Куплетский М. А. Заметки по теории религиозного воспитания. — 1904

ЗАМѢТКИ
ПО ТЕОРІИ
РЕЛИГІОЗНАГО ВОСПИТАНІЯ
М. А. Куплетскаго
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1904

ЗАМѢТКИ
ПО ТЕОРІИ РЕЛИГІОЗНАГО ВОСПИТАНІЯ.
I.
Распространенныя воззрѣнія на религіозное воспитаніе и обученіе.
Вопросъ о лучшей постановкѣ религіозно-нравственнаго
воспитанія посредствомъ обученія Закону Божію въ нашей
школѣ — совсѣмъ не новый вопросъ. Можно сказать, что онъ
появился у насъ съ того самаго момента, какъ покойный
Н. И. Пироговъ въ своихъ «Вопросахъ жизни» выставилъ
положеніе: «всѣ, готовящіеся быть полезными гражданами,
должны сначала научиться быть людьми», и своими «Во-
просами» побудилъ русскихъ людей заняться серьезно дѣ-
ломъ педагогическимъ. Послѣ того вопросъ о религіозно--
нравственномъ воспитаніи разсматривался и такъ или иначе
рѣшался многократно. За это время педагоги успѣли до-
стигнуть кое-чего и опредѣленнаго по этому предмету. Они
опредѣлили цѣль преподаванія Закона Божія, которая должна
состоять въ воспитаніи живыхъ, т. е. дѣятельныхъ членовъ
Церкви1); указали затѣмъ и средства, ведущія къ достиже-
нію означенной цѣли. Между прочимъ, еще въ 1860 году
о. Базаровъ писалъ2): «если хотите, чтобы воспитанникъ
1) См. въ «Руководствѣ къ преподаванію Закона Божія», свящ.
Вѣтвеницкаго, вышедшимъ въ 1873 году.
2) О христіанскомъ воспитаніи, стр. 53—54.

вашъ съ перваго разу могъ понять всю важность получае-
маго имъ отъ законоучителя наставленія въ вѣрѣ, не дѣ-
лайте для него изъ этого ученія такъ называемыхъ уроковъ
Закона Божія, не поставляйте этого святаго для него дѣла
на ряду съ прочими его занятіями учебными... Вѣроученіе
должно быть для него не обыкновеннымъ занятіемъ, но нѣ-
котораго рода богослуженіемъ, и самое преподаваніе Закона
Божія не урокомъ, но собесѣдованіемъ». Какъ и всегда бы-
ваетъ во время споровъ и разногласій, по вопросу о луч-
шей постановкѣ преподаванія Закона Божія въ школахъ
дѣло доходило и до того, что педагогамъ прямо бросали въ
лицо жестокій упрекъ, будто бы только по ихъ винѣ и
самое общество находится на низкомъ уровнѣ религіозно--
нравственной жизни.
Наиболѣе распространенными среди нашего свѣтскаго
общества неправильными воззрѣніями на религіозное воспи-
таніе и обученіе теперь слѣдуетъ признать два. Одно изъ
нихъ громко высказано было еще въ началѣ 80-хъ годовъ
прошлаго столѣтія покойнымъ Стоюнинымъ, а другое такъ
еще недавно и кратко было формулировано на москов-
скомъ съѣздѣ по сельско-хозяйственному образованію.
I. Въ 1882 г. появилась въ «Вѣстникѣ Европы» (№ 1)
статья г. Стоюнина, претендующая на принципіальное рѣ-
шеніе вопроса о религіозно-нравственномъ воспитаніи; но
на самомъ дѣлѣ эта статья не дѣлаетъ ровно никакого шага
впередъ сравнительно съ предшествовавшими ей замѣтками
по тому же предмету. Даже больше: въ своей статьѣ г. Стою-
нинъ провелъ то воззрѣніе нѣмецкихъ педагоговъ извѣстной
школы, которое давно уже отвергнуто другими школами нѣ-
мецкой же педагогики, какъ угрожающее образованіемъ и
воспитаніемъ нерелигіознаго поколѣнія. Между тѣмъ отго-
лоски воззрѣній г. Стоюнина на религіозно-нравственное вос-
питаніе въ школѣ, въ различныхъ формахъ, продолжаютъ
раздаваться и до сихъ поръ.
Сущность воззрѣній г. Стоюнина на учительство Церкви,
т. е., какъ поясняетъ онъ, «нашего духовенства, какъ со-
словія, съ которымъ соединилось представленіе Церкви»

{стр. 170), состоитъ въ слѣдующемъ. По мнѣнію г. Стою-
нина, въ нашихъ школахъ истиннаго законоучительства нѣтъ
вовсе. «Наше духовенство не такъ поняло слово: «Законъ
Божій», введенное въ школьныя программы, и приравняло его
ко всѣмъ другимъ наукамъ тѣхъ же программъ». Законоучи-
тели для школы «составили катихизисъ, который доступенъ
взрослымъ людямъ и который никакъ не подходитъ къ дѣт-
скому развитію» (стр. 172). Всѣ тексты его не имѣютъ силы
доказательствъ для ученика, да умъ его и не требуетъ до-
казательствъ. Подъ вліяніемъ такого учительства, «религіоз-
ность учениковъ скорѣе притуплялась, чѣмъ развивалась,
отъ непосильнаго труда надъ заучиваніемъ всего того, что
имъ предлагалось въ урокахъ Закона Божія; эта работа
скорѣе дѣлала ихъ равнодушными къ вопросамъ вѣры; рели-
гіозность у нихъ была всегда сама по себѣ, а уроки Закона
Божія сами по себѣ. Составляя программы и катихизисъ,
законоучители имѣли въ виду только богословскую науку,
придавая ей значеніе большее, чѣмъ она можетъ имѣть въ
школьный возрастъ» (стр. 173). Оттого и «религіозное чув-
ство народа стало выражаться исключительно въ слѣпой
привязанности къ церковной внѣшности, къ обрядамъ, зна-
ченіе которыхъ не понималось и которые даже стали пере-
мѣшиваться съ языческимъ суевѣріемъ, чѣмъ нерѣдко зара-
жались и самые служители церкви» (стр. 170).
Основная причина, отъ которой зависитъ какъ этотъ,
усвоенный нашими пастырями, характеръ ихъ дѣятельности,
такъ и скорбные результаты, достигаемые ею, по мысли
г. Стоюнина, заключается въ слѣдующемъ. «Истинная цер-
ковь, по его мнѣнію, есть христіанское общество, члены
котораго соединены однимъ Евангельскимъ ученіемъ». Это
общество, одушевленное стремленіемъ къ истинѣ, добру и
прекрасному, руководствуется Евангельскими совѣтами: «воз-
люби ближняго, какъ самого себя; какъ хотите, чтобы съ
вами поступали, такъ поступайте и вы; первый изъ васъ
да будетъ всѣмъ. слуга». Такова, по мысли нашего автора,
Церковь въ ея идеалѣ, но «такое представленіе Церкви и
остается только въ идеалѣ», замѣчаетъ онъ (стр. 169). Изъ

такихъ принципіальныхъ воззрѣній г. педагога логически
уже слѣдуетъ, что сущность христіанства заключается въ
нравственныхъ принципахъ, опредѣляющихъ взаимныя отно-
шенія людей на основаніи ихъ взаимной любви, и что истин-
ная Христова Церковь тамъ, гдѣ практикуются въ жизни
эти принципы. Не трудно видѣть, что такое пониманіе хри-
стіанства и Церкви—не богословское и не христіанское, а
чисто философское. Въ философской своей сторонѣ оно на-
поминаетъ собою, съ одной стороны, воззрѣніе субъектив-
наго идеалиста Фихте Старшаго, по ученію котораго нрав-
ственный міропорядокъ есть божество, которому слѣдуетъ
поклоняться; съ другой—и ближе всего—оно представляетъ
собою почти цѣликомъ воззрѣніе позитивизма. О. Контъ,
какъ извѣстно, говорилъ, что божество его религіи—родъ
человѣческій, идея объ общемъ интересѣ котораго напоми-
наетъ о чувствѣ безконечнаго, глубоко коренящемся въ при-
родѣ человѣка и являющемся необходимымъ элементомъ
всѣхъ нашихъ высшихъ понятій; Д. С. Милль къ этому
добавлялъ, что можетъ существовать религія безъ вѣрова-
нія въ Бога и ни чуть не абсолютно необходимо, чтобъ
чувство религіозное было сосредоточено на какомъ либо
конкретномъ объектѣ. Нашъ педагогъ до подобныхъ же воз-
зрѣній додумался, можетъ быть, и самъ лично.
При такомъ основномъ воззрѣніи на христіанство и
Церковь, г. Стоюнинъ, очевидно, долженъ былъ придти къ
ложнымъ сужденіямъ какъ о нашей православной Церкви и
ея служителяхъ, такъ и о томъ значеніи, какое эти послѣд-
ніе должны имѣть въ дѣлѣ учительства своихъ пасомыхъ.
Церковь, по его мысли, есть христіанское общество, оду-
шевленное и объединенное однимъ Евангельскимъ нравствен-
нымъ ученіемъ. Отсюда—наша православная Церковь, кото-
рая содержитъ «извѣстный уставъ, касающійся порядковъ
богослуженія и обрядовъ», не соотвѣтствуетъ идеалу Церкви
и не есть истинная Христова Церковь. Наши пастыри, дол-
женствующіе быть, по идеалу Церкви, «добрыми пастырями
и честными учителями, берущими въ образецъ себѣ Самого
Основателя христіанства, въ дѣйствительности—только цер-

ковные чиновники, приставленные при храмѣ для исполне-
нія церковнаго устава» (стр. 169). Стало быть, и они укло-
нились отъ своего идеала и не соотвѣтствуютъ своему на-
значенію. Вслѣдствіе такого неправильнаго соотношенія дѣй-
ствительности съ ея идеаломъ, теперь нашей Церкви и
приводится вести счеты съ школою. Идеалъ Церкви тре-
буетъ объединенія ея членовъ Евангельскимъ нравственнымъ
ученіемъ, а дѣйствительность представляетъ объединеніе ихъ
только церковнымъ, обряднымъ уставомъ. Церковь, дѣйствую-
щая теперь у насъ чрезъ школу, является поэтому безсиль-
ною въ дѣлѣ возвышенія религіозно-нравственной жизни
нашего христіанскаго общества. Г. Стоюнинъ указываетъ и
средства помочь горю нашей Церкви и ея пастырей въ ихъ
религіозно-воспитательной дѣятельности посредствомъ школы.
Назначеніе пастырей Церкви и сущность ихъ призванія—
учительство своихъ пасомыхъ, которое «должно поддержи-
вать высшій христіанскій идеалъ христіанской жизни* вводить
его незамѣтно въ ихъ собственную жизнь, которая могла бы
сдѣлаться образцомъ для прочихъ» (стр. 170). Истинное
учительство, соотвѣтствующее идеалу Церкви, должно быть
направлено къ «развитію настоящей религіозности въ хри-
стіанскомъ духѣ. Религію, управляющую чувствомъ», не слѣ-
дуетъ «смѣшивать съ богословіемъ, наукою, которая тре-
буетъ зрѣлаго ума, способнаго къ отвлеченному мышленію»
(стр. 172). Руководясь чувствомъ справедливости, г. Стою-
нинъ долженъ былъ сознаться, что и у насъ «были и есть
законоучители, которые оставляли по себѣ добрую память
въ своихъ ученикахъ. Заслуга ихъ состоитъ въ томъ, что
они посмотрѣли на Законъ Божій не какъ на школьные
уроки, которые должны выучиваться наизусть въ видахъ
награды, или подъ страхомъ наказанія, а какъ на сердеч-
ныя бесѣды, въ которыхъ разъясняются тѣ или другія нрав-
ственныя понятія въ христіанскомъ духѣ, тѣ или другія
явленія изъ обыденной жизни» (стр. 174). «Руководствуясь
настоящей педагогіей, наши законоучители-педагоги, можетъ
быть, согласятся, что уроки по Закону Божію должны быть
обращены въ сердечныя бесѣды, которыя сблизятъ учени-

ковъ съ ихъ наставникомъ такъ, что они безбоязненно и
съ довѣрчивостію будутъ къ нему относиться со всѣми сво-
ими недоумѣніями и сомнѣніями... Только такіе законоучи-
тели и могутъ духовно связать школу съ Церковію и воспи-
тывать истинныхъ членовъ дѣйствительно христіанской
Церкви. Для этого не нужно хлопотать объ увеличеніи числа
уроковъ по Закону Божію, или о расширеніи программы:
мы знаемъ, что и одна сердечная бесѣда можетъ заронить
много хорошихъ сѣмянъ въ юныя души (стр. 178). Добро-
дѣтель нельзя изучать, говоритъ г. Стоюнинъ словами одного
педагога, а по катихизису и подавно: это дѣло сердца, а не
памяти, она основана не на знаніи, а пріобрѣтается навы-
комъ. Наставникъ, имѣющій въ виду склонить малолѣтнихъ
къ добру, втунѣ потратитъ трудъ свой, если вздумаетъ по-
средствомъ катихизиса и текстовъ вселять въ ихъ сердцахъ
добродѣтель. Онъ вѣрнѣе достигнетъ цѣли, если кстати,,
во-время и въ надлежащемъ видѣ изложенными разсказами
увлечетъ ихъ чувства и наполнитъ ихъ фантазію лишь благо-
родными образами, а ихъ сердца доблестными порывами»
(стр. 177). Но этой «настоящей педагогіи», не совсѣмъ осно-
вательно замѣчаетъ г. Стоюнинъ, «представители Церкви
чуждаются и не хотятъ знать ея требованій, считая, что
Слово Божіе, для котораго они призываются въ школу, выше
всякаго ученія и не нуждается ни въ какой посторонней
опорѣ» (стр. 183). Рекомендуя означенное средство для
правильной постановки Закона Божія въ школѣ, г. Стою-
нинъ въ тоже время желаетъ, «чтобы была забыта и вся-
кая мысль объ экзаменахъ» по Закону Божію (стр. 179), и
настаиваетъ, что «въ настоящее время особенно необходима
подумать о подготовкѣ законоучителей въ виду распростра-
ненія народныхъ школъ въ русской землѣ» (стр. 180). За-
бота объ этомъ тѣмъ болѣе настоятельна теперь, что «на-
родная школа идетъ на встрѣчу Церкви и, можетъ быть,
неожиданно для нея начинаетъ оказывать ей большую услугу.
Она учитъ дѣтей пѣнію и составляетъ изъ нихъ церковные
хоры, которые и поютъ въ праздничные дни при богослу-
женіи»... Поступаясь такъ своею идеальною церковію въ

пользу дѣйствительной православной Церкви, г. Стоюнинъ,
впрочемъ, преслѣдуетъ при этомъ цѣли совсѣмъ не религіоз-
ныя. По его словамъ, «пѣніе пробуждаетъ и удовлетворяетъ
врожденное эстетическое чувство человѣка, что имѣетъ гро-
мадное значеніе и въ смыслѣ нравственномъ и чѣмъ осо-
бенно слѣдуетъ дорожить, такъ какъ вся обстановка крестьян-
ской жизни очень мало даетъ пищи эстетическому чувству
и скорѣе даже подавляетъ его. А какое нравственное влія-
ніе это должно производить на самихъ поющихъ!» (стр. 182).
Въ представленныхъ извлеченіяхъ изъ статьи г. Стою-
нина заключается вся сущность воззрѣній его на желатель-
ную ему и улучшенную постановку законоучительства въ
нашихъ школахъ. Резюмируя въ краткихъ положеніяхъ весь
принципіальный педагогическій матеріалъ педагога, можемъ
выставить очень скромныя желанія его. Г. Стоюнинъ же-
лаетъ, чтобы наши законоучители, руководствуясь настоя-
щей педагогіей, посредствомъ преподаванія Закона Божія
воспитывали «истинныхъ членовъ дѣйствительно христіан-
ской Церкви» и развивали въ ученикахъ «настоящую рели-
гіозность въ христіанскомъ духѣ», т. е., другими словами,
увлекали чувства учениковъ, наполняли ихъ фантазію лишь
благородными образами, а ихъ сердца—доблестными поры-
вами. Дидактическимъ пособіемъ и средствомъ для законо-
учителей должны служить единственно сердечныя бесѣды
законоучителя съ учениками о нравственныхъ понятіяхъ и
явленіяхъ изъ обыденной жизни, разъясняемыхъ въ христіан-
скомъ духѣ.—Но возможно ли улучшеніе нашего школьнаго
законоучительства подъ условіемъ соблюденія рекомендуе-
мыхъ педагогомъ для исполненія совѣтовъ?
Руководствуясь настоящей педагогіей, т. е. той, которая
основывается на данныхъ антропологической науки и пре-
имущественно на данныхъ психологіи, и которую, очевидно,
разумѣетъ ученый педагогъ подъ «настоящей педагогіей»,
мы должны дать совершенно отрицательный отвѣтъ. Словъ
нѣтъ, совѣты г. Стоюнина были бы весьма полезны для
законоучителей, если бы подъ религіозностію христіанина и
въ дѣйствительности разумѣлась одна только настроенность

человѣческаго чувства, слагающаяся изъ совокупности аль-
труистическихъ чувствованій и чуждая всякой исповѣдной
основы (конфессіональности) въ дѣлѣ религіи. Подъ этимъ
условіемъ одно увлеченіе чувства и наполненіе его доблест-
ными порывами, а фантазіи—благородными образами имѣло бы
смыслъ и значеніе въ дѣлѣ религіознаго воспитанія посред-
ствомъ обученія Закону Божію. Но подобнаго рода религіоз-
ное воспитаніе, какъ совершенно вѣрно замѣтила «Русь»,
есть призракъ; люди, не принадлежащіе ни къ какой Церкви,
также призраки; безъисповѣдная школа — тоже призракъ.
Совѣтъ г. Стоюнина къ нашей школѣ, въ которой обучаются
ученики одного вѣроисповѣданія по преимуществу, совер-
шенно не примѣнимъ; да и въ заграничной школѣ ему тоже
не послѣдуютъ: тамъ при пестромъ разнообразіи вѣроиспо-
вѣданій въ средѣ учащихся за лучшее сочли прямо исклю-
чить -Законъ Божій изъ круга обязательныхъ предметовъ
учебнаго курса въ школахъ. А затѣмъ, предлагая свои со-
вѣты по адресу законоучителей, педагогъ совершенно игно-
рируетъ требованіе «настоящей педагогіи», чтобы при обу-
ченіи всякому предмету были избираемы методы и средства
не только соотвѣтствующіе личнымъ свойствамъ и особен-
ностямъ учениковъ, но и сообразные съ содержаніемъ са-
мого предмета обученія. Безъ соблюденія этого важнаго
условія, пріобрѣвшаго уже силу закона въ «настоящей педа-
гогіи», не представляется возможнымъ ни опредѣлить за-
дачъ преподаванія Закона Божія болѣе или менѣе сносно,
удовлетворительно, правильно, ни указать метода и средствъ
въ дѣлѣ его преподаванія. Забвеніе этого условія «на-
стоящей педагогіи» нашимъ педагогомъ составляетъ, по на-
шему мнѣнію, капитальный недостатокъ и основную ошибку
его педагогической системы.
Мы совершенно раздѣляемъ желаніе, чтобы чрезъ обу-
ченіе Закону Божію ученики нашихъ школъ становились жи-
выми членами дѣйствительно христіанской Церкви. Но быть
живымъ членомъ христіанской Церкви не значитъ только
быть человѣкомъ, настроеннымъ дружественно (альтруисти-
чески), съ хорошо развитыми благосклонными и симпатиче-

скими чувствованіями. Эти чувствованія, хотя и не въ оди-
наковой степени съ христіанскими народами, были и суще-
ствуютъ теперь у разныхъ языческихъ народовъ. Они не
составляютъ исключительной особенности человѣка, исповѣ-
дующаго Христову религію, а въ качествѣ природной, есте-
ственной черты свойственны вообще человѣку, какъ суще-
ству разумно-свободному. Слѣдовательно, обладать этими
чувствованіями значитъ только быть членомъ разумно-сво-
бодной семьи человѣческаго рода. Кромѣ того, одно облада-
ніе этими чувствованіями далеко еще не дѣлаетъ человѣка
живымъ членомъ. Чувствованія въ нашей жизни имѣютъ
значеніе и силу мотива, толчка, побудительной причины къ
совершенію какого либо дѣйствія и сообщаютъ особеннаго
рода тонъ, окраску извѣстному дѣйствію. Но къ чему именно,
на какой объектъ простирается дѣйствіе и какъ оно можетъ
и должно быть выполнено,—чувствованіе на это не даетъ
отвѣта: это зависитъ уже отъ другихъ нашихъ силъ. Чтобы
человѣкъ съ альтруистическими чувствованіями могъ сдѣ-
латься живымъ членомъ человѣческой семьи, для этого не-
обходимо ему знать самые предметы, соотвѣтствующіе его
чувствованіямъ, и тѣ способы, при помощи которыхъ эти
чувствованія могутъ быть примѣнены къ своимъ объектамъ.
Съ этой точки зрѣнія, быть живымъ членомъ дѣйствительно
христіанской Церкви значитъ обладать истинно-христіан-
скимъ религіознымъ настроеніемъ, разумно и сознательно
вѣдать предметъ религіи Христовой, т. е. знать то, во что
нужно вѣровать и что дѣлать человѣку-христіанину, и въ
то же время практически, въ своихъ дѣйствіяхъ выражать
свое настроеніе и знанія, соблюдая заповѣди и наставленія
Церкви Христовой относительно поведенія христіанина. Та-
кое пониманіе цѣли преподаванія Закона Божія вполнѣ
удовлетворяетъ просмотрѣнному г. Стоюнинымъ закону на-
стоящей педагогіи и только на одномъ этомъ основаніи, не
говоря уже о другихъ, должно быть признано болѣе спра-
ведливымъ.
Какимъ же образомъ законоучители нашей школы мо-
гутъ осуществить означенную цѣль преподаванія Закона

Божія? Вмѣстѣ съ г. Стоюнинымъ отвѣчаемъ, что въ дости-
женіи этой цѣли необходимо сообразовать обученіе Закону
Божію и съ естественнымъ ходомъ развитія религіозной
жизни человѣка. Безъ такой сообразности религіозное воспи-
таніе въ нашей школѣ сразу же ставится въ ненормальныя
условія и потому никогда не можетъ быть успѣшнымъ и
плодотворнымъ. А чтобы удовлетворить этому основному
требованію «настоящей педагогіи», для этого необходимо
изучить ходъ естественнаго развитія религіозной жизни
человѣка, насколько онъ обслѣдованъ человѣческою наукою.
И нельзя сказать, чтобы наши законоучители чуждались
изслѣдованія этой стороны дѣла. Напримѣръ, о. Базаровъ
въ вышепоименованной брошюрѣ имѣетъ своею прямою за-
дачею показать «приложимость основныхъ началъ христіан-
ства къ самому естественному развитію силъ и способностей
въ дитяти» (стр. 17). Да и помимо сдѣланныхъ уже законо-
учителями попытокъ согласованія религіознаго воспитанія
съ естественнымъ ходомъ развитія дѣтскихъ силъ, «настоя-
щая педагогія», опирающаяся на вспомогательныхъ наукахъ
и особенно на психологіи, представляетъ въ настоящее время
уже не мало данныхъ для цѣлесообразной постановки дѣла
религіознаго воспитанія. Необходимо только въ данномъ
вопросѣ возможно глубже понять настоящую педагогію и
отчетливо представлять тѣ основанія, на которыхъ, обыкно-
венно, покоятся различныя педагогическія наставленія,
2. Другое неправильное воззрѣніе на религіозное воспитаніе
и обученіе было недавно высказано цѣлою плеядою педаго-
говъ въ Москвѣ. Происходившій здѣсь недавно съѣздъ дѣя-
телей по сельско-хозяйственному образованію занимался
обсужденіемъ вопроса о надлежащей установкѣ христіанскаго
религіознаго начала въ новой школьной системѣ образованія
въ цѣляхъ перевоспитанія нашего общества. Какъ извѣстно,
Государю Императору благоугодно было выразить Свое жела-
ніе, что-бы при выработкѣ новой образовательно-воспитатель-
ной системы въ нашемъ отечествѣ было обращено должное
вниманіе и на религіозно-нравственное воспитаніе въ школѣ.
Выполняя волю Своего Царя, съѣздъ дѣятелей по сельско-

хозяйственному образованію и высказался опредѣленно по
разсматриваемому вопросу. По его мнѣнію, «потребности въ
особой регламентаціи религіозно-нравственнаго воспитанія
въ среднихъ сельско-хозяйственнныхъ учебныхъ заведеніяхъ
не встрѣчается. Возложеніе этой функціи на преподавате-
лей представляется излишнимъ, ибо эта задача лежитъ на
законоучителѣ». Такое мнѣніе цѣлаго съѣзда дѣятелей по
сельско-хозяйственному образованію по столь жгучему и,
можно сказать, животрепещущему вопросу нашей церковно-
общественной жизни, въ сущности, есть лишь словесно выска-
занное подтвержденіе негласно существовавшей до сихъ
поръ системы религіозно-нравственнаго воспитанія во всѣхъ
нашихъ свѣтскихъ школахъ, начиная съ низшихъ и оканчи-
вая высшими. И если съѣздъ дѣятелей по сельско-хозяй-
ственному образованію, при разрѣшеніи указаннаго вопроса,
ограничился лишь подтвержденіемъ того, что, къ искреннему
сожалѣнію, глубоко укоренилось въ школьной неудовлетво-
рительной системѣ воспитанія нашего молодаго поколѣнія,
то, очевидно, онъ ровно ничего новаго не указалъ для буду-
щаго перевоспитанія нашего общества и даже какъ бы со-
вершенно отстранилъ отъ себя всякій починъ въ измѣненіи
существующаго слишкомъ крупнаго недостатка нашей школы.
А между тѣмъ существующая до сихъ поръ школьная
практика въ дѣлѣ религіозно-нравственнаго воспитанія моло-
дыхъ поколѣній вызываетъ не мало очень важныхъ и серь-
езныхъ вопросовъ. Въ этой практикѣ, по заявленію дѣяте-
лей по сельско-хозяйственному образованію, вполнѣ заслу-
живаютъ общественнаго мнѣнія двѣ теоретическія мысли:
а) задача религіозно-нравственнаго воспитанія лежитъ на
законоучителѣ, и б) возложеніе этой функціи на преподава-
телей представляется излишней. Согласно этимъ мыслямъ,
школьное дѣло должно быть представляемо какъ бы распре-
дѣленнымъ на извѣстныя клѣтки или перегородки, въ пре-
дѣлахъ которыхъ каждый школьный дѣятель выполняетъ
только одну опредѣленную работу, несетъ извѣстную функ-
цію, не касаясь перегородки другого дѣятеля или не входя
въ его клѣтку, и даже какъ будто вовсе не желая знать,

какъ и что дѣлается въ клѣткѣ этого другого дѣятеля или
за его перегородкой. Каждый дѣятель твердо и опредѣленно
знаетъ, какая функція возложена на него и его соработни-
ковъ въ другихъ клѣткахъ или за другими перегородками,
и если онъ выполняетъ свою опредѣленную функцію удовле-
творительно, какъ онъ понимаетъ эту удовлетворительность,
то онъ совершенно покоенъ и больше ничего знать не же-
лаетъ, да и считаетъ себя вправѣ отстранять отъ себя вся-
кія притязанія къ нему со стороны дѣятеля изъ-за другой
перегородки и даже,—что теперь уже не рѣдкость,—общаго
руководителя школы. Какъ не печально и не нелѣпо такое
положеніе дѣла въ нашей школѣ, тѣмъ не менѣе оно оста-
валось безспорнымъ фактомъ, и московскій съѣздъ дѣятелей
по сельско-хозяйственному образованію выражаетъ желаніе,
чтобы такое нелѣпое положеніе дѣла оставалось въ цѣлости
и неприкосновенности и въ будущей новой школѣ, надъ
выработкою уставовъ и программъ для которой трудятся въ
министерствѣ народнаго просвѣщенія.
Воспитательное дѣло въ школѣ—дѣло живое и цѣльное.
Находящіеся въ ней питомцы, какъ люди живые и цѣль-
ные, находятся непрерывно подъ воздѣйствіемъ существу-
ющихъ въ школѣ порядковъ и практикующейся системы
обученія и постепенно развиваютъ свои природныя силы и
способности. Вслѣдствіе этого воспитательное, школьное
дѣло по необходимости бываетъ всегда сложно и въ тоже
время всегда требуетъ необходимаго объединенія. Питомцевъ
въ школахъ много; природныхъ силъ у каждато тоже не
одна и при томъ каждая изъ этихъ силъ у каждаго питомца
имѣетъ различныя степени своего проявленія въ дѣятель-
ности. Кромѣ того, каждая школа преслѣдуетъ всегда одни,
общія цѣли и задачи, а у человѣка въ его жизни и дѣя-
тельности есть одна общая и высшая цѣль, или, какъ те-
перь больше всего любятъ говорить, одинъ общій смыслъ,
отъ котораго зависитъ уразумѣніе и уясненіе всѣхъ отдѣль-
ныхъ явленій въ его жизни и дѣятельности. Уяснить питом-
цамъ каждой школы смыслъ его жизни, направить всѣ силы
къ достиженію одной общей цѣли человѣческой жизни и

направлять единичныя дѣятельности и отправленія единич-
ныхъ силъ къ одному общему знаменателю—дѣло обязатель-
ное для школы, если только она желаетъ быть дѣйстви-
тельнымъ разсадникомъ человѣческаго просвѣщенія, съ ко-
торымъ неразрывно связано человѣческое воспитаніе. Изъ
этихъ общихъ положеній уже само собою слѣдуетъ, что въ
каждой школѣ, служащей одной общей цѣли, все должно
быть направлено къ послѣдней—и обученіе и воспитатель-
ныя мѣры. Находящіеся въ ней дѣятели по обученію и воспи-
танію, какъ совершающіе одно общее и важное дѣло, дол-
жны выполнять свое дѣло единодушно, единомысленно и
вполнѣ согласно между собою. Спѣться между собою, согла-
ситься другъ съ другомъ не только въ общемъ, но и во
многихъ частностяхъ, руководствоваться этимъ взаимнымъ
соглашеніемъ и подчиниться одному общему руководитель-
ству въ веденіи и совершеніи всего сложнаго просвѣтитель-
но-воспитательнаго дѣла—обязательный долгъ для .каждой
хорошо поставленной школы, въ которой вершителями и
исполнителями одного общаго дѣла бываетъ нерѣдко даже
болѣе десятка человѣкъ.
Какъ далека наша современная школа отъ выполненія
этого высокаго и обязательнаго своего долга,—говорить
нѣтъ надобности. И, однако, съѣздъ дѣятелей по сельско-
хозяйственному образованію признаетъ существующую школь-
ную аномалію долженствующею оставаться въ полной своей
неприкосновенности. По его мнѣнію, задача религіозно-нрав-
ственнаго воспитанія лежитъ на законоучителѣ. Но вѣдь
законоучитель въ школѣ одинъ и остается онъ въ ней—и то
только съ нѣкоторыми изъ своихъ питомцевъ —лишь часа
два въ день, а то и меньше. Остальное школьное время
питомцы каждой школы и каждаго отдѣльнаго класса нахо-
дятся подъ вліяніемъ и воздѣйствіемъ другихъ исполнителей
школьнаго дѣла. Предположимъ, что школа состоитъ изъ
семи классовъ, и въ каждомъ классѣ законоучитель имѣетъ
по два урока въ недѣлю; полагая на каждый день по пяти
учебныхъ часовъ въ каждомъ классѣ, мы получимъ, что изъ
210 недѣльныхъ учебныхъ часовъ законоучитель находится

съ своими питомцами только 14 часовъ, т. е. 196 учебныхъ
часовъ въ недѣлю его питомцы находятся подъ вліяніемъ и
воздѣйствіемъ другихъ дѣятелей школьнаго дѣла. Уже въ
виду этого одного простого статистическаго факта есте-
ственно навязывается заключеніе, что численное превосходство
учебныхъ часовъ невольно получаетъ преобладаніе и надъ
качествомъ воспитательныхъ вліяній и воздѣйствій одного
законоучителя. Если же наши законоучители и теперь, при всей
кратковременности своихъ личныхъ воздѣйствій на учени-
ковъ школы, нерѣдко оказываютъ преобладающее вліяніе на
нихъ и ведутъ ихъ за собой при всевозможныхъ неблаго-
пріятныхъ и противныхъ нерѣдко воздѣйствіяхъ, то это уже
очень много говоритъ за ихъ воспитательно-просвѣтитель-
ную дѣятельность. Но не нужно скрывать и того, что зача-
стую численно превосходящіе законоучителя своими воздѣй-
ствіями на учениковъ другіе школьные дѣятели превозмо-
гаютъ своимъ вліяніемъ законоучительское вліяніе. И это
вполнѣ понятно и часто неизбѣжно: возрастъ школьныхъ
питомцевъ еще таковъ, что нерѣдко одно постоянство и не-
прерывность извѣстнаго рода воздѣйствій подчиняютъ ихъ
себѣ. И благо еще школѣ, если эти численно превосходящіе
законоучителя своими воздѣйствіями вершители школьнаго
просвѣтительно-воспитательнаго дѣла и руководители его
согласны съ законоучителемъ во всемъ, поддерживаютъ его
внушенія и наставленія и не стараются оказывать послѣд-
нимъ ни косвеннаго, ни, тѣмъ болѣе, прямого противодѣй-
ствія. А то вѣдь и теперь сплошь и рядомъ бываетъ, что
законоучитель внушаетъ своимъ питомцамъ нравственныя
идеи о благодарности къ Богу за все Имъ содѣланное и да-
руемое людямъ по Его великой милости и благости къ нимъ,
а какой-нибудь просвѣтитель по естественно-научнымъ пред-
метамъ развиваетъ предъ ними теоріи Дарвина или Спен-
сера, и совершенно несостоятельными, но почему то вошед-
шими у насъ въ особую моду, теоріями и гипотезами неза-
мѣтно, но постепенно совершенно подрываетъ самую вѣру
въ бытіе Божіе- Или законоучитель развиваетъ на своихъ
урокахъ идею промышленія Божія о мірѣ и человѣкѣ и

постепеннымъ ходомъ человѣческой исторіи, историческими
примѣрами и фактами доказываетъ нравственныя идеи о
необходимости подчиненія волѣ Божіей, послушанія Промы-
слителю и безропотнаго перенесенія всѣхъ скорбей и несча-
стій въ человѣческой жизни; а сейчасъ же послѣ его уро-
ковъ какой-либо преподаватель исторіи на своихъ урокахъ
слѣдитъ нелѣпый историческій законъ развитія человѣчества,
указываемый позитивистами, или проповѣдуетъ историческую
теорію о всецѣлой зависимости человѣческой исторіи отъ
экономической и вообще матеріальной жизни народовъ. Ко-
нечно, юный умъ школьныхъ питомцевъ отъ такой разно-
голосицы въ дѣлѣ просвѣщенія выиграетъ очень немного, и
возможно, что численно превосходящіе законоучителя сво-
ими воздѣйствіями другіе школьные дѣятели возобладаютъ
надъ нимъ и въ конецъ подорвутъ законоучительское влія-
ніе. Не странно ли послѣ этого взваливать только на одного
законоучителя всю задачу религіозно-нравственнаго.воспи-
танія и считать излишней эту функцію для всѣхъ другихъ
преподавателей, какъ полагаетъ, съѣздъ дѣятелей по сель-
ско-хозяйственному образованію?
II.
Рѣшеніе вопроса о началахъ теоріи религіознаго воспитанія и обученія.
На какихъ прочныхъ данныхъ изъ области современнаго
знанія, или, что тоже, на какихъ началахъ должно обосно-
вываться религіозное воспитаніе и обученіе? Въ отечествен-
ной педагогической литературѣ находимъ нѣсколько отвѣ-
товъ на этотъ, повидимому, ясный вопросъ. По мнѣнію
однихъ, религіозное воспитаніе и обученіе человѣка, какъ
христіанина, и должно опираться исключительно на началахъ
христіанства или—ближе—на данныхъ богословской науки,
раскрывающей сущность христіанскаго вѣроученія и нраво-
ученія. А такъ какъ христіанская религія, единая по своей
сущности, исповѣдуется народами различныхъ національ-

ностей и, сообразно съ характеромъ націи, разнообразится
во внѣшнихъ формахъ своего обнаруженія; то, въ виду
этого, относительно религіознаго воспитанія и обученія
русскаго народа другіе педагоги утверждаютъ, что его рели-
гіозное воспитаніе и обученіе должно опираться исклю-
чительно на началахъ русскаго православнаго христіанства.
Есть и такіе, наконецъ, педагоги, которые категорически
заявляютъ, что религіозное воспитаніе и обученіе въ нашихъ
школахъ поставлено неудовлетворительно вслѣдствіе незна-
нія и пренебреженія тѣхъ данныхъ «настоящей педагогіи»,
которыя доставляются ей наукой о человѣкѣ, о его тѣлес-
ной и духовной природѣ.
Очевидно, эти отвѣты на вопросъ, не лишенные справед-
ливости въ своей отдѣльности, въ общемъ и цѣломъ являются
односторонними. Коренной недостатокъ ихъ состоитъ въ
томъ, что, высказывая ихъ, педагоги совершенно неосно-
вательно и произвольно расчленяютъ и раздѣляютъ одинъ
цѣльный, нераздѣльный процессъ—процессъ воспитанія чело-
вѣка. Въ цѣльномъ процессѣ всегда и неизбѣжно присут-
ствуютъ два фактора, два дѣятеля—субъективный и объ-
ективный. Первый факторъ представляетъ собою воспиты-
ваемое существо съ его врожденными—индивидуальными и
національными—свойствами и особенностями, а послѣдній,
кромѣ внѣшнихъ мѣропріятій и воздѣйствій на воспитанника,
составляютъ и опредѣленныя задачи, поставляемыя ему со
стороны воспитателей, и сообщаемые ему предметы знанія
съ разнообразіемъ ихъ содержанія. Въ практикѣ воспитанія
на самомъ дѣлѣ могутъ возникать только спорные вопросы
о перевѣсѣ или преобладаніи одного фактора надъ другимъ,
но не можетъ и не должно возникать спора объ исключеніи
котораго либо изъ двухъ факторовъ. Съ этой точки зрѣнія,
религіозное воспитаніе и обученіе только тогда получитъ у
насъ удовлетворительную постановку, когда оно будетъ
опираться, какъ на своихъ незыблемыхъ и коренныхъ осно-
вахъ, на началахъ и требованіяхъ христіанства, народности
и знаній, доставляемыхъ соотвѣтственными науками (антро-
пологическими). О необходимости этого тройственнаго союза

въ дѣлѣ религіознаго воспитанія и обученія далеко неизлишне
сказать нѣсколько подробнѣе.
Безспорно, педагогика у насъ наука новая и прочно
обоснованныхъ и установленныхъ ею началъ еще немного.
Но уже прекратились всякія сомнѣнія въ истинности того,
что воспитаніе и обученіе могутъ быть успѣшны и плодо-
творны только подъ условіемъ соотвѣтствія ихъ хода ходу
естественнаго развитія человѣка. Подчиненный этому условію,
ходъ воспитанія и обученія,—учатъ теперь педагоги,—самый
естественный, непроизвольный и вполнѣ развивающій моло-
дыя силы воспитанника. Вмѣстѣ съ тѣмъ, теперь уже почти
всѣми признано, что «человѣкъ приноситъ (въ міръ) на-
слѣдство, которое составляютъ организованыя формы и
опредѣленныя стремленія» 2). Это значитъ, что воспитываемое
существо является для воспитателя не безразличною массою,
матеріаломъ для его построеній, но всегда опредѣленнымъ
субъектомъ съ извѣстными силами, способностями и при-
родными стремленіями и расположеніями. Стало быть,
педагогу приводится работать уже надъ готовымъ и довольно
опредѣленнымъ матеріаломъ. Незнаніе этого матеріала, а
тѣмъ болѣе пренебреженіе имъ и совершенное игнорирова-
ніе его можетъ сопровождаться подавленіемъ въ воспитанникѣ
того, что составляетъ характеристическую черту человѣ-
ческой личности, столь возвышенной въ христіанствѣ. Изъ
этого ближайшимъ образомъ слѣдуетъ, что дѣло воспитанія
и обученія можетъ успѣшно развиваться только тогда, когда
оно будетъ обосновано на серьезномъ изученіи развитія
духовной и тѣлесной природы человѣка,—сказать иначе, на
прочныхъ и положительныхъ данныхъ тѣхъ наукъ, которыя
исключительно занимаются изученіемъ человѣка, ближай-
шимъ образомъ—психологіи и физіологіи.
Примѣняя это общее положеніе къ частному случаю—къ
религіозному воспитанію и обученію, мы должны сказать,
что и оно должно опираться на законахъ естественнаго
религіознаго развитія человѣка. Религіозность, религіозная
1) Льюисъ. Вопросы о жизни и духѣ. Спб. 1873. Т. I, стр. 27.

жизнь, какъ субъективная настроенность и дѣятельность
человѣка, не остается въ вѣчномъ и неподвижномъ застоѣ.
Подобно прочимъ настроеніямъ и дѣятельностямъ человѣка,
и она развивается, совершенствуется или искажается, смотря
по разнообразію условій и обстоятельствъ, тяготѣющихъ
вообще надъ человѣчествомъ и благопріятствующихъ или
препятствующихъ нормальному ходу развитія человѣка.
Слѣдовательно, можно усматривать и позволительно находить
и установлять опредѣленные законы и въ развитіи есте-
ственной религіозной жизни человѣка.
Могутъ сказать, что христіанская религія даетъ истин-
ныя знанія о природѣ человѣка, указываетъ незыблемыя
начала и основы религіозно-нравственнаго развитія и совер-
шенствованія человѣка и потому въ дѣлѣ религіозно-нрав-
ственнаго воспитанія слѣдуетъ опираться только на тѣ на-
чала, которыя указаны въ ней. Словъ нѣтъ, что христіанство,
какъ безусловная истина, сообщаетъ истинныя знанія о
природѣ человѣка. Но надобно помнить, что христіанство
сообщаетъ только основное и существенное о природѣ
человѣка, сообщаетъ то, къ постиженію чего наука стремится
путемъ многосторонняго и утомительнаго труда. Христіан-
ство умалчиваетъ напр. о томъ, какъ вообще развивается
человѣкъ, и о томъ, какими средствами вообще лучше и
успѣшнѣе могутъ быть развиваемы его психическія и фи-
зическія силы. Этотъ и многіе подобные ему вопросы предо-
ставлены христіанствомъ нашему человѣческому разумѣнію
и пониманію. Точно также и въ отношеніи къ религіозному
воспитанію и обученію христіанство предоставляетъ самому
человѣку установить правильные и естественные пути раз-
витія религіозной его жизни въ ея опытномъ, эмпирическомъ
проявленій. Конечно, нельзя не признать справедливымъ
то положеніе, что одно изъ важнѣйшихъ средствъ религіоз-
наго воспитанія и изученія въ школахъ—Законъ Божій,
въ ряду всѣхъ другихъ учебныхъ предметовъ, имѣетъ одно
важное отличіе: содержаніемъ его служатъ истины Богоот-
кровеннаго происхожденія, между тѣмъ какъ содержаніе дру-
гихъ предметовъ—продуктъ творческой дѣятельности чело-

вѣческаго разума. Но этимъ не только не исключается, но
и не ослабляется значеніе данныхъ человѣческой науки
для правильной постановки или методики преподаванія
Закона Божія. Всякій предметъ, подлежащій преподаванію
и изученію, самымъ процессомъ преподаванія и изученія
всегда и неизбѣжно предполагаетъ вмѣшательство, вторже-
ніе въ свою сферу дѣятельнаго участія преподающаго и
изучающаго человѣка. Та или другая истина всегда пости-
гается и усвояется человѣкомъ въ зависимости отъ степени
его развитія и отъ общей суммы и сложности обнаруженія
его естественныхъ силъ. И само собою понятно, что степень
развитія, сумма и сложность обнаруженія силъ человѣка
могутъ быть опредѣлены только человѣческою наукою и
потому обученіе всякому предмету должно быть поставляемо
въ связь съ нею. Законъ Божій, какъ предметъ школьнаго
обученія и какъ средство религіознаго воспитанія, въ этомъ
отношеніи не составляетъ исключенія.
Необходимо затѣмъ принять во вниманіе слѣдующее об-
стоятельство. Говоря о воспитанія русскаго юношества во-
обще, педагоги справедливо считаютъ нужнымъ настаивать
на соотвѣтствіи его съ потребностями русской жизни. Тоже
самое высказывается и по отношенію къ вопросу о религі-
озномъ воспитаніи. Покойный г. Широкій, относившійся
вообще скептично къ свѣту истинной науки, говоритъ
что «педагогическая наша литература, вообще говоря, заим-
ствуетъ свое содержаніе преимущественно» изъ области
нѣмецкой педагогической литературы, только эти заимство-
ванія, чтобы не быть вредными, должны быть «повѣряемы
словомъ Божіимъ, ученіемъ церкви и потребностями русской
народной жизни». Но христіанство ничего не говоритъ о
потребностяхъ русской народной жизни вообще и въ
частности религіозной. Между тѣмъ, необходимо категори-
чески отвѣтить на вопросъ: въ чемъ же проявляется рели-
гіозная жизнь русскаго народа? Нельзя же отвѣчать на
1) О преподаваніи Закона Божія въ нач. учил. Кострома, 1876 г.
стр. 38, 41.

него фразою, что нашъ русскій человѣкъ въ религіозной
своей жизни отличается православіемъ своего вѣроученія
и нравоученія. И сербъ, и грекъ, и болгаринъ—православны;
въ чемъ же отличіе нашего русскаго православнаго христіа-
нина? Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, очевидно, необхо-
димо для этого изучить религіозную жизнь нашего русскаго
человѣка во всѣхъ ея перипетіяхъ и на основаніи этого
изученія указать ея отличительныя свойства, какъ характе-
ристическую ея черту. А для этого необходимо обратиться
къ помощи и содѣйствію уже человѣческой науки. Положимъ,
для христіанства «нѣтъ уже іудея, ни язычника; нѣтъ раба,
ни свободнаго; нѣтъ мужескаго пола, ни женскаго: ибо всѣ
одно во Христѣ Іисусѣ» 1). Но изъ этого не слѣдуетъ еще,
что христіанство совершенно отрѣшаетъ вѣрующаго отъ
всякихъ пространственныхъ и временныхъ условій. Изъ
этихъ словъ слѣдуетъ только, что вѣрующій во Христа въ
своихъ вѣрованіяхъ и жизни долженъ быть правовѣрующимъ
христіаниномъ. При этомъ пространственныя и временныя
условія, которымъ онъ подчиненъ, положатъ на него свою
своеобразную печать и такимъ образомъ онъ будетъ хри-
стіаниномъ, но только отличающимся, если можно такъ
выразиться, по внѣшнему очерку своей христіанственности,
напр. выражающимъ истины христіанства на своемъ языкѣ
и своеобразнымъ способомъ представляющимъ ихъ себѣ въ
своемъ умственномъ кругозорѣ.
Наконецъ, необходимость научныхъ пособій и руко-
водства въ дѣлѣ религіознаго воспитанія и обученія при-
знается всѣми нашими педагогическими писателями и въ
томъ даже случаѣ, когда они говорятъ о задачахъ и цѣляхъ
воспитанія и изученія въ этой области. Относительно задачъ
и цѣлей религіознаго воспитанія и обученія почти всѣ педа-
гоги согласны въ основномъ общемъ опредѣленіи. Такъ,
г. Стоюнинъ 2) ставитъ законоучителямъ задачу и цѣль
«воспитать истинныхъ членовъ дѣйствительно христіанской
1) Галат. 3, 28.
2) Вѣстникъ Европы, 1882 г. 36 1, стр. 178.

церкви». Опредѣляя задачи религіознаго воспитанія и обу-
ченія, другой педагогъ, о. М. Соколовъ, говоритъ1): «нужно
озаботиться, чтобы христіанское дитя въ своемъ дѣтствѣ
было воспитано въ духѣ церкви христіанской, сознало свою
живую связь со Спасителемъ, какъ главою церкви, и съ
членами церкви, какъ своими братьями. Съ дѣтства необхо-
димо развить сознаніе, что только въ церкви возможно
спасеніе подъ условіемъ пользованія тѣми средствами, ко-
торыми располагаетъ церковь, какъ богоучрежденное обще-
ство». Въ существѣ дѣла также, только въ другихъ словахъ,
опредѣляется цѣль религіознаго обученія и воспитанія и
другими педагогическими авторами. Для сравненія вотъ еще
опредѣленіе этой цѣли изъ методическаго руководства
г. Ширскаго. «Главная цѣль преподаванія Закона Божія въ
начальныхъ народныхъ училищахъ», говорится здѣсь2),
«научить и пріучить дѣтей, чтобы они сознавали себя жи-
выми членами церкви и какъ въ училищѣ, такъ и по выходѣ
изъ него, съ убѣжденіемъ, готовностію и вѣрою подчинялись
ея руководству, т. е. вѣрили ея ученію, принимали благо-
датныя средства спасенія и соблюдали церковныя заповѣди».
Легко видѣть, что у всѣхъ педагоговъ одно желаніе, чтобы
ученики школъ были истинными и живыми членами Церкви
Христовой. Легко видѣть также, что опредѣленіями цѣлей
и задачъ религіознаго воспитанія и обученія придается
особенная важность и значеніе словамъ — «живой членъ»,
«живая связь», «истинный членъ». И понятно. Если каждый
христіанинъ членъ единой Церкви, то онъ непремѣнно дол-
женъ быть живымъ. Все мертвое, не живое не имѣетъ мѣста
въ живомъ тѣлѣ Христовомъ, въ Церкви Христовой: оно
отсѣкается отъ организма. Но жизнь членовъ Христовой
Церкви проявляется не въ пассивномъ только усвоеніи
ученія Церкви и пользованіи благодатными и спасительными
средствами Церкви. Жизнь каждаго живаго существа про-
1) Систематическій обзоръ народно-учебный литературы. Спб. 1878 г.
стр. 55.
2) О преподаваніи Закона Божія, стр. 7.

является непремѣнно въ активной дѣятельности, сообразной
съ его природою и характеристическими его особенностями.
И въ религіозномъ отношеніи жизненность каждаго чело-
вѣка проявляется въ активной дѣятельности, соотвѣтствен-
ной и сообразной съ тѣми религіозными вѣрованіями, ко-
торыя человѣкъ усвояетъ посредствомъ религіознаго обу-
ченія. Итакъ, чтобы воспитать живаго члена Церкви Хри-
стовой, необходимо развивать въ воспитанникахъ дѣятельную,
живую—активную религіозность. Какимъ образомъ достиг-
нуть осуществленія этой цѣли? Выше уже было замѣчено,
что религіозная жизнь и дѣятельность, какъ явленіе чело-
вѣческой жизни, въ ряду другихъ явленій и дѣятельностей
человѣка, не составляетъ исключенія по ходу своего есте-
ственнаго развитія. Поэтому активная религіозность можетъ
развиваться въ человѣкѣ только при тѣхъ же условіяхъ,
при которыхъ развивается активная умственная или нрав-
ственная дѣятельность человѣка. Но объ условіяхъ, благо-
пріятствующихъ или препятствующихъ развитію той или
другой психической дѣятельности человѣка, учитъ психологія,
изучающая вообще психическую жизнь человѣка въ ея
различныхъ состояніяхъ и проявленіяхъ. Слѣдовательно, и
на поставленный вопросъ можно отвѣтить единственно на
основаніи данныхъ психологіи. Значитъ, указываемыя педа-
гогами цѣли религіознаго воспитанія и обученія прямо
предполагаютъ и требуютъ, чтобы религіозное воспитаніе и
обученіе опиралось на основныхъ положеніяхъ не христіан-
ства только, но и человѣческой науки, изучающей психиче-
скую жизнь человѣка.
Итакъ, въ созданіи болѣе или менѣе удовлетворительной
теоріи религіознаго воспитанія и обученія и въ установле-
ніи ея основъ недостаточно опираться только на начала
христіанства. Въ союзъ съ этими началами должны быть
приняты вѣрныя начала человѣческой науки, изучающей
религіозную жизнь человѣка вообще и русскаго въ частно-
сти и необходимо подчиняющейся началамъ христіанства,
какъ абсолютной и непреложной истины. Было бы жела-
тельно дать человѣческой наукѣ, изучающей естественный

ходъ развитія религіозной жизни человѣка, возможно
полное примѣненіе въ установленіи основъ религіознаго
воспитаніи и обученія, по крайней мѣрѣ, въ той степени и
широтѣ, какъ это дѣлается теперь въ примѣненіи къ дру-
гимъ сторонамъ воспитательнаго и учебнаго дѣла.
III.
Указанія психологіи относительно особенностей и развитія религіоз-
наго чувства.
Одна изъ антропологическихъ наукъ—психологія—даетъ
указанія для установленія правильнаго хода и метода рели-
гіознаго воспитанія и обученія. Психологія учитъ, что въ
основѣ всякой дѣятельности человѣка, за цѣлымъ рядомъ
сознательныхъ и сложныхъ побужденій, за цѣлымъ рядомъ
сознаваемыхъ или могущихъ быть сознанными причинъ,
всегда лежитъ самое простое и первоначальное явленіе—
влеченіе, которое указываетъ только общій родъ и видъ
предстоящей дѣятельности и ни въ какомъ случаѣ не мо-
жетъ быть конкретно опредѣленнымъ некоторое только въ
моментъ конкретнаго опредѣленія даетъ начало дѣятель-
ности воли и чувствованію. Эти влеченія и возникающія на
основѣ ихъ стремленія и разнообразныя чувствованія соста-
вляютъ зиждительные элементы въ различныхъ дѣйствіяхъ
и коллизіяхъ человѣческой жизни. При этомъ, въ сознатель-
ной дѣятельности человѣка,—по крайней мѣрѣ, для его со-
знанія,—преобладающими, движущими началами дѣятель-
ности являются именно стремленія и чувствованія. Вслѣд-
ствіе своей неопредѣленности, безотчетности, влеченія
вообще только какъ бы толкаютъ человѣка къ дѣятель-
ности. Но какую именно дѣятельность изберетъ человѣкъ
въ зависимости отъ этого толчка,—это будетъ зависѣть
уже отъ конкретнаго опредѣленія влеченія, то есть, отъ
возникшаго въ человѣкѣ стремленія и чувствованія. Съ

этой точки зрѣнія, активная религіозная дѣятельность въ
членѣ Церкви Христовой можетъ быть развита только подъ
условіемъ развитія въ немъ религіозныхъ стремленій и
чувствованій. Силою, производящею активную религіозность
въ каждомъ членѣ Церкви Христовой, на основаніи указа-
ній антропологической науки, слѣдуетъ признать природное
влеченіе его къ Существу міротворящему и міроправящему
и энергію возникшихъ на основѣ его религіозныхъ стремле-
ній и чувствованій.
Антропологическая наука даетъ и другое общее указаніе
для лучшей постановки дѣла религіознаго воспитанія и обу-
ченія. Бывшая нѣкогда модною знаменитая теорія Бокля,
что умственное образованіе—панацея противъ всѣхъ обще-
ственныхъ бѣдствій и золъ и что общая сумма человѣче-
скихъ дѣйствій за болѣе или менѣе продолжительный пе-
ріодъ времени обусловливается исключительно умственнымъ
состояніемъ цѣлаго общества,—при болѣе глубокомъ психо-
логическомъ анализѣ существа дѣла, оказывается, по мень-
шей мѣрѣ, одностороннею. Неточнымъ началомъ и движу-
щею силою человѣческой дѣятельности надобно признавать
не умъ, а влеченія, стремленія и чувствованія человѣка,, и
дѣятельность, исходящая изъ этого источника, бываетъ
правильна только тогда, когда она руководится не безот-
четнымъ, но разумнымъ, осмысленнымъ стремленіемъ и
чувствованіемъ. «Улучшить нравы», писалъ по другому
поводу и случаю Г. Спенсеръ *), «возможно не затвержи-
ваніемъ правилъ хорошаго поведенія и еще меньше умствен-
нымъ образованіемъ, а только тѣмъ ежедневнымъ упражне-
ніемъ высшихъ чувствованій и подавленіемъ нисшихъ, кото-
рое происходитъ отъ подчиненія людей требованіямъ пра-
вильной общественной жизни, причемъ они сами должны
выносить наказанія за нарушеніе этихъ требованій и поль-
зоваться выгодами отъ выполненія ихъ». Кому не извѣстно,
что на словахъ весьма часто человѣкъ представляется са-
мымъ добросовѣстнымъ и честнымъ общественнымъ дѣяте-
1) Изученіе соціологіи. Т. 2, стр. 261.

лемъ, а на дѣлѣ между тѣмъ оказывается вполнѣ негоднымъ
членомъ общества, полнымъ нарушителемъ и святотатцемъ
общественныхъ интересовъ. Мало знать, что хорошо и что
худо,—какъ бы такъ учатъ наличные факты изъ дѣятель-
ности «хищниковъ»,—и мало толку въ одномъ только сло-
весномъ выраженіи своихъ знаній: необходимы еще силь-
ныя, глубокія, чистыя стремленія и чувствованія, которыя
побуждали бы человѣка къ совершенію только хорошаго,
что человѣкъ теоретически и на словахъ считаетъ тако-
вымъ, и отталкивали бы отъ совершенія худаго, безнрав-
ственнаго. При отсутствіи таковыхъ стремленій и чувство-
ваній человѣкъ по необходимости будетъ двоиться въ своей
жизни и, подобно фарисеямъ, казаться на словахъ не тѣмъ,
что онъ есть на дѣлѣ. Но необходимымъ условіемъ и пособ-
никомъ стремленій и чувствованій въ активной дѣятельно-
сти человѣка, по теоріи, служитъ умъ, осмысливающій и
направляющій производящую, движущую силу дѣятельности.
Чувствованія, какъ такая сила въ человѣческой дѣятельно-
сти, сами въ себѣ и по себѣ пользуются не совсѣмъ завид-
ною репутаціею: о нихъ давно уже говорятъ, что они слѣпы.
Вслѣдствіе непосредственности своихъ внушеній, а отсюда
и слитности содержанія съ видоизмѣненіями личнаго на-
строенія человѣка, они могутъ или переходить въ крайнія
неправильныя состоянія, или спутываться, притупляться и
глохнуть. Чтобы быть надежною и прочною опорою актив-
ной дѣятельности человѣка, сами они какъ бы имѣютъ по-
требность въ особенномъ просвѣтлѣніи, озареніи. Такимъ
именно свѣточемъ для нихъ и является умъ, направляющій
ихъ въ ту или другую сторону и вообще упорядочивающій,
регулирующій влеченія человѣка и возникающія на основѣ
ихъ стремленія и чувствованія. Содѣйствуя болѣе широкому
пониманію жизни, выработкѣ болѣе многосторонняго идеала
и чрезъ то успѣшности въ дѣятельности, умъ направляетъ
человѣка съ его чувствованіями и стремленіями къ осуще-
ствленію выясненнаго идеала и сдерживаетъ человѣка въ со-
вершеніи имъ различныхъ поступковъ и дѣйствій. Для
нагляднаго выясненія этой мысли воспользуемся анализомъ

г. Дебольскаго г). Допустимъ, что ни у господъ, ни у рабовъ
нѣтъ сильнаго и живаго влеченія къ освобожденію раба.
Можетъ ли быть вызвано это влеченіе однимъ только умомъ?
«Правда, если человѣкъ справедливъ и добръ, можно разум-
но убѣдить его,что гнусно владѣть рабами; если рабъ энерги-
ченъ и тяготится униженіемъ,—можно убѣдить его, что гнусно
быть рабомъ. Слѣдовательно, самое развитіе стремленія къ
свободѣ можетъ совершиться подъ руководствомъ разума;
но все же живую силу этому стремленію сообщаетъ не ра-
зумъ, а справедливость, доброта, энергія, тягость униженія.
Эти чувства разумъ не производитъ, а только находитъ въ
обществѣ». Еслибы этихъ чувствованій не было ни у го-
сподъ, ни у рабовъ, то не было бы и сильнаго влеченія къ
дарованію свободы у однихъ и къ освобожденію у другихъ,—
что совершенно подверждается многочисленными фактами
изъ исторіи невольничества въ Америкѣ и крѣпостнаго быта
у насъ. Но умъ, столь безсильный въ качествѣ производя-
щей силы, напротивъ, получаетъ громадное значеніе и силу
въ качествѣ жизненнаго регулятора, направителя. Возбу-
ждаемый и какъ бы подталкиваемый чувствованіями, онъ
самъ все болѣе и болѣе развивается, совершенствуется и,
подчиненный въ своемъ развитіи росту и развитію чувство-
ваній, является небходимымъ и весьма важнымъ факторомъ
въ дѣлѣ усовершенствованія и направленія чувствованій.
«Разъ я люблю людей, какъ братьевъ», пишетъ г. Деболь-
скій, «существованіе этого чувства необходимо дѣлаетъ мою
нравственную дѣятельность разумнѣе, чѣмъ она была пре-
жде, ибо мнѣ необходимо теперь согласовать свою дѣятель-
ность съ болѣе сложными и отдаленными послѣдствіями;
мнѣ не достаточно дѣйствовать такъ, чтобы никого не убить
и ничего не украсть; но необходимъ становится болѣе тон-
кій анализъ всѣхъ полезныхъ и вредныхъ другимъ людямъ
сторонъ моего поведенія. Но если во мнѣ нѣтъ этого чув-
ства, то никакой разумъ не можетъ мнѣ его дать, подобно
тому, какъ, будучи способенъ руководить моимъ зрѣніемъ,
1) Семья и Школа .1877 г. № 9, стр. 141—142.

онъ не можетъ, однако, сдѣлать меня зрячимъ, если мнѣ
выкололи глаза». Подобные факты показываютъ, что въ
дѣлѣ прогресса человѣческой дѣятельности вообще разумъ
имѣетъ огромное руководящее значеніе и безсиленъ въ каче-
ствѣ производящей силы. Эта мысль, противорѣчащая воз-
зрѣнію Бокля, далеко не маловажна и въ примѣненіи къ
вопросу о религіозномъ воспитаніи и обученіи.
На основаніи выясненныхъ двухъ общихъ указаній (дан-
ныхъ) антропологической науки можно уже сдѣлать, по-
крайней мѣрѣ, одно общее заключеніе по отношенію къ во-
просу о религіозномъ воспитаніи и обученіи. Активная дѣя-
тельность человѣка, какъ существа разумнаго, нуждается
въ разумномъ ея направленіи и руководствѣ; но разумъ,,
направляя ее и руководя ею, не служитъ жизненною дви-
жущею силою ея, такою остаются и могутъ оставаться
только влеченія и развивающіяся на ихъ основѣ стремленія
и чувствованія. Слѣдовательно, и въ религіозной, дѣятель-
ности всякаго живаго члена Церкви Христовой хотя необхо-
димо разумное и осмысленное направленіе всей религіозной
жизни, однако такое направленіе и остается только напра-
вленіемъ, но не дѣлается источникомъ, производящею си-
лою активности въ религіозной жизни каждаго члена Цер-
кви. Центръ тяжести въ религіозномъ воспитаніи и обуче-
ніи долженъ сосредоточиваться на воспитаніи мотивовъ к-ь
дѣятельности, которые затѣмъ и должны быть направляемы
и регулируемы. Такое перемѣщеніе центра тяжести въ рели-
гіозномъ воспитаніи и обученіи не можетъ считаться одно-
стороннимъ и вреднымъ, какъ вполнѣ согласное съ правиль-
нымъ ходомъ развитія всякой плодотворной дѣятельности
человѣка. Съ одной стороны, этимъ измѣняется то чисто
формальное отношеніе къ дѣлу религіознаго воспитанія и
обученія, которое практикуется по преимуществу въ совре-
менной намъ школѣ, а съ другой—имъ устраняются «хан-
жество, аффектація, жеманство, эстетическое пустословіе и
даже притворство и лицемѣріе», какъ недостатки, усвояемые
методистами филантропическому воспитанію, которое утвер-
ждало, что вся суть воспитанія заключается въ развитіи

сердца. Съ указываемой точки зрѣнія, сосредоточеніе педа-
гогами своего вниманія по вопросу о религіозномъ воспита-
ніи и обученіи почти исключительно на сообщеніи религіоз-
ныхъ познаній учащимся, въ ущербъ возбужденію и разви-
тію въ нихъ религіозныхъ стремленій и чувствованій, слѣ-
дуетъ считать педагогическою ошибкою, не оправдываемою
началами вспомогательныхъ педагогикѣ наукъ.
Кромѣ приведенныхъ общихъ указаній антропологической
науки, опредѣляющихъ, на чемъ по преимуществу должно
сосредоточиваться дѣло религіознаго воспитанія и обученія
и какое общее направленіе оно должно имѣть, въ ученіяхъ
этой науки есть болѣе точныя указанія на лучшую поста-
новку этого дѣла. Психологическое ученіе о чувствованіяхъ
и законахъ ихъ развитія указываетъ и на то, что должно
быть положено въ основу метода религіознаго воспитанія и
обученія, въ какихъ наиболѣе частныхъ формахъ долженъ
проявляться этотъ методъ и какими мѣрами и средствами
лучше всего онъ можетъ быть осуществленъ.
Въ сознаніи по крайней мѣрѣ численнаго и авторитет-
наго большинства психологовъ *) глубоко коренится убѣжде-
ніе, «съ величайшею вѣроятностью» высказанное и Вундтомъ 2)f
«что религіозное чувство есть общее свойство всего человѣ-
ческаго рода». Въ качествѣ комментарія къ этому можно
сказать, что человѣку постоянно присуще чувство своей
зависимости отъ Бога и желаніе приблизиться къ Нему.
Влеченіе человѣка къ Богу стольже естественно и необхо-
димо, какъ влеченіе растеній къ солнцу. Вотъ почему чело-
вѣкъ, какъ цвѣтокъ къ солнцу, всѣмъ существомъ своимъ
обращается къ Богу, причемъ или прославляетъ, или бла-
годаритъ, или проситъ Его,—и все это онъ дѣлаетъ тѣмъ
1) Нельзя не отмѣтить рѣзкаго факта, что нѣкоторые изъ нашихъ
психологовъ (Каптеревъ въ своей с Педагогической Психологіи», Н. Гротъ
въ своей «Психологіи чувствованій») совершенно не говорятъ въ сво-
ихъ системахъ о религіозныхъ чувствованіяхъ. Подобное отношеніе къ
фактамъ психической жизни человѣка для психолога, по меньшей мѣрѣ,
весьма странно
2) Душа человѣка и животныхъ. Т. 2, стр. 280.

усерднѣе, чѣмъ болѣе надѣется, по окончаніи своей кратко-
временной земной жизни, вѣчно блаженствовать съ Богомъ
въ загробной, нескончаемой жизни. Фактъ существованія у
человѣка религіознаго влеченія въ самомъ раннемъ возрастѣ
его жизни настолько непоколебимъ, что не отрицается даже
такими либеральными публицистами, какъ Писаревъ, выра-
зившійся, что оно «въѣлось въ плоть и кровь нашу вмѣстѣ
съ молокомъ матери». И если даже позитивистами (Льюисъ)
признается «природное наслѣдство человѣка, состоящее изъ
организованныхъ формъ и опредѣленныхъ стремленій, опре-
дѣляющихъ психологическую дѣятельность всякій разъ, когда
представятся надлежащія условія»; то фактъ всеобщности
религіознаго влеченія позволяетъ признать его также при-
роднымъ, наслѣдственнымъ. Здѣсь не мѣсто впрочемъ рѣ-
шать вопросъ, какъ возникло въ человѣчествѣ это влеченіе;
но какъ бы ни объяснялся его генезисъ, происхожденіе,—
для нашей цѣли это не существенно важно: для насъ важ-
ны—признаніе его существованія, присутствія въ человѣче-
ской природѣ, и обусловливаемая этимъ существованіемъ
обязанность развивать его, а не подавлять.
Психологическій анализъ религіознаго чувства имѣетъ
ту общую для всѣхъ психологовъ черту, что всѣ они раз-
сматриваютъ его какъ очень сложное чувство, состоящее
изъ многихъ болѣе простыхъ и элементарныхъ чувствова-
ній. Разногласіе между психологами усматривается только
въ опредѣленіи ими кореннаго, основнаго элемента въ ряду
всѣхъ другихъ элементовъ. Сравнительно краткій анализъ
религіознаго чувства данъ въ психологическихъ трудахъ
Троицкаго и Карпентера. По воззрѣнію перваго «рели-
гіозныя чувства, какъ преобразованіе космическихъ, не со-
ставляютъ особеннаго класса между другими классами чело-
вѣческихъ волненій, а образуются изъ всякаго порядка че-
ловѣческихъ чувствъ, какъ скоро послѣднія становятся чув-
ствами предмета религіозныхъ міровоззрѣній человѣка. От-
сюда религіозныя чувства заключаютъ въ своемъ составѣ
1) В. Троицкій. Наука о духѣ. Т. I, стр. 196.

и религіозное удивленіе, и религіозный страхъ, и религіоз-
ныя чувства силы, успѣха, нѣжности, радости, печали и
т. д.,—равно какъ и религіозныя чувства симпатическаго
характера, религіознаго чувства красоты, долга, правды и
т. д.». По ученію Карпентера «элементарная форма рели-
гіознаго чувства соединена, повидимому, не только съ про-
стымъ сознаніемъ власти, лежащей внѣ насъ (которое раз-
вивается изъ сознанія ея проявленій), но и съ чувствами бла-
гоговѣнія и трепета, возбуждаемыми въ насъ могуществомъ,
величіемъ или чудесностію предметовъ. Высшее развитіе
потребуетъ, однако, мыслительной дѣятельности ума, а съ
нею связаны чувства болѣе высокаго порядка». Сравнительно
самый подробный и обстоятельный анализъ составныхъ
элементовъ религіознаго чувства даетъ г. Владиславлевъ въ
двухъ томахъ своей «Психологіи». По его анализу, въ рели-
гіозномъ чувствѣ есть чувство высокаго, какъ чувство вели-
чія и славы Божіей, чувство уваженія и страха Божія въ
смыслѣ боязни гнѣва Божія и трепета за свою малость я
и ничтожность предъ Величайшимъ Существомъ. Изъ сово-
купности всѣхъ этихъ простыхъ чувствованій слагается чув-
ство благоговѣнія. Далѣе, въ составъ религіознаго чувства
входятъ: чувство смиренія въ смыслѣ уничиженія предъ Бо-
гомъ, или покорнаго самоотреченія для Бога, чувство вѣры
вмѣстѣ съ чувствами полноты знанія и удовлетворенія стре-
мленія къ знанію, чувство надежды, чувство любви къ Богу
съ элементарными чувствованіями—влеченія и удовлетворе-
нія или неудовлетворенія, но безъ сочувствія. «Божество»,
говоритъ г. Владиславлевъ, «представляется такъ превозне-
сенно надъ всѣмъ, такая безпредѣльная приписывается Ему
дѣятельность, что невозможно представить себѣ какого
либо акта или состоянія Его, которое можно было бы повто-
рить въ себѣ, пережить его изъ симпатіи. Сочувствіе есть
лишь въ любви къ лицу Христа. Религіозное чувство любви
насыщаетъ сердце, оно услаждаетъ его и нравственно под-
нимаетъ до источника всякаго добра. Любовь ко Христу
1) Основанія физіологіи ума. Т. I, стр. 183.

разстрагиваетъ душу и приближаетъ Бога къ людямъ, ко-
торымъ становится возможно возноситься своимъ сочувстві-
емъ до вершины бытія» Кромѣ этихъ чувствованій, въ
религіозномъ чувствѣ психологъ указываетъ и основы вся-
кой привлекательности—идеализацію и потребность гармоніи.
«Идеализація относительно Высочайшаго Существа», гово-
ритъ онъ2), «достигаетъ самыхъ крайнихъ предѣловъ, до
которыхъ она вообще можетъ развиваться. Воображеніе на-
прягается до послѣдней степени, представляя себѣ самую
высокую грандіозность, совмѣщающую въ себѣ непостижимую
красоту, высшую цѣнность и многозначительность бытія,
или всю истину, и безусловно святую волю, какъ источникъ
нравственнаго закона. Истинно любящая Бога душа жаждетъ
и ищетъ гармоніи съ Нимъ. Она возлагаетъ свою печаль
на Бога, равно свои упованія и надежды, отъ Него ждетъ
себѣ душевнаго мира и успокоенія. Въ дисгармоніи и про-
тиворѣчіи съ вѣрою, человѣкъ долженъ чувствовать себя
несчастнымъ, бѣднымъ, подчиненнымъ лжи, т. е. въ сосѣд-
ствѣ съ небытіемъ, или бытіемъ ничтожнымъ, а слѣдова-
тельно умаленнымъ и уничиженнымъ».
Научный психологическій анализъ составныхъ элемен-
товъ религіознаго чувства стоитъ почти въ совершенномъ
согласіи съ тѣмъ воззрѣніемъ на религіозное чувство, обра-
зовать которое даетъ основанія библейско-христіанское уче-
ніе объ истинной религіозной жизнедѣятельности христіа-
нина. Въ отличіе отъ всѣхъ другихъ религіозныхъ міровоз-
зрѣній, христіанство мыслитъ Бога чистѣйшимъ Существомъ
и любвеобильнѣйшимъ Отцомъ всего человѣческаго рода.
Это основное представленіе заключаетъ въ себѣ слишкомъ
много сильныхъ мотивовъ для возникновенія въ христіанинѣ
чувства пріязни—любви къ Богу, хотя уже въ силу того
общаго для насъ закона, что мы чувствуемъ невольную
пріязнь къ тѣмъ, кто насъ любитъ. На томъ основаніи, что
любовь Бога изобильно излилась на человѣка, христіанство
1) Психологія Т. I, стр. 601—608.
2) Психологія Т. II. стр. 186—188.

и ставитъ первую и главную заповѣдь любить Бога паче
всего. Но любовь къ Богу отъ чиста сердца, какъ основа
всей жизнедѣятельности христіанина, по ученію христіанства,
. должна состоять въ храненіи Его заповѣдей и послушаніи
Его гласу, въ служеніи Богу съ благоговѣніемъ и страхомъ,
въ благодареніи Бога о всемъ, въ прославленіи Его величія
и славы; она должна превосходить даже всѣ естественныя
нѣжныя и благожелательныя отношенія человѣка къ сво-
имъ близкимъ роднымъ *). Эти общія идеи христіанства,
прямо выраженныя въ священныхъ книгахъ, даютъ полное
основаніе смотрѣть на религіозное чувство, какъ на чув-
ство, состоящее изъ многихъ простѣйшихъ психическихъ
элементовъ, входящихъ въ его образованіе и составъ,—та-
ковы: чувствованія высокаго и великаго, благоговѣнія, страха,
благодарности, покорности и пріязни, съ которою неразрывно
связываются радость и восторгъ, и другія простѣйшія чув-
ствованія.
Какой изъ составныхъ элементовъ религіознаго чувства
христіанина долженъ быть признанъ основнымъ и преобла-
дающимъ и какіе—производными и подчиненными,—этотъ
вопросъ разрѣшается отчасти на основаніи разсмотрѣнія
формъ воплощенія религіознаго чувства, отчасти на осно-
ваніи свидѣтельствъ людей съ глубокимъ религіознымъ чув-
ствомъ и отчасти на основаніи основныхъ идей христіан-
ства. Обращаясь къ формамъ воплощенія религіознаго чув-
ства, находимъ слѣдующіе внѣшніе признаки выраженія
чувства. Человѣкъ съ глубокимъ и сильнымъ религіознымъ
чувствомъ, при внѣшнихъ невзгодахъ своего существованія,
имѣетъ бодрый, «обрадованный» видъ. Его глаза обнаружи-
ваютъ нѣкоторый блескъ. При видѣ священныхъ предме-
товъ, напр. св. иконъ, онъ стремится лобызать ихъ, вообще
касаться ихъ, а въ состояніи сильнаго религіознаго воз-
бужденія онъ стремится удержать ихъ при себѣ какъ можно
долѣе. Нерѣдко проливаетъ слезы, «слезы умиленія». Во
1) Ср. 1 Тим. 1, 5; Евр. 12, 28; Римл. 10, 18; 15, 19; 2 Тим. 2,
9—10; 1 Сол. 5, 18; Мѳ. 10, 37; Лук. 14, 26.

время молитвы онъ сохраняетъ смиренное колѣнопреклонен-
ное положеніе и съ поднятыми руками и сложенными ла-
донями обращаетъ свое лицо къ небу и поднимаетъ къ
верху глаза. Тонкіе аналитики религіознаго чувства—святые
подвижники — считаютъ внѣшніе знаки эти выраженіемъ
любви человѣка къ Богу. По словамъ св. Исаака Сирина,
«сія знаменія ея чувственныя: бываетъ лицо человѣка онаго
румяно, обрадовано, и тѣло его разгрѣвается. Отступаетъ
отъ него страхъ и стыдѣніе». Научныя изслѣдованія формъ
воплощенія чувствованій также подтверждаютъ мысль, что
означенныя формы обнаруженія свойственны чувствованіямъ
нѣжнымъ вообще, въ частности—чувству любви, пріязни rj,
а также и чувству благоговѣнія 2), которое, какъ мы видѣли
выше, не есть простой элементъ, а довольно сложное чув-
ство и, какъ такое, не можетъ поэтому считаться основнымъ
элементомъ въ религіозномъ чувствѣ. На этомъ основаніи
нельзя согласиться съ мнѣніемъ г. Чистовича 3), что «родо-
вое чувство, изъ котораго проистекаютъ всѣ прочія религіоз-
ныя чувствованія, есть благоговѣніе къ Богу, основываю-
щееся на представленіи совершенствъ Безконечнаго Суще-
ства и дѣйствій божественнаго міроправленія». И святые
подвижники христіанскіе, отличавшіеся сильнымъ религіоз-
нымъ чувствомъ, представляютъ и описываютъ это чувство
подъ образомъ пламенной любви мужчины къ женщинѣ,
подъ образомъ огня палящаго и поядающаго и, наконецъ,
подъ образомъ жажды сильной и живой. «Блаженъ, кто
пріобрѣлъ такую же любовь къ Богу», говоритъ напр.
св. Іоаннъ Лѣствичникъ 4), «какую восторженный любитель
имѣетъ къ своей возлюбленной. Не столько матерь прилѣ-
плена къ грудному младенцу, сколько сынъ любви привер-
женъ всегда къ Господу». Эти образы внушительно гово-
рятъ, что въ религіозномъ чувствѣ, по понятію людей съ
истинно - религіознымъ чувствомъ, преобладаетъ чувство
1) Ср. Дарвина,—О выраженіи ощущеній. Спб. 1872 г. стр. 177.171.
2) Ibid. стр. 182.
3) Курсъ опытной психологіи. Изд. 2-е, стр. 189.
4) Православное Обозрѣніе. 1877 г. Т. 3. стр. 641—649.

пріязни, «приверженности» къ Богу или любви въ тѣсномъ
значеніи этого слова. Наконецъ, надобно взять во вниманіе
и то, что съ точки зрѣнія христіанской идеи о Богѣ есте-
ственнымъ результатомъ теоретическаго представленія должно
быть именно преобладаніе въ религіозномъ чувствѣ этого
элемента надъ всѣми другими. Отличительною чертою этого
представленія и служитъ именно признакъ, указанный любве-
обильнымъ Апостоломъ, т. е. любовь: другіе признаки—все-
вѣдѣніе, всемогущество, правда и пр. входятъ въ понятіе о
Богѣ и въ другихъ религіозныхъ воззрѣніяхъ человѣчества.
А представленіе Бога любвеобильнымъ, благимъ Отцомъ
всего человѣчества и можетъ вызывать въ человѣкѣ болѣе
всего чувствованіе пріязни и любви къ своему Отцу.
Являясь преобладающимъ элементомъ, чувство пріязни,
приверженности* или любви въ тѣсномъ значеніи этого слова
придаетъ особенный тонъ, существенно характерную окраску
всѣмъ религіознымъ чувствованіямъ и служитъ основою про-
исхожденія, по крайней мѣрѣ, большей части ихъ. По общему
закону любви, образъ ея предмета въ качествѣ источника
счастія и блаженства служитъ господствующимъ въ созна-
ніи любящаго и силою, влекущею его къ себѣ. Оттого лю-
бящій Бога всѣми своими силами влечется къ соединенію,
къ нѣкоторому общенію съ высочайшимъ нравственнымъ
Добромъ, Которое можетъ и желаетъ дѣлать только добро
Своимъ твореніямъ и отъ Котораго единственно зависитъ
счастіе и блаженство человѣка,—и въ немъ возникаютъ
чувствованія привлекательности и гармоніи. Мысля объектъ
своей любви единственнымъ источникомъ только блага и
совершенства, превосходящимъ безмѣрно всѣ вещи и суще-
ства, любящій Бога покланяется Ему, уважаетъ Его и глу-
боко сознаетъ свою малость и ничтожность предъ Нимъ,—
и въ немъ возникаютъ на основѣ любви чувствованія ува-
женія и страха предъ Богомъ. Обширность вліянія Источ-
ника блага и совершенства, насколько это можетъ быть
понято человѣкомъ, побуждаетъ человѣка, любящаго Бога,
ставить Его выше всѣхъ другихъ предметовъ и существъ,
благодарить Его за всѣ изливаемыя блага и въ тоже время

съ глубочайшимъ смиреніемъ возсылать молитвы къ Богу
и приносить Ему дары. Сознаніе такихъ отношеній Бога къ
человѣку вызываетъ въ любящемъ Бога чувствованія высо-
каго, великаго, благодарности, смиренія. Мысль о Богѣ, какъ
источникѣ всякаго блага и совершенства, вмѣстѣ съ созна-
ніемъ своей малости, ничтожности, въ любящемъ Бога вы-
зываетъ непреодолимое и радостное стремленіе всю свою
жизнь и дѣятельность сообразовать съ велѣніями и .волею
Божества 'и ревностно заботиться о томъ, чтобы и другіе
люди всецѣло стремились къ этому Источнику блага, при-
знавая въ Немъ единственный источникъ всякаго блага и
дара совершеннаго. Отсюда, вмѣстѣ съ чувствованіями по-
корности, безграничной преданности и послушанія, въ любя-
щемъ Бога возникаютъ чувствованія религіозной радости,
религіознаго восторга и ревности по Богѣ.—Такимъ обра-
зомъ, всѣ указанныя религіозныя чувствованія, а также и
нѣкоторыя другія, здѣсь не указанныя, объясняются въ
своемъ происхожденіи изъ существованія въ человѣкѣ основ-
наго чувствованія пріязни, любви къ Богу, которое и должно
быть поэтому разсматриваемо, какъ основной элементъ въ
религіозномъ чувствѣ. При этомъ необходимо замѣтить
только, что, по мѣрѣ осложненія психической жизни чело-
вѣка, и эти чувствованія постепенно осложняются и пріобрѣ-
таютъ нѣкоторыя особенности. Такъ напр. религіозное чув-
ствованіе трепета за малость и ничтожность, осложненное
представленіемъ Божества всевѣдущимъ, правосуднымъ, не-
вольно обнаруживается въ формѣ чувствованія боязни гнѣва
Божія. Тоже самое бываетъ и съ другими чувствованіями,
какъ это увидимъ при раскрытіи законовъ развитія религіоз-
ныхъ чувствованій.
Анализъ религіознаго чувства человѣка позволяетъ сдѣ-
лать общее, но весьма важное въ педагогическомъ отноше-
ніи заключеніе. Такъ какъ преобладающимъ и основнымъ
элементомъ въ группѣ религіозныхъ чувствованій служитъ
пріязнь, приверженность, любовь къ Богу, то при религіоз-
номъ воспитаніи и обученіи главною педагогическою зада-
чею должно быть развитіе въ воспитанникахъ главнымъ и

преимущественнымъ образомъ именно этого чувствованія
Остальныя чувствованія приложатся къ нему, какъ его не-
обходимыя послѣдствія и дополненія. Съ этой точки зрѣнія,
въ основѣ метода религіознаго воспитанія и обученія (такъ
какъ духъ, сущность метода состоитъ именно въ основной,
одухотворяющей и проникающей его идеѣ) должна лежать
идея, что всѣ мѣропріятія воспитателя и учителя въ области
религіознаго воспитанія и обученія должны вызывать въ
воспитанникахъ чувство пріязни, любви къ Богу.
Антропологическая наука своимъ ученіемъ о законахъ
развитія религіозныхъ чувствованій даетъ указанія и на то,
какимъ путемъ лучше всего можетъ быть осуществлена
сущность метода религіознаго воспитанія и обученія. Съ
этой стороны вопросъ о законахъ правильнаго развитія и
усовершенствованія религіозныхъ чувствованій получаетъ для
педагога весьма важное практическое значеніе. Но рѣшеніе
его стоитъ въ тѣсной связи съ общимъ психологическимъ
ученіемъ о законахъ развитія чувствованій человѣка, осо-
бенно, такъ называемыхъ, высшихъ, къ классу которыхъ
принадлежатъ религіозныя чувствованія: религіозныя чувство-
ванія, по ученію психологіи, не составляютъ совершенно
новыхъ событій въ сердцѣ.
По ученію психологіи, то или другое чувствованіе возни-
каетъ и развивается въ насъ при существованіи влеченія
только тогда, когда въ нашемъ сознаніи есть опредѣленное
представленіе. Не будь представленія чего-либо опредѣлен-
наго, при существованіи влеченія, не можетъ быть и чув-
ствованія. Если я не представляю себѣ что-либо опредѣлен-
но, то не могу питать по отношенію къ нему и никакихъ
чувствованій; напротивъ, вслѣдъ за опредѣленнымъ пред-
ставленіемъ чего-либо у меня возникаютъ и чувствованія
по отношенію къ этому. Не видавъ напр. водопада Кивачъ
и не читавъ о немъ ничего, я не могу и восхищаться имъ,
какъ восхищался Державинъ. Такая неразрывная и неизбѣж-
ная связь чувствованій съ представленіями служитъ, между
прочимъ, основаніемъ для нѣкоторыхъ психологовъ (изъ на-
шихъ, напр., можно указать гг. Кавелина, Фрезе) совершенно

не признавать чувствованій за самостоятельный классъ пси-
хическихъ явленій. Но, обусловливая возникновеніе чувство-
ваній, представленіе обусловливаетъ въ тоже время и раз-
витіе чувствованій. Въ этомъ отношеніи важное значеніе
имѣютъ форма смѣны представленій, ихъ содержаніе и со-
четанія съ другими представленіями. «Всякое уклоненіе или
измѣненіе средней быстроты движенія представленій сопро-
вождается душевными чувствами. Быстрое движеніе пред-
ставленій вызываетъ пріятныя, медленное же—непріятныя
душевныя чувства. Такъ напр. равномѣрный, свободный,
плавный ходъ нашихъ представленій вызываетъ г/довольствіе;
часто прерываемое, медленное, задерживаемое движеніе ихъ
производитъ неудовольствіе» 1). Кромѣ способа своей смѣны,
представленія вліяютъ на чувствованія своимъ содержаніемъ,
опредѣляя имъ качество чувствованія. Напр. представленіе
лишенія того, что мы цѣнили для себя болѣе или менѣе
высоко, производитъ печаль и досаду; представленіе противо-
дѣйствія нашимъ желаніямъ вызываетъ гнѣвъ. Неодинаковое
сочетаніе, различная комбинація однихъ представленій съ
другими обусловливаетъ собою и особенности качественно
опредѣленнаго чувствованія въ каждомъ человѣкѣ, и сте-
пень силы его. Положимъ, я сижу за работой; въ это время
въ моемъ сознаніи мелькнуло представленіе непрошеннаго
посѣтителя. Это послѣднее сочеталось съ представленіемъ
работы и во мнѣ явилось слабое, не совсѣмъ пріятное вол-
неніе. Но если представленіе работы встрѣтится съ пред-
ставленіемъ реальнаго посѣтителя, прервавшаго мою работу,
то во мнѣ возникаетъ уже значительно сильное непріятное
волненіе, такъ что я встрѣчаю посѣтителя и едва сдержи-
ваю себя, чтобы своимъ пріемомъ не выразить ему своего
полнаго неудовольствія. Въ первомъ случаѣ сочетавшіяся
представленія не имѣли связи съ представленіемъ окончанія
работы, а въ послѣднемъ—къ двумъ прибавилось еще это
третье представленіе, отчего самое чувствованіе и сдѣла-
1) А. Фрезе. Очеркъ судебной психологіи. 2-е изд. Казань, 1874 г.
стр. 48.

лось болѣе сильнымъ. Изъ этого же видно, что чѣмъ съ
большимъ количествомъ представленій комбинируется суще-
ствующее уже представленіе, тѣмъ болѣе осложняется, уси-
ливается, т. е. развивается, и самое чувствованіе. На осно-
ваніи сказаннаго относительно развитія чувствованій вообще
психологія выставляетъ законъ, что чувствованія разви-
ваются на основаніи зависимости отъ представленій. Этотъ
законъ можно выразить въ такой формулѣ: вслѣдъ за пред-
ставленіемъ возникаетъ въ человѣкѣ чувствованіе, которое
получаетъ общій характеръ отъ формы смѣны представле-
ній, опредѣляется содержаніемъ ихъ и развивается въ зави-
симости отъ комбинаціи ихъ.
Указанный общій законъ развитія чувствованій прости-
рается и на развитіе религіозныхъ чувствованій. Для вы-
зова и возбужденія въ человѣкѣ религіозныхъ чувствованій
необходимо обогащать его религіозными представленіями:
не имѣя никакихъ представленій о предметѣ религіи, и при
существованіи религіознаго влеченія человѣкъ не можетъ
имѣть качественно опредѣленныхъ религіозныхъ чувствованій.
«Извѣстныя религіозныя представленія», говоритъ Вундтъ
«переданныя намъ ученіемъ и примѣромъ, возбуждаютъ чув-
ство, происходятъ ли эти представленія отъ непосредствен-
наго созерцанія, или составляютъ продуктъ болѣе свобод-
наго творчества фантазіи. Если вѣрующій католикъ, при
видѣ святая святыхъ, творитъ молитву и падаетъ на ко-
лѣна, или если изображеніе возвышенности Божіей произ-
водитъ благоговѣйное настроеніе въ протестантѣ,—то въ
обоихъ случаяхъ чувство происходитъ отъ представленія;
только тамъ послѣднее берется изъ чувственнаго созерца-
нія, а здѣсь создается фантазіей». При этомъ необходимо,
чтобы сообщаемыя человѣку религіозныя представленія на-
ходились въ благопріятномъ для усовершенствованія, для
улучшенія отношеній къ имѣющимся уже у него предста-
вленіямъ. Большее или меньшее количество качественно
опредѣленныхъ представленій о Богѣ, объектѣ религіознаго
1) Душа человѣка. Т. II, стр. 302.

чувства, будетъ такъ или иначе отражаться и на развитіи
его религіозныхъ чувствованій. Нагляднымъ доказательствомъ
этого можетъ служить то обстоятельство, что различные
народы міра питали и питаютъ къ Божеству и различныя
чувствованія, смотря по тому, какъ они представляли и
представляютъ себѣ Божество. Древній грекъ мыслилъ напр.
своихъ боговъ свѣтлыми и веселыми Олимпійцами, пред-
ставленіе которыхъ питало и возбуждало его эстетическое
чувство. Отсюда и въ религіи его существеннымъ и основ-
нымъ элементомъ служилъ элементъ эстетическій. Мусуль-
манинъ мыслитъ своего Аллаха существомъ, безусловно
предопредѣлившимъ всякаго правовѣрнаго къ той или дру-
гой жизни и дѣятельности. Представленіе такого существа
вызываетъ въ правовѣрномъ чувство рабскаго и слѣпаго
повиновенія и преданности ему. Отсюда и въ своей религіоз-
ной жизни и дѣятельности правовѣрный является до фана-
тизма ревностнымъ и усерднымъ исполнителемъ самыхъ
даже нелѣпыхъ и нераціональныхъ предписаній своего про-
рока. Іудей представляетъ себѣ Божество Существомъ все-
вѣдущимъ, всемогущимъ, правосуднымъ и грознымъ, и пи-
таетъ къ Нему преимущественно предъ всѣми другими чув-
ствованіями чувство страха. Отсюда въ религіи его преобла-
даетъ духъ работы и страха, который изгнанъ изъ нея ду-
хомъ любви и свободы христіанской. Итакъ, если религіоз-
ное чувство сложно и состоитъ изъ многихъ простыхъ чув-
ствованій; то полное развитіе его возможно, въ силу этого
закона, только посредствомъ сообщенія воспитанникамъ раз-
личныхъ религіозныхъ представленій. Священно-историче-
скія повѣствованія заключаютъ въ себѣ массу фактовъ, ко-
торые, при своей наглядности и доступности пониманію уче-
никовъ даже народныхъ школъ, весьма внушительно гово-
рятъ каждому о различныхъ свойствахъ Божіихъ. Изъ фак-
товъ, доступныхъ его пониманію, воспитанникъ незамѣтно
будетъ выработывать себѣ представленія о Богѣ, и въ
концѣ концовъ составитъ возможное для человѣка правиль-
ное и полное понятіе о Богѣ. Чрезъ это гораздо правильнѣе
выяснится и опредѣлится и отношеніе его къ своей религіи,

такъ какъ чувство служитъ движущею силою въ жизни
человѣка.
Кромѣ закона зависимости отъ представленій, чувство-
ванія въ своемъ развитіи подчинены закону зависимости
отъ внѣшняго выраженія ихъ, т. е. отъ тѣхъ тѣлесныхъ
формъ, которыми независимо отъ насъ, а часто и невѣдомо
для насъ выражаются наши чувствованія. По ученію психо-
логіи, выраженіе чувствованій не есть посторонняя прибавка
къ самому чувствованію, безъ которой послѣднее легко могло
бы обойтись. «Какъ ощущеніе немыслимо безъ предшествую-
щаго раздраженія нерва», пишетъ г. Каптеревъ 1), «такъ
чувствованіе немыслимо безъ сопровождающаго его или,
точнѣе, одновременно развивающагося съ нимъ возбужденія
нервной системы. Возбужденіе нервной системы не только
воплощаетъ чувство, обнаруживаетъ его какимъ-либо движе-
ніемъ, но въ тоже время и поддерживаетъ его. Воспроиз-
водя воплощеніе извѣстнаго чувства, совершая движенія,
ему соотвѣтствующія, мы можемъ возбудить въ себѣ и самое
чувство. Такъ именно и бываетъ съ актерами, исполняю-
щими пьесу». Но, кромѣ вызова чувствованій, воплощеніе
ихъ сильно вліяетъ и на развитіе нашихъ чувствованій.
«Свободное выраженіе какого-нибудь чувства внѣшними зна-
ками усиливаетъ его; а съ другой стороны задерживаніе,
насколько это возможно, всякихъ внѣшнихъ проявленій
умѣряетъ наше внутреннее волненіе. Тотъ, кто даетъ волю
гнѣвнымъ движеніямъ, усиливаетъ свою ярость; тотъ, кто
не сдерживаетъ проявленій страха, будетъ чувствовать
страхъ въ усиленной степени; а тотъ, кто остается пассив-
нымъ подъ вліяніемъ гнетущаго горя, теряетъ лучшіе шансы
снова найти бодрость духа. Результаты эти зависятъ отчасти
отъ тѣсной связи, существующей между всѣми почти душев-
ными волненіями и ихъ внѣшними проявленіями; отчасти
же и отъ прямаго вліянія движеній на сердце, а слѣдова-
тельно и на мозгъ» 2). Почти одинаковое значеніе для раз-
1) Каптеревъ, Педагогическая психологія. Спб. 1876 г. стр. 267.
2) О выраженіи ощущеній. Спб. 1872 г. стр. 311.

витія чувствованій имѣетъ воплощеніе ихъ, наблюдаемое
нами въ другихъ людяхъ. «Всякому извѣстно», говоритъ
г. Ушинскій 1), «что крики, стоны и вообще яркія выраже-
нія страданія на лицѣ другаго человѣка, а также смѣхъ,
зѣвота или выраженіе ужаса дѣйствуютъ заразительно на
зрителя этихъ проявленій душевнаго состоянія. Слабонер-
вному человѣку, напримѣръ, даже опасно смотрѣть на лич-
ныя судороги людей, подверженныхъ падучей болѣзни. Кли-
кушество, столь знакомое намъ русскимъ и котораго никакъ
Не слѣдуетъ объяснять однимъ притворствомъ, скорѣе всего
можно объяснить невольнымъ нервнымъ сочувствіемъ. Мы
знаемъ одно село, въ которомъ одновременное появленіе
нѣсколькихъ энергическихъ кликушъ заставило кликать
почти всѣхъ молодыхъ женщинъ». Вслѣдствіе такой зарази-
тельности, чувствованіе имѣетъ свойство дѣйствовать непо-
средственно на чувствованіе другаго лица и вызывать къ
подражанію. Законъ зависимости чувствованій отъ ихъ внѣш-
няго выраженія извѣстенъ въ психологической наукѣ подъ
именемъ закона диффузіи (разсѣянія) и у Бэна 2) получилъ
слѣдующую формулу: «смотря по тому, насколько извѣстное
впечатлѣніе сопровождается чувствованіемъ, возбужденные
токи распространяются свободно на мозгъ, приводя въ
общее возбужденіе какъ органы движенія, такъ и внутрен-
ность (viscera)».
Выше мы видѣли, что религіозное чувство также имѣетъ
своеобразную форму внѣшняго выраженія; слѣдовательно,
законъ диффузіи имѣетъ полное значеніе и по отношенію къ
развитію его. Подъ вліяніемъ выраженія и оно значительно
усиливается или ослабляется, смотря по усиленію или ослаб-
ленію самаго выраженія. Въ доказательство этого достаточно
напомнить всѣмъ извѣстныя формы выраженія религіозныхъ
чувствъ у индійскихъ факировъ, у сибирскихъ шамановъ
или у нѣкоторыхъ сектантовъ раскола, вслѣдствіе незадер-
живанія доводящія человѣка до религіознаго изступленія
1) Человѣкъ какъ предметъ воспитанія. Спб. 1871 г. т. 2, стр. 81.
2) А. Бэнъ. Психологія, стр. 202.

и полнаго фанатизма. Точно также наблюденіе внѣшнихъ
религіозныхъ проявленій въ другихъ людяхъ обусловливаетъ
собою невольное возникновеніе въ наблюдателѣ однородныхъ
чувствованій и постепенное усиленіе ихъ по мѣрѣ продол-
жительности наблюденія. Акты мучениковъ представляютъ
массу фактовъ въ подтвержденіе этого. Дѣтская жизнь также
представляетъ примѣры этого. Извѣстно напр., что если
мать становится на колѣни и усердно молится, то и ребе-
нокъ, видя выраженіе ея лица, по одному уже нервному со-
чувствію, дѣлается болѣе сосредоточеннымъ: подражая матери,
онъ тоже становится на колѣни, крестится и кланяется
какъ умѣетъ. Вслѣдствіе неоднократнаго повторенія одного
и того же возбужденія, мало по-малу онъ проникается тѣмъ
же религіознымъ чувствомъ, которымъ проникнута и мать,
и его поклоны и крестное знаменіе дѣлаются уже выраже-
ніемъ болѣе глубокаго религіознаго чувства. Изъ этого видно,
что закономъ диффузіи оправдывается педагогическое зна-
ченіе религіозныхъ дѣйствій и обрядовъ въ дѣлѣ религіоз-
наго воспитанія и обученія и что на этомъ законѣ осно-
вывается много средствъ, практикующихся при религіозномъ
воспитаніи и обученіи.
Но спеціальными законами развитія чувствованій не
исчерпываются и не объясняются вполнѣ разнообразныя
проявленія жизни человѣческаго сердца. Въ этой жизни
многое можетъ быть объяснено при помощи общихъ зако-
новъ психической жизни человѣка—смежности и сходства.
По закону смежности, «дѣйствія, ощущенія и состоянія чув-
ства, встрѣчающіяся вмѣстѣ, или связываются такъ, что
когда впослѣдствіи является въ умѣ одно какое-либо изъ
нихъ, остальныя бываютъ готовы возсоединиться съ нимъ
въ идеѣ» *). По закону сходства, настоящія дѣйствія, ощу-
щенія, мысли или чувствованія стремятся воскресить сход-
ныя съ ними изъ прежде испытанныхъ состояній» 2). Въ
религіозной жизни человѣка этими законами объясняются
1) Формула Бэна. Психологія, стр. 96.
2) Формула его же. ibid., стр. 144.

также многія явленія. Всѣмъ извѣстно, какое значеніе для
религіознаго человѣка имѣютъ святыя мѣста, символы, обы-
чаи, обряды, предметы и даже языкъ. Постоянно воскресая
въ сознаніи, все это усиливаетъ чувствованія по отношенію
къ главному предмету чествованія и превращаетъ нерѣдко
чувствованіе въ состояніе, извѣстное подъ именемъ аффекта,
а самые предметы, благодаря ихъ чувственнымъ свойствамъ,
у неразвитаго человѣка ставитъ на мѣсто невидимаго Бо-
жества, какъ это выражается нерѣдко въ воззрѣніи напр.
простаго народа на св. иконы. Подобное явленіе удовлетво-
рительно объясняется закономъ смежности. Натуралисти-
ческія и антропоморфичекія религіозныя представленія и со-
отвѣтствующія имъ религіозныя чувствованія достаточно
объясняются изъ закона сходства.
Результатъ изслѣдованія данныхъ антропологической науки
для лучшей постановки религіознаго воспитанія и обученія
можно представить въ слѣдующихъ краткихъ положеніяхъ:
а) Религіозная дѣятельность человѣка имѣетъ свой источ-
никъ въ религіозныхъ чувствованіяхъ, сложная совокупность
которыхъ составляетъ чувство религіозное (эмоцію).
б) Возникая на основѣ присущаго человѣческой природѣ
влеченія къ Высочайшей Силѣ, религіозное чувство христіа-
нина получаетъ свой тонъ и окраску отъ преобладающаго
въ немъ и основнаго элемента—чувствованія религіозной
пріязни или любви къ Богу.
в) Послѣ своего возникновенія, религіозное чувство раз-
вивается въ человѣкѣ, осложняется и усиливается по общимъ
законамъ развитія чувствованій человѣка и въ зависимости
отъ общихъ законовъ развитія его психической жизни.
г) Но значеніе религіознаго чувства не простирается на
направленіе религіозной дѣятельности человѣка: нормальное
направленіе ея зависитъ отъ регулирующей и упорядочиваю-
щей умственной дѣятельности человѣка.
Въ предпосланномъ этимъ положеніямъ изслѣдованіи ука-
зано, или, по крайней мѣрѣ, намѣчено уже, какое значеніе
могутъ имѣть эти истины въ случаѣ практическаго примѣ-
ненія ихъ къ дѣлу религіознаго воспитанія и обученія. Но

одними этими истинами не могутъ исчерпываться всѣ основ-
ныя начала, на которыхъ должно опираться религіозное
воспитаніе и обученіе. Каждый человѣкъ есть членъ извѣ-
стной національности, проявляющей свою религіозную жизнь
и дѣятельность своеобразнымъ, свойственнымъ ей только
способомъ, и членъ общей человѣческой семьи, должен-
ствующей быть объединенною посредствомъ всемірной, уни-
версальной религіи христіанства. Поэтому, говоря о рели-
гіозномъ воспитаніи и обученіи русскаго народа, необходимо
указать основныя начала для лучшей постановки этого дѣла,
вытекающія изъ національнаго религіознаго характера рус-
скаго человѣка и изъ общечеловѣческой христіанской религіи.
IV.
Указанія изъ области религіозной жизни русскаго народа.
Въ порядкѣ уже апріорномъ религіозная жизнь народа
должна давать особенно важныя указанія, какъ должно быть
поставлено у него дѣло религіознаго воспитанія и обученія.
Религіозная жизнь русскаго народа, въ ея наличномъ со-
стояніи, если не съ положительной, то съ отрицательной
стороны, даетъ дѣйствительно цѣнныя указанія, на чемъ
должно сосредоточиваться и въ какую сторону должно быть
направлено это дѣло. Сопоставленіе идеала религіозной
жизни человѣка, какъ раскрытъ этотъ идеалъ въ христіан-
ствѣ, съ соотвѣтствующею ему дѣйствительностію обнару-
живаетъ въ религіозной жизни нашего народа много такихъ
сторонъ, которыя намѣчаютъ главные пункты дѣла. По
идеѣ, de jure, господствующая религія русскаго народа есть
религія православно-христіанская и русскій народъ въ своемъ
огромномъ большинствѣ дѣйствительно православно-христіан-
скій. Предполагается, что онъ точно и неизмѣнно содер-
житъ религіозныя истины вѣроученія ц нравоученія и именно
въ томъ видѣ, какъ онѣ были сообщены людямъ Боже-

ственнымъ Основателемъ христіанства и Его учениками, и
въ своей религіозной жизни и дѣятельности исполняетъ всѣ
тѣ религіозные обряды и дѣйствія, которыя заповѣданы въ
Писаніи и преданіи вселенской Церкви. Дѣйствительность,
однако, какъ и всегда, не оправдываетъ всѣхъ такихъ ожи-
даній и представляетъ много явленій иного порядка.
При характеристик русскаго народа со стороны рели-
гіозной его жизни, прежде всего, надобно провести замѣтно
рѣзкую раздѣлительную черту между православіемъ образо-
ваннаго класса и православіемъ огромной народной массы.
Образованный классъ и народная масса—это двѣ противо-
положности, правда, имѣющія нѣсколько точекъ соприко-
сновенія между собою, но столько же и пунктовъ различія.
Относительно образованнаго класса русскаго народа остается
фактомъ, что въ немъ есть люди, строго придерживающіеся
древнихъ уставовъ христіанства, но не мало и такихъ, кото-
рые не желаютъ быть связаны «доктринальными сужденіями
прошлыхъ столѣтій», а вводятъ въ богословскую область
современную науку и современную критику, какъ новые
факторы, и вообще какъ будто стремятся къ религіозной
реформаціи. Внѣ этихъ тѣсныхъ предѣловъ, около тѣхъ и
другихъ, располагаются поодаль приверженцы болѣе край-
нихъ мнѣній. Вообще же набожнымъ людямъ изъ этого
класса покойный Ю. Ѳ. Самаринъ, въ своемъ предисловіи
къ сочиненіямъ Хомякова, усвояетъ одну общую черту.
«Набожный человѣкъ», говоритъ онъ, «дорожитъ у насъ
своею вѣрою не столько какъ несомнѣнною истиною, сколько
ради того личнаго успокоенія, которое онъ въ ней находитъ...
онъ бережетъ и цѣнитъ вѣру, какъ вещь цѣнную, но въ
тоже время хрупкую и не совсѣмъ надежную. Всѣ мы не
столько живемъ въ Церкви, сколько числимся въ ней... мы
относимся къ Церкви больше по обязанности, по рутинѣ,
а не по сознанію живой потребности въ ней». Такое внѣш-
нее отношеніе къ религіи со стороны образованнаго у насъ
класса указываетъ на отсутствіе въ немъ внутреннихъ жи-
выхъ связей съ религіею, на отсутствіе религіозной зижди-
тельной силы или, что тоже, на отсутствіе глубокихъ и

сильныхъ религіозныхъ чувствъ. Но въ тоже время оно сви-
дѣтельствуетъ и о внесеніи въ область религіи стороннихъ
для религіи примѣсей, въ родѣ философскихъ воззрѣній,
выражавшихъ религіозныя представленія въ доктринахъ,
которыя во всѣ времена замѣщали собою религіозныя пред-
ставленія и которыя вмѣстѣ съ тѣмъ склонны видо-
измѣняться въ общемъ ходѣ умственнаго развитія. Своимъ
воздѣйствіемъ по преимуществу на умъ русскаго человѣка
эти примѣси оказывали въ тоже время ослабляющее вліяніе
на дѣятельность сердца и чрезъ то благопріятствовали уко-
рененію и развитію въ русскомъ образованномъ человѣкѣ
холоднаго отношенія даже къ предмету религіи.
Въ религіозной жизни огромной необразованной массы
русскаго народа (среди которой особенно въ послѣднее время
замѣтно обнаруживаются усиленіе сектантства и стремленіе
къ развитію своей религіозности), въ противоположность
число холодному разсудочному отношенію къ религіознымъ
предметамъ, усматривается другая черта. Вопреки разсчетамъ
холоднаго разсудка, необразованная масса подчиняется по
преимуществу внушеніямъ чувства. «Самодержавіе Россіи»,
замѣчаетъ Бэнъ 1), «не могло побудить даже солдата отка-
заться отъ соблюденія поста во время всеобщаго опустоше-
нія холерою». Этотъ фактъ, поражающій ученаго иностранца,
краснорѣчиво говоритъ о той глубокой приверженности,
какую питаетъ нашъ народъ къ религіи и ея уставамъ.
Говоря о религіозно-нравственномъ направленіи жизни рус-
скаго народа, покойный Достоевскій выразился: «нашъ на-
родъ просвѣтился уже давно, принявъ въ свою суть Христа
и Его ученіе... въ огромномъ большинствѣ своемъ право-
славенъ и живетъ идеей православія въ полнотѣ, хотя не
разумѣетъ эту идею отвѣтчиво и научно». И приговоръ зна-
менитаго писателя, дѣйствительно, имѣетъ за себя опра-
вданіе въ тѣхъ христіанскихъ качествахъ и добродѣтеляхъ,
которыя признаются за нашимъ народомъ даже недолюбли-
вающими насъ цивилизованными народами. Извѣстны въ
1) Психологія, стр. 239.

общихъ чертахъ эти качества: самая безграничная вѣра въ
св. Провидѣніе и чисто дѣтская покорность ему. «На все
воля Божія»; «такъ Богу угодно»,—это общепринятыя въ
народѣ выраженія его вѣрящей и надѣющейся души. И вотъ
плодомъ этой вѣры являются всѣми признаваемыя за рус-
скимъ народомъ добродѣтели или качества, такъ высоко
цѣнимыя Евангеліемъ: кротость, смиреніе, терпѣніе, безропот-
ное перенесеніе напастей жизни, незлобіе или прощеніе
обидъ («Богъ съ нимъ! Богъ ему судья! Богъ его накажетъ!»—
вотъ что обыкновенно говоритъ нашъ народъ). Есть и еще
черта: безусловная вѣра въ загробную жизнь, въ безсмер-
тіе человѣческой души, въ духовность ея и, наконецъ, въ
Божественность вѣры Христовой. Плодомъ этой вѣры не
только явились среди русскаго народа, но вошли въ плоть
и кровь его—любовь къ ближнему, великодушіе, отсутствіе
необузданнаго пристрастія къ такъ называемымъ земнымъ
благамъ, изъ-за которыхъ, положительно можно, сказать,
русскій народъ никогда не согласился бы отравлять другіе
народы опіумомъ или подобными ему веществами и притѣ-
снять до уничтоженія или рабскаго состоянія покоренныя
племена и т. д.» *). Итакъ, простая, но непоколебимая вѣра
народа, поддерживавшая и поддерживающая его среди самыхъ
тяжелыхъ страданій въ его жизни, и правила христіанской
нравственности, легшія въ основу его жизни, воплотившіяся
въ его нравахъ и обычаяхъ и сообщившія русскому про-
стому народу здравый смыслъ, который предохранилъ его
отъ бредней и соблазновъ лже-народолюбцевъ,—вотъ черты,
характеризующія религіозно-нравственное направленіе жизни
простаго русскаго народа. Но такъ какъ это направленіе
жизни стоитъ въ зависимости отъ преобладанія чувства,
вообще безотчетнаго, и отличается простотою, «неотвѣтчи-
востію», то вмѣстѣ съ этимъ въ религіозной жизни простаго
русскаго народа уживается и много грустныхъ явленій.
Существуетъ мнѣніе, что въ простомъ русскомъ народѣ
истинная религіозность человѣка подавлена и что въ совре-
1) Палимпсестовъ, «За истину и правду». Москва. 1882, стр. 77—78.

менной религіозной жизни его усматривается религіозно-
нравственная «деморализація». Мудрено, разумѣется, упре-
кать цѣлый народъ въ деморализаціи, но двойчатость, непро-
думанность мысли и дѣла по христіанству—это почти фактъ.
Извѣстна цѣлая серія этихъ чисто бытовыхъ фактовъ. «Божьи
странники-богомольцы» собираютъ на Гробъ Господень и
тутъ же, ради, пожалуй, такой же цѣли, не задумаются
украсть; русскій купецъ безъ стѣсненія обманетъ своего
покупателя и тутъ же пообѣщаетъ поставить святому трех-
пудовую свѣчу. Масса суевѣрій приводитъ и причудливѣй-
шимъ образомъ переплетается съ обрядностью христіанской.
Услышитъ ли простой русскій человѣкъ благовѣстъ, онъ
обязательно сотворитъ крестное знаменіе, но сдѣлаетъ это
непремѣнно только послѣ третьяго удара въ колоколъ, по-
тому что два первые «гонятъ нечистую силу съ церкви».
Фактовъ этого рода много. Бываютъ примѣси и похуже.
Извѣстна, напр., вѣра народная въ* колдуновъ,—вѣра съ
подкладкой языческой. Извѣстно, напр., что народъ усердно
устрояетъ, такъ называемыя, богомолья и тутъ же почи-
таетъ благочестивымъ дѣломъ во время эпидемическихъ
болѣзней опахивать свои селенія на запряженной въ соху
бабѣ. Но такъ бываетъ у насъ и не съ однимъ только
простонародьемъ... Постоянный и вѣчный разладъ между
словомъ и дѣломъ замѣчается и у ревнителей русскаго благо-
честія. Послушать ихъ слова, такъ это—люди, всецѣло пре-
данные религіи и живущіе только и единственно ея инте-
ресами, какъ хлѣбомъ насущнымъ. Но стоитъ присмотрѣться
къ практической дѣятельности такихъ ревнителей, какъ
вынесешь убѣжденіе, что для нихъ нѣтъ ничего святаго —
ни истинъ вѣроученія, ни истинъ нравственности: всѣ эти
истины всецѣло и безусловно попираются практическою дѣя-
тельностію. И тѣмъ опаснѣе для религіозно-нравственныхъ
интересовъ подобная дѣятельность этихъ ревнителей, чѣмъ
сфера дѣятельности ихъ шире: стоитъ только припомнить
дѣятельность самарскаго и саратовскаго раскольническихъ
архіереевъ, чтобы уяснить себѣ ту глубину вреда, которою
они заражаютъ своихъ пасомыхъ... И всѣ эти факты, взя-

тые въ цѣломъ, говорятъ только одно: при поразительномъ
богатствѣ духа, удивительная, поразительная скудость знанія
и сознанія или, точнѣе сказать, пониманія.
Именно скудость религіознаго знанія, эта безотвѣтчи-
вость въ пониманіи,—она и влечетъ за собою въ жизни
нашего народа много некрасивыхъ явленій. О нашемъ народѣ
извѣстно, напр., что онъ любитъ читать и слушать «боже-
ственное», любитъ до такой степени, что и на свѣтскую на-
родную школу смотритъ даже не вполнѣ одобрительно. Пропо-
вѣдь съ церковной каѳедры естественно возбуждаетъ у него
особенное вниманіе. «Стоитъ только проповѣднику открыть
уста», пишетъ по этому поводу въ своихъ замѣткахъ
о. Троицкій «какъ тотчасъ же вылетаютъ у слушателей,
какъ будто-бы на-припасѣ, вздохи, стоны, проливаются
обильнымъ потокомъ слезы, потому «больно ужь хорошо
говоритъ»; а что говоритъ, «это ужь гдѣ намъ, грѣшнымъ,
понять; понять-то оно, пожалуй, еще поймемъ, за то ужь
втолковать не сможемъ». И въ другомъ мѣстѣ онъ замѣ-
чаетъ: «народъ охотно слушаетъ напр. слово о любви, и
одинъ ея видъ (кусочная и копѣечная благотворительность)
ему особенно полюбился, но вообще слушаетъ проповѣдь
только до тѣхъ поръ, пока она открываетъ ему какіе-нибудь
новые виды, среди которыхъ онъ еще не успѣлъ разобраться.
Но какъ только дѣло доходитъ до требованій самоограни-
ченія и перевоспитанія себя въ духѣ совершенной любви,—
онъ отходитъ «скорбя», находя, что съ насиженнымъ обра-
зомъ мыслей живется легче». По объясненію о. Троицкаго,
указанное явленіе имѣетъ то толкованіе, «что смыслъ словъ
проповѣдника, какъ извѣстной, отдѣльной истины, народъ
еще понимаетъ; но подогнать ее къ мѣркѣ своего общаго
міровоззрѣнія уже не въ силахъ, она съ нимъ не клеится,
и провести ее въ жизнь поэтому трудно». А при такомъ
способѣ пониманія «божественнаго», естественно, у нашего
народа замѣчается нерѣдко отсутствіе тѣсной связи между
истинами религіи и обыденною нравственностію. Этимъ
1) Странникъ>, 1882, Май, стр. 72—73.

объясняется уживчивость разгульнаго пьянства и удальства
его, проявляемыхъ обыкновенно въ праздничные дни по
окончаніи церковнаго богослуженія, послѣ богомоленій и даже
'послѣ принятія такого великаго таинства, какъ таинство
Евхаристіи. Случаевъ этого рода множество *).
Безотчетность, «неотвѣтчивость» вѣры нашего простаго
народа обусловливаетъ собою и то грустное явленіе въ его
религіозной жизни, которое зависитъ отъ неразличаемости,
смѣшенія догмата и обряда и которое принято называть
обрядовымъ благочестіемъ русскаго человѣка. Въ религіозной
жизни русскаго народа обрядовая сторона вѣры всегда почти
стоитъ на первомъ планѣ и заслоняетъ собою то, что при-
нято называть духомъ, сущностью религіи. Нужно ли при-
бавлять, что и самые обряды, благодаря смѣшенію ихъ съ
догматами, въ глазахъ полу-и мало-образованнаго народа
утрачиваютъ свое настоящее значеніе и смыслъ? Они уже
не имѣютъ въ глазахъ его символическаго или знаменатель-
наго значенія и не служатъ драматическимъ выраженіемъ
религіозной мысли, а разсматриваются, какъ прямыя средства
сообщенія съ Божествомъ и даже вліянія на Него. Оттого
въ религіозномъ обрядѣ народъ наклоненъ видѣть какую-то
волшебную, таинственную силу и въ количествѣ исполняе-
мыхъ обрядовъ признавать вполнѣ достаточныя основанія
для благоугожденія Богу и спасенія своей души. Вмѣстѣ же
съ этимъ естественно и въ воззрѣніи народа на религію
1) Извѣстна въ этомъ отношеніи характеристика мужика, представлен-
ная въ письмѣ крестьяниномъ же. «Мужикъ Бога забылъ, оставилъ
храмъ Божій, ѣдетъ на базаръ», пишетъ между прочимъ мужикъ: «вмѣсто
молитвы за своего Освободителя, онъ съ жидомъ празднословитъ. Вмѣсто
поклоновъ земныхъ, онъ валяется пьяный на землѣ; вмѣсто (того, чтобы)
слезъ пролить предъ Богомъ, ему рожу разобьютъ жиды и кровію облитъ.
Мужикъ летитъ изъ церкви стремглавъ къ жиду причастіе запить, а
жидъ, какъ противникъ Богу и православному народу, нарочно въ по-
руганіе святыни поздравляетъ мужика и первымъ долгомъ свою осьмушку
наливаетъ. Починъ легокъ, мужикъ начинаетъ кутить до того, что у
него потечетъ изъ носу и изо рту. На другой день мужикъ идетъ по-
правляться, а жидъ съ поруганіемъ святыни одобряетъ его». (сОтеч.
Зап.» 1882, № 3).

должна быть неправильность. Характеризуя эту сторону
религіозной жизни русскаго простаго народа, о. Троицкій,
между прочимъ, замѣчаетъ *): «постъ, молитва, бдѣніе,
поклоны для народа имѣютъ значеніе талисмановъ, въ коихъ
главную роль играетъ количественность и внѣшняя обста-
новка... Въ религіи вниманіе народа приковываетъ къ себѣ
исключительно элементъ чудесный; онъ любитъ въ ней все
поражающее чувство и умъ, дающее особенную пищу вообра-
женію, уносящее его въ область фантазіи, то-есть, именно
то, что имѣетъ наименьшую цѣну въ очахъ Божіихъ. Свя-
тость и богоугодность для него неразлучны или съ даромъ
пророчества, или съ даромъ чудотвореній, или съ особен-
ной увлекающей сладкорѣчивостью, раскрывающей «тайны
вся»; обычная для нея форма—въ какой нибудь необычай-
ности подвига, въ строгомъ, напримѣръ, отшельничествѣ,
юродствѣ, мученичествѣ».
Справедливо поэтому говоритъ и иностранецъ М. Уол-
лесъ, когда дѣлаетъ общіе выводы о нашей религіозности.
«Русскій народъ, замѣчаетъ онъ, въ нѣкоторомъ отношеніи
религіозенъ. Онъ постоянно ходитъ въ церковь по воскре-
сеньямъ и по праздникамъ, крестится нѣсколько разъ, про-
ходя мимо церкви или иконы, говѣетъ въ указанное время,
не ѣстъ скоромнаго не только по пятницамъ и средамъ, но
и въ продолженіи весенняго и другихъ постовъ, иногда
ходитъ на богомолье къ святымъ мѣстамъ, однимъ словомъ,
въ точности исполняетъ всѣ обряды, которые считаетъ не-
обходимыми для спасенія души. Но этимъ религіозность
русскихъ и ограничивается. Обыкновенно они совсѣмъ не
знаютъ религіозныхъ доктринъ и мало знакомы, или почти
незнакомы, съ Священнымъ Писаніемъ; у нихъ нѣтъ тѣснаго
соединенія религіи съ обыденною нравственностію». Если въ
этой характеристик и есть нѣкоторая неправильность, то
она заключается развѣ въ недостаточномъ знакомствѣ автора
съ самымъ характеромъ русской религіозности. Вѣра рус-
скаго народа, не разумѣющаго ее отвѣтчиво и научно, не
1) «Странникъ», 1882, Май, стр. 71—72.

столько служитъ руководительнымъ началомъ его воли, не
столько проявляется въ умѣ, опредѣляетъ характеръ его
мышленія, сколько содержится въ сердцѣ, въ чувствѣ, этомъ
средоточіи духовной жизни,—чѣмъ и объясняются какъ
сильныя проявленія ея въ извѣстные моменты народной
жизни, такъ и уклоненія въ области ея.
Какія же данныя можно извлечь изъ религіозной жизни
русскаго народа для дѣла религіознаго воспитанія и обуче-
нія? Съ одной стороны—внѣшнее, формальное, а съ другой—
безотчетное, неосмысленное отношеніе русскаго народа къ
предмету религіозной жизнедѣятельности прямѣе и скорѣе
указываетъ на то, чего не должно быть въ религіозной
жизни его, чѣмъ на то, что въ ней есть, и болѣе со сто-
роны отрицательныхъ явленій въ ней, какъ бы е contrario,
позволяетъ высказать нѣсколько общихъ положеній, имѣю-
щихъ цѣну и значеніе для постановки религіознаго воспи-
танія и обученія въ нашихъ семьяхъ и школахъ. Въ виду
предшествующей общей характеристики религіозной жизни
русскаго народа, для дѣла религіознаго воспитанія и обу-
ченія у насъ могутъ быть важны слѣдующія начала:
а) Русскій народъ, какъ православно-христіанскій народъ,
въ религіозной жизнедѣятельности усвояетъ важное значеніе
теоретическимъ истинамъ и обрядовой сторонѣ религіи и
стремится сохранять и поддерживать между ними столь же
тѣсную и неразрывную связь, какая существуетъ между
духомъ и тѣломъ человѣка.
б) Въ своемъ эмпирически наблюдаемомъ, дѣйствитель-
номъ состояніи религіозная жизнь его представляетъ много
ненормальныхъ явленій и ставитъ вопросъ о средствахъ къ
ихъ устраненію и искорененію.
в) Между образованными классами русскаго народа суще-
ствуетъ чисто внѣшнее, формальное отношеніе къ рели-
гіознымъ предметамъ и дѣйствіямъ, чуждое искренней, сер-
дечной, задушевной религіозности и потому весьма непроч-
ное, неустойчивое.
г) Напротивъ, огромная необразованная масса народа,
при глубинѣ и интенсивности своей вѣры, проявляетъ безот-

четное, «не отвѣтчивое» отношеніе къ религіознымъ предме-
тамъ, свидѣтельствующее о непониманіи ею духа религіи
Христовой, объ отсутствіи правильнаго и яснаго понятія
о Богѣ христіанской религіи и о полномъ невѣдѣніи явленій
природы, своею неизвѣстностію внушающихъ ей страхъ и
ужасъ.
Если примемъ во вниманіе, что всякое явленіе въ жизни
человѣческой продолжаетъ существовать до тѣхъ поръ, пока
въ наличности будутъ находиться причины его; то будетъ
ясно, на что должно быть обращаемо главное вниманіе при
религіозномъ воспитаніи и обученіи русскаго народа, въ
видахъ и цѣляхъ дѣйствительнаго возвышенія и улучшенія
уровня религіозно-нравственнаго развитія его.
V.
Указанія изъ области богословско-христіанскаго знанія.
Данными антропологической науки и данными изъ области
религіозной жизни русскаго народа, какъ уже было замѣ-
чено, опредѣляется постановка религіознаго воспитанія и
обученія только въ его субъективномъ факторѣ. Но не-
возможно остановиться только на одномъ этомъ опредѣленіи.
Христіанство, въ ряду всѣхъ религіи человѣчества, зани-
маетъ особое мѣсто и есть религія человѣчества исключи-
тельная, внѣ общей схемы прочихъ религіи. Чтобы дать
ребенку христіанское религіозное воспитаніе и обученіе,
нельзя ограничиваться только общими субъективными тре-
бованіями относительно религіознаго воспитанія и обученія—
человѣка вообще. Особенность христіанской религіи указы-
ваетъ и опредѣляетъ и объективную сторону, объективныя
цѣли и средства въ религіозно-христіанскомъ воспитаніи.
Извѣстно, что самая религія понимается и опредѣляется
мыслящими людьми далеко неодинаково. Естественно также,
что христіанство, явившееся въ міръ, какъ религія новая,
призванная возродить человѣчество и обновить его для

новой совершеннѣйшей жизни, своимъ понятіемъ о религіи
существенно отличается отъ всѣхъ другихъ аналогичныхъ
опредѣленій, возникшихъ на почвѣ раціональныхъ изысканій
человѣка. Съ точки зрѣнія христіанства, религія не есть
только культъ, требующій для своего поддержанія органи-
зованнаго класса людей, «которые были бы», какъ выразился
одинъ ученый (Клиффордъ), «спеціалистами по части произ-
несенія словъ, умилостивляющихъ небо, и совершенія обря-
довъ, имѣющихъ такой же точно смыслъ»,—хотя религіоз-
ный культъ и составляетъ необходимую принадлежность
истиннаго христіанства. Оно не есть и отвлеченно-разсудоч-
ная доктрина или теорія, свойственная, по воззрѣнію пози-
тивной философіи, только низшей ступени развитія человѣ-
чества.—хотя, внѣ всякаго сомнѣнія, теоретическое ученіе
опять составляетъ неизбѣжную принадлежность и христіан-
ства. Нельзя считать религіи и системой только нравствен-
ныхъ заповѣдей или кодексомъ правилъ, опредѣляющихъ
все поведеніе людей и имѣющихъ свое основаніе въ постуля-
тахъ практическаго разума (Кантъ),—какъ нельзя считать
и просто религіозной настроенностью внутренняго человѣ-
ческаго чувства, образующейся вслѣдствіе непосредственнаго
общенія человѣка съ Богомъ и при этомъ общеніи получаю-
щаго непосредственное таинственное озареніе и указаніе для
всей своей дѣятельности (Твестенъ):—и нравственныя пра-
вила и религіозная настроенность предполагаются христіан-
ствомъ, но взятыя въ отдѣльности вовсе еще не опредѣ-
ляютъ его сущности. Если во всѣхъ этихъ опредѣленіяхъ—
въ ихъ сложности и отдѣльности—искать положительнаго
начала, то, отправляясь отъ нихъ, можно, конечно, утвер-
ждать, что потребность религіи коренится въ самомъ суще-
ствѣ человѣка и многообразно и многоразлично въ немъ
проявляется; можно оправдывать самый фактъ всякой рели-
гіи (какъ впрочемъ съ одинаковымъ удобствомъ и отрицать
ея сущность,—примѣръ—позитивисты и Фейербахъ); можно,
пожалуй, дѣлать и такой выводъ, что религія—очень слож-
ный процессъ въ психической жизни и что ею обнимаются
всѣ стороны психической дѣятельности человѣка; но чѣмъ

собственно отличается религіозный процессъ христіанина
отъ такого же процесса не-христіанина,—объ этомъ раціо-
нальныя опредѣленія религіи вовсе не говорятъ и завѣдомо
не уясняютъ какъ особенностей, такъ и сущности христіан-
ства. Съ этой же раціональной точки зрѣнія нельзя поэтому
дать и руководящихъ началъ для постановки христіанскаго
религіознаго воспитанія и обученія.
Между христіанскими богословами, опредѣлявшими сущ-
ность и особенности христіанства, издавна установлена своя—
особая формула для краткаго выраженія христіанскаго по-
нятія о религіи. По формулѣ христіанскихъ богослововъ,
религія есть союзъ Бога съ человѣкомъ, или взаимоотношеніе
между безконечнымъ личнымъ Духомъ и конечнымъ лич-
нымъ человѣческимъ духомъ. И съ богословско-христіанской
точки зрѣнія эта краткая формула имѣетъ несомнѣнно глу-
бокій смыслъ. Богъ христіанской религіи есть дѣйствительно
абсолютное и личное Существо. Какъ абсолютное Существо,
Богъ не можетъ быть постигнутъ конечнымъ существомъ—
человѣкомъ безъ самооткровенія Бога, не только вслѣдствіе
разстройства духовныхъ силъ человѣка послѣ его грѣхо-
паденія, но и просто только вслѣдствіе его конечности, огра-
ниченности. Поэтому во взаимоотношеніи Бога и человѣка
самою природою существъ, составляющихъ религіозный союзъ,
требуется Божественное Откровеніе или самооткровеніе
Бога, безъ котораго человѣкъ не могъ ни вступить въ союзъ
съ Богомъ, ни сохраняться въ немъ. Но при свободѣ
существъ, составляющихъ религіозный союзъ, христіанство
не знаетъ откровенія въ такомъ смыслѣ и родѣ, чтобы
человѣкъ, которому сообщается это откровеніе, въ религіоз-
номъ содержаніи своего сознанія былъ какъ бы продуктомъ
этого самооткровенія Бога, или же, оставаясь отдѣльнымъ,
особеннымъ отъ самооткрывающагося Бога существомъ, онъ
несъ при этомъ чисто пассивную роль, былъ бы существомъ
настолько же страдательнымъ, механически воспринимаю-
щимъ и выполняющимъ идеи божественныя, насколько стра-
дательно положеніе къ велѣніямъ Божіимъ прочихъ существъ
и предметовъ тварнаго-видимаго міра. Въ христіанствѣ от-

кровеніе дается человѣку въ мѣрѣ его собственнаго разви-
тія и усовершенія, отвѣчаетъ на требованія его собствен-
ныхъ, личныхъ исканій Бога. Итакъ, въ христіан-
скомъ религіозномъ союзѣ, въ зависимости отъ природы
составляющихъ его существъ, безконечный Духъ по Своей
благости и любви самооткрывается, а человѣческій духъ
свободно воспринимаетъ Его откровенія. Какъ учитъ Библія,
такой именно, религіозный союзъ сталъ существовать съ
первыхъ моментовъ существованія человѣка и существовалъ
во время невиннаго состоянія человѣка. Но, какъ извѣстно,
невинное состояніе человѣка было возмущено: человѣкъ палъ.
Слѣдствіемъ грѣхопаденія было и то, что взаимоотношеніе
въ религіозномъ союзѣ не сохранилось въ томъ чистомъ
и какъ-бы непосредственномъ видѣ, въ какомъ оно суще-
ствовало въ раю. Оставаясь по существу также союзомъ
между Богомъ и человѣкомъ, послѣ грѣхопаденія человѣка
религія сдѣлалась существенно религіею спасенія, то есть,
совершаемаго, при помощи Божіей и при самодѣятельномъ
со стороны падшаго участіи, освобожденія человѣка отъ
порчи и заразы грѣховной, вошедшей въ его природу, и
возстановленія его невиннаго и чистаго состоянія: борьба
и страданіе сдѣлались неизбѣжнымъ, естественнымъ путемъ
развитія и усовершенія человѣка. Итакъ, христіанская рели-
гія въ своемъ проявленій есть существенно—исторія Откро-
венія и спасенія человѣчества подъ благодатнымъ воздѣй-
ствіемъ на него Божества, а съ другой стороны—она есть
дѣло спасенія человѣка, въ которомъ имѣетъ дѣятельное
участіе Богъ, Своимъ содѣйствіемъ помогающій человѣку въ
борьбѣ съ зломъ и въ постепенномъ освобожденіи его изъ-
подъ власти зла 1).
Эти существенныя, отличительныя особенности христіан-
ства, implicite заключающіяся въ богословско-христіанскомъ
понятіи о религіи, прежде всего, совершенно разсѣеваютъ
1) Болѣе подробное развитіе этихъ мыслей можно читать во II отд.
2-го тома «Учебно-воспитательной библіотеки». Москва, 1878 г.,
стр. 11—14.

то глубокое предубѣжденіе противъ религіознаго воспитанія
и обученія человѣка, которое вслѣдъ за Руссо высказывается
педагогами (у насъ напр. г. Стоюнинымъ) въ виду кажу-
щейся недоступности религіи для ребенка, какъ неспособ-
наго къ ея пониманію по своему развитію. Съ точки зрѣнія
богословско-христіанскаго понятія о религіи, религіозный
процессъ не есть исключительная принадлежность разсудоч-
ной дѣятельности человѣка, не есть только разсудочный
процессъ, въ концѣ концовъ сопровождающейся выработкою,
такъ называемаго, религіознаго знанія. Религіозный про-
цессъ проявляется и въ другихъ психическихъ дѣятельно-
стяхъ человѣка—въ его чувствованіяхъ, его нравственномъ
поведеніи и даже во внѣшнихъ поступкахъ и дѣйствіяхъ,
какъ это бываетъ при совершеніи различныхъ обрядовъ и
церемоній,—короче, онъ объемлетъ собою цѣльнаго чело-
вѣка—вполнѣ, а не отдѣльною какою-либо частію своего
существа вступающаго во взаимоотношеніе съ Богомъ. Слѣ-
довательно, религія можетъ существовать въ человѣкѣ по-
мимо разсудочной сферы и внѣ ея; а если такъ, то ея
начало возможно до полнаго развитія познавательной дѣя-
тельности человѣка. Истинность этого вывода тѣмъ несо-
мнѣннѣе, что и антропологическія науки за начало дѣятель-
ности человѣка,—слѣдовательно и познавательной,—при-
знаютъ влеченія человѣка и на ихъ основѣ развивающіяся
чувствованія. Отсюда слѣдуетъ, что педагоги въ духѣ Руссо
ошибочно утверждаютъ невозможность начинанія религіоз-
наго воспитанія и обученія въ раннемъ возрастѣ ребенка,
когда у него еще слабо развита познавательная дѣятель-
ность. Дѣло въ томъ, что возможно и должно начинать
религіозное воспитаніе не чрезъ воздѣйствіе на познаватель-
ныя силы ребенка сообщаемыми ему представленіями и
идеями, т. е. не чрезъ обученіе религіи въ тѣсномъ смыслѣ
слова, но чрезъ вызовъ какъ-бы къ бытію, къ проявленію
тѣхъ задатковъ, которые уже кроются въ природѣ его сверхъ
задатковъ познавательныхъ способностей, то есть, чрезъ
воспитаніе въ тѣсномъ смыслѣ этого слова. «Обученіе въ
педагогикѣ вообще мыслится, говоритъ г. Гренковъ какъ

моментъ позднѣйшій, слѣдуемый за другимъ, который прежде
его и шире его,—именно воспитаніемъ. Только подъ усло-
віемъ религіознаго воспитанія возможно обученіе, только
тамъ умѣстны уроки Закона Божія, гдѣ есть элементарныя
формы религіи, какъ живыя ощущенія: законоучитель есть
продолжатель чужаго дѣла, прежде него сдѣланнаго, и школа
съ своимъ преподаваніемъ Закона Божія, какъ школьнаго
предмета обученія, есть только помощница главному фактору
религіознаго развитія—семьѣ и Церкви, на которыхъ лежитъ
педагогическая миссія сдѣлать дѣтей религіозными». Изъ
сейчасъ сказаннаго не слѣдуетъ впрочемъ, что обученіе
религіи—дѣло излишнее, не нужное; законы развитія чув-
ствованій и цѣльная совмѣстность развитія психическихъ
дѣятельностей человѣка прямо предполагаютъ необходимость
его. Сказанное даетъ право утверждать только, что въ
религіозномъ развитіи человѣка воспитаніе важнѣе обученія
и должно предшествовать ему, а обученіе составляетъ только
дополненіе воспитанія и непремѣнно должно опираться на
немъ, какъ на своемъ естественномъ основаніи.
Далѣе, по богословско-христіанскому понятію, религія въ
своемъ проявленій есть исторія откровенія Бога человѣку
и исторія спасенія человѣка при помощи Божіей. Слѣдова-
тельно, Богъ христіанскій, какъ Богъ любви и Искупитель,
доступенъ возможной мѣрѣ человѣческаго познанія только
подъ условіемъ серьезнаго знакомства съ этою исторіею: дѣла
любви Бога къ человѣку и дѣло искупленія послѣдняго по
неизреченной благости и любви Божіей со всею ясностію
открылись въ исторіи откровенія и спасенія и могутъ быть
уразумѣваемы только въ исторіи. Въ то же время, и чело-
вѣческая природа съ ея достоинствами и недостатками, мѣра
ея паденія чрезъ грѣхъ и самостоятельныя попытки ея въ
борьбѣ со зломъ,—все это также обнаружилось за все время
человѣческой исторіи и можетъ быть уяснено только подъ
условіемъ знакомства съ этою исторіею. На этомъ основаніи
истинно христіанское развитіе и образованіе человѣка не-
1) «Правосл. Собесѣдн.», 1873, т. 3, стр. 561—562.

избѣжно требуетъ со стороны христіанина знанія исторіи
Откровенія и спасенія. Это знаніе исторически введетъ
человѣка въ область христіанской мысли и жизни, дастъ
ему возможность прослѣдить своимъ умомъ факты Божіей
спасающей любви и человѣческой немощи и своимъ серд-
цемъ пережить—вмѣстѣ съ ветхозавѣтнымъ человѣкомъ—
страданіе и немощи въ борьбѣ, вмѣстѣ съ новозавѣтнымъ—
радость освобожденія и побѣды. Поэтому знаніе исторіи
откровенія и спасенія не только обогатитъ человѣка теоре-
тическими познаніями, но и возбудитъ и укрѣпитъ въ немъ
религіозно-христіанское настроеніе и тѣмъ самымъ действи-
тельно послужитъ введеніемъ человѣка въ разумный союзъ
съ Богомъ.
Съ другой стороны, христіанская религія, какъ дѣло
спасенія, совершаемое человѣкомъ при содѣйствіи Божіемъ,
предполагаетъ самодѣятельное участіе въ этомъ дѣлѣ самого
человѣка и цѣлый рядъ послѣдовательно и постепенно со-
вершенныхъ имъ дѣйствій для устроенія своего спасенія
при помощи Божіей. Самостоятельныя дѣйствія человѣка
въ этомъ отношеніи представляютъ собою, такъ сказать,
чисто человѣческій элементъ въ исторіи спасенія человѣка
и даютъ свидѣтельство о религіозномъ и нравственномъ
развитіи и совершенствованіи человѣка. Они обнаружи-
ваютъ его достоинства и недостатки въ устраненіи своего
спасенія и указываютъ какъ пути, прямо ведущіе къ цѣли,
такъ и пути отклоненія отъ этой цѣли. Итакъ, если рели-
гіозно-христіанское развитіе и образованіе человѣка имѣетъ
своею цѣлію ознакомить человѣка съ исторіей Божествен-
наго Откровенія и спасенія въ связи съ ходомъ развитія
человѣчества, то при этомъ предполагается необходимымъ
ознакомленіе и съ чисто человѣческою стороною въ исто-
ріи спасенія. Только подъ условіемъ этого ознакомленія
человѣкъ въ состояніи будетъ уяснить себѣ взаимоотноше-
ніе двухъ свободныхъ существъ—Бога и человѣка въ рели-
гіозномъ союзѣ и проникнуться истинно-религіознымъ ду-
хомъ. Но при этомъ цѣли религіознаго образованія соб-
ственно указываютъ нѣкоторыя ограниченія исторіи чело-

вѣчества. «Человѣческій элементъ исторіи библейской вы-
ступаетъ здѣсь лишь настолько, насколько онъ необходимъ
для выясненія фактовъ дѣла спасенія человѣчества, насколько
онъ самъ собою сопровождаетъ эти послѣдніе факты. Глав-
ною и преобладающею должна быть идея спасенія, которая
должна раскрываться въ ряду послѣдовательныхъ фактовъ
Св. Исторіи, которая поэтому и должна руководить истори-
ковъ въ выборѣ этихъ фактовъ»
Указанными данными изъ области богословско-христіан-
скаго знанія, для руководства въ дѣлѣ религіознаго воспи-
танія и обученія, даются слѣдующія общія начала:
а) Религія, какъ исторія Откровенія и спасенія человѣка,
въ своемъ проявленій, въ существѣ своемъ есть необходи-
мое послѣдствіе благости и любви Божіей къ человѣку, безъ
содѣйствія ея не могущему достигать совершенства и мѣры
возраста исполненія Христова и содѣвать свое спасеніе.
б) Въ человѣческой жизни она объемлетъ все существо
человѣка, простирается на всѣ его духовныя силы и, въ
силу такой сложности, существуетъ въ немъ прежде дости-
женія имъ опредѣленной мѣры развитія своихъ умствен-
ныхъ силъ.
в) Поэтому развитіе христіанской религіозности въ чело-
вѣкѣ можетъ совершаться не посредствомъ только воздѣй-
ствія на умъ человѣка сообщеніемъ ему религіозныхъ зна-
ній, но и преимущественно посредствомъ воздѣйствія про-
явленіями спасающей любви Божіей на другія стороны чело-
вѣческой природы.
1) Учебно-воспит. Библіотека, т. 2, отд. II, стр. 18

VI.
Начало и исходным пунктъ религіознаго воспитанія и обученія.
Когда, съ какого возраста начинать религіозное воспи-
таніе и обученіе дѣтей? На этотъ вопросъ существуетъ два
противоположныхъ отвѣта.
Въ педагогической практикѣ христіанскаго міра издревле
религіозное воспитаніе и обученіе начиналось съ молокомъ
матернимъ. «Долгое время», пишетъ г. Гренковъ, «педагоги-
ческая практика ставила во главу угла религіозное обученіе
дѣтей» а «народное образованіе издавна отождествлялось
съ религіознымъ просвѣщеніемъ и совершалось служите-
лями церкви, то есть духовенствомъ, которое смотрѣло на
это дѣло какъ на одну изъ существенныхъ обязанностей
своего пастырскаго служенія» 2). Такое практическое рѣше-
ніе вопроса педагоги старались оправдать и теоретически.
На томъ основаніи, что «религіозное чувство лишь тогда
въ состояніи пріобрѣсти устойчивость, когда оно какъ можно
ранѣе запечатлѣно въ сердцѣ человѣка», Бенеке считаетъ
«необходимымъ начинать религіозное воспитаніе уже съ
ранняго дѣтства» 3). Въ защиту ранняго начинанія рели-
гіознаго воспитанія и обученія г. Ельницкій приводитъ слѣ-
дующія соображенія. «Неосновательно было бы думать>,
говоритъ онъ 4), «что не слѣдуетъ касаться религіознаго
воспитанія до тѣхъ поръ, пока не раскроется разумѣніе
ребенка до такой степени, что онъ въ состояніи будетъ
уразумѣть религіозныя истины. Религіозныя истины доступны
лишь вѣрѣ и чувству. Въ дѣтскомъ возрастѣ человѣкъ даже
болѣе воспріимчивъ къ тому, что вліяетъ на чувство и вѣру,
чѣмъ въ болѣе зрѣломъ возрастѣ. Если отложить религіоз-
ное воспитаніе до болѣе зрѣлаго возраста, то произойдетъ
1) Православн. Собесѣдн., 1873, т. I, стр. 551.
2) Церковь и Школа. Казань. 1875, стр. 8—9.
3) Руководство къ воспитанію и обученію. Спб., 1875, ч. I, стр. 342.
4) Общая педагогика. Спб., 1881, стр. 183.

то же, что произошло бы, если бы и нравственное воспита-
ніе отложить до болѣе зрѣлаго возраста. Въ душѣ воспи-
танника, не пропитаннаго своевременно религіозными чув-
ствами, могли бы образоваться такіе слѣды, при которыхъ
трудно было бы впослѣдствіи возбуждать истинно-религіоз-
ныя чувствованія». Къ тому же заключенію, только съ дру-
гой точки зрѣнія, приходитъ и о. Базаровъ. «Божественное
ученіе Іисуса Христа», пишетъ онъ *), «имѣетъ то чудное
свойство, что оно равно доступно для умовъ младенческихъ,
какъ неисчерпаемо для самыхъ глубокихъ мыслителей. Хри-
стіанство даже болѣе приложимо къ возрасту дѣтскому, чѣмъ
къ лѣтамъ взрослымъ, и именно потому, что оно такъ
близко къ природѣ человѣка, а природа эта въ дѣтяхъ чище
и неповрежденнѣе, чѣмъ въ людяхъ взрослыхъ. Строго
опредѣлить срокъ начала обученія Закону Божію отъ свя-
щенника нельзя. Начало это много зависитъ отъ степени
развитія дитяти. Но если и для сего нужно правило (а оно
дѣйствительно нужно для избѣжанія часто неправильныхъ
сужденій о степени развитія понятій въ дѣтяхъ), то оно
намъ указано самою церковію. Правило это опредѣляетъ
отроческій періодъ считать съ семилѣтняго возраста. Начало
законоученія должно, если и незадолго, непремѣнно пред-
шествовать первой исповѣди».
Но это мнѣніе педагоговъ о времени начинанія религіоз-
наго воспитанія и обученія, какъ извѣстно, встрѣчаетъ себѣ
и рядъ возражателей. Еще Руссо, желавшій только поста-
вить своего Эмиля въ состояніе избрать ту религію, къ
которой его приведетъ лучшее употребленіе разума, о со-
временной ему практикѣ религіознаго воспитанія и обуче-
нія писалъ: «для того, чтобы сдѣлать дѣтей благочести-
выми, ихъ безпрестанно водятъ въ церковь скучать; заста-
вляя поминутно бормотать молитвы, ихъ вынуждаютъ по-
думывать о томъ, какъ бы совсѣмъ не молиться». Такъ
какъ въ дѣтскомъ возрастѣ у ребенка употребленіе разума
въ высшей степени ограниченно и скудно, то названный
1) О христіанскомъ воспитаніи, стр. 16, 55.

мыслитель и считалъ излишнимъ воспитывать ребенка ре-
лигиозно въ младенческомъ и даже отроческомъ возрастѣ.
«Лучше не имѣть никакого понятія о Божествѣ», говорилъ
онъ, «нежели имѣть понятія низкія, своенравныя, поноси-
тельныя и недостойныя Его; меньшее зло не знать Его,
нежели богохульствовать». Филантропистъ Базедовъ, выходя
изъ положеній, что учить религіи невозможно и что рели-
гія не есть предметъ знанія, а мотивъ для дѣятельности,
утверждалъ, что «изъ религіи должно быть вычеркнуто все,
что можетъ возбуждать чувство страха и унынія. Богъ
есть любовь. Пусть же въ дѣтской душѣ слагаются чув-
ства, вызываемыя только этимъ представленіемъ о Богѣ» 1).
Главныя основанія, по которымъ Руссо съ своими послѣдо-
вателями, въ особенности филантропистами, высказываются
противъ ранняго начинанія религіознаго воспитанія и обу-
ченія, сводятся къ тому, что религіозныя истины совершенно
непонятны для ребенка до двѣнадцати или четырнадцати
лѣтъ, что ребенокъ не можетъ въ нихъ надлежащимъ обра-
зомъ вникнуть, а такъ какъ истины эти должны служить
образцами того, что имѣетъ въ виду сообщить ему воспи-
татель, то, до наступленія этого возраста, ребенку вообще
нельзя еще ничего говорить о религіи. Точка отправленія,
повидимому, совершенно правильная. Совершенно, конечно,
вѣрно, что религіозныя истины не легко поддаются анализу
ума и что религія, какъ высшее проявленіе человѣческаго
духа, по своему внутреннему существу, еще не можетъ
найти въ дѣтяхъ надлежащаго пониманія и сочувствія.
Житейскія условія и степень развитія дѣтей лежатъ еще
внѣ ея круга; ихъ взоръ еще не можетъ подняться до той
высоты, съ которой она господствуетъ надъ людьми. Для
ребенка вѣра въ безсмертіе души еще имѣетъ мало значе-
нія: такъ еще онъ полонъ жизни и такъ далеко стоитъ отъ
яснаго и глубокаго представленія объ уничтоженіи, что
было бы странно требовать и искать опоры противъ пода-
вляющаго впечатлѣнія такого уничтоженія. Понятія Боже-
1) См. у Праотца во «Всеобщей исторіи педагогики».

ственнаго Промысла и міроправленія еще мало доступны
ребенку, пока родители удовлетворяютъ всѣмъ его нуждамъ,
а эти послѣднія исчерпываются для него окружающими его
предметами. Но, съ другой стороны, надобно помнить и то,
что истины религіи Христовой, утаенныя отъ премудрыхъ
и разумныхъ, открыты младенцамъ, и Спаситель всѣмъ
говоритъ: аще не обратитеся и будете яко дѣти, не вни-
дете въ царство небесное *). Надобно помнить также, что
полное пониманіе религіозныхъ истинъ никогда не можетъ
быть доступно человѣку. Ученѣйшій богословъ не можетъ
сказать, что постигъ своимъ умомъ, помимо вѣры, всѣ
истины религіи. Высшее развитіе религіознаго сознанія не
подразумѣваетъ поэтому вполнѣ яснаго пониманія, и такимъ
образомъ религія всегда должна оставаться для насъ не
вполнѣ понятной: видимъ убо нынѣ яко зерцаломъ въ гаданіи,
говоритъ Апостолъ. Уже по этимъ однимъ основаніямъ воз-
зрѣнія школы Руссо на начало религіознаго воспитанія и
обученія значительно ослабляются въ своей силѣ. Но, по-
мимо слабости по основѣ, это воззрѣніе оказывается и по-
ложительно ошибочнымъ. Ошибка его заключается въ томъ,
что Руссо съ своими послѣдователями понимаетъ религію,
какъ знаніе, а самое отношеніе человѣка къ содержанію
религіи—какъ отношеніе ко всякой научной истинѣ 2). Не
повторяя сказаннаго прежде противъ такого взгляда на
религію, ограничимся здѣсь приведеніемъ сужденія по этому
вопросу извѣстнаго педагога Бенеке. «Религіозныя чувства
и убѣжденія», говоритъ Бенеке 3), «покоятся собственно
на пониманіи, а на согласіи своемъ съ высшими нравствен-
ными и духовными потребностями, на живой возбудимости,
глубинѣ, силѣ и выдержкѣ; а такъ какъ эти послѣднія со-
вершенства пріобрѣтаются лишь большимъ количествомъ
слѣдовъ, то уже съ дѣтства должно быть заложено основа-
ніе для правильнаго развитія религіозныхъ чувствъ. При-
1) Мѳ. 18, 3.
2) См. подробно въ «Правосл. Собесѣд. 1873, Т. 3, стр. 555 и др.
3) Op. cit., стр. 343.

рода дѣтской познавательной способности, вообще говоря
вполнѣ пригодна для этой цѣли. Представленія Бога, какъ,
любящаго Отца, непрестанно заботящагося о Своихъ дѣтяхъ,
существованія послѣ смерти въ преображенномъ видѣ, слу-
жащаго продолженіемъ земнаго существованія,—эти пред-
ставленія столь доступны дѣтямъ, что легко могутъ быть
ими усвоены. Всѣ тѣ затрудненія, которыя внушаютъ сомнѣ-
ніе болѣе развитому уму, еще совершенно чужды кругозору
ребенка. Онъ повѣритъ намъ на слово, если мы ему ска-
жемъ, что его умершая бабушка удалилась въ прекрасное
мѣсто, куда и онъ впослѣдствіи пойдетъ, если окажется
этого достойнымъ; что отъ Бога зависитъ обиліе или недо-
статокъ жатвы, какъ отъ матери ребенка количество его
насущнаго хлѣба. Сообщеніе и внушеніе этихъ понятій,
родственныхъ чувству ребенка, именно его внутреннему
существу, не заключаетъ въ себѣ ничего труднаго».
Итакъ, признавая неосновательнымъ и ошибочнымъ по-
слѣдній отвѣтъ на вопросъ о началѣ религіознаго воспита-
нія и обученія, признаемъ справедливымъ первый, по кото-
рому религіозное воспитаніе, подобно нравственному, слѣ-
дуетъ начинать собственно съ того возраста, когда начи-
наютъ развиваться и раскрываться душевныя силы ребенка.
Но съ чего, чѣмъ начинать религіозное воспитаніе и обу-
ченіе? Вопросъ осложняется въ виду того требованія науки
о воспитаніи, чтобы воспитаніе и обученіе своимъ началомъ
примыкало къ тому, что уже есть готоваго въ воспитывае-
момъ существѣ, и отъ этого готоваго, примыкая къ нему
и опираясь на него, постепенно шло впередъ—расширялось
и осложнялось. Вопросъ поэтому можно поставить опредѣ-
леннѣе: изъ какихъ готовыхъ данныхъ, кроющихся въ дѣт-
ской природѣ, должно исходить религіозное воспитаніе и
обученіе ребенка?
Въ виду того, что человѣческой природѣ присущи рели-
гіозныя влеченія и стремленія, пусть даже на первыхъ по-
рахъ не отличающіяся отчетливостію и опредѣленностію
стремленій взрослаго человѣка, слѣдуетъ предположить, что
всякому христіанскому ребенку по природѣ свойственно пере-

живать всѣ тѣ состоянія, которыя испытываетъ и вообще
человѣкъ религіозный, даже и въ зрѣломъ возрастѣ. Въ
душѣ ребенка религіозные зачатки уже существуютъ; вле-
ченія и стремленія религіозныя присущи уже, какъ фактъ.
Съ этой точки зрѣнія, на поставленный вопросъ отвѣтъ
простъ: религіозное воспитаніе и обученіе должно опираться
на эти самые зачатки и изъ нихъ исходить, 'какъ изъ своей
первоначальной основы. Но удовлетвориться такимъ общимъ
отвѣтомъ, конечно, нельзя: остается вопросъ, какіе же именно
задатки и какимъ образомъ могутъ быть развиваемы? Если
для рѣшенія первой половины вопроса обратимся къ указа-
нію проявленій религіозной жизни ребенка, сдѣланному въ
психологической и педагогической литературѣ, то найдемъ
здѣсь очень и очень немногое. Изъ религіозныхъ предста-
вленій у крестьянскихъ дѣтей, поступающихъ въ школу,
вообще могутъ быть наблюдаемы только неясныя, смутныя,
сбивчивыя, иногда даже суевѣрныя, и количественно весьма
бѣдныя представленія. По увѣренію Аѳ. Соколова «у кре-
стьянскихъ дѣтей существуетъ только два общихъ предста-
вленія о Богѣ: одно—Богъ благодѣтельствуетъ людямъ, дру-
гое—Богъ наказываетъ людей. Больше этого они, поступая
въ школу, ничего не знаютъ о Богѣ». При томъ представле-
ніе о Богѣ карающемъ сильнѣе развито у дѣтей, чѣмъ о
Богѣ, какъ Существѣ любвеобильномъ. Въ объясненіе пре-
обладанія этого представленія о. Д. Соколовъ говоритъ 2)
слѣдующее: «въ страшномъ, грозномъ видѣ рисовали ребенку
Бога, вѣчнаго Карателя за всякое отступленіе отъ закона,
пугали его церковію и священникомъ, такъ что онъ дрожалъ
при встрѣчѣ съ служителемъ алтаря и ревѣлъ благимъ
матомъ, когда подносили его къ Причастію, стращали его
нечистою силой, сидящей за печкой, привидѣніями, оборот-
нями. И вотъ онъ, всѣмъ напуганный, въ безсмысленномъ
исполненіи формъ религіи искалъ спасенія отъ чудищъ сво-
1) Методика Закона Божія. I изд. стр. 1.
2) Вессель. Руководство къ преподаванію общеобр. предметовъ. Т. 2,
стр. 340—341.

его воображенія». Характеризуя религіозную жизнь ребенка,
тотъ же о. Соколовъ пишетъ 1)\ «жизнь указываетъ, что
религіозное образованіе начинается съ первой минуты по-
явленія сознанія въ ребенкѣ, что образованіе это ребенокъ
самъ беретъ,—что взрослые волей-неволей или помогаютъ
этому религіозному образованію или мѣшаютъ ему. Иначе
и быть не можетъ: христіанская религія не есть теорети-
ческая философема,—результатъ кабинетныхъ измышленій;
она есть жизнь и, значитъ, входитъ въ жизнь и проявляется
въ ней. Каждая христіанская семья живетъ, думаетъ, чув-
ствуетъ болѣе или менѣе по христіански; а потому и ребе-
нокъ, растущій въ христіанской средѣ, дышетъ христіан-
скими идеями и усвояетъ себѣ эти идеи въ томъ видѣ, въ
какомъ находитъ ихъ вокругъ себя. Мать становится передъ
образомъ на колѣни и молится, употребляя при этомъ внѣш-
ніе знаки своего вѣроисповѣданія,—тоже дѣлаетъ и ея
ребенокъ; мать совершаетъ на себѣ крестное знаменіе,—
и ребенокъ старательно водитъ рукою около лица, желая
сдѣлать то же самое. Не одну внѣшность перенимаетъ дитя:
оно входитъ въ духъ молитвы. Навернулись слезы на гла-
захъ матери,—плачетъ и ребенокъ; чувство радости, восторга,
благодарности осѣнило лицо матери,—тѣми же чувствами
освѣщается и лицо молящагося съ нею дитяти; нерадиво,
въ исполненіе привычнаго обряда, помолилась мать,—такъ
же нерадиво, внѣшне-формально и ребенокъ ея повертитъ
рукою около лица, ляжетъ на землю для поклона и тот-
часъ перейдетъ въ игривую шалость». Такимъ образомъ, изъ
наблюденія надъ проявленіями религіозной жизни ребенка
опредѣленныхъ заключеній о кроющихся въ дѣтской при-
родѣ религіозныхъ задаткахъ сдѣлать нельзя. Психологиче-
скія изслѣдованія въ этой области также ничего не даютъ.
Только у'Карпентера встрѣчается нѣкоторая попытка опре-
дѣлить первоначальныя данныя религіозной жизни чело-
вѣка. Психологъ говоритъ 2), что «понятія о Божествѣ въ
1) Тамъ-же, стр. 339—340.
2) Основанія физіологіи ума. Т. 1, стр. 210 и др.

большинствѣ умовъ являются прямымъ слѣдствіемъ психи-
ческой организаціи. Дѣйствительно, для христіанина все въ
психической природѣ его какъ бы говоритъ, что есть нѣчто
сильнѣе и выше насъ», и вслѣдъ за этимъ онъ же указы-
ваетъ и первичныя представленія,—напр. представленія за-
висимаго существованія, осмысленной воли, способности
размышленія, любви къ правдѣ, красоты и пр.,—подъ усло-
віемъ существованія которыхъ религіозный міръ человѣка
постепенно разъясняется и получаетъ форму опредѣленныхъ
идей, чувствованій и стремленій.
При невозможности точно опредѣлить религіозные задатки
въ человѣкѣ, за отсутствіемъ научныхъ изысканій въ этой
области, можно указать путь или способъ къ обнаруженію
и развитію ихъ. Общее правило, которому, часто безотчетно,
слѣдуетъ человѣчество въ случаѣ предполагаемаго прямаго
и непрямаго воздѣйствія на кого-либо, состоитъ въ воздѣй-
ствіи на родственныя и чаще всего переживаемыя послѣд-
нимъ состоянія. Законъ сходства имѣетъ полную силу и въ
примѣненіи къ дѣтямъ. Не слѣдуя ему въ дѣлѣ возбужде-
нія и какъ бы вызова къ жизни религіозныхъ стремленій
ребенка, кажется, ничего прочнаго нельзя сдѣлать и въ
религіозномъ воспитаніи его. Не составляя особенныхъ со-
бытій въ сердцѣ, религіозныя чувствованія сходны со мно-
гими другими чувствованіями; а родственныхъ съ ними, оди-
наковыхъ состояній ребенку приводится переживать очень
много. Жизнь ребенка въ семьѣ и семейная обстановка уже
успѣли развить въ немъ многія изъ тѣхъ чувствованій,
которыя входятъ въ составъ религіозныхъ движеній, и срод-
нить съ ними каждаго воспитанника, такъ что расширеніе
ихъ объема и указаніе имъ новаго направленія въ суще-
ствѣ дѣла для педагога является дѣятельностію, уже про-
должащею прежде начатое и постепенно переходящею отъ
знакомаго къ незнакомому, отъ извѣстнаго къ неизвѣстному.
Этотъ-то знакомый и родственный дитяти міръ и долженъ
составлять исходный пунктъ религіознаго воспитанія и обу-
ченія. Къ этому міру и должно оно примыкать; на него
надобно дѣйствовать въ видахъ пробужденія религіозныхъ

чувствованій и отъ него постепенно идти далѣе и далѣе,
исполняя одно изъ общепризнанныхъ требованій педагогики
въ видахъ успѣшнаго и плодотворнаго воспитанія и обуче-
нія. Однако, что же это за міръ?
Каковы бы ни были условія семейной, домашней жизни
ребенка, предшествующей поступленію его въ школу, они
все-таки кладутъ на него свою опредѣленную печать и по
преимуществу вліяютъ на развитіе въ немъ того или другаго
настроенія. Признается вообще за аксіому, что маленькій
ребенокъ, безъ всякой даже преднамѣренности со стороны
родителей, перенимаетъ отъ послѣднихъ не только наклон-
ность къ извѣстнаго рода дѣятельности, но и предрасполо-
женность чувствовать такъ, какъ чувствуютъ его родители.
Примѣры, дѣйствія взрослыхъ людей увлекающимъ обра-
зомъ вліяютъ и на ребенка. Первоначально эти дѣйствія
производятъ на него только болѣе или менѣе сильныя впе-
чатлѣнія, а потомъ уже, по общему ходу психической жизни,
эти впечатлѣнія всегда и неизбѣжно вызываютъ въ немъ
различныя формы психической жизни. Разнообразіе этихъ
новыхъ формъ постепенно увеличивается, по мѣрѣ развитія
въ ребенкѣ сознанія тѣхъ явленій, которыя совершаются въ
его присутствіи, и въ зависимости отъ совокупности и слож-
ности вліяющихъ на него условій. Поэтому, въ дѣлѣ влія-
нія на ребенка его семьи и ея обстановки, проявляется въ
дѣйствительности большое разнообразіе, такъ что нѣкото-
рыя формы проявленія дѣтской жизни нерѣдко предста-
вляются загадочными для самаго проницательнаго наблю-
дателя. Но можно указать, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя
общія вліянія, въ большей или меньшей мѣрѣ отражающіяся
на всѣхъ дѣтяхъ безъ исключенія. — Живя подъ кровомъ
родительскимъ, ребенокъ на первыхъ порахъ своей жизни
находится въ такомъ положеніи, что все необходимое для
себя онъ получаетъ благодаря единственно попеченію и за-
ботливости своихъ родителей. Его естественныя потребности
относительно пищи и одежды удовлетворяются совершенно
независимо отъ него, помимо его личной заботливости о
снисканіи необходимыхъ для этого средствъ. Дитя цивили-

зованныхъ народовъ никогда не обрекается на необходи-
мость, подобно годовымъ или двухгодовымъ дѣтямъ бушме-
новъ, самостоятельно отыскивать въ землѣ, напримѣръ,
необходимые для себя питательные коренья различныхъ
травъ. Получая все необходимое для себя готовымъ и усма-
тривая въ дѣйствіяхъ родныхъ желаніе доставить ему все
нужное, ребенокъ, по мѣрѣ своего возрастанія, все болѣе
и болѣе проникается признательностію, благорасположеніемъ
къ родителямъ. Сознаніе дитятей этой заботливости объ
удовлетвореніи необходимыхъ его потребностей составляетъ
зародышъ того, что называютъ на болѣе высокой степени
развитія чувствомъ благодарности. Затѣмъ, какъ бы ни была
груба семейная среда, въ которой дитя проводитъ первые
годы своей жизни, она все-таки заключаетъ въ себѣ много
свѣтлыхъ сторонъ. Нельзя отрицать того явленія, что гру-
бые родители, при всей своей грубости, питаютъ особен-
ную нѣжность и любовь къ своимъ особенно маленькимъ
дѣтямъ. Положимъ, формы проявленія этой нѣжности весьма
разнообразны. Но отъ дѣтскаго чутья почти никогда не
ускользаетъ дѣланность, неестественность; не ускользаетъ
точно также и задушевность, искренность и естественность.
Съ этой точки зрѣнія и грубыя формы проявленія нѣжности
родительской къ дѣтямъ нисколько не исключаютъ ощущае-
мости дѣтьми этой нѣжности. Итакъ, окруженное нѣжно-
стію и любовію родителей, въ своей семьѣ дитя и само
невольно проникается этими чувствованіями и ему такимъ
образомъ дѣлаются знакомыми, родственными нѣжныя чув-
ствованія пріязни, любви въ тѣсномъ значеніи этого слова.
Далѣе: всматриваясь во взаимныя отношенія членовъ своей
семьи, дитя можетъ замѣчать въ нихъ откровенность, искрен-
ность, прямоту отношеній, а затѣмъ—желаніе добра, пользы
всѣмъ членамъ семьи и даже лицамъ стороннимъ этой
семьѣ, насколько это можетъ обнаруживаться въ словахъ
и дѣйствіяхъ старшихъ членовъ семьи. Это обстоятельство,
невольно дѣйствующее на ребенка и производящее на него
впечатлѣніе, возбуждаетъ въ немъ, хотя бы въ силу при-
сущаго чувствамъ характера увлекательности, также чув-

ствованія благорасположенія, нѣжности и пріязни къ дру-
гимъ людямъ. Слѣдовательно, въ семейной жизни дитя срод-
няется еще съ новымъ состояніемъ—чувствомъ любви къ
другимъ людямъ. Въ благоустроенной семьѣ ребенокъ, какъ
было говорено выше, невольно проникается прямо и нѣко-
торыми религіозными чувствованіями, напр. религіозной ра-
дости, восторга, или благоговѣнія, когда приводится ему
наблюдать сердечную и благоговѣйную молитву родныхъ.
Указанныхъ только условій, дѣйствующихъ на ребенка
въ семьѣ, достаточно для построенія вывода, что дитя еще
въ семействѣ знакомится и сродняется со многими изъ тѣхъ
простыхъ состояній, которыя въ качествѣ составныхъ эле-
ментовъ входятъ въ составъ религіозныхъ движеній. Необ-
ходимость брать эти состоянія за исходный пунктъ рели-
гіознаго воспитанія и обученія дѣтей косвенно и даже прямо
признается и педагогами. По крайней мѣрѣ, еще баронъ
Корфъ г) обращалъ вниманіе на то, что можно «намѣтить
не одну точку соприкосновенія между преподаваніемъ учи-
теля и религіозно-нравственными бесѣдами», и рекомендо-
валъ «сличать собственныя дѣйствія учениковъ съ образ-
цами, съ которыми они знакомятся посредствомъ чтенія
Евангелія». Послѣдующіе педагоги высказываются на этотъ
счетъ уже гораздо опредѣленнѣе. Такъ, г. Широкій 2) въ
отдѣлѣ о выборѣ священноисторическихъ разсказовъ для
преподаванія въ народныхъ училищахъ говоритъ, что законо-
учитель «выбираетъ исторіи о событіяхъ изъ семейной
жизни, т. е. исторіи, въ которыхъ дѣйствующими лицами
являются отецъ, мать, господинъ, слуга, братья, сестры
и друзья: выбираетъ лишь тѣ исторіи, въ которыхъ съ осо-
бенною ясностію обнаруживается что-нибудь доброе, прекра-
сное, назидательное; исторію Новаго Завѣта начинаетъ исто-
ріями изъ дѣтской жизни Искупителя». Въ подобныхъ пред-
ложеніяхъ педагоговъ замѣчается ясно стремленіе сблизить
преподаваемый предметъ съ знакомыми уже ребенку состоя-
1) Русская начальная школа. Спб. 1870, стр. 312—314.
2) О преподаваніи Закона Божія, стр. 155—156.

ніями и чувствованіями. Семейная жизнь, дѣйствительно,
знакома ребенку и разсказываемыя событія могутъ быть
болѣе понятны ему. Семейныя чувствованія также хорошо
знакомы ему, хотя по своему объективному содержанію
и простираются на слишкомъ тѣсный и ограниченный еще
кругъ предметовъ, такъ что воспитателю остается посте-
пенно расширять кругъ предметовъ, къ которымъ желательно
вызвать въ дѣтяхъ чувства любви, благорасположенности,
благодарности и проч. Съ этой точки зрѣнія, разсказы о тѣхъ
событіяхъ, въ которыхъ говорится преимущественно о семей-
ныхъ отношеніяхъ, являются наиболѣе соотвѣтствующими
возрасту учащихся. Но, отдавая должную дань въ данномъ
вопросѣ такту означенныхъ педагоговъ, нельзя не указать
на бросающуюся въ глаза односторонность: педагоги опу-
скаютъ изъ виду цѣль религіознаго воспитанія чрезъ обу-
ченіе Закону Божію. Въ виду этой односторонности, о. М.
Соколовъ *), говоря о преимуществахъ ветхозавѣтной исто-
ріи предъ новозавѣтною въ началѣ обученія, справедливо
замѣчаетъ*. с исторія Ветхаго Завѣта относится преимуще-
ственно къ семейной жизни. Для дѣтей естественный путь
отъ извѣстнаго къ неизвѣстному. Здѣсь дѣйствующія лица:
отецъ, мать, братъ, сестра, друзья—лица, знакомыя дитяти.
Но они въ то же время святые и Богъ открывается имъ—
то въ отдѣльныхъ явленіяхъ, то въ Своемъ непосредствен-
номъ, чудесномъ руководительствѣ ихъ. Во всѣхъ этихъ
разсказахъ, слѣдовательно, сохраняется извѣстный семейный
элементъ жизни и неизвѣстный—Божественный». О. Сол-
лертинскій, для устраненія указанной односторонности, реко-
мендуетъ выяснять при этомъ, что Богъ-Отецъ всѣхъ лю-
дей, а все человѣчество—Его семья.
VII.
Путь и средства религіознаго воспитанія и обученія.
Выясненныя ранѣе указанія для лучшей постановки рели-
гіознаго воспитанія и обученія позволяютъ въ общихъ чер-
1) Обзоръ народно-учебной литературы, стр. 73.

тахъ начертать слѣдующій ходъ для дѣла религіознаго вос-
питанія и обученія. По указанію антропологической науки
активная религіозность христіанина зависитъ отъ живыхъ
религіозныхъ чувствованій, имѣющихъ въ своей основѣ чув-
ство любви къ Богу и своею совокупностію обусловливаю-
щихъ религіозное настроеніе человѣка. Слѣдуя такому ука-
занію, при религіозномъ воспитаніи и обученіи прежде
всего необходимо уяснить для ребенка тѣ сродныя чувство-
ванія, которыя онъ переживаетъ въ своей семьѣ, и осо-
бенно чувство пріязни къ родителямъ, и въ то же время
расширять постепенно кругъ предметовъ, къ которымъ онъ
долженъ питать эти же чувствованія. Необходимо поэтому
указать ребенку и Того, къ Кому онъ долженъ питать чув-
ствованія религіозной благодарности, религіозной ^любви. Но
чтобы чувствованія не оставались въ ребенкѣ въ состояніи
неопредѣленности, слитности, «слѣпоты», для этого, по тре-
бованію антропологической же науки, необходимо озарять
ихъ свѣтомъ ума и возбуждать умственную дѣятельность
его по отношенію къ предметамъ религіи. Для большинства
русскаго народа умственная дѣятельность въ религіозной
сферѣ тѣмъ необходимѣе, что, при интенсивности своего
чувства, онъ отличается «неотвѣтчивостію» въ религіозной
жизни и чрезъ то обнаруживаетъ въ послѣдней множество
грустныхъ, неправильныхъ явленій. Въ соединеніи съ пер-
вымъ, послѣднее требованіе возбужденія умственной дѣя-
тельности должно относиться преимущественно къ той сто-
ронѣ религіозной жизни человѣка, которая наиболѣе всего
можетъ располагать ребенка къ благодарности, къ любви.
Благость, любовь Божія къ человѣку—вотъ та сторона,
которая всего скорѣе и сильнѣе можетъ возбуждать и питать
въ дѣтяхъ указанныя чувствованія. Въ силу этого, при
возбужденіи умственной дѣятельности въ религіозной сферѣ,
необходимо обогащать умъ ребенка представленіями и идеями
о благости и любви Божіей. Данныя изъ области богословско-
христіанскаго знанія указываютъ и тотъ классъ представле-
ній, которыя должны быть достояніемъ религіозно настроен-
наго человѣческаго ума. По богословско-христіанскому по-

нятію, религія, обнимая собою все существо человѣка, есть
исторія Откровенія и спасенія человѣка. Съ этой точки
зрѣнія, представленія о благости и любви Божіей къ чело-
вѣку, особенно для дѣтскаго ума, доступнѣе всего могутъ
быть сообщены посредствомъ разсмотрѣнія проявленій этихъ
свойствъ Божіихъ въ исторіи Откровенія и спасенія чело-
вѣка. Необходимость фактовъ, примѣровъ изъ исторіи Откро-
венія и спасенія въ данномъ случаѣ тѣмъ важнѣе, что вос-
питанникъ, живя въ своей семьѣ, чувствуетъ и понимаетъ
все главнымъ, если не исключительнымъ, образомъ на осно-
ваніи примѣровъ и дѣйствій взрослыхъ людей. Примѣры
проявленія благости и любви Божіей въ исторіи Открове-
нія и спасенія будутъ такимъ образомъ совершенно соотвѣт-
ствовать всей жизни ребенка и согласоваться съ нею,—что
далеко немаловажно въ дѣлѣ воспитанія и обученія. По
отношенію къ учащимся въ нашихъ народныхъ школахъ
это требованіе увеличивается въ своей цѣнности и отъ того,
что нашъ простой народъ зараженъ суевѣріями, которыя въ
большинствѣ случаевъ имѣютъ своею основою страхъ предъ
неизвѣстнымъ; страхъ же можетъ быть изгнанъ только
любовію: совершенная любовь вонъ изгоняетъ страхъ. Съ
этой точки зрѣнія, между прочимъ, слѣдуетъ сказать, что
въ основѣ воспитывающаго обученія Закону Божію должны
лежать священно-историческія повѣствованія о благости
и любви Бога къ человѣку.
Представленный въ общихъ чертахъ ходъ религіознаго
воспитанія и обученія, согласно выясненнымъ ранѣе нача-
ламъ, совмѣщаетъ въ себѣ и развитіе религіозныхъ движе-
ній въ ребенкѣ, и "обогащеніе дѣтскаго ума религіозными
идеями. Но указаніе духовныхъ способностей, на развитіе
которыхъ должно быть обращено вниманіе при религіозномъ
воспитаніи и обученіи дѣтей, еще далеко не исчерпываетъ"
сущности всего пути воспитанія и обученія. Педагогика
учитъ, что, кромѣ воспитанника и его личности, путь или
методъ воспитанія и обученія имѣетъ еще дѣло съ сред-
ствами воспитанія и обученія, употребляемыми для дости-
женія ближайшихъ, непосредственныхъ цѣлей, а чрезъ нихъ

и послѣдней цѣли воспитанія,—въ разсматриваемомъ нами
вопросѣ—послѣдней цѣли религіознаго воспитанія и обуче-
нія. Задача метода воспитанія и обученія,—по воззрѣнію
педагоговъ,—состоитъ въ томъ, чтобы приготовить сред-
ства воспитанія и обученія, оживить и одушевить ихъ
и побудить воспитанника къ тому, чтобы онъ воспринялъ
ихъ, усвоилъ, обработалъ и самъ проникся тѣми цѣлями,
которыя въ нихъ заключаются. Въ цѣляхъ педагогическихъ
вообще необходимо, чтобы, для достиженія желаемаго дѣй-
ствія, средства употреблялись въ удобовоспріемлемой формѣ,
самодѣятельностію воспитанника обращались въ его соб-
ственность для продолженія надъ ними работы, и чтобы
возникшія подъ дѣйствіемъ ихъ психическія состоянія вос-
питанника проявлялись въ его жизни и дѣйствіяхъ. Изъ
наблюденія и опыта всякому извѣстно, что никакое благо-
честивое наставленіе, никакое религіозное ученіе не сопро-
вождаются желаемыми плодами въ религіозной жизни вос-
питанника, если они не оживляются живымъ религіознымъ
настроеніемъ духа самого воспитателя и если самъ воспи-
танникъ не возбуждается духовно соотвѣтственно этимъ
наставленіямъ и этому ученію. Итакъ, при помощи какихъ
же средствъ можетъ быть осуществленъ намѣченный выше
ходъ религіознаго воспитанія и обученія? А такъ какъ, по
указанію антропологической науки, центръ тяжести религіоз-
наго воспитанія и обученія заключается въ воспитаніи рели-
гіозныхъ движеній, религіозное же образованіе ума,является
необходимымъ для упорядоченія и установленія правиль-
ности въ религіозной жизнедѣятельности 'человѣка; то на
этомъ основаніи вопросъ о средствахъ религіознаго воспи-
танія и обученія, въ существѣ дѣла, долженъ равняться
вопросу о средствахъ воспитанія религіозныхъ движеній.
По установившимся въ психологической литературѣ опре-
дѣленіямъ, чувствованіе есть отзывъ или отвѣтъ духа на
его собственныя состоянія и дѣятельности. Совершаясь
постоянно и непрерывно, эти состоянія и дѣятельности
всегда и неизбѣжно вызываютъ со стороны духа такой или
иной отзывъ на себя, смотря по тому, въ какое соотноше-

ніе—благопріятное или неблагопріятное—вступаютъ они съ
общимъ ходомъ психической жизнедѣятельности человѣка.
На этомъ основаніи утверждаютъ, что чувствованія въ насъ
возникаютъ невольно: «человѣкъ неволенъ въ своихъ чув-
ствахъ», говорятъ и приверженцы житейскаго опыта. Это
значитъ, что чувствованіе, помимо нашей воли, возникаетъ
въ насъ всякій разъ, какъ скоро возникаетъ въ насъ какое-
либо психическое состояніе или какъ скоро мы совершаемъ
какую-любо психическую дѣятельность. Изъ этого слѣдуетъ,
что вліять непосредственно на возникновеніе и развитіе
чувствованій нѣтъ возможности: всякія прямыя и непосред-
ственныя воздѣйствія, мѣропріятія или средства оказываются
непримѣнимы. Вѣроятно, этотъ фактъ психической жизни
имѣлъ въ виду о. Д. Соколовъ, когда говорилъ что «въ
религіозномъ воспитаніи... никакія наставленія, правила,
руководства или программы не помогутъ. Можно тысячу
разъ приказывать: «развивайте религіозное чувство воспи-
танниковъ, имѣйте на нихъ нравственное вліяніе», и ничего
не достигнуть. Иногда даже, при строгихъ приказаніяхъ
законоучителямъ имѣть вліяніе на учениковъ и при настой-
чивыхъ стремленіяхъ учителя выполнить рачительно при-
казаніе начальства,—въ результатѣ оказывается, что въ
ученикахъ развивается ханжество,, индифферентизмъ, или,
еще хуже, отвращеніе къ религіи, если преподаватель рели-
гіи—человѣкъ черствый или только заученно-вѣрующій». Но
изъ того, что чувствованія суть отзывы всегда на состоянія
и дѣятельности духа, возникновеніе и развитіе которыхъ
подлежитъ нашей власти, въ то же самое время слѣдуетъ,
что возможно вліять на чувствованія посредственно, при-
бѣгая къ опредѣленнымъ средствамъ для вызова и разви-
тія такихъ психическихъ состояній, которыя могли бы со-
провождаться желательными намъ отзывами на нихъ духа.
И мы уже видѣли ранѣе, что психологическая наука ука-
зываетъ извѣстные законы, которымъ подчиняются чувство-
ванія въ своемъ возникновеніи и развитіи. Съ точки зрѣ-
1) Вессель, Руководство. Т. 2, стр. 354.

нія принимаемыхъ психологіею законовъ развитія чувствова-
ній слѣдуетъ сказать, что при воспитаніи религіозныхъ
движеній возможно пользоваться косвенными средствами,
какъ основывающимися на общихъ законахъ психическаго
развитія человѣка—т. е. на законахъ смежности и сходства,
такъ и на спеціальныхъ законахъ развитія чувствованій—
т. е. на законахъ зависимости отъ представленій и диф-
фузіи. Конечно, нельзя не согласиться съ Бэномъ *), что
«при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ нужны годы, чтобы
эмоціональныя ассоціаціи окрѣпли и пріобрѣли значеніе высоко-
нравственныхъ побужденій (привычекъ и склонностей). Это
въ особенности справедливо относительно чувствъ и эмо-
цій религіознаго свойства, если только мы хотимъ, чтобы
эти чувства и эмоціи были дѣйствительной силой и возна-
граждали бы за всѣ жизненныя невзгоды >. Но отсюда слѣ-
дуетъ только, что воспитаніе религіозной эмоціи (религіоз-
ныхъ движеній), какъ и правильное развитіе всякой способ-
ности ребенка,—дѣло далеко не легкое, требующее и труда,
и такта. Трудность же не есть еще свидѣтельство о невоз-
можности, и устраненіе отъ такого труднаго дѣла со стороны
воспитателя, по меньшей мѣрѣ, не имѣетъ за себя основа-
ній. Отъ воспитателя и того достаточно, что онъ можетъ
сдѣлать по своимъ силамъ и при добросовѣстномъ отно-
шеніи къ столь трудному дѣлу. Поэтому какъ-то странно
звучатъ для читателя слѣдующія непосредственно за выше-
приведенными слова психолога: «но не школьному учителю
должно ввѣрять это дѣло (т. е. укрѣпленіе религіозной эмо-
ціи). Родители, церковь, самъ человѣкъ (или учащійся), духъ
времени, выражающійся въ литературѣ и обществѣ,— вотъ
факторы, совокупностью которыхъ обусловливается рели-
гіозность человѣка или ея недостатокъ; школа же оказы-
ваетъ въ этомъ отношеніи наименьшее вліяніе. Пока ребе-
нокъ въ школѣ, общество должно бы успокоиться на замѣт-
номъ теистическомъ и христіанскомъ направленіи во всѣхъ
учебныхъ книжныхъ пособіяхъ и на сильной склонности
1) Бэнъ, Наука о воспитаніи. Спб. 1880 стр. 378.

молодаго ума объяснять видимый міръ вмѣшательствомъ
Личнаго Бога. Большія требованія могутъ быть удовлетво-
рены внѣ школы» 1).
Имѣя въ виду возможность дѣйствовать на чувствованія
только косвенными средствами, посредственно, а съ другой
стороны—принимая во вниманіе общій законъ психическаго
развитія человѣка подъ условіемъ внѣшнихъ впечатлѣній,
воспитатель долженъ озаботиться объ искусственномъ под-
борѣ воспитательныхъ средствъ для произведенія на воспи-
танника благопріятныхъ постановленной цѣли впечатлѣній.
Систематическій подборъ впечатлѣній составляетъ такимъ
образомъ одну изъ ближайшихъ цѣлей при избраніи воспи-
тательныхъ средствъ. Количество впечатлѣній въ достаточ-
ной для дѣятельностей духа мѣрѣ—затѣмъ—составляетъ
другую ближайшую цѣль въ данномъ случаѣ. Чѣмъ боль-
шее количество впечатлѣній, благопріятныхъ для развитія
религіозныхъ чувствованій, восприметъ ребенокъ и чѣмъ
глубже воздѣйствуютъ на него эти впечатлѣнія, тѣмъ
и религіозное настроеніе его будетъ тверже. Поэтому разно-
образіе воспитательныхъ средствъ для религіознаго воспи-
танія будетъ благопріятствовать болѣе разнообразной си-
стемѣ впечатлѣній и чрезъ то болѣе широкому и много-
стороннему развитію религіозной жизни ребенка. Въ этихъ
видахъ воспитатель не долженъ опускать изъ вниманія
такихъ явленій, которыя способны возбудитъ религіозное
чувство, будутъ ли эти явленія встрѣчаться въ окружаю-
щей внѣшней природѣ, или въ окружающихъ ребенка лю-
дяхъ и ихъ дѣлахъ и отношеніяхъ.
Послѣ такой предварительной замѣтки о средствахъ
религіознаго воспитанія перейдемъ къ указанію и краткой
педагогической оцѣнкѣ, по крайней мѣрѣ, большинства изъ
употребляющихся въ педагогической практикѣ средствъ.
Операціи по законамъ смежности и сходства, какъ извѣ-
стно всякому, въ нашей психической жизни всегда совер-
шаются совмѣстно и нераздѣльно. Поэтому и средства рели-
1) Тамъ-же, стр. 379.

гіознаго воспитанія, на нихъ основывающіяся, строго раз-
граничены быть не могутъ: разграниченіе можетъ быть въ
сущности только формальное, но не по существу дѣла. Въ
этомъ только смыслѣ мы и будемъ говорить раздѣльно
о средствахъ религіознаго воспитанія, основывающихся на
законѣ смежности и на законѣ сходства.—Чрезъ операцію
по закону смежности, какъ извѣстно, установляется связь
между психическими состояніями, которыя возникаютъ въ
насъ въ зависимости отъ предметовъ или явленій, встрѣ-
чающихся вмѣстѣ или въ сплошномъ преемствѣ, и укрѣп-
ляется такъ сильно, что при наличныхъ условіяхъ пред-
меты или явленія всегда вызываютъ въ насъ извѣстныя
психическія состоянія, и на оборотъ психическія состоянія
всегда воскрешаютъ въ нашемъ сознаніи образы предметовъ
или явленій. Психическая дѣятельность человѣка первона-
чально всегда направлена на внѣшній міръ, на явленія
природы, и потомъ уже, при развитіи самосознанія, она
сосредоточивается на внутреннемъ, субъективномъ мірѣ
человѣка. «По мѣрѣ того, какъ мы находимъ зависимость
нашихъ поступковъ отъ нравственныхъ предписаній совѣсти,
частію выработывающихся въ насъ въ нравственные прин-
ципы, частію принимающихъ, внѣ насъ, форму нравовъ
и законовъ», говоритъ Вундтъ *), «все болѣе и болѣе отсту-
паетъ на задній планъ и та первоначальная сторона рели-
гіознаго чувства, которая подчиняла физическій порядокъ
міра нашимъ субъективнымъ желаніямъ». Съ этой точки
зрѣнія, самымъ начальнымъ средствомъ воспитанія религіоз-
наго чувства, основывающимся на законѣ смежности, являются
предметы и явленія внѣшней природы. «Явленія въ окру-
жающей природѣ», замѣчаетъ г. Ельницкій 2), «способ-
ствуютъ возбужденію тѣхъ чувствованій, которыя служатъ
первоначальными элементами религіознаго чувства». При
своемъ разнообразіи эти явленія способны давать впечатлѣ-
нія для питанія самыхъ разнообразныхъ элементовъ рели-
1) Основанія физіол. психологія, стр. 898.
2) Общая педагогика, стр. 183.

гіозныхъ движеній. Ребенокъ слышитъ, напр. громъ, видитъ
большія горы или обширныя долины и поражается види-
мымъ иди слышимымъ. Окружающіе говорятъ ему, что все
это сотворено Богомъ и—ребенокъ начинаетъ благоговѣть
предъ Нимъ. Ребенокъ созерцаетъ, наприм., грандіозную кар-
тину природы. «Если въ это время», замѣчаетъ г. Ельниц-
кій *), «тактично навести ребенка на идею о величіи Бога,
какъ Творца видимыхъ предметовъ и явленій, то можно
быть увѣреннымъ, что это оставитъ глубокій слѣдъ въ
душѣ его и благотворно отразится на его религіозномъ вос-
питаніи». Но при пользованіи предметами и явленіями внѣш-
ней природы, какъ средствами воспитанія религіозныхъ чув-
ствованій, необходима прежде всего благовременность, при
созерцаніи напримѣръ возвышенныхъ и возвышающихъ душу
картинъ природы, или, наоборотъ, прекраснаго и цѣлесо-
образнаго устройства безконечно малаго въ природѣ, когда
можно навѣрное, или съ вѣроятностію, предполагать, что въ
ребенкѣ дѣйствительно можетъ возникнуть въ данномъ слу-
чаѣ желаемое чувствованіе. «Воспитатель, совершенно вѣрно
говоритъ Бенеке 2), долженъ остерегаться притуплять
и опошливать это чувство слишкомъ частымъ обращеніемъ
къ нему; не долженъ продолжать разговора объ этихъ пред-
метахъ долѣе, чѣмъ ребенокъ можетъ слушать его съ инте-
ресомъ и безъ утомленія; иначе, вмѣсто религіознаго чувства,
онъ разовьетъ лишь привычку къ извѣстнымъ фразамъ
и внѣшнимъ движеніямъ. Лишь слѣды дѣйствительнаго
(живаго) религіознаго чувства дѣлаютъ человѣка религіоз-
нымъ, а не слѣды пустой болтовни, не исходящей изъ сердца
и не затрогивающей сердца». Имѣя въ виду преимущественно
развитіе основнаго элемента въ религіозномъ чувствѣ, воспи-
татель затѣмъ долженъ обращать вниманіе на такіе предметы
и явленія природы, которые для дѣтскаго пониманія наи-
болѣе доступно свидѣтельствуютъ о благости и любви Бо-
жіей. При этомъ онъ долженъ тщательно остерегаться со-
1) Тамъ-же, стр. 185.
2) Руководство къ воспитанію и обученію. Ч. 1, стр. 346.

единять представленіе Бога съ ощущеніемъ страха, иначе
дѣтская вѣра будетъ носить характеръ не довѣрчиваго пре-
данія себя волѣ Промысла, но «слабодушнаго самоуниженія
или рабскаго торга съ Богомъ». Только подъ этими усло-
віями явленія природы, производящія на ребенка впечатлѣ-
ніе, вступятъ въ ассоціацію съ тѣми или другими религіоз-
ными чувствованіями и при извѣстныхъ обстоятельствахъ
всегда будутъ воскрешать въ сознаніи разъ уже пережи-
тыя состоянія.
Кромѣ явленій природы, возбудителями религіозныхъ
чувствованій по закону смежности служатъ всѣ окружаю-
щія ребенка условія домашней жизни. «Если домашняя
жизнь вообще чужда религіознаго настроенія», замѣчаетъ
Бенеке «то стоящій внѣ ея или вступающій въ нее вос-
питатель врядъ ли можетъ вызвать его въ ребенкѣ, въ
особенности путемъ одного обученія >. Напротивъ, условія
домашней жизни, отличающейся тѣмъ или другимъ харак-
теромъ религіозности, кладутъ и на ребенка болѣе или
менѣе опредѣленную печать религіозности. Въ дѣлѣ воспи-
танія вообще и религіознаго въ особенности имѣетъ пол-
ную силу и значеніе правило: «живите сами такъ, какъ
хотите, чтобы жили ваши дѣти». «Люди простые, необразо-
ванные», пишетъ о. Д. Соколовъ 2), «даютъ то, что могутъ
дать. Сами они живутъ въ области религіознаго формализма;
въ немъ воспитываютъ и дѣтей своихъ. Они старательно
знакомятъ ихъ съ формальною стороною религіи, а на во-
просы ихъ о религіозныхъ истинахъ отвѣчаютъ: «все будешь
знать, скоро состарѣешься», и этимъ отвѣтомъ прямо выра-
жаютъ, что сами они еще юны и не хотятъ быть стариками.
Люди образованные чаще всего игнорируютъ вопросы дѣтей,
наравнѣ со всѣмъ, что относится до дѣтской, и не думаютъ
о томъ, что тамъ дѣлается; а между тѣмъ много свѣдѣній
сообщаетъ имъ дѣтская и громадное вліяніе она оказываетъ
иногда на всю жизнь своихъ питомцевъ». По наблюденіямъ
1) Руководство, ч. 1, стр. 345.
2) Вессель, Руководство, т. 2, стр. 340.

о. Соколова, результатъ такого воспитанія въ религіозномъ
отношеніи—страхъ и суевѣрія, развившіяся подъ вліяніями
нянекъ, а нравственныя послѣдствія еще безотраднѣе. «Ложь,
обманы, скрытничанье и выказываніе себя предъ старшими,
особенно предъ гостями, спесь, тщеславіе и дерзость предъ
низшими» —вотъ нравственность, которою напитывали юную
душу ребенка. Постоянное воздѣйствіе однородныхъ впечат-
лѣній установляетъ столь прочную ассоціацію между психи-
ческими явленіями ребенка и явленіями домашней обстановки,
что ассоціація нерѣдко остается неразрушаемою и господ-
ствующею въ теченіи всей послѣдующей жизни ребенка.
«Сколько есть отрицателей>, говоритъ о. Д. Соколовъ
«насквозь проникнутыхъ суевѣріемъ; сколько черствыхъ фор-
малистовъ среди людей очень образованныхъ! Много есть
людей, блѣднѣющихъ при видѣ трехъ свѣчъ въ одной ком-
натѣ и тринадцати человѣкъ за однимъ столомъ. Священ-
ники даже привыкли не обращать вниманія на плевки, съ
которыми проходятъ мимо ихъ очень почтенныя, повиди-
мому, личности». Наоборотъ, домашняя обстановка противо-
положнаго характера въ религіозномъ отношеніи способна
закрѣпить по смежности и ассоціаціи противоположнаго рода.
Оправданіе этой мысли мы уже видѣли, когда была рѣчь
о законѣ диффузіи и значеніи его въ дѣтской религіозной
жизни. Подъ вліяніемъ домашней обстановки, съ извѣстными
часами ежедневной жизни у ребенка можетъ образоваться
прочная ассоціація извѣстныхъ религіозныхъ движеній и дѣй-
ствій, такъ что эта ассоціація впослѣдствіи можетъ стать
какъ бы его внутреннею потребностію». «Девяти-десяти-лѣт-
ній мальчикъ, привыкшій всякій разъ, прежде чѣмъ лечь
спать, читать молитву», замѣчаетъ г. Ельницкій 2), «не
уляжется въ постель, пока не прочитаетъ своей молитвы.
Если же, по забывчивости, онъ и уляжется безъ молитвы,
то, припомнивши объ этомъ, онъ встанетъ, и все таки про-
читаетъ молитву и сдѣлаетъ это не чисто механически, но
1) Вессель, Руководство, т. 2, стр. 341.
2) Общая педагогика, стр. 185.

съ сознаніемъ, проникнутымъ чувствомъ». Подобныя же
ассоціаціи могутъ установиться между религіозными воз-
зрѣніями и чувствованіями съ одной стороны, и условіями
домашней обстановки—съ другой. Вѣдь всякому извѣстно,
что идеи и особенно сильныя и глубокія чувствованія обла-
даютъ способностію проникать и увлекать за собою воспріим-
чивыя души.
Однимъ изъ могучихъ средствъ для развитія религіозныхъ
чувствованій посредствомъ ассоціацій по смежности является
церковь, какъ мѣсто общественнаго Богослуженія, съ совер-
шающимися въ ней священнодѣйствіями. Въ видахъ и цѣ-
ляхъ педагогическихъ вообще желательно, чтобы дитя при-
вязалось къ дому Отца небеснаго возможно большимъ
числомъ нравственныхъ нитей. И церковь дѣйствительно
благопріятствуетъ вполнѣ осуществленію такого справедли-
ваго желанія. Въ церкви, начиная съ внѣшности, все воз-
буждаетъ въ человѣкѣ различныя чувствованія. Внѣшняя
церковная обстановка подчиняетъ ребенка вліянію всѣхъ
высшихъ искусствъ, которыя соединяются въ ней для одного
дружнаго впечатлѣнія. «Величественный и строгій стиль
архитектуры храма», говоритъ г. Юркевичъ «живописныя
изображенія, разсказывающія взору или о священныхъ со-
бытіяхъ изъ исторіи человѣчества, или показывающія ему
идеалы совершеннѣйшей жизни, поэтическая красота сло-
весныхъ произведеній, которыя выразили религіозную идею,
мелодичность и торжественность напѣва, то смиряющаго,
то примиряющаго, то воодушевляющаго,—и каждое изъ
этихъ искусствъ говоритъ на своемъ языкѣ то же самое,
что говорятъ и всѣ остальныя: такое всестороннее и нигдѣ
болѣе не встрѣчающееся дѣйствіе всѣхъ высшихъ силъ кра-
соты имѣетъ, безъ сомнѣнія, довольно власти надъ душою,
чтобы заставить замолчать дикій голосъ страстей и сооб-
щить душѣ возможность и склонность прислушиваться къ
тихому зову моральныхъ идей и къ ихъ разсказу о луч-
шей жизни». Такое разнообразіе столь возвышенныхъ впе-
1) Юркевичъ, Курсъ общей педагогики. Москва. 1869, стр. 211.

чатлѣній, впрочемъ, можетъ быть вполнѣ усвоено только
взрослымъ посѣтителемъ церковнаго Богослуженія; для
маленькихъ же посѣтителей его многое можетъ ускользать
вслѣдствіе одной ихъ массы. Вслѣдствіе этого дитя на мно-
гое можетъ не обратить вниманія и многое пропадетъ со-
вершенно безслѣдно для него, такъ что въ немъ можетъ
образоваться, пожалуй, даже привычка присутствовать при
Богослуженіи безъ всякой мысли о томъ, что есть въ церк-
ви, каковая привычка можетъ сопровождаться своими вред-
ными послѣдствіями и для будущности ребенка. Это обстоя-
тельство и дало поводъ Жанъ-Полю совѣтовать—«водить
дѣтей лучше въ пустую церковь», а извѣстному психологу-
педагогу Бенеке *) замѣтить: «врядъ ли можно посовѣто-
вать уже съ ранняго возраста часто водить дѣтей въ цер-
ковь. Въ этомъ случаѣ, какъ и во многихъ другихъ, дѣй-
ствіе издали сильнѣе, чѣмъ дѣйствіе вблизи; посѣщеніе
церкви самими родителями дѣйствуетъ на ребенка лучше,
чѣмъ его собственное хожденіе въ церковь». Съ этой точки
зрѣнія, предписаніе педагоговъ: «пускай ребенокъ пріучается
бывать во время воскресныхъ и праздничныхъ дней въ
церкви на богослуженіи и стоять тамъ съ надлежащимъ
вниманіемъ и благоговѣніемъ»,—должно быть исполняемо
съ должною осторожностію, чтобы не изсякала возвышающая,
возбуждающая и облагороживающая духъ сила церковныхъ
впечатлѣній.
При посѣщеніи храма, кромѣ внѣшности его, источни-
комъ благопріятныхъ для развитія религіознаго возбужде-
нія впечатлѣній служитъ внѣшность всѣхъ присутствующихъ
во храмѣ. Всякій знаетъ, что посѣщеніе храма Божія всегда
сопровождается у людей религіозныхъ праздничнымъ и чи-
стымъ одѣяніемъ, подчиненіемъ всѣхъ присутствующихъ въ
храмѣ одинаковой дисциплинѣ, сосредоточеннымъ вниманіемъ
къ общему ходу общественной молитвы и возношеніемъ
общихъ молитвъ только о благѣ людей. Этотъ наружный
видъ богомольцевъ, это безпрекословное подчиненіе общему
1) Руководство. Ч. I, стр. 247.

порядку, эта строгость и сосредоточенность ихъ, наконецъ—
эта общая молитва только о благѣ человѣка,—все это
имѣетъ сильное вліяніе на воспитаніе сердечныхъ движеній
въ дѣтяхъ, такъ что «въ цѣломъ свѣтѣ,—говоритъ г. Юрке-
вичъ 1),—нѣтъ даже другой среды, болѣе благопріятной
для облагороженія сердца дѣтей и для упражненія ихъ
способности отказываться, терпѣть, ожидать, повиноваться
и измѣнять свои желанія такъ, чтобы они запечатлѣлись
достоинствомъ общей воли». Нѣтъ ничего поэтому удиви-
тельнаго, что русскіе «испытатели» вѣры,—эти младенцы
въ вѣрѣ,—во время греческаго богослуженія «во изумѣньи
бывше, удивившеся, похвалиша службу» и отдавая отчетъ
въ видѣнномъ, говорили: «не свѣмы, на небѣ ли есмы
были, ли на земли: нѣсть бо на земли такого вида ли кра-
соты такоя, и недоумѣемъ бо сказати; токмо то вѣмы, яко
онъдѣ Богъ съ человѣками пребываетъ. Мы убо не можемъ
забыти красоты тоя; всякъ бо человѣкъ аще вкуситъ сладка,
послѣди горести не принимаетъ, тако и мы не имамы сдѣ
быти>. Нисколько не удивителенъ на томъ же самомъ осно-
ваніи и тотъ характерный фактъ въ жизни всего человѣ-
чества, что сравнительно такъ рѣдки бываютъ случаи нару-
шенія порядка Богослуженія даже при обстоятельствахъ,
повидимому, тому благопріятствующихъ. Конечно, ребенокъ —
не взрослый человѣкъ и далеко не можетъ проникаться во
храмѣ существующимъ порядкомъ въ такой мѣрѣ и степени
какъ взрослый. Но того совершенно нельзя отрицать, что
и онъ держитъ себя въ храмѣ во время Богослуженія совер-
шенно не такъ, какъ привыкъ себя держать во всякомъ
другомъ мѣстѣ: общее впечатлѣніе, получаемое имъ при
Богослуженіи, имѣетъ и надъ нимъ сдерживающую силу.
Помимо своей внѣшности и помимо присутствующихъ въ
немъ, храмъ Божій содѣйствуетъ воспитанію религіозныхъ
чувствованій дѣтей посредствомъ совершаемыхъ въ немъ
священнодѣйствій. Не будемъ говорить о томъ, какое воспи-
тательное значеніе для ребенка имѣютъ таинства, къ кото-
1) Курсъ общей педагогики, стр. 210.

рымъ онъ приступаетъ въ храмѣ: это подробно уже разъ-
яснено христіански-православными педагогами *). Но ука-
жемъ на одно средство религіознаго воспитанія, очень до-
ступное для воспитателя и въ то же время большинствомъ
педагоговъ почему-то такъ часто оставляемое въ забвеніи.
Это средство—постепенное пріученіе дѣтей къ участію въ
самомъ Богослуженіи посредствомъ чтенія и пѣнія и въ
церковныхъ обрядахъ. По вѣрному замѣчанію о. М. Соколова 2),
это средство «можетъ имѣть доброе вліяніе на образованіе
привычки охотно посѣщать храмъ Божій». Но для получе-
нія такого результата, по мнѣнію упомянутаго педагога,
необходимо желать, «чтобы въ теченіе всего школьнаго
періода законоучитель осмыслилъ посѣщеніе богослуженія.
Въ этомъ отношеніи онъ можетъ предъ каждымъ праздни-
комъ сказать нѣсколько сердечныхъ словъ о самомъ празд-
никѣ и особенностяхъ богослуженія. Участіе въ церков-
ныхъ обрядахъ можетъ принимать особенно занимательный
для дѣтей видъ во время крестныхъ ходовъ на страстной
и свѣтлой недѣляхъ. Только при этомъ законоучителю
нужно заранѣе обдумать планъ крестнаго хода и каждому
точно уяснить его обязанности; всѣхъ прочихъ расположить
рядами. Подобная внѣшняя сторона, сдѣланная опытнымъ
распорядителемъ, придавая благолѣпіе богослуженію, оста-
вляетъ неизгладимое впечатлѣніе въ сердцѣ дѣтей». Конечно,
сила этого средства зависитъ не отъ простой заниматель-
ности для дѣтей,—при этомъ только условіи оно очень
скоро утратило бы въ глазахъ дѣтей свое значеніе,—а отъ
той совокупности впечатлѣній, которыя при этомъ воспри-
нимаетъ ребенокъ, и отъ тѣхъ психическихъ состояній,
которыя онъ переживаетъ подъ условіемъ этихъ впечатлѣ-
ній. Только этими впечатлѣніями и состояніями и можно
объяснить образованіе въ дѣтяхъ привычки къ посѣщенію
1) Объ этомъ можно напр. читать въ с Христіанскомъ воспитаніи»
о. Базарова, въ статьѣ о. М. Соколова, помѣщенной въ Обзорѣ на-
родно-учебной литературы», въ «Руководствѣ къ преподаванію Закона
Божія» г. Широкаго и въ др. руководствахъ.
2) Обзоръ нар.-учебн. литературы, стр. 60—61.

храма Божія, съ которою почти не разстаются они и за
все послѣдующее время своей жизни. Подъемъ и укрѣпле-
ніе религіознаго настроенія человѣка подъ условіемъ испол-
ненія дѣйствій, имѣющихъ религіозный характеръ,—это
и есть самое важное въ данномъ случаѣ.
Одновременно съ ассоціаціями по смежности, подъ тѣми
же самыми вліяніями, у ребенка образуются и ассоціаціи по
сходству. Съ этой стороны, явленія внѣшней природы,
домашней жизни и явленія изъ области храмоваго Богослу-
женія- могутъ быть разсматриваемы и какъ средства воспи-
танія религіознаго чувства, основывающіяся на законѣ сход-
ства. Только при этомъ возбудителями религіозныхъ чув-
ствованій въ ребенкѣ оказываются нѣкоторые новые эле-
менты, напоминающіе о совершенно родственныхъ психиче-
скихъ состояніяхъ. Такъ, при наблюденіи природы, бываютъ
случаи, когда внѣшнія впечатлѣнія возбуждаютъ въ ребенкѣ
чувство душевной тревоги, или чувство умиленія; а это—
такія чувствованія, которыя вполнѣ благопріятны для вос-
принятія религіознаго наставленія и въ то же время для
ассоціированія съ ними сходныхъ религіозныхъ чувствованій.
«Воспитатель», замѣчаетъ Бенеке «долженъ напоминать
ребенку о Богѣ лучше всего тогда, когда дитя находится
въ особенно-радостномъ и благодарномъ душевномъ настроеніи,
при созерцаніи возвышенныхъ и возвышающихъ душу кар-
тинъ природы или, наоборотъ, прекраснаго и цѣлесообраз-
наго устройства безконечно малаго въ природѣ». Подобное
же значеніе могутъ имѣть въ данномъ отношеніи и психи-
ческія состоянія, переживаемыя ребенкомъ подъ вліяніями
домашней жизни. Попеченія и ласки родителей вызываютъ
въ ребенкѣ любовь, а затѣмъ и благодарность; полная за-
висимость отъ заботливости родителей вызываетъ въ ребенкѣ
преданность и покорность имъ; сознаніе умственнаго и нрав-
ственнаго превосходства родителей вызываетъ въ немъ ува-
женіе къ нимъ. А эти чувства, по вѣрному замѣчанію
г. Ельницкаго 2), будучи направлены целесообразными сред-
1) Руководство, Ч. I, стр. 346.
2) Общая педагогика, отр. 183.

ствами къ Богу, даютъ начало любви къ Нему, благоговѣнію
предъ Нимъ и покорности Его волѣ. Въ силу припоминае-
мости чувствованій и въ силу того, что чувствованія, пере-
испытанныя душою, дѣлаютъ ее, такъ сказать, болѣе склон-
ной къ этого же рода чувствованіямъ, возможно выработать
въ душѣ наклонность къ тѣмъ или другимъ чувствованіямъ.
Особенно частые случаи для образованія ассоціацій по
закону сходства представляются воспитателю при обученіи
религіи. Напр., дѣти съ первыхъ дней сознательной жизни
видятъ горе, слышатъ скорбь и по своему сочувствуютъ
родителямъ. Воспитатель можетъ ступить на эту почву
состраданія и чрезъ то пріобрѣтетъ сочувствіе къ себѣ: со
временемъ ребенокъ будетъ смотрѣть на него, какъ на
общаго доброжелателя, и слово его пріобрѣтетъ вліяніе.
Пользуясь этимъ состраданіемъ дѣтей, онъ можетъ обра-
титься къ сердцу дѣтей и нѣсколькими теплыми словами
о милосердомъ Отцѣ небесномъ расположить ихъ погово-
рить съ Нимъ о своемъ здоровьѣ, здоровьѣ отца и матери,
попросить у Господа помощи родителямъ въ трудахъ по
дому, а себѣ въ ученьи. При этомъ весьма важно, что дитя
научается смотрѣть на молитву,, какъ на свое собственное
дѣло, которое идетъ отъ его сердца. Со временемъ оно
разумно будетъ молиться и обще-церковными молитвами 2).
При обученіи религіи представляется возможность избирать
разсказы съ спеціальною цѣлію вызвать сочувствіе къ ли-
цамъ, о которыхъ упоминается въ нихъ. Положимъ, напр.,
ребенокъ слушаетъ или читаетъ разсказъ о томъ, какъ
Дѣва Марія искала потерявшагося было своего Сына. Сердце
читателя или слушателя естественно проникается сочув-
ствіемъ къ состоянію Дѣвы Маріи, потерявшей своего Сына;
а въ то же время мысль невольно переносится и ко вся-
кой матери, къ той любви, которая живетъ въ сердцѣ
матери къ своимъ дѣтямъ. Нравственное впечатлѣніе подоб-
наго рода разсказовъ понятно само собою. Такой выборъ
предметовъ для дѣтскаго чтенія, не говоря уже о той пользѣ,
1) См. въ «Обзорѣ нар.-учебн. литературы», стр. 61.

какую онъ приноситъ самымъ сообщеніемъ необходимыхъ
для всякаго христіанина свѣдѣній о жизни Спасителя,
важенъ въ томъ отношеніи, что научаетъ дѣтей любить
Іисуса Христа, какъ Существо, сочувствующее людскимъ
скорбямъ и бѣдствіямъ, благоговѣть передъ Нимъ, какъ все-
могущимъ Совершителемъ чудесъ на пользу и благо людямъ,
а чрезъ то внушаетъ желаніе руководиться примѣромъ Его
въ тѣхъ случаяхъ жизни, которые находятъ себѣ аналогію
въ событіяхъ жизни Іисуса Христа. Чтобы сообщить силу
и глубину этимъ высшимъ религіознымъ чувствованіямъ,
для этого весьма полезно также пріучать ребенка къ совер-
шенію различныхъ сходныхъ нравственныхъ упражненій,
напр. съ ранняго возраста пріучать ребенка принимать на
себя мелкія и крупныя пожертвованія въ пользу другихъ,
не ожидая и не принимая за нихъ вознагражденія. «Кто
изъ законоучителей», пишетъ о. М. Соколовъ «можетъ
воспользоваться событіями изъ жизни самихъ дѣтей или
окружающихъ ихъ лицъ, съумѣетъ оживить эти событія до
такой степени, что дѣти переживутъ ихъ во время урока,—
тотъ сталъ на лучшій путь для объясненія молитвы. При
этомъ учителю Закона Божія нужно быть крайне осмотри-
тельнымъ въ выборѣ событій. Необходимо, чтобы событія
были безукоризненны въ нравственномъ отношеніи, вполнѣ
отвѣчали избранной задачѣ, чтобы учитель Закона Божія не
разбрасывался во многихъ примѣрахъ и болѣе и менѣе важ-
ныхъ, но выбралъ наиболѣе выдающіеся и на нихъ создалъ
впечатлѣніе».
Законами ассоціацій по смежности и сходству, какъ ска-
зано прежде, далеко не исчерпывается вопросъ о развитіи
чувствованій. Поэтому и средствъ, на нихъ основывающихся,
далеко не достаточно для веденія дѣла религіознаго воспи-
танія. Съ помощію этихъ средствъ возможно, пожалуй, раз-
витіе и воспитаніе религіозности въ томъ ея смыслѣ, какой
усвояется ей иногда нашими либеральными педагогами,—
т. е. въ смыслѣ настроенности человѣческаго чувства, сла-
1) «Обзоръ нар.-учебн. литер.», стр. 66.

гающейся изъ совокупности альтруистическихъ чувствованій
и чуждой всякой исповѣдной основы (конфессіональности)
въ дѣлѣ религіи. Но насколько неудовлетворительна такая
религіозность,—это 'было уже выяснено нами выше. Чувство-
ванія въ своемъ развитіи подчинены особеннымъ спеціаль-
нымъ законамъ, кромѣ общихъ законовъ психической жизни
человѣка. Поэтому при воспитаніи истинной, а не призрач-
ной религіозности необходимо пользоваться тѣми средствами,
которыя основываются на этихъ законахъ. Съ точки зрѣнія
этихъ законовъ, возможны два рода средствъ образователь-
наго вліянія на внутреннее чувство и сообщенія ему высшаго
направленія: одни изъ нихъ основываются на законѣ нѣко-
торой зависимости чувствованій отъ представленій; другія
дѣйствуютъ непосредственно и основываются на законѣ во-
площенія чувствованій и перехода ихъ отъ однихъ къ дру-
гимъ. Слѣдовательно, заключаетъ на этомъ основаніи
г. Гогоцкій «а) для сохраненія и питанія нравственныхъ
и религіозныхъ чувствованій требуется не только наставле-
ніе и поученіе, но и примѣрная жизнь поучающихъ; б) для
сохраненія и питанія религіозныхъ чувствованій въ себѣ
и другихъ существенно необходимо воплощеніе ихъ во внѣш-
нихъ знакахъ ихъ выраженія». Средства религіознаго вос-
питанія, основывающіяся на второмъ законѣ, по своему
характеру и значенію очень близки къ средствамъ, основы-
вающимся на общихъ законахъ психическаго развитія чело-
вѣка. Кромѣ того, они скорѣе воспринимаются ребенкомъ
вслѣдствіе того, что на первыхъ порахъ своей жизни ребе-
нокъ болѣе всего возбуждается внѣшними впечатлѣніями
и живетъ по преимуществу подражательною жизнію. Оттого
въ началѣ религіознаго воспитанія отводится имъ, обыкно-
венно, преобладающее значеніе, а иногда они оказываются
исключительно господствующими какъ въ практикѣ воспи-
танія, такъ и въ теоретическомъ ученіи нѣкоторыхъ педа-
гоговъ. По этимъ основаніямъ, при разсмотрѣніи средствъ
религіознаго воспитанія, и мы остановимся сначала на нихъ.
1) Кіевскія Университ. Извѣстія, 1882, № 1, стр. 15—16.

Главное средство воспитанія религіозныхъ чувствова-
ній, основывающееся на указанномъ законѣ, это—непосред-
ственное вліяніе примѣра окружающихъ ребенка лицъ, слѣ-
довательно, прежде всего членовъ семьи, въ которой ребе-
нокъ живетъ. По мнѣнію нѣкоторыхъ педагоговъ, напр.
о. Д. Соколова «въ религіозномъ воспитаніи все зави-
ситъ отъ личности законоучителя, отъ его сердечности»,
т. е. отъ его примѣра. Благочестивое настроеніе родителей
или другихъ членовъ- семьи, проявляющееся въ глубокой
молитвѣ или въ другихъ религіознаго характера дѣйствіяхъ,
дѣйствительно, благотворно вліяетъ на религіозное воспи-
таніе ребенка. Наоборотъ, не-религіозное настроеніе ихъ
отражается на дѣтяхъ противорелигіознымъ ихъ настроеніемъ
даже при искусственныхъ внѣшнихъ мѣропріятіяхъ для рели-
гіознаго воспитанія ихъ. Подобное же совершенно вліяніе
оказываетъ на дѣтей и учитель религіи, вмѣстѣ съ учеб-
ными цѣлями преслѣдующій и цѣли педагогическія. По замѣ-
чанію Бенеке 2), главное условіе здѣсь состоитъ въ томъ,
чтобы воспитатель былъ самъ живо преисполненъ и согрѣтъ
тѣмъ, что онъ передаетъ ребенку, и долженъ тщательно
выбирать время, въ которое онъ можетъ ожидать отъ ребенка
наибольшей воспріимчивости». О важности же вліянія при-
мѣра на воспитаніе ребенка педагоги говорятъ 3), что вос-
питаніе совершается здѣсь естественно и незамѣтно, и это
жизненное воспитаніе ничѣмъ незамѣнимо. Самая высокая
добродѣтель та, которая не знаетъ, какъ ее зовутъ, и кото-
рая усвояется, какъ языкъ, посредствомъ живаго примѣра
изъ обращенія съ людьми и вещами». Огромное воспитатель-
ное вліяніе на дѣтей со стороны ближайшихъ воспитателей
обусловливается вообще склонностію дѣтей къ подражанію
и ихъ неспособностію отдѣлить отвлеченное понятіе отъ
конкретной личности. Подъ условіемъ пріобрѣтенной авто-
ритетности и заслуженной любви, воспитывающая личность
1) Вессель, Руководство, т. 2, стр. 354.
2) Руководство, ч. 1, стр. 346.
3) Ср. у В. Тихомирова въ «Курсѣ педагогики, дидактики и мето-
дики». Спб. 1882, стр. 46.

всецѣло подчиняетъ ребенка своему руководству, и путь,
указанный ею, для ребенка представляется наилучшимъ изъ
возможныхъ путей. Основанія замѣняются для него пред-
ставленіемъ духовнаго превосходства воспитывающей лич-
ности, а побужденіями къ слѣдованію за ней служитъ душев-
ное стремленіе сдѣлать ей пріятное и опасеніе не нарушить
ослушаніемъ тѣхъ добрыхъ отношеній, въ какихъ она стоитъ
къ ребенку. Оттого-то примѣръ этой личности побуждаетъ
дѣтей къ совершенію того, чего она желаетъ, и вообще
представляетъ для нихъ массу впечатлѣній, изъ которыхъ,
въ связи съ другими впечатлѣніями, складывается у ребенка
свой внутренній міръ, соотвѣтственно природнымъ свой-
ствамъ его душевныхъ силъ. Дѣйствуя на дѣтей своимъ
примѣромъ, хотя и не въ одинаковой для всѣхъ мѣрѣ и сте-
пени, воспитывающая личность тѣмъ самымъ ставится въ
необходимость зорко слѣдить за собою, чтобы своимъ при-
мѣромъ не впасть въ противорѣчіе съ основною задачею
своей дѣятельности и чтобы постоянно какъ бы держать
передъ учениками зеркало. Въ виду такого значенія при-
мѣра для воспитанія дѣтей, педагоги и выставляютъ *)
общее правило религіознаго воспитанія: «живите сами такъ,
какъ хотите, чтобы жили ваши дѣти». На самомъ ,же дѣлѣ
жизнь идетъ въ большинствѣ случаевъ въ разрѣзъ съ рели-
гіею; при видѣ этой розни между словомъ и дѣломъ дѣти
и пріучаются къ нечестному правилу жизни: «не все то
дѣлается, что говорится». Оттого-то въ жизни сплошь да
рядомъ и встрѣчаются личности, для религіозныхъ цѣлей
словесно распинающіяся и даже дѣлающія значительныя
пожертвованія, и въ то же время самымъ безсовѣстнымъ
образомъ обращающіяся, наприм., съ чужою собственностію...
Кромѣ примѣра, подаваемаго дѣтямъ цѣльною личностію
воспитателя, на законѣ диффузіи основывается еще средство
воспитанія религіозныхъ чувствованій: это—вліяніе религіоз-
ныхъ дѣйствій, совершающихся въ присутствіи дѣтей. Въ
силу заразительности чувствованій, въ силу совершенно
1) Вессель, Руководство. Т. 2. стр. 342.

непроизвольнаго воспріятія воплощеніи чувствованія другими
людьми и отчасти воспроизведенія, эти дѣйствія, такъ или
иначе, всегда отражаются на ребенкѣ и возбуждаютъ въ
немъ различной силы и интенсивности соотвѣтствующія пси-
хическія состоянія.—Такъ—молитвенное настроеніе матери
побуждаетъ къ молитвѣ и ребенка; молитвенное настроеніе
присутствующихъ въ храмѣ также отражается и на ребенкѣ;
ежедневная молитва предъ ученіемъ и послѣ ученія, благо-
говѣйно и искренно совершаемая воспитателемъ, невольно
съ благоговѣніемъ и серьезностію совершается и школьни-
комъ. Къ числу этихъ религіозныхъ дѣйствій относится
и ежедневная молитва предъ обѣдомъ, въ благочестивыхъ
семьяхъ строго исполняемая всегда въ опредѣленной формѣ.
Но, по суду педагоговъ, это послѣднее религіозное дѣйствіе
не всегда можетъ оказывать истинно воспитательное влія-
ніе на ребенка. Дѣло въ томъ, что въ это время едва ли
можно предполагать въ ребенкѣ готовность къ религіозному
возбужденію. За исключеніемъ немногихъ, особенно благо-
честивыхъ семействъ», пишетъ Бенеке «врядъ ли легко
встрѣтить гдѣ въ это время надлежащее настроеніе духа.
Дѣти думаютъ при этомъ обыкновенно объ обѣдѣ, взрослые
о заботахъ и дѣлахъ, которымъ они непрерывно преданы;
и, такимъ образомъ, молитва, обращаясь въ пустыя фразы,
теряетъ свой священный и освящающій характеръ». Вслѣдъ
за этимъ сужденіемъ тотъ же педагогъ говоритъ: «совер-
шенно иное представляетъ утренняя и вечерняя молитва,
ибо въ это время душа менѣе занята обыденными заня-
тіями; но и эта молитва должна носить индивидуальный
характеръ и быть проникнута искреннимъ чувствомъ; иначе
и она обращается въ пустую формальность, въ собраніе
словъ безъ мысли и чувства».—Почти одинаковое значеніе
съ видимыми ребенкомъ религіозными дѣйствіями имѣютъ
и разсказы о дѣйствіяхъ благочестивыхъ людей. «Подъ влія-
ніемъ живо переданныхъ историческихъ фактовъ», замѣ-
чаетъ о. М. Соколовъ 2), «возбуждается жизнь чувства,
1) Руководство, Ч. I, стр. 346.
2) Обзоръ нар.-учебн. лит., стр. 67.

создается рѣшимость воли: изучаемое лицо становится до
такой степени симпатичнымъ, имѣющимъ значеніе примѣра,
что человѣкъ стремится подражать ему. Учитель группи-
руетъ однородныя впечатлѣнія и этимъ содѣйствуетъ обра-
зованію настроенія».
Въ дѣлѣ развитія чувствованій важное значеніе имѣетъ
не только воплощеніе ихъ въ другихъ людяхъ, но и вопло-
щеніе ихъ въ томъ человѣкѣ, въ которомъ желательно раз-
витіе тѣхъ или другихъ чувствованій: форма воплощенія
является условіемъ усиленія и развитія чувствованій. На
этомъ свойствѣ диффузіи основывается средство религіознаго
воспитанія — исполненіе воспитанникомъ религіозныхъ дѣй-
ствій. Въ этомъ отношеніи педагоги выражаютъ1) даже
желаніе, чтобы исполненіе дѣйствій, имѣющихъ религіозный
характеръ, обратилось въ необходимую высшую обязанность,
въ своего рода высшую привычку. Пускай, — говорятъ, — ребе-
нокъ пріучается, напр., начинать и оканчивать день молит-
вой; выработанная привычка не останется только одною
безсознательною привычкою, но воздѣйствуетъ и на чувство.
Г. Ширскій въ этомъ отношеніи идетъ еще дальше и прямо
заявляетъ2): «центромъ тяжести въ воспитатательномъ дѣлѣ
я признаю пріученіе, какъ потому, что оно, по своей эле-
ментарности, ближе подходитъ къ возрасту дѣтей, обучаю-
щихся въ нашихъ училищахъ, такъ и по большей примѣ-
нимости его на практикѣ». Дѣйствительно, на первыхъ
порахъ своей жизни ребенокъ много перенимаетъ и усвояетъ
механически, и это механически перенятое часто остается
его достояніемъ на очень продолжительное время, даже на
всю жизнь, наприм. умѣнье ходить. Слѣдовательно, пріуче-
ніе учениковъ къ выполненію религіозныхъ дѣйствій и уко-
рененіе въ нихъ даже механическихъ навыковъ въ отноше-
ніи этихъ дѣйствій имѣютъ за себя основанія и могутъ быть
допускаемы. Но при этомъ нужна крайняя осторожность,
чтобы не сдѣлать человѣка механически-религіознымъ на
1) Ельницкій, Общая педагогика, стр. 183.
2) Къ вопросу о преподаваніи Закона Божія. Кострома, 1878, стр. 86.

всю послѣдующую жизнь. Механизмъ, безъ мѣры практикуе-
мый и не разъясняемый, не осмысливаемый, не утрачиваетъ
своего характера почти никогда. Здѣсь-то, какъ намъ
думается, и кроется корень того обрядоваго благочестія,
которое составляетъ одну изъ характеристическихъ особен-
ностей религіозной жизни русскаго, простаго и полуобразо-
ваннаго народа. Правда, привычка—вторая природа. Но
она—орудіе обоюдуострое и можетъ быть и ангеломъ благо-
датнымъ, и злѣйшимъ демономъ для человѣка. Ассоціаціи,
укоренившіяся механически, не ассимилируются въ душѣ съ
сознательными психическими элементами. И понятно: душа—
не желудокъ, который перевариваетъ пищу чисто механи-
чески, если только процессомъ жеванія и проглатыванія
пища подготовлена для этой переварки. При механическомъ
сплоченіи ассоціацій, онѣ скрѣпляются безъ яснаго понима-
нія и представленія ихъ предмета, безъ всякаго интереса
къ нимъ со стороны ребенка. Но механизмъ, при мало-
мальски сознательномъ отношеніи къ нему, подъ напоромъ
болѣе сильныхъ мотивовъ и побужденій, легко сдается въ
своей крѣпости, шатается, уступаетъ мѣсто другимъ инте-
ресамъ и дѣйствіямъ. Хотя бы эти послѣдніе интересы и
дѣйствія были и противонравственны, но за то они сознаются
и сильно чувствуются преданнымъ имъ субъектомъ. Пре-
слѣдуя свои интересы, совершая свои дѣйствія, субъектъ
видитъ цѣль, которую самъ себѣ установилъ. Эта цѣль
концентрируетъ около себя всѣ его помыслы, движенія и чув-
ства и такимъ образомъ хотя бы она была и безнравственна,
но въ жизни его получаетъ преобладающее значеніе. Возник-
новеніе послѣдствій, совершенно противоположныхъ цѣлямъ
механическаго пріученія, даетъ ясно видѣть, что, при механи-
ческомъ отношеніи къ дѣлу, собственно мотивы къ дѣя-
тельности, согласной съ предметомъ пріученія, не возбу-
ждаются и не развиваются, а напротивъ подавляются и замѣ-
няются мотивами совершенно другого рода. А потому въ
дѣлѣ религіознаго воспитанія слѣдуетъ считать дѣломъ далеко
не безопаснымъ механическое, машинальное отношеніе воспи-
танниковъ къ дѣлу религіи. Достиженіе цѣли религіознаго

воспитанія должно, по возможности, чуждаться внѣдренія
въ воспитанникахъ механизаціи какъ въ области дѣятель-
ности, такъ и въ области теоретическаго изученія религіи.
Не возбуждая ни дѣятельности ума, ни дѣятельности чув-
ствованій, эта механизація тѣмъ самымъ держитъ воспитан-
ника въ состояніи какой-то вѣчной пассивности и тѣмъ
самымъ ослабляющимъ образомъ воздѣйствуетъ на развитіе
и воспитаніе религіозныхъ чувствованій, какъ живыхъ и дѣй-
ственныхъ стимуловъ активной религіозной дѣятельности
членовъ Церкви Христовой. Съ этой точки зрѣнія, она
стоитъ въ противорѣчіи основному условію религіознаго
воспитанія и обученія.
VIII.
Обученіе религіи, какъ средство воспитанія.
Средства религіознаго воспитанія и обученія, основы-
вающіяся на законахъ ассоціацій по смежности и сходству
и на законѣ диффузіи, содѣйствуютъ развитію и воспита-
нію въ ребенкѣ преимущественно религіознаго настроенія,
которое слагается изъ множества религіозныхъ волненій или
чувствованій. Но такъ какъ чувствованія, не озаренныя свѣ-
томъ дѣятельности разума, страдаютъ большою неясностію
и неопредѣленностію, то въ дѣлѣ религіознаго образованія
человѣка, очевидно, ограничиваться только ими недостаточно.
При такомъ ограниченій вполнѣ возможно впасть въ педа-
гогическую крайность и не дается никакого ручательства
за безошибочность направленія и всего хода религіознаго
образованія. «Если бы чувство», говоритъ о. М. Соколовъ 2)t
«представляло полное ручательство, что всѣ его движенія
непогрѣшимы, законоучитель могъ бы ограничиться разви-
тіемъ своего сердца—и успѣхъ вліянія обезпеченъ. Напро-
тивъ, исторія Божественнаго Откровенія на землѣ показы-
1) Обзоръ народно-учебной литературы, стр. 58.

ваетъ, что чувство легко вводитъ насъ въ заблужденіе,—
вмѣсто содѣйствія вѣрѣ развиваетъ суевѣрія. Для христіа-
нина непосредственное, внутреннее общеніе съ Богомъ—
несомнѣнный фактъ; но онъ долженъ остерегаться, какъ бы
не признать своихъ личныхъ чувствъ за откровеніе Бога.
Различные сектанты, исповѣдывавшіе внутреннее открове-
ніе, какъ постоянный^ фактъ, впадали въ самыя грубыя суе-
вѣрія. Если даже признать, что богатство даровъ Св. Духа
апостольскаго вѣка повторится когда-нибудь, то и въ этомъ
случаѣ нужно помнить наставленіе An. Павла своему уче-
нику: «образъ имѣй здравыхъ словесъ». Антропологическая
наука учитъ, что опредѣленное направленіе чувствованія
получаютъ отъ дѣятельности человѣческаго ума, т. е. отъ
идей о предметахъ чувствованій, и что развитіе ихъ въ
извѣстной, опредѣленной формѣ совершается по закону за-
висимости чувствованій отъ представленій. Съ этой точки
зрѣнія, обученіе религіи, т. е. сообщеніе ученикамъ извѣ-
стныхъ, опредѣленныхъ представленій о предметѣ религіи,
является весьма важнымъ средствомъ для развитія и воспи-
танія религіозныхъ чувствованій христіанскаго дитяти.
На обученіе религіи, или, какъ принято говорить, Закону
Божію, нельзя смотрѣть только какъ на передачу извѣстныхъ
религіозныхъ познаній ребенку. Напротивъ, это обученіе
преимущественнымъ и главнымъ образомъ должно состоять
въ воздѣйствіи на чувство ребенка, или, выражаясь техни-
ческимъ терминомъ педагогики, отличаться воспитываю-
щимъ характеромъ: искреннее живое слово, живое впечатлѣ-
ніе, нравственное вліяніе должны быть здѣсь на первомъ
мѣстѣ. Правда, и отъ обученія всякому другому предмету
педагогика требуетъ, чтобы оно было воспитывающимъ, такъ
что съ этой стороны обученіе религіи представляется сход-
нымъ съ обученіемъ и другимъ предметамъ. Но это сход-
ство не можетъ простираться до уравненія обученія рели-
гіи обученію другимъ предметамъ уже потому, что религія,
какъ исторія откровенія и спасенія человѣка, объемлетъ все
существо человѣка и, какъ такая, требуетъ по меньшей
мѣрѣ гармоническаго развитія ума и чувства. А если взять

во вниманіе еще цѣль обученія религіи—воспитаніе актив-
ныхъ членовъ Христовой Церкви, то необходимо будетъ
признать, что при обученіи религіи центръ тяжести должно
составлять воспитаніе чувствованій, между тѣмъ какъ при
обученіи другимъ предметамъ центромъ тяжести обыкно-
венно служитъ умственное развитіе человѣка. Этимъ, конечно,
не исключается и не можетъ исключаться обученіе, какъ
сообщеніе религіозныхъ знаній: помимо своей эмоціональ-
ной стороны, религія всегда заключаетъ въ себѣ и интел-
лектуальные элементы которые, подобно такимъ же элемен-
тамъ другихъ учебныхъ предметовъ, могутъ быть препода-
ваемы согласно однимъ и тѣмъ же основнымъ законамъ
обученія. Мы хотимъ сказать только, что при обученіи рели-
гіи преобладающее значеніе имѣетъ воздѣйствіе на чувство
человѣка и что съ этою цѣлію необходимо сообразовать не
только содержаніе уроковъ по Закону Божію, но и самую
форму веденія ихъ. Усвоеніе же религіозныхъ истинъ вос-
питанниками должно углублять и освѣщать то непосред-
ственное вліяніе на религіозное чувство, которое оказы-
ваютъ на него внѣшняя природа, окружающіе люди и испол-
няемыя религіозныя дѣйствія. Безъ сомнѣнія, главная цѣль
обученія религіи въ самой обстановкѣ преподаванія встрѣ-
чаетъ для себя препятствія. «Эмоція, говоритъ Бэнъ не
можетъ успѣшно культироваться обыкновеннымъ школь-
нымъ преподаваніемъ. Система, наиболѣе приспособленная
для развитія интеллекта, не можетъ считаться наилучшей
для культуры эмоцій. Регулярность урока, методъ, послѣдо-
вательность, нѣкоторая строгость дисциплины, все это благо-
пріятствуетъ непрерывному и успѣшному усвоенію знаній,
но возбужденіе и развитіе глубокаго, теплаго чувства зави-
сятъ отъ удобныхъ моментовъ и такихъ случаевъ, которые
едвали могутъ имѣть мѣсто въ школѣ. Оффиціальные руко-
водители національныхъ школъ, желая принять мѣры про-
тивъ прозелитизма и сектаторскихъ стремленій со стороны
учителей, лишаютъ ихъ той свободы дѣйствія, которая необ-
1) Наука о воспитаніи. Стр. 378.

ходима для развитія эмоціональнаго элемента въ дѣтяхъ».
Но эти неблагопріятныя для развитія религіозныхъ чув-
ствованій обстоятельства, зависящія собственно отъ техни-
ческой стороны въ дѣлѣ обученія, могутъ быть значительно
ослаблены въ своей дѣйственности болѣе или менѣе раціо-
нальною постановкою обученія Закону Божію. Существенно
важный вопросъ поэтому заключается въ томъ, какую поста-
новку слѣдуетъ дать Закону Божію въ ряду учебныхъ
предметовъ?
Если обратимся за отвѣтомъ къ практикѣ обученія За-
кону Божію, то въ ней найдемъ очень грустный отвѣтъ.
«Въ нашей современной школѣ», было говорено еще въ
1873 году «законоучитель—только оффиціальное лицо,
положеніе котораго только политически почетное. Моло-
дое поколѣніе стало видѣть въ своемъ законоучителѣ
только отсталаго обскуранта, представителя отжившей
идеи, къ которой учащаяся молодежь стала относиться
критически. Такое отношеніе къ истинамъ вѣры школьни-
ковъ—фактъ, къ несчастію слишкомъ дѣйствительный». Въ
теоретической постановкѣ обученія Закону Божію суще-
ствуетъ также много неправильностей и встрѣчается много
совѣтовъ, нерѣдко ведущихъ къ цѣлямъ какъ разъ проти-
воположнымъ. Не считая необходимымъ подробно обозрѣ-
вать всѣ методическія руководства по обученію религіи,
ограничиваемся указаніемъ только наиболѣе выдающихся
несообразностей въ постановкѣ религіознаго обученія и въ
совѣтахъ къ улучшенію его. Во внѣшнемъ ходѣ обученія
Закону Божію даже бар. Корфъ 2) указывалъ и во многомъ
справедливо слѣдующіе недостатки. «У насъ до сихъ поръ,
въ большинствѣ случаевъ, никакъ не хотятъ понять, счи-
тая чуть не еретикомъ того, кто осмѣлится доказывать,
что разсказъ о Рождествѣ Христовѣ гораздо доступнѣе
дѣтямъ многихъ ветхозавѣтныхъ событій; что осмыслить
чествованіе праздниковъ составляетъ болѣе насущную по-
1) Правосл. Собесѣд. 1873 г. Т. I, стр. 543.
2) Русская начальная школа, стр. 316—317.

требность, чѣмъ знакомство съ жизнію патріарховъ; что
историческіе разсказы ветхо-и новозавѣтной исторіи ребе-
нокъ легче понимаетъ, чѣмъ собственно ветхо- и новоза-
вѣтное ученіе, нерѣдко имѣющее философскій характеръ.
До сихъ поръ, въ огромномъ большинствѣ школъ, законо-
учители дѣйствуютъ безъ заранѣе обдуманнаго плана, счи-
тая началомъ своего курса «сотвореніе міра» и никогда не
добираясь до конца курса, который научилъ бы ученика
взирать сознательно на плащаницу въ церкви. Останавли-
ваясь преимущественно на событіяхъ ветхозавѣтной исторіи,
мало интересующихъ дѣтей и нерѣдко имъ непонятныхъ,
законоучители заставляютъ дѣтей заучивать эти разсказы,
не понимая того, что только такое преподаваніе Закона Божія
достигаетъ цѣли, которое, дѣйствуя на нравственность,
научаетъ жить, а не описывать словами книги различныя
событія, въ которыхъ ребенокъ не видитъ ничего общаго
съ самимъ собою. Весьма многіе законоучители, избирая
для преподаванія предметы, превосходящіе дѣтское развитіе,
считаютъ невозможнымъ преподавать иначе, какъ давъ
книги ученикамъ въ руки и не догадываясь о томъ, что
возможно преподавать иначе». Для устраненія этихъ недо-
статковъ бар. Корфъ съ своей стороны рекомендуетъ въ
обученіи Закону Божію слѣдовать основнымъ законамъ обу-
ченія, «обращаться не только къ памяти, но къ пониманію
учащихся, проникая въ разумъ дѣтей посредствомъ доступ-
ности содержанія и, по возможности, наглядности препода-
ванія»» не прибѣгать къ помощи книги,—«ученики не
должны знать книги» 2),—и «каждый урокъ начинать съ
повторенія всего или извѣстной части пройденнаго, затра-
чивая на повтореніе не болѣе четверти часа» 3).
Насколько целесообразны рекомендуемые бар. Корфомъ
совѣты по вопросу объ улучшеніи религіознаго обученія,
это видно отчасти уже изъ тѣхъ послѣдствій, до которыхъ
договорились педагоги, исходившіе изъ одинаковыхъ съ бар.
1) Ibid. стр. 315.
2) Ibid. стр. 320.
3) Ibid. стр. 321.

Корфомъ основаній. Такъ, по вопросу объ учебникахъ по
Закону Божію, Амарія Бриггэмъ говоритъ 1): «въ дѣтскихъ
книгахъ многое выше дѣтскаго пониманія. Такъ напр. вы
найдете тамъ какіе-то спутанные отрывки изъ Библіи
о созданіи человѣка, о его грѣхопаденіи, и разныя другія
библейскія сказанія, которыя ребенокъ не въ силахъ понять,
а ежели и пойметъ, то онѣ не принесутъ ему пользы. Гораздо
лучше читать дѣтямъ только избранныя мѣста прямо изъ
Библіи». При такомъ взглядѣ на ученіе религіи оказывается
весьма затруднительнымъ дѣлать выборъ между «избран-
ными мѣстами изъ Библіи», и г. Стоюнинъ 2), поэтому, со-
вершенно послѣдовательно съ этой точки зрѣнія свелъ обу-
ченіе религіи «на сердечныя бесѣды, въ которыхъ разъ-
ясняются тѣ или другія нравственныя понятія въ христіан-
скомъ духѣ, тѣ или другія явленія изъ обыденной жизни».
Совѣтъ—«обращаться къ пониманію учащихся» указанными
средствами—побудилъ нѣкоторыхъ педагоговъ рекомендо-
вать выяснять наглядно, посредствомъ «наглядныхъ пред-
ставленій, извлекаемыхъ изъ окружающей дѣтей природы,
изъ семейной и церковной жизни учениковъ и изъ препо-
данныхъ дѣтямъ библейскихъ исторій» 3), даже догматы
о Св. Троицѣ, о воплощеніи Сына Божія, не смотря на
выражаемое ими сознаніе того, что «высокія таинства вѣры
не столько объясняются, сколько затемняются подобіями» 4).
Заботливость о пониманіи дѣтьми истинъ религіи часто
побуждаетъ педагоговъ поступать неосторожно въ отноше-
ніи того, что еще недоступно уму и чувству ребенка, и за-
бывать, что глубокія истины религіи могутъ быть усвоены
дѣтьми въ ихъ чистотѣ и поняты, насколько это доступно
человѣческому пониманію, только подъ условіемъ усвоенія
другихъ элементарныхъ религіозныхъ представленій и чувствъ.
«Если требуется сообщить ребенку глубокіе догматы и пред-
1) О вліяніи умственныхъ упражненій на здоровье дѣтей. Спб.
1876 г. стр. 67.
2) Вѣстникъ Европы 1882 г. № I, стр. 174.
3) Широкій, О преподаваніи 3. Божія, стр. 154.
4) Ibid., стр. 267.

ставленія религіи», замѣчаетъ по этому поводу Бенеке l),
то послѣдніе непремѣнно получатъ узкій, поверхностный,
превратный характеръ и мѣсто искренняго религіознаго убѣ-
жденія, нерѣдко на всю жизнь, заступятъ ложныя воззрѣ-
зрѣнія, предразсудки, суевѣрныя представленія. Пусть дѣло
идетъ, напримѣръ, о принятіи страданій Іисусомъ Христомъ
для нравственнаго спасенія міра. Вообще говоря, въ двѣ-
надцати или четырнадцатилѣтнемъ мальчикѣ не только
понятіе, но и самое чувство нравственной потребности раз-
виты еще весьма несовершенно, и еще менѣе способенъ
онъ представить себѣ или почувствовать даже въ слабыхъ
очертаніяхъ великую нравственную задачу всею человѣче-
ства. Если сообщать ему поэтому относящіеся сюда научные
богословскіе догматы и толкованія, то онъ пойметъ ихъ
лишь внѣшнимъ образомъ, вопреки ихъ истинному характеру
и великому и глубокому значенію, и съ этимъ не дѣтски-
простодушнымъ, но дѣтски-ограниченнымъ и превратнымъ,
пониманіемъ останется онъ на всю жизнь». Эта опасность
односторонняго и превратнаго пониманія истинъ религіи
и религіозныхъ представленій всецѣло присуща наглядному
обученію религіи. Сравненіе, образъ всегда не точно выра-
жаетъ ту мысль, для которой онъ употребляется,—это разъ.
А затѣмъ дѣтской и отроческой природѣ свойственно всегда
мыслить конкретными образами и олицетворять отвлечен-
ныя понятія. Отсюда можетъ выйти, что отвлеченные дог-
маты христіанства, при выясненіи ихъ путемъ наглядныхъ
представленій (за исключеніемъ, конечно, священно-истори-
ческихъ разсказовъ), подобій, сравненій, будутъ рисоваться
дѣтьми весьма разнообразно и, пожалуй, даже причудливо
и дико. Извѣстны факты, какъ дѣти представляютъ себѣ
Бога, понятіе о Которомъ выяснялось имъ наглядно. «Чаще
всего», читаемъ у Брея 2), «имъ представляется колоссаль-
ная фигура человѣка, сидящаго на тронѣ, съ постоянно
обращенными на нихъ глазами. Одинъ ребенокъ предста-
1) Руководство къ воспитанію ч. I, стр. 343.
2) Семья и Школа за 1871 г., статья «Воспитаніе чувствованій по
Брею».

влялъ себѣ Бога въ видѣ старика, постоянно выдѣлываю-
щаго изъ земли мужчинъ, женщинъ и дѣтей и затѣмъ
бросающаго ихъ на землю. Другой представлялъ себѣ Его
въ видѣ большого глаза, голубаго и стекляннаго, постоянно
слѣдящаго за нимъ; а третій ребенокъ представлялъ себѣ
Его въ видѣ глаза, никогда не мигающаго». Страшно и по-
думать, въ какихъ образахъ будутъ представляться дѣт-
скому уму Св. Троица и воплощеніе Сына Божія, если объ-
яснять ихъ наглядно. Конечно, съ возрастомъ учащихся
странные образы мало - по - малу у нихъ исчезаютъ; но,
кажется, далеко не навсегда. Впечатлѣнія дѣтства, какъ
извѣстно, отличаются наибольшею силою и живучестію. Разъ
образовавшіеся, недостойные образы религіозныхъ предме-
товъ запечатлѣваются въ умѣ надолго; въ видѣ пыли и
паутины, они предносятся умственному зрѣнію человѣка и въ
послѣдующей, даже зрѣлой жизни его, сбивая и спутывая
его. Представленіе Бога существомъ мстительнымъ, кара-
телемъ, какъ извѣстно, и по сію пору остается основнымъ
представленіемъ въ религіозныхъ воззрѣніяхъ католиковъ.
Слѣдовательно, въ видахъ ненамѣреннаго, непроизвольнаго
введенія въ заблужденіе учащихся относительно предметовъ
религіи, учителю Закона Божія далеко не излишне «нало-
жить свинецъ и тяжести» на хорошее въ принципѣ стрем-
леніе педагоговъ дѣлать доступными пониманію ребенка
и представлять истины вѣры, особенно догматы, въ нагляд-
ныхъ образахъ. Этимъ достигнется та выгода, что религіоз-
ныя представленія ученика будутъ истиннѣе, вѣрнѣе, а слѣдо-
вательно и религіозныя чувствованія его будутъ развиваться
правильнѣе, цѣлесообразнѣё.
Наконецъ, послѣдній совѣтъ бар. Корфа по улучшенію
обученія религіи—«каждый урокъ начинать съ повторенія»—
въ педагогической практикѣ послѣдняго времени выразился
даже въ созданіи системы, извѣстной подъ именемъ кон-
центрической системы преподаванія Закона Божія. Но эта
система, по нашему мнѣнію, стоитъ въ противорѣчіи обще-
признаннымъ основнымъ началамъ обученія и съ дидакти-
ческой точки зрѣнія не можетъ быть серьезно рекомендуема

ни одному законоучителю, а затѣмъ она оказывается вред-
ною въ педагогическомъ отношеніи—въ видахъ воспитанія
религіозныхъ чувствованій. Въ преподаваніи предметовъ,,
ставящихъ своею задачею и цѣлію дѣйствовать преимуще-
ственно на сердце и волю дѣтей, каковъ напр. Законъ Бо-
жій, повтореніе является не достоинствомъ, а недостаткомъ
метода. Частыя и многократныя повторенія состоятъ въ
многократномъ пережевываніи однообразнаго матеріала. Но
всякое представленіе, повторяющееся нѣсколько разъ,
лишается своей, такъ сказать, впечатлительной силы и пере-
стаетъ привлекать къ себѣ: всѣ частные элементы его, при
неоднократномъ повтореніи, выдѣлены уже и усмотрѣны
человѣкомъ, новыхъ элементовъ оно никакихъ не заклю-
чаетъ и работы для души не даетъ,—и вотъ является иска-
ніе какой-либо новой дѣятельности. Повторяемый предметъ
оказывается безынтереснымъ, скучнымъ, а при увеличеніи
числа повтореній, наконецъ, положительно отталкиваетъ
отъ себя. Чрезъ это умственный интересъ къ изучаемому
предмету подорванъ и ослабленъ, и развитіе ума получаетъ
нежелательное для педагога направленіе. Одновременно съ
этимъ весьма сильно страдаетъ и воспитаніе чувствованій.
При многократномъ повтореніи одного и того же предста-
вленія, у воспитанника не возникаетъ сильныхъ чувствова-
ній изъ разряда тѣхъ, которыя желательны, а вмѣсто нихъ
возникаютъ совершенно другія, несродныя съ ними и веду-
щія къ результату совершенно нежелательному. Съ этою
стороною стоитъ въ неразрывной связи другая. По ученію
психологіи, при повтореніяхъ весьма сильно ослабѣваетъ
интенсивность чувствованій, возникающихъ по поводу одного
и того же одиночнаго представленія. Въ сознаніи педаго-
говъ стала уже до очевидности ясною та мысль, что пра-
вила, которыя приходится слишкомъ часто выслушивать
и на которыя приходится мало обращать вниманія, теряютъ
отъ неоднократныхъ и учащаемыхъ повтореній и ту неболь-
шую долю вліянія, которую они могли бы имѣть при дру-
гихъ, болѣе раціональныхъ и цѣлесообразныхъ, способахъ
пользованія ими. Не даромъ же говорится, что человѣкъ

можетъ свыкнуться даже съ тѣмъ, что на первыхъ порахъ
ему положительно не можетъ нравиться. Подобныя же явле-
нія постоянно встрѣчаются и въ жизни нравственной, и въ
жизни религіозной. «Что видимъ мы въ общественныхъ
школахъ»? спрашивалъ Спенсеръ 1) по поводу религіозно--
нравственной безурядицы въ англійскомъ обществѣ: «дѣлаются
ли мальчики добросердечнѣе оттого, что каждое утро выслу-
шиваютъ религіозныя наставленія?... что представляютъ намъ
сыновья духовныхъ лицъ? сдѣлались ли они замѣтно лучше
другихъ вслѣдствіе постоянныхъ напоминаніи о добромъ
поведеніи, или же намъ случается скорѣе слышать, что
едва-ли не произошло совсѣмъ противоположное»?—и отвѣ-
тилъ отрицательно. Подобные факты говорятъ, что повто-
реніе не только не содѣйствуетъ усиленію чувствованій въ
человѣкѣ, а напротивъ, ослабляетъ ихъ силу и интенсив-
ность: оно дѣлаетъ человѣка какъ бы нечувствительнымъ,
не воспріимчивымъ къ тому, что стараются ему внушить
и навязать. «Нравственная привычка», совершенно основа-
тельно и согласно съ Аристотелемъ говоритъ Спенсеръ 2),
«можетъ образоваться не отъ нравоученій, хотя бы ихъ
приходилось слышать каждый день, и не отъ примѣровъ,
хотя бы этимъ примѣрамъ и слѣдовали, а только отъ ча-
стыхъ дѣйствій, опредѣляемыхъ соотвѣтственнымъ чувствомъ.
Эта истина, ясно представляемая наукою о душѣ и вполнѣ
согласная съ обыденными воззрѣніями, совершенно чужда
ходячимъ фанатическимъ понятіямъ о воспитаніи». Итакъ,
повтореніе изученнаго по Закону Божію вовсе не достигаетъ
тѣхъ воспитательныхъ цѣлей, какихъ хотятъ имъ достиг-
нуть: оно можетъ имѣть главное значеніе только въ цѣ-
ляхъ учебныхъ. А такъ какъ всякое обученіе должно отли-
чаться характеромъ воспитательнымъ («обученіе должно
быть воспитывающимъ», говорятъ педагоги), то изъ этого
слѣдуетъ, что пользоваться имъ нужно весьма и весьма
осторожно и не выдумывать такой учебно-воспитательной
1) Изученіе соціологіи, т. 2, стр. 553.
2) Ibid., стр. 554.

системы по Закону Божію, которая отводила бы много мѣста
повторенію изученнаго. Содѣйствуя возникновенію нерели-
гіозныхъ чувствованій и ослабленію интенсивности рели-
гіозныхъ, концентрическая система преподаванія Закона
Божія въ то-же самое время можетъ содѣйствовать и раз-
витію враждебнаго, непріязненнаго отношенія къ этому
учебному предмету, а чрезъ него и къ предмету религіи.
Изъ школьной практики извѣстно, что нерасположеніе къ
предмету школьнаго обученія учащимися весьма легко
и часто переносится и на самый объектъ, о которомъ тра-
ктуется въ томъ или другомъ учебномъ предметѣ. Требова-
ніе отъ учащихся основательныхъ знаній въ древнихъ
языкахъ, напр., во многихъ ученикахъ, какъ извѣстно, все-
лило нерасположеніе, нелюбовь къ этимъ предметамъ обу-
ченія, а отсюда, какъ намъ думается, и происходитъ глав-
нымъ образомъ гвалтъ противъ всякой полезности и при-
годности классицизма. То же самое возможно и при обу-
ченіи Закону Божію, при нераціональномъ его преподаваніи.
Желательная постановка религіознаго обученія въ общихъ
чертахъ можетъ состоять въ слѣдующемъ. Школьное законо-
учительство, преслѣдуя развитіе истинной религіозности въ
ученикахъ по нашему мнѣнію, ближайшими цѣлями своей
дѣятельности должно имѣть развитіе въ нихъ религіоз-
ныхъ чувствованій и религіозныхъ идей посредствомъ пре-
подаванія Священной исторіи, христіанскаго вѣроученія
и нравоученія и уясненія внѣшнихъ способовъ выраженія
религіозной жизни человѣка въ молитвѣ частной и обще-
ственной. Намъ думается, что школьный законоучитель
только подъ этимъ условіемъ и можетъ быть истиннымъ
учителемъ Церкви Христовой; безъ этого условія онъ мо-
жетъ быть развѣ только учителемъ естественной, но не
религіозной нравственности. Съ точки зрѣнія раскрытыхъ
въ настоящихъ замѣткахъ данныхъ и основаній для лучшей
постановки религіознаго воспитанія и обученія, теперь пред-
ставляется наиболѣе основательнымъ и желательнымъ слѣт
дующій путь и ходъ религіознаго обученія въ его суще-
ственно важныхъ чертахъ и подробностяхъ.

Подобно религіозному воспитанію, и обученіе Закону
Божію должно опираться на тѣ первоначальныя духовныя
состоянія (въ данномъ случаѣ—религіозныя представленія),
которыя входятъ въ составъ сложнаго психическаго явле-
нія, извѣстнаго подъ именемъ религіозной жизни человѣка.
Конечно, такихъ первоначальныхъ данныхъ въ дѣтской
жизни мало, и онѣ носятъ на себѣ большею частію отпе-
чатокъ неясности, неотчетливости. Но искусство учителя
религіи и должно быть направлено къ открытію и уясне-
нію этихъ немногихъ данныхъ, какъ исходнаго пункта для
всей послѣдующей учительской дѣятельности. Опираясь на
нихъ и исходя изъ нихъ, учитель религіи долженъ затѣмъ
постепенно вести ребенка по ступенямъ религіознаго зна-
нія, осторожно и не спѣша восходя отъ извѣстнаго къ не-
извѣстному на высоту религіознаго познанія. При такомъ
восхожденіи, въ цѣляхъ воспитанія религіозной эмоціи и
главнымъ образомъ основного элемента ея—чувствованія
любви къ Богу, посредствомъ ознакомленія учащихся съ
предметомъ религіознаго чувства любви къ Богу необходимо
стремиться къ тому, чтобы учащіеся образовали себѣ ясное
представленіе Божества. Наука признаетъ за аксіому, что
общія понятія, опредѣленія суть отвлеченныя краткія выра-
женія для обозначенія цѣлой совокупности первичныхъ дан-
ныхъ и имѣютъ значеніе лишь объясняющее, классифици-
рующее, приводящее въ надлежащую ясность. Но всякому
извѣстно, что тамъ, гдѣ ничего нѣтъ, безполезенъ и самый
яркій свѣтъ и самый совершенный порядокъ. Оттого общія
понятія, опредѣленія оказываются недоступными дѣтскому
пониманію. Общія понятія, въ которыхъ по преимуществу
выражаются истины религіи, въ силу своей общности
и отвлеченности, не могутъ на первыхъ порахъ пробуждать
въ человѣкѣ никакихъ чувствованій, и потому обученіе рели-
гіи, имѣющее въ виду возвести ребенка на доступную ему
высоту религіознаго познанія, не можетъ и не должно начи-
наться сообщеніемъ ему общихъ истинъ религіи. Дитя жи-
ветъ непосредственно воспринимаемыми впечатлѣніями, пони-
маетъ -сначала только конкретные факты и только путемъ

постепеннаго навыка пріучается дѣлать обобщенія и выра-
ботывать понятія. Поэтому, и для сообщенія учащимся пра-
вильнаго религіознаго знанія въ началѣ обученія религіи
необходимо обращать главное вниманіе на конкретные
факты,—ими начинать дѣло обученія и отъ нихъ постепенна
восходить къ общимъ религіознымъ идеямъ, понятіямъ. Слѣ-
довательно, путь возведенія ученика на высоту религіознаго
знанія не есть путь дедукціи, а совершенно обратный ей
путь индукціи. Для точнаго обозначенія характера конкрет-
ныхъ фактовъ, при помощи которыхъ должно идти и совер-
шаться восхожденіе на высоту религіознаго знанія, прежде
всего необходимо взять во вниманіе особенности дѣтской
природы. Ребенокъ вообще отличается сильною подража-
тельностію и въ своей семьѣ онъ постоянно подражаетъ
примѣру своихъ родныхъ, изъ котораго отчасти безсозна-
тельно, а отчасти и сознательно извлекаетъ нормы и пра-
вила для своей дѣятельности. На этомъ основаніи, какъ мы
видѣли, педагоги и рекомендуютъ при обученіи религіи
избирать примѣры изъ религіозныхъ разсказовъ о событіяхъ,
въ которыхъ дѣйствующими лицами являются лица семьи,
знакомыя дитяти. Далѣе, понятіе о религіи, какъ исторіи
откровенія и спасенія человѣка, еще точнѣе опредѣляетъ'
характеръ необходимыхъ для цѣлей обученія конкретныхъ
фактовъ. Съ точки зрѣнія этого понятія, примѣрами для
дѣтскаго подражанія, конкретными фактами должны быть
при обученіи религіи исключительно примѣры изъ исторіи
откровенія и спасенія человѣка, т. е. священно-историче-
скія повѣствованія о семейныхъ отношеніяхъ людей, а не
«поэтическія картины и эпизоды, производящіе впечатлѣніе
на сердце», какъ проектируетъ бар. Корфъ или рекомен-
дуемыя г. Стоюнинымъ «сердечныя бесѣды, разъясняющія
тѣ или другія нравственныя понятія въ христіанскомъ духѣ,
тѣ или другія явленія изъ обыденной жизни». Наконецъ,
самое точное опредѣленіе своего характера эти конкретные
факты получаютъ отъ цѣли обученія религіи—воспитать въ
1) Женское Образованіе. 1882 г. № 6, стр. 404.

учащихся чувство любви къ Богу. Въ своемъ развитіи чув-
ство любви вообще имѣетъ ту особенность, что оно разви-
вается и усиливается въ насъ преимущественно по отно-
шенію къ тѣмъ, кто любитъ насъ. Это непосредственное
наблюденіе опыта и указаніе основывающейся на немъ
науки даетъ цѣнное руководство въ томъ, какъ развивать
въ учащихся чувство любви къ Богу. Такъ какъ человѣкъ
способенъ сильнѣе, интенсивнѣе всего любить тѣхъ, кто
его любитъ; то при ознакомленіи учащихся съ предметомъ
религіознаго чувства необходимо обращать главное внима-
ніе на тѣ, если можно такъ выразиться, стороны этого пред-
мета, которыя могутъ располагать человѣка къ любви. Бла-
гость же и любовь Бога къ человѣку суть самые сильные
мотивы для возбужденія и развитія въ насъ чувства любви
къ Богу. Поэтому для цѣлей религіознаго воспитанія при
избраніи священно-историческихъ примѣровъ съ семейнымъ
характеромъ необходимо знакомить учащихся съ проявле-
ніями благости и любви Бога къ человѣку. Отсюда слѣ-
дуетъ, что, послѣ первоначальныхъ данныхъ изъ дѣтской
религіозной жизни, за основу религіознаго воспитанія по-
средствомъ обученія Закону Божію, или точнѣе, за средство
возведенія учащихся на высоту религіознаго знанія, должна
быть принята священная исторія Ветхаго и Новаго Завѣта,
состоящая изъ священно-историческихъ повѣствованій о бла-
гости и любви Бога къ тому или другому человѣку, вращаю-
щемуся среди семейныхъ лицъ и отношеній. Въ этомъ педа-
гогическомъ требованіи находятъ себѣ новое подтвержде-
ніе вполнѣ резонные совѣты Бенеке учителямъ религіи—
«тщательно остерегаться соединять представленіе Бога съ
ощущеніемъ страха» 1) и «не касаться, въ раннемъ возрастѣ,
противоположности различныхъ религіозныхъ вѣрованій» 2).
По замѣчанію педагога, «если даже большинство взрослыхъ
не въ состояніи, какъ слѣдуетъ, оцѣнить этихъ различій,
то тѣмъ болѣе дѣти въ этомъ отношеніи не могутъ избѣг-
1) Руководство. Ч. I, стр. 346.
2) Ibid., стр. 344.

нуть сложныхъ понятій. Сектаторскій духъ (какъ показы-
ваетъ вся исторія) всегда приводитъ за собою извѣстную
долю презрѣнія и ненависти къ людямъ: между тѣмъ хри-
стіанство должно быть религіею любви и, слѣдовательно,
по внутреннему характеру своему, должно быть вполнѣ
чуждо сектаторства. Уклоненіе отъ такого образа дѣйствія
способно болѣе или менѣе ослабить и исказить религіозную
христіанскую любовь къ людямъ и причинить дѣтямъ суще-
ственный, нерѣдко неисправимый вредъ въ отношеніи выс-
шаго и священнѣйшаго для человѣка».
Послѣ выбора цѣлесообразныхъ разсказовъ изъ Священ-
ной исторіи для начала обученія религіи, учителю ея необ-
ходимо серьезно отнестись къ трудному въ методикѣ Закона
Божія вопросу о пріемахъ передачи библейскихъ событій
ученикамъ перваго возраста. Какъ нужно дѣйствовать, чтобы
уроки религіи дѣйствительно производили сильное впечат-
лѣніе на дѣтей и оставляли въ душѣ ихъ глубокіе слѣды?
По этому вопросу согласіе между педагогами существуетъ
только въ признаніи преимуществъ живой рѣчи надъ чте-
ніемъ по книгѣ, такъ какъ «живая рѣчь производитъ болѣе
сильное впечатлѣніе на слушателей, чѣмъ чтеніе», хотя
и при этомъ, для усиленія впечатлѣнія, считается далеко
не безполезнымъ послѣ одушевленнаго разсказа прибѣгать
къ прочтенію разсказаннаго и по книгѣ. Къ разряду не
всѣми педагогами одобряемыхъ пріемовъ принадлежатъ:
а) выборъ разсказовъ о крупнѣйшихъ историческихъ лично-
стяхъ и событіяхъ, б) изображеніе этихъ лицъ и событій
въ. картинахъ, и в) пріуроченіе библейскихъ разсказовъ къ
священнодѣйствіямъ въ храмѣ. Относительно практическаго
примѣненія этихъ пріемовъ замѣчено 1), что «и въ выборѣ
самыхъ библейскихъ фактовъ, и въ способѣ ихъ передачи,
и въ выборѣ наглядныхъ пособій легко впасть въ крайность:
изъ-за погони за общедоступностью лишить разсказъ того
характера серьезности и священной важности, который при-
сущъ библейскимъ событіямъ и долженъ быть охраняемъ
1) Учебно-воспитат. Библіотека. Т. I, отд. II, стр. 1—2.

въ интересахъ самаго дѣла». При этомъ, относительно спо-
соба передачи библейскихъ событій педагоги требуютъ, чтобы
разсказы библейской исторіи сами по себѣ, безъ всякой
искусственной прикрасы, въ родѣ поучительныхъ замѣчаній,
моральныхъ разсужденій, возбуждали и питали въ дѣтяхъ
религіозное и нравственное чувство, по примѣру Библіи,
которая- нигдѣ не резонерствуетъ. «Нѣтъ ничего болѣе лож-
наго, какъ думать, говоритъ Боголѣповъ «что наши
отвлеченныя разсужденія болѣе подѣйствуютъ на сердце
дѣтей, нежели образы живыхъ личностей, или что эти
образы недостаточно сильны безъ нашихъ нравоученій,
чтобы быть поучительными для дѣтей». Объ употребленіи
картинъ тотъ же авторъ говоритъ 2), что «въ принципѣ
противъ картинокъ ничего нельзя сказать. Однако и здѣсь
возможно указать нѣкоторую мѣру, съ которою должно поль-
зоваться этимъ средствомъ, и поставить нѣкоторыя требо-
ванія, при соблюденіи которыхъ только и можетъ быть оправ-
дываемо пользованіе картинками при передачѣ дѣтямъ
библейскихъ разсказовъ». Мѣру эту педагогъ видитъ въ
отсутствіи намѣреній «изобразить неизобразимое», напр.
состояніе перваго человѣка въ моментъ появленія его въ
бытіе, и въ ограниченій употребленія картинокъ только въ
элементарныхъ курсахъ, при занятіяхъ съ дѣтьми перваго
учебнаго возраста,—а требованія, предъявляемыя имъ къ
картинкамъ, это—отчетливость, ясность и изящество изобра-
женія и согласіе изображеній съ вѣрнымъ пониманіемъ
религіозныхъ предметовъ, лицъ и событій. Нельзя не ука-
зать также почему-то забытыхъ и мало привившихся въ
педагогической практикѣ пріемовъ для усиленія впечатлѣ-
нія отъ библейскихъ событій, въ свое время рекомендован-
ныхъ покойнымъ Погодинымъ. По его мнѣнію 3), усиленіе
впечатлѣнія можетъ быть достигнуто: а) возможно нагляд-
нымъ изображеніемъ той обстановки, среди которой проис-
ходили разсматриваемыя событія, и б) ознакомленіемъ уче-
1) Учебно-воспитат. Библіотека. Т. 2, отд. II, стр. 20.
2) Ibid., стр. 21 и слѣд.
3) См. въ Учебно-восп. Библ. Т. 1, отд. II, стр. 2—3.

никовъ съ тѣми чувствами, какія вызывали эти событія въ
другихъ лицахъ.
Обученіе религіи не можетъ, впрочемъ, ограничиваться
сообщеніемъ дѣтямъ священно-историческихъ повѣствованій
о благости и любви Бога къ человѣку, передаваемыхъ для
усиленія впечатлѣнія съ помощію какихъ-либо существую-
щихъ въ практикѣ искусственныхъ пріемовъ. Религіозная
эмоція, какъ мы знаемъ, не есть чувство простое само въ
себѣ,—она напротивъ очень сложна и состоитъ изъ мно-
жества составныхъ элементовъ. Имѣя въ виду при обуче-
ніи Закону Божію преимущественно развитіе этой эмоціи,
и необходимо заботиться о развитіи всѣхъ составныхъ эле-
ментовъ ея. Постепенное осложненіе и развитіе ея совер-
шается вмѣстѣ съ развитіемъ и осложненіемъ психической
жизни и зависитъ главнымъ образомъ отъ соединенія боль-
шаго или меньшаго количества представленій въ общемъ
понятіи о Богѣ. Такъ, представленіе Бога Творцомъ и Про-
мыслителемъ вноситъ въ религіозное чувство новый эле-
ментъ—чувство благодарности; представленіе Бога всевѣду-
щимъ и правосуднымъ осложняетъ религіозное чувство чув-
ствомъ религіознаго страха, и пр. Слѣдовательно, для пол-
наго развитія религіозной эмоціи въ ученикѣ необходимо
выяснить ему правильное понятіе о Богѣ и, по возможности,
полно ознакомить его съ предметомъ христіанской религіи.
Вслѣдствіе этого, къ священно-историческимъ повѣствова-
ніямъ о благости и любви Бога къ человѣку, въ цѣляхъ
религіознаго воспитанія, необходимо присоединять при обу-
ченіи Закону Божію и другія библейскія повѣствованія, въ
которыхъ, такъ сказать, наглядно обрисовываются и другія
свойства Божіи. Подобный систематическій подборъ свя-
щенно-историческихъ повѣствованій, направленный къ цѣли
выясненія истиннаго понятія о Богѣ и Его отношеній къ
людямъ, въ то же время знакомитъ учащихся съ истинами
христіанскаго вѣроученія, которыя, при помощи этихъ по-
вѣствованій, представляются ему нагляднѣе и проще. А такъ
какъ правильное понятіе о Богѣ и Его отношеніи къ людямъ
обусловливаетъ собою и правильность отношеній къ Нему

со стороны человѣка, то, вмѣстѣ съ истинами вѣроученія,
посредствомъ священно-историческихъ повѣствованій, уче-
никъ будетъ усвоять себѣ и истины нравоученія, самою
жизнію упоминаемыхъ въ повѣствованіяхъ лицъ осуще-
ствляемыя на дѣлѣ. Такимъ образомъ, начальный и основ-
ной предметъ въ дѣлѣ обученія религіи—священная исто-
рія позволяетъ учителю религіи наглядно и просто уяснить
истины вѣроученія и нравоученія христіанскаго и чрезъ то
подготовить учениковъ достаточнымъ образомъ къ систе-
матическому изученію, если для такового будетъ время, той
отрасли Закона Божія, которая извѣстна подъ именемъ
катихизиса. Указанный порядокъ преподаванія св. исторіи
даетъ основанія при изложеніи священно-историческихъ по-
вѣствованій знакомить учащихся и съ молитвами и съ зна-
ченіемъ и смысломъ Богослуженія православной Церкви, не
говоря уже о толковомъ усвоеніи отдѣльныхъ изреченій Св.
Писанія. Такъ, разсказъ объ Авелѣ и Каинѣ или притча
о мытарѣ и фарисеѣ даютъ учителю религіи возможность
наглядно выяснить, какими качествами должна отличаться
истинная и богоугодная молитва; разсказъ о хожденіи
Іисуса Христа въ Іерусалимъ вмѣстѣ съ родителями или въ
сопровожденіи учениковъ на праздники даетъ ему основа-
нія для выясненія необходимости посѣщать общественное
Богослуженіе и понятія о храмѣ Божіемъ. Конечно, невоз-
можно подыскать священно-историческихъ разсказовъ, изъ
которыхъ каждый выяснялъ бы послѣдовательно смыслъ
той или другой церковной службы въ полномъ ея составѣ
и порядкѣ. Но такое выясненіе достигается при взаимной
помощи многихъ разсказовъ, потому что наше церковное
Богослуженіе въ существѣ дѣла есть драматическое воспро-
изведеніе, изображеніе въ дѣйствіяхъ священно-историче-
скихъ событій.
Такимъ образомъ, при расположеніи учебнаго матеріала
при обученіи религіи на первыхъ порахъ представляется
наиболѣе пригодною система совмѣстнаго преподаванія всѣхъ
частей Закона Божія, въ основаніи которой должны лежать
священно - историческіе разсказы. По опредѣленію педаго-

гики 1),«сущность этой системы обученія состоитъ въ разум-
номъ, естественномъ, гармоническомъ сочетаніи историче-
скаго факта съ общеупотребительною молитвою, съ догматиче-
скою или нравственною истиною, съ тѣмъ или другимъ
праздникомъ или богослужебнымъ обрядомъ. Поэтому, въ
связи съ событіями изъ священной исторіи идетъ или изъ-
ясненіе общеупотребительныхъ молитвъ, или изложеніе дог-
матовъ .вѣры, или правилъ нравственности, или церковнаго
богослуженія, такъ что всѣ религіозныя понятія, сообщаемыя
дѣтямъ, утверждаются на исторической почвѣ, какъ на проч-
номъ и наиболѣе доступномъ дѣтскому уму основаніи». Въ
защиту системы совмѣстнаго преподаванія всѣхъ частей
Закона Божія педагоги указываютъ 2) ея несомнѣнныя педа-
гогическія достоинства, — естественность и разумность,—
и въ то же время признаютъ, * что «она съ первыхъ же уро-
ковъ даетъ дѣтямъ возможность понимать живую связь
между догматомъ, молитвою, обрядомъ и священно-истори-
ческимъ фактомъ, и представляетъ особенныя выгоды для
сельской начальной школы въ томъ отношеніи, что дѣти,
и не прошедшія всего начальнаго курса обученія, что не-
рѣдко случается съ ними, пріобрѣтутъ существенно необ-
ходимое знаніе основныхъ истинъ христіанскаго вѣро-
и нраво-ученія, сколько нибудь ознакомятся съ внѣшнею
стороною Богослуженія, съ важнымъ значеніемъ такихъ пред-
метовъ, какъ церковь, алтарь, царскія двери, иконостасъ
и проч., а также получатъ необходимыя свѣдѣнія о важ-
нѣйшихъ праздникахъ православной церкви». То правда,
конечно, что Священная исторія, какъ исторія Самооткро-
венія Бога и исторія спасенія человѣка, обязываетъ исто-
рика слѣдить за постепеннымъ раскрытіемъ Божественнаго
Откровенія. Но это требованіе имѣетъ свою силу только
при обученіи систематическому курсу исторіи въ школахъ,
располагающихъ для того временемъ; при томъ же и на осно-
ваніи разсказовъ священно-историческихъ, избранныхъ со-
1) Тихомировъ. Курсъ педагогики, стр. 328.
2) Ibid., стр. 329.

гласно съ цѣлями религіознаго образованія, а не съ поряд-
комъ ихъ совершенія, возможно не упускать изъ виду по-
слѣдовательности и связи событій и чрезъ то достигать
изображенія послѣдовательнаго хода дѣла спасенія Божія.
Для начальныхъ же народныхъ школъ погоня за полною
систематичностію въ преподаваніи Священной исторіи, кати-
хизиса, ученія о Богослуженіи, по нашему мнѣнію, пред-
ставляется не необходимою. Начальная школа ставитъ себѣ
задачу очень скромную—подготовить учащихся къ продол-
женію своего образованія—по выходѣ изъ школы и на-
печатлѣть въ нихъ живыя основы къ воспріятію религіоз-
ныхъ знаній и къ осуществленію ихъ въ жизни. Подобную
же задачу начальная школа можетъ выполнить и путемъ
совмѣстнаго прохожденія всѣхъ частей Закона Божія, тѣмъ
болѣе, что при такомъ изученіи религіи ученикъ наглядно
видитъ и тѣ основанія, по которымъ требуется отъ него
исполненіе того или другаго нравственно-религіознаго тре-
бованія,—чего невозможно достигнуть при отвлеченныхъ
доказательствахъ, въ силу ихъ недоступности для дѣтскаго
ума. Опираясь на эти основы и какъ бы толкаемый ихъ
дѣйственностію, живучестію, учащійся, по выходѣ изъ школы,
и самъ не преминетъ прочитать и изучить Священную
исторію въ ея полномъ послѣдовательномъ ходѣ и ознако-
миться съ вѣро- и нраво-ученіемъ въ порядкѣ катихизиче-
скомъ. Могутъ сказать, что при совмѣстномъ преподаваніи
всѣхъ частей Закона Божія въ преподаваніе вводится безси-
стемность, безпорядочность, а всякое безпорядочно сооб-
щенное знаніе вноситъ въ обученіе сбивчивость, неотчет-
ливость и не дѣлается прочнымъ достояніемъ учащихся.
Но на это можно отвѣтить, что система обученія заклю-
чается не въ тѣхъ только научныхъ формахъ, какія пред-
ставляютъ теперь собою учебники по священной исторіи
и катихизису, и что законоучитель, преслѣдующій совмѣст-
нымъ преподаваніемъ всѣхъ частей Закона Божія задачу—
возбужденіе и развитіе религіозныхъ чувствованій,—можетъ
начертить и намѣтить, сообразный съ этою задачею, опре-
дѣленный и систематическій планъ. При томъ же, что

будетъ препятствовать законоучителю въ концѣ курса обу-
ченія въ народной школѣ, при повтореніи, привести весь
изученный учениками матеріалъ и въ порядокъ, напр., свя-
щенно-историческіе разсказы повторить въ хронологиче-
скомъ порядкѣ, вѣроученіе и нравоученіе въ общепринятомъ
катихизическомъ порядкѣ? Такимъ повтореніемъ значительно
устраняются и тѣ вообще неудобства и недостатки, которые
свойственны системѣ повтореній, практикуемой въ школахъ
почти повсемѣстно.