Песковский М. Л. Барон Н. А. Корф, его жизнь и общественная деятельность. — 189

ЖИЗНЬ ЗАМѢЧАТЕЛЬНЫХЪ ЛЮДЕЙ

БІОГРАФИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА Ф. ПАВЛЕНКОВА

БАРОНЪ Н. А. КОРФЪ

ЕГО ЖИЗНЬ И ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДѢЯТЕЛЬНОСТЬ

БІОГРАФИЧЕСКІЙ ОЧЕРКЪ

М. Л. Песковскаго

Съ портретомъ H. А. Корфа, гравированнымъ въ Петербургѣ К. Адтомъ
цѣна 25 коп.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ

ОБЕРТКА ПЕЧ. ВЪ ТИП. ВЫСОЧАЙШЕ УТВЕРЖД. ТОВАР. «ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЛЬЗА»
Бол. Подъячевская 39

1893

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Предисловіе 5

I. Раннее дѣтство 11

II. Школьные годы 16

III. Лицей 21

IV. Въ деревнѣ и на земской службѣ 28

V. На пользу всего государства 38

VI. Учебно-литературная дѣятельность 43

VII. Заслуги и черная неблагодарность 52

VIII. Пребываніе за-границей 64

IX. Послѣдніе годы дѣятельности 78

X. Заключеніе 91

ПРЕДИСЛОВІЕ.

«Народъ въ государствѣ — это все». Политическая формула эта, давно уже получившая повсемѣстное право гражданства, имѣетъ особенное значеніе для насъ, русскихъ, такъ какъ въ Россіи трудовой сельскій классъ составляетъ болѣе 85 процентовъ общаго государственнаго населенія. Думать-же о народѣ, заботиться о его коренныхъ, самыхъ насущныхъ пользахъ и нуждахъ — это значитъ думать и заботиться прежде всего и главнымъ образомъ объ обра зованіи народа, такъ какъ именно образованіе служитъ главнымъ импульсомъ всяческаго прогресса въ жизни и основнымъ источникомъ экономическаго роста и благосостоянія.

Для всякаго государства и народа невѣжество массы населенія — самый опаснѣйшій его внутренній врагъ, — опаснѣе всѣхъ внѣшнихъ враговъ, взятыхъ вмѣстѣ. Отъ внѣшнихъ враговъ можно защищаться, укрываться. Невѣжество-же, предоставленное естественному своему теченію, остающееся безъ противодѣйствія ему образованіемъ, настойчивымъ просвѣщеніемъ массы населенія, — является силой, разлагающей народъ, какъ бы онъ ни былъ многочисленъ и могучъ физически. Именно подъ вліяніемъ невѣжества, обширнѣйшія многочисленныя древнія государства, вродѣ напримѣръ старинной Туркестанской имперіи, безслѣдно сошли съ исторической арены, не оставивъ послѣ себя въ исторіи культуры человѣчества ровно ничего, кромѣ голаго факта своего существованія. Наоборотъ-же, маленькая Великобританія, съ населеніемъ около 36 милліоновъ человѣкъ (по европейской ея территоріи), въ силу высокаго культурнаго развитія, распространила свои владѣнія буквально на всѣ части свѣта и материки, держитъ въ своемъ подчиненіи не менѣе 400 милліоновъ населенія, и въ ея владѣніяхъ въ полномъ смыслѣ слова никогда не заходитъ солнце, не прекращаются весна и лѣто, — такъ они обширны, распространены по разнымъ географическимъ широтамъ и долготамъ въ полушаріяхъ: западномъ и восточномъ, сѣверномъ и южномъ.

Съ той поры, какъ зародилась у насъ, въ Россіи, культура въ европейскомъ смыслѣ слова, т. е. со временъ Петра Великаго, впервые появилась болѣе или менѣе опредѣленная забота и дума о народномъ образованіи. Начало, положенное этому великому дѣлу при Петрѣ I, получило нѣкоторое развитіе при Екатеринѣ II, но исключительно однако въ законодательномъ отношеніи. Насажденное у насъ Екатериною II крѣпостное право отняло у всей системы государственнаго образованія живое, естественное, благотворное воздѣйствіе его на жизнь и окончательно парализовало всякое проявленіе сколько-нибудь правильнаго развитія народнаго образованія. Это послѣднее получило фактическое и юридическое право бытія лишь въ царствованіе Александра II, послѣ освобожденія крестьянъ.

Такимъ образомъ народное образованіе у насъ — дѣло совсѣмъ юное. Въ смыслѣ государственнаго установленія, болѣе или менѣе организованнаго, приведеннаго въ систему и послѣдовательно распространяемаго, оно имѣетъ у насъ, въ Россіи, немного болѣе четверти вѣка. Мало-мальски благоустроенныя народныя школы, хоть отчасти удовлетворяющія педагогическимъ требованіямъ, начали возникать въ провинціальныхъ городахъ и деревняхъ одновременно съ открытіемъ земскихъ учрежденій, и преимущественно, если не единственно, благодаря послѣднимъ.

Успѣхи народнаго образованія у насъ выражаются, въ общемъ, въ слѣдующихъ цифрахъ. Изъ десяти дѣтей школьнаго возраста (отъ 7 до 14 лѣтъ) начальное образованіе въ предѣлахъ Европейской Россіи едва доступно лишь одному изъ нихъ, значитъ изъ 100 дѣтей — едва 10 человѣкамъ. Такой ограниченный кругъ дѣтей, которыхъ могутъ обнять собою существующія народныя школы, въ сильной степени парализуетъ благотворное воздѣйствіе образованія на складъ, ходъ и строй сельскаго быта. Ни чтожная частица грамотнаго населенія какъ бы тонетъ, растворяется въ общей тьмѣ народнаго невѣжества; мракъ массы населенія нерѣдко заглушаетъ даже и простую грамотность, такъ что бываютъ случаи рецедива безграмотности (возвращенія грамотнаго къ первоначальной безграмотности) въ сельскомъ населеніи.

Таковъ, къ сожалѣнію, законъ «вліянія массы», имѣющій силу не въ одной физической области, но и въ сферѣ нравственной жизни. Именно въ виду непреложности этого закона, люди, искренно преданные дѣлу народнаго образованія, понимающіе главенствующую роль его въ государственной жизни и дѣятельности, при первомъ зарожденіи у насъ регулярныхъ народныхъ школъ, усиленно на-

стаивали и доказывали, что въ этомъ дѣлѣ нельзя останавливаться на полпути, — нельзя затягивать на безконечно долгое время дѣла, требующаго немедленнаго практическаго осуществленія. И усилія эти не пропадали даромъ. Худо-ли, хорошо-ли, но дѣло народнаго образованія неуклонно подвигалось и подвигалось впередъ, при дружномъ сочувствіи общества, хотя, правда, очень медленно. Былъ моментъ, когда не только въ обществѣ, въ педагогической и общей печати и въ средѣ педагоговъ, но даже и въ правительственныхъ сферахъ вопросъ о введеніи въ Россіи обязательнаго обученія получилъ было замѣтное движеніе. Въ исходѣ напримѣръ 70-ыхъ годовъ министерство народнаго просвѣщенія дѣятельно и серьезно занималось этимъ вопросомъ. Но затѣмъ — все затихло, и въ послѣднія десять лѣтъ замѣчается даже застой въ дѣлѣ народнаго образованія.

Къ величайшему удивленію, въ этой области дѣятельности, гдѣ въ сущности все такъ просто и ясно по силѣ основного закона (уставъ 1874 года), почему-то смѣшались и перепутались воззрѣнія на задачи и потребности народнаго образованія — самымъ противуестественнымъ образомъ. Если разобраться въ этой сутолокѣ и водоворотѣ крайне разнорѣчивыхъ и совершенно произвольныхъ мнѣній и взглядовъ, — опредѣляются слѣдующія господствующія направленія. По мнѣнію однихъ, для всего сельскаго населенія необходима лишь простая грамотность, но ни въ какомъ случаѣ не начальное образованіе. Другіе, дико придерживаясь взгляда: «просвѣщенье — вотъ чума», считаютъ совсѣмъ ненужною даже и простую грамотность, и подъ именемъ народнаго образованія не прочь видѣть простое, голое обученіе трудового класса прикладнымъ знаніемъ, наивно полагая въ простотѣ невѣдѣнія, будто-бы осмысленная передача какихъ-бы то ни было прикладныхъ знаній можетъ быть по силамъ совершенно безграмотному населенію. Третьи до сихъ поръ еще не могутъ примириться съ мыслью, что земскія и городскія общественныя учрежденія, а также частныя лица и общества могутъ заботиться о нуждахъ народнаго образованія. На ихъ, слишкомъ ужъ упрощенный, взглядъ, — «на то есть начальство, которое и заботится о насъ». Обязанность-же общественныхъ учрежденій и частныхъ лицъ по ихъ мнѣнію — только давать деньги на народное образованіе, безъ всякаго активнаго участія въ расходованіи ихъ. Наконецъ есть и такіе, которые позволяютъ себѣ открыто проповѣдывать неправоспособность будто-бы даже и министерства просвѣщенія въ завѣдываніи и руководствѣ народнымъ образованіемъ; будто-бы для Россіи, въ противность всему осталь-

ному образованному міру, никакихъ особенныхъ учительскихъ семинарій, никакихъ спеціально подготовленныхъ народныхъ учителей — вовсе даже не требуется...

Всѣ эти измышленія были-бы только смѣшны и жалки по ихъ нелѣпости, если-бы они не вели къ печальнымъ послѣдствіямъ на дѣлѣ. Смѣшными-же и жалкими они оказываются потому, что какъ основной законъ о народныхъ училищахъ, такъ и всѣ послѣдующія правительственныя распоряженія по этому предмету, до изданія правилъ о церковно-приходскихъ училищахъ (въ 1884 году) включительно, не даютъ никакого повода къ извращенному толкованію узаконеннаго порядка вещей.

Но, повторяемъ, въ сферѣ практической дѣятельности по народному образованію произошла большая путаница понятій, несмотря даже на простоту и ясность основного органическаго закона но этому предмету. Въ результатѣ же такой путаницы проявился значительный застой въ этой отрасли общественной дѣятельности, который особенно остро ощущается именно въ настоящее время. Русскій человѣкъ вообще не твердъ въ пониманіи закона и не устойчивъ на законной почвѣ. Нѣтъ ничего удивительнаго по этому, что, въ виду тѣхъ долго уже продолжающихся кривотолковъ о задачахъ и цѣляхъ народнаго образованія, — хотя и вопреки положительному закону о немъ, — даже многія изъ земскихъ и городскихъ общественныхъ учрежденій, очень сочувственно и энергично относившіяся прежде къ образованію народа, остановились въ нерѣшительности, или даже стали систематически урѣзывать свои расходы на эту первѣйшую, насущнѣйшую жизненную потребность.

Такой прискорбный фактъ заслуживаетъ тѣмъ большаго вниманія, что у насъ успѣла уже народиться даже особаго рода педагогическая литература, такъ сказать, анти-педагогическаго свойства, имѣющая дерзость воздвигать даже гоненіе на все, что есть разумнаго въ нашемъ начальномъ обученіи. Это вызываетъ естественное опасеніе, какъ-бы намъ не вступить въ полосу одичанія въ дѣлѣ народнаго образованія, какъ-бы ни началось огульнаго отрицанія въ этой области всего раціональнаго, что добыто усиліями человѣчества и насаждено народной нашей нивѣ дружными усиліями самоотверженныхъ русскихъ дѣятелей. Истолкователемъ этихъ «отрицательныхъ» вѣяній явился между прочимъ нѣкто Н. Горбовъ въ своихъ «Задачахъ русской народной школы». По его мнѣнію, высказываемому тономъ не пререкаемаго авторитета, но безъ всякихъ доказательствъ, главный недостатокъ существующаго ме-

тода обученія и воспитанія въ народной школѣ заключается въ усвоеніи нашими педагогами «протестантскихъ взглядовъ», въ силу которыхъ протестантъ «хочетъ слѣдовать только тому, въ чемъ онъ убѣдился доводами разсудка». Принципъ же воспитанія въ духѣ католицизма и православія, — какъ полагаетъ г. Горбовъ, — долженъ заключаться «въ подчиненіи своего существа подъ власть авторитетовъ».

«Это различіе — говоритъ г. Горбовъ — должно рѣшающимъ образомъ вліять какъ на методъ обученія, такъ и на дисциплину, и на всѣ порядки школы... Смотрѣть на ребенка, какъ на существо, которое надо развить и съ которымъ надо обходиться согласно требованіямъ природы; отыскивать въ немъ законъ развитія, которому должно слѣдовать; развивать его способности и силы, преслѣдовать формальныя цѣли обученія; ничего не позволять зубрить, т. е. учить безъ полной сознательности и пониманія; убѣждать ребенка въ истинѣ внутренними доводами... все это — протестантскіе принципы; все это — протестантскій способъ обученія».

Слѣдуя такимъ образомъ возвѣщаемому г. Горбовымъ «православному» методу воспитанія и обученія, оказывается, что при изученіи напримѣръ четырехъ правилъ ариѳметики только протестантъ имѣетъ право слѣдовать «доводамъ разсудка»; православный-же и католикъ должны принять все на-вѣру, взять памятью, отупляющей зубристикой...

То, что г. Горбовъ такъ самодовольно, съ такимъ самомнѣніемъ возвѣщаетъ, какъ нѣчто, будто-бы, новое, есть въ дѣйствительности общеизвѣстная, давно отвергнутая за непригодностью старина. Методъ, провозглашаемый г. Горбовымъ, это — іезуитскій методъ воспитанія и обученія, вовѣки проклятый и отвергнутый во всемъ образованномъ мірѣ!... И г. Горбовъ поступилъ по меньшей мѣрѣ слишкомъ опрометчиво, припутавъ тутъ «православіе».

Вотъ что значитъ пытаться «доходить своимъ умомъ» до того, до чего другіе давнымъ давно уже додумались. Усиливаясь «открыть Америку», г. Горбовъ сдѣлалъ непростительную ошибку. Никакого спеціальнаго «протестантскаго способа обученія» конечно нѣтъ и быть не можетъ. Для народовъ всевозможныхъ національностей и вѣроисповѣданій обязателенъ одинъ индуктивный методъ обученія, какъ единственно разумный, единственно пригодный для цѣлей обученія и воспитанія, естественно вытекающій изъ психологическихъ особенностей дѣтской натуры, и потому — воспринятый во всемъ мало-мальски образованномъ мірѣ, безъ всякаго различія по вѣроисповѣданіямъ.

Велико-же однако должно быть общественное помраченіе, если оказывается возможнымъ съ такимъ апломбомъ печатно возвѣщать

сумасбродное отрицаніе всего, что есть разумнаго въ дѣлѣ обученія и воспитанія, и совѣтывать возвратъ къ тому недоброму и, слава Богу, далекому уже прошлому, когда ученіе было мученіемъ, когда учили, не воспитывая. Въ виду этого, естественно является потребность оглянуться на все прошлое нашей народной школы — на то, какъ она зарождалась, организовалась и распространялась, такъ какъ во всемъ этомъ есть разумная законность, причинность и цѣль.

Говорить-же объ этомъ — значитъ говорить о баронѣ Николаѣ Александровичѣ Корфѣ, какъ первомъ насадителѣ и распространителѣ у насъ нормальной народной школы, въ томъ именно видѣ ея, который впослѣдствіи и узаконенъ правительствомъ, — какъ объ одномъ изъ самыхъ выдающихся дѣятелей въ области именно народнаго образованія. Сынъ обрусѣвшаго остзейца, аристократъ по происхожденію и воспитанію, баринъ по привычкамъ и состоянію, располагая знатнымъ родствомъ и огромными связями, онъ однако не пошелъ открытою передъ нимъ дорогою почестей, знатности, крупныхъ отличій и чиновъ, громкихъ и видныхъ должностей, а скромно и самоотверженно отдался совсѣмъ новой въ его время и вовсе не замѣтной роли организатора народной школы, или иначе — разумнаго первоначальнаго обученія. На этомъ скромномъ, но очень важномъ въ государственномъ отношеніи поприщѣ дѣятельности баронъ Н. А. Корфъ еще при жизни стяжалъ громкую и почетную извѣстность отъ края-до-края Россіи и блестяще вписалъ свое имя на страницахъ исторіи нашего отечественнаго народнаго образованія, составляющаго основу всего просвѣтительнаго дѣла въ государствѣ.

I
Раннее дѣтство.
Скитальческая жизнь. — Смерть матери. — Жизнь въ домѣ мачи-
хи. — Двухлѣтнее пребываніе въ Воронежской губерніи и благотвор-
ное вліяніе его. — Годичное пребываніе въ Новгородѣ, въ домѣ
отца. — Нравственный образъ Корфа-отца. — Круглое сиротство и
общій итогъ ранней дѣтской поры.
Очень неблагопріятно сложилось раннее дѣтство барона Николая
Александровича Корфа и протекло въ высшей степени своеобразно.
Въ самомъ нѣжномъ дѣтскомъ возрастѣ, отъ двухъ до 10-ти лѣтъ,
онъ вынужденъ былъ вести поистинѣ скитальческую жизнь, побы-
вавъ въ этотъ промежутокъ времени въ Харьковѣ, Екатеринославѣ,
Москвѣ, Воронежской губерніи, Новгородѣ, Лифляндскій губерніи
и Петербурга. Такимъ образомъ онъ былъ лишенъ того, что назы-
вается родиною въ строгомъ смыслѣ слова. Это однако не отра-
зилось вредно на его воспитаніи, на которое вліяютъ не толь-
ко семья и школа, но и вся вообще житейская обстановка. Эта*же
последняя была милостива къ маленькому барону, пощадивъ въ
немъ душевную и тѣлесную чистоту, внушивъ ему высокое па-
тріотическое чувство и горячую любовь къ русскому народу.
«Житейская обстановка», въ виду исключительныхъ усло-
вій ранней дѣтской поры барона Корфа, заслуживаетъ особеннаго
вниманія. Разобраться въ ней помогаетъ самъ баронъ Корфъ, оста-
вившій «Посмертныя записки», напечатанныя въ III, IV и У книж-
кахъ «Русской Старины» за 1884 годъ (подъ заглавіемъ: «Изъ
пережитаго»), но доведенныя къ сожалѣнію авторомъ ихъ лишь
до окончанія имъ курса въ Александровскомъ лицеѣ.
Баронъ Николай Александровичъ Корфъ родился въ Харьковѣ
2 го іюля 1834 года. Отецъ его, Александръ Федоровичу Корфъ, былъ
изъ остзейскихъ дворянъ, по совершенно обрусѣвшій;: онъ получилъ
образованіе въ «Лицейскомъ пансіонѣ», бывшемъ въ ту пору само-
стоятельнымъ учебнымъ заведеніемъ, и женился на малороссіянкѣ,

получивъ за нею въ приданое помѣстье Нескучное, Александров-
скаго уѣзда, Екатеринославской губерніи, Маленькому Колѣ едва
исполнилось около года, какъ мать его умерла, такъ что у него не
сохранилось никакихъ воспоминаній о материнскихъ попеченіяхъ,
о ласкахъ матери. Менѣе чѣмъ черезъ годъ послѣ этого, отецъ его
вступилъ во второй бракъ, мотивируя такой шагъ передъ своими
родными желаніемъ, чтобы осиротѣвшій Коля не былъ лишенъ ма-
теринскаго ухода. Случилось-же однако совсѣмъ наоборотъ.
Въ своихъ «Запискахъ» баронъ Н. А. Корфъ ничего не говоритъ
непосредственно о мачихѣ; но все то, что разсказываетъ онъ о своемъ
раннемъ дѣтствѣ, доказываетъ, что второй бракъ отца внесъ въ
домъ большой разладъ, и маленькій Коля былъ не любимъ мачихою/
Помимо отца, очень любившаго его и оставившаго въ немъ свѣтлую
и признательную намять, мальчикъ имѣлъ еще вѣрнаго и предан-
наго друга въ лицѣ няни своей, Елены Ивановны Альберти, приняв-
шей его груднымъ младенцемъ отъ матери и воспитывавшей до ше-
стилѣтняго возраста. Эта уроженка города Риги была не дюжинною
личностью. Она научила своего питомца читать по-русски и по-нѣ-
мецки, познакомила ого съ начатками христіанской вѣры въ формѣ
бесѣдъ о Христѣ и съ увлеченіемъ обучала русскимъ пѣснямъ.
Вся дворовая прислуга въ домѣ отца, которой также приходилось
терпѣть отъ второй его жены, особенно бережно и любовно относи-
лась къ маленькому Колѣ, какъ сироткѣ, прославляя предъ нимъ
намять его покойной матери. Тѣмъ не менѣе положеніе ребенка на
глазахъ мачихи было настолько не нормально, что не исполнилось
еще Колѣ шести полныхъ лѣтъ, какъ отецъ, скрѣпя сердце, вы-
нужденъ былъ удалить его изъ дому для его-же пользы.
Маленькаго Колю, успѣвшаго уже пожить до этого времени въ
Екатеринославѣ и находившагося тогда въ Москвѣ, гдѣ жилъ его
отецъ по вступленіи во второй бракъ, — увезла съ собою въ Во-
ронежскую губернію родная его теша, сестра матери, Татьяна Ти-
моѳеевна (также Корфъ по мужу). Эта умная женщина, вдовая
уже, имѣвшая двоихъ дѣтей (сына и дочь), такъ серьезно отно-
силась къ ихъ воспитанію, что ради этой цѣли переѣхала на
житье изъ своего родового помѣстья Погромца въ сосѣднее съ
нимъ помѣстье Волчье, принадлежавшее Д. Д. Градовскому, отцу
покойнаго профессора и публициста, гдѣ домашнее обученіе было
поставлено на широкую ногу и организовано замѣчательно умно. Въ
домѣ Градовскаго, подъ личнымъ его наблюденіемъ и руковод-
ствомъ, была организована регулярная «семейная школа», съ
должнымъ штатомъ преподавателей и строго установленной про-

граммой обученія. Въ этой школѣ, кромѣ двухъ дѣтей Градов-
скаго, обучалось еще пятеро дѣтей его сосѣдей. Главою и душою
школы былъ самъ Градовскій, относившійся къ чужимъ дѣтямъ.
совершенно такъ-же, какъ къ своимъ роднымъ. Для той отдаленной
эпохи (т. е. начала 40-ыхъ годовъ) серьезное, сознательное от-
ношеніе къ домашнему обученію было большою рѣдкостью.
Съ восторгомъ воспоминаетъ баронъ Корфъ въ своихъ «За-
пискахъ» о времени, проведенномъ имъ въ Воронежской губерніи,
у тетушки Татьяны Тимоѳеевны Корфъ, и въ Волчьемъ, т. е. въ
школѣ Д. Д. Градовскаго. Это — самая счастливая, яркая и ра-
дужная нора во всемъ его дѣтствѣ. За время пребыванія въ этомъ
уголкѣ Малороссіи, въ которой находилось также и родовое его
помѣстье Нескучное, онъ не только сжился, сроднился съ Мало-
россіею, но, можно даже сказать, — приросъ къ селу, Во всю послѣ-
дующую пору школьнаго его ученія, село вообще и Малороссія въ
частности были цѣлью его стремленій, его мечтою. Куда ни забра-
сывала его капризная судьба въ дѣтскомъ, отроческомъ и юноше-
скомъ возрастѣ, — село неотступно было передъ нимъ, и онъ по-
стоянно лелѣялъ мечту сдѣлать что-нибудь полезное и разумное
въ родномъ своемъ имѣніи.
Такую привязанность къ сельской жизни породили тѣ замѣ-
чательно благопріятныя условія, въ которыхъ онъ находился, живя
и учась въ помѣстьѣ Градовскаго. Тамъ не морили надъ книгою,,
не угнетали физической и духовной природы дѣтей ученіемъ. Въ
лѣтнюю напримѣръ пору, продолжающуюся на югѣ мѣсяцевъ
семь, дѣти проводили надъ книгою не болѣе четырехъ часовъ, за-
нимаясь остальное время на дворѣ, въ саду, лѣсу, полѣ, на лугу.
Такая постановка занятій, какъ нельзя болѣе благопріятная въ
физическомъ отношеніи, воспитывала характеръ, развивала наблю-
дательность, самодѣятельность и самостоятельность. Въ распоря-
женіе дѣтей были предоставлены всевозможныя удовольствія,
какъ-то: уженье рыбы, купанье, верховая ѣзда, обработка собствен-
ныхъ грядъ и проч. Кромѣ того почти каждый изъ дѣтей имѣлъ
своихъ ручныхъ кроликовъ, перепеловъ, жеребятъ и пр.
Къ этому нужно прибавить еще роскошныя условія окружаю-
щей природы, со степнымъ привольемъ, садомъ, лѣсомъ, лугами и
рѣкою. Но послѣднюю роль конечно играло и кормленіе на славу,
какъ и подобало прежней «житницѣ Россіи», до сихъ поръ еще
славящейся своего кукурузою, тыквенного кашею, варениками,
варенцовъ и арбузами, такими сочными, что ихъ можно ѣсть не
иначе, какъ ложками. Маленькій Коля именно у своей тетушки

Т. Т. Корфъ и въ семьѣ Д. Д. Градовскаго получилъ главнымъ
образомъ закваску коронного русскаго домашняго воспитанія, при-
чемъ конечно не послѣднюю роль играли и богатая кутья нака-
нуне Рождества, и торжественная встрѣча Пасхи.
Отзываясь съ большою похвалою о семейной школѣ Градов-
скаго, ея порядкахъ и учителяхъ, il. A. Корфъ съ особенной лю-
бовью и признательностью останавливается на личности швейцарца
Бешра, какъ талантливаго педагога. Этотъ добрый, умный, жи-
вой и разносторонне свѣдущій руководитель былъ не только хо-
рошимъ преподавателемъ французскаго языка, но и воодушевлен-
нымъ товарищемъ дѣтскихъ игръ, разнаго рода занятій на свѣ-
жемъ воздухѣ и затѣй. Нисколько не въ ущербъ престижу учителя
и воспитателя, Бешра умѣлъ быть ребенкомъ съ дѣтьми, не чуж-
дался даже строить вмѣстѣ съ ними мельницы на ручьяхъ, не
упускал однако случая сообщать имъ при этомъ и разныя по-
лезныя свѣдѣнія, но умѣя не надоѣдать своими поученіями. По-
нятно, что у такого преподавателя знаніе французскаго языка
само собою переливалось въ дѣтей, и Коля, въ придачу къ рус-
скому и нѣмецкому языкамъ, овладѣлъ еще и французскимъ.
Благопріятныя условія воспитанія въ семьѣ Градовскаго, осо-
бенно-же грандіозный картины южно-русской природы, съ ея ве-
личавостью и ширью, съ ея табунами въ 500 лошадей, — оставили
въ душѣ ребенка неизгладимый слѣдъ на всю жизнь. Эта пора
жизни была особенно благопріятна для маленькаго Коли еще и въ
томъ отношеніи, что тетка, на попеченіи которой онъ находился,
какъ сестра покойной его матери, невольно воплощала въ себѣ
образъ последней, и ребенокъ но чувствовалъ своего сиротства.
^Къ сожалѣнію, только два года продолжался этотъ розовый
періодъ въ жизни Коли, съ 6-ти до 8-ми лѣтъ. Совершенно неожи-
данно пріѣхалъ его отецъ и увезъ съ собою въ Новгородъ, гдѣ
онъ состоялъ тогда управляющимъ палатою государственныхъ иму-
ществъ. (Мальчикъ очень любилъ отца, сильно обрадовался его
пріѣзду, но тѣмъ не менѣе со слезами оставилъ школу Градовскихъ.
Жить ему въ отцовскомъ домѣ было тяжело. Въ его отсутствіе
умеръ вѣрный и преданный другъ его, няня Альберти, такъ что,
кромѣ самого отца, въ семьѣ не было для него близкаго человѣка.
Своихъ сестеръ, т. е. дочерей отца отъ второго брака, онъ почти
совершенно не зналъ. Его поселили въ отдѣльномъ флигелѣ съ
нѣмцемъ гувернеромъ. Этотъ послѣдній сильно подвинулъ его впе-
редъ въ нѣмецкомъ языкѣ, такъ что 9-ти лѣтъ отъ роду Коля
съ восторгомъ прочиталъ Робинзона Крузе въ нѣмецкомъ изложеніи.

Манкируя занятіями, вводя въ обманъ Корфа - отца, гувер-
неръ-нѣмецъ однако принесъ пользу своему питомцу. Во время
прогулокъ по Новгороду, онъ сумѣлъ заинтересовать мальчика
историческими памятниками этого города, познакомивъ его со
своеобразнымъ и поучительныхъ прошлымъ Новгорода и новго-
родцевъ, и внушилъ ему глубокое уваженіе къ его древностямъ.
^Вспоминая о своемъ годичномъ пребываніи въ Новгородѣ, ба-
ронъ Н. А. Корфъ очень симпатично очерчиваетъ нравственный
образъ своего отца, наиболѣе памятный ему въ это время. Это
былъ человѣкъ образованный и независимый для своего времени.
Не интересуясь высокими чинами, онъ избралъ скромный родъ
службы, чтобы приносить пользу на мѣстѣ^ И онъ дѣйствительно
приносилъ ее. Спустя лѣтъ 15 послѣ его смерти, государствен-
ные крестьяне Новгородской губерніи съ благословеніемъ и благо-
дарностью вспоминали о времени управленія его. Просителей-кресть-
янъ онъ принималъ не иначе, какъ въ кабинетѣ. Со своими крѣ-
постными обращался вполнѣ гуманно. Даже въ ту дикую пору
крѣпостного разгула онъ не позволялъ себѣ обращаться со своей
прислугой, бывшей изъ его-же крѣпостныхъ, въ формѣ приказаній
и сурово запрещалъ дѣлать это своему маленькому сыну. Подъ
вліяніемъ примѣра отца, баронъ H. A. Корфъ очень рано началъ
думать о томъ, какъ онъ будетъ относиться къ крестьянамъ, когда
настанетъ его время, и что онъ обязанъ сдѣлать для нихъ.
"Пребываніе въ Новгородѣ было послѣднимъ свиданіемъ ма-
ленькаго Коли со своимъ отцомъ, съ которымъ онъ десяти лѣтъ
вновь разстался — и уже навсегда. Послѣ этого онъ всего одинъ
разъ видѣлъ отца, въ Петербурге, но настолько разбитаго пара-
личемъ, что тотъ едва узналъ своего сына.
Годъ жизни Коли въ Новгородѣ, въ домѣ отца, окончательно
-убѣдилъ послѣдняго въ невозможности дальнѣйшаго оставленія
мальчика подъ своимъ кровомъ, и онъ отправилъ его въ Лифлянд-
скую губернію, въ городъ Верро, гдѣ очень славилось въ то время
учебное заведеніе Крюммера. Корфъ-отецъ умеръ въ 1847 году.
Такимъ образомъ H. A. Корфъ остался круглымъ сиротою
13-ти лѣтъ,проведши притомъ все свое дѣтство, начиная съ 6-ти-лѣт-
няго возраста, въ скитальчествѣ по разнымъ городамъ и весямъ
Россіи, но вынесши однако изъ этого целостное и сильное впечат-
лѣніе русскаго воспитанія.

II.
Школьные годы.
Учебное заведеніе Крюммера; его особенности и вліяніе. — Неожи-
данный переѣздъ въ Петербургъ, — Рѣзкій переходъ въ образова-
тельно-воспитательномъ отношеніи. — Пансіонъ А. Я. Филиппова и
личность директора. — Вліяніе послѣдняго на барона Н. А. Корфа.
і Школьная пора барона IL А. Корфа протекла при такихъ-же
рѣзкихъ переходахъ, какъ и раннее его дѣтство. На десятомъ году
жизни онъ очутился въ истинно-нѣмецкомъ учебномъ заведеніи
Крюммера, гдѣ все преподаваніе велось на нѣмецкомъ языкѣ, гдѣ
разговорнымъ языкомъ былъ только нѣмецкій, гдѣ весь складъ
жизни не только учебнаго заведенія, но и города не имѣлъ въ себѣ
ничего русскаго, — служилъ точною копіею германскаго быта.
Какъ ни крутъ былъ такой переломъ въ жизни десятилѣтняго
мальчика, но, подъ вліяніемъ неблагопріятныхъ впечатлѣній, остав-
ленныхъ въ немъ временемъ, проведеннымъ въ Москвѣ и Новго-
родѣ, его не тянуло въ отцовскій домъ, въ которомъ, противъ воли
отца, онъ чувствовалъ надъ собою излишнія стѣсненія и гнетъ.
Германизированный уголокъ, съ его привольемъ, ширью и отсут-
ствіемъ гнета, болѣе всего напоминалъ ему семейную школу Градов-
скихъ (въ Волчьемъ), — и мальчикъ быстро сжился съ нимъ и по-
любилъ его. Самъ по себѣ Верро, какъ незначительный городокъ,
но очень благоустроенный, болѣе походилъ на обширное село, чѣмъ
на городъ, вполнѣ благопріятствуя учащимся широко пользоваться
всѣми условіями сельскаго быта и лѣтомъ, и зимой.
Въ ту пору въ учебномъ заведеніи Крюммера находилось около
ста воспитанниковъ всѣхъ возрастовъ — отъ самаго младшаго,
находившагося » подъ женскимъ присмотромъ, до такъ-называе-
мыхъ «студентовъ» старшаго класса, непосредственно перехо-
дившихъ въ дерптскій университетъ, изъ которыхъ каждый
имѣлъ отдѣльную комнату и жилъ совершенно самостоятельно. Та-
кая многочисленность и разношерстность состава заведенія не по-
мѣшала однако послѣднему удержать семейное начало. Баронъ
H. A. Корфъ удостовѣряетъ въ своихъ «Запискахъ», что въ учеб-
номъ заведеніи Крюммера онъ «чувствовалъ себя въ семьѣ... Я
чувствовалъ себя дома, подъ вліяніемъ близкихъ мнѣ людей, и въ
классной комнатѣ главнаго корпуса, и въ обширнѣйшей залѣ его
за обѣдомъ, и тамъ-же во время воскресной молитвы, совершав-

шейся самимъ директоромъ, при полномъ сбор* воспитанниковъ,
подъ звуки органа». Такой-же «теплый, семейный характеръ»
имѣли и акты, происходившіе въ этомъ учебномъ заведеніи, и гим-
настическіе праздники въ огромномъ манежѣ при немъ, и катанье
на. конькахъ черезъ все озеро, примыкавшее къ саду заведенія,
при участіи учителей и дирекціи. На всѣхъ этихъ празднествахъ и
развлеченіяхъ присутствовали жена и дочери директора, знавшія
но именамъ каждаго изъ воспитанниковъ всѣхъ возрастовъ.
Такая замѣчательная постановка учебнаго заведенія объяс-
няется «прекраснымъ подборомъ преподавателей» и замѣчательною
личностью директора Крюммера, котораго баронъ Корфъ называетъ
«едва-ли не лучшимъ педагогомъ изъ всѣхъ, съ которыми судьба
сводила» его въ дѣтствѣ. Хорошо подготовленный дома но нѣмецкому
языку, Коля не только не отставалъ отъ другихъ въ прохожденіи
удобнаго курса, но и настолько подвинулся впередъ въ знаніи и
обладаніи нѣмецкимъ языкомъ, что этотъ послѣдній на всю жизнь
остался какъ-бы вторымъ роднымъ его языкомъ. Но, помимо успѣха
въ наукахъ, баронъ Корфъ обязанъ заведенію Крюммера и кой-
чѣмъ другимъ, что стоитъ даже выше знанія. По личному призна-
нію барона Корфа, въ этомъ заведеніи «были заложены первые
основы политическаго или гражданскаго» его развитія.
Чувствуя себя въ доброй, согласной, дружной семьѣ, онъ вмѣ-
стѣ съ тѣмъ по самому ходу н складу всей жизни заведенія, во
всѣхъ ея проявленіяхъ, познавалъ и сознавалъ на каждомъ шагу,
что существуетъ общество, существуютъ права н обязанности, всѣми
уважаемые обычаи; что общество и отдѣльная личность вправѣ
предъявлять другъ другу взаимныя требованія.
«Все это, — говоритъ баронъ Корфъ, — я позналъ въ микроскопи-
ческомъ мірѣ товарищей, который имѣлъ однако свою организацію,
сходную съ буршеншафтами германскихъ университетовъ. Не только
фискальство, но и неуваженіе къ женщинѣ, угнетеніе слабаго, об-
манъ, измѣна данному слову — безпощадно карались судомъ товари-
щей. Директоръ и инспекторъ, равно какъ и всѣ учителя воспиты-
вали въ насъ чувство отвѣтственности довѣріемъ къ намъ и предо-
ставленіемъ намъ возможно полной свободы, а не попеченіями
сыскной полиціи.»
Эта разумная организація школьнаго общежитія распространя-
лась на весь режимъ учебнаго заведенія, не исключая даже забавъ
и игръ, которыя происходили при строгомъ соблюденіи правилъ,
установленныхъ традиціями заведенія и свято охраняемыхъ судомъ
товарищей,имѣвшимъ право подвергать провинившагося даже исклю-
ченію, признаваемому и начальствомъ. Благодаря такому установ-
ленію, все формальное, показное было чуждо этому заведенію, и

жизнь его шла плавно, гармонично, безъ всякихъ отклоненій. Ка-
кая-бы то ни было формалистика до такой степени была чужда
духу этого заведенія, что воспитанники его не имѣли даже понятія
о томъ, что значитъ «ходить въ парахъ». Появляясь на городскихъ
улицахъ не иначе, какъ гурьбою, они тѣмъ не менѣе не произво-
дили впечатлѣнія чего-нибудь неприличнаго, a имѣли видъ веселой
приличной, молодой компаніи, привыкшей свободно держать себя
не въ ущербъ достоинству.
Къ особенностямъ заведенія Крюммера на германскій пошибъ
необходимо добавить еще, что новая мѣстность, люди и нравы
опять-таки германскаго-же характера сильно занимали маленькаго
Корфа. При отсутствіи хоть чего-либо похожаго на гнетъ или на-
смѣшки съ какой-бы то ни было стороны въ отношеніи исповѣдуе-
мой имъ православной вѣры, пользуясь даже уроками русскаго
языка, мальчикъ однако жадно всасывалъ въ себя нѣмецкій эле-
ментъ и неизбѣжно онѣмечился-бы до полнаго забвенія всего рус-
скаго, не исключая и природнаго своего языка, при условіи продол-
жительнаго пребыванія въ Верро. Но ему суждено было провести
тамъ лишь два года (1844 и 1845 гг.), примѣрно до одиннадцати-
лѣтняго возраста. Не извѣстно, по чьему почину (отецъ его былъ
уже въ это время безнадежно боленъ) онъ былъ переведенъ въ Пе-
тербургъ, гдѣ ему суждено было получить коренное русское и пра-
вославное воспитаніе.
Въ это время въ Петербурга большою извѣстностью пользовался
пансіонъ Александра Яковлевича Филиппова, существовавшій болѣе
30-ти лѣтъ и послѣ него, подъ управленіемъ членовъ той-же семьи.
Въ ту пору процвѣталъ уже столь распространенный въ настоящее
время промыселъ «обязательнаго приготовленія» разными пансіо-
нами къ опредѣленному сроку, въ извѣстное учебное заведеніе, —
съ ручательствомъ въ этомъ передъ наивными родителями и со взи-
маніемъ произвольно высокой платы, до 300 рублей въ мѣсяцъ и бо-
лѣе. Но пансіонъ А. Я. Филиппова рѣзко отличался отъ этого типа
«промысловыхъ» учебныхъ заведеній, живущихъ, строго говоря,
обманомъ и родителей, и учащихся, и тѣхъ учебныхъ заведеній,
куда они готовятъ богатое и родовитое юношество. Это было въ
полномъ смыслѣ образовательное и воспитательное учебное заведе-
ніе, очень серьезно поставленное, гордое своимъ достоинствомъ и
успѣхами, неподкупное. Воспитанники Филиппова традиционно
поступали во всевозможныя заведенія одними изъ первыхъ; тѣмъ
не менѣе онъ гнушался спеціализаціи «готовить» обязательно въ
тѣ или иныя учебныя заведенія. Пансіонъ его имѣлъ опредѣлен-

ную программу, хорошо примѣненную къ общеобразовательнымъ
потребностямъ, а потому питомцы его и оказывались хорошо под-
готовленными въ разныя учебныя заведенія. На просьбы даже вы-
сокопоставленныхъ особъ относительно «приготовленія» въ то или
другое заведеніе А. Я. Филипповъ гордо отвѣчалъ, что «приготов-
ляютъ только котлеты, а людей воспитываютъ и обучаютъ». Ни-
какія просьбы и убѣжденія не могли заставить его допустить въ
свое заведеніе болѣе 30-ти воспитанниковъ, такъ какъ съ большимъ
количествомъ онъ считалъ невозможнымъ вполнѣ добросовѣстно
вести дѣло съ той замѣчательной серьезностью, съ какою онъ от-
носился къ этому дѣлу. Ни за кого изъ воспитанниковъ онъ не бралъ
болѣе 300 рублей въ годъ, т. е. только ту сумму, которую другіе
взимали лишь за одинъ мѣсяцъ ученія.
Пансіонъ Филиппова былъ также строго семейною школою, гдѣ
самъ директоръ, довольно многочисленная его семья и питомцы
жили одною общею жизнью, дружно, согласно. Даже гостей своихъ
Филипповъ принималъ не иначе, какъ за общимъ столомъ съ питом-
цами, не дозволяя при этомъ ни себѣ, ни другимъ чего либо лишня-
го противъ того, что онъ могъ предложить и своимъ питомцамъ.
Но характеръ этой семейной школы рѣзко отличался отъ тѣхъ
двухъ, въ которыхъ ему пришлось побывать — въ Волчьемъ и въ
Верро. Въ первой было истинно домашнее сельское приволье. Во
второй — царилъ духъ германскаго студенчества, по преимуществу
демократическій, направленный къ развитію личнаго достоинства
и воспитанію чувства долга. Въ третьей — семейственность своди-
лась къ положенію сына, обязаннаго безпрекословно исполнять волю
отца, «безъ разсужденій». Положеніе это опредѣляется «ежовыми
рукавицами», право которыхъ баронъ Корфъ старается объяснить
тѣмъ, что тогда «вѣровали не только въ возможность задержать
работу мысли и безповоротно направить ее отечески-драконовскою
властію, но и въ барабанный бой и шагистику».
По счастью однако, А. Я. Филипповъ былъ человѣкомъ не дю-
жиннымъ въ педагогическомъ отношеніи и умѣло вліялъ на своихъ
питомцевъ. Преподаваніе было поставлено такъ серьезно и основа-
тельно, что даже дѣти сознавали и чувствовали, насколько знаніе
само въ себѣ носитъ награду за трудъ. Путемъ настойчивыхъ по-
втореній, знанія вгонялись въ плоть и кровь учащихся, такъ что
даже дѣти придавали цѣну только отчетливому, сознательному,
увѣренному знанію, какъ запасу на всю жизнь.
Филипповъ былъ всецѣло преданъ своей школѣ. День и ночь
проводилъ онъ со своими питомцами, давая себѣ отдыхъ по вече-

рамъ лишь часа на два. Онъ принималъ участіе въ дѣтскихъ играхъ
и считался лучшимъ игрокомъ въ мячъ, барры и пятнашку. Онъ
начиналъ день чтеніемъ Евангелія воспитанникамъ; онъ-же обыкно-
венно и заканчивалъ его чтеніемъ вслухъ чего-нибудь живого,
интереснаго, — и былъ лучшимъ чтецомъ. Самымъ-же тяжелымъ
наказаніемъ въ школѣ считалось, если директоръ, прощаясь съ
воспитанниками при отходѣ ихъ ко сну, молча кланялся кому-
нибудь изъ нихъ, не подавая при этомъ руки.
Баронъ Корфъ называетъ Филиппова «педагогомъ, любителемъ и
артистомъ своего дѣла, неусыпно работавшимъ по призванію».
Исключительно личному вліянію этого высоко-нравственнаго и без-
завѣтно преданнаго своему дѣлу человѣка баронъ Корфъ обязанъ
педагогической карьерой.
«Въ пансіонѣ Филиппова, — говоритъ онъ, — подъ вліяніемъ ува-
женія и привязанности къ директору и того увлеченія и умѣнья, съ
которыми онъ преподавалъ и воспитывалъ, я впервые полюбилъ школь-
ное и учительское дѣло и сталъ считать педагогическую профессію
самою благородною и важною изъ всѣхъ существующихъ. Еще въ
бытность въ этомъ пансіонѣ, одиннадцати и двѣнадцати лѣтъ отъ
роду, я искалъ случая удовлетворить зародившемуся во мнѣ, бла-
годаря таланту и увлеченію Филиппова, вкусу къ преподаванію.
Бывало и хлѣбомъ меня не корми, а дозволь только товарищъ объ-
яснить ему что нибудь ивъ преподаннаго sa урокомъ; тутъ сейчасъ
разыграется бывало самодеятельность, и станешь своими способами
выяснять товарищу то, что толковалъ учитель, a затѣмъ предлагать
ему вопросы о пройденномъ и мечтаешь: «Эхъ, вотъ, когда-бы мнѣ
цѣлый классъ достался, такъ такъ бы!...» Мои первые опыты препо-
даванія вѣроятно удались, такъ какъ вскорѣ стала собираться во-
кругъ меня цѣлая кучка учениковъ для того, чтобы подъ моимъ ру-
ководствомъ, доставлявшимъ мнѣ же огромное наслажденіе, гото-
вить уроки; дожилъ я даже до такого блаженства, что директоръ,
который и самъ, быть можетъ, не подозрѣвалъ того, кто заронилъ
въ меня своею талантливою и самоотверженною деятельностью пер-
вую педагогическую искру, съ этихъ поръ уже никогда не угасав-
шую и разгорѣвшуюся въ пламя при первой благопріятной обста-
новкѣ, — самъ поручалъ мнѣ слабѣйшихъ.»
Но есть и еще кое-что другое, чѣмъ обязанъ баронъ Корфъ
этому скромному пансіону и его прекрасному директору-педагогу.
Въ этомъ учебномъ заведеніи «господствовали заповѣди Христа
не на словахъ, а на дѣлѣ», — какъ выражается баронъ Корфъ.
А. Я. Филипповъ, по убѣжденію, былъ гернгутеромъ, т. е. при-
надлежалъ къ высоконравственной общинѣ, стремящейся осуще-
ствить культъ и образъ жизни первоначальныхъ христіанскихъ об-
щинъ. Гернгутеры, какъ извѣстно, стремятся къ возможно боль-
шему осуществленію равенства на землѣ, но не разрушеніемъ и цѣ-

ною крови, a проповѣдью любви. Не трудно понять поэтому, какъ
училъ директоръ своихъ питомцевъ относиться къ прислугѣ, бывшей
у него членомъ его семьи, а также и вообще къ меньшей братіи.
Это воспитательное вліяніе встрѣтило особенно благопріятную
почву въ юномъ баронѣ Корфѣ, который былъ уже достаточно под-
готовленъ къ глубокому, сознательному воспріятію его и примѣромъ
отца, и человѣчнымъ отношеніемъ къ крестьянамъ въ Погромцѣ
и Волчьемъ, наконецъ и демократической закваской заведенія
Крюммера. Въ эту раннюю пору, примѣрно около 14-ти-лѣтняго
возраста, у барона Н. А. Корфа созрѣли уже сознательное стремле-
ніе и потребность «служенія массѣ».
А. Я. Филипповъ умеръ отъ холеры въ 1848 году, во время
свирѣпствовавшей въ Петербургѣ страшной эпидеміи. Въ концѣ того
же года непосредственно изъ пансіона, перешедшаго къ брату по-
койнаго, баронъ Корфъ поступилъ въ лицей. Конкуренція была
большая. Отъ поступающихъ требовались знанія въ объемѣ первыхъ
четырехъ классовъ гимназіи, съ добавленіемъ притомъ француз-
скаго, нѣмецкаго и англійскаго языковъ. Но у Филиппова учили
такъ прочно, что юный баронъ Корфъ «не только не тревожился
перспективою наступленія экзаменовъ, но втеченіи нѣсколькихъ
недѣль, ему предшествовавшихъ, и книги не раскрывалъ».
III.
Лицей.
Разница между лицеемъ и университетомъ. — Отрицательныя и по-
ложительныя стороны лицейскаго обученія. — Работа барона H. А.
Корфа надъ собственнымъ образованіемъ. — Первые литературные
его опыты — Педагогическая практика въ лицеѣ. — Успѣхи и по-
веденіе.
Въ противоположность весьма многимъ изъ бывшихъ лицеи-
стовъ, относящихся въ своихъ печатныхъ воспоминаніяхъ очень
неодобрительно къ лицею, баронъ Корфъ прямо заявляетъ, что онъ
«чувствуетъ себя обязаннымъ лицею своего времени» (1848 —
1854 годовъ) и признаетъ его «весьма существеннымъ факторомъ
въ числѣ силъ, воспитавшихъ» его. Онъ находитъ, что «законъ
вполнѣ незаслуженно предоставляетъ лицеистамъ привилегиро-
ванное служебное положеніе», но это не мѣшаетъ ему относиться
къ лицею «безъ предубѣжденія». Дѣлая сближеніе между лицеемъ

и университетомъ въ научномъ отношеніи, онъ безусловно отдаетъ
въ своихъ «Запискахъ» пальму первенства послѣднему; но онъ
протестуетъ противъ огульнаго обвиненія лицея въ «пустотѣ».
Лицей временъ барона Корфа имѣлъ шестилѣтній срокъ ученія,
при четырехъ курсахъ, съ полуторагодичнымъ промежуткомъ въ
каждомъ курсѣ. Въ двухъ младшихъ курсахъ (т. е. втеченіи трехъ
первыхъ лѣтъ обученія) была чисто школьная система преподава-
нія, т. е. съ задаваніемъ и спрашиваніемъ уроковъ. Втеченіи-же
трехъ послѣднихъ учебныхъ лѣтъ (въ двухъ старшихъ курсахъ)
читались лекціи, но съ обязательной провѣркой (репетиціями) по
всѣмъ предметамъ прочитаннаго втеченіи предыдущаго мѣсяца.
Учебный курсъ лицея представлялъ удивительно пеструю смѣсь
осколковъ программъ историко-филологическаго, юридическаго и
физико-математическаго факультетовъ. Лицеистамъ преподавалось
даже сельское хозяйство, причемъ въ лицейскомъ саду было от-
дѣлено нѣсколько квадратныхъ саженей подъ «опытное поле»,
представлявшее понятно только карикатуру на «поле» и по раз-
мѣру, и по результатамъ «опытовъ».
Эта необъятная многопредметность программы сама собою уже
исключала возможность строго-научнаго преподаванія въ универ-
ситетскомъ смыслѣ слова. Къ этому нужно прибавить еще, что въ
составѣ преподавателей было не мало людей, рѣшительно не удов-
летворявшихъ своему назначенію. Такъ напримѣръ, профессоръ
Оболенскій, вмѣсто государственнаго права, читалъ русскіе госу-
дарственные законы, ни однимъ словомъ не касаясь теоріи права,
сравнительнаго законодательства и исторіи права. Читалъ онъ
этотъ имъ самимъ состряпанный курсъ, не представлявшій собою
ровно ничего научнаго, по устарѣвшимъ литографированнымъ
запискамъ, которыя онъ зналъ наизусть и потому произносилъ,
засыпая на каѳедрѣ. Профессоръ Георгіевскій читалъ, вмѣсто
словесности и исторіи литературы, какую-то невозможную піитику,
по имъ-же самимъ составленной книгѣ. По счастью этого піиту
вскорѣ замѣнилъ профессоръ Я. К. Гротъ, читавшій очень содер-
жательный курсъ исторіи русской словесности, вообще имѣвшій
наилучшее вліяніе на слушателей и гуманностью воззрѣній, и горя-
чею любовью къ своему предмету.
Ботаника преподавалась лицеистамъ на англійскомъ языкѣ, а
зоологія — на французскомъ. Преподаваніе нѣмецкой словесности
сильно хромало. Не безъ грѣха было также и преподаваніе исторіи.
Читалъ этотъ предметъ И. П. Шульгинъ, человѣкъ, довольно из-
вѣстный въ свое время, обладавшій значительнымъ запасомъ зна-

ній, но сильно устарѣвшій. Онъ начиналъ свой курсъ съ весьма
полнаго изложенія данныхъ изъ прекрасной книги Гизо «Исторія
цивилизаціи въ Европѣ», вовсе не упоминая однако о послѣдней.
Но, разманивъ у слушателей любовь и вкусъ къ исторіи, онъ пре-
подносилъ имъ потомъ совершенно нестройный историческій ворохъ
событій и фактовъ, съ такимъ произвольнымъ распредѣленіемъ на
періоды, которое совершенно извращало внутреннюю зависимость
и связь между историческими событіями. Неудивительно поэтому,
что «курсъ русской и всеобщей исторіи, — какъ удостовѣряетъ ба-
ронъ Корфъ, — оставался безъ всякаго вліянія на политическое
воспитаніе» слушателей.
«Шульгину и лицею я обязанъ самымъ возбужденіемъ аппе-
тита (къ исторіи), за удовлетвореніе котораго усердно принялся
послѣ выпуска изъ лицея, проклиная И. П. Шульгина за то, что
за три года онъ не сдѣлалъ намъ ни одного указанія на литера-
туру исторіи и источники, и за то, что на время съ 1789 года по
1815 г. онъ только намекнулъ, и о всѣхъ событіяхъ, послѣдовав-
шихъ за 1815 годомъ, не произнесъ ни одного слова.»
Къ особенностямъ лицейскаго преподаванія той поры нужно
прибавить еще крайнюю щепетильность, съ которою обходили все,
что мало-мальски могло казаться щекотливымъ въ политическомъ
отношеніи. Этою именно предвзятою цѣлью и объясняется, почему
въ изложеніи новой исторіи былъ совершенно затушеванъ періодъ
реформаціи, равно какъ и всѣ другія характернѣйшія историческія
событія, совершенно преобразовавшія складъ, строй и культурное
состояніе всей Европы. Характеризуя эту «щепетильность», ба-
ронъ Корфъ отмѣчаетъ между прочимъ слѣдующій фактъ. Отда-
вая справедливость профессору П.Д.Калмыкову, читавшему исторію
русскаго права, за «воспитывающее значеніе» его курса, онъ тѣмъ
не менѣе оговаривается, что даже этотъ «почтенный ученый» и
«развитой человѣкъ», читавшій втеченіи трехъ лѣтъ, старался
растянуть свой курсъ, чтобы именно не добраться до болѣе или
менѣе «щекотливыхъ» эпохъ ближайшаго къ намъ времени. Баронъ
Корфъ жалуется въ своихъ «Запискахъ» на этотъ пробѣлъ въ
образованіи юношества, указывая на возможность «увлеченій и
ошибокъ», вслѣдствіе предоставленія молодежи самой знакомиться,
«случайно и безъ критики», съ историческими событіями.
Указавъ на недостатки лицейскаго преподаванія, необходима
отмѣтить и хорошія его стороны. Считая невозможнымъ сравни-
вать лицейское преподаваніе съ дѣйствительно научною постанов-
кою университетскаго преподаванія по факультетамъ, тѣмъ не ме-

нѣе нельзя не признать серьезнаго для того времени образователь-
ная значенія курса лицея въ общемъ его составѣ и исполненіи.
Характеренъ слѣдующій разсказъ Корфа о своей лицейской порѣ:
«Поступивъ въ лицей, я въ первое время сталъ лѣниться но
только читать, но и готовить уроки, и упросилъ нашего доктора
принять меня на нѣсколько дней въ больницу; докторъ H. Л. Та-
вастъ никогда не былъ знаменитымъ врачемъ, но славился своею
добротою и, какъ оказывается теперь, былъ педагогомъ въ душѣ: при-
нимая меня въ больницу, онъ не видѣлъ во мнѣ лѣнтяя, котораго
онъ портитъ, поощряя его лѣнь, но юношу пятнадцати лѣтъ, кото-
рый себѣ немного оскомину набилъ ученьемъ и которому хотѣлось
отдохнуть; допустивъ меня въ больницу, онъ далъ мнѣ поскучать
нѣсколько дней отъ одиночества, и праздности, a затѣмъ сказалъ
мнѣ: «не дать-ли вамъ какую нибудь книгу почитать?» Это пред-
ложеніе было принято мною съ восторгомъ, и я не прочелъ, a про-
глотилъ съ наслажденіемъ комедіи Мольера, присланный мнѣ док-
торомъ. «Не-пора ли въ лицей?» сказалъ мнѣ послѣ этого Тавастъ;
«нѣтъ, дайте еще книгу», отвѣчалъ я ему. «Ну, извольте, но это
ужъ будетъ послѣдняя, не правда ли?» «Даю слово», сказалъ я съ
достоинствомъ истаго питомца Крюммера. Проблаженствовавъ еще
три дня надъ интересною книгою, я возвратился въ классъ на-
всегда выздоровѣвшимъ отъ нежеланія читать, и съ этихъ поръ
книги уже не выпускалъ изъ рукъ, а учиться сталъ лучше и на-
столько, что за послѣдніе три года пребыванія моего въ лицеѣ не-
прерывно состоялъ первымъ по успѣхамъ и никогда ни ивъ одного
предмета не получалъ менѣе полнаго балла (12). Очень усердно за-
нимаясь, я всегда находилъ время читать и усвоилъ себѣ при
этомъ методъ, который вѣроятно не мало содѣйствовалъ къ тому,
что-бы я могъ надлежащимъ образомъ переваривать прочитанное:
изучая въ послѣдніе три года исторію словесности русской, фран-
цузской, нѣмецкой и англійской, я старался въ чтеніи по возмож-
ности поспѣвать за курсами профессоровъ и читать авторовъ
именно тогда, когда разбирали ихъ на лекціяхъ профессора.»
Система репетицій заставляла серьезно и отчетливо работать.
Это само собою наталкивало учащихся на чтеніе — и пробѣлы лек-
цій успѣшно пополнялись путемъ серьезной самодѣятельности.
«Читали въ нашемъ курсѣ — говоритъ баронъ Корфъ — на рус-
акомъ и трехъ иностранныхъ языкахъ, но на англійскомъ лишь не-
многіе, хотя всякій изъ насъ и долженъ былъ въ послѣднемъ курсѣ
писать сочиненія по-англійски. Я рѣшительно не помню, чтобы у
насъ читались романы; если и читались, то весьма рѣдко, и я не
прочелъ въ лицеѣ ни одного; но читалась масса классическихъ
произведеній и научныхъ книгъ.» «Не только по литературамъ, но
и изъ многихъ другихъ наукъ старались мы отвѣчать такъ, чтобы
видѣли, что человѣкъ читаетъ.»
За указанными выше недостатками, составъ преподавателей
былъ въ общемъ хорошъ. Наиболѣе связно и стройно былъ постав-
ленъ юридическій отдѣлъ курса, преимущественно съ университет-

скимъ составомъ преподавателей. Насколько лекторы французскаго
и англійскаго языковъ были смѣшны въ роли натуралистовъ (какъ
преподаватели зоологіи и ботаники — по заказу и наряду), на-
столько наоборотъ они оказывались почтенными въ роли препода-
вателей спеціальныхъ своихъ предметовъ. Не ограничиваясь раз-
боромъ изящныхъ произведеній лишь съ эстетической точки зрѣ-
нія, они старались всякое литературное произведеніе связать съ
его временемъ и не чуждались исторіи научнаго и философскаго
развитія своего народа. Поистинѣ можно сказать: «гони природу въ
дверь, — она влетитъ въ окно». Тѣ пробѣлы, которые были въ пре-
подаваніи нѣкоторыхъ гуманитарныхъ предметовъ, восполнялись до
извѣстной степени широкой и удачной постановкой преподаванія
французской и англійской литературъ.
Въ общемъ баронъ H. A. Корфъ правъ, вспоминая свою лицей-
скую пору добрымъ словомъ, хотя ему пришлось учиться тамъ въ
періодъ замѣны традиціоннаго «колокольчика» барабаннымъ боемъ
и обязательной получасовой маршировки ежедневно, подъ руковод-
ствомъ унтеръ-офицеровъ и наблюденіемъ инспектора лицея.
Съ малыхъ лѣтъ пріученный самостоятельно и отчетливо рабо-
тать, юноша-Корфъ серьезно и съ большою пользою трудился въ
лицеѣ надъ своимъ самообразованіемъ. На лицейской скамьѣ онъ не
только прочиталъ, но даже изучилъ въ подлинникѣ «Духъ законовъ»,
Монтескье, испещривъ собственный экземпляръ этой книги своими
замѣтками. Съ восторгомъ была прочитана имъ также и «Исторія ци-
вилизаціи въ Европѣ», Гизо. Увлекался и запрещенными въ то вре-
мя «Записками по всеобщей исторіи» профессора педагогическаго
института Лоренца. Въ бытность въ послѣднемъ курсѣ лицея, у
него были отобраны инспекторомъ сочиненія Фейербаха, но его от-
стоялъ профессоръ П. Д. Калмыковъ, доказавшій, что книга эта
«имѣетъ ближайшее отношеніе къ теоріи права и потому должна
быть разрѣшена». Вообще баронъ Корфъ много и серьезно читалъ
по всѣмъ главнѣйшимъ предметамъ лицейскаго курса. У него рано
образовалась страсть покупать книги на свои средства. Во все
время пребыванія въ лицеѣ, онъ получалъ по пяти рублей въ мѣ-
сяцъ на извозчиковъ и перчатки. Предпочитая ходить пѣшкомъ и
никогда не надѣвая перчатокъ, онъ всѣ свои карманныя деньги
цѣликомъ обращалъ на книги, покупая послѣднія, ради дешевизны,
у букинистовъ. Подъ вліяніемъ благотворной внутренней работы,
юноша скоро понялъ, что «наука одна, что задача ея состоитъ въ
изученіи человѣка и природы и что различныя науки, по которымъ
читаются лекціи подъ разными названіями, не что иное, какъ раз-

личныя точки зрѣнія все на того же человѣка и его дѣятельность
и на природу». Цѣлый переворотъ въ душѣ юноши произвело это
открытіе, разомъ осмысливъ ученіе, сдѣлавъ его задачею и цѣлью
всей послѣдующей его жизни.
Рано зародилась у барона Н. А. Корфа страсть къ писательству.
Еще бывши въ лицеѣ, онъ задумалъ переводить трагедію Корнеля
съ подлинника на нѣмецкій языкъ, который, подъ вліяніемъ только-
что прочитанныхъ имъ гекзаметровъ «Мессіады» Клопштока, ка-
зался ему какъ-бы спеціально предназначеннымъ для «высокаго
стиля». Въ эту-же пору онъ написалъ три повѣсти, такъ и остав-
шіяся къ сожалѣнію въ рукописяхъ, «въ качествѣ пожизненно-
заключенныхъ, — иронизируетъ баронъ Корфъ въ своихъ «Запис-
кахъ», — просто по той причинѣ, что отъ этой неволи никто ничего
не потерялъ и не потеряетъ». Очень жаль однако, что это «по-
жизненное заключеніе» продолжается даже и послѣ смерти автора.
Вкусъ къ литературнымъ занятіямъ развился у H. А. Корфа
модъ вліяніемъ даровитаго дяди его, барона Федора Федоровича
Корфа, умершаго въ молодыхъ годахъ, извѣстнаго въ литературѣ
по его «Воспоминаніямъ о Персіи», но остроумнымъ фельетонамъ
въ «Русскомъ Инвалидѣ» и по комедіямъ, которыя и до сихъ поръ
еще держатся на театральной сценѣ. Ф. Ф. Корфъ также подмѣ-
тилъ страсть къ литературнымъ занятіямъ у своего племянника.
Однажды, считая племянника ушедшимъ, онъ сказалъ своей женѣ:
«вотъ единственный человѣкъ въ нашей семьѣ, который будетъ
писать». Въ виду уваженія къ литературному дарованію дяди, эта
аттестація привела юношу въ неописанный восторгъ, тѣмъ болѣе,
что, по высокому идеализму той норы и личнаго его направленія,
онъ смотрѣлъ на литературное дѣло, какъ на священнодѣйствіе.
Не представляя себѣ даже возможности существованія литерато-
ровъ, торгующихъ совѣстью и перомъ, литераторовъ-хамелеоновъг
литераторовъ-пресмыкающихся, литераторовъ-доносчиковъ, онъ
смотрѣлъ черезъ розовую юношескую призму на писательство, какъ
на самую высшую ступень педагогической дѣятельности, въ смыслѣ
просвѣщенія и руководства всею грамотною частью населенія. Педа-
гоговъ-же, какъ мы знаемъ уже, онъ высоко цѣнилъ. Онъ созна-
валъ уже, что за время своего ранняго безпріютнаго дѣтства рѣ-
шительно всѣмъ обязанъ имъ. Кромѣ того, извѣдавъ гнетъ лично
на самомъ себѣ, онъ возмущался несправедливымъ отношеніемъ об-
щества къ лицамъ педагогической профессіи, особенно*же къ гувер-
нерамъ и гувернанткамъ, какъ людямъ угнетеннымъ. Такимъ обра-
зомъ свои юношескія симпатіи къ педагогической дѣятельности

баронъ Корфъ перенесъ и распространилъ на литературную дѣя-
тельность, сблизивъ въ своемъ представленіи два эти поприща
дѣятельности, несомнѣнно имѣющія между собою очень много общаго.
Въ бытность еще въ младшемъ отдѣленіи лицея, т. е. на 16-мъ
году жизни, барону Корфу пришлось серьезно извѣдать свои препо-
давательскія силы. Въ лицей поступилъ среди учебнаго года сынъ
бывшаго въ то время нашимъ генеральнымъ консуломъ въ Тріестѣ
графа Кассини. Отлично подготовленный по всѣмъ предметамъ, онъ
ни слова однако не зналъ по-русски. На вызовъ директоромъ же-
лающихъ преподавать ему русскій языкъ, отозвался только баронъ
Корфъ, въ годичный срокъ настолько подвинувшій Кассини въ рус-
скомъ языкѣ, что тотъ владѣлъ имъ такъ-же свободно и правильно,
какъ и природнымъ своимъ итальянскимъ. Этотъ успѣхъ Корфъ
приписываетъ «богатымъ дарованіямъ ученика»; но нужно-же ко-
нечно отдать должное и «дарованію» юнаго учителя.
Въ старшемъ отдѣленіи лицея особенно труднымъ предметомъ
считалась «теорія уголовнаго права». Передъ «репетиціямъ изъ
среды товарищей находились желающіе послушать разъясненія ба-
рона Корфа по этому предмету, что доставляло ему невыразимое удо-
вольствіе. Не ускользнула отъ его вниманія и ничтожная школка
грамотности, существовавшая въ лицеѣ для дѣтей находившихся
въ немъ служителей, помѣщавшаяся въ лицейскомъ предбанникѣг
въ которой училъ діаконъ, посвященный изъ дьячковъ. Это была
школа безпрерывнаго сѣченія, побоевъ, вопля и слезъ дѣтей, —
какъ характеризуетъ ее баронъ Корфъ. Онъ посѣщалъ эту
школу, но не извѣстно однако, какое именно участіе принималъ
въ ней. Вообще-же во все время пребыванія его въ лицеѣ въ немъ
былъ обостренъ интересъ къ педагогической дѣятельности. Какъ
онъ самъ говоритъ въ «Запискахъ», «начиная съ пятнадцатилѣт-
няго возраста, не проводилъ пи однихъ каникулъ, не обучая какого-
нибудь крестьянскаго мальчика».
Подводя общій итогъ вліянію лицея на барона Корфа, нельзя
пройти молчаніемъ слѣдующей характерной подробности. «Един-
ственнымъ профессоромъ, — говоритъ онъ въ своихъ « Запискахъ», —
косвенно, но сильно поддержавшимъ выработанную во мнѣ раньше
мечту о работѣ на благо крестьянъ, былъ профессоръ и извѣстный
того времени ученый Сахаровъ. Онъ читалъ намъ быть можетъ
никому изъ насъ ненужную палеографію, обучая насъ разбирать и
воспроизводить древнія рукописи, написанныя уставомъ, полууста-
вомъ и скорописью; но важно то, что онъ былъ изъ первыхъ соби-
рателей народныхъ сказокъ и преданій и, записавъ ихъ, напеча-

талъ подъ именемъ: «Сказанія русскаго народа». Нѣкоторые изъ
насъ не только прочитали эту книгу, но и искали общества этого
представителя народнаго начала въ нашей средѣ».
Серьезно работая, Корфъ прошелъ лицей однимъ изъ первыхъ,
получивъ однако серебряную медаль, вмѣсто золотой, за «поведе-
ніе». Вообще и въ пансіонѣ Филиппова, и въ лицеѣ баронъ Корфъ
никогда не былъ въ категоріи такъ-называемыхъ «благонравныхъ».
Будучи отъ природы человѣкомъ кроткимъ, онъ тѣмъ не менѣе
часто подвергался обвиненіямъ въ «дерзости» — только за прямоту,
за неумѣнье смолчать. Года-же за два до выпуска изъ лицея онъ
еще и курилъ втеченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, да притомъ такъ
неловко, что попадался и раза три сидѣлъ за куреніе въ карцерѣ.
Эта школьная дрессировка совершенно не соотвѣтствовала
нравственному облику барона Корфа, бывшаго въ это время уже
зрѣлымъ юношей, обращавшимъ на себя вниманіе преподавателей
серьезнымъ отношеніемъ къ занятіямъ. Объ этомъ можно судить
между прочимъ по письму къ нему академика Я. К. Грота, бывшаго
профессоромъ его по лицею. Въ 1867 году, т. е. примѣрно черезъ
13 лѣтъ уже послѣ окончанія лицея, академикъ Гротъ въ дѣ-
ловомъ письмѣ своемъ къ барону Корфу между прочимъ говоритъ:
«За вашею дѣятельностью я всегда слѣдилъ, сколько могъ, по
газетамъ и разнымъ статьямъ вашимъ, въ которыхъ, кромѣ благо-
роднаго образа мыслей и основательности познаній, обращаетъ на
себя вниманіе и прекрасное перо. Задатки этого видѣлъ я еще въ
лицейскихъ вашихъ упражненіяхъ и не забылъ вашего сочиненія
объ исторіи Карамзина.»
IV.
Въ деревнѣ и на земской службѣ.
Девизъ барона H. A. Корфа и обстоятельства, при которыхъ сло-
жился его девизъ. — Полтора года коронной службы. — Возвращеніе
въ деревню и женитьба. — Отношеніе къ крестьянамъ. — Самообразо-
вательная работа барона Н. А. Корфа и спеціализація въ педаго-
гическомъ отношеніи. — Баронъ Корфъ, нашъ земскій дѣятель. —
Школьное дѣло до и послѣ введенія земскихъ учрежденій. — Баронъ
Корфъ, какъ творецъ русской народной школы. — Роль народной
школы въ дѣлѣ сближенія равныхъ сословій. — Учебно-воспитатель-
ное дѣло, какъ соціальное по преимуществу. — Привлеченіе къ учас-
тію въ школьномъ дѣлѣ всѣхъ мѣстныхъ интеллигентныхъ силъ.
«Не быть ничѣмъ ex officio и чѣмъ-нибудь — de facto» — вотъ
тотъ девизъ, который установился у барона Николая Александре-

вича Корфа еще на лицейской скамьѣ, и которому онъ остался вѣренъ
во всю послѣдующую свою жизнь. Замѣчательно, что этотъ стро-
гій и высокій нравственный принципъ сложился у юнаго барона
при такихъ обстоятельствахъ, которыя обыкновенно приводятъ къ
прямо обратному результату.
[Въ числѣ петербургскихъ родственниковъ Корфа, принявшихъ
участіе въ его воспитаніи во время круглаго сиротства, былъ и
знаменитый въ свое время баронъ Модестъ Андреевичъ Корфъ,
впослѣдствіи графъ. Въ домѣ его, какъ своего дяди, юноша Корфъ
часто бывалъ. Это былъ человѣкъ высоко даровитый, разносто-
ронне развитый, гуманный и неподкупно честный. Дѣятельность егог
какъ директора публичной библіотеки, которой онъ былъ преданъ
съ увлеченіемъ, со страстью, въ высшей степени обаятельно дѣй-
ствовала на юношу Корфа, разжигая и усиливая въ немъ любовь
къ книгамъ, уваженіе къ знанію, жажду къ разносторонности обра-
зованія. Не менѣе сильное и обаятельное впечатлѣніе производилъ
на него дядя и своимъ дневникомъ, который онъ съ истинно нѣ-
мецкою аккуратностью велъ за десятки лѣтъ, хранилъ въ вели-
чайшемъ порядкѣ и читалъ иногда въ своей семьѣ. «Независимо
отъ интереса, возбуждавшагося самымъ содержаніемъ, — говоритъ
баронъ Н. А. Корфъ, — во мнѣ это чтеніе поселяло какое-то не-
опредѣленное, но и непреодолимое желаніе послужить обществу и
сдѣлать что-нибудь для отечества». Наконецъ юноша Корфъ сим-
патизировалъ своему сановитому и высокопоставленному дядѣ, какъ
бывшему лицеисту, окончившему курсъ въ одно время съ Пушки-
нымъ. Но блестящая служебная карьера дяди, его сановитость и
высокопоставленность производили на юношу-племянника менѣе
даже чѣмъ не обаятельное вліяніе.
Отсылая интересующихся мотивами этого характернаго явленія
къ «Запискамъ» барона Корфа, замѣтимъ лишь, что именно тѣ
обстоятельства, которыя побуждаютъ другихъ «дѣлать карьеру»
во что бы то ни стало, повернуло барона Н. А. Корфа прямо
въ обратную сторону. Это свидѣтельствуетъ о цѣльности и стой-
кости нравственной его личности въ раннюю юношескую пору,
объ отсутствіи разлада между словомъ и дѣломъ. Все это и вы-
лилось въ оригинальную формулу самаго высокаго и благороднаго
честолюбія: «не быть ничѣмъ ex officio и чѣмъ-нибудь — de facto*.
Выпущенный изъ лицея въ 1854 году, двадцати лѣтъ, т. е.
въ томъ возрастѣ, въ которомъ очень немногіе счастливцы въ наше
время едва-едва добиваются аттестата зрѣлости, баронъ H. А.
Корфт>, какъ не имѣвшій еще должнаго гражданскаго совершенно-

лѣтія, чтобы наслѣдовать родовое свое помѣстье по матери, вы-
нужденъ былъ, по настоянію родныхъ, поступить на государствен-
ную службу, въ департаментъ министерства юстиціи. Но эта ко-
ронная служба продолжалась всего лишь полтора года, т. е. до
наступленія полнаго совершеннолѣтія. Баронъ H. A. Корфъ ясно
сознавалъ, что родство и связи, успѣшное окончаніе лицея и пер-
вые-же шаги по службѣ открываютъ ему блестящую карьеру до
наивысшихъ ступеней въ служебной іерархіи. Но душа жаждала
иной дѣятельности, и живая, отзывчивая натура его рѣшительно
не мирилась съ канцелярскимъ дѣломъ. Поэтому, какъ только
наступило время полновластнаго унаслѣдованія родового своего
помѣстья Нескучнаго, въ Екатеринославской губерніи, баронъ
H. A. Корфъ, вопреки настойчивымъ уговорамъ и совѣтамъ своихъ
богатыхъ и вліятельныхъ петербургскихъ родственниковъ, бро-
силъ службу и Петербургъ, уѣхалъ въ свою деревню. Этотъ
фактъ, по увѣреніямъ нѣкоторыхъ лицъ, близкихъ къ барону H. A.
Корфу, послужилъ поводомъ почти къ полному разрыву его съ бо-
гатыми и вліятельными петербургскими родственниками, подъ по-
кровительствомъ которыхъ онъ находился во время одиннадцати-
лѣтняго пребыванія въ Петербургѣ и которые готовили ему совер-
шенно иной жизненный путь.
Поселившись въ своемъ Нескучномъ, баронъ H. A. Корфъ же-
нился 22 лѣтъ отъ роду на дочери одного изъ сосѣднихъ по имѣ-
нію помѣщиковъ, Маріи Михайловнѣ Клевцовой. Какъ онъ самъ
говоритъ въ своихъ «Запискахъ», женитьба «разлучила» его съ
самымъ близкимъ ему человѣкомъ за все время пребыванія въ
Петербургѣ, родной теткой его по отцу, Е. Ф. Кёлеръ, «служив-
шей матерью въ лучшемъ смыслѣ слова». Но, какъ видно изъ его
«Записокъ», онъ былъ вполнѣ счастливъ въ супружествѣ.
Короче говоря, очутившись въ положеніи самостоятельнаго,
женатаго екатеринославскаго помѣщика, онъ какъ бы «сжегъ ко-
рабли» своего привилегированнаго происхожденія и воспитанія,
своего знатнаго родства и связей. Но это какъ бы даже облегчило ба-
рону Корфу возможность зажить въ своемъ Нескучномъ очень дѣя-
тельною и разумною жизнью, не замедлившею принести громадную
ж во вѣки незабвенную общегосударственную пользу.
Поселившись въ своемъ помѣстьѣ, баронъ Корфъ очутился въ
средѣ крестьянъ, обожавшихъ память его матери, няньчившихъ и
всячески баловавшихъ его, когда онъ лишился матери. Даже въ то
время, когда онъ жилъ у тетки, въ Воронежской губерніи, неску-
ченскій приказчикъ, пѣшкомъ пришедшій изъ Екатеринославской

губерніи для свиданія со своими родными, не полѣнился разыскать
маленькаго Корфа, пришелъ провѣдать его и принесъ ему гостинца.
Это свиданіе такъ тронуло мальчика, что онъ тогда-же, семи лѣтъ
отъ роду, сказалъ себѣ: «Эхъ, вотъ, какъ выросту я, тогда-то
зажйвутъ крестьяне деревни Нескучной!» Ради этого-то главнымъ
образомъ баронъ H. A. Корфъ и предпочелъ деревню столицѣ,
казавшейся*ему узкою и тѣсною. Между нимъ и крестьянами
установились самыя добрыя, сердечныя отношенія, которыя были
настолько прочны, что не только до освобожденія отъ крѣпостной
зависимости, но и до самой смерти Корфа нескученцы всемъ об-
ществомъ подносили ему хлѣбъ-соль, въ видѣ поздравленія, еже-
годно въ день его именинъ, на Пасху и на Рождество.
Наслаждаясь радостями удачной семейной жизни, полной любви
и взаимнаго уваженія, дѣятельно занимаясь улучшеніемъ своего
и крестьянскаго хозяйства, баронъ Корфъ не забросилъ и удовле-
творенія потребностей высшаго духовнаго порядка — самообразова-
нія. Въ совершенствѣ владѣя французскимъ, нѣмецкимъ и англій-
скимъ языками, онъ выписывалъ лучшія изъ журналовъ и газетъ,
какъ на русскомъ, такъ и на трехъ названныхъ иностранныхъ
языкахъ, и пріобрѣталъ наиболѣе выдающіяся сочиненія, глав-
нымъ образомъ философскаго, политическаго и педагогическаго
содержанія. Такимъ образомъ у него постепенно формировалась
очень солидная и разносторонняя библіотека, достигшая совреме-
немъ весьма значительныхъ размѣровъ. Пріученный къ усидчиво-
сти, аккуратности и методичности въ занятіяхъ, онъ много, серьезно
и успѣшно работалъ надъ собственнымъ самоусовершенствованіемъ.
Появленіе дѣтей обратило его вниманіе въ сторону воспитанія.
Обѣ его дочери преимущественно ему обязаны своимъ образова-
ніемъ. Это конечно потребовало большой подготовительной работы
съ его стороны. Знакомясь съ дѣломъ воспитанія и обученія теоре-
тически, онъ тѣмъ не менѣе выѣзжалъ и за границу для непо-
средственнаго изученія школьнаго дѣла на родинѣ Песталоцци.
Въ такой серьезной научной и разносторонней подготовитель-
ной дѣятельности прошло 10 лѣтъ. Благодаря этому, крестьянская,
a потомъ и земская реформы нашли въ баронѣ Корфѣ не только
горячаго и энергическаго общественнаго дѣятеля, но и человѣка, за-
мѣчательно зрѣло и всесторонне подготовленнаго къ служенію на
пользу общую.
Какъ землевладѣлецъ и членъ дворянской корпораціи, баронъ
H. A. Корфъ принималъ дѣятельное участіе въ дворянскихъ со-

браніяхъ, работая, понятно, въ культурномъ и прогрессивномъ
направленіи. Весьма цѣнное значеніе имѣло также участіе ба-
рона Корфа, какъ человѣка, широко образованнаго и разносторонне
развитого, въ подготовленъ, проведеніи и практическомъ осуще-
ствленіи на мѣстѣ крестьянской реформы. Вотъ что напримѣръ
говорится объ этой сторонѣ дѣятельности Корфа въ «Воспоми-
наніяхъ» Гнѣдина, напечатанныхъ въ 5, 6 и 7 книжкахъ «Рус-
скаго Богатства» за 1893 годъ:
«Незадолго до нашего очередного дворянскаго собранія въ пер-
вое трехлѣтіе освобожденія я познакомился съ молодымъ человѣ-
комъ, возвратившимся изъ заграничнаго путешествія, барономъ
Н. А. Корфомъ. Эта замѣчательно свѣтлая личность высказывала
полную симпатію всѣмъ моимъ посредническимъ дѣйствіямъ и изъ-
явила готовность дать на собраніи отпоръ всѣмъ могущимъ быть на
меня нападкамъ. Дворянское собраніе было замѣчательно бурное,
вслѣдствіе озлобленія противъ положенія и желанія во что бы то
ни стало вернуть старые порядки. Приверженцы старины замыш-
ляли жестоко пробрать нѣкоторыхъ мировыхъ посредниковъ и даже,
если возможно, исключить ихъ изъ сословія дворянъ. Въ числѣ лицъ.
предполагаемыхъ къ исключенію, былъ и я. Разумѣется, дѣйствія
этихъ посредниковъ должны были разбираться по уѣздамъ, начиная
съ перваго. Обвиненіе началось противъ одного изъ посредниковъ
Екатеринославскаго уѣзда, очень дѣятельнаго и энергичнаго. Посред-
никъ бойко защищался. Въ качествѣ обвинителя выступилъ также
и мой пріятель, отставной артиллерійскій полковникъ, арендовав-
шій въ моемъ участкѣ имѣніе. Онъ былъ яростный крѣпостникъ и
требовалъ между прочимъ, чтобы въ адресѣ Государю, по случаю
манифеста объ освобожденіи крестьянъ, непремѣнно была выра-
жена просьба, чтобы судъ надъ крестьяниномъ принадлежалъ по-
мѣщику, съ правомъ наказывать за всѣ провинности. Противъ пол-
ковника выступилъ баронъ Корфъ. Въ блестящей рѣчи онъ защи-
щалъ посредниковъ и между прочимъ указалъ на то, что дворян-
ское собраніе не имѣетъ права судить ихъ, такъ какъ ихъ служеб-
ная дѣятельность соотвѣтствуетъ духу положенія, а порицать по-
слѣдній законъ значило-бы идти противъ Высочайшей воли, ясно
выраженной въ манифестѣ объ освобожденіи крестьянъ. Рѣчь Корфа
сильно повліяла на собраніе, о посредникахъ бросили говорить, и
адресъ былъ составленъ по редакціи Корфа и кажется Савельева.
Это дворянское собраніе было предсмертной агоніей существовав-
шаго порядка: волей-неволей надо было сознать, что старые по-
рядки рухнуть, и что слѣдуетъ ждать новыхъ реформъ и присма-
триваться къ нимъ.»
Но общественная дѣятельность барона Корфа характерно опре-
дѣлилась лишь со введеніемъ земскихъ учрежденій. Самое осуще-
ствленіе земскихъ собраній и управъ, введеніе судебной реформы и
вся послѣдующая организація земства происходили при непосред-
ственномъ и очень дѣятельномъ его участіи, какъ гласнаго але-

ксандровскаго уѣзднаго земства и екатеринославскаго губернскаго.
На первыхъ-же порахъ земской дѣятельности мы видимъ барона
Корфа въ роли секретаря земскихъ собраній, члена ревизіонной
коммисіи, почетнаго мирового судьи, a затѣмъ и предсѣдателя миро-
вого съѣзда, Достаточно заглянуть въ земскіе журналы той поры,
чтобы убѣдиться, что на каждомъ изъ этихъ постовъ общественнаго
служенія баронъ Корфъ былъ на высотѣ оказываемаго ему довѣ-
рія. Въ новомъ и обширномъ земскомъ хозяйствѣ и мировомъ инсти-
тутѣ онъ проявилъ ясное пониманіе дѣла и глубокое знаніе, какъ
бытовой жизни, такъ и легальной стороны. Какъ это видно напри-
мѣръ изъ «Воспоминаній» покойнаго Гнѣдина, также бывшаго зем-
скимъ гласнымъ, съ момента перваго приступа къ выбору земскихъ
гласныхъ и во всю послѣдующую земскую дѣятельность, баронъ
Корфъ былъ однимъ изъ главныхъ руководителей и заправителей
во всемъ мѣстномъ земскомъ хозяйствѣ. На каждомъ изъ постовъ
почетнаго общественнаго служенія онъ проявлялъ замѣчательную
энергію и просвѣщенное руководство — съ широкимъ и возвышен-
нымъ общественнымъ взглядомъ.
Такая роль барона Корфа, какъ выдающагося земскаго работ-
ника, чувствовалась и признавалась не только въ рамкахъ уѣзд-
наго, но и губернскаго земскаго хозяйства, какъ объ этомъ можно
судить между прочимъ по слѣдующему фактур Осенью 1867 года
баронъ Корфъ, заваленный дѣломъ по своимъ прямымъ обязанно-
стямъ въ александровскомъ уѣздномъ земствѣ, не предполагалъ
быть на очередномъ земскомъ екатеринославскомъ губернскомъ
собраніи. Узнавъ объ этомъ, собравшіеся губернскіе гласные съ
предсѣдателемъ собранія во главѣ, послали ему «по эстафетѣ»
слѣдующее знаменательное коллективное приглашеніе:
«Съ особеннымъ прискорбіемъ узнали мы, что вы не предпола-
гаете быть въ настоящемъ земскомъ собраніи. Уважая васъ, какъ
одного изъ первыхъ и полезнѣйшихъ дѣятелей нашего губернскаго
земства, мы высоко цѣнимъ оказанныя- уже вами услуги земскому
дѣлу, дорожимъ вашимъ образованнымъ направленіемъ, любимъ
васъ, какъ благороднѣйшаго человѣка, и, при такой душевной рас-
положенности, рѣшаемся послать вамъ это письмо по эстафетѣ и
усерднѣйше просить васъ не лишать насъ удовольствія имѣть васъ
нашимъ полезнѣйшимъ сотрудникомъ и въ настоящую сессію. Поз-
воляемъ себѣ надѣяться, что вы, настолько любя земское дѣло,
примете къ сердцу нашу просьбу и не откажете исполнитъ ее къ
общему нашему удовольствію.»
) Такъ высоко цѣнило губернское земство барона Корфа и его
заслуги уже на второмъ году открытія дѣятельности земскихъ
учрежденій, когда только что начиналась и не успѣла еще вполнѣ

опредѣлиться педагогическая его дѣятельность, въ которой онъ былъ
поистинѣ великъ и не замѣнимъ. Даже и теперь, когда русская
народная школа имѣетъ болѣе чѣмъ четвертивѣковую исторію,
какъ нормированное, регулярное учебное заведеніе, дѣло народнаго
образованія все еще продолжаетъ быть предметомъ безконечныхъ
споровъ, сомнѣній, колебаній и ошибокъ, нерѣдко крайне грубыхъ
и прискорбныхъ. Представьте-же себѣ ту пору, когда баронъ Корфъ,
какъ земскій гласный и членъ александровскаго уѣзднаго училищ-
наго совѣта, имъ-же, строго говоря, организованнаго и руководи-
маго, впервые выступилъ въ роли организатора народныхъ школъ
въ своемъ родномъ уѣздѣ. Ни идеи и типа народной школы, ни
руководствъ и учителей, ни порядка административнаго управленія
и завѣдыванія школами — словомъ, ровно ничего не было. Все эта
приходилось создавать барону Корфу сначала, прокладывать путь
въ-цѣлину, — и онъ проявилъ въ этомъ отношеніи высокое твор-
чество, обнаружилъ огромный организаторскій талантъ, заставивъ
притомъ обратить всеобщее вниманіе на свою выдающуюся созида-
тельную дѣятельность въ провинціальномъ захолустьѣ.
Съ отроческихъ лѣтъ чувствуя влеченіе къ педагогической
дѣятельности, основательно — какъ мы знаемъ уже — подготовлен-
ный теоретически и практически въ этомъ отношеніи десятилѣтнею
самостоятельною работою, баронъ H. A. Корфъ избралъ для себя
не обще-педагогическую дѣятельность, a спеціально народное
образованіе, какъ область совсѣмъ новую, непочатую, оставав-
шуюся въ полномъ забвеніи, если не пренебреженіи. Горячо и искренно
сочувствуя дѣлу освобожденія крестьянъ, онъ, какъ человѣкъ глу-
боко просвѣщенный, ясно понималъ, что великій актъ юридиче-
скаго освобожденія крестьянъ можетъ возымѣть должную силу въ
жизни въ томъ лишь случаѣ, если онъ будетъ дополненъ освобож-
деніемъ народа отъ вѣковѣчной тьмы безграмотства, т. е. егэ
образованіемъ. Этой великой гражданской работѣ, всецѣло посвя-
тилъ баронъ Корфъ всю свою послѣдующую жизнь!
Теперь такъ любятъ нѣкоторые ссылаться на то, что было да
введенія земскихъ учрежденій; есть даже охотники возводить чуть
не въ «перлъ созданія» первобытную русскую школу, какъ какую-
то, будто-бы, «самобытную нашу школу», противупоставляя ее
«нѣмецкой», подъ которой подразумѣвается всякая вообще разумна
поставленная школа, удовлетворяющая раціональнымъ требова-
ніямъ образованія и воспитанія. Сошлемся-же и мы на это «бы-
лое» — во избѣжаніе недомолвокъ.
"Когда въ апрѣлѣ 1867 года алекеандровскій уѣздный училищ-

ный совѣтъ вступилъ въ отправленіе своихъ обязанностей, то школъ
приходскихъ, государственныхъ крестьянъ, нѣмецкихъ, греческихъ
колонистовъ и казацкихъ на бумагѣ оказалось 40, на дѣлѣ-же, хоть
немного сносныхъ, — только двѣ! При объѣздѣ этихъ школъ членами
совѣта всплыли наружу невѣроятныя вещи. Такъ, въ одной изъ
школъ нашелся ученикъ, посѣщавшій ее шестой годъ, но невы-
учившійся совсѣмъ читать по-русски и плохо читающій но церковно-
славянски; въ другой школѣ ученикъ второй годъ училъ азбуку;
въ третьей изъ 43-хъ учениковъ ни одинъ не умѣлъ писать, и
только двое кое-какъ писали. На одну школу, втеченіи 13-ти
лѣтъ, истрачено 4,000 руб., a грамотныхъ за все это время вышло
только 5 человѣкъ, т. ч. каждый грамотный обошелся въ 800 рублей.
Случалось и такъ, что школа на бумагѣ существуетъ и вѣдомости
даже присылаются, а на дѣлѣ ея и съ фонаремъ не отыщешь.»
Такое описаніе до-реформенныхъ школъ явилось еще въ 1871
году въ «Современной Лѣтописи» Каткова, въ статьѣ Кашина
подъ заглавіемъ: «Поѣздка къ барону H. А. Корфу». Кашинъ-
же былъ командированъ предсѣдателемъ московскаго комитета
грамотности для осмотра земскихъ школъ Александровскаго уѣзда
и описалъ несчастное положеніе до-реформенныхъ школъ на осно-
ваніи дѣлъ и документовъ училищнаго совѣта. Мы съ своей сто-
роны можемъ только удостовѣрить, что приведенное описаніе г.
Кашина совершенно вѣрно; что всѣ вообще начальныя школы
до-реформенной эпохи въ селахъ и деревняхъ находились въ та-
комъ-же плачевномъ положеніи, какъ и въ Александровскомъ уѣздѣ;
что та именно школа, которая прославляется теперь, какъ «само-
бытная», была одною изъ самыхъ худшихъ школъ въ мірѣ, въ
которой царило звѣрское битье дѣтей, доходившее иногда даже
до физическаго искалѣченія, не говоря ужъ о нравственномъ уро-
дованіи; что вообще въ школахъ не было ничего воспитываю-
щаго, образующаго, и самыя школы въ громадномъ большинства
случаевъ существовали только фиктивно, номинально.
Барону Корфу всецѣло принадлежитъ какъ самая идея,
такъ и практическое насажденіе у насъ, въ Россіи, дешевой и
краткосрочной народной школы, съ учебнымъ курсомъ въ три
зимы, съ тремя отдѣленіями, которыя одновременно ведетъ одинъ
учитель, въ одной классной комнатѣ. Этотъ остроумный типъ
школы, съ позаимствованіями изъ заграницы только психолого-фи-
зіологическихъ основъ элементарнаго образованія, есть въ полномъ
смыслѣ народная русская школа, какъ нельзя болѣе приспо-
собленная къ потребностямъ первоначальнаго обученія и условіямъ
сельскаго быта. Весною, лѣтомъ и осенью дѣти необходимы въ каж-
дой крестьянской семьѣ, какъ рабочая сила, — и школа предъяв-

ляетъ на нихъ свои права лишь въ зимнее время, когда дѣти ме-
нѣе необходимы для сельскихъ работъ.
Принимаясь, въ качествѣ члена училищнаго совѣта, за насажде-
ніе новыхъ народныхъ школъ въ Александровымъ уѣздѣ, баронъ
Корфъ не имѣлъ въ своемъ распоряженіи не только руководствъ и
учебниковъ, мало-мальски подготовленнаго педагогическаго персо-
нала, но даже буквально никакихъ денежныхъ средствъ. Первое
ассигнованіе александровскаго уѣзднаго земства на>народное обра-
зованіе составляло всего 800 рублей, да и то надо было об-
ладать краснорѣчіемъ Корфа, чтобы вырвать согласіе на ассиг-
новку. Повидимому, все это такія препятствія, которыя невоз-
можно преодолѣть одному человѣку. Но онъ былъ чрезвычайно бо-
гатъ любовью къ новому начинаемому имъ дѣлу, вѣрою въ его.
правоту, величайшую государственную пользу и необходимость,
былъ полонъ энергіи и самоотверженія, — и побѣдилъ всѣ препят-
ствія. Свое увлеченіе дѣломъ, свой необыкновенный гражданскій
подъемъ духа онъ сумѣлъ передать и другимъ. Заботясь а разум-
ной постановка школы, какъ учебно-воспитательнаго заведеніи
для подростающихъ поколѣній, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ ставилъ ее.
какъ связующее звено между крестьяниномъ и помѣщикомъ, — какъ
разумное и дѣйствительное средство для искренняго и солидарнаго
сближенія бывшихъ обладателей крѣпостными съ освобожденными
крестьянами. Эта трезвая гражданская идея, полная глубокаго
политическаго смысла, нашла большое сочувствіе. Увлеченные при-
мѣромъ барона Корфа, мѣстные помѣщики охотно становились по-
печителями школъ, охотно жертвовали на это дѣло и свое время,
и свои денежныя средства. Сельскія общества, извѣрившіяся въ
пользѣ школъ, въ виду прежней возмутительной ихъ практики, и
съ недовѣріемъ относившіяся на первыхъ порахъ къ новому по-
чину, — вскорѣ однако начали добровольно облагать себя школь-
нымъ налогомъ отъ 15 до 46 коп. съ ревизской души.
«Съ міру по ниткѣ — голому рубашка». Въ распоряженіи учи-
лищнаго совѣта вскорѣ-же составилась довольно круглая сумма,
отъ двухъ до трехъ десятковъ тысячъ рублей въ годъ на уѣздъ.
Къ этому нужно прибавить еще даровой отводъ помѣщеній подъ
школы то попечителями-помѣщиками, то сельскими обществами, съ
предоставленіемъ вмѣстѣ съ тѣмъ и отопленія. Наконецъ былъ и
приливъ пожертвованій со стороны. Въ общемъ, исходя изъ нуля,
училищный совѣтъ быстро составилъ настолько солидныя матері-
альныя сродства, что получилъ возможность въ два-три года до-
вести число благоустроенныхъ школъ въ уѣздѣ до 70-ти.

Какъ ни важны матеріальныя средства, но это — лишь внѣшняя
сторона. Вызвавъ приливъ этихъ средствъ, баронъ Корфъ долженъ
былъ уже добывать внутреннее содержимое насаждаемыхъ имъ
школъ изъ себя самого. Онъ скликалъ способныхъ молодыхъ лю-
дей, и они являлись къ нему не рѣдко изъ довольно отдаленныхъ
губерній: сѣверныхъ, восточныхъ и поволжскихъ. Радушно давалъ
имъ пріемъ въ своемъ домѣ, производилъ провѣрку ихъ знаній,
разъяснялъ имъ теоретическія основанія пріемовъ обученія, самъ
давалъ для нихъ образцовые уроки въ школахъ, составлялъ под-
обныя программы по каждому предмету, устраивалъ учительскіе
съѣзды — словомъ, создавалъ и самую школу, и разумный, созна-
тельный педагогическій персоналъ ея, преданный дѣлу, любящій
его, т. е. дѣлалъ даже больше того, что дѣлаетъ въ учительской
семинаріи цѣлый штатъ педагоговъ.
Правильно смотря на учебно-воспитательное дѣло вообще, и тѣмъ
болѣе на народную школу, какъ на дѣло соціальное по преиму-
ществу, баронъ H. A. Корфъ, выступивъ иниціаторомъ въ дѣлѣ
народнаго образованія, ставъ центромъ и душою этого дѣла, вмѣстѣ
съ тѣмъ заинтересовалъ имъ все, что было мыслящаго въ уѣздѣ,
вызвалъ необычайное движеніе на мѣстѣ въ пользу народной школы.
Попечители школъ стояли на высотѣ своего призванія и назначенія.
Благодаря усиліямъ барона Корфа, каждый изъ нихъ прежде всего
твердо зналъ свои обязанности и права, до мелочей входилъ въ по-
ложеніе и нужды своей школы, слѣдилъ за ходомъ работы въ ней
и живо интересовался всѣмъ, касающимся школы. Бывали случаи
избранія попечителями неграмотныхъ крестьянъ, и эти послѣдніе
оказывались обыкновенно едва-ли не самыми ревностными дѣяте-
лями на пользу школы. ; Они начинали съ того, что являлись въ
школу въ одиночку, или со своими дѣтьми, садились за школьную
скамью, выучивались грамотѣ и затѣмъ съ необычайною любовью
служили школѣ не только въ матеріальномъ отношеніи, но и путемъ
активнаго участія въ преподаваніи въ роли помощниковъ учителей.
Члены училищнаго совѣта, хорошо освѣдомленные барономъ Кор-
фомъ въ школьномъ дѣлѣ и разумно направляемые имъ, не менѣе
двухъ разъ въ годъ объѣзжали школы своего участка, ревизуя ихъг
производя экзамены и представляя объ этомъ отчеты. На экзаме-
нахъ присутствовали и родители учащихся, и мѣстные земскіе
гласные, и мировые судьи, равно какъ и другія должностныя лица.
Всѣ мѣстныя интеллигентный силы такъ или иначе привлекались
къ школьной работѣ, и каждый старался оказать ей посильное
содѣйствіе: одни — своимъ вліяніемъ, другіе — добрымъ совѣтомъ н

нравственною поддержкою, третьи — своимъ общественнымъ поло-
женіемъ и матеріальною помощью.
Во всей исторіи русскаго общественнаго управленія нѣтъ болѣе
свѣтлой страницы, какъ эта дружная, увлеченная, сознательная ра-
бота всѣхъ сословій и классовъ цѣлаго уѣзда на пользу образова-
нія, возвышавшая и облагораживавшая тѣхъ, которые отдавались
ей. При условіи дружнаго общаго содѣйствія, дѣло ширилось и расло.
Помимо быстраго количественнаго возрастанія школъ, качественная
постановка ихъ не оставляла желать ничего лучшаго. Всѣ школы
уѣзда, какъ увидимъ ниже, были благоустроены въ полномъ смыслѣ
слова и притомъ поставлены такъ дѣльно и предусмотрительно, что
въ корнѣ уничтожалась возможность рецидива безграмотности,
столь обычнаго, почти даже неизбѣжнаго, въ постановка школъ
до-реформеннаго періода.
V.
На пользу всего государства.
Баронъ H. A. Корфъ, какъ типичный общественникъ. — Публици-
стическая его деятельность.- «Отчеты > о школьной дѣятельности.
ихъ распространеніе и вліяніе на всю Россію. — Корреспонденты ба-
рона Н. А. Корфа. — Оцѣнка его дѣятельности К. Д. Ушинскимъ; про-
зорливый взглядъ его на барона Корфа.
Баронъ П. А. Корфъ былъ, можно сказать, врожденнымъ об-
щественникомъ. Придавая значеніе только живой и произво-
дительной дѣятельности, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ чувствовалъ непрео-
долимую потребность дѣлиться съ обществомъ каждою вновь заро-
дившеюся мыслью, каждымъ новымъ шагомъ въ общественной дѣ-
ятельности. Все это онъ торопился сдѣлать общественнымъ досто-
яніемъ, — отдать на судъ общества.
Съ самаго начала реформъ царствованія Александра II, особенно-
же съ момента земской реформы, баронъ Корфъ заявилъ себя та-
лантливымъ, отзывчивымъ и необычайно плодовитымъ публици-
стомъ. Начало литературной дѣятельности барона Корфа относится
къ 1859 году, когда онъ печатался въ «Экономическомъ Указателѣ»
Вернадскаго, работая исключительно надъ вопросами, касавши-
мися улучшенія экономическаго положенія сельскаго населенія и
имѣвшими непосредственное отношеніе къ ожидавшемуся тогда
освобожденію крестьянъ. Вскорѣ литературнымъ прибѣжищемъ его

стали « С.-Петербургскія Вѣдомости», издававшіяся и редактируемыя
тогда В. Ѳ. Коршемъ и пользовавшіяся въ ту пору большимъ влія-
ніемъ и уваженіемъ. Баронъ Корфъ сразу занялъ въ періодической
печати авторитетное и боевое положеніе по вопросамъ дворянскаго
управленія, судебной реформы, общественнаго самоуправленія и зем-
скаго хозяйства, школьнаго дѣла вообще и народнаго образованія
въ особенности. Уже въ 1866 году В. Ѳ. Коршъ, въ письмѣ отъ
6-го іюня, «повторяетъ» барону Корфу «искреннее спасибо редак-
ціи» за его статьи и между прочимъ говоритъ:
«Всѣ онѣ интересны и дѣльны, хотя и возбуждаютъ противо-
рѣчія съ разныхъ сторонъ. Конечно вы имѣете полное право защи-
щаться, въ случаѣ печатныхъ нападеній на ваши статьи. Я съ
своей стороны могу только пожалѣть о томъ, что онѣ появились
въ видѣ корреспонденцій, а не въ видѣ передовыхъ статей, зани-
мающихъ болѣе видное мѣсто въ газетѣ. Вы очень обязали бы ре-
дакцію на будущее время, еслибы не отказались давать вашимъ
статьямъ именно такой характеръ и видъ.»
Съ этой поры баронъ H. A. Корфъ сталъ желаннымъ гостемъ
во всѣхъ лучшихъ періодическихъ изданіяхъ. Но онъ всегда писалъ
не иначе, какъ за своею подписью, и нигдѣ, никогда не выступалъ
со статьями редакціоннаго характера.
Не довольствуясь широкимъ доступомъ въ періодическую пе-
чать, баронъ Корфъ избралъ очень остроумный способъ для пропа-
ганды собственно народнаго образованія, какъ области, никому въ
то время невѣдомой и не имѣвшей никакихъ опредѣленныхъ зако-
ноположеній. Онъ началъ выпускать «Отчеты александровскаго
уѣзднаго училищнаго совѣта», въ которыхъ подробнѣйшимъ обра-
зомъ излагались: организація училищнаго совѣта, обязанность чле-
новъ его и попечителей школъ, порядокъ открытія народныхъ учи-
лищъ, ихъ программы, распредѣленіе занятій, производство экза-
меновъ, выдача аттестатовъ, наконецъ даже самые планы школъ
и все ихъ обзаведеніе въ учебномъ отношеніи. Прекрасная литера-
турная форма «Отчетовъ», простое, ясное, увлекательное изложеніе
ихъ, особено-же тотъ внутренній огонь, которымъ они были про-
никнуты, — сразу снискали имъ всеобщее вниманіе и сочувствіе во
всей Имперіи, до Сибири и Кавказа включительно.
Департаментъ министерства народнаго просвѣщенія и «Жур-
налъ» этого-же министерства, попечители разныхъ учебныхъ окру-
говъ, редакціи общихъ періодическихъ и педагогическихъ изданій,
города и земства, частныя лица и педагоги разныхъ ранговъ и
общественныхъ положеній, до народныхъ учителей включительно, —
все это съ жадностью набросилось на скромные «Отчеты» уѣзднаго

училищнаго совѣта. Всѣхъ изумлялъ, радовалъ и привлекалъ фактъ
какъ-бы самостоятельнаго возникновенія разумной, крайне симпа-
тичной народной школы, дѣльно принаровленной къ потребностямъ
сельской жизни и соотвѣтствующей скуднымъ матеріальнымъ сред-
ствамъ крестьянства (около 340 р. въ годъ содержаніе школы и
около 8 p. 66 коп. обученіе одного учащагося). Школы этого, со-
вершенно новаго, невѣдомаго раньше, типа возникали массами, по
нѣсколько десятковъ въ годъ, пользуясь большою любовью сель-
скаго населенія и энергическою поддержкою всего мѣстнаго интел-
лигентнаго и правящаго общества. Все это было изложено въ «От-
четахъ* убѣдительно, доказательно, фактически, почти съ прото-
кольного документальностью, но не въ ущербъ литературности фор-
мы, — и потому производило неотразимое вліяніе.'
«Отчеты» расходились въ тысячахъ экземпляровъ, вызывая
новыя и новыя требованія и давая довольно значительныя средства
александровскому училищному совѣту, въ пользу котораго посту-
пала выручка отъ продажи. Всего вышло пять такихъ отчетовъ,
полныхъ педагогическаго интереса, составляющихъ въ общей слож-
ности болѣе 50-ти печатныхъ листовъ. Распродажа ихъ дала учи-
лищному совѣту свыше 2,000 рублей. Благодаря «Отчетамъ», а
также и горячей публицистической своей дѣятельности, баронъ H. А.
Корфъ не только широко ознакомилъ всю читающую русскую пу-
блику съ созданнымъ имъ типомъ русской народной школы и рас-
порядками народнаго образованія на мѣстѣ,но водворилъ и внѣдрилъ
этотъ типъ и распорядки въ сознаніи всей періодической печати и
всего образованнаго русскаго общества, земскихъ и городскихъ об-
щественныхъ учрежденій и правящихъ сферъ. То, что дѣлалъ ба-
ронъ Корфъ въ провинціальной глуши, оставаясь почти безвыѣздно
въ Александровскомъ уѣздѣ, распространялось на всю Имперію,
получало общерусскій интересъ и значеніе. По указаніямъ и руко-
водству «Отчетовъ», земства и города разныхъ губерній, мѣстная
учебная администрація (напримѣръ кавказскій учебный округъ),
разныя ученыя общества (напримѣръ московскій комитетъ грамот-
ности) — торопились насадить у себя новыя народныя школы или
даже всю организацію народнаго образованія до учительскихъ съѣз-
довъ включительно. Такимъ образомъ, какъ самая народная школа,
такъ и вся вообще организація народнаго образованія, такъ удачно
возникшія въ глуши Александровскаго уѣзда, сами собою, въ силу
естественнаго порядка вещей, получили право гражданства повсе-
мѣстно въ Россіи. Въ этомъ отношеніи практика дѣла шла впереди
законодательства, обогнавъ его на цѣлыхъ восемь лѣтъ, считая со

времени начала земской дѣятельности по народному образованію до
появленія «Устава» (1874 года) о нормальныхъ народныхъ учи-
лищахъ. Это дѣло создавалъ баронъ H. A. Корфъ личнымъ своимъ
починомъ; онъ-же руководилъ имъ и направлялъ его съ необычайной
энергіей и блестящимъ успѣхомъ — исключительно путемъ печати.
Въ исходѣ 60-хъ годовъ баронъ Корфъ началъ принимать дѣя-
тельное участіе, помимо «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей», еще въ
«Вѣстникѣ Европы» и «Народной школѣ». Очень характерно за-
глянуть въ переписку его съ редакторами этихъ періодическихъ
изданій. Дѣятельно работая въ трехъ крупнѣйшихъ періодическихъ
изданіяхъ, заваливая ихъ статьями, такъ что редакторы то и дѣло
«извинялись» передъ нимъ за «невозможность своевременно напе-
чатать», баронъ Корфъ въ свою очередь горько жаловался на
«недостатокъ мѣста». Помимо обширныхъ «Отчетовъ» и обильныхъ
статей, безпрерывно слѣдовавшихъ другъ за другомъ въ разныхъ
періодическихъ изданіяхъ, его колоссальная энергія требовала еще
иного выхода въ дѣлѣ созиданія народной школы, направленія всего
дѣла народнаго образованія и руководства имъ. И вотъ онъ въ не-
значительный промежутокъ времени, примѣрно около 5 лѣтъ. вы-
пустилъ одно за другимъ пять учебниковъ и руководствъ для
народной школы, о которыхъ будетъ сказано въ следующей главѣ.
Но и это еще не насыщало его удивительной энергіи. Скромная,
но славная общественная дѣятельность не замедлила снискать ба-
рону Н. А. Корфу общерусскую извѣстность, внушительно выра-
зившуюся между прочимъ въ обширнѣйшей перепискѣ его съ раз-
ными лицами по вопросамъ вообще школьнаго и собственно народнаго
образованія. Территоріальный районъ, по которому разбросаны
были корреспонденты барона Н. А. Корфа, онъ очень удачно опре-
дѣлилъ въ своихъ «Запискахъ» словами: «отъ Колы до Кутаиса,
отъ Варшавы до Омска». Около 1,000 этихъ писемъ, принадлежа-
щихъ 250 корреспондентамъ, находились въ нашемъ распоряже-
ніи и послужили основнымъ матеріаломъ при составленіи этой
біографіи. Конечно эта обширная коллекція писемъ не обнимаетъ
еще всей корреспонденціи барона Корфа, тѣмъ не менѣе она въ
высшей степени характерна и назидательна. Тутъ есть письма
крупныхъ административныхъ дѣятелей, до министерскаго поста
включительно, и скромныхъ народныхъ учителей; но значительна
преобладаютъ письма земскихъ общественныхъ дѣятелей, — лицъ,
такъ или иначе причастныхъ дѣлу образованія, и литераторовъ.
Какъ видно изъ этой переписки, подавляющей своею обширностью
и разнообразіемъ, баронъ Корфъ былъ идеально исправнымъ кор-

респондентомъ. Необычайно дѣятельный и отзывчивый вообще,
онъ тѣмъ болѣе ne оставлялъ безъ обстоятельнаго отвѣта и разъяс-
ненія сдѣланнаго къ нему обращенія, отъ кого бы оно ни исходило,
разъ только дѣло касалось воспитанія и обученія, a тѣмъ болѣе —
народнаго образованія. Въ этомъ случаѣ баронъ Корфъ не считалъ
обременительнымъ для себя писать обширныя отвѣтныя письма, под-
держивая и направляя однихъ, споря съ другими, разъясняя третьимъ.
Какое важное значеніе имѣла пропаганда барономъ H. A. Кор-
фомъ дѣла народнаго образованія, лучшимъ доказательствомъ тому
могутъ служить письма къ нему К. Д. Ушинскаго. Въ письмѣ на-
примѣръ отъ 15-го января 1869 года Ушинскій писалъ между
прочимъ барону Корфу: «Я давно и съ истиннымъ наслажденіемъ
слѣжу за вашею деятельностью и, не будучи въ силахъ самъ, по
совершенному разстройству моего здоровья, принять участіе въ
практикѣ этого дѣла, находилъ много успокоенія въ томъ, что оно
еще имѣетъ такого дѣятеля, какъ вы». Письмо это вызвано было
именно «Отчетами» барона Корфа, которые Ушинскій обѣщалъ ра-
зобрать, «какъ только будетъ свободное время и силы хоть немного
возстановятся», «со всею любовью къ самому дѣлу и со всѣмъ ува-
женіемъ» къ барону Корфу,
«Вы, должно быть, еще молодой человѣкъ, — говорится въ за-
ключеніи того-же письма: — дай-же Богъ вамъ долго и успѣшно бо-
роться на томъ поприщѣ, съ котораго я уже готовлюсь сойти, из-
мятый и искомканный. Дай Богъ вамъ принести гораздо болѣе
пользы, не только болѣе того, чѣмъ я принесъ, но даже болѣе того,
что я могъ бы принести подъ другимъ небомъ, при другихъ людяхъ
и при другой обстановке.»
Ушинскій сразу угадалъ въ баронѣ H. A. Корфѣ не только боль-
шую педагогическую силу, но и прозорливо предугадывалъ въ немъ
умѣлаго и сильнаго борца за дѣло народнаго образованія, вожака и
руководителя этимъ важнымъ государственнымъ дѣломъ. Въ томъ-
же 1869 году Ушинскій, отправляясь въ Крымъ, съ цѣлью леченія,
писалъ барону Корфу между прочимъ слѣдующее:
«Я полагаю, что земская школа должна наконецъ положить
прочное основаніе народному образованію въ Россіи, и что теперь
именно настало время организовать разрозненныя попытки въ этомъ
отношеніи всѣхъ честныхъ людей. Лучшимъ средствомъ для этого,
какъ мнѣ кажется, было бы имѣть общій журналъ, въ которомъ бы
сходились свѣдѣнія о результатахъ тѣхъ или другихъ попытокъ,
сдѣланныхъ земствами различныхъ губерній, и въ которомъ могли бы
обсуждаться эти попытки. Самъ я, при моей болѣзненности и без-
престанныхъ отлучкахъ изъ Петербурга, конечно но могу издавать
такого журнала но могъ бы и желалъ бы отъ всей души принять
въ нему дѣятельное участіе, чтобы посвятить свои остальныя силы

земскимъ школамъ, такъ какъ я жду отъ нихъ хотя не многаго,
но по крайней мѣрѣ чего-нибудь дѣйствительнаго, а не только бу-
мажнаго и форменнаго, чѣмъ до сихъ поръ угощали насъ... Если-бы
объявить этотъ журналъ журналомъ земскихъ школъ, и вы при-
няли-бы въ немъ дѣятельное участіе, то можетъ быть и вышло-бы
что-нибудь. Вотъ о чемъ мнѣ хотѣлось-бы очень переговорить съ
вами, хоть письменно, если ужъ нельзя лично.»
Въ поясненіе послѣднихъ строкъ этой цитаты, надо замѣтить,
что баронъ Корфъ, — какъ было уже сказано выше, — безвыѣздно
работалъ въ родномъ своемъ уѣздѣ, н Ушинскій усиленно желалъ
повидаться съ нимъ на обратномъ пути изъ Крыма, чему однако
не суждено было случиться. Вообще Ушинскій высоко цѣнилъ ба-
рона Н. А. Корфа, какъ единственнаго въ своемъ родѣ обществен-
наго дѣятеля, н его уваженіе къ созидательской, творческой дѣя-
тельности барона Корфа въ области народнаго образованія, какъ
это видно изъ самаго хода переписки. — расло и расло. Такъ, въ
письмѣ отъ 23-го февраля 1870 года К. Д. Ушинскій, сообщая
барону Корфу, что онъ наконецъ разобрался въ его «Отчетахъ»,
между прочимъ говоритъ:
«Статью для «Народной Шкоды > (т. е. о народномъ образова-
ніи въ Александровскомъ уѣздѣ) я написалъ, но плохую. Прокля-
тая болѣзнь держитъ меня до того далеко отъ всякой обществен-
ной жизни и дѣятельности, что я рѣшительно не могу написать
теперь ничего живого изъ области практики. Дѣло другое вы: чи-
тая каждую вашу статью, чувствуешь, что вы говорите о дѣлѣ, въ
которомъ сами вращаетесь и которому отдались безкорыстно и пря-
модушно. О, еслибы васъ можно было помножить на число нашихъ
губерній, — не говорю ужъ уѣздовъ. — черезъ 10 лѣтъ Россія была-бы
уже другая! Но вы и такъ дѣлаете много однимъ своимъ примѣ-
ромъ, и имя ваше будитъ не одно сонное земство.»
Словомъ, Ушинскій безошибочно предрѣшилъ выдающуюся об-
щественную роль барона Корфа.
VI.
Учебно-литературная дѣятельность.
Замѣчательная литературная плодовитость барона Н. А. Корфа. —
Высокое безкорыстіе его. — Первые учебники и руководства барона
Корфа, ихъ распространеніе и значеніе. — «Нашъ Другъ*; обстоятель-
ства, предшествовавшія составленію этой книги, ея оцѣнка и рас-
пространеніе. — Послѣдующіе труды барона Корфа.
Къ началу 70-ыхъ годовъ имя барона H. А. Корфа пользова-
лось повсемѣстною извѣстностью въ Россіи. Его именемъ двигалось

и руководилось все дѣло народнаго образованія; ого имя — какъ
удачно выразился Ушинскій — «будило» всѣхъ, предрасположен-
ныхъ спать на поприщѣ общественной дѣятельности. Этому въ
значительной мѣрѣ способствовалъ слѣдующій рядъ выпущенныхъ
имъ учебниковъ и руководствъ: «Руководство къ обученію грамо-
тѣ по звуковому способу» или «Какъ обучать грамотѣ ребятъ и
взрослыхъ», «Русская начальная школа», «Нашъ Другъ», «Ма-
лютка» (первая книга послѣ азбуки для народной школы и семьи)
и «Наше школьное дѣло».
Такая масса изданій вышла въ свѣтъ изъ подъ пера барона
H. А. Корфа въ промежутокъ времени между 1867 и 1873 годами,
который въ это-же время, какъ мы знаемъ уже, выпустилъ въ
свѣтъ болѣе 50-ти печатныхъ листовъ своего знаменитаго «Отчета»
и напечаталъ не менѣе такого-же количества въ формѣ газетныхъ
и журнальныхъ статей. Если прибавить къ этому еще и обшир-
нѣйшую корреспонденцію барона H. А. Корфа, — будетъ сама собою
очевидна безпримѣрная литературная плодовитость его, которая
сама собою ужо служитъ доказательствомъ и большого запаса зна-
ній, и высокой талантливости, и гигантской энергіи, и пламенной
любви къ дѣлу народнаго образованія.
«Руководство къ обученію грамотѣ» было составлено имъ перво-
начально для обученія старшей своей дочери. Этотъ первый, такъ
сказать, домашній педагогическій опытъ барона H. A. Корфа былъ
изданъ имъ въ 1867 году. К. Д. Ушинскій коротко, но сильно,
опредѣлилъ значеніе этой маленькой книжечки, цѣною въ 10 коп.^
«Ваше руководство къ обученію грамотѣ — писалъ онъ барону Кор-
фу отъ 23-го февраля 1870 года — имѣетъ чисто практическую
цѣль, и потому вы изъ самой практики могли убѣдиться, что оно
составлено очень хорошо... Цѣль звуковой методы — чисто практи-
ческая, и если эта цѣль достигается, то все сказано». Ушинскій
не ошибся. «Руководство» это въ первыя же двѣнадцать лѣтъ
выдержало семь изданій, разошедшись въ 70,000 экземпляровъ.
Здѣсь умѣстно сказать о величайшемъ безкорыстіи барона
H. A. Корфа.|Онъ долгое время, приблизительно до начала 70-хъ
годовъ, почти совсѣмъ по получалъ гонорара за свои газетныя и
журнальныя статьи. Вся выручка отъ продажи «Руководства»
также была обращена въ пользу народныхъ школъ Александров-
скаго уѣзда, которая и дала имъ до 1879 года свыше 4,000 руб-
лей. Сумма эта, вмѣстѣ съ выручкою за «Отчеты», составляетъ
болѣе 6,000 рублей, не считая притомъ привлеченія еще и другихъ
средствъ со стороны. Такимъ образомъ баронъ H. A. Корфъ не

только безвозмездно несъ все бремя организаціи, завѣдыванія и
руководства школьнымъ дѣломъ въ Александровскомъ уѣздѣ, но
еще и производилъ довольно значительный денежный вкладъ на
это дѣло. Фактъ этотъ нужно имѣть въ виду для правильной
оцѣнки того, какъ отплатили впослѣдствіи барону Корфу за его
высокое безкорыстіе и самоотверженіе земскіе его сочлены.
«Съ большимъ нетерпеніемъ» ожидалъ К. Д. Ушинскій второго пе-
чатнаго труда Корфа, книги его «Русская начальная школа». Ушин-
скій « ждалъ отъ нея наставленія самому себѣ». Задумавъ «напи-
сать общій учебникъ для земскихъ школъ», онъ чувствовалъ потреб-
ность «побесѣдовать съ человѣкомъ, такимъ практическимъ», какъ
Корфъ. Къ сожалѣнію, Ушинскому не пришлось уже воспользоваться
дѣйствительно цѣнными указаніями этой книги.
' Уставши отвѣчать на безконечные вопросы, какъ приступать
къ открытію народныхъ школъ, завѣдывать и руководить ими,
баронъ Корфъ выпустилъ въ свѣтъ объемистую книгу — «Русская
начальная школа», которую совершенно правильно назвалъ «ру-
ководствомъ для земскихъ гласныхъ и учителей сельскихъ школъ».
Составляя эту книгу, онъ преслѣдовалъ цѣль « возбудить
сочувствіе къ народной школѣ и создать дѣятелей для нея».
Цѣль эта умѣло достигнута авторомъ. Въ одно и то-же время онъ
является въ своей книгѣ и опытнымъ педагогомъ, и умѣлымъ
администраторомъ, детально разъясняя всѣ распорядки народной
школы въ педагогическомъ, административномъ и финансовомъ
отношеніи. И тѣ, которые не имѣютъ никакого понятія о народныхъ
школахъ, но желали-бы, или даже обязаны устраивать ихъ, нахо-
дясь въ положеніи общественныхъ дѣятелей, и тѣ, которые высту-
паютъ въ роли народныхъ учителей, попечителей народныхъ учи-
лищъ, членовъ училищныхъ совѣтовъ, народныхъ инспекторовъ и
вообще лицъ учебно-административныхъ, — найдутъ въ «Русской на-
чальной школѣ» необходимые для нихъ совѣты, указанія и разъ-
ясненія въ живой, полной, доказательной формѣ. Немудрено поэто-
му, что названное «руководство» сразу сдѣлалось настольною
книгою всѣхъ дѣятелей по народному образованію, какъ первый
по времени появленія и самый дѣльный трудъ по училищевѣдѣнію.
Менѣе чѣмъ въ десять лѣтъ со времени появленія въ свѣтъ этой книги
она выдержала шесть изданій и разошлась въ 32,000 экземплярахъ.
Нисколько не рискуя впасть въ преувеличеніе, барона H. А.
Корфа можно назвать первымъ народнымъ русскимъ учителемъ
разумной начальной школы. Ему-же безспорно принадлежитъ честь
перваго подготовителя народныхъ русскихъ учителей, въ

смыслѣ сознательныхъ педагоговъ. Естественно, что ему-же. по
нраву, должно было принадлежать и составленіе первой классной
книги для народной школы. И онъ далъ такую книгу — «Нашъ
Другъ». Она до сихъ поръ остается лучшею книгою въ обширной
коллекціи учебниковъ н руководствъ для народной школы. Но для
правильной оцѣнки исключительнаго значенія «Нашего Друга»,
въ ряду однородныхъ съ нимъ изданій, необходимо коснуться нѣ-
которыхъ деталей тѣхъ совершенно своеобразныхъ условій, въ ко-
торыхъ находился баронъ Корфъ, какъ народный педагогъ.
Прежде, чѣмъ составлять эту книгу, ему пришлось пропустить
черезъ свои руки болѣе сотни народныхъ педагоговъ. «Пропускъ»
этотъ состоялъ въ слѣдующемъ. Изъ разныхъ мѣстностей Россіи,
нерѣдко очень отдаленныхъ, къ нему являлись молодые люди, за-
нимающіеся уже дѣломъ образованія или желавшіе заняться имъ.
Онъ производилъ имъ повѣрку и съ недостаточно подготовленными
продолжалъ заниматься самъ, оставляя ихъ жить у себя въ домѣ.
Не одному десятку лицъ случалось проводить у него по двѣ, по три
недѣли, даже по мѣсяцу, пока онъ, наконецъ убѣдившись въ ихъ
подготовленности, выдавалъ удостовѣреніе, что они могутъ быть
народными учителями. Это удостовѣреніе въ глазахъ всѣхъ цѣни-
лось обыкновенно несравненно выше дипломовъ, такъ какъ баронъ
Корфъ чрезвычайно удачно умѣлъ опредѣлять, помимо собственно
подготовленности, еще ц склонность къ педагогической дѣятель-
ности въ этомъ отношеніи. Лица, прошедшія черезъ руки барона
Корфа, считались лучшими народными педагогами, такъ какъ онъ
передавалъ имъ частичку своего педагогическаго огня, своей энергіи,
любви и преданности дѣлу.
Но даже и этотъ громадный опытъ не имѣлъ еще рѣшающаго
значенія въ дѣлѣ составленія «Нашего Друга». Главную роль въ
этомъ отношеніи играло непосредственное веденіе барономъ Кор-
фомъ школъ въ своемъ уѣздѣ. Два раза въ годъ, именно въ пору
самой несносной осенней и весенней распутицы, онъ объѣзжалъ всѣ
школы уѣзда, дѣлая по 800 верстъ: осенью — -чтобы установить
школьное дѣло на мѣстѣ, при началѣ учебнаго года; весною — чтобы
провѣрить результаты въ концѣ учебнаго года. Такимъ образомъ
весь ходъ школьнаго дѣла въ цѣломъ уѣздѣ былъ у него всегда на
виду; онъ на перечетъ зналъ всю работу въ каждой школѣ, съ ея
хорошими и неудовлетворительными сторонами, лично исправляя
ошибки и промахи лицъ, преподающихъ, и неуклонно подвигая ихъ
въ педагогическомъ самоусовершенствовании.
Такимъ чисто опытнымъ путемъ, освѣщеннымъ предваритель-

нимъ изученіемъ педагогической теоріи, у барона Корфа сложился
вполнѣ отчетливый взглядъ, какимъ именно требованіямъ должна
удовлетворять книга для русской народной школы, при современ-
номъ состояніи крестьянства, при' экономическихъ и учебныхъ на-
шихъ средствахъ. Баронъ Корфъ задался цѣлью составить книгу,
которая-бы «посредствомъ ознакомленія учащагося съ окру-
жающимъ міромъ повліяла на улучшеніе ею матеріаль-
наго и нравственнаго быта». Такою именно книгою и является
«Нашъ Другъ». Въ немъ, какъ книгѣ, завершающей курсъ на-
родной школы, удачно объединенъ весь учебный матеріалъ. Воз-
дѣйствуя на общее развитіе и воспитаніе, способствуя обогащенію
познаніями, развитію мышленія и дара слова учащихся, книга эта
вмѣстѣ съ тѣмъ очень удачно преслѣдуетъ цѣль снабженія питом-
цевъ народной школы такими свѣдѣніями, которыя непосредственна
приложимы въ жизни, обогащая притомъ питомцевъ и общими эле-
ментарными научными свѣдѣніями настолько, чтобы впослѣдствіи
было возможно для нихъ самообразованіе, путемъ чтенія книгъ
общедоступнаго содержанія. Всякое первоначальное обученіе мо-
жетъ быть конечно только реальнымъ, при полнѣйшемъ отсутствіи
всего схоластическаго; народное-же образованіе кромѣ того должна
быть еще и дѣловымъ. Баронъ H. A. Корфъ удачно разрѣшилъ эту
труднѣйшую изъ проблемъ во всемъ учебно-воспитательномъ дѣлѣ,
какъ самою организаціею и постановкою народной школы, такъ
наконецъ и составленіемъ для нея «Нашего Друга», — книги для
ученія въ школѣ и дома. Въ отличіе отъ всѣхъ другихъ авторовъ
подобнаго рода изданій, онъ, такъ сказать, въ натурѣ видитъ пе-
редъ собою учащихся въ народной школѣ, какъ въ пору ихъ уче-
нія, такъ и по выходѣ изъ школы, и дѣйствительно является ихъ
другомъ, помощникомъ, совѣтникомъ и руководителемъ во всемъ,
что нужно знать сельчанину въ его домашнемъ и общественномъ,
хозяйственномъ и моральномъ обиходѣ. Точно также и въ своей
«Книгѣ для учащихъ» (т. е. ^Руководствѣ къ «Нашему Другу»)
онъ видитъ передъ собою народныхъ педагоговъ со всѣми возмож-
ными съ ихъ стороны промахами, ошибками, увлеченіями и откро-
веніями, — и, какъ опытный руководитель, предупреждаетъ все это.
«Нашъ Другъ» барона Корфа восполнилъ собою тотъ пробѣлъ
въ нашей школьной литературѣ, который такъ остро чувствовалъ
К. Д. Ушинскій, понимавшій недостаточную примѣненность своего
«Дѣтскаго Міра» и «Родного Слова» къ особенностямъ и потреб-
ностямъ народной школы и стремившійся написать особую учебную
книгу спеціально для народной школы. Не такъ однако взглянула

на это дѣло кабинетная петербургская педагогическая критика.
Какъ это ни конфузно и ни прискорбно, но находились и такіе па-
тентованные педагоги, люди, претендующіе на имя въ дѣлѣ народ-
наго образованія, которые пытались поставить въ вину «Нашему
Другу» все то, что составляетъ специфическую отличительную его
черту отъ названныхъ выше руководствъ Ушинскаго, въ чемъ за-
ключается спеціальная приспособленность этой книги къ потреб-
ностямъ народной школы. Для этой послѣдней (въ смыслѣ учащихъ
и учащихся) она дѣйствительно является «Другомъ» въ полномъ
смыслѣ слова: все содержаніе и построеніе этой книги продиктовано
не одною только глубокою изученностью дѣла, но и горячею лю-
бовью и къ тѣмъ, которые учатся, и къ тѣмъ, которые учатъ. Тутъ
буквально нѣтъ статейки, въ обработкѣ которой вы не чувство-
вали-бы заботы барона Корфа о томъ, чтобы она была понятна,
интересна и полезна учащимся, и о томъ, чтобы она не затруднила
учащихъ. Во всѣхъ случаяхъ, гдѣ только учащій могъ-бы спот-
кнуться и заблудиться, — на выручку является ему «Другъ» и
указываетъ, какъ съ успѣхомъ пройти опасное мѣсто.
Къ сожалѣнію, все это проглядѣла патентованная кабинетная
педагогическая критика. Она не проявила ничего самостоятельнаго,
непосредственнаго. Впрочемъ она и не могла проявить этого, такъ
какъ въ ту пору, когда появился «Нашъ Другъ », но было еще
установлено учебной программы народной школы, не успѣла еще
окончательно установиться практика только налаживавшихся учи-
тельскихъ семинарій. И то, и другое баронъ Корфъ опережалъ
своею книгою, предрѣшая, такъ сказать, ихъ постановку.
Въ отношеніи къ «Нашему Другу» со стороны нѣкоторыхъ изъ
вліятельныхъ петербургскихъ педагоговъ дѣло не обошлось и безъ
значительной доли двоедушіи: въ глаза они говорили барону Корфу
о его дѣятельности и печатныхъ трудахъ одно, а за глаза стара-
лись показывать и проводить совсѣмъ другое. Вотъ особенно ха-
рактерный фактъ въ этомъ отношеніи.
Одинъ изъ видныхъ петербургскихъ педагоговъ, съ вліятельнымъ
служебнымъ положеніемъ, писалъ изъ Петербурга, въ ноябрѣ мѣсяцѣ
1870 года, барону Корфу между прочимъ слѣдующее:
«На всемъ протяженіи обширной Россіи нѣтъ другого человѣка,
который-бы съ той-же энергіей и успѣхомъ, подобно вамъ, тру-
дился-бы въ воздѣлываніи большого и долго заброшеннаго, а по-
тому заросшаго сорными травами поля нашей народной культуры.
Много еще потребно труда и усилій, чтобы совершить этотъ трудъ,
и нельзя не выразить при этомъ сожалѣнія, что мало существуетъ
общенія и содружества между служителями этой миссіи. Будемъ

надѣяться на лучшее будущее... Какъ жаль, что вы не здѣсь (хотя,
собственно говоря, вы вездѣ нужны и прежде всего въ васъ сила и
жизнь руководимаго и созданнаго вами дѣла въ вашемъ краѣ): за-
сѣданія с.-петербургскаго педагогическаго общества въ настоящее
время весьма интересны, и оно нынѣ особенно нуждается въ дѣя-
телѣ съ вашею опытностью и компетентностью, такъ какъ пренія
послѣднихъ засѣданій затронули самыя живыя и, надо сказать, да-
леко не вполнѣ рѣшенныя проблемы относительно нашей народной
школы, которая вамъ такъ хорошо и спеціально извѣстна. Мнѣ
приходитъ на мысль, нельзя-ли устроить дѣло хотя посредствомъ
письменныхъ сношеній — по поводу рефератовъ, — это конечно об-
ществомъ примется съ благодарностью. Мнѣ кажется, что можно-бы
даже было, — разумѣется, если ваши, столь многосложныя, за-
нятія позволятъ, — прислать письменные тезисы, поручить ихъ за-
щиту и развитіе въ засѣданіяхъ кому-либо изъ членовъ общества
^на что напримѣръ всегда согласенъ съ удовольствіемъ). Я говорю
это, имѣя въ виду, что общество наше безспорно много теряетъ,
не имѣя возможности непосредственно пользоваться трудами одного
изъ компетентнѣйшихъ своихъ членовъ — по самому важному изъ
спеціальныхъ вопросовъ педагогіи.»
Авторъ этого сердечнаго письма, вполнѣ отвѣчавшаго при-
томъ дѣйствительному положенію вещей, въ скоромъ времени
внесъ въ педагогическое общество докладъ по поводу книги барона
Корфа «Нашъ Другъ». Въ этомъ докладѣ — увы! — авторъ письма
не сообщалъ уже обществу педагоговъ, что «на всемъ простран-
ств Россіи нѣтъ другого человѣка», съ такою-же «энергіею н
успѣхомъ», «опытностью и компетентностью». Напротивъ, онъ трак-
туетъ о «Нашемъ Другѣ» съ высоты величія и ничѣмъ неоправ-
дываемаго самомнѣнія. Въ общемъ однако отзывъ былъ вполнѣ бла-
гопріятенъ для труда барона H. A. Корфа, хотя въ немъ невольно
бросается въ глаза такая странная постановка критики, что выдви-
гается на первый планъ самъ докладчикъ, его «энергія» и «компе-
тентность», а вовсе не баронъ Корфъ и его прекрасный трудъ. Но это
еще куда бы ни шло: главное-же въ томъ, что докладчикъ вслѣдъ за
тѣмъ помѣстилъ въ одномъ изъ педагогическихъ журналовъ статью,
въ которой разногласитъ съ сущностью своего-же доклада.
Озадаченный такою тройственностью отношенія къ себѣ со
стороны одного и того-же лица, баронъ H. A. Корфъ обратился въ
Петербургъ за разъясненіями. Лицо, стоявшее въ то время во главѣ
педагогическаго общества, въ отвѣтномъ своемъ письмѣ барону
Корфу между прочимъ говоритъ:
«Ваше недоумѣніе относительно разногласія между тезисами,
поставленными въ педагогическомъ обществѣ, и содержаніемъ статьи,
помѣщенной въ журналѣ (мы пропускаемъ названіе журнала, фа-
милію докладчика, равно какъ и автора цитируемаго отвѣтнаго

письма барону Корфу), — раздѣляютъ многія лица въ Петербургъ*.
Въ самомъ дѣлѣ, не понятно преднамѣренное искаженіе однихъ
фактовъ и умолчаніе о другихъ. Гдѣ-же нужно искать причины
подобнаго разногласія, — положительно сказать трудно; вѣроятно она
лежитъ съ одной стороны въ вашихъ личныхъ отношеніяхъ съ нѣ-
которыми господами, a съ другой — въ отсутствіи литературной до-
бросовѣстности этихъ нѣкоторыхъ лицъ, пишущихъ и псчатающихъ
свои писанія. Протоколъ педагогическаго общества выражаетъ то.
что было въ засѣданіи общества. Слѣдовательно, педагогическое об-
щество сдѣлало свое дѣло. Если-же въ настоящее время появляются
уколы тупыхъ булавокъ, — вы должны переносить ихъ, потому что
не присылаете статей въ «Семью и Школу» и «Народную Школу».
Значитъ, вы — врагъ изданіямъ, живущимъ жизнью, бѣдною со-
держаніемъ.»
Эти «уколы тупыхъ булавокъ» послужили однако большимъ
соблазномъ для нѣкоторыхъ органовъ общей періодической печати.
Зато люди, непосредственно стоявшіе у дѣла народнаго образованія,
съ высокою похвалою отзывались объ этой книгѣ. Изъ многочислен-
ныхъ отзывовъ этого рода остановимся на двухъ слѣдующихъ,
какъ наиболѣе характерныхъ и выразительныхъ. Вотъ что писалъ
напримѣръ директоръ московской учительской школы, Цейдлеръ.
«При первой, появившейся въ «Голосѣ», хулѣ на «Нашего Друга»,
лінѣ хотѣлось, многоуважаемый Николай Александровичу заявить
и мое мнѣніе о томъ, что въ нашей педагогической литературѣ
нѣтъ ни одной книги, которую-бы можно было не только прирав-
нять, а хоть близко поставить къ «Нашему Другу» въ библіотекѣ
или въ классномъ столѣ народной школы. Если мы говоримъ о
необходимости образованія для народа, если заботимся объ устрой-
ства народныхъ школъ, то конечно потому только, что образова-
ніе, школа — самое сильное, самое лучшее средство для достиженія
важнѣйшей государственной цѣли — поднять уровень нравственнаго
развитія и улучшить матеріальный бытъ народа. Но гдѣ-же та книга,
которая-бы прямо вела къ этой цѣли? Только одна и есть — «Нашъ
Другъ». Указываютъ на книгу Водовозова, — но въ ней, какъ и во
многихъ такъ-называемыхъ «народныхъ» книжкахъ, есть нѣсколько
статей, которыми сумѣетъ воспользоваться хорошій учитель, т. е. —
учитель, какихъ почти нѣтъ въ нашихъ школахъ. Между тѣмъ «Нашъ
Другъ» удовлетворяетъ цѣли отъ первой страницы до послѣдней
и сподрученъ для каждаго мало-мальски грамотнаго крестьянина...
Ваши критики, не замѣчая существеннаго капитала въ «Нашемъ
Другѣ», тыкаютъ пальцами на мелочные недосмотры, чуть не на
опечатки.* (27 января 1872 года).
Въ заключеніе-же письма авторъ его говоритъ, что такія книги,
какъ «Русская начальная школа» и «Нашъ Другъ», «внушаютъ
каждому признательность,уваженіе и преданность». Заслуживаетъ
вниманія слѣдующій краткій, но выразительный отзывъ извѣстнаго
русскаго педагога И. Ѳ. Рашевскаго, стоявшаго въ ту пору во главѣ
с.-петербургской земской учительской семинаріи.

«Считаю необходимымъ передать вамъ, — писалъ онъ, между
прочимъ барону Корфу, - что мнѣ пришлось быть свидѣтелемъ очень
хорошихъ успѣховъ учениковъ, занимавшихся по книгѣ с Нашъ
Другъ». Значеніе «Нашего Друга», яубѣдился въ этомъ, въ настоя-
щее время велико у насъ именно потому, что въ этой книгѣ не
только находится извѣстный матеріалъ, пригодный для народной
школы, но и разъясненъ учителю способъ передачи учебнаго ма-
теріала: взявъ вашу книгу sa руководство, учитель народной школы
знаетъ, что дѣлать и какъ, и не теряется въ пустыхъ опытахъ, часто
кончающихся ничѣмъ.» (14 мая 1872 года).
Пока нѣкоторые изъ вліятельныхъ педагоговъ, мучимые за-
вистью къ авторитету, всероссійскому вліянію и успѣху барона
Корфа, изощрялись то въ общей, то въ педагогической печати отно-
сительно «уколовъ тупыхъ булавокъ», школьная практика дѣлала
свое дѣло. Новыя и новыя изданія «Нашего Друга» на-расхватъ
расходились одно за другимъ. Всего по 1893 годъ «Нашего Друга»
разошлось 16 изданій^/Но и этого значительнаго распространенія
нельзя еще назвать максимальнымъ, т. е. какимъ оно могло-бы
быть, еслибы съ нимъ не случалось странностей совершенно курьез-
наго свойства. Конечно-же «Нашъ Другъ», вскорѣ послѣ выхода
его, былъ одобренъ «учеными» и «учебными» комитетами всевоз-
можныхъ вѣдомствъ и министерствъ. Тѣмъ не менѣе съ нимъ слу-
чались слѣдующіе, совершенно необъяснимые, курьезы. Корфъ
усиленнѣйшимъ образомъ работалъ надъ улучшеніемъ своей книги,
соотвѣтственно росту народной школы и ея потребностей, и не вы-
пустилъ въ свѣтъ двухъ одинаковыхъ изданій ея. Между тѣмъ слу-
чалось такъ, что предыдущія изданія попадали въ каталогъ книгъ,
одобренныхъ министерствомъ народнаго просвѣщенія для народныхъ
школъ, a послѣдующія — не попадали. Такъ это между прочимъ
случилось и съ десятымъ изданіемъ «Нашего Друга», значительно
переработаннымъ, которое не попало въ каталогъ министерства и
потому могло быть допущено только въ библіотеки народныхъ
школъ. Было-ли это продолженіемъ и послѣдствіемъ того «двое-
душія», которое такъ характерно проявилось при критической оцѣнкѣ
«Нашего Друга», или дѣло объяснялось слѣпою случайностью, —
трудно рѣшить. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что указанное не-
доразумѣніе значительно затормозило распространеніе книги.
Тѣмъ не менѣе все, что вышло изъ-подъ пера барона Корфа и
продолжало выходить, находило большой сбытъ. Такъ, въ 1872 году
онъ выпустилъ небольшую книгу «Малютка». Въ послѣдующихъ
изданіяхъ «Нашего Друга» весь учебный матеріалъ, заключав-
шійся въ «Малюткѣ», вошелъ въ него. Это однако не помѣшало

единственному изданію «Малютки» въ 25,000 экземпляровъ разой-
тісь начисто.
Въ числѣ первой серіи книгъ, выпущенныхъ въ свѣтъ барономъ
Н. А. Корфомъ, есть и еще очень важная книга — «Наше школь-
ное дѣло». Но о ней мы скажемъ нѣсколько ниже, такъ какъ не-
обходимо предварительно ознакомиться съ нѣкоторыми обстоятель-
ствами изъ жизни и дѣятельности барона Корфа.
VII.
Заслуги и черная неблагодарность.
Баронъ H. A. Корфъ, какъ центръ дѣятельности по народному
образованію. — Письма попечителя Кавказскаго учебнаго округа,
г. Я. Невѣрова. — Отзывъ Д. Д. Семенова о школахъ барона Н. А.
Корфа и его дѣятельности. — Признательность интеллигентной части
русскаго общества къ барону Н. А. Корфу и пребываніе его въ
Петербургъ. — Жестокій ударъ и всеобщее сочувствіе.
Благодаря барону Корфу, въ исходѣ 60-хъ и 70-хъ годовъ
Александровскій уѣздъ, Екатеринославской губерніи, сталъ своего
рода педагогическою Меккою въ отношеніи собственно народнаго
образованія. Туда не только обращались за совѣтами и указаніями
земскіе дѣятели по школьной части, тамъ не только искали при-
бѣжища и помощи молодые люди, желавшіе потрудиться на пользу
народнаго образованія, — туда обращались также и крупные адми-
нистраторы по учебной части, и лица, пользовавшійся большою
педагогическою извѣстностью, — чтобы умудриться примѣромъ и
опытомъ барона Н. А. Корфа въ дѣлѣ народнаго образованія и
достигаемыми имъ прекрасными результатами. Онъ сталъ .центромъ
всей дѣятельности но народному образованію въ Россіи.
Какъ извѣстно, за кавказскимъ учебнымъ округомъ прочно
сохраняется репутація одного изъ самыхъ гуманныхъ, дѣятельныхъ
и производительныхъ районовъ въ учебно-воспитательномъ отно-
шеніи. Въ этомъ до-реформенномъ краѣ съ давнихъ поръ уже до-
вольно значительные успѣхи дѣлаетъ и народное образованіе.
Всѣмъ этимъ кавказскій округъ очень много обязанъ той дѣльной
закваскѣ, которая была положена въ бытность тамъ попечителемъ
учебнаго округа Невѣрова. Этотъ просвѣщенный и энергиче-
скій администраторъ съ искреннимъ увлеченіемъ отнесся къ начи-

наніямъ барона H. A. Корфа и задался цѣлью воспринять отъ него
и цѣликомъ насадить у себя на Кавказѣ все, что есть хорошаго
въ созданной барономъ Корфомъ организаціи народнаго образова-
нія. И онъ блестяще осуществилъ эту цѣль за свой страхъ и рискъ,
не стѣсняясь никакимъ формализмомъ.
Между барономъ Корфомъ и Невѣровымъ завязалась боль-
шая переписка, растянувшаяся года на четыре, чрезвычайно ха-
рактерная для Невѣрова, какъ талантливаго администратора, и
для дѣла барона Корфа. Вотъ нѣкоторыя черты изъ этой пере-
писки. Въ оффиціальномъ напримѣръ письмѣ отъ 18-го марта
1869 г. попечитель кавказ. учебн. округа говоритъ барону Корфу:
«Изъ моей долгой педагогической дѣятельности я вынесъ убѣж-
деніе, что, безъ правильной подготовки учителей для начальныхъ
и вообще нисшихъ учебныхъ заведеній, развиваемое въ высшихъ
слояхъ общества просвѣщеніе никогда не можетъ проникнуть въ
нисшіе его слои, а всегда будетъ поверхностно и односторонне,
потому что лишится самыхъ питательныхъ соковъ, которые оно
можетъ черпать только въ непосредственно народной средѣ. При
такомъ убѣжденіи естественно, что я съ особеннымъ вниманіемъ
слѣдидъ за вашею благотворною и просвѣщенною дѣятельностью
на поприщѣ народнаго образованія. Не смотря на открытіе въ
окрестностяхъ Тифлиса правильной учительской семинаріи, носящей
названіе Александровской учительской школы, я счелъ необходи-
мымъ, для удовлетворенія насущной потребности обученія, прибѣ-
гать къ тѣмъ-же мѣрамъ, какія были съ успѣхомъ принимаемы и
вами, какъ-то: съѣзды начальныхъ учителей и проч.»
Въ другомъ, тоже оффиціальномъ, письмѣ Невѣровъ говоритъ:
«Приношу вамъ мою искреннѣйшую благодарность sa письмо
ваше отъ 15 мая и присланный мнѣ вмѣстѣ съ нимъ «отчетъ» вашъ,
который я прочелъ съ особеннымъ вниманіемъ и самымъ теплымъ
сочувствіемъ къ благимъ результатамъ столь блистательно начатаго
вами важнаго дѣла. Честь и слава вамъ: вы доказали, что пра-
вильная школа возможна на русской почвѣ и что народъ не только
не чуждается ея, но вполнѣ ей сочувствуетъ. Вмѣстѣ съ симъ я
дѣлаю распоряженіе, чтобы всѣ начальныя училища ввѣреннаго мнѣ
округа были снабжены изданнымъ вами руководствомъ къ обуче-
ніи) грамотѣ, а также экземпляромъ вашего отчета, который слу-
житъ наилучшимъ комментаріемъ къ этому руководству... Я полу-
чилъ извѣстіе, что проэктъ мой объ открытіи второй учительской
семинаріи въ моемъ округъ поступаетъ въ государственный совѣтъ
и будетъ утвержденъ въ началѣ слѣдующаго года. Тотчасъ по по-
лученіи утвержденія я непремѣнно командирую будущаго дирек-
тора въ вашъ уѣздъ для ознакомленія съ вашими школами. Руко-
водитель будущихъ народныхъ учителей долженъ на мѣстѣ озна-
комиться съ правильною русскою школою и изучить всѣ особен-
ности и условія ея быта. Я надѣюсь, что вы и училищный совѣтъ
не откажете въ содѣйствіи этому лицу. Прилагая при семъ для

васъ, баронъ, экземпляръ моего отчета за минувшій годъ, я покор-
нѣйше прошу у васъ извиненія въ томъ, что, не спросивъ вашего
позволенія, я напечаталъ въ моихъ циркулярахъ извлеченіе изъ
вашего письма ко мнѣ. Я придаю оченъ большую цѣну столь лю-
безно предлагаемому вами обмѣну мыслей въ такомъ общемъ дѣлѣ, —
и радъ былъ случаю, предоставленному мнѣ письмомъ вашимъ,
чтобъ показать моимъ сослуживцамъ, что въ реформахъ, мною вво-
димыхъ, я нахожу сочувствіе и готовность содѣйствія въ васъ, —
въ лицѣ, на дѣлѣ доказавшемъ возможность существованія у насъ
правильной школы.» (14 августа 1869 г.)
Новая учительская семинарія, о которой писалъ барону Корфу
попечитель кавказскаго учебнаго округа, — Кубанская. Директоръ
ея — извѣстный русскій педагогъ, Д. Д. Семеновъ, который и посѣ-
тилъ школы Александровскаго уѣзда весною 1871 года. Вотъ что
писалъ по этому поводу барону Корфу попечитель кавказскаго
учебнаго округа, Невѣровъ, отъ 11-го декабря 1871 года:
«Я только что прочелъ оффиціальный отчетъ Д. Д. Семенова
о командировкѣ его въ Александровскій уѣздъ и, подъ вліяніемъ
впечатлѣнія, произведеннаго на меня подробнымъ описаніемъ того,
что видѣлъ Семеновъ у васъ, берусь за перо, чтобы выразить вамъ,
баронъ, глубокое сочувствіе къ вашей общественной дѣятельности,
поистинѣ заслуживающей уваженія не отдѣльныхъ только симпа-
тизирующихъ вамъ лицъ, но и всего народа русскаго, которому
вы показали возможность существованія въ средѣ его правильной
школы. Благодаря вашему благому примѣру, теперь смѣло можно,
съ полною надеждою на успѣхъ, приниматься за великое дѣло на-
роднаго образованія.»
Далѣе въ письмѣ говорится о намѣреніи попечителя команди-
ровать въ Александровскій уѣздъ весною 1872 года инспектора
народныхъ училищъ Ставропольской губерніи.
Отчетъ Д. Д. Семенова о командировкѣ былъ напечатанъ въ
январьской книжкѣ циркуляровъ по кавказскому учебному округу
за 1872 годъ. Кромѣ того г. Семеновъ подѣлился съ публикою
своими впечатлѣніями отъ этой командировки и въ періодической
печати. Описаніе г. Семеновымъ этой поѣздки, появившееся въ «На-
родной Школѣ» за 1871 и 1872 года («Педагогич. очерки школъ
Александровскаго уѣзда»), почти совпало съ извѣстною уже чита-
телямъ статьею г. Кашина, командированнаго московскими коми-
тетами грамотности. Такъ какъ отъ появленія «Педагогическихъ
очерковъ» г. Семенова отдѣляетъ насъ періодъ времени болѣе чѣмъ
въ 20 лѣтъ, то мы предпочитаемъ ограничиться небольшою вы-
держкою изъ другой статьи Д. Д. Семенова — «Баронъ Николай
Александровичъ Корфъ», помѣщенной въ брошюрѣ «Русскіе педа-
гогическіе дѣятели», вышедшей въ свѣтъ въ 1887 году*

«Хотя прошло тому около 15-ти лѣтъ, — вспоминаетъ Д. Д. Се-
меновъ въ позднѣйшей своей статьѣ о поѣздкѣ для осмотра школъ
барона H. А. Корфа, — но я живо припоминаю первую встрѣчу мою
съ H. А. Отыскивая школы въ уѣздѣ въ апрѣлѣ 1871 года по
грязнымъ до-нельзя дорогамъ, я случайно попалъ въ село Маіор-
ское, гдѣ ждали пріѣзда барона для ревизіи школы.
Тутъ я встрѣтилъ уже попечителя школы, изъ мѣстныхъ по-
мѣщиковъ, мирового посредника, члена училищнаго совѣта, заѣз-
жаго учителя изъ Харькова, священника и учителя школы; возлѣ
школы толпились крестьяне. Наружность школы немногимъ отли-
чалась отъ малороссійской хаты зажиточнаго крестьянина: та-же
бѣлая мазанка, та-же соломенная крыша; но школа особнякомъ на
холмѣ; возлѣ школы небольшой садикъ, обработанный учителемъ и
учениками. Внутренность школы поражала поистинѣ праздничнымъ
видомъ. Стѣны и потолокъ были выбѣлены; глиняный полъ чистъ
и политъ водою во избѣжаніе пыли; по стѣнамъ развѣшаны кар-
тины, преимущественно изъ Священной исторіи; въ углу — образъ;
на передней стѣнѣ — портретъ Государя и часы; на столѣ разложены
тетради и рисунки дѣтей; дѣти сидѣли чинно, въ ожиданіи Я. А.:
всѣ они были умыты и гладко причесаны, въ чистыхъ рубашкахъ
или свиткахъ, и всѣ въ сапогахъ; передъ каждымъ ученикомъ
лежало новое перо и поллиста бѣлой бумаги. Подобную обстановку
школы я видѣлъ потомъ и въ другихъ школахъ, гдѣ и не ожидали
ревизора. Но вотъ пробило два часа, — время, назначенное Корфомъ
для пріѣзда. Вдали послышался колокольчикъ; всѣ встрепенулись;
пріѣхалъ H. А., усталый, изнуренный, обрызганный грязью, въ про-
стой телѣгѣ, на обывательской тройкѣ, объѣздившій безъ отдыха
почти всѣ школы своего участка и уже утромъ успѣвшій обреви-
зовать одну школу. Въ какія - нибудь 5 — 10 минутъ Я. A. успѣлъ
наскоро перекусить, привести себя въ порядокъ и вошелъ въ
школу бодрымъ и свѣжимъ. Вошли въ школу и отцы. На привѣт-
ствіе Корфа: "здравствуйте, хлопцы!», дѣти радостно закричали:
«здравствуйте и вы, Николай Александровича» Видно было, что
дѣти хорошо знаютъ своего гостя. Послѣ привѣтствія, дѣти согласно
пропѣли молитву: «Достойно есть». Въ этомъ пѣніи участвовали:
священникъ, учитель и самъ H. A. Затѣмъ начался экзаменъ, ко-
торый продолжался три часа. Самъ H. A. изложилъ дѣтямъ раз-
сказъ для письменной работы, самъ спрашивалъ по всѣмъ предме-
тамъ, не исключая Закона Божія и славянскаго чтенія, самъ пере-
смотрѣлъ всѣ письменныя работы дѣтей, ихъ тетради и рисунки и,
найдя все въ порядкѣ, присудилъ учителю высшую награду отъ
земства, въ 100 рублей. Что чувствовали отцы, видя и слыша все
это, — рѣшить трудно. A видѣли и слышали они, что дѣти ихъ въ
какія нибудь три зимы научились молиться Богу, толково переда-
вали разсказы ивъ Священной исторіи, бойко читали по-русски и
славянски, умѣли грамотно написать слышанное, рѣшали задачи,
надъ которыми задумывались отцы, да еще умѣли начертить планъ
хаты, мельницы, разбить поле на десятины; знали о полезныхъ д
вредныхъ животныхъ, насѣкомыхъ и растеніяхъ. И таковы были
всѣ 70 школъ уѣзда.»

Сославшись затѣмъ на извѣстную уже читателямъ статью г.
Кашина о несчастномъ положеніи школъ Александровскаго уѣзда
въ до-реформенное время, Д. Д. Семеновъ продолжаетъ:
«Не то мы видимъ черезъ пять лѣтъ по вступленіи барона
Корфа въ члены училищнаго совѣта. Вмѣсто двухъ сносныхъ школъ,
въ уѣздѣ открывается до 70 прочно организованныхъ, обезпечен-
ныхъ въ матеріальномъ отношеніи, съ приспособленными къ ученію
школьными зданіями, съ дѣльными учителями, съ хорошими учеб-
никами, наглядными пособіями, библіотеками и книжными складами.»
Кромѣ указанныхъ командировокъ отъ кавказскаго учебнаго
округа, къ барону Корфу были и еще двѣ: командировка учителя
образцовой школы кубанской учительской семинаріи, выписаннаго
изъ Петербурга, человѣка опытнаго уже въ преподаваніи, и инспек-
тора народныхъ училищъ Кубанской области. Сообщая объ этихъ
новыхъ командировкахъ барону H. А. Корфу отъ 12-го февраля
1872 года, Д. Д. Семеновъ между прочимъ писалъ ему:
«Вѣроятно оба они съѣдутся у васъ въ одно и то-же время
(около начала марта) притомъ въ самое благопріятное время, когда
вы обыкновенно дѣлаете весенніе объѣзды и ревизіи школъ. Было-бы
особеннымъ счастьемъ для нихъ обоихъ и для кубанской семина-
ріи въ особенности, еслибы вы, Николай Александровичъ придали
своимъ объѣздамъ тотъ-же характеръ, который имѣли эти объѣзды,
когда я посѣщалъ ваши школы, т. е. не только-бы производили
общія испытанія, но и взяли-бы на себя трудъ дать образцовые
уроки по всѣмъ предметамъ обученія, заставили-бы, какъ моего
образцоваго учителя, такъ и своихъ учителей дать по нѣскольку
пробныхъ уроковъ, и въ заключеніе показали-бы, какъ совмѣстно,
съ тремя отдѣленіями, долженъ заниматься учитель втеченіи цѣ-
лаго дня. Въ заключеніе я былъ-бы весьма признателенъ вамъ,
еслибы вы откровенно написали мнѣ о томъ, чего еще не достаетъ
для будущаго моего образцоваго учителя.»
По поводу приведенныхъ цитатъ изъ статьи и письма Д. Д.
Семенова, необходимо замѣтить, что онѣ принадлежатъ педагогу
большой школы и высокой пробы, т. е. бывшему сподвижнику К. Д.
Ушинскаго въ его преобразовательной дѣятельности по Смольному
институту, — человѣку, не мало потрудившемуся надъ подготовле-
ніемъ учителей для среднеучебныхъ заведеній въ бывшихъ «Педа-
гогическихъ курсахъ» при второй с.-петербургской военной гимна-
зіи, справедливо пользовавшихся большимъ уваженіемъ и давшихъ
Россіи не мало весьма дѣльныхъ педагоговъ, и впослѣдствіи став-
шему однимъ изъ руководителей по начальному образованію въ Пе-
тербургѣ. Одно уже это избавляетъ насъ отъ необходимости вда-
ваться въ перечень описаній другихъ лицъ, посѣтившихъ школы

барона H. А. Корфа, видѣвшихъ на мѣстѣ и работу школы, и
дѣятельность самого барона Корфа. Слѣдуетъ однако сказать, что
всѣ они въ одинъ голосъ свидѣтельствуютъ о блистательномъ по-
рядкѣ и благоустройствѣ школъ, стройномъ и отчетливомъ ходѣ
занятій въ нихъ, законченности и прочности организаціи. Словомъ,
это — въ полномъ смыслѣ образцовыя школы, полно обставленныя.
Слишкомъ 20 лѣтъ тому назадъ, эти школы, помимо разумныхъ
учителей и всѣхъ необходимыхъ учебныхъ пособій, имѣли еще и
«садики», и «библіотеки», и «книжные склады», тогда какъ боль-
шинство не только тогдашнихъ, но и нынѣшнихъ народныхъ школъ
все еще не можетъ добиться этихъ необходимыхъ при нихъ учреж-
деній, а то такъ испытываетъ даже горькую нужду и въ хорошихъ
пособіяхъ, и въ дѣльныхъ учителяхъ.
Заслуживаетъ особеннаго вниманія, что даже лица, обладавшій
обширными обще-педагогическими познаніями и большою опыт-
ностью въ веденіи школьнаго дѣла вообще, тѣмъ но менѣе находили
для себя чему учиться у барона Корфа въ отношеніи собственно
народнаго образованія, его организаціи, постановки и веденія, и со-
вѣтовали отправляться къ нему учиться другимъ лицамъ, тоже
<свѣдущимъ и опытнымъ въ школьномъ дѣлѣ. Это само собою сви-
дѣтельствуетъ о большой трудности дѣла народнаго образованія и
оттѣняетъ значеніе той заслуги барона Корфа передъ всей Россіей,
которую онъ оказалъ отечеству, какъ новаторъ, организаторъ и
пламенный пропагандистъ великаго дѣла просвѣщенія народа.
Но какъ бы не довѣряя себѣ, какъ бы желая еще болѣе укрѣ-
питься во всѣхъ своихъ начинаніяхъ въ области народнаго образо-
ванія, баронъ Н. А. Корфъ, не смотря на многосложность прямыхъ
-своихъ обязанностей, предпринялъ еще объѣздъ"и осмотръ длин-
наго ряда учебныхъ заведеній, представлявшихъ какую-нибудь ха-
рактерную особенность по своей организаціи и постановкѣ. Со МНО-
ГИМИ ИЗЪ дѣятелей этихъ учебныхъ заведеній баронъ Корфъ велъ
дѣятельную переписку, — и они усиленно звали его, желая услы-
шать отъ него авторитетную оцѣнку, Въ 1871 — 72 годахъ баронъ
Корфъ посѣтилъ: элементарную школу Ильиныхъ въ Николаевѣ,
начальныя и воскресныя народныя училища города Харькова, а
также и находящуюся тамъ частную воскресную женскую школу,
основанную дамскимъ кружкомъ и находящуюся подъ главнымъ ру-
ководствомъ извѣстной дѣятельницы по народному образованію
X. Д. Алчевской; фабричную школу братьевъ Милютиныхъ подъ
Москвою; воскресныя школы московскаго общества распростра-
ненія техническихъ знаній; школу оборвышей Е. И. Чертковой въ

Петербургъ1; женскіе педагогическіе курсы II. И. Чепелевской въ
Москвѣ; новгородскую и московскую земскія учительскія семи-
наріи; наконецъ комиссаровскую техническую школу въ Москвѣ.
Эта масса осмотрѣнныхъ разнородныхъ заведеній была тщательно
изучена имъ и описана въ рядѣ статей, органически связанныхъ
между собою, хотя и помѣщенныхъ въ разныхъ періодическихъ из-
даніяхъ: въ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ», «Вѣстникѣ Евро-
пы», «Семьѣ и Школѣ» и «Народной Школѣ». Помимо собственно
педагогическаго значенія этихъ статей, въ смыслѣ указанія на хо-
рошія и неудовлетворительный стороны осмотрѣнныхъ учебныхъ
заведеній, онѣ представляютъ большой интересъ для оцѣнки той
эпохи, такъ какъ заключаютъ въ себѣ прекрасный анализъ замѣ-
чательнаго частнаго и общественнаго почина въ дѣлѣ учрежденія
самыхъ разнообразныхъ школъ: начальныхъ, воскресныхъ, фабрич-
ныхъ, техническихъ, спеціально-рисовальныхъ, школъ для оборвы-
шей и наконецъ семинарій для подготовленія народныхъ учителей
и учительницъ. Ничего этого не было раньше: все это какъ бы
само собою явилось по почину городовъ и земствъ, частныхъ лицъ
и обществъ. Русское общество поняло свою отсталость въ дѣлѣ
образованія массы и видимо торопилось наверстать потерянное вре-
мя. Это напряженное состояніе общества прекрасно очерчено ба-
рономъ Корфомъ, попутно указывающимъ, какъ поставлена загра-
ницей та или другая отрасль содѣйствія массѣ населенія въ дѣлѣ
образованія и чего не достаетъ намъ въ томъ или иномъ отношеніи.
Статьи эти были собраны въ одно и дополнены еще слѣдую-
щими статьями, въ разное время появившимися въ печати: «Бытъ
крестьянъ, какимъ онъ отражается въ письменныхъ упражненіяхъ
учениковъ сельскихъ школъ», «Объ инспекціи народныхъ училищъ»,
«Учительскіе съѣзды», «Программа народной школы», «Земскія учи-
тельскія семинаріи», «Учительскія семинаріи» и «Объ обязатель-
ности обученія въ Россіи». Въ общемъ составилось такимъ обра-
зомъ объемистая книга — «Наше школьное дѣло». Авторъ скромно
назвалъ ее «Сборникомъ статей по училищевѣдѣнію», но это вовсе
не случайныя, отрывочныя статьи, а органически связанныя между
собою, въ смыслѣ детальнаго разъясненія и яркаго освѣщенія, что
все будущее нашего народнаго образованія всецѣло зависитъ отъ
способовъ и средствъ проявленія общественнаго почина и самодѣя-
тельности, отъ условій развитія и самоусовершенствованія народной
школы, учительскихъ семинарій и другихъ воспособляющихъ учеб-
ныхъ заведеній въ дѣлѣ образованія массы населенія. «Наше школь-
ное дѣло» существенно дополняетъ извѣстный уже читателямъ

трудъ барона Корфа по училищевѣдѣнію «Русскую начальную
школу» въ бытовомъ, законодательномъ, дидактическомъ и обще-
ственномъ отношеніи. Оба названныхъ труда, въ общей ихъ сово-
купности, весьма полно обнимаютъ собою теоретическую и практи-
ческую стороны училищевѣдѣнія у насъ, въ Россіи, давая вмѣстѣ
съ тѣмъ и необходимое освѣщеніе этого дѣла за границей.
Такая энергическая, разносторонняя и плодотворная дѣятель-
ность барона Н. А. Корфа была оцѣнена интеллигентною частью
русскаго общества съ большою признательностью. Въ 1870 году
напримѣръ петербургское педагогическое общество избрало его
своимъ почетнымъ членомъ. Въ 1871 году московскій университетъ
и московскій комитетъ грамотности также избрали его въ почетные
свои члены. Во время пріѣзда барона Корфа въ Петербургъ, въ
исходѣ 1871 года, у него установились тѣсныя и дружественныя
отношенія со всѣми лучшими представителями педагогической дѣя-
тельности въ столицѣ. Не говоря уже о торжественномъ чествова-
ніи его педагогическимъ обществомъ, какъ своего почетнаго члена,
онъ былъ оффиціально приглашенъ въ засѣданіе педагогическихъ
курсовъ при П-й с.-петербургской военной гимназіи. Въ присутствіи
великой княгини Евгеніи Максимиліановны онъ давалъ уроки въ
острожной женской школѣ, въ образцовой школѣ учительской се-
минаріи петербургскаго воспитательнаго дома, въ частной воскрес-
ной школѣ и многихъ другихъ учебныхъ заведеніяхъ. Кромѣ того
онъ имѣлъ свиданіе съ Головнинымъ, предшественникомъ графа
Толстого по управленію министерствомъ народнаго просвѣщенія,
графомъ С. Г. Строгоновымъ и многими другими лицами, прояв-
лявшими живой интересъ къ дѣлу народнаго образованія и желав-
шими ближе познакомиться съ педагогическими его воззрѣніями.
Заслуживаетъ также вниманія и слѣдующій эпизодъ изъ этой
поѣздки барона Корфа въ Петербругъ. Еще въ 1870 году онъ по-
лучилъ отъ графа Д. А. Толстого, бывшаго въ то время министромъ
народнаго просвѣщенія, письмо съ выраженіемъ «искренней благо-
дарности» за присылку ему, «при письмѣ», книги «Русская началь-
ная школа». Собственноручнымъ-же письмомъ 27 ноября 1871 года
графъ Д. А. Толстой пригласилъ барона Н. А. Корфа «пожаловать
къ нему откушать 28-го ноября въ 6 часовъ». Въ этотъ день онъ
имѣлъ продолжительную бесѣду съ министромъ о положеніи и нуж-
дахъ народнаго образованія, о задачахъ и условіяхъ его органи-
заціи. Въ то время, какъ извѣстно, графъ Д. А. Толстой самъ силь-
но склонялся въ пользу введенія обязательнаго обученія въ Рос-
сіи. Немудрено поэтому, если изъ собесѣдованія съ Толстымъ ба-

ронъ Корфъ вынесъ увѣренность, что невѣжеству русскаго народа
насталъ конецъ, что правительство рѣшилось, не щадя никакихъ
средствъ, идти по пути народнаго образованія.
Вообще послѣ поѣздки въ Петербургъ, котораго баронъ Корфъ
прямо-таки не любилъ, онъ возвратился въ свой родной уѣздъ съ
самыми лучшими надеждами и ожиданіями, но здѣсь его ожидало
жестокое разочарованіе. Темная мѣстная землевладѣльческая сила
не пожелала имѣть барона Н. А. Корфа своимъ гласнымъ и забал-
лотировала его на земскихъ выборахъ. Вотъ что между прочимъ
писалъ онъ отъ 1-го іюня 1872 года но этому поводу X. Д. Алчев-
ской, съ которою находился въ дѣятельной и дружеской перепискѣ-
< 20-го мая я торжественно забаллотированъ въ уѣздные глас-
ные двумя третями голосовъ на избирательномъ съѣздѣ землевла-
дѣльцевъ Александровскаго уѣзда. Нечего удивляться тому, что
могла собраться шайка негодяевъ и пожелать посредствомъ балло-
тировки избавиться отъ честнаго человѣка. Огорчаетъ меня не эта
шайка, а то безучастное отношеніе къ вопіющей наглости, отно-
шеніе къ ней со стороны 5 — 6 лицъ, считавшихся порядочными и
теперь не только позволившихъ баллотировать себя послѣ того, что
въ лицѣ моемъ дана пощечина всѣмъ слугамъ дѣла, но и не про-
молвившихъ ни одного слова протеста. Нужно вамъ знать, что я
былъ 6 лѣтъ гласнымъ, секретаремъ собранія въ 6 сессіяхъ, три
года членомъ ревизіонной коммиссіи, три года предсѣдателемъ съѣз-
да мировыхъ суде а, 5 лѣтъ членомъ училищнаго совѣта, всѣ эти
должности я отправлялъ безвозмездно и пожертвовалъ за все время
въ пользу кассы школъ уѣзда болѣе 5,000 р. сер. Не стану су-
дить о томъ, принесъ-л и я какую нибудь пользу, но всѣ признаютъ,
что я трудился на пользу земства съ самоотверженіемъ. Теперь
меньшинство, считающее себя прогрессивнымъ (человѣкъ 5), не
только не мѣшало шайкѣ выбросить за бортъ слугу дѣла, но изъ
зависти и тщеславія, желая попасть въ гласные, старались друже-
ственно относиться къ шайкѣ, владѣвшей выборами, и по возмож-
ности не только не обнаруживать солидарности со мною, но и не
подходить ко мнѣ въ залѣ, для того, чтобы не повредить себѣ въ
глазахъ шайки. Но откуда-же эта шайка? Она сформирована ста-
ринными завистниками моими и однимъ господиномъ, который, по
моей иниціативѣ, не избранъ вновь въ мировые судьи, успѣвши
вооружить противъ себя все населеніе своею судебной) деятель-
ностью. Итакъ, повторяю, что огорчаетъ меня безучастное отно-
шеніе къ дѣлу со стороны людей, которымъ я вѣрилъ, которыхъ я
считалъ годными для дѣла и которые оказались тряпицами. Впро-
чемъ и тутъ были отрадныя исключенія: всѣ члены училищнаго
совѣта объявили, послѣ моей баллотировки, что считаютъ sa позоръ
дозволить баллотировать себя; впрочемъ и то нужно сказать, что
еслибы они допустили баллотировку, то ихъ бы прокатили непре-
мѣнно, такъ какъ баллотировалось то дѣло, которому они служили
вмѣстѣ со мною. Тѣмъ не менѣе я убѣжденъ въ томъ — и это меня
утѣшаетъ, — что въ средѣ земскихъ людей, послѣ того, что я вте-

ченіи 6 лѣтъ распинался за общее благо, нашлось три честныхъ
человѣка, три члена училищнаго совѣта, которые не съумѣли от-
нестись холодно и равнодушно къ мерзости, происшедшей на вы-
борахъ. Итакъ, нашего училищнаго совѣта и меня въ совѣтѣ съ
сентября этого года не существуетъ. Въ виду того, что на учи-
тельскій съѣздъ потребовалось бы издержать 1,200 руб. сер., мы не
рѣшились произвести этого расхода, не увѣренные въ сочувствіи
ему со стороны плательщиковъ и будущихъ руководителей училищ-
наго дѣла, и съѣздъ, предполагавшійся на 8-е сентября, отмѣненъ.
Само собою разумеется, что я не перестану служить дѣлу народ-
наго образованія словомъ и дѣломъ въ тѣхъ мѣстностяхъ Россіи,,
гдѣ пожелаютъ услугъ моихъ, и въ печати. Само собою разумѣется,
что я не только не закрою той народной школы, попечителемъ
которой я состою, но постараюсь увеличить затрату на нее и раз-
вить ее; но въ уѣздѣ дѣятельность моя окончена: опытъ состоялся;
найдутся люди, то будетъ и дѣло, если не теперь, то со временемъ.
Въ скоромъ времени ожидаютъ отдѣленія части территоріи Але-
ксандровскаго уѣзда къ Маріупольскому, куда отойдетъ и мое
имѣніе; тогда будутъ новые выборы въ гласные въ обоихъ уѣздахъ,
Александровскомъ и Маріупольскомъ; я буду баллотироваться въ
послѣднемъ и, если изберутъ, опять готовъ служить народной школѣ,
хотя здоровье мое, т. е. нервы, и крайне разстроено. Впрочемъ
будущее впереди, a въ настоящемъ совершился фактъ, еще разъ
доказавшій мнѣ, что у насъ человѣку прогрессивному нельзя раз-
считывать не только на большинство, но даже и на меньшинство.
Тѣмъ дороже для меня тѣ немногіе друзья за предѣлами уѣзда,
которыми я обладаю.»
«Друзей» однако оказалось у барона Н. А. Корфа несрав-
ненно больше, чѣмъ онъ думалъ. Въ печати дружно раздался крикъ
негодованія по поводу самодурно-самоуправнаго поступка земле-
владѣльцевъ Александровскаго уѣзда, проявившихъ самую низкую
и черную неблагодарность къ общественнымъ заслугамъ барона
Корфа, успѣвшимъ уже получить общерусскую извѣстность и заслу-
жившимъ признательность со стороны цѣлаго ряда ученыхъ корпо-
рацій, наиболѣе компетентныхъ въ вопросахъ образованія. Со всѣхъ
концовъ Россіи онъ былъ заваленъ самыми горячими сочувствіями
по поводу постигшей его непріятности и обиды. Тутъ были письма
педагоговъ, частныхъ лицъ и общественныхъ учрежденій. Всѣ въ
одинъ голосъ признали, что та часть александровскаго дворянства,
которая забаллотировывала барона Корфа, положила «черные
шары» самой-же себѣ, — въ глазахъ всей мыслящей Россіи навсегда
осудила и опозорила себя, доказавъ лишь умственное и нравственное
убожество свое, непониманіе и недостоинство, неспособность стоять
на высотѣ общественнаго служенія. Вотъ, напримѣръ, что писалъ ба-
рону Корфу извѣстный педагогъ, Евтушевскій:
«Извѣстіе, прочтенное мною изъ газетъ, о сюрпризѣ, устроен-

номъ александровскому училищному совѣту, сначала меня сильно
поразило; но потомъ, вспомнивъ, что мы живемъ еще пока въ ди-
кихъ дебряхъ, гдѣ встрѣчается больше звѣрей. нежели людей, я
успокоился, такъ какъ различные курьезы на Руси довольно часты.
Съ своей-же стороны я имѣю только къ вамъ, многоуважаемый
Николай Александровичъ, большую просьбу: не смотря на пошлости,
васъ окружающія, и несправедливости, которыми вамъ платятъ за
великое, честное и доброе ваше дѣло, не бросайте этого дѣла. По-
вѣрьте, что есть гораздо больше такихъ людей, которые благодарятъ
васъ душевно теперь и всегда будутъ чтить вашу память, какъ че-
ловѣка, дѣйствительно сдѣлавшаго доброе дѣло.» (14 іюня 1872 г.)
Мотивъ этого письма изъ Петербурга замѣчательно совпадаетъ
съ мотивомъ адреса бахмутскаго уѣзднаго училищнаго совѣта ба-
рону Корфу по поводу его забаллотировки. Правильно охарактери-
зовавъ значеніе его дѣятельности, какъ для цѣлаго уѣзда, такъ и
для всей Россіи, бахмутскій училищный совѣтъ говоритъ далѣе въ
своемъ адресѣ:
«Фактъ, такъ неожиданно совершившійся 20-го мая 1872 года,
ясно говоритъ самъ за себя, и особенно онъ понятенъ для насъ.
служащихъ и трудящихся на одномъ съ вами многотрудномъ по-
прищѣ начальнаго народнаго образованія.... Совершившееся у васъ
событіе не могло не произвести на вашу благородную душу впе-
чатлѣніе самое тяжкое не въ смыслѣ личной обиды и оскорбленія,
a въ виду тѣхъ важныхъ и - великихъ по своимъ послѣдствіямъ
потерь, которыя въ подобныхь случаяхъ и при подобныхъ обстоя-
тельствахъ терпитъ нашъ простой народъ.»
Выразивъ затѣмъ увѣренность, что баронъ Корфъ «снисходи-
тельно отнесется къ дѣлу, которое совершилось и можетъ повто-
риться подъ вліяніемъ непреодолимыхъ еще обстоятельствъ самаго
грустнаго свойства», бахмутскій училищный совѣтъ продолжаетъ:
«Оставшіяся при васъ и съ вами неотъемлемо Богомъ данныя
вамъ геніальныя способности и практическій вѣрный взглядъ на
дѣло начальнаго образованія, ваше въ немъ особое умѣнье, этотъ
внутренній, счастливый, стройный порядокъ душевныхъ вашихъ
силъ въ состояніи явить нашему краю и всему отечеству, что для
истиннаго гражданина, истиннаго сына отечества не сильны преграды,
воздвигаемыя иногда по недоразумѣнію, а иногда и по другимъ
причинамъ.»
Но у барона Корфа нашлись «друзья» не только «за предѣла-
ми», но и въ предѣлахъ уѣзда. Забаллотированный дворянами, онъ
былъ выбранъ въ земскіе гласные изъ пяти избирательныхъ уѣзд-
ныхъ крестьянскихъ съѣздовъ въ трехъ съѣздахъ, и притомъ пода-
вляющимъ большинствомъ голосовъ. Фактъ тѣмъ болѣе отрадный
и назидательный, что онъ произошелъ не только безъ малѣйшей
агитаціи со стороны барона Корфа, но даже и при отсутствіи его въ
Александровскомъ уѣздѣ, такъ какъ немедленно послѣ забалло-

тированія на съѣздѣ землевладѣльцевъ онъ уѣхалъ по дѣламъ въ
Екатеринославъ.
Указанное единодушіе крестьянъ въ избраніи барона Корфа въ
гласные вызвало задушевный откликъ со стороны попечителя кав-
казскаго учебнаго округа, Невѣрова, который все еще находился
съ нимъ въ дѣятельныхъ сношеніяхъ, продолжая командировать въ
Александровскій уѣздъ новыхъ и новыхъ дѣятелей по народному
образованію, такъ какъ отъ такихъ командировокъ была явная
польза для успѣховъ народнаго образованія на Кавказѣ. Въ письмѣ
отъ 3-го іюля 1872 года Невѣровъ, выражая барону H. А. Корфу
«глубочайшую благодарность» за ту «предупредительность», съ ко-
торою онъ знакомилъ кавказцевъ съ устройствомъ своихъ школъ и
ихъ ходомъ, а также и за «чисто-русское радушіе», говоритъ далѣе:
«При этомъ случаѣ позволяю себѣ высказать то душевное на-
слажденіе, съ которымъ я прочелъ въ газетахъ извѣстіе, что если
васъ не пожелали или не умѣли оцѣнить помѣщики, то единодуш-
ный выборъ васъ крестьянами въ свои представители ясно пока-
залъ, что благотворная ваша дѣятельность на пользу народнаго
просвѣщенія вполнѣ оцѣнена народомъ русскимъ. А это — не сомнѣ-
ваюсь въ томъ — въ глазахъ вашихъ и всѣхъ понимающихъ и сочув-
ствующихъ вамъ конечно выше и дороже всего. Да дастъ вамъ
Богъ силы и здоровья трудиться на этомъ поприщѣ, на которомъ
вы стяжали вполнѣ заслуженное вами сочувствіе и уваженіе.»
Единодушіе, съ которымъ крестьяне избирали барона Корфа
(конечно не безъ противодѣйствія со стороны тайныхъ его недобро-
желателей), — фактъ единственный въ лѣтописяхъ нашего обще-
ственнаго управленія, и притомъ въ высшей степени поучитель-
ный. Крестьяне очевидно понимали, за что именно выбираютъ они
барона Корфа, для чего собственно необходимъ онъ имъ, какъ
гласный земства. Значитъ, у крестьянъ было уже сознательное
отношеніе къ народному образованію, — была органическая связь
съ народными школами, насажденными неусыпными трудами и за-
ботами барона Н. А. Корфа.

VIII.
Пребываніе заграницей.
Переѣвдъ барона Корфа заграницу и дѣйствительныя причины пе-
реѣзда. — Служеніе дѣлу русскаго народнаго образованія изъ загра-
ницы. — Ошибка біографовъ барона Корфа въ оцѣнкѣ его дѣятель-
ности во время пребыванія заграницей. — «Руководство къ нагляд-
ному обученію» и «Исторія Востока, Греціи и Рима — для обученія
и самообразованія». — Женевская семейная школа барона Корфа и
личныя его дѣла. — Избраніе въ почетные члены женевскою акаде-
міею наукъ.
Блестящее избраніе барона И. А. Корфа на трехъ крестьян-
скихъ съѣздахъ не только затмило и посрамило недостойную вы-
ходку со стороны крупныхъ землевладѣльцевъ, но и дало ему
должное нравственное удовлетвореніе. Значеніе этого удовлетворе-
нія было тѣмъ полнѣе, что, — какъ мы знаемъ уже, — оно было
поддержано дружнымъ сочувствіемъ всей мыслящей части русскаго
общества. Тѣмъ не менѣе баронъ Корфъ въ 1872 году прервалъ
свою дѣятельность въ Александровскомъ уѣздѣ, уѣхалъ съ семей-
ствомъ въ Швейцарію, поселился въ Женевѣ и жилъ тамъ до
1880 года. Этотъ фактъ и при жизни, и послѣ смерти барона
Корфа остается неразъясненнымъ, почему и вся послѣдующая его
дѣятельность представляется невыясненною. Между тѣмъ разо-
браться въ причинахъ, побудившихъ барона Корфа на такой рѣз-
кій шагъ, вполнѣ возможно.
Нѣкоторые полагаютъ, что главной причиной обрыва барономъ
Корфомъ своей земской дѣятельности служитъ то «одиночество»,
въ которомъ онъ почувствовалъ себя въ своемъ родномъ уѣздѣ.
Конечно ему тяжело и горько было почувствовать это, но онъ былъ
уже слишкомъ опытенъ и закаленъ въ общественной дѣятельности,
чтобы смутиться одиночествомъ. Въ сущности и тогда, когда онъ
предпринималъ организацію народнаго образованія, и во все послѣ-
дующее время онъ всегда былъ одинъ, въ смыслѣ почина. Если
починъ этотъ приводилъ къ блестящимъ результатамъ, то это еще
вовсе не значитъ, будто бы успѣхъ давался барону Корфу безъ
борьбы. Напротивъ, въ имѣющейся напримѣръ въ нашемъ распо-
ряженіи перепискѣ барона Корфа сохранилась пачка писемъ, отъ
1867 до 1870 года, принадлежащихъ Ч — скому.
Даже теперь, спустя четверть вѣка уже, трудно читать безъ

негодованія эти письма, — такъ много въ нихъ сплетенъ, инси-
нуаціи, угрозъ, зависти, злобы и дерзости — по поводу притомъ
такого невиннаго факта, какъ открытіе русской школы въ одной
изъ нѣмецкихъ колоній. И это конечно только примѣръ, но не
исключеніе. Не слѣдуетъ забывать, что въ то время, какъ Алексан-
дровскій уѣздъ и нѣкоторыя другія мѣстности Имперіи, благодаря
земству, покрывались школами, въ другихъ мѣстахъ или бездѣй-
ствовали, или принимали даже мѣры противодѣйствія какому-бы
то ни было проявленію образованія. Такъ напримѣръ, Новомосков-
ска и Павлоградскій уѣзды, Екатеринославской-же губерніи,какъ
бы даже фрондировали своею постыдною бездѣятельностью вообще
и полнѣйшимъ игнорированіемъ народнаго образованія въ частно-
сти. Одинъ-же изъ корреспондентовъ барона Корфа, Н. Крыловъ,
въ письмѣ отъ 13-го октября 1869 года сообщалъ, что въ Алатырѣ,
Симбирской губерніи, одновременно были закрыты всѣ частныя
учебныя заведенія, при отсутствіи въ городѣ какихъ-бы то ни было
другихъ учебныхъ заведеній... И въ Александровымъ уѣздѣ такихъ
гонителей образованія было не занимать стать. Но баронъ Корфъ
умѣлъ, искренно или неискренно, ставить ихъ на свою сторону,
какъ онъ въ концѣ концовъ сдѣлалъ это и съ Ч—скимъ.
Онъ одержалъ также полную, блистательную побѣду и надъ всѣми
своими противниками но выборамъ 1872 года. Уже въ бытность
въ Женевѣ, въ 1873 году, онъ получилъ благодарственный адресъ
отъ Александровскаго училищнаго совѣта и такой-лес адресъ отъ
всего земскаго собранія этого-же уѣзда. Этотъ послѣдній адресъ
былъ составленъ но единогласному постановленію собранія, т. е.
при участіи тѣхъ-же самыхъ лицъ, которыя забаллотировали его.
Впослѣдствіи-же Александровское уѣздное земское собраніе, по
предложенію гласнаго Н. Карышева о необходимости привлечь
къ дѣлу народнаго образованія «человѣка, много потрудившаяся
на этомъ пути и могущаго научить многому другихъ», «встало и
единогласно» постановило: «Просить глубокоуважаемая барона
Корфа принять званіе почетнаго члена Александровскаго уѣзд-
наго училищнаго совѣта и войти съ ходатайствомъ въ министер-
ство народнаго просвѣщенія объ утвержденіи его въ этомъ званіи».
Къ этому нужно еще прибавить, что въ 1873 году барону
Корфу присуждена золотая медаль за его литературную и непосред-
ственную дѣятельность по народному образованію. Такимъ образомъ,
въ общей совокупности приведенныхъ фактовъ, нельзя не придти къ
выводу, что недостойныя выходки землевладѣльцевъ Александров-
скаго уѣзда способствовали лишь еще большему возвышенію барона

Корфа въ глазахъ общества, и онъ получилъ самое полное нрав-
ственное удовлетвореніе. Значитъ, со стороны неблагопріятнаго вы-
борнаго эпизода не могло быть препятствій къ продолженію баро-
номъ Корфомъ земской службы.
Точно также ошибочно думаютъ нѣкоторые, будто-бы однимъ
изъ главныхъ препятствій въ этомъ отношеніи было измѣненіе тер-
риторіальныхъ границъ между Александровскимъ и Маріуполь-
скимъ уѣздами. Положимъ, въ письмѣ изъ Женевы отъ 4-го іюня
1873 года баронъ Корфъ дѣйствительно говоритъ: «Въ настоящее
время я уже отрѣзанный ломоть отъ того дѣла, на которое пошли
лучшіе годы моей жизни: новыя границы уѣзда лишили меня оффи-
ціальнаго голоса въ Александровскомъ уѣздѣ». Но въ этомъ-же
письмѣ онъ прибавляетъ далѣе, что «различныя обстоятельства
побудили меня служить родному школьному дѣлу только пу-
темъ печати». Если знать ходъ школьнаго законодательства и
печатные труды барона Корфа, то «обстоятельства», на которыя
онъ ссылается, будутъ понятны сами собою. Разъяснить ихъ въ
высшей степени необходимо, такъ какъ такой почтенный земскій
дѣятель, какъ Гнѣдинъ, одинъ изъ лучшихъ и дѣятельнѣйшихъ
сподвижниковъ Корфа по народному образованію въ Александров-
скомъ уѣздѣ, очень грубо ошибся въ отношеніи истинныхъ моти-
вовъ отказа барона Корфа, сказавъ въ своихъ «Воспоминаніяхъ»,
законченныхъ еще въ 1879 году, между прочимъ слѣдующее:
"Своимъ отказомъ Корфъ оскорбилъ какъ общество, избрав-
шее его, такъ и самое дѣло, которому онъ служилъ. Если можно
оправдать отказъ Корфа, то развѣ тѣмъ, что забаллотировка сильно
потрясла его нервы и способствовала развитію его болѣзни — обра-
зованію желчныхъ камней. Но это стало извѣстно только впослѣд-
ствіи, вначалѣ-же его отказъ фраппировалъ всѣхъ благомыслящихъ
людей, и даже друзья Корфа не находили оправданія его поступку.»
Но если «друзья» были такъ не находчивы въ «оправданіи», то,
повторяемъ, «обстоятельства» даютъ Корфу самое полное и бле-
стящее не только оправданіе, но, — какъ не замедлимъ разъ-
яснить, — даже и одобреніе. Вотъ сущность дѣла.
«Положеніемъ о народныхъ училищахъ» 14-го іюня 1864 года
земскимъ учрежденіямъ была предоставлена полная самостоятель-
ность въ дѣлѣ народнаго образованія, такъ что даже выборъ пред-
сѣдателей училищныхъ совѣтовъ былъ предоставленъ земскимъ со-
браніямъ. Эта благоразумная децентрализація распорядительно-
исполнительной власти дала возможность къ проявленію на мѣ-
стахъ частнаго и общественнаго почина и самодѣятельности въ об-
ласти народнаго образованія, благодаря чему послѣднее и начал*

постепенно выходить въ земскихъ губерніяхъ изъ состоянія летар-
гія. Только въ силу предоставленной земству самостоятельности
баронъ Корфъ, не принадлежа къ патентованнымъ педагогамъ,
оставаясь простымъ земскимъ дѣятелемъ, могъ выступить въ роли
организатора разумной народной школы и дать толчокъ этому дѣлу
на всю Имперіи). Но затѣмъ обстоятельства круто измѣнились. Въ
началѣ 70-хъ годовъ послѣдовала инструкція инспекторамъ на-
родныхъ училищъ, какъ обязательное для всѣхъ распоряженіе.
Инструкція эта кореннымъ образомъ измѣняла весь порядокъ от-
крытія народныхъ школъ, завѣдыванія и руководства ими, какъ
это было установлено «Положеніемъ» 14-го іюня 1864 года. Строго
говоря, за земствомъ оставалось только право ассигнованія денегъ,
забота о помѣщеніи, отопленіи и освѣщеніи школъ, безъ всякаго
отношенія собственно къ учебно-воспитательной дѣятельности ихъ,
безъ права вліятельнаго голоса въ выборѣ, назначеніи и увольне-
ніи педагогическаго персонала народныхъ школъ.
Баронъ Корфъ первый почувствовалъ на себѣ послѣдствія но-
ваго порядка вещей: Въ инструкціи напримѣръ въ отношеніи съѣз-
довъ, говорится: «Въ случаѣ учрежденія съѣздовъ народныхъ учи-
телей, на инспектора возлагается какъ наблюденіе за ихъ дѣй-
ствіями, такъ и сообщеніе имъ надлежащихъ совѣтовъ, указаній и
наставленій». Руководствуясь буквой инструкціи, администрація
одесскаго учебнаго округа не разрѣшила въ 1871 году барону
Корфу руководить съѣздомъ народныхъ учителей Александровскаго
уѣзда. Такимъ образомъ то самое лицо, которое впервые пропаган-
дировало въ Россіи идею съѣздовъ и практически осуществило ихъ,
годичные «Отчеты» котораго, а также и инструкціи народнымъ учи-
телямъ печатались на страницахъ <Журнала министерства народ-
наго просвѣщенія>, — это лицо оказалось безправнымъ въ дѣлѣ,
созданномъ его умомъ и энергіей, съ громадной пользой и славой
руководимомъ имъ втеченіи цѣлаго ряда лѣтъ. Какъ бы для на-
гляднаго подтвержденія несправедливости такого порядка дѣла,
произошелъ слѣдующій фатальный случай. Съѣздъ, долженствовав-
ши состояться въ Александровскомъ уѣздѣ подъ руководствомъ
народнаго инспектора, не могъ состояться по причинѣ его смерти. И
баронъ Корфъ, самостоятельно, въ силу полномочій земства сзывав-
ши прежде съѣзды мѣстныхъ народныхъ учителей, теперь уже не
имѣлъ права сдѣлать этого въ виду инструкціи, такъ какъ онъ былъ
не инспекторомъ народныхъ училищъ, а только членомъ училищ-
наго совѣта, хотя въ этой скромной роли онъ, можно сказать, ру-
ководилъ народнымъ образованіемъ во всей Имперіи, и кънемупрі-

ѣзжали учиться не только инспекторы народныхъ училищъ, но и
лица, руководившія обученіемъ и воспитаніемъ народныхъ учителей.
Со вступленіемъ въ силу инструкціи инспекторамъ народныхъ
училищъ, у барона Корфа выпало изъ рукъ живое дѣло народнаго
образованія, въ смыслѣ непосредственнаго служенія, которому онъ
отдавался вполнѣ беззавѣтно, съ такимъ самоотверженіемъ. Въ
роли простого земскаго дѣятеля, т. е. члена училищнаго совѣта,
за нимъ, согласно «Положенію о народныхъ училищахъ», остава-
лось право «наблюденія за преподаваніемъ»; но, по инструкціи
инспекторамъ, «всѣ преподаватели народныхъ училищъ состоятъ
въ учебномъ отношеніи подъ ближайшимъ надзоромъ инспектора»,
которому вдобавокъ предоставлена также полная власть въ отно-
шеніи опредѣленія, перемѣщенія и увольненія народныхъ учите-
лей. Понятно поэтому, что какъ-бы ни «наблюдалъ за препода-
ваніемъ» членъ училищнаго совѣта, но каждый изъ учителей
будетъ рабски послушенъ тому, что прикажетъ ему инспекторъ.
Все это было разъяснено въ свое время барономъ Корфомъ въ
періодической печати, въ статьяхъ: «Объ инспекціи народныхъ учи-
лищъ» и «Учительскіе съѣзды», которыя и вошли въ книгу его
«Наше школьное дѣло». Заглянувъ въ эти статьи, полныя жизнен-
наго интереса и значенія до нашихъ дней, каждый легко можетъ
убѣдиться, что еще за долго до баллотировочная эпизода баронъ
Корфъ совершенно ясно понималъ критическое положеніе своей
земской дѣятельности по народному образованію. Хотя первона-
чальное «Положеніе о народныхъ училищахъ» и оставалось не
отмѣненнымъ, но уже не доставало, такъ сказать, физическаго
мѣста для проявленія земской дѣятельности барона Корфа въ фак-
тически-существовавшихъ прежде ея размѣрахъ. Въ дѣлѣ, само-
стоятельно созданномъ, направляемомъ п руководимомъ, ему при-
ходилось смотрѣть изъ чужихъ рукъ, занять положеніе зависимое,
подневольное, быть въ роли опекаемаго, испрашивать разрѣшеній.
И еслибы не случилось такой метаморфозы, гидра темной силы
Александровскаго уѣзда никогда не рискнула-бы взять подъ со-
мнѣніе дѣло народнаго образованія, не стала-бы баллотировать
этого дѣла въ лицѣ барона Корфа. По своей безупречной честно-
сти, по своей энергіи и умственному превосходству, по тому гро-
мадному вліянію, которое болѣе и болѣе завоевывалъ себѣ баронъ
Корфъ, онъ съ первыхъ дней своей общественной дѣятельности
былъ глубоко ненавистенъ для мѣстной темной силы. Не занимая
никакихъ платныхъ должностей по земству, служа ему своею го-
ловою, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ уничтожалъ въ самомъ зародышѣ ма-

лѣйшее поползновеніе съ чьей-бы то ни было стороны къ обраще-
нію земства въ «общественный пирогъ». А такими именно пополз-
новеніями и была проникнута «гидра». Но баронъ Корфъ былъ не-
уязвимъ, пока оставался подъ защитою «Положенія» 14-го іюля
1864 года въ отношеніи народнаго образованія. И какъ только
«Положеніе» не въ состояніи уже было болѣе ограждать именно
дѣла рукъ барона Корфа, на него и набросилась темная сила,
увлекшая своимъ теченіемъ людей индифферентныхъ и малодуш-
ныхъ. И хотя онъ одержалъ полную и блистательную побѣду въ
общемъ результатѣ выборовъ въ земскіе гласные, тѣмъ не ме-
нѣе ясно было, что въ рукахъ его противниковъ остается са-
мое сильное орудіе противъ него — самоуправное ломанье и ко-
верканье созданнаго имъ дѣла народнаго образованія, — чего они
не смѣли дѣлать раньше, но въ чемъ онъ теперь не властенъ
былъ уже помѣшать имъ, такъ какъ не его уже просвѣщен-
ный авторитетъ, a санкція и усмотрѣніе народнаго инспектора бу-
дутъ руководить дѣломъ. Оберегая судьбу дорогого ему дѣла, онъ
отказался отъ него, и тѣмъ дѣйствительно спасъ его. Какъ удо-
стовѣряетъ Д. Т. Гнѣдинъ въ своихъ «Воспоминаніяхъ», «весь по-
рядокъ, заведенный Корфомъ, поддерживался на томъ лишь осно-
ваніи, что, дескать, мы и безъ Корфа справимся. Дѣйствительно,
uo народному образованію земство не только не уменьшало ассиг-
новки, но даже прибавляло». Но не то конечно было-бы, еслибы
баронъ Корфъ оставался при дѣлѣ. Значитъ, отказъ барона Корфа,
выходъ его изъ земства есть своего рода самоотверженіе и заслу-
живаетъ высокаго одобренія.
Таковы дѣйствительныя причины переѣзда барона Корфа за-
границу, въ Женеву, съ,октября 1872 года, гдѣ онъ и прожилъ
около 8 лѣтъ, съ кратковременными пріѣздами въ Россію. Такъ
оборвалась безпримѣрно блестящая и производительная дѣятель-
ность этого великаго и даровитаго общественнаго работника на
пользу общерусскаго народнаго образованія. Тяжелъ и мучителенъ
былъ этотъ перерывъ для барона Корфа не только въ смыслѣ устра-
ненія отъ общественной дѣятельности, которой такъ жаждала его
энергическая, широко одаренная натура, но даже и въ смыслѣ по-
тери подъ ногами русской почвы, такъ какъ онъ былъ «почвенни-
комъ» самой «чистой воды» и высокой пробы. Вотъ что говоритъ
онъ напримѣръ о себѣ въ своихъ «Посмертныхъ Запискахъ»:
«Сознаюсь, что тосковалъ я за украинскими степями не только
въ Петербургъ, отталкивающемъ и однообразіемъ природы, и кли-
матомъ, и еще кое-чѣмъ, но изъ Женевы, гдѣ, стоя на берегу жи-

вописнѣйшаго озера, не могъ я не признавать того, что куда-же
равняться съ такою красавицею моей унылой и часто непригляд-
ной южно-русской степи, но родная мнѣ эта послѣдняя, и не про-
мѣняю ее ни на лазуревую воду Роны, ни на позолоченныя захо-
дящимъ солнцемъ снѣжныя вершины.»
Чтобы заглушить эту естественную тоску по родинѣ, баронъ
H. A. Корфъ съ необычайною энергіею принялся за перо на пользу
излюбленнаго имъ школьнаго дѣла. Какъ видно изъ письма его
къ X. Д. Алчевской отъ 8-го мая 1873 года, за 6 1/2 мѣсяцевъ пре-
быванія его въ Женевѣ, онъ написалъ: три статьи для «Вѣстни-
ка Европы», три статьи для «Народной Школы», семь статей для
«Недѣли» и 18 «Писемъ на родину» въ «С.-Петербургскія Вѣдо-
мости». Все это, въ общей сложности, составляетъ болѣе 20 пе-
чатныхъ листовъ, всецѣло посвященныхъ Россіи и русскому школь-
ному дѣлу, такъ сильно нуждавшемуся въ просвѣщенномъ руко-
водствѣ и такъ кстати продолжавшему получать его отъ барона
Корфа, оказавшагося «волею судебъ» не у дѣлъ.
Энергически отзываясь по поводу практическаго хода русскаго
школьнаго дѣла и движенія законодательства по этому предмету,
баронъ Корфъ занялся вмѣстѣ съ тѣмъ и систематическимъ озна-
комленіемъ русской публики, путемъ печати, съ современнымъ со-
стояніемъ народнаго образованія заграницей. Дѣльныя, страстныя,
блестящія статьи его по этому предмету были впослѣдствіи собраны
имъ, нѣсколько переработаны примѣнительно къ педагогическому
отдѣлу всемірной парижской выставки 1878 года и изданы въ
1879 году отдѣльною брошюрою, подъ заглавіемъ: «Итоги народ-
наго образованія въ европейскихъ государствахъ». Нужно замѣ-
тить при этомъ, что баронъ Корфъ еще раньше посѣтилъ вѣнскую
всемірную выставку, происходившую въ, 1873 году, и подробно
описалъ ее въ свое время въ «Вѣстникѣ Европы». Разсматривая
педагогическій отдѣлъ парижской выставки 1878 года, онъ оцѣ-
ниваетъ его по сравненію съ соотвѣтствующими отдѣлами на преж-
нихъ выставкахъ, начиная со второй парижской, въ 1867 году, на
которой впервые состоялась попытка организовать международное
педагогическое состязаніе. Въ виду ?того, «Итоги народнаго обра-
зованія», представляя объемистую брошюру, плотно напечатанную,
даютъ очень яркую и выразительную картину положенія, хода и
условій дѣятельности народнаго образованія не въ одной только
Европѣ, но на всемъ бѣломъ свѣтѣ до Австраліи и Сандвичевыхъ
острововъ включительно. Въ этомъ отношеніи названная брошюра
имѣетъ незамѣнимое значеніе въ нашей школьной литературѣ.
Именно потому, что баронъ Корфъ документально зналъ все,

что касается дѣла народнаго образованія и отчетливо понималъ
отсталость Россіи въ этомъ отношеніи по сравненію съ другими на-
родами и странами, — онъ съ такою страстью относился къ этому
дѣлу первостепенной государственной важности, беззавѣтно и без-
раздѣльно отдавался ему и писалъ о немъ не иначе, какъ сокомъ
своихъ нервовъ...
Порвавъ непосредственную связь съ русскою народною школою,
онъ сосредоточилъ свое вниманіе главнымъ образомъ на устраненіи,
путемъ печати, всѣхъ тѣхъ погрѣшностей и недоразумѣній, кото-
рыя такъ или иначе могли помѣшать правильному ходу народнаго
образованія. Одна за другою выходили изъ подъ его пера горячія
статьи, посвященныя дѣйствительно животрепещущимъ вопросамъ
въ этой области. То онъ съ увлеченіемъ доказываетъ и разъяс-
няетъ необходимость согласованія интересовъ общаго и приклад-
ного первоначальнаго образованія, такъ чтобы эти отрасли не
смѣшивались въ одну, а развивались-бы самостоятельно и парал-
лельно. То онъ пламенно привѣтствовалъ и пропагандировалъ
крестьянскія школки грамотности, справедливо видя въ нихъ воз-
можность выдѣленія простой грамоты въ самостоятельную отрасль
первоначальнаго обученія, которое несомнѣнно можетъ быть по-
ставлено какъ обязательное обученіе даже и при нашихъ скудныхъ
государственныхъ и общественныхъ матеріальныхъ средствахъ. Но
главною темою статей Корфа за этотъ періодъ времени было
отстаиваніе земскихъ правъ въ дѣлѣ народнаго образованія.
Поводомъ къ этому послужило новое положеніе о народныхъ
училищахъ, т. е. уставъ 1874 года, окончательно уже уничтожив-
шій тотъ порядокъ отношенія земства къ народному образованію, ко-
торый первоначально былъ установленъ «Положеніемъ» 14-го іюля
1864 года. Произошло то именно, что предвидѣлъ баронъ Корфъ
двумя годами раньше и противъ чего энергически предостерегалъ.
Дѣло, начатое инструкціею инспекторамъ народныхъ училищъ,
было завершено уставомъ. Теперь уже земства не избирали болѣе
предсѣдателей училищныхъ совѣтовъ, такъ какъ обязательными
предсѣдателями были предводители дворянства. Земство оконча-
тельно было отдано въ опеку мѣстной администраціи по народному
образованію, такъ что, безъ вѣдома и разрѣшенія послѣдней, не
смѣло даже разсылать по своимъ народнымъ школамъ книгъ и
учебныхъ пособій, хотя-бы даже и одобренныхъ спеціально для
этой цѣли. Въ большомъ рядѣ статей (напримѣръ: «Народная школа
въ рукахъ крестьянскаго земства», «Объ инспекціи народныхъ
училищъ», «Учители и помощники» и друг.) баронъ Корфъ фактами

доказывалъ, неблагопріятное вліяніе новаго порядка вещей и
прозорливо предсказывалъ возможность совершенно индифферент-
наго отношенія общества къ этому животрепещущему дѣлу первѣй-
шей государственной важности. Впослѣдствіи эти и другія статьи
барона Корфа вышли въ свѣтъ отдѣльною книгою — «Наши педа-
гогическіе вопросы» (1882 г.), о которой мы скажемъ нѣсколько
ниже.
Оглядываясь на обширную, разностороннюю, очень отзывчивую
литературную дѣятельность барона Корфа во время пребыванія его
заграницей, нельзя не согласиться, что онъ по прежнему и всецѣло
продолжалъ служить интересамъ Россіи и русскаго просвѣщенія,
какъ обѣщалъ это въ извѣстномъ уже намъ письмѣ къ г-жѣ Ал-
чевской. Въ этомъ-же письмѣ онъ между прочимъ высказалъ
увѣренность, что, «имѣя время для литературныхъ занятій», онъ
принесетъ «печатнымъ словомъ больше пользы Россіи», чѣмъ преж-
нею своею дѣятельностью. Хотя отстраненіе барона Корфа отъ не-
посредственнаго служенія народному образованію и было несомнѣн-
нымъ ущербомъ для послѣдняго, тѣмъ не менѣе, оставаясь загра-
ницею, онъ, съ перомъ въ рукахъ, продолжалъ приносить весьма су-
щественную пользу. Добровольный эмигрантъ будилъ во всей Россіи
интересъ къ народному образованію и въ этомъ направленіи руко-
водилъ общественнымъ мнѣніемъ съ такою твердостью, постоян-
ствомъ и успѣхомъ, какъ никто никогда. Благодаря именно этому,
не только въ печати и обществѣ ощущалось біеніе школьной идеи,
но и самое дѣло народнаго образованія, несмотря на неблагопріят-
ный оборотъ въ его постановкѣ, продолжало шириться и расти,
улучшаться, совершенствоваться во всѣхъ отношеніяхъ, при дѣя-
тельномъ участіи земства, остававшагося вѣрнымъ традиціямъ
«Положенія» 14-го іюля 1864 года, наперекоръ всевозможнымъ
«препонамъ» и противодѣйствіямъ. Заглянувъ въ «Земскіе Ежегод-
ники», въ «Извлеченія изъ всеподданнѣйшихъ отчетовъ министра
народнаго просвѣщенія» и въ школьную статистику центральнаго
комитета, не трудно убѣдиться, что именно 70-е годы были време-
немъ наибольшаго развитія у насъ дѣла народнаго образованія. И
мы обязаны этимъ какъ первоначальному энергическому толчку,
данному барономъ H. A. Корфомъ, въ пору дѣятельности его въ
Александровскомъ уѣздѣ, такъ и еще болѣе той энергіи и бдитель-
ности, съ которыми онъ слѣдилъ за народнымъ образованіемъ во
все послѣдующее время — съ перомъ въ рукахъ.
Говоря — «еще болѣе», мы нисколько не рискуемъ впасть въ
преувеличеніе. Установленный министерствомъ народнаго просвѣ-

щенія контроль за народнымъ образованіемъ былъ крайне односто-
ронне принятъ и примѣненъ во многихъ мѣстахъ, съ явнымъ ущер-
бомъ для успѣховъ народнаго образованія. Дѣло напримѣръ дохо-
дило даже до того, что нѣкоторые изъ инспекторовъ оффиціально
требовали, чтобы учителя народныхъ училищъ «передъ каждымъ
урокомъ составляли конспектъ и подшивали его къ дѣлу», чтобы
они «не смѣли возбуждать никакихъ вопросовъ изустно, при посѣ-
щеніи училища инспекторомъ, но обращали ихъ къ нему не иначе,
какъ письменно». Мало того: въ одномъ изъ учебныхъ округовъ
послѣдовало распоряженіе, чтобы «учителя въ особой книгѣ еже-
дневно выставляли баллы или отмѣтки (отъ 0 до 5) всѣмъ учени-
камъ за ихъ успѣхи», что физически даже невозможно въ народной
школѣ и совсѣмъ ужъ не педагогично. Наконецъ взаимныя отно-
шенія между земствомъ и мѣстною учебною администраціей) обостря-
лись иногда до такой степени, что возникали даже спеціальныя
«дѣла о пререканіяхъ» управы съ учебною администраціей). И
«пререканія» эти бывали весьма существеннаго свойства. Инспек-
торы иногда своею властью ограничивали число учащихся въ шко-
лахъ 50 человѣками, не допуская почему-то пріема большаго ко-
личества даже и въ томъ случаѣ, еслибы фактически была дока-
зана способность учителя вести школу съ большимъ числомъ уча-
щихся. Переводя учителей съ мѣста на мѣсто, безъ объясненія
даже причинъ, они десятками увольняли ихъ отъ должности, со-
вершенно игнорируя при этомъ практикою доказанную педагогиче-
скую правоспособность увольняемыхъ и руководствуясь лишь от-
сутствіемъ оффиціальнаго свидѣтельства на званіе народнаго учи-
теля, котораго (т. е. свидѣтельства) не имѣлъ, какъ извѣстно, и
баронъ H. A. Корфъ — этотъ учитель русскихъ народныхъ учителей.
Случалось, что школы подолгу оставались безъ книгъ и учебныхъ
пособій, такъ какъ нѣкоторые изъ инспекторовъ ставили непре-
мѣннымъ требованіемъ, чтобы ни одна книга, хотя-бы и одобренная
спеціально для народныхъ училищъ, не поступала туда безъ над-
писи на ней инспектора. Земскіе тюки съ книгами для народныхъ
школъ тысячъ на 5 — G рублей направлялись предварительно къ
инспектору, и у него образовывалась чудовищная залежь школь-
ныхъ учебниковъ и книгъ. Антагонизмъ между земствами и учеб-
ною администраціей) доходилъ до того, что инспекторы отрицали
право земства хотя бы на простое ознакомленіе съ годовыми ихъ
отчетами — и отказывались сообщать ихъ земству.
Эти и подобные имъ факты, съ точнымъ обозначеніемъ мѣстно-
стей, времени и дѣйствующихъ лицъ, читатели найдутъ въ книгѣ

барона Корфа — «Наши педагогическіе вопросы». Книга эта слу-
житъ воплощеніемъ того, какъ горѣла и болѣла душа Корфа о
невзгодахъ родного нашего школьнаго дѣла. Вмѣстѣ съ тѣмъ
книга эта представляетъ и вѣчный памятникъ талантливости, такта
и энергіи, съ которыми онъ боролся за дорогое ему дѣло. И — повто-
ряемъ — это была замѣчательно успѣшная борьба по практическимъ
ея результатамъ. Судя по характеру указанныхъ выше фактовъ,
дѣло повидимому принимало такой оборотъ, что народное образо-
ваніе могло даже окончательно затормозиться и заглохнуть; въ дѣй-
ствительности-же, — какъ сказано уже, — оно неуклонно шло впе-
редъ и разносторонне развивалось. И мы обязаны этимъ главнымъ
образомъ тому безпримѣрно пламенному увлеченію, съ которымъ
баронъ Корфъ будилъ и поддерживалъ въ обществѣ школьную
идею, — тому авторитету, съ которымъ онъ указывалъ на односто-
роннія увлеченія и ошибки, вредныя для дѣла, опираясь на глубо-
кое знаніе народнаго быта, условій нашей общественной дѣятель-
ности и положенія народнаго образованія въ западно-европейскихъ
государствахъ. Эти указанія, горячо и съ убѣжденіемъ высказан-
ныя, способствовали сглаживанію шероховатостей, порожденныхъ
невѣдѣніемъ и слишкомъ крайнимъ усердіемъ не по разуму, — и въ
результатѣ общерусской дѣятельности по народному образованію по-
лучился не минусъ, a плюсъ, при большомъ притомъ подъемѣ
интереса къ этому дѣлу во всей мыслящей части общества.
Эта заслуга со стороны барона Корфа на пользу просвѣщенія
Россіи не только не оцѣнена по достоинству его біографами, но къ
сожалѣнію даже вовсе затушевана ими. Если дѣятельность его во
время пребыванія заграницей не имѣетъ того блеска, которымъ
отличалась она раньше, то сущность и энергія этой дѣятельности
ни въ какомъ случаѣ не уступаютъ предшествовавшимъ его трудамъ.
Размѣры этой дѣятельности тоже поразительны.
Оторвавшись отъ непосредственнаго служенія народной школѣ
въ роли педагога, баронъ Корфъ не забылъ однако о текущихъ
ея нуждахъ и злобахъ. Тщательно перерабатывая каждое послѣ-
дующее изданіе «Нашего друга>, соотвѣтственно росту народной
школы и ея потребностей, онъ кромѣ того перевелъ «для семьи,
народной школы и реальнаго училища» капитальный трудъ Ф. Гар-
дера — «Руководство къ наглядному обученію», въ двухъ объеми-
стыхъ частяхъ. Это — цѣнный вкладъ въ нашу учебную литературу.
Значеніе «Руководства» баронъ Корфъ совершенно правильно
опредѣляетъ такъ:
«Эта книга, предлагая чрезвычайно обильный матеріалъ по

анатоміи, физіологіи, ботаникѣ, минералогіи, географіи, физикѣ,
при постоянномъ стремленіи автора повліять научною бесѣдою на
нравственность дѣтей, предназначается лишь для матерей и учите-
лей, сохраняя полную свободу дѣйствія sa послѣдними. Народный
учитель, не имѣя возможности располагать библіотекою, найдетъ
въ предлагаемомъ руководствѣ весьма богатую по содержанію спра-
вочную книгу, по которой онъ можетъ готовиться не только къ
урокамъ «Нагляднаго обученія», но и къ урокамъ чтенія по вся-
кой книгѣ для чтенія, основанной на реальныхъ знаніяхъ; встрѣ-
чая въ этой книгѣ нѣсколько прекрасныхъ образцовъ преподава-
нія и множество темъ для ученическихъ сочиненій и бесѣдъ съ
учащимися, учитель, вдумавшись въ обильный матеріалъ, предла-
гаемый Гардеромъ, изберетъ лишь то, что признаетъ пригоднымъ,
сообразно времени, которымъ располагаетъ, и силами учащихся.
Такъ поступитъ и мать, которая не разъ прибѣгнетъ къ книгѣ
Гардера и для того, чтобы отвѣчать на вопросы ребенка, котораго
еще не обучаютъ по книгамъ, но который учится изъ жизни и ищетъ
помощи у матери своей для разъясненія множества вопросовъ,
ежедневно занимающихъ развивающіяся умственныя силы. Не разъ
мать и учитель воспользуются книгою Гардера даже какъ книгою
для чтенія въ классѣ съ тѣмъ-ли, чтобы дать самую книгу въ руки
учащимся, внимательно обсудивъ, которыя именно изъ статей го-
дятся для самостоятельнаго и класснаго чтенія. >
Вслѣдъ за выходомъ въ свѣтъ второй части «Руководства»,
въ 1878 году, баронъ Корфъ выпустилъ новый свой трудъ: «Исто-
рія Востока, Греціи и Рима — для обученія и самообразованія».
Какъ было уже указано выше, исторія была однимъ изъ любимыхъ
предметовъ барона Корфа, которымъ онъ очень усердно и вдумчиво
занимался и въ лицейскую пору, и во время послѣдующаго само-
образованія. Результатомъ этой самостоятельной переработки об-
ширнаго историческаго матеріала и явилась названная книга, пред-
назначенная авторомъ «не только для учащаго и учащагося міра,
но и для прочтенія публикою». И эту оригинальную и дѣльную
книгу дѣйствительно нельзя не рекомендовать «для прочтенія».
Какъ справедливо говоритъ авторъ въ «Предисловіи» къ своей
«Исторіи»:
« это — не новое историческое изслѣдованіе по источникамъ,
но въ методическомъ отношеніи совершенно самостоятельный опытъ
изложенія исторіи на основаніи лучшихъ научныхъ сочиненій
по этому предмету, не имѣющей себѣ образца ни въ отечественной,
ни въ иностранной литературѣ. Эта книга, не чуждаясь заимство-
ваній, есть тѣмъ не менѣе результатъ десятилѣтняго преподаванія
авторомъ всеобщей исторіи не дѣтямъ, которымъ, по мнѣнію
автора, доступны лишь біографіи, — но юношеству; эта книга — ре-
зультатъ жизни автора и посильной оцѣнки имъ событій древняго
міра и раньше его о нихъ высказанныхъ мнѣній.»
Оригинальность этого «опыта» удачно охарактеризована авто-

ромъ слѣдующими словами Лекки, поставленными эпиграфомъ къ
«Исторіи»: «Исторія — не просто рядъ событій, только хроноло-
гически между собою связанныхъ, но сцѣпленіе причинъ и по-
слѣдствій». Именно анализу этого «сцѣпленія» и посвящена «Исто-
рія» барона Корфа. Эта «Исторія» была очень слабо замѣчена на-
шею педагогическою критикою; между тѣмъ она несомнѣнно заслу-
живаетъ большого вниманія, какъ трудъ, выдающійся, замѣчатель-
ный не въ одномъ только «методическомъ отношеніи»...
Но гдѣ-же и когда именно преподавалъ баронъ Корфъ исторію
« юношеству» втеченіи десяти лѣтъ? — Такой вопросъ неизбѣжно
долженъ явиться у читателей. Да, въ нашемъ изложеніи есть не-
вольный пробѣлъ. Слѣдя за барономъ Корфомъ, какъ выдающимся
и разностороннимъ общественнымъ дѣятелемъ, мы не имѣли воз-
можности касаться его семейной жизни, заслуживающей однако
тѣмъ большаго вниманія, что она представляетъ, можно сказать,
одно неразрывное цѣлое съ общею его дѣятельностью на пользу
всего русскаго учебнаго дѣла. Лишенный въ дѣтствѣ нѣжной ма-
теринской любви и ласки, баронъ Корфъ заполнилъ ими свою семью,
своихъ дѣтей, и былъ идеально хорошимъ отцомъ и мужемъ. Онъ
самъ руководилъ образованіемъ и воспитаніемъ своихъ дѣтей, т. е.
двухъ дочерей. Первая учебная книга его («Руководство къ об-
ученіи) грамотѣ по звуковому методу») была составлена имъ для
своихъ-же дѣтей и впослѣдствіи переработана и примѣнена имъ
къ употребленію вообще въ школѣ и дома, т. е. къ обученіи) и дѣ-
тей, и взрослыхъ. Лично занимаясь и во все послѣдующее время
образованіемъ своихъ дѣтой, баронъ Корфъ со времени переѣзда
на житье въ Женеву, когда старшей дочери его исполнилось уже
14 лѣтъ, основалъ тамъ свою домашнюю русскую семейную
школу. Въ этой-то школѣ, вмѣстѣ съ другими преподавателями,
баронъ Корфъ занимался и самъ, давая ежедневно уроки по раз-
нымъ предметамъ, въ томъ числѣ и по всеобщей исторіи. Объ этой
школѣ, просуществовавшей не менѣе семи лѣтъ, принято говорить,
нивѣсть почему, что она, будто-бы, «не имѣла успѣха». Но о ка-
комъ именно «успѣхѣ» идетъ рѣчь? Если въ образовательно-воспи-
тательномъ отношеніи, — то смѣло можно сказать, что «успѣхъ» ея
былъ полный и несомнѣнный. Это безспорно была лучшая изъ
школъ, когда-либо существовавшихъ, съ самою разумною програм-
мою преподаванія, самая свободная и независимая отъ предразсуд-
ковъ. О высокой разумности этой школы можно судить уже между
прочимъ и по книгѣ барона Корфа «Исторія Востока, Греціи и
Рима», исполненной глубокаго политическаго и философскаго смы-

ела, равно какъ и разумнаго практическаго значенія, въ смыслѣ очень
яркаго и вѣрнаго освѣщенія настоящаго прошлого жизнью человѣ-
чества. Несомнѣнно настанетъ время, когда лица, учившіяся въ «се-
мейной русской школѣ барона Корфа» въ Женевѣ, будутъ вспо-
минать о ней съ еще большею благодарностью и признательностью,
чѣмъ вспоминалъ онъ самъ о школахъ въ семьѣ Градовскаго и у
Филиппова. Но несомнѣнно конечно и то, что въ стяжательном^
отношеніи семейная школа барона Корфа не выдерживала никакой
критики и существовала едва-ли даже не въ убытокъ ея основа-
телю, руководителю, первому и главному работнику. Но такова ужъ
судьба барона Н. А. Корфа — этого энтузіаста и фанатика въ сферѣ
общественной дѣятельности — что для него словно не существовало
личныхъ его дѣлъ. Всегда н весь для другихъ, дѣятельно вращаясь
въ сутолокѣ «міра сего», онъ, въ смыслѣ личныхъ интересовъ и вы-
годъ, былъ въ сущности человѣкомъ «не отъ міра сего». Поглощен-
ный, увлеченный идеями и стремленіями высшаго порядка, вопросами
и задачами общихъ пользъ и нуждъ, онъ какъ-бы даже совершенно
не замѣчалъ положенія и- хода своихъ матеріальныхъ дѣлъ. Еще
въ бытность въ Александровскомъ уѣздѣ, чрезмѣрное увлеченіе
общественною дѣятельностью отразилось довольно чувствительнымъ
разстройствомъ его дѣлъ по имѣнію. Но это нисколько не обезку-
ражило его и — какъ мы знаемъ уже — ни мало не измѣнило харак-
тера его дѣятельности и увлеченія разъ избраннымъ дѣломъ. Вѣря
въ свои знанія и силы, онъ никогда не сомнѣвался въ возможности
прожить честнымъ трудовымъ заработкомъ. Менѣе всего конечно
интересовался онъ своею семейною школою съ точки зрѣнія мате-
ріальныхъ выгодъ. Онъ устроилъ ее съ цѣлью наилучшаго образо-
ванія и воспитанія своихъ дочерей совмѣстно съ дѣтьми другихъ
русскихъ семействъ, проживавшихъ заграницею. Въ этомъ отно-
шеніи школа вполнѣ достигала своей цѣли, — и онъ былъ доволенъ.
Какъ только по семейнымъ дѣламъ не представлялось болѣе надоб-
ности въ школѣ, — онъ ее закрылъ.
Время пребыванія барона Корфа заграницею было вмѣстѣ съ
тѣмъ и временемъ очень дѣятельныхъ сношеній его съ западно-
европейскими педагогами, которые знали его больше, чѣмъ кого-
либо изъ русскихъ педагоговъ, и высоко цѣнили его педагогическое
дарованіе. Во время пребыванія въ Женевѣ, баронъ Корфъ, какъ по
своему общенію съ мѣстною педагогическою, ученою и вообще ин-
теллигентною средою, такъ и по своей семейной школѣ, былъ на-
столько видною величиною, что женевская академія наукъ (Insti-
tut) избрала его своимъ почетнымъ членомъ.

IX.
Послѣдніе годы дѣятельности.
Труды барона Корфа въ Маріупольскомъ и Бердянскомъ уѣз-
дахъ. — Возвращеніе изъ заграницы — Провѣрка знаній взрослыхъ
крестьянъ и воскресныя повторительныя школы. — Значеніе книги
барона Корфа "Наши педагогическіе вопросы». — Херсонскій съѣздъ
учителей и его особенности. — Неудача московской кандидатуры ба-
рона Корфа и вліяніе на него этой неудачи. — Смерть.
Какъ сказано уже выше, пребываніе барона Корфа заграни-
цею не было безпрерывнымъ. Такъ напримѣръ, въ 1873 году онъ
былъ вызванъ маріупольскимъ земствомъ, Екатеринославской гу-
берніи, для руководства съѣздомъ народныхъ учителей. Воспользо-
вавшись пребываніемъ его въ Россіи, бердянская уѣздная земская
управа, Таврической губерніи, пригласила его обозрѣть ея школы
и дать о нихъ свое заключеніе. Благодаря разумному, вниматель-
ному и участливому отношенію земской управы, эта педагогическая
экскурсія принесла существенную пользу.
Барону Корфу пришлось осмотрѣть только 17 школъ въ этомъ
уѣздѣ и произвести испытанія болѣе 900 учащихся. Но представи-
тели бердянской управы, сопутствовавшіе ему въ этой экскурсіи, въ
каждую изъ посѣщаемыхъ имъ школъ приглашали учителей изъ
сосѣднихъ селъ. Въ ихъ присутствіи баронъ Корфъ давалъ образ-
цовые уроки по тѣмъ именно предметамъ, которые въ ней оказы-
вались слабыми. Въ заключеніе-же былъ представленъ подробный
отчетъ земскому собранію, который былъ напечатанъ имъ и разо-
сланъ по школамъ, въ видѣ мѣры воздѣйствія на учителей. Подъ
вліяніемъ личнаго руководства барона Корфа и его отчета, въ Бер-
линскомъ уѣздѣ въ 1873 году были составлены двѣ инструкціи,
направившія дѣло народнаго образованія на раціональный путь:
одна инструкція — отъ мѣстнаго училищнаго совѣта — касалась
порядка преподаванія, размѣра учебнаго курса, выбора руко-
водствъ, — словом, собственно педагогической стороны дѣла;
другая-же инструкція — отъ имени уѣздной земской управы — каса-
лась времени начала и окончанія учебныхъ занятій, отношенія учи-
телей къ мѣстному обществу и земству и разныхъ другихъ органи-
заціонныхъ и хозяйственныхъ сторонъ школьнаго дѣла. Благодаря
этимъ земскимъ мѣропріятіямъ, a тѣмъ болѣе — личному руковод-
ству барона Корфа, указаніямъ и совѣтамъ, преподаннымъ имъ въ

своемъ «Отчетѣ» земскому собранію, — народное образованіе въ
Бердянскомъ уѣздѣ получило такое быстрое, энергическое и проч-
ное развитіе, какимъ не можетъ похвалиться буквально никакая
другая мѣстность въ Россіи, не исключая даже столичныхъ и наи-
болѣе богатыхъ провинціальныхъ городовъ. Въ 1880 году напри-
мѣръ, т. е. черезъ семь лѣтъ послѣ посѣщенія барономъ Корфомъ,
вполнѣ благоустроенныхъ русскихъ народныхъ школъ въ этомъ
уѣздѣ было около 100, болѣе чѣмъ съ 7,500 учащихся; годичный
расходъ земства на народное образованіе достигалъ 75 тысячъ рублей,
не считая 10,000 рублей, издерживаемыхъ сельскими обществами, и
32,000 рублей, расходуемыхъ нѣмецкими колонистами на собствен-
ныя школы, во многихъ изъ которыхъ преподается и русскій языкъ.
Къ этому нужно прибавить еще, что въ этомъ типично-крестьян-
скомъ уѣздномъ земствѣ, гдѣ совсѣмъ нѣтъ дворянства, сельское
населеніе съ такою любовью и сочувствіемъ относится къ народ-
ной школѣ, что не считаетъ обременительнымъ для себя единовре-
менно расходовать отъ 3 до 5 тысячъ рублей на сооруженіе
школьныхъ зданій.
Указывая на такой поразительный успѣхъ народнаго образо-
ванія въ Бердянскомъ уѣздѣ, необходимо добавить, что и борьба
этого уѣзднаго земства съ крайне неумѣлою и безтактною мѣстною
учебною администраціею также выходитъ изъ ряда обыкновенныхъ.
И еслибы не эта борьба, успѣхи бердянскаго земства по народному
образованію были-бы еще полнѣе и обширнѣе. Образцово обставивъ
напримѣръ свои народныя школы въ матеріальномъ отношеніи, бер-
дянское земство еще въ 1877 г. возбудило ходатайство объ обра-
щеніи 23 одноклассныхъ земскихъ училищъ въ двуклассныя, съ
предоставленіемъ имъ полнаго содержанія отъ земства.
Мы остановились на успѣхахъ школьнаго дѣла въ Бердянскомъ
уѣздѣ потому, что этотъ фактъ имѣетъ непосредственное отношеніе
къ вопросу о заслугахъ барона H. À. Корфа въ области народнаго
образованія. Лицо, стоявшее въ то время во главѣ бердянскаго
уѣзднаго земства, предсѣдатель управы А. П. Товбичъ, единствен-
ный крупный землевладѣлецъ въ уѣздѣ и человѣкъ высокопросвѣ-
щенный, очень серьезно и искренно отнесся къ начинаніямъ барона
Корфа въ Александровскомъ уѣздѣ. Почтенный Товбичъ однимъ
изъ первыхъ вступилъ съ нимъ въ дѣятельную переписку. Резуль-
татомъ этихъ сношеній было то, что уже въ 1873 году, обозрѣвая
школы Бердянскаго уѣзда, баронъ Корфъ могъ убѣдиться въ раз-
умной и прочной постановкѣ народнаго образованія. Точно также
и въ послѣдующей своей дѣятельности, не исключая даже и періода

борьбы, А. II. Товбичъ былъ стойко вѣренъ тѣмъ разумнымъ на-
чаламъ, которые онъ воспринялъ отъ барона Корфа п путемъ пере-
писки съ нимъ, и посредствомъ личныхъ сношеній, и изъ его жур-
нальныхъ статей. Въ этомъ именно и заключается тайна образцоваго
успѣха бердянскаго земства въ области народнаго образованія.
Вообще нужно замѣтить, что мимолетные, такъ сказать, труды
барона Корфа въ Маріупольскомъ уѣздѣ, какъ руководителя съѣзда
учителей, и въ Бердянскомъ, какъ обозрѣвателя школъ, — произ-
вели большую сенсацію во всѣхъ земскихъ губерніяхъ. Польза отъ
непосредственнаго воздѣйствія барона Корфа на народныхъ учите-
лей была очевидна сама собою. Его глубокое знаніе быта народной
школы и учителей позволяло ему быстро оріентироваться въ каж-
дой новой мѣстности и отвѣтить на самыя животрепещущій школь-
ныя нужды. Его горячность и любовь къ дѣлу, выдающаяся педа-
гогическая даровитость — вдохновляли и увлекали учителей, про-
буждали въ нихъ любовь и уваженіе къ своей скромной дѣятель-
ности и заставляли ихъ дѣятельно работать надъ собственнымъ са-
моусовершенствованіемъ, тратя на это послѣднія свои средства. Въ
хроникахъ земскаго школьнаго дѣла сотнями считаются факты, что
учителя не только посредственные, но даже и слабые, недоучив-
шіеся, подъ личнымъ вліяніемъ барона Корфа, дѣлали поразитель-
ные успѣхи, какъ въ отношеніи общаго образованія, такъ и педаго-
гической подготовки. Эти плохенькіе, едва терпимые учителя, ко-
торымъ нехотя платили первоначально по 50 — 60 рублей въ годъ,
такъ выдвигались впослѣдствіи успѣхами своихъ школъ, что до-
стигали наивысшихъ окладовъ сельскихъ учителей, т. е. до 400 руб-
лей въ годъ и болѣе. Нужно-ли говорить, чѣмъ былъ баронъ Корфъ
для такихъ учителей и какъ безгранично признательна ихъ память
о немъ?...
Подъ вліяніемъ примѣровъ маріупольскаго и бердянскаго
земствъ, явилось, можно сказать, повсемѣстное желаніе заполучить
барона Корфа или для ревизіи школъ, или для руководства учи-
тельскими съѣздами. Мы положительно затрудняемся назвать та-
кую изъ земскихъ губерній, въ одномъ или нѣсколькихъ уѣздахъ
которой не возбуждалось-бы вопроса о приглашеніи барона Корфа въ
той или другой почетной педагогической роли. Можно съ увѣрен-
ностью сказать, что его ожидала совершенно своеобразная дѣятель-
ность — роль кочующаго руководителя и контролера въ дѣлѣ на-
роднаго образованія въ Россіи. Примѣръ Бердянскаго уѣзда дока-
зываетъ, какую громадную пользу могъ-бы принести баронъ Корфъ
въ этой новой и очень важной роли на пользу всего государства.

Но обстоятельства однако помѣшали осуществиться этому благому
дѣлу. Вслѣдъ за уставомъ 1874 года о народныхъ училищахъ были
публикованы «Правила» министерства народнаго просвѣщенія объ
учительскихъ курсахъ. Хотя «Правила» эти вовсе не отмѣняли су-
ществованія съѣздовъ, — которые, какъ увидимъ ниже, благопо-
лучно продолжались впослѣдствіи и продолжаются понынѣ, — но
тѣмъ не менѣе одностороннее истолкованіе и примѣненіе мѣстною
учебною администраціей) этихъ «Правилъ» повело къ тому, что,
начиная съ 1874 года, съѣздовъ не стали разрѣшать, предлагая
замѣнять ихъ курсами, тогда какъ функціи тѣхъ и другихъ суще-
ственно различны между собою. До исхода 70-хъ годовъ всѣ по-
пытки земства возстановить значеніе учительскихъ съѣздовъ въ
прежнемъ ихъ видѣ, главное-же — имѣть руководителями съѣздовъ
не народныхъ инспекторовъ и директоровъ, какъ мѣстныхъ адми-
нистраторовъ школьнаго дѣла, a въ полномъ смыслѣ спеціалистовъ-
педагоговъ, какъ баронъ Корфъ, Бунаковъ, баронъ Косинскій и
другіе, — не имѣли никакого успѣха.
Вслѣдствіе этого именно барону Корфу пришлось временно быть
оторваннымъ отъ непосредственнаго участія въ ходѣ народнаго
образованія и воздѣйствовать на него изъ заграницы путемъ пе-
чати, — какъ это извѣстно уже читателямъ.
Бодрымъ, исполненнымъ того-же огня, который согрѣвалъ его
раньше, возвратился баронъ Корфъ въ 1880 году изъ заграницы.
Онъ не разочаровался въ своемъ увлеченіи дѣломъ народнаго об-
разованія, въ своемъ служеніи ему. Въ этомъ отношеніи заслужи-
ваетъ между прочимъ вниманія слѣдующій фактъ. Выпуская седь-
мое изданіе своего «Руководства къ обученію грамотѣ», онъ по-
святилъ его старшей дочери своей, Екатеринѣ Николаевнѣ, по
мужу Бонтышъ, при слѣдующемъ характерномъ обращеніи къ ней:
«Дорогой другъ!
«Мы были уже друзьями въ то время, когда, пятнадцать лѣтъ
тому назадъ, я обучилъ тебя грамотѣ по этой книгѣ, въ то время
еще не печатанной. Прими-же ее отъ меня теперь, когда у тебя
уже есть сынъ, котораго дай Богъ тебѣ воспитать такъ, чтобы онъ,
достигнувъ высшаго образованія, вопросъ о распространены гра-
мотности въ народѣ всегда принималъ близко къ сердцу, не на сло-
вахъ, а на дѣлѣ.
г Авторъ».
При такомъ направленіи барона Корфа, нисколько не удиви-
тельно, что, едва успѣвъ возвратиться въ Россію, лѣтомъ-же
3 880 года онъ предпринялъ совершенно новое и очень важное
дѣло для народнаго образованія. Онъ задался вопросомъ: насколько

прочно образованіе, даваемое учащимся въ «новой земской школѣ».
т. е. разумно организованной народной школѣ? Съ этою цѣлью онъ
самъ лично произвелъ экзамены въ шести различныхъ селеніяхъ
Маріупольскаго и Александровскаго уѣздовъ, Екатеринославской
губерніи, 350 взрослымъ крестьянамъ изъ окончившихъ курсъ при
первыхъ выпускахъ народныхъ школъ, т. е. около 14 лѣтъ тому
назадъ. Довольно характерная подробность, что для производства
этого испытанія конечно но доброй волѣ крестьянъ, барону Корфу
пришлось просить разрѣшенія у начальства Екатеринославской
губерніи, ссылаясь притомъ вовсе не на свою педагогическую
извѣстность и славную дѣятельность въ этой-же губерніи, а только
на званіе «дѣйствительнаго члена екатеринославскаго губернскаго
статистическаго комитета». Одновременно съ барономъ Корфомъ,
по его просьбѣ и программѣ, произвела подобный-же опытъ извѣст-
ная дѣятельница но народному образованію, графиня П. С. Ува-
рова, состоявшая съ барономъ Корфомъ въ давней и дѣятельной
перепискѣ, въ рядѣ школъ Смоленской, Владимірской и Московской
губерній. То-же было сдѣлано въ Таврической губерніи К. В. Ко-
валевскимъ, человѣкомъ образованнымъ, занимавшимъ постъ по-
мощника предводителя дворянства. Всего въ пяти губерніяхъ было
испытано около 500 взрослыхъ крестьянъ, учившихся лишь три
зимы и затѣмъ вполнѣ предоставленныхъ себѣ, въ громадномъ боль-
шинствѣ случаевъ даже безъ всякой помощи библіотекъ и какой-
либо другой посторонней поддержки въ дѣлѣ образованія. На осно-
ваніи этихъ данныхъ, баронъ Корфъ пришелъ къ заключенію, что
«ходячее мнѣніе о томъ, будто-бы наши школьники весьма скоро
вполнѣ разучиваются, должно замолкнуть навсегда, какъ несоот-
вѣтствующее дѣйствительности».
Конечно этотъ выводъ касается лишь разумно организованныхъ
школъ, съ пріохочивающею постановкою обученія, возбуждающею
къ самодѣятельности. Общимъ оказывается правило, что чѣмъ
лучше ведется обученіе въ школѣ, чѣмъ болѣе она завлекаетъ
учащихся, тѣмъ прочнѣе удерживаются ими сообщаемыя школою
знанія даже въ деталяхъ. Тѣмъ не менѣе произведенная провѣрка
воочію убѣдила барона Корфа въ невозможности ограничиться въ
образованіи сельскаго населенія только тѣмъ, что можетъ дать
постоянная народная школа въ три учебныя зимы. И онъ принялся
горячо ратовать въ печати за необходимость повсемѣстнаго учреж-
денія у насъ, въ Россіи, воскресныхъ повторительныхъ школъ, въ
видахъ большаго углубленія и упроченія познаній, сообщаемыхъ
регулярною народною школою, а также и нѣкотораго расширенія

ихъ, примѣнительно къ уровню развитія, возрасту учащихся и по-
требностямъ жизни.
Въ высшей степени остроумно и просто задумалъ баронъ Корфъ
повторительныя свои школы. Для осуществленія ихъ необходимо
пользоваться наличными народными школами въ селахъ, наличнымъ-
же педагогическимъ сельскимъ персоналомъ. На занятія въ по-
вторительной школѣ полагается около трехъ часовъ по воскреснымъ
днямъ, всего 20 воскресныхъ учебныхъ дней втеченіи зимы.
Плата за занятія въ школѣ — по два рубля за учебный день, всего
40 рублей за весь зимній повторительный учебный курсъ, при
крайне ограниченномъ расходѣ на учебныя пособія. Польза-же отъ
этихъ школъ — громадная. Молодой человѣкъ, въ возрастѣ около
20-ти лѣтъ, пройдя повторительную школу, т. е. затративъ всего
около 60 учебныхъ часовъ въ зиму, получаетъ увѣренность и устой-
чивость въ пріобрѣтенныхъ имъ раньше знаніяхъ, навсегда уже
овладѣетъ ими, а главное — знанія эти получатъ совсѣмъ новое для
него освѣщеніе, войдутъ въ стройную систему и тѣсную, органи-
ческую между собою связь, чего никакъ нельзя добиться въ томъ
раннемъ возрастѣ, въ которомъ учащіеся разстаются съ народною
школою (т. е. около 10—12 лѣтъ). Тутъ уже является такое со-
знательное отношеніе къ дѣлу, какого не можетъ быть даже у
самыхъ способныхъ и ретивыхъ школьниковъ въ раннюю пору, за
недостаткомъ умственной и нравственной зрѣлости, трезваго пони-
манія условій и требованій жизни.
Имѣя обыкновеніе отъ слова переходить къ дѣлу, баронъ Корфъ
устроилъ у себя на родинѣ двѣ воскресныя повторительныя школы
для взрослыхъ. На основаніи ранѣе произведенныхъ испытаній лицъ,
окончившихъ курсъ въ народной школѣ, и практики вновь откры-
тыхъ имъ школъ, онъ выпустилъ дешевое (50 коп.), но очень остро-
умное руководство, подъ заглавіемъ: «Руководитель для воскрес-
ныхъ повторительныхъ школъ». Эта небольшая книжка обнимаетъ
собою программы, конспекты, методическія указанія и домашнія
работы для всѣхъ уроковъ втеченіи учебнаго года и по всѣмъ
предметамъ. Оставаясь въ предѣлахъ программы народной школы,
придерживаясь общепринятыхъ учебниковъ и руководствъ, баронъ
Корфъ, съ глубокимъ знаніемъ дѣла, указываетъ въ своемъ «Руко-
водителѣ» пути и средства къ полной переработкѣ всего учебнаго
матеріала народной школы, во всѣхъ деталяхъ ея программы, при-
держиваясь при этомъ преимущественно синтетическаго, дедуктив-
наго метода, вмѣсто аналитического, индуктивнаго метода, обяза-
тельнаго при первоначальномъ обученіи.

Нужно замѣтить, что горячая пропаганда барона Корфа въ
пользу упроченія и освѣженія уровня элементарныхъ познаній
взрослаго крестьянскаго населенія на нѣсколько лѣтъ опередила
подобную-же пропаганду въ скандинавскихъ государствахъ. Но
тамъ это движеніе вскорѣ-же вылилось въ форму учрежденія
даже особыхъ университетовъ для крестьянскаго юношества,
такъ талантливо описанныхъ профессоромъ математики въ сток-
гольмскомъ университетъ, С. Ковалевского (нынѣ умершею), въ
одномъ изъ нашихъ журналовъ. Швеція и Норвегія успѣла уже
покрыться густою сѣтью этихъ университетовъ, въ которыхъ
крестьянское юношество съ элементарною школьною подготовкою,
на порогѣ вступленія въ жизнь и перехода къ самостоятельной дѣя-
тельности, освѣжаетъ и дополняетъ свои познанія. Эти универси-
теты, не представляющіе никакихъ правъ, даютъ своимъ питомцамъ
такую обширную подготовку въ области наукъ гуманитарныхъ, по-
литическихъ и общественныхъ, какою не могутъ похвалиться даже
молодые люди, оканчивающіе курсъ въ нашихъ среднеучебныхъ
заведеніяхъ. Швеція и Норвегія вполнѣ справедливо гордятся сво-
ими крестьянскими университетами и достигаемыми ими порази-
тельно благопріятными результатами въ практической жизни.
Прочно, широко-образованное крестьянство (скандинавскія государ-
ства, какъ извѣстно, преимущественно крестьянскія страны, какъ
и Россія) оказывается самымъ надежнымъ насадителемъ и блюсти-
телемъ всяческаго порядка, благоустройства въ жизни и всесто-
ронняго культурнаго преуспѣянія. Приэтомъ съ несомнѣнною яс-
ностью опредѣлился глубоко назидательный для насъ, русскихъ,
фактъ. Чѣмъ шире и глубже образованіе новыхъ и новыхъ крестян-
скихъ поколѣній, проходящихъ черезъ спеціальные университеты
для нихъ, тѣмъ крѣпче держатся они земли. Обладая вполнѣ раз-
витымъ и прочно установленнымъ человѣческимъ сознаніемъ и до-
стоинствомъ, крестьянство съ университетскою подготовкою гордится
своею трудовою независимостью и ведетъ сельское хозяйство съ
безпримѣрною производительностью, обезпечивая себѣ вполнѣ при-
личное культурное существованіе при такихъ скромныхъ размѣрахъ
хозяйства, при которыхъ въ другихъ странахъ терпятъ нерѣдко
большія лишенія и даже голодъ.
Короче говоря, Швеція и Норвегія внесли своими крестьянскими
университетами новое слово не только въ исторію мірового народ-
наго образованія, но даже и въ исторію культуры человѣчества.
Они нашли ключъ, разгадку къ обезпеченію прочнаго, мирнаго,
прогрессивнаго развитія и систематическаго матеріальнаго улучше-

нія массы населенія путемъ жизненной ея самодѣятельности. Въ
виду этого, все прошлое скандинавскихъ крестьянскихъ универси-
тетовъ есть безпрерывное развитіе и усовершенствованіе ихъ, при
энергическомъ содѣйствіи правительства, мѣстныхъ общинъ и част-
ныхъ лицъ. Скандинавцы давно убѣдились уже воочію, что такого
рода дѣятельностью они завоевываютъ себѣ самое завидное, славное
и прочное будущее, какъ образованнѣйшій народъ, занимающій
самое почетное мѣсто по уровню народнаго благосостоянія, куль-
турности и цивилизованности, быстро и безпрепятственно распро-
страняющихся до самыхъ отдаленныхъ провинціальныхъ глубинъ.
Эти-же послѣднія достигли уже того высокаго умственнаго и нрав-
ственнаго роста, что въ нихъ совершенно не можетъ быть того, что
называется «провинціальною глушью», «дикостью», «отсталостью»
и «косностью» сельскаго населенія, въ какихъ-бы окраинныхъ де-
бряхъ оно ни обитало.
Къ этой именно великой и благой цѣли стремился и баронъ H. А.
Корфъ въ своей пропагандѣ повторительныхъ школъ, въ видахъ
освѣженія, упроченія и нѣкотораго пополненія знаній взрослаго
населенія, прошедшаго уже народную школу или дома подучивша-
гося грамотѣ и кое-чему изъ предметовъ элементарнаго курса. Но
у насъ, къ несчастью, столь необходимое дополненіе къ курсу на-
родной школы все еще остается, можно сказать, въ области мечты,
желаній и ожиданій, если не считать нѣсколькихъ единичныхъ по-
вторительныхъ школъ, остающихся какъ-бы въ видѣ памятника
творческой самодѣятельности барона Н. А. Корфа на поприщѣ на-
роднаго образованія.
Ратуя въ печати за повторительныя воскресныя школы («Вос-
кресная школа», «Повторительныя школы для учащихся» и «Обра-
зовательный уровень взрослыхъ грамотныхъ крестьянъ»), баронъ
Корфъ еще разъ выступилъ съ горячими статьями въ пользу обяза-
тельнаго обученія грамотѣ всего подростающаго поколѣнія, при по-
мощи домашнихъ крестьянскихъ школокъ грамоты, но съ принятіемъ
однако мѣръ, чтобы эта маленькая ступенька первоначальнаго об-
ученія не сходила па пѣтъ, не обращалась- бы въ рецидивъ безгра-
мотности. Указанныя его статьи, напечатанныя въ разныхъ повремен-
ныхъ изданіяхъ, вмѣстѣ со статьями, появившимися въ свѣтъ во
время пребыванія заграницею, а также и нѣкоторыми позднѣйши-
ми, — составили книгу «Наши педагогическіе вопросы», которой
было уже упомянуто выше. Эта книга съ одной стороны заклю-
чаетъ въ себѣ дѣльный разборъ указанныхъ уже выше односторон-
нихъ увлеченій учебной администраціи, которыя такъ или иначе

тормозили правильное развитіе дѣла народнаго образованія и болѣе
или менѣе мѣшали должному прогрессивному его росту, соотвѣт-
ственно запросу времени и стремленіямъ мѣстнаго общества. Вмѣстѣ
съ тѣмъ въ этой книгѣ имѣются драгоцѣнные совѣты и указанія,
въ какомъ направленіи должна развиваться дѣятельность обще-
ственныхъ учрежденій и частныхъ лицъ, чтобы наконецъ мы могли
добиться поголовной грамотности всего подростающаго школьнаго
населенія, разумной постановки народной школы и мало-мальски
сносныхъ познаній въ средѣ взрослаго сельскаго населенія. «Наши
педагогическіе вопросы», вышедшіе въ свѣтъ въ 1882 году, въ
связи съ двумя другими, извѣстными уже намъ, книгами: «Русская
начальная школа» и «Наше школьное дѣло», — обнимаютъ со-
бою всю исторію русской народной школы, со всѣми ея свѣтлыми
и мрачными, положительными и отрицательными сторонами, съ
самаго перваго момента зарожденія разумной и регулярной народной
школы, т. е. на протяженіи 17-ти первыхъ лѣтъ жизни ея на рус-
ской почвѣ. Если къ этому прибавить еще и нѣкоторыя его брошюры,
можно безъ преувеличенія сказать, что одинъ баронъ Корфъ сдѣ-
лалъ на пользу разъясненія потребностей и нуждъ русскаго народ-
наго образованія, бытовыхъ его обстоятельствъ и условій и отно-
шенія къ нему законодательства — несравненно больше, чѣмъ было
сдѣлано съ этою цѣлью въ указанный періодъ во всей русской печати.
Онъ одинъ велъ это дѣло мужественно, стойко, наперекоръ всевоз-
можнымъ невзгодамъ, съ непоколебимою вѣрою въ его успѣхъ.
И успѣхъ былъ несомнѣнный. Баронъ Корфъ высоко держалъ
знамя народнаго образованія;голосъ его раздавался на всю Россію —
и дѣло народнаго образованія неуклонно развивалось во всевоз-
можныхъ направленіяхъ. Въ началѣ 80-хъ годовъ замѣтно даже
ослабѣли тѣ препятствія, съ которыми приходилось бороться на
мѣстахъ въ этомъ отношеніи. Такъ, въ 1881 году, послѣ долгаго
перерыва, былъ разрѣшенъ съѣздъ земскихъ народныхъ учителей
Херсонской губерніи, который и состоялся въ іюлѣ того-же года,
подъ руководствомъ барона H. A. Корфа, въ Херсонѣ. Это былъ не
просто учительскій съѣздъ, но, какъ справедливо назвали его въ
свое время, «праздникъ тружениковъ народнаго образованія».
Съѣздъ этотъ своевременно былъ описанъ барономъ Корфомъ въ
«Русской Мысли». Эта статья, даже въ болѣе полномъ видѣ, во-
шла затѣмъ въ «Наши педагогическіе вопросы».
Херсонская губернская земская управа пригласила на съѣздъ
только 70 лицъ; но имя барона Корфа привлекло къ участію въ
съѣздѣ до 250 учителей и учительницъ, въ томъ числѣ изъ шести

слѣдующихъ губерній: Черниговской, Полтавской, Харьковской,
Таврической, Подольской и Бессарабской. Наплывъ посторонней
публики былъ такъ великъ, что ее допускали на съѣздъ только по
билетамъ. Дѣятельность съѣзда отличалась замѣчательною произ-
водительностью, какъ въ этомъ можетъ убѣдиться каждый, обра-
тившись къ описанію барона Корфа. Два часа въ день посвяща-
лось ежедневно на образцовые уроки, даваемые учителями и учи-
тельницами; одинъ часъ — на лекцію барона Корфа, какъ руково-
дителя курсовъ, объ антропологическихъ основаніяхъ, указывае-
мыхъ на съѣздѣ пріемовъ обученія; одинъ часъ ежедневно удѣ-
лялся обсужденію вопросовъ, поставленныхъ на очередь членами u
руководителемъ. Пренія по поводу образцовыхъ уроковъ происхо-
дили вслѣдъ за окончаніемъ ихъ.
Этотъ съѣздъ народныхъ учителей, помимо его многолюдства и
замѣчательной дѣловитости, имѣлъ еще слѣдующую очень харак-
терную и важную особенность. Согласно программѣ, представлен-
ной барономъ Корфомъ, министръ народнаго просвѣщенія разрѣ-
шилъ, независимо отъ дневныхъ, дѣловыхъ, занятій съѣзда, еще и
вечернія собранія членовъ его, съ цѣлью развлеченія. На эти со-
бранія постороннія лица не допускались. Начинались они съ б1/2
часовъ вечера, съ чтенія протоколовъ, и затѣмъ превращались въ
литературно-музыкальные и танцовальные вечера, продолжавшіеся
до 9 час. вечера. Почетными посѣтителями были представители гу-
бернской земской управы, мѣстные директоръ и инспекторъ народ-
ныхъ училищъ. Это разумное, находчивое отступленіе отъ общаго
шаблона съѣздовъ придало херсонскому съѣзду такое оживленіе,
простоту и задушевность, какими не можетъ похвалиться никакой
другой съѣздъ.
Изъ постановленій съѣзда заслуживаетъ особеннаго вниманія
ходатайство его «о созывѣ кратковременныхъ періодическихъ съѣз-
довъ учителей и учительницъ, для обсужденія нуждъ школы и учи-
теля». У насъ къ сожалѣнію до сихъ поръ еще крайне не раз-
виты съѣзды учителей; но вотъ какъ это дѣло было поставлено
въ Пруссіи еще двадцать лѣтъ тому назадъ. Извѣстный нѣмецкій
педагогъ Любенъ въ своемъ «Педагогическомъ Ежегодникѣ» между
прочимъ говоритъ въ 1871 году по поводу съѣздовъ:
: Существующая организація, въ силу которой учителя каждаго
прихода съѣзжаются ежемѣсячно. учителя каждаго округа — всякіе
три мѣсяца, и учителя болѣе обширнаго округа (уѣзда), въ кото-
рый соединены отдѣльные округа, собираются разъ въ годъ для
того, чтобы взвѣсить существенныя условія быта народной школы
съ различнѣйшихъ сторонъ и споспѣшествовать отправленію обя-

занностей ихъ профессіи, — вездѣ оказалась достигающей цѣли.
Нельзя также не признать цѣлесообразнымъ и плодотворнымъ са-
маго хода учительскихъ съѣздовъ, на которыхъ даются и обсуж-
даются пробные уроки, читаются лекціи и рефераты, гдѣ упраж-
няются въ хоровомъ пѣніи и докладываютъ правительственныя
сообщенія. Такое внутреннее устройство учительскихъ съѣздовъ во
всякомъ случаѣ можетъ обновлять и дополнять свѣдѣнія членовъ
съѣздовъ, содѣйствовать къ установленію въ средѣ ихъ болѣе пра-
вильной и широкой точки зрѣнія на ввѣренную имъ важную дѣя-
тельность, способно довести учителей отъ знанія до умѣнья и сдѣ-
лать послѣднее плодотворнѣе.»
Къ этому считаемъ необходимымъ еще добавить, что учебная
администрація не только считаетъ «долгомъ» созывъ съѣздовъ, но
и «настаиваетъ», чтобы въ протоколахъ съѣздовъ точно обозна-
чалось, на какомъ именно основаніи кто-либо изъ учителей не при-
сутствовалъ на съѣздѣ, и представилъ-ли отсутствующій «закон-
ныя» и «уважительныя объясненія».
Въ виду указанныхъ размѣровъ и значенія трудовъ и заслугъ
барона H. A. Корфа, невольно является вопросъ: какимъ образомъ
такой крупный, выдающійся и даровитый общественный дѣятель
могъ оставаться но у дѣлъ? Мы но говоримъ о казенной службѣ,
для которой баронъ Корфъ былъ слишкомъ независимъ; но вѣдь
въ большихъ городахъ, особенно-же такихъ крупныхъ, какъ Пе-
тербургъ и Москва, есть общественныя должности для завѣдыванія
и руководства дѣломъ народнаго образованія. Казалось-бы, кому
же, какъ не барону Корфу, быть руководителемъ въ той или дру-
гой столицѣ? Этотъ вопросъ, такъ сказать, самъ собою всталъ на
очередь въ глазахъ всей интеллигентной публики послѣ появленія
въ іюльской книжкѣ «Вѣстника Европы» за 1882 годъ блестящей
статьи барона Корфа, подъ заглавіемъ: «Петербургскія и Москов-
скія начальныя училища». Около этого-же времени умеръ извѣст-
ный педагогъ П. Е. Басистовъ, состоявшій при московской город-
ской управѣ завѣдывавшимъ мѣстными народными училищами.
Общественное мнѣніе сразу указало на барона Корфа, и бывшій въ
то время городскимъ головою, Б. Чичеринъ, предложилъ барону
Корфу баллотироваться на открывшуюся вакансіи). Но лишь только
стало извѣстно объ оффиціальной кандидатурѣ барона Корфа, —
двѣ газеты: «Московскія Вѣдомости» и «Новое Время» предпри-
няли противъ барона Корфа невообразимую травлю, такую злост-
ную и разнузданную, какой рѣшительно никогда не выпадало въ
печати на долю кого-бы то пи было изъ общественныхъ дѣятелей.
По адресу ни въ чемъ неповиннаго барона Корфа посыпались со
страницъ этихъ газетъ отборныя, совершенно несправедливыя иней-

нуаціи и брань, вродѣ слѣдующихъ: «безбожникъ», «врагъ духо-
венства», «утилитаристъ», «нѣмецъ», «пришлецъ», «представитель
нѣмецкой педагогіи», «матеріалистъ», «помѣщикъ, а не педагогъ»,
«неблагонадежный человѣкъ», «противникъ Закона Божія** и
проч., все въ этомъ-же родѣ. Мало того: газетные борзописцы ко-
пались въ частной, семейной жизни барона Корфа, высчитывали
источники его доходовъ, размѣры его литературнаго заработка,
годичный его бюджетъ — и все перевирали неслыханнымъ образомъ.
Эта безсовѣстная газетная травля, изъ личной мести, производила
однако впечатлѣніе на московскихъ гласныхъ, вызывая въ нихъ
недоумѣніе, колебаніе, споры. Въ виду этого, баронъ Корфъ, вызван-
ный уже въ Москву для баллотировки, письмомъ на имя городского
головы, отказался отъ баллотировки — «чтобы не вносить разлада
въ московское городское общество». Съ своей стороны московскій
городской голова, въ письмахъ отъ 18 и 27 октября 1882 года,
выразилъ «искреннее сожалѣніе но поводу оборота, который при-
няло дѣло», и сѣтованіе, что «не пришлось дѣйствовать вмѣстѣ».
Какіе-же однако «личные счеты могли быть у газетъ, такъ
неистово напавшихъ на барона Корфа по поводу его кандидатуры?
Обѣ газеты, московская и петербургская, принадлежатъ къ тому
немногочисленному количеству изданій, въ которыхъ не появилось
ни одной печатной строчки барона Корфа за все время его необы-
чайно плодовитой журнальной дѣятельности, хватавшей на деся-
токъ другихъ повременныхъ изданій иного разбора. Имѣющаяся-же
въ нашемъ распоряженіи переписка проливаетъ особенно яркій
свѣтъ на эту небывало злостную и злокачественную газетную
травлю, на это безцеремоннѣйшее смѣшиваніе съ грязью человѣка
высоко-безупречной репутаціи и самоотверженной общественной
дѣятельности. Оказывается напримѣръ, что московская газета,
такъ безславившая барона Корфа въ. 1882 году, лѣтъ 20 тому
назадъ первая объявила всей Россіи о славной дѣятельности ба-
рона Корфа и справедливо превознесла превосходныя его личныя ка-
чества и дарованія. Издатель-же петербургской газеты еще въ
1868 году, не имѣя въ то время своей газеты, но предпринявъ
другое повременное изданіе, продолжающее существовать и но-нынѣ,
писалъ самыя льстивыя письма барону Корфу, чтобы заручиться
его сотрудничествомъ, и до небесъ превозносилъ его, какъ замѣча-
тельнаго и достойнѣйшаго изъ русскихъ общественныхъ дѣятелей.
Наконецъ то самое лицо (Дьяковъ), которое такъ безцеремонно
поносило барона Корфа въ петербургской газетѣ и такъ дерзко

предательски копалось въ интимной домашней, семейной его жизни,
чрезвычайно много было обязано ему.
Такое удивительное стеченіе обстоятельствъ еще болѣе усилило
и обострило для барона Корфа горечь неудачи въ Москвѣ и конечно
же увеличило и безъ того тяжелый гнетъ «желчныхъ камней»,
оставленныхъ ему александровскими землевладѣльцами на память
о совмѣстной съ ними дѣятельности. Теперь, какъ и въ пору за-
баллотировки на александровскомъ съѣздѣ землевладѣльцевъ, ба-
рону Корфу оставалось утѣшиться тѣмъ сочувствіемъ, которое про-
являла къ нему вся благоразумная часть печати и общества. Впро-
чемъ на этотъ разъ барону Корфу дано было и публичное удовле-
твореніе. Въ засѣданіи московской думы 26 октября 1882 года
было прочитано письмо извѣстнаго русскаго общественнаго дѣя-
теля, А. И. Кошелева, въ которомъ между прочимъ говорится:
«Зная барона Корфа лично, зная его изданія и сочиненія, я
остаюсь при прежнемъ своемъ мнѣніи, что онъ — человѣкъ, отмѣнно
благонамѣренный, горячо преданный дѣлу народнаго образованія,
много для него потрудившійся, строго нравственный, истинно зем-
скій и искренній православный христіанинъ.»
Самъ-же баронъ Корфъ, печатно отвѣчая на инсинуаціи и кле-
вету по его адресу, между прочимъ говоритъ въ заключеніи своей
спокойной статьи, написанной по обыкновенію съ большимъ так-
томъ и достоинствомъ:
«Я всегда былъ и всегда останусь на сторонѣ религіозно-нрав-
ственной развивающей школы, такъ какъ желаю людей, сознательно
преданныхъ ученію Христову, сознательно относящихся къ себѣ
самимъ, своему ближнему и къ Божьему міру и сознательно любя-
щихъ Христа, благословившаго дѣтей, не какъ жертву тьмы, a какъ
мысль съ безбрежной широтой, которой принадлежитъ будущее и
по сравненію съ которою мы, люди, уже пожившіе или отживаю-
щіе, представляемъ лишь ограниченное дѣло. Если вы любите школы,
то любите молодежь: это — будущее Россіи.»
Московскій эпизодъ, въ виду указанныхъ условій безчинства
двухъ газетъ, былъ безъ сомнѣнія очень тяжелъ для барона Корфа.
Но, по наружному виду, по ходу дѣятельности, не замѣтно было
никакой перемѣны. Въ 1883 году дѣятельность его отличалась та-
кой-же энергіей и разнообразіемъ, какъ и въ предшествовавшіе
годы. Въ этомъ году, отвѣчая на текущую сельскохозяйственную
злобу всего юга Россіи, онъ выпустилъ въ свѣтъ «чтеніе для на-
рода», подъ заглавіемъ «Хлѣбный Жукъ» (кузька). Эта маленькая
10-ти копѣечная брошюрка, написанная съ большимъ знаніемъ дѣла
и замѣчательною ясностью, общепонятно, можетъ служить образ-

домъ — какими должны быть чтенія для народа. Въ іюнѣ 1883 года
онъ руководилъ учительскимъ съѣздомъ въ Бердянскомъ уѣздѣ съ
тѣмъ-же жаромъ, увлеченіемъ и вниманіемъ къ учителямъ, какъ
и въ Херсонъ1. Въ сентябрѣ того-же года онъ былъ избранъ почет-
нымъ попечителемъ «Гнѣдинскаго ремесленнаго училища», осно-
ваннаго извѣстнымъ уже намъ Т. Гнѣдинымъ въ своемъ имѣніи, на
собственныя средства. Барону H. А. Корфу пришлось много порабо-
тать перомъ, помогая учредителю училища въ борьбѣ съ самыми не-
вѣроятными препятствіями, затянувшими открытіе этого заведенія
на 14-ть лѣтъ, тогда какъ на одну постройку училищнаго зданія
было затрачено уже учредителемъ его около 35 тысячъ рублей.
Бодрымъ, оживленнымъ присутствовалъ баронъ Корфъ на торже-
ства открытія училища. Блестящая рѣчь, сказанная имъ при этомъ,
полна надеждами на лучшее будущее, дышетъ юношескимъ увлече-
ніемъ и огнемъ. Но это было, можно сказать, послѣднею вспышкою
угасавшей уже энергической его натуры. 13-го ноября 1883 года
онъ умеръ тамъ-же, гдѣ и родился, т. е. въ Харьковѣ, на рукахъ
любимой супруги, «отъ окончательнаго истощенія жизненныхъ
силъ», — какъ опредѣлили врачи причину его смерти. 15-го ноября
состоялось погребеніе, при громадномъ стеченіи высшей и нисшей
учащей и учащейся братіи, торжественно воздавшей послѣдній долгъ
почившему славному подвижнику на поприщѣ общественной дѣя-
тельности вообще и народнаго образованія въ особенности.
X.
Заключеніе.
И по характеру, и по условіямъ дѣятельности баронъ H. A.
Корфъ занимаетъ совершенно уединенное положеніе въ ряду всѣхъ
другихъ русскихъ общественныхъ дѣятелей. Онъ представляетъ со-
бою глубоко поучительный примѣръ, какъ надо понимать нравствен-
ныя обязанности привилегированныхъ людей въ отношеніи тру-
дового населенія, какъ много можетъ сдѣлать человѣкъ на пользу
общую однимъ личнымъ своимъ починомъ и самодѣятельностью, если
онъ вооруженъ, какъ слѣдуетъ, образованіемъ, если онъ стоитъ на
высотѣ пониманія долга, чести, обязанностей и правъ, если онъ
вѣренъ своему призванію и стремленію.

На людей, какъ лично знавшихъ барона Корфа, такъ и знако-
мыхъ съ нимъ по результатамъ его дѣятельности, онъ производитъ
впечатлѣніе очень сложной натуры. Дѣйствительно, въ немъ мы
видимъ замѣчательно типично-выраженную живость, подвижность
и впечатлительность французской натуры, въ соединеніи съ чисто
нѣмецкою точностью, исполнительностью и методичностью въ ра-
ботѣ, съ придачею притомъ чистокровной англійской настойчивости,
твердости характера, непоколебимости. Это результатъ того обшир-
наго, разносторонняго образованія, которое баронъ Корфъ во всю
свою жизнь дѣятельно почерпалъ непосредственно изъ литературъ
трехъ названныхъ культурнѣйшихъ народовъ. Это однако не по-
мѣшало ему быть русскимъ до мозга костей, но только — русскимъ
въ лучшемъ, культурномъ смыслѣ слова, т. е. передовымъ русскимъ
человѣкомъ, руководителемъ и борцомъ.
Мало сказать о баронѣ Корфѣ, что онъ былъ «истинно земскимъ»
человѣкомъ: какъ человѣкъ, широко образованный, глубоко пони-
мавшій общественныя и государственныя пользы и нужды, — онъ
былъ народникомъ самой «чистой воды» и «высокой пробы». Ба-
ринъ по привычкамъ и воспитанію, человѣкъ утонченнѣйшихъ изящ-
ныхъ манеръ и вкуса, онъ не только посвятилъ всю свою жизнь
заботамъ и думамъ о мужикѣ, мужицкомъ житьѣ-бытьѣ, мужиц-
кихъ интересахъ, но и большую часть своей славной 17-ти-лѣтней
общественной дѣятельности провелъ непосредственно въ крестьян-
ской средѣ, въ прямомъ общеніи съ подростающимъ и взрослымъ
крестьянствомъ, неустанно работая на пользу умственнаго и нрав-
ственнаго освобожденія его. Въ книгѣ своей «Наши школьные во-
просы», въ статьѣ «Образовательный уровень взрослыхъ грамот-
ныхъ крестьянъ», онъ между прочимъ приводитъ слѣдующее сти-
хотвореніе «Родина», принадлежащее 23-хъ-лѣтнему крестьянину
Московской губерніи:
«Вся полна суровости
Жизнь въ тебѣ, родной!
Дышетъ все глубокою
Скорбью и тоской:
Воетъ непогодушка,
Стонетъ темный лѣсъ,
Рѣдко грѣетъ солнышко
Съ сумрачныхъ небесъ.
Въ воздухѣ туманныя
Ходятъ облака;
Спитъ, морозомъ скована,
Быстрая рѣка.
Часто ночь безъ мѣсяца,
Тусклый, сѣрый день,
Жалкія, печальныя
Хаты деревень.
Жметъ морозомъ, холодно...
Стынетъ кровь въ груди...
Ждетъ-ли тебя, родина,
Счастье впереди?..
Заблеститъ-ли солнышко
Съ выси голубой?
И пройдетъ-ли ноченька
Съ тьмою вѣковой?!>

Отъ этой-то «тьмы вѣковой» и усиливался избавить баронъ
Корфъ свою «родину» и родной народъ, работая на ихъ пользу без-
корыстно, съ самозабвеніемъ, съ необычайнымъ патріотическимъ
увлеченіемъ. Общественная дѣятельность барона Корфа, считая со
времени освобожденія крестьянъ, продолжалась около 20-ти лѣтъ;
но спеціальное, безпрерывное его служеніе дѣлу народнаго образова-
нія продолжалось лишь около 17-ти лѣтъ, въ томъ числѣ только
пять лѣтъ въ роли непосредственнаго земскаго дѣятеля; остальныя-
же 12-ть — оставаясь не у дѣлъ, но тѣмъ не менѣе всегда завален-
ный спѣшнымъ дѣломъ, — всегда съ волненіемъ, заботами и думами
изъ за великаго и насущнаго государственнаго дѣла — народнаго
образованія; всегда наконецъ съ массою крупныхъ и мелкихъ не-
пріятностей изъ за этого же дорогого, поистинѣ беззавѣтно люби-
маго имъ дѣла. Въ этотъ-то 17-ти-лѣтній промежутокъ времени
изъ подъ пера барона Корфа вышло: восемь разнаго рода учеб-
ныхъ пособій и руководствъ по начальному обученіи), считая въ
томъ числѣ и классическую въ своемъ родѣ книгу для народной
сельской школы — «Нашъ Другъ»; шесть брошюръ и книгъ, имѣю-
щихъ серьезное общественное значеніе въ школьномъ отношеніи.
Сюда не входятъ еще «Посмертныя Записки» барона Корфа и до-
вольно значительный рядъ его статей, не имѣющихъ непосред-
ственнаго отношенія къ народному образованію и поэтому не во-
шедшихъ въ 14-ть его изданій, указанныхъ нами и охарактеризо-
ванныхъ выше.
Уже сама по себѣ эта литературная дѣятельность поражаетъ
своими размѣрами. Къ этому нужно прибавить еще очень большой,
сложный и разнообразный трудъ, который выпадалъ на долю ба-
рона Корфа при непосредственномъ его участіи въ дѣлѣ народнаго
образованія то въ качествѣ народнаго учителя, то въ роли экза-
менатора и ревизора, то въ роли туриста-обозрѣвателя раз-
наго рода школъ, то въ роли руководителя учительскихъ съѣз-
довъ и проч. Нужно слишкомъ любить дѣло, быть слишкомъ пре-
даннымъ ему, чтобы проявить такую изумительную дѣятельность,
оставаясь притомъ въ роли частнаго лица. Какъ говоритъ самъ
баронъ Корфъ въ своихъ «Запискахъ», онъ остался до конца дней
своихъ съ тѣмъ-же «чиномъ титулярнаго совѣтника», съ какимъ
былъ выпущенъ изъ лицея; товарищи-же его по лицею достигли за
это время высокихъ іерархическихъ степеней, большихъ чиновъ и
наградъ. За то онъ создалъ большое и безсмертное въ государствен-
номъ отношеніи дѣло — разумную русскую народную школу и бле-
стяще вписалъ свое имя на страницахъ нашего народнаго образо-

ванія — на вѣчныя времена. Но къ несчастью, по обстоятельствамъ
и условіямъ, при которыхъ выпало барону Корфу работать, мало
было только любви и преданности къ дѣлу народнаго образованія,
а нужно было еще безпрерывно болѣть и горѣть душою за это дѣло,
безъ устали бороться и бороться за него то съ тьмою захолустнаго
невѣжества, то съ разнаго рода противодѣйствіями. Это былъ чело-
вѣкъ, отмѣченный яркою, пламенною искрою Божескаго огня, ко-
торый могъ-бы совершить великія и славныя дѣла на пользу чело-
вѣчества, далеко по-шире той сферы, въ которой суждено было ему
работать. Но, къ несчастью, тѣ крайне ненормальныя условія,
въ которыхъ и при которыхъ ему довелось все время работать,
преждевременно привели его къ полному «истощенію жизненныхъ
силъ», — къ смерти всего лишь на 50-мъ году отъ рожденія, не-
смотря даже на строгій и умѣренный образъ жизни. Смерть эту, съ
полною справедливостью, можно назвать сиротствомъ русской на-
родной школы, какъ это удачно выражено въ слѣдующей рѣчи,
произнесенной одною изъ учительницъ народной школы на клад-
бищѣ, при погребеніи H. А. Корфа:
«Велика та скорбь, которую вноситъ въ семью смерть люби-
маго человѣка! Но бываетъ смерть, которая разливаетъ скорбь, пе-
реходящую sa предѣлы семьи и охватывающую всѣхъ, кто былъ
знакомъ съ нравственнымъ обликомъ покойнаго, на комъ дѣятель-
ность его отразилась лучемъ свѣта и тепла. Такую скорбь вно-
ситъ въ душу нашу смерть Николая Александровича. Создатель и
оберегатель новой русской народной школы, онъ всю жизнь посвя-
тилъ ей; и всякій, кто сочувствовалъ дѣлу народнаго образованія,
находилъ въ немъ нравственную поддержку, дружескій совѣтъ,
слово ободренія.
«Полный любви къ людямъ и вѣры въ лучшее будущее, онъ
согрѣвалъ этою любовью, вносилъ эту вѣру въ сердца всѣхъ, кому
приходилось встрѣчаться съ нимъ. И мы, собравшіяся здѣсь учи-
тельницы народной школы, — мы, которыхъ онъ считалъ своими
друзьями, какъ считалъ своимъ другомъ каждаго, кто работалъ съ
нимъ на одномъ поприщѣ, мы не можемъ не вспоминать при этомъ
послѣднемъ, нерадостномъ свиданіи нашемъ, какимъ любящимъ на-
ставникомъ и другомъ онъ былъ для насъ при каждомъ свиданіи,
какъ умѣлъ пробуждать новыя силы на дальнѣйшій трудъ. И на
вашу-же долю выпало горькое утѣшеніе привѣтствовать его въ
послѣдній разъ среди нашего кружка, проводить его въ послѣд-
ній далекій путь, съ котораго онъ уже не вернется къ намъ, не
скажетъ намъ своего дружескаго, ободряющаго слова. Но, какъ
драгоцѣнное наслѣдіе, онъ оставилъ намъ свое завѣщаніе — высоко
держать знамя народнаго образованія, — знамя, на которомъ начер-
тано: любовь къ людямъ, труду и вѣра въ благотворные результаты
этого святого труда. Завѣщаніе не длинное, но полное глубокаго
смысла, и мы сохранимъ этотъ завѣтъ! Прощай-же, дорогой учи-
тель нашъ, учитель русскаго народа! За свѣтъ, который ты вно-

силъ въ нашу жизнь, пусть память твоя будетъ окружена ореоломъ
свѣта до тѣхъ поръ, пока существуетъ народная школа, пока лю-
бовь къ людямъ и вѣра въ добро и правду будутъ находить отго-
лосокъ въ нашихъ сердцахъ.»
Какъ велико значеніе потери въ лицѣ барона H. A. Корфа,
«оберегателя» русской народной школы, — это мы продолжаемъ
чувствовать до настоящаго времени... Пока былъ живъ баронъ
Корфъ, — несравненно чище, яснѣе была самая идея народнаго
образованія, выше было общественное вниманіе къ нему и
несравненно энергичнѣе самый ходъ дѣятельности. Именно со
времени смерти этого великаго, безпримѣрно энергическаго обще-
ственнаго работника и ведутъ свое начало тѣ кривотолки и извра-
щенія въ области народнаго образованія, на которыя указано въ на-
чалѣ этого очерка, и за которыя въ нору дѣятельности барона Кор
фа прямо-таки краснѣли, стыдясь даже высказывать ихъ вслухъ,
a тѣмъ болѣе — въ печатной формѣ. Сильно-же, значитъ, должно было
засориться наше общественное сознаніе со времени смерти барона
Н. А. Корфа, если дерзость доходитъ даже до того, что въ печатной
формѣ возводится чуть не въ идеалъ та самая «самобытная» на-
родная русская школа, ради избавленія Россіи отъ которой баронъ
Корфъ работалъ съ такимъ самозабвеніемъ и самоотверженіемъ.