Памяти К. Д. Ушинского: Сб. - 1946

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ
ИНСТИТУТ имени В. И. ЛЕНИНА
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ТОМ XXXIII
ПАМЯТИ
К. Д. УШИНСКОГО
ИЗДАНИЕ МГПИ им. В. И. ЛЕНИНА
МОСКВА
1946

Профессор Е. Н. МЕДЫНСКИЙ
Действительный член Академии
педагогических наук РСФСР
ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ПЕДАГОГ К. Д. УШИНСКИЙ
75 лет назад, в ночь на 3 января 1871 г. (22 декабря 1870 г.
по ст. ст.), скончался великий русский педагог, основоположник:
русской педагогической науки и народной школы России, созда-
тель оригинальной педагогической системы, крупнейший психолог,
«учитель русских учителей» — Константин Дмитриевич Ушинский.
Ушинский родился в Туле 19 февраля >824 г. (по другим дан-
ным, в 1823 г.). Детство и гимназические годы К. Д. Ушинский
провел в небольшом имении отца — Богданке, близ г. Новго-
род-Северска, б. Черниговской губернии. Имение это (100 деся-
тин) было расположено на живописном берегу р. Десны. Краси-
вая природа оказала глубокое влияние на впечатлительного
мальчика. В окрестностях Новгород-Северска сохранялись еще
остатки старинных земляных укреплений — валов. Во время длин-
ных ежедневных переходов из имения в гимназию (которая от-
стояла от усадьбы Ушинских на расстоянии около 4 км). Ушин-
ский уносился мечтой в далекое историческое прошлое родного
города, который противостоял набегам кочевников в древней Руси
и принимал участие в борьбе со шведами в начале XVIII века.
После обучения в Новгород-Северской гимназии К. Д. Ушин-
ский поступил в 1840 г. на юридический факультет Московского
университета, где в тот период преподавали профессора Т. Н. Гра-
новский, П. Г. Редкий. В 1844 г. Ушинский блестяще окончил
университет и был оставлен на два года при университете для
подготовки к профессорскому званию.
В 1846 г., имея всего 22 года от роду, Ушинский был назначен
исполняющим обязанности профессора камеральных наук в Яро-
славский Демидовский лицей. Сохранившиеся четыре лекции его
по этим наукам и актовая речь «О камеральном образовании»
показывают, что К. Д. Ушинский уже в начале своей научной
деятельности проявлял большую самостоятельность мысли, строил
свой курс оригинально и остро критиковал за рецептурность и
беспринципность систему камеральных наук, как она сложилась в
Германии.

Недолго, однако, продолжалась профессорская деятельность
Ушинского: через 2 1/2 года он был уволен как несоответствующий
«видам начальства», как профессор, заподозренный в вольно-
думстве. Это был период, когда николаевское правительство,
испуганное европейскими революциями 1848 года, обрушилось
на высшие учебные заведения целым рядом репрессий. Ушинский,
уже и раньше обративший на себя опасливое внимание началь-
ства, отказался подчиниться требованию о предварительной цен-
зуре очередных лекций. Вынужденный подать заявление об от-
ставке, он затем в течение ряда лет не мог найти себе места
даже учителя гимназии или хотя бы уездного училища.
Нуждаясь материально, он вынужден был занять должность
мелкого чиновника департамента инославных вероисповеданий в
Министерстве внутренних дел с окладом 400 рублей в год. Кан-
целярская работа тяготила Ушинского. Он мучительно переживал
противоречие между стремлением сделать что-то большое, дать
многое родине и скучной канцелярской работой — между мечтой
и действительностью.
О том, как мучительно переживал Ушинский это несоответ-
ствие между своими большими силами и невозможностью их при-
менять, свидетельствуют записи в его дневнике: «Небольшой
толчок судьбы разбил все мои предположения, весь тот мир, ко-
торый так долго во мне строился. И если я не вооружусь твердое
волей, то погибну посреди этих обломков, сделаюсь пустым чело-
веком... Неужели мне придется погибнуть в этой тюрьме, в ко-
торой нет даже стен, чтобы разбить себе голову...»
С 1850 г. К. Д. Ушинский принимает участие в журнальной
работе, помещая в «Современнике» и «Библиотеке для чтения»
р*д статей и переводов, рефератов, обзоров и т. п. Это была
тяжелая, черновая литературная работа, не дававшая простора
творчеству. Некоторые статьи помещались журналами даже без
подписи автора. Работа плохо оплачивалась.
Осенью 1854 г. Ушинскому удается, наконец, при содействии
одного из сослуживцев по Ярославскому лицею получить педаго-
гическую работу сначала в качестве преподавателя, а затем
инспектора Гатчинского сиротского института, где он обратил на
себя внимание как талантливый педагог-реформатор. К этому вре-
мени относится знакомство Константина Дмитриевича с произве-
дениями классиков мировой литературы. После смерти одного из
предшественников Ушинского по должности инспектора Гатчин-
ского сиротского института — крупного педагога Е. О. Гугеля
осталась тщательно составленная педагогическая библиотека.
Изучивши труды классиков педагогики, Ушинский писал в своих
заметках, что если бы эта литература попалась ему раньше, он
выл бы избавлен от целого ряда ошибок.

Под впечатлением этого чтения Ушинский пишет свою пер-
вую педагогическую статью — «О пользе педагогической литера-
туры». За ней следуют статьи «О народности в общественном
воспитании», «Три элемента школы», в которых К. Д. Ушинский
показал себя как оригинальный, глубокий педагогический
мыслитель.
В феврале 1859 г. Ушинский был назначен инспектором Смоль-
ного института — закрытого женского учебно-воспитательного за-
ведения, состоявшего из двух изолированных одно от другого
отделений: Николаевского — для «благородных девиц», где вос-
питывались дочери знатных дворян, и Александровского училища,
где получали воспитание девочки недворянского происхождения
(его обычно называли «мещанским отделением»).
Открытый столетием раньше (в 1764), Смольный институт в
XVIII в. представлял собой передовое женское учебно-воспита-
тельное учреждение, каких не было почти ни в одной из стран
Западной Европы. Но жизнь шла вперед, а Смольный законсерви-
ровался в сословных традициях; содержание обучения и методы
учебно-воспитательной работы устарели; девушек тщательно охра-
няли от влияния жизни. Воспитанниц в течение 9 лет обучения
не отпускали домой к родителям, ни на каникулы, ни даже в вос-
кресные и праздничные дни. Видеться с родителями воспитанницы
могли только изредка з присутствии классных дам. Письма,
адресованные даже родителям и от них, вскрывались. Препода-
вание шло по-старинке: все предметы, кроме закона божьего,
русского языка и русской истории, преподавались на французском
языке. На этом же языке воспитанницы обязаны были разговари-
вать, русская речь даже вне уроков строго преследовалась. В ре-
зультате из Института выходили девушки, умевшие бойко бол-
тать по-французски и не умевшие правильно написать по-русски
небольшую записку. Вместо русской литературы девочки занима-
лись зазубриванием схоластической риторики. Произведений рус-
ской литературы XIX в. не читали вовсе.
К. Д. Ушинский в течение короткого времени совершенно
изменил содержание и методику обучения: он сравнял курс «бла-
городного» и «мещанского» отделений, ввел классную организа-
цию учебных занятий с продолжительностью пребывания в ка-
ждом классе в течение одного учебного года, усилил преподавание
русского языка, ввел преподавание русской литературы с изуче-
нием произведений лучших русских писателей XIX в., превратил
географию из сухого предмета, перечислявшего названия остро-
вов, морей, государств, рек и т. д., в интересный, живой учебный
предмет; улучшил преподавание естествознания и т. д. Ушинский
уволил часть учителей, заменив их молодыми, передовыми педа-
гогами, среди которых были очень известные впоследствии ученые

и методисты: В. И. Водовозов, Д. Д. Семенов, О. Миллер,
М. И. Семевский и др. Ушинский требовал, чтобы была отменена
цензура переписки воспитанниц. Он добился права воспитанниц на
каникулы и праздники уезжать или уходить домой к родителям.
Ушинский сам преподавал педагогику в Смольном институте
и составил для преподавания в младших классах книгу для чте-
ния — «Детский мир».
Ученица К. Д. Ушинского по Смольному институту и впослед-
ствии горячая последовательница педагогической системы Ушин-
ского Е. Н. Водовозова в своих воспоминаниях («На заре жизни»)
пишет, что Ушинский в «течение двух лет превратил Смольный
из «затхлого болота» в лучшее учебно-воспитательное учреждение».
Таким образом, К. Д. Ушинский явился реформатором жен-
ского среднего образования в России и сильно повлиял на учре-
ждение в 60-х годах всесословных женских гимназий.
Реформы, проведенные Ушинским в Смольном институте, воз-
будили против него реакционеров. На него был подан законоучи-
телем Института донос, клеветнически обвинявший его в атеизме
и неблагонадежности.
Возмущенный этим доносом, Константин Дмитриевич требо-
вал, чтобы его деятельность была детально обследована. Запер-
шись на двое суток в кабинете, он писал ответ на донос (который
ему, несмотря на его требования, не был даже показан). Лично
знавшие Ушинского биографы его указывают, что, когда он вы-
шел из кабинета, он поседел и стал харкать кровью: давнишняя
болезнь — туберкулез легких — сильно обострилась.
Несмотря на клеветнический характер доноса, Ушинского уда-
лили с поста инспектора Смольного института, правда, позолотив
пилюлю: он остался на службе в Ведомстве учреждений импе-
ратрицы Марии; ему дали длительную командировку за границу
для изучения постановки женского образования и составления
учебника педагогики.
К. Д. Ушинский оставался за границей пять лет (1862—1867).
Несмотря на тяжелую болезнь, он за этот срок успел сделать по-
разительно много: написал два тома капитального труда «Чело-
век как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии»
и собрал материалы для третьего тома. В этой работе Ушинский
подверг глубокой критике философские и психологические дости-
жения всех стран и, критически используя все лучшее, что было
в этой области во всех странах, дал самостоятельное, оригинальное
и прогрессивное решение многих проблем педагогической психо-
логии. Книга эта впоследствии издавалась многочисленными
изданиями и была настольной для прогрессивных, педагогически
образованных учителей.

Там же» за границей, была составлена Ушинским книга для,
первоначального чтения — «Родное слово» в трех частях, заме-
чательный учебник, служивший для обучения в школе и до^б де-
сятков миллионов детей нашей родины в течение свыше 50 лет.
Ушинский написал также богатое дидактическими указаниями
«Руководство к преподаванию по «Родному слову» и ряд педаго-
гических очерков «Педагогическая поездка по Швейцарии».
Последние три года своей жизни по возвращении в 1867 г. в
Россию он был занят усиленной работой по подготовке к пе-
чати своего капитального труда и других работ. Он мечтал о пере-
воде своего труда «Человек как предмет воспитания» на англий-
ский язык, работал над составлением третьего тома этого труда,
хотел составить дальнейшие части «Родного слова» и перерабо-
тать уже вышедшие для сельской школы. Однако тяжелый недуг
развивался все больше и больше. Временами Ушинский не мог
уже сидеть и вынужден был лежа диктовать свои работы.
22 декабря 1870 г. К. Д. Ушинский скончался. Последними
его словами были: «Света, больше света!» — слова, которые
определяли стремление всей его жизни.
На надгробном памятнике Ушинского в Выдубицком мона-
стыре (в Киеве) выгравированы слова:
«Да почиют они от трудов своих,
Дела бо их ходят за ними».
Ушинский умер в возрасте 46 лет, в расцвете своих творче-
ских сил, надломленный, подобно многим талантливейшим рус-
ским людям, тяжелыми условиями общественной жизни царской
России.
Читая дневники и письма Ушинского, остро чувствуешь его
тяжелые переживания, еще и еще раз проникаешься ненавистью
к царизму, к реакции, которые мяли, топтали, губили талантли-
вейших сынов русского народа — Радищева и Новикова, Пуш-
кина и Лермонтова, Герцена и Белинского, Чернышевского и
Добролюбова, Ушинского и Пирогова.
Тяжела была жизнь К. Д. Ушинского в душное время ца-
ризма. Увольнение с профессорской кафедры, когда ученая дея-
тельность молодого, талантливого профессора едва-едва началась,
постылая канцелярская служба чиновника, материальная нужда,
донос, новое увольнение из Смольного института, где он в корот-
кое время сделал так много.
Затем — пятилетнее удаление за границу, которое Ушинский
переживал как замаскированную ссылку, оторванность от прак-
тической педагогической работы и от страстно любимой родины;
злобная месть со стороны министра народного просвещения мра-
кобеса Д. А. Толстого, запретившего к употреблению в школах

книгу для чтения, составленную Ушинским; новый донос Радо-
нежского, мстившего Ушинскому за меткую рецензию на бездар-
ную книгу Филонова и Радонежского; мучительная болезнь и
ранняя смерть...
Энергичный, прямой, глубоко честный и принципиальный,
Ушинский никогда не шел ни на какие компромиссы. По спра-
ведливой характеристике его ученицы и последовательницы
Е. Н. Водовозовой, «он несмотря ни на какие препятствия и го-
нения шел своей дорогой с гордо поднятой головой».
Но это самоотверженное служение делу воспитания, эта не-
сгибаемость давались нелегко.
За год до смерти, чувствуя ее приближение, Ушинский в пись-
ме к Н. А. Корфу как бы завещает ему «долго и успешно бо-
роться на том поприще, с которого я уже готовлюсь сойти, измя-
тый и искомканный». В том же письме он желает Корфу «при-
нести больше пользы, чем я принес, даже больше, чем я мог
бы принести под другим небом, при других людях и при других
обстоятельствах».
Ушинского еще при его жизни глубоко оценило русское учи-
тельство. За несколько месяцев до его смерти учительский съезд
в Симферополе устроил ему бурную овацию. Возле Ушинского
сгруппировалась целая плеяда горячих последователей и уче-
ников, замечательных педагогов: Л. Н. Модзалевский, Д. Д. Се-
менов, В. И. Водовозов и др. Русская педагогическая обществен-
ность высоко чтила Ушинского, но она оказалась бессильной про-
тив реакции конца 60-х — начала 70-х годов.
* * *
Другие люди, другие обстоятельства, о которых мечтал Ушин-
ский, пришли только в наше время.
Только в условиях Великой Октябрьской социалистической
революции педагогической науке, школе, учителю уделяются гро-
мадное внимание и забота.
Только в наше время осуществилась мечта Ушинского: «Сколь-
ко нужно школ, школ и школ для всего этого народа, возрож-
денного к гражданской жизни! И не школ грамотности только, а
таких, в которых бы народ научился употреблять с пользой для
себя и других свою свободу».
Ушинский мечтал о густой сети народных школ в'России
после реформы 1861 года. Действительность показала, что в
царской России его надежды были неосуществимы, а претворила
их в жизнь лишь Октябрьская революция: 7 896 000 учащихся
было в 1915 г.; 32 185000 их стало в 1939 году.
Только в условиях Великой Октябрьской социалистической
революции осуществилась мечта Ушинского о педагогической

подготовке учителей средней школы в Педагогических институтах.
Только теперь по-настоящему оценивается, изучается, разрабаты-
вается ценное педагогическое наследство Ушинского, издается
полное собрание его сочинений, пишутся монографии о его жизни
я деятельности.
Начиная свою педагогическую деятельность в Гатчинском си-
ротском институте, Ушинский писал о своем предшественнике по
Институту, крупном педагоге Е. О. Гугеле, надломленном никола-
евским режимом: «Лучше было бы, если бы он жил в настоящее
время, когда уже научились лучше ценить педагогов и педаго-
гические идеи».
Последующие годы жизни и деятельности Ушинского пока-
зали, что, увы, он слишком, идеализировал свое время. И только
мы, только в Советской стране, можем с полным правом сказать
эти же слова о самом Ушинском.
Коммунистическая партия, Советское правительство, советские
народы, советское учительство с любовью чтут память великого
русского педагога. По постановлению СНК СССР, К. Д. Ушин-
скому будет воздвигнут памятник, издано полное собрание его
сочинений. Созданный этим же постановлением Всесоюзный ко-
митет по проведению 75-летия со дня смерти К. Д. Ушинского
разработал ряд мероприятий.
Совет Народных Комиссаров постановил учредить . медаль
имени К. Д. Ушинского ДЛЯ награждения особо отличившихся
учителей и работников педагогической науки, установлены две
ежегодные премии имени Ушинского (в 25 и 10 тыс. руб.) за
лучшие научные работы по педагогическим наукам. Имя
К. Д. Ушинского присвоено нескольким учебным заведениям.
Установлен ряд стипендий имени Ушинского для докторантов и
аспирантов по педагогике и студентам.
Во всей нашей стране состоялись торжественные заседания и
научные конференции, посвященные памяти К. Д. Ушинского.
Советские газеты и журналы отметили 75-летие со дня смерти
К. Д. Ушинского статьями.
Чествование памяти К. Д. Ушинского, как. отметил в своей
речи на торжественном заседании в Москве 3 января народный
комиссар просвещения В. П. Потемкин, превратилось в большой
праздник советской педагогики.
Ушинский является основоположником русской педагогической
науки. Это положение отнюдь не следует понимать в том смысле,
что до Ушинского в русской педагогике не было ничего ориги-
нального. Наоборот, и в практике и в теории воспитания русский
народ дал много ценного в XVII, XVIII и первой половине XIX в.
(братские школы, педагогические идеи Бецкого, Радищева, Нови-
кова,-Ломоносова, Сковороды, Герцена, Белинского).

Сам Ушинский вырос как мыслитель и педагог, имея таких
замечательных учителей, как широко образованный директор
Новгород-Северской гимназии, прекрасный педагог Тимковский».
как профессора Т. Н. Грановский и П. Г. Редкий, и своими
предшественниками Белинского, правильно поставившего вопрос
о народности, о гуманизме, о нравственном воспитании; Гугеля,.
оказавшего сильное влияние на составленные Ушинским учеб-
ники, и Пирогова, статья которого «Вопросы жизни»,, открывая
собою в 1850 г. педагогическое движение 60-х годов, произвела
на Ушинского огромное впечатление.
Ушинский создал стройную, оригинальную педагогическую
теорию, охватившую все основные проблемы педагогики, разра-
ботал психологические предпосылки воспитания. Он впервые про-
будил в широких общественных кругах интерес к педагогической
литературе и дал толчок мощному развитию русской педагоги-
ческой мысли.
Он подошел к разработке педагогической теории во всеоружии
знаний по философии, психологии, географии, истории, экономи-
ческим наукам, критически использовав литературу на английском,
французском и немецком языках, которыми прекрасно владел.
При разработке педагогической теории Ушинский считает не-
обходимые критически использовать все ценное, что было вы-
сказано главнейшими представителями педагогической мысли
всех стран. Он предостерегает против эмпиризма в педагогике,
справедливо указывая, что недостаточно основываться только на
личном (хотя бы и удачном) опыте воспитательной работы. Он
требует единства теории и практики при разработке педагогики.
«Спор между теорией и практикой — спор очень старый, который,
наконец, умолкает в настоящее время, осознавая свою неоснова-
тельность. Война между практиками и теоретиками, между ра-
ботниками опыта и теоретиками идеи, приближается к миру,
главнейшие условия которого уже обозначились. Пустая, ни на
чем не основанная теория оказывается такой же никуда не год-
ной вещью, как факт или опыт, из которого нельзя вывести ни-
какой мысли, которому не предшествует и за которым не следует
идея. Теория не может отказаться от мысли», — писал Ушинский
в- статье «О пользе педагогической литературы».
Ушинский совершенно правильно считал, что педагогическая
теория должна являться обобщением педагогического опыта,<быть
основанной на философии, пользоваться данными, доставляемыми
целым рядом наук (анатомией, физиологией, психологией, исто-
рией и др.). Педагогическая теория, если она действительно тео-
рия, не может ограничиваться рецептами, но должна давать за-
коны воспитания.
Ценна мысль К. Д. Ушинского, что в разработке педагогиче-

ской теории должны принять участие учительские массы. Он ука-
зывал, что опыт, мысль, которую выработал в своей практике
каждый вдумчивый педагог,, не должны оставаться только в пре-
делах его школы; пусть эта мысль «облетит все концы России,
заглянет во все захолустья, где только есть школы, и вызовет
сочувствие или шор в сотне его товарищей».
Эти и ряд других таких же высказываний Ушинского о раз-
работке педагогической теории, всецело отвечающих нашим
требованиям к педагогической науке, объясняются материалисти-
ческими и диалектическими элементами мировоззрения К. Д. Ушин-
ского. Он не был материалистом, нельзя его назвать и последо-
вательным диалектиком. Однако в мировоззрении Ушинского
имелось много элементов материализма, и в некоторых вопросах
он становился на диалектические позиции. Мало того, мировоз-
зрение Ушинского развивалось в направлении от идеализма к
материализму. Уже в ранних его произведениях в речи «О ка-
меральном образовании» (1848), в статье «О пользе педагогиче-
ской литературы» (1857) нередко встречаются отдельные мате-
риалистические положения.
Так, в речи «О камеральном образовании» Ушинский говорил:
«Истинная мысль не есть мнение о вещи, но понятие самой вещи...
Единственным критериумом вещи есть сама вещь, а не наше
понятие об ней...». Уже в этой речи Ушинский основу обществен-
ной жизни видит в хозяйственной деятельности людей. Критикуя
немецких камералистов, он восторгается отцом политической эко-
номии Адамом Смитом. Он видит противоречия общественной
жизни. В более поздних его работах мы встречаем такие отдель-
ные блестки, как констатация общественных противоречий л
анализ экономического развития: «Потребность больших и боль-
ших капиталов для всякого самостоятельного производства уве-
личивается; число самостоятельных производств уменьшается;
одна громадная фабрика поглощает тысячи маленьких и превра-
щает самостоятельных хозяев в поденщиков; один дуреет от
жиру, другой дичает от нищеты; одного губит богатство, другого
крайняя бедность превращает в машину...» («Труд в его психи-
ческом и воспитательном значении»). В речи «О камеральном
образовании» Ушинский указывает, что в «расчленении общества
человеческого проявляется хозяйственный закон».
Экономические и политические взгляды, равно как и философ-
ские взгляды Ушинского, недостаточно еще изучены, но, по на-
шему мнению, заслуживают самого тщательного изучения со сто-
роны историков русских экономических учений и русской фило-
софии. Ушинский, конечно, вследствие отсталости русской жизни
в 40—60-х годах, не мог найти правильного решения вопросов
общественной жизни.

Материалистические элементы при объяснении общественных
явлений у него переплетаются с идеалистическими, но в своих
исканиях законов общественной жизни, в своей критике ограни-
ченных учений немецких камералистов, в признании больших
заслуг английской политической экономии (в противовес немецкой,
камералистике, которую так остро критиковал Маркс) Ушинский
для своего времени дал много ценного и нового. Он, например*
подверг основательной критике взгляды Спенсера и других фило-
софов, не видевших разницы между законами развития в мире
животном и в человеческом обществе и считавших, что прогресс
человечества совершается так же, как и у животных, — путем
биологического приспособления; этому ограниченному взгляду
Ушинский противопоставил мысль о том, что в человеческом
обществе главное значение имеет историческое развитие. Тем, кто
утверждал, что человек якобы вследствие органического развития
вырастит себе крылья, он отвечал: «Сила человека — его паровая
машина; быстрота его—паровозы и пароходы, а крылья уже
растут у человека и развернутся тогда, когда он выучится управ-
лять произвольно движением аэростатов».
Не становясь всецело на сторону материализма, утверждая*
что, по его мнению, ни материализм, ни идеализм не могут дать
истины, будучи человеком религиозным, он, однако, в тот период»
когда материализм подвергался гонениям со стороны царского
правительства, смело заявлял, что материалистическая философия
внесла и продолжает вносить много положительного в науку и
мышление, и указывал: «Искусство воспитания в особенности н
чрезвычайно много обязано именно материалистическому напра-
влению изысканий, преобладающему в последнее время». При
этом Ушинский резко критиковал вульгарный материализм Фохта
и Молешотта. Его резкие выражения, направленные против мате-
риализма, относятся к этому вульгарному, грубому материализму»
Ряд материалистических элементов мы находим и в психоло-
гических взглядах Ушинского: отношения между физиологией и
психологией, признание опытного характера психических функ-
ций и процессов ощущений, восприятия, представлений, памяти,
внимания, воображения, мышления. Он утверждал, что основа
этих функций и процессов лежит в нервной системе. Отвергая
метафизическую трактовку психической жизни, он считал необхо-
димым начинать рассмотрение психики с простейших психических
явлений.
Ушинский считал, что «если мы хотим воспитать человека во
всех отношениях, мы должны его изучить также во всех отно-
шениях». Реализуя это требование, он разработал капитальный
труд по педагогической психологии — «Человек как предмет воспи-
тания» в двух томах, критически использовав все ценное, что

было в тот период в философии, физиологии и психологии все*
стран и дав оригинальное освещение многих психологических во-
просов. Ушинский стоит на позициях передовой для того времен»
эмпирической психологии, во многом однако преодолевая огра-
ниченность эмпиризма и приближаясь при освещении некоторых
вопросов к материалистическому их толкованию.
Цель воспитания Ушинский формулировал как подготовку
нравственного человека и гражданина, отдающего свои силы на
служение родине. В основу нравственности Ушинский ставил
труд, деятельность, направленную на благо общества. Он указы-
вал, что «животворная сила труда служит источником человече-
ского достоинства, а вместе с тем и нравственности и счастья».
Труд облагораживает человека и составляет необходимое условие
его физического, нравственного и умственного развития.
Примерами из жизни целых народов и государств, различных
сословий и жизни отдельных людей Ушинский доказывал, как
разлагающе действовала на них праздность: «Труд есть един-
ственно доступное на земле и единственно достойное его (чело-
века) счастье». Отсюда Ушинский делал вывод: «Воспитание, если
оно желает счастья человеку, должно воспитывать его не для
счастья, а приготовлять к труду жизни». Воспитание должно раз^
вить в человеке любовь к труду, привычку трудиться и помочь
человеку отыскать для себя труд в жизни.
Отметить эту сторону педагогической системы Ушинского,
характеризуя его как великого русского педагога, — необходимо.
Сам Ушинский уделял своей статье «Труд в его психологическом
и воспитательном значении» очень большое место.
Взгляды Ушинского на труд, как необходимое условие суще-
ствования нравственности и счастья человека, определяют многие
моменты его педагогической системы (вопрос о воспитании чув-
ства долга, протест против забавляющей педагогики, развитие
самостоятельного (мышления детей, приучение учащихся к преодо-
лению трудностей в процессе обучения и т. д.).
Ушинский трактует вопрос о роли труда в процессе воспита-
ния и обучения оригинально, значительно отличаясь от западно-,
европейских педагогов и давая, по сравнению с ними, много но-
вого. Так, по сравнению с Локком, он свободен от утилитаризма,
с каким подходит к вопросам труда Локк. У Ушинского нет той
переоценки опыта ребенка, того стремления сделать обучение во
что бы то ни стало легким и приятным, превращения учения
почти в игру и той бессистемности в обучении, какие характерны
для педагогики Руссо.
Ушинский создал оригинальную, стройную педагогическую си-
стему, в основу которой положил принцип народности. Этот прин-
цип в истории русской педагогической мысли встречается в педа-

гогических высказываниях многих прогрессивных русских деяте-
лей: у Радищева, Новикова и Ломоносова, у Белинского и Гер-
цена, Чернышевского и Добролюбова; с своеобразным односто-
ронним пониманием народности выступили в 40—50-х годах XIX в.
славянофилы братья Киреевские, Хомяков и другие. В 60-х годах
этот принцип народности, очищенный от крайностей славянофиль-
ства, становится господствующим в нашей литературе, живописи
(передвижники), музыке («могучая кучка»), несколько позже в
историографии (Ключевский).
В педагогике наиболее ярким представителем идеи народности
был К. Д. Ушинский. Он указывает, что «народность является до
сих пор единственным источником жизни народа в истории».
-«Народ без народности — тело без души, которому остается толь-
ко подвергнуться закону разложения и уничтожения в других те-
лах, сохранивших свою самобытность», — писал Ушинский. Отсю-
да он делал вывод, что в основу воспитания должна быть поло-
жена народность.
В истории русской общественной мысли принцип народности
трактовался различно. О народности как прогрессивном прин-
ципе говорим мы, говорили русские революционеры-демократы
XIX в., но этим же словом (в совершенно иной его трактовке)
оперировали славянофилы и даже реакционное царское прави-
тельство николаевского времени (в известной уваровской формуле
«самодержавие, православие и народность»).
Чтобы понять сущность педагогической системы Ушинского
if должным образом оценить ее, как прогрессивную систему, необ-
ходимо проанализировать, как же понимал идею народности сам
Ушинский.
Еще в своей речи «О камеральном образовании» (1848 г.) и в
своих лекциях в Демидовском лицее Ушинский пришел к идее
народности, как своеобразию каждого народа, обусловленному
«го историческим развитием, социальными условиями его жизни,
географическими особенности его родины. Таким образом,,
Ушинский вложил в свое понимание народности социальный
смысл.
Эту же мысль, как главнейшую черту народности, он прово-
дит, говоря о народности в воспитании. В статье «О народности
в общественном воспитании» и других работах Ушинский поэтому
выводит национальный характер и национальные системы воспи-
тания как исторически сложившиеся у каждого на-
рода. «Напрасно мы хотим выдумать воспитание,—писал Ушин-
ский,— воспитание существует в русском народе столько же ве-
ков, сколько существует сам народ — с ним родилось, с ним
выросло, отразило на себе всю историю, все его лучшие и худшие
качества». Каждый народ имеет свой идеал воспитания, сложив-

шийся в процессе многовековой исторической жизни данного
народа, вследствие чего у каждого народа исторически сложилась
и своя система воспитания. Эту мысль Ушинский блестяще дока-
зал глубоким анализом особенностей английской, французской,
немецкой систем воспитания в статье «О народности в обществен-
ном воспитании».
В основу принципа народности УШИНСКИЙ ставит патрио-
тизм, глубокую любовь к родине. Своей жизнью и дея-
тельностью Константин Дмитриевич дал пример патриотического
служения родине. «Сделать как можно больше пользы моему
отечеству — вот единственная цель моей жизни, и к ней-то я
должен направлять все свои способности», — писал Ушинский в
своем дневнике.
Ушинский указывает, что русский народ любит свою родину;
свой патриотизм русский народ доказал многочисленными подви-
гами в прошлом — в войне 1812 г., в Крымской войне, и т. Д.
Однако этот патриотизм проявляется у нас по временам «с истин-
но львиной силой» лишь порывами, в критические периоды жизни
родины, а должен он гореть постоянным ровным пламенем и про-
являться непрерывно, не только на поле брани, но и в повседнев-
ной жизни, при исполнении любых обязанностей.
Воспитание, основанное на народности, должно развивать у
детей любовь к родине, чувство народного достоинства, чувство
долга перед родиной при исполнении гражданских обязанностей,
любовь к героическому прошлому родины и к ее замечательным
деятелям, писателям, ученым. Этот патриотизм, замечает Ушин-
ский, должен быть чужд шовинизма и сочетаться с уважением к
другим народам. Эти мысли Ушинского всецело созвучны нам,
полностью разделяются советской педагогикой.
Равным образом, мы вполне согласны с Ушинским и в том,
что подлинная любовь к родине должна соединяться с хорошим
знанием родины. К этому изучению нашего отечества горячо зовет
Ушинский, указывая, что в его время на изучение России школа
обращала мало внимания: учащиеся умели безошибочно указать
на карте Калькутту, знали хорошо реки любой страны и часто
не знали притоков Оки и крупнейших городов, расположенных на
главнейших реках России. Отсюда ценный призыв Ушинского,
логически вытекающий из принципа народности: в процессе обу-
чения детей обратить главное внимание на преподавание русского
языка и литературы,, на изучение истории, географии и природы
России.
Третьим признаком народности, как ее понимает Ушинский,
является вера в могучие творческие силы русского
народа. Ушинский указывает, что народ создал прекрасный,
^богатый русский язык, народную поэзию, вторая питает творче-

ство крупнейших писателей. Народ создал народную музыку и
песню, которыми широко пользуются в своем творчестве лучшие
русские композиторы. В сбоем отношении к природе и жизни
людей народ проявляет много мудрости, выражая ее в послови-
цах, поговорках и других произведениях народной поэзии; элемен-
тами этой народной мудрости пользуются философы при постро-
ении своих философских систем. Могучие творческие силы рус-
ского народа многократно проявлялись в борьбе с врагами.
Следствием этой черты принципа народности — веры в могу-
чие творческие силы русского народа — является требование
Ушинского, чтобы дело народного образования было предоставле-
но самому народу. В этом требовании Ушинский является педа-
гогом-демократом. Он протестует против чиновничьей, бюрокра-
тической опеки над народной школой, против попыток царского
правительства заимствовать школьную систему из других стран.
«Воспитание, созданное самим народом, — писал Ушинский, —
основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу,
которой нет в самых лучших системах, основанных на абстракт-
ных идеях или заимствованных у другого народа... Не педагогика
и не педагоги, но сам народ прокладывает дорогу в будущее: вос-
питание только идет по этой дороге и, действуя заодно с другими
общественными силами, помогает идти по ней отдельным лично-
стям и новым поколениям».
Ушинский отмечает стремление русского народа к просвеще-
нию: «Где только ни откроется школа, и в два-три дня она уже
битком набита». Он мечтает о том, чтобы в каждой деревне,
имеющей 30 дворов, «была бы хорошая школа, не школа грамот-
ности только, в которой ограничивались сообщением навыков
чтения и счета, но подлинно народная школа, как воспитательно--
образовательное учреждение, основанное на широко понимаемом
принципе народности».
Ушинский с полным правом может быть назван отцом
русской народной школы. Его борьба за народную шко-
лу России, разработка им организации, содержания и методов
обучения в народной школе органически вытекают из принципа
народности как основы его педагогической системы.
Исходя из принципа народности, Ушинский провозгласил идею
оригинальности и самобытности русской педагогики и подверг
острой критике немецкую педагогику — ее абстрактность, педан-
тизм,, формализм, рецептурность л бездушное отношение к ре-
бенку.
Ушинский разоблачил шовинизм немецкой педагогики и само-
надеянные претензий немецких педагогов на ведущую роль в ми-
ровой педагогике. Ушинский зорко подметил, что тот идеал «че-
ловека вообще», который разрабатывается в педагогических тео-

риях немецких педагогов и который они навязывают всем другим
народам, в действительности является лишь рецептом воспитания
немца. Ушинский был первым в мире педагогом, давшим глубо-
кую критику фребелизма. Он подверг также уничтожающей кри-
тике взгляды немецких педагогов на женское воспитание и прак-
тику этого воспитания, назвав эти взгляды убогими и сделав
правильный вывод, что женское воспитание — это «камень прет-
кновения» немецкой педагогики.
В выводах своей статьи «О народности в общественном вос-
питании» Ушинский писал:
«1. Общей системы воспитания для всех народов не суще-
ствует не только на практике, но и в теории, и германская педа-
гогика не более, как теория немецкого воспитания».
«2. У каждого народа своя особенная национальная система
воспитания, а потому слепое заимствование одним народом у дру-
гого воспитательных систем является невозможным».
Провозглашая оригинальность и самобытность русской пе-
дагогики, Ушинский, однако, был чужд какой-либо националисти-
ческой ограниченности и узкой замкнутости. Наоборот, он высту-
пает как педагог, всесторонне знакомый с философией, психоло-
гией и педагогикой всех стран. В выводах статьи «О народности
в общественном воспитании» он признает, что «опыт других наг
родов в деле воспитания есть драгоценное наследие для всех», и
указывает, что этот опыт должен быть использован критически*
а не заимствоваться слепо.
Лучшим выражением народности Ушинский признал родной
язык. Отсюда — громадная роль родного языка з
педагогической системе Ушинского. Его статья
«Родное слово» — это лучшие в мировой педагогике страницы,
посвященные вопросу о значении родного языка в процессе вос-
питания. Никто из педагогов не вскрыл этого вопроса так глу-
боко, никто не связал его так стройно с основами воспитания,
никто не говорил о родном языке так красиво и вдохновенно, как
Ушинский.
«Язык народа—лучший, никогда не увядающий, вечно вновь
распускающийся цвет всей его духовной жизни, начинающейся
далеко за границами истории. В языке одухотворены весь народ
и вся его родина, в нем претворяются творческой силой народного
духа в мысль, в картину и звук небо отчизны, ее воздух, физи-
ческие явления, ее климат, ее поля, горы и долины, ее леса и
реки, ее бури и грозы, — весь тот глубокий, полный мысли и
чувства голос родной природы, который говорит так громко
о любви человека к его иногда суровой родине, который выска-
зывается так ясно в родной десне, в родных напевах, в устах
народных поэтов. Но в светлых, прозрачных глубинах народного

языка отражается не одна природа родной страны, но и вся исто-
рия духовной жизни народа. Поколения народа проходят одно за
другим» но результаты жизни каждого поколения остаются в на-
следие потомкам. В сокровищницу родного языка складывает одно
поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды
исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого
горя и прожитой радости, — словом, весь след своей духовной
жизни народ бережно сохраняет в народном слове.
Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, со-
единяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в
Одно великое, историческое живое целое. Он не только выражает
собой жизненность народа, но и есть именно самая жизнь. Когда
исчезает народный язык—народа нет более!».
Ушинский, таким образом, понимает родной язык не как нечто
застывшее, но как исторически складывающееся; берет язык в
fcro развитии, в его связи с природой и историей родной страны
и с психологическими особенностями народа.
Признавая язык лучшим выражением народности, Ушинский
требует, чтобы в основу всего обучения детей был положен род-
ной язык, преподавание которого тесно связывается с сообщением
детям первоначальных сведений по природоведению, географии и
истории родной страны путем объяснительного чтения.
В прекрасной статье «О первоначальном преподавании рус-
ского языка» Ушинский исчерпывающе указал задачи этого пре-
подавания и дал много ценных методических указаний. Ушинский
был основоположником в России звукового аналитико-синтетиче-
ского метода обучения грамоте, который до сих пор (с некото-
рыми вариантами) применяется в наших школах. Он разработал
также методику объяснительного чтения в начальных классах,
сочетающую развитие речи с сообщением знаний по природоведе-
нию, истории и географии. Ушинский рассматривает речь в тесной
связи с мышлением, поднимаясь в этом анализе до материали-
стического понимания. В начале своей деятельности он непра-
вильно полагал, что речь является прирожденным «даром». Позже
Ушинский отказался от этой идеалистической трактовки и гово-
рил: «Язык, которым мы обладаем, не есть что-нибудь приро-
жденное человеку и не какой-нибудь случайный дар, упавший
человеку с неба, но плод бесконечно долгих трудов человечества».
Ушинский — замечательный дидакт,, давший много
ценного по теории первоначального обучения в тесной связи с
нравственным и эстетическим воспитанием.
В мировой педагогике есть только два педагога, которые для
своего времени дали такое богатство оригинальных дидактических
идей, как Ушинский. Это Каменский и Песталоцци. Но у Ушин-
ского дидактические идеи научно более обоснованы и свободны

от тех элементов механистичности, какие имеются у Коменского
и элементов формализма, имеющихся в дидактике Песталоцци
Дидактические взгляды Ушинского даны на основе глубокого
психологического анализа и так тесно связаны с вопросами нрав-
ственного воспитания, как ни у кого из предшествующих педаго-
гов. Так же, как Л. Н. Толстой, Ушинский тонко понимает и рас-
крывает психику ребенка, чувствует живого ребенка, чего так:
сильно нехватало немецким педагогам, подходившим к детям
сухо и формально.
Ушинский подробно разработал дидактические принципы со-
знательности, систематичности, посильное™ обучения, наглядно-
сти, активности учащихся, прочности усвоения знаний. Особенно
много ценного он дал в трактовке принципа сознательности, как
ведущего принципа, и в широком понимании принципа наглядно-
сти. Он дал подробные указания для построения и ведения урока
Особенное внимание он обратил на организацию и методику са-
мостоятельной работы детей и прекрасно разработал методику
повторения. В дидактике Ушинского наш советский педагог най-
дет много ценного для борьбы с формализмом в обучении.
Свое требование единства педагогической теории и практики
Ушинский реализовал при составлении учебников. Составленные
Ушинским учебники — книги для классного чтения «Родное слово>
и «Детский мир» — произвели настоящий переворот в начальном
обучении детей и в учебной литературе. После трудных, архаиче-
ских, наполненных схоластикой, непосильных и неинтересных де-
тям учебных книг первой половины XIX в. впервые появились
книги, где дан разнообразный, жизненный, учитывающий психо-
логические особенности детей, интересный материал, прекрасно
развивающий речь и мышление детей, обогащающий их язык и
знакомящий детей с окружающим миром. Впервые в учебной
книге были использованы произведения народной поэзии: сказки,
пословицы, загадки, поговорки. Впервые широко использованы
произведения лучших русских писателей. В «Детском мире» дано
118 произведений Пушкина, Крылова, Кольцова, Никитина, Не-
красова, Майкова, Плещеева и др., тогда как в прежних книгах
для чтения встречались лишь басни Крылова.
Обе книги для чтения пронизаны идеей народности. Недаром
современники считали, что «Родное слово» Ушинского произвело
в школе такое же впечатление, как «Руслан и Людмила» Пушки-
на в литературе. По'новизне решения задачи об учебной книге
для первоначального обучения, по слиянности развития речи к
знаний учащихся об окружающем их мире, по широкому и дол-
говременному распространению, по влиянию на последующие
учебники и на учебные книги других народов «Родное слово» и
«Детский мир» Ушинского можно сравнить лишь с одной учебной

книгой во всей истории учебников— с «Orbis sensualium pictus»
Коменского.
За первые 25 лет существования этих учебников было распро-
странено по России около 7 875 тыс. экземпляров «Родного сло-
ва» и 1 138 тыс. экземпляров «Детского мира». Эти книги для
чтения были самыми распространенными в школе и домашнем
обучении в продолжение полувека. На них воспитывались многие
десятки миллионов детей — несколько поколений нашего народа.
Они послужили образцами для составления книг для чтения це-
лому ряду наших методистов — Бунаковым, Тихомировым, Вахте-
ровым и другими.
Грузинская книга для чтения, составленная Я. Гогебашвили
«Деди Эна» («Родная речь»), которая служила учебником до
1926 г. и сейчас снова в несколько переработанном виде является
книгой для чтения в грузинской начальной школе, составлена по
образцу «Родного слова» Ушинского. Другая книга Гогебашвили
«Бунебис Кари» («Ключ к природе») составлена до образцу «Дет-
ского мира» Ушинского. Книги для чтения на армянском языке,
составленные Агаяном, на азербайджанском языке, составленные
Эффендиевым, на болгарском языке, составленные Д. В. Манчо-
вым («Баштин език за детца»), также составлены «по образцу
книг Ушинского; значительная часть материала этих книг заим-
ствована у Ушинского.
Про Коменского один из историков педагогики сказал, что
если бы он ничего более не создал, кроме „Oruis pictus', его
имя было бы бессмертно. То же можно сказать и про Ушинского,
создавшего «Родное слово» и «Детский мир». Одни эти учебные
книги дают Ушинскому полное право называться воспитателем
русского народа, подлинно народным русским педагогом.
В «Родном слове» и в особенности в «Детском мире» Ушин-
ский дает детям много сведений о природе. Он уделял естество-
знанию большое место в образовательной работе и с поразитель-
ным умением развивал у детей не сухие знания о природе, но
глубокую любовь к ней. Ушинский в полном соответствии с руко-
водящим принципом своей педагогики — народностью — считал не-
обходимым в первую очередь познакомить детей с природой их
родины. При сообщении сведений о природе Ушинский не пере-
гружает детей природоведческим материалом, что имело место
в некоторых позднейших книгах для классного чтения. В его
учебных книгах удивительная гармония познания и чувства,
человека и окружающей его природы, развития языка и обога-
щения природоведческими знаниями. Пословицами, загадками
подчеркнуто отношение русского народа к родной природе. Зна-
ние последней согрето эстетическим отношением к природе. Не-
даром Ушинский включил естествознание в круг наук, которые он

определял термином «humaniora» — все науки, способствующие
подготовке всесторонне развитого человека, противопоставляя это
понятие обычному в его время делению образования на класси-
ческое и реальное.
Ушинский тесно сочетает умственное воспитание с нравствен-
ным. Он указывает, что «влияние нравственное составляет глав-
ную задачу воспитания». Хотя под влиянием своего воспитания
в религиозной семье и вследствие отсталости России того време-
ни К. Д. Ушинский тесно связывал вопрос о нравственности с
патриархально-религиозными «устоями», тем не менее, критически
используя его мысли о нравственности и нравственном воспита-
нии, рассматривая его взгляды с учетом исторических условий,
мы находим у него по вопросам нравственного воспитания много
денного.
Это прежде всего социальная трактовка вопросов: основа нрав-
ственности, по Ушинскому, — развивающаяся деятельность на
общее благо. «Чувство общественности, — говорит Ушинский, —
это, другими словами, нравственное чувство». Он бичует эгоизм,
праздность, корыстность и стяжательство, лицемерие и другие
пороки и выдвигает как нравственные черты патриотизм, гума-
низм, искренность и твердость убеждений, чувство общественного
долга, правдивость и честность, мужество, трудолюбие, дисципли-
ну. Большого внимания заслуживает методика нравственного вос-
питания у Ушинского, его удивительное умение в образной форме,
без скучных нравоучений прививать и укреплять у детей основы
нравственности.
Чтобы проникновенно и чутко понять психические переживания
и психологические особенности детей, чтобы сочетать эстетиче-
ское воспитание с другими сторонами воспитания, чтобы тонко
почувствовать красоту родного слова и природы, педагог должен
быть в значительной степени художником-поэтом. Эта сторона
творчества К. Д. Ушинского как педагога до сих пор исследова-
телями его жизни отмечена не была, а остановиться на ней нам
кажется необходимым.
Данные биографии К. Д. Ушинского, отдельные места его
произведений, многие составленные им для «Родного слова» и
«Детского мира» статьи убедительно говорят о том, что в л н ц е
Ушинского сочетались педагог-ученый и пе-
дагог-поэт. В бытность свою студентом Ушинский увлекался
театром, пробовал свои силы в области драматургии (неудача его
первого опыта в этом отношении еще не говорит, что он не обла-
дал художественно-литературным талантом; вспомним неудачные
юношеские дебюты многих крупнейших писателей: Гоголя, Ма-
каренко и др.). Но уже «Поездка за Волхов» —одно из ранних
очерковых произведений Ушинского — вызвала очень положи-

тельный отзыв такого влюбленного в русскую природу писателя
и тонкого стилиста, как И. С. Тургенев. Только художник мог так
чувствовать природу, так увлекаться ею в детстве и так красива
писать о ней, как Ушинский много лет спустя после переживаний
детства.
Вспоминая о своем детстве, Ушинский писал: «Сколько пере-
мечталось на этом прекрасном берегу Десны, на этих кручах, на-
висших над рекой! Как оживлялась и наполнялась впечатлениями
жизнь моя, когда приближалась весна! Я следил за каждым ее
шагом, за каждой малейшей переменой в борьбе зимы и лета.
Тающий снег, чернеющий лед реки, расширяющиеся полыньи у
берега, проталины в саду, земля, проглядывающая там и'сям-из*
под снега, прилет птиц, оживающий лес, шумно бегущие с гор
ручьи — все было предметом моего страстного, недремлющего
внимания, и впечатления бытия переполняли душу мою! Но вот и
снегу более нет, и неприятная нагота деревьев в саду заменилась
со всех сторон манящими таинственными зелеными глубинами,
вот и вишни брызнули молоком цветов, порозовели яблони, каш-
тан поднял и распустил свои красивые султаны, и я бежал ка-
ждый раз из гимназии домой, как будто меня ждало там и бог
нивесть какое сокровище...».
Вспомним приведенную выше поэтическую характеристику
родного слова: «Язык народа — лучший, никогда не увядающий,
и вечно вновь распускающийся цвет всей его духовной жизни...».
Вспомним характеристику русского крестьянина, тихо идущего
домой после трудового дня, данную Ушинским в статье «Труд
в его психическом и педагогическом значении». Какие образы*
эпитеты, сравнения, какая ритмика и звучание фразы!
Художественны по простоте, прекрасны по языку, полны ли-
рикой родной природы, семейного уюта и детских переживаний
многие статьи «Родного слова» из воспоминаний детства. Нередки
у Ушинского красивые по построению и глубокие по содержанию
антитезы: «Безгранично деятельный покой» (в мире психическом);
«спокойна душа, вся отдавшаяся делу» и сильные своей вырази-
тельной краткостью фразы: «Граф Толстой давит Россию тяже-
стью двух министерств». Творчество К. Д. Ушинского как писа-
теля, и особенно его язык, еще ждет своих исследователей.
Ушинский является «учителем русских учителей». Он высоко
оценил роль учителя и поднял этой оценкой общественное значе-
ние учителя, в частности народного учителя. Он указал на един-
ство воспитания и обучения, на огромное влияние личности педа-
гога на воспитанников: «Нет сомнения, что многое зависит от
общего распорядка в заведении, но главнейшее всегда будет за-
висеть от личности непосредственного воспитателя, стоящего ли-
цом к лицу с воспитанником: влияние личности воспитателя на

молодую душу составляет ту воспитательную силу, которой
нельзя заменить ни учебниками, Ни моральными сентенциями, ни
системой наказаний й поощрений».
Тот энтузиазм, с которым шли в сельскую Школу многие
идейные учителя в 60-х годах XIX в. и позже, в значительной
степени был зажжен Ушинским.
Он дал русским учителям педагогическую психологию — свой
капитальный труд «Человек как предмет воспитания», вышедший
в 1916 г. тринадцатым изданием; дал замечательное дидактиче-
ское руководство к преподаванию по «Родному слову», учебные
книги «Родное слево» и «Детский мир», статьи, выясняющие зна-
чение русского языка в процессе! воспитания. Он выяснил русским
учителям значение педагогической литературы и пробудил инте-
рес к ней.
Он разработал «Проект учительской семинарии», по которому
затем в течение десятилетий строилась подготовка народных учи-
телей в лучших учительских семинариях и школах (в Петербург-
ской земской учительской школе, Кубанской учительской семина-
рии, Тверской женской учительской школе им. Максимовича:
и др.).
Своим преподаванием педагогики в Смольном институте и
своими программами педагогики для общих и специальных клас-
сов женских учебных заведений Ушинский заложил основы
преподавания педагогики в педагогических (восьмых) классах
женских гимназий, откуда вышло много сельских учительниц*
Ушинский поставил вопрос о педагогической подготовке учите-
лей средней школы, выдвинув идею создания педагогических
факультетов. Эта идея была настолько нова и смела для дорево-
люционной России, настолько не имела прецедентов в Западной
Европе, что не могла быть осуществлена до революции. Несо-
мненно, однако, что эта идея натолкнула на создание в 1909 г.
Педагогической академии, на учреждение Шелапутинского педа-
гогического ^института и организацию педагогических курсов при
учебных округах для* окончивших университет и желающих занять
место учителя средней школы. Полностью эту идею Ушинского
осуществила лишь Великая Октябрьская революция путем созда-
ния густой сети педагогических институтов.
Следует отметить большое влияние Ушинского на подготовку
и повышение квалификации преподавателей военно-учебных заве-
дений в период расцвета последних в России (60—70-е годы).
Ушинский был одним из учредителей и деятельным участни-
ков «Педагогического общества», организатором педагогической
общественности и профессионального Движения русских учите-
лей. В этом обществе объединились такие выдающиеся педагоги

того времени, как Н. X. Вессель, А. Я. Герд, А. Н. Острогорский,
И. И. Паульсон, П. Г. Редкий и др.
Надо отметить также удивительное умение К. Д. Ушинского
отыскивать и пробуждать педагогические таланты, подбирать
учителей и сплачивать их. Когда Ушинский оставил Смольный
институт, за ним ушла целая группа преподавателей.
К. Д. Ушинский является реформатором среднего
женского образования в России. Его реформатор-
ская деятельность в Смольном институте, его статья «Одна из
темных сторон немецкого воспитания» и отчет о командировке
за границу для изучения женских учебных заведений, его влияние
на известного деятеля по женскому образованию Вышнеградского
сыграли большую роль при организации в России в 60-х годах
женских гимназий.
Ушинский видел в женщине полноправного человека, подчер-
кивал ее большую .роль в воспитании детей, потребовал полно-
весного образования для нее и открыл ей дорогу на педагогиче-
ском поприще. «Мужчина и женщина — личности равноправные,
равно самостоятельные и равно ответственные»,—писал Ушинский,
Я желал бы, говорил также К. Д. Ушинский, чтобы в русской
женщине развивалась наклонность и желание учить своих детей.
Он считает, что мать является естественной воспитательницей
своих детей, и уделяет в своей педагогической системе много
места семейному воспитанию. Ушинский отмечал, что в русской
семье наблюдается такая задушевность, сердечность отношений,
такая глубина родственного чувства, забота друг о друге, чуждая
в то же время семейного эгоизма, каких нет в чопорно холодных
•семейных отношениях немцев или у французов, где семейные отно-
шения «рвутся так легко». Ушинский дает много ценных указа-
ний по вопросам, воспитания и обучения в семье. Его книга
-«Родное слово», согретая семейным уютом, была одной из лю-
бимейших книг для домашнего обучения детей.
Ушинский считал необходимым правильно поставленное фи-
зическое воспитание детей. В его произведениях мы,
правда, не находим систематических подробных высказываний
о физическом воспитании, но это объясняется отнюдь не игнори-
рованием Ушинским этой важной стороны воспитания, но исклю-
чительно глубоким, научным подходом К. Д. Ушинского ^ про-
блемам воспитания. Не являясь по своему образованию биологом,
^физиологом и врачом, он не считал себя вправе говорить о во-
просах физического воспитания, но звал к разработке вопросов
физического воспитания педагогов-врачей. В предисловии к своему
труду «Человек как предмет воспитания» Ушинский требует, что-
бы вопросы физического воспитания не ограничивались диллетант-
скими советами и рецептами, и говорит:

«...мы, не обладая специальными сведениями в медицине, во-
все удержались в нашей книге от подачи советов по физическому
воспитанию, кроме тех общих, для которых мы имели достаточ-
ные основания. В этом отношении педагогика должна ожидать
еще важных услуг от педагогов — специалистов в медицине».
Этот завет К. Д. Ушинского выполнил, как известно, другой
замечательный русский педагог — П. Ф. Лесгафт, научно разра-
ботавший оригинальную систему физического воспитания.
Таково в главнейших чертах (далеко неполно изложенных)
значение Ушинского в русской педагогике. Один из ближайших
учеников Ушинского Л. Н. Модзалевский, выступая на чествова-
нии памяти Ушинского в связи с 25-летием со дня его смерти,
говорил: «Ушинский — это наш действительно народный пе-
дагог, точно так же как Ломоносов — наш народный ученый, Су-
воров — наш народный полководец, Пушкин — наш народный
поэт, Глинка — наш народный композитор».
Влияние Ушинского на русскую педагогику было огромно.
Подобно тому, как поэтический гений Пушкина вызвал к жизни
целую группу поэтов пушкинской школы, так и педагогический
гений Ушинского создал целую плеяду замечательных русских
педагогов: Д. Д. Семенова, Л. Н. Модзалевского, Н. Ф. Бунакова,
В. П. Острогорского и других.
Крупнейшие передовые педагоги народов СССР также находи-
лись под большим влиянием Ушинского. Таковы Я. Гогебашвили
в Грузии, Г. Агаян и Тер-Гевондян в Армении, Р. Эффендиев в
Азербайджане, Алтынсарин в Казахстане и др. Значительное влия-
ние имел Ушинский на болгарскую и югославскую педагогику.
В 1894 г. изданы в Болгарии избранные педагогические сочинения
Ушинского. В 1897 и 1902 гг. на сербском языке вышли моногра-
фии Д. Семенова и Гольцева об Ушинском.
Советская страна с глубокой любовью чтит память великого
русского педагога. Чествование К. Д. Ушинского в 75-летнюю
годовщину его смерти превратилось в большой праздник русской
педагогики и советского учительства.
Выступая на совещании работников народного образования
30 января 1941 г., М. И. Калинин говорил: «У нас уже социали-
стический строй, но я вижу, что те идеи, которые развивал в свое
время Ушинский и которые я выдвинул в качестве практических
предложений, — это настоящие педагогические идеи. Мало того,
я считаю, что они только в нашем социалистическом обществе и
могут быть полностью осуществлены».

Профессор К. Н. КОРНИЛОВ
Действительный член Академии
педагогических наук РСФСР
К. Д. УШИНСКИЙ КАК ПСИХОЛОГ
I
Всякий раз, когда мы чтим память великого человека, у нас
невольно возникает стремление найти созвучие в его взглядах,
убеждениях, идеологии с воззрениями, которые являются господ-
ствующими в настоящее время. И хотя мы прекрасно понимаем,
что историческая оценка деятельности человека должна произво-
диться с точки зрения значимости его деятельности для той эпохи,
в которую он жил и работал, тем не менее психологически стре-
мление оценить, понять деятельность человека с точки зрения
сегодняшнего дня невольно вклинивается в эту оценку.
Так мы подходим и к оценке деятельности К. Д. Ушинского.
Находя многое созвучным нашей эпохе в трудах К. Д. Ушинского,
мы невольно ищем родственные моменты и в его мировоззрении,
в его философских взглядах. Отсюда и берет свое начало стре-
мление изобразить К. Д. Ушинского как материалиста по своим
философским воззрениям или по крайней мере отыскать у него
«материалистические тенденции». Повидимому, некоторые из
друзей и почитателей Ушинского полагают, что причислить чело-
века к материалистам или найти у человека «материалистические
тенденции» — это наивысшая оценка для идеологических воззре-
ний человека. Повидимому, эти авторы упускают из виду замеча-
тельные слова В. И. Ленина: «Умный идеализм ближе к умному
материализму, чем глупый материализм»!. Выходит, материализм
материализму рознь, и в трудах того или другого ученого надо
искать не просто «материалистические тенденции», а по крайней
мере диалектические и, если можно, диалектико-материалистиче-
ские тенденции.
Вот таким «умным идеалистом» в своих философских воззре-
ниях и был К. Д. Ушинский. Его религиозные воззрения,
так четко сформулированные в положении — «ум говорит о неве-
домой причине, перед которой склоняется гордый ум с благогове-
1 Ленин. Философские тетради, стр. 282.

кием»1, его дуализм, не менее четко выраженный в положении,
что монизм — основа науки, а дуализм — основа практической
деятельности2, — все это определенно характеризует идеализм
философских воззрений Ушинского.
Правда, Ушинский противоречиво формулирует свои фило-
софские взгляды, отрицая как будто и идеализм и материализм.
«Не говорил ли нам идеализм — не изучай материи, ты ничего не
найдешь там!» «Не говорил ли нам новый позитивизм — «Изучай
только материю—там все найдешь!» «Оба возгласа, — говорит
Ушинский, — возгласы схоластики» * Это, однако, ничуть не ме-
шает Ушинскому высоко превозносить значение материализма
для науки.
Будучи в основном идеалистом в своих воззрениях, Ушинский
в то же время является глубоким диалектиком. Диалектика про-
низывает всю систему его психологических и педагогических
взглядов, и это в значительной мере обусловливало прогрес-
сивность воззрений Ушинского в свое время, и в этом лежит
корень того, что воззрения Ушинского так созвучны нашему
времени.
II
Первым характерным моментом этого диалектического подход
да к своему предмету исследования является то, что Ушинский,
создавая систему педагогики как науки, создал ее не изолирован^
но от других наук, а поставил ее в самую тесную связь с други-
ми научными дисциплинами. Ушинский назвал свой труд «Педаг
готической антропологией», и в этом труде на основе философии,
биологических и общественных наук он стремился разрешить
вопрос о законах развития жизни человека вообще и законах
воспитания — в частности. Ушинский свою «Педагогическую>
антропологию» начинает с определения места человека в природе,
рассматривая его как результат длительного эволюционного раз-
вития жизни на земле. Человека Ушинский рассматривает диа-
лектически, как развивающееся существо, и„ вскрывая «непредна-
меренные» и «преднамеренные» факторы, обусловливающие это
развитие, Ушинский среди этих «преднамеренных» факторов;
указывает и на роль воспитания.
Центральное место в своей «Педагогической антропологии»
Ушинский отводит психологии, в которой он видит основу для
педагогики. Его главный труд — «Человек как предмет воспита-
ния»— представляет собой не что иное как систему психологии^
1 Ушинский. Человек как предмет воспитания, т. II. стр. 284.
2 См. там же, стр. 479.
3 Ушинский. Человек как предмет воспитания, т. I, стр. 413.

Эту систему в противовес немецкой «догматической» психологии,
и английской «аналитической» Ушинский называет «дидактиче-
ской»1, т. е. имеющей непосредственную связь с обучением. Си-
стема психологии Ушинского — это не столько система общей
психологии, сколько система педагогической психологии.
Посвящая психологии основной свой труд — «Человек как
предмет воспитания», Ушинский не забывает и здесь поставить
психологию на соответствующее место в системе наук: с его точ-
ки зрения, психологию можно построить и обосновать только на
физиологии. Ушинский упрекает немецких психологов за то,
что они отрывают физиологию от психологии.
Но, сближая физиологию с психологией, Ушинский все же
был чужд идее психо-физического единства, хотя все его рассу-
ждения на эту тему идут в этом плане. Он говорит, что «творец
так связал душу и тело, что в психо-физических явлениях физио-
логи изучают их с одной стороны, психологи — с другой»2. Это
уже близко к психо-физическому единству.
Физиологический очерк Ушинский строит сам и высказывает
в нем многие передовые идеи, которые получили свое оправдание
только в наши дни. Таковы его идеи о формирующем влиянии
деятельности живого существа на строение организма, о сне, как
«приостановке деятельности центрального органа мозга», чем
Ушинский предвосхитил идею И. П. Павлова о сне как тормоз-
ном процессе. Такова его идея о привычках и навыках, как
«усвоенных рефлексах», что опять-таки так близко к учению Пав-
лова об условных рефлексах. Наконец, рассмотрение таких пси-
хических процессов, как ощущения и память, утомление и рабо-
та, навыки и привычки в физиологическом плане, — все это дела-
ло основной труд Ушинского прогрессивным для своего времени
и делает его созвучным нашей эпохе.
III
Переходя теперь непосредственно к рассмотрению психологи-
ческих взглядов Ушинского, следует прежде всего указать, что
и здесь он остается верен все тому же диалектическому прин-
ципу — брать психические процессы в их развитии. Ушинский
прежде всего устанавливает общий принцип этого развития, кото-
рый сводится к тому, что развитие психики проходит определен-
ный путь от элементарных психо-физиологических явлений, свой-
ственных животным, к более сложным, свойственным человеку —
«чисто психическим», или «духовным», процессам. А рассматривая
1 Ушинский. Человек как предмет воспитания, т. I, стр. 172.
2 Там же, стр. 153.

отдельные психические процессы — внимание» память, воображе-
ние, рассудок и т, п,, — Ушинский везде сопровождает рассмотре-
ние их специальным отделом — «история внимания», «история
памяти» и т. д. Генетическое рассмотрение всех этих процессов
является для него обязательным.
Пожалуй, самое замечательное и оригинальное применение
нашел этот принцип развития у Ушинского в разрешении таких
вопросов, как образование понятий пространства, (Времени, числа,
материи, силы, причины Ушинский называет это «психической
историей — понятия материи, силы, причины» и т. п. Здесь он
вскрывает, что понятия пространства и времени возникают из
мускульных движений, которые предшествуют в истори-
ческом развитии человека всем другим ощущениям.
При совершаемых движениях мы имеем ощущения уси-
лия, которые мы осознаем как более интенсивные или менее
интенсивные. Эти-то ощущения усилия являются основой меры и
числа в осознании пространства и времени. Точно так же первое
понятие о материи появилось у человека тогда, как он встретил-
ся с внешними телами, которые препятствовали его произвольным
движениям. Эта чисто психологическая интерпретация развития
вышеуказанных понятий является очень оригинальной.
IV
Созвучны нашим основным методологическим принципам воз-
зрения Ушинского и на роль труда в жизни
человека.
Энгельс указывал, что труд создал человека. В процессе тру-
да человек выделился из царства животных, стал живым суще-
ством, делающим орудия производства и обладающим сознанием.
Ушинский раскрывает психологическое и педагогическое значе-
ние труда для современного человека как источник его человече-
ского достоинства и основу его нравственности и счастья. На
исторических примерах Ушинский показывает, какое разрушающее
влияние имел подневольный, рабский труд на древние государства
и какое не менее неблагоприятное влияние имеет на трудящихся
несвободный, эксплоатируемый труд в современных капиталисти-
ческих странах. На конкретных примерах Ушинский доказывает,
что «без личного труда человек не может итти вперед, не может
оставаться на одном месте, он должен итти назад»1.
Ушинский высказывает в этой своей статье чрезвычайно ори-
гинальные мысли относительно значения умственного труда, что
не вполне осознается нами даже и в настоящее время. Он гово-
1 Ушинский. Психологическое и педагогическое значение труда, стр. 434.

рит, что большинство людей склонно думать, что умственный труд
вредно действует на организм. Ушинский совершенно не согласен
с этим. Конечно, умственный труд не развивает мускулов, но за-
то умственный труд оказывает чрезвычайно благоприятное влия-
ние на деятельность нервной системы. А интенсивное развитие
нервной системы под влиянием умственного труда придает не-
обыкновенную живучесть человеческому организму. Так, сидячий
образ жизни оказывает на умственных работников менее разру-
шающее влияние, нежели на работников физического труда;
портных, сапожников и т. п.
Среди ученых встречается очень много людей, доживших до
глубокой старости, и люди, привыкшие к умственному труду,
легче переносят перемену климата, дурной воздух, недостаток
пищи, отсутствие движений, нежели люди с сильной мускулату-
рой, но слабо и вяло действующей нервной системой. Причина
этого заключается в том, что нервная система имеет доминирую-
щее значение над другими биологическими системами организ-
ма — мысль, которая получила широкое признание только в наше
время.
Ушинский подчеркивает также правильность одного психоло-
гического закона, который заключается в том, что наслаждения,
испытываемые человеком, должны уравновешиваться трудом,
иначе они приведут к пресыщению, к апатии. В этом отношении
большую и непоправимую ошибку делают те, кто резко обрывают
свою трудовую деятельность и переходят к отдыху, обычно такие
люди быстро выбывают из строя жизни.
В качестве образца трудовой жизни Ушинский приводит
среднюю крестьянскую семью, где труд равномерно распределяет-
ся между всеми членами семьи, и наивысшим возможным счастьем
для человека он считает свободный, творческий труд, дающий
моральное удовлетворение человеку.
Все эти мысли Ушинского о труде, его психологическом и пе-
дагогическом значении настолько свежи, оригинальны и верны,
что они не потеряли своего значения и на сегодняшний день.
V
Совершенно нова была в свое время и глубоко созвучна нам
теперь проблема сознания, как понимал ее Ушинский. Мы
говорим в настоящее время *о сознании как характерной особен-
ности человека, в отличие от психики животных. Мы говорим о
сознании как продукте труда, о единстве сознания и деятельно-
сти, но что такое само сознание — мы не имеем однозначного
решения этой проблемы в нашей советской психологии. Ушинский
дает этой проблеме оригинальное, не лишенное значения решение.

Сознание для Ушинского — не какая-то «самостоятельная сущ-
ность», сознание — это продукт опыта, результат ощущений. Со-
знание— акт психо-физический, не принадлежащий отдельно ни
материи, ни душе. Сознание начинает свою деятельность под
влиянием воздействий внешнего мира и является плодом сравне-
ния, сопоставления между ощущениями и восприятиями и уста-
новления отношений между ними. В своем стремлении к единству
сознание является, с точки зрения Ушинского, «отношением отно-
шений» !, т. е. обобщением, которое имеет различные степени,
начиная от элементарных обобщений ребенка или малокультур-
ного человека и кончая наивысшими формами абстракции, до-
ступными только высококультурному человеку.
Хотя эта теория сознания Ушинского имеет по преимуществу
интеллектуалистический характер, тем не менее в учении о созна-
нии Ушинского есть много здоровых и оригинальных мыслей,
представляющих большой интерес и для нашего времени*
VI
Глубоко диалектичным и очень близким по своему содержа-
нию для нас является учение Ушинского о речи и мышлении.
Ушинский стоит на точке зрения единства мышления и
речи, что было не ясно многим советским психологам, в частно-
сти, так много работавшему над этой проблемой Выготскому.
Ушинский утверждает, что развитие языка и мышления — единый
процесс. «Язык — не нечто отрешенное от мысли, а, напротив, —
органическое ее создание, в ней коренящееся и беспрестанно из
нее вырастающее», — говорит Ушинский. И это положение об
единстве речи и мышления имеет с точки зрения Ушинского
колоссальное теоретическое и практическое значение, особенно в
педагогике, так как если речь едина с мышлением, то развитие
речи является средством к развитию мышления, как и обратно—
торможение развития речи является торможением к развитию
мышления. «Тот, кто хочет развивать способность языка в уче-
нике, должен развивать в нем прежде всего мыслящую способ-
ность. Развивать язык отдельно от мысли невозможно, но даже
развивать его преимущественно перед мыслью положительно
вредно» 2, — говорит Ушинский.
Можно себе представить, насколько все эти мысли Ушинского
были в его время прогрессивными, если они только в наше вре-
мя получили свое полное правильное решение.
1 Ушинский. Человек как предмет воспитания, т. I, стр. 224.
2 Там же; trrp. 173.

VII
Исключительное богатство и ценность с диалектической точки
зрения представляет учение Ушинского о чувствах, или, как он
называет, «чувствованиях». Никто из русских психологов так
подробно и тщательно не разработал психологии эмоциональной
жизни человека, как Ушинский. Теория чувств Ушинского очень
оригинальна. Чувства Ушинский ставит в центре всех психических
процессов. Он говорит: «В противоположность всем другим пси-
хологам мы ставим в центре душевных явлений не сознание и не
волю, а чувствование»1. Чувства — первая причина сознания и во-
ли, из чувств исходят все другие психические процессы. Чувства
являются посредником между сознанием и волей.
Ушинский высказывает своеобразную мысль о диалектике
развития эмоций, мысль, которую он называет «гипотезой стремле-
ний». Человеку по самой его природе присущи, врождены стре-
мления, имеющие неосознанный характер. Такими стремлениями
у человека являются стремление к индивидуальному существова-
нию, к общественности, к сознательной деятельности. Человеку
от природы свойственно стремление не только «быть», но и «жить»
среди других людей. Вот почему самым страшным наказанием
для человека является одиночное заключение.
Такие врожденные человеку стремления лишь до поры до вре-
мени остаются неосознанными. Обычно эти стремления очень рано
осознаются, и тогда они приобретают качественно новый харак-
тер: они становятся чувствованиями, желаниями.
Ушинский дает описание и анализ исключительного много-
образия проявления чувств у человека. Вначале Ушинский все
чувства делит на три основных вида: органические, душев-
ны е и, наконец, духовные, свойственные только человеку. За-
тем он дает все многообразие чувств и подробно рассматривает
удовольствие и неудовольствие, влечение и отвращение, гнев
доброту, страх и смелость, стыд и самодовольство, душевно-ум-
ственные чувства — сходства и различия, умственного напряже-
ния, ожидания, обмана, удивления, сомнения, успеха и т. п.
Описание многих из этих чувств доведено Ушинским иногда
до изумительной образности и художественности. Таковым, напри-
мер, является описание чувства матери, потерявшей своего сына1.
Даже в наши дни величайшей мировой войны в литературе очень
мало можно найти столь трогательных описаний потери матерью
своего сына. Правда, это описание Ушинского, кажется, носит
автобиографический характер и относится к трагической гибели
его любимого сына.
1 Ушинский. Человек как предмет воспитания, т. II, стр. 225.
2 Там же, стр. 58.

Во всяком случае отдел чувств в основном труде Ушинского
является исключительно богатым по своему содержанию и не по-
терявшим своего значения и в настоящее время.
VIII
Наконец, созвучно нашему времени и учение Ушинского о во-
ле и характере. Если не вполне, может быть, приемлемо об-
разное определение, даваемое Ушинским воле, как «власти души
над телом», но по существу под волей он правильно понимает то,
что мы называем произвольными движениями человека, т. е. дви-
жениями, направленными на достижение сознательно поставлен-
ной цели.
Подвергая анализу сложный волевой акт, Ушинский дает кар-
тину последовательного развития этого акта, очень близкую наше-
му современному учению о формировании воли. Как мы видели,
уже в своем учении о чувствах Ушинский выдвинул первичным
зародышевым актом врожденное человеку стремление, или,
как мы точнее обозначили бы это теперь, — влечение. Осозна-
ние этого стремления Ушинский называет качественно отличным
от стремления актом — желанием. Желание, направленное на
достижение определенной цели, проходит затем новые качественно
отличные этапы — убеждения и решения и завершается
стадией образования наклонностей, а иногда и страстей.
В этой диалектике переходов от одной качественной ступени к
другой Ушинский, повторяю, очень близок к нашим воззрениям.
В самой ближайшей связи с проблемой воли стоит проблема
характера, представляющая собой, пожалуй, самый интерес-
ный отдел в капитальном труде Ушинского. Он определяет харак-
тер как совокупность особенностей, отличающих одного человека
от другого главным образом в чувствах и воле, а не а ум-
ственном развитии, причем здесь в первую очередь учитывается
не содержание психических процессов, а форма их прояв-
ления. Слабый или сильный человек, постоянный или порывистый,
хладнокровный или вспыльчивый, решительный или нерешитель-
ный — вот формы проявления характера по Ушинскому.
Во всех этих очень интересных высказываниях Ушинского о
характере с одним только положением трудно согласиться, имен-
но, с положением о том, что в характере определяющую роль
играет не содержание, а форма проявления. Разве принципиаль-
ность ИЛИ беспринципность человека не является основной чертой
характера человека? А если является, то разве принципиальность
или беспринципность получает свое выражение только в форме
выявления — быстро или медленно, сильно или слабо и т. п.? Нет,
принципиальность или беспринципность прежде всего выражает-

ся в содержании тех принципов, которых держится человек ж
своей жизни. Точно так же обстоит дело и с моральными особен-
ностями характера — не только как они проявляются в жизни,
но и что они собой представляют по своему содержанию. Этот
недочет в учении Ушинского о характере проистекает из того, что
Ушинский отрицательно относился к учению о темперамен-
тах, особенно к характеристике их типов. Он берет в качестве
примера личность Руссо и старается показать, что определить
темперамент Руссо по той характеристике типов темперамента
которая существовала в его время, не представляется возмож-
ным. В одних конкретных условиях жизни Руссо выявлял себя
как чистый сангвиник, в других же условиях жизни — как хо-
лерик и т. п. Повидимому, состояние этой проблемы во времена
Ушинского было таково, что дать определение типа темперамента
у данного конкретного человека не представлялось возможным.
Но своим проницательным умом Ушинский прозрел то, что только
в наше время обосновал И. П. Павлов: определяющую роль нерв-
ной системы для темперамента человека, о чем Ушинский гово-
рит, относя это влияние нервной системы на характер человека.
Несмотря на недостаточную разработанность проблемы темпе-
рамента и характера во времена Ушинского, он не остановился
перед разрешением и того вопроса, который является насколько
актуальным в жизни, настолько и спорным. Это вопрос о типаж
характера. Ушинский делит по характеру всех людей на силь-
ных и ничтожных, цельных и лишенных цельно-
сти, — деление не очень усложненное, но в основном правильно
отражающее реальную психологию людей.
IX
Все эти основные моменты в системе воззрений Ушинского
были в свое время прогрессивными и теперь являются со-
звучными нашей эпохе. И таковыми они являются потому, что все
эти проблемы берутся Ушинским не в статическом, застывшем,
лишенном движения виде, а рассматриваются им в живом их раз-
витии, диалектически.
Только теперь мы начинаем понимать диалектику работ Ушин-
ского. Можно утверждать, что настоящее, углубленное изучение,
а тем самым и понимание Ушинского начинается только сейчас,
в связи с 75-летней датой со дня его смерти. Но и то, что мы
раскрыли теперь, так велико и рисует Ушинского как борца за
передовые идеи своего времени с такой положительной стороны,
что дань огромного уважения к великому человеку нашей Родины
является больше чем заслуженной.

Профессор И. И. ПОЛОСИН.
КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ УШИНСКИЙ.
ЕГО ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО И ЮНОСТЬ
Дмитрий Григорьевич Ушинский-отец, из дворян Чернигов-
ской губернии, офицер, участник войны 1812 г., владелец 100 де-
сятин земли и 30 душ крепостных крестьян, выйдя в отставку,
поселился на своем хуторе Богданке, неподалеку от уездного го-
родка Новгород-Северска. Двести домиков местных дворян, куп-
цов и ремесленников, скрываясь в садах и прибрежных балках
р. Десны, живописно раскинулись по ее правому берегу. Далеко
протянулась замечательная степь Северной Украины. В городе
живы были еще следы далекой боевой его старины: валы и рвы,
остатки крепостных стен. Славная, героическая история города,
видавшего самозванца, помнившего шведов Карла XII, насторо-
женно следившего за разгромом Наполеона, передавалась из уст
в уста. Веками вспоминали местные люди, как Басманов отстаи-
вал город от польских панов.
Детство
19 февраля 1824 г. (по справке Московского университета в
1823 г.) родился Константин Дмитриевич Ушинский. Примерно
тогда же 14-летний Пирогов, в будущем автор «Вопросов жизни»,
сдал вступительный экзамен в университет. Родился Ушинский
в Туле, но все свое детство и отрочество провел на отцовском
хуторе Богданке. И детские и отроческие годы великого педагога
прошли без тревог, без волнений, без лишений. Хутор жил не
роскошной, не богатой, но достаточной жизнью. 12 крестьянских
дворов хорошо кормили, обували, одевали Ушинских. Правда,
позже, когда Ушинский-отец чаще оставлял хутор для служеб-
ных и личных поездок, когда крепостному хозяйству все труднее
и труднее было сводить концы с концами, бюджет Ушинских тер-
пел всякие испытания. Будущему великому русскому ученому
пришлось на своем собственном опыте узнать, что значит ветхое
пальтишко на плечах, когда надо бежать четыре версты от хутора
до гимназии по берегу реки навстречу холодному ветру.

Однако лишения пришли потом, в 30-е годы. Детство Ушин-
ского — 20-е годы XIX в. — было безоблачным, золотым. Любимая
и любящая семья, умелая, заботливая рука и внимательный чут-
кий глаз матери (урожденной Капнист), матери-педагога, сделали
свое дело. На всю жизнь мальчик Ушинский сумел сохранить
замечательные воспоминания о своем детстве. Позже воспомина-
ния эти легли как основа в теорию педагогики Ушинского. Как
известно, он отводил семье и матери большое, почетное место в
деле воспитания и первоначального обучения детей.
Семья и прежде всего мать воспитали в мальчике — также на
всю жизнь — глубокое религиозное чувство. Ушинский не скры-
вал его. Более того, он сообщал ему огромную воспитательную
силу, чем ограничивал свои позиции как теоретика русской педа-
гогики.
Отрочество
Ушинскому не было еще 12 лет, когда умерла его мать. Отец
женился вторично. Его вторая жена, Гербель, мачеха Кости, была
сестрой генерала Гербеля, начальника Шостенского порохового
завода. Биографы Ушинского утверждают, что и мачеха сумела
обеспечить пасынку прежнюю привольную и счастливую жизнь.
Вряд ли это было так на самом деле.
Вскоре после смерти матери мальчика отдали в гимназию.
Он так был подготовлен по всем предметам школьной программы,
что без труда сдал экзамен в 3-й класс.
Говоря о своих гимназических годах, Ушинский вспоминает
отца, его частые разъезды, вспоминает своего меньшого брата»
но о мачехе не упоминает ни словом.
Как ни трудна была ежедневная дорога мальчика в школу, от-
стоявшую от хутора Ушинских почти на четыре километра, Ушин-
ский с удовольствием вспоминал об этой дороге. Ушинский так
любил свой дом, свой хутор, что даже мысль о возможности ока-
заться где-то вне дома его пугала в детстве. Лет пять он учился
в школе, в местной Новгород-Северской гимназии. Гимназия рас-
полагалась по другую сторону города. Ее длинное низенькое, вет-
хое, почерневшее от времени здание глядело хмуро, неприветливо
и резко отличалось от белоснежных домиков хутора Богданки.
Подгнившие полы, порванные обои, изъеденные червями рамы
старинных портретов екатерининских времен сообщали школе не-
уютный вид. В школе было до 400 учеников, приехавших учиться
из 2—3 соседних губерний. В классах тесно и душно. Тощие учеб-
ники, плохие педагоги, воспитания — никакого.
Правда, розги пускались в ход только для малышей в «пер-
вейшем», т. е. приготовительном классе. Но зато удары линейкой
по рукам (так называемое «пали», т. е. палки), стояние на коле-

нях, карцер, вернее ночевка в избе сторожа, практиковались
очень часто.
Как-то однажды провинился и Ушинский, его оставили на вос-
кресенье в школе. Мальчик очень тяжело переживал это наказа-
ние. Его впечатлительность и чуткость были поразительны. Маль-
чик плакал, рвался прочь из школы. Мальчик рыдал навзрыд.
«Варвар-учитель не сжалился». Мальчик затих. Учитель заиграл
на флейте, а во дворе вдруг завыла собака. Учитель смеялся.
Играл. А собака выла. Мальчик пережил страшный приступ
«подрывающей тоски». Если бы мать была жива, она пришла бы
в школу... Утром в понедельник мальчик убежал домой. Вздохнув
родным воздухом у себя на хуторе, он побежал обратно в шко-
лу: надо было поспеть к урокам. Восемь верст расстояния от
школы до хутора и обратно не остановили его.
За что же полюбил Ушинский-мальчик свою неуютную и су-
ровую школу? Почему сохранил Он о ней такие хорошие воспо-
минания? Директор гимназии Илья Федорович Тимковский, фило-
лог-латинист и историк, сумел привить ему глубокие «искренние
ученые стремления» без расчета на какие-либо материальные
их последствия. Речи Цицерона, история Тацита, оды Горация,,
великолепные стихи Вергилия, а рядом библия и молитва Ефрема
Сирина — все сливалось в сознании мальчика в какое-то свое-
образное единство. «Святыню отчизны, благоговейное уважение к
науке», почтительный страх при слове «университет» — вот что
вынес мальчик Ушинский из уроков латиниста и историка Тим-
ковского.
Гимназические годы Ушинского взрастили в нем еще одну
черту, то, что он сам позже называл «чувствующим взглядом на
природу». Известно, как высоко оценивал Ушинский — наш вели-
кий русский педагог — воспитательное значение природы. Маль-
чиком 12—16 лет он ощущал природу, мягкую природу Северной
Украины, Черниговщины, с исключительной силой. Восемь верст
до школы и обратно пробегали незаметно. Разве только зимой,
по вьюжной погоде, Костя бежал в школу или из школы домой.
Обычно он брел по дороге медленно, наслаждаясь природой.
«Розовая весна и золотистая осень разве не были нашими вос-
питателями?» Дорога шла до берегу р. Десны. «Боже мой! —
восклицает 30-летний Ушинский, вспоминая детство, — сколько
перемечталось на этом прекрасном берегу, на этих кручах, навис-
ших над рекою». Мальчик зорко следил за жизнью природы. На-
ступает весна... Вот уже подтаял снег у крыльца, чернеет лед на
реке, у берега появилась полынья, а на завтра — другая, третья;
ширятся полыньи; растут, множатся проталины в саду. Вот и гра-
чи прилетели. «Вот и вишни брызнули мод оком цветов, зарозо-

вели яблони, каштан поднял и распустил свои красивые султаны».
И видит, своими глазами видит читатель воспоминаний Ушин-
ского-педагога, как с детских его лет стихийно копился замеча-
тельный материал для «Детского мира» и «Родного слова». «Зо-
вите меня варваром в педагогике, но я вынес из впечатлений
моей жизни глубокое убеждение, что прекрасный ландшафт имеет
такое огромное воспитательное влияние на развитие молодой
души, с которым трудно соперничать влиянию педагога». В голове
мальчика бессознательно и беззаботно роились и зарождались
f>ce новые и новые мысли, стремления, чувства. Мальчик возвра-
щался домой «в упоительном тумане».
Говоря о ландшафте, Ушинский имеет в виду не только геогра-
фию местности, но и ее историко-географический облик, следы
воздействия людей на природу. Еще мальчиком он по-своему изу-
чал валы и рвы старинной стройки, остатки старых боевых укре-
плений города. Еще мальчиком на живописных берегах, оврагах
и балках р. Десны он воображал себе то польских панов — отря-
ды Лжедмитрия I, то шведские полки Карла XII, то даже армии
Наполеона. Он сам создавал фантастические истории, героем ко-
торых он же и являлся. Мальчиком в своем воображении он
воевал и с поляками, и со шведами, и с французами. Он отстаи-
вал родные рубежи от врагов, он оборонял родной город, родину--
мать. Всегда один, мальчик Костя полюбил уединение, полюбил
свои собственные истории, свою мечту.
Приходя домой, он питал ее печатным текстом книг из библио-
теки отца. Он вспоминал о библиотеке позже вскользь и как бы
между «прочим. Но ведь именно там, на хуторе Богданка, в биб-
лиотеке отца (1836—1840) 13—16-летний Ушинский воспитывал
в себе этот своеобразный культ книги, культ чтения. Повести, ро-
маны, путешествия — он читал все, что находил в библиотеке.
Так римская литература, литература русская и западноевро-
пейская (художественная, историческая и географическая), исто-
рическая география, замечательные ландшафты Черниговщины
и местный украинский фольклор — вот что воспитывало и обучало
Ушинского-отрока.
Юность
В 1840 г. Ушинский закончил обучение в гимназии. Ему было
тогда 16 лет. Отец его только что занял должность уездного
судьи. Неясное стремление юноши «в университет!» получило
четкое, но несколько неожиданное оформление: отец направил
сына на юридический факультет Московского университета.
Ушинский-сын менее всего был склонен к юриспруденции в соб-
ственном смысле слова. Но именно на юридическом факультете

преподавалась тогда философия. К ней-то и потянулся Ушинский--
студент. Через философию и психологию Ушинский подошел к
педагогике.
Из маленького уютного, приветливого дворянского гнезда, ка-
ким был хутор Богданка, Ушинский попал в огромную, непривыч-
но шумную Москву.
Как встретила его столица? Что увидел в ней наш юный про-
винциал? Что нового услышал он? Как вошел он в ее жизнь? Чем
и как жила Москва? Как росла она, завершая седьмую сотню
лет своей славной истории? Как вместе с Москвой 40-х годов рос
Ушинский?
Москва 30—40-х годов. В Москве 1840 г. было 350 000
жителей. Юношу, привыкшего к уединению, московская улица
буквально оглушила: телеги, дрожки, брички, тарантасы, дили-
жансы — все тарахтело, стучало, гремело. То там, то здесь видне-
лись дворянские кареты. Но как они полиняли, как постарели,
обветшали... Какая жалкая выцветшая ливрея в гербах трясется
на безрессорных запятках! Последние дни доживали уютные дво-
рянские домики 40-х годов, прячась в тенистых садах где-то н&
Остоженке, в Хамовниках, в переулках Пречистенки, на Сивце-
вом Вражке. Еще звучала в них изящная французская речь, еще
читали юные девушки-дворянки Марлинского и «Ледяной дом»,
и «Юрия Милославского», и «Никласа Медвежья лапа». Но все
чаще и чаще в их руках появлялись книжечки Пушкина и Лер-
монтова. Еще съезжались дворянские семьи зимой на балы в Бла-
городное собрание, а летом на вечера, на лотереи, на маскарады
и иллюминации в огромный «вокзал» Петровского парка. Но без-
возвратно погибали «дворянские гнезда»...
В годы, когда Ушинский кончал гимназию и учился в Универ-
ситете (1838—1845), паровые двигатели на производстве — «сле-
пые движители», как их называли журналисты, — были еще
модной новинкой. Но именно они и возвещали технический пере-
ворот в русском народном хозяйстве. Именно они превращали
крепостную дворянскую мануфактуру в капиталистическую фаб-
рику с вольнонаемным трудом и машиной; на фабрике распоря
жался ее новый хозяин — купец-предприниматель.
Профессор историк Погодин в статье 1841 г. «Петр I» писал
(стр. 345): «Можем ли мы теперь отказаться от употребления
машин, от употребления паров, железных дорог? Не можем даже
потому только, что живем в Европе. Не можем — пары принесутся
сами и повезут нас по Волге, по Днепру, по Черному морю, будут
ткать нам сукно, тянуть бумагу; железные дороги придут сами и
лягут по нашим гатям, как прежде пришли и грянули пушки.
Если австрийцы будут поспевать из Вены до Варшавы в день,
то как же нам ехать туда неделю?»

В России появлялись первые железные дороги. Появлялись
машины на производстве. Росло капиталистическое хозяйство. Рос
капиталистический рынок. Вместе с ними росла русская нация.
Росла русская национальная культура. Пушкин, Гоголь, Лермон-
тов в литературе; Щепкин — «на театре»; Глинка и Даргомыж-
ский — в музыке; Иванов — в живописи; Белинский — в литера-
турной критике; Лобачевский, Струве, Зинин, Пирогов — в науке
создавали русскую национальную культуру.
Дворянские особнячки с колоннадой и треугольным фронтоном
в стиле ампир уступали свое место безликим, бесформенным
двухэтажным каменным кубикам купцов-предпринимателей; По
праздникам новые люди — купцы, фабриканты, заводчики с же-
нами, сыновьями, дочерьми смотрели в театре «Коварство и лю-
бовь» Шиллера, его же «Разбойники», смотрели «Скопина-Шуй-
ского» Полевого, слушали «Аскольдову могилу» Верстовского.
Всех увлекал комик Живокини. Михаил Семенович Щепкин, вче-
рашний крепостной, неподражаемый Фамусов и городничий,
создавал новый русский национальный театр. Щепкин искал
«правду на сцене».
Сороковые годы — блестящее время в литературе, науке, ис-
кусстве. Это «самое блестящее время литературной Москвы:*
(Б. Н. Чичерин). Русский народ и русская интеллигенция осо-
знавали себя как единую русскую нацию. Пушкин всем своим:
творчеством утверждал: «История народа принадлежит народу»-
В 1824 г., в году, когда родился Ушинский — создатель «Род-
ного слова», — Пушкин писал: «...все наши знания, все наши по-
нятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы
привыкли мыслить на чужом языке»1. «Россия слишком мало
известна русским» (Пушкин). А между тем, пророчески возгла-
шал Пушкин в 1835 году: «La liberation de l'Eumpe viendra de
la Russte» («Освобождение Европы придет из России*)2.
В грозах и бурях росла могучая русская культура. Замечате-
лен был 1836 год. В «Капитанской дочке» гений Пушкина достиг
апогея, Гоголь выпустил «Ревизора», Глинка — «Ивана Сусани-
на»» скульптор Пименов дал замечательный образ русского пар-
ня — «Парень, играющий в бабки». Однако история развертыва-
лась в сложных противоречиях. Чаадаев мучительно раздумывал
над судьбами России и ужаснулся, увидав тупик, куда завел Рос-
сию николаевский режим. В «Философических письмах» (1836)
Чаадаев, утратив руль управления, призывал Россию на выучку
к... католицизму. Столь же мучительно было раздумье молодого
талантливого профессора Печерина, филолога-лингвиста. Подобно
1 Пушкин. Соч., т. VI, стр. 30. Москва, 1936.
2 Там же, стр. 350. Москва, 193©.

Чацкому, бросился ОЙ в почтовую карету и —вон из Москвы!
Только на площади в Берне профессор покинул карету. В простой
синей блузе рабочего пошел он искать правду жизни. Пошел и, не
имея политического компаса, заблудился. В год, когда Ушинский
приехал в Москву (1840), Печерин попал в лапы католической
церкви: он стал монахом, редемптористом. Но до самой смерти
своей (он умер священником в Дублине) не забывал он России.
И мечтал о ней, о России, говоря, что вернется он на родину
тогда, когда в России победит молодая Россия. Измученный.,
истерзанный, затравленный Гоголь сжег труд своей жизни. И
даже Герцен не выдержал: «Господи, какая невыносимая тоска!..
Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую
сторону нашего существования? А между тем наши страдания—
почки, из которых разовьется их счастье»1.
Лучшие люди России 40-х годов XIX в. видели не только фа-
сад, но и кулисы Российской империи. Не случайно русский ли-
тературный язык 30 — 40-х годов обогатился новыми терминами:
«подоплека», «подкладка», «изнанка» приобрели новое переносное
значение. Зоркий наблюдатель общественной жизни, каким был
Герцен, хорошо отмечал трудности исторического изучения эпохи.
«Два противоположных течения — одно на поверхности, другое з
глубине, где оно едва заметно, — спутывают наблюдения», —
писал он.
40-е годы принесли с собой отрезвление от недолгого и нераз-
борчивого увлечения гегелевской философией в России.
Еще в 1834 г., когда Ушинскому было только 10 лет, В. С. Пе-
черин, профессор Московского университета, писал: «Гегелева фи-
лософия мне надоела. Я высосал (из нее) все, что было сочного,
а бездушный труп бросил на распутьи. Верьте мне, господа, даже
и в философии немцы пошлый народ!»
1 марта 1841 г., когда 17-летний Ушинский был уже в универ-
ситете, В. Г. Белинский в письме к Боткину раЗ и навсегда рас-
простился с гегелевской философией: «Благодарю покорно, Егор
Федорович, — писал он, так насмешливо величая Гегеля, — кла-
няюсь вашему филистерскому колпаку... Я не хочу счастья и да*
ром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братий но
крови!»
Гений в небе столпа в грязи — подобная «фаза» гегелевского
абсолютного духа противоречила новому пониманию «социально-
сти», над чем так упорно думал Белинский. «Социальность, со-
циальность— или смерть! Вот девиз мой». «Я теперь в новой
крайности — это идея социализма», — писал Белинский 8 сен-
1 Былое и думы, стр. 388—389. Запись в дневнике от 4 апреля 1842 года:

тября 1841 г. «Она (для меня) поглотила и историю, и религию»,
и философию».
Философия Гегеля по существу своему бессильна была не
только разрешить, но даже и откликнуться на общественные про-
тиворечия эпохи.
Гегель был беспомощен в решении новых вопросов социаль-
ного переустройства. В спорах русских людей, в статьях и книгах
не случайно ставились на очередь вопросы о роли и задачах Рос-
сии, о «самобытности» и «народности», о «космополитизме» и
«своеобразии» русского исторического процесса. Новые идеи, но-
вые слова проникали в сознание, просились на язык русского че-
ловека.
В московских гостиных, где собирался цвет русской интелли-
генции 40-х годов, велись жаркие споры.
«Говоря о московских гостиных и салонах, я, — писал Гер-
цен, — говорю о тех, в которых некогда царил А. С. Пушкин, где
до нас декабристы давали тон, где смеялся Грибоедов, где
М. Ф. Орлов и А. П. Ермолов встречали дружеский привет, по-
тому что они были в опале; где, наконец, А. С. Хомяков спорил
до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков с мур-
молкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не
нападал... где Грановский являлся с своей тихой, но твердой
речью; где Чаадаев тщательно одетый, с нежным, как из воску,
лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян
колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и
намеренно запороженными; где молодой старик А. И. Тургенев
мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы... и куда, наконец*
падал, как конгревова ракета, Белинский, выжигая кругом все*
что попадало».
Московский университет. Пробуждалась и по-ново-
му строилась университетская жизнь в 40-х годах XIX века.
Достаточно вспомнить русский университет печальной памяти
,20—30-х годов. Даже Снегирев, Шевырев и Погодин с их свое
образным «патриотизмом» в 40-х годах казались уже «раритета-
ми». Стоит ли говорить о Терновских, Гастевых, Герингах, инте-
ресы которых не выходили за пределы мелких материальных
расчетов. В. С. Печерин, может быть, слишком резок в характе-
ристике своих коллег: «благонамеренные старые профессора, на-
сыщенные деньгами, крестиками и всякою мерзостью». Так гово-
рил он о московских профессорах 30-х годов.
«Понятия «права» не было в университетских курсах: юристы
говорили не о «праве», а о «законе» и «законоискусстве».
Таков был университет 20—30-х годов.
В 40-х годах в университете повеяло новым духом. Научная
мысль оживилась.

«Студенство» — это «играющее буйство», как говорил Кон-
стантин Аксаков, тоже искало «истину жизни». «Грубые шутки*
дикие буйные выходки студентов, бывшие некогда, — давно мино-
вали» (К. С. Аксаков). Молодежь верно почувствовала что-то
новое А истории родной страны, выращивала в себе новые ум-
ственные и нравственные силы. Правда, именно в 1840 г. Ни-
колай I приказал «устранить от поступления в университет моло-
дых людей, никакого наружного образования не получивших — в.
домах бедных и низкого происхождения людей». Но жизнь била
ключом повсюду: не только в университете, не только в москов-
ских салонах. Даже в «Московском трактире», лучшем купече-
ском ресторане Москвы, можно было найти не только хорошую>
кухню, музыкальную машину, но и все московские журналы, а
сверх того, — «Похождения Чичикова».
Из заграничных командировок в Московский университет воз-
вращались профессора-западники, профессора-патриоты. В 1839 г.
начал свою педагогическую деятельность профессор Тимофей Ни-
колаевич Грановский. Он читал всеобщую историю филологам и
юристам. Читал замечательно, как должен это делить профессор--
исследователь, профессор-гражданин. Ушинский внимательно слу-
шал его, многое взял от его манеры мысли и изложения, всегда?
эмоционально насыщенного, образного, художественно-яркого, вы-
разительного.
Петр Григорьевич Редкий, в годы студенчества учившийся в
Московском университете «российскому законоискусству» (1826)
т. е. кустарному изделью мало подготовленных юристов-практи-
ков,— в качестве профессора читал (с 1831 г.) курс «Энциклопе-
дии законоведения». Это был первый в русской университетской
практике курс философии права и государства. Правда, в основе
его лежала гегелевская философия, но метод ее — метод диалек-
тический — представлял собой значительный шаг вперед в исто-
рии науки. И московские студенты быстро это уловили. С каким*
глубоким интересом они слушали его курс! Они ценили в нем^
остроту мысли, «проницание человеческое», как говорил Ушин-
ский. Они звали его «великим учителем», «искателем истины».
В 1841 г. появился первый том «Юридических записок», из
данных под редакцией П. Г. Редкина. Замечательно звучал — сто
лет тому назад! — эпиграф издания:
«Все минется, одна правда останется».
Том был отпечатан в университетской типографии и насчитав
вал около 500 страниц. При кажущейся пестроте состава сборник:
был пронизан одной идеей; эпиграф был взят не случайно.
Статьи сборника, казалось, предназначенные для узкого круга
специалистов (Калачов писал о Судебнике, Данилович о литов-
ских статутах, кандидат Кавелин «О теориях владения» и т. д.),

были объединены одной идеей, идеей развитая права. Сборник
ставил перед собой задачу «проглянуть в будущее» и решить во-
прос о справедливости и разумности права.
Ушинский-студент (1840—1844). Представьте себе
17-летнего Ушинского за чтением первого тома «Юридических за-
писок» Редкина. Тогда же наш юный герой читал первый номер
журнала Погодина «Московитянин». Кроме статьи Редкина о Ге-
геле, он нашел там статью профессора литературы Шевырева
«Взгляд русского на образование Европы». Автор доказывал, что
Запад болен, что невозможно и ненужно прививать идеи Запада
самобытному русскому уму и русскому сердцу.
Ушинский читал новую повесть Лермонтова «Герой нашего
времени» (1840), его же «Отчизну» (1841): «Люблю отчизну я,
но странною любовью». Читал замечательные историко-критиче-
ские обзоры Белинского, читал и Герцена «Записки одного моло-
дого человека» (1840).
Ушинский-юноша, с нежной изящной душой, болезненно-само-
любивый, беспощадно-строгий к себе, присматривался, пригляды-
вался, изучал своих товарищей и учителей; привыкший к уедине-
нию и мечтательности, он накопил огромный напряженный поток
мыслей. Пылкий и страстный, он редко удерживался на пози-
циях наблюдателя. Человек общительный, Ушинский быстро за-
вязывал знакомства, беседы, споры... Ушинский имел что сказать.
Ушинский обо всем имел свое мнение. Незнающим его он мог
казаться даже высокомерным, выскочкой. Самого себя Ушинский
бичевал за это. Напрасно, он не страдал этим пороком. Но, ска-
зать правду, Ушинский, конечно, знал, что он на голову выше
студенческого коллектива. На приемных экзаменах в Московский
университет можно было почувствовать печальные результаты
плохой работы дворянской семьи и школы. По успехам и общему
развитию выделялись на курсе лишь ученики московских гимна-
зий и дворянского института. Но и среди них многие не имели
«правильного периода в русском языке». Да и где узнать им было
родной язык?! Они перенимали его в лакейской. Французский
язык в каком-то странном — «нижегородском» варианте все еще
звучал и в армейской казарме, и в табачной лавчонке; квар-
тальный надзиратель, скромный чиновник, московский студент —
все еще считали своим долгом говорить «по-французски». Ломо-
носов, Пушкин, Грибоедов, «арзамасцы», а за ними и славяно-
филы и западники справедливо требовали большего уважения к
великому русскому языку. К. Д. Ушинский, смело можно сказать,
возглавил в 50—60-х годах борьбу за честь и достоинство род-
ного слова.
Студенты не умели размышлять: руководство по логике зубри-
ли наизусть за две недели до экзамена. «Правописание еще не

приросло к перу». Не было знания замечательных произведений
родной литературы. «Ну как бы, кажется, русскому юноше не
знать наизусть биографию Ломоносова», — негодовал Шевырев,
рассказывая о приемных экзаменах в Московский университет.
Юный Ушинский, конечно, знал и русский язык, и русскую
литературу, и логику, знал й биографию Ломоносова.
Страстное, недремлющее внимание вот отношение Ушинско-
го к 'Москве, к литературе, к> театру, к искусству, к философии, к
Московскому университету. Готовность к любой жертве ради бла-
га народа, родины—вот основная политическая позиция юного пат-
риота. «Отказавшись совершенно от самого себя — работаем для
потомства». «Приготовлять умы! Рассеивать идеи! Вот наше на-
значение. Рано еще действовать! Пробудим требования, укажем
разумную цель, откроем средства, расшевелим энергию, дела по-
явятся сами». Ушинский не революционер: «Тихо, покорно будем
нести гнет, от которого избавим наших потомков. Предупредим
бедствия перелома». Ушинский страстно верил в силу науки, в
силу просвещения. Юноша мечтал об исторических работах. Он
мечтает «написать историю так, как я ее понимаю». Ему было
19 лет, когда эта мысль была готова стать жизненным решением
(1843). Он отказался от нее. Другая идея всецело овладела им:
надо просветить неграмотные народные массы, дать народу эле-
ментарную грамотность.
Просветить народ — значит «перестроить жизнь, значит спасти
родину. Так в юном студенте рождался великий русский педагог.
Вспомним, что его учитель Редкий тогда же, в 1843 г., основал
СПБ Педагогическое общество.
До наших дней сохранился дневник Ушинского, молодого че-
ловека 20 лет, студента 5-го курса (1844—1845). Мы знаем, как
жил, как мыслил и как рос этот замечательный юноша.
Студент 5-го курса (1844—1845). 14 ноября 1844 г.
Ушинский составил твердое расписание рабочего дня: подготовка
к экзамену —4 часа, чтение для ума — 4 часа, чтение по универ-
ситетской программе — 8 часов* на заработок («уроки») —3 часа.
На сон, еду и отдых — 5 часов. Из этих 5 часов часть отводилась
«а занятия искусством, на прогулки, «немного эстетики».
Ушинский воспитывал свою волю, страстям не давал своево-
лия: иначе беда — разрушится стройное внутреннее государство.
Но как-то однажды (это было 16 ноября) он заглянул глубоко
в свою напряженно-страстную душу: его охватила нездешняя
сила «укрепляющего жара». Юноша не мог сидеть дома. Он по-
спешил скорее на воздух... «Какая-то полнота, гибкость, само-
наслаждение во всем теле. Теперь я чувствую сладость бытия».
То же пережил он еще раз, 3 декабря 1844 года. Но беда, если
бездействует воля. «В чем упрекают наш век?» — спрашивает

себя 20-летний философ. «Все молчит. Повсюду непреодолимая
скука» — паралич воли, по Ушинскому. А между тем повсюду н
все требует деятельности. Эта замечательная антитеза: «скука» —
«деятельность», однажды данная Ломоносовым, позже с исклю-
чительным мастерством будет развернута Ушинским в его психо-
логическом трактате «Человек как предмет воспитания».
Надо найти верную идею прекрасного в жизни. Отечество —
вот подлинно немеркнущее золото.
Эгоизм чувств движет человечеством. Эгоизм ума — любовь
ума к уму — вот закон нерушимый, вечный, истинный. Ум —
плебей. Он не нуждается ни в чем. Он топчет чувства, их не за-
мечая. «Везде увидим торжество плебея — ума, везде услышим
стоны погибающей аристократии — чувства».
Как работал ум Ушинского, — это можно установить по его
студенческому дневнику. С 25 августа 1844 г., когда после кани-
кул он вернулся из дому в Москву, до 8 декабря Ушинский успел
прочитать шесть томов Савиньи, четыре тома Эйххома, два тома
«Истории философии» Гегеля, один том Огюстена Тьерри, один
том Гизо, «еще 2 тома», «еще 4 брошюры» и еще один том.
А всего за 100 дней, таких очаровательных (августовских, сен-
тябрьских) , какими они бывают в Москве, — Ушинский прочи-
тал... 19 томов! Мы знаем метод его самостоятельной работы.
Конспекты, выписки (цитаты), критические замечания и глубокое
творческое раздумье — непременные элементы чтения.
Наблюдения за собою Ушинский не прекращал ни на минуту.
Он работал много и настойчиво. Он обращал на себя внимание
профессоров. Отсюда — запись в дневнике: «Трепещу, чтобы меня
не сочли за человека чего-нибудь ищущего» (для себя лично»
разумеется. — И. П.).
Между тем наступили святки. «Великобритания» — студенче-
ский трактир напротив университета — и до святок гостеприимно
распахивал перед студентами свои двери. На святках студенты
шумно веселились, рядились, дружно пировали...
20 января 1845 г. Ушинский подводил итоги. «Что я сделал?
Такую кучу мерзостей, что, о боже, пошли мне забвение». «Дух
мой заснул». «И вот я опять — мелочен, тщеславен, брюзглив,
зол, нерешителен, труслив, лжив, тороплив, легкомыслен, ленив,
сластолюбив. Попрежнему несчастен без страданий, попрежнему
ничтожен, (попрежнему игрушка минутных, самых пустых случай-
ностей». Ушинский уже в студенческие годы стремился тонко,
психологически наблюдать.
Но можно не сомневаться, что в данном случае Ушинский кле-
ветал на самого себя. Вряд ли он умел так грешить, как умел
каяться. Проступок — даже и малейший — вызывал в нем глубо-
кое, искреннее и чрезмерное покаяние и раскаяние. Подобно

старцу из «Трех разговоров» Владимира Соловьева. Ушинский не
терпел уныния. И Ушинский не знал уныния.
Так было и после святок 1845 года. «Теперь я для себя ужас-
нейший хаос. Теперь мое я подобно какой-то страшной бездне.
На дне — пустота и утомительный мрак. Вверх поднимаются тучи
мелких гадких насекомых». Нужно исправление. Ушинский
составляет десять правил поведения, «десять заповедей блажен-
ства». Среди них: правило пятое — «Не говорить о себе без
нужды ни слова»; правило шестое — «Не проводить времени бес-
сознательно».
Жизнь входила в нормальную колею. Но уже 22 января юный
студент записал, что опять «погрешил против правила пятого, а
25-го — «Соврал без нужды». 27-го — «Тщеславие разгулялось».
28-го — «Не согрешил... Нет! Нет! Занял деньги за адские про-
центы, когда совсем было не нужно». 29-го — «Кажется, не со-
грешил... Но почему же так беден мой журнал?» «И дух наш, как
и тело, не может воспрянуть до небес, но может строить беско-
нечное здание».
На следующий день, 30 января, правило пятое было опять
нарушено. В дневнике появилась запись: «Болтать, болтать и
вечно не думавши без нужды болтать — когда же это кончится?»»
Празднословия, как уныния и праздности, Ушинский тоже не
терпел. 3 февраля, когда студент Ушинский давал урок своему
ученику, в комнату вошла мать ученика. Войдя, она посмотрела
и вздохнула. О чем? О детях, должно быть. «Значит и обо мне...»—
«Шарлатан!» — раздается гневный окрик дневника. «Проклятая
бедность! Проклятое ничтожество характера!».
26 марта, видимо, что-то случилось при встрече с девушкой
знакомой и, может быть, любимой. Она не пожелала остаться
дольше. Он просил. Она отказывалась и смеялась над ним. Ок&
ушла. Он записал: «Не просить кого-нибудь оставаться у себя»
когда он хочет уйти. Иначе: «разговор надувается и делается
скучным». Насмешки? Но что значит чужие насмешки, когда MI*
сами над собой смеемся». «Скучно! Не шутя хочется умереть, раз-
вязаться со всеми этими дрязгами», «Как прекрасна жизнь, соз-
данная творцом, и как ужасен я, человек, который вынужден бе-
жать от собственной вони».
Не пройдет и трех дней, как юный философ-пессимист найдет
крепкое утешение. Была весна. Сверкали весеннее солнце и небо!
«Небо приносишь с собой в комнату». Какой мощью- владеет
«чувствующий взгляд на природу!» «Чувство осознанной вечно-
сти—-вот подлинный восторг души человека». Вряд ли случайна
в данном контексте цитата по Гегелю (из «Философской пропе-
девтики») . Гегель говорил, что, воспитывая волю детей, надо при-
учать их к послушанию, ограничивать их чувства и удовольствия*

Ушинский уверенно и метко полемизирует с Гегелем? «Человек
гораздо меньше приобретает of того, чему его хотят учить, неже-
ли от того, чему не Думают учить его». Позже Ушинский— фи-
лософ и педагог — решительно скажет, что «Гегель й философии
приторен и пошл» (op. cit., стр. 221).
2 апреля — новое прегрешение против правила пятого: «Что
за удовольствие, что за глупое желание занимать собою встреч-
ного и поперечного. О! Молчать гораздо труднее, чем говорить!»
(38—39). И опять составлен список 14 названий книг русских,
«французских, немецких, всего 22 тома, подлежащих изучению.
Среда них находим 4 тома Дюма „Impressions de voyages*.
В апрельских записях мелькают имена Канта, Гегеля, Моля,
встречаются цитаты из их произведений. Проблема свободы воли
особенно интересует автора дневника. И рядом с этим настойчиво
» упорно звучит мотив строительства родины. Полемизируя с
Молем, Ушинский замечает, что «все учреждения должны быть
народными и по направлению и по форме». Все учреждения, го-
ворил Ушинский, а следовательно, и школа.
В годы, о которых идет речь (1844—1845), Герцен писал
•«Письма* об изучении природы», Петрашевский печатал свой «Сло-
варь' Иностранных слов». 1845 год, когда Ушинский кончал уни-
верситетский курс,, был годом критическим в истории русской по-
литической мысли. «Западники» размежевывались* Герцен, Бе-
линский Огарев решительно высказывались за -революционное
переустройство России. Редкий, Грановский, Кавелин, Чичерин,
страшась революции, мечтали о реформах. Ушинский ему было
тогда 21 год — напряженно думал над вопросом о*путях развития
РОССИИ.
Молодой ученый-юрист (1845—1848). Окончив Мос-
ковский университет, УШИНСКИЙ в Ярославском Демидовском ли-
цее читал лекций по камералистике (1845—1848). Вопросам пра-
вовым Ушинский всегда предпосылал историческое введение.
Историзмом натаптывал он и свои физиологические, и психологи-
ческие*, и юридические розыскания. В историй-народов Ушинский
настойчиво подчеркивал патриотизм в общественной жизни. В\
истории1 России он слагал настоящий гимн Петру Великому и
русскому народу. Отрицательными чертами русского народа
IflmrffcKkft считал t 1) Стремление жить особняком; 2) tetpac-rfink чу-
жим обычаям. Но высокими достоинствами русского народа были
If'остаются, как думал Ушинский: 1) любовь к родине и к общин-
ности, 2) миролюбие и мужество.
Следом за Надеждиным, задолго до Щапова, Ушинский наста-
ивал1* на историко-географической трактовке исторического мате-
риала. География не определяет истории, но география и история

взаимодействуют. История, по Ушинскому, должна сочетать эле-
менты «народности» и «местности».
Когда Ушинский преподавал в Ярославском лицее, Герце»
писал «Кто виноват?» (1845—1847), Тургенев — «Хорь и Кали-
ныч» (1847). Москва праздновала свой 700-летний юбилей. Поэт
Дмитриев посвятил Москве простые, искренние строки (1847):
«Здесь Россия! С ней страдала
В годы тяжкие Москва.
С ней она и восставала
К торжеству от торжества.
С ней делила скорбь и горе
И на брань звала сынов
В дни, когда народов море
Выступало из брегов».
В сознании молодого ученого наслаивались все новые и новые
впечатления. Ушинский с юных лет рос, как верный родине гра-
жданин, как патриот, преданный интересам русского народа.
Ушинский верил в могучие творческие силы народа.

Доцент М. Ф. ШАБАЕВА
ИДЕЯ НАРОДНОСТИ В ПЕДАГОГИКЕ УШИНСКОГО
К. Д. Ушинский занимает особое место в истории русской
педагогической науки, именно как создатель новых путей в раз-
витии отечественной педагогики и как выразитель той основной
идеи построения русской отечественной педагогики, которую он
формулировал как идею народности педагогики.
Проблема народности волновала умы русского общества из-
давна и особенно с начала XIX в., со времени Отечественной
войны 1812 года. В науке и литературе того времени раздаются
голоса протеста против механического заимствования западноев-
ропейской культуры и возникают поиски национального самобыт-
ного лица русской культуры. Сам этот процесс был следствием
роста национального самосознания русского народа.
В. Г. Белинский говорил, что время с 1812 г. было великой
эпохой для России. «Мы разумеем здесь, — продолжал он, — не
только внешнее величие и блеск, каким покрыла себя Россия в
эту великую для нас эпоху, но и внутреннее преуспевание в гра-
жданственности и образовании» 1.
Герцен говорил, что «это была эпоха Пестеля и Муравьева,
университетов и лицеев, 1812 года и Пушкина.
Это было время, опережая которое Радищев своим «Путеше-
ствием из Петербурга в Москву» показал, что лучшая русская
интеллигенция почувствовала себя свободной от педагогов и са-
довников, т. е. от иностранных воспитателей и влияний».
Мы знаем, что несколько позже лучшие люди того времени —
Веневитинов, Надеждин — указывали, что тогдашняя русская ли-
тература есть достояние привилегированных слоев населения, что
она оторвана от народа.
Проблема народности продолжала разрабатываться в русском
обществе и тогда, когда Ушинский был студентом Московского
университета, когда в русском общественном мнении сложились
два направления: славянофилов и западников.
Известно, что Московский университет занимал особое поло-
жение в истории русской науки и культуры в николаевское цар-
1 Белинский. Педагогические сочинения, стр. 158. СПБ. 1914.

ствование. Несмотря на наличие отсталых, допотопных, или, как
говорил Герцен, «допожарных» профессоров (имея в виду пожар
Москвы 1812 г.), университет деятельностью лучшей части своей
профессуры — Грановского, Редкина, Чевелева и др. — обеспечи-
вал студентам глубокое, содержательное умственное развитие.
Это проявлялось в наличии, создании и развитии кружков
«петрашевцев», Станкевича и Белинского, Герцена и Огарева и
более мелких, кружков, которые увлекались изучением филосо-
фии, в которых с энтузиазмом читалась литература о француз-
ской революции и о новой школе французских социологов, в кото-
рых изучалось учение социалистов-утопистов.
Герцен называет Московский университет вч это время «Сева-
стополем» русской науки и русского образования, подчеркивал
этим, что, как Севастополь в 1855 г. мужественно выдержал
мощную осаду иностранных интервентов, так и Московский уни-
верситет выдержал те гонения, которые обрушивались на, него
со стороны правительства и.н первую очередь со стороны самого
Николая I, никогда не желавшего признавать Московский, универ-
ситет и за все, время своего.царствования ни разу не побывавшего
в этом светоче и храме науки и культуры.
Нет ничего удивительного в том, что именно здесь получил
Ушинский материал для самостоятельной умственной работы. Он
продолжал в университете выработанную им еще в гимназии
своеобразную систему самообразования. Общая научная атмо-
сфера Московского университета и сплоченная солидарность сту-
денческой среды обеспечивали ему внутреннее глубокое умствен-
ное развитие. Его в это. время, так же как и других его,товари-
щей студентов и руководителей этих студентов—,профессоров.
волновала .проблема народности,. Уже а стенах университета/, бу-
дучи вообще чрезвычайно самостоятельным в своих> мнениях и
оценках, он считал, что как славянофилы, так и западники» ка-
ждое течение в отдельности внутри себя, дают односторонние на-
правления в решении вопросов будущего России.
Результат своих творческих исканий он опубликовал очень
скоро по окончании им университета. Его лекции как профессора
Ярославского Демидовского лицея и, в частности, его актовая речь
«О камеральном образовании» потому и являются определенным
элементом развития русской науки и культуры, что в них он раз-
рабатывал проблему народности.
В своих лекциях Ушинский говорил, что без самобытности нет
народной жизни. Он требовал нового подхода к: науке и. образо-
ванию. Он требовал от науки и образования стать средствами
улучшения народной жизни. Он звал при построении науки исхо-
дить из действительности, а не т метафизических предположе-
ний. Он говорил, что задача науки — раскрыть законы и истин-

ные причины фактов ,л явлений, а не давать рецептов, облекая их
в «наукообразную» форму.
Система камерального образования, представителем которой
был Ушинский, как окончивший юридический факультет и как
читавший в Ярославском Демидовском лицее свои лекции на эту
тему, представляла собой соединение естественных наук с юриди-
ческими, имела большое значение в хозяйственной жизни и покои-
лась да науках, разработанных в основном немецкими теоре-
тиками.
Ушинский раскритиковал существовавшую в его. время систему
камеральных наук и каждую науку в отдельности, причем и э
каждой науке и во всей системе он нашел общие порочащие их
элементы.
Он говорил, что, претендуя на научность, все эти науки — не
что иное как рецептура. Тем самым он подтверждал то> что го-
ворил Герцен о немецкой науке, когда^ он писал, что вечная ошиб-
ка немецкого ума — взять широкую философскую идею и испор-
тить ее скудным воплощением.
Ушинский считал, что в основу экономических наук должно
быть положено изучение родины* семьи, общества, народнохозяй-
ственной деятельности, народных юридических понятий» местных
условий жизни. Его голос, обращенный к подрастающему поколе-
нию русских людей через лекции о камеральном образовании* был
голосам одного из первых ученых, требовавших всестороннего
экономического изучения народной жизни> всестороннего изучения
бытовой, промышленной, хозяйственной, юридической сторон на-
родной жизни.
Позже, когда Ушинский в 1854 г. включился щ учительскую
деятельность и определил свое жизненное призвание, он в первых
своих г статьях опять возвращается к проблеме народности» В пер-
вой своей статье; «О пользе педагогической, литературы» он гово-
рил о необходимости самостоятельной педагогической науки и5
о ее народности.
«Педагогическая литература необходимо должна быть само-
стоятельной и народной, ибо воспитательная деятельность без со-
мнения принадлежит к образцам разумной^ и сознательной дея-
тельности человека. Самое понятие воспитание есть создание
истерии, В природе нет его».
В следующей статье «?Три элемента школы», написанной в
1867 г., Ушинский на конкретном сравнении английского и фран-
цузского воспитания говорил*
«Учебные закрытые английские заведения оказывают «влияние
на характера воспитанников, Очень велико это влияние! особенно
если сравнивать его с крайним воспитательным бессилием колле-
гий и пансионов Франции. Происходит это потому, что воспита-

тельная сила английской школы употребляется ими для развития
в воспитанниках народной английской идеи образованного
джентльмена».
Но наибольшую разработку проблема народности, как идея
педагогики, получила у Ушинского в его статье «О народности
в общественном воспитании», являющейся как бы введением ко
всем другим его работам.
Предпринимая попытку обоснования идеи народности, Ушин-
ский понимал, что он совершает работу, поставленную не только
процессом развития русской педагогики, но он отвечает на во-
прос, который поставлен как важнейший процессом развития ми-
ровой педагогики.
В своей статье Ушинский приводит мнение о немецком и
английском воспитании ряда педагогов: Губера,, Визе, Сельстрама,
Дистервега. Цитируя их, он показывает, что каждый из этих
педагогов, не удовлетворенный системой воспитания в своей стране,,
ставит вопрос о соответствии воспитания народности. Ушинский
даже показывает, что некоторые педагоги находят частные реше-
ния этой проблемы, «но нигде, — говорит он, — немцы, почувство-
вав связь воспитания с народностью, не доводят этого принципа
до правил, методов, способов воспитания».
Выдвигая свой принцип народности как основу воспитания и
педагогики, Ушинский понимал, что он выступил разоблачителем
Немецкой теории воспитания, «объявившей претензию на всемир-
ность и всеобъемлемость», — как говорил он. Разоблачая эти са-
монадеянные, необоснованные претензии немецких педагогов на
универсальность, Ушинский показал, что в действительности не-
мецкая педагогика стремится воспитать только настоящего немца.
Стремясь построить свои выводы на изучении действительности
реальных фактов и явлений, Ушинский в своей статье дает анализ
общих и особенных различных черт воспитания у разных народов
й с неотразимой убедительностью показывает, что, «если бы все
педагогические писатели различных наций сошлись вместе, как
сходятся их сочинения на нашем столе, то они пришли бы к убе-
ждению, что система общественного образования у каждого на-
рода запечатлена его характером и отражает достоинства и не-
достатки этого характера, которые иногда так соединены между
собой, что разделить их невозможно».
Считая, что каждый народ не может развиваться, не усваивая
результатов, добытых его предшественниками и современниками,
Ушинский, однако, решительно возражал против попытки создать
единую, совершенную, самую лучшую, прекрасную систему вос-
питания, собрав в ней все лучшее, что есть в системах воспита-
ния различных пародов: он утверждал, что такая составленная
система воспитания была бы бессильнее всех других ярко выра-

женных национальных систем и она имела бы самое ничтожное
влияние на развитие народа.
Причину этого он находил в том, что, вопреки измышлениям
немцев, искусственно выделенное из общей жизни школьное вос-
питание далеко не составляет всего воспитания народа. Есть це-
лый ряд других факторов народной жизни — все, из чего скла-
дывается историческая жизнь народа. Вот это и составляет
действительную школу, подчеркивает Ушинский, перед силой
которой сила учебных заведений, особенно построенных на нача-
лах искусственных, — совершенно ничтожна.
Невозможно, говорит он, так изолировать воспитание, чтобы
окружающая его со всех сторон жизнь не имела на него влияния.
Поэтому искусственная система воспитания, созданная механи-
ческими заимствованиями, дает очень малый, ничтожно малый,
а часто и очень вредный эффект.
Ушинский указывал на органическое сращивание воспитания
с народностью, с ее интересами и потребностями. Тем самым, —
на что мы должны обратить внимание, и на что, мне кажется,
не обращается достаточно внимания в педагогической литерату-
ре, — тем самым Ушинский по-новому ставил вопрос о природо-
сообразности воспитания, который выдвинули Коменский, Руссо
и Песталоцци. У них этот принцип носил индивидуально-психоло-
гическую форму: все правила, методы и способы педагогического
воздействия должны быть согласованы с природными наклонно-
стями, умственными, нравственными способностями данного кон-
кретного ребенка и детей вообще, имеющих отличную от взрос-
лого человека природу.
По мнению Ушинского, процесс воспитания есть процесс че-
ловеческой истории. В природе этого процесса нет.
«Человек в его идеологическом содержании есть результат
двух элементов, — говорит Ушинский, — элемента природного, ко-
ренящегося в организме человека, биологическом организме чело-
века, и элемента духовного, который есть результат воспитания и
обстоятельств».
Эти два элемента взаимно воздействуют друг на друга. При
этом неверно говорить, что телесное определяет духовное. Роди-
тели передают детям, говорит Ушинский, не только прирожден-
ные биологические наклонности, они передают своим детям все
то, что сами они усвоили от предшествующих поколений в чело-
веческой истории. И очень часто духовное, говорит Ушинский,
влияет и преобразует природное.
Ушинский не согласен с лозунгом древних, что «в здоровом
теле здоровый дух». Он говорит, что практика действительности
говорит часто о том, что люди, имеющие очень болезненный орга-
низм, обладают исключительной высотой духа и заставляют свои

минимальные физические силы служить их высокой духовной
организации.
Если мы посмотрим, говорит УШИНСКИЙ, на (природу* то, мы
должны сказать, что природа прежде всего и раньше всего за-
печатлевает в человеке народные черты. Мы,никогда не спутаем
между собой по внешнему виду китайца* француза и англичанина.
Есть какой-то определенный национальный природный оклад
человека, и природа раньше всего и больше всего запечатлевает
в человеке именно народность.
Но главное заключается в том, что> не природное— биологи-
ческое передается человеку, а человеку как продукту истории
передается по наследству от предшествующих поколений весь тот
уровень культуры и знаний, которых добилось это человечество
в своем предшествующем развитии.
Итак, жизнь, естественная жизнь, запечатлевает в человеке
прежде всего народное и в природном и в духовном отношении.
Кроме этого естественного, природного, причем действующего как
бы стихийно, независимо от воли человека, имеется и известная
осознанность действий народа по передаче народности подрастаю-
щим поколениям.
Когда Ушинский хочет ответить на вопрос, почему немецкая,
французская, английская, американская системы воспитания
имеют свой особый, определяющий их облик, он говорит, что это
происходит потому, что каждый народ имеет свой идеал харак-
тера человека и этот идеал он хочет осуществить в каждом своем
представителе, в каждой личности, этот идеал он хочет реализо-
вать через воспитание.
Человек, чтобы осуществить себя д жизни, должен иметь силу
характера. Сила характера очень, часто не зависит от содержания*
Содержание может быть использовано и в хорошую и в дурную
сторону.
Человек может действовать и дурно и хорошо. Ушинский со-
гласен с Гербартом, с немецкими педагогами в* том* что воспи-
тание просвещает сознание человека, что воспитание показывает
человеку дорогу добра. Но, говорит он, очень трудно вести чело-
века по этой дороге добра, если у г воспитателя нет силы, на ко-
торую он все время опирается, учитель не сможет подавлять в
воспитаннике и воспитанник не сможет подавлять в себе дурные
склонности и дурные стремления* Ушинский верит, что в людях
больше хорошего,, чем дурного* Но это-хорошее так по-разному
проявляется, говори^ Ушинский, а разное время и часто бывает
так скрыто у человека, чт нужна?,какая-то прочная, сильная
база, озираясь из которую воспитатель может действительно по-
могать воспитаннику выявлять себя только в хорошем.

Ушинский говорит, что есть только одна наклонность которая,
имея вид прирожденной наклонности, потому именно и сильна,—
это народность.
И дальше Ушинский произносит известные слова: «Как нет
человека бе& самолюбия, так нет человека без любви к отече-
ству»; у человека из всех его духовных свойств и черт позднее
всех гибнет именно эта; как бы человек ни (был оторван от своей
родины, как бы- он ни был вкоренен в жизнь другого народа,—
он очень долго будет там каким-то инородным телом*
Ушинский не случайно взял эти слова дли аргументации сво-
его положения о том, что народность—не только естественна,
но и неизбежно необходима в воспитании, когда он сопоставляет
самолюбие и любовь к отечеству.
Ушинский в своих статьях много говорит об иезуитской педа-
гогике. Off признает, что иезуитская педагогика умеет добиваться
результатов, что с помощью иезуитской педагогики воспита-
нию обеспечен большой эффект — там, где ею пользуются с
мастерством.
Но Ушинского не удовлетворяет основной рычаг, которым
пользуется эта педагогика, — личное, индивидуальное самолюбие.
•Ушинский понимал свою педагогику как более высокий этап чело-
веческой истории, чем подготовка воспитанника к индивидуаль-
ному счастью и личному преуспеванию.
До Ушинского педагогика в лице иезуитов считала большой
силой индивидуальное самолюбие, как рычаг к тому, чтобы за-
ставлять воспитанника делать то, чего хочет воспитатель. Гербарт
считал, что одной из основных сил, обеспечивающих воспитание,
сообщающих ему положительную силу; являемся управление, т. е.
подавление свойств и порывов ребенка."Ушинский выдвинул но-
вый принцип—любовьт к своему отечеству, любовь к своему на-
роду,— опираясь на который"педагогика может совершенствовать
человека во всех отношениях.
К 60-м годам XIX в. в литературе и в других областях обще-
ственного сознания— философии, социологии, искусстве,—пробле-
ма народности была решена в том смысле, что русская культура,
а следовательно, и отдельные ее части есть дело общенародное,
-а не достояние только привилегированных классов. Наибольшую
разработку н положительное разрешение эта проблема получила
и учении революционеров-демократов — Белинского й Герцена.
Таким образом, постановка вопроса Ушинского есть не что иное
как закономерное отражение в педагогике разработки общей
проблемы русской культуры.
Справедливое заключение о самостоятельном развитии рус-
ской науки Ушинский применил к Отечественной теории воспита-
ния. Он перенес в педагогику положительный результат работы

русского общества по отысканию национального лица русской
культуры. Однако Ушинский отличался от передовых людей 40-х
годов своими взглядами, что дало иное понимание им проблемы
народности в ее отношениях к* общечеловеческому и национально-
му элементам.
Ушинский, несмотря на то что он отличался в политических
и гносеологических своих установках от революционеров-демо-
кратов, являлся выразителем прогрессивных тенденций своего
времени — приблизить науку к нуждам народа, сблизить ее с дей-
ствительностью, заставить педагогику отвечать народным потреб-
ностям и развивать народ согласно историческим перспективам:
его будущего.
Это содержание педагогики Ушинского обеспечило тот пат-
риотизм, демократизм и гуманизм, которые проникают собой все
его учение.
Своим примером став в уровень с западноевропейскими мы-
слителями, показав, что проблема народности есть назревшая
проблема мировой педагогики, и дав решение этого вопроса,
Ушинский разбивал враждебные утверждения и злостные выдум-
ки о культурной неполноценности русской интеллигенции. Он тре-
бовал от самодержавия и аристократии, отрицавших способности
народных масс к культурному и воспитательному творчеству и
придерживавшихся политики механического заимствования внеш-
них форм европейской культуры, признать способность русского
народа к творческому построению самостоятельной системы
воспитания. Он требовал, опираясь на принцип народности, пере-
дачи дела развития народного образования из рук офранцужен-
ной аристократии и онемеченных чиновников з руки представите-
лей народа и тех слоев русской интеллигенции, которые живо
ощущали народные нужды и потребности.
Он протестовал против попыток культурного и педагогического
порабощения России. Он утверждал способность русского народа
к педагогическому творчеству.
Идея народности, обоснованная и переработанная Ушинским,
как один из очередных этапов развития мировой педагогики,
являлась в то же время в нашей стране такой идеей, на базе
которой Ушинский сумел оформить все положительное содержа-
ние предшествовавшего ему педагогического развития нашей
страны, отделив педагогику, которая до сих пор растворялась в
других, областях общественных наук, от этих наук и создав осо-
бую, оригинальную, вполне научную систему отечественной педа-
гогики.
Он подводил также итог развития мировой педагогики.
Вместо принципа природосообразности, выродившегося или моди-
фицировавшегося в принцип индивидуально-психологический —

основы педагогики, — он ставил основой воспитания народно--
психологические элементы. Он поднимал педагогику на более
высокий методологический уровень, показав в своих статьях рас-
хождение между попытками немецких педагогов и их результа-
тами. Они претендуют на всеобщность, а фактически их теория
есть только теория немецкого воспитания; они говорят о создании
научной педагогики, а фактически их педагогика есть сборник,
надуманных, получивших наукообразную форму рецептов, сове-
тов и мелких правил.
Выдвинув в своих первых статьях принцип народности как
организующий принцип педагогики и воспитания, Ушинский уточ-
нил его указанием на то, что он не есть единственный элемент
воспитания. Он определял взаимоотношения между народностью
и другими элементами воспитания.
Как известно, второй основой воспитания Ушинский считал
религию. Для русского народа Ушинский соединял народность (г
православием, ибо, по его мнению, из православного вероучения
вышли нравственные основания русского общества.
Сам Ушинский в своих теоретических статьях мало занимался
разработкой этого вопроса. Он так и говорил: это не является
нашей основной задачей. Но следует указать, что религия как*
второй основной элемент воспитания пронизывает собой всю си-
стему Ушинского и тем самым делает трудной переработку по-
ложительного содержания его системы для людей, стоящих на*
атеистических позициях.
Следует указать, что Ушинский не принимал господствующей'
обрядовой религии. Известны его высказывания о католических
«черных монахах», которые являются символом всего черного на
земле; известно его отношение к официальному воинствующему
православию — отрицательное отношение. Его привлекала нрав-
ственная сторона религиозного мировоззрения.
Советская материалистическая педагогика категорически
отрицая формулировку идеи Ушинского «нравственность обяза-
тельно должна покоиться на религии, вне религии нет нравствен-
ности», считает, что нравственность основана на научном фунда-
менте. Религия не может лежать в основе подлинно-научной си-
стемы воспитания. Однако идея Ушинского о глубочайшей связи
воспитания с нравственными основаниями общества, где проте-
кает воспитание, и о выявлении в самой общественно-историче-
ской среде тех факторов нравственности,, на которые нужно
опираться при нравственном воспитании, — самая эта идея заслу-
живает глубочайшего нашего внимания.
Третьим элементом, который вместе с народностью и религией
является основой воспитания, как известно, по мнению Ушинского,

является наука. Это есть совокупность определенных исторически
выработанных научных ИСТИН, результатов общечеловеческого
развития; Наука интернациональна — это не перестает Повторять
Ушинский. В науке Только национальным может быть способ
обработки материала.
Наука имеет, по мнению Ушинского, свою специфическую осо-
бенность, свою рель и значение в воспитании. Она есть одна из
главных сторон воспитания, но не главная, не самая важная. Она
развивает сознание. Развитие сознания, без сомнения^—одна из
главных целей воспитания, говорит Ушинский, и истинные науки
являются орудием для этого развития. Но мало развивать созна-
ние с помощью науки, надо еще уметь прилагать знания к делу.
Это тоже дело научного образования.
Общечеловеческие интернациональные результаты науки вос-
принимаются человеком не индивидуально, переработка и усвое-
ние научных данных не есть процесс развития одной только дан-
ной индивидуальной личности, а личность входит в общественный
народный организм.
Для того чтобы лучше усвоить, правильней усвоить общечело-
веческие истины, личность. должна подняться на уровень народ-
ного сознания. Тесная связь существует между народностью и
наукой, говорит Ушинский.
Эта две стороны воспитания не лежат одна обособленно от
другой, они проникают-друг' друга, они составляют известный син-
тез. Так они и должны подаваться в воспитании.
Ко времени Ушинского русская мысль понимала необходимость
синтезирования в педагогике двух моментов: общечеловеческого н
национального, и сделала в решении этого вопроса большие
успехи,
Ушинский продолжал эту работу, придал ей большую всеобщ-
ность и вместе с тем конкретность, создав на основе синтезиро-
вания общечеловеческого и национального учебный план, методы,
формы учения, учебные книги для русской начальной школы.
Ушинский говорил; русское воспитание не поддается и не под-
дастся нашим усилиям до тех пор, пока мы не примирим в себе
европейское образование с живущими в нас элементами народ-
ности,
Ушинский с позиций народности критиковал современную ему
систему воспитания за ее распадение на две сферы, на два крута,
не связанных между собой: имеется официальная педагогика, на-
саждаемая царской бюрократией и вЫсшим дворянством, — она
не связана органически с жизнью и историей народа; она есть
цепь отдельных мероприятий и реформ, причем каждая после-
дующая форма отрицает предыдущую. Она есть плод бюрократи-

веских выдумок, капризов и произвола случайных людей. И имеет-
ся народная педагогика, состоящая из элементов;, созданных на-
родом в ее последовательной тысячелетней истории.
Ушинский считал, что в его время должен произойти синтез
этих двух сфер русского воспитания. Педагогика как система рус-
ского воспитания должна быть сформирована из тех элементов
культуры, которые систематически и последовательно создавались
народом в его истории. Это прежде всего язык и народная сло-
весность. Вот те элементы культуры русского народа,-с помощью
которых он воспитывает свое подрастающее поколение и которые
должны войти как предмет изучения © систему воспитания рус-
ских людей.
Усвоение этих элементов культуры народа определяет нрав-
ственный и умственный подъем ребенка на уровень народного со-
знания. Осваивая эти элементы народной культуры, человек из
сферы индивидуальной переходит на более высокую ступень кол-
лективной жизни. Он отказывается от эгоистического и индиви-
дуального в угоду своей любви к родине, своей любви к народу.
Усваивая мировоззрение народа, человек получает определенную
силу характера, его убеждения получают силу наклонностей, ибо
они тесным образом связываются с прирожденными. Природные
русские педагоги, говорит Ушинский, понимали инстинктивно и
знали но опыту, что моральные сентенции приносят детям больше
вреда: чем пользы, и что мораль заключается не в словах, а в
самой жизни, охватывающей ребенка со всех сторон.
Как известно, наиболее активным и эффективным элементом
воспитания детей в народном духе, поднимающим их на уровень
народного сознания и тем самым дающим им возможность при-
общиться к общечеловеческому, Ушинский считал родной язык.
Ушинский считал, что народность не сводится к языку, язык и на-
родная словесность — более высокие элементы народной культу-
ры. В языке и в народной словесности нашли свое отражение
другие элементы человеческой жизни, народной жизни: природа,
быт, история, духовная жизнь. Поэтому обеспечение народности
не может сводиться только к языку, — оно требует изучения
естествоведческих наук, родной природы, географии, как науки,
которая, как говорит Ушинский, лежит между историей и приро-
доведением.
Известно, что Ушинский готовил специальную книгу,, как про-
должение «Родного слова», географического содержания, но не
успел этого сделать вследствие своей болезни и ранней смерти.
В систему воспитания подрастающего поколения должна вхо-
дить история родной страны и та литература, которая стала вы-
ражением народной жизни. Мы знаем, что этот же принцип при-
менял и Белинский к определению того, действительно ли данное

произведение литературно и действительно ли данное произведе-
ние народно. Оно литературно щ>тому> что оно народно, и наобо-
рот, говорил великий русский критик.
Эти установки Ушинского получили свое применение в «Род-
ном слове» и «Детском мире» и в его учении о русской народной
начальной школе. Ушинский говорит, что изолированное учение
языку от всякого другого образования есть дело мертвое и схола-
стическое и оно не даст положительных результатов.
Все эти идеи Ушинский разработал и оформил в определенном
оригинальном курсе реальных пропедевтических знаний началь-
ного образования, преследующем цель умственного и нравствен-
ного развития ребенка. Но, по мнению Ушинского, для того чтобы
обеспечить народность воспитания и для того, чтобы способство-
вать умственному и нравственному развитию человека, мало
ввести в школы правильное содержание. Школа, для того чтобы
быть народной, должна базироваться на труде.
Когда у нас говорят о народности в понимании Ушинского,,
очень часто забывают, что школу Ушинский понимал как школу
трудовой деятельности. В отличие от многих своих предшествен-
ников и современников, Ушинский, исходивший всегда из дейст-
вительности, ценен нам тем, что он изучил и показал тот специ-
фический труд, которым занимаются в школе. Он не понимал этот
труд грубо механистически: что трудовое обучение — это значит
занятия в столярной, механической и других мастерских. Трудовое
обучение в школе — это есть обучение с помощью средств
умственного труда. Школа есть место и сфера применения ум-
ственного труда ребенка.
В этом учении Ушинского о труде применительно к школе он
на конкретном примере показал свой метод синтезирования на-
родных и общечеловеческих начал. Русскому народу, говорил он,
присущ особый взгляд на обучение как на процесс серьезный,
трудный, требующий огромных усилий;
Сам Ушинский прошел через целую школу, систему самооб-
разования, и ему именно, опираясь на идею народности, свой-
ственно особое дидактическое представление о том, что такое
процесс обучения. Это не есть процесс, когда учащийся самостоя-
тельно учится. Это не есть процесс, когда учитель учит ученика,
не опираясь на его внутренние силы. Это есть процесс, когда
ученик учится под руководством учителя, когда все, что он может
сделать самостоятельно, он делает самостоятельно.
С этих позиций Ушинский критиковал как старую схоластиче-
скую школу, подгонявшую ребенка палкой, так и современную
ему «потешающую» школу, превращающую занятия умственным
трудом в развлекательные занятия. «Мечтать легко, а думать

трудно», — говорил Ушинский, — и к этому трудному осмыслен-
ному раздумью должен приучать педагог.
Не народна та школа, которая не воспитывает у человека
любви к труду.
Ушинский разработал целую систему активных способов обу-
чения, составляющих специфическое индивидуальное лицо его
дидактики. Считая, что в западноевропейской педагогике ценным
для его времени являлась теория элементарного обучения, сфор-
мулированная Песталоцци, Ушинский дал свою теорию элемен-
тарного обучения на новом учебном материале и при новых спо-
собах обучения.
Ушинский как в обосновании принципа народности, так и в
практическом воплощении его теории в жизнь, никогда не звал к
шовинизму. Мы знаем, что его теория в практике русской жизни
способствовала в условиях царизма развитию национальной шко-
лы, а через школу — национальной культуры целого ряда народов.
Учебные книги армян, грузин, чувашей, мари и других народов,
разработанные и составленные по способу Ушинского и согласно
с идеей Ушинского, обеспечивали этим народам в семье всех
народов нашей страны подъем на более высокую культурную
ступень.
Отдавая должное великой памяти нашего великого предшест-
венника, великого русского патриота, мы не должны также забы-
вать, что на его книгах, основанных на принципах народности, —
«Родное слово» и «Детский мир» — воспитывалось огромное ко-
личество русских людей, которым Ушинский стремился привить
любовь к родине.

Профессор С. М. РИВЕС
Член-корреспондент Академии
педагогических наук РСФСР.
УЧЕНИЕ К. Д. УШИНСКОГО О МЕТОДАХ НРАВСТВЕННОГО
ВОСПИТАНИЯ
Охватить всесторонне в одном докладе все учение Ушинского,
о нравственном воспитании учащихся нет никакой возможности*
В этом учении наряду с прогрессивными, ценными чертами
есть и отжившие, консервативные, неприемлемые для нас
Остановимся поэтому лишь на отдельных вопросах,, наиболее
созвучных нашей современности.
Об умственном и нравственном воспитании
Ушинский отвергал распространенное положение о там> что
стоит человеку поучиться, поумнеть, и он будет действовать, ру
ководясь не личными, а общественными интересами.
Ушинский приводит множество примеров, доказывающих
обратное, а именно, что ум, понимая очень хорошо зло, происхо-
дящее для общества от осуществления тех или других личных
интересов, тем не менее часто решается на их осуществление
именно потому, что они личные. Вот, например, гоголевский го-
родничий и тем более Павел Иванович Чичиков, равно как и судья
Ляпкин-Тяпкин не потому кривят душой, что не понимают, что не
должно кривить ею; не потому извращают законы и обращают ш
свою личную пользу свое положение, что не понимают обществен-
ной пользы законов и их правильного исполнения. Нет/ «чаще
всего, — поясняет Ушинский, — мы очень хорошо понимаем, что
закон полезен, что исполнение его необходимо4 ^ля пользы обще-
ства, но понимаем также очень хорошо, что неисполнение закона
очень полезно для нас самих».
Из приведенных соображений, продиктованных реальной дей-
ствительностью, Ушинский приходит к тому выводу, "что ботани-
ческие или зоологические познания или даже ближайшее знаком-
ство с глубокомысленными творениями Фохта и Молешотта не
могли бы сделать гоголевского городничего честным чиновником,
что будь Павел Иванович Чичиков посвящен во все тайны орга-
нической химии или политической экономии, он останется тем же
весьма вредным для общества пронырой. Следовательно, самые
серьезные знания и умственное развитие не предполагают еще
необходимой прочной общественной нравственности. Человек мо-

жет знать тригонометрию, болтать на двух или даже на трех
языках, зазубрить исторические и географические учебники и...
остаться человеком вполне безнравственным: «наука еще и не
дохнула на него».
Критикуя современную ему школу, Ушинский основной порок
ее усматривает в формализме.
Наше образование, указывает Ушинский, есть образование
формальное; у нас обыкновенно говорят, что развитие душевных
сил или способностей должно составлять самое главное в средних
учебных заведениях, что если юноша, оканчивающий курс, вы-
кажет значительное развитие, то воспитательное заведение сде-
лало свое дело; от него ничего больше и не потребуется; разви-
той юноша с известным запасом разнообразных научных сведений
может назваться образованным человеком.
Эту «концепцию», заимствованную из-за границы, Ушинский
решительно осуждает и, со своей стороны, утверждает, что никак
нельзя признать школу исполнившей свое назначение, если она
дает лишь одно формальное развитие, так как можно быть чело-
веком развитым и образованным так, как понимается образование
в наше время, но без всякого направления своих душевных сил;
можно даже казаться человеком с убеждениями, но без всякого
стремления к деятельности, каковыми и оказывались обыкновенно
юноши его времени.
Убежденный в том, что нравственность не есть необходимое
следствие учености и умственного развития, Ушинский одновре-
менно был убежден- и в том, что воспитание семейное и обще-
ственное вместе с влиянием литературы, общественной жизни и
других общественных сил может иметь сильное и решительное
влияние на образование нравственного достоинства в человеке; но
для этого школьное обучение должно быть воспитывающим.
Отсюда проистекает его вывод о том, что «влияние нравствен-
ное составляет главную задачу в воспитании, гораздо более важ-
ную, чем развитие ума вообще»; что знание и развитие в образо-
вании нужно слить так, чтобы на их основе выработать твердые
убеждения в тесной связи с человеческими и гражданскими инте-
ресами.
В этой формуле находим четкое выражение единства задач
умственного и нравственного воспитания, как двух неразрывных
сторон педагогического процесса.
О психологических основах нравственного воспитания
Известный догмат Гербарта гласит: «Из представления воз-
никают чувства, а из.чувств — правила поведения и образ дей-
ствия».

Этот догмат не выдерживает критики в своей современной
научной психологии. Но он еще в 60-х годах XIX столетия был
блестяще опровергнут Ушинским, доказавшим, что чувствования
могут порождаться в душе без всякой борьбы представлений, как
отзывы ее на органические изменения, как рождаются в ней
ощущения звука или света в ответ на вибрацию слуховых или
зрительных нервов и страдания голода или жажды в ответ на
специальное состояние организма.
Человеку недостаточно видеть наведенное на него ружье,
*чтобы почувствовать страх; он должен еще понимать, какая
«опасность грозит ему в этом случае.
Но и одного этого понимания недостаточно. Если мы предста-
вим себе человека, который вовсе н е боится смерти, то за-
ряженное ружье, на него наведенное, не возбудит в нем никакого
страха. Следовательно, для того чтобы почувствовать страх в дан-
ном случае, надобно еще бояться смерти, т. е., другими словами,
надобно носить в себе стремление к жизни. Вот
этого-то последнего условия и не заметили Гербарт и его после-
дователи, выводившие все чувствования только из взаимного от-
ношения представлений.
Всякое новое представление, входящее в душу ребенка, не-
пременно имеет свой особый чувственный характер, и в памяти
дитяти сохраняется не только след самого представления, но и
след того чувства, с которым оно было воспринято душой. Из
этих чувственных следов возникают проникнутые разнообразней-
шими чувствованиями вереницы и сети; все они вместе составляют
то, что мы называем строем души. Новое представление, входя в
душу ребенка, относится уже не прямо к его прирожденным
стремлениям, а к тому строю души, который выработался из
стремлений через посредство жизненного опыта.
Таким образом, не только представления,, но и чувства явля-
ются силой, побуждающей нас к деятельности.
Как известно, Гербарт считал чувства помехой в нравственном
поведении. Ушинский опровергнул это положение и показал, что
чувства являются силой весьма могучей, часто гораздо большей,
чем представления или понятия.
Наши поступки выходят из наших желаний, а наши жела-
ния — из чувствований, испытываемых нами при удовлетворении
или неудовлетворении наших стремлений. Отсюда вытекает само
собою практическое значение наших чувствований.
Часто, например, человеку кажется, что он бескорыстен, доб-
рожелателен в отношении других людей и искренно любит друзей
своих; но пусть он внимательно прислушается к тому, каким зву-
ком отзовется его сердце на новость о неожиданном обогащении
или возвышении его друга. Если сердце его издаст звук веселый,

то он может заключить, что у него действительно доброе сердце
и что он искренно любит своего друга; если же звук это* будет
печален, то пусть человек изменит мнение о своем сердце и о
своем отношении к друзьям. Мы можем в мыслях считать себя
большими героями, но только в чувствах наших, отзывающихся
на опасности, мы можем узнать, действительно ли мы герои.
В душу нашу ложатся следы не простых, но проникнутых чув-
ствами представлений, не простые абрисы сознания, но раскра-
шенные чувствами картины.
Перетряхивая цепь наших воспоминаний, мы слышим прежние
звуки. Одни звенья этой цепи, звучавшие когда-то так сладостна
или болезненно, издают теперь какой-то глухой, неопределенный,
чуть слышный звук; другие не издают уже почти никакого, хотя
мы ясно помним, как сильно звучали они прежде.
Третьи, наконец, к нашему изумлению, совершенно переменили:
свой тон и звучат, например, печально, когда прежде звучали,
радостно. Это изменение прежних чувствований есть самое верное
мерило наших душевных перемен, перемен в самом строе, нашей
души, от чего изменяется и резонанс ее, когда по ней ударят но-
вые впечатления.
Таким образом, Ушинский признает огромную роль наших:
чувств, что роднит его с материализмом, но он в тоже время при-
знает и власть над ними нашего сознания — идей и убеждений.
Это уберегло его от фатализма,, от которого не свободны как ин-
теллектуалисты, так и эмоционалисты.
Вместе со Спинозой и Локком Ушинский утверждает, что че-
ловек может воспитывать свои чувства, т. е. может по своей
воле придавать тот или иной строй своей душе; что если такое
действие разума на чувствования возможно через влияние на
подбор наших представлений и через них на целый строй души,
мы можем давать пищу одним наклонностям и усиливать их за
счет других и, следовательно, участвовать нашей волей в настрое-
нии нашей души, от которого зависит и самый характер чувство-
ваний.
Мы можем противиться власти органических чувствований на
нашу сознательную деятельность. Мы часто и представить себе
не можем, как эта власть человека над чувствами неизмеримо
велика.
Вот, например, Степан Разин, мог молчать или смеяться,
когда московские палачи употребляли все свое искусство, чтобы
вызвать у него крик боли. Оператор, спокойно слушающий крики
больного и продолжающий твердей и спокойной рукой операцию,
может быть, в то же время гораздо сострадательнее иной слабо-
нервной дамы, которая падает в обморок (При малейшем крике

страдания и в то же время преспокойно мучит своего мужа, детей
или прислугу.
Конечно, порок, уже образовавшийся, может в известной сте-
пени находиться вне нашей власти, но мы должны и можем
обуздать страсть, прежде чем она стала свирепствовать.
Эту мысль, по мнению Ушинского, в софистической форме, но
очень верно выразил Руссо, который, говоря о вменяемости пре-
ступлений, сказал о преступниках: «Конечно, от них более не за-
висит не быть злыми и слабыми, но от них зависело не сделаться
такими». Софистический оттенок есть в этой мысли, но в сущности
своей она признается Ушинским совершенно верной психологи-
чески.
Итак, человек может оказать на чувствования (свои и чужие)
весьма сильное влияние, гораздо более сильное, чем он сам:
думает.
Если считать, что в чувствах человек не волен, правильно под-
черкивает Ушинский, то мы должны бы признать бессилие вос-
питания, так как ставить человеку в достоинство или в упрек его
чувствования было бы так же неправильно, как ставить ему в до-
стоинство или в укор его физические преимущества и недостатки.
Ушинский, таким образом, преодолел не только механицизм
интеллектуалистической концепции, но и фатализм эмоционали-
стической концепции. В противовес этим односторонним учениям,
сводившим процесс воспитания к формированию одних лишь пред-
ставлений или чувств, Ушинский развил свой взгляд на нравствен-
ное воспитание как на процесс разностороннего развития лично-
сти, имеющий целью научить жить, что обозначает по его словам:
«чувствовать, мыслить и действовать».
О сущности и задачах нравственного воспитания
Прежде всего Ушинский разоблачает господствовавший тогда
в обществе поверхностный, узко формальный и карьеристический
взгляд на то, что представляет собой воспитанный человек.
Понятие воспитанного человека, по Ушинскому, весьма широ-
кое понятие. А между тем хорошо воспитанным человеком зовут
иногда того, кто умеет хорошо повязать галстук, держать себя по
моде, болтать на иностранных языках, поддерживать разговор в
гостиной, нравиться дамам и пр.
В отношении воспитания женщин понятия бывают еще более
странными: воспитанная девушка должна уметь пустить пыль в
глаза, пробежать небрежно трудную арию, соединять наивность
с холодным рассудком, под ласковой улыбкой скрывать самые
неласковые движения души; главная цель ее воспитания — пой-
мать выгодного жениха. «Скажите, — вопрошает Ушинский, — как

назвать тех воспитателей, которые решатся удовлетворять таким
требованиям. Называйте их, как угодно, только,, ради бога, не вос-
питателями».
В противовес этому ходячему представлению о воспитанности
Ушинский на первое место в воспитании выдвинул задачу фор-
мирования сознания, т. е. определенных идей или убеждений,
гражданских и человеческих интересов.
Невозможно развивать душу ребенка, не внося в нее опреде-
ленных убеждений. Не давая детям определенных убеждений, мы
можем воспитать в них полных скептиков, не способных к убе-
ждению. Далее, нравственное воспитание заключается в пробу-
ждении и развитии нравственных чувств, в первую очередь —
чувства народности и любви к отечеству.
Ушинский научно опроверг гербартианское утверждение о том,
что ребенок воплощает в себе «принцип беспорядка», который-де
должен быть подавлен силой, достаточно большой и настойчивой.
В противовес этому мрачно пессимистическому тезису Гер-
барта, являющемуся не чем иным как реставрированным средне-
вековым учением о первородном грехе, Ушинский выдвинул диа-
метрально противоположное утверждение о том, что нет такого
сердца, в котором не было бы бескорыстно добрых побуждений,
если бы они систематически и упорно не заглушались и извраща-
лись воспитанием.
Так, весьма ценным в отношении нравственного воспитания
являются прирожденные человеку:
а) потребность общественности, которая ощущает-
ся в различных формах (потребность ласк, чувство стыда, стре-
мление к товариществу), и главное, б) чувство народно-
сти: «общее для всех живое и сильное чувство, дающее педагогу
верный ключ к сердцу человека и могущественнейшую опору для
борьбы с дурными наклонностями».
«Как нет человека без самолюбия, так нет человека без любви
к отечеству и эта любовь дает воспитанию верный ключ к сердцу
человека и могущественнейшую опору для борьбы с его дурными
наклонностями. Обращаясь к народности, воспитатель всегда
найдет ответ и содействие в живом и сильном чувстве человека,
которое действует гораздо сильнее убеждения, принятого одним
умом или привычкой, искорененной строгим наказанием».
в) стремление к сознательной деятельности
и вытекающее из него трудолюбие. Труд тяжел, но
совершенно невыносимо для человека безделье. Суть деятель-
ности в преодолении препятствий; стремясь к ней, человек (в том
числе и дитя), следовательно, стремится к преодолению препят-
ствий.

Подчеркивая положительное значение указанных наклонностей
человека, как необходимой психологической опоры в воспитании,
Ушинский в то же время резко осуждает современную ему педа-
гогическую практику, культивировавшую в ребенке «самое отвра-
тительное чувство» — страх, являющийся «самым обильным источ-
ником всех пороков», и подавлявшую в нем (в ребенке) одно из
ценнейших его естественных качеств — смелость, без которой
невозможна ни благородная деятельность, ни порядочный образ
мыслей, ни самостоятельность характера.
Ушинский беспощадно бичует и другую весьма распространен-
ную тогда, но вредную тенденцию в воспитании — заласкивания
и изнеживания ребенка, избавления его от серьезного труда и
напряжения усилий, от всяких обязанностей и чувства долга. Эта
-«педагогическая линия», не давая никаких упражнений воле уче-
ника, весьма мешает развитию в нем трудоспособности, ответ-
ственности и самостоятельности характера.
Ушинский, далее, придавал огромное значениие в плане нрав-
ственного воспитания выработке твердых навыков и привычек, в
особенности — привычки упорно трудиться и разумно отдыхать.
Добрая привычка, по выражению Ушинского, есть нравствен-
ный капитал, капитал этот растет беспрестанно, и процентами с
него пользуется человек всю свою жизнь. Капитал-привычка дает
•человеку возможность плодовитее употреблять свою драгоцен-
нейшую силу—силу сознательной воли, возводить нравственное
здание своей жизни все выше и выше, не начиная каждый раз
«своей постройки с основания и не тратя своего сознания и своей
воли на борьбу с трудностями, которые были уж раз побежден^.
Возьмем для примера привычку к порядку в распределении
своих вещей и своего времени. Сколько такая привычка, обратив-
шаяся в бессознательно выполняемую потребность, сохранит и
сил и времени человеку, который не будет принужден ежеминутно
призывать свое сознание необходимости порядка и свою волю для
установления его.
Сколько превосходных начинаний и отличных людей пало под
^бременем дурных привычек. Если бы для искоренения вредной
привычки достаточно было одновременного, хотя самого • энергич-
ного усилия над собой, тогда не трудно было бы от нее изба-
виться. Но в том-то и беда, что привычка, установляясь поне-
многу, искореняется лишь после продолжительной борьбы с нею.
Если бы человек не имел способности к навыку, указывает Ушин-
ский, он не мог бы подвинуться ни на одну ступень в своем раз-
витии, задерживаемом беспрестанно бесчисленными трудностями,
освободив ум и волю для новых работ. Вот почему то воспита-
ние, которое упустило бы из виду сообщение воспитанникам по-
лезных навыков и заботилось бы единственно об их умственном

развитии, лишило бы это самое развитие его сильнейшей опоры.
А именно эта ошибка была присуща современной ему школе.
Воспитание убеждений означает, по Ушинскому, такое про-
свещение сознания человека, при котором перед глазами учаще-
гося лежала бы ясно дорога добра. Но этого мало. Каждый из
нас видит прямую дорогу, но многие ли могут похвалиться, что
никогда не уклонялись от нее?
Большей частью убеждения, принятые в жизни, живут в чело-
веке до самой смерти как нечто чужое и принудительное, гото-
вое оставить нас при первом взрыве страсти. И вот превращение
убеждений в привычки является, по Ушинскому, самым важным:
показателем воспитательного эффекта учения.
Задачей нравственного воспитания, наконец, является развитие
и укрепление воли и характера, выработка уменья приложить»
свои знания и убеждения, чувства и привычки к делу.
Если неуменье наше учить детей велико, то еще гораздо боль-
ше неуменье наше действовать на образование в них душевных
чувств и характера. Тут мы положительно бродим впотьмах, то-
гда как наука предвидит уже полную возможность внести свет
сознания и разумную волю воспитателя и в эту, доселе почти
недоступную область.
Еще меньше, чем душевными чувствами умеем мы пользовать-
ся волею человека —этим могущественнейшим рычагом, который
может изменять не только душу, но и тело с его влиянием
на душу.
Только в результате указанного разностороннего воздействия
на воспитанника в нем может образоваться надлежащая сила
характера, составляющая основание подлинного человеческого
достоинства. Как всякая сила, она может играть разрушительную
или созидательную роль, смотря по направлению, которое ей дано.
Точно так же и чувства сами по себе не хороши и не дурны,
могут быть источником как нравственных, так и безнравственных
поступков, в зависимости от тех идей, которыми они напра-
вляются.
Таким образом, нравственный облик человека определяется его
убеждениями, но это, однако, может иметь место лишь тогда,
когда они приобретают силу наклонностей. Идеи воспитания дол-
жны переходить в убеждения воспитанника, убеждения — в при-
вычки, а привычки — в наклонности, — таков должен быть, по
Ушинскому, процесс нравственного воспитания. В этой формуле
преодолена односторонность не только интеллектуалистической,
ко и эмоциональной и волюнтаристической концепций воспитания.
Ия этой формулы, раскрывающей процесс нравственного вос-
питания, вытекают и те методы, при помощи которых оно (может
и должно осуществляться на практике.

Пути и средства нравственного воспитания
Обучение как могущественнейшее средство
воспитания. Если нравственное поведение человека опреде-
ляется его убеждениями, то ясно отсюда первоочередное значение
содержания обучения, т. е. тех конкретных представле-
ний, знаний и идей, на которых нравственные силы учащегося
формируются.
Широко известна дискуссия Ушинского с Пироговым по поводу
классического образования, в которой он выдвинул положение,
что преимущественное изучение того, что завещал нам клас-
сический мир, никак не может одно ввести человека в современ-
ную жизнь в Европе; что изучение древних классических писате-
лей не сделает человека человеком и никак не может способство-
вать тому содержанию науки и жизни, которое признает необхо-
димым каждый, кто желает истинного прогресса; что преимуще-
ственное изучение классической древности, основанной на
историческом предании, от которого не может оторваться Запад-
ная Европа, больше всего мешает до сих пор действительному
содержанию науки и жизни.
Все эти мысли Ушинского нельзя не признать глубоко прогрес-
сивными для его времени, при этом следует учесть, что Ушин-
ский не отрицал .положительной роли изучения классических язы-
ков и классических писателей в развитии ума человека, однако
•он был убежден в том, что такую же роль играет изучение ка-
ждого предмета. Ушинский. никак не мог понять, почему именно
изучение древних языков Пирогов считает необходимым для выс-
шего общеисторического гуманного образования. Одну лишь
ссылку на вековой опыт, которую делает Пирогов, Ушинский
считает малоубедительной. Поэтому он требовал от Пирогова,
чтобы он «потрудился развить и доказать» выставленные им по-
ложения.
В противовес позиции Пирогова Ушинский выдвинул положе-
ние о том, что не изучение древних языков, а изучение родного
языка нужно поставить во главе гуманного образования, что
главным предметом в общем гуманном развитии современного
человека должны стать вовсе не классические языки, а родной
язык и родная литература. «Не лучше ли, — вопрошал Ушин-
ский, — чтобы человек на своем родном языке выражал сколько--
нибудь порядочные мысли, чем на трех выражал свою крайнюю
глупость». Под гуманным образованием Ушинский разумеет раз-
витие духа человеческого, а не одно только формальное его раз-
витие. Человека же можно развить гуманно не только изучением
классических языков, но еще гораздо прямее.- языком народным,
географией, историей, изучением природы, новой литературой.

Отравляясь от цели развития человека и гражданина, Ушин-
ский подчеркивает особо важное значение для гуманного развития
современного человека родного языка и родной литературы.
В языке одухотворяется весь народ и вся его родина; изучая
родной язык, ребенок не условным звукам только учится,, «но
пьет духовную жизнь и силу из родимой груди родного слова».
Родной язык и родная литература, по мнению Ушинского, спо-
собны более, чем другие учебные предметы, развивать в учениках,
сочувствие к интересам человеческим и гражданским. Они дей-
ствуют и на умственную, и на нравственную, и на эстетическую
стороны, представляя в то же время богатый материал для мы-
шления.
В этом обосновании ярко выступает стремление Ушинского
к достижению полного единства всех сторон педагогического
процесса: обучения, воспитания и развития, антагонистически раз-
общаемых в теориях формального и материального образования-
Для нравственного воспитания важно, однако, не только со-
держание, но и методы обучения. Суть воспитывающей методики
преподавания Ушинский усматривал в обеспечении «разумной:
классной деятельности», дающей достаточную пищу для детской
активности и волевых усилий ученика.
Только таким путем может быть изгнана из школы скука,
являющаяся источником множества детских проступков, отравля-
ющая светлый поток детской жизни и приводящая педагогов в
отчаяние.
В этом аспекте все богатейшие дидактические указания Ушин-
ского (о воспитании активного внимания, памяти и самодеятель-
ной работы мысли, о построении урока, о повторении, о самостоя-
тельной заботе и т. д.) являются также существенными предпо-
сылками успеха и нравственного воспитания учащихся.
Труд как фактор воспитания. Исключительно вели-
ко, по Ушинскому, нравственно-воспитывающее значение труда.
При этом имеется в виду не только интеллектуальный, учебный
труд, но и труд физический.
Ушинского глубоко возмущало наличие в «сиротских интерна-
тах «целых рот прислуги»., и он настойчиво требовал учить детей
самообслуживанию, т. е. умению обходиться,, где только возмож-
но, без посторонней помощи, но особенно высоко ценил он участие
детей в сельскохозяйственном труде. Труд укрепляет здоровье
детей, мускулы и нервы, которые так ослабляются в обстановке
праздности и безделья, затворнической жизни в закрытых учеб-
ных заведениях.
«Вот один (подросток. — С. Р.) от нечего делать прокладывает
дырку в земле; другой, навалившись навзничь, плюет в воздух;
третий лежит ничком и рвет зубами траву; там же четвертый

очень прилежно выдавливает коленом дно своей фуражки; там
небольшая кучка, притаившись за кустом, курит папиросы; в дру-
гом месте тишком играют в карты».
Такое времяпрепровождение Ушинский называет «лакейским»,
«когда человек остается без работы в руках, без мысли в голове».
В эти-то именно минуты, по Ушинскому, портится сердце и
нравственность, ибо, решительно не зная, что с собою делать,
человек мало-помалу привыкает убивать время.
Ценя так высоко воспитательное значение труда, Ушинский
в то же время не забывал о необходимости обеспечения доста-
точного и содержательного досуга, свободного времяпрепрово-
ждения.
В этом плане Ушинский рекомендовал организовать игры де-
тей, вокальные и инструментальные концерты, спектакли, лите-
ратурные вечера, коллективные прогулки. Все это, как пояснил
Ушинский, создает облагораживающую жизнь интерната, которая
очень действенно влияет на характер воспитанников.
Однако Ушинский неоднократно предупреждал о том, что дет
не должны пресыщаться всякого рода развлечениями и увеселе-
ниями, порождающими тяжелое чувство апатии. Есть такие
люди, которые, будучи свободны от необходимости прокормить
себя и семью своим личным трудом, тем не менее чувствуют всю
побуждающую силу врожденного душе стремления к деятельно-
сти, ищут труда без трудности, другими словами, ищут удоволь-
ствий. На этом пути погони за наслаждениями встречается чело-
век с неизменным психическим законом, который заключается;
в том, что все наслаждения покупаются страданиями. И вот че-
ловек хочет обмануть природу, хочет по-возможности уменьшить
страдание и выторговать за него у природы возможно большее
наслаждение. Но природу нельзя обмануть такой фальшивой и
легковесной монетой, и она платит за обман тяжелым чувством
пресыщения, а потом совершенно невыносимым, доводящим до
самоубийства чувством апатии, отвращения от всех наслажде-
ний и от самой жизни.
Итак, разумная деятельность—одно из рациональнейших и
действительнейших гигиенических средств,, не только предупре-
ждающих, но и излечивающих нравственные детские болезни.
В разумно устроенной школе, указывает Ушинский, наказаний
за леность быть не может,, потому что дети заняты и шалить им?
некогда. Все, что может быть допущено в такой школе, — это са-
мые легкие взыскания за невнимательность или поощрения за
внимание.
В этой связи Ушинский выясняет весьма чутко свое отношение
к наказаниям и поощрениям как средствам нравственного вос-
питания.

О наказании и поощрении. В старой школе, говорит
Ушинский, имея в виду дореформенную школу, дисциплина выла
основана на самом противоестественном начале—на страхе к
учителю, рождающему ^награды и наказания.
Этот страх принуждал детей не только к несвойственному,
но и вредному для них положению: к неподвижности, классной
скуке и лицемерию. Ребенок вялый, неподвижный по натуре, лег-
че других выносящий школьную скуку, или ребенок, быстро вы-
учившийся лицемерить, — смотреть на учителя с величайшим
вниманием и в то же время щипать товарища под скамьей, по-
лучали награду; дети живые, подвижные, жадно требующие пи-
щи своим развивающимся способностям, откровенные, не умею-
щие скрывать своих душевных движений, подвергались наказа-
ниям. Все мы, заключает Ушинский, поплатились за это смирное
сиденье в классе.
Поощрения и наказания, по мнению Ушинского, являются не
безвредными гигиеническими средствами, предупреждающими
болезнь или излечивающими правильной нормальной жизнью и
деятельностью, а лекарствами, которые вытесняют болезнь *:з
организма другой болезнью.
Чем менее, по его мнению, нуждается школа или семья в
этих, иногда необходимых, но всегда лекарственных и потому
ядовитых средствах, тем лучше; поэтому, предупреждает он,
пусть педагог не забывает, что, если поощрения и наказания
остаются и до сих пор необходимыми для детей, то это показы-
вает только несовершенство искусства воспитания.
«Много говорят у нас о том, чтобы выгнать все наказания из
школы; но рациональнее было бы требовать такого устройства
школ, при котором награды и наказания сделались бы ненуж-
ными».
К наказаниям Ушинский относил также моральные сентенции,
он считал их даже хуже наказаний, если они применяются к
младшему возрасту. Приучая детей слушать высокие слова нрав-
ственности, смысл которых не понят, а, главное, не прочувство-
ван детьми, вы приготовляете лицемеров, которым тем удобнее
иметь пороки, что вы дали им ширмы для закрытия этих пороков.
Режим и порядок. Нравственно-воспитывающее значение
имеют и организационные формы, в которые облечена вся де-
ятельность учебного заведения: установленный режим, порядок и
стройность в занятиях, приучающие к ответственности за пору-
ченное дело. Но-школьный режим должен* быть посилен, целесо-
образен, и соблюдение его детьми должно тщательно проверять-
ся, а делать это надо «без свирепой строгости, но и без слабости,
ласково, с шуточкой, но в то же время настоятельно».
О чувстве меры в воспитании. Ушинский мастерски

выразил глубокое педагогическое требование — соблюдение меры
в воспитании, которое так часто игнорируется педагогами, вслед-
ствие чего правильные педагогические приемы приводят иногда к
результатам, противоположным ожидаемым.
Вот в каких словах сформулирована сущность указанного тре-
бования:
«В школе должна царствовать серьезность, допускающая шут-
ку, но не превращающая всего дела в шутку, ласковость без при-
торности, справедливость без придирчивости, доброта без слабо-
сти, порядок без педантизма и, главное, постоянная разумная дея-
тельность, когда добрые Чувства и стремления сами собою разо-
вьются в детях, а начатки дурных наклонностей, приобретенные,
быть может, прежде, — понемногу изгладятся».
О значении детского общественного мнения.
Подвергая анализу деятельность американской школы, Ушинский
положительно отзывается об опыте детского самоуправления, под-
черкивая могучее влияние детского общественного мнения.
Моральное влияние наставника на мальчика далеко не рав-
няется тому, которое имеют мальчики один на другого.
Школа составляет общество, имеющее свое общественное мне-
ние столь же сильное, как и мнение света, даже сильнее, потому
что в четырех стенах залы или спальни нет убежища для незави-
симой мысли. Для благосостояния школы поэтому важнее всего
создать и поддерживать высоко нравственный тон между воспи-
танниками и образовать в орудие добра это общественное мне-
ние школы, которое действует могущественно во всяком напра-
влении. Если общественное мнение школы возвысилось до того,
что между воспитанниками считается за стыд обмануть, за ни-
зость— злоупотребить доверием, тогда большая часть дисципли-
ны может быть предоставлена самим воспитанникам и именно
тем, которые по своему характеру сами получили влияние на
класс и своим поведением возвышаются до такого положения.
Итак, задача педагогов образовать общественное мнение в
высоко нравственное орудие добра, иначе ранняя независимость,
которую дети получают, может породить чрезмерно высокое по-
нятие о самих себе и о своих правах.
Так, Ушинский при самом возникновении детского самоупра-
вления, правильно оценил его сильную и слабую стороны, как
средства нравственного воспитания.
Учитель как воспитатель
В конечном итоге успех нравственного воспитания учащихся
решает не устав, не форма, не метод, а воспитатель, влияние его
личности, составляющее ту воспитательную силу, которую нельзя

заменить ни программами и учебниками, ни моральными сентен-
циями, ни системой наказаний и поощрений.
Воспитатель (преподавание есть только одно из средств вос-
питания), поставленный лицом к лицу с воспитанниками, в самом
себе заключает всю возможность успехов воспитания.
Главнейшая дорога человеческого воспитания есть убеждение,
а на убеждение можно только действовать убеждением.
Всякая программа преподавания, всякая метода воспитания,
как бы хороша она ни была, не перешедшая в убеждение воспи-
тателя, останется мертвой буквой, не имеющей никакой силы в
действительности. Самый бдительный контроль в этом деле не
поможет. Воспитатель никогда не может быть слепым исполни-
телем инструкции; не согретая теплотой его личного убеждения,
она не будет иметь никакой силы. Нет сомнения, что многое зави-
сит от общего распорядка в заведении, но главнейшее всегда
будет зависеть от личности непосредственного воспитателя, стоя-
щего лицом к лицу с воспитанником. Многое, конечно, значит дух
заведения; но этот дух живет не в стенах, не на бумаге, а в ха-
рактере большинства воспитателей и оттуда же переходит в ха-
рактер воспитанников.
Воспитательное влияние есть влияние развитого характера на
характер формирующийся; а характер — это личность человека.
Вот почему не всякий, кто знает предмет, способен быть учи-
телем. Большой энергии и большого навыка требует добросовест-
ное выполнение этой должности, которую, увы, общество не
всегда ценит как следует.
Воспитателями детей должны быть педагоги, а не специаль-
ные ученые; должны быть такие воспитатели и наставники, для
которых самое душевное развитие воспитанника является специ-
альным предметом.
Ставя высоко роль учителя, который, по его мнению, значит
все в воспитании, Ушинский ценил в нем не столько его знания,
сколько его уменье воспитывать, его личное непосредственное
влияние на учащегося, с которым он живет и непрерывно об-
щается.
Это положение Ушинского имеет особо актуальное значе-
ние для педагогических учебных заведений, где, может быть, уже
сколько-нибудь научились готовить преподавателя, но еще очень
слабо подготовляют квалифицированных воспитателей.
Ушинский резко выступал против всяких проявлений разрыва
между образованием и воспитанием. Критикуя работу современ-
ной ему школы, он с горечью указывал на то, что каждый HS
преподавателей заботится только о том, чтобы дети знали его
предмет, и никто не считает себя обязанным подумать вообще об
умственном и нравственном развитии детей. «Разве,—вопрошает

он саркастически, — это дело учителя грамматики? Разве
дело учителя географии? Или учителя арифметики? Или займется
этим учитель французского языка, чистописания и т. д. Если мы
никому не поручим заботиться об умственном и нравственном
развитии наших детей, то чему же удивляться, если это развитие
идет плохо? А директоры, а инспекторы? Но разве чудом каким
могут они иметь влияние на душевное развитие детей, обходя
классы и посматривая на скамьи, где стройными рядами распо-
ложена целая масса. А законоучители, т. е. учителя катехизиса и
начатков священной истории. Столько же сильны, что и другие
учители, если еще не менее. Остается классный надзиратель п
классная дама; но ведь это полиция школы, а отдав в руки поли-
цейских чиновников душевное развитие вашего дитяти, можете
ли вы ожидать чего-нибудь доброго»1.
Ушинский, таким образом, решительно осудил господствовав-
шее в его время в зарубежной и русской школе разделение
основных элементов школы (учебного, воспитательного и админи-
стративного), приводившее к тому, что ни учитель, ни воспитатель
не имели никакого воспитательного влияния.
В противовес этому Ушинский выдвинул категорическое требо-
вание объединения в одном лице учителя образовательной и вос-
питательной функций, ибо обучение есть «могущественнейший
орган воспитания», и воспитатель, лишенный этого органа, поте-
ряет главнейшее и действительнейшее средство иметь влияние на
воспитанников.
Самыми важными качествами педагога как воспитателя Ушин-
ский считал глубокое понимание психологии детей, педагогиче-
ский такт и неутомимое педагогическое творчество.
«Посмотрите на иного преподавателя, который, что называет-
ся, втянулся в свою должность. Он, кажется, принимает живое
участие в том, что говорит: делает .энергические жесты, много-
значительно улыбается, грозно хмурит брови. Но не верьте этим
жестам, этим улыбкам, этим юпитеровым бровям. Он точно так
же улыбается, точно так же стучит рукою двадцать лет сряду
на каждом уроке. Он сладко дремлет и сердито просыпается,
когда какой-нибудь шалун нарушит его' спокойствие. Как же тре-
бовать, чтобы у такого преподавателя ученики сохранили возбу-
жденное состояние, необходимое для всякого плодовитого ученья;
они только сидят смирно, боясь разбудить дремлющего, хотя го-
ворящего учителя».
Чтобы не превратиться в такого рутинера, нужно непрерывное
обогащение и углубление познаний учителя, вооружение его вос-
питательным искусством, о котором люди до сих пор мало j^y-
1 Собрание педагогических сочинений, стр. 127.

пали, но на которое, как верил Ушинский, взор человека (вскоре
будет невольно обращен.
Ушинский сохранял всю жизнь глубокое убеждение в том, что
великое искусство воспитания, которое, до его мнению, едва
только начинается и в храм которого мы еще не вошли» обладает
Огромной силой, значение которого обществом еще недостаточно
осознано.
«Кажется, люди думали обо всем, кроме воспитания, искали
средства величия и счастья везде, кроме той области, где iBCero
скорее их можно найти».
Но он не сомневался в том, что педагогическая наука созреет
Ко такой степени, когда взор человека невольно будет обращен
на ^воспитательное искусство».
Изучая данные о психической жизни человека, добытые в раз-
ных теориях и исследованиях, он поражается обширными возмож-
ностями, которыми обладает воспитание для влияния на развитие
ума, чувства, привычек и воли человека.
По мнению Ушинского, всякий наблюдательный человек, а тем
более всякий наблюдательный воспитатель, без сомнения имеет
множество случаев убедиться в том факте, что, каковы бы ни
были врожденные задатки человека, «воспитывающие меры,, вли-
яние школы, семьи, жизни сильно видоизменяют врожденные
задатки характера, если не могут вовсе их изменить».
Кто из людей, наблюдавших над воспитанием и развитием
человека, вопрошает Ушинский, не имеет твердого убежде-
ния, что семейное и школьное воспитание, а потом жизнь не ока-
зывают могущественного влияния на характер человека? Не ви-
дим ли мы на целых поколениях людей ясной печати той школы,
в которой они учились, разве мы не видим очень часто самые
резкие образцы характеров или сломанных жизнью или, наобо-
рот, закаленных его.
И вот, как бы ни казались обширными требования, которые мы
предъявляем воспитателю, но эти требования вполне соответ-
ствуют обширности и важности самого дела. Конечно, если видеть
в воспитании только обучение чтению и письму, древним и новым
языкам, хронологии исторических событий, географии и т. п., не
думая о том, какой цели достигаем мы при этом изучении и как
ее достигаем, тогда нет надобности в специальном приготовлении
воспитателей к своему делу; зато и самое дело будет идти, как
Оно и теперь идет, как бы мы ни переделывали и перестраивали
Каши программы: школа попрежнему будет чистилищем, через
все степени которого надо Пройти человеку, чтобы добиться того
или другого положения в свете, а действительным воспитателем
будет попрежнему жизнь со всеми своими безобразными случай-
ностями.

Педагогические меры и методы воспитания очень разнообразны,
и только знакомство со всем этим разнообразием может спасти
воспитателя от той упрямой односторонности, которая, к несча-
стью, слишком часто встречается в педагогах-практиках, не зна-
комых с педагогической литературой. А сколько зла может сде-
лать рутина одного такого педагога, если она ошибочна! Присту-
пая к педагогическому делу, надо прежде всего убедиться, что
ваша метода воспитания или же преподавания лучше всех тех,
которые употребляются в других местах и другими педагогами,—
убедиться прежде, чем тридцатилетняя практика заставит вас
самолюбиво отстаивать хотя ошибочную, да зато вашу методу.
Практическое значение науки состоит в том, чтобы овладевать
процессами жизни и покорять их разуму и воле человека.
И воспитатель, стоящий в уровень с современным ходом вос-
питания, чувствует себя «живым и деятельным борцом с неве-
жеством и пороками человечества...», «могучим ратоборцем исти-
ны», дело которого, будучи скромным по наружности, по сути
есть «одно из величайших дел» истории.
Из всего изложенного очевиден тот огромный вклад, который
внесен К. Д. Ушинским в методику нравственного воспитания.
Учитывая эти огромные заслуги Ушинского, мы не будем оста-
навливаться на тех моментах его учения, которые являются чу-
ждыми и враждебными марксистской идеологии: отстаивание им
религиозного воспитания, его преклонение перед патриархальны-
ми качествами русского крестьянства и др. Юбилейные почести,
воздаваемые нами великому нашему отечественному педагогу,
преследуют цель осмысливание и освоение всего того, что являет-
ся положительным в его педагогической системе и может быть
успешно использовано для решения воспитательных задач совет-
ской школы. Глубоко прав был М. И. Калинин, заявив в своей
речи на совещании работников народного образования 30 января
1941 г.„ что настоящие педагогические идеи, которые развил в
свое время К. Д. Ушинский, только в нашем, социалистическом
обществе и могут быть полностью осуществлены.

Профессор И. Г. ГОЛАНОВ
РОДНОЙ ЯЗЫК В ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ
К. Д. УШИНСКОГО
К. Д. Ушинский звал к тесному взаимодействию педагогов и
работников других специальностей: «Медик, историк, философ
могут принести непосредственную пользу делу воспитания только
в том случае, если они не только специалисты, но и педагоги».
В нашу великую эпоху и в стенах-нашего крупнейшего педаго-
гического вуза, готовящего кадры высококвалифицированных учи-
телей для советской школы, эти слова Ушинского имеют особенно
важное значение. Излагая свою специальную дисциплину, каждый
научный работник Педагогического института учитывает пред-
стоящую педагогическую деятельность своих слушателей в каче-
стве воспитателей и руководителей подрастающего поколения.
К. Д. Ушинский (1824—1870) справедливо и единодушно счи-
тается основоположником русской национальной педагогической
системы, поставившим на твердую почву нашу народную школу и
дело подготовки учителей для нее.
Наш народ-победитель и вся наша великая страна в связи с
75-летием со дня смерти Ушинского обращаются с глубочайшим
вниманием к его трудам, имеющим первостепенное значение для
дальнейшего расцвета нашей растущей с каждым месяцем со-
ветской школы! Организованный по постановлению Совнаркома
СССР Всесоюзный комитет для проведения этой годовщины, меро-
приятия Академии педагогических наук, выставки, издание сочи-
нений Ушинского, статьи в газетах и журналах — все это убеди-
тельно доказывает живейший интерес к работе творца русской
педагогики и в наши дни.
К. Д. Ушинский горячо и деятельно любил свою родину, ее
народ и родной язык. Ушинский целью своей жизни поставил
служить родной земле и ее широким трудящимся массам. «Сде-
лать как можно более пользы своему отечеству — вот единствен-
ная цель моей жизни». Эти слова, записанные Ушинским в его
дневнике еще 25-летним юношей, блестяще и полностью осуще-
ствлены всей деятельностью Ушинского на пользу родной школы
и практической его работой в качестве преподавателя Гатчинско-
го, а впоследствии Смольного института, где он поставил на

небывалую высоту педагогику и преподавание русского языка,
несмотря на происки его врагов.
Наблюдения над швейцарской школой оказались для Ушин-
ского не образцом для подражания, а источником для размышле-
ния о нуждах родной страны и ее школы, о том, что нужно на-
шему народу. Сидя на уроках лучших педагогов Швейцарии, он
переносился мыслью к своему народу, для которого он считал
необходимым устройство хороших школ и учебных заведений для
подготовки учителей.
Изучив основательно западноевропейскую и американскую пе-
дагогику, он не остался в плену у иноземных педагогических си-
стем, а использовал их для того, чтобы отчетливо оформить свою
народную педагогическую систему. «У каждого народа своя идея
воспитания», — говорит он в статье «О пользе педагогической ли-
тературы». И эта система должна быть самостоятельной, на-
родной.
Однако это не узкий национализм, замкнувшийся в себе самом
и отрицающий все хорошее у других народов. Наоборот, Ушин-
ский критически усвоил все лучшее в педагогике зарубежных
стран, смотря на все глазами русского человека.
И когда мы говорим о патриотическом энтузиазме Ушинского,
мы невольно вспоминаем отзыв Гоголя о национальном характере
творчества Пушкина — основателя новой русской литературы и
создателя русского литературного языка.
«Он (Пушкин) по самому началу своему был уже национален,
потому что истинная национальность состоит не в описании са-
рафана, а в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда
национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но гля-
дит на него глазами всего народа, когда чувствует и говорит
так, что соотечественникам кажется, что это чувствуют и говорят
они сами».
Исходя из своих патриотических настроений, Ушинский видит
задачу школы в том, чтобы воспитать ребенка не только как че-
ловека вообще, но и как верного сына своей родины, что особен-
но ценно в наши дни.
Отсюда понятно, что одним из основных принципов педагоги-
ческой системы Ушинского является народность, соответствие
народному характеру школьного воспитания, так и семейного,
которому Ушинский придавал большое значение, как выражению
русских народных устоев.
В тесной связи с этим стоит то высокое значение, которое
придавал наш великий педагог родному языку — этому важней-
шему средству национального воспитания.
Теоретические воззрения Ушинского на язык, которых нам
необходимо коснуться, прежде чем сказать о деталях в работе

по родному языку, во многом объясняются теми же патриотиче-
скими настроениями Ушинского. Профессор Медынский уже ци-
тировал его восторженные гимны русскому языку, но следует и
еще кое-что добавить.
В капитальном труде Ушинского «Человек как предмет вос-
питания» мы читаем:
«И в личности Несторовой летописи мы узнаем прародителей
наших не только по плоти, но и по слову и по духу». Язык —
первый истолкователь и природы, и жизни, и отношений к лю-
дям. «Являясь вернейшей летописью всей духовной жизни наро-
да, язык в то же время является величайшим народным настав-
ником... Усваивая народный язык легко и без труда, каждое
новое поколение усваивает в то же время плоды мысли и чувства
тысячи предшествовавших ему поколений».
Эти восторженные отзывы Ушинского о родном языке приво-
дят к полному отождествлению языка и нации без учета других
сторон этого сложного вопроса. И справедливость требует ска-
зать, что несмотря на глубоко патриотические чувства, он все же
не смог отрешиться от своей эпохи и подняться до всестороннего
и четкого выяснения вопросов о взаимоотношении языка и нации,
которым мы располагаем в наши дни, благодаря классическому
труду И. В. Сталина «Марксизм и национальный вопрос», где
мы читаем: «Нация — это исторически сложившаяся устойчивая
общность языка, территории, экономической жизни и психического
склада, проявляющегося в общности культуры... Необходимо
подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в от-
дельности, недостаточен для определения нации».
Что касается воззрения Ушинского на происхождение языка,
то особенно интересным и приближающимся к методологической
установке советского языкознания надо признать высказанное
им в 1870 г. в его «Руководстве к преподаванию по «Родному
слову», ч. II:
«Язык, которым мы обладаем, не есть что-нибудь прирожден-
ное человеку и не какой-нибудь случайный дар, упавший челове-
ку с неба, но плод бесконечно долгих трудов человечества, на-
чавшихся с незапамятных времен и продолжающихся до настоя-
щего времени в наследственной передаче от племени к племени
и от одного поколения к другому». Такой взгляд более соответ-
ствует современным установкам, чем его ранние рассуждения,
которые он сумел переработать. Другим важным обстоятельством
является тесная связь языка и мышления, устанавливаемая
Ушинским, что тоже перекликается с современным интересом к
этому вопросу, а в педагогической системе Ушинского положено
в основу ряда методических приемов по изучению родного языка
в школе в связи с развитием детского мышления.

«Язык не есть что-либо отрешенное от мысли, а напротив —
органическое создание... Развивать язык отдельно от мысли не-
возможно».
Этот же вопрос о взаимосвязи языка и мышления, слова и
мысли Ушинский освещает и в других работах, например, в пер-
вом томе «Педагогической антропологии».
Переходя к непосредственному изложению мыслей Ушинского
о постановке школьных занятий по родному языку, необходимо
отметить, что наш великий педагог имел в виду по преимуществу
начальную школу. Для нее он дал непревзойденные по простоте
и занимательности учебные пособия; для работников начальной
школы он предназначал большинство своих методических статей
по родному языку. Однако, по выражению недавно скончавшегося
профессора П. О. Афанасьева, «общие принципы крупнейшего
русского педагога осветят и путь преподавателя родного языка
в средней школе».
Кроме того, «Родное слово» год 3-й отдел первый — грамма-
тический — дает настолько богатый и сгущенный материал по
грамматике русского языка, «Руководство к преподаванию» по
этой книге так обстоятельно разрабатывает методические вопро-
сы, что и учитель средней школы — именно ее среднего звена —
найдет в этой книге живое пособие, высокий образец для подра-
жания.
Касался Ушинский и вопросов преподавания русского языка
в старших классах (например в статье «О сочинениях Пирогова»,
в отчетах о заграничной командировке и т. д.), но скорей мимо-
ходом, чем со специальной целью. Сюда же нужно отнести и
опыт преподавания в старшем отделении Гатчинского института.
Тем не менее слава Ушинского основана на его трудах для на-
чальной школы.
Центральное место во всей системе обучения и воспитания
Ушинский отводит родному языку. Высказываниями подобного
рода полны и вышеупомянутые пособия и статьи, соответствую-
щие впечатления отражены и в письменных отчетах о загранич-
ных школах и в других произведениях нашего крупнейшего
педагога.
Однако нужно иметь в виду, что признание родного языка
основой всей работы и дверью к обучению другим наукам, по
взглядам Ушинского, не исключает этих других предметов школь-
ного обучения и не сливает их с родным языком.
Ушинский настаивал на классной системе преподавания для
младших возрастов в целях более стройного и единого формиро-
вания детской личности. «Чем больше разнообразия в учебных
занятиях и чем меньше разнообразия в учащих, тем лучше для
первоначального обучения».

В первоначальном обучении отечественный язык занимает бес-
спорно главное место, и наставник родного языка должен был бы
преподавать все остальные предметы и распоряжаться ходом
всего обучения и развития детей. «Отечественный язык есть един-
ственное орудие, посредством которого мы усваиваем идеи и
знания, а потом и передаем их», — читаем мы в отчете о загра-
ничной командировке.
Недаром Ушинский с горечью рассказывает, с каким трудом
ему удалось ввести пять уроков русского языка в неделю для
младших классов Смольного института.
Главные задачи преподавания родного языка Ушинским фор-
мулируются в 1864 г. таким образом:
«Учение детей отечественному языку имеет три цели: во-пер-
вых, развивать в детях ту врожденную душевную способность,
которую называют даром слова; во-вторых, ввести детей в созна-
тельное обладание сокровищами родного языка и, в-третьих,
усвоить детям логику этого языка, т. е. грамматические его за-
коны в их логической системе. Эти три цели достигаются не одна
после другой, а совместно».
Выше уже было замечено, что идеалистическая мысль о вро-
жденности дара слова "Ушинским впоследствии была преодолена.
Для достижения первой из указанных целей Ушинский реко-
мендует самостоятельные упражнения, основанные .на наглядности
и построенные систематически для развития логической мысли у
детей, причем устные упражнения должны предшествовать пись-
менным.
Вторая цель достигается изучением лучших образцов народ-
ного творчества и художественной литературы, что вводит ребен-
ка в мир народной мысли, народного чувства, народной жизни.
Третья цель — «усвоение грамматики» — должна объединить
знание и навык, подготовляя логическими упражнениями к соб-
ственно грамматическим занятиям. Хорошим средством Ушинский
считает разбор, который нельзя, однако, сводить к однообразной
и скучной работе. Достижение этой цели и должно привести ре-
бенка к правильному употреблению родного слова.
В «Руководстве к преподаванию по «Родному слову», ч. II
Ушинский указывает три рода занятий для достижения разнооб-
разных целей изучения отечественного языка: «1) беседы с деть-
ми, 2) толковое чтение и изучение наизусть литературных образ-
цов, 3) изучение грамматики».
1. Беседы с детьми должны развивать логическое мы-
шление в детях и устную речь. Материал берется из наблюдений
над окружающими предметами и явлениями природы без превра-
щения, однако, этих бесед в уроки естествознания.

2. Чтение и заучивание наизусть образцовых ли-
тературных произведений, доступных детскому пониманию, обо-
гащает и пополняет словарный запас у детей и дает хорошие сло-
весные привычки. Интересно, что после временного и незаслужен-
ного забвения этот вид работы по родному языку начинает прак-
тиковаться в советской школе за последние годы.
3. Изучение грамматики необходимо для достижения
навыков грамотного изложения своих мыслей и для общего раз-
вития, так как грамматика является «началом самонаблюдений
человека над собственным мышлением и выражением его в
слове».
Как видно из этих положений Ушинского, занятия граммати-
кой составляют лишь часть общей работы по языку, тем не менее
на ней придется остановиться.
Конечным достижением всех видов занятий родным язы-
ком Ушинский считал «последовательность, основательность, точ-
ность в выражениях, богатство мыслей, точность и определен-
ность языка», что ему понравилось в заграничной школе. При
этом приходят на память классические требования Пушкина к:
слогу: «Точность, опрятность — вот первые достоинства прозы.
Она требует мыслей и мыслей».
Собственно грамматическому изучению русского языка должны
предшествовать упражнения в живой речи в течение первых двух
лет обучения. Необходимые навыки — первое условие для даль-
нейшего сознательного усвоения языка и других наук. О важной
роли навыков Ушинский говорит и в «Педагогической антропо-
логии»: «Во всяком уменьи — в уменьи ходить, говорить, писать,,
считать, рисовать и т. д. — навык играет главную роль. Навык во
многом делает человека свободным и прокладывает ему путь к
дальнейшему прогрессу».
В тесной связи с этим стоит высокая роль работы по развитою
речи во всей системе занятий русским языком, а также важность
надлежащей постановки объяснительного чтения.
Из этих двух крупных видов я остановлюсь вкратце на разви-
тии речи, как его представляет Ушинский.
Развитие речи устной и письменной проходит красной нитью
через все годы обучения. Ушинский говорит, что одна из важ-
нейших обязанностей учителя русского языка — «способствовать
развитию изустной речи в детях», тем более, что «изустная речь
служит основанием письменной».
И в заключительном выводе на третьем году подчеркиваете*
та же мысль перед повторным изложением полной системы
письменных упражнений по каждому году: «Главное занятие, во-
круг которого более или менее группируются все остальные и по
которому мы располагаем даже и самую грамматику, есть прак-

тическое упражнение в языке, устное и письменное». И действи-
тельно, стоит нам раскрыть руководство для первого года, как
мы найдем различные упражнения в назывании предметов, в за-
учивании пословиц, в доканчивании фраз, в составлении ответов
на вопросы и т. д.
На втором году—новые упражнения такого же характера, но
с большим усложнением, так что им отводится целый раздел
книги опять-таки с использованием вопросов и пословиц, что
является подготовкой к достижению цели второго года, т. е.
£ овладению структурой простого распространенного предло-
жения.
О работе по развитию речи на третьем году и говорить много
не приходится. Для этого есть особое руководство, еще более
расширенное и усложненное. Во всех занятиях — беседы по кар-
тинам как один из видов применения наглядности.
Если к этому добавить рассказ учителя, воспроизводимый
классом по отдельным вопросам, рассчитанным на постепенное
развитие самостоятельности, то круг работ, предлагаемых Ушин-
ским, представится еще более широким и поучительным для за-
нятий русским языком и в нашей советской школе.
Особенно нужно остановиться на работе по пословицам. Ушин-
ский пишет. «Пословицы по форме — это животрепещущее про-
явление родного слова», «по содержанию — в них, как в зеркале,
отразилась русская народная жизнь со всеми своими живопис-
ными особенностями».
Поэтому, исходя из своего принципа народности в воспитании,
Ушинский считает пословицы лучшим средством «привести детей
к живому источнику народного языка». И эта идея весьма полез-
на для нашей школы, конечно, за вычетом устаревших пословиц
л заменой их новыми.
Преподавание грамматики в собственном смысле слова в пе-
дагогической системе Ушинского представляется лишь как часть
общей работы, но часть весьма важная, требующая от учителя
определенной системы знаний, которые он хочет передать детям.
На этом требовании Ушинский особенно настаивал: «Хотя в том
возрасте, для которого Назначается «Родное слово», детям не
нужна еще систематическая грамматика и хотя для первоначаль-
ного знакомства с грамматикой всего лучше практическая форма
разбора, но при этом требуется, чтобы в голове самого настав-
ника была такая строго обдуманная система первоначальной
практической грамматики, которая вела бы его к цели — без по-
тери лишнего времени, без пропусков чего-нибудь существенного,
без забвения пройденного, — вела бы от простого к сложному,
словом, с последовательностью и постепенностью вполне педаго-
гической».

Прекрасное пособие для школьного учителя и образец дл»
нашего времени дал Ушинский в своей книге для третьего года*,
где он проделал громадную подготовительную работу ввиду не*
удовлетворительного состояния тогдашних учебников грамматики-
Взамен этого Ушинский дает свою школьную систему грамма-
тических знаний: «Это провизуарная грамматика — попыт-
ка выйти наиболее сносным образом из того стесненного поло-
жения, в которое поставлен преподаватель первоначальной
русской грамматики, с одной стороны, неустановившимся состоя-
нием наших основных грамматических понятий, а с другой
стороны, необходимостью сообщить эти понятия детям».
Цели своей Ушинский блестяще достиг, дав нашей школе
непревзойденный образец построения учебника грамматики. Не-
обходимо дать хотя бы краткую характеристику этой книги и
Прилагаемых к ней упражнений по родному языку.
«Основа нашего учебника, — говорит Ушинский, — заключает-
ся в наблюдении форм и законов языка сначала над примерами,,
нарочито для того подобранными, а потом над отрывками из
сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке» и в заключение над 15
образцовыми произведениями нашей литературы, и преимуще-
ственно баснями Крылова».
Расположенные концентрически, небольшими частями из всех
разделов грамматики, сведения о родной речи Ушинский в опре-
деленные моменты систематизирует путем периодического повто-
рения пройденного, закрепляя в памяти выученное ранее и соеди-
няя с упражнениями в устной и письменной речи, так что у уче-
ника к концу курса создается прочный запас знаний о родном
языке и умение осмысленно пользоваться его богатствами в прак-
тической жизни.
Как это гармонирует с нашими установками в программе сред-
ней школы!
Грамматический разбор не замыкается в голом анализе форм
слов и их сочетаний, а соединяется со смысловым разбором, уясня-
ющим содержание словесного целого и его лексических составных
единиц и дающим богатый материал для работы над синонимами,
омонимами и другими стилистическими типами наших слов и
фразеологических оборотов; замена одних выражений другими,
разъяснение точного смысла и многозначности слов — вот какие
упражнения предлагает Ушинский на уроке грамматики.
К трем указанным видам разбора — смысловому, синтаксиче-
скому и этимологическому, т. е. морфологическому, как теперь
принято его называть, Ушинский присоединяет еще орфогра-
фический разбор, иногда связанный с довольно тонкими фо-
нетическими наблюдениями и дающий параллель между произне-
сенным и написанным словом. Эти упражнения завершаются»

предложением привести находящиеся в произведении пословицы
(или придумать свои) и безошибочно написать наизусть разби-
раемый образец. Особенно богато разработаны все эти типы раз-
бора в приведенном отрывке: «Наступление зимы» (из «Евгения.
Онегина»).
Впрочем, надо отметить, что для грамматического разбора
стихотворений Ушинский кладет известные пределы, чтобы не
разбивалось художественное впечатление от поэтических образ-
цов. Да и вообще наш великий педагог, строящий свои учебники
с удивительной простотой и занимательностью, предостерегает от
излишней детализации и превращения грамматического разбора,
из необходимого и развивающего детский ум упражнения в скуч-
ную и утомительную работу; таковы его высказывания еще в ран-
нем труде — «Детский мир», где он говорит: «Столь подробные
вопросы не должны сопровождать чтение, чтобы не сделать их.
крайне утомительными для детей».
В своих учебных книгах Ушинский дал блестящие образцы
для построения школьных пособий по русскому языку, которые,
по мнению основоположника нашей национальной педагогики,
должны удовлетворять строгим требованиям со стороны изложе-
ния и языка. В учебниках Ушинского зазвучала живая речь, за-
звенел веселый детский смех. Народный материал подобран с
большим вкусом и тактом, богато использованы пословицы и по-
говорки и обильно представлены элементы народной речи как в
лексике, так и в словообразовании: мужичок — серячок; без
клиньев — без подклинков; заколы бьют, рыбу ловят; пристали
в значении устали; даже — мово, твово, свово; про тебя много
горошку припасено; мизгирь — паук, раек — зрачок и т. п., тигонь-
ка — балинька (деревенская кличка гусей и овец). Богато исполь-
зованы пословицы и поговорки в согласии с указанным выше
взглядом на этот вид народного творчества: «Крой да песни пой,
шить станешь — наплачешься» (сравни записанный в начале
XX столетия вологодский вариант: «Крой да писни пой, напла-
цессе — ковда шить станешь»); «как в мае дождь (с народным
произношением ясным из рифмы), так будет и рожь»; «солнце*
на лето — зима на мороз» и т. п.
Употребление просторечных и даже диалектных элементов в
языке школьного пособия Ушинский допускал, исходя из общих
соображений о том, что начинать классные занятия надо с мест-
ного наречия, на основе которого следует строить усвоение лите-
ратурного языка. Уже в первой части «Руководства к преподава-
нию по «Родному слову» он высказывается так: «Учитель должен
говорить с детьми тем языком, к которому они привыкли в своих
семействах; но, конечно, без той грубости, которую иногда упо-
требляют родители. Если дети, посещающие школу, говорят на

каком-нибудь особом наречии, то и учитель должен говорить на
этом наречии, приводя детей мало-помалу к пониманию обще-
русского литературного языка».
Ушинский идет и дальше: несмотря на шовинистическую по-
литику царского правительства, он не побоялся громко заявить
о праве украинской школы на применение родного языка.
Присутствуя на уроках в Бернской школе, он отмечает и одоб-
ряет, «что с детьми начинают заниматься на том языке, на кото-
ром они говорят дома». Ушинский «горячо высказался против
преподавания на русском языке в украинской начальной школе:
«Такая школа, во-первых, гораздо ниже народа: что же зна-
чит она со своей сотней плохо заученных слов перед той беско-
нечно глубокой,, живой и полной речью, которую выработал и вы-
страдал себе народ в продолжение тысячелетия; во-вторых, такая
.школа бессильна, потому что она не строит развития дитяти на
единственно плодотворной душевной почве — на народной речи и
на отразившемся в ней народном чувстве; в-третьих, наконец,
такая школа бесполезна: ребенок не только входит в нее из сфе-
ры, совершенно ей чуждой, но и выходит из нее в ту же чуждую
ей сферу».
Великая Октябрьская социалистическая революция осуществи-
ла заветную мечту Ушинского, предоставив украинскому языку,
как и языкам всех народов, входящих в братскую семью Совет-
ского Союза, возможность применения их во всех сферах жизни,
в том числе и в школьном преподавании.
И методисты по всем национальным языкам СССР с благо-
дарностью используют основные положения педагогической си-
стемы Ушинского для построения методики школьного препода-
вания своего родного языка.
Ценнейшие педагогические идеи Ушинского, посвятившего
всю свою жизнь народной школе и ее учителю, единодушно при-
знаны в высказываниях крупнейших деятелей нашей страны «зо-
лотым фондом» русской педагогики. В идеях нашего великого
педагога советская школа и ее словесники, да и преподаватели
всех других предметов находят богатейшие источники для орга-
низации своей повседневной учебной и воспитательной работы.
Самая разработка национального педагогического наследия
Ушинского и осуществление его глубоких педагогических идей
возможны только в Нашем социалистическом обществе, в нашей
великой стране, как об этом прекрасно было сказано М. И. Кали-
ниным на Всероссийском совещании руководящих работников на-
родного образования 30 января 1941 г.: «Те идеи, которые разви-
вал в свое время Ушинский и которые я здесь выдвигаю в каче-
стве практических предложений, — это настоящие педагогиче-
ские идеи. Мало того, я считаю, что они только в нашем

социалистическом обществе и могут быть осуществлены». А в
наши дни после победоносного окончания Великой Отечественное
войны под гениальным водительством Верховного Главнокоман-
дующего Генералиссимуса Советского Союза И. В. Сталина,
с переходом нашей страны на мирное строительство педагогиче-
ские идеи Ушинского и, в частности, его идеи о преподавании
русского языка получают еще большие возможности, так как ни-
ша средняя школа, непрерывно растущая и крепнущая, является
школой широких народных масс, школой всеобщего обучения»
школой подлинно народной, о которой мечтал и для которой тру-
дился основоположник русской национальной педагогики
К. Д. Ушинский.
7 Ученые записки

Профессор М. Н. ПЕТЕРСОН
О «РОДНОМ СЛОВЕ» К. Д. УШИНСКОГО
Творческий путь К. Д. Ушинского в высшей степени поучите-
лен. Одна цель проникает всю его жизнь: принести как можно
больше пользы своему народу. Эта цель и помогла ему преодо-
леть все препятствия — внешние и внутренние, которые встреча-
лись на его пути.
Окончив юридический факультет Московское университета,
Ушинский 22 лет занял кафедру энциклопедии законоведения в
Ярославском юридическом лицее. Однако, поняв, что народ после
падения крепостного права больше всего нуждается в воспитании,
в просвещении, Ушинский уже в 1854 г. начал педагогическую
деятельность.
В 1868—1869 гг. выходит его работа «Человек как предмет
воспитания» (опыт педагогической антропологии), 2 тома.
Теоретическая разработка педагогики показала Ушинскому,
что воспитание без обучения невозможно. А обучение нужно было
начинать с грамоты. Существовавший тогда искусственный, схо-
ластический, буквослагательный метод не удовлетворял Ушин-
ского. Он был основоположником в России звукового метода
обучения грамоте. Хотя звуковой метод получил уже значитель-
ное распространение на Западе, однако Ушинский не заимствовал
его механически. Русские потребности, свойства русского языка
и опыт практического применения звукового метода показали, что
вопрос надо решать самостоятельно. Это потребовало большой
теоретической работы над фонетикой, письмом и словарем рус-
ского языка. Результатом этой работы и явилась азбука и первая
после азбуки книга для чтения —«Родное слово», год первый
(Изд. 1-е; 1864 г.).
В первоначальный план «Родного слова» не входила грамма-
тика как отдельная часть, но «собственный опыт при занятиях
с детьми, а еще более наблюдения за занятиями других по «Род-
ному слову» и «Детскому миру» убедили нас, — говорит Ушин-
ский, — что при первоначальном практическом знакомстве с оте-
чественной грамматикой, в разборе и при словесных и письмен-

ных грамматических упражнениях, если и не невозможно, то, по
крайней мере, очень трудно обойтись без особого, именно для
этой специальной цели подготовленного, грамматического руко-
водства» К
«Перебирая наши учебники по грамматике, мы не нашли ни-
где ни одного, который удовлетворял бы этой цели, как мы ее
понимаем»2.
Опять пришлось составлять учебник грамматики, предвари-
тельно самостоятельно решив ряд теоретических вопросов.
Так, практика требовала теоретического освещения, а теория
претворялась в практику и проверялась на практике.
Ушинский всегда понимал задачу во всей ее конкретности и
давал лучшее при данных условиях ее решение. При составлении
азбуки ему пришлось решать вопрос о соотношении устной к
письменной речи. Он верно понял, что наше письмо отражает
устную речь.
Отсюда — требование начинать со звуковых упражнений, при-
готавливающих к чтению. «Изучив все гласные звуки, все еще
не давая детям в руки азбуку, можно уже приступить к звуко-
вому изучению согласных» 8.
Так дифференцировались трудности исходя из самого существа
того, что понималось под устным и письменным языком.
Ушинский при этом принимал во внимание и то, что наше
письмо не точно соответствует устной речи. Он так пишет: «В
слове «вола» над буквой «о» стоит звездочка, чтобы наполнить
детям, что «о» здесь произносится, как «а». Такая же звездочка
стоит над всеми буквами, не имеющими своего настоящего про-
изношения» 4 (то есть,, другими словами, — не соответствующими
произношению).
Этот принцип) был провозглашен с совершенной точностью.
Правда, состояние науки в то время ему не позволило провести
isro последовательно, но для тех времен и требовать этого было
трудно. Вы представляете себе, до какой степени самостоятельно
он должен был проделать эту кропотливейшую работу. Мы не
могли бы указать, на что он, собственно говоря, мог бы опереться
в этой работе.
Большое внимание уделял Ушинский изучению словаря. Его
предшественники в этой области (например Гугель) не дали ре-
шения вопроса, которое могло бы удовлетворить Ушинского.
Ушинскому пришлось опять самостоятельно вырабатывать систе-
1 «Руководство к преподаванию по «Родному слову», ч. It стр. 983. Из-
бранные сочинения, t. И Ai. 193&.
3 Там же, стр. 384
3 "Руководство», ч. I, стр. 163.
4 Там ж, evp. 167.

му изучения словаря; он при этом ни на минуту не забывал ко-
нечной цели обучения: «всякое не мертвое, не бесцельное обуче-
ние имеет в виду готовить дитя к жизни, а ничто не должно быть
важнее в .жизни, как уметь видеть предмет со всех сторон и д
среде тех отношений, в которые он поставлен».
Следуя ходу развития познания, Ушинский шел от близкого к
далекому, от конкретного—к отвлеченному, от непосредственного
восприятия предмета или явления — к слову, которое называет и
обобщает.
При таком обучении у ребенка не было пустых слов, речь его
выла содержательна и выразительна. К такой речи и вел Ушин-
ский. Он так об этом говорил:
«Та речь действительно хороша, которая выражает как раз
то, что должна выражать, не более и не менее. Всякие украше-
ния речи, не имеющие отношения к ее содержанию, только портят
ее. Повторяем еще раз, что не садить и размножать, но выры-
вать с корнем эти цветы красноречия должна хорошая школа,
приучающая дитя выражать предмет, как он в душе его сознает-
ся. А сознавать по возможности ближе к истине, т. е. сообразно
наблюдению»1.
В «Родном слове» сделана одна из первых у нас попыток си-
стематического изучения словаря в школе. Это наиболее сильная
сторона учебника. Надо пожалеть, что эта попытка не получила
дальнейшего развития.
В грамматике Ушинский справедливо видел логику языка.
Правда, не только логику, и он это хорошо оговаривает. Но логи-
ку в каком смысле? Как дальнейшую ступень отвлечения, обобще-
ния. Изучение ее коренным образом отличается от изучения дру-
гих наук: «Многие науки обогащают только сознание дитяти,
давая ему новые и новые факты, грамматика начинает развивать
самосознание человека...» Она является «началом самонаблюде-
ния человека над своей душевной жизнью»2.
«Всякое дитя, одаренное слухом, усваивает уже готовый пре-
жде него созданный язык. В этом отношении мать,, няня, словом
семья, является первым наставником ребенка в отечественном
языке. Когда дело доходит до учителя, то дитя уже обладает гро-
мадным сокровищем, даже превышающим детские потребности» 3.
«Из такого отношения дитяти к полуусвоенному языку» Ушин-
ский выводит обязанность первоначального наставника в отече-
ственном языке:
«Во-первых, привести дитя в осознание того, чем оно владеет.
1 «Руководство», ч. II стр. 394.
2 Там же, стр. 392.
9 Там же, стр. 390.

Во-вторых, исправлять и пополнять его словарные запасы.
В-третьих, вводить в понимание законов языка».
«Изучение грамматики должно происходить для ребенка из.
его собственных наблюдений над тем, как он говорит, и чем са-
мостоятельней будут сделаны эти наблюдения, тем лучше»1.
Проанализировав, как дело обстоит на самом деле, Ушин-
ский обратился к той грамматической теории, которая существо-
вала в его время. «Шаткое положение современной русской грам-
матики» заставляет его критически пересмотреть важнейшие
грамматические работы Буслаева и его последователей.
Критика Ушинского во многом справедлива, остроумна и не
утратила значения до нашего времени. Он справедливо возражает
против того, чтобы «наряжать наш молодой язык в средневековые
формы латинской грамматики, которые и для мертвого латинского
языка не совсем-то пригодны»2. Он это иллюстрирует следующим
образом. Он говорит: какая нелепость то, с чего начинают обык-
новенно все грамматики. Начинают они с предложения и опре-
деляют подлежащее, как предмет, о котором говорится в предло-
жении, а потом говорят о безличных предложениях как о таких,,
в которых нет подлежащего. Следовательно, говорит он, если
одно равное заместить другим равным, то получится, что есть
предложения, в которых ни о чем не говорится. Что за неле-
пость... И вот, — говорит он, — такой нелепости учат. Например,
заставляют говорить, что если есть предложение «Я хочу», то ли-
цо здесь выражено, а если есть предложение «Мне хочется», то
лицо здесь не выражено, и это надо считать безличным предло-
жением.
«При такой невыработанности основных грамматических поло-
жений и имея прежде всего в виду педагогическую цель, мы вы-
нуждены были сделать более или менее важные исправления, а
это само по себе чрезвычайно неприятно, — во всяком учебнике,,
тем более первоначальном. Но все же эта неприятность гораздо
менее той, которую приходится испытывать всякому преподава-
телю, когда он вынужден объяснять детям что-нибудь нелогич-
ное, непонятное, иногда — лишенное всякого смысла».
И здесь у него много иллюстраций из области синтаксиса, из
области определения частей речи. И я должен сказать, что они
не утратили своей остроты и для наших дней.
Глубоко проникнув в сущность языка, Ушинский дает и прак-
тические указания, но не рецепты. Они основаны на самом суще-
стве процесса обучения. Я упомяну только два положения, кото-
рые мне кажутся особенно нужными, и не только при изучении
1 «Руководство», ч. И, стр. 392.
2 Там же, стр. 106.

языка: 1) «Воспитатель, понимающий природу памяти, будет бес-
престанно прибегать к повторению не для того, чтобы починить
развалившееся, но для того, чтобы укрепить здание и вывести на
нем новый этаж»1.
Смотрите практику: выучил, забыл, повторяет. Это именно та
починка разрушенного, которая совершенно не считается с тем,
что должен делать воспитатель, понимающий природу памяти.
•Связи установлены, связи разрублены, от них остаются какие-то
клочки, а потом все начинается снова, и это называется повторе-
нием. 2) «Забвение — дурная привычка» это просто откровение
какое-то. Многие думают: забыл, и это оправдание, а он говорит,
что нет, это «дурная привычка».
Мне хотелось бы именно на эту сторону обратить внимание,
потому что то, что делал Ушинский, должен делать каждый со-
ставитель учебника, каждый преподаватель, каждый студент, ко-
торый готовится стать преподавателем. И именно, зная эту прак-
тическую задачу, к разрешению которой он поДходит, он сейчас
же должен осветить ее теоретически и теорию проверить на
практике. Я считаю, что это должен делать наш Педагогически!
институт.
1 «Руководство», ч., I стр. 207