доступностью для детского понимания, простотой
построения действия, вызывают оживленный многосто-
ронний интерес и заставляют с напряжением следить
за действием.
Американский педагог Симмонс в книге «Лев Тол-
стой», вышедшей в 1946 г. в Бостоне, пишет, что в лице
Толстого педагогическая наука имеет блестящего нова-
тора и одного из наиболее видных реформаторов пре-
подавания. «Экспериментальные школы в Америке и за
границей, — пишет Симмонс, — получили очень много
ценного, использовав оставленный им богатый экспери-
ментальный материал. Его метод обучения азбуке и чте-
нию, его настойчивое требование развивать у детей
привычку полагаться на себя... его вера в то, что ре-
бенку в классной комнате надо дать максимум свобо-
ды, — все эти компоненты его системы оказали свое
влияние на прогрессивное образование последнего вре-
мени. А главное его положение о том, что школа всегда
должна быть педагогической лабораторией, для того чтобы
не отстать от всеобщего прогресса, было принято в широ-
ких кругах как одна из предпосылок дидактики».

В связи со 125-летием со дня рождения Л. Н. Тол-
стого в зарубежной печати в 1953 г. появился ряд новых
публикаций о Толстом-педагоге.
Среди них заслуживает внимания большая статья
Мариа Ульман «Л. Н. Толстой о народном образова-
нии», напечатанная в немецком журнале «Педагогика».
М. Ульман отмечает, что резкая уничтожающая кри-
тика Толстым немецкой школы в период после 1848 г.
была в основном правильной, ибо он не верил официаль-
ным данным, а тщательно изучал сам состояние народного
образования в Германии и сравнивал его с потребностями
немецкого народа.
Излагая кратко статьи Толстого о Яснополянской
школе, М. Ульман обращает внимание на то, что кри-
тическое описание им урока с применением искусствен-
ных приемов наглядного преподавания представляет
большой интерес для немецких учителей и воспитате-
лей. Толстой едко высмеял уродства неудачных пред-
метных уроков и этим самым способствовал правиль-
ному пониманию наглядности в обучении. Его статьи
о Яснополянской школе относятся к лучшим произведе-
ниям мировой педагогической литературы.
Большой интерес представляет раздел статьи
М. Ульмана, в котором он проводит резкую грань меж-
ду Толстым и педагогикой так называемых новых школ,
возникших за рубежом в конце XIX в. В то время как
представители новых буржуазных педагогических течений,
создавая школы-интернаты, имели в виду воспитание де-
тей богатых слоев населения, Толстой боролся за подлин-
но народную школу, свободную от влияния капиталистов
и юнкеров. Буржуазные педагоги-реформисты хотели уни-
чтожить классно-урочную систему преподавания. Толстой
стремился освободить школу от зубрежки и муштры. Он
не был, как указывает Ульман, врагом предметного и си-
стематического обучения детей.
В Яснополянской школе дети обучались не только
чтению, счету и письму, но и девяти другим предметам.
Толстой был не только учителем, он большое внимание
уделял воспитанию детей и с огромной силой влиял на
личность ребенка.
Французский общественный деятель Коньо в своей
статье «Учитель Ясной Поляны и советская педагогика»
вполне согласен с педагогами, считающими, что воспи-

тание творческой личности было основной задачей Яс-
нополянской школы. Она была в то время единственной
как в России, так и за границей, где применялись гу-
манные методы обучения детей. Толстой доказал, что
дети бедных крестьян могут учиться лучше, чем дети обес-
печенных родителей. Борьба против схематизма и форма-
лизма в обучении, исключительная преданность делу обра-
зования народа, горячая любовь к детям являются самым
типичным в педагогической деятельности великого рус-
ского писателя. Коньо обращает внимание на то, что
отрицательное отношение Толстого к революции поме-
шало ему воспитывать смелых и мужественных борцов
с царским режимом. Оставаясь верным теории «свобод-
ного» воспитания до последних дней своей жизни,
Толстой ратовал за религиозное воспитание. В этом за-
ключается одно из глубоких противоречий его теории
воспитания.
Высокая оценка работы Яснополянской школы дана
в вышедшей в 1958 г. в Софии книге известного ученого
Ж. Атанасова «Идеи Л. Н. Толстого в области воспита-
ния и их влияние в Болгарии».
По мнению автора опыт Яснополянской школы яв-
ляется смелым протестом против шаблона и формализма
в обучении. В своей практической работе Толстой отвер-
гает сухие педагогические догмы гербартианства и
других разновидностей немецкой идеалистической педаго-
гики и дает широкий простор детской активности. Орга-
низация учебного процесса в этой школе давала возмож-
ность проявиться детским творческим силам, и таким об-
разом получались результаты, далеко превышающие те,
которые давала в то время официальная школа. Боль-
шой заслугой Толстого Ж. Атанасов считает осуществле-
ние в его школе индивидуального подхода к каждому
ребенку и развитие творческих сил учащихся.
Автор пишет, что в Яснополянской школе Толстого
применялись новые методы преподавания, основанные на
глубоком проникновении Толстого в духовный мир
детей. В этой школе осуществлялся индивидуаль-
ный подход к каждому ребенку. Умелая организация
педагогического процесса, хорошая дисциплина среди
учащихся, тщательная подготовка учащихся к уро-
кам обеспечили высокую успеваемость учеников этой
школы.

В своих педагогических статьях Толстой резко крити-
кует классовый характер существовавших в то время
школ. Вопреки своим идеалистическим взглядам на сво-
боду, он вполне правильно требует развития детской
активности в процессе обучения детей. Однако Толстой
не понимал того, что свободное воспитание немыслимо
при наличии несвободного крепостнического или бур-
жуазного общества. Воспитание, пишет Атанасов, ста-
новится воистину свободным лишь тогда, когда свергнута
власть эксплуататорских классов и когда оно подчинено
делу укрепления народной свободы. Отмечая противоре-
чия в педагогических взглядах Толстого, Атанасов при-
знает, что педагогическая деятельность Толстого являет-
ся образцом бескорыстной работы в области народного
образования. Атанасов утверждает, что педагогические
идеи Толстого пользуются большой популярностью в Бол-
гарии. Толстой помогает передовым болгарским педаго-
гам бороться против книжности в обучении, догматизма,
гербартианского трафарета в педагогике.
***
Трудно переоценить значение яснополянского педаго-
гического опыта Л. Н. Толстого. В течение трех лет ра-
боты в Яснополянской школе великий русский писатель
создал народную школу, основанную на демократических
и гуманистических принципах, в которых нашли отраже-
ние как оригинальные педагогические взгляды учреди-
теля этой школы, так и идеи выдающихся педагогов
прошлых веков (Монтеня, Руссо и др.), получившие
высокую оценку со стороны Толстого.
Яснополянская школа ставила своей задачей не только
сделать крестьянских детей грамотными, но и способст-
вовать всестороннему развитию личности ребенка. Зани-
маясь с крестьянскими детьми, Толстой убедительно до-
казал, что они не «маленькие дикари», какими их считали
некоторые педагоги, а любознательные дети, способные
усвоить широкий круг знаний.
Учебный план этой школы по богатству и разнообра-
зию знаний, сообщаемых детям, далеко опередил содер-
жание обучения в начальных школах как в России, так
и за границей. Толстой стремился дать детям широкое
образование, развить физические силы, помочь вырабо-
тать моральные взгляды, ввести их в мир искусства.

Толстой резко осуждал тех педагогов, которые не при-
знавали за детьми их права на активную роль в педаго-
гическом процессе. В Яснополянской школе детям были
предоставлены все возможности для развития самодея-
тельности, свободного выражения своих интересов и за-
просов.
Любовь к детям, заботливое отношение к каждому
ребенку красной нитью проходят через всю самоотвер-
женную работу Толстого в Яснополянской школе, кото-
рой он посвятил лучшие годы своей жизни.
Однако в практике работы Яснополянской школы и
выводах, сделанных из этой практики Л. Н. Толстым,
есть ряд особенностей, требующих критического рассмот-
рения.
Педагогические взгляды Л. Н. Толстого весьма проти-
воречивы. Наряду с исключительно ценными и далеко
идущими идеями в области воспитания и обучения встре-
чаются отсталые и устаревшие положения, обусловлен-
ные своеобразной толстовской идеологией.
Отрицательное отношение Л. Н. Толстого к револю-
ционным методам борьбы с угнетателями народа не
могло не сказаться на его педагогических взглядах и
работе в Яснополянской школе, оно наложило свой от-
печаток на содержание теоретических статей Л. Н. Тол-
стого по педагогике и обусловило аполитичный просвети-
тельный характер направления работы Яснополянской
школы.
В. И. Ленин подчеркивал, что «Толстой отразил наки-
певшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, же-
лание избавиться от прошлого, — и незрелость мечтатель-
ности, политической невоспитанности, революционной
мягкотелости»1. Нетрудно заметить, что эти черты миро-
воззрения Л. Н. Толстого отразились и в его педагогиче-
ской практике.
Толстой ошибался, когда утверждал, что школа не
должна заниматься воспитанием детей, предоставив это
дело семье. На самом же деле Л. Н. Толстой, как он сам
признал в одном из писем к А. А. Толстой, «воспитывал
своих яснополянских мальчиков смело».
Нельзя согласиться с теми взглядами Толстого, в ко-
торых не трудно заметить недооценку руководящей роли
1 В. И. Ленин, Сочинения, т. 15, стр. 185.

учителя в процессе обучения детей, принципиальное отри-
цание целесообразности экзаменов, индивидуального
спрашивания детей на уроках и т. п. Впоследствии Тол-
стой, как известно, признал, что воспитание и обучение
нераздельны и нельзя их искусственно отрывать друг от
друга. В 70-х годах, в период составления «Азбуки» и
«Новой Азбуки», Толстой в «Общих замечаниях для учи-
теля» правильно формулировал ряд ценных дидактиче-
ских правил, не утративших своего значения и в настоя-
щее время.
Яснополянская школа была одной из первых экспе-
риментальных школ, в которой велась интересная работа
по опытной проверке новых методов воспитания и обуче-
ния. Толстой рассматривал свою школу как своеобраз-
ную педагогическую лабораторию передового педаго-
гического опыта, обобщение которого позволило ему
сделать ряд ценных теоретических выводов, отраженных
в педагогических статьях, написанных в 60-х годах про-
шлого столетия.
Толстой во многом обогатил методику естественного
педагогического эксперимента, важнейшей частью кото-
рого является наблюдение за поведением детей в раз-
личных условиях учебно-воспитательной работы.
Поставив своей задачей проверить, как новые «сво-
бодные» отношения между учителями и учащимися
влияют на поведение детей и усвоение ими знаний, Тол-
стой пришел к правильному выводу о том, что если дети
не будут бояться учителей, а смогут непринужденно
держать себя на уроках и переменах, то они сами скоро
придут к осознанию необходимости разумного порядка,
который установился в Яснополянской школе и никогда
не нарушался учащимися. Если дети не боятся наказаний
за так называемую неуспеваемость, они охотно учатся и
настойчиво преодолевают трудности в усвоении грамма-
тики, арифметики и других предметов.
Все эти, казалось бы, элементарные педагогические
истины, обоснованные Толстым в середине прошлого
века, несомненно сыграли большую роль в борьбе с по-
лицейскими порядками в школе муштры и зубрежки.
Задолго до того, когда в лучших школах мира нача-
лась борьба против формализма в обучении Детей, Тол-
стой в Яснополянской школе показал, как надо обучать
детей, чтобы они сознательно воспринимали знания и

прочно усваивали их. Его уроки по грамматике, ариф-
метике, беседы по истории и географии, опыты по фи-
зике проводились таким образом, что знания созна-
тельно воспринимались детьми и помогали им понимать
окружающий мир.
Яснополянская школа положила начало открытию по
инициативе Л. Н. Толстого многих начальных школ
в Крапивенском уезде Тульской губернии. Она была
методическим центром, объединявшим и направлявшим
работу учителей, приглашенных Толстым во вновь от-
крытые школы уезда. Толстой был сторонником коллек-
тивной методической работы учителей, он правильно по-
лагал, что совместные поиски новых путей воспитания
и обучения детей помогут создать новую школу.
Непосредственная работа в Яснополянской школе
обогатила Л. Н. Толстого разносторонним педагогиче-
ским опытом, на основе глубокого анализа которого он
по-новому поставил и разрешил ряд важных вопросов
теории педагогики и методики преподавания.
В лице Л. Н. Толстого педагогическая наука полу-
чила блестящий пример плодотворной связи теории
с практикой, в результате осуществления которой вели-
кий русский писатель внес большой вклад в педагогику
и создал Яснополянскую школу, сыгравшую большую
роль в развитии передовых педагогических идей.