Вентцель К. Н. Этика и педагогика творческой личности. Т. 2. — 1912

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ БИБЛІОТЕКА.
К. Н. ВЕНТЦЕЛЬ.
ЭТИКА и ПЕДАГОГИКА
ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.
Томъ II.
ПЕДАГОГИКА ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.
Цѣна 1 руб. 50 коп.
Книгоиздательство К. И. Тихомирова.
МОСКВА, Кузнецкій Мостъ.
1912.

Основныя задачи нравственнаго воспитанія1).
(Посвящается свѣтлой памяти дорогого друга — Н. Я. Вентцель).
Faisant tomber enfin cet obstacle éternel,
Le moi, — réfléchissons en nous toute
lumière
Qui monte de la terre ou qui descend
du ciel:
Soyons l'oeil transparent de la nature
entière 2).
Guyau. Vers d'un philosophe.
I.
Краткое опредѣленіе понятія нравственности. Вытекаю-
щая изъ этого опредѣленія общая задача нравственнаго
воспитанія.
Воспитать въ человѣкѣ нравственныя стремленія, сдѣлать
-его неутомимымъ борцомъ за нравственный идеалъ, такъ
чтобы вся жизнь его служила живымъ воплощеніемъ этого
идеала—самое трудное и вмѣстѣ съ тѣмъ, бытъ можетъ, самое
важное дѣло въ области воспитанія. Воспитаніе физическое
и умственное играютъ по отношенію къ нравственному, можно
«сказать, только чисто служебную роль. И между тѣмъ, нигдѣ
не сдѣлано такъ мало и въ смыслѣ теоретическаго изученія,
и въ смыслѣ практическаго примѣненія, какъ въ области
нравственнаго воспитанія. Это и понятно,—задачи нравствен-
1) Статья эта была напечатавъ въ № 2 „Вѣстника Воспитанія"
За 1896 годъ; здѣсь она печатается въ дополненномъ видѣ.
2) „Преодолѣвъ, наконецъ, это вѣчное препятствіе, наше „я", отра-
зимъ въ самихъ себѣ весъ свѣтъ, исходящій отъ земли иди нисходящій
•съ неба: станемъ ясновидящимъ окомъ всей природы!"

наго воспитанія, захватывая всю жизнь человѣка, съ его
какъ животными физіологическими потребностями, такъ и
высшими духовными интересами, несравненно обширнѣе и
сложнѣе тѣхъ задачъ, разрѣшеніе которыхъ составляетъ глав-
ное содержаніе трактатовъ о физическомъ или умственномъ
воспитаніи. Но эта обширность и сложность тѣмъ болѣе дол-
жны бы были побуждать сосредоточить на нихъ какъ можно
больше силъ, чтобы такимъ путемъ скорѣе притти къ практи-
ческому разрѣшенію этихъ важныхъ жизненныхъ вопросовъ.
Настоящая статья имѣетъ своею цѣлью уяснить хотя бы въ
слабой степени существенныя задачи нравственнаго воспи-
танія или, по крайней мѣрѣ, хотя бы намѣтить ихъ.
Но, прежде чѣмъ говоритъ о задачахъ нравственнаго
воспитанія, слѣдуетъ выяснитъ, что именно надо понимать
подъ нравственностъю. Это тѣмъ болѣе необходимо, что самое
слово допускаетъ разностороннее толкованіе. Читатель мо-
жетъ согласиться съ нашимъ опредѣленіемъ нравственности
или нѣтъ, — во всякомъ случаѣ, онъ будетъ знать, о чемъ
именно идетъ дѣло, когда мы говоримъ ему о нравственномъ,
развитіи. Этимъ путемъ будутъ избѣгнуты всякія неясности
и недоразумѣнія. Но, такъ какъ цѣлъ настоящей статьи не
теоретическое выясненіе принциповъ нравственности, a прак-
тическое разрѣшеніе вопроса о нравственномъ воспитаніи,,
то мы должны при опредѣленіи понятія нравственности
ограничиться только существенно необходимымъ. Намъ при-
дется лишь сжато и кратко формулировать свой взглядъ на
нравственность, не пытаясь его обосновывать болѣе подробно,
иначе это завело бы насъ слишкомъ далеко отъ предмета
нашей непосредственной задачи 1).
Итакъ, что же такое естъ нравственность? Самый есте-
ственный отвѣтъ, представляющійся при этомъ, былъ бы, по-
видимому, таковъ: нравственность естъ стремленіе къ осуще-
ствленію того, что является для человѣка самымъ высокимъ,
самымъ святымъ, самымъ лучшимъ, какими бы именами онъ
не называлъ это высокое, святое и лучшее,—правдой, долгомъ,
1) Подробное обоснованіе нашего взгляда на нравственность дано
нами въ предыдущихъ статьяхъ.

благомъ или еще какъ-нибудь иначе. Но, что такое прав-
да, долгъ, благо? Имѣютъ ли всѣ эти вещи какое-либо зна-
ченіе и цѣну сами по себѣ? Не представляютъ ли они толь-
ко того или другого нашего отношенія къ жизни? Не суще-
ствуетъ ли какой-либо высшій критерій, съ которымъ должны
сообразоваться и отъ котораго получаютъ свое значеніе всѣ
эти великія слова? Да, этотъ критерій существуетъ и этимъ
критеріемъ является „жизнь". Самое высшее, самое драго-
цѣнное благо и сокровище для человѣка составляетъ „жизнь",
•какъ та жизнь, носителемъ которой онъ самъ является, такъ
и та, которая широкимъ потокомъ разлита кругомъ него въ
природѣ и человѣчествѣ. Внѣ „жизни", понимаемой въ са-
момъ широкомъ значеніи этого слова, нѣтъ ничего ни свя-
того, ни благороднаго, ничего такого, что стоило бы желать—
отъ нея одной все получаетъ и смыслъ, и разумность, и
оправданіе своего существованія. Только то мы называемъ
хорошимъ, святымъ, нравственнымъ, разумнымъ, справедли-
вымъ, что ведетъ къ сохраненію этого блага или къ накопле-
нія) его какъ въ насъ, такъ и кругомъ насъ. И, наоборотъ,
все то, что мѣшаетъ прогрессивному развитію и росту жиз-
ни,—все это мы награждаемъ противоположными эпитетами.
Нравственность поэтому естъ не что иное, какъ сознатель-
ное стремленіе и дѣятельность, направленныя на увеличеніе
общей суммы и напряженности жизни въ мірѣ. И такъ какъ
человѣкъ, въ предѣлахъ нашего опыта, является выраженіемъ
наибольшей концентраціи жизни въ мірѣ, то отсюда стано-
вится понятнымъ, почему нравственное поведеніе имѣетъ
своимъ главнымъ предметомъ человѣческія существа. Но
человѣкъ можетъ развитъ наибольшую сумму жизни какъ въ
себѣ, такъ и кругомъ себя только въ общежитіи, т.-е., сое-
диняясь съ своими собратьями-людьми въ одно цѣлое, назы-
ваемое обществомъ. Общественныя отношенія, какъ мы на-
ходимъ ихъ въ настоящее время, построенъ! въ значительной
мѣрѣ на началахъ антагонизма и борьбы и потому только
въ слабой степени даютъ возможность для каждой отдѣльной
личности достигнутъ полной и широкой жизни. Только гар-
моническое общество, построенное на началахъ любви и
солидарности, можетъ создать условія для этой полной и ши-

рокой жизни, можетъ датъ каждой индивидуальности возмож-
ность развернутъ всѣ свои силы и способности и достигнутъ
того наиболѣе высокаго и могучаго „чувства жизни", кото-
рое только въ состояніи дать наиболѣе развитая форма обще-
ственныхъ отношеній. Вотъ почему достиженіе такой гармо-
нической общественной жизни является конечною цѣлью
нравственной дѣятельности какъ отдѣльной индивидуальной
личности, такъ и большей или меньшей совокупности такихъ
личностей, — такъ какъ наибольшая гармонія, достигнутая
людьми въ своихъ общественныхъ отношеніяхъ, равнозначи-
тельна съ наибольшею суммою наиболѣе интенсивной жизни.
Взглянемъ теперь на дѣло нравственнаго развитія съ
нѣсколько иной стороны, имѣющей особенно важное значеніе
для всего послѣдующаго нашего изложенія. Жизнь каждой
отдѣльной личности, насколько она является предметомъ ея
сознательныхъ стремленій, можетъ бытъ сведена къ совокуп-
ности тѣхъ или иныхъ цѣлей. Чѣмъ въ большей мѣрѣ тѣ
частныя цѣли, которыхъ достигаетъ въ теченіе своего суще-
ствованія отдѣльная личность, ведутъ къ увеличеніи) общей
суммы и напряженности жизни въ мірѣ, составляющему выс-
шую задачу нравственности, тѣмъ въ большей мѣрѣ жизнь
этой личности пріобрѣтаетъ нравственный характеръ. Эта
высшая цѣль служитъ какъ бы для объединенія всѣхъ от-
дѣльныхъ частныхъ цѣлей, которыя личность, сознательно
или безсознательно, преслѣдуетЪ въ теченіе своего существо-
ванія. Въ самомъ дѣлѣ, если существуетъ высшая нравствен-
ная цѣль, съ которой мы должны сообразовать всѣ свои
чайныя цѣли, какія бы намъ не приходилось преслѣдовать,
то, какъ прямой выводъ изъ этого, необходимо вытекаетъ, что,
чѣмъ болѣе согласованы различныя частныя цѣли нашей
жизни между собою, тѣмъ болѣе нравственный характеръ
получаетъ и наша жизнь. Нравственность немыслима безъ
установленія гармоніи между многоразличными цѣлями чело-
вѣческой жизни. Такъ какъ всѣ цѣли могутъ быть разбиты
на двѣ крупныя категоріи,—на цѣли индивидуальнаго харак-
теръ предметомъ которыхъ является само лицо, ставящее
цѣль, и на цѣли соціальнаго характера, предметомъ которыхъ
служитъ совокупность индивидуумовъ, внѣ насъ находящих-

ся, — то можно сказать, что установленіе гармоніи между
этими двумя категоріями цѣлей или объединеніе себя съ
остальнымъ человѣчествомъ въ одно цѣлое составляетъ выс-
шую задачу нравственности. Итакъ, выраженный въ другой
формѣ, идеалъ нравственности сводится къ установленію гар-
моніи между всѣми цѣлями человѣческой жизни. Къ этому
надо только прибавитъ, что самая система человѣческихъ
цѣлей не остается неизмѣнной, но постоянно видоизмѣняется
и расширяется по мѣрѣ развитія отдѣльной личности и всего
человѣчества. На этой формулѣ мы и остановимся, такъ какъ
она особенно для насъ важна въ практическомъ отношеніи.
Такимъ образомъ, вопросъ о нравственномъ воспитаніи
сводится къ выясненію того, что именно нужно дѣлать, что-
бы воспитать въ ребенкѣ стремленіе къ установленію гар-
моніи вездѣ и всюду, гдѣ только представится къ этому
случай,—стремленіе, которое, начавшись со стремленія къ
установленію гармоніи между двумя какими-нибудь мыслями
или даже съ еще болѣе элементарныхъ формъ, получило бы
свое конечное завершеніе въ стремленіи установить гармо-
нію между собою и всѣмъ остальнымъ человѣчествомъ и
міромъ, при чемъ міръ и человѣчество берутся въ такой ши-
ротѣ, въ какой только воз можно. Создать такое стремленіе
къ гармоніи вообще, стремленіе, которое искало бы все бо-
лѣе и болѣе широкаго поля для своего приложенія,—значитъ
подготовить почву для нравственнаго поведенія человѣка и
сдѣлать его наиболѣе пригоднымъ для осуществленія нрав-
ственныхъ задачъ и цѣлей. Если вы хотите воспитать въ
ребенкѣ нравственныя стремленія и выработать въ немъ
нравственный характеръ, то, не толкуя ему много объ отвле-
ченныхъ принципахъ нравственности, старайтесь только вос-
питать въ немъ стремленіе отдавать себѣ ясный отчетъ въ
тѣхъ цѣляхъ, которыя онъ себѣ ставитъ, и на ряду съ этимъ
никогда не ослабѣвающую потребность внести гармонію въ
этотъ міръ цѣлей,—и вы этимъ сдѣлаете въ тысячу разъ
больше для выработки изъ него нравственнаго человѣка,
чѣмъ, внѣдряя въ него какой-нибудь кодексъ моральныхъ
предписаній, имѣющій будто бы таинственное, сверхъесте-
ственное происхожденіе. Расширятъ количество ставимыхъ

себѣ цѣлей, такъ чтобы эти цѣли, имѣя въ виду первона-
чально почти исключительно только нашу особу, распро-
странились бы и охватили постепенно возможно большее
количество людей, и въ то же время постоянно прилагать
всѣ усилія къ тому, чтобы между всѣми нашими цѣлями
была наибольшая возможная гармонія, чтобы всѣ онѣ соста-
вляли одну стройную систему цѣлей, исключающую всякія
противорѣчія между отдѣльными цѣлями, входящими въ нее
въ качествѣ составныхъ элементовъ,—таковъ, какъ упоми-
налось, высшій нравственный идеалъ человѣка. Выраженныя
въ другихъ словахъ, онъ сводится къ тому требованію, что-
бы человѣческая жизнь, жизнь отдѣльной личности, была бы
наиболѣе плодотворна по количеству и разнообразію полу-
ченныхъ въ результатѣ отъ нея послѣдствій для всего чело-
вѣчества, считая однимъ изъ составныхъ элементовъ этого
человѣчества и самаго нравственнаго дѣятеля. А каждая
жизнь и каждая дѣятельность тѣмъ болѣе плодотворны, чѣмъ
болѣе достигается при посредствѣ нихъ цѣлей и чѣмъ ме-
нѣе эти цѣли взаимно исключаютъ другъ друга,—потому
что стремиться къ двумъ противорѣчивымъ цѣлямъ значитъ
одною рукою уничтожать то, что было сдѣлано другой, зна-
читъ напрасно растрачивать свою жизненную энергію. Вотъ
почему только итогъ жизненной дѣятельности такой лично-
сти, которой въ наибольшей степени удавалось устанавли-
вать гармонію между цѣлями, преслѣдовавшимися ею въ
теченіе своей жизни, можетъ быть наиболѣе великъ по своимъ
размѣрамъ.
II.
Развитіе творческой воли въ ребенкѣ.
Посмотримъ же теперь, какимъ образомъ, понимая въ
подобномъ смыслѣ нравственность, могутъ и должны быть
воспитываемы въ ребенкѣ нравственныя стремленія.
Развитіе нравственныхъ стремленій связано съ разви-
тіемъ воли, и потому прежде всего слѣдуетъ отвѣтить на
вопросъ, какъ должна быть развиваема въ ребенкѣ воля.

Воля въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы здѣсь употребляемъ
это слово, есть такая способность дѣйствовать, при которой
рядъ совершаемыхъ человѣкомъ дѣйствій, прежде его реаль-
наго осуществленія въ дѣйствительности, имѣетъ идеальное
существованіе внутри его сознанія въ формѣ представленія
себѣ всѣхъ этихъ дѣйствій въ той послѣдовательности, въ
какой онъ затѣмъ осуществляетъ ихъ на самомъ дѣлѣ. Изъ
этого опредѣленія, собственно говоря, уже становится яснымъ,
что именно нужно дѣлать для развитія воли. Воля, какъ и
всякая дѣятельность, развивается тѣмъ въ большей мѣрѣ,
чѣмъ больше бываетъ поводовъ для ея обнаруженія, чѣмъ
больше случаевъ, въ которыхъ она можетъ упражняться.
Вотъ почему, чтобы развитъ въ ребенкѣ волю, надо поль-
зоваться всякою возможностью, чтобы заставитъ его дѣйство-
вать согласно поставленной имъ самимъ себѣ цѣди и, поль-
зуясь для этого выбранными имъ самимъ средствами. Чѣмъ
болѣе будетъ случаевъ для подобнаго рода дѣятельности,
тѣмъ большее развитіе получитъ и воля. Надо только при
этомъ не упускать изъ виду слѣдующее практическіе
соображеніе. Дѣлъ, которую себѣ ставитъ ребенокъ, всегда
должна бытъ практически для него достижима. Достигнутая
цѣль порождаетъ пріятное чувство удовольствія, сводящееся
отчасти къ чувству побѣды и торжества надъ препятствіями.
Это удовольствіе побуждаетъ насъ и въ слѣдующій разъ при-
бѣгать къ подобному же способу сознательной волевой дѣя-
тельности и отдавать ему предпочтеніе передъ всякими дру-
гими формами дѣятельности, напр., передъ дѣятельностью
импульсивной, или въ силу привычки, инстинкта и т. д. Если
же постоянно случается такъ, что цѣль практически недо-
стижима, то послѣдствіемъ волевой дѣятельности будетъ не-
пріятное чувство пораженія, которое, повторяясь слишкомъ
часто, можетъ лишить ребенка всякой охоты затрачивать свои
усилія (такъ какъ волевая дѣятельность требуетъ усилій), ни-
когда ничѣмъ не вознаграждающіяся, и y него не будетъ тогда
никакого стимула, который побуждалъ бы его отдавать пред-
почтеніе этому способу дѣятельности передъ всѣми другими.
Развитіе воли, въ смыслѣ дѣятельности согласно умственно
представляемымъ себѣ цѣлямъ, находится въ тѣсной зависи-

мости отъ нашей способности представленія, и потому всякій
шагъ въ развитіи послѣдней даетъ возможность сдѣлать лиш-
ній шагъ впередъ и въ направленіи развитія воли. Чѣмъ
шире способность представленія, тѣмъ шире можетъ быть и
воля, такъ какъ тѣмъ шире разрастается и объемъ тѣхъ
цѣлей, которыя мы можемъ ставитъ себѣ одновременно, и
тѣмъ болѣе отдаленными становятся эти цѣли въ порядкѣ
своего достиженія. Если первоначально, при слабо развитой
способности представленія, могутъ ставиться лишь тѣ цѣли,
которыя непосредственно сейчасъ же и достигаются, то съ
ростомъ способности представленія становятся возможными
цѣли, которыя достигаются только на слѣдующій день, слѣ-
дующій мѣсяцъ, слѣдующій годъ или даже черезъ нѣсколько
лѣтъ. Такимъ образомъ, съ развитіемъ способности предста-
вленія дѣлаются возможными цѣли все болѣе далекія и до-
стиженіе которыхъ требуетъ все больше и больше времени.
Но развитіе способности представленія обусловливаетъ
также и то, что цѣли, которыя мы себѣ ставимъ, становятся
все болѣе и болѣе сложными, до такой степени сложными,
что каждая такая цѣль не можетъ быть осуществлена нами
сразу, но по частямъ. И чѣмъ сложнѣе становятся цѣль,
тѣмъ на большее число составныхъ частей она принуждена
бываетъ дробиться, при чемъ каждая частъ принимаетъ отча-
сти характеръ какъ бы отдѣльной, самостоятельной цѣли.
Цѣли болѣе сложныя представляютъ, очевидно, также и цѣли
болѣе высокаго порядка. Установленіе гармоніи между своею
жизнью и жизнью остального человѣчества, — цѣль, соста-
вляющая высшую задачу нравственности, естъ также и цѣль
самая сложная и вмѣстѣ съ тѣмъ цѣль самаго высокаго по-
рядка, на достиженіе которой нравственный человѣкъ посвя-
щаетъ всю свою жизнь. Всѣ частныя цѣли, которыя онъ
ставитъ въ своей жизни, являются для него, какъ составные
элементъ! этой широкой и всеохватывающей цѣли.
Изъ всего предыдущаго становится яснымъ, что для того,
чтобы развитъ въ ребенкѣ волю и способствовать ея подъ-
ему на все болѣе и болѣе высокія ступени развитія, не-
обходимо параллельно съ этимъ заботиться и о развитіи въ
немъ способности представленія. Необходимомъ культивиро-

ванія способности представленія становится еще болѣе ося-
зательной, если имѣть въ виду не только развитіе воли во-
обще, но и развитіе нравственной воли въ частности,
т.-е. воли, ставящей своей задачей—установленіе все болѣе
расширяющейся гармоніи между цѣлями. Безъ богатаго за-
паса систематизированныхъ представленій и безъ развитой
способности связывать синтетически эти представленія ме-
жду собою — немыслимо установленіе гармоніи между цѣ-
лями нашей жизни, такъ какъ каждая цѣль сводится къ
совокупности "тѣхъ или другихъ представленій. Надо рас-
полагать обильнымъ умственнымъ матеріаломъ, который до-
ставляетъ человѣку научный и жизненный опытъ и наблю-
деніе, надо также располагать высоко развитою способностью
къ анализу и критикѣ, въ особенности къ синтетической,
построительной, творческой. дѣятельности мышленія, чтобы
бытъ въ состояніи въ самой широкой возможной степени
установить гармонію цѣлей. Забота объ интеллектуальномъ
развитіи, о культурѣ ума и притомъ всесторонней, a не
односторонне направленной, является существенно важной и
необходимой не только въ интересахъ самаго этого развитія,
но и еще болѣе въ интересахъ развитія въ насъ воли и
нравственныхъ стремленій. Жизнь отдѣльной личности, при
прочихъ равныхъ условіяхъ, будетъ тѣмъ болѣе воплощать
въ себѣ все возрастающую по своимъ размѣрамъ гармонію
и тѣмъ болѣе будетъ плодотворна для человѣчества, чѣмъ
выше интеллектуалъное развитіе этой личности. Правильная
гармоническая культура ума не только не ведетъ къ умале-
нію въ насъ нравственныхъ задатковъ, но, напротивъ того,
составляетъ необходимое предварительное условіе для того,
чтобы эти задатки развернулись въ насъ пышнымъ цвѣтомъ
и Дали все, что они только могутъ датъ.
Но, чтобы вести къ этой цѣли, интеллектуальное воспи-
таніе должно бытъ именно гармоническимъ. Всѣ процессъ!
интеллектуальнаго развитія могутъ бытъ разбиты нами на
слѣдующія группы: на процессъ! воспріятія, памяти и твор-
чества. И здѣсь слѣдуетъ стремиться къ тому, чтобы каждый
изъ отмѣченныхъ процессовъ былъ развиваемъ въ надлежа-
щій степени и наибольшей гармоніи со всѣми остальными.

Воспитаніе должно поставитъ себѣ цѣлью—выработку чело-
вѣка, который обладалъ бы способностью съ наибольшею
полнотою, точностью и ясностью воспринимать явленія окру-
жающій его жизни, который могъ бы наиболѣе легко, сво-
бодно и на продолжительное время удерживать въ своей
памяти все то, что ему приходится переживать и восприни-
мать, и который, наконецъ, въ наивысшей степени распола-
галъ бы даромъ творчески перерабатывать имѣющійся въ
его распоряженіи психическій матеріалъ, чтобы создавать
изъ него болѣе совершенныя возможныя комбинаціи дѣй-
ствительной жизни. Творчество есть высшая духовная спо-
собномъ, для которой память и воспріятіе доставляютъ
только матеріалы, но было бы большой ошибкой культиви-
ровать ее чрезмѣрно въ ущербъ этимъ послѣднимъ. Если
способность воспріятія и память будутъ слабо развиты, то
психическое творчество найдетъ себѣ исходъ въ построеніи
вымысловъ, лишенныхъ всякаго реальнаго значенія и не
могущихъ играть въ жизни никакой дѣятельной роли. Только
тогда творчество можетъ имѣть наиболѣе плодотворное зна-
ченіе, когда оно связано съ нормально развитою способно-
стью воспріятія и съ наиболѣе богатою памятью. Такой че-
ловѣкъ только дастъ обществу живые идеалы, которые явятся
образцами для дѣятельности другимъ людямъ.
Чтобы развитъ въ ребенкѣ способность къ правильному
восприниманію окружающихъ его явленій, къ точному на-
блюденію ихъ, воспитать въ немъ умѣнье разумно пользо-
ваться своимъ жизненнымъ опытомъ и развить привычку
критическаго отношенія къ своей прошлой жизни и созна-
тельнаго руководительства своею будущею жизнью, намъ
кажется, было бы полезно добиваться того, чтобы онъ, сначала
при содѣйствіи взрослаго, a потомъ, когда научится свободно
и легко писать и формулировать свои мысли, то и самъ, за-
писывалъ бы свои жизненныя наблюденія, въ особенности, если
они принадлежатъ къ числу выходящихъ изъ ряда вонъ, и
отдавалъ себѣ отчетъ о томъ, что было сдѣлано въ теченіе
дня. Каждодневное записываніе взрослымъ подъ диктовку
ребенка всего, такъ или иначе оставившаго слѣдъ въ его
сознаніи, пріучаетъ ребенка къ точному наблюденію и къ

ясному формулированію наиболѣе характерныхъ чертъ на-
блюдаемыхъ имъ жизненныхъ явленій. Конечно, взрослому
придется отчасти наталкивать его, чтобы онъ обратилъ вни-
маніе на тѣ именно черты, которыя дѣйствительно являются
характерными. Жизненный фактъ, въ которомъ ребенокъ
отдалъ себѣ, такимъ образомъ, вполнѣ ясный отчетъ, дѣй-
ствительно станетъ его прочнымъ духовнымъ достояніемъ и
навсегда запечатлѣется въ его памяти. Подобныя записи
ложно будетъ отъ времени до времени перечитывать и онѣ
облегчатъ ребенку воспоминаніе о томъ, что съ нимъ прежде
было. Это перечитываніе будетъ служитъ для него даже ве-
личайшимъ источникомъ наслажденія. Если же при этомъ
позаботиться о томъ, чтобы жизнь ребенка была содержа-
тельна, чтобы ему дѣйствительно представлялась возможность
дѣлать разностороннія наблюденія, то результатъ отъ подоб-
ной системы можетъ получиться только наилучшій.
Скажутъ, пожалуй,—такимъ путемъ вы разовьете изъ ре-
бенка резонёра и вообще какое-то разсудочное существо.
Однако, ничего подобнаго здѣсь не можетъ имѣть мѣсто.
Рѣчь вовсе не идетъ о томъ, чтобы ребенокъ пересталъ ду-
мать и поступать по-дѣтски, жить чисто дѣтскою жизнью,
-свойственною его возрасту, и напялилъ бы на себя шкуру
взрослаго. Нѣтъ, пускай ребенокъ живетъ этою дѣтскою
жизнью во всей ея полнотѣ, пустъ дѣтскіе годы дадутъ ему
все, что они только могутъ датъ свѣтлаго и хорошаго. Прочь
резонёрство и узкая разсудочность—они противны бываютъ
даже и во взрослыхъ... Но записываніе своихъ наблюденій,
правдивый отчетъ о фактахъ дѣйствительной жизни, о томъ,
какъ проведенъ былъ день, что удалось въ теченіе дня сдѣ-
лать, услышатъ или увидѣть,—рѣшителъно не имѣетъ ничего
общаго съ резонёрствомъ. Здѣсь не нужно никакихъ раз-
сужденій и разглагольствованій, здѣсь требуется только сжа-
тое, краткое и ясное изложеніе фактовъ, изъ котораго ис-
ключено все лишнее и несущественное. Я пойду даже дальше
и скажу, что подобное записываніе наблюденій гораздо ско-
рѣе можетъ отучить человѣка отъ резонерства и разглаголь-
ствованій, пріучить его къ точному наблюденію и дастъ ему
возможностъ впослѣдствіи всегда легко и свободно оріенти-

роватъся въ своей жизни и потому быть во всякую данную
минуту способнымъ разумно и сознательно вмѣшаться въ
жизнь и стать однимъ изъ дѣятельныхъ элементовъ ея пре-
образованія къ лучшему.—Затѣмъ, если вы, записывая про-
веденныя ребенкомъ день, обращаете его вниманіе на то,
какъ мало было сдѣлано въ теченіе дня, какъ онъ пустъ по
своему содержанію по сравненію съ такими-то прошедшими
днями, запись о которыхъ y васъ сохранилась и о которыхъ
вы ему напоминаете, то и въ этомъ нѣтъ ничего, что во-
спитывало бы стремленіе къ резонерству. Наоборотъ, это
можетъ только вызвать въ ребенкѣ стремленіе, чтобы слѣ-
дующіе дни были болѣе полны и содержательны такъ, чтобы
ему не пришлось жалѣть о нихъ. Если бы вамъ удалось во-
спитать въ ребенкѣ привычку чувствовать страданіе при
мысли о безплодно проведенномъ времени, то вы оказали
бы этимъ ему огромную пользу, вы предотвратили бы его
отъ безплодной и непроизводительной растраты времени, ко-
торая составляетъ громадное зло въ наши дни.
Но, отмѣчая содержательность или безсодержательность
дня, проведеннаго ребенкомъ, надо остерегаться мѣрить эту
содержательность на аршинъ взрослаго и становиться на
точку зрѣнія тѣхъ требованій, которыя взрослый можетъ
ставитъ къ жизни и человѣку. Тотъ день, который съ точки
зрѣнія взрослаго можетъ являться пустымъ и безсодержа-
тельнымъ, для ребенка можетъ быть полонъ и богатъ, и ре-
бенокъ въ этомъ отношеніи будетъ правъ. Тѣ стороны жизни,
которыя имѣютъ для ребенка развивающее значеніе и влія-
ютъ на развитіе его ума, чувства и воли, могутъ быть ли-
шенъ! для взрослаго всякаго значенія. Вотъ почему, если
вы при оцѣнкѣ проведеннаго дня упускаете изъ виду эту
разницу точекъ зрѣнія и пытаетесь навязать ребенку вашу
точку зрѣнія, до которой онъ еще не доросъ и на которую
ему становиться поэтому и не обязательно, то вы совер-
шаете большую ошибку. Важно не то, чтобы ребенокъ на-
учился стремиться къ болѣе содержательному дню съ вашей
точки зрѣнія, но чтобы онъ стремился къ болѣе содержа-
тельному дню, какъ этотъ послѣдній представляется ему съ
его точки зрѣнія. Когда онъ вырастетъ, то будетъ стремиться

сдѣлать день болѣе содержательнымъ, имѣя въ виду ваши
требованія отъ жизни, a пока предоставьте ему судитъ о со-
держательности дня со своей чисто дѣтской точки зрѣнія,
на которую каждому изъ насъ приходилось становиться въ
свое время. Если вы будете поступать иначе, то рискуете
добиться того, что ребенокъ перестанетъ и вовсе стремиться
сдѣлать свой день содержательнымъ, съ какой бы точки зрѣ-
нія эта содержательность не оцѣнивалась, или, если хотите,
будетъ стремиться, но по принужденію, a не свободно. Вся-
кій разъ поэтому, когда онъ почувствуетъ, что бдительность
съ вашей стороны ослабѣла, когда ему тѣмъ или другимъ
путемъ удастся освободиться отъ внѣшняго гнета, онъ бу-
детъ стараться употребить свое время самымъ безсодержа-
тельнымъ и непроизводительнымъ образомъ. Подобныя стре-
мленія рождаются всегда, когда чья-либо рука навязываетъ
намъ планъ жизни, который мы не понимаемъ и которому
не сочувствуемъ. При продолжительномъ порабощеніи въ
этомъ отношеніи, какъ реакція, явится стремленіе жить безъ
всякаго плана.
Каждый изъ насъ можетъ констатировать, какое слабое
руководящее значеніе планъ наиболѣе содержательной и ра-
зумной жизни имѣетъ въ нашемъ существованіи и какъ,
собственно говоря, трудно направлять свою жизнь согласно
извѣстному плану. Мнѣ кажется, здѣсь могло бы быть очень
полезно передъ началомъ дня намѣчать совмѣстно съ ребен-
комъ предположительную программу этого дня, т.-е. что
именно должно быть и можетъ быть въ теченіе его сдѣлано.
Если намѣченная такимъ образомъ программа не задается не-
возможными цѣлями и получаетъ каждый разъ свое практиче-
ское осуществленіе, то ребенокъ пріучится располагать свой
день сообразно извѣстному плану и находитъ въ этомъ боль-
шое удовольствіе, такъ какъ нѣтъ большаго удовольствія, какъ
сознавать, что удалось выполнитъ ту задачу, которую самъ
себѣ задалъ. Подобный планъ необходимо дѣлать вмѣстѣ съ
ребенкомъ даже при каждой исполняемой имъ въ теченіе
дня работѣ, такъ чтобы сама работа явилась, какъ заранѣе
задуманное осуществленіе послѣдовательныхъ цѣлей, кото-
рыхъ послѣдовательность была предварительно имъ сознана.

Конечно, все здѣсь будетъ зависѣть отъ того, насколько ши-
роко развитъ кругозоръ ребенка. Будучи первоначально спо-
собенъ составитъ планъ только для времени, ограниченнаго
нѣсколькими минутами или часами, онъ понемногу сдѣлается
способнымъ составитъ планъ для цѣлаго дня, недѣли, мѣсяца,
года, пока, наконецъ, ставши взрослымъ человѣкомъ, съ
установившимся міросозерцаніемъ и нравственнымъ характе-
ромъ, онъ будетъ въ состояніи выработать себѣ планъ всей
своей будущей жизни, сообразно съ которымъ онъ будетъ
оцѣнивать и располагать отдѣльныя задачи, которыя онъ ста-
витъ себѣ каждый день.
Въ этомъ отношеніи надо съ малыхъ лѣтъ воспитывать
въ человѣкѣ творческое отношеніе къ практической жизни,
надо пріучить человѣка смотрѣть на каждый проведенный
имъ день въ жизни, канувшій въ вѣчность, какъ на про-
дуктъ его творчества, какъ на созданіе, выходящее изъ его
рукъ или которое могло бы въ значительной степени выхо-
дитъ изъ его рукъ. Пустъ человѣкъ на каждый день своей
жизни смотритъ, какъ на художественное произведеніе, и
научится находитъ свое высшее удовольствіе въ томъ, чтобы
эта творческая работа рукъ его воплощала въ себѣ истину
и красоту и являлась бы высокимъ выраженіемъ нравствен-
наго идеала. Если не всякій бываетъ художникомъ въ обла-
сти такъ называемаго искусства, въ узкомъ смыслѣ этого
слова, то всякій, наоборотъ, можетъ и долженъ быть худож-
никомъ въ сферѣ практической жизни. Всякій является до
извѣстной степени творцомъ своей собственной жизни и надо
заботиться о томъ, чтобы произведеніе этого высшаго изъ
всѣхъ искусствъ, искусства сознательной и разумной жизни,
дѣйствительно было таково, чтобы имъ можно было гордить-
ся. Каждый день нашей жизни естъ только частъ того гро-
маднаго художественнаго созданія, которое мы творимъ день
sa днемъ въ теченіе всей своей жизни, и которое во всей
полнотѣ открывается намъ только въ моментъ разставанія
съ земнымъ существованіемъ.
Нѣтъ ничего выше идеи человѣка, ставшаго творцомъ
своей собственной жизни, но кто.изъ насъ можетъ сказать,
что онъ былъ истиннымъ художникомъ въ этой области и

употребилъ во благо заложенныя въ немъ творческія способ-
ности! Легче, тысячу разъ легче написать умную книгу,
сочинитъ великолѣпную симфонію, нарисовать превосходную
картину, чѣмъ оставитъ людямъ образецъ жизни, служащей
воплощеніемъ идеальной красоты и нравственнаго совер-
шенства. И вотъ тѣ творческія способности, которыя надо
культивировать въ людяхъ! Нужны прежде всего не столько
хорошіе музыканты, не столько хорошіе ученые, сколько
хорошіе люди. Нужна прежде всего не столько способность
сочинять книги или оперы, сколько способность творитъ и
создавать новыя теченія жизни. Если бы эта способность
развивалась въ насъ съ малыхъ лѣтъ, то мы давно бы уже
имѣли въ этой области много художественныхъ созданій,
которыя могли бы вызывать нашъ неподдѣльный восторгъ и
передъ которыми всѣ произведенія такъ называемаго искус-
ства явились бы пустою и ничтожною забавой. Научимся же
смотрѣть на себя и на нашу жизнь съ этой точки зрѣнія и
тогда, право, она пріобрѣтетъ для насъ больше смысла, ра-
зумности и значенія!.. Если человѣку дѣйствительно удастся
стать творцомъ своего собственнаго существованія, то это
будетъ имѣть своимъ послѣдствіемъ только увеличеніе инте-
реса къ самой жизни. У человѣка больше будетъ охоты
жить на бѣломъ свѣтѣ, когда онъ будетъ имѣтъ возмож-
номъ сознательно направлять жизненный процессъ и регу-
лировать его, a не плыть противъ воли, повинуясь непроиз-
вольному теченію жизни, въ сторону, противоположную своимъ
завѣтнымъ стремленіямъ и надеждамъ.
Все это и объясняетъ, почему съ самыхъ малыхъ лѣтъ,
какъ только представится къ этому возможность, надо забо-
титься о доставленіи дѣтямъ въ возможно болѣе широкихъ
размѣрахъ практики сознательнаго вмѣшательства въ жиз-
ненныя событія и о воспитаніи въ нихъ привычки къ на-
правленію своей жизни сообразно съ извѣстнымъ планомъ.
Только надо при этомъ заботиться также и о томъ, чтобы
человѣкъ не пріучался разсматривать планъ, какъ нѣчто
неизмѣнное и разъ навсегда данное, не допускающее ника-
кихъ поправокъ и измѣненій. Напротивъ, онъ долженъ вос-
питать въ себѣ привычку отъ времени до времени крити-

чески провѣрять цѣлесообразность своего плана жизни и
вноситъ въ него необходимыя поправки и дополненія, соот-
вѣтственно съ расширившимся пониманіемъ жизни; и даже
болѣе того, готовность отказаться отъ своего плана, если бы
послѣ критической провѣрки онъ оказался никуда негод-
нымъ. Однимъ словомъ, планъ жизни не долженъ бытъ воз-
двигаемъ въ непреложный догматъ, но долженъ подлежатъ
прогрессу соотвѣтственно съ развитіемъ нашего ума и обо-
бщеніемъ нашего житейскаго опыта. „Человѣкъ съ пла-
номъ", надъ созданіемъ котораго работаетъ воспитаніе, от-
нюдь не долженъ бытъ доктринеромъ и догматикомъ. Планъ
жизни только тогда и можетъ имѣть наиболѣе плодотворное
значеніе, когда подвергается постояннымъ исправленіямъ,,
иначе же онъ станетъ для дѣйствительной жизни Прокрусто-
вымъ ложемъ и поведетъ къ уродованію и искаженію этой
жизни. Такая способность критическаго отношенія и готов-
ность къ видоизмѣненію принятыхъ нѣкогда способовъ в
пріемовъ жизни и дѣятельности и обычнаго порядка въ еже-
дневномъ теченіи дня тоже должна быть развиваема въ ре-
бенкѣ, какъ только къ этому явится возможность.
Относительно плана жизни слѣдуетъ отмѣтить, что чѣмъ
болѣе широкій періодъ времени онъ охватываетъ, тѣмъ бо-
лѣе становится неопредѣленнымъ. Планъ всей послѣдующей
жизни не можетъ носитъ такого опредѣленнаго характера,
какъ планъ завтрашняго дня моей жизни. Но этотъ болѣе
опредѣленный планъ завтрашняго дня всегда долженъ бытъ
вырабатываемъ сообразно съ неопредѣленнымъ планомъ всей
жизни. Цѣли, которыя мнѣ хотѣлось бы осуществить въ те-
ченіе всего своего земного существованія, должны служитъ
руководящимъ началомъ въ выборѣ тѣхъ частныхъ цѣлей,
достиженіе которыхъ я себѣ намѣчаю въ предѣлахъ одного
дня своей жизни. Такимъ образомъ, на ряду съ общимъ пла-
номъ жизни человѣкъ долженъ создаватъ себѣ также и рядъ
плановъ, охватывающихъ его жизнь въ предѣлахъ послѣдо-
вательно все болѣе и болѣе суживающагося промежутка
времени и которые становятся тѣмъ опредѣленнѣе и яснѣе,.
чѣмъ на меньшій промежутокъ времени они простираются,
пока такимъ образомъ онъ не дойдетъ до плана, охватывающаго-

только одинъ день его существованія и допускающаго поэтому
наибольшую ясность и опредѣленность.
Изъ высказанныхъ ранѣе соображеній о развитіи воли во-
обще и нравственной воли въ частности, мнѣ кажется, можно
вывести слѣдующія практическія правила.
1. Полезно упражнять ребенка въ отыскиваніи связи ме-
жду различными цѣлями, которыя ему приходится себѣ ста-
витъ, такъ чтобы онъ пріучился смотрѣть на каждую цѣль,
сакъ на одинъ изъ составныхъ элементовъ одной системы
цѣлей; пріучился бы спрашивать себя, находится ли эта цѣль
въ гармоніи со всѣми остальными его цѣлями или противо-
рѣчитъ имъ, и если противорѣчитъ, то въ чемъ именно.
Однимъ словомъ, надо пріучить его разсматривать каждую
цѣль не отдѣльно и изолированно, a въ связи со всею со-
вокупностью цѣлей. Само собой понятно, что это можетъ
быть дѣлаемо только въ томъ размѣрѣ, въ какомъ самыя
цѣли могутъ быть охвачены ребенкомъ въ одной системѣ, и
кромѣ того надо, чтобы ребенокъ сравнивалъ между собою
тѣ именно цѣли, которыя онъ самъ ставитъ, a не тѣ, кото-
рыя взрослый хотѣлъ бы навязать ему.
2. Отыскиваніе связи между цѣлями и сравненіе цѣлей
между собою должны производиться самимъ ребенкомъ, a
не взрослымъ за него. Взрослый долженъ только помогать
ему, т.-е, только наталкивать и наводитъ его, a онъ долженъ
самъ находитъ тѣ черты согласія или противорѣчія, которыя
существуютъ между отдѣльными цѣлями. Если вы будете
анализъ и сопоставленіе цѣлей производитъ за ребенка, то
въ немъ не воспитается привычка къ подобному анализу и
сопоставленію, привычка, составляющая необходимое основа-
ніе въ развитіи нравственнаго характера.
3. Пріучайте также ребенка къ сравненію и сопоставле-
нію между собою тѣхъ цѣлей, которыя онъ себѣ ставитъ, и
тѣхъ средствъ, которыя выбираетъ для ихъ достиженія. Вы-
бранныя средства могутъ бытъ разсматриваемъ! тоже какъ
цѣли, но только какъ цѣли ближайшія, ведущія къ дости-
женію цѣлей болѣе отдаленныхъ. Принципъ гармоніи цѣлей
требуетъ поэтому, чтобы между средствомъ и цѣлью суще-
ствовала наибольшая гармонія и чтобы они не находилисъ

между собою въ антагонизмѣ. Если средства противорѣчатъ
цѣли, то, съ нравственной точки зрѣнія, ни въ какомъ слу-
чаѣ не можетъ "бытъ сказано, что „цѣль оправдываетъ сред-
ства". Да, если хотите, можно, пожалуй, и допуститъ, что
цѣль оправдываетъ средства, но только въ той мѣрѣ, въ ка-
кой эти средства не противорѣчатъ цѣли и не уничтожаютъ
ее. Если же средства противорѣчатъ самой цѣли, то никакая
цѣль не можетъ ихъ оправдать. Доведенный до крайности
принципъ „цѣль оправдываетъ средства" естъ глубоко без-
нравственный принципъ, такъ какъ идетъ въ разрѣзъ съ
основнымъ требованіемъ, которое нравственность ставитъ
человѣку, a именно съ требованіемъ стремиться къ наиболь-
шей гармоніи всѣхъ цѣлей между собой. Вотъ почему съ
малыхъ лѣтъ надо поселять въ ребенкѣ отвращеніе къ этому
принципу, привычку не считать безразличнымъ характеръ
тѣхъ средствъ, которыя выбираются для достиженія цѣли,
но выбирать изъ всѣхъ средствъ именно тѣ, которыя въ на-
именьшей степени противорѣчатъ самой цѣли, если выборъ
средствъ, вполнѣ гармонирующихъ съ цѣлью, почему-либо
невозможенъ.
III.
Классификація цѣлей человѣческой жизни.
Въ дѣлѣ нравственнаго воспитанія представляется весьма:
важнымъ вопросъ о классификаціи цѣлей, a также и во-
просъ о тѣхъ видоизмѣненіяхъ, которыя система цѣлей пре-
терпѣваеть въ теченіе индивидуальной жизни, т.-е. какимъ
образомъ эта система расширяется или суживается и гар-
монія цѣлей становится болѣе совершенной или менѣе со-
вершенной. Въ этомъ отношеніи интересно было бы хотя
приблизительно начертать такую систему цѣлей для раз-
личныхъ періодовъ жизни человѣка.
Всякая классификація предполагаетъ извѣстный прин-
ципъ, положенный въ ея основу, принципъ, выражающій ту
точку зрѣнія, съ которой данная классификація произво-
дится. Съ какой же точки зрѣнія слѣдуетъ производитъ
классификацію цѣлей?

Цѣли можно классифицировать или по степени ихъ ши-
роты, т.-е. сообразно съ количествомъ живыхъ существъ,
которыя имѣются въ виду при ихъ достиженіи, или по сте-
пени ихъ отдаленности во времени, или по качественномъ
ихъ характеру и т. д. Всѣхъ возможныхъ способовъ класси-
фикаціи мы не беремся исчерпать, такъ какъ точки зрѣнія,
сообразно которымъ группируются цѣли, могутъ быть крайне
разнообразны. Важно, конечно, выбрать классификацію наи-
болѣе естественную, т#-е. соотвѣтствующую дѣйствительному
порядку развитія самихъ цѣлей. Что касается развитія цѣ-
лей, то въ этомъ отношеніи можетъ быть отмѣченъ слѣдую-
щій фактъ: чѣмъ болѣе развивается система цѣлей, тѣмъ
болѣе цѣли становятся широкими по своимъ размѣрамъ,
охватывая все большее и большее количество живыхъ су-
ществъ, вмѣстѣ съ тѣмъ они становятся все болѣе отдален-
нымъ въ порядкѣ ихъ достиженія и принимаютъ все болѣе
отвлеченный и идеальный характеръ.
Послѣ всѣхъ этихъ предварительныхъ замѣчаній попро-
буемъ намѣтить себѣ примѣрную классификацію всѣхъ цѣ-
лей человѣческой жизни въ порядкѣ ихъ возрастающій
сложности и высоты. Намъ придется при этомъ перейти за
предѣлы собственно такъ называемаго дѣтскаго возраста и
мы можемъ считать себя въ правѣ сдѣлать это съ тѣмъ
большимъ основаніемъ, что нравственное воспитаніе не естъ
дѣло, ограничивающееся только этимъ возрастомъ, ію естъ
и должно быть дѣломъ всей жизни человѣка. Не придавая
нашей классификаціи окончательнаго значенія, мы думаемъ,
что она можетъ тѣмъ не менѣе послужитъ прекрасной иллю-
страціей для того принципа гармоніи цѣлей, о которомъ
мы говорили въ началѣ нашей статьи. Это обстоятельство
и побуждаетъ насъ, несмотря на всѣ недостатки, совнавае-
мые нами, изложить ее передъ читателемъ.
По роду и количеству тѣхъ живыхъ существъ, которыя
имѣются въ виду при достиженіи цѣлей, всѣ цѣли могутъ
быть разбиты на двѣ большія группы: 1) на тѣ цѣли, въ
которыхъ центромъ тяжести является наша собственная
личность, и 2) на тѣ цѣли, центръ тяжести которыхъ ле-
житъ внѣ нашей личности, въ большей или меньшей сово-

купности находящихся внѣ насъ живыхъ существъ. Что ка-
сается послѣднихъ, то широта ихъ будетъ, конечно, нахо-
диться въ зависимости отъ количества охватываемыхъ ими
существъ. Онѣ могутъ относиться или къ одному существу,
или къ небольшой группѣ живыхъ существъ (напр., къ
семьѣ, къ кружку товарищей), или къ болѣе широкой
группѣ, въ которую данная группа входитъ, какъ составная
часть (напр., къ извѣстному народу, къ которому принадле-
житъ данная личность), или къ самой широкой группѣ выс-
шихъ существъ, намъ подобныхъ, которую мы называемъ
именемъ человѣчества, пока, въ конечномъ предѣлѣ, онѣ
не распространятся на совокупность всѣхъ живыхъ су-
ществъ, или на весъ міръ. До какой степени широты мо-
жетъ достигнутъ названная группа цѣлей, будетъ зависѣть
отъ той степени развитія, которой достигли въ данную ми-
нуту человѣчество и отдѣльная личность.
Обратимся теперь къ болѣе подробному подраздѣленію
каждой изъ названныхъ группъ.
Что касается тѣхъ цѣлей, въ которыхъ центромъ тяже-
сти является само лицо, ставящее цѣлъ, то здѣсь прежде
всего можно отмѣтить, въ порядкѣ ихъ возрастающей слож-
ности, слѣдующія три главныя подгруппы: 1) цѣли, въ ко-
торыхъ имѣется въ виду наше самосохраненіе, 2) цѣли,
въ которыхъ имѣется въ виду доставленіе себѣ сча-
стья, и 3) цѣли, предметомъ которыхъ является совер-
шенствованіе или развитіе самого лица, ставящаго
цѣль.
Чтобы имѣть возможность дѣлать что бы то ни было для
себя ли или для другихъ, прежде всего необходимо суще-
ствовать и быть въ состояніи оградить свое существованіе
отъ всѣхъ враждебныхъ ему вліяній, отъ всего того, что
имѣетъ тенденцію прекратитъ нашу жизнь и наше суще-
ствованіе. Въ этомъ смыслѣ забота о своемъ самосохране-
ніи составляетъ одну изъ необходимѣйшихъ цѣлей нашей
дѣятельности и эта цѣль не утрачиваетъ своего значенія
никогда, какъ бы высоко ни поднялся человѣкъ по лѣстни-
цѣ духовнаго и нравственнаго развитія. Разница только въ
томъ, что существо низменное, знакомое только съ одни-

ми животными потребностямъ заботится о сохраненіи своей
жизни для того, чтобы имѣть возможность удовлетворятъ
свои животныя побужденія, a существо высоко-развитое въ
нравственномъ отношеніи заботится о сохраненіи своей
жизни, чтобы сдѣлать ее орудіемъ достиженія нравствен-
ныхъ идеаловъ, чтобы сдѣлать ее источникомъ наибольшаго
тепла и свѣта для окружающихъ людей. Но необходимость
заботиться о своемъ самосохраненіи одинаково тяготѣетъ
какъ надъ -нимъ, такъ и надъ самымъ ничтожнымъ микро-
скопическимъ существомъ, одаренномъ жизнью.
Чтобы существованіе было возможно, необходима налич-
ность извѣстной совокупности жизненныхъ условій. Орга-
низмъ долженъ получатъ отъ времени до времени извѣ-
стное количество опредѣленной пищи, долженъ имѣть воз-
можность сохранятъ на извѣстной степени свойственную
ему животную теплоту, находиться въ средѣ, имѣющей из-
вѣстную степень тепла, влажности и въ надлежащей сте-
пени освѣщенной. Опредѣленіе тѣхъ жизненныхъ условій,
которыя необходимы для сохраненія организма и для успѣш-
ной борьбы его съ враждебными вліяніями, и вообще всего
того, что требуется, чтобы сдѣлать организмъ наиболѣе
стойкимъ въ этой борьбѣ, составляетъ главный предметъ
гигіены, которая на ряду съ общими отмѣчаетъ и тѣ осо-
бенныя условія, которыя необходимы для различныхъ воз-
растовъ жизни человѣка. Очевидно, напр., что гигіена пер-
ваго дѣтства не можетъ бытъ вполнѣ одинакова съ гигіеной
зрѣлаго возраста.
Что касается ребенка, то въ первые годы его существо-
ванія почти всѣ заботы о сохраненіи его жизни падаютъ
на постороннихъ людей, т.-е. на матъ, отца и т. д. и
только по мѣрѣ того, какъ онъ становится старше, онъ
начинаетъ мало-по-малу принимать все больше и больше
участія въ заботахъ о самосохраненіи. И, конечно, взрос-
лыя, какъ только представится къ этому возможность, не-
обходимо долженъ пріучать его къ подобнымъ заботамъ.
Если ребенокъ научится въ достаточной степени самъ за-
ботиться о себѣ, то вы гораздо легче убережете его отъ
всего вреднаго, чѣмъ если вамъ придется постоянно за него

бодрствовать. Способность къ самосохраненіи) должна быть
культивируема какъ можно раньше; и, какъ только пред-
ставится къ этому возможность, надо стремиться къ тому,
чтобы забота о самосохраненіи велась разумно и раціональ-
но. Въ этомъ отношеніи оченъ полезно сообщатъ ребенку
въ популярной формѣ различныя свѣдѣнія изъ гигіены,
такъ чтобы каждая усвоенная имъ привычка въ видахъ са-
мосохраненія получила для него разумный смыслъ и зна-
ченіе. Тогда, быть можетъ, намъ не пришлось бы встрѣ-
чаться съ столъ сильно распространеннымъ фактомъ неспо-
собности даже взрослыхъ людей въ надлежащей степени за-
ботиться о своемъ самосохраненіи.
Повторяю еще разъ, въ заботахъ о самосохраненіи рѣши-
тельно нѣтъ ничего предосудительнаго и отталкивающаго и онѣ
не имѣютъ ничего общаго съ эгоизмомъ. Дадите ли вы въ себѣ
просторъ эгоистическимъ или альтруистическимъ чувствамъ,
будете ли вы смотрѣть на себя, какъ на центръ вселенной, какъ
на фокусъ, куда долженъ быть собранъ весъ свѣтъ со всего
міра, или же какъ на источникъ свѣта, который долженъ
распространитъ свой свѣтъ во всѣ стороны,—и въ томъ и
другомъ случаѣ предъ вами встанетъ роковая необходимомъ
существованія. Не бойтесь поэтому научитъ своихъ дѣтей
въ достаточной мѣрѣ заботиться о своемъ существованіи.
Въ особенности же, если вы при этомъ будите въ нихъ мысль
о томъ высокомъ нравственномъ назначеніи, которое имѣетъ
человѣческая жизнь, то въ вашихъ стараніяхъ привить имъ
въ надлежащей степени науку и искусство самосохраненія
рѣшительно ничего не можетъ быть опаснаго.
Слѣдующая подгруппа разсматриваемыхъ нами цѣлей
охватываетъ цѣли, въ которыхъ имѣется въ виду доставле-
ніе человѣкомъ самому себѣ счастья. Сюда относится стре-
мленіе ко всему тому, что намъ приноситъ удовольствіе или
избавляетъ отъ страданія, стремленіе къ обладанію какимъ
либо предметомъ или къ совершенію какой-либо дѣятельно-
сти исключительно только во имя этого мотива. Этотъ мо-
тивъ играетъ большую роль въ жизни ребенка и сохраняетъ
свое значеніе и въ жизни взрослаго. Самъ по себѣ, какъ
безобидное стремленіе къ счастью, этотъ мотивъ не пред-

ставляетъ ничего преступнаго и опаснаго. Каждое существо
имѣетъ право на счастье и никакихъ нѣтъ основаній кому
бы то ни было запрещать стремиться къ нему. Опаснымъ
дѣлается этотъ мотивъ только тогда, когда онъ становится
исключительнымъ, получаетъ господство надъ всѣми другими
мотивами и вытѣсняетъ ихъ совершенно. Существенно важ-
нымъ, поэтому, представляется обращать вниманіе ребенка
даже съ малыхъ лѣтъ на тѣ ограниченія, которымъ должно
.подлежатъ стремленіе къ счастью для того, чтобы впослѣд-
ствіи оно не переходило за предѣлы, за которыми оно на-
чинаетъ становиться грубымъ ненавистнымъ эгоизмомъ.
И здѣсь надо стараться также о томъ, чтобы личное сча-
стье служило для человѣка стимуломъ къ умноженію счастья
среди другихъ людей, чтобы на счастье человѣкъ смотрѣлъ
какъ на одно изъ средствъ наиболѣе успѣшной и плодо-
творной работы среди челрвѣчества и для человѣчества, какъ
на одно изъ условій поднятія энергіи жизни и труда. Если
надо существовать и жить и, слѣдовательно, заботиться о
самосохраненіи для того, чтобы имѣть возможность работать
для другихъ, то надо быть счастливымъ и, слѣдовательно,
надо до нѣкоторой степени стремиться къ полученію удо-
вольствій и избѣжанію страданій, чтобы имѣть возможность
болѣе энергично, болѣе успѣшно и болѣе плодотворно ра-
ботать для другихъ людей. Вотъ та точка зрѣнія, съ какой
надо пріучить человѣка смотрѣть на стремленіе къ счастью*
Становясь на эту точку зрѣнія, онъ всегда усмотритъ тотъ
предѣлъ, за которымъ личное счастье становится недозво-
леннымъ, и никогда не допуститъ себя перешагнуть за
этотъ предѣлъ. Зачѣмъ безъ нужды дѣлать жизнь свою
мрачной и обращаться въ аскета. Аскетизмъ и мрачность
вовсе не составляютъ лучшаго средства для поднятія энергіи
труда. Человѣкъ, жизнь котораго свѣтла и полна радостей,
лучше пойметъ значеніе счастья въ жизни другихъ людей
и съ большей охотой будетъ работать, чтобы сдѣлать жизнь
этихъ людей краше. Когда мы чрезмѣрно счастливы, какъ
это бываетъ, напр., тогда, когда мы впервые познакомились
съ сладкимъ чувствомъ взаимной любви, то намъ хочется
осчастливитъ весъ міръ, всѣ люди намъ кажутся братьями,

каждаго мы готовы прижать отъ избытка чувствъ къ сво-
ему сердцу и сдѣлать ему что-нибудь хорошее. Если только
вы стараетесь развить въ ребенкѣ нравственныя стремле-
нія, то, повѣрьте, что счастье, если даже оно будетъ со-
ставлять одну изъ цѣлей его дѣятельности, не можетъ ока-
зать на него вреднаго вліянія, оно заставитъ его только
любовнѣе смотрѣть на міръ и людей. Но, конечно, если
вы на развитіе нравственныхъ стремленій не обращаете
вниманія, если вы не стараетесь будить въ немъ постоянно ту
мысль, что онъ долженъ стремиться къ тому, чтобы составитъ
съ человѣчествомъ и міромъ одно гармоническое цѣлое, чтобы
его жизнь стала однимъ изъ условій развивающейся жизни
человѣчества,—если вы, наоборотъ, укрѣпляете его въ томъ
убѣжденіи, что его интересъ! противоположны интересамъ
человѣчества и что гармоніи между тѣми и другими не
можетъ быть по самому существу,—тогда, поддерживая въ
немъ стремленіе къ счастью, вы рискуете воспитать изъ
него узкаго и черстваго эгоиста.
Перейдемъ теперь къ третьей подгруппѣ разсматривае-
мыхъ нами цѣлей, охватывающихъ стремленіе къ самосовер-
шенствованію и саморазвитію. Это уже цѣли болѣе высокаго
порядка, чѣмъ стремленіе къ счастью. Можно показать, впро-
чемъ, что стремленіе къ саморазвитію естъ только одна изъ
болѣе высокихъ формъ, которыя принимаетъ стремленіе къ
счастью. Человѣкъ получаетъ удовольствіе не только вслѣд-
ствіе обладанія тѣми или другими предметамъ но существен-
нымъ образомъ отъ тѣхъ или другихъ дѣятельностей, отъ
работы тѣхъ или другихъ органовъ своего тѣла. Каждый
органъ, если онъ долго находился въ покоѣ, представляетъ
какъ бы накопленную активность, которая требуетъ своего
обнаруженія и обнаруженіе которой сопровождается высо-
кимъ чувствомъ удовольствія. Но, дѣйствуя, органъ упраж-
няется и становится вслѣдствіе этого болѣе совершеннымъ.
Дѣятельность является однимъ изъ основныхъ источниковъ
счастья человѣка. Первоначально на долю человѣка выпа-
даетъ это счастье только вслѣдствіе чисто случайнаго обна-
руженія какой-либо дѣятельности, безъ всякой преднамѣрен-
ности съ его стороны, благодаря только тому давленію, ко-

торое оказываетъ на него накопленная активность въ той
или другой части его организма. Но, когда человѣкъ начи-
наетъ подмѣчать получающійся въ силу такой дѣятельности
результатъ, состоящій въ совершенствованіи тѣхъ или дру-
гихъ органовъ его организма и самаго организма, какъ цѣ-
лаго, дѣятельность его изъ случайной становится все болѣе
и болѣе систематической,' и совершенствованіе организма,
развитіе его выдвигается на передній планъ, какъ одна изъ
цѣлей волевой дѣятельности человѣка. Не надо предпола-
гать, что эта цѣль должна принятъ только характеръ физіо-
логическаго совершенствованія организма, такъ какъ на ряду
съ дѣятельностями чисто физіологическаго характера суще-
ствуютъ также дѣятельности, которыя, не утрачивая своего
физіологическаго характера, имѣютъ вмѣстѣ съ тѣмъ и пси-
хическое значеніе. То, что съ физіологической точки зрѣнія
представляетъ совершенствованіе мозгового аппарата, съ
психической точки зрѣнія является, какъ развитіе сознанія,
Самосовершенствованіе и саморазвитіе представляютъ
опять-таки одну изъ тѣхъ цѣлей, которыя сохраняютъ свое
значеніе въ теченіе всей человѣческой жизни, но никогда,
бытъ можетъ, они не получаютъ такого преобладанія, какъ
въ юношескомъ возрастѣ. Требуя со стороны человѣка си-
стематическихъ усилій, эти цѣли представляютъ прекрасную
школу для развитія воли, для пріученія человѣка къ обду-
манной планомѣрной дѣятельности. Здѣсь человѣкъ научается
быть творцомъ самого себя, лучшаго себя, чѣмъ онъ естъ,
для того, чтобы впослѣдствіи стать творцомъ новыхъ обще-
ственныхъ формъ и новаго человѣчества. Только научив-
шись создавать новаго человѣка внутри себя, человѣкъ можетъ
считать себя пригоднымъ для созданія новаго человѣчества
и новаго общества; только научившись систематически ра-
ботать надъ своимъ саморазвитіемъ, человѣкъ будетъ въ со-
стояніи примѣнить свои усилія къ плодотворной, цѣлесооб-
разной работѣ надъ развитіемъ соціальной и общечеловѣче-
ской жизни. Саморазвитіе составляетъ необходимую подгото-
вительную школу для широкой общественной дѣятельности.
Прошедшій эту школу будетъ лучше и болѣе успѣшно рабо-
тать, чѣмъ не прошедшій ея.

И здѣсь надо также обращать вниманіе на то, чтобы это
стремленіе къ саморазвитію не приняло характера исключи-
тельной цѣли и не перешло за тѣ предѣлы, когда оно на-
чинаетъ пріобрѣтать эгоистическій оттѣнокъ и ведетъ къ
самолюбованію и къ самоуслажденію. Если жить и суще-
ствовать надо для того, чтобы работать для другихъ, если
счастливымъ надо быть для того, чтобы съ большей энер-
гіей работать для другихъ, то развитымъ и совершеннымъ
надо быть для того, чтобы болѣе совершеннымъ образомъ,
болѣе производительно работать для этихъ другихъ людей.
Эту послѣднюю мысль надо постоянно будитъ въ человѣкѣ,
заботящемся о своемъ саморазвитіи. Надо постоянно гово-
ритъ ему: „Стремись быть болѣе совершеннымъ, развивай
самого себя, но дѣлай это все не исключительно только ради
самого себя, а для того, чтобы впослѣдствіи стать болѣе со-
вершеннымъ и умѣлымъ служителемъ добра и правды на
широкой нивѣ общечеловѣческой жизни. Совершенствуй себя
и развивай свои силы, чтобы, достигнувъ высшей возмож-
ной степени совершенства и развитія, посвятить себя на ве-
ликое дѣло установленія гармоніи среди человѣчества. Это
дѣло требуетъ многихъ работниковъ и чѣмъ искуснѣе работ-
никъ, тѣмъ плодотворнѣе будетъ его работа въ этомъ отно-
шеніи. Заботясь о своемъ саморазвитіи, всегда помни, что
ты это дѣлаешь не для того, чтобы когда-нибудь впослѣд-
ствіи поднятъ гордо голову и сказать окружающимъ тебя
людямъ: глядите на меня, любуйтесь мною, поклоняйтесь
мнѣ, посмотрите, какъ я поднялся высоко до предѣловъ бо-
жественнаго!.. Нѣтъ, а для того, чтобы скромно стать въ
ряды труженниковъ на общее дѣло, чтобы свои болѣе со-
вершенныя силы соединитъ съ силами другихъ на благо
человѣчества". Если въ своихъ стремленіяхъ къ саморазви-
тію человѣкъ не упускаетъ изъ виду того общественнаго
значенія, которое имѣютъ эти стремленія, то кромѣ благо-
творныхъ результатовъ не можетъ получиться рѣшительно
ничего.
Обратимся теперь къ той группѣ цѣлей, въ которой чело-
вѣкъ центръ тяжести своихъ стремленій помѣщаетъ внѣ себя.
Эти цѣли равнымъ образомъ могутъ быть разбиты на три

подгруппы: 1) на цѣли, въ которыхъ имѣется въ виду со-
дѣйствіе самосохраненію другихъ живыхъ су-
ществъ, главнымъ образомъ людей; 2) на цѣли, въ кото-
рыхъ имѣется въ виду доставленіе счастья окру-
жающимъ насъ людямъ, иЗ) на цѣли, главный пред-
метъ которыхъ составляютъ заботы, направленныя на раз-
витіе и совершенствованіе окружающихъ
ласъ людей или на доставленіе имъ возможности разви-
тія и совершенствованія. Каждая изъ этихъ подгруппъ въ
свою очередь допускаетъ подраздѣленіе, въ зависимости отъ
количества живыхъ существъ, на которыя данная цѣль рас-
пространяется.
Такимъ образомъ, напр., что касается содѣйствія само-
сохраненію другихъ живыхъ существъ, то оно можетъ рас-
пространяться на небольшую группу живыхъ существъ, какъ-
то: семью, кружокъ друзей или товарищей и т. д., можетъ
касаться такой большой группы, какъ, напр., извѣстнаго на-
рода, и можетъ, наконецъ, относиться ко всему человѣ-
честву.
Цѣли, въ которыхъ имѣется въ виду содѣйствовать само-
сохраненію членовъ, составляющихъ данный семейный со-
юзъ, сводятся приблизительно къ слѣдующимъ категоріямъ:
1) заботы о доставленіи семьѣ матеріальныхъ средствъ къ
существованію, 2) заботы о гигіенической обстановкѣ и ги-
гіеническихъ условіяхъ домашней жизни (сюда включается
веденіе домашняго хоэяйства, заботы о гигіенической квар-
тирѣ, о снабженіи всѣхъ членовъ семьи гигіеническою оде-
ждою, о доставленіи имъ гигіенической пвщи, о пріобрѣте-
ніи ими тѣхъ или другихъ привычекъ, сообразныхъ съ тре-
бованіями гигіены и т. д.), и 3) заботы о томъ, чтобы члены
семьи были какъ можно тѣснѣе сплочены другъ съ другомъ.
Послѣднее составляетъ необходимое условіе для самосохра-
ненія семьи, какъ цѣлаго, и для болѣе успѣшнаго самосо-
храненія каждаго изъ ея членовъ.
Если содѣйствіе самосохраненію распространяется на
болѣе широкій кругъ, напр., на извѣстный народъ, то оно
сводится въ общихъ чертахъ къ слѣдующему: 1) къ заботѣ
о томъ, чтобы народъ, какъ цѣлое, располагалъ наибольшею

суммою матеріальныхъ средствъ, наибольшимъ количествомъ
сырыхъ матеріаловъ и наибольшимъ количествомъ орудій
труда для обезпеченія своего экономическаго существованія;
2) къ заботѣ о томъ, чтобы производимыя народомъ богат-
ства были распредѣлены равномѣрно,—такъ, чтобы каждый
имѣлъ возможность устроитъ свою жизнь сообразно съ тре-
бованіями гигіены, чтобы y каждаго была хорошая квартира,
хорошая одежда и хорошая пища и чтобы каждый могъ
усвоить себѣ навыки, соотвѣтствующіе гигіеническому об-
разу жизни. И, наконецъ, 3) къ заботѣ о томъ, чтобы на-
родъ дѣйствительно представлялъ изъ себя одно тѣсно спло-
ченное политическое цѣлое, которое съ наибольшею соли-
дарностью всѣхъ своихъ членовъ соединяло бы наибольшую
самодѣятельность каждаго изъ нихъ, потому что только по-
добный политическій союзъ можетъ быть въ наибольшей
степени способенъ какъ къ сохраненію самого себя, такъ и
къ сохраненію каждаго изъ своихъ членовъ среди окружаю-
щихъ неблагопріятныхъ условій.
Если теперь мы предположимъ, что содѣйствіе самосохра-
неніи) распространилось на все человѣчество, то эта общая
цѣль сведется приблизительно къ слѣдующимъ задачамъ:
1) къ заботѣ о наибольшемъ развитіи матеріальныхъ средствъ
производства, о наибольшемъ подъемѣ производительности
физическаго труда и связанномъ съ нимъ наибольшемъ про-
изводствѣ матеріальныхъ богатствъ; 2) къ заботѣ о равно-
мѣрномъ распредѣленіи матеріальныхъ благъ между отдѣль-
ными народами и отдѣльными лицами, ихъ составляющими,
распредѣленіи, которое давало бы каждому возможность обез-
печитъ свое матеріальное существованіе и предохранить себя
отъ гибели среди неблагопріятныхъ жизненныхъ условій. И,
наконецъ, 3) къ заботѣ о томъ, чтобы сплотить все человѣ-
чество въ одинъ широкій союзъ гармонически между собою
связанныхъ людей, въ которомъ сила ни одного человѣка
не пропадала бы напрасно, будучи парализована прямою или
косвенною борьбою съ силою другого человѣка, но въ кото-
ромъ бы силы всѣхъ людей соединились вмѣстѣ для послѣд-
ней и окончательной борьбы и побѣды человѣка надъ при-
родою. Результатомъ такой планомѣрной и сознательной борь-

бы всего человѣчества съ природою будетъ достиженіе такихъ
условій, которыя въ наибольшей мѣрѣ способны обезпечитъ
какъ самосохраненіе отдѣльнаго человѣка, такъ и всего чело-
вѣчества. Но борьба съ природою въ сущности сведется къ
отысканію тѣхъ способовъ, при помощи которыхъ между
человѣкомъ и природою могла бы быть достигнута наиболь-
шая кооперація и гармонія. Поэтому борьба человѣчества съ
природою въ конечномъ итогѣ своемъ будетъ имѣть гармони-
ческій союзъ всего человѣчества съ природою, или, выра-
жаясь иначе, достиженіе всеобщей міровой гармо-
ніи, составляющій самый высшій идеалъ, до котораго только
можетъ подняться религіозное или метафизическое творче-
ство. Если это воплощеніе всеобщей міровой гармоніи мы
назовемъ Богомъ, то можно будетъ сказать, что человѣче-
ство въ концѣ концовъ создастъ Бога, являющагося идеаломъ
самаго совершеннаго въ мірѣ, и растворится въ немъ, какъ
его необходимая составная часть. Совершенное, гармоничное,
божественное находится не въ началѣ вещей, a въ концѣ
ихъ, если только вещи имѣютъ конецъ, оно не дано намъ,
a должно быть создано, оно можетъ быть только плодомъ на-
шихъ трудовъ и усилій. Вотъ та плодотворная религія, по-
буждающая насъ къ творческой работѣ, которая должна стать
на мѣсто старыхъ, отжившихъ религіозныхъ вѣрованій. Если
стать на почву этой религіи, то самое маленькое дѣло на
пользу общества, которое способствуетъ хотя бы въ ничтожной
степени установленію гармоніи среди людей, пріобрѣтаетъ
религіозное значеніе. Религія при этомъ становится дѣломъ,
не отвлекающимъ насъ отъ мірской жизни, но, напротивъ
того, побуждающимъ ринуться въ эту жизнь и старатъся
оставитъ въ ней наиболѣе яркій слѣдъ. Религія, становясь
„религіей жизни и творческаго труда", побу-
ждаетъ насъ серьезнѣе и глубже смотрѣть на каждый актъ
жизни, какимъ бы ничтожнымъ и мелочнымъ онъ пи казался
съ перваго взгляда.
Слѣдующая подгруппа разбираемыхъ нами цѣлей охваты-
ваетъ всѣ цѣли, предметомъ которыхъ является доставленіе
счастья окружающимъ насъ людямъ. Она также дробится въ
зависимости отъ количества и характера людей, которые имѣ-

ются въ виду при преслѣдованіи означенныхъ цѣлей. Если
дѣло идетъ о той небольшой группѣ людей, которая назы-
вается семьею, то цѣли, предметъ которыхъ составляетъ до-
ставленіе счастья, могутъ быть разбиты на слѣдующія кате-
горій: 1) заботу о томъ, чтобы каждый членъ семьи имѣлъ
возможномъ удовлетворять всѣмъ своимъ потребностямъ,
склонностямъ и вкусамъ, потому что въ подобномъ удовле-
твореніи существеннымъ образомъ и заключается счастье чело-
вѣка; 2) стремленіе устроитъ семейную жизнь такимъ обра-
зомъ, чтобы она влекла за собою какъ можно менѣе ограни-
ченій для каждаго изъ членовъ семьи, потому что, чѣмъ менѣе
ограниченій налагается на жизнь каждаго, чѣмъ она свобод-
нѣе, тѣмъ болѣе она полна радостей и счастья; 3) заботу
о томъ, чтобы семья являлась настолько сплоченнымъ и соли-
дарнымъ цѣлымъ, чтобы всякое событіе, случающіеся съ
однимъ изъ членовъ семьи, находило свой откликъ во всѣхъ
остальныхъ. Тогда радость каждаго переживается всѣми, a
зто ведетъ къ еще большему умноженію счастья въ семьѣ.
Если мы возьмемъ ту болѣе широкую группу людей, кото-
рая называется народомъ, то въ отношеніи нея для отдѣль-
ной личности могутъ быть намѣчены слѣдующія цѣли: 1) стре-
мленіе создать такой общественный порядокъ, который давалъ
бы каждому члену общества возможность въ наибольшей сте-
пени удовлетворять всѣ свои потребности, a также слѣдовать
всѣмъ своимъ склонностямъ и вкусамъ, насколько, конечно,
эти послѣдніе совмѣстимы съ нормальнымъ, здоровымъ раз-
витіемъ человѣческой природы; 2) стремленіе, чтобы этотъ
общественный порядокъ въ наименьшей степени ограничи-
валъ свободу каждаго; 3) стремленіе настолько сплотить обще-
ство, чтобы оно являлось чуткимъ къ страданіямъ и радостямъ
каждаго изъ своихъ членовъ. Широкая симпатія между чле-
нами общества естъ условіе для наибольшей суммы счастья
въ немъ.
Если, наконецъ, стремленіе доставитъ людямъ счастье
распространится на все человѣчество, то мы получимъ слѣ-
дующія задачи: 1) стремленіе объединить все человѣчество
въ одинъ широкій союзъ людей, ставящій своей главною
цѣлью удовлетвореніе всѣхъ потребностей каждаго изъ своихъ

членовъ; 2) стремленіе, чтобы подобный союзъ на ряду съ
наибольшею солидарностью и съ наибольшимъ развитіемъ
взаимной симпатіи соединялъ наименьшее ограниченіе свобо-
дъ! каждаго человѣка и доставлялъ бы каждому изъ своихъ
членовъ наибольшую возможную сумму счастья. Когда чело-
вѣчество достигнетъ этой цѣли, то, быть можетъ, оно поставитъ
своей задачей—достиженіе такого мірового порядка, при ко-
торомъ бы каждое живое существо имѣло возможность до-
стигнутъ наибольшей полноты счастья.
Намъ остается теперь только разсмотрѣть тѣ цѣли, глав-
ный предметъ которыхъ составляетъ содѣйствіе развитію и
совершенствованію другихъ людей. Начнемъ съ семьи. Общая
цѣль — содѣйствіе развитію — разбивается здѣсь на слѣдую-
щія частныя задачи: 1) содѣйствіе развитію своихъ дѣтей,
воспитаніе и образованіе ихъ; 2) содѣйствіе взрослымъ чле-
намъ семьи въ ихъ стремленіяхъ къ дальнѣйшему совершен-
ствованію себя, къ пополненію и продолженію своего обра-
зованія и т. д.; 3) содѣйствіе къ созданію такого взаимо-
дѣйствія между отдѣльными членами семьи, которое давало
бы возможность каждому изъ нихъ достигнутъ наибольшей
возможной степени развитія н совершенства и которое обра-
тило бы семью въ солидарный союзъ лицъ, взаимно помо-
гающихъ другъ другу въ дѣлѣ совершенствованія и развитія.
Если содѣйствіе развитію распространяется на большую
группу, напр., на народъ, то возникаютъ слѣдующія задачи:
1) содѣйствіе развитію и совершенствованію молодого поко-
лѣнія; даннаго народа, правильному его воспитанію и обра-
зованію; 2) доставленіе взрослому поколѣнію этого народа
возможности и средствъ продолжать свое развитіе и совер-
шенствованіе, пріобрѣтать новыя научныя знанія, расширятъ
свой умственный кругозоръ и т. д. Наконецъ, 3) созданіе
такихъ общественныхъ условій, такая реорганизаціи обще-
ственной жизни, которая дала бы возможность каждому до-
стигнутъ наибольшей возможной степени развитія. Не только,
напр., низшее образованіе должно стать всеобщимъ и для
всѣхъ доступнымъ, но таковымъ должно стать также й сред-
нее образованіе и высшее. При этомъ здѣсь предполагается
также стремленіе такъ видоизмѣнить существующія воспи-

тательныя и образовательныя высшія, среднія и низшія учеб-
ныя заведенія, чтобы они дѣйствительно способствовали разви-
тію своихъ питомцевъ и ихъ совершенствованію, a не поро-
ждали бы часто совершенно противоположныхъ результатовъ.
Предположимъ теперь, что предметомъ заботъ отдѣльной
личности становится все человѣчество, тогда она будетъ
имѣть передъ собою слѣдующія задачи: 1) объединеніе всего
человѣчества въ широкій солидарный союзъ свободныхъ лю-
дей, соединенныя усилія которыхъ были бы направлены са-
мымъ цѣлесообразнымъ и успѣшнымъ образомъ на воспита-
ніе и развитіе молодого поколѣнія, такъ чтобы каждый членъ
этого молодого поколѣнія могъ достигнуть наибольшей пол-
ноты развитія и совершенства, допускаемой его природнымъ
задатками, чтобы ни одна способность, ни одно дарованіе
не заглохли, a получили бы возможность развернуться пыш-
нымъ цвѣтомъ; 2) созданіе такихъ формъ общенія и взаимо-
дѣйствія среди объединеннаго человѣчества, которыя давали
бы возможность и каждой взрослой личности продолжать не-
прерывно свое развитіе и совершенствованіе, давали бы
возможность каждому достигать и быть идеальнымъ образ-
цомъ человѣческаго типа, чтобы человѣчество стало союзомъ
развитыхъ д совершенныхъ людей, продолжающихъ подни-
маться на все болѣе высокія ступени развитія и совершен-
ства, благодаря той широкой гармоніи и коопераціи, которая
существуетъ между ними. Когда человѣчество станетъ такой
совершенной коопераціей людей для всеобщаго взаимнаго
развитія и совершенствованія, тогда, быть можетъ, передъ
нимъ возникнетъ новая задача: содѣйствовать развитію и
совершенствованію каждаго живого существа и цѣлый міръ
пересоздать по образу и подобію того, что человѣчеству
удалось устроитъ внутри самого себя. Тогда, быть можетъ,
человѣчество будетъ стремиться сдѣлать всю вселенную все-
общимъ гармоническимъ союзомъ всѣхъ живыхъ существъ
для взаимнаго ихъ совершенствованія и развитія. Борьба за
существованіе и антагонизмъ интересовъ уступятъ мѣста
всеобщей коопераціи и гармоніи, и прогрессъ, всеобщій, не-
прерывный, сознательный и систематическій прогрессъ всѣхъ
живыхъ существъ и ихъ соціальныхъ сочетаній другъ съ

другомъ — составитъ высшій незыблемый законъ этого обно-
вленнаго міра, этой новой Вселенной. Дальше этого не мо-
жетъ подниматься мечта современнаго человѣка. Многіе на-
зовутъ, пожалуй, это бреднями и посмѣются надъ подобными
фантазіями, но, по нашему мнѣнію, эти фантазіи имѣютъ
тѣмъ не менѣе большое значеніе. Онѣ составляютъ остаточ-
ную форму того, что метафизика заключаетъ въ себѣ проч-
наго, хорошаго, здороваго. Метафизическая потребность, какъ
попытка отдать себѣ отчетъ въ томъ, какой смыслъ имѣетъ
наша жизнь въ безпредѣльной жизни всего міра, никогда
не умретъ, да было бы и печально, если бы она умерла.
Никто не говоритъ, чтобы вы отвлекались отъ практиче-
скихъ жизненныхъ интересовъ, чтобы вы игнорировали теку-
щія „злобы дня", которыя каждый шагъ,вашего существо-
ванія приноситъ вамъ. Это — неоспоримая истина, что мы
живемъ на землѣ и что каждому дню „довлѣетъ злоба его",
но развѣ надъ нами не раскинулось также безпредѣльное
небо, развѣ наша мысль не способна охватитъ въ своемъ
смѣломъ полетѣ не только кратковременное поприще нашей
мимолетной и недолгой жизни, но и жизнь человѣчества въ
его безпредѣльномъ развитіи. Жизнь будетъ не полна, если
мы будемъ исключительно только глядѣть на землю, на то,
что находится подъ нашими ногами, и откажемся взглянутъ
на свѣтлое небо, на тѣ широкія безпредѣльныя перспективы,
которыя мысль человѣка открываетъ передъ нимъ. Зачѣмъ
<5уживать свой горизонтъ и произвольно ограничивать поле
своего зрѣнія, зачѣмъ воздерживаться отъ попытки болѣе
широко взглянутъ на свою жизнь? Не бойтесь, подобная по-
пытка не повредитъ вашей практической дѣятельности, не
отвлечетъ васъ отъ вашихъ земныхъ дѣлъ и нуждъ, но,
бытъ можетъ, дастъ вамъ возможность легче переноситъ
бремя жизни и бодрѣе двигаться впередъ къ лучшему буду-
щему среди разныхъ житейскихъ неудачъ.
На этомъ мы и заключимъ свой обзоръ цѣлей, который,
конечно, далеко не полонъ и неисчерпываетъ всѣхъ возмож-
ныхъ цѣлей. Но, какъ мы указывали уже это ранѣе, наша
классификація имѣетъ только примѣрное значеніе и мы ни-
сколько не претендуемъ на ея полноту.

IV.
Развитіе чувства нравственной любви.
Заканчивая эту статью, мы коснемся здѣсь только еще
одной стороны нравственнаго развитія, относительно ко-
торой до сихъ поръ нами ничего не было сказано. Мы от-
мѣтили ту важность, какую имѣетъ для выработки нрав-
ственной воли развитіе способности представленія. Но на
ряду съ интеллектуальнымъ моментомъ не менѣе важную
роль въ нравственности играетъ и моментъ эмоціональный.
Въ этомъ послѣднемъ отношеніи фундаментомъ этическаго
развитія должна служить нравственная любовь.
Какъ описать и охарактеризовать это чувство? Мы бы
опредѣлили его такъ: этическая любовь есть такое чувства
гармоніи человѣка съ человѣкомъ, при которомъ одинъ че-
ловѣкъ сливается духовно съ другимъ человѣкомъ въ одна
цѣлое настолько, что становится способнымъ желать блага,
счастья и развитія этого другого человѣка ради него самого,
a не ради себя, безъ всякихъ даже соображеній о томъ, что
воспослѣдуетъ отъ этого лично для себя. Развитъ такое чув-
ство какъ въ себѣ, такъ и въ дѣтяхъ оченъ трудно, a еще
труднѣе достигнутъ того, чтобы это чувство сдѣлалось руко-
водящимъ нашимъ стимуломъ во всѣ моменты нашей жизни,
a не вспыхивало бы въ насъ только, какъ яркій огонекъ, при
исключительныхъ условіяхъ. Какъ часто бываетъ, что вспых-
нетъ на минуту въ душѣ огонь этой свѣтлой страсти и по-
тухнетъ, и въ душѣ воцаряется страшная тьма, подъ покро-
вомъ которой выползаютъ изъ разныхъ закоулковъ души
всевозможные гады въ образѣ низменныхъ желаній и начи-
наютъ безконтрольно и безшабашно въ ней хозяйничатъ да
тѣхъ поръ, пока внезапно опятъ не вспыхнетъ свѣтлый ого-
некъ и всѣ отвратительныя чудовища, терзавшія нашу душу,
не разбѣгутся въ страхѣ и трепетѣ въ разныя стороны. Вотъ
и надо, чтобы этотъ огонекъ, который загорается въ насъ
только временами, могъ бы всегда въ насъ горѣть ровнымъ,
никогда не ослабѣвающимъ пламенемъ, такъ чтобы тѣ чу-
довища, о которыхъ мы говорили, не находя пищи и про-

стора для своей дѣятельности, мало-по-малу и незамѣтна
умерли, не оставивъ въ душѣ никакого слѣда.
Первое необходимое условіе для развитія нравственной
любви заключается въ томъ, чтобы научитъ человѣка раз-
сматривать себя не какъ нѣчто изолированное отъ всего
окружающаго міра и противостоящее ему, но какъ соста-
вляющее съ этимъ міромъ одно цѣлое. Надо, чтобы человѣкъ
научился во всѣхъ актахъ своей жизни становиться на точку
зрѣнія болѣе или менѣе широкаго цѣлаго, чтобы мѣстоиме-
ніе „мы" („для насъ") играло въ его сознаніи болѣе значи-
тельную роль, чѣмъ мѣстоименіе „я" („для меня"), во всѣхъ
тѣхъ случаяхъ, когда онъ преслѣдуетъ тѣ или другія цѣли.
Но здѣсь мы должны отвѣтить на одно весьма важное воз-
раженіе, которое можетъ быть намъ сдѣлано.
Намъ скажутъ: „развитіе нравственныхъ стремленій въ че-
ловѣкѣ связано съ развитіемъ въ немъ самосознанія, съ высшею
выработкою въ немъ того, что называется личностью. Стараясь
пріучить его разсматривать себя составляющимъ съ міромъ одно
цѣлое, вы подрываете въ немъ развитіе личности и самосозна-
нія и тѣмъ самымъ уничтожаете въ немъ одно изъ необхо-
димыхъ условій для развитія нравственныхъ стремленій".
Вотъ то противорѣчіе, на которое могутъ обратитъ наше
вниманіе: одно необходимое условіе для развитія въ чело-
вѣкѣ нравственности, повидимому, совершенно устраняетъ
и дѣлаетъ невозможнымъ другое такое же необходимое ус-
ловіе. Но именно только повидимому, и указанное противо-
рѣчіе естъ не болѣе какъ мнимое: развитіе въ человѣкѣ са-
мосознанія и личности нисколько не уничтожаетъ необхо-
димости развивать въ немъ привычку разсматривать себя
съ человѣчествомъ, какъ одно цѣлое. Самосознаніе вовсе не
обозначаетъ противоположенія индивидуума всему остально-
му міру или человѣчеству; можно было бы даже опредѣ-
лить его просто, какъ сознаніе того мѣста, которое индиви-
дуумъ, какъ частъ, занимаетъ въ обширномъ цѣломъ, назы-
ваемомъ нами человѣчествомъ или міромъ. Стараться прі-
обрѣсти себѣ наибольшее сознаніе о мірѣ, стараться понятъ,
какъ это „Великое Цѣлое" дробится на отдѣльныя взаимно-
связанныя части и стараться изъ этихъ отдѣльныхъ частей

понятъ прежде всего именно тѣ, которыя намъ наиболѣе
всего доступны, т. е. самихъ себя, не значитъ ли это рабо-
тать въ то же время на пути выработки въ себѣ наиболь-
шей возможной степени самосознанія и личности. Личность
я бы опредѣлилъ, какъ частъ этого цѣлаго, сознавшую свою
роль, мѣсто и назначеніе въ немъ и стремящуюся все это
сознательно осуществить на дѣлѣ.
Такимъ образомъ, для развитія самосознанія и выработки
личности необходимо, болѣе чѣмъ это обыкновенно предпола-
гаютъ, развитіе способности становиться на точку зрѣнія болѣе
или менѣе широкой группы существъ. Личность, достигшая
высшей степени самобытности, самосознанія и свободы, будетъ
въ то же время и личностью, которая въ наибольшей степени
чувствуетъ свое глубокое родство съ безпредѣльной жизнью
всего человѣчества и міра, которая связана съ этою жизнью
самыми тѣсными и неразрывными нитями, которая живетъ
съ человѣчествомъ и міромъ одною общею жизнью, которая
въ работѣ надъ улучшеніемъ, возвышеніемъ и облагоро-
женіемъ міровой и общечеловѣческой жизни находитъ для
себя высшую цѣль и для которой маленькое мѣстоименіе
„я" утратило свое прежнее значеніе, ставъ въ ея глазахъ
выраженіемъ человѣческой гордости, заносчивости и эгоиз-
ма. Каждый человѣкъ нашего поколѣнія долженъ прилагать
всѣ усилія къ тому, чтобы разрушитъ тѣ заставы, перего-
родки и каменныя стѣны, которыя ложное воспитаніе и
унаслѣдованныя предразсудки воздвигли между нимъ и его
ближними, между нимъ и міромъ. Какъ много стѣнъ ему
придется сломать, сколько упорной работы, и среди этихъ
стѣнъ какъ много—изукрашенныхъ цвѣтами его чувства и
фантазіи и разрушитъ которыя онъ можетъ только съ болью
сердца! Сколько милыхъ, дорогихъ сердцу предразсудковъ,
съ которыми ему, быть можетъ, придется разстаться, обливъ
ихъ слезами! Послѣ, оглядываясь на пройденный путъ, онъ
будетъ удивляться этимъ слезамъ, но въ свое время онѣ
были выраженіемъ живого реальнаго горя, такъ какъ душѣ
приходилось переживать страшную ломку всѣхъ прежнихъ
коренныхъ устоевъ.
Чтобы воспитать въ человѣкѣ привычку разсматривать

себя, какъ составляющаго съ міромъ и человѣчествомъ одно
цѣлое, надо пользоваться для этого всякимъ представляю-
щимся случаемъ. Чтобы родилось сознательное и глубокое
чувство подобной связи съ міромъ и человѣчествомъ, надо,
чтобы самая мысль и идея этой связи пустили глубокіе
корни въ нашемъ мышленіи, надо такъ пріучить работать
нашу мысль, чтобы, думая о частномъ, индивидуальномъ и
особенномъ, она прежде всего старалась бы понятъ то мѣ-
сто, которое данный индивидуальный фактъ занимаетъ въ
общемъ строѣ міровой жизни. Въ насъ, напротивъ того,
преобладаетъ другая черта: задумываясь надъ извѣстными
частными явленіями, мы разсматриваемъ ихъ обыкновенно
изолированно и рѣдко стараемся понятъ ихъ мѣсто въ об-
щемъ потокѣ явленій н оцѣнить ихъ значеніе въ эволюціи
міровой жизни. Пока не измѣнятся привычки нашего мы-
шленія въ этомъ отношеніи, трудно расчитывать на то,
чтобы измѣнились существенно и способы нашей практиче-
ской дѣятельности. Теоретическій способъ отношенія къ
міру и жизни, проявляется ли онъ въ методическомъ-науч-
номъ или въ наивномъ обыденномъ мышленіи, играетъ
большое значеніе въ отношеніи человѣческаго поведенія.
Высказывая эту мысль, я подразумѣваю не тотъ фактъ, что
извѣстное міросозерцаніе имѣетъ опредѣленное вліяніе на
наши поступки, a тотъ, что еще большее вліяніе имѣютъ
самые пріемы мысли, и если вы хотите достигнутъ дѣйстви-
тельно глубокихъ переворотовъ въ области человѣческаго
поведенія, то направьте свои удары не на то ил£ другое
міросозерцаніе, a на тѣ или другіе пріемы и способы мы-
шленія. Если человѣкъ научится всегда, когда бы ему ни
приходилось примѣнять свою мысль, становиться на точку
зрѣнія всего міра, какъ цѣлаго, то повѣрьте, что и практи-
чески, въ своей дѣятельности, въ своемъ поведеніи, онъ пе-
рестанетъ себя раздѣлять отъ человѣчества и міра и будетъ
дѣйствовать такъ, какъ если бы онъ**составлялъ съ человѣ-
чествомъ и міромъ одно неразрывное цѣлое. Но, чтобы из-
мѣнить способы и пріемы мышленія—въ этомъ отношеніи
еще оченъ много придется сдѣлать. Міросозерцанія легче
мѣняются, чѣмъ пріемы мышленія, но оттого менѣе значи-

тельно и ихъ вліяніе на поведеніе человѣка. Привить лю-
дямъ тѣ или другія идеи гораздо легче, чѣмъ воспитать въ
нихъ правильный способъ теоретическаго отношенія къ
явленіямъ жизни.
При воспитаніи въ ребенкѣ привычки и способности ста-
новиться на точку зрѣнія болѣе или менѣе широкаго цѣлаго,
частъ котораго онъ составляетъ въ данную минуту, надо слѣ-
довать слѣдующему правилу. Понятіе о томъ цѣломъ, на точку
зрѣнія котораго ребенокъ становится, должно бытъ расши-
ряемо только постепенно въ связи съ ростомъ умственныхъ
способностей ребенка. Съ развитіемъ этихъ способностей ре-
бенокъ дѣлается въ состояніи становиться на точку зрѣнія
все болѣе и болѣе широкаго цѣлаго, но каждый разъ надо
заботиться о томъ, чтобы онъ становился на точку зрѣнія
того цѣлаго, о которомъ онъ имѣетъ ясное представленіе и
которое имѣетъ для него то или другое конкретное ре-
альное значеніе. Иначе понятіе о цѣломъ, частъ котораго
онъ составляетъ, сведется для него на звукъ пустой и не
будетъ имѣть никакого благотворнаго воспитательнаго вліянія.
Напр., въ первое время ему можетъ быть ясно и понятно
только, что онъ составляетъ одно цѣлое со своею матерью,
потомъ онъ научится включатъ сюда отца, братьевъ, сестеръ
и т. д. Только уже въ самомъ зрѣломъ возрастѣ на извѣстной
высотѣ научнаго и философскаго развитія, вооруженный бо-
гатымъ запасомъ знаній о природѣ и историческомъ развитіи
человѣчества, человѣкъ научается становиться на точку зрѣ-
нія всего міра и всего человѣчества. Но это—вершина, под-
ниматься до которой приходится черезъ множество проме-
жуточныхъ ступеней. Главный вопросъ въ томъ и заключает-
ся, чтобы опредѣлить эти послѣдовательныя ступени такъ,
какъ онѣ намѣчаются соотвѣтственно съ естественнымъ раз-
витіемъ умственныхъ способностей ребенка.
Для того, чтобы еще болѣе ярко оттѣнить, чѣмъ тотъ
способъ мышленія, о которомъ мы выше говорили и который
составляетъ необходимый фундаментъ для развитія въ насъ
нравственной любви, разнится отъ обычнаго обыденнаго,
возьмемъ конкретный примѣръ. Представьте себѣ, что передъ
вами находится какое-нибудь другое живое существо, напр.,

человѣкъ, и что вы думаете о немъ. Какимъ образомъ мо-
жетъ направиться при этомъ ваша мысль? Вы можете обра-
титъ вниманіе на его наружность, носъ, глаза, очертаніе лица,
походку, на его костюмъ, способъ разговора и т. д. и, соста-
вивъ такимъ образомъ себѣ понятіе о немъ, какъ опредѣлен-
номъ индивидуумѣ, этимъ ограничиться. Но можно пойти и
дальніе, можно не ограничиться мыслью о данномъ человѣкѣ,
какъ индивидуально-изолированномъ фактѣ, но спроситъ се-
бя, какое значеніе этотъ человѣкъ имѣетъ для остального
міра людей и не могла ли бы жизнь его быть болѣе плодо-
творна въ этомъ отношеніи. Въ первомъ случаѣ мысль о
другомъ человѣкѣ не вызоветъ съ вашей стороны никакого
практическаго дѣйствія, во второмъ случаѣ osa повлечетъ за
собою цѣлый рядъ дѣйствій, направленныхъ къ тому, чтобы
сдѣлать жизнь этого другого человѣка болѣе плодотворной
для человѣчества, чтобы сдѣлать жизнь его болѣе богатой,
цѣнной и содержательной. Конечно, передъ вами проходятъ
ежедневно тысячи людей и нѣтъ возможности такимъ обра-
зомъ задуматься о каждомъ, но съ нѣкоторыми изъ этихъ
людей вы встрѣчаетесь болѣе часто и вступаете въ болѣе
близкія отношенія и, вотъ, думая объ этихъ-то людяхъ, ваша
мысль должна работать въ указанномъ направленіи.
Однимъ словомъ, думая объ извѣстномъ человѣкѣ, какомъ
бы то ни было, надо, насколько это допускаютъ наши свѣдѣнія
о немъ, стараться понятъ его значеніе въ жизни всего человѣ-
чества, надо разсматривать его не какъ изолированнаго индиви-
дуума, a какъ члена общества, какъ частъ большого цѣлаго, на-
зываемаго человѣчествомъ. Если бы мы были искреннимъ—
то должны были бы откровенно сознаться, что оченъ рѣдко и
оченъ мало думаемъ объ общечеловѣческой цѣнности каждой
человѣческой жизни и о тѣхъ средствахъ, какими эту цѣн-
ностъ можно было бы возвысить. Вся бѣда въ томъ, что люди
насъ или вовсе не интересуютъ, или интересуютъ исключи-
тельно только взятые въ своей индивидуальной оболочкѣ. О
людяхъ же, какъ возможныхъ плодотворныхъ работникахъ
на пользу человѣчества мы рѣдко когда думаемъ. Но если
вы хотите воспитать въ себѣ не бевразличное отношеніе къ
людямъ и если вы хотите, чтобы ваше чувство къ нѣкото-

рымъ членамъ человѣчества не носило исключительно только
чисто личнаго и субъективнаго характера и не имѣло бы видъ
лишь пристрастія, старайтесь о каждомъ человѣкѣ вообще, a
о близкихъ и дорогихъ вамъ въ особенности, думать, какъ о
возможныхъ служителяхъ добра и правды, какъ о свобод-
ныхъ дѣятеляхъ на поприщѣ увеличенія среди человѣ-
чества солидарности и свободы. Если вы научитесь подоб-
нымъ образомъ смотрѣть на каждаго человѣка, то вы тогда
дѣйствительно воспитаете въ себѣ способность любитъ чело-
вѣка тою высшею нравственною любовью, выше которой ни-
чего быть не можетъ; вы научитесь любитъ его ради него
самого и ради человѣчества. Въ каждомъ отдѣльномъ чело-
вѣкѣ вы будете любитъ все человѣчество и отъ этого ваша
любовь къ данному лицу пріобрѣтетъ болѣе свѣтлый, ши-
рокій и благородный характеръ.
Да не подумаютъ, что мы хотѣли бы уничтожитъ личныя
чувства и личныя привязанности и интересъ ко всякому чело-
вѣку именно какъ къ особенному индивидууму, со своей инди-
видуальной физіономіей и со своимъ особеннымъ складомъ жиз-
ни. Мы далеки отъ всякой подобной мысли; напротивъ того, мы
признаемъ большое значеніе за личнымъ, субъективнымъ,
индивидуальнымъ. Все, на чемъ мы настаиваемъ, это—чтобы
человѣкъ научился не застывать и не останавливаться исклю-
чительно только на индивидуальномъ, но постоянно стремился
бы свои мысли, чувства и дѣйствія, имѣющія субъективный,
личный характеръ, связывать съ мыслями, чувствами и дѣй-
ствіями, предметомъ которыхъ является все человѣчество.Наши
личныя чувства отъ этого не потерпятъ никакого ущерба, но
станутъ только шире, свѣтлѣе и чище. Мечтать же объ уничто-
женіи всего личнаго, всего, носящаго индивидуальный оттѣ-
нокъ, стремиться индивидуума цѣликомъ безъ остатка раство-
рилъ въ общемъ,—значитъ работать противъ началъ самой жиз-
ни, значитъ вмѣсто жизни сѣять всюду смерть и разложеніе.
Главная задача наша въ томъ именно и заключается, чтобы
наибольшее развитіе всего личнаго и индивидуальнаго, умѣть
гармонически соединить съ наибольшимъ развитіемъ безлич-
наго и всеобщаго. Индивидуумъ даже какъ индивидуумъ
имѣетъ неизмѣримую цѣну и не допускаетъ никакой для

себя замѣны, но эта цѣна безконечно, безмѣрно возрастаетъ,
если индивидуумъ получаетъ значеніе въ общемъ ходѣ жизни
человѣчества и міра. Только о томъ, чтобы увеличить его
цѣну, a не о томъ, чтобы его обезличить и лишитъ той цѣны,
которую онъ уже имѣетъ, какъ индивидуумъ, идетъ здѣсь
дѣло. И то же самое имѣетъ значеніе въ отношеніи каждаго
субъективнаго, личнаго чувства или мысли. Чтобы повысить
значеніе этого чувства или мысли надо связать ихъ съ чув-
ствами и мыслями, имѣющими болѣе широкій характеръ,
предметъ которыхъ простирается на болѣе широкое цѣлое.
Въ конечномъ предѣлѣ это цѣлое становится равнымъ всему
человѣчеству и міру. Чѣмъ болѣе идеи, чувства и поступки
человѣка, не утрачивая своего индивидуальнаго характера,
пріобрѣтаютъ вмѣстѣ съ тѣмъ и общечеловѣческое значеніе,
чѣмъ въ большей мѣрѣ отдѣльный человѣкъ является пред-
ставителемъ и выразителемъ всего человѣчества, его завѣт-
ныхъ надеждъ и стремленій, его борьбы за лучшее, свѣтлое
будущее, тѣмъ болѣе нравственныя характеръ получаетъ
жизнь и дѣятельность данной личности. Способствовать этому
всѣми возможными средствами и составляетъ одну изъ са-
мыхъ основныхъ задачъ нравственнаго воспитанія.
V.
Значеніе эмоціональной и волевой стороны нашей психи-
ческой жизни въ развитіи чувства нравственной любви.
Наше изложеніе тѣхъ условій, которыя необходимы для
развитія въ дѣтяхъ чувства нравственной любви было бы
не полнымъ, если бы мы ограничились вышесказаннымъ. Въ
самомъ дѣлѣ изъ предыдущаго изложенія y читателя могло
получиться такое впечатлѣніе, какъ будто бы это развитіе
обусловливается исключительно развитіемъ нашего интел-
лекта, какъ будто бы только элементамъ интеллектуальнаго
порядка принадлежитъ опредѣляющая роль въ немъ. Поводъ
къ этому можетъ подать устанавливаемое нами положеніе,
что для "развитія чувства нравственной любви надо пріучить
ребенка становиться на точку зрѣнія болѣе или менѣе ши-
рокаго цѣлаго. Намъ слѣдуетъ поэтому еще нѣсколько под-

робнѣе остановиться на этомъ положеніи, чтобы предупре-
дитъ возможное ложное пониманіе его.
Отдадимъ себѣ ясный отчетъ, въ томъ психологическомъ
фактѣ, который характеризуется словами „становиться на
точку зрѣнія болѣе или менѣе широкаго цѣлаго*. Какія пред-
посылки заключаетъ въ себѣ этотъ фактъ, что дѣлаетъ его
вообще возможнымъ? Всякая „точка зрѣнія" предполагаетъ
опредѣленнымъ образомъ направленное вниманіе, и въ этомъ
смыслѣ всякая „точка зрѣнія" дѣлается возможной только
благодаря акту воли. Только актомъ воли, какъ ребенокъ,
такъ и взрослый человѣкъ можетъ стать на точку зрѣнія
болѣе или менѣе широкаго цѣлаго. Но что же дѣлаетъ воз-
можнымъ этотъ актъ воли, это сознательное направленіе вни-
манія въ опредѣленную сторону? Сознательное направленіе
вниманія въ ту или другую сторону становится возможнымъ
только благодаря тому, что вниманіе уже было до нѣкоторой
степени непроизвольно направлено въ эту сторону. Это же
непроизвольно направленное вниманіе связано съ налично-
стью въ нашей душѣ извѣстныхъ чувствованій, опредѣлен-
ныхъ эмоцій, естественнымъ образомъ направляющихъ въ ту
или другую сторону нашъ интересъ. Такимъ образомъ, какъ
мы видимъ отсюда, тѣ интеллектуальные процессъ!, которымъ
мы придаемъ такое значеніе въ дѣлѣ развитія въ человѣкѣ
нравственной любви, предполагаютъ уже съ своей стороны
волевые акты и эмоціи. Это и понятно, потому что, строго го-
воря, каждая сторона нашей душевной жизни тѣсно и нераз-
рывно связана со всѣми другими и развитіе каждой изъ
нихъ обусловлено развитіемъ всѣхъ остальныхъ. Какъ раз-
витіе интеллекта обусловливаетъ развитіе психической жизни
въ эмоціональномъ и волевомъ отношеніи, такъ и развитіе воле-
вое и эмоціональное, не остается- безъ вліянія на интеллектъ.
Въ данномъ случаѣ существуетъ вѣчный, никогда не останавли-
вающійся круговоротъ. Въ виду факта такой тѣсной зависимости
всѣхъ трехъ сторонъ душевной жизни человѣка, остановимся
на тѣхъ явленіяхъ въ области эмоціональной и волевой жизни,
которыя дѣлаютъ возможнымъ возникновеніе и дальнѣйшее
развитіе того высокаго сознательнаго чувства нравственной
любви, которое было описано нами выше.

Естественною исходною точкою въ эмоціональномъ отно-
шеніи въ развитіи чувства нравственной любви является
симпатія, насколько послѣдняя имѣетъ активный характеръ.
Активная симпатія есть природное влеченіе человѣка, кото-
рому въ нѣкоторыхъ случаяхъ такъ же трудно противостоять,
какъ трудно бываетъ противостоять и другимъ влеченіямъ
нашей природы. Это естъ та природная основа, на которой
впослѣдствіи развивается болѣе сложное чувство сознатель-
ной нравственной любви къ человѣчеству, болѣе широкія и
богатыя содержаніемъ формы нравственности. Нравственность
на этой первой своей ступени есть нравственность непосред-
ственнаго чувства, непосредственнаго стремленія или влече-
нія. Она получается личностью въ готовомъ видѣ, какъ даръ
природы. Это — цвѣтокъ, который благоухаетъ потому, что
онъ отъ природы пропитанъ тонкимъ ароматомъ, распростра-
няющимся повсюду кругомъ. Здѣсь мы имѣемъ естественную,
природную нравственность, которую можно назвать орга-
ническою нравственостью, инстинктивной, или какими еще
угодно именами. Равные люди обладаютъ этой нравствен-
ностью въ различной степени. Она—исходная точка въ раз-
витіи сознательнаго чувства нравственной любви, принимаю-
щаго вмѣстѣ съ ростомъ личности все болѣе и болѣе широ-
кіе размѣры. Ивъ нея должна при благопріятныхъ усло-
віяхъ родиться та высшая нравственность, которая въ истин-
номъ смыслѣ этого слова можетъ бытъ названа нравствен-
ностью н въ возникновеніи которой играетъ большую роль
сознательная воля человѣка. Цвѣтокъ любви, который мы
при своемъ рожденіи приносимъ на свѣтъ, разрастется тогда
въ могучее дерево, на которомъ будутъ расти тысячи та-
кихъ цвѣтковъ. Но этотъ цвѣтокъ безъ участія сознатель-
ной воли человѣка можетъ завянутъ и перестать цвѣсти и
струитъ свой ароматъ.
Какимъ образомъ изъ этой природной естественной нрав-
ственности возникаетъ нравственность, служащая выраже-
ніемъ сознательной воли человѣка? Какимъ образомъ цвѣ-
токъ обращается въ плодъ, приноситъ сѣмя и изъ этого сѣ-
мени вырастаетъ пышное дерево? Нельзя ли намѣтить хотя
въ общихъ чертахъ послѣдовательныя стадіи въ этомъ про-
цессѣ?

Условіемъ для развитія высшей нравственности, созна-
тельнаго чувства нравственной любви, обстоятельствомъ,
которое съ необходимостью требуетъ этого развитія, яв-
ляется то, что никакой инстинктъ, никакое влеченіе, ника-
кое чувство не могутъ дѣйствовать всегда и при всѣхъ
условіяхъ безошибочно. Наоборотъ, предоставленіе самимъ
себѣ, они направляются часто по ложному пути, на кото-
ромъ вмѣсто удовлетворенія имъ приходится терпѣть разо-
чарованія. Всякое влеченіе можетъ дѣйствовать самопроиз-
вольно только въ томъ случаѣ, если- остается неизмѣнной
окружающая среда, окружающія условія жизни, тогда можно
положиться на самопроизвольное разряженіе влеченія въ
дѣйствіи и быть увѣреннымъ въ томъ, что оно пойдетъ по
правильному пути, связанному съ его удовлетвореніемъ. Но
если среда и условія жизни или обстоятельства рѣзко измѣ-
няются или уклоняются отъ обычнаго и влеченіе не имѣло
или не имѣетъ возможности само по себѣ непосредственно
приспособиться къ этой измѣненной совокупности обстоя-
тельствъ, тогда должны быть пущены въ ходъ другія пси-
хическія силы. Влеченіе, которое нѣсколько разъ, устремля-
ясь по обычной дорогѣ, осталось неудовлетвореннымъ, при-
ведетъ въ дѣйствіе нашъ интеллектъ и нашу волю и вмѣ-
шательство этихъ силъ поведетъ къ измѣненію и самого
характера влеченія. Въ самомъ дѣлѣ, возьмемъ въ частно-
сти то влеченіе, которое мы назвали активной симпатіей»
Это чувство въ его непосредственной формѣ побуждаетъ
насъ прямо и немедленно выполнятъ то, что приноситъ об-
легченіе страданіямъ другого или что доставляетъ ему удо-
вольствіе. Но оченъ скоро приходится убѣдиться, что такое
непосредственное обнаруженіе чувства симпатіи во многихъ
случаяхъ можетъ оказываться ошибочнымъ. Иногда, стре-
мясь къ облегченію страданій другого и къ доставленію ему
тѣхъ или другихъ удовольствій, мы вмѣсто пользы прино-
симъ ему вредъ. Во имя болѣе разумно понятой симпатіи
приходится иногда сдерживать проявленія своей естественной
симпатіи. Непосредственная доброта, напр., можетъ насъ
побуждать къ тому, что мы будемъ давать какому-нибудь
пьяницѣ деньги на выпивку, видя, какъ онъ мучается жа-

ждою выпить, но, представивъ себѣ всѣ тѣ послѣдствія, ко-
торыя будетъ имѣть подобный образъ дѣйствій, мы воздер-
жимся отъ проявленія подобной доброты и постараемся
найти для нея другой болѣе цѣлесообразный выходъ.
Вмѣшательство интеллекта и воли является необходи-
мымъ не только въ виду того, что наши влеченія могутъ
получитъ неправильныя формы удовлетворенія, что поведетъ
къ разочарованіи), но также еще и потому, что между са-
мими влеченіями можетъ итти борьба. Такъ нашему влече-
нію къ активной симпатій приходится отстаивать себя отъ
другихъ нашихъ эгоистическихъ влеченій, идущихъ съ нимъ
въ разрѣзъ, a для этого опять-таки необходимо участіе ин-
теллекта п сознательной воли.
Такимъ образомъ, только при участіи интеллекта и со-
знательной воли и благодаря развитію этихъ силъ въ насъ
природная нравственность, свойственная намъ, можетъ при-
нятъ высшія формы. Каковы будутъ первыя измѣненія, ко-
торымъ подвергнется вслѣдствіе этого природная нравствен-
ность? Вмѣсто того, чтобы слѣдовать прямо и непосред-
ственно первому побужденію чувства симпатіи, личность
будетъ контролировать это чувство размышленіемъ. Во имя
высшей н болѣе широкой симпатіи личность будетъ сдержи-
вать въ себѣ порывы болѣе узкой и низшей симпатіи. Раз-
мышленіе, если оно вызывается самимъ чувствомъ симпа-
тіи, не ведетъ къ уничтоженію и ослабленію послѣдняго, a
напротивъ того только къ расширенію и углубленію этого
чувства. Конечно, слѣдуетъ только заботиться о томъ, что-
бы размышленіе имѣло мѣсто заблаговременно и чтобы
тогда, когда нужно немедленно дѣйствовать, y насъ былъ бы
уже готовый отвѣтъ, какъ именно мы должны поступитъ въ
данномъ случаѣ. Когда приходится дѣйствовать, то поздно
уже размышлять, надо пользоваться тѣми результатами ра-
боты нашей мысли, которые уже были получены нами пред-
варительно.
Такимъ "образомъ, для того, чтобы изъ того непосред-
ственнаго чувства симпатіи, которое намъ дано отъ приро-
ды, могла развиться высшая нравственность, сознательное
чувство нравственной любви къ человѣчеству, требуется,

чтобы это чувство было постепенно расширяемо и углубляемо
въ возможно большихъ предѣлахъ. Условія для этого расши-
ренія доставляетъ растущая въ насъ способность предста-
вленія, предвидѣнія, однимъ словомъ, развитіе интеллекта.
На первой ступени человѣкъ представляетъ ясно только то
Непосредственное состояніе даннаго лица, которое y него
передъ глазами и это непосредственное состояніе служитъ и
импульсомъ къ его дѣятельности. Онъ видитъ страданіе п
это видимое имъ страданіе побуждаетъ его къ тому или дру-
гому образу дѣйствій для облегченія его. Въ дальнѣйшемъ
развитіи чувства симпатіи мотивомъ является не только то,
что человѣкъ видитъ непосредственно, что находится, такъ
сказать, передъ его глазами, но и то, что онъ представляетъ
себѣ. Не только извѣстный эпизодъ изъ жизни данной лично-
сти, случайно подмѣченный нами, опредѣляетъ нашъ посту-
покъ, но и представленіе о дальнѣйшей жизни этой лично-
сти, a также, быть можетъ, и представленіе о жизни тѣхъ
личностей, съ которыми жизнь данной личности связана.
Наконецъ, симпатія достигаетъ такой формы, когда опредѣ-
ляющимъ моментомъ въ ней является, кромѣ всѣхъ выше-
перечисленныхъ, идея о нравственномъ развитіи всего чело-
вѣчества. И тогда она становится тѣмъ, что мы охарактери-
зовали выше, какъ чувство нравственной любви.
Если въ эмоціональномъ отношеніи развитіе чувства нрав-
ственной любви въ человѣкѣ имѣетъ своею исходною точкою
симпатію, то въ волевомъ отношеніи оно связано тѣсно и нераз-
рывно съ дѣятельностью человѣка. Нравственная любовь,
активный альтруизмъ не могутъ развиться въ сколько-ни-
будь значительной степени безъ дѣятельности соотвѣтствую-
щаго рода. Только дѣятельность, въ результатъ которой по-
лучается улучшеніе жизни и существованія другихъ людей,
можетъ развитъ теплое, любовное отношеніе къ этимъ лю-
дямъ, которое заставитъ насъ забывать о своихъ матеріаль-
ныхъ интересахъ и безкорыстно трудиться на пользу ближняго.
Надо прежде всего поставитъ ребенка въ необходимость
дѣйствовать для другихъ. Такимъ образомъ y него разовьются
активныя нравственныя чувства и активная нравственная
воля. Ребенокъ, какъ и всякій живой организмъ, стремится

жить, расходовать свою энергію, расширятъ поле своей дѣ-
ятельности. Воспользуйтесь этою живою потребностью къ дѣя-
тельности, направьте ее такимъ образомъ, чтобы въ резуль-
татъ дѣятельности ребенка получались какія-нибудь благо-
творныя послѣдствія для другихъ людей, которыя онъ даже
не имѣлъ въ виду, но которыя онъ случайно открываетъ въ
качествѣ слѣдствій, вытекающихъ изъ его дѣятельности, и
вотъ вамъ дана почва для развитія въ немъ чувства любви
къ ближнему. Какъ это прекрасно показываетъ Рибо въ
своей „Психологіи чувствованій", доброжелательное чувство
можетъ оченъ легко бытъ результатомъ случайности и со-
вершенъ не имѣть въ началѣ характера преднамѣренности.
Какимъ образомъ это происходитъ, лучше всего можетъ объяс-
нитъ приводимый имъ же примѣръ. „Человѣкъ",—говоритъ
юнъ, нечаянно выливаетъ воду на растеніе, 8асыхавшее около
его дома; на другой день онъ случайно замѣчаетъ, что оно
начинаетъ зеленѣть, уже намѣренно продѣлываетъ то же
•самое; это занимаетъ его чѣмъ дальше, тѣмъ больше, онъ на-
чинаетъ любитъ это растеніе, и ему уже было бы непріятно
его лишитъся. Вотъ явленіе оченъ обыкновенію, и съ ка-
ждымъ человѣкомъ случалось что-нибудь подобное; это при-
даетъ ему въ нашихъ глазахъ еще большую цѣну, такъ какъ
даетъ намъ возможность видѣть генезисъ занимающаго насъ
чувства во всей его простотѣ. A если это можетъ случиться
съ нимъ по отношенію къ растеній), то насколько легче пред-
положитъ такое же явленіе по отношенію къ человѣку!" 1).
Итакъ то, что было сначала непреднамѣренно и вытекало
изъ потребности дѣйствовать вообще, можетъ стать впо-
слѣдствіи сознательной потребностью дѣйствовать и рабо-
тать для блага другихъ. Начавшее такимъ образомъ раз-
виваться доброжелательное чувство къ другимъ людямъ при-
ведетъ въ дѣйствіе и интеллектуальныя силы ребенка, на-
правитъ его умственный интересъ на жизнь людей, ихъ ну-
жды, горести и стремленія, побудитъ его пріобрѣтать обо-
всемъ этомъ подробное и конкретное знаніе, что въ свою
очередь поведетъ къ еще большему расширенію и углубле-
1) Т. Рибо. Психологія чувствованій, стр. 318.

нію его альтруистическихъ чувствованій и его дѣятельности
направленной на благо другихъ людей. И такимъ образомъ,
мало-по-малу путемъ собственной, самостоятельной, свобод-
ной дѣятельности ребенка, все болѣе расширяющейся вмѣстѣ
съ ростомъ силъ въ немъ, создастся тотъ стойкій нравствен-
ный характеръ, который останется всегда твердымъ и непо-
колебимымъ, въ какую бы порочную среду ни пришлось
попасть ребенку впослѣдствіи, когда онъ станетъ взрослымъ
человѣкомъ. И вмѣстѣ съ тѣмъ этимъ же путемъ естествен-
ная симпатія къ людямъ разгорится въ его душѣ въ свѣт-
лое, яркое пламя нравственной любви къ человѣчеству, ко-
торое ровнымъ свѣтомъ будетъ горѣть въ теченіе всей его
жизни и которое безсильны будутъ загасить злыя метели и
свирѣпыя вьюги метущейся и неустроенной жизни человѣ-
чества.

Нужно ли обучать дѣтей нравственности?
Въ предыдущей статьѣ нами былъ сдѣланъ очеркъ тѣхъ
основныхъ задачъ, которыя слѣдуетъ ставитъ въ области
нравственнаго воспитанія. Но мы оставили въ ней не освѣщен-
нымъ одинъ вопросъ, который въ настоящее время пріобрѣтаетъ
особенное значеніе, это—вопросъ объ обученіи дѣтей нрав-
ственности. Нужно ли обучать дѣтей нравственности? Нужно
ли преподавать имъ ту или другую опредѣленную систему
морали? Составляетъ ли обученіе нравственности въ этомъ
смыслѣ одну изъ неотложныхъ задачъ нравственнаго воспи-
танія?— вотъ вопросы, настоятельно требующіе своего раз-
рѣшенія. За послѣднее время обнаруживается стремленіе
отвѣтить на эти вопросы въ положительномъ смыслѣ. На
Западѣ, напр., во Франціи, въ народныхъ школахъ даже
проходится цѣлый курсъ морали, въ Германіи составляются
цѣлыя настольныя руководства для родителей и воспитате-
лей въ видахъ обученія дѣтей нравственности, обученія, ко-
торое было бы независимо отъ тѣхъ или другихъ религіоз-
ныхъ догмъ или метафизическихъ предположеній. Какъ на
одно изъ такихъ руководствъ я могу, напр, указать на книгу
Дёринга „Handbuch der menschlich-naturlichen Sittenlehre fur
Eltern und Erzieher", подробное изложеніе которой въ свое
время было дано мною въ „Педагогическомъ Листкѣ" (1901
г., №№ 5, 6, 7, 8).
Вѣра въ мистику и сверхъестественное съ каждымъ днемъ
все болѣе и болѣе слабѣетъ, и скептицизмъ, который y боль-
шинства людей съ теченіемъ времени уноситъ эту вѣру, въ
большинствѣ случаевъ грозитъ поколебать въ нихъ и нрав-
ственныя убѣжденія, тѣсно связанныя въ обычной ходячей
программѣ воспитанія съ вѣрой въ сверхъестественное. Этотъ

фактъ, который констатируется при наблюденіи современной
общественной жизни, внушаетъ опасеніе за судьбу самой
нравственности. Отсюда получаютъ свое начало попытки га-
рантироватъ молодое поколѣніе отъ нравственной гибели пу-
темъ такого обученія его нравственности, которое не опира-
лось бы ни на какія мистическія и сверхъестественныя пред-
положенія, a было бы поставлено на свои собственныя ноги.
Но при этомъ совершаются двѣ крупныя ошибки. Во
первыхъ, преувеличивается значеніе обученія нравственно-
сти молодого поколѣнія въ дѣлѣ нравственнаго возрожденія
человѣчества. Совершенно упускается изъ виду, что при от-
сутствіи другихъ мѣръ, болѣе существенныхъ и важныхъ,
одинъ только путъ обученія нравственности едва ли приве-
детъ къ наибольшему подъему человѣчества въ нравствен-
номъ отношеніи. A во-вторыхъ, при обученіи нравственности
не столько имѣется въ виду содѣйствовать развитію въ дѣ-
тяхъ того, что можетъ быть названо нравственностью въ
истинномъ смыслѣ этого слова, сколько догматическимъ пу-
темъ внушить имъ извѣстныя правила ходячей нравствен-
ности, господствующей въ данномъ обществѣ. Такъ, что ка-
сается послѣдняго, то несостоятельность въ дѣлѣ нравствен-
наго воспитанія метода обученія дѣтей нравственности въ
смыслѣ сообщенія имъ тѣхъ или другихъ ортодоксальныхъ
взглядовъ ярче всего обнаруживается на примѣрѣ француз-
ской начальной школы. Л. Шейнисъ въ своей статьѣ „Бур-
жуазная мораль для дѣтскаго обихода", помѣщенной въ № 1
„Русскаго Богатства" за 1900 годъ, находитъ на основаніи
внимательнаго изученія офиціальныхъ программъ и инструк-
цій, касающихся преподаванія морали во французскихъ на-
чальныхъ школахъ, близкаго знакомства со всѣми сколько-
нибудь употребительными во французскихъ школахъ учеб-
никами по нравственности и личныхъ впечатлѣній, вынесен-
ныхъ имъ изъ посѣщенія этихъ школъ, „что преподаваніе
этики, какъ оно поставлено во французскихъ низшихъ
учебныхъ заведеніяхъ, не только не соотвѣтствуетъ здра-
вымъ воспитательнымъ цѣлямъ, но часто идетъ прямо въ
разрѣзъ съ ними (стр. 3). По мнѣнію Шейниса, юридическія
нормы и этическія формулы относительны, но представители

современной буржуазіи считаютъ такой взглядъ ересью и
склонны разрѣшать вопросы о добрѣ и злѣ съ прямолиней-
ностью, рѣзко разграничивая оба эти понятія китайскою стѣ-
ною предразсудковъ. Подобную-то буржуазно-прямолиней-
ную мораль преподноситъ своимъ воспитанникамъ француз-
ская начальная школа. Утрировка, представляющая отличи-
тельную черту этой „морали" безжалостно искажаетъ все
содержаніе этики. Такъ эта утрировка разумную любовь къ
родинѣ превращаетъ въ кичливое національное самохваль-
ство, въ драчливый націонализмъ и пошлый шовинизмъ. Въ
одномъ изъ учебниковъ, напр., доказывается, „что книжка
сберегательной кассы есть свидѣтельство о нравственности
и трудолюбіе (стр. 13). Но главнымъ зломъ этой морали яв-
ляется проводимый ею повсюду въ самой грубой формѣ прин-
ципъ утилитаризма. „Преміи и награды за хорошее поведеніе
съ одной стороны, боязнь жандарма и диспепсіи—съ другой—
вотъ краеугольные камни, на которыхъ зиждется все зданіе
буржуазной морали для дѣтей, преподносимой имъ во фран-
цузскихъ начальныхъ школахъ". „Этическій элементъ здѣсь
въ сущности играетъ третьестепенную роль, a на первомъ
планѣ стоитъ житейская мудрость, пресловутое savoir-faire и
savoir-vivre" (стр. 15).
Такимъ образомъ, французская школа даетъ намъ нагляд-
ный примѣръ, во что вырождается на практикѣ обученіе
дѣтей нравственности и какъ въ дѣйствительности это обуче-
ніе стоитъ далеко отъ истинной и настоящей нравственности.
При подобномъ обученіи нравственности достигаются резуль-
таты, прямо противоположные тѣмъ цѣлямъ, которыя имѣ-
лись или могутъ имѣться при этомъ въ виду. Но не только
при подобномъ, a и при всякомъ обученіи дѣтей морали,
задающемся цѣлью внѣдрить въ ихъ сознаніе тотъ иди дру-
гой опредѣленный кодексъ моральныхъ предписаній, полу-
чается то же самое, потому что по самой своей природѣ
нравственность есть нѣчто такое, чему нельзя обучать, но
что можетъ быть добыто и достигнуто только путемъ соб-
ственной самостоятельной творческой работы личности.
Никакой догматическій курсъ морали, какъ бы хорошо
онъ ни былъ составленъ и какъ бы убѣжденно онъ ни до-

называлъ ребенку необходимомъ поступать нравственно, не
можетъ еще самъ по себѣ направитъ волю ребенка на путъ
нравственной творческой дѣятельности, не можетъ, вообще
говоря, создать въ немъ нравственную волю. Нравственная
воля вырабатывается главнымъ образомъ не благодаря тому,
что ребенокъ прослушаетъ курсъ морали, доказывающій ему
необходимомъ рѣшиться сдѣлаться нравственнымъ человѣ-
комъ, она вырабатывается путемъ дѣятельности. Надо по-
мѣстить ребенка въ такія условія, чтобы ему приходилось
дѣйствовать нравственно, и это его скорѣе поставитъ на путъ
нравственности, чѣмъ какой бы то ни былъ курсъ морали,
прослушанный имъ. Подобный курсъ морали можетъ имѣть
только дополнительное значеніе въ системѣ тѣхъ мѣръ, ко-
торыя мы предпринимаемъ, чтобы вызвать и сдѣлать необ-
ходимымъ нравственное дѣйствіе со стороны ребенка. Самый
важный вопросъ въ дѣлѣ нравственнаго воспитанія это со-
здать такую обстановку, такую среду вокругъ ребенка, въ
которой его естественная потребность въ дѣятельности могла
бы быть затрачена на нравственныя цѣли цѣликомъ и безъ
остатка, которая совершенно исключала бы возможность на-
правитъ ее въ какую-либо другую сторону. Надо, чтобы
окружающая ребенка среда была такого рода, чтобы она
постоянно и систематически доставляла дѣтямъ матеріалъ и
открывала просторъ для ихъ нравственной дѣятельности.
Въ этомъ смыслѣ долженъ быть преобразованъ какъ строй
семейной жизни, такъ и строй школы. A строй семейной и
школьной жизни можетъ быть преобразованъ въ сколько-
нибудь значительной степени только тогда, когда преобра-
зуется и строй общественной жизни. И этими путями мы
наиболѣе дѣйствительнымъ образомъ спасемъ въ молодомъ
поколѣніи нравственность, чѣмъ путемъ обученія дѣтей въ
семьѣ или школѣ той или другой ортодоксальной системѣ
нравственныхъ воззрѣній.
Причины ненормальной постановки нравственнаго вос-
питанія въ настоящее время и тѣ плачевные результатъ!, къ
которымъ оно приводитъ, коренятся въ самомъ складѣ со-
временнаго общества, современныхъ общественныхъ формъ
и учрежденій. Современному обществу не нужны люди, пол -

ные энтузіазма н глубокой безграничной вѣры въ нравствен-
ный идеалъ, люди твердыхъ и стойкихъ самостоятельныхъ
нравственныхъ убѣжденій; такіе люди не находятъ въ немъ
себѣ поддержки, ихъ гонятъ, преслѣдуютъ, они часто исто-
щаютъ свои силы въ безплодной борьбѣ съ общественными
предразсудками и несправедливостями и прежде времени
гибнутъ. Современное общество не поддерживаетъ этихъ ве-
ликихъ творцовъ будущаго, въ которыхъ находятъ свое вы-
раженіе высшія творческія силы, свойственныя человѣку.
Ему нужны не столько люди, сколько автоматы, которые
каждый на своемъ мѣстѣ исполняли бы съ неуклонною точно-
стью машины наложенныя на нихъ извнѣ обязанности. Вотъ по-
чему и нравственное воспитаніе въ настоящее время осно-
вано на выработкѣ тѣхъ или иныхъ привычекъ и навыковъ,
на привитіи дѣтямъ путемъ наставленій и обученія ихъ
нравственности тѣхъ или другихъ привычныхъ взглядовъ,
соотвѣтствующихъ кодексу морали, господствующему въ со-
временномъ обществѣ, a не на развитіи въ нихъ творческихъ
силъ и способностей, вдохновляемыхъ безграничною вѣрою
въ нравственный идеалъ, созданный собственною самостоя-
тельною творческою мыслью.
Родители и воспитатели, стремящіеся путемъ наставленія
и уроковъ морали развитъ въ своихъ дѣтяхъ или воспитан-
никахъ безпредѣльную любовь къ нравственному идеалу,
хотя бы и понимаемому въ ихъ смыслѣ, часто не сознавая
того, впадаютъ въ самое поразительное и чудовищное лице-
мѣріе и противорѣчіе. Какую же любовь къ нравственному
идеалу могутъ развивать воспитатели и родители въ сво-
ихъ дѣтяхъ, если они сами охвачены глубокимъ равноду-
шіемъ къ нему, если они въ своей жизни и дѣятельности
являются не созидателями лучшаго, болѣе совершеннаго
порядка вещей, a тѣми колесиками громаднаго механизма,
которыя, пущенныя въ ходъ чужою рукою, имѣютъ своей
задачей поддерживать дѣятельность этого механизма въ не-
измѣненномъ видѣ. Такая любовь къ нравственному идеалу
разовьется въ будущемъ поколѣніи при томъ только условіи,
если повысится общій тонъ соціальной жизни, если измѣ-
нится ея колоритъ и содержаніе. Надо поэтому особенно

настаивать на необходимости для родителей и воспитателей
способствовать осуществленію этой послѣдней задачи, по-
тому что только этимъ путемъ сдѣлается возможной и осу-
ществимой и постановка иныхъ болѣе высокихъ цѣлей для
нравственнаго воспитанія, a не путемъ лицемѣрныхъ нрав-
ственныхъ наставленій въ семьѣ и не менѣе лицемѣрныхъ
уроковъ морали въ школѣ, причемъ почти никакихъ усилій
не прилагается къ тому, чтобы поднятъ строй и той, и другой
хотъ сколько-нибудь въ нравственномъ отношеніи.
Но допустимъ, что и въ семьѣ, и въ школѣ, и въ обще-
ственной жизни будетъ дѣлаться все, что только необхо-
димо, для поднятія какъ можно выше ихъ нравственнаго
уровня, спрашивается, допустимо ли и при этомъ предпо-
ложеніи обученіе дѣтей нравственности въ томъ смыслѣ, въ
какомъ берется это слово обычно, т.-е. въ смыслѣ привитія
дѣтямъ тѣхъ или другихъ опредѣленныхъ нравственныхъ
воззрѣній. Едва ли,—даже и при этомъ предположеніи, ролъ
воспитателей должна заключаться не столько въ сообщеніи
дѣтямъ тѣхъ или другихъ нравственныхъ воззрѣній и въ
стремленіи внѣдритъ въ ихъ сознаніе тотъ или другой нрав-
ственный идеалъ, сколько въ стремленіи доставитъ имъ воз-
можно болѣе полный и широкій матеріалъ, пользуясь кото-
рымъ они могли бы путемъ самостоятельнаго творчества
выработать свой собственный нравственный идеалъ.
Въ области морали надо стать на болѣе широкую объектив-
ную точку зрѣнія, независимую отъ тѣхъ или другихъ субъек-
тивныхъ взглядовъ воспитателя на нравственность. Такую
широкую объективную точку зрѣнія даетъ намъ принципъ
гармоніи цѣлей, въ качествѣ высшаго принципа нравствен-
ности. Этотъ высшій принципъ, какъ это показано было въ
предыдущихъ статьяхъ, сводится не къ чему иному, какъ
къ требованію, вытекающему изъ самой природы нашей
воли, стремиться къ установленію гармоніи между всѣми
цѣлями нашей жизни; при чемъ самая система цѣлей по-
степенно все болѣе и болѣе расширяется. Каждая цѣль, взя-
тая изолированно отъ другихъ цѣлей нашей жизни, не имѣ-
етъ нравственнаго значенія и пріобрѣтаетъ его только тогда,.
когда при ея постановкѣ принята во вниманіе вся сово-

купность жизненныхъ цѣлей. Выхваченная изъ цѣлаго и
внѣ гармонической связи съ нимъ, она лишена всякаго нрав-
ственнаго характера: каждая цѣль пріобрѣтаетъ нравствен-
ный или безнравственный характеръ въ зависимости отъ
того мѣста, которое она занимаетъ въ общей системѣ цѣлей.
Это объясняетъ намъ одновременно и измѣнчивый и посто-
янный характеръ нравственности: нравственность измѣняется
съ теченіемъ времени, она различна y различныхъ наро-
довъ, даже болѣе того—y различныхъ людей. Да иначе и
быть не можетъ: совокунность цѣлей, которыя преслѣдуются
въ данное время и данными людьми, различна отъ той со-
вокупности, которая преслѣдуется въ другое время и дру-
гими людьми, и эта совокупность непрерывно и постоянно
измѣняется.
Правда, среди этихъ цѣлей естъ нѣкоторыя, которыя не
утрачиваютъ своего значенія, но вмѣстѣ съ тѣмъ къ нимъ
присоединяются и новыя, a другія отпадаютъ совершенно.
Совокупность цѣлей подлежитъ непрестанному измѣненію и
различна отъ одной личности къ другой,—и въ этомъ заклю-
чается то, что нравственность содержитъ въ себѣ непостоян-
наго и измѣнчиваго. Но наряду съ этимъ остается и никогда
не прекращается основная задача нравственности: внести, на-
сколько возможно, гармонію въ этотъ постоянно колеблющійся
и волнующійся міръ цѣлей. Каждый разъ эта задача рѣшается
по-разному, то въ болѣе узкихъ, то въ болѣе широкихъ раз-
мѣрахъ, и эта задача остается вѣчной задачей какъ для от-
дѣльной личности, такъ и для всего человѣчества. Въ вѣч-
ности и постоянствѣ ея лежитъ абсолютный характеръ нрав-
ственности и ея непреходящее значеніе.
Вотъ та точка зрѣнія, съ которой должно бы было произ-
водиться доставленіе дѣтямъ необходимыхъ свѣдѣній въ
области нравственности.При этой точкѣ зрѣнія, ста-
вящей дѣло нравственности на такую широ-
кую н объективную почву, возможно было бы
избѣгнуть вліянія всякой иной предвзятой
точки зрѣнія, всякаго догматизма и субъек-
тивизма; при этой только точкѣ зрѣнія яв-
ляется полная возможность построитъ си-

стему нравственнаго воспитанія, опираясь
на самодѣятельность ребенка, на самостоя-
тельную творческую работу его въ областн
мысли и практической дѣятельности.
Принципъ гармоніи цѣлей ставитъ насъ въ областн
нравственности прямо на объективную почву: онъ требуетъ,
чтобы мы брали тѣ цѣли, которыя преслѣдуются людьми,
въ ихъ фактически данномъ разнообразіи. Онъ требуетъ
прежде всего подробнаго и детальнаго описанія этихъ цѣлей,
ихъ классификаціи, сравненія ихъ между собою, изслѣдова-
нія ихъ взаимной зависимости и относительной цѣнности.
Здѣсь мы исходимъ изъ областн фактовъ, a не тѣхъ или
другихъ произвольныхъ умозрительныхъ теорій объ этихъ
фактахъ. A изслѣдованіе историческаго развитія системы
цѣлей, какъ личной жизни, такъ и общественной, даетъ намъ
возможность намѣтить себѣ то направленіе, въ которомъ
расширяется или можетъ расширяться эта система цѣлей.
Такимъ образомъ, исходя изъ фактовъ, мы получаемъ воз-
можность построитъ идеалъ. Идеалъ здѣсь явится не ото-
рваннымъ отъ дѣйствительности, a прямо и непосредственно
выросшимъ изъ нея, не утопическимъ построеніемъ, создан-
нымъ произвольно фантазіею мыслителя, a необходимымъ
выводомъ изъ реальной природы человѣка и человѣческаго
общества и необходимыхъ законовъ ихъ развитія.
Датъ ясное пониманіе этой природы человѣ-
ческой личности, a также природы общест-
венной жизни, пониманіе законовъ развитія
какъ индивидуальной жизни, такъ и общест-
венной, значитъ датъ дѣтямъ тотъ существен-
ный матеріалъ, изъ котораго они будутъ въ
состояніи путемъ творческой работы мысли
построитъ свой нравственный идеалъ. Это будетъ
важнѣе, чѣмъ датъ имъ для изученія моральный катехизисъ и
прочесть соотвѣтствующій этому катехизису курсъ такъ назы-
ваемой морали. Въ области нравственности нѣтъ
мѣста катехизисамъ. Нравственномъ должна
бытъ творческимъ дѣломъ каждаго или про-
дуктомъ совмѣстной, но творческой работы,

иначе она утрачиваетъ характеръ нравствен-
ности, a нравственное воспитаніе становится
дрессировкой, какія бы благородныя н при-
влекательныя формы эта дрессировка ни при-
нимала. Дайте дѣтямъ въ руки моральный ка-
техизисъ, и неизбѣжно получится нѣкоторый
родъ нравственной дрессировки, хотя и въ
смягченной формѣ. Моральный катехизисъ
долженъ бытъ каждымъ ребенкомъ написанъ
самимъ для себя, a не составленъ воспитате-
лемъ по одному шаблону для всѣхъ дѣтей во-
обще, онъ долженъ бытъ плодомъ творческой
мысли самого ребенка. Катехизировать нрав-
ственномъ для всѣхъ значитъ ее разрушатъ;
можно катехизировать право, общественные обычаи, вообще
все то, что налагается извнѣ на человѣка, но нельзя ка-
техизировать нравственности, этого самаго
интимнѣйшаго дѣла нашей души, въ которомъ
должны быть вызваны къ дѣйствію всѣ высшія творческія
способности человѣка.
Только самостоятельная творческая мысль
подымаетъ насъ на высоту нравственности,
и высшая задача воспитателя — будитъ ее
въ ребенкѣ, a не давать ему шаблонныхъ
готовыхъ формъ, — только такимъ путемъ
онъ и достигнетъ выработки изъ ребенка
истинно-нравственнаго существа. Въ основу обу-
ченія дѣтей нравственности должно быть положено система-
тическое критическое изслѣдованіе цѣлей человѣческой жизни,
производимое самими дѣтьми, a не воспитателемъ за нихъ.
Воспитатель здѣсь долженъ дать дѣтямъ только возможно
большій фактическій матеріалъ для этой работы и напра-
влять незамѣтнымъ .образомъ для ребенка творческую работу
его мысли на правильный путь, при чемъ наиболѣе важный
и существенный матеріалъ долженъ быть черпаемъ изъ жизни
самихъ дѣтей, такъ чтобы теоретическое разрѣшеніе тѣхъ
или другихъ вопросовъ нравственности было всегда тѣсно
связано съ ихъ практическимъ примѣненіемъ въ жизни: та-

кимъ путемъ наряду съ расширеніемъ горизонта знанія въ
области нравственности y ребенка будетъ также развиваться
и крѣпнуть нравственная воля и нравственный характеръ.
Такимъ образомъ на поставленный нами въ началѣ этой
статьи вопросъ о томъ, должно ли обучать дѣтей нравствен-
ности и составляетъ ли подобное обученіе одну изъ задачъ
нравственнаго воспитанія, мы отвѣтимъ: обучать дѣтей нрав-
ственности въ смыслѣ преподаванія имъ той или другой
опредѣленной системы нравственности, того или другого ко-
декса морали ни въ какомъ случаѣ не. слѣдуетъ.
Обученіе нравственности должно состоятъ только въ до-
ставленіи дѣтямъ возможно болѣе богатаго и изобильнаго
матеріала для свободной творческой ихъ работы надъ этимъ
матеріаломъ въ цѣляхъ выработки самаго высокаго нрав-
ственнаго идеала, до котораго только можетъ подняться че-
ловѣческое творчество, если будетъ данъ полный просторъ
для его свободнаго обнаруженія.
Вмѣстѣ съ тѣмъ нами было указано на важное значеніе,
которое имѣетъ въ дѣлѣ нравственнаго воспитанія окружа-
ющія ребенка среда, и на то, что всякое какое бы то ни
было преподаваніе дѣтямъ нравственности можетъ быть
плодотворно только въ томъ случаѣ, если окружающая ре-
бенка среда такова, что она побуждаетъ ребенка дѣйствовать
нравственно въ возможно болѣе широкихъ размѣрахъ и даетъ
неисчерпаемый матеріалъ и прокторъ для его нравственной
дѣятельности. Обсужденію вопроса о значеніи среды, какъ
фактора нравственнаго воспитанія и посвящена слѣдую-
щая статья.

Среда какъ факторъ нравственнаго воспи-
танія 1).
„Вышелъ сѣятель сѣять сѣмя свое; и
когда онъ сѣялъ, иное упало при дорогѣ,
и было потоптано, и птицы небесныя по-
клевали его. A иное упало на каменъ и
взошедши засохло, потому что не имѣло
влаги. A иное упало между терніемъ, и
выросло терніе, и заглушило его. A иное
упало на добрую землю и взошедши при-
несло плодъ сторичный".
Евангеліе отъ Луки. Глава VIII, 5—8.
Какъ часто приходится слышатъ о дурныхъ въ нравствен-
номъ отношеніи дѣтяхъ y идеально хорошихъ и образцовыхъ
родителей, которые всю душу свою положили на воспитаніе
ихъ, не жалѣя для этого ни времени, ни труда, строго обду-
манно н систематически примѣняя къ нимъ разные цѣлесо-
образные пріемы и методы, рекомендуемые современной пе-
дагогикой. Враги всякаго систематическаго воспитанія обы-
кновенно съ торжествомъ указываютъ на подобнаго рода
факты и говорятъ: „Стоитъ ли тратитъ столько усилій для
того, чтобы получитъ такіе отрицательные результаты. Предо-
ставьте все самопроизволъному теченію жизни и, повѣрьте,
что въ итогѣ получится несравненно лучшее, чѣмъ если вы
будете вторгаться въ дѣло воспитанія съ самыми совершен-
ными и великолѣпными педагогическими планами. Чѣмъ
меньше мудрить, тѣмъ лучше, тѣмъ больше шансовъ раз-
*) Статья эта была напечатана въ № № 1, 2, 3, 4 и 5 — 6 журнала
„Образованіе" за 1900 годъ.

считывать на то, что изъ вашего воспитанника выйдетъ что-
нибудь путное"...
Враги всякихъ системъ воспитанія упускаютъ при этомъ
изъ виду только одно, что никто еще до сихъ поръ не про-
изводилъ сравнительной статистики результатовъ того или
другого образа дѣйствій въ области воспитанія, и если бы
такое сравненіе и было произведено, то, быть можетъ, оно
оказалось бы не въ пользу теоріи самопроизвольнаго воспи-
танія. Тогда бы и обнаружилось, какъ много нравственно-
испорченныхъ дѣтей создается именно этимъ путемъ абсо-
лютнаго невмѣшательства въ дѣло воспитанія, когда родите-
ли и воспитатели предоставляютъ дѣйствовать на ребенка
всякой случайной совокупности обстоятельствъ.
Фактъ, что y хорошихъ людей, озабоченнымъ участью
своихъ дѣтей, несмотря на рядъ примѣняемыхъ ими систе-
матическихъ мѣръ, рекомендуемыхъ современной педагогіей,
получаются подчасъ оченъ плачевные результатъ!, долженъ бы
наводитъ насъ на совершенно другія мысли. Бытъ можетъ,
тутъ виновато то обстоятельство, что плохо примѣняется са-
мая система. A можетъ быть, что еще болѣе вѣроятно, и
система воспитанія не совсѣмъ правильна, не считается со
всѣми факторами, имѣющими значеніе въ этомъ дѣлѣ, или,
во всякомъ случаѣ, не отводитъ имъ должнаго мѣста и, быть
можетъ, она почти совсѣмъ оставляетъ въ тѣни одинъ могу-
щественный факторъ, непринятіе въ разсчетъ котораго гро-
зитъ разрушитъ все тщательно воздвигаемое педагогомъ зданіе.
Да, такой могущественный факторъ дѣйствительно суще-
ствуетъ, это — соціальная среда, окружающая ребенка. Съ
этимъ факторомъ необходимо считаться; непринятіе его въ
расчетъ часто и дѣлаетъ столь сомнительными всѣ усилія
самыхъ лучшихъ и образцовыхъ воспитателей. Педагогику
ставятъ въ самую тѣсную связь съ психологіей. И это спра-
ведливо. Психологія составляетъ самую главную науку, ле-
жащую въ основѣ педагогики, такъ какъ послѣдняя суще-
ственнымъ образомъ представляетъ не что иное, какъ практи-
ческое примѣненіе тѣхъ законовъ душевнаго развитія, кото-
рые намъ открываетъ первая. Но одной ногой педагогика
соприкасается съ біологіей—ей приходится, напр., считаться

съ законами наслѣдственности и физіологическаго развитія,
которыя" намъ формулируетъ біологія, a другой—она сопри-
касается съ соціологіей, имѣющей дѣло съ общественной
средой и взаимодѣйствіемъ, которое существуетъ между этой
средой и индивидуумомъ. Педагогика, будучи существеннымъ
образомъ построена на психологіи, имѣетъ свою біологиче-
скую и соціологическую основу.
Только за послѣднее сравнительно недавнее время вы-
двигается вопросъ о вліяніи среды, какъ факторѣ нравствен-
наго воспитанія. Мы не хотимъ, впрочемъ, этимъ сказать,
чтобы и раньше упомянутый вопросъ не подвергался обсу-
жденію. Давно уже раздаются рѣчи о томъ, какъ среда заѣда-
етъ людей, какъ она губитъ и калѣчитъ молодыя созрѣваю-
щія силы, какъ вмѣсто того, чтобы направлять ихъ къ добру,
къ свѣту знанія, къ плодотворной работѣ на пользу своего
народа и человѣчества,—она дѣлаетъ изъ нихъ человѣконе-
навистниковъ, самыхъ твердыхъ столповъ и устоевъ „темнаго
царства" произвола, невѣжества и беззастѣнчивой эксплоата-
ціи одного человѣка другимъ. Но все это ограничивалось
только констатированіемъ фактовъ и анализомъ ихъ,—самый
же вопросъ о вліяніи среды на отдѣльную личность далеко
еще не былъ поставленъ на научную почву, Научная поста-
новка его только еще намѣчается; она становится съ каждымъ
днемъ все болѣе и болѣе возможной, благодаря тѣмъ успѣ-
хамъ, которые сдѣлали и продолжаютъ дѣлать психологія,
этика и соціальныя науки.
Этотъ вопросъ представляетъ особенно важное значеніе
для педагога, озабоченнаго тѣмъ, чтобы воспитать здоровое
въ нравственномъ отношеніи поколѣніе. Ему болѣе чѣмъ
кому бы то ни было необходимо разобраться здѣсь и уяснить
себѣ тотъ процессъ, какимъ среда, дѣйствующая на ребенка
непрерывно съ момента его рожденія и до зрѣлаго возраста,
вліяетъ на сформированіе послѣдняго въ нравственномъ от-
ношеніи. Быть можетъ, когда онъ въ достаточной мѣрѣ углу-
бится въ затрагиваемый нами вопросъ, онъ увидитъ и пой-
метъ, какъ много важныхъ обязанностей онъ упустилъ изъ
виду, обязанностей, которыя ложатся на него, какъ на воспи-
тателя будущихъ поколѣній, и которыя необходимо вытека-

ютъ изъ упомянутаго нами факта вліянія среды на нрав-
ственное развитіе человѣка.
Мы хотимъ здѣсь высказать нѣсколько соображеній по
этому поводу, но отнюдь не претендуемъ на исчерпывающее
освѣщеніе такого сложнаго вопроса,—для полнаго разрѣше-
нія котораго понадобится соединенный трудъ многихъ лицъ,
располагающихъ въ общей суммѣ громаднымъ запасомъ са-
мыхъ разностороннихъ знаній. Если наша работа послужитъ
толчкомъ къ подобной коллективной работѣ, если она побу-
дитъ высказаться тѣхъ, кто обладаетъ .болѣе полнымъ и со-
вершеннымъ знаніемъ, то лучше этого намъ не останется
ничего и желать.
I.
Важное значеніе внѣшнихъ впечатлѣній въ виду вліянія
оказываемаго ими на волю.
Каждое впечатлѣніе, оказываемое на насъ окружающей
средой, такъ или иначе, но необходимо отражается въ концѣ
концовъ и на нашей волѣ. Оно является не только тѣмъ
матеріаломъ, который ложится въ основу умственнаго разви-
тія, но и тѣмъ, который одновременно съ этимъ заклады-
ваетъ фундаментъ для всего послѣдующаго развитія нрав-
ственнаго. Такъ впечатлѣніе отъ предмета, обладающаго
способностью удовлетворятъ ту или другую нашу потребность,
даетъ толчокъ нашей волѣ въ направленіи къ обладанію
этимъ предметомъ. Этотъ толчокъ, конечно, можетъ бытъ па-
рализованъ другими одновременными впечатлѣніями и чув-
ствами и самъ по себѣ, какъ единичный, весьма возможно
что будетъ слабымъ. Но какъ бы слабъ онъ ни былъ, онъ
существуетъ, и волѣ такъ или иначе былъ данъ импульсъ къ
дѣйствію въ извѣстномъ направленіи. Предположите теноръ,
что здѣсь получается не одно, a много однородныхъ впе-
чатлѣній, дѣйствующихъ въ одномъ и томъ же направленіи.
Толчки, которые получаются отъ каждаго изъ нихъ для воли,
суммируются вмѣстѣ въ большую силу, и въ результатѣ мо-
жетъ явиться поступокъ, въ которомъ человѣкъ, совершив-
шій его, самъ потомъ будетъ раскаиватъся. Часто и взрослый

бываетъ не въ состояній предохрани*ь себя отъ подобнымъ
поступковъ, a что же можно требовать въ этихъ случаяхъ
отъ ребенка. Но взрослый имѣетъ то преимущество передъ
ребенкомъ, что воля его сложилась и приняла извѣстныя
устойчивыя направленія, которыя внѣшнимъ впечатлѣніямъ
часто оченъ трудно бываетъ опрокинутъ,—воля же ребенка,
напротивъ того, оченъ легко поддается вліянію этихъ внѣш-
нихъ впечатлѣній. Вотъ почему то, что для взрослаго схо-
дитъ почти безъ всякихъ послѣдствій, для ребенка является
безусловно гибельнымъ. „Если сильно вліяніе внѣшнихъ впе-
чатлѣній на взрослыхъ, говоритъ Эскиросъ, то какъ не-
сравненно оно сильнѣе. въ отношеніи дѣтей... Наши пороки
и наши добродѣтели вполнѣ реальны, и тѣ и другіе разви-
ваются подъ вліяніемъ тѣхъ предметовъ, которые непосред-
ственно дѣйствуютъ на нихъ. Напр., жадность до извѣстной
степени раздражается видомъ и запахомъ вкусныхъ кушань-
евъ, ревность пробуждается звукомъ сладкихъ рѣчей и ви-
домъ ласкъ, расточаемыхъ другимъ. Прежде всего слѣдуетъ
изучитъ ребенка, a потомъ изгнать духа-соблазнителя, т.-е.
матеріальныхъ агентовъ, которые, вліяя на его чувства,
вызываютъ дурныя желанія. „Не вводите насъ во искуше-
ніе!" сколько людей имѣютъ это право сказать своимъ воспи-
тателямъ* *).
Устраненіе дѣтской души отъ вреднаго вліянія тѣхъ или
другихъ впечатлѣній является безусловно необходимымъ, пока
она еще не сформировалась, пока не пріобрѣла твердыхъ и
хорошихъ навыковъ, пока не выработалась сознательная ра-
зумная воля. Это устраненіе отъ извѣстныхъ впечатлѣній
играетъ роль и въ послѣдующую жизнь ребенка, когда ха-
рактеръ его получитъ болѣе или менѣе опредѣленную физі-
ономію, и даже въ теченіе всей жизни каждаго человѣка, но
никогда оно не имѣетъ такого значенія, какъ именно для
перваго дѣтства.
Подобное устраненіе себя или другого отъ извѣстныхъ
впечатлѣній, скажутъ намъ, представляетъ искусственный
пріемъ; но вѣдь воспитаніе и есть не что иное, какъ искус-
1) Эскиросъ. Эмиль XIX столѣтія, стр. 67, 68.

ство. Воспитывая ребенка, мы не хотимъ, чтобы онъ под-
вергалъ вліянію всѣхъ сторонъ данной среды, въ которой
ему приходится жить. Мы знаемъ, что эта среда, съ заклю-
чающимися въ ней внушеніями, имѣемъ въ себѣ и дурныя
и хорошія стороны, толкаетъ нашу волю въ направленіи
нравственныхъ побужденій и въ направленіи, совершенно
противоположномъ имъ. Мы стараемся путемъ критическаго
анализа опредѣлить тѣ элементы среды, которые имѣютъ хо-
рошее вліяніе на волю, и затѣмъ насколько это возможно,
ставимъ ребенка подъ вліяніе этихъ. элементовъ. Отдѣлить
эти элементы фактически отъ дурныхъ сторонъ среды ча-
сто является совершенно невозможнымъ, и слѣдовательно,.
часто бываетъ невозможно избѣжать и вліянія этихъ по-
слѣднихъ на дѣтскую душу. Но во всякомъ случаѣ воспита-
тель долженъ дѣлать все возможное, чтобы создать условія
для наиболѣе плодотворнаго и прочнаго вліянія хорошихъ
сторонъ среды. Болѣе того, онъ долженъ дѣлать все возмож-
ное, чтобы оздоровить самую среду, чтобы свести ея дурныя
стороны къ минимуму, a если можно, то и совсѣмъ ихъ уни-
чтожитъ.
Всѣ эти соображенія достаточно ясно показываютъ та
важное значеніе, какое имѣетъ вопросъ о средѣ, какъ фа-
кторѣ нравственнаго воспитанія. Разсмотримъ же теперь бо-
лѣе подробно, въ чемъ выражается нравственно-воспитыва-
ющее вліяніе среды и что можетъ и должно быть сдѣлано*
въ смыслѣ болѣе благотворнаго значенія ея для подрастаю-
щихъ поколѣній.
II.
Что слѣдуетъ понимать подъ средою.
Мы собираемся говоритъ съ читателемъ о средѣ, какъ
факторѣ нравственнаго воспитанія, и вотъ первый вопросъ,
который въ насъ рождается, это — что мы должны подразу-
мѣвать подъ средою. Естественный отвѣтъ, самъ собою пред-
ставляющійся при этомъ, будетъ, повидимому, заключаться въ
слѣдующемъ: среда это—все то, что находится внѣ даннаго
индивидуума, что его окружаетъ, среди чего онъ живетъ. Въ

атомъ смыслѣ пришлось бы назвать средою весъ внѣшній
міръ, всю вселенную. И это въ извѣстной мѣрѣ будетъ спра-
ведливо. Но мы хотимъ здѣсь взятъ понятіе среды не въ
этомъ широкомъ, a въ болѣе узкомъ смыслѣ.
Въ этомъ смыслѣ подъ средою слѣдуетъ понимать не все
то, что находится внѣ даннаго индивидуума, a только то, что
такъ или иначе, прямо или косвенно, на него воздѣйствуетъ.
Для каждаго существуетъ своя среда, которая оказываетъ на
него вліяніе, и тамъ, гдѣ кончается внѣшнее воздѣйствіе,
тамъ даны и предѣлы среды, окружающей индивидуума. Возь-
мите двухъ людей, совершенно одинаковыхъ во всѣхъ отно-
шеніяхъ и живущихъ въ одномъ и томъ же мѣстѣ, слѣдова-
тельно, окруженныхъ одними и тѣми же предметами, но
одинъ изъ нихъ слѣпой, a другой обладаетъ нормальнымъ
зрѣніемъ,—очевидно, что для каждаго изъ нихъ будетъ су-
ществовать и совершенно различная среда. Такимъ образомъ,
въ этомъ значеніи среда естъ совокупность всѣхъ тѣхъ ма-
теріальныхъ или психическихъ факторовъ, которые вліяютъ
на жизнь данной личности. Все, что на нее не оказыва-
етъ никакого вліянія, — все это и не является составнымъ
элементомъ среды, ее окружающей. Описать среду, въ ко-
торой живетъ данная личность, значитъ перечислить въ
систематическомъ порядкѣ всѣ тѣ внѣшніе факторы, ко-
торые опредѣляютъ ея жизнь, ея существованіе и физиче-
ское и духовное развитіе, Но, приступая къ подобному опи-
санію, мы скоро убѣждаемся, что далеко не всѣ факторы
являются равноцѣнными по своему вліянію—одни имѣютъ для
жизни данной личности большее значеніе, другіе —меньшее,
a третьи играютъ и совсѣмъ ничтожную роль. И переходъ
отъ факторовъ перваго порядка къ послѣднимъ является со-
вершенно неуловимымъ. Кромѣ того, одинъ и тотъ же факторъ
можетъ имѣть совершенно различное значеніе, смотря по
тому, въ связи съ какою стороною существованія личности мы
его разсматриваемъ. Такъ, напримѣръ, онъ можетъ являться
оченъ важнымъ для физическаго развитія личности и не
имѣть почти никакого значенія въ смыслѣ ея нравственнаго
совершенствованія.
Въ настоящей статьѣ насъ занимаетъ вопросъ не о влі-

яніи среды вообще, но о вліяніи среды, насколько ею обу-
словливаетъ прогрессъ личности въ нравственномъ отноше-
ніи. Мы не будемъ поэтому здѣсь касаться и того вліянія,
какое среда оказываетъ на физическое, умственное или эмо-
ціональное развитіе человѣка, a сосредоточимъ свое вниманіе
исключительно только на тѣхъ составныхъ элементахъ среды,
которые стоятъ въ той или другой причинной зависимости съ
выработкой въ человѣкѣ нравственныхъ стремленій. Всѣ;
остальныя стороны развитія личности и среда въ своемъ воз-
дѣйствіи на послѣднія могутъ быть приняты нами въ ра-
счетъ только въ той мѣрѣ, въ какой они стоятъ въ связи съ
развитіемъ нравственнымъ.
Но прежде, чѣмъ идти дальше въ своемъ изслѣдованіи,
мы должны постараться по возможности точно и ясно опре-
дѣлить сущность и характеръ нравственнаго развитія. Вы-
ясненіе этого вопроса дастъ намъ возможность вмѣстѣ съ
тѣмъ уяснить себѣ и тѣ составные элементы среды, которые
имѣютъ особенно важное значеніе въ дѣлѣ нравственнаго
воспитанія.
III.
Характеристика процесса нравственнаго развитія
личности.
Нравственное развитіе отдѣльной личности естъ фактъ
очень сложный, потому что онъ охватываетъ собою не одну
только какую-нибудь сторону душевной жизни личности, a всѣ
стороны ея. Хотя нравственность и является главнымъ обра-
зомъ выраженіемъ того или иного направленія воли, тѣмъ
не менѣе она самымъ тѣснымъ образомъ связана и съ интел-
лектуальными процессами и съ душевными волненіями или
чувствами. Воспитаніе въ ребенкѣ или вообще въ человѣкѣ
нравственной воли предполагаетъ въ немъ съ одной стороны
выработку и усвоеніе извѣстнаго круга нравственныхъ идей,
съ другой—культивировку нравственныхъ чувствъ или эмоцій.
Совокупность всѣхъ нравственныхъ понятій данной лич-
ности образуетъ то, что можетъ быть названо ея нравствен-
нымъ идеаломъ. Этотъ нравственный идеалъ или идею о

преображенной, улучшенной жизни личность противополагаетъ
дѣйствительной, реальной жизни и стремится видоизмѣнить
послѣднюю сообразно съ первымъ. Нравственныя идеалъ все-
гда есть идеалъ жизни, только жизни болѣе полной, жизни
лучшей, болѣе свѣтлой, находящейся на болѣе высокой сту-
пени развитія. Являясь однимъ изъ факторовъ преобразова-
нія жизни, онъ подобно остальнымъ элементамъ ея, тоже
подлежитъ безпрестанному и непрерывному развитію, соот-
вѣтственно съ ростомъ и расширеніемъ жизненнаго опыта
человѣка и пониманія имъ законовъ развитія общечеловѣче-
ской и общеміровой жизни.
Жизнь развивается независимо отъ воли и желанія чело-
вѣка—таковъ естественный законъ, который намъ формули-
руетъ современная наука. Â человѣкъ, какъ нравственное
существо, стремится продолжить эту работу природы, онъ
вноситъ въ нее мысль и свѣтъ, изъ безсознательнаго твор-
чества стихійныхъ силъ онъ стремится сдѣлать ее сознатель-
нымъ творческимъ дѣломъ отдѣльной личности или болѣе
или менѣе широкой группы гармонически соединенныхъ
между собою людей. Онъ начинаетъ только систематичёски
и сознательно, a потому съ большимъ успѣхомъ, преслѣдо-
вать то, что природа достигала до сихъ поръ безсознательно
и стихійно и, слѣдовательно, съ громадной и непроизводи-
тельной растратой силъ, которыя при другихъ условіяхъ могли
бы быть утилизированы для прогресса жизни. Развитіе жизни
какъ оно до сихъ поръ идетъ въ природѣ, прерывается часто
шагами назадъ и покупается слишкомъ дорогою цѣною ги-
бели многихъ живыхъ существъ въ борьбѣ за существованіе,
въ которой выживаютъ только наиболѣе сильные, наиболѣе
приспособленные къ той средѣ, гдѣ имъ приходится жить и
развиваться. Человѣкъ, какъ нравственное существо, стре-
мится сдѣлать это развитіе жизни всеобщимъ, распространя-
ющимся на всѣ существа и прежде всего на всѣхъ людей,
не терпящимъ никакихъ исключеній, касающимся всѣхъ сто-
ронъ жизни и покупаемымъ не цѣною борьбы за существо-
ваніе и выживанія наиболѣе приспособленныхъ, a цѣною
сознательной солидарной коллективной дѣятельности и под-
держки всего слабаго и менѣе одареннаго въ борьбѣ за жизнь.

„Чтобъ одного возвеличить, борьба
Тысячи слабыхъ уноситъ—
Даромъ ничто не дается:—судьба
Жертвъ искупительныхъ проситъ"...!)
Такъ рисуетъ намъ ноетъ слѣпой естественный законъ
природы, законъ безумной расточительности, растраты силъ.
Человѣкъ стремится замѣнить этотъ законъ болѣе высокимъ,
сознательнымъ, нравственнымъ закономъ разумной экономіи
силъ, недопускающимъ, чтобы хотя одна жизнь, какъ бы слаба
и ничтожна она ни была, пропадала безплодно для всеобщаго
прогресса.
Такимъ образомъ, сознательное, разумное содѣйствіе все-
общему и систематическому развитію жизни въ мірѣ, увели-
ченію ея общей суммы, напряженности, полноты и совер-
шенства—составляетъ сущность и содержаніе нравственнаго
идеала. Нравственный идеалъ прежде всего требуетъ, чтобы
личность перестала противополагать себя міру, перестала
смотрѣть на міръ, какъ на нѣчто ей враждебное, находящіеся
съ ней въ антагонизмѣ, чтобы, напротивъ того, она научи-
лась разсматривать міръ, какъ одно изъ условій своего су-
ществованія и полнаго развитія, и научилась бы равнымъ
образомъ смотрѣть на себя, какъ на одно изъ условій суще-
ствованія и развитія самого міра. Только въ той мѣрѣ, въ
какой индивидуальная личность признаетъ и сознательно во-
площаетъ въ своихъ поступкахъ эту идею цѣльности и гар-
моніи между собою и міромъ, только въ той мѣрѣ она и
является истинно-нравственнымъ существомъ. Безнравствен-
нымъ съ этой точки зрѣнія будетъ тотъ, кто сознательно, и
теоретически и практически, противополагаетъ міръ своей лич-
ности и смотритъ на него, какъ на нѣчто себѣ чуждое, какъ
на нѣчто, съ чѣмъ надо бороться и враждовать. Чѣмъ больше
гармонія, которая существуетъ между личностью и міромъ,
тѣмъ больше личность приближается къ типу нравственныхъ
существъ.
Но степень достигнутой гармоніи зависитъ отъ той сту-
пени развитія, на которой находится данная индивидуальная
!) Н. Некрасовъ. Стихотворенія.

личность, a также и отъ общихъ условій развитія міра,
какъ цѣлаго, вообще. Развитіе міровой жизни, какъ намъ
приходится наблюдать его въ настоящее время, далеко еще
не достигло той ступени, когда можно было бы надѣяться
хотя въ отдаленной степени на установленіе полной гармо-
ніи между индивидуумомъ и всѣмъ міромъ: все, о чемъ по-
зволительно мечтать въ предѣлахъ нашего опыта, это—объ
установленіи гармоніи между индивидуальной личностью и
той частью міра, которая называется человѣчествомъ. Слѣ-
довательно, становясь на чисто практическую точку зрѣнія,
т.-е. имѣя въ виду ближайшую достижимую цѣль, мы мо-
жемъ сказать, что задача истинно нравственнаго существа
въ настоящее время заключается въ установленіи возможно
полной гармоніи.между нимъ п человѣчествомъ, въ болѣе
или менѣе совершенномъ объединеніи себя съ человѣче-
ствомъ въ одно цѣлое. Если работа мысли индивидуальной
личности, если переживаемыя ею чувства, если совершае-
мые ею поступки, вообще вся ея жизнь находится въ наи-
болѣе полной гармоніи съ развивающійся жизнью всего
человѣчества, то эта личность тѣмъ самымъ достигаетъ выс-
шей возможной для даннаго времени ступени нравствен-
ности. Но гармонія между личностью и человѣчествомъ бу-
детъ только въ томъ случаѣ, если личность своимъ суще-
ствованіемъ и всею своею жизнью будетъ способствовать
подъему жизни въ суммѣ, интенсивности и цѣнности во
всемъ человѣчествѣ, если, однимъ словомъ, она станетъ
однимъ изъ условій прогрессивнаго и всесторонняго развитія
всего человѣческаго рода.
Итакъ, если въ настоящее время индивидуальная лич-
ность и не можетъ сказать, что она съ міромъ составляетъ
одно гармоническое цѣлое, то она можетъ и должна во вся-
комъ случаѣ стремиться къ тому, чтобы составитъ подобное
гармоническое цѣлое со всѣмъ человѣчествомъ, должна про-
никнутыя этой великой идеей и стараться осуществить ее
въ той мѣрѣ, въ какой возможно. Свѣтлый образъ объеди-
неннаго и гармонически связаннаго внутри себя человѣ-
чества, нераздѣльной частью котораго каждая личность яв-
ляется, долженъ быть для нея путеводной звѣздой; въ об-

щей работѣ со всѣмъ человѣчествомъ и для всего человѣ-
чества личность, насколько она дѣйствительно стремится
стать нравственной личностью, должна видѣть высшій смыслъ
и значеніе своей жизни.
Такимъ образомъ мы пришли къ идеѣ работы лич-
ности для всего человѣчества, къ идеѣ, являю-
щейся практически въ данное время высшимъ нравствен-
нымъ идеаломъ. Идеалъ содѣйствія личности развитію все-
общей міровой жизни; или работы личности для всего міра,
можетъ быть осуществленъ только тогда, когда все человѣ-
чество дѣйствительно станетъ солидарнымъ цѣлымъ, когда
внутри его прекратится всякая борьба человѣка съ человѣ-
комъ, какія бы утонченныя и скрытыя формы она ни при-
нимала—когда человѣчество образуетъ одну всеобщую ко-
операцію всѣхъ людей для всеобщаго взаимнаго развитія.
Тогда объединенное человѣчество, достигнувъ гармоніи внутри
себя, можетъ поставить своей задачей — установленіе гармо-
ніи въ мірѣ, a пока міровая гармонія есть не болѣе какъ
только свѣтлая поэтическая греза, продуктъ религіознаго
или метафизическаго творчества. Мы оставимъ ее поэтому
въ сторонѣ и обратимся къ анализу идеи работы личности
для всего человѣчества. Посмотримъ, какія частныя произ-
водныя идеи могутъ быть выведены изъ этой общей и ос-
новной.
Прежде всего мы должны отмѣтить слѣдующее: работа
личности для всего человѣчества только тогда дѣйствительно
имѣетъ нравственный характеръ, когда она совершается со-
знательно и свободно, по естественному побужденію лич-
ности, a не въ силу какого бы то ни было явнаго или скры-
таго принужденія. Только сознательная и свободная, но
отнюдь не механическая и принудительная работа личности
для человѣчества можетъ быть высшимъ нравственнымъ иде-
аломъ. Въ самомъ дѣлѣ, не трудно показать, что только въ
этомъ случаѣ жизнь и дѣятельность отдѣльной личности мо-
гутъ имѣть наиболѣе плодотворное значеніе для всего чело-
вѣчества, могутъ въ наибольшей степени способствовать
приближенію того времени, когда все человѣчество станетъ
дѣйствительно однимъ гармоническимъ цѣлымъ, однимъ со-

лидарнымъ союзомъ всѣхъ людей между собою. Вѣдь выс-
шая солидарность и высшая гармонія, къ которой стремится
въ конечномъ предѣлѣ все человѣчество, заключается въ
сознательномъ соединеніи свободныхъ и независимыхъ лич-
ностей, но отнюдь не естъ солидарность рабовъ, какія бы
утонченныя формы это рабство ни принимало. Только
подобнаго рода солидарность, т.-е. солидарность, основанная
на сознательномъ н свободномъ стремленіи къ соединенію
другъ съ другомъ связанныхъ между собою существъ, отли-
чается прочностью и устойчивостью. Солидарность же и
гармонія, въ основѣ которыхъ лежитъ та или другая форма
явнаго или скрытаго принужденія, представляютъ только
внѣшнюю гармонію, обусловленную тѣмъ или инымъ сча-
стливымъ стеченіемъ обстоятельствъ, и потому имѣютъ только
временный и случайный характеръ. Прекращается это слу-
чайное сцѣпленіе обстоятельствъ, и цѣлое, связанное только
чисто внѣшнимъ, принудительнымъ и механическимъ обра-
зомъ, естественно, само собою распадается на свои состав-
ныя части.
Такимъ образомъ мы неизбѣжно приходимъ къ идеѣ сво-
бодной и независимой личности, развитіе жизни которой
ничѣмъ не стѣсняется, которая можетъ безпрепятственно
развивать всѣ свои силы и способности, можетъ расширятъ
свою активность во всѣ стороны и во всѣхъ направленіяхъ
и безъ конца увеличивать сферу ея приложенія. Чѣмъ лич-
ность свободнѣе отъ какихъ бы то ни было цѣпей, тѣмъ
большее она значеніе получаетъ для развитія и подъема
жизни во всемъ человѣчествѣ, для укрѣпленія и расширенія
среди него солидарности и гармоніи. „Какъ біологически,
такъ и соціологически", говоритъ Гефдингъ, „свобода является
имѣющимъ большое значеніе средствомъ прогресса" 1).
Но чѣмъ личность свободнѣе, чѣмъ болѣе она имѣетъ
возможности сознательно и цѣлесообразно развивать всѣ свои
силы, дарованія и способности, тѣмъ болѣе она вмѣстѣ съ
тѣмъ имѣетъ и возможности становиться совершенной лич-
1) Г. Гефдингъ. Ученіе о принципахъ нравственности (публич-
ныя лекція, читанныя въ цюрихскомъ университетѣ), стр. 45.

ностью. Отъ идеи о свободной личности мы неизбѣжно при-
ходимъ къ идеѣ о совершенной личности. Только совершен-
ный человѣкъ, всѣ силы и способности котораго достигли
максимума возможнаго развитія, можетъ стать и наиболѣе
совершеннымъ работникомъ въ дѣлѣ развитія солидарности
среди человѣчества, можетъ въ наибольшей степени способ-
ствовать совершенствованію всего человѣчества, обращенію
его въ одну всеобщую кооперацію всѣхъ людей для все-
общаго взаимнаго развитія, въ одно гармоническое, совер-
шеніе общество.
Совершенное общество и совершенный человѣкъ въ не-
расторжимой, органической связи другъ съ другомъ—соста-
вляютъ нравственный идеалъ, выраженный въ его наиболѣе
развитой формѣ, a высшее этическое предписаніе сводится
въ концѣ концовъ къ слѣдующему: стремись стать наиболѣе
совершенною во всѣхъ отношеніяхъ личностью, чтобы имѣть
возможность въ наибольшей степени содѣйствовать осуще-
ствленію идеи совершеннаго человѣчества, совершеннаго
общества. „Ты—часть великаго цѣлаго, называемаго человѣ-
чествомъ", какъ бы говоритъ этическій идеалъ отдѣльной
личности, „и высшій смыслъ твоей жизни, твоего развитія,
твоего совершенствованія — въ наиболѣе плодотворной и
успѣшной дѣятельности для этого цѣлаго, въ работѣ надъ
тѣмъ, чтобы оно становилось лучше, выше и совершеннѣе,
какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи,
чтобы оно воплощало въ своихъ общественныхъ учрежде-
ніяхъ и въ формахъ своихъ общественныхъ отношеній
больше правды и справедливости. Развивай себя, свои силы
и способности для этой работы и при помощи этой работы;
пусть ни одно твое дарованіе, какъ бы ничтожно оно ни
было, не останется для нея неиспользованнымъ!., въ ней
высшій цвѣтъ и благоуханіе твоей жизни, безъ нея она за-
сохнетъ, завянетъ, умалится и будетъ лишена всякаго смысла
и значенія. Только сливъ себя съ человѣчествомъ, только
сдѣлавъ его дѣло своимъ дѣломъ, дѣломъ всей своей жизни,
ты и самъ, какъ личность, можетъ достигнутъ наибольшей
возможной для тебя полноты развитія и совершенства; внѣ
же человѣчества, отдѣльно отъ него, ты такъ же лишенъ

смысла и значенія, какъ растеніе—безъ земли, воды и воз-
духа. Человѣчество — это почва, на которой ты выросъ,
благодаря которой ты развился и можетъ продолжатъ раз-
виваться все далѣе и далѣе; человѣчество—это тотъ воздухъ,
которымъ ты дышитъ и безъ котораго духовно ты застылъ
бы и замеръ навѣки... Твой безкорыстный, самоотверженный
трудъ для человѣчества можетъ только въ слабой ничтожной
степени отплатитъ человѣчеству за то, чѣмъ ты ему обязанъ,
и только при помощи этого труда твоя жизнь и твоя лич-
ность могутъ пріобрѣсти нравственную цѣнность и стать со-
вершенными"...
Таковы въ общихъ чертахъ основныя нравственныя идеи,
до выработки которыхъ лучшая частъ человѣчества достигла
въ настоящее время.
Но нравственныхъ идей однѣхъ еще недостаточно для
того, чтобы поставитъ человѣка на путъ нравственной дѣя-
тельности. Это доказывается существующимъ случаями „нрав-
ственной безчувственности", извѣстной подъ именами нрав-
ственнаго сумасшествія, импульсивнаго сумасшествія, инстинк-
тивной мономаніи и др. Въ большинствѣ случаевъ подобнаго
рода субъекты, пораженные этимъ недостаткомъ, „оченъ хо-
рошо знаютъ правила морали, имѣютъ отвлеченное
понятіе о добрѣ, злѣ и долгѣ, привитое имъ воспитаніемъ*,
но „все это не имѣетъ на ихъ доведеніе никакого вліянія.
У нихъ естъ нравственныя понятія, но нѣтъ нравственныхъ
чувствованій, т.-е. предрасположенія къ извѣстному образу
дѣйствія и чувствованія" 1). Нравственный идеалъ для того,
чтобы быть двигательной силой въ жизни человѣка, долженъ
быть не только продуманъ, но и прочувствованъ, долженъ
сводиться не только къ совокупности тѣхъ или другихъ идей,
но долженъ опираться также на тѣ или другія нравственныя
чувства или эмоціи. Нравственный идеалъ, не одушевленный
и не поддерживаемый нравственными чувствами, естъ мерт-
вая сила и не можетъ имѣть плодотворнаго значенія.
Каковы же тѣ нравственныя чувствованія, которыя долж-
ны быть культивируемы для того, чтобы нравственныя идеи
*) Т. Рибо. Психологія чувствованій, стр. 324.

могли дѣйствительно стать руководящими началами въ нашей
жизни. Мы говоримъ нравственныя чувствованія, a не нрав-
ственное чувство, потому что, какъ это совершенно вѣрно
замѣчаетъ Рибо, „нравственная эмоція очень сложна", это—
не простой актъ, a сумма стремленій, и подобно всѣмъ дру-
гимъ элементамъ психической жизни она подлежитъ развитію
и совершенствованію или разложеніи) и упадку. Какъ всякое
сложное чувство, нравственная эмоція не можетъ быть оди-
наковой y всѣхъ людей и на всѣхъ ступеняхъ развитія обще-
ственности *). Въ нашу задачу не входитъ здѣсь подробное
изложеніе генезиса нравственной эмоціи и всѣхъ постоян-
ныхъ и проходящихъ элементовъ, которые она могла или
можетъ заключать въ себѣ. Мы остановимся только на
тѣхъ нравственныхъ чувствованіяхъ, какія предполагаетъ
обрисованный нами высшій этическій идеалъ, до выработки
котораго достигла наиболѣе развитая частъ человѣчества въ
настоящее время.
Ставя своею высшею задачею содействіе развитію жизни
и подъему ея въ своей цѣнности y всѣхъ живыхъ существъ,
способныхъ къ подобному развитію, взятыхъ ли каждое въ
отдѣльности или въ своихъ соціальныхъ сочетаніяхъ другъ
съ другомъ, — высшій нравственный идеалъ предполагаетъ
прежде всего безграничную любовь къ жизни, гдѣ бы и какъ
бы она ни проявлялась, или, вѣрнѣе, къ развитію жизни
къ ея подъему въ своей интенсивности, широтѣ и цѣльно-
сти. Любитъ жизнь во всѣхъ ея обнаруженіяхъ, гдѣ она
намъ является, какъ развитіе, какъ поднятіе съ низшей сту-
пени на высшую, какъ свободная активность, какъ неутоми-
мая дѣятельность, ведущая личность все впередъ и впередъ,
какъ все возрастающая въ своей широтѣ гармонія, какъ
объединеніе и солидарность, захватывающія все болѣе ши-
рокій кругъ существъ и сливающія ихъ со все большаго
числа сторонъ,—вотъ общее основное чувство, которое со-
ставляетъ подкладку этическаго идеала.
Въ своей самой высшей формѣ, которую мы только мо-
жемъ себѣ представитъ, это чувство охватываетъ собою раз-
*) Т. Рибо. Психологія чувствованій, стр. 324, 325.

вивающуюся жизнь всего міра, взятаго, какъ цѣлое, и такимъ
образомъ въ конечномъ своемъ предѣлѣ является не чѣмъ
инымъ, какъ „любовью къ міру", другими словами, тѣмъ
чувствомъ, въ которомъ личность духовно сливается со всѣмъ
ліромъ въ одно гармоническое цѣлое. Но достигнетъ ли ко-
гда-нибудь любовь къ жизни этой предѣльной своей формы,
наступитъ ли когда-нибудь такое время, когда личность дѣй-
ствительно будетъ въ состояніи составитъ со всѣмъ міромъ
одно гармоническое цѣлое,—этого мы сказать не можемъ.
Быть можетъ, это—тотъ предѣлъ, къ которому развитіе бу-
детъ безконечно приближаться все болѣе и болѣе, никогда
однако его не достигая вполнѣ. Во всякомъ случаѣ можно
сказать только одно, что до тѣхъ поръ, пока закономъ мі-
ровой жизни будетъ являться антагонизмъ силъ и интере-
совъ и борьба за существованіе во всѣхъ ея видахъ, до
тѣхъ поръ и любовь къ жизни не будетъ въ состояніи при-
нятъ такого широкаго характера. Чтобы она могла охватитъ
собою весъ міръ, для этого надо, чтобы этотъ нестройный и
хаотическій міръ отъ антагонизма и борьбы силъ перешелъ
къ ихъ коопераціи и гармоніи, чтобы все, что мы только
находимъ въ мірѣ, способствовало великой цѣли всеобщаго
развитія жизни. Но міровую гармонію отдѣльный, изолиро-
ванный человѣкъ безсиленъ осуществилъ; если она когда-
нибудь и станетъ дѣйствительнымъ фактомъ, то это можетъ
быть во всякомъ случаѣ только дѣломъ всего объединеннаго
человѣчества, планомѣрныя, систематическія усилія котораго
только и въ состояніи создать что-нибудь дѣйствительно ве-
ликое. На пути къ осуществленію міровой гармоніи, соста-
вляющій скорѣе метафизическую грезу, предстоитъ пройти
еще одни ворота: прежде всего должна быть достигнута и
осуществлена гармонія среди человѣчества, прежде всего изъ
ого жизни должны быть устранены всякіе слѣды конкурен-
ціи и борьбы за существованіе и человѣчество объединено
въ одну всеобщую кооперацію сознательныхъ, самобытныхъ
и свободныхъ личностей. Раныше, слѣдовательно, чѣмъ лю-
бовь къ жизни приметъ такой широкій и всеобъемлющій
характеръ, что станетъ любовью къ міру, она должна въ
своемъ развитіи принятъ еще другую менѣе широкую, ча-

стную и переходную форму, она должна стать любовью къ
человѣчеству, къ всестороннему и полному развитію обще-
человѣческой жизни. Любовь къ человѣчеству—вотъ та фор-
ма любви къ жизни, которую надо культивировать въ на-
стоящіе время, вотъ то чувство, которое должно составитъ
опорную точку для реализаціи высшаго нравственнаго идеала
въ томъ видѣ, какъ онъ очерченъ былъ нами выше.
Но тутъ передъ нами возникаетъ слѣдующій важный во-
просъ, на который мы уже натолкнулись, говоря о любви
къ міру. Мы видѣли тамъ, что любовь къ міру не можетъ
возникнутъ и развиться до тѣхъ поръ, пока міръ предста-
вляетъ нѣчто нестройное, хаотическое, пока закономъ его жиз-
ни является антагонизмъ силъ и борьба за существованіе
во всѣхъ ея видахъ. Подобно этому можно было бы спро-
ситъ: какъ можно любитъ все человѣчество, когда человѣче-
ство распадается на рядъ отдѣльныхъ личностей, далеко еще
не связанныхъ между собою въ одно стройное солидарное цѣ-
лое? Вѣдь только тогда, когда человѣчество дѣйствительно бу-
детъ представлять одинъ всеобщій союзъ всѣхъ людей, одно
гармоническое цѣлое, только тогда оно и можетъ стать реаль-
нымъ объектомъ человѣческой любви. A пока предметомъ этой
любви могутъ бытъ только отдѣльныя личности или небольшія
группы людей. Все это вѣрно и тѣмъ не менѣе уже и въ на-
стоящее время можетъ и должна бытъ культивируема любовъ
къ человѣчеству, ибо она составляетъ истинную основу этиче-
скаго идеала. Допустимъ, что въ настоящее время, при совре-
менныхъ условіяхъ жизни, наша любовь можетъ имѣть своимъ
предметомъ только отдѣльныхъ людей или только небольшія
группы ихъ, но вѣдь ничто же намъ не мѣшаетъ любитъ
и отдѣльную личность и группу такихъ личностей прежде
всего и главнымъ образомъ какъ представителей будущаго
солидарнаго человѣчества, какъ защитниковъ его интересовъ,
какъ работниковъ, подготовляющихъ почву и создающихъ
условія для осуществленія великой идеи всеобщаго братства
всѣхъ людей и всѣхъ народовъ. Въ этомъ смыслѣ въ ка-
ждомъ отдѣльномъ человѣкѣ можно и должно любитъ все че-
ловѣчество. Любовь къ отдѣльной личности, пріобрѣтшая
такой широкій характеръ, есть то, что можетъ быть названо

нравственныя любовью. Такимъ образомъ, нравствен-
ная любовь естъ та конкретная форма, которую принимаетъ
общая, неопредѣленная любовь къ человѣчеству.
Спрашивается теноръ, какимъ же образомъ должна отно-
ситься личность къ самой себѣ? должна ли она любитъ себя
или нѣтъ? Не должны ли мы вовсе отвергнутъ всякое чув-
ство любви къ себѣ, какъ служащее выраженіемъ самаго
низкаго и отвратительнаго эгоизма? На этотъ вопросъ, пови-
димому, можно было бы отвѣтить слѣдующее: личность долж-
на относиться къ самой себѣ такъ же, какъ и къ другимъ
окружающимъ ее людямъ, должна и на себя одинаковымъ
образомъ смотрѣть, какъ на частъ человѣчества, должна лю-
битъ въ лицѣ своемъ будущее солидарное, объединенное че-
ловѣчество, должна видѣть въ себѣ работника, таскающаго
кирпичи для фундамента, на которомъ воздвигнется вели-
чественный храмъ будущаго, храмъ свободнаго коллектив-
наго труда всѣхъ людей надъ поднятіемъ въ цѣнности и
облагороженіемъ какъ индивидуальной, такъ и общественной
жизни. Ея любовь къ самой себѣ должна принятъ харак-
теръ той нравственной любви, о которой мы говорили выше.
Чувство любви къ себѣ или къ лучшей части своего „я",
-благодаря которой мы духовно сливаемся, въ болѣе или ме-
нѣе широкой степени, со всѣмъ человѣчествомъ ц которая въ
концѣ концовъ побѣждаетъ всѣ низшія стороны нашей при-
роды, можетъ бытъ названо еще иначе чувствомъ нравствен-
наго достоинства, сознаніемъ своей цѣны, какъ нравствен-
ной личности, и сводится къ дѣятельному стремленію датъ
своей личности эту нравственную цѣнность. Эта любовь къ
себѣ, какъ возможной нравственной личности, необходимо
должна бытъ вырабатываема, такъ какъ она является той
побудительной причиной, которая заставляетъ отдѣльнаго
человѣка неутомимо работать надъ своимъ нравственнымъ
самоусовершенствованіемъ.
Но человѣкъ можетъ пріобрѣсти нравственную цѣнностъ
только въ томъ случаѣ, если онъ будетъ чувствоватъ и со-
знаватъ себя, какъ частъ великаго цѣлаго, называемаго че-
ловѣчествомъ, и если онъ будетъ развивать w свою личность
для того, чтобы эта послѣдняя послужила источникомъ раз-

витія жизни среди человѣчества. Чувство нравственнаго до-
стоинства въ его наиболѣе развитой формѣ тѣсно связанъ
съ сознаніемъ, что развитіе индивидуальной жизни можетъ
быть достигнуто только путемъ работы надъ развитіемъ
жизни общечеловѣческой и что главная и высшая цѣль са-
моразвитія и заключается въ томъ, чтобы сдѣлать индиви-
дуума совершеннымъ орудіемъ прогрессивнаго развитія жизни
во всемъ человѣчествѣ. Нравственное самосовершенствованіе
отдѣльной личности достигается только путемъ дѣятельности
этой личности надъ тѣмъ, чтобы все человѣчество, частью
котораго эта личность является, стало совершеннымъ въ
нравственномъ отношеніи, a если это возможно, то чтобы и
весь міръ, какъ цѣлое, пріобрѣлъ нравственную цѣнность.
Въ работѣ надъ нравственнымъ развитіемъ человѣчества за-
ключается высшій смыслъ работы личности и надъ собствен-
нымъ нравственнымъ самосовершенствованіемъ.
Такимъ образомъ, чувство любви къ себѣ, какъ возмож-
ной нравственной личности, или чувство нравственнаго до-
стоинства, самымъ тѣснымъ образомъ связано съ чувствомъ
любви къ другимъ, какъ къ существамъ, способнымъ стать
нравственными существами, способнымъ пріобрѣсти нрав-
ственную цѣнность.
Чувство, побуждающее насъ содѣйствовать развитію дру-
гихъ людей, заставляющіе насъ прилагать всѣ свои старанія
къ тому, чтобы „сдѣлать изъ существъ, живущихъ зоологи-
ческою жизнью,—нравственныхъ личностей" 1)—естъ спра-
ведливость.
Справедливость можетъ быть опредѣлена нами, какъ та-
кое чувство, въ силу котораго мы признаемъ цѣнность и
значеніе за каждою индивидуальною жизнью и стараемся о
томъ, чтобы эта цѣнность получила свое признаніе въ со-
вершенной организаціи общественныхъ отношеній. Чувство
справедливости въ его высшей формѣ побуждаетъ насъ стре-
миться къ организаціи всего человѣчества въ одно совер-
шеніе гармоническое общество, которое дастъ возможность
1) Современныя ученія о нравственности и ея исторія. „Отеч. Зап."
1870 г. № 4, стр. 464.

каждой индивидуальной личности, входящей въ его составъ,
развитъся до той полноты развитія, до которой только она
можетъ развиться по природѣ заложенныхъ въ ней силъ,
способностей и дарованій.
Такимъ образомъ, резюмируя все предшествующее, мы
можемъ сказать, что если чувство нравственнаго достоин-
ства есть та форма, которую нравственная любовь прини-
маетъ, поскольку предметомъ ея является сама индиви-
дуальная личность, то чувство справедливости есть та форма,
которую принимаетъ нравственная любовь, насколько пред-
метомъ ея служатъ другіе люди, насколько она опирается
на признаніе нравственной цѣнности за каждою индивиду-
альною жизнью. Основнымъ чувствомъ, служащимъ точкою
опоры для нравственнаго идеала, въ томъ видѣ, какъ онъ
былъ опредѣленъ выше, во всякомъ случаѣ является нрав-
ственная любовь.
Если нравственныя идеи и нравственныя чувства доста-
точно сильны въ человѣкѣ, чтобы устоятъ въ борьбѣ съ эго-
истическими и низшими влеченіями его природы и противо-
общественными стремленіями и инстинктами, которые могли
быть унаслѣдованы имъ отъ предковъ или внушены окру-
жающею средою, то они властно двигаютъ человѣческою
волею и приводятъ къ тому, что можетъ бытъ названо нрав-
ственною дѣятельностью или нравственнымъ поведеніемъ.
Воля, двигательной пружиной которой являются нравствен-
ныя идеи и нравственныя чувства, становится нравственной
волей. Чѣмъ болѣе такая воля обнаруживается въ дѣйствіи,
тѣмъ болѣе она упражняется, тѣмъ болѣе нравственное дей-
ствіе дѣлается для нея легкимъ и возможнымъ. Каждое хо-
рошее дѣйствіе имѣетъ не только одинъ внѣшній результатъ,
но и результатъ внутренній, выражающійся въ томъ, что
человѣкъ все болѣе дѣлается предрасположеннымъ къ добру.
Дѣйствуя нравственно, обнаруживая свою нравственную волю,
совершая хорошіе поступки, — индивидуальный человѣкъ
вмѣстѣ съ тѣмъ вырабатываетъ въ себѣ тотъ нравственный
характеръ, который составляетъ необходимое условіе для
сколько-нибудь прочной, плодотворной и устойчивой нрав-
ственной дѣятельности. Нравственный характеръ—это—сфор-

мировавшаяся путемъ дѣятельности и закалившаяся въ борьбѣ
съ препятствіями воля, которая стала способной противо-
стоять всякимъ искушеніямъ и отнынѣ будетъ двигаться не-
уклонно впередъ въ направленіи нравственнаго идеала. Весъ
вопросъ нравственнаго воспитанія и сводится къ сформиро-
ваніи) подобнаго нравственнаго характера или организован-
ной, твердой и устойчивой воли.
Какимъ путемъ воля въ человѣкѣ становится нравствен-
ной? Какую роль въ этомъ процессѣ играетъ среда? Прежде
чѣмъ отвѣтить на эти вопросы, мы должны постараться вы-
яснитъ себѣ, что слѣдуетъ понимать подъ волею вообще,
каковы ея характерныя особенности, какъ психологическаго
факта, въ чемъ выражается развитіе и совершенствованіе
воли и не является ли нравственная воля вмѣстѣ съ тѣмъ
и наиболѣе совершенной волей, т.-е. волей, стоящей на бо-
лѣе высокой ступени развитія.
IV.
Характерныя особенности воли, какъ психологическаго
факта.
Современная научная психологія, стоящая на почвѣ опыта
и строго провѣренныхъ фактовъ, въ лицѣ такихъ выдаю-
щихся мыслителей, какъ, напр.: Вундтъ, Гефдингъ и др.,
понимаетъ волю, какъ своеобразный фактъ сознанія, несво-
димый ни на представленіе, ни на чувствованіе, хотя тѣмъ
не менѣе нераздѣльный отъ нихъ и всегда сопутствуемый
ими. Нѣтъ ни одного волевого акта, который не заключалъ
бы въ себѣ тѣ или другіе элементъ! чувствованія и пред-
ставленія: отдѣлитъ его отъ этихъ послѣднихъ можно только
путемъ отвлеченія, въ дѣйствительности же и воля, и чув-
ствованіе, и элементы познанія (представленія и ощущенія)
составляютъ одно нераздѣльное цѣлое.
Какія же качества можно считатъ характерными для воли,
если мы представимъ себѣ исключенными изъ нея всѣ эле-
менты познанія и чувствованія? Въ такомъ случаѣ останутся
только два основныя качества—самодѣятельность и единство.
И эти качества характеризуютъ какъ отдѣльный актъ воли,

такъ и цѣлый послѣдовательный рядъ такихъ актовъ, по-
скольку въ нихъ проявляется одна и та же воля.
По мнѣнію Рибо, напр., всѣ болѣзненные случаи воли
сводятся „къ независимости, неправильности, изолированно-
сти, анархіи дѣйствій" 1). Предположить отдѣльные акты
воли внѣ всякой связи другъ съ другомъ значитъ предполо-
житъ и отсутствіе самой воли. Отдѣльные акты воли пере-
стаютъ быть въ собственномъ смыслѣ этого слова волевыми
актами, разъ только между ними не существуетъ никакой
связи, разъ только они не могутъ составитъ одно неразрыв-
ное, связное цѣлое. Это бываетъ, напр., въ тѣхъ случаяхъ,
когда въ индивидуумѣ дѣйствуютъ внезапные, неудержимые
импульсы, которые не вступаютъ въ связь съ другими стре-
мленіями, которые выходятъ, такъ сказать, изъ общаго ряда
и начинаютъ повелѣвать вмѣсто того, чтобы подчиняться.
Когда эти импульсивныя стремленія перестаютъ быть слу-
чайными и дѣлаются привычными, тогда воля становится
только исключеніемъ. „Еще немного ниже и воля является
уже простою случайностью. Въ ряду непрерывно слѣдую-
щихъ другъ за другомъ и ежеминутно мѣняющихся импуль-
совъ, случайное хотѣніе едва, и то изрѣдка, находитъ усло-
віе для своего существованія; тутъ уже остаются только при-
чуды" 2). Образцомъ такой совершенной безсвязности дѣй-
ствій, такого полнаго отсутствія единства между ними
является истерическій характеръ. Вотъ какъ Рибо характери-
зуетъ послѣдній: „Истеричныя волнуются и находятся во
власти своихъ страстей. Всѣ почти разновидности ихъ ха-
рактера и ихъ умственнаго состоянія могутъ быть выражены
въ слѣдующихъ словахъ: онѣ не умѣютъ, не могутъ и не
хотятъ хотѣть" 3).
Вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ между послѣдовательными дѣй-
ствіями исчезаетъ единство и связь, которыя допускали бы
считать эти дѣйствія проявленіемъ одной и той же воли,
1) Т. Рибо. Болѣзни воли. Пер. со 2-го франц. изд. д-ра Тома-
шевскаго, стр. 153.
2) Тамъ же стр. 176.
3) Тамъ же стр. 118.

исчезаетъ также и то чувство самодѣятельности, которое ха-
рактеризуетъ всякое истинное хотѣніе. Человѣкъ, который
дѣйствуетъ, повинуясь минутнымъ побужденіямъ, сильнымъ
страстнымъ порывамъ, стремленіямъ настолько могуществен-
нымъ, что они подавляютъ всѣ другія стремленія его при-
роды, — не чувствуетъ себя самодѣятельнымъ и активнымъ.
Это достаточно подтверждается фактами психологическаго
самонаблюденія и можетъ быть провѣрено каждымъ человѣ-
комъ надъ самимъ собою. Чувство самодѣятельности и актив-
ности въ наибольшей степени связано только съ тѣми дѣй-
ствіями, которыя представляютъ результатъ сознательнаго,
обдуманнаго выбора и рѣшенія. A что такое, въ сущности,
подобный сознательный и обдуманный выборъ, какъ не срав-
неніе новыхъ предполагаемыхъ къ достиженію цѣлей со ста-
рыми, которыя уже достигались личностью ранѣе, или съ
тѣми позднѣйшими цѣлями, которыя могутъ быть для нея
возможны въ болѣе или менѣе ближайшемъ или отдаленномъ
будущемъ,—какъ не опредѣленіе гармоніи или соотвѣтствія
между ними. Чѣмъ шире это сравненіе, тѣмъ сознательнѣе
и обдуманнѣе выборъ, тѣмъ совершеннѣе волевой актъ, яв-
ляющійся его результатомъ, тѣмъ болѣе личность чувствуетъ
себя самодѣятельной и активной. Совершенство волевого акта,
какъ такового, прямо пропорціонально степени связи и
единства, существующей между нимъ и другими волевыми
актами, которые совершались ранѣе или могутъ еще совер-
шаться личностью въ будущемъ.
Такимъ образомъ, какъ мы видимъ, воля не исчерпы-
вается въ одномъ дѣйствіи, но предполагаетъ цѣлый непре-
рывныя рядъ дѣйствій, связанныхъ въ одно неразрывное,
болѣе или менѣе гармоническое цѣлое. Если послѣдователь-
ныя дѣйствія не объединяются между собою, если связь на-
рушена, то не существуетъ въ строгомъ смыслѣ и того, что
могло бы .быть названо волей. Все это даетъ намъ право
каждое отдѣльное дѣйствіе воли разсматривать, какъ членъ
цѣлой системы дѣйствій, a отдѣльную ставимую волею цѣль,
какъ членъ цѣлой системы цѣлей. Чѣмъ въ большей сте-
пени отдѣльные акты воли образуютъ одну систему во-
левыхъ дѣйствій, a отдѣльныя цѣли, достигаемыя этими

дѣйствіями, одну систему цѣлей, тѣмъ въ большей
степени воля можетъ быть считаема нами совершенной, тѣмъ
на болѣе высокой ступени развитія она находится.
Но волевые акты или цѣли только въ той мѣрѣ соеди-
няются въ одну систему, въ какой они не находятся между
собою въ противорѣчіи, т.-е. не уничтожаютъ, не исключа-
ютъ взаимно другъ друга, но, напротивъ того, находятся
другъ съ другомъ въ соотвѣтствіи. Однимъ словомъ, можно
сказать, что воля тѣмъ въ большей степени совершенна,
чѣмъ болѣе отдѣльные акты воли кооперируютъ другъ съ
другомъ, a отдѣльныя цѣли гармонируютъ между собою, и
тѣмъ въ большей степени несовершенна, чѣмъ болѣе отдѣль-
ные акты воли находятся въ антагонизмѣ другъ съ другомъ
a отдѣльныя цѣли—въ дисгармоніи.
Степень совершенства воли измѣряется, такимъ образомъ,
степенью коопераціи отдѣльныхъ актовъ воли и степенью
гармоніи отдѣльныхъ цѣлей. Но, кромѣ этого показателя со-
вершенства воли, другимъ показателемъ ея совершенства
является количество цѣлей. Наиболѣе совершенная и наи-
болѣе развитая воля преслѣдуетъ и наибольшее количество
цѣлей, находитъ свое выраженіе и въ наибольшемъ коли-
чествѣ отдѣльныхъ актовъ или дѣйствій. Развитіе воли есть
одновременно возрастающая связь и кооперація отдѣльныхъ
дѣйствій, прогрессирующая гармонія цѣлей, и въ то же вре-
мя это есть возрастаніе суммы дѣйствій, расширеніе системы
цѣлей.
Къ этому надо еще прибавитъ, что чѣмъ совершеннѣе
воля, тѣмъ болѣе сложный и широкій характеръ пріобрѣта-
етъ каждое отдѣльное дѣйствіе ея. Этотъ фактъ можетъ быть
выраженъ еще нѣсколько иначе, если отъ самаго процесса
волевой дѣятельности мы обратимъ свое вниманіе на цѣли,
достигаемыя этою дѣятельностью. Съ развитіемъ, каждымъ
отдѣльнымъ дѣйствіемъ достигается все болѣе и болѣе ши-
рокая цѣль, охватывающая въ себѣ, какъ въ одной системѣ,
все большее количество болѣе узкихъ цѣлей. Но вмѣстѣ съ
тѣмъ какъ всѣ дѣйствія, совершаемыя человѣкомъ, такъ и
всѣ цѣли, послѣдовательно ставимыя имъ, стремятся все въ
большей степени составитъ одну безпредѣльно расширяю-

щуюся систему человѣческихъ дѣйствій и человѣческихъ
цѣлей, въ которой каждое единичное дѣйствіе и каждая
единичная цѣль являются нераздѣльною, органическою со-
ставною частью послѣдней. Развитіе воли, такимъ образомъ,
связано какъ съ возрастаніемъ объединенія ставимыхъ и
достигаемыхъ цѣлей—такъ и съ возрастаніемъ самаго коли-
чества цѣлей. Если первоначально цѣли, которыя ставитъ
себѣ человѣкъ, могутъ имѣть своимъ предметомъ только не-
посредственно близкое, только существеннымъ образомъ на-
ше личное „я", то съ развитіемъ воли наши цѣли распро-
страняютъ на все болѣе и болѣе отдаленные предметы, прі-
обрѣтаютъ «ce болѣе безличный и широкій характеръ: мы
начинаемъ хотѣть не только для себя, но и для другихъ
людей. Конечный предѣлъ развитія воли, если только онъ
мыслимъ, будетъ достигнутъ нами тогда, когда мы будемъ
хотѣть не только для непосредственно близкихъ намъ лю-
дей, но для всего человѣчества, a если это возможно, то
и для всего міра. Такимъ образомъ, воля поднимается на
все болѣе высокую ступень по лѣстницѣ развитія по мѣрѣ
того, какъ она освобождается отъ узкихъ, своекорыстнымъ,
эгоистическихъ цѣлей и становится все болѣе и болѣе ши-
рокой, безкорыстной и любящей, по мѣрѣ того, какъ все
болѣе обширный кругъ человѣческихъ существъ дѣлается
идеальнымъ предметомъ ея стремленій.
Намъ необходимо отмѣтить еще одну, оченъ существен-
ную характеристическую черту процесса развитія воли. Мы
видѣли, что развитіе воли на пути къ совершенству выра-
жается какъ въ увеличеніи количества и сложности цѣлей
человѣческой жизни, такъ и въ возрастающемъ объединеніи
ихъ между собою, въ стремленіи составитъ одну систему,
одно гармоническое цѣлое. Выраженный другими словами,
этотъ фактъ явится намъ какъ возрастаніе и расширеніе
творческой дѣятельности. Воля есть дѣятельность творче-
скія по преимуществъ, и чѣмъ выше поднимается она въ
своемъ развитіи, тѣмъ рельефнѣе становится ея творческій
характеръ. Эта сторона развитія воли заслуживаетъ того,
чтобы на ней остановиться подробнѣе.
Въ интересной статъѣ Пьера Жанэ, носящей заглавіе

„Etude sur un cas d'aboulie et d'idées fixes" (Revue philo-
sophique за 1891 г., №№ 3 и 4), мы имѣемъ подробное опи-
саніе наблюденій, произведенныхъ имъ надъ одной молодой
дѣвушкой, 22 лѣтъ, въ которой было замѣчено почти полное
уничтоженіе способности, называемой волею. Фактъ, наибо-
лѣе бросающійся въ глаза, который прежде всего констати-
руетъ y этой больной, и первый симптомъ, на который она
жалуется, если ее спрашиваютъ—это необыкновенная труд-
ность движеній всякаго рода. 7 нея совершенно исчезла
воля, какъ способность рѣшиться исполнитъ какое-нибудь
дѣйствіе, совершитъ какое-нибудь движеніе. Марсель, какъ
называетъ ее условно Жанэ, уже съ давняго, времени не въ
состояніи ни на что рѣшиться, даже на самое пустяшное
дѣло. Она не знаетъ, слѣдуетъ ли пойти погулять или ос-
таться сидѣть въ креслѣ и въ присутствіи этого тяжелаго
вопроса она остается неподвижной цѣлый день, бормоча:
„что дѣлать? Боже мой, что дѣлать?" Но воля y нея исчезла
не только какъ способность рѣшиться, но и вообще какъ
способность добровольно, a не автоматически, произвести
какое-нибудь опредѣленное движеніе или предупредитъ, за-
держатъ исполненіе какихъ-нибудь движеній. Дѣйствія авто-
матическія не только y нея сохранились, но даже проявля-
ются въ необыкновенно сильной, преувеличеній степени.
Всякій образъ какого-нибудь акта подобнаго рода стано-
вится импульсивнымъ и, не встрѣчая никакой задержки со
стороны безсильной воли, ведетъ къ совершенію самаго акта.
Но надо замѣтить, что колебаніе и безсиліе, обнаружи-
ваемыя этой больной, въ дѣйствительности оченъ измѣня-
ются, смотря по степени ея болѣзни въ разное время, и
даже въ одно и то же время они крайне различны, смотря
по природѣ дѣйствій, которыя слѣдуетъ совершитъ и кото-
рыя не кажутся трудными всѣ въ одинаковой степени. Такъ
Марсель, напр., когда ей предлагали братъ со стола разные
находящіеся тамъ предметы, съ большою легкостью брала
предметъ извѣстный и обычный и съ большимъ трудомъ
могла взятъ предметъ новый, который ей не приходилось
ранѣе никогда братъ въ руки: свой вязальный крючокъ она
брала со стола всегда довольно удовлетворительно, съ одной

или двумя минутами колебанія, но ей требовалось десять
минутъ или четверть часа, чтобы взятъ карандашъ чужого
человѣка. Вообще трудность движенія здѣсь бы-
ла въ прямомъ соотношеніи съ его новизною.
Это обстоятельство легко можетъ бытъ провѣрено на всемъ
поведеніи Марсель. Она, напр., вполнѣ неспособна разгова-
ривать съ какимъ-нибудь новымъ лицомъ; ей необходимо
было два мѣсяца, чтобы привыкнутъ говоритъ съ авторомъ
упомянутой нами статъи, затѣмъ она разговаривала съ нимъ
вполнѣ свободно. Самымъ тягостнымъ для нея является
всегда начало дѣйствія, подъ которымъ отнюдь не слѣдуетъ
пониматъ матеріальный фактъ приведенія въ движеніе му-
скуловъ, до этого времени находившихся въ покоѣ. Вся-
кому такому движенію мускуловъ всегда предшеству-
етъ образованіе той сложной совокупности идей и об-
разовъ, которая необходима для того, чтобы представитъ
себѣ долженствующіе бытъ совершеннымъ дѣйствіе. Эта
связанная совокупность образовъ и идей, этотъ синтезъ, какъ
называетъ ее Жанэ, не бываетъ буквально одинаковъ для
двухъ актовъ, какъ бы они ни казались похожими другъ на
друга. Образованіе этого синтеза—вотъ что представляется
труднымъ для Марсель, тогда какъ повтореніе того же са-
маго синтеза, разъ онъ уже совершенъ, для нея легко. Все
это приводитъ Жанэ къ установленію слѣдующаго важнаго
различія между дѣйствіями автоматическими и дѣйствіями
волевыми: „дѣйствія автоматическія—это дѣй-
ствія, для которыхъ достаточно повторенія
стараго синтеза образовъ, уже связанныхъ
вмѣстѣ въ одно цѣлое, однимъ словомъ, дѣйствія, ко-
торыя были уже прежде предметомъ воли; воля же... есть
образованіе этихъ новыхъ синтезовъ. Дѣй-
ствіе является во левымъ только въ силу сво-
ей новизны* 1).
Однако это заключеніе, повидимому, противорѣчитъ мно-
гимъ другимъ фактамъ, наблюдавшимся y упомянутой нами
*) Pierre Janet. Etude sur un cas d'aboulie et d'idées fixes (Revue
philosophique 1891, № 3, стр 268, 269).

больной. Такъ, во-1-хъ, если Марсель предлагаютъ пойти
поискать какой-нибудь предметъ, который она никогда ранѣе
не брала въ руку, то она не остается абсолютно неподвиж-
ной: она поднимается съ мѣста, протягиваетъ руку и т. д.,
однимъ словомъ, ей удается привести въ исполненіе нѣко-
торую долю полезныхъ движеній. Это обстоятельство объ-
ясняется тѣмъ соображеніемъ, что, въ сущности говоря, дѣй-
ствіе, которое предстоитъ выполнитъ Марсель, не является4
абсолютно и вполнѣ новымъ, оно слагается изъ совокупности
•прежнихъ актовъ, которые она можетъ совершатъ легко.
Другое затрудненіе заключается въ слѣдующемъ. Въ нѣко-
торые дни, когда болѣзнь принимаетъ особенно тяжелый ха-
рактеръ, что случается съ Марсель довольно часто, она ста-
новится вполнѣ неподвижной и утрачиваетъ способностъ вы-
полнятъ дѣйствія даже наиболѣе обычныя. Она не въ со-
стояніи уже болѣе разговаривать даже съ лицомъ, съ кото-
рымъ ей приходилосъ разговаривать сотни разъ, не въ со-
стояніи болѣе одѣваться, подняться съ кресла и т. д. Чѣмъ
объяснитъ подобное явленіе? Тѣмъ, что не существуетъ
дѣйствія, которое было бы буквальнымъ повтореніемъ преж-
няго дѣйствія и не заключало бы въ себѣ хотя ничтожной
доли новизны. „Никто не купается дважды въ одной и той
же водѣ, сказалъ древній мудрецъ: вселенная измѣняется
непрестанно, и какъ бы ни казались наружно тожественны-
ми обстоятельства, среди которыхъ мы находимся, всегда су-
ществуетъ перемѣна, или внѣ насъ, или внутри насъ са-
михъ, которая требуетъ новаго приспособленія, новаго уси-
лія. Такъ какъ будущее никогда не бываетъ точнымъ по-
втореніемъ прошлаго, то актъ сознательный никогда не бы-
ваетъ актомъ вполнѣ автоматическимъ. Всегда бываетъ не-
обходимо дѣлать усиліе, изобрѣтать, хотѣть немного, даже
для того, чтобы повторитъ дѣйствіе наиболѣе обычное" *).
Нѣтъ ничего удивительнаго поэтому, что въ тѣ моменты,
когда болѣзнь Марсель принимаетъ наиболѣе тяжелый ха-
рактеръ, когда воля въ ней кажется сведенной почти къ
і) Тамъ же, стр. 269.

нулю, она теряетъ способность выполнять дѣйствія даже
наиболѣе обычныя.
Такимъ образомъ, какъ мы видимъ отсюда, по существу
своему волевой актъ является своего рода творчествомъ; по-
скольку дѣйствіе утрачиваетъ этотъ творческій характеръ,
поскольку оно является только повтореніемъ стараго, по-
стольку оно перестаетъ быть волевымъ и становится автома-
тическимъ. Но такимъ образомъ волевое дѣйствіе предста-
вляетъ намъ только въ той мѣрѣ, въ какой мы будемъ
имѣть въ виду его внутреннюю сторону, безотносительно
къ тѣмъ внѣшнимъ результатамъ, которые являются его по-
слѣдствіемъ. Съ точки зрѣнія этихъ внѣшнихъ результатовъ
волевая дѣятельность не всегда бываетъ творчествомъ, т.-е.
созданіемъ изъ извѣстныхъ данныхъ, находящихся на-лицо,
матеріаловъ новыхъ, болѣе сложныхъ сочетаній, новыхъ бо-
лѣе высокихъ формъ, она оченъ часто является разрушені-
емъ и уничтоженіемъ или, вообще, имѣетъ отрицательный
характеръ. Воля человѣка находитъ себѣ примѣненіе, напр.,
не только въ формѣ цѣлесообразнаго труда, который заста-
вляетъ поля покрываться питательными злачными растені-
ями, который изъ различныхъ строительныхъ матеріаловъ,
разбросанныхъ тамъ и сямъ, воздвигаетъ человѣческія жи-
лища и т. д. На ряду съ этой положительной, творческой,
созидателъной дѣятельностью, мы наблюдаемъ, къ сожалѣ-
нію въ очень широкихъ размѣрахъ, и дѣятельность разру-
шительную, дѣятельность отрицательнаго характера. Чело-
вѣкъ не только обрабатываетъ и засѣваетъ поля, онъ ихъ
топчетъ и уничтожаетъ взошедшіе на нихъ посѣвы, онъ не
только строитъ и воздвигаетъ жилища, онъ ихъ также уни-
чтожаетъ при помощи огня или какими-нибудь другими спо-
собами. Такой двойственный характеръ дѣятельность чело-
вѣка можетъ носитъ не только въ отношеніи къ неодуше-
вленной природѣ, но и въ отношеніи къ живымъ существамъ,
животнымъ и людямъ—онъ можетъ ихъ убивать, наноситъ
имъ вредъ, оскорблять, дурно обращаться съ ними или же,
наоборотъ, онъ можетъ спасать ихъ отъ опасности, помогать
имъ, заботиться о нихъ, облегчать ихъ страданія, увеличи-
вать ихъ радости. Какой бы характеръ, положительный или

отрицательныя ни носила волевая дѣятельность человѣка,
что касается ея внутренней стороны, она всегда остается
творчествомъ, потому что всегда требуетъ синтеза идей и
образовъ, при помощи котораго только мы и можемъ себѣ
представитъ рядъ тѣхъ дѣйствій, каковъ бы онъ ни былъ,
который намъ предстоитъ исполнитъ.
Но хотя дѣятельность воли, разсматриваемая съ внѣшней
стороны, въ ея результатахъ, и носитъ указанный двойствен-
ный характеръ, тѣмъ не менѣе уже въ силу присущихъ са-
мой духовной жизни законовъ развитія, отрицательная дѣя-
тельность стремится отступить на задній планъ и датъ полный
просторъ для положительной, созидательной дѣятельности.
„Разрушительная дѣятельность", говоритъ Рибо, „сопрово-
ждается чувствомъ удовольствія, но это удовольствіе патоло-
гическое, потому что служитъ источникомъ зла. Охранитель-
ная или созидательная дѣятельность сопровождается удоволь-
ствіемъ чистымъ, не оставляющимъ послѣ себя никакого
тяжелаго чувства; это удовольствіе имѣетъ поэтому стремленіе
повторяться и разростаться: предметъ или лицо, его доста-
вляющіе, становятся притягательнымъ центромъ, источникомъ
пріятныхъ ассоціацій" 1).
Развитіе воли, съ этой точки зрѣнія, намъ представится,
какъ расширеніе сферы внѣшней творческой, созидательной
дѣятельности, при чемъ размѣръ творческой дѣятельности воз-
растаетъ не только если имѣть въ виду всю систему воле-
выхъ дѣйствій, наблюдаемыхъ y данной личности, но и каждое
отдѣльное дѣйствіе развивающейся воли захватываетъ все
болѣе и болѣе широкія области, какъ матеріалъ для своего
творчества. Чѣмъ выше ступень развитія, на которой нахо-
дится человѣческая воля, тѣмъ болѣе интенсивный н широкій
характеръ проявляетъ творческая дѣятельность человѣка,
принося съ каждымъ своимъ обнаруженіемъ все большее ко-
личество и все болѣе глубоко отличающихся отъ прежняго,
новыхъ продуктовъ, которые служатъ исходною точкою для
новаго, еще болѣе широкаго и интенсивнаго творчества. Ко-
нечнымъ предѣломъ здѣсь будетъ служитъ то, когда все че-
1) Т. Рибо. Психологія чувствованій, стр. 317.

ловѣчество, a если возможно и весъ міръ, составятъ матеріалъ
для этой интенсивной творческой дѣятельности человѣка, для
созданія „новаго человѣчества", a если это возможно, то и
„новаго міра", воплощающихъ въ своей жизни высшій эти-
ческій идеалъ всеобщей коопераціи всѣхъ живыхъ существъ
для взаимнаго совершенствованія и развитія.
V.
Значеніе среды въ процессѣ развитія воли. Значеніе при-
роды въ процессѣ расширенія цѣлей, ставимыхъ чело-
вѣческой волею.
Мы видѣли выше, что развитіе воли выражается въ про-
грессивномъ умноженіи количества цѣлей, преслѣдуемыхъ че-
ловѣкомъ въ его жизни, a также и въ возрастающемъ объ-
единеніи этихъ цѣлей между собою, въ установленіи между
ними все большей и большей гармоніи. Какое значеніе въ
этомъ процессѣ развитія можетъ имѣть среда? Какимъ обра-
зомъ она можетъ явиться факторомъ, или благопріятствую-
щимъ ему, или, наоборотъ стѣсняющимъ его и задерживаю-
щимъ?
Нѣсколько простыхъ и несложныхъ соображеній дадутъ
намъ возможность оченъ легко понятъ ту роль, которую среда
играетъ или можетъ игратъ въ дѣлѣ развитія воли, предста-
вляющемъ вмѣстѣ съ тѣмъ и ея совершенствованіе въ нрав-
ственномъ отношеніи. Воля естъ способность къ дѣятельности
извѣстнаго рода. Въ этой дѣятельности, въ рядѣ волевыхъ
актовъ она находитъ свое выраженіе. И чѣмъ чаще эта дѣя-
тельность обнаруживается, чѣмъ больше поводовъ въ жизни
человѣка для волевыхъ дѣйствій, тѣмъ болѣе разовьется въ
немъ и воля. Съ физіологической точки зрѣнія воля естъ
функція, органомъ которой являются извѣстныя доли голов-
ного мозга, и какъ всякая функція она развивается только
путемъ упражненія. Упражненіе совершенствуетъ органъ и
вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлаетъ болѣе совершенной и самую функцію.
И наоборотъ недостатокъ упражненія, отсутствіе дѣятельно-
сти имѣетъ своимъ послѣдствіемъ то, что органъ мало-по-

малу атрофируется и дѣлается все менѣе способнымъ къ
исполненію своей функціи.
Итакъ, нужно дѣйствовать, нужно совершатъ волевые акты,
нужно достигать тѣхъ или другихъ цѣлей, только тогда и
будетъ развиваться въ насъ та способность, которую мы на-
зываемъ волею. Глазъ долженъ смотрѣть постоянно: разли-
чалъ свѣтъ отъ темноты, цвѣта другъ отъ друга, формы и
очертанія предметовъ—только тогда онъ и разовьется. Пред-
положите главъ лишеннымъ свѣта, предположите, что онъ
постоянно находится въ почти абсолютной темнотѣ, и онъ
утратитъ свою способность въ должномъ размѣрѣ исполнять
свое назначеніе. Такъ и воля. Представимъ себѣ, что внѣш-
няя среда такова, что нѣтъ никакой необходимости, никакой
побудительной причины для волевыхъ дѣйствій—въ такомъ
случаѣ и воля человѣка будетъ лишена всякихъ данныхъ
для дальнѣйшаго своего развитія. Постараемся опредѣлить
теноръ болѣе подробно то качество среды, которое является
въ отношеніи воли тѣмъ же, чѣмъ является свѣтъ въ отно-
шеніи глаза.
Мы видѣли выше, что дѣйствіе бываетъ волевымъ только
въ силу его новизны, т.-е. когда для совершенія его требуется
построеніе въ сознаніи новой объединенной совокупности
идей и образовъ, и что, наоборотъ, когда для совершенія
дѣйствія бываетъ достаточно того сочетанія образовъ и идей,
которое было уже образовано нами ранѣе, дѣйствіе тѣмъ са-
мымъ утрачиваетъ свой волевой характеръ и становится авто-
матическимъ. Отсюда слѣдуетъ, что при наличности однѣхъ и
тѣхъ же потребностей, стремленій и цѣлей, которыя себѣ ставитъ
данная личность, необходимо, чтобы эти потребности, стрем-
ленія и цѣли каждый разъ ей приходилось удовлетворятъ и
достигать при измѣнившихся условіяхъ. Представимъ себѣ,
что среда приняла настолько постоянный, неизмѣнный и устой-
чивый характеръ, что при достиженіи своихъ цѣлей человѣку
всегда приходится имѣть дѣло со старою уже извѣстною ему
совокупностью условій и обстоятельствъ, что ему остается
только повторятъ дѣйствія, которыя совершались имъ уже
ранѣе—въ такомъ случаѣ исчезнетъ совершенно надобность
въ дѣйствіяхъ волевого характера, въ такомъ случаѣ чело-

вѣкъ всецѣло обратится въ автомата, въ машину, y которой
на всякую внѣшнюю реакцію со стороны среды есть уже го-
товые, напередъ составленные отвѣты. Тогда можно будетъ
сказать, что человѣкъ вполнѣ приспособился къ своей средѣ,
и такое полное приспособленіе знаменуетъ собою и полное
исчезновеніе въ немъ сознательной воли, превращеніе его въ
машину, которая хотя и отлично отвѣчаетъ на самыя слож-
ныя воздѣйствія среды, но каждый отвѣтъ которой такъ же
непроизволенъ, какъ непроизвольно, напримѣръ, кукла, дер-
нутая за снурокъ, выкрикиваетъ слова. „папа" или „мама".
Вся суть здѣсь въ установившихся, благодаря постоянному
взаимодѣйствію между индивидуумомъ и средой, которую мы
предположили неизмѣнной, извѣстныхъ, болѣе или менѣе слож-
ныхъ формъ реакціи индивидуума на внѣшнія впечатлѣнія
среды, состоящихъ изъ ряда дѣйствій, развертывающихся съ
роковою, неумолимою неизбѣжностью, разъ только дано извѣ-
стное внѣшнее впечатлѣніе.
Такимъ образомъ, для развитія воли въ человѣкѣ, при
прочихъ равныхъ условіяхъ, необходимо, чтобы окружающая
его среда не сохраняла неизмѣнный и постоянный характеръ,
но чтобы она въ большей или меньшей степени непрерывно
измѣнялась, такъ чтобы каждое новое дѣйствіе съ его сто-
роны встрѣчалось бы съ новыми условіями и потому выну-
ждено было бы имѣть волевой, a не автоматическій харак-
теръ.
Но и этого одного условія еще недостаточно. Среда мо-
жетъ быть измѣнчива въ высшей степени, и все-таки въ ней
могутъ отсутствовать условія для развитія въ человѣкѣ воли.
Представимъ себѣ такой, повидимому, невозможный случай,
который однако хотя отчасти находитъ себѣ мѣсто въ дѣй-
ствительной жизни. Предположите, что среда, окружающая
человѣка, такого рода, что каждая его потребность, каждое
его стремленіе удовлетворяются сами собою, какъ только они
въ немъ зародятся, что стоитъ только представитъ себѣ цѣль,
какъ она тотчасъ же и достигается; напр., стоитъ только чело-
вѣку захотѣть ѣсть, a передъ нимъ, какъ это часто разсказы-
вается въ сказкахъ, явится немедленно и накрытый столъ со
всякими яствами и питіями и т. д. При такихъ условіяхъ, когда

наши желанія какъ бы „по щучьему велѣнію, по человѣчьему
хотѣнью" удовлетворяются сами собою, когда съ нашей сторо-
ны для удовлетворенія ихъ не требуется никакой дѣятельности,
никакого усилія—не можетъ развиться и воля. Въ этомъ от-
ношеніи, напр., неблагопріятнымъ обстоятельствомъ для раз-
витія въ ребенкѣ воли является, когда предупредительно
исполняютъ всѣ его желанія, даже тѣ, удовлетворенія кото-
рыхъ онъ могъ бы достигнуть при помощи своихъ слабыхъ
и неувѣренныхъ усилій. Мы часто дѣйствуемъ за ребенка
тамъ, гдѣ бы надо предоставить ему дѣйствовать самому, и
тѣмъ самымъ ослабляемъ въ немъ развитіе той сознательной
воли, которая выведетъ его впослѣдствіи на свѣтлую дорогу
нравственности.
Каковы бы ни были природныя и общественныя условія,
нужно дѣйствовать, дѣйствовать и дѣйствовать, нужно стре-
миться къ тѣмъ или другимъ цѣлямъ и достигать ихъ соб-
ственными усиліями; и все то во внѣшней средѣ оказываетъ
пагубное вліяніе на развитіе воли въ человѣкѣ, что, при на-
личности однѣхъ и тѣхъ же цѣлей, избавляетъ его отъ необ-
ходимости дѣйствовать самому ради достиженія ихъ. Един-
ственное спасеніе въ такомъ случаѣ могло бы заключаться
только въ томъ, если бы явились y даннаго человѣка новыя
цѣли, для которыхъ потребовались бы новыя усилія и новая
дѣятельность. При наличности же тѣхъ же самыхъ цѣлей,
всякое облегченіе въ ихъ достиженіи, благодаря ли тому, что
мы заставляемъ вмѣсто насъ работать въ большемъ размѣрѣ
силы природы, или благодаря тому, что мы въ большей сте-
пени пользуемся трудомъ и дѣятельностью другихъ людей для
удовлетворенія своихъ желаній—какъ отдѣльной личности,
такъ и цѣлымъ общественнымъ классамъ грозитъ опасность
вырожденія въ отношеніи нравственнаго характера. Исторія
даетъ много примѣровъ подобнаго рода вырожденія приви-
легированныхъ сословій: она знакомитъ насъ, какъ въ тѣхъ
или другихъ странахъ нравственно погибла та или другая
наслѣдственная аристократія, которая, сваливъ съ себя бре-
мя заботъ о матеріальномъ благосостояніи, не сумѣла поста-
витъ себѣ болѣе широкихъ задачъ, которыя потребовали бы
съ ея стороны какой-нибудь дѣятельности и усилій. A въ

настоящее время, развѣ мы не присутствуемъ при вырожде-
ніи буржуазіи, громадныя скопленія богатствъ y которой,
дающія ей возможность располагать въ безпредѣльныхъ размѣ-
рахъ трудомъ другихъ людей, составляютъ вмѣстѣ съ тѣмъ для
нея и тотъ смертоубійственный ядъ, который медленно, но не-
избѣжно приводитъ ее къ лишенію того внутренняго богат-
ства—сильной, мужественной, сознательной и разумной воли—
безъ котораго всѣ внѣшнія богатства лишены всякаго смысла.
Предположимъ, что значительное развитіе техники и
измѣнившіяся общественныя условія сдѣлаютъ когда-нибудь
для всѣхъ людей доступнымъ то, что теперь доступно только
немногимъ счастливцамъ, что всѣмъ людямъ на удовлетворе-
ніе тѣхъ цѣлей, на достиженіе которыхъ они теперь кладутъ
столько труда, придется затрачивать самыя незначительныя
усилія. Природа, какъ покорный слуга человѣчества, при са-
момъ ничтожномъ приложеніи силъ со стороны каждаго от-
дѣльнаго человѣка, будетъ удовлетворятъ всѣ тѣ желанія, о
которыхъ мы въ настоящее время едва смѣемъ мечтать. Если
подобный рай когда-нибудь наступитъ на землѣ и если только
человѣчество не создастъ новыхъ цѣлей для своей дѣятель-
ности, на которыя могла бы бытъ затрачена та свободная
психическая энергія, которая затрачивалась имъ раньше на
достиженіе старыхъ цѣлей, если когда-нибудь только это слу-
чится, то человѣчество погибнетъ духовно на вѣки. Но этого
и не можетъ никогда случиться, потому что вслѣдствіе не-
прерывнаго взаимодѣйствія между человѣкомъ и средой, какъ
въ предѣлахъ индивидуальной жизни, такъ и въ предѣлахъ
исторической жизни человѣчества, совершается непрерывный
ростъ и расширеніе той системы цѣлей, которыя преслѣдуются
человѣкомъ.
Разсмотримъ болѣе подробно тотъ процессъ, какимъ совер-
шается это расширеніе системы цѣлей и тѣ причины, кото-
рыя его обусловливаютъ.
Дѣйствіе, производимое человѣкомъ ради имъ самимъ себѣ
поставленной цѣли, и при помощи имъ же самимъ выбран-
ныхъ средствъ, сводящихся къ выполненію тоже тѣхъ или
другихъ дѣятельностей, произвольныхъ или автоматическихъ,
есть волевое дѣйствіе. Всякое дѣйствіе, a слѣдовательно и

волевое,][ведетъ къ ряду измѣненій, производимыхъ человѣ-
комъ или въ окружающей средѣ, или въ самомъ себѣ. Раз-
ница волевого дѣйствія отъ дѣйствія всякого другого рода
заключается только въ томъ, что въ волевомъ дѣйствіи измѣ-
ненія, совершаемыя человѣкомъ въ окружающей ли средѣ
или въ самомъ себѣ, предусматриваются имъ, имѣютъ такъ
сказать, идеальное существованіе внутри его сознанія въ
формѣ цѣли, прежде чѣмъ они наступятъ реально, въ дѣй-
ствительности, въ формѣ достигнутаго результата.
Предположимъ, что цѣль нами вполнѣ достигнута, что
наступили тѣ измѣненія и внѣ насъ и внутри Насъ, которыя
нами имѣлись въ виду — можно ли будетъ все-таки сказать,
что достигнутый нами реальный результатъ вполнѣ равно-
значителенъ, вполнѣ совпадаетъ съ тою цѣлью, которая въ
формѣ группы связанныхъ между собою представленій витала
передъ нашимъ сознаніемъ? Можно ли. будетъ сказать, что
между ними существуетъ только то различіе, какое суще-
ствуетъ между идеей о какомъ-нибудь фактѣ и самимъ этимъ
фактомъ, напр., между идеей даннаго стоящаго передо мной
дуба н самимъ дубомъ, но не болѣе? Нѣтъ, этого сказать
нельзя ни въ какомъ случаѣ. Измѣненія, производимыя чело-
вѣкомъ какъ въ окружающей средѣ, такъ и въ самомъ себѣ,
даже при полномъ достиженіи имъ своей цѣли, значительно
шире тѣхъ измѣненій, которыя онъ предполагалъ достигнутъ.
Каждое волевое дѣйствіе производитъ результаты, которые
первоначально вовсе не имѣлись въ виду лицомъ, его совер-
шившимъ. Если эти побочные, непредвидѣнные результаты
будутъ восприняты даннымъ лицомъ въ качествѣ результа-
товъ его собственной дѣятельности и если они получатъ для
него какой-либо интересъ почему нибудь, то они могутъ стать
предметомъ совершенно самостоятельной и независимой цѣли.
Оно будетъ совершатъ рядъ волевыхъ дѣйствій, имѣя въ виду
достиженіе ихъ, не въ качествѣ побочныхъ и случайныхъ
результатовъ, a въ качествѣ главнаго и необходимаго слѣд-
ствія, рядъ дѣйствій, спеціально приспособленныхъ для дости-
женія именно этихъ цѣлей и потому достигающихъ ихъ въ
болѣе успѣшной и полной формѣ. Но достиженіе каждой изъ
этихъ цѣлей опять-таки въ свою очередь будетъ связано съ

цѣлымъ рядомъ другихъ побочныхъ и непредвидѣнныхъ резуль-
татовъ, каждый изъ которыхъ, при условіи привлеченія на
свою сторону интереса, можетъ сдѣлаться одною изъ цѣлей
человѣческой дѣятельности.
Здѣсь намъ, такимъ образомъ, дана возможность для без-
предѣльнаго расширенія системъ! цѣлей, ставимыхъ человѣ-
комъ въ своей жизни. Законъ, обусловливающій указаннымъ
путемъ непрерывный ростъ, измѣненіе и расширеніе чело-
вѣческихъ цѣлей, былъ впервые установленъ Вундтомъ и
называется имъ закономъ гетерогоніи цѣлей. Вотъ та сжатая,
краткая и ясная формулировка, которую Вундтъ даетъ этому
закону въ своемъ „Очеркѣ психологіи": „Отношеніе резуль-
татовъ къ представляемымъ цѣлямъ носитъ такой характеръ,
что въ первыхъ всегда даны еще побочные эффекты, не
имѣвшіеся въ виду при предшествующихъ представленіяхъ
цѣли, но входящіе въ составъ новыхъ рядовъ мотивовъ и
такимъ образомъ видоизмѣняющіе прежнія цѣли или присо-
единяющіе къ нимъ новыя* (стр. 219).
Прежде чѣмъ мы перейдемъ къ болѣе подробному раз-
смотрѣнію процесса роста и расширенія системы цѣлей,
основную причину котораго мы только что въ общихъ чер-
тахъ указали, остановимся на одной еще не отмѣченной нами
сторонѣ этого процесса расширенія.
Не трудно замѣтить, что расширеніе системы цѣлей естъ
въ сущности вмѣстѣ съ тѣмъ не что иное, какъ расширеніе
той среды, въ которой индивидууму приходится дѣйствовать,
въ которой его сознательной волѣ приходится обнаружи-
ваться. Среда, какъ мы отмѣтили это еще во 2-й главѣ, не
является одинаковой для различныхъ индивидуумовъ даже
живущихъ въ одномъ и томъ же мѣстѣ и окруженныхъ, по-
видимому, одними и тѣми же предметами—потому что, въ.
зависимости отъ природы и характера личностей, не всѣ
эти предметы и не въ одинаковомъ смыслѣ вліяютъ на ка-
ждую изъ нихъ. Теперь мы можемъ видѣть также, что среда
не остается одинаковой даже для одного и того же лица въ
различные моменты его жизни. Она непрерывно измѣняется,
a насколько совершается отмѣченный выше процессъ рас-
ширенія системы цѣлей, процессъ развитія и совершенство-

ванія воли въ человѣкѣ, она вмѣстѣ съ тѣмъ столъ.же не-
прерывно и расширяется. Каждое волевое дѣйствіе, откры-
вая новое поле для своего приложенія, тѣмъ самымъ рас-
ширяетъ и ту среду, которая является опредѣляющимъ фак-
торомъ въ дальнѣйшемъ развитіи воли. Индивидуумъ до нѣ-
которой степени самъ создаетъ среду, въ которой ему при-
ходится дѣйствовать. Чѣмъ шире его способность къ дѣй-
ствію, тѣмъ шире и та среда, на которую онъ дѣйствуетъ
л которая обратно воздѣйствуетъ на него.
Ростъ и измѣненіе личности и измѣненіе среды, ее окру-
жающей, идутъ параллельно, взаимно обусловливая другъ друга.
Средой новорожденнаго младенца является только колыбель,
въ которой онъ проводитъ, и притомъ большею частью во снѣ,
почти все свое время, да теплая грудь кормящей его матери.
Но по мѣрѣ того, какъ развиваются его чувства, этой средой
становится цѣлая комната со всѣми наполняющими ее ве-
щами и живыми существами, которыя являются для него
источникомъ зрительныхъ, слуховыхъ и всякаго рода дру-
гихъ ощущеній. Ребенокъ растетъ, поле его дѣятельности
расширяется и вмѣстѣ съ тѣмъ постепенно раздвигается и
окружающая его среда: за предѣлы дѣтской комнаты она пе-
реходитъ на улицу, въ школу. À когда онъ сдѣлается взрос-
лымъ человѣкомъ, когда станетъ принималъ живое участіе
въ судьбахъ своего народа, когда на служеніе народу онъ
отдастъ всѣ свои лучшія силы, всѣ знанія, которыя онъ
пріобрѣлъ въ школѣ, развѣ средой для него не станетъ вся
яго безпредѣльная родина! И даже больше того, если мы
имѣемъ дѣло съ исключительною, даровитою, геніальною
личностыо, то когда геній въ ней развернетъ свои крылья,
развѣ нельзя будетъ сказать, что средою для нея является
все человѣчество! Шекспиръ, Бетховенъ, Гете—развѣ оні
не работали для всего человѣчества, и развѣ вся широкая
общечеловѣческая жизнь не служила для нихъ той школой,
въ которой они научились создавать свои чудныя творенія,
служащія источникомъ наслажденія и духовнаго развитія
для многихъ поколѣній, ихъ пережившихъ, и сохраняю-
щій все ту же неувядаемую свѣжесть, которую они имѣли
при первомъ своемъ появленіи.

Постараемся теперь выяснитъ себѣ болѣе подробно, на
конкретныхъ примѣрахъ значеніе среды, какъ фактора въ
отмѣченномъ выше процессѣ расширенія цѣлей.
Среда, окружающія человѣка, представляетъ явленіе
оченъ сложное. Чтобы понятъ ея значеніе въ цѣломъ, слѣ-
дуетъ понятъ предварительно то значеніе, которое имѣютъ
въ отдѣльности главные составляющіе ее элементы. Среда,
въ которой приходится жить человѣку, это—во-1-хъ, окру-
жающая его естественная обстановка или природа, во-2-хъ,
общество людей, ему подобныхъ, съ каждымъ изъ которыхъ
y него существуютъ самыя многоразличныя отношенія, въ
3-хъ, наконецъ, это—продукты дѣятельности какъ его личной,
индивидуалъной, такъ и коллективной, общественной.
Значеніе природы въ общемъ сводится къ слѣдующему.
Она служитъ для человѣка, съ одной стороны, орудіемъ са-
мосохраненія, средствомъ, которое даетъ ему возможность
продолжать жить и существовать, съ другой она является
для него также и неисчерпаемымъ источникомъ опасностей,.
угрожающихъ его жизни и существованію. Она служитъ для
него затѣмъ непрестаннымъ источникомъ какъ одновремен-
ныхъ, такъ и послѣдовательныхъ ощущеній и воспріятіи.
Нѣкоторыя изъ этихъ ощущеній пріятны ему, другія не-
пріятны. Тѣ ощущенія, которыя ему пріятны, онъ стремится
продолжить или повторитъ впослѣдствіи, тѣ, которыя ему
непріятны, онъ стремится прекратитъ и впослѣдствіи будетъ
избѣгать ихъ повторенія. Какъ самосохраненіе человѣка,
такъ и эти пріятныя или непріятныя ощущенія зависятъ отъ
тѣхъ или другихъ внѣшнихъ предметовъ. Человѣкъ, какъ и
всякое живое существо будетъ стремиться къ предметамъ,,
которые являются для него условіемъ самосохраненія н
источникомъ радостныхъ и пріятныхъ ощущеній, и будетъ
отвращаться отъ предметовъ, являющихся въ какомъ нибудь
отношеніи опасными для его существованія или служащими
источникомъ ощущеній тягостныхъ и непріятныхъ. Первые
онъ будетъ стремиться приблизитъ къ себѣ, вторые—отдалитъ
отъ себя. Слѣдовательно, дѣятельность человѣка въ данномъ
отношеніи будетъ сводиться къ тому, чтобы окружитъ себя
предметами, служащими средствомъ для его самосохраненія

и источникомъ пріятныхъ ощущеній и чтобы удалиться какъ
можно болѣе отъ всѣхъ тѣхъ предметовъ, которые наносятъ
ущербъ его существованію и служатъ источникомъ ощущеній
тягостныхъ.
Измѣняя въ этомъ смыслѣ свои отношенія къ окружаю-
щій его естественной обстановкѣ, человѣкъ производитъ въ
ней совершенно непреднамѣренно такія перемѣны, которыя
дѣлаютъ доступными для него новые предметы или обнару-
живаютъ въ старыхъ извѣстныхъ ему предметахъ новыя ка-
чества и свойства, при чемъ можетъ оказаться, что и тѣ и
другія, или въ болѣе совершенной степени обезпечиваютъ
его самосохраненіе, или вызываютъ въ немъ пріятныя ощу-
щенія новаго рода, еще неиспытанныя имъ, и становятся
поэтому самостоятельною цѣлью его дѣятельности.
Вообще въ отношеніи природы человѣку необходимо дѣй-
ствовать для того, чтобы оградить свое существованіе отъ
враждебныхъ вліяній или улучшить его, для того, чтобы
удовлетворять всѣ тѣ органическій и другія потребности,
которыя въ немъ періодически, отъ времени до времени
просыпаются. Въ этой своей дѣятельности ему приходится
видѣть и наблюдать себя, какъ причину тѣхъ или другихъ
измѣненій, происходящихъ въ природѣ. Чѣмъ больше онъ
дѣйствуетъ, тѣмъ болѣе разростается его знаніе о себѣ, какъ
о причинѣ такихъ измѣненій, тѣмъ больше онъ научается
понимать, какія дѣйствія надо произвести, чтобы достигнуть
тѣхъ или другихъ цѣлей. Каждый организмъ стремится жить
и расходовать свою энергію, стремится расширятъ поле своей
дѣятельности. Дѣйствуя и всегда въ своей дѣятельности от-
крывая какіе-либо непредвидѣнные результаты этой дѣятель-
ности, онъ тѣмъ самымъ открываетъ для нея и новое поп-
рище для приложенія, новые горизонты. Дѣйствіе, такимъ
образомъ, само постепенно расширяетъ сферу своего при-
мѣненія, дѣйствіе расширяетъ власть и могущество человѣка
надъ природой.
Дѣйствіе человѣка надъ измѣненіемъ природы для своихъ
цѣлей мы называемъ цѣлесообразнымъ трудомъ. Трудъ чело-
вѣка, развиваясь и совершенствуясь, самъ открываетъ для
себя новыя области. Чѣмъ больше человѣкъ трудится надъ

измѣненіемъ природы, тѣмъ болѣе онъ ее узнаетъ, тѣмъ бо-
лѣе онъ узнаетъ много такого, чего но зналъ ранѣе и что
является средствомъ для расширенія сферы приложенія труда
и увеличенія могущества человѣка.
Между природой и человѣкомъ происходитъ, такимъ об-
разомъ, взаимодѣйствіе такого рода. Природа является для
него постоянно источникомъ все новыхъ и новыхъ ощуще-
ній, связанныхъ съ тѣми или другими чувствованіями, прі-
ятными или непріятными, возбуждающими или успокаиваю-
щими (подавляющими), приводящими въ состояніе напря-
женія или разслабленія. Душевное богатство человѣка, благо-
даря памяти, которой онъ располагаетъ, растетъ какъ со
стороны ощущеній, такъ и со стороны чувствованій. Каждое
изъ ощущеній, взятое въ отдѣльности или въ соединеніи съ
другими ощущеніями и связанное нераздѣльно съ тѣмъ или
другимъ чувствованіемъ, переживаемое нами реально во всей
силѣ и яркости или только представляемое въ блѣдныхъ
чертахъ, можетъ послужитъ толчкомъ для дѣятельности чело-
вѣка, для обратнаго его вліянія на природу.
Какой характеръ будетъ носитъ эта дѣятельность? Она
будетъ носитъ или характеръ автоматизма, если человѣкъ
реагируетъ на какія-либо постоянныя, часто повторяющіяся
ощущенія и совокупности ихъ, или же характеръ сознатель-
наго волевого дѣйствія, если реакція происходитъ на новыя
ощущенія или новыя сочетанія ихъ. Въ той мѣрѣ, въ какой
природа продолжаетъ дѣйствовать на человѣка тѣмъ же спо-
собомъ, какимъ дѣйствовала раньше, и онъ продолжаетъ ей
давать отвѣты въ формѣ дѣйствій, уже выполнявшихся имъ
прежде. Автоматическое дѣйствіе является здѣсь вполнѣ до-
статочнымъ. Только новый способъ воздѣйствія природы
приводитъ въ движеніе и сознательную волю человѣка. На
новые вопросы, которые задаетъ природа, надо давать и но-
вые отвѣты: автоматизма идей, образовъ и актовъ здѣсь
оказывается недостаточно, нуженъ актъ сознательной, разум-
ной воли, который есть вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ мы видѣли,
и актъ творчества. Но сама сознательная воля, вызывая къ
жизни много новаго и непредвидѣннаго, измѣняя постоянно
и непрывно окружающую природу и оставляя, такимъ обра-

зомъ, всегда въ на личности матеріалъ для творческой дѣя-
тельности, тѣмъ самымъ обезпечиваетъ и условія для даль-
нѣйшаго своего существованія. Измѣняясь, однако, среда
продолжаетъ всегда сохранять въ извѣстной степени и преж-
ній характеръ, и такимъ образомъ наряду съ сознательной
волевой реакціей всегда существуетъ и реакція автоматиче-
ская, дѣйствія, которыя мы называемъ рефлективными, ин-
стинктивными, привычными, и т. д., т. е. дѣйствія, являю-
щіяся повтореніемъ прежнихъ, уже выполнявшихся дѣйствій.
Мы разсматривали до сихъ поръ дѣятельность человѣка
среди природы, поскольку она является источникомъ измѣ-
неній въ самой природѣ, игнорируя то обстоятельство, что
человѣкъ живетъ въ обществѣ, что его окружаютъ другіе
подобные ему люди и что всѣ тѣ измѣненія, которыя онъ
производитъ въ своей естественной обстановкѣ, связаны съ
тѣми или другими непредвидѣнными результатами для этихъ
людей, вызываютъ въ нихъ тѣ или другія наблюдаемыя имъ
измѣненія, или въ ихъ физической, или въ ихъ душевной
природѣ. Этотъ родъ побочныхъ результатовъ, достигаемыхъ
человѣкомъ въ своей дѣятельности, становятся для него не-
исчерпаемымъ и еще болѣе богатымъ источникомъ для рас-
ширенія системы цѣлей, чѣмъ какимъ является природа,
разсматриваемая изолированно. Такъ какъ вмѣстѣ съ тѣмъ
©тотъ источникъ расширенія системы цѣлей человѣческой
жизни имѣетъ особенно важное значеніе въ дѣлѣ нравствен-
наго совершенствованія человѣка, то мы и остановимся на
немъ болѣе подробно.
Достиженіе какой бы то ни было цѣли, которое происхо-
дитъ въ присутствіи другихъ человѣческихъ существъ, всегда
бываетъ связано съ какими-нибудь послѣдствіями для этихъ
существъ, даже въ томъ случаѣ, когда цѣль имѣетъ исклю-
чительно индивидуалистическій характеръ, когда предметомъ
ея является само дѣйствующее лицо, самосохраненіе, дости-
женіе той или другой формы личнаго счастья или самораз-
витіе, т. е. достиженіе совершенства въ томъ или другомъ
отношеніи. Каковы же эти послѣдствія для другихъ? Это
будетъ, конечно, зависѣть отъ характера и качества самой
цѣли. Есть цѣли, достиженіе которыхъ по самому ихъ су-

ществу выходитъ за предѣлы данной личности, которыя мо-
гутъ становиться источникомъ счастья и развитія не только
для самого дѣйствующаго лица, но и для лицъ, его окружа-
ющихъ. Такова всякая художественная, творческая дѣятель-
ность, результатомъ которой является тотъ или другой про-
дуктъ искусства. Швецъ, обладающій прекраснымъ голосомъ
и поющій свои чудныя пѣсни, которыми невольно заслу-
шается всякій присутствующій при его пѣніи; художникъ,
нарисовавшій картину, гармонія красокъ и образовъ которой
вызываетъ восторгъ и т. д.—всѣ они создаютъ нѣчто такое,
достигаютъ такой цѣли, которая, являясь источникомъ сча-
стья для нихъ, служитъ въ то же время или можетъ служить
неисчерпаемымъ источникомъ счастья и для безпредѣльнаго
множества другихъ людей. Но есть цѣли, которыя по самой
своей природѣ какъ бы ограничены рамками самого дѣйст-
вующаго лица. Если я ѣмъ и пью, то этимъ достигается
удовлетвореніе только моего личнаго голода и жажды, a мой
сосѣдъ отъ этого не сдѣлается болѣе сытымъ и удовлетво-
реннымъ; если я для развитія своего тѣла въ физическомъ
отношеніи произвожу рядъ опредѣленныхъ движеній, то отъ
этого опять-таки разовьются только мои мускулы, a не му-
скулы моего ближняго. И въ томъ и въ другомъ случаѣ моя
дѣятельность не будетъ имѣть своимъ непосредственнымъ и
видимымъ результатомъ, ни сохраненіе жизни другого лица,
ни доставленіе ему счастья, ни содействіе его развитію въ
физическомъ или духовномъ отношеніи.
Однако, даже и цѣли послѣдняго описаннаго нами рода,
носящія такой, повидимому, личный и индивидуалистическій
характеръ, не остаются безъ послѣдствій для людей, окру-
жающихъ данную личность, послѣдствій, которыхъ она перво-
начально не предвидѣла, но которыя могутъ датъ начало
для новыхъ цѣлей въ ея жизни. Разъ дѣятельность человѣка
совершается въ обществѣ подобныхъ ему людей, то она такъ
или иначе становится предметомъ ихъ наблюденія и вызы-
ваетъ съ ихъ стороны тѣ или другія сужденія, ту или дру-
гую оцѣнку, пробуждаетъ она въ нихъ также тѣ или другія
чувствованія и эмоціи, затрогивая хотя въ какой-нибудь сте-
пени ихъ интересы, и наконецъ, побуждаетъ ихъ къ тѣмъ

или другимъ дѣйствіямъ и поступкамъ въ отношеніи данной
личности. Такимъ образомъ, въ качествѣ побочныхъ резуль-
татовъ своей дѣятельности личности приходится имѣть передъ
собою мнѣнія и сужденія другихъ людей, волнующія ихъ
разнаго рода чувствованія низшаго или высшаго порядка и,
наконецъ, обусловленныя этими сужденіями и чувствованіями
поступки людей. Все это, взятое вмѣстѣ, можетъ стать для
личности источникомъ самостоятельныхъ и независимыхъ
цѣлей, разъ только мнѣнія, чувствованія и поступки другихъ
людей получатъ для нея какой-нибудь интересъ, a не полу-
читъ такого интереса они не могутъ, хотя бы даже въ силу
того соображенія, что человѣкъ чувствуетъ интересъ ко всему,
что даетъ ему возможность расширить сферу приложенія
своей активности, и потому всякое новое поприще, которое
открывается для нея, какъ дозволяющее ему путемъ расши-
ренія своей дѣятельности расширить свою личность, несо-
мнѣнно привлекаетъ его вниманіе. A затѣмъ, конечно, могутъ
явиться и другіе добавочные источники интереса—симпатія
и любовь — которые нашу дѣятельность въ смыслѣ вліянія
на другихъ людей могутъ сдѣлать еще болѣе широкой и
интенсивной.
VI.
Психическое взаимодѣйствіе и тѣ результаты, къ кото-
рымъ оно приводитъ.
Когда сужденія, чувствованія и поступки другихъ людей
становятся способными оказывать на отдѣльнаго человѣка
свое вліяніе и когда отдѣльный человѣкъ становится способ-
нымъ вліять на сужденія, чувствованія и поступки другихъ
людей, и это вліяніе въ той или другой формѣ стремится
оказывать на нихъ и на самомъ дѣлѣ, тогда устанавливается
между людьми тотъ родъ взаимодѣйствія, который можетъ
быть названъ психическимъ и который -имѣетъ особенно
важное значеніе въ дѣлѣ нравственнаго развитія человѣка.
Установленіе психическаго взаимодѣйствія предполагаетъ
выработку языка и способности понимать выразительныя
движенія другихъ намъ подобнымъ существъ. Общество су-

ществуетъ благодаря психическому взаимодѣйствію и вмѣстѣ
съ тѣмъ сама общественная жизнь ведетъ къ все большему
расширенію и развитію психическаго взаимодѣйствія между
личностями.
Мы видѣли раньше, говоря о взаимодѣйствіи между че-
ловѣкомъ и природой, что человѣкъ можетъ являться въ
отношеніи къ ней или какъ автоматъ, или какъ сознатель-
ная, творческая воля,—подобно этому и психическое взаимо-
дѣйствіе можетъ вызывать къ дѣятельности въ человѣкѣ
творческія способности, сознательную волю, или можетъ по-
коиться всецѣло или отчасти на автоматизмѣ идей, образовъ,
чувствованій и дѣйствій. Очевидно, что въ томъ и другомъ
случаѣ психическое взаимодѣйствіе будетъ носитъ совершенно
различный характеръ. Хотя въ дѣйствительной жизни обѣ
эти формы психическаго взаимодѣйствія тѣсно переплетены
и смѣшаны между собою и рѣдко встрѣчаются во вполнѣ
изолированномъ видѣ, но для удобства изслѣдованія мы раз-
смотримъ ихъ отдѣльно. Посмотримъ сначала, къ какимъ
результатамъ приводитъ психическое взаимодѣйствіе, по-
скольку въ основѣ его лежитъ автоматизмъ образовъ, чув-
ствованій и дѣйствій, a затѣмъ подобнымъ же образомъ под-
вергнемъ изслѣдованію результаты той формы психическаго
взаимодѣйствія, въ которой главнымъ дѣйствующимъ факто-
ромъ является творческій, волевой элементъ въ области
мысли, чувствованія и дѣйствія.
Основною формою психическаго взаимодѣйствія въ пер-
вомъ случаѣ является подражаніе. Это подражаніе составляетъ
отличительную господствующую черту во всѣхъ тѣхъ случаяхъ,
когда психологическій автоматизмъ господствуетъ въ жизни
личности безраздѣльно, и въ той или другой формѣ оно
играетъ роль, поскольку и въ жизни нормальной личности
имѣютъ мѣсто процессы психологическаго автоматизма. Въ
той мѣрѣ, въ какой личность является психологическимъ авто-
матомъ, она, вступая въ психическое взаимодѣйствіе съ дру-
гими личностями, имѣетъ тенденцію подражать имъ во всемъ.
„Составляетъ общеизвѣстный фактъ, — говоритъ П. Жанэ, —
„что нѣкоторыя лица не могутъ работать, когда они—одни,
когда за ними постоянно и самымъ непосредственнымъ обра-

зомъ не наблюдаютъ н не руководятъ ими". И они остаются
бездѣятельными не по причинѣ лѣности нли физической сла-
бости, но потому, что они не могутъ сдѣлать выбора, они не
знаютъ, что дѣлать, съ чего начинать, какъ взяться за дѣло.
„Это качество замѣчается даже въ наиболѣе выдающихся
произведеніяхъ искусства и науки; нѣкоторые умы являются
подражателями въ самомъ прямомъ смыслѣ этого слова, нѣ-
которыя личности не могутъ ничего сдѣлать, не опираясь на
какой-нибудь уже сдѣланный трудъ, — онѣ всегда являются
или сотрудниками или плагіаторами".
„Безъ сомнѣнія, — прибавляетъ Жанэ, — могутъ сказать,
что подражаніе и повиновеніе существуютъ повсюду, но я
могу однако замѣтить на это, что степень подражанія не оди-
накова y всѣхъ и что существуютъ умы, которые болѣе чѣмъ
другіе имѣютъ потребность въ вѣчномъ и постоянномъ подра-
жаніи. Тѣ же самыя лица, которыхъ мы видѣли неспособными
работать самостоятельно, равнымъ образомъ неспособны также
сами себѣ доставлять развлеченіе. Имъ необходимы товарищи
въ игрѣ... не по причинѣ того удовольствія, которое доста-
вляетъ общество, но чтобы научитъ ихъ, во что играть, чѣмъ
интересоваться, чѣмъ занятъ себя. Для меня представляетъ
признакъ силы духа, какъ y взрослаго человѣка, такъ и y
ребенка, если они умѣютъ сами находитъ для себя развле-
ченіе, и скука, которая столъ часто бываетъ удѣломъ изоли-
рованныхъ личностей, является нерѣдко только симптомомъ
слабости воли. Про всѣхъ подобныхъ лицъ говорятъ, что они
общительны, что они имѣютъ потребность въ привязанностяхъ,
страдаютъ оттого, что не поняты, „требуютъ симпатической
среды*.и т. д. Эта общительность является y нихъ въ раз-
личныхъ степеняхъ не чѣмъ инымъ, какъ потребностью по-
виноваться. Они ищутъ друзей, которые направляли бы ихъ
безъ ихъ вѣдома, они ищутъ сотрудниковъ, которыхъ они
копируютъ, думая, что остаются оригинальными, однимъ сло-
вомъ, они ищутъ такихъ людей, которые думаютъ и хотятъ
за нихъ и вмѣсто нихъ" 1).
*) Pierre Janet. L'influence somnambulique et le besoin de
direction (Revue philosophique 1897, № 2, стр. 142).

Разсмотримъ въ отдѣльности тѣ результатъ!, которые полу-
чаются для личности при психическомъ взаимодѣйствіи на
почвѣ психологическаго автоматизма въ области мысли, чув-
ства и дѣйствія.
Если это взаимодѣйствіе происходитъ въ сферѣ мысли
или идей, то личность начинаетъ думать чужими мыслями,
повторятъ чужія идеи, не перерабатывая ихъ и не сравни-
вая съ результатами своего собственнаго прошлаго личнаго
опыта и личнаго мышленія и не пытаясь примиритъ тѣ про-
тиворѣчія, которыя въ данномъ случаѣ могутъ существовать.
Какъ автоматъ, она является эхомъ господствующихъ кругомъ
нея идей. Если эти идеи хороши; если въ нихъ содержится
хотя крупица правды и истины, то и мысли, которыя выска-
зываетъ данная личность, будутъ хорошими, но это—не соб-
ственныя продуманныя мысли, не продуктъ личной долгой и
упорной работы, неутомимаго исканія истины, не результатъ
интенсивнаго умственнаго творчества, это—не настоящая мо-
нета, не слитокъ золота, a только однѣ блестки и мишура,
за которыми не скрывается ничего сколько-нибудь цѣннаго.
Подобный автоматъ, живя среди людей, исповѣдующихъ лож-
ныя идеи, лелѣющихъ тѣ или другіе предразсудки, съ такою
же легкостью сдѣлаетъ свою душу складочнымъ мѣстомъ са-
мыхъ нелѣпыхъ идей, самыхъ дикихъ предразсудковъ, кото-
рые могутъ явиться тормазомъ для всякаго сколько-нибудь
прогрессивнаго движенія. Не броситъ въ міръ онъ „мысли
плодовитой", но можетъ помѣшать тому, чтобы y этой мысли
выросли крылья и она принесла всѣ тѣ благотворныя послѣд-
ствія, которыя въ ней сокрыты. Всякую свѣтлую идею такіе
автоматъ! способны только опошлить, обратитъ въ мелкую
ходячую монету, лишитъ ее того благоуханія свѣжести, но-
визны и оригинальности, которое дѣлаетъ ее такой сильной,
яркой и привлекательной.
Подобнымъ же образомъ, если психическое взаимодѣй-
ствіе между такимъ автоматомъ и окружающими его людь-
ми происходитъ въ области чувствованій или эмоцій, то онъ
является отраженіемъ, зеркаломъ тѣхъ чувствованій, кото-
рыя переживаютъ окружающіе его люди. Его настроеніе
измѣняется съ настроеніемъ окружающихъ лицъ. Его чув-

ства, поэтому, крайне измѣнчивы, не глубоки и поверхно-
стны, нисколько не затрагивая самой интимной стороны его
души. Они сильны и непосредственны въ своемъ выраже-
ніи, потому что не встрѣчаютъ противовѣса со стороны со-
знательной и разумной воли и не сдерживаются другими
чувствованіями, но являются не столько отраженіемъ лич-
ности, сколько окружающей среды. Они имѣютъ, если мо-
жно такъ выразиться, внѣшній характеръ,— въ нихъ недо-
стаетъ сердечности и задушевности, характеризующихъ вся-
кое истинное чувство, насколько въ немъ принимаетъ уча-
стіе та творческая психическая сила, которая составляетъ
интимное ядро личности. Подобный автоматъ можетъ обна-
ружитъ, повидимому, и самыя героическія, возвышенныя
чувства, но наряду съ этимъ онъ можетъ проявить и такія
дикія, отвратительныя эмоціи, которыя граничатъ съ пре-
ступленіемъ. Это можно наблюдать, напр., на дѣйствіяхъ
толпы, въ которой каждый отдѣльный человѣкъ, какъ это
утверждаетъ Густавъ Лебонъ въ своемъ сочиненіи „Психо-
логія народовъ и массъ", обращается въ автомата. Толпа
часто совершаетъ, какъ показываетъ исторія, изумительные
подвиги самоотверженія, но вмѣстѣ съ тѣмъ проявляетъ
часто возмутительную жестокость и бываетъ необузданна въ
своемъ гнѣвѣ. Нерѣдко бываетъ достаточно самаго ничтож-
наго толчка, чтобы настроеніе толпы перемѣнилось прямо
въ противоположное.
Симпатія, которой даетъ начало психическое взаимо-
дѣйствіе на почвѣ психологическаго автоматизма, не идетъ
дальше той стадіи, на которой она „вызываетъ у- двухъ
или нѣсколькихъ индивидовъ аналогичныя аффективныя
настроенія" *). Примѣромъ могутъ служитъ тѣ случаи, о ко-
торыхъ говорятъ, что страхъ, негодованіе, радость или
горе передаются отъ одного лица къ другому. Сущность
этой симпатіи заключается въ томъ, что мы сами испыты-
ваемъ аффективное состояніе, существующее y другого—со-
стояніе, о которомъ мы узнаемъ по его физіологическому
проявленію, по тому или другому, напр., выраженію лица
*) Т. Рибо. Психологія чувствованіи, стр. 250.

или положенію тѣла, „Это состояніе симпатіи", какъ замѣ-
чаетъ Рибо, „еще не устанавливаетъ само по себѣ отноше-
ніе любви или нѣжности между тѣми, кто ее испытываетъ:
оно служитъ только подготовкой къ нимъ. Оно можетъ по-
служитъ основой нѣкоторой общественной солидарности вслѣд-
ствіе того, что одни и тѣ же внутреннія состоянія вызы-
ваютъ одни и тѣ же акты, но это будетъ солидарность чи-
сто внѣшняя, механическая, a не нравственная". *) Симпатіи
въ этой ея формѣ недостаетъ еще того творческаго, воле-
вого элемента, благодаря которому она можетъ развитъ ея
до степени дѣятельнаго сочувствія, активнаго альтруизма,
который одинъ только можетъ составитъ прочную основу
для нравственной солидарности людей между собою, послу-
житъ внутреннимъ связующимъ звеномъ между ними. Здѣсь
она пока имѣетъ еще только пассивный характеръ и со-
храняетъ его въ той мѣрѣ, въ какой духовная жизнь лич-
ности не выходитъ за предѣлы психологическаго автома-
тизма.
Теперь уже не трудно видѣть также, что психическое
взаимодѣйствіе въ области практической дѣятельности или
поступковъ, поскольку оно совершается на почвѣ психоло-
гическаго автоматизма, будетъ имѣть своимъ послѣдствіемъ
подчиненіе личности чужой волѣ. Какъ психологическій
автоматъ, вступая во взаимодѣйствіе съ другими, она дѣ-
лается орудіемъ ихъ воли, она хочетъ того, чего хотятъ
другіе, и слѣпо повинуется имъ. Воля чуждаго и остающа-
гося чуждымъ ей существа дѣлается для личности закономъ
ея поведенія, насколько между ней и этимъ существомъ
устанавливается психическое взаимодѣйствіе. Психологиче-
скій автоматъ, въ зависимости отъ окружающихъ его людей,
можетъ намъ представитъ образецъ самаго добродѣтелънаго
поведенія, но всѣ его добродѣтельные поступки не что
иное, какъ нарядное платье, надѣтое лакеемъ съ плечъ сво-
его барина и подъ которымъ трепещетъ все та же неизмѣн-
ная лакейская душа. Въ другой порочной средѣ подобный
автоматъ можетъ стать преступникомъ и дѣятельность его
1) Тамъ же, стр. 261.

можетъ выразиться въ рядѣ поступковъ, угрожающихъ жизни
счастью и спокойствію тѣхъ лицъ, съ которыми его судьба
случайно столкнетъ.
Встрѣчаются ли въ дѣйствительной жизни хотя въ при-
близительной степени подобнаго рода автоматы? Къ сожа-
лѣнію, приходится отвѣтить на этотъ вопросъ утвердительно.
Такой автоматъ можетъ быть подведенъ подъ категорію
тѣхъ характеровъ, которые Рибо называетъ аморфными,
и вотъ какъ онъ характеризуетъ ихъ въ своей „Психологіи
чувствованій". „Имя аморфнымъ легіонъ. Я разумѣю подъ
нимъ тѣхъ, которые не имѣютъ своей особой формы, харак-
теръ! которыхъ цѣликомъ пріобрѣтены. Въ нихъ нѣтъ ни-
чего врожденнаго, ничего похожаго на призваніе, природа
создала ихъ податливыми до крайности. Они являются ис-
ключительно продуктами обстоятельствъ, среды, воспитанія,
вліянія людей и окружающихъ предметовъ. За нихъ же-
лаетъ и дѣйствуетъ кто-нибудь другой, a за неимѣніемъ
этого другого, — общественная среда. Они представляютъ
собою не голосъ, a эхо, и становятся такими или иными,
смотря по обстоятельствамъ. Случай рѣшаетъ вопросъ о ихъ
профессіи, о ихъ женитьбѣ и обо всемъ остальномъ; затѣмъ,
разъ попавъ въ колею, они живутъ точно такъ же, какъ
окружающіе. Это—характеры не индивидуальные, a видовые,
профессіональные, это безчисленныя копіи съ одного ори-
гинала, существовавшаго когда-то" (стр. 415, 416).
Копированіе другого въ области мысли, чувства и дѣй-
ствія, подражаніе, пассивная симпатія и рабское повинове-
ніе, — вотъ къ чему сводится психическое взаимодѣйствіе,
поскольку оно происходитъ на почвѣ психологическаго ав-
томатизма. Посмотримъ теперь, къ какимъ результатамъ
приводитъ оно, когда устанавливается на почвѣ творческой
активности нашего духа, когда его основнымъ факторомъ
является сознательная воля человѣка.
Прежде всего мы имѣемъ здѣсь обмѣнъ мыслей, дѣлаю-
щій возможнымъ возникновеніе научнаго объективнаго зна-
нія. Если бы не было обмѣна мыслей, если бы человѣкъ въ
интеллектуальномъ отношеніи являлся изолированнымъ су-
ществомъ, то объективное знаніе или наука никогда бы не

возникла и человѣкъ никогда бы не вышелъ за предѣлы узкаго
міросозерцанія, выработавшаго на основаніи только личнаго
опыта и личнаго мышленія. Только при помощи обмѣна
мыслей личный опытъ отдѣльной личности и результаты ея
умственной обработки этого жизненнаго опыта могутъ стано-
виться общимъ достояніемъ, могутъ сравниваться и сопоста-
вляться съ таковымъ же личнымъ опытомъ и результатами
мышленія другихъ людей. Знаніе есть соціальный продуктъ,
и только благодаря обмѣну мыслей человѣкъ можетъ прі-
общиться къ той богатой сокровищницѣ умственныхъ благъ,
которыя человѣчество накопило въ продолженіе своего раз-
витія и продолжаетъ накоплять все въ болѣе возрастающемъ
размѣрѣ. Чѣмъ шире обмѣнъ мыслей, чѣмъ онъ интенсивнѣе,
тѣмъ быстрѣе можетъ итти ростъ научнаго знанія какъ въ
отдѣльной личности, такъ и въ цѣломъ человѣчествѣ. И все,
что задерживаетъ этотъ обмѣнъ мыслей, все это является
препятствіемъ для умственнаго прогресса, составляющаго
необходимое условіе и для развитія человѣка какъ въ эмо-
ціональномъ отношеніи, такъ и въ отношеніи воли.
Вслѣдъ за обмѣномъ мыслей идетъ то, что можетъ быть
названо обмѣномъ чувствованій .или эмоцій. Человѣкъ мо-
жетъ не только передумывать мысли другихъ людей, срав-
нивать ихъ со своими собственнымъ критически провѣрять,
приводитъ во взаимную гармонію и дѣлать, такимъ образомъ,
ихъ своимъ собственнымъ умственнымъ достояніемъ, — онъ
можетъ также переживать волнующія этихъ послѣднихъ
чувства и страсти и испытываемыя ими удовольствія и стра-
данія, и переживать не внѣшнимъ образомъ, не пассивно, a
такъ, что при этомъ затрогиваются самыя интимныя, самыя
сокровенныя струны его души. Благодаря психическому
взаимодѣйствію, не только мысль другихъ, критически про-
вѣренная и приведенная въ гармонію со всѣмъ строемъ на-
шего міросозерцанія, можетъ стать нашею мыслью, но и
чувство, переживаемое другимъ, можетъ стать нашимъ чув-
ствомъ, будучи не просто пассивно воспринято, но перера-
ботано до степени активнаго стремленія. Такъ, напр., со-
страданіе, которое рождается на почвѣ психологическаго авто-
матизма и которое способно ограничиваться только проли-

тіемъ слезъ и принятіемъ грустнаго вида, принимаетъ форму
чувства состраданія, ищущаго себѣ выхода прежде всего и
главнымъ образомъ въ дѣятельности, направленной на устра-
неніе того страданія и горя, которыя приходится видѣть или
представлять себѣ.
Такимъ образомъ, наряду съ обмѣномъ мыслей, дѣлаю-
щимъ возможнымъ развитіе объективнаго знанія, всегда су-
ществуетъ обмѣнъ чувствъ или эмоцій, дѣлающій возможнымъ
развитіе дѣятельной симпатіи или активнаго альтруизмъ.
Если бы не было обмѣна чувствъ, человѣкъ никогда бы не
вышелъ за предѣлы узкаго односторонняго эгоизма. Активныя
альтруистическія чувствованія, дѣятельная симпатія рожда-
ются на почвѣ той формы психическаго взаимодѣйствія, въ
которой играетъ роль сознательная творческая воля, и пред-
ставляютъ такой же соціальный продуктъ, какъ и объектив-
ное знаніе. Вмѣстѣ съ расширеніемъ круга этой формы пси-
хическаго взаимодѣйствія растетъ и дѣятельная симпатія, и
предѣлы этому развитію указать такъ же трудно, какъ трудно
указать предѣлы для развитія объективнаго знанія. Симпатія
къ непосредственно близкимъ людямъ, окружающимъ данную
личность, стремится постепенно расшириться на все большій
и большій кругъ людей и въ конечномъ предѣлѣ охватитъ
все человѣчество. Развиваясь еще дальше, симпатія распро-
страняется на все то, что вообще одарено какою бы то ни
было чувствительностью, на все, въ чемъ чувствуется тре-
петъ и дыханіе жизни. Человѣкъ дѣлается способнымъ охва-
тывать своею любовью все, что живетъ и имѣетъ задатки
для развитія. Благодаря обмѣну чувствъ, человѣкъ можетъ
неизмѣримо расширить свою личность въ эмоціональномъ
отношеніи: его жизнь дѣлается многостороннѣе и богаче, по-
тому что онъ становится участникомъ эмоціональной жизни
другихъ людей все въ болѣе и болѣе широкой степени.
Наконецъ, на ряду съ обмѣномъ мыслей и чувствъ идетъ
и дѣлается, благодаря имъ, возможнымъ обмѣнъ желаній,
хотѣній и идеальныхъ стремленій. Можно не только пере-
думывать мысли другихъ людей, можно не только пережи-
вать волнующія ихъ чувства,—можно также ихъ волю сдѣ-
лать предметомъ своей воли, ихъ желанія своими желаніями,

ихъ идеалы своими идеалами. И сдѣлать это не въ смыслѣ
пассивнаго подчиненія волѣ другихъ, a потому, что воля,
желанія и идеалы другихъ согласуются съ лучшими нашими
творческими стремленіями, являясь ихъ расширеніемъ, за-
вершеніемъ и дополненіемъ. Наша личность при этомъ не
стирается и не уничтожается, какъ при психическомъ вза-
имодѣйствіи на почвѣ психологическаго автоматизма, a ста-
новятся только полнѣе и шире. Благодаря той формѣ пси-
хическаго взаимодѣйствія, о которой мы говоримъ теперь,
мотивами, двигающими человѣческую волю, могутъ быть не
только личныя желанія, но и справедливыя желанія другихъ:
я могу сознательно и свободно хотѣть, что хотятъ другіе,,
и хотѣть этого для нихъ, a не только для себя.
Такимъ образомъ становится возможной общая воля, общія
желанія, общіе идеалы и общественная дѣятельность, напра-
вленія на ихъ осуществленіе. И эта общая воля создается
не на почвѣ подчиненія одной части людей другимъ, но ея ос-
нованіемъ служитъ признаніе цѣнности за каждою индивиду-
альною волею, входящею въ ея составъ. Продуктомъ обмѣна
мыслей было объективное знаніе, продуктомъ обмѣна чув-
ствованій была все шире разрастающаяся активная симпатія;
подобно этому продуктомъ обмѣна въ области воли будутъ,
общечеловѣческія стремленія и объединенныя коллективный,,
урегулированный трудъ для ихъ достиженія. Благодаря пси-
хическому взаимодѣйствію въ этой области, личность все въ
большей мѣрѣ становится въ своей волевой дѣятельности
свободной и сознательной представительницей всего соли-
дарнаго человѣчества, все болѣе дѣлается носительницей обще-
человѣческихъ идеаловъ, сохраняя при этомъ вполнѣ свою
самостоятельность и оригинальность. Индивидуальная воля
отдѣльной личности на почвѣ разсматриваемой нами формы
психическаго взаимодѣйствія дѣлается все болѣе подобной
коллективной волѣ всего человѣчества, съ которой она по-
степенно все тѣснѣе неразрывно сливается, не утрачивая
вмѣстѣ съ тѣмъ своего самобытнаго характера. Такимъ об-
разомъ, индивидуумъ здѣсь становится все шире и шире,.
пока въ конечномъ предѣлѣ не объединяется въ одно цѣлое
со всѣмъ человѣчествомъ, не исчезая, однако, въ немъ до

полной утраты себя, какъ свободной и сознательной лично-
сти. И когда это будетъ достигнуто, тогда человѣкъ въ дѣй-
ствительномъ, истинномъ значеніи этого слова станетъ тѣмъ
„сверхъ-человѣкомъ", о которомъ мечтаетъ Ницше, но этотъ
„сверхъ-человѣкъ" явится не путемъ попранія нѣкоторыми
избранными личностями остального „человѣческаго стада",
которое должно послужитъ какъ бы фундаментомъ для его
выработки, a путемъ все расширяющейся и усложняющейся
гармоніи и коопераціи каждой отдѣльной личности съ осталь-
ными людьми.
Но развитіе психическаго взаимодѣйствія, насколько его
•основой служитъ сознательная, творческая воля, имѣетъ сво-
имъ послѣдствіемъ не только расширеніе личности во всѣхъ
указанныхъ нами отношеніяхъ; вмѣстѣ съ этимъ оно все
•болѣе приближаетъ то время, когда человѣчество изъ того
разрозненнаго и хаотическаго состоянія, въ которомъ оно
находится теперь, обращается въ гармоническій союзъ лю-
дей, становится однимъ солидарнымъ цѣлымъ, дѣйствующимъ
сознательно въ направленіи все большаго подъема интенсив-
ности и широты жизни на земномъ шарѣ и утилизирующимъ
для этого всѣ способности каждаго индивидуальнаго чело-
вѣка, входящаго въ его составъ, такъ что ни одна сила не
пропадаетъ напрасно, но служитъ для всеобщаго прогресса
жизни. Въ результатѣ обмѣна мыслей является установленіе
гармоніи между мыслями отдѣльныхъ личностей или объ-
единенію и систематизированное знаніе всего человѣчества,
въ которомъ опытъ и критическаго мысль каждой личности
использованы въ полномъ размѣрѣ и въ которомъ объеди-
няющимъ звеномъ является идея о великомъ значеніи зна-
нія, какъ орудія для увеличенія цѣнности индивидуальнаго
* общечеловѣческаго существованія и для установленія гар-
моніи между тѣмъ и другимъ. Въ результатѣ обмѣна чувствъ
является гармонія между чувствами всѣхъ отдѣльныхъ лич-
ностей, или широкая взаимная нравственная любовь, охва-
тывающая всѣ стороны общечеловѣческой жизни и распро-
страняющаяся на всѣхъ людей. Выражаясь фигурально, мы
могли бы сказать, что изъ того бездушнаго и апатичнаго
состоянія, въ которомъ человѣчество, какъ цѣлое, находится

въ настоящіе время, оно понемногу доходитъ до того, что
въ груди его, этой пока еще холодной и ничѣмъ не согрѣ-
той груди, начинаетъ трепетать и биться сердце, одушевленъ
ное безпредѣльною горячею любовью ко всякому проявле-
нію жизни, на дѣятельную защиту которой оно готово встатъ
всегда и во всякое время. Наконецъ, въ результатъ обмѣна
въ области желаній или воли создается гармонія всѣхъ стрем-
леній отдѣльныхъ личностей между собою, создается орга-
низованная объединенная воля всего человѣчества, которая
получаетъ свое необходимое выраженіе въ систематической
солидарной коллективной дѣятельности, въ планомѣрномъ
трудѣ, имѣющемъ своей задачей осуществленіе высшихъ об-
щечеловѣческихъ идеаловъ. Такимъ образомъ результатомъ
психическаго взаимодѣйствія въ той мѣрѣ, въ какой оно
происходитъ на почвѣ той сознательной, творческой актив-
ности, которой обладаетъ человѣкъ, въ конечномъ предѣлѣ
является болѣе или менѣе полное сліяніе отдѣльной личности
со всѣмъ человѣчествомъ въ мысли, въ чувствѣ и волевой
дѣятельности.
Не трудно видѣть, что все, отмѣченное нами здѣсь въ
общихъ чертахъ, представляетъ не что иное, какъ прогрес-
сивный ростъ и расширеніе системы тѣхъ цѣлей, которыя
ставитъ себѣ отдѣльная личность, какъ возрастающее въ
своей степени установленіе гармоніи между цѣлями, какъ
подъемъ личности на все болѣе и болѣе высокія ступени
нравственнаго развитія. Система цѣлей безпредѣльно расши-
ряется и необходимо должна расширяться, потому что ей
данъ неизсякающій источникъ въ тѣхъ цѣляхъ, которыя себѣ
ставитъ человѣчество и къ которымъ личность, по мѣрѣ
установленія солидарности среди послѣдняго, все болѣе и;
болѣе пріобщается. Указать предѣлы для расширенія систе-
мы цѣлей здѣсь почти невозможно, такъ какъ само человѣ-
чество по сравненію съ личностью представляетъ нѣчто не-
исчерпаемое и безпредѣльное и такъ какъ процессъ разви-
тія въ данномъ случаѣ не можетъ остановиться до тѣхъ
поръ, пока не будетъ достигнуто полное сліяніе каждой лич-
ности со всѣмъ человѣчествомъ. A дальше? Кто скажетъ, что
будетъ дальше? Объединенное, солидарное человѣчество по-

ставитъ себѣ новыя цѣли, новыя задачи, о которыхъ мы те-
перь не имѣемъ никакого представленія.
Все выше сказанное представляетъ, такъ сказать, тотъ
естественный путь, въ направленіи котораго работаетъ пси-
хическое взаимодѣйствіе между отдѣльными личностями, разъ
только оно устанавливается между ними на почвѣ созна-
тельной, творческой активности нашего духа. Но установле-
ніе этой послѣдней формы психическаго взаимодѣйствія и
расширеніе ея сферы наталкивается на своемъ пути на
много препятствій. Въ общественной жизни, такъ, какъ она
протекаетъ въ дѣйствительности, встрѣчается не мало мо-
ментовъ, которые изолируютъ отдѣльную личность изъ круга
другихъ людей или противополагаютъ ея интересъ! интере-
самъ этихъ послѣднихъ. Личность при этомъ, такъ сказать,
выхватывается изъ сферы сознательнаго, творческаго психи-
ческаго взаимодѣйствія или послѣднее не можетъ итти своимъ
нормальнымъ путемъ и приводитъ къ тѣмъ результатамъ,
которые составляютъ его естественное послѣдствіе. Съ этими
моментами необходимо нужно считаться, и вліяніе ихъ на
личность неизбѣжно должно быть принимаемо въ разсчетъ.
Поскольку существуетъ обмѣнъ мыслей, обмѣнъ чувствова-
ній и обмѣнъ желаній, въ которомъ приводится въ дѣйствіе
сознательная, творческая воля въ человѣкѣ, съ необходи-
мостью должны получиться отмѣченные нами выше въ крат-
кихъ чертахъ результатъ!. И однако, хотя общество суще-
ствуетъ уже давно, они до сихъ поръ еще не получились въ
сколько-нибудь широкой степени. Что-то мѣшаетъ и торма-
зитъ развитіе человѣчества въ этомъ направленіи. Что же
это такое?
Прежде всего мы не должны упускать изъ виду, что че-
ловѣкъ представляетъ животный организмъ, подчиненный
всѣмъ законамъ животнаго существованія, которые намъ
открываетъ біологія. Какъ животное существо, человѣкъ стре-
мится прежде всего къ самосохраненію и продолженію рода
и смотритъ съ этой точки зрѣнія на все остальное, какъ на
средство или орудіе этого самосохраненія или продолженія
рода. Все, что мѣшаетъ ему на пути къ этой цѣли, со всѣмъ
этимъ онъ вступаетъ въ самую жестокую борьбу. Кромѣ

того, являясь животнымъ организмомъ, имѣющимъ плотъ и
кровъ, человѣкъ представляетъ существо чувственное, ищу-
щее физическихъ наслажденій и личнаго счастъя и борю-
щееся изъ за нихъ со всякимъ, кто только станетъ ему на
этомъ пути. Борьба за самосохраненіе и борьба за физическія
наслажденія, за личное счастье—вотъ что главнымъ образомъ
разъединяетъ людей, что мѣшаетъ установиться между ними
широкому творческому психическому взаимодѣйствію.
Конечно, и стремленіе къ самосохраненію, и стремленіе
къ счастью—все это вполнѣ законныя стремленія, которыя
всегда были и всегда будутъ существовать и которыя сами
по себѣ еще не заключаютъ въ себѣ необходимости той
борьбы, о которой мы говорили выше. Эта борьба, однако,
дѣлается неизбѣжной при извѣстныхъ естественныхъ и обще-
ственныхъ условіяхъ, съ устраненіемъ которыхъ она можетъ
быть или значительно смягчена или даже и вовсе устранена.
Первоначально, въ первые періоды жизни человѣчества,
которые мы могли бы назвать его дѣтствомъ, когда разумъ
человѣка еще слабъ и мало развитъ, когда въ отношеніи
интеллекта онъ немногимъ чѣмъ разнится отъ человѣкопо-
добныхъ обезьянъ, недостатокъ въ окружающей его обста-
новкѣ питательныхъ матеріаловъ и вообще предметовъ, слу-
жащихъ для удовлетворенія его потребностей, дѣлаетъ неиз-
бѣжной самую жестокую борьбу за существованіе между
членами человѣческаго рода и такимъ образомъ обусловли-
ваетъ возникновеніе привычекъ и инстинктовъ, безусловно
враждебныхъ нравственности и тому творческому психиче-
скому взаимодѣйствію между людьми, о которомъ мы гово-
рили выше. Чтобы нравственное развитіе и этотъ родъ пси-
хическаго взаимодѣйствія стали возможными, необходимо
смягченіе борьбы за существованіе, необходимо, чтобы эта
борьба потеряла свой острый характеръ. Въ матеріальной
средѣ должны происходитъ такія измѣненія, которыя дѣлали
бы борьбу за существованіе все менѣе неизбѣжной и откры-
вали бы такимъ образомъ все болѣе простора для дѣятель-
ностей иного рода, направленныхъ не на уничтоженіе дру-
гихъ живыхъ существъ, а, напротивъ того, на ихъ поддержку
въ жизни, на содѣйствіе имъ въ ихъ самосохраненіи и раз-

витіи, —ведущихъ не къ борьбѣ и разъединенію людей, a къ
ихъ коопераціи и общенію другъ съ другомъ.
Самый процессъ борьбы за существованіе приводитъ въ
концѣ концовъ къ выработкѣ тѣхъ силъ, которыя дѣлаютъ эту
борьбу менѣе интенсивной, которыя все въ болѣе значитель-
ной степени ее ограничиваютъ. Наиболѣе могущественными
орудіями въ борьбѣ за существованіе являются интеллектъ
и ассоціація съ другими себѣ подобными существами. Перво-
начально развивается только та сторона интеллекта, которая
'называется хитростью, проницательностью, умѣньемъ быстро
сообразитъ обстоятельства и обманутъ врага, a ассоціація съ
другими людьми имѣетъ кратковременный характеръ и огра-
ниченные размѣры: борьба между отдѣлъными личностями
замѣняется здѣсъ только борьбой между маленькими обще-
ственными группами. Изъ грубой формы интеллекта, изъ
чисто животной хитрости, построенной на принципѣ обмана,
развивается мало-по-малу, какъ прекрасно это показываетъ
Лестеръ Уордъ въ своей книгѣ „Психическіе факторы циви-
лизаціи*, тотъ геній изобрѣтательности, который даетъ воз-
можность человѣку въ самыхъ широкихъ размѣрахъ пользо-
ваться силами природы для улучшенія своей жизни, a пер-
вичныя несовершенныя формы ассоціаціи, въ которыхъ
взаимодѣйствіе между людьми всецѣло почти построено на
основѣ психологическаго автоматизма, даютъ мало-по-малу
начало тѣмъ совершеннымъ формамъ общественной жизни,
въ которыхъ творческимъ силамъ человѣка принадлежитъ
выдающіяся ролъ.
Но даже и послѣ того какъ изобрѣтательный геній чело-
вѣка настолько измѣнилъ матеріальную среду, что борьба за
существованіе между людьми, повидимому, стала вполнѣ из-
лишней, даже и послѣ того, когда уже возникли эти болѣе
совершенныя и болѣе широкія формы ассоціаціи людей другъ
съ другомъ, продолжаютъ еще свое вредное дѣйствіе ин-
стинктъ! и склонности, унаслѣдованные отъ прошлыхъ періо-
довъ жестокой борьбы за существованіе, когда матеріальныя
условія требовали безпощаднаго уничтоженія соперниковъ
и устраненія ихъ въ возможно болѣе значительномъ размѣрѣ
съ арены жизни. Только мало-по-малу эти инстинктъ! и

склонности могутъ сгладиться и уничтожиться и природа
человѣка придти въ соотвѣтствіе съ измѣнившимися мате-
ріальными, духовными и общественными условіями жизни.
Если человѣчество и вышло изъ періода своего дѣтства, то
оно далеко еще не вышло изъ періода своего отрочества,
a періодъ зрѣлаго возраста гдѣ-то оченъ далеко мерцаетъ
въ туманной дали будущаго.
Современная жизнь намъ еще до сихъ поръ въ значи-
тельной степени представляетъ борьбу за средства существо-
ванія и погоню за богатствомъ и матеріальными удоволь-
ствіями. Только въ той мѣрѣ, въ какой эта борьба, благодаря
тѣмъ или другимъ причинамъ, утихаетъ или замираетъ,
сознательное, творческое психическое взаимодѣйствіе всту-
паетъ въ свои права и развертываетъ передъ нами всѣ тѣ
послѣдствія, о которыхъ мы говорили выше. Когда антаго-
низмъ и конкуренція между людьми во всѣхъ ихъ видахъ,
какъ прямого, такъ и косвеннаго характера, будутъ устра-
ненъ!, когда каждая личность, будетъ въ достаточной мѣрѣ
обезпечена средствами существованія и физическаго счастья
и ей не будетъ необходимости бороться изъ-за этого съ дру-
гими, когда въ ней окончательно исчезнутъ всѣ разруши-
тельные и антисоціальные инстинкты,—только тогда психи-
ческое взаимодѣйствіе между людьми на почвѣ творческой
активности ихъ духа получитъ полный просторъ для своего
обнаруженія, только тогда разовьется тотъ широкій и интен-
сивный обмѣнъ мыслей, чувствъ и стремленій, о которомъ
мы себѣ можемъ составитъ теперь только смутное предста-
вленіе. Развитіе производительныхъ силъ, все возрастающее
по своимъ размѣрамъ примѣненіе пара и электричества, дѣ-
лающее съ каждымъ днемъ гигантскіе шаги впередъ и вле-
кущее за собою тотъ громадный матеріальный прогрессъ,
который намъ приходится наблюдать за послѣднее время,
все болѣе способствуетъ приближеніи) того момента, когда
для психическаго взаимодѣйствія и для его прогрессивнаго
расширенія будутъ даны наиболѣе благопріятныя условія,
когда оно будетъ имѣть возможность проявляться не време-
намъ только и не въ узкихъ кругахъ общества, но постоянно
и въ широкихъ общественныхъ слояхъ.

Въ заключеніе этой главы, мы должны еще нѣсколько
остановиться на томъ значеніи, которое имѣютъ для разви-
тія сознательной, творческой воли въ человѣкѣ продукты
дѣятельности какъ его личной, индивидуальной, такъ и кол-
лективной, общественной. Продукты этой дѣятельности, съ
одной стороны, могутъ быть сведены къ опредѣленнымъ
матеріальнымъ вещамъ, съ другой—къ опредѣленнымъ фор-
мамъ и орудіямъ психическаго взаимодѣйствія. Въ той мѣрѣ,
въ какой эти продукты находятъ свое воплощеніе въ формѣ
тѣхъ или другихъ матеріальныхъ благъ, все, что было ска-
зано нами о значеніи природы, какъ фактора, опредѣляю-
щаго развитіе воли, примѣнимо вполнѣ и къ нимъ. Насколько
эти продукты имѣють идеальное и соціальное значеніе, къ
нимъ можетъ быть приложено все то, что было нами сказано
относительно психическаго взаимодѣйствія между людьми.
Чтобы сдѣлать вполнѣ ясной нашу мысль, предположимъ,
что такого рода искусственнымъ продуктомъ человѣческой
дѣятельности является какая-нибудь статуя, изваянная вели-
кимъ скульпторомъ, напр., хотя бы Венера Милосская. Съ
одной стороны, это просто матеріальный предметъ, кусокъ
мрамора, который на человѣка, лишеннаго всякаго эстети-
ческаго вкуса, можетъ оказать не большее впечатлѣніе, чѣмъ
какой-нибудь булыжникъ или гранитъ, съ другой—это—вопло-
щеніе идеальной красоты, физической и душевной, которое
можетъ наполнитъ самымъ неподдѣльнымъ восторгомъ наше
сердце н произвести даже цѣлый переворотъ въ нашей жизни,
какъ объ этомъ неподражаемо разсказываетъ Глѣбъ Успен-
скій въ одномъ изъ своихъ очерковъ 1). Созерцая это про-
изведеніе искусства, мы вступаемъ въ духовное общеніе съ
художникомъ, его создавшимъ, и дѣлаемся участниками тѣхъ
свѣтлыхъ идей, тѣхъ благородныхъ чувствъ и возвышенныхъ
порывовъ, которые его волновали, и, перерабатывая въ сво-
емъ собственномъ сознаніи всѣ эти сложные душевные про-
цессъ!, мы становимся чище, свѣтлѣе и благороднѣе. На
кусокъ мрамора, ставъ произведеніемъ искусства, не пере-
сталъ оставаться и частицей той естественной обстановки,.
J) Сочиненія Г. II. Успенскаго, T. 1, стр. 1122.

-той природы, которая насъ окружаетъ. Получивъ символи-
ческое значеніе, ставъ воплощеніемъ красоты и средствомъ
духовнаго общенія людей между собою, онъ остался все
тѣмъ же кускомъ мрамора, которымъ былъ прежде. Скульп-
торъ не уничтожилъ мрамора, только придалъ ему другую
форму, другой смыслъ и значеніе кромѣ того, которое онъ
имѣлъ, какъ простая каменная глыба.
Подобнымъ образомъ можно сказать, что человѣчество
вообще, не уничтожая той естественной обстановки, среди
которой оно живетъ, вмѣстѣ съ тѣмъ все болѣе и болѣе ее
преобразуетъ, придавая этой естественной обстановкѣ все
болѣе и болѣе искусственный видъ. Количество продуктовъ,
составляющихъ плодъ труда человѣка, его искусства, его
творческой дѣятельности, все болѣе и болѣе растетъ. И каждое
умноженіе числа такихъ продуктовъ есть не болѣе и не ме-
нѣе, какъ расширеніе той среды, которая окружаетъ чело-
вѣка и которая является поприщемъ для его болѣе одухо-
творенной и идеализированной жизни и для развитія его
сознательной, разумной и творческой воли. Сравните среду
первобытнаго человѣка, дикаря, бродящаго въ непроходи-
мыхъ лѣсахъ, которому была доступна только одна природа
съ ея деревьями, съ ея птицами, звѣрями, съ ея голубымъ
небомъ,—со средой современнаго цивилизованнаго человѣка,
который, имѣя возможность наслаждаться и пользоваться
природой, если онъ хочетъ, сверхъ того находитъ передъ
собой неисчерпаемыя богатства въ книгахъ, картинахъ, музы-
кальныхъ произведеніяхъ и т. д., воплощающихъ въ' себѣ
результаты неутомимаго исканія истины, красоты и спра-
ведливости многихъ поколѣній людей, изъ которыхъ иные
уже оченъ давно сошли со сцены жизни. Эти лучшіе люди
прошлыхъ временъ продолжаютъ жить для насъ въ своихъ
-твореніяхъ. Духовное богатство, скопленное въ памятникахъ
мысли и художественнаго творчества, безгранично и оно
все болѣе и болѣе растетъ. Та искусственная среда, которая
получаетъ все большее и большее значеніе въ дѣлѣ нрав-
ственнаго развитія человѣка, неизмѣримо расширяется и
нѣтъ возможности указать предѣлы для этого роста. Она
растетъ въ связи съ расширеніемъ, a также возрастаніемъ

интенсивности сознательнаго, творческаго психическаго вза-
имодѣйствія между людьми и является орудіемъ, показате-
лемъ и видимымъ выраженіемъ этого послѣдняго процесса*
VII.
Характеристическія черты среды, наиболѣе благопріят-
ной для нравственнаго развитія ребенка.
Въ двухъ предыдущихъ главахъ мы сдѣлали краткій
очеркъ того взаимодѣйствія, которое существуетъ между сре-
дой съ одной стороны и индивидуальной личностью — съ
другой. Теперь намъ предстоитъ остановиться болѣе по-
дробно на вопросѣ о томъ, какая среда или какія ея стороны
дѣйствуютъ благотворнымъ образомъ на развитіе въ лич-
ности тѣхъ нравственныхъ идей, чувствъ и стремленій, ко-
торыя имѣютъ своимъ предметомъ воплощеніе въ жизни
высшаго нравственнаго идеала.
Отвѣтить на этотъ вопросъ теперь уже не трудно. Толь-
ко главнымъ образомъ на почвѣ психическаго взаимодѣй-
ствія могутъ создаться тѣ могучія свѣтлыя активныя идеи
и чувства, которыя обусловливаютъ развитіе въ ребенкѣ
нравственной воли. Взаимодѣйствіе между ребенкомъ и при-
родой или матеріальной обстановкой только косвенно и толь-
ко при посредствѣ психическаго взаимодѣйствія можетъ по-
лучитъ нравственное значеніе. Оно можетъ послужитъ школой
для развитія воли въ ребенкѣ, для расширенія его созна-
тельной творческой активности, но направитъ эту волю на
тѣ цѣли, которыя составляютъ содержаніе нравственности,
направитъ эту активность на преобразованіе реальной жизни
сообразно съ высшимъ нравственнымъ идеаломъ можетъ
только одно психическое взаимодѣйствіе. Все, что затрудня-
етъ возникновеніе широкаго психическаго взаимодѣйствія
между ребенкомъ и окружающимъ его міромъ людей—все
это тормозитъ въ немъ выработку нравственной воли и всѣ
подобныя явленія въ окружающей средѣ должны бытъ
признаны безусловно вредными для ребенка въ нравствен-
номъ отношеніи. Помѣшать дѣйствію подобныхъ явленій —
измѣнить такъ среду, въ которой приходится жить ребенку,

чтобы эта среда пробуждала въ немъ мысли, чувства и же-
ланія, которыми питается и на которыхъ основывается въ
человѣкѣ нравственность, составляетъ великую задачу, ле-
жащую на воспитателѣ.
Итакъ, первое и самое главное, что среда должна до-
пускать и допускать въ возможно болѣе широкихъ размѣ-
рахъ, это—установленіе всесторонняго психическаго взаимо-
дѣйствія. Но главный вопросъ въ томъ, на какой почвѣ
происходитъ само это психическое взаимодѣйствіе—на почвѣ
ли психологическаго автоматизма или сознательной твор-
ческой активности.
Мы видѣли выше, что только послѣдняя форма психи-
ческаго взаимодѣйствія ведетъ къ созданію того истинно-
нравственнаго характера, который долженъ составитъ точку
опоры въ нравственной дѣятельности человѣка. На почвѣ
же психологическаго автоматизма въ лучшемъ случаѣ мо-
жетъ создаться только внѣшняя нетвердая и неустойчивая
нравственность и то при условіяхъ благопріятной, здоро-
вой среды.
Чѣмъ болѣе въ человѣкѣ господствуетъ психологическій
автоматизмъ, тѣмъ болѣе онъ находится во власти и подъ
вліяніемъ внѣшнихъ условій, тѣмъ большую роль играетъ
среда въ качествѣ опредѣлителя и направителя его будущей
дѣятельности. Наоборотъ, чѣмъ болѣе въ душѣ человѣка
господствуетъ сознательная, творческая активность, тѣмъ
болѣе онъ въ состояніи сопротивляться всѣмъ враждебнымъ
вліяніямъ среды, идущимъ въ разрѣзъ съ развитіемъ и со-
вершенствованіемъ воли, т. - е. съ ея стремленіемъ стать
нравственной, любящей, безкорыстной волей. Тѣмъ болѣе
также онъ въ состояніи пользоваться въ окружающей средѣ
каждымъ благопріятнымъ случаемъ, отъ котораго можетъ
выиграть въ немъ ростъ и развитіе этой нравственной воли.
Первоначально, въ первые годы дѣтства, сознательная
творческая активность въ ребенкѣ еще оченъ слаба, психо-
логическій автоматизмъ играетъ въ его жизни сравнительно
еще слишкомъ широкую, можно сказать, поглощающую роль.
Имѣетъ особенно важное значеніе заботливый уходъ за этой
творческой активностью. Она составитъ самую лучшую точку

опоры для дальнѣйшаго твердаго и прочнаго развитія въ
ребенкѣ нравственности, когда онъ станетъ впослѣдствіи
взрослымъ человѣкомъ. Надо датъ ей полный просторъ для
дѣйствія, полную свободу обнаруженія, чтобы она такимъ
образомъ упражнялась, развивалась, окрѣпла и получила,
какъ можно скорѣе, въ личности господство надъ автомати-
ческими процессами.
Въ этомъ отношеніи, важнымъ представляется вопросъ,
насколько окружающія среда стѣсняетъ или, наоборотъ,
. поддерживаетъ развитіе въ человѣкѣ творческихъ силъ.
Среда, подавляющая въ человѣкѣ съ самыхъ малыхъ лѣтъ
всякое творчество, не можетъ быть благопріятна для раз-
витія нравственности. Въ такой средѣ, какъ бы высоко она
ни стояла въ культурномъ отношеніи, могутъ возникнуть
акробаты нравственности, но не истинно-нравственные люди.
Надо остерегаться слишкомъ развивать въ дѣтяхъ психоло-
гическій автоматизмъ,—онъ и такъ заполонилъ нашу жизнь
и душитъ въ самомъ зародышѣ всякое проявленіе истинно-
творческихъ силъ, которымъ принадлежитъ будущее. Окру-
жающія ребенка среда въ большинствѣ случаевъ стремится
съ самыхъ малыхъ лѣтъ выработать изъ него автомата,
a не свободную и сознательную личность человѣка —
творца.
Какъ мы тщательно ходимъ и лелѣемъ всѣ тѣ стороны
душевной жизни, которыя служатъ въ насъ выраженіемъ
психологическаго автоматизма! Мы заботимся о развитіи хо-
рошихъ привычекъ, навыковъ, памяти, тогда какъ прежде
всего и больше всего слѣдовало бы заботиться о развитіи
творчества, какъ въ области мысли, такъ и въ области прак-
тической жизни, о культивированіи той психической силы
въ насъ, которая, оперируя надъ совершающимися въ нашей
душѣ психическими процессами, связываетъ и соединя-
етъ ихъ въ одно цѣлое и постоянно творитъ и созидаетъ
новое. Привычки, навыки, память — все это можетъ быть
важно только какъ опорная точка для дѣятельности этой
высшей психической силы, все это должно служитъ только
для облегченія и расширенія творческой дѣятельности въ
человѣкѣ. Вотъ почему развитіе привычекъ, навыковъ и

культура памяти въ ребенкѣ не должны переходить за тѣ
границы, за которыми они начинаютъ пагубно отражаться
на развитіи сознательной творческой воли.
A между тѣмъ вся система нашего домашняго воспита-
нія, a также и того образованія, которое даетъ ребенку
школа, сильно грѣшитъ въ этомъ отношеніи. Въ домашнемъ
кругу мы даемъ ребенку уже готовыя цѣля и сами же ука-
зываемъ ему средства ихъ достиженія, не предоставляя ему
самому добиваться ихъ открытія, мы развиваемъ въ немъ
всевозможнаго рода привычки — къ порядку, къ аккурат-
ности и т. д., исключая привычки дѣйствовать самостоятельно.
A вся система школьнаго преподаванія развѣ не сводится
къ тому, чтобы въ готовомъ, пережеванномъ видѣ давать
ребенку начатки знанія, расчитывая исключительно на его
память, вмѣсто того, чтобы творческимъ путемъ вести его
отъ одной истины къ другой, такъ чтобы весъ процессъ
пріобрѣтенія знанія былъ для него рядомъ постоянныхъ,
открытій, которыя хотя онъ и дѣлаетъ при помощи учителя.
и наставника, но дѣлаетъ все же самъ, и знаніе такимъ
образомъ является для него какъ нѣчто активно добытое, a
не пассивно воспринятое. Короче говоря, и дома и въ школѣ
мы дрессируемъ ребенка, какъ дрессируютъ животныхъ, но
не воспитываемъ его въ истинномъ, человѣчномъ значеніи
этого слова, мы стараемся развитъ въ немъ всевозможныя
хорошія качества, кромѣ самаго главнаго, a именно созна-
тельной, разумной, творческой воли.
Что касается среды вообще, то въ этомъ отношеніи на
ребенка дѣйствуетъ благотворно все то, что вызываетъ съ
его стороны сознательную психическую или двигательную
реакцію, что такъ или иначе побуждаетъ его дѣйствовать
согласно опредѣленной намѣченной цѣли, побуждаетъ про-
изводитъ рядъ тѣхъ или другихъ цѣлесообразныхъ движеній
или возбуждаетъ самостоятельную работу его мысли. Все
это воспитываетъ его волю. И, наоборотъ, всѣ впечатлѣнія
внѣшняго міра, подавляющій активностъ въ человѣкѣ, надо
признать крайне вредными въ воспитательномъ отношеніи.
Этихъ впечатлѣній безусловно надо избѣгать. Для ребенка
надо создать такую среду, которая постоянно пробуждала

бы въ немъ активныя чувства, вызывала бы его самодѣятель-
ность, заставляла бы его сознательно и обдуманно дѣйство-
вать. Только при такомъ условіи воля въ ребенкѣ достиг-
нетъ той широты развитія, безъ которой невозможно совер-
шенствованіе человѣка въ нравственномъ отношеніи.
Но внѣшнія впечатлѣнія, воспитывая въ ребенкѣ актив-
ныя чувства, вмѣстѣ съ тѣмъ должны пробуждать въ немъ
и активныя идеи. Это необходимо, если только внѣшнія впе-
чатлѣнія должны благотворно вліять на наше нравственное
развитіе. Активной идеей мы называемъ всякую идею воз-
можнаго конкретнаго дѣйствія. Чѣмъ больше такихъ идей
въ человѣкѣ, тѣмъ лучше. Онѣ должны составитъ центръ,
основное ядро, вокругъ котораго затѣмъ сгруппируется все
остальное наше умственное богатство. Вся бѣда наша въ
томъ, что y насъ слишкомъ мало активныхъ идей; если бы
ихъ было больше, то наша жизнь давно бы измѣнилась къ
лучшему. Развѣ мы кругомъ себя не встрѣчаемся очень
часто съ людьми, которые обладаютъ, повидимому, громад-
ными знаніями, тщательно разсортированными въ ихъ го-
ловѣ по различнымъ рубрикамъ и подрубрикамъ, но эти
знанія не имѣютъ никакого активнаго значенія, представ-
ляютъ мертвыя капиталъ какъ для ихъ владѣльца, такъ и
для окружающихъ людей. Эти лица имѣютъ изобильный за-
пасъ идей, но страдаютъ отсутствіемъ идей активныхъ, ко-
торыя однѣ только могли бы сдѣлать ихъ знаніе жизнен-
нымъ и плодотворнымъ. Активная идея, пустившая глубокіе
корни въ душѣ, т.-е. поддерживаемая и питаемая соотвѣт-
ствующимъ ей активнымъ чувствомъ, есть великая и могу-
чая сила, которая властно двигаетъ человѣческою волею.
Чтобы добиться выработки подобнаго рода активныхъ
идей въ ребенкѣ, воспитатель долженъ особенное стараніе
прикладывать къ тому, чтобы всякая мысль, которая ро-
ждается въ ребенкѣ, была доведена имъ до степени активной
идеи или, по крайней мѣрѣ, связана съ какими нибудь дру-
гими активными идеями. Эта мысль должна стать въ немъ
настолько ясной, опредѣленной и конкретной, чтобы сдѣла-
лось возможнымъ дѣйствіе сообразное съ ней. Вопросъ „что
дѣлать?" надо ставить себѣ, не уставая, это самый суще-

ственный вопросъ, и пока мы не получили на него отвѣта,
мы но должны знать покоя. Мысли, которыя бродятъ въ на-
шей головѣ, или должны быть преданы забвенію, или, если
мы находимъ ихъ цѣнными, должны быть переработаны до
степени активныхъ идей. Мы должны стремиться выработать
въ самихъ себѣ такое міросозерцаніе, которое могло бы быть
названо активнымъ; мы должны также стараться создать усло-
вія, благопріятныя для выработки активнаго міросозерцанія
и въ нашихъ дѣтяхъ. Наши представленія, наши понятія,
наши идеи мы должны стремиться объединитъ въ одну си-
стему, въ которой руководящей идеей является идея о дѣй-
ствіи. Надо дѣйствовать постоянно и непрерывно, чтобы из-
мѣнить жизнь въ лучшую сторону, надо одному и въ союзѣ
съ другими своею дѣятельностью создавать и творитъ новыя
формы жизни, которыя превзошли бы своимъ совершен-
ствомъ существующія. Улучшать окружающую насъ мате-
ріальную обстановку, улучшать самого себя, улучшать другихъ
людей и соціальныя отношенія, существующія между ними,—
вотъ что должно облегчать намъ наше міросозерцаніе, что
оно должно дѣлать яснымъ для насъ до степени возможнаго
осуществленія. Только активное міросозерцаніе и имѣетъ
какую-нибудь цѣну. Задача воспитанія выработать человѣка
съ неутолимой жаждой дѣятельности, и дѣятельности созна-
тельной, разумной, творческой, a не пассивнаго зрителя или
созерцателя того, что происходитъ на аренѣ жизни или въ
его собственной душѣ.
Не трудно понятъ, почему наша школа, при современ-
ной ея постановкѣ, оказываетъ на дѣтей такое пагубное
вліяніе. Она дѣлаетъ ихъ душу складочнымъ амбаромъ все-
возможныхъ книжныхъ понятій, которыя ничѣмъ рѣшительно
не связаны съ ихъ представленіями, не имѣютъ никакого
практическаго жизненнаго значенія, и научаетъ ихъ считать
это мнимое знаніе за настоящее. Она пріучаетъ ихъ удовле-
творяться поддѣльными, фальшивыми монетами, не справля-
ясь о томъ, изъ какого металла онѣ сдѣланы. Вмѣсто того,
чтобы воспитать въ насъ привычку наблюдать, способность
активно вопрошать природу и собственными усиліями доби-
ваться отъ нея отвѣтовъ, способность систематизировать свои

жизненные опыты, расширятъ ихъ, насколько возможно, и
стараться о томъ, чтобы они нашли плодотворное примѣне-
ніе къ практической жизни,—она воспитываетъ въ насъ по-
верхностное, пассивное, недѣятельное отношеніе къ ней. Вы-
ходя изъ школы, мы еще болѣе бѣдны, чѣмъ когда вступали
въ нее. Нашу природную способность къ наблюденію жизни,
наше природное стремленіе къ переводу символовъ на жи-
вой конкретный языкъ реальныхъ образовъ, нашу потреб-
ность находитъ для теоретическаго знанія практическое при-
мѣненіе она убила въ насъ совершенно: мы находимъ теперь
особенное удовольствіе вращаться въ мірѣ мертвыхъ идей и
удовлетворяться призраками дѣйствительной жизни. Человѣкъ
настолько сживается съ затхлымъ воздухомъ той гробницы,
въ которую замуровали его душу, что его перестаетъ даже
тянутъ на свѣжій воздухъ къ безбрежному простору безпре-
дѣльной природы или широкаго, кипучаго, плодотворнаго
общественнаго труда, подъ вліяніемъ которыхъ только и мо-
жетъ развернуться живое существо.
Да, юноша выходитъ изъ школы нищимъ, котораго наря-
дили въ великолѣпные костюмы, котораго снабдили роскош-
нымъ багажомъ всякаго рода тяжеловѣсныхъ знаній, но
вглядитесь ближе въ эти костюмы, разберитесь въ этомъ
багажѣ и вы увидите, что они похожи на одѣяніе паяца п
арлекина, что они состоятъ только изъ одной мишуры и
блестокъ, что подъ ними скрыта бѣдная „голодная чело-
вѣческая душа", y которой похитили всѣ ея сокровища и,
нарядивъ въ шутовское одѣяніе, пустили по міру. Нечего
послѣ этого п требовать, чтобы обобранный подобнымъ об-
разомъ въ душевномъ отношеніи юноша могъ датъ что-нибудь
для людей. Окружающіе его люди могутъ любоваться, какъ
блеститъ мишура и позолота на его шутовскомъ одѣяніи, какъ
прекрасно онъ знаетъ всевозможные неправильные латин-
скіе и греческіе глаголы, годы сраженій и тому подобныя
никому не нужныя вещи и не знаетъ совсѣмъ того, что
касается его жизни и жизни другихъ окружающихъ его
живыхъ людей, не знаетъ того, что могло бы содѣйствовать
улучшенію и облагораживанію этой жизни. И между тѣмъ
тотъ же самый юноша, если бы внимательно и заботливо къ

нему относились, если бы не растрачивали безумно и без-
смысленно его душевныхъ богатствъ, если бы съ самыхъ
малыхъ лѣтъ въ немъ старались воспитать дѣятельное, твор-
ческое отношеніе къ жизни, какъ много тепла и свѣта могъ
бы онъ дать, какое плодотворное значеніе могъ бы онъ
имѣть для близкихъ ему людей, для своей родины, для
человѣчества, несмотря на отсутствіе шутовскихъ и народ-
ныхъ костюмовъ,
Но прежде, чѣмъ научитъ ребенка дѣйствовать на людей
или общество, воспитатель долженъ научить его дѣйствовать
на матеріальную среду, на природу, которая представляетъ
болѣе легкое и болѣе доступное для него поприще дѣятель-
ности.
Принципъ дѣятельнаго отношенія къ природѣ не сразу,
a только медленно и постепенно завоевалъ себѣ мѣсто въ
общемъ ходѣ жизни человѣчества, нельзя поэтому предпола-
гать, чтобы онъ получилъ свое признаніе и съ самыхъ пер-
выхъ дней жизни индивидуальной личности. Дѣятельное твор-
ческое отношеніе къ природѣ надо воспитывать въ ребенкѣ,
его надо тщательно поддерживать и развивать, стараясь о
томъ, чтобы ребенокъ не являлся въ отношеніи природы пас-
сивнымъ и чтобы онъ научился подавлять тотъ страхъ, ко-
торый природа порою въ немъ возбуждаетъ. Надо прилагать
особенную заботу къ тому, чтобы матеріальная среда, окру-
жающая ребенка, какъ только представится къ этому воз-
можность, служила ему поприщемъ для свободной творческой
дѣятельности и для производительнаго труда, направленнаго
на созданіе тѣхъ или другихъ матеріальныхъ благъ, съ ко-
торыми связано счастье человѣка или которыя служатъ ис-
точникомъ его гармоническаго развитія.
Не въ душныхъ и тѣсныхъ комнатахъ большого города,
съ его блескомъ, пестротою и шумомъ, оглушающими и усы-
пляющими сознаніе не только y ребенка, a даже и y взрос-
лаго человѣка, но въ деревнѣ, среди луговъ, лѣсовъ, полей, y
подножія поднимающихся къ небу горъ или на берегу безпре-
дѣльно раскинувшагося моря, волны котораго то тихо, то гром-
ко постоянно о чемъ-то неумолчно ропщутъ, найдетъ ребенокъ
наиболѣе благопріятныя условія для развитія въ немъ творче-

скаго отношенія къ природѣ. Наблюдая тамъ жизнь природы
во всемъ разнообразіи ея формъ, онъ каждый день будетъ со-
вершатъ новое открытіе, узнавать новыхъ животныхъ и расте-
ній, видѣть тѣ постепенныя перемѣны, которыя происходятъ
въ нихъ въ теченіе ихъ роста, онъ будетъ знакомиться ли-
цомъ къ лицу съ различными физическими, химическими,
метеорологическими, геологическими и иными измѣненіями
въ природѣ и такимъ образомъ путемъ собственнаго опыта
и наблюденія, требующихъ участія творческой мысли, онъ
будетъ пріобрѣтать то знаніе, которое городскому ребенку
приходится пріобрѣтать изъ книгъ въ готовомъ видѣ и усва-
ивать главнымъ образомъ памятью. A на ряду съ этимъ ма-
ленькій огородъ, небольшой садикъ, къ которымъ приложенъ
собственный посильный трудъ ребенка, a также различныя
ремесла въ доступной для дѣтскихъ силъ формѣ дадутъ ему
возможность для развитія своей творческой воли на какомъ-
нибудь практическомъ дѣлѣ. Все это мы беремъ только въ
качествѣ иллюстраціи нашей мысли, a нѣтъ сомнѣнія, что
возможно найти и многіе другіе способы для развитія въ
ребенкѣ творческаго отношеніи къ природѣ не только въ
деревнѣ, но даже и въ городѣ, гдѣ человѣкъ такъ тщательно,
повидимому, искореняетъ всякіе слѣды своей естественной
обстановки.
Во всякомъ случаѣ, какъ бы тамъ ни было, матеріаль-
ная среда, окружающая ребенка, имѣетъ-ли она естествен-
ный или искусственный характеръ, должна доставлять до-
статочный матеріалъ для творческой, созидательной дѣ-
ятельности, и не должна затруднять свободное обнаруженіе
накопленной въ немъ активности. Тамъ, гдѣ среда такого
рода, что свободное, сознательное, творческое дѣйствіе по-
чему-либо стѣсняется и задерживается, тамъ она не можетъ
быть благопріятна для развитія воли. Но какимъ образомъ
среда можетъ стѣснять или задерживать сознательное твор-
ческое дѣйствіе въ ребенкѣ? Это можетъ происходить двоя-
кимъ образомъ: или среда можетъ возбуждать въ немъ страхъ
того или другого рода, или впечатлѣнія, оказываемыя средой
на ребенка, могутъ быть до того изобильны, что будутъ по-
глощать все его время, всѣ его психическія силы, такъ что

не будетъ оставаться ни времени, ни душевныхъ силъ на
ту сознательную, самостоятельную работу мысли, которая со-
ставляетъ необходимое предварительное условіе всякаго во-
левого акта, въ противоположномъ дѣйствіямъ автомати-
ческимъ.
Что касается страха, то въ этомъ отношеніи мы должны
помнитъ, что страхъ подавляетъ активность, парализуетъ
силы. Человѣкъ, боящійся чего бы то ни было, не можетъ
быть дѣятельнымъ. Чтобы дѣйствовать нужна извѣстная рѣ-
шимость, нужно не страшиться усилія, не бояться тѣхъ стра-
даній, которыя могутъ встрѣтиться на нашемъ пути, не бо-
яться пораженія, смѣло глядѣть въ лицо опасности и тѣмъ
препятствіямъ, которыя намъ предстоитъ преодолѣть. Тамъ,
гдѣ дѣйствительность такова, что все пугаетъ и страшитъ
человѣка, она не можетъ быть благопріятна для развитія въ
немъ активности. И часто мы пугаемся не только дѣйстви-
тельныхъ опасностей, но мнимыхъ, представляющихъ плодъ
недостаточной оріентировки человѣка въ окружающихъ его
условіяхъ жизни. Эти призраки, созданные нами же самими,
иногда въ сильной степени затрудняютъ и тормозятъ нашу
дѣятельность.
Страхъ передъ природою имѣлъ огромное значеніе въ
первобытныя времена существованія человѣка, когда природа
являлась ему въ такомъ грозномъ и величественномъ видѣ,
но врядъ ли онъ можетъ имѣть большое значеніе для совре-
меннаго ребенка среди той видоизмѣненной человѣческимъ
трудомъ природы, которую онъ находитъ въ настоящее время.
Современному ребенку приходится больше бояться не столько
природы, сколько близкихъ людей или руководителей, кото-
рые могутъ стѣснять всякое проявленіе его воли подъ угро-
зой того или другого наказанія, которые, видя въ послуша-
ніи первую добродѣтель ребенка, могутъ недоброжелательно
относиться ко всякому обнаруженію его самостоятельности,
его свободнаго, творческаго отношенія къ окружающему.
Вѣдь приказывать и принуждать угрозами и разными дисци-
плинарными изысканіями куда легче, чѣмъ мудро и неза-
мѣтно для самого ребенка руководитъ имъ, направляя его къ
добру и вмѣстѣ съ тѣмъ предоставляя ему дѣйствовать вполнѣ

самостоятельно, такъ чтобы весъ путь нравственнаго совер-
шенствованія служилъ ему школою для выработки нрав-
ственной воли, a не только тѣхъ или другихъ привы-
чекъ, именуемыхъ нами нравственнымъ
Точно также, что касается чрезмѣрнаго изобилія внѣш-
нихъ впечатлѣній, подавляющаго нашу активность и убива-
ющаго наши творческія силы, то и въ этомъ отношеніи для
современнаго ребенка опасность угрожаетъ не столько со
.стороны природы, сколько со стороны той искусственной со-
ціальной обстановки, которую мы находимъ въ большихъ го-
родахъ. Всякій навѣрное испыталъ то чувство успокоенія, воз-
вращенія къ самому себѣ, которое приноситъ съ собою весною
переѣздъ изъ города въ деревню. Душа отдыхаетъ отъ той
чрезмѣрной пестроты, того раздражающаго многообразія внѣш-
нихъ впечатлѣній, съ которыми связана всякая городская
жизнь, голова становится свѣжѣе, мысль начинаетъ работать
самостоятельно, во всемъ организмѣ чувствуется какая-то
бодрость и энергія. Городская жизнь, приводя умъ въ состо-
яніе оцѣпенѣнія и въ то же время крайняго перевозбужде-
нія, оказываетъ на человѣка, по мнѣнію Тарда, дѣйствіе,
подобное гипнотизаціи: онъ впадаетъ какъ бы въ сомнамбу-
листическое состояніе. „Движеніе и уличный шумъ", говоритъ
онъ, „выставка товаровъ въ магазинахъ, непомѣрное и при-
нудительное безпокойство о своемъ существованіи дѣйству-
етъ" на многихъ горожанъ, „какъ магнетическіе пассы" 1).
Если пагубно дѣйствуетъ на душу взрослаго городская жизнь
обиліемъ, многообразіемъ и пестротою внѣшнихъ впечатлѣ-
ній, такъ чрезмѣрно раздражающихъ и щекочущихъ нервы
н такъ мало дающихъ возможности человѣку жить внутрен-
нею жизнью, составляющею необходимое условіе для сколь-
ко-нибудь плодотворной внѣшней дѣятельности, то насколько
пагубно должно быть ея вліяніе на душу ребенка. Если мы
хотимъ, чтобы въ нашихъ дѣтяхъ созрѣли творческія силы,
то мы должны стараться держатъ ихъ подальше отъ сутоло-
ки большого города, отъ этого подавляющаго обилія внѣш-
нихъ раздраженіи. Мы должны стараться окружитъ ихъ спо-
1) Ж. Тардъ. Законы подражанія, стр. 85.

койною, простою обстановкою, которая давала бы для ихъ
души работу по силамъ, которая доставляла бы имъ такое
количество впечатлѣній, какое они въ состояніи переваритъ,
которая не превращала бы ихъ въ простые восприниматель-
ные аппараты, не повергала бы ихъ какъ бы въ состояніе
гипноза,—но допуская при своей простотѣ достаточное раз-
нообразіе и перемѣну, непрестанно служила бы школою для
упражненія въ нихъ сознательной, творческой воли. Мате-
ріальная обстановка, окружающая ребенка, должна служитъ,
постепенно вмѣстѣ съ ростомъ силъ въ немъ все въ болѣе
возрастающихъ размѣрахъ, поприщемъ для приложенія со-
знательнаго, творческаго труда. Способность къ такого рода
творческому труду неизмѣримо важнѣе всего того богатства
впечатлѣній, которое можетъ доставитъ, цѣною подавленія
самостоятельной духовной жизни, чрезмѣрно сложная и раз-
нообразія среда, и вотъ почему родители и воспитатели
должны съ самыхъ малыхъ лѣтъ культивировать эту спо-
собность въ своихъ дѣтяхъ.
Они должны развивать въ дѣтяхъ любовь и уваженіе къ
труду, что возможно, конечно, только въ томъ случаѣ, если
трудъ и наслажденіе въ сознаніи ребенка будутъ тѣсно и
неразрывно связаны другъ съ другомъ. Наслажденіе или
счастье должно поднимать въ человѣкѣ энергію и дѣлать
его способнымъ для бодраго и неутомимаго труда, a трудъ,
будучи свободнымъ, непринужденнымъ обнаруженіемъ актив-
ности человѣка, долженъ имѣть въ своемъ результатъ со-
зданіе продуктовъ, ведущихъ къ подъему жизни и счастья
какъ личнаго, такъ и общечеловѣческаго.
Въ этомъ отношеніи строй современной общественной
жизни врядъ-ли можетъ быть признанъ благопріятнымъ въ
смыслѣ развитія воли въ томъ направленіи, о которомъ мы
только что говорили. Въ современной жизни мы видимъ,
съ одной стороны, пресыщеніе всевозможнаго рода наслажде-
ніями почти безъ всякаго прилагаемаго для этого труда, съ
другой стороны—трудъ безъ всякихъ сопровождающихъ его
наслажденій, которыми онъ долженъ былъ бы сопровождаться
или которыя должны были бы быть его послѣдствіемъ при
нормальныхъ условіяхъ. Удѣлъ однихъ въ современномъ

обществѣ есть главнымъ образомъ трудъ, удѣлъ другихъ на-
слажденіе. Подобное положеніе дѣлъ едва ли можетъ воспи-
тывать любовь и уваженіе къ труду и врядъ ли можетъ
быть признано нормальнымъ, a не патологическимъ явлені-
емъ. Трудъ и притомъ творческій, сознательный трудъ и насла-
жденіе должны быть въ полной мѣрѣ удѣломъ каждаго человѣка
Жизнь, полная избыткомъ наслажденій, но лишенная
труда, какъ и жизнь, полная труда, но лишенная наслажде-
ній,—одинаково уклоняются отъ условій нормальной, здоро-
вой жизни. Но въ то время какъ первая, будучи зависимой
въ своемъ существованіи отъ другихъ и будучи лишена вся-
кой активности, таитъ въ себѣ признаки разложенія,—по-
слѣдняя есть основаніе будущаго прогресса и преобразова-
нія общечеловѣческой жизни къ лучшему. Надо только, что-
бы трудъ былъ освѣщенъ мыслью и сталъ творчествомъ, a
не механическимъ дѣломъ, превращающимъ человѣка въ
автомата. Даже представители труда и тѣ не всегда ясно
сознаютъ великое нравственное его значеніе, потому что
они часто трудятся только вслѣдствіе необходимости, при
первой возможности готовы были бы избавиться отъ гнета
послѣдней, что бы безъ всякой затраты энергіи получатъ отъ
жизни свою долю наслажденій. Это обстоятельство имѣетъ
свое объясненіе въ томъ, что трудъ въ современномъ обще-
ствѣ въ рѣдкихъ случаяхъ выполняется добровольно, a боль-
шею частью въ силу явнаго или скрытаго принужденія.
Только свободный трудъ можетъ стать предметомъ идеаль-
ныхъ стремленій. Девятнадцатый вѣкъ характеризуется гро-
маднымъ развитіемъ производительныхъ силъ, сдѣлавшими
возможнымъ могучій матеріальный прогрессъ и созданіе без-
конечнаго разнообразія матеріальныхъ благъ. Но самый
источникъ этихъ благъ, трудовой элементъ, остается въ
тѣни и на заднемъ планѣ. Двадцатому вѣку предстоитъ
великая задача: выдвинуть трудъ на первый планъ, что бы
продукты труда не заслоняли собою ихъ великаго творца—
человѣка, чтобы скрытыя въ трудѣ идеальныя блага полу-
чили возможность своего полнаго расцвѣта и развитія. Эво-
люція идеальныхъ благъ и идеальной культуры—вотъ что
должно будетъ осуществить настоящее столѣтіе.

Здѣсь мы должны сказать хотя бы нѣсколько словъ о
томъ значеніи, которое среда имѣетъ въ дѣлѣ нравственна-
го развитія человѣка въ качествѣ источника наслажденія
или страданія, удовольствія или неудовольствія.
„Въ противоположности между удовольствіемъ и недо-
вольствомъ, въ этой первоначальной противоположности въ
мірѣ чувствъ, говоритъ Гефдингъ, не трудно видѣть выра-
женіе противоположности между подъемомъ и упадкомъ
жизненнаго процесса" 1). И, дѣйствительно, удовольствіе
всегда бываетъ связано съ повышеніемъ въ личности жизне-
дѣятельности, активности, съ избыткомъ силъ, ищущимъ себѣ
разряженія въ той или другой формѣ; страданіе же и въ
особенности интенсивное, сильное страданіе съ подавленіемъ
жизнедѣятельности и активности. Вотъ почему пріобрѣтаетъ
большое значеніе вопросъ о томъ, является ли среда, окру-
жающія ребенка, для него главнымъ образомъ источникомъ
пріятныхъ или непріятныхъ чувствованій. „Если непріятныя
ощущенія, говоритъ Сикорскій, испытываются ребенкомъ
часто, то это безусловно вредно отражается на общемъ ходѣ
его психическаго развитія, воспитывая въ немъ чрезмѣрную
впечатлительность, чувствительность, нетерпѣливость. Чѣмъ
чаще присоединяются къ этому крикъ и слезы, тѣмъ серь-
езнѣе будутъ вредныя послѣдствія 2)." Изъ людей, которымъ
въ дѣтствѣ пришлось перенести много страданій, выходятъ
часто озлобленныя, ожесточенныя натуры, ищущія выме-
стить на другихъ то, что выпало имъ на долю. И, наобо-
ротъ, если получаемыя ребенкомъ отъ окружающей его сре-
ды удовольствія изобильны, то y ребенка выростаетъ и
крѣпнетъ зачатокъ прочныхъ энергическихъ чувствъ 3) и
создается любвеобильное отношеніе къ людямъ и жизни.
Но отсюда еще отнюдь не слѣдуетъ, что ребенокъ дол-
женъ быть оберегаемъ отъ всякихъ страданій какого бы
то ни было рода, что надо безусловно избѣгать во внѣ-
шней матеріальной обстановкѣ всего того, что можетъ
1) Г. Гефдингъ. Очерки психологіи, основанной на опытѣ, стр. 314.
2) Д-ръ И. А. Сикорскій. Воспитаніе въ возрастѣ перваго дѣт-
ства, стр. 31.
3) Тамъ же, стр. 30.

вызвать хотъ тѣнь неудовольствія на его лицѣ. Ребенокъ,
если бы только таковой оказался возможнымъ, который
никогда бы въ дѣтствѣ не испыталъ и не перенесъ ника-
кого неудовольствія и страданія, врядъ ли былъ бы способенъ
понимать страданія другихъ людей, врядъ ли могло бы въ
немъ развиться то могучее чувство состраданія, въ кото-
ромъ особенно нуждается наша эпоха, эпоха широкихъ об-
щественныхъ контрастовъ, когда на ряду съ чрезмѣрнымъ
скопленіемъ богатства, избыткомъ роскоши и всякаго рода
земныхъ благъ y однихъ, наблюдается самая ужасная ни-
щета и почти полное отсутствіе всякихъ средствъ для удо-
влетворенія даже насущныхъ потребностей y другихъ, когда
такъ много лицъ, для которыхъ не приготовлено прибора
на пиру жизни и которые должны довольствоватъся только
тѣмъ, что имъ заблагоразсудитъ броситъ тѣ избранные, ко-
торые распоряжаются пиршествомъ. Извѣстная доля стра-
данія въ жизни ребенка, которая дала бы ему возможность
понятъ „несчастливыхъ міра сего", необходима для разви-
тія въ немъ впослѣдствіи широкаго чувства гуманности, но
это страданіе, конечно, не должно переходитъ за тѣ предѣ-
лы, когда оно подавляетъ жизнедѣятельность и активность
въ человѣкѣ. И вовсе нѣтъ надобности придумывать искус-
ственныя формы для такого рода страданія, надо только не
слишкомъ оберегать ребенка отъ тѣхъ страданій, источни-
комъ которыхъ можетъ для него явиться окружающая среда,
и надо только, какъ говоритъ Кейра, „пользоваться тѣмъ
моментомъ, когда онъ страдаетъ самъ, чтобы возбудитъ .въ
немъ сожалѣніе о тѣхъ, кто также страдаетъ" 1).
Перейдемъ теперь къ разсмотрѣнію характера соціаль-
ной среды, насколько съ нимъ связана выработка изъ ре-
бенка нравственнаго существа.
Спрашивается, какимъ образомъ могутъ развиться въ ре-
бенкѣ тѣ нравственныя идеи, которыя были очерчены нами
выше? Какая среда является самой благопріятной въ этомъ
отношеніи? Отвѣтъ на это подсказывается самъ собою. Вы-
1) F. Queyrat. Les caractères et l'éducation morale. Etude de psy-
chologie appliquée, page 136.

работка нравственнаго идеала для отдѣльной личности тѣмъ
болѣе является облегченной и возможной, чѣмъ болѣе окру-
жающіе ее люди, съ которыми ей приходится сталкиваться
и вступать въ психическое взаимодѣйствіе, направляютъ дѣя-
тельность своей собственной мысли на выработку нравствен-
ныхъ идей. Тогда между отдѣльной личностью и окружающими
ее людьми устанавливается обмѣнъ мыслей на почвѣ нрав-
ственныхъ идей, который ведетъ къ укрѣпленію и къ болѣе
ясной, точной и опредѣленной формулировкѣ этихъ идей, об-
легчающей благодаря этому и возможность практическаго ихъ
осуществленія для каждой отдѣльной личности. Если подоб-
ная работа мысли надъ творчествомъ нравственнаго идеала
не имѣетъ возможности развиться въ окружающей средѣ.
встрѣчая какія-либо трудно или легко преодолимыя препят-
ствія, то такая среда является безусловно неблагопріятной
для развитія въ ребенкѣ нравственныхъ идей.
Образцомъ такой среды можетъ намъ служитъ хотя бы
современное общество. Какъ мало въ немъ людей, которые
глубоко и серьезно задумывались бы надъ нравственными
вопросами. Огромное большинство довольствуется ходячими
формулами нравственности, не провѣряя ихъ критически и
переходя отъ однѣхъ формулъ къ другимъ, смотря по тому,
въ какую сторону повернулся флюгеръ моды. Развѣ можетъ
быть рѣчь о работѣ мысли надъ творчествомъ нравственныхъ
идеаловъ, когда этика только въ сравнительно еще недавнее
время, да и то въ ограниченныхъ размѣрахъ и исключитель-
ныхъ случаяхъ, начинаетъ проникать въ школу, какъ пред-
метъ преподаванія, когда даже среди образованныхъ и ин-
теллигентныхъ лицъ нашей эпохи она не пользуется должной
данью уваженія и вниманія. Какъ удивляться послѣ этого,
если въ такой атмосферѣ, не освѣщенной свѣтомъ творческой
мысли, направленной на нравственный идеалъ, и въ которой
отсутствуетъ плодотворный обмѣнъ идей на почвѣ такой твор-
ческой работы, выростаютъ только чахлые и бездушные лю-
ди, равнодушно относящіеся къ общественнымъ интересамъ,
самодовольные эгоисты и карьеристы всѣхъ родовъ, которые
весь смыслъ жизни видятъ въ туго набитомъ карманѣ и въ
тѣхъ преимуществахъ, съ которыми это связано.

Мы видѣли, что содѣйствіе развитію жизни, увеличеніе
ея суммы и поднятіе ея цѣнности въ мірѣ и прежде всего
и главнымъ образомъ среди человѣчества составляетъ высшій
этическій идеалъ. Для того, чтобы эта идея была выработа-
на и усвоена ребенкомъ, необходимо, чтобы она была при-
знаваема и въ окружающей средѣ, чтобы она высказывалась,
обсуждалась въ своихъ частностяхъ и подробностяхъ и на-
ходила свое выраженіе въ поступкахъ окружающихъ ребен-
ка людей. Если идея развивающейся жизни не только не
признается въ средѣ, окружающей ребенка, a напротивъ и
теоретически и практически, и въ сужденіяхъ и поступкахъ,
всячески отрицается, то такая среда является крайне небла-
гопріятной въ смыслѣ выработки въ ребенкѣ этой высшей
этической идеи. A можемъ ли мы сказать, чтобы эта идея въ
полной мірѣ господствовала въ современномъ обществѣ, гдѣ
цѣнность человѣческой жизни, этого высшаго извѣстнаго намъ
выраженія жизни въ мірѣ, очень часто равняется нулю, a
порою спускается даже и ниже нуля. Это и понятно: тамъ,
гдѣ общественныя отношенія носятъ преимущественно хара-
ктеръ принудительной коопераціи человѣка съ человѣкомъ,
и не можетъ быть благопріятной почвы для широкаго при-
знанія цѣнности за каждою индивидуальною человѣческою
жизнью. Только въ той мѣрѣ, въ какой принципъ сознатель-
ной, свободной коопераціи прокладываетъ себѣ путъ въ со-
временномъ обществѣ, возвышается вмѣстѣ съ тѣмъ и ува-
женіе къ каждой индивидуальной жизни и растетъ убѣжденіе
въ томъ, что эта жизнь имѣетъ безпредѣльную цѣну и что
мѣшать или задерживать хотя бы въ слабой степени разви-
тіе ея преступно. Идея эволюціи, которая, будучи послѣдо-
вательно приложена ко всѣмъ отраслямъ преподаванія, могла
бы дать молодому поколѣнію твердое убѣжденіе въ томъ все-
общемъ прогрессѣ жизни, который совершается въ мірѣ и въ
предѣлахъ человѣчества, эта идея до сихъ поръ не нашла
себѣ еще того главнаго, руководящаго мѣста, которое ей
должно было бы принадлежатъ въ области школы. Если бы
мы содѣйствовали возникновенію этой идеи въ нашихъ дѣтяхъ
съ возможно болѣе ранняго возраста то нѣтъ сомнѣнія, что
y нихъ выработалось бы болѣе дѣятельное стремленіе вло-

жить свою лепту въ этотъ всеобщій процессъ мірового и
общечеловѣческаго развитія, выработалось бы ясное пони-
маніе своей роли, какъ одного изъ работниковъ въ этомъ
процессѣ развитія, работа котораго будетъ тѣмъ успѣшнѣе,
чѣмъ болѣе она будетъ озарена свѣтомъ научнаго знанія и
чѣмъ сознательнѣе и разумнѣе въ силу этого она будетъ
совершаться.
Идея о развитіи жизни вообще насъ привела, какъ вѣ-
роятно помнитъ читатель, къ идеямъ о совершенной лично-
сти и совершенномъ обществѣ и гармоніи, которая должна
быть установлена между тѣмъ и другимъ. Совершенная лич-
ность это—личность, обладающая самой полной нравствен-
ной свободой, находящей свое необходимое выраженіе въ дѣя-
тельности, направленной на благо всего человѣчества; совер-
шеніе общество это—общество, воплощающее въ себѣ самую
широкую нравственную солидарность и солидарное дѣйствіе
котораго имѣетъ своимъ предметомъ возможно болѣе полное
и всестороннее развитіе каждой индивидуальной личности,
входящей въ его составъ. Только въ той мѣрѣ, въ какой эти
идеи господствуютъ въ окружающій ребенка средѣ, въ какой
онѣ исповѣдуются, открыто выражаются и примѣняются на
дѣлѣ людьми, среди которыхъ живетъ ребенокъ,—онѣ могутъ
прочно укорениться и въ его собственномъ мышленіи. Но
кто изъ насъ заботится въ сколько-нибудь значительной сте-
пени о томъ, чтобы стать совершеннымъ въ нравственномъ
отношеніи человѣкомъ и чтобы содѣйствовать распростране-
нію и укрѣпленію нравственной солидарности среди людей?
Всецѣло уходя въ сферу мелкихъ житейскихъ будничныхъ
заботъ, мы рѣдко даже когда и задумываемся надъ подобными
мыслями. Если онѣ, подобно молніи, и блеснутъ въ нашей
душѣ, то мракъ сознанія озарится только на мгновенье и
душевный небосклонъ попрежнему остается затянутымъ не-
проницаемымъ пологомъ пошлыхъ мелкихъ мыслишекъ полу-
преступнаго или даже совсѣмъ преступнаго характера. Такъ
вмѣсто нравственнаго совершенства развѣ мы не проповѣ-
дуемъ оченъ часто совершенство въ смыслѣ наибольшей спо-
собности отстоять себя въ борьбѣ за существованіе, другими
словами нравственную испорченность, ложь и лпцемѣріе, a

вмѣсто солидарности самую ожесточенную борьбу во всѣхъ
ея видахъ. Если воспитатель хочетъ, чтобы соціальная среда,
окружающая ребенка, являлась благопріятной почвой для раз-
витія въ немъ высшихъ нравственныхъ идеаловъ, то онъ дол-
женъ прилагать всѣ свои усилія къ тому, чтобы эти идеалы
получили возможно большее распространеніе въ самой этой
средѣ, чтобы идей о всеобщемъ и систематическомъ развитіи
жизни, о подъемѣ ея въ своей цѣнности, о свободной и со-
знательной личности, неутомимо работающій надъ установле-
ніемъ среди человѣчества гармоніи, о солидарномъ обществѣ,
являющемся гармоническимъ союзомъ свободныхъ лично-
стей,—чтобы всѣ эти идей получили возможно болѣе широкое
признаніе и практическое осуществленіе и чтобы y идей про-
тивоположнаго рода была отнята всякая точка опоры въ со-
знаніи личностей, составляющихъ данную соціальную среду.
Подобнымъ же образомъ, переходя къ вопросу о средѣ,
наиболѣе благопріятной для развитія въ ребенкѣ нравствен-
ныхъ чувствованій, мы найдемъ, что эти чувствованія тѣмъ
легче и тѣмъ скорѣе разовьются въ немъ и тѣмъ глу-
бже залягутъ въ его сердцѣ, чѣмъ болѣе люди, окружающіе
ребенка, составляющіе его соціальную среду, одушевлены
любовью къ развивающейся жизни вообще и въ частности
чувствомъ нравственнаго достоинства, чувствомъ справедли-
вости и тѣмъ активнымъ альтруизмомъ, о которомъ мы гово-
рили выше и который можетъ быть названъ еще иначе чув-
ствомъ нравственной любви. Если эти чувства переживаются
въ окружающей средѣ, то они, въ силу устанавливающагося
на почвѣ психическаго взаимодѣйствія обмѣна чувствованій,
будутъ переживаться и ребенкомъ и пустятъ глубокіе корни
въ его душѣ. Но если, вмѣсто любви къ развивающейся жиз-
ни, въ окружающей средѣ господствуетъ равнодушіе, презрѣ-
ніе или даже ненависть ко всякому развитію жизни, которая
безжалостно губится и подсѣкается въ своемъ прогрессивномъ
движеніи; если чувство нравственнаго достоинства, чувство
справедливости и активный альтруизмъ совсѣмъ не развиты
въ личностяхъ, составляющихъ среду ребенка, то такая среда
является крайне неблагопріятной для развитія въ немъ нрав-
ственныхъ чувствованій.

Строй современной общественной жизни, основой кото-
раго является классовая борьба, сильно грѣшитъ въ этомъ
отношеніи. Общество, въ которомъ между людьми воздвиг-
нута тысяча разныхъ заставъ и перегородокъ, въ кото-
ромъ основной пружиной является конкуренція на всѣхъ
поприщахъ общественной жизни. не можетъ быть благо-
пріятно для широкаго развитія той дѣятельной симпатіи,
которая чутко прислушивается и отзывается на всякое стра-
даніе человѣческое, которая, не ожидая того, чтобы оно бро-
силось въ глаза, сама идетъ ему на встрѣчу. Не можетъ въ
подобномъ обществѣ получить должнаго развитія и чувство
нравственнаго достоинства и чувство справедливости. Гдѣ кон-
куренція и борьба одного человѣка съ другимъ является за-
кономъ, тамъ высшее человѣческое достоинство полагается
въ силѣ и въ обладаніи средствами, которыя давали бы воз-
можность пользоваться другими для своихъ личныхъ цѣлей.
Тамъ только сильный считается имѣющимъ право жить, a
слабый—обреченнымъ на погибель. Тамъ общество апплоди-
руетъ всякому успѣху, какими бы средствами этотъ успѣхъ
ни былъ купленъ. Развитіе чувства справедливости тамъ не
идетъ дальше чувства легальности, т.-е. подчиненія устано-
вившимся законамъ и обычаямъ, каково бы ни было ихъ про-
исхожденіе и какъ бы они ни оцѣнивались съ этической точ-
ки зрѣнія. Всякое угнетеніе и всякое насиліе одного человѣка
надъ другимъ считается дозволеннымъ, если только оно не
нарушаетъ обычнаго установленнаго порядка вещей, хотя бы
этотъ порядокъ и представлялъ организованное насиліе одной
части человѣчества надъ другою. Чувству справедливости въ
той его формѣ, какая была нами очерчена выше, нѣтъ мѣ-
ста при такомъ строѣ общественной жизни.
Наконецъ, для того, чтобы на почвѣ нравственныхъ идей
и нравственныхъ чувствованій могла развиться нравственная
воля, среда должна быть такъ организована, чтобы подобная
воля могла свободно и безпрепятственно въ ней обнаружи-
ваться, чтобы она встрѣчала поддержку и содѣйствіе въ нрав-
ственной волѣ окружающихъ данную личность людей. Чѣмъ
болѣе лица, составляющія среду ребенка, обладаютъ нрав-
ственнымъ характеромъ, тѣмъ болѣе шансовъ, что нравствен-

ный характеръ сформируется и въ ребенкѣ. Чѣмъ менѣе, на-
противъ, въ окружающей средѣ цѣнится нравственный ха-
рактеръ, чѣмъ болѣе ребенокъ окруженъ людьми равнодуш-
нымъ себялюбивыми, жестокими, корыстными, характеръ
которыхъ въ нравственномъ отношеніи имѣетъ отрицательную
цѣну, тѣмъ менѣе шансовъ для выработки н изъ него самого
нравственной личности. Если тѣ, кто всю свою жизнь и дѣя-
тельность посвящаютъ „великому дѣлу любви", принуждены
безвременно погибать, a полный просторъ и свобода дѣйствія
предоставлена только для „ликующихъ, праздно болтающихъ,
обагряющихъ руки въ крови", то какъ въ такой средѣ мо-
жетъ развиться и выработаться нравственный характеръ! И
если онъ тѣмъ не менѣе вырабатывается, то не есть ли это
только счастливая случайность, которая могла бы при иныхъ
условіяхъ стать всеобщимъ закономъ?!...
VIII.
Задачи, стоящія передъ воспитателемъ въ виду факта
вліянія среды на нравственное развитіе ребенка. Связь
педагогики съ соціологіей.
Вопросъ о вліяніи среды и вліяніи воспитателя имѣетъ
много общаго съ вопросомъ о роли личности въ исторіи.
Что можетъ сдѣлать личность для содѣйствія человѣчеству
въ скорѣйшемъ осуществленіи идеала всеобщаго братства
свободныхъ людей и народовъ, при наличности несовершен-
ныхъ общественныхъ формъ—вотъ одинъ изъ тревожныхъ
вопросовъ, которыми задается философія исторіи. Подобнымъ
образомъ можно было бы спроситъ себя: „что можетъ сдѣ-
лать воспитатель для выработки сознательной и свободной
личности, неутомимо борющейся за свои нравственные иде-
алы и сознательно проводящей эти идеалы въ жизнь свою
и окружающихъ людей? Что можетъ онъ сдѣлать при налич-
ности существованія грубой, непросвѣщенной и развратной
среды, толкающей ребенка въ противоположную сторону?"
Онъ долженъ противопоставитъ свое вліяніе вліянію
среды, онъ долженъ стремиться облагородить и поднятъ са-

мую эту среду въ нравственномъ отношеніи. Но какъ ве-
лико будетъ это вліяніе? И если бы даже оно представля-
лось незначительнымъ, то можно ли было бы все-таки
согласиться съ тѣмъ положеніемъ, что въ предѣлахъ грубаго
общества, въ которомъ царитъ необузданная погоня sa мате-
ріальными наслажденіями, не слѣдуетъ воспитывать чело-
вѣка съ душой, чуткой ко всякой неправдѣ, съ неутолимой
жаждой воплощенія въ жизни нравственнаго идеала, такъ
какъ подобный человѣкъ былъ бы оченъ несчастливъ въ по-
добномъ обществѣ. Такъ что же?! Но вѣдь высшая задача
воспитанія не въ томъ, чтобы создать счастливыхъ и само-
довольныхъ людей, a въ томъ, чтобы создать людей хоро-
шихъ, никогда не перестающихъ сознавать несовершенства
жизни и неуставая работающихъ надъ улучшеніемъ ея во
всѣхъ отношеніяхъ.
Нравственные идеалы, которые мы стараемся развитъ
въ душѣ ребенка, ни въ чемъ не должны терпѣть умаленія.
Мы не должны безпокоиться о томъ, что мы сдѣлаемъ на-
шего ребенка черезчуръ нравственнымъ; если это ужъ такъ
опасно, то сама среда позаботится умѣрить его нравствен-
ныя стремленія. A воспитатель долженъ заботиться о томъ,
чтобы средѣ не приходилось умѣрять наши идеальные по-
ровы, чтобы сама среда, напротивъ, была такъ устроена,
что толкала бы насъ къ добру, къ правдѣ, къ свѣту. Не
опускать ребенка на низшую ступень въ нравственномъ от-
ношеніи въ виду дурной, испорченной среды, a поднятъ са-
мую среду на одну хотя бы ступень выше въ этомъ
отношеніи — вотъ что должно составлять одну изъ суще-
ственнѣйшихъ задачъ искусства воспитанія. Воспитатель дол-
женъ заботиться о томъ, чтобы устроитъ свою жизнь на
началахъ нравственности, жизнь своей семьи, своего народа,
всего человѣчества и только тогда, когда онъ будетъ прила-
гать къ этому всѣ свои усилія, можно будетъ сказать, что
онъ дѣлаетъ все возможное для того, что бы эти нравствен-
ныя начала пустили глубокіе корни и въ его дѣтяхъ.
Такимъ образомъ, если мы хотимъ воспитать въ своемъ
ребенкѣ тѣ активныя нравственныя чувства и идеи, кото-
рыми питается нравственность, то надо прежде всего, чтобы

мы сами были нравственными людьми и представляли бы
ему образецъ дѣятельной и плодотворной въ нравственномъ
отношеніи жизни. Образъ жизни и дѣятельности окружаю-
щихъ людей невольно вызываетъ со стороны ребенка под-
ражаніе. Кто хочетъ, чтобы его дѣти были дѣятельными,
тотъ долженъ прежде всего самъ трудиться, не покладая
рукъ. Ничто не дѣйствуетъ такъ благотворно на ребенка,
какъ примѣръ трудовой жизни тѣхъ людей, которыхъ онъ
любитъ, т.-е. отца и матери.
Самая благопріятная среда для воспитанія въ нравствен-
номъ смыслѣ это та, гдѣ всѣ члены семьи трудятся по мѣрѣ
своихъ силъ и способностей, гдѣ слово праздность совер-
шенно незнакомо. Видѣть кругомъ себя понятный и полез-
ный трудъ съ осязательными и благотворными его резуль-
татамъ— что можетъ лучше этого на всю жизнь вселить
безграничную любовь и уваженіе къ труду, жажду трудового
и дѣятельнаго существованія? что можетъ лучше всякихъ
нравоучительныхъ сентенцій и прописей возбудитъ въ ребенкѣ
отвращеніе къ праздности?!
Подобнымъ образомъ, если мы хотимъ, чтобы въ ребенкѣ
воспиталось уваженіе къ человѣческой личности, сознаніе
нравственнаго долга, то опятъ таки мы должны въ своей
особѣ представлять ему образцы всѣхъ этихъ добродѣтелей.
Это подѣйствуетъ на него больше, чѣмъ какая бы то ни
было риторика.
Если же ребенокъ кругомъ себя и въ лицѣ своихъ бли-
жайшихъ воспитателей — отца и матери—вмѣсто уваженія къ
человѣческой личности видитъ самое возмутительное прене-
бреженіе послѣдней, вмѣсто равноправности, при которой
уважается свобода каждаго, онъ видитъ деспотическій про-
изволъ однихъ и униженную покорность другихъ, если вмѣсто
взаимной помощи и поддержки другъ друга, вмѣсто сотруд-
ничества во всѣхъ его формахъ, онъ видитъ скрытую или
явную борьбу съ сопровождающими ее чувствами затаенной
злобы и ненависти,— то что можетъ возбудить въ немъ по-
добное зрѣлище?..
Если мы имѣемъ дѣло съ исключительной натурою, то оно
можетъ въ ней вызвать протестъ противъ такого порядка вещей.

Если же мы имѣемъ дѣло съ заурядной личностью, то
оно вызоветъ въ ней примиреніе съ этимъ порядкомъ, оно
создастъ или будущаго деспота въ той или другой формѣ,
или будущаго холопа.
Самая ближайшая среда, въ которой, въ особенности въ
первое время, вырастаетъ ребенокъ—это семья. Внутренній
строй семьи, начала, на которыхъ она построена—все это
играетъ большую роль въ нравственномъ воспитаніи ребенка.
Въ самомъ дѣлѣ, семья можетъ смотрѣть на себя, какъ на
нѣчто замкнутое, изолированное отъ всего окружающаго,
какъ на нѣчто, имѣющее въ самомъ себѣ свою цѣль, живу-
щее своими особыми интересами, не имѣющими ничего об-
щаго съ интересами окружающихъ насъ людей; Тогда
передъ нами будетъ то, что съ большимъ удобствомъ укла-
дывается въ формулу „семейнаго эгоизма". Но семья можетъ
смотрѣть на себя также, какъ на часть великаго цѣлаго, на-
зываемаго человѣчествомъ, и видѣть высшую свою задачу въ
служеніи человѣчеству тѣмъ или другимъ путемъ, или въ
подготовленіи къ этому служенію. Въ этомъ случаѣ мы бу-
демъ имѣть то, что могло бы быть названо „семейнымъ
альтруизмомъ". Общечеловѣческіе интересъ! необходимо дол-
жны въ той или другой формѣ проникать въ жизнь семьи,
если только мы хотимъ, чтобы семья имѣла воспитательное зна-
ченіе въ нравственномъ отношеніи. Только та семья и можетъ
благотворно вліять на нравственное развитіе ребенка, въ основу
жизни которой положенъ принципъ „семейнаго альтруизма".
Принципъ же „семейнаго эгоизма" создаетъ людей, которые
видятъ центръ тяжести существованія въ своей собственной
личности. Если семья отрѣзана отъ остального человѣчества,
если общечеловѣческіе интересъ» ни въ какой формѣ не
проникаютъ въ нее, то это можетъ имѣть на ребенка въ
нравственномъ отношеніи только крайне пагубное вліяніе.
Общечеловѣческіе интересы должны проникать въ кругъ
семейной жизни черезъ посредство родителей и воспитате-
лей. Надо чтобы родители и воспитатели жили въ возможно
болѣе широкой степени этими интересами, чтобы послѣдніе
глубоко ихъ захватывали, и тогда безъ всякихъ особенныхъ
усилій, безъ всякихъ искусственныхъ мѣръ создастся та чя-

стая и свѣтлая атмосфера, въ которой станетъ возможнымъ
нравственное развитіе ребенка.
При устройствѣ личной своей семейной жизни можно
поставитъ себѣ задачею сплотитъ всю семью въ одно гармо-
ническое цѣлое, но отнюдь не замкнутое и не самоудовле-
творяющееся, a напротивъ того,. стремящееся внести и въ
окружающій ее міръ возможно болѣе гармоніи и стать од-
нимъ изъ элементовъ болѣе широкаго гармоническаго союза
людей. Можно видѣть высшую цѣль семьи въ томъ, что бы
развивать въ дѣтяхъ общественные инстинкты въ широкомъ
смыслѣ этого слова, a не только ограниченные узкою сфе-
рою чисто семейной жизни. Можно сдѣлать свою семью шко-
лою для развитія общественныхъ чувствъ, которыя впослѣд-
ствіи получатъ свое примѣненіе на болѣе широкой аренѣ.
Для самихъ дѣтей было бы оченъ пагубно и вредно, если
бы кругъ интересовъ ихъ родителей не переходилъ за пре-
дѣлы дѣтской комнаты или тѣснаго семейнаго круга. Спо-
собность родителей широко и всесторонне интересоваться
вопросами общечеловѣческой жизни можетъ имѣть на дѣтей
только одно благотворное дѣйствіе, такъ какъ она невольно
должна пробудитъ и въ нихъ такой же широкій интересъ
къ жизни. Безъ этого условія всѣ слова родителей о нрав-
ственномъ воспитаніи своихъ дѣтей будутъ звучатъ одною
только насмѣшкою и злою ироніей. Семья, не проникнутая
великими общечеловѣческими идеалами, не можетъ нрав-
ственно воспитывать дѣтей, она можетъ только дрессировать
ихъ до степени усвоенія навыковъ внѣшней нравственности,
которая легко испарится подъ давленіемъ соблазновъ жизни,
но она безсильна создать ту истинную внутреннюю нрав-
ственность, которая заставитъ человѣка всегда и во всѣхъ
положеніяхъ сознательно отдавать свои силы на служеніе
человѣчеству.
Да, если мы хотимъ, чтобы молодое поколѣніе было луч-
ше насъ, чтобы оно прониклось святыми общечеловѣческими
идеалами, первый шагъ, который мы должны для этого сдѣ-
лать, это сами проникнутъся ими, всегда, вездѣ, и во всемъ
стараться имѣть ихъ въ виду и даже проводитъ въ то, что
называется „мелочами жизни". Даже эти. „мелочи жизни*",

какъ бы онѣ не казались незначительнымъ мы должны ре-
гулировать .нашими нравственными идеалами.
Эти идеалы должны завладѣть всѣмъ нашимъ существомъ,
проникнутъ весъ нашъ домашній обиходъ, руководитъ насъ
какъ въ великомъ, такъ и въ маломъ. И только направивъ
наши усилія въ эту сторону, мы подготовимъ почву для созданія
новаго поколѣнія, которое, научившись съ самыхъ юныхъ лѣтъ
жить великими общечеловѣческими идеалами, будетъ неуто-
мимо, не покладая рукъ, работать надъ ихъ осуществленіемъ
въ окружающей жизни, для котораго нравственная дѣятель-
ность станетъ такой же необходимой, какъ необходимо пти-
цѣ летать по воздуху или рыбѣ плавать въ водѣ.
Такимъ образомъ, самое важное—создать кругомъ ребенка
здоровую нравственную атмосферу, дыша которой, онъ не-
произвольно впитывалъ бы въ себя свѣтлыя идеи, говорящій
о безкорыстномъ служеніи человѣчеству, и то могучее чи-
стое чувство нравственной любви, которое дастъ крылья
самымъ отвлеченнымъ идеямъ и поможетъ имъ перейти изъ
словъ въ дѣло. Самое важное создать то широкое, ничѣмъ
не стѣсняемое психическое взаимодѣйствіе на почвѣ твор-
ческой активности нашего духа, которое все болѣе будетъ
сливать его личность съ безпредѣльнымъ, все расширяю-
щимся рядомъ окружающихъ людей.
Но, чтобы вокругъ ребенка была здоровая нравственная
атмосфера, необходимо не только, чтобы нравственные иде-
алы были положены въ основу жизни семьи, они должны
быть положены также въ основу жизни школы, въ которой
ребенку придется получатъ свое образованіе, и въ основу
жизни того общества, среди котораго приходится жить ре-
бенку и его родителямъ. Поэтому всякій, кто болѣетъ серд-
цемъ о будущности своихъ дѣтей и кого безпокоитъ судьба
молодого поколѣнія, долженъ прилагать не только всѣ уси-
лія къ тому, чтобы перевоспитать себя нравственно и чтобы
сдѣлать свою семью носительницей высокихъ нравственныхъ
идеаловъ. Нѣтъ онъ долженъ вмѣстѣ съ тѣмъ употреблять
всѣ усилія къ тому, чтобы и школа стала могучимъ сред-
ствомъ подготовки сознательнаго и умѣлаго борца за нрав-
ственные идеалы, чтобы высшая ея задача заключалась въ

томъ, чтобы научить человѣка любитъ человѣчество и съ
наибольшимъ успѣхомъ работать надъ улучшеніемъ и обла-
гороженіемъ общечеловѣческой жизни во всѣхъ отношеніяхъ.
Но и этого еще не достаточно... Каждый родитель и
каждый педагогъ, дѣйствительно озабоченный судьбами мо-
лодого поколѣнія, долженъ прилагать всѣ усилія къ тому,
чтобы нравственные идеалы господствовали и въ жизни
окружающаго ихъ общества: чтобы общество было проник-
нуто этими идеалами, жило ими. Отъ общаго тона обще-
ственной жизни, отъ характера общественныхъ формъ и
учрежденій въ значительной степени зависитъ и общій тонъ
школы и семьи и даже жизненнаго обихода отдѣльныхъ
личностей. Истинный педагогъ, дѣйствительно имѣющій въ
виду истинныя задачи нравственнаго воспитанія, a не акро-
батическіе фокусы, не дрессировку милыхъ, умныхъ живот-
ныхъ, умѣющихъ выкидывать разныя удивительныя, штуки,
но въ глубинѣ души остающихся все тѣми же животными,
и не мало не принимающими человѣческаго образа—такой
педагогъ никогда не упуститъ изъ виду истины о тѣсной
солидарности между собою семьи, школы и общества, и онъ
пойметъ, что нельзя быть педагогомъ, не будучи въ то же
время въ той или другой степени, въ сильной или слабой,
и общественнымъ реформаторомъ.
Педагогика, въ широкомъ смыслѣ этого слова, должна
охватывать не только всѣ способы прямого воздѣйствія на
ребенка, но также и всѣ способы косвеннаго воздѣйствія
на него. Раціональная педагогика должна считаться не
только съ непосредственнымъ дѣйствіемъ воспитателя, но
также и съ непосредственнымъ дѣйствіемъ всей той среды,
которая окружаетъ ребенка. Да и самъ воспитатель развѣ
не есть только представитель среды, только часть ея?!.
Этого послѣдняго фактора нельзя игнорировать; вліяніе его
могуче, и часто оно идетъ въ разрѣзъ съ тѣмъ вліяніемъ,
которое хотѣлъ бы оказать на ребенка воспитатель.
„Есть незамѣтные моменты41,—говоритъ Гефдингъ, „ко-
торые дѣйствуютъ на дѣтей не менѣе тѣхъ, когда родители
стараются вліять на дѣтей съ яснымъ педагогическимъ со-
знаніемъ; въ незамѣчаемые моменты говорятъ и дѣйствуютъ

даже съ наибольшей энергіей, къ какой только способны.
Поэтому не приноситъ никакой пользы, если въ основу
воспитанія кладутъ превосходную педагогическую систему,
a вѣ то же время безчисленными незамѣчаемыми момен-
тами разрушаютъ создаваемое этой системой". 1) Эти слова
въ такой же мѣрѣ примѣнимы и къ каждому изъ тѣхъ лицъ
окружающей дѣтей среды, съ которыми имъ приходится
сталкиваться. Надо сдѣлать такъ, чтобы окружающая насъ
среда содѣйствовала намъ въ нашихъ воспитательныхъ за-
дачахъ,—но для этого мы должны изучить ее, должны опре-
дѣлить тѣ законы, согласно которымъ она вліяетъ на от-
дѣльную личность, степень измѣняемости ея самой и сред-
ства, при помощи которыхъ нездоровая среда можетъ быть
сдѣлана здоровой и способной вліять благотворно въ нрав-
ственномъ отношеніи на молодую душу.
Истинный педагогъ, видящій и понимающій какъ велико
нравственно воспитывающее вліяніе среды, пойметъ также
вмѣстѣ съ тѣмъ и сознаетъ, что, наряду съ непосредствен-
нымъ вліяніемъ на ребенка, онъ долженъ употреблять одно-
временно всѣ усилія на оздоровленіе окружающей его среды,
на улучшеніе ея въ нравственномъ смыслѣ. Эта его дѣя-
тельность, не имѣя прямого воспитательнаго значенія, прі-
обрѣтаетъ громадную косвенную воспитательную роль. Она
необходима, безусловно необходима: безъ нея и вся непо-
средственная наша воспитательная дѣятельность можетъ ока-
заться лишенной всякаго смысла; безъ нея вѣ одинъ пре-
красный день воспитатель можетъ увидѣть къ собственному
своему ужасу, что воспитаніе его принесло совсѣмъ не тѣ
плодьц которыхъ онъ ожидалъ, и что всѣ его неутомимые
труды увѣнчались однимъ пустоцвѣтомъ.
Вотъ почему истинный педагогъ будетъ неутомимо ста-
раться пробудить въ окружающемъ его обществѣ сознаніе
той громадной отвѣтственности, которая лежитъ на каждомъ
членѣ этого общества относительно судьбы будущихъ поко-
лѣній, подъема нашихъ дѣтей на высшія ступени нравствен-
1) Г. Гефдингъ. Этика или наука о нравственности, стр. 190.

наго развитія или ихъ деморализаціи и окончательнаго нрав-
ственнаго паденія. Онъ не устанетъ повторятъ ту важную
истину, что каждый человѣкъ, если даже воспитательная
дѣятельность не является его профессіей, тѣмъ не менѣе такъ
или иначе, хочетъ онъ этого или не хочетъ, участвуетъ въ
нравственномъ воспитаніи молодого поколѣнія. Его разговоръ!,
обнаруживаемыя имъ чувства, его поступки помимо его воли
вліяютъ на тѣхъ взрослыхъ или маленькихъ дѣтей, съ кото-
рыми ему приходится сталкиваться или даже хотя бы въ
присутствіи которыхъ ему приходится высказываться и обна-
руживаться. Какая-нибудь пошлая мысль, какая-нибудь безо-
бразная, отвратительная вспышка страсти, какой-нибудь ци-
ничный поступокъ, быть можетъ, оставятъ неизгладимую бороз-
ду въ душѣ того ребенка, которому пришлось быть неволь-
нымъ слушателемъ или зрителемъ ихъ; они будутъ, быть
можетъ, тѣмъ терніемъ, которое заглушитъ въ немъ ростки
здоровыхъ хорошихъ побужденій. Да, каждый изъ насъ несетъ
великую отвѣтственность не только передъ своими, но и
передъ чужими дѣтьми, каждый изъ насъ естъ частичка той
широкой общественной среды, которая окружаетъ молодое
поколѣніе и вліяетъ на него, и отъ дѣятельности каждаго
изъ насъ въ той или другой степени зависитъ нравственное
здоровье этого поколѣнія н та форма, въ какой оно себя про-
явилъ, когда выступитъ активно на арену жизни. И вотъ
почему для педагога такъ важно знаніе этой среды, такъ
важно знаніе той науки, предметомъ изученія которой
является общество, т.-е. соціологіи.
Педагогика, пока она будетъ чуждаться соціологіи, пока
она сознательно и систематически не будетъ изъ нея черпать
все, что возможно, будетъ лишена всякой почвы, и будетъ
строитъ свое зданіе на воздухѣ. Педагогика, пока она будетъ
чуждаться вопроса о нравственно-воспитывающемъ вліяніи
среды и о томъ, что долженъ дѣлать въ виду этого вліянія
воспитатель, будетъ одною безсмысленною забавой, a не
серьезнымъ дѣломъ. Нельзя быть воспитателемъ и оставаться
чуждымъ широкихъ общественныхъ вопросовъ; нельзя быть
педагогомъ, не по названію только, a дѣйствительно, не бу-
дучи въ то же время соціологомъ.

Такимъ образомъ, мы видимъ, что педагогика и соціологія
находятся въ болѣе тѣсной связи между собою, чѣмъ это обык-
новенно предполагаютъ. Нельзя установить болѣе или менѣе
правильной теоріи воспитанія, будучи совершеннымъ не-
вѣждой въ области науки объ обществѣ; нельзя построить эту
теорію, руководствуясь только одними тѣми данными, кото-
рыя даетъ въ наше распоряженіе индивидуальная психоло-
гія; нельзя потому, что педагогъ, говоря о воспитаніи, дол-
женъ такъ или иначе считаться съ вліяніемъ на ребенка
окружающей его общественной среды, начиная съ семьи и
кончая народомъ и человѣчествомъ. Между ребенкомъ и окру-
жающей его средой существуетъ непрерывное взаимодѣйствіе.
Узнать законы этого взаимодѣйствія и направитъ ихъ при
помощи подобнаго знанія въ сторону созданія совершеннаго
во всѣхъ отношеніяхъ типа человѣческаго существа, вотъ ве-
ликая задача, которая стоитъ передъ воспитателемъ, — вотъ
предметъ, составляющій основное содержаніе науки воспи-
танія.
Соціологія въ своей послѣдней части кончается тео-
ріей справедливаго, совершеннаго общества и путей,
ведущихъ къ его достиженію. Къ этому должна примы-
кать также теорія справедливаго, совершеннаго человѣка
и тѣхъ пріемовъ воспитанія, при помощи которыхъ подоб-
ный человѣкъ могъ бы быть созданъ.

Къ вопросу о нравственномъ самовос-
питаніи 1).
Въ настоящей статьѣ я предполагаю высказать нѣс-
колько мыслей по вопросу о нравственномъ самовоспитаніи,
т.-е. другими словами, по вопросу о томъ, что можетъ и что
должна сдѣлать отдѣльная индивидуальная личность для
того, чтобы достигнутъ высшихъ, возможныхъ для человѣка,
ступеней нравственнаго совершенства. Я хочу попытаться
освѣтить хотя бы въ слабой степени тѣ пути, которые намъ
открываетъ наука, и слѣдуя по которымъ человѣкъ можетъ
сдѣлаться совершеннымъ въ нравственномъ отношеніи, если
только онъ хочетъ сдѣлаться таковымъ.
Вопросъ о нравственномъ самовоспитаніи—одинъ изъ на-
иболѣе жизненныхъ вопросовъ: онъ имѣетъ значеніе для
всѣхъ людей безъ исключенія—и для молодого подрастаю-
щаго поколѣнія и для тѣхъ родителей и воспитателей, ко-
торые заботятся о надлежащемъ воспитаніи этого молодого
поколѣнія, и даже для тѣхъ лицъ, которыя не принадле-
жатъ ни къ той, ни къ другой изъ упомянутыхъ категорій.
Молодое поколѣніе, которое должно выступитъ въ ско-
ромъ времени на арену жизни, должно приложить особен-
ное стараніе къ тому, чтобы выступитъ на эту арену здо-
ровымъ въ нравственномъ отношеніи, съ ясно сознанными
высокими нравственными идеалами и способнымъ воплотитъ
эти идеалы въ жизнь, способнымъ стойко и отважно бо-
роться за нихъ, несмотря ни на какія препятствія. Но это
возможно только при послѣдовательной и систематической
работѣ надъ самими собою, при непрерывномъ рядѣ усилій,
1) Статья эта была напечатана въ литературномъ сборникѣ
„Къ Правдѣ", изданномъ въ 1904 г.

направленныхъ на выработку изъ себя нравственной лич-
ности. Юноша не долженъ никогда упускать изъ виду этой
цѣли, если онъ хочетъ, чтобы его нравственная жизнь въ
будущемъ, когда онъ станетъ впослѣдствіи взрослымъ чело-
вѣкомъ, была построена на прочномъ фундаментѣ, подъ ко-
торый безсильны были бы подкопаться всевозможныя не-
предвидѣнныя случайности жизни. Кто не работалъ надъ
собою въ молодости въ этомъ отношеніи, y того нѣтъ га-
рантіи, что грозныя испытанія жизни не сломятъ его энер-
гіи и не увлекутъ его въ сторону, противоположную
завѣтнымъ мечтаніямъ тѣхъ дней, когда сердце было от-
крыто для любви и правды, когда душа переживала свѣтлую
весну.
Вопросъ о нравственномъ самовоспитаніи не менѣе ва-
женъ и для тѣхъ, на чьихъ рукахъ лежитъ воспитаніе
подрастающаго поколѣнія. Чтобы воспитывать нравственно
другихъ людей, необходимо прежде всего самому быть со-
вершеннымъ въ нравственномъ отношеніи. Если воспитатель
не заботится о своемъ собственномъ нравственномъ самосо-
вершенствованія, то всѣ его заботы о нравственномъ воспи-
таніи будущихъ поколѣній не принесутъ плодотворнаго ре-
зультата, такъ какъ въ самомъ корнѣ онѣ будутъ поставлены
неправильнымъ образомъ. Нравственное воспитаніе другихъ
предполагаетъ, такимъ образомъ, нравственное самовоспи-
таніе со стороны самого воспитателя. Только тотъ, кто ста-
рается самъ быть справедливымъ, нравственнымъ человѣ-
комъ, можетъ быть учителемъ и воспитателемъ другихъ.
Нельзя воспитывать нравственно другихъ, самому на каж-
домъ шагу, всею своею жизнью нарушая самыя основныя
требованія нравственности. Нельзя воспитать въ молодомъ
поколѣніи любви къ правдѣ, если всю свою жизнь строишь
на лжи и лицемѣріи, на обманѣ другихъ и самого себя.
Но, собственно говоря, даже и тѣ люди, которые, не
будучи родителями и воспитателями, и не задаются прямо
цѣлью вліять на воспитаніе молодого подрастающаго поко-
лѣнія, тѣмъ не менѣе вліяютъ на это воспитаніе косвен-
нымъ образомъ. Они являются составными элементами
той среды, которая окружаетъ это поколѣніе, они являются

частью той духовной общественной атмосферы, которой это
послѣднее дышитъ, Если среда нездорова и нравственно
испорчена, если атмосфера заражена и наполнена микро-
бами нравственнаго разложенія, то свѣжія, молодыя, неис-
порченныя силы могутъ въ ней легко задохнуться, опуститься
нравственно и навсегда погибнутъ для дѣла нравственнаго
возрожденія человѣчества. Вотъ почему каждый человѣкъ,
кто бы опъ ни былъ, какое бы онъ общественное положеніе
ни занималъ, долженъ стремиться къ. тому, чтобы быть здо-
ровымъ въ нравственномъ отношеніи элементомъ обще-
ственной среды, чтобы быть тѣмъ озономъ и кислородомъ,
который оздоровляетъ атмосферу и даетъ возможность легко
и свободно дышатъ въ ней молодой груди. И чѣмъ болѣе
прилагаетъ каждый человѣкъ стараній къ тому, чтобы стать
совершеннымъ въ нравственномъ отношеніи, тѣмъ болѣе бла-
готворное. вліяніе онъ окажетъ и на всѣхъ окружающихъ
его людей. Если, при этомъ, его дѣятельность будетъ на-
правлена на созданіе справедливыхъ общественныхъ формъ,
она будетъ тѣмъ болѣе успѣшна, чѣмъ болѣе высокій типъ
въ нравственномъ смыслѣ онъ самъ представляетъ. Всѣ эти
соображенія и побуждаютъ насъ считать затрагиваемый во-
просъ оченъ важнымъ и заставляютъ насъ остановитъ на
немъ свое вниманіе,
Прежде всего необходимо будетъ выяснитъ тѣ основныя
предположенія, которыя сами собой подразумѣваются уже
въ самой постановкѣ изслѣдуемаго нами вопроса. Мы соби-
раемся говорить о нравственномъ самовоспитаніи, этимъ са-
мымъ мы уже предполагаемъ возможность такого самовоспи-
танія. Если бы оно не было возможно, то и всякій трактатъ
о нравственномъ самовоспитаніи былъ бы лишенъ всякаго
смысла. Нравственное самовоспитаніе можетъ быть только
результатомъ сознательной, свободной воли человѣка, Кто
отрицаетъ существованіе подобной сознательной н свободной
воли, кто считаетъ ее за иллюзію, за плодъ фантазіи, для
того и вопросъ о нравственномъ самовоспитаніи представ-
ляется лишеннымъ значенія. Если сознательная, свободная
воля есть обманъ воображенія, то нравственно воспитывать
себя это все равно, какъ если бы человѣкъ, завязнувшій въ

болотѣ, хотѣлъ самого себя вытащитъ за волосы. Только че-
ловѣкъ, y котораго естъ свободная воля, можетъ себя нрав-
ственно воспитывать, и предѣлами свободы человѣческой
воли опредѣляются и тѣ предѣлы, до которыхъ можетъ про-
стираться нравственное самовоспитаніе.
Такъ какъ обсужденіе вопроса о свободѣ человѣческой
воли не входитъ въ наши непосредственныя задачи, то мы
отмѣтимъ только въ короткихъ словахъ, въ какомъ смыслѣ
признаемъ существованіе свободной воли въ человѣкѣ. Воля
свободная и воля сознательная,—это два равнозначительныя
понятія, потому что сознаніе освобождаетъ человѣка, созна-
ніе дѣлаетъ волю способной вмѣшиваться въ ходъ событій,
измѣнять его и направлять въ ту или другую сторону. Чѣмъ
яснѣе, полнѣе и шире сознаніе, тѣмъ значительнѣе и сво-
бода. Сознаніе вноситъ свѣтъ въ темноту жизни и вмѣстѣ
съ тѣмъ, какъ постепенно зажигается и разгорается этотъ
свѣтъ, съ человѣка опадаютъ и ослабляются тѣ оковы, въ
которыхъ онъ находился. Ясное и широкое сознаніе—вотъ
сила, освобождающая человѣка. Человѣкъ, подобно всему
остальному, составляетъ одно изъ звеньевъ всеобщаго меха-
низма жизни, понимая это слово въ самомъ широкомъ зна-
ченіи. Этотъ слѣпой механизмъ жизни развертывается неза-
висимо отъ воли человѣка и послѣдній всецѣло подчиняется
ему до той поры, пока сознаніе не освѣтитъ и не озаритъ
его. Но по мѣрѣ того, какъ механизмъ жизни становится
прозрачнымъ и яснымъ для сознанія, сознательная воля че-
ловѣка овладѣваетъ постепенно имъ и шагъ за шагомъ сбра-
сываетъ тѣ оковы, въ которыхъ она находилась. Она не
отмѣняетъ и не уничтожаетъ механизма жизни, не устраня-
етъ законовъ природы, въ безусловномъ подчиненіи y кото-
рыхъ раньше находилась несовершенная человѣческая воля,
но она подчиняетъ этотъ механизмъ жизни себѣ, надъ за-
конами природы она ставитъ высшій законъ, законъ созна-
тельной и разумной воли, надъ механическимъ міромъ при-
чинъ и слѣдствій—психическій міръ безконечно расширяю-
щихся и приходящихъ все въ большую и большую гармонію
между собою цѣлей человѣческой жизни. Царство природы
такимъ образомъ все болѣе и болѣе становится царствомъ

человѣка или, вѣрнѣе, солидарнаго, объединеннаго свобод-
наго человѣчества, a реальная дѣйствительность—выраже-
ніемъ и воплощеніемъ идеальнаго въ наивысшемъ размѣрѣ,
какой только можетъ быть представленъ.
Итакъ, мы признаемъ существованіе свободной воли въ
человѣкѣ, мы признаемъ, что человѣкъ путемъ сознанія за-
коновъ естественной, психической и соціальной жизни, ко-
торыми опредѣляется его существованіе и развитіе, можетъ
возвыситься надъ данной ему отъ рожденія и въ силу внѣш-
нихъ обстоятельствъ природой, чтобы стать совершеннымъ
въ нравственномъ отношеніи, чтобы то, что было въ немъ
только произведеніемъ природы, стало вмѣстѣ съ тѣмъ и
произведеніемъ искусства, чтобы то, что было только есте-
ственнымъ, стало вмѣстѣ съ тѣмъ и нравственнымъ. Если
жизнь отдѣльной личности съ этой точки зрѣнія предста-
вляетъ намъ исторію ея нравственнаго самовоспитанія, то
жизнь всего человѣческаго рода можетъ быть охарактеризо-
вана съ этой стороны какъ нравственное самовоспитаніе
человѣчества. Попробуемъ, насколько возможно, освѣтить
этотъ процессъ, при чемъ мы свое главное вниманіе сосредо-
точимъ на явленіяхъ психическаго порядка, какъ тѣхъ, надъ
которыми власть индивидуальной человѣческой личности
является наиболѣе значительной.
Въ области нравственности, если разсматривать этотъ
фактъ съ чисто психологической точки зрѣнія, мы можемъ
различать три существенно различныя стороны. Параллельно
дѣленію психическихъ явленій на умъ, чувство и волю, мы
можемъ и явленія нравственной жизни раздѣлить на явле-
нія интеллектуальнаго, эмоціональнаго и волевого характера.
Задача нравственнаго самовоспитанія обнимаетъ, съ одной
стороны, выработку въ себѣ того, что можетъ быть названо
нравственнымъ интеллектомъ, т. е. извѣстнаго запаса нрав-
ственныхъ идей и понятій, объединенныхъ въ одно цѣлое,
которое мы называемъ нравственнымъ идеаломъ. Съ другой —
сюда включается забота о выработкѣ въ себѣ тѣхъ или дру-
гихъ нравственныхъ чувствованій и, наконецъ, и самое
главное, развитіе въ себѣ нравственной воли. Всѣ эти три
стороны могутъ быть охвачены въ понятіи личности. Задача

нравственнаго самовоспитаніи есть задача выработки изъ
себя нравственной личности. Въ понятіи личности всѣ три
упомянутыя выше стороны психической и нравственной
жизни объединяются въ одно цѣлое. Нельзя быть развитой
въ нравственномъ отношеніи личностью, не обладая сильной
нравственной волей, не будучи одушевленнымъ самыми воз-
вышенными нравственными чувствованіями и не имѣя яс-
наго и отчетливаго сознанія нравственнаго идеала въ его
отношеніи къ реальной дѣйствительности, Вотъ почему, по-
жалуй, умѣстнѣе всего будетъ начатъ съ вопроса о выра-
боткѣ въ себѣ нравственной личности, a затѣмъ уже перейти
къ обсужденію того, какъ въ отдѣльности мы можемъ раз-
витъ въ себѣ нравственный интеллектъ, нравственныя чув-
ствованія и нравственную волю. Этимъ путемъ скорѣе всего
избѣгнуть повтореній. Дѣло въ томъ, что ни одну изъ сто-
ронъ нравственной жизни нельзя развивать, не развивая
вмѣстѣ съ тѣмъ и двухъ другихъ, и средства, пригодныя
для развитія каждой изъ нихъ, въ большинствѣ случаевъ
оказываются пригодными и для остальныхъ. Такимъ образомъ
удобнѣе всего разсмотрѣть первоначально выработку въ себѣ
нравственной личности, т. е. нравственное саморазвитіе въ
его цѣломъ, удѣливъ затѣмъ каждой изъ сторонъ этого са-
моразвитія вниманіе въ той мѣрѣ, въ какой оно предста-
вляетъ своеобразныя черты, отдѣляющія его отъ другихъ
сторонъ.
Итакъ, первый вопросъ, который требуетъ отъ насъ
своего разрѣшенія, это—какимъ образомъ можно выработать
въ себѣ нравственную личность. Личность вырабатывается
всѣмъ складомъ и всѣмъ образомъ жизни, Слѣдовательно,
надо вести такой образъ жизни, который содѣйствовалъ бы
выработкѣ • въ насъ нравственной личности. Чтобы стать
нравственною личностью, надо такъ дѣйствовать, какъ должна
бы дѣйствовать нравственная личность, надо такъ думать и
чувствовать, какъ думала бы и чувствовала она. Здѣсь мо-
гутъ отмѣтить противорѣчіе. Могутъ сказать, что мы въ ка-
чествѣ средства для достиженія цѣли предлагаемъ самую
цѣль, т. е. предполагаемъ достигнутымъ то, что еще должно
быть достигнуто. Этимъ самымъ мы какъ бы закрываемъ и

упраздняемъ вопросъ. Чтобы стать нравственною личностью
надо стать ею—вѣдь это, въ сущности, ничего но говоритъ
и не указываетъ, какъ же именно стать ею. A между тѣмъ
на вопросъ о томъ, какъ стать нравственною личностью,
нельзя датъ другого отвѣта и отвѣтъ этотъ, если глубже въ
него вникнуть, вовсе не такъ страненъ, какъ кажется. Если
человѣкъ хочетъ развитъ въ себѣ способность мышленія, что
для этого онъ долженъ дѣлать? Онъ долженъ мыслить, мы-
слитъ и мыслить. Подобно этому, если человѣкъ хочетъ вы-
работать въ себѣ нравственную личность, онъ долженъ жить
и дѣйствовать, какъ нравственная личность. Противорѣчія
тутъ никакого нѣтъ. Въ самомъ дѣлѣ, если отдѣльный чело-
вѣкъ задается цѣлью выработать въ себѣ способность мы-
шленія, то это показываетъ, что онъ уже началъ мыслить
если человѣкъ задается цѣлью выработать изъ себя нрав-
ственную личность, то это показываетъ, что онъ уже до нѣ-
которой степени сталъ нравственною личностью, что онъ
уже началъ жить, думать и чувствовать, какъ живетъ, ду-
маетъ и чувствуетъ нравственная личность. Чтобы могла быть
рѣчь о самовоспитаніи, о воспитаніи въ самомъ себѣ чего бы
то ни было, надо, чтобы то, что мы будемъ воспитывать,
находилось въ насъ хотя бы въ зародышѣ. Только при этомъ
условіи можетъ начаться самовоспитаніе. Чтобы выработать
самому изъ себя нравственную личность, надо, чтобы хотя
въ слабой, ничтожной степени я представлялъ изъ себя по-
добную личность. Этотъ зародышъ нравственной личности,
дремлющій во мнѣ, послужитъ точкою опоры для выработки
нравственной личности во всемъ ея блескѣ и совершенствѣ.
Самовоспитаніе не можетъ изъ ничего создать что-либо, оно
не можетъ оперировать безъ всякихъ точекъ опоры, и если
въ отдѣльномъ человѣкѣ такихъ точекъ опоры не оказывает-
ся, то онъ и не можетъ приняться за воспитаніе себя въ
какомъ бы то ни было отношеніи.
Итакъ, личность до нѣкоторой степени уже должна быть
нравственною личностью, для того чтобы она имѣла воз-
можность выработать изъ себя вполнѣ совершенную нрав-
ственную личность. И уже тотъ самый фактъ, что возникло
желаніе стать нравственною личностью,—a безъ такого же-

данія не можетъ начаться и работа самовоспитанія,—пока-
зываетъ, что данный человѣкъ уже отчасти, хотя бы и въ
начальной степени, и сталъ нравственной личностью. Весь
вопросъ о воспитаніи въ себѣ нравственной личности, та-
кимъ образомъ, сведется къ вопросу о томъ, какимъ обра-
зомъ то, что въ насъ находится въ начальной стадіи, довести
до конца, какимъ образомъ зародышу датъ возможность
стать зрѣлымъ плодомъ.
Въ каждомъ нормально-развитомъ человѣкѣ заключенъ
зародышъ нравственной личности, поскольку дѣятельность
человѣка носитъ характеръ сознательной, преднамѣренной
дѣятельности, поскольку человѣкъ ставитъ себѣ тѣ или дру-
гія цѣли и стремится къ ихъ достиженію. Тамъ, гдѣ дѣй-
ствуетъ сознательная воля, тамъ дана вмѣстѣ съ тѣмъ воз-
можность и для возникновенія нравственной воли, потому
что нравственная дѣятельность и естъ не что иное, какъ
дѣятельность наиболѣе согласная съ природою нашей воли.
Между „я хочу" и „я долженъ14 не существуетъ того про-
тивоположенія, которое обыкновенно предполагаютъ, такъ
какъ „я хочу", когда оно вытекаетъ изъ яснаго сознанія
природы нашей воли, нашего „я", необходимымъ образомъ
превращается въ „я долженъ14. Тамъ, гдѣ мы имѣемъ созна-
тельное стремленіе къ какой бы то ни было цѣли, мы имѣемъ
уже зародышъ, изъ котораго можетъ развиться стремленіе
къ осуществленію нравственнаго идеала, такъ какъ каждая
даже самая простая цѣль, которую только человѣкъ себѣ
ставитъ, есть идеалъ въ его самой элементарной формѣ.
Идеалъ разнится отъ просто цѣли только тѣмъ, что это—
.совокупность многихъ цѣлей, соединенная въ одну стройную
систему. Чѣмъ болѣе усложняются цѣли и чѣмъ болѣе онѣ
вступаютъ въ соотношеніе другъ съ другомъ, тѣмъ белѣе мы
поднимаемся на пути къ творчеству идеаловъ.
Идеалъ жизни—это система цѣлей, охватывающихъ всю
жизнь, тогда какъ каждая цѣль въ отдѣльности охватываетъ
только или опредѣленную сторону или опредѣленный мо-
ментъ жизни. Человѣкъ постепенно поднимается отъ такихъ
цѣлей, которыя обнимаютъ небольшой промежутокъ времени,
до такихъ, которыя распространяются на всю жизнь и ко-

торыя въ этомъ смыслѣ служатъ ему путеводною звѣздою въ
теченіе всего его существованія.
Для возможности возникновенія идеала въ этомъ смыслѣ
надо, чтобы человѣкъ имѣлъ возможность думать о своей
жизни какъ о цѣломъ. До тѣхъ поръ, пока онъ мыслью мо-
жетъ охватывать только ограниченные, небольшіе промежутки
времени, идеала въ указанномъ мною значеніи возникнуть
не можетъ. Огромное множество людей не въ состояніи ду-
мать о своей жизни какъ о цѣломъ, они задумываются боль-
шаго частью только надъ опредѣленнымъ моментомъ жизни
внѣ его связи съ другими. Дѣятельность такихъ людей но-
ситъ узко - практическій характеръ и не можетъ подняться
до высоты идеала; она, если можно такъ выразиться, пол-
заетъ по землѣ и не можетъ возвыситься надъ землей на-
столько, чтобы схватить всѣ свои послѣдовательные шаги въ
одномъ взорѣ. Только поднявшись хотя бы немного къ небу,
человѣкъ можетъ понять свою жизнь, какъ одно цѣлое, и дать
ей надлежащее направленіе п полетъ. Чтобы разумно и осмы-
сленно ходить по долинамъ жизни, надо умѣть взлетать
вверхъ въ свѣтлое, лазурное царство идеала, чтобы видѣть
оттуда ясно въ цѣломъ тотъ путь, который намъ предстоитъ
пройти.
Творчество идеаловъ есть продолженіе, только въ широ-
комъ масштабѣ, той же самой работы, которую узкіе прак-
тики жизни дѣлаютъ въ маломъ масштабѣ. Такъ называемые
практики и идеалисты —это не два противоположные и вра-
ждебные лагеря, представляющіе два разнородные вида дѣ-
ятельности человѣка. Мы имѣемъ здѣсь дѣятельность одного
и того же рода, вся разница только въ широтѣ и степени.
Каждый практикъ естъ идеалистъ только въ уменьшенномъ
размѣрѣ, да и не можетъ не быть идеалистомъ по существу
дѣла, такъ какъ всякая цѣль, какой бы узкій и практическій
характеръ она ни носила, всегда есть ни болѣе ни менѣе,
какъ идеальное представленіе будущаго, всякая сознательная,
преднамѣренная дѣятельность всегда покоится на тѣхъ или
другихъ идеяхъ. Весъ вопросъ только въ качествѣ и широтѣ
этихъ идей. Если это такъ, если нѣтъ той пропасти, которую
обыкновенно предполагаютъ между узкими практиками и

идеалистами, то здѣсь намъ вмѣстѣ съ тѣмъ дана возможность
постепенной выработки изъ узкаго практика широкаго иде-
алиста, дана возможность убѣжденія людей въ высотѣ нрав-
ственнаго идеала и педагогическаго воздѣйствія на нихъ въ
этомъ смыслѣ, дана, наконецъ, возможность воспитанія изъ
самихъ себя, какой бы узкой практической дѣятельностью
намъ ни приходилось заниматься, нравственной личности.
При приведеніи ли другихъ людей на путъ творческой ра-
боты надъ выработкой нравственныхъ идеаловъ и надъ осу-
ществленіемъ ихъ въ жизни, при выработкѣ ли въ самомъ
себѣ нравственной личности приходится, такимъ образомъ,
опираться ни на какія-либо чуждыя отдѣльнымъ индивиду-
умамъ силы, a на тѣ силы, которыя дѣйствуютъ внутри ихъ
самихъ, которыя никогда не прекращаютъ свою работу,—
надо только этой работѣ дать надлежащіе направленіе и въ
достаточной степени ее расширить, чтобы въ результатѣ по-
лучилось то, что мы называемъ нравственностью.
Первоначально отдѣльная личность ставитъ себѣ только
частныя, конкретныя задачи. Если взять, напримѣръ, ту эле-
ментарную форму личности, которую мы находимъ y ребен-
ка, то увидимъ, что дѣти, по крайней мѣрѣ въ періодѣ пер-
ваго дѣтства, не идутъ дальше задачъ, ограничивающихся
даннымъ, единичнымъ мгновеніемъ жизни и имѣющихъ впол-
нѣ конкретный характеръ. Сейчасъ y ребенка цѣль—поиграть
съ братомъ или сестренкой въ лошадки, затѣмъ—посмотрѣть
картинки въ какой-нибудь книжкѣ, выпить стаканъ молока,
что-нибудь напроказить и т. д. Есть и взрослые, y которыхъ
цѣли хотя и имѣютъ болѣе сложный характеръ, но въ общемъ
носятъ печать перваго дѣтства. Ихъ цѣли такъ же нейдутъ
дальше сегодняшняго дня: сегодня надо будетъ сходить на
службу и переписать разныя дѣловыя бумаги, затѣмъ вкусно
пообѣдать, прочесть интересный пикантный романъ, вечеромъ
пойти послушать только что пріѣхавшаго знаменитаго арти-
ста и т. д. Въ такомъ видѣ рисуются въ ихъ воображенія
цѣли всей жизни.
Въ зависимости отъ степени духовнаго развитія лю-
дей эти задачи будутъ принимать все болѣе н болѣе об-
щій характеръ, при чемъ степень общности, которой онѣ

достигаютъ y разныхъ людей, бываетъ различна. Нѣкото-
рые люди уже не ограничиваются тѣмъ, что сегодня они
перепишутъ такія-то служебныя бумаги, завтра подсчитаютъ
такіе-то столбцы цифръ,—они попробуютъ отдать себѣ отчетъ
въ своей профессіи, какъ въ цѣломъ, и общія задачи своей
профессіи сдѣлаютъ сознательною цѣлью своей жизни, a иные
изъ нихъ пойдутъ еще и дальше и попробуютъ взглянутъ на
самую свою профессію съ точки зрѣнія интересовъ всего
общества или ея значенія для общечеловѣческаго прогресса.
Подобнымъ же образомъ нѣкоторые люди уже не ограничи-
ваются тѣмъ, что читаютъ случайно попавшія имъ подъ руку,
возбудившія ихъ мимолетный интересъ, книги, они придаютъ
своему чтенію болѣе систематическій, связный характеръ и
подчиняютъ его какой -либо болѣе общей задачѣ, изученію,
напр., той или другой отрасли знанія, или еще болѣе общей,
цѣли всесторонняго духовнаго саморазвитія. Точно такъ же
одни просто ищутъ всякаго рода эстетическихъ удовольствій,
какія бы они ни были, другіе же это исканіе удовольствій
подчиняютъ болѣе общей цѣли, напр., облагороженію своего
характера, пробужденію въ себѣ тѣхъ или другихъ желатель-
ныхъ эмоцій. Но можно подняться и еще выше, и всѣ эти
частныя задачи, хотя и принявшія болѣе общій характеръ,
которыя охватываются, напр., понятіями „исполненіе сво-
ихъ профессіональныхъ обязанностей*, „выполненіе своего
долга по отношенію къ семьѣ", „удовлетвореніе своихъ за-
просовъ въ чтеніи, въ развлеченіяхъ" и т. д. п т. д.,—все
это подчинить одной общей задачѣ, объединитъ въ одно цѣлое.
Но есть люди, которые такъ и не поднимаются никогда
до такой ступени, чтобы охватитъ всю свою жизнь какъ одно
цѣлое и поставить себѣ такую широкую задачу, которая
имѣла бы въ виду всю ихъ жизнь. Ихъ жизнь остается раз-
дробленіи и составленной изъ кусочковъ, связанныхъ между
собою только чисто внѣшнимъ образомъ, они преслѣдуютъ
иногда и много цѣлей, но среди этихъ цѣлей мало такихъ
которыя носили бы общій характеръ.
Каждая общая цѣль служитъ какъ бы для объединенія
цѣлей болѣе частныхъ и конкретныхъ, цѣлей менѣе общаго
характера, при чемъ степень общности можетъ значительно

колебаться по своимъ размѣрамъ. Чѣмъ выше нравствен-
ностъ, тѣмъ шире объединеніе цѣлей, тѣмъ болѣе цѣли
жизни отдѣльной личности соединяются въ одну систему, въ
одно цѣлое. Это объединеніе цѣлей въ одну систему, въ
одну цѣлое предполагаетъ существованіе одной цѣли самаго
общаго характера, по отношенію къ которой всѣ остальныя
цѣли являлись бы какъ частныя и частичныя выраженія ея,
Эта цѣль должна быть общей формулой задачи всей жизни
личности, остальныя цѣли—только выраженіями, болѣе или
менѣе широкими, тѣхъ частныхъ задачъ, разрѣшеніе кото-
рыхъ требуется для разрѣшенія и осуществленія общей за-
дачи, поставленной себѣ человѣкомъ.
Самая общая цѣль, которая можетъ служитъ для объеди-
ненія всей системы цѣлей въ одно цѣлое, это—само объеди-
неніе всей этой системы, гармонія всѣхъ цѣлей. Эта цѣль
включаетъ въ себя всѣ частичныя цѣли, она болѣе полно,
чѣмъ какая-либо другая, выражаетъ общую задачу всей жизни
человѣка, поскольку эта жизнь принимаетъ нравственный
характеръ. Она выражаетъ требованіе, чтобы человѣкъ свою
жизнь, поскольку она является сознательнымъ обнаруженіемъ
его воли, разсматривалъ какъ одно цѣлое я стремился бы къ
тому, чтобы н фактически жизнь его была подобнымъ
цѣлымъ. И насколько онъ это дѣлаетъ, въ той мѣрѣ онъ все
больше и больше становится тѣмъ, что можетъ быть названо
нравственною личностью. Нравственная личность — это лич-
ность, старающаяся расширить, насколько допускаютъ ея
силы, облаетъ преслѣдуемыхъ ею цѣлей и старающаяся вне-
сти въ эту облаетъ возможно больше гармоніи. У различныхъ
людей облаетъ ставимыхъ и достигаемыхъ цѣлей и полнота
гармоніи между ними будутъ значительно различаться между
собою, но нравственную личность всегда будетъ характери-
зовать стремленіе расширить эту облаетъ и сдѣлать гармонію
въ ней болѣе полной.
Отсюда само собою становится понятнымъ, что первое,
съ чего должна начаться работа нравственнаго самовоспи-
танія, это—съ попытки отдать себѣ ясный отчетъ въ тѣхъ
цѣляхъ, которыя фактически преслѣдуются данною лич-
ностью. Обзоръ фактическихъ цѣлей жизни, который данная

личность совершаетъ, имѣя въ виду задачу нравственнаго
самовоспитаніи, производится ею для того, чтобы получить
отвѣты па слѣдующіе вопросы: 1) соотвѣтствуетъ ли общая
сумма фактически ставимыхъ мною цѣлей тому запасу во-
левой энергіи, который находится въ моемъ распоряженіи?
2) Гармонируютъ ли цѣли жизни между собою? Составляютъ
ли онѣ одно цѣлое? 3) Какимъ образомъ можно было бы ме-
жду ними установить гармонію и не придется ли ради этого
отказаться отъ преслѣдованія нѣкоторыхъ цѣлей жизни, какъ
находящихся въ явномъ или скрытомъ противорѣчіи со всѣми
остальными цѣлями? 4) Не слѣдуетъ ли къ такимъ образомъ
очищенной системѣ прежнихъ цѣлей жизни присоединитъ
цѣлый рядъ другихъ цѣлей, такъ чтобы новая система цѣлей
стояла на высотѣ моей волевой энергіи? —- Постоянное пе-
ріодическое разрѣшеніе этихъ вопросовъ составляетъ необхо-
димое предположеніе при работѣ личности надъ своимъ нрав-
ственнымъ самовоспитаніемъ.
Попытка разрѣшить эти вопросы есть попытка осмыслить
свою жизнь, отдать себѣ ясный отчетъ въ томъ, зачѣмъ и
для чего живешь на бѣломъ свѣтѣ. Безъ этой попытки и
безъ постояннаго ея возобновленія личность не можетъ стать
въ истинномъ смыслѣ этого слова нравственною личностью.
Существуетъ великое множество людей, которые живутъ,
даже и не задаваясь вопросомъ, зачѣмъ они живутъ. Они
живутъ простою, непосредственною жизнью, и если вы спро-
сите этихъ людей, какой смыслъ, какое значеніе имѣетъ
ваша жизнь, то даже самый этотъ вопросъ имъ покажется
страннымъ и непонятнымъ. „Зачѣмъ еще искать какого-то
особеннаго смысла въ жизни", скажутъ они вамъ, „каждый
день, каждое мгновеніе имѣютъ свою злобу и дальніе этихъ
ежедневныхъ злобъ жизни человѣку некуда да и незачѣмъ
итти. Зачѣмъ мудрствовать лукаво, это только мѣшаетъ нор-
мальному, правильному теченію разъ заведеннаго порядка
жизни. Это только будетъ мѣшать намъ въ надлежащей сте-
пени и должнымъ образомъ выполнятъ тѣ дѣла, которыя
каждый донъ приноситъ намъ". Вотъ что отвѣтятъ вамъ эти
люди, и имя этихъ людей легіонъ. Они интересуются всѣми
вопросами, всевозможными мелочами жизни, за исключені-

емъ самаго главнаго вопроса о томъ, какой же смыслъ имѣетъ
вся ихъ жизнь и какъ всѣ ихъ мелкія, раздробленныя, ма-
ленькія цѣли жизни могли бы быть соединены въ одно
стройное, гармоническое цѣлое, что сдѣлало бы всѣ эти нич-
тожныя цѣли осмысленнымъ выраженіемъ одного великаго,
важнаго дѣла всей жизни. У многихъ это равнодушіе пере-
ходитъ даже въ какое-то боязливое отношеніе къ самымъ
жизненнымъ вопросамъ человѣчества. Намъ невольно при
этомъ вспоминаются глубоко продуманныя слова изъ сочи-
ненія одного замѣчательнаго русскаго писателя, написанныя
много лѣтъ тому назадъ: „Наша жизнь—постоянное бѣгство
отъ себя, точно угрызенія совѣсти преслѣдуютъ, пугаютъ
насъ. Какъ только человѣкъ становится на свои ноги, онъ
начинаетъ кричать, чтобы не слыхать рѣчей, раздающихся
внутри; ему грустно — онъ бѣжитъ разсѣяться, ему нечего
дѣлать—онъ выдумываетъ занятіе; отъ ненависти къ одино-
честву—онъ дружится со всѣми, все читаетъ, интересуется
чужими дѣлами, наконецъ женится на скорую руку. Тутъ
гавань, семейный миръ и семейная война не дадутъ много
мѣста мысли; семейному человѣку какъ-то неприлично много
думать; онъ не долженъ быть настолько праздненъ. Кому и
эта жизнь не удалась, тотъ напивается допьяна всѣмъ на
свѣтѣ — виномъ, нумизматикой, картами, скачками, женщи-
намъ скупостью, благодѣяніями; ударяется въ мистицизмъ,
идетъ въ іезуиты, налагаетъ на себя чудовищные труды, и
они ему все-таки легче кажутся, нежели какая-то угрожаю-
щая истина, дремлющая внутри его. Въ этой боязни изслѣ-
довать, чтобы не увидятъ вздоръ изслѣдуемаго, въ этомъ
искусственномъ недосугѣ, въ этихъ поддѣльныхъ несчастіяхъ,
усложняя каждый шагъ вымышленными путями, мы прохо-
димъ по жизни спросонья и умираемъ въ чаду нелѣпости и
пустяковъ, не пришедши путемъ въ себя". (А. Герценъ).
Какъ глубоко справедливы эти слова и какъ въ тоже
время грустно становится именно потому, что они справед-
ливы. Современное человѣчество боится правды изслѣдова-
нія въ области нравственной жизни, оно боится того фонаря,
который освѣтилъ бы ему его дѣйствительную жизнь н кото-
рый показалъ бы, какъ эта жизнь пуста, мелка, пошла, не-

лѣпа и полна самыхъ страшныхъ противорѣчій. Современный
человѣкъ предпочитаетъ лучше ходитъ въ потемкахъ, чѣмъ
при свѣтѣ безпристрастнаго этическаго изслѣдованія увидѣть
въ зеркалѣ свое собственное изображеніе. Даже тѣ слабыя
очертанія, которыя мелькаютъ передъ нимъ при разсѣян-
номъ кругомъ тускломъ свѣтѣ, приводятъ его въ ужасъ, и
y него не хватаетъ поэтому мужества вглядѣться въ нихъ
при болѣе яркомъ освѣщеніи. Но тотъ, кто дѣйствительно
хочетъ стать нравственнымъ человѣкомъ, долженъ какъ
можно ярче озаритъ міръ своей душевной жизни и безъ
страха и боязни произвести то изслѣдованіе о дѣйствитель-
ныхъ цѣляхъ своей жизни, о которомъ мы выше говорили.
Къ какимъ бы результатамъ ни привело это изслѣдованіе,
личность должна искать только правды и одной правды,
такъ какъ только безпристрастія правда дастъ ей возмож-
номъ подняться вверхъ и изъ безсмысленной и противорѣ-
чивой сдѣлать свою жизнь гармоничной и полной высокаго
смысла.
Взглянемъ на задачи жизни, стоящія передъ личностью,
еще съ нѣсколько иной стороны, дополняющей наши предше-
ствующія разсужденія и дающей имъ болѣе опредѣленный
смыслъ. Выше мы опредѣлили нравственную личность какъ та-
кую, которая старается расширить, насколько допускаютъ ея
силы, облаетъ преслѣдуемыхъ ею цѣлей и вмѣстѣ съ тѣмъ вне-
сти въ эту облаетъ возможно больше гармоніи. Это общее опре-
дѣленіе принимаетъ болѣе ясныя очертанія, если имѣть въ
виду, что всѣ цѣли, преслѣдуемыя личностью, могутъ быть
разбиты на два большіе класса, на цѣли индивидуальнаго и
на цѣли соціальнаго характера, на цѣли, центромъ тяжести
которыхъ является сама дѣйствующая личность, и на цѣли,
центръ тяжести которыхъ лежитъ внѣ послѣдней, въ боль-
шей или меньшей совокупности другихъ индивидуумовъ.
Общая задача установленія гармоніи между цѣлями жизни
сведется такимъ образомъ къ установленію гармоніи между
цѣлями индивидуальнаго и цѣлями соціальнаго характера
или, выражаясь иначе, къ установленію гармоніи между
даннымъ индивидуумомъ и окружающимъ его обществомъ
большаго или меньшаго размѣра. Расширеніе системы цѣлей

при этомъ становится возможнымъ, главнымъ образомъ, бла-
годаря расширенію сферы цѣлей соціальнаго характера, такъ
какъ въ самой природѣ этихъ цѣлей лежитъ возможность
безпредѣльнаго расширенія. Если первоначально предметомъ
такихъ цѣлей являются отдѣльныя личности, окружающія
насъ, то потомъ эти цѣли могутъ распространиться на по-
степенно все болѣе и болѣе расширяющіяся группы такихъ
личностей, напр., на семью, опредѣленное сословіе или об-
щественный классъ, народъ и, въ конечномъ предѣлѣ, на
все человѣчество. Наша же индивидуальность сама по себѣ
никогда не можетъ явиться такимъ неисчерпаемымъ источ-
никомъ въ смыслѣ расширенія системы цѣлей, какимъ яв-
ляется окружающее насъ человѣчество. Расширеніе нашей
личности совершается главнымъ образомъ не путемъ дѣ-
ятельности, направленной на самихъ себя, но путемъ дѣ-
ятельности, направленной на человѣчество. И чѣмъ болѣе
широкій, соціальный, общечеловѣческій характеръ прини-
маетъ въ этомъ смыслѣ дѣятельность даннаго индивидуума,
тѣмъ болѣе онъ становится нравственною личностью въ
истинномъ смыслѣ этого слова. Нравственная личность въ ея
наивысшемъ развитіи—это личность, сознавшая свое кров-
ное родство со всѣмъ человѣчествомъ и отдающая на ра-
боту для человѣчества всѣ свои силы и способности. Здѣсь
не существуетъ противопоставленія между моимъ „я" и тѣмъ
цѣлымъ, въ составъ котораго я вхожу, но въ каждой своей
мысли, въ каждомъ своемъ чувствованіи, въ каждомъ своемъ
дѣйствіи я все крѣпче и неразрывнѣе утверждаю свою связь
съ цѣлымъ, и все болѣе полной и совершенной становится
моя гармонія съ нимъ.
Какую же форму приметъ съ точки зрѣнія того опредѣ-
ленія нравственной личности, которое мы только что дали,
та первая ступень въ работѣ нравственнаго самовоспитаніи,
о которой мы только что говорили. Она представится тогда
въ слѣдующемъ видѣ. Личность прежде всего должна отдать
себѣ ясный отчетъ въ томъ фактическомъ отношеніи, кото-
рое существуетъ между нею и окружающими ее людьми, и
въ тѣхъ возможныхъ преобразованіяхъ, какимъ эти факти-
ческія отношенія должны подвергнуться. Она должна поста-

раться отвѣтить себѣ на рядъ слѣдующихъ вопросовъ: 1)
Каковы фактическія отношенія между мною и другими людь-
ми? 2) Служатъ ли эти фактическія отношенія выраженіемъ
моей гармоніи или моего разлада и антагонизма съ другими
людьми? 3) Какія изъ этихъ отношеній слѣдуеть исключитъ
для того, чтобы система моихъ отношеній къ другимъ лю-
дямъ являлась только выраженіемъ гармоніи между мной
и другими людьми и чтобы она составляла одно гармони-
ческое цѣлое? И, наконецъ, 4) какъ долженъ я расширить
кругъ другихъ людей и свою систему отношеній къ нимъ,
чтобы создать болѣе широкую и полную гармонію между
собой и человѣчествомъ въ полномъ соотвѣтствіи съ тѣмъ
запасомъ волевой энергіи, который во мнѣ имѣется? Посто-
янное періодическое разрѣшеніе этихъ вопросовъ и измѣне-
ніе, сообразно съ получающимися отвѣтами, всего строя своей
жизни составляютъ необходимое предварительное условіе
для выработки изъ себя нравственной личности и для под-
нятія ея на все болѣе и болѣе высокія ступени развитія.
Повторяемъ, для того, чтобы стать нравственною личностью,
надо вести, хотя бы и въ слабой степени, тотъ образъ жизни,
какой должна бы вести нравственная личность; только тогда
зародышъ личности, дремлющій въ насъ, приметъ вполнѣ
зрѣлыя и ясныя очертанія, только тогда онъ подниметъ го-
лову, a не поникнетъ, развернется во всей красотѣ, a не
заглохнетъ. Только нравственная жизнь, только неуклонное
стремленіе къ расширенію цѣлей жизни и къ установленію
между ними все болѣе полной и совершеніи гармоніи,
только безкорыстная дѣятельность для человѣчества, только
неутомимый трудъ надъ сохраненіемъ жизни, надъ доста-
вленіемъ счатья и возможности развитія возможно большему
количеству людей и надъ объединеніемъ ихъ въ солидарное
цѣлое, все болѣе расширяющееся по своимъ размѣрамъ,—
могутъ выработать изъ насъ нравственную личность, могутъ
содѣйствовать нашему нравственному самовоспитанію. Если
поэтому спрашиваютъ, какъ воспитать въ себѣ нравственную
личность, то на это можетъ быть только одинъ отвѣтъ: живи
нравственною жизнью, отдай всѣ свои силы, весъ свой трудъ
на дѣло поднятія жизненности и счастья среди человѣчества,

на содѣйствіе гармоническому развитію его во всѣхъ отно-
шеніяхъ, и расширяй постоянно свою нравственную задачу
въ этомъ смыслѣ до предѣловъ возможнаго. Другого сред-
ства не существуетъ, всякое другое средство не дѣйстви-
тельно или если и дѣйствительно, то только въ тѣхъ размѣ-
рахъ, въ какихъ оно въ концѣ-концовъ приводитъ къ этому
•послѣднему средству.
Мы разсматривали до сихъ поръ задачу нравственнаго
самовоспитанія въ его цѣломъ, посмотримъ же теперь, хотя
въ общихъ чертахъ, какъ ставится эта задача, если въ ча-
стности имѣть въ виду выработку въ себѣ нравственнаго
интеллекта, нравственныхъ чувствованій и нравственной
воли.
Развитіе въ самомъ себѣ нравственнаго интеллекта озна-
чаетъ выработку нравственныхъ представленій, понятій и
идей, однимъ словомъ, того, что можетъ быть названо въ
общей совокупности нравственнымъ идеаломъ. Чтобы выра-
ботать себѣ нравственный идеалъ, надо на созданіе его на-
правитъ работу своей мысли. Безъ постоянной, непрерывной,
систематической работы въ этомъ направленіи ничего не
можетъ быть достигнуто. Надо, чтобы были поиски, исканіе,
чтобы теченіе нашихъ мыслей направлялось силою созна-
тельной воли по опредѣленному руслу, и только тогда нрав-
ственныя идеи кристаллизуются въ насъ въ опредѣленную,
законченную форму. Къ сожалѣнію, это исканіе идеала и
сознательное направленіе мыслей въ эту сторону почти от-
сутствуютъ y большинства людей, и даже y меньшинства
оно обнаруживается не въ достаточно интенсивной степени
н не достаточно систематично. Шумъ внѣшней жизни съ ея
пестрыми впечатлѣніями часто слишкомъ порабощаетъ наше
сознаніе и увлекаетъ его въ сторону отъ того пути, на ко-
торомъ ткутся свѣтлыя радужныя одежды идеала. Только
въ святомъ уединеніи, только въ сосредоточенной работѣ
мысли нравственный идеалъ можетъ получить въ нашемъ
сознаніи плоть и кровъ, ясныя-и .отчетливыя очертанія. Но
если выработка нравственнаго** идеала до нѣкоторой
степени и требуетъ уединенія и сосредоточенности, то
осуществленіе его, конечно, связано съ самою интенсивною

общественною жизнью. Мы говоримъ до нѣкоторой степени
потому что въ абсолютномъ, полномъ уединеніи человѣкъ,
ни когда не въ состояніи будемъ создать себѣ нравственнаго
идеала въ истинномъ смыслѣ этого слова. Для созданія нрав-
ственнаго идеала дѣйствительно надо уединиться отъ хаоса
внѣшнихъ впечатлѣній и отрѣшиться на время отъ тѣхъ об-
щественныхъ отношеній съ другими людьми, въ которыхъ
являешься частью стадной толпы, автоматомъ, маленькой
пружиной большого механизма. Но только отъ этой стороны
общественныхъ отношеній и надо отрѣшиться. Зато съ тѣмъ
большей силой требуется та высшая форма общенія съ дру-
гими людьми, которая можетъ помочь намъ довести личное
сознаніе нравственнаго идеала до полной степени ясности и
совершенства. Уединенная, сосредоточенная работа мысли
должна быть восполнена сознательнымъ обмѣномъ мыслей
многихъ людей, работающихъ въ томъ же направленіи. Твор-
ческая работа отдѣльныхъ личностей должна получить свое
завершеніе въ сознательной коллективной работѣ многихъ,
благодаря которой исправятся несовершенства и односторон-
ности, связанныя съ работой изолированнаго человѣка и эта
послѣдняя получитъ надлежащую широту и законченномъ.
Святое уединеніе только тогда можетъ быть плодотворнымъ,
когда оно восполняется святымъ общеніемъ, тѣмъ свобод-
нымъ, искреннимъ, творческимъ обмѣномъ мыслей, который
направленъ на уясненіе нравственнаго идеала какъ въ его
цѣломъ, такъ и въ различныхъ его частностяхъ и подроб-
ностяхъ.
Спрашивается теперь, какимъ образомъ личность можетъ
выработать въ себѣ нравственныя чувствованія? Чувствова-
нія не зависятъ прямо отъ нашей воли, мы ихъ пережива-
емъ въ себѣ, но непосредственно вложить въ себя не мо-
жемъ. Нельзя прямо заставитъ себя чувствовать радость,
когда чувствуешъ огорченіе, нельзя заставитъ себя испыты-
вать чувство любви, когда въ груди шевелится ненавистъ.
Прямо надъ чувствованіями мы не имѣемъ никакой власти,
скорѣе они имѣютъ власть надъ нами. Но если прямо наша
власть надъ чувствованіями ничтожна, то зато мы можемъ
пріобрѣсти надъ ними громадное вліяніе косвеннымъ обра-

зимъ. Если мы не можемъ прямо заставитъ испытывать себя
извѣстныя нравственныя чувствованія, разъ ихъ нѣтъ въ
насъ на-лицо, то мы можемъ достигнутъ своей цѣли непря-
мымъ путемъ.
Всякое чувство можно возбудитъ въ себѣ, если сначала
входитъ въ положеніе, соотвѣтствующее чувствованію, если
вызываетъ тѣ жесты и движенія, въ которыхъ выражается
это чувство. „Дикари воспламеняютъ себя къ борьбѣ быстрой
пляской. Если принимать участіе во внѣшнихъ церемоніяхъ,
то это, по мнѣнію Паскаля, можетъ послужитъ къ дѣйстви-
тельному обращенію въ вѣру. Несомнѣнно, что получается
совершенно другое настроеніе, когда сжимаетъ руки въ ку-
лакъ, чѣмъ когда ихъ складываетъ вмѣстѣ,—когда прости-
раетъ руки, чѣмъ когда ихъ прижимаетъ къ груди 1)".
ВОТЪ путъ, которымъ мы можетъ возбудитъ въ себѣ тѣ или
другія нравственныя чувствованія, если ихъ не имѣется въ
насъ въ дѣйствительности. Совершайте тѣ дѣйствія, въ кото-
рыхъ выражаются обыкновенно эти чувствованія, и вы въ
концѣ-концовъ станете ихъ переживатъ. Такъ, напр., возь-
мемъ хотя бы чувство справедливости. Будьте справедливы
сначала хотя бы чисто внѣшнимъ образомъ, и вы станете,
наконецъ, справедливымъ изъ внутренняго побужденія, изъ
чувства справедливости, которое 'неизбѣжно должно будетъ
въ васъ развиться. Дѣйствуйте нравственно, хотя бы вы не
чувствовали къ этому сильнаго влеченія, и вы выработаете
въ себѣ такимъ путемъ и сильное нравственное чувство.
Другимъ условіемъ, несомнѣнно содѣйствующимъ къ выра-
боткѣ нравственныхъ чувствованій, является общеніе съ
людьми, стоящими выше насъ въ нравственномъ отношеніи.
Испытываемыя ими чувствованія будутъ тогда переживаться
по симпатіи и нами и въ концѣ-концовъ станутъ для насъ
второю натурою, т.-е. будутъ въ насъ возникать и само-
стоятельно.
Но, кромѣ всего этого, могучимъ толчкомъ въ развитіи
1) Г. Гефдингъ. Очерки психологія, основанной на опытѣ. Пер.
съ нѣм. подъ ред. Я. Колубовскаго, 3-е изд., 1898 г., стр. 279.

чувствованій служитъ частое возвращеніе мыслью къ тѣмъ
образамъ, съ которыми связаны эти чувствованія. Заставляя
себя думать объ извѣстныхъ предметахъ или ставя себя мы-
сленно въ опредѣленныя положенія, мы тѣмъ самымъ соз-
даемъ новыя направленія и для нашихъ чувствованій. И
если они въ насъ первоначально и не возникаютъ въ сколько-
нибудь сильной степени, то отъ этого еще не слѣдуетъ при-
ходитъ въ отчаяніе и падать духомъ. Надо только продол-
жать постоянно искать поводовъ хотя бы мысленно возвра-
щаться къ великимъ нравственнымъ идеямъ. И нѣтъ сомнѣ-
нія, что если мы будемъ пользоваться всякимъ случаемъ,
чтобы думать о нихъ, то онѣ перестанутъ быть мертвыми
идеями, безжизненными и холодными, но будутъ согрѣты
всею теплотою чувства, доступнаго намъ, и будутъ вызывать
въ насъ весь тотъ энтузіазмъ, на который мы только спо-
собны. И тогда y отвлеченныхъ идей вырастутъ крылья,
которыя дадутъ намъ возможность „наши благіе порывы"
претворитъ въ подвигъ братской любви. Мы должны и мо-
жемъ искать себѣ въ этомъ смыслѣ союзниковъ въ области
литературъ! и искусства. Старайтесь по преимуществу читать
тѣ литературныя произведенія, смотрѣть тѣ картины, слу-
шать ту музыку, которыя пробуждаютъ въ васъ мысли о
нравственно-прекрасномъ, вызываютъ восторгъ и восхищеніе
передъ красотою нравственности, и избѣгайте въ этой об-
ласти всего того, что будитъ низменные инстинкты и пошлыя
мысли, и вы этимъ самымъ будете прокладывать для своей
душевной жизни свѣтлую дорогу, ведущую ее на безпредѣль-
ную высоту истинно-человѣческаго существованія, a не спу-
скающую, наоборотъ, въ темныя пропасти, гдѣ все великое,
свѣтлое и прекрасное гаснетъ и разлетается какъ дымъ.
„Въ моральномъ воспитаніи,—говоритъ Лекки,—важно пріо-
брѣсти способность отгонять деморализующіе мысли и обра-
зы, столъ неотвязчиво преслѣдующіе многихъ, a также бо-
роться съ соблазнами посредствомъ обращенія къ болѣе чи-
стымъ, высокимъ и сдерживающимъ мыслямъ. Способность
измѣнять и усиливать свои побужденія выдвиганіемъ на
первый планъ однихъ мыслей, образовъ и предметовъ и от-
страненіемъ отъ себя другихъ является однимъ изъ главныхъ

средствъ нравственнаго усовершенствованія 1)tt. И эту спо-
собность мы должны развивать въ себѣ, если желаемъ датъ
нашимъ чувствованіямъ и вообще всей нашей душевной
жизни болѣе высокій полетъ, пользуясь для этого вмѣстѣ съ
тѣмъ всѣмъ тѣмъ хорошимъ, что даютъ въ наше распоряже-
ніе литература и такъ называемыя искусства, какъ-то: жи-
вопись, скульптура, музыка и т. д.
Воспитывая, такимъ образомъ, въ себѣ нравственный ин-
теллектъ и нравственныя чувствованія, мы тѣмъ самымъ
косвеннымъ образомъ воспитываемъ въ себѣ и нравственную
волю, такъ какъ представленія и чувствованія являются
опредѣляющими факторами въ развитіи воли. Но воля вмѣстѣ
съ тѣмъ развивается и прямо, именно путемъ дѣйствія. Нрав-
ственное дѣйствіе приводитъ и къ выработкѣ все болѣе и
болѣе совершенной нравственной воли. Съ каждымъ нрав-
ственнымъ дѣйствіемъ воля человѣка все болѣе рѣшитель-
нымъ образомъ направляется на тотъ путь, который ведетъ
въ царство идеала. И ничто такъ не способствуетъ воспи-
танію нравственной воли, какъ соединенная сознательная
дѣятельность многихъ, направленная на самыя высокія нрав-
ственныя цѣли. Какъ составной элементъ общественной нрав-
ственной воли и индивидуальная воля отдѣльной личности
получаетъ твердую точку опоры, ( растетъ, мужаетъ и крѣп-
неть и дѣлается способной выдержать самые страшные удары„
устоятъ противъ самыхъ сильныхъ искушеній и не дрогнутъ
передъ самыми неожиданными опасностями. Въ священномъ
союзѣ нравственности, въ святой общей работѣ, направлен-
ной на установленіе царства справедливости, любви и прав-
ды среди человѣчества, личность даетъ себѣ самое дѣйстви-
тельное, самое полное, самое совершенное нравственное са-
мовоспитаніе, которое ее подымаетъ до безпредѣльной высоты
нравственной личности и окружаетъ свѣтлымъ ореоломъ
истиннаго величія, героизма и благородства. Только здѣсь,
только на этомъ пути личность все болѣе и болѣе обновляет-
ся, расширяя и углубляя содержаніе своей жизни до предѣ-
1) В. Лекки. Планъ жизни. Характеръ и поведеніе. Пер. Л. Ло-
кіера. Стр. 256.

ловъ возможнаго и дѣлая это содержаніе все болѣе и болѣе
дѣннымъ.
Все это такъ, скажутъ намъ, но все это доступно только
немногимъ личностямъ, сильнымъ душой, вѣрящимъ въ жизнь,
не отчаявшимся въ своихъ силахъ. A что дѣлать тѣмъ мно-
гимъ молодымъ, которые, подобно Татьянѣ въ „Мѣщанахъ"
Горькаго, устали жить, которые говорятъ, что имъ „негдѣ,
нечѣмъ, незачѣмъ жить", которые чувствуютъ себя слабыми
и ничтожными, y которыхъ въ груди незамѣтно для нихъ
„выросла пустота", которыхъ пошлость, мелочи, тѣснота,
мѣщанская атмосфера жизни незамѣтно, потихоньку разда-
вилъ Эти люди и хотѣли бы смотрѣть на жизнь весело и
бодро, но не могутъ, y нихъ нѣтъ вѣры въ сердцѣ, они не
способны жить мечтами. Всякія мысли о будущей идеальной
жизни они, подобно Татьянѣ, назовутъ „сказками". По ихъ
мнѣнію, жизнь „течетъ тихо, однообразно, какъ большая
мутная рѣка" (стр. 5), она „всегда была такая, какъ и те-
перь... мутная, тѣсная... и всегда будетъ такая" (стр. 130)...
Что дѣлать этимъ бѣднымъ, слабымъ, раздавленнымъ тор-
жествующимъ „мѣщанствомъ?" Они сами спасти себя не мо-
гутъ и предоставленные самимъ себѣ они окончательно за-
дохнутся въ атмосферѣ мѣщанской пошлости или кончатъ
жизнь свою самоубійствомъ... Здѣсь безполезно говоритъ о
нравственномъ самовоспитаніи, потому что изсякли всякія
силы для подобнаго самовоспитаніи. Здѣсь нужно нравствен-
ное воспитаніе, и прежде всего необходимо этихъ людей
исторгнуть изъ той среды, которая задушила всѣ ихъ лучшія
силы, которая подорвала въ нихъ всякую вѣру въ будущее...
Татьяну и ей подобныхъ могутъ спасти люди, такіе, напр.,
какъ Нилъ, выведенный въ тѣхъ же „Мѣщанахъ*. Этотъ не
принадлежитъ къ категоріи тѣхъ людей, которые, „стоя на
порогѣ жизни, уже полумертвы", которые „не живутъ, a
такъ какъ-то слоняются около жизни и по неизвѣстной при-
чинѣ стонутъ, да жалуются и не дѣлаютъ никакихъ усилій,
чтобы выйти изъ того положенія, въ которомъ находятся".
Нилу нравится жить, онъ находитъ, „что жить на землѣ"—
это большое удовольствіе, „ѣздить на скверныхъ паровозахъ
осенними ночами,—говоритъ онъ,—подъ дождемъ и вѣтромъ...

или зимою... въ метель, когда вокругъ тебя нѣтъ простран-
ства, все на землѣ закрыто тьмой, завалено снѣгомъ,—уто-
мительно ѣздить въ такую пору, трудно... опасно, если хо-
четъ, — и все же въ этомъ естъ своя прелесть! Все таки
есть! Въ одномъ не вижу. ничего пріятнаго, — въ томъ, что
мною и другими честными людьми командуютъ свиньи, ду-
раки, воры... Но, жизнь не вся за ними! Они пройдутъ, ис-
чезнутъ, какъ исчезаютъ нарывы на здоровомъ тѣлѣ. Нѣтъ
такого расписанія движенія, которое бы не измѣнялось". На
брошенныя ему въ видѣ возраженія слова „посмотримъ, какъ
тебѣ отвѣтитъ жизнь", онъ восклицаетъ: „я заставлю ее от-
вѣтить такъ, какъ захочу. Ты не стращай меня. Я ближе
и лучше тебя знаю, что жизнь тяжела, что порою она омер-
зительно жестока, что разнузданная, грубая сила жметъ и
давитъ человѣка, я знаю это—и это мнѣ не нравится-, воз-
мущаетъ меня. Я этого порядка не хочу. Я знаю, что жизнь—
дѣло серьезное, но не устроенное... что она потребуетъ для
своего устройства всѣ силы и способности мои. Я знаю и
то, что я —не богатырь, a просто честный, здоровый чело-
вѣкъ, и все-таки говорю: ничего! Наша возьметъ! И на всѣ
средства души моей удовлетворю мое желаніе вмѣшаться въ
самую гущу жизни... мѣсить ее и такъ, и этакъ, тому—по-
мѣшать, этому — помочь... вотъ въ чемъ радость жизни!"*
(стр. 144J. Только среди людей, подобныхъ Нилу, и при бо-
лѣе внимательномъ и вдумчивомъ отношеніи къ себѣ съ ихъ
стороны и личности, подобныя Татьянѣ, могли бы возро-
диться къ свѣтлой, новой жизни, полной кипучаго и бодраго
труда надъ несовершенствами общественнаго быта и неуто-
мимой работы надъ своимъ собственнымъ нравственнымъ
самовоспитаніемъ. Но ихъ надо спасти, a не оттолкнуть,
ихъ надо вытащитъ изъ болота, изъ котораго сами себя они
вытащитъ не въ состояніи, имъ надо протянутъ руку помо-
щи и незамѣтно для нихъ втянутъ въ общую широкую ра-
боту нравственнаго обновленія человѣчества, которая кипитъ
въ разныхъ уголкахъ и закоулкахъ жизни, которая происхо-
дитъ въ различныхъ поприщахъ и областяхъ ея и которая
требуетъ такого большого количества силъ и такъ много
работниковъ. И тогда они сдѣлаютъ еще болѣе могучею.

великую рать связанныхъ въ одно солидарное цѣлое муже-
ственныхъ, стойкихъ борцовъ за свѣтлое будущее человѣ-
чества. И только тогда соединенными усиліями всего этого
множества людей удастся, наконецъ, создать тотъ колоколъ,
о которомъ мечталъ колокольный литейщикъ Гейнрихъ въ
„ Потонувшемъ колоколѣ" Г. Гауптмана, колоколъ, въ звукѣ
громовыхъ трубъ котораго потонутъ звоны всѣхъ колоколовъ
„И въ ликованьи гулкомъ возрастая,
Онъ міру возвѣститъ рожденье дня".
И только тогда, когда отдѣльная личность будетъ стоятъ
на твердомъ фундаментѣ солидарнаго союза съ другими людь-
ми, все расширяющагося, становящагося все тѣснѣе и глубже
и одушевленнаго самыми высокими нравственными задачами,
только тогда она въ состояніи будетъ сказать н оправдатъ
на дѣлѣ слова, сказанныя, но, къ сожалѣнію, не доказанныя
Гейнрихомъ, и именно потому, что онъ былъ одинокъ въ
своей борьбѣ, въ своей работѣ и жизни:
„И если тина, яростно вскипѣвши,
Всей силой тьмы, накинется свирѣпо,
Чтобъ загасить огонь моей души,—
Я знаю, что хочу и что могу я.
Я много колокольныхъ формъ разбилъ,
Еще однажды я взметну свои молотъ,
И колоколъ, которые будетъ сдѣланъ
Искусствомъ низкой черни—изъ тщеславья,
Изъ желчи, злобы, изъ всего дурного,
Быть можетъ, чтобы глупость пѣла въ номъ,—
Тотъ колоколъ я мастерскимъ ударомъ
Разрушу, и исчезнетъ онъ, какъ пыль" *).
Прежде, чѣмъ окончитъ настоящую статью, мы считали
бы полезнымъ остановиться еще хотя бы въ общихъ чертахъ
на одномъ оченъ характерномъ явленіи современной жизни.
Если семидесятые и восьмидесятые годы характеризовались
тѣмъ, что было названо „болѣзнью совѣсти", то какъ отли-
чительную черту нашего времени можно отмѣтить то, что
!) Г. Гауптманъ. Драматическія сочиненія. „Потонувшій коло-
колъ", стр. 402.

лучше всего назвать „болѣзнью чести" (см. по этому поводу
соч. Глѣба Успенскаго, изд. Павленкова, 1889 г., вступи-
тельную статью о немъ Н. Михайловскаго, стр. XXXIII и
т. д.). Героями тогдашняго времени являлись „кающіеся дво-
ряне", люди съ сознаніемъ своего долга и своей великой
отвѣтственности передъ народомъ, на переднемъ планѣ стояла
пробужденіе чувства своей грѣховности, своей виновности
передъ народомъ и обществомъ, сознаніе того „свиного эле-
мента", въ который большинство глубоко погрязло, и желаніе
во что бы то ни стало освободиться отъ него, очиститься,
отречься отъ всякихъ удобствъ жизни, наложить на себя
жертвы, подвергнутъ себя всевозможнымъ лишеніямъ. Теперъ
декораціи совершенно перемѣнились, на сцену жизни высту-
пилъ новый типъ, представитель „оскорбленной чести", ко-
торый смотритъ на самого себя, какъ на „вещественное до-
казательство совершоннаго обществомъ преступленія", кото-
раго тоже тяготитъ и давитъ „свиной элементъ" и который
требуетъ для себя во что бы то ни стало условій „истиннаго-
человѣческаго существованія". Униженное человѣческое до-
стоинство, личность, оскорбленная въ своихъ лучшихъ стрем-
леніяхъ, — вотъ главная тема современныхъ беллетристиче-
скихъ произведеній. Эта тема, напримѣръ, красною нитью
проходитъ въ произведеніяхъ М. Горькаго, всѣ герои кото-
раго являются, главнымъ образомъ, представителями оскор-
бленій чести. Она сквозитъ и въ другихъ лучшихъ беллетри-
стическихъ и иныхъ литературныхъ произведеніяхъ пережи-
ваемаго нами времени. Контрастъ особенно разительный, если
сравнитъ героевъ Горькаго съ главными дѣйствующими лицами
произведеній, напр., Глѣба Успенскаго, гдѣ „болѣзнь совѣсти"
играетъ первенствующую роль. Но это обостреніе „чувства
чести" съ тѣмъ большею настойчивостью выдвигаетъ на пер-
вый планъ вопросъ о нравственномъ самовоспитаніи. Если
честь современнаго человѣка такъ поругана внѣшнимъ поряд-
комъ вещей, если строй общественной жизни на каждомъ
шагу надъ нею издѣвается и ее попираетъ и унижаетъ, то
прежде чѣмъ и пока будетъ достигнуто измѣненіе этого внѣш-
няго уклада жизни, въ рукахъ личности находится одно
великое средство, при помощи котораго она можетъ возста-

новить эту попранную честь. Это—нравственное самовоспи-
таніе, это—работа надъ своимъ духовнымъ облагороженіемъ.
Какъ бы внѣшній порядокъ вещей ни унижалъ насъ,—стре-
мясь измѣнить его, предъявляя къ нему, или, вѣрнѣе, къ
его защитникамъ, тѣ или другія требованія и добиваясь ихъ
удовлетворенія,—мы должны вмѣстѣ съ тѣмъ путемъ неуто-
мимой работы надъ самими собою, не переставая, продолжать
возвышаться духовно и нравственно, не покладая рукъ, воспи-
тывать въ себѣ новую нравственную личность и мы должны
содѣйствовать всѣми силами воспитанію подобной личности
въ тѣхъ, кому условія жизни не позволяютъ приняться за
самовоспитаніе.

Нравственное воспитаніе и свобода 1).
Что вопросъ о нравственномъ воспитаніи является без-
спорно самымъ важнымъ во всей области воспитанія—про-
тивъ этого едва ли кто будетъ споритъ. Тѣмъ болѣе настоя-
тельной является надобность разобраться въ этомъ вопросѣ,
такъ какъ ни въ одной области не существуетъ въ этомъ
отношеніи такой путаницы, какъ именно въ вопросѣ о нрав-
ственномъ воспитаніи. Въ настоящей статьѣ я хочу выска-
зать только нѣсколько мыслей о томъ направленіи, въ ка-
комъ слѣдуетъ искать его рѣшенія, если становиться на
точку зрѣнія идей, охватываемыхъ понятіемъ „свободное
воспитаніе" и послѣдовательно развивать эти идеи до ихъ
послѣдняго логическаго конца.
Передъ нами стоитъ такая проблема въ области нрав-
ственнаго воспитанія, которую мы должны рѣшить или, по
крайней мѣрѣ, приблизиться къ ея рѣшенію: какими цѣлями
слѣдуетъ задаваться въ дѣлѣ нравственнаго воспитанія, если
и нравственное воспитаніе, подобно всѣмъ другимъ сторо-
намъ воспитанія, должно быть запечатлѣно характеромъ
свободы и должно отбросить всѣ формы принужденія и на-
силія, какъ бы скрыты и замаскированы онѣ ни были. Ни
въ какой другой области, какъ въ области нравственнаго
воспитанія, не возникаетъ, быть можетъ, въ такой сильной
степени опасность опутать ребенка „цѣпями невидимаго
рабства*. И ни въ какой другой области тѣ пріемы воспи-
танія, которые обычно практикуются, не являются столъ
очевидно бросающимся въ глаза насиліемъ надъ душою ре-
бенка и ведутъ не къ „освобожденію ребенка" отъ тяготя-
1) Статья эта была напечатана въ журналѣ „Свободное воспитаніе"
за 1908/09 г., № 4.

щихъ на немъ цѣпей всякаго рода, a къ его закрѣпощенію
подъ новыя цѣпи.
Это тѣмъ болѣе знаменательно, что въ этомъ отношеніи
даже тѣ педагоги, которые смѣло и рѣшительно идутъ по
пути умственнаго раскрѣпощенія ребенка, провозглашая
здѣсь лозунгъ свободнаго непринужденнаго развитія, какъ
только дѣло заходитъ о нравственномъ развитіи, начинаютъ
бояться этой свободы и сворачиваютъ на старый путь болѣе
или менѣе грубаго или болѣе или менѣе тонкаго насилія.
Ио вѣдь надо же быть послѣдовательнымъ: если процессъ
умственнаго развитія ребенка долженъ быть свободнымъ,
если мы должны здѣсь развивать въ немъ критическую мысль,
если все дѣло его умственнаго развитія мы должны стре-
миться поставитъ такъ, чтобы онъ самъ творческимъ путемъ
доходилъ до обладанія истиной, если мы должны остере-
гаться сковывать его свободную мысль какими-либо догмами,
a наоборотъ, поощрять къ смѣлому исканію, къ самостоятель-
нымъ поискамъ, къ творческой работѣ, то не должны ли мы
дѣлать то же самое и, быть-можетъ, еще во много разъ
больше въ области нравственнаго развитія его? Не долженъ
ли ребенокъ и въ нравственной области явиться также ве-
ликимъ искателемъ, не долженъ ли онъ самостоятельно и
творческимъ путемъ дойти до обладанія нравственностью,
не слѣдуетъ ли намъ и здѣсь опираться на творческія силы
ребенка, a не на различные процессы автоматическаго ха-
рактера, какъ то: подражаніе, внушеніе и т. д.?
„Да,—скажутъ намъ—но вѣдь это сопряжено съ боль-
шимъ рискомъ. Легко можетъ случиться, что ребенокъ, идя
творческимъ путемъ, дойдетъ до обладанія не нравствен-
ностью, a Богъ знаетъ чего, что граничитъ, быть можетъ,
даже съ преступленіемъ... Поэтому гораздо надежнѣе будетъ,
если мы будемъ разсчитывать на такіе факторы, какъ под-
ражаніе и внушеніе; тогда гораздо скорѣе можно быть увѣ-
реннымъ въ томъ, что изъ него выйдетъ хорошій чело-
вѣкъ, который проникнется истинными понятіями о
добрѣ и злѣ".
Т.-е., другими словами, отвѣтимъ мы на это, въ области
нравственнаго воспитанія вы боитесь свободнаго естествен-

наго развитія, послѣдовательно и систематически проведен-
наго и обезпеченнаго, вы боитесь, что творческая мысль
ребенка приведетъ его къ новой нравственности,
нравственности, которую вы понять не можете, и которая,
быть можетъ, разойдется рѣзко съ той нравственностью, ко-
торую вы привыкли считать послѣдней абсолютной истиной.
Считая себя въ отношеніи нравственнаго идеала обладате-
лемъ абсолютной истины и не вѣря въ возможность про-
гресса человѣчества въ дѣлѣ познанія высшихъ началъ
нравственности, вы считаете себя въ правѣ стараться какъ
можно раньше внушитъ ребенку вашъ идеалъ, чтобы тѣмъ
спасти его отъ возможной нравственной погибели. Такимъ
образомъ, вѣра въ возможность обладанія абсолютной исти-
ной и въ свое призваніе быть спасителемъ ребенка отъ
угрожающей ему якобы, a на самомъ дѣлѣ, быть можетъ,
мнимой опасности нравственно погибнуть — служитъ тѣмъ
достаточнымъ основаніемъ, которое оправдываетъ въ ва-
шихъ глазахъ такіе пріемы воспитанія, какъ внушеніе, когда
дѣло идетъ о нравственномъ воспитаніи. Но кто далъ вамъ
право считать себя въ обладаніи абсолютной истиной въ
сферѣ познанія добра и зла, т.-е. въ области нравствен-
ности, и кто далъ вамъ право взятъ на себя роль спасителя,
не зная, захочетъ ли то лицо, которое вы спасаете, подоб-
наго спасенія и не проклянетъ ли оно васъ впослѣдствіи,
усмотрѣвъ въ вашемъ спасеніи не спасеніе, a нравственную
гибель, a тормозъ и задержку для достиженія болѣе высо-
кихъ степеней нравственнаго развитія?
Пока вы не можете доказать, что вы дѣйствительно об-
ладатель абсолютной нравственной истины, пока вы не мо-
жете оправдать необходимости спасенія,—до тѣхъ поръ вы
лишены права принимать на себя роль спасителя и дѣй-
ствовать такъ, какъ если бы вы обладали абсолютной исти-
ной. „Докажите это право. Вы—отвѣтчики, a дѣти—истцы",
и они въ правѣ требовать, чтобы вы дѣйствовали съ осо-
бенною осторожностью тамъ, гдѣ не можетъ быть полной
увѣренности, и чтобы вы въ своихъ дѣйствіяхъ больше опи-
рались на ихъ свободныя творческія силы, чѣмъ на тѣ авто-
матическіе и чисто механическіе процессы, которые характе-

ризуются, напр., словами: „подражаніе", „внушеніе" и т. д.,
чтобы вы старались развивать въ нихъ свободную нрав-
ственную волю, a не тѣ или другіе привычные взгляды,
привычныя дѣйствія и навыки.
Истинно человѣческая нравственность не можетъ быть
создана на подражаніи, внушеній, образованіи привычныхъ
взглядовъ, навыковъ и т. д., для этого требуется пуститъ въ
ходъ другія силы, и ребенокъ имѣетъ полное право требо-
бовать отъ своихъ воспитателей, чтобы они сдѣлали все
возможное для развитія въ немъ этой высшей нравствен-
ности, хотя бы она и явилась отрицаніемъ того, что сами
педагоги привыкли считать нравственностью.
Вы говорите, что „дѣти находятся всегда и тѣмъ болѣе,
чѣмъ моложе—въ томъ состояніи, которое врачи называютъ
первою степенью гипноза" и что „учатся и воспитываются
люди всегда только черезъ внушеніе". И если это факти-
чески такъ, если „дѣтскій возрастъ" de facto „есть возрастъ
внушенія", то почему же и всему нравственному воспитанію
не состоять „во внушеній добра".
Но задаете ли вы себѣ вопросъ, нормально ли то, что
дѣти и взрослые находятся часто въ состояніи гипноза и
что тѣ и другіе такъ воспріимчивы къ внушеніямъ всякаго
рода? Но задаете ли вы себѣ вопросъ, не потому ли взрос-
лое поколѣніе впослѣдствіи и всю свою жизнь остается столъ
сильно воспріимчивымъ ко всякаго рода внушеніямъ, что эту
способность обыкновенно поддерживаютъ и усиливаютъ въ
немъ тѣ воспитатели, которые пользуются ею, какъ однимъ
изъ средствъ, и даже самымъ главнымъ, нравственнаго воспи-
танія? Вѣдь и это тоже неоспоримый фактъ—чѣмъ болѣе
приводишь въ дѣйствіе какую-либо способность, тѣмъ болѣе
она и развивается. Чѣмъ болѣе приводишь человѣка въ со-
стояніе гипноза, тѣмъ болѣе онъ дѣлается способнымъ впа-
дать въ это состояніе и подвергаться разнымъ внѣшнимъ
вліяніямъ.
И притомъ какая цѣна этой гипнотической нравствен-
ности, этому „внушенному добру"? Гипнотическая нравствен-
ность есть нравственность механическая, нравственность
человѣка-машины, человѣка-автомата, a „внушенное добро"

не естъ добро въ истинномъ смыслѣ этого слова,—таковымъ
можетъ быть только то добро, которое самостоятельно и
творчески рождается въ душѣ ребенка, a не навязывается
ему извнѣ путемъ внушенія. Если вы истинный воспитатель,
то вы остережетесь пользоваться внушеніемъ, какъ сред-
ствомъ воспитанія, вы постараетесь оперировать на другихъ
факторахъ, вы будете строитъ нравственное воспитаніе на
творческой волѣ, которая, хотя бы и въ зародышѣ, имѣется
и въ маленькомъ ребенкѣ. Вы будете любовно беречь этотъ
зародышъ и всячески содѣйствовать тому, чтобы его развитіе
не было заглушено чрезмѣрнымъ развитіемъ всего того, что
естъ въ человѣкѣ механическаго, автоматическаго.
Правда, ребенокъ воспріимчивъ къ гипнозу и легко под-
дается внушеніямъ и такъ или иначе, хотя бы даже не-
вольно, вы будете для него являться источникомъ внушеній
всякаго рода. Допустимъ, что все это такъ, но что же изъ
этого?! Тѣмъ болѣе это налагаетъ на насъ, какъ на воспита-
телей, обязанность воспользоваться этою способностью къ
внушенію, чтобы создать въ ребенкѣ силу, могущую въ
немъ ослабить эту способность и взятъ ее въ свои руки.
Такую силу мы можемъ создать, если будемъ внушатъ ре-
бенку не столько тѣ или другія абсолютныя истины, не
столько тотъ или другой безусловно истинный образъ пове-
денія, сколько мысль, что всякая истина только тогда истина,
если она является самостоятельнымъ, свободнымъ, творче-
скимъ построеніемъ ума человѣка, и что всякое поведеніе
только тогда нравственно, когда оно представляетъ продуктъ
самостоятельной свободной творческой воли, a не результатъ
подражанія и внушенія.
Эту мысль мы должны внушатъ ему какъ путемъ слова,
такъ и путемъ «всей своей жизни. Если мы въ своей жизни,
и въ особенности въ области нравственности, будемъ вѣч-
ными искателями, если мы будемъ всегда здѣсь искать выс-
шаго и лучшаго, если мы не будемъ вѣрить въ то, что мы
обладаемъ послѣдней, вѣчной абсолютной истиной, то ни-
чего не можетъ быть лучше и благотворнѣе вліянія при-
мѣра подобной жизни на ребенка. Примѣръ подобной жизни
дѣйствительно поведетъ къ нравственному развитію ребенка,

къ выработкѣ въ немъ самостоятельной свободной творче-
ской нравственной воли.
Но если мы въ своей жизни будемъ исповѣдывать нрав-
ственный догматизмъ, если мы будемъ считать нравственныя
вопросы разъ и навсегда рѣшенными, если мы будемъ бо-
яться ихъ постояннаго пересмотра и изслѣдованія, если мы
вмѣсто увѣренности, получающейся на основаніи критиче-
скаго разбора, будемъ опираться на слѣпую вѣру, то и при-
мѣръ нашей личной жизни не будемъ содѣйствовать къ вы-
работкѣ въ ребенкѣ самостоятельной свободной творческой
воли, a другихъ противоположныхъ качествъ. Примѣръ на-
шей жизни будетъ тогда только содѣйствовать къ выработкѣ
добродѣтельнаго въ нашемъ смыслѣ человѣка. Если мы,
напр., исповѣдуемъ христіанскую мораль, то примѣръ такой
жизни поведетъ къ выработкѣ человѣка, проникнутаго прин-
ципамъ христіанской морали. Но добродѣтельнымъ каждый
человѣкъ можетъ и долженъ быть только въ своемъ
смыслѣ. Только моя собственная добродѣтель, мною са-
мимъ свободно и творчески созданная, и есть истинная н
настоящая добродѣтель. Всякая иная добродѣтель это—только
суррогатъ добродѣтели; всякая иная добродѣтель есть внѣш-
няя добродѣтель и въ нравственномъ отношеніи не имѣетъ
никакой цѣны.
Что задерживаетъ прогрессъ человѣчества въ области
нравственности? Этотъ прогрессъ задерживается и тормо-
зится именно тѣмъ, что въ нравственномъ воспитаніи мы
не заботимся о развитіи свободной творческой воли, что мы
гасимъ съ самыхъ малыхъ дѣтъ въ ребенкѣ въ этомъ от-
ношеніи безпокойный духъ исканія и творчества и стараемся
во что бы то ни стало зажечь ровный и спокойный огонекъ
вѣры. И поколѣнія за поколѣніями путемъ внушенія, по-
дражанія и слѣпой вѣры воспитываются въ рамкахъ все од-
ной и той же морали, и нравственный идеалъ остается
поэтому неизмѣннымъ въ теченіе долгихъ вѣковъ. Мы все
еще топчемся по протореннымъ дорогамъ одной и той же
традиціонной морали. Но если эта традиціонная мораль
была сама нѣкогда преодолѣніемъ болѣе низшей морали, то
не должна ли и она въ свою очередь когда-нибудь быть

преодолѣна другой болѣе высокой формой морали. И если
мы хотимъ, чтобы это какъ можно скорѣе случилось, мы
должны въ возможно большей степени облегчать путь для
моральнаго творчества, мы должны въ каждомъ ребенкѣ
видѣть возможнаго творца будущей новой болѣе высокой
нравственности и путемъ соотвѣтствующаго нравственнаго
воспитанія мы должны облегчать ему возможность стать та-
кимъ творцомъ.
Такимъ образомъ, заканчивая настоящій краткій очеркъ
и резюмируя вкратцѣ отвѣтъ на вопросъ: какими цѣлями
слѣдуетъ задаваться въ области нравственнаго воспита-
нія, мы скажемъ: цѣль нравственнаго воспитанія не „вну-
шеніе добра", какъ его понимаемъ мы, воспитатели, не
внѣдреніе въ дѣтяхъ путемъ подражанія и другихъ пси-
хическихъ процессовъ чисто автоматическаго характера на-
шего нравственнаго идеала, a пробужденіе въ ребенкѣ са-
мостоятельной свободной нравственной воли, самобытнаго
нравственнаго творчества, для котораго нашъ нравственныя
идеалъ является только матеріаломъ, свободно и творчески
перерабатываемымъ въ болѣе высокія формы.
Только такое нравственное воспитаніе, задающееся
такими задачами, будетъ вести человѣчество непрерывно
къ все большему и большему нравственному совершенству
и будетъ все выше и выше поднимать нравственный идеалъ
человѣчества. Для своего нравственнаго прогресса человѣ-
чество нуждается въ возможно большемъ числѣ индивиду-
альныхъ свободныхъ творцовъ новой независимой самобыт-
ной нравственности и въ возможно меньшемъ числѣ пред-
ставителей „стадной морали",» „вѣчной и неизмѣнной вовѣки
вѣковъ". Только люди, „свободные духомъ", только „вѣчные
искатели" могутъ быть двигателями нравственнаго прогресса
въ человѣчествѣ. И только въ атмосферѣ чистой и полной
духовной свободы можетъ вырасти цвѣтокъ истинной насто-
ящей нравственности.
24 августа 1908 г.

Принципъ авторитета и его значеніе въ
жизни и воспитаніи 1).
(Посвящается С. A. В—ль.)
Главная, основная цѣль педагогической дѣятельности „за-
ключается въ содѣйствіи освобожденію ребенка и вообще лич-
ности, являющейся объектомъ воспитанія, для свободной твор-
ческой работы надъ своимъ собственнымъ воспитаніемъ, для
самовоспитаніи, которое будетъ имѣть своею цѣлью сдѣлать
изъ данной личности совершеннаго человѣка, способнаго стать
въ наибольшей возможной степени свободнымъ творцомъ и
плодотворнымъ работникомъ въ дѣлѣ выполненія выпадающей
на его долю этической задачи" *). Отсюда и основная пробле-
ма, надъ разрѣшеніемъ которой должна работать педагогика:
это—проблема освобожденія ребенка для подобной творческой
работы. Все предшествующее развитіе педагогической мысли,
начиная съ Монтеня и Аммоса Коменскаго и продолжая Руссо,
Дистервегомъ, Фребелемъ, Толстымъ, Элленъ Кей и т. д. (я не
называю здѣсь всѣхъ именъ: ихъ оченъ много), подготовило
насъ къ постановкѣ и возможному — если не полному, то
хотя приблизительному—разрѣшенію этой великой проблемы.
Но, къ сожалѣнію, современные воспитатели въ подавляю-
щимъ большинствѣ, или будучи совершенно незнакомы съ
тѣмъ богатымъ наслѣдствомъ, которое намъ оставило истори-
ческое развитіе педагогической мысли, или попросту игно-
рируя его, ничего не хотятъ знать объ этой проблемѣ. Для
*) Статья эта была напечатана въ журналѣ „Вѣстникъ Воспитанія"
за 1909 г., № 3.
2) См. дальше статью „Этика, педагогика и политика", гдѣ эта
мысль развивается болѣе подробно.

нихъ ребенокъ все еще продолжаетъ являться орудіемъ и
средствомъ для осуществленія какихъ-либо внѣшнихъ и по-
стороннихъ цѣлей, не имѣющихъ ничего общаго ни съ его
настоящею жизнью, непосредственно переживаемою имъ въ
данный моментъ, ни съ свободнымъ и ничѣмъ нестѣснен-
нымъ гармоническимъ развитіемъ его индивидуальности. Для
нихъ ребенокъ попрежнему не имѣетъ значенія самодовлѣю-
щей цѣли. Ребенокъ, какъ ребенокъ, для нихъ почти не
существуетъ: они заботятся о чемъ угодно, но только не о
живой личности маленькаго будущаго человѣка. И этотъ
маленькій человѣкъ безжалостно гнется и коверкается въ
рукахъ современныхъ педагоговъ, надъ нимъ практикуются
всевозможныя формы насилія, мудрые педагоги разрабаты-
ваютъ для его мнимаго усовершенствованія всевозможные
хитроумные методы принудительнаго воспитанія и обученія
и одного только ему не даютъ, это—свободы.
Только—пока еще оченъ небольшая—группа воспитателей,
слѣдующая завѣтамъ великихъ педагоговъ прошлаго, стремит-
ся въ этомъ отношеніи рѣшительно повернуть свой фронтъ. Для
нихъ ребенокъ, живой ребенокъ, стоитъ на первомъ планѣ, и
въ томъ, чтобы освободитъ ребенка [отъ всѣхъ формъ насилія
и гнета, которые могли бы надъ нимъ—частью сознательно,
a частью безсознательно—практиковаться, они видятъ свою
высшую задачу. „Новая педагогика", „педагогика будущаго",
„педагогика освобожденія ребенка" является идеальною вы-
разительницею стремленій и дѣятельности, во многихъ отно-
шеніяхъ еще, конечно, не вполнѣ совершенной и не всегда
послѣдовательной, этой, пока еще малочисленной, но все
болѣе и болѣе растущей въ своемъ числѣ группы воспита-
телей.
Но этой новой педагогикѣ, прежде чѣмъ ей удастся
получитъ широкое распространеніе и окончательно востор-
жествовать въ жизни н сознаніи людей, придется преодолѣть
на своемъ пути неисчислимыя препятствія, придется сло-
митъ бездну предразсудковъ, укоренившихся и пустившихъ
довольно глубокіе корни въ душѣ современныхъ людей.
Одинъ изъ такихъ предразсудковъ—это—тотъ, что люди не
могутъ будто бы жить безъ подчиненія тѣмъ или другимъ

авторитетамъ, что авторитеты составляютъ необходимое усло-
віе существованія всякой общественной жизни, что группа
людей, обладающихъ большими знаніями, наиболѣе умныхъ,
имѣетъ естественное право владычествовать и повелѣвать
надъ остальною частью человѣчества, стоящею ниже ея въ
умственномъ отношеніи, а эта остальная частъ человѣчества
должна ей повиноватъся. Отсюда выводится законность вла-
сти въ человѣческомъ обществѣ съ одной стороны и закон-
ность власти родителей и воспитателей надъ дѣтьми и мо-
лодымъ поколѣеіемъ — съ другой.
Этотъ предразсудокъ представляетъ одинъ изъ тѣхъ фун-
даментальныхъ предразсудковъ, который новая педагогика
должна преодолѣть на своемъ пути. Я потому называю его
фундаментальнымъ, что существенный пунктъ, въ которомъ
система „новаго воспитанія" отличается отъ господствующей,
и заключается именно въ томъ значеніи, которое и та и дру-
гая придаютъ принципу авторитета. Господствующая система
воспитанія основывается на принципѣ авторитета, новая —
на принципѣ свободы. Вотъ почему для обоснованія новой
системы воспитанія и является существенно необходимымъ
всесторонне изслѣдоватъ принципъ авторитета и показать
его полную несостоятельностъ и въ области воспитанія, и въ
сферѣ жизни вообще. Критической оцѣнкѣ принципа авто-
ритета, конечно, далеко не полной и не исчерпывающій, по-
священа настоящая статъя, причемъ попутно въ той степени,
въ какой показывается несостоятельностъ принципа автори-
тета, одновременно же обосновывается и принципъ свободы.
Эти двѣ задачи по существу своему нераздѣльны, потому
что, колебля принципъ авторитета, мы тѣмъ самымъ утвер-
ждаемъ принципъ свободы.
I.
Оцѣнка принципа авторитета съ этической точки зрѣнія.
На чемъ можно было бы обосноватъ необходимость су-
ществованія авторитета, или, другими словами, необходи-
мость подчиненія индивидуальной воли и индивидуальнаго
мышленія той или другой внѣшней посторонней волѣ, бу-

детъ ли это воля единичнаго существа или это будетъ пред-
полагаемая нами воля большого коллективнаго цѣлаго, на-
зываемаго обществомъ? Откуда, другими словами, можно
было бы вывести нравственную необходимость подчиненія
тѣмъ или другимъ авторитетамъ? Что авторитетъ во мно-
гихъ случаяхъ существуетъ какъ естественная необходи-
мость, этого мы не можемъ отрицать, но можетъ ли онъ
быть оправданъ нравственно? Единичный человѣкъ иногда
бываетъ принужденъ подчиниться силѣ, но просто потому,
что она-сила, что онъ, какъ слабѣйшій, не можетъ проти-
востоять сильнѣйшему. Но когда заходитъ рѣчь объ автори-
тетахъ, то, очевидно, здѣсь вопросъ стоитъ иначе. Здѣсь
рѣчь идетъ не о простомъ насильственномъ подчиненіи гру-
бой физической силѣ, но о добровольномъ подчиненіи, ко-
торое налагается на насъ какъ нравственная необходимость,.
которая оправдывается и санкціонируется нашимъ сознані-
емъ. Итакъ, существуетъ ли такая форма подчиненія одной
воли другой, которая могла бы быть оправдана и санкціо-
нирована нашимъ сознаніемъ, или, быть можетъ, всякое
подчиненіе одной воли другой, какъ бы эта послѣдняя воля
ни называлась, хотя бы это была воля всего общества и
цѣлаго человѣчества, должно быть безусловно нами осужде-
но съ нравственной точки зрѣнія? Постараемся изслѣдовать
объективно и безпристрастно этотъ вопросъ.
Обыкновенно, въ качествѣ высшаго аргумента, обусло-
вливающаго необходимость подчиненія тѣмъ или другимъ
авторитетамъ, приводятъ общее благо. Если бы личность не
подчинялась въ томъ или другомъ случаѣ авторитетамъ, то
это нанесло бы ущербъ, какъ говорятъ, общему благу. Но
можетъ ли общее благо быть въ данномъ случаѣ высшею
инстанціей, если только оно не является свободною созна-
тельною цѣлью отдѣльной личности? Если общее благо есть
свободная и сознательная цѣль моихъ дѣйствій, то, дѣлая
то, чего требуетъ общее благо, я дѣлаю то, что я хочу самъ,
я повинуюсь своей волѣ, и, такимъ образомъ, тѣ требованія,
которыя выставляются во имя общаго блага, утрачиваютъ
свое авторитетное значеніе, какъ таковыя. Если же общее
благо не есть сознательная и свободная цѣль моихъ дѣй-

ствій, то, дѣлая то или другое ради общаго блага, я дѣлаю
это, просто повинуясь силѣ, которая больше меня и которая
можетъ сломить меня, если бы я отказалъ ей въ повинове-
ніи. Но въ такомъ подчиненіи силѣ просто потому, что она—
сила, нѣтъ ничего нравственнаго. Подчиненіе силѣ, какъ
таковой, съ нравственной точки зрѣнія, не можетъ быть
оправдано. И потому подчиненіе единичнаго лица цѣлому
обществу просто потому, что цѣлое общество сильнѣе еди-
ничной личности, не заключаетъ въ себѣ ничего нравствен-
наго. Всегда и вездѣ нравственность заключалась, заклю-
чается и будетъ заключаться въ исполненіи своей выс-
шей воли, но отнюдь не въ подчиненіи ея какой бы то
ни было другой чужой волѣ, хотя бы это была воля всего
человѣчества. Это не значитъ, что личность должна проти-
вопоставлять себя всему человѣчеству; это значатъ только,
что исполненіе ею воли всего человѣчества только въ томъ
случаѣ будетъ нравственно, если воля человѣчества будетъ
и ея высшей волей, если она сольется съ человѣчествомъ
настолько, что будетъ свободно и сознательно хотѣть того,
чего требуетъ благо всего человѣчества.
Мы видимъ, такимъ образомъ, что ссылка на общее благо
не можетъ служитъ, съ нравственной точки зрѣнія, аргумен-
томъ, говорящимъ въ защиту того или другого авторитета.
Можетъ однако казаться, что изъ всей необъятной области
авторитетовъ существуетъ одинъ, который все же, тѣмъ не
менѣе, можетъ быть оправданъ съ нравственной точки зрѣ-
нія, a именно авторитетъ знанія, какъ таковой. Мы должны
поэтому отвѣтить на слѣдующій вопросъ: долженъ ли менѣе
знающій подчиняться болѣе знающему и не должны ли
вслѣдствіе этого мы признавать законной ту форму обще-
ственной жизни, когда болѣе умные люди явятся властите-
лями остального человѣчества? Если мы признаемъ автори-
тетъ знанія, то мы вмѣстѣ съ тѣмъ признаемъ и законность
власти взрослаго поколѣнія надъ молодымъ поколѣніемъ, и
такимъ образомъ, всѣ идеи объ „освобожденіи ребенка"
явятся не болѣе какъ эфемерною иллюзіей. Разберемъ этотъ
вопросъ пообстоятельнѣе, какъ того требуетъ его важность.
Если я ставлю себѣ какую-нибудь цѣль, но не знаю

средствъ къ ея достиженію, то, конечно, я обращаюсь къ
тому, относительно кого я предполагаю, что онъ знаетъ эти
средства, т.-е. обращаюсь къ человѣку, обладающему боль-
шими, сравнительно со мною, знаніями въ отношеніи спо-
собовъ достиженія цѣли. И если время не терпитъ, то, оче-
видно. я принимаю на вѣру то, что говоритъ мнѣ этотъ
человѣкъ, и примѣняю это сейчасъ же непосредственно къ
дѣлу. Этотъ примѣръ вмѣстѣ съ тѣмъ даетъ намъ возмож-
ность ясно оцѣнить, къ чему собственно сводится автори-
тетъ знанія, какъ таковой. Тотъ, кто обладаетъ большими
знаніями, далъ мнѣ, не знающему, указаніе на болѣе цѣле-
сообразныя средства для достиженія поставленной цѣли, но
цѣль-то поставлена мною, a не имъ, и никакое знаніе, какъ
бы обширно оно ни было, не даетъ ему право предписывать
мнѣ тѣ цѣли, которыя я долженъ себѣ ставить. Такимъ
образомъ, въ данномъ случаѣ, пользуясь знаніями другого
человѣка, въ концѣ концовъ, я все-таки повинуюсь себѣ, a
не ему. Болѣе знающій человѣкъ имѣетъ для меня значеніе
энциклопедическаго словаря или хранителя самыхъ разно-
образныхъ свѣдѣній. Я свободно беру тѣ свѣдѣнія, которыя
мнѣ необходимъ!, и утилизирую ихъ для осуществленія по-
ставленной мною цѣли. Я подчиняюсь самому себѣ и поль-
зуюсь знаніями другого свободно, какъ средствомъ, для до-
стиженія своей цѣли. Такимъ образомъ, не существуетъ
права для болѣе знающихъ ставить человѣчеству цѣли, не
существуетъ права для болѣе знающихъ властвовать и рас-
поряжаться надъ остальнымъ человѣчествомъ. Человѣчество
или, вѣрнѣе, каждый отдѣльный членъ его, какого бы воз-
раста онъ ни былъ, имѣетъ полное и неоспоримое право
свободно ставить цѣли, если только эта свободная поста-
новка цѣлей не является отрицаніемъ возможности для дру-
гихъ также свободно и независимо ставить цѣли.
Для большаго уясненія разбираемаго нами вопроса намъ
могутъ помочь еще слѣдующія соображенія. Знаніе есть
средство и оно является орудіемъ въ рукахъ воли. Подобно
тому какъ люди пользуются усовершенствованными орудіями
труда и различными сложными машинами для производства
тѣхъ или другихъ матеріальныхъ предметовъ, подобно этому

они для достиженія своихъ цѣлей пользуются и знаніями,
гдѣ бы они ни хранились, въ книгѣ ли на полкахъ какой-
нибудь библіотеки или въ головѣ какого - нибудь человѣка,
называемаго нами спеціалистомъ. И какъ никто не говоритъ
объ авторитетъ машинъ и о правѣ машинъ властвовать надъ
человѣкомъ, такъ точно нелѣпо говоритъ и обь авторитетѣ
знанія и о правѣ спеціалистовъ господствовать надъ чело-
вѣчествомъ. Какъ машины и орудія труда должны занимать
служебное положеніе по отношенію къ человѣку, ихъ истин-
ному властителю, такъ и спеціалисты въ жизни человѣче-
ства, какъ таковые, должны играть подчиненную роль: они
должны быть не властителями человѣчества, но равноправ-
ными членами его, наравнѣ съ другими. По сравненію съ
другими имъ не принадлежитъ никакихъ особенныхъ полно-
мочій на власть или владычество надъ остальными людьми.
Изъ понятія знанія, какъ такового, нельзя вывести необхо-
димости подчиненія волѣ знающаго человѣка. О подчиненіи
волѣ знающаго человѣка можно говорить только въ томъ же
смыслѣ, въ какомъ говорятъ о подчиненіи машинѣ, когда
человѣкъ пользуется ею для достиженія тѣхъ или другихъ
цѣлей. Механизмъ машины налагаетъ необходимость извѣст-
ныхъ дѣйствій для тѣхъ, кто пользуется ею, но это есть
необходимость, добровольно принятая тѣми, кто употребляетъ
эту машину для достиженія своихъ цѣлей. Подобно этому
человѣчество пользуется и тѣми знаніями, которыми распо-
лагаютъ спеціалисты, но отсюда еще далеко до того, чтобы
изъ этого создавать для спеціалистовъ какія-либо особенныя
права и преимущества по сравненію съ другими, чтобы на
этомъ основывать авторитетъ знанія, какъ таковой вообще,
и авторитетъ спеціалистовъ въ частности, ихъ право распо-
ряжаться и командовать въ общественной жизни.
II.
Оцѣнка принципа авторитета съ философской точки
зрѣнія.
Въ вопросѣ объ авторитетѣ надо различать два вида
авторитетовъ—авторитетъ личный и авторитетъ безличный.
Авторитетъ вождя партіи, авторитетъ отца, учителя и т. д.—

все это различные виды личнаго авторитета. Что всякій
личный авторитетъ, какъ таковой, самъ по себѣ есть нѣчто
незаконное, явствуетъ изъ того, что всякое притязаніе на
личный авторитетъ, если только оно не опирается на гру-
бую физическую силу, пробуетъ подкрѣпить себя какими-
нибудь доводами, т.-е. другими словами, личный авторитетъ
пробуетъ опереться на авторитетъ безличный, онъ пытается
найти себѣ точку опоры въ мірѣ идей, онъ ссылается на тѣ
или другія идеи, на абсолютную непреложность, обязатель-
номъ и истинностъ тѣхъ идей, изъ которыхъ онъ выводитъ
необходимостъ своего существованія. Мы не будемъ говоритъ
объ авторитетъ, покоящемся на грубой физической силѣ,
дѣйствующемъ на души людей страхомъ и угрозой наказа-
нія, — что этотъ авторитетъ грубой физической силы неза-
коненъ, въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія. Мы
можемъ колебаться относительно только тѣхъ формъ личнаго
авторитета, которыя пытаются оправдатъ себя какими-либо
формами авторитета безличнаго. Возможно ли такое оправда-
ніе и существуютъ ли такія незыблемыя формы авторитета
безличнаго, на которыя, какъ на твердый фундаментъ, могъ
бы опереться въ томъ или другомъ случаѣ авторитетъ личный?
Оправданіе это было бы мыслимо только въ томъ слу-
чаѣ, если бы на ту или другую идею, на которой мы осно-
вываемъ авторитетъ,— конечно, предполагая при этомъ, что
мы выводимъ его изъ этой идеи логически правильно,—
мы могли смотрѣть какъ на абсолютную истину, какъ на
истину обязательную для всѣхъ, которую каждый, хочетъ
онъ или не хочетъ, долженъ принятъ, какъ таковую. Мы не
будемъ пока разсматривать, существуютъ ли такія абсо-
лютныя истины, изъ которыхъ можно было бы вывести не-
обходимостъ той или другой формы личнаго авторитета въ
томъ или другомъ случаѣ, но мы должны задать себѣ прежде
всего болѣе общій вопросъ — существуютъ ли вообще абсо-
лютныя истины. Если абсолютныхъ истинъ вообще не суще-
ствуетъ, если всякая истина относительна, то тѣмъ самымъ,
очевидно, должна быть признана безнадежной и несостоя-
тельной всякая попытка свести личный авторитетъ на без-
личный. Эта попытка будетъ представлять только болѣе или

менѣе ловкій обманъ (быть можетъ, не умышленный и без-
сознательный), такъ какъ нельзя обосновать то, что не
можетъ быть обосновано, и нельзя обосновать на такомъ
фундаментѣ, который самъ зыблется и колеблется. Но мо-
жетъ ли быть сомнѣніе въ томъ, что абсолютной истины
вообще не существуетъ, что всякая истина относительна?
Истиной для каждаго индивидуальнаго человѣка является
только то, что онъ признаетъ за истину. Истина для меня
то, что гармонируетъ со всею совокупностью имѣющихся y
меня представленій и понятій, что не противорѣчитъ этой
совокупности. Гармонія той или другой идеи, того или дру-
гого понятія, той или другой мысли со всѣмъ тѣмъ налич-
нымъ запасомъ идей, понятій, мыслей, которыми я распо-
лагаю, опредѣляютъ для меня ихъ истинность. Слѣдова-
тельно, не кто иной, какъ я, я самъ, дѣлаю то или дру-
гое истиной, и ничто внѣшнее не можетъ сообщить истин-
ности тѣмъ идеямъ, которыя я считаю истинными. Въ этомъ
смыслѣ не можетъ существовать общеобязательной
истины, которую я, хочу или не хочу, долженъ принять,
хотя это нисколько не исключаетъ того обстоятельства, что
то, что я признаю истиной, можетъ совпадать съ тѣмъ, что
признаетъ истиной великое множество другихъ людей. Это
совпаденіе, вытекающіе изъ общности и нѣкоторой одина-
ковости духовнаго богатства моего и другихъ людей, не
должно затушевывать передъ нами того факта, что всякая
истина индивидуально обусловленъ что всякая истина ста-
новится истиной только въ силу свободнаго согласія инди-
видуальной личности на признаніе ея таковой. A если вся-
кая истина, будетъ ли это истина научная, этическая или
религіозная, индивидуально обусловлена, то отсюда уже са-
мымъ очевиднымъ образомъ слѣдуетъ, что всякая истина
имѣетъ относительный характеръ и не можетъ претендовать
на абсолютное значеніе, и это въ особенности примѣнимо
къ истинамъ, имѣющимъ отношеніе къ нашей жизни и дѣя-
тельности, къ истинамъ этическаго и религіознаго характе-
ра, къ истинамъ, касающимся смысла человѣческой и міро-
вой жизни. Эти истины въ еще большей степени, чѣмъ
истины научныя, индивидуально обусловленъ!.

Въ области этической и религіозной абсолютная истина
являласъ тою цѣпью, которую хотѣли наложитъ на человѣ-
ческое мышленіе. Человѣческой мысли какъ бы говорили:
„стой, остановись, здѣсь дальше итти некуда, здѣсь—свя-
тыня, созерцай ее, упивайся ею, но не осмѣливайся къ ней
прикасаться, берегись ее изслѣдовать, это было бы съ твоей
стороны святотатствомъ!" Но смѣлая и дерзкая мысль чело-
вѣка не соглашалась остановиться передъ тѣми рогатками,
которыя передъ ней воздвигали,—она прикасалась къ свя-
тынѣ, она ощупывала ее со всѣхъ сторонъ, она ее изслѣ-
довала и многократно убѣждалась, что то, что считалось
людьми святыней, было не болѣе какъ блестки и мишура.
Ссылаться на абсолютныя истины и признавать абсолютныя
истины это значитъ, въ сущности, ставитъ преграды для
человѣческой мысли, это значитъ запрещать ей дви-
гаться впередъ. Развитіе мысли безпредѣльно, и не будемъ,
тормозить это развитіе вѣрой въ абсолютное!
Но если и въ безличной области идей нѣтъ ничего не-
зыблемаго, если и идеи текутъ, движутся, измѣняются, если.
однѣ „абсолютныя идеи" уступаютъ свое мѣсто другимъ,,
однѣ святыни смѣняются другими, если истина относитель-
на, то еще болѣе зыбкимъ, колеблющимся и относительнымъ
мы должны признать всякій личный авторитетъ. Онъ еще
менѣе можетъ претендовать на долговѣчность, на абсолют-
ное значеніе, онъ имѣетъ еще менѣе священный характеръ.
И если человѣчество должно стремиться къ тому, чтобы въ
области мысли, въ сферѣ идей освобождаться отъ всякаго
ига авторитетовъ, отъ всякаго владычества абсолютныхъ
истинъ, должно стремиться къ утвержденію царства—въ
настоящемъ смыслѣ этого слова — свободной.
мысли, т.-е. мысли, освободившейся отъ гнета „абсолют-
наго", то вмѣстѣ съ тѣмъ оно должно стремиться и къ тому,
чтобы какъ можно скорѣе покончить со всѣми формами и
видами личнаго авторитета: они еще менѣе законны, еще
менѣе дозволены, чѣмъ авторитетъ безличной абсолютной
истины, на которую они, ища своего оправданія, въ концѣ
концовъ принуждены бываютъ опереться. И когда мысль
человѣка дѣйствительно станетъ свободной, то всѣ формы

авторитета, какія бы славныя имена онѣ ни носили, исчез-
нутъ, какъ исчезаютъ призраки ночи передъ сіяніемъ оза-
реннаго солнцемъ дня.
Мы все еще всецѣло находимся подъ властью „абсолют-
наго". Оно сковало, стѣснило насъ со всѣхъ сторонъ. Оно
не даетъ намъ свободно дышатъ, свободно думать. Оно,
какъ твердый, тяжелый каменъ, стало на дорогѣ человѣче-
ства, на пути его къ высшимъ формамъ существованія и
жизни. Оно, какъ желѣзная стопудовая гиря, повисло на
нашихъ ногахъ, и мы еле передвигаемъ ихъ, и въ то вре-
мя какъ мы могли бы пройти сотни верстъ, мы проходимъ
только одну милліонную этого. Мы «два ли въ состояніи и
представитъ себѣ, какими быстрыми шагами станетъ дви-
гаться человѣчество на пути прогресса, когда его переста-
нетъ давитъ этотъ тяжелый гнетъ „абсолютнаго", когда
кончится царство такъ называемой абсолютной истины и
наступитъ время свободнаго исканія и свободной мысли!
Мы думаемъ, что если мы свергнемъ тѣхъ владыкъ, ко-
торые проявляютъ свою власть и силу въ сферѣ политиче-
ской и экономической жизни, то мы этимъ самымъ освобо-
димъ человѣчество. A между тѣмъ мы не замѣчаемъ дру-
гихъ владыкъ, которые тоже господствуютъ надъ нами, и
мы терпимъ это господство и намъ не приходитъ даже и
мысли возмутиться противъ него. Мы думаемъ, что доста-
точно только уничтожитъ политическое и экономическое
рабство, и наступитъ царство свободнаго человѣка. И мы
глубоко заблуждаемся. Если даже исчезнутъ политическіе и
денежные властители, то останутся еще все же властители
въ области духа, и человѣчество, если оно дѣйствительно
жаждетъ свободы, должно будетъ покончить и съ этою са-
мою глубокою и самою ужасною формою рабства, которая
является, по всей вѣроятности, въ конечномъ счетѣ, источ-
никомъ всѣхъ другихъ формъ его. Вотъ почему дѣло духов-
наго освобожденія не слѣдуетъ откладывать въ долгій ящикъ,
оно должно начаться уже теперь.
Мы ужасаемся тому, что въ политическомъ мірѣ все еще
существуетъ абсолютизмъ. A что же такое представляетъ
намъ міръ духовный? Развѣ мы не видимъ, какъ люди са-

жаютъ на тронъ мысли какого-нибудь Маркса, Ницше, Тол-
стаго?! Я уважаю каждаго ивъ этихъ писателей, я глубоко
цѣню ихъ заслуги передъ человѣчествомъ, но не будемъ же
дѣлать изъ нихъ царей и властителей! Царь-Марксъ, царь-
Ницще, царь-Толстой—вѣдь это что-то ужасное, вѣдь это
говоритъ о косности человѣческой мысли, вѣдь это говоритъ
объ оковахъ, надѣтыхъ на свободную человѣческую мысль,
вѣдь это говоритъ объ упадкѣ духа исканія, вѣдь это зна-
менуетъ рабское состояніе приниженной человѣческой лич-
ности! Я въ глубинѣ души увѣренъ, что ни Марксъ, ни
Ницше, ни Толстой не желали трона и не являлись претен-
дентами на него, и только, окруженные рабами, они не-
вольно оказались въ положеніи владыкъ. Во имя уваженія
къ свободной человѣческой личности будемъ бороться про-
тивъ этой ужасной формы рабства. Кто ты? спрашиваютъ
обыкновенно отдѣльнаго человѣка. Ты марксистъ? ты ниц-
шеанецъ? ты толстовецъ?.. И каждаго спѣшатъ и каждый
самъ себя спѣшитъ зачислить въ подданство къ тому или
другому царю мысли. Но къ чему это подданство? зачѣмъ
быть марксистомъ, ницшеанцемъ, толстовцемъ, будьте сами
собой,будьте свободною личностью, которая не укладывается
ни въ рамки марксизма, ни въ рамки ницшеанства, ни въ
рамки толстовства, будьте шире и глубже этихъ рамокъ;
будьте такъ же широки и глубоки, какъ широки и глубоки
Марксъ, Ницше и Толстой, какъ отдѣльныя свободныя лич-
ности, неутомимо ищущія правды и истины! Въ области
мысли нѣтъ царей и нѣтъ подданныхъ: каждый долженъ
быть свободною самодержавною личностью въ духовномъ
отношеніи.
Когда провозглашается абсолютная истина, чувствуетъ
ли вы, какія цѣпи надѣваются на свободную мысль чело-
вѣка? Подъ видомъ абсолютной истины обыкновенно кто-
нибудь хочетъ утвердитъ или свое господство или господство
тѣхъ владыкъ, въ подданствѣ y которыхъ онъ состоитъ, т.-е.5
другими словами, хочетъ достигнутъ или подчиненія другихъ
людей своей волѣ или подчиненія ихъ волѣ тѣхъ, подъ вла-
стью которыхъ находится его собственная воля. Всѣ эти
обладатели абсолютной истины—-страшные властолюбцы!

Ихъ надо бояться, какъ огня! Они употребятъ всѣ усилія,
чтобы согнутъ васъ подъ свое ярмо. И нѣтъ тяжелѣе ярма,
какъ ярмо абсолютной истины. Кто сгибается подъ ярмомъ
абсолютной истины, тотъ утратилъ самого себя, тотъ не
принадлежитъ самому себѣ, тотъ—жалкій рабъ, мысль его
не паритъ, a пресмыкается, она робко ползетъ по проло-
женнымъ дорогамъ, a не прокладываетъ новыё пути, она
смиренно свернула свои крылья, a не мощно расправила
•ихъ, чтобы свободно, стремительно и безстрашно подняться
въ высь, въ бездонное голубое поле неисчерпаемой истины.
Кто сгибается подъ ярмомъ абсолютной истины, тотъ за-
шелъ въ тупикъ и не знаетъ, какъ изъ него выбраться.
Одно естъ средство—это свергнутъ ярмо и отринутъ абсо-
лютную истину, и тогда слѣпой разумъ сдѣлается зрячимъ
и увидитъ многое такое, что раньше ускользало отъ его
взора.
Я сказалъ выше, что абсолютная истина естъ замаскиро-
ванная форма, въ какой выражается жажда власти, или „воля
къ власти", употребляя выраженіе Ницше. Въ самомъ дѣлѣ,
обладатель абсолютной истины,* требующій ея всеобщаго
признанія во имя ея абсолютности, тѣмъ самымъ какъ бы
требуетъ, чтобы мысль всѣхъ подчинилась его мысли и, по-
скольку мысль связана съ практическимъ дѣломъ, чтобы
воля всѣхъ подчинилась его волѣ. Онъ ищетъ утвердитъ
царство власти. Но намъ не нужно царство власти, намъ
нужно царство свободы. Называется ли это царство власти
„христіанствомъ" или „сверхъ-человѣчествомъ", не все ли
равно!.. Не къ царству власти должны мы звать людей, a
къ царству свободы, и, чтобы скорѣе это царство свободы
было достигнуто, мы должны употреблять всѣ свои усилія,
чтобы подорвать въ человѣчествѣ вѣру въ абсолютную истину,
чтобы снятъ съ нея маску и явно для всѣхъ обнаружитъ ту
скрытую жажду власти или жажду подчиненія, которая ле-
житъ въ ея основѣ.
Если понятіе абсолютнаго и можетъ быть сохранено, то
только въ одномъ своемъ значеніи. Абсолютная истина обык-
новенно понимается какъ нѣчто достигнутое, и въ этомъ
смыслѣ это естъ понятіе безусловно вредное. Такому понятію

абсолютной истины мы иротивополагаемъ понятіе абсолют-
наго, какъ вѣчнаго исканія, какъ безпредѣльнаго расширенія
и углубленія добытой нами истины. Всякая достигнутая исти-
на въ этомъ смыслѣ естъ истина относительная, ибо она естъ
истина, способная къ прогрессу, способная къ все большему
и большему расширенію и углубленію. Только благодаря этому
истина бываетъ живой истиной. Если бы же была мыслима
абсолютная истина, какъ нѣчто достигнутое, то эта истина
была бы мертвая истина, такъ какъ она обозначала бы пре-
кращеніе дальнѣйшаго движенія впередъ въ области мысли.
Абсолютно только вѣчное исканіе, только вѣчное движеніе
впередъ, a все достигнутое относительно, все это только сту-
пени къ чему-либо высшему, все это въ водоворотѣ жизни
должно быть преодолѣно, если только жизнь должна оста-
ваться жизнью, a не обратиться въ свою противоположность.
III.
Оцѣнка принципа авторитета съ соціологической точки
зрѣнія.
Мы разсматривали до сихъ поръ вопросъ о роли и зна-
ченіи авторитета съ этической и общефилософской точки
зрѣнія. Попробуемъ теперь взглянутъ на дѣло съ соціологи-
ческой точки зрѣнія.
Всякій авторитетъ, какъ таковой, есть ограниченіе инди-
видуальной воли и индивидуальной мысли. Откуда вытекаетъ
необходимость такого ограниченія? Что побуждаетъ на немъ
настаивать? Человѣкъ, и въ особенности человѣкъ въ перво-
бытномъ состояніи, говорятъ намъ государственники въ родѣ
Людвига Штейна, есть существо дикое, и если бы онъ слѣ-
довалъ всѣмъ своимъ инстинктамъ и импульсамъ, если бы не
было никакой сдерживающей силы, то не могла бы существо-
вать, не могла бы возникнутъ никакая общественная жизнь.
Безъ подчиненія единичнаго человѣка авторитетамъ нельзя
достигнуть никакого порядка въ общественной жизни. „Мѣ-
няется только предметъ авторитета, но принципъ авторитета
остается". „Подчиняется ли въ настоящее время единичный
человѣкъ цѣлому обществу потому ли, что этого требуетъ

отъ него національный интересъ или государство, потому ли,
что это предписываетъ ему монархъ или церковь,—это без-
различно. Главная сущность дѣла остается неизмѣнной: это—
то, что онъ вообще подчиняется. Принципъ остается нена-
рушимымъ; мѣнялись только личности или учрежденія. Авто-
ритеты подвержены колебаніямъ, но не авторитетъ" 1).
Такъ пишетъ Людвигъ Штейнъ въ своей статьѣ „Автори-
тетъ, его обоснованіе и его границы", гдѣ вопросъ объ авто-
ритетъ поставленъ оченъ остро и выпукло, гдѣ мы находимъ
такой панегирикъ авторитету и гдѣ, кажется, собраны всѣ до-
воды, чтобы доказать его неизбѣжность и необходимостъ. „ Ав-
торитетъ,—говоритъ Штейнъ,—есть все то, что повелѣваетъ
или совѣтуетъ'единичному человѣку тѣ или другія формы
обнаруженія для его мышленія, для его чувствованія, для
его дѣятельности; все то, что имѣетъ за себя долговѣчность,
планъ, связь, систему и постоянство въ противоположность
мимолетному, случайному, внезапному, произвольному и
измѣнчивому въ расположеніи и настроеніи единичнаго че-
ловѣка; все то, наконецъ, что, благодаря подчиненію своего
сужденія сужденію другого, создаетъ сдерживающіе мотивы
для подавленія себялюбивыхъ аффектовъ". Авторитетъ, слѣ-
довательно, есть, по мнѣнію Штейна, упорядочивающій прин-
ципъ въ общественномъ организмѣ, явленіе, параллельное
законамъ въ механизмѣ природы. Авторитетъ есть родовое,
постоянное во взаимодѣйствіи людей, анархія—единичное,
преходящее и случайное. Тираны и деспоты прошлаго вре-
мени были, по мнѣнію Штейна, необходимъ! и имѣютъ срав-
нительно высокое культурно - историческое значеніе. Они
являются великими обуздателями человѣческаго рода. Они
основывали свой авторитетъ принужденіемъ и силой, огнемъ
и кровью, но для того, чтобы человѣкъ научился, что онъ
въ совмѣстной жизни не можетъ слѣдоватъ каждому своему
мгновенному желанію, ему должно было бытъ планомѣрно
привито уваженіе передъ высшею волей, которой его воля
должна подчнняться при всѣхъ обстоятельствахъ, и привито
прежде всего путемъ ужаса и страха. Только авторитеты
1) L. Stein. Der Sinn des Daseins, стр. 255.

сдѣлали человѣка впервые человѣкомъ, только они достави-
ли дикой человѣческой природѣ смыслъ къ порядку, ритму
и гармоніи. Какъ высшую формулу для обоснованія всякаго
авторитета, Штейнъ выставляетъ слѣдующее положеніе: „безъ
авторитета не мыслима никакая культура*. „Анархія анти-
соціальна,—говоритъ онъ,—авторитетъ соціаленъ; тамъ звѣрь,
здѣсь человѣкъ; тамъ варварство, здѣсь цивилизація; тамъ
война, здѣсь миръ; тамъ хаосъ, здѣсь космосъ; тамъ обще-
ственная смерть, здѣсь соціальная жизнь" 1).
Остановимся,—итти дальніе въ хвалебномъ гимнѣ авторите-
тамъ некуда. Конечно, трудно рѣшить вопросъ, могла ли исто-
рія человѣчества итти инымъ путемъ, чѣмъ какимъ она шла
въ дѣйствительности. Человѣчество прошло черезъ суровую
школу авторитета, который вначалѣ даже, прежде чѣмъ при-
нятъ ту утонченную форму, которую онъ имѣетъ во многихъ
случаяхъ въ настоящее время, былъ напоенъ и обагренъ
кровью, и благодаря этому оно якобы наслаждается современ-
ными благодѣяніями культуры и цивилизаціи. Но, быть мо-
жетъ, можно было бы представитъ себѣ и иной путъ и, быть
можетъ, мы наслаждаемся тѣмъ, что является наиболѣе цѣн-
нымъ въ современной культурѣ, не благодаря авторитетамъ,
a вопреки имъ; быть можетъ, они даже задерживали дви-
женіе человѣчества къ такому состоянію, при которомъ бы
оно могло въ наибольшей возможной степени наслаждаться
и пользоваться благами истинной, настоящей культуры. Если
это такъ, если дѣйствительно хотя бы въ мысли можно себѣ
представитъ и иной путь, какимъ человѣчество могло бы пе-
реходитъ отъ дикаго состоянія къ культурѣ, то тѣмъ самымъ
всѣ блестящіе доводы Штейна въ защиту авторитетовъ ли-
шаются вполнѣ своей убѣдительности. Они и дѣйствительно
лишаются своей убѣдительности, если мы отдадимъ себѣ от-
четъ, какой культуры, благодаря авторитетамъ, достигло че-
ловѣчество и какова цѣна этой культуры, если мы отдадимъ
себѣ отчетъ, насколько эта современная культура далека отъ
истинной, настоящей культуры.
l) L. Stein. Der Sinn des Daseins, стр. 262.

Человѣчество еще не знаетъ истинной, настоящей куль-
туры; оно знаетъ только культуру внѣшне дресси-
рованнаго человѣка; его культура касается больше ма-
теріальныхъ формъ существованія и имѣетъ внѣшній, показ-
ной характеръ, но оно не знаетъ еще совершенно культуры
духовно освобожденнаго отъ цѣпей невиди-
маго рабства человѣка, свободно и творчески
созидающаго все новыя и все высшія формы
существованія и жизни. И на пути къ расцвѣту этой
истинно-человѣческой культуры стоятъ всякаго рода авто-
ритетъ!. Пока иго авторитетовъ не будетъ сломлено, пока
не наступитъ царство великаго освобожденія индивидуальнаго
человѣка отъ подчиненія всякому внѣшнему закону, царство
человѣка, избавившагося отъ всѣхъ цѣпей видимыхъ и неви-
димыхъ,—до тѣхъ поръ не придетъ и время этой истинно-
человѣческой культуры. Пока мы не освободимся отъ того
тяжелаго груза, которымъ насъ давитъ и подавляетъ авто-
ритетъ съ самаго начала человѣческой исторіи, до тѣхъ поръ
мы не выйдемъ изъ формъ культуры дрессированнаго, меха-
низированнаго человѣка, человѣка, обращеннаго въ автомата,
въ маріонетку, до тѣхъ поръ культурная жизнь людей будетъ
во многомъ напоминать кукольный театръ, которымъ упра-
вляетъ таинственная невидимая рука, какія бы утонченныя
и изысканныя формы эта жизнь ни принимала.
Какъ мы видимъ, для Штейна авторитетъ представляетъ
положительный принципъ, которому какъ нѣчто отрицатель-
ное, противополагается организація общественной жизни съ
отсутствіемъ всякаго авторитета. Но въ дѣйствительности
имѣетъ мѣсто какъ разъ обратное отношеніе: отрицательнымъ
принципомъ является гораздо скорѣе авторитетъ. Организація
общественной жизни, въ которой устраненъ надъ индиви-
дуальной личностью всякій гнетъ авторитета, обозначаетъ
полноту проявленія воли каждой человѣческой личности, жи-
вущей въ обществѣ: каждая индивидуальная воля терпитъ
здѣсь наименьшій ограниченія и достигаетъ своего макси-
мальнаго обнаруженія въ творческой работѣ, служащей ея
естественнымъ, реальнымъ, объективнымъ выраженіемъ. Ме-
жду тѣмъ какъ авторитетъ обозначаетъ ограниченіе полноты

проявленія воли однихъ людей ради того, чтобы могла наи-
болѣе полнымъ образомъ проявиться воля другихъ. Автори-
тетъ если и можетъ быть оправданъ, то только какъ путь къ
достиженію указанной нами идеальной организаціи обще-
ственной жизни, Полнота проявленія воли нѣкоторыхъ можетъ
быть только этапомъ на пути къ достиженію такого состоя-
нія, когда будетъ возможна полнота проявленія воли ка-
ждаго, какого бы возраста онъ ни былъ, какое бы поло-
женіе ни занималъ, какими бы способностямъ ни отличался,
или, другими словами, полнота проявленія воли всѣхъ.
Эта организація общественной жизни, какъ высшій обществен-
ный идеалъ, какъ полнота и наибольшій подъемъ этой по-
слѣдней, есть нѣчто само по себѣ желательное, тогда какъ
каждый авторитетъ можетъ быть оправданъ только въ той
мѣрѣ, въ какой онъ способенъ вести насъ къ этому состоянію.
Всякій же авторитетъ, который отдаляетъ насъ отъ воз-
можности достиженія такого состоянія, долженъ быть при-
знанъ незаконнымъ.
Обыкновенно авторитетъ считается тѣмъ, при помощи
чего устанавливается порядокъ, тогда какъ общественная ор-
ганизація, въ которой отсутствуетъ авторитетъ, служитъ си-
нонимомъ безпорядка. Какое жалкое смѣшеніе понятій! По-
нятіе порядка вовсе не покрывается понятіемъ авторитета.
Есть два вида порядка: одинъ порядокъ основывается на си-
лѣ и авторитетѣ, другой—на свободѣ. До сихъ поръ порядокъ въ
большинствѣ случаевъ устанавливался при посредствѣ авто-
ритета, но изъ этого не слѣдуетъ, что такъ будетъ и впредь,
въ будущемъ. Напротивъ, чѣмъ дальше, тѣмъ человѣчество
все больше и больше будетъ переходитъ отъ порядка, осно-
ваннаго на силѣ и авторитетѣ, къ порядку, основанному на
свободѣ. И этотъ порядокъ, основанный на свободѣ, таящій
въ себѣ величайшую гармонію человѣчества, является наи-
высшимъ общественнымъ идеаломъ, до котораго только мо-
жетъ подняться человѣкъ.
Такимъ образомъ, разсмотрѣніе вопроса о роли и значе-
ніи авторитета съ соціологической точки зрѣнія невольно
насъ приводитъ къ вопросу о тѣхъ формахъ, которыя мо-
жетъ принятъ взаимодѣйствіе одного человѣка съ другимъ.

Мы должны спроситъ себя и постараться отвѣтить на слѣ-
дующіе вопросы: неужели всякое взаимодѣйствіе человѣка съ
человѣкомъ, всякая форма общественной жизни основывается
на насиліи и принужденіи, на подчиненіи одной воли дру-
гой? Неужели безъ власти и подчиненія власти нельзя себѣ
представитъ никакого общества? И если мы будемъ объектив-
ны и безпристрастны, если мы будемъ имѣтъ въ виду одну
только истину, если мы не будемъ заинтересованы въ оправ-
даніи во что бы то ни стало существующаго порядка вещей,
•то на поставленные вопросы мы вынуждены будемъ отвѣтить
слѣдующее. Нѣтъ, скажемъ мы, насиліе, принужденіе и власть
вовсе не составляютъ существеннаго элемента общественной
жизни. Общественная жизнь мыслима безъ этого элемента, и
даже именно только при отсутствіи этого элемента могутъ
развиться высшія формы общественности, тѣ формы, въ
которыхъ общественность является въ истинномъ смыслѣ
этого слова. Всякое же насиліе, принужденіе и власть явля-
ются ограниченіемъ общественности, являются тормозомъ
на пути къ достиженію общественной жизнью высшихъ сво-
имъ формъ.
Общественная жизнь возникаетъ изъ отношенія и взаимо-
дѣйствія людей другъ съ другомъ. Какія формы можетъ-при-
нятъ это взаимодѣйствіе? Оно можетъ принятъ форму под-
чиненія одной индивидуальной личности другой (предста-
вимъ себѣ для простоты, что общество состоитъ изъ двухъ
лицъ): одна личность какъ бы отказывается отъ своей воли
и является исполнителемъ воли другой личности. Но оно
можетъ принятъ также н форму свободнаго соединенія
одной личности съ другой, при чемъ ни одна изъ личностей
не отказывается отъ своей воли, ни одна изъ личностей не
подчиняется другой, но онѣ обѣ взаимно помогаютъ другъ
другу въ достиженіи каждымъ своей воли.
Гдѣ полнѣе и содержательнѣе общественная жизнь — въ
первомъ или во второмъ случаѣ? Не можетъ бытъ никакого
сомнѣнія въ томъ, что она полнѣе и содержательнѣе во вто-
ромъ, такъ какъ въ первомъ случаѣ достигаются только тѣ
цѣли, которыя себѣ ставитъ одна изъ личностей, другая
личность сводится къ нулю, къ роли простого орудія; во вто-

ромъ же случаѣ достигаются цѣли, которыя ставятся и той
и другой личностью, ни одна изъ личностей; какъ таковая,
не отрицается, но, напротивъ того, каждая личность при-
знается во всей полнотѣ ея опредѣленій.
Какая форма общественныхъ отношеній прочнѣе? Оче-
видно, вторая, такъ какъ личность подчиняется только по
необходимости, по своей слабости, и если она сдѣлается силь-
ной, то она неизбѣжно откажется отъ подчиненія, и обще-
ственная связь разрушится, тогда какъ во второй формѣ этого
не можетъ быть: и собственный интересъ личности и полнота
ея жизни будутъ требовать продолженія ея связи съ другою
личностью, будутъ побуждать ее заботиться объ укрѣпленіи
этой связи.
Для простоты мы говорили здѣсь объ отношеніяхъ между
двумя личностями, но суть дѣла нисколько не мѣняется, если
вмѣсто двухъ мы представимъ себѣ три, четыре личностей
и т. д. до безконечности. Общественныя отношенія пріоб-
рѣтаютъ при этомъ только болѣе сложный и разнообраз-
ный характеръ, но основной, установленный нами выводъ
не колеблется ни въ малѣйшей степени.
Итакъ, свободное соединеніе на равныхъ на-
чалахъ, при которомъ воля каждой изъ соединяющихся
личностей признается въ наибольшимъ возможномъ размѣрѣ,
въ которомъ личность, помогая другимъ личностямъ въ до-
стиженіи ихъ цѣлей, получаетъ съ ихъ стороны помощь и
поддержку въ достиженіи своихъ цѣлей, является болѣе вы-
сокой формой общественной жизни, чѣмъ подчиненіе одной
личности другой или другимъ личностямъ. Только при усло-
віи соединенія на равныхъ началахъ общественная жизнь и
общественная связь могутъ достигнутъ наибольшей широты
и глубины и наибольшаго возможнаго совершенства. Тамъ,
гдѣ это зависитъ отъ насъ, мы должны стремиться преодо-
лѣть всѣ тѣ формы общественной жизни, которыя основаны
на подчиненіи, и должны стремиться замѣнить ихъ формами
соединенія людей на равныхъ началахъ. Передъ обществен-
ной наукой, передъ учеными, мыслителями и общественными
дѣятелями стоитъ поэтому великая задача и теоретическаго
и практическаго разрѣшенія слѣдующей проблемы: какъ сдѣ-