Пирогов Н. И. Сочинения. Т. 1. — 1914

I. Статьи педагогическія.
Вопросы жизни.
Отрывокъ изъ забытыхъ бумагъ, выведенный на свѣтъ неофиціальными
статьями Морскаго Сборника о воспитаніи.
Первая редакція. 1
«Къ чему вы готовите вашего сына? — кто-то
спросилъ меня.
«Быть человѣкомъ,—отвѣчалъ я.
«Развѣ вы не знаете, сказалъ спросившій, что
людей собственно нѣтъ на свѣтѣ; это одно отвлече-
ніе, вовсе ненужное для нашего общества. Намъ не-
обходимы негоціанты, солдаты, механики, моряки,
врачи, юристы, а не люди>.
Правда это или нѣтъ?-.
Мы живемъ, какъ всѣмъ извѣство,
въ девятнадцатомъ вѣкѣ, «по преиму-
ществу» практическомъ.
Отвлеченія, далее и въ самой сто-
лицѣ ихъ, Германіи, уже не въ ходу
болѣе. A человѣкъ, что пи говори, есть,
дѣйствительно, только одно отвлечете.
Зоологическій человѣкъ, правда, еще
существуетъ съ его двумя руками и
держится ими крѣпко за существен-
ность; но нравственный, вмѣстѣ съ
другими старосвѣтскими отвлеченіями,
какъ-то плохо принадлежитъ настоя-
щему.
Впрочемъ, не будемъ несправедливы
къ настоящему. И въ древности иска-
ли людей днемъ съ фонарями; но—
все-таки искали.
Правда, языческая древность была
не слишкомъ взыскательна. Она поз-
воляла имѣть всевозможныя нрав-
ственно-религіозныя убѣжденія; можно
было ad libitum сдѣлаться эпикурей-
цемъ, стойкомъ, пиѳагорейцемъ; толь-
ко худыхъ гражданъ она не жаловала.
Не смотря на все наше уваженіе къ
неоспоримымъ достоинствамъ реализма
настоящаго времени, нельзя, однако
же, не согласиться, что древность
какъ-то болѣе дорожила нравственною
натурою человѣка.
Правительства въ древности остав-
ляли школы безъ надзора и считали
себя не въ правѣ вмѣшиваться въ уче-
нія мудрецовъ. Каждый изъ учениковъ
могъ пролагать, въ послѣдствіи, новые
пути и образовывать новыя школы;
только жрецы, тираны и зелоты отъ
времени до времени выгоняли, сжигали
и отравляли философовъ, если ихъ
ученія уже слишкомъ противорѣчили
повѣрьямъ господствующей религіи;
да и то это дѣлалось по интригамъ
партій и кастъ.
Язычество древнихъ, не озаренное
свѣтомъ истинной вѣры, заблуждалось;
но заблуждалось, слѣдуя принятымъ и
послѣдовательно проведеннымъ убѣж-
деніямъ.
Если эпикуреецъ утопалъ въ чув-

ственныхъ наслажденіяхъ, то онъ дѣ-
лалъ это, основываясь, хотя и на лож-
но понятомъ ученіи школы, утвер-
ждавшей, что «искать по возможности
наслажденія и избѣгать непріятнаго—
значитъ быть мудрымъ».
Если стоикъ дѣлался самоубійцею,
то это случалось отъ стремленія къ
1 добродѣтели и идеалу высшаго совер-
шенства.
Даже кажущаяся непослѣдователь-
ность въ поступкахъ скептика изви-
няется ученіемъ школы, проповѣды-
вавшей, что «ничего нѣтъ вѣрнаго на
свѣтѣ, и что даже сомнѣніе сомни-
тельно».
Въ самыхъ грубыхъ заблужденіяхъ
языческой древности, основанныхъ
всегда на извѣстныхъ нравственно-ре-
лигіозныхъ началахъ и убѣжденіи,
проявляется все-таки самый суще-
ственный атрибутъ духовной натуры
человѣка— стремленіе разрѣшить во-
просъ жизни о цѣли бытія.
Правда, и въ древности случалось,
точно также, какъ и у насъ, что были
люди, не задававшіе себѣ никакихъ
вопросовъ при вступленіи въ жизнь.
Но сюда относились и относятся
только два рода людей.
Во-первыхъ, тѣ, которые получили
отъ природы жалкую привилегію на
идіотизмъ
Во-вторыхъ, тѣ, которые, подобно
планетамъ, получивъ однажды толчекъ,
двигаются по силѣ инерціи въ данномъ
имъ направленіи.
Оба эти рода, конечно, не принад-
лежатъ къ исключеніямъ; но и не мо-
гутъ служить правилами.
Ученіе Спасителя, разрушивъ хаосъ
нравственнаго произвола, указало че-
ловѣчеству прямой ' путь, опредѣлило
и цѣль, и средоточіе житейскихъ стре-
мленія.
Найдя въ Откровеніи самый глав-
ный вопросъ жизни: «о цѣли нашего
бытія» разрѣшеннымъ, казалось бы,
человѣчество ничего другого не долж-
но дѣлать, какъ слѣдовать съ убѣжде-
ніемъ и вѣрою по определенной стезѣ.
Но протекли столѣтія, а все оста-
лось «яко же бо бысть во дни Ноевы»
(Мате., гл. XXIV, 37).
Къ счастью еще, что наше общество
успѣло такъ организоваться, что оно
для большей массы людей, само, безъ
ихъ сознанія, задаетъ и рѣшаетъ во-
просы жизни, и даетъ этой массѣ,
пользуясь силою ея инерціи, извѣст-
ное направленіе, которое оно считаетъ
лучшимъ для своего благосостоянія.
Не смотря, однако, на преобладаю-
щую въ массѣ силу инерціи, у каж-
даго изъ насъ осталось еще столько
внутренней самостоятельности, чтобы
напомнить намъ, что мы, живя въ об-
ществѣ и для общества, живемъ еще
и сами собою и въ самихъ себѣ.
Но, узнавъ по инстинкту или по опы-
ту, что общество приняло извѣстное
направленіе, намъ все-таки ничего не
остается болѣе дѣлать, какъ согласо-
вать проявленія нашей самостоятель-
ности, какъ можно лучше, съ направле-
ніемъ общества.
Безъ этого мы или разладимъ съ
обществомъ и будемъ терпѣть и бѣд-
ствовать, или основы общества нач-
нутъ колебаться и разрушаться.
И такъ, какъ бы ни была велика
масса людей, слѣдующихъ безсозна-
тельно данному обществомъ направле-
нію, какъ бы мы всѣ ни старались,
для собственнаго блага, приспособ-
лять свою самостоятельность къ этому
направленію, всегда останется еще
много такихъ изъ насъ, которые со-
хранятъ довольно сознанія, чтобы
вникнуть въ нравственный свой бытъ
и задать себѣ вопросы: въ чемъ со-
стоитъ цѣль нашей жизни? Какое на-
ше назначеніе? Къ чему мы призва-
ны? Чего должны искать мы?
Какъ мы принадлежимъ къ послѣ-
дователямъ христіанскаго ученія, то
казалось бы, что воспитаніе должно
намъ класть въ ротъ отвѣты.
Но это предположеніе возможно
только при двухъ условіяхъ:
. Во-первыхъ, если воспитаніе прино-
ровлено къ различнымъ способностямъ ,
и темпераменту каждаго, то развивая,
то обуздывая ихъ.
Во-вторыхъ, если нравственныя ос-
новы и направленіе общества, въ ко-
торомъ мы живемъ, совершенно, соот-
вѣтствуютъ направленію, сообщаемому
намъ воспитаніемъ.
Первое условіе необходимо, потому

что врожденныя склонности и темпе-
раментъ # каждаго подсказываютъ ему,
впопадъ и не впопадъ, что онъ дол-
женъ дѣлать и къ чему стремиться.
Второе условіе необходимо, потому
до безъ него, какое бы направленіе
ни было намъ дано воспитаніемъ, мы,
видя, что поступки общества не соот-
вѣтствуютъ этому направленію, непре-
мѣнно удалимся. отъ него и собьемся
съ пути.
Но, къ сожалѣнію, наше воспитаніе
не достигаетъ предполагаемой цѣли,
потому что:
Во-первыхъ, наши склонности и тем-
пераменты не только слишкомъ разно-
образны, но. еще и развиваются въ
различное время; воспитаніе же наше,
вообще однообразное, начинается и
оканчивается для большей части изъ
насъ въ одни и тѣ же періоды жизни.
И такъ, если воспитаніе, начавшись
для меня слишкомъ поздно, не будетъ
соотвѣтствовать склонностямъ и темпе-
раменту, развившимся у меня слиш-
комъ рано, то какъ бы и что бы оно
мнѣ ни говорило о цѣли жизни и моемъ
назначеніи* мои, рано развившійся,
склонности и темпераментъ будутъ мнѣ
все-таки- нашептывать другое.
Отъ этого сбивчивость, разладъ и
произволъ.
Во-вторыхъ, талантливые, проница-
тельные и добросовѣстные воспитатели
также рѣдки, какъ и проницательные
врачи, талантливые художники и даро-
витые законодатели. Число ихъ не со-
отвѣтствуетъ массѣ людей, требую-
щихъ воспитанія.
Не въ этомъ, однако же, еще глав-
ная бѣда. Будь воспитаніе наше, со
всѣми его несовершенствами, хоть бы
равномѣрно только приноровлено къ
развитію нашихъ склонностей, то пос-
лѣ мы сами, чутьемъ, еще могли бы
рѣшить основные вопросы жизни.—
Добро и зло вообще довольно уравно-
вѣшены въ насъ. Поэтому, нѣтъ ни-
какой причины думать, чтобы наши
врожденныя склонности, даже и мало
развитая воспитаніемъ, влекли насъ
болѣе къ худому, нежели къ хорошему.
і законы хорошо устроеннаго обще-
ства, вселяя въ насъ довѣренность къ
правосудію и прозорливости правите-
лей, могли бы устранить и послѣдне*
влеченіе ко злу.
Но вотъ главная бѣда:
Самыя существенныя основы наше-
го воспитанія находятся въ совершен-
номъ разладѣ съ направленіемъ, кото-
рому слѣдуетъ общество.
Вспомнимъ еще разъ, что мы хри-
стіане, и, слѣдовательно, главною ос-
новою нашего воспитанія служить и
должно служить Откровеніе.
Всѣ мы, съ ранняго дѣтства, не на-
прасно же ознакомлены съ мыслію о
загробной жизни, всѣ мы не напрасно
же 'должны считать настоящее приго-
товленіемъ къ будущему.
Вникая же въ существующее на-
правленіе нашего общества, мы не ис-
ходимъ въ его дѣйствіяхъ ни малѣй-
шаго слѣда этой мысли. Во всѣхъ об-
наруживаніяхъ, по крайней мѣрѣ, жиз-
ни практической, и даже отчасти и
умственной, мы находимъ рѣзко выра-
женное, матеріальное, почти торговое
стремленіе, основаніемъ которому слу-
житъ идея о счастьи и наслажденіяхъ
въ жизни здѣшней.
Выступая изъ школы въ свѣтъ, что
находимъ мы, воспитанные въ духѣ
христіанскаго ученія? Мы видимъ то
же самое раздѣленіе общества на тол-
пы, которое было и во времена пага-
низма, съ тѣмъ отличіемъ, что языче-
скій увлекались разнородными нрав-
ственно-религіозными убѣжденіями раз-
личныхъ школъ, и действовали, слѣ-
дуя этимъ началамъ, послѣдовательно;
а наши дѣйствуютъ по взглядамъ на
жизнь, произвольно ими принятымъ, и
вовсе несогласнымъ съ религіозными
основами воспитанія, или и вовсе безъ
всякихъ взглядовъ.
Мы видимъ, что самая огромная
толпа слѣдуетъ безсознательно, по си-
лѣ инерціи, толчку, данному ей въ из-
вѣстномъ направленіи. Развитое чув-
ство индивидуальности вселяетъ въ
насъ отвращеніе пристать къ этой
толпѣ.
Мы видимъ другія толпы, несрав-
ненно меньшія по объему, увлекаемый
хотя также, болѣе или менѣе, по на-
правленію огромной массы, но слѣдую-
щія уже различнымъ взглядамъ на
жизнь, стараясь то противоборствовать

этому "влеченію, то оправдать предъ
собою слабость и недостатокъ энергіи.
Взглядовъ, которымъ слѣдуютъ эти
толпы, наберется много.
Разобравъ, не трудно убѣдиться,
что въ нихъ отзываются тѣ лее начала
Эпикуреизма, Пиронизма, Цинизма,
Платонизма, Еклектизма, которыя ру-
ководствовали и поступками языче-
скаго общества; но лишенныя корня,
безжизненныя и въ разладѣ съ вѣч-
ными истинами, перенесенными въ
нашъ міръ Воплощеннымъ Словомъ.
Вотъ, напримѣръ, первый взглядъ
очень простой и привлекательный. Не
размышляйте, не толкуйте о томъ, что
необъяснимо. Это, по малой мѣрѣ,
лишь потеря одного времени. Можно,
думая, потерять и аппетитъ, и сонъ.
Время-же нужно для трудовъ и на-
слажденій. Аппетитъ для наслажденій
и трудовъ. Сонъ опять для трудовъ и
наслажденій. Труды п наслажденія для
счастія.
Вотъ другой взглядъ—высокій. Учи-
тесь, читайте, размышляйте и извле-
кайте изъ всего самое полезное. Когда
умъ вашъ просвѣтлѣетъ, вы узнаете,
кто вы и что вы. Вы поймете все, что
кажется необъяснимыми для черни.
Поумнѣвъ, повѣрьте, вы будете дѣй-
ствовать какъ нельзя лучше. Тогда
предоставьте только выборъ вашему
уму, и вы никогда не сдѣлаете про-
маха.
Вотъ третій взглядъ—старообряд-
ческій. Соблюдайте самымъ точнымъ
образомъ всѣ обряды и повѣрья. Чи-
тайте только благочестивыя книги; по
въ смыслъ не вникайте. Это главное
для спокойствія души. Затѣмъ не раз-
мышляйте, живите такъ, какъ живется.
Вотъ четвертый взглядъ—практи-
ческій. Трудясь, исполняйте ваши слу-
жебныя обязанности, собирая копѣйку
на черный день. Въ сомнительныхъ
случаяхъ, если одна обязанность про-
тиворѣчитъ другой, избирайте то, что
вамъ выгоднѣе, ИЛИ, ПО крайней мѣрѣ,
что для васъ менѣе вредно. Впрочемъ,
предоставьте каждому спасаться на
свой ладъ. Объ убѣжденіяхъ,- точно
также какъ и о вкусахъ, не спорьте и
не хлопочите. Съ полнымъ карманомъ
можно жить и безъ убѣжденій.
Вотъ пятый взглядъ, также прак-
тическій въ своемъ родѣ. Хотите быть
счастливыми, думайте себѣ, что вамъ
угодно и какъ вамъ угодно; но только
строго соблюдайте всѣ приличія, и
умѣйте съ людьми уживаться. Про на-
чальниковъ и нужныхъ вамъ людей
никогда худо не отзывайтесь, и ни
подъ какимъ видомъ имъ не противо-
рѣчьте. При исполненіи обязанностей,
главное, не горячитесь. Излишнее рве-
ніе не здорово и не годится. Говорите,
чтобы скрыть, что вы думаете. Если
не хотите служить ослами другимъ, то
сами на другихъ верхомъ ѣздите; толь-
ко молча, въ кулакъ себѣ, смѣйтесь.
Вотъ шестой взглядъ, очень печаль-
ный. Не хлопочите, лучшаго ничего
не придумаете. Новое только то на
свѣтѣ, что, хорошо было забыто. Что
будетъ, то будетъ. Червякъ на кучѣ
грязи, вы смѣшны и жалки, когда меч-
таете, что вы стремитесь къ совер-
шенству, и принадлежите къ обществу
прогрессистовъ. Зритель и комедіантъ
поневолѣ, какъ ни бейтесь, лучшаго
не сдѣлаете. Бѣлка въ колесѣ, вы за-
бавны, думая, что бѣжите впередъ. Не
зная, откуда взялись, вы умрете, не
зная, зачѣмъ жили.
Вотъ седьмой взглядъ, очень весе-
лый. Работайте для моціона, и нас-
лаждайтесь, покуда живете. Ищите
счастья, но не ищите его далеко, он»
у васъ подъ руками. Какой вамъ жиз-
ни еще лучшей нужно? Все дѣлается
къ лучшему. Зло—это одна фантасма-
горія для вашего же развлеченія,
тѣнь,—чтобы вы лучше могли наслаж-
даться свѣтомъ. Пользуйтесь настоя-
щимъ, и живите себѣ припѣваючи.
Вотъ восьмой взглядъ, и очень бла-
горазумный. Отдѣляйте теорію отъ
практики. Принимайте какую вамъ
угодно теорію, для вашего развлеченія,
но на практикѣ узнавайте, главное,
какую роль вамъ выгоднѣе играть;
узнавъ, выдержите ее до конца. Сча-
стіе—искусство. Достигнувъ его тру-
домъ и талантомъ, не забывайтесь;
сдѣлавъ промахъ, не пеняйте и не
унывайте. Противъ теченія не плывите.
И прочее, и прочее, и* прочее.
Убѣждаясь при вступленіи въ свѣтъ
въ этомъ разладѣ основной мысли на-

шего воспитанія съ направленіемъ
общества, намъ ничего болѣе не оста-
ется, какъ впасть въ одну изъ трехъ
крайностей.
Или мы пристаемъ къ одной какой-
нибудь толпѣ, теряя всю нравствен-
ную выгоду нашего воспитанія. Увле-
каясь матеріальнымъ стремленіемъ об-
щества, мы забываемъ основную идею
Откровенія. Только иногда, мелькомъ,
въ рѣшительныя мгновенія жизни, мы
прибѣгаемъ къ спасительному Его дѣй-
ствію, чтобы на время подкрѣпить
себя и утѣшить.
Или мы начинаемъ дышать враж-
дою противъ общества. Оставаясь еще
вѣрными основной мысли христіанска-
го ученія, мы чувствуемъ себя чужи-
ми въ мірѣ искаженнаго на другой
ладъ паганизма, недовѣрчиво смот-
римъ на добродѣтель ближнихъ, со-
ставляемъ секты, ищемъ прозелитовъ,
дѣлаемся мрачными презрителями и
недоступными собратами.
Или мы отдаемся произволу. Не
имѣя твердости воли устоять противъ
стремленія общества, не имѣя довольно
безчувственности, чтобы отказаться
совсѣмъ отъ спасительныхъ утѣшеній
Откровенія, довольно безнравственны-
ми и неблагодарными, чтобы отвергать
все Высокое и Святое, мы оставляемъ
основные вопросы жизни не рѣшенны-
ми, избираемъ себѣ въ путеводители
случай, переходимъ отъ одной толпы
къ другой, смѣемся и плачемъ съ ними
для разсѣянія, колеблемся и путаемся
въ лабиринтъ непослѣдовательностей и
противорѣчій.
Подвергнувъ себя первой крайности,
мы пристаемъ именно къ той толпѣ,
къ которой всего болѣе влекутъ насъ
наши врожденныя склонности и тем-
пераментъ.
Если мы родились здоровыми и да-
же черезъ-чуръ здоровыми, если ма-
теріальный быть нашъ развился энер-
гически, и чувственность преоблада-
етъ въ насъ, то мы склоняемся на
сторону привлекательнаго и веселаго
взглядовъ.
Если воображеніе у насъ не господ-
ствуетъ надъ умомъ, если инстинктъ
не превозмогаетъ разсудка, a воспита-
ніе наше было болѣе реальное,—то мы
дѣлаемся послѣдователями благора-
зумнаго или одного изъ практическихъ
взглядовъ.
Если, напротивъ, при слабомъ пли
нервномъ тѣлосложеніи, мечтатель-
ность составляетъ главную черту на-
шего характера, инстинктъ управляет-
ся не умомъ, a воображеніемъ, воспи-
таніе же не было реальнымъ,—мы
увлекаемся то религіознымъ, то пе-
чальнымъ взглядами, то переходимъ
отъ печальнаго къ веселому и даже къ
привлекательному.
Если, наконецъ, воспитаніе сдѣлало
изъ ребенка старуху, не давъ ему
быть ни мущиною, ни женщиною, ни
даже старикомъ, или при тускломъ
умѣ преобладаетъ воображеніе, или
при тускломъ воображеніи тупой умъ,
то выборъ падаетъ на ложно-религіоз-
ный взглядъ.
Впослѣдствіи, различныя внѣшнія
обстоятельства, матеріальныя выгоды,
кругъ и мѣсто нашихъ дѣйствій, сла-
бость воли, состояніе здоровья и т. п.,
нерѣдко заставляютъ насъ перемѣнять
эти взгляды и быть, поочередно, ревно-
стными послѣдователями то одного, то
другаго.
Если кто нибудь изъ пасъ, сейчасъ
при вступленіи въ свѣтъ или и послѣ,
переходя отъ одной толпы къ другой,
наконецъ остановился въ выборѣ на
которомъ-нибудь взглядѣ; то это зна-
чить, что онъ потерялъ всякую наклон-
ностъ перемѣнить или перевоспитать
себя; это значить, онъ вполнѣ удовле-
творенъ своимъ выборомъ; это значитъ,
онъ рѣшилъ, какъ умѣлъ или какъ ему
хотѣлось, основные вопросы жизни. Онъ
самъ себѣ обозначилъ и цѣль, и на-
значеніе, и призваніе. Онъ слился съ
которою нибудь толпою. Опъ счастливъ
по-своему. Человѣчество, конечно, не
много выиграло пріобрѣтеніемъ этого
новаго адепта, но и не потеряло.
Если бы поприще каждаго изъ насъ
всегда непременно оканчивалось та-
кимъ выборомъ одной толпы или одно-
го взгляда; если бы пути и направле-
нія послѣдователей различныхъ взгля-
довъ шли всегда паралельно одни съ
другими и съ направленіемъ огромной
толпы, движимой силою инерціи; то все
бы тѣмъ и кончилось, что общество

осталось бы вѣчно раздѣленнымъ на
одну огромную толпу и несколько мень-
шихъ. Столкновеній между ними нече-
го бы было опасаться. Всѣ бы спокой-
но забыли то, о чемъ имъ толковало
воспитаніе. Оно сдѣлалось бы продаж-
нымъ билетомъ для входа въ театръ.
Все шло бы спокойно. Жаловаться
было бы не на что.
Но вотъ бѣда:
Люди, родившіеся съ притязаніями
на умъ, чувство, нравственную волю,
иногда бываютъ слишкомъ воспріимчи-
въ! къ нравственнымъ основамъ нашего
воспитанія, слишкомъ проницательны,
чтобы не замѣтить, при первомъ всту-
пленіи въ свѣтъ, рѣзкаго различія меж-
ду этими основами и направленіемъ об-
щества, слишкомъ совѣстливы, чтобы
оставить безъ сожалѣнія и ропота Вы-
сокое и Святое, слишкомъ разборчи-
вы, чтобы довольствоваться выборомъ,
сдѣланнымъ почти по неволѣ или по не-
опытности. Недовольные, они слишкомъ
скоро разлаживаютъ съ тѣмъ, что ихъ
окружаетъ, и, переходя отъ одного
взгляда къ .другому, вникаютъ, сравни-
ваютъ и пытаютъ; все глубже и глубже
роются въ рудникахъ своей души, и,
неудовлетворенные стремленіемъ обще-
ства, не находятъ и въ себѣ внутрен-
няго спокойствія; хлопочутъ, какъ
бы согласить вопіющія противорѣчія;
оставляютъ поочередно и то и другое;
съ энтузіазмомъ и самоотверженіемъ
ищутъ рѣшенія столбовыхъ вопросовъ
жизни; стараются, во что бы то ни ста-
ло, перевоспитать себя и тщатся про-
ложить новые пути.
Люди, родившіеся съ преоблада-
ющимъ чувствомъ, живостію ума и сла-
бостію воли, не выдерживаютъ этой
внутренней борьбы, устаютъ, отдаются
на произволъ и бродятъ на распутьи.
Готовые пристать туда и сюда, они дѣ-
лаются, по мѣрѣ ихъ способностей, то
невѣрными слугами, то шаткими го-
сподами той или другой толпы.
А, съ другой стороны, удовлетворен-
ные и ревностные последователи раз-
личныхъ взглядовъ не идутъ паралель-
но ни съ массою, ни съ другими тол-
пами. Пути ихъ пересѣкаются и стал-
киваются между собою. Менѣе ревно-
стные, слѣдуя вполовину нѣсколькимъ
взглядамъ вмѣстѣ, образуютъ новыя
комбинаціи.
Этотъ разладъ сектаторовъ и инерт-
ной толпы; этотъ раздоръ нравствен-
но-религіозныхъ основъ нашего вос-
питанія съ столкновеніемъ противопо-
ложныхъ направленій общества, при
самыхъ твердыхъ политическихъ осно-
ваніяхъ, молсетъ все таки рано пли
поздно поколебать его.
На-бѣду еще, эти основы не во
всѣхъ обществахъ крѣпки, движущіяся
толпы громадны, а правительства,
какъ исторія учитъ, не всегда дально-
зорки.
Существуютъ только три возможно-
сти или три пути вывести человѣче-
ство изъ этого ложнаго и опаснаго по-
ложенія:
Или согласить нравственно-религіоз-
ныя основы воспитанія съ настоящимъ
направленіемъ общества,
Или перемѣнить направленіе обще-
ства,
Или, наконецъ, приготовить насъ
воспитаніемъ къ внутренней борьбѣ,
неминуемой и роковой, доставивъ намъ
всѣ способы и всю энергію выдержи-
вать неравный бой.
Слѣдовать первымъ путемъ не зна-
чило бы ли искажать то, что намъ
осталось на землѣ Святаго, Чистаго и
Высокаго. Одна только упругая нрав-
ственность Фарисеевъ и Іезуитовъ мо-
жетъ поддѣлываться высокимъ къ низ-
кому, и соглашать произвольно вѣчныя
истины нашихъ нравственно-религіоз-
ныхъ началъ съ меркантильными и
чувственными интересами, преоблада-
ющими въ обществѣ. Исторія показала,
чѣмъ кончились попытки Папизма,
подъ личиною Іезуитства, ультраре-
форматоровъ и энциклопедистовъ, шед-
шихъ этою тропою человѣческихъ за-
блужденій.
Измѣнить направленіе общества есть
дѣло Промысла и времени.
Остается третій путь. Онъ труденъ,
но возможенъ: избравъ его, придется
многимъ воспитателямъ сначала пере-
воспитать себя.
Приготовить насъ съ юныхъ лѣтъ
къ этой борьбѣ значитъ именно:
«Сдѣлать насъ людьми*.
To-есть, тѣмъ, чего не достигнетъ

ни одна ваша реальная школа въ мірѣ,
заботясь сдѣлать изъ насъ, съ самаго
нашего дѣтства, негоціантовъ, сол-
датъ, .моряковъ, духовныхъ пастырей
или юристовъ.
Человѣку не суждено и не дано
столько нравственной силы, чтобы со-
средоточивать все свое вниманіе и всю
волю, въ одно и тоже время, на заня-
тіяхъ, требующихъ напряженія совер-
шенно различныхъ свойствъ духа.
Погнавшись за двумя зайцами, ни
одного не поймаешь.
На чемъ основано приложеніе ре-
альнаго воспитанія къ самому дѣтско-
му возрасту? . t
Одно изъ двухъ: или въ реальной
школѣ, назначенной для различныхъ
возрастовъ (съ самаго перваго дѣтства
до юности), воспитаніе для первыхъ
возрастовъ ничѣмъ не отличается отъ
обыкновеннаго, общепринятаго.
Или же воспитаніе этой школы съ
самаго cfro начала и до конца естъ со-
вершенно отличное, направленное ис-
ключительно къ достиженію одной из-
вѣстной практической цѣли.
Въ первомъ случаѣ, нѣтъ никакой
надобности родителямъ отдавать дѣтей
до юношескаго возраста въ реальныя
школы, даже и тогда, если бы они, во
что бы то ни стало, самоуправно и са-
мовольно назначили своего ребенка
еще съ пеленокъ для той или другой
касты общества.
Во второмъ случаѣ, можно смѣло
утверждать, что реальная школа, имѣя
преимущественною цѣлью практическое
образованіе, не можетъ въ то же са-
мое время сосредоточить свою дѣя-
тельность на приготовленіи нравствен-
ной стороны ребенка къ той борьбѣ,
которая предстоитъ ему впоследствіи
при вступленіи въ свѣтъ.
Да и приготовленіе это должно на-
чаться въ томъ именно возрастѣ, ког-
да въ реальныхъ школахъ все вни-
маніе воспитателей обращается пре-
имущественно на достиженіе главной,
ближайшей цѣли, заботясь, чтобы не
пропустить времени и не опоздать съ
практическимъ образованіемъ. Курсы
я сроки ученія опредѣлены. Буду-
щая карьера рѣзко обозначена. Самъ
воспитанникъ, подстрекаемый примѣ-
ромъ сверстниковъ, только въ томъ
и полагаетъ всю свою работу, какъ бы
скорѣе выступить на практическое по-
прище, гдѣ воображеніе ему предста-
вляетъ служебныя награды, корысть и
другіе идеалы окружающаго его обще-
ства.
Отвѣчайте мнѣ, положивъ руку на
сердце, можно ли надѣяться, чтобы
юноша въ одинъ и тотъ же періодъ вре-
мени изготовлялся выступить на по-
прище, не самимъ имъ избранное,
прельщался внѣшними и матеріальны-
ми выгодами этого, заранѣе для него
опредѣленнаго, поприща и, вмѣстѣ съ
тѣмъ, серьезно и ревностно приготов-
лялся къ внутренней борьбѣ съ са-
мимъ собою и съ увлекательнымъ на-
правленіемъ свѣта?
Не спѣшите съ вашею прикладною
реальностью. Дайте созрѣть и окрѣп-
нуть внутреннему человѣку; наруж-
ный успѣетъ еще дѣйствовать; онъ, вы-
ходя позже, но управляемый внутрен-
нимъ, будетъ, можетъ быть, не такъ ло-
вокъ, не такъ сговорчивъ и уклончивъ,
какъ воспитанники реальныхъ школъ;
но за то на него можно будетъ вѣрнѣе
положиться; онъ не за свое не возь-
мется.
Дайте выработаться и развиться
внутреннему человѣку! Дайте ему вре-
мя и средства подчинить себѣ наруж-
наго, и у васъ будутъ и. негоціанты,
и солдаты, и моряки, и юристы; а глав-
ное, у васъ будутъ люди и граждане.
Значитъ ли это, что я предлагаю
вамъ закрыть и уничтожить всѣ ре-
альныя и спеціальныя школы?
Нѣтъ, я возстаю только противъ
двухъ вопіющихъ крайностей.
Для чего родители такъ самоуправ-
но распоряжаются участью своихъ дѣ-
тей, назначая ихъ, едва выползшихъ
изъ колыбели, туда, гдѣ по разнымъ со-
ображеніямъ и расчетамъ предстоитъ
имъ болѣе выгодная карьера?
Для чего реально-спеціальныя шко-
лы принимаются за воспитаніе тѣхъ
возрастовъ, для которыхъ общее че-
ловѣческое образованіе несравненно су-
щественнѣе всѣхъ практическихъ при-
ложеній?
Кто далъ право отцамъ, матерямъ и
воспитателямъ властвовать самоуправ-

но надъ благими дарами Творца, кото-
рыми Онъ снабдилъ дѣтей?
Кто научилъ, кто открылъ, что дѣти
получили врожденный способности и
врожденное призваніе играть именно ту
роль въ обществѣ, которую родители
сами имъ назначаютъ? — Уже давно
оставленъ варварскій обычай выдавать
дочерей замужъ поневолѣ, а невольный
и преждевременный бракъ сыновей съ
ихъ будущимъ поприщемъ допущенъ
и привилегированъ; заказное ихъ вѣн-
чаніе съ наукой празднуется и прослав-
лавляется, какъ вѣнчаніе дожа съ мо-
ремъ!
И развѣ нѣтъ другого средства, дру-
гого пути, другого механизма для ре-
ально-спеціальнаго воспитанія?. Развѣ
нѣтъ другой возможности получить спе-
ціально-практическое образованіе, въ
той пли другой отрасли человѣческихъ
знаній, какъ распространяя его на
счетъ общаго человѣческаго обра-
зованія?
Вникните и разсудите, отцы и вос-
питатели !
Еще со временъ языческой древно-
сти существуютъ два рода образованія:
Общечеловѣческое и спеціальное пли
реальное.
Въ Аѳинахъ и Родосѣ философы имѣ-
ли право содержать школы для обще-
человѣческаго образованія. Не вдалекѣ
отъ Аѳинъ, между свѣтлыми источника-
ми, окруженными садами, размѣщены
были самыя главнѣйшія изъ нихъ.
Въ серединѣ стояла школа эпику-
рейцевъ, къ сѣверу отъ нея жили по-
слѣдователи Платона, a къ югу уче-
ники Аристотеля. Мирты и оливы раз-
дѣляли одно ученіе отъ другого, и слу-
жили границами различныхъ взгля-
довъ на жизнь и свѣтъ (Pauw). Учите-
ли и ученики жили обществами, вмѣстѣ ;
кромѣ учениковъ и постороннимъ ли-
цамъ входъ былъ открытъ. Со всѣхъ
сторонъ и изъ отдаленныхъ земель сте-
кались любознатели слушать мудрости
знаменитыхъ наставниковъ. Философія
и краснорѣчіе были самыми главными
предметами занятій. Не всѣ реальныя
науки въ то время были рѣзко отдѣ-
лены отъ философіи: онѣ обыкновен-
но преподавались вмѣстѣ съ него, такъ
что главнымъ основаніемъ всѣхъ на-
укъ считалась философія. Богъ, свѣтъ
и человѣкъ были главнѣйшими пред-
метами отвлеченныхъ созерцаній.—|
Краснорѣчіе было въ то время искус-
ствомъ, тѣсно соединеннымъ съ граж-
данскимъ бытомъ и исторіею народа.
Поэтому и философія, и краснорѣчіе
считались самыми существенными и
самыми необходимыми предметами для
общечеловѣческаго образованія.
Сверхъ этого, и въ Греціи, и въ Ри-
мѣ, и въ Египтѣ существовали еще и
спеціальныя школы. Палестры и гим-
назіи Греціи, находившіяся подъ над-
зоромъ магистрата (тогда какъ школы
философовъ были частныя учрежденія,
въ управленіе и ученіе которыхъ гре-
ческое правительство не вмѣшива-
лось), занимались преимущественно
приготовленіемъ учениковъ къ Олим-
пійскимъ и другимъ публичнымъ иг-
рамъ; въ Римѣ существовало училище
правовѣдѣнія ; въ Александріи — учи-
лище математическихъ и физическихъ
наукъ и т. п.
Въ средніе вѣка христіанская рели-
гія сдѣлалась первая покровительни-
цею и разсадникомъ потухшаго про-
свѣщенія.
Начало университетовъ и спеціаль-
ныхъ училищъ образовалось постепен-
но изъ монастырскихъ, орденскихъ
школъ. Спеціальныя школы Парижа и
Оксфорда, назначенныя сначала для
обученія философіи и богословія, и
находившіяся подъ покровительствомъ
и надзоромъ духовенства, постепенно
получили особыя права и привилегіи,
и возвысились на степень первыхъ, въ
то время, университетовъ. Пишутъ, что
въ тринадцатомъ столѣтіи въ Париж-
скомъ Университетъ было до 10.000, а
въ Оксфордскомъ даже до 30.000 сту-
дентовъ. Съ этимъ мощнымъ разви-
тіемъ общечеловѣческаго или универ-
ситетскаго образованія въ Европѣ ив
могли болѣе состязаться спеціальныя
монастырскія школы, и начали съ
тѣхъ поръ все болѣе и болѣе прихо-
дить въ упадокъ.
Въ новѣйшія времена, наконецъ,
вмѣстѣ съ усовершенствованіемъ раз-
личныхъ отраслей человѣческаго зна-
нія и гражданскаго быта, университе-
ты и спеціальныя училища достигли

постепенно той степени развитія, па
которой мы ихъ теперь находимъ. Раз-
личіе въ назначеніи и цѣли тѣхъ и
другихъ .ясно обозначились. Прави-
тельства всѣхъ образованныхъ націй,
понявъ это болѣе или менѣе ясно,
упрочили новыми правами существо-
ваніе этихъ разсадниковъ народнаго
просвѣщенія.
Бъ различныхъ странахъ, по мѣрѣ
(временныхъ, иногда случайныхъ, на-
добностей, возникало. и усвоивалось
болѣе то университетское, или обще-
человѣческое, то прикладное, или спе-
ціальное направленіе воспитанія.
дНо ни одно образованное правитель-
ство, какъ бы оно ни нуждалось въ
спеціалистахъ, не могло не убѣдиться
въ необходимости общечеловѣческаго
образованія. Правда, въ нѣкоторыхъ
странахъ университетскіе факультеты
почти превратились въ спеціальныя
училища; но нигдѣ еще ne исчезло со-
вершенно ихъ существенное и перво-
бытное стремленіе къ главной цѣли:
общечеловѣческому образованію.
Имѣя въ виду этотъ прямой, широко
открытый путь къ «образованію лю-
дей», для чего бы, казалось, имъ не
пользоваться?
Для чего бы не приспособить его
еще лучше къ вопіющимъ потребно-
стямъ настоящаго?
Для чего не расширить и не открыть
«го еще болѣе для насъ, столь нуждаю-
щихся въ истинно-человѣческомъ вос-
питаніи?
Но, общечеловѣческое воспитаніе не
состоитъ еще въ одномъ университетъ ;
къ нему принадлежатъ и приготови-
тельно-университетскія школы, направ-
ленныя къ одной и той же благой и
общей цѣли, учрежденныя въ томъ же
духѣ и съ тѣмъ же направленіемъ.
Всѣ готовящіеся быть полезными
гражданами, должны сначала научить-
ся быть людьми.
Поэтому всѣ, до извѣстнаго періода
жизни, въ которомъ ясно обозначаются
ихъ склонности и ихъ таланты, должны
пользоваться плодами одного и того же
нравственно-научнаго просвѣщенія. Не
даромъ извѣстныя свѣдѣнія изстари
называются: «humaniora», то-есть, не-
обходимыя для каждаго человѣка. Эти
свѣдѣнія, съ уничтоженіемъ язычества,
съ усовершенствованіемъ наукъ, съ
развитіемъ гражданскаго быта различ-
ныхъ націй, измѣненныя въ ихъ видѣ,
остаются навсегда, однако же, тѣми же
свѣтильниками на жизненномъ пути и
древняго, и новаго человѣка.
И такъ, направленіе и путъ, кото-
рымъ должно совершаться общечело-
вѣческое образованіе для всѣхъ и каж-
даго, кто хочетъ заслужить эта имя,
ясно обозначено.
Оно есть самое естественное и самое
непринужденное.
Оно есть самое удобное и для пра-
вительствъ, и для подданныхъ.
Для правительствъ, потому что всѣ
воспитанники до извѣстнаго возраста
будутъ образоваться, руководимые со-
вершенно однимъ и тѣмъ же направле-
ніемъ, въ одномъ духѣ, съ одною и тою
же цѣлію; слѣдовательно, нравственно-
научное воспитаніе всѣхъ будущихъ
гражданъ будетъ находиться въ од-
нѣхъ рукахъ. Всѣ виды, всѣ благія на-
мѣренія правительствъ къ улучшенію
просвѣщенія будутъ исполняться по-
слѣдовательно, съ одинакою энергіею и
одновѣдомственными лицами.
Для подданныхъ, потому что всѣ вос-
питанники до вступленія ихъ въ число
гражданъ будутъ дружно пользоваться
одинакими правами и одинаковыми вы-
годами воспитанія.
Это тождество духа и правъ воспи-
танія должно считать выгоднымъ не по-
тому, что будто бы вредно для обще-
ства раздѣленіе его на извѣстныя кор-
пораціи, происходящія отъ разнообраз-
наго воспитанія. Нѣтъ, напротивъ, я
вижу въ поощреніи корпорацій срод-
ство: поднять нравственный бытъ раз-
личныхъ классовъ и сословій, вселить
въ нихъ уваженіе къ ихъ занятіямъ и
къ кругу дѣйствій, опредѣленному для
нихъ судьбою. Но, чтобы извлечь поль-
зу для общества изъ господствующаго
духа корпорацій, нужно способство-
вать къ его развитію не прежде пол-
наго развитія всѣхъ умственныхъ спо-
собностей въ молодомъ человѣкѣ. Ина-
че, должно опасаться, что это же самое
средство будетъ и ложно понято, и не-
кстати приложено.
Есть, однакоже, немаловажныя при-

чины, оправдывающій существованіе
спеціальныхъ школъ во всѣхъ странахъ
и у всѣхъ народовъ.
Сюда относится почти жизненная
потребность, для нѣкоторыхъ націй, въ
спеціальномъ образованіи гражданъ
по различнымъ отраслямъ свѣдѣній и
искусствъ, самыхъ необходимыхъ для
благосостоянія и даже для существо-
ванія страны, и именно когда ей пред-
стоитъ постоянная необходимость поль-
зоваться, какъ можно скорѣе и какъ
можно обширнѣе, плодами образованія
молодыхъ спеціалистовъ.
Но, во-первыхъ, нѣтъ ни одной по-
требности для какой бы то ни было
страны, болѣе существенной и болѣе
необходимой, какъ потребность «въ
истинныхъ людяхъ». Количество не
устоитъ передъ качествомъ. А если и
превозможетъ, то все-таки, ч рано или
поздно, подчинится не произвольно, со
всею его громадностію, духовной вла-
сти качества.
Это историческая аксіома.
Во-вторыхъ, общечеловѣческое или
университетское образованіе нисколь-
ко не исключаетъ существованія та-
кихъ спеціальныхъ школъ, которыя за-
нимались бы практическимъ или при-
кладнымъ образованіемъ молодыхъ лю-
дей, уже приготовленныхъ общечеловѣ-
ческимъ воспитаніемъ.
A спеціальныя школы и цѣлое об-
щество несравненно болѣе выиграютъ,
имѣя въ своемъ распоряженіи нрав-
ственно и научно, въ одномъ духѣ и
въ одномъ направленіи, приготовлен-
ныхъ учениковъ.
Учителямъ этихъ школъ придется
сѣять уже на воздѣланномъ и разра-
ботанномъ полѣ. Ученикамъ придется
легче усваивать принимаемое. Нако-
нецъ, развитіе духа корпорацій, поня-
тіе о чести и достоинствѣ тѣхъ сосло-
вій, къ вступленію въ которыя приго-
товляютъ эти школы, будетъ и свое-
временно, и сознательно для молодыхъ
людей, достаточно приготовленныхъ
общечеловѣческимъ воспитаніемъ.
Да и какіе предметы составляютъ
самую существенную цѣль образованія
въ спеціальныхъ школахъ?
Развѣ не такіе, которые требуютъ
для ихъ изученія уже полнаго разви-
тія душевныхъ способностей, тѣлес-
ныхъ силъ, талантовъ и особаго при-
званія?
Къ чему же, скажите, спѣшить такъ
и торопиться съ спеціальнымъ образо-
ваніемъ? Къ чему начинать его такъ
преждевременно?
Къ чему промѣниватъ такъ скоро
выгоды общечеловѣческаго образова-
нія на прикладной, односторонній спе-
ціализмъ?
Я хорошо знаю, что исполинскіе
успѣхи наукъ и художествъ нашего
столѣтія сдѣлали спеціализмъ необхо-
димою потребностію общества; но, въ
то же время, никогда не нуждались
истинные спеціалисты такъ сильно въ
предварительномъ общечеловѣческомъ
образованіи, какъ именно въ нашъ
вѣкъ.
Односторонній спеціалистъ есть или
грубый эмпирикъ, или уличный шар-
латанъ.
Отыскавъ самое удобное и естествен-
ное направленіе, которымъ должно ве-
сти нашихъ дѣтей, готовящихся при-
нять на себя высокое званіе человѣка,
остается еще, главное, рѣшить одинъ
изъ существеннѣйшихъ вопросовъ жиз-
ни: «какимъ способомъ, какимъ пу-
темъ приготовить ихъ къ неизбеж-
ной, имъ предстоящей борьбѣ*.
Каковъ долженъ быть юный атлетъ,
приготовляющейся къ этой роковой
борьбѣ?
Первое условіе: онъ долженъ имѣть
отъ природы хотя какое-нибудь при-
тязаніе на умъ и чувство.
Пользуйтесь этими благими дарами
Творца; но не дѣлайте одаренныхъ
безсмысленными поклонниками мертвой
буквы, дерзновенными противниками
необходимаго на землѣ авторитета, суе-
мудрыми приверженцами грубаго ма-
теріализма, восторженными расточите-
лями чувства и воли и холодными адеп-
тами разума.—Вотъ второе условіе.
Вы скажете, что это общія, ритори-
ческія фразы.
Но я не виноватъ, что безъ нихъ не
могу выразить того идеала, котораго
достигнуть я такъ горячо, такъ искрен-
но желаю и моимъ, и вашимъ дѣтямъ.»
Не требуйте отъ меня большаго;

больше этого у меня нѣтъ ничего на
свѣтѣ.
Пусть ваши педагоги, съ глубокимъ
знаніемъ дѣла, лучше меня одаренные,
съ горячей любовью къ правдѣ и ближ-
нему, постараются изъ моихъ и ва-
шихъ дѣтей сдѣлать то, чего я такъ
искренно желаю, и я обѣщаюсь никого
не безпокоитъ риторическими фразами,
а молчать, и молча за нихъ молиться.
Повѣрьте мнѣ. Я испыталъ эту внут-
реннюю, роковую борьбу, къ которой
мнѣ хочется приготовить, исподволь
и заранѣе, нашихъ дѣтей; мнѣ дѣлает-
ся страшно за нихъ, когда я подумаю,
что имъ предстоятъ тѣ же опасности и,
не знаю,—тотъ ли же успѣхъ.—Моли-
тесь и не осуждайте.
. Вы не хотите слышать общихъ и
отвлеченныхъ положеній; вы хотите
имѣть подробное изложеніе всего ме-
ханизма, которымъ бы можно было до-
стигнуть желаемой цѣли.
Подождите немного I Я прежде вамъ
представлю въ лицахъ, какъ приготов-
лялись и приготовляемся мы теперь къ
этой борьбѣ, какъ мы ее ведемъ на по-
прищѣ жизни, и тогда, можетъ быть,
вы поймете, безъ риторическихъ фразъ,
безъ дальнѣйшихъ объясненій, и мой
механизмъ.—Во всякомъ случаѣ, онъ
не будетъ хуже общепринятаго. /
Начнемъ ab ovo. Сначала пусть каж-
дый или каждая изъ васъ предста-
витъ себѣ, что онъ или она принадле-
житъ къ числу тѣхъ членовъ нашего
общества, которые имѣютъ притязаніе
на умъ и чувство. Представьте, что вы,
но милости другихъ особъ, которыхъ
вы иногда и въ лицо не знаете, роди-
лись, какъ водится, на свѣтъ.
Васъ крестили. Вы, въ свою очереди
выросли.
Понемногу, Богу одному извѣстно
для чего, въ • васъ родилось желаніе
осмотрѣться.
До сихъ поръ вы составляли съ дру-
гими вамъ подобными, на всемъ про-
странствѣ земли, одинъ общій классъ
счастливыхъ существъ, который Са-
мимъ Искупителемъ былъ поставленъ
въ образецъ человѣчеству.
Теперь же, подросши и немного
осмотрѣвшись, вы видите себя въ од-
номъ изъ слѣдующихъ различныхъ ви-
довъ.
Осмотрѣвшись, вы видите себя въ
мундирѣ съ краснымъ воротникомъ,
всѣ пуговицы застегнуты, все, какъ
слѣдуетъ, въ порядкѣ. Вы и прежде
слыхали, что вы мальчикъ. Теперь вы
это видите на дѣлѣ.
Вы спрашиваете: кто вы такой?
Вы узнаете, что вы ученикъ Гимна-
зіи и со временемъ можете сдѣлаться
ученымъ человѣкомъ, — ревностнымъ
распространителемъ просвѣщенія: сту-
дентомъ Университета, кандидатомъ,
магистромъ и даже директоромъ учи-
лища, въ которомъ вы учитесь. Вамъ
весело.
Вотъ первый видъ.
Осмотрѣвшись, вы видите себя въ
мундирѣ съ зеленымъ воротникомъ и
съ золотою петлицею.
Вы спрашиваете: что это значитъ?
Вамъ отвѣчаютъ, что вы ученикъ
Правовѣдѣнія, будете навѣрное блю-
стителемъ закона и правды, дѣловымъ
чиновникомъ, директоромъ высшихъ
судебныхъ мѣстъ. Вамъ весело и
лестно.
Вотъ второй видъ.
Осмотрѣвшись, вашъ взоръ останав-
ливается на красномъ или бѣломъ кан-
тикѣ мундира и воротника. Вы тоже
спрашиваете.
Вамъ отвѣчаютъ громко, что вы на-
значаетесь для защиты родной зем-
ли,—вы кадетъ, будущій офицеръ, и
можете сдѣлаться генералом, адмира-
ломъ, героемъ. Вы въ восхищеніи.
Вы осмотрѣлись и видите, что вы въ
юпкѣ. Прическа головы, передникъ,
талья и все—въ порядкѣ. Вы й преж-
де слыхали, что вы дѣвочка; теперь
-*і это видите на дѣлѣ.
Вы очень довольны, что вы не маль-
чикъ, и дѣлаете книксенъ.
Вотъ четвертый, но также еще не
послѣдній видъ.
Узнавъ все это, вы спрашиваете:
что же вамъ дѣлать?
Вамъ отвѣчаютъ: учитесь, слушай-
тесь и слушайте, ходите въ классы, ве-
дите себя благопристойно и отвѣчайте
хорошо на экзаменахъ; безъ этого ірг
ни къ чему не будете годиться.
Вы учитесь, посѣщаете классы, ве-

дете себя прилично и отвѣчаете на
экзаменахъ хорошо.
Проходятъ годы. Выросши до нельзя
изъ себя, вы начинате уже рости въ
себя.
Вы замѣчаете, наконецъ, что вы,
дѣйствительно, уже студентъ, окончив-
шій курсъ Университета, правовѣдъ,
бюрократъ, офицеръ, дѣвушка-невѣста.
На этотъ разъ вы уже не спрашива-
ете: кто вы такой? и что вамъ дѣлать?
Вы это сами уже понимаете и сами
должны знать, что теперь дѣлать.
Васъ водили въ храмъ Божій. Вамъ
объясняли Откровеніе. Привилегиро-
ванные инспекторы, субъ-инспекторы,
экзаменованные гувернеры, гувернант-
ки, а иногда даже и сами родители,
смотрѣли за вашимъ поведеніемъ. Нау-
ки излагались вамъ въ такомъ духѣ и
въ такомъ объемѣ, которые необходи-
мы для образованія просвѣщенныхъ
гражданъ. Безнравственныя книги,
остановленныя цензурою, никогда не
доходили до васъ. Отцы, опекуны, вы-
сокіе покровители и благодѣтельное
правительство открыли для васъ ваше
поприще.
Послѣ такой обработки, кажется,
вамъ ничего болѣе не остается дѣлать,
какъ только то, что пекущимся объ
васъ хотѣлось, чтобы вы дѣлали.
Это значитъ, чтобы вы, какъ струна,
издавали извѣстный звукъ. А звучать
для общей гармоніи, согласитесь, есть
высокое призваніе.
Чего, казалось бы, еще не доставало
для вашего счастія и для блага цѣ-
лаго общества?
Выходитъ другое.
Вы достигли теперь того періода
жизни, въ которомъ и умъ, и чувство
начинаютъ уже тревожить васъ. Пер-
вый, задавая вамъ такіе вопросы,
которыхъ вы не въ состояніи рѣшить;
второе, поджигая противъ васъ без-
престанно инстинкты и чувственность.
Вы начинаете теперь понемногу вни-
кать и анализировать, чему васъ учи-
ли, и что дѣлается вокругъ васъ.
.Вы вспоминаете, васъ учили, что
когда-то существовалъ другой міръ, въ
которомъ люди и мыслили, и посту-
пали не такъ, какъ должно. QHH ЖИЛИ
здѣсь, чтобы жить. Пили, ѣли, ходили
въ бани, нѣжились, дрались, кутили
напропалую.
Васъ учили, что между ними были
и герои, и именитые граждане, и об-
разцы добродѣтели, и покровители
наукъ и искусствъ; но большая часть
вообще все-таки ходили въ потемкахъ,
не зная ничего лучшаго, кромѣ здѣш-
ней жизни. Ихъ Аидъ и Елисейскія
поля были гдѣ-то тоже на землѣ или
подъ землею, да и то не для души, а
для тѣней.
Васъ учили, что воплощенное Слово
положило конецъ безтолковому разгулу
ума и чувства.
Міръ получилъ'Откровеніе.
Васъ учили, что Откровеніе, поднявъ
таинственную завѣсу, показало отда-
ленный горизонтъ настоящей жизни и
сказало: «стремись туда».
Вы узнали въ школѣ, и должны бы-
ли узнать, какая бездна отдаляетъ
васъ отъ развалинъ того разрушеннаго
міра, который только въ самомъ себѣ
искалъ препоны страстей, не имѣя бу-
дущаго за своими предѣлами.
Благоговѣющіе къ благодатному уче-
нію Откровенія, вы озираетесь вокругъ
себя, и что же?
Вы видите, что окружающіе васъ
разыгрываютъ тѣ же грязныя вакха-
наліи паганизма, которыя Оно объяви-
ло роковою препоною къ достиженію
истиннаго счастія.
Выступивъ на поприще жизни, вы
видите, что всѣ бѣгутъ съ него въ Ка-
лифорнію.
Видя это ясно, вамъ невольно при-
ходитъ на мысль, что вы мистифи-
рованы. Натурально, вы не хотим
оставаться мистифированными.
Вы начинаете еще глубже вникать
въ окружающее васъ, анализировать и,
наконецъ, вы ясно замѣчаете предъ
собою V одну огромную толпу, безсозна-
тельно влекомую невидимою силою, и
нѣсколько другихъ меньшихъ, но дѣй-
ствующихъ не безъ сознанія.
Вы начинаете знакомиться съ взгля-
дами и поступками этихъ дѣйствую-
щихъ группъ.
Сначала это васъ интересуетъ. Hi
скоро вы убѣждаетесь, что вамъ пред-
стоитъ безутѣшная альтернатива:

Или заглушить въ себѣ голосъ За-
вѣтнаго Ученія.
Или пристать къ одной изъ этихъ
группъ.
Но вы* не атлетъ ни святотатства, ни
самоотверженія. Вы начинаете коле-
баться, сѣтовать, роптать. А время ле-
титъ; нужно дѣйствовать.
Вы бросаетесь въ первую, вамъ по-
павшуюся толпу, и дѣлаетесь ея рев-
ностнымъ послѣдователемъ.
Не удовлетворенные, переходите къ
другой, и къ третьей.
Наконецъ, для васъ наступаетъ са-
мый критическій періодъ жизни.
Вамъ нужно вывести себя положи-
тельно на чистую воду; узнать рѣши-
тельно: кто вы такой?
Пристать ли вамъ окончательно къ
одной толпѣ, вступить ли въ борьбу со
всѣми?
Вы рѣшаетесь на первое. Прощайте.
Я съ вами болѣе не имѣю дѣла.
Вы рѣшаетесь на второе. Но готовы
ли вы? Гдѣ ваши средства и силы?
Немного разсудивъ объ этомъ, вы
ясно убѣждаетесь, что для этой борьбы
вамъ нужно сначала перевоспитать
себя. Рѣшившись на это, вы бросаете
еще взглядъ на вашу прошлую жизнь
и мало-по-малу узнаете, что у васъ или
внутренній человѣкъ, развившись слиш-
комъ рано и скоро, пересилилъ черезъ-
чуръ наружнаго, ни на минуту не хо-
тѣлъ отдохнуть въ немъ, безпрестанно
рвался вонъ, деспотствовалъ; или на-
ружный, распущенный, игралъ по про-
изволу, кутилъ, и внутреннему не под-
чинялся.
Воспитатели были или слишкомъ
близоруки, или слишкомъ заняты, и не
замѣтили, что въ васъ происходило.
Такъ прошла юность.
Вашъ внутренній или наружный че-
ловѣкъ, убѣдившись, наконецъ, опы-
томъ, что дѣйствуетъ противъ себя же
самаго, уставъ, мало-по-малу остепе-
нился.
Пріучившись немного вникать въ
себя, вы видите, что вамъ осталось
одно изъ двухъ:
Или сказать вѣчное прости отвле-
ченія), не пытаться далѣе вникать въ
себя, закабалить себя въ желѣзный
панцырь формы, одѣть жизнь въ мун-
дирный фракъ, въ накрахмаленную
юпку, и въ книгѣ вашего бытія раз-
бирать не смыслъ, а мертвую букву.
Или же, съ утра и до ночи, роясь
въ тайникахъ души, подстерегая всѣ
мгновенія ея нравственной свободы,
заставить ее рѣшить вопросы жизни,
вступивъ въ борьбу съ собою и съ
окружающимъ.
И вотъ, проведя полжизни, испытавъ
на себѣ вліяніе различныхъ взглядовъ,
предпринявъ, во что бы то ни стало,
перевоспитать себя, разобравъ про-
шедшее, вы остановились на распутьи
вашего поприща. Лѣпь и страхъ одо-
лѣваютъ васъ. Наслажденіе подъ сѣнію
мірского счастія и спокойной формы
манитъ васъ па перепутье. Тысячи и
тысячи внѣшнихъ обстоятельствъ такъ
заманчиво располагаются около ва<ъ,
что всѣ ваши предположенія рѣшить
вопросы жизни, которые, было, такъ
стройно вытянулись предъ вами, по-
слѣдовательною нитью, начинаютъ ко-
лебаться и сбиваться.
Вы думали, было, что вы уже убѣж-
дены.
Вы убѣждаетесь, что убѣжденія
даются не каждому. Это даръ Не-
ба, требующій усиленной разработки.
Прежде, чѣмъ вамъ захотѣлось имѣть
убѣжденія, нужно было бы узнать: мо-
жете, ли вы еще ихъ имѣть.
Только тотъ можетъ имѣть ихъ, кто
пріученъ съ раннихъ лѣтъ проница-
тельно смотрѣть въ себя, кто прі-
ученъ съ первыхъ лѣтъ жизни любить
искренно правду, стоять за нее горою,
и быть непринужденно откровеннымъ,
какъ съ наставниками, такъ и съ
сверстниками. Безъ этихъ свойствъ вы
никогда не достигнете никакихъ убѣж-
деній.
А эти свойства достигаются: Вѣрою,
вдохновеніемъ, нравственною свободою
мысли, способностію отвлеченія, упраж-
неніемъ въ самопознаніе
Вы дошли теперь до самыхъ пер-
выхъ, самыхъ главныхъ основъ истин-
но человѣческаго воспитанія, безъ ко-
торыхъ, конечно, можно образовать
искусныхъ артистовъ по всѣмъ от-
раслямъ нашихъ знаній, но никогда
настоящихъ людей.
И такъ, вы видите, что вамъ при-

ходится съ неимовѣрнымъ трудомъ прі-
обрѣтать то, что съ перваго вступленія
вашего на поприще жизни должно бы
быть вашею неотъемлемою собствен-
ностію.
Не лучше ли воротиться назадъ, по-
пробовать опять пристать къ той или
другой толпѣ и быть счастливымъ по
своему?
Прожить полжизни и не знать себя,
это плохо.
Все лучше, однако-же, чѣмъ уме-
реть, не знавъ себя.
Вы принимаетесь опять за дѣло. Вы
начинаете развивать въ себѣ способ-
ность къ убѣжденіямъ, и скоро убѣж-
даетесь, что вы тронули этимъ лишь
одну струну самопознанія; а чтобы
вступить въ борьбу, вамъ нужно вла-
дѣть имъ какъ нельзя лучше.
И вотъ вы становитесь теперь на-
блюдателемъ у неизмѣримаго кратера
души и не умѣете еще подстеречь
быстролетныхъ мгновеній, когда зати-
хаетъ изверженіе вѣчно клокочущей
лавы, боясь даже украдкою взглянуть
въ эту страшную глубину.
Вы пытаетесь начать борьбу и убѣж-
даетесь, что вы не умѣете ее вести
безъ вражды; не умѣете любить без-
пристрастно то, съ чѣмъ боретесь; не
умѣете достаточно оцѣнить того, что
хотите побѣдить.
Но чтобы любить, съ чѣмъ вы боре-
тесь, и устоять въ такой борьбѣ—вамъ
нужно еще одно свойство.
Вамъ нужна способность жертво-
вать собою.
Не образовавъ ее въ себѣ, влекомые
однимъ неяснымъ, безсознательнымъ
ощущеніемъ Высокаго, вы превращае-
тесь въ искателя сильныхъ ощущеній.
Кто съ изумленіемъ не видитъ, какъ
распространена, въ нашемъ вѣкѣ реа-
лизма, эта болѣзнь временъ рыцарства.
Убѣдитесь же изъ этого, что никакое
матеріальное или практическое на-
правленіе въ свѣтѣ не въ состояній
уничтожить вдохновеніе въ человѣкѣ.
Исканіе сильныхъ ощущеній есть
одно изъ его ненормальныхъ проявле-
ній.
Грусть или какъ будто тоска по
родинѣ, овладѣваетъ вами. Вы чувству-
ете пустоту, вамъ не достаетъ чего-то.
Вамъ нужны вдохновеніе и сочув-
ствіе.
Свѣтло и торжественно вдохновеніе;
оно, какъ праздничная одежда, обле-
каетъ духъ, устремляя его на небо.
Томно и тихо сочувствіе; оно, какъ
заунывная пѣснь, напоминаетъ отда-
ленную родину.
Какая борьба можетъ совершиться
безъ вдохновенія и безъ сочувствія?
Какая борьба покажется вамъ нестер-
пимою, когда вдохновеніе осѣнитъ, ко-
гда сочувствіе согрѣетъ васъ.
Если послѣдователи торговаго на-
правленія, въ нашемъ реальномъ об-
ществѣ, намъ съ улыбкою намекаютъ,
что теперь не нужно вдохновенія, то
они не знаютъ, какая горькая участь
ожидаетъ ихъ въ будущемъ, пресы-
щенныхъ и утратившихъ Небесный
даръ, единственную нашу связь съ
Верховнымъ Существомъ.
Всѣ, — и тѣ, которые въ немъ не
нуждаются, ищутъ вдохновенія; но
только подобно дервишамъ и шама-
намъ,—по-своему.
Безъ вдохновенія нѣтъ воли; безъ
воли нѣтъ борьбы; a безъ борьбы ни-
чтожество и произволъ.
Безъ вдохновенія умъ слабъ и бли-
зорукъ.
Чрезъ вдохновеніе мы проникаемъ
въ глубину души своей и, однажды
проникнувъ, выносимъ съ собою то
убѣжденіе, что въ насъ существуетъ
Завѣтно-Святое.
Нуждаясь въ сочувствіи, вы неволь-
но думаете: можно ли надѣяться, что-
бы мнѣ сочувствовали, чтобы другіе
взяли на себя трудъ узнать меня, то-
гда, какъ мнѣ самому стоило столько
труда, борьбы и усилій вымолить отъ
собственной моей души позволеніе
взглянуть въ нее, и то украдкою.
Не лучше ли, проживъ болѣе пол-
жизни, прошедъ чрезъ школу самопо-
знанія, узнавъ толпу и толпы, и на-
учившись жертвовать собою, сдѣлать-
ся однимъ холоднымъ и буквальнымъ
исполнителемъ моего призванія, сочув-
ствуя другимъ только по долгу, и не
призывая никакой взаимности?
Вы вспоминаете невольно, какимъ
участіемъ угощало человѣчество луч-
шихъ друзей своихъ, когда, съ под-

нымъ сознаніемъ высокаго, они увле-
кались вдохновеніемъ и сочувствіемъ.
Оно искони было однимъ только иска-
телемъ сильныхъ ощущеній. Когда и
какое добро принимало оно изъ рукъ
своихъ благодѣтелей, не омывъ его
багряною влагою жизни?
Не Онъ, не воплощенное Слово люб-
ви и мира, а совершитель кровавыхъ
дѣлъ, Варрава, былъ подаренъ уча-
стіемъ.
Но потомство—безсмертіе земли! Не
должны ли мы дорожить его сочув-
ствіемъ?
Да, все, что живетъ на землѣ жи-
вотно-духовною жизнью, и въ грубомъ
инстинктѣ, и въ идеалѣ Высокаго про-
являетъ мысль о потомствѣ и, безсо-
знательно и сознательно, стремится
жить въ немъ. О, если-бы, самопозна-
ніе хотя бы только до этой степени
могло быть развито въ толпахъ, бѣгу-
щихъ отвлеченія! Если бы этотъ сла-
бый проблескъ идеи безсмертія оду-
шевилъ ихъ, то и тогда бы уже зем-
ное бытіе человѣчества исполнилось
дѣлами,- предъ которыми потомство
преклонилось бы съ благоговѣніемъ.
Тогда исторія, до сихъ поръ оставлен-
ная человѣчествомъ безъ приложенія,
достигала бы своей цѣли остерегать и
одушевлять его.
Не говорите, что не всякій можетъ
дѣйствовать для потомства. Всякій въ
своемъ кругу. Одна суетность и близо-
рукость ищутъ участія въ настоящемъ.
Вы дошли теперь до убѣжденія, что,
живя здѣсь, на землѣ, вы привязаны
участіемъ къ этой отчизнѣ, — должны
искать его ; но, отыскивая, должны
жить не въ настоящемъ, a въ потом-
ствѣ.
И такъ, когда потребность въ со-
чувствіи однажды родилась у васъ, гдѣ
искать ее, какъ не въ потомствѣ всего
человѣчества и вашей собственной
семьѣ? \
И вотъ, вамъ предстоитъ теперь въ
вашей борьбѣ рѣшить еще одинъ во-
просъ жизни.
Но, прежде этого, вы еще разъ
останавливаетесь и озираетесь опять
невольно назадъ. Вы видите, что уже
давно истерты мундиръ и юпка, въ
которыхъ вы увидѣли себя, когда вамъ
вздумалось въ первый разъ въ жизни
осмотрѣться. Сбылись и не сбылись тѣ
предвѣщанія, которыми вы такъ когда-
то восхищались, смотря и на мундиръ,
и на вашъ корсетъ, и ощущая, что подъ
ними такъ тихо и такъ сладко волно-
валось.
Вы вспоминаете, какъ наряженные
въ мундиръ, затянутые въ корсетъ, вы
въ полной формѣ выступили на попри-
ще свѣта; какъ радовались вы, глядя
на Божій свѣтъ. Горе съ ранней поры
не принуждало слезами нищеты оро-
шать насущный хлѣбъ вашъ; думы
заботъ и треволненья вседневной жиз-
ни не тревожили дѣтскаго сна; вамъ
такъ и рвалось кружиться и ликовать
въ шумныхъ хороводахъ толпы.
Въ этомъ чаду разгулья вамъ и въ
голову не приходило подумать, что вы
еще не воспитаны. Какъ это могло
быть, когда разноцвѣтный воротникъ
мундира* корсетъ и юпка, облекавшіе
стройно вашъ станъ, иностранные язы-
ки, на которыхъ вы читали и ловко
объяснялись, нравственныя и ученыя
книги, по которымъ вы учились, кла-
викорды, на которыхъ вы бѣгло игра-
ли, такъ ясно показывали вамъ. что вы.
воспитаны какъ нельзя лучше?
Прошло нѣсколько счастливыхъ лѣтъ
въ этомъ убѣжденіи; вашъ умъ и чув-
ство, которые, благодаря судьбѣ, еще
не успѣли совсѣмъ оглохнуть и онѣ-
мѣть отъ шума и ликованья, начали
вамъ нашептывать что-то въ родѣ на-
ставленій.
Вы бросили испытующій взглядъ на
кружащіяся толпы, съ которыми вы до
того такъ безсознательно кружились.
Предъ вашими глазами открылась ясно
Вальпургіева ночь земного бытія.
Блуждая между очарованными груп-
пами вамъ не легко было выбраться
на свѣтъ изъ вакханалій чародѣйства.
Пытаясь, падая, вы остановились, что-
бы, собравшись съ силами, спросить
себя: гдѣ вы? куда идете? чего вы хо-
тите?
Теперь-то, наконецъ, началось для
васъ то, съ чего бы нужно было давно
начать вамъ,—нѣтъ, ошибаюсь я, не
вамъ, a тѣмъ, которые пустили васъ
въ бушующій разгулъ,—на своеволь-
ства пиръ. Сѣтуя на прошлое, въ борь-

бѣ съ собою, вы начали перевоспиты-
вать себя. Трудясь и роясь въ душѣ,
вы дошли до убѣжденій, вы научились
жертвовать собою; борьба уже не такъ
тревожитъ васъ. Съ трудомъ вы, нако-
нецъ, дошли и до извѣстной степени
самопознанія. Вотъ и вдохновеніе васъ
осѣнило.
Протекло полжизни. Въ минуты вдо-
хновенія, когда вамъ можно было глу-
боко и проницательно взглянуть па
себя, «вамъ открылся таинственный
источникъ, котораго струп должны
васъ освѣжать на поприщѣ борьбы.
Предчувствіе объ отдаленной вѣчности
вы перенесли и на земное бытіе. Тоска
объ отдаленной родинѣ напомнила вамъ
искать сочувствія.
Вы убѣдились, что, отыскивая зем-
ное участіе, вы хотите проявить мысль
о безсмертіи • въ семьѣ и обществѣ.
Вамъ предстоитъ рѣшить вопросъ:
какъ устроить вашъ семейный бытъ и
какъ найти сочувствіе въ кругу сво-
ихъ?
Но что, если васъ не пойметъ та, въ
которой вы хотите найти сочувствіе
убѣжденіямъ, такъ дорого пріобрѣтен-
нымъ, въ которой вы ищете сотрудницу
въ борьбѣ за идеалъ?
Взглядъ на прошедшее напомнитъ
вамъ, что вы ne должны предоставлять
ни случаю, ни произволу, ни корыстной
чувственности произнести приговоръ ;
его отголосокъ отзовется черезъ столѣ-
тія на потомствѣ, которое, быть мо-
жетъ, будетъ попирать ногами давно
забытый прахъ вашъ.
Что, если спокойная, безпечная въ
кругу семьи, жена будетъ смотрѣть съ
безсмысленного улыбкою идіота на ва-
шу завѣтную борьбу? Или какъ Марфа,
расточая всѣ возможныя заботы домаш-
няго быта, будетъ проникнута одного
лишь мыслію: угодить и улучшить ма-
теріальное, земное ваше бытіе? Что,
если, какъ Ксантипа, она будетъ по-
ставлена судьбою для испытанія крѣ-
пости и постоянства вашей воли? Что,
если, стараясь нарушить ваши убѣжде-
нія, купленныя полжизнію перевоспи-
танія, трудовъ, борьбы, она не осуще-
ствить еще и основной мысли при вос-
питаніи дѣтей?
А знаете ли, что значитъ этотъ же
вопросъ жизни для женщины, которая
была такъ счастлива, что разрѣшила
для себя, въ чемъ состоитъ ея призва-
ніе, которая, оставивъ дюжинное на-
правленіе толпы, -отчетливо и ясно по-
стигаетъ, что въ будущемъ назначена
ей жизни цѣль.
Мужчина, обманутый надеждой на
сочувствіе въ семейномъ быту, какъ бы
ни былъ грустенъ и тяжелъ этотъ об-
манъ, еще можетъ себя утѣшить, что
выраженіе его идеи—дѣла найдутъ
участіе въ потомствѣ. А каково женщи-
нѣ, въ которой потребность любить,
участвовать и жертвовать, развита не-
сравненно болѣе, и которой не достаетъ
еще довольно опыта, чтобъ хладнокров-
нее перенести обманъ надежды; ска-
жите, каково должно быть ей на попри-
щѣ жизни, идя рука въ руку съ тѣмъ,
въ которомъ она такъ жалко обману-
лась, который попралъ ея утѣшитель-
ныя убѣжденія, смѣется надъ ея свя-
тыней, шутитъ ея вдохновеніями и вле-
четъ ее съ пути на грязное распутье?
Гдѣ средства избѣжать всѣхъ этихъ
горькихъ слѣдствій заблужденія*?
Гдѣ средства съ полною надеждою
успокоить вопіющую потребность къ
сочувствію?
Что можетъ служить ручательствомъ
въ успѣхѣ?
Ни возрастъ женщинъ, ни наше вос-
питаніе, какъ видите, ни опытъ жиз-
ни—не вѣрныя поруки.
Молодость влечетъ ихъ къ суетѣ.
Воспитаніе дѣлаетъ куклу. Опытъ жиз-
ни родитъ притворство.
Еще счастлива та молодость, въ ко-
торой суета не совсѣмъ искоренила
воспріимчивость души, въ которой
свѣтъ, съ его мелочными приличіями,
не успѣлъ оцѣпенитъ ее и сдѣлать не-
доступного къ убѣжденіямъ въ Высо-
комъ и Святомъ. Еще счастлива та мо-
лодость, когда толпы молодыхъ и ста-
рыхъ прислужниковъ, послѣдователей
шаткихъ взглядовъ, воспользовавшись
этой воспріимчивостью, не усыпили ее
для высшихъ впечатлѣній, не уничто-
жили возможности понять, образовать
себя.
Пусть женщина, окруженная нич-
тожествомъ толпы, падетъ на колѣни
предъ Провидѣніемъ, когда, положивъ

руку на юное сердце, почувствуетъ,
что оно еще бьется для святого вдох-
новенія, еще готово убѣждаться и жить
для отвлеченной цѣли.
Правда, вступая въ свѣтъ, женщина
менѣе, чѣмъ мужчина, подвергается
грустнымъ слѣдствіямъ разлада основ-
ныхъ началъ воспитанія съ направле-
ніемъ общества. Она рѣже осуждена
бываетъ снискивать себѣ трудами на-
сущный хлѣбъ и жить совершенно не-
зависимо отъ мужчины. Торговое на-
правленіе общества менѣе тяготитъ
надъ нею. Въ кругу семьи ей отданъ
на сохраненіе тотъ возрастъ жизни, ко-
торый не лепечетъ еще о золотѣ.
Но зато воспитаніе, обыкновенно,
превращаетъ ее въ куклу. Воспитаніе,
наряжая, выставляетъ ее на показъ
для зѣвакъ, обставляетъ кулисами и
заставляетъ ее дѣйствовать на пружи-
нахъ такъ, какъ ему хочется. Ржав-
чина съѣдаетъ эти пружины, a чрезъ
щели потертыхъ и изорванныхъ кулисъ
она начинаетъ высматривать то, что
отъ нея такъ бережно скрывали. Муд-
рено ли, что ей тогда приходитъ на
мысль попробовать самой, какъ ходятъ
люди. Эманципація, вотъ эта мысль.
Паденіе—вотъ первый шагъ.
Пусть многое останется ей неиз-
вѣстнымъ. Она должна гордиться тѣмъ,
что многаго fce знаетъ. Не всякій—
врачъ. Не всякій долженъ безъ нужды
смотрѣть на язвы общества. Не вся-
кому обязанность велитъ въ помой-
ныхъ ямахъ рыться, пытать и нюхать
то, что отвратительно смердитъ. Одна-
ко же, раннее развитіе мышленія и
воли для женщины столько же нужны,
какъ и для мужчины. Чтобъ услаждать
сочувствіемъ жизнь человѣка, чтобъ
быть сопутницей въ борьбѣ,—ей также
нужно «знать искусство понимать, ей
нужна самостоятельная воля, чтобы
жертвовать, мышленіе, чтобы избирать
и чтобы имѣть ясную и свѣтлую идею
о цѣли воспитанія дѣтей.
Если женскіе педанты, толкуя объ
эманципаціи, разумѣютъ одно воспи-
таніе женщинъ—онѣ правы. Если же
онѣ разумѣютъ эманципацію общест-
венныхъ правъ женщины, то онѣ сами
не знаютъ, чего хотятъ.
Женщина эманципирована и такъ
34
уже, да еще можетъ быть болѣе, не-
жели мужчина. Хотя ей и нельзя по
нашимъ законамъ сдѣлаться солда-
томъ, чиновникомъ, министромъ, но
развѣ можно мужчинѣ сдѣлаться кор-
милицею и матерью — воспитательни-
цею дѣтей, до 8-лѣтняго ихъ возраста?
Развѣ онъ можетъ сдѣлаться связью
общества, цвѣткомъ и украшеніемъ
его? Только близорукое тщеславіе лю-
дей, строя алтари героямъ, смотритъ
па мать, кормилицу и няньку, какъ на
второстепенный, подвластный классъ.
Только торговый матеріализмъ и невѣ-
жественная чувственность видитъ въ
женщинѣ существо подвластное и ниже
себя.
Все, что есть высокаго, прекраснаго
на свѣтѣ,—искусство, вдохновеніе, на-
ука, не должно слишкомъ сродняться
съ вседневного жизнію; оно утратитъ
свою первобытную чистоту, выродится
и запылится прахомъ.
И такъ, пусть женщины поймутъ
свое высокое назначеніе въ вертоградѣ
человѣческой жизни. Пусть поймутъ,
что онѣ, ухаживая за колыбелью чело-
вѣка, учреждая игры его дѣтства, нау-
чая его уста лепетать и первыя слова,
и первую молитву, дѣлаются главными
зодчими общества. Краеугольный ка-
мень кладется ихъ руками. Христіан-
ство открыло женщинѣ ея назначеніе.
Оно поставило въ образецъ человѣче-
ству существо, только что отнятое отъ
ея груди. И Марфа, и Марія сдѣла-
лись причастницами словъ и бесѣдъ
Искупителя.
Не положеніе женщины въ обще-
ствѣ,—но воспитаніе ея, въ которомъ
заключается воспитаніе всего человѣ-
чества, вотъ что требуетъ перемѣны.|
Пусть мысль воспитать себя для этой
цѣли, жить для неизбѣжной борьбы и
жертвованій проникнетъ все нравствен-
ное существованіе женщины, пустъ
вдохновеніе осѣнитъ ея волю,—и она
узнаетъ, гдѣ она должна искать своей
эманципаціи.
Но если ни возрастъ, ни воспитаніе
женщины не служатъ ручательствомъ
для разрѣшенія вопроса, то еще менѣе
можетъ положиться искатель идеаль-
наго участія на опытъ жизни.
Если мужчину, который не жилъ от-

влеченіемъ, холодитъ и сушитъ этотъ
опытъ, то пресыщенный, охолодѣвшій,
обманутый жизнью, онъ рѣдко скры-
ваетъ то, что онъ утратилъ безвоз-
вратно. А женщина вооружается при-
творствомъ. Ей какъ-то стыдно самой
себя, предъ свѣтомъ высказать эти
горькія слѣдствія опыта. Она ихъ при-
крываетъ остатками разрушенной Свя-
тыни. Инстинктъ притворства и на-
клонность нравиться ей помогаютъ вы-
держать прекрасно роль подъ маскою
на сценѣ жизни. Подложная востор-
женность, утонченное искусство выра-
жать взглядомъ и рѣчью теплоту уча-
стія и даже чистоту души, — всѣмъ
этимъ, всѣмъ снабжаетъ ее суета въ
исканіи побѣды. Ей дѣла нѣтъ тогда,
какъ дорого окупится эта побѣда, ко-
гда, достигнувъ цѣли, сдѣлается опять
тѣмъ, чѣмъ была...
Вы ищете. А жизнь, между тѣмъ,
приближается къ закату. Вопросы жиз-
ни еще далеко не всѣ разрѣшены для
васъ. Вамъ такъ хотѣлось бы снова
начать ее; но что однажды кончилось,
тому уже —
Продолженія впредь—нѣтъ.
Вопросы жизни.
Вторая редакція. 9
Только два рода людей не задаютъ
себѣ вопросовъ при вступленіи въ
жизнь.
Во-первыхъ, тѣ, которые получили
отъ природы жалкую привилегію на
идіотизмъ.
Во-вторыхъ, тѣ, которые, подобно
планетамъ, получивъ однажды толчокъ,
двигаются по силѣ инерціи въ дан-
номъ имъ направленіи.
Оба эти рода не принадлежать къ
исключеніямъ въ обществѣ, но и не
могутъ считаться правилами.
Общество, къ счастію, успѣло такъ
организоваться, что оно, для большей
массы людей, само, безъ ихъ сознанія,
задаетъ и рѣшаетъ эти вопросы, и
даетъ этой массѣ, пользуясь ея силою
инерціи, извѣстное направленіе, кото-
рое оно считаетъ лучшимъ для своего
благосостоянія. Но, живя въ обществѣ
и для общества, мы должны жить еще
индивидуально для самихъ себя.
Нашу индивидуальную жизнь мы
должны согласовать всегда, въ извѣ-
стной степени, съ направленіемъ об-
щества.
Безъ этого, или мы придемъ въ раз-
ладъ съ обществомъ и будемъ терпѣть
и бѣдствовать, или основы общества
начнутъ колебаться и разрушаться.
Итакъ, если мы, кромѣ силы инер-
ціи, заставляющей насъ слѣдовать дан-
ному намъ обществомъ направленію,
чувствуемъ въ себѣ еще довольно со-
знанія, чтобы вникнуть въ нашу инди-
видуальность, мы задаемъ себѣ во-
просы: Въ чемъ состоитъ цѣль нашей
жизни? Какое наше назначеніе? Къ
чему мы призваны? Чего должны ис-
кать мы? Собственно, воспитаніе дол-
жно бы было намъ класть въ ротъ от-
вѣты.
Но это предполагаетъ два условія:
Во-первыхъ, что воспитаніе должно
быть приноровлено къ темпераменту и
различнымъ способностямъ каждаго—
развивать или обуздывать ихъ.
Во-вторыхъ, что нравственныя осно-
вы и направленіе общества, въ кото-
ромъ мы живемъ, должны совершенно
соотвѣтствовать направленію, сообщае-
мому намъ воспитаніемъ.
Первое условіе необходимо потому,
что врожденныя склонности каждаго и
его темпераментъ подсказываютъ, впол-
нѣ и всегда, что онъ долженъ дѣлать
и къ чему стремиться.

Второе условіе необходимо потому,
что безъ него,—какое бы направленіе
ни было намъ дано воспитаніемъ,—
мы, видя, что поступки общества не
соотвѣтствуютъ этому направленію, не-
премѣнно удалимся отъ него и собьем-
ся съ пути. Сбившись, намъ придется
избирать одно изъ трехъ: или потерять
всю нравственную выгоду нашего вос-
питанія, или вступить во вражду съ
обществомъ, или же, наконецъ, отдать-
ся на произволъ.
Къ сожалѣнію, это такъ и есть.
Воспитаніе же начинается и окан-
чивается обыкновенно, для большей
части изъ насъ, въ одни, и тѣ же пе-
ріоды жизни. Итакъ, если воспитаніе,
начавшись для меня слишкомъ поздно,
не будетъ соотвѣтствовать склонности
и темпераменту, развившимся у меня
слишкомъ рано, то какъ бы и что бы
оно мнѣ ни говорило о цѣли жизни и
моемъ назначеніи, мои рано развив-
шіяся склонности и темпераментъ бу-
дутъ мнѣ все-таки нашептывать дру-
гое.
Отъ этого—сбивчивость, разладъ и
произволъ.
Во-вторыхъ, талантливые и прони-
цательные воспитатели такъ же рѣд-
ки, какъ и проницательные врачи, та-
лантливые художники и даровитые за-
конодатели.
Число ихъ не соотвѣтствуетъ массѣ
людей, требующихъ воспитанія.
Это бы еще не бѣда. Добро и зло,
вообще, довольно уравновѣшены въ
насъ. Поэтому нѣтъ никакой причины
думать, чтобы наши врожденный склон-
ности и темпераментъ влекли насъ бо-
лѣе къ худому, чѣмъ къ хорошему. А
законы хорошо устроеннаго общества,
вкореняя въ насъ довѣренность къ про-
зорливости и правосудію правителей,
могли бы устранить и послѣднее вле-
ченіе ко злу.
Но вотъ бѣда: самыя главныя ос-
новы нашего воспитанія находятся въ
совершенномъ разладѣ съ направле-
ніемъ, которому слѣдуетъ теперь об-
щество. Мы — христіане, и, слѣдова-
тельно, главною основою нашего вос-
питанія служитъ Откровеніе.
Всѣ мы, съ нашего дѣтства, ознако-
мились съ мыслью о будущей жизни
и должны считать настоящее приго-
товленіемъ къ будущему.
Вникая же въ существующее на-
правленіе нашего общества, мы не на-
ходимъ въ его дѣйствіяхъ ни малѣй-
шаго слѣда этой мысли. Во всѣхъ об-
наруживаніяхъ практической и даже
отчасти умственной жизни общества
мы находимъ одно чисто матеріальное,
почти торговое стремленіе, основані-
емъ которому служитъ идея о счастьи
и наслажденіи въ жизни здѣшней.
Убѣждаясь, при вступленіи въ свѣтъ,
въ этомъ разладѣ основной мысли на-
шего воспитанія съ направленіемъ об-
щества, мы впадаемъ въ одну изъ
трехъ крайностей:
Или мы теряемъ всю нравственную
выгоду нашего воспитанія. Увлекаясь
матеріальнымъ стремленіемъ общества,
мы забываемъ основную идею Откро-
венія. Только иногда, мелькомъ, въ рѣ-
шительныя мгновенія жизни, мы при-
бѣгаемъ къ спасительному ея дѣйствію,
чтобы подкрѣпить себя и утѣшить.
Или мы начинаемъ дышать враж-
дою противъ общества. Оставаясь вѣр-
ными основной мысли христіанскаго
ученія, мы чувствуемъ себя чужими въ
мірѣ паганизма, недовѣрчиво смотримъ
на добродѣтель ближнихъ, составля-
емъ секты, ищемъ прозелитовъ, дѣ-
лаемся мрачными презрителями и не-
доступными собратами.
Или — мы отдаемся произволу. Но
не имѣя твердости воли устоять про-
тивъ стремленія общества, не имѣя до-
вольно безчувственности, чтобы отка-
заться отъ спасительнымъ утѣшеній
Откровенія, довольно безнравствен-
ности, чтобы отвергать высокое, мы
оставляемъ основные вопросы нерѣ-
шенными, избираемъ въ наши путево-
дители случай, колеблемся и путаемся
въ лабиринтѣ непослѣдовательностей и
противорѣчій.
Итакъ, вотъ • какая жалкая участь
ожидаетъ насъ.
Общество твердитъ намъ: хочешь
быть счастливымъ со мною, оставь
основную нравственную мысль твоего
воспитанія.
Мы сами, неприготовленные, незна-
комые съ тѣмъ, что нравственная осно-
ва нашего воспитанія рѣзко противо-

рѣчитъ направленію общества, въ ко-
торомъ мы начинаемъ жить, колеблем-
ся, блуждаемъ и отдаемъ кормило року.
Вступая въ свѣтъ, подвергнутые
тремъ крайностямъ, еще колеблющіе-
ся, мы осматриваемся вокругъ себя и
видимъ, что общество, судя по его по-
ступкамъ, раздѣлилось на толпы.
Самая огромная толпа слѣдуетъ без-
сознательно, по силѣ инерціи, толчку,
данному ей въ извѣстномъ направле-
ніи. Развитое чувство индивидуаль-
ности вселяетъ въ насъ отвращеніе
пристать къ этой толпѣ.
Другія толпы, несравненно меньшія
въ объемѣ, болѣе или менѣе увлекае-
мый въ направленіи огромной массы,
слѣдуютъ различнымъ взглядамъ, ста-
раясь то противоборствовать этому вле-
ченію, то оправдать предъ собою свою
слабость и недостатокъ энергіи.
Взглядовъ, которымъ слѣдуютъ эти
толпы, наберется до десяти, a можетъ
быть, и болѣе.
Вотъ первый взглядъ, очень простой
и привлекательный:
Не размышляйте и не толкуйте о
томъ, что необъяснимо. Это, по малой
мѣрѣ, только потеря времени. Можно
потерять и аппетитъ, и сонъ. Время же
нужно для трудовъ и наслажденій.
Аппетитъ—для наслажденій и трудовъ.
Сонъ — для трудовъ и наслажденій.
Труды и наслажденія—для счастья.
Учитесь философіи и особливо фи-
лософіи Гегеля; размышляйте, отвле-
кайтесь, и вамъ все сдѣлается ясно.
Умъ вашъ просвѣтлѣетъ. Вы узнае-
те, кто вы, что вы.
Вы поймете, какъ дважды два—че-
тыре, все, что кажется необъяснимымъ
въ глазахъ ученой и неученой черни.
Вотъ другой взглядъ—высокій.
Ходите въ церковь, молитесь, вста-
вая, ложась спать и даже предъ обѣ-
домъ, по святцамъ. Сохраняйте посты,
не пропускайте обѣдни въ праздники,
ежегодно говѣйте. Затѣмъ, не раз-
мышляйте и живите такъ, какъ жи-
вется.
Вотъ третій взглядъ — религіозно-
простой.
, Вы рождены наслѣдниками завѣтна-
го грѣха. Вы живете въ юдоли бѣд-
ствій и суеты, чтобы каяться и молить
Искупителя о милосердіи. Только этимъ
мы можемъ спасти себя отъ вѣчныхъ
мученій. Безъ этого милосердія нѣтъ
ни вѣры, ни добродѣтели, ни вѣчнаго
блаженства. Молитесь, кайтесь, пойте
псалмы и уповайте.
Вотъ четвертый взглядъ—религіоз-
но-высокій.
Трудясь, исполняйте ваши обязанно-
сти. Будьте полезными другимъ и себѣ.
Въ трудныхъ случаяхъ жизни, если
одна обязанность противорѣчитъ дру-
гой, избирайте изъ двухъ золъ мень-
шее. Впрочемъ, предоставьте спасать-
ся каждому на свой ладъ. Объ убѣжде-
ніяхъ и вкусахъ не спорьте.
Вотъ пятый взглядъ — практиче-
скій.
Хотите быть счастливыми,—думайте
себѣ, что вамъ угодно и какъ вамъ
угодно, но строго соблюдайте приличія
и обряды и умѣйте съ людьми ужи-
ваться.
Про начальниковъ и нужныхъ лю-
дей худо не говорите.
При исполненіи обязанностей не го-
рячитесь. Говорите, чтобы скрыть, что
вы думаете. Если не хотите служить
ослами другимъ, то сами на другихъ
верхомъ ѣздите. Только объ этомъ мол-
чите и въ кулакъ себѣ смѣйтесь.
Вотъ шестой взглядъ—также прак-
тическій' въ своемъ родѣ.
Не хлопочите и не заботьтесь. Стѣ-
ны лбомъ не прошибете. Что будетъ,
то будетъ. Живите, покуда живется, а
когда время придетъ, такъ умрите.
Червякъ на кучѣ грязи! Вы смѣшны
и жалки, когда мечтаете, что все стре-
мится къ совершенству, и вы—членъ
этого общества прогрессистовъ.
Зритель и комедіантъ по-неволѣ!
Какъ ни бейтесь, лучшаго ничего не
сдѣлаете. Бѣлка въ колесѣ! Вы забав-
ны, думая, что бѣжите впередъ. Не
зная, откуда взялись, умрете, не зная,
зачѣмъ жили.
Вотъ седьмой взглядъ — очень пе-
чальный.
Заботьтесь, учитесь, работайте, на-
слаждайтесь, покуда живете. Идите,
стремитесь безпрестанно впередъ, оты-
скивая счастья. Но не ищите его въ
далекомъ небѣ; оно у васъ подъ но-
гами. Какой вамъ лучшей жизни еще

нужно? У васъ есть тѣло, которое чув-
ствуетъ, мыслитъ, судить, рядитъ и,
умирая, но не уничтожаясь, какъ фе-
никсъ, возрождается.
Вотъ восьмой взглядъ—немного бо-
лѣе веселый.
Все устроено и настроено къ луч-
шему Высшимъ Подателемъ благъ. У
васъ есть заботливое Провидѣніе. Зло
—это одна фантасмагорія, для вашего
развлеченія. Одна тѣнь, чтобы вы луч-
ше могли наслаждаться свѣтомъ. Пой-
те благодарственные гимны и живите
припѣваючи.
Вотъ девятый взглядъ — уже очень
веселый.
Отдѣляйте теорію отъ практики.
Принимайте какую угодно теорію для
вашего развлеченія. Но на практикѣ
узнайте, главное, какую роль вамъ
предназначено играть. Узнавъ, выдер-
жите до. конца. Счастье — искусство.
Достигнувъ его трудомъ и талантомъ,
не забывайтесь; сдѣлавъ промахъ, не
пеняйте, а исправляйтесь.
Вотъ взглядъ десятый и очень бла-
горазумный.
Вступившій въ свѣтъ, ознакомив-
шись понемногу съ этими взглядами,
поступаетъ различнымъ образомъ,
смотря по тому, какъ онъ былъ воспи-
танъ, какія имѣетъ склонности и какой
темпераментъ.
Если онъ родился здоровымъ, или
даже черезъ-чуръ здоровымъ, матері-
альный его бытъ развился энергиче-
ски, чувственность преобладаетъ въ
немъ, онъ склоняется па сторону при-
влекательнаго и веселаго взглядовъ.
Если мозгъ его развитъ хорошо, во-
ображеніе не господствуетъ надъ
умомъ, инстинктъ не превозмогаетъ
разсудка, a воспитаніе было болѣе ре-
альное, онъ дѣлается послѣдователемъ
благоразумнаго или одного изъ прак-
тическихъ взглядовъ.
Если, напротивъ, при слабомъ или
нервномъ тѣлосложеніи, мечтательность
составляетъ главную черту характера,
инстинктъ управляется не умомъ, a во-
ображеніемъ, a воспитаніе не было ре-
альнымъ, онъ увлекается то высокимъ,
то религіознымъ взглядами, то перехо-
дитъ отъ печальнаго къ веселому и да-
же отъ веселаго къ привлекательному.
Если, наконецъ, воспитаніе сдѣлало
изъ ребенка старуху, не давъ ему быть
ни мужчиною, ни женщиною, ни даже
старикомъ; если при тускломъ умѣ
преобладаетъ воображеніе, или при
тускломъ воображеніи простой, реаль-
ный умъ, то выборъ падаетъ на рели-
гіозные взгляды.
Воспріимчивость къ тому или дру-
гому взгляду усиливается внѣшними
обстоятельствами и состояніемъ здо-
ровья. Эти два условія, живость ума,
слабость воли, любознаніе и опытъ за-
ставляютъ насъ нерѣдко перемѣнять
взгляды и быть поочередно ревностны-
ми послѣдователями то одного, то дру-
гого.
Если кто изъ насъ, при самомъ всту-
пленіи въ свѣтъ или послѣ, переходя
отъ одного взгляда къ другому, нако-
нецъ, совсѣмъ остановился на кото-
ромъ-нибудь, то это значитъ—ему пе-
ревоспитывать себя не для чего; это
значитъ—онъ доволенъ своимъ выбо-
ромъ; это значитъ—для него рѣшены
основные вопросы жизни: и цѣль жиз-
ни, и назначеніе, и призваніе его обо-
значены.
Лишается ли онъ, избравъ одинъ изъ
этихъ взглядовъ, нравственныхъ вы-
годъ своего воспитанія, или, пользуясь
ими и придерживаясь не слишкомъ
ревностно избраннаго имъ взгляда, ду-
маетъ избѣжать этой альтернативы,
мы едва ли можемъ нарушить его
убѣжденія. И должны ли? Онъ разрѣ-
шилъ для себя роковые вопросы. Онъ
счастливъ въ своемъ смыслѣ. Самъ
Искупитель былъ посланъ благовѣство-
вать не для счастливыхъ и довольныхъ
собою (Лук., гл. IV, 18).
Если бы наше поприще всегда и
оканчивалось этимъ выборомъ одного
изъ десяти взглядовъ, если бы послѣ-
дователи этихъ взглядовъ шли парал-
лельно другъ съ другомъ и съ толпою,
движимою по силѣ инерціи, то все бы
тѣмъ и кончилось, что общество оста-
лось бы вѣчно раздѣленнымъ на одну
огромную толпу и нѣсколько неболь-
шихъ; все шло бы спокойно по ста-
рому; жаловаться было бы не на что.
Но вотъ бѣда: люди, имѣющіе при-
тязаніе на умъ и чувство, не доволь-
ствуются этимъ выборомъ. Переходя

отъ одного взгляда къ другому, вни-
кая, они испытываютъ, все глубже и
глубже роются въ рудникахъ души и,
не находя въ себѣ внутренняго спокой-
ствія, оставляютъ эти взгляды, чтобы
проложить себѣ новые пути.
А ревностные послѣдователи этихъ
взглядовъ не идутъ параллельно ни
другъ съ другомъ, ни съ толпою. Пути
ихъ пересѣкаются, направленія стал-
киваются. Менѣе ревностные, слѣдуя
вполовину нѣсколькимъ взглядамъ вмѣ-
стѣ, составляютъ новыя комбинаціи.
Этотъ разладъ и раздоръ сенато-
ровъ, и при болѣе твердыхъ политиче-
скихъ основахъ общества, могъ бы по-
колебать его.
На бѣду эти основы шатки, толпа,
движущаяся на* нихъ, громадна, а
правители близоруки.
Люди съ притязаніемъ на умъ и
чувство не хотятъ быть ни смиренны-
ми поклонниками мертвой буквы, ни
дерзновенными противниками необхо-
димаго на землѣ авторитета, ни суе-
мудрыми поборниками грубаго мате-
ріализма, ни восторженными поклон-
никами одного разума.
Хотя этотъ идеалъ и пахнетъ про-
повѣдью, но онъ, дѣйствительно, та-
ковъ. Я знаю это по опыту.
Недовольные, отставшіе отъ послѣ-
дователей различныхъ взглядовъ, они
съ энтузіазмомъ стремятся къ этому
идеалу и съ самоотверженіемъ ищутъ
рѣшенія столбовыхъ вопросовъ жиз-
ни,—стараются даже, во что бы то ни
стало, перевоспитать себя.
Вотъ механизмъ, которымъ они стре-
мятся достигнуть своей цѣли.
Но чтобы вполнѣ понять его, нач-
немъ:
Пусть каждый или каждая изъ насъ
представитъ себѣ, что вы принадле-
жите именно къ этому классу людей.
Итакъ, представьте же теперь, что
вы, по милости другихъ особъ, кото-
рыхъ вы иногда и въ лицо не знаете,
родились, какъ водится, на свѣтъ.
Васъ, не спросясь, окрестили.
Вы, въ свою очередь, также никого
не спросясь, выросли. Понемногу, Бо-
гу одному извѣстно для чего, въ васъ
родилось желаніе, что называется,
осмотрѣться.
До сихъ поръ на всемъ пространствѣ
земли вы составляли одинъ общій
классъ счастливыхъ существъ, который
самимъ Искупителемъ былъ постав-
ленъ въ образецъ человѣчеству.
Теперь, осмотрѣвшись, вы уже рас-
пались на нѣсколько различныхъ ви-
довъ.
Осмотрѣвшись, вы видите себя въ
мундирѣ съ краснымъ воротникомъ;
всѣ пуговицы застегнуты и все, какъ
слѣдуетъ, въ порядкѣ. Вы и прежде
слыхали, что вы—мальчикъ. Теперь вы
это видите на дѣлѣ.
Вы спрашиваете, кто вы такой?
Вамъ отвѣчаютъ, что вы — ученикъ
гимназіи и со временемъ,—прибавля-
ютъ въ полголоса,—можетъ быть, по-
падете въ кандидаты трехъ сотъ (т.-е.
въ университетъ). Вамъ весело.
Вотъ первый видъ.
Осмотрѣвшись, вы видите себя въ
мундирѣ съ зеленымъ воротникомъ и
съ золотою петлицею.
Вы спрашиваете, что это значитъ?
Вамъ отвѣчаютъ самодовольно, что
вы — ученикъ школы правовѣдѣнія,
будете, навѣрное, столоначальникомъ,
потомъ прокуроромъ, и если, Богъ
дастъ, успѣете состариться, то и се-
наторомъ. Вы очень рады.
Вотъ второй видъ.
Осмотрѣвшись, вашъ взоръ останав-
ливается на красномъ кантикѣ мун-
дира и на погончикахъ воротника. Вы
тоже спрашиваете.
Вамъ отвѣчаютъ громко и отры-
висто, что вы—кадетъ и будущій офи-
церъ, генералъ, адмиралъ, генералъ-
губернаторъ, министръ или, по край-
ней мѣрѣ, попечитель учебныхъ заве-
деній. Вы въ восхищеніи.
Вотъ третій видъ.
Вы осмотрѣлись и видите, что вы въ
юпкѣ. Шнуровка, волосы и все въ
порядкѣ. Вы и прежде слыхали, что
вы — дѣвочка; теперь вы это видите
на дѣлѣ. Вы очень довольны, что вы
не мальчикъ, дѣлаете книксенъ и спра-
шиваете: что теперь дѣлать?
Вамъ отвѣчаютъ: учитесь француз-
скому языку, играйте на фортепіано,
танцуйте и держите себя хорошо. Вы
очень рады; дѣлаете опять книксенъ и

ревностно принимаетесь за эти пред-
меты.
Вотъ четвертый, но еще не послѣд-
ній видъ.
Проходятъ годы. Выросши до-нель-
зя изъ себя, вы начинаете уже рости
въ себя. Вы уже замѣчаете, что вы—
студентъ, окончившій курсъ, право-
вѣдъ IX класса, офицеръ и дѣвушка-
невѣста.
На этотъ разъ вы уже не спрашива-
ете, кто вы такой и что вамъ дѣлать?
Вы увѣрены, что и сами знаете, что те-
перь дѣлать.
Священникъ объяснялъ вамъ Откро-
веніе. Привилегированные гувернеры,
инспекторы, субъ-инспекторы, гувер-
нантки, а иногда и сами родители,
смотрѣли за вашимъ поведеніемъ. Все-
видящее око администраціи наблю-
дало, чтобы науки и искусства были
вамъ излагаемы въ духѣ извѣстныхъ
началъ. Прозорливая цензура не да-
вала вамъ читать безнравственныхъ
книгъ. Отцы, опекуны, высокіе покро-
вители, благодѣтельное начальство от-
крыли вамъ путь къ карьерѣ.
Послѣ такой обработки, кажется,
вамъ ничего болѣе не остается дѣлать,
какъ только то, что пекущимся объ
васъ хотѣлось, чтобы вы дѣлали. Это
значитъ, чтобы вы, какъ струна, изда-
вали извѣстный звукъ.
Звучать для общей гармоніи—согла-
ситесь—есть завидная участь.
Но не тутъ-то было.
Вы достигли теперь уже того пе-
ріода жизни, въ которомъ и умъ, и чув-
ство начинаютъ сильно тревожить
васъ: первый—задавая вамъ такіе во-
просы, которыхъ вы не въ состояніи
еще рѣшить; второе—поджигая про-
тивъ васъ безпрестанно инстинкты и
чувственность.
Вы начинаете понемногу вникать и
анализировать, чему васъ учили и что
дѣлается вокругъ васъ.
Вы вспоминаете — васъ учили, что
когда-то существовалъ другой міръ, въ
которомъ люди и мыслили, и поступали
не такъ, какъ должно. Они жили здѣсь
просто, чтобы жить. Копили деньги и
тратили ихъ. ѣли, пили, пѣли, пля-
сали, ходили въ бани, нѣжились, бра-
нились, дрались и кутили на-пропа-
лую. Хоть между ними были и добрые,
умные и степенные люди, но всѣ они
все-таки ходили въ потемкахъ, не зная,
что есть еще что-то получше этой жиз-
ни. Правда, у нихъ былъ Аидъ и Ели-
сейскія поля. Но эти мѣста были гдѣ-
то также на землѣ или въ землѣ, и то
не для души, а для тѣней. Тѣнямъ са-
мыхъ великихъ людей, почти полубо-
говъ, жилось не очень весело. Напри-
мѣръ, тѣнь Ахилла объ этомъ очень
жаловалась Одиссею:
Лучше-бъ (говорила она) хотѣлъ я живой,
какъ поденщикъ, работая въ полѣ,
Службой у бѣднаго пахаря хлѣбъ
доставать свой насущный,
Нежели здѣсь надъ бездушными мерт-
выми царствовать мертвый.
(«Одиссея», пер. Жуковскаго).
Васъ учили, что Воплощенное Сло-
во разсѣяло эту тьму и положило ко-
нецъ безтолковому разгулу. Міръ по-
лучилъ Откровеніе.
Васъ учили, что Откровеніе, припод-
нявъ таинственную завѣсу, показало
отдаленный горизонтъ настоящей жиз-
ни и сказало: стремись туда.
Вы узнали какая бездна отдѣляетъ
васъ отъ развалинъ того міра, который
только въ себѣ самомъ искалъ пре-
поны взрывамъ страстей, не имѣя ни-
какого будущаго за своими предѣлами.
Одушевленные благодѣтельнымъ сло-
вомъ Откровенія, вы смотрите вокругъ
себя, и что же?
Вы видите—окружающая васъ толпа
разыгрываетъ тѣ же грязныя вакха-
наліи паганизма, которыя Откровеніе
объявило роковою препоною къ дости-
женію истиннаго счастья.
Вступивъ на поприще жизни, вы ви-
дите, что всѣ бѣгутъ съ него въ Кали-
форнію.
Видя это, вамъ невольно приходитъ
на мысль, что вы мистифицированы.
Натурально, вы не хотите быть дол-
го мистифицированными.
Вы начинаете еще глубже вникать,
анализировать, и находите себя въ
критическомъ положеніи.
Вамъ предстоитъ безутѣшная аль-
тернатива: или дерзновенно отвергнутъ
заповѣдныя завѣщанія Откровенія ;
или вступить во вражду съ міромъ,
исходъ которой предвидѣть не трудно.

Отдаться произволу не позволяютъ
вамъ ни умъ, ни чувство.
Надобно быть атлетомъ святотатства
или самоотверженія, чтобы избрать
одно изъ двухъ этой роковой дилеммы.
Не удалиться ли отъ свѣта, не сдѣ-
латься ли монахомъ?
Фи! самоубійство не можетъ быть
мыслью здраваго человѣка.
Вспоминая прежде съ некоторымъ
презрѣніемъ о духѣ древняго міра, вы
начинаете теперь ему завидовать. Онъ
былъ послѣдователенъ. Вступающимъ
въ свѣтъ нельзя было жаловаться, что
ихъ мистифицировали. Но завидовать,
сѣтовать и колебаться ни къ чему не
ведетъ. Время летитъ, нужно дѣйство-
вать.
Вотъ теперь-то вы и начинаете при-
стальнее разсматривалъ окружающее
васъ. Теперь-то вы замѣчаете, что,
кромѣ огромной толпы, безсознательно
влекомой невидимою силой, есть еще
и нѣсколько другихъ, меньшаго объе-
ма, дѣйствующихъ не безъ сознанія.
Теперь-то вы начинаете знакомиться
со взглядами и поступками этихъ дѣй-
ствующихъ группъ. Сначала это васъ
интересуетъ. Вы дѣлаетесь ревностны-
ми послѣдователями той или другой.
Но вскорѣ то умъ, то чувство нашепты-
ваютъ вамъ возраженія. Снова колеба-
ніе, сѣтованіе, упреки себѣ, другимъ
и даже судьбѣ.
Вы сѣтуете: что стоило бы природѣ
вылить насъ всѣхъ по этому благодат-
ному типу круглоты и сочности, ко-
торый всегда остается на сторонѣ ве-
селаго взгляда? Тогда нашему пра-
отцу, вѣрно, не вздумалось бы пускать-
ся въ распознавание добра и зла,—не
существовало бы истощенныхъ адеп-
товъ анализа. Антоній окружилъ бы
длинношейнаго Цезаря толстяками, а
не тощими Брутами. Эпикуръ былъ бы
совершенно лишнимъ человѣкомъ на
свѣтѣ. Плѣшивый Сократъ не нашелъ
бы себѣ послѣдователей, a, слѣдова-
тельно, и противниковъ, и не умеръ бы
отъ болиголова. Будь я государь, я
непремѣнно велѣлъ бы развести поко-
лѣніе по этому типу. Надобно же было
вылиться другому, неокругленному,
безсочному типу, который не хочетъ
жить, наслаждаясь плодами земли. Это
онъ все вверхъ дномъ поставилъ. Это
онъ вѣчно роется, никогда не устаетъ
и ничѣмъ недоволенъ. Для него все
ни по чемъ: факты—Эзоповы языки;
преданія — миѳы; внутреннія убѣжде-
нія— предразсудки. Одинъ анализъ —
его кумиръ.
Сѣтованіямъ конца нѣтъ. Нѣтъ отъ
нихъ и пользы.
Вамъ приходитъ на мысль: чѣмъ бѣ-
гать за этими толпами, и желать не-
возможнаго— переродиться, не лучше
ли перевоспитать себя и потомъ уже
серьезно и окончательно рѣшить во-
просы жизни ? Вздумано — сдѣлано.
Вы тотчасъ же принимаетесь вникать
въ себя; хотите вывести себя на чи-
стую воду, узнать рѣшительно, что вы
за человѣкъ?.
Вы мало-по-малу узнаете, что внут-
ренній человѣкъ въ васъ, слишкомъ
рано развившись, пересиливалъ че-
резъ-чуръ наружнаго, ни на минуту
не хотелъ отдохнуть въ немъ, безпре-
станно рвался вонъ, деспотствовалъ,
тиранилъ слабый составъ и игралъ имъ
по своему произволу, разливался, ку-
тилъ и не имѣлъ времени вникнуть въ
себя.
Но наружный, несмотря на врожден-
ную хилость, былъ еще довольно
упругъ и тягучъ, чтобы выдержать эти
напоры. Измученный, онъ еще проти-
водѣйствовалъ.
Воспитатели были слишкомъ близо-
руки, чтобы замѣтить эту борьбу. Такъ
прошла юность.
Вашъ внутренній человѣкъ, убѣдив-
шись опытомъ, что онъ дѣйствустъ
противъ себя же самого, наконецъ,
остепенился. Онъ пріучается вникать
въ себя и видитъ, что ему осталось еще
одно изъ двухъ: или сказать вѣчное
прости отвлеченіямъ, не пытаться да-
лѣе вникать въ себя, закабалить себя
въ желѣзный панцырь формы, одѣть
жизнь въ мундирный фракъ, въ на-
крахмаленную юпку и въ книгѣ бытія
разбирать не смыслъ, а мертвую букву;
или, съ утра до ночи роясь въ рудни-
кахъ души, подстерегая мгновенія ея
свободы, заставить ее самое рѣшить
вопросы жизни.
Вотъ послѣдній періодъ жизни, въ
которой вамъ или нужно навсегда от-

казаться отъ искомаго идеала и спо-
койно заснуть подъ тѣнью формы; или,
вступивъ опять въ борьбу съ самимъ
«обою, искать отдохновенія, лишь на
закатѣ'жизни, въ словахъ: «да, я
страдалъ, но не напрасно*.
Но не забывайте: вы — человѣкъ,
имѣющій притязаніе на умъ и чув-
ство. Можно ли сомнѣваться, на кото-
рое изъ двухъ падетъ вашъ выборъ?
Но не забывайте также: вы живете
въ мірѣ противорѣчій и непослѣдова-
тельности.
Проведя половину жизни, чтобы рѣ-
шить ея роковые вопросы; испытавъ
на себѣ вліяніе различныхъ взглядовъ,
предпринявъ, наконецъ, перевоспи-
тать себя и, во что бы то ни стало,
достигнуть своего идеала, вы на са-
момъ распутьи этого поприща иногда
вдругъ останавливаетесь : лѣнь и страхъ
одолѣваютъ васъ...*
Наслажденіе подъ сѣнью мірского
счастья и спокойной формы манитъ
васъ на перепутьи. Тысячи и тысячи
внѣшнихъ обстоятельствъ такъ заман-
чиво около васъ располагаются, что
всѣ предположенія, которыя было вы-
тянулись предъ вами такого послѣдова-
тельною нитью, вдругъ сбиваются.
Что вы привыкли было считать
твердыми убѣжденіями, оказалось ни-
чтожною паутиной предположеній. Вы,
покидая вашъ путь, доказываете, что
убѣжденія даются не каждому: это
даръ неба. Ни опытъ, ни время, ни ло-
гика еще не могутъ образовать ихъ.
Прежде чѣмъ вамъ захотѣлось имѣть
убѣжденія, нужно было бы узнать, мо-
жете ли вы ихъ имѣть.
Только тотъ можетъ имѣть ихъ, кто
хоть однажды, но проницательно, взгля-
нулъ въ себя. На это также способенъ
не всякій. Для этого нужны: вдохно-
веніе, способность отвлекаться и упра-
жненіе. Я прибавилъ бы еще: и мо-
литва, если бы я отличалъ ее отъ ми-
нуты отвлеченія и вдохновенія.
Итакъ, вы — человѣкъ съ умомъ и
чувствомъ, вы — желающій перевоспи-
тать себя, желающій достичь искомой
цѣли жизни, — вы узнаете, наконецъ,
что надобно начать съ отвлеченія, что-
бы узнать себя, узнать, способны ли
вы къ нравственнымъ убѣжденіямъ, и
къ какимъ именно?
Иначе воротитесь лучше назадъ*
пристаньте лучше къ той или другой
толпѣ и будьте счастливы по своему.
Прожить полжизни, чтобы узнавать
и перевоспитывать себя ! — неутѣши-
тельно; но все же лучше, чѣмъ уме-
реть, не узнавъ себя. А знаете, кто
лучше всѣхъ себя знаетъ? — Дѣти.
Изъ ихъ души еще не успѣлъ образо-
ваться этотъ страшный двойникъ, убѣ-
гая котораго мы безпрестанно отыски-
ваемъ самозабвенія.
Дѣтьми и бѣдными умомъ нужно
быть, по словамъ Искупителя, чтобы
сдѣлаться причастниками Откровенія
и вѣчнаго блаженства. Не значитъ ли
это: знать самихъ себя, какъ это зна-
етъ дѣтская простодушномъ, у которой
нѣтъ другого себя, которой потому не
нужно |и углубляться, ни отвлекаться?
Не значитъ ли это довести себя, си-
лою отвлеченія и вдохновеній, до пол-
наго самопознанія, слить свою двой-
ственность, изгнать двойника изъ глу-
бокихъ извилинъ души? Вотъ идеалъ,
вполнѣ недосягаемый, по къ которому
мы должны безпрестанно стремиться.
Только на пути къ этому идеалу мы
достигаемъ способности имѣть нрав-
ственныя убѣжденія. Итакъ, вотъ
начало перевоспитанія: узнать себя.
Трудъ неимовѣрный! Постоянное на-
пряженіе духа отвлеченіемъ, борьба съ
самимъ собой, съ окружающимъ !васъ.
Вдохновеніе, можетъ быть, разстроитъ
ваши нервы, истощитъ вашъ матері-
альный бытъ. Не опасайтесь этого.
Если преобладающая матерія можетъ
управлять духомъ и даже совершенно
оцѣпенить его, то чего не можетъ сдѣ-
лать духъ надъ матеріею, назначен-
ный управлять ею?!
Стремясь къ своему назначенію,
онъ лучше знаетъ, какъ удержать ее
въ опредѣленныхъ границахъ, какъ
укрѣпить, какъ направлять ее для сво-
ихъ цѣлей. Посмотрите на атлетовъ
человѣчества — слабы ли были ихъ
нервы? Не духъ, а инстинкты, то по-
ощряемые, то удерживаемые воображе-
ніемъ, бунтующимъ противъ воли,—
вотъ что щекочетъ и бичуетъ ваши
нервы.

Наконецъ, вамъ хотя однажды до-
велось, въ минуты вдохновенія, въ ми-
нуты внутренняго созерцанія, бросить
одинъ изъ тѣхъ глубокихъ, рѣшитель-
ныхъ взглядовъ, и вы признали въ
себѣ убѣжденіе.
Убѣдясь, что вы готовы высту-
питъ на путь самопознанія, вы ста-
новитесь наблюдателемъ у неизмѣри-
маго кратера души, подстерегаете
быстролетныя мгновенія, когда зати-
хаетъ изверженіе вѣчно-клокочущей
лавы, чтобы хоть украдкою взглянуть
въ эту страшную глубину.
Нашъ языкъ слишкомъ бѣденъ, что-
бы изобразить весь этотъ механизмъ
наблюденія надъ собою. Ему нужны
сравненія, которыя, хотя бы отдален-
но, могли выразить, что съ вами про-
исходитъ.
Таково нравственное отвлеченіе и
созерцаніе, ведущее къ самопознанію.
Отвлекаясь отъ себя, чтобъ созерцать
самихъ себя, чтобъ углубиться въ со-
крытые рудники души, вы убѣждаетесь
въ существованіи вашей двойствен-
ности. Чѣмъ болѣе жили, думали и
чувствовали вы, тѣмъ болѣе запута-
лась ваша двойственность въ извили-
стыхъ ходахъ, тѣмъ труднѣе проник-
нуть въ эти извилины, тѣмъ сложнѣе
дѣлается механизмъ наблюденія, тѣмъ
болѣе нужно отвлеченія твердости и
постоянства.
Но и достигнувъ уже силою воли
извѣстной опытности въ самосозна-
ніи, не льстите себя надеждой когда-
нибудь достигнуть матеріальной ясно-
сти и очевидности, не ищите строгой
послѣдовательности въ вашихъ взгля-
дахъ,
Кто думаетъ логически, посред-
ствомъ силлогизмовъ, начертать на-
чало самосозерцанія и составить изъ
нихъ стройное, ясное цѣлое; еще бо-
лѣе,— кто, какъ абдеритскій Стиль-
понъ, предлагаетъ ихъ каждому встрѣч-
ному и поперечному, заключая неиз-
бѣжной дилеммою: «если не прини-
маешь, то ты или глупецъ, или зло-
дѣй»,—тотъ не понимаетъ сущности
отвлеченія, тотъ не только не рылся
въ себѣ, но и не заглядывалъ въ свой
сокровенный лабиринтъ.
Нестройный хороводъ однихъ завѣт-
ныхъ предчувствій, однихъ туманныхъ
призраковъ мысли, вызванный вдох-
новеніемъ изъ бездонной глубины на
видимый горизонтъ души—вотъ сущ-
ность отвлеченія. Какъ связать въ
цѣлое эти украдкой сдѣланныя наблю-
денія надъ собою, эти отрывки само-
познанія?
Какъ нерѣдко эти призраки застав-
ляютъ содрогнуться самую отважную
душу при одномъ появленіи на ея небо-
склонѣ? Но вы бросаетесь въ бѣгство
отъ себя, замѣтивъ, что тотъ или дру-
гой Призракъ, рисовавшійся только
блѣдными очерками вдали, прибли-
жается къ вамъ, какъ страшная ли-
чина фантасмагорію начинаетъ яснѣть,
быстро принимаетъ огромные размѣры
и уже готовъ охватить васъ.
Итакъ, не думайте, что сущность
истины для (насъ ясна. Одни проявле-
нія ея свѣтлы; но и они такъ свѣтлы,
что мы еще не привыкли смотрѣть на
нихъ. Что кажется обыкновенному уму
чрезвычайно простымъ, яснымъ и от-
четливымъ,— еще не истина. Когда
одни ея слабые проблески до насъ до-
ходятъ отрывками; когда однимъ вы-
сокимъ умамъ, и то въ часы высокихъ
вдохновеній, удается иногда постиг-
нуть тотъ или другой отрывокъ про-
явленія истины въ мірѣ матеріаль-
номъ;—то можемъ ли мы ожидать, что-
бы мы могли получить ясныя свѣдѣнія
о скрытомъ въ глубинѣ ея источникѣ?
Узнавъ въ самопознанія, какъ много
такого скрывается въ васъ, что при
мгновенномъ появленіи уже наводитъ
страхъ, вы начинаете постигать и какъ
велико пространство, разделяющее
умысль отъ ея проявленія въ словѣ и
дѣлѣ?
И это первое открытіе въ самопозна-
нія— то доставляетъ вамъ утѣшеніе,
то возбуждаетъ какую-то тоску по от-
чизнѣ.
Чѣмъ менѣе раздвоился внутренній
бытъ вашъ, тѣмъ неразрывнѣе связа-
ны у васъ мысль, слово и дѣло. Самая
мысль тогда едва напоминаетъ вамъ о
себѣ,—такъ она бываетъ тѣсно свя-
зана съ вашимъ сознаніемъ. Дитя не
знаетъ или не чувствуетъ, что оно
мыслитъ. Вы получаете свѣдѣніе объ
ея существованіи только чрезъ слово

и дѣло. Произнесенное и совершив-
шееся дѣло, дѣйствуя обратно на ваши
чувства, производитъ на васъ пріятное
или непріятное впечатлѣніе,. которое
вы называете добромъ или зломъ. Вотъ
весь нравственный процессъ, соверша-
ющійся въ нераздвоенномъ человѣкѣ.
Но рано, необыкновенно рано, пока-
зываются въ нашемъ обществѣ начат-
ки нравственной двойственности. Раз-
мышляя о нашемъ дѣтствѣ, мы едва
вспоминаемъ о первомъ ея началѣ. По
мѣрѣ вашего развитія, увеличивается
и промежутокъ времени, раздѣляющій
мысль отъ слова и дѣла. И въ атомъ
промежуткѣ произносятся нерѣдко ва-
ши слова, совершаются поступки, без-
связно противорѣчащіе слову и дѣлу,
которымъ предстоитъ еще совершиться.
Не слѣдите за собой, не углубляйтесь
въ самопознаніе и вы запутаетесь въ
этомъ лабиринтъ противорѣчій и не-
послѣдовательности, въ отчаяніи нач-
нете убѣгать себя и искать отрады въ
самозабвеніи.
Но, находясь безпрестанно на стра-
жѣ за собой, вы научаетесь мало-по-
малу безстрашно и проницательно
смотрѣть въ глубину души: вы узна-
ете, откуда берутся эти противорѣчія,
и, проникая взоромъ отвлеченія все
глубже и глубже, вы открываете еще
безконечный матеріалъ для новыхъ
мыслей, готовыхъ выпрянуть изъ глу-
бины и стать между словомъ, дѣломъ и
мыслью, уже созрѣвшею для проявле-
нія на свѣтъ.
Слѣдя за собою все далѣе и далѣе,
вы научаетесь отсылать эти вста-
вочныя или вводныя мысли назадъ къ
ихъ первобытному источнику, и чрезъ
это не допускать ихъ созрѣвать до про-
явленія въ словѣ и дѣлѣ. Вы можете
достигнуть еще большаго совершен-
ства въ самопознаніи: вы достигнете
способности удлинять и укорачивать
промежутки времени, раздѣляющіе
мысль отъ слова и дѣла, и даже вы-
зывать, по вашему произволу, другія
мысли въ это время, созерцать ихъ, нѣ-
которыя изъ нихъ проявлять словомъ
и дѣломъ, a нѣкоторыя, не допустивъ
проявиться, отсылать назадъ, къ ихъ
сокровенному источнику.
Такъ вы достигаете послѣдователь-
ности, воспользовавшись первымъ от-
крытіемъ самопознанія, чувствуете се-
бя и лучше, и крѣпче, и готовнѣе про-
должать проложенный путь. Такъ до-
ставляетъ утѣшеніе первое открытіе
самопознанія.
Но оно же и возбуждаетъ въ насъ
чувство тоски по отчизнѣ.
Вы погружены въ созерцаніе, вы
уже начинаете проявлять въ словѣ и
дѣлѣ высокую мысль, вызванную от-
влеченіемъ изъ глубины души. Въ это
время неосуществленныя еще мысли,
вызванныя вами цѣлымъ хороводомъ
на горизонтъ души, то опять исчеза-
ютъ, то снова появляются, по вашему
произволу, и вдругъ вы ясно разли-
чаете между ними лишь тонкою пеле-
наю мысли едва прикрытые инстинк-
ты, а за ними поднимается грозною
тѣнью и мысль о ничтожествѣ.
Перенесенные, было, отвлеченіемъ
въ высшую сферу, вы вспоминаете те-
перь о вашемъ земномъ назначеніи, и
тоска по этой отчизнѣ начинаетъ то-
мить васъ, напоминая вмѣстѣ и ни-
чтожность, и разрушеніе.
Но и увлеченные мгновенно вашей
матеріею къ грубымъ наслажденіямъ,
вы, сроднившись съ отвлеченіемъ, так-
же между вызванными мыслями замѣ-
тите и тѣ, которыя своей чистотою и
свѣтлостью напоминаютъ вамъ живо,
что есть для васъ и другая отчизна,
за предѣлами этихъ наслажденій.
Теперь только, испытавъ въ первыхъ
началахъ самопознанія и утѣшеніе, и
чувство тоски по двумъ отчизнамъ,
получая все болѣе и болѣе ясныя по-
нятія о вашей нравственной двойствен-
ности, научившись уже нѣсколько
управлять ею и сближать двѣ ея сти-
хіи, вы убѣждаетесь, наконецъ, что
борьба съ этою двойственностью и
съ матеріальнымъ вашимъ бытомъ,
безпрестанное стремленіе привесть
ее къ одному знаменателю—есть цѣль
здѣшней жизни, ваше прямое назначе-
ніе на землѣ.
Борьба, но не вражда. Не враждуя
съ вашей матеріей, не враждуя съ
окружающимъ васъ, вы должны всту-
пить въ эту высокую, идеальную борь-
бу для недосягаемаго на землѣ идеала.
Такъ отвлеченіемъ и самопознаніемъ

вы достигаете и до познанія началъ
святого Откровенія, основную мысль
котораго составляетъ эта же самая
борьба на землѣ, для достиженія бла-
женства за гробомъ. Теперь вотъ не-
посредственныя слѣдствія этихъ убѣж-
деній.
Предавшись со всею теплотою души
утѣшительному вліянію отвлеченія, съ
твердымъ намѣреніемъ совершить свое
перевоспитаніе, вы не можете уже
быть адептомъ схоластицизма, послѣ-
дователемъ формы, толковникомъ мерт-
вой буквы. Въ событіяхъ міра, въ со-
бытіяхъ вашей индивидуальной жизни,
въ окружающемъ васъ, — вездѣ вы
стараетесь постигнуть господствующую,
основную идею, или ясно проявляю-
щуюся, или скрытую * подъ грузомъ
формы и буквы.
Такъ и въ Откровеніи—этой основ-
ной книгѣ нашего нравственнаго бы-
тія—васъ поражаетъ идеалъ жизни
здѣшней, начертанный то въ умили-
тельной простотѣ, то подъ видомъ цвѣ-
тистыхъ иносказаній, и олицетворен-
ный въ земной жизни и дѣлахъ Иску-
пителя.
Сосредоточивъ всѣ силы отвлеченія,
чтобы постигнуть неизмѣримо высокое
этого идеала, ваши взгляды на это вы-
сокое не будутъ понятны послѣдовате-
лямъ формы п читателямъ буквы. Для
васъ самихъ эти взгляды, какъ резуль-
таты самосозерцанія, не могутъ быть
такъ ясны, какъ математическія аксіо-
мы; но какъ предчувствія, при извѣ-
стномъ состояніи духа, они могутъ для
васъ сдѣлаться яснѣе всѣхъ математи-
ческихъ аксіомъ, всѣхъ выводовъ опы-
та и всѣхъ историческихъ истинъ на
свѣтѣ.
Поэтому, не навязывая никому и не
домогаясь доказывать логически (но
законамъ одного ума) истину того, что
открыло вамъ отвлеченіе и самосозер-
цаніе, вы, однако же, не скрывайте ея
отъ другихъ, опасаясь упрековъ въ не-
послѣдовательности и неясности. Кто
упражнялся уже въ искусствѣ само-
познанія, кто чувствуетъ, кто убѣж-
денъ, что для насъ, кромѣ истины ма-
тематическому опытной и историче-
ской есть еще и другая, которая слиш-
комъ безпредѣльна, чтобы помѣстить-
ся въ тѣсныхъ границахъ этого раз-
мѣщенія,—тотъ пойметъ васъ. Но и
тотъ, кто, повидимому, разгромила на-
поромъ своей логики несвязный рядъ
вашихъ (отвлеченныхъ) убѣжденій,—
и тотъ, повѣрьте, нерѣдко внутренно
сознается: «еще такая побѣда, и я
потерянъ*. Только не вдавайтесь въ
схоластическія распри и произносите
ваши убѣжденія настоящимъ ихъ го-
лосомъ, т.-е. голосомъ чувства.
Такъ самосозерцаніе сообщаетъ
вамъ и свои убѣжденія о сущности
I зла и о безсмертіи — двухъ предме-
тахъ, о которыхъ безъ отвлеченія мы
не можемъ имѣть даже самаго слабаго
понятія.
Если мы, разсматривая одинъ мате-
ріальный окружающій насъ бытъ, лег-
ко убѣждаемся, что для творящей си-
лы природы не существуетъ наше
различіе добра отъ зла, то еще менѣе
оно можетъ существовать для Того,
Кто сотворилъ вселенную. Разрушеніе
цѣлыхъ міровъ, въ отношеніи къ недося-
гаемо-высокой идеѣ о Творцѣ, такъ же
ничтожно, какъ и разрушеніе ничтож-
нѣйшей изъ инфузорій, — совершаю-
щееся по тѣмъ же предвѣчнымъ зако-
намъ. Дуализмъ исчезаетъ за предѣ-
лами земли, за предѣлами человѣче-
ской натуры и гроба.
Но самое простое наблюденіе от-
крываетъ этотъ дуализмъ въ безпре-
станной борьбѣ между наружнымъ и
(
внутреннимъ человѣкомъ, между вле-
ченіями инстинктовъ и силою воли:
еще болѣе убѣждаемся мы въ суще-
ствованіи другого, нравственнаго дуа-
лизма, чрезъ отвлеченіе и самопозна-
ніе.
Эта-то двойственность и есть наше
зло.
Оно обнаруживается въ мірѣ веще-
ственномъ разладомъ чувственности съ
волею и разсудкомъ; въ мірѣ же от-
влеченной мысли, готовой обнаружить-
ся чрезъ слово и дѣло,—съ призра-
комъ или отраженіемъ ея, обнаружи-
вающимся въ насъ, какъ будто бы это
было внѣ насъ. Чѣмъ яснѣе для насъ
очерки этого превратного отраженія,
этого миража нашей мысли, готовой
выступить или уже выступившей па
свѣтъ, чѣмъ менѣе мы упражнялись

въ самопознаніе тѣмъ болѣе мы под-
вержены оптическому обману души,
считая то, что происходитъ въ пасъ,
происходящемъ внѣ насъ. Такъ про-
столюдинъ съ живымъ воображеніемъ
представляетъ себѣ и совѣсть, и анге-
ла хранителя, и лукаваго искусителя.
Тотъ для себя не золъ, кто не имѣ-
етъ этой двойственности. Если при-
рода снабдила организацію кого-ни-
будь всѣми свойствами къ убійству,
грабежу, разврату, не давъ ему ни
воли, ни разсудка для удержанія ин-
стинктовъ, ни малѣйшей способности
къ. отвлеченію, у того нѣтъ дуализма,
и тотъ оля себя не золъ. Онъ относи-
тельно себя совершенно таковъ же,
какъ и другой, котораго организація
устроенъ для любви, добродѣтели, но
также не снабжена способностью от-
влекаться и созерцать себя. Но другое
дѣло—въ отношеніи къ другимъ, его
окружающимъ.
Тотъ, чьи поступки производятъ на
насъ непріятныя, тягостныя впечат-
лѣнія,—въ нашихъ глазахъ золъ, и,
наоборотъ,—добръ, если эти впечат-
лѣнія пріятны и не противорѣчатъ
нашимъ интересамъ.
Кто не видитъ изъ этого, что поня-
тія наши о добрѣ и злѣ, выводимыя
изъ поступковъ другихъ, должны быть
чрезвычайно относительны?
Даже въ мірѣ христіанскомъ, гдѣ
высшимъ авторитетамъ обозначено въ
рѣзкихъ чертахъ, что худо и что хо-
рошо,, мы видимъ безпрестанно, какъ
различны и относительны наши поня-
тія о томъ, кто дѣлаетъ добро и зло.
Самое убійство, грабежъ и ложь мы
готовы извинить и считаемъ даже ино-
гда высокимъ, если это только совер-
шено подъ извѣстною формою. Это по-
тому, что, во-первыхъ, тѣ самыя впе-
чатлѣнія дѣйствуютъ не на всѣхъ оди-
наково пріятно или непріятно; во-
вторыхъ, анализируя поступокъ, мы
ищемъ познать мысль, управлявшую
этимъ поступкомъ, и, несмотря на все
наше отвращеніе къ іезуитамъ, судимъ
также весьма нерѣдко по ихъ началу:
цѣль оправдываетъ средства. Итакъ,
въ предвѣчныхъ законахъ природы
наше различіе добра отъ зла исче-
заетъ.
Понятіе о добрѣ и злѣ въ мірѣ об-
щественномъ есть только относитель-
ное.
Но въ мірѣ индивидуальномъ это
различіе существуетъ и основано на
двойственности человѣческой нрав-
ственной природы.
Злодѣй, — если только природа не
обидѣла его совершенно способностью
отвлекаться, — дрожитъ, видя благо-
датный образъ иной мысли, являю-
щійся туманнымъ призракомъ между
мыслью, готовою олицетвориться въ
убійствѣ и совершеніемъ кроваваго
дѣла. Увидѣвъ этотъ призракъ, онъ
уже знаетъ, что онъ—злодѣй.
Добродѣтельный,—также способный
къ самосозерцанію между благою
мыслью и добрымъ дѣломъ, пугается,
видя уродливый призракъ на гори-
зонтѣ души, напоминающій ему, что
для него было бы выгоднѣе, если бы
онъ остановился въ совершеніи по-
ступка. Увидѣвъ его, онъ вспоми-
наетъ, что въ немъ есть зло.
Откровеніе, поставивъ намъ въ
образецъ первобытную, нераздѣлен-
ную дуализмомъ, природу человѣка:
дѣтскій возрастъ и бѣдную простоту
духа, повелѣло, чрезъ борьбу съ собою
и міромъ, стремиться къ уничтоженію
нашей двойственности.
И злодѣю, и добродѣтельному от-
крыта эта цѣль; только каждый изъ
нихъ можетъ достичь ее не иначе,
какъ противнымъ путемъ. Первый—
чрезъ борьбу и самопознаніе привле-
кая къ себѣ все ближе и ближе отда-
ленный призракъ благодатнаго; вто-
рой—все болѣе и болѣе удаляя иска-
женный призракъ злого.
Побѣда надъ дуализмомъ ведетъ
къ безсмертію, обѣщанному Откро-
веніемъ.
Кто изъ насъ, одаренный умомъ и
чувствомъ, перевоспиталъ себя, чрезъ
отвлеченіе и самопознаніе, до убѣжде-
нія въ необходимости борьбы съ дуа-
лизмомъ, тотъ долженъ быть убѣжденъ,
вмѣстѣ съ этимъ, и о предстоящемъ
ему безсмертіи. Но не думайте, чтобы
истинное самопознаніе требовало враж-
ды къ вещественному міру, къ обще-
ству и къ самому себѣ.
Только близорукіе послѣдователи ре-

лигіозныхъ взглядовъ, только высту-
пившіе въ свѣтъ съ направленіемъ хо-
тя и высокимъ, но основаннымъ на
ложно-понятыхъ началахъ Откровенія,
вступаютъ во вражду съ обществомъ,
нерѣдко кончающуюся враждою къ
себѣ.
Естественно ли думать, чтобы Поку-
патель, самъ Сынъ Человѣческій, тре-
бовалъ отъ насъ вражды къ. обществу,
къ нашимъ близкимъ, къ намъ самимъ,
тогда какъ Онъ завѣщалъ намъ лю-
бовь и къ ближнимъ, и къ врагамъ, по-
велѣвалъ отдавать цезарево цезарю и
пришелъ не разрушать, но возстано-
вилъ ветхій завѣтъ?!
Вражда предполагаетъ ненависть,
осуждаемую Откровеніемъ. Борьба же
—присутствіе духа и сознаніе внут-
ренней силы, доставляемое намъ вѣ-
рою въ Откровеніе и самопознаніемъ.
Въ Откровеніи нужно отличать, что
имѣло непосредственное приложеніе къ
тогдашнему обществу, отъ того, что
останется вѣчнымъ для цѣлаго чело-
вѣчества; нужно отличать идеалъ, къ
которому мы должны безпрестанно
стремиться, отъ действительности, съ
которою мы должны безпрестанно бо-
роться.
Это-то изложеніе рѣзкими чертами
недосягаемаго и практически-дѣйстви-
тельнаго и свидѣтельствуетъ о свято-
сти и вѣчной ненарушимости началъ,
благовѣствуемыхъ Откровеніемъ.
Итакъ, въ какое бы положеніе вы
ни были поставлены обществомъ, об-
стоятельствами, судьбою, — боритесь
безъ вражды. Любите то, съ чѣмъ вы
вступаете въ борьбу; имѣйте привя-
занность къ тому, что вы хотите побѣ-
дить. Тѣмъ слаще будутъ для васъ
плоды побѣды, тѣмъ славнѣе торже-
ство побѣдителя. Одно любите потому,
что этого требуетъ ваша земная от-
чизна; имѣйте привязанность къ дру-
гому потому, что оно вселяетъ въ васъ
смиреніе и скромность, напоминая
вамъ о вашихъ слабостяхъ и несовер-
шенствахъ, и заставляетъ васъ обра-
щаться съ упованіемъ къ утѣшитель-
нымъ источникамъ вашего нравствен-
наго бытія: святому Откровенію и са-
мопознанія).
Вѣчное блаженство и небесное цар-
ство — за твердость и постоянство въ
борьбѣ. Адомъ, вѣчною смертью и му-
ченіемъ угрожаетъ Откровеніе за без-
силіе и паденіе. Понятія—а потому и
сужденія — наши объ отвлеченныхъ
предметахъ всегда будутъ различны,
смотря по различной степени образо-
ванія и организаціи общества, въ ко-
торомъ мы живемъ. Поэтому предоста-
вимъ каждому представлять себѣ и
вѣчное блаженство, и небесное цар-
ство, и вѣчное мученіе — такъ, какъ
убѣждаетъ его собственное самопозна-
ніе. Пусть матеріальный человѣкъ, не
дошедшій еще чрезъ отвлечете до от-
дѣленія вполнѣ своего вещественнаго
быта отъ духовнаго, представляетъ
себѣ рай въ видѣ сада, адъ—въ видѣ
I раскаленной печи. Образуйте его,
* изощрите его самопознаніе; но безъ
этого не нарушайте его убѣжденій. Ре-
зультаты ихъ такъ же утешительны,
благодатны и высоки, какъ и резуль-
таты вашихъ отвлеченныхъ убѣжде-
ній. Отрицатели высокаго, вѣчнаго,
неземного въ Откровеніи приводятъ,
обыкновенно, въ доказательство сво-
ихъ мнѣній, что и міръ языческій
зналъ безсмертіе, имѣлъ свой Аидъ и
Елисейскія поля.
Если высокіе умы въ языческомъ
мірѣ и имѣли убѣжденія о безсмертіи,
сходныя съ нашими, то что доказы-
ваетъ это? Не то ли, что духъ Божій
искони виталъ въ человѣчествѣ безъ
( его сознанія? Человѣчество, какъ и
каждый человѣкъ, медленно совершен-
ствовалось въ самопознаніе ; шло же и
идетъ не прямымъ путемъ къ этой вы-
сокой цѣли, но блуждая и уклоняясь,
извилистыми тропами. Еще языческое
осталось въ христіанствѣ; христіан-
ское было и въ язычёствѣ. И развѣ
уменьшается благотворное дѣйствіе
эѳированія и высокое достоинство это-
го открытія, когда мы скажемъ, что
оно уже было извѣстно за нѣсколько
тысячелѣтій китайцамъ?!
Каковы ни были понятія язычни-
ковъ и ваши о вѣчномъ блаженствѣ и
адѣ, ожидающихъ человѣка 8а гро-
бомъ,— въ томъ, вѣрно, согласится
большая часть людей, упражнявшихся
въ отвлеченіи, что самое утешительное
въ этой мысли есть, именно, продол-

женіе жизни, продолженіе существо-
ванія, хотя и въ другомъ видѣ,—жизнь
духа, лишеннаго всѣхъ слабостей и
^.совершенствъ матеріи.—Но и толь-
ко. Будетъ ли это существованіе духа
соединено съ сознаніемъ своего суще-
ствованія, можетъ ли оно быть соеди-
нено съ наслажденіемъ или мученіемъ,
объ этомъ мы не можемъ имѣть ни ма-
лѣйшаго понятія, покуда мы живемъ
матеріально. Одна смерть можетъ рѣ-
шить эти вопросы, да и то еще едва ли
•для каждаго изъ насъ.
Самое раздѣленіе духа. отъ матеріи
есть чисто условное, необходимое толь-
ко при нашихъ настоящихъ, еще са-
мыхъ поверхностныхъ понятіяхъ о ма-
теріи. Если подумать, сколько заклю-
чается въ этомъ словѣ: матерія! Это—
Бея Вселенная, слѣдовательно, Безгра-
ничное, Безпредѣльное. Много ли намъ
извѣстно о свойствахъ этого Безгра-
ничнаго?- Не смѣшна ли послѣ этого
близорукость тѣхъ, которые думаютъ,
что они въ состояніи опредѣлиті) мате-
рію, опредѣлить Безпредѣльное?! Мно-
го, много, если мы можемъ сказать
еще что-нибудь о нѣкоторыхъ свой-
ствахъ матеріи нашей планеты, да и
то давно ли самыя существенныя изъ
нихъ (электричество, свѣтъ, магне-
тизмъ) подвергнуты тщательнымъ из-
слѣдованіямъ, и между нѣсколькими
извѣстными намъ проявленіями этихъ
свойствъ сколько еще скрывается не-
извѣстныхъ !
Можемъ ли мы сказать съ увѣрен-
ностью: это—матерія, это—не матерія,
тогда какъ съ каждымъ днемъ мы
узнаемъ существованіе новыхъ ве-
ществъ, которыя еще вчера для насъ
не существовали? Даже на одной на-
шей небольшой планетѣ мы окружены,
нѣтъ сомнѣнія, цѣлыми мірами неиз-
вѣстныхъ еще существъ, требующихъ
неимовѣрнаго изощренія нашихъ гру-
быхъ чувствъ для своего проявленія.
Намъ неизвѣстны даже границы, до
которыхъ наши чувства могутъ бытъ
изощрены. Гдѣ былъ для насъ, sa нѣ-
сколько столѣтій, цѣлый,міръ инфузо-
рій? Что былъ для насъ вообще цѣлый
микроскопическій міръ?
Кто же, самоуверенный, убѣдитъ
насъ, что, кромѣ этого грубаго, веще-
ственнаго міра, постигаемаго нашими
чувствами, не можетъ существовать и
вокругъ насъ еще другой, скрытый
отъ нихъ, составленный изъ вещества
несравненно болѣе тонкаго, такъ тон-
каго, что оно для нашего ограничен-
наго ума уже переступаетъ предѣлы
матеріи и дѣлается духомъ?
Если же невѣсомыя тѣла могутъ
проникать и выполнять всѣ поры на-
шей матеріи и своимъ сотрясеніемъ
оживлять ее, то какія поры могутъ
остаться непроницаемыми для того,
что въ неизмѣримой степени тоньше и
эѳирнѣе всѣхъ невѣсомыхъ?
Если же простыя чувства откры-
ваютъ въ невѣсомыхъ столько загадоч-
ныхъ, непостижимыхъ свойствъ, кото-
рыя рѣзко противорѣчатъ нашимъ по-
нятіямъ объ обыкновенной матеріи,
то какими свойствами не можетъ обла-
дать это нѣчто, когда мы представимъ
его несравненно менѣе матеріаль-
нымъ, нежели всѣ невѣсомыя?
Если нашему разсудку трудно пред-
положить въ матеріи сознаніе, то ему
также трудно отвергать это свойство
въ предполагаемомъ веществѣ, высту-
пившемъ за предѣлы обыкновенныхъ
понятій о матерія.
Короче, нѣтъ опредѣленныхъ гра-
ницъ, гдѣ оканчивается матерія, гдѣ
начинается духъ, потому что намъ не-
извѣстны еще ни границы, ни свой-
ства матеріи.
Но если мы въ состояніи себѣ во-
образить, что всѣ тончайшіе проме-
жутки атомовъ, составляющихъ нашу
грубую тѣлесную оболочку, содержатъ
въ себѣ еще несравненно тончайшіе
атомы духа, то можно также вообра-
зить, что эти эѳирные атомы, безпре-
станно колеблясь, сохраняютъ еще и
прежнюю форму матеріальной оболоч-
ки, облекавшей ихъ, даже тогда, когда
она уже разрушилась и слилась съ
стихіями земли.
Какъ видѣнія, какъ безплотныя тѣ-
ни, могутъ намъ представиться колеб-
лющіеся атомы душъ нашихъ ближ-
нихъ, сохранившее еще наружный видъ
грубой ихъ оболочки, привлекаемые
сродствомъ съ атомами нашей соб-
ственной души, въ минуты тождевре-
менныхъ сотрясеній, во время все-

мірныхъ и частныхъ катастрофъ на-
шей жизни, когда нашъ духъ бываетъ
сильнѣе расположенъ къ разъединенію
съ тѣломъ.
Соединеніе грубой матеріи нашего
тѣла съ эѳирною духа можетъ быть
тѣсно до совершеннаго слитія, слабо
до разъединенія. Чѣмъ грубѣе мате-
рія, чѣмъ менѣе она проникнута эѳи-
ромъ духа, тѣмъ болѣе она препят-
ствуетъ его колебаніямъ, тѣмъ тѣснѣе
она облекаетъ его, тѣмъ менѣе спо-
собны атомы этого эѳира принимать
и удерживать наружный видъ нашей
тѣлесной оболочки.
У однихъ еще при жизни мы ви-
димъ стремленіе къ разъединенію ду-
ховнаго эѳира отъ тѣлесной матеріи;
у другихъ и самая смерть не способ-
ствуетъ его проявленіямъ; его инди-
видуальное существованіе оканчивает-
ся, сливаясь съ міровымъ эѳиромъ не-
вѣсомыхъ.
Чѣмъ болѣе во время нашей жиз-
ни духъ былъ наклоненъ къ разъеди-
ненію отъ матеріи, чѣмъ болѣе онъ
находилъ пространства въ матеріи для
обнаруживанія своего главнаго свой-
ства—безпрерывнаго колебанія, тѣмъ
сильнѣе была его власть надъ тѣломъ,
тѣмъ способнѣе онъ дѣлался индиви-
дуализироваться, принимать видъ на-
ружной ихъ оболочки, ощущать ея
впечатлѣнія и, сообщая ей свои неве-
щественный свойства, возвышать и
облагороживать ее.
Кто будетъ отвергать, что связь и
отношенія атомовъ этого духовнаго
эѳира къ атомамъ матеріи должны
быть совершенно другія у Сократа и
Ньютона, чѣмъ у кретина и идіота?
Но у всѣхъ насъ и грубая матерія, и
этотъ тончайшій эѳиръ безсмертны.
Матерія безсмертна, потому что,
разрушаясь, принимаетъ новые виды,
никогда не исчезаетъ; а духовный
эѳиръ, оставивъ матерію, сливается
съ міровымъ цѣлой вселенной.'
Но, сливаясь, онъ или утрачиваетъ
свою особость, или же, получивъ од-
нажды отъ матеріи сознаніе объ этой
особости, сохраняетъ и ре навѣки.
Каждому изъ насъ дана, хотя и въ
различной степени,. способность обо-
собитъ вашъ духовный эѳиръ, начи-
нал его разъединять, еще въ нашей
земной жизни, отъ тѣла, утончая, воз-
вышая, облагораживая нашу матерію»
раздвигая пространства между ея ато-
мами, способствовать движеніямъ эѳи-
ра, дѣлать его все болѣе и болѣе вос-
пріимчивымъ къ ощущеніямъ матері-
альнымъ, изощрять его сознаніе чрезъ
самую же матерію, приготовлять его,
чтобы онъ и за гробомъ сохранялъ это
сознаніе.
Пусть будетъ это мечта для недо-
ступныхъ къ отвлеченія), но для насъ
она все-таки останется утѣшительною
и высокою.
Жить на землѣ для усовершенство-
ванія, для облагороженія матеріи;
(приготовлять себѣ чрезъ земное бытіе
путь къ безсмертію, къ сохраненію
сознанія о себѣ и за гробомъ; — кто.
посмотрѣвъ съ этой точки зрѣнія на
жизнь, не пойметъ, что при такомъ
взглядѣ наши мысли, намѣренія, рѣчи
и поступки получаютъ другое направ-
леніе?! Но что же будетъ, когда мы
усвоимъ этотъ взглядъ до степени
убѣжденія? Тогда какой завѣтный иде-
алъ высокаго и святого останется для
насъ непривлекательнымъ, недостижи-
мымъ? Какая жертва останется для
насъ невозможною, чтобы жить для
безсмертія, жить сознательно, вѣчно?
Вотъ нашъ эдемъ, вотъ вѣчное бла-
женство Откровенія. Утратить духов-
ное сознаніе и слиться съ грубыми
стихіями земли—вотъ вѣчный адъ.
Пусть же каждый изъ насъ рѣшитъ
съ убѣжденіемъ этотъ столбовой во-
просъ жизни: жить, совершенствуясь;
отвлеченіемъ развивать сознаніе въ
эѳирѣ Творящаго, Который витаетъ въ
насъ, стремясь безпрестанно слиться
съ общимъ эѳиромъ вселенной; само-
познаніемъ уничтожать дуализмъ, про-
исходящій отъ сознанія бытія въ ма-
теріи. Въ этой же жизни стремиться къ
разъединенію духа отъ тѣла, возвышая
его до управленія матеріей, a матерію
облагораживая до свойства быть упра-
вляемою духомъ. Только тотъ, кто въ
здѣшней жизни проложилъ себѣ этотъ
путь, достигнетъ безсмертія, только
онъ одушевится предчувствіемъ, что
его ожидаетъ за гробомъ. Кто былъ
такъ несчастливъ, неспособенъ, лѣ-

нивъ и ничтоженъ, что не хотѣлъ вос-
пользоваться самою высшею способ-
ностью человѣка—развивать сознаніе
себя до самопознанія и одерживать
чрезъ*то верхъ надъ матеріею,—тотъ
долженъ отказаться отъ безсмертія, ко-
тораго онъ не въ состояніи былъ и
предчувствовать. Много званныхъ, ма-
ло избранныхъ.
Итакъ, вотъ, въ немногихъ словахъ,
механизмъ,—если бы только слова до-
статочны были описать его, — кото-
рымъ руководствуется человѣкъ съ
умомъ и чувствомъ въ разрѣшеніи
главнѣйшаго вопроса жизни.
Убѣдившись изъ опыта, что вы уже
потеряли эдемъ души: дѣтскую про-
стоту и единство, испытавъ, что у васъ
мысль, слово, поступокъ уже раздѣ-
ляются большимъ или меньшимъ про-
межуткомъ времени, вы начинаете на-
блюдать, что происходитъ съ вами въ
это время.
Вы вскорѣ узнаете (что, впрочемъ,
вы уже и прежде чувствовали), что въ
это время цѣлый сонмъ другихъ мы-
слей тѣснится между вашею главною
мыслью и ея осуществленіемъ въ словѣ
и дѣлѣ.
Эти вставочныя мысли—то слышат-
ся вамъ, какъ отдѣльные, неясные зву-
ки или какъ близкіе, вамъ знакомые
голоса, то являются предъ вами, какъ
рѣзко обозначенныя тѣни вашей глав-
ной мысли, какъ призраки фантасма-
горическая) калейдоскопа, безпрестан-
но принимая новые виды, сливаясь и
раздѣляясь, приближаясь и удаляясь,
—или какъ одни туманныя пятна мы-
слей на необозримомъ млечномъ пути
души. А за ними во мракѣ исчезаетъ
бездонная глубь!—Если вы, смущен-
ные въ этомъ хаосѣ тѣней и звуковъ,
испугаетесь, закроете глаза и уши и
перестанете слѣдить за этими призра-
ками, чтобы ихъ изслѣдовать вблизи,
то вы поступаете, какъ робкія дѣти,
которыя боятся потемокъ.
Вы знаете, какъ ихъ пріучаютъ не
бояться. Разсмотрите вблизи и разслу-
шайте, что васъ пугаетъ. Вы увидите
тогда, что эти призраки—одни только
миражи или одни только цвѣтные лучи
вашей главной мысли, которая разло-
жилась на нихъ чрезъ призму души,
переходя въ поступокъ и слово. Вы
разслушаете въ невнятномъ говорѣ ак-
корды созвучныхъ мыслей, голоса дав-
но забытыхъ убѣжденій, топотъ и во-
пли инстинктовъ.
Вникайте, не теряйте терпѣнія. Вы
пріучитесь сначала разбирать въ этомъ
хаосѣ тѣни отъ звуковъ, потомъ узна-
вать настоящій источникъ тѣхъ и дру-
гихъ, отличать грубые голоса матеріи
отъ мелодическихъ звуковъ души; но,
главное, для васъ прояснѣетъ связь ме-
жду мыслью. которую вы хотите олице-
творить, и этимъ хаосомъ, о существо-
ваніи котораго въ васъ вы, можетъ
быть, прежде не догадывались.
Вотъ теперь-то начинаются судъ и
расправа съ собою. Вы непремѣнно со-
бьетесь съ толку, если вы не пріучи-
тесь выслушивать каждый голосъ и
разглядывать каждый призракъ мысли
порознь, чтобы узнать ихъ источникъ.
Прежде всего старайтесь различать
мысль, диктованную инстинктомъ. Пре-
слѣдуйте сначала ту, которая роди-
лась изъ самаго грубаго инстинкта.
Вотъ первый путь къ борьбѣ, первый
случай къ испытанію воли, — самый
трудный, потому именно, что онъ пер-
вый. Но, не прошедъ черезъ него, вамъ
невозможно будетъ бороться и съ ва-
шимъ нравственнымъ дуализмомъ.
Но не такъ легко отличить голоса
вопіющихъ инстинктовъ отъ призра-
ковъ, вышедшихъ изъ этого дуализма.
Не всегда громки и рѣзки бываютъ
вопли чувственности. Только грубая
натура матеріи выражается грубыми
инстинктами. Чѣмъ болѣе она утончена
воспитаніемъ, тѣмъ скрытнѣе дѣлается
ея голосъ, тѣмъ труднѣе различить сто.
Безпристрастно, открыто и строго су-
дите себя—тогда вы разслушаете его.
Итакъ, вы дошли до борьбы воли съ
матеріей. Вы скажете, что для этого
еще не нужно искусства самопознанія;
вы и прежде, живя въ обществѣ, дол-
жны были испытывать эту борьбу; вы
скажете, что и животныя такъ борются,
какъ бы ни былъ силенъ ихъ ин-
стинктъ. Но знайте,—въ обществѣ вы
сражаетесь съ чувственностью безсо-
знательной и, слѣдовательно, безъ нрав-
ственной воли. Правда, законы, нала-
гаемые приличіемъ, упражняютъ волю,

но не-сознательную; они исполняются
чрезъ подражаніе — также родъ ин-
стинкта, свойственнаго и животнымъ.
То, что вамъ безъ искусства въ само-
сознаніи кажется побѣдою воли надъ
чувственностью, есть только одна по-
бѣда инстинкта надъ инстинктомъ.
Хищный звѣрь, видя добычу, не бро-
сится на нее, когда чувствуетъ, что не
въ состояніи ее преодолѣть; инстинктъ
самосохраненія торжествуетъ и надъ
голодомъ. Но та борьба, къ которой ве-
детъ самопознаніе, основана на созна-
ніи нравственной воли. «Я хочу* тор-
жествуетъ надъ инстинктомъ.
Чѣмъ грубѣе и громче вопль ин-
стинкта, тѣмъ легче замѣтитъ, отку-
да онъ выходить, тѣмъ легче борьба
съ открытымъ противникомъ. Несрав-
ненно труднѣе разслушать тѣ клики,
которые произносятся голосомъ чув-
ственности, скрытой подъ видомъ нрав-
ственнаго дуализма. Вотъ самый па-
губный ядъ, который развивается въ
насъ, изъ насъ самихъ. Представьте
себѣ: въ васъ созрѣла мысль совер-
шить поступокъ, о которомъ вы увѣре-
ны, что онъ будетъ пагубенъ для ва-
шего врага. Вы дышете местью, вы го-
рите нетерпѣніемъ, какъ можно скорѣе
осуществить вашъ замыселъ на дѣлѣ.
Вдругъ между вашего мыслью и поступ-
комъ изъ глубины души поднимается
грозный призракъ, указывая перстомъ
на книгу Откровенія. Вы убѣждены—
это совѣсть. Вы взволнованы, вы уже
готовы молиться, готовы забыть и не-
нависть и мщеніе. Призракъ исчезъ;
свершилось доброе дѣло во имя са-
мого* Искупителя. Но душа не осѣни-
лась благодатью. Она не торжествуетъ
побѣды.
Тотъ призракъ былъ не совѣсть. Онъ
святотатнымъ перстомъ указалъ на От-
кровеніе. То былъ -инстинктъ самосо-
храненія подъ личиною дуализма души.
Васъ ненавидитъ женщина. Она от-
равила всю вашу жизнь, запятнала ва-
ше имя, разорвала вашу привязан-
ность къ дѣтямъ. Вы клянетесь отом-
стить ей, преслѣдовать ее до гроба.
Вдругъ вы останавливаетесь предъ
плачущего Магдалиною Тиціана. Ти-
хая скорбь о кающейся грѣшницѣ,
томное сочувствіе къ слезамъ, струя-
щимся изъ глазъ, поднятыхъ къ небу,
волнуютъ васъ, и вотъ—опять предъ
вамп призракъ, но не грозный ; какъ
ангелъ-примиритель, тихо нисходитъ
онъ. Улыбкою любви и мира привѣт-
ствуетъ онъ васъ. Забыта ненависть,
погасло мщеніе. Торжественное «про-
щаю» произнесено вами; вы молитесь
за ту, которая смѣялась надъ вашими
страданіями. Вы счастливы. Но благо-
датнаго мира опять нѣть въ душѣ.
Тотъ призракъ былъ не эѳирный небо-
житель. То была одна чувственность
пола подъ видомъ высокаго въ дуализ-
мѣ души. Гдѣ же—вы спросите—взятъ
разсудка, хладнокровія и воли, чтобы
провести этотъ анализъ рѣзкого чер-
тою чрезъ все поприще жизни? Вы
начинаете анализировать, судить себя,
и цѣлый рой новыхъ призраковъ ваше-
го дуализма, вашей же чувственности
летаетъ и жужжитъ вокругъ васъ, без-
престанно мѣшая вести ваши судеб-
ные протоколы. Ваша тайная полиція
оказывается ненадежною.: Она также
на жалованья у инстинктовъ. Вы начи-
наете упражнять волю, а она заводитъ
интриги, обманываетъ васъ; хочетъ,
какъ Цезарь, управлять, раздѣляя;
поджигаетъ одинъ инстинктъ противъ
другого, и сама, наконецъ, запутыва-
ется въ этой дипломатической сѣти.
Вотъ, наконецъ, когда вы узнаете,
что ваша воля не подвластна вамъ.
Юна—надъ вами. Матерія и чувствен-
ность, духъ, раздѣленный дуализмомъ,
вотъ что ваше. А воля осѣняетъ васъ
только какъ даръ верховной благодати.
Одно лишь вдохновеніе сообщаетъ вамъ
волю. Помните ли отвѣтъ Спасителя
на слова Петра: «Посмотри: смоков-
ница, которую ты проклялъ, засохла».
«Имѣйте вѣру Божію,—отвѣчалъ Ис-
купитель:—истинно говорю вамъ, если
кто скажетъ горѣ: двинься и бросься
въ море—и не усомнится въ сердцѣ
своемъ, но повѣритъ, что сбудется по
словамъ его: будетъ ему, что ни скат
жегъ».—Вникните въ глубокій смыслъ
этого отвѣта.
^ Уничтожьте сомнѣніе въ себѣ, и
мощная воля осѣнитъ васъ. А можно
VJiu его уничтожить безъ вдохновенія?
Итакъ, вотъ финалъ самопознанія.
Вы открыли въ себѣ храмъ святыни.

Вступите въ него съ упованіемъ, и мо-
гучая высшая воля снизойдетъ на
васъ. Недаромъ человѣчество было все-
гда влекомо къ вдохновенію. Оно без-
сознательно чувствовало, гдѣ оно долж-
но было искать своей опоры. Самопо-
знаніе приводитъ къ тому же путемъ
отвлеченія и убѣжденія сознательнаго,
которое потому непоколебимо и твердо.
Если послѣдователи торговаго на-
правленія въ нашемъ обществѣ% съ
улыбкою намекаютъ намъ, что теперь
вдохновенія нѣтъ и не нужно, то они
не знаютъ, какая горькая участь ожи-
даетъ въ будущемъ человѣчество, пре-
сыщенное жизнью, утратившее небес-
ный даръ, единственную связь его съ
Верховнымъ Существомъ.
Безъ вдохновенія нѣтъ воли. Безъ
воли нѣтъ борьбы, a безъ борьбы—ни-
чтожество и смерть. Вотъ наша участь.
Не думайте, чтобы самопознаніе, от-
крывъ предъ вами путь, заключило хо-
лоднымъ эпилогомъ: «имѣйте вдохнове-
ніе». Оно само уже есть даръ высшей
воли, и, проникнувъ съ нимъ, хотя од-
нажды, въ глубину души, вы уже вы-
ходите на свѣтъ другими; вы вынесли
съ собою убѣжденіе о существованіи
завѣтно-святого; вы молитесь, чтобы
высшая воля одушевила васъ въ борьбѣ
съ началомъ сомнѣній—дуализмомъ
вашей души.
Мы всѣ способны къ вдохновенію,
хотя не всѣ въ одинаковой степени и
всякій по своему. Шамань и дервишъ
дѣлаются вдохновенными чрезъ тѣло-
движенія. Для большей части изъ насъ
нужны музыка и пѣніе. Спаситель по-
казалъ намъ въ своей земной жизни,
что для высшаго вдохновенія нужно из-
вѣстное состояніе тѣла и духа, дости-
гаемое постомъ и уединеніемъ. Самопо-
знаніе учитъ насъ тому же: не улуч-
шилъ, не облагородивъ матеріи, не
подвергнувъ ея грубыхъ атомовъ сотря-
сеніямъ эѳирныхъ атомовъ духа,—мы
дѣлаемся неспособными къ высшему
вдохновенію, развивающемуся изъ со-
зерцанія и отвлеченія. Вседневная,
дюжинная жизнь, съ торговыми ея
взглядами, увлекши васъ однажды сво-
имъ потокомъ, не располагаетъ ни къ
тому, ни къ другому. Уединеніе необ-
ходимо для этого.
Изъ этого не слѣдуетъ, что вамъ не-
премѣнно нужно сдѣлаться аскетомъ.
Живя наружно, какъ живутъ всѣ дру-
гіе, живите еще внутренно. Вы найдете
тогда уединеніе и въ обществѣ; жи-
тейскія заботы не развлекутъ вашего
отвлеченія. Среди шумящей толпы, въ
самомъ разгулѣ ея вакханалій, вдох-
новеніе одушевить васъ.
Но покуда самопознаніе не привело
васъ къ копечной ея цѣли, вы долго,
долго не будете своими среди людей.
Вы недовѣрчиво будете смотрѣть на
нихъ. Вы будете любить ихъ, но по
долгу, а не по убѣжденію. И можно ли
ожидать, чтобы вы довѣрчиво и съ
участіемъ смотрѣли на нихъ, когда
цѣлый сонмъ противорѣчій п враждую-
щихъ инстинктовъ—призраковъ вашей
дѣйствительности—толпится въ душѣ,
заставляя васъ безпрестанно сомнѣ-
ваться въ себѣ и недовѣрчиво смот-
рѣть на себя? Вы безпрестанно при-
мѣняете къ другимъ то, что дѣлается
въ васъ. И это такъ. Вы лучше знаете
ихъ, нежели они сами. Вотъ въ этотъ-
то періодѣ самопознанія любопытство,
самолюбіе и корысть подстрекаютъ
васъ управлять другими. Какъ не вос-
пользоваться плодами наблюденій надъ
собою? Какъ не увѣриться на опытѣ,
что точно то же происходитъ въ дру-
гихъ, что и во мнѣ? Еще одинъ шагъ,
и вы, со всѣмъ запасомъ самопозна-
нія,—игрушка вашего же эгоизма. Не
вдохновеніе, не высшая воля, одинъ
разумъ ставитъ васъ въ челѣ другихъ.
Но вотъ самопознаніе уже раскрыва-
етъ предъ вами свой финалъ. Вдохно-
веніе все чаще и чаще навѣщаетъ
васъ. Сомнѣніе и двойственность по-
трясены. Недовѣрчивость (къ себѣ и
другимъ) ослаблена. Рождается по-
требность то сообщить другимъ;
что свыше осѣнило васъ. Уже не жен-
ское любопытство, не эгоизмъ пожи-
гаютъ васъ, — верховная воля управ-
ляетъ вами и стремится чрезъ ваши
собственныя убѣжденія излиться на
другихъ. Какая загрубѣвшая душа не
вспомнить безъ участія о тѣхъ вѣ-
кахъ, когда міръ былъ потрясенъ эти-
ми убѣжденіями, когда вдохновенные
ученики, презирая смерть, шли по сто-
памъ Учителя, и ихъ вдохновеніе, съ

потоками дымящейся крови, лилось на
изумленное человѣчество?!
Итакъ, и бытописаніе, и наблюде-
ніе самого себя, показываютъ, что по-
требность сообщать другимъ, чѣмъ вы
проникнуты сами, знаменуется торже-
ствомъ надъ эгоизмомъ—пожертвова-
ніемъ. Вы дѣлаетесь готовыми при-
нести въ жертву ваши мечты о зем-
номъ счастьи, которыми избалованное
воображеніе и. чувственность убаюки-
вали васъ съ вашего дѣтства. Вамъ
не спалось спокойно безъ тихихъ ко-
лыханій вашей колыбели. Но вдохно-
веніе прогнало этотъ сонъ. Не здѣсь
назначено вамъ отдыхать отъ утом-
леніе
Кто не насмѣхался изъ васъ надъ
искателями сильныхъ ощущеній? Кто
съ изумленіемъ не видитъ, какъ въ на-
шемъ вѣкѣ реализма начинаетъ рас-
пространяться эта болѣзнь временъ
рыцарства (среднихъ вѣковъ)? Убѣ-
дитесь же, что никакое матеріальное
направленіе въ свѣтѣ не въ состояніи
уничтожить вдохновенія въ человѣкѣ. S
Это исканіе сильныхъ ощущеній есть
его проявленіе. Прежде цѣлыя массы
людей, одушевленныхъ вдохновеніемъ,
готовы были принести себя въ жертву
и пролить кровь за свои убѣжденія.
Теперь тѣ изъ нихъ, на которыхъ по-
рою нисходить высшая воля, влекомые
безъ сознанія этимъ ощущеніемъ, го-
товы также жертвовать собою. Но об-
щество, уже привыкшее къ своей зем-
ной неволѣ, не требуетъ отъ нихъ ихъ
жертвы. Что же остается НАГЪ? Собою
жертвовать для сильныхъ ощущеній!
Посмотрите на искателей сильныхъ
ощущеній съ этой точки, и смѣшныя
восторженности донкихотства, стран-
ные припадки англійскаго сплина бу-
дутъ для васъ безсознательнымъ про-
явленіемъ высокаго въ человѣческой
натурѣ,—борьбы и готовности жертво-
вать собою,—но покрытаго прахомъ
земли, поднявшимся отъ скованныхъ
стопъ рабскаго общества.
Такъ вы, наконецъ, разрѣшили для
себя роковые вопросы жизни. Вы сдѣ-
лались готовыми для нихъ. пожертво-
вать и отдыхомъ, и сладкимъ сномъ
земного бытія. Перевоспитаніе свер-
шилось.
Вы озираетесь и видите, что уже
давно истерты мундиръ и юпка, въ
которыхъ вы увидѣли себя, когда вамъ
вздумалось въ первый разъ осмотрѣть-
ся. Сбылись и не сбылись тѣ предвѣ-
щанія, которыми вы такъ когда-то
восхищались, смотря на воротникъ
мундира, на вашъ корсетъ и на то, что
подъ нимъ такъ тихо и такъ сладко
волновалось.
Жизнь приближается къ закату.
Вы, уже не сбиваясь, идете по на-
чертанному пути. Безъ вражды, оду-
шевленные упованіемъ, вы доканчива-
ете однажды начатую борьбу. Эгоизмъ
уже замѣняетъ готовность къ жертвѣ.
Но тихая грусть падаетъ въ сердце.
Что это: не отдаленный ли вопль эго-
изма? Нѣтъ, то голосъ тоски по от-
чизнѣ; онъ будетъ васъ провожать до
самаго гроба. Онъ шепчетъ вамъ:
«Ищи участія, ищи сочувствія; ты
можешь жертвовать, — авось найдешь
его».
Сочувствіе — это магнетизмъ души.
Мы слишкомъ рано начинаемъ ощу-
щать его присутствіе въ насъ, по
слишкомъ поздно научены цѣнить его.
Свѣтло и торжественно вдохновеніе;
оно, какъ праздничная одежда, обле-
каетъ духъ, призывающій высшую
волю.
Томно и тихо сочувствіе; оно, какъ
заунывная пѣснь, манитъ насъ къ
земной отчизнѣ.
Какъ борьба жизни покажется намъ
нестерпимою, когда вдохновеніе осѣ-
нитъ, когда сочувствіе согрѣетъ насъ?!
Небесное дѣлается намъ отверстымъ
чрезъ вдохновеніе; земное—возвыша-
ется чрезъ сочувствіе. Но, прошедъ
чрезъ школу самопознанія, боровшись
полжизни съ окружающимъ и съ со-
бою, узнавъ толпу,^-кто не подумаетъ,
въ минуты вдохновенія, когда сочув-
ствіе напоминаетъ ему о родинѣ: «не
лучше ли хранить, какъ святыню, за-
вѣтное, не расточать ея, потушить зем-
ную потребность участія, служить
землѣ по долгу, по необходимости, не
изъ любви къ отчизнѣ?»...
Не лучше ли, отчаявшись когда-
нибудь найти участіе, сдѣлаться для
людей холоднымъ исполнителемъ сво-
его призванія, сочувствовать ихъ. скор-

бямъ, помогать и утѣшать, не призы-
вая ихъ взаимности ни голосомъ, ни
взглядомъ?—И что въ этомъ суетномъ
участіи Марѳы!
Марій'же—много-ль на землѣ?
И можно ли надѣяться, чтобы вамъ
сочувствовали, т. е. чтобы взяли на
себя трудъ узнать васъ, тогда какъ
вамъ самимъ стоило столько неимо-
вѣрнаго труда, столько борьбы и
жертвъ, чтобы вымолить позволеніе
отъ вашей собственной души смотрѣть
въ нее, и то украдкою?
Посмотрите, какимъ участіемъ уго-
щало человѣчество лучшихъ друзей
своихъ !
Когда съ полнымъ сознаніемъ высо-
каго увлекалось оно вдохновеніемъ?
Оно искони было только однимъ иска-
телемъ сильныхъ ощущеній.
Ему нужны цѣпи, пытки, потоки
крови.
Вотъ что возбуждаетъ его сочув-
ствіе. Какое благодѣяніе принимало
оно изъ рукъ своихъ покровителей, не
омывъ его багряной влагою жизни?
Не Онъ, не воплощенное Слово любви
и мира, но совершитель кровавыхъ
дѣлъ—-Варавва былъ подаренъ уча-
стіемъ. Вы скажете:—потомство?—Да,
нѣтъ сомнѣнія, это — магнетическое
слово, это — безсмертіе земли. Без-
спорно, мы должны дорожить его со-
чувствіемъ. Безъ этой мысли Самъ Ис-
купитель не совершилъ бы искупленія.
Все, что живетъ на землѣ животного
жизнью, все и въ грубомъ инстинк-
тѣ, и въ идеалѣ высокаго проявляетъ
мысль о потомствѣ и, безсознательно и
сознательно, стремится жить въ немъ.
О, если бы самопознаніе, хотя бы
только въ этой степени могло развить-
ся въ толпѣ, бѣгущей отъ отвлеченія!
Если бы до этой степени только убѣ-
дилась она, что она живетъ для буду-
щей жизни въ ея потомствѣ! Хотя бы
этотъ слабый проблескъ идеи без-
смертія одушевилъ ее, то и тогда бы
уже земное бытіе человѣчества испол-
нилось дѣлами, предъ которыми по-
томство преклонялось бы съ благого-
вѣніемъ. Тогда бы исторія человѣче-
ства сдѣлалась для него святою ски-
ніею завѣта. Одушевлять, а не остере-
гать, было бы ея назначеніемъ; пере-
давая внукамъ дѣла отцовъ, завѣще-
вали бы жить для безсмертія въ по-
томствѣ.
Въ цѣлыхъ націяхъ, какъ и въ жиз-
ни частныхъ людей, направленіе раз-
лично. Есть націи, которыя живутъ
для одного настоящаго. Онѣ кажутся
намъ такъ же, какъ и частные люди съ
этимъ направленіемъ, практическими.
Но основы ихъ общества шатки, так-
же, какъ шатокъ и семейный бытъ
каждаго изъ членомъ этого общества.
Итакъ, когда потребность сочувствія
однажды родилась въ васъ, гдѣ есте-
ственнѣе искать ее, какъ не въ по-
томствѣ и всего человѣчества, и своей
семьи? Что можетъ быть утѣшитель-
нѣе мысли, какъ раздѣлить свои пло-
ды, пріобрѣтенные самопознаніемъ,
борьбою, жертвами и вдохновеніемъ,
съ этими двумя семьями!
Не говорите, что не всякій можетъ
дѣйствовать для потомства. Всякій—
въ своемъ кругу. Одна суетность и
близорукость ищутъ участія въ на-
стоящемъ.
Вы дошли теперь до убѣжденія, что,
живя здѣсь, на землѣ, вы привязаны
участіемъ къ этой отчизнѣ, вы должны
искать его; но, отыскивая, должны
жить не въ настоящемъ, a въ потом-
ствѣ.
Вамъ предстоитъ теперь снова раз-
рѣшитъ еще одинъ вопросъ жизни. Но
прежде, чѣмъ вы займетесь его рѣше-
ніемъ, бросьте бѣглый взглядъ назадъ.
Посмотрите, какъ вы дошли до эт< го
вопроса. Этотъ взглядъ на прошедшее
напомнитъ вамъ также, что не слу-
чаю, не произволу, не корыстной чув-
ственности должны вы предоставить
произнести приговоръ; его отголосокъ
отзовется чрезъ четверть столѣтія, на
поколѣніи, которое, быть можетъ, уже
будетъ попирать ногами давно забы-
тый вашъ прахъ.
Вспомните, — наряженные въ мун-
диры, затянутая въ корсетъ, во всемъ
нарядѣ, выступили вы на поприще
жизни. Сердце билось у васъ отъ ра-
дости, глядя на Божій свѣтъ. Вамъ
казалось, что все веселится и танцу-
етъ вокругъ васъ. А если горе съ этой
ранней.поры не принуждало орошать
слезами нищеты насущный хлѣбъ;

если думы заботь и треволненія все-
дневной жизни не тревожили дѣтска-
го сна, вамъ и самимъ такъ и рва-
лось кружиться и ликовать въ хоро-
водахъ шумной толпы. Въ этомъ чаду
разгулья вамъ и въ голову не прихо-
дило сначала, что вы еще не воспи-
таны.
Какъ это могло быть, когда разно-
цвѣтный воротникъ мундира, корсетъ
и юпка, стройно облекавшіе вашъ
станъ, французскій языкъ, на кото-
ромъ вы ловко объяснялись, строй-
ные аккорды клавикордъ, на кото-
рыхъ вы бѣгло играли, такъ ясно по-
казывали вамъ, что вы получили от-
личное воспитаніе.
Проживъ нѣсколько счастливыхъ
лѣтъ въ этомъ убѣжденіи, и то, мо-
жетъ быть, случайно, вашъ умъ и чув-
ство, которые, благодаря судьбѣ, какъ-
то не успѣли еще оглохнуть и онѣ-
мѣть отъ шума и гама, начали вамъ
нашептывать что-то въ родѣ настав-
леній.
A, можетъ быть, еще къ тому само
Провидѣніе послало вамъ благодѣтеля,
который коснулся искусной рукой до
ослабѣвшихъ струнъ забытой арфы,—
и гармоническіе аккорды зазвучали
въ васъ.
Вы вырвались изъ хороводовъ.
Конецъ ликованью.
Вы уже бросили испытующій взглядъ
на кружащіяся толпы, съ которыми
вы еще за часъ предъ этимъ такъ без-
сознательно кружились.
. Предъ вашими глазами — Вальпур-
гіева ночь земного бытія.
Во тьмѣ, блуждая между очарован-
ными группами, вамъ не легко вы-
браться на свѣтъ изъ вакханалій ча-
родѣйства.
Вамъ слышатся еще гдѣ-то вдали
призывные аккорды ума и чувства.
Толкаясь, падая, вотъ вы останови-
лись, чтобы, собравшись съ силами,
спросить себя: гдѣ вы, куда ведетъ
дорога, куда хотите вы?
Вы постигаете, что вы стоите па
распутьи. Вы постигаете, что вник-
нуть надобно въ себя. Теперь-то на-
чалось для васъ, съ чего бы нужно
было давно начать вамъ; нѣтъ,—соб-
ственно не вамъ, a тѣмъ, которые пу-
стили васъ въ будущій разгулъ, на
этотъ пиръ своевольства.
Сѣтуя на прошлое, вы начинаете
ужъ сами образовывать, перевоспиты-
вать себя. Трудясь и роясь въ своей
душѣ, вы, наконецъ, доходите до той
степени самопознанія, до которой толь-
ко суждено вамъ достигнуть на зем-
лѣ,—до вдохновенія.
Въ минуты вдохновенія вамъ от-
крывается таинственный источникъ,
струи котораго должны освѣжать и
оживлять васъ на поприщѣ къ без-
смертію, избранномъ вамп.
Борьба пожертвованія уже не тре-
вожитъ васъ.
То — долгъ вашъ, то — средство къ
достиженію недостижимаго. И вотъ
какъ.
Спокойно, свѣтло, какъ кристальная
струя, слегка волнуемая житейскимъ
вѣтромъ, течетъ ваша жизнь, чтобъ
слиться съ волнами неизмѣримаго оке-
ана вѣчности.
Протекло полжизни.
Вы такъ уже сроднились съ мыслью
о безсмертіи, предчувствія объ отда-
ленной вѣчности такъ утѣшительно
господствуютъ въ васъ, что вы неволь-
но переносите ихъ на земное бытіе,—
и оно начинаетъ волновать васъ тай-
ного тоскою по родинѣ. Оно напоми-
наетъ вамъ необходимость искать уча-
стія.
Вы убѣждаетесь, что, отыскивая
земное участіе, вы проявляете вашу
мысль о безсмертіи въ дѣлахъ и семьи,
и общества.
Итакъ, вамъ предстоитъ рѣшить
другой вопросъ жизни: какъ устроить
вашъ семейный бытъ, какъ найти со-
чувствіе въ кругу вамъ близкихъ? Но
знаете ли вы, что это—для того, кто
цѣлыя полжизни, провелъ, занимаясь
рѣшеніемъ одного вопроса жизни?
Вы знаете ли, что значитъ для
него, когда онъ ищетъ сочувствія въ
своей семьѣ?
Что, если онъ не будетъ понятъ
того, въ которой онъ искалъ сочув-
ствія къ убѣжденіямъ, слившимся въ
одно съ его существованіемъ, въ ко-
торой онъ искалъ сотрудницу въ борь-
бѣ за идеалъ?
Что, если—спокойная, безпечная въ

кругу семьи—она будетъ смотрѣть съ
безсмысленной улыбкой идіота на за-
вѣтную борьбу?
Или, какъ Марѳа, расточая всевоз-
можныя заботы домашняго быта, бу-
детъ проникнута одной лишь мыслью—
угодить и улучшить матеріальное зем-
ное бытіе?
Что, если, какъ Ксантиппа, она бу-
детъ поставлена судьбою для испыта-
нія крѣпости и постоянства воли? Что,
если, стараясь нарушить ваши убѣж-
денія, купленныя полжизнью перевос-
питанія, трудовъ, борьбы, она не осу-
ществить еще и основной мысли при
воспитаніи дѣтей?
А знаете ли, что значитъ этотъ же
вопросъ жизни для женщины, которая
была такъ счастлива, что разрѣшила
для себя, въ чемъ состоитъ ея призва-
ніе, которая, оставивъ дюжинное на-
правленіе толпы, отчетливо и ясно по-
стигаетъ, что въ будущемъ назначена
ей жизни цѣль.
Мужчина, обманутый надеждою на
сочувствіе въ семейномъ быту,—какъ
бы ни былъ грустенъ и тяжелъ этотъ
обманъ,—еще можетъ себя утѣшить,
что выраженіе его идеи—дѣла—най-
дутъ участіе въ потомствѣ.
А каково женщинѣ, въ которой по-
требность любить, участвовать п жер-
твовать развита несравненно болѣе, и
которой недоставало еще довольно опы-
та, чтобъ хладнокровнѣе перенести
обманъ надежды ! — Скажите, каково
должно быть ей на поприщѣ жизни,
идя рука въ руку съ тѣмъ, въ кото-
ромъ она такъ жалко обманулась, ко-
торый, поправъ ея утѣшительныя убѣ-
жденія, смѣется надъ ея святыней,
шутить ея вдохновеніями и влечетъ ее
съ пути на грязное распутье?!
Гдѣ средства убѣжать всѣхъ этихъ
горькихъ слѣдствій заблужденія?
Гдѣ средства съ полного надеждою
успокоить вопіющую потребность къ
сочувствію?
Что можетъ служить ручательствомъ
въ успѣхѣ?
Ни возрастъ женщинъ, ни наше во-
спитаніе, какъ видите, ни опытъ жиз-
ни—не вѣрныя поруки.
Молодость влечетъ ихъ къ суетѣ.
Воспитаніе дѣлаетъ куклу. Опытъ жиз-
ни родитъ притворство.
Еще счастлива та молодость, въ ко-
торой суета не совсѣмъ искоренила
воспріимчивость души; въ которой
свѣтъ, съ его мелочными приличіями,
не успѣлъ оцѣпенить ее и сдѣлать не-
доступною къ убѣжденіямъ въ высо-
комъ и святомъ; Еще счастлива та мо-
лодость, когда толпы молодыхъ и ста-
рыхъ прислужниковъ, послѣдователей
шаткихъ взглядовъ, воспользовавшись
этой воспріимчивостью, не усыпили ея
высшихъ впечатлѣній, не уничтожили
возможности понять, образовать себя.
Пусть женщина, окруженная нич-
тожествомъ толпы, падаетъ на колѣни
предъ Провидѣніемъ, когда, положивъ
руку на юное сердце, почувствуетъ,
что оно еще бьется для святого вдох-
новенія, еще готово убѣждаться и
жить для отвлеченной цѣли.
Правда, вступая въ свѣтъ, женщи-
на менѣе, чѣмъ мужчина, подвергает-
ся грустнымъ слѣдствіямъ разлада
основныхъ началъ воспитанія съ на-
правленіемъ общества. Она рѣже осуж-
дена бываетъ снискивать себѣ тру-
дами насущный хлѣбъ и жить совер-
шенно независимо отъ мужчины. Тор-
говое направленіе общества менѣе тя-
готѣетъ надъ него.
Въ кругу семьи ей отданъ на со-
храненіе тотъ возрастъ жизни, кото-
рый не лепечетъ еще о золотѣ.
Но зато воспитаніе ея обыкновенно
превращаетъ ее въ куклу. Воспитаніе,
наряжая ее, выставляя на показъ для
зѣвакъ, обставляетъ кулисами и за-
ставляетъ ее дѣйствовать на пружи-
нахъ, такъ, какъ ему хочется. Ржав-
чина съѣдаетъ эти пружины, a чрезъ
щели потертыхъ и изорванныхъ отъ
времени кулисъ она начинаетъ вы-
сматривать то, что отъ нея такъ бе-
режно скрывали. Мудрено ли, что ей
тогда приходитъ на мысль попробо-
вать самой, какъ ходятъ люди. Эман-
ципація—вотъ эта мысль. Паденіе—
вотъ первый шагъ.
Пусть многое останется ей неиз-
вѣстнымъ. Она должна гордиться тѣмъ,
что многаго не узнаетъ. Не всякій—
врачъ. Не всякій долженъ безъ нужды
смотрѣть на язвы общества.

Не всякому обязанность велитъ въ
помойныхъ ямахъ рыться, пытать и
нюхать то, что отвратительно смер-
дитъ. Однако же, раннее развитіе
мышленія и воли для женщины столь-
ко же нужно, какъ и для мужчины.
Чтобъ услаждать сочувствіемъ жизнь
человѣка, чтобъ быть сопутницей въ
борьбѣ,—ей также нужно знать искус-
ство понимать, ей нужна самостоя-
тельная воля, чтобы жертвовать, мы-
шленіе—чтобъ избирать и чтобъ имѣть
ясную и свѣтлую идею о цѣли воспи-
танія дѣтей.
Если женщины-педанты, толкуя объ
эмансипаціи, разумѣютъ одно воспита-
ніе женщинъ,—онѣ правы. Если же
онѣ разумѣютъ эманципацію общест-
венныхъ правъ женщины, то онѣ сами
не знаютъ, чего хотятъ.
Женщина эманципирована и такъ
уже, да еще, можетъ быть, болѣе, не-
жели мужчина. Хотя ей и нельзя, по
нашимъ законамъ, сдѣлаться солда-
томъ, чиновникомъ, министромъ. Но
развѣ можно сдѣлаться мужчинѣ кор-
милицею и матерью-воспитательницею
дѣтей до 8-лѣтняго ихъ возраста? Раз-
вѣ онъ можетъ сдѣлаться связью об-
щества, цвѣткомъ и украшеніемъ его?
Только близорукое тщеславіе людей,
строя алтари героямъ, смотритъ на
мать, кормилицу и няньку, какъ на
второстепенный, подвластный классъ.
Только торговый матеріализмъ и невѣ-
жественная чувственность видятъ въ
женщинѣ существо подвластное и ни-
же себя.
Все, что есть высокаго, прекраснаго
на свѣтѣ,—искусство, вдохновеніе, на-
ука,—не должно слишкомъ сродняться
съ вседневной жизнью: оно утратить
свою первобытную чистоту, выродится
и запылится прахомъ.
Итакъ, пусть женщины поймутъ свое
высокое назначеніе въ вертоградѣ че-
ловѣческой жизни. Пусть поймутъ, что
онѣ, ухаживая за колыбелью человѣка,
учреждая игры его дѣтства, научая его
уста лепетать и первыя слова, и пер-
вую молитву, дѣлаются главными зод-
чими общества. Краеугольный камень
кладется ихъ руками.
Христіанство открыло, женщинѣ ея
назначеніе. Оно поставило въ образецъ
человѣчеству существо, только что от-
нятое отъ ея груди. И Марѳа, и Марія,
сдѣлались причастницами словъ и бе-
сѣдъ Искупителя.
Не положеніе женщины въ общест-
вѣ, но воспитаніе ея,—въ которомъ за-
ключается воспитаніе всего человѣче-
ства,—вотъ что требуетъ перемѣны.
Пусть мысль воспитать себя для
этой цѣли, жить для неизбѣжной борь-
бы и жертвованій проникнетъ все
нравственное существованіе женщины,
пусть вдохновеніе осѣнитъ ея волю,—и
она узнаетъ, гдѣ она должна искать
своей эманципаціи.
Но если ни возрастъ, ни воспитаніе
женщины не служатъ ручательствомъ
для разрѣшенія вопроса, то еще менѣе
можетъ положиться искатель идеальна-
го участія на опытъ жизни.
Если мужчину, который не жилъ от-
влеченіемъ, холодитъ и сушить этотъ
опытъ, то, пресыщенный, охолодѣвшій,
обманутый жизнью, онъ рѣдко скрыга-
етъ то, что онъ утратилъ безвозвратно.
А женщина вооружается притвор-
ствомъ. Ей какъ-то стыдно самой себя
—предъ свѣтомъ выказать эти горькія
слѣдствія опыта.
Она ихъ прикрываетъ остатками
разрушенной святыни. Инстинктъ при-
творства и наклонность нравиться по-
могаютъ ей выдержать прекрасно роль
подъ маскою на сценѣ жизни. Подлож-
ная восторженность, утонченное ис-
кусство выражать, и взглядомъ, и
рѣчью, теплоту участія, и даже чи-
стоту души, — всѣмъ этимъ, всѣмъ
снабжаетъ ее суета въ исканіи побѣды.
Ей дѣла нѣтъ тогда, какъ дорого оку-
пится эта побѣда, когда, достигнувъ
цѣли, она сдѣлается опять тѣмъ, чѣмъ
была.
Что же, послѣ этого, остается иска-
телю идеальнаго въ земной жизни?—
Неужели, употребивъ полжизни на са-
мопознаніе, не найдетъ онъ довольно
твердости воли, довольно утѣшитель-
наго въ вдохновеніи, чтобы заглушить
эту тоску по участію?
Нѣтъ, вдохновеніе открыло тотъ ис-
точникъ, гдѣ сомнѣніе превращается
въ ничто. То—воля Высшаго. Опять
подъ сѣнь священную верховной воли
пусть склонить онъ главу свою. Тогда

исчезнуть призраки, затихнетъ гулъ
различныхъ мыслей, поднявшихся изъ
хаоса души.
Ихъ уничтожитъ и разсѣетъ свѣтлый
лучъ и сладкозвучный голосъ этой воли.
Женщина, которой вдохновеніе не
было сродно, которой не суждено быть
Маріей, которая погружена въ житей-
скій бытъ, которая, не научилась слы-
шать гласъ этой воли,—та пусть оста-
нется въ своемъ кругу.
Она пусть ищетъ наслажденій, зака-
балить себя въ приличія и форму,
эманципируется и дѣлаетъ, что ей
угодно съ послѣдователями разныхъ
взглядовъ, съ людьми, которымъ хоро-
шо живется и безъ рѣшенія вопросовъ
жизни. Ея пути не сходятся съ путями
вѣрующаго въ идеалъ.
Но та, которая въ минуты святого
вдохновенія, услышавъ призывный го-
лосъ Высшей Воли: иди,—на благород-
ное призваніе сочувствіемъ утѣшить
участь, для будущаго жить въ борьбѣ,
взаимной жертвою одушевлять готов-
ность жертвовать собою,—та пусть
протянетъ руку, сказавъ: «да, я го-
това».
Новоселье лицея.
V
Рѣчь на торжественномъ актѣ Ришельевскаго лицея
въ Одессѣ, 1 сентября 1857 года.3
Милостивые государи!
Не даромъ существуетъ обычай
праздновать новоселье.—Не знаю, ко-
гда и у кого родилась первая мысль
праздновать перемѣну жилища.
Думаю, что впервые эта мысль ро-
дилась у народа кочевого.
Все существованіе кочевого народа
зависитъ отъ избраннаго имъ мѣста.
Но если у номадовъ все настоящее,
то зато у осѣдлыхъ народовъ все бу-
щее зависитъ отъ избраннаго мѣста.
У первыхъ одна чисто матеріальная,
у вторыхъ и матеріальная, и умствен-
ная, и даже нравственная сторона жиз-
ни находятся въ зависимости отъ мѣ-
ста пребыванія.
Перенесемъ этотъ взглядъ отъ наро-
довъ къ обществамъ и общественнымъ
учрежденіямъ.
И у нихъ, также какъ у цѣлыхъ на-
родовъ, есть своя жизнь, осуществляю-
щая извѣстную идею, и свое будущее.
И то, и другое—не зависятъ ли так-
же отъ выбора мѣста?
Никто, и изъ частныхъ людей, не
перемѣнитъ безъ цѣли и надобности
своего жилища; никто не переѣдетъ
изъ одного мѣста въ другое, не заду-
мавъ, сообразуясь съ обстоятельства-
ми, перемѣнить образъ жизни.
Итакъ, перемѣняя мѣстопребываніе,
—будетъ ли то страна, провинція, го-
родъ, улица, домъ и даже комната,—
всѣ мы руководимся явною или скры-
того мыслью о большей или меньшей
перемѣнѣ нашего образа жизни.
Желая перемѣнить его, мы всѣ
ищемъ лучшаго.
Каждый по своему: хорошо или худо.
Но, перемѣняя и не зная никогда
будущаго, мы обращаемся съ мольбою
къ Богу, призываемъ друзей, сосѣдей,
сверстниковъ и знакомыхъ, какъ бы
желая ихъ сдѣлать нашими соучаст-
никами въ предстоящемъ.
Такъ я объясняю себѣ празднество
новоселья.
Такъ я смотрю и на новоселье на-
шего лицея.
Мы празднуемъ переходъ въ новое
зданіе.
Но съ какою цѣлью сооружено оно?
Назначается-ли оно только замѣнить
ветхія стѣны стараго лицея новыми?
Своды ли, мраморъ ли и паркетъ по-
ловъ должны отличать новый лицей отъ
стараго?

Если одно это, то основная мысль
нашего торжества была бы, въ сущно-
сти, не выше и даже ниже той, кото-
рою, вѣроятно, руководствуются нома-
ды, перемѣняя кочевье.
Перемѣна кочевья есть необходимое
условіе жизни цѣлаго парода. Перемѣ-
на ветхихъ стѣнъ на новыя есть толь-
ко одно удобство нѣсколькихъ людей.
Нѣтъ, мы не для этого празднуемъ
новоселье лицея. Не одна ветхость
стѣпъ, не одно удобство и прихоть по-
будили правительство замѣнить старое
новымъ.
Въ нашемъ новосельѣ обнаружива-
ются двѣ высокія мысли.
Оно, во-первыхъ, доказываетъ, что
старый лицей съ честью отжилъ свое
время.
Онъ и родился во время, когда по-
требность къ просвѣщенію въ краѣ
начала только что проявляться, п то
только въ высшихъ слояхъ общества.
Опъ такъ успѣшно дѣйствовалъ на
поприщѣ просвѣщенія, что поставлен-
ные учредителемъ предѣлы образова-
нію сдѣлались узки. Ихъ не разъ уже
измѣняли и расширяли. Но они все-
таки оказываются узкими.
Больше ничего не нужно приводить
въ доказательство успѣшной дѣятель-
ности стараго лицея. Этого одного до-
вольно для безпристрастныхъ.
Во-вторыхъ, праздникъ нашего но-
воселья, останавливая невольно нашъ
взглядъ на новомъ зданіи, заставля-
етъ думать, что не понапрасну же уве-
личенъ объемъ его стѣнъ, не понапрас-
ну увеличено помѣщеніе для учащихся,
кабинетовъ, лабораторіи.
Не напрасно пекущееся правитель-
ство, вмѣсто огромныхъ издержекъ на
меблировку новаго зданія, обратило
значительную сумму на пріобрѣтеніе
учебныхъ пособій.
Все это ясно говоритъ, что съ ново-
сельемъ должна начаться и новая
жизнь лицея, новый періодъ его дѣя-
тельности, и новый лицей дѣйствитель-
но долженъ сдѣлаться новымъ для Но-
вороссіи.
Вотъ, мм. гг., почему мы празднуемъ
день нашего новоселья.
Но будущее—не въ нашихъ рукахъ.
И мы начали нашъ праздникъ мо-
литвою.
Мы пригласили и всѣхъ васъ бытъ
нашими соучастниками и въ мольбѣ, и
въ достиженіи высокаго будущаго ли-
цея.
Мы всѣ стремимся, и сознательно, и
безсознательно, олицетворить тотъ иде-
алъ человѣка, который каждая нація
создаетъ для себя въ различные пері-
оды своего развитія.
Лицей, какъ и всѣ другія учрежде-
нія, назначенныя для воспитанія,
образованія и просвѣщёнія одной из-
вѣстной части націи, пользуясь .соб-
ственною жизнью, непремѣнно, какъ
бы невольно, участвуетъ и въ этомъ
общемъ національномъ стремленіи.
Въ каждомъ учебномъ округѣ выс-
шее образовательное заведеніе можно
сравнить съ маякомъ, назначеннымъ
проливать свѣтъ на извѣстную окруж-
ность.
Чѣмъ выше стоитъ такой маякъ,
чѣмъ удобнѣе избрано мѣсто, на кото-
ромъ онъ стоитъ, и чѣмъ ярче онъ свѣ-
титъ, тѣмъ ярче и тѣмъ больше освѣ-
щается вся окружность.
Но, какъ бы маякъ ни былъ хорошо
устроенъ, если мореплаватели, въ немъ
нуждающееся, не озаботятся изъ соб-
ственныхъ же выгодъ, поддержать его,
и, незнакомые съ его назначеніемъ, не
воспользуются благодѣтельнымъ свѣ-
томъ,—маякъ будетъ только значиться
безъ пользы на морской картѣ.
Правительство, какъ бы ни были
мудры и высоки его предначертанія,
не въ силахъ освѣтить всѣхъ желаю-
щихъ блуждать во мракѣ, беззабот-
ныхъ и нерадивыхъ о собственномъ
благѣ.
Сознательное стремленіе къ общей
цѣли, живое участіе и содѣйствіе по
мѣрѣ силъ, всегда, вездѣ и при всякой
формѣ правленія, составляютъ необ-
ходимое условіе для успѣшнаго осуще-
ствленія каждой общественной мысли.
Настало время, когда мы всѣ ясно
сознаемъ, что главною порукою за бу-
дущее благосостояніе нашего обще-
ства, и мало того,—главною его осно-
вою,—должно служить воспитаніе на-
шихъ дѣтей и даже отчасти перевос-
питаніе насъ самихъ.

Нашъ благодѣтельный Монархъ от-
крываетъ намъ разные способы къ
осуществленію этой мысли.
Но настало также время, когда со-
знательное содѣйствіе со стороны об-
щества оказывается болѣе, чѣмъ ко-
гда-нибудь, возможнымъ и необходи-
мымъ къ достиженію главной цѣли
воспитанія.
Въ нашъ предпріимчивый и практи-
ческій вѣкъ вездѣ, безпрестанно за-
водятся новыя общества, собираются
огромные капиталы для предпріятій,
сулящихъ выгоды и улучшенія мате-
ріальнаго быта.
Но что же мы сами дѣлаемъ для
высшаго, нравственнаго быта нашихъ
дѣтей, безъ котораго шатки основанія
и матеріальнаго?
Употребляемъ ли мы достаточно на-
ши матеріальныя средства къ дости-
женію этой высокой цѣли?
Отреклись ли мы, хоть сколько-ни-
будь, отъ эгоизма и корыстныхъ взгля-
довъ на жизнь, чтобы осуществить
высокій идеалъ воспитанія на нашемъ
потомствѣ?
Стремимся ли мы съ одушевленіемъ
и самопожертвованіемъ, забывъ хоть
на время настоящее, жить въ нашемъ
будущемъ?
Сознаемъ ли мы ясно все прекрас-
ное и высокое этого будущаго?
Какъ смотритъ еще до сихъ поръ
наше общество на воспитателей и на-
ставниковъ будущаго поколѣнія цѣ-
лой націи?
Цѣнитъ ли оно довольно ихъ при-
званіе, трудъ и заслуги?
Существуетъ ли довѣренность и
полное сочувствіе между родителями
и наставниками, и внушены ли эти
чувства дѣтямъ?
Какъ смотритъ большая часть са-
михъ наставниковъ на свое призваніе?
Многіе ли изъ нихъ изучали сами,
или подъ руководствомъ опытныхъ пе-
дагоговъ, на дѣлѣ и съ любовью къ
дѣлу, трудное искусство воспитанія?
Пусть каждый изъ насъ рѣшитъ эти
вопросы, положивъ руку на сердце.
Что касается до меня, то какъ пи
больно, но я долженъ признаться,
что нахожу преобладающимъ взглядъ
чисто-матеріальный на эту, послѣ ре-
лигіи, самую высокую сторону нашей
общественной жизни.
И богатые, и бѣдные, всѣ мы не-
многое, очень немногое, приносимъ въ
жертву воспитанію нашихъ дѣтей.
Просвѣщеніе ума и образованіе
есть для насъ не цѣль высокая жизни,
а только средство,—и то невѣрное,—
къ улучшенію матеріальнаго быта.
Правда, мы зато и страдаемъ—и
недовольствомъ, и недовѣріемъ другъ
къ другу.
Желая прогресса по своему, мы бро-
сились съ какою-то жадностью отыски-
вать недостатки и злоупотребленія въ
нашемъ обществѣ;
Но мы забываемъ, что одна сатира
еще никогда не исправляла общества.
Разрушая, нужно и созидать.
Для исправленія, кромѣ упрека,
нужно еще другое,—и самое главное,
—уяснить, сдѣлать сознательнымъ п,
по возможности, достижимымъ тотъ
идеалъ, къ которому каждый, исправ-
ляясь, долженъ стремиться.
Безъ полнаго сознанія этого идеала,
не пробудивъ готовности со стороны
общества сознательно участвовать въ
достиженіи его, новое вино будетъ вли-
ваться въ старые мѣхи, всѣ усилія
сдѣлать ветхое новымъ останутся
тщетными, и многозначительность на-
шего новоселья будетъ ничтожна.
A выраженіе этого сознанія и го-
товности должно искать въ воспитаніи.
Пусть же сочувствующій нашему
новоселью родитель, отдавая сына или
дочь па попеченіе одесскаго учебнаго
округа, скажетъ предъ судомъ соб-
ственной совѣсти: «Я всѣмъ жертвую
для воспитанія моего дитяти, и ничего
другого не требую отъ воспитателей,
какъ того, чтобы они наставили мое
дитя быть человѣкомъ».
Пусть каждый изъ питомцевъ нач-
нетъ свое образованіе, слѣдуя сло-
вамъ отца: «не ищи ничего другого,
какъ быть человѣкомъ въ настоящемъ
значеніи этого слова».
Пусть каждый наставникъ, проник-
нутый высокою цѣлью своего земного
назначенія, скажетъ съ самоотверже-
ніемъ: «Я не ищу ничего другого, какъ
сдѣлать людьми ввѣренныхъ мнѣ пи-
томцевъ».

Но какъ бы ни было велико сочув-
ствіе въ нашемъ краѣ къ истинному
прогрессу, котораго представителемъ
мнѣ такъ бы хотѣлось почитать новый
лицей, я знаю, что все-таки этотъ
взглядъ на воспитаніе, вызванный но-
восельемъ лицея, покажется слишкомъ
идеальнымъ, недостижимымъ и не-
новымъ.
Я скажу на это, что истина не
старѣется, что жизнь безъ сознатель-
ныхъ идеальныхъ стремленій печаль-
на, безцвѣтна и безплодна.
И что же, наконецъ, въ моемъ идеа-
лѣ воспитанія выражаютъ слова отца
(сыну):ищи быть и будь человѣкомъ?
Конечно, не новое; напротивъ, ста-
рое и очень старое, но истинное. Ко-
нечно, не легкое, но достижимое.
Значатъ ли эти слова, дѣйствитель-
но, что я добиваюсь невозможнаго, что
я ищу въ человѣкѣ земного совершен-
ства, мечтательнаго гражданина все-
ленной, или тому подобнаго?
Нѣтъ; человѣкомъ, какъ я его по-
нимаю, можетъ быть каждый, въ сво-
емъ родѣ, пріучившись съ раннихъ
лѣтъ хорошо пользоваться различны-
ми свойствами души, которыми каж-
даго изъ насъ надѣлилъ Богъ въ из-
вѣстной мѣрѣ.
Въ дѣлѣ воспитанія главное: на-
мѣреніе и убѣжденіе; они зависятъ
отъ воспитателей; успѣхъ—отъ Бога.
Всѣ мы, къ какой бы націи ни при-
надлежали, можемъ сдѣлаться чрезъ
воспитаніе настоящими людьми, каж-
дый различно, по врожденному типу и
по національному идеалу человѣка,
нисколько не переставая быть гражда-
ниномъ своего отечества и еще рельеф-
нѣе выражая, чрезъ воспитаніе, пре-
красныя стороны своей національ-
ности.
Но всѣ эти идеалы человѣка, и
слѣдовательно, идеалы воспитанія,
какъ бы различно ни проявлялся въ
нихъ національный типъ, должны имѣть
одну исходную точку—Откровеніе.
И такъ, словами: «ищи быть и будь
человѣкомъ»—выражается одна глав-
ная мысль воспитанія: научите дѣтей,
съ раннихъ лѣтъ, подчинять матері-
альную сторону жизни нравственной и
духовной.
И такъ, если отецъ, сознавая вполнѣ
значеніе этой мысли, скажетъ сыну:
«будь человѣкомъ», то это значить,
онъ рѣшается воспитать сына безъ
всякой задней мысли и отдаетъ его въ
школу изъ одного глубокаго убѣжде-
нія, что образованіе необходимо, какъ
пища.
Это значитъ, что отецъ, готовый
всѣмъ жертвовать для нравственно-
жизненной необходимости сына, твер-
до увѣренъ, что все прочее въ жизни
должно придти само собою; а если'и
не придетъ, то онъ все-таки ничего не
потеряетъ въ сущности.
Сынъ, помня слова отца, съ ран-
нихъ лѣтъ пріучается видѣть въ обра-
зованіи нравственную необходимость и
цѣнить его, какъ самую жизнь.
Наставникъ, говоря: «я хочу сдѣ-
лать людьми моихъ питомцевъ», зна-
чить, рѣшается предпочитать формѣ
духъ, мертвой буквѣ живую мысль;
значитъ, въ наукѣ онъ видитъ не
просто одинъ сборникъ знаній, а мощ-
ное средство дѣйствовать на нравст-
венную сторону ребенка. Исполняя
эти слова, учитель уже не заставитъ
ребенка изучать науку одними уста-
ми, но направить ее на развитіе той
или другой душевной способности дѣ-
тей, и каждый учитель сдѣлается
вмѣстѣ и воспитателемъ.
Наконецъ, если цѣлое общество по-
вторитъ эти многозначительныя слова
всѣмъ и каждому изъ своихъ сочле-
новъ, то оно выразить, что воспитаніе
для всѣхъ, безъ различія сословій и
состояній, также необходимо, какъ
хлѣбъ и соль, и, при такомъ убѣжде-
ніи, не пощадитъ никакихъ издержекъ
для достиженія цѣли, соберетъ капи-
талы, учредитъ компаніи для распро-
страненія просвѣщенія, обяжетъ всѣхъ
содѣйствовать по мѣрѣ силъ, сдѣлаетъ
для всѣхъ и каждаго просвѣщеніе обя-
зательнымъ, говоря всѣмъ и каждому:
«будь человѣкомъ».
Вотъ смыслъ моего идеала, не но-
ваго, но и не недостижимаго.
Для достиженія нужны: серьезный
взглядъ на жизнь, полное сознаніе
нравственной необходимости воспита-
нія, содѣйствіе духовное и матеріалъ-

ное, теплая вѣра въ вѣчную истину и
добро.
И вотъ, вѣря въ это, надѣясь на
ваше общее сочувствіе и содѣйствіе,
ожидая этого прекраснаго будущаго,
новый лицей и празднуетъ свое ново-
селье. Празднуетъ, надѣемся, не на-
прасно. И я не напрасно обращаюсь
къ вамъ — правительствующій лица
края, къ вамъ — преосвященный вла-
дыко, къ вамъ — пастыри церкви, къ
вамъ — граждане и родители, къ вамъ
— наставники, къ вамъ — учащіеся,
прося васъ принять къ сердцу эти
искреннія желанія, прося васъ всѣхъ
и каждаго объ участіи и содѣйствіи
истинному просвѣщенію въ краѣ, и
скрѣпляю слабую рѣчь мою словами
молитвы ко Всевышнему:
«Да пріидетъ царствіе Его»!
Одесская талмудъ-тора4
Ha-дняхъ я посѣтилъ Талмудъ-Тору,
и вышелъ изъ нея съ такимъ чув-
ствомъ, которымъ не могу не подѣ-
литься.
Можетъ быть, многіе изъ читателей
«Одесскаго Вѣстника» скажутъ: какое
намъ дѣло до жидовскаго приходскаго
училища, когда насъ и наши христіан-
скія мало занимаютъ?
Но виноватъ ли я, если меня зани-
маетъ все общечеловѣческое, когда
сущность его истекаетъ изъ вѣчныхъ
истинъ Откровенія, будутъ ли онѣ со-
знательно или безсознательно прини-
маемы націею?
Не болѣе, какъ за годъ, бѣдныя,
нищенствующая сироты ветхозавѣтна-
го поколѣнія гнѣздились скученныя,
одѣтыя въ рубище, на лавкахъ преж-
ней Талмудъ-Торы, читая на-распѣвъ
съ утра до вечера подъ ферулой сво-
ихъ меламдовъ. Черствый кубокъ хлѣ-
ба, который эти несчастныя дѣти при-
носили съ собою въ училище, служилъ
имъ единственного пищею. Казалось,
и учители, и дѣти полагали всю свою
надежду на духовное питаніе талмуди-
ческими сентенціями.
Всѣ занятія грязной, нечесанной
толпы учениковъ и учителей ограни-
чивались подстрочнымъ переводомъ съ
еврейскаго на испорченный нѣмецкій
жаргонъ, казавшійся для непривычна-
го уха однимъ безтолковымъ крикомъ.
И вотъ, нѣсколько просвѣщенныхъ
благотворителей, вникнувъ въ глубо-
кій смыслъ словъ вдохновеннаго про-
рока, движимые высокимъ милосерді-
емъ къ своимъ соплеменникамъ, въ
теченіе девяти мѣсяцевъ измѣнили и
сущность, и видъ училища.
Я, нимало не приписывая себѣ ни-
какой заслуги,—потому что ходатай-
ствовалъ только у правительства о
нѣкоторыхъ измѣненіяхъ въ програм-
мѣ ученія,—имѣю полное право без-
пристрастно хвалить то, о чемъ грѣш-
но бы было умолчать. Одну только
приписываю себѣ услугу, оказанную
дѣтямъ бѣдныхъ евреевъ: я содѣй-
ствовалъ къ опредѣленію прусскаго
подданнаго—г. доктора Гольденблюма.
А ему, послѣ просвѣщенныхъ блюсти-
телей школы, и должна быть отдана
вся честь и вся заслуга .преобразова-
нія. Но ни онъ, ни блюстители не
могли бы совершить такъ быстро и съ
такимъ успѣхомъ дѣло преобразова-
нія, если бы все еврейское общество
не приняло истинно-сердечнаго уча-
стія въ этомъ подвигѣ человѣколюбія.
Нельзя довольно оцѣнить просвѣщен-
ное милосердіе и ревность, съ которы-
ми общество принялось за это дѣло.
Слишкомъ 200 мальчиковъ, преиму-
щественно сиротъ, помѣщаются теперь
въ чистыхъ и теплыхъ коматахъ; всѣ
одѣты въ опрятные байковые сюртуки;
ни у одного не замѣтно нечесанныхъ,
всклокоченныхъ волосъ, грязныхъ ног-
тей, разорванныхъ сапоговъ; а что
главное,—дѣти высшихъ классовъ уже
объясняются съ главнымъ учителемъ
ихъ, г. Гольденблюмомъ, не на неснос-

номъ еврейскомъ жаргонѣ, отвѣчаютъ
на вопросы со смысломъ, отстаютъ, до-
веденные неусыпными трудами этого
педагога, отъ безтолковаго голословія.
Не болѣе трехъ недѣль тому назадъ
г. Гольденблюмъ ввелъ хоральное пѣ-
ніе, и уже 30 пли 40 мальчиковъ по-
ютъ-складно молитвы и стихи на чи-
стомъ нѣмецкомъ языкѣ. Прежде и въ
хорошую погоду ученики не являлись
по цѣлымъ недѣлямъ, предпочитая
училищу праздное скитанье по ули-
цамъ; теперь,— и въ грязь, и въ
дождь, — училище полно учениками.
Заведены печатныя журнальныя кни-
ги для отмѣтокъ, въ классахъ введены
условные знаки, вездѣ господствуетъ
порядокъ. Обхожденіе съ учениками
также перемѣнилось. Правда, въ низ-
шихъ классахъ еще замѣчается ино-
гда, что иной школьникъ, отвѣчая на
вопросы гнѣвнаго меламда, отклоняетъ
отъ него невольно голову въ сторону;
#) это только доказываетъ извѣстную
истину, что никто столько не консер-
вативенъ, какъ земледѣлецъ и старый
учитель.—Зато ни одинъ старосвѣт-
скій еврей не отыщетъ теперь въ тал-
мудъ-торѣ своего сына, назвавъ его
Мошкою или Гершкою.
Но мало еще этого. Милосердіе ев-
рейскаго общества къ бездомнымъ си-
ротамъ не ограничилось тѣмъ, что оно
доставило имъ ученье, одежду и обувь;
—сверхъ этого, семьдесятъ изъ нихъ,
бѣднѣйшихъ, обѣдаютъ въ училищѣ:
имъ даютъ ежедневно въ часъ отлич-
ный хлѣбъ и сытный, хорошо приго-
товленный супъ съ мясомъ и картофе-
лемъ,—и того, и другого, вдоволь. За
столомъ—благочиніе и порядокъ. Ев-
рейскія дамы, участвующая въ по-
жертвованіяхъ, ежедневно по-очереди
приглашаются къ столу и присутству-
ютъ при немъ, раздаютъ кушанье дѣ-
тямъ и слѣдятъ за качествомъ пищи.
Итакъ, изумительные успѣхи учени-
ковъ, перемѣна ихъ образа жизни, да-
же ихъ физіономій, получившихъ здо-
ровый, веселый видъ — и все это въ
девять мѣсяцевъ!
Если,—-невольно подумалъ я, выхо-
дя изъ школы,—человѣкъ чрезъ де-
вять мѣсяцевъ родится на свѣтъ, то
во сколько же времени онъ можетъ
переродиться? Послѣ этого намъ ни-
чего болѣе не остается, какъ благода-
рить Бога, что Онъ далъ намъ два
чудесныя свойства: привыкать и от-
выкать. Привычка удерживаетъ насъ
идти слишкомъ скоро впередъ, дѣла-
етъ насъ осторожно-консервативными;
а отвыкая, подъ руководствомъ благо-
разумныхъ наставниковъ, мы дѣлаем-
ся прогрессистами.—Этими двумя не-
оцѣненными свойствами человѣка раз-
решается вся задача его обществен-
ной жизни. Кто умѣетъ хорошо, кстати,
привыкнуть и отвыкнуть, тотъ *ц по-
нялъ науку жить. Мудрое и вѣчное
правило, которое столько же относится
до приходскаго школьника, сколько и
до знаменитаго гражданина, какого бы
ни былъ онъ рода и племени, въ ка-
комъ бы вѣкѣ ни родился и въ какой
бы изъ изъ пяти частей свѣта не оби-
талъ!
Но намъ ли, живущимъ въ вѣкѣ
смѣлыхъ предпріятій, въ вѣкѣ про-
гресса, еще удивляться, что двѣ сотни
еврейскихъ мальчишекъ переродились
въ девять какихъ-нибудь мѣсяцевъ?
Такія ли еще чудеса совершаются те-
перь предъ нашими глазами!
Однако-же, если наша граждан-
ственность, глядя свысока, не позво-
ляетъ намъ удивляться такой простой
вещи, то почему же наши христіанскія
приходскія училища въ эти девять мѣ-
сяцевъ не сдѣлали никакого шага впе-
редъ? Не я ли виноватъ?
По совѣсти говорю: нѣтъ. Или, если
виноватъ, то безсознательно. Выслу-
шайте и судите.
Если дѣла минувшихъ дней дока-
зали намъ, что можно заставить и въ
худыхъ училищахъ нехотя учиться, то
еще никто не доказалъ, что можно за-
ставить въ нихъ хорошо учиться. Для
этого необходимо одно изъ двухъ: или
охота, или хорошее училище.
Извѣстно, охота пуще неволи; но
тутъ нужно приманить, а не заставить.
А чтобы сдѣлать училище хоро-
шимъ, нужно дѣйствовать не врозь, не
порознь, а общими силами.
Чтобы дѣйствовать общими силами,
нужно имѣть и общія убѣжденія. А
гдѣ ихъ взять?

Словъ сколько угодно; a убѣжде-
ній—ото дѣло иное.
Вотъ въ этомъ-то отношеніи нельзя
не указать на евреевъ.
Еврей' считаетъ священнѣйшею обя-
занностью научить грамотѣ своего сы-
на, едва научившагося лепетать; ото
онъ дѣлаетъ по глубокому убѣжденію,
что грамота есть единственное сред-
ство узнать законъ. Онъ это дѣлаетъ
потому, что убѣжденъ въ вдохновен-
ной истинѣ словъ Моисея: «Слыши,
Израилю: Господь, Богъ нашъ, Гос-
подь единъ есть, и возлюби Господа
Бога твоего отъ всего сердца твоего, и
отъ всея души твоея, и отъ всея силы
твоея, и да будутъ слова сіи въ душѣ
твоей и сердцѣ твоемъ, и тучи имъ
сыновъ твоихъ» (5. 6. 5).
Въ понятіи ветхозавѣтнаго человѣка
грамота и законъ сливаются въ одно
неразрывное цѣлое. У него нѣтъ ни
споровъ, ни журнальной полемики о
томъ, нужна ли его народу грамот-
ность. Въ мысляхъ его, кто отвергаетъ
необходимость, грамотности, тотъ от-
вергаетъ законъ. Еврей въ нашихъ
глазахъ есть старообрядецъ, старо-
обычникъ, поклонникъ мертвой буквы,
формалистъ,—все, что хотите, но все
—по убѣжденію.
А мы, которымъ открыта и благо-
дать, и истина, которымъ дѣти по-
ставлены въ образецъ, мы, вѣрующіе,
что «Богъ бѣ Слово», какъ мы убѣж-
дены, что наши дѣти должны знать
слово? — Мы вдаемся въ толки, раз-
суждая, споря и сомнѣваясь еще о
томъ, что должно бытъ нашимъ кров-
нымъ убѣжденіемъ, Мы — и прогрес-
систа, и искатели сущности; но когда
дѣло дойдетъ до дѣйствій по убѣжде-
нію, то мы поспоримъ въ консерва-
тизмѣ и съ евреями.
Я знаю,—за то, что я теперь ска-
залъ, меня будутъ упрекать въ при-
страстіи, въ ослѣпленіи, въ напрасли-
нѣ; мнѣ скажутъ, что я слѣпъ и
глухъ, если, живя въ просвѣщенномъ
и человѣколюбивомъ обществѣ, не
слышу и не вижу ежедневныхъ фак-
товъ, доказывающихъ и любовь къ
просвѣщенію и благотворительность,
фактовъ погромаднѣе того, который я
привелъ, говоря о какой-то мелочной
Талмудъ-Торѣ. Я знаю, что многіе да-
же обидятся и за сравненіе, и за па-
раллель. «Какъ можно смѣть сравни-
вать,— скажутъ,— нравственныя свой-
ства, и еще чьи? семитическаго, от-
жившаго племени съ нашими! -Это не-
слыханная дерзость!»
Все это я знаю; но, тѣмъ не менѣе,
рѣшаюсь говорить, что мнѣ кажется
истинною правдою.
Не забудемъ: кому больше дано, съ
того болѣе и спросится. Мы говоримъ,
что мы любимъ просвѣщеніе. Да это
немудрено: намъ нельзя сказать ина-
че, во-первыхъ, потому что мы при-
выкли къ этой фразѣ, а во-вторыхъ,
мы стыдимся сказать противное, точно
также какъ мы стыдимся показаться
на улицѣ въ старомодномъ платьѣ. Вы
приводите факты: вы содержите па
вашемъ иждивеніи сиротскія и при-
ходскій училища, вы дѣлаетесь ихъ
почетными смотрителями и попечите-
лями. Но вѣдь мы знаемъ, Кто у насъ
истинный распространитель просвѣ-
щенія; вѣдь мы знаемъ, какъ одно Его
слово, Его желаніе, для насъ дорого.
Мы знаемъ хорошо, что отъ Него не
скроется ни одинъ добрый поступокъ
на общую пользу. Что же тутъ соб-
ственно нашего? Это все Его. Мы тво-
римъ только волю Пославшаго насъ.
Но проникла ли эта высшая, благая
воля до нашего сознательнаго, внут-
ренняго убѣжденія? Сдѣлалась ли она
нашею второго натурою, нашего заду-
шевною, неотъемлемою собственностью?
—Вотъ это докажите мнѣ фактами.
Мы говоримъ, что мы благотвори-
тельны. Но, во-первыхъ, мы не долж-
ны бы были этого говорить. «Тебѣ же,
творящу милостыню, да не увѣсть шуй-
ца твоя, что творитъ десница твоя».
А во-вторыхъ, если мы уже до того
христіане, что милосердіе сдѣлалось
нашимъ общимъ душевнымъ достоя-
ніемъ, то это значитъ, дѣла милосер-
дія у насъ приняли уже характеръ
общественнаго института. Но если
такъ, то покажите мнѣ основныя на-
чала этого института. — Мы всѣ, не
отрекшіеся отъ свѣта и его прелестей,
поступаемъ еще никакъ не лучше юно-
ши, который просилъ наставленія у
Спасителя о томъ, что онъ долженъ

сдѣлать, чтобы получить жизнь вѣч-
ную. Мы, благотворя, соблюдаемъ толь-
ко главныя заповѣди. Но, соблюдая
ихъ, какъ бы мы ни тщились общими
силами совершать дѣла милосердія,
мы подвергаемся опасности, при
устройствѣ нашего общества, столько
же повредить ему, сколько и помочь,
если мы не согласимся сначала под-
чинить наши дѣйствія не только серд-
цу, но и разуму. Сердце требуетъ толь-
ко, чтобы исполнена была заповѣдь;
разумъ требуетъ, чтобы исполнилась
не одна ея буква. Разумъ говоритъ,
что въ настоящее время, какъ бы гро-
мадны ни были наши средства, мы
все-таки только тогда сдѣлаемся истин-
ными благотворителями, когда сосре-
доточимъ ихъ на одну, опредѣленную,
сторону благотворительности, то-есть
когда мы будемъ дѣйствовать ими для
удовлетворенія одной какой-либо глав-
нѣйшей потребности нищеты. Сло-
вомъ, при настоящемъ состояніи „ на-
шего общества и при ограниченности
нашихъ средствъ,—которыя, какъ бы
ни казались велики, все-таки, въ сущ-
ности, ничтожны относительно числа
потребителей, — благотворитель дол-
женъ быть непремѣнно спеціалистомъ.
Какъ современная наука, въ ея при-
мѣненіи къ обществу, съ каждымъ
днемъ все болѣе и болѣе дѣлается спе-
ціальною; какъ въ наукѣ едва-едва мы
можемъ еще удержать общечеловѣче-
ское направленіе въ школѣ, да и туда
уже безпрестанно врывается ненасыт-
ная утилитарность съ ея спеціальны-
ми требованіями ; такъ и въ обществен-
ной филантропіи общее безпредѣльное
милосердіе съ каждымъ днемъ дѣлает-
ся все болѣе и болѣе неудобнымъ и
даже вреднымъ въ его практическомъ
приложеніи.
Но въ настоящее время, чѣмъ ме-
нѣе распространена въ обществѣ гра-
жданственность, тѣмъ сильнѣе долж-
но быть общечеловеческое направле-
ніе науки, тѣмъ болѣе университетское
должно преобладать надъ факультет-
скимъ. Напротивъ, въ филантропіи,
чѣмъ менѣе развита гражданствен-
ность общества, чѣмъ менѣе оно обык-
ло дѣйствовать сознательно и послѣ-
довательно, тѣмъ спеціальнѣе, тѣмъ со-
средоточеннѣе должны быть дѣйствія
благотворительности.
Общество, стоящее на высшей сте-
пени гражданственности, уже до такой
степени успѣло себѣ усвоить образо-
ванность, что, какъ бы сильно оно ни
нуждалось въ спеціальности, все-таки
спеціальность не истребитъ общечело-
вѣческое начало науки.
Спеціалисту въ такомъ обществѣ не
такъ легко впасть въ рутину или сдѣ-
латься шарлатаномъ. Но попробуйте
развить научную спеціальность на
счетъ общечеловѣческаго въ обществѣ,
еще не остепенившемся гражданствен-
но, и вы получите между множествомъ
грубыхъ ремесленниковъ, можетъ быть,
нѣсколько односторонне дѣльныхъ лю-
дей, но уже никакъ не представителей
науки.
Въ филантропіи другое дѣло. Инте-
ресы сословій и всѣхъ членовъ
общества развитаго такъ слиты между
собою, всѣ отношенія и нищеты, и бо-
гатства, такъ сложны и такъ взаимно
пересѣкаются, что трудно дѣлается,
тронувъ одну сторону, не затронуть
другую. Тутъ дѣла милосердія уже,
дѣйствительно, должны быть возведены
на степень общественнаго института,
составленнаго изъ самыхъ различныхъ
отраслей управленія; тутъ дѣлается
уже необходимымъ и общій обзоръ, и
централизація управленія, и общая
систематичность дѣйствій. — Но этотъ
же самый способъ филантропическихъ
дѣйствій перенесите въ общество еще
малоразвитое, и оно превратитъ сущ-
ность дѣла въ форму, оно понапрасну
развлечется наружного громадностью
обстановки, тогда какъ ему нужно бы
было, сосредоточившись, избрать толь-
ко одну, двѣ или нѣсколько сторонъ,
смотря по величинѣ его средствъ.
Нетрудно научиться, а трудно умѣть
приложить изученное къ дѣлу. Тутъ
мѣшаютъ намъ и неумѣнье въ пору
привыкнутъ и въ пору отвыкнуть, и
суетность, и другія дрязги жизни.
Пусть же общество, еще не достиг-
шее зенита гражданственности, созна-
тельно разберетъ, чѣмъ оно должно
пользоваться изъ настоящаго того об-
щества, которое ушло дальше, и чѣмъ
изъ его прошедшаго, оставивъ спо-

койно до поры и до времени то, за
чѣмъ ему еще рано гоняться.
Мы знаемъ, что высочайшее дѣло и
христіанства, и народнаго просвѣще-
нія, съ'каждымъ годомъ и каждымъ
днемъ распространяющее все болѣе и
болѣе свѣтъ евангельскаго ученія, на-
чалось тихо и скромно, копѣечнымъ
сборомъ, и достигло огромныхъ раз-
мѣровъ только потому именно, что всѣ
обширныя дѣйствія милосердныхъ рас-
пространителей слова Божія ограни-
чивались и теперь ограничиваются од-
ною опредѣленною цѣлью: дать желаю-
щимъ средство читать Ветхій и Новый
Завѣтъ.
Вотъ такъ должны начинаться всѣ
благотворительныя общества. Пусть
благотворители изберутъ сначала толь-
ко одну или двѣ изъ главныхъ потреб-
ностей нищеты,—будетъ ли то квар-
тира, топливо, или пища,—и всѣ свои
силы, все умѣнье, все милосердіе, всѣ
средства, сосредоточатъ на этомъ од-
номъ предметѣ. Конечно, это не такъ
легко, какъ кажется. Тутъ нужно: во-
первыхъ, 'единодушіе, строгое подчи-
неніе одной предназначенной цѣли дру-
гихъ, болѣе безграничныхъ чувствъ и
желаній, какъ бы они ни были спра-
ведливы и похвальны; даже нѣкоторая
степень жестокосердія, если такъ мож-
но назвать твердость души, необхо-
дима для достиженія этой цѣли. Во-
вторыхъ, нужно прямое и истинное
участіе въ нравственной судьбѣ бѣд-
наго. Никогда милостыня не должна
быть чисто-матеріальною; надобно,
чтобы она помогала нравственно. Ни-
когда помощь тому, кто имѣетъ силу
или возможность работать, не должна
доставаться совершенно даромъ; по
крайней мѣрѣ, онъ долженъ быть увѣ-
ренъ, что она не достается- ему безъ
труда и работы. Вспомнимъ, что слу-
чилось съ знаменитыми національны-
ми мастерскими въ Парижѣ. Сегодня
вы накормите даромъ одного, не имѣв-
шаго ни пищи, ни работы, и завтра
же къ вамъ придутъ за тѣмъ же двое,
имѣвшихъ и пищу, и работу. Кто не
хочетъ, чтобы милосердіе противодѣй-
ствовало общественной нравствен-
ности,, тотъ долженъ давать матеріаль-
ную помощь бѣдному не иначе, какъ
принимая нравственно живое, участіе
въ судьбѣ его. Да и кто больше хри-
стіанинъ: тотъ ли, про кого всѣ нищіе
говорятъ, что онъ даетъ милостыню,
или тотъ, кто, истинно помогая, за-
ставляетъ всѣхъ думать, что онъ толь-
ко платитъ за труды, тогда какъ этотъ
трудъ нуженъ не ему, а тому, кто тру-
дился, и нуженъ нравственно?
Теперь, положимъ, что благотвори-
тели приняли мой совѣтъ; положимъ,
что они составили общество съ ограни-
ченною цѣлью доставить извѣстному
числу неимущихъ жилище и топливо.
Благотворители купили домъ или на-
няли отдѣльныя квартиры, запаслись
дешевымъ топливомъ; узнали обстоя-
тельно положеніе нѣсколькихъ бѣд-
ныхъ, трудящихся семействъ и отдали
квартиры тѣмъ изъ нихъ, которыя пла-
тили прежде по 3 рубля въ мѣсяцъ, за
одинъ рубль; которыя платили по
2 рубля—за полтину сер.; наконецъ,
тѣмъ, которыя не имѣли ни крова, ни
работы, дали квартиру безъ платы и
работу, съ тѣмъ, чтобы одною частью
дохода съ нея выплачивались кварти-
ра и топливо. Не развлекаясь удовле-
твореніемъ всѣхъ потребностей нище-
ты, ограничиваясь по своимъ сред-
ствамъ извѣстнымъ числомъ бѣдныхъ
семействъ, всѣ члены этого спеціаль-
наго филантропическаго общества, со-
средоточивая свое вниманіе на одинъ
предметъ, изучили бы его основатель-
но, узнали бы подробно и цѣну, и ка-
чество, и значеніе квартиры и ея от-
ношенія къ работѣ въ жизни бѣднаго
человѣка; a изъ суммы, собранной съ
бѣдныхъ семействъ за помѣщеніе, со-
ставился бы новый капиталъ, который
могъ бы быть обращенъ въ ихъ же
пользу и для той же цѣли. Результатъ
такой сосредоточенно - односторонней
дѣятельности общества не замедлитъ
обнаружиться, a примѣръ поощрить
другихъ благотворителей къ образова-
нію новаго общества, которое изберетъ
своею цѣлью — удовлетворить другой
потребности нищеты. Если, наконецъ,
образуется нѣсколько такихъ част-
ныхъ, спеціальныхъ обществъ, если
они достаточно организуются, тогда,—
но только тогда, — наступитъ время
всѣмъ вмѣстѣ сблизиться. И обнару-

жится существенная, а не формальная
потребность придти къ одному знаме-
нателю; Но въ настоящее время, когда
мы, кажется, начинаемъ уже серьезно
убѣждаться, что мы истиннаго прогресса
можемъ достигнуть однимъ, единствен-
нымъ путемъ воспитанія, теперь,—го-
ворю,—кто истинно любитъ отечество,
для кого грядущее потомство проявля-
етъ собою идею земного безсмертія,
тотъ долженъ и милосердіе посвятить
исключительно дѣтямъ.
Дѣти — вотъ современная спеціаль-
ность для нашихъ благотворителей.
Невольно опять обращаюсь къ ев-
реямъ. Ихъ Маймонидъ, основываясь
на устномъ преданіи, утверждаетъ, что
слово сынъ—въ Ветхомъ Завѣтѣ зна-
читъ также и ученикъ, приходская
школа евреевъ, или Талмудъ-Тора, зна-
читъ изученіе закона. Итакъ, грамо-
та и законъ, сынъ и ученикъ, ученье и
воспитаніе—сливаются въ одно въ
понятіи ветхозавѣтнаго человѣка,—и
эта тождественность, въ глазахъ моихъ,
есть самая высокая сторона еврея.
Неужели же мы, озаренные свѣтомъ
истины, должны вт> этомъ отношеніи
отстать отъ ветхозавѣтниковъ? Неуже-
ли толки о томъ, нужна ли грамота
для дѣтей нашего народа, должны еще
серьезно занимать насъ? Или еще бо-
лѣе, неужели мы еще должны бояться,
что она вредна, и вѣрить въ цифру,
будто бы математически -доказываю-
щую ея тлетворное вліяніе на нрав-
ственность простолюдина? Да развѣ
благо Слова и его распространенія въ
народѣ должно доказывать фактами и
статистикой? Развѣ Истина, облечен-
ная въ Слово, въ словѣ и чрезъ слово
изучаемая, не есть сама себѣ доказа-
тельство? И если бы въ доказательство
вреда приводили, что не только поло-
вина, a всѣ грамотные простолюдины
сдѣлались пьяницами и ворами именно
оттого, что учились грамотѣ, то можетъ
ли глубоко вѣрующій въ Воплощеніе
Слова сказать что-нибудь другое въ
отвѣтъ, какъ одно: не вѣрю?!
Если же кто-либо изъ противниковъ
просвѣщенія смѣшиваетъ грамоту съ
приложеніемъ ея къ жизни, то тѣмъ
хуже для него.
Чѣтъ, у насъ еще нѣтъ убѣжденій.
Мы споримъ о первыхъ основаніяхъ, и,
слѣдовательно, сомнѣваемся еще въ
нихъ. Евреи, въ этомъ отношеніи, со
всѣмъ ихъ старообрядчествомъ, со
всѣмъ ветхимъ консерватизмомъ, мо-
гутъ служить образцомъ, какъ должно
имѣть убѣжденія. Они, съ ихъ непре-
одолимою настойчивостью, успѣли въ
дѣлѣ убѣжденія уничтожить тѣ огром-
ные промежутки, которые у насъ раз-
дѣляютъ мысль, слово и дѣло.
Едва ребенокъ начинаетъ говорить, и
еврей-отецъ, какъ бы онъ ни былъ бѣ-
денъ, посылаетъ его уже къ меламду
учиться. Большая часть этихъ доморо-
щенныхъ учителей-самозванцевъ скры-
вается въ самыхъ отдаленныхъ ча-
стяхъ города, преслѣдуемая штатными
смотрителями и полиціей. Я сказалъ
бы, что если еще кто на свѣтѣ зло-
употребляетъ грамотой, то это именно
одни меламды. Но, увы! даже и этимъ
тяжкимъ порицаніемъ еврея не могу
воспользоваться къ возвышенію наше-
го собственнаго достоинства. Безутѣш-
ная цифра, сообщенная публикѣ мо-
имъ другомъ В. И. Далемъ, не позво-
ляетъ похвалиться и нашимъ умѣньемъ
въ распространеніи свѣта грамотою.
И такъ, правда, грамотность не въ
прокъ суевѣрнымъ послѣдователямъ
Талмуда, не въ прокъ она и нашимъ
раскольникамъ. Несмотря на это, я
уважаю и въ евреѣ, и въ раскольникѣ
глубокое, сознательное убѣжденіе, что
она необходима,—убѣжденіе, котораго
не имѣютъ не только многіе изъ право-
славныхъ, но и такая голова, какъ
В. И. Даль, которая одна многихъ сто-
итъ. Будемъ снисходительны и согла-
симся, что не одинъ еврей и расколь-
никъ, а вообще человѣкъ всѣмъ зло-
употребляетъ, даже святынею. Этой
нравственно-исторической аксіомы, ка-
жется, доказывав не нужно. И такъ,
будемъ и правосудны, не станемъ об-
щую человѣческую слабость сваливать
на однихъ меньшихъ нашихъ братій.
Откинемъ предубѣжденія, проникнемъ
мыслью сквозь безобразную груду зла
до самаго основанія, и мы увидимъ, что
это зло есть ни что иное, какъ переро-
дившееся и искаженное добро.
И вотъ, если бы мнѣ теперь, моими
слегка набросанными мыслями, уда-

лось убѣдить хотя бы одного христіан-
скаго благотворителя или благотвори-
тельницу, что все, сдѣланное еврей-
скимъ обществомъ для здѣшней Тал-
мудъ-Торы, достойно подражанія, если
бы мнѣ удалось обратить просвѣщенное
милосердіе хоть на одну изъ нашихъ
приходскихъ школъ,—цѣль моя была
бы совершенно достигнута.
Й у насъ, между многими учени-
ками приходскихъ училищъ, посыла-
емыми обыкновенно въ школу только
для того, чтобы сбыть ихъ съ рукъ,
есть, однако-жъ, и такіе, которыхъ
отцы хотятъ, чтобы они научились
читать псалтырь и другія церковныя
книги. И у насъ приходскіе школьники
ходятъ за три и за четыре версты въ
училище, носятъ также, какъ въ преж-
ней Талмудъ-Торѣ, изорванные сапоги,
ѣдятъ одинъ хлѣбъ и часто не являют-
ся въ училище по недостатку обуви
или отвлекаемые работами по домаш-
нему хозяйству. Учители также ведутъ
«писки. Но чѣмъ имъ завлечь или при-
нудить ребенка, чтобы онъ посѣщалъ
школу? Желудокъ вопіетъ сильнѣе го-
ловы. И если ребенокъ знаетъ, что,
сходя въ школу, онъ останется послѣ
голоденъ, то и по методѣ Ланкастера
не заставишь его учиться.
Вотъ гдѣ обширное поприще для
истинно-христіанскаго и, слѣдователь-
но, просвѣщеннаго милосердія.
Хлѣбъ и грамоту, хлѣбъ и правду,—
вотъ что дайте, христіане-благотвори-
тели, грядущему поколѣнію нашего
отечества. Слейте въ умѣ вашемъ
мысль о тѣлесной пищѣ въ одно съ
мыслью о пищѣ духовной; дайте ту и
другую тѣмъ существамъ, которыя
разрѣшили устами Спасителя вопросъ:
«кто убо велій есть въ царствіи не-
бесномъ»,—и вы исполните завѣтъ Его
лучше, чѣмъ раздавая пригоршнями
милостыню встрѣчнымъ и попереч-
нымъ.
Не безпокойтесь, что облагодѣтель-
ствованные вами ученики приходской
школы не будутъ подъ безпрестан-
нымъ надзоромъ вашимъ, какъ дѣти
сиротскихъ училищъ, и, продолжая
оставаться подъ вліяніемъ грубыхъ и
закоренѣлыхъ въ предразсудкахъ ро-
дителей, не принесутъ тѣхъ плодовъ,
которыхъ вы въ правѣ были ожидать
отъ вашего милосердія. Родительскій
домъ, вмѣщая даже предразсудки и
порокъ, не такъ вредно дѣйствуетъ на
нравственность сына, какъ закрытое
заведеніе, если порокъ и безнравствен-
ность прокрались въ него подъ эгидою
формы.
Накормите, одѣньте, обуйте бѣд-
ныхъ приходскихъ школьниковъ, по-
шлите вашихъ женъ посмотрѣть за
раздачею пищи и ея качествомъ, хло-
почите о выборѣ и достаточномъ со-
держаніи педагога, и у васъ также
явится свой Гольденблюмъ, и ваша
приходская школа также переродится,
какъ еврейская Талмудъ-Тора.
Быть и казаться.5
Ученики 2-й одесской гимназіи об-
ратились ко мнѣ съ просьбою о доз-
воленіи имъ играть на публичномъ
театрѣ, по примѣру гг. студентовъ
лицея, играть съ цѣлью помочь неко-
торымъ изъ своихъ товарищей. Узнавъ,
что и прежде ученикамъ гимназій вос-
питывающимся въ сиротскомъ домѣ,
позволялось дѣйствовать на сценѣ, я
также позволилъ.
Но совѣсть моя этимъ не успокои-
лась.
У меня родился нравственно-педа-
гогическій вопросъ: можно ли позво-
лять молодымъ людямъ, чтобы они
прямо со школьной скамьи выступали
на сцену и представлялись дѣйствую-
щими лицами предъ публикою?
Извѣстно, что вездѣ, гдѣ вмѣстѣ съ
гимназіею существуетъ высшее учеб-

нов заведеніе: университетъ или ли-
цей, гимназисты стараются во всемъ
подражать студентамъ. Извѣстно так-
же, что такое подражаніе обыкновенно
не ведетъ къ добру.—Но я смотрю на
заданный себѣ вопросъ съ другой, бо-
лѣе общей, стороны. Спрашивается:
вообще дозволяетъ ли здравая нрав-
ственная педагогика выставлять дѣ-
тей и юношей предъ публикою въ бо-
лѣе или менѣе искаженномъ и, слѣдо-
вательно, не въ настоящемъ ихъ видѣ?
Оправдываетъ ли цѣль въ этомъ слу-
чаѣ средство?
Не обязаны ли истинные нраво-
учители смотрѣть на духовную сторону
юноши и дитяти, какъ на святой
храмъ, о которомъ сказано: «храмъ
мой, храмъ молитвы наречется». Не
обязанъ ли нравоучитель изгонять изъ
него все, продающееся и покупающе-
еся? Совмѣстима ли съ этимъ взгля-
домъ на духовную сторону юности вы-
ставка, возбуждающая суетность и
тщеславіе? Родитель или наставникъ,
дозволяя себѣ выставлять юношество
въ искаженномъ видѣ на публичное со-
зерцаніе, не вноситъ ли въ воспріим-
чивую душу начало лжи и притвор-
ства? Развѣ разыграть хорошо рол*,
принять кстати подготовленную позу,
съумѣть сдѣлать удачный жестъ и жи-
во выразить миною поддѣльное чув-
ство, развѣ, говорю, все ото не есть
школа лжи и притворства? A шумныя
похвалы, воздаваемый именно тому
притворству, которое сдѣлалось нату-
ральнымъ, развѣ не пробуждаютъ же-
ланіе усовершенствоваться, и въ какой
душѣ?—еще не коротко знакомой съ
наукою быть и казаться.
Но цѣль?—Да, на свѣтѣ еще суще-
ствуетъ одна школа, которая цѣлью освя-
щаетъ средства. И всѣ мы, — что грѣ-
ха таить, — употребляя названіе этой
школы, какъ эпитетъ коварства и
лжи, подчасъ позволяемъ себѣ пользо-
ваться упругостью ея догмъ. Но,''со-
гласитесь, нельзя же, не отказалъ себѣ
въ послѣдовательности, защищать от-
крыто ея ученіе, утверждая, что бла-
гая цѣль оправдываетъ выборъ сред-
ства, нравственно ненадежнаго.
Если бы еще это средство было
только неприлично важности и свя-
тости задуманной цѣли, но само по
себѣ невинно, то почему бы не такъ.
Свѣта мы, конечно, не исправимъ; онъ
останется, несмотря на всѣ возгласы
моралистовъ, такимъ, какимъ онъ былъ
и есть. Такъ почему же въ практиче-
ской жизни, — извѣстной своей непо-
слѣдовательностью,—не воспользовать-
ся человѣческими слабостями къ до-
стиженію общей благой цѣли, если
эти слабости невинны и не предосуди-
тельны? Но другое дѣло, если мы
вздумаемъ для этой цѣли развивать
въ молодой душѣ такія склонности, ко-
торыхъ послѣдствій нельзя ни пред-
видѣть, ни исчислить. Тутъ уже, мнѣ
кажется, цѣль никакъ не можетъ
оправдать средства.
Дѣтскіе балы, дѣтскіе театры и всѣ
возможныя зрѣлища, въ которыхъ дѣ-
ти являются дѣйствующими лицами,
слава Богу, изобрѣтеніе не наше, а
чужое, и потому извинительно и не
знать, кѣмъ впервые и почему они
введены были въ моду. Но, судя по
вѣроятностямъ, такая мысль могла
придти въ голову или родителямъ, же-
лавшимъ похвастаться милымъ искус-
ствомъ дѣтей, подъ предлогомъ доста-
вить имъ удовольствіе, или же, на-
ставнику, желавшему, безъ сомнѣнія.
съ какого - нибудь педагогическою
цѣлью, возбудить соревнованіе въ сво-
ихъ ученикахъ.
Я думаю, что родители были легко-
мысленны, a наставникъ близорукъ.
Уже не одинъ разъ, и прежде и послѣ.
родители, подъ благовиднымъ предло-
гомъ утѣшить дѣтей, утѣшали свою
суетность. Не разъ педагоги ошиба-
лись въ выборѣ средствъ, ослѣплен-
ные случайной удачею или стараясь
приноровиться ко вкусу общества.
Признаюсь, я самъ еще недавно поз-
волилъ дѣтямъ въ лицейскомъ пансіо-
нъ разыграть одну маленькую пьесу:
но театръ былъ чисто домашній, зри-
телями были товарищи и наставники;
я видѣлъ въ игрѣ только средство для
изученія языка.
Я замѣтилъ и тутъ, однако же, что,
несмотря на всю безыскусственность и
простоту обстановки, въ нѣкоторыхъ
изъ актеровъ обнаруживался такой
пріемъ суетности, который еще болѣе

увеличивать было бы опасно. Потому,
и дома, и въ учебныхъ заведеніяхъ,
можно бы только, и даже должно, поз-
волять дѣтямъ, отъ 12 до 14 лѣтъ, вы-
учивать избранныя роли изъ различ-
ныхъ пьесъ, но безъ всякой обста-
новки и только единственно съ цѣлью
упражненія въ языкѣ и способѣ выра-
жать отчетливо мысли. Пусть настав-
никъ объяснитъ этимъ ученикамъ, что
именно хотѣлъ выразить авторъ тѣмъ
или другимъ оборотомъ рѣчи. Пусть
покажетъ вмѣстѣ, какіе пріемы свой-
ственны тому или другому характеру
дѣйствующаго лица,—но безъ всякой
обстановки, безъ огласки, безъ посто-
роннихъ зрителей. Наставникъ и его
ученики должны быть и публикою, и
дѣйствующими лицами; школьная ком-
ната—сценою. Пусть воображеніе до-
вершить и украситъ все остальное.
Но опаснѣе сцена для мальчика въ 15
лѣтъ и болѣе. Въ этомъ возрастѣ,
особливо на югѣ, дѣти во что бы то ни
стало, не хотятъ уже быть дѣтьми.
Воображеніе въ эти лѣта уже начина-
етъ терять свою калейдоскопическую
подвижность. Оно уже не съ прежнею
быстротою превращаетъ одинъ пред-
метъ въ другой и не такъ легко за-
мѣняетъ призракомъ дѣйствительное.
Несмотря на то, юноша все-таки еще
не ясно различаетъ два свойства сво-
его я: быть и казаться.
Должны ли же мы преждевременно
давать поводъ юной душѣ обнаружить
ея двойственность? Пусть бытъ ш ка-
заться остается покуда въ жизни юно-
ши однимъ и тѣмъ же. Скоро, слиш-
комъ скоро, и безъ всякихъ побужде-
ній, проявляется въ его дѣйствіяхъ
то, о чемъ апостолъ Павелъ сказалъ:
«еже бо содѣваю, не разумѣю: не еже
бо хощу сіе творю: но еже ненавижду,
то содѣлываю* (къ Римл. VII, 15).
И не выходя на театральную сцену,
—и безъ того, на одной сценѣ жиз-
ни,—онъ скоро научится лучше ка-
заться, чѣмъ быть.
Подождите, дайте время развиться
духовному анализу. Дайте время на-
чать борьбу съ самимъ собою и въ ней
окрѣпнутъ. Тогда, кто почувствуетъ
въ себѣ призваніе, пожалуй, пусть бу-
детъ и актеромъ: онъ все-таки не пе-
рестанетъ быть человѣкомъ. И если и
Тальма, и Каратыгинъ были только
кажущимися героями, то, по крайней
мѣрѣ, вашъ сынъ или ученикъ не бу-
детъ однимъ только кажущимся акте-
ромъ.
Но не лучше выставокъ дѣтей на
паркетѣ и театральной сценѣ и пуб-
личныя выставки на сценѣ школьной.
Это тоже театръ въ своемъ родѣ. Да
еще на театрѣ выставляется, по край-
ней мѣрѣ, то, что должно быть вы-
ставлено: искусство притворяться и
великій даръ заставлять себя чувство-
вать по собственной волѣ. А на пуб-
личныхъ экзаменахъ выставляется на
показъ знаніе, котораго истина и зна-
ченіе ничѣмъ столько не оцѣняются,
какъ скромностью.
Всѣ эти искусственныя и натянутыя
попытки такъ называемаго развитія
ума и сердца развиваютъ только
преждевременно двойственность души
человѣка, еще не окрѣпшаго въ борь-
бѣ съ самимъ собою. Онѣ довершаютъ
только то, что и безъ нихъ начинаютъ
слишкомъ рано общество, школа и,
увы! самъ родительскій домъ.
Пусть каждый изъ насъ припом-
нитъ, когда онъ началъ казаться не
тѣмъ, что онъ есть. И, вѣрно, отвѣ-
чая на этотъ вопросъ, немногіе изъ
насъ похвалятся своею памятью. А
когда мы вступили въ борьбу съ са-
мими собою, — полагая, что мы всѣ
уже вступили; то мы, навѣрное, каза-
лись давно не тѣмъ, чѣмъ мы были.
Неужели же мы захотимъ то же самое
передать въ наслѣдство нашимъ дѣ-
тямъ? Неужели всѣ попытки нрав-
ственной педагогики, всѣ успѣхи, все
стремленіе человѣка къ совершенству
—одна только пустая игра словъ,
одинъ обольстительный вымыселъ?
Нѣтъ! Мы не имѣемъ права не вѣ-
рить въ истину. Если бы мы приня-
лись общими силами, мы бы много та-
кого исправили въ нашихъ дѣтяхъ,
чего не успѣли или не умѣли исправить
наши отцы въ насъ. Правда, мы мо-
жемъ дать только то, что мы сами
имѣемъ. Но кто хочетъ идти впередъ,
не по однѣмъ только грязнымъ и пыль-
нымъ улицамъ, тотъ найдетъ въ душѣ
довольно силы и вести борьбу съ собою,

и слѣдить за первыми .обнаруживанія-
ми душевной двойствености у своихъ
дѣтей.
Первое ея проявленіе есть при-
творство и ложь. Трудно опредѣлить
время жизни, въ которое они впервые
обнаруживаются у ребенка. Я зналъ
шестилѣтнюю дѣвочку, которая была
уже такая виртуозка лжи, что трудно
было различать длинные разсказы ея
собственнаго изобрѣтенія отъ правды:
такъ все въ нихъ было связно и от-
четливо. Зналъ я еще и одного маль-
чика четырехъ лѣтъ, который на во-
просъ: видалъ ли онъ колибри?—не
желая, изъ хвастовства, сказать про-
сто: не знаю, описалъ какъ нельзя
подробнѣе видѣнную имъ колибри, ко-
торая, однако-же оказалась просто во-
роною; а когда ему замѣтили, что ко-
либри водятся не въ тѣхъ мѣстахъ,
гдѣ онъ жилъ, a въ Китаѣ, то онъ, ни-
сколько не конфузясь, увѣрялъ, что
большую черную птицу прислалъ въ
подарокъ его маменькѣ китайскій им-
ператоръ. Про дѣвочку я послѣ ниче-
го не слыхалъ, но про мальчика знаю
навѣрное: онъ теперь пересталъ такъ
безбожно хвастать.
Изъ этихъ и изъ множества дру-
гихъ фактовъ нельзя ли заключить,
что уже съ первымъ лепетомъ ребен-
ка начинаетъ обнаруживаться и двой-
ственность нашей духовной стороны?
И да, и нѣтъ. Я не сомнѣваюсь, что у
ребенка есть свой міръ, отличный отъ
нашего. Воображеніе создало этотъ,
міръ ребенку, и онъ въ немъ живетъ
и дѣйствуетъ по своему. Взрослый,
дѣйствующій, какъ ребенокъ, есть въ
нашихъ глазахъ или лгунъ, или сума-
сшедшій. И если дитя намъ не ка-
жется ни тѣмъ, ни другимъ,—то имен-
но потому, что оно—дитя. Итакъ, ес-
ли мы, достигши извѣстнаго возраста,
не перестаемъ жить въ мірѣ, * создан-
номъ нашимъ дѣтскимъ воображені-
емъ, мы дѣлаемся непремѣнно или
лжецами, или взрослыми дѣтьми, т.-е.
чудаками, помѣшанными, или назови-
те какъ угодно, только не обыкновен-
ными людьми.
Мы привыкли называть сумасшед-
шимъ того только, въ дѣйствіяхъ ко-
тораго мы замѣчаемъ явную несооб-
разность и непослѣдовательность. Но
эта кажущаяся несообразность словъ
съ дѣйствіями и одного поступка съ
другимъ иногда только служитъ при-
знакомъ помѣшательства, а иногда и
нѣтъ. Кто сомнѣвается еще въ этой не-
опредѣленности и сбивчивости нашихъ
понятій, пусть спроситъ у судебныхъ
врачей, всегда ли и во всякомъ ли
данномъ случаѣ имъ бываетъ легко
рѣшить вопросъ о сумасшествіи.
Нелегко рѣшить также объ иномъ:
заблуждается ли онъ, или лжетъ. Из-
вѣстно, что привыкшій лгать, нако-
нецъ, это дѣлаетъ вовсе несознатель-
но. Но если у взрослаго, въ практиче-
ской жизни, такъ трудно бываетъ про-
вести точныя границы между здраво-
мысліемъ и помѣшательствомъ, между
убѣжденіемъ и ложью, то еще осто-
рожнее мы должны оцѣнивать поступ-
ки ребенка.
У ребенка кажущаяся намъ непо-
слѣдовательность поступковъ и мы-
слей, сознательная ложь и безсозна-
тельная, такъ незамѣтно переходятъ
одна въ другую, что почти каждаго
изъ дѣтей можно назвать глупымъ и
лгуномъ,—примѣняя къ нему слова и
понятія, взятыя изъ жизни взрослыхъ.
Но въ этомъ-то и заключается именно
ошибка и родителей, и наставниковъ,
что они, не въ пору устарѣвъ, забыли
про тотъ міръ, въ которомъ сами нѣ-
когда жили. И въ лжи, и въ несо-
образностяхъ дѣйствій ребенокъ еще
не перестаетъ казаться именно тѣмъ,
что онъ естъ, потому что онъ живетъ
въ собственномъ своемъ мірѣ, создан-
номъ его духомъ, и дѣйствуетъ, слѣ-
дуя законамъ этого міра. Чтобы судить
о ребенкѣ справедиво и вѣрно, намъ
нужно не переносить его изъ его сфе-
ры въ нашу, a самимъ переселяться въ
его духовный міръ. Тогда, но только
тогда, мы и поймемъ глубокій смыслъ
словъ Спасителя: «аминь глаголю вамъ,
аще не обратитеся и будете яко дѣти,
не внидете въ царство небесное».
Если бы все человѣческое общество
состояло изъ однихъ дѣтей, то двой-
ственность души въ ребенкѣ никогда
бы не обнаружилась, и онъ всегда бы
казался тѣмъ, что онъ есть. Онъ всю
окружающую природу переносилъ бы

въ свой духовный міръ и дѣйствовалъ
бы въ немъ, вѣрно, послѣдовательнѣе
насъ.
Но мы, мы — взрослые—нарушаемъ
безпрестанно гармонію дѣтскаго міра.
Мы, насильственно врываясь въ него,
переносимъ ребенка, на каждомъ шагу,
къ себѣ, въ нашъ свѣтъ. Мы спѣшимъ
ему внушить наши взгляды, наши по-
нятія, наши свѣдѣнія, пріобрѣтенныя
вѣковыми усиліями уже зрѣлаго чело-
вѣка. Мы отъ души восхищаемся на-
шими успѣхами, полагая, что ребенокъ
насъ понимаетъ, и сами не хотимъ по-
нять, что онъ понимаетъ насъ по
своему.
Мы не хотимъ «ни умалиться», «ни
обратиться и бытъ, какъ дѣти», и меж-
ду тѣмъ быть ихъ наставниками, и да-
же считаемъ себя въ правѣ пользовать-
ся званіемъ наставника, не исполнивъ
этого перваго и самаго главнаго
условія.
Кто же теперь виноватъ, если мы
такъ рано замѣчаемъ у нашихъ дѣтей
несомнѣнные признаки двойственно-
сти души? Не мы ли сами немилосерд-
но двоимъ ее?
Дѣйствительно, наши усилія вѣнча-
ются успѣхомъ. Но какимъ? Истор-
гая безпрестанно ребенка изъ его соб-
ственнаго духовнаго бытія, перенося
его все чаще въ нашу сферу, застав-
ляя его и смотрѣть, и понимать по
нашему, мы, наконецъ, , достигаемъ
одного: онъ начинаетъ намъ казаться
не тѣмъ, что онъ ест. И вотъ вѣнецъ
нашей педагогики, вотъ non plus ultra
всѣхъ нашихъ трудовъ и усилій 1
Чего не придумано у насъ къ дости-
женію этого результата? И дѣтскіе
балы, и театры, и живыя картины, я
костюмы, и даже школьная обстановка
А чтобы лучше убѣдиться, дѣйстви-
тельно ли ребенокъ намъ кажется не
такимъ, какъ онъ есть,-мы изобрѣли
и срочныя испытанія. Мало этого:
нашлись и такіе педагоги, которые
придумали изъ самихъ дѣтей сдѣлать
орудіе наблюденія за дѣтьми же,
чтобы и тѣ, и другія, какъ можно луч-
ше двоили свой духовный бытъ и какъ
можно точнѣе раздѣляли бы быть и
казаться. Извѣстно, какихъ блестя-
щихъ результатовъ на этой почвѣ до-
стигли отцы-іезуиты. Если мы, при
нашей общественной методѣ воспита-
нія много способствуемъ,—хотя безсо-
знательно и дѣйствуя по крайнему ра-
зумѣнію, — къ развитію въ ребенкѣ
лжи и притворства, то іезуиты, не до-
вольствуясь этимъ, уже сознательно до*
водятъ двойственность до степени кле-
веты.
Твердо вѣрящему въ стремленіе че-
ловѣчества впередъ, къ усовершенство-
ванію, кажется уже неприличнымъ
утверждать, что и дѣти, и вообще лю-
ди въ старину, то-есть когда-то, были
лучше. Но, тѣмъ не менѣе, въ этой из-
вестной поговоркѣ стариковъ и недо-
вольныхъ есть доля и правды.
Во-первыхъ, для всякаго старика
это, дѣйствительно, относительная
истина. Онъ, принимая менѣе участія
въ дѣйствіяхъ переходнаго состоянія
отъ стараго къ новому, видитъ яснѣе
худое, всегда сопровождающее каждый
переходъ, чего современное ему свѣ-
жее поколѣніе не примѣчаетъ, будучи
само проводникомъ новаго. Во-вто-
рыхъ, есть и дѣйствительно такіе пе-
ріоды для человѣчества, въ которыхъ
старое еще недостаточно состарѣлось,
а новое, втекая цѣлымъ потокомъ, еще
не успѣло ни созрѣть, ни амальгами-
роваться со старымъ.
Эти періоды также вредны для
нравственности, какъ у насъ на сѣ-
верѣ раннія оттепели для посѣва: сѣ«
мена уносятся тающимъ снѣгомъ. И
это уже не одна только относитель-
ная истина для стариковъ.
Чуть ли мы сами не живемъ въ од-
номъ изъ такихъ періодовъ.
такъ, то немудрено, что въ то
время, когда старое было еще во всей
своей силѣ, то-есть, еще не было ста-
рымъ, и воспитаніе совершалось съ
большею послѣдовательностью, и имен-
но потому, что было болѣе односторон-
нимъ. Правда, и прежде, точно также,
какъ теперь, и даже больше, взрослые
мѣряли дѣтей по своей мѣркѣ, особен-
ный дѣтскій міръ и прежде для взрос-
лыхъ также мало существовалъ, какъ
и теперь. Но средства, которыя они
употребляли для сообщенія дѣтямъ
своихъ понятій и взглядовъ, были гру-
бѣе и именно потому лучше нашихъ.

Наши отцы и праотцы, слѣдуя бук-
вально правилу царя Соломона: «кто
щадитъ жезлъ свой, ненавидитъ сына
своего: любящій же наказуетъ при-
лежно», переносили ребенка насильнѣе
изъ его внутренняго міра въ свой соб-
ственный, но зато скорѣе и отпускали
назадъ.
Если уже нужно выбирать одно изъ
двухъ, то, безъ сомнѣнія, лучше втор-
гаться въ духовно-дѣтскій міръ съ
жезломъ въ рукѣ, чѣмъ съ театраль-
ною афишею и бальнымъ костюмомъ.
Ядъ и позолоченная отрава опаснѣе
палки и синяковъ.
Воображеніе ребенка и развивается,
и дѣйствуетъ, по мѣрѣ развитія внѣш-
нихъ чувствъ и понятія. У него мысль
никогда не опережаетъ воображенія.
Окружающая природа, для него еще
новая, доставляетъ ему столько пищи,
что оно постоянно въ работѣ. Это—
калейдоскопъ въ безпрестанномъ вра-
щеніи, чрезъ который дитя смотритъ
на все окружающее. Берегитесь нару-
шать эту фантастическую игру ваши-
ми дѣйствіями. Вашею искусственною
обстановкою, какъ бы она ни была
обворожительна, вамъ все-таки не
удастся замѣнить тѣ чудные образы,
которые творить дѣтская фантазія.
Вы только понапрасну развлечете ея
дѣятельность и рано пробудите чув-
ство недовольства. Ребенокъ, недо-
вольный своимъ, будетъ самъ просить-
ся въ вашъ міръ и выкажется уже въ
немъ не тѣмъ, чѣмъ онъ былъ въ сво-
ей сферѣ. Двойственность и пресыще-
ніе должны необходимо слѣдовать.
Итакъ, немудрено, если въ старину,
при менѣе искусственной обстановка
воспитанія, яснѣе обозначались высо-
кіе и выдержанные характеры. Кто,
выходилъ невредимъ изъ школы жезла,
тотъ выносилъ духъ, такъ же хорошо
закаленный, какъ закалено тѣло ди-
кихъ и номадовъ, купающихъ ново-
рожденныхъ дѣтей въ студеной водѣ.
Но наша современная обстановка
воспитанія еще слишкомъ нова, чтобы
точно обсудить ея результаты. Только
надъ однимъ іезуитскимъ способомъ
воспитанія, который также не вовсе
потерялъ современность, судъ исторіи
уже произнесенъ. Вездѣ, гдѣ онъ гос-
подствовалъ, и теперь еще господству-
етъ двойственность души. Насильствен-
но раздѣленное іезуитствомъ быть и
казаться породило и притворство, и
коварство, и клевету съ ябедою и до-
носомъ.
Если все, что я сказалъ, заклю-
чаетъ въ себѣ хотя тѣнь истины, то
скажите мнѣ: не лучше ли—предъ Бо-
гомъ и человѣчествомъ—замѣнить всѣ
искусственныя попытки нашего соб-
ственнаго воображенія воспитаніемъ,
основаннымъ на законахъ дѣвственно-
фантастическаго міра дитяти?
Въ наше время, когда глубокіе умы
посвятили себя изученію духовной
стороны даже умалишенныхъ; когда
начинаетъ обнаруживаться, что и эти
отверженцы нашего общества имѣютъ
свою собственную логику, свою послѣ-
довательность въ дѣйствіяхъ; когда
наука, проникнувъ въ ихъ особый міръ,
ищетъ въ немъ связей съ нашимъ;
должны ли мы—говорю—именно те-
перь оставаться хладнокровными къ
духовному міру нашихъ дѣтей и не
изучать его во всѣхъ возможныхъ на-
правленіяхъ?
Скажите, что можетъ быть поучи-
тельнѣе, что выше, что святѣе духов-
наго сближенія съ этимъ божіимъ,
чуднымъ дѣтскимъ міромъ? Кому не
занимательно слѣдить за всѣми его
обнаруживаніями, за всѣми проявле-
ніями во времени и въ пространствѣ?
Кому не весело самому помолодѣть ду-
шою? О! если бы всѣ родители и пе-
дагоги по призванію вошли въ этотъ
таинственно-священный храмъ еще
дѣвственной ; души человѣка I Сколько
новаго и не разгаданнаго еще узнали
бы они! Какъ обновились бы, какъ по-
умнѣли бы сами! Одинъ взглядъ, бро-
шенный въ него бѣднымъ Швейцар-
цемъ, сердечно любившимъ дѣтей, про-
извелъ на свѣтъ цѣлую систему уче-
нія, котораго плодами мы теперь толь-
ко-что начинаемъ пользоваться.
Къ вамъ, матери семействъ, отно-
сится преимущественно мой совѣтъ.
Вмѣсто того, чтобы посылать вашихъ
дѣтей на театральную и бальную сце-
ну, ступайте сами за кулисы дѣтской
жизни. Наблюдайте отсюда за ихъ
первымъ лепетомъ и первыми движе-

ніями души; наблюдайте ихъ здѣсь и
тогда, когда они возвратятся къ вамъ,
утомленныя играми и всегда готовыя
снова начать ихъ.
Я бы далъ и еще совѣтъ, но не
знаю, какъ вы примете и этотъ. Под-
чиняясь однимъ влеченіямъ души къ
добру и правдѣ, вы, можетъ быть, и
безъ меня придумали что-нибудь луч-
ше.—Я самъ обращусь теперь за со-
вѣтомъ, всегда уважая его, если онъ
данъ отъ души, если въ немъ прогля-
дываютъ смыслъ и любовь къ истинѣ
и добру. Скажите мнѣ, отцы и педа-
гоги, всѣ ли вы принимаете со много
этотъ дѣтскій міръ съ его особенными
законами? Если—да, то скажите мнѣ
откровенно: какъ вы въ него вступа-
ете? И потомъ посовѣтуйте мнѣ, дол-
женъ ли я и впредь позволять дѣтямъ
и юношамъ играть на публичной сце-
нѣ? Пусть будетъ вашъ совѣтъ, пожа-
луй, и чисто-теоретическій,—все рав-
но, я приму его съ благодарностью.
Нужно-ли сѣчь дней и сѣчь въ присутствіи другихъ дѣтей?6
Не правда-ли — мелочной и даже,
такъ сказать, неприличный вопросъ
для публики образованной и занятой
серьезными дѣлами? Но для дѣтей
розга—не мелочь, и сѣкутъ ихъ также
и образованные, и занятые серьезны-
ми дѣлами люди. А я именно и хочу
говорить только съ сѣкущими. Да, на-
конецъ, вспомнивъ бывалое, мало ли
еще между нами найдется такихъ, ко-
торые чѣмъ-нибудь да обязаны розгѣ
—хорошимъ или худымъ, но, по край-
ней мѣрѣ, думаютъ, что обязаны. Роз-
га—предметъ немаловажный и не для
однихъ дѣтей: о ней говорится въ биб-
ліи, и въ педагогикѣ, и въ законовѣ-
дѣніи. A въ жизни ребенка она—изъ
важнѣйшихъ вещей важнѣйшая. Прав-
да, для многихъ отцовъ, матерей и
учителей высѣчь ребенка—все равно,
что высморкаться. Я знавалъ и такихъ,
которые увѣряли, что до 12 лѣтъ съ
ребенкомъ нужно обращаться, какъ съ
котенкомъ или щенкомъ. Я не преуве-
личиваю—именно этими словами вы-
разилъ мнѣ одинъ отецъ,—и не изъ
простыхъ,—свой взглядъ на воспита-
ніе и увѣрялъ, что онъ такъ воспиты-
валъ всѣхъ своихъ дѣтей. Сынъ его,
образованный по этой методѣ, мнѣ и те-
перь знакомъ; онъ — довольно извѣ-
стный ученый, но человѣкъ не надеж-
ный. Еще и многіе теперь живутъ изъ
сѣченныхъ по субботамъ; и многіе изъ
нихъ не нахвалятся этой методой, при-
писывая ей даже и то, что они дослу-
жились до почета. Есть, наконецъ, и
такіе, которые не повѣрятъ, чтобы
можно было теперь еще терять время
на разсужденія о томъ, что, по ихъ
мнѣнію, всѣмъ и каждому извѣстно,
что освящено временемъ, и потому не
подлежитъ никакимъ возраженіямъ.
Нашимъ училищнымъ уставомъ опре-
дѣляется тѣлесное наказаніе только
въ крайнихъ случаяхъ, когда всѣ дру-
гія исправительный мѣры оказались
недостаточными, и то только въ низ-
шихъ классахъ. Но училищный уставъ
писанъ не для родителей, a дѣти, по-
ступающая 10 и болѣе лѣтъ въ школу,
уже воспитывались до того,—такъ или
иначе,—дома. Поэтому учители и ди-
ректоръ! училищъ поставлены въ за-
труднительное положеніе, и нерѣдко
недоумѣваютъ: должно ли продолжать,
начатое, или начинать новое. Сѣчен-
ныхъ дѣтей не сѣчь—значитъ терять
надъ ними авторитетъ; а если сѣчь,
то нужно больнѣе. Человѣкъ, и еще
болѣе дитя, скоро ко всему привыка-
етъ; a высѣкши одного или двухъ, за-
хочется попробовать и на другихъ:
эта метода какъ-то проще и дѣйствія
ея нагляднѣе.
Большая часть сѣкущихъ родителей
и учителей, безъ сомнѣнія, дѣйству-
етъ или по привычкѣ, или подражая.
Недавно я видѣлъ двухлѣтняго ре-
бенка, который, держа въ рукѣ палку,

билъ ею отца, смѣясь тѣмъ дѣтскимъ
смѣхомъ, который такъ заманчивъ и
для всѣхъ взрослыхъ. Въ движеніяхъ
этой ручонки было также мало смысла,
какъ и въ наказующей рукѣ многихъ
отцовъ и учителей.
Въ чемъ же состоитъ основная
мысль тѣлеснаго наказанія вообще?
1) Выместить причиненную обиду, 2)
пристыдить, 3) устрашить. Вотъ три
чувства, на которыхъ человѣчество съ
незапамятныхъ временъ основываетъ
всѣ свои физическія исправительныя
мѣры. Оставивъ месть въ сторонѣ, какъ
чувство, не свойственное ни христіан-
ству, ни здравой нравственности, ру-
ководившее только первобытныхъ за-
конодателей младенчествующаго обще-
ства, остановимся на двухъ современ-
ныхъ:—стыдѣ и страхѣ.—Но тотъ,
кто хочетъ тѣлеснымъ наказаніемъ
пристыдить виновнаго, не значитъ ли—
хочетъ стыдомъ дѣйствовать на чело-
вѣка, потерявшаго стыдъ? Если бы
онъ его еще не потерялъ, то для него
достаточна была бы одна угроза быть
тѣлесно наказаннымъ. Да и самое
средство, направленное къ цѣли, не
таково ли, что оно уничтожаетъ самую
цѣль? Какъ вы хотите, чтобы удары
розгою по обнаженному тѣлу ребенка
могли пристыдить его, когда они имен-
но и уничтожаютъ стыдъ, заставляя
его дѣлать то, чего онъ долженъ сты-
диться дѣлать? Пусть ребенокъ все-
гда стыдится заслужить такое нака-
заніе,—это не худо; но если онъ себя
до него довелъ, то уже тутъ поздно
стыдомъ дѣйствовать. Тутъ остается
одинъ только страхъ. Но какой? Не
тотъ нравственный страхъ заслужен-
наго наказанія, который возбуждается
внутреннимъ чувствомъ совѣсти за на-
рушеніе предписываемыхъ ею пра-
вилъ,—a страхъ боли и истязаній. Не-
ужели нужно у ребенка поставить со-
вѣсть въ зависимость отъ розги? II
ежели можно этого достигнуть, если
можно достигнуть, наконецъ, того, что-
бы физическая боль или одно воспо-
минаніе о боли пробуждало совѣсть,
то желательно ли, утѣшительно ли это?
Хорошо ли пріучать совѣсть, это сво-
бодное чувство человѣка,—съ самыхъ
юныхъ его лѣтъ,—къ зависимости отъ
тѣлесныхъ или даже и духовныхъ, но
болѣе зависимыхъ ощущеній? Или,
можетъ быть, думаютъ, что одна мысль
о боли достаточно устрашаетъ? При
такомъ воззрѣніи розга должна сдѣ-
латься для ребенка чѣмъ-то въ родѣ
memento mori. Одинъ взглядъ на нее,
даже брошенный украдкою, уже дол-
женъ страшить и потрясать. Тогда
страхъ дѣлается чѣмъ-то среднимъ: ни
чисто-физическимъ, ни чисто-нрав-
ственнымъ чувствомъ. Но въ такомъ
случаѣ, чтобы быть послѣдовательны-
ми, мы не должны его допускать до
конечнаго осуществленія. Есть нѣмец-
кая поговорка: «чорть не такъ черенъ,
какъ намъ его описываютъ». Ее изо-
брѣли, вѣрно, тѣ, которые уже видѣли,
по крайней мѣрѣ, во снѣ или въ бреду
чорта. Трусъ, испытавъ однажды на
дѣлѣ то, чѣмъ его пугало воображеніе,
можетъ сдѣлаться вдругъ храбрецомъ.
И ребенокъ, боявшійся одного взгляда
на розгу, перестанетъ бояться, когда
узнаетъ a posteriori, что она не такъ
ужасна, какъ ему прежде казалось.
Но, наконецъ, положимъ, вы достигли
вашей цѣли; вамъ удалось возбудить
самый лучшій физическій страхъ въ
ребенкѣ,—чѣмъ вы будете его под-
держивать? Вамъ еще понадобится его
усиливать: ребенокъ ко всему скоро
привыкаетъ. Гдѣ положить границу
усиліямъ? А если онъ хоть на минуту
освободится изъ-подъ дамоклесова меча,'
если онъ хоть вскользь убѣдится, что
его поступки могутъ остаться незамѣ-
ченными, какъ вы думаете,—восполь-
зуется ли онъ, или нѣтъ, своею мни-
мою свободою? Вотъ уже и двойствен-
ность, вотъ уже и опять — «быть и
казаться». Покуда розга въ виду—все
хорошо и въ приличномъ видѣ; когда
исчезла изъ виду—кутежъ и разливъ.
И это нравственность!—Если же у васъ
въ дому или въ школѣ обстоитъ все
въ такомъ отличномъ порядкѣ, что ни
одинъ проступокъ ребенка не можетъ
остаться незамѣченнымъ,—то на что
тогда розга? Лишь бы было это убѣж-
деніе, и преступленій бы не было: по
крайней мѣрѣ, они случались бы какъ
нельзя рѣже.—Но въ этомъ-то вся и
загадка. Поселите это убѣжденіе, зай-
митесь серьезно; это не такъ трудно,

какъ кажется съ перваго взгляда,
хотя, конечно, это сдѣлать труднѣе,
чѣмъ приготовить хорошій березовый
чай. Но и это еще далеко не все. Это
только шагъ къ хорошему; но есть и
еще лучшее. Сдѣлайте такъ, чтобы
наказаніе за проступокъ было не внѣ
а внутри виновнаго—и вы дойдете до
идеала нравственнаго воспитанія. Не
забудьте, что я говорю это родителямъ:
у нихъ въ рукахъ и мягкая масса для
моделей, и форма. Но и учители не
должны забывать, что къ нимъ посту-
паетъ въ руки эта масса еще не со-
всѣмъ застывшею. Они могутъ изъ нея
также еще кое-что вылѣпить.
Итакъ, розга—слишкомъ грубый и
насильственный инструментъ для воз-
бужденія стыда. А чувство стыда—
это такой нѣжный, оранжерейный цвѣ-
токъ, который разомъ завянетъ, когда
побываетъ въ грубыхъ рукахъ. Розга
вселяетъ страхъ,—это правда,—но не
исправительный, не надежный, а при-
крывающій только внутреннюю порчу.
Она исправляетъ только слабодушнаго,
котораго бы исправили и другія сред-
ства, менѣе опасныя.
Я пишу все это только потому, что
вѣрю въ слова покойнаго преосвящен-
наго Иннокентія. Онъ мнѣ сказалъ
однажды: «Всякая мысль, высказанная
съ убѣжденіемъ, есть живое сѣмя, бро-
шенное на землю; рано или поздно оно
пуститъ ростки». Классъ сѣкущихъ, ра-
зумѣется, останется при своемъ убѣж-
деніи,—если онъ дѣйствуетъ точно по
убѣжденію, а не по слѣпой привычкѣ
и безтолковому подражанію; для нихъ
розга, что ни говорите, все-таки оста-
нется незамѣнимою и неизбѣжною.—
Но эти господа, согласные между со-
бою въ основномъ принципѣ, не всѣ
еще согласны въ способахъ, какъ его
приводить въ дѣйствіе, и потому рас-
падаются на нѣсколько сектъ.
Одна секта утверждаетъ, что надоб-
но сѣчь сгоряча, тотчасъ же на мѣстѣ
преступленія, en flagrant délit. По ея
мнѣнію, и наказуемый, и наказующій
въ это время бываютъ въ такомъ осо-
бенномъ настроеніи духа, что первый
лучше воспринимаетъ, а второй—луч-
ше сообщаетъ. Другая секта отклады-
ваетъ наказаніе до болѣе удобнаго
времени и совершаетъ его методи-
чески, съ толкомъ и съ разстановкою.
Эту секту, въ ея высшемъ развитіи,
составляли древніе наши педагоги-
субботники, которые сѣкали всѣхъ сво-
ихъ питомцевъ по субботамъ, сплошь
и рядомъ, увѣряя, что виноватымъ это
служитъ возмездіемъ за прошедшее, а
не виноватымъ пригодится въ буду-
щемъ. Далѣе, третій родъ сѣкущихъ
сторонниковъ, опасаясь возбудить въ
дѣтяхъ нелюбовь или ненависть къ
наказующему, запрещаетъ сѣчь са-
мимъ учителямъ и воспитателямъ, пре-
доставляя это занятіе особеннымъ, на-
рочно къ тому подготовленнымъ, эк-
спертамъ. Кажется, не нужно и упо-
минать, что такой дипломатическій
расчетъ могли придумать только одни
отцы-іезуиты. Впрочемъ, еще замысло-
ватѣе четвертый классъ, который не
такъ давно еще у насъ сѣкъ невино-
ватаго, полагая этимъ исправить ви-
новатаго, да еще и доказать ему свою
любовь. Не нужно объяснять, что ви-
новные были родныя дѣти, а невино-
ватые—слуги и пріемыши. Наконецъ,
чтобы сдѣлать наказаніе нравственно-
полезнымъ не для одного только ви-
новнаго, а и для другихъ его товари-
щей, пятый родъ адептовъ розги сѣ-
четъ не келейно, а торжественно, съ
драматическою обстановкою, и самъ
еще подраздѣляется на двѣ отрасли,
изъ которыхъ одна призываетъ къ при-
сутствію всѣхъ товарищей наказыва-
емаго, чтобы ему было стыднѣе, а дру-
гая—вмѣняетъ это присутствіе въ на-
казаніе только однимъ провинившимся.
—Вотъ съ этою-то отраслью, существо-
ваніе которой обнаруживается и въ
Новороссіи, я хочу еще переговорить
немного. Я уже ей сказалъ, что ея дѣй-
ствія въ моихъ глазахъ безнравствен-
ны. Но она сомнѣвается. Будемъ су-
диться гласно. — Покуда все дѣло
ограничивается только одною угрозою
виноватому, что его заставятъ быть
при наказаніи товарища или брата, то
я ничего не имѣю сказать противъ
этого. Если отецъ или учитель въ ми-
нуту гнѣва накажетъ ребенка передъ
его братьями или соучениками, я так-
же не сочту этого еще худымъ. Но
если воспитатель вмѣнитъ обдуманно

въ наказаніе виноватымъ присутство-
вать при наказаніи другихъ, и заста-
витъ ихъ это сдѣлать, и не однажды,
то, по моему, это значитъ — или не
знать вовсе человѣческаго сердца, или
имѣть о немъ самое худое мнѣніе, и
тѣмъ именно его портить еще болѣе,
нежели оно и безъ того уже испорчено.
Чего вы хотите? Поселить въ присут-
ствующемъ отвращеніе къ наказанію?
Да вы поселяете одно отвращеніе къ
наказующему. Вы хотите возбудить
отвращеніе къ виновному? Но вы воз-
буждаете къ нему сочувствіе. Развѣ
можно, не огрубѣвъ душою, безъ со-
жалѣнія, слушать вопль и смотрѣть
на борьбу сильнаго съ безсильнымъ?
Какой родъ страха вы желаете раз-
вить въ вашемъ воспитанникъ? Страхъ
физическій или нравственный? Если
первый,—то къ нему скоро привыка-
ютъ, и онъ, смотря по характеру,- рано
или поздно переходитъ въ'тупое равно-
душіе, то прямо, то постепенно вос-
ходя отъ боязни до ужаса. А если вто-
рой, то вы не достигнете вашей цѣли
розгою, будете ли его дѣйствовать а
priori, или a posteriori.
Его можетъ вселить только тотъ,
кто его самъ имѣетъ, да и имѣетъ въ
избыткѣ. Этотъ страхъ ,есть страхъ
Божій, который—насъ учили—есть и
начало премудрости. Можетъ быть, вы
и устрашите, но только однихъ тру-
совъ, да и тѣ будутъ бояться не нака-
занія, а наказующаго.
Желаете ли вы возбудить негодова-
ніе на виновнаго въ его товарищахъ и
однокашникахъ, — а этого вы должны
желать, — то вы не достигнете и этой
цѣли, заставивъ, напротивъ жалѣть его
и сочувствовать его горю. Негодованіе
обращается не на него, а на того, кто
наказываетъ. Итакъ, исправительная
мѣра, развивающая чувства, совер-
шенно противныя тѣмъ, которыя вы
хотѣли ею пробудить, по малой мѣрѣ,
неприлична и неблагоразумна. Но если
она еще къ тому можетъ зародить по-
рочныя чувства, то она безнравствен-
на.—Я знаю, что послѣдователи пра-
вилъ, упроченыхъ лишь временемъ, тя-
желы на подъемъ,—и въ этомъ случаѣ
они правы: время—важный аргументъ,
когда оно вынесло на свѣтъ что-нибудь
хорошее. Но въ этомъ-то вся и труд-
ность.
Докажите мнѣ, что при такой-
то мѣрѣ дѣло шло хорошо,—да дока-
жите еще, что хорошее именно и за-
висѣло отъ этой мѣры, тогда я пер-
вый поклонюсь, пожалуй, и розгѣ, какъ
бы я мало ни былъ расположенъ къ
ней. А покуда, не испытавъ ничего
другаго и не доказавъ, что хорошее за-
виситъ именно отъ нея, если вы бу-
дете ссылаться на опытъ,—даже вѣко-
вой,—я въ правѣ вамъ не повѣрить.
Въ педагогикѣ, какъ и въ другихъ
практическихъ наукахъ, логика все
одна: все тоже вѣчное—post hoc, ergo
propter hoc — должно непремѣнно и
непреложно доказывать пользу той или
другой мѣры; да присоединяется 9
еще одно доказательство въ родѣ слѣ-
дующаго: такой-то способъ или такое-
то средство, очевидно энергическое, а
потому оно не можетъ остаться безъ
слѣдствій, оно должно непремѣнно или
помочь, или повредить; если же оно не
вредитъ, то, следовательно, помогаетъ.
Вотъ хотъ бы, напримѣръ, и въ меди-
цина: основываясь на такихъ силло-
гизмахъ, цѣлыя столѣтія все пускали
кровь въ воспаленіяхъ легкаго. Врачъ,
не пустившій кровь больному въ та-
комъ случаѣ, могъ попасть подъ судъ.
Наконецъ, нашлись люди, которые
цифрою доказали, что страдающій
воспаленіемъ легкаго можетъ выздоро-
вѣть и безъ кровопусканія, да еще и
чаще, и скорѣе выздоравливаетъ. А
уже если есть на свѣтѣ энергическое
средство, такъ — вѣрно — кровопуска-
ніе; оно не розгѣ чета: не каплями,
а фунтами льетъ кровь. Къ чему же
тутъ служила вся оффиціальная ло-
гика? Умозаключенія были правиль-
ны, опытъ также подтверждалъ, время
упрочивало факты,—да позабыли толь-
ко одно:—испытать, не будетъ ли. хо-
рошо и иначе, безъ энергическихъ
способовъ? А на повѣрку и вышло,
что энергическое-то иногда прикиды-
вается и на видъ вовсе такимъ не ка-
жется.

Чего мы желаемъ?7
(Отрывокъ изъ статьи : Школа и жизнь).
Кажется, очень легко отвѣчать на
вопросъ: чего мы желаемъ? Но если-
бы мы обо всемъ, начиная съ уличной
продѣлки до государственнаго дѣла,
должны были отвѣчать на эту тему,
то немногіе изъ насъ получили бы
отмѣтку изъ логики: «cum eximia
laude». Да мало этого: мы, говоря по
совѣсти, и не желаемъ спрашивать
себя: чего мы желаемъ? Отчего же
это?—или нѣтъ,—я спрошу прежде:
правда ли это? и спрошу недаромъ,
потому что знаю, люди практическіе
скажутъ тотчасъ-же: неправда. Они,
дѣйствительно, всегда спрашиваютъ се-
бя,—а если и не спрашиваютъ, то
все-таки хорошо знаютъ, чего хотятъ.
И отвѣтъ ихъ всегда коротокъ и ясенъ,
оттого что они всегда преслѣдуютъ
ближайшую цѣль,—что, впрочемъ, не
мѣшаетъ имъ быть и дальновидными.
Дальновидность мѣряется результата-
ми. A преслѣдуя одну ближайшую цѣль
за другою, можно дойти до результа-
товъ самыхъ блестящихъ. Истый прак-
тикъ не заботится о послѣдователь-
ности. Онъ непричастенъ аномаліи, из-
вѣстной подъ названіемъ «логическаго
ослѣпленія».
Я, дѣйствительно, виноватъ, не ска-
завъ, что мой вопросъ касается не
одной только ближайшей цѣли. Такая
цѣль и слишкомъ ясна, и слишкомъ
близка нашему л, чтобы затруднять
отвѣтъ. Правда, иногда нелегко от-
крыть фактъ, опредѣляющій ближай-
шую цѣль; нелегко иногда достигнуть
такой цѣли, какъ бы она близка ни
казалась; нужно иногда много воли и
ума, чтобы вѣрно ея достигнуть; но
опредѣлить ее вообще нетрудно. И
практическій геній совсѣмъ не тотъ,
кто преслѣдуетъ далекія цѣли. Такія
достоинства приписываютъ ему только
его исторіографъ! и біографы. Онъ ве-
ликъ тѣмъ, что умѣетъ настойчиво
преслѣдовать одну цѣль за другою и
достигать — одну за другою. Но во-
просъ: чего мы желаемъ, поставлен-
ный въ моемъ смыслѣ, наврядъ-ли ко-
гда-нибудь занималъ великихъ прак-
тиковъ. Имъ было не до того. Изъ это-
го, однако же, не слѣдуетъ, что онъ не
долженъ занимать и насъ. У насъ бо-
лѣе досуга, чѣмъ у великихъ дѣяте-
лей; a на-досугѣ, имѣя въ виду не
одну только ближайшую цѣль, не худо
иногда спросить себя: чего мы же-
лаемъ? Скажутъ, что сужденіе объ от-
даленномъ, когда ближайшее и под-
ручное еще не достигнуто, безполезно.
Скажутъ, что несравненно полезнѣе
удовлетворить очевиднымъ и настоя-
щимъ потребностямъ способами, кото-
рые окажутся подъ руками. Скажутъ,
что, будь эти способы даже полумѣры,
лишь бы были сподручны, то они дѣй-
ствительнѣе самихъ мѣръ,; назначен-
ныхъ для достиженія далекихъ цѣлей.
Нѣтъ спора, эти возраженія, взятыя
изъ опыта жизни, трудно одолѣть. Но,
съ другой стороны, этотъ же самый
опытъ не убѣждаетъ ли насъ, что, пре-
слѣдуя нашими полумѣрами одно бли-
жайшее, мы незамѣтно попадаемъ въ
такой лабиринтъ, изъ котораго трудно
бываетъ выбраться. Правда, не мы
одни виноваты. Еще отцы и праотцы
наши не однажды заводили насъ въ
безвыходное положеніе. Но нельзя ска-
зать по совѣсти, чтобы мы дѣятельно
пытались выйти изъ него. Мы только
поперемѣнно дѣлаемъ шагъ впередъ, и
шагъ назадъ, преслѣдуя однѣ ближай-
шія и слишкомъ осязательныя цѣли.
A привыкнувъ къ этому способу про-
гресса, мы отвыкаемъ—и потомъ да-'
же боимся спросить себя: чего мы
желаемъ? Да, я утверждаю,—и созна-
юсь—утверждаю, основываясь на соб-
ственномъ опытѣ,—что намъ дѣлается
жутко при этомъ простомъ вопросѣ.
Мы чувствуемъ, что отвѣтъ на него
слишкомъ ясно представитъ нашу соб-
ственную нищету духа, разслаблен-
наго противорѣчіями и непослѣдова-

тельностями. Но, кромѣ боязни, вну-
шаемой одною суетностью, этотъ во-
просъ можетъ возбудить еще другое,
болѣе серьезное, опасеніе. Спрашивая
себя: чего мы желаемъ? мы невольно,
хотя издалека, касаемся идеальной
стороны того дѣла, о которомъ судимъ.
А затрагивать эту сторону страшно.
Она-то и наводить иногда логическое
ослѣпленіе, которое, дѣйствительно, ни
для кого не здорово. Но, побѣдивъ су-
етность, можно одолѣть и робость ума.
Можно взглянуть и на идеалъ, какъ бы
онъ ни казался свѣтелъ или непрони-
цаемъ. Конечно, тутъ все зависитъ отъ
индивидуальнаго склада ума. Говорятъ,
что каковъ человѣкъ, такова его и фи-
лософія. Одинъ—подробно разбираетъ
лицевую сторону дѣла. Другой—дово-
дитъ до крайнихъ предѣловъ разныя
стороны того же дѣла и разсматрива-
етъ въ немъ идеальныя противополож-
ности. Почему же одинъ способъ воз-
зрѣнія долженъ быть непремѣнно луч-
ше , другого? Есть, правда, и на это
мода: одинъ способъ бываетъ больше
въ модѣ сегодня, чѣмъ вчера; но, по
закону противодѣйствія, можетъ быть
и на другой улицѣ праздникъ. И въ
нашъ вѣкъ, который судитъ о вещахъ,
какъ онѣ есть на-лицо, проявляются
такіе взгляды, что могутъ поспорить
въ идеальности и съ стародавними. Съ
другой стороны, если моё «чего мы
желаемъ* и опасно, потому что затра-
гиваетъ идеальную сторону, то зато
оно предохраняетъ насъ вѣрнѣе отъ
противорѣчій и непослѣдовательностей.
Того, кто не потерялъ еще способности
быть собственнымъ экзаменаторомъ,
этотъ вопросъ скоро выведетъ на чи-
стую воду. На него самому себѣ нель-
зя отвѣчать увертливо. Да и идеаль-
ная сторона въ дѣлахъ совсѣмъ не
такъ опасна, какъ кажется. Она не
препятствуетъ дѣйствовать. Положимъ,
вы предлагаете нововведеніе. Поло-
жимъ, что, спрашивая себя, чего вы
желаете, вамъ невольно представляет-
ся идеалъ вашего нововведенія, — это
натурально; потому что мы всегда же-
лаемъ болѣе чѣмъ можемъ достигнуть.
—Что же за бѣда? Если вы человѣкъ
энергическій и истинный практикъ,
т.-е. умѣете находить средства и ими
дѣйствовать во-время, то вамъ и нуж-
ды не будетъ до идеальной стороны
дѣла.—Если же вы человѣкъ обыкно-
венный, то чѣмъ же опасно присталь-
нѣе всмотрѣться въ далекую перспек-
тиву идеала? .Опасность логическаго
ослѣпленія не должна устрашать васъ.
Это ослѣпленіе происходитъ не столь-
ко отъ логическихъ слѣдствій одного
идеальнаго начала, проведенныхъ до
послѣдней крайности, сколько отъ
ошибочнаго взгляда на самое начало.
Я, напримѣръ, когда-то разсуждалъ съ
однимъ логически-ослѣпленнымъ о
гласности, и услыхалъ отъ него, что
будто-бы мы въ каждой печатной КНИ-
ГЕ должны всегда читать между строкъ
одобрительную подпись правительства.
Если-бы это было такъ, то, конечно,
ни одно правительство не допускало
бы ни противорѣчащихъ мнѣній, ни
критики, потому что иначе оно одобря-
ло бы и «да», и «нѣтъ». Но мало это-
го: мой логически-ослѣпленный собе-
сѣдникъ доказывалъ, что нельзя ни
хвалить, ни одобрять ни одну обще-
ственную мѣру и ни одно оффиціаль-
ное лицо, утверждая, что если кто по-
зволяетъ хвалить и одобрять, тотъ
долженъ также позволить хулить и по-
рицать. Не очевидно ли, что логиче-
ское ослѣпленіе произошло въ этомъ
случаѣ не отъ крайнихъ слѣдствій
принципа, выведенныхъ совершенно
логически, но отъ ложно идеализиро-
ванной стороны самаго принципа. Всѣ
заключенія ослѣпленнаго непремѣнно
бы распались, еслибы онъ уяснилъ
себѣ задачу всѣхъ общественныхъ
охранительныхъ мѣръ, и на вопросъ:
чего мы желаемъ отъ этихъ мѣръ?
отвѣтилъ бы: того, чтобы онѣ не вы-
ходили изъ предѣловъ, за которыми
въ видѣ контрабандъ начинаются
вредныя слѣдствія противодѣйствія.
Впрочемъ логическое ослѣпленіе отъ
идеала для большинства людей рѣдко
бываетъ продолжительно. Жизнь ско-
ро убѣждаетъ, что всѣхъ противорѣ-
чій и непослѣдовательностей совер-
шенно избѣжать нельзя. Да онѣ и не
такъ вредны, если только вѣрно слу-
жатъ одному общему, послѣдовательно
проведенному началу. Итакъ, правильно
рѣшая вопросъ: чего мы желаемъ?—

намъ нечего опасаться логическаго
ослѣпленія.
Если бѣдствія и грубое воспитаніе
не сдѣлали насъ идіотами; если наша
практичность не чрезъ мѣру озабочи-
ваетъ насъ достиженіемъ ближайшей
цѣли; если эта же самая практичность,
односторонне развитая, не превратила
насъ въ чистыхъ формалистовъ,—то,
судя о томъ или другомъ дѣлѣ, какъ
бы оно ни казалось намъ житейскимъ
и вседневнымъ, намъ нельзя не кос-
нуться идеальной его стороны. Коснув-
шись этой стороны, вы узнаете,—а
если не узнаете, то почувствуете, какъ
далеко вы отстоите отъ нея. Да не
только это, вы еще въ добавокъ узнаете
и про самого себя, что вы за человѣкъ.
Сравнимъ для примѣра два крайнихъ
случая. Первый случай. Вы стоите на
одной изъ низшихъ ступеней нашей
чино-іерархической лѣстницы. Вы ище-
те мѣста въ уѣздномъ или приходскомъ
училищѣ. Покуда нѣтъ вакансіи, вы
задаете себѣ вопросъ: чего вы жела-
ете? Положимъ, что на первомъ пла-
нѣ вашего отвѣта рельефно выступитъ
вся матеріальная обстановка дѣла: жа-
лованье, квартира, чинъ, доходы. Но
если вашъ отвѣтъ вамъ ничего болѣе
не вынесетъ, какъ одну эту обстановку,
то и этого довольно: вы, по крайней
мѣрѣ, узнаете, что вы за человѣкъ. По-
ложимъ, однако же, хоть изъ ста одинъ
разъ, что сѣдина волосъ и служба еще
не сдѣлали изъ васъ закоснѣлаго прак-
тика, или черствѣйшаго формалиста:
—вы непремѣнно услышите еще въ ва-
шемъ отвѣтѣ и отголосокъ съ другой,
отдаленной стороны. Можетъ быть, вы
услышите, что вамъ хотѣлось бы со-
вѣстливо исполнить обязанности на-
ставника. Такой отвѣтъ вызоветъ но-
вый вопросъ объ обязанностяхъ, а
сужденіе о нихъ доведетъ васъ и до
значенія того скромнаго мѣста, кото-
рое вы ищете. Вотъ уже предъ вами
и идеалъ вашего дѣла, и вы узнаете,
насколько есть у васъ желанія, на-
сколько воли—приблизиться къ этому
идеалу. Это значитъ — вы узнаете въ
одно и то же время и чего вы ищете,
и что вы за человѣкъ.
Другой случай. Вы — государствен-
ное лицо. Вы разсматриваете государ-
ственныя учрежденія какого-нибудь
народа. Вы находите то или другое
учрежденіе недостаточнымъ. Но, чтобы
измѣнить его, вы дѣлаете себѣ пред-
варительно вопросъ: чего вы желаете
отъ государства? Имѣя въ виду одну
ближайшую цѣль, вы скажете: я же-
лаю, чтобы государство не находилось
въ противорѣчіи съ. жизненною цѣлью
народа, a, напротивъ, чтобы оно было
ея выраженіемъ и потребностью. Но,
бросивъ взглядъ на идеальную сто-
рону вопроса, вы отвѣтите: я желаю,
чтобы государство непрерывно и по-
стоянно стремилось къ гармоническому
развитію всѣхъ врожденныхъ силъ на-
рода. Смотря по тому, который изъ
этихъ двухъ отвѣтовъ вы положите
основаніемъ вашихъ дѣйствій, они мо-
гутъ быть діаметрально противополож-
ными. Принявъ за основаніе первый
отвѣтъ, вы, можетъ быть, отвергнете
цѣлый рядъ такихъ нововведеній, ко-
торыя, мощно содѣйствуя развитію на-
рода, будутъ противорѣчить его жиз-
ненной цѣли, или наоборотъ. И тутъ
же, полагая тотъ или другой отвѣтъ въ
основаніе вашихъ дѣйствій, вы сказы-
ваетесь вмѣстѣ, что вы за человѣкъ.
Итакъ, я остаюсь при моемъ убѣж-
деніи, что, задавая себѣ.вопросъ: чего
мы желаемъ? мы открываемъ себѣ путь
къ идеальной сторонѣ каждаго дѣла; рѣ-
шая этотъ вопросъ, мы узнаемъ насколь-
ко мы еще отдалены отъ идеала, и съ
тѣмъ вмѣстѣ узнаемъ самихъ себя.
Ясно ли это для другихъ,—не знаю;
но я, при моемъ складѣ ума, никогда
не пойму, чтобы идеалъ, какъ ложный
призракъ недосягаемаго совершенства,
не могъ руководить насъ ни въ дѣй-
ствіяхъ, ни въ сужденіяхъ. Идеальное
мнѣ представляется нитью электриче-
скаго телеграфа, одинъ конецъ кото-
раго тянется къ намъ чрезъ всю зем-
ную жизнь, а другой — исчезаетъ въ
безпредѣльности. Какъ идея времени,
пространства, числа и мѣры, такъ и
идея совершенства, служащая незри-
мою мѣрою нашихъ дѣйствій, присуши
человѣку. — Такъ или нѣтъ, но, по
крайней мѣрѣ, я высказался, и вы,
познакомившись съ складомъ моего ума,
не удивитесь, когда услышите, что я
мой взглядъ прилагаю и къ сужденію

о дѣлѣ, близкомъ моему сердцу,—
именно о дѣлѣ университетскомъ.
Семь цѣлыхъ вѣковъ протекло съ
тѣхъ поръ, какъ многозначительнымъ
именемъ: «universitär» назвались кор-
пораціи, организованный замѣчатель-
ными личностями въ Парижѣ, въ Са-
лерно и въ Болоньѣ. Да еще и прежде,
въ десятомъ столѣтіи, существовали
высшія школы при Омміадахъ въ Ис-
паніи, a изъ нихъ—кордовская,—осно-
ванная сыномъ Абдеррахмана Вели-
каго и замѣчательная тѣмъ, что была
мѣстомъ образованія папы Сильве-
стра II,—вѣроятно, служила поводомъ
къ учрежденіи) медицинской школы въ
Салерно. Съ тѣхъ давнихъ поръ много
перемѣнъ испытали университетскія
корпораціи. Но всѣ эти пёремѣны
можно подвести подъ три разряда.
Однѣ—касались только учрежденія и
администраціи. Другія — происходили
въ самомъ духѣ, оживляющемъ всѣ
разсадники просвѣщенія. Третьи —
относились къ способамъ ученья. Каж-
дая изъ этихъ трехъ перемѣнъ про-
ходила различныя фазы, смотря по
тому, какая мысль господствовала, из-
мѣняя организацію, духъ и способъ
ученія университетовъ.
Исторія среднихъ вѣковъ, ч приписы-
вая первое начало школъ арабскимъ
калифамъ и Карлу Великому, тѣмъ са-
мымъ доказываетъ, что распростране-
ніе просвѣщенія на Западѣ, точно такъ
же, какъ и у насъ, шло прежде сверху
внизъ. Но, пропустивъ все окончатель-
ное время переселенія народовъ и кре-
стовыхъ походовъ, мы видимъ, также
изъ исторіи, что въ началѣ тринадца-
таго столѣтія частныя лица собираютъ
вокругъ себя учениковъ, читаютъ пуб-
личныя лекціи, составляютъ неболь-
шія общины и кладутъ первое основа-
ніе университетамъ. - - Потомъ прави-
тельства признаютъ законнымъ суще-
ствованіе этихъ корпорацій и утвер-
ждаютъ за ними особенныя права. Сна-
чала регенты и папы, a потомъ и одни
регенты утверждаютъ эти права. Впо-
слѣдствіи уже папы, императоры и ко-
роли сами основываютъ университеты
по образцу первыхъ, самородныхъ об-
щинъ, и также снабжаютъ ихъ особен-
ными привилегіями. Такимъ образомъ,
университеты дѣлаются мало-по-малу
status in statu. Наконецъ, когда пра-
вительства, на континентѣ Европы, ни-
чего лучшаго не могли придумать для
благосостоянія народовъ, какъ бюро-
кратическую централизацію, то и уни-
верситеты, вмѣстѣ съ другими учреж-
деніями, покоряются ея всемогущему
вліянію.
Итакъ, перемѣны въ учрежденіяхъ
университетовъ можно опредѣлить тре-
мя періодами, сказавъ, что они роди-
лись подъ вліяніемъ умственной силы
передовыхъ личностей, развились и
окрѣпли подъ защитою правительствъ
и, наконецъ, на-ряду съ другими го-
сударственными учрежденіями, подчи-
нились механизму бюрократической
централизаціи. Одни англійскіе уни-
верситеты (за исключеніемъ шотланд-
скихъ) остались до сихъ поръ такими
же почти корпораціями, какими были
и въ тринадцатомъ вѣкѣ; даже и тотъ
изъ нихъ нисколько не подвергся дѣй-
ствію централизаціи. который осно-
ванъ въ наше время (лондонскій уни-
верситетъ, въ 1828 г.), подъ вліяніемъ
виговъ, на акціяхъ.—Наши русскіе
университеты со дня рожденія перваго
изъ нихъ (московскаго) до сихъ поръ
являются учрежденіями чисто прави-
тельственными, уже съ самаго начала
централизированными. Потому, если въ
нашихъ университетахъ встрѣчаются
нѣкоторыя перемѣны въ учрежденіи,
то онѣ касаются не основныхъ началъ,
a болѣе частностей, какъ-то: преобра-
зованій гимназій и лицеевъ въ универ-
ситеты (въ Казани и Кіевѣ), перемѣ-
щеній центральной власти изъ одного
ведомства въ другое и т. п.
Измѣненія въ самомъ духѣ и на-
правленіи университетовъ означаются
на Западѣ также рѣзко-опредѣленны
ми фазами. Мы видимъ, въ теченіе
семивѣкового существованія универси-
тетовъ, поперемѣнно господствующимъ
то элементъ духовно-церковный, то на-
родный (національный), то филантро-
пическій, то чисто научно-образова-
тельный. Хотя основателями первыхъ
университетовъ были не одни духов-
ныя лица, а часто—и даже чаще—
свѣтскія, но съ тринадцатаго до ше-
стнадцатая столѣтія (за исключені-

емъ, можетъ быть, одного университета
въ Неаполѣ, учрежденная императо-
ромъ Фридрихомъ II) всѣ универси-
теты учреждались не иначе, какъ съ
утвержденія папъ, a теологическіе фа-
культеты даже и образовались подъ
вліяніемъ нищенствующихъ монаховъ,
и священниковъ. Все это несомнѣнно
доказываетъ, что церковь имѣла силь-
ное вліяніе на духъ университетовъ въ
первое время, да и впослѣдствіи, да-
же послѣ реформаціи, мы замѣчаемъ
еще сильное вліяніе церкви на теоло-
гическіе факультеты протестантскихъ
университетовъ, ограничивающей сво-
боду религіознаго ученія символиче-
скими книгами. Но съ самаго начала
также обнаруживается въ универси-
тетскихъ корпораціяхъ и національный
элементъ. Члены корпорацій раздѣ-
ляются прежде по народностямъ и по-
томъ уже по факультетамъ. Вліяніе на-
ціональнаго элемента было по време-
намъ такъ сильно, что подавало не
разъ поводъ къ серьезнымъ столкно-
веніямъ. Когда національное чувство
обижалось предпочтеніемъ, оказаннымъ
правительствомъ другой націи, то и
профессора, и студенты переселялись
на новыя мѣста и основывали новую
корпораціи). Такъ лейпцигскій универ-
ситетъ основали въ 1400 г. нѣмецкіе
студенты и профессора, вытѣсненные
изъ Праги богемцами. Преобладанія)
національнаго элемента нужно припи-
сать тѣ политическія движенія (при-
писываемыя обществу буршеншаф-
товъ), которыя обнаружились въ гер-
манскихъ университетахъ въ семнад-
цатымъ годахъ нашего столѣтія и из-
вѣстны подъ именемъ вартбургскаго
праздника. — Филантропическій эле-
ментъ также не былъ чуждъ запад-
нымъ университетамъ, хотя и никогда
не былъ господствующимъ. Извѣстно,
что такъ-называемыя collegia, суще-
ствующія еще теперь въ оксфордскомъ
и кембриджскомъ университетахъ, и
bursae германскихъ университетовъ
были вначалѣ не что иное, какъ заве-
денія, учрежденныя для помѣщенія
недостаточныхъ студентовъ, въ кото-
рыхъ они получали и квартиру, и
столъ. A въ Оксфордѣ студенты (извѣ-
стные подъ именемъ servitors) раз-
сылались по окрестностямъ для сби-
ранія милостыни, снабженные оффиці-
альными дозволеніями отъ универси-
тетскаго начальства. Наконецъ, науч-
но-образовательный элементъ, какъ
присущій самому первому учрежденіи)
западныхъ университетовъ, стремился
всегда къ преобладанію надъ другими.
Имѣя главнымъ основаніемъ свободу
мысли и слова, онъ нерѣдко боролся и
съ церковно-догматическими, и съ бю-
рократическими началами. Извѣстно,
какую важную роль играли и въ дѣ-
лахъ Гусса и Лютера Сорбона и теоло-
гическіе факультеты въ Прагѣ и Вит-
тенбергѣ. Извѣстно также, какое влія-
ніе въ дѣлахъ реформаціи оказали гу-
манисты, вышедшіе изъ нѣдръ средне-
вѣковыхъ университетовъ. Трудно было
университетамъ промѣнять свои сред-
невѣковыя привилегіи на бюрократи-
ческія нововведенія. Но должно со-
знаться, что вмѣшательство бюрокра-
тіи, сравнительно съ дѣйствіями церк-
ви, не столько препятствовало разви-
тію научнаго элемента. Мы видимъ
это, сравнивая германскіе университе-
ты съ англійскими. Тогда какъ первые,
несмотря на вліяніе бюрократизма,
развили научный элементъ въ чистотѣ;
вторые, оставшись во власти господ-
ствующей (англиканской) церкви,
едва сохранили одинъ образовательный
характеръ, да и то благодаря только
неподражаемой системѣ государствен-
наго правленія Англіи. Изъ всѣхъ че-
тырехъ элементовъ, которые попере-
мѣнно вліяли на духъ западныхъ уни-
верситетовъ, только одинъ образова-
тельно-благотворительный ( филан-
тропическій) господствовалъ исключи-
тельно въ нашихъ университетахъ.—
Говорятъ, что еще Петръ Великій въ
проектѣ академіи «строго отдѣлилъ ея
задачу отъ задачи университета». Я
не читалъ этого проекта и потому ссы-
лаюсь на слова г. Шевырева. Если
мысль Петра была дѣйствительно та-
кова, то ясно, что и преобразователь
нашъ не положилъ русскимъ универси-
тетамъ цѣлью быть двигателями науки.
Тогда какъ на Западѣ первые учреди-
тели университетовъ были вмѣстѣ и
первыми представителями тогдашней
науки, въ Россіи эту роль присуждено

было играть «по преимуществу» ака-
демикамъ. Впослѣдствіи и Петръ, и
особливо его преемница, Екатерина I,
кажется, имѣли намѣреніе дать самой
академіи не одинъ научный, но и обра-
зовательный характеръ. Это видно, по
крайней мѣрѣ, изъ страннаго проекта
того времени выписывать для академіи
чужеземныхъ учениковъ, за недостат-
комъ собственныхъ, знакомыхъ съ рус-
скимъ языкомъ. Долго и послѣ того су-
ществовали при нашей академіи наукъ
такъ-называемые элевы, изъ которыхъ
нѣкоторые сделались профессорами.
Хотя и въ другихъ странахъ академіи,
съ ихъ чисто-научнымъ характеромъ,
отдѣлены отъ университетовъ, но, сколь-
ко мнѣ извѣстно, ни одинъ универси-
тетъ на Западѣ еще не отвергалъ
жизненной необходимости соединенія
двухъ элементовъ—научнаго и образо-
вательного—въ одно цѣлое. И въ са-
момъ дѣлѣ, гдѣ положить границы то-
лу и другому? Кто истинно двигаетъ
науку, тотъ, по врожденной склонности
человѣку, желаетъ и другихъ сдѣ-
лать участниками этого движенія. Кто
излагаетъ науку, тому естественно и
желаніе быть ея двигателемъ. Да и у
насъ, въ указѣ, данномъ Елизаветою
(1755), объ учрежденіи московскаго
университета, односторонняя мысль,
приписываемая Петру, выражается уже
не такъ ясно. Изъ словъ указа: «нужда
необходимая о томъ стараться, чтобы
способомъ пристойныхъ наукъ возра-
стало въ пространной нашей имперіи
всякое полезное знаніе», скорѣе мож-
но заключать, что императрица имѣла
намѣреніе сообщить оба характера
будущей дѣятельности университета.
Какъ бы то ни было, но опытъ, одна-
ко-же, подтвердилъ мысль Петра, если
она, дѣйствительно, существовала. На-
ши университеты, въ самомъ дѣлѣ, по-
лучили и усвоили себѣ одинъ только
образовательный характеръ, соеди-
нивъ его съ филантропическимъ эле-
ментомъ, выразившимся въ призрѣніи
бѣдныхъ студентовъ, въ стипендіяхъ и
т. п. Даже сто лѣтъ спустя послѣ
учрежденія перваго университета въ
Россіи, на его юбилеѣ, ораторъ рѣзко
разграничиваетъ дѣятельность универ-
ситета и академіи, говоря, что «дѣло
университета преподавать молодому
поколѣнію науки въ современномъ ихъ
состояніи; дѣло академіи—двигать на-
уку впередъ».
Наконецъ, измѣненія третьяго рода,
относящіяся до способа ученія, обна-
ружились во всѣхъ университетахъ въ
двухъ видахъ. Онъ былъ и есть то обя-
зательно-принудительный, то свобод-
ный. Въ первые вѣка существованія
университетовъ преподаватели не были
на жалованьи у правительства; они со-
держались гонораріями. При такой об-
становки трудно себѣ представить уче-
ніе принудительно-обязательнымъ. Но
оно и безъ принужденія должно было
сдѣлаться обязательнымъ, отъ самаго
способа изложенія науки, потому что
до изобрѣтенія книгопечатанія учащіе-
ся не имѣли другого способа изучать
науку, какъ записывая лекціи своихъ
наставниковъ, и, слѣдовательно, поне-
волѣ должны были и посѣщать ихъ, и
дорожить ими. Правда, учрежденіе кол-
легіи и бурсъ указываетъ болѣе на
принудительный характеръ образова-
нія; но, вѣроятно, въ первое время,
все дѣло ограничивалось исполненіемъ
обязанностей корпоративныхъ, а не
научныхъ. Впослѣдствіи, однако-же,
учете въ коллегіяхъ приняло, дѣй-
ствительно, принудительный характеръ,
какъ это мы и теперь еще видимъ въ
оксфордскомъ и кембриджскомъ уни-
верситетахъ. Извѣстно, что ученики
каждой коллегіи (a коллегіи въ Ок-
сфордѣ 20, въ Кембриджѣ 17) посѣ-
щаютъ не публичныя лекціи профессо-
ровъ, а обязаны заниматься отдѣльно.
съ такъ-называемыми туторами, чте-
ніемъ, переводами классиковъ, рѣшені-
емъ задачъ; отъ студентовъ требуется
отчетъ о содержаніи прочитанныхъ
книгъ и т. п. Совершенно свободное
посѣщеніе и слушаніе лекцій оста-
лось преимущественною принадлеж-
ностью германскихъ университетовъ.
Что касается до насъ, то извѣстно,
какъ часто колебались мнѣнія о поль-
зѣ свободнаго и обязательнаго способа
ученія, съ самаго начала учрежденія
русскихъ университетовъ. Такъ, еще
на шей памяти — ежедневныя пере-
клички по спискамъ, ежедневныя ре-
петиціи у однихъ и совершенно свобод-

ное посѣщеніе лекцій у другихъ про-
фессоровъ одного и того же универ-
ситета. Я помню, какъ, приноравли-
ваясь къ обстоятельствамъ, испытыва-
ли сравнительный выгоды перекличекъ
послѣ лекцій, передъ лекціями и даже
въ срединѣ лекцій. Я слушалъ лекціи
у профессоровъ, дѣлавшихъ репетиціи
ежедневно, не понимая, гдѣ они возь-
мутъ времени излагать науку. Я знаю
также, что пробовали, для вѣрности,
сажать студентовъ на нумерованныя
мѣста и потомъ перекликать; знаю
даже, что ихъ запирали въ аудиторі-
яхъ вмѣстѣ съ профессорами. Я при-
сутствовалъ и при перекличкахъ по
спискамъ, хранившимся въ карманѣ у
профессоровъ, и по разграфованнымъ
книгамъ. Но я также учился, и самъ
читалъ лекціи въ одномъ изъ русскихъ
университетовъ, въ которомъ никто не
слыхивалъ ни о репетиціяхъ, ни о пе-
рекличкахъ. Въ недавнее время всѣ
эти принудительные способы начали
мало-по-малу исчезать изъ нашихъ
университетовъ, и теперь наврядъ-ли
существуютъ они гдѣ-нибудь въ преж-
ней силѣ. Безполезность ихъ, кажется,
для всѣхъ сдѣлалась очевидною; ка-
сательно перекличекъ, кажется, всѣ
убѣдились, что сидѣть на лекціи и
слушать, т.-е. вникать, — двѣ совер-
шенно различныя вещи. Какъ бы ни
было велико ученое самолюбіе доцен-
товъ, но всѣ они, кажется, поняли, что
гораздо пріятнѣе учить аудиторію сво-
бодныхъ любителей просвѣщенія, хо-
тя неполную, но за то внимательную.
Нѣсколько замѣчательныхъ обстоя-
тельствъ были слѣдствіемъ нашего
принудительнаго способа ученія. Они
показываютъ, какъ легко мѣры, про-
водимый нами, если онѣ ненормальны,
могутъ породить и ненормальное по-
нятіе о собственномъ достоинствѣ. Нѣ-
которые изъ прежнихъ профессоровъ,
слѣдуя ревностно системѣ перекли-
чекъ, наконецъ, получили неизъясни-
мое отвращеніе отъ тѣхъ слушателей,
имена которыхъ у нихъ не значились
въ спискахъ. Слабостью ихъ пользо-
валась легкомысленно молодежь и пу-
гала воображеніе почтенныхъ доцен-
товъ именемъ «чужака» (т.-е. посто-
ронняго посѣтителя), заставляя ихъ
% прерывать чтеніе лекцій и изобрѣтать
различныя эволюціи для изгнанія при-
шельца. Сверхъ того, я не однажды
слыхалъ, какъ нѣкоторые профессора
горько жаловались на то, что студенты
не посѣщаютъ ихъ лекцій. Что можно
отвѣчать автору, который жалуется,
что его книгу мало читаютъ? Конеч-
но,-7-одно изъ двухъ: или читатели
его не понимаютъ, или онъ не пони-
маетъ читателей. Въ обоихъ случаяхъ,
кажется, онъ долженъ болѣе винитъ
самого себя. Есть и еще одно слѣд-
ствіе, которое, вѣроятно, осталось не
въ одномъ только университет* отъ
принудительнаго способа ученія; слѣд-
ствіе это, хотя и незначительно, но
все-таки нехорошо тѣмъ, что пріучаетъ
молодыхъ людей смотрѣть на законъ,
какъ на мертвую букву. Я хочу ска-
зать о лекціонныхъ листахъ, подписы-
ваемъ^ профессорами и деканомъ въ
удостовѣреніе будто-бы того, что вла-
дѣтель этого листа, дѣйствительно, по-
сѣщалъ лекціи. Гдѣ переклички вы-
велись, a такіе листы остались, тамъ,
очевидно, что подписываніе ихъ въ
видѣ удостовѣренія есть чистая коме-
дія, которую разыгрываютъ и учащіе,
и учащіеся. Но я долженъ сознаться,
что вся эта, довольно забавная, об-
становка принудительно-обязательнаго
ученія еще не говорить противъ него;
потому что нашъ университетскій спо-
собъ ученія собственно былъ не при-
нудительный, a какъ большая часть
нами принимаемыхъ мѣръ, полупри-
нудительный. Этимъ-то, я думаю, и
должно объяснять его несостоятель-
ность. Дѣйствительно, для достиженія
цѣли можно сдѣлать только одно изъ
рухъ: или принять систему обяза-
тельно-принудительнаго ученія, и при-
нять ее вполнѣ, со всѣми ея выгода-
ми и недостатками; или же отвергнуть
ее вполнѣ и замѣнить системою сво-
боднаго ученія. Принявъ первое, нуж-
но, по крайней мѣрѣ, распорядиться
такъ, какъ въ англійскихъ универси-
тетахъ: ввести коллегіи, туторовъ, за-
мѣнить публичныя лекціи уроками и
изъ открытаго заведенія сдѣлать за-
крытое. Принявъ послѣднее, не должно
мѣшать его пополамъ съ первымъ; та-
кое mixtum compositum, вмѣсто вы-

годъ, будетъ вмѣщать въ себѣ только,
одни недостатки обоихъ, одинъ другому
противоположныхъ, способовъ. Но что-
бы остановиться на одномъ изъ двухъ,
нужно предварительно спросить себя:
чего мы желаемъ, вводя тотъ или дру-
гой способъ ученія? A этотъ вопросъ
приведетъ насъ непремѣнно къ другому :
чего мы желаемъ вообще отъ универ-
ситетовъ? Требуемъ ли мы того, что-
бы университетъ доставлялъ всѣ спосо-
бы и средства къ образованію самостоя-
тельныхъ дѣятелей науки, или же огра-
ничиваемся мы только желаніемъ, что-
бы университетъ образовалъ достаточное
число людей хотя и дюжинныхъ, но по-
лезныхъ для исполненія различныхъ
потребностей общества и государства?
Изъ краткаго очерка измѣненій, ко-
торыя происходили въ теченіе нѣ-
сколькихъ вѣковъ и въ учрежденіи, и
въ способѣ ученія, и въ самомъ духѣ
университетовъ, не трудно убѣдиться,
что правительства, общество и различ-
ныя сословія неодинаково смотрѣли на
цѣль этихъ учрежденій и не одного
и того же отъ нихъ требовали. Уни-
верситетскія корпораціи, при первомъ
своемъ появленіи на свѣтъ, были, по-
видимому, не болѣе какъ выраженіемъ
частнаго любознанія, свойственнаго
каждому человѣку при извѣстной сте-
пени развитія. Къ пробужденію любо-
знательности, вѣроятно, немало содѣй-
ствовало нравственно-духовное вліяніе
нѣкоторыхъ передовыхъ личностей вѣ-
ка. Собственно же этимъ путемъ стре-
милась выразиться врожденная чело-
вѣку наклонность къ свободѣ мысли и
слова, и учрежденіе университетскихъ
общинъ на Западѣ было въ ту эпоху
умственнаго оцѣпенѣнія первымъ при-
знакомъ начинавшейся реакціи духа.
Въ то время, когда идея государства
еще не была выработана, когда за-
конъ самосохраненія требовалъ, чтобы
каждое сословіе, каждое занятіе, со-
ставляло особую корпораціи), понятно,
что и научныя занятія должны были
принять такой же видъ. Университеты
сами организовывали себя, сами писа-
ли себѣ уставы, сами себѣ назначали,
изъ своей же среды, особенное управ-
леніе, и потомъ уже обращались къ
правительству, чтобы оно утверждало
своею властью ихъ самобытное суще-
ствованіе въ обществѣ. Но правитель-
ства,— и именно церковно-правитель-
ственная (папская) власть,—уже съ
самаго начала стремились подчинить
себѣ университетскую общину, и, безъ
сомнѣнія, не съ одною цѣлью нрав-
ственнаго контроля, a съ тѣмъ, чтобы
сдѣлать ихъ послушными орудіями
своего вліянія на умы. И дѣйствитель-
но, вліяніе университетовъ на совре-
менное общество, даже и въ первомъ
періодѣ ихъ существованія, было не
маловажно. Мы это видимъ, между
прочимъ, изъ того, что при Людови-
кѣ IX (Святомъ) университетская об-
щина, не найдя у двора удовлетворе-
нія за нанесенную ей обиду, ушла изъ
Парижа, и французское правительство
само искало съ нею примириться,
чрезъ посредничество капы Григо-
рія IX, увеличивъ потомъ еще болѣе
ея права и привилегіи. Итакъ, хотя и
нельзя думать, чтобы въ тѣ отдален-
ныя времена правительства ясно по-
нимали всю силу нравственнаго влія-
нія университетовъ на общество; хотя
и трудно рѣшить, въ какой мѣрѣ сами
университеты сознавали имъ прису-
щую нравственную силу; но все-таки
можно принять, что и тогда уже и свѣт-
скія, и духовныя власти предугадыва-
ли возможность опозиціи въ этихъ об-
щинахъ, а сами общины, болѣе или
менѣе сознательно, чувствовали въ се-
бѣ возможность противодѣйствія. Впо-
слѣдствіи мы видимъ, что университе-
ты преслѣдуютъ не одну научную
цѣль, но получаютъ отчасти и полити-
ческій характеръ. Сами правитель-
ства, какъ это мы видимъ изъ исторіи
прагскаго университета, стараются
поддержать вошедшій въ университе-
ты элементъ народности, и не только
не препятствуютъ, но даже стараются
упрочить вліяніе университетовъ и на
политическій ходъ событій. Мы зна-
емъ, что юристы, получившіе образо-
ваніе въ университетахъ, становятся
на сторонѣ правительствъ* въ борьбѣ
феодальной власти съ монархического.
Правительства пользуются также влія-
ніемъ теологическихъ факультетовъ во
время религіозныхъ споровъ и въ дѣ-
лахъ реформаціи. Наконецъ, когда въ.

Германіи научно-духовное вліяніе уни-
верситетовъ, послѣ реформаціи, и
нравственно-національное, % послѣ на-
родной войны 12-го года, дѣлается уже
слишкомъ могущественнымъ, прави-
тельства находятъ необходимымъ про-
тиводѣйствовать излишней свободѣ
мысли и слова централизаціею и бюро-
кратизмомъ. Итакъ, вопросъ: чего же-
лали правительства отъ универси-
тетовъ на Западъ и чего желали сами
университеты, рѣшается различно.
Вообще, однако-же, можно сказать, что
до послѣдняго времени къ дѣйствіямъ
университетовъ, направленныхъ для
достиженія научно-образовательной цѣ-
ли, всегда присоединялись еще и дру-
гіе элементы. Въ наше время мы ви-
димъ, что всѣ университеты на Запа-
дѣ распались на два главные разряда,
изъ которыхъ одинъ, заключающій въ
себѣ англійскіе университеты, преслѣ-
дуетъ болѣе образовательную цѣль;
другой разрядъ, къ которому при-
надлежатъ германскіе университеты и
университетъ французскій, подчиня-
ютъ эту цѣль другой, чисто-научной.
Эта научно-образовательная цѣль
западныхъ университетовъ, выражав-
шаяся сначала чисто-гуманнымъ на-
правленіемъ образованія, впослѣдствіи,
съ успѣхами наукъ, обнаруживается
въ направленіи гуманно-реальномъ и,
наконецъ, даже въ чисто-реальномъ.
Когда просвѣщеніе въ массахъ, или
въ извѣстныхъ слояхъ общества, уже
достаточно распространилось; когда
объемъ каждой отрасли свѣдѣній по-
лучилъ громадные размѣры; когда со-
ревнованіе усилилось и, съ тѣмъ вмѣ-
стѣ, увеличилось число адептовъ каж-
дой науки;—то понятно, что учащим-
ся не оставалось ничего болѣе, и для
успѣха въ наукѣ, и для обезпеченія
своего существованія, какъ ограничить
кругъ своей умственной дѣятельности,
сосредоточивъ ее всю на глубокое изу-
ченіе одной какой-нибудь науки и да-
же одной ея части. Понятно также,
что выборъ долженъ былъ падать на
отрасли свѣдѣній, которыя направле-
ны къ удовлетворенію современныхъ
потребностей общества. Направленіе
же современнаго общества, съ разви-
тіемъ торговли и другихъ международ-
ныхъ отношеній, сдѣлалось по преиму-
ществу реальнымъ и практическимъ.
A въ самихъ университетахъ, чтобы
удовлетворить всѣмъ требованіямъ это-
го направленія, должна была обнару-
житься необходимость и въ новыхъ
спеціальныхъ учрежденіяхъ (институ-
тахъ), и въ союзѣ съ другими граж-
данскими учрежденіями, представляю-
щими болѣе средствъ для достиженія
реальной цѣли. Правда, до сихъ поръ
едва-ли не одинъ только медицинскій
факультетъ обращался за помощью къ
гражданскому и военному вѣдомствамъ,
чтобы пользоваться ихъ филантропи-
ческими заведеніями для образованія
врачей, и эти отношенія между фа-
культетомъ и госпитальнымъ управле-
ніемъ даже не такъ новы. Но, оче-
видно, что и другимъ факультетамъ
предстоитъ, болѣе или менѣе, та же
необходимость. Какъ бы университеты
ни были щедро снабжены ' средствами,
эти средства, одни, по мѣрѣ распро-
страненія реальнаго направленія, все
болѣе и болѣе будутъ оказываться не-
достаточными. Вотъ почему я убѣж-
денъ, что всѣмъ университетамъ пред-
стоитъ коренное измѣненіе организа-
ціи. Извѣстно, что первыя начала фа-
культетовъ существовали еще до уни-
верситетовъ. Facultas artium libera-
lium, съ его trivium и quadrivium.
проявляется еще въ двѣнадцатомъ вѣ-
кѣ въ монастырскихъ школахъ; къ не-
му присоединились потомъ факуль-
теты теологическій, составленный изъ
нищенствующихъ монаховъ и священ-
никовъ, а, наконецъ,—юридическій и
медицинскій. Но связь* этихъ факуль-
тетовъ была основана или на народ-
ности, или она была болѣе админи-
стративная. Внутреннее-же или науч-
ное соединеніе основывалось, кажется,
только на томъ, что учащіеся могли,
a потомъ и должны были посѣщать
лекціи не одного, но нѣсколькихъ фа-
культетовъ. Сродство наукъ поддержи-
вало эту связь и дѣлало ее органиче-
скою. Въ наше время открываются
новыя условія, которыя, смотря по об-
стоятельствамъ, могутъ сдѣлаться для
факультетовъ и соединительными и
разъединительными. Такъ, напримѣръ,
потребность современной медицины,

очевидно, обусловливаетъ ея соединеніе
съ другими естественными науками—
физикою и химіею. Но, съ Другой сто-
роны, каждая изъ наукъ сдѣлалась
такъ обширна, что цѣлой жизни ста-
новится мало даже для изученія одной
ея части; и мнѣ кажется, что если не
будетъ открыта новая формула связи
университетскихъ факультетовъ, то имъ
предстоитъ скорѣе разъединеніе, чѣмъ
соединеніе. Они и теперь собственно
соединены только въ небольшихъ гер-
манскихъ университетахъ; a въ столи-
цахъ студенты различныхъ факульте-
товъ, за исключеніемъ нѣкоторыхъ осо-
бенныхъ случаевъ и лекцій профессо-
ровъ, пріобрѣвшихъ особенную попу-
лярность, почти не имѣютъ никакого
сближенія между собою. Современемъ,
чѣмъ сильнѣе. будетъ для факульте-
товъ необходимость проникать различ-
ными отраслями наукъ въ другія об-
щественныя учрежденія, тѣмъ слабѣе
сдѣлается корпоративно-органическая
связь факультетовъ, и тѣмъ болѣе уве-
личится вѣроятность распаденія всей
университетской корпораціи. Да и въ
настоящее время, и у насъ, и въ чу-
жихъ краяхъ, кромѣ факультетовъ су-
ществуютъ уже высшія спеціальныя
школы для той или другой отрасли
наукъ,—а главное, и теперь уже эти
школы подлежатъ въ системѣ центра-
лизаціи не тому вѣдомству, къ которо-
му относятся университеты. Говоря
иносказательно, и теперь уже различ-
ныя вѣдомства, вмѣсто того, чтобы
пользоваться плодами одного дерева,
выросшаго въ общемъ саду, добивают-
ся, во что бы то ни стало, получать
плоды изъ доморощенныхъ питомни-
ковъ. Учрежденіе такихъ спеціальныхъ
школъ понятно въ странѣ—какъ Ан-
глія, гдѣ нѣтъ собственно ни мини-
стерства просвѣщенія, ни правитель-
ственной монополіи, гдѣ частные люди
и частныя общества имѣютъ полное
право заводить не только школы, но
даже университеты. Но тамъ, гдѣ пре-
обладаетъ начало централизаціонное,
и гдѣ просвѣщеніе составляетъ моно-
полію правительства, распредѣленіе
учебныхъ учрежденій въ различныхъ
вѣдомствахъ было бы необъяснимо,
если бы мы не приняли въ соображе-
ніе двухъ обстоятельствъ: во-первыхъ,
—то, что именно тамъ, гдѣ господству-
етъ централизація, обыкновенно каж-
дое вѣдомство стремится къ отдѣль-
ности и независимости отъ другихъ,
хотя бы и казалось, что этотъ прин-
ципъ долженъ бы всего болѣе способ-
ствовать гармонической связи частей
одного цѣлаго; во-вторыхъ,—то, что
каждое вѣдомство, имѣя потребность
въ значительномъ числѣ спеціалистовъ,
считаетъ удобнѣе ихъ образовать соб-
ственными средствами. Действительно,
еслибы въ цѣломъ государствѣ на од-
номъ университетъ лежала обязан-
ность образовать практическихъ спе-
ціалистовъ по всѣмъ частямъ; еслибы
университетъ проникалъ своими учебно-
спеціальными учрежденіями, какъ кор-
нями одного, вѣкового дерева, во всѣ
гражданскія и военныя вѣдомства го-
сударства;—то задача его была бы
слишкомъ многосложна и едва-ли ис-
полнима. Однако-же, при системѣ цен-
трализаціи, казалось бы, удобнѣе было
подчинить всѣ учебныя спеціальныя
учрежденія, вмѣстѣ съ университетами,
одному вѣдомству. Казалось бы, что
такое сосредоточеніе должно было спо-
собствовать гармоническому дѣйствію
научно-образовательной деятельности
въ различныхъ направленіяхъ, и во-
обще соотвѣтствовало бы болѣе самому
свойству преобладающаго принципа. Но
какъ существующіе факты доказыва-
ютъ начавшееся уже разъединеніе, то
я остаюсь при томъ, что въ будущемъ
всѣмъ университетамъ предстоитъ, если
не жизненная, то по крайней мѣрѣ
морфологическая реформа. Если уни-
верситетъ съ его факультетами можно
сравнить въ настоящее время съ вѣ-
ковымъ стволомъ вѣтвистаго дерева,
то будущіе университеты уподобятся
деревьямъ, развѣтвленнымъ у самаго
корня. Говоря просто, я думаю, что
связь между отдельными факультета-
ми университета перенесется сверху
внизъ, такъ что ее нужно будетъ искать
не въ самомъ университетъ, a въ обра-
зовательныхъ учрежденіяхъ, пригото-
вляющихъ к;ь университету.
Примѣняя все сказанное къ нашимъ
русскимъ университетамъ, не трудно
убѣдиться, что, какъ бы ни была вы-

ражена первоначальная мысль ихъ
учрежденія, фактически они были, и
до сихъ поръ продолжаютъ быть, учеб-
ными учрежденіями, приспособленными
преимущественно къ образованію лю-
дей должностныхъ на службу государ-
ству. Государство сознаетъ эту цѣль,
предоставляя получившимъ ученыя сте-
пени извѣстныя служебныя права.
Что наши университеты соотвѣтству-
ютъ этому требованію, доказывается
и числомъ слушателей, поступающихъ
послѣ на службу, и степенью ихъ об-
разованія. А что дѣятельность нашихъ
университетовъ все-таки еще недоста-
точна для достиженія этой цѣли въ
обширномъ государствѣ, доказывается
существованіемъ другихъ спеціаль-
ныхъ заведеній (школы правовѣдѣнія,
медико-хирургической академіи, педа-
гогическаго института и проч.), поль-
зующихся почти тѣми же правами.
Наконецъ, что наши университеты ни-
когда не имѣли главною задачею об-
разовать ученыхъ спеціалистовъ, это
доказывается недостаткомъ въ выборѣ
кандидатовъ на вакантныя каѳедры
и часто встрѣчающеюся трудностью
замѣстить выбывшихъ профессоровъ
дѣльными спеціалистамъ Итакъ, го-
воря по-чистой совѣсти, наши универ-
ситеты никогда не имѣли другихъ, бо-
лѣе западныхъ, цѣлей, да, судя по
историческому развитію, и не могли
ихъ имѣть. Въ нашихъ университе-
тахъ никогда ни одна наука не изла-
галась въ полномъ ея объемѣ, и весь-
ма немногія каѳедры были снабжены
всѣми средствами, необходимыми для
современнаго изложенія науки. У насъ
никогда не было конкурренціи, столь
благодѣтельной для научнаго прогрес-
са, и никогда одна и та же наука не
преподавалась несколькими профессо-
рами. Наше университетское ученіе
(можетъ быть, за исключеніемъ одного
дерптскаго университета) никогда не
было совершенно свободнымъ, и пото-
му никто изъ учащихъ не могъ посвя-
тить себя съ самаго поступленія въ
университетъ исключительному изуче-
нію одного предмета; всякій, имѣя въ
виду обязательные курсы, срочное
время пребыванія въ университетѣ и
экзамены, спѣшилъ покончить и раз-
вязаться какъ можно скорѣе съ фор-
мальными требованіями, и потому ни-
кто не имѣлъ и времени заняться на-
укою для одной науки. Теперь, однако-
же, когда поднялись различные со-
временные вопросы, то послышались
голоса и о преобразованіи нашихъ
высшихъ школъ. Если эта потребность
дѣйствительно обнаруживается, то по-
спѣшимъ задать себѣ опять вопросъ:
чего мы желаемъ, въ настоящее время,
отъ нашихъ университетовъ? Вѣро-
ятно, мы всѣ теперь желаемъ, чтобы
и у насъ служебно-образовательное
направленіе нашихъ университетовъ
приняло чисто-научный характеръ.
Если такъ, то не значитъ ли это, что мы
желаемъ преобразованія коренного и
фундаментального. Но мнѣ кажется,
мы оказались бы слишкомъ вѣрую-
щими, если-бы вздумали вѣрить, что
такой реформы можно достигнуть од-
нимъ измѣненіемъ уставовъ, курсовъ,
распредѣленія лекцій, программъ, ис-
пытаній и т. п. Для коренного преоб-
разованія чего бы то ни было нужны
не одни новые законы, а новые люди.
Кто искренно желаетъ истиннаго про-
гресса, тотъ не долженъ много расчи-
тывать на дѣйствія такихъ мѣръ, какъ
перемѣна уставовъ, распредѣленій и
проч., которыя однѣ, сами по себѣ,
хотя и быстро измѣняютъ — но только
не сущность дѣла, а форму. Между
тѣмъ первое и главное условіе про-
гресса есть твердая вѣра въ образо-
вательную, творческую силу челове-
ческой личности. Безъ нея всѣ хитро-
сплетенные уставы — мертвая .буква.
Такъ, по моему мнѣнію, для преобразо-
ванія нашихъ университетовъ нужно
обратить все вниманіе на предвари-
тельное образованіе главныхъ деяте-
лей нашей науки. Кто, какъ я, лѣтъ
тридцать тому назадъ видѣлъ хотя
одинъ изъ нашихъ университетовъ,
тотъ знаетъ, чему должно приписать
прогрессъ въ теченіе этого времени.
Надобно знать, въ какой мѣрѣ, въ то
отдаленное время, научное въ универ-
ситетѣ замѣнялось смешнымъ; какъ за
исключеніемъ немногихъ избранныхъ,
все прочее устарѣвшее поколѣніе пре-
подавателей принадлежало скорѣе до-
потопнымъ временамъ, чѣмъ девятна-

дцатому столѣтію. Чего не дѣлалось за
тридцать лѣтъ въ нашихъ универси-
тетахъ? Многіе изъ тогдашнихъ про-
фессоровъ теперь стали притчею. О
иныхъ и теперь мы, старые ихъ слу-
шатели, сойдясь вмѣстѣ, не можемъ
вспомнить безъ смѣха. Нерѣдко на лек-
ціяхъ изложеніе науки замѣнялось се-
мейными хрониками и проповѣдями о
нравственности; для другихъ, читать
лекцію—значило читать слово въ сло-
во, да и то съ ошибками, учебникъ,
напечатанный когда-то лѣтъ за двад-
цать; у третьихъ, на лекціяхъ играли
въ карты и бѣгали за чужаками. Все
это прошло безвозвратно, и теперь
едва вѣрится тому, чему когда-то
былъ очевиднымъ свидѣтелемъ. И въ
настоящее время существуетъ еще вет-
хое и несовременное въ нашихъ уни-
верситетахъ; многое и многое еще
остается сдѣлать; но смѣшною уже не
существуетъ болѣе: этотъ несомнѣн-
ный шагъ къ прогрессу мы уже сдѣ-
лали. Но, кому принадлежитъ заслуга?
Университетскій coup detat совер-
шился (въ тридцатыхъ годахъ) по-
средствомъ введенія новыхъ элемен-
товъ, и то были не новые уставы, а
свѣжія личности. Новое поколѣніе про-
фессоровъ подоспѣло разомъ и во вре-
мя для замѣны отжившаго. Началось
съ того, что академикъ Парротъ пред-
ложилъ образовать профессорскій ин-
ститутъ изъ молодыхъ людей, окон-
чившихъ или оканчивающихъ курсъ,
изъ всѣхъ русскихъ университетовъ.
Избранные должны были подвергнуться
испытанію въ академіи наукъ, потомъ
отправиться на два года въ дерптскій
университетъ, для спеціальнаго изуче-
нія избранныхъ ими предметовъ, и от-
сюда на два же года за-границу.
Сколько я помню, Парротъ предлагалъ
сдѣлать этотъ институтъ постояннымъ;
а если нѣтъ, то, по моему убѣжденію,
онъ бы долженъ былъ это предложить.
Вмѣстѣ съ институтскими, въ числѣ
которыхъ находился и я, были въ то
же время посланы отъ гр. Сперанска-
го воспитанники семинарій и духов-
ныхъ академій. Сверхъ этого, къ намъ
примкнуло и еще нѣсколько молодыхъ
ученыхъ, выѣхавшихъ за-границу па
собственномъ иждивеніи. Такимъ обра-
зомъ, были приготовлены и распредѣ-
лены по нашимъ университетамъ бо-
лѣе тридцати преподавателей. Вмѣстѣ
съ этимъ обнаружилось и прогрессив-
ное направленіе, именно въ тѣхъ уни-
верситетахъ, на долю которыхъ доста-
лась большая часть свѣжихъ силъ.—
Съ другой стороны, я былъ также сви-
дѣтелемъ, какъ весьма дѣльныя пере-
мѣны въ уставахъ, но не поддержан-
ныя личною силою исполнителей, оста-
лись безъ всякаго результата. Я не
хочу этимъ сказать, что всѣ перемѣны
учебныхъ постановленій безполезны.
Напротивъ, я сейчасъ предложу на
судъ мое мнѣніе объ измѣненіи экза-
меновъ и способовъ преподаванія. Но
всѣ эти нововведенія предложу не съ
тѣмъ, чтобы измѣнять мертвую букву,
а чтобы дать большій просторъ дѣй-
ствію личности наставниковъ. И
такъ, въ животворныхъ и образова-
тельныхъ силахъ личностей я нахожу
единственное ручательство за истин-
ный прогрессъ.
Учрежденіе, особенныхъ, постоян-
ныхъ институтовъ преподавателей
при нашей академіи*наукъ и при нѣ-
которыхъ изъ нашихъ университетовъ :
постоянное обновленіе университетовъ
свѣжими силами; внесеніе новыхъ* эле-
ментовъ въ научную дѣятельность,—
вотъ, по моему .убѣжденію, гдѣ намъ
нужно искать главной помощи и'про-
тивъ нашей апатіи, и противъ нашей
инерціи, и противъ нашего непотизма.
Какъ скоро окажется въ нашихъ уни-
верситетахъ вліяніе силъ, постоянно
освѣжаемыхъ новыми личностями;
какъ скоро силы эти окажутся доста-
точными въ такой степени, что каж-
дый научный предметъ будетъ раздѣ-
ленъ, по крайней мѣрѣ, между двумя
преподавателями, то тогда и вопросъ
о распредѣленіи лекцій, объ испыта-
ніяхъ и способѣ ученія будетъ рѣшенъ
положительно. A существующій теперь
—полуобязательный, полусвободный—
способъ ученія, какъ ни къ чему не
служащая полумѣра, долженъ будетъ
уступить мѣсто совершенію свободному.
Если нельзя отвергать, что въ такомъ
обширномъ государстве, какъ Россія,
еще необходима цѣлая масса людей и
слегка образованныхъ для исполненія

самыхъ вопіющихъ потребностей об-
щества, то, съ другой стороны, нельзя
отвергать и того, что для насъ также
необходима и образовательная сила
дѣятелей науки, для которыхъ нѣтъ
лучшаго способа воспитанія, какъ уни-
верситетское — свободное. Онъ одинъ
можетъ развить талантъ и дарованіе.
Если обязательный способъ ученія
оксфордской и кембриджской коллегіи
развилъ высокія, личности, то не за-
будемъ, что образовательную силу Ан-
гліи должно искать не въ однихъ ея
университетахъ, a въ ея конституціи
и ея неподражаемомъ самоуправленія.
Но умноженіе свѣжихъ силъ въ на-
шихъ университетахъ, очевидно, по-
требуетъ и другого. опредѣленія, и
другого распредѣленія дѣятельности, и
большихъ матеріальныхъ средствъ. Во-
первыхъ, при увеличеніи конкуррен-
ціи, ' посредствомъ такого института,
понадобится опредѣлить точнѣе усло-
вія для занятія каѳедръ. Такъ, напри-
мѣръ, нужно будетъ, сокративъ сроки
эмеритуры, '(требовалъ, чтобы всѣ до-
центы, до истеченіи первой половины
срока (примѣрно десяти, лѣтъ), необ-
ходимаго для эмеритуры, представляли
доказательства ихъ научной дѣятель-
ности —требовать, чтобы каждый со-
ставилъ, по крайней мѣрѣ, хотя одинъ
учебникъ но избранному имъ предме-
ту, и потомъ, ію истеченіи этого срока,
подвергался бы вторичному выбору съ
правомъ получить полпенсіи,. если не
будетъ вновь избранъ, и т. п. Что ка-
сается до средствъ, необходимыхъ для
содержанія института, то суммы, соби-
раемыя за слушанье лекцій во всѣхъ
университетахъ, по справедливости,
должны бы были получить это назна-
ченіе, и содержаніе такого института
общими силами университетовъ было
бы, безъ сомнѣнія, весьма осуществи-
мо. Можетъ быть, могли бы найтись и
другіе источники при общемъ содѣй-
ствіи. Справедливо замѣчено, что на-
ши медицинскіе факультеты теперь по-
тому такъ переполнены, что изъ всѣхъ
четырехъ факультетовъ — медицинскій
только одинъ имѣетъ спеціально-прак-
тическое значеніе. Расширеніе реаль-
ной дѣятельности другихъ факульте-
товъ, доставивъ имъ право пользовать-
ся нѣкоторыми изъ учрежденій дру-
гихъ вѣдомствъ, было бы, безъ сомнѣ-
нія, дѣйствительнымъ средствомъ къ
поощреніи) учащихся заниматься пред-
метами физико-математическаго и есте-
ственнаго факультетовъ, остающимися
до сихъ поръ безъ приложенія и не
открывающими никакой дороги въ
жизни. Занятія въ агрономическихъ.
техническихъ и инженерныхъ заведе-
ніяхъ другихъ вѣдомствъ съ цѣлью
практическаго образованія, безъ со-
мнѣнія, привлекли бы въ эти факуль-
теты многихъ учащихся, a съ этимъ
вмѣстѣ увеличилась бы и сумма, со-
бираемая за ученіе. Сверхъ этого мы
знаемъ, что и въ Германіи, и въ Ан-
гліи существуютъ учебныя заведенія
на акціяхъ. У насъ съ каждымъ днемъ
все болѣе и болѣе распространяются
общества акціонеровъ, изъ которыхъ
нѣкоторыя прямо уже касаются народ-
наго просвѣщенія. Я не вижу, почему
бы нельзя было приложить этотъ спо-
собъ дѣйствія и къ учрежденіи) раз-
личныхъ практическихъ заведеній при
нашихъ университетахъ. Впрочемъ, я
не менѣе другихъ знаю, какъ теперь
мало исполнимы еще эти предположе-
нія объ увеличеніи матеріальныхъ
средствъ; но я и не брался доказы-
вать, въ какой мѣрѣ у насъ возможно
коренное преобразованіе нашихъ уни-
верситетовъ; я здѣсь доказываю, что
наши университеты, разсматриваемые,
какъ образовательно-служебныя заве-
денія, достаточно удовлетворяютъ этой
ограниченной цѣли; но какъ учрежде-
нія, назначенныя для развитія чисто-
научной и спеціально-научной дѣя-
тельности, они требуютъ коренныхъ
преобразованій, посредствомъ живыхъ,
личныхъ силъ. Я доказываю, что всѣ
другія мѣры, предпринятыя съ этой
цѣлью, оставляя главное основаніе не-
нормальнымъ, будутъ также ненормаль-
ными. Я утверждаю, что вся надежда
на успѣхъ заключается именно въ
тЬмъ, чтобы придумать самое вѣрное
средство для постояннаго обновленія
нашихъ учебныхъ учрежденій свѣжи-
ми силами. Въ этомъ вся задача. Впро-
чемъ, эти разсадники свѣжихъ и дѣя-
тельныхъ личностей нужны и не для
однихъ высшихъ учебныхъ заведеній.