Вахтеров В. П. Основы новой педагогики. — 1913

ВВЕДЕНІЕ.
Время ли теперь выпускать книгу по общимъ
вопросамъ воспитанія и образованія? Когда я пишу
эти строки, лидеръ правыхъ въ Государственномъ
Совѣтѣ, возражая противъ увеличенія кредита на
школы, нарисовалъ довольно мрачную картину между-
народнаго положенія Россіи. Его мысль сводилась
къ тому, что теперь не время усиленно заботиться о
школахъ, когда на очереди болѣе важные государствен-
ные вопросы. Другіе указываютъ на невзгоды внутрен-
ней жизни нашей родины и тоже находятъ, что съ
вопросами воспитанія и образованія можно подождать.
Но что же, если не просвѣщеніе нужно въ странѣ,
гдѣ то, что у другихъ народовъ считается ужасомъ и
позоромъ — голодъ сталъ хроническимъ явленіемъ
еще съ 90-хъ годовъ прошлаго вѣка, гдѣ смертность
дѣтей вдвое выше, чѣмъ у нашихъ сосѣдей на Скан-
динавскомъ полуостровѣ; но что же, если не про-
свѣщеніе, нужно тамъ, гдѣ мѣстности, нѣкогда быв-
шія житницею страны, переживаютъ судьбу Ирана,
славившагося раньше изумительнымъ плодородіемъ,
а теперь представляющаго безплодную пустыню.
Безпощадно истребляются лѣса, уменьшается коли-
чество скота, увеличивается число безлошадныхъ
земледѣльцевъ; возрастаетъ пьянство, развратъ, едва ли
не вырождается раса. Наступила какая-то оргія хи-
щенія и казнокрадства, при чемъ большіе и малые
хищники и казнокрады чувствуютъ себя хозяевами

момента. Вспыхиваютъ погромы, появляются мораль-
ныя чудовища, какъ Азефъ. Сама жизнь человѣ-
ческая цѣнится ни во что, когда люди убиваютъ,
призывая при этомъ имя Божіе; ужасъ перестаетъ быть
ужасомъ, и то, что въ нормальное время вызвало бы
взрывъ негодованія, теперь печатается въ газетахъ
петитомъ. Что касается самаго многочисленнаго у
насъ сословія—крестьянъ, то ихъ жизнь, какъ она изоб-
ражена, напримѣръ, такими замѣчательными наблю-
дателями, какъ покойный Чеховъ и нынѣ здравству-
ющій Бунинъ, ужасна. Безысходная нужда, непосиль-
ный трудъ, пьянство, безпросвѣтность. Въ деревнѣ
страшно жить. «Они живутъ хуже скотовъ», по сло-
вамъ знаменитаго писателя. Указываютъ на пред-
стоящій кризисъ промышленности. Предсказываютъ
неизбѣжное банкротство, новую Цусиму въ сельскомъ
хозяйствѣ, промышленности, внѣшней политикѣ, фи-
нансахъ.
Мы зашли въ какой-то тупикъ, изъ котораго не
видно выхода. Среди людей, отъ которыхъ нѣсколько
лѣтъ тому назадъ можно было слышать восторженныя
рѣчи, полныя вѣры и надежды на лучшее будущее,
теперь встрѣчаемъ угнетенное настроеніе, разочаро-
ваніе, уныніе, близкое къ отчаянію. Обманутые въ
своихъ лучшихъ надеждахъ, наиболѣе впечатлитель-
ные люди заболѣваютъ психически, думаютъ о само-
убійствѣ.
Въ такія времена мысль усиленно ищетъ выхода.
Естественно, что разные люди указываютъ и разные
пути. Религіозные люди укажутъ на молитву, какъ
на самый лучшій исходъ. Другіе будутъ ждать спасе-
нія отъ естественной эволюціи производственныхъ
отношеній. Каждая изъ политическихъ партій будетъ
указывать на свою программу, какъ на панацею отъ
всѣхъ золъ. Но' есть люди, которые, нисколько не
отрицая и нѣкоторыхъ другихъ путей, болѣе всего
вѣрятъ въ силу воспитанія и образованія широкихъ
народныхъ массъ. Мы знаемъ людей, бывшихъ близ-
ко къ отчаянію, которые нашли выходъ изъ этого
безысходнаго мрака въ упорной работѣ надъ про-

свѣщеніемъ народныхъ массъ. И мы думаемъ, что
они выбрали правильный путь.
Мы говорили о хроническомъ голодѣ; но есть
еще другой голодъ — духовный, и онъ является при-
чиной перваго. Было время, когда во Франціи деся-
тина земли такъ же, какъ у насъ теперь, давала 45
пудовъ ржи; теперь она даетъ 170 пудовъ пшеницы.
И это результатъ общаго и спеціально агрономическаго
образованія французскаго сельскаго населенія. Почти
то же надо сказать о Германіи и Швейцаріи; но въ
послѣднихъ странахъ нѣтъ того чернозема, какой
есть у насъ. Нѣтъ тамъ и такихъ богатствъ, какими
изобилуютъ наши лѣса, нѣдра нашихъ горъ, наши
моря и рѣки. И, однакоже, тамъ не знаютъ, что такое
голодъ. Знаніе и планомѣрный трудъ — вотъ тотъ
ключъ, посредствомъ котораго открываются сокровища,
спрятанныя природой. А знаніе и трудоспособность—
результатъ хорошаго воспитанія и образованія. И
такъ во времъ. Голодъ, такимъ образомъ, является
самымъ тяжкимъ обвиненіемъ по адресу тѣхъ, кто
задерживалъ умственное и нравственное развитіе
народа. Нельзя презирать образованіе и въ то же
время разсчитывать на производительность страны.
А мы презираемъ и образованіе и книги. Лѣтъ 12
тому назадъ у насъ на одну книжную лавку прихо-
дилось болѣе 45 винныхъ лавокъ. Между этой стати-
стикой и статистикой неурожаевъ существуетъ самая
тѣсная связь. Сила страны не въ пространствѣ, даже
не въ числѣ жителей, а тѣмъ менѣе въ количествѣ
войскъ; сила страны въ числѣ просвѣщенныхъ, энер-
гичныхъ, трудоспособныхъ, стойкихъ дѣятелей, а это
дѣло воспитанія и образованія.
Послѣднее десятилѣтіе поставило предъ нами нѣ-
сколько крупнѣйшихъ историческихъ задачъ, и мы не
выдержали этого экзамена. У насъ не оказалось лю-
дей, стоящихъ на высотѣ предъявленныхъ къ нимъ тре-
бованій. Мы оказались умственными и нравственными
банкротами. У насъ оказалось очень мало людей, со-
отвѣтствовавшихъ историческому моменту. Это не дол-
жно удивлять насъ, потому что при нашемъ воспитаніи

и условіяхъ жизни и не могло вырасти ничего лучшаго.
Но это побуждаетъ насъ съ наибольшей серьезностью
отнестись къ вопросамъ образованія и воспитанія
поколѣній, идущихъ намъ на смѣну. Если мы сами
не выдержали экзамена и оказались плохими и несчаст-
ливыми, то пусть же будутъ хорошими и счастливыми
наши дѣти. Никто не придетъ на помощь народу,
если онъ самъ не въ силахъ помочь себѣ, если онъ
самъ не въ состояніи взять свою судьбу въ собствен-
ныя руки. Но чтобы стать хорошимъ хозяиномъ своей
участи, недостаточно ходить на помочахъ званыхъ
и незваныхъ вождей, надо самому имѣть просвѣ-
щенный умъ, реальныя знанія, обладать творческими
силами и общественными стремленіями и дѣйствовать
самостоятельно. А для этого необходимо хорошее
образованіе и воспитаніе.
Представьте себѣ, что наша страна въ настоящее
время располагала бы милліонами просвѣщенныхъ
крестьянъ и рабочихъ, ясно представляющихъ себѣ
современное положеніе, знакомыхъ съ аналогичными
событіями всемірной исторіи, и тогда исчезъ бы всякій
страхъ за наше ближайшее будущее.
Правда, путь воспитанія и образованія очень
медленный, и кто бы изъ насъ не предпочелъ болѣе
быстраго. Но работа на поприщѣ просвѣщенія ника-
кой другой прогрессивной работѣ помѣшать не мо-
жетъ. Напротивъ, если люди, предпочитающіе болѣе
быстрые пути, встрѣтятся съ непреодолимыми пре-
пятствіями, у нихъ останется надежда на будущее,
на молодежь, воспитанную нами и лучше насъ приспо-
собленную къ жизненной борьбѣ. «Самыя тихія слова,—
говоритъ Ницше,—суть именно тѣ, которыя приносятъ
бурю. Мысли, приходящія, какъ голубь, управляютъ
міромъ».
Наша вѣра въ то, что воспитаніе и образованіе
въ состояніи вывести насъ на свѣтлую и прямую до-
рогу, подкрѣпляется еще талантливостью нашего
народа. Несмотря на то, что условія для развитія
таланта у насъ безпримѣрно тяжелыя, мы имѣли
такого ученаго, какъ Ломоносовъ, на цѣлый вѣкъ

опередившаго тогдашнюю науку, а позже знамени-
таго Менделѣева, мы имѣли такого государственнаго
дѣятеля, какъ Сперанскій, такихъ публицистовъ,
какъ Бѣлинскій, Чернышевскій и Добролюбовъ, та-
кихъ поэтовъ, какъ Пушкинъ, Лермонтовъ, Шев-
ченко, такихъ писателей, какъ Толстой, Тургеневъ,
Чеховъ, Горькій и т. д., такихъ художниковъ, какъ
Рѣпинъ и Богдановъ-Бѣльскій, такихъ композиторовъ,
какъ Глинка, Чайковскій, Мусоргскій, такихъ изобрѣ-
тателей, какъ Яблочковъ и пр.
Но вѣдь при нашихъ условіяхъ могъ про-
биться наружу, быть-можетъ, только одинъ промилль
изъ всей народной массы. У насъ мало школъ, мало
библіотекъ, мало музеевъ, аудиторій и вообще просвѣ-
тительныхъ учрежденій. Наши школы и бѣдны и
неудовлетворительны. А педагогическая ихъ часть
переживаетъ кризисъ. Даже дѣти, имѣющія возмож-
ность окончить полный курсъ въ средней школѣ, по-
лучаютъ до отчаянія мало въ смыслѣ развитія и
знаній, не говоря уже о воспитаніи. И на пріобрѣтеніе
этихъ, иногда очень сомнительныхъ знаній, затра-
чивается огромное количество времени и труда.
Наши дѣти учатся 11 лѣтъ до поступленія въ высшую
школу (3 года въ подготовительныхъ школахъ и 8
лѣтъ въ гимназіи), работаютъ очень часто болѣе восьми
часовъ въ сутки, если считать и время, употребляемое
на подготовку къ урокамъ, лишены возможности тра-
тить достаточное количество времени на свойственныя
дѣтскому возрасту игры, прогулки, нерѣдко страдаютъ
отъ переутомленія и къ ужасу и отчаянію родителей и
во вредъ расѣ разстраиваютъ свое здоровье. Школа очень
часто портитъ характеръ дѣтей. И эта страшно высо-
кая цѣна платится за пріобрѣтеніе навыковъ и знаній,
съ которыми молодой человѣкъ въ большинствѣ слу-
чаевъ годенъ лишь только для казенной службы, не
требующей ничего кромѣ исполненія чужихъ приказа-
ній. Полученная подготовка, по отзыву профессоровъ,
оказывается очень часто недостаточной даже для того,
чтобы съ успѣхомъ слушать очень элементарный въ
сущности курсъ нашихъ университетовъ. Наши методы

и пріемы преподаванія нуждаются въ серьезныхъ улуч-
шеніяхъ. Трещатъ подъ напоромъ критики школьные
планы, программы, составъ учебнаго курса, экзамены
и весь строй учебнаго дѣла. Сама теорія воспитанія
нуждается въ коренномъ пересмотрѣ.
Главный недостатокъ современной педагогики—
это отсутствіе руководящей общей точки зрѣнія. Такъ
много предлагаютъ матеріаловъ, какіе надо исполь-
зовать въ видахъ воспитанія, методовъ, которые надо
употреблять,, частныхъ цѣлей, какія надо ставить и
преслѣдовать; все это такъ разнообразно и разбро-
сано то въ исторіи педагогики, то въ различныхъ
современныхъ теченіяхъ педагогической мысли. Это
безконечное разнообразіе и хаотическая разбросан-
ность ошеломляютъ. Современная педагогика предста-
вляетъ собою поле брани, гдѣ ведутъ борьбу самыя
разнообразныя цѣли воспитанія и обученія, различ-
ные методы и системы, разныя программы. Въ совре-
менной педагогикѣ нѣтъ основы, которая выражала
бы общую идею и духъ нашего времени. Въ ней все
безсистемно, безсвязно, разбросано, противорѣчиво.
Всѣ наши методы и пріемы обученія и воспитанія
носятъ характеръ случайности. Это какіе-то клочки
и отрывки, которые еще предстоитъ связать во что-то
единое и цѣлое. Словно кто разорвалъ педагогику
на отдѣльныя мелкія части. И чтобы внести какой-
нибудь порядокъ въ эту область, всѣ отдѣльныя части,
изъ которыхъ слагается теорія педагогики, должны
быть объединены въ одномъ общемъ синтезѣ. Необхо-
димъ широкій принципъ, объемлющій и связующій всѣ
частныя цѣли, методы и матеріалъ; нужно начало,
которое объединило бы и организовало бы и въ
мысляхъ, и въ дѣйствительности, и въ теоріи, и
въ практикѣ всю совокупность разнообразныхъ эле-
ментовъ педагогики. Конечно, въ этой области не-
обходимо и расчлененіе, нуженъ и анализъ и при-
томъ самый кропотливый и тщательный; но столько
же необходимъ и обобщающій синтезъ. Самое подроб-
ное изложеніе каждой изъ этихъ частей не будетъ
имѣть полной цѣны до тѣхъ поръ, пока всѣ эти эле-

менты не будутъ приведены въ связь, которая одна
въ состояніи дать надлежащее освѣщеніе цѣлому и
поставить каждый элементъ на принадлежащее ему
мѣсто. Только тогда педагогика перестанетъ быть
хаотическою грудою, безпорядочнымъ смѣшеніемъ
рецептовъ, отдѣльныхъ цѣлей и заданій, а получитъ
характеръ стройнаго организованнаго цѣлаго. Только
тогда мы будемъ знать, что къ чему. Только тогда
всѣ элементы улягутся въ головѣ педагога въ одну
организованную систему, въ стройномъ порядкѣ, по
опредѣленному плану — каждая часть на своемъ
мѣстѣ и въ зависимости отъ другихъ частей и отъ всего
цѣлаго. Только тогда мы будемъ ограждены отъ вред-
наго вліянія одностороннихъ и узкихъ воззрѣній
на наши задачи и нашу дѣятельность. Только тогда
мы въ состояніи будемъ отличать важное отъ неваж-
наго, существенное и основное отъ случайнаго, глав-
ное и коренное отъ мелкаго и частнаго.
Е#ли бы можно было забыть о степени плодотвор-
ности того или иного принципа, то педагоги преж-
нихъ вѣковъ оказались бы счастливѣе насъ. И педа-
гогику древняго Китая, и аѳинянъ, и римлянъ, и
воспитаніе среднихъ вѣковъ, и схоластическое напра-
вленіе, и рыцарское воспитаніе, и системы эпохъ гума-
низма и раціонализма и т. д.—каждую изъ этихъ си-
стемъ въ отдѣльности—такъ легко и удобно характе-
ризовать общими принципами, положенными въ основу
воспитанія каждой эпохи и соотвѣтствующими духу
своего времени. И принципъ, соотвѣтствующій данной
эпохѣ, объединялъ и объяснялъ элементы, какъ теоріи,
такъ и практики воспитанія. Теперь совсѣмъ не то. Въ
современной педагогикѣ нѣтъ выдержаннаго стиля и
слишкомъ много безпринципнаго эклектизма. Если
ограничиться однѣми школьными программами, гдѣ
легче всего согласовать всѣ элементы, то даже здѣсь
мы встрѣтимъ непримиримый противорѣчія. То, что
утверждается на урокѣ естествовѣдѣнія, отрицается
на урокѣ религіи и наоборотъ, и это даже въ высшихъ
школахъ! А о цѣляхъ, методахъ и пріемахъ воспитанія
нечего и говорить. Здѣсь уживаются бокъ о бокъ самыя

противоположныя требованія и совершенно несогла-
симыя направленія. У насъ очень большой запасъ
фактовъ, наблюденій, рецептовъ, но нѣтъ общей объ-
единяющей точки зрѣнія. Никогда еще педагогика
не располагала такими богатѣйшими матеріалами,
какъ теперь; но зато никогда она такъ не нуждалась
въ одномъ общемъ синтезѣ всѣхъ этихъ матеріаловъ.
Старые принципы потеряли свою силу и господству-
ющее положеніе, а новые принципы еще не завоевали
широкаго признанія.
Первобытный человѣкъ и современный дикарь
ограничиваютъ роль воспитанія только заботами о
томъ, чтобы дѣти были сыты^ цѣлы и невредимы да
переняли отъ родителей пріемы добыванія средствъ
къ жизни и тѣ несложныя искусства (пѣніе и танцы),
которыя диктовались обычаями народа. Отличитель-
ная черта этого воспитанія — консерватизмъ и застой.
Жить такъ, какъ жили отцы и дѣды; воспитывать
такъ, какъ воспитывались дѣды и прадѣды, — вотъ
главная основа такого воспитанія. Этой системѣ вос-
питанія нельзя отказать въ цѣльности; но мы уже
не можемъ ограничиться такою примитивною точкою
зрѣнія. Мы считаемъ необходимымъ передать буду-
щимъ поколѣніямъ и нашу цивилизацію и нашу
довольно сложную культуру, сдѣлать ихъ наслѣд-
никами всего нашего культурнаго богатства. Темпъ
развитія сталъ безконечно быстрѣе. Перемѣны, совер-
шавшіяся въ жизни нашихъ отдаленныхъ предковъ,
требовали тысячелѣтій. Современныя преобразованія,
иногда гораздо болѣе важныя, чѣмъ все, что приду-
малъ первобытный человѣкъ, совершаются только
годами. Даже на распространеніе уже сдѣланныхъ гдѣ-
нибудь открытій въ древнія времена нужны были
вѣка и тысячелѣтія, а сейчасъ это дѣлается съ быстро-
той телеграфа и печатнаго станка. Легко было по-
спѣвать за жизнью въ древнія времена и трудно по-
спѣвать за нею сейчасъ. Мы очень далеко ушли отъ
первоначальной простоты и дикости. Для того, чтобы
удержаться на той высотѣ матеріальной и духовной
культуры, на какой мы теперь находимся, а еще болѣе

для того, чтобы идущія намъ на смѣну поколѣнія могли
подняться на еще болѣе высокую ступень, мы должны
передать въ цѣлости нашимъ дѣтямъ все лучшее изъ
полученнаго нами культурнаго наслѣдства, присо-
единивъ сюда и пріобрѣтенія самаго послѣдняго вре-
мени, мы должны путемъ образованія и воспитанія
сдѣлать внутреннимъ . достояніемъ, претворить въ
плоть и кровь, въ убѣжденія и вѣрованія, въ чувства
и стремленія нашихъ дѣтей все наиболѣе цѣнное
изъ того, что пріобрѣтено до настоящаго момента въ
области искусства, науки, творчества, идеаловъ,
умственнаго и нравственнаго развитія.
Только поднявъ воспитанника на эту высоту,
мы приспособимъ его къ современной жизни и дадимъ
ему, возможность дѣятельно участвовать въ современ-
номъ ему обществѣ, вложить въ общую сокровищ-
ницу цивилизаціи и культуры и свою каплю меду.
Если бы мы хоть одно поколѣніе оставили безъ обра-
зованія, то наша раса снова погрузилась бы въ без-
просвѣтную тьму варварства й первобытной дикости.
Исходя изъ этого принципа, мы, завершая воспитаніе
юноши, должны дать ему, конечно, въ сокращен-
номъ и сгущенномъ видѣ послѣднее слово науки,
искусства, литературы, этики, извлекая отсюда лишь
наиболѣе цѣнное, существенное и жизненное, не
останавливаясь на частностяхъ, а ограничиваясь лишь
самымъ основнымъ; мы должны сдѣлать центромъ со-
временную жизнь, а не жизнь древнихъ, ввести
его въ храмъ современной науки, а не сообщать
ему суевѣрій среднихъ вѣковъ, показать ему совре-
менную технику, а не технику натуральнаго хо-
зяйства.
Что въ этомъ отношеніи современная школа грѣ-
шитъ, доказательствомъ служатъ латинскій, грече-
скій и славянскій языки въ средней школѣ, хотя ни
тотъ, ни другой, ни третій не имѣютъ прямого
отношенія къ современности; другое доказательство—
отсутствіе серьезной постановки естествовѣдѣнія,
хотя быстрое развитіе послѣдней отрасли знаній
представляетъ одно изъ самыхъ характерныхъ явле-

ній нашего вѣка. Къ числу недостатковъ того же
рода относится слишкомъ подробное изученіе древ-
ней и средней исторіи въ ущербъ новой, а также
старой литературы въ ущербъ новѣйшей. Даже въ
области физики, географіи и т. п. предметовъ уче-
никамъ чаще всего сообщаютъ теоріи, уже отверг-
нутый современной наукой, и замалчиваются тѣ, ка-
кія особенно характерны для современнаго состоянія
знанія. И если бы не стремленія юношества къ само-
образованію, то съ нашею общеобразовательною шко-
лою даже такъ называемые образованные люди внѣ
своей спеціальности были бы значительно позади
вѣка, въ которомъ намъ приходится жить и дѣйство-
вать.
Легко видѣть единый руководящій принципъ и
въ солдатскомъ воспитаніи спартанцевъ. Стремленіе
сдѣлать свое военное государство мощнымъ заставляло
спартанцевъ подчинить всѣ интересы личности, семьи
и рода государственнымъ интересамъ. Казарменное
воспитаніе должно было привязать воспитанника къ
отечеству, развить въ немъ всѣ качества, необходимыя
для того, чтобы отечество было прочно, сильно и
страшно для враговъ. Для этого нужна была готов-
ность жертвовать собою для блага государства, муже-
ство, воинственный духъ, жажда воинскихъ подви-
говъ, любовь къ славѣ и страхъ позора, физическая
сила и ловкость, крѣпкое здоровье, привычка терпѣ-
ливо переносить, когда нужно, и голодъ и боль; нужны
были хитрость и осторожность воина, простота жизни,
простота и краткость рѣчи, знаніе боевыхъ пѣсенъ
и побѣдныхъ напѣвовъ, искусство воевать, привычка
повиноваться начальникамъ. Отсюда этотъ жестокій
обычай бросать хворыхъ и слабыхъ дѣтей въ про-
пасть съ Тайгета, эти разнообразныя средства къ за-
каливанью дѣтскаго организма, отсутствіе всякой
роскоши, пріученіе къ голоду и побоямъ, презрѣніе
ко всему иноземному и всякимъ новшествамъ и на
первомъ мѣстѣ гимнастическія упражненія, какъ са-
мое главное образовательное средство: гимнасти-
ческія игры, фехтованіе, верховая ѣзда, борьба, ме-

танье диска и копья; а въ сферѣ нравственнаго вос-
питанія — военная музыка и пѣніе походныхъ и
боевыхъ пѣсенъ, воспламеняющихъ любовь къ оте-
честву, стремленіе къ воинскимъ подвигамъ, мужество,
любовь къ славѣ и презрѣніе къ трусости. Отсюда же
пренебрежительное отношеніе къ наукѣ, къ витійству
и даже къ чтенію и письму. Это было стройное, вы-
держанное, объединенное одною мыслью воспитаніе;
но, конечно, оно не для насъ. Будущее принадлежитъ
не военнымъ, а промышленнымъ обществамъ; права
личности не должны быть поглощены государствомъ;
умственное образованіе не должно быть игнориро-
вано во имя казармы и солдатскихъ доблестей.
Древній народъ-эстетикъ—аѳиняне, возводившіе въ
культъ музыку, пластику и вообще красоту, требовали
отъ воспитанія, чтобы оно, предоставляя утилитарное
и профессіональное образованіе рабамъ и ремеслен-
никамъ, приготовило изъ свободнаго человѣка живое
высоко-художественное произведеніе. «Музоугодное»
воспитаніе господствующаго класса въ древней Гре-
ціи должно было служить къ наслажденію и укра-
шенію человѣка, оно должно было всесторонне и
гармонически развивать всѣ его душевныя и тѣлесныя
силы (пиѳагорейцы, Платонъ и др.), при чемъ гар-
монія понималась по аналогіи съ гармоніею въ му-
зыкѣ, т.-е. въ эстетическомъ смыслѣ. Несомнѣнно,
и этому воспитанію нельзя отказать въ выдержанномъ
стилѣ. Но, признавая всѣ высокія достоинства аѳин-
скаго воспитанія, современная педагогика не можетъ
принять его цѣликомъ, безъ разбору, какъ оно есть.
Начать съ того, что про утилитарный цѣли можно
было забыть лишь при существованіи рабства, когда
всѣ житейскія, такъ называемыя, низкія заботы о
кускѣ хлѣба можно было всецѣло возложить на ра-
бовъ, а себѣ оставить только наслажденіе красотой.
Даже такое, казалось бы, безспорное требованіе, какъ
всестороннее и гармоническое развитіе, мы не можемъ
теперь принять безъ всякихъ оговорокъ. Конечно, и
сейчасъ нельзя найти человѣка, который бы защищалъ
дисгармонію. Но современныя представленія о чело-

вѣческой природѣ не позволяютъ намъ мечтать о все-
стороннемъ и гармоническомъ развитіи всѣхъ задат-
ковъ человѣка безъ единаго исключенія. О такой
гармоніи можно было думать пиѳагорейцамъ, вѣрив-
шимъ, что весь міръ и вся природа подчинены
законамъ гармоніи и гармонически сложены; что
само небо есть гармонія и сама музыкальная гар-
монія, служившая аналогіей для міровой, есть только
частный случай всеобщей гармоніи, какъ бы ея
звуковое выраженіе. Мы теперь знаемъ, что въ
природѣ не все такъ гармонически стройно и со-
звучно, какъ фантазировали пиѳагорейцы. Мы знаемъ,
что и въ человѣческой природѣ нѣтъ этого гармо-
ническаго равновѣсія и соразмѣрности. Существуетъ
атавизмъ, когда человѣкъ рождается съ задатками,
полученными по наслѣдству отъ отдаленныхъ пред-
ковъ. Эти задатки, бывшіе когда-то, при иныхъ усло-
віяхъ жизни, полезными и нужными, теперь оказы-
ваются не только излишними, но и вредными, и стоятъ
въ непримиримомъ противорѣчіи съ другими свой-
ствами современнаго человѣка и со всѣмъ строемъ
современной жизни. Мы знаемъ, что развитіе нѣко-
торыхъ необходимыхъ органовъ человѣка возможно
только на почвѣ вырожденія другихъ тканей, кото-
рыя перестаютъ намъ служить и замѣщаются болѣе
совершенными. Таково, напримѣръ, превращеніе не-
парнаго, такъ называемаго, теменного глаза позво-
ночныхъ въ такъ называемый надмозговой придатокъ.
Біологи насчитываютъ въ животномъ царствѣ огром-
ное множество такихъ рудиментарныхъ органовъ,
бывшихъ когда-то необходимыми, но теперь ни для
кого и ни для чего ненужныхъ, утерявшихъ свою
первоначальную функцію. И было бы не только на-
прасно, но и вредно заботиться о развитіи такихъ
органовъ. Кромѣ того, мы знаемъ теперь, что далеко
не всякій обладаетъ всѣми талантами въ равной мѣрѣ,
и въ случаѣ особенной одаренности какимъ-нибудь
однимъ, но выдающимся талантомъ стремиться къ
гармоническому равновѣсію всѣхъ талантовъ значило
бы обезличивать односторонне одареннаго воспи-

танника. Мы знаемъ, что есть дѣти съ такими ничтож-
ными задатками къ музыкѣ и пѣнію, что доводить эти
способности до той степени развитія, какая требуется
идеаломъ всесторонняго гармоническаго развитія, это
значило бы въ данномъ случаѣ затратить столько
времени и труда, такъ много отнять отъ другихъ
способностей, что на это не пойдетъ никто изъ совре-
менныхъ педагоговъ. И потому современная педа-
гогика, оставляя гармонію, какъ идеалъ, понимаетъ
гармоническое развитіе далеко не въ томъ смыслѣ,
въ какомъ понимали его пиѳагорейцы.
Кромѣ того, эстетика представляетъ только одну
изъ цѣнностей жизни, признаваемыхъ современнымъ
образованнымъ человѣкомъ. Кромѣ красоты, есть еще
истина, есть добро; а требованія эстетики могутъ и не со-
гласоваться съ требованіями добра и правды. Не даромъ
въ той же самой древней Греціи моралисты нападали на
художниковъ. Нѣтъ, эстетическое воспитаніе мы мо-
жемъ поставить теперь только, какъ часть цѣлаго, а
отнюдь не на мѣсто цѣлаго.
Вполнѣ выдержанной и все проникающей системой
образованія представляется намъ и аскетическое напра-
вленіе въ педагогіи, характеризующее средніе вѣка. По-
лагали, что надо воспитывать не во имя земного,мірского,
дольняго и временнаго, а во имя горняго, небеснаго,
во имя вѣчной будущей жизни. Поту сторонній міръ —
вотъ истинная родина. Заботились не объ образованіи,
а о преобразованіи человѣка. Земная жизнь и природа
признавались преступными, бездушными и безбожными.
Умерщвлять плоть, хотя бы даже посредствомъ само-
истязаніи, ограничивать свою жизнь, обуздывать
страсти, хотя бы даже посредствомъ голода и иныхъ
мученій, приблизиться насколько возможно къ добро-
вольной могилѣ, — вотъ требованія, предъявляемый
къ воспитаннику, вполнѣ согласно съ основнымъ
принципомъ такой педагогіи. Откровеніе — единствен-
ный источникъ истины. Отсюда полная слѣпая по-
корность и безпрекословное подчиненіе безусловному
авторитету безъ всякихъ разсужденій, безъ всякой
критики, безъ всякой провѣрки. Отсюда же недовѣ-

ріе и даже презрѣніе ко всякой свѣтской наукѣ. А
если наука и терпѣлась, то лишь постольку, поскольку
она служила главному принципу. Астрономія до-
пускалась для обоснованія пасхаліи, для вычисленія
времени Пасхи и другихъ подвижныхъ праздниковъ,
геометрія для измѣренія библейскихъ и священныхъ
предметовъ, латынь для чтенія священнаго писанія,
философія, какъ служанка богословія, для доказа-
тельствъ отъ разума—для обоснованія, уясненія и
систематизаціи религіозныхъ догматовъ. Такая наука
была лишена чувственно-наглядной основы: пустая
игра понятіями и словами заступала мѣсто дѣйстви-
тельныхъ фактовъ. Она разсматривала весь Божій
міръ, какъ грубый матеріалъ для книги. Какъ извѣстно,
еще болѣе презрительный взглядъ на науку суще-
ствовалъ у насъ, на Руси, даже въ то время, когда въ
Западной Европѣ наука уже пользовалась правами
гражданства. «Не высокоумствуйте, — говорили у
насъ,—но въ смиреніи пребывайте... Аще кто ти речетъ:
вѣси ли всю философію? и ты ему рцы: эллинскихъ
борзостей не текохъ, ни риторскихъ астрономъ не
читахъ, ни съ мудрыми философы не бывахъ, учуся
книгамъ благодатнаго закона, аще бы можно моя грѣш-
ная душа очистити отъ грѣхъ».
Совершенно ясно, что аскетической педагогикѣ не-
льзя отказать въ стильности. Одно начало проникало всю
педагогику ц объединяло всѣ ея элементы. Нечего и гово-
рить, что въ наше время принципъ, положенный въ осно-
ву средневѣковой педагогіи, не можетъ быть объедини-
ющимъ началомъ, какъ принципъ противоестественный.
Были системы воспитанія, основанныя на совер-
шенно противоположныхъ началахъ. Такъ, Тюрго и
Руссо пробовали основать воспитаніе на безусловномъ
довѣріи къ природѣ человѣка. И такая система точно
такъ же была бы не лишена цѣльности, стройности
и стиля. Но, къ сожалѣнію, современная наука не
позволяетъ принять такую систему въ ея цѣломъ. По
стопамъ Руссо шелъ и нашъ Толстой, отрицавшій въ
60-е годы право учителей, родителей и старшихъ вос-
питывать младшихъ.

«Природа вложила въ сердце человѣка сѣмя всѣхъ
добродѣтелей, стоитъ только дать имъ распуститься».
Такъ говоритъ Тюрго; но мы знаемъ, что природа
влагаетъ также въ сердце человѣка и сѣмена поро-
ковъ, что есть пережитки, безполезные и даже вред-
ные инстинкты, обыкновенно присущіе ребенку.
«Люди родятся свободными и добрыми, мнимая
цивилизація ихъ портитъ», писалъ Руссо. «Все со-
вершенно, что выходитъ изъ рукъ Творца; все иска-
жается въ рукахъ человѣка». Но мы знаемъ, что,
на ряду съ хорошими задатками, у дѣтей встрѣ-
чается и болѣзненная дурная наслѣдственность и
что всѣ они въ раннемъ возрастѣ по своимъ свойст-
вамъ напоминаютъ дикаря или первобытнаго чело-
вѣка. Правда, Руссо представлялъ себѣ дикарей
образцами, достойными подражанія; но позднѣйшія
изслѣдованія показали, что дикарь совсѣмъ не та-
ковъ, какимъ онъ рисовался въ воображеніи Руссо.
Едва ли теперь можно сомнѣваться въ томъ, что ка-
ждый изъ инстинктовъ, которые мы наслѣдуемъ отъ
нашихъ предковъ, когда-нибудь въ теченіе безчислен-
наго ряда предшествовавшихъ намъ поколѣній и
при какихъ-нибудь условіяхъ былъ полезенъ и ну-
женъ для расы. Нѣтъ ни одного животнаго вида,
которому бы пришлось такъ часто мѣнять свои
привычки, свои вкусы, свои умѣнья, какъ человѣку.
Большая часть животныхъ, какъ, напримѣръ, улитка,
почти неизмѣнны въ своихъ инстинктахъ на протяженіи
цѣлыхъ геологическихъ періодовъ. Совсѣмъ другое пред-
ставляетъ собою человѣческій родъ. Возьмемъ ли мы
способы его передвиженія по сушѣ, мы знаемъ, что
онъ перешелъ отъ пѣшаго хожденія къ верховой ѣздѣ,
къ телѣгѣ, къ паровозу, къ электрическому трамваю,
къ велосипеду и автомобилю; въ области плаванія—отъ
илотовъ къ весельнымъ лодкамъ, къ парусамъ, къ паро-
ходамъ и моторнымъ лодкамъ; а теперь рѣчь идетъ уже
о завоеваніи воздуха. Въ области экономическихъ,
политическихъ и соціальныхъ отношеній мы знаемъ
переходъ отъ натуральнаго хозяйства къ капиталисти-
ческому, отъ первобытнаго коммунизма къ праву соб

ственности, отъ людоѣдства къ рабству, отъ деспотизма
къ конституціи. Въ области брака отъ поліандріи
и полигаміи къ одноженству. И многія изъ привычекъ,
которыя считались въ свое время законными и нрав-
ственными, теперь считаются преступными и безнрав-
ственными.
Но если этого достаточно, чтобы объяснить происхо-
жденіе всѣхъ инстинктовъ, то далеко недостаточно,
чтобы оправдать и узаконить безпрепятственное удо-
влетвореніе и свободное развитіе каждаго инстинкта
безъ единаго исключенія, будетъ ли это животный страхъ
предъ темнотою, жестокость по отношенію къ домашнимъ
животнымъ, вспышки безумнаго гнѣва при малѣйшемъ
препятствіи на пути къ удовлетворенію своихъ эгои-
стическихъ желаній и т. п.
Важно, чтобы у воспитанника развивались не тѣ
инстинкты и наклонности, которые были прилажены
къ древнимъ условіямъ, въ какихъ жили его предки,
а тѣ, какіе соотвѣтствуютъ современнымъ условіямъ
жизни. А современная среда измѣняется быстро. Не-
трудна была задача воспитателей въ старину, когда
формы жизни были прочны, затвердѣлы. Домострой
оставался единственнымъ регуляторомъ жизни въ про-
долженіе нѣсколькихъ поколѣній. Не надо было при-
способлять свои мозги, свои мысли, свое поведеніе
къ новымъ условіямъ. Не то теперь. Жизнь движется
быстро, и тѣ привычки, которыя еще поколѣніе тому
назадъ соотвѣтствовали духу времени, теперь уста-
рѣли. И нѣкоторые изъ тѣхъ инстинктовъ и наклон-
ностей, которые привѣтствовали бы въ дѣтяхъ наши
отцы, мы будетъ разсматривать, какъ дефекты.
Хорошо извѣстно, что могутъ быть дѣти еще и
съ умственными дефектами. Народъ давно уже под-
мѣтилъ возможность дурной наслѣдственности и вы-
разилъ свои наблюденія въ цѣломъ рядѣ пословицъ:
«Дураковъ не орутъ, не сѣютъ, а сами родятся», «дѣдъ
жилъ свиньей, а внукъ—поросенкомъ», «отъ свиньи
родится не бобренокъ, а такой же поросенокъ», «яблоко
отъ яблоньки недалеко падаетъ».

Очевидно, что современное воспитаніе не можетъ
быть основано на безусловномъ довѣріи къ наслѣд-
ственности каждаго ребенка. Преклоняясь предъ об-
щими законами природы и ставя ихъ во главу угла,
современное воспитаніе не можетъ забывать и о де-
фектахъ природы ребенка.
Исходя изъ того положенія, что врожденныя свой-
ства человѣка не имѣютъ никакихъ дефектовъ, осно-
вывали воспитаніе на началахъ индивидуализма. Пе-
дагоги этого направленія требовали, чтобы естествен-
нымъ природнымъ наклонностямъ ребенка была пред-
оставлена полная свобода, утверждая, что не слѣдуетъ
стѣснять воли ребенка, что ребенокъ долженъ быть
изолированъ отъ общества, которое даетъ ложное на-
правленіе, и, руководимый идеальнымъ педагогомъ, онъ
долженъ воспитываться лишь подъ вліяніемъ природы,
что надо воспитывать человѣка, а не гражданина,
такъ какъ «одновременно воспитать того и другого
невозможно». Если всѣ природные инстинкты и на-
клонности ребенка безусловно хороши, то дѣло воспи-
тателя сводится лишь къ тому, чтобы слѣдить за
вкусами, природными наклонностями и страстями ре-
бенка и затѣмъ удовлетворять и развивать ихъ всѣ,
безъ всякой критики, безъ всякаго сомнѣнія въ ихъ за-
конности; а чтобы люди и общество, назначеніе которыхъ
сводится будто бы къ тому, чтобы искажать природу,
не портили дѣтей, надо удалить ихъ отъ людей, обречь
ихъ на затворничество. Вѣдь общежитія и города,
по мнѣнію Руссо, это могилы для человѣческаго
рода, а дыханіе человѣка фатально для его ближ-
нихъ.
Но, несмотря на стройность такой системы, она не
могла бы имѣть теперь успѣха, потому что человѣкъ
живетъ въ обществѣ, и роль личности въ жизни, по со-
временнымъ понятіямъ, не настолько громадна, чтобы
можно было не сообразоваться съ интересами и требо-
ваніями общества. Человѣкъ—общественное животное,
и какъ только онъ входитъ въ общество себѣ подобныхъ
(а иначе въ наше время жить нельзя), онъ долженъ под-
чиняться извѣстнымъ правиламъ общежитія, опре-

дѣленному кодексу законовъ и морали, войти въ
извѣстныя закономѣрныя отношенія съ другими
людьми.
Нѣтъ, современный педагогъ не удалитъ ребенка
отъ людей, хотя и будетъ всемѣрно заботиться о томъ,
чтобы не была подавлена личность воспитанника. И
сейчасъ прогрессивная педагогика признаетъ, что ни
въ природѣ, ни въ обществѣ нѣтъ и не должно быть
такой цѣли, по отношенію къ которой ребенокъ былъ
бы только средствомъ. Онъ самъ для себя служитъ
цѣлью. Всѣ его нормальный стремленія должны быть
удовлетворены и развиваемы; но мы хорошо знаемъ,
что человѣкъ будетъ не полнымъ существомъ, если
онъ, воспитанный внѣ общества, будетъ лишенъ тѣхъ
качествъ, которыя дѣлаютъ его общественнымъ чело-
вѣкомъ. Современный педагогъ думаетъ совершенно
обратно тому, какъ думалъ Руссо. Послѣдній пола-
галъ, что только первобытный человѣкъ былъ полною
единицею, а человѣкъ, живущій въ обществѣ, есть
дробь. А теперь думаютъ, что человѣкъ, воспитанный
въ лѣсу, безъ людей (такіе случаи бывали и занесены
въ исторію педагогики), есть дѣйствительно дробь, ну-
ждающаяся въ развитіи общественности, чтобы стать
полной единицей.
Психологія доказала, что внутри насъ есть ин-
стинкты и стремленія, толкающіе насъ навстрѣчу себѣ
подобнымъ. Сама нравственность сводится къ обще-
ственнымъ стремленіямъ и поступкамъ. Если бы люди
были одиночками и не встрѣчались другъ съ другомъ,
не было бы самаго понятія о морали. При мощномъ
содѣйствіи этихъ стремленій мы объединяемся въ со-
юзы и другія организаціи. Эти общественные инстинкты
и стремленія и есть тотъ цементъ, который связываетъ
людей въ цѣлыя общества. Еще на зарѣ человѣческой
жизни соціальныя чувства объединяли первобытныхъ
людей въ общества, и только благодаря общественнымъ
союзамъ эти люди вышли побѣдителями въ борьбѣ
съ звѣрями и природою, только благодаря имъ созданъ
языкъ. Все значеніе человѣческаго слова сводится
лишь къ тому, что это лучшее средство для сношеній

членовъ общества между собой. Общество—вотъ основа,
на которой построено слово, а слѣдовательно, и вся
литература, вся техника, все искусство, вся наука,
вся культура.
Можно считать за фактъ, что у порабощенныхъ на-
родовъ деспотическія правительства ни о чемъ такъ не
заботились, какъ о томъ, чтобы превратить населеніе
въ разсѣянную человѣческую пыль. Каждая попытка
самой невинной организаціи среди ли обывателей,
или учащихся, или какой-нибудь профессіи предусмо-
трительно разсматривалась, какъ актъ, враждебный су-
ществовавшему строю. Вѣка такой практики могли
извратить здоровые общественные инстинкты; но у де-
мократіи въ наше время, кажется, нѣтъ болѣе важной
задачи, какъ съ дѣтства воспитывать въ людяхъ обще-
ственныя стремленія, съ малаго возраста пріучать под-
растающее поколѣніе жить и дѣйствовать въ сотруд-
ничествѣ съ другими и развивать такимъ образомъ
общественность, способности къ общественной орга-
низаціи, единенію, солидарности.
Еще чаще дѣлались попытки построить воспитаніе
на совершенно противоположныхъ началахъ, когда
интересы личности всецѣло приносились въ жертву
цѣлаго, когда общество и его интересы были единствен-
ной цѣлью, а личность разсматривалась какъ сред-
ство къ осуществленію общественнаго блага. Но, не-
смотря на стильность системы, эти попытки имѣли
слишкомъ хорошо всѣмъ извѣстныя печальныя послѣд-
ствія.
Исторія педагогики полна примѣрами, какъ во
имя то кастовыхъ, то партійныхъ интересовъ, то во имя
процвѣтанія какихъ-либо признанныхъ священными
учрежденій порабощалась человѣческая личность, и
воспитаніе имѣло цѣлью полнѣйшее угнетеніе лично-
сти ребенка. Наиболѣе яркій примѣръ представляетъ
Спарта, гдѣ дѣтей, не обѣщавшихъ быть годными
для службы государству, бросали со скалы. Другими
примѣрами служатъ Египетъ, Индія, дореформенный
Китай, дореформенный мусульманскій міръ и сред-
ніе вѣка въ Европѣ. Здѣсь общимъ правиломъ было

приготовить посредствомъ воспитанія стадо послуш-
ныхъ слугъ для той касты или класса, чьи интересы
отождествлялись съ интересами цѣлаго. На ребенка
смотрѣли, какъ теперь смотрятъ только на бездуш-
ный матеріалъ, изъ котораго, по данному свыше зада-
нію, полагалось вылѣпить строго опредѣленныя формы.
Обученіе было дрессировкой, направленной не къ раз-
витію ребенка, а къ изготовленію изъ него нужнаго
или для трона, или для алтаря, или для арміи — слѣ-
пого орудія. Вредные результаты такого воспитанія
давно уже обратили вниманіе прогрессивныхъ педа-
гоговъ, и исторія педагогики въ сущности представля-
етъ собою все усиливающійся изъ вѣка въ вѣкъ протестъ
противъ такого насилія надъ личностью ребенка. И въ
наше время, напротивъ, думаютъ, что само общество
не совершенно, если оно мѣшаетъ нормальному разви-
тію хотя бы одного изъ его членовъ. Само общество
является, по этой версіи, не цѣлью, а средствомъ для
развитія личности. И воспитывать въ дѣтяхъ обществен-
ныя стремленія немыслимо безъ изученія личныхъ дѣт-
скихъ наклонностей; а изучивъ ихъ,слѣдуетъ итти на-
встрѣчу постепенно просыпающимся нормальнымъ дѣт-
скимъ интересамъ и стремленіямъ, удовлетворять и
содѣйствовать ихъ правильному развитію. Съ тѣхъ поръ,
какъ педагоги начали изучать дѣтей, стало невозможно
отрицать необходимость индивидуализировать воспи-
таніе ь/[
Прошли тѣ времена, когда люди вмѣстѣ съ Гель-
веціемъ думали, что «всѣ люди родятся одинаковыми,
съ равными способностями и что единственно воспита-
ніе есть причина различій».
Въ концѣ 70-хъ годовъ прошлаго вѣка нѣкто
Гауффе, считая всѣхъ дѣтей одинаково одаренными,
чѣмъ-то въ родѣ чистаго листа бумаги, на которомъ
можно написать что угодно, предлагалъ собранію пе-
дагоговъ поручить ему нѣсколько дѣтей, изъ которыхъ
онъ можетъ приготовить, кого укажетъ собраніе: фи-
лософовъ, или математиковъ, или живописцевъ, или
музыкантовъ. Разумѣется, изъ этой затѣи ничего не вы-
шло, хотя этому господину и отдали трехъ дѣтей съ по-

рученіемъ приготовить изъ нихъ музыкантовъ. Изъ
ребенка, лишеннаго музыкальнаго слуха, не пригото-
вить музыканта; изъ ребенка, неразличающаго цвѣтовъ,
не приготовить живописца. И такъ во всемъ прочемъ,,
И теперь едва ли найдутся смѣльчаки, способные
отрицать прирожденныя способности. Вспомнимъ ма-
тематика Гаусса, который трехъ лѣтъ отроду уди-
вилъ отца, указавъ ему на сдѣланную имъ ошибку
въ вычисленій платы рабочимъ. Вспомнимъ шестилѣт-
няго феномена-мальчика, который, не умѣя ни чи-
тать, ни писать, поражалъ всѣхъ окружающихъ бы-
стротою своихъ вычисленій. Ему, напримѣръ, ничего
не стоило сосчитать, сколько секундъ прожилъ 45-
лѣтній человѣкъ. Вспомнимъ Моцарта, чей музыкаль-
ный геній проявился уже съ 3-лѣтняго возраста. Ничто
не повторяется. Двѣ капли воды и тѣ по внимательномъ
разсмотрѣніи окажутся различными и по формѣ, и по
вѣсу, и по раствореннымъ въ нихъ веществамъ, и по
температурѣ и проч. Не повторяются и дѣти. И они
отличаются другъ отъ друга и въ мышленіи, и въ чув-
ствованіи, и въ желаніяхъ, и въ дѣйствіяхъ.
Одни изъ дѣтей обладаютъ повышенной чувстви-
тельностью, а другія—пониженной; и, очевидно, воспи-
тательныя воздѣйствія учителя на тѣхъ и другихъ
не могутъ быть одинаковыми. Вотъ почему учителю
необходимо опредѣлить, кто изъ дѣтей принадлежитъ
къ одному типу и кто къ другому.
У однихъ изъ дѣтей преобладаетъ зрительная па-
мять (они хорошо помнятъ лишь то, что видятъ), у дру-
гихъ слуховая память (помнятъ особенно хорошо то,
что слышатъ), у третьихъ—моторная память рѣчи (по-
мнятъ то, что говорятъ сами), моторная память письма
(помнятъ то, что сами напишутъ) и т. д. Одни изъ уче-
никовъ обладаютъ прочною (твердой) памятью (хорошо
и долго помнятъ), а другіе—слабою (легко забываютъ).
Одни изъ учениковъ обладаютъ обширною памятью
(могутъ сразу много схватить и запомнить), а другіе—
ограниченною. Одни изъ дѣтей хорошо запоминаютъ
числа, другія—стихи, у однихъ преобладаетъ предметная
память, а у другихъ—словесная. Одни обладаютъ об-

ширнымъ лексикономъ словъ, а другія—болѣе ограни-
ченнымъ. Понятно, что учитель не можетъ успѣшно
бороться съ недостатками того или другого ученика,
если онъ не знаетъ свойствъ его памяти.
Не меньшую разницу представляютъ дѣти и въ дѣлѣ
сообразительности. Одни изъ дѣтей соображаютъ бы-
стро, а другія—медленно; у однихъ при данномъ словѣ
или фразѣ возникаетъ много ассоціацій, а у другихъ—
мало; у однихъ преобладаютъ ассоціаціи по сходству,
у другихъ—по смежности, у третьихъ—связи по причинѣ
и слѣдствію; у однихъ преобладаютъ ассоціаціи изъ
области сказокъ, либо путешествій, либо разсказовъ о
животныхъ, у другихъ—ассоціаціи изъ міра игръ и удо-
вольствій, у третьихъ—религіозныя представленія и т. д.
Когда дѣтямъ даютъ какое-нибудь описаніе, то
получается нѣсколько основныхъ типовъ описаній. Бинэ,
предлагавшій дѣтямъ описать картину на тему басни
«Садовникъ и его дѣти», насчитываетъ 4 типа.
Типъ описательный, когда дѣти ограничиваются
простою передачею того, что они видятъ, безъ всякихъ
объясненій.
Типъ наблюдательный, когда дѣти старались дать
свое толкованіе видѣнному, осмыслить и объяснить
описываемые образы.
Типъ эмоціональный, когда ученики останавли-
ваются на своихъ настроеніяхъ и чувствахъ, вызван-
ныхъ описываемыми явленіями.
Типъ эрудистовъ, когда ученики описываютъ не
то, что видятъ, а то, что помнятъ изъ прочитаннаго.
Это дѣленіе на типы до извѣстной степени облег-
чаетъ задачу воспитанія. Безъ него каждый ребенокъ
представлялъ бы своего рода unicum и получилась
бы необыкновенная раздробленность и безчисленное
множество воспитательныхъ системъ. Когда получается
столько системъ, сколько людей на свѣтѣ, то пришлось
бы отказаться отъ возможности воспитывать. Въ дѣй-
ствительности, однако, дѣти могутъ быть раздѣлены
на извѣстное число типовъ. А потому и самая индиви-
дуализація воспитанія можетъ быть пріурочена къ не-
многимъ типамъ дѣтей.

До Руссо, какъ извѣстно, очень популяренъ былъ
раціонализмъ, всего ярче выраженный въ сочиненіяхъ
Вольтера. Стильно и стройно было бы воспитаніе, по-
строенное на этихъ началахъ раціонализма—на куль-
турѣ одного разума. Считалось догмой, что и въ рели-
гіи, и въ наукѣ, и въ практической жизни, и въ поли-
тикѣ холодный и безстрастный разумъ имѣетъ рѣ-
шающее, высшее, абсолютное значеніе. Воспитатели,
стоявшіе на этой точкѣ зрѣнія, возлагали всѣ свои
надежды на одинъ человѣческій разумъ, они вѣрили,
что индивидуальный разумъ ихъ питомцевъ одинъ до-
ставитъ имъ истинное счастье и дастъ надлежащую
оцѣнку жизни. Они требовали, чтобы всѣ жизненные
вопросы рѣшались холоднымъ и безстрастнымъ разсуд-
комъ. Имъ естественно было культивировать исклю-
чительно только одинъ интеллектуализмъ, забивая,
напримѣръ, о волѣ и о чувствѣ. Мы могли бы возра-
зить, что такой исключительный раціонализмъ въ такъ
называемый вѣкъ просвѣщенія принялъ и не могъ не
принять при данныхъ условіяхъ аристократическій
характеръ. Благодаря ему, рядомъ съ родовой аристо-
кратіей ставилась еще другая—утонченно воспитанная
аристократія ума, своего рода каста свѣтскихъ бра-
миновъ, требовавшая для себя особыхъ привилегій,
являвшихся новымъ способомъ угнетенія народныхъ
массъ. Но и помимо этого возраженія, мы не можемъ
забыть о другихъ не менѣе существенныхъ.
И мы не знаемъ никакой другой силы, которая
бы въ наше время въ человѣческомъ обществѣ играла
такую преобладающую роль, какъ разумъ. Скажемъ
больше. Разумъ — все быстрѣе и быстрѣе возраста-
ющая сила, и въ будущемъ онъ дѣйствительно станетъ
владѣть всѣмъ міромъ.
Но, признавая, что и сейчасъ развитой разумъ
разсѣиваетъ суевѣрія и предразсудки, помогаетъ кри-
тическому отношенію къ явленіямъ жизни, считая раз-
умъ и теперь величайшей изъ всѣхъ способностей
человѣка, мы не можемъ въ то же время не признавать
значенія и за опытомъ, и за чувствомъ, и за волею,
и даже за безсознательными силами человѣческой при-

роды, а потому мы не можемъ признать за разумомъ
универсальнаго, всепоглощающаго, исключительнаго
значенія.
Хорошо извѣстны люди великаго ума и въ то
же время самаго ничтожнаго характера, самой без-
сильной воли. Классическій примѣръ представляетъ
въ этомъ отношеніи Кольриджъ. По отзыву Карпен-
тера, никто не обладалъ въ такой степени, какъ Коль-
риджъ, философскимъ умомъ, воображеніемъ поэта и
вдохновеніемъ пророка, никто не производилъ болѣе
живого впечатлѣнія на умы. И въ то же время не было
человѣка, который бы хуже использовалъ свои способ-
ности, чѣмъ Кольриджъ. Онъ имѣлъ въ головѣ мно-
жество гигантскихъ плановъ и никогда серьезно не пы-
тался привести въ исполненіе хотя бы одинъ изъ нихъ.
Паульсенъ указываетъ на Петрарка, какъ на человѣка,
поступки котораго стоятъ въ явномъ противорѣчіи
съ его рѣчами. Онъ воспѣвалъ простую жизнь среди
пастуховъ и крестьянъ, а жилъ во дворцахъ свѣтскихъ
и духовныхъ владыкъ, которымъ льститъ, какъ всѣ ца-
редворцы. Онъ восхвалялъ чистую любовь, а жилъ съ
распутными женщинами. Онъ бичевалъ зависть и не-
навидѣлъ Данте, какъ своего соперника. Подобныя же
противорѣчія мы видимъ въ жизни Руссо, который по-
дарилъ міру прекрасныя мысли о воспитаніи, а сво-
ихъ собственныхъ дѣтей отдавалъ въ воспитательный
домъ. Можно было бы указать на примѣръ философа
Шопенгауэра и т. п.
Опытъ показалъ, что разумъ великъ, какъ контро-
лирующая сила; но въ дѣлѣ творчества онъ нуждается
въ содѣйствіи другихъ силъ.
Быть-можетъ, никто не выразилъ такъ сильно
противоположности между разумомъ и волею и без-
силія перваго передъ второю, какъ Ницше. Предъ нами
поэтъ и философъ съ самымъ высокимъ умственнымъ
и эстетическимъ развитіемъ и, тѣмъ не менѣе, судя по
его произведеніямъ, онъ чувствуетъ въ себѣ дикіе ин-
стинкты звѣря, стремленія къ власти и къ буйнымъ дѣя-
ніямъ тирана, при чемъ бурныя стремленія и страсти
очень часто одерживаюсь верхъ надъ потребностью

къ спокойному наслажденію умственными и эстети-
ческими благами.
Есть стильность и въ формальной системѣ обра-
зованія. Какъ извѣстно, эту систему отстаиваютъ болѣе
всего сторонники классической гимназіи, такъ какъ
изученіе древнихъ языковъ нельзя было бы оправдать
въ наше время иначе, какъ только ставя во главу
угла дисциплинирующее обученіе. По ихъ мнѣнію,
совсѣмъ не важно, каково содержаніе тѣхъ предметовъ,
какіе преподаются въ школѣ, а важенъ самый про-
цессъ обученія. Именно процессъ обученія хотя бы
только однимъ древнимъ языкамъ долженъ былъ развить
упражненіемъ и память и разумъ и сдѣлать способ-
ности пригодными на всякій другой трудъ, на всякое
другое дѣло. Сторонники этой системы полагаютъ, что
какъ «однажды наточенный ножъ можетъ рѣзать все,
что угодно», такъ и окрѣпшій мускулъ и всякій другой
органъ способенъ къ самой разнообразной работѣ. И
потому, по ихъ мнѣнію, языки, грамматика и матема-
тика вполнѣ достаточны для всесторонняго формаль-
наго развитія человѣка. Но мы не можемъ принять этой
системы, потому что эта теорія не вѣрна въ самой
основѣ. Не отрицая возможности формальнаго развитія
въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, никакъ нельзя признать
это развитіе универсальнымъ. Нельзя, изучая только
языки и математику, научиться наблюдать въ области
минералогіи, теологіи и біологіи, дѣлать опыты въ
области химіи и физики, классифицировать въ обла-
сти ботаники, зоологіи и т. п.
Возвращаясь къ только что приведенному сравне-
нію, можно было бы сказать, что, какъ бы мы ни отта-
чивали ножъ, онъ не былъ бы годенъ на тѣ работы,
гдѣ нуженъ топоръ, коса или соха. У формальнаго
развитія есть предѣлы и притомъ довольно узкіе.
И мы признаемъ огромное значеніе самаго про-
цесса изученія. Одинъ и тотъ же предметъ можно пре-
подать такъ, что онъ будетъ тренировать только память
и внушать отвращеніе къ ученію, но можно преподать
и такъ, что онъ будетъ развивать самодѣятельность,
упражнять мыслительныя способности, давать навыки

къ строгому логическому мышленію, дѣйствовать на
чувство, развивать любознательность, трудолюбіе и
проч. Но это совсѣмъ не исключаетъ необходимости
сообразоваться съ жизнью, и притомъ современной
жизнью, а не съ жизнью древняго міра, при выборѣ
предметовъ для обученія. Трудолюбивъ и тотъ ученый
мужъ, который посвятилъ всю свою жизнь на рѣшеніе
спорныхъ вопросовъ о времени царствованія Навухо-
доносора; но, по нашему мнѣнію, убить свою жизнь
на такой трудъ, это значитъ зарыть свой талантъ въ зе-
млю. Если же и можно какъ-нибудь оправдать такой
трудъ ученаго, то совершенно нельзя, безъ помощи
софизмовъ, оправдать такой трудъ для ученика сред-
ней школы съ педагогической точки зрѣнія.
Не прошлое, а настоящее должно быть центромъ
преподаванія въ нашихъ общеобразовательныхъ шко-
лахъ. Никто не отдастъ своего ребенка на воспитаніе
къ дикарямъ, если ему предстоитъ жить въ культурномъ
обществѣ. Надо готовить дѣтей къ жизни въ современ-
номъ обществѣ (вѣрнѣе, въ обществѣ ближайшаго буду-
щаго), а не въ обществѣ отдаленныхъ предковъ. Прошлое
должно допускаться лишь постольку, поскольку оно не-
обходимо для пониманія настоящаго и для предвидѣнія
ближайшаго будущаго. А въ современной школѣ, какъ
извѣстно, дѣло стоитъ какъ разъ наоборотъ. На изуче-
ніе мертваго языка, на изученіе древней исторіи и быта
чуждыхъ намъ народовъ тратится масса учебнаго вре-
мени, и почти ничего на изученіе современной родной
литературы, на изученіе современнаго быта—даже род-
ного народа. Ученики гимназіи прекрасно знаютъ го-
сударственное устройство древнихъ грековъ и римлянъ,
и притомъ по отдѣльнымъ эпохамъ, права древнихъ
и не знаютъ нашего государственнаго устройства и
нашего права. Мы живемъ въ эпоху, совершенно не по-
хожую на эпохи, когда жили древніе. Имъ была чужда
и наша матеріальная культура, наши новѣйшіе способы
сношеній, производства и т. п., какъ и наша духовная
культура, наши соціальные идеалы и стремленія. Пред-
положимъ, что слѣдующія поколѣнія, за исключеніемъ
спеціалистовъ, совершенно не будутъ знать ни латыни,

ни греческаго языка; неужели можно серьезно говорить
о томъ, чтобы наша культура хоть на іоту могла бы
пострадать отъ этого пробѣла? Совершенно напротивъ:
такъ какъ освободившееся такимъ образомъ время
было бы посвящено изученію предметовъ, болѣе близ-
кихъ современной культурѣ, то жизнь и культура
будущихъ поколѣній весьма много отъ этого выиграли
бы. Если бы вмѣсто того, чтобы изучать латынь, мы
употребили это время на лучшее изученіе родного языка,
научились бы лучше говорить и писать по-русски,
затѣмъ на изученіе гигіены и тѣхъ наукъ, на которыя
она опирается, на пріобрѣтеніе хотя бы элементарныхъ
свѣдѣній по педагогіи, на изученіе естествознанія,
далѣе—своей родины и своего народа въ его современ-
номъ положеніи, а также наиболѣе поучительныхъ
сторонъ изъ жизни современныхъ намъ сосѣднихъ на-
родовъ, мы, несомнѣнно, очень много выиграли бы въ
культурномъ отношеніи. Мы выиграли бы не только въ
смыслѣ матеріальнаго (что очевидно), но и формальнаго
развитія. Мы развили бы столь важную въ жизни наблю-
дательность, а языки этого не дадутъ. Мы выиграли
бы и въ смыслѣ развитія логики. Логическое мышле-
ніе — это привычка. Мы привыкаемъ къ логическому
мышленію, когда чрезъ нашу голову проходятъ логи-
чески связанныя мысли; и наоборотъ: пропуская чрезъ
свой мозгъ безсвязныя или неправильно связанныя
мысли, мы привыкаемъ къ безтолковому, безпорядоч-
ному, неосновательному мышленію. Едва ли надо до-
казывать, что тѣ навыки къ логическому мышленію,
которые даютъ точныя науки въ ихъ современномъ
состояніи, несравненно цѣннѣе тѣхъ навыковъ, которые
даетъ классицизмъ, потому что современныя точныя
науки въ логическомъ отношеніи стоятъ выше древ-
ней науки, а современное міросозерцаніе заключаетъ
въ себѣ меньше наивнаго, чѣмъ міровоззрѣнія, съ кото-
рыми приходится знакомиться, переводя латинскихъ
авторовъ. Было время, когда латынь была необходима
Западной Европѣ и была всѣмъ въ ея школахъ: она
была языкомъ науки, литературы, правовѣдовъ и, на-
конецъ, церкви. Но и тамъ она потеряла уже большую

часть своего значенія, оставшись только языкомъ ка-
толической церкви. И тамъ она скоро уступитъ свое
мѣсто реальнымъ знаніямъ, потому что никакая школа
не можетъ долго противостоять духу времени. У насъ
же для нея нѣтъ никакого оправданія. Мы бы сказали,
что классицизмъ у насъ введенъ изъ-за неразумнаго
подражанія и поддерживается ненужной традиціей,
если бы не знали, что Толстой при проведеніи гимна-
зической реформы руководился неумѣстными въ этомъ
дѣлѣ политическими соображеніями. И чѣмъ скорѣе
мы изгонимъ латынь изъ общеобразовательныхъ школъ,
предоставивъ ее въ исключительное вѣдѣніе спеціали-
стовъ, тѣмъ лучше. Всякіе компромиссы въ этомъ дѣлѣ
нежелательны.
Этотъ бѣглый обзоръ наиболѣе характерныхъ те-
ченій въ области педагогики показываетъ, что въ прош-
ломъ не было ни одной системы, которую мы, распола-
гая болѣе солидными знаніями человѣческой природы
и жизни, руководясь идеалами, неизвѣстными преж-
нимъ вѣкамъ, въ наше время могли бы принять безъ
всякихъ оговорокъ. Не то теперь состояніе умовъ,
не такова современная поразительно сложная жизнь;
много новыхъ удивительныхъ завоеваній сдѣлалъ че-
ловѣческій разумъ... Но изъ того же обзора мы видимъ,
что въ прошломъ педагогики при всѣхъ его недостат-
кахъ было одно достоинство, котораго намъ недоста-
етъ. Это—единство. Каждая изъ разсмотрѣнныхъ нами
системъ представляла нѣчто цѣльное, гармоническое,
единое, стильное, согласованное во всѣхъ своихъ ча-
стяхъ и въ связи съ цѣлымъ. Мы считаемъ это качество
необыкновенно цѣннымъ. Если спартанцы, поставив-
шіе предъ собою идеалъ, несогласный съ природой че-
ловѣка » потому, казалось бы, недостижимый, все же
достигли этого идеала, то лишь потому, что ихъ си-
стема воспитанія отличалась цѣльностью и единствомъ.
Еще болѣе поразительный примѣръ представляютъ іе-
зуиты. Они задались еще болѣе противоестественной
цѣлью; они сдѣлали воспитаніе средствомъ для рели-
гіозной пропаганды и политическаго вліянія, они объ-
явили войну разуму и природнымъ стремленіямъ вое-

питанниковъ во имя безпрекословнаго послушанія и
неземныхъ благъ; но такова сила единства и стильности
воспитательной системы, —іезуиты достигали, за не
очень частыми исключеніями, даже этой противной
законамъ человѣческой природы, искусственной цѣли.
Они успѣшно подавляли свободное сознаніе воспитан-
никовъ, подчиняли ихъ волю начальнику ордена и папѣ,
они уничтожали всѣ естественныя и самыя близкія
родственныя привязанности и превращали своихъ пи-
томцевъ въ слѣпое орудіе ордена, существующее ис-
ключительно только для осуществленія орденскихъ
цѣлей. И если про іезуитовъ Климентъ VIII могъ ска-
зать, что они «знаютъ и смѣютъ все, все», то этимъ мо-
гуществомъ они обязаны своей воспитательной системѣ,
ея единству и выдержанности. Но если единая, послѣ-
довательная, выдержанная и стильная система могла
сдѣлать такія чудеса при противоестественныхъ цѣляхъ,
поставленныхъ ей, то чего не можетъ достигнуть един-
ство и гармонія воспитанія, дѣйствующаго согласно
съ законами человѣческой природы?
Занимаясь много лѣтъ и практически и теорети-
чески образованіемъ и воспитаніемъ, я сначала интере-
совался отдѣльными, частными вопросами по народ-
ному образованію, — главнымъ образомъ, тѣми, какіе
выдвигала на очередь текущая жизнь. Но мнѣ всегда
представлялось существенно важнымъ всѣ отдѣльные
вопросы, всѣ части педагогики связать въ одно цѣлое.
Попытки, предпринятыя въ этомъ направленіи, не удо-
влетворяли меня, пока я не пришелъ къ убѣжденію,
что всѣ отдѣльные элементы педагогики удобнѣе всего
объединяются идеею развитія, понимая эту теорію
въ самомъ широкомъ смыслѣ этого слова и какъ раз-
витіе индивидуума, и какъ біологическое развитіе
рода, и какъ историческій процессъ, при чемъ главное
значеніе для педагога имѣетъ развитіе личности воспи-
танника. Я съ успѣхомъ пользовался этою связью
для собственнаго обихода. Но мнѣ кажется, то, что
было полезно для меня, можетъ оказаться не безполез-
нымъ и для другихъ. И вотъ почему я позволяю себѣ
выпустить эту книгу. Эволюція въ мірѣ животныхъ и

растеній, прогрессъ въ жизни человѣчества, ростъ и
развитіе человѣческой особи,—все это явленія од-
ного порядка; между ними большая аналогія и тѣсная
связь. Прогрессъ человѣчества является продолженіемъ
эволюціи животнаго міра, а человѣческая особь въ сво-
емъ развитіи повторяетъ вкратцѣ развитіе рода; и все
вмѣстѣ можетъ быть объединено въ одной идеѣ развитія.
О параллелизмѣ между развитіемъ расы и разви-
тіемъ ребенка писали Спенсеръ, Геккель, Романесъ
и, наконецъ, Болдуинъ, пользующійся біогенетическимъ
закономъ Геккеля. Намеки на эту идею мы встрѣчаемъ
еще у Руссо, Гер дера, Гете и Конта. На этомъ паралле-
лизмѣ или на ученіи о культурныхъ эпохахъ осно-
вана педагогика послѣдователей Гербарта.
Строить на этомъ параллелизмѣ педагогику такъ,
какъ, напримѣръ, предлагалъ проф. Гетчинсонъ, было
бы очень смѣло. Современный ребенокъ въ томъ воз-
растѣ, когда онъ, по этой теоріи, повторяетъ, напримѣръ,
охотничью стадію развитія человѣчества, едва ли огра-
ничится только лукомъ, стрѣлами, палкою и т. п.
и откажется отъ игръ въ трамвай, желѣзную дорогу,
электрическое освѣщеніе, отъ кинематографа и т. п.,
хотя всѣ эти предметы относятся не къ охотничьему
періоду, а къ нашему вѣку.
Но то, что есть здороваго въ этомъ теченіи —
это идея развитія въ широкомъ смыслѣ слова, а такая
идея можетъ служить связующимъ началомъ для са-
мыхъ разнообразныхъ съ перваго взгляда педагогиче-
скихъ требованій, дидактическихъ пріемовъ, способовъ
и т. п.
Лично я убѣдился, что эта идея достаточно широка,
чтобы охватить собою и цѣли, и средствами пріемы
воспитанія и образованія.
Эволюціонная теорія бросила во всѣ отрасли зна-
нія ослѣпительный потокъ свѣтлыхъ идей, поколебав-
шихъ всѣ прежніе устои, открывшихъ совершенно но-
выя перспективы. Но болѣе всего дала эта теорія для
пониманія жизни; она показала, что во всей живой
природѣ существуетъ одинъ всеобъемлющій законъ,—
вѣчный и непрерывный, которому подчинено все въ мірѣ

безъ единаго исключенія,—это законъ послѣдователь-
наго развитія. Все въ этомъ мірѣ является результа-
томъ постепеннаго развитія. Не было и теперь нѣтъ
такого ученія, которое бы такъ всколыхнуло умствен-
ную жизнь вѣка, такъ радикально перестроило міро-
воззрѣніе, оказало такое огромное вліяніе на такой
широкій кругъ идей, возбудило такъ много свѣтлыхъ
надеждъ, дало такой мощный толчокъ во всѣ сто-
роны, какъ эволюціонная теорія. И если можно
чему удивляться, такъ это лишь тому, почему эта
идея и до сихъ поръ все еще не заняла при-
надлежащаго ей по праву главнаго мѣста въ педа-
гогикѣ.
Какъ извѣстно, были попытки построить педаго-
гику на отдѣльныхъ элементахъ ученія о развитіи.
Такова, напримѣръ, педагогика, построенная на тео-
ріи эпохъ. Но критика легко открыла ошибки въ такихъ
педагогическихъ теоріяхъ. Намъ кажется, однако, что
этихъ ошибокъ легко было бы избѣжать, если бы педа-
гогика пользовалась идеею развитія въ ея цѣломъ, не
пренебрегая ни ученіемъ объ эволюціи животнаго міра,
ни исторіею прогрессивнаго развитія человѣчества
и особенно ученіемъ о развитіи отдѣльной человѣче-
ской особи и дополняя все это указаніями практики,
экспериментами и исторіею развитія самой педаго-
гики.
Мы говоримъ здѣсь о научномъ изученіи развитія
ребенка. Для этого ребенокъ долженъ быть изученъ
и въ біологическомъ и въ психологическомъ отно-
шеніяхъ и притомъ въ самомъ процессѣ его развитія.
Это должно быть изученіе динамическое, а не только
статическое. Къ счастію, мы живемъ въ такія времена,
когда изученіе ребенка является дѣломъ не только пе-
дагоговъ, но и врачей, и біологовъ, и антропологовъ,
и филологовъ, и даже археологовъ. Психологъ изуча-
етъ ребенка, чтобы на простѣйшихъ проявленіяхъ дѣт-
ской психики легче понять и психику вообще; антро-
пологъ, чтобы найти въ развитіи ребенка указанія
и намеки на развитіе всего человѣчества; археологъ,
чтобы въ издѣліяхъ и рисункахъ ребенка найти ана-

логіи съ археологическими находками; филологъ, чтобы
въ развитіи дѣтской рѣчи уловить законы развитія
языка и проч. А педагогъ, пользуясь своими наблюде-
ніями, можетъ присоединить къ нимъ результаты ра-
ботъ и психологовъ, и антропологовъ, и біологовъ
и т. п. съ тѣмъ, чтобы сообразовать съ законами разви-
тія ребенка его воспитаніе, смѣну методовъ и матеріа-
ловъ для его образованія, по мѣрѣ возрастанія своего
воспитанника.
Но новая педагогика, по нашему мнѣнію, должна
дополнить идею развитія еще субъективнымъ элемен-
томъ, котораго эволюціонной теоріи недостаетъ.
Современное ученіе о развитіи создано, главнымъ
образомъ, біологами. Біологъ же изучаетъ процессъ
развитія, какъ внѣшній объектъ для наблюденій и опы-
товъ, совершенно независимый отъ тѣхъ внутреннихъ,
душевныхъ переживаній, какія испытываетъ самъ раз-
вивающійся субъектъ. Иначе не можетъ и не долженъ
поступать біологъ, какъ и всѣ, имѣющіе дѣло съ при-
родою и ея законами. Ему нѣтъ дѣла до того, какъ
процессъ развитія какого-нибудь индивидуума отра-
жается въ психикѣ самого субъекта. Біологъ имѣетъ
дѣло только съ объективными признаками развитія,
только съ тѣми, какіе могутъ быть наблюдаемы посто-
роннимъ лицомъ. Ему нѣтъ дѣла до субъективныхъ
признаковъ развитія,—тѣхъ, какіе чувствуются самою
развивающейся личностью. Біологъ разсматриваетъ раз-
витіе независимо отъ сознанія, чувства и воли разви-
вающагося субъекта.
Совсѣмъ въ другомъ положеніи находится педа-
гогъ. Педагогъ имѣетъ дѣло съ развитіемъ человѣка
не только въ физическомъ, но въ умственномъ и
въ нравственномъ отношеніяхъ, а въ этой области,
кромѣ физико - химическихъ методовъ, необходимо
пользоваться еще психологическими наблюденіями и
самонаблюденіями. Для педагога важно не только
то, какъ идетъ развитіе ребенка съ точки зрѣнія
посторонняго наблюдателя, но для педагога важно еще
и то, что именно соотвѣтствуетъ этому процессу въ
душѣ ребенка, какими чувствами, усиліями воли,

желаніями проявляется, а, быть-можетъ, и вызывается
процессъ развитія внутри самого ребенка, въ области
его сознанія и чувства, равно какъ и въ смутной
области, стоящей на границѣ безотчетнаго, гдѣ только
чуть-чуть брезжитъ сознаніе. Педагогъ зарегистро-
вываетъ не только ростъ и развитіе дѣтей, но еще
и смѣну ихъ интересовъ, чувствъ и т. д. Для педа-
гога ребенокъ не только предметъ познанія, но еще
и личность, чувствующая и переживающая процессы
своего развитія. Педагогу нельзя ограничиться изуче-
ніемъ воспитанника только съ одной объективной
внѣшней стороны, только путемъ констатированья
внѣшнихъ фактовъ, какъ сдѣлалъ бы это біологъ; ему
очень важно изучить воспитанника еще съ субъек-
тивной, внутренней стороны, ибо его прежде всего
интересуетъ личность ребенка, его умъ и сердце.
Педагогъ, ограничивающійся только одною біологи-
ческою теоріею развитія, былъ бы похожъ на фото-
графа, снимающаго ежедневно однихъ и тѣхъ же
дѣтей для того, чтобы изобразить въ кинематографѣ,
какъ растетъ ребенокъ. Фотографу нѣтъ никакого
дѣла до психики ребенка. Педагога же интересуетъ не
только развитіе организма, но еще и душевныя силы
ребенка.
Вотъ почему, когда мы пришли къ выводу, что идея
развитія можетъ служить лучшимъ объединяющимъ
началомъ для современной педагогики, предъ нами
сейчасъ же предстала задача найти въ субъективной,
внутренней, душевной жизни ребенка то, что именно
соотвѣтствуетъ процессу развитія, который объективно,
какъ внѣшнее явленіе природы, трактуется біологіею.
Только при этомъ условіи идея развитія могла бы стать
объединяющимъ и руководящимъ принципомъ въ педа-
гогикѣ. Быть-можетъ, именно отсутствіемъ такого па-
раллелизма объясняется то, что, несмотря на массу
работъ, посвященныхъ изученію ребенка съ точки зрѣ-
нія эволюціонной теоріи, у насъ и до сихъ поръ нѣтъ
выдержанной и законченной эволюціонной педагогики.
Мы думаемъ, что эта искомая параллель есть
стремленіе самого ребенка къ развитію. То, что для

біолога есть объективно наблюдаемый со стороны фактъ
роста и развитія, то съ субъективной точки зрѣнія
есть стремленіе къ развитію самого ребенка, какъ ду-
мающей, чувствующей и хотящей личности.
Много теорій было предложено для объясненія
того, что такое интересъ ребенка. Съ нашей| точки зрѣ-
нія интересъ это прямое выраженіе стремленія къ раз-
витію тѣхъ функцій, до которыхъ дошла очередь. Ре-
бенка болѣе интересуетъ музыка—значитъ, проснулись
его музыкальныя способности и властно требуютъ сво-
его развитія. Ребенокъ приходитъ въ восторгъ, изобра-
жая въ лицахъ прослушанную имъ пьесу—значитъ,
наступила очередь для развитія сценическихъ способ-
ностей. То же надо сказать объ увлеченіи рисовані-
емъ, сочиненіями сказокъ, разсказовъ, стиховъ, объ
увлеченіи всѣми видами спорта.
Существуетъ цѣлая литература для объясненія
того, что такое чувства удовольствія и страданія.
Съ нашей точки зрѣнія — это будутъ простые показа-
тели, отвѣчаетъ ли данное переживаніе стремленію
ребенка къ развитію или не отвѣчаетъ и даже вредитъ
ему. Если ребенку доставляетъ большое наслажденіе
слушать разсказъ или самому сочинять сказочку, то
это пріятное чувство служитъ сигналомъ, что данное
занятіе вполнѣ удовлетворяетъ стремленію къ разви-
тію пробудившагося воображенія ребенка. Если ребе-
нокъ испытываетъ скуку и страданіе, когда его заста-
вляютъ учить спряженія латинскихъ глаголовъ, это
значитъ, что такой урокъ совсѣмъ неблагопріятенъ
для упражненія тѣхъ функцій, къ развитію которыхъ
ребенокъ стремится сейчасъ.
Можно различно трактовать, такъ называемыя,
господствующія стремленія. Съ защищаемой же нами
точки зрѣнія, господствующія стремленія — это тѣ
этапы, чрезъ которые, на протяженіи человѣческой
жизни, проходитъ стремленіе къ развитію. Всякому
овощу свое время — эта пословица примѣняется какъ
нельзя лучше къ данному случаю. Господствующимъ
стремленіемъ ребенка можетъ быть спортъ, затѣмъ,
быть-можетъ, музыка, далѣе, быть-можетъ, живопись,

быть-можетъ, сцена, стихи, ораторское искусство и,
наконецъ, быть-можетъ, наука или общественная дѣя-
тельность — все это отдѣльныя вѣхи на томъ пути,
по которому ведетъ человѣка его стремленіе къ развитію.
Много объясненій предложено было тому явле-
нію, которое называютъ подражаніемъ. Но вѣдь ре-
бенокъ подражаетъ не всему, что онъ видитъ. Чѣмъ
руководится онъ, выбирая для подражанія одно и
игнорируя другое? По нашему мнѣнію, и въ данномъ
случаѣ играетъ руководящую роль то же самое стре-
мленіе къ развитію. Ребенокъ выбираетъ для подража-
нія лишь то, что находится въ благопріятномъ отно-
шеніи къ упражненію тѣхъ функцій, развитіе кото-
рыхъ стоитъ на очереди въ данный моментъ.
Безъ этого стремленія ни одинъ инстинктъ, ни
одна наклонность не упражнялись бы и не развива-
лись, не приспособлялись бы къ современной средѣ.
Безъ него всѣ врожденные инстинкты и наклонности
не пошли бы дальше автоматическихъ механизмовъ
& остались бы въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ они
явились на свѣтъ Божій вмѣстѣ съ ребенкомъ. Бла-
годаря же стремленію къ развитію, они путемъ упраж-
неній развиваются въ томъ направленіи, въ какомъ
подсказываетъ окружающая ихъ среда. И благо чело-
вѣку, у котораго это стремленіе остается въ пол-
ной силѣ до самой глубокой старости.
Что въ самой основѣ человѣческой природы лежитъ
стремленіе къ развитію и притомъ, въ нормальныхъ
случаяхъ, къ прогрессивному развитію — обоснова-
ніи) этого положенія посвящена большая часть нашей
книги; и потому мы не останавливаемся здѣсь на
этомъ пунктѣ. Скажемъ только, что мы видимъ про-
явленіе этого стремленія и въ сознательныхъ уси-
ліяхъ юноши обогатить себя знаніями, увеличить
свои умственныя силы, стать нравственнѣе, и въ
стремленіи дѣтей къ дружбѣ и къ обществу себѣ по-
добныхъ, въ ихъ желаніяхъ дѣлать самимъ, безъ по-
сторонней помощи, что они могутъ, въ ихъ любви къ
подражанію, къ выраженію образовъ либо рисункомъ,
либо словомъ, либо дѣйствіемъ. То же стремленіе къ

развитію проявляется въ болтовнѣ дѣтей, въ ихъ играхъ
и забавахъ, служащихъ для развитія самыхъ разно-
образныхъ физическихъ и душевныхъ способностей.
Оно проявляется въ смутно сознаваемыхъ, но энер-
гичныхъ порывахъ маленькаго ребенка къ физической
дѣятельности, въ ползаньѣ, бѣготнѣ, прыганьѣ, ла-
заньѣ, въ его склонности бросать, бить, ломать, что
попадется подъ руку, въ его стремленіи все видѣть,
слышать, ощупать, понюхать, взять, что можно, въ
ротъ и вообще наблюдать и экспериментировать. То же
стремленіе къ развитію мы видимъ въ тѣхъ нерѣдко
темныхъ и смутныхъ импульсахъ, которые проявляются
въ дѣйствіи мускуловъ, железъ, тканей и клѣтокъ
нашего тѣла. Какъ мы стараемся доказать въ своей
книгѣ, то, что обыкновенно называется чувствами и
инстинктами самосохраненія, въ сущности есть то же
самое стремленіе къ развитію индивидуума, а то,
что обыкновенно именуется инстинктомъ сохраненія
вида, есть въ сущности инстинктъ родового развитія.
Такъ называемая борьба за существованіе—есть борьба
за развитіе и съ субъективной точки зрѣнія есть только
частный случай того же самаго стремленія къ раз-
витію. Эта замѣна чувства самосохраненія и борьбы
за существованіе стремленіемъ къ развитію, по отно-
шенію къ которому первые два процесса являются
лишь средствомъ, имѣетъ не только теоретическій, но
и! практическій интересъ. На чувствѣ самосохране-
нія и на борьбѣ за существованіе можно съ удоб-
ствомъ построить консервативную систему воспита-
нія въ родѣ Домостроевской; прогрессивную же си-
стему можно построить только на стремленіи къ
развитію.
Теорія развитія объединяетъ и связываетъ всѣ
органическія существа, когда-либо существовавшія,
теперь существующія и въ будущемъ имѣющія суще-
ствовать, начиная съ самыхъ низшихъ одноклѣточ-
ныхъ и до самыхъ высшихъ, въ одну непрерывную
цѣпь послѣдовательнаго, постепеннаго и медленнаго
развитія, путемъ накопленія мелкихъ измѣненій въ
ихъ организаціи; и та же теорія объединяетъ всѣ

фазы развитія отдѣльной особи, начиная съ зароды-
шевой клѣтки и оканчивая взрослою формою. Такъ
стоитъ дѣло съ объективной точки зрѣнія. Что же
касается до субъективной стороны, то здѣсь объеди-
няющимъ началомъ служитъ то же стремленіе къ
развитію.
Такимъ образомъ, наша точка зрѣнія объединяетъ
и связываетъ посредствомъ одной идеи всѣ вопросы,
связанные съ воспитаніемъ физическимъ, умственнымъ
и нравственнымъ. Здѣсь найдетъ мѣсто развитіе ка-
ждаго органа, каждой функціи, идетъ ли рѣчь о дви-
женіи мускуловъ, о дѣятельности органовъ внѣшнихъ
чувствъ, объ усиліяхъ вниманія и воли, о дѣятельности
воображенія, о развитіи ума и чувства, говоримъ ли
мы о подражаніи, объ интересѣ, о любознательности,
о господствующихъ стремленіяхъ и т. д.
Я думаю даже, что это стремленіе играетъ главную
роль въ томъ, что принято называть.единствомъ лич-
ности, единствомъ нашего Я.
} Именно благодаря этому стремленію наша жизнь
и въ частности наше сознаніе развиваются безъ пере-
рывовъ-, при чемъ послѣдующее непосредственно и
преемственно развивается изъ предыдущаго и въ
связи съ нимъ, безъ всякихъ скачковъ, постепенно и
послѣдовательно. Именно благодаря этому всеобъеди-
няющему стремленію къ развитію всѣ наши пережи-
ванія въ теченіе всей нашей жизни чувствуются нами,
какъ одно объединенное и непрерывающееся цѣлое,
несмотря на то, что въ теченіе нашей жизни это цѣлое
постоянно видоизмѣняется, растетъ, развивается, то
усложняясь и прогрессируя, то падая и снова подни-
маясь, но не теряя въ то же время своей связности и
преемственности. Все измѣняется — тѣло и его органы,
чувства, настроенія, желанія, разумъ, привычки и
проч.; но одно остается неизмѣннымъ—это стремленіе
къ развитію. И вотъ почему мы въ нормальномъ со-
стояніи не перестаемъ чувствовать себя самими собою,
начиная съ первыхъ лѣтъ нашей сознательной жизни
и до конца дней.

Естественно, что при такомъ взглядѣ на стремле-
ніе къ развитію мы считаемъ его основой, на которой
вмѣстѣ съ эволюціоннымъ ученіемъ должна быть по-
строена вся педагогика и методика. Вотъ почему наи-
болѣе важной частью настоящей работы я считаю ту,
которая посвящена стремленію воспитанника къ раз-
витію. Именно этому вопросу посвящена большая
часть настоящей книги. Именно эта часть потребовала
отъ меня большаго времени. О стремленіи къ разви-
тію въ томъ смыслѣ, въ какомъ я понимаю это слово,
я въ литературѣ нашелъ, можно сказать, лишь раз-
бросанный крохи, лишь отдѣльные клочки, несвязан-
ные въ одно цѣлое. Мнѣ казалось, что людямъ,
интересующимся воспитаніемъ, не лишне выслушать
мнѣніе педагога, старавшагося обосновать свои прак-
тическіе пріемы обученія и воспитанія на данныхъ
психологіи и біологіи. Быть-можетъ, естественные
недостатки такой работы въ теоретическомъ отношеніи
выкупаются тѣмъ, что въ своихъ теоретическихъ по-
строеніяхъ авторъ постоянно помнилъ о своей и чу-
жой практикѣ, о своихъ личныхъ наблюденіяхъ надъ
дѣтьми и о наблюденіяхъ тѣхъ учителей, съ которыми
ему приходилось бесѣдовать.
Практическое значеніе идеи развитія и стремленія
къ развитію самого ребенка понятно, если даже не
говорить о тѣхъ крупныхъ преобразованіяхъ, какія
благодаря этой идеѣ вносятся въ теоретическую раз-
работку педагогики.
Что же касается до ученія о самомъ развитіи,
то, какъ извѣстно, по этому вопросу существуетъ
богатѣйшая литература. И если я, не будучи спеціа-
листомъ, все-таки позволилъ себѣ изложить въ самыхъ
краткихъ чертахъ это ученіе, то сдѣлалъ это затѣмъ,
чтобы выдѣлить изъ этого ученія лишь то, что, по
моему мнѣнію,имѣетъ близкое отношеніе къ педагогикѣ.
Матеріалъ, касающійся эволюціонной теоріи, колосса-
ленъ; но то, что отсюда необходимо знать педагогу,
не представляетъ слишкомъ большого багажа. Затруд-
неніе заключается лишь въ томъ, что этотъ багажъ
разбросанъ въ очень большомъ количествѣ разныхъ

книгъ. И я думалъ, что, собравъ относящійся къ данной
темѣ матеріалъ воедино, я окажу нѣкоторую услугу
учителямъ, воспитателямъ и родителямъ.
Если въ ребенкѣ существуетъ стремленіе къ раз-
витію, то, слѣдя за его проявленіями, мы можемъ
пользоваться ими, какъ указаніями, въ какомъ напра-
вленіи намъ дѣйствовать, какая функція стоитъ въ
данный моментъ на очереди и нуждается въ упражне-
ній, какая еще не обнаружилась и приступать къ ея
развитію рано. Признавая, однако, стремленіе къ раз-
витію самымъ основнымъ фактомъ въ субъективной
сферѣ, мы, конечно, не приписываемъ ему безусловной
непогрѣшимости. Если въ юности и въ зрѣломъ воз-
растѣ еще можно говорить о разумномъ выборѣ въ
области стремленій, то въ раннемъ дѣтствѣ эти стре-
мленія носятъ полусознательный и смутный характеръ.
Стремленіе къ развитію здѣсь совсѣмъ не ограничи-
вается только инстинктами и наклонностями, полез-
ными и нужными въ современной жизни. Каждый
врожденный инстинктъ и каждая наслѣдственно пере-
данная наклонность одинаково требуютъ своего раз-
витія и, когда настала ихъ очередь, ждутъ только
благопріятнаго момента для своего упражненія. Это
касается одинаково и тѣхъ благодѣтельныхъ на-
клонностей, которыя играютъ главную роль въ со-
временной жизни, и тѣхъ безполезныхъ и даже вред-
ныхъ инстинктовъ, которые пришли изъ далекой ста-
рины, когда они были, можетъ-быть, нужны и по-
лезны, а теперь потеряли всякій смыслъ и всякое
значеніе.
Такъ какъ поэтому врожденное стремленіе къ
развитію не всегда нормально, такъ какъ оно не ли-
шено дефектовъ, то нуженъ еще критерій, съ помощью
котораго можно было бы отличать, что въ стремленіяхъ
ребенка нормально, и что нѣтъ. И этотъ критерій
намъ можетъ дать та же идея развитія, разсматриваемая
съ объективной точки зрѣнія. Статистики знаютъ, что
по кривой, изображающей движеніе народонаселе-
нія за нѣсколько лѣтъ, можно съ приблизительной
достовѣрностью опредѣлить, какъ велико будетъ на-

родонаселеніе чрезъ извѣстный періодъ времени, если
не произойдетъ какихъ-нибудь случайностей, нару-
шающихъ естественный ростъ населенія. То же можно
сказать относительно роста бюджета, возрастанія
производительности страны, числа и рода преступленій,
распространенія книгъ и газетъ, количества почтовыхъ
отправленій и т. п. Астрономъ, наблюдающій появив-
шуюся новую комету, по пройденному ею пути можетъ
съ большою точностью опредѣлить, гдѣ она будетъ
чрезъ столько-то дней. Такъ точно и въ дѣлѣ умствен-
наго и нравственнаго развитія народа мы, на основа-
ніи прошлаго, можемъ заключить съ приблизитель-
ной достовѣрностью о ближайшемъ будущемъ той
культурной среды, въ которой будетъ жить ребенокъ,
когда онъ станетъ взрослымъ. А такъ какъ воспита-
телю приходится считаться съ тою соціальной средою,
гдѣ будетъ жить ребенокъ, то значеніе возможности
такого предвидѣнія громадно. Болѣе того. Изъ прош-
лаго, если* оно достаточно велико, чтобы всѣ слу-
чайныя уклоненія въ одну сторону компенсировались
уклоненіями въ другую, противоположную, можно
извлечь идею о томъ направленіи, въ какомъ происхо-
дитъ развитіе. А эта идея можетъ быть критеріемъ
въ оцѣнкѣ стремленій ребенка, и мы можемъ пользо-
ваться ею, когда дѣло идетъ о томъ, нормально ли
данное стремленіе или инстинктъ, или оно предста-
вляетъ собою пережитокъ отдаленнаго прошлаго.
То же эволюціонное ученіе можетъ дать идею о
происхожденіи даннаго инстинкта, показать, при
какихъ условіяхъ онъ былъ полезенъ. Практическое
значеніе такой идеи совершенно ясно, потому что,
если, напримѣръ, въ наше время такія условія,
при какихъ данный инстинктъ былъ нуженъ, не
существуютъ, то надо заботиться не о развитіи, а
объ атрофированіи его.
Конечно, и такой критерій не претендуетъ на
непогрѣшимость. Совершенства на землѣ нѣтъ, хотя
родъ людской уже сознательно стремится къ со-
вершенству. Ошибки могутъ быть и въ примѣне-
ніи новой педагогики; но другого, болѣе вѣрнаго

пути нѣтъ, и пока еще неизвѣстно, можно ли искать
его въ какой-нибудь другой области.
Связывая въ одно стройное цѣлое все, что есть
цѣннаго и раціональнаго въ современной педаго-
гикѣ, идея о развитіи вмѣстѣ съ ученіемъ о стремле-
ніи ребенка къ развитію служитъ въ то же время
и хорошей рабочей гипотезой. Касающіеся педагогіи
дедуктивные выводы изъ этой теоріи отличаются
такою большою достовѣрностью, что провѣрка ихъ
путемъ эксперимента или наблюденія почти всегда
обѣщаетъ плодотворные результаты. Она, такимъ обра-
зомъ, поощряетъ интересъ къ разработкѣ путемъ
эксперимента и наблюденій вопросовъ воспитанія,
преподаванія и дѣтской психологіи, а такой разра-
боткѣ предстоитъ блестящее будущее. Настоящая ра-
бота навела меня на открытіе нѣсколькихъ ошибокъ,
сдѣланныхъ мною въ болѣе раннихъ моихъ рабо-
тахъ, и заставила воздержаться отъ ихъ опублико-
ванія. Эта теорія съ большою пользою можетъ слу-
жить критеріемъ, когда разсматриваются два проти-
воположныхъ мнѣнія. Возьмемъ, напримѣръ, самый
старый вопросъ объ отношеніи воспитанія къ природѣ
ребенка. Объ этомъ писали почти всѣ мыслители, за-
нимавшіеся педагогическими вопросами, начиная съ
Пиѳагора, продолжая средневѣковыми педагогами, а
затѣмъ Монтенемъ, Тюрго, Раблэ, Руссо, Песталоцци,
Фребелемъ, Толстымъ и его послѣдователями. Съ
точки зрѣнія эволюціонной теоріи мы, конечно,
относимся безусловно отрицательно къ средневѣко-
вому аскетическому взгляду на воспитаніе; но въ то
же время мы не можемъ признать безусловно совер-
шенными всѣ врожденные задатки, инстинкты и на-
клонности ребенка. По эволюціонной теоріи, природа
человѣка совершенствуется, и, стало-быть, еще не
вполнѣ совершенна и не лишена нѣкоторыхъ дефек-
товъ. Съ этой точки зрѣнія и гармонію Пиѳагора надо
понимать, какъ процессъ постепеннаго приспособле-
нія частей другъ къ другу и къ цѣлому и къ эволю-
ціонирующей средѣ.

Согласно этому ученію, педагогъ, содѣйствуя раз-
витію природныхъ силъ ребенка, въ то же время при-
готовляетъ его къ дѣятельному участію въ современ-
ной общественной средѣ. И педагогъ долженъ знать
эту среду, какъ въ политическомъ, такъ и въ эконо-
мическомъ и соціальномъ отношеніяхъ, и знать, въ
какомъ направленіи она развивается, потому что отъ
характера этой среды будетъ зависѣть очень многое,
и прежде всего программы обученія. Объяснимъ это
примѣромъ. Въ тѣ времена и въ тѣхъ странахъ, гдѣ
война была главнымъ дѣломъ народа, естественно,
что и воспитаніе должно было носить военный харак-
теръ. И этого одинаково требовали, какъ личные мо-
тивы, потому что военная карьера считалась тогда
и самою выгодною въ матеріальномъ отношеніи
и самою почетною, такъ равно и государственныя
соображенія, потому что цѣлость и мощь государства,
по общему тогдашнему мнѣнію, обусловливались со-
стояніемъ войска. Сейчасъ въ передовыхъ странахъ
дѣло стоитъ совершенно иначе. Мощь государства те-
перь обусловливается прежде всего экономическими
условіями. Сами войны ведутся теперь изъ-за новыхъ
рынковъ для сбыта товаровъ, изъ-за таможенныхъ
пошлинъ и тому подобныхъ причинъ, чисто эконо-
мическаго характера. По той же причинѣ личные
мотивы большею частью дѣйствуютъ въ томъ же на-
правленіи. Талантливые люди передовыхъ странъ
теперь не идутъ добровольно на военную службу,
а чаще всего ищутъ примѣненія своихъ силъ на про-
мышленномъ поприщѣ. Не даромъ величайшимъ че-
ловѣкомъ нашихъ дней большинство признаетъ изобрѣ-
тателя Эдисона. На службу промышленности идутъ
и хорошо оплачиваются техники, химики, біологи,
художники и т. п.; интересы промышленныхъ клас-
совъ защищаютъ въ судахъ юристы, въ рукахъ про-
мышленнаго класса находятся большею частью пар-
ламенты и правительства съ ихъ арміями. Многіе
вѣрятъ, что на смѣну капиталиста въ будущемъ при-
детъ пролетаріатъ; но и онъ будетъ стоять также на
почвѣ промышленности. Перемѣнится, говорятъ, хо-

зяинъ, но промышленность останется. Во всякомъ
случаѣ педагогъ не можетъ отрицать, что въ бли-
жайшемъ будущемъ во главѣ угла будетъ стоять не
военное дѣло, а промышленность. И этого онъ не
можетъ упускать изъ виду при выборѣ предме-
товъ обученія. Не даромъ древніе языки, несмотря
на твердыя традиціи, на мощную поддержку консер-
ваторовъ и реакціонеровъ, мало-по-малу уже усту-
паютъ свои позиціи реальнымъ знаніямъ: физикѣ,
химіи, естественной исторіи, математикѣ и т. п. Не
даромъ въ послѣднее время во всѣхъ цивилизован-
ныхъ странахъ получили такое широкое распростра-
неніе сельско-хозяйственныя, техническія, коммер-
ческія и тому подобныя спеціальныя высшія и сред-
нія школы, а также курсы для крестьянъ и рабо-
чихъ.
Но, конечно, отсюда никакъ не слѣдуетъ, что
новая педагогика можетъ дать перевѣсъ' профессіо-
нальному характеру обученія надъ общеобразова-
тельнымъ. Совершенно напротивъ. Мы увидимъ, что
никакая другая теорія не даетъ такихъ убѣдитель-
ныхъ доводовъ за общеобразовательную школу, какъ
идея развитія. Все дѣло въ томъ, чтобы, съ одной сто-
роны, установить равновѣсіе между гуманитарными
знаніями и наукою о природѣ; а съ другой—создать
всеобщее профессіональное образованіе, согласо-
ванное' съ потребностями настоящаго и ближайшаго
будущаго времени, но, однако, на прочномъ базисѣ
общеобразовательной школы.
Если развитіе должно итти въ смыслѣ приспособ-
ленія къ современной жизни, то, очевидно, лучшимъ
средствомъ для этого была бы сама современная жизнь,
если бы она при своей громадной сложности не заклю-
чала въ себѣ дефектовъ. И вотъ почему одна изъ са-
мыхъ трудныхъ проблемъ педагогики заключается въ
томъ, чтобы сообщить воспитанію жизненный харак-
теръ, удаливъ изъ него все искусственное и условное,
но въ то же время оградить ребенка отъ деморализую-
щаго вліянія современной среды. И если мы раз-
смотримъ эволюцію методовъ и пріемы воспитанія,

то увидимъ, что именно въ этомъ направленіи дви-
жется развитіе самой педагогики.
Та же идея развитія даетъ указанія и насчетъ того,
какъ долженъ относиться педагогъ къ данному со-
держанію преподаванія. Извѣстны школы, гдѣ вос-
питанникамъ сообщаются напередъ данныя истины,
своего рода догмы. Дѣло воспитателя передать эти
истины въ готовомъ видѣ; дѣло воспитанника усвоить
ихъ, хорошо выразить, а на высшей ступени и хорошо
защитить въ случаѣ спора. Но, какъ вполнѣ справед-
ливо замѣтилъ извѣстный Аміэль, надо больше всего
бояться всякихъ незыблемыхъ догмъ, ибо всѣ онѣ съ
теченіемъ времени оказываются предразсудкамъ По
эволюціонной теоріи, и истина, и этика, и эстетика
развиваются. Добро и красота теперь представляются
намъ иными, чѣмъ представлялись человѣку камен-
наго вѣка, и въ будущемъ станутъ представляться
другими, чѣмъ теперь. Руководясь ученіемъ о развитіи,
педагогика не можетъ остановиться на какой-нибудь
догмѣ, какъ это было раньше. Зная, что все развивается—
и самъ человѣкъ, и общество, въ которомъ онъ живетъ,
и человѣчество, и сама природа, педагогъ не можетъ
быть сторонникомъ застоя или реакціи. Его лозун-
гомъ можетъ быть только одно: впередъ, все впередъ
по пути безконечнаго прогрессивнаго развитія. И съ
нашей точки зрѣнія надо учить ученика не только
тому, что нынѣ признается истиною, но, главнымъ обра-
зомъ, тому, какъ открываютъ истину. Ученикъ по этой
теоріи не пассивно и не механически воспринимаетъ
матеріалъ обученія, а активно дѣлаетъ переоткрытія.
Учитель ставитъ задачи, даетъ матеріалы, а ученикъ
самъ собственными усиліями снова отыскиваетъ, откры-
ваетъ или изобрѣтаетъ то, что было открыто и изобрѣ-
тено до него. Онъ учится при этомъ не только зна-
ніямъ, а какъ ихъ пріобрѣсти, какъ самому наблюдать,
самому экспериментировать, самому открывать, изобрѣ-
тать, обобщать, сравнивать, классифицировать, оты-
скивать и выражать найденное въ устномъ и письмен-
номъ словѣ, въ рисункѣ. Онъ учится методу. Въ то
время, какъ догматическая педагогія, дрессируя дѣтей,

заставляя ихъ заучивать готовое, задерживала разви-
тіе, новая школа будетъ развивать, пріучая къ самодѣя-
тельности и творчеству.
Того же самаго метода держится новая педа-
гогика не только въ дѣлѣ обученія, но и въ дѣлѣ
воспитанія. Воспитатель не навязываетъ дѣтямъ
этическихъ догмъ, а старается создать подходящую
соціальную среду, кружокъ товарищей съ тѣмъ,
чтобы дѣти сами въ своихъ общихъ играхъ, за-
тѣяхъ, работахъ, увлеченіяхъ, въ обсужденіи общихъ
дѣлъ, въ столкновеніяхъ интересовъ, самолюбій
учились жить въ обществѣ себѣ подобныхъ, уста-
навливать элементарныя правила общежитія. При
такихъ условіяхъ дѣти сами вынуждены будутъ под-
чинять свои личные капризы и интересы общимъ
интересамъ товарищества. На этой почвѣ сношеній
съ товарищеской средой зарождаются чувства дружбы,
солидарности и справедливости. Дѣти сами прихо-
дятъ къ мысли создать опредѣленныя правила (пись-
менныя или нѣтъ — все равно) для игръ, для занятій.
Роль воспитателя сводится къ тому, чтобы создать
подходящую атмосферу и настроеніе, дать необходи-
мыя игрушки, инструменты, познакомить съ подхо-
дящими играми и занятіями, предоставляя дѣтямъ
самимъ выбирать изъ допустимыхъ игръ, что имъ
нравится, предоставляя имъ критиковать, принимать
или отвергать предложенія воспитателя.
Догматическая школа смотритъ назадъ, въ про-
шлое; эволюціонная стремится впередъ, къ будущему.
Догматическая школа приглашаетъ ученика принимать
на вѣру догмы, воспитываетъ безусловное подчиненіе
безусловному авторитету; эволюціонная пріучаетъ уче-
ника къ критическому мышленію.
Новая педагогика, какъ увидимъ ниже, беретъ
все, что есть цѣннаго и въ греческомъ воспитаніи,
и въ гуманизмѣ, и въ реализмѣ, и въ свободномъ
воспитаніи, и въ практическомъ, и въ утилитарномъ,
но отбрасываетъ изъ каждой системы то, что въ ней есть
фантастическаго и ложнаго.

Чтобы еще разъ показать, какъ защищаемая нами
система осуществляется на практикѣ, возьмемъ во-
просъ объ индивидуалистическомъ воспитаніи. Воспи-
таніе, основанное на изложенныхъ началахъ, не бу-
детъ исключительно индивидуалистическимъ, потому
что теорія развитія признаетъ приспособленіе инди-
видуума къ средѣ, а въ человѣческомъ обществѣ
прежде всего къ средѣ соціальной. Но оно не будетъ
стремиться и къ тому, чтобы поглотить личность во
имя общества, какъ это было до эпохи возрожденія во
всей Европѣ, а во многихъ странахъ существуетъ и
сейчасъ. Новая педагогика, признавая въ основѣ
человѣческой природы стремленіе къ прогрессивному
развитію, требуетъ самаго бережнаго отношенія къ при-
роднымъ наклонностямъ и стремленіямъ ребенка. Какъ
бы малъ ни былъ ребенокъ, но это будетъ драгоцѣнная
человѣческая жизнь съ опредѣленными стремленіями
къ прогрессивному развитію и наша обязанность удо-
влетворять и содѣйствовать развитію всего, что есть въ
этихъ стремленіяхъ человѣческаго и нормальнаго. Мы
должны полагаться на это естественное стремленіе
ребенка и слѣдовать за нимъ, если нѣтъ твердыхъ
показаній о дефектахъ его стремленій. Каковы бы
ни были запросы общества, воспитатель будетъ считаться
съ силами ребенка, въ мѣру его способностей. Кромѣ
того, мы должны сообразоваться съ индивидуальными
стремленіями дѣтей, итти навстрѣчу ихъ просыпа-
ющимся интересамъ, способностямъ и наклонностямъ
и развивать ихъ въ моментъ ихъ проявленія. Не раньше,
но и не позже этого момента давать матеріалы для раз-
витія данной способности: не позже, потому что вся-
кая способность безъ упражненій атрофируется и въ
случаѣ слишкомъ большого запозданія ее часто невоз-
можно бываетъ возстановить; не раньше, потому что
упражненіе, если оно начато раньше, нежели просну-
лась способность и потребность, можетъ вызвать от-
вращеніе у ученика. Что хорошо для взрослаго, то
очень часто бываетъ плохо для ребенка.
Идея развитія требуетъ примиренія между инте-
ресами личности и общества. Не выбирать между под-

готовкою къ современной соціальной средѣ и удовле-
твореніемъ личнаго стремленія къ развитію будетъ
воспитатель, а согласовать оба эти требованія. Обще-
ство не должно поглощать личность, а должно помочь
ея развитію. Перефразируя Гюйо, мы съ полнымъ осно-
ваніемъ можемъ сказать, что и въ природѣ цѣлое не
поглощаетъ своихъ частей. Такъ, напримѣръ, всѣ пла-
неты движутся вокругъ солнца, но это не мѣшаетъ
каждой изъ нихъ вращаться вокругъ собственной оси
и не мѣшаетъ вращаться вокругъ планетъ ихъ спутни-
камъ.
Что между обществомъ и личностью можетъ быть
установлена гармонія, безъ нарушенія интересовъ того
и другого — это для насъ внѣ сомнѣнія. Изъ рабовъ,
воспитанныхъ въ рабскихъ чувствахъ, нельзя составить
совершеннаго общества. Но въ то же время и общество,
основанное на деспотизмѣ, т.-е. на рабствѣ, воспиты-
ваетъ рабовъ. Выходомъ изъ этой мертвой петли, изъ
этого порочнаго круга служитъ одновременное осво-
божденіе и раскрѣпощеніе и общества и личности:
общественная реформа, съ одной стороны, и реформа
воспитанія—съ другой. Одностороннее рѣшеніе этого
вопроса было бы обречено на неизбѣжный провалъ.
Одна общественная реформа не имѣла бы успѣха, по-
тому что изъ рабскихъ чувствъ и привычекъ народа
вслѣдъ за реформою снова, какъ бы изъ пепла, воз-
родится деспотизмъ, отличающійся отъ прежняго по
формѣ, но тождественный съ нимъ по существу, какъ
это и подтверждаетъ исторія. Одна реформа въ воспи-
таніи не имѣла бы успѣха, потому что ея осуществленія,
если только она была раціональной, не допустилъ бы
деспотизмъ. Съ другой стороны, чѣмъ развитѣе, разно-
образнѣе по своимъ талантамъ, самобытнѣе и сильнѣе
личности, тѣмъ выше и общество, изъ нихъ составлен-
ное. И чѣмъ выше общественный строй, чѣмъ больше
общественныхъ связей между отдѣльными личностями,
чѣмъ разнообразнѣе и гуманнѣе эти связи, тѣмъ лучше
обезпечено развитіе каждой личности въ отдѣльности.
Условія, въ какія былъ поставленъ Робинзонъ, со*

всѣмъ неблагопріятны ни для умственнаго, ни для нрав-
ственнаго развитія личности.
Психика дѣтей измѣняется изъ поколѣнія въ по-
колѣніе вмѣстѣ съ окружающею средою и въ зависи-
мости отъ вліяній, одновременно воздѣйствующихъ
и на саму общественную среду. Это одно изъ основаній,
почему не надо бояться слишкомъ крупныхъ конфлик-
товъ между соціальной средою и индивидуальными
качествами нормальнаго человѣка.
Развитіе личности и развитіе общества идутъ со-
вмѣстно и параллельно другъ съ другомъ, потому что
они связаны между собою безчисленнымъ множествомъ
нитей. Конечно, эти связи бываютъ разныя. Обще-
ство можетъ существовать лишь въ интересахъ при-
вилегированныхъ, правящихъ классовъ, а не въ инте-
ресахъ всѣхъ. Для остальной массы оно можетъ быть
не матерью, а мачехой. Обезпечивая благосостояніе
немногихъ, оно можетъ требовать отъ всѣхъ другихъ
лишь однѣхъ жертвъ на алтарь того отечества, кото-
рое для большинства было либо тюрьмою, либо завое-
ванной страной, либо государствомъ голодающихъ ра-
бовъ. Очевидно, что при такихъ условіяхъ согласова-
ніе и примиреніе интересовъ личности съ интересами
общества не легко, и педагогика въ данномъ случаѣ
безсильна. Но въ нормальныхъ условіяхъ оно вполнѣ
естественно. •
Страданія, какія испытываютъ люди, когда въ нихъ
происходятъ непримиримый коллизіи между интересами
личными и общественными — быть-можетъ, предста-
вляютъ собою послѣдствія ошибокъ въ воспитаніи. Со-
гласить личныя и общественныя стремленія — вотъ
благороднѣйшая задача воспитанія. Воспитатель въ
заботахъ о всестороннемъ развитіи личности не долженъ
забывать, что человѣкъ всегда былъ и теперь есть со-
ціальное существо, что одна изъ самыхъ драгоцѣн-
ныхъ способностей личности — это общественные ин-
стинкты, и они наравнѣ съ другими требуютъ своего
развитія.
Но если подъ общественнымъ воспитаніемъ разумѣть
подготовку агентовъ для опредѣленнаго государствен-

наго строя, то, исходя изъ природнаго стремленія
ребенка къ развитію, мы должны протестовать
противъ такого воспитанія. Никакой строй, даже
самый наилучшій, не имѣетъ права дѣлать изъ шко-
лы орудіе для достиженія политическихъ цѣлей. Для
такихъ воздѣйствій служатъ особыя учрежденія: ми-
тинги, клубы, кружки, газеты и проч., а не школы,
у которыхъ есть свое дѣло, не менѣе важное, чѣмъ
политика.
Всякое постороннее вмѣшательство въ педагоги-
ческое дѣло извращаетъ его даже тогда, когда оно
исходитъ хотя бы изъ самыхъ лучшихъ, но чуждыхъ
общеобразовательнымъ задачамъ стремленій.
И если до сихъ поръ школьное дѣло не только
у насъ, но и въ болѣе культурныхъ странахъ далеко
не достигло такого развитія, какъ, напримѣръ, меди-
цина, психіатрія и пр., то это прежде всего потому,
что школѣ мѣшали постороннія, чуждыя ей цѣли, на-
вязываемый ей то государствомъ, то церковью, то со-
словными и классовыми интересами, то практическими
стремленіями отцовъ и матерей, выбирающихъ для
своихъ дѣтей опредѣленную профессію чуть ли не
съ младенчества. Въ сущности школа никогда не
была общеобразовательной; она была или казенной
бюрократической, либо церковной, либо сословной,
либо профессіональной. И разумѣется, всякія воспи-
тательныя попытки такой школы, кромѣ вреда нор-
мальному развитію ребенка, ничего принести не
могли.
Не трудно видѣть, какъ именно вліяли такія по-
пытки на воспитаніе. Подъ сильными давленіями то
государства, то церкви, то сословій, то профессіональ-
ныхъ требованій школа переставала быть сама собою,
ставила себѣ совсѣмъ не педагогическія задачи и за-
бывала объ ученикѣ. Воспитательныя воздѣйствія, вы-
боръ и расположеніе учебнаго матеріала, пріемы пре-
подаванія — все это должно было выводиться не изъ
анализа естественнаго стремленія ученика къ разви-
тію и не изъ анализа педагогическихъ идеаловъ, а
изъ анализа тѣхъ требованій, которыя навязывались

школѣ чуждыми всякой педагогикѣ учрежденіями и
лицами. И если школѣ удастся сбросить съ себя иго
постороннихъ вліяній, откуда бы они ни исходили,
если она сама будетъ ставить себѣ свои задачи, то она
положитъ въ основу своей работы идею развитія лич-
ности и общества и естественное стремленіе къ разви-
тію самого ребенка. И отъ этого выиграетъ не только
личность, но и общество и государство, такъ какъ ни-
что такъ не портитъ нравственность, не ослабляетъ
умъ, какъ государственный или клерикальный или
партійный гнетъ; а отъ этого, конечно, терпитъ и госу-
дарство.
Я считаю возможнымъ этимъ закончить свое пре-
дисловіе, потому что всѣ главныя практическія примѣ-
ненія системы будутъ изложены попутно въ самой книгѣ
и въ слѣдующихъ за нею выпускахъ.
Укажемъ только, что предлагаемое объединеніе
современныхъ педагогическихъ идей съ точки зрѣнія
эволюціонной теоріи и на почвѣ природнаго стремле-
нія ребенка къ развитію, несомнѣнно, носитъ высоко-
прогрессивный характеръ.
Эта теорія, поддерживая вѣру въ прогрессивное
развитіе, которое съ этой точки зрѣнія является естест-
венной необходимостью и закономъ самой человѣческой
природы, сообщаетъ намъ оптимистическое, бодрое
настроеніе, вѣру въ лучшее будущее человѣческаго
рода, несмотря на дефекты настоящаго. Идея развитія
не дастъ намъ остановиться и застыть на какой-нибудь
догмѣ, а будетъ толкать насъ и двигать впередъ по пути
безконечнаго развитія * И для вѣры въ способность
человѣческой расы къ безграничному совершенству съ
этой точки зрѣнія нѣтъ никакой надобности въ сверхъ-
естественныхъ и потустороннихъ силахъ. Для это-
го вполнѣ достаточно тѣхъ силъ, которыми располагаетъ
сама природа. Никакой другой теоріи не удавалось
заглянуть такъ далеко въ прошлое нашихъ самыхъ от-
даленныхъ предковъ и связать такъ естественно и ясно
простыми логическими связями прошлое съ настоя-
щимъ,, давая намъ тѣмъ самымъ возможность пред-
видѣть будущее.

Мы понимаемъ, что отъ каждаго педагога нельзя
требовать, чтобы онъ имѣлъ обширныя свѣдѣнія изъ
этой области. Но въ данномъ случаѣ совсѣмъ не надо
быть спеціалистомъ, обладать огромной эрудиціей. Здѣсь
рѣчь идетъ объ ознакомленіи съ общими принципами,
установленными эволюціонной теоріей, и съ ихъ примѣ-
неніемъ къ педагогикѣ, а такую работу нельзя считать
непосильной для педагога. А о развитіи индивида
и особенно о психологіи дѣтскаго возраста нечего и
говорить. Послѣдній предметъ безусловно обязателенъ
для каждаго педагога.
Не претендуя на сколько-нибудь полное и систе-
матическое изложеніе теоріи эволюціи и отсылая чита-
телей, желающихъ познакомиться съ нею, къ рабо-
тамъ спеціалистовъ-біологовъ, я хотѣлъ бы только
намѣтить тѣ пункты въ этомъ ученіи, которые предста-
вляются мнѣ особенно важными въ отношеніи воспи-
танія.
Конечно, теорія эволюціи и прогресса, равно какъ
и,этика должны быть разсмотрѣны съ чисто педагоги-
ческой точки зрѣнія. Не все, что есть въ этихъ отрас-
ляхъ знанія и мысли, одинаково важно для педагога.
Далеко не все отсюда войдетъ какъ необходимая часть
въ общую педагогику. И это даетъ мнѣ смѣлость на-
чать мою книгу самымъ краткимъ обзоромъ теоріи эволю-
ціи и прогресса со спеціально педагогической точки
зрѣнія, потому что именно такая точка зрѣнія должна
болѣе всего интересовать педагоговъ.
Элементы, которые мы заимствовали изъ отраслей
знанія, касающихся развитія и прогресса, и перенесли
въ границы педагогики, мы должны были переработать
со спеціально педагогической точки зрѣнія.
Здѣсь важенъ не столько самый матеріалъ (онъ
общеизвѣстенъ), сколько тотъ уголъ зрѣнія на эту
теорію, подъ какимъ можетъ смотрѣть на нее пе-
дагогъ.
Но одного связующаго принципа, конечно, недо-
статочно. Нужно, чтобы было, что связывать; нужна раз-
работка каждаго отдѣла педагогики и каждаго частнаго
вопроса особо. Эволюціонная теорія не можетъ дать

подробныхъ указаній, какъ пользоваться вѣ томъ или
другомъ частномъ случаѣ предметнымъ или эвристи-
ческимъ метод омъ преподаванія, какъ овладѣть вни-
маніемъ класса, какими мѣрами исправить тѣ или дру-
гіе дефекты ребенка въ области воли, какъ поступать
въ тѣхъ или другихъ затрудненіяхъ, то и дѣло встрѣ-
чающихся въ педагогической практикѣ. На этомъ пути
мы встрѣчаемся со слѣдующимъ затрудненіемъ. Источ-
ники, которыми приходится пользоваться, очень разно-
образны и далеко неравноцѣнны. Когда мы обра-
щаемся, напримѣръ, къ педагогикѣ XIX и предше-
ствующихъ вѣковъ, то находимъ, что нѣкоторыя
отрасли знанія, соприкасающіяся съ педагогикой,
полны неопределенными переносными выраженіями
въ родѣ «духъ», «воля къ жизни», мое «Я», всѣ
метафизическія сущности со своими акциденціями и
проч. Педагогика и дидактика представляли изъ себя
то рядъ нерѣдко противорѣчивыхъ рецептовъ, диктуе-
мыхъ догматически, безъ всякихъ доказательствъ, то
рядъ выводовъ изъ общихъ малоопредѣленныхъ поло-
женій, тоже не вполнѣ доказанныхъ и нерѣдко спор-
ныхъ.
Это не значитъ, что намъ надо игнорировать всѣ
указанія старой педагогики. Она все же вела насъ впе-
редъ и представляла необходимый этапъ на пути къ
развитію здравыхъ теорій воспитанія. Изъ нея и те-
перь еще можно черпать драгоцѣнныя указанія. Ея
догмы позволяютъ намъ лучше разобраться въ тѣхъ
новыхъ матеріалахъ, которые принесъ намъ конецъ
XIX и начало XX вѣка. И теперь еще намъ, какъ
до звѣзды небесной, далеко до осуществленія на прак-
тикѣ всѣхъ ея идеаловъ. Для насъ поучительны даже
ея ошибки. Зная ихъ, намъ будетъ легче избѣжать ихъ
въ будущемъ.
Но нельзя не признать, что у этой почтенной ста-
рушки — старинной педагогики было мало фактиче-
ской обоснованности. Было много теорій, абстракціи,
широкихъ лозунговъ, высокихъ завѣтовъ и идеаловъ,
педагогическихъ заповѣдей, всеобъемлющихъ предпи-
саній; но у всего этого не было прочнаго фундамента,

не было достаточно конкретнаго матеріала, не собира-
лись и не регистрировались наблюденія, опыты и не
обрабатывались научно факты. Мы не сомнѣваемся, что
значительное число положеній старой педагогики было
выведено ея творцами либо изъ личнаго опыта и лич-
ныхъ наблюденій и переживаній, либо изъ общихъ
философскихъ положеній, въ основѣ которыхъ большею
частію лежатъ тоже личныя переживанія ихъ творцовъ.
Но этотъ опытъ, эти наблюденія очень часто, почти
всегда оставались для всѣхъ секретомъ. Обнародывались
только выводы и притомъ нерѣдко въ такой формѣ,
словно они были божественнымъ откровеніемъ, не до-
пускавшимъ ни сомнѣній, ни критики. Теорія педаго-
гики давно уже взяла отъ этого интуитивнаго метода
почти все, что можно было взять отъ него. Пользуясь
имъ однимъ, она уже не можетъ двигаться дальше.
Для дальнѣйшихъ шаговъ ея нуженъ болѣе соотвѣт-
ствующій методъ. И новая педагогика, и дидактика
держатся теперь обратнаго метода. Онѣ начинаютъ
съ) опыта, экспериментовъ, наблюденій и вообще фак-
товъ и стараются какъ можно искуснѣе и осторожнѣе
систематизировать этотъ матеріалъ, чтобы сдѣлать изъ
него необходимые выводы и обобщенія, открыть законы
и общіе принципы. Это тотъ путь, которымъ въ древ-
ности шелъ Аристотель. Знаменитый Бэконъ просла-
вился въ новой исторіи тѣмъ, что вновь открылъ этотъ
забытый тогда методъ. Это—методъ, благодаря которому
Дарвинъ сдѣлалъ величайшія открытія въ біологіи.
Въ области физики, химіи, естествовѣдѣнія каждый
ученый съ крупнымъ именемъ является сторонникомъ
этого метода. Это—методъ, которому слѣдовалъ Бокль
въ исторіи, Тэнъ въ психологіи, исторіи и литературѣ.
Это—методъ, блестящую защиту котораго мы находимъ
у Милля. Правда, люди, склонные къ мистицизму
и увлекающіеся теперь либо мистическимъ анархиз-
момъ, либо символизмомъ, либо неохристіанствомъ,
либо декадентствомъ и проч., находятъ, что этотъ методъ
даетъ немного и не объясняетъ всего. Но на аналогич-
ныя обвиненія со стороны мистиковъ еще сто лѣтъ
назадъ остроумно отвѣтилъ Дидро: «Я заблудился тем-

ной ночью въ громадномъ дремучемъ лѣсу, — говорилъ
онъ. — Въ рукахъ у меня былъ только маленькій фо-
нарь, съ помощью котораго я надѣялся когда-нибудь
выбраться. Но вотъ предсталъ предо мною незнако-
мецъ и сказалъ: «Чтобы выбраться на дорогу, потуши
свой фонарь». Маленькій фонарь для нашего времени—
это путь опыта и наблюденій; незнакомецъ — это ми-
стикъ. Свести къ фактамъ и къ ихъ системѣ всю жизнь
и развитіе ребенка — вотъ задача защищаемаго нами
метода новой педагогики. Изучать одно явленіе вслѣдъ
за другимъ, собирать и изучать факты, связывать и
сопоставлять ихъ другъ съ другомъ, классифицировать
ихъ логическими связями, увеличивать списокъ этихъ
изученныхъ и связанныхъ другъ съ другомъ явленій,
стараться понять ихъ зависимость, отыскать общія
черты въ самыхъ различныхъ фактахъ — вотъ характе-
ристическая черта этого метода. Каждое общее понятіе,
каждый законъ, каждый принципъ должны быть раз-
ложены на конкретныя явленія, на факты и на связи
между этими фактами. Безъ этого всѣ понятія, всѣ прин-
ципы, всѣ законы явленій будутъ висѣть въ воздухѣ,
будутъ безпочвенными, хотя, быть-можетъ, и очень
стройными и красивыми созданіями человѣческаго ума.
Исторія показываетъ, какъ гибли самыя знаменитыя тео-
ріи, системы, религіи, но какъ при этомъ оставались
хорошо изученные факты. При недостаткѣ точныхъ
фактовъ въ нашей головѣ преобладаютъ иллюзіи, фан-
тазіи и ложныя гипотезы. Педагогика полна традиці-
онныхъ предразсудковъ, иллюзій, безпочвенныхъ фан-
тазій, и у насъ нѣтъ другихъ средствъ очистить ее отъ
всего этого хламу, накопленнаго тысячелѣтіями, какъ
изученіе и подборъ достовѣрныхъ фактовъ. И мы долж-
ны разъ навсегда отказаться въ своихъ выводахъ
вступать въ противорѣчіе съ фактами. Выводъ изъ
достовѣрныхъ фактовъ, касающихся жизни и разви-
тія ребенка, долженъ быть священнымъ для насъ, и
никакія теоріи и никакія традиціи не могутъ, не
должны колебать такого вывода. Пусть сама теорія
видоизмѣняется, приспособляясь къ фактамъ, а не
наоборотъ.

Мы хотѣли бы видѣть въ педагогикѣ хранилище
обобщенныхъ и достовѣрныхъ фактовъ, касающихся
дѣтской природы и развитія. Когда достовѣрность
фактовъ установлена твердо, когда никакія неблаго-
пріятныя случайности не мѣшали постановкѣ экспери-
мента, когда выводы изъ этихъ фактовъ и эксперимен-
товъ подтверждены всѣми повторными наблюденіями
и опытами, тогда никакой авторитетъ, никакія при-
вычки и никакія теоріи не должны колебать такихъ
выводовъ.
Какими же способами мы станемъ добывать факты,
необходимые для нашихъ педагогическихъ выводовъ?
Мы не будемъ пренебрегать и самымъ древнимъ спосо-
бомъ, метод омъ Сократа—самонаблюденіемъ. Прежде
чѣмъ узнать другихъ людей, надо познать самого себя.
Что бы ни говорили объ этомъ способѣ, мы все же обя-
заны ему очень многимъ. Личныя переживанія играютъ
господствующую роль во всѣхъ исповѣдуемыхъ нами
вѣрованіяхъ, теоріяхъ, системахъ, въ нашихъ чувствахъ,
нашемъ образѣ жизни и въ нашей дѣятельности.
Отъ нихъ намъ во всякомъ случаѣ не уйти, если бы мы
даже этого хотѣли.
Но, конечно, одного этого метода мало. Наблю-
дая только одного себя, я не буду знать, какія изъ
моихъ качествъ принадлежатъ и всѣмъ другимъ лю-
дямъ, а какія принадлежатъ лично мнѣ, какія свой-
ства общи всему человѣческому роду, данной расѣ,
данному сословію или классу и какія составляютъ
мои личныя, отличительныя, особенныя черты, свой-
ственныя только мнѣ. Стало-быть, кромѣ самонаблюде-
ніи, нужно еще наблюденіе другихъ людей. Только
эти наблюденія выясняютъ намъ, какія явленія, подле-
жащія изученію педагога, надо считать типичными
и какія нѣтъ, какія общими и какія индивидуаль-
ными.
Необходимо изучать жизнь дѣтей во всѣхъ ея раз-
нообразныхъ проявленіяхъ. Въ этихъ видахъ я восполь-
зовался біографіями и автобіографіями, представля-
ющими богатѣйшій матеріалъ для педагогическихъ вы-
водовъ и обобщеній. Онѣ представляютъ еще ту вы-

году, что я могъ сопоставлять факты дѣтства и юноше-
ства съ фактами зрѣлаго возраста и такимъ образомъ
точнѣе опредѣлить вліяніе дѣтскихъ и юношескихъ
впечатлѣній на умственное и нравственное развитіе
человѣка.
Въ біографіяхъ мы находимъ не только дѣйствія,
но очень часто и мотивы этихъ дѣйствій и внѣшнія усло-
вія, вызвавшія тѣ или иныя стремленія, чувства и пред-
ставленія, опредѣляющія данное дѣйствіе или направле-
ніе дѣятельности.
Мы беремъ біографіи знаменитыхъ людей не потому,
что они прославились и въ большинствѣ случаевъ
представляютъ собою лучшіе типы людей, но еще и по-
тому, что ихъ жизнь хорошо изучена.
Мы думаемъ, что психика выдающихся людей со-
стоитъ изъ тѣхъ же самыхъ элементовъ, какъ и пси-
хика средняго человѣка, — вся разница въ томъ, что
у талантливыхъ и геніальныхъ людей нѣкоторыя свой-
ства, общія всѣмъ людямъ, выражены ярче.
Но все же мы считали полезнымъ дополнить эти
данныя еще свѣдѣніями, добытыми посредствомъ ан-
кеты относительно жизни самыхъ обыкновенныхъ лю-
дей.
Кромѣ того, я ставилъ массовые опыты въ шко-
лахъ и подвергалъ ихъ обработкѣ статистическими
методами. Я обращался къ разнымъ лицамъ, чтобы они
сообщили мнѣ воспоминанія о своемъ дѣтствѣ по опре-
дѣленной данной мною программѣ.
Первое, что бросилось мнѣ при этой работѣ въ
глаза и что всегда получается при такихъ опытахъ,
это крайнее разнообразіе индивидуальностей. При
массовыхъ опытахъ съ учениками (я имѣлъ дѣло
съ нѣсколькими стами дѣтей) нельзя найти даже
двухъ учениковъ съ совершенно одинаковой инди-
видуальностью. Каждый изъ нихъ представляетъ
свое, ему одному свойственное сочетаніе особен-
ностей. Каждый изъ нихъ вполнѣ самобытенъ. Они
могутъ повторять другъ друга въ отдѣльныхъ слу-
чаяхъ, но они никогда не совпадаютъ въ цѣломъ.
Работоспособность, вниманіе, память, воображеніе, на-

клонность къ подражанію и внушенію, чувства, инте-
ресы, наклонности, привычки, способъ воспріятія
и проч.—каждая изъ способностей въ разныхъ инди-
видуумахъ даетъ цѣлую непрерывную гамму почти
всѣхъ возможныхъ степеней развитія и направленія.
Выражаясь метафорически, жизнь не любитъ пе-
рерывовъ, пустотъ, она наполняетъ почти всѣ про-
межутки между максимумомъ и минимумомъ. Измѣрьте,
напримѣръ, слуховую память на слова у нѣсколькихъ
сотенъ дѣтей, и если максимальное число воспроизве-
денныхъ словъ будетъ 9, а минимальное 2, то вы будете
имѣть почти всѣ девять степеней памяти: будутъ дѣти,
запомнившія 8 словъ, 7, 6, и такъ вплоть до минимума.
Тотъ же самый результатъ вы получите, если будете
изучать вниманіе дѣтей, ихъ подражательность, подат-
ливость внушенію, быстроту того или другого про-
цесса, работоспособность, успѣшность въ ученіи и т. д.
Правда, число дѣтей на различныхъ степеняхъ той или
другой способности будетъ различно. Всего больше
0удетъ дѣтей съ средней памятью, съ среднимъ внима-
ніемъ, съ средней работоспособностью и проч., и это
число будетъ уменьшаться по мѣрѣ приближенія къ
максимуму или минимуму, гдѣ оно будетъ всего меньше.
Геніи и идіоты рѣдки, а среднихъ людей много, и чѣмъ
дальше отъ средняго ребенка къ генію или идіоту,
тѣмъ меньше число дѣтей — таковъ выводъ, къ кото-
рому всегда приводитъ обработка массовыхъ наблю-
деній. Но гамма той или другой способности, при мас-
совыхъ наблюденіяхъ, почти всегда будетъ полною:
всѣ ступени лѣстницы будутъ заняты съ тою только
разницею, что на самыхъ нижнихъ и самыхъ верхнихъ
ступеняхъ дѣтей будетъ мало, а на среднихъ ступеняхъ—
много.
Огромную массу фактовъ представляетъ бога-
тѣйшая литература, посвященная изученію ребенка.
И на первомъ мѣстѣ мы должны поставить экспе-
риментальную психологію дѣтства и эксперименталь-
ную педагогику. Несмотря на то, что эти отрасли зна-
ній принадлежатъ къ числу самыхъ молодыхъ, онѣ
внесли очень много новаго въ педагогику; а главное

онѣ внесли точность и опредѣленность туда, гдѣ ея
не было. Послѣ того, какъ выгоды предметнаго метода
обученія были доказаны экспериментальнымъ путемъ,
никакое мракобѣсіе не въ силахъ будетъ изгнать этотъ
методъ изъ школы, не впадая въ противорѣчіе съ оче-
видными выводами изъ очевидныхъ фактовъ и опы-
товъ, которые каждымъ педагогомъ могутъ быть повто-
рены и провѣрены. Послѣ того, какъ экспериментально
изслѣдованъ процессъ чтенія, было бы преступно игно-
рировать полученные такимъ образомъ выводы при об-
ученіи грамотѣ. Послѣ того, какъ появились работы
въ этой области Стэнли Холла, Бинэ, Меймана, Лая,
а у насъ А. П. Нечаева, Лазурскаго и друг., стало
совершенно невозможно относиться къ нимъ съ тѣмъ
пренебреженіемъ, съ какимъ такъ недавно еще наши
педагоги и особенно близкіе къ офиціальнымъ сфе-
рамъ смотрѣли на эти новизны. Но, признавая без-
спорныя заслуги экспериментальной педагогики, мы все
же не можемъ признать за одной этой областью исклю-
чительнаго значенія. Ей далеко еще до окончатель-
наго установленія тѣхъ правилъ, пріемовъ и методовъ,
которыхъ мы ждемъ отъ нея. Все, что она научно уста-
новитъ путемъ опытовъ и наблюденій, мы должны
примѣнить къ школѣ. Но жизнь не ждетъ и какъ бы
ни были велики пробѣлы въ выводахъ эксперименталь-
ной^ педагогики, мы не можемъ откладывать воспи-
танія и обученія нашихъ дѣтей до тѣхъ поръ, пока
эти пробѣлы будутъ заполнены экспериментальной пе-
дагогикою путемъ строгихъ и массовыхъ опытныхъ
изслѣдованій. Мы должны вносить улучшенія въ со-
временную школу и устранить всѣ ея недостатки
сейчасъ же.
Поэтому мы пользовались также и сочиненіями по
педагогикѣ и дидактикѣ, не носящими характера экспе-
риментальной педагогики; мы пользовались работами
съѣздовъ по народному образованію. Кромѣ того, ма-
теріаломъ служили мнѣ еще книги по психопатологіи.
Нечего и говорить, что книги, посвященныя этикѣ,
также дали матеріалъ для нашей работы. Я считалъ так-
же возможнымъ пользоваться и личными воспомина-

ніями, какъ о своемъ воспитаніи и обученіи, своими
наблюденіями надъ воспитаніемъ и обученіемъ знако-
мыхъ дѣтей, а также обмѣномъ мнѣній съ учителями,
а число учащихъ, съ которыми мнѣ приходилось всту-
пать въ сношенія и бесѣды, громадно. Я дѣлалъ это уже
потому, что не могъ бы отдѣлаться отъ этихъ воспоми-
наній, наблюденій и бесѣдъ, если бы даже хотѣлъ
этого.
Мы пользовались также и беллетристикой. Кому
неизвѣстно, что въ вопросахъ жизни художники слова
очень часто далеко опережаютъ науку, какимъ-то
чутьемъ, путемъ интуиціи угадывая то, что наука от-
кроетъ и докажетъ только спустя много лѣтъ. Такіе
писатели, какъ Шекспиръ, какъ Гёте, какъ наши До-
стоевскій и Толстой, вполнѣ справедливо могутъ быть
названы провидцами, заглядывавшими въ такія глу-
бины человѣческой души, куда до нихъ не проникала
никакая наука.
Согласенъ, что эти матеріалы довольно разнообраз-
ны и неравноцѣнны по своей достовѣрности; но когда
они приведены во взаимную связь, когда одни изъ этихъ
матеріаловъ помогаютъ намъ понять другіе матеріалы,
когда мы пользуемся ими, чтобы провѣрять одинъ источ-
никъ путемъ сопоставленія его съ другими источниками,
когда мы V подвергаемъ неустанной критикѣ каждый
фактъ, прежде чѣмъ положить его въ основу вывода,
тогда само разнообразіе источниковъ идетъ на пользу
и помогаетъ установленію истины, какъ допросъ разно-
образныхъ свидѣтелей и экспертовъ помогаетъ обна-
руженіи) истины на судѣ.
Главное затрудненіе въ примѣненіи даннаго метода
къ педагогикѣ состоитъ въ томъ, что количество фак-
товъ громадно. Фактовъ больше, чѣмъ капель въ океанѣ,
число фактовъ безконечно. И съ этимъ затрудненіемъ
встрѣчается всякій изслѣдователь. Перечислять всѣ
факты невозможно, а если бы даже и было возможно,
то это было бы громаднымъ, непосильнымъ бременемъ
для самой феноменальной памяти, для всякаго ума
и всякой науки. Нужно умѣть разбираться въ этихъ
фактахъ, выбирать между ними.

Надо выбирать, во-первыхъ, по степени достовѣр-
ности фактовъ и, во-вторыхъ,по степени важности ихъ.
Есть факты достовѣрные, есть только вѣроятные и есть,
наконецъ, воображаемые. Въ основу нашихъ выво-
довъ мы должны брать только факты первой катего-
ріи. Факты второй категоріи, факты только вѣроят-
ные, годятся иногда для иллюстрацій, когда выводъ
уже обоснованъ на достовѣрныхъ данныхъ, но не
годны для самаго вывода. О фактахъ фантастиче-
скихъ, объ анекдотахъ нечего и говорить: это
значило бы подражать китайцамъ, которые устра-
шаютъ непріятеля нарисованными пушками и дра-
конами.
Да и достовѣрные факты нельзя брать безъ всякаго
разбора. Надо выбирать изъ нихъ лишь наиболѣе
существенное, основное и характерное, безжалостно
отбрасывая все случайное и маловажное. Можно было
бы, напримѣръ, собрать данныя, сколько у каждаго
ребенка дядей и тетокъ, въ какой день недѣли каждый
изъ нихъ родился и т. п., но едва ли обработка
этихъ свѣдѣній дастъ выводы, заслуживающіе въ пе-
дагогическомъ отношеніи потраченнаго на эту работу
труда.
Но чтобы умѣть отличить основное отъ случай-
наго, необходимы обобщенія и отвлеченія. Только то-
гда изъ массы фактовъ мы можемъ выбрать такіе, изъ
коихъ можно вывести всѣ остальные. Для примѣра
возьмемъ перпендикуляръ. О немъ можно написать
цѣлую брошюрку. Но у перпендикуляра есть одно
свойство, изъ котораго выводятся всѣ остальныя—это
образуемые имъ прямые углы. Тѣмъ же самымъ путемъ
отвлеченія мы находимъ, что самымъ основнымъ и су-
щественнымъ свойствомъ человѣческаго рода является
его разумъ и развитой мозгъ. Отсюда мы выведемъ
не только всѣ его положительныя черты: науку, искус-
ство, рѣчь, технику и проч., что ясно съ перваго взгляда,
но и отрицательныя качества: менѣе, чѣмъ у животныхъ,
развитые мускулы, зубы, ногти и волосяной покровъ,
такъ какъ главныя силы и большая часть питанія
должны были поглощаться мозгомъ.

Настоящій выпускъ является введеніемъ къ дру-
гимъ нашимъ выпускамъ, посвященнымъ болѣе част-
нымъ вопросамъ педагогики и дидактики; но методы
нашей работы остаются одними п тѣми же для всѣхъ
выпусковъ. Въ числѣ литературныхъ источниковъ я
пользуюсь и своими уже опубликованными работами
и особенно тѣми, которыя разбросаны въ разныхъ
періодическихъ изданіяхъ или въ книгахъ, давно уже
разошедшихся. Чтобы не увеличивать объема книги,
мы не дѣлаемъ подробныхъ ссылокъ на страницы и на-
званія изданій, равно какъ и на наши личныя изслѣ-
дованія и анкеты, къ подробному изложенію которыхъ
все равно намъ придется вернуться позже въ другихъ
нашихъ изданіяхъ.
Въ стремленіи сдѣлать возможно популярнѣе наше
изложеніе мы очень часто отступаемъ отъ принятой
въ спеціальной литературѣ терминологіи.
Приступая къ изданію перваго выпуска нашей ра-
боты, мы хорошо понимаемъ, что исчерпывающее изло-
женіе темы такой огромной важности не можетъ быть
посильнымъ для одного человѣка х).
Все, что мы надѣемся дать, — это сообщить нѣ-
сколько новыхъ данныхъ для рѣшенія занимающихъ
насъ вопросовъ, а факты, извѣстные педагогамъ и при-
водимые нами, освѣтить съ точки зрѣнія эволюціоннаго
ученія и стремленія къ развитію самого ребенка.
Всего болѣе мы боялись, что точка зрѣнія автора,
спеціализовавшагося на педагогическихъ вопросахъ,
не даетъ ручательства за безпристрастное отношеніе
къ своему дѣлу. Мы опасаемся, что, несмотря на наше
отвращеніе къ цеховой замкнутости всякаго рода, мы
иной разъ невольно можемъ впасть въ преувеличенія
и взглянуть на воспитаніе, какъ на дѣло, само себѣ
довлѣющее, ни отъ. чего другого независимое, но само
все опредѣляющее; и потому мы, оставаясь вполнѣ
искренними, употребимъ всѣ усилія къ тому, чтобы
смотрѣть на свое дѣло не чрезъ призму узкаго спе-
*) Считаю долгомъ выразить здѣсь искреннюю признательность
Э. О. Вахтеровой, И. С. Самохвалову и В. В. Симоновскому за ихъ
помощь, оказанную мнѣ въ разработкѣ статистическихъ данныхъ, коррек-
туръ и пр.

ціалиста, а съ общечеловѣческой точки зрѣнія. Но
мы убѣждены, что значеніе воспитанія кажется тѣм:ь
важнѣе, чѣмъ шире мы смотримъ на него.
Намъ кажется, именно съ такой широкой точки
зрѣнія смотрѣлъ на дѣло знаменитый сатирикъ, когда
онъ, доведенный до отчаянія ужасами русской жизни,
нашелъ выходъ въ томъ, чтобы вложить въ сердце
маленькаго русскаго ребенка всѣми отвергнутую на
землѣ совѣсть и правильно воспитать его. «И будетъ,—
писалъ Щедринъ,—маленькое дитя большимъ человѣ-
комъ, и будетъ въ немъ большая совѣсть. И исчез-
нутъ тогда всѣ неправды, коварства и насилія, по-
тому что совѣсть будетъ не робкая и захочетъ рас-
поряжаться всѣмъ сама».

ГЛАВА I.
О теоріи развитія.
Послѣ Бэкона и Галилея въ теченіе трехъ столѣтій не по-
являлось умственнаго движенія болѣе широкаго и глубокаго,
болѣе плодотворнаго и обѣщающаго, чѣмъ то, какое связано
съ идеею развитія. Идея развитія является послѣднимъ сло-
вомъ современной науки и философіи. Она лежитъ въ основѣ
.современнаго міросозерцанія, съ нею связаны всѣ наши лучшія
упованія и надежды на будущее. Она представляетъ собою
самое цѣнное завоеваніе XIX вѣка и пользуется теперь почти
всеобщимъ признаніемъ въ образованныхъ кругахъ всѣхъ
странъ свѣта.
Я не могу, конечно, задаваться цѣлью дать сколько-нибудь
полный очеркъ теоріи развитія; я остановлюсь лишь только на
тѣхъ положеніяхъ, которыя, по моему мнѣнію, особенно инте-
ресны для педагога.
Если сравнить умственное состояніе Европы до XIX вѣка
съ современнымъ состояніемъ, то наиболѣе отличительной
чертою служитъ представленіе о неподвижности, замѣнив-
шееся въ наше время противоположнымъ представленіемъ о
развитіи жизни. Полагали, что и сейчасъ существуютъ какъ
разъ только тѣ виды животнаго и растительнаго царства,
какіе были созданы въ первые дни творенія, и при этомъ въ
томъ самомъ видѣ, въ какомъ ихъ предки вышли изъ рукъ
Творца. Самъ величайшій естествоиспытатель XVIII вѣка, Лин-
ней провозгласилъ, что существуетъ столько же различныхъ
видовъ, сколько различныхъ формъ было создано вначалѣ
Безконечнымъ Существомъ.
Эта ошибка, ясно обнаруженная въ наше время, особенно
благодаря Дарвину, клала печать на всю умственную жизнь
человѣчества. Если нѣтъ вѣры въ развитіе, то нѣтъ вѣры и
въ прогрессъ; нѣтъ вѣры въ прогрессъ,—нѣтъ и надежды на
лучшее будущее, по крайней мѣрѣ, здѣсь, на землѣ. Чтобы
сознательно двигаться впередъ, нужна вѣра въ возможность
такого движенія; а убѣжденіе въ неподвижности всего живо-
го указывало всякой попыткѣ къ поступательному движенію
извѣстный предѣлъ, «его же не прейдеши>.

Правда, позднѣе находки окаменѣлыхъ ископаемыхъ ко-
стей вымершихъ видовъ заставили Кювье предположить рядъ
крупныхъ катастрофъ въ земной корѣ; но это было все же
очень далеко отъ современнаго намъ представленія о медлен-
номъ и постепенномъ измѣненіи организмовъ. До Ляйэлля
не знали также о постепенномъ и естественномъ развитіи зем-
ного шара. И здѣсь существовало только представленіе о не-
подвижности, нарушаемой изрѣдка грандіозными катастрофа-
ми, въ родѣ потопа.
Къ счастью, такое убѣжденіе, кажется, никогда не было
всеобщимъ и абсолютнымъ, и всегда были, правда, очень роб-
кія попытки повѣрить въ движеніе. Еще древніе говорили:
«все течетъ». Правда, что такая очень смутная и неопредѣлен-
ная вѣра въ измѣняемость всего сущаго могла имѣть и, дѣй-
ствительно, имѣла двоякій смыслъ. Для однихъ она обознача-
ла движеніе назадъ—регрессъ, а для другихъ—прогрессивное
движеніе впередъ.
Было время, когда думали, что человѣчество идетъ не впе-
редъ, а назадъ, не улучшается, а ухудшается. Мысль эту въ
древности выражали въ классическомъ сказаній о смѣнѣ вѣ-
ковъ золотого въ серебряный и затѣмъ въ мѣдный и желѣз-
ный. Въ греческой литературѣ мы встрѣчаемъ эту легенду у
Гезіода, въ римской — у Овидія. Но это представленіе обще и
многимъ другимъ народамъ. Понятно, какъ отражалось такое
воззрѣніе на педагогическій практикѣ. «Все въ прошломъ»,—
вотъ девизъ школы. Застывшія догмы, завѣщанныя прош-
лымъ,—вотъ программа для воспитанія.
Библія точно такъ же относила состояніе совершенства ко
временамъ Адама, съ паденіемъ котораго связано и паденіе
всего человѣчества. Позже считалось, что никогда и никѣмъ
не превзойденный расцвѣтъ человѣчества относится къ древ-
нему міру грековъ и римлянъ. И въ связи съ такими взгля-
дами не оставалось ничего другого, какъ устроить школу съ
программою древнихъ латинскихъ школъ, поставить во главу
угла латинскій и греческій языкъ, римскую и греческую лите-
ратуру. И такова устойчивость этого пережитка, что класси-
цизмъ живъ еще и до сихъ поръ, отнимая время и силы уча-
щихся отъ насущныхъ требованій нашего вѣка.
Идея развитія появилась сначала, какъ субъективное
понятіе о совершенствованіи, прогрессѣ человѣческаго рода.
Еще въ древнія времена высказывалась мысль о томъ, что
человѣчество улучшается въ умственномъ отношеніи, увели-
чивая запасъ знаній, а чрезъ нихъ и власть надъ природою.
Но мысль о всестороннемъ прогрессѣ человѣчества впервые
появилась лишь въ срединѣ XVIII вѣка, когда Тюрго доказалъ,
что человѣчество совершенствуется не только въ умственномъ,
но и въ нравственномъ и въ общественномъ отношеніяхъ.
Вслѣдъ за тѣмъ эту идею поддерживаетъ и развиваетъ цѣлый

рядъ мыслителей. Изъ нихъ особенно интересенъ для педаго-
га Кондорсэ, потому что, пламенно вѣруя въ прогрессъ, онъ
видѣлъ именно въ воспитаніи ничѣмъ незамѣнимое средство
къ достиженію непрерывнаго и безконечнаго совершенствова-
нія человѣчества. Правда, что взгляды Кондорсэ для нашего
времени покажутся слишкомъ оптимистическими. Кондорсэ
смотрѣлъ на всю исторію, какъ на постоянный и непрерыв-
ный прогрессъ. Совершенствованіе человѣка, по его мнѣнію,
безконечно, и ничто не можетъ его остановить. Прогрессъ, по
его словамъ, можетъ совершаться болѣе или менѣе быстро,
но никогда онъ не бы-
ваетъ ретрограднымъ.
Каждый послѣдующій мо-
ментъ представляетъ со-
бою новый шагъ къ исти-
нѣ и счастью. Кондорсэ
сводитъ прогрессъ не
только къ реальному со-
вершенствованію ч е л о-
вѣка, но и къ торжеству
равенства.
Обращаясь отъ фран-
цузовъ къ нѣмцамъ, мы
должны начать съ Канта,
который смотрѣлъ на все-
мірную исторію, какъ на
постепенное осуществле-
ніе плана природы соз-
дать совершенное госу-
дарство. Идею прогресса
можно найти и у Лейбни-
ца. Отчетливое, хотя и
одностороннее изложеніе
теоріи прогресса мы
встрѣчаемъ у Фихте, Шеллинга и, въ особенности, у Гегеля.
По ихъ ученію, міръ — это лѣстница состояній и формъ,
послѣдовательно, въ извѣстной очереди, смѣняющихъ одна
другую. По этому ученію, нѣтъ ничего абсолютнаго, вѣчнаго,
а все относительно и измѣнчиво. Все существующее теперь—
только переходная ступень всеобщаго развитія; при этомъ
каждая слѣдующая ступень выше, сложнѣе, значительнѣе,
цѣннѣе и лучше предыдущей, либо въ количественномъ, либо
въ качественномъ отношеніи, либо въ томъ и въ другомъ вмѣ-
стѣ. Каждая стадія развитія въ самой себѣ носитъ планъ и
послѣдовательность, такъ сказать, свою очередь, развитія. Въ
примѣненіи къ исторіи человѣчества, всѣ идеи, вся литера-
тура, наука, философія, религія, — все объединяется, какъ
опредѣленная стадія умственнаго состоянія, которое потомъ

перейдетъ въ другую высшую стадію, подобно тому, какъ
одна метаморфоза животнаго смѣняется другою, какъ, напри-
мѣръ, головастикъ становится потомъ лягушкою. Это ученіе
не могло не отразиться на всѣхъ наукахъ о человѣческомъ
духѣ. Если XVIII вѣкъ вѣрилъ во всемогущество разума и счи-
талъ и законы, и религію, и государственный строй, и языкъ,
и всю культуру продуктами преднамѣренной работы человѣ-
ческаго сознанія, то эволюціонная теорія привела къ мысли,
что и общество, и государство, и языкъ, и вся культура рас-
тутъ «какъ трава», сами собою. Въ свое время и у насъ, въ
Россіи, ученіе Гегеля нашло благодарную почву и создало цѣ-
лое умственное теченіе. Наиболѣе яркій представитель этого
движенія, Станкевичъ смотрѣлъ на исторію человѣчества какъ
на непрерывное приближеніе къ высшей нравственной цѣли.
Его главнымъ, задушевнымъ и «сладчайшимъ» вѣрованіемъ
было убѣжденіе въ постепенномъ совершенствованіи и обще-
ства и личности. Поэтому ближайшей обязанностью каждаго
человѣка онъ считалъ усовершенствованіе себя въ нравствен-
номъ и умственномъ отношеніи. Но ученіе Гегеля было слиш-
комъ одностороннимъ и должно быть отнесено къ области
метафизики.
Центральною идеею Гегеля была мысль объ абсолютномъ
духѣ или міровомъ разумѣ, вмѣстилищемъ котораго было че-
ловѣчество. Міровой разумъ развивается, воплощаясь то въ
одномъ, то въ другомъ народѣ. Въ своемъ дѣтскомъ возрастѣ
онъ воплощался въ Персіи, въ юности онъ былъ въ Греціи,
мужемъ въ Римѣ, а въ старости жилъ въ Западной Европѣ
во времена Гегеля. Здѣсь онъ нашелъ свое торжество и луч-
шее выраженіе. Здѣсь, повидимому, и должна была кончить-
ся, по Гегелю, сама всемірная исторія. Необходимо отмѣтить
еще ту ошибку, что Гегель игнорируетъ всѣ матеріальные и
экономическіе факторы развитія общества. Такое отношеніе
къ экономическимъ факторамъ заимствовали у Гегеля и
русскіе славянофилы, и Аксаковъ выражаетъ это такъ: «мате-
ріальные факторы не имѣютъ мѣста среди источниковъ про-
гресса. Страшная игра матеріальныхъ силъ поражаетъ съ
перваго взгляда, но это одинъ призракъ: внимательный взоръ
увидитъ одну только силу, движущую всѣмъ, — мысль, которая
всюду присутствуетъ, но которая медленно совершаетъ ходъ
свой». Между тѣмъ совсѣмъ не надо быть марксистомъ, чтобы
въ наше время считать матеріальныя и экономическія отно-
шенія факторомъ громаднаго значенія въ процессѣ развитія
общественной жизни. Можно и не сводить всей исторіи къ
одной экономической исторіи, какъ это дѣлаютъ марксисты,
но при настоящемъ состояніи науки совершенно невозможно
отрицать крупнаго вліянія хозяйственныхъ отношеній на исто-
рическій процессъ.

Гегель имѣлъ въ виду, главнымъ образомъ, духовную жизнь
человѣчества, и вотъ почему его вліяніе ограничилось почти
исключительно науками о человѣческомъ духѣ (исторіею, ре-
лигіею, моралью и пр.). Не даромъ его послѣдователи говорили,
что исторія дѣлается книгами. Исторію, по мнѣнію Гегеля,
дѣлаютъ только идеи и ихъ носители — великія историческія
личности, въ родѣ Александра Македонскаго, Цезаря, Наполео-
на. Народныя массы играютъ ничтожную роль и должны игно-
рироваться историками, а это совершенно непріемлемо съ точ-
ки зрѣнія современной науки. Цѣлью народной жизни являет-
ся развитіе идей. Каждая эпоха представляетъ свою ступень
въ развитіи духа. Отсюда
крайне реакціонный, со
всякимъ зломъ примиря-
ющій гегеліанскій прин-
ципъ: «все существу-
ющее разумно, и все раз-
умное существуетъ».
Кромѣ того, это ученіе
грѣшило всѣми недостат-
ками тогдашней метафи-
зики: невниманіемъ къ
опытному знанію, къ кон-
кретнымъ фактамъ и
взамѣнъ того преувели-
ченнымъ довѣріемъ къ
абстракціямъ, догадкамъ,
системамъ, гипотезамъ
и къ діалектическому ме-
тоду мышленія. Такъ,
напримѣръ, основнымъ
началомъ Гегель взялъ
понятіе чистаго безсодер-
жательнаго бытія, рав-
наго ничто, и изъ этого
понятія выводилъ всю
свою философію, отъ которой теперь осталось немногое. Но
все же заслуга Гегеля громадна хотя бы потому, что онъ раз-
рушилъ системы твердыхъ и неподвижныхъ понятій, рамокъ,
готовыхъ, неизмѣнныхъ формъ мысли и на мѣсто ихъ поста-
вилъ процессъ развитія, какъ общей связи частныхъ явле-
ній, открылъ дорогу для сравнительныхъ и генетическихъ
методовъ изслѣдованія.
Идею развитія человѣчества (но отнюдь не всего животна-
го міра) мы встрѣчаемъ у Конта. Его ученіе выгодно отли-
чается отъ гегелевскаго, между прочимъ, въ томъ отношеніи,
что онъ совѣтуетъ замѣнить субъективное понятіе прогресса
объективнымъ понятіемъ эволюціи и, такимъ образомъ, сдѣ-
лать попытку очистить это понятіе отъ мистическаго и ро-

Магическаго оттѣнковъ. Отецъ позитивной философіи даетъ
дальнѣйшее развитіе идеямъ Тюрго и Кондорсэ. Онъ тоже
фтверждаетъ, что человѣчество безпрерывйо развивается въ
уизическомъ, нравственномъ, умственномъ и политическомъ
отношеніяхъ, и это развитіе сопровождается улучшеніемъ и
прогрессомъ,—улучшается положеніе человѣка, совершенству-
ются его способности. Контъ такъ же, какъ Кондорсэ, стоитъ
на слишкомъ оптимистической точкѣ зрѣнія. Онъ считаетъ
развитіе и совершенствованіе тождественными терминами, по-
чему и находитъ возможнымъ изгнать изъ соціологіи послѣд-
ній терминъ, оставивъ первый, какъ болѣе ясный.
Но, въ противоположность Кондорсэ, онъ отказывается въ
своей соціологіи принимать въ соображеніе такія субъектив-
ныя понятія, какъ счастье, и сводитъ совершенствованіе чело-
вѣка къ гармоническому развитію его природы, соотвѣтствен-
но закону эволюціи.
Онъ видитъ этотъ естественный законъ развитія общества въ
томъ, что оно проходитъ обыкновенно три ступени развитія:
сначала теологическую, когда люди объясняютъ всѣ явленія
жизни и природы вмѣшательствомъ сверхъестественныхъ силъ,
похожихъ на человѣческія силы; затѣмъ метафизическую ста-
дію, когда философы объясняютъ все въ мірѣ общими поня-
тіями, выражающими субстанціи, или сущности, действующія
позади явленій, и, наконецъ, позитивную ступень, когда поло-
жительная наука вступаетъ въ свои права и когда изъ на-
блюденій надъ фактами, изъ экспериментовъ выводятся зако-
ны, объясняющіе явленія природы. При этомъ всѣ три стадіи
умственнаго процесса сопровождаются соотвѣтствующими об-
щественными организаціями: теологической стадіи соотвѣт-
ствуетъ жреческо-военное состояніе, метафизической стадіи—
господство юристовъ и, наконецъ, позитивной стадіи — про-
мышленное состояніе.
Цѣлью развитія служитъ здѣсь побѣда позитивизма и про-
мышленнаго строя надъ предшествующими стадіями, когда
позитивная мысль вступитъ въ союзъ съ великою силою—про-
летаріатомъ.
Часто указывали на произвольность построеній Конта; но
главный недостатокъ этой теоріи въ томъ, что она обнимаетъ
только историческій періодъ человѣчества. (Контъ былъ про-
тивникомъ эволюціонной теоріи Ламарка. Между тѣмъ жизнь
началась задолго до историческаго періода, и послѣдній яв-
ляется лишь только однимъ краткимъ мгновеніемъ по сра-
вненію съ продолжительностью жизни на землѣ.
Другой недостатокъ этого ученія заключался въ томъ, что
оно имѣло въ виду исключительно только развитіе идей и учре-
жденій, между тѣмъ современное естествознаніе показало, что
развивается самая природа человѣчества, сами организмы.

Въ настоящее время идея эволюціи всего лучше выражена
на языкѣ естествознанія. Дарвинъ собралъ подавляющее ко-
личество безспорныхъ фактовъ, доказывающихъ, что природа
въ огромномъ масштабѣ дѣлаетъ со всѣми живыми существа-
ми то же самое, что дѣлаютъ скотоводы, чтобы усовершен-
ствовать породы своего скота. Скотоводы съ этою цѣлью оста-
вляютъ для размноженія наиболѣе совершенныхъ самцовъ и
самокъ. То, что скотоводъ дѣлаетъ вполнѣ сознательно, въ
природѣ дѣлается само собою, въ силу необходимости. Дѣло
въ томъ, что на землѣ не хватаетъ средствъ существованія
для всѣхъ появляющихся на свѣтъ жи-
вотныхъ и растеній. Какая-нибудь се-
ледка мечетъ около 5 милліоновъ икри-
нокъ и въ нѣсколько лѣтъ ея потомство
могло бы населить всѣ воды земли. Но
есть существа, которыя населили бы всю
землю не въ нѣсколько лѣтъ, а въ
нѣсколько дней. Но такъ какъ всѣ другія
существа тоже хотятъ жить и безмѣрно
распложаются, то на землѣ имъ всѣмъ
очень скоро не хватило бы не только
пищи, но даже мѣста.
• «Если бъ вида размноженью жизнь
не ставила препонъ,
Въ морѣ, воздухѣ, на сушѣ не на-
шелъ бы мѣста онъ».
Отсюда вѣчная конкуренція, посто-
янныя столкновенія и борьба за пищу,
питье, за свѣтъ, за тепло, за мѣсто
подъ солнцемъ,—однимъ словомъ, за
- жизнь.
По К. Беру, какая-нибудь мелкая
корюшка должна поглотить не менѣе
милліона мелкихъ рачковъ раньше,
чѣмъ достигнетъ роста въ іг/2 дюйма.
Корюшками питаются щуки, и одна
щука съѣдаетъ около 7 тысячъ корю-
шекъ въ годъ. И стало-быть, когда человѣкъ съѣдаетъ одну
щуку, это блюдо обходится въ милліарды другихъ жизней.
Конечно, эта борьба за пищу, за питье, за мѣсто подъ
солнцемъ далеко не всегда имѣетъ такой грубый характеръ
взаимнаго пожиранія и битвы. Большею частью это—простая
конкуренція, или соперничество безъ всякаго насилія и напа-
денія. Но результатъ и здѣсь тотъ же. Въ результатѣ полу-
чается то, что выживаютъ лучше одаренные, болѣе совершенные
и оставляютъ послѣ себя потомство, передавая ему свои качества,
а менѣе приспособленные гибнутъ, не оставляя дѣтей. Этотъ
процессъ именуется, какъ извѣстно, естественнымъ отборомъ.

Такимъ образомъ, на низшихъ ступеняхъ животной лѣстни-
цы каждый незначительный, иногда совершенно незамѣтный
шагъ впередъ окупается гибелью цѣлыхъ милліоновъ неудач-
никовъ. Что можетъ быть расточительнѣе, чѣмъ нести
милліоны яицъ, изъ которыхъ достигаетъ полнаго развитія
только одно, какъ это дѣлаютъ многія рыбы; и что можетъ
болѣе противорѣчить всѣмъ нашимъ понятіямъ объ экономіи
силъ, какъ эти милліарды сѣмянъ, разсѣваемыхъ нѣкоторы-
ми деревьями лишь для того, чтобы только одно изъ нихъ
превратилось въ большое дерево? Природа похожа на того сѣя-
теля, о которомъ говорится въ извѣстной притчѣ. Но она без-
конечно расточительнѣе сѣятеля притчи: она довольствуется
и тѣмъ, если одно сѣмя изъ милліардовъ попадетъ на туч-
ную почву и принесетъ плодъ, а всѣ остальныя или погиб-
нутъ на каменистой почвѣ, или будутъ съѣдены птицами и
т. д.
Прогрессъ здѣсь ничтоженъ въ сравненіи съ громадной
массой погибшихъ существъ; но только эти одни прогрессив-
ные, выжившіе типы и имѣютъ значеніе, потому что все осталь-
ное, менѣе совершенное, безслѣдно исчезаетъ. Только эти одни
передовые экземпляры животнаго міра даютъ тѣ незначитель-
ные плюсы, благодаря которымъ на протяженіи милліоновъ
лѣтъ росъ и развивался животный міръ, постоянно преобра-
зовываясь изъ низшихъ формъ все въ болѣе и болѣе высшія.
Для однихъ видовъ, менѣе сильныхъ или менѣе умныхъ,
ловкихъ и вообще хуже приспособленныхъ, природа станови-
лась жестокою мачехою, и эти виды вырождались, шли къ
паденію и гибели, уступая свое мѣсто другимъ, болѣе совер-
шеннымъ. Для этихъ послѣднихъ та же самая природа ока-
зывалась доброю и щедрою матерью, и они прогрессировали.
Такъ природа уничтожаетъ все непригодное для жизни и
оставляетъ жить, развиваться, плодиться и множиться наибо-
лѣе жизнеспособные экземпляры.
Но есть еще другой подборъ, именуемый половымъ. Самка
отдается не всѣмъ самцамъ, выражающимъ желаніе обладать
ею; и между самцами происходитъ точно такъ же своего рода
конкуренція, при чемъ самка достается тому, кто обнаружилъ
то или другое преимущество. Только эти самцы и будутъ имѣть
потомство, которому передадутъ свои болѣе совершенныя свой-
ства; менѣе же одаренные самцы имѣть дѣтей не будутъ.
Такимъ образомъ, каждое счастливое, полезное для вида или
расы измѣненіе, всякое поступательное, хотя бы даже случай-
ное, движеніе впередъ природа отмѣчаетъ, закрѣпляетъ и со-
храняетъ въ потомствѣ; а всякое отступленіе назадъ, идущее
во вредъ роду, она своевременно прекращаетъ, обусловливая,
.такимъ образомъ, постепенное и непрерывное развитіе вида.
Дарвинъ, пользуясь данными палеонтологіи, приходитъ къ
выводу, что обитатели міра въ каждый послѣдовательный пе-

ріодъ его исторіи побѣждали своихъ предшественниковъ; въ
этомъ смыслѣ они выше своихъ предшественниковъ въ своей
организаціи, и въ этомъ заключается объясненіе того общаго
мнѣнія, раздѣляемаго и палеонтологами, что организація въ
ея цѣломъ развивалась прогрессивно.
Такимъ образомъ, наиболѣе сильныя, здоровыя и счастли-
выя существа переживаютъ остальныхъ и размножаются...
«Изъ естественной войны, — говоритъ Дарвинъ, — голода и
смерти непосредственно вытекаетъ самый желательный резуль-
татъ: медленное образованіе существъ высшаго порядка». Въ
настоящее время идетъ споръ относительно того, каковы тѣ
измѣненія къ лучшему, какія приходится удерживать есте-
ственному отбору: накопляются ли они въ теченіе поколѣній
понемногу, незамѣтно и постепенно или совершаются вне-
запно. Какъ бы ни былъ рѣшенъ этотъ споръ (быть-можетъ,
въ природѣ имѣютъ мѣсто оба эти способа), несомнѣнно одно:
всякое полезное для организма измѣненіе естественный от-
боръ удерживаетъ, а всякое вредное уничтожаетъ. Такъ изъ
низшихъ видовъ животныхъ и растеній произошли высшіе.
При этомъ подъ высшими видами изъ позвоночныхъ жи-
вотныхъ Дарвинъ разумѣлъ тѣхъ, кто по развитію умственныхъ
способностей и другимъ признакамъ приближается къ чело-
веку, и чѣмъ выше умъ животнаго и чѣмъ оно ближе къ чело-
веку, тѣмъ выше оно стоитъ на лѣстницѣ животной эволюціи.
Особое значеніе для педагога теорія Дарвина имѣетъ, между
прочимъ, потому, что она механически объясняетъ цѣлесооб-
разность въ органической жизни. Чѣмъ болѣе углублялись
люди въ изученіе анатоміи и физіологіи животнаго міра (равно
какъ и растительнаго), тѣмъ болѣе замѣчали, что, напримѣръ,
органы тѣла и инстинкты и рефлексы животныхъ отличаются
удивительной цѣлесообразностью въ смыслѣ нормальнаго раз-
витія какъ самаго организма, такъ и цѣлой расы; но для
объясненія такой цѣлесообразности не оставалось другого пути,
какъ привлеченіе невидимыхъ сверхъ естественныхъ силъ,
стоящихъ внѣ научной области. Теорія даетъ вполнѣ доста-
точное объясненіе такой цѣлесообразности.
Хорошо извѣстно, что у Дарвина были предшественники.
Намеки на идею развитія мы находимъ еще у древнихъ гре-
ковъ. Еще Гераклитъ писалъ, что изъ противоположностей
образуется совершенная гармонія, что всё возникаетъ, благо-
даря враждѣ и борьбѣ. Идея развитія встрѣчается у Аристо-
теля, болѣе определенно идея эволюціи развита была у Джор-
дано Бруно, который полагалъ, что развитіе совершается пу-
темъ едва замѣтныхъ измѣненій, ускользающихъ отъ наблю-
дателя. Идею трансформизма, т.-е. измѣненій въ царствѣ жи-
вотныхъ и растеній, высказалъ Бэконъ1). Гете сводилъ всѣ
*) Конечно, труды и догадки предшественниковъ Дарвина нисколько не
умаляютъ его заслуги.

различныя формы растеній къ одному первоначальному рас-
теній), а всѣ органы растеній къ одному органу—листу. Онъ
показалъ, что скелетъ человѣка устроенъ по одному перво-
начальному типу, общему со всѣми другими позвоночными
животными, и обладаетъ постояннымъ характеромъ, хотя по-
стоянно развивается и преобразовывается, уклоняясь въ ту
или другую сторону. Онъ указалъ и причину такого развитія
и видѣлъ ее во взаимодѣйствіи двухъ силъ: 1) внутренней,
центростремительной силы организма (по современной терми-
нологіи—наслѣдственности) и 2) внѣшней, центробѣжной силы
(по современному намъ термину—приспособленія).
«Уже тысячи лѣтъ тому назадъ,—говоритъ Геккель,— отдѣль-
ные ученые высказывали мысль о «развитіи* вещей; но что
это понятіе царитъ во вселенной, что самъ міръ есть не что
иное, какъ «вѣчное развитіе субстанціи»— эта грандіозная мысль
есть дѣтище нашего XIX столѣтія. Она впервые получила
конкретную форму и завоевала себѣ право гражданства во
второй половинѣ нашего столѣтія. Великому англійскому есте-
ствоиспытателю Чарльзу Дарвину принадлежитъ безсмертная
заслуга эмпирическаго обоснованія этого величайшаго фило-
софскаго понятія; онъ первый далъ ему всеобъемлющее при-
мѣненіе и заложилъ прочный фундаментъ для той теоріи
происхожденія видовъ, которую уже въ 1809 году набросалъ
въ общихъ, чертахъ геніальный французскій натурфилософъ,
Жанъ Ламаркъ, уже въ 1799 году провидѣлъ нашъ величай-
шій нѣмецкій поэтъ и мыслитель, Вольфгангъ Гете. Это
дало въ наши руки ключъ къ «вопросу надъ вопросами», къ
великой міровой загадкѣ о «положеніи человѣка въприродѣ»
и его естественномъ происхожденіи. Этимъ тремъ геніальнымъ
натурфилософамъ мы обязаны тѣмъ, что въ состояніи теперь
прослѣдить господство закона развитія во всей природѣ и
положить его въ основу единаго, цѣльнаго объясненія всѣхъ
явленій природы».
За 50 лѣтъ до Дарвина знаменитый французъ Ламаркъ
объяснялъ родство организмовъ происхожденіемъ отъ одного
общаго простѣйшаго организма, а наблюдаемый теперь разли-
чія между ними—вліяніемъ внѣшнихъ условій, т.-е. среды.
Окружающая среда, измѣняясь сама, вліяла на измѣненіе
потребностей; новыя потребности порождали новыя привычки
и новый образъ жизни, а новыя привычки и образъ жизни
отражались какъ на общей организаціи животнаго, такъ и на
его отдѣльныхъ частяхъ, при чемъ упражненіе и неупотребле-
ніе того или другого органа играло рѣшающую роль: первое—
въ смыслѣ развитія, а второе—въ смыслѣ уменьшенія и даже
исчезновенія органа. Что же касается того, что нѣкоторыя
изъ пріобрѣтенныхъ такимъ образомъ новыхъ свойствъ явля-
ются постоянными, то Ламаркъ объяснялъ еще дѣйствіемъ
наслѣдственности. И вліяніемъ этихъ двухъ факторовъ (при-

способляемость къ внѣшней средѣ и наслѣдственность) Ла-
маркъ объяснялъ медленный, постепенный и послѣдовательный
прогрессъ въ мірѣ животныхъ и растеній, понимая подъ про-
цессомъ усложненіе организаціи, переходъ отъ простого къ
сложному.
Теперь этотъ законъ постепеннаго усложненія организаціи
связываютъ съ именемъ Бэра. Подъ усложненіемъ организаціи
онъ разумѣлъ раздѣленіе труда въ организмѣ. У низшихъ
животныхъ одинъ и тотъ же органъ исполняетъ нѣсколько
службъ, а у высшихъ животныхъ есть особые органы для
Эта картинка показываетъ, какъ усложнялось строеніе сердца: у рыбъ оно состояло
только изъ одного предсердія и одного желудочка, но затѣмъ. когда изъ рыбъ
образовались земноводный, у послѣднихъ сердце уже значительно усложнилось и
состояло изъ двухъ предсердій и одного желудочка, и. наконецъ, у млекопитающихъ
оно состоитъ изъ двухъ предсердій и двухъ желудочковъ.
каждой функціи. Въ этомъ-то переходѣ отъ простого къ
сложному и состоитъ эволюція, родовое развитіе, обусловли-
вающее происхожденіе высшихъ видовъ изъ низшихъ. Этотъ
взглядъ заимствовалъ и самъ Дарвинъ, разумѣвшій подъ
болѣе совершенной организаціей высшую степень дифферен-
цированія частей того же организма во взросломъ состояніи,
большую спеціализацію этихъ частей и большую полноту
физіологическаго раздѣленія труда.
Такимъ образомъ, развитіе идетъ отъ простого и однообраз-
наго устройства къ разнообразному и сложному. На низшихъ
ступеняхъ организмъ однообразенъ и по своему внутреннему и
по внѣшнему строенію. Выше мы наблюдаемъ уже болѣе рѣз-
кую разницу между частями организма; еще далѣе каждая

изъ этихъ частей, въ свою очередь, дѣлится на различающіяся
другъ отъ друга еще болѣе мелкія части. Такъ, напримѣръ,
кожица одноклѣточнаго животнаго представляетъ изъ себя
однородное во всѣхъ своихъ частяхъ строеніе, хотя по своимъ
отправленіямъ и замѣняетъ у животнаго не только нашъ ротъ
и осязательные органы, но и наши глаза, и наши уши, и наши
нервы, и проч., разумѣется, въ самой зачаточной формѣ. Между
тѣмъ на высшихъ ступеняхъ вмѣсто этого однороднаго органа
возникаетъ цѣлый рядъ другихъ: ротъ, осязательные, зритель-
ные, слуховые, обонятельные, вкусовые органы, нервная
система и проч. Но для развитія мало одного послѣдователь-
наго раздѣленія цѣлаго на части и частей на болѣе мелкія
части, мало этого все возрастающаго усложненія и раздѣленія
между органами труда; нужно еще, чтобы эти дифферен-
цированныя части тѣснѣе связывались другъ съ другомъ въ
одно цѣлое и противорѣчія между ними сглаживались.
Спенсеръ удачно провелъ идею развитія не только въ обла-
сти біологіи, но и распространилъ ее на всю природу, и, что
особенно интересно для насъ, построилъ на томъ же принципѣ
и соціологію. Онъ еще раньше Дарвина провозгласилъ прин-
ципъ развитія, какъ основу всей своей философской системы,
и именно онъ далъ наиболѣе полное обоснованіе тѣхъ двухъ
процессовъ, на которые, какъ мы только что сказали, можетъ
быть разложенъ общій процессъ развитія. Первый процессъ—
переходъ отъ однороднаго къ. разнородному, расчлененному
Спенсеръ назвалъ дифференціаціею (его можно было бы назвать
также индивидуализаціей), а второй процессъ — объединеніе и
сплоченіе въ одно связное прочное, органическое цѣлое всѣхъ
этихъ обособленныхъ единичныхъ явленій онъ именуетъ инте-
граціей (концентраціей, сплоченностью). Дифференціація идетъ
рядомъ съ интеграціей, и обѣ вмѣстѣ образуютъ тотъ процессъ,
который мы называемъ развитіемъ. Переходъ отъ разсѣяннаго
къ сплоченному, концентрацію или интеграцію и связность
Спенсеръ видитъ и въ растительномъ мірѣ, когда растенія ула-
вливаютъ, напримѣръ, изъ воздуха разсѣянныя тамъ частицы
углекислаго газа, отщепляютъ ихъ углеродъ и концентриру-
ютъ его въ себѣ; мы видимъ этотъ процессъ и въ животномъ
мірѣ, когда животное ищетъ, напримѣръ, разсѣянную тамъ и
здѣсь пищу и концентрируетъ внутри себя нужные ему пи-
тательные элементы. Тотъ же процессъ надо видѣть и въ
исторіи, когда, напримѣръ, Москва собирала подъ свою власть
отдѣльныя княжества, присоединяла къ себѣ путемъ завоева-
ній и Казань, и Сибирь, и Астрахань, и т. д. Точно такъ же
гораздо больше связности дѣйствій мы видимъ въ самообла-
даніи нравственно развитого человѣка, чѣмъ въ распущенно-
сти человѣка безнравственнаго.

Особое положеніе занимаетъ въ этомъ вопросѣ Тардъ, кото-
рый полагаетъ, что разнородность элементовъ и явленій по-
является раньше, нежели столкновеніе и борьба за существова-
ніе между ними. «Что находимъ мы въ основѣ умственной жизни
въ умѣ новорожденнаго?—спрашиваетъ онъ и отвѣчаетъ:—Про-
стыя разнородныя ощущенія, налагающіяся другъ на друга, еще
не сталкиваясь и не противорѣча одно другому, такъ какъ они
не вызываютъ еще никакого сужденія. Это—царство своеобра-
зія, нераціональнаго и непревратимаго. Когда же элементы на-
рождающагося ума начинаютъ приходить въ столкновеніе, то
это значитъ, что ощущенія уже повторяются въ образахъ и
сравниваются между собою. Точно такъ же развѣ нельзя пред-
положить, что первыя группы людей, самопроизвольно заро-
дившіяся, безъ всякой связи, зависящей отъ родства или при-
мѣра, раньше, чѣмъ начать бороться и поѣдать другъ друга,
долго жили совершенно чуждыми между собою, не вредя и
не оказывая другъ другу услугъ, и не вступили ли онѣ въ
эти убійственныя столкновенія только послѣ того, какъ пріо-
брѣли сходныя потребности и вкусы, или послѣ того, какъ
узнали о сходствѣ своихъ потребностей и вкусовъ? Навѣрное,
различныя религіи раньше, чѣмъ начать борьбу, приведшую
ихъ къ сліянію или къ большему или меньшему согласію,
начали съ того, что мирно жили рядомъ, индиферентно отно-
сясь къ своей разнородной своеобразности. Точно такъ же слѣ-
дуетъ заранѣе предположить, что борьба за существованіе не
была первичнымъ отношеніемъ между различными организмами,
въ средѣ которыхъ позже должна была установиться гармо-
нія. Эта борьба, которую принимали за начало, на самомъ
дѣлѣ представляетъ собою—и никогда не была ничѣмъ инымъ—
только необходимый, но мимолетный переходъ отъ періода
жизненной разнородности, когда первыя самобытный и не род-
ственныя между собою по жизни созданія существовали ря-
домъ, не помогая и не мѣшая другъ другу, къ періоду есте-
ственной гармоніи, когда соединившіеся въ общества орга-
низмы оказываютъ или будутъ оказывать другъ другу одно-
стороннія или взаимныя услуги».
Что здѣсь раздѣляется и большинствомъ другихъ мысли-
телей, такъ это то, что развитіе, дѣйствительно, идетъ въ на-
правленіи къ большей связности и сплоченности, но едва ли
можно было бы утверждать, что разнородныхъ ощущеній у
новорожденнаго ребенка больше, чѣмъ у взрослаго человѣка.
Совершенно напротивъ. Развитіе именно характеризуется
переходомъ отъ однороднаго къ разнородному. Переходъ отъ
однороднаго къ разнородному (осложненіе и дифференціація)
мы видимъ и въ развитіи животнаго и растительнаго міра и въ
исторіи. Такой же переходъ видимъ и въ томъ фактѣ, что
поэзія, музыка и танцы образовались отъ одного общаго корня.
То же осложненіе (переходъ отъ однороднаго къ разнородному)

можно видѣть и въ томъ, что кругозоръ альтруиста богаче
кругозора эгоиста. Но переходъ отъ разсѣяннаго къ сплочен-
ному (концентрація) и отъ однороднаго къ разнородному
(дифференціація) ведетъ къ увеличенію определенности, а
потому развитіе характеризуется еще переходомъ отъ неопре-
дѣленнаго къ опредѣленному.
У человѣка функціи каждаго органа тѣла гораздо опредѣ-
леннѣе, чѣмъ у инфузоріи.
Филологи показали, что развитіе языка у того или другого
народа шло также, отъ неопредѣленнаго и однороднаго къ
опредѣленному и разнородному.
•Точно такъ же идетъ развитіе языка и у ребенка. Когда
знакомая мнѣ дѣвочка впервые произнесла кхе-кхе (кошка),
то это слово означало цѣлую фразу, въ которой выражалось
желаніе, чтобы кошка подЬшла къ ней. Впоследствіи ребенокъ
станетъ говорить уже цѣлыми расчлененными фразами, при
чемъ кошка будетъ обозначать только носителя извѣстныхъ
дѣйствій, а для выраженія этихъ дѣйствій или свойствъ бу-
дутъ употребляться другія слова.
Современное научное знаніе гораздо опредѣленнѣе и точ-
нѣе, чѣмъ знанія невѣжественныхъ людей; грубый идолъ ди-
каря менѣе опредѣлененъ, чѣмъ статуя современнаго скульп-
тора.
Нравственная личность отличается гораздо большей опре-
дѣленностью, сдержанностью, чѣмъ безнравственная, безъ
опредѣленныхъ, ясно очерченныхъ правилъ поведенія.
Въ послѣднее время этотъ законъ развитія получилъ под-
твержденіе со стороны экспериментальной физіологіи. Нашъ
извѣстный физіологъ Павловъ и его сотрудники показали
экспериментами надъ собаками, что развитіе идетъ отъ общаго
и грубаго къ постепенному дифференцированію, къ тончай-
шему и мельчайшему различенія). Говоря объ анализаторахъ
животнаго, Павловъ пишетъ: «Если передъ животнымъ поя-
вляется свѣтлая фигура, то сначала, какъ раздражитель, дѣй-
ствуетъ усиленное освѣщеніе и только потомъ можетъ быть
выработанъ спеціальный раздражитель изъ самой фигуры и
т. д... (Это)дифференцированіё достигается путемъ задерживаю-
щаго процесса, какъ бы заглушенія остальныхъ частей анали-
затора, кромѣ опредѣленной. Постепенное развитіе этого про-
цесса и есть основаніе постепеннаго анализа... Если баланси-
рованіе между возбуждающимъ и задерживающимъ процессами
нарушить въ сторону возбуждающаго введеніемъ въ животное
возбуждающихъ средствъ, напримѣръ, кофеина, то сейчасъ же
прочно выработанная дифференцировка рѣзко нарушается, во
многихъ случаяхъ до полнаго исчезновенія—временнаго, ко-
нечно».
Что особенно важно для педагога, психологи устанавлива-
ютъ тотъ же законъ дифференцированія и въ психическомъ

развитіи ребенка. Знаменитый Геффдингъ, исходя изъ того
положенія, что неопредѣленное и однородное предшествуетъ
опредѣленному и разнородному, полагаетъ, что три различныхъ
рода элементовъ сознательной жизни (познаніе, чувство и
воля) на низшихъ ступеняхъ развитія выступаютъ не такъ
отчетливо, какъ на высшихъ, и явленія сознанія здѣсь еще
очень мало дифференцированы.
По мнѣнію извѣстнаго психолога Іерузалема, начало душев-
ной жизни образуетъ неясное чувствованіе жизни, проявля-
ющееся въ видѣ противоположныхъ состояній удовольствія
и неудовольствія. Онъ разсматриваетъ это чувствованіе, какъ
первоначальную, еще совершенно не дифференцированную ре-
акцію на раздраженія, дѣйствующія въ окружающей средѣ и
въ самомъ тѣлѣ. Это чувствованіе, повидимому, не сопрово-
ждается никакими представленіями и носитъ еще совершенно
смутный хаотическій характеръ. Но уже въ первые дни своей
жизни ребенокъ испытываетъ разнообразныя чувствованія удо-
вольствія и неудовольствія. Душевная жизнь уже начинаетъ
дифференцироваться и становиться многообразной. Чѣмъ
многообразнѣе впечатлѣнія, вливающіяся въ душу ребенка,
тѣмъ болѣе дифференцируется его чувствованіе удовольствія
или неудовольствія.
Спенсеръ подобно Конту разсматриваетъ эволюцію, какъ
прогрессъ, отождествляя оба эти понятія; но онъ точно такъ же,
какъ и Контъ, устраняетъ изъ понятія прогресса субъектив-
ный признакъ счастья и наслажденія, довольствуясь лишь
тѣми объективными признаками, сущность которыхъ мы вы-
разили выше. Въ то время, какъ дарвинисты объясняютъ
историческій прогрессъ по аналогіи съ біологическимъ разви-
тіемъ, органическихъ формъ, Спенсеръ объяснялъ этотъ про-
грессъ по аналогіи съ развитіемъ отдѣльной особи, отдѣльнаго
организма, примѣняя въ то же время эту аналогію и выве-
денный изъ нея общій законъ развитія и къ явленіямъ, ко-
торыми занимается и біологія, и психологія, и соціологія, и
этика, и эстетика, и филологія, и теорія познанія, и метафи-
зика.
Въ настоящее время многіе изъ защитниковъ эволюціи рас-
пространяютъ свои взгляды и на неорганическій міръ, какъ
это дѣлаетъ и Спенсеръ. Еще со времени появленія Кантовско-
Лапласозской теоріи астрономы думаютъ, что всѣ небесныя
тѣла—и звѣзды, и планеты, и кометы, по современнымъ воззрѣ-
ніямъ, сформировались путемъ продолжительной эволюціи
изъ первоначальнаго космическаго вещества туманностей.
Еще Лайэлль разсматривалъ исторію земли съ эволюціон-
той точки зрѣнія. Есть теорія о борьбѣ за существованіе между
молекулами. Вся матерія, всѣ химическіе элементы, по мнѣнію
эволюціонистовъ, произошли отъ одного или двухъ самыхъ
простыхъ веществъ путемъ длинной эволюціи.

Уже изъ этого краткаго обзора видно, что, благодаря
Спенсеру и другимъ эволюціонистамъ, теорія развитія является
въ наше время принципомъ, который въ состояніи объеди-
нить наибольшее количество, казалось бы, самыхъ разнород-
ныхъ научныхъ и философскихъ идей.
Однимъ изъ доводовъ за всеобщность закона развитія слу-
житъ тотъ фактъ, что безъ этого закона такія науки, какъ
эмбріологія, сравнительная анатомія, палеонтологія, сравни-
тельная этнографія ит. п., представляли бы собою хаоти-
ческій наборъ ничѣмъ не связанныхъ между собою фактовъ.
Это ученіе пустило глубокіе корни даже въ отдаленныхъ
отрасляхъ знанія—въ наукахъ филологическихъ, историче-
скихъ, физическихъ и т. д. Теорія эволюціи беретъ свои аргу-
менты и изъ астрономіи, и изъ теологіи, изъ біологическихъ
наукъ, психологіи, филологіи, философіи и т. д. Законъ раз-
витія безраздѣльно господствуетъ во всемъ мірѣ, и нѣтъ
областей, которыя оставались бы внѣ его вліянія.
Но насъ особенно интересуютъ теоріи эволюціи и прогресса,
касающіяся человѣка и его предковъ, появившіяся уже послѣ
Дарвина. Начнемъ съ тѣхъ, которыя имѣютъ въ виду прежде
всего соціальную жизнь человѣка.
Своеобразное освѣщеніе эволюціи далъ въ новѣйшія вре-
мена Тардъ. Онъ также близокъ къ тому, чтобы отождествить
эволюцію съ прогрессомъ. «Жизнь, по его словамъ, не про-
стая игра силъ, а движеніе впередъ, и прогрессъ—не пустой
звукъ>. Онъ представляетъ себѣ это прогрессивное движеніе
не цикличнымъ, какъ думаетъ Спенсеръ, а постояннымъ и
не обратимымъ. Правда, онъ не отрицаетъ ритма въ этомъ
движеніи впередъ, но этотъ ритмъ, по его словамъ, даетъ нѣ-
которую точность въ тонѣ, а не въ маршрутѣ. И этотъ про-
грессъ обусловливается, по его мнѣнію, тремя факторами: 1)
повтореніемъ или подражаніемъ, 2) противоположеніемъ или
столкновеніемъ и 3) приспособленіемъ. Первому фактору онъ
отводитъ огромную роль. Въ соціальной области почти вся
наша жизнь состоитъ изъ повторенія или подражанія тому,
что дѣлаютъ другіе. Въ области біологичеркой наслѣдствен-
ность повторяетъ въ дѣтяхъ свойства ихъ предковъ. Тотъ же
законъ повторенія Тардъ распространяетъ и на неорганическій
міръ. Волны звука, свѣта, электрическія и проч.—это повторе-
ніе однихъ и тѣхъ же колебаній эѳира, воздуха и т. п. Но
повтореніе, подражаніе обусловливаетъ только болѣе или ме-
нѣе широкое распространеніе какого-нибудь уже существу-
ющаго обычая или изобрѣтенія въ обществѣ людей, какого-
нибудь уже живущаго вида въ животномъ царствѣ и т. п.;
но этого одного еще недостаточно для движенія впередъ, для
прогресса. И вотъ здѣсь-то и наступаетъ очередь второго фак-
тора: столкновенія, соединенія, синтеза двухъ формъ. Такъ,
изобрѣтеніе сводится къ новому соединенію въ одной головѣ

двухъ старыхъ идей. Напримѣръ, соединеніе паровой машины
съ лодкою дало пароходъ, а той же машины съ колесами дало
паровозъ.
Въ области біологіи отъ соединенія отпрысковъ двухъ ди-
настіи путемъ брака можетъ получиться ребенокъ—новый че-
ловѣкъ. Въ неорганическомъ мірѣ отъ столкновенія двухъ
волнъ можетъ получиться новая волна и т. д. А такъ какъ
различные подражательные потоки не могутъ не сталкиваться
другъ съ другомъ, то получаются все новыя и новыя формы,
постоянное творчество природы. Таковъ ходъ прогресса, и онъ
исходитъ, по Тарду, отъ безчисленнаго множества безконечно-
малыхъ возможностей. «Въ природѣ, по его словамъ, нѣтъ
цѣли, по отношенію къ которой все остальное было бы сред-
ствомъ; но есть безчисленное множество цѣлей, стремящихся
утилизировать одна другую». Каждый самый скромный чело-
вѣкъ въ обществѣ, каждая самая крошечная клѣтка въ орга-
низмѣ и даже каждый элементъ этой клѣтки заключаютъ въ
самихъ себѣ и для самихъ себя свою цѣль и свое «провидѣ-
ніе», а изъ столкновенія этихъ цѣлей получается постоянное
шествіе впередъ. Прогрессъ, по его мнѣнію, обусловливается
путемъ множественныхъ и разнообразныхъ эволюцій, въ ре-
зультатѣ которыхъ получается прочное и подвижное равно-
вѣсіе.
Прогрессъ идетъ отъ ограниченнаго и мелкаго, но много-
численнаго къ широкому, крупному, грандіозному, но рѣдкому
и единичному. Такъ, напримѣръ, первобытные люди жили
маленькими группами, а теперь мы имѣемъ такія громадныя
государства, какъ Англія. Въ старину существовали только
мелкіе производители, теперь мы имѣемъ дѣло съ синдикатами
и трестами. Отъ мелкихъ, но частыхъ войнъ человѣчество
перешло къ рѣдкимъ, но грандіознымъ столкновеніямъ. Здѣсь
Тардъ впадаетъ въ противорѣчіе со Спенсеромъ; но зато
относительно науки и знанія Тардъ утверждаетъ (и это важно
для педагога), что въ этой сферѣ прогрессъ шелъ и идетъ въ
обратномъ направленіи: отъ грандіознаго, единичнаго, немно-
гочисленнаго къ безконечно малому и многочисленному. Зна-
ніе, по его словамъ, это негативный слѣпокъ дѣйствительности.
Чрезвычайно цѣнный вкладъ въ понятіе объ эволюціи и
прогрессѣ сдѣлала русская, субъективистская, соціологическая
школа съ Михайловскимъ во главѣ. Американца У орда, вы-
ступившаго съ своимъ ученіемъ гораздо позже Михайловскаго
и Лаврова, слѣдуетъ отнести къ тому же самому теченію. По
ихъ ученію, эволюція и прогрессъ не всегда совпадаютъ. Не
всякое измѣненіе прогрессивно. Надо различать типы разви-
тія. Есть прогрессивные типы развитія; но есть и регрессив-
ные. Отождествленіе прогресса и'эволюціи повело бы къ фата-
лизму; а онъ вреденъ даже тогда, если онъ оптимистиченъ.
Если человѣкъ вѣритъ, что прогрессъ все равно неизбѣженъ,

зачѣмъ тогда работать, дѣлать усилія,—все равно лучшее при-
детъ само собой. Такого оптимиста Уордъ очень остроумно
сравниваетъ съ безработнымъ юношей, живущимъ постоянной
обманчивой надеждой на богатство своего родственника. По
мнѣнію этой школы, у природы нѣтъ никакихъ цѣлей, въ
ней царитъ законъ. Не можетъ быть поэтому рѣчи о цѣляхъ,
когда дѣло идетъ объ эволюціи. У человѣка же есть опредѣ-
ленная цѣль: онъ стремится къ счастію, и поэтому въ
понятіе прогресса вводится и цѣлесообразность. Цѣлью про-
гресса служитъ счастье человѣческой личности; а счастье, по
Михайловскому, состоитъ «въ гармоничномъ развитіи всѣхъ
силъ и способностей». «Прогрессъ, по словамъ Лаврова, есть
развитіе личности въ физическомъ, умственномъ и нравствен-
номъ отношеніи; воплощеніе въ общественныхъ формахъ ис-
тины и справедливости».
Человѣческая личность—вотъ «мѣра всѣхъ вещей», по сло-
вамъ Михайловскаго. И самымъ естественнымъ выводомъ изъ
этого ученія является требованіе активныхъ и постоянныхъ
усилій со стороны самого человѣка къ улучшенію его поло-
женія. Если онъ не сдѣлаетъ этого самъ, никто за него этого
не сдѣлаетъ и менѣе всего равнодушная къ людскимъ жела-
ніямъ природа. Но если человѣкъ въ совершенствѣ овладѣетъ
законами природы, онъ получитъ надъ нею безпредѣльную
власть. Такимъ образомъ, какъ будто бы прогрессъ сводится,
въ концѣ-концовъ, къ накопленію знаній.
Какъ извѣстно, эта мысль давно еще была доказана
Боклемъ съ исторической точки зрѣнія. Теперь къ этой
мысли подходитъ Де-Роберти. Изъ анализа всѣхъ формъ
соціальное• онъ приходитъ къ выводу, что въ основѣ всѣхъ
ихъ лежитъ знаніе; а такъ какъ знаніе постоянно возрастаетъ,
потому что возрастаетъ запасъ опыта, то вмѣстѣ съ тѣмъ
постоянно, по его мнѣнію, прогрессируютъ и всѣ остальныя
формы соціальности.
Мы видѣли, что разные мыслители расходятся въ пони-
маніи эволюціи. Одни изъ нихъ отождествляютъ эволюцію съ
прогрессомъ, другіе думаютъ, что не всякая эволюція есть
прогрессъ. Одни полагаютъ, что въ понятіе прогресса необхо-
димо ввести субъективное понятіе счастья, а другіе ограни-
чиваются лишь одними объективными признаками. Одни изъ
нихъ противополагаютъ прогрессивное развитіе личности про-
грессу общества, а другіе видятъ въ прогрессивномъ развитіи
общества и личности либо одинъ, либо два параллельныхъ,
не исключающихъ другъ друга процесса.
Только что разсмотрѣнныя теоріи соціологовъ оперируютъ,
главнымъ образомъ, съ данными, взятыми изъ сравнительно
краткаго періода жизни — изъ ,такъ называемой всемірной

исторіи. Между тѣмъ, чтобы яснѣе представить себѣ ходъ
эволюціи, весьма важно охватить насколько возможно болѣе
длинный періодъ времени. Чтобы узнать, какъ растетъ ребе-
нокъ, совсѣмъ нѣтъ надобности взвѣшивать и измѣрять его
нѣсколько разъ въ теченіе одного дня, а нужно прослѣдить
за его ростомъ отъ перваго дня его появленія на свѣтъ Бо-
жій до возможно болѣе зрѣлаго возраста. Только тогда мы
можемъ получить кривую, которая даетъ понятіе о законо-
сообразности изучаемаго процесса. Такъ стоитъ дѣло и съ
эволюціей живой природы. Чѣмъ длиннѣе будетъ изслѣдован-
ный періодъ развитія, тѣмъ
вѣрнѣе, яснѣе и полнѣе бу-
детъ наше представленіе о
ходѣ развитія.
Къ счастію, въ наше вре-
мя, благодаря цѣлому ряду
работъ біологовъ, стали
возможны попытки, разу-
мѣется, лишь приблизи-
тельно намѣтить этапы,
пройденные развитіемъ жи-
зни, за сотню милліоновъ, а
можетъ быть и за цѣлый
милліардъ лѣтъ.
Многіе изъ послѣдовате-
лей Дарвина приходятъ къ
мысли, что всѣ животныя,
не исключая и человѣка,
произошли отъ одной или
нѣсколькихъ группъ про-
стѣйшихъ одноклѣточныхъ
существъ путемъ долгаго —
многіе милліоны лѣтъ про-
должавшагося — естествен-
наго отбора болѣе совершенныхъ особей.
Знаменитый Геккель на основаніи многочисленныхъ дан-
ныхъ палеонтологіи, онтогеніи и морфологіи пришелъ къ
слѣдующимъ выводамъ. г) Напоминая, что у человѣка, точно
такъ же, какъ у другихъ животныхъ, зародышъ развивается
первоначально изъ простой клѣтки, онъ утверждаетъ, что эта
клѣтка-родоначальница, «оплодотворенная яйцевая клѣтка»,—
несомнѣнно, указываетъ на соотвѣтственную одноклѣточную
первоначальную форму, на древнѣйшее protozoon лаврентьев-
скаго періода. Но въ этомъ отношеніи можно желать болѣе
і) Теорія Геккеля, встрѣтившая сначала восторженный пріемъ, потомъ под-
верглась жесточайшимъ нападкамъ; но основная мысль его ученія едва ли
можетъ быть опровергнута; а подробности, внушающія сомнѣнія, существен-
наго значенія для насъ не имѣютъ.

основательныхъ доводовъ. Зато гораздо болѣе обоснованной
является намѣченная біологами цѣпь нашихъ позвоночныхъ
предковъ, которая одинаково подтверждается свидѣтельствами,
какъ морфологіи, такъ, равнымъ образомъ, и сравнительной
анатоміи и онтогеніи. По словамъ того же Геккеля, истори-
ческій порядокъ окаменѣлостей позвоночныхъ совершенно со-
отвѣтствуетъ морфологическому ряду развитія, открываемому
сравнительной анатоміей и онтогеніей: за силурійскимй ры-
бами слѣдуютъ девонскія полуземноводныя, каменноугольный
земноводныя, пресмыкающіяея пермскаго періода и, наконецъ,
млекопитающія мезозойскаго періода; послѣднія, въ свою оче-
редь, являются въ тріасовый періодъ въ своихъ низшихъ
представителяхъ, однопроходныхъ въ юрскій періодъ въ формѣ
сумчатыхъ и затѣмъ въ мѣловой періодъ въ видѣ древнѣй-
шихъ живородящихъ, обладающихъ послѣдомъ (дѣтскимъ мѣ-
стомъ). Изъ послѣднихъ опять-таки въ древнѣйшемъ трё-
тичномъ періодѣ выступаютъ низшіе предки-приматы, полу-
обезьяны, затѣмъ въ міоценовомъ періодѣ настоящія обезьяны,
а именно, сначала собакообразныя обезьяны, позднѣе — чело-
вѣкообразныя: изъ отпрыска послѣднихъ возникаетъ въ пліо-
ценовый періодъ человѣкъ-обезьяна, еще лишенный языка, а
вслѣдъ за нимъ, наконецъ, говорящій человѣкъ.
Медленная эволюція и преобразованіе безчисленныхъ орга-
ническихъ формъ продолжалось, по его словамъ, 1) много мил-
ліоновъ лѣтъ (гораздо болѣе ста милліоновъ!) 2) Между раз-
личными родами животныхъ, развившихся въ дальнѣйшемъ
ходѣ этого процесса, позвоночныя оставили далеко позади себя
всѣ остальныя. 3) Какъ самая важная отрасль позвоночныхъ,
возникъ въ сравнительно позднее время (въ третичный пе-
ріодъ) изъ низшихъ пресмыкающихся и амфибій классъ мле-
копитающихъ. 4) Самымъ совершеннымъ и развитымъ от-
прыскомъ этого класса являются приматы, возникшіе лишь
въ началѣ третичнаго періода (по меньшей мѣрѣ три милліона
лѣтъ тому назадъ) изъ низшихъ плацентныхъ. 5) Самымъ
юнымъ и совершеннымъ отпрыскомъ вѣтви приматовъ является
человѣкъ, который развился лишь къ концу третичнаго пе-
ріода изъ ряда человѣкоподобныхъ обезьянъ. Слѣдовательно,
такъ называемая «всемірная исторія»—небольшой промежу-
токъ времени въ нѣсколько тысячелѣтій, въ продолженіе ко-
тораго разыгрывается культурная исторія человѣчества - яв-
ляется поразительно короткимъ эпизодомъ въ длинной эво-
люціи органической жизни на землѣ.
Генрихъ Шмидтъ, желая дать наглядное представленіе,
какъ коротка такъ называемая «всемірная исторія», восполь-
зовался слѣдующимъ пріемомъ. Онъ не беретъ максималь-
наго исчисленія продолжительности жизни на землѣ —1.400
милліоновъ лѣтъ; онъ останавливается на минимальной, по
Геккелю, цифрѣ въ 100 милліоновъ, называетъ этотъ періодъ

однимъ днемъ творенія, какъ бы беретъ за масштабъ день,
на него редуцируетъ цифру въ 100 милліоновъ лѣтъ. Распре-
дѣляя затѣмъ этотъ гигантскій день творенія на геологиче-
скіе періоды, онъ даетъ слѣдующую таблицу:
I. Архейскгй періодъ (52 мил-
ліона лѣтъ) . : = 12 час. 30 мин.
II. Палеозойскій періодъ (34 мил-
ліона лѣтъ) == 8 » 5 »
III. Мезозойскій періодъ (11 мил-
ліоновъ лѣтъ) = 2 » 38 »
IV. Кенозойскій періодъ (з мил-
ліона лѣтъ) . = 43 минуты.
V. Антропозойскій періодъ(0у 1 —
0,2 милліона лѣтъ) . . . = 2 минуты.
VI. Періодъ культуры, такъ на-
зываемая «всемірная исто-
рія» (6000 лѣтъ) = 5 секундъ.
Итакъ, если остановиться на минимальной цифрѣ (100 мил-
ліоновъ лѣтъ) для продолжительности жизни на землѣ и при-
равнять ее къ 24 часамъ, то на нашу такъ называемую «все-
мірную исторію* придутся всего 5 секундъ.
Матеріалъ, доставляемый біологіею и палеонтологіею, пока-
зываетъ, въ какомъ направленіи шло развитіе животнаго міра,
и даетъ возможность предвидѣнія, конечно, лишь приблизи-
тельная, въ какомъ направленіи оно пойдетъ въ ближайшемъ
будущемъ. Можно мечтать, какъ это дѣлали нѣкоторые, что
въ будущемъ люди станутъ похожи на ангеловъ съ крыльями;
но это не оправдывается матеріалами, какими располагаетъ
біологія. -
Прежде всего она покажетъ, что совсѣмъ не въ крыльяхъ—
главное дѣло. Данныя біологіи позволяютъ говорить о перво-
степенной важности нервной системы въ животномъ мірѣ.
Еще Кювье утверждалъ, что нервная система—это въ сущно-
сти все животное: всѣ другія системы существуютъ только
для того, чтобы служить ей. Но это мнѣніе, быть-можетъ, нѣ-
сколько грѣшитъ преувеличеніемъ. Къ этой системѣ пришлось
бы прибавить еще органы чувствъ и мускулы, такъ какъ она
служитъ посредникомъ между тѣми и другими. Гораздо пол-
нѣе и точнѣе выражается Геккель. Онъ говоритъ, что душев-
ная жизнь, которую онъ справедливо считаетъ самымъ важ-
нымъ и самымъ существеннымъ признакомъ животнаго міра,
функціонируетъ съ помощью сложнаго аппарата, который всегда
состоитъ изъ слѣдующихъ трехъ частей: органовъ чувствъ,
обусловливающихъ различныя ощущенія, мускуловъ, обусло-
вливающихъ движенія, и нервовъ, служащихъ передаточнымъ

механизмомъ между ними (для этого развивается особый цен-
тральный органъ: мозгъ или ганглій, нервный узелъ). Устрой-
ство и функціонированіе этого аппарата сравниваютъ обык-
новенно съ электрическимъ телеграфомъ; нервы являются про-
водами, мозгъ — центральной станціей, мускулы и органы
чувствъ—второстепенными станціями-отдѣленіями. Двигатель-
ный нервныя волокна передаютъ приказы воли отъ нервнаго
центра къ мускуламъ и заставляютъ ихъ сокращаться, что
вызываетъ различныя движенія организма; чувствительныя
нервныя волокна передаютъ ощущенія отъ органовъ чувствъ
въ мозгъ и докладываютъ ему о полученныхъ впечатлѣніяхъ
внѣшняго міра. Центральный органъ нервной системы у че-
ловѣка (головной мозгъ) является наиболѣе совершеннымъ
изъ всѣхъ этихъ частей организма: онъ не только служитъ
передаточнымъ звеномъ между мускулами и органами чувствъ,
но обусловливаетъ также высшія душевныя функціи живот-
наго, образованіе представленій и мыслей, съ сознаніемъ во
главѣ.
Такимъ образомъ, надо говорить не о нервной только, а
о чувствительно - двигательной системѣ, подразумѣвая подъ
этимъ терминомъ и головной, и спинной мозгъ, и внѣшнія
чувства, и нервы, и мускулы. Эта система, дѣйствительно, яв-
ляется владыкою въ животномъ организмѣ. Ей, дѣйствительно,
служитъ весь организмъ. По словамъ Бергсона, все исходитъ
отъ нея и все въ ней сосредоточивается. Бергсонъ по этому
поводу вспоминаетъ о томъ, что происходитъ при продолжи-
тельномъ голоданіи. Замѣчательно, что у животныхъ, умер-
шихъ отъ голода, мозгъ остается почти не тронутъ, тогда
какъ другіе органы теряютъ болѣе или менѣе значительную
часть своего вѣса, и въ ихъ клѣточкахъ происходятъ глубо-
кія измѣненія. «Повидимому,—заключаетъ Бергсонъ,—нервная
система поддерживается остальнымъ тѣломъ до послѣдней
крайности и является, такимъ образомъ, цѣлью для тѣла, ко-
торое служитъ простымъ средствомъ». Чувствительно-двига-
тельная система, по его словамъ, является дѣйствительнымъ
господиномъ. Она выполняетъ работу, а другія ткани, на-
сколько въ ихъ силахъ, доставляютъ ей потенціальную энергію.
Въ мозгу, какъ извѣстно, въ наибольшей степени развита
раздражимость, а • это именно то свойство, благодаря кото-
рому есть возможность получать воздѣйствія отъ внѣшняго
міра и реагировать на нихъ въ видахъ приспособленія къ
окружающей средѣ. Мозгъ—органъ ощущеній, представленій,
мышленія, воли. Неудивительно, что онъ занимаетъ господ-
ствующее положеніе и отъ степени его развитія зависитъ, ка-
кое мѣсто въ природѣ занимаетъ организмъ.
Но если бы даже относительно другихъ животныхъ и воз-
никли какія - либо сомнѣнія, то относительно человѣка та-
кихъ сомнѣній быть не можетъ. Не даромъ главное отличіе

человѣка отъ другихъ ЖИВОТНЫХЪ — это величина, вѣсъ и
строеніе его мозга.
А еще Дарвинъ сказалъ: «Когда мы видимъ, что какой-
нибудь органъ или часть растенія развиты у известнаго вида
исключительнымъ образомъ или въ необычайной степени,
естественно предположить, что они представляютъ важное
значеніе для вида».
И біологія показываетъ, что именно въ этомъ направленіи
шло развитіе той генеалогической линіи, которая ведетъ отъ
низшихъ животныхъ къ человѣку.
Большинство органовъ нашего тѣла уступаютъ по своему
развитію соотвѣтствующимъ органамъ другихъ животныхъ.
Крѣпость нашего тѣла, поддерживаемая скелетомъ, не можетъ
итти ни въ какое сравненіе, напримѣръ, съ крѣпостью насѣ-
комыхъ. На муравья клали грузъ, превышающій въ 10 тысячъ
разъ вѣсъ насѣкомаго, и муравей оставался живъ. Такая
броня была бы для насъ чѣмъ-то изъ волшебнаго міра. Точно
такъ же ударъ нашего кулака нельзя и сравнивать съ ударомъ
лошадинаго копыта или бычачьихъ роговъ.
Біологи утверждаютъ, что по строенію своего тѣла чело-
вѣкъ вообще очень мало отличается отъ человѣкообразныхъ
обезьянъ; но зато одна часть его тѣла значительно превы-
шаетъ тотъ же органъ у обезьянъ—это головной мозгъ. Можно
сказать, что человѣкъ весь ушелъ въ ростъ одного мозга.
Далѣе, если сравнить, какъ это дѣлаютъ біологи, низшія
животныя формы съ высшими и особенно съ человѣкомъ, то
мы увидимъ, что чисто-животныя и растительный функціи
(ѣда, питье, половыя отправленія) у низшихъ формъ играютъ
гораздо большую роль, чѣмъ у высшихъ; что же касается до
ощущеній, воспріятіи, чувствъ, сознанія и произвольныхъ дви-
женій, то здѣсь дѣло стоитъ какъ разъ наоборотъ: роль этихъ
отправленій тѣмъ выше, чѣмъ выше типъ животнаго, и яв-
ляется преобладающей у современнаго развитого человѣка.
Человѣческій мозгъ, несомнѣнно, самый совершенный изъ
всѣхъ извѣстныхъ намъ мыслительныхъ и чувствующихъ
аппаратовъ.
Уоллесъ и Дарвинъ находили, что, какъ только человѣкъ
поднялся выше животныхъ, развился въ умственномъ и нрав-
ственномъ отношеніи, дальнейшее дѣйствіе отбора шло уже
въ этомъ отношеніи, потому что тѣлесныя приспособленія уже
не имѣли значенія: благодаря уму, человѣкъ могъ, не измѣняя
тѣла, приспособляться къ измѣняющимся условіямъ среды.
И совершенно правъ геологъ Шалеръ, когда онъ говоритъ,
что, переходя отъ высшихъ млекопитающихъ къ человѣку, мы
видимъ здѣсь освобожденіе духа отъ прежняго рабства тѣлу,
мы видимъ, что интеллектуальные элементы развиваются чрез-
вычайно быстро, въ то время какъ строеніе тѣла въ суще-
ственномъ не измѣняется.

Если послѣдовательно, какъ это дѣлаетъ сравнительная
анатомія, сравнить мозгъ червей, рыбъ, амфибій, пресмыкаю-
щихся, низшихъ млекопитающихъ и, наконецъ, человѣка, то
мы увидимъ, какъ поступательно и неуклонно на протяженіи
всей животной эволюціи росъ мозгъ. Мозгъ же представляетъ
самую важную часть въ той чувствительно - двигательной си-
стемѣ, о которой мы говорили выше.
Геккель дѣлитъ чувствительно-двигательное развитіе орга-
ническаго міра на 5 слѣдующихъ стадій.
I. Одноклѣточныя простѣйшія. Здѣсь вся плазма клѣтки
обладаетъ чувствительностью и отвѣчаетъ на внѣшнія раздра-
женія: на свѣтъ, теплоту, электричество, механическіе и хи-
мическіе процессы.
II. Клѣточные союзы. У такихъ организмовъ на поверх-
ности появляются уже плазматическіе волоски или пигмент-
ный пятна, какъ предшественники осязанія и глазъ. Это за-
чаточныя простѣйшія орудія внѣшнихъ чувствъ.
III. Самыя низшія безпозвоночныя животныя (полипы,
губки). Нервной системы нѣтъ еще и на этой ступени, но за-
то изъ вышеупомянутыхъ зачаточныхъ формъ предыдущей
ступени здѣсь развиваются уже спеціальные органы чувствъ:
химическіе органы вкуса и обонянія, физическіе органы ося-
занія и тепловыхъ ощущеній, а также слуха и зрѣнія.
IV. Сюда относятся, между прочимъ, низшія позвоночныя
животныя. У нихъ есть нервная система съ простымъ цен-
тральнымъ органомъ. Ощущенія, которыя на предыдущей сту-
пени были изолированными, разъединенными, теперь связы-
ваются другъ съ другомъ, ассоціируются.
V. Высшія позвоночныя и человѣкъ. Самая характерная
черта этой ступени: чрезвычайно развитой центральный органъ
нервной системы.
Въ другомъ мѣстѣ, описывая детально исторію развитія
позвоночныхъ животныхъ (двѣ послѣднія ступени), Геккель
говоритъ, что длинная исторія «души позвоночныхъ» начи-
нается съ образованія элементарной медулярной трубки у
древнѣйшихъ, неимѣющихъ черепа животныхъ; въ теченіе
многихъ милліоновъ лѣтъ изъ этой трубки мало-по-малу раз-
вивается сложное и удивительное строеніе человѣческаго мозга,
который создаетъ человѣку 'совершенно исключительное по-
ложеніе въ природѣ. Исторію развитія мозга у позвоночныхъ
онъ подраздѣляетъ на 8 ступеней, при чемъ послѣднія 4 сту-
пени у него занимаютъ млекопитающія, имѣющія общее про-
исхожденіе отъ одной формы - родоначальницы изъ тріасова
періода.
Между строеніемъ мозга, а стало-быть, и психической
жизнью у высшихъ и низшихъ млекопитающихъ, по словамъ
Геккеля, лежитъ цѣлая пропасть, но эта пропасть всецѣло
заполняется длиннымъ рядомъ промежуточныхъ, переходныхъ

ступеней. Отъ начала третичнаго періода прошло, по крайней
мѣрѣ, четырнадцать (по другимъ вычисленіямъ — болѣе ста)
милліоновъ лѣтъ; этого вполнѣ достаточно даже для самой
поразительной физіологической эволюціи.
И главу, посвященную этому изслѣдованію, Геккель закан-
чиваетъ слѣдующимъ выводомъ:
«Итакъ, постепенное историческое развитіе души человѣка
изъ длинной психической цѣпи высшихъ и низшихъ млеко-
питающихъ — научно установленный фактъ; онъ доказанъ
сравнительной анатоміей и онтогеніей на почвѣ общихъ фи-
летическихъ законовъ теоріи происхожденія видовъ».
Параллельно съ развитіемъ чувствительно - двигательной
системы и въ связи съ ней идетъ и развитіе рефлексовъ или
рефлективныхъ актовъ, когда движеніе является непосред-
ственнымъ результатомъ раздраженія. На самой низшей сту-
пени, у простѣйшихъ, по Геккелю, внѣшнія раздраженія
(свѣтъ, теплота, электричество) вызываютъ только движеніе
роста и обмѣна веществъ. На слѣдующей ступени у простѣй-
шихъ, въ родѣ амебы, внѣшнія раздраженія вызываютъ уже
внѣшнія движенія, проявляющіяся либо въ измѣненіи формы,
либо въ перемѣнѣ мѣста: таковы, наприм., вытягиванье и втя-
гиванье ложныхъ ножекъ, которыя еще не являются постоян-
ными органами. Но есть простѣйшіе одноклѣточные организмы,
которые выдѣляютъ уже простѣйшіе органы осязанія и ор-
ганы движенія. Раздраженіе, падающее на чувствительный
органъ (напримѣръ, на мерцательный волосокъ), находящійся
на одномъ концѣ этого одноклѣточнаго организма, вызываетъ
немедленно сокращеніе двигательнаго органа (нитеобразнаго
стволика) на другомъ концѣ того же организма.
Таковъ этотъ одноклѣточный рефлективный органъ, кото-
рый можно встрѣтить въ видѣ нервно-мускульной клѣтки и
въ многоклѣточномъ организмѣ, напримѣръ, у полиповъ.
На слѣдующей ступени развитія мы встрѣчаемъ уже двух-
клѣточный рефлекторный органъ, при чемъ первая клѣтка
служитъ элементарнымъ органомъ ощущенія, а другая—орга-
номъ движенія. Обѣ клѣтки соединены другъ съ другомъ во-
лоскомъ (нитью изъ протоплазмы), который передаетъ раздра-
женіе отъ первой клѣтки къ послѣдней. Но самымъ крупнымъ
шагомъ впередъ является тотъ, когда рефлекторный меха-
низмъ становится трехклѣточнымъ, когда вмѣсто вышеупомя-
нутаго волоска или нити появляется самостоятельная третья
клѣтка, называемая узловой клѣткой или гангліемъ. Теперь
раздраженіе изъ чувствительной клѣтки переходитъ уже не
прямо въ двигательную, а проходитъ сначала чрезъ среднюю
промежуточную, узловую клѣтку, гдѣ, по мнѣнію Геккеля,
появляется новая психическая функція — безсознательное
представленіе, т. е. безсознательные внутренніе образы внѣш-
нихъ предметовъ, получаемые посредствомъ чувственныхъ

воспріятіи. На дальнѣйшей ступени развитія (у позвоноч-
ныхъ) вмѣсто одной узловой промежуточной или, по выраженію
Геккеля, «душевной» клѣтки возникаетъ уже двѣ: одна чув-
ствительная узловая «душевная» (въ отличіе отъ чувствитель-
ной внѣшней), а другая волевая, двигательная «душевная»
клѣтка. Такимъ образомъ, здѣсь рефлекторная дуга состоитъ
уже изъ 4 клѣтокъ: раздраженіе поступаетъ въ наружную
чувствующую клѣтку, соотвѣтствующую органамъ нашихъ
внѣшнихъ чувствъ, отсюда это раздраженіе передается чув-
ствительной узловой «душевной» клѣткѣ, а отсюда перено-
сится въ волевую, «душевную» двигательную клѣтку и только
затѣмъ уже переходитъ на сокращающуюся мускульную
клѣтку.
И вотъ, благодаря соединенію многихъ такихъ рефлектор-
ныхъ органовъ и образованію новыхъ промежуточныхъ ду-
шевныхъ клѣтокъ, возникаетъ, по словамъ Геккеля, сложный
рефлекторный механизмъ у высшихъ позвоночныхъ и у че-
ловѣка.
Путемъ такой же долгой и постепенной эволюціи разви-
лись и наши чувства, эмоціи, настроенія, страсти. Ромэнсъ
доказалъ, что человѣческія страсти имѣются и у животныхъ.
А Геккель говоритъ, что уже на самой низшей ступени орга-
нической жизни, у всѣхъ простѣйшихъ одноклѣточныхъ ор-
ганизмовъ, мы находимъ элементарныя чувства пріятнаго и
непріятнаго, проявляющіяся въ ихъ такъ называемыхъ тро-
пизмахъ, въ стремленіи къ свѣту или темнотѣ, къ теплу или
холоду, въ различномъ отношеніи ихъ къ положительному и
отрицательному электричеству. На высшей стадіи душевной
жизни, у современнаго человѣка, мы встрѣчаемъ тонкіе от-
тѣнки восторга и презрѣнія, любви и ненависти; они служатъ
основными пружинами въ исторіи нашей культуры и неисто-
щимымъ кладомъ для поэзіи. Между примитивными душев-
ными движеніями одноклѣточныхъ простѣйшихъ организмовъ
и крайнимъ развитіемъ аффектовъ и страстей у человѣка,
разыгрывающихся въ гангліяхъ мозговой коры, существуетъ,
однако, утверждаетъ Геккель, рядъ всевозможныхъ переход-
ныхъ ступеней.
Такой же длинный путь развитія совершила и способность
представленій. Геккель дѣлитъ этотъ путь развитія на 4 ста-
діи. На первой ступени это будетъ безсознательное, конечно,
представленіе одноклѣточныхъ организмовъ. Способность пред-
ставленій, а также безсознательной памяти на этой ступени
Геккель доказываетъ тѣмъ, что каждый видъ Radiolaria
(а онъ описалъ болѣе 4 тысячъ такихъ видовъ) сохраняетъ
наслѣдственную форму свою скелета. «Какимъ образомъ,—спра-
шиваетъ Геккель,—крайне простая клѣтка въ состояніи строить
изъ себя этотъ специфическій, часто очень сложный скелетъ?»
И отвѣчаетъ: /Это можно объяснить только тѣмъ, что твор-

ческая плазма обладаетъ способностью представленій». Совер-
шенно ясно, что слѣдуетъ добавить... и безсознательной па-
мяти. Самъ Геккель въ другомъ мѣстѣ говоритъ, что наслѣд-
ственность есть память клѣточной плаституды.
Ко второй ступени онъ относитъ такія же безсознательныя
представленія и, конечно, памяти клѣточныхъ союзовъ, а
также тканей животныхъ, неимѣющихъ нервовъ (губокъ, по-
липняковъ).
Къ третьей стадіи относятся также безсознательныя пред-
ставленія клѣтокъ ганглій,' о которыхъ мы только что гово-
рили. Ганглій—это средняя клѣтка въ трехклѣточномъ реф-
лективномъ механизмѣ, лежащая между чувствительной и
двигательной клѣткой; и вотъ ее-то и считаетъ Геккель мѣстомъ
или органомъ безсознательныхъ представленій (можно добавить
и памяти) третьей ступени.
Къ высшей и послѣдней ступени онъ относитъ хорошо
намъ извѣстныя по личнымъ переживаніямъ сознательныя
представленія (и память) мозговыхъ клѣтокъ. Ассоціаціи этихъ
сознательныхъ представленій дѣлаютъ возможными высшія
способности: мышленіе, разсудокъ и разумъ.
Но и ассоціаціи или сочетанія представленій точно такъ же
являются результатомъ длиннаго ряда развитія. Эти ассоціаціи,
По словамъ Геккеля, вначалѣ тоже носятъ преимущественно
безсознательный характеръ («инстинктъ>); только у высшихъ
животныхъ классовъ оно постепенно становится сознательнымъ
(«разумъ»). Психическія проявленія этой «ассоціаціи идей»
чрезвычайно разнообразны; тѣмъ не менѣе, отъ простѣйшей
безсознательной формы ея у низшихъ протистовъ до самыхъ
совершенныхъ сознательныхъ сочетаній идей у культурнаго
человѣка тянется одинъ безпрерывный и постепенный ходъ
развитія.
Инстинкты животныхъ, по мнѣнію Дарвина и по новѣйшимъ
изслѣдованіямъ Д. Ромэнса, не носятъ неизмѣннаго характера,
какъ думали раньше, а измѣняются путемъ приспособленій.
Эти измѣненія, по словамъ Геккеля, представляющія большею
частію результатъ измѣнившихся привычекъ, переходятъ
отчасти и на потомство путемъ наслѣдственной передачи, на-
копляются и крѣпнутъ въ длинномъ рядѣ поколѣній, при
чемъ путемъ искусственнаго и естественнаго отбора сохра-
няются наиболѣе цѣлесообразныя и устраняются менѣе годныя
варіаціи инстинктовъ. Геккель различаетъ два рода инстинк-
товъ: во-первыхъ, первичные инстинкты («голодъ и любовь»,
«инстинкты самосохраненія и продолженія рода»), которые перво-
начально носятъ всюду безсознательный характеръ и только
у высшихъ животныхъ и у человѣка становятся сознатель-
ными. Во-вторыхъ, вторичные инстинкты, которые, наоборотъ,
возникаютъ путемъ сознательнаго приспособленія, постепенно
входятъ въ привычку и, такимъ образомъ, становятся автома-

тическими, безсознательнымъ Переданные по наслѣдству, такіе
инстинкты кажутся безсознательнымъ Таковы, напримѣръ,
эстетическіе вкусы, которые кажутся теперь намъ прирожден-
ными.
Отъ простѣйшихъ рефлекторныхъ механизмовъ и ихъ со-
единеній, отъ безсознательныхъ представленій и ассоціацій
(инстинктовъ) путемъ длиннаго и постепеннаго развитія жи-
вотный міръ поднимается до чрезвычайно сложныхъ по своему
строенію органовъ мышленія человѣка. Наиболѣе важнымъ
изъ новѣйшихъ открытій въ этой области является открытіе
Флексигомъ четырехъ ассоціаціонныхъ центровъ въ сѣромъ
веществѣ коры большого мозга. Эти четыре центра служатъ
органами нашего мышленія, нашего сознанія, нашей духовной
жизни. Изъ этихъ четырехъ центровъ впереди лежитъ лобный
мозгъ, сзади наверху теменной мозгъ, сзади внизу главный мозгъ
или большой затылочный височный центръ и, наконецъ, глу-
боко внизу островной ассоціаціонный центръ. Флексигъ на-
шелъ въ этихъ центрахъ такое сложное строеніе, какое со-
вершенно -отсутствуетъ у другихъ хотя бы самыхъ высшихъ
животныхъ. Естественно думать, что именно этимъ особымъ
строеніемъ и объясняется превосходство человѣческаго мыш-
ленія надъ мышленіемъ животныхъ. Открытая теперь роль
большого мозга подтверждается и патологіей. Если болѣзнь
разрушитъ какую-нибудь часть мозговой коры, то вмѣстѣ съ
тѣмъ обыкновенно прекращается и та часть мышленія, кото-
рая связана съ поврежденнымъ мѣстомъ въ мозгу.
Имѣющая такую огромную важность сѣрая кора нашего боль-
шого мозга, по Геккелю, развилась въ третичный періодъ
изъ болѣе простой мозговой коры нашихъ предковъ—при-
матовъ. Но гораздо раньше Уоллесъ утверждалъ, что дикари
обладаютъ большимъ количествомъ мозга, чѣмъ имъ нужно.
Извѣстный петербургскій біологъ Шимкевичъ говоритъ, что
потому-то человѣкъ и могъ, создавъ цивилизацію, оказаться
побѣдителемъ въ жизненной борьбѣ, что онъ представлялъ
собою видъ съ гипертрофированнымъ головнымъ мозгомъ.
По его же словамъ, самымъ рѣзкимъ отличіемъ человѣка
отъ антропоморфныхъ является большая вмѣстимость черепа
и значительный вѣсъ мозга.
Но мозгъ человѣка еще болѣе отличается отъ мозговъ са-
мыхъ высшихъ животныхъ своими функціями.
Развитой мозгъ является органомъ универсальнымъ для
приспособленія къ окружающей средѣ. Всякое другое живот-
ное, попавъ въ новую среду, должно измѣнить и шкуру, чтобы
приспособиться къ новой температурѣ, и оконечности для
охоты за новою дичью, и зубы, и желудокъ, и т. д. У чело-
вѣка же всѣ заботы о приспособленіи къ новой средѣ беретъ
на себя головной мозгъ.

Для приспособленія къ необычной температурѣ онъ при-
думаетъ новое платье, для охоты за новой дичью—новыя
орудія, для приспособленія новой пищи къ своимъ пищева-
рительнымъ органамъ онъ изобрѣтетъ новую кухню.
Тамъ, гдѣ другому животному потребовался бы усовер-
шенствованный глазъ, человѣку достаточно изобрѣсти микро-
скопъ или подзорную трубку. Тамъ, гдѣ животному, потребо-
вались бы плавники или крылья, человѣкъ можетъ ограничиться
изобрѣтеніемъ лодки, парохода или аэроплана.
Благодаря своему интеллекту, человѣкъ акклиматизируется
во всѣхъ широтахъ земного шара и становится космополи-
томъ.
Благодаря дѣятельности головного мозга, человѣкъ не
только пассивно приспособляется къ внѣшней средѣ, какъ
это имѣетъ мѣсто въ животномъ мірѣ, но онъ и самую внѣшнюю
среду активно приспособляетъ къ своимъ потребностямъ и
стремленіямъ. И чѣмъ дальше, чѣмъ выше умственное раз-
витіе человѣка, тѣмъ больше это приспособленіе внѣшняго
къ внутреннему, тѣмъ активнѣе становится самъ человѣкъ,

тѣмъ послушнѣе его повелѣніямъ дѣлаются внѣшнія условія
и вся природа.
Координируя нашу дѣятельность, мозгъ управляетъ раздѣ-
леніемъ труда между различными органами тѣла и въ то же
время объединяетъ дѣятельность отдѣльныхъ органовъ. Ростъ
мозга и интеллекта можетъ служить надежнымъ мѣриломъ
развитія.
Сама наша жизнь—это жизнь мозга, потому что наша
жизнь—это психика, а органъ психики—мозгъ.
Бергсонъ обратилъ вниманіе на то, что человѣкъ спосо-
бенъ научиться какимъ угодно дѣйствіямъ, производить какіе
угодно предметы, наконецъ, онъ можетъ пріобрѣтать какія
угодно двигательный привычки, въ то время какъ способность
комбинировать новыя движенія крайне ограничена у самыхъ
одаренныхъ животныхъ, въ томъ числѣ и у обезьяны. Это
можетъ служить лучшей характеристикой человѣческаго мозга.
Какъ и всякій другой, человѣческій мозгъ созданъ для того,
чтобы приводить въ дѣйствіе двигательные механизмы, пре-
доставляя намъ выборъ между ними, такъ что мы въ любой
моментъ можемъ привести ихъ въ движеніе. Но человѣческій
мозгъ отличается отъ другихъ мозговъ тѣмъ, что количество
приводимыхъ имъ въ движеніе механизмовъ и, слѣдовательно,
число разрядовъ, между которыми онъ можетъ выбирать, не
имѣетъ предѣловъ, а такъ какъ между ограниченнымъ и
безграничнымъ—такая же разница, какъ между замкнутымъ
и разомкнутымъ, то человѣческій мозгъ отличается отъ дру-
гихъ мозговъ не только по степени, но и по природѣ.
По справедливому замѣчанію Бергсона, у животныхъ изо-
брѣтеніе всегда является простою варіаціей на привычную
тему. Животное ограничено привычками своего вида; несо-
мнѣнно, ему иногда удается расширить ихъ при помощи своей
индивидуальной иниціативы, но оно освобождается отъ авто-
матизма только на одно мгновеніе и только для того, чтобъ
создать себѣ новый автоматизмъ; двери его тюрьмы раскры-
ваются только для того, чтобы снова закрыться, когда оно
хочетъ разорвать свою цѣпь, оно успѣваетъ самое большее
удлиннить ее. Только у человѣка сознаніе разрываетъ эту
цѣпь, только у него оно получаетъ свободу.
Уже изъ этого бѣглаго обзора длинной эволюціи животнаго
міра ясно видно, что развитіе въ той генеалогической линіи,
которая вела отъ низшихъ животныхъ къ человѣку, характе-
ризуется ростомъ и усовершенствованіемъ аппаратовъ и ме-
ханизмовъ, служащихъ для рефлексовъ, представленій, ин-
стинктовъ, ума, чувства и воли, а у человѣка прежде всего
главной части этихъ аппаратовъ—головного мозга. Мы ви-
дѣли также, что развитіе шло отъ безсознательнаго къ созна-
тельному существованію, которое сейчасъ является послѣднимъ
словомъ эволюціи. Силы природы при этомъ не увеличиваются,

но зато они преобразуются въ сознаніе. Когда-то вся матерія,
существующая на землѣ, была неорганической, какъ камни,
металлы и воздухъ, а теперь часть этой матеріи превращена
въ органическую и, что особенно важно, въ живую нервную
матерію, носительницу психики. И этотъ процессъ превращенія
мертвой матеріи въ живую, безсознательнаго въ сознательное,
безчувственнаго въ чувствующее съ каждымъ вѣкомъ уско-
ряется.
Но этотъ все возрастающій переходъ отъ безсознательнаго
къ сознательному не мѣшаетъ превращенію нашихъ сознатель-
ныхъ актовъ путемъ повтореній въ автоматическіе безсозна-
тельные какъ будто для того, чтобы освободить сознаніе для
дальнѣйшей работы надъ новыми задачами. Когда ребенокъ
начинаетъ учиться читать, писать, играть на рояли и т. п.,
онъ вначалѣ употребляетъ большія усилія сознанія, чтобы
овладѣть механизмомъ чтенія, письма, игры и т. п.; но за-
тѣмъ, благодаря навыку, онъ можетъ читать уже почти авто-
матически, безсознательно, а освобожденное, такимъ образомъ,
вниманіе можетъ все цѣликомъ употребить на усвоеніе смысла
того, что онъ читаетъ, пишетъ и проч.
Мы видѣли также, что развитіе органовъ, о которыхъ идетъ
рѣчь, а стало-быть, и ихъ функцій шло отъ однороднаго къ
разнородному, отъ простого къ сложному, отъ разъединеннаго
къ "сплоченному и отъ неопредѣленнаго къ опредѣленному.
Что особенно бросается въ глаза, это строгая постепенность
развитія. Что эти выводы имѣютъ большое значеніе для пе-
дагога, видно уже и теперь. Почти въ тѣхъ же самыхъ тер-
минахъ можно формулировать требованія, предъявляемый къ
развитію путемъ воспитанія и обученія.
Значеніе умственнаго развитія стоитъ внѣ всякаго сомнѣнія.
Но если бы кто-нибудь изъ преобладающаго значенія для
насъ мозга вывелъ заключеніе, что слѣдуетъ пренебречь фи-
зическимъ воспитаніемъ и направить все вниманіе исключи-
тельно на одно умственное развитіе, онъ сдѣлалъ бы большую
ошибку. Физическое воспитаніе необходимо хотя бы уже для
того, чтобы безпрепятственно могъ развиваться нашъ мозгъ. Ор-
ганъ нашей психики черпаетъ свою энергію изъ общаго источ-
ника нашего организма. И забвеніе послѣдняго напомина-
ло бы басню «Свинья подъ дубомъ».
Переходъ отъ простого къ сложному, отъ неопредѣленнаго
къ опредѣленному и болѣе точному, строгая постепенность
въ развитіи—все это обычныя требованія педагогіи, и эволю-
ціонная теорія только подчеркиваетъ и подтверждаетъ ихъ.
Теорія эволюціи, утверждая поступательное движеніе чело-
вѣчества впередъ, имѣетъ огромное нравственное значеніе. Она
вселяетъ въ насъ бодрость и оптимизмъ, она зоветъ насъ къ
жизни, къ дѣятельности, къ содѣйствію прогрессу.

Естественно, что теорія эволюціи должна отражаться и на
идеалахъ педагоговъ, которые болѣе, чѣмъ кто-либо другой,
могли бы внести свою каплю меда въ это всемірное движеніе
впередъ, къ свѣту,, къ могуществу, къ счастью, свободѣ.
Но естественно возникаетъ. вопросъ, продолжалась ли въ
новѣйшія времена (обзоръ бралъ слишкомъ большіе масшта-
бы—геологическіе), продолжается ли теперь, станетъ ли про-
должаться въ будущемъ та самая эволюція и если да, то въ
тѣхъ ли же самыхъ формахъ, въ томъ же ли самомъ темпѣ
развитія, какъ и въ прежнія времена?
Что человѣческій мозгъ быстро развился въ послѣднюю
геологическую эпоху,—этотъ фактъ внѣ сомнѣнія.
Многочисленныя на-
ходки въ видѣ человѣ-
ческихъ череповъ, ске-
летовъ, орудій и проч.,
относимыхъ къ лед-
никовому періоду, при-
водятъ антропологовъ
къ выводу, что со вре-
мени дилювіальнаго
періода человѣкъ на-
столько измѣни лея,
различія между нимъ
и нами настолько ве-
лики, что современнаго
человѣка надо отнести
къ другому виду, чѣмъ
первобытный чело-
вѣкъ.
Что человѣческій мозгъ развивался и въ новую историче-
скую эпоху—объ этомъ свидѣтельствуетъ, между прочимъ, ра-
бота Брока. На вырытыхъ имъ изъ старыхъ кладбищъ чере-
пахъ послѣднихъ шести вѣковъ онъ установилъ правильно
идущее изъ вѣка въ вѣкъ увеличеніе емкости черепа. И нѣтъ
ни малѣйшаго намека на то, чтобы развитіе мозга остано-
вилось на современномъ намъ уровнѣ.
Мы не знаемъ, навѣрное, будутъ ли развиваться и въ ка-
комъ направленіи наши мускулы, * кости, зубы, волосяной
покровъ, желудокъ и проч., но мы увѣрены, что мозгу пред-
стоитъ развиваться и совершенствоваться все больше и больше.
Онъ развивался непрестанно и неуклонно въ теченіе всѣхъ
геологическихъ эпохъ, начиная съ целлюра и до нашихъ
дней; онъ развивался и въ нашу историческую эпоху; разви-
вался въ то время, какъ множество другихъ органовъ возни-
кали и затѣмъ вырождались и исчезали; онъ росъ все быстрѣе
и быстрѣе съ каждою новою эпохою. И несомнѣнно, что это
теперь нашъ господствующій органъ, что онъ не остановится

на пути своего развитія и что ему принадлежитъ блестящее
будущее. И никто не укажетъ предѣловъ, гдѣ этотъ ростъ
долженъ прекратиться.
Вмѣстѣ съ этимъ преобразованіемъ неорганизованной при-
роды въ человѣческій мозгъ, очевидно, возвышается и цен-
ность жизни. Вѣдь до появленія развитого человѣческаго моз-
га не могло возникнуть даже вопроса о цѣнности жизни, о
счастіи, о радостяхъ и горестяхъ, объ интересѣ и цѣляхъ
существованія. Временный уклоненія, наблюдаемыя во време-
на переходныя, являются только исключеніями, лишь под-
тверждающими общее правило.
Вмѣстѣ съ развитіемъ мозга, возрастаетъ власть человѣка,
его предвидѣніе, его знанія, его могущество не только по от-
ношенію къ мертвой, но и по отношенію къ живой природѣ.
Возрастаетъ количество выводовъ изъ опыта и наблюденій
касательно условій существованія и жизни и растительныхъ,
и животныхъ организмовъ. До появленія разумнаго человѣка
эволюція дѣлалась сама собою, съ появленіемъ же человѣка,
онъ самъ своимъ разумомъ и волею принимаетъ участіе въ
исторіи, онъ дѣлаетъ ее. Человѣкъ не только приспособляется
къ природѣ, но онъ и самую природу приспособляетъ къ своимъ
потребностямъ, къ своимъ планамъ, цѣлямъ и идеаламъ.
) Случилось то, что бываетъ нерѣдко: позднѣйшіе продукты
развитія, которые мы считаемъ слѣдствіями, вліяютъ, въ свою
очередь, на первичные факторы, которые мы считаемъ причи-
нами. Человѣкъ — произведеніе земли — теперь самъ могуще-
ственно воздѣйствуетъ на земную поверхность. Онъ осушаетъ
болота, проводитъ каналы, туннели въ горахъ, онъ овладѣлъ
почвою, вспахивая ее, подпочвою и нѣдрами земли, добывая
оттуда нужные ему минералы. Многія мѣстности, бывшія
раньше очагами маляріи, теперь, благодаря культурѣ вообще
и осушенію болотъ въ частности, стали вполнѣ удобными для
жизни; и можно надѣяться, что человѣку удастся со време-
немъ сдѣлать здоровыми и тѣ мѣста, которыя сейчасъ счи-
таются гибельными, какъ, напр., нѣкоторыя мѣстности цен-
тральной Африки. Люди овладѣли растительнымъ покровомъ
своей планеты и въ области полеводства, огородничества и
проч. достигли неслыханныхъ раньше результатовъ, увеличивъ
плодородіе почвы въ десятки и даже въ сотни разъ. Люди
овладѣли животнымъ міромъ, и мы можемъ разводить любыя
породы скота и въ то же время съ большимъ успѣхомъ
потреблять вредныхъ животныхъ. Человѣкъ изучилъ свойства
микроскопическихъ организмовъ и съ успѣхомъ пользуется
этими свойствами, чтобы облегчить страданія людей и домаш-
нихъ животныхъ путемъ прививокъ и антисептики.
Тѣ работы, которыя въ былыя времена производились
исключительно мускульною человѣческою силою, теперь про-
изводятся животными, вѣтромъ, водою, паромъ, электриче-

ствомъ, химическимъ сродствомъ, механическими, физически-
ми и т. п. силами.
Овладѣвъ электричествомъ и земнымъ магнетизмомъ, люди
сократили и даже, можно сказать, уничтожили границы про-
странства и времени, передавая вѣсти съ одного края земли
до другого даже безо всякой проволоки. Въ посльднее время
они овладѣли даже воздухомъ, летая, какъ птицы, и превра-
щая его въ жидкость и въ твердое тѣло. Фотографія позволяетъ
съ помощью свѣта получить изображеніе любого предмета.
Спектральный анализъ разлагаетъ на химическіе элементы
солнце и звѣзды, а химія анализируетъ безконечно малые мо-
лекулы и атомы живой клѣтки. Иксъ-лучи непрозрачное тѣ-
ло дѣлаютъ прозрачнымъ. Нѣтъ, кажется, ни одной силы при-
роды, которую бы люди не заставили служить себѣ.
Для измѣренія пройденнаго прогресса нужна какая-нибудь
мѣра, своего рода аршинъ или верста, посредствомъ которой
можно было бы каждый разъ сказать, на какой ступени мы
въ данное время находимся. И такая мѣра есть. Она давно-
уже предложена Литтре. Она является очень чувствительной
и точной для послѣдняго времени, хотя и не годится для от-
даленныхъ отъ насъ временъ—это успѣхи позитивныхъ наукъ.
Положительная наука молода. Она неизмѣримо моложе ре-
лигіи и искусства. Въ пещерахъ первобытнаго человѣка нахо-
дятъ рисунки мамонта, оленя и т. п. Если это считать пер-
выми шагами искусства, то возрастъ послѣдняго измѣряется
сотнями тысячъ лѣтъ. Изслѣдованія могилъ нашихъ отдален-
ныхъ предковъ показали, что первобытный человѣкъ имѣлъ
религіозныя представленія. Между тѣмъ возрастъ современной
науки считается .только столѣтіями.
Эпоха Возрожденія характеризуется еще только заимствова-
ніями и подражаніемъ древнему міру, его литературѣ, поэзіи,
философіи, міровоззрѣнію, искусствамъ и проч.
Начало новой культуры, основанной на научныхъ идеяхъ,
надо отнести лишь ко второй половинѣ XVII вѣка. При такомъ
исчисленіи возрастъ науки окажется равнымъ 260 годами, что
составляетъ микроскопическую величину въ развитіи человѣ-
ческаго рода, не говоря уже о животной эволюціи.
А если изъ трехъ установленныхъ Контомъ состояній на-
уки исключить первые два (теологическій и метафизическій),
если считать началомъ научной эры тотъ моментъ, когда ея
развитіе пошло, усиленнымъ темпомъ, то современная пози-
тивная фаза окажется немного старше одной человѣческой
жизни.
Хотя XVI вѣкъ — вѣкъ возрожденія наукъ — прославленъ
очень многими цѣнными открытіями и изобрѣтеніями, наука
и техника лишь въ послѣднія сто лѣтъ сдѣлали почти всѣ
тѣ завоеванія, какими сейчасъ можетъ гордиться человѣ-
чество.

Отнимите у современнаго человѣка силу и примѣненіе па-
ра, электричества, моторы, аэропланы, радій, спектральный
анализъ, фотографію, открытія Пастера и его послѣдователей,
открытія Дарвина, Мейера, Фарадея и другія замѣчательныя
открытія минувшихъ 100 лѣтъ, и какимъ безпомощнымъ по-
казалось бы намъ человѣчество безъ желѣзныхъ дорогъ, па-
роходовъ, безъ современныхъ фабрикъ и заводовъ, безъ теле-
графовъ и телефоновъ, электрическихъ трамваевъ, безъ про-
тиводифтеритныхъ прививокъ, безъ современной антисептики
и проч.
Что особенно важно, наука уже и теперь дѣлаетъ пред-
сказанія. Астрономы по дугѣ, описанной на ихъ глазахъ
вновь появившейся кометой, предскажутъ путь, по которому
она пойдетъ дальше. Метеорологъ, на основаніи показаній ме-
теорологической обсерваторіи, можетъ за 2—3 дня предсказать
погоду.
Самое слабое мѣсто современной науки — это соціологія.
Она не располагаетъ пока такими методами, какъ наука о при-
родѣ. Но все же и въ этой отрасли знаній есть кое-какой
активъ.
Какъ ни разнообразны и сложны явленія современной жи-
зни, какъ ни мало, разработаны историческія и соціальный на-
Уки, но уже и теперь съ значительною вѣроятностью соціо-
логи берутся за предсказанія нѣкоторыхъ явленій: статистики
могутъ съ извѣстной вѣроятностью опредѣлить, напр., сколь-
ко жителей будетъ въ странѣ чрезъ столько-то лѣтъ, какая
получится густота населенія, какъ оно распредѣлится по го-
родамъ и селеніямъ и т. п. А такое знаніе безусловно необхо-
димо для правильной практической общественной дѣятельно-
сти, если работники не хотятъ итти ощупью и наугадъ, а
хотятъ оставаться на реальной почвѣ.
Современные химики считаютъ лишь вопросомъ времени
добываніе пищевыхъ средствъ фабричнымъ путемъ, произво-
дя искусственно то, что теперь дѣлаютъ зеленыя части расте-
ній, расщепляющія углекислый газъ и приготовляющія крах-
малъ, бѣлокъ и проч. Какъ просто тогда разрѣшатся такіе
больные вопросы, какъ вопросъ о безубойномъ питаніи веге:
таріанцевъ, аграрный вопросъ и проч.
Наука за это время такъ развилась и такъ усложнилась,
успѣхи, достигнутые ею, такъ громадны, что даже дать про-
стой перечень всѣхъ ея завоеваній во всѣхъ областяхъ, куда
она проникла, нѣтъ возможности; наука не .только изслѣду-
етъ, но стремится улучшить человѣческую жизнь. Она далека
отъ квіетизма, она учитъ дѣйствовать, бороться и улучшать
жизнь. Наука играетъ теперь громадную, никѣмъ еще не
подсчитанную роль въ нашей жизи, какъ въ важныхъ ея'
событіяхъ, такъ и въ повседневныхъ мелочахъ, и ежеминутно-
заявляетъ о своемъ могуществѣ.

И что всего замѣчательнѣе, область науки и техники рас-
ширяется съ каждымъ днемъ и притомъ со все возраста-
ющей быстротою. Опытъ и знанія растутъ, какъ снѣжный комъ,
чѣмъ дальше, тѣмъ быстрѣе. Сколько появляется новыхъ отра-
слей знаній. Какіе только матеріалы не становятся предме-
томъ научнаго изслѣдованія.
Исторія науки знаетъ много примѣровъ, какъ въ далекомъ
прошломъ какая-нибудь великая мысль, высказанная геніаль-
нымъ -человѣкомъ, оставалась незамѣченной цѣлыя столѣтія.
Теперь этого уже не можетъ быть, и всякое сколько-нибудь
существенно важное открытіе немедленно на лету подхваты-
вается спеціалистами всѣхъ странъ и всѣхъ народовъ. А если
бы, по какимъ-либо исключительно неблагопріятнымъ услові-
ямъ^ данное открытіе осталось подъ спудомъ, оно очень скоро
сдѣлано было бы во второй разъ, потому что на каждое от-
крытіе ученые наталкиваются всѣмъ ходомъ науки, ибо въ
развитіи науки есть своя логика и своя послѣдовательность.
Исторія науки знаетъ много .примѣровъ, когда одно какое-
нибудь открытіе или изобрѣтеніе, основательно забытое или
совсѣмъ неизвѣстное въ данной странѣ, создавалось однимъ
и тѣмъ же образомъ, какъ и предшествующее такое же
открытіе или изобрѣтеніе, сдѣланное за сотни лѣтъ раньше и
притомъ въ другой средѣ.
Каждое новое фундаментальное открытіе прокладываетъ до-
рогу для другихъ открытій, а эти, въ свою очередь, наводятъ
талантливыхъ людей на новыя открытія и т. д. до безконеч-
ности.
На такія крупныя и важныя открытія, на которыя въ былыя
времена потребовались бы столѣтія, теперь нужны только го-
ды, а въ ближайшемъ будущемъ на это потребуются, быть-
можетъ, только мѣсяцы.
До каждаго открытія можно доходить самыми разнообраз-
ными путями; но изъ всѣхъ путей есть одинъ кратчайшій,
прямой путь, въ отличіе отъ котораго всѣ остальные пути
должны быть признаны окольными. Повидимому, теперь наука
ближе подходитъ къ этому прямому и кратчайшему пути,
чѣмъ и объясняется безмѣрно ускоренный темпъ ея развитія.
А насколько прямой путь въ наукѣ короче окольныхъ, пока-
зываетъ, между прочимъ, тотъ фактъ, что теорія, стоившая нѣ-
сколькимъ геніальнымъ людямъ преемственной работы, про-
должавшейся цѣлое столѣтіе, усваивается нами въ теченіе
одного дня.
Несомнѣнно, что въ наше время отъ научныхъ изслѣдо-
ваній требуется несравненно больше точности, чѣмъ въ
былыя времена. Необычайное для прошлыхъ вѣковъ раз-
витіе экспериментальнаго метода изслѣдованія, совершенно
неизвѣстныя раньше средства для наблюденій, высокое разви-

тіе математики и логики,—все это до неузнаваемости преобра-
зовало самый духъ научнаго изслѣдованія, изгнавъ изъ этой
области цѣлый рой предразсудковъ, тормозившихъ развитіе
науки. Научный духъ проникъ даже въ беллетристику и поэ-
зію. И въ этой сферѣ теперь мы находимъ гораздо больше
содержанія, мысли, реализма, критики, чѣмъ въ былыя вре-
мена.
И педагогъ поступитъ вполнѣ согласно съ общею тенден-
ціею въ развитіи человѣчества, если разовьетъ въ своихъ пи-
томцахъ особое уваженіе и довѣріе къ самой наукѣ и къ пріе-
мамъ научнаго изслѣдованія.
Конечно, и теперь еще много въ наукѣ заблужденій, много
пристрастнаго, вызваннаго національнымъ религіозными, клас-
совыми, сословными и личными интересами. Но всѣ эти за-
блужденія,въ концѣ-концовъ, гибнутъ, уступая мѣсто очевид-
нымъ истинамъ, которыя остаются и увеличиваютъ все возра-
стающій умственный багажъ человѣчества въ то время, какъ.
кругъ возможностей для заблужденія, глупости и пристрастія
все суживается.
Сейчасъ наука подходитъ къ самому человѣку съ совер-
шенно новыхъ точекъ зрѣнія. Она детально изучаетъ мозгъ
человѣческій,—органъ нашего сознанія, нашего чувства и во-
ли. Въ то же время она, исходя изъ положенія, что человѣкъ
іъ своемъ развитіи въ чрезвычайно краткой формѣ повторя-
етъ исторію эволюціи всего рода, пользуясь теоріею наслѣд-
ственности, изслѣдованіями о первобытномъ человѣкѣ, стре-
мится освѣтить родовую память, которая не доходитъ до на-
шего сознанія. Я имѣю въ виду инстинкты, прирожденныя
наклонности и стремленія, полученныя нами отъ предковъ
при рожденіи и лежащія внѣ нашего сознанія, такъ какъ мы
сознаемъ и помнимъ лишь то, что произошло въ нашей ин-
дивидуальной жизни (да и то далеко не все), но совершенно
не сознаемъ и не помнимъ того, что произошло въ жизни
нашего рода, предшествующей нашему рожденію.
Въ этомъ отношеніи представляютъ особенно большую цѣн-
ность работы Дарвина и позже его Ромэнса, разсматривающихъ
въ біологической связи поступательное, непрерывное и посте-
пенное развитіе психики животнаго міра, начиная съ простого
раздраженія у самыхъ низшихъ животныхъ и оканчивая
вполнѣ развитымъ сознаніемъ и разумомъ у высшихъ живот-
ныхъ и у человѣка. Такимъ образомъ и въ этой области теорія
развитія бросаетъ яркій свѣтъ на тѣ стороны психической
жизни, какія безъ помощи сравнительной психологіи живот-
ныхъ оставались бы для насъ совершенно темными.
На помощь этому движенію приходитъ экспериментальная
психологія, освѣтившая уже многія темныя до сихъ поръ
явленія нашего духа. Въ результатѣ этого многообѣщающаго

теченія, навѣрное, будутъ освѣщены такія глубины нашей пси-
хики, какія никогда еще не достигали нашего сознанія.
Наконецъ, современное широкое движеніе къ изученію про-
стыхъ, несложныхъ явленій дѣтской души педагогами, пси-
хологами, антропологами, археологами и другими изслѣдова-
телями съ различныхъ точекъ зрѣнія, вноситъ богатѣйшій за-
пасъ данныхъ, неизвѣстныхъ той психологіи, которая ограни-
чивалась только субъективнымъ самонаблюденіемъ сложной
души философа, строившаго на этихъ самонаблюденіяхъ всю
свою психологію.
Какія чудесныя перспективы открываются, благодаря этому
движенію, предъ педагогами. Вѣдь до сихъ поръ педагоги шли
впередъ въ сущности ощупью; точная наука рѣдко прони-
кала въ педагогику.
•Еще больше выиграютъ отъ этого движенія соціологи и
политики, потому что они тогда впервые получатъ такую на-
учную основу, какой теперь почти не имѣютъ.
Необычайный ростъ точнаго и положительнаго знанія далъ
возможность еще Дю-Буа-Реймону выразить слѣдующую гордую
мысль: «Можно представить себѣ познаніе природы достигшимъ
такого предѣла, когда міровой процессъ былъ бы предста-
вленъ одной математической формулой, одной огромной си-
стемой одновременныхъ дифференціальныхъ уравненіи, кото-
рыми опредѣлялось бы въ каждый моментъ положеніе, напра-
вленіе и скорость каждаго атома вселенной».
. Та же самая мысль еще подробнѣе и точнѣе выражена
Лапласомъ и конкретнѣе Гексли, который сказалъ, что доста-
точно обширный умъ, зная особенности газа, изъ котораго
'состояла первоначальная міровая туманность, могъ бы пред-
сказать, наприм., состояніе великобританской фауны въ 1868
году съ такою же точностью, какъ мы предсказываемъ, что.
станется съ паромъ дыханія въ холодный зимній день.
Но поразительна не только та быстрота, съ какого одно,
открытіе слѣдуетъ за другимъ; быть-можетъ, еще болѣе уди-
вительна быстрота распространенія сдѣланныхъ открытій.
Въ наше время пріобрѣтенныя знанія распространяются
несравненно быстрѣе, чѣмъ въ былыя времена. И прежде одинъ
народъ заимствовалъ у другого культурныя открытія. Куль-
туру грековъ восприняли римляне, культуру тѣхъ и другихъ—
европейцы эпохи Возрожденія.
Но въ давнія времена на передачу какого-нибудь открытія
изъ одной страны въ другую требовались столѣтія, а теперь
каждое изобрѣтеніе, сдѣланное въ одной странѣ, переходитъ
во всѣ другія съ быстротою пароходовъ, желѣзныхъ дорогъ и
даже телеграфа, уничтожившихъ разстоянія.
Объ открытіи иксъ-лучей, радія, противодифтеритной сы-
воротки, препарата 606 и проч. весь грамотный міръ на всемъ
земномъ шарѣ узналъ, буквально, на другой день. Я хорошо

помню, какъ московскій профессоръ покойный Лебедевъ чи-
талъ въ Москвѣ публичную лекцію объ иксъ-лучахъ чуть ли
не чрезъ недѣлю послѣ того, какъ телеграфъ принесъ извѣстіе
объ открытіи иксъ-лучей, при чемъ онъ сопровождалъ свою
лекцію всѣми необходимыми демонстраціями.
Въ былыя времена очаговъ культуры было мало: они счи-
таются единицами. Гдѣ-то въ Вавилонѣ, позже въ Аѳинахъ
или въ Римѣ свѣтилъ факелъ культуры, а кругомъ на всемъ
пространствѣ земного шара царила безпросвѣтная тьма. Теперь
мы видимъ культурные центры вездѣ: во всѣхъ странахъ Ев-
ропы, въ Америкѣ, Азіи, Африкѣ и Австраліи.
И отовсюду во всѣ страны свѣта, какъ волны, идутъ извѣ-
стія о новыхъ открытіяхъ и изобрѣтеніяхъ. Каждая страна,
помимо своего собственнаго опыта и открытій, наводняется еще
знаніями, идущими со всѣ ъ сторонъ, чужимъ опытомъ и
идеями. А идеи, какъ правильно выразился французскій фи-
лософъ,—суть силы и, овладѣвая умами людей, чрезъ нихъ,
чрезъ человѣческія усилія и работу, при благопріятныхъ усло-
віяхъ, осуществляются въ жизни. При такихъ условіяхъ гораздо
легче пробить себѣ дорогу индивидуально одареннымъ лю-
дямъ, талантамъ и генію. И вотъ причина, почему въ позднѣй-
шія времена мы повсюду въ культурныхъ странамъ встрѣча-
емъ гораздо больше одаренныхъ людей. Въ былыя времена
реній большею частію задыхался и погибалъ въ неблагопрі-
ятныхъ условіяхъ. Теперь онъ рѣже гибнетъ: онъ можетъ
жить, и, что особенно важно, его открытія и творенія чуть не
:на другой же день становятся достояніемъ не одной его ро-
дины, а, какъ мы только что видѣли, всего культурнаго чело-
вѣчества. Больше того. Педагогика съ успѣхомъ отыскиваетъ
новые методы для наилучшаго обученія, т.-е. для передачи
культуры тѣмъ, кто къ ней еще не пріобщенъ.
Всѣ выдающіяся книги переводятся на всѣ языки, и потому
•становятся повсюду болѣе доступными, чѣмъ въ средніе вѣка,
не смотря на то, что тогда у ученыхъ былъ всеобщій языкъ—
латинскій. Приблизительно то же самое можно сказать объ
искусствѣ, о литературѣ и проч.
Количество просвѣщенныхъ людей возрастаетъ въ геоме-
трической прогрессіи съ очень крупнымъ знаменателемъ. Те-
перь едва ли кто сомнѣвается въ томъ, что начальное образо-
ваніе не сегодня, такъ завтра сдѣлается всеобщимъ достояні-
емъ во всѣхъ сколько-нибудь культурныхъ странахъ, и, ка-
жется, недалеко время, когда все человѣчество, безъ исключе-
нія, пріобщится къ благамъ культуры.
А такое движеніе является необходимымъ условіемъ для
дальнѣйшаго развитія науки и техники. И это не потому только,
что при этомъ условіи изъ нѣдръ народа будетъ выходить во
ото разъ больше талантовъ и геніевъ, чѣмъ было раньше, но
д потому еще, что для прогресса въ наукѣ необходима благо-

пріятная среда. Мы видѣли уже, что Ламаркъ на 50 лѣтъ
опередилъ Дарвина, но его мысли были забыты. Мэйо за
120 лѣтъ до Лавуазье открылъ кислородъ, но этого открытія
въ свое время никто не понялъ, и оно не оказало никакого
вліянія на движеніе науки. Можно указать еще на примѣры
Стенина, Ломоносова, Майера, Лобачевскаго и другихъ, и всѣ
эти примѣры показываютъ, что всякое открытіе для своего
признанія нуждается въ хорошо подготовленной соціальной
средѣ и въ сотрудничествѣ всѣхъ цивилизованныхъ странъ
на поприщѣ знаній и мысли.
И это сотрудничество разныхъ странъ и разныхъ народно-
стей въ наукѣ, техникѣ, искусствѣ, литёратурѣ и проч., и
взаимное пониманіе объединяютъ людей, сближаютъ между со-
бою разныя расы, народности, государства. Быть-можетъ,.
объединяющая роль науки еще больше въ другомъ отноше-
ніи. Очень часто людей раздѣляютъ національные, религіоз-
ные, классовые, сословные предразсудки. Они мѣшаютъ лю-
дямъ, такъ сказать, спѣться. Наука не знаетъ дѣленія знаній
по національностямъ, сословіямъ, классамъ. Нѣтъ ни русской,,
ни французской, ни еврейской геометріи, агрономіи, физіоло-
гіи. Люди не спорятъ о томъ, что 2 X 2=4. Люди науки, откры-
вая истину, не заботятся о томъ, какія послѣдствія будетъ
имѣть она для того или другого класса, національности, ре-
лигіи. Дѣлать истину служанкой той или иной политической
или соціальной группы недостойно науки. Однажды открытая
истина будетъ распространяться, хотя бы она была и непрі-
ятна для какой-нибудь партіи или класса. И по мѣрѣ разви-
тія науки и распространенія ея ;въ широкихъ народныхъ мас-
сахъ, будетъ все больше безспорныхъ истинъ, объединяющихъ
въ одно цѣлое все человечество. На эту роль науки обратилъ
вниманіе еще Герценъ. Обращаясь къ Грановскому, онъ замѣ-
тилъ, «что развитіе науки, что современное состояніе ея обязы-
ваетъ насъ къ принятію кой-какихъ истинъ, независимо отъ
того, хотимъ мы этого или нѣтъ; что, однажды узнанныя, онѣ
перестаютъ быть историческими загадками, а дѣлаются просто
неопровержимыми фактами сознанія, какъ Эвклидовы теоремы,
какъ Кеплеровы законы». Конечно, и въ будущемъ люди бу-
дутъ спорить о томъ, что и тогда останется сомнительнымъ-
и неочевиднымъ. Но эти споры необходимы для дальнѣйшаго
поступательнаго движенія впередъ, и въ этихъ спорахъ людей
можетъ объединять общее стремленіе и любовь къ истинѣ.
А главное, съ каждымъ новымъ поколѣніемъ число безспорныхъ
истинъ будетъ все возрастать, реальныя знанія будутъ вытѣс-
нять разъединяющіе людей предразсудки, суевѣрія и иллюзіи,
истина будетъ побѣждать ложь, раздѣляющую людей.
Несомненно, что къ числу объединяющихъ факторовъ при-
надлежитъ и религія. Люди, принадлежащіе къ одной церкви,
представляютъ изъ себя нѣчто единое. Но исповѣданій, цер-

квей много. И если религіи въ состояніи объединить нисколько
небольшихъ государствъ или областей одного большого госу-
дарства, то по отношенію ко всему человѣчеству онѣ будутъ
служить къ разъединенію до тѣхъ пор ь, пока не будетъ и одной
всемірной религіи, о чемъ не даромъ молится православная цер-
ковь. Что же касается положительной науки, то она едина, и
потому служитъ связующимъ звеномъ для всѣхъ языковъ,
всѣхъ націй, всѣхъ религіи, всѣхъ государствъ и т. п.
Крупную объединяющую роль играетъ и языкъ, которымъ
говоритъ населеніе. Люди, говорящіе на одномъ языкѣ, не
считаютъ чужими другъ друга. Ребенокъ, воспринимая обще-
принятыя слова, воспринимаетъ вмѣстѣ съ ними и общепри-
нятыя понятія. По справедливому замѣчанію Тарда, люди въ
силу того, что они говорятъ одинаково, начинаютъ и думать
почти одинаково. Ребенокъ вступаетъ въ общественную жизнь
лишь съ того момента, когда онъ начинаетъ говорить. Един-
ство греческаго языка имѣло значеніе для гармоничности гре-
ческой мысли. Метафизика греческихъ философовъ въ значи-
тельной мѣрѣ внушена имъ вліяніемъ языка.
Но если языкъ объединяетъ людей, говорящихъ на немъ,
зато онъ разъединяетъ людей, говорящихъ на разныхъ язы-
кахъ.
Можно надѣяться, что когда-нибудь будетъ созданъ все-
мірный языкъ, при чемъ знаки будутъ обозначать не буквы,
а цѣлыя понятія, какъ объ этомъ давно уже мечтали фило-
софы.
Уже и теперь книга, богатая рисунками, картинами, циф-
рами, діаграммами, картограммами, научными терминами,
имѣющими международный характеръ, формулами математи-
ческими, химическими,—больше чѣмъ наполовину понимается
спеціалистамъ хотя бы они и не знали языка, на которомъ
она написана. А это показываетъ, что международное идео-
графическое письмо безъ буквъ и безъ слоговъ станетъ воз-
можно. Это'будетъ напоминать то письмо, какое существовало
на зарѣ цивилизаціи, которое существуетъ и теперь у китай-
цевъ, но оно будетъ отличаться, при сравнительной легкости
и простотѣ, несравненно большею точностью, опредѣленностью
и ясностью. При этомъ, понидимому, главная работа будетъ
заключаться въ томъ, чтобы найти естественную, простою и
всеобъемлющую систему, въ которую уложились бы всѣ по-
нятія, какъ теперь укладывается въ системы міръ раститель-
ный и животный.
Вотъ почему въ настоящее время такъ широко распростра-
нена мысль о единомъ всемірномъ языкѣ, какъ средствѣ къ
объединенію національностей,—объединенію естественному и
добровольному—и къ ускоренію распространенія культуры.
Очень часто у насъ нѣтъ другого способа опредѣлить націо-
нальность, кромѣ языка. И если когда-нибудь люди станутъ

говорить на одномъ языкѣ, для многихъ народовъ исчезнетъ
очень важный поводъ къ національной враждѣ и розни. Но
самая существенная выгода заключается въ томъ, что при
существованіи всемірнаго языка каждая новая мысль, ка-
ждое новое открытіе, самое незначительное изобрѣтеніе съ
быстротою почты и телеграфа станетъ распространяться
ію всей землѣ. Произойдетъ отборъ лучшихъ идей, изобрѣ-
теній на всемъ земномъ шарѣ. И самыя лучшія изъ всѣхъ
открытій станутъ достояніемъ всѣхъ народовъ. Сейчасъ труд-
но и представить себѣ, какія глубокія измѣненія одно это линг-
вистическое единство внесетъ и въ мышленіе, и въ нравы,
и въ обычаи населенія, и какъ могущественно оно можетъ
содѣйствовать объединенію всѣхъ націй, избирающихъ однѣ
и тѣ же, и притомъ лучшія изъ всѣхъ, идеи, открытія, обы-
чаи, предметы обихода и т. п.
Къ тому же этотъ языкъ можетъ быть признанъ всѣми
народами лишь въ томъ случаѣ, если онъ будетъ значительно
разумнѣе, логичнѣе и вообще совершеннѣе всѣхъ существую-
щихъ теперь языковъ.
До сихъ поръ людей всего легче объединяла территорія:
это она объединила ихъ въ отдѣльныя государства, а госу-
дарство представляетъ до сихъ поръ сам\ ю сильную изъ орга-
низацій. Но объединивъ маленькія области въ большія госу-
дарства, территоріи по отношенію ко всему человѣчеству те-
перь уже играютъ разъединяющую роль. Такъ ли будетъ
потомъ? Пути сообщенія сокращаютъ разстоянія между наро-
дами. И этотъ процессъ можетъ оказать со временемъ огромное
вліяніе на перемѣщеніе центра тяжести съ государства на
другія организаціи. Что можетъ сдѣлать въ этомъ отношеніи
воздухоплаваніе? Не уничтожитъ ли оно таможенныхъ учрежде-
ній, границъ? И какъ это отразится на экономическихъ отноше-
ніяхъ между народами и на распространеніи идей, считающихся
запретными? Какое значеніе станетъ тогда имѣть территорія
государствъ? А между тѣмъ до сихъ поръ стремленіе къ облада-
нію одною и тою же территоріею вело къ разъединенію, враждѣ
и воинамъ между народами. Такъ, напримѣръ, желаніе извѣст-
ной компаніи обладать рѣкою Ялу повело къ войнѣ между
Россіей и Японіей. Но очевидно, что тѣ стремленія, которыя
выступаютъ теперь въ качествѣ соединителей народовъ, не
могутъ служить къ разъединенію націй. Стремленія къ истинѣ,
красотѣ и добру, стремленія къ умственному, эстетическому и
нравственному развитію не раздѣляютъ, а объединяютъ и на-
ціи, и расы, и государства.
Тому же всемірному сближенію между разными народами
могущественно содѣйствуютъ еще мирныя международныя
сношенія на экономической почвѣ: торговыя и промышленныя.
Въ настоящее время нельзя найти ни одного государства,
которое бы оставалось независимымъ отъ другихъ въ эконо-

мическомъ отношеніи. Каждая страна что-нибудь вывозить и
что-нибудь ввозить изъ другихъ странъ. Благодаря обмѣну
продуктовъ и раздѣленію труда, каждая страна матеріально
связана съ самыми отдаленными. государствами. Получается
всемірная экономическая организація, международное обще-
ство, по отношенію къ которому отдѣльныя государства яв-
ляются чѣмъ-то въ родѣ губерній или уѣздовъ. Вмѣстѣ съ
продуктами, благодаря небывалой дешевизнѣ и быстротѣ сооб-
щеній, переселяются или просто путешествуютъ изъ страны въ
страну и люди въ такомъ количествѣ, что записанное въ исто-
рію великое переселеніе народовъ является дѣтскою игрою въ
сравненіи съ нынѣшнимъ переселеніемъ. А при такихъ усло-
віяхъ люди несравненно больше видятъ, слышатъ, узнаютъ,
чѣмъ знали бы они, оставаясь всю жизнь на одномъ мѣстѣ и
ни разу не выѣзжая за предѣлы своей губерніи и даже уѣзда,
что было обычнымъ явленіемъ въ былыя времена.
Л. Мечниковъ доказалъ, что цивилизація сначала была
прирѣчною, затѣмъ стала средиземной и, наконецъ, океаниче-
ской или, вѣрнѣе, планетной: сначала людей объединилъ бас-
сейнъ рѣки, въ родѣ Нила, затѣмъ ихъ объединялъ бассейнъ
моря, а теперь связи между людьми ограничиваются только
предѣлами нашей планеты.
Филологи показали, что у низшихъ народовъ слово «чело-
вѣкъ» значило «соплеменникъ». Так>, у гольдовъ и орочей
это слово буквально значитъ «изъ нашей земли»; у гиляковъ—
«изъ моей деревни».
Но когда всѣ отсталыя народности объединятся хотя бы
на экономической или политической почвѣ, слово «чело-
вѣкъ» и у нихъ, несомнѣнно, получитъ космополитическое зна-
ченіе. Понятіе космополитизма создали стойкий циники послѣ
всемірной организаціи Римской имперіи. Теперь, когда не за
горами, если не политическая, то экономическая всемірная
организація, когда всякія «китайскія стѣны» не служатъ бо-
лѣе неприступными оградами и крѣпостями, можетъ выжить
только тотъ народъ, который станетъ на общекультурный путь
развитія, а такимъ путемъ вь настоящее время является про-
мышленно-1рудовой строй. Сѣверо-Американскіе Штаты, Англія
и другія страны, ВСТУПИВШІЙ на путь промышленно-трудового
развитія, несомнѣнно, обладаютъ гораздо большимъ могущест-
вомъ, чѣм ь страны, еще и до сихъ поръ считающія полицей-
ско военный строй наилучшимъ.
Поэтому нетрудно предвидѣть, что въ будущемъ изъ су-
ществ моіцихъ теперь типовъ общества (пока не явится новый
неизвѣстный намъ лучшій типъ) промышленно-трудовой типъ
станетъ всемірнымъ и станетъ мощнымъ факторомъ для кос-
мополитически^ стремленій. Но этотъ типъ предполагаетъ и
особую психику обывателей. Вь то время, какъ къ военному
строю оказывались наиболѣе приспособленными тѣ, кто, любя

вообще праздность и не мирясь съ ежедневнымъ, регулярнымъ
и планомѣрнымъ трудомъ, въ минуту опасности могли раз-
вить наивысшую, недостижимую для противника энергію,
человѣкъ промышленно-трудового типа долженъ отличаться
трудоспособностью, выдержкою, уравновѣшенностью, сообрази-
тельностью, изобрѣтательностью, привычкой работать плано-
мѣрно и ежедневно. Человѣкъ воинственнаго типа долженъ
отличаться жестокостью по отношенію къ противнику, чело-
вѣкъ промышленно-трудового типа — гуманностью. Промыш-
ленно - трудовой типъ предполагаетъ еще развитіе любозна-
тельности, любовь къ техникѣ, наукѣ, искусству. И педагогъ,
зная, что будущее^ принадлежитъ людямъ промышленнаго
типа, будетъ развивать въ своихъ питомцахъ качества, отли-
чающія людей этого типа.
Здѣсь нужно упомянуть и о политическихъ союзахъ между
государствами въ цѣляхъ политическаго равновѣсія. Мысль
о вѣчномъ мирѣ и отвращеніе къ войнѣ распространяются все
шире и пріобрѣтаютъ все больше сторонниковъ. То, что прежде
разрѣшалось только путемъ войнъ, теперь нерѣдко улаживается
мирнымъ путемъ.
Стремленіе къ вѣчному миру, сознаніе необходимости на-
всегда покончить съ военнымъ строемъ встрѣчалось и раньше.
Еще въ древности мечтали о всемірномъ государствѣ, чтобы
возможно было расковать мечи на орала. Объ объединены всѣхъ
странъ мечтали во время французской республики и при Напо-
леонѣ. Но никогда это движеніе не было такъ широко, никогда
не подходили къ нему со столь различныхъ точекъ зрѣнія,
какъ въ наше время. За эту великую реформу говорятъ неис-
числимыя экономическія выгоды. За нее громко вопіетъ тя-
жесть военнаго бюджета и еще болѣе налога крови, отбираю-
щаго наиболѣе сильную и здоровую часть населенія. Къ осуще-
ствленію этой реформы нѣтъ тѣхъ препятствій, какія стоятъ,
напримѣръ, на пути соціализма. Эта реформа не угрожаетъ
институту собственности. Такая реформа выгодна для всѣхъ
классовъ (и собственниковъ, и пролетаріата), и для всѣхъ
народовъ. И какое-нибудь случайное обстоятельство, въ родѣ
желтой опасности, можетъ подать поводъ къ образованію евро-
пейскихъ соединенныхъ штатовъ. Тотъ же результатъ можетъ
явиться слѣдствіемъ какого-нибудь широкаго общенароднаго
движенія. Кто знаетъ, даже честолюбіе какого-нибудь новаго
Наполеона можетъ имѣть тѣ же послѣдствія.
Въ результатѣ всѣхъ подобныхъ вліяній получается идея
объединенія всего человѣчества, стремленіе къ объединенію
всѣхъ націй въ одномъ коллективѣ-человѣчествѣ, когда исчез-
нутъ границы между націями, сословіями и классами, а это
стремленіе даетъ новое, неизвѣстное въ древности, гуманное
направленіе нашимъ мыслямъ, нашимъ чувствамъ, нашей дѣ-
ятельности. Но чѣмъ обширнѣе будетъ объединенный колле-

ктивъ людей, тѣмъ благопріятнѣе условія для развитія каждой
личности, тѣмъ больше помощи въ этомъ отношеніи окажетъ
каждый всѣмъ и всѣ каждому, тѣмъ меньше для этого пре-
пятствій.
• Важно отмѣтить, что чрезвычайно выгоднымъ для посту-
пательнаго развитія оказывается и самый характеръ связей
между людьми. Это связи не физіологическія, какъ въ коло-
ніи полипяяка, а психическія, допускающія полную свободу
всевозможныхъ передвиженій, всевозможныхъ сочетаній и вза-
имодѣйствій, предоставляющихъ безграничный просторъ и
свободу для развитія.
Знать этотъ путь, по которому движется развитіе человѣ-
чества отъ узкаго націонализма къ широкой терпимости, педа-
гогу безусловно необходимо. Зная его, онъ не можетъ не по-
мочь зависящими отъ него мѣрами тому, чтобы его воспи-
танники восприняли тѣ истины и пережили тѣ чувства, какія
сближаютъ людей другъ съ другомъ. Зная, напримѣръ, что
однимъ изъ средствъ къ развитію національной терпимости
служитъ знакомство съ психикою людей другой національно-
сти, онъ постарается ознакомить своихъ питомцевъ съ дру-
гими народностями, хотя бы съ помощію художественной ли-
тературы, исторіи и этнографіи, такъ какъ эти области вводятъ
воспитанника въ духовный міръ другихъ народовъ, знакомятъ
съ общечеловѣческими горестями и радостями другихъ людей,
съ ихъ идеалами и стремленіями, съ ихъ трудомъ, съ ихъ
геніальными представителями.
Благодаря совокупному дѣйствію всѣхъ перечисленныхъ и
имъ подобныхъ вліяній, въ наше время между образован-
нымъ русскимъ, французомъ, англичаниномъ и японцемъ го-
раздо больше взаимнаго пониманія, связей и единенія, чѣмъ
было во время междоусобія между москвичомъ, тверякомъ
или смоляниномъ. Конечно, и теперь есть опоздавшіе родиться
люди съ инстинктами пещернаго человѣка, и теперь для мно-
гихъ идеаломъ могли бы служить пауки, поѣдающіе другъ
друга, если ихъ заключить въ стеклянную банку. Но носите-
лей такихъ инстинктовъ ожидаетъ такая же судьба пауковъ:
они истребятъ другъ друга.
Стоитъ сравнить современное состояніе культурнаго чело-
вѣка съ тѣмъ, отъ котораго оно отправлялось в ь своемъ раз-
витіи. Въ первобытный времена человѣкъ состоялъ членомъ
только одной какой-нибудь общественной группы,— напри-
мѣръ, рода, откуда происходила необыкновенная узость его
интересовъ. Теперь каждый изъ насъ не только членъ семьи,
членъ городской или сельской общины, избиратель, гражда-
нинъ своего государства, но еще члень своего сословія или
класса, членъ политической партіи, своей профессіональной
корпораціи, членъ какихъ-нибудь ученыхъ, художественныхъ,
благотворительныхъ обществъ. Каждая такая организація на-

лагаетъ на насъ свой, опредѣленный отпечатокъ, заражаетъ
насъ своими интересами, стремленіями, обогащаетъ насъ но-
вымъ кругомъ идей, новыми связями и симпатіями, а всѣ
вмѣстѣ сообщаютъ намъ такую широту интересовъ, взгля-
довъ, стремленій, такъ мощно и многосторонне содѣйству-
Ютъ' развитію и нашего интеллекта и нашего характера,
что объ этомъ первобытные люди, заключенные въ узкомъ
кругу своего рода, не могли и мечтать. И педагогу очень
важно памятовать, что развитіе идетъ по пути къ уве-
личеніи) ассоціацій, сообществъ, кружковъ. Тогда и онъ будетъ
больше обращать вниманія на развитіе общественности въ
своихъ питомцахъ.
Въ первобытный времена людямъ не были извѣстны виды
соревнованія, кромѣ звѣрскихъ, практикуемыхъ въ животномъ
мірѣ. Тогдашнія средства борьбы были ужасны: это были эпи-
деміи убійствъ, насилій, похищеній, кровавой мести. Эти виды
борьбы практиковались не только между племенами, но и
между отдѣльными лицами за пищу, за логовище, за жен-
щину и т. п. Величайшимъ благомъ была замѣна звѣрскихъ
способовъ борьбы между отдѣльными лицами мировой сдѣл-
кой—своего рода штрафомъ. Не менѣе дикости было и въ
войнахъ между племенами. Достаточно сказать, что побѣжден-
ные иногда пожирались побѣдителями и еще чаще уби-
вались, не исключая женщинъ и дѣтей. Даже рабство, замѣ-
нившее пожираніе или убійство побѣжденныхъ, было > про-
грессивнымъ явленіемъ для своего времени. Какъ ни далеки
мы еще отъ вѣчнаго мира, но все же теперь значительно рѣ-
же становятся войны между народами, меньше ненужной же-
стокости, нервная система современнаго человѣка стала тоньше,
чувствительнѣе. Насъ коробитъ отъ тѣхъ жестокостей, какимъ
въ былыя времена подвергались плѣнные, отъ тѣхъ грубыхъ
забавъ, какія происходили, напримѣръ, при Неронѣ.
Мало-по-малу исчезаетъ типъ стараго воина: рѣже встрѣчается
та жестокость и безсердечіе, та быстрая; воспламеняемость, не-
уравновѣшенность, импульсивность, азартъ и слѣпая отвага,
какіе отличали воина былыхъ временъ. Чаще и чаще встрѣ-
чаются люди съ качествами мирнаго человѣка и гражданина:
самообладаніемъ, уравновѣшенностью, разсудительностью, спо-
койствіемъ, гуманностью, состраданіемъ, развитіемъ совѣсти.
И вполнѣ согласно съ законами развитія поступаютъ педа-
гоги, когда развиваютъ въ своихъ питомцахъ спокойствіе,
разсудительность и самообладаніе вмѣсто импульсивности,
азарта и неуравновѣшенности, гуманность, совѣсть и состра-
даніе—вмѣсто жестокости и безсердечія.
До какой степени велика разница между совѣстью въ прош-
ломъ и настоящемъ не надо даже спускаться до первобытна-
го человѣка. Достаточно взять величайшихъ философовъ Гре-
ціи во время ея расцвѣта. Они мирились съ рабствомъ. До-

статочно вспомнить, что лучшій представитель побѣжденной
націи, еврейскій пророкъ, называлъ блаженнымъ того, кто
возьметъ младенцевъ побѣдителей и разобьетъ ихъ о камень.
Несомнѣнно, также растетъ въ людяхъ стремленіе къ сво-
бодъ. Фаустъ во 2 части произведенія Гете говоритъ о томъ*
что, когда онъ увидитъ свободнаго человѣка на свободной
землѣ, онъ скажетъ: «остановись, мгновенье,ты прекрасно». Въ.
этихъ словахъ Гете выразилъ всю возрастающую жажду сво-
боды. Это—тотъ кличъ, который не разъ поднималъ цѣлыя
массы съ тѣхъ поръ, какъ написанъ былъ Фаустъ. И въ этомъ
направленіи уже сдѣланы значительныя завоеванія. Во мно-
гихъ странахъ исчезло рабство, пытки, мрачный деспотизмъ,
а новыя политическія формы лучше обезпечиваютъ личную
свободу. Государство рабовъ не могло бы просуществовать
долго въ наше время: оно въ самомъ себѣ нашло бы причину
разложенія и очень скоро либо перешло къ другимъ формамъ>
либо исчезло съ лица земли.
Конечно, идею прогресса нельзя принимать безъ всякихъ
оговорокъ. Звѣрскіе инстинкты еще сильны въ человѣкѣ. Есть
еще тюрьмы, казни, погромы, карательный экспедиціи, брато-
убійственный войны и т. п. Грубые инстинкты переданы намъ
звѣроподобными предками, и проявленію этого звѣря способ-
ствуютъ и современныя условія: пресыщеніе и развратъ бога-
тыхъ, голодъ и переутомленіе бѣдныхъ и, какъ слѣдствіе
этихъ ненормальностей жизни, болѣзни тѣхъ и другихъ: не-
врастенія, истерія и проч. То же неравенство состояній вызы-
ваетъ среди обездоленныхъ ненависть и зависть.
Существующій теперь Дарвиновъ отборъ между людьми
дѣйствуетъ далеко несовершенно: не всегда побѣдителемъ въ
жизненной борьбѣ является достойнѣйшій. Очень часто рѣ-
шающимъ моментомъ является хитрость, подхалимство, гру-
бая сила, случай, удача, а иногда и прямо подлость.
Талантливый и даже геніальный ребенокъ, родившійся въ
какой-нибудь бѣдной русской деревушкѣ, затерянной въ лѣ-
сахъ и болотахъ, безъ учителей, безъ книгъ, не только не
пробьется наружу, но и никогда не узнаетъ о томъ, какими
способностями одарила его природа' и сколько пользы онъ
могъ принести родному краю, если бы родился въ другихъ
условіяхъ. Съ другой стороны, ребенокъ, родившійся въ бога-
той средѣ, безъ особыхъ способностей легко выберется на по-
верхность и займетъ положеніе, несоотвѣтствующее его спо-
собностямъ.
Все это правда; но это показываетъ только, что мы еще не
такъ далеко и быстро прогрессируемъ во всѣхъ отношеніяхъ*
какъ бы это было желательно. Кто-то справедливо сказалъ*
что исторія человѣчества—это два шага впередъ и одинъ назадъ.
То, что считается теперь зломъ, очень часто есть только
атавизмъ, или пережитокъ прошлаго, когда это самое зло счи-

талось благомъ. Напримѣръ, многоженство и поліандрія те-
перь признаются зломъ, но когда-то это было обычаемъ. Иногда
зло—это просто болѣзнь или вырожденіе, напримѣръ, въ слу-
чаѣ болѣзненно упорной лѣни ребенка или всякаго отсутствія
сдержанности. Иногда это просто глупость. Многія изъ пороч-
ныхъ склонностей и интеллектуальныхъ дефектовъ поддаются
педагогическому воздѣйствію и исправленію. Кромѣ того, боль-
шая часть золъ, порождаемыхъ неравенствомъ, нищетою однихъ
и развратомъ другихъ, деспотизмомъ и т. п., происходитъ отъ
политическаго и соціальнаго устройства. А въ этомъ отноше-
ніи мы, действительно, остаемся пока на низшихъ ступеняхъ
развитія. И правъ былъ Уоллесъ, когда сказалъ, что, по сра-
вненію съ удивительнымъ прогрессомъ физическихъ наукъ и
ихъ практическаго примѣненія, наша правительственная си-
стема, наша административная юстиція, наше національное
воспитаніе и весь нашъ общественный и моральный строй
находятся въ варварскомъ состояніи.
Едва ли не правъ и Геккель, когда онъ говоритъ, что въ
нашихъ высшихъ школахъ совсѣмъ не пользуются, или въ
слишкомъ ничтожной степени пользуются результатами но-
вѣйшей космологіи и антропологіи, современной біологіи и
теоріи развитія; зато память учащагося отягчаютъ множествомъ
всякихъ филологическихъ и историческихъ деталей, которыя
нисколько не нужны намъ ни въ смыслѣ теоретическаго обра-
зованія, ни въ практической жизни.
Главная причина этого зла заключается въ томъ, что про-
грессъ знаній идетъ очень неравномѣрно. Въ то время, какъ
математика, физика, химія, біологія и проч. науки, пользу-
ющіяся экспериментальнымъ и математическимъ методами,
развиваются быстро,. циклъ юридическихъ и соціальныхъ на-
укъ отстаетъ отъ этого движенія на недосягаемую дистанцію,
и, по терминологіи Конта, не перешагнулъ еще метафизиче-
ской фазы развитія. Но есть признаки, что и науки объ обще-
ствѣ наканунѣ своего быстраго расцвѣта.
Одно изъ самыхъ существенныхъ условій успѣха—это инте-
ресъ и количество энергіи, затрачиваемой на дѣло, а обще-
ственныя науки страстно интересуютъ интеллигенцію всего
міра; работъ по этимъ отраслямъ знанія много; и, быть-можетъ,
недалеко то время, когда и въ этихъ областяхъ явятся свои
Ньютоны и Дарвины.
Съ другой стороны, въ наше время нѣтъ недостатка въ
трудахъ, посвященныхъ изслѣдованію дефектовъ современной
культуры. Язвы теперешняго строя тщательно изучены. И со
стороны обездоленныхъ, а также со стороны литературы, публи-
пистики и идеологовъ демократіи—отовсюду раздаются вопли
объ устраненіи этихъ язвъ. А при такихъ условіяхъ можно
надѣяться, что общими и энергичными усиліями демократіи
можно добиться исправленія указанныхъ дефектовъ* Когда

люди опыта, мысли и знанія упорно ищутъ истины, они спо-
собны побѣдить всѣ препятствія и рано или поздно находятъ
истину; а когда будутъ найдены средства устранить зло, оно
при дружныхъ усиліяхъ можетъ быть искоренено; ибо, какъ
показала исторія, то, чего сильно жаждетъ и настоятельно
требуетъ большинство, рано или поздно должно осуществиться.
Эволюціонная теорія тоже даетъ почву для гаданіи насчетъ
будущаго: «зная направленіе, въ какомъ шло прошлое и на-
стоящее, можно съ извѣстной вѣроятностью судить и о буду-
щемъ»; въ эволюціонной теоріи есть много данныхъ, ограни-
чивающихъ въ значительной степени произвольность построе-
ній. Поэтому она могла бы служить своего рода критеріемъ
для оцѣнки пророчествъ, сдѣланныхъ поэтами и утопистами.
% Природа стремится, говорятъ, къ тому, чтобы образовать
болѣе сильную, здоровую и геніальную, въ смыслѣ творче-
ства, наблюденія и сужденія, породу людей. И мы будемъ дей-
ствовать вполнѣ согласно съ законами природы, если будемъ
стремиться къ тому, чтобы воспитать, по выраженію геніаль-
наго эволюціониста, наибольшее число людей сильныхъ, здо-
ровыхъ и одаренныхъ наиболѣе совершенными способностями.
Отсюда такъ легко перейти къ мечтѣ о цѣлой расѣ существъ,
одаренныхъ могущественными силами, необыкновенной геніаль-
ность»).
Иногда эта мечта переходить границы возможнаго, какъ,
напримѣръ, у Ренана. Его Теоктистъ говоритъ о томъ, что
широкое примѣненіе физіологическихъ открытій и принципа
подбора могло бы повести къ созданію существъ, въ десять
разъ превосходящихъ насъ. Подобно тому, какъ человѣческому
существованію предшествовало животное, такъ, по его мнѣнію,
божество можетъ имѣть источникомъ человѣчество. Его мечты
идутъ даже въ такую превыспреннюю даль, что, по его мнѣ-
нію, когда развившееся изъ человѣчества всемогущее, спра-
ведливое и доброе божество станетъ обладать всемогуществомъ
знанія, тогда оно будто бы захочетъ воскресить прошедшее,
чтобы исправить безконечное число прошлыхъ несправедли-
востей.
О «сверхчеловѣкѣ» будущаго писалъ Ницше. Возможно,
по его словамъ, путемъ счастливой изобрѣтательности полу-
чить типы великихъ людей, гораздо болѣе могущественныхъ,
чѣмъ тѣ, какіе были формированы до сихъ поръ волею случая.
Онъ хотѣлъ бы собрать воедино все, что есть въ человѣкѣ
отрывочнаго, загадочнаго и случайнаго.
«Раціональная культура великаго человѣка—вотъ перспек-
тива, полная обѣщаній...
«Человѣкъ есть нѣчто, что должно преодолѣть; человѣкъ
есть мостъ, а не цѣль...
«Жизнь строится ввысь при помощи столбовъ и ступеней...
«Дальніе горизонты хочетъ извѣдать она...

«Она стремится туда, въ далекое будущее, которое не вида-
ла еще ни одна мечта... въ далекое будущее, въ болѣе юж-
ныя страны, о которыхъ не мечтаетъ еще ни одинъ худож-
никъ*. И Ницше приглашаетъ своихъ современниковъ стать
созидателями, воспитателями и сѣятелями будущаго. Но про-
рочества Ренана и Ницше не выдерживаютъ критики. Тео-
ктистъ Ренана мечтаетъ о томъ, что силы человѣчества будутъ
сконцентрированы въ рукахъ небольшого числа людей, спо-
собныхъ располагать даже существованіемъ планеты, чтобы
внушить ужасъ цѣлому міру. Эти привилегированныя суще-
ства, пользуясь страхомъ, были бы абсолютными властителями
и богами и каждое отрицаніе ихъ власти и силы наказывали бы
смертью. Ихъ могущество, направленное будто бы только къ
одному благу, было бы чѣмъ-то въ родѣ католическаго папства,
истинно непогрѣшимаго. Онъ думаетъ, что въ будущемъ мо-
гутъ воскреснуть боги и духовная власть, абсолютная монархія
и дворянство.
Не лучше трактуетъ этотъ вопросъ и Ницше. Онъ гово-
ритъ: «Пусть будутъ рабы, а на ихъ спинахъ небольшое
число людей-олимпійцевъ создадутъ міръ прекраснаго».
Ницше здѣсь говоритъ о сверхчеловѣкѣ, для котораго вся
остальная масса людей служитъ только подножіемъ, а мы мо-
жемъ говорить только о сверхчеловѣчествѣ, о цѣломъ сверхче-
ловѣческомъ родѣ.
Ницше —это идеологъ современнаго нѣмецкаго юнкерства
и аристократіи и буржуазіи вообще. Онъ не признаетъ равен-
ства. Проповѣдники равенства, по его словамъ, это «таранту-
лы, сантиментальные, тупые, лжефилософы всеобщаго брат-
ства, проповѣдующіе владычество автономнаго стада». Не при-
знавая равенства вообще, онъ не признаетъ и равенства жен-
щинъ. «Идешь къ женщинѣ? Не забудь взять хлыстъ». Муж-
чину надо воспитывать для войны, женщину же для того,
чтобы доставляла воину покой. Онъ презираетъ толпу, народ-
ныя массы. Онъ дѣлитъ людей на рабовъ и господъ. Для гос-
подъ же онъ возводитъ въ культъ стремленіе къ власти. Сама
жизнь, по его мнѣнію, есть воля къ власти. Онъ считаетъ
рабство необходимымъ. Самую мораль онъ дѣлитъ на господ-
скую и рабскую, признавая общепринятую теперь этику мо-
ралью рабовъ. Для рабовъ онъ признаетъ нужной религію,
которая мирила бы ихъ съ тяжелою долею и учила подчи-
ненію. Что же касается господъ, онъ освобождаетъ ихъ отъ
всякой морали. Имъ все позволено, по мнѣнію Ницше, кото-
рый въ данномъ случаѣ повторяетъ Раскольникова у Досто-
евскаго. «Есть старое безуміе; оно называется добромъ и
зломъ», говоритъ Ницше." Зло онъ считаетъ благомъ и' зо-
ветъ соединиться воедино всѣхъ злыхъ. Ставъ по ту сторону
добра и зла, Ницше вмѣсто религіи состраданія рабовъ про-
повѣдуетъ жестокость и безжалостность господъ. «Видѣть

страданія отрадно, причинять страданія еще отраднѣе>, гово-
ритъ онъ. Надо ли доказывать, что эти идеалы Ницше крайне
реакціонны, а не прогрессивны, что они зовутъ насъ назадъ
къ звѣрскимъ инстинктамъ и образу жизни?
Идеалы Ницше—новый видъ рабства, быть-можетъ, еще болѣе
ужаснаго, чѣмъ все, что когда-либо видѣли люди. А эволю-
ціонная теорія позволяетъ мечтать объ обществѣ будущаго,
гдѣ нѣтъ ни рабовъ, ни господъ, гдѣ всѣ равноцѣнны. Ницше
мечтаетъ объ Олимпѣ, гдѣ будетъ жить нѣсколько сверхъ-
Ньютоновъ и сверхъ-Шекспировъ,—объ Олимпѣ, построенномъ
на угнетеніи милліардовъ рабовъ. Демократія же, опираясь
на теорію развитія, мечтаетъ лишь объ Олимпѣ, гдѣ помѣ-
стился бы весь человѣческій родъ и гдѣ были бы геніальные
между геніальными, великіе между великими, свободные между
свободными, счастливые межъ счастливыми.
Демократія можетъ мечтать только о расѣ талантовъ и
геніевъ и вѣрить, что развитіе природы ведетъ къ тому, чтобы
не отдѣльныя лица, а все человечество поднялось въ умствен-
номъ и нравственномъ и въ физическомъ отношеніи на такую
невообразимую теперь высоту, съ которой нынѣшніе геніи по-
кажутся пигмеями. Если отъ какого-нибудь одного или нѣ-
сколькихъ одноклѣточныхъ животныхъ произошли всѣ виды
животнаго царства до млекопитающихъ включительно, если
отъ высшихъ млекопитающихъ произошелъ самъ человѣкъ,
то трудно допустить, чтобы эволюція, развитіе животнаго цар-
ства остановилось на этой ступени и не пошло дальше. Если
она непрерывно продолжалась десятки милліоновъ лѣтъ, то
нѣтъ основаній думать, что она остановится на насъ.
Только невѣжественные люди могутъ утверждать теперь,
что человѣчество и его природа не измѣняются. Если чело-
вѣкъ справедливо признается теперь царемъ земли, то несо-
мненно, что его престолъ въ былыя времена послѣдовательно
занимали другіе: рыбы, амфибіи, пресмыкающіяся, низшія
млекопитающія и т. д. Самъ человѣкъ теперь далеко не тотъ,
какимъ онъ былъ раньше, въ будущемъ онъ станетъ не таковъ,
каковъ онъ теперь. Человѣчество развивается и идетъ къ бо-
лѣе и болѣе совершенному типу. Постепенно совершенствуясь,
оно могло бы, говорятъ современные утописты, стать со вре-
менемъ и сверхчеловѣческимъ родомъ.
Быть-можетъ, эволюціи предстоитъ пройти, начиная отъ
человѣка до какого-нибудь полубога, такой же лучезарный,
великій и чудесный путь, какой она прошла отъ одноклѣточ-
наго животнаго до человѣка. Но этотъ путь ведетъ не къ
отдѣльному «сверхчеловѣку», а къ цѣлой расѣ «сверхчеловѣ-
ковъ»—полубоговъ, какъ и развитіе въ прошломъ вело не къ
появленію одного человѣка, а къ появленію цѣлаго человѣ-
ческаго рода.

И для этого совсѣмъ не надо превращать милліарды людей
въ рабовъ, чтобы на ихъ угнетеніи вырастить полубога, а
надо только всѣми мѣрами помогать процессу природы, веду-
щему насъ все выше и выше, потому что «изъ самаго низ-
каго, по словамъ Ницше, должно вознестись самое высокое
до вершины своей».
Современная наука доказала, что природа стремится къ
развитію видовъ, а не только отдѣльныхъ особей; и біологи-
ческіе факты какъ будто подтверждаютъ гипотезу, что мы идемъ
не къ выдѣленію изъ расы отдѣльныхъ геніальныхъ особей,
а къ усовершенствованію вида въ его цѣломъ. Этотъ будущій
видъ станетъ понимать наше назначеніе, какъ непосредственно
предшествующую ему ступень, изощрившую для него свои
физическія и душевныя способности, приготовившую матері-
альныя условія, необходимыя для его высшаго назначенія.
Такъ вѣдь и мы могли бы смотрѣть на нашихъ доисториче-
скихъ предковъ. И когда мы узнаемъ путь, по которому при-
рода ведетъ человѣческій родъ къ безпредѣльному совершен-
ству, то въ насъ не можетъ не зародиться мысли помочь при-
родѣ всѣми своими знаніями, опытностью, умомъ и энергіею.
И мы поэтому должны помогать развитію не нѣкоторыхъ
только, какъ думаетъ Ницше, ,а всѣхъ людей. Мы должны
приготовить, улучшить и устроить землю, какъ жилище не
для нѣкоторыхъ сверхчеловѣковъ, какъ хотѣлъ бы Ницше, а
для всѣхъ. Мы должны работать надъ созданіемъ такого обще-
ственнаго строя, который сдѣлалъ бы возможнымъ въ буду-
щемъ нарожденіе не отдѣльныхъ геніевъ, а цѣлой геніальной
расы. Мы должны сдѣлать всю черновую работу въ педаго-
гикѣ, искусствѣ, техникѣ, психологіи, соціологіи для того,
чтобы, опираясь на нашу работу, раса будущаго могла сдѣлать
гигантскіе шаги въ никѣмъ неизвѣданныя еще области знанія
и искусства,-—въ такія сферы, о которыхъ мы не смѣемъ и
мечтать въ самыхъ фантастическихъ утопіяхъ.
Эволюціонная теорія дала возможность и педагогамъ стро-
ить идеалы, болѣе обоснованные, чѣмъ раньше, которые могли
бы служить для нихъ путеводною звѣздою. Какъ у соціолога
есть представленіе о совершенномъ общественномъ строѣ въ
будущемъ, такъ и у педагога есть представленіе о совершен-
номъ человѣкѣ и есть вѣра въ то, что будущее воспитаніе,
гораздо болѣе могущественное и совершенное, чѣмъ теперь,
поможетъ сформировать такихъ идеальныхъ людей. И пока
существующая дѣйствительность не удовлетворяетъ людей,
они всегда будутъ рисовать для будущаго тѣ или другія иде-
альныя перспективы. Безъ такихъ идеаловъ можно быть пре-
восходнымъ практическимъ дѣльцомъ, умѣть наживать деньги,
пользоваться успѣхомъ въ жизни, но едва ли можно быть
общественнымъ дѣятелемъ, вполнѣ достойнымъ этого имени.
Впрочемъ, еще гораздо раньше Дарвина и даже Ламарка,

педагоги издавна говорили, хотя и не такъ опредѣленно,
о томъ, что воспитаніе должно стремиться къ безпредѣльному
совершенству человѣческаго рода. Эта мысль въ разныя вре-
мена выражалась въ разныхъ формахъ. Въ то время, когда
религія была всѣмъ, прогрессивные педагоги цитировали еван-
гельскій текстъ: «Будьте совершенны, какъ Отецъ вашъ Не-
бесный». И такимъ образомъ поддерживали въ себѣ вѣру въ
безконечное совершенствованіе человѣка.
Другимъ источникомъ для построенія идеаловъ будущаго
служили наши единственные современные пророки—это поэты,
утописты и поэтическія народныя сказанія. Поэты и худож-
ники, дѣйствительно, иногда являются провидцами будущаго.
Путемъ какой-то, не всѣмъ доступной интуиціи, имъ нерѣдко
удается предвосхитить дальнѣйшіе шаги, по которымъ пой-
детъ человѣчество. Какъ на недавній примѣръ, можно указать
на «Пѣсню Сокола», явившуюся провозвѣстникомъ грядущаго
движенія 1905 года. То же движеніе было предсказано задолго
до Горькаго Лермонтовымъ, а затѣмъ Некрасовымъ и другими.
Поэтъ Мицкевичъ въ 1846 году предсказывалъ приближающуюся
бурю событій (1848 годъ), паденіе Луи-Филиппа, движеніе въ
Швейцаріи и Сѣверной Италіи, близкій конецъ австрійскаго
владычества въ Италіи. Поэтъ Сигизмундъ Красинскій еще въ
1^34 году силою поэтическаго вдохновенія предсказалъ и съ
поразительною яркостью описалъ событія Парижской коммуны
1870 года. Предсказаній насчетъ отдаленнаго будущаго было
немало.
Не даромъ мысль о превращеніи «самаго низкаго въ самое
высшее» является однимъ изъ любимыхъ мотивовъ самыхъ
древнихъ народныхъ сказаній. Не такъ давно въ египетскихъ
гробницахъ найдена сказка, написанная іероглифами тысячи
лѣтъ тому назадъ, на ту же тему, которая съ такимъ успѣ-
хомъ разработана въ сказкахъ объ Иванушкѣ дуракѣ, о Зо-
лушкѣ, Сандрильонѣ и проч. Во всѣхъ этихъ сказкахъ мы
видимъ, какъ изъ ничтожнаго, презираемаго всѣми существа
впослѣдствіи выходитъ самый могущественный, самый кра-
сивый и самый мудрый человѣкъ. Обратимся ли мы къ рели-
гіи и тамъ увидимъ, что рожденный въ бѣдной семьѣ, въ
ясляхъ, оказывается затѣмъ Спасителемъ міра, Богочеловѣкомъ.
И какъ все это похоже на само человѣчество, вышедшее
изъ животнаго міра жалкимъ, безпомощнымъ, какъ только
можетъ быть безпомощнымъ среди мамонтовъ, львовъ и мед-
вѣдей существо съ слабыми сравнительно мускулами, безъ
роговъ, безъ копытъ, безъ острыхъ когтей и мощныхъ челю-
стей, ставшее теперь властелиномъ природы и совершившее
этотъ путь въ періодъ, который представляется лишь однимъ
мгновеніемъ въ эволюціи всего животнаго міра. А между тѣмъ
современный человѣкъ станетъ пращуромъ будущаго человѣка,
который уже теперь вызываетъ нашъ восторгъ своимъ могу-

ществомъ, своею мудростью, своею красотою и будетъ прекрас-
нее всѣхъ сказокъ и всего того, что можетъ нарисовать са-
мое пылкое воображеніе современнаго человѣка. Это будущее
станетъ лучше всѣхъ нашихъ надеждъ уже потому, что оно
будетъ болѣе согласовано съ природою и ближе къ истинѣ
и правдѣ, чѣмъ наши теперешнія, очень несовершенный и не-
полныя представленія о немъ. О людяхъ будущаго, одарен-
ныхъ необычайными способностями и могуществомъ, мечталъ
еще Кампанелла. Въ безконечное совершенствованіе человѣка
путемъ воспитанія вѣрилъ одинъ изъ дѣятелей великой рево-
люціи. Въ то время, какъ его современники считали счастье
мѣриломъ нравственности и цѣлью жизни, онъ ставилъ на
мѣсто счастія развитіе. «Лучше быть недовольнымъ Сокра-
томъ, чѣмъ довольной свиньей». И во имя прогресса и разви-
тія можно иногда забыть и о личномъ счастьѣ. О воспитаніи
высшей и лучшей породы людей мечтали русскіе дѣятели
просвѣщенія конца 18 вѣка.
Всего очевиднѣе идея развитія, когда она примѣняется къ
отдѣльному индивиду. Въ этомъ отношеніи весь животный
міръ разделяется на двѣ главных^ группы. Къ одной біоло-
ги относятъ одноклѣточныхъ (инфузорій, корненожекъ), ко-
торыя всю жизнь, отъ рожденія до смерти, остаются одною
простою клѣткою. Къ другой группѣ, самую высшую ступень
которой представляетъ человѣкъ, относятся многоклѣточныя
животныя, которыя только въ самомъ началѣ,лишь при зача-
тіи, состоятъ изъ одной клѣтки, а затѣмъ число клѣтокъ все
увеличивается. Разницу между тѣми и другими, по Геккелю,
можно формулировать слѣдующимъ образомъ. Одноклѣточныя
размножаются не половымъ путемъ, а посредствомъ дѣленія,
почкованія или споръ; они не имѣютъ ни настоящихъ жен-
скихъ яицъ, ни мужскаго сѣмени. Многоклѣточныя же дѣ-
лятСя на самцовъ и самокъ и размножаются преимущественно
половымъ путемъ, посредствомъ настоящихъ яицъ, оплодо-
творяемыхъ сѣменемъ самца. У многоклѣточныхъ образуются
зародышевые листы, а изъ нихъ ткани, у одноклѣточныхъ же
ихъ нѣтъ. У многоклѣточныхъ возникаютъ сначала только
два зародышевыхъ листа: изъ одного (кожнаго, внѣшняго)
образуется кожа и нервная система, а изъ другого (внутрен-
няго, кишечнаго)—кишечный каналъ и всѣ остальные органы.
ІСакъ у всѣхъ животныхъ, организмъ которыхъ состоитъ
изъ тканей, и у человѣка яйцо является простой клѣткой; эта
маленькая шарообразная яйцевая клѣтка (въ 0,2 mm. въ діа-
метрѣ) имѣетъ точно такія же характерныя свойства, какъ и
яйцо всѣхъ другихъ млекопитающихъ, рождающихъ живыхъ
дѣтецышей. Небольшой шарикъ изъ протоплазмы окруженъ
толстой прозрачной оболочкой, крохотный, шарообразный за-

родышевый пузырекъ (ядро клѣтки) имѣетъ такіе же размѣры
и свойства, какъ и у остальныхъ млекопитающихъ. То же
слѣдуетъ сказать о подвижныхъ сѣменныхъ нитяхъ мужчины,
миніатюрныхъ, нитевидныхъ жгу тиковыхъ клѣткахъ, которыя
цѣлыми милліонами обрѣтаются въ каждой капелькѣ слизи-
стаго мужскаго сѣмени; благодаря производимымъ ими ожи-
вленнымъ движеніямъ, ихъ считали прежде особенными «об-
менными звѣрьками». Важнѣйшій моментъ въ жизни каждаго
человѣка, какъ и всякаго другого животнаго, — моментъ, въ
который начинается его индивидуальное существованіе,—это
моментъ, когда половыя клѣтки обоихъ родителей встрѣчаются
другъ съ другомъ и сливаются для образованія одной цѣль-
ной клѣтки. Новая клѣтка, оплодотворенная яйцевая клѣтка,
является клѣткой-родоначальницей индивидуума (Cytula), пу-
темъ многократнаго дѣленія ея образуются клѣтки зародыше-
выхъ листовъ и Gastrula. Жизнь личности, самостоятельной
особи, начинается лишь съ образованіемъ этой Cytula, стало-
быть, съ самого процесса оплодотворенія. Этотъ фактъ имѣетъ
чрезвычайно важное значеніе, такъ какъ изъ него слѣдуетъ,
что человѣкъ получаетъ всѣ свои личныя свойства, тѣлесныя
и духовныя, отъ обоихъ родителей, путемъ наслѣдственности.
Теперь хорошо изученъ процессъ, какой переживаетъ чело-
вѣческій зародышъ во время утробной жизни, какъ изъ заро-
дышевыхъ листковъ, путемъ послѣдовательныхъ превращеній,
развиваются всѣ ткани и органы. Этотъ процессъ, по словамъ
Вольфа, заключается не въ развертываніи имѣющихся уже въ
зачаткахъ органовъ, а въ рядѣ новообразованій. Одна часть
возникаетъ вслѣдъ за другой и первоначальная простая форма
рѣзко отличается отъ развитой позднѣйшей формы. Дѣло4 про-
исходитъ совсѣмъ не такъ, какъ думалъ когда-то знаменитый
Галлеръ, восклицавшій: «Развитія нѣтъ! Ни одна часть жи-
вотнаго организма не создана раньше другой; всѣ созданы
одновременно».
Экспериментальная психологія показала, какъ вмѣстѣ съ
возрастомъ улучшается память ребенка, увеличивается точ-
ность его воспріятіи, быстрота психическихъ процессовъ, раз-
вивается способность къ комбинированію, вниманіе* и проч.
Умственныя и физическія способности человѣка въ моментъ
зачатія находятся, можно сказать, на уровнѣ безконечно ма-
лой величины и затѣмъ постепенно и послѣдовательно разви-
ваются до уровня, который далъ основаніе называть человѣка
царемъ природы. Зародышъ, стало-быть, содержитъ въ себѣ
въ скрытой и таинственной пока для насъ формѣ ту энергію,
изъ которой путемъ послѣдовательныхъ превращеній разо-
вьется въ опредѣленный періодъ времени зрѣлый человѣкъ.
При этомъ въ случаѣ пораненій и поврежденій организмъ
самъ заживляетъ свои раны и возстановляетъ нормальную
форму въ случаѣ поврежденій. (Особенно на низшихъ ступе-

няхъ животной лѣстницы: отрубленный хвостъ ящерицы,
клешня рака и проч.). Развитіе организма можно сравнить
съ вихремъ, который бы гармонически измѣнялся и росъ по
извѣстному плану, словно въ немъ находится какой-нибудь
разумный архитек-
торъ, который напра-
вляетъ его къ напе-
редъ поставленной
цѣли,по опредѣлен-
ному пути.
Удивительна эта
таинственная тон-
кость строенія заро-
дыша. Никакой ана-
лизъ не обнаружи-
ваетъ ни малѣйшей
разницы въ строеніи
зародышей воробьи-
наго и соловьинаго,
а между тѣмъ изъ
перваго всегда и не-
измѣнно развивается
воробей, а изъ вто-
рого—соловей. Этимъ
сравненіемъ мы, ко-
нечно, не хотимъ ска-
зать, что процессъ
развитія стоитъ въ
противорѣчіи съ фи-
зико-химическими за-
конами природы; со-
вершенно напротивъ,
все, что извѣстно объ
этомъ процессѣ, не
противорѣчитъ есте-
ственнымъ • физико-
химическимъ зако-
намъ природы.
Одна изъ самыхъ
любопытныхъ особен-
ностей развитія чело-
вѣческой особи заклю-
чается въ томъ, что
человѣкъ по пути
своего развитія повторяетъ въ общемъ видѣ и въ самыхъ
краткихъ чертахъ исторію своего рода. Этотъ законъ доказы-
вается данными эмбріологіи и сравненіемъ психики дѣтей съ
психикою дикаря и первобытнаго человѣка. И это одинъ изъ
Развитіе изъ яйца коралла Краснаго моря, по
Геккелю. Оплодотворенное яйцо, первоначально со-
стоящее лишь изъ одной клѣтки (AB), дѣлится на
двѣ клѣтки (С), затѣмъ на четыре (О), пока, нако-
нецъ (Е), не возникаетъ цѣлый комъ или груда
клѣтокъ.

тѣхъ фактовъ, которые имѣютъ огромное значеніе для педаго-
говъ, о чемъ мы подробнѣе скажемъ ниже.
Конечно, здѣсь можно говорить лишь о сходствѣ, а не о
тождествѣ онтогеніи (исторіи развитія индивида) съ филоге-
ніей (исторіей развитія всего вида). Фрицъ Мюллеръ и еще
болѣе Э. Геккель указали и причины, затемняющія этотъ за-
конъ отъ наблюдателя. Дѣло въ томъ, что, во-первыхъ, разви-
тіе индивида съ теченіемъ времени можетъ совершаться все
болѣе прямымъ путемъ отъ зародыша до зрѣлой формы и при
этомъ отдѣльныя звенья развитія вида могутъ сглаживаться
и выпадать, а, во-вторыхъ, въ развитіи индивида, кромѣ стадій,
представляющихъ повтореніе исторіи вида, кромѣ явленій на-
слѣдственныхъ, свойственныхъ предкамъ, встрѣчаются еще
явленія, такъ сказать, благопріобрѣтенныя самимъ индивидомъ
въ качествѣ приспособленій къ средѣ.
Какую огромную роль играетъ въ эволюціонной теоріи раз-
витіе индивида, показываетъ уже то одно, что Спенсеръ, сдѣ-
лавшій такъ много для разработки вопроса объ эволюціи, по-
строилъ свое ученіе о развитіи вообще и о развитіи общества
въ частности по аналогіи съ развитіемъ особи.
Но ученіе о развитіи человѣческаго индивида, и особенно
ребенка и юноши, такъ важно для педагога, что мы выну-
ждены выдѣлить отсюда этотъ предметъ и посвятить ему осо-
бую главу, гдѣ разсмотримъ этотъ процессъ и въ связи съ
стремленіемъ къ развитію.
Мы разсмотрѣли законъ развитія съ двухъ сторонъ: со
стороны эволюціи рода и развитія личности. И вотъ что при
этомъ невольно бросается въ глаза.
Измѣняются сами частные законы, если они касаются явле-
ній только одной какой-нибудь эпохи. Каждый этапъ развитія
солнечной системы характеризовался особыми астрономиче-
скими явленіями: жизнь туманности не похожа на современ-
ную. Физическіе и химическіе процессы не похожи другъ на
друга на различныхъ небесныхъ свѣтилахъ. То же самое можно
сказать и про разныя теологическія эпохи. Не составляетъ
исключенія и живой міръ. Анатомія моллюсковъ не такова,
какова анатомія рыбъ, пресмыкающихся и т. д. Политика и
соціальный строй дикарей отличается отъ политики и соціаль-
наго строя варваровъ, а соціальный и политическій строй
цивилизованныхъ народовъ отличается отъ варварскаго. Жизнь
ребенка не такова, какъ жизнь взрослаго. Все измѣняется.
Одинъ только законъ остается неизмѣннымъ и вѣчнымъ—это
законъ эволюціи, законъ развитія.
Развитіе—это всеобщій основной законъ. Все течетъ, гово-
рили древніе. Все развивается, говорятъ въ наше время. Раз-
вивается каждая бактерія, каждая былинка и весь раститель-
ный міръ; развивается каждая амёба, каждый червь, рыба,

млекопитающее, развивается все живое; развивается каждый
отдѣльный человѣкъ и цѣлые народы, развиваются отдѣль-
ныя учрежденія и весь общественный строй. И каждый изъ
насъ обязанъ, по мѣрѣ своихъ силъ, содействовать правиль-
ному, естественному, свободному, согласованному съ законами
природы и законами прогресса развитію всѣхъ и каждаго. И
если есть что-нибудь безспорнаго въ наукѣ, такъ это то, что
все измѣняется и эволюціонируетъ. Правительство, игнориру-
ющее этотъ законъ, потерпитъ фіаско, какъ это случилось въ
наши дни съ шахомъ персидскимъ, султаномъ турецкимъ,
королемъ португальскимъ, богдыханомъ китайскимъ.
Когда все кругомъ развивается и все съ большею быстро-
тою движется впередъ, народы съ замедленнымъ ходомъ раз-
витія являются отсталыми и рано или поздно сходятъ съ исто-
рической сцены, уступая свое мѣсто другимъ народамъ, опе-
редившимъ ихъ въ развитіи. Такъ, народы, обладавшіе желѣ-
зомъ, вытѣснили людей каменнаго вѣка; государства, рас-
полагавшія огнестрѣльнымъ оружіемъ, вытѣснили людей, знав-
шихъ только луки да стрѣлы, какъ это сдѣлала, напримѣръ,
казацкая станица Ермака Тимоѳеевича. Такъ, бѣлые вытѣсня-
ютъ индѣйцевъ въ Америкѣ, негровъ въ Африкѣ и т. д. Такъ,
англичане владычествуютъ въ Индіи. Такъ, Сѣверо-Американ-
скіе Штаты стали господствовать на Кубѣ и Филиппинахъ,
вмѣсто испанцевъ, болѣе отсталыхъ и по своему политическо-
му устройству, и по своей техникѣ, и по своимъ міровоззрѣ-
ніямъ (гнетъ католицизма).
Если отсталые въ развитіи народы обречены на потерю
своей политической самостоятельности, то они еще болѣе вы-
нуждены уступать на экономическомъ поприщѣ. Такъ, Персія,
а отчасти и Россія въ экономическомъ отношеніи эксплуати-
руются Западною Европою. Европейскіе капиталисты, вклады-
вая свои деньги въ предпріятія на русской землѣ, берутъ
сёбѣ значительную часть прибыли, которая, при болѣе благо-
пріятныхъ условіяхъ, была бы въ нашихъ рукахъ.
А конецъ этой эксплуатаціи настанетъ лишь тогда, когда
•отсталые народы сравняются съ передовыми и по своему ум-
ственному развитію, и по своей' предпріимчивости, и по своей
техникѣ, и по своей наукѣ, и по своему политическому и со-
ціальному устройству, и по своему міровоззрѣнію и отсутствію
предразсудковъ. И никакого другого пути освободиться отъ
эксплуатаціи пока не существуетъ. Народъ, не желающій
уступить свое мѣсто подъ солнцемъ другимъ народамъ, не
долженъ отставать, и разные «истинно-русскіе люди» оказыва-
ютъ намъ плохую услугу, рекомендуя тихій ходъ или даже
остановку на пути развитія. Исторія полна примѣрами, какъ
гибли народы, поддававшіеся такимъ внушеніямъ. Горе педа-
гогамъ, которые послѣдовали бы такому призыву.

Исторія педагогики полна примѣрами, какъ убійственно
отзывалось игнорированіе закона развитія на воспитаніи. Она
знаетъ, какъ опасны тѣ, кто якобы во имя горняго и небес-
наго проповѣдуетъ пренебреженіе къ земному и житейскому,
кто якобы во имя духовнаго зоветъ на борьбу съ тѣломъ, съ
естественными человѣческими стремленіями, внушаетъ нена-
висть къ человѣческой природѣ и ея развитію, совѣтуетъ за-
глушить всѣ голоса человѣческой природы и не довѣрять ни
опыту, ни разуму.
Только тогда, когда воспитаніе народныхъ массъ и въ
школѣ и въ жизни будетъ поставлено на основахъ ученія
о развитіи, согласовано съ здоровыми стремленіями къ разви-
тію, съ законами природы, только тогда можно разсчитывать
на то, что страна проявить всю мощь своихъ творческихъ
силъ и всю свою иниціативу и энергію на справедливую орга-
низацію общественной жизни, промышленности, науки, искус-
ства и культуры вообще.

ГЛАВА II.
Стремленіе къ развитію.
I. Теорія эволюціи — и это очень важно для педагога — бро-
саетъ свѣтъ на то стремленіе къ развитію, какое каждый изъ
насъ можетъ наблюдать внутри самого себя. Жить — это не
значитъ только пить, ѣсть, дышать и пр.; жизнь — это раз-
витіе и инстинктъ къ жизни,—это стремленіе къ развитію, ко-
торое составляетъ альфу и омегу всего живого. Развитіе—это
всеобщій законъ жизни и природы, и стремленіе къ развитію
[хотя бы въ безсознательной формѣ] присуще всему живому.
Если допустить, какъ дѣлаетъ Геккель, что жизнь нача-
лась съ одноклѣточныхъ организмовъ, то необходимо также
допустить, что этимъ организмамъ присуще было неразрывно
связанное съ самою жизнью стремленіе къ развитію. Это еще
совершенно безсознательное стремленіе, въ зависимости- отъ
различій въ окружающей средѣ, сначала повело къ раздѣленію
жизни на два потока: растительный и животный. Затѣмъ жи-
вотный потокъ, опять-таки въ зависимости отъ вліяній среды,
долженъ былъ раздѣлиться на нѣсколько руслъ, изъ коихъ одно
мы должны признать наиболѣе прогрессивнымъ, это—то русло,
которое вело развитіе животнаго міра по направленію къ совре-
менному человѣку.
И на основаніи пройденнаго нами пути мы заключаемъ, что
въ томъ же прогрессивномъ направленіи этотъ потокъ пойдетъ
и въ ближайшемъ будущемъ къ дальнѣйшему совершенство-
ванію человѣчества. И сомнѣваться, что человѣкъ стремится
къ развитію, и при томъ прогрессивному, значило бы допу-
скать, что человѣкъ ни съ того, ни съ сего круто перемѣнитъ
то направленіе, по которому шло развитіе основного потока,
приведшаго отъ одноклѣточнаго животнаго къ современному
властелину земли.
И дѣйствительно, мы всѣ въ нормальномъ состояніи при
внимательномъ самонаблюденіи находимъ въ себѣ стремле-
ніе больше видѣть, слышать, знать, имѣть больше умствен-
ныхъ навыковъ, лучше думать и действовать, быть здоровѣе,
сильнѣе, красивѣе, добрѣе, культурнѣе и т. п. Это стремле-
ніе къ развитію и не только въ его сознательной, но и

въ безсознательной формѣ и освѣщаетъ намъ теорія эволю-
ціи подобно тому, какъ физіологія объяснила намъ, зачѣмъ
намъ нуженъ аппетитъ, вкусъ, половые инстинкты и проч.
Животные инстинкты, которые связаны съ добываніемъ
пищи, питья, жилища, обыкновенно называютъ инстинктами
самосохраненія. Инстинкты половые именуются инстинктами
сохраненія: вида. И до сихъ поръ многіе психологи силятся
вывести всѣ явленія душевной жизни изъ принципа сохране-
нія или индивида или рода. Стоитъ пересмотрѣть нѣкоторыя
руководства по психологіи, и мы увидимъ стремленіе подо-
гнать всѣ чувства, инстинкты, потребности и стремленія къ
двумъ цѣлямъ: самосохраненія личнаго и сохраненія рода.
Судя по этой терминологіи, можно подумать, что каждый
организмъ стремится лишь къ тому, чтобы навсегда остаться
такимъ, какъ онъ есть сейчасъ, упорно отстаиваетъ каждую
самую малѣйшую деталь своей формы, своихъ свойствъ,
своихъ способностей; можно подумать, что ничего другого
не желаетъ онъ ни для себя, ни для своего потомства, кромѣ
того, что онъ въ данный моментъ изъ себя представляетъ.
Можно подумать, что эта косность есть универсальный и
единственный законъ всего живого, начиная съ одноклѣточ-
наго животнаго и оканчивая человѣкомъ. Между тѣмъ эта
теорія служитъ своего рода внушеніемъ, безусловно выгод-
нымъ для консерваторовъ и вреднымъ для прогрессистовъ.
Эта теорія въ состояніи убить надежды на лучшее, такъ
какъ ея лозунгъ отличается безплодіемъ: такъ было, такъ
будетъ. Но если такъ будетъ всегда, какъ было раньше, то
трудно найти какую-нибудь опору для стремленія къ болѣе
совершенному, трудно сохранить бодрость духа и совершенно
невозможной становится вѣра въ прогрессъ.
Если бы инстинкты, о которыхъ идетъ рѣчь, служили
только къ сохраненію индивида и- рода, а кромѣ*нихъ не су-
ществовало бы стремленія къ развитію, то міръ представлялъ
бы изъ себя неподвижное цѣлое, какую-то навсегда застыв-
шую форму, что-то ультра-консервативное, какой-то вѣковѣч-
ный застой, что-то до нельзя безнадежное, внушающее безы-
сходный пессимизмъ и отчаяніе.
Къ инстинктамъ сохраненія индивида и рода можно было
сводить жизнь въ тѣ времена, когда объ эволюціи организ-
мовъ „не было и рѣчи, когда признавалось, что всѣ виды
животныхъ и растеній вышли изъ рукъ Творца въ томъ са-
момъ видѣ, въ какомъ они и теперь пребываютъ на земномъ
шарѣ. Но въ наше время, послѣ Ламарка, Спенсера, Дарвина,
Геккеля и пр., когда понятія эволюціи, развитія, прогресса
стали трюизмомъ, эти старыя названія звучатъ какимъ-то
анахронизмомъ. И это тѣмъ страннѣе, что эти, отжившіе, ка-
залось бы, свой вѣкъ, термины являются и по сей день
общепринятыми.

Давно сказано, что міръ управляется «голодомъ и любовью»,
но голодъ и любовь ведутъ не къ сохраненію, а къ развитію.
Если бы дѣло здѣсь шло только о самосохраненіи и о сохра-
неніи рода, то животный міръ остановился бы на какомъ-ни-
будь низшемъ животномъ и не шелъ дальше; но онъ по-
стоянно развивался и доразвился до человѣка.
Если бы дѣло шло только объ охранѣ существующаго, то
зачѣмъ нужна была бы смерть; достаточно было бы одного
безсмертія; не надо было бы и новыхъ рожденіи. Одного без-
смертія достаточно было бы для того, чтобы всѣ личности
и всѣ виды сохранялись изъ вѣка въ вѣкъ. Вѣковѣчный
застой, о которомъ мечтаютъ наши реакціонеры, былъ бы
навсегда обезпеченъ. Ни шагу впередъ; никакого прогресса,
никакого развитія; зато вполнѣ осуществлена идеальная не-
подвижность и косность. Но на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ.
Нѣтъ безсмертія, а есть смерть, уносящая все устарѣвшее, все
отсталое, все неудачное; есть рождаемость, дающая все новое
и новое: новыхъ личностей, съ новыми идеями, новыми стре-
мленіями, новымъ творчествомъ въ жизни. Жизнь развивается,
прогрессируетъ, идетъ впередъ.
Многіе виды животнаго и растительнаго міра давно уже
исчезли съ лица земли, какъ это доказываютъ безчисленныя
окаменѣлости, найденныя въ нѣдрахъ земли на различной
глубинѣ, въ разныхъ геологическихъ наслоеніяхъ. Изъ однихъ
видовъ путемъ эволюціи образовались высшіе, другіе исчезли.
И вообще виды животныхъ и растеній либо исчезаютъ, либо
служатъ переходной ступенью къ позднѣйшему типу. Слѣдо-
вательно, инстинкты, о которыхъ идетъ рѣчь, не достигаютъ
ни сохраненія особи, ни сохраненія вида. Зато они, несо-
мнѣнно, содѣйствуютъ и развитію особи, и точно такъ же эти
инстинкты содѣйствуютъ животному развитію, той эволюціи,
которая обусловливаетъ прогрессивный переходъ отъ низ-
шихъ формъ къ высшимъ, а этотъ прогрессъ несомнѣнёнъ
относительно болѣе всего интересующей насъ генеалогиче-
ской линіи, ведущей отъ низшихъ формъ къ человѣку.
Если судить по результатамъ [а другого критерія у насъ
пока нѣтъ], то можно всѣ эти инстинкты обобщить подъ одніимъ
общимъ понятіемъ стремленія къ развитію, а въ примѣненіи
къ той генеалогической линіи животнаго міра, которая вела къ
человѣку, это будетъ стремленіе къ прогрессивному развитію.
Это не значитъ, конечно, что у человѣка нѣтъ стремленія къ
самосохраненію. Оно необходимо и въ интересахъ самого раз-
витія. Чтобы развиваться, необходимо прежде всего суще-
ствовать; но это существованіе не должно быть застоемъ, а
должно быть развитіемъ. Человѣкъ сохраняетъ себя не для
самосохраненія, а для чего-то высшаго, лучшаго, т.-е. для
прогрессивнаго развитія, какъ личнаго, такъ и обществен-
наго, и это одно, что оправдываетъ и возвышаетъ наши за-

боты о самосохраненіи. И если есть какой-нибудь смыслъ
въ конкуренціи всего живого изъ-за пищи, питья и т. п.,
то онъ заключается въ томъ, что эта конкуренція ведетъ
къ развитію расы. Если есть смыслъ въ смерти, какъ въ устра-
неніи больныхъ, слабѣйшихъ или устарѣвшихъ особей, то
этотъ смыслъ въ томъ же развитіи. «Великія, далекія и
высшія силы совершаютъ свою работу,—скажемъ словами
Ницше,—и что же въ томъ удивительнаго, если разбивается
тотъ хрупкій сосудъ, въ которомъ онѣ дѣйствуютъ>.
Если какой-нибудь типъ сильно уклоняется отъ правиль-
наго пути, тогда приходитъ смерть въ качествѣ истребителя
всего негоднаго для дальнѣйшаго развитія и очищаетъ мѣсто
для другихъ типовъ, болѣе отвѣчающихъ законамъ развитія.
Если есть смыслъ въ половомъ и материнскомъ инстинктахъ,
то ихъ смыслъ въ томъ же развитіи. Ниже мы посвятимъ
особую главу, гдѣ разсмотримъ, какъ проявляется стремленіе
къ развитію въ жизни ребенка. Мы увидимъ, между прочимъ,
что стремленіе къ развитію у ребенка проявляется въ стре-
мленіи къ движеніямъ и вообще функціонированію каждаго
органа и къ питанію каждаго истощеннаго работою органа.
Пусть ребенокъ не сознаетъ, зачѣмъ ему нужно двигаться,
упражнять свои мускулы, свое воображеніе, свою сообрази-
тельность и т. д.; но мы-то знаемъ, что все это онъ дѣлаетъ
въ^ интересахъ своего развитія.
Въ предыдущей главѣ мы упомянули объ удивительномъ
на первый взглядъ явленіи въ народныхъ сказаніяхъ. Въ то
самое время, когда религіозныя и даже научныя представленія
о неподвижности животныхъ типовъ, ученіе о золотомъ вѣкѣ
позади насъ,, о древнемъ мірѣ, какъ образцѣ для насъ, и т. п.
казалось бы, должны были всѣмъ внушить идею вѣковѣчнаго
застоя, народная поэзія создала яркіе, полные оптимизма
образы, въ которыхъ можно видѣть выраженіе, быть-можетъ,
безотчетнаго стремленія къ развитію отъ низкаго и безпомощ-
наго къ высокому и могущественному.
Человѣкъ и всякое животное и даже растеніе стремится не
къ самосохраненіи), а къ развитію, потому что ни одинъ орга-
низмъ не остается однимъ и тѣмъ же, а измѣняется: сегодня
не таковъ, какъ вчера, а завтра будетъ не таковъ, какъ се-
годня.
Мы всѣ хотимъ не только сохранить себя и своихъ дѣтей,
но мы хотимъ, чтобы и мы сами, и наши дѣти, и вся окру-
жающая насъ среда стала лучше, совершеннѣе, выше. Мы
всѣ стремимся увеличить, т.-е. развить свои силы, свои спо-
собности, свою власть и надъ самимъ собою и надъ окру-
жающей насъ средою, расширить кругъ своей дѣятельности
и своего вліянія. Мы всѣ хотѣли бы имѣть условія, благо-
пріятныя для нашего развитія. Того же самаго мы хотимъ и
для нашихъ дѣтей и для всего народа. Кто не знаетъ случаевъ

самоубійства, вызваннаго сознаніемъ, что вслѣдствіе неизлѣчи-
мой 'болѣзни періодъ развитія кончился и наступаетъ разло-
женіе и дегенерація.
Вполнѣ понятно, что это стремленіе къ усовершенствова-
нію, какъ самого себя, такъ и окружающихъ людей, всего
яснѣе и опредѣленнѣе выступаетъ въ современныхъ интелли-
гентскихъ кругахъ, гдѣ оно является вполнѣ сознательнымъ.
Современный интеллигентъ чувствуетъ непреодолимую по-
требность искать и познать истину, откуда такое неудержи-
мое въ нашъ вѣкъ стремленіе къ наукѣ; онъ хочетъ составить
себѣ ясное представленіе о томъ, что добро и что справедливо,
а составивъ это представленіе лучшаго, этотъ идеалъ, онъ
стремится его осуществить, какъ онъ можетъ: выразить его
въ искусствѣ, если онъ художникъ, въ литературѣ, если онъ
писатель, и всегда въ жизни, въ дѣятельности, насколько это
въ его силахъ. У современнаго интеллигента рѣдко встрѣ-
тишь потребность застыть въ окостенѣлыхъ формахъ жизни;
онъ въ мѣру своихъ силъ и способностей всегда борется съ
застоемъ и косностью окружающей его среды во имя прогрес-
сивнаго развитія. И на этомъ пути онъ иногда не останавли-
вается даже предъ очевидными опасностями, онъ готовъ
иногда принести въ жертву не только свое время, свой трудъ,
но и свое здоровье, а иногда и самую жизнь. А если такъ,
то мы снова приходимъ къ выводу, что въ основѣ жизни
лежитъ не стремленіе къ самосохраненію, а стремленіе къ
развитію.
Самая характерная черта жизни—это развитіе. Еще Клодъ
Бернаръ говорилъ: «Развитіе есть, можетъ-быть, самая заме-
чательная черта живыхъ существъ, а слѣдовательно, и жизни».
«Живое существо рождается, растетъ, склоняется къ упадку
и умираетъ. Оно находится въ состояніи постояннаго измѣне-
нія; оно подвержено смерти. Оно выходитъ изъ зародыша, изъ
яйца или изъ сѣмени, пріобрѣтаетъ, вслѣдствіе послѣдователь-
ныхъ диференціацій, извѣстную степень развитія, образуетъ
органы, одни временные и переходные, а другіе имѣющіе та-
кую же продолжительность, какъ оно само, и потомъ оно раз-
рушается». «Вещество же безжизненное минеральное остается
неизмѣннымъ и невредимымъ во все время, пока остаются
неизмѣнными внѣшнія условія». «Этотъ признакъ опредѣлен-
наго развитія, начала и конца, непрерывнаго хода въ напра-
вленіи, которое имѣетъ опредѣленный конечный пунктъ,
принадлежитъ, какъ особенность, только живымъ существамъ»,
Стремиться къ жизни значитъ стремиться къ развитію.
Стремленіе къ развитію—это основное свойство всего живого,
не только человѣка, у котораго оно можетъ проявляться въ
сознательной формѣ, не только животныхъ, но и растеній, гдѣ
мы не находимъ сознанія. Развитіе и въ смыслѣ роста и въ
смыслѣ организаціи увеличивающагося числа клѣтокъ, коли-

чества силъ и возрастающей массы вещества, усложненіе и
гармонія, увеличеніе частей и связей между ними, вотъ
главный универсальный, всеобщій, всемірный законъ жизни.
Развитіе сначала личное, а затѣмъ и въ связи съ первымъ
развитіе расы, вида и рода.
Итакъ, исчезаютъ особи животныхъ и людей, исчезаютъ
цѣлыя расы, исчезаютъ виды животныхъ, неизмѣнно суще-
ствуетъ только одно: эволюція, развитіе, а на пути человѣка
прогрессъ. Если бы мы имѣли право приписывать природѣ
какія-нибудь цѣли, мы не могли бы сказать, что природа
стремится къ сохраненію индивидуума, потому что каждый
индивидуумъ рано или поздно умираетъ. Мы не должны были
бы утверждать и того, что природа стремится къ сохраненію
вида, потому что въ теченіе ряда геологическихъ эпохъ исче-
зло множество видовъ, которымъ нѣкогда принадлежалъ зем-
ной шаръ. Но мы имѣли бы полное право сказать: природа
стремится лишь только къ развитію; потому что всякая новая
геологическая эпоха характеризуется высшими представите-
лями животнаго міра, чѣмъ предыдущая. Мы бы тогда имѣли
право сказать, что природа не дорожитъ ни отдѣльными осо-
бями, ни цѣлыми расами и видами, а дорожитъ только од-
нимъ развитіемъ и во имя его безжалостно губитъ, когда это
нужно, и индивиды и даже цѣлыя расы, если только послѣд-
нія не содѣйствуютъ, а мѣшаютъ развитію, губитъ, какъ что-
то мелочное, ничтожное, несовершенное.
Природа поступаетъ въ данномъ случаѣ совершенно такъ,
какъ если бы она слѣдовала морали, выраженной въ притчѣ
о безплодной смоковницѣ, по смыслу которой все, что не
даетъ цѣнныхъ плодовъ, подлежитъ гибели. И вотъ почему
самое стремленіе къ прогрессивному развитію, подъ вліяніемъ
естественнаго отбора, дѣлается все интенсивнѣе и сознатель-
нѣе. На типахъ съ слабымъ стремленіемъ къ развитію при-
рода кладетъ печать вырожденія и уничтоженія, смерти, а на
типахъ съ болѣе сильнымъ и сознательнымъ стремленіемъ она
ставитъ знакъ жизни и безпрепятственнаго размноженія. И это
потому, что нѣтъ ничего болѣе полезнаго для жизни, какъ
стремленіе къ развитію, ибо развитіе, быть - можетъ, и есть
самая сущность жизни.
Если бы мы имѣли основаніе приписывать природѣ опредѣ-
ленныя цѣли, то мы имѣли бы тогда право сказать, что наше
личное стремленіе къ развитію, къ физическому, нравственному
и умственному совершенству, есть отраженіе основного стре-
мленія природы, ея единственной [понятной намъ] и всепогло-
щающей цѣли, во имя которой она приноситъ неисчислимое
количество самыхъ разнообразныхъ жертвъ, во имя которой
она не боится никакой расточительности. Къ этой цѣли она
• идетъ, если можетъ; прямыми путями, а если не можетъ, то не
пренебрегаетъ и окольными дорогами, часто ощупью, хватаясь

то за одинъ типъ, то за другой, чтобы вслѣдъ за тѣмъ замѣнить
его третьимъ, совершенно такъ, какъ идетъ развитіе и отдѣль-
наго человѣка, переживающаго цѣлый рядъ фазисовъ, слѣду-'
ющихъ одинъ за другимъ.
Еще ІПопенгауэръ съ удивительной для своего времени
проницательностью указалъ, что въ половой любви, если она
не извращена, мы преслѣдуемъ не свое личное счастье, не
свои эгоистическій цѣли и интересы, а интересы вида; и во
имя развитія вида люди борятся между собою за женщину, а
чтобы содержать семью и воспитывать дѣтей, приносятъ въ
жертву свое имущество, свое время, свой трудъ. Личность ока-
зывается такимъ образомъ орудіемъ высшей цѣли. Теперь
біологія доказала, что результатомъ половой любви является,
прогрессивное развитіе вида. Такой выдающійся біологъ, какъ
Бовери, прямо заявляетъ, что однимъ изъ двигателей орга-
ническаго прогресса является смѣшеніе индивидовъ путемъ
половой любви. То же мнѣніе высказываетъ знаменитый біо-
логъ Вейсманъ, Клебсъ и другіе.
Родительская любовь къ дѣтямъ, вполнѣ сознательная у
людей, наше стремленіе дать дѣтямъ возможно лучшее вос-
питаніе развились изъ безсознательныхъ инстинктовъ у на-
шихъ животныхъ предковъ. И въ животномъ мірѣ наблю-
дается, что самка, а иногда и самецъ приносятъ пищу и кор-
мятъ своихъ дѣтенышей и уносятъ ихъ пометъ. Извѣстны
случаи, какъ, напримѣръ, въ обществѣ пчелъ, шмелей и тер-
митовъ, когда существуютъ особые индивиды, занятые исклю-
чительно заботами о потомствѣ.. Пусть всѣ эти проявленія
безсознательны; допустимъ даже, что животное, продѣлывая
все, что ему велитъ материнскій инстинктъ, не понимаетъ ни
цѣли, ни смысла своей работы, а совершаетъ ее совершенно
механически, какъ машина. Тѣмъ не менѣе, по существу, тѣ
побужденія, которыя заставляютъ животное кормить своихъ
дѣтей и ухаживать за ними, это тѣ же самыя стремленія, ка-
кія вполнѣ сознательно переживаемъ мы, когда заботимся о
воспитаніи своего потомства, но, конечно, въ болѣе развитой,
болѣе сложной и сознательной формѣ. У животныхъ материн-
скихъ инстинктовъ и у нашихъ воспитательскихъ стремленій
одно общее происхожденіе, тѣ и другіе преслѣдуютъ одина-
ковыя цѣли; вся разница только, быть-можетъ, въ сознатель-
ности да въ степени сложности развитія. Но эти инстинкты
по результатамъ, какихъ они достигаютъ, мы можемъ съ пол-
нымъ правомъ назвать инстинктами развитія, а не одного
только поддержанія расы.
Нѣтъ, мы беремъ смѣлость утверждать, что всѣ наши
инстинкты подчинены тому широкому и глубокому стихійному
стремленію, которое въ сознательной формѣ мы ощущаемъ,
какъ стремленіе, какъ потуги къ развитію личному я затѣмъ
къ развитію родовому.

Это • стремленіе къ-развитію, действовавшее въ цѣломъ
рядѣ преемственныхъ животныхъ формъ [мы имѣемъ въ виду
лишь тѣхъ животныхъ, которыя составили одну опредѣлен-
ную генеалогическую линію], привело къ современному чело*
вѣку. Послѣдній какъ будто заключался въ скрытой формѣ
въ каждомъ изъ тѣхъ видовъ, которые были его предками.
А мы, въ свою очередь, вѣроятно, будемъ предками и заклю-
чаемъ въ себѣ въ скрытой формѣ то высшее существо, ко-
торое, при благопріятныхъ внѣшнихъ условіяхъ, придетъ намъ
на смѣну, какъ олицетвореніе необыкновеннаго разума, могу-
щества, совѣсти,—счастья и красоты.
И. Мы отмѣтили два противоположныхъ воззрѣнія на при-
роду человѣка. Одно изъ нихъ, консервативное, все сводитъ къ
•самосохраненіи) личному и поддержанію расы, другое, прогрес-
сивное, кладетъ во главу угла стремленіе къ развитію. Одно
изъ нихъ знаменуетъ неподвижность и косность; другое ве-
детъ къ прогрессу. Одно изъ нихъ смотритъ назадъ, въ
прошлое, другое стремится впередъ, къ лучезарному буду-
щему.
Въ наше время трудно было бы защищать положеніе, что
эти два противоположныхъ взгляда на природу человѣка
образовались случайно, безъ всякаго отношенія къ жизни и
практической деятельности. Нѣтъ сомнѣнія, что на каждомъ
изъ этихъ воззрѣній отразилась позиція, какую занимаютъ
ихъ защитники въ жизни. Если еще можно говорить о без-
пристрастіи и объективности людей науки (многіе изъ нихъ
стоятъ въ этомъ отношеніи внѣ сомнѣнія), то очень трудно
было бы утверждать то же самое относительно тѣхъ лицъ,
которыя пользуются выводами науки для практическихъ цѣлей
въ политической или соціальной борьбѣ и т. п. Соціальное
положеніе, экономическіе интересы, жизненный опытъ, сослов-
ные и классовые предразсудки, то или другое пониманіе цѣн-
ностей жизни и т. п.,—все это находится въ извѣстномъ со-
отвѣтствіи съ тѣмъ, на какую изъ двухъ названныхъ нами
противоположныхъ точекъ зрѣнія становятся люди.
Какъ въ мірѣ животныхъ мы найдемъ представителей
всѣхъ степеней эволюціи животнаго міра, такъ и среди лю-
дей найдутся представители самыхъ разнообразныхъ ступеней
развитія человѣчества. Среди животныхъ найдутся и теперь
формы, аналогичныя съ тѣми, какія господствовали во вре-
мена силурійскаго періода, такъ и среди людей найдутся
субъекты, напоминающіе по своимъ умственнымъ и нравствен-
нымъ качествамъ жителей древняго каменнаго періода. А такъ
какъ міровоззрѣнія людей зависятъ отъ историческаго мѣста,
занимаемаго послѣдними, то естественно, что воззрѣнія на
человѣческую природу у людей, опоздавшихъ родиться на

цѣлую геологическую эпоху, не могутъ совпадать со взгля-
дами, соотвѣтствующими XX вѣку, какъ не совпадаетъ и ихъ.
позиція въ жизни съ позиціею, занимаемою прогрессивными
людьми.
Но эти воззрѣнія, обусловливаемыя позиціею, занимаемою-
ихъ защитниками въ жизни, въ то же время и сами оказы-
ваютъ глубокое вліяніе на жизнь и до извѣстной степени вла-
ствуютъ надъ нею.
Каждое изъ этихъ воззрѣній отражается и на педагогиче-
ской практикѣ своихъ послѣдователей. Старая консервативная
педагогика видитъ въ первой изъ названныхъ теорій оправ-
даніе неподвижности и незыблемости существующей школь-
ной системы. Когда я пишу эти строки, самый талантливый
и умный изъ нашихъ бюрократовъ графъ Витте, отстаивая въ
Государственномъ Совѣтѣ существующія у насъ церковно-при-
ходскія школы, не нашелъ другого аргумента въ ихъ защиту,
какъ устойчивость ихъ программъ и системы. Если даже
Витте, котораго считаютъ наиболѣе передовымъ и просвѣ-
щеннымъ изъ современныхъ русскихъ бюрократовъ, признаетъ
неподвижность школы главнымъ ея достоинствомъ, то что же
говорить объ остальныхъ членахъ представляемой имъ
группы.
Въ каждомъ обществѣ на ряду съ прогрессивными людьми
есть и защитники застоя. Таковы многіе изъ тѣхъ, кто хороша
приспособился къ старымъ затвердѣлымъ традиціямъ, привыкъ
къ рутиннымъ, однажды установленнымъ путямъ, какъ бы
плохи они ни были. Косность и рутина усыпили его крити-
ческую мысль; боязнь потерять привычный покой, насижен-
ное мѣсто, пріобрѣтенныя права и выгоды, сознаніе, что его
свойства, хорошо прилаженныя къ прежнему косному суще-
ствованію, не годятся для новаго, прогрессивнаго,—вооружаютъ
его противъ будущаго во имя прошлаго.
Неудивительно поэтому, что до сихъ поръ педагогика
строилась исключительно на стремленіи человѣка къ сохра-
ненію личности, т.-е. на чувствѣ самосохраненія и на стре-
мленіи къ сохраненію, а не развитію расы. Неудивительно по-
этому, что изъ всѣхъ отраслей общественной дѣятельности
педагогика и до сихъ поръ отличается едва ли не наиболь-
шимъ консерватизмомъ.
Казенная педагогика громко зоветъ насъ назадъ. Вопросы
астрономіи и теологіи и до сихъ поръ въ началѣ школьнаго-
курса трактуются, какъ они трактовались еще во времена
древняго Вавилона, Египта, Моисея и Аарона. Изъ русской
литературы гимназистамъ не полагается знать современныхъ,
писателей, но за то очень много времени отводится на изу-
ченіе старой литературы и церковно-славянскаго языка. Гим-
назистъ не долженъ знать ни Короленко, ни Чехова; но зато
долженъ хорошо знать Голубиную книгу, Карамзина и цер-

ковно-славянскіе аористы, какъ будто бы нашимъ дѣтямъ при-
дется жить не въ XX вѣкѣ, а въ давно прошедшія, времена.
Преклоненіе передъ прошлымъ и полное пренебреженіе къ
настоящему—вотъ характерная черта современной офиціаль-
ной педагогики. Объ этомъ намъ еще придется говорить и
мы ограничиваемся здѣсь лишь одною иллюстраціею. Хорошо
извѣстно, что въ старое время образованіе было удѣломъ
только высшихъ классовъ, существовавшихъ за счетъ рабовъ,
передавшихъ послѣднимъ всю практическую работу, прези-
равшихъ такой трудъ и оставившихъ себѣ лишь чистую
науку, чистое искусство и знанія, требуемыя модою и высо-
кимъ общественнымъ положеніемъ. При такихъ условіяхъ и
можно и должно было знать бывшіе тогда въ модѣ древніе
миѲы, умѣть кстати вспомнить Юпитера, Юнону, Фелицу, Ве-
неру и т. п., умѣть при случаѣ упомянуть о законахъ Со-
лона и Ликурга, о Кирѣ, царѣ персидскомъ, и пр. Можно
•было тогда годами изучать образцы ораторскаго краснорѣчія
на латинскомъ языкѣ—всемірномъ языкѣ науки и католиче-
ской церкви,—можно было подолгу вырабатывать стиль и
гордиться тѣмъ, что ничего не понимаешь ни въ техникѣ,
ни въ механикѣ, ни въ промышленности, ни въ торговлѣ—
этихъ низкихъ и презрѣнныхъ рабскихъ занятіяхъ.
. И старинная школа была приведена въ полное соотвѣтствіе
съ запросами тѣхъ классовъ, которымъ она служила. Но съ
тѣхъ поръ все измѣнилось. Теперь нѣтъ уже рабства, теперь,
казалось бы, ни для кого невозможно презрительное отноше-
ніе къ труду, который всѣмъ даетъ и хлѣбъ, и жилище, и
комфортъ... Сама школа теперь обслуживаетъ уже не одни
высшіе классы; образованіе дѣлается всеобщими, всенарод-
нымъ и обязательнымъ. Тамъ, гдѣ прежде учились привиле-
гированныя единицы, теперь учатся милліоны народа изъ
всѣхъ сословій, классовъ, состояній. А произошло ли въ со-
отвѣтствіи съ этими великими перемѣнами въ жизни измѣ-
неніе системы и программъ преподаванія въ нашей средней
школѣ? Конечно, нѣтъ. Та же латынь, та же древняя исторія
и всеобщая, и русская, и священная, тѣ же образцы оратор-
скаго искусства, какъ будто бы намъ и теперь нужно столько
ораторовъ и писателей, сколько учениковъ учится въ современ-
ныхъ школахъ. И тотъ же презрительный взглядъ на предметы,
имѣющіе отношеніе къ производительному труду, хотя именно
этимъ трудомъ придется заниматься огромному большинству
учащихся, если они не захотятъ поступать въ ряды интел-
лигентныхъ безработныхъ.
И это несмотря на то, что мы, русскіе, плетемся позади
всѣхъ народовъ въ техникѣ, промышленности и торговлѣ,
что насъ страшно эксплоатируютъ другіе народы.
И сейчасъ въ нашей всесословной школѣ милліоны учени-
ковъ должны заучивать тѣ же самыя догмы, какія заучива-

лисъ въ старое время- немногими дѣтьми привилегирован-
ныхъ сословій. Эти устарѣлыя, застывшія догмы служатъ
символомъ застоя и косности. Древнія абстрактный схемы вос-
питанія и обученія, сотни разъ воспроизведенный въ канцеля-
ріяхъ учебнаго вѣдомства, связываютъ педагогическій персо-
налъ, дѣлаютъ его своими рабами, давятъ на него хуже вся-
кой другой тираніи, и путемъ долгаго и непрерывнаго воз-
дѣйствія нерѣдко достигаютъ такого результата, что эти рабы
начинаютъ благословлять оковывающій ихъ цѣпи и лобызать
связывающія ихъ руки и сами превращаются въ горячихъ сто-
ронниковъ и защитниковъ застоя и неподвижности въ школь-
номъ дѣлѣ. Предположите, что во всѣхъ школахъ введенъ
санскритскій языкъ. И если онъ долго удержится въ програм-
махъ, если созданъ будетъ большой штатъ преподавателей
этого предмета, ревизоровъ и контролеровъ за ними, педагоги
спеціалисты станутъ защищать его всѣми зависящими отъ
нихъ средствами, какъ ради сохраненія своего положенія изъ
страха предъ безработицею, такъ равно и по убѣжденію въ его
пользѣ. Среди правительства найдутся люди, которые въ на-
паденіяхъ на санскритскую программу усмотритъ покушеніе
на одну изъ сторонъ существующаго строя. И, быть-можетъ,.
понадобится широкое всенародное умственное движеніе для
того, чтобы упразднить этотъ совершенно излишній въ обще-
образовательной школѣ предметъ преподаванія, какъ, вѣро-
ятно, потребуется оно и для того, чтобы устранить всѣ тради-
ціонные, вѣками накопленные дефекты современной школы.
Если незыблемыя, затвердѣлыя догмы и формы такъ калѣ-
чатъ учителей, то зло, приносимое ими дѣтямъ, неисчислимо.
Эти традиціонныя, безжизненныя требованія сковываютъ и ста-
вятъ цѣлый рядъ препятствій свободному развитію ребенка,
предписываютъ ему опредѣленный до мелочей образъ жизни,
строго очерченное поведеніе, направленіе мышленія, извѣстныя
давнымъ-давно устарѣлыя .вѣрованія, детальнѣйшій перечень
большею частью вышедшихъ изъ употребленія въ современной?
жизни знаній, какія онъ долженъ имѣть, и перечень дру-
гихъ знаній [болѣе новаго происхожденія], какихъ онъ не дол-
женъ пріобрѣтать подъ страхомъ наказанія.
И мы понимаемъ кличъ философа и поэта, который пи-
салъ: «Не позволяйте бремени прошлаго слишкомъ сильно да-
вить васъ, чтобы подъ тяжестью его не пострадали инстинктъ,,
личность, искусство и мышленіе».
Офиціальная педагогика всѣ свои программы, методы пре-
подаванія и пріемы воспитанія выводитъ изъ тѣхъ или дру-
гихъ традиціонныхъ иногда возвышенныхъ и широкихъ, а еще
чаще узкихъ религіозныхъ или философскихъ положеній, и
ея требованія должны служить обязательными нормами для
всѣхъ дѣтей, къ какому бы типу по своему темпераменту и
наклонностямъ послѣднія ни принадлежали. Большею частік>

предметы и программы преподаванія съ объяснительными къ
нимъ записками, съ распредѣленіемъ занятій по годамъ обу-
ченія и съ указаніемъ числа уроковъ на каждый предметъ
даются Министерствомъ Просвѣщенія, а педагоги должны, не
мудрствуя лукаво, исполнять требованія начальства, подъ
страхомъ контроля и наказаній за уклоненія. Говорятъ, что
одинъ министръ, сидя въ своемъ кабинетѣ съ часами въ ру-
кахъ, могъ сказать, какой отдѣлъ того или другого предмета
проходится въ данный часъ въ любомъ учебномъ заведеніи,
по какимъ руководствамъ и пособіямъ. Въ этомъ фактѣ ярко
выражается презрѣніе къ дѣйствительной жизни, къ дѣтской
природѣ, къ реальнымъ интересамъ дѣтей и ихъ семей, къ
дѣтскимъ силамъ, къ ихъ горю и радости.
Большое зло здѣсь уже въ этомъ однообразіи заранѣе дан-
ныхъ требованій по отношенію ко всѣмъ безъ исключенія дѣ-
тямъ. Это какое-то Прокрустово ложе, гдѣ убивается почти
всякая оригинальность, почти всякій талантъ, почти всякая
своеобразная индивидуальность.
У дѣтей, какъ извѣстно, далеко не одинаковы способности
и наклонности. Къ тому же даже однѣ и тѣ же наклонности
у разныхъ дѣтей появляются въ различные возрасты и въ
различномъ порядкѣ. Если бы слѣдовать этому естественному
порядку и въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ ставить подхо-
дящія требованія, мы могли бы разсчитывать на то, что дѣти
съ интересомъ учились бы всему, что имъ даютъ въ соотвѣт-
ствіи съ ихъ наклонностями. Но какое дѣло до этого тѣмъ,
кто знаетъ только однѣ застывшія, неподвижныя догмы и
формы, однажды навсегда установленныя для всѣхъ дѣтей
даннаго возраста. Для каждаго ясно, что нельзя шить сапо-
говъ или шапокъ на одну мѣрку для всѣхъ людей безъ исклю-
ченія; но для многихъ, повидимому, совсѣмъ не ясно, что
нельзя предъявлять одинаковыхъ требованій при обученіи
всѣмъ дѣтямъ. И это прежде всего относится къ офиціаль-
ной педагогіи. Удивительно ли, что при такихъ условіяхъ
дѣти очень часто не хотятъ учиться тому, чему ихъ учатъ;
нерѣдко выражаютъ непреодолимое отвращеніе къ знаніямъ,
которыми ихъ начиняютъ. Удивительно ли, что любознатель-
ный, полныя жизни дѣти становятся тупыми, скучающими,
апатичными, вялыми, когда имъ преподноситъ то, что согла-
суется съ неподвижными педагогическими формами, но со-
вершенно не соотвѣтствуетъ въ данный моментъ интересамъ
самихъ дѣтей.
. Давно замѣчено, что люди, пролагавшіе новые пути въ ли-
тёратурѣ, искусствѣ, техникѣ, промышленности и т. п., не ла-
дили съ требованіями офиціальной педагогіи въ школѣ, и въ
наше время Ломоносовъ не могъ бы даже поступить въ гим-
назію, не говоря уже объ университетѣ. Либихъ, неполадившій
съ гимназической латынью и вынужденный оставить гимна-

зію, въ наше время не могъ бы уже поступить въ универси-
тетъ, какъ не окончившій гимназическаго курса. Выигрываетъ
ли что-нибудь страна отъ такихъ школьныхъ порядковъ,—
это очень сомнительно; но какъ много она проигрываетъ, бро-
сая на произвелъ судьбы самыя лучшія дарованія народа,—
это ясно для каждаго.
Только одни будущіе бюрократы, да и то не всѣ, обыкно-
венно лучше другихъ прилаживаются къ школьнымъ требо-
ваніямъ, потому что обыкновенно обладаютъ хорошею памятью
и умѣньемъ приспособляться ко всѣмъ требованіямъ свыше»
Удивительно ли, что такъ много людей, окончившихъ не
только среднюю, но и высшую школу, не обнаруживаютъ по-
чти никакого интереса къ наукѣ и литературѣ и не зани-
маются самообразованіемъ. Удивительно ли, что чрезъ ни-
сколько недѣль послѣ выпускныхъ экзаменовъ многіе молодые
люди забываютъ почти всё, чему они учились, кромѣ такихъ
навыковъ, какъ чтеніе и письмо, чего не позволяютъ забыть
требованія жизни.
Но если школьное обученіе не считается, а при современ-
ныхъ учебныхъ порядкахъ и не можетъ считаться съ есте-
ственными стремленіями самихъ учащихся къ развитію, съ ихъ
интересами и наклонностями, то остается только базировать
всё обученіе на одномъ послушаніи. И послушаніе и нераз-
лучное съ нимъ терпѣніе, дѣйствительно, возведено въ совре-
менной школѣ въ какой-то культъ, словно школа готовитъ
рабовъ, а не свободныхъ гражданъ. Всё основано на приказа-
ніяхъ и повиновеніи. Отъ ученика требуется безпрекословная
покорность,— всё равно, считаетъ ли онъ предъявленное ему
требованіе умнымъ или глупымъ, справедливымъ или нѣтъ,
соотвѣтствующимъ его силамъ или превышающимъ ихъ. Вся-
кій протестъ съ его стороны, всякое возраженіе считается пре-
ступленіемъ.
Такая система атрофируетъ и извращаетъ способности дѣ-
тей. Они отвыкаютъ дѣйствовать самостоятельно, безъ чужого
руководительства. Ихъ критическія способности и ихъ актив-
ный силы засыпаютъ; войдя въ жизнь, по окончаніи школь-
ной муштры, они естественно будутъ искать наставника и на-
чальника, который бы могъ руководить ими въ жизни и безъ
котораго они чувствуютъ себя безпомощными. Изъ нихъ мо-
гутъ выйти люди 20-го числа, исполнительные чиновники,
офицеры, монахи, готовые безпрекословно исполнять распоря-
женія своего начальства, но совершенно не годные для само-
стоятельной жизни.
Это воспитаніе, можетъ-быть, годилось бы для рабовъ, но
современная жизнь требуетъ не послушанія и терпѣливой по-
корности, а самодѣятельности и« способности къ иниціативѣ.
Удивительно ли, что почти вездѣ, гдѣ не требуется ди-
плома, но требуется талантъ, энергія, умѣнье самостоятельно

мыслить, наблюдать и дѣйствовать, идутъ впереди тѣ, кто
меньше испыталъ на себѣ школьной муштры, кто болѣе обя-
занъ своимъ развитіемъ самообразованію.
Сколько такихъ примѣровъ мы знаемъ среди выдающихся
художниковъ, артистовъ, журналистовъ, писателей, изобрѣта-
телей, путешественниковъ, издателей, завѣдующихъ типогра-
фіями, фабриками, заводами, пароходствами и другими про-
мышленными и торговыми предпріятіями.
И подумать только, что такіе жалкіе и наполовину отрица-
тельные результаты школьной учобы покупаются такою доро-
гою цѣною: вѣдь всѣмъ извѣстно, сколько физически сла-
быхъ, близорукихъ, малокровныхъ, узкогрудыхъ, съ искри-
вленіемъ позвоночника юношей и дѣвицъ выпускаютъ наши
современныя среднія школы. У насъ существуютъ общества
покровительства животныхъ, и любой извозчикъ, истязующій
свою лошадь, любой пастухъ, жестоко бьющій скотину, рис-
куютъ быть, по иниціативѣ члена такого общества, привлечены
къ судебной отвѣтственности. Казалось бы, что гораздо болѣе
необходимы сотни и тысячи обществъ защиты дѣтей отъ
умственныхъ, нравственныхъ, а иногда и физическихъ ка-
лѣчествъ, причиняемыхъ имъ то родителями, то педагогами,
а чаще всего тѣми офиціальными требованіями, которыя исхо-
дятъ отъ разныхъ канцелярій, въ своемъ безумномъ само-
мнѣніи рѣшающихся руководить такимъ сложнымъ и необъят-
нымъ дѣломъ, какъ дѣло народнаго воспитанія и образованія.
Мнѣ справедливо возразятъ, что у такихъ обществъ должны
быть права. И я не стану спорить, если кто скажетъ, что въ
данномъ случаѣ необходимы не палліативы, а цѣлый перево-
ротъ и при томъ настолько радикальный, какого еще никогда
не знала исторія педагогики.
Всѣ такъ называемыя нынѣшнія <новыя школы», попытки
•«свободнаго», «творческаго» и т. д. обученія представляютъ
собою только палліативы. Устроенный среди природы, вдали
отъ душнаго города, онѣ, конечно, представляютъ лучшія
условія для здоровья дѣтей. Вводя въ свой обиходъ лучшіе
изъ современныхъ методовъ обученія, онѣ немного облег-
чаютъ учащихся. Но онѣ всё же безсильны выбросить изъ
своихъ программъ тотъ ненужный балластъ, который требуется
аттестатомъ зрѣлости, а послѣдній необходимъ, чтобы можно
было поступить въ университетъ. Но этотъ балластъ предста-
вляетъ непреодолимое препятствіе для того, чтобы внести
сколько-нибудь существенныя улучшенія въ школу. Такимъ
образомъ, новаго въ этихъ школахъ лишь одно названіе* по
существу же онѣ такія же старыя школы, какъ и всѣ прочія.
Чтобы внести въ школьное дѣло не частичныя, а корен-
ныя улучшенія, не палліативы, годные лишь для самообмана,
необходимо цѣлое всенародное умственное движеніе противъ
затвердѣлыхъ, отсталыхъ догмъ и формъ, которыя офиціаль-

ная педагогика хотѣла бы сдѣлать навѣки нерушимыми. Это
движеніе умовъ, должно быть направлено противъ застоя во
имя прогресса, противъ власти прошлыхъ пережитковъ во
имя лучшаго будущаго.
Одной изъ главныхъ причинъ, почему такъ трудно сдвинуть
современную школу съ мертвой точки, служитъ то, что сюда
примѣшалась политика. На школу смотрятъ какъ на средство
упроченія существующаго строя. Если бы этого не было, глав-
ное затрудненіе исчезло бы совершенно. Нѣкоторыя изъ вы-
сказанныхъ выше требованій выражены были еще давно. Еще
Тете писалъ: «Если бъ старики понимали педагогику, какъ
надо, то имъ бы слѣдовало не только не препятствовать мо-
лодымъ людямъ заниматься въ ученіи тѣмъ, къ чему они
чувствуютъ склонность, но, напротивъ, ободрять ихъ въ этомъ
и наставитъ»...
Еще нашъ Лобачевскій ставилъ вопросы: «Чему должны
мы- учиться, чтобы достигнуть своего назначенія? Какія спо-
собности должны быть раскрыты, и усовершенствованы? Какія
должно произвесть въ нихъ перемѣны, что надобно придать»,
что отсѣчь какъ излишнее, вредное?» И отвѣчалъ совсѣмъ не
въ томъ смыслѣ, въ какомъ отвѣтила бы теперь офиціальная
педагогика. Онъ сказалъ: «Все должно остаться при воспи-
танникѣ: иначе исказимъ его природу, будемъ ее насиловать
и повредимъ его благополучію».
Но онъ сказалъ это уже послѣ Магницкаго, помощникомъ
котораго состоялъ въ Казанскомъ учебномъ округѣ. Его, зна-
менитый своимъ мракобѣсіемъ, начальникъ думалъ какъ разъ
наоборотъ. Магницкій былъ прототипомъ нынѣшнихъ реакціо-
неровъ, считающимъ школу орудіемъ консервативной политики.
Онъ требовалъ, чтобы студентамъ университета читали по-
литическую экономію только по ветхозавѣтному Сираху, чтобы»
изучая треугольникъ, говорили о тріединствѣ Божіемъ, объ-
ясняя кругъ, говорили о безконечности Божіей и т. д. Съ по-
мощью школы онъ хотѣлъ повернуть назадъ колесо исторіи.
Какъ Магницкій, его нынѣшнія духовныя дѣти хотятъ съ
помощью школы задержать бѣгъ развитія, пріостановить дви-
женіе мысли, закупорить мозги, замедлить распространеніе
идей въ народныхъ массахъ. Къ счастію, будущее принадле-
жимъ не имъ. Прогрессивная педагогика будетъ построена
не только на чувствѣ самосохраненія, а прежде всего на стре-
мленіи къ развитію. Это стремленіе будетъ положено въ
основу всего воспитанія и обученія, станетъ краеугольнымъ
камнемъ всей педагогики, ея главнымъ и основнымъ прин-
ципомъ. Этотъ принципъ станетъ руководить каждымъ на-
шимъ шагомъ въ практической педагогической дѣятель-
ности, онъ объединитъ всѣ отдѣльныя воспитательныя мѣры
и станетъ воодушевлять всѣхъ работниковъ на поприщѣ
воспитанія и обученія. Педагоги будутъ смотрѣть на стремле-

ніе къ развитію, какъ на одну изъ характернѣйшихъ основ-
ныхъ особенностей, какъ на самую высшую цѣнность жизни,
быть-можетъ/ даже какъ на самую сущность жизни.
Истинное воспитаніе человѣка должно быть направлено на
его стремленіе къ развитію. Тотъ, кто нахваталъ тьму свѣ-
дѣній, перечиталъ массу книгъ, выучилъ весь энциклопеди-
ческій словарь, совершенно необразованъ, если онъ исказилъ
стремленіе къ развитію и потерялъ интересъ къ научному
знанію. И, наоборотъ, тотъ, кто не можетъ похвалиться особенно
большими знаніями, но зато страстно и вполнѣ сознательно
стремится развить свой умъ и свою волю, долженъ быть при-
знанъ образованнымъ человѣкомъ. Всякое знаніе, всякое но-
вое впечатлѣніе получаетъ цѣну лишь тогда, когда оно со-
дѣйствуетъ правильному развитію.
Будущее, несомнѣнно, принадлежитъ людямъ, которые
вполнѣ сознательно поставятъ во главу угла не всѣми сознан-
ное теперь, хотя и присущее всѣмъ въ безсознательной формѣ
стремленіе къ развитію, какъ своей личности, такъ и всего.
человѣческаго рода.
Педагоги будутъ смотрѣть на ребенка, какъ на носителя
драгоцѣннаго стремленія къ развитію, которому они должны
помогать. Цѣль педагога будетъ состоять не въ томъ, чтобы пре-
образовать ребенка во взрослаго человѣка, сообразно съ заранѣе
данными нормами, а въ томъ, чтобы изучить ребенка, опре-
дѣлить направленіе его стремленія къ развитію, узнать его
наслѣдственныя и пріобрѣтенныя свойства и силы и помочь
ихъ развитію, удаляя отъ ребенка всё то, что мѣшаетъ его
правильному развитію, и создать благопріятную обстановку
для развитія всѣхъ его здоровыхъ стремленій.
У Диккенса маленькій Павелъ Домби на вопросъ: не сдѣ-
лать ли изъ него человѣка? отвѣтилъ: «Нѣтъ, я предпочитаю
0ыть ребенкомъ». И нельзя яснѣе и конкретнее выразить тре-
бованія новой педагогики, какъ это безсознательно сдѣлалъ
маленькій Домби. Ребенокъ долженъ быть ребенкомъ. Мы
должны признать за нимъ такое же право на нормальные ин-
тересы своего возраста, какое мы признаемъ за взрослыми на
ихъ законные интересы1).
Новая педагогика требуетъ, чтобы просвѣщенный педагогъ
руководился не программами и объяснительными записками,,
составленными въ министерскихъ кабинетахъ, а наблюдалъ
жизнь дѣтей, ихъ развитіе, ихъ интересы, наклонности и стре-
мленія, и съ своими наблюденіями соображалъ и матеріалъ,.
и пріемы преподаванія и воспитанія, не отрѣшаясь, конечно>
*) Это требованіе находитъ свое оправданіе даже въ біологіи. Взрослой
лягушкѣ совсѣмъ не нуженъ хвостъ, которымъ обладаетъ головастикъ; но
если отрѣзать у головастика хвостъ, то это вредно отразится не только на
здоровьѣ самого головастика, но и на развитіи его взрослой формы.

отъ современныхъ общественныхъ идеаловъ и отъ выводовъ
изъ тѣхъ отраслей знаній, какіе имѣютъ прямое отношеніе къ
педагогикѣ.
Въ видахъ наилучшаго наблюденія надъ дѣтьми, новый
учитель не будетъ свысока смотрѣть на игры и развлеченія
дѣтей, на ихъ дѣтскіе интересы; напротивъ, онъ войдетъ въ
самую гущу ихъ жизни и не какъ повелитель или распоряди-
тель, а какъ участникъ и совѣтникъ, способный внести живую
струю въ дѣтскую жизнь.
Не субстанціи, не абсолютъ, не вещь въ себѣ, не ноумены,
не поту сторонній міръ, не трансцендентная метафизика и ни-
какія другія неподвижныя догмы должны лежать въ основѣ
педагогики; она должна быть основана на реальной дѣйстви-
тельности, на наблюденіяхъ* и опытѣ и прежде всего на на-
блюденіяхъ надъ дѣтьми, надъ тѣмъ, какъ проявляется ихъ
естественное стремленіе къ развитію, какъ оно измѣняется
подъ вліяніемъ возраста, пола, тѣхъ или другихъ явленій во
внѣшней средѣ и т. п.
Новая педагогика не станетъ требовать одного шаблона и
одной программы для всѣхъ дѣтей. Она будетъ исходить изъ
того положенія, что способности дѣтей различны, и что стре-
мленія ихъ къ развитію также не тождественны. Теперь нельзя
уже утверждать, какъ это дѣлалъ Локкъ, будто всѣ люди ро-
дятся съ одинаковыми способностями и всё зависитъ только
отъ одного воспитанія. Ни одинъ ребенокъ не тождествененъ
съ другимъ. Каждый изъ нихъ unicum въ своемъ родѣ.
Каждый изъ нихъ не копія, а оригиналъ. Каждый одаренъ
различными способностями, въ различныхъ сочетаніяхъ и въ
различныхъ степеняхъ. Притомъ даже одна и та же спо-
собность у одного проявляется въ одномъ возрастѣ, а у дру-
гого—въ другомъ. Не одинаково дѣйствуетъ на нихъ даже со-
вершенно одинаковая обстановка. На одного ребенка произво-
дятъ впечатлѣнія одни явленія, а на другого—другія. Одного
болѣе интересуютъ зрѣлища,'а другого—звуки. Даже родные
братья, даже близнецы иногда очень рѣзко отличаются одинъ
отъ другого во всѣхъ отношеніяхъ. Нельзя найти хотя бы
двухъ дѣтей, у которыхъ была бы совершенно одинаковая исто-
рія ихъ души: всегда найдется разница въ наслѣдственности,
разница въ условіяхъ развитія и въ личныхъ переживаніяхъ.
У каждаго свое стремленіе къ развитію, на которомъ отрази-
лись и исторія его предковъ и его личныя переживанія.
Стремленіе къ развитію не есть нѣчто, однажды навсегда
данное ребенку. Оно опредѣляется не только наслѣдствен-
ностью, оно направлено не только къ повторенію нѣкоего сте-
реотипа расовыхъ признаковъ, не только фамильныхъ, на-
слѣдственныхъ свойствъ; но оно вноситъ въ жизнь свою долю
новаго, оригинальнаго, личнаго, того, чего еще не было ни у
одного предка, ни въ семьѣ, ни даже въ цѣлой расѣ. Задатки

этого новаго и оригинальнаго ребенокъ приноситъ въ жизнь
еще при рожденіи;. но онъ развиваетъ прирожденныя ориги-
нальныя черты.уже подъ вліяніемъ внѣшней среды, включая
сюда и общество, и школу, и воспитаніе, подъ вліяніемъ опыта
и -всѣхъ личныхъ переживаній. Подъ воздѣйствіемъ внѣшней
среды въ ребенкѣ точно такъ же возникаютъ стремленія не
только къ шаблонному развитію, типичному для всѣхъ людей
его расы и его класса; но еще и къ развитію индивидуаль-
ныхъ, ему одному принадлежащихъ свойствъ въ ихъ свое-
образныхъ сочетаніяхъ, ни у кого другого не повторяющихся
вполнѣ точно. И всё это вмѣстѣ объединено въ одно нераз-
дѣльное живое цѣлое, индивидуальное, не скопированное, &
оригинальное. И какъ бы смутно ни было въ ребенкѣ стре-
мленіе къ развитію, оно вполнѣ индивидуально. Каждый стре-
мится къ развитію по-своему.
Отсюда неисчерпаемая способность расы ко всевозможнымъ
измѣненіямъ и въ томъ числѣ къ прогрессивному развитію.
И, стало-быть, кто пренебрегаетъ индивидуальными стре-
мленіями къ развитію, тотъ задерживаетъ прогрессивное раз-
витіе расы.
Въ виду этого, новая педагогика требуетъ, чтобы школьное
образованіе было достаточно эластично, чтобы оно давало про-
сторъ здоровымъ, ясно выраженнымъ индивидуальнымъ осо-
бенностямъ каждаго ученика. Всё положительное, цѣнное изъ
личныхъ дарованій и наклонностей, какъ бы оригинально оно
ни было, должно быть развито. Идеальнымъ воспитаніемъ
было бы, если бы дѣти воспитывались въ идеальной средѣ,
которая будила бы только одни хорошіе (но зато всѣ хоро-
шія) стремленія и задатки, и не возбуждала бы дурныхъ пе-
режитковъ, атавистическихъ наклонностей и задатковъ, быв-
шихъ полезными для нашихъ отдаленныхъ предковъ, но став-
шихъ вредными въ нашъ вѣкъ.
При этомъ существенно важно имѣть въ виду не столько
отдѣльныя временныя, нерѣдко очень быстро, какъ въ калей-
доскопъ, мѣняющіяся стремленія ребенка, а уловить самое
основное, наиболѣе устойчивое его стремленіе, ту красную
нить, которая проходитъ чрезъ всѣ его временныя увле-
ченія, то оригинальное, что обусловливаетъ индивидуаль-
ность ребенка, что станетъ центромъ, объединяющимъ всѣ его
интересы и наклонности. При этомъ придется брать въ рас-
четъ и тѣ стремленія, какія проявились раньше, и тѣ, какія
проявились теперь, и на основаніи предыдущаго предвидѣть,
по возможности, то, что пока еще ждетъ своего проявленія
въ будущемъ. Это сдѣлать нелегко. Воспитаніе — это самое
трудное изъ искусствъ, и притомъ требующее беззавѣтной
любви къ ребенку., И сейчасъ на этомъ пути стоятъ непре-
одолимыя преграды въ видѣ шаблонныхъ программъ, экзаме-
новъ, всевозможныхъ формальностей, господствующихъ въ

школѣ и идущихъ въ школу извнѣ, а школьный, требованія
не могутъ не отразиться и на семейномъ воспитаніи. Но когда-
нибудь эти преграды будутъ снесены и тогда педагогъ будетъ
художникомъ своего дѣла, и, какъ художникъ, проникнетъ
въ основное господствующее индивидуальное стремленіе ре-
бенка и положитъ его въ основу своей работы.
Дѣйствуя такимъ образомъ, школа будущаго станетъ слу-
жить ко благу и самого ученика и общества, въ которомъ
ему придется жить, когда онъ вырастетъ. Большое благо
сознавать, что мы не являемся шаблонными стереотипными
копіями, а представляемъ изъ себя и нѣчто своеобразнее.,
Большое благо работать тамъ, куда влекутъ насъ и наши
преобладающія стремленія и наши индивидуальныя способ-
ности. Хорошо и тому обществу, гдѣ на каждомъ обществен-
номъ и трудовомъ посту стоятъ люди, любящіе свое дѣло,
считающіе его своимъ призваніемъ. Тамъ не пропадаютъ са-
мыя цѣнныя богатства, какія только есть въ мірѣ—людскія
дарованія. Тамъ наилучшія условія для поступательнаго
движенія впередъ.
Старая педагогика, разсматривающая ребенка лишь какъ
матеріалъ для развитія, заботилась только объ одномъ: научишь;
новая педагогика должна заботиться о томъ, чтобы ребенокъ
хотѣлъ научиться. Старые педагоги учили дѣтей языкамъ,'
наукамъ, искусствамъ, правильному мышленію, правильной
рѣчи, хорошему вкусу. Ребенокъ былъ для нихъ матеріаломъ
для обработки, а сами они мастерами; въ лучшемъ случаѣ
ребенокъ былъ существомъ, предназначеннымъ для дресси-
ровки, а учитель чѣмъ-то въ родѣ Анатолія Дурова, воспи-
тывающаго для сцены своихъ свиней, собакъ и мышей. Новые
педагоги, зная, что главное дѣло въ стремленіи самого ре-
бенка къ развитію, прежде всего будутъ заботиться, чтобы
ребенокъ самъ захотѣлъ изучить языки, науки и искусства,
самъ стремился выработать правильное мышленіе, правильную
рѣчь и хорошіе вкусы.
Если старая школьная педагогика отвѣчала только на
одинъ вопросъ: что долженъ знать и умѣть ученикъ такого-то
возраста и такого-то класса, то новая педагогика постарается
отвѣтить на другой вопросъ: что въ данный моментъ лучше
всего отвѣчаетъ естественному и нормальному стремленію ре-
бенка къ развитію. Если оффиціальная школьная педагогика
основывала все обученіе на послушаніи, то новая педаго-
гика оснуетъ все обученіе и воспитаніе на естественномъ
стремленіи ребенка къ прогрессивному развитію и на его инте-
ресахъ, какъ выразителяхъ этого стремленія.
Старая педагогика изобрѣла только одно чисто-внѣшнее
побужденіе къ послушанію и къ занятіямъ—экзамены и ди-
пломы. Удовлетворительно выдержанный экзаменъ и дипломъ
даютъ желанное право не заниматься больше науками и язы:

ками, Обозначенными въ дипломѣ, и обыкновенно знаменуютъ
прекращеніе дальнѣйшей научной работы. Новая педагогика
не будетъ нуждаться ни въ экзаменахъ, ни въ дипломахъ,
ни въ Наградахъ, ни въ наказаніяхъ и ни въ какихъ внѣшнихъ
искусственныхъ стимулахъ; она станетъ культивировать только
внутренніе стимулы, вытекающіе изъ естественнаго стремленія
къ развитію, и основываться только на нихъ.
То, что въ области нравственности было провозглашено
еще Вольфомъ, поставившимъ на мѣсто незыблемыхъ догмъ
человѣческое совершенствованіе, новая педагогика должна
поставить въ основу воспитанія. Сюда можно было бы при-
мѣнить слова, сказанныя когда-то Лессингомъ о томъ, что
если бы передъ нимъ въ одной рукѣ держали поиски за
истиной, а въ другой—самую истину и предложили бы ему
то или другое на выборъ, то онъ предпочелъ бы путь къ
истинѣ самой истинѣ.
Новая педагогика сброситъ съ плечъ ученика весь ненуж-
ный багажъ устарѣлыхъ требованій, весь балластъ знаній,
потерявшихъ въ нашъ вѣкъ всякій педагогическій интересъ
и всякое значеніе; она пойдетъ за современной жизнью и
естественными здоровыми стремленіями самого ученика, бу-
демъ развивать въ немъ жажду все новыхъ и новыхъ знаній,
соотвѣтствующихъ потребностямъ и идеаламъ вѣка. Она не
дастъ ему полныхъ исчерпывающихъ современную науку зна-
ній, но она пріоткроетъ завѣсу, скрывающую знанія, укажетъ
дуть, а главное—возбудитъ умственный голодъ въ ребенкѣ.
Ея лозунгомъ будетъ: Все—для гармоническаго развитія нор-
мальныхъ природныхъ задатковъ ребенка, соотвѣтственно со
стремленіями ребенка къ прогрессивному развитію, все—до-
бровольными усиліями самого ребенка и ничего насиліемъ.
Изъ всѣхъ современныхъ идей я не знаю ни одной, кото-
рая бы возбуждала такое страстн9е и все возрастающее желаніе
изслѣдовать дѣтскую природу до самыхъ глубокихъ ея корней и
кореннымъ образомъ перерѣшить педагогическія проблемы,
какъ эта увѣренность въ присущее ребенку стремленіе къ
развитію.
Этой идеѣ принадлежитъ будущее, потому что она толкаетъ
людской родъ все впередъ и впередъ по пути прогрессивнаго
развитія, а современная жизнь показала, что народы, высту-
пившіе на дорогу прогресса, богаче, умнѣе, просвѣщеннѣе,
здоровѣе, нежели отсталые народы. Идеи же, служащія на
пользу людямъ, выживаютъ, развиваются и распространяются,
а идеи вредныя и безполезныя исчезаютъ.
Стремленіе къ развитію отличается отъ многихъ другихъ
стремленій тѣмъ, что оно совпадаетъ съ тѣмъ направленіемъ,
въ какомъ дѣйствуетъ сама природа. Есть стремленія химе-

рическія, противорѣчащія законамъ природы и жизни. Таковы
были, напримѣръ, стремленія аскетовъ, скопцовъ и проч,
Люди, одержимые фантастическими стремленіями, хотятъ
уйти изъ реальнаго міра въ область мечты, призраковъ раз-
нузданнаго воображенія. Таковы, напримѣръ, крайности ро-
мантизма и современнаго символизма. Въ такихъ случаяхъ
обыкновенно ставятся совершенно неосуществимый, фантаста-
ческія цѣли. Послѣдствія такихъ стремленій извѣстны. Химе-
рическія стремленія, грезы и утопіи направляютъ людскія
силы въ одну сторону въ то время, какъ вся жизнь идетъ
въ противоположную. И, конечно, жизнь оказывается сильнѣе
и остается побѣдительницей, а носители противоестествен-
ныхъ стремленій путемъ нелѣпыхъ противорѣчій, неудачъ»
раздвоеній мысли и слова съ дѣломъ приходятъ къ разочаро-
ванія) и пессимизму, когда убѣждаются, что то, во что они
вѣрили и къ чему стремились (быть-можетъ, горячо и страстно)
нигдѣ не могло быть и никогда не можетъ быть осуществлено
въ дѣйствительности. Допустимъ даже, что нѣкоторыя изъ
этихъ химеръ возвышенны и благородны, но если онѣ не
естественны и недостижимы, хотя бы въ отдаленномъ буду-
щемъ, то педагогъ, писатель или проповѣдникъ, внушающіе
такія иллюзорный стремленія, приносятъ большой вредъ, какъ
потому, что отвлекаютъ человѣческія силы отъ реальной.жизни
и дѣятельности, такъ еще и потому, что обрекаютъ своихъ
послѣдователей на разочарованіе, отчаяніе и пессимизмъ.
Намъ скажутъ, что такія химеры не могутъ остановить
прогресса потому, что естественный отборъ, безжалостное ко-
лесо исторіи все равно—рано или поздно, но уничтожитъ всѣ
фантастическія стремленія, всѣ грезы, безпочвенныя мечтанія,
несогласованный съ законами природы. Это правда, но чего
это будетъ стоить. Протрезвленіе съ такого похмелья обхо-
дится очень дорого. Если бы счесть, сколько труповъ (но
говоря уже о трагедіяхъ всякаго другого рода) стоили такія
химеры, то передъ этими жертвами поблѣднѣли бы всѣ ужасы
инквизиціи.
Совсѣмъ не таковы истинныя, нормальный стремленія къ
развитію. Мы видѣли выше, что нѣтъ ничего болѣе естествен-
наго, болѣе согласнаго съ законами природы и жизни, какъ
эти стремленія. Если мы будемъ тщательно избѣгать того,,
что не можетъ быть осуществимо по законамъ природы, то
какъ бы высоко мы ни поднимались въ нашихъ идеалахъ
развитія, они могутъ оказаться иногда отдаленными, иногда
неполными, иногда ошибочными въ частностяхъ, но, несо-
мнѣнно, что жизнь осуществитъ когда-нибудь столько же
высокіе идеалы развитія, хотя, быть-можетъ, и не тѣ самые-,
какіе лелѣемъ мы теперь. А отъ этого сознанія очень далеко
и \до того разочарованія и пессимизма, до котораго всегда
доводятъ химерическіе идеалы, взятые изъ области иллюзіи

и мечты, изъ царства сказокъ и фантастическихъ тѣней.
Общимъ Правиломъ для педагога должно быть слѣдующее:
чѣмъ ближе наше стремленіе къ развитію подходитъ къ за-
конамъ эволюціи самой жизни, чѣмъ больше точекъ совпа-
денія у нашихъ идеаловъ съ тѣмъ направленіемъ, въ какомъ
прогрессируем сама жизнь, тѣмъ прямѣе и короче нашъ
путь къ самымъ возвышеннымъ идеаламъ, тѣмъ меньше
окольныхъ обходовъ намъ предстоитъ сдѣлать, тѣмъ быстрѣе
пойдетъ наше развитіе, тѣмъ вѣрнѣе компасъ, указывающій
намъ дорогу, тѣмъ меньше риска на нашемъ пути.
Я знаю, что иногда въ погонѣ за легкой осуществи-
мостью можно слишкомъ сузить свои стремленія, страха ради
.передъ препятствіями. И хотя здѣсь несомнѣнная выгода въ
томъ, что при скромныхъ заданіяхъ мы почти никогда не
рискуемъ пережить разочарованій, но зато на этомъ слиш-
комъ скромномъ пути насъ ожидаютъ другія опасности.
Реальность стремленій далеко не тождественна съ ихъ узостью
и боязливымъ къ нимъ отношеніемъ. Нельзя не вѣрить въ
прогрессъ всего человѣчества, но это совсѣмъ не значитъ,
что все идетъ прекрасно «въ этомъ лучшемъ изъ міровъ»,
и что можно положиться на непреложные законы развитія и
сидѣть сложа руки. Во-первыхъ, развитіе, даже въ средѣ лю-
дей, бываетъ различныхъ типовъ и въ томъ числѣ регрессив-
ныхъ, а во-вторыхъ, нельзя смѣшивать стремленія къ разви-
тію съ правильнымъ его осуществленіемъ, потому что для реали-
заціи его необходимы благопріятныя условія. Законъ прогрес-
сивнаго развитія обусловливается тѣмъ, что въ силу есте-
ственнаго отбора выживаютъ лучшіе, наиболѣе активные,
разумные, передовые народы, а отсталые, пассивные, недо-
вольно умные гибнутъ.
Больше этого. Быть - можетъ, вышеупомянутый законъ
Дарвина представляетъ только одинъ изъ факторовъ прогресса
даже въ животномъ мірѣ. - Ламаркисты, напримѣръ, при-
знаютъ факты прямого приспособленія, установленнаго на-
блюденіемъ даже среди животныхъ. А о человѣкѣ нечего и
говорить. На этой ступени естественный отборъ является,
несомнѣнно, только однимъ изъ факторовъ развитія. Есте-
ственный отборъ оставляетъ организму скорѣе пассивную,
чѣмъ активную роль: уступать свое мѣсто болѣе приспосо-
бленным^ но человѣкъ развивается не только пассивно, но,
главнымъ образомъ, активно. Интеллигентный человѣкъ дѣ-
лаетъ сознательныя усилія, чтобы поднять себя на слѣдующую
ступень развитія. Онъ дѣлаетъ попытки, какъ объ этомъ бу-
детъ рѣчь ниже, овладѣть самимъ закономъ наслѣдственности
и отбора, чтобы улучшить расу. А если такъ, то, значитъ,
человѣкъ поднялся выше этого закона и съ полнымъ созна-
ніемъ дѣлаетъ его средствомъ для удовлетворенія своего
естественнаго стремленія къ развитію.

А если такъ, то тѣмъ болѣе мы должны высоко-сознательно
и активно, а отнюдь не пассивно, стремиться.къ развитію. Объ
этомъ особенно надо памятовать въ такой странѣ, какъ наша.
Дѣло въ томъ, что стремленіе къ развитію у насъ вполнѣ
сознается только горсткою интеллигентныхъ людей, а вся
остальная масса, и притомъ сильная не только большин-
ствомъ, но иногда и своею властью и своимъ богатствомъ, а
иногда беззастѣнчивостью и неразборчивостью въ средствахъ,
движимая либо вѣковыми предразсудками, либо узкими эго-
истическими или классовыми интересами, сознательно или
безсознательно принадлежитъ къ регрессивному типу раз-
витія, стремится назадъ, а не впередъ и ставитъ всякіе тор-
мозы на пути къ прогрессивному развитію. А если столько
людей и съ такою силою тянутъ возъ назадъ, то надо, чтобы
были другіе люди, которые бы тянули этотъ же возъ впе-
редъ какъ можно стремительнѣе. И правъ поэтъ, когда
онъ говоритъ: «Кто хочетъ сдѣлать шагъ, готовься къ ста
шагамъ».
Исторія показываетъ, что цѣЛи, считавшіяся коснымъ
большинствомъ страшно опасными и революціонными, черезъ
какой-нибудь десятокъ лѣтъ самымъ мирнымъ образомъ осу-
ществлялись на дѣлѣ и тогда само большинство охотно при-
мирялось съ ними. Что сдѣлало бы русское правительство съ
человѣкомъ, который до Крымской кампаніи, при Николаѣ I
Громко сталъ бы агитировать за отмѣну крѣпостного права?
Говорятъ, что рабство было прогрессивнымъ шагомъ въ тотъ
моментъ (вѣроятно, не менѣе 1000 лѣтъ тому назадъ), когда
оно замѣнило пожираніе и убійство военно-плѣнныхъ. Стало-
быть, крѣпостники половины XIX вѣка, защищавшіе крѣпост-
ное право, отставали отъ своего времени, по крайней мѣрѣ,
на тысячелѣтіе, если не больше. Что сдѣлало бы правитель-
ство въ концѣ XIX вѣка съ тѣми/кто сталъ бы агитировать
за. русскую конституцію, хотя бы въ скромныхъ предѣлахъ
манифеста 17 октября. Говорятъ, что абсолютизмъ былъ въ
свое время (сотни лѣтъ тому назадъ) тоже прогрессивнымъ
явленіемъ; и, стало-быть, люди, защищавшіе тогда и защи-
щающіе теперь абсолютизмъ, отстаютъ отъ вѣка на цѣлыя
столѣтія. Если сосчитать людей, живущихъ предразсудками
среднихъ вѣковъ, то такихъ и сейчасъ окажется очень много.
Съ другой стороны, и сейчасъ, навѣрное, много есть идей, ко-
торыя господствующимъ большинствомъ считаются крайне
преступными и разрушительными, но въ ближайшемъ буду-
щемъ, быть-можетъ, станутъ признаны всѣми, какъ справед-
ливыя и осуществимый. Но если косное большинство отстаетъ
отъ вѣка на такую ужасающую дистанцію, то насколько же
впереди долженъ быть сознательный авангардъ человѣчества,
чтобы уравновѣсить косность большинства. Чѣмъ сильнѣе тор-
мозъ, тѣмъ энергичнѣе долженъ быть напоръ.

Благодаря этой косности массы, еще недостаточно сознав-
шей стремленіе къ развитію, наша страна хотя и двигается
впередъ, но двигается слишкомъ медленно. Ея остановки слиш-
комъ велики; ея попятныя движенія слишкомъ часты. Для
прогресса потеряны цѣлые вѣка, между тѣмъ окружающая
жизнь осложняется; ее необходимо догонять, и всякія запаз-
дыванія могутъ кончиться страшной катастрофой. А чтобы на-
верстать эти опаздыванія, потерянные вѣка, необходимо уско-
рить бѣгъ развитія.
Конечно, мы не должны ставить себѣ противныхъ при-
родѣ, фантастическихъ, никогда и ни при какихъ условіяхъ
недостижимыхъ цѣлей; но это не обязываетъ насъ суживать
эти цѣли. Напротивъ, мы должны на своемъ знамени писать
возможно высокія изъ всѣхъ достижимыхъ цѣлей.
И педагогъ, ставящій въ основу воспитанія стремленіе
ребенка къ развитію, будетъ носить въ своей душѣ идеалы
достижимые, но достаточно высокіе для своего вѣка. Онъ бу-
детъ строго держаться требованій постепенности, онъ не
будетъ предлагать ребенку ничего непосильнаго; онъ будетъ
избѣгать всякихъ скачковъ; и, тѣмъ не менѣе, онъ будетъ
^имѣть своею путеводною звѣздою, своимъ маякомъ цѣль, хотя
и реальную, но возвышенную и, во всякомъ случаѣ, прогрес-
сивную, а не ретроградную.
Мы знаемъ, что насъ могутъ обвинить въ субъективизмѣ,
и не боимся этого обвиненія. Такія понятія, какъ стремленіе,
потребность и проч., конечно, понятія субъективныя. Мы
знаемъ о нихъ путемъ самосознанія, самонаблюденія и лишь
затѣмъ только по аналогіи переносимъ свои стремленія и
потребности и на другихъ людей, приписывая и имъ прибли-
зительно тѣ же стремленія, потребности и внутренніе стимулы,
.какіе находимъ въ самихъ себѣ.
Но для насъ очень важно въ данномъ случаѣ то, что о
стремленіи человѣческой природы къ развитію говорятъ и
данныя біологіи й исторіи. Конечно, они говорятъ о стремле-
ніи не въ смыслѣ субъективнаго переживанія, а въ смыслѣ
объективнаго направленія ряда явленій, объединяемыхъ
.въ одно понятіе развитія. Объективно мы говоримъ о тенденціи
и стремленіи къ развитію въ томъ же смыслѣ, въ какомъ
говорится, что зеленыя части растенія стремятся къ свѣту, а
корни растенія стремятся внизъ.
Въ этомъ случаѣ дѣло идетъ только о безстрастномъ
обобщеній холодныхъ наблюденій безъ всякаго участія чув-
ства, о выводахъ, далекихъ отъ нашихъ личныхъ пережива-
ній и отъ аналогій съ послѣдними.
Но когда мы смотримъ на это стремленіе съ субъективной
точки зрѣнія, оно окрашивается всѣмъ тѣмъ, что можетъ

вложить въ него чувство, воля и сознаніе, и дѣлается не-
сравненно богаче ц дѣннѣе для насъ, становится близкимъ/
роднымъ для нашего сердца. А такъ какъ педагогическая
дѣятельность требуетъ отъ насъ столько же ума, сколько и
сердца, то педагогу не должна быть чужда и эта субъектив-
ная точка зрѣнія.
Мы далѣе заключаемъ, что субъективное и объективное
представленіе о стремленіи къ развитію—это лишь двѣ разныя
точки зрѣнія на одно и то же явленіе. Это похоже на то,
какъ незнакомый намъ плодъ представляется намъ по-раз-
ному, смотримъ ли мы на него глазами, или ѣдимъ и узнаемъ
его вкусъ и т. д.
Намъ скажутъ, что стремленіе къ развитію—это обобщеніе
фактовъ. Да, стремленіе къ развитію—это—какъ увидимъ
ниже — обратное заключеніе изъ опыта и многочисленныхъ
наблюденій; это общій выводъ изъ огромной массы фактовъ.
Но вѣдь и чувство самосохраненія — тоже обобщеніе, и по-
ловые инстинкты — тоже обобщеніе, и еще большее обобще-
ніе—эгоизмъ и общественныя чувства...
Кромѣ наблюденій и опытовъ въ жизни и въ наукѣ, необ-
ходимы еще и обобщенія и отвлеченія. Мы должны искать
въ извѣстныхъ намъ разнообразныхъ, измѣнчивыхъ и пестрыхъ
фактахъ данной категоріи заключающіеся въ нихъ и общіе
имъ всѣмъ, повторяющіеся, сходные элементы, а найдя, из-
влечь ихъ оттуда, отдѣлить общее, сходное и повторяющееря
отъ частнаго и индивидуальнаго, вынести это общее, такъ
сказать, за скобки, какъ математикъ выноситъ за скобки об-
щій множитель, изолировать это общее, выразить его, какъ
одну общую идею, законъ или принципъ для даннаго порядка
явленій.
Общее же есть только то, что повторяется во всѣхъ дан-
ныхъ индивидуальныхъ случаяхъ безъ исключенія. Пастеръ,
найдя во всѣхъ безъ исключенія случаяхъ сибирской язвы
опредѣленную бактерію, сдѣлалъ геніальное обобщеніе. И такое
обобщеніе очень часто становится не только самою типиче-
скою для данныхъ фактовъ чертою, но нерѣдко и самою
основною, изъ которой мы выводимъ всѣ остальныя свойства
данной группы явленій.
Такъ, напримѣръ, беллетристъ, выдѣливъ изъ характера
знакомыхъ ему скупцовъ одну общую черту—жажду накопле-
нія, выводитъ изъ этого качества всѣ остальныя. Такъ посту-
паетъ математикъ, выводя всѣ свойства пропорціи изъ одного
основного закона. Такъ поступаетъ зоологъ, выводя всѣ свой-
ства хищнаго животнаго и строенія его тѣла изъ устройства
органовъ, служащихъ для добыванія пищи.
Наука почти всегда интересуется только тѣмъ, что въ из-
слѣдуемыхъ ею фактахъ какого-нибудь одного порядка есть
общаго и повторяемаго, а не тѣмъ, что въ нихъ случайно и

не повторяется. Она имѣетъ дѣло съ законами природы, а что
такое законъ, какъ не. обобщеніе правильно повторяющихся
явленій. Только то, что повторяется, что можно обобщить,
только то и цѣнно, существенно и важно въ научномъ отно-
шеніи и можетъ имѣть широкое практическое примѣненіе; все
случайное, не повторяющееся научнаго значенія не имѣетъ.
Самая высокая степень общности и будетъ наиболѣе цѣн-
ной для науки. Что можетъ быть болѣе общимъ, какъ законы
вѣчности матеріи и сохраненія энергіи или принципъ равен-
ства дѣйствія и противодѣйствія, законъ наименьшаго сопро-
тивленія, и въ то же время, что можетъ быть болѣе существенно
въ наукѣ о природѣ, какъ эти законы и принципы. Такіе
принципы даютъ направленіе наукѣ, прокладываютъ широкія
дороги для новыхъ изслѣдованій. Такія обобщенія въ точ-
ныхъ наукахъ позволяютъ дѣлать предсказанія, какъ, напри-
мѣръ, въ астрономіи и отчасти въ метеорологіи.
III. Очевидно, что всего яснѣе стремленіе къ развитію про-
является въ его сознательной формѣ.
Ниже мы приведемъ примѣры изъ біографій выдающихся
людей, откуда ясно будетъ видно, что въ извѣстномъ возрастѣ
^появляется уже вполнѣ сознательное стремленіе къ развитію.
Но каждому изъ насъ и изъ личныхъ переживаній извѣстно,
что это стремленіе на извѣстной ступени развитія начинаетъ
освѣщаться сознаніемъ.
Ребенокъ нерѣдко сознательно стремится развить въ себѣ
тѣ или другія способности, съ успѣхомъ изучить какой-нибудь
иностранный языкъ, какой-нибудь предметъ въ родѣ матема-
тики, ботаники, географіи, исторіи, научиться хорошо писать,
говорить, играть на скрипкѣ и т. п. То же стремленіе къ раз-
витію только въ болѣе сознательной формѣ мы встрѣчаемъ у
юноши, когда онъ сочиняетъ стихи, со страстью занимается
какой-нибудь отраслью искусства или знанія, когда онъ рабо-
таетъ съ микроскопомъ или телескопомъ, или съ циркулемъ,
скальпелемъ и т. п., когда онъ споритъ, участвуя въ това-
рищескихъ собраніяхъ, когда онъ читаетъ, когда онъ путе-
шествуетъ. Конечно, здѣсь играютъ роль и многія другія
соображенія (иногда карьеризмъ, иногда желаніе быть полезнымъ
народу, иногда честолюбіе и т. п.); но главнымъ и основнымъ
двигателемъ и здѣсь является на этотъ разъ болѣе или ме-
нѣе сознательное стремленіе къ развитію тѣхъ или другихъ
заложенныхъ въ насъ природою задатковъ. Вѣроятно, юноша
увлекался бы даннымъ предметомъ даже тогда, если бы зналъ,
что эти занятія не принесутъ никакой пользы ни ему самому,
ни другимъ людямъ, не дадутъ ему ни славы, ни почестей.
Когда настаетъ время для пробужденія какой-нибудь преобла-
дающей способности, она властно требуетъ отъ насъ простора

и всѣхъ необходимыхъ условій для своего развитія и на-
правляетъ наше вниманіе туда, куда, влечетъ его проявив-
шаяся потребность. Когда, напримѣръ, въ подросткѣ или
юношѣ начинаетъ первенствовать способность къ дедуктивному
мышленію, онъ можетъ со страстью отдаться изученію геомет-
ріи. Еще чаще тѣ же причины направляютъ молодежь къ
изученію общественныхъ вопросовъ. Это стремленіе заставляетъ
нашихъ юношей и дѣвушекъ не довольствоваться гимназической
учобой и искать въ книгахъ и кружкахъ самообразованія тѣхъ
свѣдѣній о современной жизни и ея теченіяхъ, съ какими не
знакомитъ ихъ школа.
Особенно ярко проявляются и требуютъ своего развитія въ
этомъ возрастѣ двѣ способности: во-первыхъ, критическая жилка:
юноша не хочетъ ничего принимать на вѣру, онъ хочетъ про-
вѣрить основы всѣхъ общепринятыхъ мнѣній; съ необычайной
дерзостью онъ разрушаетъ всѣ установленные авторитеты; это
возрастъ нигилистовъ по отношенію къ традиціямъ. Въ этомъ
возрастѣ люди моего поколѣнія зачитывались «Отцами и дѣ-
тьми> Тургенева и Писаревымъ, возводили на пьедесталъ Ба-
зарова и подражали ему. Но, какъ и самъ Базаровъ и Писа-
ревъ, они ниспровергали «Монбланы и Казбеки* не для раз-
рушенія, а для того, чтобы расчистить мѣсто для своихъ
идеаловъ И потому юность—это время не только разрушенія
старыхъ, но и время построенія новыхъ идеаловъ. Юноша
страстно ищетъ смысла жизни, цѣли, достаточно высокой для
того, чтобы стоило для нея жить и работать. Вотъ почему
юность характеризуется такимъ страстнымъ стремленіемъ къ
наукѣ, либо къ техникѣ, либо къ искусству, либо къ обще-
ственной дѣятельности.
Не даромъ стало почти трюизмомъ, что жизнь выдающагося
человѣка—это осуществленіе стремленій юноши. Стэнли Холлъ
собралъ большой матеріалъ, подтверждающій это положеніе.
Не даромъ мы такъ часто встрѣчаемъ случаи, когда юноши
играютъ видную роль въ общественныхъ, умственныхъ и ре-
лигіозныхъ движеніяхъ. Изъ учениковъ Христа—юноши Іоаннъ
и Іаковъ занимали выдающееся мѣсто. Сократъ былъ окру-
женъ молодежью, съ которою любилъ бесѣдовать. Въ нѣко-
торыхъ общественныхъ движеніяхъ въ Европѣ и особенно у
насъ, въ Россіи, юношество едва ли не занимаетъ перваго по
численности мѣста.
И благо юношѣ, если его руководители сумѣютъ предоста-
вить ему доброкачественный матеріалъ для удовлетворенія его
естественныхъ стремленій.
Стремленіе къ развитію и на этой ступени точно такъ же,
какъ и на всѣхъ предыдущихъ, нерѣдко вступаетъ въ кон-
фликтъ съ внѣшними условіями и правилами. Какъ много та-
лантовъ погибло въ зародышѣ вслѣдствіе того, что семья,
школа и окружающая среда подавляютъ оригинальные запросы

дѣтей, выдвигая на первый планъ свои строго опредѣленныя
шаблонныя требованія, не считаясь съ особенностями ребенка,
его вкусами, интересами, пробудившимися въ данный моментъ
стремленіями къ развитію тѣхъ или другихъ способностей.
Все, что не подходить подъ школьный шаблонъ, все, что не
отвѣчаетъ заранѣе намѣченной цѣли, къ которой семья рѣ-
шаетъ вести ребенка, строго запрещается и преслѣдуется.
Происходитъ неравная борьба, съ одной стороны, между стре-
мленіями (нерѣдко вполнѣ законными) беззащитнаго и слабаго
ребенка, а съ другой—со стороны взрослыхъ, вооруженныхъ
всею полнотою власти. Въ этой борьбѣ нерѣдко до крайняго
предѣла напрягаются нервы ребенка, его задергиваютъ своимъ
постояннымъ и излишнимъ вмѣшательствомъ въ каждый его
самостоятельный шагъ. Изъ этой борьбы выходятъ побѣди-
телями, да и то очень рѣдко и притомъ страшно дорогою
цѣною, только наиболѣе энергичныя и одаренныя дѣти. Въ
этихъ случаяхъ педагоги, быть-можетъ, встречаясь съ непри-
вычнымъ сопротивленіемъ, въ своемъ раздраженіи нерѣдко
теряютъ безпристрастіе и даютъ несправедливо рѣзкіе отзывы
о своихъ даровитыхъ ученикахъ. Какъ часто педагоги атте-
стовали тупицами, идіотами и бездарностями тѣхъ дѣтей и
юношей, которые затѣмъ стали гордостью и славою своей ро-
дины. Эта участь постигла и Ньютона, и Шеридана, Пастера,
Либиха, Майера и нашего Гоголя, Бѣлинскаго и проч. Всего
естественнѣе объяснить это явленіе тѣмъ, что великіе люди,
будучи школьниками, обыкновенно проявляютъ рѣзкую оппо-
зицію по отношенію къ шаблоннымъ программамъ и требова-
ніямъ нашей школы.
И дѣйствительно, выдающіеся люди въ дѣтствѣ, предста-
вляясь либо тупицами, либо лѣнтяями по отношенію къ
предметамъ, ихъ неинтересующимъ, нерѣдко въ то же самое
время обнаруживаютъ необыкновенную работоспособность въ
предметѣ, особо ихъ интересующемъ.
Чтеніе біографій такихъ людей показываетъ намъ, какъ
много энергіи употребляли эти люди въ дѣтствѣ, чтобы озна-
комиться съ интересующею ихъ отраслью знаній. Знаменитый
Ньютонъ съ дѣтства со страстью увлекался механическими
сооруженіями, въ родѣ мельницъ, водяныхъ часовъ и самоката.
Фарадей перечитываетъ книги, отданныя ему для переплета.
Самуилъ Морзе въ дѣтствѣ очень много читалъ, но не раз-
брасывался въ чтеніи, а подолгу сосредоточивался на какомъ-
нибудь одномъ предметѣ, изучая его основательно. Либихъ,
бывшій отчаяніемъ для своихъ гимназическихъ учителей, пе-
решелъ изъ гимназіи въ аптеку, чтобы безпрепятственно про-
изводить опыты; и, получивъ доступъ въ библіотеку, онъ про-
читываетъ всѣ безъ единаго исключенія книги по химіи, безъ
всякаго разбора. Знаменитый сатирикъ и юмористъ Теккерей
въ дѣтствѣ перечиталъ множество беллетристическихъ книгъ,

чутьемъ выбирая хорошія книги и нерѣдко проливая слезы
при чтеніи трогательныхъ мѣстъ; онъ любилъ рисовать кари-
катуры и сочинять пародіи, но всею душою ненавидѣлъ гре-
ческій языкъ, геометрію и алгебру и относился крайне отри-
цательно къ школѣ, въ которой учился. Нашъ Державинъ,
будучи гимназистомъ, имѣлъ пристрастіе къ рисованію и, по
отзыву педагоговъ, отличался успѣхами только въ предметахъ,
касающихся воображенія, и писалъ стихи. Никитенко еще въ
дѣтствѣ со страстью читалъ все, что попадало ему подъ руку,
и дѣлалъ выписки. В. Г. Короленко разсказываетъ, что въ
дѣтствѣ онъ началъ разбирать книгу «Ѳомка изъ Сандоміра»
почти по складамъ, но постепенно такъ заинтересовался ею,
что къ концу книги читалъ уже довольно бѣгло. За этою
повѣстью онъ просиживалъ цѣлые дни, а иногда и вечера,
разбирая страницу за страницей.
Многіе изъ выдающихся людей выносили изъ школы по
ихъ собственному признанію ненависть къ насилію и деспо-
тизму и любовь къ свободѣ.
Самую жажду свободы, любовь къ ней и ненависть къ де-
спотизму можно вывести изъ стремленія къ развитію.
Всеобщее стремленіе и любовь къ свободѣ, за которую такъ
страстно борятся люди и во имя которой принесено столько
жертвъ, является ничѣмъ инымъ, какъ необходимымъ сред-
ствомъ для осуществленія стремленія къ развитію. Каждый
человѣкъ страстно хочетъ свободнаго проявленія своего стре-
мленія къ развитію. Каждое препятствіе на этомъ пути воз-
буждаетъ гнѣвъ или печаль. То, что было достигнуто юношею
вчера, то, что вчера вполнѣ соотвѣтствовало его развитію,—
уже не удовлетворяетъ юношу сегодня. Онъ растетъ, разви-
вается и требуетъ для своего развитія все большаго простора.
И нѣтъ конца этому стремленію, нѣтъ предѣловъ для требо-
ванія свободы. Жажда развитія обусловливаетъ стремленіе къ
безпрепятственному упражненій) всѣхъ органовъ и силъ и въ
то же время ненависть ко всѣмъ препонамъ, стоящимъ на
пути къ этому развитію.
«Я никогда не могъ ужиться въ буржуазномъ обществѣ,
гдѣ все основано на стѣсненіяхъ и обязанностяхъ, — писалъ
Ж.-Ж. Руссо про себя самого.—Моя независимая натура дѣлала
меня неспособнымъ къ такому подчиненію, которое необхо-
димо для всякаго, желающаго жить съ людьми».
А его біографія не только подтверждаетъ это заявленіе, но
показываетъ, что свобода была нужна ему для безпрепят-
ственнаго удовлетворенія его стремленія къ развитію.
Я знаю, что при словѣ «свобода развитія» у многихъ Пе-
редоновыхъ, этихъ «людей въ футлярѣ», возникнутъ всевоз-
можные страхи. По этому поводу, быть-можетъ, припомнятъ
Раскольникова, Санина и лигу любви. Но всѣ эти ужасы и
опасенія не болѣе основательны, чѣмъ ужасъ купчихи Остров-

окаго предъ словами: металлъ и жупелъ. Свобода развитія
совсѣмъ не мирится съ распущенностью. Быть послушнымъ
исполнителемъ своихъ страстей и низшихъ инстинктовъ, слѣпо
переходить отъ одного низменнаго увлеченія къ другому, не
умѣть сдерживать себя и владѣть собою, бросаться изъ одной
крайности въ другую, плыть, такъ сказать, «безъ руля и
безъ вѣтрилъ»—это не свобода развитія, а одна изъ формъ
самаго унизительнаго рабства. Быть слѣпымъ рабомъ своихъ
низменныхъ страстей такъ же постыдно, какъ быть рабомъ
другого человѣка.
Развиваться—значитъ учиться подчинять низшія побужде-
нія высшимъ, сдѣлавъ ихъ центромъ, вокругъ котораго распо-
лагаются всѣ остальныя,—это значитъ держать себя въ рукахъ,
не позволять себѣ переходить границъ, указываемыхъ совѣстью,
освобождать себя не только отъ внѣшняго деспотизма, но еще
отъ внутренняго—отъ деспотизма своихъ низшихъ страстей
и прихотей.
Въ этомъ случаѣ свобода будетъ истинною основою и не-
обходимымъ условіемъ развитія. Безъ свободы нѣтъ развитія.
Стѣсненія и принужденія со стороны являются большею частію
тормозомъ для развитія, цѣпями для него.
И вотъ откуда ненависть всякаго сознательнаго человѣка
къ деспотизму, къ Малютамъ Скуратовымъ, Торквемадѣ и т. п.
Тортвемада можетъ думать, и вѣрить самъ, какъ ему угодно.
Это его право. И за свои вѣрованія онъ не заслуживалъ бы
ненависти. Но когда онъ требовалъ, чтобы и другіе [хотятъ
они этого или не хотятъ] вѣрили такъ же, какъ и онъ,
здѣсь начинается то безнравственное властолюбіе и эгоизмъ,
противъ котораго не можетъ не протестовать мыслящій чело-
вѣкъ. Людямъ естественно думать, что ничто на свѣтѣ не
тормозитъ такъ сильно развитія личности, какъ цѣпи Торкве-
мадъ, и ничто такъ не помогаетъ -развитію, какъ свобода.
И вотъ откуда вѣра въ то, что, достигнувъ свободы, чело-
вѣкъ почувствуетъ себя безмѣрно счастливымъ.
И жажда свободы, какъ необходимаго условія для развитія,
дѣлаетъ чудеса. Рано или поздно она опрокидываетъ на своемъ
пути всѣ преграды, чего бы это ни стоило, какихъ бы жертвъ
при этомъ ни требовалось. Чего только ни дѣлалось у насъ,
чтобы ограничить свободу печатнаго и устнаго слова, свободу
школы, чтобы оградить русскихъ людей отъ наплыва западныхъ
идей. Какихъ только цѣпей и каръ ни выдумывала жестокая
фантазія мракобѣсовъ въ прошломъ. Не говоря уже о предва-
рительной цензурѣ, превратившейся въ какой-то скорбный
листъ нашей литературы, сколько всевозможныхъ каръ, начи-
ная съ штрафовъ и продолжая тюрьмами, крѣпостью, арестант-
скими ротами, ссылкою, каторгою, было пущено въ ходъ.
Но мы хорошо знаемъ, какъ насмѣялась дѣйствительность
надъ всѣми этими преградами. Дошло до того, что молодежь

какъ разъ именно тѣмъ и интересовалась, что было запрещено.
Никакая другая книга не читалась такъ жадно, какъ запре-
щенная; никакой другой ореолъ не дѣйствовалъ такъ на юношей,
какъ титулъ пострадавшаго за убѣжденія.
Человѣческая мысль опрокинетъ всѣ поставленныя предъ*
нею преграды, разорветъ всѣ наложенныя на нее цѣпи, раство-
рить темницы и невредимою выйдетъ изъ оковъ, и тѣмъ
шире распространится въ массахъ, чѣмъ болѣе человѣческихъ
жертвъ принесено было на ея алтарь. Нѣтъ, «вольной мысли
неугодны насиліе и гнетъ», скажемъ словами поэта.
Но свобода нужна для развитія не только одной мысли, а
и другихъ способностей. И къ ней стремятся не только взрослые,
но и дѣти. Это стремленіе къ свободѣ существуетъ и у ма-
ленькаго ребенка, хотя, конечно, въ безсознательной и безот-
четной формѣ. «Вотъ мои первыя воспоминанія, — писалъ
Л. Толстой:—я связанъ; мнѣ хочется выпростать руки, и я
не могу этого сдѣлать, и я кричу и плачу, и мнѣ самому
непріятенъ мой крикъ; но я не могу остановиться. Надо мной
стоитъ, нагнувшись, кто-то, я не помню кто. И все это въ
полутьмѣ. Но я помню, что двое. Я не знаю и никогда не
узнаю, что это такое было: пеленали ли меня, когда я былъ
грудной, и я выдиралъ руку, или это пеленали меня уже,
когда мнѣ было больше года, чтобы я не расчесывалъ лишаи;
собралъ ли я въ одно это воспоминаніе, какъ то бываетъ во
снѣ, много впечатлѣній, но вѣрно то, что это было первое и
самое сильное мое впечатлѣніе жизни. И памятны мнѣ не
крикъ мой, не страданія, но сложность, противорѣчивость
впечатлѣнія. Мнѣ хочется свободы, она никому не мѣшаетъ,
и я, кому сила нужна, я слабъ, а они сильны». А изъ ана-
лиза біографическихъ данныхъ мы увидимъ, что ничто такъ
не характерно для жизни Толстого, какъ его неустанное
стремленіе къ развитію.
Стремленіе къ развитію, вначалѣ безотчетное, съ воз-
растомъ дѣлается все болѣе и болѣе сознательнымъ. Ребенокъ
ѣстъ потому только, что ему хочется ѣсть; взрослый и разви-
той человѣкъ смотритъ на ѣду, какъ на необходимое условіе
для жизни и развитія.
Безотчетное, безсознательное стремленіе ребенка къ разви-
тію подъ вліяніемъ дальнѣйшей работы сознанія, окружающей
среды и воспринятыхъ идеаловъ со временемъ можетъ превра-
титься въ сознательное стремленіе къ развитію Гете, Руссо,
Толстого, Ницше, Ренана и т. п., при чемъ сознаніе въ дан-
номъ случаѣ является чѣмъ-то въ родѣ полезнаго придатка.
Само стремленіе существовало и безъ него и раньше его.
Да и въ развитой и зрѣлой формѣ охватываетъ ли наше созна-
ніе всѣ грани нашего стремленія къ развитію? Мы думаемъ,
что при настоящемъ состояніи знанія оно охватываетъ не все.
Какъ часто мы лишь post factum понимаемъ, какое значеніе

для нашего развитія имѣло то или другое изъ нашихъ стре-
мленій.
Въ исторіи вида сознательное стремленіе къ развитію яви-
лось очень поздно. Не требуетъ доказательствъ, что вся эво-
люція животнаго міра вплоть до человѣка .не сопровождалась
сознательнымъ стремленіемъ къ развитію; да и въ человѣче-
скій періодъ она явилась очень поздно. Въ первобытной борьбѣ
за существованіе гораздо болѣе важную роль играло внѣшнее
наблюденіе, изученіе звѣрей, рыбъ, птицъ и ихъ привычекъ,
изученіе растеній, а не самонаблюденіе; внѣшній опытъ, при-
готовленіе орудій и умѣнье владѣть ими и проч., а не вну-
тренній опытъ, не анализъ личныхъ душевныхъ переживаній,
не заглядываніе внутрь себя, на свои стремленія.
Требованіе, чтобы человѣкъ позналъ самого себя, было
впервые произнесено только въ Греціи и притомъ въ эпоху
ея наибольшаго культурнаго подъема—въ вѣкъ Сократа. До
тѣхъ поръ стремленіе къ развитію, конечно, существовало, но
оно могло существовать лишь въ смутной формѣ.
Сознаніе явилось только, какъ придатокъ; но этотъ при-
датокъ имѣетъ огромное значеніе для поступательнаго разви-
тія. Онъ указываетъ прямые пути для развитія, онъ уско-
ряешь и облегчаетъ прогрессивное движеніе въ сотни и ты-
сячи разъ.
Если наши инстинкты развитія нерѣдко дѣйствуютъ въ очень
грубой формѣ и ведутъ къ развитію индивида и рода слиш-
комъ медленно, неувѣренно, часто окольными путями, съ от-
клоненіями и даже попятными движеніями назадъ, такъ это,
между прочимъ, потому, что это стихійное стремленіе къ раз-
витію, которому должны быть подчинены всѣ наши инстинк-
ты, лишь недавно и притомъ далеко не въ широкихъ кру-
гахъ стало предметомъ яснаго людского сознанія. Каждый
безграмотный человѣкъ знаетъ, что если онъ не будетъ ѣсть,
онъ умретъ съ голоду; что если какое-нибудь племя путемъ
скопчества или воздержанія сведетъ число рождаемыхъ дѣ-
тей къ незначительной величинѣ, то племя вымретъ. И за
рѣдкими исключеніями всякое племя заботится о томъ, чтобы
не было голода и чтобы народъ не вымиралъ. Но далеко не
всѣ еще и теперь ясно сознаютъ, что если народъ обреченъ
на неподвижность въ дѣлѣ развитія, какъ этого требуютъ,
между прочимъ, и наши реакціонеры, то онъ также рано или
поздно сходитъ съ исторической сцены. И соотвѣтственно съ
недостаточнымъ сознаніемъ стремленія къ развитію встрѣ-
чается еще много странъ (а раньше ихъ было еще больше),,
гдѣ прогрессъ не только не поощряется правящими классами,
но еще задерживается всѣми доступными мѣрами.
И если эти препоны не останавливаютъ его, то лишь по-
тому, что законы развитія и безсознательныя стремленія къ
развитію все же пересиливаютъ это сознательное противодѣйст-

віе: къ счастью, само стремленіе къ развитію отъ поколѣнія
въ поколѣніе совершенствуется.
Разъ стремленіе къ развитію стало сознательнымъ хотя бы
только у меньшинства, это сознаніе не исчезнетъ: полезное
для вида, оно не только будетъ сохранено, но станетъ разви-
ваться изъ поколѣнія въ поколѣніе.
И въ этомъ отношеніи естественный отборъ не можетъ не
играть высоко прогрессивной роли. Особи и общества съ бо-
лѣе сознательнымъ стремленіемъ къ развитію, несомнѣнно,
имѣютъ лишніе шансы на развитіе и выживаніе, чѣмъ менѣе
счастливыя въ этомъ отношеніи личности и цѣлыя общества.
А такъ какъ въ человѣческомъ обществѣ кромѣ естествен-
наго отбора дѣйствуютъ въ томъ же направленіи и другіе мо-
гущественные факторы, то дальнѣйшее развитіе сознанія
едва ли можетъ подлежать сомнѣнію.
Когда же стремленіе къ развитію, стихійно дѣйствующее
пока большею частью во мракѣ безсознательнаго, станетъ со-
знано всѣми, какъ неизмѣнный законъ природы, когда всѣ
поймутъ, что жить—значитъ развиваться, что всѣ отсталые
заранѣе осуждены на то, чтобы уступить мѣсто другимъ, бо-
лѣе развитымъ, когда всѣ будутъ вполнѣ сознательно внимать
внутреннему голосу, который изъ глубины нашего существа
зоветъ насъ къ развитію, всё впередъ и впередъ, все выше и
выше,—тогда люди съ полною вѣрою въ осуществимость сво-
ихъ стремленій будутъ сознательно работать для ихъ осуще-
ствленія и къ дѣйствующей теперь внутри насъ инстинктивной,
безсознательной энергіи присоединится масса сознательной
силы и большой запасъ знаній, которымъ располагаетъ чело-
вѣчество. Силы же эти громадны, а, главное, всё возрастаютъ
и—надо надѣяться— въ будущемъ станутъ возрастать съ го-
ловокружительной быстротой, какъ въ количественномъ, такъ
и въ качественномъ отношеніи.
Разумъ до сихъ поръ до такой степени мало принималъ
участія въ этой безсознательной работѣ, что, какъ мы видѣли
выше, психологія и до сихъ поръ тому, что по существу глу-
боко прогрессивно, даетъ имя консервативное («самосохране-
ніе»). Мы знаемъ, что сдѣлалъ разумъ, какіе невѣроятные
успѣхи оказалъ тамъ, гдѣ онъ началъ принимать участіе: въ
техникѣ, въ химіи, физикѣ, біологіи и т. п.
Въ сущности это почти единственное, чѣмъ въ настоящее
время можетъ гордиться человѣкъ. Было время, когда нашимъ
предкамъ казалось, что земля—центръ міра, а человѣкъ—госпо-
динъ земли и для него одного свѣтитъ и грѣетъ солнце, жи-
вутъ звѣри и птицы и растетъ трава. Но теперь мы хорошо
знаемъ свое скромное мѣсто въ природѣ; мы знаемъ, что земля—
это простая пылинка въ хаосѣ міровъ и мы представлялись бы
себѣ совершеннымъ ничтожествомъ, вызваннымъ изъ небытія
на одно мгновеніе, если бы мы не знали о завоеваніяхъ сво-

его разума, о постигнутыхъ нами законахъ природы, откры-
вающихъ предъ нами необозримыя перспективы будущаго.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что разумъ, сдѣлавшій изуми-
тельный завоеванія всюду, куда онъ проникалъ, окажетъ чу-
десные успѣхи и въ области нашего стремленія къ развитію,
когда онъ сдѣлаетъ эту мало освѣщенную область сознатель-
ной. То, что до сихъ поръ дѣлалось въ мракѣ, будетъ про-
исходить при свѣтѣ разума, то, до чего доходили бы ощупью
и окольными путями, будетъ сдѣлано планомѣрно и по пря-
мой линіи.
Больше того, сознаніе стремленія къ развитію облагоро-
дить всѣ остальные наши стремленія и инстинкты, покрывае-
мые въ сущности единымъ стремленіемъ къ развитію. Тотъ
самый эгоизмъ, грубостью котораго мы иногда справедливо
возмущаемся, будучи подчиненъ высшему стремленію къ раз-
витію, станетъ лишь средствомъ къ достиженію индивидуаль-
наго и родового развитія и тогда его цѣнность станетъ со-
всѣмъ другою. Тогда люди станутъ заботиться о своихъ ма-
теріальныхъ удобствахъ не ради доставляемаго ими наслажде-
нія, а потому, что здоровыя удобства являются необходимою
предпосылкою для физическаго здоровья, хорошаго настроенія,
а это условія, благопріятствующія и умственному, и нравствен-
ному развитію, и работѣ на пользу общественную.
Кто обвинитъ талантливаго художника, писателя, ученаго,
изобрѣтателя и даже рядового работника за комфортъ, кото-
рымъ они себя окружаютъ, если этотъ комфортъ создаетъ бла-
гопріятную для ихъ трудовъ атмосферу, если аскетизмъ, ма-
теріальныя лишенія помѣшали бы имъ сдѣлать работу, при-
знанную важной и нужной.
Какого комфорта не окупили творенія Гёте, открытія Дар-
вина, Пастера, изобрѣтенія Эдисона и т. п.?
Но зачѣмъ ограничиваться только великими именами? Вся-
кій самый скромный, но полезный для народа трудъ оправды-
ваетъ комфортъ, полезный для поддержанія необходимыхъ
для работы бодрости и силъ, и потому вполнѣ законны съ
съ этой точки зрѣнія домогательства рабочихъ на лучшія ма-
теріальныя условія существованія. Только безполезные про-
жигатели жизни, ни для чего и ни для кого не нужные па-
разиты, а также тѣ, кто работаетъ противъ прогресса, не
имѣютъ нравственнаго права на комфортъ и наслажденія.
Но въ области сознанія нѣтъ ничего абсолютнаго. И созна-
ніе, задача котораго освѣтить стремленіе къ развитію, не всегда
бываетъ плюсомъ, но бываетъ иногда и мину сомъ. Мы уже
говорили о людяхъ, которые ставили дѣломъ своей жизни
задержать прогрессъ. И такіе люди встречались не только въ
числѣ тѣхъ, кто заботится лишь о томъ, чтобы сохранить лич-
ное привилегированное положеніе; реакціонеры встрѣчаются
и въ числѣ такихъ писателей, искренность которыхъ едва ли

можетъ быть заподозрѣна. Достаточно назвать Леонтьева, умер-
шаго схимникомъ и всю свою жизнь боровшагося съ прогрес-
сивными теченіями. Онъ ясно видѣлъ, что ихъ дѣло про-
играно. Онъ признавался, что всё, что они (реакціонеръ!)
ни затѣвали, какая-то «невѣдомая» сила обращаетъ противъ
нихъ самихъ; но всё же онъ призывалъ къ борьбѣ съ этою
силою, которую онъ проклиналъ. Для насъ несомнѣнно, что
«невѣдомая» сила—присущее людямъ стремленіе къ прогрес-
сивному развитію; и противъ этого стремленія выступаетъ ра-
зумъ реакціонеровъ. Происходятъ конфликты между реакціон-
нымъ сознаніемъ и прогрессивными стремленіями. Иногда эти
конфликты происходятъ въ душѣ одного и того же человѣка.
Безсознательное стремленіе къ прогрессивному развитію встрѣ-
чается съ запоздалыми традиціонными убѣжденіями, и про-
исходитъ любопытная борьба, гдѣ «полемъ битвы» является
душа человѣка.
Примѣчанія.
1. Съ физіологической точки зрѣнія, развитіе организма обусло-
вливается его ростомъ. Еще 80 лѣтъ тому назадъ Карлъ фонъ Бэръ
писалъ, что исторія развитія индивидуума есть исторія возрастанія
его индивидуальности во всѣхъ отношеніяхъ. М. Ферворнъ гово-
ритъ, что ростъ есть причина всякаго развитія какъ отдѣльныхъ
-клѣтокъ, такъ и всего клѣточнаго государства; и въ качествѣ
основной причины всѣхъ измѣненій, называемыхъ развитіемъ, по
его мнѣнію, нѣтъ никакой надобности принимать какой-либо иной
факторъ, кромѣ роста. Чтобы дать понятіе объ этой зависимости
развитія отъ роста, обратимся къ геометріи. Извѣстно, что если
вы увеличите радіусъ ш&ра, положимъ, вдвое, то поверхность шара
увеличится вчетверо, а объемъ или масса—въ восемь разъ. Стало
быть, масса растетъ гораздо быстрѣе поверхности; и если взять
растущую шарообразную клѣтку, то чрезъ нѣкоторое время масса
настолько сильно возрастетъ сравнительно съ поверхностью, что
будетъ затруднено питаніе клѣтки, такъ какъ питаніе клѣтки про-
исходитъ чрезъ ея поверхность, и когда поверхность слишкомъ
мала по отношенію къ массѣ, то питаніе будетъ происходить „ме-
дленно и скудно". И дѣйствительно, мы не знаемъ массивныхъ жи-
вотныхъ клѣтокъ, напримѣръ, „величиною съ человѣка". Выходъ
изъ этихъ затрудненій имѣется въ дѣленіи материнской клѣтки на
двѣ дочернія. Итакъ, размноженіе клѣтокъ есть результатъ ихъ
роста. Если клѣтки размножаясь не расходятся, а остаются вмѣстѣ
и образуютъ одинъ организмъ, напримѣръ, человѣка, то здѣсь про-
исходитъ развитіе особи, которое такимъ образомъ обусловливается
тѣмъ же самымъ ростомъ. А этому процессу соотвѣтствуетъ стре-
мленіе къ развитію/какъ волевой и сознательный актъ. Но ростъ
организма сводится къ обмѣну веществъ и обмѣну энергіи. По этому
поводу М. Ферворнъ обращаетъ особое вниманіе на „постоянное
^превращеніе потенціальной химической энергіи въ другія формы

энергіи; источникъ химической энергіи есть пища и кислородъ, со-
ставляющіе оборотный капиталъ, и химическая энергія, унаслѣдо-
ванная каждой • мельчайшей капелькой живого вещества отъ своихъ
предковъ; наиболѣе же существеннымъ моментомъ является то, что
•какъ построеніе, такъ и распаденіе біогеновъ является постояннымъ
источникомъ для отправленій живою вещества". Жизнь наша сво-
дится къ питанію и работѣ. Только при этихъ условіяхъ организмъ
можетъ расти и развиваться.
2. Въ наше время, съ легкой руки Оствальда [изъ русскихъ фило-
софовъ та же идея была высказана Гротомъ], большимъ успѣхомъ
пользуется мысль распространить на психику понятіе энергіи. При-
нимая это ученіе, мы должны признать, что и жизнь организма,
какъ и все сущее, подчинена закону сохраненія энергіи и вѣчности
матеріи, но тотъ видъ энергіи, какимъ обладаетъ живой организмъ,
отличается отъ извѣстныхъ намъ формъ энергіи, проявляющихся
въ мертвой природѣ, хотя, конечно, подчиняется общему закону
превращенія энергіи. Ту форму энергіи, какою обладаемъ мы, въ
моменты, когда ея разряды сопровождаются сознаніемъ, мы при-
нимаемъ какъ волевой актъ, какъ сознательное стремленіе, чего,
конечно, мы не имѣемъ основаній сказать про тЪ виды энер-
гіи, какими обладаетъ мертвая природа. То, что съ объективной
точки зрѣнія будетъ • нашей энергіей, особымъ ея видомъ, прису-
щимъ человѣку, въ субъективномъ смыслѣ будетъ стремленіемъ и
прежде всего стремленіемъ къ развитію, включая сюда и стремленіе
къ саморегулированію и самосохраненію. А. Я. Данилевскій обра-
тилъ вниманіе на то, что живой организмъ обладаетъ способностью
противодѣйствовать разрушительному дѣйствію воды, солей, тепла,
ферментовъ и кислорода, стремящихся привести его въ мертвое
состояніе. Эти силы, враждебныя живому организму, послѣдній дѣ-
лаетъ полезными для себя.
Итакъ, на энергію живого организма можно смотрѣть, съ субъ-
ективной точки зрѣнія, какъ на стремленіе къ развитію и само-
регулированію. Но обмѣнъ энергіи въ организмѣ всегда бываетъ
неразрывно связанъ съ обмѣномъ веществъ, а то и другое съ обмѣ-
номъ формы, т.-е. съ ростомъ, развитіемъ и размноженіемъ. А къ
этимъ тремъ обмѣнамъ [обмѣну энергіи, обмѣну формы (ростъ и
размноженіе) и обмѣну веществъ] сводится вся жизнь.
В. Ру насчитываетъ 10 качествъ, характеризующихъ жизнь:
1) самостоятельный пріемъ пищи, 2) ассимиляція, 3) диссимиляція,
выдѣленіе, 5) возстановленіе, 6) ростъ, 7) движеніе, 8) дѣленіе и
размноженіе, 9) наслѣдственность и 10) саморегулированіе, — при
чемъ послѣдняя является господствующей, которой подчинены всѣ
другія. Но другіе біологи, обобщая эти качества, сводятъ ихъ какъ
разъ именно къ тѣмъ тремъ обмѣнамъ (энергіи, формы и вещества),
о которыхъ мы только что сказали. При такомъ обобщеній ростъ,
дѣленіе и размноженіе соединяются вмѣстѣ, потому что „каждое

размноженіе предполагаетъ ростъ, ибо иначе размноженіе привела
бы къ уменьшенію величины особей". *
Обмѣнъ энергіи не прекращается въ теченіе всей *жизни. Каждая
клѣтка непрерывно тратитъ энергію; и органомъ, лучше всего при-
способленнымъ къ тому, чтобы быстро освобождать накопленную
энергію, служитъ нервная система, — органъ нашей воли и нашего
сознанія. Большинство другихъ органовъ служитъ для того, чтобы
снабдить насъ силами, которыя тратитъ нервная система. 'При
этомъ организмъ самъ заботится, находитъ и беретъ необходимые
для этого матеріалы. Если сравнить живой организмъ съ печью,
какъ это иногда дѣлается, то надо добавить, что эта печь сама
ищетъ и достаетъ для себя топливо.
Токъ этой волеподобной энергіи, быть-можетъ, и есть самая су-
щественная черта жизни. Въ результатъ этого тока является раз-
витіе, включая сюда и ростъ и размноженіе; а на обмѣнъ веществъ
можно смотрѣть лишь какъ на явленіе, сопровождающее токъ энер-
гіи; потому что процессъ питанія сводится тоже къ работѣ пище-
варительныхъ органовъ.

ГЛАВА III.
Въ поискахъ призванія.
I. Быть-можетъ, ни въ чемъ такъ ярко не выражается
стремленіе къ развитію, какъ въ нашихъ поискахъ своего
призванія, того пути, той дѣятельности, которая лучше всего
отвѣчаетъ нашимъ наклонностямъ и способностямъ и гармо-
нируетъ съ ними. Истинное призваніе можно предугадать,
только хорошо зная сильныя стороны своей природы, тѣ ор-
ганы и функціи ихъ, которые по своему развитію превосходятъ
всѣ} другіе, подчиняя ихъ себѣ и отличая насъ отъ другихъ
людей съ другими сочетаніями способностей и наклонностей,—
а стало-быть, и съ другимъ призваніемъ. Найти мѣсто, соответ-
ствующее своимъ способностямъ, это значитъ опредѣлить свою
жизненную задачу. И, быть-можетъ, въ жизни нѣтъ болѣе
важнаго момента, какъ тотъ, когда человѣкъ намѣчаетъ цѣль
жизни, соотвѣтствующую его способностямъ и наклонностямъ.
Такая цѣль становится господствующей и посредствомъ связей
объединяетъ другія второстепенныя цѣли, приводитъ ихъ въ
гармонію, устанавливаетъ между ними единство.
Такіе умы, гдѣ нѣтъ взаимной связи между образами и
идеями, и такія сердца, гдѣ нѣтъ согласія и гармоніи между
различными желаніями, гдѣ нѣтъ никакого единства въ стре-
мленіяхъ и цѣляхъ, гдѣ вѣчно царитъ хаотическій безпоря-
докъ, гдѣ, какъ въ калейдоскопѣ, смѣняются капризы и вле-
ченія, противорѣча другъ другу, очень плохо приспособлены
къ практической дѣятельности и ни на какомъ поприщѣ
жизни они не будутъ имѣть успѣха. Таковы всѣ неудачники:
они за все берутся, перемѣняютъ одну за другою профессіи,
вездѣ дѣлаютъ массу ошибокъ и всякую затѣю оканчиваютъ
разочарованіемъ.
Найти свое призваніе, — это значитъ найти свое настоящее
мѣсто въ мірѣ людей, найти свой любимый трудъ, обезпечитъ
себѣ наиболѣе успѣшную и плодотворную работу, найти русло,
являющееся самымъ естественнымъ и удобнымъ для проявле-
нія нашей творческой энергіи.

Самое слово «призваніе» даетъ мысль о томъ, что насъ
зовутъ на опредѣленное дѣло. Но зовутъ насъ голоса, исхо-
дящіе изнутри насъ самихъ. Насъ зовутъ наши преоблада-
ющій способности и господствующія стремленія, какъ вро-
жденныя, такъ и пріобрѣтенныя путемъ жизненнаго опыта,
воспитанія, переживаній. Насъ зовутъ наиболѣе сильные изъ
нашихъ органовъ, требующихъ для себя упражненія и раз-
витія.
Отсюда вѣра въ призваніе. О призваніи говорятъ и поэты,
и драматурги, и философы. Гёте писалъ: «Внутри насъ есть
творческая сила, способная создать то, чему должно быть, и
не дающая намъ ни покоя, ни отдыха, пока мы внѣ себя или
на, себѣ не осуществимъ это должное тѣмъ или другимъ пу-
темъ»...
Ницше на тему о призваніи говоритъ: «То, что случилось
со мною, должно случиться и со всякимъ человѣкомъ, кото-
раго тревожитъ какая-нибудь задача, долженствующая, бла-
годаря ему, «родиться на свѣтъ»... «Скрытая сила этой задачи
и ея стремленіе вырваться на свѣтъ будутъ управлять его ин-
дивидуальною судьбою, подобно несознаваемой беременности
задолго до того времени, когда онъ самъ ясно увидитъ эту за-
дачу и формулируетъ ее. Наше назначеніе распоряжается нами
даже и тогда, когда мы его не сознаемъ; наше будущее даетъ
предписанія нашему настоящему».
Золя пишетъ: «Все сводится къ писаной мысли; все
остальное—тщетная суета, минутныя видѣнія, уносимыя вѣт-
ромъ». Въ этой фразѣ мы находимъ удачно выраженную го-
сподствующую идею писателя, и эта идея объясняетъ намъ,
почему Золя не пропускаетъ ни одного дня безъ того, чтобы
не написать положенную порцію въ три печатныхъ страницы;
здѣсь господствующая идея, продиктованная преобладающими
способностями и наклонностями, опредѣляетъ призваніе писа-
теля, его любимый трудъ, куда онъ вкладываетъ свою душу,
свое «я»,—трудъ — страсть, захватывающая всего человѣка.
Ибсенъ вѣритъ, что у каждаго человѣка должно быть свое
призваніе, и каждый обязанъ найти это призваніе и выполните
его, хотя бы для этого пришлось отказаться даже отъ личнаго
счастья. Онъ выше всего ставитъ право личности на свобод-
ное развитіе своихъ силъ, на свободное преслѣдованіе своихъ
цѣлей, диктуемыхъ личнымъ призваніемъ каждаго человѣка.
По его мнѣнію, есть въ людяхъ только одно могучее чувство—
это ничѣмъ непреодолимое желаніе быть самимъ собою, от-
стоять свою личную свободу, свое призваніе, свое самоопредѣ-
леніе, свою неприкосновенность,—словомъ, свою индивидуаль-
ность.
Но многимъ людямъ свойственно думать, что голосъ, исхо-
дящій изъ глубины ихъ души, выходитъ откуда-то извнѣ: съ
неба, отъ духовъ —злыхъ или добрыхъ и т. п.

Когда Перъ* Гюнтъ Ибсена понялъ, что онъ въ своей жи-
зни шелъ не туда, куда влекло его призваніе, что онъ не тотъ,
«кѣмъ созданъ быть», что онъ потерялъ самого себя,—то онъ
услышалъ странные голоса. —Это вся окружающая природа
оплакивала его измѣну своему призванію. Даже клубки, катя-
щіеся по землѣ, говорятъ: «Мы — идеи, которыя должны быть
продуманы; даже засохшіе листья шепчутъ: мы — лозунги, ко-
торые ты долженъ былъ провозгласить; даже вѣтеръ шеле-
ститъ: я — пѣсни, которыя ты долженъ былъ пропѣть; даже
сломанныя соломинки упрекаютъ: мы — дѣла, которыя ты дол-
женъ былъ совершить». Въ той же пьесѣ Ибсенъ словами Пу-
говочника говоритъ: «Самимъ собой быть — значитъ всегда вы-
ражать собою лишь то, что выразить тобой хотѣлъ Хозяинъ».
Про самого себя Ибсенъ писалъ королю: «Я непоколебимо вѣрю
и знаю, что эту жизненную задачу Богъ возложилъ на меня».
Въ Брандѣ Агнесъ говоритъ: «Я ощущаю въ себѣ великія
«силы... Сердце, подобно міру, расширяется во всѣ стороны, и
л слышу, какъ звучитъ голосъ, говорящій: эту землю ты
должна населить. Всѣ мысли, которыя должны возникнуть,
всѣ дѣла, которыя должны быть совершены, пробуждаются во
мнѣ, шепчутся, одухотворяются, двигаются, точно часъ заро-
жденія уже пробилъ».
} Весь смыслъ Бранда заключается въ силѣ характера, въ
-самоотверженіи, съ какимъ герой отстаиваетъ свое призваніе.
Брандъ говоритъ: «Есть одна вещь, которую ты не имѣешь
права никому дарить: это твое собственное внутреннее «я». Ты
не имѣешь права связывать, сковывать, останавливать потока
своего призванія; онъ долженъ пробить себѣ путь къ морю...
Будь чѣмъ хочешь, но будь цѣльнымъ, неполовинчатымъ, не-
раздробленнымъ».
Для призванія необходимо два условія: мочь и хотѣть, и
если одно изъ этихъ условій отсутствуетъ, призванія не бу-
детъ. Мочь —значитъ имѣть опредѣленныя способности; но
если это будутъ преобладающій надъ другими способности, то
онѣ обыкновенно требуютъ своего развитія. Вотъ почему «мочь»
и «хотѣть» такъ часто идутъ вмѣстѣ. Конечно, нужны еще
благопріятныя внѣшнія условія. Но когда послѣднія налицо,
то преобладающій способности и наклонности находятъ исходъ
въ призваніи.
Въ этомъ отношеніи чрезвычайно поучительна жизнь замѣча-
тельныхъ людей. Когда читаешь біографіи замѣчательныхъ лю-
дей, то невольно приходишь къ слѣдующему выводу: несмотря
на то, что всѣ они различаются другъ отъ друга талантами, за-
пасомъ энергіи, нравственными качествами, поведеніемъ, харак-
теромъ, міровоззрѣніями и жизнью, у всѣхъ у нихъ есть одно
общее качество. У каждаго изъ нихъ было свое призваніе, со-
гласованное съ ихъ личными способностями и стремленіями.
Призваніе — это наиболѣе глубокое и жизненное стремленіе. Всѣ

они преклоняются передъ своимъ призваніемъ, 'Сосредоточивав
ютъ на немъ всѣ свои силы: мысли, образы, чувства, стре-
мленія, поступки. Они не разбрасываются по сторонамъ, не
мѣняютъ свои таланты на мелкую монету. Призваніе — это ихъ
архимедова точка опоры, это — ось, вокругъ которой движется
ихъ жизнь. Они вѣрятъ въ свое призваніе, любятъ его. Они
знаютъ, чего они хотятъ, и увѣрены, что могутъ и сумѣютъ
достигнуть того, къ чему стремятся. И призваніе направляетъ
по одному руслу всю жизнь такого человѣка. Стремленіе къ
развитію преобладающихъ способностей и наклонностей подъ
вліяніемъ требованій вѣка и среды толкало Колумба къ мор-
скимъ путешествіямъ и къ изученію географіи, и обезсмерти-
вшее его предпріятіе было лишь естественнымъ слѣдствіемъ его
влеченій. Вотъ что, напримѣръ, говоритъ Герценъ о Маццини,
котораго онъ зналъ близко: «Осыпаемый проклятіями всѣхъ пар-
тій: обманутымъ плебеемъ, дикимъ попомъ, трусомъ буржуа,
оклеветанный всѣми органами всѣхъ реакціи, онъ остался не
только непоколебимымъ предъ общимъ заблужденіемъ, но бла-
гословляющимъ съ радостью и восторгомъ враговъ и друзей,
исполнявшихъ его мысль, его планъ... Для Маццини люди не
существуютъ, для него существуетъ дѣло и притомъ одно дѣло,
онъ самъ живетъ и движется только въ немъ. День и ночь,
ловя рыбу и ходя на охоту, ложась спалъ и вставая, Гари-
бальди и его сподвижники видятъ худую руку Маццини, ука-
зывающую на Римъ, и они пойдутъ туда!» Тотъ же Герценъ
пишетъ о Гарибальди: «Онъ такъ антично великъ въ своемъ
хуторѣ, такъ антично, такъ чисто великъ, какъ описаніе Го-
мера, какъ греческая статуя. Нигдѣ ни риторики, ни декора-
цій, ни дипломатіи, — въ эпопеѣ онѣ не нужны. Когда она
кончилась, король отпустилъ его, какъ отпускаютъ довезшаго
извозчика и, сконфуженный, что ему ничего нельзя дать на
водку, перещеголялъ Австрію колоссальной неблагодарностью,
а Гарибальди и не разсердился, онъ, улыбаясь, съ 50 скудами
въ карманѣ, вышелъ изъ дворцовъ странъ, .покоренныхъ имъ,
предоставляя придворнымъ усчитывать его расходы. Пускай
себѣ тѣшатся, половина великаго дѣла сдѣлана; лишь бы Ита-
лію сколотить въ одно и прогнать бѣдныхъ кретиновъ». Вспо-
мнимъ Роберта Оуэна, который всѣ силы своей мощной души,
весь свой умъ, всю свою любовь, всю свою долгую жизнь и все
свое состояніе отдалъ на служеніе рабочему классу и созданной
имъ прекрасной мечтѣ о новомъ лучшемъ общественномъ строѣ.
Его жизнь была полна неудачъ и разочарованій. Надъ нимъ
злобно насмѣхались, его бранили, но ничто не могло отвлечь
его отъ его дѣла и его идеи, и онъ остался ей вѣренъ до
конца своихъ дней. И вполнѣ справедливо говоритъ о немъ
англійскій біографъ: «Всю свою жизнь онъ работалъ для на-
рода, умеръ за этою работой, и послѣдняя мысль его была — о
счастіи народномъ».

Если мы отъ общественныхъ дѣятелей перейдемъ къ мысли-
телямъ и философамъ, мы и здѣсь встрѣтимся съ тѣмъ же
характернымъ свойствомъ. Вотъ, напримѣръ, хорошо изученная
жизнь Канта. Когда онъ созналъ свое призваніе быть ученымъ
и философомъ, при чемъ имъ руководило, конечно, открытіе
въ себѣ соотвѣтствующихъ талантовъ, онъ подчинилъ этому
призванію всю свою жизнь. Онъ любилъ путешествія, и его
тянуло къ нимъ всю жизнь, но онъ отказался отъ нихъ, чтобы
•безпрепятственно предаваться занятіямъ, составляющимъ глав-
ную цѣль его жизни. Въ тѣхъ же видахъ онъ отказался
отъ семьи и остался весь вѣкъ одинокимъ. Онъ былъ слабаго
здоровья, былъ такъ худъ, что портные постоянно ошибались
въ покроѣ его платья, и онъ самъ нерѣдко подтрунивалъ надъ
собою, говоря, что онъ отличается отъ другихъ людей отсут-
ствіемъ икръ. Но, понимая, что здоровье и долгая жизнь не-
обходимы ему для благополучнаго окончанія его работъ, онъ
велъ правильный образъ жизни и прожилъ до 80 лѣтъ, со-
хранивъ почти до конца и физическія силы и свѣжесть раз-
ума. Въ тѣхъ же видахъ онъ довелъ свою аккуратность до
того, что ей изумлялись даже сами нѣмцы, чья точность и
^аккуратность вошла въ пословицу. Нравственное ученіе, къ
которому онъ пришелъ, онъ осуществлялъ въ своей собствен-
ной жизни, и рѣдко про кого-нибудь можно сказать съ та-
кимъ же правомъ, какъ про Канта, что его слово всегда со-
гласовалось съ дѣломъ и его жизнь—съ его принципами. Обра-
тимся ли мы къ жизни Давида Юма, мы и здѣсь увидимъ,
какъ философъ, нашедшій свое призваніе въ служеніи наукѣ*
отдалъ ему всѣ свои силы и всю свою жизнь. Всю жизнь
онъ стремился къ истинѣ и ни разу не склонился съ намѣ-
ченной дороги. Онъ самъ признавался, что свѣтъ истины не-
отразимо привлекаетъ его и освѣщаетъ всю его какъ научную,
такъ и общественную дѣятельность. И когда онъ пишетъ свою
автобіографію, онъ оставляетъ въ тѣни себя самого и, главнымъ
образомъ, говоритъ только о своихъ открытіяхъ въ наукѣ, куда
влекли его наиболѣе сильныя стороны его природы. А вотъ
выдающійся мыслитель Франціи — Ипполитъ Тэнъ, который
весь вылился въ своей фразѣ: «На свѣтѣ существуетъ лишь
одно дѣло, достойное человѣка, — это раскрытіе какой-нибудь
истины, которой отдаешься и въ которую вѣришь». Его любовь
къ разуму и логикѣ, находившаяся, конечно, въ полномъ со-
отвѣтствіи съ его преобладающими способностями и наклон-
ностями, была такъ велика, что, когда онъ хотѣлъ похвалить
какое-то музыкальное произведеніе, онъ сказалъ, что оно пре-
красно, какъ силлогизмъ.
Ту же характерную черту мы встрѣчаемъ и у такихъ спе-
ціалистовъ, как*ь математики. Когда умеръ нашъ знаменитый
математикъ Эйлеръ, во французской академіи Кондорсе про-
изнесъ рѣчь въ память покойнаго и закончилъ ее слѣдующими

словами: «Итакъ, Эйлеръ пересталъ жить и вычислять». Дѣй-
ствительно, для Эйлера жить — значило вычислять. Онъ пи-
талъ непреодолимую страсть къ вычисленіямъ, его производи-
тельность въ этомъ отношеніи была поистинѣ изумительна.
Біографъ вполнѣ справедливо говоритъ о немъ: «для Эйлера
математика представляла рѣшительно все», и цѣль жизни,—
предметъ самаго серьезнаго труда, и средство приносить лю-
дямъ непосредственную пользу, и развлеченіе. Когда онъ нѣ-
сколько уставалъ отъ трудныхъ вычисленій, то занимался лег-
кими (но тоже математическими) работами. Кажется, будто тѣ.
части мозга, которыя служили органами преобладающихъ спо-
собностей Эйлера, кричали ему, что онѣ хотятъ дальнѣйшаго
развитія, не давали ему отдыха и покоя и требовали только*
одного: упражненій, расположенныхъ по степенямъ все воз-
растающей сложности и трудности. И съ такими властными
требованіями обыкновенно выступаютъ преобладающія способ-
ности и ихъ органы у всякаго выдающагося человѣка. Какъ
характерна для математика по призванію фраза, сказанная
извѣстнымъ Пауссономъ: «Жить стоитъ лишь для того, чтобы
заниматься математикой».
Возьмемъ ли знаменитаго біолога Пастёра, и въ его жизни
мы встрѣтимся съ тѣмъ же отличительнымъ качествомъ. Когда
онъ созналъ свои силы и склонности, онъ сталъ энтузіастомъ
науки, отдавшимъ ей не только свои способности, но и свое
здоровье. Когда онъ работалъ надъ уничтоженіемъ микробовъ,
причиняющихъ заразную 'болѣзнь шелковичныхъ червей, ему
приходилось цѣлые годы проводить за упорной работой въ.
жаркой червоводнѣ, гдѣ изверженія и испаренія червей пор-
тили воздухъ и дѣлали его крайне вреднымъ. Пастёръ сталъ,
болѣть, исхудалъ и пожелтѣлъ. Доктора предписывали ему
бросить работу, грозили близкимъ параличомъ. «Я знаю это,—
говорилъ Пастёръ,— но не могу бросить начатой работы». Онъ.
кончилъ эту работу и избавилъ отъ болѣзни шелковичныхъ
червей, но предсказанія врачей сбылись, и Пастёра постигъ,
параличъ. Когда близкіе ему люди плакали, Пастёръ сказалъ:
«И мнѣ жалко умирать, я могъ бы еще оказать услуги родинѣ».
Надъ нимъ грубо смѣялись, ему бросали несправедливыя обви-
ненія, а онъ былъ такъ наивенъ, что предполагалъ любовь
къ наукѣ тамъ, гдѣ не было мѣста никакимъ идейнымъ
стремленіямъ. Императрицѣ Евгеніи онъ сказалъ однажды съ
наивностью человѣка не отъ міра сего: «Самое важное въ на-
стоящее время —это обезпечитъ научное превосходство Фран-
ціи». Даже во снѣ онъ бредилъ о наукѣ: онъ бормоталъ уче-
ные термины и формулы. Пастёръ непреклонно вѣрилъ, что-
наука восторжествуетъ надъ невѣжествомъ, а миръ—надъ вой-
ной, и націи соединятся не для разрушенія, а для созиданія.
Тою же характерною особенностью отличаются беллетристы
и поэты. Преобладаніе писательскихъ способностей заставило-

Джорджъ Элліотъ мечтать о беллетристикѣ, хотя неувѣренность
въ своихъ силахъ приводила ее въ отчаяніе. «Бисова муза»,
по выраженію малорусскаго поэта Шевченко, довела его до
невольной солдатчины, до цѣлой массы горькихъ испытаній и
страданій, а поэтъ не только не бросаетъ и не забываетъ музы,
къ которой влечетъ его талантъ, а благословляетъ ее, назы-
ваетъ «святой и пречистой» своей покровительницей. «Мнѣ ты
повсюду помогала,—пишетъ онъ,—за мной ты повсюду при-
сматривала. Въ степи, безлюдной степи, въ далекой неволѣ ты
сіяла, красовалась, какъ цвѣточекъ въ полѣ. Изъ грязной ка-
зармы ты выпорхнула чистой, святой пташечкой и полетѣла
надо мною, золотокрылая, запѣла и словно живою водою окро-
пила мою душу. "И я ожилъ, и горишь ты надо мною во всей
своей Божьей красотѣ... Не оставляй же меня ни днемъ, ни
ночью и учи говорить чистыми устами правду». "Не о несча-
стіяхъ, причиненныхъ ему музою, не о гоненіяхъ, которыя
снова можетъ она навлечь на него, думаетъ онъ, а о правдѣ,
которую онъ долженъ выразить своими стихами. «Не писать
для меня значитъ не жить», писалъ Гоголь въ своей автор-
ской исповѣди. А вотъ композиторъ Сѣровъ, котораго всего
лучше характеризуютъ его же собственныя слова: «Какое вы-
сокое назначеніе быть жрецомъ такой музы (музыки), бросить
значительную горсть фиміама на ея жертвенникъ и этимъ за-
ставить человѣчество подвинуться на нѣсколько шаговъ впе-
редъ. Я увѣренъ, что успѣхъ музыки никакъ не менѣе подви-
гаетъ человѣчество впередъ, чѣмъ паровая машина и желѣз-
ныя дороги».
У всѣхъ этихъ лицъ мы, конечно, находимъ общіе всѣмъ
людямъ инстинкты и стремленія, хотя и въ различныхъ сте-
пеняхъ развитія. У всѣхъ есть и честолюбіе, и потребность въ
умственной и физической дѣятельности, и половыя стремленія
и проч. У всѣхъ ихъ мы находимъ и индивидуальныя черты,
рѣзко отличающія ихъ другъ отъ друга. У одного мышленіе,
смѣна образовъ и вообще психическія переживанія идутъ бы-
стрѣе, а у другого медленнѣе. Одинъ живетъ больше чув-
ствомъ, а другой больше разумомъ; у одного преобладаютъ
зрительные, а у другого либо слуховые, либо моторные образы;
у одного преобладаетъ конкретное, а у другого абстрактное мыш-
леніе; одинъ предпочитаетъ дедукцію, а другой индукцію. Но
насъ въ данномъ случаѣ интересуютъ не общія человѣческія
свойства и не индивидуальныя черты, отличающія поименован-
ныхъ нами лицъ и лицъ, имъ подобныхъ. Насъ интересуетъ сей-
часъ только одно свойство, общее имъ всѣмъ, но отличающее
ихъ всѣхъ отъ средняго человѣка. У каждаго изъ нихъ есть
опредѣленное господствующее стремленіе, соотвѣтствующее ихъ
преобладающимъ способностямъ и наклонностямъ и ставшее
ихъ призваніемъ и цѣлью жизни. У одного изъ нихъ это бу-
детъ свобода родины, у другого — наука, у третьяго — искус-

ство и т. д. Нельзя въ одно и то же время одинаково преуспѣ-
вать на всѣхъ поприщахъ: и въ политикѣ, и въ наукѣ, и въ
искусствѣ, и въ литературѣ и т. д. Каждый хорошъ на своемъ
мѣстѣ, и нельзя сидѣть сразу въ семи каретахъ, какъ думалъ
одинъ изъ персонажей Островскаго. Нельзя быть въ одно и
то же время и Львомъ Толстымъ и Наполеономъ I; нельзя
Ротшильду стать Филаретомъ Милостивымъ и наоборотъ; не-
возможно было бы Бисмарку стать апостоломъ, а Канту—Донъ-
Жуаномъ. Городничій Сквозникъ-Дмухановскій очень желаетъ
быть генераломъ и, конечно, дослужится до генеральскихъ эпо-
летъ; но, навѣрное, никогда не захочетъ быть писателемъ;
а самъ знаменитый авторъ «Ревизора» едва ли особенно горе-
валъ о томъ, что по службѣ не пошелъ дальше коллежскаго
асессора. Забота о чинахъ, имѣвшихъ для него ничтожное зна-
ченіе, была бы помѣхой развитію его писательскаго таланта,
а не писать,—для него значило не жить. Шахматистъ Чигоринъ
очень ^былъ бы огорченъ, еслибъ первенство въ шахматной
игрѣ перешло къ другому; но онъ, вѣроятно, въ высокой
степени былъ равнодушенъ къ тому, что никто не считаетъ
его авторитетомъ въ политикѣ или въ литературѣ. Такой зна-
токъ человѣческой души, какъ Гёте, думалъ, что нельзя со-
вмѣстить даже такихъ двухъ стремленій, какъ стремленія къ
власти и наслажденіямъ. Его Мефистофель говоритъ про импе-
ратора :
«На тронъ онъ слишкомъ рано
Вступилъ и началъ глупости творить:
Придумалъ онъ, что можно совмѣстить
И власть царя и жизнью наслажденье».
Какъ въ лѣсу какая-нибудь преобладающая порода де-
ревьевъ заглушаетъ молодые побѣги другихъ породъ, такъ и
преобладающіе въ нашей душѣ стремленія и таланты не даютъ
простора другимъ стремленіямъ, несоотвѣтствующимъ главному
нашему стремленію. Для средняго человѣка можно завоевать,
сохранить и упрочить какое-нибудь одно опредѣленное поло-
женіе. Стремленія и способности ограничиваютъ другъ друга.
Вотъ почему въ наше время универсальныхъ талантовъ не
существуетъ. Вотъ почему великій освободитель Гарибальди
не могъ быть въ то же время и великимъ ученымъ и вели-
кимъ художникомъ. И наоборотъ, великій математикъ Эйлеръ
не могъ быть великимъ общественнымъ дѣятелемъ. Но какъ
бы различны ни были ихъ таланты и направленіе ихъ дѣя-
тельности, мы всѣхъ ихъ можемъ поставить въ однѣ скобки и
вынести за скобку одно великое качество, отличающее ихъ отъ
людей другого типа, — постоянство и настойчивость, съ какими
они сначала ищутъ, а найдя, преслѣдуютъ каждый свою жи-
зненную задачу.

Позже мы встрѣтимся со многими подобными же примѣрами,
но и приведенныхъ достаточно, чтобы сказать, что сильная
страсть къ какой-нибудь наукѣ или искусству, излюбленная
идея можетъ составить цѣль жизни, стать жизненнымъ при-
званіемъ, служить какъ бы маякомъ. Такое господствующее
стремленіе, какъ мы увидимъ ниже, обусловливаетъ незауряд-
ную, а иногда прямо изумительную настойчивость въ преслѣдо-
ваніи добровольно поставленной себѣ цѣли. Мы увидимъ ниже,
что, благодаря этому стремленію, такіе люди проявляютъ часто
необычайную энергію въ борьбѣ со всевозможными препят-
ствіями, что оно возбуждаетъ въ нихъ энтузіазмъ, составляетъ
счастье ихъ жизни, даетъ имъ силы переносить разочарованія
и неудачи, позволяетъ имъ не падать духомъ при всевозмож-
ныхъ бѣдахъ, выпадающихъ на ихъ долю, не придавать боль-
шого значенія лишеніямъ, бѣдности, недоѣданію и другимъ
несчастіямъ жизни. Это же стремленіе дѣлаетъ ихъ цѣльными,
охраняетъ отъ разбрасыванія по сторонамъ, отъ размѣны своего
таланта на мелкую монету.
Но что такое господствующее стремленіе? Мы употребляемъ
это выраженіе въ самомъ широкомъ смыслѣ слова. Это не
только руководящая мысль, но въ то же время и господству-
ющее желаніе и преобладающее чувство и при томъ все вмѣ-
стѣ, потому что въ насъ все это обыкновенно тѣсно связано.
Т}акая мысль всегда окрашена тѣмъ или другимъ чувствомъ
и соединяется съ желаніемъ и стремленіемъ дѣйствовать. Мы
видѣли уже въ вышеприведенныхъ примѣрахъ, съ какимъ
напряженіемъ воли связаны были господствующія стремленія
Гарибальди, Маццини, Канта и пр. Но значительную роль въ
этихъ стремленіяхъ играетъ и чувство. Знаменитый француз-
скій беллетристъ Мопассанъ писалъ Башкирцевой: «Я держусь
того мнѣнія, что, если у человѣка есть какая-нибудь хорошая
страсть, крупная страсть, ей нужно предоставить все мѣсто, по-
жертвовать для нея всѣми другими. Это я и дѣлаю». Припомнимъ,
напримѣръ, Бѣлинскаго. «Упорствуя, волнуясь и спѣша, онъ
честно шелъ къ одной великой цѣли». «Бывало, какъ только я
приду къ нему,—разсказываетъ о немъ Тургеневъ,—онъ исхуда-
лый, больной (у него сдѣлалось тогда воспаленіе легкихъ и чуть
не унесло его въ могилу), тотчасъ вставалъ съ дивана и едва
слышнымъ голосомъ, безпрестанно кашляя, съ пульсомъ, бив-
шимъ сто разъ въ минуту, съ неровнымъ румянцемъ на щекахъ,
начнетъ прерванную наканунѣ бесѣду. Искренность его дѣй-
ствовала на меня, его огонь сообщался и мнѣ, важность пред-
мета меня увлекала, но, поговоривъ, мнѣ хотѣлось отдохнуть
часа два, три, я ослабѣвалъ, легкомысліе молодости брало свое,
я думалъ о прогулкѣ, объ обѣдѣ, сама жена Бѣлинскаго умо-
ляла и мужа и меня хоть немножко погодить, хотя на время
прервать эти пренія, напоминала ему предписанія врача... но
съ Бѣлинскимъ сладить было нелегко. —Мы не рѣшили еще во-

проса о существованіи Бога,—сказалъ онъ мнѣ однажды съ горь-
кимъ упрекомъ,— а вы ѣсть хотите... Сознаюсь,— продолжалъ
Тургеневъ, — что, написавъ эти слова, я чуть не вычеркнулъ
ихъ при мысли, что они могутъ возбудить улыбку на лицахъ
иныхъ изъ моихъ читателей... Но не пришло бы въ голову
смѣяться тому, кто самъ бы слышалъ, какъ Бѣлинскій про-
изнесъ эти слова, и, если при воспоминаніи объ этой небоязни
смѣшного, улыбка можетъ прійти на уста, то развѣ улыбка уми-
ленія и удивленія». «Этотъ всеблаженный человѣкъ, обладав-
шій такимъ удивительнымъ спокойствіемъ совѣсти,— пишетъ о
немъ же Достоевскій,— иногда, впрочемъ, очень грустилъ, но
грусть эта была особаго рода, — не отъ сомнѣній, не отъ раз-
очарованій, о, нѣтъ! —а вотъ почему не сегодня, почему не
завтра наступитъ царство соціализма».
Гарибальди, разсказывая о своей встрѣчѣ съ Маццини, до-
казывавшим^ что возмущеніе представляетъ единственное сред-
ство къ спасенію родины, пишетъ: «Христофоръ Колумбъ — я
объявляю это публично —не былъ счастливѣе, когда, заблу-
дившись въ Атлантическомъ океанѣ, не зная, куда направить
путь, осыпаемый угрозами своихъ спутниковъ, у которыхъ онъ
просилъ еще три дня имѣть терпѣніе, услышалъ въ концѣ
третьихъ сутокъ столь радостное для него восклицаніе: «зе-
мля!» Онъ не былъ, говорю я, счастливѣе меня, когда я услы-
шалъ крикъ: «отечество!» Следовательно, были люди, которые
думали объ освобожденіи Италіи». И Гарибальди тогда же по-
клялся умереть за спасеніе родины.
«Когда Пастёръ,—разсказываетъ его біографъ,—открылъ
свои «правую» и «лѣвую» кислоты, онъ пришелъ въ такое вол-
неніе, что не могъ продолжать работу, выскочилъ словно шаль-
ной изъ лабораторіи и накинулся на своего пріятеля, Бер-
трана: «Милый Бертранъ, я сдѣлалъ великое открытіе. Не
могу больше работать, идемъ въ Люксембургу я вамъ раз-
скажу, въ чемъ дѣло».
«То, что есть лучшаго въ идеѣ, которая намъ кажется
очень высокой, очень чистой или глубоко сомнительной, — го-
воритъ Метерлинкъ, — это то, что она даетъ намъ случай полю-
бить что-нибудь безъ ограниченія. Отдаюсь ли я человѣку,
Богу, родинѣ, вселенной, заблужденію — драгоцѣнный ме-
таллъ, который найдутъ когда-нибудь подъ пепломъ любви,
произойдетъ не отъ того, на что направлена любовь, но
отъ самой любви. То, что составляетъ неизгладимый слѣдъ —
это простота, горячность и стойкость искренней привязан-
ности». Безъ любви, безъ состраданія, безъ ненависти и вообще
безъ страстей наше существованіе носило бы слишкомъ блѣд-
ный, однообразный характеръ, казалось бы опустошеннымъ,
мертвеннымъ.
Въ настоящее время, говоря о господствующихъ стремлені-
яхъ, можно спорить лишь о томъ, что здѣсь важнѣе: разумъ, воля

или чувство. Начиная съ эпохи возрожденія наукъ и искусствъ
и вплоть до нашихъ дней, большинство въ вопросахъ человѣче-
ской жизни отдаетъ предпочтеніе разуму. Сдѣланныя имъ за это
время завоеванія въ области знанія, техники, промышленности
и пр. такъ громадны, что было бы несправедливо отрицать его
крупное значеніе. До начала XIX вѣка, пока романтизмъ по-
вернулъ вниманіе образованныхъ классовъ отъ разума и науки
къ чувству и воображенію, отъ полезнаго и яснаго къ туман-
ному и мистическому, отъ земли къ небу, отъ безусловной вѣры
въ разумъ къ наивному простонародному міровоззрѣнію, былъ
вѣкъ просвѣщенія [философія XVIII в.], когда сознаніе и раз-
умъ были единственнымъ кумиромъ мыслящихъ людей. Съ
тѣхъ поръ многое измѣнилось, и въ наше время большимъ успѣ-
хомъ пользуются волюнтаристы, противополагающее себя интел-
лекту а листамъ. Но и сейчасъ многіе во главу всего ставятъ
разумъ, и сейчасъ извѣстный текстъ, надъ которымъ задумы-
вался Фаустъ, они переводятъ: «Въ началѣ всего разумъ», и
интеллектуалисты безъ всякихъ колебаній въ основу господ-
ствующихъ стремленій ставятъ идею. Они скажутъ, что безъ
опредѣленной идеи не бываетъ опредѣленныхъ господству-
ющихъ стремленій.
Волюнтаристы же —тѣ, кто тотъ же самый текстъ Евангелія
переведутъ словами: «Вначалѣ было дѣло», скажутъ, что въ
основѣ стремленія лежитъ не идея, а воля. Волюнтаристы ука-
жутъ, что стремленія возникаютъ иногда раньше, нежели мы ихъ
сознаемъ. Они сошлются на примѣры загипнотизированныхъ.
Сомнамбулѣ можетъ быть внушено какое-нибудь дѣйствіе. Про-
снувшись отъ гипнотическаго сна, сомнамбула будетъ стре-
миться исполнить это дѣйствіе, даже не подозрѣвая дѣйстви-
тельной причины, и станетъ придумывать свои собственные
мотивы, почему ей необходимо совершить предписанный по-
ступокъ. Они выдвинутъ въ защиту своего мнѣнія крупную
роль въ нашей жизни безсознательныхъ и смутныхъ стремле-
ній. Еще Гёте писалъ: «Наши желанія суть предчувствія имѣ-
ющихся у насъ способностей и предтечи тѣхъ вещей, которыя
мы въ состояній выполнить. То, что мы можемъ и чего же-
лаемъ, представляется нашему воображенію находящимся внѣ
насъ и въ будущемъ, такъ что мы ощущаемъ влеченіе къ пред-
мету, которымъ уже обладаемъ втайнѣ». А Гефдингъ идетъ
еще далѣе: «Безсознательность или непроизвольность прини-
маютъ то или другое участіе при всякомъ сознательномъ и
произвольномъ хотѣніи и по временамъ даютъ открытый от-
поръ. Таковы, напримѣръ, смутныя побужденія, — ихъ, ко-
нечно, знаетъ каждый, — разбить тотъ или другой предметъ,
прервать серьезную рѣчь или вообще ни съ того, ни съ сего
сдѣлать что-нибудь безсмысленное. Противъ разумной воли под-
нимается непонятное намъ самимъ влеченіе, съ которымъ обык-
новенно удается сладить, но иногда съ большимъ трудомъ. По-

добныя явленія доказываютъ ту истину, что мы узнаемъ свой
характеръ только по своимъ дѣйствіямъ». «Само чувство, по его
словамъ, вызывается побужденіемъ, а не наоборотъ». «Влеченіе
къ познанію, напримѣръ, направлено не на усладу отъ познанія,
а на познаніе само по себѣ». «А наши влеченія обусловлены по-
требностями нашей природы». Ниже намъ придется подробно
говорить о роли безсознательныхъ актовъ въ развитіи и по-
тому здѣсь мы ограничиваемся лишь указаніемъ, что господ-
ствующая стремленія не исчерпываются только одними созна-
тельными побужденіями.
Итакъ, всѣ роды элементовъ (и умственные, и эмоціональ-
ные, и волевые) входятъ въ составъ господствующихъ стремле-
ній. И стремленіе, оказавшееся сильнѣе другихъ, становится
центромъ, вокругъ котораго и въ связи &ъ нимъ мало-по-малу
располагаются не только другія наши стремленія, но также
и наши мысли, чувства*, до того времени, быть-можетъ, какъ
попало, разсѣянныя, мимолетныя, безсознательныя. Какъ маг-
нитъ протягиваетъ къ себѣ гвозди и желѣзныя опилки, такъ и
господствующее стремленіе стягиваетъ вокругъ себя другія
стремленія. Еще Аристотель сравнивалъ наши идеи съ солда-
тами. Если армія разбита и обращена въ бѣгство, находится
иногда храбрый солдатъ, который останавливается. Вокругъ
него собираются другіе и вотъ уже образуется отрядъ, способ-
ный къ защитѣ и отпору, и храбрецъ становится естественнымъ
вождемъ отряда. Но это сравненіе примѣнимо не столько къ
идеямъ, сколько къ стремленіямъ. Господствующее стремленіе
группируетъ и объединяетъ вокругъ себя другія стремленія
съ ихъ идеями, чувствами, желаніями, какъ солнце силою при-
тяженія объединяетъ планеты въ одну солнечную систему. И
когда это единство достигается, господствующее стремленіе
управляетъ человѣкомъ и ведетъ его. Тогда оно становится по-
хоже на маховое колесо, сообщающее опредѣленное движеніе
каждому станку и каждому блоку во всѣхъ залахъ фабрики.
Пока у насъ нѣтъ такого объединяющаго центра, пока наши
стремленія разобщены и не связаны другъ съ другомъ, мы напо-
минаемъ тотъ возъ, который, по словамъ баснописца, везли Щука,
Ракъ да Лебедь. Возъ стоитъ неподвижно, потому что всѣ три
силы тянутъ его въ разныя стороны. Усилія одного уничтожа-
ются усиліями другого, дѣйствующаго въ противоположномъ
направленіи. Но стоитъ только дать всѣмъ тремъ силамъ одно
направленіе, и возъ двинется съ мѣста. Или вотъ еще другое
сравненіе. Физика говоритъ, что всякій кусокъ стали состоитъ
изъ безконечно малыхъ магнитиковъ. Но эти магниты въ обык-
новенномъ стальномъ кускѣ обращены своими одноименными
полюсами въ разныя стороны, и поэтому сила однихъ уни-
чтожается силою другихъ. А стоитъ только намагнитить ка-
кой-нибудь кусокъ стали, и тогда эти крошечные магнитики
оборачиваются своими сѣверными полюсами въ одну сторону,

сила одного присоединяется къ силѣ другого, сталь дѣлается
сильнымъ магнитомъ и поднимаетъ желѣзо.
'Нѣчто подобное дѣлаетъ господствующее стремленіе съ дру-
гими стремленіями, мыслями и вообще съ нашими силами.
Оно собираетъ й направляетъ къ одной цѣли разрозненныя без-
связныя силы, дѣйствовавшія до тѣхъ поръ вразбродъ, без-
порядочно и независимо другъ отъ друга. До сихъ' поръ на-
пряженіе одной силы уничтожала какая-нибудь другая сила,
дѣйствовавшая въ противоположномъ направленіи, а теперь,
соединенныя и направленныя къ одной цѣли, онѣ поддержи-
ваютъ и усиливаютъ другъ друга.
Тамъ, гдѣ раньше одна сила вычиталась изъ другой, те-
перь онѣ складываются вмѣстѣ. Получается сумма силъ, дѣй-
ствующихъ въ одномъ опредѣленномъ направленіи, и эта
сумма тѣмъ больше, чѣмъ больше стремленій сгруппировано,
объединено вокругъ одного господствующаго стремленія. Какъ
въ фокусѣ сходятся всѣ преломленные лучи, такъ и въ го-
сподствующимъ стремленіи сходятся силы многихъ другихъ
стремленій.
О роли связей въ нашей душевной дѣятельности мы ска-
жемъ ниже. Здѣсь же мы хотѣли бы только отмѣтить, что го-
сподствующее стремленіе организуетъ, концентрируешь, объ-
единяетъ и приводитъ въ гармонію нашу энергію, наши раз-
розненныя, изолированныя до того момента силы. Оно за-
ставитъ насъ воздерживаться отъ поступковъ, мѣшающихъ
достиженію нашей цѣли, и охраняетъ насъ отъ колебаній и
противорѣчій. Оно объединитъ наши желанія и направитъ
ихъ къ опредѣленной цѣли. Оно сгруппируетъ и упорядо-
чить наши мысли вокругъ этой цѣли, оно приведетъ наши
идеи въ устойчивую стройную систему, оно примиритъ воз-
никающія въ насъ самихъ противорѣчія и, быть-можетъ, мы
увидимъ, что мы сумѣемъ осуществить поставленную пе-
редъ собою задачу, и мы тогда сосредоточимъ наши мысли
на этой задачѣ и станемъ гнать отъ себя все постороннее, слу-
жащее помѣхой. Оно возбудитъ въ насъ вѣру въ осуществимость
нашихъ цѣлей, заставитъ насъ полюбить эти цѣли, возбудитъ
въ насъ энтузіазмъ и рвеніе, уничтожитъ апатію. Оно соеди-
нитъ нашу разрозненную энергію, наши разбросанныя силы, и
мы почувствуемъ, что мы можемъ достигнуть этой цѣли и ста-
немъ стойко бороться за эту цѣль.
Всѣ религіи утверждаютъ, что человѣкъ не можетъ жить
безъ любви, безъ надежды и вѣры; но для того, другого и
третьяго нуженъ центръ, своего рода стержень, около кото-
раго они могли бы развиваться. И, въ переносномъ смыслѣ,
не однимъ только монахамъ, но и всякому другому нужна
нить, на которую бы можно было нанизывать свои четки. Какъ
хмель, дикій виноградъ или плющъ нуждается въ опорѣ, въ
растеній болѣе сильномъ и устойчивомъ, такъ и всѣ психиче-

скія силы стремятся расположиться вокругъ одного общаго
стержня — одного или нѣсколькихъ наиболѣе сильныхъ господ-
ствующихъ стремленій.
Если бы насъ спросили, какъ на практикѣ легче всего от-
личить господствующее стремленіе отъ подчиненныхъ, мы ска-
зали бы, что господствующее или преобладающее стремленіе—
это то, которое связано съ наибольшимъ количествомъ дру-
гихъ стремленій, желаній, цѣлей, мыслей, чувствъ и по-
ступковъ. Отсюда вытекаетъ громадная роль связей въ психиче-
ской жизни.
Господствующая стремленія, какъ центръ цѣлой системы
стремленій, равнодѣйствующая этой системы, какъ опредѣ-
ленная цѣль жизни, включающая въ себя много второстепен-
ныхъ, подчиненныхъ цѣлей,—вотъ чѣмъ въ послѣднемъ счетѣ
опредѣляются наши поступки, по крайней мѣрѣ, наиболѣе
важные и сознательные изъ нихъ. И мы по себѣ знаемъ, что
люди сознаютъ необходимость господствующихъ стремленій,
которыя бы объединили и привели въ гармонію наши жела-
нія, чувства, идеи; они страдаютъ, если въ ихъ душѣ суще-
ствуютъ диссонансы и дисгармонія между различными не-
объединенными стремленіями, они сознаютъ необходимость опре-
дѣленнаго призванія, цѣли, для которой стоило бы жить. Біо-
графическіе матеріалы подтверждаютъ тотъ выводъ, что го-
сподствующія стремленія и группирующаяся около нихъ го-
сподствующая система стремленій вносятъ въ жизнь и дея-
тельность человѣка единство, постоянство и гармонію. Чи-
таешь біографіи Цезаря, Микель-Анджело, Коперника, Ньютона
и воочію убѣждаешься, что ихъ деятельность носитъ харак-
теръ поразительнаго единства и постоянства по отношенію
къ главной цѣли, къ осуществленію которой они стремятся.
Они всегда вѣрны самимъ себѣ и избранной ими цѣли. У
каждаго изъ нихъ есть своя, ему одному свойственная дорога,
съ которой онъ не сойдетъ. Ихъ поступки, ихъ дѣятельность
съ необыкновенной точностью согласованы съ ихъ жизненными
задачами и потому представляютъ часто поразительное един-
ство. Они хорошо знаютъ, чего хотятъ. Съ удивительнымъ по-
стоянствомъ они поднимаются все выше и выше въ одномъ
направленіи въ избранной ими области и потому имъ удается
иногда достигать такой высоты, которая до нихъ никому и
никогда не была доступна. Они не страдаютъ, по крайней мѣрѣ,
не часто страдаютъ отъ двойственности, отъ дробности своихъ
стремленій. Это монолиты, нѣчто цѣльное, единое, хорошо орга-
низованное, недѣлимое. Изъ наиболѣе извѣстныхъ писателей
мы могли бы указать, какъ на примѣръ такого человѣка, на
Ибсена. По словамъ Брандеса, Ибсенъ похожъ на тѣхъ худож-
никовъ, «которые постоянно употребляютъ одну и ту же мо-
дель: сидя, они изображаютъ Брута, стоя — Христіана IV, въ
хитонѣ—они Ахиллесъ, въ обнаженномъ видѣ—Самсонъ. Обык-

новенно Ибсенъ рисуетъ могучаго, сильнаго, даровитаго муж-
чину, какъ, напримѣръ, Брандъ, Гоконъ, Сигурдъ й т. д:, и
двухъ противоположныхъ по характеру женщинъ: одну муже-
ственную, страстную, необузданную, какъ Іордисъ и другую
кроткую, нѣжную, женственную, любящую, какъ Данги. Его
идеалъ — это желѣзная воля, страстность, энергія, гордые, не-
преклонные люди.
Изъ ученыхъ мы можемъ указать цѣлый рядъ хорошо из-
вѣстныхъ именъ, служащихъ примѣрами единства и посто-
янства. Ньютонъ, на основаніи своего личнаго опыта, могъ
утверждать, что геній есть терпѣнье, съ которымъ сосредото-
чиваютъ мысли въ одномъ и томъ же направленіи. Когда его
спросили, какъ онъ дошелъ до такого величайшаго откры-
тія, какъ законъ тяготѣнія, онъ отвѣчалъ: «Я постоянно ду-
малъ о немъ, вотъ и все». Если бы даже можно было за-
быть о томъ, какую роль играетъ въ открытіяхъ сосредо-
точеніе вниманія, уже одно только время, затраченное уче-
нымъ, могло бы объяснить тайну многихъ успѣшныхъ откры-
тій. И дѣйствительно, между тѣмъ моментомъ, когда Ньютонъ
началъ свои вычисленія, и тѣмъ днемъ, когда онъ ввелъ въ
свои выкладки новыя данныя, касающіяся длины меридіана,
и получилъ полное подтвержденіе своей теоріи, прошло ровно
шестнадцать лѣтъ. Укажемъ на Коперника, который въ теченіе
по'чти сорока лѣтъ работалъ надъ вычисленіями и наблюде-
ніями, чтобы доказать достовѣрность построеннаго имъ совер-
шенно новаго плана вселенной. Въ теченіе этого огромнаго
періода времени онъ постоянно передѣдывалъ, исправлялъ и
дополнялъ свою книгу. Читая о такихъ великихъ результа-
тахъ великаго постоянства, невольно вспоминаешь слова Рабле:
«Не отчаивайтесь, если тайны природы будутъ открываться
вамъ медленно, постепенно, вѣрьте въ могучую силу времени,
которое все тайное выведетъ наружу и дастъ въ концѣ кон-
цовъ истинѣ побѣду надъ ложью»... «Время открыло и еще
откроетъ много скрытыхъ тайнъ. Не даромъ древніе назы-
вали Сатурна — Время, отцомъ истины, а истину — дочерью
Времени».
Примѣромъ единства и постоянства въ своей работѣ слу-
жить также Пастёръ. Сдѣлавъ свое первое открытіе въ области
химіи съ правой и лѣвой кислотами, онъ перешелъ затѣмъ
къ броженію и бактеріологіи и, наконецъ, произвелъ, по вы-
раженію его біографа, величайшую революцію въ самыхъ осно-
вахъ врачебной науки за 30 вѣковъ ея существованія. Его
труды произвели переворотъ въ хирургіи, санитаріи, дезин-
фекціи, гигіенѣ, пивовареніи, винодѣліи, въ агрономіи, и я
не знаю—еще въ какихъ отрасляхъ знанія и производства. Ка-
залось бы, это была самая разнообразная дѣятельность, какую
только можно себѣ представить. А, между тѣмъ, лица, хорошо
изучившій всѣ работы Пастёра, утверждаютъ, что «260 мему-

аровъ, сообщеній, замѣтокъ, книгъ и статей Пастера пред-
ставляютъ одно связное цѣлое,' одно твореніе. Это—разработка
одной основной идеи, но охватывающей и разъясняющей самыя
разнообразныя группы явленій». Пастёръ хорошо зналъ, что
такое постоянство и терпѣнье. Не даромъ онъ говорилъ своимъ
ученикамъ: «Думать, что открылъ важный научный фактъ,
томиться лихорадочной жаждой возвѣстить о немъ—и сдержи-
вать себя днями, недѣлями, годами, бороться съ самимъ собою,
стараться разрушить собственные опыты и не объявлять о сво-
емъ открытіи, пока не исчерпалъ всѣхъ противоположныхъ ги-
потезъ,— да, это тяжкая задача! Но когда, послѣ столькихъ
усилій, достигнешь увѣренности, то испытываешь величайшую
радость, какая только доступна душѣ человѣческой».
Или вотъ, напримѣръ, Лапласъ, тоже проявляющей постоян-
ство и настойчивость въ преслѣдованіи своихъ цѣлей. Ру-
ководимый страстью къ наукѣ, обладающій огромными ум-
ственными силами, требующими примѣненія, онъ, чтобы до-
биться рѣшенія занимающей его задачи, пробуетъ одно сред-
ство, а когда первыя его попытки не имѣютъ успѣха, онъ,
по выраженію секретаря математической секціи Академіи Наукъ,
Фурье, «избираетъ другое, испытываетъ все новыя и новыя сред-
ства до тѣхъ поръ, пока не побѣждаетъ трудностей». Очень
рано онъ составляетъ смѣлый и широкій планъ своей будущей;
ученой дѣятельности и затѣмъ неуклонно идетъ по избран-
ной имъ дорогѣ. Никакія неудачи, никакія препятствія и за-
трудненія,— ничто не останавливаетъ его, и онъ съ необыкно-
веннымъ, постоянствомъ и методичностью, шагъ за шагомъ, не
сворачивая въ сторону, постепенно и настойчиво осуществляетъ
намѣченный имъ планъ. Чтобы сохранить силы и жизнь для
науки, Лапласъ велъ правильный и умѣренный образъ жизни
и дожилъ до 78 лѣтъ. Онъ обладалъ очень слабымъ зрѣніемъ;
но, благодаря особымъ предосторожностямъ, сохранилъ его до
глубокой старости. Умирая, онъ и въ бреду говорилъ о дви-
женіи небесныхъ свѣтилъ и объ опытахъ по физикѣ.
Такое же постоянство въ своей дѣятельности проявлялъ
и Фарадей, котораго его геній властно толкалъ на новыя и новыя
научныя изслѣдованія. По словамъ біографа, «онъ весь отда-
вался научнымъ занятіямъ, и внѣ ихъ у него не было жизни.
Онъ отправлялся рано утромъ въ свою лабораторію и возвра-
щался въ лоно семьи лишь поздно вечеромъ, проводя все время
среди своихъ приборовъ. И такъ онъ провелъ всю дѣятельную
часть своей жизни, рѣшительно ничѣмъ не отвлекаясь отъ сво-
ихъ научныхъ занятій. Это была жизнь настоящаго анахорета
науки, и въ этомъ, быть-можетъ, кроется секретъ чрезвычай-
ной многочисленности сдѣланныхъ Фарадеемъ открытій».
Для иллюстраціи того же самаго свойства господствующаго
стремленія мы могли бы указать на Давида Юма. Онъ десятки
лѣтъ оставался вѣренъ стремленію, установившемуся въ юно-