Памяти Константина Дмитриевича Ушинского: Сб. — 1896

ЧЕСТВОВАНІЕ ПАМЯТИ
Константина Дмитріевича Ушинскаго.
Долго памятны будутъ русскому обществу чествованія
20-го и 22-го декабря 1895 года, по случаю двадцати-
пятилѣтія со дня смерти Константина Дмитріевича
Ушинскаго.
Еще за нѣсколько дней до годовщины, газеты опо-
вѣстили, что петербургское городское общественное упра-
вленіе, въ виду несомнѣнныхъ заслугъ Ушинскаго, по кни-
гамъ котораго учились милліоны русскихъ дѣтей, и на
педагогическихъ идеяхъ котораго воспитались тысячи рус-
скихъ народныхъ учителей и учительницъ,—признало не-
обходимымъ: 1) учредить въ память К. Д. Ушинскаго сти-
пендіи въ земской учительской школѣ и на высшихъ жен-
скихъ и педагогическихъ курсахъ, съ назначеніемъ на этотъ
предметъ общей суммы до 1,000 рублей въ годъ, и 2) въ

случаѣ удовлетворенія возбужденнаго думою ходатайства о
разрѣшеніи помѣщать на училищныхъ квартирахъ и зда-
ніяхъ доски съ именами лицъ, памяти которыхъ посвя-
щаются училища, наименовать училищами «въ память
К. Д. Ушинскаго» всѣ городскія начальныя училища, имѣ-
ющія быть открытыми въ 1896 — 97 учебномъ году.
Днемъ смерти Ушинскаго необходимо считать 21-ое
декабря, такъ какъ несомнѣнно, что онъ скончался именно
въ первую половину ночи съ 21-го на 22-ое декабря. Ве-
черомъ 20-го декабря, въ помѣщеніи «С.-Петербургскаго
общественнаго собранія педагоговъ» состоялось чествова-
ніе памяти К. Д. Ушинскаго, на которое собралось довольно
много публики. Торжество открылось рѣчью Д. Д. Семенова
о значеніи Ушинскаго вообще и о • преобразованіи имъ
учебно-воспитательнаго дѣла въ Смольномъ институтѣ. Какъ
этой рѣчи, такъ и слѣдовавшей за нею рѣчи Л. Н. Модзалев-
скаго особенный интересъ придавало то обстоятельство, что
оба оратора были не только сослуживцами К. Д. Ушинскаго
по Смольному институту, но вмѣстѣ съ тѣмъ непосредствен-
ными участниками и помощниками этого талантливаго и
энергическаго иниціатора въ указанномъ преобразованіи,
послужившемъ началомъ новой эры воспитанія въ духѣ
человѣчности п глубокаго уваженія личности. Наконецъ,
Ю. Ю. Цвѣтковскій напомнилъ о благотворномъ нравствен-
номъ вліяніи Ушинскаго въ свое время на молодежь и
разъяснилъ его значеніе въ дѣлѣ реформирования военныхъ
корпусовъ, которые были превращены друзьями и ученич-
ками реформатора-педагога изъ узко-военныхъ школъ въ
общеобразовательныя заведенія, давшія намъ героевъ во
время войны съ турками 1877 — 78 годовъ.

Нѣтъ надобности входить здѣсь въ подробное изложе-
ніе указанныхъ рѣчей, такъ какъ названныя лица были
дѣятельными участниками и въ послѣдующемъ чествованіи,
а потому ихъ взгляды и сужденія найдут^ мѣсто въ дальнѣй-
шемъ описаніи чествованія 22-го декабря. Въ заключеніе
замѣтимъ лишь, что описываемый вечеръ въ собраніи педаго-
говъ закончился многолюднымъ ужиномъ, носившимъ заду-
шевно-семейный характеръ; въ теченіе нѣсколькихъ часовъ,
буквально не прерывалась самая оживленная бесѣда объ
Ушинскомъ, свидѣтельствовавшая сама собою, какое искрен-
нее и глубокое чувство объединяло людей, пришедшихъ
помянуть его. Тѣмъ не менѣе описанный вечеръ былъ лишь
предвѣстникомъ болѣе внушительнаго чествованія 22-го
декабря.
Нужно вообще замѣтить, что въ средѣ столичныхъ пе-
дагоговъ уже около года бродила мысль о необходимости
публичнаго, торжественнаго чествованія памяти К. Д. Ушин-
скаго, по случаю 25-лѣтія со дня его смерти. Мысль эта
высказывалась разными лицами и по разнымъ поводамъ
такъ многократно и съ такою настойчивостью, что, по всей
вѣроятности, это именно и послужило импульсомъ для
всѣхъ чествованій Ушинскаго, состоявшихся, или только
предполагавшихся, какъ въ Петербургѣ, такъ и далеко
за его предѣлами. Заслуживаетъ вниманія то обстоятель-
ство, что группѣ столичныхъ педагоговъ удалось создать
именно «публичное» и. «торжественное» чествованіе—по
опредѣленной программѣ. Съ этою цѣлію, въ теченіе почти
мѣсяца, въ гимназіи Маріи Николаевны Стоюниной, каждое
воскресенье устраивались совѣщанія, на которыхъ была
разработана программа этого вечера, а за тѣмъ—распре-

дѣлены и темы докладовъ между 8-ью лицами: г-ми
В. Я. Аврамовымъ, Я. Г. Гуревичемъ, П. Ф. Каптеревымъ,
г-жею Е. Я. Корсаковой, г-ми Л., Н. Модзалевскимъ
М. Л. Песковскимъ, Д. Д. Семеновымъ и Ю. Ю. Цвѣтков-
скимъ. Тамъ же были выслушаны, обсуждены, согласованы
между собою и самые доклады.
Эту работу частнаго кружка лицъ, когда она была уже
закончена, охотно принялъ подъ свое покровительство Пе-
дагогическій Музей военно-учебныхъ заведеній, или точ-
нѣе—его Учебно-воспитательный Комитетъ со своими отдѣ-
лами. Благодаря этому, частный починъ получилъ значеніе
дѣла общественнаго.
Состоявшееся 22-го декабря публичное чествованіе
памяти К. Д. Ушинскаго, по православному обычаю, на-
чалось панихидою, отслуженною,. по желанію значитель-
наго числа педагоговъ, въ Казанскомъ соборѣ, во вто-
ромъ часу дня. На этой панихидѣ священникъ Василій
Ивановичъ Маренинъ сказалъ прекрасную рѣчь, которая
и приведена полностію нѣсколько ниже. Вечеромъ жег
22-го декабря, въ торжественномъ, публичномъ засѣданіи
Учебно-воспитательнаго Комитета и его отдѣловъ, при гро-
мадномъ стеченіи публики, переполнявшей обширный залъ
Музея, были доложены поименованными выше лицами всѣ
восемь сообщеній, посвященныхъ памяти К. Д. Ушин-
скаго и помѣщенныхъ ниже въ послѣдовательномъ порядкѣ
ихъ чтенія.
Каждое сообщеніе, начиная со вступительной рѣчи г.
предсѣдателя Комитета, директора Педагогическаго Музеяг
генералъ-маіора Аполлона Николаевича Макарова, сопро-
вождалось дружными, а въ большинствѣ случаевъ даже и

бурными, аплодисментами всей громадной аудиторіи, пере-
полненной, можно сказать, просвѣщеннѣйшими представи-
телями столицы. Не смотря на то, что сообщенія растяну-
лись съ 87^ ч. вечера за полночь, съ однимъ лишь перерывомъ
не болѣе 20-ти минутъ,—публика оставалась на своихъ мѣ-
стахъ, продолжая относиться къ чередовавшимся сообще-
ніямъ съ неослабѣвающимъ вниманіемъ и сочувствіемъ.
Наконецъ, когда въ первомъ часу ночи сошелъ съ каѳедры
послѣдній лекторъ, — публика все-таки медлила расходить-
ся. Большинство присутствовавшихъ, вставъ со своихъ
мѣстъ, одушевленно кричало: «Спасибо вамъ! Всѣмъ спа-
сибо!» И, въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, дружно разда-
вались въ залѣ такіе возгласы многочисленныхъ слушате-
лей, благодарившихъ виновниковъ этого торжества, т. е.
директора Педагогическаго Музея и участниковъ чество-
ванія.
Чѣмъ собственно обусловливалось такое серьезное,
глубокосочувственное отношеніе публики къ этому торже-
ству,—объ этомъ каждый желающій можетъ составить себѣ
опредѣленное понятіе, обратившись къ послѣдующему со-
держанію этой книги, посвященной увѣковѣченію столь
знаменательнаго чествованія въ память нашего незабвен-
наго педагога-писателя К. Д. Ушинскаго.
Охарактеризованное въ общихъ чертахъ торжество, ко-
нечно-же, не единственное въ своемъ родѣ, тѣмъ не менѣе
оно замѣтно выдѣляется изъ ряда другихъ торжествъ по-
добнаго рода. Присутствовавшіе на немъ такъ явственно
ощущали не простое только возбужденіе, какъ это обыкно-
венно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, но именно подъемъ
духа, такого рода воодушевленіе, когда образуется изуми-

тельное единеніе мыслей и чувствъ при какомъ бы то ни
было значительномъ сборищѣ людей, самыхъ разнообраз-
ныхъ общественныхъ положеній, взглядовъ, направленій
и проч.
Такіе моменты имѣютъ драгоцѣннѣйшее воспитательное
общественное значеніе. А потому, помимо даже великой
памяти К. Д. Ушинскаго, уже и характеръ чествованія
самъ по себѣ требуетъ такой именно книги, какъ пред-
лагаемая.

I.
Рѣчь священника Василія Маренина,
сказанная въ Казанскомъ соборѣ 22 декабря 1895 года
на панихидѣ по К. Д. Ушинскомъ.
Во исполненіе апостольской заповѣди: «молиться другъ
за друга» (Іаков. V гл. 16 ст.), собрались мы помолиться
объ упокоеніи раба Божія Константина. Сошлись здѣсь,
предъ алтаремъ Господнимъ, въ той мысли, что не можетъ
быть выше и совершеннѣе на землѣ выраженія братскаго
чувства, какъ въ молитвѣ.
Эта потребность молитвы за усопшаго вытекаетъ изъ
присущаго всякому человѣку сознанія, что предъ лицемъ
Господнимъ всякій трудъ человѣка, всякое біеніе его сердца,
по человѣческой немощи, не чуждо ошибокъ, увлеченій, не
чуждо грѣха. Присуще также человѣку желаніе искать въ

дѣятельности усопшаго собрата какого-нибудь утѣшенія
себѣ, изъ котораго можно было-бы сплести вѣнокъ ему,
какъ дань благодарности за его трудъ, понесенный отъ лю-
бящаго сердца.
Мы вспоминаемъ о педагогѣ, трудившемся всю свою
жизнь надъ воспитаніемъ юношества, надъ этимъ великимъ,
отвѣтственнымъ и святымъ дѣломъ; говорю «святымъ»
потому, что завѣтъ Господа: « блюдите да не презрите еди-
наго отъ малыхъ сихъ» (Me. 18, 10). Эти слова относятся
именно къ педагогамъ, потому что чистыя дѣтскія души,
послѣ любящихъ объятій родительскихъ, поступаютъ въ
руки педагоговъ, школьныхъ учителей — и на плечи по-
слѣднихъ ложится отвѣтственное дѣло приготовленія изъ
этихъ дѣтей добрыхъ сыновъ церкви и государства.
А потому съ полнымъ правомъ можно сказать: честь
тому педагогу, который съумѣетъ согрѣть сердца малыхъ
сихъ въ школѣ, съумѣетъ привязать ихъ къ себѣ. Честь
тому педагогу, который будетъ владѣть этими сердцами,
любовію прикуетъ къ себѣ эти чистыя сердца и души,
при умѣньи передать то, что самъ знаетъ, что ему самому
служило доброю пищею. Честь тому педагогу, который
раскроетъ предъ дѣтьми не «книгу бездушную», надъ ко-
торою нерѣдко надрываются и слезами омываются свѣт-
лые дѣтскіе глазки, а Книгу Господню, книгу Его творе-
ній, Его міра, украшеннаго всею лѣпотою отъ руки Созда-
теля. Честь тому педагогу, который съумѣетъ заставить по-

любить на всю жизнь, до часа смертнаго, эту живую книгу,
и читать въ ней, и понимать, и видѣть присносущную силу
Господа и Его Божество (Рим. гл. 1, ст. 20)...
Таковъ былъ усопшій рабъ Божій Константинъ. Въ нѣ-
момъ благоговѣніи предъ природою, воспитываясь, по его
словамъ, на лонѣ ея, въ ея обширной и совершеннѣйшей
школѣ, руками этого могучаго учителя,—онъ былъ глубоко
убѣжденъ, что природа и ея красоты, данныя ей Богомъ,
лучшій учитель изъ всѣхъ учителей для всякаго дитяти,
и это убѣжденіе онъ воплотилъ въ своей книгѣ, которую
лишне даже называть, потому что ея заглавіе въ сердцѣ
у каждаго изъ насъ, если только это сердце — русское
сердце.
Имя Ушинскаго и его «Родного Слова» срослись съ дѣт-
скими годами всего нашего юношества, полюбились ему.
Въ названной книгѣ дитя съ замирающимъ отъ радости
сердцемъ встрѣчалось со всѣми дорогими ему предметами:
роднымъ полемъ, селами, домомъ его, роднымъ городомъ
и проч., и проч.Подъ вліяніемъ этой книги, передъ дѣтьми
вновь и вновь встаетъ весь ихъ дѣтскій міръ, со всѣмъ
его обаяніемъ.
Не мнѣ говорить здѣсь о другихъ заслугахъ усопшаго
предъ отечественною педагогикою. Самъ по себѣ этотъ
трудъ, подъятый усопшимъ на пользу дѣтей во исполненіе
заповѣди Господа: « блюдите да не презрите единаго отъ ма-
лыхъ сихъ», есть та благоуханная предъ Господомъ жерт-

ва, въ которой духъ его получитъ отъ Создателя своего
умилостивленіе и прощеніе множества грѣховъ, ибо «нѣсть
человѣкъ, иже живъ будетъ и не согрѣшитъ, аще и единъ
день житія его на земли»...
И мы вѣруемъ, что Господь Милосердный, обѣщавшій
воздать всякому, кто ближнему своему подастъ « единую чашу
студеной воды», проститъ рабу Своему Константину его
вольныя и невольныя прегрѣшенія и воздастъ ему по Своему
праведному Суду.

II.
Рѣчь директора Педагогическаго Музея,
ген. - маіора А. Н. Макарова.
Какъ было уже замѣчено выше, при открытіи торже-
ственнаго засѣданія Учебно-воспитательнаго Комитета Пе-
дагогическаго Музея военно-учебныхъ заведеній и всѣхъ
его отдѣловъ, 22-го декабря 1895 года, предсѣдатель ко-
митета, генералъ-маіоръ Аполлонъ Николаевичъ Макаровъ,
произнесъ рѣчь, которую мы и приводимъ здѣсь цѣликомъ:
«Мм. г-ни и г-ри!
«Открывая настоящее собраніе, считаю долгомъ вы-
сказать, что иниціатива устройства его принадлежитъ М.
Н. Стоюниной и тѣмъ лицамъ, которыя съ разныхъ сто-
ронъ охарактеризуют предъ вами дѣятельность покойнаго
Константина Дмитріевича и уяснятъ значеніе ея для рус-
ской школы и семьи. Предложеніе устроить здѣсь чество-
ваніе памяти покойнаго Ушинскаго было принято Педаго-
гическимъ Музеемъ съ полнымъ сочувствіемъ — въ виду

того значенія, какое имѣлъ онъ для военно - учебныхъ
заведеній.
«Въ половинѣ 60-хъ годовъ, въ вѣдомствѣ военно-учеб-
ныхъ заведеній шла усиленная преобразовательная работа.
Для ея выполненія, во вновь создаваемыя военныя гимна-
зіи привлекались люди, правда, имѣвшіе уже извѣстный
образовательный цензъ, но не вооруженные еще достаточ-
ною педагогическою подготовкою: ее замѣняло въ нихъ
одно только желаніе учиться дѣлу, къ которому они были
призваны. Въ это же время въ педагогической литературѣ
получаетъ господствующее положеніе покойный Ушинскій:
появляется рядъ его педагогическихъ статей, часть кото-
рыхъ печаталась въ «Педагогическомъ Сборникѣ», изда-
вавшемся уже тогда при Главномъ Управленіи военно-
учебныхъ заведеній, а затѣмъ —и классическое сочиненіе
Ушинскаго: «Человѣкъ—какъ предметъ воспитанія». Пре-
дисловіе къ этому последнему сочиненію начиналось такими
словами:
«Искусство воспитанія имѣетъ ту особенность, что
почти всѣмъ оно кажется дѣломъ знакомымъ и понят-
нымъ, а инымъ даже—дѣломъ легкимъ,—и тѣмъ понятнѣе
и легче кажется оно, чѣмъ менѣе человѣкъ съ нимъ зна-
комъ, теоретически или практически. Почти всѣ призна-
ютъ, что воспитаніе требуетъ терпѣнія; нѣкоторые дума-
ютъ, что для него нужны врожденная способность и умѣнье,
т. е. навыкъ; но весьма немногіе пришли къ убѣжденію,
что, кромѣ терпѣнія, врожденной способности и навыка,
необходимы еще и спеціальныя знанія, хотя многочислен-
ныя педагогическія блужданія наши и могли бы всѣхъ
убѣдить въ этомъ».

«Эти мысли и дальнѣйшее развитіе ихъ въ предисло-
віи, о которомъ я упомянулъ, производили въ то время
глубокое впечатлѣніе на всѣхъ, кто признавалъ необходи-
мость сколько нибудь сознательнаго отношенія къ дѣлу
воспитанія и обученія. Среди воспитателей и преподава-
телей военно-учебныхъ заведеній трудно было встрѣтить
такого, который не читалъ бы Ушинскаго, который у нега
не почерпалъ бы знаній, необходимыхъ для педагогической
дѣятельности, который къ его сочиненіямъ не обращался
бы за разъясненіемъ своихъ недоумѣній и сомнѣній,
который не видѣлъ бы въ Ушинскомъ своего великаго
учителя!..
«Я не смѣю долго утруждать вниманіе почтеннаго со-
бранія, такъ какъ сегодняшніе доклады освѣтятъ значеніе
Ушинскаго полнѣе и цѣлостнѣе, чѣмъ могъ бы это сдѣлать
я: мнѣ представлялось только умѣстнымъ напомнить о
времени 30 лѣтъ тому назадъ для того, чтобы имѣть пол-
ное основаніе повторить, что чествованіе памяти Ушин-
скаго въ этой аудиторіи дорого Педагогическому Музею,
какъ учрежденію вѣдомства военно-учебныхъ заведеній,
вліяніе на устройство которыхъ несомнѣнно имѣлъ по-
койный Константинъ Дмитріевичъ.
«Сверхъ того, это вліяніе сказалось также еще и въ вы-
работкѣ общеобразовательнаго курса реальнаго характера,
и въ томъ значеніи, какое въ вѣдомствѣ военно-учебныхъ
заведеній занялъ воспитатель, и въ томъ стремленіи къ
сближенію съ семьями воспитанниковъ, какое установи-
лось въ общеобразовательныхъ военно - учебныхъ заведе-
ніяхъ, короче — въ томъ устройствѣ нашихъ общеобразо-
вательныхъ интернатовъ, какое въ основныхъ, существен-

ныхъ чертахъ своихъ остается неизмѣннымъ до настоя-
щаго времени».
Послѣ этой рѣчи предсѣдателя Комитета, одинъ за дру-
гимъ послѣдовали восемь докладовъ, въ томъ именно по-
рядкѣ, какъ они изложены ниже. Кромѣ сообщенія Д. Д.
Семенова на торжественномъ засѣданіи Учебно - воспита-
тельнаго Комитета, ниже приведено также и другое его
сообщеніе, сдѣланное имъ на вечерѣ 20-го декабря, въ
«С.-Петербургскомъ общественномъ собраніи педагоговъ».

III.
Значеніе чествованія К. Д. Ушинскаго,
ЕГО ЗАСЛУГИ И ТРУДЫ.
((По дѣламъ ихъ узнаете ихъ)).
Такими именно словами, мм. г-ни и г-ри, долженъ я
начать рѣчь въ память незабвеннаго Константина Дми-
тріевича Ушинскаго. Ничто иное, какъ именно его <дѣла»
собрали насъ сюда и заставляютъ въ одинъ тактъ биться
сегодня сотни тысячъ русскихъ сердецъ, согрѣтыхъ горя-
чею и глубокою признательностью къ памяти Ушинскаго.
Исполнилась четверть вѣка со дня кончины этого зна-
менитѣйшаго изъ русскихъ педагоговъ, неизмѣнно остаю-
щагося однимъ изъ самыхъ популярныхъ русскихъ дѣя-
телей во всѣхъ слояхъ населенія, такъ какъ по талантли-
вымъ его книгамъ, въ теченіе уже 35-ти лѣтъ, неизмѣнно
продолжаютъ учиться все новыя и новыя поколѣнія...
Въ высшей степени дорого и важно, что четвертивѣ-
ковая годовщина смерти этого славнаго русскаго дѣятеля
ознаменована нынѣшнимъ чествованіемъ. Это «дорого» и

«важно» потому уже, что, въ силу какого-то недоразу-
мѣнія, подобнаго рода чествованія довольно рѣдко выпа-
даютъ на долю даже и наиболѣе выдающихся и заслужен-
ныхъ русскихъ педагогическихъ дѣятелей.
Считается общеизвѣстнымъ, даже избитымъ правиломъ,
что заслуги на пользу общую необходимо не только при-
знавать, но именно—еще и чествовать ихъ,—что такое
чествованіе обязательно даже не столько ради памяти
заслуженныхъ дѣятелей, сколько—для самого-же общест-
ва, какъ одно изъ главнѣйшихъ средствъ для воспитанія и
его самого, и тѣмъ болѣе подростающихъ его поколѣній.
Эти послѣднія, постепенно смѣняя другъ друга, такъ силь-
но нуждаются для руководства въ достойныхъ подража-
нія примѣрахъ и образцахъ. И горе тому народу, кото-
рый не умѣетъ цѣнить такихъ примѣровъ, не дорожитъ
ими!.. Между тѣмъ, фактъ общеизвѣстный, что до послѣд-
няго времени въ общей дѣятельности государства остава-
лась обширнѣйшая область, на которую какъ-бы даже во-
все не распространялось правило въ отношеніи открытаго
чествованія общественныхъ заслугъ ея дѣятелей. Область
эта — педагогическая. Несмотря даже на то, что именно эту
область, по значенію ея дѣятельности, можно назвать
одною изъ самыхъ важныхъ, а то и прямо-таки—главен-
ствующею,— до сихъ поръ почти вовсе еще не было у
насъ въ обычаѣ подобающаго общественнаго чествованія
памяти заслуженнѣйшихъ нашихъ педагогическихъ дѣя-
телей, которые, однако, продолжаютъ оставленными ими
трудами служить на пользу образованія и воспитанія но-
выхъ и новыхъ подростающихъ поколѣній, а, слѣдователь-
но — продолжаютъ безпрерывно , служить на пользу по-

слѣдовательнаго созиданія русской гражданственности и
государственности, культуры, прогресса и цивилизаціи,
или иначе—всяческаго преуспѣянія внутренней жизни
родины во всѣхъ отношеніяхъ.
Въ ряду такихъ заслуженныхъ нашихъ педагогиче-
скихъ дѣятелей безусловно первое мѣсто принадлежитъ
Константину Дмитріевичу Ушинскому, великая и славная
память котораго по справедливости чествуется сегодня всею
образованною Россіею. Онъ имѣетъ всеобщее, повсемѣст-
ное и притомъ неувядающее вліяніе, какъ одинъ изъ са-
мыхъ компетентныхъ и даровитыхъ провозвѣстниковъ та-
кихъ началъ воспитанія и обученія, которыя и до сихъ
поръ еще остаются одинаково и неизмѣнно важными и
необходимыми: для подростающихъ поколѣній и взрослыхъ,
учениковъ и учителей, родителей и ихъ дѣтей, лицъ,
только еще начинающихъ изучать великое дѣло воспита-
нія и обученія, и тѣхъ, которыя до самыхъ сокровенныхъ
глубинъ изучили уже по нѣсколько системъ воспитанія.
Являясь удачнымъ, талантливымъ истолкователемъ и попу-
ляризаторомъ въ отношеніи всего вообще учебно-воспи-
тательнаго дѣла, Ушинскій, кромѣ того, оказалъ еще по-
истинѣ неоцѣненныя услуги семьѣ и школѣ, давъ имъ рядъ
своихъ книгъ, облегчившихъ первоначальное обученіе какъ
для учащихся, такъ и для учащихъ, — книгъ, обратившихъ
эту ступень обученія изъ «горькаго^—въ сладкое, такъ что
явилась наконецъ возможность неподдѣльно-искренняго,
дружественнаго, любовнаго отношенія между учащимися-
дѣтьми и лицами, занимающимися ихъ воспитаніемъ.
Въ виду такихъ громадныхъ заслугъ Ушинскаго на
пользу общую, нельзя не порадоваться, нынѣшнему чество-

ванію памяти этого достойнѣйшаго и заслуженнѣйшаго изъ
русскихъ педагоговъ. Столь продолжительный уже недо-
четъ въ такомъ чествованіи въ отношеніи Ушинскаго мож-
но было-бы, пожалуй, назвать даже и неблагодарностью,
Наоборотъ-же, самый фактъ чествованія, являясь есте-
ственною данью признательности и уваженія къ памяти
Ушинскаго, вмѣстѣ съ тѣмъ производитъ еще болѣе отрад-
ное впечатлѣніе въ томъ отношеніи, что можетъ служить
нагляднымъ показателемъ извѣстной степени созрѣванія и
роста русскаго общественнаго сознанія въ педагогическомъ
отношеніи. И это—опять-таки прямой-же и непосредствен-
ный результатъ благотворнаго вліянія именно Ушинскаго.
Такое серьезное и исключительное по важности зна-
ченіе его дѣятельности во всемъ обиходѣ внутренней на-
шей жизни само собою уже обязываетъ насъ, прежде
всего, возстановить въ памяти нравственный обликъ этого
достойнѣйшаго изъ русскихъ людей.
Безспорно, именно К. Д. Ушинскому принадлежитъ
честь, такъ сказать, открытія у насъ того, что называется
«педагогическою областью». Ушинскій-же первый зани-
мался и разработкою этой «области». Говоримъ объ от-
крытіи и разработкѣ потому, что именно до конца 50-хъ
годовъ, т. е. до момента выступленія на педагогическое
поприще Ушинскаго, серьезно говоря, въ русскомъ обще-
ствѣ не проявлялось сколько-нибудь замѣтнаго интереса
къ учебно-воспитательному дѣлу, а тѣмъ болѣе—созна-
тельности.
Чему и какъ нужно учить подростающія поколѣнія?
Можно-ли воспитывать, не обучая, и слѣдуетъ-ли обучать,

не воспитывая? Въ чемъ основная задача и цѣль воспи-
танія? — Эти и имъ подобные вопросы впервые получили
въ нашей печати компетентное истолкованіе отъ Ушинска-
го, — и стали, наконецъ, интересовать русское общество.
Ушинскій, обладая обширною и разностороннею на-
учною подготовкою, ставящею его на одномъ уровнѣ съ
знаменитѣйшими изъ западно-европейскихъ педагоговъ,
оставался совершенно самобытнымъ, т. е. типично-рус-
скимъ педагогомъ въ своихъ сужденіяхъ и взглядахъ на
учебно-воспитательное дѣло вообще и школьное дѣло въ
частности. Ушинскій, это — яркій русскій самородокъ,
давшій намъ здоровыя основы воспитанія и обученія. За-
мѣчательно, что въ ту пору, когда выступалъ Ушинскій
на педагогическое поприще, его голосъ за національное
воспитаніе былъ почти одинокъ. Въ настоящее-же время
движеніе въ пользу непремѣнно національнаго воспитанія
составляетъ буквально повсемѣстное и самое характерное
явленіе въ педагогической области.
Вообще-же, Ушинскій — замѣчательно своеобразная
личность. Характерно отмѣченный отъ природы педагоги-
ческимъ дарованіемъ, онъ, по всему ходу своей жизни,
представляетъ очень много особенностей, типично выдѣ-
ляющихъ его среди другихъ. А потому его жизнь и дѣя-
тельность полны назидательности.
Черезъ всю его жизнь ярко проходитъ одна черта: ему
до всего приходилось добиваться самому. Начало этому
было положено еще на школьной скамьѣ. О той порѣ,
когда учился Ушинскій, по справедливости можно ска-
зать, что тогда «не хорошо учили, но хорошо учились».
Учить даже и невозможно было «хорошо», потому что не

имѣлось необходимыхъ для этого средствъ, какъ-то: ни
учебныхъ руководствъ и пособій, ни соотвѣтствующихъ
дидактическихъ пріемовъ и проч. Учились-же «хорошо»
потому, что, какъ ни плохъ былъ въ общемъ составъ пре-
подавателей, все-же находилось одинъ-два человѣка въ за-
веденіи, которымъ удавалось благотворно вліять на уча-
щихся, вызывая въ нихъ стремленіе къ самоусовершен-
ствованію.
Особенно-же благопріятны были въ этомъ отношеніи
университетскіе его годы, совпавшіе съ началомъ 40-хъ
годовъ, т. е. съ временемъ перваго пробужденія политиче-
скаго сознанія въ передовой части русскаго общества, а
потому—и съ временемъ коренного переворота въ нашей
литературѣ. Въ ту именно пору зародилась «новѣйшая
русская литература», которая, вмѣсто прежнихъ метафи-
зическихъ потемокъ и романтическихъ мечтаній, занялась
вопросами о народѣ, народномъ благѣ и народныхъ идеалахъ,
такъ что со страницъ безличной, безсодержательной пре-
жде русской печати пахнуло, наконецъ, здоровымъ реализ-
момъ, отраженіемъ потребностей и нуждъ русской жизни.
Съ истиннымъ благоговѣніемъ вспоминалъ Ушинскій
всегда объ университетскихъ годахъ, какъ о лучшей порѣ
въ своей жизни, какъ о моментѣ духовнаго своего наро-
жденія. Да и было что вспоминать, было за что хранить
признательность. Московскій университетъ въ ту пору
переживалъ, можно сказать, самый блестящій періодъ въ
своей исторіи. Послѣ измѣненія университетскаго устава
въ 30-хъ годахъ, составъ профессоровъ Московскаго уни-
верситета, при энергическомъ содѣйствіи мѣстнаго попе-
чителя учебнаго округа, графа С. Г. Строганова, былъ

почти совершенно обновленъ, если не считать нѣсколькихъ
старичковъ-профессоровъ, привыкшихъ читать по печат-
нымъ книгамъ, которымъ позволили дотянуть до пенсіи.
Большая-же часть профессоровъ были люди молодые, вос-
питанники бывшаго профессорскаго института, недавно
возвратившіеся изъ заграницы (преимущественно изъ Гер-
маніи) съ большимъ запасомъ знаній и прочною философ-
скою закваской, съ горячею преданностью наукѣ и твердою
вѣрой, что счастье на землѣ можетъ водворить лишь такой
универсальный двигатель, какъ наука.
Въ блестящемъ составѣ профессоровъ Московскаго
университета той поры звѣздами первой величины были:
Грановскій, профессоръ исторіи, и П. Г. Рѣдкинъ, про-
фессоръ энциклопедіи, законовѣдѣнія и государственнаго
права. На ихъ лекціи стекались обыкновенно студенты
всѣхъ факультетовъ, не исключая даже математическаго,и
медицинскаго, гдѣ учащіеся наиболѣе бываютъ увлечены
своею спеціальностью.
Грановскій и Рѣдкинъ очень удачно пополняли другъ
друга. Первый, отличавшійся большимъ мастерствомъ чте-
нія, дѣйствовалъ преимущественно на чувство слушателей,
вызывая въ нихъ живой интересъ къ исторіи, но не про-
буждая однако особенно усиленной работы ума. Второй-
же, наоборотъ, не отличался особеннымъ лекторскимъ да-
рованіемъ, но увлекалъ слушателей обширностью и глуби-
ною эрудиціи, неумолимою логикой. Слушаніе его лекцій
вызывало усиленную работу мысли.
Лекціи П. Г. Рѣдкина, кромѣ того, имѣли въ то время
очень важное значеніе и съ точки зрѣнія общаго универ-
ситетскаго образованія. Большую часть своего курса онъ

посвящалъ критическому очерку исторіи философіи, безъ
знанія которой, понятно, университетское образованіе не
можетъ имѣть должной глубины, не можетъ быть научно
въ полномъ смыслѣ слова. Такая постановка преподава-
нія была тѣмъ болѣе кстати, что въ университетъ въ то
время вовсе не преподавалось философіи; даже логика и
психологія, неудачно пристегнутыя къ курсу богословія,
слишкомъ поверхностно преподавались законоучителемъ.
Такимъ образомъ лекціи Рѣдкина были для студентовъ
единственнымъ средствомъ расширить и обобщить свое
міровоззрѣніе на философскихъ основаніяхъ. Помимо Гра-
новскаго и Рѣдкина, большою популярностью среди сту-
дентовъ пользовались также лекціи Чивилева, оффиціаль-
но считавшагося профессоромъ статистики, но преподавав-
шаго однако политическую экономію, и лекціи профессора
Крылова—по римскому праву.
Принявъ во вниманіе общее движеніе въ Россіи и
пробужденіе русской общественной мысли, не трудно по-
нять, какъ сильно долженъ былъ завладевать молодежью
университетъ, особенно-же при такомъ удачномъ подборѣ
профессоровъ, какъ въ Московскомъ университетѣ. Вообще
говоря, юношество, переступая въ то время порогъ универ-
ситета, всецѣло и беззавѣтно отдавалось чистымъ интере-
самъ науки, съ тѣмъ благороднымъ, возвышеннымъ идеа-
лизмомъ, который такъ выгодно отличаетъ эпоху 40-хъ
годовъ отъ всего послѣдующаго времени.
Такое благотворное, истинно научное вліяніе универ-
ситета очень характерно отразилось на юномъ Ушинскомъ.
Своеобразная система самообразованія, которую онъ про-
дѣлалъ надъ собою въ гимназіи, гимнастика ума, къ ко-

торой онъ пріучилъ себя,—оказались какъ нельзя болѣе
полезными во время университетскаго курса. И съ пер-
выхъ же прослушанныхъ имъ лекцій, послѣ первыхъ дней
пребыванія въ университетѣ, онъ развернулся во всю ширь
своей богато и разносторонне одаренной природы.
Какъ юноша хорошо развитой, онъ свободно, безъ
всякаго затрудненія, слушалъ лекціи по всѣмъ предме-
тамъ избраннаго имъ факультета. Обладая обширною > па-
мятью, онъ легко усвоивалъ не только основную мысль лек-
цій, но и всѣ главнѣйшія частности. Это на первыхъ же
порахъ рѣзко выдвинуло Ушинскаго и сдѣлало его до нѣ-
которой степени предметомъ удивленія со стороны това-
рищей.
Къ лекціямъ Ушинскій относился съ большимъ увле-
ченіемъ.' Онъ сразу почуялъ въ нихъ разумные^ доказа-
тельные, научные отвѣты на всѣ тѣ затаенные вопросы, ко-
торые давно ул;е тѣснились въ его юношескомъ умѣ, угне-
тали его духъ, настойчиво требуя разрѣшенія. Никогда не
оставаясь въ роли пассивнаго слушателя, Ушинскій обы-
кновенно выходилъ изъ аудиторіи съ массою новыхъ ощу-
щеній, удовлетворенный или неудовлетворенный прослу-
шаннымъ, съ новыми вопросами и мѣткими замѣчаніями по
поводу прослушаннаго. Нерѣдко послѣ лекцій по тому или
другому предмету ему случалось развивать своимъ товари-
щамъ цѣлую теорію, которой имъ не удалось усвоить въ
профессорскомъ изложеніи.
Это естественно сделало его центромъ кружка товари-
щей, такъ же горячо интересовавшихся наукой, какъ и
онъ. Въ этой средѣ онъ пользовался большою любовью
не только за умъ, остроту, прямой, открытый характеръ,

но и какъ идеально хорошій товарищъ. Придерживаясь
преимущественно бѣдной среды товарищей, какъ наиболѣе
преданныхъ интересамъ науки, онъ охотно дѣлился съ ни-
ми не только своими познаніями, но и послѣднимъ руб-
лемъ, послѣдней трубкою табаку.
Въ то время не было развито изданіе профессорскихъ
лекцій, въ видѣ литографированныхъ записокъ. Вслѣдствіе
этого, хотя университетскій курсъ въ общемъ былъ меньше
нынѣшняго, но студентамъ несравненно больше, чѣмъ те-
перь, приходилось самостоятельно работать. Благодаря
этому, подъемъ научнаго интереса въ студенческой средѣ
былъ очень высокъ. Это само собою порождало потреб-
ность въ живомъ обмѣнѣ мыслями по вопросамъ политиче-
скимъ, литературнымъ, нравственнымъ, философскимъ,
историческимъ, и проч. Поэтому сплоченность, солидар-
ность студенческой среды была очень велика.
Въ Москвѣ въ ту пору образовалось даже нѣчто въ родѣ
студенческаго клуба. Это — небольшой трактиръ «Велико-
британія», находившійся по близости университета. Бла-
годаря главнымъ образомъ вліянію Бѣлинскаго, а также
и нѣкоторыхъ другихъ крупнѣйшихъ литературныхъ дѣя-
телей того времени, этотъ эмбріонъ клуба получилъ, можно
сказать, историко-литературное значеніе умственнаго цент-
ра московскаго студенчества 40-хъ годовъ. Студентъ Ушин-
скій былъ очень замѣтною величиною въ этой общестуден-
ческой семьѣ. Его мѣткія замѣчанія обо всемъ, что волно-
вало учащуюся молодежь, облетали нерѣдко весь универ-
ситетъ. Со свойственною ему прямотою и рѣзкостью,
Ушинскій одинаково порицалъ и тѣхъ профессоровъ, и
тѣхъ студентовъ, которые въ чемъ-либо отклонялись отъ

высокихъ нравственныхъ идеаловъ, вдохновлявшихъ тогда
университетскую молодежь.
Вообще Ушинскій выгодно выдѣлялся въ студенческой
средѣ самостоятельностью, независимостью своихъ воззрѣ-
ній, смѣлостью открыто высказывать мнѣнія, идущія въ раз-
рѣзъ съ господствующими взглядами. Такъ, напримѣръ,
въ противность весьма распространенному въ то время по-
клоненію передъ Наполеономъ I и Вольтеромъ, Ушинскій
не стѣснялся порицать того и другого. Будучи убѣжден-
нымъ приверженцемъ свободы, видя въ ней величайшее
благо для человѣчества, Ушинскій порицалъ Наполеона I
за его посягательство на политическую свободу, Вольтера-
же—за его вторженіе въ область свободы совѣсти. Такое
воззрѣніе на этихъ двухъ великихъ историческихъ дѣя-
телей Ушинскій сохранилъ во всю свою жизнь.
Съ особенною благодарностью вспоминалъ Ушинскій о
П. Г. Рѣдкинѣ и Грановскимъ, подъ вліяніемъ талантли-
выхъ лекцій которыхъ онъ увлекся философіей и исторіей,
весьма солидно изученными имъ на студенческой скамьѣ.
Ушинскому, въ бытность его студентомъ, приходилось
работать очень много. Помимо увлеченія наукою и добро-
совѣстнаго отношенія къ университетскимъ занятіямъ, ему
нужно было еще бороться съ нуждою. Въ теченіе почти
всего университетскаго курса онъ вынужденъ былъ давать
частные уроки. Состояніе его родителей съ каждымъ годомъ
падало; деньги высылали изъ дому неисправно и, въ общемъ,
ихъ было недостаточно даже для самаго скромнаго суще-
ствованія въ университетѣ.
Трудовое, независимое существованіе прибавило энер-
гіи .юному Ушинскому и служило прекрасной школой для

воспитанія въ немъ твердой воли. Борьба-же съ нуждою
нисколько не ослабила его розоваго поэтическаго настрое-
нія. Серьезно занимаясь наукою, онъ не забросилъ и ху-
дожественной литературы. Рука-объ-руку съ наукою шло
основательное чтеніе любимыхъ его русскихъ и иностран-
ныхъ писателей, какъ-то: Пушкина, Гоголя, Лермонтова,
Гете, Гофмана, Жана-Поля Рихтера и нѣкоторыхъ дру-
гихъ.
Вмѣстѣ съ тѣмъ Ушинскій страстно увлекался также
и театромъ, посѣщеніе котораго считалъ даже обязатель-
нымъ для себя. Изъ своего скромнаго студенческаго бюд-
жета онъ ежемѣсячно отдѣлялъ извѣстную сумму на те-
атръ, причемъ конечно ему могли быть доступны только
самыя верхнія мѣста.
Московскій театръ того времени привлекалъ къ себѣ
всеобщее вниманіе. Это была пора полнаго расцвѣта талан-
товъ такихъ даровитыхъ артистовъ, какъ Мочаловъ и Щеп-
кинъ, приводившихъ своею правдивою, обдуманною, про-
чувствованною игрою въ благоговѣйный трепетъ зрителей.
Поступивъ въ III классъ гимназіи на 12-мъ году
жизни, Ушинскій блестяще окончилъ университетъ къ
2 0-ти годамъ, т. е. въ томъ возрастѣ, въ которомъ такому
значительному количеству молодыхъ людей едва-едва при-
ходится добиваться «аттестата зрѣлости». Несмотря на
юношескій возрастъ Ушинскаго, юридическій факультетъ
Московскаго университета такъ блестяще аттестовала своего
«второго кандидата» въ смыслѣ умственной и нравствен-
ной зрѣлости, что бывшій въ то время попечителемъ мос-
ковскаго учебнаго округа графъ С. Г. Строгановъ не за-
думался пригласить Ушинскаго на профессорскую каѳедру

въ Ярославскій Демидовскій лицей. Черезъ два года по
окончаніи университетскаго курса, т. е. имѣя отъ роду
лишь около двадцати двухъ лѣтъ, Ушинскій занялъ въ
лицеѣ, преобразовывавшемся тогда въ высшее камераль-
ное училище, каѳедру по энциклопедіи законовѣдѣнія,
исторіи законодательствъ и финансовой наукѣ.
Со всѣмъ пыломъ чистой юношеской души предался
юный профессоръ чтенію лекцій, къ чему почувствовалъ
страстное влеченіе. Добросовѣстно готовясь къ лекціямъ,
онъ мастерски излагалъ ихъ — ясно, съ жаромъ, увлека-
тельно. Вскорѣ онъ занялъ одно изъ наиболѣе почетныхъ
мѣстъ среди другихъ профессоровъ Ярославскаго лицея,
какъ даровитый лекторъ, вполнѣ владѣвшій предметомъ, и
пользовался большимъ расположеніемъ и уваженіемъ уча-
щихся, оказывая сильное и благотворное вліяніе на нихъ.
Помимо лекцій, популярности его много способство-
вала также и рѣчь, произнесенная имъ на торжественномъ
собраніи лицея 18 сентября 1848 года, «О камеральномъ
образованіи». Эта рѣчь служитъ между прочимъ прекрас-
нымъ доказательствомъ, съ какою громадною пользой для
себя и для другихъ проработалъ Ушинскій четыре года
на профессорской каѳедрѣ. Въ ту эпоху необычайно юнаго
положенія русской науки и слѣпого подражанія во всемъ
наукѣ заграничной, главнымъ-же образомъ — нѣмецкой,
Ушинскій выступилъ вдругъ рѣзкимъ порицателемъ и про-
тивникомъ нѣмецкой системы камеральнаго образованія. Въ
рѣчи своей онъ талантливо доказалъ, что нѣмецкіе камера-
листы очень неудачно смѣшали науку и искусство; что
сочиненія ихъ по предметамъ камеральнаго образованія
представляютъ лишь сборники разныхъ совѣтовъ и указаній

по разнымъ отраслямъ промышленности. Отвергнувъ нѣ-
мецкую систему, какъ рецептурную, но вовсе не научную,
Ушинскій предложилъ свою собственную. По его плану,
основой камеральнаго образованія должно служить изученіе
родины въ самомъ широкомъ смыслѣ, какъ-то: семьи,
общества и всей вообще народной хозяйственной дѣятель-
ности. Кромѣ того, онъ указалъ на необходимость изученія
народныхъ юридическихъ понятій, въ связи со всѣми
вообще условіями мѣстной жизни.
Программа эта, свидѣтельствуя о широтѣ и глубинѣ
познаній юнаго еще Ушинскаго, о самостоятельности и
смѣлости его воззрѣній, заслуживаетъ тѣмъ большаго вни-
манія, какъ первый голосъ въ русской наукѣ въ пользу
экономическаго и бытового изученія народной жизни, о
чемъ въ ту пору никто и думать не могъ. И только теперь,
спустя болѣе 40 лѣтъ послѣ того, какъ Ушинскимъ впер-
вые было указано на необходимость всесторонняго и тща-
тельнаго мѣстнаго изученія, оно стало наконецъ пред-
метомъ лучшихъ общественныхъ и правительственныхъ
заботъ.
Эта рѣчь произвела сильное впечатлѣніе и выдвинула
Ушинскаго въ ряду его собратій по наукѣ, какъ человѣка,
имѣющаго свой самостоятельный взглядъ, вдохновленнаго
стремленіемъ пріурочить науку прежде всего служенію
интересамъ родины, русскаго народа. «Народность»,
впервые начавшая пульсировать въ русской литературѣ—
какъ было уже сказано—въ началѣ 40-хъ годовъ, такъ
характерно проявилась въ научныхъ стремленіяхъ Ушин-
скаго, какъ профессора, пытавшагося произвести цѣлый
переворотъ въ области камеральнаго образованія, предста-

влявшаго въ то время соединеніе юридическихъ наукъ съ
естественными и имѣвшаго большое значеніе во всей прак-
тической дѣятельности.
Въ другое время, при иныхъ условіяхъ нашей жизни,
рѣчь «О камеральномъ образованіи» должна-бы была по-
служить началомъ блестящей ученой карьеры Ушинскаго.
Но не таковъ былъ 1848 годъ, какъ начало крайне неблаго-
пріятнаго поворота для науки, печати, всякихъ вообще
возвышенныхъ порывовъ и стремленій. Ушинскій однако
какъ— бы совсѣмъ не замѣчалъ этого. Жадный къ труду, вос-
питавшій въ себѣ потребность и умѣнье много и упорно ра-
ботать, привыкшій все перерабатывать самостоятельно, онъ
успѣлъ уже, что называется, до корней изучить сочиненія
Карла Риттера по землевѣдѣнію, усиленно занимаясь при-
томъ и юридическими науками. Какъ профессоръ и ученый,
онъ окончательно созрѣлъ, установился. Но въ это-то
именно время его подстерегалъ уже первый тяжелый
ударъ въ жизни.
Начавшійся въ 1848 году неблагопріятный поворотъ
въ русской жизни добрался наконецъ въ 1850 году и до
Демидовскаго лицея, мирно занимавшагося наукою, и
только ею одной, въ провинціальной глуши. Стремленіе
все подвести въ жизни подъ шаблонную мѣрку, усчитать
или даже предрѣшить всякій шагъ въ дѣятельности каждаго
и всѣхъ, на всевозможныхъ поприщахъ общественнаго
служенія,—очень тяжело и пагубно отразилось главнымъ
образомъ въ области ученой дѣятельности, вызвавъ нево-
образимый застой мысли въ русскомъ обществѣ. Отъ пре-
подавателей высшей науки потребовали нетолько самыхъ
полныхъ, подробныхъ программъ, съ указаніемъ—что и изъ

какого именно сочиненія они намѣрены цитировать, но еще
и съ распредѣленіемъ всего курса преподаванія по днямъ
и часамъ. Когда на совѣтѣ преподавателей Демидовскаго
лицея было заявлено такое требованіе, — это вызвало
столкновеніе Ушинскаго съ начальствомъ. Онъ горячо
доказывалъ, что живое педагогическое дѣло вообще и тѣмъ
болѣе ученую дѣятельность «невозможно связывать такими
формальностями»; что каждый преподаватель долженъ
прежде всего сообразоваться со своими слушателями; что
предвзятое раздробленіе «курса на часы» «совершенно
убьетъ живое дѣло преподаванія».
Такой трезвый взглядъ на педагогическія обязанности
и задачи дѣлаетъ большую честь Ушинскому. Но отъ него
требовали не разсужденія, а безпрекословнаго исполненія
именно того, что должно было «убить живое дѣло». Вѣрный
принципу, что «на такое убійство не отважится ни одинъ
честный преподаватель», — Ушинскій вышелъ изъ лицея
въ 1850 году. Примѣру его послѣдовали и нѣкоторые
другіе преподаватели.
Перебравшись въ Петербургъ, бывшій профессоръ не
могъ найти себѣ мѣста далее уѣзднаго учителя, и вынужденъ
былъ поступить на службу въ министерство внутреннихъ
дѣлъ, по департаменту иностранныхъ исповѣданій. Но, ко-
нечно, чиновникомъ Ушинскій ни въ какомъ случаѣ не могъ
сдѣлаться и, оставаясь на департаментской службѣ, онъ,
опять-таки путемъ самодѣятельности, проложилъ себѣ новый
путь. Изучивъ англійскій языкъ, онъ выступилъ въ 'Журна-
листикѣ въ качествѣ критика, компилятора, переводчика и
проч. Хотя Ушинскій обратился къ журнальной дѣятельности
прямо-таки изъ нужды, ради насущнаго куска хлѣба, тѣмъ

не менѣе за нимъ вскорѣ упрочилась репутація талантливаго
и образованнаго писателя. Собственно педагогическая дѣя-
тельность Ушинскаго началась съ 1855 года, когда онъ за-
нялъ въ гатчинскомъ институтѣ сначала мѣсто преподавателя
словесности и законовѣдѣнія, а затѣмъ—и должность ин-
спектора института. Педагогическая дѣятельность его про-
должалась лишь пятнадцать лѣтъ (съ 1855 по 1870 годъ);
но какое, однако, изумительное разнообразіе ея и въ тео-
ретическомъ, и въ практическомъ отношеніи!... Съ 1857 года
Ушинскій энергически выступилъ въ «Журналѣ Воспита-
нія», Чумикова, только что тогда возникшемъ. Всѣ же во-
обще статьи Ушинскаго, помѣщенныя въ разныхъ изданіяхъ,
вышли впослѣдствіи отдѣльною книгою и составляютъ обшир-
ный томъ. Не вдаваясь въ перечень ихъ, замѣтимъ, вообще,
что онъ первый истолковалъ проявившееся тогда въ русскомъ
обществѣ, подъ вліяніемъ Пирогова, педагогическое движе-
ніе, осмыслилъ его, далъ тонъ и направленіе печати и обще-
ству въ характерно-проявившемся въ ту пору стремленіи къ
пересоздаванію всего учебно-воспитательнаго дѣла въ Рос-
сіи. Эта руководящая роль неотъемлемо оставалась за
Ушинскимъ до конца его жизни. Былъ моментъ, когда Ушин-
скій, выступившій въ роли редактора «Журнала Министер-
ства Народнаго Просвѣщенія» (въ 1860 году), властно,
можно сказать, приковалъ къ себѣ все русское обществен-
ное мнѣніе, разумно подготовляя его къ длинному ряду
дѣйствительно предполагавшихся тогда капитальныхъ ре-
формъ во всемъ школьномъ дѣлѣ. Но, къ сожалѣнію, это,
дѣйствительно, былъ только «моментъ», такъ какъ уже въ
ноябрѣ 1861 г. Ушинскій вынужденъ былъ отказаться отъ
редактированія, потому что, вслѣдствіе перемѣны въ лич-

номъ составѣ министерства народнаго просвѣщенія, про-
грамма журнала кореннымъ образомъ измѣнилась. Но,
затѣмъ, находился-ли Ушинскій въ Россіи, или загра-
ницею, былъ-ли онъ здоровъ, или боленъ, онъ все время
оставался, съ перомъ въ рукахъ, на стражѣ интере-
совъ русскаго учебно - воспитательнаго дѣла, какъ неу-
станный борецъ за безпрерывное развитіе его во всѣхъ
отношеніяхъ.
Не менѣе знаменательна и дѣятельность его, съ 1859
года, въ должности инспектора классовъ обоихъ отдѣ-
леній Смольнаго института — «благородной и неблаго-
родной половинъ монастыря», какъ называли тогда инсти-
тутъ, съ бывшимъ при немъ Александровскимъ училищемъ.
Назначеніе Ушинскаго инспекторомъ этого обширнаго за-
крытаго женскаго учебнаго заведенія, въ которомъ обу-
чалось не менѣе 700 дѣвицъ, было вызвано сознанной
правительствомъ потребностью реформировать это обшир-
ное учебное заведеніе, въ видахъ расширенія умственнаго
развитія и образованія женщинъ, сообразно ощущавшимся
въ то время потребностямъ. Дѣйствительно, Смольный
институтъ представлялъ какой-то изумительный анахро-
низмъ. Въ самомъ институтѣ былъ 9-ти лѣтній курсъ ученія,
при 3-хъ классахъ; въ Александровскомъ же училищѣ при
немъ—шестилѣтній курсъ, съ двумя классами. По окончаніи
трехлѣтняго курса, воспитанницы въ полномъ составѣ пере-
ходили въ слѣдующій классъ, хотя бы между ними были и
недостаточно подготовленныя, такъ какъ нельзя же, въ
самомъ дѣлѣ, оставлять воспитанницу въ одномъ классѣ на
6 лѣтъ, т. е. иначе—увеличивать продолжительность обу-
ченія до 12-ти, 15-ти лѣтъ и т. д. Вслѣдствіе этого, мало

успѣвшія въ низшемъ классѣ, въ старшемъ успѣвали ещё
менѣе и, въ концѣ концовъ, окончивъ полный курсъ ученія,
выходили изъ заведенія рѣшительно безъ всякихъ знаній.
Положимъ, для болѣе слабыхъ, не успѣвающихъ ученицъ
устраивались особыя параллельныя отдѣленія; но эти от-
дѣленія, не исправляя малоуспѣшности, только прибавляли
къ ней оскорбленіе достоинства учащихся. Институтъ былъ
строго закрытымъ заведеніемъ; учащихся не отпускали къ
роднымъ не только по большимъ праздникамъ, но даже на
лѣтнія, рождественскія и пасхальныя каникулы. Въ теченіе
девятилѣтняго пребыванія въ институтѣ, онѣ были безу-
словно оторваны отъ родныхъ семействъ. Время ученія ихъ
равносильно было заточенію, и названіе института «мона-
стыремъ» имѣло значительную долю основанія.
Вообще женщинъ въ то время учили «чему нибудь и
какъ нибудь», но меньше всего—наукамъ. Во всѣхъ част-
ныхъ и казенныхъ учебныхъ заведеніяхъ, не исключая
конечно институтовъ, методическое, систематическое обра-
зованіе женщинъ считалось даже вреднымъ для нихъ и въ
моральномъ, и въ физическомъ отношеніи. Западная Европа
также не могла дать никакихъ указаній въ отношеніи орга-
низаціи и постановки образованія женщинъ, потому что оно
тамъ было почти на такой же низкой степени, какъ и у
насъ, въ Россіи.
Но это нисколько не мѣшало Ушинскому имѣть твер-
дый, ясный, опредѣленный взглядъ па задачи и потребности
образованія и воспитанія русскихъ женщинъ. Взглядъ этотъ
проистекалъ изъ пониманія имъ важной и отвѣтственной
роли женщины, какъ активнаго члена семьи и общества.
Поэтому именно онъ съ восторгомъ принялъ предложенный

ему постъ инспектора Смольнаго института, и съ необычай-
ной энергіей взялся за коренное его преобразованіе.
Девятилѣтній срокъ ученія былъ сокращенъ въ семи-
лѣтній, съ годичнымъ курсомъ въ каждомъ классѣ. Обѣ
половины Смольнаго института, т. е. «благородная» и «не-
благородная», сравнены въ отношеніи объема учебнаго
курса и продолжительности ученія. Самому преподаванію,
ведшемуся прежде формально, отрывочно, поверхностно,
приданъ серьезный и систематическій характеръ. Въ млад-
шихъ, напримѣръ, классахъ введено наглядное обученіе,
причемъ родной языкъ положенъ въ основу образованія, не
въ формѣ, конечно, отупляющаго грамматизма, а какъ живой
предметъ, способствующій разностороннему развитію уча-
щихся. Оживлено преподаваніе русской п всеобщей исто-
ріи. Значительное развитіе получило преподаваніе естество-
знанія и географіи. Безцвѣтное преподаваніе математики,
традиціонно признававшейся скучнымъ предметомъ, недо-
ступнымъ для женскаго ума, впервые было поставлено у
насъ, какъ одно изъ самыхъ сильныхъ и могущественныхъ
средствъ для укрѣпленія и развитія логическаго мышленія.
Безжизненная риторика и піитика были замѣнены класс-
ными разборами самыхъ художественныхъ произведеній,
какъ русскихъ, такъ и иностранныхъ, и уже на основаніи
такихъ разборовъ дѣлались теоретическіе выводы. Въ стар-
шемъ же классѣ очень видная роль была отведена исторіи
отечественной литературы, какъ особенно благодарному
предмету въ дѣлѣ развитія вообще и облагороженія эстети-
ческаго чувства въ частности. Кромѣ того, положено было
начало особому педагогическому классу, чтобы дать воз-
можность учащимся основательно знакомиться съ педагоги-

кой и дидактикой не только въ теоріи, но и на практикѣ.
Курсъ этого класса двухлѣтній: первый годъ—теоретиче-
скій, второй—для практическаго преподаванія самими уче-
ницами, подъ руководствомъ учителей, въ особо сформиро-
ванномъ для того элементарномъ классѣ. Короче говоря, отъ
прежняго Смольнаго института осталось лишь одно назва-
ніе: его замѣнило живое, осмысленное учебное заведеніе,
съ кипучею образовательно-воспитательною дѣятельностью.
Въ виду этого, К. Д. Ушинскаго вмѣстѣ съ Н. А.
Вышнеградскимъ, осуществившимъ около того же времени
великій проектъ учрежденія женскихъ гимназій, вполнѣ
справедливо можно назвать основателями нынѣшняго сред-
няго образованія русскихъ женщинъ.
На всю Россію гремѣло имя К. Д. Ушинскаго, какъ
умнаго, энергическаго, талантливаго реформатора-педагога.
Славѣ Ушинскаго особенно много способствовало увлека-
тельное преподаваніе имъ педагогики и дидактики въ обо-
ихъ отдѣленіяхъ Смольнаго института. Вообще талантливый
преподаватель и блестящій ораторъ, онъ вкладывалъ всю
свою душу въ преподаваніе этого предмета, чтобы разъя-
снить своимъ ученицамъ, готовящимся вступить въ жизнь,
великое назначеніе женщины, какъ матери, жены, разумнаго
активнаго члена общества и всей государственной семьи.
Бывшія ученицы Ушинскаго, изъ которыхъ многія
имѣютъ теперь въ томъ же Смольномъ институтѣ дочерей
и даже внучекъ, съ юношескимъ восторгомъ и слезами
благодарности вспоминаютъ объ этихъ прекрасныхъ уро-
кахъ своего учителя. Онѣ удостовѣряютъ, что великіе
завѣты учителя освѣщаютъ имъ жизненный путь, поддержи-
ваютъ ихъ, руководятъ ими до преклонныхъ лѣтъ.

Такой успѣхъ Ушинскаго, въ связи съ литературного
работою, особенно-же даровитымъ и умѣлымъ редактирова-
ніемъ «Журнала Министерства Народнаго Просвѣще-
нія»,—выдвинули К. Д. на самое видное мѣсто и сдѣлали
его душою и центромъ всего мыслящаго столичнаго педа-
гогическаго міра. Ореолу славы Ушинскаго въ это время въ
значительной мѣрѣ способствовалъ также и замѣчательный
успѣхъ первой выпущенной имъ въ свѣтъ учебной книги:
«Дѣтскій Міръ». Книга эта въ первый-же годъ выдержала
три изданія и сразу стала классною книгою во всевозмож-
ныхъ учебныхъ заведеніяхъ.
Замѣчательно, что вся жизнь Ушинскаго, начиная съ
малаго дѣтства и юности и кончая возмужалымъ періодомъ,
представляетъ удивительно рѣзкое чередованіе громкихъ,
яркихъ успѣховъ и жестокихъ неудачъ, тяжелыхъ ударовъ
судьбы. Такъ это случилось и теперь, когда слава Ушин-
скаго, его значеніе и вліяніе, какъ передового русскаго
педагога, достигли своего апогея. Но апогея-же достигла
вмѣстѣ съ тѣмъ и зависть къ Ушинскому. Тѣ именно, кото-
рые считали педагогическое дѣло ремесломъ и средствомъ
къ выслугѣ, съ тревогою и ненавистью слѣдили за возвыше-
ніемъ Ушинскаго, за возрастаніемъ общественнаго его влія-
нія, — и ожесточенно клеветали па него. Были между ними
и вліятельные противники, такъ что въ началѣ 1862 года
Ушинскому не только пришлось оставить инспекторствоу
но даже п оправдываться въ клеветническихъ доносахъ.
Конечно, онъ въ пухъ и прахъ разбилъ клеветническіе
извѣты своихъ враговъ, — уличилъ, опозорилъ ихъ; но
вмѣстѣ съ тѣмъ онъ разбилъ также и свое здоровье. На
составленіе этой крайне непріятной отповѣди потребовалось

около двухъ сутокъ, проведенныхъ Ушинскимъ, почти не
вставая съ мѣста. Въ результатѣ-же оказалось, что, садясь
за оправданіе бодрымъ, здоровымъ, онъ всталъ изъ-за этой
тяжелой работы посѣдѣвшимъ и началъ харкать кровью...
Слишкомъ ужъ сильно принялъ онъ къ сердцу такъ дерзко
и незаслуженно нанесенное ему оскорбленіе!... Очевидно,
на это именно и разсчитывали его враги, такъ какъ
жизнь и дѣятельность Ушинскаго рѣшительно не могли
дать пищи ни для какого реальнаго обвиненія.
Ея Величество Императрица Марія Александровна,
превосходнѣйшія душевныя качества которой такъ обще-
извѣстны и такъ искренно почитаются русскимъ обще-
ствомъ, — лично знала Ушинскаго съ самой безупречной
стороны п очень цѣнила его, какъ человѣка даровитаго,
выдающагося. Ея Величество сама-же указала на Ушин-
скаго, какъ на желательнаго инспектора для Смольнаго
института, а потому и отвергла казуистическіе подходы
клеветниковъ, принявъ знаменитаго русскаго педагога подъ
свое высокое покровительство. По разнымъ соображеніямъ
чисто формальнаго свойства, признано было неудобнымъ
продолжать Ушинскому инспекторскую дѣятельность. Онъ
былъ причисленъ къ IV Отдѣленію Собственной Его Вели-
чества Канцеляріи, съ оставленіемъ прежняго содержанія,
и получилъ заграничную командировку, главнымъ обра-
зомъ, съ цѣлью ознакомленія съ положеніемъ образованія
женщинъ за границею. Но Ушинскій сдѣлалъ несравненно
больше этого.
Заплативъ собственнымъ здоровьемъ за достигнутые
имъ успѣхи въ области учебно-воспитательнаго дѣла, онъ

еще глубже ушелъ въ эту область и достигъ еще болѣе
важныхъ и полезныхъ результатовъ для всего русскаго
школьнаго дѣла. Такъ, напримѣръ, помимо довольно длин-
наго ряда весьма дѣльныхъ п интересныхъ журнальныхъ
его работъ, помѣщавшихся въ разныхъ періодическихъ из-
даніяхъ (каковы, напримѣръ, его «Письма изъ Швейцаріи>,
статьи критическія, полемическія и проч.), въ промежутокъ
времени съ 1864 по 1870 годъ онъ выпустилъ въ свѣтъ
наиболѣе капитальныя свои педагогическія сочиненія,
остающаяся въ силѣ и до сихъ поръ, какъ-то: три части
«Родного Слова», съ соотвѣтствующими имъ «Руководства-
ми», и два тома «Опытовъ педагогической антропологіи»
(«Человѣкъ — какъ предметъ воспитанія»). Достовѣрно так-
же извѣстно, что Ушинскимъ, кромѣ того, были подготовле-
ны матеріалы: а) для третьяго тома «Антропологіи», б) для
новаго выпуска «Родного Слова», посвященнаго исключи-
тельно географіи, и в) для примѣненія «Родного же Слова»
спеціально къ потребностямъ народной школы, т. е. въ видѣ
уже книги для чтенія. Но такъ же достовѣрно извѣстно те-
перь, что этихъ «матеріаловъ» болѣе не существуетъ уже...
Подводя итоги дѣятельности Ушинскаго, нельзя не
признать, что онъ положительно достигъ, такъ сказать,
зенита педагогической славы и своею практическою дѣя-
тельностью, и литературными трудами, и учебными книгами,
и, наконецъ, какъ одинъ изъ организаторовъ и самыхъ
энергическихъ дѣятелей С.-Петербургскаго педагогическаго
общества, пользовавшагося въ то время большимъ автори-
тетомъ и вліяніемъ во всей Россіи. Не занимая никакого
оффиціальнаго положенія въ педагогическомъ мірѣ, оста-
ваясь свободнымъ, независимымъ, Ушинскій такъ высоко

поднялся въ общественномъ мнѣніи, какъ никто и никогда
изъ русскихъ педагоговъ. Это еще при жизни Ушинскаго
вызвало небывало большой спросъ на всѣ его сочиненія,
который остается небывалымъ же и до сихъ поръ.
Въ конечномъ результатѣ оказывается, что, говоря
безъ преувеличенія, положительно невозможно назвать ни-
кого изъ русскихъ дѣятелей, чья популярность могла-бы
сравниться съ популярностью Ушинскаго во всѣхъ слояхъ
русскаго населенія. Со времени выхода въ свѣтъ «Дѣтскаго
Міра», т. е. въ теченіе 35-ти лѣтъ уже, подростающія по-
колѣнія продолжаютъ учиться по книгамъ Ушинскаго, ко-
торый, кромѣ того, своею «Антропологіею» продолжаетъ
еще руководить въ дѣлѣ обученія и воспитанія и лицами,
воспитывающими и пишущими о воспитаніи. Какъ изуми-
тельно велико число лицъ, такъ или иначе поучаемыхъ
Ушинскимъ послѣ его смерти, можно видѣть изъ слѣдую-
щихъ данныхъ. До настоящаго времени книги Ушинскаго
выдержали такое число изданій:
«Родного Слова» вышло изданій: 1-го года—105,
2-го года—83, 3-го года—17; 1-й части «Руководства»
къ «Родному Слову» — 19, 2-й части — 9; 1-й части
«Дѣтскаго Міра» — 30, 2-й части — 25, и «Человѣкъ —
какъ предметъ воспитанія» — 9 изданій.
Названныя изданія за 25-тилѣтній періодъ распростра-
нились въ слѣдующемъ количествѣ экземпляровъ:
Съ 1-го января 1871 г. по декабрь 1895 г. продано:
1-го года «Родного Слова» 4.277,000 экз.; 2-го года—•
3.353,000 экз.; 3-го года—245,000 экз.; «Руководства»
1-й части-76,000 экз., 2-й части—34,000 экз.; 1-й
части «Дѣтскаго Міра» — 778,000 экз., 2-й части —

360,000 экз. 1-го тома книги: «Человѣкъ,—какъ предметъ
воспитанія» (со времени выхода въ свѣтъ)—11,400 экз.,
П-го тома той-же книги—10,900 экз. Даже его «Собра-
ніе педагогическихъ статей» разошлось въ нѣсколькихъ ты-
сячахъ экземпляровъ.
По-истинѣ безпримѣрный у насъ, въ Россіи, авторскій
успѣхъ. Завидная слава! Великая честь!...
Дѣлаетъ честь и русскому народу, что изъ его среды
выдѣлился такой даровитый учитель, все продолжающій и
продолжающій поучать потомство своими безсмертными
трудами. Но потомство это изъ рода въ родъ, изъ поколѣ-
нія въ поколѣніе должно твердо помнить и знать, что за
этотъ славный и блестящій успѣхъ обученія все новыхъ и
новыхъ поколѣній русскаго населенія величайшій изъ рус-
скихъ учителей, Константинъ Дмитріевичъ Ушинскій, за-
платилъ непомѣрно дорогою цѣною, буквально— собствен-
ною жизнью!.. Отъ той горячей любви, отъ того великаго
трудолюбія и заботливости, съ какими онъ одинаково
добросовѣстно писалъ и свою превосходнѣйшую азбуку для
дѣтей, и глубокое по взглядамъ и всестороннее по позна-
ніямъ сочиненіе о человѣкѣ, какъ предметѣ воспитанія,—
отъ всего этого, съ придачею еще огорченій,—и перегорѣ-
ла, преждевременно пресѣклась драгоцѣнная жизнь этого
замѣчательно-одареннаго отъ природы русскаго педагога.
Константинъ Дмитріевичъ умеръ всего на 47 году отъ рож-
денія, оставивъ по себѣ въ полномъ смыслѣ вѣчную, слав-
ную, незабвенную память во всѣхъ слояхъ признательнаго
ему русскаго населенія.
М. Песковскій.

IV.
Ушинскій
объ общественныхъ и антропологическихъ
основахъ воспитанія*).
Когда русскій народъ, обновленный великою реформою
19-го февраля 1861 года, искалъ средствъ для уврачеванія
своихъ многовѣковыхъ язвъ и недуговъ, тогда онъ обра-
тился и къ заботамъ о лучшей постановкѣ образованія
своихъ дѣтей. Въ прошломъ вѣкѣ государство въ своихъ
интересахъ стремилось создать новую породу людей путемъ
системы правительственныхъ учебновоспитательныхъ заве-
деній; послѣ реформы 19 февраля 1861 года весь русскій
народъ стремился возродиться, обновиться, зажить по но-
*) Всѣ мысли и взгляды Ушинскаго, изложенные въ настоящей рѣчи,
заимствованы изъ слѣдующихъ его статей (см. Собраніе педагогическихъ
•сочиненій К. Д. Ушинскаго. Спб. 1875 г.):
О пользѣ педагогической литературы. «
О народности въ общественномъ воспитаніи (самый конецъ статьи).
5-е марта 1861 года.
Проектъ учительской семинаріи.
Общій взглядъ на возникновеніе нашихъ народныхъ школъ.
Введеніе въ педагогическую антропологію.

вому, болѣе свободною, разумною, человѣчною жизнью; къ
тому-же онъ сталъ готовить и своихъ дѣтей. Началась дѣя-
тельная реформаторская педагогическая работа: одни бро-
сились за границу, чтобы поучиться педагогикѣ у болѣе
просвѣщенныхъ и богатыхъ культурнымъ опытомъ сосѣдей;
другіе принялись дома заводить всякія школы; третьи
взялись за сочиненіе и изданіе педагогическихъ книжекъ,
журналовъ н учебниковъ; четвертые дѣятельно хлопотали
объ устройствѣ педагогическихъ кружковъ, съѣздовъ, о
публичномъ и частномъ обсужденіи разныхъ педагогиче-
скихъ вопросовъ. Всюду были оживленіе, дѣятельность,
бодрость. Проглянуло свѣтлое весеннее солнышко, расто-
пило снѣгъ и ледъ, п побѣжали и зажурчали всюду ру-
чейки; мертвый сезонъ кончился.
Всѣ эти реформаторскія начинанія были прекрасны,
но совершенно разрозненны, не было намѣчено никакихъ
общихъ цѣлей и задачъ педагогическимъ стремленіямъ
отдѣльныхъ группъ и лицъ. До эпохи освобожденія, наша
педагогика была крайне слаба: педагогической журна-
листики почти не было, педагогическая литература была
очень скудная, даже литература учебниковъ — и та была
небогата. На обширномъ пустынномъ полѣ россійской
педагогіи показывались лишь время отъ времени отдѣльные
блестящіе огоньки, каковыми были, напримѣръ, Пироговъ,
Рѣдкинъ. Великая-же освободительная реформа сразу
вызвала приливъ силъ къ педагогическому дѣлу, сразу воз-
будила бездну вопросовъ, вывела на свѣтъ Божій давно
скрывавшіяся темныя стороны и семейнаго воспитанія, и
школьнаго образованія. Началась дѣятельная критическая

и творческая работа, но не объединенная и не направ-
ляемая широкими философскими взглядами. Отдѣльные
работники преслѣдовали свои отдѣльныя цѣли, углублялись,
погружались въ нихъ, но не было между ними объединителя
и пастыря, не было знаменосца, не возсталъ еще пророкъ
во Израили. А онъ былъ необходимъ: нужно было связать,
объединить педагогическое движеніе, выяснить его отноше-
ніе къ потребностямъ времени, дать ему научное основаніе.
Такой духовный вождь педагоговъ явился въ лицѣ К. Д.
Ушинскаго.
Ушинскій былъ глубоко проникнутъ отличительнымъ
характеромъ времени, его стремленіями и идеалами, онъ
дѣйствовалъ въ его духѣ и направленіи, уясняя и научно
обосновывая современное ему педагогическое движеніе.
Общество стремилось тогда къ коренному обновленію, оно
само хотѣло работать для своего усовершенствованія, оно
сознавало свои недочеты, видѣло въ себѣ ветхаго человѣка;
но оно требовало самостоятельности, простора, а не распо-
ряженій и опеки. Согласно съ такимъ духомъ времени,
Ушинскій является въ своей педагогикѣ горячимъ обще-
ственникомъ. Его педагогика не есть отвлеченная, схола-
стическая наука, процвѣтающая въ монастырскихъ стѣнахъ,
создаваемая въ тиши кабинетовъ, сторонящаяся отъ жизни
и общественныхъ движеній; напротивъ, это есть живая
общественная наука, идущая рука объ руку съ развитіемъ
общественнаго сознанія. Общественное воспитаніе, по
Ушинскому, только тогда оказывается дѣйствительнымъ,
когда его вопросы становятся общественными вопросами
для всѣхъ и семейными вопросами для каждаго. Система

общественнаго воспитанія, вышедшая не изъ общественнаго
убѣжденія, какъ-бы хитро она ни была задумана, окажется
безсильною и не будетъ дѣйствовать ни на личный характеръ
человѣка, ни на характеръ общества. Она можетъ при-
готовлять техниковъ, но никогда не будетъ воспитывать
полезныхъ и дѣятельныхъ членовъ общества, и если они
будутъ появляться, то независимо отъ воспитанія. Вос-
питаніе должно идти по одной дорогѣ и дѣйствовать за
одно съ другими общественными силами, основывать свои
правила на общественномъ мнѣніи, вмѣстѣ съ нимъ жить и
развиваться. Каждая сколько-нибудь образованная семья
должна поставить педагогическій интересъ однимъ изъ
своихъ насущныхъ интересовъ.
Въ дѣлѣ выработки общественнаго мнѣнія о педагогиче-
скихъ вопросахъ чрезвычайно важна педагогическая лите-
ратура. Она одна только можетъ оживить воспитательную
дѣятельность, придать ей тотъ смыслъ и ту занимательность,
безъ которыхъ она скоро дѣлается машинальнымъ препро-
вожденіемъ времени, назначеннаго на уроки. Она одна
только можетъ возбудить въ обществѣ вниманіе къ дѣлу
воспитанія и дать въ немъ воспитателямъ то мѣсто, которое
они должны занимать по важности возлагаемыхъ на нихъ
обязанностей. Педагогическая литература установляетъ въ
обществѣ, съ одной стороны, правильныя требованія въ
отношеніи воспитанія, а съ другой—открываетъ средства
для удовлетворенія этихъ потребностей.
Какъ высоко цѣнилъ Ушинскій общественный починъ и
самодѣятельность въ дѣлѣ образованія, это особенно ясно
изъ его взгляда на организацію народнаго образованія.

Народную школу Ушинскій считалъ чисто семейнымъ дѣ-
ломъ самого народа, которое всецѣло должно оставаться въ
его рукахъ. Предоставить самому народу организовать свою
школу не значитъ подвергнуть народное образованіе вся-
кимъ случайностямъ, такъ какъ направленіе народа го-
раздо менѣе зависитъ отъ случайностей, чѣмъ направленіе
какой-бы то ни было администраціи. Если есть у насъ
что-нибудь наименѣе случайное, то это именно народъ и
его направленіе; если есть у насъ твердыя религіозныя и
политическія убѣжденія, которыя мы можемъ признать
основами нашего государственнаго и общественнаго быта,
то они, конечно, вышли изъ народа-же, даны народомъ.
Поэтому мысль объ охранѣ въ народѣ и его школѣ рели-
гіозныхъ и государственныхъ убѣжденій сверху и какимъ-
бы то ни было административнымъ путемъ казалась Ушин-
скому, по меньшей мѣрѣ, странною, несоображенною ни
съ характеромъ русскаго народа, ни съ его исторіею. Наде-
женъ только тотъ охранитель, который имѣетъ собственный
интересъ въ охраненіи. Поэтому самое лучшее ввѣрить
охраненіе народныхъ школъ самому народу, а потомъ
духовенству и земству, такъ какъ ихъ назначеніе и инте-
ресы неразрывно связаны съ интересами народа. Адми-
нистрація-же и высшіе слои общества, по Ушинскому,
пусть сохранятъ за собой право содѣйствовать народнымъ
школамъ убѣжденіемъ, разъясненіемъ, примѣромъ, мате-
ріальной) и духовною помощью, но никакъ не принужде-
ніемъ, запрещеніемъ, регламентаціей и т. п. мѣрами.
Требуя предоставленія народныхъ школъ вѣдѣнію
самого народа, Ушинскій, относительно учебныхъ заведе-

ній, назначенныхъ служить потребностямъ болѣе обезпе-
ченныхъ и высшихъ классовъ общества, находилъ совер-
шенно необходимымъ требовать того-же, т.-е. призвать
самихъ родителей къ дѣятельному участію какъ въ устрой-
стве и реформахъ этихъ заведеній, такъ и въ надзорѣ надъ
тѣмъ, чтобы руководители юношества дѣлали то, для чего
они призваны, и чтобы въ заведенія не прокрадывались тѣ
сѣмена, изъ которыхъ выростаютъ горькіе плоды для на-
шихъ-же дѣтей.
Какъ ни плодотворна мысль объ общественности вос-
питанія, но одной ея было недостаточно для направленія
движенія педагогическихъ идей по надлежащему руслу.
Воспитательная деятельность есть дѣятельность не только
живая, тѣсно связанная съ направленіемъ общественной
жизни, но и дѣятельность, опирающаяся на науку, про-
никнутая умственно-культурными элементами, требующая
серьезной, основательной подготовки. Приступать къ вос-
питанію съ легкимъ умственнымъ багажемъ, съ однимъ
личнымъ опытомъ и тактомъ невозможно. Кто хочетъ воспи-
тывать человѣка во всѣхъ отношеніяхъ, тотъ прежде дол-
женъ узнать человѣческую натуру во всѣхъ отношеніяхъ.
Только изучая природу, мы можемъ надѣяться управлять
ею и заставлять ее дѣйствовать сообразно съ нашими цѣ-
лями.
Исходя изъ этихъ соображеній, Ушинскій предложилъ
неслыханную вещь — устройство педагогическихъ или
антропологическихъ факультетовъ для подготовленія педа-
гоговъ. Настаивая на общественности воспитанія, Ушинскій

естественно и научную подготовку педагоговъ видѣлъ въ
изученіи ими наукъ о человѣкѣ, человѣческомъ обществѣ и
всестороннемъ развитіи человѣчества. Въ учебный курсъ
педагогическихъ факультетовъ, по мнѣнію Ушинскаго,
должны были войти: анатомія, физіологія и патологія чело-
вѣка, психологія, логика, филологія, географія, изучающая
землю, какъ жилище человѣка, и человѣка, какъ жильца
земного шара, статистика, политическая экономія и исторія
въ обширномъ смыслѣ, т.-е. исторія религіи, цивилизаціи,
философскихъ системъ, литературъ, искусствъ и собственно
воспитанія въ тѣсномъ смыслѣ слова. Во всѣхъ этихъ нау-
кахъ излагаются, сличаются и группируются факты и тѣ
соотношенія фактовъ, въ которыхъ обнаруживаются свой-
ства предмета воспитанія, т.-е. человѣка.
Мысль Ушинскаго объ устройствѣ педагогическихъ
факультетовъ, о необходимости самой широкой подготовки
педагоговъ казалась многимъ совершенно излишнимъ и
далее страннымъ требованіемъ. Къ чему факультетъ? Не
достаточно-ли хорошей педагогики? Если кто полагаетъ,
что, не изучивъ обширнаго круга медицинскихъ наукъ,
можно съ успѣхомъ лечить по «Домашнему лечебнику»
или «Другу здравія », тотъ въ правѣ думать, что и воспиты-
вать можно по педагогикѣ, безъ предварительнаго изученія
антропологическихъ наукъ. Но простое примѣненіе рецеп-
туры, медицинской или педагогической, безъ предваритель-
наго серьезнаго научнаго образованія, никогда не можетъ
сопровождаться твердыми и постоянными успѣхами, тутъ
будутъ возможны лишь случайные и болѣе или менѣе
удачные отдѣльные опыты излеченія или воспитанія. Об-

ширныя требованія относительно подготовки педагоговъ
вполнѣ отвѣчаютъ обширности н важности педагогическаго
дѣла. Если подъ воспитаніемъ разумѣть только обученіе
чтенію и письму, древнимъ и новымъ языкамъ, матема-
тикѣ, географіи и т. п., безъ всякой мысли о томъ, что-же
достигается такимъ обученіемъ, тогда не будетъ надобности
въ спеціальной подготовкѣ педагоговъ; но за то и самое
дѣло будетъ идти такъ-же, какъ оно идетъ теперь, т.-е.
неудовлетворительно; школа по прежнему останется чи-
стилищемъ, чрезъ всѣ степени котораго нужно пройти
человѣку, чтобы добиться того или другого положенія въ
свѣтѣ, а дѣйствительнымъ воспитателемъ по прежнему
будетъ жизнь, со всѣми ея безобразными случайностями.
Конечно, отъ воспитателя нельзя требовать, чтобы онъ
былъ спеціалистомъ во всѣхъ тѣхъ наукахъ, изъ которыхъ
могутъ быть почерпаемы основанія педагогическихъ
правилъ, но можно и должно требовать, чтобы ни одна
изъ этихъ наукъ не была ему совершенно чуждою, чтобы
по каждой изъ нихъ онъ могъ понимать, по крайней
мѣрѣ, популярныя сочиненія, и стремился пріобрѣсть
всестороннія свѣдѣнія о человѣческой природѣ, за воспита-
ніе которой берется. Ни въ чемъ одностороннее направле-
ніе знаній и мышленія такъ не вредно, какъ въ педаго-
гической практикѣ. Воспитатель, который глядитъ на
человѣка сквозь призму физіологіи, патологіи, психіатріи,
такъ-же дурно понимаетъ, что такое человѣкъ и каковы его
потребности, какъ и тотъ, кто изучилъ-бы человѣка только
въ великихъ произведеніяхъ искусствъ и великихъ истори-
ческихъ дѣяніяхъ и смотрѣлъ-бы на него вообще сквозь
призму великихъ, совершенныхъ имъ, дѣлъ. Односторонній

филологъ еще менѣе способенъ быть хорошимъ воспитате-
лемъ, чѣмъ односторонній физіологъ, экономистъ, историкъ.
Не односторонность-ли филологическаго образованія пусти-
ла въ ходъ множество чужихъ, плохо переваренныхъ фразъ,
которыя, обращаясь теперь между людьми, вмѣсто дѣй-
ствительныхъ, глубоко сознанныхъ идей, затрудняютъ обо-
ротъ человѣческаго мышленія, какъ фальшивая монета
затрудняетъ обороты торговли? Недопонятыя великія,
но чужія мысли несравненно безполезнѣе хотя маленькихъ,
но своихъ.
«Воспитатель долженъ стремиться узнать человѣка,
каковъ онъ есть въ дѣйствительности, со всѣми его слабо-
стями и во всемъ его величіи, со всѣми его будничными
мелкими нуждами и со всѣми его великими духовными тре-
бованіями. Воспитатель долженъ знать человѣка въ семей-
ствѣ, въ обществѣ, среди народа, среди человѣчества и
наединѣ съ своею совѣстью; во всѣхъ возрастахъ, во всѣхъ
классахъ, во всѣхъ положеніяхъ, въ радости и горѣ, въ
величіи и униженіи, въ избыткѣ силъ и въ болѣзни, среди
неограниченныхъ надеждъ и на одрѣ смерти, когда слово
человѣческаго утѣшенія уже безсильно. Онъ долженъ знать
побудительныя причины самыхъ грязныхъ и самыхъ высо-
кихъ дѣяній, исторію зарожденія преступныхъ и великихъ
мыслей, исторію развитія всякой страсти и всякаго харак-
тера. Тогда только онъ будетъ въ состояніи почерпать въ
самой природѣ человѣка средства воспитательнаго вліянія—
а средства эти громадны!»
Если въ университетахъ существуютъ факультеты меди-
цинскіе и камеральные, но нѣтъ педагогическихъ, то это

показываетъ только, что человѣкъ до сихъ поръ болѣе до-
рожитъ здоровьемъ своего тѣла и своего кармана, чѣмъ
своимъ нравственнымъ здоровьемъ, и болѣе заботится о
богатствѣ будущихъ поколѣній, чѣмъ о хорошемъ ихъ воспи-
таніи. Общественное воспитаніе совсѣмъ не такое малое
дѣло, чтобы не заслуживало особаго факультета. Если-же
мы до сихъ поръ, готовя технологовъ, архитекторовъ, ме-
диковъ, филологовъ, математиковъ и другихъ спеціалистовъ,
не готовимъ воспитателей, то не должны удивляться, что
дѣло воспитанія идетъ плохо и что нравственное состояніе
современнаго общества далеко не соотвѣтствуетъ его велико-
лѣпнымъ биржамъ, дорогамъ, фабрикамъ, его наукѣ, тор-
говлѣ и промышленности.
Сравнивая идеи Ушинскаго объ общественномъ ха-
рактерѣ воспитанія и педагогической науки, о необходи-
мости широкой и серьезной подготовки педагоговъ на
антропологическихъ факультетахъ, съ дѣйствительнымъ по-
ложеніемъ педагогическаго дѣла въ настоящее время, когда
въ университетахъ нѣтъ не только педагогическихъ фа-
культетовъ, но даже и каѳедры педагогики, когда учителя
среднихъ учебныхъ заведеній не получаютъ никакой педа-
гогической подготовки, а прямо со студенческой скамьи
переходятъ на учительскую каѳедру, когда у насъ почти
совершенно отсутствуютъ педагогическія общества, съѣзды,
кружки, а педагогическая литература не пользуется широ-
кимъ распространеніемъ, когда педагогическіе вопросы
считаются спеціальными, а не общественными, —сравнивая
идеи Ушинскаго и соотвѣтствующую дѣйствительность,
невольно приходишь къ вопросу: не фантазировалъ-ли, не

грезилъ-ли Ушинскій? Каждому, отдающемуся всей душой
извѣстному дѣлу, положившему на него всѣ силы, такъ
естественно фантазировать, грезить о немъ, мечтать, и
свои надежды и мечты выдавать за серьезныя теоріи и
общественныя требованія. Педагогическія идеи Ушинскаго
не суть-ли простыя утопіи, прекрасныя, но неосуществимыя?
Хорошо ими грезить, но нельзя дождаться ихъ осуществле-
нія въ живой дѣйствительности.
Допустимъ на минуту, что главнѣйшія педагогическія
идеи и стремленія Ушинскаго суть простыя грезы. Но
чрезвычайно важно, для характеристики и пониманія чело-
вѣка, знать, о чемъ онъ грезилъ. Если-же этотъ человѣкъ
•былъ, какъ Ушинскій, вождемъ одного изъ направленій
умственной жизни, то его грезы пріобрѣтаютъ общественное
и историческое значеніе: онѣ показываютъ, къ чему стреми-
лись, чего жаждали, изъ-за чего бились и трепетали сердца
лучшихъ людей извѣстнаго времени, что составляло пред-
метъ ихъ чаяній,' надеждъ и упованій, къ чему влеклись
они—къ свѣту или мраку?
Но основныя идеи Ушинскаго суть-ли грезы и мечты?
Нѣтъ, это настоящія живительныя начала русскаго про-
свѣщенія и русской педагогической науки. Если народное
образованіе когда-либо будетъ дѣломъ дѣйствительно близ-
кимъ и дорогимъ русскому народу, то это случится лишь
подъ условіемъ превращенія его въ семейное дѣло каждаго
и общественное всѣхъ, подъ условіемъ совершенно искрен-
няго и свободнаго обсужденія всякихъ педагогическихъ
вопросовъ въ педагогическихъ обществахъ и печати, подъ

условіемъ широкаго распространенія педагогической пе-
чати и журналистики; если педагогическая наука и под-
готовка учителей когда-либо станутъ на совершенно твердую
почву, то въ томъ лишь случаѣ, когда педагогика будетъ
опираться на обширный кругъ антропологическихъ наукъ
и будущіе педагоги будутъ серьезно и обстоятельно изу-
чать человѣческую природу во всѣхъ главнѣйшихъ ея
свойствахъ и проявленіяхъ, а не только спеціальные пред-
меты своего преподаванія. Иныхъ путей къ созданію твердой
системы народнаго образованія и педагогической науки не
существуетъ.
Заботясь о серьезной подготовкѣ педагоговъ для сред-
нихъ учебныхъ заведеній путемъ учрежденія для нихъ
антропологическихъ факультетовъ, Ушинскій не забывалъ н
народныхъ учителей, и ихъ подготовки. Переживая великую
реформу 19-го февраля 1861 года, Ушинскій думалъ: «Боже
мой, сколько нужно школъ, школъ и школъ для всего этого
народа, возрожденнаго къ гражданской жизни! И не школъ
грамотности только, а такихъ, въ которыхъ-бы народъ
научился употреблять съ пользою для себя н для другихъ
свою свободу». Для хорошихъ-же народныхъ школъ тре-
бовались надлежащимъ образомъ подготовленные учителя,
которыхъ не было. Правильную подготовку народныхъ
учителей Ушинскій признавалъ однимъ « изъ самыхъ важ-
ныхъ государственныхъ вопросовъ» времени. Такой цѣли
должны служить благоустроенныя учительскія семинаріи,
за необходимость которыхъ Ушинскій горячо и ратовалъ.
Онъ былъ однимъ изъ иниціаторовъ ихъ и организаторовъ,
указывавшимъ, на какихъ началахъ и какъ должны бытъ

устроены учительскія семинаріи. Основныя черты органи-
заціи ихъ представлялись Ушинскому въ такомъ видѣ.
Учительскія семинаріи должны быть заведенія за-
крытыя, чтобы серьезнѣе можно было повліять на харак-
теръ и нравственное направленіе семинаристовъ, каковыя
свойства въ народномъ учителѣ особенно важны. Жизнь
въ учительскихъ семинаріяхъ должна быть самая простая
и строгая, безъ свѣтскихъ развлеченій, дѣятельная, сооб-
разно будущему положенію и жизненной обстановкѣ се-
минаристовъ. Не слѣдуетъ основывать семинаріи въ боль-
шихъ городахъ, гдѣ слишкомъ много всякихъ соблазновъ
и мало возможности наблюдать и изучать природу, но не
слѣдуетъ слишкомъ и удалять ихъ отъ центровъ образова-
нія, чтобы всякаго рода культурныя орудія и средства
были подъ рукою. Ученіе семинаристовъ должно быть не
обширное, но энциклопедическое и вполнѣ приноровленное
къ назначенію воспитанниковъ. Въ обширныхъ свѣдѣніяхъ
народному учителю нѣтъ нужды, но сообщаемыя ему свѣ-
дѣнія должны быть совершенно ясны, точны, опредѣленны
и разнообразны. Народный учитель долженъ, по возмож-
ности, владѣть элементами всѣхъ наукъ, искусствъ и ре-
меслъ, чтобы вполнѣ руководить первыми шагами умственной
жизни своихъ учениковъ. При семинаріи должна быть
обширная практическая школа, такъ какъ главная дѣятель-
ность семинаристовъ должна состоять въ практическихъ
занятіяхъ. Время пребыванія въ семинаріи должно быть
не менѣе двухъ лѣтъ и не болѣе четырехъ. Религіозное
и нравственное воспитаніе должно составлять весьма вид-
ную сторону во всемъ строѣ учительскихъ семинарій.

Вообще, Ушинскій полагалъ, что курсы всѣхъ наукъ въ
учительской семинаріи должны быть строго соображены съ
будущимъ назначеніемъ воспитанниковъ и что имъ не слѣ-
дуетъ сообщать безполезныхъ для нихъ высшихъ взглядовъ,
чтобы не нарушить спокойствія ихъ жизни и не сдѣлать
для нихъ тяжелою ихъ дѣятельность.
Мысли Ушинскаго объ устройствѣ учительскихъ семи-
нарій нашли отзвукъ въ правящихъ сферахъ, у насъ стали
устроять учительскія семинаріи, и многое изъ того, что гово-
рилъ Ушинскій объ ихъ организаціи, дѣйствительно было
осуществлено и вошло въ жизнь и практику. Въ этомъ
отношеніи судьба проектированныхъ Ушинскимъ учитель-
скихъ семинарій и педагогическихъ факультетовъ была
весьма различна: первыя возникли на дѣлѣ, вторые остались
лишь pium desiderium Ушинскаго.
Впрочемъ, самъ Ушинскій хорошо понималъ, что его
мысль объ учрежденіи педагогическихъ факультетовъ не
скоро осуществится, если только когда-либо осуществится;
поэтому онъ рѣшился создать для педагоговъ такой факуль-
тетъ своими личными трудами. Онъ написалъ педагогическую
антропологію — сочиненіе, по которому учились психологіи
и педагогіи цѣлыя поколѣнія педагоговъ. Это сочиненіе —
замѣчательное явленіе въ русской учено-педагогической
литературѣ, такъ какъ до нея у насъ не было ничего по-
добнаго по стройности изложенія психолого-философскихъ
и педагогическихъ теорій, по живости и увлекательности
изложенія. Въ своихъ чисто педагогическихъ статьяхъ
Ушинскій затронулъ главнѣйшія явленія педагогической

области, предложивъ опредѣленныя рѣшенія по такимъ
труднымъ и сложнымъ общественно-педагогическимъ вопро-
самъ, каковы вопросы о національномъ образованіи, о
народной школѣ, о нравственной сторонѣ всего воспитанія.
Редактируя сравнительно короткое время оффиціальное
изданіе, «Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія »,
Ушинскій быстро превратилъ этотъ журналъ изъ малочи-
таемаго, сухого и неинтереснаго въ живой органъ обще-
ственно-педагогической и научной мысли и тѣмъ показалъ
примѣръ, каковы должны быть педагогическіе журналъ и
редакторъ. Для дѣтей и подростковъ Ушинскій составилъ
превосходныя руководства: «Родное Слово» и «Дѣтскій
Міръ». Книги Ушинскаго, широко распространившись,
выдержавъ множество изданій, встрѣчались, встрѣчаются и,
надѣемся, долго еще будутъ встрѣчаться и въ рукахъ едва
начинающаго читать школьника, и въ кабинетѣ серьезнаго
ученаго, какъ весьма полезныя и солидныя пособія. По
истинѣ, въ Ушинскомъ совмѣщался цѣлый педагогическій
факультетъ.
Учитель! Народный поэтъ (Некрасовъ) сказалъ сѣяте-
лямъ знанія на ниву народную:
Сѣйте разумное, доброе, вѣчное,
Сѣите! Спасибо вамъ скажетъ сердечное
Русскій народъ.
Учитель! Эти слова и про тебя сказаны, ибо ты,
щедрою рукою разсыпавъ милліоны своихъ книжекъ въ
русскомъ народѣ, сѣялъ въ немъ и разумное, и доброе, и

вѣчное. Мы, твои ученики, вспоминая нынѣ твои идеи и
дѣла, проникнутые сознаніемъ важности и плодотворности
ихъ, изъ глубины души и отъ полноты сердца говоримъ:
тебѣ—вѣчная память; твоимъ дѣламъ и идеямъ — вѣчная
жизнь.
П. Каптеревъ.

V.
Голосъ изъ семьи.
На мою долю выпало сказать нѣсколько словъ отъ лица
матери, подать сегодня скромный голосъ изъ семьи. Чувство
глубочайшей благодарности къ памяти Константина Дмитріе-
вича придало мнѣ рѣшимость подѣлиться моими личными
впечатлѣніями и воспоминаніями о моихъ начальныхъ за-
нятіяхъ съ моей дѣвочкой по книжкамъ: « Родное Слово» и,
отчасти, по «Дѣтскому Міру».
Мои воспоминанія относятся къ 1884 г. Я жила въ
глухой деревнѣ, далеко отъ культурныхъ центровъ. Я еще
не думала о томъ, чтобы готовиться къ настоящимъ заня-
тіямъ съ своей 6-ти-лѣтней дѣвочкой, но ея требованія
опередили мою предусмотрительность. Она сама случайно
научилась читать. Пришлось неизбѣжно подумать о томъ,
чтобы начать съ нею, хотя понемногу, но все-же болѣе
систематическое чтеніе и занятія.
Не будучи подготовленной къ первоначальному обу-
ченіи), я, руководствуясь именемъ К. Д. Ушинскаго, оста-
новилась на «Родномъ Словѣ». «Попробую», подумала я,

и выписала на всякій случай всѣ три книжки «Родного
Слова», а также и «Дѣтскій Міръ». Я начала читать съ дѣ-
вочкой «Родное Слово» въ послѣдовательномъ порядкѣ
расположенія статей. Я сразу поняла, какой богатый
матеріалъ для предстоявшихъ мнѣ занятій заключали въ
себѣ эти маленькія книжки. Статьи для чтенія, картинки для
разсматриванія и для бесѣдъ, подборъ предметовъ для
упражненія въ начальной систематизаціи, маленькія поэти-
ческія статьи и стихотворенія — все это очаровало меня съ
первыхъ-же страницъ. Не съ кѣмъ было поговорить, не
съ кѣмъ подѣлиться своими впечатлѣніями, но мнѣ сразу
показалось, что я обрѣла въ книжкѣ такое сокровище,
которое дастъ мнѣ возможность увѣренно, а не ощупью, отыс-
кать настоящую, правильную дорогу въ моихъ первыхъ
шагахъ педагогической практики, что эти книжки укажутъ
мнѣ истинный, правильный путь. Такое сокровище было
для меня тѣмъ болѣе цѣнно, что я не имѣла возможности
отдавать всего своего времени воспитанію и обученію дѣ-
вочки. Недостатокъ времени не позволилъ-бы мнѣ выбирать,
сравнивать, находить самой подходящій матеріалъ для
чтенія, а тѣмъ болѣе организовать и подбирать матеріалъ
для соотвѣтственныхъ самостоятельныхъ упражненій. Даль-
нѣйшія занятія вполнѣ оправдали мои первыя впечатлѣнія.
Каждый разсказъ «Родного Слова», каждая статейка вызы-
ваетъ въ ребенкѣ опредѣленную мысль, давая или живыя
сцены изъ жизни людей (Вмѣстѣ тѣсно, а врозь скучно),
или характерныя черты того или другого животнаго (Лиса
и Дятелъ, Споръ животныхъ); картинку цѣлаго ряда
метеорологическихъ явленій (Путешествіе воды), или кар-
тинное изложеніе исторіи какого-нибудь производства

(Какъ рубашка въ полѣ выросла). Читая статьи, ребенокъ
все время вращается среди живыхъ образовъ людей или
среди природы.
Задачи для самостоятельныхъ упражненій, сопровож-
дающія статьи въ книгѣ 1-го года, побуждаютъ ребенка
возстановлять въ памяти тѣ или другіе уже знакомые ему
цѣльные образы, классифицировать по группамъ перечи-
сленные въ смѣшанномъ порядкѣ предметы, напримѣръ:
Часъ. Аршинъ. Секунда. Четверть. Рубль. Годъ. Золотникъ
и т. п. Въ книжкѣ 2-го года вопросы, слѣдующіе за
статьями, даютъ еще болѣе обширное поле для самодѣ-
ятельности. Матеріалъ для отвѣтовъ на эти вопросы ребе-
нокъ не всегда можетъ почерпнуть изъ прочитанной статьи;
наведенный статьею на рядъ мыслей извѣстнаго порядка,
онъ часто долженъ давать свои, самостоятельные отвѣты.
Такъ, послѣ статьи «На лугу лѣтомъ» слѣдуетъ вопросъ:
«Что вы видѣли на сѣнокосѣ? Разскажите и сравните съ
тѣмъ, что прочли». За статейкой «Наша улица», слѣдуетъ
вопросъ:«Такова-ли ваша улица?»—Слѣдующія за статьями
загадки, народныя пословицы и поговорки, по содержанію
соотвѣтствующія предшествующей статьѣ, утверждаютъ и
закрѣпляютъ только-что полученныя новыя свѣдѣнія. Сти-
хотворенія въ обѣихъ книжкахъ самыя поэтическія. Кар-
тинки, иногда относящіяся къ тексту, иногда не зависящія
отъ него, разнообразны и представляютъ собою или сю-
жетъ изъ Священной исторіи, или живыя сцены изъ жизни
людей, изъ жизни животныхъ и даютъ обширный матеріалъ
для бесѣды. Въ книгѣ помѣщены и необходимыя молитвы.
Начавъ первое наше систематическое чтеніе по < Род-
ному Слову», изъ него-же мы почерпнули и первыя ука-

занія для рисованія по клѣточкамъ и первые штрихи писанія
по прописямъ.
Читая книгу, дѣвочка всегда сохраняла свою веселость
и оживленность. Интересъ статей приковывалъ ея вниманіе.
Упражненія давали обширную пищу для самодѣятель-
ности, призывая къ работѣ память, воображеніе, способ-
ность размышлять и вдумываться. Дѣвочка невольно чув-
ствовала, что она не получаетъ всѣхъ знаній готовыми, а
какъ будто сама, собственнымъ трудомъ участвуетъ въ
воспроизведеніи этихъ знаній; усвоеніе знаній,, въ силу
этого, получало прочность и основательность, а вмѣстѣ и
большую привлекательность.
Постепенный, почти незамѣтный переходъ отъ пред-
метовъ легкихъ къ болѣе труднымъ, такъ хорошо угады-
вающій постепенность развитія ребенка, постоянно под-
держивалъ живой интересъ ц влеченіе къ занятіямъ, не
давая имъ съ теченіемъ времени застывать или охладѣвать!
Всему этому, мнѣ кажется, я обязана тѣмъ, что ни
тогда, ни впослѣдствіи я не замѣчала въ дѣвочкѣ той раз-
сѣянности, которая такъ часто является препятствіемъ лег-
кому усвоенію знаній. Привычка слушать и вообще зани-
маться сосредоточенно въ сильной степени облегчаетъ
усвоеніе знаній. Привычка къ разсѣянности, такъ часто
встрѣчающаяся въ дѣтяхъ, сильно мѣшаетъ успѣху
занятій. Побѣдить ее, по моему мнѣнію, очень трудно
впослѣдствіи, если съ первыхъ же шаговъ начальнаго
обученія ребенокъ не привыкнетъ сразу останавливать все
вниманіе на предметѣ занятій, какъ-бы ни былъ малъ
этотъ предметъ. Легокъ предметъ, но онъ совершенно доста-
точенъ для непривычныхъ къ сосредоточенности умствен-

ныхъ силъ ребенка. Главный секретъ умѣнья именно
приковать вниманіе ребенка къ предмету занятій за-
ключается, по моему, въ томъ, чтобы найти ту мѣрку,
при которой предметъ занятій или статья для чтенія, давая
умственную пищу ребенку, не обременяли-бы въ то-же
время его умственныхъ силъ хотя-бы сколько-нибудь излиш-
ними трудностями. Это утомляетъ ребенка. Но, съ другой
стороны, и уклоненіе въ другую сторону, доведеніе легкости
занятій до такой степени, что ребенокъ ничуть не вводится
въ сколько-нибудь новыя для него представленія и поня-
тія—тоже плохо.
Не находя себѣ достаточно пищи въ предметѣ са-
мыхъ занятій, ребенокъ начинаетъ скучать, и мысль его
невольно захватываетъ что-нибудь постороннее. Какъ утом-
леніе, такъ и слишкомъ большая легкость, по моему,
одинаково ведутъ къ вредной разсѣянности.
Вотъ этотъ-то секретъ умѣнья найти мѣру интереса и
проведенъ Константиномъ Дмитріевичемъ черезъ все «Родное
Слово». Все въ немъ приноровлено къ умственному круго-
зору ребенка. И какъ легко при этомъ приноравливаться
къ неодинаковымъ дѣтскимъ способностямъ и индивидуаль-
ностямъ. Съ способнымъ ребенкомъ вы можете идти нѣсколько
быстрѣе въ прохожденіи статей, захватывая, напримѣръ,
въ одинъ урокъ все, что помѣщается въ параграфѣ, или
тратить на занятія чтеніемъ менѣе времени. Съ менѣе-же
способными вы будете подвигаться впередъ болѣе медленно.
Но въ томъ и другомъ случаѣ вы не обойдете почти
ничего изъ послѣдовательнаго ряда статей «Родного
Слова», такъ какъ каждая изъ нихъ заключаетъ въ себѣ
вполнѣ доступные пониманію ребенка элементы умственной

пищи. Въ книгѣ нѣтъ ничего схоластическаго, ничего уво-
дящаго мысль ребенка въ совершенно чуждую ему, нежиз-
ненную область. Все просто, все ясно, все можетъ быть по-
нято ребенкомъ, а между тѣмъ, за этими простыми, легкими
разсказами невольно чувствуется глубокая мысль. Хочу
при этомъ остановиться нѣсколько на знакомой всѣмъ
и любимой дѣтьми сказкѣ «О рѣпкѣ». Дѣти живо запоми-
наютъ ее; конечно, видятъ въ ней лишь простой и лег-
кій, забавный разсказъ о томъ, какъ постепенно сзыва-
лись всѣ члены семьи для вытаскиванія рѣпки, какъ
постепенно созваны были всѣ двигающаяся живыя су-
щества всего дома, чтобы вытащить выросшую большую-пре-
большую рѣпку,и какъ, при помощи самаго маленькаго су-
щества—мышки, рѣпка, наконецъ, была вытащена. Запо-
мнивъ эту картину соединенныхъ усилій, дѣти, невольно,
усваиваютъ идею, что тамъ, гдѣ безсиленъ одинъ, усилія
многихъ побѣдятъ трудности; что одна крошечная сила,
приложенная къ другимъ, даетъ побѣду надъ трудностями.
Идеи и понятія—все это, конечно, приходитъ впослѣдствіи.
Но развѣ намъ не важно, когда именно залоги этихъ идей
влагаются въ чистую душу ребенка въ видѣ простыхъ, прав-
дивыхъ по идеѣ, картинъ. Конечно, можно сказать, что сама
жизнь, особенно жизнь въ деревнѣ, среди природы, среди
простыхъ, менѣе осложненныхъ, чѣмъ въ городѣ, условій
даетъ намъ массу сюжетовъ для бесѣдъ и для умственнаго
развитія ребенка. Мы знаемъ, что ребенку необходимо
такъ много узнать впослѣдствіи и изъ жизни природы, и
изъ жизни людей, и потому является желаніе поскорѣе начать
знакомить его съ окружающимъ. Но занятые своими практи-
ческими дѣлами, развѣ мы имѣемъ время обдумать планъ

и систему этихъ занятій, а затѣмъ развѣ многіе обладаютъ
талантомъ, который необходимъ для исполненія этой трудной
задачи,—талантомъ, способнымъ понять и представить себѣ
дѣтскую душу, уловить способность и постепенность раз-
витія ея для усвоенія знаній, — талантомъ, умѣющимъ изъ
безконечнаго окружающаго матеріала выбрать то, что соот-
вѣтствуетъ душевнымъ свойствамъ ребенка. Матеріалъ этотъ
именно безконеченъ, и легко затеряться въ немъ. Я лично
всегда придерживалась съ дѣтьми правила знакомить
лишь съ тѣмъ, способность пониманія чего ясно выразилась
въ задаваемыхъ ребенкомъ вопросахъ. Не знаю, правиленъ-
ли былъ мой способъ дѣйствія, но страхъ загромоздить
душу ребенка матеріаломъ, который онъ еще неспособенъ
переработать въ достаточной степени, заставлялъ меня
продолжать принятый способъ дѣйствія. Константинъ
Дмитріевичъ въ высшей степени обладалъ талантомъ
пониманія душевной жизни ребенка и талантомъ выбора
матеріала, и онъ далъ намъ планъ постепеннаго развитія
кругозора ребенка.
И такъ, разнообразный матеріалъ и содержательность
разсказовъ, талантъ въ расположеніи статей постепенно
возрастающей серьезности и всего матеріала для занятій,
широкое поле для самодѣятельности ребенка, поэтическія
стихотворенія, прекрасный подборъ загадокъ и народныхъ
пословицъ и поговорокъ, а затѣмъ общая художественность
изложенія,—указаны мною какъ элементы, поддерживающіе
и возбуждающіе постоянный интересъ въ ребенкѣ къ
чтенію и занятіямъ. Художественность изложенія такова,
что невольно приходятъ на память слова нашего великаго
художника-писателя о нашемъ родномъ языкѣ въ одномъ

изъ стихотвореній въ прозѣ, озаглавленномъ: «Русскій
языкъ». Позволю себѣ привести здѣсь эти немногія, но силь-
ныя слова: «Во дни сомнѣній, въ дни тягостныхъ раздумій
о судьбахъ моей родины—ты одинъ мнѣ поддержка и опора,
о великій, могучій, правдивый и свободный русскій языкъ!
Не будь тебя, какъ не впасть въ отчаяніе при видѣ всего7
что совершается дома. Но нельзя вѣрить, чтобы такой
языкъ не былъ данъ великому народу». И вотъ, этотъ-^то
дѣйствительно чисто русскій языкъ дѣти узнаютъ съ пер-
выхъ шаговъ вступленія въ область грамотности. Этотъ
языкъ кладетъ, по моему, основательный залогъ развитія
въ ребенкѣ чувства художественнаго чутья п той высокой
вѣры въ силу народную, о которой говоритъ незабвенный
И. С. Тургеневъ.
Въ началѣ я сказала, что взяла книги К. Д. Ушинскаго
лишь для того, чтобы попробовать по нимъ заниматься.
Проба эта оказалась такою, что, послѣ занятій по двумъ
первымъ книгамъ «Родного Слова, я перешла къ третьей.
Рядомъ чисто логическихъ разсужденій, рядомъ бе-
сѣдъ, сопровождаемыхъ вопросами, въ этой книгѣ Кон-
стантинъ Дмитріевичъ постепенно вводитъ въ обстоятельный
курсъ грамматики. Основной темой этихъ логическихъ раз-
сужденій онъ беретъ послѣдовательные отрывки изъ на-
чала всѣмъ хорошо знакомой поэтической сказки Пушкина
«О рыбакѣ и рыбкѣ».
Какъ будто и въ этихъ логическихъ разсужденіяхъ
въ вопросахъ объ усвоеніи такого сухого предмета, какимъ
считается грамматика, Константинъ Дмитріевичъ не
хотѣлъ вполнѣ отрѣшить ребенка отъ поэтическаго элемента.
Подробно останавливаясь на каждомъ членѣ предложенія,

на каждой части рѣчи и знакахъ препинанія, постоянно
возстановляя въ памяти ребенка, путемъ самыхъ разно-
образныхъ вопросовъ, пройденное, — Константинъ Дмитріе-
вичъ даетъ возможность прочно и всесторонне ознакомиться
съ предметомъ и прочно утвердиться въ усвоенныхъ прави-
лахъ. Я не знаю грамматики, которая заключала-бы въ себѣ
болѣе разностороннюю разработку вопроса въ такой ясной,
доступной дѣтскому пониманію формѣ, съ такимъ обшир-
нымъ матеріаломъ и для учащаго.
Руководительству этой книги я обязана тѣмъ, что моя
дѣвочка, безъ всякихъ трудныхъ заучиваній, безъ всякаго
непріятнаго чувства къ сухости научнаго предмета, назы-
ваемаго грамматикою, овладѣла этимъ предметомъ настолько,
что, поступая въ третій классъ гимназіи въ десятилѣтнемъ
возрастѣ, писала вполнѣ безошибочно, дѣлала синтакси-
чески и этимологическій разборы безъ всякихъ затруд-
неній.
Занятія по «Родному Слову» положили прочный
фундаментъ ея знанію родного языка и. я увѣрена, также
и умѣнью ясно, просто и свободно выражать свои мысли
словесно и въ задаваемыхъ сочиненіяхъ.
Я еще не упомянула о томъ, что въ двухъ Руко-
водствахъ къ «Родному Слову» я встрѣтила много цѣн-
ныхъ указаній и взглядовъ какъ по общимъ педагогиче-
скимъ вопросамъ, такъ и въ смыслѣ руководства въ за-
нятіяхъ по «Родному Слову».
Въ заключеніе позволю себѣ сказать нѣсколько словъ о
книгѣ «Дѣтскій Міръ». Не есть-ли это цѣлый рядъ
умно, серьезно составленныхъ статей почти научнаго
содержанія?.. Какъ многому серьезному можно научить по

нимъ, толково читая съ ребенкомъ статьи, сопровождая
эти чтенія живыми, содержательными бесѣдами!.. Матеріалъ
для такого рода бесѣдъ —самый обширный, цѣнный, разно-
образный .
Думаю и надѣюсь, что если не всѣ, то большинство
изъ занимающихся съ своими дѣтьми матерей раздѣляютъ
мои чувства глубочайшей благодарности къ высокота-
лантливому нашему общему учителю, и мнѣ остается только
пожалѣть, что мои силы слишкомъ слабы для того, чтобы
стать настоящею выразительницей того общаго значенія,
какое имѣетъ Константинъ Дмитріевичъ Ушинскій для
дорогихъ намъ занятій съ нашими дѣтьми.
Е. Корсакова.

VI.
Дѣятельность К. Д. Ушинскаго
ВЪ СМОЛЬНОМЪ ИНСТИТУТѢ.
По личнымъ воспоминаніямъ автора *).
Я попалъ въ Смольный институтъ въ 1860 году, какъ
разъ въ самый разгаръ его реформы, совершаемой по про-
екту К. Д. Ушинскаго, который былъ въ то время инспек-
торомъ института. Чтобы лучше оцѣнить все значеніе ре-
формы, предпринятой Ушинскимъ, необходимо хоть бѣгло
взглянуть на прошлое, до-реформенное время этой alma
mater всѣхъ женскихъ учебныхъ заведеній въ Россіи, съ
среднимъ общеобразовательнымъ курсомъ. Смольный, въ
теченіе ста лѣтъ, служилъ у насъ образцомъ для устрой-
ства всевозможныхъ женскихъ учебныхъ заведеній. По об-
разцу Смольнаго устроялись у насъ всѣ прочіе женскіе
институты, всѣ такъ-называемые образцовые пансіоны для
дѣвицъ, даже пріюты, училища для дѣвицъ духовнаго зва-
нія, даже частные женскіе пансіоны — всѣ были не что
*) Доложено въ < С-Петербургскомъ общественномъ собраніи педаго-
говъ» 20-го декабря 1895 года.

иное, какъ миніатюрный снимокъ съ того-же Смольнаго^
Оно и понятно: первыя учредительницы, начальницы, вос-
питательницы, учительницы такихъ заведеній были смо-
лянки; онѣ-то и принесли съ собой въ новыя учебныя за-
веденія тѣ порядки, тѣ взгляды, съ которыми сроднились,
бывши въ институтѣ. Если мы прибавимъ къ сказанному,
что Смольный въ теченіе ста лѣтъ (1764 —1864 гг.),. вы-
пустилъ до 7,000 дѣвицъ, сдѣлавшихся впослѣдствіи ма-
терями семействъ и воспитательницами, которыя взлелѣяли
нѣсколько новыхъ поколѣній, посѣявъ въ нихъ тѣ сѣмена,
которыя сами получили, то станетъ понятнымъ, почему мы
придаемъ такое важное значеніе Смольному институту.
Первообразомъ для Смольнаго института послужилъ
женскій французскій институтъ Сен-Сиръ. Онъ былъ
основанъ въ 1668 г., по внушенію де-Ментенонъ, Людо-
викомъ XIY, близъ Версаля, для воспитанія дочерей фран-
цузскаго дворянства, разореннаго безпрерывными вой-
нами. Въ началѣ это заведеніе было чѣмъ-то въ родѣ поэ-
тической забавы для короля. Онъ являлся туда среди
избранной толпы пышныхъ царедворцевъ, любовался
искусствомъ и граціей, съ которыми воспитанницы разыгры-
вали трагедіи Расина, съ наслажденіемъ прислушивался
къ чистымъ звукамъ дѣтской любви, выражавшейся въ пѣ-
ніи гимновъ, музыки Люлли, окружалъ воспитанницъ рос-
кошью, приставилъ къ нимъ прислугу въ королевской
ливреѣ, далъ заведенію великолѣпный гербъ, усѣянный
царственными лиліями, даже велѣлъ выбить въ честь Сен-
Сира медаль. Онъ говорилъ Расину и Буало, что основа-
ніе этого института—событіе слишкомъ важное для того,,
чтобы они не упомянули о немъ въ исторіи его царствова-

нія. Но такое устройство Сен-Сиръ сохранилъ только до
1707 года, когда онъ былъ преобразованъ въ настоящій
монастырь, гдѣ не было другихъ воспитательницъ и на-
ставницъ, кромѣ монахинь, и откуда немногія изъ воспи-
танницъ возвращались въ свои семейства или выходили
замужъ; большинство-же принимало монашескій санъ. Вы-
ходя изъ Сен-Сира, воспитанницы знали въ совершенствѣ
рукодѣлія, свой родной языкъ и не читывали никакой дру-
гой книги, кромѣ молитвенника. Институтъ замеръ въ своихъ
стѣнахъ, и въ 1793 г. національное собраніе уничтожило
его. Родители разобрали своихъ дочерей, а монахини раз-
брелись въ разныя стороны. Онъ былъ обращенъ сначала
въ военный госпиталь, потомъ, въ 1800 году, въ школу
для мальчиковъ, а нѣсколько лѣтъ спустя —въ спеціально-
военную школу, которая существуетъ и до сихъ поръ.
Первою начальницею нашего Смольнаго была францу-
женка, Софія де-Лафонъ, которая, по преданію, сама вос-
питывалась въ Сен-Сирѣ и очень естественно старалась
дать Смольному направленіе, полученное ею въ Сен-Сирѣ *).
*) Свое названіе получилъ Смольный институтъ отъ деревни Смоль-
ной, существовавшей на мѣстѣ нынѣшнихъ зданій института въ началѣ
XVIII ст. и славившейся СВОИМИ дегтярными заводами. Близъ деревни
Смольной въ 1720 г. Петръ Великій построилъ загородный дворецъ, ко-
торый также получилъ названіе Смольнаго и служилъ обыкновеннымъ мѣ-
стомъ пребыванія великой княжны Елизаветы Петровны. По вступленіи
ея на престолъ, Смольный дворецъ опустѣлъ, а въ 1748 г. на его мѣстѣ
былъ заложенъ Воскресенскій дѣвичій монастырь, при которомъ въ 1764
году было открыто училище для дѣвицъ. Замѣчательно, что, въ продолженіе
столѣтняго существованія, Смольный находился подъ высокимъ покровитель-
ствомъ четырехъ императрицъ: Екатерины II Великой (1764—1796), Маріи
Ѳеодоровны (1796—1828), Александры Ѳеодоровны (1828 —1860) и Маріи
Александровны (1860—1880), и подъ управленіемъ также только четырехъ
начальницъ: де-Лафонъ, Пальменбахъ, фонъ-Адлербергъ и М. Н. Леонтьевой.
Болѣе чѣмъ по 25 лѣтъ управляли заведеніемъ де-Лафонъ и Леонтьева.

Смольный возникъ у насъ въ 1764 г., т. е. слишкомъ
130 лѣтъ тому назадъ. Увлекшись блестящею мыслью Бец-
каго воспитать или, лучше, создать въ Россіи новую породу
людей, Императрица Екатерина Великая 12-го марта
1764 г. писала въ генеральномъ учрежденіи о воспитаніи
обоего пола юношества: «просвѣщенный науками разумъ
не дѣлаетъ еще добраго и прямого гражданина, но во мно-
гихъ случаяхъ паче во вредъ бываетъ, если кто отъ самыхъ
нѣжныхъ юности своей лѣтъ воспитанъ не въ добродѣ-
теляхъ, и твердо оныя въ сердце его не вкоренены. По-
сему ясно, что корень всему злу и добру—воспитаніе. До-
стигнуть-же сего послѣдняго съ успѣхомъ и твердымъ
исполненіемъ не инако можно, какъ избрать средства къ
тому прямыя и основательныя, т. е. произвести сперва
способомъ воспитанія, такъ сказать, новую породу или но-
выхъ отцовъ и матерей, которые дѣтямъ своимъ тѣ-же
прямыя и основательныя воспитанія правила въ сердце
вселить могли, какія они получили сами, и отъ нихъ дѣти
передали паки своимъ дѣтямъ, и такъ слѣдуя изъ родовъ
въ роды въ будущіе вѣка». А уже 5-го мая того-же года
Императрица подписала указъ Сенату о воспитаніи 200
благородныхъ дѣвицъ въ С.-Петербургѣ, при Воскресен-
скомъ дѣвичьемъ монастырѣ. «Для пользы всего государ-
ства,— говорится въ немъ,—учреждены разныя воспита-
тельныя училища для благороднаго юношества на казен-
номъ иждивеніи; равное имѣя попеченіе о благородныхъ
дѣвицахъ, восхотѣли мы учредить такое-же воспитаніе...
Повелѣваемъ Сенату разослать (уставъ) по всѣмъ губер-
ніямъ, провинціямъ и городамъ, дабы, вѣдая о семъ новомъ
учрежденіи, каждый изъ дворянъ могъ дочерей своихъ въ

младенческихъ лѣтахъ препоручить сему отъ насъ учреж-
денному воспитанію».
Такимъ-то образомъ состоялось основаніе перваго жен-
скаго института въ Россіи, который сталъ слыть подъ
именемъ Смольнаго монастыря, а на оффиціальномъ язы-
кѣ — Воспитательнымъ Обществомъ благородныхъ дѣвицъ.
По уставу, выработанному Бецкимъ, чтобы создать
новую породу матерей, внѣ всякаго соприкосновенія съ
тогдашней дворянской семьей, признанной государствомъ
неспособною дать надлежащее воспитаніе своимъ дѣтямъ, —
весь воспитательный періодъ дѣвочки былъ раздѣленъ на
четыре класса или возраста; въ каждомъ дѣти просиживали
по три года, и всѣ переходили изъ класса въ массъ, не-
смотря на степень познанія въ наукахъ. Родители или
родственники, опредѣливъ дѣвочку, должны были дать пись-
менное обязательство въ томъ, что они, до истеченія
12-ти-лѣтняго срока, ни подъ какимъ видомъ обратно тре-
бовать её не станутъ. Въ первомъ возрастѣ (отъ 6-ти до 9-ти
лѣтъ) для ученья назначались катихизисъ, россійскій и
иностранный языки, ариѳметика, рисованіе, танцованіе,
музыка вокальная и инструментальная, шитье и вязанье
всякаго рода; во второмъ (отъ 9 до 12 лѣтъ) къ этому при-
бавлялась географія съ исторіей и нѣкоторая часть эконо-
міи и домостроительства; въ третьемъ (отъ 12 до 15 лѣтъ)
прибавлялось чтеніе историческихъ и нравоучительныхъ
книгъ, часть архитектуры и геральдики, какъ науки, не-
обходимой для развитія чувства чести въ благородномъ
званіи; въ четвертомъ возрастѣ (отъ 15 до 18 лѣтъ) назна-
чалось дѣвицамъ «повторить ученіе одною практикою».
Бо́льшую часть времени онѣ должны употреблять еще и

на другія занятія: «дежурить понедѣльно по хозяйству,
вести записку расходамъ, договариваться съ поставщиками
о припасахъ, каждую недѣлю дѣлать разсчетъ и при себѣ
производить платежъ, опредѣлять цѣну всякому товару по
его качеству, смотрѣть, чтобы во всемъ наблюдаемъ былъ
совершенный порядокъ п чистота». Кромѣ того, по двѣ
дѣвицы должны были каждый день дежурить въ другихъ
классахъ, какъ помощницы учительницы: «и отъ сей
практики навыкнуть заблаговременно, какъ имъ, будучи
матерями, обучать дѣтей своихъ, и въ собственномъ своемъ
воспитаніи найдутъ себѣ великое вспоможеніе, въ какомъ-
бы состояніи имъ жить ни случилось».
Центральными предметами обученія являлись: фран-
цузскій языкъ, танцы и музыка, — какъ приличествуетъ свѣт-
скимъ барышнямъ благороднаго сословія; рукодѣлія и до-
моводство,— какъ необходимыя для будущихъ хозяекъ. Го-
ворили чаще на французскомъ языкѣ, чѣмъ на русскомъ;
даже исторія и географія преподавались на французскомъ
языкѣ. Родной языкъ былъ въ пренебреженіи; ариѳметикѣ
давалась очень незавидная роль: предписывалось обучать
этой наукѣ благородныхъ дѣвицъ съ тою единственною
цѣлью, чтобы «впредь содержать въ добромъ порядкѣ до-
машнюю экономію».
Для занятій съ воспитанницами назначались исключи-
тельно учительницы. Вмѣстѣ съ надзирательницами, онѣ
должны были быть всегда при дѣтяхъ, «съ утра до вечера».
Общее и особенное вниманіе какъ начальницы, такъ и
учительницъ и воспитательницъ было направлено преиму-
щественно на физическое и нравственное воспитаніе. Подъ
вліяніемъ идей Локка и Фенелона, инструкція по этой

части, составленная Бецкимъ, и въ наше время можетъ
выдержать педагогическую критику. По мыслямъ Бецкаго,
здоровая пища и хорошій воздухъ суть главныя условія
здоровья; за чистотою и опрятностью слѣдуетъ слѣдить
неуклонно; воздержанность и работа суть лучшія лекарства
для человѣка; съ этою цѣлью дѣвицы, особенно въ стар-
шихъ классахъ, должны, по возможности, обходиться безъ
прислуги и сами одѣваться, сами вязать себѣ чулки и шить
платья. Труды соединялись съ играми, дабы сохранять въ
дѣтяхъ силу, бодрость и веселость духа, столь нужную и
для здоровья, и для доброты сердца. Начальникамъ говори-
лось: «Хотя благоразуміе и искусство будутъ непремѣн-
нымъ основаніемъ всѣхъ поступковъ начальницы, однако-
же надлежитъ соединять ихъ съ кротостью, а наипаче съ
непринужденною веселостью, дабы симъ способомъ отвра-
щать и отъ дѣвицъ и самый видъ всего того, что скукою,
грустью или задумчивостью назваться можетъ». Строгость
въ обращеніи съ дѣвицами вообще не допускалась: «На-
прасно и не по важности вины употребляемая стро-
гость бываетъ обыкновенно поводомъ къ преступленію,
совершенно отвергаетъ порядокъ добраго воспитанія и
приводитъ въ уныніе питомца». Главнымъ средствомъ
исправленія провинившихся служило пристыженіе предъ
цѣлымъ классомъ. Вообще-же предписывалось обращаться
съ дѣвицами кротко, безпристрастно, «чтобы отъ самаго
юношества и до возраста пріучаемы были къ добродѣ-
телямъ, учтивости, ласковымъ и пріятнымъ разговорамъ не
только съ равными, но и съ самыми послѣдними, какого-бы
званія кто ни былъ- Черезъ такое доброе поведеніе и по-
ступки, при первомъ ихъ въ свѣтъ вступленіи, учинятся онѣ

отличными въ обществѣ», подъ которымъ надо понимать
свѣтскія собранія, замѣнившія Петровскія ассамблеи.
Относительно внутренней жизни первыхъ институтокъ,
мы находимъ указанія въ письмахъ самой Императрицы
Екатерины II къ Вольтеру. Приводимъ, напр., отрывки
изъ письма ея отъ 23-марта 1772 года. «Ничто не можетъ
быть полезнѣе для нашей обители, какъ ваше предложеніе.
Дѣвицы наши играютъ комедіи и трагедіи: прошедшій годъ
онѣ играли Заиру, на масляницѣ представляли Земиру,
русскую трагедію, самую лучшую изъ трагедій г. Сумаро-
кова, о которомъ вы вѣрно слыхали. Вотъ какъ раздаютъ
имъ роли изъ театральныхъ пьесъ: имъ говорятъ, что бу-
дутъ играть такую-то пьесу, и спрашиваютъ, кто хочетъ
играть такую-то роль. Часто случается, что цѣлая комната
дѣвицъ выучиваетъ одну роль. Послѣ этого выбираютъ изъ
нихъ ту, которая лучше всѣхъ представляетъ ее. Тѣ, ко-
торыя играютъ роль мужчинъ, надѣваютъ въ комедіяхъ
родъ длинныхъ фраковъ, называемыхъ у насъ модными.
Въ трагедіи легко можно одѣвать нашихъ героевъ со-
образно съ пьесою и съ ихъ состояніемъ. Роли стариковъ —
самыя трудныя и играются очень худо: большой парикъ и
палка не прибавляютъ лѣтъ молодости; эти роли до сихъ
поръ были немного холодны. У насъ представляли въ ны-
нѣшнюю масляницу прелестнаго Пентаметра, оригиналь-
наго Блеза, Курнильякскую Удивительную Даму и много
другихъ пьесъ».
Вообще, судя по различнымъ документамъ, напечатан-
нымъ въ «Хроникѣ» Р—ой *), первыя наши институтки
*) Нина Р—ая. «Хроника Смольнаго монастыря въ царствованіе
Императрицы Екатерины II». Спб. 1894 г.

проводили время довольно весело: то онѣ играли пьесы,
то устраивали концерты, балеты, маскарады, во время ко-
торыхъ одѣвались обыкновенно весталками. Нерѣдко уча-
ствовали онѣ въ придворныхъ праздникахъ; иногда гуляли
въ Лѣтнемъ саду, куда привозили ихъ по Невѣ въ разукра-
шенныхъ лодкахъ. Современники того времени пишутъ, что,
по случаю посѣщенія смолянками Лѣтняго, любопытство
публики было такъ велико, что вся набережная, весь
Лѣтній садъ были буквально засыпаны народомъ. Однажды
старшія дѣвицы были на балу у Бецкаго, который, сверхъ
того, устраивалъ для нихъ различныя зрѣлища. Въ Смоль-
номъ бывали и такого рода праздники: по случаю особенно
радостныхъ дней во дворцѣ, дѣвицы кормили у себя ни-
щихъ, раздавали имъ мелкую серебряную монету и куски
полотна. Это дѣлалось для того, чтобы развить въ нихъ
милосердіе и состраданіе къ бѣднымъ. На публичныхъ экза-
менахъ дѣвицы обыкновенно говорили привѣтственныя рѣчи
на французскомъ и русскомъ языкахъ, показывали свои
работы: рукодѣлья, рисунки, архитектурные чертежи,
образцы токарнаго и рѣзного искусства. Блескъ, роскошь
и похвалы, которыми обыкновенно сопровождались празд-
ники въ Смольномъ, едва-ли гармонировали съ возвышен-
ными идеями Бецкаго, направленными къ воспитанію скром-
ныхъ труженицъ, будущихъ матерей семействъ, добрыхъ
гражданокъ и вообще образованныхъ женщинъ.
Нельзя упрекнуть императрицу Екатерину II въ томъ,
что она думала о воспитаніи только дворянскихъ дочерей.
Съ основаніемъ Академіи Художествъ, она мечтала обра-
зовать въ Россіи особое свободное сословіе, приравнивая
его къ французскому tiers etat; но для полноты необходимо

было ввести въ это сословіе и женщинъ, воспитанныхъ по-
добнымъ-же образомъ. 13-го января 1765 года Импе-
ратрица подписала новый указъ: «для пользы общества
требуется, чтобы всякаго чина и женскій полъ воспитанъ
былъ въ добронравіи и въ приличныхъ состоянію его зна-
ніяхъ и рукодѣліяхъ. Въ Воскресенскомъ монастырѣ, въ
особливо отдѣльномъ строеніи, учредить училище для мало-
лѣтнихъ дѣвушекъ (мѣщанскаго званія) подъ управленіемъ
главной начальницы и правительницы (Общества благород-
ныхъ дѣвицъ)... дабы благоучрежденнымъ воспитаніемъ
обоего пола юношества произвелось новое порожденіе, отъ
котораго-бы прямыя правила воспитанія непрерывнымъ
порядкомъ въ потомство переходить могли».
Такимъ образомъ явилось Мѣщанское отдѣленіе при
Воспитательномъ Обществѣ благородныхъ дѣвицъ. Главныя
основанія физическаго и нравственнаго воспитанія и тамъ
полагались тѣ-же. Принимались только шестилѣтнія дѣ-
вочки и воспитывались до восемнадцати-лѣтняго возраста.
Раздѣлялись онѣ также на четыре класса. Обучались Закону
Божію, русскому и иностраннымъ языкамъ, ариѳметикѣ,
рисованію, танцамъ, рукодѣлію, музыкѣ и пѣнію, если къ
нимъ оказывались способности. Кромѣ того, пріучались
«къ домостроительству», т.-е. къ хозяйству, и въ четвер-
томъ классѣ должны были быть употребляемы ко всякимъ
женскимъ рукодѣліямъ и работамъ, т.-е. «шить, ткать,
вязать, стряпать, мыть, чистить и всю службу экономическую
исправлять». Довольно странная судьба ожидала этихъ
свободныхъ гражданокъ по окончаніи курса: однѣ изъ нихъ
выдавались замужъ за мелкихъ чиновниковъ, художниковъ
и придворныхъ лакеевъ, другія поступали въ услуженіе въ

Общество благородныхъ дѣвицъ за опредѣленное жало-
ванье, третьи оставались въ мѣщанскомъ отдѣленіи до' 21-го
года, когда выпускались на волю съ аттестатомъ.
По кончинѣ Императрицы Екатерины II, покровитель-
ницею Смольнаго стала незабвенная Марія Ѳеодо-
ровна, управлявшая институтомъ съ 1796 по 1828 годъ.
Гуманная, великодушная, принимавшая близко къ сердцу
интересы дѣтей и ихъ родителей, Императрица Марія
Ѳеодоровна не могла не замѣтить, что система воспитанія
Бецкаго, по теоріи обѣщавшая много, въ практикѣ жизни
далеко не оправдывалась. Дѣти. въ самомъ нѣжномъ воз-
растѣ, совершенно оторванныя на 12 лѣтъ отъ своихъ се-
мействъ, не могли развить въ себѣ святыхъ чувствъ се-
мейной любви къ родителямъ и къ своимъ кровнымъ род-
нымъ, дѣлались напыщенными, холодными, сухими по
сердцу. Не соприкасаясь нисколько съ обществомъ, онѣ
оставались въ невѣдѣніи всѣхъ общественныхъ условій, а
потому пріобрѣтали ложный взглядъ на свои отношенія къ
семьѣ и обществу; не находя, по выходѣ изъ заведенія,
того, чего ожидали, онѣ становились какъ-бы чужими,
разочарованными, безсильными. Вотъ почему Марія Ѳео-
доровна старалась, насколько могла, хотя отчасти ввести
или, по крайней мѣрѣ, усилить семейное начало въ воспи-
таніи институтокъ. Съ этою цѣлью она сократила срокъ
пребыванія дѣвицъ съ 12 на 9 лѣтъ, раздѣливъ ихъ на
три трехлѣтніе класса: кофейный, голубой и бѣлый; дѣ-
вочекъ стали принимать несъ 6-ти, а 9 — 10-ти-лѣтняго
возраста; были допущены свиданія институтокъ съ роди-
телями и родственниками въ опредѣленные дни и часы,
хотя и не иначе, какъ въ общей залѣ, въ присутствіи

классныхъ дамъ; многія малознающія учительницы были
замѣнены учителями съ университетскимъ образованіемъ;
было обращено вниманіе на тщательный выборъ классныхъ
дамъ, отъ которыхъ требовалось материнское отношеніе къ
дѣвицамъ; на каждую классную даму возлагалось воспи-
таніе не болѣе 20—30 дѣвицъ. Но, при всѣхъ добрыхъ
желаніяхъ Императрицы, могла-ли мать такого огромнаго
семейства дѣлить свою любовь поровну между всѣми?.. Въ
1803 г. при Обществѣ благородныхъ дѣвицъ были учреж-
дены пепиньеры. Это были бѣднѣйшія и лучшія воспитан-
ницы, которыя, по окончаніи курса, оставались еще на годъ
въ заведеніи, получая жалованье по 200 р. въ годъ и го-
товясь въ гувернантки. И мѣщанское училище при новой
высокой покровительницѣ подверглось коренному преобра-
зованію. По окончаніи войны 1812 г. осталось много си-
ротъ. Надобно было позаботиться и о нихъ. И вотъ, въ
1814 году, по волѣ Маріи Ѳеодоровны, стали принимать
въ мѣщанское отдѣленіе дочерей военныхъ до чина под-
полковника; срокъ пребыванія въ немъ ограниченъ 6-ю
годами; пепиньеры заведены и при военно-мѣщанскомъ
отдѣленіи.
Здѣсь кстати упомянуть, что сердобольная и просвѣ-
щенная Императрица Марія Ѳеодоровна заботилась не
объ одномъ только Смольномъ институтѣ. Такъ, въ 1797 г.
она открыла въ Петербургъ на собственныя средства
сиротское училище на 50 бѣднѣйшихъ сиротъ мѣщан-
скаго сословія, вскорѣ затѣмъ названное Маріинскимъ
институтомъ. Въ 1798 г. она основала въ Петербургѣ
училище для дѣвицъ оберъ-офицерскаго званія, а въ
1802 г.—такое-же въ Москвѣ. Оба они впослѣдствіи

названы были училищами ордена Св. Екатерины или
Екатерининскими институтами.
При третьей покровительницѣ Смольнаго, Импера-
трицѣ Александрѣ Ѳеодоровнѣ (1828 — 1860 г.), какъ
Смольный, такъ и прочіе институты подверглись также
значительному преобразованію, особенно въ 40-хъ—50-хъ
годахъ, когда на институтское образованіе было обра-
щено особенное вниманіе. Измѣнена была цѣль обра-
зованія, усилена учебная часть. Въ новомъ положеніи и
инструкціи высказаны уже такія мысли: «Цѣль жен-
скаго воспитанія состоитъ въ образованіи добрыхъ женъ
и полезныхъ матерей семействъ, чтобы съ образованіемъ,
въ надлежащей мѣрѣ, ума и сердца воспитанницы могли
приготовляться къ будущему ихъ важному назначенію».
«Чѣмъ болѣе укрѣплены добродѣтели, тѣмъ легче управ-
леніе государствами: кому-же распространять область
добра, какъ не женщинѣ, супругѣ, матери дѣтей, ко-
торая часто одна своимъ примѣромъ и нравственнымъ
вліяніемъ можетъ облагороживать цѣлое семейство. Вотъ
политическое ея назначеніе». Но, «по предназначенію
женщины не для службы государственной или обществен-
ной, подобно мужчинѣ, не для ученаго поприща, а для
круга семейнаго, и самое воспитаніе и образованіе дѣвицы
должны быть направлены къ иной цѣли, чѣмъ воспитаніе
мужчины». Согласно съ такими взглядами, преподавателю
исторіи предписывалось обращать вниманіе на всѣ случаи
исторіи, когда женщины представляли высокіе примѣры
добродѣтели, патріотизма и самоотверженія супруги и ма-
тери. Онъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, долженъ былъ указывать «на
важность значенія дворянства въ Россіи, исключительно

имѣющаго право владѣть крестьянами, коихъ участь ему
ввѣрена и для которыхъ помѣщикъ долженъ быть отцомъ,
а помѣщица—матерью».
Хотя французскій языкъ и по новому положенію дол-
женъ былъ сдѣлаться вторымъ роднымъ языкомъ воспитан-
ницъ, «ибо таковый съ давнихъ поръ сдѣлался для лицъ
женскаго пола языкомъ обычнымъ, какъ— бы оффиціаль-
нымъ», но, требуя совершеннаго знанія французскаго
языка, какъ обычнаго, новая программа взяла подъ свое
покровительство и отечественный языкъ, которымъ не
очень-то дорожили прежде. « Отечественный языкъ долженъ
быть извѣстенъ каждому русскому во всей полнотѣ,—
высказываетъ инструкція:—но какъ, къ сожалѣнію, пра-
вильное изученіе онаго, въ особенности у лицъ женскаго
пола высшаго круга общества, доселѣ еще недостаточно
развито, то надобно стараться, чтобы будущее поколѣніе
исправило сей важный недостатокъ и стыдилось-бы не знать
своего языка родного, тогда какъ малѣйшая ошибка на
языкѣ французскомъ почитается знакомъ необразован-
ности».
По новому уставу, единоличное управленіе женскими
институтами начальницами было замѣнено коллективнымъ—
мѣстнымъ совѣтомъ, состоящимъ изъ трехъ лицъ: началь-
ницы, которой ввѣренъ былъ общій надзоръ за нравствен-
нымъ и физическимъ воспитаніемъ дѣвицъ, члена по учеб-
ной части, слѣдившаго за развитіемъ умственнаго образо-
ванія, члена по хозяйственной части—за правильнымъ
расходованіемъ суммъ. Оба члена назначались высочайшею
властью, изъ высшихъ сановниковъ государства. Непосред-
ственное-же наблюденіе за преподаваніемъ учителей было

поручено инспектору. Въ то время инспекторомъ былъ
извѣстный педагогъ Тимаевъ, который, какъ извѣстно,
вмѣстѣ съ Буссе и Ободовскимъ, былъ посланъ еще при
Императорѣ Александрѣ I въ Швейцарію, для ознакомленія
на мѣстѣ съ Песталоціевскимъ институтомъ.
Спеціализація и замкнутость женскаго образованія
остались нетронутыми, даже еще болѣе усилились. Въ
Общество благородныхъ дѣвицъ, какъ самый древнѣйшій
и высшій разсадникъ женскаго образованія, дозволялось
принимать дочерей лицъ, имѣющихъ чины не ниже пол-
ковника или статскаго совѣтника, или потомственныхъ
дворянъ, внесенныхъ въ пятую или шестую часть дво-
рянской родословной книги; въ бывшее мѣщанское учи-
лище—дочерей лицъ отъ чина полковника и коллежскаго
совѣтника до штабсъ-капитана и титулярнаго совѣтника,
равно—протоіереевъ, священниковъ и евангелическихъ
пасторовъ, или дочерей дворянъ, внесенныхъ въ третью
часть дворянской книги. Такимъ образомъ, при Импе-
ратрицѣ Александрѣ Ѳеодоровнѣ мѣщанское училище
совершенно утратило свой демократическій характеръ и
стало называться С.-Петербургскимъ Александровскимъ
училищемъ или Александровской половиной Смольнаго,
въ память совершившейся въ 1842 г. годовщины брако-
сочетанія покойнаго Государя Императора Александра II
Николаевича, тогда какъ Воспитательное Общество звали
Николаевской половиной — въ честь Императора Ни-
колая I Павловича. Въ 1847 году при Александровскомъ
училищѣ былъ организованъ Тимаевымъ спеціальный классъ
изъ 30 воспитанницъ — для приготовленія изъ нихъ домаш-
нихъ учительницъ. Къ концу жизни Императрицы Але-

ксандры Ѳеодоровны, Смольный представлялъ уже огром-
ный, совершенно замкнутый интернатъ въ 700 дѣвицъ,
не имѣвшій никакого сношенія съ внѣшнимъ міромъ, а
этотъ міръ былъ уже наканунѣ величайшихъ реформъ
Царя-Освободителя. Въ такомъ видѣ приняла Смольный
подъ свое августѣйшее покровительство молодая Импе-
ратрица Марія Александровна.
II.
Въ своихъ воспоминаніяхъ о Маріинской женской
гимназіи *), я уже писалъ, какъ тепло относилась мо-
лодая Императрица къ поднятію образованія русской
женщины, къ какой-бы средѣ та ни принадлежала, какъ
она стремилась къ возстановленію естественной связи
семьи со школою, съ какимъ чувствомъ умиленія она
привѣтствовала открытіе въ Петербургѣ первой женской
гимназіи, возникшей въ 1858 г. подъ именемъ Маріин-
скаго училища для приходящихъ дѣвицъ. Августѣйшая
покровительница женскаго образованія въ Россіи не
могла не обратить своего высокаго вниманія и на жен-
скіе институты, застывшіе въ своихъ стѣнахъ и учебныхъ
программахъ, съ мертвящимъ схоластическимъ препода-
ваніемъ, отторгнутые отъ всякаго соприкосновенія съ
семьей и обществомъ. Добрая императрица-мать пожелала
пролить лучъ свѣта образованія, болѣе широкаго и болѣе
*) «Русская Школа» 1892.

современнаго, и въ среду институтокъ, оживить препода-
ваніе, открыть институткѣ болѣе свободный выходъ въ
родную среду, реорганизовать весь устарѣлый учебный
строй на педагогическихъ началахъ, выработанныхъ наукою
и опытомъ. Она задумала начать преобразованіе инсти-
тутовъ со Смольнаго, какъ со старѣйшаго института. Для
осуществленія своихъ благихъ намѣреній, она нашла въ
Гатчинѣ человѣка, котораго лично узнала и оцѣнила. Это
былъ Константинъ Дмитріевичъ Ушинскій.
Изъ времени пребыванія своего въ Гатчинѣ инспекто-
ромъ института, К. Д. часто разсказывалъ о слѣдующемъ
случаѣ, который окончательно опредѣлилъ его педагоги-
ческое призваніе. «Помню я, какъ, поступивъ на службу
въ одно учебное заведеніе (Гатчинскій институтъ) и осма-
тривая его библіотеку, довольно многотомную, нашелъ
я цѣлый шкафъ съ медицинскими книгами, хотя въ
этомъ заведеніи никогда не учили медицинѣ. Ихъ по-
жертвовалъ одинъ купецъ, которому они достались по
наслѣдству. Наконецъ, смотрю, стоятъ два шкафа, за-
пыленные, почернѣлые, запечатанные. Видно по всему,
что ихъ лѣтъ 20 не отпирали. Прошу отворить и нахожу
очень полное собраніе педагогическихъ книгъ. Это было
въ первый разъ, что я видѣлъ собраніе педагогиче-
скихъ книгъ въ русскомъ учебномъ заведеніи. Этимъ двумъ
шкафамъ я обязанъ въ жизни очень, очень многимъ,
и, Боже мой! отъ сколькихъ-бы грубыхъ ошибокъ былъ-бы
избавленъ я, если-бы познакомился съ этими двумя шка-
фами прежде, чѣмъ поступилъ на педагогическое поприще!
Человѣкъ, заведшій эту библіотеку, былъ необыкновеннымъ
у насъ человѣкомъ. Это едва-ли не первый нашъ педагогъ,

который взглянулъ серьезно на дѣло воспитанія и увлекся
имъ. Но горько-же и поплатился онъ за это увлеченіе.
Покровительствуемый счастливыми обстоятельствами, онъ
могъ нѣсколько лѣтъ приводить свои идеи въ исполненіе:
но вдругъ обстоятельства измѣнились—и бѣднякъ-мечта-
тель окончилъ свою жизнь въ сумасшедшимъ домѣ, бредя
дѣтьми, школой, педагогическими идеями. Не даромъ-же
послѣ него закрыли и запечатали его опасное наслѣдство.
Разбирая эти книги, неписанныя по краямъ одною и тою-же
мертвою рукою, я думалъ, лучше было-бы, если-бы онъ
жилъ въ настоящее время, когда уже научились лучше цѣ-
нить педагоговъ и педагогическія идеи» *). Эта дорогая для
Ушинскаго находка принадлежала Гугелю, который былъ
инспекторомъ Гатчинскаго института лѣтъ за 20—25 до
К. Д. Въ Гатчинскомъ институтѣ Ушинскій пробылъ очень
недолго,—всего только четыре года. Здѣсь не могла еще
вполнѣ развернуться его педагогическая дѣятельность; здѣсь
онъ только учился быть педагогомъ; здѣсь формировались
его педагогическія убѣжденія; онъ набирался здѣсь науч-
ныхъ, умственныхъ и нравственныхъ силъ для болѣе ши-
рокой дѣятельности, предстоящей впереди. Но за-то здѣсь-
же К. Д. имѣлъ счастіе обратить на себя особенное вни-
маніе императрицы, живо интересовавшейся педагогиче-
скими вопросами. И вотъ, когда открылось мѣсто инспектора
Смольнаго института, Императрица сама указала министру
народнаго просвѣщенія Норову, который вмѣстѣ съ тѣмъ
былъ членомъ Совѣта института по учебной части,—на
Ушинскаго, какъ на лицо, могущее выполнить ея благія
*) См. ст. К. Д. Ушинскаго въ Собраніи его сочиненій — «Педаго-
гическая поѣздка въ Швейцарію».

предначертанія по преобразованію учебнаго дѣла въ Смоль-
номъ. Съ юношескимъ жаромъ и увлеченіемъ принялся
Ушинскій за реформу учебной организаціи института. Онъ
поступилъ въ Смольный въ концѣ 1859 г., а черезъ три
недѣли, послѣ изумительно-лихорадочной работы, проектъ
преобразованія уже былъ готовъ. Только одинъ Ушинскій,
облеченный полнымъ довѣріемъ Государыни, могъ безпре-
станно напоминать принцу Петру Георгіевичу Ольденбург-
скому о скорѣйшемъ утвержденіи проекта каждый разъ,
когда Его Высочество посѣщалъ институтъ. Я самъ слы-
шалъ такой разговоръ:
— А что-же проектъ? Когда-же онъ будетъ наконецъ
утвержденъ, Ваше Высочество?
— Нельзя торопиться. Вы задумали дѣло важное;
надо его обсудить со всѣхъ сторонъ въ Главномъ Совѣтѣ;
потомъ надо составить въ канцеляріи докладъ на Высо-
чайшее имя. На все надо время, — отвѣчалъ милостиво
принцъ.
— Я составилъ проектъ въ три недѣли. а обсудить
и составить докладъ можно въ три дня,—довольно за-
пальчиво произнесъ Ушинскій.—Я уже пригласилъ но-
выхъ учителей, у насъ и программы уже готовы. У меня
связаны руки. Я ничего не могу предпринять...
— Ну, не сердитесь, не сердитесь, горячій и не-
терпѣливый реформаторъ. Я велю поспѣшить,—замѣтилъ,
шутя, принцъ.
И дѣйствитёльно, проектъ Ушинскаго, согласно съ
мнѣніемъ Главнаго Совѣта, былъ утвержденъ Государыней
Императрицей 27-го февраля 1860 г., въ видѣ опыта,
на полный семилѣтній курсъ, и уже 12-го апрѣля въ

учебной организаціи Смольнаго былъ введенъ новый по-
рядокъ.
Сущность реформы К. Д. сводилась къ четыремъ
главнымъ основаніямъ: 1) замѣнить 9-ти-лѣтній курсъ
7-ми-лѣтнимъ; 2) вмѣсто трехъ классовъ устроить 7;
3) сдѣлать новое распредѣленіе учебныхъ предметовъ по
классамъ; 4) составить новыя учебныя программы.
Первая мѣра, по мнѣнію Ушинскаго, была полезна въ
томъ отношеніи, что воспитанницы, получая достаточное
образованіе въ 7 лѣтъ, двумя годами ранѣе возвращались
въ родную семью, которую никакое учебное заведеніе за-
мѣнить не можетъ.
Вторая мѣра служила ручательствомъ лучшихъ успѣ-
ховъ дѣвицъ. До Ушинскаго порядокъ былъ такой: воспи-
танницы, по окончаніи каждаго трехлѣтняго курса, въ пол-
номъ составѣ переходили въ слѣдующій также трехлѣтній
классъ, не смотря на то, были-ли дѣвицы достаточно под-
готовлены, или нѣтъ; да и въ самомъ дѣлѣ, нельзя-же было
неуспѣвающую воспитанницу оставлять въ томъ-же классѣ
на цѣлыхъ шесть лѣтъ. Неизбѣжнымъ слѣдствіемъ такого
обычая было то, что малоуспѣвшія въ низшемъ классѣ въ
старшемъ успѣвали еще меньше и выходили изъ заведенія
съ самыми ничтожными и поверхностными знаніями, а нѣ-
которыя и безъ всякихъ знаній, за исключеніемъ лишь фран-
цузскаго языка, танцевъ и хорошихъ манеръ. При устрой-
ствѣ-же семилѣтняго курса и при ежегодныхъ экзаменахъ
и переходахъ изъ класса въ классъ, мало успѣвшія воспи-
танницы могли быть оставляемы еще на годъ въ томъ-же
классѣ и такимъ образомъ имѣли возможность пополнить
пробѣлы въ своихъ знаніяхъ.

Распредѣленіе учебныхъ предметовъ по отдѣльнымъ
классамъ было обосновано Ушинскимъ на принципѣ стро-
гой педагогической постепенности—поп multimi sed multa.
Такъ, въ самомъ низшемъ, седьмомъ классѣ положено было
преподавать Законъ Божій, русскій языкъ съ предметными
уроками, французскій языкъ и ариѳметику; но за-то каждый
предметъ имѣлъ много уроковъ; а чѣмъ меньше предметовъ
и чѣмъ больше часовъ на каждый предметъ, тѣмъ такіе
предметы легче и основательнѣе усвояются дѣтьми, особенно
малолѣтними. Въ VI классѣ къ упомянутымъ предметамъ
присоединялась географія, въ У— нѣмецкій языкъ, въ IV —
исторія и естествовѣдѣніе, въ III—физика, во II и I —ли-
тература всеобщая и русская.
Родной языкъ былъ поставленъ центральнымъ предме-
томъ, какъ прежде французскій. На немъ читались всѣ
учебные предметы. Для русскаго языка полагалось въ не-
дѣлю въ VII классѣ 5 уроковъ, въ VI— 4; тогда какъ
раньше въ младшемъ возрастѣ на русскій языкъ отводилось
лишь 3 урока въ недѣлю. «Учитель русскаго языка,—пи-
шетъ Ушинскій,—не можетъ ограничиться однимъ препо-
даваніемъ грамматики, а долженъ имѣть въ виду общее раз-
витіе учащихся. Онъ долженъ прежде всего сообщить уче-
ницъ ясное и правильное понятіе объ окружающихъ пред-
метахъ, что очень рѣдко приносится ребенкомъ въ школу,
научить его разсуждать о знакомыхъ ему предметахъ и
правильно выражать свои мысли. Такимъ способомъ раз-
вивается въ ученицахъ любовь и способность къ ученію и
тѣмъ облегчается дѣло преподавателей въ слѣдующихъ клас-
сахъ». Для достиженія на практикѣ намѣченной цѣли,
Ушинскій ввелъ въ двухъ низшихъ классахъ предметные

уроки и составилъ извѣстный всѣмъ «Дѣтскій Міръ», ко-
торый впослѣдствіи получилъ такое широкое распростра-
неніе. Въ среднихъ классахъ мертвую реторику и піитику
Ушинскій замѣнилъ классными разборами самыхъ произве-
деній художественныхъ, не только русскихъ, но и иностран-
ныхъ, чтобы уже на нихъ строить теоретическіе выводы, а
въ послѣднемъ классѣ однимъ изъ наиболѣе способствую-
щихъ эстетическому развитію женщинъ предметовъ поста-
вилъ исторію отечественной литературы, не исключал и
Гоголя, который до того считался въ институтѣ запретнымъ
и грязнымъ писателемъ, неудобнымъ для чтенія великосвѣт-
скими барышнями.
Математическимъ наукамъ Ушинскій не придавалъ
первенствующего значенія въ женскихъ учебныхъ заведе-
ніяхъ. Онъ смотрѣлъ на ариѳметику, какъ на предметъ
весьма важный, развивающій логическое мышленіе, но, по
его мнѣнію, «исключительное занятіе математикой кладетъ
иногда на человѣка особенный отпечатокъ, сообщая его
мыслямъ математическую прямолинейность, дѣлаетъ его
взгляды на жизнь односторонними, придаетъ имъ какую-то
особенную сухость и безжизненность», чего онъ не хотѣлъ
видѣть въ женщинѣ. Тѣмъ не менѣе, преподаваніе этого
предмета, по словамъ Ушинскаго, должно начинаться съ
того, чѣмъ до сихъ поръ оно обыкновенно кончалось. Дѣ-
вицы прежде всего должны пріобрѣсти наглядныя понятія
объ измѣреніяхъ, потомъ заняться именованными числами
и отъ нихъ уже перейти къ упражненіямъ надъ числами
отвлеченными. «Если въ женскихъ заведеніяхъ изученіе
ариѳметики идетъ вяло и скучно, писалъ Ушинскій, то при-
чина этого заключается въ отвлеченности изложенія ариѳме-

тическихъ правилъ. Если-же и въ ариѳметикѣ дитя перей-
детъ отъ нагляднаго къ отвлеченному и отъ практики къ
теоріи, то нѣтъ сомнѣнія, что эта теорія будетъ усвоена имъ
навсегда и безъ скуки. ариѳметикѣ слѣдуетъ учить такъ,
чтобы нельзя было ее позабыть; въ противномъ случаѣ, она
безполезна, потому что хозяйственные счеты ведутъ очень
хорошо и тѣ, кто никогда не учился ариѳметикѣ».
Напротивъ, географіи Ушинскій отводилъ очень видное
мѣсто въ женскихъ заведеніяхъ, какъ наукѣ, ассоціирующей
знанія изъ другихъ наукъ, развивающей въ дѣтяхъ наблю-
дательность относительно окружающихъ явленій природы
и жизни человѣка, заставляющей ихъ улавливать взаимо-
дѣйствіе и гармонію силъ природы, тѣсную зависимость че-
ловѣка отъ природныхъ свойствъ его страны и побѣду его
надъ природою. Отъ учителя географіи онъ требовалъ по-
стояннаго употребленія при преподаваніи наглядныхъ по-
собій и географическихъ картинъ, черченія картъ, чтенія
живыхъ отрывковъ, увлекательныхъ описаній и разсказовъ,
чтобы тѣмъ воспитывать въ дѣвицахъ правильное вообра-
женіе.
Онъ даже мечталъ о гармоническомъ соединеніи препо-
даванія географіи съ исторіей и естественными науками.
Центральнымъ предметомъ должна, по его мнѣнію, служить
географія: естественныя науки даютъ ей матеріалъ, а исто-
рія на ней строится. «Желаніе такого соединенія предме-
товъ—доказывалъ Ушинскій—основано на томъ психи-
ческомъ законѣ, что душа наша особенно легко, ясно и
прочно усваиваетъ то, что воспринимаетъ черезъ органъ
зрѣнія и, вслѣдствіе того, можетъ всегда представить себѣ
въ видѣ картины. Историческое происшествіе, которое со-

вершается въ извѣстной мнѣ мѣстности, съ извѣстной обста-
новкой, ходъ котораго я могу провести по картѣ, врѣзы-
вается въ мою душу гораздо прочнѣе и вызывается изъ
нея гораздо легче, чѣмъ то, которое совершается для меня
на воздухѣ, въ какихъ-то неопредѣленныхъ пространствахъ.
Съ другой стороны, живое представленіе страны возможно
только тогда, когда я живо и вѣрно могу себѣ вообразить тѣ
формы земной поверхности, тѣ естественныя явленія и есте-
ственныя произведенія, соединеніе которыхъ и составляетъ
характеръ данной страны. Вотъ почему полезно было-бы
такъ вести курсъ географіи, исторіи и естествовѣдѣнія, чтобы
эти предметы шли рука объ руку, поддерживая, пополняя
и оживляя другъ друга, и дружно строили въ душѣ воспи-
танницы прочное зданіе яснаго, живого и вѣрнаго міро-
созерцанія». Хотя для такого преподаванія географіи нужны
были спеціально подготовленные учителя и особенно со-
ставленные учебники, тѣмъ не менѣе географія при Ушин-
скомъ занимала въ Смольномъ выдающееся мѣсто, препо-
давалась полно и интересно для дѣвицъ.
Естествовѣдѣніе и физика должны были преподаваться
не иначе, какъ съ помощью живыхъ экземпляровъ, моде-
лей, чучелъ, рисунковъ, приборовъ и опытовъ, между тѣмъ
прежде «l'histoire naturel et phisique» слушались ученицами
на французскомъ языкѣ, безъ всякихъ пособій. Не могу
умолчать, что и въ Смольномъ институтѣ, какъ и въ Гатчинѣ,
Ушинскій случайно напалъ на одну очень интересную на-
ходку. Обозрѣвая библіотечныя залы института, онъ прохо-
дитъ мимо одной запертой комнаты. — «А здѣсь что? > — спра-
шиваетъ онъ. Засуетились, отыскали ключъ. Ушинскій вхо-
дитъ—и что-л^е видитъ предъ собою? Довольно обширную

комнату, заставленную по стѣнамъ прекрасными старин-
ными шкапами, а въ шкапахъ — полную коллекцію моделей
животнаго царства изъ папье-маше, чучелъ птицъ, по боль-
шей части попорченныхъ молью и пылью, коллекціи ми-
нераловъ, гербаріи, физическіе инструменты. Все это когда-
то было подарено институту Императрицами Маріей Ѳеодо-
ровной и Александрой Ѳеодоровной, но никогда не упо-
треблялось, никогда не показывалось дѣвицамъ, самая ком-
ната, повидимому, отпиралась лишь для чистки и ремонта.
Вотъ по этому-то поводу и разсказалъ намъ Ушинскій про
библіотеку Гугеля. Съ тѣхъ поръ кабинетъ былъ приведенъ
въ порядокъ, дополненъ, къ нему былъ приставленъ особый
служитель, лаборантъ; а уроки естествовѣдѣнія и физики
происходили не иначе, какъ въ этомъ кабинетѣ, гдѣ у пре-
подавателя все было подъ рукой.
Что касается продолжительности уроковъ, то Ушинскій
замѣнилъ полуторачасовые уроки часовыми, съ перемѣнами
между уроками въ 10 — 15 минутъ. Такое сокращеніе, по
мнѣнію Ушинскаго, дѣлало занятія воспитанницъ въ клас-
сахъ менѣе утомительными и давало возможность назначить
большее число уроковъ по каждому предмету, а возможно
частое занятіе однимъ предметомъ полезно, особенно въ
начальномъ ученіи.
Учебный курсъ Александровскаго училища былъ со-
вершенно сравненъ съ курсомъ «Общества», между тѣмъ
какъ прежде курсъ Александровскаго училища, продолжав-
шійся 6 лѣтъ и состоявшій изъ двухъ классовъ, былъ го-
раздо ниже; напр., физики въ немъ совсѣмъ не препода-
валось.
Спеціальный классъ былъ организовать также иначе

Оставшіяся въ немъ дѣвицы должны были пробыть два года:
первый годъ онъ назвалъ теоретическимъ, второй—практи-
ческимъ. Теоретическій годъ спеціалистки употребляли на
пополненіе своего образованія чтеніемъ, на теоретическое
знакомство съ педагогикой, дидактикой и методикой и на по-
сѣщеніе уроковъ въ младшихъ классахъ, гдѣ онѣ слушали
преподаваніе учителей. Въ практическій годъ, по проекту
Ушинскаго, спеціалистки сами должны были заниматься въ
особомъ отдѣленіи младшаго класса подъ руководствомъ
учителей.
Такова, въ общихъ чертахъ, сущность задуманной Ушин-
скимъ реформы учебной организаціи Смольнаго института.
Но, какъ истинный педагогъ, Ушинскій отлично сознавалъ,
что безъ надлежащихъ сотрудниковъ-учителей весь его
проектъ останется мертвою буквою, что поручить проведе-
ніе реформы старымъ учителямъ, сжившимся съ извѣстною
рутиною, было невозможно, да притомъ съ преобразова-
ніемъ Николаевской половины изъ трехкласснаго состава
въ семиклассный, а Александровскаго — изъ двухкласснаго
также въ семиклассный, съ ихъ параллельными отдѣленіями
(Ушинскій не допускалъ въ одномъ классѣ болѣе 30 уче-
ницъ),—оказалась незанятыми масса свободныхъ уроковъ.
Будучи самъ талантливымъ человѣкомъ, онъ хотѣлъ окру-
жить себя и талантливыми сотрудниками. А гдѣ ихъ найти?
Между тѣмъ отъ первыхъ шаговъ зависѣла вся будущность
его реформы. Но Ушинскій, какъ и всѣ истинно геніаль-
ные общественные дѣятели, умѣлъ выбирать людей. Обле-
ченный полнымъ довѣріемъ высшаго начальства, при вы-
борѣ своихъ помощниковъ, Ушинскій не стѣснялся никакими
дипломами, никакимъ мундиромъ, лишь-бы намѣченное

лицо имѣло дарованіе, лишь-бы оно имѣло «педагоги-
ческое чутье», какъ онъ выражался. Такъ, изъ Тавриче-
ской безплатной школы онъ пригласилъ инженера ба-
рона Косинскаго, присутствуя на урокахъ котораго К. Д.
подмѣтилъ особенное искусство преподавать геометрію;
преподаваніе русской исторіи поручилъ офицеру М. И.
Семевскому, который промѣнялъ блестящій военный мун-
диръ на скромную долю педагога и литератора. Изъ
Гатчины онъ вызвалъ талантливаго учителя физики Я. П.
Пугачевскаго; тотъ долго упирался, не хотѣлъ поки-
нуть любимой Гатчины, давно насиженнаго мѣста, любив-
шихъ его учениковъ. — «Что я буду дѣлать съ дѣвчонками;
я не привыкъ къ нимъ; глупыя, онѣ не поймутъ меня»,
твердилъ бѣдный Яковъ Павловичъ. Но краснорѣчіе Ушин-
скаго сломило и упорнаго Я. П., и онъ сдѣлался любим-
цемъ всѣхъ институтокъ. Изъ Николаевскаго института
Ушинскій пригласилъ къ себѣ лучшихъ въ то время пре-
подавателей географіи—В. И. Лядова и А. И. Павлов-
скаго, заявившихъ уже себя составленіемъ прекрасной
книги «Природа и люди». Для чтенія въ высшихъ клас-
сахъ русской словесности и литературы онъ пригласилъ
оставленнаго при университетѣ О. 0. Миллера, знатока
древней русской письменности, и В. И. Водовозова,
извѣстнаго въ то время преподавателя 1-й гражданской
гимназіи; для преподаванія всеобщей исторіи онъ пригла-
силъ профессора Дестуниса, глубоко ученаго грека. Мо-
лодой священникъ-академистъ Головинъ, только-что окон-
чившій курсъ въ Петербургскомъ университетѣ филологъ
Л. Н. Модзалевскій, ботаникъ Н. И. Раевскій, молодой
математикъ Буссе, почтенный нѣмецъ Массонъ, живой

французъ Демени—также оказались талантливыми препо-
давателями и преданными сторонниками педагогическихъ
взглядовъ К. Д. Ушинскаго.
III.
До поступленія своего учителемъ въ Смольный, я вовсе
не былъ знакомъ съ К. Д. Но имя его мнѣ было извѣстно.
Я съ наслажденіемъ читалъ его увлекательно написанныя
въ 1857—1858 г. статьи въ «Библіотекѣ для Чтенія>: «О
землевѣдѣніи К. Риттера», «Объ американскомъ воспита-
ніи >, и въ педагогическомъ журналѣ Чумикова: «О пользѣ
педагогической литературы», « О народности въ обществен-
номъ воспитаніи», «Три элемента школы». Съ переходомъ
Ушинскаго въ Смольный, имя его уже гремѣло въ Петер-
бургъ. Мнѣ было въ то время всего 25 лѣтъ. Я былъ на-
чинающій, увлекающійся всѣмъ новымъ, учитель географіи
въ Первой гимназіи и въ только-что открытомъ Маріинскомъ
женскомъ училищѣ, впослѣдствіи Маріинской женской ги-
мназіи; было у меня не мало и частныхъ уроковъ, дорого
оплачиваемыхъ; слѣдовательно, въ урокахъ я не нуждался.
Но мнѣ просто хотѣлось поближе сойтись съ этимъ не-
обыкновеннымъ человѣкомъ, позаняться любимымъ дѣломъ
подъ его руководствомъ и вліяніемъ. И вотъ, помнится, въ
мартѣ 1860 г. я какъ-то въ воскресенье, рано утромъ, от-
правился въ Смольный, гдѣ до того никогда не былъ. Долго
я блуждалъ по обширнымъ зданіямъ Смольнаго, пока, на-

конецъ, указали мнѣ квартиру инспектора. Оказалось, что
инспекторъ роскошнаго института жилъ въ отдѣльномъ ста-
ренькомъ деревянномъ флигелькѣ съ мезониномъ, на берегу
Невы. Вхожу безъ всякаго доклада. Ко мнѣ выходитъ госпо-
динъ въ халатѣ, сухой, блѣдный, болѣзненный брюнетъ, но
съ черными выразительными и пронизывающими насквозь
глазами. Я началъ просто:
— Я—Семеновъ, преподаватель географіи въ Первой
гимназіи и Маріинскомъ училищѣ. Я читалъ ваши статьи.
Мнѣ онѣ очень нравятся. Я вполнѣ раздѣляю ваши педаго-
гическіе взгляды, и мнѣ очень хотѣлось-бы получить у васъ
въ институтѣ нѣсколько уроковъ по географіи.
— Извините,—отвѣтилъ сухо К. Д.:—я принимаю
въ институтъ только учителей, лично мнѣ извѣстныхъ. При
томъ я требую отъ своихъ учителей, кромѣ основательныхъ
знаній, непремѣнно и педагогическаго таланта. Затѣмъ я
рѣшаюсь пригласить учителя лишь по прослушаніи, по
крайней мѣрѣ, десяти уроковъ.
— На послѣднее я согласенъ, К. Д., а чтобы вы озна-
комились съ моими педагогическими взглядами, позвольте
попросить васъ просмотрѣть кое-что изъ этихъ моихъ пись-
менныхъ трудовъ. Здѣсь вы найдете: мою статью, предна-
значенную для Чумиковскаго журнала, «О преподаваніи
географіи по идеямъ К. Риттера», программу курса, кото-
рый я веду въ гимназіи, нѣсколько подробныхъ конспектовъ
отдѣльныхъ уроковъ, а вотъ—тетрадь одной ученицы
Маріинскаго училища.
К. Д. съ видимой неохотой взялъ свертокъ и сухо по-
прощался.

Я уже считалъ свою мечту неосуществимою, какъ вдругъ,
черезъ два дня, получаю лаконическую телеграмму: «Прі-
ѣзжайте ко мнѣ немедленно. Ушинскій».
Пріѣзжаю и застаю К. Д. точно переродившимся, ве-
селымъ, извиняющимся за сухой пріемъ...
— Знаете что? Я васъ приглашаю учителемъ, но толь-
ко не географіи, — на этотъ предметъ у меня есть уже пре-
красные преподаватели, — а учителемъ русскаго языка и
предметныхъ уроковъ въ двухъ низшихъ классахъ. Такого
у меня еще совсѣмъ нѣтъ.
Какъ я ни упирался, а все-таки К. Д. убѣдилъ ме-
ня взять на первый разъ семь уроковъ русскаго языка
въ YII и VI классахъ.
— А вашу статью о географіи я напечатаю въ «Жур-
налѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія> *), — сказалъ
онъ на прощаніе.
Такимъ образомъ Ушинскій натолкнулъ меня на но-
вую профессію и литературное поприще. Нѣчто подобное
случилось и съ покойнымъ М. И. Семевскимъ. И его
Ушинскій впервые направилъ на педагогическую и лите-
ратурную дорогу.
Помню я, что, внимательно прослушавъ мои обяза-
тельные десять уроковъ, послѣ одного изъ нихъ,—урока
по объяснительному чтенію въ VI классѣ (читалась и
разбиралась басня Крылова «Зеркало и обезьяна»),—К. Д.
*) К. Д. Ушинскій, по приглашенію министра Головнина, былъ въ
то время и редакторомъ «Журн. Министер. Нар. Просв.».

пригласилъ меня въ свой кабинетъ и безпощадно раскри-
тиковалъ мой урокъ, не обращая никакого вниманія на
всѣ мои возраженія и оправданія. Наконецъ, я не выдер-
жалъ и запальчиво проговорилъ:
— Вѣдь вы сами заставили меня преподавать рус-
скій языкъ, К. Д. Чѣмъ такъ горячиться, лучше на-
учите меня, дайте сами при мнѣ урокъ въ томъ-же
классѣ.
— Хорошо! Я дамъ урокъ при васъ,— отвѣтилъ онъ
довольно рѣзко, и, послѣ нѣкотораго раздумья, приба-
вилъ:—но вы рискуете потерять свой авторитетъ предъ
дѣтьми, и я принужденъ буду съ вами разстаться, хотя
бы мнѣ этого и не хотѣлось...
— Ну, что-жъ дѣлать, К. Д.! Видно, не судьба съ
вами служить, какъ мнѣ это ни прискорбно.
На слѣдующій урокъ Ушинскій входитъ въ классъ
задумчивый, серьезный; молча занимаетъ мое мѣсто, а я
сажусь въ сторонѣ. 10-ти—11-тилѣтнія дѣвочки стали
читать басню Крылова «Трудолюбивый медвѣдь». Не успѣ-
ли дѣти кончить, какъ Ушинскій сталъ горячиться,
забрасывать дѣтей вопросами о пользѣ и значеніи труда;
испуганныя дѣвочки перестали отвѣчать и, наконецъ, рас-
плакались. К. Д. бросаетъ книгу о столъ и со словами:
«Онѣ меня не понимаютъ! Нѣтъ, ужъ лучше вы сами зай-
митесь съ ними!»—уходитъ съ учительскаго мѣста и са-
дится на мое. Урокъ закончился благополучно: дѣвицы
мало-по-малу успокоились, стали отвѣчать, оживились...
Съ тѣхъ поръ мы сдѣлались искренними друзьями. Ушин-

скій убѣдилъ меня бросить совсѣмъ занятія въ Первой гим-
назіи и Маріинскомъ училищѣ и перейти на службу въ
Смольный, гдѣ я получилъ всѣ уроки русскаго языка въ
двухъ низшихъ классахъ, во всѣхъ отдѣленіяхъ на обѣихъ
половинахъ, нѣсколько уроковъ по географіи, и сдѣлался
руководителемъ практическихъ занятій спеціалистокъ по
русскому-же языку. Мало того: онъ пригласилъ меня
давать уроки русскаго языка своему сыну—Пашѣ, маль-
чику чрезвычайно способному, съ которымъ онъ сталъ,
было, самъ заниматься, но никакъ не могъ сладить: го-
рячился, доводилъ мальчика до слезъ, бросалъ урокъ и
уходилъ въ свой кабинетъ совершенно разстроенный.
И этотъ самый К. Д. Ушинскій, не могшій учить ни
своихъ, ни чужихъ дѣтей, увлекательно читалъ лекціи
взрослымъ, далъ русскимъ дѣтямъ прекрасныя книги:
«Дѣтскій Міръ» и «Родное Слово», русскимъ педагогамъ
капитальный философскій трудъ «Человѣкъ, какъ пред-
метъ воспитанія», подобнаго которому еще не было въ
нашей педагогической литературѣ, не говоря уже объ
отдѣльныхъ педагогическихъ трактатахъ, вошедшихъ въ со-
браніе его сочиненій, проникнутыхъ любовью къ русской
семьѣ и русскому народу. Да, К. Д. Ушинскій на себѣ
самомъ доказалъ истину, что можно быть выдающимся
психологомъ и педагогомъ и въ то-же время плохимъ эле-
ментарнымъ учителемъ.
Сформировавъ тѣсный педагогическій кружокъ предан-
ныхъ дѣлу новыхъ преподавателей, Ушинскій въ первый
разъ со времени столѣтняго существованія Смольнаго от-
крылъ учительскія конференціи, съ цѣлью обсужденія но-
выхъ программъ и установленія единства преподаванія для

лучшаго его успѣха. На такихъ-же конференціяхъ, съ
приглашеніемъ и дамскаго персонала заведенія, рѣшались
переводы ученицъ и присуждались награды; между тѣмъ
до него учителя вовсе не участвовали въ сужденіи объ
успѣхахъ дѣвицъ, и вообще играли какую-то принижен-
ную, почти лакейскую роль. Со времени Ушинскаго,
значеніе учителей выросло, поднялось, какъ въ глазахъ
начальницы и классныхъ дамъ, такъ въ особенности — въ
глазахъ ученицъ.
Еще цѣннѣе были для насъ знаменитые четверги К. Д.,
на которые запросто собирались какъ мы, сослуживцы по-
койнаго, такъ и сотрудники «Журнала Министерства На-
роднаго Просвѣщенія». Въ карты мы не играли, позднихъ
ужиновъ тоже не было, — Ушинскій былъ врагъ всякихъ
излишествъ, — а за чашкой чая толковали и спорили о но-
востяхъ тогдашней литературы, о современныхъ государ-
ственныхъ реформахъ, одушевляющимъ образомъ дѣй-
ствовавшихъ особенно на хозяина, да и на всѣхъ его
гостей; но больше всего говорили, конечно, о смолян-
скихъ дѣлахъ, о программахъ, методахъ, о разныхъ пе-
дагогическихъ вопросахъ и системахъ, которыми въ то
время интересовалось вообще все образованное рус-
ское общество. На этихъ-же четвергахъ читались и обсу-
ждались статьи для «Журнала Министерства Народнаго
Просвѣщенія», который при Ушинскомъ получилъ исклю-
чительно педагогическую окраску и до того интересную и
жизненную, что журналъ стали читать и не одни только
присяжные педагоги*). Тутъ-же К. Д. читалъ свои ста-
*) «Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія» былъ подъ
редакціей Ушинскаго только 1860 и 1861 годы.

тьи, выслушивая и оспаривая замѣчанія практиковъ-педа-
гоговъ.
А въ Смольномъ въ это время происходила какая-то
усиленная, лихорадочная, напряженная умственная дѣятель-
ность. Смольный, точно сказочный русскій богатырь, послѣ
долгой столѣтней спячки, воспрянулъ духомъ и хотѣлъ на-
верстать потерянное время. Всѣ, и учителя, и ученицы, ка-
залось, спѣшили отличиться другъ передъ другомъ. Дѣвицы,
и большія, и маленькія, стали учиться отлично; съ какимъ-
то захватывающимъ все существо вниманіемъ слѣдили онѣ
за каждымъ урокомъ своихъ преподавателей, какъ бы боясь
проронить хоть одно слово. А съ какою неподдѣльною охо-
тою отвѣчали онѣ на каждый вопросъ преподавателя, ка-
кой восторгъ написанъ былъ на ихъ свѣжихъ личикахъ, съ
какой изумительной аккуратностью приготовляли онѣ за-
данные уроки и письменныя работы!.. Такъ обаятельно по-
дѣйствовало на воспріимчивыя души воспитанницъ живое
слово послѣ мертвящаго, скучнаго, схоластическаго препо-
даванія. И та-же институтка, которая лишь годъ тому на-
задъ заботилась только о своей наружности, думала о тан-
цахъ, мечтала о выѣздахъ и побѣдахъ, въ тишинѣ ночи взды-
хала и предавалась несбыточнымъ иллюзіямъ, — теперь по-
любила и чтеніе, и науку, и трудъ.
«Такимъ-то образомъ, — пишетъ В. П. Острогорскій,
одинъ изъ лучшихъ біографовъ Ушинскаго, — благодаря
энергіи и таланту одного человѣка, въ какіе-нибудь три
года совершенно обновилось и зажило новою, полною
жизнью огромное учебное заведеніе, дотолѣ замкнутое,
рутинное и не возбуждавшее въ обществѣ никакого ин-

тереса. Всюду въ Петербург! заговорили о Смольномъ
и его необыкновенныхъ учителяхъ; чиновники разныхъ
вѣдомствъ, многіе, просто интересовавшіеся педагогиче-
скимъ дѣломъ, нарочно пріѣзжали изъ города послушать
удивительные уроки, особенно въ младшихъ классахъ».
Самъ Ушинскій читалъ лекціи въ спеціальныхъ классахъ
обѣихъ половинъ до того увлекательно, что приводилъ въ
восторгъ своихъ взрослыхъ слушательницъ, которыя его
просто боготворили...
И во внутренней жизни Смольнаго произошли рѣзкія
перемѣны. Вмѣстѣ со введеніемъ проекта Ушинскаго, по
волѣ Ихъ Императорскихъ Величествъ, "разрѣшено было
отпускать дѣвицъ на вакаціонное время къ родителямъ и
ближайшимъ родственникамъ, съ цѣлью поддержанія род-
ственной связи между воспитанницами, для ознакомленія
ихъ съ жизнью той среды, въ которую онѣ должны будутъ
вступать по окончаніи курса. Вся Царская Семья часто
запросто пріѣзжала въ Смольный на вечерніе праздники
и принимала самое живое и милостивое участіе въ весельи
институтокъ. На эти вечера приглашались и учителя, чего
прежде не дѣлалось.
Помню я, какъ на первомъ такомъ вечерѣ Импе-
ратрица, замѣтивъ, что учителя толпились въ сторонѣ,
сама соизволила пригласить ихъ участвовать въ играхъ
и танцахъ, что они охотно и исполнили. Покойный
Государь Императоръ Александръ П не любилъ пыш-
ныхъ встрѣчъ. Его Величество нерѣдко пріѣзжалъ въ
институтъ неожиданно, ходилъ по классамъ, слушалъ
преподаваніе учителей и отвѣты ученицъ, милостиво

благодарилъ тѣхъ и другихъ. Изрѣдка устраивались, осо-
бенно на Александровской половинѣ, и семейные вечера,
на которые приглашались родственники институтокъ и
учителя. Институтки угощали гостей, пѣли, играли, тан-
цовали, и все это дѣлалось просто, непринужденно,
Послѣ уравненія учебнаго курса обѣихъ половинъ,
аристократки-Николаевки перестали смотрѣть свысока на
мѣщанокъ-Александровокъ, хотя давно уже Александров-
ская половина утратила свой исключительно мѣщанскій ха-
рактеръ... Теперь зачастую Николаевки стали приглашать
къ себѣ въ гости Александровокъ, а Александровки—Нико-
лаевокъ. Ушинскій настоялъ и на томъ, чтобы институтки си-
дѣли въ классѣ въ пелеринахъ, такъ какъ считалъ неприлич-
нымъ давать серьезные уроки передъ рядами декольтирован-
ныхъ дѣвицъ.
Ушинскій сильно вооружался противъ предваритель-
наго чтенія классными дамами писемъ институтокъ, по-
сылаемыхъ къ роднымъ и получаемыхъ отъ нихъ, такъ
какъ, по его мнѣнію, такой обычай убивалъ искренность
въ дѣтяхъ, подрывалъ въ корнѣ добрыя семейныя начала
и съ малолѣтства пріучалъ институтокъ ко лжи, притвор-
ству и лицемѣрію. Негодовалъ онъ также на то, что ин-
ститутомъ запрещалось предлагать вопросы учителямъ
-даже во время урока,—точно учителя были какіе-то опас-
ные люди, которые' н& имѣли права разъяснять ученицамъ
то, чего тѣ не поняли и что хотѣли себѣ уяснить. Онъ
же положилъ начало ученическимъ библіотекамъ для каж-
даго класса, гдѣ заводились книги, соотвѣтствующія воз-
расту и потребностямъ дѣтей, съ цѣлью развить въ нихъ
охоту къ чтенію.

Казалось, все шло хорошо... Какъ вдругъ, совершенно
неожиданно, передъ самой Пасхой 1862 г., К. Д. Ушинскій
вынужденъ былъ навсегда оставить Смольный, пробывъ въ
немъ всего только три года, съ 1859 по 1862 годъ. Теперь
еще рано говорить объ истинныхъ причинахъ удаленія
Ушинскаго изъ Смольнаго. Скажу только, что Ушинскаго
сломили интриги лицъ, не сочувствовавшихъ широкой ре-
формѣ женскаго институтскаго образованія, какъ не мало
было въ то время людей, не раздѣлявшихъ величайшаго
блага—освобожденія крестьянъ. Упрекнуть К. Д. можно
было развѣ въ его болѣзненной раздражительности, въ го-
рячности и прямотѣ характера, въ неумѣньи идти къ цѣли
окольными путями, въ нежеланіи подлаживаться и заиски-
вать расположенія своихъ враговъ. Но съ полнымъ убѣж-
деніемъ, какъ его самый близкій другъ, я могу засвидетель-
ствовать, что Ушинскій былъ искренно преданный прави-
тельству человѣкъ, глубоко религіозный и честнѣйшій граж-
данинъ.
Императрица Марія Александровна знала все это
и не смутилась взять К. Д. подъ свое покровительство и
въ его несчастій. По Ея волѣ, Ушинскій былъ прикоман-
дированъ къ Учебному Комитету IV Отдѣленія Собственной
Его Императорскаго Величества Канцеляріи съ сохране-
ніемъ полнаго содержанія; сверхъ того, ему дана была
продолжительная командировка за границу, съ цѣлью
поправленія совершенно разстроеннаго здоровья, осмотра
заграничныхъ женскихъ учебныхъ заведеній и составле-
нія учебника педагогики для спеціальныхъ классовъ.
Ушинскаго не стало!.. Но реформа его не умерла. Она
продолжалась и продолжается до сихъ поръ въ духѣ идей

К. Д. Ушинскаго во всѣхъ институтахъ Имперіи. Бла-
годаря именно этому, институтка не является уже ка-
кимъ-то анахронизмомъ на общемъ фонѣ современнаго
русскаго общества. Она наравнѣ съ гимназисткой успѣш-
но работаетъ на поприщѣ семейной и общественной дѣя-
тельности.
Д. Семеновъ.

VII.
Педагогическія идеи К. Д. Ушинскаго.
Прочитано въ торжественномъ засѣданіи Учебно-воспитательнаго Комитета
п всѣхъ его отдѣловъ, 22 декабря 1895 г.
Кому неизвѣстны «Дѣтскій Міръ», «Родное Слово»,
«Человѣкъ, какъ предметъ воспитанія» и «Собраніе педа-
гогическихъ сочиненій» К. Д. Ушинскаго? Всѣ эти сочи-
ненія до сихъ поръ въ большомъ ходу и въ школахъ, и
среди читающихъ педагоговъ, хотя послѣ смерти знаме-
нитаго педагога прошло уже 25 лѣтъ. Будучи близкимъ
человѣкомъ къ покойному педагогу и зная самыя сокро-
венныя его мысли, я попытаюсь сдѣлать посильную оцѣнку
сочиненій и педагогическихъ идей К. Д. Ушинскаго, тѣмъ
болѣе, что общаго критическаго свода о трудахъ и педаго-
гическихъ взглядахъ Ушинскаго въ нашей педагогической
литературѣ еще до сихъ поръ не было сдѣлано.
Въ одномъ изъ своихъ писемъ къ Л. Н. Модзалев-
скому, К. Д. Ушинскій, отъ 3-го ноября 1862 г. изъ
Веве, писалъ, между прочимъ: «Теперь именно настаетъ
время, когда Россіи болѣе всего нужны школы, хорошо

устроенный, и учителя, хорошо подготовленные—и много,
много школъ: иначе и свобода крестьянъ, и открытое
судопроизводство не принесутъ всей той пользы, какую
могли-бы принести эти два истинно великіе шага впе-
редъ...» Но для такихъ школъ и учителей нужны были
еще и хорошія книги. Такія книги и далъ К. Д. Ушин-
скій. Первою изъ нихъ, по времени появленія на свѣтъ,
былъ «Дѣтскій Міръ», составленный и изданный въ
1861 году.
Выходя изъ убѣжденія, что родной языкъ долженъ
стать центральнымъ предметомъ учебнаго курса всякаго
общеобразовательнаго учебнаго заведенія, Ушинскій на-
ходилъ, что и классная книга для первоначальнаго чтенія
должна преслѣдовать общеобразовательный цѣли, должна
быть свободной отъ всякой тенденціозности и проведенія
односторонней пропаганды какихъ-бы то ни было партій,
что главнѣйшая задача книги—образовать человѣка, быть
«мастерскою гуманности», и что, наконецъ, «книга для
чтенія» должна стать основою, средоточіемъ всего элемен-
тарнаго курса, подготовить и облегчить дѣтямъ усвоеніе
предстоящихъ научныхъ знаній по другимъ учебнымъ
предметамъ. .Подобныхъ книгъ, съ такими широкими за-
дачами—до Ушинскаго не существовало. И вотъ К. Д.,
со свойственными ему изумительной энергіей и порази-
тельнымъ трудолюбіемъ, составилъ и обработалъ «Дѣт-
скій Міръ» въ какіе-нибудь три года (1859 —1861 гг.),
не смотря на то, что онъ въ то-же время былъ инспекто-
ромъ Смольнаго института и редакторомъ «Журнала
Мин. Нар. Проев.». Первое изданіе «Дѣтскаго Міра»
разошлось въ три мѣсяца, и въ томъ-же году потребо-

вались еще два изданія. Въ чемъ-же заключается при-
чина такого необыкновеннаго успѣха «Дѣтскаго Міра»?
Прежде всего, «Дѣтскій Міръ» отличается оригиналь-
ной и вполнѣ самостоятельной обработкой плана и со-
держанія. Всѣ 316 статей книги дѣлятся, по содержанію,
на 6 отдѣловъ: а) первое знакомство съ дѣтскимъ міромъ,
б) изъ природы, в) изъ русской исторіи, г) изъ географіи,
д) первые уроки логики и е) хрестоматія. Изъ 316 ста-
тей перу Ушинскаго принадлежатъ 194 статьи научнаго>
дѣлового характера; въ литературномъ отдѣлѣ тщательно
собрано 118 образцовъ, доступныхъ для дѣтскаго воз-
раста, изъ произведеній Пушкина, Крылова, Кольцова,
Никитина, Некрасова, Майкова, Плещеева и др., между
тѣмъ какъ прежде только басни Крылова пользовались
правомъ гражданства въ нашихъ учебныхъ заведеніяхъ.
Такимъ образомъ, по содержанію, «Дѣтскій Міръ» носитъ
энциклопедическій характеръ, вытекающій изъ принципа
единства формальнаго и реальнаго образованія, который
и легъ въ основу книги, причемъ обученіе отечествен-
ному языку составляетъ главную задачу книги для чтенія,
а реальное содержаніе служитъ лишь средствомъ для
достиженія главной задачи.
Въ отношеніи изложенія дѣловыя статьи самого Ушин-
скаго написаны, большею частью, языкомъ правильнымъ,
точнымъ, даже литературнымъ, вполнѣ доступнымъ для
дѣтскаго пониманія; тотчасъ замѣтно, что Ушинскій, какъ
тонкій психологъ и опытный наблюдатель, знаетъ дѣтей
и умѣетъ съ ними говорить, при этомъ основательно вла-
дѣетъ отечественнымъ языкомъ и глубоко понимаетъ его
многоразличную ткань

Научно - педагогическая система матеріала, предла-
гаемаго книгою, выдержана въ «Дѣтскомъ Мірѣ» его авто-
ромъ съ зрѣло-обдуманнымъ планомъ отъ начала до конца.
Всѣ свѣдѣнія по естествовѣдѣнію, географіи и исторіи не
перемѣшаны между собою, а сконцентрированы въ два
большіе круга, постепенно усложняющееся, соотвѣтственно
которымъ книга раздѣлена на двѣ части. Сверхъ того,
каждая отдѣльная статья, представляя собою одно закон-
ченное цѣлое, вмѣстѣ съ тѣмъ тѣсно связана съ послѣ-
дующею, вводя въ сознаніе дѣтей лишь одно или два
понятія; между статьями соблюденъ переходъ отъ легкаго
къ трудному; однородныя свѣдѣнія нѣсколькихъ статей
тотчасъ-же сводятся къ опредѣленному выводу, классифи-
каціи, явленію или закону. Эта-то тщательно выполненная
научно-педагогическая система бросилась всѣмъ въ глаза,
всѣхъ поразила своею новизною—и «Дѣтскій Міръ» сразу
завоевалъ себѣ первенствующее мѣсто въ ряду книгъ для
чтенія не только въ младшихъ классахъ среднихъ учебныхъ
заведеній, но и въ народныхъ школахъ, хотя онъ и не пред-
назначался первоначально для нихъ. Такъ и должно было
случиться, потому что «Дѣтскій Міръ» заключаетъ въ себѣ
именно тотъ циклъ первоначальныхъ научныхъ свѣдѣній,
которыя необходимо надо знать каждому грамотному чело-
вѣку, тѣмъ болѣе, что, какъ извѣстно, въ нашей народной
школѣ, кромѣ Закона Божія, чтенія, письма и счета, ника-
кихъ наукъ не полагается. Замѣчательно, что въ отношеніи
строгой выдержанности педагогическаго плана и до сихъ
поръ ни одна изъ употребляемыхъ въ настоящее время
книгъ для чтенія не можетъ конкуррировать съ «Дѣтскимъ
Міромъ». Вотъ почему «Дѣтскій Міръ» и донынѣ остается

любимою книгою для нашихъ народныхъ учителей и учи-
тельницу получившихъ спеціальное педагогическое обра-
зованіе .
Содержаніе, изложеніе, языкъ, система еще не заклю-
чаютъ всей суммы достоинствъ первоначальной книги для
чтенія; не менѣе имѣетъ значеніе духъ и направленіе, кото-
рыми проникнута книга, и что обыкновенно ускользаетъ
отъ поверхностнаго взгляда читателя, а потому часто ложно
истолковывается. «Дѣтскій Міръ», какъ книга, приспо-
собленная къ постепеннымъ умственнымъ упражненіямъ и
наглядному знакомству съ окружающимъ міромъ, научаетъ
дѣтей вглядываться въ окружающіе предметы и явленія,
подмѣчать ихъ существенные признаки, думать, вдумываться,
приходить къ правильнымъ выводамъ, отчего Ушинскій и
помѣстилъ въ своей книгѣ уроки логики, чего не встрѣчаемъ
ни въ одной изъ позднѣйшихъ книгъ для чтенія. Но это
развитіе тонкой наблюдательности и правильнаго мышленія
направлено къ тому, чтобы познать Бога во всемъ суще-
ствующемъ и живущемъ. «Я не видѣлъ и не могу видѣть
Бога, потому что Онъ Духъ; но вѣрю, что Онъ существуетъ,
видитъ все, знаетъ все, управляетъ всѣмъ» — вотъ что чи-
таетъ ученикъ на первыхъ страницахъ «Дѣтскаго Міра»,
вотъ высокая идея, положенная въ основу книги Ушинскаго.
А между тѣмъ иные педагоги упревали «Дѣтскій Міръ»
именно въ отсутствіи всякаго религіознаго направленія. Но
такова всегда судьба геніальнаго новатора-педагога. Вѣдь
и надъ Песталоцци смѣялись и называли его сумасшедшимъ,
вѣдь и Амоса Коменскаго изгнали изъ отечества, вѣдь и на
Дистервега смотрѣли подозрительно. По духу «Дѣтскій
Міръ»— чисто русская книга. Ушинскій бесѣдуетъ съ дѣтьми

объ окружающихъ ихъ явленіяхъ природы, о знакомыхъ
имъ животныхъ, растеніяхъ и минералахъ, тепло разсказы-
ваетъ о печальникахъ и устроителяхъ русской земли, ри-
суетъ картины изъ русской природы, даетъ для заучиванія
произведенія родныхъ поэтовъ, хотя хрестоматическій
отдѣлъ требуетъ обновленія и значительнаго расширенія.
Такимъ образомъ за Ушинскимъ остается историческая
заслуга въ томъ отношеніи, что онъ ближе, чѣмъ кто-либо
другой, подошелъ къ идеалу книги для первоначальнаго
чтенія,—идеалу, который, послѣ внимательнаго изученія
«Дѣтскаго Міра», долженъ отвѣчать, по нашему мнѣнію,
слѣдующимъ педагогическимъ условіямъ:
1) Книга для первоначальнаго чтенія должна соста-
влять основаніе и центръ всего общеобразовательнаго эле-
ментарнаго курса.
2) Въ педагогическомъ отношеніи въ основу книги
должно быть поставлено единство формальнаго и реальнаго
образованія, понимаемаго въ смыслѣ развитія и укрѣпленія
умственной и нравственной стороны ученика, расширенія
правильнаго и сознательнаго міровоззрѣнія и пріобрѣтенія
истинныхъ и полезныхъ знаній, пригодныхъ для жизни
духовной и матеріальной.
3) Матеріалъ книги заимствуется изъ сферы близкой
и родной, что сообщаетъ книгѣ практическое и жизненное
значеніе, такъ какъ школа готовитъ человѣка для жизни.
Матеріалъ необходимо строго распредѣлить по годамъ уче-
нія и отдѣламъ.
4) Языкъ книги, какъ въ заимствованныхъ статьяхъ,
такъ и въ статьяхъ, составленныхъ авторомъ книги, отъ на-
чала до конца, долженъ быть образцовый по формѣ и со-

держанію; правописаніе согласовано вездѣ съ послѣднимъ
словомъ русской орѳографіи.
5) Но характеру изложенія статьи книги должны отли-
чаться живостью, ясностью, простотою, картинностью и
увлекательностью, дабы эстетическое чувство дѣтей не при-
туплялось, а развивалось на книгѣ для чтенія.
6) По формѣ изложенія каждая статья книги должна
представлять собою нѣчто законченное, цѣлое, а всѣ статьи
каждаго отдѣла — связную систему, чѣмъ полагается заро-
дышъ къ развитію въ дѣтяхъ правильнаго логическаго мы-
шленія.
7) Въ отношеніи внѣшности книга должна быть из-
дана чисто, опрятно, даже изящно, на плотной синевато-
бѣлой бумагѣ, съ крупною, четкою печатью и съ рисун-
ками, которые, однако, не должны пестрить книги и не раз-
влекать слишкомъ дѣтей: она должна производить на нихъ
пріятное впечатлѣніе и поселить уваженіе ко всякой книгѣ
вообще.
8) Полезно, если къ такой книгѣ будетъ приложено и
методическое руководство для учителей, гдѣ можетъ быть
помѣщено и собраніе письменныхъ и грамматическихъ за-
дачъ, послѣдовательно и систематически расположенныхъ.
Правда, «Дѣтскій Міръ», не во всѣхъ своихъ сторо-
нахъ вполнѣ удовлетворяетъ начертанному нами идеалу
книги для чтенія, но несомнѣнно Ушинскій создалъ этотъ
идеалъ, расчистилъ и подготовилъ почву для будущихъ дѣ-
ятелей на поприщѣ обработки русской книги для чтенія.

II.
К. Д. Ушинскій не остановился на «Дѣтскомъ Мірѣ».
Создавъ книгу для 10—12 лѣтнихъ дѣтей, талантливый и
плодовитый педагогъ задумалъ дать книжку и дѣтямъ только-
что начинающимъ учиться. Такую книжку онъ нѣсколько
лѣтъ обдумывалъ, сто разъ передѣлывалъ и написалъ,
будучи за границею, гдѣ пристально присматривался къ
школамъ, дѣтямъ и къ ихъ первымъ книжкамъ. Плодомъ
его двухлѣтняго труда и было его знаменитое «Родное
Слово ».
« Я учился грамотѣ по « Родному Слову » Ушинскаго », —
и теперь говорятъ съ восторгомъ русскія дѣти.
Лучшую характеристику «Родного Слова» далъ намъ,
еще лѣтъ 25 тому назадъ, С. И. Миропольскій.
«Во главѣ руководствъ,—писалъ онъ тогда,—соста-
вленныхъ по способу письма-чтенія, безъ сомнѣнія, должно
стоять «Родное Слово» Ушинскаго. Хотя трудъ этотъ со-
ставленъ авторомъ по иностраннымъ пособіямъ (Фриза,
Шерра), но его должно признать не только вполнѣ само-
стоятельнымъ въ методическомъ отношеніи, но и вполнѣ
русскимъ народнымъ по обработкѣ матеріала. «Родное Слово»
въ самомъ тѣсномъ смыслѣ родное нашей школѣ, нашей
жизни, нашей народности. Содержаніе н обработка этого
труда слишкомъ извѣстны, чтобы о нихъ распространяться.
Конечно, это не значитъ, чтобы въ немъ не было промаховъ,
ошибокъ, недостатковъ, но, говоря вообще, мы должны

признать, что «Родное Слово» — лучшее изъ всего, что мы
имѣемъ по предмету обученія грамотѣ» *).
Другой педагогъ, близко стоящій къ народной школѣ,
директоръ Глуховскаго учительскаго института А. Бѣляев-
скій, позлее, въ 1887 г., когда «Родное Слово» проникло
уже во всѣ наши семьи, во всѣ наши школы, писалъ: «Эта
маленькая книжка составила эпоху въ нашей элементарно-
дѣтской педагогической литературѣ. Въ ней такъ много
пищи для дѣтскаго ума, чувства и воображенія, что, не
смотря на два десятилѣтія, истекшія (въ 1887 г.) со вре-
мени появленія этой прекрасной книжки, она все-таки не
утратила своей прелести, своей свѣжести для элементар-
ныхъ школъ. Всѣ позднѣйшія подражанія, передѣлки и
усовершенствованія книжки Ушинскаго блѣднѣютъ передъ
нею, какъ копія передъ оригиналомъ. Милліоны дѣтей,
учившихся по этой книжкѣ, сохранятъ до гробовой доски
пріятное воспоминаніе о сказочкахъ, пѣсенкахъ, посло-
вицахъ, стишкахъ, вполнѣ приноровленныхъ къ дѣтскому
возрасту; русскія дѣти, благодаря «Родному Слову», по-
любятъ деревню, свой домъ, полюбятъ церковь, отечество
настолько, насколько возможна сознательная любовь ди-
тяти къ этимъ основамъ жизни народной и общечеловѣ-
ческой» **).
Это мнѣніе компетентныхъ педагоговъ остается спра-
ведливымъ и до сегодня. Въ самомъ дѣлѣ, если книга вы-
держала въ теченіе 30 лѣтъ болѣе сотни изданій, разо-
*) См. «Руководство къ общеобразовательнымъ учебнымъ предметамъ»
Весселя. Т. II, стр. 198.
**) «Историческій очеркъ развитія элементарной школы» А. Бѣляев-
скаго. Глуховъ. 1887 г., стр. 97.

шлась въ количествѣ около 5-ти милліоновъ экзем-
пляровъ, если милліоны русскихъ дѣтей нѣсколькихъ по-
колѣній выучились читать и писать по «Родному Слову»,
начиная отъ царскихъ чертоговъ и кончая самой бѣдной
захолустной избой, и если по способу Ушинскаго обра-
ботаны учебники грамоты даже у грузинъ, армянъ и та-
таръ, то не удивительно, что «Родное Слово» заняло
передовое мѣсто и въ школѣ, и въ учебной литературѣ.
Къ «Родному Слову» для дѣтей Ушинскій приложилъ
и руководство или, вѣрнѣе, добрыя пожеланія и для уча-
щихъ. Это небольшое приложеніе заключаетъ въ себѣ
рядъ такихъ педагогическихъ указаній по первоначаль-
ному обученію, такихъ гуманныхъ идей по воспитанію,
согрѣто такою безкорыстною любовью къ русскимъ дѣ-
тямъ, что мы считаемъ далеко не лишнимъ привести здѣсь
хотя нѣкоторыя изъ этихъ педагогическихъ идей К. Д.
Ушинскаго:
«Я желалъ-бы отъ всей души, чтобы на моей родинѣ,
рядомъ съ устройствомъ малолѣтнихъ школъ для дѣтей, не
могущихъ, по какимъ-либо уважительнымъ причинамъ,
пользоваться счастіемъ хорошаго домашняго воспитанія и
ученья, развивались въ русской женщинѣ наклонность и
умѣнье самой заниматься воспитаніемъ и обученіемъ своихъ
дѣтей. Я желалъ-бы, чтобы русская женщина, испытавъ
глубокое наслажденіе самой учить и развивать своего ре-
бенка, не уступала этого наслажденія никому безъ крайней
необходимости».
«Школа для малолѣтнихъ тогда только хороша, когда
она вполнѣ проникнута семейнымъ характеромъ и болѣе
похожа на семью, чѣмъ на школу».

« Школа не имѣетъ права вторгаться въ чуждую ей об-
ласть и мѣшать своими уроками вліянію другихъ великихъ
воспитателей человѣка: природы и жизни».
« Прежняя схоластическая школа взваливала весь трудъ
ученья на плечи дѣтей, давая въ руки учителя только фе-
рулу для того, чтобы подгонять лѣнивыхъ. Слѣдовавшая
затѣмъ школа ударилась въ другую крайность: она взвалила
весь трудъ на учителя, заставляя его развивать дѣтей такъ,
чтобы для нихъ это развитіе не стоило никакихъ усилій.
Новая школа, напротивъ, раздѣляетъ и организуешь трудъ
учителя и учениковъ; она требуетъ, чтобы дѣти, по
возможности, трудились самостоятельно, а учитель руко-
водилъ этимъ самостоятельнымъ трудомъ и давалъ для него
матеріалъ».
. «Въ старой школѣ дисциплина была основана на са-
момъ противоестественномъ началѣ—на страхѣ къ учи-
телю, раздающему награды и наказанія. Въ разумно устро-
енной новой школѣ наказаній за лѣность быть не можетъ,
потому что уроки выучиваются въ классѣ; наказаній за
шалости—также, потому что дѣти заняты и шалить имъ
некогда».
«Чѣмъ меньше возрастъ учениковъ, надъ образова-
ніемъ которыхъ трудится воспитатель, тѣмъ больше тре-
буется отъ него педагогическихъ знаній, и это требованіе
не возрастаетъ, а уменьшается по мѣрѣ возраста уче-
ника».
«Въ школѣ должна царствовать серьезность, допускаю-
щая шутку, но не превращающая всего дѣла въ шутку,
ласковость безъ приторности, справедливость безъ при-
дирчивости, доброта безъ слабости, порядокъ безъ пе-

дантизма, а главное — постоянная разумная дѣятель-
ность».
«Православная церковь, допуская дѣтей къ исповѣди
въ 7 лѣтъ, согласно съ физіологіею и психологіею, при-
знаетъ этотъ годъ дѣтскаго возраста окончаніемъ младенче-
ства, намекая на начало развитія самосознанія въ дѣтяхъ.
Начало отрочества должно быть вмѣстѣ съ тѣмъ и началомъ
ученья. Но не спѣшите съ ученьемъ. Начинайте его тогда,
когда замѣтите въ ребенкѣ охоту къ рисованію, способность
его сосредоточивать вниманіе на одномъ предметѣ, слушать
то, что ему говорятъ, и выражаться не отрывочными сло-
вами, а полными предложеніями. Поэтому, по свойству
дѣтскаго организма и способностей, можно начинать мето-
дическое обученіе въ 6, 7, 8 и даже 9 лѣтъ».
«Не утомляйте ребенка слишкомъ продолжительнымъ
ученіемъ. Въ первый годъ довольно будетъ часа поутру и
полчаса послѣ обѣда. На слѣдующій годъ можно будетъ
прибавить по получасу—полтора часа утромъ и часъ послѣ
обѣда; далѣе два часа утромъ и по крайней мѣрѣ до 9 лѣтъ
не идти выше трехъ часовъ ежедневныхъ занятій. Сначала
черезъ каждые полчаса, а потомъ черезъ часъ, давайте пол-
ный отдыхъ ребенку— пусть онъ немного побѣгаетъ, порѣз-
вится и привыкаетъ принуждать себя переходить отъ игры
къ дѣлу. Задавать дѣтямъ внѣклассные уроку въ этомъ воз-
растѣ положительно вредно, и только въ 10 лѣтъ, и то
послѣ хорошихъ предварительныхъ классныхъ занятій въ
прежніе годы, можно допустить небольшіе уроки внѣ
класса».
«Сдѣлать серьезное занятіе для ребенка заниматель-
нымъ—вотъ задача первоначальнаго обученія. Съ первыхъ-

же уроковъ пріучайте дитя полюбить свои обязанности и
находить удовольствіе въ ихъ исполненіи. Но пріучите ре-
бенка дѣлать не только то, что его занимаетъ, но и то, что
не занимаетъ,—дѣлать ради удовольствія исполнить свою
обязанность. Вы приготовляете ребенка къ жизни, а въ
жизни не всѣ обязанности занимательны».
«На основаніи физіологическаго и психическаго за-
кона, современное первоначальное обученіе открывается не
однимъ, а нѣсколькими предметами: наглядное обученіе,
письмо, рисованіе, дѣтскія работы, чтеніе, счетъ, библей-
скіе разсказы, пѣніе и гимнастика смѣняютъ другъ друга и
поддерживаютъ въ ребенкѣ тѣлесную и душевную бодрость
и свойственную этому возрасту веселость»-
«Но чѣмъ разнообразнѣе предметы первоначальнаго
обученія, тѣмъ необходимѣе, чтобы всѣ эти предметы пре-
подавались однимъ лицомъ, чтобы все сливалось въ одно
разумное воздѣйствіе взрослаго лица на впечатлительную
душу ребенка. Чѣмъ болѣе разнообразія въ учебныхъ заня-
тіяхъ и чѣмъ менѣе разнообразія въ учащихъ, тѣмъ лучше
для первоначальнаго обученія».
«Дитя мыслитъ формами, красками, звуками, ощуще-
ніями вообще; отсюда — необходимость для дѣтей нагляднаго
обученія, которое и строится не на отвлеченныхъ предста-
вленіяхъ и словахъ, а на конкретныхъ образахъ, непосред-
ственно воспринимаемыхъ ребенкомъ. Самъ Божественный
Учитель нашъ показалъ намъ великій примѣръ нагляднаго
обученія: Онъ бралъ полевую лилію и, указывая на нее,
говорилъ о довѣренности къ Провидѣнію; Онъ указывалъ
на стѣны Іерусалимскія и говорилъ о суетѣ всего земного;
бралъ самые простые, общеизвѣстные примѣры изъ обык-

новенной жизни и выводилъ изъ нихъ высокое ученіе о
Царствѣ Божіемъ».
«Дитя входитъ въ духовную жизнь окружающихъ его
людей единственно чрезъ посредство отечественнаго языка,
и наоборотъ, міръ, окружающій дитя, отражается въ немъ
своею духовною стороною только чрезъ посредство той-же
среды—отечественнаго языка. Вотъ почему преподаваніе
отечественнаго языка въ первоначальномъ обученіи соста-
вляетъ предметъ главный, центральный, входящій во всѣ
другіе и собирающій въ себѣ ихъ результаты. Я смотрю на
наставника отечественнаго языка, какъ на руководителя
всего первоначальнаго ученья»...
Вотъ тѣ возвышенныя и существенно-важнѣйшія педа-
гогическія идеи Ушинскаго, разсѣянныя въ его прекрасной
книжкѣ для учащихъ по « Родному Слову», и сгруппирован-
ныя нами въ нѣкоторой системѣ. Словами самого Ушин-
скаго мы показали, какъ высоко смотрѣлъ онъ на призва-
ніе русской женщины, какъ серьезно относился къ учителю,
какъ тепло и сердечно любилъ дитя, какъ желалъ органи-
зовать первоначальное обученіе, чтобы оно было и пріят-
нымъ, и серьезнымъ для дѣтей, и какое воспитательное зна-
ченіе придавалъ онъ наглядному обученію и отечественному
языку... К нынѣ не перестали серьезно задумываться у
насъ надъ всѣми этими вопросами, которые такъ талантливо
разъяснены даровитымъ педагогомъ еще 30 лѣтъ тому
назадъ!..

III.
К. Д. Ушинскій былъ не только педагогомъ дѣтей и
учителей, но онъ былъ и педагогомъ-публицистомъ. Его
отдѣльные педагогическіе трактаты, разсѣянные по различ-
нымъ педагогическимъ журналамъ, изданы уже послѣ смерти
его въ одномъ большомъ томѣ въ 624 стр. подъ заглавіемъ:
«Собраніе педагогическихъ сочиненій Константина Дмитріе-
вича Ушинскаго ». Разумѣется, что въ это « Собраніе » вошло
далеко не все, что написано Ушинскимъ.
Статьи, помѣщенныя въ «Собраніи», можно подраздѣ-
лить на четыре группы. Однѣ изъ нихъ касаются области
психологіи: «Трудъ въ его психологическомъ и воспита-
тельномъ значеніи»; другія знакомятъ съ положеніемъ
школьнаго дѣла за-границею, преимущественно же въ
Швейцаріи; третью группу составляютъ критическія статьи:
«ПедагоГическія сочиненія Н. И. Пирогова», «Цвѣты
московской педагогіи на петербургской почвѣ», «Отвѣтъ
на рецензіи Толя»; четвертыя затрогиваютъ интересы
нашей родины: семьи, школы, общества, государства. Та-
ковы: «О пользѣ педагогической литературы», «О народ-
ности въ общественномъ воспитаніи »,« Воскресныя школы »,
«Родное слово», «О нравственномъ элементѣ въ рус-
скомъ воспитаніи», «5-е марта 1861 года», «Проектъ
учительской семинаріи». Для насъ ближе и цѣннѣе послѣд-
нія статьи, тѣмъ болѣе, что въ нихъ Ушинскій проводитъ
свои собственные педагогическіе взгляды, совершенно ори-
гинальные, независимые, никогда и нигдѣ не подлаживаясь

подъ тонъ той или другой партіи, того или другого господ-
ствующаго направленія. Въ этихъ статьяхъ нашъ высоко-
даровитый педагогъ является краснорѣчивымъ поборникомъ
и печальникомъ русской школы, которую желаетъ основать
на началахъ религіозности, народности и науки. Для учи-
телей онъ требуетъ педагогическихъ факультетовъ, учитель-
скихъ семинарій, самаго широкаго общаго и спеціальнаго
педагогическаго образованія. Для семьи и общества — рас-
пространенія разумной педагогической литературы, здра-
выхъ педагогическихъ понятій о воспитаніи и обученіи
дѣтей; для государства—школъ, и много школъ. Приве-
демъ хотя нѣкоторыя изъ его мыслей по затронутымъ во-
просамъ:
«Есть только одинъ идеалъ совершенства, предъ кото-
рымъ преклоняются всѣ народности: это идеалъ, предста-
вляемый намъ христіанствомъ. Все, чѣмъ человѣкъ, какъ
человѣкъ, можетъ и долженъ быть, выражено вполнѣ въ
Божественномъ ученіи, и воспитанію остается только, преж-
де всего и въ основу всего, вкоренить вѣчныя истины хри-
стіанства. Оно даетъ жизнь и указываетъ высшую цѣль ко
всякому воспитанію; оно-же и должно служить для воспи-
танія каждаго христіанскаго народа источникомъ свѣта и
всякой истины. Это несгораемый свѣточъ, идущій вѣчно,
какъ огненный столбъ пустыни, впереди человѣка и наро-
довъ; за нимъ должно стремиться развитіе всякой народно-
сти и всякое истинное воспитаніе, идущее вмѣстѣ съ народ-
ностью ».
«Но русское воспитаніе должно быть, вмѣстѣ съ тѣмъ,
и православное воспитаніе. Обряды нашей православной
церкви имѣютъ великое воспитательное значеніе уже по-

тому, что они сами собою, безъ посредствующихъ объясне-
ній, обнимаютъ дѣтскую душу святымъ религіознымъ чув-
ствомъ, настроиваютъ ее на возвышенный торжественный
ладъ... Всякій, получившій чисто русское воспитаніе, непре-
мѣнно отыщетъ въ душѣ своей глубокія, неизгладимыя
впечатлѣнія множества церковныхъ пѣсенъ и священнодѣй-
ствій, службы поста и Страстной недѣли, встрѣчи Свѣтлаго
Праздника, Рождества Христова и Крещенія и всѣхъ тѣхъ
годичныхъ торжественныхъ службъ, которыя составляютъ
эпохи въ жизни каждаго чисто русскаго семейства... Мы
сохраняемъ отрадную увѣренность, что многіе изъ насъ и
теперь не могутъ безъ глубочайшаго душевнаго удоволь-
ствія вспомнить о тѣхъ мирныхъ, сіяющихъ торжествахъ,
о тѣхъ то грустныхъ, то торжественныхъ мотивахъ, кото-
рые православная церковь вносила въ нашу родимую семью,
и мы желали-бы, чтобы ни одно русское дитя не было ли-
шено святого, отраднаго воспитательнаго вліянія православ-
ной церкви».
«Народъ безъ народности—тѣло безъ души, и воспи-
таніе, если оно не хочетъ быть безсильнымъ, должно быть
народнымъ. Всякая живая историческая народность есть
самое высокое и самое прекрасное созданіе Божіе на землѣ,
и воспитанію остается только черпать изъ этого богатаго и
чистаго источника... Какъ нѣтъ человѣка безъ самолюбія,
такъ нѣтъ человѣка безъ любви къ отечеству, и эта любовь
даетъ воспитанію вѣрный ключъ къ сердцу человѣка и мо-
гущественную опору для борьбы съ его дурными природ-
ными, личными, семейными и родовыми наклонностями».
« Удалимъ отъ себя навсегда ту ложную мысль, что нашъ
простой мужикъ очень грубъ, необразованъ и глупъ, чтобы

слѣдить за воспитаніемъ своего дитяти. Положимъ, онъ
грубъ и необразованъ; но онъ вовсе не глупъ, и притомъ
имѣетъ еще очень твердыя и ясныя убѣжденія, да кромѣ
того, въ груди его бьется горячее родительское сердце, ко-
торое чутко ко всякой опасности, угрожающей дѣтямъ. Не
забудемъ, что если мы многому хотимъ учить простой на-
родъ, то есть многое, чему сами отъ него научились. Не
забудемъ, что этотъ народъ создалъ ту поэзію, которая
спасла насъ отъ забавнаго дѣтскаго лепета, на которомъ
мы подражали иностранцамъ; что именно изъ народныхъ
источниковъ мы обновили нашу литературу и сдѣлали ее
достойною этого имени; что этотъ простой народъ, нако-
нецъ, создалъ и эту великую державу, подъ сѣнью которой
мы живемъ».
« Удивительно-ли послѣ всего, что воспитаніе, создан-
ное самимъ народомъ и основанное на народныхъ началахъ,
имѣетъ ту воспитательную силу, которой нѣтъ въ самыхъ
лучшихъ системахъ, основанныхъ на абстрактныхъ идеяхъ,
или заимствованныхъ у другого народа».
Но каковыми-же должны быть учителя и воспитатели
школъ, основанныхъ на началахъ религіозности и народно-
сти, и какъ должно относиться къ нимъ общество?
«Необходимо, — говоритъ Ушинскій, — чтобы люди,
принимающіеся за воспитаніе юношества, были не только
хорошіе педагоги, но и истинные христіане по своимъ стре-
мленіямъ и убѣжденіямъ. Но воспитаніе есть дѣятельность
сознательная, по крайней мѣрѣ она должна быть такою со
стороны воспитателя, а чтобы сознательно выбрать сред-
ства для достиженія цѣли воспитанія, для этого должно
прежде познакомиться съ самыми этими средствами. Это

знакомство и даетъ педагогическая литература, которая
одна только можетъ оживить воспитательную дѣятельность,
придать ей тотъ смыслъ и ту занимательность, безъ кото-
рыхъ она скоро дѣлается машинальнымъ препровожденіемъ
времени, назначеннаго на урокъ. Она одна только можетъ
возбудить въ обществѣ вниманіе къ дѣлу воспитанія и дать
въ немъ воспитателямъ то мѣсто, которое они должны за-
нимать по важности возлагаемыхъ на нихъ обязанностей.
Педагогическая литература установляетъ въ обществѣ, съ
одной стороны, правильныя требованія въ отношеніи вос-
питанія, а съ другой — открываетъ средства для удовлетво-
ренія этихъ требованій...
«Педагогическая литература, живая, современная и
обширная, вырываетъ воспитателя изъ его замкнутой усы-
пительной сферы, вводитъ его въ благородный кругъ мы-
слителей, посвятившихъ всю свою жизнь дѣлу воспитанія.
Воспитатель, стоящій въ уровень съ современнымъ ходомъ
воспитанія, чувствуетъ себя живымъ, дѣятельнымъ членомъ
великаго организма, борющагося съ невѣжествомъ и поро-
ками человѣчества, посредникомъ между всѣмъ, что было
благороднаго и высокаго въ прошедшей исторіи людей, и
поколѣніемъ новымъ, хранителемъ святыхъ завѣтовъ лю-
дей, боровшихся за истину и благо. Онъ чувствуетъ себя
живымъ звеномъ между прошедшимъ и будущимъ, могучимъ
ратоборцемъ истины и добра, и сознаетъ, что его дѣло,
скромное по наружности, одно изъ величайшихъ дѣлъ исто-
ріи, что на этомъ дѣлѣ зиждутся царства и имъ живутъ цѣ-
лыя поколѣнія. Онъ видитъ, что вопросы относительно его
дѣятельности, рождающіеся въ его мысляхъ, на которые пу-
стая и суетная толпа, исчезающая безъ слѣда со всѣмъ сво-

имъ трескомъ и фейерверочнымъ огнемъ, обращаетъ мало
вниманія, занимаютъ сотни тысячъ благороднѣйшихъ умовъ,
постигшихъ глубоко всю важность воспитанія.
«Съ другой стороны, при существованіи педагогиче-
ской литературы, всякій воспитатель имѣетъ возможность
не ограничиваться тѣснымъ кругомъ своей дѣятельности.
Его опытъ, мысль, которую онъ выработаетъ въ своей
практикѣ, новый вопросъ, родившійся въ его головѣ, все
это не остается въ предѣлахъ его школы, или, что еще ху-
же, не умретъ въ немъ самомъ; но, появившись на литера-
турномъ поприщѣ, облетитъ всѣ концы Россіи, заглянетъ
во всѣ захолустья, гдѣ только есть школа, и вызоветъ со-
чувствіе или споръ въ сотнѣ его товарищей, дѣла которыхъ
коснется мысль его прямо: она можетъ вызвать горячее со-
чувствіе, пріобрѣсть защитниковъ и перейти въ дѣйстви-
тельность не въ тѣсныхъ предѣлахъ одного класса, или од-
ной школы, но въ обширныхъ предѣлахъ общественнаго
образованія цѣлаго государства».
Такъ высоко смотритъ Ушинскій на призваніе учителя
и на значеніе для него педагогической литературы.
Въ другомъ мѣстѣ Ушинскій доказываетъ, что и само
общественное воспитаніе только тогда оказывается дѣйстви-
тельнымъ, когда его вопросы становятся общественными
вопросами для всѣхъ и семейными вопросами для каждаго.
«Возбужденіе общественнаго мнѣнія въ дѣлѣ воспита-
нія есть единственно прочная основа всякихъ улучшеній
по этой части: гдѣ пѣтъ общественнаго мнѣнія о воспи-
таніи, тамъ нѣтъ и общественнаго воспитанія, хотя
можетъ бытъ множество общественныхъ учебныхъ заве-
деній». А этого возбужденія можно достигнуть лишь путемъ

самаго широкаго распространенія въ обществѣ педагоги-
ческой литературы.
Такъ же горячо и самостоятельно относился Ушинскій
къ возникновенію въ его время народныхъ школъ. Въ статьѣ
по этому поводу онъ. между прочимъ, высказываетъ такія
мысли:
«Наша народная школа, какъ ни слабы еще до сихъ
поръ ея начатки, уже дѣйствительно начинается у насъ, и
начинается самимъ естественнымъ образомъ, изъ прямыхъ
своихъ источниковъ: изъ пониманія народомъ необходимости
образованія для новой жизни (послѣ освобожденія) и изъ
теплаго источника любви родителей къ дѣтямъ, которыхъ
отцы хотятъ приготовить къ жизни лучше той, которую они
сами вели. Отсюда понятно, что народъ, устраивая
школы для своихъ дѣтей, добровольно, по своему собствен-
ному желанію и на свои деньги, видитъ въ этихъ школахъ
свои школы и хочетъ видѣть въ нихъ учителями такихъ
лицъ, которыя-бы вполнѣ отъ нихъ зависѣли, испол-
няли-бы безъотговорочно свою учительскую обязанность,
не по прихоти или изъ милости, а по договору, и оставля-
ли-бы школу, если не хотятъ дѣлать дѣло, за которое взя-
лись. Такое положеніе школьнаго дѣла показываетъ уже
необходимость обращаться съ нимъ какъ можно осторож-
нѣе, чтобы какимъ- нибудь насильственнымъ вмѣшательствомъ
не повредить этому, только-что начинающему пробиваться
изъ земли растенію, а существенно мы можемъ повредить
ему тогда, если чѣмъ-нибудь выскажемъ крестьянину, что
его школа, имъ заводимая и оплачиваемая, не совсѣмъ-то
его, и что заводить ее онъ можетъ, но распоряжаться ею бу-
дутъ другіе... Только одно земство, находясь въ ближай-

шемъ отношеніи къ народу и имѣя въ своей средѣ и обра-
зованныхъ людей, можетъ содѣйствовать дѣлу народной
школы, да и то единственно путемъ разъясненія, убѣжде-
нія, вспомоществованія, а не путемъ какихъ-нибудь насиль-
ственныхъ мѣръ или регламентацію.. Если-бы даже при-
знать возможною какую-нибудь вредную религіозную или
политическую пропаганду дѣтямъ отъ 7 до 10 лѣтъ, зани-
мающимся первыми элементами грамотности, то мы увѣ-
рены, что народъ прежде всего вооружится самъ противъ
такой пропаганды. Если крестьянинъ замѣтитъ, что его ди-
тя, посѣщающее школу, начинаетъ показывать неуваженіе
къ религіи, къ родителямъ, или болтаетъ разныя глупости,
то повѣрьте, что прежде всего самъ-же крестьянинъ воору-
жится противъ такой школы и такого учителя. Въ этомъ не
можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія... Въ данномъ случаѣ
надеженъ только тотъ хранитель, который имѣетъ свой соб-
ственный интересъ въ охраненіи, и вотъ почему мы пола-
гаемъ наилучшимъ ввѣрить охраненіе народныхъ школъ отъ
всякихъ противорелигіозныхъ, противонравственныхъ или
противогосударственныхъ пропагандъ, во-первыхъ, самому
пароду, изъ котораго исходятъ всѣ основные принципы на-
шего государственнаго и религіознаго быта и дѣти котораго
учатся въ этихъ школахъ; во-вторыхъ, духовенству, кото-
рое самымъ положеніемъ своимъ поставлено охранителемъ
религіозныхъ принциповъ народа, и въ-третьихъ, земству,
все благоденствіе котораго основано на охраненіи спокой-
ствія и порядка»...
Столь-же тепло относится Ушинскій къ появленію у
насъ воскресныхъ школъ, говоря, что « воскресныя школы—
замѣчательное и отрадное явленіе, изъ котораго мы мо-

жемъ заключить разомъ, съ одной стороны, о томъ, что на-
родъ нашъ дозрѣлъ, наконецъ, до той степени, когда уче-
ніе его сдѣлалось неизбѣжнымъ, жизненнымъ вопросомъ, а
съ другой стороны, что церковь наша, правительство и обра-
зованный классъ, удовлетворяя, сколь возможно, этой по-
требности, открываютъ предъ глазами нашими успокоитель-
ную и свѣтлую будущность...»
Его непритворная любовь къ русскому народу съ осо-
бенною яркостью вылилась въ слѣдующихъ строкахъ его
небольшой, но горячо написанной статьи по поводу 1-го
марта 1861 года:
... «Осѣни себя крестнымъ знаменіемъ, православный
народъ, и призови съ нами благословеніе Божіе на твой
свободный трудъ»...
«Тогда по церкви будто пробѣжала широкая, звучная
волна; тысяча рукъ сотворили знаменіе освобожденнаго
креста, и крѣпостныя узы спали на вѣки. Великая, святая,
истинно христіанская минута въ жизни русскаго народа!»
«Наконецъ, діаконъ окончилъ чтеніе и заключитель-
ное слово «Александръ» громко раздалось подъ сводами
храма».
«Сильно отдалось это слово въ сердцахъ слушателей:
въ немъ, въ этомъ благословенномъ имени,—свобода 2 3-хъ
милліоновъ людей. Оно однимъ разомъ потопило во мракъ
невозвратимаго прошедшаго крѣпость со всѣми ея дикими
спутниками; оно открыло врата свободной жизни будущимъ
поколѣніямъ милліоновъ; оно раздѣлило исторію Россіи на
двѣ половины! Что долженъ былъ чувствовать Государь,
подписывая это все завершающее и все утверждаю-
щее имя?!»

Ушинскій былъ изъ первыхъ русскихъ мелкопомѣст-
ныхъ помѣщиковъ, освободившихъ своихъ крестьянъ, мирно
подѣлившись съ ними землею изъ своего и безъ того не-
большого имѣнія.
Таковъ былъ К. Д. Ушинскій, какъ педагогъ-публицистъ,
какъ проповѣдникъ новыхъ педагогическихъ идей въ Россіи
второй половины доживаемаго нами XIX вѣка.
Но самою капитальною статьею Ушинскаго въ «Со-
браніи» его сочиненій является «Трудъ въ его психиче-
скомъ и воспитательномъ значеніи», составляющій какъ-
бы profession do foi нашего педагога. Выходя изъ основ-
ныхъ положеній, что «трудъ есть такая согласная съ
христіанскою нравственностью дѣятельность человѣка, на
которую онъ рѣшается по безусловной необходимости ея
для достиженія той или другой истинно-человѣческой цѣ-
ли въ жизни, что матеріальные плоды трудовъ, хотя и
составляютъ человѣческое достояніе, но только внутренняя,
духовная, животворная сила труда служитъ источникомъ
человѣческаго достоинства и вмѣстѣ съ тѣмъ и нравствен-
ности и счастья, ибо, по слову Божію, не о хлѣбѣ еди-
номъ живъ будетъ человѣкъ; что безъ личнаго труда чело-
вѣкъ не можетъ идти впередъ, не можетъ оставаться на
одномъ мѣстѣ, а долженъ идти назадъ; что даже эконо-
мическое развитіе общества идетъ путемъ труда, отража-
ющагося на духовномъ и нравственномъ развитіи его содер-
жанія и формы»,—Ушинскій приходитъ къ заключенію, что
самой основной задачей воспитанія должно считаться приго-
товленіе юношей къ такому разумному, удовлетворяющему
душу труду. Воспитаніе должно развить въ человѣкѣ при-
вычку и любовь къ труду, должно дать ему возможность и

средства отыскать для себя трудъ въ жизни. Поэтому и
школа, имѣя въ виду развить человѣка и дать ему из-
вѣстный объемъ свѣдѣній, должна непременно и за-
жечь въ юношѣ жажду сознательнаго труда, безъ кото-
рой жизнь его не можетъ быть ни достойной, ни счаст-
ливой...
Самъ К. Д. Ушинскій, собственною жизнью, полной
неустаннаго духовнаго труда и служенія человѣчеству,
показалъ намъ высокій образецъ человѣка, который, благо-
даря такому труду, могъ принести такъ много пользы
своей родинѣ, даже въ столь короткое сравнительно время,
въ какія-нибудь 15 лѣтъ его собственно литературно-
педагогической деятельности. Самое яркое воплощеніе
идеи духовнаго труда Ушинскаго представляетъ собою его
послѣднее и предсмертное сочиненіе: «Человѣкъ, какъ
предметъ воспитанія», по справедливости составляющее
гордость всей нашей педагогической литературы.
IV.
«Человѣкъ, какъ предметъ воспитанія» по истин!»
можетъ считаться вѣнцомъ всѣхъ произведеній Ушинскаго,
завершеніемъ всей протекшей педагогической дѣятельности
безвременно сошедшаго въ могилу славнаго русскаго педа-
гога. Въ этомъ капитальномъ двухъ-томномъ сочиненіи
Ушинскій является уже педагогомъ-философомъ, педаго-
гомъ-мыслителемъ. Получивъ командировку за границу съ

цѣлью составленія на свободѣ курса педагогики для жен-
скихъ учебныхъ заведеній и относясь всегда серьезно ко
всякому дѣлу, за какое-бы онъ ни брался, Ушинскій не
сразу принялся за исполненіе возложеннаго на него пору-
ченія. Чѣмъ болѣе онъ вдумывался, углублялся въ пред-
стоящій ему трудъ, тѣмъ болѣе приходилъ къ убѣжденію,
что если нельзя сдѣлаться хорошимъ медикомъ, изучивъ
только хотя бы и самые полные лечебники, но не изучивъ
анатоміи и физіологіи; точно такъ же нельзя быть и искуснымъ
педагогомъ, не имѣя основательныхъ познаній антрополо-
гическихъ. И вотъ Ушинскій задумываетъ, прежде чѣмъ
составить педагогику, которую онъ притомъ считалъ не
наукою, а лишь искусствомъ, дать въ руки нашихъ учи-
телей и учительницъ такую философско-эклектическую
книгу, написанную возможно понятнымъ языкомъ, изъ ко-
торой-бы начинающій педагогъ могъ почерпнуть ясное
понятіе о физической и духовной природѣ человѣка, какъ
ихъ понимаетъ современная европейская наука. Въ теченіе
5 лѣтъ пребыванія за границею Ушинскій перечитываетъ
сочиненія выдающихся древнихъ и новыхъ мыслителей—
философовъ, психологовъ, физіологовъ и собственно педа-
гоговъ, — перечитываетъ, подвергаетъ строгой критикѣ, дѣ-
лаетъ собственные выводы. Съ карандашомъ въ рукѣ,
испещряя поля и страницы своими замѣчаніями, Ушин-
скій переходитъ отъ Св. Евангелія къ посланіямъ апо-
стольскимъ, отъ Аристотеля къ Спинозѣ, отъ Канта,
Локка и Гегеля къ Миллю, Бэну, Дарвину, Шопенгау-
еру, Бенеке и т. д., и т. д. Весною 1867 года, Ушин-
скій явился въ Петербургъ съ цѣлымъ ворохомъ исписан-
ныхъ отдѣльныхъ листковъ бумаги, а къ концу того-же

года вышелъ и первый томъ книги «Человѣкъ, какъ пред-
метъ воспитанія,—опытъ педагогической антропологіи»,
а въ 1869 году—и второй томъ; третій-же, —уже вполнѣ
самостоятельный, собственно руководство къ педагогикѣ,
гдѣ предполагались приложенія выработанной въ двухъ
первыхъ томахъ теоріи къ практикѣ,—къ сожалѣнію,
остался только въ однихъ черновыхъ рукописныхъ на-
броскахъ.
Оба тома представляютъ собою критическій сводъ
мнѣній величайшихъ мыслителей и ученыхъ по вопросамъ
тѣлесной и духовной природы человѣка. Сочиненіе это,
помимо глубокой учености и необычайной начитанности,
простотѣ и ясности изложенія, имѣетъ еще одно весьма
важное достоинство: въ немъ различныя теоріи на каждомъ
шагу опровергаются или, напротивъ, подкрѣпляются при-
мѣрами изъ жизни, вынесенными изъ субъективныхъ тон-
кихъ наблюденій автора надъ самимъ собою, надъ собствен-
ною духовною дѣятельностью, надъ жизнью и деятель-
ностью другихъ людей, а это придаетъ сочиненію Ушинскаго
огромный интересъ и живость: нѣкоторыя страницы можно
назвать просто увлекательными. Кромѣ того, книга К. Д.
Ушинскаго для каждаго преподавателя важна еще тѣмъ,
что, изслѣдуя психологическіе вопросы, авторъ постоянно
остается педагогомъ, не вдается въ метафизическія или
слишкомъ подробныя историческія разсужденія, а напро-
тивъ—при всякомъ удобномъ случаѣ обращается къ своей
главной цѣли, т.-е. къ изслѣдованію душевной деятель-
ности человѣка, какъ предмету воспитанія. Въ другихъ мѣ-
стахъ внимательный читатель долженъ еще самостоятельно
сдѣлать выводъ изъ разсужденій автора и соединить въ

одно цѣлое мысли, высказанныя въ нѣсколькихъ статьяхъ;
а такой способъ изложенія очень полезенъ въ томъ отно-
шеніи, что заставляетъ читателя посерьезнѣе заняться кни-
гой и извлечь изъ изученія ея не только выводы и факты,
но и пріобрѣсти привычку самостоятельно мыслить о
психологическихъ вопросахъ. В. П. Острогорскій совер-
шенно правъ, говоря, что и «этихъ двухъ томовъ, пред-
ставляющихъ обширную и единственную у насъ попу-
лярную философскую энциклопедію, полезную не только
для педагога, но и^ для всякаго образованнаго человѣ-
ка,—вполнѣ было-бы достаточно, чтобы навсегда сдѣлать
безсмертнымъ въ Россіи имя Ушинскаго, если-бы его за-
слуги ограничивались . даже однимъ этимъ великимъ тру-
домъ».
Въ заключеніе два слова о духѣ и направленіи книги..
Еще раньше (въ статьѣ «О нравст. элем, въ рус. восп.»)
Ушинскій высказалъ мысль, что «современная педагогика
выросла на христіанской почвѣ, и для насъ нехристіанская
педагогика вещь немыслимая». Этой высокой идеѣ онъ
остается вѣренъ и въ своемъ предсмертномъ сочиненіи. Во
многихъ мѣстахъ педагогической антропологіи Ушинскій
очень часто, для подтвержденія своихъ мыслей, ссылается
на ученіе Божественнаго Учителя. Объясняя отношеніе
психологіи къ религіознымъ системамъ, онъ указываетъ
на то, что религія всегда распространяла въ народѣ
психологическія знанія, что психологическія истины,
скрывающіяся въ Евангеліи, распространялись вмѣстѣ съ
евангельскимъ ученіемъ. «Какая книга въ мірѣ, — вдохно-
венно восклицаетъ Ушинскій въ одномъ мѣстѣ (стр.
417),—представляетъ болѣе глубокую психологію, болѣе

вѣрное знаніе людей, и какая книга въ мірѣ болѣе чита-
лась, слушалась и обдумывалась? Если-же евангельская
психологія, болѣе или менѣе глубоко понятая, сдѣлалась
общимъ достояніемъ всего христіанскаго міра, то какимъ-
же образомъ психологъ можетъ не знать этой психологіи,
можетъ обойти ее, ограничивъ свои познанія теоріями
Гербарта, Бенеке или какого-нибудь другого кабинетнаго
ученаго?»
К. Д. Ушинскій родился въ Тулѣ, въ началѣ 1824 г.,
умеръ въ Одессѣ 21-го декабря 1870 г.—отъ воспаленія
легкихъ, всего 47-хъ лѣтъ отъ роду. Онъ принадлежалъ
къ дворянской малороссійской семьѣ. Молодость его про-
текла безъ печали, безъ лишеній, среди любившихъ
талантливаго мальчика отца и матери. Оттого онъ такъ
любилъ русскую семью. На долю недолгой жизни К. Д.
Ушинскаго досталось не болѣе 15 лѣтъ непрерывной
педагогической дѣятельности.
Какъ мало времени и какъ много сдѣлано! Обще-
ственное значеніе этой дѣятельности громадно. К. Д. Ушин-
скій вмѣстѣ съ Пироговымъ создалъ у насъ собственную
педагогическую литературу, былъ проповѣдникомъ новыхъ
педагогическихъ идей по обученію и воспитанію; оба они
подняли въ глазахъ общества значеніе педагогической
профессіи; вмѣстѣ съ Вышнеградскимъ Ушинскій является
реформаторомъ женскаго образованія въ Россіи на на-
чалахъ гуманныхъ и широкихъ, опередившихъ даже
Западъ; вмѣстѣ съ барономъ Корфомъ Ушинскій былъ
просвѣтителемъ русской народной школы. Исторія оцѣ-

нитъ по достоинству выдающуюся дѣятельность этого
педагога-мыслителя и педагога-энтузіаста. Но если весь
славянскій міръ гордится своимъ Коменскимъ, Швей-
царія—своимъ Песталоцци, Германія—Дистервегомъ, то
мы, русскіе, не забудемъ, что среди насъ жилъ и училъ
К. Д. Ушинскій!..
Д. Семеновъ.

Приложеніе
къ статьѣ Д. Д. Семенова: «Дѣятельность К. Д. Ушин-
скаго въ Смольномъ институтѣ».
Какъ извѣстно уже читателямъ, преждевременная смерть
К. Д. Ушинскаго помѣшала ему окончить начатое имъ со-
чиненіе по педагогикѣ; но у г. Д. Д. Семенова сохранилась
программа курса, которой Ушинскій держался на своихъ
лекціяхъ, и которую поэтому умѣстно привести здѣсь, въ
томъ видѣ, какъ она вышла изъ подъ пера самого автора.
Вотъ полный текстъ этой « Программы педагогики для спе-
ціальныхъ классовъ женскихъ учебныхъ заведеній», соста-
вленной К. Д. Ушинскимъ.
Цѣль преподаванія педагогики.
Предметъ педагогики, какъ по цѣли своей, такъ и по
множеству входящихъ въ него предметовъ, а равно и по
сходству своему съ обширными науками, изъ которыхъ онъ
черпаетъ свое содержаніе, такъ громаденъ, что преподава-
ніе его въ спеціальныхъ классахъ женскихъ учебныхъ за-
веденій должно необходимо ограничиться осмотрительнымъ
выборомъ педагогическаго матеріала. При этомъ выборѣ

должно руководствоваться, во-первыхъ, ближайшими прак-
тическими цѣлями, для которыхъ преподаваніе педагогики
введено въ женскія учебныя заведенія, и, во-вторыхъ, тѣмъ
запасомъ подготовительныхъ свѣдѣній, необходимыхъ для
яснаго пониманія педагогики, который можно предполо-
жить въ слушательницахъ.
Практическая цѣль преподаванія педагогики въ жен-
скихъ учебныхъ заведеніяхъ заключается, во-первыхъ, въ
томъ, чтобы развить въ воспитанницахъ желаніе созна-
тельно заниматься воспитательной дѣятельностью, открыть
имъ возможность понимать педагогическія сочиненія и тѣмъ
вести далѣе свое педагогическое образованіе, для котораго
въ учебномъ заведеніи могутъ быть положены самыя пер-
выя основы, и, во-вторыхъ, въ томъ, чтобы дать слуша-
тельницамъ возможность, по выходѣ-же изъ заведенія, съ
успѣхомъ, безъ тяжелыхъ пробъ и грубыхъ ошибокъ, за-
няться воспитаніемъ и первоначальнымъ обученіемъ дѣтей.
Что касается до подготовительныхъ свѣдѣній, необхо-
димыхъ для пониманія педагогики, то должно имѣть въ виду,
что воспитанницы спеціальныхъ классовъ неодинаково отно-
сятся къ двумъ основнымъ для педагогики наукамъ: къ
физіологіи и психологіи. Съ физіологическими фактами
слушательницы спеціальныхъ классовъ болѣе или менѣе
ознакомились уже прежде, а потому преподавателю пе-
дагогики остается только примѣнить эти свѣдѣнія къ пе-
дагогическимъ выводамъ. Но такъ какъ психологія не про-
ходится въ женскихъ учебныхъ заведеніяхъ, то препо-
даватель педагогики по необходимости долженъ взять на
себя обязанность ознакомить своихъ слушательницъ съ
психологическими понятіями, служащими основаніемъ для

педагогическихъ правилъ, при чемъ преподаватель, ко-
нечно, никогда не долженъ терять изъ виду, что это
ознакомленіе съ психологіей необходимо здѣсь только
для спеціальной педагогической цѣли. Вотъ почему, изла-
гая педагогическія понятія, преподаватель педагогики не
долженъ вдаваться въ разборъ различныхъ психологиче-
скихъ теорій, а брать только то, что уже окончательно
добыто и разъяснено наукой, и всякій разъ показать пе-
дагогическую приложимость той или другой психологиче-
ской истины.
Принимая въ соображеніе всѣ эти обстоятельства, можно
предложить въ руководство для спеціальныхъ классовъ жен-
скихъ учебныхъ заведеній слѣдующую программу педа-
гогики.
Предварительныя понятія и раздѣленіе предмета.
Воспитательная дѣятельность, какъ и всякая другая
разумная человѣческая дѣятельность, имѣетъ: 1) свой пред-
метъ, 2) цѣль и 3) средства.
1) Предметъ воспитательной дѣятельности. Понятіе
воспитанія. Приложимость воспитанія только къ организ-
мами Необходимость познакомиться съ организмомъ и его
дѣятельностью. Общія понятія объ организмѣ. Развитіе—
какъ отличительный признакъ организма. Что такое развитіе.
Развивающее воспитаніе должно быть также органическимъ,
потому что имѣетъ дѣло съ организмомъ. Два главные рода
организмовъ. Организмы индивидуальные и общественные.
Воспитаніе также можетъ быть индивидуальное и общест-
венное. Вопросы общественнаго воспитанія не будутъ
входить въ курсъ, который, главнымъ образомъ, имѣетъ

своею цѣлью воспитаніе отдѣльныхъ личностей. Три рода
индивидуальныхъ организмовъ: растеніе, животное и чело-
вѣкъ. Вся природа растенія выражается въ процессѣ роста.
Въ животномъ къ растительной природѣ присоеди-
няется чисто животная: чувство и произвольное движеніе,
какъ выраженіе чувства. Къ пищевому или растительному
процессу и его органамъ присоединяются органы чувства
и произвольнаго движенія: органы внѣшнихъ чувствъ, му-
скулы и нервная система. Въ человѣкѣ къ органамъ и про-
цессамъ растительнымъ и животнымъ присоединяются чисто
человѣческія особенности: самосознаніе, или разумъ, и сво-
бодная воля. Отношеніе педагогики ко всей этой слож-
ности человѣческаго организма. Предметомъ педагогики
является правильное развитіе человѣческаго организма во
всей его сложности, въ его растительныхъ, животныхъ и
чисто человѣческихъ процессахъ. Всякое развитіе совер-
шается во времени и имѣетъ свои періоды. Отличительные
признаки періодовъ человѣческаго развитія: младенчества,
дѣтства, отрочества, юности и возмужалости.
2) Цѣли воспитательной дѣятельности. Два вида этой
цѣли. Воспитаніе индивида для него-же самого и воспита-
ніе въ индивидѣ члена общественнаго организма. Взаимная
связь этихъ обѣихъ цѣлей.
3) Средства воспитательной дѣятельности. Матеріалъ
развитія, предлагаемый воспитаніемъ, какъ пища тѣлесная
и душевная. Уходъ или руководство къ воспріятію и пере-
работкѣ этой пищи.
Ученье, какъ одно изъ самыхъ сильныхъ воспитатель-
ныхъ средствъ, какъ по своей важности, такъ и по обшир-
ности и разнообразію своихъ правилъ, излагается обыкно-

венно отдѣльно въ дидактикѣ или наукѣ обученія. Ди-
дактика бываетъ общая, излагающая правила ученья вооб-
ще, и частная, излагающая правила обученія отдѣльныхъ
предметовъ.
Отсюда выходитъ раздѣленіе курса педагогики на двѣ
части: на педагогику и дидактику. Педагогика подраздѣ-
ляется также на двѣ части: въ первой излагаются осно-
ванія и правила физическаго воспитанія, во второй — осно-
ванія и правила умственно-нравственнаго воспитанія.
Педагогика.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: воспитаніе физическое. Общее по-
нятіе о физическомъ воспитаніи. Важное его значеніе. Не-
обходимость изученія физическихъ и физіологическихъ явле-
ній въ организмѣ человѣка. Органы и процессы жизни
растительной, т.-е.,имѣя въ виду преподаваніе въ женскихъ
учебныхъ заведеніяхъ, исключительно одинъ пищевой про-
цессъ. Органы и процессы жизни животной: мускулы, органы
чувствъ, нервная система.
1. Пищевой процессъ. Его органы. Дѣятельность орга-
новъ. Матеріалъ пищевого процесса. Условія правильнаго
совершенія: воздухъ, температура, свѣтъ.
а) Пища. Различные виды пищи. Пища растительная
и животная. Различные виды той и другой. Значеніе раз-
личныхъ пищевыхъ матеріаловъ для организма. Количество
пищи. Своевременность питанія. Различіе пищи по возра-
стамъ, по климату, по образу жизни, по особенностямъ фи-
зическаго организма. Слѣдствія недостатка пищи и дурного
ея качества. Слѣдствія излишества пищи, слѣдствія одно-

образія, слѣдствія слишкомъ большого разнообразія. Пе-
дагогическія правила относительно количества и качества
пищи, а равно и времени питанія.
b) Воздухъ. Составъ воздуха. Значеніе его въ пищевомъ
процессѣ. Отчего портится воздухъ. Средства его возобно-
вленія.
c) Температура. Значеніе температуры въ пищевомъ
процессѣ. Вліяніе на организмъ слишкомъ высокой и слиш-
комъ низкой температуры. Пріученіе къ выносливости въ
этомъ отношеніи и его разумные предѣлы. Вліяніе на орга-
низмъ быстрыхъ перемѣнъ температуръ. Вліяніе вѣтра, су-
хости и влажности воздуха. Разнообразіе климатическихъ
условій въ Россіи и необходимость сообразоваться съ ними.
Жилье и одежда, какъ средства противодѣйствія вреднымъ
вліяніемъ крайностей температуръ и различнымъ климати-
ческимъ вліяніямъ.
d) Свѣтъ. Его вліяніе на химическіе и физическіе про-
цессы въ жизненныхъ явленіяхъ. Его вліяніе на растенія
и въ особенности на дѣтей.
2) Мускульный процессъ. Значеніе мускульной системы
въ организмѣ. Устройство мускуловъ и ихъ дѣятельность.
Необходимость мускульной дѣятельности для нормальнаго
развитія человѣка. Отношеніе этой дѣятельности къ пище-
вому процессу. Условія препятствующія и условія благо-
пріятствующія правильному развитію мускуловъ. Развитіе
въ этомъ отношеніи образа жизни дѣтей и дѣтскихъ игръ.
Гимнастика, преимущественная дѣтская, и ея педагогиче-
ское значеніе. Мускульныя движенія, какъ источникъ мус-
кульныхъ ощущеній. Важное значеніе этихъ ощущеній въ
душевномъ развитіи человѣка.

3) Дѣятельность органовъ внѣшнихъ чувствъ. Устрой-
ство органовъ внѣшнихъ чувствъ, преимущественно зрѣнія
и слуха. Дѣятельность ихъ. Условія препятствующія и
условія благопріятствующія правильному развитію органовъ
внѣшнихъ чувствъ. Педагогическія правила для правиль-
наго развитія органовъ зрѣнія, слуха и осязанія.
4) Нервная система. Устройство ея центральныхъ
органовъ и развѣтвленій. Дѣятельность нервной системы.
Отношеніе этой дѣятельности къ растительнымъ и мускуль-
нымъ процессамъ. Различныя особенности нервной дѣя-
тельности: вялость ея, возбужденность, нервное раздраже-
ніе, нервное истощеніе. Опасныя слѣдствія нервнаго раз-
драженія и нервной бездѣятельности въ дѣтскомъ возра-
стѣ. Дурное вліяніе на нервную дѣятельность нѣкоторыхъ
пищевыхъ матеріаловъ. Вліяніе свѣжаго воздуха, купаній,
гимнастики, различнаго образа жизни дѣтей; вліяніе умствен-
ной и вліяніе физической работы на нервную систему. Необ-
ходимость общаго отдыха въ нервной дѣятельности. Сонъ. Его
физіологическое значеніе. Его продолжительность въ разные
возрасты. Необходимость частнаго отдыха нервной системы,
или необходимость разнообразія въ нервной дѣятельности.
Нервныя и мускульныя привычки или навыки. Ихъ пріобрѣ-
таемость въ жизни и ихъ наслѣдственность. Врожденное на-
строеніе нервной системы, какъ врожденная основа человѣ-
ческаго характера. Раздѣленіе въ этомъ отношеніи людей
по темпераментамъ. Признаки различныхъ темпераментовъ.
Значеніе различія темпераментовъ въ воспитательной дѣя-
тельности.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Воспитаніе умственно-нравственное.
Отличіе психическихъ явленій отъ физическихъ. Сознатель-

ноетъ, какъ отличительный признакъ психическаго явленія.
Взаимодѣйствіе души и тѣла. Два вида психическихъ
явленій въ человѣкѣ: А) психическія явленія низшаго раз-
ряда, общія человѣку и животнымъ, которыя слѣдуетъ
назвать душевными въ отличіе отъ тѣлесныхъ; Б) психи-
ческія явленія высшаго разряда, составляющія исключи-
тельную принадлежность человѣческой души и которым!»
слѣдуетъ усвоить названіе духовныхъ.
А. Душевныя явленія.
Три вида душевныхъ явленій: I Явленія познаванія.
II. Явленія внутренняго чувства, или чувствованія. III.
Явленія воли.
I. Познавательный процессъ: 1) воспріятіе, 2) память,
3) воображеніе и 4) разсудочный процессъ.
1. Воспріятіе. Психическая сторона въ актѣ дѣятель-
ности внѣшнихъ чувствъ. Вниманіе, какъ необходимое
условіе воспріятія. Два вида вниманія: произвольное и
пассивное. Переходъ произвольнаго вниманія въ пассивное,
и наоборотъ. Важное значеніе вниманія въ воспитательной
дѣятельности. Условія, развивающія силу и постоянство
вниманія, и условія, ослабляющія его. Оцѣнка въ этомъ
отношеніи различныхъ дидактическихъ пріемовъ. Важное
значеніе первыхъ воспріятіи въ душевной исторіи человѣка
вообще и въ частности значеніе ихъ въ умственномъ раз-
витіи и въ ученіи. Что такое наглядность въ обученіи? Ея
необходимость при первоначальномъ обученіи.
2. Память. Объясненіе акта припоминанія и забвенія.
Припоминаніе непроизвольное и произвольное. Какъ со-

ставляются представленія изъ первыхъ воспріятіи и какъ
сочетаются между собою. Различные виды сочетанія (ассо-
ціаціи) представленій и преимущественное значеніе того и
другого изъ этихъ видовъ въ различныхъ предметахъ ученія.
Постепенное осложненіе ассоціацій. Память въ младен-
чествѣ, въ дѣтствѣ, въ отрочествѣ, въ юности и въ зрѣломъ
возрастѣ. Важное значеніе памяти вообще въ жизни и въ
частности въ ученіи. Условія, способствующія развитію и
укрѣпленію памяти, и условія, тому противодѣйствующія.
Разумная организація предметовъ ученія, какъ средство
прочнаго усвоенія. Необходимость постепенности, послѣдо-
вательности и постоянства въ ученіи. Необходимость повто-
реній, ихъ психическое значеніе.
3. Воображеніе. Объясненіе процесса воображенія.
Вліяніе на него нервной системы. Вліяніе матеріаловъ,
усвоенныхъ памятью. Вліяніе воли. Особенности вообра-
женія у дѣтей и отроковъ. Вліяніе воображенія на нрав-
ственную сторону человѣка. Условія, способствующія и
противодѣйствующія правильному развитію воображенія.
Педагогическая оцѣнка въ этомъ отношеніи образа жизни
дѣтей, различнаго рода дѣтскихъ игръ и занятій, а также
сказокъ, романовъ, театральныхъ зрѣлищъ. Вліяніе учеб-
ной дѣятельности на воображеніе.
4. Разсудочный процессъ. Въ этомъ отдѣлѣ препода-
ватель долженъ познакомить своихъ слушательницъ не
только съ ходомъ разсудочнаго процесса вообще, но и съ
основными логическими понятіями, какъ потому, что безъ
знакомства съ этими понятіями не можетъ быть понятъ самъ
разсудочный процессъ, такъ и потому, что знаніе законовъ
логическаго мышленія необходимо для тѣхъ, кто хочетъ

развивать въ дѣтяхъ способность къ логическому, т.-е.
правильному мышленію. Но такъ какъ логика у насъ
не преподается въ женскихъ среднихъ учебныхъ за-
веденіяхъ, то въ этомъ отношеніи должно быть изло-
жено:
Образованіе представленій изъ первыхъ воспріятіи, или
признаковъ. Значеніе признаковъ существенныхъ и несу-
щественныхъ. Образованіе понятій изъ представленій.
Сужденіе, какъ процессъ образованія понятій. Разсужденіе,
какъ процессъ анализа или разложенія понятій. Значеніе
умозаключеній и различные ихъ виды. Различныя отношенія
человѣческаго пониманія къ предметамъ пониманія: къ
предметамъ и явленіямъ природы, къ понятіямъ матема-
тическимъ, къ явленіямъ душевнымъ. Три источника чело-
вѣческихъ знаній: природа, душа и произвольныя движенія
человѣка. Въ частности должно быть объяснено понятіе
предмета и явленія, причины, условія и слѣдствія, закона
и правила, цѣли, случая и назначенія. Процессъ индук-
тивнаго и дедуктивнаго мышленія, въ частности ихъ зна-
ченіе въ учебной дѣятельности. Исторія постепеннаго обра-
зованія разсудка и различныя вліянія на эту «исторію».
Значеніе слова въ разсудочномъ процессѣ. Условія, спо-
собствующія правильному развитію разсудка. Оцѣнка раз-
личныхъ вліяній въ этомъ отношеніи и въ частности вліяніе
первоначальнаго обученія: обученіе механическое и разви-
вающее.
II. Внутреннія чувства, или чувствованія. Отличитель-
ные признаки этого психическаго явленія. Различное про-
исхожденіе чувствованій: изъ органическихъ причинъ, изъ
хода сознательныхъ представленій. Воплощеніе чувствованій.

Нервное сочувствіе, нервная подражательность, значеніе
ихъ въ воспитательной дѣятельности. Переходъ чувствованій
въ чувственныя настроенія души. Какъ дѣйствуетъ на чув-
ство возбужденіе и бездѣятельность. Условія, усиливающія
данное чувственное настроеніе души, и условія, ослабля-
ющія его. Оцѣнка въ этомъ отношеніи обращенія съ дѣтьми
взрослыхъ людей: кормилицы, няньки, прислуги, посторон-
нихъ лицъ, воспитателей. Раздѣленіе душевныхъ чувство-
ваній на 1) сердечныя, 2) умственно-сердечныя и 3) ум-
ственныя.
1. Виды сердечныхъ чувствованій: а) удовольствіе и
неудовольствіе, б) влеченіе и отвращеніе, в) гнѣвъ и чув-
ство доброты, г) страхъ и чувство смѣлости, д) чувство
стыда и чувство самодовольствія.
2. Умственно-сердечныя чувства: отсутствіе дѣятель-
ности въ различныхъ его степеняхъ: скука, тоска, апатія.
3. Виды душевно-умственныхъ чувствованій: а) чувство
различія и сходства, б) чувство умственнаго напряженія,
в) чувство ожиданія, г) чувство неожиданности въ двухъ
своихъ видахъ: чувство обмана и чувство удивленія, д)
чувство сомнѣнія и увѣренности, е) чувство контраста, и
ж) чувство успѣха.
При изложеніи каждаго рода чувствованій, должно быть
оцѣнено: его значеніе въ жизни вообще и въ дѣтской въ
особенности: условія, усиливающія или ослабляющія дан-
ное чувство, и затѣмъ изложены педагогическія мѣры въ
этомъ отношеніи.
III. Явленія воли. Возникновеніе желаній и различные
источники ихъ. Процессъ постепенной выработки желаній
въ убѣжденія ц убѣжденій въ рѣшенія. Переходъ желаній

въ склонности, наклонности и страсти. Исторія образованія
человѣческаго характера. Значеніе идеи счастья, значеніе
цѣли въ жизни. Важнѣйшія условія человѣческой воли:
слабости воли и заблужденія воли. При этомъ спеціально
должны быть разсмотрѣны склонность къ лѣни, къ привычкѣ,
къ подражанію, къ развлеченію. Зарожденіе и укорененіе
этихъ привычекъ въ дѣтяхъ. Здѣсь должны быть изложены
и средства противъ лѣности, непослушанія, каприза, а вмѣ-
стѣ съ тѣмъ оцѣнено значеніе педагогическихъ поощреній
и взысканій, какъ средствъ противодѣйствія слабой или
заблуждающейся волѣ дитяти. Изъ разсмотрѣнія исторіи
воли и ея уклоненій сама собою откроется вся важность
дѣятельности въ дѣтской жизни, а потому здѣсь у мѣста
будетъ изложить всѣ педагогическія мѣры, дающія пищу
дѣтскому стремленію къ дѣятельности.
Б. Психическія явленія высшаго разряда, порядка, или явленія
духовныя.
Общее понятіе объ этихъ явленіяхъ, и самосознаніе,
какъ отличительный ихъ признакъ. Отношеніе самосознанія
къ сознанію. Самосознаніе, какъ источникъ разума. Само-
сознаніе или разумность, какъ общій корень всѣхъ духов-
ныхъ, чисто человѣческихъ явленій. Виды этихъ явленій.
L Даръ слова. II. Чувство художественное. III. Чувство
нравственное. IV. Чувство религіозное.
I. Даръ слова. Физіологическія и психическія основанія
дара слова. Важное значеніе языка въ умственномъ раз-
витіи человѣка и дитяти въ особенности. Развитіе языка
въ человѣчествѣ. Логическая и историческая связь языковъ.

Отношеніе языка къ логикѣ. Развитіе языка въ индивид!»
ивъ особенности у дѣтей. Значеніе языка для индивида и
въ особенности для дитяти. Условія благопріятствующія и
условія противодѣйствующія развитію языка въ дѣтяхъ.
Оцѣнка въ этомъ отношеніи различныхъ вліяній. Педаго-
гическія мѣры, способствующія правильному и обширному
развитію дара слова въ дѣтяхъ. Вліяніе изученія иностран-
ныхъ языковъ на знаніе своего собственнаго.
II. Чувство художественное. Его психическія и физі-
ологическія основы. Его проявленія въ музыкѣ, живописи,
ваяніи, поэзіи, любви къ природѣ и человѣку. Условія
способствующія и условія противодѣйствующія развитію
художественнаго чувства. Поэтическій элементъ въ воспи-
таніи. Оцѣнка различныхъ поэтическихъ произведеній въ
ихъ вліяніи на душу дитяти. Вліяніе занятій искусствами
и въ особенности музыкой и живописью на общее развитіе
и душевное настроеніе дѣтей.
III. Чувство нравственное. Психическія основы нрав-
ственнаго чувства и двѣ формы его: 1) индивидуальное
нравственное чувство, или чувство правды и справедливости;
2) общественное нравственное чувство, или чувство нрав-
ственное въ тѣсномъ смыслѣ.
1. Чувство права и справедливости. Его психическія
основы въ чувствѣ личности и въ чувствѣ равенства лич-
ностей передъ закономъ совѣсти.
Исторія чувства права и справедливости въ дѣтской
душѣ. Оцѣнка въ этомъ отношеніи вліяній окружающей
среды и обращенія взрослыхъ съ ребенкомъ. Вліяніе обра-
щенія дѣтей между собою. Воспитательныя мѣры для укоре-
ненія въ ребенкѣ чувства права и справедливости.

2. Нравственное чувство въ тѣсномъ смыслѣ. Его
психическія основы въ сознаніи свободы воли, слѣдователь-
но смѣняемости поступковъ, въ стремленіи къ самоусовер-
шенствованію. Совѣсть, какъ мѣрило собственнаго совер-
шенства. Исторія развитія нравственнаго чувства въ дѣ-
тяхъ. Жизненныя условія и воспитательныя мѣры въ ихъ
вліяніи на развитіе и подавленіе нравственнаго чувства.
Важное значеніе этого чувства въ жизни человѣка. Педа-
гогическія мѣры для правильнаго его развитія. Мѣры, воз-
буждающія подавленное нравственное чувство.
IV. Чувство религіозное. Психическія основы стремле-
нія къ Божеству. Стремленіе это врождено каждой челове-
ческой душѣ. Исторія развитія этого чувства въ душѣ че-
ловѣка. Условія, способствующія и противодѣйствующія
развитію религіознаго чувства. Его уклоненія съ нормаль-
наго пути; вредныя послѣдствія такихъ уклоненій. Педаго-
гическія мѣры для правильнаго развитія религіознаго чув-
ства.
Преподаваніе Закона Божія предоставлено въ жен-
скихъ учебныхъ заведеніяхъ духовнымъ лицамъ, а потому
преподаватель общей педагогики долженъ ограничиться
только изложеніемъ мѣръ правильнаго развитія вообще
религіознаго чувства.
Дидактика.
Понятіе о дидактикѣ. Ея психологическія основанія.
Ея важное значеніе. Раздѣленіе дидактики на общую
и частную.
I. Общая дидактика. Общее понятіе объ обученіи.
Ученіе, какъ средство воспитанія. Практическія цѣли уче-

нія. Два различные вида ученія: а) ученіе пассивное по-
средствомъ преподаванія; б) ученіе активное посредствомъ
собственнаго опыта. Относительное значеніе каждаго, ихъ
необходимая связь въ каждомъ ученіи. Преподаваніе въ
тѣсномъ смыслѣ слова. Необходимыя условія каждаго пре-
подаванія: 1) Своевременность, 2) Постепенность, 3) Орга-
ничность, 4) Постоянство, 5) Твердость усвоенія, 6) Яс-
ность, 7) Самодѣятельность учащагося, 8) Отсутствіе
чрезмѣрной напряженности и чрезмѣрной легкости, 9)
Нравственность, 10) Полезность.
Общая организація ученья. Необходимость плана. Его
правильность и практичность. Два главные метода пре-
подаванія и ученья: 1) методъ синтетическій, 2) методъ
аналитическій. Особенная приложимость того или дру-
гого метода къ разнымъ предметамъ изученія. Необхо-
димость ихъ соединенія во всѣхъ предметахъ. Правильная
организація знаній, какъ результатъ соединенія обоихъ ме-
тодовъ.
Пріемы преподаванія: 1) пріемъ догматическій, или
предлагающій. Предложеніе предметное и предложеніе
словесное. Необходимыя условія того и другого. 2) Пріемъ
сократическій, или спрашивающій. 3) Пріемъ эвристи-
ческій, или дающій задачи. Правила задачъ. 4) Пріемъ
акроаматическій, или излагающій. Правила изложенія. Осо-
бенная приложимость этихъ пріемовъ по возрастамъ и
пріемамъ ученья. Необходимость ихъ соединенія въ каж-
домъ преподаваніи.
II. Частная дидактика. Предметъ частной дидактики.
Ея значеніе. Измѣненіе правилъ общей дидактики раз-
личными предметами преподаванія.

1) Занятія, предшествующія каждому ученію. По-
дробное изложеніе Фребелевской методы и педагогическая
оцѣнка ея значенія. 2) Обученіе грамотѣ. Различные
способы. Педагогическая ихъ оцѣнка. 3) Обученіе род-
ному языку и его грамматикѣ. 4) Обученіе первоначаль-
ной ариѳметикѣ и геометріи. 5) Обученіе первоначальному
естествознанію. 6) Обученіе географіи. 7) Обученіе исто-
ріи. 8) Первоначальное обученіе искусствамъ: чистопи-
санію, рисованію, музыкѣ и пѣнію.
При изложеніи дидактики каждаго отдѣльнаго пред-
мета слѣдуетъ знакомить слушательницъ съ лучшими руко-
водствами по этому предмету.
Въ заключеніе преподаватель могъ-бы изложить исто-
рію замѣчательнѣйшихъ педагогическихъ системъ и дать
критическій разборъ наиболѣе полезныхъ педагогическихъ
сочиненій.

VIII.
О народности въ воспитаніи по Ушинскому.
Основателемъ научной педагогики въ Россіи, К. Д.
Ушинскимъ, еще въ 60-хъ годахъ была не только затро-
нута, но и ярко освѣщена одна изъ главнѣйшихъ .сторонъ
всякаго воспитанія—его народность, безъ которой она
всегда будетъ неполно и даже превратно. Обладая глубо-
кимъ философскимъ образованіемъ, онъ обосновывалъ свой
взглядъ по этому вопросу на томъ извѣстномъ и несомнѣнно
вѣрномъ философско-историческомъ ученіи, по которому
каждому народу, а особенно народу историческому, такъ-же
свойственна и присуща его собственная народность, какъ
каждому отдѣльному человѣку—его собственная личность.
Какъ въ стройномъ сочетаніи всѣхъ разнообразныхъ даро-
ваній отдѣльныхъ личностей—въ общемъ выигрываетъ весь
народъ, точно такъ-же выигрываетъ и все человѣчество отъ
тѣхъ особенностей и дарованій, которыя привноситъ въ него
каждый отдѣльный великій народъ. Связь и единство всему
этому великому разнообразію сообщаютъ два не менѣе ве-
ликихъ дѣятеля: христіанство и наука, которыя имѣютъ.

общечеловѣческое значеніе и ведутъ все человѣчество къ
конечному совершенству и къ общему счастію, когда міръ
Божій водворится на землѣ и когда, въ концѣ концовъ, бу-
детъ «едино стадо и единъ пастырь».
Примѣняя это высокое ученіе къ жизни и воспитанію,
Ушинскій совершенно последовательно требуетъ уваженія
ко всякой народности и горячо ратуетъ за самостоятель-
ность и народность нашего русскаго воспитанія, которое
въ преобразовательную пору 60-хъ годовъ особенно круто
ломали и передѣлывали по разнымъ западнымъ образцамъ.
Точнаго опредѣленія чисто русскихъ народныхъ началъ и
особенностей въ нашей семейной и общественной жизни,
въ нашихъ нравахъ и обычаяхъ и т. д. у Ушинскаго нѣтъ;
но у него есть указаніе, гдѣ именно надо искать этихъ, въ
значительной степени уже затерянныхъ, русскихъ особен-
ностей—для примѣненія ихъ къ воспитанію. Ихъ надо
искать въ языкѣ, въ словесныхъ произведеніяхъ, въ русскихъ
законахъ и въ исторіи. Это указаніе особенно важно вспо-
мнить именно теперь, когда въ нашемъ обществѣ замѣчается
особенный подъемъ духа, особенное одушевленіе на пользу
нашей сельской школы; когда и въ ученыхъ собраніяхъ, и въ
печати, и въ земствахъ, и въ правительственныхъ учрежде-
ніяхъ ведутся оживленные споры о томъ, чѣмъ именно должна
быть русская сельская и вообще начальная школа, отъ
правильной постановки которой такъ много зависитъ будущ-
ность и всего русскаго народа въ совокупности.
Становясь на точку зрѣнія Ушинскаго, наша начальная
школа должна быть прежде всего народна, т.-е. вѣрна язы-
ку народа, его кореннымъ законамъ и его исторіи, чтобы
народъ не считалъ ея чуждою, навязанною; чтобы она

удовлетворяла его міросозерцанію, его бытовымъ и жизнен-
нымъ потребностямъ, его преданіямъ изъ прошлаго и его
надеждамъ въ будущемъ. Но таковою-же, по мнѣнію Ушин-
скаго, должна быть и всякая другая русская школа, тако-
вымъ-же и все русское воспитаніе,—иначе оно, лишенное
народныхъ началъ, всегда будетъ пагубно, даже не смотря
на самыя благія цѣли, положенныя въ его основаніе.
Какъ высоко ставитъ Ушинскій народность, какъ един-
ственное и незамѣнимое жизненное начало въ развитіи на-
рода въ обширномъ смыслѣ этого слова, а не однихъ « лапот-
никовъ», видно изъ слѣдующихъ выдержекъ изъ его бле-
стящей статьи по занимающему насъ вопросу: «Чувство на-
родности,—говоритъ онъ,—такъ сильно въ каждомъ, что,
при гибели всего святого и благороднаго, оно гибнетъ
послѣднее. Взяточникъ, подтачивающій какъ червь силы
своей родины, сочувствуетъ ея славѣ и ея горю. Въ злодѣѣ,
въ которомъ потухли всѣ благородныя человѣческія чув-
ства, можно еще доискаться любви къ отечеству: поля ро-
дины, ея языкъ, ея преданія и жизнь никогда не теряютъ
непостижимой власти надъ сердцемъ человѣка!». И однако, —
добавимъ мы, — какъ у многихъ въ нашемъ обществѣ эта
священная искра уже почти потухла подъ гнетомъ чужой,
иногда совершенно внѣшней и ложной образованности, —
потухла настолько, что народный языкъ, народныя преданія
и вѣрованія представляютъ нѣчто настолько грубое и по-
шлое, что передъ передѣлкой и даже уничтоженіемъ ихъ
не стоитъ стѣсняться!.. *)
*) Какъ строго относился Ушинскій къ порчѣ языка иностранщи-
ной, можно видѣть изъ его замѣтокъ на нашу собственную статью, приве-
денныхъ ниже въ «Приложеніи первомъ».

« Удивительно-ли послѣ этого, —продолжаетъ Ушин-
скій,—что воспитаніе, созданное самимъ народомъ и осно-
ванное на народныхъ началахъ, имѣетъ ту воспитательную
силу, которыхъ нѣтъ въ самыхъ лучшихъ началахъ, заимство-
ванныхъ у другого народа?» «Народность является един-
ственнымъ источникомъ жизни народа въ исторіи. Только
въ силу особенностей своей идеи, вносимой въ исторію,
народъ и является въ ней историческою личностью. Каж-
дому народу (особенно-же великому,—добавимъ мы) суж-
дено играть въ исторіи свою особую роль, и если онъ за-
былъ эту роль, то долженъ удалиться со сцены: онъ болѣе
не нуженъ. Народъ безъ народности — тѣло безъ души,
которому только и остается подвергнуться закону раз-
ложенія и уничтожиться въ другихъ тѣлахъ, сохранившихъ
свою самобытность».
« Если народность,—продолжаетъ Ушинскій, — является
единственнымъ источникомъ жизни государства, то, само
собою разумѣется, что и отдѣльные члены его могутъ по-
черпать силы для своей общественной дѣятельности только
въ этомъ источникѣ. Какимъ-же образомъ общественное
воспитаніе, одно изъ важнѣйшихъ отправленій обществен-
ной жизни, посредствомъ котораго новыя поколѣнія свя-
зываются общею духовною жизнью съ поколѣніями отжи-
вающими, можетъ отказаться отъ народности?» На этотъ
столь прямо и рѣшительно поставленный Ушинскимъ во-
просъ мы только и должны отвѣтить: «Не можетъ!» и при
этомъ откровенно сознаться, что у насъ и до сихъ поръ
нѣтъ той истинной народной школы, которой онъ такъ убѣ-
дительно и такъ горячо требовалъ. У насъ нѣтъ русской
школы, выработанной собственнымъ опытомъ, приноровлен-

ной къ собственнымъ народнымъ нуждамъ и потребностямъ,
удовлетворяющей наклонностямъ и дарованіямъ именно
русскаго юношества, однимъ словомъ - нѣтъ той школы и
того воспитанія, какихъ требовали наши собственные рус-
скіе педагоги: Пироговъ, Ушинскій, Стоюнинъ, Корфъ и
др. У насъ «народною» школою называется только «му-
жицкая » школа, которую можно было-бы гораздо точнѣе на-
звать «начальной» — по примѣру французской école primaire:
у насъ нѣтъ «народныхъ» учителей, кромѣ деревенскихъ
бѣдняковъ-тружениковъ, и самое названіе «народный » уни-
жено до того, что иной учитель гимназіи обидится, если
это названіе примѣнятъ къ нему или къ его школѣ. Намъ,
или многимъ изъ насъ, хочется быть только европейцами,
и по языку, и по нравамъ и обычаямъ, и по взглядамъ и
понятіямъ, и по облику, и по устройству общественнаго и
семейнаго воспитанія, отчасти французскаго, отчасти нѣ-
мецкаго, отчасти англійскаго и меньше всего—русскаго.
Народность для многихъ изъ насъ не нужна и даже про-
тивна: мы предоставляемъ ее—«мужикамъ и бабамъ».
Говоря о требованіяхъ Ушинскаго, признающаго народ-
ность единственнымъ жизненнымъ условіемъ всякой школы и
всякаго воспитанія, а слѣдовательно и нашего русскаго, нель-
зя не вспомнить другого, и притомъ совершенно самостоя-
тельнаго русскаго педагогическаго писателя—В. Я. Сто-
юнина, возстававшаго противъ внѣшней подражательности
и противъ обезличиванія русскаго юношества какъ во вре-
мена Екатерины Великой, такъ и до послѣдняго времени.
«Формы перенесть намъ было легко,—говоритъ онъ по
поводу подражательныхъ опытовъ Бецкаго,—но какія-же
силы могли перенести духъ, одушевляющій эти формы?

Онъ принадлежитъ народу и обществу и составляетъ ихъ
народность; безъ него же формы быстро мертвѣютъ и обра-
щаются въ утомительную, пустую формальность. Въ вос-
питаніи, при всемъ его общечеловѣческомъ направленіи (по
Ушинскому, это—христіанство и наука, — напомнимъ мы),
непремѣнно должна быть частица своей народности, ко-
торая и составляетъ всеоживляющій духъ». По поводу
нашихъ гимназій, уставы которыхъ посылали на провѣрку
европейскимъ ученымъ педагогамъ при министерѣ Голов-
нинѣ, Стоюнинъ въ своей прекрасной статьѣ « Чего не до-
сказали намъ нѣмецкіе педагоги», объясняетъ, что эти на-
родные дѣятели, столь почтенные среди собственнаго на-
рода, не договорили намъ, что переносить можно только
внѣшнее устройство, а не духъ школы и не одушевленіе ея
дѣятелей, знавшихъ нужды и потребности своего народа,
и потому умѣвшихъ удовлетворить имъ. Полагаясь на со-
вѣты другихъ, мы сами не можемъ, не желаемъ, не умѣемъ
или даже не догадываемся приспособить наши среднія
школы къ нашимъ собственнымъ народнымъ потребностямъ,
вовсе неизвѣстнымъ самымъ умнѣйшимъ и честнѣйшимъ
иностранцамъ. «До сихъ поръ,—заключаетъ Стоюнинъ,—
наше воспитаніе только отрывало насъ отъ народа, а не
сближало съ нимъ, и онъ уже давно пересталъ понимать
насъ, а мы—его».
Но, можетъ быть, эти отчизнолюбивыя воззрѣнія на
значеніе народности въ школѣ и въ воспитаніи принадле-
жатъ только нашимъ «народникомъ», которымъ эта честная
и самоотверженная проповѣдь причиняла одни горести и
страданія? Не даромъ-же ихъ произведенія, которыми мы
такъ гордимся здѣсь сегодня, и которыя, по нашему убѣж-

денію, составляютъ залогъ величія и нашей будущей шко-
лы, и нашего отечества, не всюду и не у всѣхъ находили
одобреніе. Можетъ быть, народность вовсе и не нужна ве-
ликому русскому народу и его школамъ всѣхъ видовъ и
разрядовъ? Но вотъ что говоритъ одинъ образованный фран-
цузъ—Жюль Лёгра въ недавно изданной имъ книгѣ « Pays
rnsse». Онъ говоритъ, что въ русскомъ обществѣ, имѣющемъ
притязаніе на образованность, онъ замѣтилъ пренебреже-
ніе ко всему русскому и даже къ русскому языку, которому
ему такъ хотѣлось выучиться. Одинъ, даже весьма извѣст-
ный, нашъ писатель никакъ не хотѣлъ говорить съ нимъ по-
русски и, къ величайшей досадѣ француза, постоянно пере-
ходилъ на плохой французскій языкъ, разсказывая ему не
о Россіи, которую ему желательно было изучить, а о париж-
скихъ «бульварахъ». Объѣздивъ всю тогда голодную часть
Россіи, близко познакомясь и съ «господами», и съ низ-
шими сословіями, почтенный французъ пришелъ къ выводу,
что нашъ такъ-называемый образованный классъ, называ-
ющей себя сочиненнымъ словомъ «интеллигентовъ» (т.-е.
умниковъ?), совершенно выродился и духовно, и имуще-
ственно, и что вся будущность Россіи — въ простомъ народѣ,
богато одаренномъ природой и еще не утратившимъ своей
самобытности. Впрочемъ, добавляетъ Лёгра,—славянская
природа вообще болѣе способна къ подражанію, чѣмъ къ
дѣйствительному усвоенію (Les natures slaves sont plus ca-
pables (limitations, que dissimilations reeles). Какой груст-
ный выводъ, но едва-ли справедливый относительно та-
кихъ убѣжденныхъ проповѣдниковъ, какимъ былъ Ушин-
скій!..
Въ противоположность французу, столь желающему

возрожденія самобытной, своеобразной русской народности,
сѣмена которой еще таятся въ низшихъ народныхъ слояхъ,
не затронутыхъ такъ-называемыми «прогрессомъ и циви-
лизаціей», далеко не соотвѣтствующими тому, что пони-
мается подъ ними на Западѣ, съ его крѣпкими и силь-
ными народностями, нельзя не вспомнить одного извѣст-
наго нѣмецкаго педагога Бона-Майера, который, желая
сказать что-либо пріятное намъ, русскимъ представите-
лямъ на Лейпцигскомъ педагогическомъ съѣздѣ въ 1865
году, высказалъ горячее пожеланіе и поднялъ стаканъ «за
процвѣтаніе нѣмецкой педагогики въ Россіи!» Очевидно,
что самостоятельной русской школы, о водвореніи которой
уже взывалъ Ушинскій, этотъ почтенный нѣмецъ даже
и въ мысли не допускалъ...
Итакъ, по Ушинскому школа должна быть народной
всюду, гдѣ воспитывается или учится русское юношество,
какого-бы то ни было пола, возраста, сословія и состо-
янія; народными по природѣ и воззрѣніямъ, по духу и
языку должны быть всѣ учителя и воспитатели русскаго
молодого поколѣнія. Внѣ народности—смерть для школы
и для народа, котораго такая школа убиваетъ, а не разви-
ваетъ,—та смерть, которая, съ народной точки зрѣнія,
уже коснулась нашего верхняго, отравленнаго ложнымъ
воспитаніемъ, слоя общества. Этотъ пока еще тонкій слой, при
неразумномъ рвеніи, можетъ отравить и тотъ народъ, тру-
дами, по́томъ и кровью котораго онъ вскормленъ и вос-
питанъ по чуждымъ, а потому и гибельнымъ образцамъ.
Правда, въ простомъ народѣ мы всегда можемъ и рады
подмѣтить множество недостатковъ, отъ которыхъ мы, въ
своемъ самодовольствѣ, считаемъ себя свободными. Но

Ушинскій и въ этомъ отношеніи даетъ намъ полезный,
отрезвляющій насъ урокъ: «Но развѣ народность не
нуждается въ исправленіи? — спрашиваетъ онъ,—развѣ
нѣтъ народныхъ недостатковъ, какъ и народныхъ до-
стоинствъ? Неужели воспитаніе должно укоренять упор-
ство въ англичанинѣ, тщеславіе въ французѣ и т. д. Судить
о достоинствахъ и недостаткахъ народа, — отвѣчаетъ онъ
самъ,—по нашимъ личнымъ понятіямъ о качествахъ чело-
вѣка, никто не имѣетъ права. Какъ-бы высоко ни былъ
развитъ отдѣльный человѣкъ, онъ всегда будетъ стоять
ниже народа (подъ народомъ, напомнимъ, онъ понимает!»
то-же, что французы называютъ «nation>). Исторія убѣ-
ждаетъ насъ на каждомъ шагу, что понятія наши о достоин-
ствахъ и недостаткахъ неприложимы къ цѣлымъ народно-
стям^ и часто именно то, что намъ кажется недостаткомъ
въ народѣ, является оборотною и необходимою стороною
его достоинствъ, условіемъ его дѣятельности въ исторіи».
Такъ неумолимо послѣдователенъ въ своемъ ученіи о
народности нашъ незабвенный учитель, самъ глубоко-рус-
скій человѣкъ по крови и убѣжденіямъ, по вкусамъ и при-
вычкамъ, по дарованіямъ и слабостямъ! Въ самомъ дѣлѣ:
достоинствами или недостатками мы назовемъ тѣ чисто рус-
скія черты нашего народнаго нрава, которыя набросалъ
графъ А. Толстой въ своемъ извѣстномъ стихотвореніи:
Коль любить—такъ безъ разсудку,
Коль грозить—такъ не на шутку,
Коль ругнуть—такъ сгоряча,
Коль рубнуть—такъ ужъ сплеча!
Коли спорить—такъ ужъ смѣло,
Коль карать—такъ ужъ за дѣло,
Коль простить—такъ всей душой,
Коли пиръ—такъ пиръ горой!

Большинство изъ этихъ чертъ были свойственны и са-
мому нашему учителю—Константину Дмитріевичу.
Почему-же, мм. гг., при всемъ равнодушіи извѣстнаго
слоя нашего яко-бы образованнаго общества къ народнымъ
началамъ въ школѣ и воспитаніи, книги Ушинскаго, не
смотря на всѣ неблагопріятныя условія, разошлись въ та-
комъ небываломъ у насъ количествѣ? Почему его Антропо-
логія, которая многими учеными даже и прежде не призна-
валась научной, такъ какъ она не подходила ни подъ одну
иностранную систему, тѣмъ не менѣе такъ пришлась по душѣ
русскимъ читателямъ? Почему его «Дѣтскій Міръ» и «Род-
ное Слово», выдержавшее болѣе сотни изданій, все глубже
и глубже укореняются въ нашей школѣ и въ нашей семьѣ,
откуда ихъ и не выкуришь? Тайна этого успѣха заключается
не въ однихъ глубокихъ познаніяхъ и блестящихъ дарова-
ніяхъ составителя этихъ книжекъ, но и въ томъ, что онѣ
запечатлѣны народнымъ духомъ, что онѣ вылились изъ ду-
ши чисто русскаго человѣка, беззавѣтно любящаго свой на-
родъ и его молодое поколѣніе. «Тайна сія велика есть», и
ее не сразу разгадали наши мудрецы!.. Будучи самъ вполнѣ
самостоятельнымъ, изучая все, относящееся къ воспитанію
у чужихъ народовъ, и ничему и никому не подражая слѣпо
или изъ тщеславія, Ушинскій требовалъ такой-же самосто-
ятельности и отъ нашихъ педагоговъ и отъ ихъ трудовъ на
пользу русской школы и русскаго воспитанія. Вотъ его глав-
нѣйшія положенія по занимающему насъ вопросу:
1) Общей системы народнаго воспитанія для всѣхъ
народовъ не существуетъ не только на практикъ, но и въ
теоріи, и германская педагогика не болѣе, какъ теорія
нѣмецкаго воспитанія.

2) У каждаго народа своя особенная національная
система воспитанія, а потому заимствованіе однимъ на-
родомъ у другого воспитательныхъ системъ является не-
возможнымъ.
3) Опытъ другихъ народовъ въ дѣлѣ воспитанія есть
драгоцѣнное наслѣдіе для всѣхъ, но точно въ томъ-же смыслѣ,
въ которомъ опыты всемірной исторіи принадлежатъ всѣмъ
народамъ. Какъ нельзя жить по образцу другого народа,
какъ-бы заманчивъ ни былъ этотъ образецъ, точно такъ-же
нельзя воспитываться по чужой педагогической системѣ,
какъ-бы ни была она стройна и хорошо обдумана. Каж-
дый народъ въ этомъ отношеніи долженъ пытать собствен-
ныя силы.
4) Наука не должна быть смѣшиваема съ воспита-
ніемъ. Она обща для всѣхъ народовъ; но не для всѣхъ
народовъ и не для всѣхъ людей составляетъ цѣль и резуль-
татъ жизни.
5) Общественное воспитаніе не рѣшаетъ само вопро-
совъ жизни и не ведетъ за собою исторіи, но слѣдуетъ
за нею. Не педагогика и не педагоги, по самъ народъ и
его великіе люди прокладывают дорогу въ будущее: воспи-
таніе только идетъ по этой дорогѣ и, дѣйствуя заодно съ
другими общественными силами, помогаетъ идти по ней
отдѣльнымъ личностямъ и новымъ поколѣніямъ.
Остальныя положенія Ушинскаго о значеніи народно-
сти въ общественномъ воспитаніи уже приведены въ пре-
красной рѣчи П. Ф. Каптерева.
Пожелаемъ-же отъ души, чтобы эти завѣты нашего
родного писателя-педагога чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе пере-
ходили изъ книги въ убѣжденіе, а изъ убѣжденія — въ жизнь

нашей семьи и школы. Пойдемъ-же дружно по пути, ука-
занному намъ дорогимъ учителемъ,—дорогимъ для насъ
нисколько не менѣе, чѣмъ Коменскій для чеховъ, Ж. Лі.
Руссо для французовъ, Песталоцци и Дистервегъ для нѣм-
цевъ, Локкъ или Спенсеръ для англичанъ. Ушинскій—это
нашъ, дѣйствительно, народный педагогъ *) точно такъ-же,
какъ Ломоносовъ—нашъ народный ученый, Суворовъ —
нашъ народный полководецъ, Пушкинъ — нашъ народный
поэтъ, Глинка — нашъ народный композиторъ; къ сонму ихъ
исторія сопричтетъ и нашего незабвеннаго учителя и со-
здателя истинно русской школы и истинно русскаго воспи-
танія въ ихъ уже близкомъ и—Богъ дастъ!—блестящемъ
будущемъ!..
Л. Модзалевскій.
*) Почти то-же самое было высказано нами болѣе 30-ти лѣтъ тому
назадъ, въ прощальной рѣчи Ушинскому, который въ 1864 году пріѣз-
жалъ въ Петербургъ ради перваго изданія своего «Родного Слова». Рѣчь
приведена въ «Приложеніи второмъ». Л. М.

Приложеніе первое.
Замѣтки К. Д. Ушинскаго, относящіяся къ чистотѣ
русскаго языка.
Въ «Педагогическомъ Сборникѣ» за 1865 годъ была
напечатана статья Л. Н. Модзалевскаго «Введеніе въ изу-
ченіе педагогики». К. Д. Ушинскій прислалъ эту статью ея
составителю съ слѣдующими поправками и замѣчаніями,
направленными противъ мудреныхъ иностранныхъ словъ,
щегольство которыми тогда только еще входило въ моду,
въ ущербъ чистотѣ и общедоступности русскаго языка:
1) гарантируя дѣтей
2) намъ слѣдуетъ оріенти-
роваться въ этой наукѣ
3) нѣтъ эквивалента
4) регулировать мысль
5) для педагога важны не
столько quod и quantum знанія,
сколько quomodo его усвоенія
6) психологія отдѣлилась отъ
умозрительной трансценден-
тальной философіи
7) потворствовало всякому
обскурантизму и рутинерству
исправлено:
предохраняя
разсмотрѣть, на сколько эта
наука
противовѣса
направлять
ту-же мысль можно передать
чисто по русски
выпустить (иностр. слово)
Это выраженіе надо измѣнить
такъ, чтобы не встрѣтилось не-
обходимости прибегать къ ино-

8) христіанство санктиро-
вало ихъ
9) онъ излагаетъ sine ira et
studio
10) прочный базисъ
11) не рефлексируя о соб-
ственномъ дѣтствѣ
12) интернатъ
13) tabula rasa... комбини-
руешь
14) микрокосмъ, какъ вѣр-
ный отпечатокъ макрокосма
15) аффектировать на одну
изъ душевныхъ способностей
16) школа есть суррогатъ
семьи
17) ходегетика
18) школа формируешь поня-
тіе о долгѣ
19) психологія сумѣла моти-
вировать
*0) традиція»., эксплуатація
странному« діалекту»; употре-
бляю иностранное слово, чтобы
сдѣлать вамъ удовольствіе
утвердило (?)
не всѣ читатели знаютъ по
латыни
прочное основаніе
не размышляя, не думая, за-
бывая
закрытое заведеніе
сказать по-русски
объяснить по-русски
Это нѣсколько затемняетъ са-
мую мысль; надо подобрать
равнозначущее русское слово,
напр.: воздѣйствовать, или др.
по-русски
ученіе о нравственности
образуетъ, развиваетъ
выяснить
по-русски
Общее замѣчаніе К. Д. Ушинскаго въ концѣ статьи:
«Вообще мнѣ кажется, что употреблять иностранныя слова
можно только какъ необходимое зло, и что если русскіе
писатели будутъ часто прибѣгать къ нимъ, не давая себѣ
труда подумать надъ оборотомъ чистой русской рѣчи, то
нашъ русскій языкъ нескоро еще выработается».
К. У.

Приложеніе второе.
Прощальная рѣчь Л. Н. Модзалевскаго, сказанная имъ
на товарищескомъ обѣдѣ въ честь К. Д. Ушинскаго въ
сентябрѣ 1864 года
Глубокоуважаемый
Константинъ Дмитріевичъ!
Позвольте мнѣ въ нѣсколькихъ словахъ, но отъ души,
выразить Вамъ тѣ мысли и чувства, которыя просятся
наружу и которыя, конечно, раздѣлитъ со мною каждый
изъ присутствующихъ. Я буду говорить особенно сво-
бодно. Между Вами и нами въ настоящее время нѣтъ
никакихъ служебныхъ отношеній, и мнѣ нечего бояться,
чтобы въ моей рѣчи могъ послышаться хотя малѣйшій
принужденный звукъ: въ ней будетъ одна голая правда.
Скоро Вы покидаете насъ, нашъ дорогой, нашъ ува-
жаемый Константинъ Дмитріевичъ, и поспѣшите къ Вашей
милой семьѣ, заботамъ о которой посвящена теперь
Ваша жизнь. Скоро прекратятся между нами непосред-
ственныя отношенія, порвется внѣшняя связь, но—не
связь внутренняя, которая прочна и не зависитъ ни отъ
времени, ни отъ пространства. Она прочна, потому что

основана на началахъ чисто нравственныхъ: на уваженіи
къ Вамъ, какъ къ человѣку, гражданину и педагогу, на
сочувствіи къ одушевляющимъ Васъ идеямъ, столь на-
стойчиво проводимымъ Вами въ жизни.
Въ просвѣщенной Вашей дѣятельности, которую мы
близко знаемъ, Вы всегда служили высочайшимъ обще-
человѣческимъ идеямъ — идеѣ свободы, въ предѣлахъ того
идеала, который Вы выработали съ помощію науки и
опыта, идеѣ истины и идеѣ добра, —служили безъ страха
и упрека,—и Ваше слово не расходилось съ дѣломъ.
Будучи рѣдкимъ семьяниномъ и нѣжно заботясь о благѣ
своихъ близкихъ, Вы сумѣли остаться и рѣдкимъ граж-
даниномъ, не стремясь ни къ почестямъ, ни къ внѣш-
нимъ отличіямъ. Вы не смѣшали идеала семейнаго съ
идеаломъ гражданскимъ, и разныя приманки, столь опас-
ныя для тщеславія, не заглушили въ Васъ желанія слу-
жить прежде всего своимъ завѣтнымъ цѣлямъ — наукѣ
и обществу, служить честно, до самоотверженія. Святое
чувство человѣческаго достоинства, сознаніе собственной
личности не заглохли въ Васъ среди житейскихъ бурь;
напротивъ: они еще болѣе развились въ Васъ до высшей
степени, до полной самостоятельности. Эту самостоятель-
ность не убила въ Васъ даже всеподавляющая, всесильная
у насъ, на Руси, нѣмецкая наука. Будучи основательно
знакомы съ нею и безпрерывно продолжая ея изученіе,
Вы остались, прежде всего, Русскимъ человѣкомъ и, по
отношенію къ общей нашей школьной дѣятельности —
чисто русскимъ педагогомъ; сказалъ-бы: первымъ чисто-
русскимъ педагогомъ, если-бы не боялся задѣть Вашу
скромность.

Еще недавно непонятый и оскорбляемый на родинѣ
разными завистниками и каверзниками, зараженными од-
нимъ своекорыстіемъ, а потомъ —- проведя мирно два года
на чужбинѣ, Вы, тѣмъ не менѣе, пребыли вѣрны себѣ и
своему гражданскому долгу. Вы не только не отчуждались
отъ родины, но еще крѣпче, еще сознательнѣе полюбили ее;
Вы не сдѣлались ни «космополитомъ», ни порицателемъ и
хулителемъ, какихъ у насъ не мало и дома, не впали въ
безнадежное отчаяніе, — ибо Вы черпали силу и вѣру не
извнѣ, а изнутри, изъ глубины собственной души. Въ по-
слѣдніе два года Вы честно работали на пользу нашего
юношества, и въ своей литературной дѣятельности спусти-
лись до азбуки, или вѣрнѣе — поднялись на самую высоту
педагогической науки и педагогическаго творчества. Послѣ
всего этого мы еще болѣе узнали Васъ и, разставаясь нынѣ
съ Вами, смѣло можемъ высказать увѣренность, что Вы и
впредь будете продолжать служить дѣлу русскаго воспи-
танія, при свѣтѣ науки и опыта. Мы впередъ знаемъ, что,
заѣхавъ въ чужую даль, Вы часто будете съ любовью обра-
щаться къ родинѣ, гдѣ есть горсть людей, которые вполнѣ
понимаютъ Васъ и зорко, съ любовію слѣдятъ за Вашей
просвѣщенной дѣятельностію. Вашу русскую душу конечно
обласкаетъ, но едвали удовлетворитъ та чужая, хотя и пре-
красная страна, куда Вы спѣшите по одной печальной
необходимости:
Хоть и тепло чужое море,
Хоть и красна чужая даль,—
Не имъ развѣять наше горе,
Размыкать русскую печаль!

Поѣзжайте -же съ Богомъ, нашъ дорогой и уважаемый
К. Д., коли ужъ такъ нужно, но возвращайтесь къ намъ
скорѣе, какъ только позволитъ Вамъ здоровье. Мы опять
встрѣтимся съ Вами такъ-же задушевно, какъ теперь
разстаемся,—только грустное чувство смѣнится радостью...
И такъ, до радостнаго свиданія, и—чѣмъ скорѣе, тѣмъ
лучше!..;

IX.
Мысли К. Д. Ушинскаго
О воспитательно-образовательномъ значеніи
родной природы и родного слова.
Милостивыя государыни и милостивые государи!
Въ предшествующихъ рѣчахъ выяснены взгляды К. Д.
Ушинскаго на воспитательное значеніе того или другого
воздѣйствія человѣка на ребенка, воздѣйствія на дѣтей со
стороны родителей, воспитателей, товарищей и школы.
Несомненно, воздѣйствіе воспитывающей среды на воспи-
тываемое дитя имѣетъ существенное значеніе; тѣмъ не менѣе
оно—не исключительно. Есть еще факторы, могучія силы,
безконечно-глубоко всегда и во всякія эпохи вліявшія на
воспитаніе молодыхъ поколѣній. Это — родная природа, среди
которой растетъ и мужаетъ дитя, и родной языкъ, на кото-
ромъ оно учится мыслить, подъ вліяніемъ котораго слагается
весь внутренній міръ человѣка, и на которомъ онъ привы-
каетъ выражать этотъ міръ. Это—исконные наши воспита-
тели. Впечатлѣнія родной семьи, родной среды и родной
природы, нашедшія полное выраженіе въ родномъ словѣ,

вотъ тѣ воспитывающія силы, которыя такъ могуче дѣйство-
вали на юные дѣтскіе умы и сердца во всѣ эпохи человѣ-
ческаго существованія. Школа со всей ея внушительною
обстановкою—порожденіе эпохи, уже вполнѣ культурной;
но та школа, та дисциплина ума, которую представляетъ
наша родная рѣчь, неизмѣнно существовала всегда, во всѣ
вѣка. Мать-природа давала дѣтскому уму безконечный рядъ
впечатлѣній самыхъ разнообразныхъ, свѣтлыхъ и темныхъ,
радостныхъ и тяжелыхъ, плѣнительныхъ и ужасающихъ,
и, отражаясь въ умѣ человѣка, они сохранялись въ безко-
нечно богатой сокровищницѣ нашего духа—въ родномъ
словѣ, и оно являлось могучимъ воспитателемъ дѣтскаго
ума, помимо воли дитяти, даже помимо воли воспитателя,
сказалъ бы я: такъ-же стихійно, какъ сама природа.
Воспитательное значеніе природы какъ въ развитіи
отдѣльной личности, такъ и цѣлаго народа—общепризнан-
ный нынѣ фактъ какъ психологіей, такъ и исторіей.
Египтяне, вавилоняне, фаникіяне, арабы, греки въ древ-
ности, и въ наше время—англичане, голландцы, сканди-
навы, наконецъ, мы, русскіе,—развѣ всѣ эти народы не
представляютъ разительнаго свидѣтельства, какіе глубокіе
слѣды налагаетъ окружающая человѣка природа на весь
складъ народной жизни? Такія же яркія иллюстраціи можно
было бы привести и изъ жизни отдѣльныхъ личностей,
отличающихся мощнымъ характеромъ, душу которыхъ вос-
питали мощныя впечатлѣнія природы. Классическая древ-
ность мало сознавала эту истину, хотя чѣмъ древнѣе эпоха,
тѣмъ глубже зависимость человѣка отъ природы. Новѣйшее
время говоритъ о значеніи природы съ особенной на-
стойчивостью: Руссо въ Европѣ, а у насъ Левъ Толстой

особенно глубоко запечатлѣли эту мысль въ нашемъ со-
знаніи.
Какъ разительный примѣръ, мнѣ приходитъ на мысль
личность нашего Ломоносова, этого титана въ исторіи русска-
го просвѣщенія, пытливый умъ и несокрушимый характеръ
котораго всецѣло воспитался подъ разительными впечатлѣ-
ніями природы нашего крайняго сѣвера.
К. Д. Ушинскій въ своемъ дѣтствѣ тоже много былъ
обязанъ впечатлѣніямъ окружавшей его счастливой при-
роды Малороссіи, о чемъ онъ такъ поэтически самъ говоритъ
въ своихъ воспоминаніяхъ. Выросъ К. Д. въ Новгородъ-
Сѣверскѣ. Родная его усадьба, съ большимъ тѣнистымъ са-
домъ, была расположена на концѣ города, на высокомъ бе-
регу р. Десны, живописно изрытомъ оврагами. Уединеніе въ
саду, прогулки по берегу рѣки, жизнь на лонѣ природы—
съ какимъ увлеченіемъ вспоминаетъ обо всемъ этомъ К. Д.
уже въ поздніе годы своей жизни. Я позволю себѣ привести
здѣсь слѣдующую поэтическую страницу изъ его писемъ:
«Боже мой! Сколько перемечталось на этомъ прекрас-
номъ берегу Десны— восклицаетъ онъ—на этихъ кручахъ,
нависшихъ надъ рѣкой! какъ оживлялась и наполнялась
впечатлѣніями жизнь моя, когда приближалась весна! Я
слѣдилъ за каждымъ ея шагомъ, за каждой малѣйшей пере-
мѣной въ борьбѣ зимы и лѣта. Тающій снѣгъ, чернѣющій
ледъ рѣки, расширяющіяся полыньи у берега, проталины въ
саду, земля, проглядывавшая тамъ и сямъ изъ-подъ снѣга,
прилетъ птицъ, оживающій лѣсъ, шумно бѣгущіе съ горъ
ручьи —все было предметомъ моего страстнаго, недремлю-
щаго вниманія, и впечатлѣнія бытія переполняли душу мою!
Но вотъ и снѣгу болѣе нѣтъ, и непріятная нагота деревьевъ

въ саду замѣнилась со всѣхъ сторонъ манящими таинствен-
ными зелеными глубинами, вотъ и вишни брызнули моло-
комъ цвѣтовъ, зарозовѣли яблони, каштанъ поднялъ и распу-
стилъ свои красивые султаны, и я бѣжалъ каждый разъ
изъ гимназіи домой, какъ будто меня ждало тамъ и Богъ
невѣсть какое сокровище. И въ самомъ дѣлѣ, развѣ я не
былъ страшнымъ богачемъ, милліонеромъ въ сравненіи съ
дѣтьми, запертыми въ душныхъ стѣнахъ столичнаго пансіона.
Какія впечатлѣнія могутъ быть даны въ замѣнъ этихъ
живыхъ, сильныхъ, воспитывающихъ душу впечатлѣній
природы? Послѣ уже будетъ поздно пользоваться ими, когда
сердце утратитъ свою дѣтскую мягкость, а разсудокъ ста-
нетъ между человѣкомъ и природой».
Такъ говорилъ о воспитательномъ значеніи природы
авторъ «Дѣтскаго Міра», книги, по которой, какъ уже
было разъяснено сегодня, воспитывались милліоны русскихъ
дѣтей, и по этой книгѣ учились понимать и любить окру-
жающій насъ Божій міръ.
«Зовите меня варваромъ въ педагогикѣ,—продолжаетъ
Ушинскій,—но я вынесъ изъ впечатлѣній моей жизни глу-
бокое убѣжденіе, что прекрасный ландшафтъ имѣетъ такое
огромное воспитательное вліяніе на развитіе души дитяти,
съ которымъ трудно соперничать вліянію педагога; что день,
проведенный ребенкомъ среди рощъ и полей, когда его
головой овладѣваетъ какой-то упоительный туманъ, въ
теплой влагѣ котораго раскрывается все молодое сердце
для того, чтобы беззаботно и безсознательно впитывать въ
себя мысли и зародыши мыслей, потокомъ льющіеся изъ
природы, что такой день стоитъ многихъ недѣль, проведен-
ныхъ на учебной скамьѣ».

Мы не имѣемъ отдѣльной работы К. Д. Ушинскаго,
спеціально посвященной разработкѣ этой темы; но вся
педагогическая дѣятельность Ушинскаго, литературная и
практическая, свидѣтельствуетъ, какъ глубоко онъ пони-
малъ и цѣнилъ значеніе природы въ дѣлѣ воспитанія
молодыхъ поколѣній.
Какъ инспекторъ Смольнаго института, онъ стремился
(на сколько возможно было для того времени) пріотво-
рить для дѣтей двери этого закрытаго заведенія, дать дѣтямъ
больше свободы хоть изрѣдка подышать роднымъ возду-
хомъ, погрѣться на родномъ солнышкѣ, воспринять впе-
чатлѣнія родныхъ полей, лѣсовъ и холмовъ. Какъ орга-
низаторъ учебнаго плана преподаваемыхъ въ школѣ
предметовъ, онъ выдвигалъ на подобающее мѣсто при-
родовѣдѣніе и землевѣдѣніе, чуждыя дотолѣ школѣ или
стоявшія совсѣмъ на послѣднемъ планѣ.
Какъ авторъ «Дѣтскаго Міра», книги для дѣтскаго
чтенія, онъ половину книги наполнилъ прекраснымъ
содержаніемъ, относящимся къ этимъ именно предметамъ
знанія. Какъ человѣкъ науки, онъ въ лучшіе годы жизни
съ особеннымъ увлеченіемъ изучалъ труды Карла Рит-
тера, послужившіе цѣннымъ вкладомъ для его міросозер-
цанія.
Словомъ, педагогъ-философъ Ушинскій глубже очень
многихъ другихъ спеціалистовъ понималъ значеніе при-
роды въ дѣлѣ воспитанія и ратовалъ за то, чтобы поста-
вить питомца лицомъ къ лицу съ родной природой, дать
широкій доступъ ея благотворному вліянію на душу
дитяти.

Впечатлѣнія внѣшней природы всецѣло отражаются
на духовной природѣ человѣка, общества, народа; а ду-
ховная природа человѣка находитъ самое полное выра-
женіе для себя въ родномъ словѣ, въ произведеніяхъ род-
ной словесности. Создается эта богатая сокровищница
народнаго духа вѣками, цѣлыми рядами поколѣній. Изъ
нея черпаютъ въ свою очередь грядущія поколѣнія неисчи-
слимыя богатства для своего развитія, черпаютъ безъ
тяжелаго труда, пользуясь ими, какъ даромъ свыше.
Ушинскій, какъ талантливый антропологъ, прекрасно по-
нималъ это высоко-образовательное значеніе родного языка,
и онъ блестяще развилъ свои мысли въ статьѣ подъ заглаві-
емъ « Родное слово », помѣщенной въ « Журналѣ Министер-
ства Народнаго просвѣщенія». Подъ вліяніемъ тѣхъ же
мыслей, которыя были выражены въ этой статьѣ, К. Д. при-
нялся впослѣдствіи за изданіе книги для дѣтей «Родное Сло-
во », въ которой такъ блестяще выполнилъ свою задачу. К. Д.
Ушинскій съ такимъ глубокимъ пониманіемъ вопроса, съ та-
кимъ талантомъ и поэтическимъ увлеченіемъ излагаетъ свои
мысли въ указанной статьѣ о значеніи родного языка, и
мысли эти имѣли такое рѣшительное значеніе въ его педа-
гогической дѣятельности, что здѣсь даже вовсе неумѣстно
было бы передавать вдохновенную рѣчь Ушинскаго своими
словами,—и мы выслушаемъ его самого. Вотъ его слова:
«Языкъ народа—лучшій, не увядающій и вновь рас-
пускающійся цвѣтъ всей его духовной жизни, начинающейся
далеко за границами исторіи. Въ языкѣ одухотворяется
весь народъ и вся его родина, въ немъ претворяется творче-
скою силою народнаго духа въ мысль, въ картину и звукъ
небо отчизны, ея воздухъ, ея физическія явленія, ея кли-

матъ, ея поля, горы и долины, ея лѣса и рѣки, ея бури и
грозы,—весь тотъ глубокій, полный мысли и чувства го-
лосъ родной природы, который говоритъ такъ громко въ
любви человѣка къ его иногда суровой родинѣ, который
иногда высказывается такъ ясно въ родной пѣснѣ, въ род-
ныхъ напѣвахъ, въ устахъ народныхъ поэтовъ. Но въ свѣт-
лыхъ прозрачныхъ глубинахъ народнаго языка отражается
не одна природа родной страны, но и вся исторія духовной
жизни народа. Поколѣнія народа проходятъ одно за дру-
гимъ, но результаты жизни каждаго поколѣнія остаются въ
языкѣ,— въ наслѣдіе потомкамъ. Въ сокровищницѣ родного
слова складываетъ одно поколѣніе за другимъ плоды глу-
бокихъ сердечныхъ движеній, плоды историческихъ событій,
вѣрованія, воззрѣнія, слѣды прожитого горя и прожитой
радости,— словомъ, весь слѣдъ своей духовной жизни на
родъ бережно сохраняетъ въ народномъ словѣ. Языкъ есть
самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяю-
щая отжившія, живущія и будущія поколѣнія народа въ
одно великое, историческое живое цѣлое. Онъ не только
выражаетъ собою жизненность народа, но есть именно самая
эта жизнь. Когда исчезнетъ народный языкъ—народа нѣтъ
болѣе!—И нѣтъ насилія болѣе тяжелаго, какъ то, которое
желаетъ отнять у народа наслѣдство, созданное безчислен-
ными поколѣніями его отжившихъ предковъ. Отнимите у
народа все—и онъ все можетъ воротить; но отнимите языкъ—
и онъ никогда болѣе уже не создастъ его; новую родину
даже можетъ создать народъ, но языка —никогда; вымеръ
языкъ въ устахъ народа — вымеръ и народъ».
«Являясь, такимъ образомъ, полнѣйшею и вѣрнѣйшею
лѣтописью всей духовной, многовѣковой жизни народа,

языкъ въ то же время является величайшимъ народнымъ
наставникомъ, учившимъ народъ тогда, когда не было еще
ни книгъ, ни школъ, и продолжающимъ его учить до конца
народной исторіи. Усваивая родной языкъ, легко и безъ
труда, каждое новое поколѣніе усваиваетъ въ то-же время
плоды мысли и чувства тысячи предшествовавшихъ ему
поколѣній, давно истлѣвшихъ въ родной землѣ. Все—-что
видали, все—что испытали, все— что перечувствовали и
передумали эти безчисленныя поколѣнія предковъ, пере-
дается легко и безъ труда ребенку, только что открываю-
щему глаза на міръ Божій, и дитя, выучившись родному
языку, вступаетъ уже въ жизнь съ необъятными силами.
Не условнымъ звукамъ только учится ребенокъ, изучая
родной языкъ, но пьетъ духовную жизнь и силу изъ роди-
мой груди родного слова. Оно объясняетъ ему природу,
какъ не могъ бы объяснить ее ни одинъ естествоиспыта-
тель; оно знакомитъ его съ характеромъ окружающихъ его
людей, съ обществомъ, среди котораго онъ живетъ, съ его
исторіей и его стремленіями; оно вводитъ его въ народныя
вѣрованія, въ народную поэзію; оно, наконецъ, даетъ такія
логическія понятія и философскія воззрѣнія, которыхъ, ко-
нечно, не могъ бы сообщить ребенку ни одинъ философъ».
«Ребенокъ, развитіе котораго не было извращено насиль-
ственно, въ пять или шесть лѣтъ, по большей части, гово-
ритъ уже очень бойко и правильно на своемъ родномъ
языкѣ. Но подумайте, сколько нужно знаній, чувствъ, мы-
слей, логики и даже философіи, чтобы говорить такъ на
какомъ-нибудь языкѣ, какъ говоритъ неглупое дитя лѣтъ
шести или семи на своемъ родномъ. Тѣ очень ошибаются,
кто думаетъ, что въ этомъ усвоеніи ребенкомъ родного

языка дѣйствуетъ только память: никакой памяти недостало
бы для того, чтобы затвердить не только всѣ слова какого--
нибудь языка, но даже всѣ возможныя сочетанія этихъ словъ
и всѣ ихъ видоизмѣненія; — нѣтъ, если бы изучали языкъ
одною памятью, то никогда бы вполнѣ не изучили ни од-
ного языка. Языкъ, созданный народомъ, развиваетъ въ духѣ
ребенка способность, которая создаетъ въ человѣкѣ слово и
которая отличаетъ человѣка отъ животнаго — развиваетъ его
духъ. Вы замѣчаете, что ребенокъ, желая выразить свою
мысль, въ одномъ случаѣ употребляетъ одно выраженіе, въ
другомъ другое, и невольно удивляетесь чутью, съ кото-
рымъ онъ подмѣтилъ необычайно тонкое различіе между
двумя словами, повидимому очень сходными. Могло-ли бы
это быть, если бы ребенокъ, усваивая родной языкъ, не
усваивалъ частицы той творческой силы, которая дала воз-
можность народу создать языкъ?»
«Но этотъ удивительный педагогъ — родной языкъ, не
только учитъ многому, но и учитъ удивительно легко, по
какому-то недосягаемо-облегчающему методу. — Мы успо-
каиваемъ себя обыкновенно фразою, что ребенокъ гово-
ритъ на родномъ языкѣ, такъ себѣ, безсознательно; но эта
фраза ровно ничего не объясняетъ. Усваивая родной языкъ,
ребенокъ усваиваетъ не одни только слова, ихъ сложенія
и видоизмѣненія, но безконечное множество понятій, воз-
зрѣній на предметы, множество мыслей, чувствъ, худо-
жественныхъ образовъ, логику и философію языка, — и
усваиваетъ легко и скоро, въ два-три года столько, что и
половины того мы не можемъ усвоить въ двадцать лѣтъ при-
лежнаго и методическаго ученія. Таковъ этотъ великій на-
родный педагогъ — родное слово».

Въ приведенномъ здѣсь отрывкѣ съ такою полнотою и
силою выраженъ взглядъ Ушинскаго на воспитательно-обра-
зовательное значеніе родного слова, что трудно прибавить
къ сказанному что-либо въ разъясненіе.
Понятно, что только авторъ, способный такъ глубоко
понимать и такъ вдохновенно говорить о великомъ зна-
ченіи родного слова, только онъ могъ быть безсмертнымъ
авторомъ и тѣхъ книжекъ «Родного Слова», милліоны экзем-
пляровъ котораго, не смотря на всѣ невзгоды, сослужили
лестную службу въ дѣлѣ толковаго насажденія грамотности
въ средѣ русскаго народа, скажу искренно—тѣхъ книжекъ
«Родного Слова», что и понынѣ составляютъ гордость и
славу нашей русской учебной литературы.
Я исчерпалъ свою тему, но къ сказанному здѣсь до меня
другими о «Родномъ Словѣ» Ушинскаго я позволю себѣ
все-таки прибавить еще нѣсколько словъ, именно—о 3-емъ
годѣ «Родного Слова», представляющемъ руководство для
занятій грамматикой родного языка.
Преподаваніе русской грамматики въ нашей школѣ и до
сихъ поръ составляетъ тяжелую злобу дня. Одни преподава-
тели готовы вовсе пренебрегать ею, другіе способны безпо-
щадно угнетать этимъ предметомъ юныя головы своихъ
учениковъ; послѣдніе же обыкновенно смущаются духомъ
при одномъ имени грамматики и, вышедши изъ школы,
стараются поскорѣе освободиться отъ всего того грамма-
тическаго хлама, которымъ завалены были ихъ головы въ
школѣ. Происходитъ это, главнымъ образомъ, отъ непра-
вильной постановки предмета въ школѣ: отъ неправильно
поставленныхъ задачъ и методовъ преподаванія. Господа

грамотеи и до сихъ поръ еще не рѣшаются разстаться съ
старыми школьными фантазіями, будто грамматика родного
языка въ школѣ служитъ средствомъ, чтобы научить дѣтей
правильно говорить и писать на родномъ языкѣ. Ясно, что
ходячія понятія подобныхъ грамотеевъ о родномъ словѣ
не совсѣмъ сходятся съ высказанными выше взглядами на
этотъ предметъ Ушинскаго. Ушинскій понималъ занятія
грамматикой родного языка, какъ средство, прежде всего,
довести ученика до сознательнаго отношенія къ строю род-
ной рѣчи, а затѣмъ уже—и къ вопросамъ правописанія.
Усвоеніе же правильной родной рѣчи, развитіе дара слова
и навыки къ правильному письму—вовсе не дѣло грамма-
тики, и напрасно къ ея урокамъ пріобщаютъ господа грамо-
теи упражненія въ склоненіи и спряженіи разныхъ именъ и
глаголовъ родного языка, заставляютъ перечислять безчи-
сленные суффиксы или заучивать наизусть предлоги, упра-
вляющіе тѣмъ или другимъ, однимъ или двумя падежами,
и наполняютъ цѣлые вороха ученическихъ тетрадокъ
безсодержательными примѣрами, которые, однако, далеко
не способствуютъ закрѣпленію въ памяти учащихся пра-
вилъ нашего, надо признаться, довольно путаннаго пра-
вописанія. Все это, дѣйствительно, способно очень мало го-
ворить дѣтскому уму и сердцу, способно подчасъ поселить въ
немъ даже отвращеніе къ предмету; между тѣмъ Ушинскій
говоритъ, что грамматика должна быть первою изъ препо-
даваемыхъ дитяти наукъ, очеловѣчивающихъ человѣка, и
должна составлять какъ-бы элементарное введеніе для даль-
нѣйшихъ его занятій филологіей и психологіей.
« Многія науки — говоритъ онъ—обогащаютъ только со-
знаніе дитяти; грамматика, разумно преподаваемая, начи-

наетъ развивать самосознаніе человѣка, т. е. именно ту спо-
собность, вслѣдствіе которой человѣкъ является человѣкомъ
между животными». Очевидно поэтому, что занятія грамма-
тикою не могутъ состоять въ усвоеніи разныхъ схоласти-
ческихъ опредѣленій, правилъ и исключеній изъ этихъ пра-
вилъ, часто не имѣющихъ ничего общаго съ положительнымъ
знаніемъ, что они должны состоять въ осмысленномъ наблю-
деніи ученика надъ строемъ своей родной рѣчи, а слѣдова-
тельно—можно сказать — въ осмысленномъ самонаблюденіи.
Какой же пріемъ для этого избираетъ Ушинскій въ своемъ
руководствѣ?
Въ основу занятій съ учащимися онъ ставитъ анализъ
рѣчи классической сказки Пушкина «О рыбакѣ и рыбкѣ»,
отличающейся замѣчательной простотой и изяществомъ. Вни-
маніе ученика подъ руководствомъ учителя останавливается,
при послѣдовательномъ разборѣ каждой фразы, сперва на
простѣйшихъ явленіяхъ, и постепенно совершается пере-
ходъ къ болѣе сложнымъ. Явленія, подмѣченныя въ строѣ
рѣчи Пушкина, учащійся сопоставляетъ съ явленіями обы-
денной своей разговорной рѣчи, наблюденія сводитъ къ
обобщеніямъ, а изъ цѣлаго ряда обобщеній слагается по-
степенно самимъ же ученикомъ система знаній. Сумма обоб-
щеній постепенно расширяется концентрическими- кругами
и, начиная съ простѣйшихъ положеній, касающихся синта-
ксиса и этимологіи, строя устной рѣчи и вопросовъ право-
писанія, постепенно переходитъ въ полную систему грамма-
тическихъ знаній, приличныхъ элементарному курсу.
Какъ въ подробностяхъ все это должно происходить въ
классѣ —здѣсь не мѣсто объ этомъ говорить. Я только еще
разъ повторяю, что при такихъ занятіяхъ грамматикой род-

ного языка учащіеся не заучиваютъ по учебнику весь ея ма-
теріалъ и не усваиваютъ даже изъ объясненій учителя, а какъ
бы сами строятъ ее, постоянно упражняясь въ анализѣ, сра-
вненіи, обобщеній и группировкѣ явленій, наблюдаемыхъ
въ строѣ рѣчи образцоваго литературнаго произведенія. Кро-
мѣ Пушкина, для дополнительныхъ наблюденій приведено
въ книгѣ Ушинскаго еще нѣсколько образцовыхъ басенъ
Крылова.
Вотъ на такомъ-то матеріалѣ, на такихъ пріемахъ пред-
лагаетъ Ушинскій упражнять мысль и развивать самосо-
знаніе въ учащихся, и его пріемы для того, кто понимаетъ
ихъ, такъ просты, такъ доступны дѣтскому возрасту, а ре-
зультаты—такъ прекрасны! Ученикъ, прошедшій курсъ
грамматики, слѣдуя руководству Ушинскаго, не станетъ
похваляться, что онъ забылъ ее на другой же день послѣ
окончанія школы: зане она пришла къ нему не извнѣ, не
изъ чужихъ словъ, а создана и построена была имъ л;е са-
мимъ и притомъ съ полнымъ его удовольствіемъ.
Къ сожалѣнію, эта 3-я часть «Родного Слова» оцѣ-
нена нашею школою меньше, чѣмъ первыя двѣ. Успѣшное
примѣненіе ея въ школѣ требуетъ отъ преподавателя усво-
енія идей Ушинскаго о языкѣ, требуетъ, чтобы учитель, ру-
ководящей занятіями учениковъ, стоялъ на высотѣ своего
положенія, и самъ смыслилъ бы въ строѣ родной ему рѣчи
немножко больше того, что даютъ наши банальные учебники
грамматики. Я не хочу этимъ сказать, чтобы багажъ его зна-
ній былъ переполненъ бо́льшимъ количествомъ всякихъ
грамматическихъ опредѣленій, правилъ и исключеній, чѣмъ
то, которое находится въ этихъ учебникахъ. Надо прежде
всего, чтобы учитель трезво понималъ, что цѣль его за-

нятій съ учащимися по изученію грамматики родного
языка состоитъ въ развитіи сознательнаго отношенія къ
строю родной рѣчи, а не въ изученіи того или другого
учебника, не въ исполненіи той или другой казенной про-
граммы. Учитель, правильно понимающій руководство
Ушинскаго, будетъ преподавать, слѣдуя руководству Ушин-
скаго, а не станетъ разучивать книгу Ушинскаго, какъ
разучиваютъ нерѣдко другіе учебники.
Надо такимъ образомъ пожелать, чтобы школа наша
доросла до правильнаго пониманія преподаванія грамма-
тики родного языка, хотя бы въ той мѣрѣ, какъ это указы-
ваетъ 3-й годъ «Родного Слова».
Произведенія истиннаго таланта не бояться ни критики,
ни времени. Таковъ трудъ К. Д. Ушинскаго, и намъ подо-
баетъ чтить его и чувствовать признательность къ человѣку,
посвятившему свой крупный талантъ, свой трудъ и свою
жизнь на то, чтобы внести побольше свѣта въ вопросы са-
маго элементарнаго обученія дѣтей. Зато даже грядущія наши
молодыя поколѣнія долго будутъ еще помнить имя Констан-
тина Дмитріевича Ушинскаго и будутъ поминать его до-
брымъ русскимъ «спасибо» за его «Родное Слово».
Ю. Цвѣтковскій.

X.
Значеніе К. Д. Ушинскаго
ДЛЯ НАРОДНЫХЪ УЧИТЕЛЕЙ И ШКОЛЪ.
Покойный К. Д. Ушинскій такъ много сдѣлалъ для
русской новой народной школы, что было-бы странно, если
бы здѣсь сегодня, въ день чествованія его памяти, никто
отъ лица народныхъ учителей не выразилъ ему глубокой
признательности, а отъ лица учившагося по его книгамъ
русскаго народа — сердечнаго спасибо. Чтобы оцѣнить
значеніе покойнаго К. Д. Ушинскаго для земской на-
родной школы,—надо знать, чѣмъ была народная школа
въ Россіи до освобожденія крестьянъ отъ крѣпостной за-
висимости.
Школъ среди крѣпостныхъ крестьянъ, за рѣдкимъ ис-
ключеніемъ, совсѣмъ не было; только у крестьянъ государ-
ственныхъ имуществъ и удѣловъ кое гдѣ, какъ оазисы
среди пустыни, были школы для однихъ мальчиковъ, да и
тѣ задавались цѣлью приготовленія грамотныхъ писарей,
конторщиковъ, старостъ, сотскихъ и т. п., но вовсе не

имѣли въ виду насажденія грамотности и знанія вообще
среди всего населенія, такъ какъ совсѣмъ и не умствен-
ное и нравственное развитіе учащихся было цѣлью и за-
ботой тогдашней школы. Дѣвочки въ этихъ школахъ не
обучались, и такимъ образомъ крестьянская женщина была
обречена на безграмотность.
На бумагѣ, правда, значились тысячами еще церковно-
приходскія школы, но въ действительности число ихъ едва-
ли превышало нѣсколько сотенъ.
Грамотность среди крестьянскаго населенія насаж-
далась главнымъ образомъ случайными захожими грамо-
теями изъ отставныхъ солдатъ, пьяницами - писарями,
выгнанными со службы, а также — черничками и начетчи-
ками у сектантовъ, среди которыхъ преобладала церковная
грамотность.
Чтобы охарактеризовать старую, дореформенную шко-
лу, я позволю себѣ привести слова покойнаго К. Д. Ушин-
скаго изъ его «Руководства къ преподаванію по Родному
Слову» (часть I).
«Представьте себѣ дитя въ какой-нибудь деревенской
трущобѣ, которое играло и рѣзвилось цѣлый день подъ
вліяніемъ всеразвивающей природы, безпрестанно двига-
лось, ощущало, думало, по-дѣтски конечно, изобрѣтало то
то, то другое, плакало или смѣялось, словомъ, жило всѣмъ
своимъ духовнымъ и тѣлеснымъ организмомъ. И вдругъ,
вы схватываете это дитя, кидаете его въ душную, мрачную
школу стариннаго закала, гдѣ оно прежде всего должно си-
дѣть смирно, не шевеля ни однимъ членомъ, не думать, не
чувствовать; не соображать, не придумывать что-нибудь,
не плакать и не смѣяться, даже не глядѣть по сторонамъ;

а пристально, уставившись на букварь, вдалбливать букву
за буквой и одинъ безсмысленный слогъ за другимъ. Пред-
ставьте себѣ, что это дитя чуть свѣтъ отправляется въ шко-
лу, выходитъ оттуда ночью и проводитъ такъ, день-за днемъ,
два, три,, четыре года, въ періодъ сильнѣйшаго развитія
организма, не имѣя другихъ ощущеній, кромѣ страха по-
лучить побои и получая дѣйствительно колотушки въ го-
лову,—и вы поймете, почему наши грамотники-крестьяне,
по большей части, показываютъ менѣе природнаго ума и
развитія, чѣмъ тѣ, которые развивались свободно, внѣ стѣнъ
школы, подъ вліяніемъ природы и жизни; поймете, почему
между нашими простонародными грамотниками и писарями
такъ часто встрѣчаются люди страшно тупые и въ то же
время безнравственные. Но одно ли это вы поймете? Вы
поймете также, чего желаютъ тѣ люди, которые, съ высоты
своего журнальнаго величія, совѣтуютъ оставить нашъ на-
родъ учиться въ такихъ школахъ, у такихъ учителей и по
такимъ методамъ».
Вотъ художественно переданная намъ картина старой
дореформенной школы. Съ ея названіемъ возникаетъ такое
представленіе: пьяница-звѣрь учитель; пришибленныя дѣ-
ти, по нѣсколько лѣтъ долбящія безсмысленные склады,
ежедневно битыя и еженедѣльно сѣкомыя; плачъ наказы-
ваемыхъ; пытка, придуманная въ видѣ мѣшка съ горохомъ,
при стояніи на колѣняхъ; смрадное, темное и угарное по-
мѣщеніе, въ которомъ царилъ страхъ и отсутствовало ка-
кое-бы то ни было проявленіе любви и уваженія къ лич-
ности ребенка.
Малочисленное интеллигентное общество того времени
не возмущалось строемъ старой школы, предназначенной

для дѣтей крестьянъ, такъ какъ одинаковые нравы и учебно-
воспитательные пріемы царили и въ школахъ для дѣтей
духовенства, и въ гимназіяхъ, предназначавшихся для дѣ-
тей купцовъ, личныхъ и потомственныхъ дворянъ.
Наступилъ, наконецъ, великій для Россіи день— 19 фев-
раля 1861 года. Крѣпостное право пало. Въ сердцахъ луч-
шихъ людей тогдашняго общества заговорила совѣсть, сталъ
мучить стыдъ за невѣжество и поголовную безграмотность
родного народа. И вотъ въ помѣщичьихъ имѣніяхъ, нерѣдко
на барскомъ дворѣ, во флигелѣ, стали открывать народныя
школы новаго типа, впервые совмѣстныя для мальчиковъ
и дѣвочекъ. Образованныя дѣвушки шли въ учительницы,
оставляя родную семью, иногда порывая съ нею далее род-
ственныя связи. Образованная молодела несла народу свою
любовь, свои знанія и способности, нравственно побуж-
даемая къ тому сознаніемъ долга. Городская же интелли-
гентная молодежь учила во вновь открывшихся тогда вос-
кресныхъ школахъ. Безкорыстною дѣятельностью этой
молодежи, отдававшейся всею душою школѣ, была вызвана
общественная симпатія къ послѣдней; одно названіе—
«школа» стало чѣмъ-то священнымъ, дорогимъ и находило
откликъ въ чуткомъ, честномъ сердцѣ. Такъ какъ въ началѣ
60-хъ годовъ учительскихъ семинарій въ Россіи вовсе не
было, то именно эти піонеры и положили начало новой
народной школѣ. Будущій безпристрастный историкъ на-
роднаго образованія въ Россіи оцѣнитъ ихъ святой порывъ
и отведетъ имъ подобающее мѣсто въ дѣлѣ развитія нашей
народной школы.
Крестьянинъ, сдѣлавшись свободнымъ человѣкомъ, по-
желалъ хотя-бы дѣтей своихъ сдѣлать грамотными, и, при

помощи школы, проложить имъ путь къ свѣту и знанію.
Поэтому, типъ вновь создаваемой школы сталъ болѣе и бо-
лѣе привлекать народныя симпатіи. Съ учрежденіемъ же
земства, «новая народная школа» стала предметомъ особен-
ной его заботы, общественною обязанностью по отношенію
всѣхъ сословій и обоихъ половъ населенія.
Съ возникновеніемъ новой народной школы, естественно
предсталъ вопросъ: чему и какъ учить крестьянскихъ дѣтей
въ этой школѣ?
Если и теперь, спустя 35 лѣтъ по возникновеніи шко-
лы, этотъ вопросъ вызываетъ разногласіе въ интелли-
генціи, прессѣ и земствѣ, то тогда, когда только еще вы-
работывался типъ русской народной школы, дать на него
положительный отвѣтъ было даже невозможно. Забракован-
ная старая школа,временъ крѣпостничества, съ ея суровымъ
и грубымъ строемъ, не могла помочь разрѣшенію поста-
вленнаго вопроса.
Огромное большинство лицъ, заинтересованныхъ судьбою
новой школы, обратилось за разъясненіемъ всѣхъ недоразу-
мѣній къ сосѣднему культурному народу, издавна славя-
щемуся организаціей своей народной школы. И вотъ наша
молодая, еще не сформировавшаяся, народная школа вы-
нуждена была переживать на первыхъ порахъ нѣмецкія
заимствованія, часто не отвѣчающія духу русскаго народа,
не сообразованный съ возрастомъ учащихся, вообще не со-
гласованный съ условіями и потребностями нашей жизни.
Позаимствованія эти, вдобавокъ еще неправильно истол-
кованный, не только бывали смѣшны, но иногда и положи-
тельно вредны, когда методы и пріемы обученія, практико-
вавшіеся въ дѣтскихъ садахъ въ Германіи, цѣликомъ пере-

носились въ наши школы на дѣтей другого возраста и раз-
витія. Но многое изъ позаимствованнаго у нѣмцевъ было
и цѣнно, какъ, напримѣръ: звуковой методъ; наглядность
въ обученіи; изученіе не только дѣйствій надъ числами, но
и самого состава чиселъ; одновременное занятіе одного
учащаго съ нѣсколькими отдѣленіями и т. п. Такого рода
позаимствованія были полезнымъ пріобрѣтеніемъ нашей
новой школы, хотя и здѣсь возможны увлеченія и утрировки.
Таковы: занятія съ 6-8 отдѣленіями; изученіе состава от-
влеченнаго числа въ ущербъ изученію дѣйствій надъ чи-
слами; излишества въ наглядности обученія и т. п. Неко-
торые изъ дѣятелей по народному образованію пытались
рѣшить этотъ вопросъ самостоятельно. Таковы попытки
графа Л. Н. Толстого въ его Ясной Полянѣ, Рачинскаго
и др. Главнымъ же бѣдствіемъ новой школы было отсутствіе
подходящей дѣтской книги для класснаго чтенія.
Словомъ, наша новая школа па первыхъ порахъ послѣ
своего возникновенія шла ощупью, неувѣренно, пока въ
первой половинѣ 60-хъ годовъ не появилось « Родного Сло-
ва» К. Д. Ушинскаго и его же «Руководства къ препо-
даванію по Родному Слову». Послѣдняя книга была какъ-
бы педагогическимъ откровеніемъ для народныхъ учителей,
которые не выработали еще опредѣленнаго взгляда на за-
дачи народной школы.
Посмотримъ, что это за книга? Какіе новые учебно-
воспитательные завѣты внесла она въ жизнь новой народ-
ной школы, и почему до сихъ поръ остается дорогою кни-
гою для народнаго учителя?—Въ этомъ небольшомъ трудѣ
покойнаго К. Д. Ушинскаго, сдѣлавшемъ его имя незабвен-
нымъ для русской народной школы, содержатся слѣдующія

основныя положенія правильно организованной начальной
школы:
«Школа для малолѣтнихъ дѣтей тогда только хороша,
когда она вполнѣ проникнута семейнымъ характеромъ и
болѣе похожа на семью, чѣмъ на школу».
«Первоначальное обученіе открывается не однимъ, но
нѣсколькими предметами: наглядное обученіе, письмо, рисо-
ваніе, дѣтскія работы, чтеніе, счетъ, библейскіе разсказы,
пѣніе и гимнастика—смѣняютъ другъ друга и поддержи-
ваютъ въ ребенкѣ тѣлесную и душевную бодрость и свой-
ственную этому возрасту веселость».
«Задача первоначальнаго обученія — сдѣлать для ре-
бенка серьезное занятіе занимательнымъ. Но надо помнить,
что не все можетъ быть занимательнымъ въ ученьи, а не-
премѣнно есть скучныя вещи, и должны быть. Пріучите же
ребенка дѣлать не только то, что его занимаетъ, но и то,
что не занимаетъ,—дѣлать ради удовольствія исполнить
свою обязанность. Съ первыхъ же уроковъ пріучайте дитя
полюбить свои обязанности и находить удовольствіе въ ихъ
исполненіи».
«Дѣти въ школѣ должны по возможности трудиться
самостоятельно, а учитель долженъ руководить этимъ само-
стоятельнымъ трудомъ и давать для него матеріалъ >.
«Дѣти должны любитъ, но не бояться учителя. Если
дѣти полюбятъ учителя, то классная дисциплина въ его
рукахъ».
«Страхъ принуждаетъ дѣтей не только къ несвойствен-
ному, но и вредному для нихъ положенію: къ неподвиж-
ности, классной скукѣ и лицемѣрію».
«Въ школьной скукѣ скрывается источникъ множества

дѣтскихъ проступковъ: шалостей, лѣни, капризовъ, отвра-
щенія отъ ученья, хитрости, лицемѣрія, обмановъ и тайныхъ
грѣховъ. Уничтожьте школьную скуку — и вся эта смрадная
туча, приводящая въ отчаянье педагога, отравляющая
свѣтлый потокъ дѣтской жизни, исчезнетъ сама собою».
« Школа должна быть организована такъ, чтобы награды
и наказанія въ ней сдѣлались-бы ненужными».
«Все школьное ученье и вся школьная жизнь должны
быть проникнуты разумнымъ, религіознымъ и нравствен-
нымъ элементомъ. Въ школѣ должна царствовать серьез-
ность, допускающая шутку, ласковость, справедливость,
доброта, порядокъ и, главное, постоянная разумная дѣятель-
ность. Тогда добрыя чувства и стремленія сами собою
разовьются въ дѣтяхъ».
Ограничиваясь перечисленіемъ этихъ основныхъ поло-
женій изъ «Руководства» К. Д. Ушинскаго, сожалѣю,
что не могу въ данномъ случаѣ остановиться на этой за-
мѣчательной книгѣ, каждая строка которой оставляетъ
неизгладимый слѣдъ въ сердцѣ и совѣсти учащаго.
Таковы завѣты, положенные покойнымъ К. Д. Ушинскимъ
въ основу новой школы. Каждое его слово согрѣто горячею
любовью къ ребенку и свидѣтельствуетъ о признаніи за
нимъ его человѣческаго достоинства. Перечисленныя основ-
ныя положенія начальной школы отвѣчаютъ на вопросы:
«чему и какъ учить ребенка?» Каково-бы ни было соці-
альное положеніе ребенка, онъ прежде всего—человѣкъ, и,
слѣдовательно, прежде всего надо развивать въ немъ зало-
женныя природою способности, удовлетворять его любо-
знательность и воспитывать его волю и чувство въ смыслѣ
человѣчности. Этой цѣли вполнѣ удовлетворяютъ соста-

вленныя К. Д. Ушинскимъ книги для класснаго чтенія:
«Родное Слово» въ трехъ частяхъ и «Дѣтскій Міръ» въ
двухъ частяхъ.
Позволю себѣ привести еще одну выдержку изъ « Руко-
водства къ Родному Слову» К. Д. Ушинскаго, въ которой
его любовь и гуманное отношеніе къ ребенку выразились
съ особенною очаровательностью:
«Задавать дѣтямъ внѣклассные уроки—говоритъ, на-
примѣръ, Ушинскій—въ этотъ возрастѣ (7-10 лѣтъ) по-
ложительно вредно. Припомнимъ только себѣ, сколькихъ
слезъ и мученій стоили каждому изъ насъ эти заданные
внѣклассные уроки и какую ничтожную пользу они при-
несли. Нѣтъ ничего легче для учащихъ, какъ отмѣтить
ногтемъ или карандашемъ страницу въ книгѣ и задать
ребенку выучить ее къ слѣдующему разу. Но посмотри
те, какъ ребенокъ, предоставленный слишкомъ рано са-
мому себѣ, бьется надъ этой мучительной страницей,
какъ зубритъ ее безтолково, удесятеряя свой трудъ неу-
мѣньемъ за него взяться, какъ пачкаетъ и тетрадь, и
руки, и лицо чернилами, какими горькими слезами обо-
льетъ иную неудающуюся букву, - и вы поймете, откуда
иногда берется въ дѣтяхъ отвращеніе къ ученію. По-
мните, что вы заданнымъ урокомъ испортили ребенку не
только то время, когда онъ сидѣлъ за нимъ, но ис-
портили ему цѣлый вечеръ, а можетъ быть — и цѣлый
день, и что играя онъ блѣднѣетъ и вздрагиваетъ, вспо-
миная залитую чернилами страницу или невыученныя
строки».
Я ограничусь здѣсь общимъ замѣчаніемъ, что пере-
численныя мною начала, завѣщанныя покойнымъ К. Д.

Ушинскимъ, были чужды старой дореформенной школѣ.
Они вошли только въ строй новой школы, стали ея ду-
шею и, что всего важнѣе, проникли въ сердца учащихъ,
такъ что дѣйствительное проведеніе ихъ въ повседневную
школьную жизнь стало уже для послѣднихъ нравственно
обязательнымъ. Если въ дореформенной школѣ царили
страхъ, безсмысленное долбленіе и пассивность, то харак-
терными чертами новой школы должно признать: любовь,
сознательность и самодѣятельность.
Значитъ современная паша народная школа лучшими сво-
ими сторонами обязана покойному К. Д. Ушинскому, а слѣ-
довательно — ему-же обязано и народное образованіе у насъ
въ Россіи. То обстоятельство, что покойный К. Д. Ушин-
скій заимствовалъ главныя общія правила первоначальнаго
обученія у нѣмцевъ, преимущественно же — у швейцарцевъ,
нисколько не умаляетъ его значенія и заслугъ для русской
народной школы. Эти главныя начала общечеловѣчны, такъ
что вовсе даже не могутъ носить на себѣ слѣдовъ какой-бы
ни было національности. Для нашей народной школы было
важно то, что К. Д. Ушинскій привилъ ей эти начала,
вдохнулъ въ нее жизнь, заставилъ проникнуться ими учебно-
административныя сферы и сдѣлалъ невозможнымъ возвратъ
къ дореформенной старой школѣ. Что же касается его книгъ
« Родного Слова » и « Дѣтскаго Міра », предназначенныхъ для
класснаго чтенія, то онѣ вполнѣ родныя намъ книги, знако-
мящая ребенка съ разнообразіемъ русской природы, съ
условіями быта русскаго крестьянства, съ обстановкою и
духовными интересами русской интеллигентной семьи, съ
русскою исторіей и географіей Россіи. Если бы К. Д.
Ушинскій ничего болѣе не написалъ, кромѣ « Родного Слова »

и «Дѣтскаго Міра», то и тогда имя его было бы священно
для русской народной школы и увѣковѣчено въ исторіи
русской педагогіи.
Если бы отъ меня потребовали категорическаго, безпри-
страстнаго отвѣта на вопросъ: представляетъ-ли современ-
ная земская школа осуществленіе всѣхъ завѣтовъ, препо-
данныхъ намъ К. Д. Ушинскимъ,—я отвѣтилъ-бы: нѣтъ.
Но это отнюдь не доказываетъ ихъ безжизненности, теоре-
тичности и недостижимой идеальности.
Я не свалю всю вину за это только на внѣшнія обсто-
ятельства, хотя они немаловажны и немалочисленны. Ука-
жу, для примѣра, на недостаточность довѣрія къ учащимъ,
на узкость учебной программы, на скудость каталога класс-
наго чтенія, на затрудненія въ открытіи повторительныхъ и
воскресныхъ школъ, на крайне плохой подборъ чтеній съ
фонаремъ, на недостаточность подготовки, даваемой учи-
тельскими семинаріями, наконецъ—на переполненіе школъ
учащимися, на убожество и нищенское существованіе на-
шихъ народныхъ школъ. Всѣ эти условія, препятствующія
правильному росту школъ, существовали и существуютъ до
сихъ поръ; но не ими одними слѣдуетъ объяснить сравнитель-
ную малоуспѣшность нашихъ школъ, или точнѣе—то именно,
что онѣ до сихъ поръ еще далеки отъ идеала школы, завѣ-
щаннаго намъ покойнымъ К. Д. Ушинскимъ. Большая до-
ля ответственности лежитъ на насъ, учащихъ. Воспринять
идею и осуществить ее въ жизни—не одно и то-же. Если
для перваго нужно умственное развитіе, то для второго,
кромѣ того, нужна и нравственная выдержка, образцовъ
которой мы, учащіе, не видимъ вокругъ себя. Не надо при
этомъ упускать изъ виду, что на должности учащихъ

поступаютъ въ огромномъ большинствѣ лица съ цензомъ,
не превышающемъ средняго образованія, а то и еще ме
нѣе. Но при всемъ томъ успѣхъ земской школы не под-
лежитъ сомнѣнію, и начала, завѣщанныя намъ К. Д. Ушин-
скимъ, все болѣе и болѣе проникаютъ въ школьный строй,
дѣлая народныя школы дорогими для учащихся дѣтей,
желанными—для населенія и симпатичными—высшимъ
интеллигентнымъ общественнымъ слоямъ. Такое завоеваніе
общей симпатіи достигнуто только дѣйствительнымъ про-
никновеніемъ учащихъ тѣмъ идеаломъ школы, который
завѣщалъ намъ К. Д. Ушинскій.
Общественныя симпатіи къ земской школѣ проявляют-
ся въ ежегодно увеличивающемся числѣ школъ и въ еже-
годно возрастающемъ бюджетѣ земствъ на народное обра-
зованіе. Въ доказательство завоеванія народной симпатіи,
приведу фактъ переполненія земскихъ школъ учащимися.
Вовсе не рѣдкость встрѣтить земскую школу съ 100 уча-
щимися, при одномъ учащемъ, причемъ число учащих-
ся дѣвочекъ съ каждымъ годомъ возрастаетъ болѣе и бо-
лѣе. А чтобы составить себѣ представленіе, чѣмъ стала
новая земская школа въ глазахъ самихъ дѣтей, стоить
только зайти въ любую школу въ день пріема учащихся.
Еще издали, подходя къ школѣ, услышишь громкій плачъ
дѣтей, а иногда видишь и утирающихъ слезы матерей.
Это плачутъ дѣти, непринятия въ школу за недостат-
комъ мѣстъ. Что-же заставляетъ ихъ плакать? Вѣдь, имъ
дана свобода; обезпечены бѣганье и игры на поляхъ и по
улицамъ въ воскресные и будніе дни; у нихъ не будетъ за-
ботъ, сопряженныхъ съ хожденіемъ въ школу; при нихъ
не будетъ учителя, удерживающаго ихъ отъ шалостей, съ

его призывнымъ голосомъ къ порядку; а между тѣмъ они
горько плачутъ, просятъ принять ихъ, бросаются въ ноги и
своимъ плачемъ надрываютъ сердце учащаго,не привыкаю-
щаго къ такимъ картинамъ, несмотря на многіе годы своего
учительства.
Не вѣрно было бы объясненіе, что дѣтей влечетъ въ
школу ожидаемая выгода отъ грамотности въ будущемъ:
семи-восьмилѣтнему ребенку чуждо представленіе о буду-
щей выгодѣ. Льготными же свидѣтельствами при отбываніи
воинской повинности не объяснить наплыва дѣвочекъ, да и
для мальчиковъ пользованіе этою льготой слишкомъ отда-
ленно и вовсе не является побудительной) причиной. Что же
тогда влечетъ дѣтей въ школу? Дѣтей привлекаетъ весь учеб-
ный строй школы, ея нравственная атмосфера, ея любовь
къ дѣтямъ и забота о духовномъ и физическомъ ростѣ ре-
бенка, разсказы о школѣ учащихся или когда-то учившихся
въ ней братьевъ и сестеръ, интересъ школьныхъ занятій,
удовлетвореніе умственной любознательности, школьныя
игры, прогулки, показываемый туманныя картины, чтеніе
занимательныхъ разсказовъ и проч. Словомъ, ихъ при-
влекаетъ все большее и большее проникновеніе школы тѣми
завѣтами, которые оставилъ намъ въ наслѣдіе К. Д. Ушин-
скій. Дѣти проводятъ въ школѣ не только учебные утренніе
часы, но и вечера, слушая чтеніе разсказовъ, заполняя со-
бою крошечную комнатку учащаго.
Нося въ глубинѣ своего сердца завѣты покойнаго К. Д.
Ушинскаго, народный учитель не будетъ одинокимъ, въ ка-
кой бы <медвѣжій уголъ ни кинула его судьба, въ какой бы
отвратительной обстановкѣ ни пришлось ему учить и лю-
бить крестьянскаго ребенка. Эти завѣты дадутъ ему силы

работать и переносить матеріальныя лишенія, отсутствіе
книгъ и средствъ къ дальнѣйшему самообразованію, неспра-
ведливое, а иногда и жестокое отношеніе лицъ, завѣдую-
щихъ школою, удержать его при школѣ, хотя бы ему откры-
валась и болѣе выгодная профессія. На вопросъ: — «да
много-ли такихъ учащихъ?»—я отвѣчу: немало, и чаще ихъ
можно встрѣтить въ глухихъ провинціяхъ, удаленныхъ отъ
культурныхъ центровъ. Но не будемъ заниматься подсче-
томъ героевъ; обратимся къ массѣ учащихъ, къ той арміи
просвѣтителей, которая вноситъ хотя слабый свѣтъ въ не-
проглядную тьму народнаго невѣжества. Что прельщаетъ
человѣка съ среднимъ образованіемъ поступить въ учители
и что удерживаетъ его въ теченіе многихъ лѣтъ на учитель-
скомъ мѣстѣ? Неужели ежемѣсячное жалованье въ 10 —
15—20 рублей, да и то часто не выплачиваемое по полу-
годію? А много-ли земствъ и помѣщиковъ, т. е. хозяевъ
школъ, платящихъ больше? Или-же сырая, угарная холод-
ная школа, съ каморкою для учителя? Или то презритель-
ное и, самое большее, снисходительное отношеніе со сто-
роны мѣстной помѣщичьей и служебной среды? А то, быть
можетъ, нервное разстройство и потеря голоса, связанныя
съ долгимъ учительствомъ, и перспектива голодной смерти
въ будущемъ?.. А меледу тѣмъ контингентъ учащихъ болѣе
и болѣе пополняется интеллигентными тружениками, да-
же съ дипломами высшихъ учебныхъ заведеній. Что же
ихъ привлекаетъ въ народную школу? Прежде всего, ко-
нечно, сознанный долгъ передъ роднымъ народомъ, затѣмъ
увѣренность, что ихъ работа въ школѣ не бумажная, не
безплодная работа во имя хорошо оплачиваемаго жало-
ванья, а работа безусловно необходимая для народнаго

блага, проливающая свѣтъ и расчищающая путь къ народ-
ному счастью; наконецъ, вѣра, что самъ учащій будетъ нрав-
ственно совершенствоваться, работая въ школѣ. Но эта
увѣренность можетъ явиться только при такомъ строѣ шко-
лы, когда найдутъ себѣ мѣсто завѣты, данные намъ покой-
нымъ К. Д. Ушинскимъ. И дѣйствительно не мало интелли-
гентныхъ учителей и учительницъ обрѣли нравственное
удовлетвореніе, проводя, по мѣрѣ силъ, эти завѣты въ повсе-
дневную жизнь школы, бодро и весело работая въ насто-
ящемъ, не страшась будущаго. Чѣмъ болѣе начала, завѣ-
щанныя намъ К. Д. Ушинскимъ, будутъ проникать въ
школу и составлять ея душу, тѣмъ вѣроятнѣе для учащаго
приливы нравственнаго подъема духа, едва-ли даже воз-
можные, напримѣръ, при условіи канцелярской дѣятель-
ности.
Для блага народной школы потрудился не одинъ по-
койный К. Д. Ушинскій. Не мало пролили свѣта, также
теперь уже покойные, баронъ Н. А. Корфъ, Резенеръ,
Водовозовъ и др. Не умаляя ихъ заслугъ, все-таки первен-
ствующее значеніе въ созданіи нашей народной школы
останется за покойнымъ К. Д. Ушинскимъ. Имя К. Д.
Ушинскаго не затмится въ памяти народнаго учителя и
не вытравится изъ его сердца. Неотъемлемое право на вѣч-
ную память, на народную признательность пріобрѣтено имъ
не только составленными книгами для класснаго чтенія, но
созданіемъ того типа народной школы, который жилъ, жи-
ветъ и будетъ жить въ сердцахъ народныхъ учителей, благо-
даря тѣмъ великимъ завѣтамъ, которые онъ начерталъ на
знамени русской народной школы.

Позволь же выразить тебѣ, великій учитель Русской
земли, искреннюю признательность и благодарность отъ
лица учащихъ въ народныхъ школахъ и сердечное спасибо
отъ учившагося и продолжающего учиться по твоимъ кни-
гамъ русскаго народа.
В. Я. Аврамовъ.

XI.
К. Д. УШИНСКІЙ
КАКЪ РЕДАКТОРЪ
„Журнала Министерства Народнаго Просвѣщенія".
Вы выслушали уже, мм. г—ни и г—ри, сегодня цѣ-
лый рядъ докладовъ о жизни и литературно-педагогической
дѣятельности незабвеннаго К. Д. Ушинскаго, и ваше вни-
маніе должно быть уже значительно утомлено всѣмъ тѣмъ,
что читалось здѣсь въ теченіе слишкомъ трехъ часовъ. Но
несомнѣнно, что всѣми прочитанными здѣсь докладами
далеко не исчерпана вся педагогическая и литературно-
педагогическая дѣятельность К. Д. Восполнить всѣ пробѣлы
въ характеристик чисто-педагогической и литературно-
педагогической дѣятельности К. Д. сегодня-же не представ-
ляется уже никакой возможности. На мою долю выпала
не совсѣмъ благодарная, по своей второстепенности, за-
дача—охарактеризовать К. Д., какъ редактора «Журнала
Министерства Народнаго Просвѣщенія», которымъ онъ со-
стоялъ въ 1860 и 1861 годахъ.

«Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія»,
издающійся съ 1834 г. *), непосредственно передъ назна-
ченіемъ редакторомъ его К. Д. Ушинскаго (въ маѣ 1860 г.),
редактировался извѣстнымъ профессоромъ и ученымъ А. В.
Никитенко и носилъ по преимуществу научный характеръ,
которымъ отличался этотъ журналъ и за всѣ послѣдующіе
годы, особенно съ тѣхъ поръ, какъ въ 1891 г. редакторомъ
его назначенъ былъ нашъ знаменитый ученый и академикъ
В. Г. Васильевскій.
Программа «Журнала Министерства Народнаго Про-
свѣщенія» до Ушинскаго была такова. Отдѣлъ 1-й, какъ при
Ушинскомъ, такъ и послѣ него, былъ посвященъ прави-
тельственнымъ распоряженіямъ по учебному вѣдомству и но-
силъ заглавіе—«Дѣйствія Правительства». Отдѣлъ ІІ-й.—
Словесность, науки и художества. Отдѣлъ Ш-й.—Извѣстія
объ отечественныхъ ученыхъ и учебныхъ заведеніяхъ. От-
дѣлъ IV-й. -Извѣстія объ иностранныхъ ученыхъ и учеб-
ныхъ заведеніяхъ. Отдѣлъ У-й. — Исторія просвѣщенія и
гражданскаго образованія. Отдѣлъ VI-й. - Обозрѣніе книгъ,
газетъ и журналовъ. Отдѣлъ VII-й.—Новости и смѣсь.
Со времени-же назначенія Ушинскаго редакторомъ
«Журнала Министерства Народнаго Просвѣщенія», ха-
рактеръ этого изданія рѣзко измѣнился: главное мѣсто
въ немъ занялъ отдѣлъ «Педагогика и дидактика», за ко-
*) «Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія» началъ изда-
ваться еще гораздо раньше, именно съ 1803 г., подъ названіемъ «Періоди-
ское сочиненіе объ успѣхахъ народнаго просвѣщенія>, и первымъ ре-
дакторомъ его былъ Н. Я. Озарецковскій. Такъ велось дѣло по 1817 г.
Съ 1821 по 1823 годъ журналъ издавался подъ заглавіемъ: «Журналъ
Департамента Народнаго Просвѣщенія», а съ 1825 по 1828 годъ подъ
названіемъ: «Записки, издаваемый отъ Департамента народнаго Просвѣ-
щенія». Только съ 1834 г. журналъ сталъ издаваться подъ названіемъ:
«Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія».

торымъ слѣдовалъ отдѣлъ — «Вспомогательныя науки», т. е.
вспомогательныя по отношенію къ педагогикѣ и дидактикѣ.
Въ этомъ второмъ отдѣлѣ печатались статьи, имѣвшія цѣлью
знакомить читателей, конечно, преимущественно лицъ,
посвятившихъ себя дѣлу преподаванія и воспитанія, съ
различными моментами въ исторіи философіи и съ различ-
ными вопросами изъ области физіологіи и психологіи.
Третій отдѣлъ, отдѣлъ критики и библіографіи, былъ посвя-
щенъ разбору сочиненій по педагогикѣ, дидактикѣ, а также
учебной литературѣ и обозрѣнію русскихъ журналовъ и
газетъ, насколько они касались вопросовъ воспитанія и
обученія. Наконецъ, послѣдній IV-ый отдѣлъ, подъ загла-
віемъ «Извѣстія и смѣсь», носилъ характеръ интересно и
живо составленной педагогической хроники.
Наибольшій интересъ представляли статьи, отнесенныя
къ отдѣлу «Педагогика и дидактика». Перечитывая эти
статьи, убѣждаешься, что намѣченныя Ушинскимъ темы для
разработки отличались такимъ интересомъ и жизненностью,
что очень многія статьи, напечатанныя въ 1860 и 1861 гг.,
до сихъ поръ сохранили живой интересъ и прелесть
новизны. Таковы, напримѣръ, статьи: проф. Юркевича—
«Матеріализмъ и задачи философіи»; В. Водовозова—
«Древніе языки въ гимназіи»: Ф. Толля—«Нѣчто о вос-
питаніи воображенія у дѣтей»: его-же — «Нѣчто о воспи-
таніи въ дѣтяхъ чувства»; Н. Лавровскаго—«О педагогиче-
скихъ бесѣдахъ въ уѣздныхъ училищахъ».
Большое вниманіе удѣлено было Ушинскимъ ознаком-
ленію своихъ читателей съ состояніемъ и историческимъ
развитіемъ народной школы въ Западной Европѣ и въ
Америкѣ. Вообще вопросамъ начальнаго обученія въ семьѣ
и школѣ было удѣлено весьма значительное вниманіе.

Редактированіе педагогическаго" журнала въ.то время,
когда К. Д. Ушинскій взялся за это дѣло въ качествѣ ре-
дактора « Журнала Министерства Народнаго Просвѣщенія»,
представляло особенныя трудности, и нужны были большія
редакторскія способности, большое умѣнье и глубокое по-
ниманіе дѣла, чтобы направить его должнымъ образомъ.
Организація какъ высшаго, такъ и средняго образованія
выдвигала множество еще незатронутыхъ раньше вопросовъ,
а начальное народное образованіе было еще въ зачаточномъ
состояніи и должно было быть организовано вновь. Поэтому
сосредоточиться на одной какой-либо группѣ вопросовъ
педагогическому журналу было невозможно. По необхо-
димости приходилось разбрасываться, вмѣсто того, чтобы
сосредоточиться на какой-либо одной группѣ вопросовъ.
Затѣмъ, не легко было найти и достаточное число опыт-
ныхъ литературныхъ работниковъ по педагогическимъ вопро-
самъ. Редактору приходилось самому намѣчать всѣ темы для
своихъ сотрудниковъ. Несмотря на всѣ эти трудности, Ушин-
скій сумѣлъ отлично справиться съ своей задачей и поста-
вилъ редактируемый имъ «Журналъ Министерства Народ-
наго Просвѣщенія» такъ, что онъ могъ по справедливости
считаться въ то время лучшимъ педагогическимъ журналомъ.
Главными сотрудниками Ушинскаго по «Журналу Ми-
нистерства Народнаго Просвѣщенія» были: Ю. Рехневскій,
Ф. Толль, О. О. Миллеръ, В. И. Водовозовъ, А. Г. Филоновъ,
Л. Н. Модзалевскій*), В. В. Игнатовичъ и Д. Д. Семеновъ.
Нѣкоторыя изъ наиболѣе капитальныхъ сочиненій Пе-
сталоцци, Дистервега, Карла Шмидта напечатаны были
*) Левъ Николаевичъ Модзалевскій, принимавшій столь дѣятельное
участіе въ чествованіи 20 и 22-го декабря, скоропостижно скончался въ
ночь на 12-ое мая.

Ушинскимъ въ «Журналѣ Министерства Народнаго Про-
свѣщенія» и притомъ въ совершенно удовлетворительномъ
переводѣ. Таковы: сочиненіе Песталоцци «Лингардъ и Гер-
труда»; «Письма къ матери о физическомъ и духовномъ
воспитаніи ея дѣтей», сочиненіе Карла Шмидта и т. п. Даны
также въ переводѣ нѣсколько лекцій Куно Фишера объ
отношеніи философіи къ исторіи.
Въ приложеніи къ «Журналу Министерства Народнаго
Просвѣщенія» давались сочиненія общедоступнаго педаго-
гическаго или-же дидактическаго характера. Таковы: 1) со-
чиненіе Оскара Гейфельдера—«Дѣтство человѣка», въ пе-
реводѣ Свентицкаго; 2) « Начатки дѣтскаго школьнаго обу-
ченія», Адольфа Дистервега; 3) «Уроки географіи для
младшаго возраста. Приготовительный курсъ. Выпускъ I,
Море и воздухъ», Д.Д.Семенова; 4) «Уроки физики. По-
пулярное объясненіе вседневныхъ явленій природы. Вы-
пускъ I», А. Игнатовича.
Но лучшее украшеніе « Журнала Министерства Народ-
наго Просвѣщенія » въ кратковременный періодъ редактор-
ской дѣятельности К. Д. Ушинскаго составляли статьи,
принадлежавшія его собственному талантливому перу.
Статьи эти слѣдующія: 1) Трудъ въ его психическомъ и
воспитательномъ значеніи; 2) О нравственномъ элементѣ
въ русскомъ воспитаніи; 3) Воскресныя школы; 4) Проектъ
учительской семинаріи; 5) Пятое марта 1861 года; 6) Род-
ное слово; 7) Отвѣтъ на рецензію Толя, появившуюся въ
19-мъ нумерѣ журнала «Учитель» по поводу «Дѣтскаго
міра и Хрестоматіи» Ушинскаго. 8) Въ отдѣлѣ «Критика
и библіографія» — большая критическая статья: «Психо-
логическія монографіи».

Всѣ поименованныя статьи К. Д. Ушинскаго прежде все-
го поражаютъ простотою, кристалическою чистотою, ясно-
стью и изяществомъ изложенія. Вамъ бросается въ глаза,
уже съ перваго момента по прочтеніи любой статьи его,
почти полное отсутствіе иностранныхъ словъ и выраженій,
которыми такъ пестритъ современная намъ литературная
рѣчь, особенно въ статьяхъ педагогическаго содержанія.
Но еще болѣе, чѣмъ мастерское, возвышающееся иногда
до художественности изложеніе, васъ подкупаетъ богатое
мыслями содержаніе статей Ушинскаго, затрогивающаго въ
своихъ статьяхъ самые коренные и захватывающіе душу во-
просы воспитанія—нравственнаго, религіознаго, національ-
наго. Въ каждой статьѣ Ушинскаго, въ каждой страницѣ,
вышедшей изъ подъ талантливаго его пера, сквозитъ глубокая
мысль и, такъ сказать, сердечная убѣжденность, такъ какъ
каждая мысль не только продумана имъ, но и прочувствована.
Говоритъ-ли Ушинскій о воспитательномъ, нравствен-
номъ значеніи труда въ жизни народовъ, отдѣльныхъ со-
словій и, главнымъ образомъ, отдѣльныхъ личностей, дока-
зывая, что только внутренняя, духовная, животворящая
сила труда служитъ источникомъ человѣческаго достоин-
ства, а вмѣстѣ съ тѣмъ—нравственности и счастья; го-
воритъ-ли онъ о нравственномъ элементѣ въ русскомъ вос-
питаніи, семейномъ и школьномъ, подчеркивая въ харак-
терѣ нашего простого народа не одинъ лишь патріархаль-
ный оттѣнокъ, но и существованіе въ немъ могучихъ за-
датковъ честной гражданственности и доказывая, что нрав-
ственное воспитаніе нашего народа должно быть основано
на началахъ народности и народной религіи; ратуетъ-ли
Ушинскій за родное слово, вооружаясь всѣми силами про-

тивъ преждевременнаго изученія нашими дѣтьми иностран-
ныхъ языковъ, доказывая, что родное слово—это великій
народный педагогъ, научающій ребенка въ два-три года
столькому, что и половины того не можетъ онъ усвоить въ
20 лѣтъ прилежнаго и методическаго ученія, доказывая
далѣе, что родной языкъ - первый истолкователь и приро-
ды, и жизни, и отношеній къ людямъ, та тонкая обнимаю-
щая душу атмосфера, черезъ которую ребенокъ все видитъ,
понимаетъ и чувствуетъ; и о чемъ-бы другомъ ни говорилъ
Ушинскій, вы постоянно чувствуете себя охваченнымъ те-
ченіемъ его идей, вы проникаетесь невольно его душевнымъ
паѳосомъ, проникаете вмѣстѣ съ нимъ въ глубь вопроса и
чувствуете себя нравственно и умственно приподнятыми
Вмѣстѣ съ тѣмъ вы проникаетесь глубочайшимъ уваженіемъ
къ памяти этого выдающагося педагога, для котораго вопросы
воспитанія были самыми глубокими и высокими вопросами
жизни, и свѣтлая, идеальная личность Ушинскаго, съ его
глубокимъ и даровитымъ умомъ и чистою, какъ кристаллъ,
душою, встаетъ передъ вами во весь ростъ; вы чувствуете
искреннюю потребность преклониться передъ этимъ человѣ-
комъ, и вамъ больно, что этого человѣка уже нѣтъ, что безжа-
лостная смерть такъ преждевременно похитила его у насъ.
Чѣмъ-же можемъ мы лучше всего почтить память этого
дорогого намъ даровитаго русскаго педагога, такъ энерги-
чески и плодотворно потрудившагося на пользу разумнаго
воспитанія русскаго юношества и вообще для дѣла народ-
наго образованія? По нашему крайнему разумѣнію, луч-
шимъ памятникомъ, который мы могли-бы воздвигнуть
памяти нашего великаго педагога, было-бы ходатайство
передъ высшею администраціей) о возстановленіи покой-

наго С.-Петербургскаго Педагогическаго Общества, однимъ
изъ учредителей и дѣятельныхъ участниковъ котораго
былъ между многими другими и К. Д. Ушинскій, — того
«Педагогическаго Общества», въ которомъ неоднократно
раздавалась живая убѣдительная рѣчь его и которое, не-
смотря на нѣкоторыя слабыя его стороны (да ихъ не чуждо
ни одно дѣло рукъ человѣческихъ), принесло въ свое время
не мало пользы распространенію среди педагоговъ, да и
вообще среди интеллигентнаго петербургскаго общества
здравыхъ педагогическихъ идей, благодаря постоянному
участію въ засѣданіяхъ Педагогическаго Общества такихъ
почтенныхъ педагоговъ, какими были, не считая уже Ушин-
скаго, П. Г. Рѣдкинъ, А. С. Вороновъ, Н. X. Вессель, I. И.
Паульсонъ, О. 6. Резенеръ, В. Я. Стоюнинъ, А. Я. Гердъ,
А. Н. Острогорскій и многіе другіе, также не мало пот
трудившіеся на педагогическомъ поприщѣ, дѣятели. Если-
бы Педагогическое Общество возродилось, то одною изъ
существенныхъ задачъ его дѣятельности должна была-бы
быть дальнѣйшая разработка намѣченныхъ Е. Д. Ушин-
скимъ многочисленныхъ вопросовъ изъ области педагогики,
дидактики и педагогической антропологіи въ томъ именно
духѣ, въ какомъ онъ самъ началъ разрабатывать эти вопросы.
И дай Богъ, чтобы выраженное нами желаніе не осталось
лишь въ области благихъ пожеланій!..
Я. Гуревичъ.

ПРЕМІЯ
въ память К. Д. Ушинскаго,
учрежденная его семьею
По окончаніи рѣчи Д. Д. Семенова о «Педагогическихъ
идеяхъ К. Д. Ушинскаго», предсѣдателемъ собранія, ди-
ректоромъ Педагогическаго Музея, генералъ-маіоромъ А. Н.
Макаровымъ, было прочитано слѣдующее, полученное имъ
въ тотъ день, заявленіе:
« Семья покойнаго Константина Дмитріевича Ушинскаго,
принося искреннюю благодарность всѣмъ, почтившимъ его
память, покорнѣйше проситъ принять отъ нея скромную
лепту въ шесть тысячъ рублей, изъ процентовъ съ кото-
рыхъ могла бы быть учреждена премія, назначаемая, чрезъ
каждые три года, за лучшее сочиненіе по дѣлу народнаго
образованія въ Россіи.
«Покорнѣйше просимъ Учебно-воспитательный Коми-
тетъ Музея выработать, по соглашенію съ нами, проектъ
«положенія», который, вмѣстѣ съ деньгами въ государст-
венныхъ процентныхъ бумагахъ, и будетъ представленъ
нами въ Музей для представленія этого дѣла на утвержде-

ніе правительства въ общеустановленномъ закономъ по-
рядкѣ, если только со стороны начальства Музея не встрѣ-
тится препятствій къ исполненію этой нашей просьбы по
вышеизложенному предмету».
По прочтеніи этого, директоръ Педагогическаго Му-
зея обратился къ собранію съ разъясненіемъ, что практи-
ческое осуществленіе изложеннаго въ «Заявленіи» жела-
нія семьи Ушинскаго требуетъ, прежде всего, выработки
Положенія о преміи, а потомъ—и утвержденія такого по-
ложенія въ установленномъ порядкѣ. Затѣмъ директоромъ
Музея была выражена семьѣ Ушинскаго «глубочайшая бла-
годарность отъ имени Учебно-воспитательнаго Комитета
за то высокое довѣріе, какое она оказала ему, и за предо-
ставленіе Педагогическому Музею возможности хотя не-
много поработать для увѣковѣченія памяти достойнаго
К. Д. Ушинскаго».
Въ указанныхъ видахъ, была составлена особая комми-
сія, которая, посвятивъ этому дѣлу рядъ засѣданій, вырабо-
тала, наконецъ, слѣдующій проектъ « Положенія о преміи
Константина Дмитріевича Ушинскаго», представленный
на утвержденіе:
« 1) Изъ процентовъ на капиталъ въ шесть тысячъ рублей,
въ Государственныхъ процентныхъ бумагахъ, переданный
на вѣчныя времена Педагогическому Музею военно-учеб-
ныхъ заведеній семьею Константина Дмитріевича Ушин-
скаго, учреждается премія его имени за лучшее сочиненіе
по народному образованію въ Россіи.
«2) Премія можетъ быть присуждаема за выдающіеся
по своимъ достоинствамъ педагогическіе труды слѣдующихъ
родовъ:

а) Книги для класснаго чтенія, предназначаемыя для на-
родныхъ школъ (сельскихъ, городскихъ, воскресныхъ
и т. п.), какъ обще-образовательнаго, такъ равно и
литературнаго, историческаго, географическаго или
естественно-историческаго содержанія.
б) Сочиненія, обнимающія методику всѣхъ предметовъ на-
чальной народной школы, или группы предметовъ и
наконецъ—одного какого либо предмета.
в) Сочиненія обще-педагогическаго характера: по исторіи
народнаго образованія въ Россіи, по исторіи движе-
нія педагогическихъ идей въ Россіи, по организаціи
русской народной школы, и т. п.; и г) по исторіи и
организаціи женскаго образованія въ Россіи.
Примѣчаніе. Усмотрѣнію Учебно-воспитательнаго Комитета
Педагогическаго Музея предоставляется, руководясь
указаніями опыта, объявлять конкурсъ на сочиненія
всѣхъ четырехъ родовъ или только нѣкоторыхъ.
«3) Премія, начиная съ 1898 года, присуждается каж-
дые три года ко дню годовщины смерти К. Д. Ушинскаго,
21 декабря, и составляется изъ процентовъ, накопившихся
въ теченіе истекшихъ трехъ лѣтъ, какъ съ основного ка-
питала, такъ и тѣхъ приращеніи къ нему, которыя могутъ
образоваться изъ новыхъ пожертвованій на эту же премію,
и отъ причисленія къ капиталу невыданныхъ очередныхъ
премій.
Примѣчаніе 1-е. Лицамъ, разсматривавшимъ представлен-
ныя на конкурсъ сочиненія и давшимъ о нихъ моти-
вированное мнѣніе, могутъ быть выдаваемы медали.
Примѣчаніе 2-е. Рецензіи премированные сочиненій пе-
чатаются въ отчетахъ Педагогическаго Музея.

« 4) Премія можетъ быть присуждаема лишь въ полномъ
размѣрѣ.
Примѣчаніе. Въ случаѣ дальнѣйшаго увеличенія капитала
можетъ быть присуждаемо и нѣсколько премій.
<5) Присужденіе преміи и медалей производится въ за-
сѣданіи Учебно-воспитательнаго Комитета Педагогическаго
Музея. Комитету этому предоставляется право приглашать
для разсмотрѣнія представленныхъ на конкурсъ сочиненій
и къ участію въ засѣданіяхъ по присужденію преміи съ
правомъ голоса необходимое число лицъ, содѣйствіе кото-
рыхъ будетъ признано имъ полезнымъ.
«6) Засѣданіе Комитета по присужденію преміи К. Д.
Ушинскаго считается состоявшимся при участіи въ немъ
не менѣе 12 лицъ, имѣющихъ право голоса. Рѣшенія при-
нимаются по большинству двухъ третей голосовъ. Прото-
колъ о присужденіи преміи подписывается всѣми лицами,
участвовавшими въ засѣданіи, и включается въ ежегодный
отчетъ о дѣятельности Музея.
Примечаніе. Учебно-воспитательный Комитетъ Педагогиче-
скаго Музея своевременно публикуетъ во всеобщее
свѣдѣніе, какъ о программѣ конкурса, такъ и о при-
суждаемыхъ преміяхъ.
«7) Конкурсу подлежатъ сочиненія, какъ рукописныя,
представленныя для этой цѣли въ Педагогическій Музей,
такъ и печатныя, вышедшія въ свѣтъ со времени послѣд-
няго конкурса на данный родъ сочиненій.
Примечаніе. Къ первому конкурсу представляются печат-
ныя произведенія, вышедшія въ послѣдніе три года.
«8) Рукописи, представляемыя на конкурсъ, доста-
вляются въ Педагогическій Музей не позже 1-го мая того

года, въ который назначенъ конкурсъ. Онѣ должны быть
написаны на русскомъ языкѣ и четкимъ почеркомъ. Въ слу-
чаѣ желанія автора скрыть свою фамилію, дозволяется снаб-
жать рукописи девизомъ и прилагать особый запечатанный
пакетъ съ тѣмъ же девизомъ и со вложеніемъ въ него за-
писки съ обозначеніемъ фамиліи автора и его мѣстожи-
тельства.
Примѣчаніе. Представленныя на конкурсъ рукописи мо-
гутъ быть взяты обратно или самыми авторами, или по
довѣренности, надлежащимъ образомъ засвидѣтель-
ствованной.
« 9) Печатныя сочиненія разсматриваются или по просьбѣ
автора, или по указанію какого-либо изъ членовъ Учебно-
воспитательнаго Комитета.
Примѣчаніе. Время представленія ихъ авторами то же, что
и для рукописей.
«10) Преміи за рукописныя сочиненія выдаются только
по напечатали ихъ, и въ такомъ случаѣ, до выдачи автору
преміи, ему выдается удостовѣреніе о присужденіи преміи.
Право на полученіе преміи сохраняется за авторомъ ру-
кописнаго сочиненія въ теченіе 3-хъ лѣтъ. Преміи, не
взятыя авторами въ теченіе этого срока, причисляются къ
основному капиталу, послѣ чего авторы теряютъ право на
полученіе ихъ.
«11) Относительно храненія и отчетности расходованія
причисленіи на капиталъ имени К. Д. Ушинскаго распро-
страняются общія на сей предметъ правила, установлен-
ныя Положеніемъ о Педагогическомъ Музеѣ военныхъ за-
веденій.
«12) Въ случаѣ закрытія Педагогическаго Музея воен-

но учебныхъ заведеній, капиталъ этотъ передается въ одно
изъ правительственныхъ учрежденій: при жизни жертвова-
телей,—по ихъ выбору, а послѣ ихъ смерти—по рѣшенію
Учебно-воспитательнаго Комитета Педагогическаго Музея».
Очевидно, такимъ образомъ, что, въ силу «Положе-
нія», учрежденіе преміи, содѣйствуя увѣковѣченію памяти
К. Д. Ушинскаго, вмѣстѣ съ тѣмъ обусловливаетъ собою
также естественное продолженіе и развитіе педагогической
дѣятельности во всѣхъ тѣхъ видахъ и направленіяхъ, кото-
рые были избраны самимъ же покойнымъ К. Д. Ушин-
скимъ.
Въ заключеніе необходимо еще добавить, что въ виду
имѣется подобное-же учрежденіе преміи имени К. Д. Ушин-
скаго и при Академіи наукъ, за научно-педагогическія со-
чиненія такого-же примѣрно характера и направленія,
какъ столь извѣстная «Антропологія» покойнаго К. Д.
Ушинскаго.