Труды Я. К. Грота. Т. 2: Филологические разыскания. — 1899.

Настоящій II-й томъ Трудовъ академика Я. К. Грота посвященъ его филологическимъ работамъ. Эти работы были собраны и объединены еще самимъ авторомъ въ его „Филологическихъ Разысканіяхъ“ впервые въ 1873 году, когда была написана вторая ихъ часть „Спорные вопросы русскаго правописанія отъ Петра Великаго до нынѣ“. Съ тѣхъ поръ вышло еще два изданія (1876 и 1885 гг.) этого труда, составившаго два довольно крупныхъ тома. Настоящее изданіе, являющееся четвертымъ, соединяя оба тома въ одинъ, вполнѣ воспроизводитъ послѣднее, и еще пополнено нѣсколькими статьями, появившимися послѣ 1885 г. Такъ, ко второй части, между прочимъ, добавлена статья „Нѣсколько разъясненій по поводу замѣчаній о книгѣ Русское Правописаніе“. Но самое это руководство, составленное Я. К. Гротомъ по порученію Академіи Наукъ, мы не сочли удобнымъ включить въ наше изданіе, въ виду его чисто-практическаго назначенія и главное въ виду того, что оно составляетъ собственно лишь обработанное съ спеціальною цѣлью изложеніе главныхъ результатовъ изслѣдованія о спорныхъ вопросахъ русскаго правописанія. Такъ какъ однакожъ, благодаря постояннымъ стремленіямъ автора къ усовершенствованію своей работы, Русское Правописаніе въ послѣдующихъ своихъ изданіяхъ — послѣднимъ при жизни автора было 10-е — подверглось нѣкоторымъ измѣненіямъ сравнительно съ 1-мъ, вышедшимъ одновременно съ третьимъ изданіемъ „Филологическихъ Разысканій“ (см. предисловіе ко 2-й части), то мы признали цѣлесообразнымъ дать во всѣхъ важнѣйшихъ случаяхъ необходимыя указанія на эти измѣненія въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ1).

СОДЕРЖАНІЕ.

Отъ редактора III

Часть І. Матеріалы для словаря, грамматики и исторіи русскаго языка.

Народный и литературный языкъ.

Толковый словарь живого великорусскаго языка, В. И. Даля 1

Заимствованія изъ другихъ языковъ.

— Петръ Великій и Ломоносовъ.

— Карамзинъ и его противники.

— Допущеніе народнаго языка въ литературу.

— Успѣхи народности.

— Взглядъ Даля.

— Прежніе труды его.

— Очеркъ его біографіи.

— Ходъ его занятій по словарю.

— Отношеніе его къ литературному языку.

— Отношеніе между народною и образованною рѣчью.

— Иностранныя слова.

— Неологизмы.

— Заимствованія изъ областныхъ нарѣчій.

— Очищеніе языка.

— Взглядъ Даля на свою задачу.

— Планъ, составъ и предѣлы его словаря.

— Придуманныя имъ самимъ новыя слова.

— Расположеніе словъ по гнѣздамъ.

— Примѣры невѣрнаго расположенія словъ въ гнѣздѣ.

— Словопроизводство Даля.

— Грамматическая часть въ словарѣ.

— Правописаніе его.

— Окончаніе именъ средняго рода на іе и ье.

— Примѣры въ словарѣ.

— Пословицы и поговорки.

— Словотолкованіе.

— Вещественныя толкованія.

— Слова, относящіяся къ ботаникѣ и зоологіи.

— Общее заключеніе.

Карамзинъ въ исторіи русскаго литературнаго языка 46

Справедливо ли онъ считается преобразователемъ языка? Мнѣніе современниковъ.

— Нынѣшній взглядъ.

— Въ чемъ заслуга Карамзина.

— Начатки измѣненій до него.

— Языкъ Фонъ-Визина и Крылова.

— Письменный языкъ въ концѣ XVIII вѣка.

— Сохацкій и Подшиваловъ.

— „Московскій Журналъ“.

— Языкъ современн. писателей.

— Журналы Крылова.

— Журналъ Туманскаго.

— Стилистика Подшивалова.

— Подражатели Карамзина.

— Шишковъ и его полемическіе пріемы.

— Его обвинительные пункты.

— Пріемы Карамзина.

— Отзывъ Макарова.

— Составленіе новыхъ словъ.

— Языкъ и слогъ Карамзина.

— Въ чемъ заключалось его подражаніе иностранцамъ.

— Главныя основанія его синтаксиса.

— Особенности рѣчи его.

— Ограниченіе славянизмовъ.

— Введеніе иностранныхъ словъ.

— Употребленіе прежнихъ словъ въ новомъ значеніи.

— Новыя слова.

— Свидѣтельства Дашкова и Дмитріева.

— Выводы.

Приложенія къ предыдущей статьѣ:

I. Отрывки изъ рѣчей, произнесенныхъ профессорами Московскаго университета 87

II. Замѣчанія Карамзина о языкѣ, изъ разборовъ его въ „Московскомъ Журналѣ“ 89

III. Крыловъ противъ Карамзина 91

IV. Отрывокъ изъ Бюффона въ переводахъ Малиновскаго, Лепехина и Карамзина 94

V. Образчики языка изъ журналовъ начала 1790-хъ годовъ 95

VI. Образчики языка Карамзина въ первое время его авторства 97

Областные словари 99

Богатство нѣмецкой литературы пособіями по діалектологіи.

— Нѣмецкій языкъ.

— Швейцарское нарѣчіе.

— Словарь баварскаго нарѣчія, Шмеллера.

— Швабскій словарь др.

— Выводы.

— „Опытъ областного великорусскаго словаря“.

— Правила при составленіи его.

— Польза его.

По поводу нѣмецкой брошюры Клауса Грота о мѣстныхъ нарѣчіяхъ 113

Словарь областного Архангельскаго нарѣчія, составленный А. Подвысоцкимъ 115

Къ соображенію будущихъ составителей русскаго словаря.

I. Шведскій академическій словарь 129

Шведская академія.

— Труды ея секретаря Бескова.

— Составъ академіи.

— Ея труды по языку.

— Планъ составленія словаря.

— Приготовительные труды.

— Сторонніе сотрудники.

— Средства академіи.

— Выборъ главнаго сотрудника.

— Первый выпускъ словаря.

— Причины медленности изданія.

II. Программа словаря братьевъ Гриммовъ 146

Общая идея.

— Академическіе словари.

— Исторія словарей.

— Расположеніе словаря.

— Назначеніе его.

— Объемъ и границы словаря.

— Прежніе нѣмецкіе словари.

— Иноземныя слова.

— Собственныя имена.

— Техническіе термины.

— Непристойныя слова.

— Источники словаря.

— Подтвержденіе словъ примѣрами.

— Грамматическая терминологія.

— Опредѣленіе словъ.

— Средства къ образованію словъ.

— Частицы.

— Словотолкованіе.

— Словоизслѣдованіе.

— Бытовая сторона объясненій.

— Форма буквъ и печать.

— Исторія шрифтовъ.

— Правописаніе.

— Удареніе.

— Раздѣленіе труда.

— Сторонняя помощь.

III. Словарные труды Датчанъ 182

IV. Русско-Французскій словарь г. Макарова 184

Степень его полноты.

— Выдержки.

— Фразеологія.

V. Планъ словаря въ новомъ родѣ 188

Приложеніе къ статьѣ: Къ соображенію будущихъ составителей русскаго словаря. Мнѣніе Сперанскаго о новомъ изданіи славяно-россійскаго словаря 190

Замѣтка о названіяхъ мѣстъ 193

Объясненіе географическихъ именъ.

— Географическіе словотолкова-

тели

— Переводныя названія въ русской лѣтописи.

— Передѣланныя имена.

— Русскія и финскія названія.

— Пермь и названіе финскихъ народовъ.

— Ладога и Нева.

— Ильмень, Кивачъ.

— Колывань.

Откуда слово Кремль 209

Псковской Кремль.

— Московскій Кремникъ.

— Крем въ названіи народовъ.

— Форма словъ Кремль.

— Этимологія словъ кромъ и кремль.

— Предположеніе о заимствованіи съ греческаго.

Замѣтка о нѣкоторыхъ старинныхъ техническихъ терминахъ русскаго языка 217

Начало гравированія въ Россіи.

— Слово грыдоровать.

— Книгопечатные термины.

О произношеніи буквъ Э, Е, Ѣ 220

Etymologische Beiträge und die Aussprache des betonten russischen e, von Dr. Fr. Haag 224

O нѣкоторыхъ особенностяхъ къ системѣ звуковъ русскаго языка 227

Видоизмѣненіе гласнаго отъ послѣдующаго звука.

— Русская азбука.

— Азбучная схема г. Бетлинга.

— Вопросъ о мягкости гортанныхъ звуковъ.

— Два звука буквы г.

— Взаимная смѣна звуковъ a и о.

— Этимологія слова плевать.

— Этимологія слова слюна.

— Умягченіе согласныхъ передъ мягкими звуками.

— Умягченіе шипящихъ.

— Способъ присоединенія нѣкоторыхъ суффиксовъ.

— Объ умягченіи звуковъ л и н.

— Выводъ относительно вліянія послѣдующаго звука на предыдущій гласный.

Замѣтки о сущности нѣкоторыхъ звуковъ русскаго языка 249

О спряженіи русскаго глагола и о важности въ немъ ударенія 263

Основныя формы спряженія.

— Третье лицо множ. ч.

— Образованіе другихъ формъ.

— Удареніе причастной формы.

— Несоотвѣтствіе формъ въ нѣкоторыхъ глаголахъ.

— Значеніе основныхъ формъ.

— Законъ умягченія звуковъ въ спряженіи.

— Значеніе основныхъ формъ въ словаряхъ.

О глаголахъ съ подвижнымъ удареніемъ 277

Въ какихъ глаголахъ оно встрѣчается.

— Глаголы на оть и ить.

— Отличительное свойство первообразныхъ глаголовъ.

— Условія ударенія въ глаголахъ.

— Знаки ударенія въ древнихъ текстахъ.

— Примѣчанія.

О русскомъ удареніи вообще и объ удареніи именъ существительныхъ 290

Общія замѣчанія о сущности русскаго ударенія.

— Трудность изслѣдованія.

I. Удареніе въ именительномъ падежѣ 293

Первообразныя и производныя слова.

— Предложныя имена.

— Производственныя окончанія мужескаго рода.

— окъ и екъ.

— ецъ.

— икъ.

— щикъ, чикъ и др.

— тель.

— Окончаніе женскаго рода.

— ица.

— ина.

— ота, ета и др.

— Окончаніе средняго рода.

— ніе, тіе.

— ство, ствіе.

— ище.

— ло, во, но, ро, ко и др.

— Общіе выводы относительно ударенія существительныхъ.

— Примѣчанія объ отдѣльныхъ словахъ.

II. О переходѣ ударенія именъ существительныхъ въ косвенныхъ падежахъ 326

Имена мужескаго рода.

— Имена женскаго рода.

— Имена средняго рода.

— Имена муж. и жен. рода на ь.

III. По поводу нѣмецкой брошюры г. Кайслера о русскомъ удареніи 337

Цѣль и содержаніе брошюры.

— Общія замѣчанія объ удареніи.

— Русское удареніе.

— Различное протяженіе слоговъ.

— Подвижность ударенія.

— Первобытная свобода его.

— Переносъ его во флексіяхъ.

— Неуловимость законовъ его.

— Взгляды Боппа и Бенлева.

— Подвижность въ глаголахъ.

— Вліяніе предлоговъ.

— Предложные глаголы.

— Случаи двоякаго ударенія.

— Заключеніе.

Замѣтка о нѣкоторыхъ формахъ именныхъ флексій 354

Опытъ фонетики резьянскихъ говоровъ. И. Бодуэна-де-Куртенэ 359

Этимологія древняго церковно-славянскаго и русскаго языка. Е. Бѣлявскаго 362

По вопросу о значеніи подлежащаго въ предложеніи 372

О названіяхъ аиста въ Россіи 377

Разнообразіе названій.

— Названіе y нижне-германскихъ народовъ.

— Названіе одного изъ днѣпровскихъ пороговъ.

— Примѣры названій мѣстъ на двухъ языкахъ.

— Выводъ.

— Примѣчанія.

О словѣ „шпильманъ“ въ старинныхъ русскихъ памятникахъ 386

Объ элементарномъ преподаваніи русскаго языка 390

Матеріалы для русскаго словаря.

I. Дополненія и замѣтки къ толковому словарю Даля 401

II. Слова областного словаря, сходныя съ скандинавскими 433

III. Слова областного словаря, сходныя съ финскими 445

IV. Сравнительно-филологическія и другія замѣтки о нѣкоторыхъ словахъ 448

V. По поводу двухъ сравнительно-филологическихъ изслѣдованій о славянскихъ и скандинавскихъ словахъ 455

VI. Слова, взятыя съ польскаго или чрезъ посредство польскаго 464

Филологическая замѣтка (о словѣ скипидаръ) 467

Часть II. Спорные вопросы русскаго правописанія.

Предисловіе къ 3-му изданію 471

Различіе языка произносимаго и писаннаго 473

Отдѣлъ I. ЗВУКИ.

I. Физіологія звуковъ языка. Стр. 475—487.

Очеркъ исторіи физіологическаго изученія звуковъ языка.

— Устройство органовъ рѣчи.

Гласные звуки 479.

Формы полости рта при произношеніи ихъ. Три основные звука: і a y.

— Измѣненія звуковъ зависятъ отъ удобства выговора. Переходные гласные звуки.

— Схема гласныхъ звуковъ.

Согласные звуки 481.

Двоякое ихъ образованіе посредствомъ смыканій и суженій въ полости рта.

— Дѣленіе ихъ на три разряда y Грековъ.

— Дѣленіе на твердые и мягкіе, на безголосные и голосовые.

— Смычные, или мгновенные согласные звуки.

— Проточные, или длительные согласные звуки.

— Дрожательный звукъ p.

— Носовые звуки м н.

II. Звуки русскаго языка. Стр. 487—539. Особенности нашей фонетики.

Русскіе согласные звуки 488.

Различіе твердыхъ и мягкихъ.

— Трудность ихъ произношенія.

— Наша фонетика въ трудахъ иностранцевъ.

Русскіе гласные звуки 490.

Ихъ раздѣленіе.

— Звукъ і и два его сокращенія.

Звукъ Й. Русскіе дифтонги 492.

Восходящіе и нисходящіе дифтонги.

— Русскіе восходящіе дифтонги.

— Русскіе нисходящіе дифтонги.

— Двоякое значеніе начертаній я, е, ё, ю. Натура звука й.

— Мнѣнія Добровскаго и Востокова о нашихъ дифтонгахъ.

— Мнѣніе Брюкке о звукѣ jot.

— Звуковое значеніе еря.

Звуки Э ЙЭ (Е, Ѣ) 496.

Двоякое ихъ произношеніе.

— Звукъ между э и и.

Звуки A и О 497.

Звукъ между a и о.

— Звукъ между a и э.

— Звукъ между а/о и у.

— Звукъ йа или ьа. Звукъ йо или ьо составляетъ особенность народнаго языка.

— Условія, при которыхъ онъ образуется.

Звуки У, ЙУ, ЬУ.

— Звукъ Ы 501.

Случай его неопредѣленности.

— Схема русскихъ гласныхъ.

— Случай дебелаго э.

Классификація звуковъ 502.

Количественное раздѣленіе звуковъ (по положенію органовъ), качественное (по органамъ). Гласные, согласные

и полугласные.

— Взглядъ Раумера на основаніе различія безголосныхъ и голосовыхъ: выдуваніе и выдыханіе.

— Таблица звуковъ русскаго языка. Замѣчаніе о мягкихъ согласныхъ.

— Поясненіе къ таблицѣ: звуки ц ч щ.

— Плавные и шипящіе.

— Система славянскихъ звуковъ y Миклошича.

— У Шлейхера и Лескина.

Грамматика Ломоносова 507.

Планъ ея.

— Различеніе названій: слово, языкъ и рѣчь.

— Содержаніе перваго „наставленія“.

— О голосѣ и произношеніи.

— Гласныя.

— Раздѣленіе согласныхъ по органамъ.

— Понятіе о долготѣ и краткости звуковъ.

— Недоразумѣніе относительно термина Ломоносова „знаменательныя части слова“.

— Его главныя и служебныя части слова.

— Грамматическая таблица Ломоносова.

— Его вступительный обзоръ общей грамматики.

— Какъ опредѣляетъ грамматику.

— Отношеніе грамматики Ломоносова къ филологической литературѣ его времени.

— Заимствованія изъ древнихъ.

— Понятія Ломоносова о звукахъ и буквахъ.

— Термины его.

— Части рѣчи.

— Разборъ мнѣнія И. Давыдова о грамматикѣ Ломоносова.

— Общая оцѣнка ея.

Позднѣйшіе взгляды русскихъ на свою фонетику 524.

Труды Востокова.

— Его полугласные.

— Гласные.

— Правила произношенія буквы е.

— Дебелыя и тонкія гласныя.

— Фонетическія понятія Греча.

— Фонетика Павскаго.

— Его придыханія.

— Начало этого термина.

— Различное его пониманіе.

— Изслѣдованіе M. Н. Каткова.

— „Мысли объ исторіи русскаго языка“ И. И. Срезневскаго.

— „Историческая грамматика“ Ѳ. И. Буслаева.

— Сочиненіе M. А. Тулова объ „элементарныхъ звукахъ рѣчи“.

Приложеніе. Основанія фонетики по сочиненію профессора Сиверса: Grundzüge der Phonetik, стр. 540—572.

Отдѣлъ II. ПИСЬМО И ПРАВОПИСАНІЕ.

I. Значеніе и развитіе письма. Стр. 573—589.

Изслѣдованія В. Гумбольдта, Штейнталя и Вутке.

— Сущность письма.

— Происхожденіе.

— Шнурки съ узлами.

— Разные способы письма.

— Внутренняя форма языковъ и ихъ раздѣленіе.

— Зависимость письма отъ характера языка.

— Живописное письмо американскихъ народовъ.

— Символика.

— Письмо Мексиканцевъ.

— Главныя начала его.

— Отношеніе между письменами американскихъ народовъ и ихъ языками.

— Китайское письмо.

— Отличіе его.

— Ходъ его развитія.

— Звуковой элементъ въ китайскомъ письмѣ.

— Египетскіе іероглифы.

— Разные взгляды на нихъ.

— Развитіе египетскаго письма.

— Отличіе его отъ мексиканскаго.

— Переходъ къ звуковому началу.

—Развитіе скорописи (іератич. и демотическое письмо) .

Звуковое письмо 589.

Силлабическое письмо Японцевъ.

— Клинообразное письмо азіатскихъ народовъ.

— Колыбель азбучнаго письма.

— Древнѣйшіе памятники его.

— Скудость преданій.

— Происхожденіе названій буквъ.

— Формы ихъ.

— Безпорядокъ въ ихъ расположеніи.

II. Славяно-русская азбука. Стр. 595—612.

Сужденія иностранцевъ о нашей азбукѣ.

— Несовершенство другихъ европейскихъ азбукъ.

— Кириллица, ея достоинства и особенности.

Начало русской гражданской азбуки и оцѣнка ея 600.

Примѣры преобразованія азбукъ.

— Начатки нашей гражданской печати въ Голландіи.

— Постепенное образованіе и установленіе ея въ Россіи.

— Несовершенства русской азбуки.

— Оцѣнка ея.

— Нужны ли въ ней измѣненія?

— Двоякое звуковое значеніе буквы г.

— Чужеязычныя буквы.

— Вопросъ о ѳитѣ.

— Выводъ относительно русской азбуки.

— Расположеніе буквъ въ системѣ.

— Азбучная таблица.

III. Правописаніе. Стр. 613—642.

Основныя начала правописанія.

— Общій ходъ его развитія: историческая и этимологическая орѳографія.

Орѳографическій вопросъ y культурныхъ и нѣкоторыхъ другихъ народовъ 614.

а) У Нѣмцевъ.

— Орѳографія Гримма;

— его послѣдователей.

— Настоящее положеніе нѣмецкаго письма.

б) У Англичанъ.

— Вполнѣ историческій характеръ ихъ правописанія.

— Преобразовательныя попытки.

— Мнѣнія Макса Мюллера, Витнея и Эрля.

в) У Французовъ.

— Этимологическій характеръ ихъ правописанія.

— Орѳографическія правила Поръ-Рояля и словарь Французской академіи.

— Мнѣнія извѣстныхъ писателей.

— Попытки преобразованій.

— Отзывы о фонетической реформѣ.

— Замѣчанія г. Дидо.

— Авторитетъ Французской академіи въ словарѣ Литтре.

г) У остальныхъ романскихъ народовъ. Фонетическое правописаніе Италіанцевъ и Испанцевъ.

д) У скандинавскихъ народовъ. Два литературные языка.

— Развитіе шведскаго правописанія подъ вліяніемъ академіи.

— Книга Раска о датской орѳографіи.

— Послѣдователи его.

— Орѳографическій съѣздъ въ Стокгольмѣ.

— Послѣдствія его въ Даніи и въ Швеціи.

— Полемика между гг. Рюдквистомъ и Гацеліусомъ.

— Участіе правительствъ въ установленіи правописанія: въ Даніи, Испаніи, Германіи.

— Необходимость отвращать пестроту правописанія въ школѣ.

— Комиссія для установленія фламандской орѳографіи.

Общіе выводы 633.

Повсемѣстныя явленія въ исторіи развитія правописанія.

— Трудность осуществить идеалъ фонетическаго правописанія.

— Опасность нововведеній.

— Неизбѣжность разногласій въ орѳографіи.

— Терпимость школы въ отношеніи къ нимъ.

Общій взглядъ на русское правописаніе 637.

Излишнія жалобы на пестроту нашего письма.

— Въ чемъ состоятъ разногласія?

— Преобладаніе этимологическаго характера и причины того.

— Законность такого письма.

— Требованія русскаго правописанія, выраженныя уже Ломоносовымъ.

— Противоположный взглядъ серба Новаковича.

— Этимологическое правописаніе отвѣчаетъ потребности человѣческаго ума.

IV. Очеркъ исторіи русскаго правописанія. Стр. 642—687.

Тредьяковскій, Ломоносовъ и Сумароковъ 642.

Противоположные взгляды двухъ первыхъ.

— Споръ объ окончаніяхъ прилагательныхъ.

— Мнѣніе обоихъ о буквѣ ѣ.

— Статья Сумарокова объ орѳографіи.

— Его собственное правописаніе.

— Ломоносовъ о ѳитѣ.

— Взгляды Сумарокова на фонетику и правописаніе.

Состояніе правописанія послѣ Ломоносова 649.

Появленіе учебниковъ.

— Правописаніе въ русскихъ журналахъ второй половины прошлаго вѣка.

Старанія изгнать лишнія буквы, особенно ъ 652.

Планъ русскаго словаря.

— Взгляды Свѣтова и Подшивалова на азбуку.

— Начало гоненій на букву ъ 654.

— Домашневъ и Барсовъ противъ ера.

— Барсовъ противъ ѵ и ѳ.

— Другія гоненія на ъ.

— Книги, изданныя безъ ера.

— Чеботаревъ, Шлецеръ, Эминъ, Языковъ, Измайловъ, Лабзинъ.

— Мнѣніе А. Гумбольдта.

Правописаніе Карамзина. 657.

— „Московскій Журналъ“.

— Нѣкоторыя особенности карамзинской орѳографіи.

— Карамзинъ и Пушкинъ о словѣ рѣшить.

— Грамматика Россійской академіи.

Востоковъ и Гречъ 659.

Грамматическіе труды ихъ.

— Вліяніе грамматики Греча и періодическихъ его изданій.

Измѣненія орѳографіи послѣ Карамзина 662.

„Вѣстникъ Европы“, „Библіотека для Чтенія“ и „Отечественныя Записки“.

Нововведенія и противодѣйствіе имъ 663.

Азбука Хабарова.

— Правописаніе Лажечникова.

— Латинскій шрифтъ Кадинскаго и мысли по поводу того, высказанныя Бѣлинскимъ.

— Другія попытки сближенія русской азбуки съ латинскою.

— Звуковой способъ обученія грамотѣ.

— Азбука г. Засядко.

— Форма буквы m въ русской печати.

— Попытки пополненія русской азбуки.

— Транскрипція иностранныхъ словъ.

— Барановскій, Васильевъ, Фурманъ.

— Г. Стоюнинъ о русской азбукѣ.

— Новыя попытки измѣненія азбуки и опять Кадинскій.

— Оборотныя буквы Сенковскаго.

— Предложеніе ввести польское письмо.

Орѳографическія совѣщанія въ Петербургѣ 674.

Статья г. Хованскаго.

— Открытіе собраній въ 1862 году.

— Программа г. Стоюнина. —Смѣлые планы преобразованій.

— Заявленіе противъ лишнихъ буквъ.

— Объ обмѣнѣ ера и еря.

— Частныя измѣненія.

— Прекращеніе собраній.

Явленія, вызванныя орѳографическими совѣщаніями 678.

Отзывы о нихъ петербургскихъ журналовъ. „Кіевскій Курьеръ“.

— Московскіе журналы: статьи Робера и Грота.

— Мнѣнія другихъ академиковъ и редакціи „Московскихъ Вѣдомостей“ объ излишествѣ ера въ концѣ словъ.

— Вычисленія относительно этой буквы.

— Замѣчаніе шведа Гренинга.

— Словарь Толля.

— Разногласіе о буквѣ ѣ.

Дальнѣйшія попытки улучшенія русской орѳографіи 683.

Особенности въ правописаніи Даля.

— Справочная книжка г. Студенскаго.

— Обращеніе г. Новаковскаго къ рѣшенію Академіи наукъ.

— Книга „Спорные вопросы русскаго правописанія“.

— Комиссія при Московской гимназіи.

— Учебные труды, относящіеся къ правописанію.

— Учебное пособіе.

V. Критическій обзоръ современнаго правописанія. Стр. 687.

Выводъ изъ исторіи.

— Совмѣстное присутствіе двухъ началъ правописанія этимологическаго и фонетическаго.

1. Употребленіе согласныхъ буквъ 690.

Удвоеніе одной и той же буквы.

Оно не противно русской фонетикѣ.

— Физіологическое значеніе его.

А. Этимологическое удвоеніе согласныхъ 691.

Въ корняхъ: жжетъ, жженъ. Отъ приставокъ и суффиксовъ: Женнинъ.

— Возжи, дрожди. Отворить; разсада; разсолъ: встать.

— Искусство; разсориться; возженный, разженный.

Б. Фонетическое удвоеніе согласныхъ 693.

Устарѣлое объясненіе законовъ языка требованіями благозвучія.

— Удвоеніе плавныхъ въ другихъ языкахъ.

— Удвоеніе н въ причастіяхъ и прилагательныхъ.

— Въ вещественныхъ прилагательныхъ на яный и аный.

— Гостиница.

— Составъ глагола итти.

— Тотъ же глаголъ въ другихъ славянскихъ нарѣчіяхъ.

— Соединеніе его съ предлогами.

Фонетическое употребленіе С вмѣсто З въ предлогахъ воз, низ, раз, из 698.

Голосовыя согласныя въ концѣ словъ.

— Особенное фонетическое свойство предлоговъ.

— Правописаніе четырехъ предлоговъ.

— Предлоги безъ и чрезъ.

— Расчесть, расчетъ.

— Разсчитать, разсчитывать.

— Разсказать, разсказъ, розсказни. Разспросить, разспросы.

— Розыскъ и разысканіе; роспись и расписка.

Другіе случаи фонетическаго письма 703.

Гдѣ, здѣсь, вездѣ, ноздри, свадьба, мяздра, ѣшь, четвергъ.

— Мягкій, легкій. Збруя.

— Сумасбродъ, отверстіе, ляжка, дужка, задхлый.

Употребленіе Ч Т и Д при встрѣчѣ съ другими согласными 704:

ч вмѣсто слышимаго ш передъ н.

— Ильинична, Лукинична и пр.

— Что. Стлать, сланецъ, слой, если.

— Склянка. Срамъ. Встрѣтить, строгій. Полоцкъ, Шацкъ.

Употребленіе Щ, СЧ, ЗЧ, ЖЧ 706.

Три случая, когда пишется щ.

— Произношеніе щ за ш.

— Песчаный. Разложеніе звука щ на зч и сч.

— Суффиксы щина и чина, щикъ и чикъ.

— Поручикъ. Разсказчикъ, извозчикъ, подписчикъ.

— Мужчина.

— Образчикъ; помѣщикъ, сыщикъ, косящатый, вящшій.

II. Употребленіе гласныхъ 711.

A или О? Кривой, прямой; кривого, прямого.

— Древность послѣдняго начертанія.

— Смѣшеніе a и о.

— Подъемъ гласной о въ глаголахъ.

Неопредѣленныя гласныя въ глагольныхъ окончаніяхъ 714.

ишь—ять, ятъ, атъ; ешь—ютъ, утъ.

— Дышешь или дышишь?

— Стоящій, огнедышущій.

— Глаголы на овать и ывать.

— Раскаиваться, отчаиваться.

— Слышанъ и слышенъ.

— Разсмотрѣнъ, обиженъ, верченъ.

— Видѣнъ и виденъ.

Е и И въ неударяемыхъ слогахъ 720.

Оканчанія чекъ и чикъ; енька, енькій.

— Енскій и инскій.

— Личныя и географическія относительныя имена прилаг.

— Смѣшеніе и и ѣ въ окончаніяхъ.

Употребленіе Е въ ударяемыхъ слогахъ 724.

Троякое значеніе этой буквы.

— Правила произношенія е за ё.

— Когда е сохраняетъ своей первичный звукъ.

— Измѣненіе е въ ё передъ тонкими звуками.

Начертаніе звука Е, измѣненнаго въ ЙО (ьО) или О 727.

Когда употребляется ё.

— о послѣ шипящихъ.

— Примѣры этого правописанія въ древнихъ памятникахъ.

— Мнѣнія нашихъ филологовъ о сочетаемости шипящихъ съ дебелыми гласными.

— Разница въ этомъ отношеніи между ж, ш, ч, щ.

— Нынѣшнее положеніе этого вопроса.

— Когда можно писать: жо, шо, чо, що?

— Сочетаніе ц съ гласными.

Употребленіе буквы ѣ 733.

Значеніе этой буквы.

— Разныя мнѣнія о древнемъ ея произношеніи.

— Употребленіе ѣ въ корняхъ.

— ѣ въ образовательныхъ окончаніяхъ.

—Случаи смѣшенія е и ѣ.

Употребленіе Э 739.

Исторія буквы.

— Гоненіе на нее.

— Смѣшеніе э съ е.

—Писать ли э послѣ согласныхъ?

Употребленіе Ъ, Ь и Ы 741.

Древнее значеніе ера и еря.

— Попытки ограничить ихъ употребленіе.

— Употребленіе ы.

— Употребленіе ь.

— ы вмѣсто и по закону уподобленія звуковъ.

Заимствованныя слова и имена собственныя 746.

Источники заимствованій и звуковыя формы словъ 746.

Мнѣніе Я. Гримма о заимствованіяхъ.

— Область заимствованій русскаго языка.

— Древнія и новыя заимствованія.

— Слова обрусѣвшія и чужеобразныя.

— Смѣшеніе звуковъ р и л.

— Народная этимологія.

— Народная фонетика.

Правописаніе собственныхъ именъ 753.

Собственныя имена на ла и вообще имена съ женскимъ окончаніемъ.

— Начертаніе иностранныхъ собственныхъ именъ и склоненіе ихъ.

— Малороссійскія фамильныя имена на ко.

— Способъ Сенковскаго писать иностранныя имена латинскими буквами.

— Способъ г. Иванова писать греческія и латинскія слова.

— Географическія собственныя имена.

— Старинныя географическія названія.

Удвоеніе согласныхъ въ иноязычныхъ словахъ 761.

Сущность звука означаемаго двойною буквой.

— Цѣль такого начертанія.

— Ограниченіе удвоеній.

— Излишнія удвоенія.

ІА или ІЯ? 763.

я въ концѣ словъ.

— Суффиксы заимствованныхъ прилагательныхъ.

— Окончанія анинъ, анскій, алъ, альный, антъ и проч.

ІО, ЙО, ЬЕ или ЬО 764.

Изображеніе звука l mouillé и gn передъ о.

— Звуки a и о послѣ йота.

IE, ІЭ, ІУ 765.

уа или уя.

Транскрипція звуковъ, общихъ западно-европейскимъ языкамъ.

— Двоякое изображеніе звука l.

— Французскіе носовые звуки и дифтонгъ oi.

— Англійскіе звуки w, th, неопред. u.

— Нѣмецкій ö (фр. eu).

— Нѣкоторые италіанскіе и скандинавскіе звуки.

Окончанія заимствованныхъ словъ 769.

Суффиксы прилагательныхъ.

— Суффиксы существительныхъ.

— Глаголы на овать и ировать.

—Общее замѣчаніе о заимствованіяхъ въ русскомъ языкѣ.

Употребленіе большихъ, или такъ называемыхъ прописныхъ буквъ 775.

Различіе прежней и нынѣшней практики.

— Мнѣніе Сенковскаго.

— Границы употребленія.

— Общее правило.

— Имена народовъ.

— Прилагательныя собственныя имена.

О слитномъ письмѣ составныхъ реченій 779.

Значеніе вопроса.

— Мнѣніе Ломоносова.

— Составныя нарѣчія.

— Составные предлоги.

— Слитное письмо прилагательныхъ разныхъ формъ;

— числительныхъ, мѣстоименій и частицъ.

— Двойные нарѣчія и предлоги.

— Частица не.

Знаки препинанія (пунктуація) 785.

Приложенія.

I. Статья: По поводу толковъ о правописаніи 802

II. Изъ статьи: Орѳографическая распря 810

III. Грамматическій споръ на судѣ 815

IV. Нѣсколько разъясненій по поводу замѣчаній о книгѣ „Русское Правописаніе“ 818

V. Орѳографическая замѣтка: Ветчина или вядчина? 858

VI. По поводу замѣтки объ окончаніи ого въ склоненіи прилагательныхъ именъ 862

Указатели къ обѣимъ частямъ „Филологическихъ Разысканій“.

I. Предметный указатель къ „Спорнымъ Вопросамъ Русскаго Правописанія“ 865

II. Указатель личныхъ именъ къ обѣимъ частямъ „Филолог. Разысканій“. 870

III. Лексическій указатель къ I части 883

1. Русскія слова и имена 883

2. Иностранныя слова и имена 887

IV. Справочный филологическій указатель къ „Спорнымъ Вопросамъ Русскаго правописанія“ 888

V. Библіографич. указатель статей I части 935

Автографъ Я. К. Грота (о языкѣ) 941

Замѣченныя опечатки 943

НАРОДНЫЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫКЪ.
Толковый словарь живаго великорускаго языка В. И. Даля 1).
Четыре части въ большую четвертку; LIV и 2388 стр. (не считая прибавленій)
Москва. 1863—1866.
1869.
[1] Чтобы лучше выяснить идею и цѣль Словаря Даля, нужнымъ
считаю напередъ взглянуть на ходъ развитія русскаго письменнаго
и вообще образованнаго языка.
Русскій языкъ не избѣгъ судьбы большей части языковъ: въ раз-
личныхъ соприкосновеніяхъ съ другими націями народъ русскій,
особливо же грамотная часть его, заимствовалъ y нихъ множество
словъ, которыя болѣе или менѣе тѣсно и прочно сроднились съ его
языкомъ. Такія заимствованія происходятъ во всякое время, по мѣрѣ
потребности, вслѣдствіе усвоенія извнѣ новыхъ понятій и знакомства
съ новыми предметами; но бываютъ эпохи, когда заимствуются цѣлыя
сферы новыхъ идей, a оттого и цѣлые разряды словъ. Подобныхъ
эпохъ въ жизни русскаго народа было нѣсколько. Оставляю въ сто-
ронѣ заимствованія, сдѣланныя издревле, во время вѣкового сожи-
тельства или сосѣдства съ племенами германскими, чудскими и татар-
скими, которое влекло за собою обмѣнъ предметовъ вседневнаго быта и
ихъ названій: разумѣю [2] только такіе событія или перевороты, кото-
рые, пробуждая неизвѣстныя прежде духовныя потребности, заставляли
брать и готовыя слова для означенія соотвѣтственныхъ понятій. Глав-
ными событіями этого рода были для Россіи: введеніе христіанской
вѣры, учрежденіе школъ по польскому образцу, сперва въ Кіевѣ, a
потомъ въ Москвѣ, и наконецъ преобразованія Петра Великаго со
всѣми ихъ, еще и понынѣ продолжающимися, послѣдствіями. Есте-
1) На основаніи этого разбора покойному В. II. Далю присуждена Ломоносовская
премія въ 1870 году

ственно, что при заимствованіи извнѣ понятій, обычаевъ, обрядовъ,
изобрѣтеній и учрежденій, языку трудно поспѣвать за развитіемъ идей,
и онъ пользуется самымъ легкимъ способомъ обогащенія, т. е. беретъ
нужныя слова изъ другихъ языковъ. При этомъ, однакожъ, онъ слѣ-
дуетъ троякому пути: либо усвоиваетъ себѣ чужія слова безъ всякаго
измѣненія (кромѣ окончаній, по требованіямъ языка), напр. библія,
икона, генералъ, солдатъ, протестъ, прогрессъ; либо передѣлываетъ ихъ
по-своему, напр. церковь, налой, кадило, просвира, исполать, футляръ,
тарелка; либо наконецъ переводитъ слово и употребляетъ слово-
составленія по чужеязычному образцу, напр.: благословлять, провидѣніе,
побѣдоносный, землеописаніе, любомудріе, вліяніе, трогательный, послѣ-
довательность, цѣлесообразный.
Удобство подобныхъ заимствованій, особенно перваго изъ пока-
занныхъ трехъ способовъ, допускающаго введеніе любого иностран-
наго слова съ придачею ему только своенароднаго окончанія, во всѣ
времена легко порождало злоупотребленія, которыя въ свою очередь
нерѣдко вызывали противодѣйствіе. Полнѣйшую свободу въ этомъ
отношеніи позволялъ себѣ самъ Петръ Великій, безпрестанно употреб-
лявшій (иногда съ обозначеніемъ русскаго перевода) иностранныя
слова, какъ-то: баталія, викторія, фортеція, ассамблея, амбиція, импе-
ріумъ, и составлявшій въ томъ же родѣ собственныя имена: Петер-
бургъ, Кронштадтъ, Ораніенбаумъ, Катерингофъ. Такъ же точно обра-
щались ' съ языкомъ современные Петру писатели и переводчики. Во
время господства иноплеменниковъ, наставшаго послѣ смерти Петра,
дѣло не могло измѣниться къ лучшему. При Елизаветѣ же Петровнѣ
произошло [3] патріотическое движеніе, которое въ литературѣ отрази-
лось дѣятельностью Ломоносова. Главный протестъ противъ искаженія
языка заявилъ онъ въ своемъ знаменитомъ разсужденіи О пользѣ
книгъ церковныхъ, указывая на чтеніе ихъ, какъ на вѣрнѣйшее сред-
ство уберечься отъ излишняго пристрастія къ иноземнымъ языкамъ.
„Старательнымъ и осторожнымъ употребленіемъ сроднаго намъ ко-
реннаго Словенскаго языка съ Россійскимъ", говоритъ онъ, „отвра-
тятся дикія и странныя слова нелѣпости, входящія къ намъ изъ чу-
жихъ языковъ... Оныя неприличности нынѣ небреженіемъ чтенія книгъ
церковныхъ вкрадываются къ намъ нечувствительно, искажаютъ соб-
ственную красоту нашего языка, подвергаютъ его всегдашней пере-
мѣнѣ и къ упадку преклоняютъ. Сіе все показаннымъ способомъ пре-
сѣчется" *)... Но Ломоносовъ, очищая лексическій составъ письменнаго
языка, вмѣстѣ съ тѣмъ надолго утвердилъ введенную еще до него
духовными писателями совершенно несвойственную русской рѣчи ла-
тинскую конструкцію.
*) Соч. Ломоносова, изд. Смирд. Спб. 1847, т. I, стр. 533.

Послѣдователи Ломоносова, усвоивъ себѣ его уваженіе къ. церков-
но-славянскимъ книгамъ, но не обладая его сдержанностью въ обра-
щеніи съ языкомъ, обезобразили письменную рѣчь злоупотребленіемъ
славянизмовъ. Это вызвало другую крайность: тѣ, которыхъ не удо-
влетворялъ такой слогъ, обратились къ новѣйшимъ иностраннымъ
языкамъ и стали въ нихъ искать себѣ образцовъ, особенно во фран-
цузскомъ. Такъ въ 80-хъ годахъ прошлаго столѣтія, рядомъ съ язы-
комъ славяномановъ образовался, въ противоположность ему, „фран-
цузскій штиль", и явились двѣ враждебныя школы, которыя не могли
долго существовать одна возлѣ другой. Побѣдить должна была та изъ
нихъ, на сторонѣ которой окажется болѣе здраваго смысла, вкуса и
таланта. Эти преимущества соединилъ въ себѣ Карамзинъ: чуждаясь
крайностей того и другого направленія, но склоняясь ко второму, бо-
лѣе современному, онъ удержалъ изъ него все то, что [4] было согласно
съ духомъ родного слова, сталъ писать очищеннымъ разговорнымъ
языкомъ, усвоилъ себѣ естественный складъ рѣчи и вмѣстѣ то изя-
щество выраженія, которому научился y лучшихъ европейскихъ пи-
сателей.
Понятно, что приверженцы славянщины не хотѣли безъ отчаян-
ной борьбы. уступить непріятелю спорное поле, и вотъ изъ рядовъ ихъ
вышелъ рьяный борецъ за сохраненіе стараго слога. Шишковъ не
хотѣлъ видѣть, что Карамзинъ и лучшіе изъ его послѣдователей, не
изгоняя вполнѣ иностранныхъ словъ, вводя даже вновь такія, кото-
рыя казались имъ необходимыми, старались однакожъ избѣгать вар-
варизмовъ и по возможности замѣнять русскими тѣ иноязычныя сло-
ва, для которыхъ можно было на родномъ языкѣ удачно пріискать
соотвѣтствующія. Хотя въ сущности всѣ нововведенія карамзинской
школы были равно ненавистны Шишкову, но онъ напалъ на нее осо-
бенно съ той стороны, съ которой она казалась ему всего болѣе
уязвимою, именно со стороны заимствованій изъ другихъ новѣйшихъ
языковъ. Осмѣивая встрѣчавшіяся въ новомъ слогѣ французскія слова,
Шишковъ преслѣдовалъ и вообще всякіе неологизмы, напр. слова,
составленныя по образцу иностранныхъ (вліяніе, трогательный), a
также употребленіе прежнихъ словъ въ новомъ обширнѣйшемъ зна-
ченіи (развитіе, потребность, переворотъ) и вмѣсто того предлагалъ
древнія слова, непонятныя современному русскому человѣку и дикія
для его слуха, a по тому самому противныя даже ломоносовской тео-
ріи письменнаго языка, какъ напр. непщевать, гобзованіе, углѣбать,
приснотекущій, умодѣліе и т. п. Извѣстно, что нападенія Шишкова
на новый слогъ имѣли только отрицательное дѣйствіе: ни одно изъ
предложенныхъ имъ старинныхъ или имъ самимъ скованныхъ словъ
и реченій не было принято, никто не сталъ выражаться такъ, какъ
онъ совѣтовалъ; но его обвиненія заставили Карамзина и другихъ

тогдашнихъ писателей обращать болѣе вниманія на свой письменный
языкъ, быть осмотрительнѣе въ употребленіи иностранныхъ словъ и
оборотовъ. Мало того: Карамзинъ, трудясь надъ своей Исторіей, сталъ
[5] глубже всматриваться въ языкъ лѣтописей и изъ него почерпать
архаизмы, конечно не похожіе на тѣ, которые предлагалъ Шишковъ,
но болѣе сообразные съ духомъ современнаго языка.
Однимъ только источникомъ литературной рѣчи мало воспользо-
вался Карамзинъ — языкомъ народнымъ. Вслѣдствіе своего воспитанія
и подъ вліяніемъ господствовавшаго издавна взгляда онъ съ нѣкото-
рымъ пренебреженіемъ смотрѣлъ на эту область языка и считалъ
простонародныя слова низкими или, какъ до него говорили, подлыми.
Впрочемъ, сочиненія Карамзина большего частью относились къ такому
роду литературы, который легко можетъ или, по крайней мѣрѣ, по
тогдашнимъ понятіямъ могъ обходиться безъ помощи языка народнаго.
Притомъ онъ еще не имѣлъ въ рукахъ памятниковъ этого языка,
открытыхъ только въ позднѣйшее время. Однакожъ и этотъ элементъ
рѣчи никогда не былъ вполнѣ исключенъ изъ нашей письменности.
Еще въ древности нѣкоторые писатели, напр. Кириллъ Туровскій,
Даніилъ Заточникъ, брали оттуда краски для своихъ произведеній.
Послѣ Петра Великаго особенно Кантемиръ зналъ цѣну народной рѣчи
и умѣлъ ею пользоваться. Ломоносовъ, раздѣливъ слогъ на три раз-
ряда, установилъ, что низкій штиль употребляетъ только чисто-русскія
слова, какихъ нѣтъ въ церковныхъ книгахъ; по его теоріи такъ пи-
шутся: комедіи, эпиграммы, пѣсни; въ прозѣ—дружескія письма и
описанія обыкновенныхъ дѣлъ; „простонародныя слова", замѣчаетъ
онъ, „могутъ имѣть въ нихъ мѣсто по разсмотрѣнію" 1). Впрочемъ
Ломоносовъ допускаетъ „низкія слова" уже и въ среднемъ слогѣ.
Самъ же онъ изрѣдка позволяетъ себѣ даже и въ одѣ употреблять
простонародныя выраженія; такъ въ одѣ на взятіе Хотина послѣ
вопроса:
„Кто съ нимъ толь грозно зритъ на югъ,
Одѣянъ страшнымъ громомъ вкругъ?"
слѣдуетъ стихъ въ тонѣ народнаго языка:
„Никакъ смиритель странъ Казанскихъ!"2)
[6] Послѣ Ломоносова народный языкъ разрабатывали, по мысли его,
въ комедіи, сатирѣ, шуточной сказкѣ и баснѣ. Въ такихъ сочиненіяхъ
къ нему прибѣгали Сумароковъ, В. Майковъ, Богдановичъ, Фонвизинъ,
Аблесимовъ, Княжнинъ и др. Изъ лирическихъ поэтовъ Державинъ,
выросшій вблизи къ народу, сталъ вводить народный языкъ даже въ
*) Соч. Лом., т. I, стр. 531*
2) Тамъ же, стр. 38 (строфа 11).

такой родъ стихотворства, который до него считалъ „высокій слогъ"
своею необходимою принадлежностью; эта новость была въ связи съ
тѣмъ, что онъ внесъ въ оду элементъ сатиры и шутки. Позднѣе, еще
болѣе простора народному языку въ письменной рѣчи сталъ давать
Крыловъ. О его раннемъ знакомствѣ съ этой сферой языка разительно
свидѣтельствуетъ юношеское его произведеніе, недавно въ первый
разъ изданное нашимъ Отдѣленіемъ, — комическая опера Кофейница,
богатая выраженіями и поговорками, взятыми изъ народнаго быта 1).
Во всѣхъ дальнѣйшихъ трудахъ своихъ Крыловъ оставался вѣренъ
этому направленію, и потому неудивительно, что онъ, издавая жур-
налъ въ одно время съ Карамзинымъ, сдѣлался противникомъ его.
Замѣчательно, какъ оба эти писателя впали въ противорѣчіе съ са-
мими собою: Крыловъ, отличаясь безыскусственною простотою языка,
былъ усерднымъ защитникомъ ложно-классической французской драмы;
a Карамзинъ, считая простонародное низкимъ, былъ смолоду горячимъ
почитателемъ Шекспира и Лессинга. Но Крыловъ долго не могъ
попасть на вкусъ современниковъ, и, прежде нежели понялъ настоя-
щее свое призваніе, на многіе годы оставилъ литературу.
Между тѣмъ проза Карамзина стала для всѣхъ образцомъ пись-
меннаго языка. На ней построена была грамматика Греча, получив-
шая на цѣлыя десятилѣтія законодательную силу. Авторитетъ этой,
во многомъ произвольной и условной грамматики имѣлъ свою вредную
сторону, задержавъ развитіе-литературной рѣчи, скованной ея стѣс-
нительными правилами. Въ 1820-хъ и 30-хъ годахъ надъ нашимъ
языкомъ тяготѣло что-то похожее [7] на пуризмъ Французской академіи.
Свободное его творчество было подавлено. Немногіе только писатели
отваживались итти своимъ путемъ. Первое между ними мѣсто зани-
малъ возвратившійся на литературное поприще въ началѣ столѣтія
Крыловъ; но онъ писалъ только басни, a эта тѣсная область поэзіи
считалась состоящею на особыхъ правахъ. Одновременно въ другой
сферѣ умственной дѣятельности подготовлялось движеніе, которое не
могло остаться безъ вліянія на успѣхи народнаго языка въ художе-
ственной литературѣ. To, что во всѣхъ странахъ являлось предвѣсть-
емъ самостоятельнаго творчества, стало обнаруживаться и y насъ, —
уваженіе къ народности, вкусъ къ произведеніямъ народной словес-
ности, охота къ собиранію и записыванію ихъ. Въ 1804 г. изданы
были въ первый разъ „Древнія русскія стихотворенія"; Мерзляковъ, a
за нимъ Дельвигъ и Цыгановъ сочиняли пѣсни въ духѣ народныхъ;
Востоковъ переводилъ пѣсни Сербовъ и разбиралъ составъ русскаго
народнаго стиха; собранія пословицъ выходили уже давно; Снегиревъ
задумывалъ ученую разработку ихъ и пролагалъ путь Сахарову. 06-
*) См. т. VI Сборника Отдѣл. русск. языка и словесн.

щество любителей Россійской словесности, въ Москвѣ, собирало и
печатало областныя слова.
Возникавшая любовь къ народности, которая вызывала всѣ эти на-
чинанія и труды, не могла не отразиться и на изящной литературѣ.
Рядомъ съ Крыловымъ, и конечно не совсѣмъ независимо отъ его влія-
нія, пошелъ Грибоѣдовъ въ своей оригинальной комедіи. Въ то же
время Пушкинъ уже заявлялъ, что „разговорный языкъ простого
народа достоинъ глубочайшихъ изслѣдованій", и доказывалъ на дѣлѣ,
что самъ „прислушивался къ московскимъ просвирнямъ", которыя,
по его замѣчанію „говорятъ удивительно чистымъ я правильнымъ
языкомъ" 1). A вскорѣ и своенравный Гоголь сталъ писать прозою,
хотя и небрежной, но замѣчательно оригинальной и рѣзко запечат-
лѣнной особенностями рѣчи народной.
[8] Около того же времени услышали въ первый разъ имя еще до-
вольно молодого человѣка, избравшаго область литературы, которая
до тѣхъ поръ не имѣла y насъ особаго представителя,—разсказы изъ
быта народнаго и солдатскаго. Это былъ тотъ самый писатель, кото-
рый нынѣ трудомъ совершенно другого рода подаетъ намъ поводъ
говорить о судьбахъ русскаго языка. Стараясь быть вѣрнымъ пересказ-
чикомъ народныхъ вымысловъ, онъ въ то же время хотѣлъ доказать,
что вся пишущая братья выражается совсѣмъ не по-русски, что на-
добно перестроить весь литературный языкъ по образцу народнаго.
Въ оцѣнкѣ послѣдняго никто еще не шедъ такъ далеко. И прежде
были конечно писатели, считавшіе полезнымъ и нужнымъ знакомство
съ народнымъ языкомъ для извѣстныхъ литературныхъ цѣлей: Даль
первый сталъ утверждать. что безъ народнаго языка нельзя ступить
ни одного правильнаго шагу въ авторскомъ дѣлѣ. Естественно, что
онъ, отстаивая эту идею/ не избѣгъ нѣкоторыхъ крайностей. Какъ
нѣкогда Шишковъ провозглашалъ церковно-славянское нарѣчіе исклю-
чительнымъ источникомъ обогащенія русскаго языка, такъ въ 1830-хъ
и 40-хъ годахъ Даль выставлялъ такимъ единственнымъ источникомъ
языкъ народный. „Если", говорилъ онъ, „въ книгахъ и высшемъ об-
ществѣ не найдемъ чего ищемъ, то остается одна только кладь или
кладъ — родникъ или рудникъ — но онъ за то неисчерпаемъ. Это жи-
вой языкъ русскій, какъ онъ живетъ понынѣ въ народѣ. Источникъ
одинъ — языкъ простонародный, a важныя вспомогательныя средства:
старинныя рукописи и всѣ живыя и мертвыя славянскія нарѣчія" 2).
Подобно Шишкову, Даль составлялъ новыя слова, предлагая ихъ для
замѣны или дополненія прежнихъ, и въ этомъ не всегда былъ счаст-
3) Соч. Пушкина, томъ V, Спб. 1855 г., стр. 43.
2) „Полтора слова о нынѣшнемъ русскомъ языкѣ" въ Москвит. 1842, ч. I, стр.

ливѣе Шишкова. Ho, показавъ точку сближенія между обоими писа-
телями, спѣшу однакожъ оговориться > путь, избранный Далемъ, былъ
прямѣе и безукоризненнѣе: Даль не велъ пристрастной полемики, не
ставилъ того или другого писателя цѣлью [9] своихъ нападеній, никого
не винилъ въ безвѣріи и недостаткѣ патріотизма за употребленіе ино-
странныхъ словъ и наконецъ старался доказать свою теорію болѣе
дѣломъ, нежели разсужденіями: онъ писалъ народнымъ языкомъ по-
вѣсти и разсказы, заимствованные y народа. Эти произведенія, по
собственному его свидѣтельству, составляли для него не цѣль, a сред-
ство. „Не сказки по себѣ", говоритъ онъ, „были ему важны, a рус-
ское слово, которое y .насъ въ- такомъ загонѣ, что ему нельзя было
показаться въ люди безъ особаго предлога и повода—и сказка послу-
жила предлогомъ. Писатель задалъ себѣ задачу познакомить земля-
ковъ своихъ сколько нибудь съ народнымъ языкомъ и говоромъ, ко-
торому открывался такой вольный разгулъ и широкій просторъ въ
народной -сказкѣ" *). Предупреждая мысль, будто онъ ставитъ свои
сказки въ примѣръ слога и языка, нашъ авторъ далѣе прибавляетъ:
„онъ (сказочникъ) хотѣлъ только на первый случай показать неболь-
шой образчикъ — и право не съ хазоваго конца 2) — образчикъ запа-
совъ, о которыхъ мы мало или вовсе не заботились, между тѣмъ какъ,
рано или поздно, безъ нихъ не обойтись".
Такимъ образомъ мы видимъ, что словарь Даля тѣсно примыкаетъ
къ прочимъ трудамъ его и есть плодъ той же идеи, изъ которо# про-
истекло все его авторство; на прежнія произведенія его должно смот-
рѣть только какъ на приготовительныя работы къ дѣлу, которымъ
онъ завершилъ свою дѣятельность на пользу языка. Если мы вспом-
нимъ, что Даль началъ свои наблюденія надъ нимъ еще до 1820 г.,
когда ему было не болѣе 18-ти лѣтъ отъ роду, то нельзя будетъ не
подивиться, какъ счастливая мысль отмѣчать простонародныя выраже-
нія могла зародиться въ головѣ столь молодого человѣка въ такое
время, когда y насъ, вообще говоря, еще мало обращали вниманія на
народную словесность. [10] Желая дать возможность полнѣе и вѣрнѣе
судить о разсматриваемомъ трудѣ, предложу нѣсколько собранныхъ
мною и до сихъ поръ нигдѣ не напечатанныхъ біографическихъ извѣ-
стій объ авторѣ. Это кажется мнѣ тѣмъ болѣе ,умѣстнымъ, что рѣчь
идетъ не о начинающемъ литераторѣ, a о писателѣ, давно пользую-
щемся y насъ почетною извѣстностью.
Вл. Ив. Даль родился 10-го ноября 1801 года въ Лугани (Екате-
1) Тамъ же, стр. 549 и 550.
2) Въ Словарѣ Даля принято для этого понятія и слово казовый. Непонятно,
зачѣмъ тутъ допускать татарское происхожденіе отъ слова хазъ, когда этимологія
отъ глагола казать такъ естественна. Замѣтимъ, что на нѣмецкомъ языкѣ есть со-
вершенно такъ же образованное названіе того же предмета — Schau-Ende.

риносл. губ.), гдѣ отецъ его, родомъ датчанинъ, занималъ мѣсто врача
по горному вѣдомству. Этотъ ученый иностранецъ, принявъ въ 1797 г.
русское подданство, горячо полюбилъ новое свое отечество, изучилъ
русскій языкъ какъ родной и воспитывалъ дѣтей своихъ въ патріоти-
ческомъ духѣ, при всякомъ случаѣ напоминая имъ, что они Русскіе:
въ 12-мъ году онъ жалѣлъ, что они еще слишкомъ молоды и негод-
ны для службы. Самъ онъ въ молодости кончилъ курсъ въ герман-
скомъ университетѣ по двумъ или тремъ факультетамъ и зналъ
нѣсколько языковъ; онъ былъ вызванъ въ Россію въ кондѣ царство-
ванія Екатерины II на службу при Публичной библіотекѣ. Замѣтивъ
въ Петербургѣ, что y насъ слишкомъ мало врачей, онъ отправился
опять за-границу, изучилъ медицинскія науки и, воротясь въ Россію,
женился на дочери г-жи Фрейтахъ, которая переводила на русскій
языкъ Гинтера и Ифланда 1). Въ качествѣ врача онъ сперва состоялъ
при войскѣ, расположенномъ въ Гатчинѣ, потомъ перешелъ въ Петро-
заводскъ, a оттуда въ названный уже городъ, по имени * котораго,
какъ своей родины, Владиміръ Ивановичъ принялъ впослѣдствіи столь
памятный псевдонимъ Казака Луганскаго. Изъ Лугани отецъ его былъ
переведенъ главнымъ докторомъ и инспекторомъ Черноморскаго фло-
та въ Николаевъ. Отсюда, въ 1814 г., отправилъ онъ двухъ сыновей
своихъ въ Морской корпусъ. Пробывъ тамъ пять лѣтъ, Вл. Ив. поѣхалъ
мичманомъ обратно въ Николаевъ. Къ морской службѣ онъ не чув-
ствовалъ никакого призванія, тѣмъ болѣе, что не переносилъ качки
въ морѣ;но получивъ воспитаніе [11] на казенный счетъ, онъ долженъ
былъ поневолѣ оставаться морякомъ: попытки его перейти въ инже-
неры, въ артиллерію или хоть въ армію были безуспѣшны. По кон-
чинѣ отца, переведенный въ Кронштадтъ (1823), онъ въ отчаяніи не
зналъ, что дѣлать. Между тѣмъ мать его съ младшимъ сыномъ уѣ-
хала въ Дерптъ для воспитанія его и, по ея вызову, Владиміръ Ива-
новичъ, выйдя въ отставку, отправился туда же. Тамъ онъ снова при-
нялся за ученіе и въ 1825 г. поступилъ въ казеннокоштные студен-
ты по медицинскому факультету. Но прежде нежели онъ успѣлъ кон-
чить курсъ, вспыхнула война 1829 г., и всѣхъ студентовъ, годныхъ
къ военной службѣ, велѣно было выслать въ армію. Даль попалъ въ
число троихъ, которымъ позволили тутъ же держать экзаменъ на
доктора. До 1832 г. онъ находился въ Турціи и Польшѣ и много
занимался операціями; потомъ поѣхалъ въ отпускъ въ Петербургъ и
здѣсь былъ назначенъ ординаторомъ военнаго госпиталя. Вступленіе
его на литературное поприще въ 1833 г. съ книжкою сказокъ озна-
меновалось прискорбнымъ обстоятельствомъ, которое однакожъ много
способствовало къ быстрому распространенію извѣстности новаго ав-
J) См. Смирдинскую Роспись, №№ 7207 и 7268.

тора. За одно превратно растолкованное мѣсто этой книги онъ под-
вергся аресту, и хотя. вскорѣ былъ вполнѣ оправданъ, но долго не
могъ являться въ литературѣ подъ своимъ именемъ. Черезъ нѣсколь-
ко времени Bac. Ал. Перовскій пригласилъ его въ Оренбургъ чинов-
никомъ для особыхъ порученій; въ 1841 г., отходивъ хивинскій по-
ходъ, Даль переѣхалъ въ Петербургъ на службу по министерству удѣ-
ловъ, a потомъ и внутреннихъ дѣлъ. Послѣднія десять лѣтъ своего
служебнаго поприща, съ 1849 г., онъ провелъ въ Нижнемъ управляю-
щимъ удѣльной конторы. Въ 1859, вышедъ въ отставку и поселив-
шись въ Москвѣ,. онъ рѣшился посвятить все свое время составленію
и изданію давно-подготовляемаго имъ словаря. Во всю свою жизнь
Даль не пропускалъ случаевъ поѣздить по Россіи и знакомиться съ
бытомъ народа: смѣсь французскаго съ нижегородскимъ была ему
ненавистна почти съ самаго дѣтства. Обстоятельства особенно благо-
пріятствовали удовлетворенію его любознательности: [12] служа во флотѣ,
a потомъ завѣдывая больницей, онъ имѣлъ возможность обращаться
съ людьми изъ самыхъ разнообразныхъ мѣстностей Россіи и распра-
шивать ихъ объ особенностяхъ языка въ каждой. Этимъ способомъ
онъ могъ значительно дополнить и расширить свѣдѣнія, добытыя имъ
пребываніемъ въ разныхъ краяхъ отечества. Разнородность службы,
которую онъ проходилъ, a сверхъ того любимыя занятія по есте-
ственнымъ наукамъ и нѣкоторымъ ремесламъ позволили ему охватить
обширный и многообразный кругъ человѣческихъ знаній и нагляднаго
знакомства съ бытомъ разныхъ состояній и сословій.
Въ 1819 г., проѣзжая по Новгородской губ. на пути въ Николаевъ,
Далъ услышалъ въ первый разъ слово замолаживаетъ (говорится о
небѣ, въ смыслѣ заволакиваетЪ) по сравненію съ начинающимъ бро-
дить тѣстомъ). Записавъ это слово, онъ положилъ чуть-ли не первый
камень будущаго словеснаго зданія, и уже не пропускалъ дня, чтобы
не вносить въ свои замѣтки новаго слова, оборота, поговорки. Ко вре-
мени турецкой кампаніи 1829 г. эти матеріалы достигли уже обшир-
ныхъ размѣровъ; находясь при арміи полковымъ врачемъ, Даль въ
ожиданіи обильной жатвы для своихъ записокъ, взялъ всѣ прежнія
тетради ихъ съ собою; вдругъ, навьюченный ими верблюдъ, перехода
за два до Адріанополя, пропадаетъ. Что долженъ былъ чувствовать
страстный* собиратель, внезапно лишившійся плодовъ десятилѣтняго
труда? Къ счастію, казаки гдѣ-то перехватили верблюда и черезъ
недѣлю привели его въ Адріанополь Драгоцѣнныя замѣтки были
спасены и продолжали нарастать еще цѣлыхъ 30 лѣтъ. „Жадно хва-
тая на лету родныя речи 2), слова и обороты, когда они срывались
*) Толковый Словарь т. I, „Напутное слово", стр, ш.
2) Предупреждаю разъ навсегда, что во всѣхъ выпискахъ изъ напечатанныхъ при
Словарѣ статей сохраняю правописаніе автора.

съ языка въ простой бесѣдѣ, гдѣ никто не чаялъ соглядатая или ла-
зутчика, этотъ записывалъ ихъ... Сколько разъ случалось ему, среди
жаркой бесѣды, выхвативъ записную книжку, записать въ ней обо-
ротъ речи или слово, которое y кого-нибудь сорвалось [13] съ языка,—
a его никто и не слышалъ! Всѣ спрашивали, никто не могъ припо-
мнить чѣмъ-либо замѣчательное слово—a слова этого не было ни въ
одномъ словарѣ, и оно было чисто руское"Вотъ какъ самъ соста-
витель Толковаго Словаря описываетъ намъ часть процесса своихъ при-
готовительныхъ работъ. Тутъ же онъ отдаетъ отчетъ въ главной
мысли, руководившей имъ съ тѣхъ поръ какъ онъ себя помнитъ:
„его тревожила и смущала несообразность писменаго языка нашего
съ устною речью простаго рускаго человѣка, не сбитаго съ толку
грамотѣйствомъ, a слѣдовательно и съ самимъ духомъ рускаго слова.
Не разсудокъ, a какое то темное чувство строптиво упиралось, отка-
зываясь признать этотъ нестройный лепетъ, съ отголоскомъ чужбины,
за рускую речь. Для меня сдѣлалось задачей выводить на справку и
повѣрку: какъ говоритъ книжникъ, и какъ выскажетъ въ бесѣдѣ ту
же, доступную ему мысль человѣкъ умный, но простой, неученый,—
и нечего и говорить о томъ, что перевѣсъ, по всѣмъ прилагаемымъ
къ сему дѣлу мѣриламъ, всегда оставался на сторонѣ послѣдняго. Не
будучи всилахъ уклониться ни на волосъ отъ духа языка, онъ поне-
волѣ выражается ясно, прямо, коротко и изящно" 2).
Въ этихъ словахъ лежитъ ключъ ко всей литературной дѣятель-
ности Даля. Чѣмъ болѣе онъ подмѣчалъ и записывалъ, тѣмъ болѣе
крѣпло его убѣжденіе въ негодности нашей письменной рѣчи. Ста-
раясь, въ своихъ расказахъ, употреблять языкъ близкій къ народному,
иногда нанизывая въ нихъ цѣлыми страницами пословицы и пого-
ворки, онъ сверхъ того, по временамъ, излагалъ теоретически свои
взгляды на русскую народную литературу и языкъ. Любопытно, что
первая его статья по этому предмету написана по-нѣмецки и напеча-
тана въ Dorpater Jahrbücher 1835 г. 1). Давъ ей заглавіе „Über
die Schriftstellerei des russischen Volks" (объ авторствѣ русскаго на-
рода), онъ начинаетъ осужденіемъ подражательной нашей литературы,
возстаетъ [14] противъ искаженія языка на чужеземный ладъ и, переходя
къ народной литературѣ, останавливается особенно на содержаніи
нѣкоторыхъ лубочныхъ картинъ. Позднѣе онъ помѣстилъ въ Москви-
тянинѣ 1842 (ч. I, № 2 и ч. V, № 9): „Полтора слова о нынѣшнемъ
русскомъ языкѣ" и „Недовѣсокъ къ статьѣ: Полтора слова". Далѣе,
въ началѣ разсматриваемаго словаря мы находимъ еще три статьи
Даля по тѣмъ же вопросамъ: 1) О наречіяхъ рускаго языка, написан-
а) Словарь, ч. I, стр. ш.
2) Тамъ же.

ную въ 1852 году по поводу изданія академическаго областного сло-
варя; 2) О рускомъ словарѣ, читанную 1860 г. въ Обществѣ любите-
лей Россійской словесности, и 3) Напутное слово, читанное тамъ же
въ 1862 г. и составляющее собственно предисловіе къ Толковому Сло-
варю. Наконецъ нѣсколько замѣтокъ подобнаго содержанія помѣщено
Далемъ въ газетѣ Погодина Русскій (1868 г., 25 и 31).
Въ этихъ разновременныхъ статьяхъ вполнѣ высказались понятія
автора о языкѣ, и потому онѣ очень важны для сужденія о словар-
номъ трудѣ его. Всѣ онѣ развиваютъ извѣстное уже намъ убѣжденіе
Даля, что нашъ литературный языкъ, ко вреду своему, слишкомъ
удалился отъ народнаго и, принявъ чуждый ему складъ вслѣдствіе
множества заимствованій, совершенно утратилъ первоначальный ха-
рактеръ силы, выразительности и сжатости. Впрочемъ Даль допускаетъ
исключеніе въ пользу нѣкоторыхъ писателей: уже и въ первой статьѣ
своей онъ указываетъ на Крылова и Грибоѣдова; въ Напутномъ же
словѣ говоритъ: „Взгляните на Державина, на Карамзина, Крылова,
на Жуковскаго, Пушкина и на нѣкоторыхъ извѣстныхъ даровитыхъ
писателей; не ясно ли, что они избѣгали чужеречій, что старались,
каждый по своему, писать чистымъ русскимъ языкомъ" *)? Что касается
[15] до языка, которымъ самъ онъ писалъ, то Даль не только не выдаетъ
его за образецъ, но сознаетъ и ошибки, въ которыя онъ впадалъ: онъ
въ позднѣйшее время убѣдился, что для народности въ литературѣ
недостаточно одного подбора словъ и выраженій изъ языка простона-
родья. При всемъ томъ, исходная точка Даля въ воззрѣніи на нашъ
литературный языкъ осталась прежняя. Онъ до конца находилъ, „что
живой народный языкъ, сберегшій въ жизненной свѣжести духъ, ко-
торый придаетъ языку стойкость, силу, ясность, цѣлость и красоту,
долженъ послужить источникомъ и сокровищницей для развитія обра-
зованной, разумной русской речи взамѣнъ нынѣшняго языка нашего,
каженика" 2).
Въ чемъ же, по мнѣнію Даля, заключается несостоятельность ны-
нѣшняго нашего письменнаго языка? Изъ приводимыхъ имъ примѣ-
ровъ видно,что онъ сюда относитъ: 1) ошибочное употребленіе одного
слова вмѣсто другого по незнанію настоящаго значенія ихъ (обознаться
вм. опознаться, обыденный вм. обиходный 3); 2) употребленіе словъ и
х) Словарь, ч. I, стр. і. Въ другомъ мѣстѣ Даль не вполнѣ освобождаетъ и Пуш-
кина отъ повальнаго упрека, утверждая, что „нѣтъ писателя, который бы не грѣ-
шилъ — и много, тяжко — противъ роднаго языка. Самъ Пушкинъ", прибавляетъ онъ,
„говоритъ въ прозѣ иногда такъ: обѣ онѣ должны были выдти въ садъ, черезъ зад-
нее крыльцо, за садомъ найдти готовыя сани, садиться въ нихъ и ѣхать—онъ
помнилъ разстояніе, существующее между нимъ и бѣдной крестьянкой, и проч.
„Все это", находитъ Даль, „не по-русски". (Москвит. 1842, ч. I, № 2, стр. 545 и 546).
2) Словарь, ч. I, стр. II.
3) Обознаться значитъ ошибиться;а опознаться — оріентироваться;
обыденной какъ ясно показываетъ его происхожденіе, можетъ значить только одно-

реченій растянутыхъ, описательныхъ, составленныхъ по иностранному,
вм; болѣе краткихъ ж мѣткихъ, имѣющихся въ народномъ языкѣ
(путеводитель въ пустынѣ вм. степной вожакъ, собственный вм. свой,
могущество вм. мочъ, могута; усовершенствованіе, семейственный вм.
усовершеніе, семейный и проч.), и 3) заимствованіе множества чуже-
язычныхъ словъ съ передѣланными только на русскій ладъ оконча-
ніями, употребленіе цѣлыхъ нерусскихъ оборотовъ, сочетаніе словъ и
построеніе рѣчи по нерусскимъ формамъ мышленія. Слѣдующій при-
мѣръ можетъ дать болѣе ясное понятіе о томъ, чего желалъ Даль.
Когда Жуковскій, въ свитѣ великаго князя Александра Николаевича,
въ 1837 г. проѣзжаль черезъ Уральскъ, то [16] Даль, въ то время тамъ
находившійся, завелъ съ нашимъ знаменитымъ поэтомъ разговоръ о
любимой своей темѣ и между прочимъ представилъ ему такой образ-
чикъ двоякаго способа выраженія: 1) на общепринятомъ языкѣ:
„Казакъ осѣдлалъ лошадь какъ можно поспѣшнѣе, взялъ товарища
своего, y котораго не было верховой лошади, къ себѣ на крупъ и
слѣдовалъ за непріятелемъ, имѣя его всегда въ виду, чтобы при бла-
гопріятныхъ обстоятельствахъ на него напасть", и 2) на языкѣ на«
родномъ: „Казакъ сѣдлалъ уторопь, посадилъ безконнаго товарища
на забедры и слѣдилъ непріятеля въ назерку, чтобы при спопутности
на него ударить" х). Жуковскій, мало сочувствуя послѣднему способу
выраженія, замѣтилъ, что такъ можно говорить только съ казаками
и притомъ о близкихъ имъ предметахъ.
Нельзя отрицать справедливости той мысли, что языкъ народный
во многихъ случаяхъ выражается своеобразнѣе и удачнѣе литератур-
наго; но, замѣтивъ это, Даль упустилъ изъ виду, что несходство между
тѣмъ и другимъ есть явленіе общее всѣмъ языкамъ, a не исключи-
тельная принадлежность русскаго. Вездѣ языкъ, по мѣрѣ своего раз-
витія въ образованной рѣчи, болѣе и болѣе даетъ перевѣсъ отвлечен-
ному мышленію надъ наглядной изобразительностью 2); вездѣ общіе
всему человѣчеству логическіе законы въ большей или меньшей сте-
пени вытѣсняютъ изъ письменнаго языка непосредственную своеобраз-
ность народныхъ представленій, выражающуюся въ идіотизмахъ, и
потому-то вездѣ литературная рѣчь мало-по-малу усвоиваетъ себѣ мно-
жество синтактическихъ оборотовъ, общепринятыхъ въ образованнѣй-
дневный (обыденка = эфемера). Прибавлю отъ себя, что такимъ же образомъ въ
нашу новѣйшую литературу вкралось неправильное пониманіе слова витать, кото-
рому обыкновенно придаютъ смыслъ какого-то движенія въ вышинѣ (носиться, planer),
тогда какъ оно просто значитъ жить, пребывать: ср. лат. vita и предложн. гла-
голъ об(в)итать.
3) Москвит. 1842, № 2, „Полтора слова" и проч., стр. 552, 653.
2) Историчь. грамматика Буслаева, М. 1863, ч. II, стр, 21 и 77.

шихъ языкахъ1). Этотъ какъ бы космополитическій языкъ похожъ, по
[17] остроумному сравненію одного писателя, на бумажныя деньги, по-
всюду легко замѣняющія золотую и серебряную монету. Такое явле-
ніе въ языкахъ есть необходимое слѣдствіе постояннаго обмѣна идей,
происходящаго путемъ литературы, и слишкомъ жалѣть объ этомъ
результатѣ нельзя безъ умаленія цѣны самаго факта, изъ котор&го
онъ проистекаетъ.
Но свобода заимствованій должна имѣть свои разумные предѣлы,
особенно должна она ограничиваться уваженіемъ къ духу родного языка.
Даль не безъ основанія упрекаетъ нашу книжную рѣчь въ злоупотреб-
леніи этою свободой. Въ послѣднія десятилѣтія, начиная съ 40-хъ го-
довъ, — по мѣрѣ того, какъ русское общество научалось придавать
вещамъ болѣе цѣны, чѣмъ именамъ, —y насъ стали слишкомъ прене-
брегать чистотою языка и слишкомъ мало стѣсняться въ употребленіи
иностранныхъ словъ и оборотовъ. Такимъ образомъ въ печати появи-
лось множество выраженій, искусственно привитыхъ къ русскому языку,
напр. разсчитывать на кого или на что, дѣлать кого несчастнымъ,
имѣть жестокость, предшествовать кому, предпослать что чему, пройти
молчаніемъ, раздѣлять чьи-либо мысли или чувства, прежде нежели ска-
зать, слишкомъ уменъ чтобы не понять, имѣть что возразить, имѣть
что-нибудь противъ 2). Въ разговорѣ и на письмѣ сдѣлались ходячими
слова: фактъ, результатъ, интересный, серьезный, компетентный, лояльный,
солидный, солидарный; не избѣгли мы даже шансовъ, не говоря уже о цѣ-
ломъ легіонѣ глаголовъ подобныхъ слѣдующимъ: импонировать, импро-
визировать, изолировать, игнорировать, бравировать, [18] формулировать,
вотировать, конкурировать, резюмировать, третировать. Послѣдній раз-
ряд$ словъ особенно неудаченъ, такъ какъ тутъ мы видимъ иногда
двойное искаженіе: французское слово видоизмѣнено сперва нѣмецкою
формою его окончанія (iren). Чтобы уменьшить безобразіе, нѣкоторые
стали отбрасывать слогъ ир и говорить напр. формуловать, цитовать,
*) Замѣчательно умно и вѣрно сказалъ князь Вяземскій еще въ 1825 году: „Но-
вые набѣги въ области мысли требуютъ часто и новаго порядка. Отъ нихъ книжный
синтаксисъ, условная логика частнаго языка могутъ пострадать, но есть синтаксисъ,
есть логика общаго ума, которые, не во гнѣвъ ученымъ будь сказано, также суще-
ствуютъ". (Полное собр. соч. кн. Вяземскаго, т. I, стр. 197).
2) Въ ближайшее къ намъ время къ этимъ оборотамъ присоединилось еще много
другихъ, напр. считаться съ чѣмъ (tenir compte de quelque chose), человѣкъ такого
закала (un homme de cette trempe), разъ онъ взялся—непремѣнно сдѣлаетъ (une
fois qu'il s'en est chargé...) и проч., или слова: вліять, вліятельный, немыслимый
(undenkbar). Прежде слово вліять имѣло только собственное значеніе, напр. y M. H.
Муравьева: „Многія дамы, украшенія пола своего, вліяли природныя и неподражае-
мыя пріятности ихъ разума въ сочиненія, повидимому легкія и нетщательныя". —
Французское слово sale въ переносномъ смыслѣ стали переводить сальный, изъ кото-
раго въ томъ же значеніи образовалось существительное сальность (!).

по образцу болѣе старыхъ глаголовъ: атаковать, арестовать, командо-
вать, пробовать. Къ сожалѣнію, это лишь въ рѣдкихъ случаяхъ воз-
можно, да и отъ такой передѣлки мало прибыли, когда слово все-
таки остается иностраннымъ.
Замѣтимъ однакожъ, что одновременно съ вторженіемъ иностран-
ныхъ словъ и оборотовъ, русскій литературный языкъ не переставалъ
развиваться и изъ собственныхъ своихъ источниковъ, чего Даль вовсе
не принялъ въ соображеніе, хотя однажды и вырвалось y него замѣ-
чанье: „Сколько введено русскихъ словъ на нашей памяти, начиная
съ Карамзина!" *). Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ сравнить любую
нынѣшнюю книгу или газету съ тѣмъ, что писалось лѣтъ 30 — 40
тому назадъ, даже и лучшими изъ тогдашнихъ литераторовъ: въ каж-
домъ современномъ намъ сочиненіи найдется множество русскихъ словъ
и оборотовъ, которыхъ не знали ни Карамзинъ, ни слѣдовавшіе за
нимъ писатели. Все это пріобрѣтенія, усвоенныя языку путемъ, по
большей части правильнымъ и законнымъ. Изъ какихъ же источни-
ковъ, сверхъ иностранныхъ языковъ, наша письменная рѣчь обога-
щается? Частью изъ старинныхъ памятниковъ, по примѣру пользую-
щихся ими хорошихъ писателей (такъ еще Карамзинъ возстановилъ
слово сторонникъ нынѣ часто употребляемое; такъ же введены не-
давно: рознь въ смыслѣ несогласія, строй, людъ и т. п.), частью изъ
самого живого языка, пользуясь существующими уже словами или
корнями для новыхъ словообразованій и сочетаній; такъ возникли
слова: научный, проявленіе, дѣятель, даровитый, отчетливый, настроеніе,
творчество, сопоставленіе, сдержанность, [19] голосованіе, плоскогорье и
проч. Нѣкоторыя старыя слова стали употребляться въ новомъ значеніи,
напр. разборъ вм. рецензія, сложиться вм. устроиться (напр. объ
обстоятельствахъ), печать вм. пресса, пробѣлъ, насущный (въ перенос-
номъ смыслѣ). Изъ прежнихъ словъ иныя вовсе оставлены, напр.
свѣдать (которое любилъ Карамзинъ), содѣлывать, прилежность, сора-
дованіе, примѣчанія достойный въ разсужденіи чего; другія урѣзаны,
напр. вмѣсто надобно, . чувствованіе стали не только говорить, но и
писать надо, чувство. Даль не одобряетъ появившихся въ 40-хъ го-
дахъ словъ: возникновеніе, исчезновеніе и т. п. Они однакожъ ничѣмъ
не хуже болѣе старыхъ образцовъ своихъ: отдохновеніе, прикосновеніе,
дуновеніе и пр.; они вызваны потребностью въ логическомъ отвлеченіи
и могутъ быть терпимы, если только образованы правильно, a не такъ,
какъ напр. слово упоминовеніе, не оправдываемое законами этимологіи 2).
Еще безобразнѣе и неправильнѣе не старое слово вдохновлять 3). Но
*) Москвит. 1842, № 9, „Недовѣсокъ" и пр., стр. 91.
2) Отъ упомянуть существительное было бы упомяновеніе; отъ упоминать —
упоминаніе.
я) Отъ гл. вдохнуть произошло причастіе вдохновенный (какъ отъ обыкнуть—
обыкновенный), a отъ причастія, уже совершенно наперекоръ грамматикѣ и логикѣ,

за исключеніемъ немногихъ случаевъ этого рода, современный лите-
ратурный языкъ вообще стремится къ упрощенію, къ большему и боль-
шему сближенію съ языкомъ разговорнымъ, отбрасывая постепенно слова
тяжелыя, напыщенныя, слишкомъ искусственныя въ ихъ образованіи,
каковы напр. отживающія свой вѣкъ слова: преуспѣяніе, споспѣшество-
вать, преткновеніе и имъ подобныя. Нельзя даже сказать, чтобы ли-
тературный языкъ и до сихъ поръ вовсе не заимствовался изъ народ-
наго, откуда, напр., введены слова починъ (или зачинъ), бытъ, суть
(сущность), проходимецъ и др. Нѣкоторые изъ лучшихъ нашихъ писа-
телей уже показали опыты глубокаго знанія народнаго языка, которое,
отражаясь въ ихъ сочиненіяхъ, не остается безъ дѣйствія на всю
литературу. Не упоминая о [20] живыхъ, укажу только на покойнаго
О. Т. Аксакова: его проза—образецъ чисто-русскаго языка, богатаго
народными, кстати употребленными идіотизмами.
Итакъ положеніе нашего литературнаго языка повидимому далеко
не такъ отчаянно, какъ оно кажется Далю. . Въ подтвержденіе того
можетъ служить и собственная его проза: въ ней можно бы ожидать
усильнаго приближенія къ тому идеалу слога, который авторъ себѣ
составилъ; но на самомъ дѣлѣ она не многимъ отличается отъ того,
ÏTO вообще пишется y насъ людьми, несовсѣмъ равнодушными къ
чистотѣ языка. Правда, y него попадаются слова и реченія, кото-
рыхъ мы не встрѣтимъ y другихъ писателей; но это однѣ частности,
мало замѣтныя въ цѣломъ, представляющемъ общій характеръ совре-
менной намъ письменной рѣчи. Нѣтъ сомнѣнія, что она можетъ по-
черпнуть еще много живыхъ силъ изъ языка народнаго; тѣмъ не
менѣе однакожъ требованія и ожиданія Даля въ этомъ отношеніи
преувеличены. Это становится яснымъ изъ слѣдующихъ словъ его:
„Народныя слова .прямо могутъ переноситься въ письменный языкъ,
никогда не оскорбляя его грубого противу самого себя ошибкою, a
напротивъ всегда направляя его въ природную свою колею, изъ кото-
рой онъ y насъ соскочилъ" (не вѣрнѣе ли было бы: выскочилъ?) „какъ
паровозъ съ рельсовъ: онѣ оскорбятъ развѣ только изрусѣвшее ухо
чопорнаго слушателя" х). Здѣсь авторъ упускаетъ изъ виду, что y
каждой сферы языка есть свой характеръ, свой тонъ, который под-
держивается не только цѣлымъ составомъ рѣчи, оборотами, но и
отдѣльными словами. Поэтому переносить слова изъ одной сферы въ
другую не всегда удобно: слово должно быть всегда сообразно съ на-
строеніемъ духа и ума говорящаго, съ тѣмъ оттѣнкомъ, какой онъ
хочетъ придать выражаемому понятію. Вотъ почему нѣкоторыя всѣмъ
образовано вдохновить, вдохновлять, какъ будто это то же, что благословить —
благословенный! Несмотря на то, и тѣ двѣ формы благополучно принялись.
*) Словарь, ч. I, стр. xvi.

извѣстныя и даже общеупотребительныя слова народнаго языка не
всегда пригодны въ рѣчи образованнаго класса. Такъ глагола плясать
мы не можемъ во [21] всѣхъ случаяхъ употреблять в мѣсто иноязычнаго
синонима его танцовать, и если бъ обычная фраза: „дама, съ кото-
рою я танцовалъ", приняла въ разговорѣ форму: „женщина, съ которой
я плясалъ", то едва ли кто изъ слушателей могъ бы удержаться отъ
невольной улыбки. Другой примѣръ: многіе еще помнятъ, какъ при
началѣ построенія московской желѣзной дороги, народъ прозвалъ ее
чугункою и какъ это слово всѣмъ показалось удачнымъ. Почему же
оно, несмотря на то, не вошло въ общее употребленіе? потому что
съ нимъ, для образованнаго человѣка, связывается понятіе чего-то
наивнаго, несовмѣстнаго съ общимъ характеромъ его рѣчи. Всего
поразительнѣе въ этомъ отношеніи прекрасное слово спасибо, кото-
раго, къ сожалѣнію, мы удостоиваемъ только простолюдиновъ; вмѣсто
него даже городская прислуга, желая щегольнуть своею образован-
ностью, стала употреблять безобразное мерси.
Еще труднѣе дать ходъ областному слову, непонятному и новому
для насъ по своему звуковому составу: таковы, напр., уповодъ и вытъ,
на которыя Даль указываетъ какъ на весьма полезныя, объясняя:
„ Уповодъ, это срокъ или продолжительность отъ выти до выти, т. е. отъ
ѣды до ѣды. Во днѣ, смотря по числу вытей, коихъ лѣтомъ бываетъ одною
болѣе, чѣмъ зимою, три или четыре уповода, каждый часа въ четыре" х).
Какъ ни нужно было бы намъ въ самомъ дѣлѣ слово, соотвѣтствую-
щее французскому repas, мало надежды, чтобы сѣверно-русское выть
когда нибудь сдѣлалось общеупотребительнымъ, хотя оно нѣкогда въ
другомъ значеніи (доля, участокъ) 2) и было знакомо всему народу,
какъ показываетъ образованное отъ него старинное сущ. повытчикъ.
Такъ же мало будущности можно предсказать и нѣкоторымъ другимъ
предлагаемымъ Далемъ словамъ: правда, они [22] заключаютъ въ себѣ
корень уже извѣстный, но образованіе ихъ не отвѣчаетъ условію обще-
понятности. Вмѣсто горизонтъ рекомендуетъ онъ, напр., завѣсъ,
закрой, озоръ, овидъ; вм резонансъ — отбой, голкъ, наголосокъ; вм.
адресовать, адресъ—насылать, наслъ^ насылка] вм. кокетка—.
миловидница, красовитка, жеманница, хорошуха^ казотка; вм. атмо-
сфера—колоземица, міроколица; вм. пуристъ—чистякъ; вм. эгоизмъ—
самотство, самотностъ. Замѣтимъ впрочемъ, что нѣкоторыя изъ этихъ
словъ не народныя, a придуманныя самимъ Далемъ. Но чтобы какое-
нибудь новое слово, — будетъ ли оно заимствовано y народа, или со-
*) Словарь, ч. I, стр. xxiv.
2) Слово вытъ, въ финскомъ vuitti, употребляется по всей Кареліи въ значеніи:
часть, доля. Слову уповодъ въ фин. языкѣ соотвѣтствуетъ rupcama, также означаю-
щее рабочее время между двумя пріемами пищи или роздыхами (профес. Ahlqvist въ
п. ко мнѣ отъ 3/15 іюля 1873).

ставлено писателемъ, — пошло въ ходъ, для этого оно должно быть,
по своему составу, совершенно просто, естественно, непринужденно:
новизна его не должна бросаться въ глаза. Такъ на нашей памяти
принялись слова: даровитый, дѣятель, представитель, научный, паро-
возъ, обусловливать, сдержанность, заподозрѣть, починъ, вліятельный 1).
Однакожъ и они до сихъ доръ не всѣ еще пріобрѣли несомнѣнное
право гражданства.
Что касается еловъ иностранныхъ въ русскомъ языкѣ, то присут-
ствіе ихъ неразрывно связано съ самымъ ходомъ нашего образованія,
которое постоянно питалось плодами западной жизни. Слѣдствіемъ
быстрыхъ нововведеній было то, что не мало [23] пришлыхъ словъ про-
никло даже въ языкъ народный; такъ до всей Россіи простолюдины
употребляютъ слова: манера, фасонъ^ мастеръ, матерія, матерьялъ,
капиталъ, музыка, оказія, комиссія, азартъ, которыхъ народъ и не
думаетъ замѣнять своими и изъ коихъ нѣкоторыя — и именно три
послѣднія — получили на русскомъ языкѣ новое, самостоятельное зна-
ченіе. Въ городахъ необразованный и полуграмотный классъ особенно
любитъ, безъ всякой надобности, щеголять иностранными словами, и
вмѣсто всѣмъ извѣстныхъ русскихъ словъ употребляетъ напр. фрыш-
тыкъ, фартукъ, персона, кувертъ, партикулярный и т. д. Если отсюда
поднимемся въ высшіе слои, то найдемъ, что не только въ свѣтскомъ
обществѣ, но и въ литературѣ употребленіе чужеземныхъ словъ было
издавна и до сихъ поръ остается отчасти дѣломъ моды, отчасти же
происходитъ отъ привычки нашей думать на% иностранныхъ языкахъ
и искать на своемъ выраженій для чуженародныхъ мыслей. Мѣняются
слова, но сущность все та же. Петровскія фортеціи и викторіи позд-
нѣе уступили мѣсто еложамъ, резонамъ, эстимѣ, a еще позднѣе пошли
въ ходъ эксплуатаціи, инсинуаціи, пертурбаціи, шансы и принципы,
которыя, вѣроятно, въ свою очередь, исчезнутъ и очистятъ путь но-
вымъ пришельцамъ изъ романскихъ языковъ. Число иноземныхъ словъ,
вторгшихся и еще вторгающихся къ намъ вмѣстѣ съ новыми поня-
*) Ходъ введенія подобныхъ словъ бываетъ обыкновенно такой: вначалѣ слово
допускается очень немногими; другіе его дичатся, смотрятъ на него недовѣрчиво,
какъ на незнакомца; но чѣмъ оно удачнѣе, тѣмъ чаще начинаетъ являться. Мало
по малу къ нему привыкаютъ, и новизна его забывается: слѣдующее поколѣніе уже
застаетъ его въ ходу и вполнѣ усвоиваетъ себѣ. Такъ было напр. съ словомъ дѣя-
тель) нынѣшнее молодое поколѣніе, можетъ быть, и не подозрѣваетъ, какъ это слово,
при появленіи своемъ въ 30-хъ годахъ. было встрѣчено враждебно большею частью пи-
шущихъ. Теперь оно слышится безпрестанно, входитъ уже и въ правительственные акты,
a было время, когда многіе, особенно изъ люден пожилыхъ, предпочитали ему дѣлатель
(см. напр. сочиненія Плетнева). Иногда случается однакожъ, что и совсѣмъ новое
слово тотчасъ полюбится и войдетъ въ моду. Это значитъ, что оно попало на совре-
менный вкусъ. Такъ было въ самое недавнее время съ словами: вліять (и повліять);
вліятельный, относиться къ чему-либо такъ или иначе и др.

тіями, изобрѣтеніями и учрежденіями, ' заимствуемыми съ запада, такъ
велико, что изгнать ихъ, даже и въ отдаленномъ будущемъ, едва ли
удастся. Между ними есть и такія, которымъ легко найти вполнѣ
соотвѣтственныя русскія слова и которыя, несмотря на то, всѣми
употребляются предпочтительно, только потому, что мы къ нимъ уже
привыкли и что они по своей общеизвѣстности кажутся намъ удобнѣе:
такъ вм. дуэль мы не говоримъ поединокъ*), [24] и оставляемъ въ сторонѣ
слова: врачъ, станъ, преобразованіе, употребляя на мѣсто. ихъ: медикъ
или докторъ, лагерь, реформа. Иными же русскими словами, напр.
купецъ, гостиница, мы рѣдко пользуемся потому, что съ ними соеди-
няются такіе оттѣнки понятій или бытовыхъ особенностей, которые
чужды соотвѣтствующимъ иностраннымъ словамъ: негоціантъ, отель
и проч. Употребленіе въ такихъ случаяхъ русскихъ словъ показа-
лось бы неумѣстнымъ пуризмомъ. Изъ приведенныхъ сейчасъ при-
мѣровъ, какъ и изъ многихъ общеизвѣстныхъ, но мало употребитель-
ныхъ народныхъ реченій видно, что слабое вліяніе языка народнаго
на образованный происходитъ не столько отъ незнанія туземныхъ
словъ или отъ трудности пріискивать ихъ, сколько отъ совершенно
другихъ, болѣе глубокихъ причинъ. Вотъ и еще примѣръ тому: всѣмъ
извѣстно, какъ нашъ народный языкъ богатъ названіями родства; озна-
комиться съ ними всякому было бы не трудно; однакожъ мы видимъ,
что напротивъ того ихъ избѣгаютъ, и въ такъ называемомъ хорошемъ
обществѣ бофреры и бельсёры еще не скоро уступятъ первенство шурь-
ямъ и зятьямъ, невѣсткамъ и золовкамъ, которыхъ названія переносятъ
насъ въ слишкомъ чуждую намъ и темную область русской жизни 2),
Отсюда мы прямо приходимъ къ тому важному выводу, что народ-
ному языку. болѣе значенія и вліянія можетъ дать только народное
образованіе. Пусть бездна, отдѣляющая y насъ одну часть націи отъ
другой, будетъ постепенно исчезать передъ успѣхами просвѣщенія въ
массахъ: однимъ изъ благотворныхъ послѣдствій этого будетъ, конечно,
и большее единство въ языкѣ цѣлой націи, и высшіе слои ея научатся
лучше цѣнить сокровища народной рѣчи.
Нельзя не согласиться съ Далемъ, что нашъ образованный языкъ
слишкомъ злоулотребляетъ легкостью заимствованія иностранныхъ
словъ: на писателяхъ лежитъ прямой долгъ стараться о замѣнѣ ихъ,
по возможности, русскими. Это всегда и сознавали [25] лучшіе представи-
1) Въ оправданіе этого можно, конечно, сказать, что древній поединокъ обстав-
ленъ такими особенностями, которыя не подходятъ къ слову* дуэль; но отчего же мы
въ другихъ случаяхъ допускаемъ еще болѣе рѣзкіе анахронизмы, употребляя напр.
стрѣлять, выстрѣлъ (отъ стрѣла) въ примѣненіи къ огнестрѣльному оружію?
2) Финскій языкъ также богатъ названіями родства, по и тамъ они мало по малу
приходятъ въ забвеніе, такъ что теперь уже вм. kyty, шуринъ, говорятъ либо: waimon-
veli, женнинъ братъ, либо lanko, зять вообще. (Ahlqvist).

тели слова. Несправедливо слагать съ себя въ этомъ дѣлѣ отвѣтствен-
ность, ссылаясь на исторію. Естественно, что ври быстро совершаю-
щейся внутри общества работѣ некогда, для каждаго новаго понятія,
тотчасъ же придумывать и своенародное слово; но это не значитъ,
чтобы мы навсегда уже были освобождены отъ заботы о томъ. Патріоти-
ческое стремленіе писателей къ очищенію своего языка отъ пестрой ино-
земной примѣси можетъ также составить фактъ въ движеніи обществен-
наго сознанія, и притомъ фактъ, достойный полнаго вниманія исторіи.
Былъ же этотъ фактъ въ умственной жизни нѣкоторыхъ другихъ
народовъ. У Нѣмцевъ еще въ 17-мъ столѣтіи образовались учено-
литературныя общества, главною цѣлію которыхъ было изгнаніе чуж-
дыхъ стихій изъ языка; Чехи, вслѣдствіе особенныхъ политическихъ
обстоятельствъ, замѣнили большую часть вошедшихъ къ нимъ нѣмец-
кихъ словъ своими, и во многихъ случаяхъ очень удачно; но при
этомъ оказалось также, какъ опасно обращаться съ языкомъ само-
вольно, безъ надлежащаго пониманія дѣла и осторожности: людьми
непризванными введено въ чешскій языкъ съ другой стороны множе-
ство крайне неловко составленныхъ словъ, не отвѣчающихъ ни духу,
ни законамъ языка. Тѣмъ не менѣе примѣръ Чеховъ долженъ быть
принимаемъ въ соображеніе; вообще славянскіе языки, какъ сознаетъ
и Даль, могутъ служить немаловажнымъ пособіемъ для обогащенія
русскаго. Изученіе народнаго языка полезно какъ въ научномъ, такъ
и въ практическомъ отношеніи; но заимствованія изъ него въ языкъ
образованный должны дѣлаться сами собой, естественно и незамѣтно.
Насильственное же введеніе народныхъ словъ и оборотовъ едва ли
можетъ быть успѣшно, и писатель, который будетъ употреблять ихъ
неосмотрительно, подвергнется опасности остаться непонятнымъ боль-
шинству читателей.
Итакъ, не вполнѣ соглашаясь съ нашимъ авторомъ въ его взглядѣ
на современную литературную рѣчь и на легкость исправленія ея по-
средствомъ языка народнаго, нельзя однакожъ не отдать полной спра-
ведливости его заботѣ объ очищеніи нашего [26] письменнаго языка и не
признать всей важности какъ обширнаго словаря его, такъ и поло-
женной въ основаніе этого труда идеи.
Приступая къ разсмотрѣнію Толковаго Словаря со стороны науч-
ныхъ требованій, мы не должны упускать изъ виду взгляда самого
автора на свою задачу и на средства свои къ ея выполненію. Онъ
прямо говоритъ1), что, предпринимая работу словаря, считалъ ее для себя
непосильной и что, обсудивъ безпристрастно свои познанія, нашелъ
ихъ недостаточными для глубокаго ученаго труда: „и именно", пояс-
няетъ онъ, „недоставало общихъ познаній языковѣденія и основатель-
1) Словарь ч. I, стр. iv.

наго знанія прочихъ славянскихъ языковъ и наречій; недоставало
даже и того, что y насъ называютъ основательнымъ знаньемъ своего
языка, то есть, научнаго знанія граматики". Послѣ такой добросо-
вѣстной исповѣди автора мы не имѣли бы и права подвергать его
словарь строгой ученой критикѣ, еслибъ на насъ не лежала обязан-
ность, для полноты нашего разбора, прежде всего рѣшить, въ какой
мѣрѣ трудъ Даля удовлетворяетъ требованіямъ науки. Предпринимаемъ
эту оцѣнку тѣмъ охотнѣе, что знаемъ, какъ почтенный авторъ доро-
житъ серьезнымъ судомъ и правдой, высказанной безъ лицепріятія,
для пользы одного дѣла.
Словарю своему онъ далъ заглавіе: Толковый Словарь живаго Вели-
корускаго языка. Словарь одного живого языка въ сущности невозмо-
женъ, ибо многое современное находитъ объясненіе только въ про-
шломъ, въ древности; языкъ .нельзя себѣ представить существующимъ
только въ данную эпоху, и потому всѣ ученые лексикографы пред-
ставляютъ въ своихъ словаряхъ языкъ на извѣстномъ протяженіи
времени, присовокупляя еще и изъ болѣе отдаленнаго прошлаго: 1)
слова, служащія къ объясненію современнаго, 2) такія древнія слова,
которыхъ возстановленіе было бы желательно (такъ поступаетъ, напр.
и Шв. академія: см. ея словарь на б. А). Такъ отчасти поступилъ и
Даль, несмотря на слово живой въ заглавіи. Какъ бы ни было, мы
не видимъ здѣсь слова народный [27] хотя понятіе его и составляетъ
господствующее начало всего труда. Причина этого умолчанія заклю-
чается въ томъ, что планъ словаря обширнѣе: онъ долженъ былъ
обнять весь запасъ великорусскаго языка, какъ онъ является въ
устной рѣчи, въ литературныхъ произведеніяхъ и отчасти даже въ
памятникахъ древней письменности, но живой языкъ вообще состав-
лялъ главную задачу нашего-лексикографа. Изъ этой области русскаго
языка онъ вносилъ "слова, речи и обороты всѣхъ концевъ Великой
Руси", впрочемъ, какъ самъ онъ оговаривается, "не для безусловнаго
включенія ихъ въ писменую речь, a для изученья, для знанія и обсуж-
денія ихъ, для изученія самаго духа языка и усвоенія его себѣ, для вы-
работки изъ него постепенно своего, образованаго языка. Читатель, a
тѣмъ паче писатель, сами разберутъ, что и въ какомъ случаѣ можно при-
нять и включить въ образованый языкъ" х). Прислушиваясь къ говору
простонародья изъ самыхъ разнообразныхъ и отдаленныхъ другъ отъ
друга краевъ Россіи, Даль убѣдился, что, за исключеніемъ не слиш-
комъ большого числа мѣстныхъ словъ, на всемъ обширномъ простран-
ствѣ, гдѣ обитаетъ великорусское племя, господствуетъ собственно,
несмотря на частныя видоизмѣненія, одинъ и тотъ же народный
языкъ. Извѣстно, что еще Ломоносовъ замѣтилъ: „Народъ Россійскій,
!) Словарь. ч. I, стр. v.

по великому пространству обитающій, не смотря на дальное разстоя-
ніе говоритъ повсюду вразумительнымъ другъ другу языкомъ въ го-
родахъ и въ селахъ. Напротивъ того, въ нѣкоторыхъ другихъ госу-
дарствахъ, напримѣръ въ Германіи, Баварской крестьянинъ мало ра-
зумѣетъ Мекленбургскаго или Бранденбургской Швабскаго, хотя всѣ
тогожъ Нѣмецкаго народа" Единство русскаго народнаго языка
даетъ ему еще болѣе права на наше вниманіе. Но кромѣ того неос-
поримо, что и мѣстныя слова, удачно выражающія такія понятія, для
которыхъ недостаетъ словъ въ языкѣ письменномъ, могутъ быть при-
годны для всеобщаго употребленія. Поэтому Даль не пренебрегалъ и
'мѣстными [28] словами, когда они казались ему заслуживающими извѣст-
ности: дѣйствуя такъ, онъ былъ тѣмъ болѣе правъ, что вообще не
•легко опредѣлить границы распространенія слова. Въ этомъ отноше-
ніи, для Даля было чрезвычайно важно изданіе нашимъ Отдѣленіемъ,
'івъ 1852 году. Опытъ областнаго великорусскаго словаря. Пользу его для
своихъ работъ самъ онъ сознаетъ безпристрастно : хотя онъ и не
['упускаетъ случаевъ, при самомъ текстѣ своего словаря, строго и
рѣзко выставлять недостатки какъ областного, такъ и другихъ акаде-
мическихъ словарей, однакожъ въ своемъ Напутномъ словѣ, уступая
;чувству справедливости, онъ говоритъ: „Первое признательное елово
•мое по сему дѣлу должно быть обращено къ словарямъ Академіи,
общему, на коемъ весь трудъ основанъ, и областнымъ, коими запасы
мои пополнены" 2). Опытъ областнаго словаря, представившій Далю
первый шагъ къ осуществленію его давнишней и любимой мысли, по-
могъ, кажется, и окончательному ея развитію. По поводу его изданія
Даль написалъ въ 1852 г. обширную статью О нарѣчіяхъ русскаго
языка; не касаясь здѣсь изложенныхъ въ ней частныхъ воззрѣній
автора на этотъ предметъ, которыя потребовали бы особаго разсмо-
трѣнія, приведу оттуда только одну общую, замѣчательно вѣрную
мысль: „Мы вобще большею частью ошибаемся, отмѣчая слово кур-
скимъ, нижегородскимъ, потому только, что въ первый разъ его тамъ
слышали... Въ общемъ Академическомъ словарѣ отмѣчены областными
такія слова, которыя донынѣ входу почти повсемѣстно... Также точно
въ словарѣ областномъ приписаны одной губерніи слова довольно
общія... Изъ этого слѣдуетъ, что намъ еще едва ли можно отдѣлять
словарь наречій отъ словаря народнаго языка, и. что именно трудъ
нашъ тогда только достигнетъ цѣли своей, когда ознакомитъ насъ
сколь можно ближе съ языкомъ народнымъ и со всѣми мѣстными
особенностями его"... 3). Эту-то плодотворную мысль Даль и положилъ
въ основу своего словаря.
J) Соч. Ломоносова, т. I, „О пользѣ книгъ церковныхъ", стр. 532.
2) Словарь, ч. I, стр. XIII.
3) Словарь, ч. I, стр. ы.

[29] Мы уже знаемъ, какой матеріалъ онъ предпринялъ разработать;
посмотримъ теперь, какіе предѣлы онъ себѣ намѣтилъ и какъ соблюлъ
ихъ. Полнота словаря живого языка можетъ быть только относитель-
ная ; слѣдовательно, если смотрѣть съ высшей, не просто практической
точки зрѣнія, такая полнота тогда только можетъ имѣть научную
цѣну, когда въ стремленіи къ ней видно какое-нибудь теоретическое
начало. Нѣтъ сомнѣнія, что Даль, переливъ въ свой трудъ все, что
для его цѣли было годно изъ напечатанныхъ до него русскихъ сло-
варей, и прибавивъ къ этому массу словъ, имъ самимъ собранныхъ,
далъ намъ самый полный русскій словарь изъ всѣхъ, какіе мы до
сихъ поръ имѣемъ: по собственному его показанію, число прибавлен-
ныхъ имъ словъ (считая, разумѣется, не одни новыя, малоизвѣстныя,
но и весьма обыкновенныя второобразныя, только прежде не отмѣ-
ченныя) можетъ простираться отъ 70 до 80-ти тысячъ. Но если мы
спросимъ, какимъ собственно правиломъ руководствовался Даль, при-
нимая изъ народныхъ или мѣстныхъ словъ одни и отбрасывая другія,
то едва ли получимъ удовлетворительный отвѣтъ. Иногда онъ вноситъ
мѣстныя слова не великорусскія, напр. вовкулака (очевидно имѣющее
малороссійскую форму), или даже и вовсе не русскія, a инородческія,
т. е. финскія, татарскія и т. п., каковы, напр., архангельскія слова:
конда и мянда (особые виды сосны) или кавказское аба (толстое и
рѣдкое бѣлое сукно). Кажется, что и вообще исключительно мѣстныя,
хотя бы и русскія, названія предметовъ, которыя не могутъ имѣть
примѣненія въ общеупотребительномъ языкѣ и потому не отвѣчаютъ
главной идеѣ Даля, должны бы оставаться достояніемъ областныхъ
словарей. Иначе словарь народнаго языка подвергнется опасности
вмѣстить въ себѣ случайное извлеченіе изъ областныхъ словарей раз-
ныхъ мѣстностей. Впрочемъ такихъ мѣстныхъ названій y Даля, срав-
нительно, немного; за то какое безчисленное множество собралъ онъ
дѣйствительно общенародныхъ словъ, которыхъ образованный языкъ
до сихъ поръ не зналъ: между ними особеннаго вниманія заслуживаетъ
большое количество словъ, относящихся до естествовѣдѣнія, медицины,
[30] ремеслъ и промысловъ, названій, отчасти только въ народѣ обращаю-
щихся, напр. гусачи́ха, гуса́ковая перепонка, предлагаемое Далемъ вмѣсто
употребляемаго нынѣ искуственнаго слова грудобрюшная пре-
града. Рядомъ съ словами народнаго языка помѣщены имъ также
слова иноязычныя, и притомъ не только пользующіяся правомъ дав-
ности, но и вновь вводимыя (разумѣется, не всѣ, a только болѣе
употребительныя). За это онъ, какъ намъ кажется, не заслуживаетъ
упрека, ибо, каковы бы ни были эти слова, никто не можетъ отри-
цать, что они находятъ себѣ мѣсто въ современномъ живомъ языкѣ,
хотя и нельзя поручиться за долговѣчность многихъ изъ нихъ.
Далѣе авторъ заимствовалъ изъ словаря академическаго также

многія церковно-славянскія и старинныя русскія слова, занесенныя
туда изъ письменныхъ памятниковъ, и притомъ не только тогда, когда
они въ другомъ значеніи донынѣ употребительны, но и тогда, когда
они принадлежатъ исключительно древнему языку. При тѣсной и не-
разрывной связи, существующей y насъ между языкомъ настоящаго
и давнопрошедшаго времени, понятно, что лексикографу живого языка
трудно и даже совершенно невозможно быть послѣдовательнымъ и
ограничиваться однимъ современнымъ языкомъ. Какъ напр. поступать
ему съ словами: длань, здать, ристать, осклабляться, стогнъ, паволока,
стольникъ, кравчій, съ формами : младой, драгой, златой, гладь, стражъ?
Даль рѣшился сохранять не только такія слова, но и другія менѣе
нужныя, напр. скирбь, скнипа, гобзовать, угобжать, вуй, стрый, средо-
вѣкъ, спона, отмѣчая ихъ иногда припискою црк. или стар. и присо-
единяя въ нимъ тѣ же примѣры, какіе приведены въ академическомъ
словарѣ изъ древнихъ памятниковъ. Нельзя не признать этого спра-
ведливымъ въ отношеніи къ стариннымъ словамъ, еще употребляемымъ
въ новомъ письменномъ языкѣ или имѣющимъ значеніе корней; но
что касается такихъ словъ. которыя рѣдко встрѣчаются и въ памят-
никахъ, какъ напр. скирбь (связка), то, кажется, не было основанія
давать имъ мѣсто въ словарѣ живого языка, ибо большинства подоб-
ныхъ словъ мы [31] y Даля все-таки не найдемъ, напр. непщевать, скла-
биться. Такимъ образомъ, отдавая полную справедливость лексическому
богатству словаря Даля, мы должны однакожъ замѣтить, что y него
трудно отыскать какое-либо строго опредѣленное, однообразное теоре-
тическое начало, щ&ъ которое подходили бы всѣ принятыя имъ слова.
Относительно задачи автора, обозначенной въ самомъ заглавіи словаря
названіемъ „живого великорускаго языка", можно упрекнуть его въ
излишествѣ, такъ что многія слова попадаются тамъ совершенно не-
ожиданно для пользующагося имъ; конечно, всякая такая случайная
находка можетъ быть тому или другому читателю очень пріятна; но
надобно, чтобы всякій, обращаясь къ словарю, заранѣе зналъ, что́ онъ
можетъ найти въ немъ и чего искать не долженъ.
Даля не разъ упрекали еще въ томъ, что въ словарѣ его встрѣ-
чаются слова' сомнительныя и такія, которыя составлены имъ самимъ,
однакоже занесены безъ всякихъ оговорокъ. Упрекъ этотъ такъ ва-
женъ, что мы не можемъ оставить его безъ разсмотрѣнія.
Возражая на такое обвиненіе, самъ Даль сознается, что „при тол-
кованіяхъ, a иногда и въ числѣ производныхъ словъ могли попадаться и
такія, кои доселѣ не писались, a можетъ-быть даже и не говорились":—
явъ переводахъ чужихъ словъ", говоритъ онъ въ другомъ мѣстѣ,
„могутъ попадаться въ словарѣ изрѣдка вновь сочиненныя слова, от-
даваемыя на общій судъ; но въ красной строкѣ или въ числѣ объ-
ясняемыхъ словъ сочиненныхъ мною словъ нѣтъ: въ красную строку,

въ число реченій, набираемыхъ крупнымъ наборомъ, отъ строки, со-
биратель ставилъ только слова читаныя или слышаныя имъ". Къ числу
словъ, составленныхъ самимъ авторомъ, разумѣется изъ соединенія
уже извѣстныхъ словъ, относятся, напр., имена сущ. : ловкосиліе (при
словѣ гимнастика), міроколица (при сл. атмосфера), глазоемъ (при сл.
горизонтъ), насылъ, насылка .(при сл. адресъ). Даль и прежде уже,
въ статьяхъ своихъ, предлагалъ подобныя новосоставленныя слова;
теперь онъ считалъ долгомъ словарника (употребляю его слово) [32] „пе-
ревести каждое изъ принятыхъ словъ на свой языкъ и выставить
тутъ же всѣ равносильныя, отвѣчающія или близкія ему выраженія
русскаго языка, чтобы показать, есть ли y насъ слово это, или его
нѣтъ... „Если", говоритъ онъ, „предлагаемыя слова не сыщутъ одоб-
ренія и пріема y писателей, то, «можетъ быть, дадутъ поводъ къ тол-
камъ и къ отысканію другихъ и лучшихъ словъ, и тогда цѣль наша
очевидно будетъ достигнута" Попытка замѣнять чужія слова сво-
ими, стараніе изгонять варваризмы, конечно, заслуживаетъ всякаго.
уваженія, какъ и все то, что Даль говоритъ объ этомъ въ своемъ
предисловіи (ч. I, стр. хі—XII); однакожъ мы не можемъ не согласиться
съ мнѣніемъ, которое уже было выражаемо другими, что всѣ вновь
придуманныя самимъ авторомъ слова должны бы быть отмѣчены особен-
ными знаками. Даль совершенно справедливо разсуждаетъ о трудности
указывать всякій разъ лицо, отъ котораго то или другое слово было
слышано; но что бы онъ ни возражалъ противъ приведеннаго требо-
ванія, мы находимъ, что никакое новое слово (какъ напр. міроколица)
не могло быть составлено имъ безсознательно, и потому не понимаемъ,
что́ мѣшало ему отмѣчать такія слова. Отъ несоблюденія этого поль-
зующійся словаремъ поставленъ въ большое затрудненіе. Чтобы убѣ-
диться, ходитъ ли въ народѣ такое-то слово, употребленное Далемъ
въ толкованіяхъ и кажущееся почему-либо сомнительнымъ, необхо-
димо каждый разъ справиться, стои́тъ ли это слово въ красной строкѣ.
Но въ красной строкѣ помѣщены только слова относительно перво-
образныя; a затѣмъ между производными отъ нихъ, напечатанными
также крупнымъ шрифтомъ, иногда встрѣчаются опять-таки сомни-
тельныя слова (напр. насылъ, насылка въ смыслѣ „адресъ"), ничѣмъ
не отличенныя отъ словъ вполнѣ достовѣрныхъ.
Для большей ясности разсмотримъ слѣдующій примѣръ. Въ толкова-
ніи слова горизонтъ помѣщены y Даля между прочимъ слова: небоземъ,
глазоемъ, зрѣймо, завѣсъ, закрой касп., озоръ, [33] овидь арх. Ищемъ этихъ
объяснительныхъ словъ, каждаго въ своемъ мѣстѣ, и находимъ: слово
зрѣймо съ отмѣткою стар. и съ толкованіемъ: „видо́къ, видки, раз-
стояніе, на какое видитъ глазъ"; но это уже не то, что горизонтъ;
а) Словарь, ч. I, стр. х и XII, и ч. IV: „Отвѣтъ на приговоръ", стр. 1—4.

словъ небоземъ и глазоемъ не находимъ вовсе; при словѣ за́вѣсь, подъ
глаг. завѣшивать, не встрѣчаемъ значенія „горизонтъ" : слово же
озоръ показано въ трехъ значеніяхъ: 1) соглядатай; 2) дозоръ; 3) го-
ризонтъ. Итакъ, повидимому, мы вправѣ завлючить, что имена небо-
земъ и глазоемъ составлены самимъ Далемъ, завѣсь предлагается имъ
въ новомъ значеніи, озоръ же употребляется такъ въ народѣ. Но тутъ
новое сомнѣніе: слово озоръ отмѣчено рязанскимъ; спрашивается, от-
носится ли эта отмѣтка только къ первому его значенію, или ко
всѣмъ тремъ; весьма любопытно было бы знать, въ какихъ мѣстно-
стяхъ озоръ употребляется въ смыслѣ горизонта. Далѣе подъ словомъ
„горизонтъ" предлагаются для замѣны *его еще два мѣстныя слова:
закрой, касп., и о́видъ, арх.; но изъ нихъ мы второго вовсе не находитъ
въ азбучномъ порядкѣ, a первое приведено подъ глаголомъ закрывать,
какъ астрах., между прочимъ въ такомъ значеніи: „разстоянье, на
которомъ въ морѣ предметъ скрывается изъ виду; 12—15 верстъ":
это опять не совсѣмъ то же, что́ горизонтъ, и едва ли можетъ соот-
вѣтствовать выражаемому послѣднимъ понятію. Такимъ образомъ чи-
татель лишенъ положительнаго и вполнѣ надежнаго руководства для
повѣрки и оцѣнки словъ, предлагаемыхъ авторомъ въ толкованіяхъ.
Когда употребленное въ объясненіяхъ слово пропущено въ алфавитной
номенклатурѣ, то мы въ недоумѣніи, отъ того ли это, что оно при-
думано самимъ лексикографомъ, или пропускъ произошелъ случайно.
Когда же такое пояснительное слово стоитъ еще и въ настоящемъ
своемъ мѣстѣ, но безъ означенія, откуда оно родомъ, то мы опять не
можемъ быть вполнѣ увѣрены въ его дѣйствительномъ существованіи.
Такъ изъ словъ, предлагаемыхъ Далемъ для перевода имени атмо-
сфера, мы, правда, встрѣчаемъ колоземицу подъ словомъ коло, но, не
видя, изъ какой мѣстности оно заимствовано, сомнѣваемся, точно ли
это — народное слово, тѣмъ болѣе, что при немъ находимъ только
[34] примѣръ изъ области науки: „Дознано, что y луны колоземицы
нѣтъ". Другое въ томъ же значеніи предлагаемое слово: міроко-
лица не помѣщено въ номенклатурѣ, и мы слѣдовательно въ правѣ
думать, что оно принадлежитъ самому Далю; но опять насъ приво-
дитъ въ сомнѣніе то, что оно встрѣчается подъ словомъ вода въ
слѣдующей фразѣ: „испаренія водныя наполняютъ міроколицу въ
видѣ облаковъ" и проч. Казалось бы, что если это слово—придуман-
ное, то не слѣдовало употреблять его иначе, какъ при самомъ словѣ
атмосфера, къ переводу котораго оно должно служить. Изъ личнаго
объясненія съ авторомъ мы знаемъ, что слова́ колоземица и міроко-
лица имъ самимъ составлены.
Обратимся теперь къ способу расположенія словъ y Даля. Чисто
азбучный порядокъ, въ которомъ, по его выраженію, каждое слово
объясняется само по себѣ, казался ему „тупымъ и сухимъ"; a корне-

словный, „подбирающій слова цѣлыми ватагами подъ одинъ корень"
слишкомъ труднымъ и неизбѣжно ведущимъ къ произволу. Поэтом}
Даль придумалъ средній путь: онъ рѣшился собрать по семьямъ илі
гнѣздамъ всѣ очевидно сродственныя слова, устранивъ однако же
предложныя и тѣ производныя, въ коихъ измѣняются начальныя
буквы х).
Возьмемъ для примѣра слово садь. Мы найдемъ его не въ красной
строкѣ, a середи сплошныхъ строкъ, составляющихъ гнѣздо, которое
идетъ отъ глагола сажать, садить. Въ томъ же гнѣздѣ помѣщенъ
слова: сажанье, садка, садокъ, сажалка и пр. Совсѣмъ другую отраслі
того же корня составляетъ глаголъ сидѣть съ своими производными
сидка, сидячій, сидень, сидѣлецъ и т. д., a потому вся эта отрасль і
отдѣлена въ особое гнѣздо. Предложныя слова посадка, присядка, всад-
никъ, осада и проч., какъ начинающіяся другими буквами, стоятъ
опять каждое въ своемъ гнѣздѣ; гнѣзда же по большей части начи-
наются глаголами, каковы для этихъ словъ: посадитъ, присѣдать, вса-
живать, осаживать. Такъ же точно въ отдѣльныхъ гнѣздахъ стоятъ
[35] наприм. слова: грузъ, грязъ, погружать, погрязнуть, или: трясти
трусъ, отряхать, растряхивать.
Нельзя не отдать полной справедливости этой разумной и удобной
системѣ. Но правильное примѣненіе ея къ дѣлу не такъ легко, какі
оно кажется, потому что требуетъ глубокаго этимологическаго знанія
языка, основательнаго филологическаго образованія. Доказательствомъ
трудности этой задачи служитъ то, что и такой рѣдкій практическій
знатокъ языка, каковъ Даль, часто ошибается какъ въ распредѣленіи
гнѣздъ, такъ и въ размѣщеніи словъ въ томъ или въ другомъ гнѣздѣ
Къ одному и тому же гнѣзду онъ относитъ иногда слова различнаго
происхожденія, и наоборотъ, слова близкія одно къ другому по корню
и составу разноситъ, вопреки своему плану, въ разныя гнѣзда; нако-
нецъ слова́, собранныя въ томъ же гнѣздѣ, часто слѣдуютъ одно за
другимъ въ порядкѣ ни на чемъ не основанномъ, что неминуемо
затрудняетъ отысканіе ихъ, тѣмъ болѣе, что и шрифтъ не всегда
употребляется согласно съ заявленными авторомъ правилами.
Все это легко доказать примѣрами.
1. Примѣры невѣрнаго распредѣленія гнѣздъ.
Слова гудитъ, густи и гусли поставлены каждое въ главѣ особаго
гнѣзда, тогда какъ два послѣднія должны бы стоятъ подъ первымъ
въ одномъ гнѣздѣ.
Слово крица есть только другая форма слова кра и не должно
было составить отдѣльнаго гнѣзда.
*) Слов., ч. I, стр. VIII.

To же надобно сказать о словахъ: дикій и дичь, горнъ и горшокъ,
изъ которыхъ каждое ошибочно служитъ y Даля началомъ отдѣльнаго
гнѣзда {горшокъ относится къ горну такъ же, какъ корешокъ, гребешокъ,
плетешокъ, черешокъ къ словамъ: коренъ, гребень, плетенъ, черенъ х); во-
рота и воротить; вязать и [36] вясло; везти и весло*)\ мазать и масло.
Незначительное измѣненіе согласныхъ въ серединѣ этихъ словъ не
должно было служить препятствіемъ къ соединенію ихъ въ одно
гнѣздо, такъ какъ въ другихъ случаяхъ Даль сближаетъ слова, го-
раздо болѣе расходящіяся по звуковому составу, a въ совершенно
сходномъ случаѣ правильно ставитъ въ одно гнѣздо слова перевязать
и перевясло. ' Соединяетъ же онъ равнымъ образомъ весна и вешній,
вешня, вешня́къ; великій и величать, величіе, вельможа; даже заклады-
вать и залогъ (между тѣмъ налагать и накладывать, прилагать и при-
кладывать, отлагать и откладывать и т. д. помѣщены, какъ и слѣ-
довало, въ разныхъ гнѣздахъ).
2. Примѣры невѣрнаго размѣщенія словъ въ гнѣздѣ.
Глаголъ здать поставленъ въ гнѣздѣ, начинающемся съ имени
зданіе, тогда какъ послѣднее—отглагольное существительное. Въ связи
съ этимъ замѣчу, что остальныя слова, произведенныя отъ того же
корня, какъ зиждитель, зиждительный и проч., отнесены къ особому
гнѣзду подъ глаголомъ зиждить, котораго вовсе не существуетъ. На-
стоящее время зижду, зиждешь и т. д. есть отрасль глагола здать.
Но если и допустить въ новомъ языкѣ такую неправильно образован-
ную форму, кавъ зиждить (по примѣру жаждать вм. жадать), то все
же она должна бы помѣщена быть, разумѣется съ оговоркою, подъ
глаголомъ здать. Въ алфавитномъ же порядкѣ, въ красной строкѣ,
она могла быть поставлена только со ссылкою: см. здать. Такъ же
точно слѣдовало поступить со словомъ зодчій, которое равнымъ обра-
зомъ происходитъ отъ здать, a не ставить его въ новомъ гнѣздѣ подъ
словомъ зодчество. Изъ этихъ же двухъ существительныхъ послѣднее,
конечно, далѣе отъ корня, чѣмъ зодчій.
[36] Такая же мнимая глагольная форма какъ зиждить есть форма
зыбить, поставленная Далемъ возлѣ истинной: зыба́ть 3). По мнѣнію
1) Въ одномъ изъ своихъ Прибавленій (ч. I) Даль, правда, сближаетъ горшокъ
съ горномъ; но думаетъ, что горшокъ есть сокращеніе изъ горншекъ. На самомъ же
дѣлѣ буква н тутъ просто превращается въ ш, какъ въ словахъ: головня, головешка,
дровни, дровешки, полѣно, полѣшко, или, y простонародья, не трошь (вм. не тронь).
2) Производство слова весло (вм. везтло) отъ везти не ново: оно указано еще
Добровскимъ въ его Etymologikon (стр. 7 и 59) и принято Рейфомъ.
3) Любопытно, что и нѣкоторые изъ лучшихъ писателей нашего времени, по та-
кому же недоразумѣнію, неправильно употребляютъ въ неопр. накл. формы зиждиться
и зыблиться: см. въ стихотвореніяхъ гр. A. К. Толстого. Въ словарѣ же Даля мы
находимъ еще объемлить рядомъ съ обнимать!

его, настоящее: зыблю, зыблешь относится къ первой формѣ, a зыбаю,
зыбаешь ко второй. Но Даль не принялъ въ соображеніе, что есть
цѣлый разрядъ глаголовъ, въ которомъ формы настоящаго вр. и
неопр. наклоненія находятся между собою въ такомъ точно отношеніи,
какъ зыблю и зыбать; именно глаголы: колебать, дремать, сыпать, ка-
пать, вязать, мазать, плакатъ, чесать, пахать и проч. Во всѣхъ ихъ
согласная, стоящая въ неопред. накл. передъ окончаніемъ атъ, умяг-
чается въ настоящемъ времени (б' = бл, м' = мл, п' = пл, з' = ж,
к' = ч, с' = ш, х' = ш).
Когда гнѣздо начинается предложнымъ глаголомъ, то этотъ гла-
голъ y Даля всегда ставится въ несовершенномъ видѣ, напр. скаши-
вать, скрещивать, умаливать (при умалять и умолять), устаивать,
устраивать. Это неудобно, потому что затрудняетъ пріискиваніе
словъ, выставляя на первый планъ форму болѣе видоизмѣненную, чѣмъ
ближайшій къ корню совершенный видъ: скоситъ, скрестить, устоять,
устроитъ. Лучше было бы предпочесть противоположный порядокъ,
такъ какъ гораздо рѣже случается, чтобы 'наоборотъ корень цѣлѣе
оставался въ несовершенномъ видѣ; это бываетъ только въ глаголахъ
на сть и чь падать, пасть; сберегать, сберечь; протекать, протечь.
Въ несоверш. же видѣ нѣкоторые предложные глаголы и вовсе не
употребительны (напр. отъ хлынутъ, поблѣднѣть, побѣжать, поздоро-
вилось). Впрочемъ понятно, что какой бы единообразный порядокъ ни
выбрать,—a это необходимо, — каждый имѣлъ бы, по крайней мѣрѣ
въ нѣкоторыхъ случаяхъ, свою невыгодную сторону; замѣченное же
нами неудобство метода Даля въ отношеніи къ предложнымъ глаго-
ламъ уменьшается тѣмъ, что и совершенный видъ всегда стоитъ y
него отдѣльно со ссылкою на несовершенный.
[38] 3. Примѣры словъ, попавшихъ не въ свои гнѣзда.
Дышло, помѣщенное подъ словомъ дыхать, должно стоять отдѣльно,
какъ слово германское (Deichsel, древненѣм. dihsila, англос. disl, голл.
dyssel), перешедшее къ намъ, безъ сомнѣнія, черезъ Польшу (dyszel).
. Колѣть произведено отъ слова колъ и опредѣлено такъ: „цѣпенѣть,
коченѣть, замерзать коломъ". Но оно совершенно другого происхо-
жденія, какъ видно изъ финскаго коренного слова kuoli = смерть, и
англ. to kill — убивать. Слово же колъ, означающее „завостренный
шестъ", находится въ очевидной связи съ первообразнымъ глаголомъ
колотъ, подъ которымъ оно и должно было найти мѣсто, такъ же какъ
ломъ правильно поставлено подъ ломать. Между колѣть и колъ, въ
этимологическомъ смыслѣ, нѣтъ никакого соотношенія.
Цѣпъ пріурочено къ слову цѣпъ, но имѣетъ совершенно самостоя-
тельный корень (сканд. kapp, палка), какъ и самостоятельное значеніе:

Шимкевичъ справедливо раздѣлилъ эти два имени въ своемъ Корне-
словѣ.
Потолокъ попалъ въ гнѣздо глагола поталкивать, потолкатъ, тогда
какъ ближе относится къ семейству глагола толочить (топтать),
такъ же какъ притолока, отнесенное Далемъ къ глаголу приталкивать.
Нѣтъ сомнѣнія, что толо́къ, есть русская, полногласная форма славян-
скаго слова тлакъ, которое y Хорутанъ значитъ полъ (Boden, Estrich'
ср. русское тло = основаніе). Отвергать это потому, что потолокъ по
значенію противоположенъ полу, было бы несправедливо: потолокъ въ
отношеніи къ пространству, находящемуся надъ нимъ подъ крышей,
составляетъ именно поль. Такъ точно y Нѣмцевъ Boden, означающее
исподъ, основаніе, полъ, перешло въ значеніе чердака или чердачнаго
пола (см. словарь Гримма, т. II, стр. 214). Помѣстивъ потолокъ въ
гнѣздѣ глагола поталкивать, Даль въ другихъ мѣстахъ выражаетъ
догадку, что это существительное, быть можетъ,—искаженное говоромъ
подволокъ, слово, [39] имѣющее въ Арх. губ. то же значеніе. Но по какому
же фонетическому закону было бы возможно такое превращеніе? Для
этого нѣтъ ни данныхъ, ни аналогій въ цѣлой области славянскихъ
языковъ.
Маститый отнесено къ гнѣзду мастика, тогда какъ должно бы
стоять подъ словомъ масть, которое значитъ жиръ, тукъ (см. Пав-
скаго, Разсужд, II, стр. 113, § 94).
Названное нами мимоходомъ слово тло неправильно отнесено къ
глаголу тлѣть. Въ эту ошибку впалъ и академическій словарь, по
которому тло то же, что тлѣнъ. Тло, какъ выше замѣчено, заключаетъ
въ* себѣ корень глагола толочить и значитъ просто: основаніе, дно.
Это видно между прочимъ изъ его народнаго употребленія въ смыслѣ
дно улья (что означено и Далемъ по акад. областному словарю). Еще
болѣе убѣждаетъ въ томъ сравненіе съ другими славянскими языками:
y Хорутанъ tla, множ. ч,, съ предлогомъ do (do tal) значитъ: до осно-
ванія (bis auf den Boden, Murko); польское tlo значитъ полъ, грунтъ,
der Fussboden, der Boden (Linde); наконецъ, и въ церк.-слав. тъла
или тьлѡ (множ.) = pavimentum, помостъ (Востоковъ). Въ выраженіи
„сгорѣть до тла" нѣтъ никакого соотношенія съ понятіемъ тлѣнія:
оно равносильно выраженію: „сгорѣть до основанія".
Въ упомянутыхъ выше двухъ родственныхъ гнѣздахъ: садить и
сидѣть, опять не все на своемъ мѣстѣ. Такъ, глаголъ сѣсть отнесенъ
къ первому изъ этихъ гнѣздъ, a не къ послѣднему, что было бы ко-
нечно правильнѣе. Сдѣлано это по сходству значенія глаголовъ са-
диться и сѣсть% которые потому и поставлены рядомъ, и примѣры на
тотъ и другой смѣшаны; но основаніемъ распредѣленія гнѣздъ должно
служить сродство не логическое, a корнесловное.
Слово просторъ отнесено къ гнѣзду простой, a въ самомъ дѣлѣ

принадлежитъ къ одному корню съ гл. простирать, который обра-
зуетъ y Даля гнѣздо, вмѣщающее только существительныя простираніе,
простертіе, простирало, простиратель. Туда не включено даже и слово
пространный, которое съ сущ. [40] пространство опять отдѣлено въ
особое гнѣздо. Очевидно, что всѣ эти предложныя слова въ близ-
комъ родствѣ съ простымъ .существительнымъ страна, сторона.
Впрочемъ, при указаніи подобныхъ промаховъ въ словарѣ Даля на-
добно быть осторожнымъ, потому что многіе изъ нихъ, очевидно, произо-
шли не отъ недостатка познаній y составителя, a просто по недосмотру,
иногда и независимо отъ самого автора, по винѣ типографіи, помѣ-
стившей напримѣръ слово утопія въ гнѣздѣ глагола утопить,—нелѣ-
пость, которой конечно не допустилъ бы Даль, еслибъ во-время efe
замѣтилъ. Зная, что онъ отъ начала до конца работалъ одинъ и тѣмъ
болѣе спѣшилъ, что силы. потрясенныя болѣзнью, начинали ему из-
мѣнять, мы не можемъ не смотрѣть съ нѣкоторымъ снисхожденіемъ
на подобные недосмотры.
Но вообще словопроизводство, или корнесловіе (этимологія въ об-
ширномъ смыслѣ), составляетъ самую слабую сторону разбираемаго
словаря. Въ предисловіи своемъ Даль справедливо говоритъ, что „знаніе
корней образуетъ уже по себѣ цѣлую науку и требуетъ изученія всѣхъ
сродныхъ языковъ, не исключая и отжившихъ, и при всемъ томъ
корнесловный порядокъ основанъ на началахъ шаткихъ и темныхъ,
гдѣ безъ натяжекъ и произволу не обойдешься... Ошибочная натяжка
словъ къ чужому корню, по одному созвучію, много вредитъ изученію
языка, лишая слова природной связи и жизни". При такомъ вѣрномъ
пониманіи дѣла> Даль, не довѣряя своимъ силамъ и знаніямъ (о ко-
торыхъ онъ самъ отзывается съ такою скромностью), отказался отъ
этимологическаго порядка и заявляетъ, что „онъ старательно избѣ-
галъ ошибочнаго производства (чему множество примѣровъ y Рейфа)
и боялся приговоровъ въ такомъ темномъ дѣлѣ" 1). Нельзя не пожа-
лѣть, что авторъ Толковаго Словаря, разсуждая такъ здраво о трудно-
стяхъ этимологіи, часто безъ всякой надобности выражаетъ по этому
предмету догадки, которыхъ не можетъ одобрить наука. Къ чему
напр. при словѣ казакъ, начинающемъ [41] гнѣздо, онъ ставитъ въ скоб-
кахъ: „изъ всѣхъ производствъ самое толковое отъ глагола казать,—ся,
гарцевать; но вѣроятно, это сл. азіятское". Если послѣднее вѣроятно,
какая же надобность въ приведенномъ напередъ предположеніи? Такъ
же непонятно, зачѣмъ противъ глаг. обруснить сдѣлана выноска: „не
отъ этого ли брусника?" или зачѣмъ при словѣ телега поставлено въ
скобкахъ: "отъ тал, доля, и иго: пол-ига, одноконный, оглобельный
возъ". Не болѣе основательно при словѣ вьюнецъ 2) подъ вьять или
а) Сл., ч. I, стр. IV, VI, VIII IX.
2) Слово вьюнецъ (зн. новобрачный) есть не что иное какъ юнецъ съ прибавле-
ніемъ в въ началѣ: оно должно было стоять отдѣльно со ссылкою на прилаг. юный,

віять примѣчаніе: „не переиначено ли изъ вѣнецъ?" или при словѣ
истинъ (подъ истекать): „здѣсь сходится производство отъ течь, ты-
кать и тнуть". Даль вообще любитъ видѣть въ одномъ словѣ нѣсколько
корней, и при существ. перетонъ опять замѣчаетъ: „здѣсь три корня:
тнуть, тѣнь и тонкій". При словѣ гуртъ указано въ скобкахъ для
поясненія: горнуть; этотъ же глаголъ, ошибочно помѣщенный подъ
горнъ, зн. загребать, воротить. Но гуртъ есть герм. слово (шв. hjord, нѣм.
Heerde) и значитъ первоначально стадо рогатаго скота. Можно бы при-
вести еще множество примѣровъ такого невѣрнаго пониманія произ-
водства словъ, но для нашей цѣли и этихъ указаній достаточно.
\ Подобно корнесловію, и грамматика не всегда можетъ быть до-
вольна обращеніемъ съ нею Даля. Свой взглядъ на нее онъ самъ
объясняетъ въ предисловіи: по его словамъ, ' „онъ съ него искони былъ
въ какомъ-то разладѣ, не умѣя примѣнить ее къ нашему языку и
чуждаясь ее (ея) не столько по разсудку, сколько по какому-то тем-
ному чувству опасенія, чтобы она не сбила его съ толку, не ошколя-
рила, не стѣснила свободы пониманья, не обузила бы взгляда. Недо-
вѣрчивость эта", прибавляетъ онъ, „основана была на томъ, что онъ
всюду встрѣчалъ въ русской граматикѣ латынскую и нѣмецкую, a
русской не находилъ" Изъ этихъ [42] словъ становится яснымъ, что
подъ грамматикой Даль разумѣетъ не вообще науку о законахъ языка,
a какой-нибудь или какіе-нибудь отдѣльные труды по этой наукѣ. Но
что же мѣшало ему понимать законы языка по-сво́ему и основать на
нихъ свою особую грамматику? Самъ же онъ называетъ себя учени-
комъ живою русскаго языка; a съ помощью такого разумнаго учителя
внимательный и способный ученикъ могъ бы разъяснить многія тайны,
для другихъ» непроницаемыя. Насколько грамматика входитъ въ сло-
варное дѣло, Даль въ нѣкоторыхъ случаяхъ и оказалъ ей по крайней
мѣрѣ отрицательную услугу, отвергнувъ наприм. обозначеніе при каж-
домъ глаголѣ залога его, что всѣ прежніе словари наши считали
одною изъ своихъ непремѣнныхъ обязанностей. Но еще Востоковъ въ
своей грамматикѣ (Спб. 18^9, § 57) мимоходомъ замѣтилъ, что залоги
„различаются не по окончаніямъ, a по значенію, какое глаголъ по-
лучаетъ въ употребленіи съ другими словами". Отсюда уже ясно, что
невозможно при каждомъ глаголѣ a priori означать свойственный ему
залогъ. Тѣмъ не менѣе никто до автора Толковаго Словаря не восполь-
зовался на дѣлѣ скромною, но многозначительною замѣткою Востокова.
Несообразности, вкравшіяся оттого въ академическій словарь, навели
Даля на мысль совершенно исключить. изъ своего словаря, при гла-
подъ которымъ мы y Даля дѣйствительно находимъ между прочимъ: юнецъ, юница
(новобрачные).
M Сл., ч. I. стр. IV.

голахъ, всякое наименованіе залога. Стараясь вообще замѣнять теорію
практикой, онъ относительно этого предмета въ Напутномъ словѣ ого-
варивается слѣдующимъ образомъ: „Граматическія указанія въ сло-
варѣ вобще скудны, потому что оказываются то ничтожными и беспо-
лезными, то сбивчивыми и даже ложными; языкъ нашъ нынѣшній
граматикѣ своей не поддается. Приложеніе слова къ дѣлу, отношеніи
его въ строеніи речи, управленіе или зависимость всюду объяснены
примѣрами, и въ нихъ должно искать объясненія всѣхъ подобныхъ
вопросовъ"... Такъ, между прочимъ, „при каждомъ коренномъ глаголѣ
показаны примѣры сочетанія его со всѣми подходящими къ нему пред
логами"1). [43] Напр. подъ глаголомъ строить находимъ фразы: „Вы
-строить домъ, войска выстроились. Я достраиваюсь,. Нельзя застраи-
вать улицы. Настроить клѣтушекъ. Надстроить вышку. Онъ хорошо
обстроился" и т. д. Хотя все это по-настоящему разные глаголы, одна
кожъ такое указаніе предложныхъ словъ при простомъ, изъ котораго
они составлены, должно быть признано дѣйствительно полезнымъ.
Между грамматическими недоразумѣніями Даля нельзя умолчать <
слѣдующемъ: слово пѣши принимается имъ за нарѣчіе того же зна-
ченія, какъ пѣшкомъ. Это ясно выражено имъ между прочимъ подъ
прилаг. пѣшій: „кто не ѣдетъ, идетъ на своихъ ногахъ, идетъ пѣши
пѣшкомъ". Такое пониманіе формы пѣши видно и изъ другихъ мѣстъ
словаря. Отъ вниманія Даля ускользнуло, что пѣши не что иное, какъ
прилаг. множ. числа, въ единственномъ же ставится точно такъ же
пѣшъ, пѣшій. Такъ Ломоносовъ говоритъ: „Не хотимъ ни пѣши, ні
на коняхъ итти съ вами" (Соч. его, ч. Ш, стр. 165). Въ Ипат. спискѣ
„пѣшъ ходя" (155) *). У Державина {Къ Калліопѣ, 2 ак. изд., т. Ш
стр. 75):
„пловцомъ пущусь охотно
Въ ярящійся Босфоръ, въ пески ливійски пѣшъ",
или y него же (Жилище богини Фригги, тамъ же, стр. 81):
„Пѣши въ бубны рыцари стучатъ".
Нигдѣ и никогда форма пѣши не служила нарѣчіемъ.
Отдѣльно поставлено слово нейстечко, котораго совсѣмъ не суще-
ствуетъ. Въ другомъ мѣстѣ оно приведено правильно: нѣщечко.
Вниманія заслуживаетъ, что между словами, пропущенными въ сло-
1) Сл., ч. I, стр. VIII.
2) Въ Истор. грамматикѣ г. Буслаева (изд. 1863, § 228) указаны и нѣкоторы;
другія прил., употребляемыя такимъ образомъ какъ бы вм. нарѣчій: правъ, прямъ
радъ, добръ и проч.
Даль пишетъ: „За нужду пѣши пойдешь", вм. пѣшій, см. подъ словомъ нужда
Сл., ч: II, стр. 1142.—ІІодъ словомъ идти также приведенъ примѣръ .,я шелъ пѣши''
(стр. 032).

варѣ Даля, значительное число составляютъ [44] грамматическіе тер-
мины: такъ напр. вы здѣсь не найдете грамматическаго объясненія словъ:
приставка, подъемъ, перебой (звуковъ), наращеніе, общій (въ смыслѣ за-
лога) и вовсе не найдете словъ: суффиксъ, агглутинація, лексическій,
флексія, фонетическій и проч; Самые же общеизвѣстные грамматиче-
скіе термины, не пропущенные Далемъ, обставляетъ онъ иногда
слишкомъ произвольными замѣчаніями; напр. подъ словомъ наклоненіе
онъ говоритъ, что y насъ принято три наклоненія и прибавляетъ:
„одно личное, другое безличное, третье приказываетъ". Почему же здѣсь
первыя два названы по внѣшнему признаку, a послѣднее по значенію
(впрочемъ, также оспариваемому иными)? Притомъ же Даль здѣсь за-
былъ истину, очень хорошо имъ самимъ сознанную и выраженную
такъ: „словарникъ не законникъ, не уставщикъ, a сборщикъ" 5).
Отношеніе Даля къ грамматикѣ обнаруживается особенно изъ за-
мѣчаній, которыми онъ объясняетъ принятую имъ своеобразную орѳо-
графію. Этого предмета мы также не можемъ оставить безъ вниманія.
По приведенному сейчасъ правилу лексикографъ не долженъ бы и въ
отношеніи къ правописанію позволять себѣ слишкомъ рѣзкихъ ново-
введеній-; въ противномъ случаѣ, при употребленіи словаря будутъ
возникать неизбѣжныя затрудненія и недоумѣнія.
Справедливо предположивъ себѣ „охранять такое правописаніе,
которое бы всегда напоминало о родѣ и племени слова" 2), Даль от-
носительно иноязычныхъ словъ считаетъ это начало совершенно не-
нужнымъ и пишетъ ихъ только по слуху, вовсе не заботясь о ихъ
первоначальной орѳографіи. Согласимся однакожъ, что и иностранное
слово будетъ во многихъ случаяхъ понятнѣе, если не потеряетъ на
письмѣ всѣхъ признаковъ своего происхожденія. Разумѣется, что мы
обязаны сохранять правописаніе чужого слова лишь настолько, насколько
это позволяютъ средства нашей азбуки. Но читатель конечно никогда не
будетъ въ проигрышѣ, [45] если онъ по нашему правописанію будетъ
въ состояніи хотя отчасти возстановить первоначальную орѳографію
заимствованнаго слова или имени. Мы напр. пишемъ то штатъ (какъ
въ прилаг. заштатный), то штадтъ (какъ въ названіи Кронштадтъ);
ужели же было бы лучше писать во всѣхъ случаяхъ, по примѣру
Даля, единообразно штатъ?
Далѣе, онъ принялъ за общее правило не сдваивать буквъ, т. е.
не писать рядомъ двухъ двухъ «, двухъ о: ему показалось, что
наше одно с не мягче иностраннаго двойнаго ss, и что сдваивать с
противно русскому языку (а какъ же произошли слова: ссора, ссадитъ,
ссылка, изсохнуть, разсѣять?). Поэтому онъ пишетъ: класъ (вм. классъ),
1) Сл., ч. I, стр. XI.
2) Тамъ же, стр. хи и далѣе.

каса, маса, шосе и даже Росія; рускій, францускій, бесвязно, бестыдно,
раставлятъ. Онъ не сдваиваетъ обыкновенно и буквы « въ причастіяхъ
страдательныхъ, исключая случаи, „гдѣ этого неуступчиво требуетъ
произношеніе" 1)\ такъ онъ пишетъ:' опредѣленый, дѣланый, своевре-
менный и—данный, бездыханный, деревянный, совершенный, сокращенный;
очевидно, что тутъ -между обоими случаями невозможно провести
ясной границы. Вмѣсто выжжешь, выжженный, онъ по тому же со-
ображенію пишетъ вызжешь (забывая, «то корень слова жг и что г
неминуемо переходитъ въ ж); далѣе на томъ же основаніи мы нахо-
димъ y него: вобще, вображеніе, воружать, сотвѣтствовать, но—не
рѣшаясь слѣдовать этому во всѣхъ случаяхъ, онъ въ то же время
пишетъ: сообщатъ, соображеніе, соотечественникъ. Иногда Даль пред-
лагаетъ въ пользу выговора ужъ слишкомъ большія уступки: такъ
онъ не разъ замѣчаетъ, что для отличія глаголовъ стоять и сто́ить
можно бы, не стѣсняясь грамматикой, писать какъ говорится: сто́ютъ
и сто́ющій, и даже: онъ сто́етъ 2).
*) Сл., ч. I, стр. 2.
2) Сл., ч. I, стр. 372, 373, 427.
— Подобныя грамматическія замѣтки Даля обыкновенно помѣщаются имъ въ вы-
носкахъ. Въ одной изъ нихъ предлагается вопросъ, на который отвѣчу въ выноскѣ
же. Принявъ за правило писать въ предложномъ падежѣ: На безлюдьи, на безмірьи,
а не на безлюдьѣ, на безмірьѣ, и утверждая, что русское ухо требуетъ здѣсь
звука и, Даль замѣчаетъ: „Говоримъ же мы и пишемъ: при окончаніи, если произ-
вольно оканчиваемъ слово въ им. пад. на іе; a если то же слово кончаемъ на ье,
то требуемъ -въ пред. пад. п>; для чего это?" (Сл., ч. I, стр. 57).
Чтобы основательнѣе рѣшить этотъ вопросъ, надобно вспомнить, что имена на е
бываютъ двоякія: одни передъ этимъ окончаніемъ имѣютъ согласную (поле, море)>
другія гласную і, то полную (іе)у то сокращенную въ ь (ье).
Имена какъ поле, море склоняются подобно именамъ на о и потому въ предл.
падежѣ принимаютъ ѣ: въ полѣ, въ морѣ.
Имена на ье склоняются точно такъ же, что всего виднѣе тогда, когда на по-
слѣдній слогъ падаетъ удареніе: копьё, ружьё, пѣньё, питьё, житьё, бытьё; въ
предл. падежѣ мы говоримъ и пишемъ: на копьѣ́ въ ружьѣ́, при пѣньѣ́, въ питьѣ́,
о житьѣ́-бытьѣ́. Поэтому слѣдуетъ писать: въ платьѣ, въ зельѣ.
Окончаніе ге — собственно црк. славянское, и потому въ прёдл. падежѣ такихъ
именъ сохраняется также форма первоначальная (in), которая впрочемъ но закону
уподобленія звуковъ не противна и русскому слуху (при окончаніи о равновѣсіи, въ
сочувствіи). Какъ скоро предпослѣдняя буква і сокращается въ ь, то собственно исче-
заетъ и причина измѣненія ѣ въ и, a потому и можно позволять себѣ писать, какъ
напр. Крыловъ въ этомъ стихѣ:
„Миръ курамъ давъ лиса, постится въ подземельѣ" (Моръ звѣрей).
Но такъ какъ наше ухо уже привыкло къ окончанію lu и сокращеніе і въ ь въ
другихъ падежахъ остается безъ вліянія на прочія буквы, то мы и въ этомъ случаѣ
склонны сохранять въ предл. пад. окончаніе ьи. Это окончаніе> какъ менѣе отступаю-
щее отъ полнаго первоначальнаго, многимъ кажется даже правильнѣе и потому вообще
предпочитается (напр. пишутъ: о здоровьи, о самовластии, на новосельи, на жало-
ваньи). Форма же ьѣ (безъ ударенія.) въ предлож. пад. остается принадлежностью

[46] Вообще, въ словарѣ всего менѣе удобно вводить новую орѳографію.
Прежде нежели будемъ говорить о толкованіи словъ y Даля, обра-
тимся къ весьма существенной и обширной составной части его сло-
варя, къ примѣрамъ. Примѣрами служатъ въ немъ частью [47] фразы,
составленныя самимъ лексикографомъ; частью, впрочемъ въ весьма
рѣдкихъ только случаяхъ, выписки изъ писателей съ указаніемъ ихъ
именъ, или извлеченія изъ старинныхъ памятниковъ; примѣры послѣд-
нихъ двухъ разрядовъ всегда заимствуются Далемъ уже готовые изъ
академич. словарей. До какой степени онъ не считалъ необходимымъ
пользоваться для своей цѣли непосредственно книжною литературой,
видно изъ того, что онъ не извлекъ всѣхъ словъ даже изъ такихъ
писателей, которые, прибѣгая часто къ народному языку, должны бы
имѣть особенное право на его вниманіе. Въ сочиненіяхъ С. Т. Акса-
кова и даже Крылова есть слова, которыхъ нельзя найти въ словарѣ
Даля. Не воспользовался онъ также областными словами, собранными
въ разныхъ отдѣльныхъ сборникахъ и другихъ изданіяхъ, напр., въ
изданіяхъ Географическаго общества, въ Морскомъ Сборникѣ, въ Из-
слѣдованіяхъ Н. Я. Данилевскаго о рыболовствѣ въ Россіи. Нѣкоторые
примѣры берутся Далемъ изъ слышанныхъ имъ разговоровъ, разска-
зовъ или анекдотовъ, при чемъ передаются и самые анекдоты, напр.
подъ словами: апропо, присланивать, пила, пристрѣливать, стричь,
книга.
Безъ всякаго сравненія значительнѣйшую часть примѣровъ въ сло-
варѣ Даля составляютъ пословицы и поговорки. Въ этомъ отношеніи
трудъ его представляетъ, собственно говоря, двойной словарь: словарь
языка и вмѣстѣ словарь пословицъ; слѣдовательно, одною половиной
своей онъ повторяетъ сборникъ, уже прежде изданный Далемъ от-
дѣльно 1). Нѣтъ сомнѣнія, что въ пословицахъ выражаются не только
умъ и міровоззрѣніе народа, но и языкъ его со всѣми своими осо-
бенностями; онѣ служатъ важнымъ средствомъ для, точнаго опредѣ-
только немногихъ чисто-русскихъ именъ существит. (въ платьѣ, на раздольѣ), или
употребляется въ стихахъ подъ рифму именительному падежу (такъ y Крылова въ
подземельѣ поставлено въ созвучіе слову веселье). Что языкъ дѣйствительно допу-
скаетъ и ту и другую форму, видно опять изъ такихъ словъ, гдѣ удареніе на послѣд-
немъ слогѣ: говорятъ одинаково и въ забытьѣ и въ забытьи́.
Указанное выше правило измѣненія и въ гъ послѣ 6 подтверждается и именами,
кончающимися въ имен. пад. на ія. При полномъ окончаніи они принимаютъ въ дат.
и предл. пад. іи, напр., въ молніи, но Софіи, при Наталіи: a при сокращеніи / въ
ь, говорятъ ц пишутъ: къ Софьѣ, при Натальѣ. Для повѣрки этого сто́итъ равнымъ
образомъ только взять слово съ удареніемъ на послѣднемъ слогѣ, напр. судья, скуфья,
семья; мы говоримъ: къ судьѣ́, въ скуфьѣ́, о семьѣ́, a не къ судьи́ и т. д.
1) Пословицы русскаго народа. М. 1862 (б. 4-ка; XL, 1095 іі 6 стр.). Но здѣсь
порядокъ размѣщенія пословицъ—систематическій, т. е. по предметамъ, къ которымъ
онѣ относятся.

ленія значенія словъ и для историческихъ надъ ними наблюденій, и
потому въ словарѣ, гдѣ на первый планъ поставленъ языкъ народный,
пословицы и поговорки весьма умѣстны. Но для объясненія слова нѣтъ
[48] надобности4 собирать всѣ пословицы, гдѣ оно встрѣчается; нужно
было бы только имѣть при каждомъ словѣ выборъ тѣхъ пословицъ, гдѣ
оно употреблено съ различнымъ оттѣнкомъ значенія. Впрочемъ, ко-
нечно, нельзя отвергать интереса и пользы обзора всѣхъ случаевъ,
въ которыхъ обнаружилась игра народнаго ума надъ тѣмъ или дру-
гимъ представленіемъ; но это къ изученію языка прямо не относится.
Такая полнота собранія пословицъ въ словарѣ имѣетъ только то не-
удобство, что слишкомъ увеличиваетъ объемъ его, a слѣдовательно
уменьшаетъ его доступность, вредитъ его распространенію. Мы не
будемъ слишкомъ строго судить Даля за то, что нѣкоторыя пословицы
y него повторяются въ двухъ разныхъ мѣстахъ словаря, напр., из-
вѣстная пословица: „Не всякое лыко въ строку", помѣщена подъ
обоими употребленными въ ней именами. Пословица: „Борода съ возъ,
a ума съ накопыльника нѣтъ" попадается и подъ словомъ борода, и
подъ словомъ накопыльникъ. Дважды помѣщены также пословицы:
„Кукушка безъ гнѣзда за то, что завила его на Благовѣщенье" и
„Пей-ка, на днѣ копейка: еще попьешь, грошъ найдешь"; при по-
слѣдней каждый разъ повторено и объясненіе: „отъ свадебнаго обычая
класть въ вино за окупъ невѣсты деньги". Къ сожалѣнію, объясненія
при пословицахъ слишкомъ рѣдки y Даля: ихъ часто не находишь
даже и при такихъ пословицахъ, которыя не всѣмъ понятны, напр.,
не пояснены слѣдующія: „Нужда велитъ калачи ѣсть", или: „На лю-
дяхъ и смерть красна". Нѣкоторыя веѣмъ извѣстныя поговорки про-
пущены Далемъ, напр., эта: „пьянъ какъ стелька"; a между тѣмъ при
словѣ стелька мы находимъ толкованіе „мертвецки пьяный человѣкъ".
Тутъ недоразумѣніе:. въ этой поговоркѣ стелька сохраняетъ именно
то значеніе, какое на первомъ мѣстѣ указываетъ Даль: „постилка на
подошву внутри обуви"; съ нею-то и сравнивается пьяный, потому
что онъ пропитанъ влагой такъ, какъ эта настилка, когда промокнетъ
обувъ *). Такія же [49] недомолвки и повторенія представляетъ словарь
и въ другихъ случаяхъ: одна и та же поговорка или реченіе повторяются
иногда подъ однимъ и тѣмъ же словомъ; по два раза помѣщены, напр.:
подъ гнѣздо: „гнѣздо цѣло, a птицы у(вы)летѣли"; подъ словомъ охота:
„охота пуще неволи", или подъ чай: „чай съ позолотой" (съ ромомъ).
Сло́ва же позолота мы не находимъ въ азбучномъ порядкѣ.
Всего страннѣе, что иногда подъ словомъ поставлены такіе при-
1) При словѣ стелька мы не находимъ еще одного значенія, указаннаго Далемъ
въ другомъ мѣстѣ, именно подъ словомъ карьеръ сказано: „скачка во весь опоръ,
стелька".

мѣры, гдѣ этого слова вовсе нѣтъ, и они относятся къ нему только
по смыслу или по переводу слова. Напр., водъ словомъ трауръ читаемъ
примѣры: „Онъ въ жалевомъ ходитъ. Семья эта въ печали, въ жали,
въ жаляхъ" и т. д. Всѣ примѣры приведены тутъ на сущ. жалъ, ко-
торое находится только къ толкованіи слова трауръ. Между тѣмъ та-
кое значеніе слова жаль объяснено только однимъ примѣромъ на на-
стоящемъ мѣстѣ, въ гнѣздѣ глагола жалѣть. Такимъ же образомъ
подъ словомъ май мы находимъ между прочимъ собраніе примѣровъ
на имя Никола, потому только, что Николинъ день бываетъ въ маѣ.
Такіе примѣры встрѣчаются еще подъ словами: быза и постъ. На-
званіе бызы означаетъ въ народѣ 13-е іюня, Акулининъ день, a по-
тому подъ словомъ быза и помѣщены примѣры на имя Акулина, и
тутъ же находимъ напечатанныя шрифтомъ примѣровъ поясненія:
„Мірская каша для нищей братіи. Праздникъ кашъ". Подъ словомъ
постъ помѣщенъ примѣръ на имя Предтечи на томъ основаніи, что
Предтечу иногда называютъ Иваномъ постнымъ. И затѣмъ, шрифтомъ
же примѣровъ, прибавлено: „Послѣднее стлище на льны. Коли журавли
на Кіевъ пошли,— ранняя зима". При этомъ случаѣ насъ еще пора-
жаетъ то, что въ главѣ гнѣзда поставлено не имя постъ, какъ бы
слѣдовало, a глаголъ постить, постовать, поститься, - постничать:
слово постъ мы тутъ даже не безъ труда отыскиваемъ, потому что
оно стоитъ послѣднимъ въ ряду слѣдующихъ за глаголами и примѣ-
рами существительныхъ: „пощенье, постованье, постничанье, постъ".
Впрочемъ, на подобныхъ отступленіяхъ отъ правильнаго порядка въ
[50] размѣщеніи словъ мы не будемъ останавливаться, потому что они
встрѣчаются безпрестанно.
Тотъ же недостатокъ системы замѣчается y Даля нерѣдко и въ
толкованіи словъ. Переходя къ этой важной статьѣ словаря, вспомнимъ,
что составитель его говоритъ въ своемъ Напутномъ словѣ: „При объяс-
неніи и толкованіи слова вобще избѣгались сухія, безплодныя опредѣ-
ленія, порожденія школярства, потѣха зазнавшейся учености, не при-
дающая дѣлу никакого смысла, a напротивъ, отрѣшающая отъ него
высокопарною отвлеченностію. Передача и объясненіе одного слова
другимъ, a тѣмъ паче десяткомъ другихъ, конечно вразумительнѣе
всякаго опредѣленія, a примѣры еще болѣе поясняютъ дѣло. Само
собою, что переводъ одного слова другимъ очень рѣдко можетъ быть
вполнѣ точенъ и вѣренъ; всегда есть оттѣнокъ значенія, и объясни-
тельное слово содержитъ либо болѣе общее, либо болѣе частное и
тѣсное понятіе; но это неизбѣжно, и отчасти исправляется большимъ
числомъ тождеслововъ, на выборъ читателя" 1). Изъ этихъ строкъ
видно, что Даль при объясненіи словъ особенно заботился: 1) о про-
1) С.і., ч. I, стр. іх.

стотѣ и наглядной ясности толкованій, и 2) о подборѣ возможно бо́льшаго
числа синонимовъ. Такъ, къ прилагательному бодрый приставлены слѣ-
дующія слова: „свѣжій собою на видъ, бойкій, живой, не сонный, не
вялый, бдительный, смѣлый, мужественный, дюжій, здоровый, сильный,
осанистый, видный, молодцоватый". Здѣсь насъ поражаютъ двѣ вещи:
во 1-хъ, присутствіе нѣкоторыхъ словъ, по значенію слишкомъ мало
подходящихъ къ объясняемому, каковы: дюжій, осанистый, видный;
во 2-хъ, ненадлежащій порядокъ словъ: на первомъ мѣстѣ поставлено:
свѣжій на видъ, слѣд. прежде всего выставлено наружное, второсте-
пенное значеніе, a не внутреннее и первичное, лежащее въ самомъ
понятіи прилаг. бодрый (отъ бдѣть); между тѣмъ это второстепенное
значеніе повторяется въ концѣ словомъ, имѣющимъ гораздо обширнѣй-
шій смыслъ: видный] ясно, что слова „свѣжій на видъ" [51] и „видный"
должны бы' стоять рядомъ въ объясненіи прилаг. бодрый. Посмотримъ,
какъ это же слово объяснено въ академическомъ словарѣ. Тамъ мы
читаемъ: „1) Бдительный. Бодрая стража. 2) Неустрашимый, храбрый,
смѣлый. Бодрый воинъ. 3) Имѣющій горделивую поступь. Бодрый конъ.
4) Имѣющій достаточныя силы. Ему минуло 70 лѣтъ, однако онъ еще
бодръ". Сравнивая съ этимъ толкованія Даля, находимъ, что онъ
пріискалъ, правда, нѣсколько новыхъ соотвѣтствующихъ слову бодрый
синонимовъ, но поставилъ ихъ не въ надлежащей постепенности, ко-
торая удовлетворительно соблюдена въ академ. словарѣ. Вмѣстѣ съ
тѣмъ мы открываемъ, что примѣры y Даля собраны уже не въ томъ
порядкѣ, въ какомъ расположены оттѣнки значенія, a размѣщены со-
вершенно случайно, именно: Бодрый всадникъ на бодромъ конѣ. Сиди
бодро, всю ночь не дремли. Иди бодрѣе, не робѣй. Онъ еще бодрый ста-
рикъ, не хилой. Духъ бодръ, да плоть немощна. Бодрый самъ натечетъ,
на смирнаго Богъ нанесетъ. Садился, бодрился. a сѣлъ—свалился. Здѣсь
неумѣстенъ только послѣдній примѣръ, въ которомъ вмѣсто прилаг.
бодрый мы неожиданно встрѣчаемся съ глаголомъ бодриться. Не бу-
демъ винить Даля за то, что въ примѣрахъ на прилагательное по-
ставлены здѣсь нарѣчія: сиди бодро, иди бодрѣе; положимъ, что это
все равно, такъ какъ въ основномъ значеніи обѣихъ частей рѣчи въ
настоящемъ случаѣ нѣтъ различія.
Часто Даль, при подборѣ синонимовъ, ставитъ и областныя выра-
женія, полагая, что они „большею частью могутъ войти въ общій
расхожій запасъ". Такъ, при словѣ говоритъ онъ въ числѣ другихъ
„однослововъ" помѣщаетъ : „баять, гуторить, бакулить, голдить, го́л-
чить влг. говчить". Такое собраніе провинціализмовъ можетъ, пожалуй,
представлять для любителя свою занимательную сторону; но общепрак-
тической пользы оно не имѣетъ.
Возьмемъ теперь случай совсѣмъ другого рода. Какъ объясняетъ
Даль, напр., глаголъ ткатъ? Развернемъ прежде акад. словарь. Вотъ

какъ тамъ объяснено это дѣйствіе: „Дѣлать на ткальномъ стану не-
распускаемую связь изъ нитей; производить [52] ткань". Это объясненіе
новый Толковый Словарь поправляетъ слѣдующимъ образомъ: „Рабо-
тать на ткацкомъ стану, пропускать уто́къ по основѣ, дѣлать изъ ни-
токъ полотно". Сравнивая толкованія въ обоихъ словаряхъ, мы замѣ-
чаемъ въ нихъ одинъ и тотъ же недостатокъ: они объясняютъ по-
нятіе такими признаками, въ которыхъ встрѣчаются либо то же объ-
ясняемое слово въ другомъ видѣ, либо такія частности понятія, ко-
торыя не могутъ быть извѣстны тому, кто не знакомъ и съ общимъ его
содержаніемъ. Оба лексикона забываютъ, существенное правило, что
неизвѣстное можетъ быть объясняемо только извѣстнымъ, и что въ
противномъ случаѣ происходитъ такъ называемый на схоластическомъ
языкѣ circulus in definiendo или idem per idem. Что скажетъ ткаль-
ный или ткацкій станъ, утокъ и основа тому, кто ищетъ значенія
слова ткать? Такъ какъ слово это имѣетъ на всѣхъ языкахъ совер-
шенно тожественное, вполнѣ опредѣленное значеніе, то посмотримъ,
какъ оно объяснено однимъ изъ европейскихъ лексикографовъ. При
словѣ Weben Гейзе говоритъ: „Посредствомъ накрестъ переплетен-
ныхъ, протянутыхъ туда и сюда нитей изготовлять матерію, при чемъ
въ натянутый строй пропускаются нити въ противоположномъ направ-
леніи (ткать полотно, сукно, кружева)" 1), Всякій согласится, что та-
кое объясненіе правильнѣе, хотя, конечно, безъ нагляднаго знакомства
съ производствомъ толкуемое слово все-таки не будетъ вполнѣ по-
нятно; но такова вообще участь всѣхъ описаній сложныхъ техниче-
скихъ производствъ. По крайней мѣрѣ, тутъ нѣтъ той несообразности,
которая неизбѣжна, когда послѣ предложенныхъ объясненій слова
ткать, говорится: „тканъ — все, что ткано; ткальный, ткацкій — ко
тканію относящійся" и т. п. Непонятно, почему Даль произведеніемъ
тканья назвалъ только полотно.
[53] Приведенные примѣры показываютъ, что объясненія Даля не всегда
достигаютъ той степени точности и опредѣленности, къ которой онъ
стремился. Сюда относится и превратный иногда порядокъ толкованія
разныхъ значеній слова. Такъ слово цвѣтъ начинается объясненіемъ:
„краска, родъ или видъ, масть, колеръ", a уже потомъ слѣдуетъ зна-
ченіе: „часть растенія". Очевидно, что послѣднее есть первоначальное
понятіе слова, выражающееся и въ коренномъ глаголѣ цвѣсти; зна-
ченіе краски — позднѣйшее, развившееся изъ понятія о наружныхъ
признакахъ цвѣтка. Въ акад. словарѣ эти разныя значенія располо-
жены какъ слѣдуетъ.
') Durch in einander gefügte? hin und her gezogene Fäden Zeug verfertigen, indem
in einen ausgespannten Aufzug Fäden in entgegengesetzter Richtung eingeschossen
werden (Leinwand. Tuch, Spitzen). Heyse. „Handwörterbuch der deutschen Spracht!*4
Magdeburg, 1833—1849.

Но въ словарѣ Даля есть родъ объясненій, который сообщаетъ
этому труду особенную важность и вполнѣ оправдываетъ данное ему
въ заглавіи названіе толковаго. Это реальныя, или вещественныя тол-
кованія при такихъ словахъ, которыя относятся къ быту, къ нра-
вамъ, обычаямъ, повѣрьямъ русскаго народа, къ промысламъ, торговлѣ,
мореплаванію, наконецъ къ естественнымъ наукамъ. Въ этомъ-то, ря-
домъ съ богатствомъ запаса собранныхъ Далемъ словъ и примѣровъ,
заключается главное, неотъемлемое достоинство его словаря. Доказа-
тельства этой заслуги дочтеннаго автора такъ многочисленны, что
затрудняешься выборомъ словъ, которыя могли бы самымъ убѣдитель-
нымъ образомъ подтвердить такой отзывъ. Приведемъ однакожъ два-
три примѣра.
Противъ слова лапоть въ академическомъ словарѣ мы находимъ
самое коротенькое объясненіе: „Обувь сплетенная изъ лыкъ, бересты
или пеньки" и примѣръ: плести лапти: Эти полторы строки развиты
y Даля такимъ образомъ: „Ла́поть, лапото́къ, лапти́шка, лапти́ща.
Плетеная, короткая обувь, въ родѣ грубаго башмака, изъ лыкъ, иногда
изъ бересты, шелюги, таловой, ивовой, вязовой коры: это берестяники,
шелюжники, бахоры, сту́пни, босовики; изъ драни молодого распарен-
наго дуба (чрнг.), есть и соломенные, курск., и пеньковые курпы 1),
крутцы, изъ оческовъ или изъ ветхихъ развитыхъ веревокъ, шептуны
и волосяники, изъ конскихъ гривъ и хвостовъ. Лапоть плетется въ
5—12 лыкъ, [54] на колодкѣ, кочедыкомъ, и состоитъ изъ плетня́ (по-
дошвы), головы (переду), обу́шника (боковъ) и запя́тника; обушникъ
или кайма сходится концами на запятникѣ, и связываясь, образуетъ
обо́рникъ, родъ петли, въ которую продѣваются оборы. Поперечныя
лыка, загибаемыя на обушникѣ, называются ку́рцами; въ плетнѣ
обычно десять курцевъ. Иногда лапоть еще подковыриваютъ, проводятъ
по плетню лыкомъ же или паклею; a пи́саные лапти украшаются
узорною подковыркою".
Подъ словомъ рукобитье собраны слѣдующія подробности свадеб-
ныхъ обычаевъ: „Битье по рукамъ отцевъ жениха и невѣсты, обычно
покрывъ руки полами кафтановъ, въ знакъ конечнаго согласія; конецъ
сватовства и начало свадебныхъ обрядовъ: помолвка, сговоръ, благо-
словенье, обрученье, зарученье, большой пропой; мѣстами (ярс.) руко-
битье бываетъ y отца жениха, гдѣ они ломаютъ пирогъ; но болѣе въ
домѣ отца невѣсты, и тогда затѣмъ бываетъ еще другой сговоръ; въ
такомъ случаѣ на рукобитіи опредѣляютъ кладку или столовыя деньги,
отъ отца жениха, и приданое невѣсты, a на сговорѣ благословляютъ
со священникомъ и вѣнчальными свѣчами; сама невѣста потчуетъ, раз-
даетъ дары, дѣвки величаютъ гостей и плачу нѣтъ. Черезъ день диръ
*) Не курцы ли? См. ниже.

y жениха: смотрятъ домъ или дворъ; черезъ день пирушка y невѣсты,
гости идутъ съ гостинцами; затѣмъ дѣвичникъ, гдѣ женихъ остается
не долго, a уходитъ домой пировать съ товарищами. На рукобитье
или на сговоръ ѣдутъ поѣздомъ: дьяконъ съ дружкой, священникъ съ
женихомъ, тамъ поѣзжане, a послѣднею сваха съ большимъ пряни-
комъ*". Находя столько подробностей свадебныхъ обрядовъ подъ сло-
вомъ рукобитье, можно только пожалѣть, что онѣ не помѣщены пред-
почтительно подъ словомъ сватьба, гдѣ читатель ничего подобнаго не
находитъ. Въ такомъ случаѣ при словѣ рукобитье достаточно было
бы одной ссылки на слово сватьбу, къ которому, конечно, скорѣе об-
ратится всякій, кто пожелаетъ ознакомиться съ этимъ отдѣломъ на-
родныхъ обычаевъ.
Слово домовой объяснено y Даля слѣдующимъ образомъ: „Домовой,
домовикъ, дѣдушка, постѣнъ, по́стень, ищунъ, [55] доможилъ, хо-
зяинъ, жаровикъ; не́жить, другая половина (олон.), сусѣдко, батанушка;
духъ хранитель и обидчикъ дома; стучитъ и возится по ночамъ, про-
казитъ, душитъ, ради шутки, соннаго; гладитъ мохнатою рукою къ
добру и пр. Онъ особенно хозяйничаетъ на конюшнѣ, заплетаетъ лю-
бимой лошади гриву въ колтунъ, a нелюбую вгоняетъ въ мыло и
иногда осаживаетъ ее, разбиваетъ параличемъ, даже протаскиваетъ въ
подворотню. Есть домовой сараешникъ, конюшникъ, ба́енникъ, и женск.
банный волосатка; все это нежить ни человѣкъ, ни духъ, жильцы
стихійные, куда причисляютъ и полеваго лѣшаго, кикимору, русалокъ
(шутовокъ, лопастъ) и водянаго; но послѣдній всѣхъ злѣе и его не-
рѣдко зовутъ нечистымъ, сатаной. Домоваго можно увидать въ ночи
на Свѣтлое Воскресенье въ хлѣву; онъ косматъ, но болѣе этой при-
мѣты нельзя упомнить ничего; онъ отшибаетъ память". Затѣмъ слѣ-
дуютъ поговорки.
Подобныя вещественныя толкованія въ словарѣ Даля относятся
къ столь разнороднымъ предметамъ, что мы никакъ не можемъ взять
на себя критической ихъ повѣрки: это потребовало бы особенныхъ
разысканій) къ нашей задачѣ не относящихся; указываемъ только на
тотъ обширный кругъ свѣдѣній о русскомъ народѣ, который охватилъ
Даль въ своемъ словарѣ, a вмѣстѣ и на разнородность замѣтокъ, ко-
торыя онъ собралъ, изучая народный языкъ. Найдутся, конечно, и
между ними многія, требующія поправокъ и дополненій; тѣмъ не
менѣе однакоже самая масса ихъ, почерпнутая не изъ книгъ, a изъ
непосредственнаго общенія съ народомъ и изъ нагляднаго знакомства
съ гіредметами, составляетъ уже дѣло чрезвычайно важное какъ въ
лингвистическомъ, такъ и въ этнографическомъ отношеніяхъ. Собраніе
такихъ указаній должно быть высоко цѣнимо какъ основаніе для даль-
нѣйшихъ разысканій и болѣе полныхъ, приведенныхъ въ систему
вѣдѣній.

Мы бы могли сдѣлать еще множество выписокъ въ свидѣтельство
того, какъ богатъ словарь Даля объясненіями разныхъ сторонъ жизни
русскаго народа и русской природы; но предѣлы [56] разбора заставляютъ
насъ удовольствоваться предложенными примѣрами. Назовемъ лишь нѣ-
сколько словъ, подъ которыми читатель можетъ самъ найти болѣе или
менѣе подробныя и интересныя толкованія этого рода: баба (бабка),
багренье, береза, бирка, бичева бурлакъ, гвоздь, гряда, десятина,
жало, замокъ, запѣвала, завѣщаніе, закромить, запой, изба, сайка, те-
лега; дерево, бобръ, гора, горло, жало, лягушка, легкія, сыртъ, сусло,
увалъ, учугъ; кладъ, кукушка, навье, нежить. Подъ словомъ вѣтеръ
исчислены всѣ употребительныя въ Россіи названія вѣтровъ. Иногда
къ толкованію слова, для большей ясности, присоединены чертежи.
Такъ при словѣ говядина нарисованъ быкъ, съ означеніемъ названія
каждой части его мяса. Такимъ же образомъ представлены въ своемъ
мѣстѣ рисунки разныхъ сортовъ шляпъ и каждая форма отмѣчена
свойственнымъ ей именемъ 2). Слово грибъ сопровождается обширною
номенклатурой всѣхъ видовъ этого растенія; при объясненіи дерева
показаны всѣ разнообразныя части его *и употребительныя въ народѣ
названія ихъ.
Относительно словъ, принадлежащихъ къ области ботаники и зоо-
логіи, Отдѣленіе сочло нужнымъ просить гг. академиковъ Рупрехта
и Шренка высказать свое мнѣніе о достоинствѣ словаря Даля по
этимъ частямъ. Ф. И- Рупрехтъ отозвался, что, приготовляя самъ къ
изданію собранныя имъ русскія народныя названія растеній, онъ часто
съ пользою обращался къ разбираемому нами словарю и въ этомъ
отношеніи долженъ отдать ему предпочтеніе передъ словаремъ Ака-
деміи, который, не имѣя въ виду какой-либо спеціальной цѣли, по-
строенъ главнымъ образомъ на языкѣ литературномъ. Л. И. Шренкъ
въ подробной запискѣ о зоологическихъ названіяхъ словаря заявилъ,
что несмотря на отысканные въ немъ пропуски и промахи, авторъ
однакоже и съ [57] этой стороны вообще заслуживаетъ одобреніе и
благодарность 3).
Разсмотрѣвъ словарь съ разныхъ сторонъ, перейдемъ теперь къ
общему о немъ заключенію. Хотя онъ и не отвѣчаетъ всѣмъ требо-
ваніямъ строго-ученой критики, однакожъ его богатое содержаніе,
лексическое и вещественное, въ значительной мѣрѣ искупаетъ ука-
1) Правильнѣе: бечева. не имѣющая ничего общаго ни съ бичемъ, ии вообще съ
гл., бить.
2) Образцомъ подобныхъ иллюстрацій, очевидно, послужилъ Далю англійскій сло-
варь американца Вебстера, о чемъ слѣдовало бы упомянуть въ Напутномъ словѣ.
Впрочемъ такіе рисунки прилагаются y Даля только изрѣдка, въ видѣ исключенія.
3) Отзывы гг. Рупрехта и Шренка см. въ YII томѣ Сборника Отдѣленія рус-
скаго яз. и слов.

занные недостатки. Собранныя Далемъ сокровища языка и ума народ-
наго даютъ цѣлую массу новаго матеріала не только для. науки рус-
скаго слова, но и для этнографіи. Въ послѣднемъ отношеніи заслуга
автора уже публично засвидѣтельствована Географическимъ обществомъ,
присудившимъ ему за словарь Константиновскую медаль. Къ труду
этому будутъ обращаться всѣ, кому нужно изучать съ какой бы ни
было стороны народную жизнь; онъ долженъ также сдѣлаться на-
стольною книгою всякаго, кто вдумывается въ родной языкъ, кто хо-
четъ короче узнать его богатства, a тѣмъ болѣе, кто трудится надъ
изслѣдованіемъ его законовъ. Но словарь Даля—книга не только по-
лезная и нужная, это—книга занимательная : всякій любитель отече-
ственнаго слова можетъ читать ее или хоть перелистывать съ уДо-
вольствіемъ. Сколько онъ найдетъ въ ней знакомаго, родного, любез-
наго, и сколько новаго, любопытнаго, назидательнаго! Сколько выне-
сетъ изъ каждаго чтеній свѣдѣній драгоцѣнныхъ и для житейскаго
обихода, и для литературнаго дѣла! Въ современной русской лексико-
графіи это безъ всякаго сравненія самый полный и многообъемлющій
словарь; притомъ это трудъ, задуманный смѣло и оригинально, вы-
полненный самостоятельно. Совершеніе подобнаго труда, при всѣхъ
его недостаткахъ, есть подвигъ важный, рѣдкій въ нашей литературѣ:
давно уже y насъ не было такого обширнаго и вѣскаго по русскому
языку сочиненія, которое могло бы итти въ сравненіе съ этимъ. Едва ли
скоро можно ожидать подобнаго. Составленіе словаря есть [58] вообще
дѣло особенно трудное, менѣе другихъ видное и благодарное, тре-
бующее значительнаго самоотверженія, на которое по тому самому не
многіе рѣшаются. Тѣмъ замѣчательнѣе такой трудъ, когда онъ ве-
дется отъ начала до конца однимъ лицомъ, безъ сотрудниковъ и по-
мощниковъ. Книга, которая въ настоящемъ случаѣ подлежитъ нашему
суду, не есть, конечно, трудъ ученаго, стоящаго въ уровень съ со-
временнымъ состояніемъ своей науки; но это трудъ мыслящаго писа-
теля, который всего себя посвятилъ практическому изученію русскаго
языка съ одной опредѣленной точки зрѣнія, въ виду одной ясно со-
знанной имъ цѣли; это—плодъ добросовѣстныхъ занятій цѣлой жизни.
Автору не удалось обнять своего предмета со всѣхъ сторонъ; онъ не
записной филологъ, не проникъ во всѣ тайны законовъ языка, но и
то, что онъ сдѣлалъ для родного слова, останется почетнымъ памят-
никомъ его дѣятельности, навсегда сохранитъ значеніе въ исторіи
русскаго языка и русской лексикографіи. Его словарь есть первый *въ
обширныхъ размѣрахъ опытъ построить разработку и употребленіе
языка на новыхъ основаніяхъ. Множество поднятыхъ имъ вопросовъ
должно быть поставлено Далю въ существенную заслугу; конечно, не
всѣ они имъ самимъ удовлетворительно рѣшены; но и то уже важно,
что онъ ихъ возбудилъ: подвергая ихъ общему обсужденію, онъ вы-

зываетъ къ пересмотру того, что обратилось въ безсознательную при-
вычку.
Въ трудѣ Даля насъ поражаютъ два личныя достоинства автора,
безъ которыхъ онъ не могъ бы и выполнить своей задачи: это прежде
всего энергическая настойчивость и упорное постоянство въ преслѣ-
дованіи цѣли, не только при окончательномъ осуществленіи плана, но
и при подготовительномъ, многолѣтнемъ собираніи матеріаловъ. Дру-
гимъ важнымъ условіемъ для совершенія такого обширнаго труда
было скромное сознаніе авторомъ мѣры своихъ силъ и той доли
пользы, какую онъ могъ принести русскому слову. „Всего одному
не дано", говоритъ онъ въ Напутномъ словѣ „да и не обнять, a
дана всякому своя часть, свой талантъ, который онъ и обязанъ
пускать въ оборотъ, a не [59] зарывать, вмѣстѣ съ собою, въ землю...
Найдутся болѣе даровитые и ученые труженики, коимъ уже легче бу-
детъ дополнить то, чего недостаетъ, найдя одну часть дѣла готовою.
Можетъ быть, именно тотъ, кто успѣшно введетъ въ русскій словарь
сравненія со всѣми славянскими наречіями, кто вставитъ и нашъ
древній языкъ и указанія на начальные корни, можетъ быть онъ-то
именно и затруднился бы составленіемъ той части, которая образуетъ
основу и сущность моего словаря; во всякомъ же случаѣ дополнять и
исправлять полегче, чѣмъ составлять вновь" *). Такимъ образомъ самъ
Даль прямо высказалъ свое убѣжденіе, что главное достоинство его
словаря заключается въ богатствѣ представляемаго имъ матеріала.
Замѣчая, что собранные имъ издавна запасы давали ему право или,
вѣрнѣе, налагали на него обязанность, и безъ достаточной учености,
предпринять такой трудъ, авторъ прибавляетъ, что рядомъ съ тѣмъ
нашлось y него „сильное сочувствіе къ живому рускому языку, какъ
ходитъ онъ устно изъ конца въ конецъ по всей нашей родинѣ и нѣ-
которое пониманіе его, близкое съ нимъ знакомство, могущее, хотя
въ одномъ этомъ направленіи, замѣнить ученость; нашлась наконецъ
и любовь къ нему, ручавшаяся за одолѣніе труда, за стойкую, усид-
чивую работу надъ этимъ дѣломъ, по конецъ жизни" 2). Эту горячую
любовь къ русскому языку Даль убѣдительно доказалъ своимъ послѣд-
нимъ трудомъ. И самая идея, положенная въ основу его, хотя въ про-
веденіи ея авторъ не уберегся отъ нѣкоторыхъ увлеченій, заслужи-
ваетъ полнаго нашего сочувствія; къ тому- же она и вполнѣ совре-
менна: въ такую пору, когда русскій народъ, освобожденный по вели-
кодушному слову своего Государя, начинаетъ жить новою жизнью и
сознавать свои духовныя потребности,—какъ кстати воздвигается хра-
нилище его словесныхъ богатствъ, какъ во-время собиратель ихъ на-
1) Сл., ч. I, стр. iv—v.
2) Сл., ч. I, стр. IV.

поминаетъ намъ, что мы слишкомъ удалились отъ естественныхъ источ-
никовъ рѣчи, и, предостерегая [60] насъ отъ дальнѣйшихъ въ этомъ
смыслѣ уклоненій, указываетъ намъ на чистый и здравый родникъ
языка народнаго, который, по его словамъ, „силенъ, свѣжъ, богатъ, кра-
токъ и ясенъ". Такой взглядъ совершенно согласенъ съ желаніемъ
Ломоносова возбудить „ревность тѣхъ, которые къ прославленію оте-
чества природнымъ языкомъ усердствуютъ, вѣдая, что съ паденіемъ
онаго безъ искусныхъ въ немъ писателей затмится слава всего на-
рода" 1). Не случайно произносится здѣсь имя перваго законодателя
нашей письменности. Мы знаемъ, какъ пламенно онъ любилъ русскій
языкъ, съ какимъ восторгомъ говорилъ о немъ: „Повелитель многихъ
языковъ, языкъ Россійскій не только обширностью мѣстъ, гдѣ онъ
господствуетъ, но купно и собственнымъ своимъ пространствомъ и до-
вольствіемъ великъ предъ всѣми въ Европѣ... Ежели чего точно изоб-
разить не можемъ, — не языку нашему, но недовольному своему въ
немъ искусству приписывать долженствуемъ. Кто отчасу далѣе въ
немъ углубляется, употребляя предводителемъ общее философское по-
нятіе о человѣческомъ словѣ, тотъ увидитъ безмѣрно широкое поле
или, лучше сказать, едва предѣлы имѣющее море" 2).
Въ разсмотрѣнномъ словарѣ мы видимъ смѣлую попытку охватить
это безбрежное море русскаго слова. Можно съ увѣренностью сказать,
что никакой другой трудъ не былъ бы привѣтствованъ самимъ Ломо-
носовымъ съ такою задушевною радостью, какъ именно словарь, по-
ставившій себѣ задачей обнять все неисчерпаемое богатство родного
языка и содѣйствовать чистотѣ его. И потому награда, учрежденная
въ честь великаго русскаго 'ученаго для увѣнчанія трудовъ, обога-
щающихъ науку, по всей справедливости должна выпасть на долю
словаря, направленнаго къ обозначенной цѣли. Отдѣленіе русскаго
языка и словесности тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ присуждаетъ
ее нынѣ, что думаетъ принести этимъ новую дань уваженія памяти
Ломоносова. Академія наукъ ничѣмъ инымъ не могла бы лучше вы-
разить своего одобренія заслуженному ветерану нашей литературы,
неутомимому подвижнику и собирателю живого русскаго слова.
х) Соч. Лом., т. I, стр. 533, 534.
2) Тамъ же, т. III, стр. 250.

КАРАМЗИНЪ ВЪ ИСТОРІИ РУССКАГО ЛИТЕРАТУРНАГО ЯЗЫКА,
Пересмотръ вопроса о началѣ „новаго слога".
1867.
Современники Карамзина признали его преобразователемъ литера-
турнаго языка. Въ разборѣ Разсужденія Шишкова о старомъ и новомъ
слогѣ Макаровъ въ 1803 году сказалъ: „Г. Карамзинъ сдѣлалъ эпоху
въ Исторіи Русскаго языка. Такъ мы думаемъ, и, сколько намъ из-
вѣстно, такъ думаетъ Публика" *)• Самъ Шишковъ не отвергалъ этого
безусловно, и возражая Макарову, замѣтилъ: „Я не знаю, сдѣлалъ ли
г. Карамзинъ эпоху въ исторіи русскаго языка, но ежели сдѣлалъ,
такъ это очень худо; ибо естьли сдѣлать эпоху значитъ произвесть
нѣкоторую перемѣну въ слогѣ, то въ книгѣ моей пространно и ясно
показано, какая перемѣна воспослѣдовала съ языкомъ нашимъ" 2).
Позднѣе (1823) А. Бестужевъ (Марлинскій) такъ отозвался о Ка-
рамзинѣ: „Онъ преобразовалъ книжный языкъ Русскій, звучный, бо-
гатый, сильный въ сущности, но уже отягчалый въ рукахъ безталант-
ныхъ Писателей и невѣждъ-переводчиковъ. Онъ двинулъ счастливою
новизною ржавыя колеса его механизма, [63] отбросилъ чуждую пестроту
въ словахъ, въ словосочиненіи, и далъ ему народное лице" 8). Этотъ
взглядъ до сихъ поръ никѣмъ не былъ оспариваемъ, и еще недавно
его снова высказали многіе при празднованіи юбилея Карамзина. „По-
колѣнія младшія", говоритъ напримѣръ, Ф. И. Буслаевъ 4), „учились
*) Москов. Меркурій, дек. 1803, стр. 190. Такъ какъ въ настоящей статьѣ дѣло
идетъ о языкѣ, то приводимыя въ ней мѣста изъ прежнихъ писателей сообщаются съ
соблюденіемъ ихъ первоначальной орѳографіи и пунктуаціи. — О Петрѣ Ивановичѣ
Макаровѣ и его журналѣ см. статью г. Геннади въ „Современникъ" 1854 г., т. XLYII,
отд. Ш, стр. 66—94.
2) Прибавленіе къ Разсужд. о стар. и нов. слогѣ, 1804, стр. 147.
3) Полярная Звѣзда 1823 г. — „Взглядъ на старую и новую словесность въ
Россіи", стр. 15.
4) Рѣчь о Письмахъ Русскаго Путешественника, въ Москов. Университет.
Извѣстіяхъ 1866, № 3, стр. 185.

и теперь еще учатся мыслить и выражать свои мысли по его сочине-
ніямъ, на которыхъ и доселѣ основываются и русскій синтаксисъ, и
русская стилистика". Но въ то же время явился другой взглядъ, сильно
ограничивающій значеніе Карамзина въ исторіи литературнаго языка.
„Если посмотрѣть", сказалъ въ Харьковѣ профессоръ H. А. Лавров-
скій *), „на языкъ Карамзина съ внѣшней стороны, то-есть, на исклю-
ченіе изъ него церковно-славянской примѣси, на краткость и отры-
вочность предложеній, вообще на то сближеніе его съ языкомъ обра-
зованнаго общества, которое прежде всего ставятъ ему въ заслугу, то
нельзя не замѣтить, что все это сдѣлано еще задолго до него... Если
посмотрѣть на языкъ лучшихъ статей нашихъ сатирическихъ журна-
ловъ 70-хъ и 80-хъ годовъ, на языкъ Фонъ-Визина, или хоть на
языкъ Вступленія къ Почтѣ Духовъ Крылова, писаннаго въ 1789 году,
то едва ли въ этомъ отношеніи можно замѣтить большое различіе
сравнительно съ языкомъ Писемъ Русскаго Путешественника; въ этомъ
смыслѣ едва ли будетъ справедливо повторять старую фразу о пре-
образованіи Карамзинымъ литературнаго языка... Языкъ Карамзина,
вовсе не новый по внѣшнему построенію фразы, былъ дѣйствительно
новымъ по мыслямъ, чувствованіямъ и образамъ, выраженіемъ кото-
рыхъ онъ явился и которые были плодомъ всего новаго образователь-
наго содержанія, усвоеннаго имъ; онъ былъ дѣйствительно новымъ по
симпатичности, нѣжности, сердечности, исходившимъ изъ природы Ка-
рамзина. Въ этомъ смыслѣ, если [64] хотите, онъ былъ преобразователемъ
литературнаго языка, но преобразователемъ безъ собственнаго вѣ-
дома".
Такимъ образомъ авторъ этихъ строкъ находитъ, что Карамзинъ,
несмотря на новость содержанія своихъ сочиненій, на новость пущен-
ныхъ имъ въ ходъ идей, чувствованій и образовъ, обошелся безъ
новыхъ способовъ выраженія, безъ сообщенія словамъ болѣе опредѣ-
леннаго или разнообразнаго смысла, безъ новаго строя рѣчи. Но вы-
ражать по-старому новыя мысли не значитъ преобразовывать языкъ,
и, признавъ въ сочиненіяхъ Карамзина только внутреннюю сторону
новою, слѣдовало бы выразиться рѣшительнѣе и уже вовсе не остав-
лять за нимъ права на названіе преобразователя языка. Допустивъ,
что Карамзинъ, въ нѣкоторомъ смыслѣ, все-таки заслужилъ это на-
званіе, хотя и безъ собственнаго вѣдома, г. Лавровскій говоритъ
однакоже: „Карамзинъ, воспитанный на произведеніяхъ первоклассныхъ
писателей, произведенія которыхъ выражаютъ мысли, чувствованія и
образы фантазіи со всею непосредственностію языка, не могъ допу-
стить и въ своемъ языкѣ ни малѣйшей искусственности, стремился къ
той же непосредственности выраженія, работалъ долго надъ собою,
J) Карамзинъ и его литературная дѣятельность. стр. 4І).

устраняя всѣ препятствія, затрудняющія эту непосредственность вы-
раженія, всякую фальшь, затемняющую его искренность". Но развѣ
такой трудъ, такая упорная борьба мысли съ словомъ въ языкѣ, еще
не установившемся, можетъ успѣшно совершиться безъ замѣтной й
притомъ сознательной обработки самаго языка?
Чтобы во всей подробности разъяснить вопросъ о значеніи Карам-
зина въ этомъ отношеніи, намъ недостаетъ еще обширныхъ пригото-
вительныхъ работъ по исторіи языка вообще, недостаетъ, между про-
чимъ, словарей отдѣльныхъ писателей, хотя бы одного ломоносовскаго
періода. Тѣмъ не менѣе мы и теперь уже можемъ достигнуть довольно
положительныхъ выводовъ, если сравнимъ съ разныхъ сторонъ языкъ
Карамзина съ языкомъ ближайшихъ его предшественниковъ, совре-
менниковъ и писавшихъ непосредственно за нимъ, если рядомъ съ
первымъ его журналомъ [65]поставимъ другія періодическія изданія за то
же время, если далѣе внимательно разсмотримъ обвиненія противни-
ковъ и возраженія приверженцевъ его. Это и должно составить глав-
ный предметъ настоящей статьи.
Никакое развитіе не происходитъ внезапно, безъ послѣдовательной
работы; въ исторіи, какъ и въ природѣ, скачковъ не бываетъ. Тѣ
улучшенія въ русской письменной рѣчи, на которыя указываетъ
г. Лавровскій, какъ на явленія, совершившіяся еще до Карамзина,
дѣйствительно начались прежде него; но достигли ли они уже тогда
достаточнаго развитія, были ли они кѣмъ-нибудь проведены въ общее
сознаніе и даже сознавались ли они самими писателями, y которыхъ
встрѣчаются? Не Карамзинъ ли первый возвелъ ихъ въ систему? Не
онъ ли болѣе всѣхъ содѣйствовалъ ихъ распространенію и торжеству
въ литературѣ? Несомнѣнно, что потребность всякихъ улучшеній
прежде всего, хотя еще и смутно, ощущается въ массѣ общества;
новыя идеи зарождаются y многихъ вдругъ, носятся въ воздухѣ; но
онѣ до тѣхъ поръ не осуществляются вполнѣ, не входятъ оконча-
тельно въ жизнь, пока человѣкъ, сильнѣе другихъ ими проникнутый,
не выяснитъ ихъ и не пуститъ съ особенной энергіей въ оборотъ. Бы-
ваютъ передовые люди во всѣхъ отрасляхъ умственной дѣятельности:
они бываютъ и въ развитіи не установившагося еще литературнаго
языка. Они-то становятся надолго образцами, увлекаютъ другихъ за
собою. Употребленіе письменной рѣчи подчинено особымъ законамъ,
которыхъ сознаніе выработывается постепенно. До ея установленія,
или вѣрнѣе, до возведенія ея на извѣстную степень опредѣленности,
происходила y насъ борьба между ею и языкомъ народнымъ. Долго
господствовалъ особый книжный языкъ, который только мало-по-малу
уступалъ вліянію разговорнаго, и примиреніе между ними соверши-
лось не прежде, какъ когда примѣръ тому увидѣли въ произведеніяхъ
замѣчательнаго таланта. Правда, къ такому примиренію стремилась

уже и прежде нѣкоторая часть писателей; но оно въ первый разъ
было достигнуто однимъ, который и провелъ это явленіе въ сознаніе [66]
общества: въ трудахъ Карамзина совершилось рѣшительное вступленіе
языка въ новый періодъ его литературнаго развитія.
Въ чемъ же именно состояла заслуга Карамзина въ этомъ отно-
шеніи?
Уже Ломоносовымъ собственно русскому, народному языку была
отведена въ литературѣ нѣкоторая область: ее составлялъ такъ назы-
ваемый низкій или простой слогъ, назначенный въ удѣлъ пѣснямъ,
эпиграммамъ, комедіямъ, дружескимъ письмамъ и „описаніямъ обык-
новенныхъ дѣлъ" *). Изъ' этихъ-то тѣсныхъ границъ должны были
постепенно итти завоеванія народной рѣчи въ литературѣ. Естественно
было, что тѣ писатели, которые предпочтительно разрабатывали одинъ
изъ названныхъ видовъ сочиненій, находились относительно языка въ
выгоднѣйшемъ положеніи, нежели другіе. Сюда принадлежали изда-
тели сатирическихъ журналовъ, въ томъ числѣ и Крыловъ; въ такомъ
же положеніи былъ Фонъ-Визинъ, какъ комикъ и авторъ писемъ. Въ
исчисленныхъ видахъ сочиненій мы дѣйствительно замѣчаемъ послѣ
Ломоносова, какъ уже и подъ собственнымъ его перомъ, успѣшное
употребленіе просторѣчія. Но тутъ насъ поражаютъ два явленія: во-
первыхъ, невыдержанность этого языка и часто возвращающаяся при-
мѣсь книжныхъ церковно-славянскихъ словъ, особливо частицъ, и во-
вторыхъ, чуждый синтактическій складъ, который беретъ верхъ всякій
разъ, какъ только авторъ выйдетъ изъ тѣсной рамки чисто-повѣство-
вательной рѣчи.
Въ сатирическихъ журналахъ 1770-хъ и 80-хъ годовъ очень гладкія
фразы смѣняются нерѣдко такими, которыя страдаютъ дикостью формъ
и оборотовъ. Такъ, напримѣръ, въ Жгівописцѣ Новикова мы читаемъ,
„Желалъ бы я, чтобъ Россія, любезное мое отечество, меньше имѣло
нужды въ типографическихъ товарахъ, выписываемыхъ по милости
иностранцевъ"! Но тотчасъ за этою безукоризненною фразой слѣдуетъ
такая: „Естьли какое находитъ она препятство къ тому, чтобъ на-
рещися ей за превосходныя [67] свои совершенства несравненною подъ
солнцемъ страною, то другаго нѣтъ, какъ сей токмо недостатокъ"^2).
Не значитъ ли это, что тогда писали по большей части безсознательно
то лучше, то хуже? Подобную неровность и смѣсь выраженій, даже
въ сатирическихъ и шуточныхъ статьяхъ, представляетъ еще и Co-
бесѣдникъ Любителей Россійскаго Слова (1783—1784), хотя онъ начался
только за 8 лѣтъ до Московскаго Журнала Карамзина.
Въ сатирическихъ письмахъ Почты Духовъ (1789) языкъ Крылова
*) Ломоносовъ — О пользѣ книгъ церковныхъ. Ср. выше, стр. 4.
2) Живописецъ, изд. VII, стр. 83.

замѣчательно простъ, и если не смотрѣть на грамматику и орѳогра-
фію, въ которыхъ небрежность доведена тутъ до послѣдней крайности.
то можно даже сказать, что онъ отличается чистотой; но, отдавъ въ
этомъ полную справедливость Крылову, мы вмѣстѣ съ его біографомъ
прибавимъ: „Въ его стихотвореніяхъ, относящихся къ этому періоду
жизни его, вы чувствуете, какъ рабски подчиняется онъ образцамъ,
заимствуя изъ нихъ выраженія, изысканность украшеній, обороты и
неестественный тонъ" Мало того: и въ прозаическихъ статьяхъ
смѣшаннаго содержанія Крыловъ выражается совсѣмъ не такъ, какъ
въ сатирическихъ. Въ разборѣ комедіи Клушина Смѣхъ и горе, писан-
номъ уже въ 1793 году, онъ, напримѣръ, говоритъ: „Самая развязка
не иное есть, какъ свободная и хорошая игра авторскаго воображенія,
она прекрасна, естьли судить и смотрѣть ее одное; но излишна, естьли
взять ее въ связь поэмы. Никогда хитрость достигнуть къ цѣли, не
должна быть труднѣе препятствъ къ тому противу положенныхъ. A
еще болѣе никогда не должно употреблять тамъ большей хитрости,
гдѣ нѣтъ большихъ препятствъ, которые бы ее оправдывали!" 2). Лю-
бопытно, что въ поэтическомъ языкѣ [68] Крыловъ никогда не могъ
вполнѣ освободиться отъ нѣкоторой шероховатости выраженія, и до
конца не усвоилъ себѣ легкости и гладкости, выработанныхъ писате-
лями карамзинскаго періода.
Въ письмахъ и комедіяхъ Фонъ-Визина языкъ, вообще говоря,
также простъ и чистъ; но какъ скоро авторъ Недоросля обращается
къ предметамъ болѣе важнымъ, выходящимъ изъ предѣловъ вседнев-
наго быта, рѣчь его начинаетъ то пестрѣться славянизмами, то отзы-
ваться латино-нѣмецкимъ словосочиненіемъ. Такъ Стародумъ, въ одномъ
изъ писемъ своихъ говоритъ: „Мы не имѣемъ тѣхъ народныхъ со-
1) Плетневъ—Полное собр. соч. И. Крылова, Спб. 1847, т. I, стр. XXIII.
2) С.-Петербургскій Меркурій, ч. I, стр. 121. Здѣсь выписано это мѣсто во всей
точности, съ удержаніемъ всѣхъ особенностей подлиннаго текста. Замѣтимъ кстати,
что въ юнгмейстеровомъ изданіи Крылова не только исправлены грамматическіе про-
махи, но и языкъ подновленъ, такъ что желающій читать Крылова съ цѣлью изученія
его долженъ обратиться къ первоначальнымъ изданіямъ его журнала. Такъ и въ при-
веденныхъ мною строкахъ сдѣлано въ названномъ изданіи нѣсколько измѣненій: вмѣ-
сто не иное что есть напечатано: есть не что иное, вмѣсто одное—одну, вмѣсто
противу положенныхъ—противоположныхъ (Полн. собр. соч. Крылова, ч. I, стр.
332). Въ другихъ статьяхъ есть еще гораздо значительнѣйшія поправки; мѣстами пе-
редѣланы цѣлыя фразы. Напримѣръ, въ Похвальной рѣчи Ермалафиду, вмѣсто:
едва минуло отъ роду пятнадцать лѣтъ нашему герою, какъ отданъ онъ,
напечатано: „герой нашъ лѣтъ 15-ти отданъ былъ"; вмѣсто: когда я буду читать,
то когда жъ писать останется мнѣ время,—„если я безпрестанно буду читать,
то когда жъ я буду писать"; вмѣсто: толико то глубокое спокойствіе—„такое глубокое
спокойствіе", и проч., и проч. Забота о подновленіи текста Крылова доходила до того,
что въ названномъ изданіи мѣстоименіе сей въ большей части случаевъ замѣнено сло-
вомъ этотъ.

браній, кои витіи большую дверь въ славѣ отворяютъ, и гдѣ побѣда
краснорѣчія не пустою хвалою, но Претурою, Архонціями и Консуль-
ствами вознаграждается. Демосѳенъ и Цицеронъ въ той землѣ, гдѣ
даръ краснорѣчія въ однихъ похвальныхъ словахъ ограниченъ, были
бы риторы не лучше Максима Тирянина; a Прокоповичъ, Ломоносовъ,
Елагинъ и Поповскій въ Аѳинахъ и Римѣ были бы Демосѳены и Ци-
цероны; по крайней мѣрѣ церковное наше краснорѣчіе доказываетъ,
что Россіяне при равныхъ случаяхъ никакой націи не уступаютъ" 1).
Въ „Словѣ на выздоровленіе великаго князя", въ „Описаніи житія
графа Н. И. Панина", даже въ „Чистосердечномъ признаніи" встрѣ-
чается много славянскихъ словъ, частицъ и оборотовъ. Въ самыхъ
письмахъ Фонъ-Визина не мало устарѣлыхъ реченій, постепенно от-
брошенныхъ Карамзинымъ, по крайней мѣрѣ [69] въ извѣстномъ смыслѣ,
какъ напримѣръ упражняться въ значеніи заниматься. Такъ въ письмѣ
къ Стародуму сказано: „ ... Какъ болѣзнь не позволяетъ мнѣ упражняться
въ родѣ сочиненій, кои требуютъ такого непрерывнаго вниманія и
размышленія, каковыя потребны въ театральныхъ сочиненіяхъ; съ дру-
гой же стороны привычка упражняться въ писаніи сдѣлала сіе упраж-
неніе для меня нуждою: то и рѣшился я издавать періодическое тво-
реніе, гдѣ разность матеріи не требуетъ непрерывнаго вниманія, a
паче можетъ служить мнѣ забавою" 2). Поэтому нельзя не согласиться
съ замѣчаніемъ Бѣлинскаго, что хотя „языкъ Фонъ-Визина рѣзко от-
дѣляется отъ языка ломоносовскаго и близко подходитъ къ карамзин-
скому, но тѣмъ не менѣе Фонъ-Визинъ относится къ писателямъ ло-
моносовскаго періода русской литературы" 3). Можно прибавить, что
до Карамзина было въ ней нѣсколько человѣкъ, которые писали лучше
другихъ, но они никому не передавали началъ, принятыхъ ими въ
руководство, и такъ какъ въ сочиненіяхъ ихъ господствуетъ языкъ
неровный, разнохарактерный, то мы въ правѣ заключить, что они въ
сущности держались еще ломоносовскаго ученія о трехъ родахъ
слога, отличающихся между собою разною мѣрою славянской при-
мѣси. Замѣчательно, что почти до самаго появленія Карамзина
большинство писателей, въ высшихъ родахъ сочиненій, выражались
гораздо хуже Ломоносова, и, не имѣя ни его теоретическихъ по-
знаній въ языкѣ, ни его яснаго ума и такта, запутывались въ
*) Соч. Фонъ-Визина, Спб. 1866, стр. 248.
2) Соч. Фонъ-Визина, стр. 228. Сначала и Карамзинъ употреблялъ слово упраж-
няться въ такомъ смыслѣ; но потомъ оно получило y него болѣе тѣсное значеніе.
3) Соч. Бѣлинскаго, ч. VIII, стр. 136.—Позволяю себѣ сослаться здѣсь и на свою
статью о Фонъ-Визинѣ князя Вяземскаго (Спб. Вѣдом. 1848 г., № 281—283), въ
которой показано, что языкъ Фонъ-Визина представляетъ три разные оттѣнка, и об-
ращено уже вниманіе на успѣхъ русской" письменной рѣчи y нашихъ сатирическихъ
писателей.

лабиринтѣ латинскаго словорасположенія; къ тому же имъ недоста-
вало и его строгой разборчивости въ употребленіи славянскихъ
формъ и реченій. Отъ этихъ недостатковъ не убереглись даже многіе
изъ профессоровъ [70] Московскаго университета, не только въ концѣ
прошлаго вѣка, но еще и въ началѣ нынѣшняго. Въ ихъ рѣчахъ
попадаются, правда, очень гладкія, чистымъ языкомъ написанныя
мѣста, но чуть только ораторъ, по важности предмета, хочетъ под-
няться выше уровня вседневной рѣчи, y него является обычная при-
мѣсь славяно-латинской схоластики, вообще запутанные и длинные
періоды господствуютъ въ этихъ рѣчахъ надъ простотою русскаго
синтаксиса *)•
Такимъ-то образомъ, въ исходѣ 18-го столѣтія нашъ письменный
языкъ дѣлился какъ бы на двѣ струи, изъ которыхъ одна, дѣйстви-
тельно, болѣе и болѣе освобождалась отъ чуждыхъ церковно-славян-
скихъ элементовъ, сближаясь съ языкомъ народнымъ, a другая пред-
ставляла испорченный ломоносовскій языкъ высокаго штиля, то-есть,
языкъ, наружно построенный по началамъ геніальнаго образца, но ли-
шенный его зиждительнаго духа. Первая, очищенная струя проходила
почти исключительно чрезъ извѣстные только виды сочиненій, и тѣ
самые писатели, y которыхъ она пробивалась, готовы были, при из-
мѣненіи предмета и тона рѣчи, тотчасъ же обратиться къ другой,
мутной и ложной струѣ, такъ что обѣ онѣ безпрестанно сливались,
даже y одного и того же автора, иногда въ одномъ и томъ же сочи-
неніи.
Незадолго передъ тѣмъ, какъ Карамзинъ основалъ Московскій Жур-
налъ, въ Петербургѣ стало появляться (1788) еженедѣльное изданіе
Утренніе Часы. По языку этотъ журналъ, состоявшій преимущественно
изъ небольшихъ нравоучительныхъ статей, не выходилъ изъ ряда
обыкновенныхъ произведеній тогдашней литературы. Но онъ потому
особенно заслуживаетъ вниманія, что главный издатель его, Иванъ
Рахманиновъ 2), въ слѣдующемъ году вмѣстѣ съ Крыловымъ предпри-
нялъ изданіе Почты Духовъ. Оба журнала печатались, одинъ за дру-
гимъ, въ той же [71] типографіи, какъ показываетъ выставленный на
нихъ штемпель И. Р. Отсюда рождается вопросъ, не произошло ли
соединеніе этихъ двухъ литераторовъ для издательской дѣятельно-
сти еще до 1789 года и не участвовалъ ли Крыловъ уже и въ изданіи
Утреннихъ Часовъ, въ первомъ выпускѣ которыхъ говорится объ изда-
теляхъ. Но рѣшеніе этого вопроса сюда не относится, и я перехожу
къ другому журналу, который здѣсь нужнѣе принять въ соображеніе.
Г) GM. ниже образчики въ Приложеніи I.
2) Не Рахмановъ, какъ названъ въ біографіи Крылова (стр. ххі Юнгмейстерова
изданія) товарищъ его по изданію Почты Духовъ. Эта погрѣшность перешла уже и
во множество другихъ статей о Крыловѣ.

Это—Чтеніе для вкуса, разума и чувствованій, возникшее въ одно
время съ Московскимъ Журналомъ. Въ изданіи Чтенія главное участіе
принимали Сохацкій и Подшиваловъ х). Ихъ называютъ то предше-
ственниками, то сподвижниками Карамзина въ дѣлѣ улучшенія лите-
ратурнаго языка 2). Но вполнѣ ли это вѣрно? Сохацкій и Подшива-
ловъ были почти ровесниками Карамзина 3). Первый, уроженецъ Пол-
тавской губерніи, учился сперва въ Кіевской духовной академіи, a
потомъ уже въ Московскомъ университетѣ; во всю жизнь занимался
онъ преимущественно древней литературой и никогда не могъ усвоить
себѣ легкаго слога. „Казалось", замѣтилъ его біографъ еще въ
1821 году 4), „что изустное объясненіе его имѣло болѣе заниматель-
ности и пріятности, нежели самый слогъ, въ коемъ видна нѣкоторая
принужденность, происходившая отъ старанія быть точнымъ и выра-
зительнымъ. Словомъ, языкъ Сохацкаго навсегда сохранилъ отпеча-
токъ происхожденія и семинарскаго воспитанія [72] этого ученаго.
Ни изъ чего не видно, чтобы Сохацкій сочувствовалъ Карамзину:
извѣстно напротивъ, что онъ въ своемъ журналѣ Иппокрена или Утѣхи
любословія (характеристическое заглавіе!) помѣстилъ, 1799 г., направ-
ленные противъ Карамзина стихи: Oda въ честь моему другу. Совер-
шенно въ другомъ положеніи былъ Подшиваловъ. Подмосковный уро-
женецъ, солдатскій сынъ, съ 1782 г. студентъ Московскаго универси-
тета и вскорѣ „учитель россійскаго стиля", потомъ одинъ изъ рев-
ностнѣйшихъ членовъ литературнаго собранія при университетѣ, онъ
соединялъ въ себѣ гораздо болѣе условій къ тому, чтобы содѣйство-
вать успѣхамъ языка, и въ самомъ дѣлѣ усердно пошелъ по стопамъ
Карамзина. При его главномъ участіи университетское общество из-
давало, одинъ за другимъ, періодическіе сборники: Вечерняя Заря
(1782), Покоящійся Трудолюбецъ (1785), Чтеніе для вкуса (1791). По-
слѣдній изъ нихъ, какъ уже замѣчено, возникъ одновременно съ
Московскимъ Журналомъ, въ которомъ Подшиваловъ также принималъ
нѣкоторое участіе. О дружескихъ отношеніяхъ между нимъ и Карам-
1) Имя Сохацкаго упомянуто при этомъ журналѣ въ смирдинской Росписи. Въ
біографіяхъ какъ его, такъ и Подшивалова говорится объ участіи перваго только въ
позднѣйшихъ изданіяхъ послѣдняго. Впрочемъ, такъ ли было, или иначе, здѣсь это не
важно; #>дѣло въ томъ; что Сохацкій и Подшиваловъ дѣйствительно трудились вмѣстѣ
въ нѣкоторыхъ изданіяхъ.
2) Еще и въ одной рѣчи, произнесенной 1-го декабря 1866 г., Подшиваловъ на-
званъ предшественникомъ Карамзина. Это можно сказать развѣ въ томъ только отно-
шеніи, что Подшиваловъ участвовалъ въ изданіи нѣкоторыхъ сборниковъ прежде чѣмъ
появился Московскій Журналъ; но вѣдь и Карамзинъ не этимъ изданіемъ началъ
свое литературное поприще.
8) Сохацкій умеръ на 44-мъ году 18-го марта 1809; слѣдовательно, онъ родился
въ 1766. Подшиваловъ род. 2-го марта 1765 г.
4) Рѣчи въ торжественныхъ собраніяхъ Москов. универс, ч. Ш, стр. 64.

зинымъ есть нѣсколько свидѣтельствъ. Карамзинъ самъ не разъ гово-
ритъ о немъ въ своей перепискѣ съ Дмитріевымъ, называя его нашъ
пріятель и упоминая о получаемыхъ отъ него письмахъ. Подшиваловъ
читалъ корректуру сочиненій Дмитріева, когда печатались И мои без-
дѣлки, a потомъ имѣлъ попеченіе о продажѣ этой книжки. Въ біогра-
фической статьѣ о немъ ^Владиміръ Измайловъ говоритъ: „...Лучшимъ
утѣшеніемъ были для него новая связь и новое знакомство съ чело-
вѣкомъ, который начиналъ украшать россійскую словесность и выда-
валъ тогда Московскій Журналъ. Сей отличный авторъ полюбилъ въ
немъ хорошій характеръ и талантъ, и естьли на пути литературной
славы они стояли въ нѣкоторомъ отдаленіи одинъ отъ другаго, то со-
гласіе добрыхъ сердецъ сближало ихъ въ сношеніяхъ общественной
жизни и уничтожало разстояніе авторское. Къ чести Подшивалова, его
талантъ, безъ досады и зависти, [73] отдавалъ всегда справедливость
таланту гораздо превосходнѣйшему: нравственная черта рѣдкая,
особливо между авторами!" При такомъ отношеніи одного писателя
къ другому, особенно любопытно сравнить между собою ихъ одновре-
менныя изданія. Не говоря уже о безжизненности содержанія подши-
валовскаго Чтенія, объ отсутствіи въ немъ всякаго современнаго ин-
тереса, всякой оригинальности, и преобладаніи отвлеченно-нравоучи-
тельнаго характера, при обиліи бывшихъ тогда въ модѣ восточныхъ
повѣстей, замѣтимъ, что языкъ въ статьяхъ Чтенія представляетъ ту
же неровность и пестроту, которая господствуетъ почти во всѣхъ из-
даніяхъ того времени. Поучительно сличить самыя объявленія объ
изданіи Московскаго Журнала и Чтенія для вкуса, напечатанныя одно
за другимъ въ Московскихъ Вѣдомостяхъ 2). Объявленіе Карамзина
извѣстно 3); о Чтеніи было возвѣщено въ слѣдующихъ выраженіяхъ:
„Дабы доставить публикѣ періодическое полезное чтеніе, могущее за-
нимать удовольственнымъ образомъ духъ и сердце читающаго, и чрезъ
то самое подавать ему доброе времяпровожденіе, издаваемо будетъ
съ начала 'будущаго года, при каждомъ номерѣ Вѣдомостей по одному
листу, сочиненіе подъ титуломъ Чтеніе для вкуса, разума и чувство-
ваній, которое заключать въ себѣ будетъ статьи различнаго содер-
жанія въ стихахъ и прозѣ, не менѣе полезныя, любопытныя, какъ
пріятныя и забавныя. Издатели стараться будутъ, сообразуясь назва-
нію сего изданія, довольствовать онымъ вкусъ читателей своихъ, за-
нимать разумъ ихъ и возбуждать благородныя и пріятныя чувство-
ванія, наблюдая для сего величайшую разборчивость, дабы не токмо
*) Вѣстникъ Европы 1814, № 13, стр. 33.
2) Объявленіе объ изданіи Чтенія см. въ Моск. Вѣд. 1790 г. № 88 (2 ноября).
Объявленіе о Московскомъ Журналѣ приложено особо при № 89 (6 ноября).
3) Оно перепечатано въ книгѣ М. П. Погодина: Карамзинъ и проч., ч. I,
стр. 170.

помѣщаемы были приличныя матеріи, но и предлагаемы были онѣ
чистымъ и пріятнымъ слогомъ: кратко сказать, ничего не опустятъ,
чтобы листы сіи приносили удовольствіе [74] и пользу читателямъ
всякаго рода и званія, дабы каждый изъ нихъ могъ находить въ из-
даніи семъ что нибудь такое, что бы удовлетворять могло вкусу и
склонностямъ его" *). Какой способъ изложенія, между прочимъ, из-
датели относили къ чистому и пріятному слогу, можно видѣть изъ!
статьи „День", которою открывается 1-й листъ Чтенія и которая на-
чинается такъ: „Пробудитесь смертные! воспряните изъ безмолвнаго
усыпленія, васъ одержащаго, да узрите блистающій въ свѣтлой ясно-
сти прекрасный день. Пробуждаются они; и ce я зрю чувствительныя
сердца, исполняющіяся радости при воззрѣніи на чудеса природы и
проливающія тихую мольбу къ Существу существъ: — Творецъ нашъ
свѣтъ, утѣшеніе и надежда наша! колико ты изливаешь благостей, да
не скорбитъ духъ нашъ, совершенствуясь въ сей мрачной юдоли".
Сравнимъ съ этимъ 1-ую страницу прозы Московскаго Журнала: это—
знаменитое письмо „Русскаго Путешественника" изъ Твери, начало
цѣлаго ряда писемъ и статей, писанныхъ тѣмъ же языкомъ. Но вотъ
и въ Чтеніяхъ „Отрывокъ чувствительнаго путешествія" (ч. I, стр. 26).
Посмотримъ, какъ онъ начинается: „Писателю не можетъ то служить
попрекомъ, когда онъ то тѣ, то другія большія и малыя вещи выво-
дитъ на зрѣлище публики. Когда кажется ему вещь довольно важною
и онъ думаетъ, что сему или тому читателю можетъ его сочиненіе
служить полезнымъ и хотя пріятнымъ препровожденіемъ времени, то,
что тогда должно его удерживать зажечь свѣчу и вывесть дѣла свои
изъ мрака?" Здѣсь, конечно, не все дурно; встрѣчаются, далѣе, и
цѣлыя страницы, довольно чистою прозою написанныя, но нигдѣ нѣтъ
языка, выдержаннаго въ цѣлой статьѣ; вездѣ хорошее является только
какъ случайность или исключеніе. 7 одного Карамзина, въ это время,
мы видимъ [75] рѣчь вездѣ ровную, свидѣтельствующую о ясномъ по-
ниманіи условій чистоты и изящества языка, о разумной строгости въ
выборѣ словъ и ихъ расположеніи. Требованія Карамзина въ этомъ
дѣлѣ выразились, между прочимъ, въ критическихъ статьяхъ Москов-
скаго Журнала, которыя сами по себѣ составили явленіе до тѣхъ поръ
небывалое въ русской литературѣ. Вошедшая въ нихъ стилистическая
критика, которая теперь въ совершенномъ пренебреженіи, тогда имѣла
особенную важность. Въ Систематическомъ обозрѣній литературы въ
Россіи, Шторха и Аделунга (Спб. 1810, стр. xv), замѣчено: „Изъ Рос-
1) Въ № 103 Моск. Вѣд. 25-го декабря перепечатано это объявленіе съ нѣко-
торыми измѣненіями: тутъ два-три выраженія исправлены, напр. вмѣсто: могущее
занимать удовольственнымъ образомъ сказано — которое могло бы съ удоволь-
ствіемъ занимать, вмѣсто: доброе времяпровожденіе—пріятное препровожденіе
времени.

сіянъ Карамзинъ, въ изданномъ имъ въ 1791 году Московскомъ Жур-
налѣ, подалъ первый примѣръ критики литературы. Съ того времени
нашелъ онъ себѣ многихъ преемниковъ". Замѣтимъ, однакожъ, что на-
чатки литературной критики встрѣчаются уже въ С:-Петербургскомъ
Вѣстникѣ (1778—1781), но они еще не выдерживаютъ сравненія съ
разборами Карамзина, которые притомъ въ первый разъ обращаютъ
особенное вниманіе на языкъ. Изъ нихъ видно, какъ Карамзинъ ува-
жалъ духъ языка, какъ онъ, преслѣдуя славянизмы, вмѣстѣ съ тѣмъ
вооружался и противъ галлицизмовъ, въ которыхъ послѣ слишкомъ
упрекали его; онъ дорожилъ и замѣною иностранныхъ терминовъ рус-
скими всякій разъ, когда она была возможна съ соблюденіемъ точности
идеи и безъ натяжекъ. Въ особенности требовалъ онъ чистоты, ясно-
сти, гладкости, простоты, пріятности выраженія, и потому нападалъ
между прочимъ, на дикія для разговорнаго языка частицы: какъ бы,
колико, дабы. Тутъ же встрѣчаются y него насмѣшливыя выходки про-
тивъ писателей, позволявшихъ себѣ неумѣстныя заимствованія изъ
церковно-славянскаго. Такъ, онъ говоритъ въ разборѣ перевода Кла-
риссы Ричардсона: „Г. Переводчикъ хотѣлъ здѣсь послѣдовать модѣ,
введенной въ Русскій слогъ голѣмыми претолковниками NN, иже от-
рѣваютъ все, еже есть Руское, и блещаются блаженнѣ сіяніемъ славяно-
мудрія" *). Koro разумѣлъ Карамзинъ [76] подъ голѣмыми (то-есть, ве-
ликими) претолковниками? Записки Дмитріева облегчаютъ намъ рѣ-
шеніе этого вопроса. Говоря о писателяхъ, которые послѣ Елагина и
Фонъ-Визина начали еще болѣе ихъ употреблять славянскіе реченія и
обороты, Дмитріевъ называетъ усерднѣйшими славянофилами, между
прочими, извѣстнаго переводчика И. С. Захарова, Якимова, Пахомова
и Сидоровскаго 2). Якимовъ перевелъ Иліаду, коллежскій же ассесоръ
Матвѣй Пахомовъ, служившій при Смольномъ монастырѣ, и священ-
никъ Иванъ Сидоровскій, свояки, трудились совокупно и переводили
общими силами „Павсанія, или Павсаніево описаніе Еллады1!; послѣд-
нимъ переведены сверхъ того, „Разговоры Лукіана Самосатскаго", и
„Творенія велемудраго Платона". Въ ихъ трудахъ, по словамъ Дми-
тріева, можно найти: тако мнѣ глаголющу, воставшу солнцу и т. п.
На этихъ же переводчиковъ 1780 годовъ намекалъ можетъ-быть другъ
Карамзина Петровъ, когда совѣтовалъ ему: „ ... лучше пиши все свое
сочиненіе на русско-славянскомъ языкѣ, долгосложно-протяжно-паря-
щими словами" 3). Итакъ, мы знаемъ, кого разумѣлъ Карамзинъ подъ
именемъ голѣмыхъ претолковниковъ. Изъ нихъ Захаровъ и Сидоровскій
были членами Россійской Академіи, первый съ 1786 года, второй еще
*) Московскій Журналъ 1791, ч. IY, стр. 112.—Замѣчанія Карамзина о языкѣ,
встрѣчающіяся въ этомъ журналѣ, см. ниже въ Приложеніи II.
2) Взглядъ на мою жизнь, стр. 85; ср. тамъ же, стр. 45.
3) Русскій Архивъ 1863 г., стр. 480.

съ 1783. Понятно, кто былъ задѣтъ выходкою Московскаго Журнала.
Здѣсь начало гнѣва, впослѣдствіи породившаго Разсужденіе о ста-
ромъ и новомъ слогѣ.
Новый духъ, новое пониманіе журнальнаго дѣла, проникавшіе
Московскій Журналъ, не могли не отразиться и на самомъ языкѣ его.
Впрочемъ, здѣсь замѣтна еще большая разница между языкомъ Ка-
рамзина и немногихъ сотрудниковъ его, даже и Подшивалова, хотя
послѣдній во взглядѣ на этотъ предметъ совершенно примкнулъ къ
талантливому издателю. Разница между ними, какъ стилистами, по
крайней мѣрѣ за то время, наглядно выдается въ двухъ критиче-
скихъ статьяхъ Подшивалова о Палефатѣ Туманскаго [77]. На вар-
варскій языкъ этого перевода (съ греческаго) Подшиваловъ взглянулъ
снисходительнѣе, нежели какъ могъ смотрѣть самъ Карамзинъ, судя
по другимъ разборамъ его. „Сей переводъ въ сравненіи со многими
другими", говоритъ рецензентъ, „конечно, хорошъ; однакожъ онъ и
не совсѣмъ чистъ. Сверхъ многихъ славянскихъ словъ, не кстати
употребленныхъ, напримѣръ дондеже, весь (село), якобы, онъ моглъ ви-
дѣть, и проч.; сверхъ неприличной смѣси Славянскаго съ Русскимъ,
напр. стр. 5: уста и глотка возсѣли на объѣжженныхъ лошадей, и стр. 9:
не могъ рѣшиться на убіеніе отрочати; наконецъ, сверьхъ грамматиче-
скихъ мѣлочей, напр. Греческою, никакого, бѣлою, укушенна будучи,
все соединенно—къ баснѣ, къ роскошѣ,—замѣтили мы еще большія стран-
ности" 1).
Понятно, что и самъ Карамзинъ, въ Московскомъ Журналѣ, еще
далекъ отъ тѣхъ успѣховъ языка и слога, которыхъ онъ достигъ въ
своихъ послѣдующихъ трудахъ. Какъ вообще въ области литературы,
такъ и въ дѣятельности каждаго замѣчательнаго писателя, языкъ по-
степенно совершенствуется, и условія такого развитія y отдѣльнаго
автора заключаются, съ одной стороны, въ собственномъ его духѣ,
безпрестанно идущемъ впередъ, съ другой—въ совокупномъ движеніи
всего общества, которое, подчиняясь вліянію передовыхъ мыслителей,
въ свою очередь взаимно дѣйствуетъ на нихъ. Въ этомъ отношеніи
чрезвычайно поучительно было бы прослѣдить всѣ труды Карамзина,
начиная отъ самыхъ раннихъ его переводовъ и сочиненій; но къ пред-
мету настоящаго изслѣдованія все предшествовавшее Московскому
Журналу не относится, такъ какъ насъ занимаетъ вопросъ не столько
о ходѣ развитія литературной рѣчи Карамзина, сколько о свойствѣ ея
и вліяніи на общій письменный языкъ русскій. Вліяніе же Карамзина,
естественно, могло начаться только со времени изданія [78] Москов-
1) Моск. Журн., ч. V, январь и мартъ, стр. 137 и 379. Въ февральской книжкѣ,
стр. 277, помѣщено возраженіе Туманскаго подъ заглавіемъ: О сужденіи книгъ, съ
любопытными примѣчаніями Карамзина.

скаго Журнала, доставившаго ему значительный кругъ читателей и
громкую извѣстность,
Само собою разумѣется, что дѣйствіе этого журнала было двоякое:
однихъ онъ привлекъ къ Карамзину; другихъ, хотя далеко не столь
многихъ, оттолкнулъ отъ него. Тогда-то стали 'явственно обозначаться
двѣ школы писателей, и разногласіе ихъ должно было вскорѣ обра-
титься въ борьбу. Уже въ 1792 году, слѣдовательно когда Москов-
скій Журналъ еще продолжалъ выходить, явились два изданія, враж-
дебно къ нему относившіяся, именно Зритель Крылова и Россійскій
Магазинъ Туманскаго. Первый, подражаніе аддисонову „Спектетеру",
имѣлъ шуточно-сатирическое направленіе; естественно поэтому, что
въ большей части статей такого содержанія языкъ простъ, хотя часто
совсѣмъ не изященъ и вообще крайне небреженъ. Какъ замѣтилъ уже
Пекарскій, журналы Крылова и Клушина „отличались особенною не-
ряшливостію и промахами противъ грамматики" 1). Разномысліе Зри-
теля съ Карамзинымъ во взглядѣ на языкъ обнаруживается не въ
одномъ способѣ выражаться. Вотъ, напримѣръ, сужденіе этого жур-
нала о Ломоносовѣ: „Сей безсмертный отецъ нашего стихотворства
доказалъ, что понятіе его изобрѣло такія красоты, которыхъ никто
еще не имѣлъ; онъ первый доказалъ свѣту, что можно Россіянину
только превзойти въ картинахъ стихотворческихъ и самого Виргилія,
гдѣ онъ не встрѣчался съ нимъ вездѣ его превозходилъ: описаніе
бури y Ломоносова несравненно живѣе... Языкъ Россійскій отъ его
пера явился сильнѣйшимъ всѣхъ Европейскихъ: Ломоносовъ имъ изоб-
ражалъ все, до чего только можетъ достигнуть пламенное вообра-
женіе витіи" 2) и т. д. Карамзинъ, хотя также признавалъ превосход-
ство Ломоносова въ лирической поэзіи, однакожъ вмѣстѣ съ тѣмъ на-
ходилъ, что онъ и Сумароковъ „еще не образовали Россійскаго слога"
и [79] замѣчалъ: Проза Ломоносова не можетъ служить для насъ об-
разцемъ; длинные періоды его утомительны, расположеніе словъ не
всегда сообразно съ теченіемъ мыслей, не всегда пріятно для
слуха" 3). Извѣстно, что товарищемъ Крылова по изданію Зрителя
былъ Клушинъ; къ числу сотрудниковъ ихъ принадлежали Дмитрев-
скій, Плавильщиковъ, Эминъ и Туманскій 4). Въ журналѣ ихъ
Карамзинъ задѣтъ, между прочимъ, за свои критическіе разборы.
Въ такомъ смыслѣ написана цѣлая статья Критикъ, въ которой
представленъ сердитый человѣкъ съ книгою въ рукахъ. Онъ
готовится писать рецензію на эту книгу и говоритъ: „Переводъ сей
*) Письма H. М. Карамзина къ И. Ж. Дмитріеву, стр. 025.
2) Зритель, ч. I, „О враждебномъ свойствѣ Россіянъ" (Плавильщикова), стр. 172.
8) Сочиненія Карамзина, изд. Смирд., т. I, „Похвальное слово Екатеринѣ II",
стр. 363, и „Пантеонъ Россійскихъ авторовъ", стр. 591.
4) Письма къ Дм., стр. 17, 28, 33.

гадокъ; не имѣетъ въ себѣ ни правилъ языка, ни правилъ грамма-
тики; ' достоинства чувствованій автора изкажены; и сверхъ того есть
слова, которыхъ я не понимаю". Далѣе, приведено въ такомъ же тонѣ
нѣсколько отдѣльныхъ примѣчаній критика; между прочимъ, осмѣяна
прихотливость легко-оскорбляющагося слуха („вы не можете предста-
вить, какъ это деретъ уши"), и въ заключеніе сказано: „Можно быть
увѣрену, что съ его неусыпнымъ попеченіемъ о Русскомъ языкѣ, и въ
самыхъ типографіяхъ опечатокъ будетъ гораздо менѣе. Правда, онъ
не касается до разсматриванія Авторскихъ мыслей, плана сочиненія,
характера дѣйствующихъ лицъ, ума и способностей — да и хорошо,
что не за свое не берется — какъ заниматься такою мелочью?" х). При
совершенномъ невниманіи издателей Зрителя къ требованіямъ грам-
матики, понятно, какъ долженъ былъ имъ не нравиться пуризмъ Ка-
рамзина съ особеннымъ характеромъ его прозы. Что его слогъ не
ускользнулъ отъ ихъ вниманія, видно изъ выходки противъ „рѣдкихъ
и избранныхъ изображеній" Московскаго Журнала, на [80] которыя они
въ своихъ рецептахъ указывали какъ на средство отъ безсонницы 2).
Другой журналъ, обнаружившій непріязненное отношеніе къ Ка-
рамзину, былъ Россійскій Магазинъ, хотя онъ и имѣлъ преимущественно
характеръ историческаго сборника. Издатель его, Ѳедоръ Туманскій,
котораго языкъ отличался особеннымъ безобразіемъ, былъ конечно
плохимъ цѣнителемъ искуства писать; притомъ Московскій Журналъ
не совсѣмъ благосклонно принялъ его Палефата, и наконецъ, Карам-
зинъ не печаталъ „піэсъ", которыми Туманскій „задавилъ" его, по
выраженію самого Карамзина въ Письмахъ къ Дмитріеву (стр. 17 и
19). Вотъ почему Россійскій Магазинъ, при появленіи Оссіана въ пе-
реводѣ Кострова, воспользовался случаемъ „зацѣпить" (опять выра-
женіе изъ писемъ къ Дмитріеву) Карамзина, который также перево-
дилъ Оссіана въ Московскомъ Журналѣ. „Къ щастію", говоритъ Ту-
манскій, „Г. Кострова въ переводѣ нѣкоторыхъ Оссіановыхъ сочине-
ній предшественникъ" (въ выноскѣ сказано: Г. К. писатель Москов-
скаго Журнала) „нѣкоторою частію читателей одобряемый, самъ и съ
братіею своею Судія многихъ чуждыхъ трудовъ и часто подписываю-
щій опредѣленія безъ позволенія переноса, или силящійся сужденіе
другихъ поддержать своими примѣчаніями, предоставилъ случай сли-
чить сей переводъ, сдѣлать обоимъ сравненіе и поставя дѣну тому
и другому заключить и о прочемъ. Сравненіе съ таковымъ перевод-
*) Зритель, ч. I, стр. 161. Эти и подобныя выходки Зрителя были хорошо из-
вѣстны Карамзину, который упоминаетъ о враждѣ его издателей въ своихъ Письмахъ
къ Дмитріеву. Въ маѣ мѣсяцѣ (1792 г.) оба друга подписались на этотъ журналъ
(Зр. ч. II, стр. 86).
2) Зритель, ч. II. „Прогулки", стр. 158, и Письма Карамзина къ Дмитріеву
стр. 019.

чикомъ y мѣста, и чья побѣда, того знаменитѣе торжество" За-
тѣмъ напечатаны рядомъ тѣ же мѣста Оссіана изъ обоихъ перево-
довъ, сравненіе, прямо подходящее къ предмету настоящей статьи.
Предоставляя любопытнымъ обратиться къ самому Магазину, считаю
здѣсь достаточнымъ сослаться на тотъ краснорѣчивый фактъ, что Ту-
манскій отдаетъ рѣшительное предпочтеніе переводу Кострова.
[81] Нападенія на Карамзина продолжались и по прекращеніи его жур-
нала; въ 1793 году главнымъ поприщемъ ихъ служило новое ежемѣ-
сячное изданіе Крылова и Клушина С.-Петербургскій Меркурій 2), въ
языкѣ котораго, впрочемъ, ничего новаго замѣтить нельзя.
Нѣкоторыя изъ обвиненій, которымъ Карамзинъ подвергался, по-
казываютъ, что онъ возстановилъ противъ себя журналы не только
своего критикой, своеобразіемъ своихъ взглядовъ, но отчасти и новостью
своего языка, въ которомъ, какъ и вообще въ его дѣятельности, ви-
дѣли отступленіе отъ правилъ и отъ принятыхъ образцовъ. Посмо-
тримъ теперь, какое дѣйствіе онъ производилъ на примкнувшихъ къ
нему писателей. Поразительнымъ въ этомъ отношеніи явленіемъ слу-
житъ журналъ Пріятное и полезное препровожденіе времени, которое
Подшиваловъ началъ издавать въ Москвѣ въ 1794 году, то-есть, че-
резъ годъ послѣ удаленія Карамзина съ журнальнаго поприща. Въ
статейкѣ Подшивалова Къ сердцу, которою открывается новое изданіе
мы находимъ доведенное до крайности восхваленіе чувствительности
и между прочимъ, такое восклицаніе: „Простосердечіе, чистосердечіе!
надъ вами смѣются въ нынѣшнія времена: но ты, любезный К** (Ка-
рамзинъ), иныхъ со мною о томъ мыслей. Сколько разъ желалъ ты
ихъ возвращенія на землю, и чтобъ единодушная любовь одушевляла
всѣхъ смертныхъ!" Не только въ содержаніи, но и во всемъ складѣ
рѣчи подобныхъ статеекъ, повторяющихся въ началѣ каждаго изданія,
какъ и вообще въ дѣломъ составѣ этого журнала, отразилось сильное
вліяніе Карамзина. Самъ Подшиваловъ въ Чтеніи для вкуса писалъ
совсѣмъ не такъ. Новою рѣчью заговорили и сотрудники его. Такъ
въ письмѣ, при которомъ кто-то предлагаетъ издателямъ стихи для
помѣщенія въ журналѣ, сказано: „Естьли они вамъ понравятся, естьли
угодно вамъ будетъ оные напечатать въ вашемъ пріятномъ и полез-
номъ препровожденіи времени, и естьли чувствительной, нѣжной, лю-
безной [82] и привлекательной нашъ Стернъ, читая ихъ, произнесетъ:
изрядные; то я постараюсь и впредь доставлять" и проч., a въ выно-
скѣ объяснено: „Я подъ симъ разумѣю почтеннаго нашего Издателя
Московскаго Журнала и Сочинителя Аглаи. Весьма прискорбно нѣжной
душѣ взирать на благодѣтельную Натуру, начинающую раздавать намъ
J) Россійскій Магазинъ, ч. I, стр. 198—205.
2) См. Приложеніе III.

дары свои, и не имѣть второй книжки Аглаи, которая чувствитель-
нымъ слогомъ поблагодарила бы за оные" Не отзывается ли здѣсь
каждая строчка подражаніемъ слогу и языку Карамзина?
Такимъ образомъ Подшиваловъ является ближайшимъ послѣдова-
телемъ и подражателемъ Карамзина, хотя ему и не удалось вполнѣ
усвоить себѣ чистоту, правильность и легкость рѣчи послѣдняго. Но
мы имѣемъ возможность еще точнѣе узнать понятія Подшивалова о
слогѣ, окончательно развившіяся, очевидно, уже въ школѣ карамзин-
скаго языка. Изъ автобіографической записки его извѣстно, что имъ
продиктованъ „Сокращенный курсъ Россійскаго слога" 2), изданный
въ 1796 году (въ Москвѣ) ученикомъ его Скворцовымъ. Разсмотримъ
же, какъ понималъ искуство писать подражатель Карамзина въ такое
время, когда тотъ уже проложилъ новый путь въ этомъ дѣлѣ. Правда,
что Подшиваловъ, указывая на книги, „къ основательному познанію
Россійскаго языка много способствующія", не называетъ сочиненій Ка-
рамзина; но послѣ того, какъ онъ на словахъ и на дѣлѣ уже выска-
залъ свое уваженіе къ этому писателю, такое молчаніе можно объяс-
нить только тѣмъ, что недавній примѣръ Карамзина, какъ видно изъ
намека въ другомъ мѣстѣ книжки (на который ниже будетъ указано),
и безъ того уже вызвалъ много неискусныхъ ему подражателей, упо-
треблявшихъ во зло нѣкоторыя особенности [83] его слога. Причиной,
почему здѣсь не названъ Карамзинъ, могло быть еще и то, что онъ,
вслѣдствіе связей съ Новиковымъ, подвергся подозрѣніямъ со стороны
властей, и еще въ концѣ 1795 г. ходили о немъ разные слухи, раз-
сѣянные злобой и глупостью, напримѣръ будто онъ сосланъ 3). Выда-
вать за образецъ такого человѣка въ учебникѣ могло казаться не со-
всѣмъ благовиднымъ и безопаснымъ. Это тѣмъ правдоподобнѣе, что
Дмитріевъ уже поименованъ между извѣстнѣйшими писателями 4), и
что въ главѣ: Нѣчто о поэзіи выписаны, въ числѣ другихъ стиховъ,
и отрывки изъ стихотвореній Карамзина, но безъ имени его и только
со ссылками на Московскій Журналъ, откуда они взяты. Не касаясь
недостатковъ принятой въ основаніе курса системы и несоразмѣрности
*) Пріятное и полезное препровожденіе времени 1794, ч. II, стр. 230.
2) „Намѣревался я также", говоритъ Подшиваловъ: „выдать Начальныя осно-
ванія Россійскаго слога въ трехъ томахъ... Матеріалы готовы; лѣнь и недостатокъ
времени помѣшали трудъ сей окончить. Между тѣмъ, чтобъ пощупать пульсъ y публики,
какъ она его приметъ, я заставилъ ученика своего Скворцова издать по временамъ
мною диктованный ему „Курсъ Россійскаго слога" (Москвитянинъ, 1842 г., Xi 1,
стр. 179).
3) Письма къ Дм., стр. 62.
4) Образцами признаны, для прозы: сочиненія Ломоносова, Феофана, Гедеона,
Платона и св. Дмитрія, особливо Четьи Минеи; для стиховъ: сочиненія Ломоносова
же, Хераскова, Майкова, Сумарокова, Державина, Княжнина, Дмитріева, Богдано-
вича ц проч.

разныхъ частей ея, ограничусь выборомъ нѣкоторыхъ существенныхъ
•понятій изъ разныхъ мѣстъ этой книги.
Слогъ раздѣляется въ ней попрежнему на высокій, посредственный
и простой; но въ основу такого дѣленія положены уже не ломоно-
совскіе, a другіе признаки: „Простой (слогъ) вообще не имѣетъ почти
никакихъ украшеній, хотя и наблюдаетъ во всемъ нѣкоторую при-
стойность; посредственный напротивъ того имѣетъ свои украшенія, a
высокой слова отборныя, мысли важныя и острыя, страсти великія и
благородныя, фигуры для возбужденія оныхъ пристойныя". Въ этомъ
дѣленіи смѣшаны внѣшніе признаки съ внутренними, и ничего опре-
дѣлительнаго не сказано; но за то оно и поставлено какъ бы на вто-
ромъ планѣ. Въ основаніе же ученія о слогѣ положено вѣрное на-
чало: „Всякой почти различно мыслитъ, слѣдовательно всякой имѣетъ
и свой стиль"; къ чему прибавлено замѣчаніе, явно согласное съ уче-
ніемъ Карамзина: „но мы того только называемъ хорошимъ стилистомъ,
кто пишетъ правильно и пріятно". По отношенію къ своимъ внутреннимъ
[84] качествамъ, слогъ раздѣленъ вообще на худой и хорошій. Худое
выраженіе мыслей приписано незнанію языка и не довольно очищен-
ному вкусу (опять та же карамзинская идея). Затѣмъ объяснено, что
худо пишетъ тотъ, кто пишетъ: 1) темно; 2) педантически: „когда
кто слишкомъ привязанъ къ школярщинѣ, къ древностямъ и чуже-
страннымъ вещамъ, не всякому извѣстнымъ"; 3) принужденно: „когда
подражаетъ кто великимъ писателямъ, но не искусною рукою, или
выказываетъ свою ученость, которой очень мало" ; 4) высокопарно или
надуто: „когда кто, говоря о маловажныхъ вещахъ, употребляетъ
пышныя выраженія, или ложными прикрасами убираетъ матерію важ-
ную"; 5) слишкомъ низко: „когда кто употребляетъ простонародныя
слова, охотникъ до пословицъ и побасенокъ и, кажется, хочетъ уве-
селить только шутливаго ротозея"; 6) слишкомъ растянуто, и 7) слиш-
комъ коротко 1). О нѣкоторыхъ из,ъ этихъ свойствъ разсѣяны въ дру-
гихъ мѣстахъ книги еще подробнѣйшія замѣчанія. Такъ объ устарѣв-
шихъ словахъ сказано, что ихъ „не долженъ употреблять хорошій
писатель, хотя бы и разумѣлъ ихъ, выключая нѣкоторыхъ славен-
скихъ, въ высокомъ слогѣ употребительныхъ" 2). Высокопарныя ре-
ченія, упомянуто далѣе, „часто затмѣваютъ стиль и болѣе изобли-
чаютъ педанта или школьника, безпрестанно проповѣдующаго о ми-
ріадахъ, лабиринтахъ, сферахъ, серафимахъ и пр. Въ семъ случаѣ не
надобно подражать и великимъ людямъ, иногда въ томъ погрѣшаю-
щимъ, дабы не уподобиться придворнымъ Александра Великаго, ко-
торые для того держали голову на одну сторону, что государь ихъ
д) Сокращенный курсъ Росс. слога, стр. 87—97.
2) Тамъ же, стр. 43.

былъ кривошея" 1). Здѣсь довольно ясно высказано предостереженіе
тѣмъ молодымъ писателямъ, которые, встрѣчая y Карамзина иностран-
ныя слова, стали слишкомъ [85J неумѣренно употреблять ихъ. Въ
подкрѣпленіе совѣта избѣгать простонародныхъ словъ приведены при-
мѣры : моркотно, обизорно, трелюдитъ, разчетверивать, чичаговатъ.
(Сюда же отнесены и слова провинціальныя, которыя въ другихъ мѣ-
стахъ Россіи понятны) 2). Припомнимъ, что и Карамзинъ, по крайней
мѣрѣ въ началѣ своего поприща, смотрѣлъ такимъ же образомъ на
простонародныя слова, когда они сообщаютъ низкую идею. Такъ онъ
(въ 1793 г.) совѣтовалъ Дмитріеву исключить изъ одного стихотво-
ренія „отвратительное" слово паренъ, и находилъ, что при этомъ словѣ
„является мыслямъ дебелый мужикъ, который чешется неблагопристой-
нымъ образомъ и утираетъ рукавомъ мокрые усы свои, говоря: ай парень!
что за квасъ! Надобно признаться, что тутъ нѣтъ ничего интереснаго для
души нашей!" 3).
Изъ свойствъ дурного слога выведены принадлежности хорошаго,
который долженъ быть: 1) ясенъ; 2) негрубъ; 3) безъ всякаго при-
нужденія; 4) натураленъ; 5) благороденъ; 6) обиленъ и 7) хорошо
связанъ. Ясность признана первымъ свойствомъ „стиля", требующимъ
употребленія такихъ словъ, которыя были бы „понятны и несомни-
тельны". Условіемъ для того, чтобы писать негрубо, постановлено
„обхожденіе съ просвѣщенными людьми" и тутъ же оговорено: „мы
не разумѣемъ однакожъ, тѣхъ полуфранцузовъ, которые портятъ и
наконецъ забываютъ свой языкъ" 4). Наконецъ, существеннымъ при-
знакомъ хорошаго языка заявлена „совершенная одинаковость или
единообразіе въ словахъ и теченіи оныхъ, безъ всякихъ скачковъ и
неравностей" 5), то-есть именно то свойство, которымъ проза Карам-
зина отличается отъ всего, что до тѣхъ поръ писалось.
Ученіе ö періодахъ и предложеніяхъ представляетъ сбивчивость,
происходящую отъ неточнаго разграниченія самыхъ понятій, выражае-
мыхъ этими словами. Между прочимъ, однакожъ, [86] очень опредѣ-
лительно сказано, что промежутки отъ одной точки до другой „въ
старину бывали очень велики, такъ что періода однимъ духомъ весьма
часто выговаривать было не можно; но нынѣ употребляются по боль-
1) Тамъ же, стр. 52. Слова миріады и сфера встрѣчаются въ слѣдующей фразѣ
Карамзина: „Кто чрезъ миріады блестящихъ сферъ, кружащихся въ голубомъ небес-
номъ пространствѣ" и т. д. (Аглая I, Нѣчто о наукахъ и пр., стр. 69). Извѣстно
другое его выраженіе: „святое, никакими сферами неограниченное желаніе всеобщаго
блага". (Тамъ же, Что нужно автору? стр. 29).
2) Тамъ же, стр. 43 и 44.
3) Письма къ Дмитріеву, стр. 39.
4) Сокращ. курсъ, стр. 92.
5) Тамъ же, стр. 44.

шей части пункты коротенкіе, по причинѣ труднаго пониманія длин-
ныхъ. Словъ 8, 10 и 15 въ періодѣ, такъ и довольно" *). Прежде;
при долгихъ періодахъ, „союзы были необходимы; но нынѣ опущеніе
ихъ, то-есть союзовъ соединительныхъ, особливую составляетъ пріятность;
a особливо стиль Французской, отъ всѣхъ нынѣ принимаемой, не мало
заимствуетъ отъ сего красы своей" 2). Здѣсь подчеркнутыя мною слова
заслуживаютъ особеннаго вниманія: они показываютъ, какъ современ-
ники Карамзина смотрѣли на способъ изложенія, начинавшій распро-
страняться въ русской литературѣ вслѣдствіе успѣха его сочиненій.
И не удивительно, что такъ разумѣли карамзинскій слогъ, понявъ не-
сообразность латино-германскаго строя рѣчи, который введенъ былъ
Ломоносовымъ и такъ долго послѣ него держался.
Сообразно съ предыдущимъ. въ главѣ о переводахъ замѣчено, что
требованіе вѣрности „не препятствуетъ иногда, для большей ясности
и вразумительности, раздроблять большіе періоды, которые на Россій-
скомъ языкѣ могутъ быть и скучны и темны. Да и сверхъ того есть
такіе случаи, въ которыхъ по необходимости можно нарушить даль-
нѣйшую точность въ переводѣ, и во 1-хъ несходство языковъ въ вы-
раженіи можетъ побудить насъ къ такому поступку, a потому требуе-
мая въ переводѣ ясность и удержаніе важности подлинника весьма
часто помянутой точности бываютъ противны". Въ такомъ же смыслѣ
Подшиваловъ совѣтуетъ переводчикамъ „выражать все такими сло-
вами и съ такими притомъ оборотами, которые на нашемъ языкѣ не
странны, не противны, но оному свойственны. Каждый языкъ имѣетъ
свои собственныя выраженія, которыхъ на другой въ точности никакъ
[87] перевесть не можно, и тогда переводчикъ долженъ ставить на
мѣсто ихъ другія, но близкія и красоту и силу подлинника точно
выражающія" 3). Вообще писатели должны остерегаться „не передѣ-
лывать своего языка на образецъ чужестранныхъ" 4) и, безъ особен-
ной надобности, не заимствовать реченій изъ другихъ языковъ: „если
провинціальныя слова хулы достойны, то тѣмъ болѣе чужестранныя,
a особливо развратителями языка безъ нужды употребляемыя" 5). Та-
кому осужденію подвергнуты „тѣ вновь произведенныя слова, которыя
скованы или выпечены молодыми, богатства нашего языка не знаю-
щими людьми, безъ всякой нужды и изъ одной безвременной щекот-
ливости, чтобъ чрезъ то выказать себя или представить что либо
особливое. Довольно примѣровъ тому въ новыхъ книгахъ, и жалко,
естьли послѣдуетъ онымъ молодой съ дарованіями писатель, ибо та-
1) Сокращ. курсъ Росс. слога, стр. 20.
2) Тамъ же, стр. 29.
3) Тамъ же, стр. 38.
4) Тамъ же, стр. 52.
5) Тамъ же, стр. 45.

ковыя слова отчасти непонятны, отчасти невыразительны, a отчасти
совершенно смѣшны" 1). ,
Всѣ эти наставленія въ книгѣ, изданной въ послѣдній годъ цар-
ствованія Екатерины II, очень замѣчательны, доказывая, какъ нелѣ-
пыя подражанія Карамзину осуждались самими разумными его послѣ-
дователями гораздо прежде Шишкова, и какъ несправедливо послѣд-
ній распространилъ свои обвиненія на всю новую школу и на самого
ея основателя. Мнѣ казалось нелишнимъ остановиться нѣсколько до-
лѣе на этой теперь уже рѣдкой книжкѣ, такъ какъ она, сколько мнѣ
извѣстно, до сихъ поръ не обращала на себя ничьего еще вниманія,
a между тѣмъ необходимо имѣть ее въ виду и для ближайшаго опре-
дѣленія началъ новаго слога, и для полной оцѣнки Разсужденія Шиш-
кова. Сознавались ли эти начала до появленія Карамзина? По крайней
мѣрѣ, мы не видимъ, чтобъ они были кѣмъ-нибудь выражены или
приложены къ дѣлу: видимъ только частное осуществленіе нѣкоторыхъ
изъ нихъ въ [88] извѣстныхъ, прежде поименованныхъ мною родахъ
сочиненій, которые писались низкимъ слогомъ. Не слышалось прежде
и упрека въ излишнемъ употребленіи иностранныхъ словъ и галли-
цизмовъ. Усвоить себѣ тѣ новыя качества, которыя поражали* въ рѣчи
Карамзина, было не легко безъ особенныхъ свойствъ его духа, безъ
его многосторонняго образованія и глубокаго знанія русскаго языка.
Удивительно ли, что писатели, имѣвшіе всю добрую волго итти вслѣдъ
за нимъ, но лишенные этихъ внутреннихъ условій, могли овладѣть
только нѣкоторыми внѣшними признаками его рѣчи и, желая щего-
лять ими, довели ихъ до крайности? Фактъ одновременнаго появле-
нія, въ 1790 годахъ, множества неискусныхъ подражателей языку
Карамзина убѣдительнѣе всего доказываетъ образованіе въ его сочи-
неніяхъ новаго слога, — новаго не только своимъ содержаніемъ, но и
формою.
Не всегда ли счастливо проложенный путь въ литературѣ привле-
каетъ къ себѣ множество охотниковъ итти по свѣжимъ слѣдамъ смѣ-
лаго пролагателя, и часто ли подражаніе удается?
Встрѣчая y Карамзина не употреблявшіяся до тѣхъ поръ слова и
выраженія, авторы-новички хотѣли отличиться такими же нововведе-
ніями, но не имѣли той же удачи въ своихъ попыткахъ. Мы знаемъ,
что самъ Карамзинъ еще долго не былъ доволенъ господствовавшимъ
въ литературѣ языкомъ: ему не нравился способъ изложенія не только
противниковъ его, но и подражателей. Въ разговорѣ съ Каменевымъ
(1800) онъ отозвался не очень благопріятно объ Измайловѣ 2). Къ
А) Сокращ. курсъ Росс. слога, стр. 46.
2) „Въ письмахъ Измайлова замѣтилъ я нѣсколько періодовъ, съ меня копирован-
ныхъ; но ему простительно,—онъ по-русски не читалъ ничего кромѣ Моихъ бездѣлокъ"
(Вчера и сегодня, 1845. Письмо Каменева).

Дмитріеву же онъ писалъ (1798), когда готовилъ сборникъ своихъ пе-
реводовъ,— Пантеонъ иностранной словесности: „Пока не выдаю соб-
ственныхъ своихъ бездѣлокъ, хочу служить публикѣ собраніемъ чу-
жихъ піэсъ, не противныхъ вкусу и писанныхъ не совсѣмъ [89]
обыкновеннымъ Русскимъ—то-есть, не совсѣмъ пакостнымъ слогомъ"
Само собою разумѣется, что тѣ, которые хотѣли остаться непо-
движными въ старыхъ привычкахъ и пріемахъ письменнаго языка, не
могли простить Карамзину его нововведеній и лучшее противъ него
оружіе находили въ томъ, что́ писали неловкіе его подражатели. Бо-
лѣе всѣхъ должна была оскорбляться новымъ слогомъ Россійская ака-
демія, считавшая себя законодательницей языка и вкуса. Выше было
уже показано, что Карамзинъ еще въ Московскомъ Журналѣ бросилъ
перчатку академическимъ славяноманамъ, и вотъ одинъ изъ новобран-
цевъ академіи (избранный въ члены ея 16 декабря 1796 г.) высту-
паетъ впередъ рьянымъ борцомъ стараго слога. Книга Шишкова, за
которою онъ, по собственному его сознанію, сидѣлъ три года 2), до
сихъ поръ еще не оцѣнена по всей. справедливости. Правда, что уже
Макаровъ, Мартыновъ, Дашковъ и Каченовскій отмѣтили въ ней много
нелѣпостей; но ограниченность, безвкусіе, недостатокъ основательной
учености и добросовѣстной критики, обнаруженные ея авторомъ, еще
ждутъ себѣ заслуженнаго приговора.
Говорятъ, что книга Шишкова все-таки принесла свою пользу, и
это несомнѣнно: всякая крайность имѣетъ ту хорошую сторону, что
она предостерегаетъ отъ крайности противоположной ; .но парадоксъ
тѣмъ не менѣе остается парадоксомъ. Говорятъ также, что Шишковъ
въ сущности ратовалъ не за языкъ, a за чистоту вѣры и нравствен-
ности. Съ этимъ нельзя согласиться: сначала не было и рѣчи о чемъ-
либо иномъ, кромѣ слога, котораго порча приписывалась только при-
страстному предпочтенію французскаго языка и французскому воспи-
танію 3); потомъ, уже [90] въ концѣ своего Разсужденія, Шишковъ,
чувствуя недостаточность прямыхъ доводовъ, прибѣгнулъ къ другимъ
и задѣлъ своихъ противниковъ опасеніемъ за ихъ религіозныя и патріо-
тическія чувства 4). Чѣмъ далѣе шла полемика, ' тѣмъ болѣе пользо-
1) Письма къ Дмитріеву, стр. 99.
2) „Меркуріи станутъ долговременные плоды упражненія моего въ языкѣ и трехъ-
лѣтній трудъ мой, употребленный на сочиненіе сей книги, опровергать двухъ-дневною
работою своею!" (Прибавленіе къ разсужд. о см. и нов. сл. Спб. 1804, стр. 96).
3) Шишковъ не замѣтилъ, что Карамзинъ въ Вѣстникѣ Европы самъ съ жа-
ромъ возставалъ противъ такого пристрастія и во всемъ направленіи этого журнала
обнаруживалъ патріотизмъ, который стоялъ никакъ не ниже его собственнаго (шишков-
скаго).
4) Разсужд., стр. 303: „Сія ненависть къ языку своему (а съ нимъ понемногу,
постепенно и къ сродству и къ обычаямъ и къ вѣрѣ и къ отечеству) такъ сильно
вкоренилась въ насъ" и проч.

вался онъ этою уловкой; но спорившіе съ нимъ очень хорошо пони-
мали настоящій смыслъ ея, и Дашковъ умно замѣтилъ: „Онъ считаетъ
всякое оружье противъ соперниковъ своихъ законнымъ" х), a въ дру-
гомъ мѣстѣ: „Зачѣмъ къ обыкновеннымъ сужденіямъ о словесности
примѣшивать постороннія укоризны въ неисполненіи обрядовъ, пред-
писанныхъ церковію?" 2). Тѣ, которые защищались въ этой полемикѣ,
вели себя гораздо благороднѣе Шишкова и отзывались о немъ, въ нѣ-
которыхъ сужденіяхъ своихъ, очень снисходительно.
Въ „Предувѣдомленіи" къ первому изданію Разсужденія (1803)
прямо говорится: „Сочиненіе сіе не иное что есть, какъ родъ веденной
мною записки всему тому, что мнѣ при чтеніи разныхъ старинныхъ и
новыхъ книгъ, касательно до языка и слога, замѣтить случилось".
Въ заглавіи Разсужденія противопоставлены между собою старый
и новый слогъ. Слѣдовательно, былъ новый, то-есть недавно образовав-
шійся слогъ. Откуда же онъ явился? съ чего или съ кого начался?
Намъ говорятъ, что онъ былъ уже и прежде, въ сатирическихъ жур-
налахъ 70-хъ й 80-хъ годовъ, въ сочиненіяхъ Фонъ-Визина и Кры-
лова; но если такъ, то отчего же въ 1803 году онъ названъ новымъ?
Или онъ названъ такъ потому только, что къ нему примѣшались нѣ-
которыя иностранныя слова? [91] Попытаюсь расположить въ нѣкото-
ромъ порядкѣ безсвязныя, безпрестанно повторяющія одно и то же
обвиненія Шишкова ; можетъ быть, изъ нихъ уже видно будетъ отчасти,
что именно сдѣлалъ Карамзинъ въ отношеніи къ языку.
Первымъ и важнѣйшимъ недостаткомъ новаго слога въ глазахъ
Шишкова было исключеніе изъ него церковно-славянскихъ словъ и
оборотовъ. Въ самомъ началѣ своего Разсужденія онъ жалуется, что
въ большей части нынѣшнихъ нашихъ книгъ господствуетъ странный
слогъ, и главную причину того видитъ въ пренебреженіи къ церковно-
славянскому языку, корню и началу русскаго. Ошибочное понятіе объ
отношеніи между обоими языками и было источникомъ всего неудо-
вольствія Шишкова. Онъ не догадывался, что долговременное преоб-
ладаніе перваго надъ послѣднимъ въ литературѣ было явленіемъ, хотя
и неизбѣжнымъ, но незаконнымъ, игомъ, которое могучій народный
языкъ долженъ былъ рано или поздно сбросить съ себя. • Произнеся
свою жалобу, Шишковъ направляетъ первый ударъ не на Фонъ-Визина,
не на Крылова или прежнихъ сатириковъ, a прямо на Карамзина. Онъ
выписываетъ "нѣсколько строкъ изъ Пантеона Россійскихъ Авторовъ 3),
*) Легчайшій способъ возражать на критики, стр. 30.
2) Цвѣтникъ, изд. В. Измайловымъ и П. Никольскимъ (декабрь 1810 г.). Ч. YIH,
стр. 431.
3) Пантеонъ Россійскихъ Авторовъ, ч. I, Москва, 1801. Изданіе Пл. Бекетова
(въ листъ; печат. y Селивановскаго). Любопытно, что Карамзинъ, сообщая выдержки

только что изданнаго. Итакъ вотъ чтеніе, послужившее ему непосред-
ственнымъ поводомъ къ начатію войны противъ новаго слога. Какое
же мѣсто болѣе всего обратило на себя его вниманіе? Это слѣдующія
слова изъ замѣтки о Кантемирѣ: „Раздѣляя слогъ нашъ на эпохи,
первую должно начать съ Кантемира, вторую съ Ломоносова, третью
съ переводовъ Славяно-русскихъ г. Елагина, a четвертую съ нашего
времени, въ которое образуется пріятность слога, называемая Фран-
цузами (92) élégance" (послѣднія три слова исключены Карамзинымъ изъ
позднѣйшихъ изданій Пантеона въ собраніи его сочиненій). Въ этомъ
небольшомъ отрывкѣ Шишкову представилась многообразная ересь:
1) неуваженіе къ славяно-русскому языку; 2) мысль, что слогъ нашъ"
сталъ пріобрѣтать пріятность независимо отъ церковно-славянскаго;
3) означеніе этого новаго свойства французскимъ словомъ; 4) отнесеніе
Ломоносова къ законченному уже періоду развитія литературнаго языка.
Шишковъ не могъ простить Карам.зину, что не видѣлъ y него „красно-
рѣчиваго смѣшенія Славенскаго величаваго слога съ простымъ Россій-
скимъ" и умѣнія „высокій Славенскій слогъ съ просторѣчивымъ Рос-
сійскимъ такъ искусно смѣшивать, чтобъ высокопарность одного изъ
нихъ пріятно обнималась съ простотою другаго" 1). Такое смѣшеніе,
какъ выше показано, встрѣчалось y всѣхъ прежнихъ писателей, не
исключая Фонъ-Визина и Крылова, когда они сходили съ почвы низ-
каго штиля: оно составляло принадлежность стараго слога, перехо-
дившаго иногда въ то славяномудріе, противъ котораго Карамзинъ,
первый, открыто возсталъ еще въ Московскомъ Журналѣ. Шишковъ не
забылъ одной сказанной тамъ фразы и теперь повторяетъ ее: „Слогъ
нашего переводчика (то-есть переводчика Неистоваго Роланда) можно
назвать изряднымъ: онъ не надутъ славянщизною и довольно чистъ" 2).—
„Что иное значитъ слово сіе" (славянщизна), спрашиваетъ Шишковъ
съ негодованіемъ, „какъ не презрѣніе ко всему Славенскому языку?"
Вторымъ обвинительнымъ пунктомъ его было излишнее употребле-
ніе французскихъ словъ и оборотовъ, какъ-то; моральный, эстетиче-
скій, эпоха, гармонія, энтузіазмъ, катастрофа, серіозно, меланхолія,
миѳологія, религія, рецензія, героизмъ; бытъ на сценѣ, выходитъ на сцену
и т. п. Не находя y самого Карамзина довольно словъ и реченій
этого рода, онъ отыскиваетъ ихъ y [93] самыхъ плохихъ писакъ и призы-
ваетъ своего противника къ отвѣту за всѣ ихъ нелѣпыя заимствова-
изъ своего текста къ этому изданію въ 20 Вѣстника Европы 1802 года, пишетъ:
„Пантеонъ Русскихъ'' (а не Россійскихъ) „авторовъ". Въ Письмахъ къ Дмитріеву
(стр. 115) онъ называетъ нотицами эти свои замѣтки о русскихъ писателяхъ. Изъ
рѣдкаго экземпляра Пантеона въ здѣшней Публичной библіотекѣ бо́льшая часть
портретовъ, къ сожалѣнію, вырѣзана какимъ-то безсовѣстнымъ читателемъ.
1) Разсужд., стр. 14.
2) Моск. Журн. 1791, ч. II, стр. 324.

нія. Онъ не замѣчаетъ, что самъ часто грѣшитъ галлицизмами, что
.способенъ, какъ указалъ Дашковъ, „соблюсти даже цѣлыми страницами
французское словосочиненіе", и не перестаетъ „вопіять противъ галли-
цизмовъ" х).
Въ связи съ этимъ онъ упрекаетъ Карамзина за его начитанность, за его
знакомство съ Боннетомъ, Вольтеромъ, Юнгомъ, Томсономъ, Оссіаномъ,
Стерномъ, Лафатеромъ, Кантомъ и другими писателями, которыхъ тотъ
будто бы „твердитъ на каждой страницѣ", выучившись y нихъ русскому,
на бредъ похожему языку. Вмѣсто ихъ, критикъ ставитъ въ образецъ,
между прочимъ, труды Ломоносова, Сумарокова, Мотониса, Крашенин-
никова 2), Полѣтики, Павла Кутузова и Ивана Захарова. При чтеніи
Пантеона Россійскихъ Авторовъ, отъ вниманія Шишкова страннымъ
образомъ ускользнуло, что составитель этихъ замѣтокъ также былъ
знакомъ съ древнею русскою литературой, что кромѣ Боннета, Воль-
тера, Юнга и проч. онъ читалъ Нестора, пѣснь о Полку Игоревѣ
Ѳеофана, Димитрія Ростовскаго, и словомъ, если не все, то по крайней
мѣрѣ многое изъ того, что читалъ самъ защитникъ стараго слога, по-
ражающій насъ слабыми познаніями своими въ иностранныхъ языкахъ
и литературахъ.
Далѣе новые писатели обвиняются въ составленіи русскихъ словъ
и реченій по иностранному образцу (въ юродивомъ переводѣ и выдумкѣ
словъ и рѣчей), какъ-то: трогательный, занимательный, сосредоточитъ,
представитель, начитанность, обдуманность, оттѣнокъ, страдательная
роль, гармоническое цѣлое и [94] мн. др. При этомъ Шишкова особенно
сердитъ, что многимъ словамъ, уже прежде существовавшимъ, при-
дается новое, болѣе духовное значеніе,—напримѣръ, что слова́ развить,
развитіе, утонченный, утонченность, переворотъ стали употребляться
въ смыслѣ не собственномъ (подобно французскимъ développer, raffiné,
révolution. Болѣе всего не нравится ему слово развитіе, напримѣръ
въ выраженіи развитіе характера, и онъ считаетъ совершенно равно-
сильнымъ прозябеніе, которое и употребляетъ такимъ образомъ въ сво-
емъ Разсужденіи (напримѣръ, пишетъ: „прозябеніе талантовъ") 3).
„Какъ же", спрашиваетъ онъ, „вводимъ мы съ Французскаго языка
въ Русской такое выраженіе, которое сами Французы на своемъ языкѣ
1) Легчайшій способъ, стр. 10.
2) Въ Пантеонѣ Росс. авторовъ есть замѣтка и о Крашенинниковѣ (1713—1755).
Въ его описаніи Камчатки Карамзинъ видитъ недостатокъ „пріятности"; въ переводѣ
же Квинта-Курція, который въ свое время считался классическимъ, признаетъ нѣко-
торое достоинство въ сравненіи съ другими переводами древнихъ писателей (см. выше
стр. 56). Но въ статьѣ о русской грамматикѣ француза Модрю (1803) онъ говоритъ:
„Классическій авторъ Русскаго языка есть для г. Модрю Крашенинниковъ; изъ его
Квинта-Курція приведены сіи щастливыя фразы". (Слѣдуетъ выписка дурныхъ выраженій).
3) Разсужд., стр. 164, 422.

употреблять сочли бы за безобразіе? По истинѣ разумъ и слухъ мой
страдаютъ, когда мнѣ говорятъ: Ночныя бесѣды, въ которыхъ развива-
лись первыя мои метафизическія понятія". Фраза эта взята изъ статьи
Карамзина: Цвѣтокъ на гробъ моею Агатона »Для чего", замѣчаетъ
критикъ далѣе, „въ вышесказанной рѣчи не сказать: въ которыхъ
первыя мои понятія прозябали?" 2). Такъ же строго осуждаетъ онъ
выраженіе Карамзина: „когда путешествіе сдѣлалось потребностію души
моей" 3) и спрашиваетъ: „Свойственно ли: по-русски говорить: потреб-
ность души моей, и можно ли путешествіе назвать потребностію, на-
добностію, или нуждою души? Естьли сочинителю мало показалось ска-
зать: когда я любилъ путешествовать, то могъ бы онъ премногими
другими сродными языку нашему оборотами рѣчь сію выразить, какъ
напримѣръ: когда душа моя питалась, услаждалась путешествіями; или
когда путешествіе было единымъ изъ вожделѣннѣйшихъ желаній моихъ".
Въ наше время подобныя сужденія такъ много говорятъ сами за себя,
что нѣтъ уже надобности, вмѣстѣ съ Макаровымъ 4), разбирать это
мѣсто. [95]
Не менѣе усердно Шишковъ, въ своей книгѣ, преслѣдуетъ непра-
вильное, то-есть, несогласное съ законами русскаго языка образованіе
нѣкоторыхъ словъ и реченій, наприм., вліяніе на—, будущность; сюда
же относитъ онъ сравнительныя: картиннѣе, напряженнѣе, человѣчнѣе,
a равно несообразное, по его понятіямъ, словосочетаніе, напримѣръ:
излишнее самолюбіе (въ чемъ, какъ онъ увѣряетъ, нѣтъ смысла) или
лошадь, покрытая потомъ („ибо простыя и низкія понятія важнымъ и
возвышеннымъ слогомъ описывать неприлично")- Что касается слова
вліяніе, то оно употреблялось еще до Карамзина, между прочимъ въ
рѣчахъ московскихъ профессоровъ, но прежде дополнялось различными
предлогами : то въ, то надъ, то на. Въ примѣръ неудачныхъ нововведеній
Шишковъ приводитъ такую, по его мнѣнію, вздорную рѣчь: „авторскою
дѣятельностью имѣть вліяніе на современниковъ", или выставляетъ на
позоръ изъ Писемъ Русскаго путешественника слѣдующій переводъ за-
мѣтки Лафатера: „Мудрый отличается отъ слабоумнаго только сред-
ствами самочувствованія. Чѣмъ простѣе, вездѣсущнѣе, всенасладительнѣе,
постояннѣе и благодѣтельнѣе есть средство или предметъ, въ кото-
ромъ или черезъ который мы сильнѣе существуемъ, тѣмъ существен-
нѣе мы сами, тѣмъ вѣрнѣе и радостнѣе бытіе наше,—тѣмъ мы мудрѣе,
свободнѣе, любящѣе, любимѣе, живущѣе, оживляющѣе, блаженнѣе,
человѣчнѣе, божественнѣе, съ цѣлію бытія нашего сообразнѣе" б). Но
Карамзинъ и самъ не выдавалъ этого перевода за образцовый: онъ
г) и 3) Соч. Карамз., изд. Смирд., т. Ш, стр. 361 и 363.
2) Разсужд., стр. 290, 291.
4) Моск, Меркурій, декабрь 1803, стр. 191, 192.
5) Соч. Карамз., т. II, стр. 243, 244.

хотѣлъ только въ точности передать мысли швейцарскаго мудреца
(какимъ считалъ Лафатера) и для того переводилъ слово въ слово,
ставя въ скобкахъ нѣкоторыя слова подлинника. Это не что иное, какъ
смѣлая попытка. Тѣмъ не менѣе Шишковъ говоритъ: „Я не знаю,
Лафатеръ ли взлетѣлъ выше предѣловъ моего ума, или переводчикъ
его туда поднялъ, но дѣло въ томъ, что я изъ нихъ ни того, ни дру-
гаго не понимаю. Положимъ, что я по тупости моего ума (хотя уже
лѣтъ десятка три и [96] побольше упражняюсь въ наукахъ) не могу
понимать высокихъ мыслей; но я не разумѣю словъ, то какъ же тре-
бовать отъ меня, чтобъ я разумѣлъ мысль, которая безъ словъ суще-
ствовать не можетъ?" А). Замѣтимъ однакожъ, что о приведенномъ
мѣстѣ можно судить только въ связи съ другими мыслями, которыми
Лафатеръ отвѣчалъ на вопросъ русскаго путешественника: „Какая
есть всеобщая цѣль бытія нашего, равно достижимая для мудрыхъ и
слабоумныхъ?"
Для объясненія, какъ Карамзинъ поступалъ при употребленіи еще
необработаннаго литературнаго языка, чрезвычайно важна статья его
въ Вѣстникѣ Европы: „Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талан-
товъ?"2). Шишковъ не могъ ею не воспользоваться для своей цѣли, и
дѣйствительно въ его Разсужденіи мы находимъ длинный разборъ
нѣкоторыхъ мѣстъ ея, между прочимъ слѣдующаго: „Истинныхъ Пи-
сателей было y насъ еще такъ мало, что они не успѣли дать намъ
образцевъ во многихъ родахъ; не успѣли обогатить словъ тонкими
идеями; не показали, какъ надобно выражать пріятно нѣкоторыя, даже
обыкновенныя мысли. Русской Кандидатъ Авторства, недовольный
книгами, долженъ закрыть ихъ и слушать вокругъ себя разговоры,
чтобы совершеннѣе узнать языкъ. Тутъ новая бѣда: въ лучшихъ до-
махъ говорятъ y насъ болѣе по-Французски!.. Чтожъ остается дѣлать
Автору? выдумывать, сочинять выраженія; угадывать лучшій выборъ
словъ; давать старымъ нѣкоторый новый смыслъ, предлагать ихъ въ
новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть
отъ нихъ необыкновенность выраженія! Мудрено ли, что сочинители
нѣкоторыхъ Русскихъ комедій и романовъ не побѣдили сей великой
трудности, и что свѣтскія Дамы не имѣютъ терпѣнія слушать или
читать ихъ, находя, что такъ не говорятъ люди-со вкусомъ?.. Фран-
цузскій языкъ весь въ книгахъ (со всѣми красками и тѣнями, какъ
въ живописныхъ картинкахъ), [97] a Русской только отчасти; Французы
пишутъ, какъ говорятъ, a Русскіе обо многихъ предметахъ должны
еще говорить такъ, какъ напишетъ человѣкъ съ талантомъ". Далѣе,
замѣчая, что y насъ такъ много обстоятельствъ, отвлекающихъ моло-
г) Разсужд., стр. 348, 349.
2) Вѣстникъ Европы 1802, № 14, стр. 124.

дого человѣка отъ ученья, Карамзинъ спрашиваетъ: „Кому y насъ де-
сять, двадцать лѣтъ рыться въ книгахъ, быть наблюдателемъ, всег-
дашнимъ ученикомъ, писать и бросать въ огонь написанное, чтобы
изъ пепла родилось что нибудь лучшее?" Въ цѣломъ этомъ отрывкѣ
каждое слово заслуживаетъ особеннаго вниманія, потому что Карамзинъ
очевидно выражаетъ здѣсь пріобрѣтенное опытомъ сознаніе тѣхъ труд-
ностей, съ которыми самъ онъ въ началѣ своего поприща долженъ
былъ бороться, a вмѣстѣ съ тѣмъ обозначаетъ, въ указаніяхъ своихъ,
и собственные свои пріемы въ авторскомъ дѣлѣ. He о себѣ ли онъ
говорилъ не разъ, что взялъ свой языкъ изъ камина?1)—Если такимъ
образомъ послѣдняя фраза приведеннаго отрывка имѣетъ отношеніе
къ нему самому, то тѣмъ вѣрнѣе к все предыдущее, какъ болѣе су-
щественное, должно быть примѣнено къ собственной его дѣятель-
ности.
Это подтверждается какъ другимъ его же свидѣтельствомъ, такъ и
отзывомъ Макарова. Прежде нежели была написана статья Вѣстника
Европы, Карамзинъ говорилъ Каменеву: „Вознамѣрясь выйти на сцену,
я не могъ сыскать ни одного изъ Русскихъ сочинителей, который бы
былъ достоинъ подражанія, и отдавая всю справедливость краснорѣчію
Ломоносова, не упустилъ я замѣтить штиль его дикій, варварскій, во-
все не свойственный нынѣшнему вѣку, и старался писать чище и
живѣе. Я имѣлъ въ головѣ нѣкоторыхъ иностранныхъ Авторовъ: сна-
чала подражалъ имъ, но послѣ писалъ уже своимъ, ни отъ кого не
заимствованнымъ слогомъ. И это совѣтую всѣмъ подражающимъ мнѣ [98]
сочинителямъ, чтобы не всегда и не вездѣ держаться оборотовъ моихъ,
но выражать свои мысли такъ, какъ имъ кажется живѣе" 2). Мака-
ровъ, упомянувъ объ успѣхахъ просвѣщенія Россіи въ царствованіе
Екатерины II, доказываетъ необходимость новыхъ словъ для новыхъ
понятій, которыхъ, по его замѣчанію, тысячи порождены въ умѣ на-
шемъ чужестранными, обычаями: „вкусъ очистился; читатели не хо-
тятъ, не терпятъ выраженій противныхъ слуху; болѣе двухъ третей
Рускаго Словаря остается безъ употребленія: что дѣлать? искать но-
выхъ средствъ изъясняться". Эти разсужденія прямо приводятъ Мака-
рова къ указанію на Карамзина, который, какъ онъ выражается, „очи-
стилъ, украсилъ нашъ языкъ" 3).
Но Шишковъ этого не призналъ, и, разбирая приведенныя выше
*) Изъ рукописныхъ воспоминаній Ѳ. Н. Глинки: „Я спроси.тъ еще его: откуда
взяли вы, Николай Михайловичъ, такой чудный слогъ?—Онъ отвѣчалъ: Изъ камина.—
Какъ, изъ камина?—A такъ: я переводилъ одно и то же разъ, два и три раза, и про-
читавъ и обдумавъ, бросалъ въ каминъ, пока наконецъ доходилъ до того, что могъ
издать въ свѣтъ".
2) Вчера и сегодня, изд. гр. Соллогубомъ, кн. I, Спб. 1845.
3) Моск. Мерк., дек., стр. 162—164. Ср. тамъ же апр., стр. 73.

строки изъ статьи Вѣстника Европы, онъ останавливается почти нацъ
каждымъ словомъ то съ софизмомъ, то съ ироніей. Между тѣмъ одна-
кожъ самъ онъ говоритъ въ одномъ мѣстѣ 1), что „изобрѣтать и рас-
пространять знаменованіе словъ есть дѣло искусныхъ писателей";
только къ этому онъ прибавляетъ: (писателей) „знающихъ корни
языка своего и умѣющихъ производить отъ нихъ сродныя имъ отрасли,
которыя, хотя при первомъ появленіи своемъ и кажутся для отвык-
шихъ отъ нихъ ушей нѣсколько странны, но вскорѣ, по отысканіи
источника ихъ, становятся понятны разуму и пріятны слуху" 2). Въ
первой части этой оговорки выражено очень вѣрное начало, которое,
какъ увидимъ ниже, признавалъ и самъ Карамзинъ. Но какія опас-
ности оно представляетъ въ исполненіи, убѣдительно доказалъ самъ
Шишковъ. Совѣтуя, для передачи новыхъ мыслей, держаться исклю-
чительно церковныхъ книгъ и старинныхъ писателей, онъ предла-
гаетъ, между прочимъ, наитіе или наитствованіе вмѣсто „вліяніе",
отвергаетъ развитіе только потому, что его нѣтъ въ старыхъ [99] кни-
гахъ, и предпочитаетъ ему прозябеніе; далѣе требуетъ удержанія та-
кихъ словъ, какъ непщевать, гобзованіе, одебелѣть, приснотекущій, любо-
мудріе, умодѣліе, ядца (плоти) и пійца (крови). Даже нѣкоторые тех-
ническіе термины, по его мнѣнію, прекрасно переведены, какъ на-
примѣръ, параллельныя линіи названы минующими чертами, хорда—
подтягающею, діаметръ—размѣромъ, центръ—остію и проч. „Таковыя
и симъ подобныя слова", полагаетъ онъ, „нужны намъ, онѣ обога-
щаютъ языкъ нашъ и наполняютъ его новыми понятіями... Бросимъ",
заключаетъ Шишковъ въ одномъ примѣчаніи къ Разсужденію 3), „чу-
жеземный составъ рѣчей, придержимся собственнаго своего слога и
станемъ новыя мысли свои выражать стариннымъ предковъ нашихъ скла-
домъ"Во взглядѣ на этотъ предметъ, Шишкова значительно опере-
дилъ даже Ломоносовъ, который допускалъ только, и то въ высокомъ
слогѣ, слова, понятныя всякому русскому и не слишкомъ обветшалыя.
Въ концѣ Разсужденія помѣщена элегія, представляющая въ каждомъ
стихѣ пародію на языкъ Карамзина. Вотъ первые стихи ея:
„Потребностей моихъ единственный предметъ!
Красотъ твоей души моральный, милый свѣтъ
Всю физику мою приводитъ въ содраганье:
Какое на меня ты дѣлаешь вліянье!и
Такимъ образомъ книга о старомъ и новомъ слогѣ начинается и
кончается выходками противъ Карамзина: хотя онъ въ ней нигдѣ и
не названъ, хотя большая часть ея выписокъ сдѣлана изъ разныхъ
J) Разсужд., стр. 290.
2) Тамъ же, стр. 291.
3) Тамъ же, стр. 420.

плохихъ и посредственныхъ писателей, подражавшихъ Карамзину
безъ всякаго умѣнья, однакожъ очевидно, что она направлена соб-
ственно противъ него, какъ родоначальника новаго слога. Когда Ма-
каровъ, издававшій Московскій Меркурій въ самый годъ выхода въ
свѣтъ Разсужденія, въ послѣднемъ нумерѣ своего журнала напечаталъ
разборъ этой книги, то Шишковъ, [100] возражая ему, объявилъ, „что
онъ въ то время, когда писалъ ее, не только журнала, называемаго
Московскимъ Меркуріемъ, не читалъ, но ниже слышалъ, что оный
есть на свѣтѣ“1). Итакъ, Шишковъ не замѣтилъ самаго разумнаго и
ловкаго изъ послѣдователей Карамзина, и обратилъ вниманіе на без-
дарныхъ его подражателей, которые не могли имѣть никакого зна-
ченія для судьбы литературнаго языка. Изъ сочиненій же самого Ка-
рамзина не приведено имъ, кромѣ нѣсколькихъ иностранныхъ словъ,
ничего такого, что бы дѣйствительно доказывало недостатки новаго
слога.
Переходя затѣмъ къ заключеніямъ, которыя могутъ быть выведены
изъ всего изложеннаго, отдѣлимъ сперва чисто-внутреннюю сторону
сочиненій Карамзина, матерію или содержаніе, новость котораго въ
нихъ можетъ быть такъ же мало оспариваема, какъ и значеніе этого
элемента для другой ихъ стороны, или формы. Въ послѣдней отли-
чимъ опять слогъ и языкъ. Согласимся, что слогъ, въ тѣсномъ смыслѣ, —
это характеръ изложенія, это въ отношеніи къ рѣчи то же, что по-
ходка въ движеніи тѣла, почеркъ въ письмѣ, физіономія въ чертахъ
и выраженіи лица; языкъ писателя — это общее орудіе мысли въ рас-
поряженіи отдѣльнаго лица, орудіе, употребляемое каждымъ съ боль-
шимъ или меньшимъ знаніемъ или умѣньемъ.
Во время Карамзина y насъ еще не отличали слога отъ языка
писателя: этихъ двухъ понятій не раздѣляли ни самъ онъ, ни его
противники; какъ онъ, въ приведенныхъ отрывкахъ, такъ и Шишковъ,
во всѣхъ своихъ разсужденіяхъ, говорятъ о слогѣ вообще, то-есть въ
обширномъ смыслѣ, разумѣя и слогъ собственно и языкъ. Но для
точнаго опредѣленія особенностей писателя въ изложеніи, необходимо
строго держаться обозначеннаго нами различія.
Слогъ Карамзина — это собственно то, что г. Лавровскій называетъ
„совершенно органическимъ продуктомъ врожденныхъ [101] способ-
ностей его, духовной организаціи и всего его образованія, всей сово-
купности образовательныхъ элементовъ, вошедшихъ въ его душу и
участвовавшихъ въ окончательной выработкѣ его общаго душевнаго
настроенія“2); къ слогу Карамзина относится сказанное далѣе тѣмъ
же авторомъ: „онъ былъ дѣйствительно новымъ по симпатичности,
нѣжности, сердечности, исходившимъ изъ природы Карамзина“3).
1) Прибавленіе къ Разсужденію, стр. 170.
2) и 3) Карамзинъ и его литературная дѣятельность, стр. 41.

Можно прибавить, что въ его слогѣ выразилась также его по-
требность въ гармоніи, въ музыкальности языка, потребность при-
дать своей рѣчи тѣ мягкіе и нѣжные тоны, которые бы соотвѣт-
ствовали самому настроенію его души. Это былъ опять новый элементъ
рѣчи, котораго, по крайней мѣрѣ въ прозѣ, не было еще ни y кого
изъ русскихъ писателей, и который пришелся такъ по вкусу тогдаш-
няго русскаго общества. Ломоносовъ и его преемники обращались
преимущественно къ уму и воображенію; Карамзинъ заговорилъ язы-
комъ сердца, и ему понадобилось новаго рода сладкозвучіе.
Слогъ не подлежитъ ни точному опредѣленію .правилами, ни заим-
ствованію; ему можно болѣе или менѣе удачно подражать, можно подъ
него поддѣлываться; но онъ все-таки остается индивидуальною при-
надлежностью каждаго писателя *): Поэтому, оставляя въ сторонѣ
слогъ Карамзина, обратимся теперь къ его языку, и здѣсь опять, прежде
всего, припомнимъ, что языкъ вообще представляетъ двѣ стороны—
синтактическую (строй рѣчи) и лексическую (составъ и формы языка).
„Было бы странно", замѣчаетъ справедливо г. Лавровскій, „гово-
рить въ настоящее время о какомъ-то намѣренномъ сближеніи Ка-
рамзинымъ нашего языка съ французскимъ или англійскимъ*4 2). [102}
Дѣйствительно, нельзя принять, чтобъ онъ, какъ утверждали y насъ
прежде и какъ нѣкоторые до сихъ поръ повторяютъ (со словъ Ше-
вырева), „сблизилъ русскій языкъ съ тѣми европейскими, которые въ
своей конструкціи слѣдуютъ простому и естественному порядку" 3).
Какъ же понимать признаніе Карамзина Каменеву, что онъ сначала
подражалъ иностраннымъ авторамъ? Мы знаемъ, что Карамзинъ въ мо-
лодости восхищался первостепенными французскими, нѣмецкими и ан-
глійскими писателями. Читая въ то же время и русскія книги, онъ
не могъ не чувствовать разности впечатлѣнія, какое тѣ и другія на него
производили языкомъ своимъ. У однихъ онъ находилъ легкость, про-
стоту, непринужденность изложенія, соединенныя съ изяществомъ, съ
красотою; въ другихъ его непріятно поражали неровность языка, ше-
роховатыя, часто грубыя выраженія, тяжелый строй рѣчи, неестествен-
ное словорасположеніе. Понятно, что онъ сталъ думать о томъ, какъ
бы и русской рѣчи придать свойства, которыя производили бы такое
1) Иногда слогъ, еще и теперь, принимается въ болѣе обширномъ смыслѣ,—какъ
особенный складъ рѣчи, свойственный каждому языку (О преподаваніи отечествен-
наго языка, г. Буслаева, изд. 1844, ч. II, стр. 375). Но при анализѣ формы изло-
женія мыслей y отдѣльнаго писателя необходимо давать слогу болѣе тѣсное значеніе.
Въ этомъ только смыслѣ вѣрно извѣстное замѣчаніе Бюффона, что въ слогѣ весь че-
ловѣкъ (Le style est tout l'homme).
2) Карамзинъ и его литер. дѣят., стр. 41.
3) Рѣчи, произнесенныя въ университетѣ св. Владиміра: „Карамзинъ, какъ
преобразователь русскаго языка", рѣчь г. Линниченко, стр. 35.

же благопріятное впечатлѣніе. Вотъ въ какомъ смыслѣ онъ сталъ по-
дражать иностраннымъ писателямъ. Это никакъ не значитъ, чтобъ онъ
въ строеніи русской рѣчи примѣнялся къ французскому или англій-
скому синтаксису. Замѣчая, что въ богатѣйшихъ литературахъ мало
разницы между языкомъ книжнымъ и разговорнымъ образованнаго об-
щества, онъ попалъ на справедливую мысль сблизить русскій пись-
менный языкъ съ русскимъ разговорнымъ, не столько удалившимся
отъ народнаго, какъ первый. Когда же разговорный языкъ не пред-
ставлялъ достаточныхъ средствъ для выраженія новыхъ идей, Карам-
зинъ естественно призналъ необходимымъ прибѣгать или къ заимство-
ванію готовыхъ иностранныхъ словъ, или къ образованію соотвѣтствую-
щихъ русскихъ. Въ случаяхъ, когда русская разговорная рѣчь ока-
зывалась не довольно обработанною, онъ совѣтовалъ и наоборотъ го-
ворить такъ, какъ сталъ бы писать [103] человѣкъ съ талантомъ *),
то-есть, онъ старался въ подобныхъ случаяхъ такъ выражаться на
письмѣ, чтобъ его языкъ годился и для разговора въ образованномъ
обществѣ. Въ такомъ смыслѣ и Макаровъ, вполнѣ усвоившій себѣ по-
нятія Карамзина въ этомъ дѣлѣ, говорилъ, что современные писатели
стараются образовать одинъ языкъ „для книгъ и для общества, чтобы
писать какъ говорятъ и говорить какъ пишутъ" 2). На исходную точку
Карамзина въ стилистикѣ очень опредѣлительно указываютъ слѣдую-
щія слова того же Макарова: „Фоксъ и Мирабо говорили отъ лица и
передъ лицемъ народа, или передъ его повѣренными, такимъ языкомъ,
которымъ всякой, естьли умѣетъ, можетъ говорить въ обществѣ; a
языкомъ Ломоносова мы не можемъ и не должны говорить, хотя бы
умѣли... Есть правила общія для сочиненія на всѣхъ языкахъ... есть
вкусъ, который пріобрѣтается единственно посредствомъ сравненія...
Хотимъ сочинять фразы и производить слова по своимъ понятіямъ,
нынѣшнымъ, умствуя какъ Французы, какъ Нѣмцы,. какъ всѣ нынѣшніе
просвѣщенные народы" 3). Какъ вѣрно' здѣсь переданы мысли самого
Карамзина, видно ИЗЪ СЛОВЪ его въ академической рѣчи 1818 года:
„Мы не хотимъ подражать иноземцамъ, но пишемъ, какъ они пишутъ:
ибо живемъ, какъ они живутъ; читаемъ, что они читаютъ; имѣемъ
тѣ же образцы ума и вкуса" 4).
Ясно, что прежде всего Карамзинъ озабоченъ былъ тѣмъ, чтобъ
языкомъ своихъ сочиненій удовлетворять образованному эстетическому
чувству: онъ захотѣлъ придать слогу пріятность, или изящество
(élégance), писать со вкусомъ. Мы уже видѣли изъ собственныхъ его
1) См. выше, стр. 71, отрывокъ изъ статьи: „Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ
талантовъ?"
2) Московскій Меркурій, декабрь 1S03 г., стр. 180.
3) Тамъ же, стр. 180, 183, 168, 170.
4) Соч. Карамзина, т. Ш, стр. 649.

выраженій, что онъ находилъ „длинные" ломоносовскіе періоды „уто-
мительными", расположеніе ихъ не „всегда сообразнымъ сь теченіемъ
мыслей, не всегда пріятнымъ для [104] слуха". Было также показано,
что до Карамзина господство ломоносовскаго синтаксиса въ , русской
прозѣ, за исключеніемъ только нѣкоторыхъ родовъ сочиненій, не пре-
кращалось; иначе и быть не могло: Ломоносовъ еще всѣми былъ призна-
ваемъ за образецъ языка и слога. Карамзинъ отнесся къ нему крити-
чески и высказалъ неодобреніе его стилистическихъ началъ. Въ про-
тивоположность имъ онъ считалъ нужнымъ:
1) Писать недлинными, неутомительными предложеніями.
2) Располагать слова сообразно съ теченіемъ мыслей и съ особыми
законами языка. „Лучшій, то-есть истинный порядокъ", по замѣчанію
Карамзина, „всегда одинъ для расположенія словъ; Русская грамматика
не опредѣляетъ его: тѣмъ хуже для дурныхъ писателей!"
Эти два правила относятся къ синтаксису, котораго упрощеніе,
такимъ образомъ, совершилось въ сочиненіяхъ Карамзина вовсе не въ
силу подражанія французскому или англійскому языку, a въ силу по-
требности русскаго ума и вкуса.
Были ли y Карамзина новые обороты? Нынѣшній читатель почти
не замѣтитъ ихъ въ его сочиненіяхъ; между тѣмъ мыслящіе люди изъ
его современниковъ, Макаровъ, Дашковъ и др., находили y него но-
визну и въ этомъ отношеніи. Самъ онъ также высказалъ убѣжденіе,
что писателю его времени нужно было нѣкоторое творчество въ вы-
раженіяхъ, и сверхъ того прямо свидѣтельствовалъ (въ приведенномъ
отвѣтѣ Каменеву) о самобытности своихъ оборотовъ. Ключемъ къ ура-
зумѣнію этихъ показаній можетъ служить его же поясненіе, что на-
добно „предлагать слова въ новой связи, но такъ искусно, чтобъ скрыть
отъ читателя необыкновенность выраженія". Величайшее искуство
Карамзина, какъ стилиста, въ томъ и обнаружилось, что онъ безъ
всякихъ повидимому усилій, безъ рѣзкихъ и разительныхъ нововве-
деній, рѣшилъ задачу мыслящаго писателя, имѣющаго дѣло съ неуста-
новившимся и мало разработаннымъ литературнымъ языкомъ. Еще
[105] и въ наше время всякій русскій писатель по опыту знаетъ,
легка ли борьба мысли съ выраженіемъ на языкѣ, менѣе другихъ раз-
витомъ; a между тѣмъ русскій языкъ послѣ Карамзина конечно ушелъ
впередъ. Чтобъ оцѣнить заслугу Карамзина съ этой стороны, всего
поучительнѣе опять сравнить его изложеніе съ тѣмъ, что́ писалось
другими до него и еще долго при немъ. Уже Макаровъ предлагалъ,
вмѣсто длинныхъ толкованій о фразахъ, „сравнить два хорошихъ со-
чиненія одного рода, старое и новое, двухъ писателей одной степени",
и для примѣра совѣтовалъ „взглянуть на три разные перевода одного
*) Вѣстникъ Европы 1803, № 15, и Соч. Карамзина, т. III, стр. 600.

мѣста Бюффона" *)• Читая Карамзина со вниманіемъ даже въ перво-
начальныхъ изданіяхъ его сочиненій 2), мы по большей части бываемъ
поражены только непринужденною простотою его оборотовъ, почти
всегда согласныхъ съ нынѣшнимъ языкомъ. У него вовсе нѣтъ тѣхъ
неловкихъ и странныхъ въ наше время выраженій, о которыя мы
безпрестанно спотыкаемся y другихъ тогдашнихъ прозаиковъ. Вотъ
почему современники Карамзина и находили его слогъ новымъ. Обык-
новенно думаютъ, что въ болѣе раннихъ его сочиненіяхъ много гал-
лицизмовъ. Между тѣмъ y него и въ первое время его журнальной
дѣятельности очень рѣдко встрѣтится выраженіе, напоминающее ино-
странный оборотъ, да и тогда скорѣе замѣтно сходство съ нѣмецкимъ
языкомъ, нежели съ французскимъ. Такъ въ Похвальномъ словѣ Ека-
теринѣ II есть фраза: „Народы... благодарны противъ (gegen) царей
добродѣтельныхъ!" 3). Къ числу не часто попадающихся y него гал-
лицизмовъ можно отнести выраженія въ родѣ слѣдующихъ, которыя,
впрочемъ, въ наше [106] время сдѣлались почти общими: „дѣлать
свободнымъ", „имѣть алчность къ богатству", „имѣть довѣренность",
„надобно имѣть очень здоровую голову, чтобы отъ ихъ краснорѣчія не
почувствовать въ ней боли" 4). Стараніе Карамзина избѣгать несвой-
ственныхъ русскому языку оборотовъ было такъ велико, что даже въ
въ пріятельскихъ письмахъ онъ себѣ не позволялъ, безъ оговорки,
употреблять выраженій, отзывающихся чужимъ происхожденіемъ. Такъ,
eirife въ 1793 г. онъ писалъ къ Дмитріеву: „Изъ политическихъ сти-
ховъ можно и должно сдѣлать другое употребленіе (прости мнѣ сей
галлицизмъ)" 5). Такъ и въ Письмахъ Русскаго Путешественника: „Въ
теченіе всѣхъ пяти актовъ громкая хвала не умолкала. Ла-Ривъ ста-
рался всѣми силами заслуживать ее, и, какъ Французы говорятъ, пре-
восходилъ въ искуствѣ самого себя, не жалѣя бѣдной своей груди"6).
Выраженіе: превосходитъ самого себя, безъ оговорки, казалось Карам-
зину въ то время слишкомъ еще новымъ и смѣлымъ. Постепенное со-
вершенствованіе языка въ. отношеніи къ силѣ, выразительности и чи-
1) Макаровъ (Моск. Мерк., дек., стр. 178) указываетъ для этого извѣстный мо-
нологъ, влагаемый Бюффономъ въ уста перваго человѣка, сознающаго свое бытіе,—въ
переводахъ Малиновскаго, Лепехина и Карамзина. Читатели найдутъ начало всѣхъ
трехъ переводовъ означеннаго мѣста въ Приложеніи IY-мъ къ этой статьѣ. Вслѣдъ за
ними, въ Прил. У, помѣщены небольшіе отрывки изъ трехъ журналовъ 1790-хъ годовъ.
2) Необходимое условіе для исторической оцѣнки его языка, потому что въ по-
слѣдующихъ изданіяхъ онъ исправлялъ нѣкоторыя выраженія.
3) Соч. Kap., т. I, стр. 378.
4) Аглая (2-е изд.), I, стр. 62, 69; П, стр. 108, 157.— Ср. нынѣшнее выраженіе:
„Совѣщаніе слишкомъ мног$ надѣлало шума, чтобъ остаться безъ послѣдствій" (Спб.
Вѣдом. 1874, ^ 357).
5) Письма къ Дмитріеву, стр. 38.
6) Аглая. II, стр. 134.

сто-русскому характеру очень замѣтно въ сочиненіяхъ Карамзина. Онъ
самъ заботился о томъ, и въ „эпилогѣ" къ Московскому Журналу обѣ-
щалъ между прочимъ, что Аглая, которая заступитъ его мѣсто, „будетъ
отличаться отъ него... вообще чистѣйшимъ, то-есть, болѣе выработан-
нымъ слогомъ; ибо", прибавлено къ этому, „я не принужденъ буду
издавать ее въ срокъ".
Въ Вѣстникѣ Европы успѣхъ языка поразителенъ. Наблюдая ха-
рактеръ карамзинской прозы съ синтактической стороны, мы придемъ
къ заключенію, что новость ея для современниковъ состояла не столько
въ томъ, что́ мы собственно разумѣемъ подъ оборотами, сколько въ
цѣломъ строѣ его рѣчи, въ гладкости и чистотѣ ея, въ смѣлыхъ со-
четаніяхъ и сопоставленіяхъ словъ, [107] въ живыхъ и яркихъ вы-
раженіяхъ. Все это можно видѣть болѣе изъ совокупности его пер-
выхъ сочиненій, нежели изъ отдѣльныхъ выраженій.
Приведу однако же нѣсколько примѣровъ.
„Пришла весна и благодѣтельныя вліянія сего прекраснаго вре-
мени года возвратили мнѣ друга; бальзамическія испаренія зеленѣю-
щихъ травъ освѣжили ею сердце; вмѣстѣ съ цвѣтами разцвѣтала душа
его, и вмѣстѣ съ нѣжными птенцами слабый духъ его оперялся;—„зна-
нія разливаются какъ волны морскія"; — „помнишь, другъ мой, какъ
мы нѣкогда... ловили въ исторіи всѣ благородныя черты души чело-
вѣческой",—„доказательство, что сердца ихъ отверзались впечатлѣніямъ
изящнаго" *); — „такія великодушныя, безкорыстныя чувства трога-
тельны для всякаго, еще не мертваго душею человѣка. Разныя об-
стоятельства измѣняли нашъ, простой, добрый характеръ и запят-
нали его на время; видимъ людей, углубленныхъ въ свою личность и хо-
лодныхъ для всего народнаго" 2).
Въ отношеніи къ лексическому составу литературнаго языка, y
Карамзина замѣчаются слѣдующіе элементы рѣчи:
1) Большее и большее ограниченіе нелюбимыхъ имъ славянизмовъ,
рѣдкое заимствованіе изъ церковно-славянскаго языка словъ и формъ.
Карамзинъ понималъ его отдѣльность отъ другого славянскаго языка,
издревле употреблявшагося въ Россіи и получившаго (по его мнѣнію,
отъ Норманновъ) названіе русскаго. Въ доказательство того онъ, еще въ
1803 году, противополагалъ переводъ Библіи языку Слова о Полку
Игоревѣ. Но Карамзинъ ошибочно думалъ, что такое раздѣленіе древ-
неславянскаго языка произошло только вслѣдствіе перевода Св. Писа-
нія. „Авторы и переводчики нашихъ духовныхъ книгъ", говоритъ онъ,
„образовали языкъ ихъ совершенно по Греческому, наставили [108]
*) Аглая. I, 16, 55, 62; II, 64.
2) Вѣстн. Евр. 1803, № 8: „О вѣрномъ способѣ имѣть учителей", стр. 326.—
Въ дополненіе къ этому см. въ Приложеніи VI еще образчики карамзинскаго языка.

вездѣ предлоговъ, растянули, соединили многія .слова, и сею химическою
операціею измѣнили первобытную чистоту древняго Славянскаго". До
сихъ поръ не видно еще ложнаго пониманія, но къ этому прибавлено:
„Слово о Полку Игоревѣ, драгоцѣнный остатокъ ею" (то-есть того же
древняго славянскаго), „доказываетъ, что онъ былъ весьма отличенъ
отъ языка нашихъ церковныхъ книгъ" *). Какъ бы ни было, Карам-
зинъ, a за нимъ и его послѣдователи очень хорошо понимали, что
церковно-славянскій и русскій разные, хотя и имѣвшіе общее проис-
хожденіе, языки. Смѣшеніе ихъ Дашковъ назвалъ мнимымъ славяно-
россійскимъ языкомъ 2); Карамзинъ находилъ этотъ языкъ въ перево-
дахъ Елагина и велъ отъ нихъ до своего времени особый періодъ
русской прозы. Макаровъ прямо отвергалъ надобность церковно-сла-
вянской стихіи даже въ высокомъ слогѣ: „Высокій слогъ", говоритъ
онъ, „долженъ отличаться не словами или фразами, но содержаніемъ,
мыслями, чувствованіями, картинами, цвѣтами поэзіи" 3). Само собою
разумѣется, что это мнѣніе не могло быть осуществлено во всей своей
крайности, по тѣсному племенному родству и историческому сочетанію
обоихъ языковъ. Въ прозѣ высшаго настроенія, y самого Карамзина,
славянская стихія никогда не исчезаетъ вполнѣ, и какъ ни мало онъ
ею пользуется уже въ началѣ своего поприща, но въ болѣе раннихъ
трудахъ его есть еще такія черты ея, которыя лишь впослѣдствіи
пропадаютъ (напр. „осьмой на десять" вѣкъ, окончаніе ыя въ роди-
тельномъ падежѣ прилагательныхъ женскаго рода). Задача состояла
только въ вѣрномъ проведеніи границы, до которой эта стихія мо-
жетъ быть допущена. Удаляя изъ своихъ сочиненій устарѣлыя слова,
Карамзинъ еще въ Московскомъ Журналѣ порицалъ ихъ, когда они
встрѣчались ему y другихъ писателей (доказательство, что исключеніе
изъ языка церковно-славянской примѣси не совершилось [109] задолго
до Карамзина). Такъ онъ охуждалъ слова: учинить, изрядство, обра-
щенія (во множественномъ числѣ) и мн. др. Такъ онъ съ самаго на-
чала пересталъ употреблять въ прежнемъ смыслѣ слова: изрядный (вм.
превосходный), подлый 4) (вм. низкій по происхожденію), a впослѣд-
ствіи и довольный (вм. достаточный), упражняться, упражненіе (вм.
заниматься, занятіе). Это было конечно дѣломъ отрицательнымъ, но
оно имѣло свою великую важность для слога, a притомъ сопровожда-
лось и положительною замѣной такихъ словъ другими, болѣе точными
или болѣе соотвѣтствовавшими духу новаго времени. Уже тогда Ка-
1) Вѣстн. Евр. 1803, № 13: „О русской грамматикѣ Француза Модрю",
2) Легчайшій способъ, стр. 3.
3) Моск. Меркурій, дек. 1803, стр. 181.
4) Слово подлый въ этомъ значеніи встрѣчается еще во время Моск. Журнала.
Такъ, въ изданіи Дѣло отъ бездѣлья 1792 г. (ч. I, стр. 95) говорится: „...пѣвцовъ,
которые знакомы ученому свѣту, a болѣе подлому народу".

рамзинъ охуждалъ также (хотя еще только въ комедіяхъ) употре-
бленіе мѣстоименій сей и оный *).
2) Введеніе иностранныхъ словъ для новыхъ понятій. „Нѣкоторыя
чужестранныя слова", объяснялъ Макаровъ, „совершенно необходимы;
ими только не должно пестрить языка безъ крайней осторожности.
Взять слово приличное (Французское, Арабское, Нѣмецкое, какое
угодно) весьма хорошо; a неприличное весьма дурно... Потерять
счастливую мысль, или выразить ее слабо, для нѣкоторой чистоты
языка, будетъ непростительное педантство" 2). Впрочемъ, Карамзинъ
никогда не позволялъ себѣ необдуманнаго излишества въ употребленіи
иностранныхъ словъ. Правда, что въ первыхъ его сочиненіяхъ они
попадаются чаще, нежели въ позднѣйшихъ, и даже въ первоначаль-
ныхъ ихъ изданіяхъ чаще, нежели въ послѣдующихъ, однакожъ уже
въ Московскомъ Журналѣ Карамзинъ одобрялъ счастливый переводъ
научныхъ терминовъ; слѣдовательно, онъ не былъ противъ развитія
языка путемъ образованія новыхъ словъ отъ собственныхъ его корней.
Такъ, разбирая переводъ Естественной Исторіи Бюффона, сдѣланный
Румовскимъ и Лепехинымъ, онъ замѣтилъ: „Самыя труднѣйшія [110]
физическія слова перевели они въ сей части весьма удачно"3). Но при
этомъ онъ, разумѣется, требовалъ точности, и потому, похваливъ во-
обще счастливую попытку переводчиковъ, онъ указалъ нѣкоторыя
слова, которыя, по его мнѣнію, „могли быть иначе переведены"; именно
ему не понравилось, что они перевели: jurisconsultes правовѣдцы,
classes статьи, ordres семейства, minéraux ископаемыя, subdivision под-
раздѣленіе. Разсматривая подробно каждое изъ этихъ словъ, онъ между
прочимъ говоритъ: „Я не знаю, для чего бы minéraux не назвать ми-
нералами; сіе слово извѣстно всѣмъ тѣмъ, которые и никакихъ ино-
странныхъ языковъ не знаютъ. Названіе ископаемыя скорѣе могло бы
означать fossiles, фоссиліи, слово не столь уже извѣстное въ Русскомъ
языкѣ, какъ минералы. Какъ же мы будемъ переводить eaux miné-
rales? Къ тому же минералы лежатъ и на поверхности земли: слѣд-
ственно ископаемость не есть общій отличительный характеръ ихъ.
Что принадлежитъ до подраздѣленія, то Русскому трудно понять, какъ
можно что нибудь подраздѣлять: не лучше ли было бы сказать, вмѣ-
сто подраздѣленіе, передѣленіе"? 4) Послѣдній вопросъ время рѣшило
противъ Карамзина. Тѣмъ не менѣе эти строки замѣчательны, пока-
зывая, какъ онъ вообще вдумывался въ значеніе словъ и кавъ смо-
трѣлъ на замѣну иностранныхъ названій русскими, которую въ прин-
ципѣ одобрялъ: мы видимъ отсюда, что и чужеязычныя слова допу-
*) Моск. Журн.у ч. I, стр. 357.
2) Моск, Меркурій, дек., стр. 166.
8) Моск. Журн.} ч. I, стр. 242.
*) Тамъ же, стр. 246.

скалъ онъ не безъ разбора, требуя, между прочимъ, чтобъ они не
слишкомъ. поражали слухъ своего новизною. Иногда онъ предпочиталъ
иностранное слово потому, что оно опредѣленнѣе русскаго; такъ, въ
одной рецензіи онъ спрашиваетъ, зачѣмъ не сказано публичный вмѣсто
всенародный г). Нѣкоторыя французскія слова, встрѣчающіяся y преж-
нихъ писателей, отвергнуты имъ, напримѣръ: резонъ, эстима, консиде-
рація, универсальная апробація, употреблявшіяся Фонъ-Визинымъ. Въ
Письмахъ Русскаго Путешественника онъ постоянно [111] пишетъ
приборы вмѣсто мебель, слово, только въ позднѣйшіе годы принятое
имъ во французской формѣ (мёбли, множ. ч.); тамъ же вмѣсто мебли-
рованный онъ пишетъ прибранный. Многихъ иностранныхъ словъ, впо-
слѣдствіи вторгнувшихся въ языкъ, Карамзинъ вовсе не допускалъ.
Такъ, вмѣсто полюбившагося въ наше время факта онъ иногда упо-
треблялъ случай; напримѣръ, въ статьѣ О тайной канцеляріи: могъ
ли г. Шлецеръ не усомниться въ истинѣ такого случая (fait)" 2).
Слова: моральный, интересный, натура (которое онъ употрёблялъ по-
перемѣнно съ словомъ „природа", но кажется, отличалъ въ каждомъ
особые оттѣнки) и многія другія впослѣдствіи замѣнялись y него рус-
скими: нравственный, любопытный, занимательный для любопытства
и т. п. Однакожъ, изъ всѣхъ обвиненій Шишкова упрекъ въ употре-
бленіи французскихъ словъ наиболѣе подходитъ къ истинѣ: Карам-
зинъ принялъ его къ свѣдѣнію, и насколько было возможно, испра-
вился отъ этого недостатка. Галлицизмы, въ которыхъ его укоряли,
состояли почти исключительно въ отдѣльныхъ словахъ.
3) Сообщеніе прежнимъ словамъ новаго значенія. Эту сторону об-
ращенія Карамзина съ языкомъ лучше всего объяснилъ самъ Шиш-
ковъ, указавъ въ его сочиненіяхъ новое употребленіе словъ потреб-
ность и развитіе. Вмѣстѣ съ первымъ изъ нихъ онъ осудилъ и цѣлое
выраженіе, которое показалось ему не русскимъ: „путешествіе сдѣла-
лось потребностію души моей". Что касается до слова развитіе, то въ
тогдашнемъ академическомъ словарѣ его нѣтъ вовсе, a есть только
глаголъ развиваю и причастіе развитый въ собственномъ, чисто веще-
ственномъ смыслѣ 3). Примѣровъ употребленія извѣстныхъ словъ въ
новомъ, распространенномъ или болѣе опредѣленномъ значеніи можно
найти y него не мало. Такъ, онъ вводитъ слово образъ въ примѣненіи
[112] къ поэзіи; называетъ situations въ драмѣ положеніями, Flickwort
а) Моск. Журн.ч ч. IY, стр. m.
2) Вѣстн. Евр. 1803, № 6, стр. 123. Ср. тамъ же, стр. 229: „они сохранили
нить случаевъ".
8) „Свернутое что въ клубъ развертываю, раскатываю; свитое, заплетенное, за-
крученное, вертя въ противную сторону, разнимаю, раскручиваю, разсучиваю, распле-
таю";—„раскрученный, расплетенный, разсученный, распустившійся". (Слов. Ак. Рос,
ч. I. Спб. 1789).

(cheville) подставнымъ словомъ; говоритъ о выработанномъ слогѣ и
языкѣ; находитъ, что лучше сказать: „всѣ части учености обработы-
ваются, нежели воздѣлываются" *). Онъ же первый употребляетъ во
множественномъ числѣ слово вкусъ 2), которое Шишковъ такъ преслѣ-
довалъ „въ смыслѣ разборчивости, потому что наши предки, вмѣсто
имѣть вкусъ, говорили толкъ вѣдать, силу знать.
4) Составленіе новыхъ словъ. Насильственное составленіе новыхъ
словъ было несогласно съ характеромъ всего существа Карамзина и
могло бы только мѣшать тому дѣйствію, какое онъ стремился сооб-
щить своей рѣчи. Поэтому естественно, что новыя, имъ составленныя
слова встрѣчаются y него рѣдко, и наиболѣе смѣлыя изъ нихъ сопро-
вождаются оговоркой. Таковы употребленныя имъ въ Письмахъ Рус-
скаго Путешественника промышленность 3) и достижимая А) цѣль;
кромѣ того, онъ тамъ же замѣтилъ, что тротуары можно по-русски
назвать намостами Б).
. Какъ смотрѣлъ онъ на творчество въ языкѣ, на „непосредственное
обогащеніе" его, видно изъ собственнаго размышленія его объ изобрѣ-
теніи словъ. „Они", говоритъ онъ въ своей академической рѣчи,
„раждаются вмѣстѣ съ мыслями или въ употребленіи языка, или въ
произведеніяхъ таланта, какъ счастливое вдохновеніе. Сіи новыя,
мыслію одушевленныя слова входятъ въ языкъ самовластно" 6). Чѣмъ
безыскуственнѣе новосоставленное [113] слово, чѣмъ оно сообразнѣе
съ прежними, чѣмъ менѣе бросается въ глаза, тѣмъ легче оно вхо-
дитъ въ языкъ и тѣмъ прочнѣе въ немъ утверждается. У Карамзина
разсѣяно много новыхъ или, по крайней мѣрѣ, до него не установив-
шихся словъ этого рода, изъ которыхъ одни по простотѣ своей оста-
лись незамѣченными и не попали въ словари, какъ напр., общественность,
младенчественный, всемѣстный (см. повсемѣстный), всетворящій, опѣ-
няемый, живодѣтельный 7) (вм. животворный); другія сдѣлались об-
щимъ достояніемъ, напримѣръ, усовершенствовать 8), человѣчный 9), об-
1) Москов. Журн., ч. VI, стр. 232, 41; II, 209; VIII, 336; VI, 177; Ш, 222.
2) Аглая. I, стр. 11: „одинакіе вкусы".
') Моск. Журн., ч. III, стр. 298, съ выноскою: „Не можетъ ли сіе слово озна-
чать латинскаго industria, или французскаго industrie?" Соч. Kap. т. II, стр. 168).
Вспомнимъ, что уже существовали и были употребительны слова: промыселъ, про-
мышлять, промышлёный, промышлени́къ (послѣднее соотвѣтствовало старинному
промысленникъ). См. Словарь Росс. Ак.
4) „То-есть, до которой достигнуть можно; я осмѣлился по аналогіи употребить
это слово". (Соч. Kap. т. II, стр. 244).
5) Тамъ же, стр. 680.
6) Соч. Kap., т. Ш, стр. 644.
т) Аглая. I, стр. 38, 34; II, 65, 86, 90.
8) Тамъ же, стр. 88.
9) См, выше, стр. 70, переводъ изъ Лафатера.

щеполезный 1). Для выраженія множества понятій Карамзинъ рано по-
чувствовалъ недостаточность существующаго запаса словъ русскаго
языка, и еще во время своего путешествія, намѣреваясь переводить
книгу Боннета, говорилъ въ письмѣ къ автору ея о необходимости
составлять при томь, по примѣру Нѣмцевъ, новыя слова 2). Мы уже
видѣли опытъ исполненія такой мысли надъ замѣткой Лафатера. Й
въ послѣдующихъ переводахъ Карамзина встрѣчаются слова частью
новыя, подобныя выписаннымъ, частью прежнія, но съ новыми оттѣн-
ками значенія или въ новомъ примѣненіи, при чемъ онъ иногда ста-
витъ въ скобкахъ подлинное слово. Примѣры послѣдняго случая были
уже приведены выше; можно прибавить къ нимъ еще нѣсколько: об-
щія положенія (въ законодательствѣ, dispositions générales), отношенія
(rapports 3), тонкости, отвлеченія и др.
Таковы были неологизмы Карамзина до „Исторіи Государства Рос-
сійскаго", въ которой онъ, какъ извѣстно, сталъ болѣе и болѣе ожи-
влять свое изложеніе словами, заимствованными изъ лѣтописей. При
всей осмотрительности въ первыхъ своихъ сочиненіяхъ, онъ однакоже
далъ значительный толчекъ лексическому развитію и обогащенію язы-
ка,и Шишковъ въ своемъ Разсужденіи съ [114] досадою замѣтилъ: „Ака-
демическій Словарь нашъ хотя и недавно сочиненъ, однако послѣ
того уже такое множество новыхъ словъ надѣлано, что онъ становится
обветшалою книгою, не содержащею въ себѣ новаго языка" 4). Поло-
жимъ, что между вновь появившимися словами было большое число
неудачно скованныхъ подражателями Карамзина и потому непрочныхъ;
однако жалоба Шишкова, какъ и прежде уже произнесенная Подши-
валовымъ (см. выше, стр. 62 и 63), показываетъ, какъ сильно было
движеніе, возбужденное въ литературѣ примѣромъ Русскаго Путеше-
ственника.
Въ началѣ настоящей статьи были приведены отзывы: трехъ сви-
дѣтелей этого движенія о значеніи Карамзина въ исторіи нашей пись-
менной рѣчи. Для дополненія данныхъ къ сужденію по этому пред-
мету припомнимъ показанія двухъ близкихъ къ Карамзину лицъ.
Дашко́въ, не называя его, говоритъ, однакоже, съ явною о немъ мыслію:
„Языкъ можетъ образоваться не словами, но твореніями хорошихъ
писателей, которые даютъ словамъ новый вѣсъ и значеніе, опредѣляютъ
просодію языка" (то-есть, теченіе рѣчи) „и обогащаютъ оный множе-
ствомъ выраженій и оборотовъ, служащихъ къ изображенію новыхъ
понятій, извѣстныхъ однимъ просвѣщеннымъ народамъ" 5). Еще го-
1) Вѣстн. Евр. 1803, Л» 8, „О вѣрномъ способѣ имѣть учителей".
*) Соч. Kap., т. II, стр. 345 (Моск. Журн., ч. VI, стр. 350).
3) Вѣстн. Евр. 1802, J4s 2, стр. 83, № 3, стр. 71.
А) Разсужд., стр. 69. — Всѣ ссылки на эту книгу здѣсь по изданію 1818 г., со-
гласному впрочемъ, за исключеніемъ предисловія, съ изд. 1803.
5) Легч. способъ, стр. 60.

раздо важнѣе однородное свидѣтельство Дмитріева. Раздѣливъ исторію
вашего книжнаго языка на два періода, онъ считаетъ началомъ вто-
рого изъ нихъ послѣднее десятилѣтіе царствованія Екатерины П. Къ
ученикамъ Ломоносова относитъ онъ между прочими Елагина и Фонъ-
Визина, которые, по словамъ Дмитріева, „захотѣли сами быть началь-
никами школы. Первый обратился къ славянчизнѣ... другой, хотя и
съ бо́льшимъ вкусомъ, полагалъ, будто въ высокомъ слогѣ надлежитъ
мѣшать русскія слова съ славянскими и для благозвучія наблюдать
нѣкоторый размѣръ, называемый y Французовъ кадансированною про-
зою... Послѣдователи ихъ захотѣли [115] перещеголять своихъ учителей и
уже начали еще болѣе употреблять славянскія реченія и обороты" *)...
„Въ такомъ состояніи", продолжаетъ Дмитріевъ, „находилась наша
словесность, когда Карамзинъ..., возвратясь изъ Парижа и Лондона,
выступилъ на авторское поприще. Обдуманная система уже предше-
ствовала его началу: вникая въ свойство языка и въ тогдашній меха-
низмъ нашего слога, онъ находилъ въ послѣднемъ какую-то пестроту,
неопредѣленность и вялость или запутанность, происхождящія отъ
раболѣпнаго подражанія синтаксису не только славянскаго, но и дру-
гихъ древнихъ и новыхъ, европейскихъ языковъ, и по зрѣломъ раз-
мышленіи пошелъ своей дорогой и началъ писать языкомъ, подходящимъ
къ разговорному образованнаго общества семидесятыхъ годовъ, когда
еще родители съ дѣтьми, Русскій съ Русскимъ не стыдились говорить
на природномъ своемъ языкѣ 2); въ составленіи частей періода упо-
треблять возможную сжатость и притомъ воздерживаться отъ частыхъ
союзовъ и мѣстоименій: который и которыхъ 3), a въ добавокъ еще и
коихъ, наконецъ наблюдать естественный порядокъ въ словорасполо-
женіи... Съ того времени такъ называемый высокій, полуславянскій
слогъ и растянутый, вялый средняго рода, стали мало по малу выхо-
дить изъ употребленія" 4). Присоединимъ къ этому еще признанія
молодыхъ писателей начала нынѣшняго вѣка (особенно Макарова и
Дашко́ва), которые, разумно слѣдуя тѣмъ же указаніямъ и содѣйствуя
къ утвержденію новаго слога, открыто провозглашали Карамзина сво-
имъ учителемъ.
[116] Изслѣдованіе привело насъ къ заключеніямъ, сходнымъ съ
1) Здѣсь Дмитріевъ называетъ нѣсколькихъ переводчиковъ- (см. выше, стр. 56).
-) IIa этомъ же самомъ основаніи и Подшиваловъ въ своемъ Курсѣ росс. слога
говоритъ, что свойства русскаго языка „можно болѣе примѣтить изъ обращенія съ
людьми не знающими кромѣ Русскаго никакого другаго языка. (Сокращ. курсъ
русск. слов., стр. 28).
3) Точно такъ же Подшиваловъ совѣтуетъ „не избѣгать употребленія причастій,
которыя болѣе Россійскому языку свойственны, нежели безпрестанное: который, кото-
рый" (тамъ же, стр. 52, 53).
4) Взглядъ на мою жизнь, стр. 86.

показаніями современниковъ Карамзина. Сущность этихъ заключеній
можетъ быть представлена въ слѣдующихъ общихъ и краткихъ вы-
водахъ:
Карамзинъ былъ недоволенъ языкомъ, который онъ засталъ въ
литературѣ, приступая къ самостоятельной дѣятельности.
Онъ захотѣлъ писать иначе.
Онъ захотѣлъ писать такъ же „пріятно", то-есть сообразно съ здра-
вымъ вкусомъ, изящно, какъ пишутъ лучшіе иностранные авторы.
Для этого онъ принялъ въ руководство не французскій или англій-
скій синтаксисъ l), a русскій разговорный языкъ, развивая и обогащая
его по возможности изъ собственныхъ его началъ, но въ случаѣ на-
добности заимствуя изъ другихъ языковъ отдѣльныя слова, иногда же
и обороты, не противные духу русскаго языка.
Устранивъ господствовавшее прежде словосочиненіе съ частыми
славянизмами, онъ отбросилъ также все шероховатое, грубое, уста-
рѣлое.
Новый, такимъ образомъ, по своему строю, a отчасти и по составу
языкъ его былъ новъ также по своей строгой правильности логической
и грамматической, по точности и опредѣленности словъ и выраженій,
по установленію твердыхъ началъ въ словоуправленіи 2).
Сверхъ того, и слогъ Карамзина былъ новъ по своей пластичности,
по богатству образовъ и живописи выраженій, въ которыхъ [117]
слова являлись въ новой связи, въ новыхъ счастливыхъ сочетаніяхъ.
Такъ возникла въ первый разъ на русскомъ языкѣ проза ровная,
чистая, блестящая и музыкальная, въ выразительности и изяществѣ
не уступавшая прозѣ самыхъ богатыхъ литературъ Европы.
Эта проза имѣла еще свои недостатки; иногда ей вредила нѣко-
торая искуственность, имѣвшая цѣлію удовлетворить особеннымъ, свое-
нравнымъ требованіямъ слуха. И замѣчательно, что такой недостатокъ
развился наиболѣе въ послѣдній и самый важный періодъ дѣятельно-
сти Карамзина. Высшей степени простоты и естественности проза его
достигла въ Вѣстникѣ Европы (если исключить „Марѳу Посадницу").
Карамзинъ далъ русскому литературному языку рѣшительное на-
правленіе, въ которомъ онъ еще и нынѣ продолжаетъ развиваться.
*) Уже одинъ изъ критиковъ Шишкова опровергалъ его мнѣніе, будто новые пи-
сатели начали вновь созидать русскій языкъ на скудномъ основаніи француз-
скаго: „Я всегда думалъ", говоритъ этотъ критикъ, „что лучшіе наши писатели и пе-
реводчики заимствуютъ изъ французскаго и другихъ языковъ только нѣкоторыя слова
и выраженія" и проч. (Сѣв. Вѣстникъ, 1804, ч. I, стр. 19).
2) Въ послѣднемъ отношеніи замѣчательна, напримѣръ, по внимательности къ
требованіямъ языка, фраза Карамзина: „слѣдовалъ ихъ волгъ и за ихъ знаменами"
Вѣстн. Евр. 1803, № 5: „О новомъ образованіи народнаго просвѣщенія въ
Россіи").

[118] ПРИЛОЖЕНІЯ КЪ СТАТЬѣ:
КАРАМЗИНЪ ВЪ ИСТОРІИ РУССКАГО ЛИТЕРАТУРНАГО ЯЗЫКА.
I. (Къ стр. 52).
Отрывки изъ рѣчей, произнесенныхъ профессорами Московскаго
университета съ 1787 по 1805 годъ.
1. Изъ „Слова похвальнаго Екатеринѣ Второй ЗЫБЕЛИНА,
произнесеннаго при окончаніи 25-ти-лѣтія ея царствованія, 30-го іюня
1787 года:
„Хочу упомянуть о томъ, что легко бы, хотя и не простительно, упустить
было можно. Какъ пріобыкшіе къ истекающимъ всегда отъ солнца благодѣя-
ніямъ, едва или рѣдко оныя воспоминаютъ, хотя и главное вся природа отъ
него получаетъ оживленіе: равнымъ образомъ милосердіе Всемилостивѣйшей
нашей Монархинѣ толь есть свойственно и толь всѣмъ намъ оное извѣстно и
обыкновенно, что во множествѣ щедротъ, безпрестанно изливаемыхъ, какъ въ
обыкновеніе вшедшее, древнее и самопервѣйшее двадцатипятилѣтняго благо-
получнаго Ея царствованія благодѣяніе, могло бы изъ памяти вытти; но благо-
дарность многихъ тысящей обязанныхъ, наполняющая безпрестанно всѣхъ слухъ,
заставляетъ чувствительное сердце провозвѣстить, или по крайней мѣрѣ повто-
рить, какъ первой знакъ чадолюбивой Матери сіе Ея милосердіе, разумѣю,
вѣрно служившимъ благодѣтельное по жизнь содержаніе и награжденіе" (Рѣчи
профессоровъ Москов. унив., ч. I, стр. 145).
2. Изъ Слова СТРАХОВА „О вліяніи наукъ въ общее и каждаго
человѣка благоденствіе", произнесеннаго 30-го іюня 1788 года:
„Торжественное воспоминаніе знаменитыхъ происшествій тѣмъ живѣйшею
радостію и усердіемъ наполняетъ сердца празднующихъ, чѣмъ [119] большихъ благъ
оныя учинились причиною. Съ какимъ же чувствіемъ радости, усердія и бла-
годарности ко Всевышнему долженствуютъ всѣ сыны отечества торжествовать
благословенный день восшествія на Всероссійскій Престолъ Всеавгустѣйшія
нашея Монархини! ибо коликихъ благъ источникомъ для Россіи учинилось сіе
важное и во вѣки незабвенное происшествіе ! Коль великія и неизреченныя
милости всещедрая Десница Творца изліяла на насъ, оправдавъ царствовати
надъ нами Великую Екатерину!" (Тамъ же, ч. II, стр. 228).

3. Изъ Слова БРЯНЦЕВА „О СВЯЗИ вещей во вселенной", произне-
сеннаго 30-го іюня 1790 года:
„Естьли, по мнѣнію общему, Государи, получившіе отъ Бога величество,
власть и силу, суть на земли изображеніемъ Божества, благодѣянія свои чело-
вѣческому роду священными ихъ дланьми подающаго: то въ такомъ случаѣ
всѣ ихъ дѣйствія нераздѣльнымъ соединены союзомъ съ пользою ввѣренныхъ
имъ народовъ; и естьли отъ нападенія внѣшнихъ враговъ преоруженіе муже-
ствомъ и силою, для безопасности отъ согражданъ огражденіе законами и пра-
восудіемъ, для изгнанія невѣжества распространеніе знаній клонятся къ единой
цѣли, т.-е. къ благосостоянію общества: то въ дѣлахъ Государей, къ единому
концу стремящихся, не ясно ли усматриваемъ взаимную связь? Чего для все-
подданнѣйше свидѣтельствуя нашу благодарность Августѣйшей Монархинѣ и
мыслями нашими благопримѣняясь къ связи, въ дѣйствіяхъ Ея находящейся,
торжествующему нынѣ съ нами собранію намѣренъ я въ посильномъ разсуж-
деніи предложить о „связи вещей во вселенной" (Тамъ же, ч. Ш, стр. 17).
4. Изъ Слова ЧЕБОТАРЕВА, произнесеннаго въ 1800 году по слу-
чаю кончины И. И. Шувалова:
„... И потому, не возносясь дерзновенно выше сферы нашей и не касаясь
тѣхъ отличныхъ добротъ, тѣхъ высокихъ министерскихъ, да тако скажу, и го-
сударственныхъ свойствъ патріотическаго духа,— которыя даровали Меценату
нашему то, чего и самая превратность щастія похитить y него была не въ си-
лахъ;—которыя въ теченіи цѣлаго полувѣка сохранили къ нему благоволеніе
четырехъ великихъ нашихъ Государей; — которыя и проч." ... „но оставляя
все сіе, яко нѣчто великое и кругу нашихъ свѣдѣній несоразмѣрное, — огра-
ничу себя, Слушатели, тѣмъ, что мѣсту сему приличнѣе, что намъ и всякому
благомыслящему любезнѣе; — ограничу себя, при открытіи печальной сей бе-
сѣды, простымъ и краткимъ показаніемъ тѣхъ только отличительныхъ до-
бротъ нашего Мецената и тѣхъ услугъ его къ отечеству,— которыя въ лѣто-
писяхъ Рускихъ, предавъ [120] имя Шувалова безсмертію, за любовь его къ Нау-
камъ, за одобреніе и распространеніе ихъ въ отечествѣ нашемъ, память его
содѣляютъ любезною во всѣ грядущіе роды, доколѣ слава Россіи, слава
Мудрыхъ, Человѣклюбивыхъ ея Монарховъ,—и слава самихъ Наукъ пребудутъ
въ подсолнечной (Тамъ же, ч. I, стр. 332).
5. Изъ Слова СОХАЦКАГО „На полувѣковой юбилей Московскаго
университета", произнесеннаго 30-го іюня 1805 года:
„Но и гдѣ жь—скажите! гдѣ есть толико великодушныя, несравненныя,
истинно царственныя способствованія народному просвѣщенію, какъ въ высо-
комъ примѣрѣ зиждущихъ благоденствіе Россіи мудрыхъ ея и благопромысли-
тельныхъ Государей? Благословенны будутъ сердцами Россовъ священныя
имена Ихъ навѣки!...
„Радостотворныя мысли и чувствованія!...
„Здѣсь^ погрузясь въ глубокомъ безмолвіи, надлежало бы совсѣмь остано-
виться, и исчисляя мысленно спасительныя отъ того послѣдствія, предаться
всею душею пріятнымъ и неизъяснимымъ чувствіямъ сердечной благодарности,
заключить предъ вами, Почтеннѣйшіе Слушатели, краткое сіе, по приличію
торжества нашего изображеніе.

„Ho ce! — Геній-Покровитель Наукъ, коего именемъ вся Европа и цѣлый
свѣтъ гордится, предъ коимъ осчастливленная Россія съ восхищеніемъ благо-
говѣетъ; — ce! Великій въ чистой, небесной добротѣ своей Александръ I, о
семъ торжествующемъ университетѣ, въ сей самый вѣчно достопамятный годъ,
въ Высочайше дарованной Грамотѣ* являетъ отъ Престола свѣту и потомству
несказанное Монаршее благоволеніе", и проч. (Тамъ же, ч. Ш, стр. 92).
II. (Къ стр. 55—56).
Замѣчанія Карамзина о языкѣ, изъ разборовъ его, помѣщенныхъ
въ Московскомъ Журналѣ (1791 и 1792 годовъ).
1. Изъ разбора комедіи Оптимистъ:
„Что принадлежитъ до перевода піесы, то онъ чистъ и гладокъ. Только
немногія выраженія покритиковать можно. Напримѣръ: Естьли бы я захо-
тѣлъ къ слову прицѣпиться, я бы больно его этимъ убилъ. Прицѣпкою людей
не убиваютъ; a это еще говоритъ оптимистъ, который вообще такъ красно-
рѣчивъ, — Кажется, чувствую какъ бы новую сладость жизни, говоритъ
Извѣда; но говорятъ ли такъ молодыя женщины? Какъ бы здѣсь очень про-
тивно.
[121] „Я имѣлъ съ собою Руссо. Это слишкомъ по-французски. Жакъ безстраш-
но онъ вдавался въ огонь ! Въ огонь можно броситься, a вдаваться въ него такъ
же нельзя, какъ и въ воду.-— Человѣкъ при самомъ уже рожденіи плачетъ и
производитъ вопли. Производить вопли!—Оно (воспоминаніе) ничего произвесть
не можетъ, развѣ учинитъ навсегда меня несчастною. Здѣсь и галлицизмъ и
славянизмъ вмѣстѣ. Любезная Премила, которая это говоритъ, перевела ci»
Французскаго: il ne fera que ; a развѣ—въ томъ смыслѣ, въ какомъ это слово
здѣсь употреблено— и учинить, вмѣсто сдѣлать, нельзя сказать въ разговорѣ,
a особливо молодой дѣвицѣ.— Я буду жить, говоритъ Зланѣтъ, посреди ми-
лой жены и моей дочери. Лучше бы было сказать: „я буду жить съ милою
моею женою и дочерью",—a то здѣсь сообщается какая-то нехорошая идея.—
Я сказалъ все то, что замѣтилъ. Естьли бы переводъ вообще не такъ хорошъ
былъ, кто бы захотѣлъ имъ заниматься"?
Тамъ же о содержаніи: „Тутъ также видно что-то не Русское";
далѣе о неестественности названій Зланѣтъ, Буремыслъ, Милоумъ и
проч. и о необходимости ввести въ комедію имена и отчества (Мо-
сковскій Журналъ, ч. I, стр. 232—235).
2. Изъ разбора перевода Краткой исторіи королевской шведской
фамиліи.
„Что касается до перевода, то для иностранца былъ бы онъ довольно хо-
рошъ; a Рускому, казалось бы, нельзя было написать: „У Петерсберга раззо-
рены были Баннеромъ 12 полковъ". или: „Крѣпость, которая стоила Импера-
тору столько тысячи людей" или: „На Нѣмецкой колокольнѣ учреждены были
куранты (Тамъ же, ч. П, стр. 84).
3. Изъ разбора перевода Генріады:
„Здѣсь надобно не только выразить мысли Поэтовы, но и выразить ихъ съ
такою же точностію, съ такою же чистотою и пріятностію, какъ въ подлин-

никѣ; иначе поэма потеряетъ почти всю свою цѣну. Но какія препятствія на-
добно переодолѣть переводчику! Кромѣ нѣкоторой негибкости нашего языка,
мѣра и риѳма составляютъ такую трудность, которую едва ли бы и самъ Воль-
теръ, переродясь въ Рускаго, преодолѣть могъ... 2-й переводъ сей поэмы (такъ
же какъ и 1-й, вышедшій за нѣсколько лѣтъ передъ симъ въ Петербургѣ) ни
мало не опровергаетъ моего мнѣнія. Читатель позволитъ мнѣ привести нѣко-
торыя мѣста изъ онаго и сравнить ихъ съ подлинникомъ".
Выписавъ начало подлинника, Карамзинъ приводитъ и первые шесть сти-
ховъ перевода:
[122] Пою Героя, кто, разрушивши коварство,
Оружіемъ досталъ Французско государство;
Кто долго странствуя межъ сопротивныхъ силъ,
Наслѣдіе свое чрезъ храбрость получилъ,
Злыхъ возмутителей Испанцевъ былъ гонитель,
Сталъ подданныхъ своихъ отецъ и покровитель.
Затѣмъ онъ продолжаетъ:
„Число стиховъ то же; но есть ли въ переводѣ гладкость, опредѣленность,
пріятность, сила оригинала?—Въ первомъ полустишіи, вмѣсто кто, надлежало
бы, по Грамматикѣ, употребить возносительное мѣстоименіе которой.—Откуда
зашло въ первый стихъ коварство? Въ оригиналѣ его нѣтъ. Да и можно ли
разрушить коварство? — Второй стихъ таковъ, что иной не захочетъ уже и
читать далѣе. Достать Французско государство! Къ тому же здѣсь не выра-
жено того, что Французская корона принадлежала Генриху и по праву на-
слѣдственности. Подъ сопротивными силами не льзя разумѣть ничего инаго,
кромѣ непріятельскихъ войскъ; и такъ Генрихъ долго странствовалъ между
непріятельскими войсками? Но Вольтеръ и не думалъ сказать сего. Нещастія,
говоритъ онъ, научили его царствовать... Confondit значитъ постыдилъ, a не
гналъ: съ чего же въ пятомъ стихѣ перевода названъ Генрихъ гонителемъ, и
притомъ Гишпанцевъ? Сего не узнаешь и тогда, когда всю поэму прочитаешь.
Въ шестомъ стихѣ не выражено того, что король побѣдилъ своихъ поддан-
ныхъ, и потомъ сталъ ихъ отцемъ. Покровитель есть здѣсь ничто иное, какъ
подставное слово (или, какъ Нѣмцы говорятъ, Flickwort), не сообщающее ни-
какой новой идеи послѣ отца".
Сравнивъ еще нѣсколько мѣстъ въ подлинникѣ и въ переводѣ, Карамзинъ
такъ заключаетъ:
„Конечно, во всякой пѣсни сей Руской Генріады можно найти нѣсколько
хорошихъ стиховъ; но отъ переводчика такой поэмы, какъ Генріада, требуется,
чтобы онъ все перевелъ хорошо, или по крайней мѣрѣ почти все". (Тамъ же,
ч. П, стр. 207—214).
4. Изъ разбора перевода Неистоваго Роланда:
.... „Рецензентъ съ своей стороны желаетъ того, чтобы слогъ былъ въ
нихъ (въ слѣдующихъ частяхъ) еще правильнѣе и чище, нежели въ первой,
гдѣ по мѣстамъ встрѣчаются такія выраженія: „Онъ клялся, что не иной какой
шишакъ будетъ прикрывать его голову, какъ не тотъ, которой Роландъ нѣ-
когда отнялъ" и проч. „Графъ былъ не меньше учтивъ и человѣколюбивъ,
сколько былъ храбръ" и проч. „Въ слѣдствіе чего, дабы" и проч. (Это слиш-
комъ по-приказному, и очень противно въ устахъ такой [123] женщины, которая,
по описанію Аріостову, была прекраснѣе Венеры).—„Она (т. е. Аріостова Ко-
медія) изъ числа самыхъ вольныхъ Аристофановыхъ Комедій..." (Естьли піеса

Аріостова, то она не можетъ быть изъ числа Аристофановыхъ піесъ. Надле-
жало бы сказать: „Она принадлежитъ къ роду такихъ-то Комедій" и проч.).
Г. переводчикъ, конечно, не осердится на Рецензента за сіе желаніе". (Тамъ
же, ч. II, стр. 324, 325).
5. Изъ разбора перевода Опытъ о Швейцаріи:
„Надлежало бы сказать не обнаружить, a узнать или угадать (склон-
ности"). Похваливъ вообще отрывокъ, къ которому относится это замѣчаніе,
Карамзинъ говоритъ: „Но, къ сожалѣнію, не все такъ чисто и ясно. Нельзя
напримѣръ похвалить слѣдующихъ мѣстъ: „Сіе увѣреніе сильно было другими
отвергнуто. Я много силился узнать, правда ли сіе. — Всѣ части учености
воздѣлываются тамъ съ успѣхомъ. (Лучше бы было въ семъ смыслѣ сказать
по-Руски обработываются). — Прогулки и забавы народа смѣшаны съ полез-
ными обращеніями; изрядство и чистота составляютъ предметъ самыхъ
ученыхъ разсужденій (Рѣчь идетъ о Женевѣ. Я жилъ въ семъ городѣ около
шести мѣсяцевъ, a не понимаю, что хочетъ здѣсь сказать Г. Переводчикъ)", и
проч. (Тамъ же, ч. Ш, стр. 221, 222).
6. Изъ разбора перевода Клариссы Ричардсона:
„Всего труднѣе переводить романы, въ которыхъ слогъ составляетъ обык-
новенно одно изъ главныхъ достоинствъ"...
Выписавъ начало перевода, Карамзинъ приводитъ нѣсколько отдѣльныхъ
выраженій. „Ни мало не сомнѣваешься въ томъ, какое участіе, и проч., ска-
зано не правильно; какое не можетъ отвѣчать тому. Надлежало бы сказать:
„ты конечно не сомнѣваешься въ томъ, что я беру великое участіе.—... Без-
покойства возставшія въ твоемъ семействѣ. Безпокойства ни ложиться, ни
возставать не могутъ. — Колико для тебя чувствительно и проч. Дѣвушка,
имѣющая вкусъ, не можетъ ни сказать, ни написать въ письмѣ колико *). Впро-
чемъ Г. Переводчикъ хотѣлъ здѣсь послѣдовать модѣ, введенной въ Руской
слогъ „голѣмыми претолковниками" и.проч. (см. выше, стр. 56).— Отличившій
себя отмѣнными дарованіями и проч. Отличить и отмѣнить все одно. Если
Кларисса отличила себя дарованіями, то онѣ конечно были уже отмѣнны.
Къ тому же во Французскомъ [124] подлинникѣ (подлинникѣ въ разсужденіи Ру-
скаго перевода) говорится здѣсь не о дарованіяхъ, a о свойствахъ или каче-
ствахъ (qualités).—Учинившейся предметомъ общаго почтенія и проч. L'objet
du soin public есть болѣе предметъ общаго вниманія, нежели почтенія. Въ
простомъ слогѣ лучше сказать ' сдѣлаться предметомъ чего-нибудь, нежели
учиниться.—Узнать всѣ о томъ подробности и проч. Подробности чего-ни-
будь, a не о чемъ-нибудь и т. д. (Тамъ же, ч. IV, стр, 113).
Ш. (Къ стр. 60).
Крыловъ противъ Карамзина.
С.-Петербургскій Меркурій, по своему расположенію, пріемамъ и претен-
зіямъ. представлялъ какъ будто сколокъ съ Московскаго Журнала, который
только-что прекратился, когда Крыловъ и Клушинъ въ 1793 году предприняли
свое новое изданіе.
J) (ѵр. въ Вѣстникѣ Европы 1802 г., № 3, стр. 22:
„Понеже, въ силу, поелику,
Творятъ довольно въ свѣтѣ зла".

г) Это .имя произведено отъ семинарскаго слова ермолафія (котораго нѣтъ еще
въ нашихъ словаряхъ,—вѣроятно, искаженнаго греческаго ирмологій)\ оно означаетъ
дребедень, многословную чепуху. См. въ IV томѣ академическаго изданія Сочине-
ній Державина, стр. 558, и объясненіе этого слова въ дополнительныхъ примѣчаніяхъ.
Рѣчь Ермалафиду напечатана во П-й части С.-Петербургскаго Меркурія (апрѣль
1793 p.), стр. 26—55.
Уже въ предисловіи, подписанномъ ими обоими и очень напоминающемъ
предувѣдомленіе Карамзина, видна замашка поперечить ему, особенно въ слѣ-
дующемъ заявленіи: „Сочиненія въ стихахъ и прозѣ, подражанія и переводы
издателей будутъ печататься съ ихъ именами. Какая цѣль скромничать име-
немъ, ежели цѣль сочиненія не противна благонравію и не нарушаетъ ни
чьего спокойствія?" Притомъ издатели, конечно также не безъ намека, преду-
преждаютъ: „Наши замѣчанія, наши сужденія по сей части" (то-есть, по обѣ-
щанной ими критикѣ книгъ и театра) „не есть сужденія деспотическія" ; чи-
татели уже видѣли, что и Зритель и Росс. Магазинъ обвиняли Карамзина въ
безусловности его приговоровъ. Но прежде всего Крыловъ и Клушинъ выра-
жаютъ притязаніе издавать журналъ, подобный журналамъ иностраннымъ и
не похожій на большую часть русскихъ періодическихъ изданій, въ которыхъ
„или мало, или совсѣмъ ничего нѣтъ свойственнаго журналамъ". Идея этой
потребности и первый примѣръ удовлетворенія ея были поданы Карамзинымъ,
и вотъ ими пользуются сами противники его. Въ числѣ неблаговолящихъ къ
нему самъ Карамзинъ, въ Письмахъ къ Дмитріеву (стр. 33), назвалъ Крылова
говоря о Зрителѣ; но въ Меркуріи будущій баснописецъ и членъ шишковской
Бесѣды еще гораздо прямѣе и рѣшительнѣе высказался противъ будущаго,
же исторіографа и идеала Арзамасцевъ. Подписанная именемъ Крылова „По-
хвальная Рѣчь Ермалафиду, говоренная въ собраніи молодыхъ писателей",
явно содержитъ въ себѣ многія черты, которыя могутъ относиться только къ
Карамзину. Главное достоинство [125] Ермалафида *), выставляемое здѣсь на по-
смѣяніе, состоитъ въ томъ, что онъ не слѣдуетъ никакимъ правиламъ и не
подражаетъ красотамъ прежнихъ писателей. Онъ начинаетъ свое поприще
трагедіей, въ которой герои „превыше всѣхъ страстей". Естественно, что про-
тивники Карамзина должны были въ сочиненіяхъ его находить прежде всего
отступленіе отъ правилъ (то есть отъ рутины) и отъ старыхъ образцовъ. Что
касается до трагедіи, написанной Ермалафидомъ, то подъ нею разумѣется пе-
реведенная Карамзинымъ Лессингова Эмилія Галотти. О • драмѣ y Англичанъ
и Нѣмцевъ и о драмѣ y Французовъ издатели Меркурія имѣли понятія совер-
шенно противоположныя взгляду Карамзина. Въ 1-й же книжкѣ этого жур-
нала напечатано „Разсужденіе объ Англинской трагедіи, изъ сочиненій г. Воль-
тера" (стр. 66), причемъ Клушинъ въ особомъ примѣчаніи называетъ нѣмецкія
драматическія произведенія безобразными выродками литературы, въ которыхъ
нѣтъ никакихъ правилъ..., которые суть ни трагедіи, ни комедіи; гдѣ смѣ-
шенъ плачь съ смѣхомъ безъ всякой нужды; въ числѣ упоминаемыхъ имъ пьесъ
этого рода не забыта и Эмилія Галотти. Кончаетъ онъ словами: „И есть
люди, которые предпочитаютъ Нѣмецкія драмы Французскимъ... Что думать о
сихъ знатокахъ? Или, что они не знаютъ правилъ театральныхъ, какъ и того,
что значитъ самая драма; или слѣпое имѣютъ пристрастіе къ Нѣмчизнѣ". О
дѣйствіи трагедіи Ермалафида Крыловъ замѣчаетъ между прочимъ: „Зрители
не были возмущены ни страхомъ, ни жалостью, ни ненавистью... и естьли бы
глухому показать столь прекрасное зрѣлище, то бы конечно онъ подумалъ, что
Греческіе мудрецы съ театра преподаютъ партеру курсъ Математики". Не на-

добно забывать, что Карамзинъ въ Московскомъ Журналѣ (ч. I, стр. 61) помѣ-
стилъ разборъ Эмиліи Галотти и что онъ перевелъ также Шекспирова
Юлія Кесаря — Разберемъ еще нѣкоторыя черты Ермалафида. „Великій духъ
его не чувствовалъ себя отличнѣе привязаннымъ ни къ какому роду писанія.
Онъ хотѣлъ писать все, и сдержалъ свое слово. Удивительная способность
Мм. Гг.! часто, дописавъ до половины свое сочиненіе, онъ еще не зналъ, ода
или сатира это будетъ; но всего удивительнѣе, что и то и другое названіе было
прилично; a можетъ быть и всѣ его сочиненія со временемъ воздвигнутъ между
Академіями войну [126] за споры, къ какому роду ихъ причислить". Здѣсь Карам-
зинъ, вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими стихотворцами Московскаго Журнала,
осуждается за несоблюденіе наружныхъ формъ различныхъ родовъ поэзіи, что
въ то время было еще ново. Но этого мало: положивъ не слѣдовать никакимъ
правиламъ, Ермалафидъ „вздумалъ свободные часы свои посвятить удовольствію
Публики*.. и для того то рѣшился онъ во всякое новолуніе разгружать на пе-
чатномъ станкѣ грузное судно своего воображенія — короче сказать: началъ
журналъ... Озабоченный намѣреніемъ просвѣтить Вселенную... съ какою уди-
вительною способностію пишетъ онъ прямо на бѣло сужденія, рѣшенія и опре-
дѣленія о самыхъ важныхъ предметахъ!... Критика также получила себѣ новую
пищу: одни говорили, что онъ, проповѣдуя добродѣтель, однимъ своимъ сло-
гомъ въ состояніи умножить число отступниковъ отъ добродѣтели; другіе кри-
чали, что ежемѣсячныя его сочиненія суть ежемѣсячныя вылазки противу
безсонницы; но его это не устрашило" и проч. Далѣе: „Пріятно было смотрѣть,
Мм. Гг„ съ какою непринужденною смѣлостію бранилъ онъ Мольера, Расина
и Боало, никогда ихъ не читавъ; и съ какимъ равнодушіемъ смотрѣлъ трагедіи
Корнелія". Всѣ эти выходки, несомнѣнно, направлены на Московскій Жур-
налъ съ его критикою; послѣднее замѣчаніе относится къ сужденіямъ, выска-
заннымъ въ разборѣ русскаго подражанія Сиду Корнеля1). Здѣсь Карамзинъ,
показавъ, что подлинная пьеса „имѣетъ пороки, и великіе пороки", выписы-
ваетъ отзывъ д'Аламбера о французскихъ трагедіяхъ вообще, кончающійся сло-
вами: „Потому-то нынѣ почти никто не бываетъ въ театрѣ, когда играютъ
Корнелевы трагедіи и очень не много, когда Расиновы представляютъ", и за-
тѣмъ произноситъ свой собственный приговоръ французскимъ трагикамъ въ
сравненіи съ Шекспиромъ. „Письма Русскаго Путешественника", въ которыхъ
высказано подобное же мнѣніе объ этомъ предметѣ 2), также задѣты въ по-
хвальной рѣчи Крылова. Именно онъ говоритъ о Ермалафидѣ: „Онъ одинъ
только въ состояніи съ такою легкостію кстатѣ о Гомерѣ напомнить, что дрова
дороги;—-и, хваля Юнговы нощи, замѣтить, что Нѣмцы обуваются щеголеватѣе
Французовъ". Вѣроятно, это намекъ на одно мѣсто „Писемъ" изъ южной
Франціи, напечатанныхъ въ послѣдней книжкѣ Московскаго Журнала (декабрь
1792): послѣ разныхъ литературныхъ воспоминаній, въ которыхъ приведены
имена Петрарки, Оссіана, Гомера и др., въ одномъ письмѣ встрѣчается такая
замѣтка: „Но весьма не [127] полюбились мнѣ деревянные башмаки французскихъ
поселянъ, и я не понимаю, какъ они не натираютъ ими ногъ своихъ" 3). Про-
тивъ Карамзина же направлена слѣдующая выходка похвальной рѣчи: „Я
знаю—говоритъ Ермалафидъ—-склады на МНОГИХЪ языкахъ, но Россійскіе склады
краснорѣчивѣе всѣхъ складовъ на свѣтѣ". Это относится къ одному мѣсту письма
русскаго путешественника къ Боннету. Сбираясь переводить его Contemplation
1) Моск. Журн., ч. III, стр. 84 и сл.
2) Тамъ же, ч. VIII, стр. 86.
8) Тамъ же, ч. VIII, стр. 318.

de la Nature Карамзинъ говоритъ: „Надобно будетъ составлять или выдумы-
вать новыя слова, подобно какъ составляли и выдумывали ихъ Нѣмцы, начавъ
писать на собственномъ языкѣ своемъ; но отдавая справедливость сему по-
слѣднему, котораго богатство и сила мнѣ извѣстны, скажу, что нашъ языкъ
самъ по себѣ гораздо пріятнѣе *)•
Конечно, далеко не все въ Ермалафидѣ можетъ быть примѣнено къ Ка-
рамзину: иное относится къ другимъ; такъ, напримѣръ, подъ комедіей, напи-
санной Ермалафидомъ послѣ трагедіи, разумѣется, вѣроятно, какое-нибудь со-
временное подражаніе Мельнику Аблесимова, или Сбитенщику Княжнина:
„На сценѣ появляется цѣлый народъ въ лаптяхъ, въ зипунахъ и въ шапкахъ
съ заломомъ—въ парадизѣ раздались радостныя восклицанія" и т. д. 2). Тѣмъ
не менѣе, изъ всего вышеприведеннаго, кажется, ясно, что похвальное слово
Ермалафиду есть въ особенности замаскированная аттака на Карамзина и на
многочисленныхъ приверженцевъ, которыхъ уже доставилъ ему Московскій
Журналъ: онъ иронически выставляется какъ образецъ „для подражанія мо-
лодымъ нашимъ собратіямъ, которые, имѣя великія способности, ожидаютъ
только случая кому послѣдовать, и за недостаткомъ рѣзкихъ подлинниковъ
принуждены съ великимъ трудомъ отыскивать погрѣшности y Ломоносова и
ихъ выкрадывать; или занимать ихъ y Сумарокова".
IV. (Къ стр. 77—78).
Отрывокъ изъ Бюффона въ переводахъ А. Ѳ. Малиновскаго,
Лепехина и Карамзина.
1/ Алексѣя Малиновскаго, въ книгѣ Духъ Бюффона (1783, стр. 1).
„Я вспоминаю о той исполненной веселія и смущенія минутѣ, въ [128] кото-
рую въ первой разъ возчувствовалъ отмѣнное мое бытіе : тогда я не могъ себѣ
представить, что я, гдѣ былъ и откуда взялся. Я открылъ глаза; коль превос-
ходное чувствованіе! свѣтъ, небесная твердь, зеленѣющая земля, прозрачныя
воды, все меня занимало, одушевляло и несказаннымъ образомъ чувства мои
увеселяло. Изъ чего я заключилъ, что всѣ сіи предметы находились во вшѣ и
составляли часть самаго меня".
2. Ив. Лепехина, въ 1-й части Естественной Исторіи Бюффона
(1792, стр. 61).
„Исполненъ веселія и смущенія привожу я на память ту минуту, въ ко-
торую я первый разъ ощутилъ чудное бытіе мое; я не зналъ, что я такое
былъ, гдѣ находился и откуда пришелъ. Открывъ глаза какое приращеніе
ощутилъ въ чувствованіяхъ! Свѣтъ, сводъ небесный, зеленѣющая земли по-
верхность, кристалловидныя воды, всего меня занимали, оживляли и возбуж-
дали во мнѣ неизреченное чувствованіе удовольствія; въ началѣ мнилъ я, что
всѣ сіи предметы во мнѣ находяся составляли существенную моего сложенія
часть".
х) Тамъ же, ч. VI, стр. 350.
а) Крыловъ уже прежде, въ разборѣ комедіи Смѣхъ и Горе своего товарища,
Клушина, высказался противъ подобныхъ комическихъ оперъ: „Какъ сіи же рукопле-
сканія не рѣдко расточаются и въ шутовскихъ операхъ, то я мало къ нимъ легковѣ-
ренъ". Спб. Меркурій, ч. I, стр. 104.

3. Карамзинъ, въ Пантеонѣ Иностранной Словесности (1798, кн. П,
стр. 58).
„И теперь еще живо помню ту минуту радости и смятенія, какъ въ первый
разъ ощутилъ я чудное бытіе свое. Не зная, что я, гдѣ, откуда взялся, откры-
ваю глаза: какое неописанное чувство! Свѣтъ, небесный сводъ, зелень травы,
кристаллъ воды, все занимаетъ, трогаетъ, веселитъ меня несказанно. Мнѣ ка-
жется, что всѣ предметы во мнѣ и составляютъ часть моего существа".
V. (Къ стр. 78).
Образчики языка изъ журналовъ начала 1790-хъ годовъ.
1, Изъ московскаго изданія Сатирическій Вѣстникъ, „удобоспособ-
ствующій разглаживать наморщенное чело старичковъ, забавлять и
купно научать молодыхъ барынь, дѣвушекъ, щеголей, вертопраховъ,
волокитъ, игроковъ и прочаго состоянія людей, писанный небывалаго
года, неизвѣстнаго мѣсяца, несвѣдомаго [129] числа, незнаемымъ сочи-
нителемъ". (Издавался въ 1790 и 1791 годахъ Н. И. Страховымъ; въ.
1795 онъ напечатанъ вторично въ 9 частяхъ, составившихъ три то-
мика. Объявленіе о 5-й части его см. въ Моск. Вѣдом. 1790, № 91).
Вотъ отрывокъ изъ 1-й части, стр. 63—65.
... „Желательно, чтобъ тѣ молодые люди, которые имѣли прежде въ гор.
Псолюбовѣ одобрителя своего, послѣдовали его примѣру, оставя таковыя празд-
ныя упражненія; a тѣ, кои равноподобно ему содержатъ великія стаи собакъ..
число оныхъ содѣлали бы соотвѣтствующимъ цѣли, для которой принято упраж-
неніе сіе, или бы лучше совсѣмъ истребили такую склонность, которая вмѣсто
того, что должна была служить пріятною заманкою къ движенію, поспѣше-
ствующему здравію, бодрости и веселію нрава, по злоупотребленію своему
сдѣлалась напротивъ того такою страстію, которая занимаетъ цѣлую жизнь,
расточаетъ цѣлыя имѣнія, разоряетъ бѣдныхъ крестьянъ, и доставляетъ въ
насъ цѣлымъ уѣздамъ и обществамъ юношъ худой и растлительной примѣръ
добрыхъ нравовъ. При томъ колико удивительно и жалко видѣть такихъ лю-
дей, которые для доставленія себѣ минутныхъ зрѣлищъ на зайца и бѣгущихъ
за нимъ собакъ, въ сихъ упражненіяхъ провели всю жизнь, прожили все имѣ-
ніе, разорили всѣхъ крестьянъ, и не иное что оставили въ наслѣдіе бѣднымъ
и безпомощнымъ своимъ дѣтямъ, какъ одинъ только хорошо устроенный
собачій дворъ, но опущенное жилище; хорошихъ псарей, но разоренныхъ
крестьянъ; многія своры собакъ, но и многія тысячи долгу!"
2. Изъ журнала Дѣло отъ бездѣлья, „или пріятная забава, рождаю-
щая улыбку на челѣ угрюмыхъ, умѣряющая излишнюю радость верто-
праховъ и каждому по его вкусу, философическими, критическими,,
пастушьими и аллегорическими повѣстьми, въ стихахъ и прозѣ со-
стоящими, угождающая". (Выходилъ въ Москвѣ въ 1792 году, слѣдо-
вательно, въ одно время съ Московскимъ Журналомъ. Издателемъ Дѣла
отъ бездѣлья былъ Андрей Рѣшетниковъ, составитель первоначальныхъ

учебниковъ русскаго языка и географическаго руководства). Отрывокъ
изъ статьи Человѣкъ (ч. IV, стр. 59—61):
„Много было нравоучителей, да и нынѣ находятся между человѣками
пресмыкающіеся духи, которые человѣческую природу столь страшно унижаютъ,
что естьли бы возможно было имъ повѣрить, надлежало бы стыдиться быть чело-
вѣкомъ. Иные думаютъ, что божественное [130] смиренномудріе требуетъ, дабы
о человѣчествѣ имѣть толь низкія понятія; и потому почитаютъ за должность
свою презрительнѣйшими и гнуснѣйшими образованіями учинить человѣче-
скую природу ненавистною. Но человѣкъ себя за ничто почитающій не мо-
жетъ и къ другимъ имѣть никакого почтенія, и въ обоихъ сихъ случаяхъ
являетъ низость мыслей... Внѣ человѣка находится Виновникъ природы и весь
міръ. И такъ естьли мы возхотимъ разсматривать человѣка въ отношеніи его
ко всѣмъ веществамъ, внѣ еще существующимъ; тогда долженствуемъ обозрѣть
не токмо то, въ какомъ отношеніи находится онъ къ Богу, но и сіе, сколь
тѣсно связанъ онъ со всемірнымъ зданіемъ".
3. Изъ изданія Академіи наукъ: Новыя ежемѣсячныя сочиненія.
(Выходило съ 1786 по 1796 годъ подъ главнымъ наблюденіемъ тогдаш-
няго директора Академіи, княгини Дашковой). „При изданіи этого
журнала не была выпущена изъ виду одна изъ главныхъ цѣлей пе-
ріодическихъ изданій Академіи 18-го вѣка—вводить въ область науки
и тѣхъ читателей, которые не имѣли случая пріобрѣсть прочное учеб-
ное образованіе"
Вотъ какъ выражался въ 1790 году, описывая аккулу, знаменитый
академикъ Лепехинъ, непремѣнный секретарь Россійской академіи
(Нов. ежемѣс. соч., ч. XLVI, май, стр. 43):
„Сколь ни ужасна сія рыба человѣку и морскимъ животнымъ, однако не
можетъ защищаться отъ небольшой рыбки задержкою называемыя, которая
къ ней прилепляется, и преплываетъ съ нею морскія пространства; ибо въ
Индійскомъ морѣ рѣдко ловятъ Аккулъ, на коихъ бы не были прицѣпившись
сіи рыбки. Другое обстоятельство, заслуживающее вниманіе при Аккулахъ
болѣе удивительно: ибо, a наипаче въ жаркихъ климатахъ,.видны всегда впе-
реди въ нѣкоемъ отстояніи плывущіе передъ Аккулою провозвѣстники назы-
ваемые костера путеводитель. Если бы сіе было примѣчено токмо изрѣдка, то
можно бы приписать оное случайности: но какъ сіе не токмо простые море-
ходцы, но и странствовавшіе Природы испытатели согласно утверждаютъ, то
не можно не принять сего за истину; хотя въ прочемъ заподлинно утверждать
не можно, какая причина побуждаетъ сихъ малыхъ рыбокъ сопутствовать, или
предшествовать сему человѣкоядцу: ибо обыкновенное о семъ случаѣ мнѣніе,
будто сіи малыя рыбки предшествуютъ Аккулѣ въ томъ намѣреніи, чтобы [131]
предувѣдомлять ее о приближеніи ея гонителя Кашалота, и будто она изъ бла-
годарности къ нимъ не токмо не дѣлаетъ вреда, но и удѣляетъ имъ отъ своей
добычи, тѣмъ болѣе походитъ на вымышленную басню, что зубы y нее устроены
не для раздробленія добычи, но для придержанія оныя и поглощенія цѣл-
комъ; слѣдовательно она и не можетъ ничего удѣлять малымъ своимъ сопут-
никамъ".
v) Учен. Записки Академіи Наукъ по 1 и III Отдѣленіямъ, ч. I, стр.
LXXXIX.

YI. (Къ стр. 79).
Образчики языка Карамзина въ первое время его авторства.
1. Изъ „Цвѣтка на гробъ моего Агатона" (Аглая, ч. I, стр. 14):
„Наконецъ я возвратился—(тотъ же, каковъ поѣхалъ; только съ нѣкото-
рыми новыми опытами, съ нѣкоторыми новыми знаніями, съ живѣйшею способ-
ностію чувствовать красоты физическаго и моральнаго міра)—спѣшилъ обнять
повѣреннаго души моей; воображалъ его пріятное удивленіе, его радость...
но сердце мое замерло, когда я увидѣлъ Агатона. Долговременная болѣзнь
напечатлѣла знаки изнеможенія на блѣдномъ лицѣ его; въ тусклыхъ взорахъ
изображалось тѣлесное и душевное разслабленіе; огонь жизни простылъ въ
его сердцѣ, томномъ и мрачномъ. Едва могъ онъ обрадоваться моему пріѣзду,
едва могъ пожать руку мою; едва слабая, невольная улыбка блеснула на
лицѣ его, подобно осеннему солнцу, которое въ лучезарномъ сіяніи на минуту
является и въ облакахъ исчезаетъ".
„Жаловаться ли намъ на участь бѣднаго, слабаго человѣчества?—Увы! что
естъ мудрость мудраго, когда паденіе соломенки можетъ разрушить ее; когда
болѣзнь тѣлесная затемняетъ свѣтъ его разума, и покрываетъ густымъ мра-
комъ нечувствительности такую душу, въ которой вся Природа какъ въ чи-
стомъ ручейкѣ созерцалась!—Горестная мысль! горестный опытъ!"
2. Изъ статьи „Нѣчто о наукахъ, искусствахъ и просвѣщеніи"
(Аглая, ч. I, стр. 63—65) *):
„Заблужденія въ наукахъ суть, такъ сказать, чуждые наросты, и рано или
поздно исчезнутъ. Они подобны тѣмъ волнистымъ облакамъ, которыя въ часъ
утра показываются на востокѣ, и бываютъ предтечами златаго солнца. Изъ
темной сѣни невѣжества должно итти къ свѣтозарной [132] истинѣ сумрачнымъ
путемъ сомнѣнія, чаянія и заблужденія; но мы придемъ къ прелестной богинѣ,
придемъ, не смотря на всѣ препоны, и въ ея эфирныхъ объятіяхъ вкусимъ
небесное блаженство.... Правда, что земледѣліе и скотоводство всего нужнѣе
* для нашего существованія; но можемъ ли занять оными всѣ часы свои? Что
станемъ мы дѣлать въ тѣ мрачные дни, когда вся Природа сѣтуетъ и обле-
кается въ трауръ; когда сѣверные вѣтры обнажаютъ рощи, пушистые снѣга
усыпаютъ желѣзную землю, и дыханіе хлада замыкаетъ двери жилищъ на-
шихъ; когда земледѣлецъ и пастухъ со вздохомъ оставляютъ поля, и заклю-
чаются въ своихъ жилищахъ?"
3. Изъ перевода рѣчи Порталиса въ Вѣстникѣ Европы (1802, фе-
враль, стр. 70):
„Правда, что для государствъ бываютъ нѣкоторыя рѣшительныя эпохи, въ
которыя отъ чрезвычайныхъ случаевъ перемѣняется ихъ свойство, подобно
какъ темпераментъ въ человѣкѣ. Тогда нужно и необходимо вводить новое;
тогда народъ, подъ вліяніемъ щастливаго Генія, можетъ уничтожить разныя
*) Здѣсь, какъ и во всей этой статьѣ, ссылки на Аглаю по 2-му ея изданію,
1796 года.

ОБЛАСТНЫЕ СЛОВАРИ.
1858 1).
[133] Второе Отдѣленіе Академіи Наукъ издало въ 1852 году „Опытъ
Областнаго Великорусскаго Словаря"; получивъ потомъ новые мате-
ріалы того же рода, оно признало полезнымъ сдѣлать и ихъ доступ-
ными публикѣ. Трудами покойнаго A. X. Востокова напечатанъ въ
1858 г. дополнительный томъ Областного Словаря. „Опытъ" встрѣ-
ченъ былъ съ полнымъ сочувствіемъ филологами и вообще людьми,
понимающими важность подобныхъ предпріятій не только для разра-
ботки языка, но и въ этнографическомъ отношеніи. Такъ какъ одна-
кожъ это было y насъ дѣломъ еще совершенно новымъ, то не уди-
вительно, что польза его не тотчасъ была всѣми оцѣнена. Желая со-
дѣйствовать къ правильному обсужденію предмета, я намѣренъ ука-
зать на то, что́ сдѣлано въ этомъ отношеніи y Нѣмцевъ, и примѣнить
эти указанія къ оцѣнкѣ важности русскаго Областного Словаря.
Германская литература представляетъ изумительное богатство по-
собій для изученія областныхъ нарѣчій нѣмецкаго языка. Въ 1854 г.
напечатана въ Галле книжечка: „Die Litteratur der Deutschen Mund-
arten" (Литература нѣмецкихъ нарѣчій) 2). Это систематическій ка-
1) Статья эта написана въ 1858 г. Впослѣдствіи она нѣсколько дополнена авторомъ.
2) Ein bibliographischer Versuch von Paul Trömel. Aus Petzoldt's Anzeiger
für Bibliographie und Bibliothekwissenschaft, besonders abgedruckt. Halle, 1854.
Само собою разумѣется, что съ тѣхъ поръ литература этого предмета еще значи-
тельно обогатилась; въ Германіи ежегодно появляются новые словари мѣстныхъ нарѣ-
чій. Изъ числа вышедшихъ послѣ изданія названнаго указателя замѣтимъ: 1) Ostfrie-
sisches Wörterbuch, von С. H. Stiireriburg (Àurich, 1857); 2) Wb. der niedersächsi-
schen Mundart der FürstentK. Göttingen u. Grubenhagen, von G. Schambach (Han-
nover, 1858); 3) Wb. der Altmärkisch-plattdeutschen Mundart, von J. F. Danneil
(Salzwedel, 1859); 4) Kärntisches Wb., von Y. M. Lexer (Leipzig, 1862); 5) Beiträge
zu einem Wb. der Siebenbürgisch-sächsischen Mundart, von I. K. Schuller (Prag,
1865); 6) Idiotikon von Kurhessen, von A. F. C. Vilmar (Marb. u. Leipzig, 1868);
7) Wb. der Coblenzer Mundart (Cobl., 1869); 8) Karl Weinholds Beiträge zu einem
schlesischen Wb., и 9) W. v. Grutzeits Wörterschats der deutschen Sprache Livlands.
Появившіеся въ 1866 r. труды этого рода исчислены въ Bibliographische Uebersicht
etc. von K. Bartsch, изъ Pfeiffer's Germania, XII. Wien, 1867), гдѣ въ отдѣлѣ VI
(Deutsche Mundarten) одни словари занимаютъ №№ 69 — 84. Указаніемъ этихъ

талогъ всѣхъ сочиненій, относящихся- къ означенному въ заглавіи
предмету. Число ихъ простирается тутъ до 446 [134]. Сюда входятъ
конечно не только словари, грамматики и другіе филологическіе труды,
но также сборники народныхъ пѣсенъ и всякія вообще сочиненія на
провинціальныхъ діалектахъ. Послѣ исчисленія трудовъ, гдѣ разсма-
триваются вообще нарѣчія германскія, обзоръ раздѣленъ на 3 большіе
отдѣла по тремъ главнымъ отраслямъ нѣмецкаго языка: южной, сред-
ней и сѣверной. Потомъ въ каждой отрасли идутъ одно за другимъ
мѣстныя нарѣчія, напримѣръ: аллеманское, швабское, нижне-лотаринг-
ское, вестфальское и т. д., всего 44 нарѣчія; изъ нихъ нѣкоторыя
опять подраздѣляются на болѣе спеціальныя отличія. Наконецъ, въ
заключеніи, помѣщены еще нарѣчія нѣмецкаго языка, употребляемыя
въ Венгріи, Трансильваніи и въ нашихъ Остзейскихъ губерніяхъ. Са-
мые первые опыты, въ которыхъ обнаруживается пробудившееся вни-
маніе въ различію германскихъ нарѣчій, отмѣчены первыми годами
16-го столѣтія и относятся къ нижне-саксонскому діалекту (platt-
deutsch), какъ составляющему противоположность такъ называемаго
верхне-нѣмецкаго языка (hochdeutsch). Ho только около средины про-
шлаго вѣка труды подобнаго рода начинаютъ являться чаще, a еще
многочисленнѣе становятся они съ 1770 годовъ. Съ наступленіемъ
нынѣшняго столѣтія эта отрасль филологической литературы болѣе и
болѣе развивается.
[135] Чтобы ознакомить интересующихся вопросомъ о собираніи
областныхъ словъ со взглядомъ германскихъ ученыхъ на этотъ пред-
метъ, я отдѣляю изъ ряда подобныхъ книгъ тѣ, которыхъ состави-
тели высказали наиболѣе опредѣлительно свои воззрѣнія, и предлагаю
здѣсь въ переводѣ нѣкоторыя изъ ихъ замѣчаній. Начнемъ съ нижне-
нѣмецкаго (plattdeutsch) словаря, напечатаннаго 1781 г. *). Вотъ что
между прочимъ сказано въ предисловіи: „Я не хотѣлъ оставлять безъ
вниманія выраженій, формъ и пословицъ, употребляемыхъ простона-
родьемъ и даже самою грубою чернью. Приличіе не должно изгонять
ихъ изъ книги такого рода, если мы желаемъ придать ей нѣкоторую
полноту. Чей нѣжный слухъ не въ состояніи выносить ихъ въ обще-
житіи, тотъ воленъ миновать ихъ съ зажмуренными глазами". Слѣ-
дующее за тѣмъ замѣчаніе показываетъ, какъ умно авторъ смотритъ
на географическіе предѣлы языка, который долженъ входить въ со-
пособій обязанъ я A. А. Шифнеру. Между исчисленными выше словарями особен-
наго вниманія заслуживаютъ №№ 2 и 6. Послѣдній составленъ по образцу упоминае-
маго ниже въ настоящей статьѣ шмеллерова баварскаго словаря. Въ 1881 году явилась
въ Лейпцигѣ книга: Die Leipziger Mundart. Grammatik u. Wbuch der Leipziger
Volkssprache, von K. Albert. Mit einem Vorwort von Rud. Hildebrand.
J) J. K. Dähnert. Platt-Deutsches Wb. nach der alten u. neuen Pommerschen
u. Bügischen Mundart. Stralsund.

ставъ словарей этого рода. „Я не.ограничивался", говоритъ онъ, „осо-
бенностями нижне-нѣмецкаго языка, встрѣчающимися исключительно
въ избранныхъ мною мѣстностяхъ (Помераніи и Рюгенѣ). Это, ка-
жется, имѣли въ виду всякій разъ, когда областнымъ словарямъ да-
вали заглавіе: idiotica. Ho я еще не знаю ни одного труда, который
по справедливости могъ бы такъ называться: немногое, что въ нихъ
есть вполнѣ особеннаго, бываетъ всегда перемѣшано съ словами, упо-
требляемыми и въ другихъ мѣстностяхъ. Я старался включить въ свой
словарь весь нижне-нѣмецкій языкъ, но только въ томъ видѣ, въ ка-
комъ онъ употребляется y насъ въ Помераніи и на о. Рюгенѣ, не раз-
бирая, что́ въ немъ есть согласнаго или несогласнаго съ языкомъ на-
шихъ сосѣдей. Наши идіотизмы легко замѣтитъ всякій, кто въ нихъ
имѣетъ надобность: a что́ употребительно въ другихъ мѣстахъ, намъ
же чуждо, того и искать здѣсь не слѣдуетъ".
Въ 1800 году Шютце сталъ издавать въ Гамбургѣ голштинскій
[136] „Idiotikon" *) или, какъ онъ прибавляетъ въ заглавіи, матеріалы
для исторіи народныхъ нравовъ. Заглавіе это въ самомъ дѣлѣ оправ-
дывается множествомъ помѣщенныхъ въ словарѣ поговорокъ, посло-
вицъ, народныхъ стиховъ и объясненій обычаевъ, нравовъ, игръ и
праздниковъ голштинскихъ. Такой важный трудъ долженъ былъ по-
лучить довольно обширный объемъ и составилъ постепенно четыре
тома. Авторъ въ своемъ вступленіи самъ говоритъ, что „въ ?томъ дѣлѣ
никто прежде него не поставлялъ себѣ цѣли такъ серьезно", хотя и
увѣренъ, что „послѣ него многіе конечно будутъ ставить ее столь же
серьезно и еще лучше".
„Виландъ говоритъ: Духъ націи всего живѣе отражается въ ея
языкѣ: эта лучшая ея характеристика. Французскому можно позави-
довать въ томъ, что онъ такъ богатъ подслащающими и прикрываю-
щими оборотами, которые приходятъ на помощь страждущему тще-
славію и набрасываютъ легкую тѣнь на предметы, для которыхъ пол-
ный свѣтъ былъ бы неблагопріятенъ". Нижне-нѣмецкій языкъ посту-
паетъ совершенно наоборотъ. Онъ не прикрываетъ, не подслащаетъ,
a обыкновенно называетъ всякую вещь настоящимъ ея именемъ.
Должно ли это уменьшать для насъ цѣну его? Чтобы глубже проник-
нуть въ оригинальный характеръ этого языка (говорю это для тѣхъ,
которые меня спрашивали: зачѣмъ я мараю себя обращеніемъ съ та-
кимъ грязнымъ языкомъ); я старался различать и разработывать двоя-
кій голштинскій языкъ. Одинъ называется простонароднымъ, потому
что на немъ говоритъ низшее сословіе, стараясь по-своему украшать
и обогащать его. Другой употребляется образованнымъ городскимъ
обществомъ въ дружескихъ сношеніяхъ, конечно съ приличіемъ, но
J) J. F. Schütze. Holsteinsches Idiotikon (1800—1806).

въ сожалѣнію не съ надлежащею правильностію и чистотою. Чтобы
яснѣе показать духъ народа въ языкѣ его, я не хотѣлъ стѣснять
правъ ни той, ни другой рѣчи и не могъ уступить убѣжденіямъ тѣхъ,
которые умильно просили меня обращаться съ ребенкомъ опрятно и
особенно соблюдать строгую [137] разборчивость при сообщеніи на-
родныхъ поговорокъ, присловій и пѣсенъ, потому-де, что нѣкоторыя
изъ нихъ какъ ни остроумны, но могутъ оскорбить чувство читателя.
Однакожъ, такъ какъ, къ сожалѣнію, богатство и грязь въ физиче-
скомъ и въ нравственномъ быту человѣка бываютъ въ тѣсной связи
между собой, и большая часть простонародныхъ реченій и оборотовъ
именно и составляютъ богатство голштинскаго нарѣчія, то я долженъ
былъ послѣдовать мнѣнію, которое со мной раздѣляютъ многіе достой-
ные и свѣдущіе сотрудники мои, признавшіе такую осторожность и
чопорность неумѣстными. Sit venia linguae! naturalia non sunt turpia!
Для чистыхъ все чисто! Этого, надѣюсь,, достаточно въ оправданіе
богатства и непринужденности языка, который въ этомъ отношеніи
конечно совершенно противоположенъ французскому".
Составитель геннебергскаго идіотикона х) въ предисловіи ко 2-й
части этого сборника такъ выражаетъ нѣкоторыя изъ правилъ, при-
нятыхъ имъ въ руководство:
„Я уже въ 1-й части замѣтилъ, что слишкомъ мѣстные идіотизмы
подозрительны, хотя бы они были придуманы фамиліями, имѣющими
большой вѣсъ, и распространялись ихъ приверженцами. Напротивъ,
такіе, которые слышатся во многихъ областях;ъ — если притомъ они
германскаго происхожденія—носятъ на себѣ отпечатокъ истинной на-
ціональности и прививаются къ языку. Но если они — мѣстные въ
томъ смыслѣ, что указываютъ на какую-нибудь географическую или
историческую черту края, то они драгоцѣнны для науки, какъ па-
мятники и свидѣтельства. — Еще я долженъ оправдаться въ томъ,
что привелъ нѣкоторыя дѣтскія слова, особенно же такія, кото-
рыми кличутъ животныхъ. Пусть они до времени остаются на своемъ
мѣстѣ: можетъ-быть, между ними есть первобытныя названія, восхо-
дящія далеко за начало нашего лѣтосчисленія, какъ напримѣръ Ate
(y Ульфилы Atta) [138] отецъ, husj и wiberle, употребляемыя для
скликанія гусей и изъ которыхъ первое — славянское, a другое — нѣ-
мецкое слово: Напротивъ того, я исключилъ съ намѣреніемъ множество
ругательныхъ словъ и синонимы выраженій, означающихъ побои".
Въ „Опытѣ швейцарскаго идіотикона перемѣшаннаго этимоло-
1) W. F. Hm. Beinwald. Hennebergisches Idiotikon, mit etymol. Anmerkgen.
2 Thle. Berl. u. Stettin, 1793. 1801.
2) Fr. Jos. Stalder. Versuch eines Schweizerischen Idiotikons mit etymol. Bemer-
kungen untermischt. 2 Bde. Aarau.

гическими замѣчаніями" (181£, ч. I, предисловіе), находимъ слѣдующія
интересныя для насъ поясненія:
„Пусть швейцарскій идіотиконъ выставляетъ наружу разные грам-
матическіе грѣхи, разныя варварскія отступленія отъ чистоты языка:
тѣмъ не менѣе нѣмецкіе филологи найдутъ здѣсь богатую сокро-
вищницу годныхъ словъ для означенія понятій, не имѣющихъ въ
общеупотребительномъ языкѣ соотвѣтственныхъ выраженій; они най-
дутъ здѣсь чисто-нѣмецкія реченія въ почтенной прадѣдовской одеждѣ,
затерянные корни, кроющіеся въ вѣковыхъ родникахъ языка, и осо-
бенно обиліе звукоподражательныхъ словъ.
„Подъ швейцарскимъ идіотизмомъ я разумѣю: а) всякое въ народ-
номъ языкѣ еще теперь живущее слово, которое въ языкѣ письмен-
номъ или вовсе не находится, или и есть, но не въ полной силѣ, и
б) всякое даже въ общемъ нѣмецкомъ языкѣ принятое слово, какъ
скоро оно имѣетъ значеніе, которое въ письменномъ языкѣ либо не
было извѣстно, либо затерялось,
„Поэтому много выпущены: а) всѣ въ мѣстномъ нарѣчіи только
искаженныя или испорченныя слова письменной рѣчи, a равно незна-
чительныя отъ нѣмецкаго языка отступленія, напр. Ambeis, Ambeiski
вм. Ameise, Birre вм. Birne и т. п.; б) простыя междуметія или и
членораздѣльные звуки, выражающіе чувство, такъ какъ они почти
одинаковы, и в) совращенія крестныхъ именъ, употребительныя въ
просторѣчіи, напримѣръ Elsi вм. Elisabeth.
„To, что я вое-гдѣ отмѣчалъ о происхожденіи словъ, считалъ я
[139] дѣломъ второстепеннымъ, и желаю, чтобы критики такъ же смо-
трѣли на эти отрывочныя замѣчанія. Никогда бы я не рѣшился пред-
принять опытъ обще-швейцарскаго идіотикона, еслибъ долженъ былъ
присоединить въ нему этимологическій глоссарій, или, какъ безсмерт-
ный Лейбницъ удачно переводитъ это иностранное выраженіе,—ключъ
языка (eine Sprachquelle)".
Употребляемыя въ Баваріи нарѣчія (Mundarten) разсмотрѣны грам-
матически незабвеннымъ Шмеллеромъ х), умершимъ въ 1852 году. Вотъ
какъ онъ между прочимъ разсуждаетъ:
„Излишне было бы распространяться о важности подобныхъ изслѣ-
дованій и о значеніи народныхъ нарѣчій. Мыслящимъ любителямъ
языкознанія я бы ничего новаго не могъ сказать. Тѣхъ же, которые
привыкли считать слово и духовную жизнь девяти десятыхъ народа
за ничто въ сравненіи съ тѣми же проявленіями въ остальной десятой
части его, трудно было бы убѣдить, что свойственный массѣ народа
Я8ывъ, переходящій изъ рода въ родъ съ своими измѣненіями, есть фактъ,
J) J. And. Schweiler. Die Mundarten Bayerns grammatisch dargestellt etc.
München, 1821.

въ которомъ болѣе нежели въ чемъ либо другомъ выражается какъ ду-
ховная, такъ и физическая жизнь и дѣятельность народа во времени,
и что поэтому такіе факты столько же заслуживаютъ быть передаваемы
грядущимъ поколѣніямъ для сравненія и поученія, сколько многіе
другіе, составляющіе обычный предметъ такъ называемой политиче-
ской исторіи.
„Для меня народныя нарѣчія передъ письменнымъ языкомъ то же,
что богатый рудникъ передъ запасомъ добытаго уже и очищеннаго
металла или нетронутый тысячелѣтній лѣсъ передъ такою частью его,
которая обращена въ рощу. Если на явленія мѣстныхъ нарѣчій обык-
новенно смотрятъ такъ, какъ простолюдинъ Италіи или Греціи смо-
тритъ на окружающіе его повсюду обломки и развалины зданій, т. е.
съ жалкою мыслью, какъ бы убрать ихъ или, пожалуй, употребить съ
пользою, то они могутъ [140] разсматриваться и иначе, именно съ
тѣмъ чувствомъ благоговѣнія, какое пробуждаютъ остатки сѣдой ста-
рины,—разумѣется въ томъ, кто понимаетъ ихъ 8наченіе. Признаюсь,
что нѣчто подобное внушило мнѣ любовь въ этому роду изслѣдованій
и терпѣніе, безъ котораго они невозможны".
Тотъ же Шмеллеръ позднѣе (1827 — 1837) издалъ Баварскій сло-
варь х). Изъ предисловія въ этой превосходной книгѣ выпишу лишь
нѣсколько строкъ, многозначительныхъ для сужденія объ однородномъ
трудѣ Отдѣленія русскаго языка и словесности.
„Сборниковъ такого рода никогда нельзя считать конченными; для
нихъ много уже сдѣлано, когда имъ положено начало, и дѣлается
все возможное, когда работа хоть сколько-нибудь продолжается". Пе-
редъ этимъ авторъ говоритъ о несовершенствѣ своего труда и въ под-
крѣпленіе такого сознанія предлагаетъ всякому, кто пріобрѣтетъ его
книгу, прибавить въ ней нѣсколько бѣлыхъ листовъ и записывать на
нихъ всѣ слова, которыя окажутся недостающими или неудовлетво-
рительно занесенными въ словарь, для пополненія и исправленія его
при новомъ изданіи. Желаніе это выражаетъ онъ особенно относи-
тельно тѣхъ экземпляровъ, которые будутъ находиться для общаго
употребленія въ публичныхъ библіотекахъ, присутственныхъ мѣстахъ
и канцеляріяхъ.
Швабскій словарь Шмида (1831) 2) снабженъ этимологическими
и историческими примѣчаніями. Авторъ, какъ самъ онъ высказываетъ:
J) Шмеллеръ, котораго высоко цѣнилъ Яковъ Гриммъ, и послѣ того усердно про-
должалъ собирать мѣстныя слова, дополнялъ и исправлялъ свой трудъ. Накопившіеся
такимъ образомъ рукописные матеріалы доставили г. Фромману, по смерти Шмеллера,
возможность предпринять новое, значительно распространенное изданіе его словаря,
которое уже и начало появляться въ 1869 году (Bayrisches Wörterbuch).
2) J. Ср. Schmid. Schwab. Wb. mit etymol. u. histor. Anmerkg. (2-е изд. Stuttg.
1849).

старался стать въ уровень съ современнымъ состояніемъ филологіи и
прибавляетъ, что онъ счелъ бы потеряннымъ время, употребленное
на этотъ трудъ, если бъ тутъ не было ничего [141] кромѣ собранія
словъ въ алфавитномъ порядкѣ, хотя и тогда, конечно, — замѣчаетъ
онъ—словарь не былъ бы безполезенъ. Здѣсь же встати привести нѣ-
сколько строкъ изъ книжки, хотя и совсѣмъ другого рода, но по со-
держанію близкой въ занимающему насъ вопросу: „Der Oldenburger
in Sprache und Sprüchwort" l). Такова особенно первая глава ея:
„Языкъ есть народь", въ которой находимъ слѣдующее замѣчаніе:
„Каждая особенность языка — состоитъ ли она въ необыкновенномъ
выговорѣ или удареніи, открываемъ ли ее y цѣлаго народа или y нѣ-
которой части его,—не должна казаться намъ одной случайной, смѣш-
ной привычкой или чѣмъ-либо подобнымъ; не надобно никогда забы-
вать, что всякая такая особенность языка находится въ связи съ свое-
образною духовною жизнью цѣлаго народа или части его. Случайная
особенность, не соотвѣтствуя потребностямъ духа, не могла бы рас-
пространиться, или, еслибъ по какой-нибудь модѣ и сдѣлалась до нѣ-
которой степени общею, — все-таки была бы вскорѣ оставлена, какъ
неловкая и стѣснительная".
Авторъ нижненѣмецкаго словаря, изданнаго 1858 г. въ Ганноверѣ
(см. выше на стр. 99), выставляетъ еще новую научную сторону важ-
ности подобныхъ трудовъ. „Въ нихъ**, говоритъ онъ, „удовлетворяется
не одинъ литературный интересъ... Какъ ни высоко должно цѣнить
мѣстныя нарѣчія для болѣе глубокаго изученія всего языка, — они
имѣютъ еще высшее значеніе для разнообразнѣйшихъ областей исто-
ріи, особенно же для возникающей только въ наше время культурной
исторіи. Для разысканія древнихъ племенныхъ отношеній кроется въ
народныхъ нарѣчіяхъ богатѣйшій источникъ, и будущій бытописатель
при помощи ихъ можетъ проникнуть въ такую эпоху, которая восхо-
дитъ далеко за предѣлы письменныхъ памятниковъ".
Сравнивая всѣ эти выписки, мы находимъ, что нѣмецкіе мысли-
тели, которыхъ труды передъ нами, совершенно согласны между со-
бою въ главномъ, т. е. въ общемъ воззрѣніи на языкъ [142] народ-
ный, на мѣстныя нарѣчія, какъ на драгоцѣнное и существенное,
даже необходимое дополненіе къ языку литературному. Только въ
подробностяхъ выполненія задачи мнѣнія лексикографовъ нѣсколько
расходятся, и именно тутъ можно отличить два главныя направленія:
одни вносятъ въ словарь всѣ безъ изъятія слова мѣстнаго нарѣчія,
находя, что только въ массѣ всѣхъ разнообразныхъ явленій языка
можно видѣть отраженіе народнаго духа; другіе исключаютъ извѣстные
разряды словъ, напримѣръ слова ругательныя, или вообще служащія
J) Von Dr. J. Goldschmidt. Oldenburg 1847.

для выраженія слишкомъ низкихъ понятій, междуметія, совращенныя
имена собственныя, звуки, употребляемые для скликанія животныхъ,
ялова слишкомъ мѣстныя или повидимому недолговѣчныя, также тѣ,
которыя въ звукахъ представляютъ только видоизмѣненіе другихъ
извѣстныхъ словъ. Сверхъ того одни ограничиваются простымъ объ-
ясненіемъ значенія, другіе присоединяютъ къ тому замѣтки о проис-
хожденіи словъ, о мѣстныхъ обычаяхъ, играхъ и пр. Понятно, что
такія дополненія могутъ придать словарю много интереса и достоин-
ства; но отсутствіе ихъ не отнимаетъ цѣны y такого труда, въ осно-
ваніе котораго положенъ менѣе сложный планъ. A что касается до
опущенія разнаго рода словъ, то также ясно, что оно требуетъ боль-
шой осторожности, потому что, отбрасывая повидимому только лишнее,
легко наложить руку и на такія слова, которыя имѣли бы свою от-
носительную, a иногда безусловную важность для полноты соображеній
изслѣдователя. По этому предмету приведу мнѣніе современнаго скан-
динавскаго филолога Осена (Aasen), выраженное имъ въ замѣчатель-
номъ словарѣ народнаго норвежскаго языка Разсуждая объ исклю-
ченіи словъ, отличающихся только видоизмѣненіемъ звуковъ, онъ такъ
оговаривается:
„Однакожъ часто случается, что слово, которое такимъ образомъ
кажется неважнымъ по значенію, бываетъ важно по формѣ, [143]
когда имъ поясняется какой-нибудь переходъ звуковъ въ языкѣ или
цѣлое семейство словъ. Поэтому надо быть осмотрительнымъ въ такихъ
опущеніяхъ: въ отвергнутомъ словѣ можетъ впослѣдствіи оказаться
польза, какой въ немъ сперва не подозрѣвали. Въ началѣ моего труда
л былъ очень склоненъ къ исключенію подобныхъ словъ, опасаясь,
что ихъ наберется слишкомъ большое множество и что они повредятъ
достоинству языка. Но по мѣрѣ того, какъ мнѣ становилось яснымъ,
что многія слова этого рода имѣютъ глубокое основаніе въ законахъ
языка и находятся въ связи съ истинно-древними формами, я все ме-
нѣе и менѣе брезгалъ излишними на первый взглядъ словами; итакъ
они y меня включены, но съ возможною краткостью въ объясненіяхъ,
отчасти съ одною ссылкою на другое болѣе извѣстное слово того же
значенія".
Представленныя мною сужденія иностранныхъ лингвистовъ доста-
точно показываютъ, какъ должно смотрѣть съ точки зрѣнія европей-
ской науки на предпріятіе 2-го Отдѣленія Академіи наукъ собрать
всѣ областныя слова великорусскаго языка; слѣдовательно, вопросъ
только въ томъ, какъ это предпріятіе выполнено? Опытъ Областного
Словаря былъ изданъ до моего поступленія въ Академію; я не при-
*) Ordbog over det Norske Folkesprog, af Ivar Aasen. Kristiania 1850. — Въ
1873 г. напечатано 2-е, значительно распространенное изданіе этого словаря.

надлежалъ къ ней и тогда, когда уже приготовлялись Дополненія къ
Опыту: итакъ могу говорить объ этомъ дѣлѣ совершенно безпристрастно.
При обширности съ одной стороны плана, обнимающаго всѣ велико-
русскія нарѣчія, a съ другой—непомѣрнаго пространства, въ предѣ-
лахъ котораго они живутъ въ устахъ народа, Отдѣленію предлежалъ
трудъ огромный, возможный только при тѣхъ способахъ, какіе предо-
ставлены были Академіи содѣйствіемъ Министерства народнаго про-
свѣщенія. Изъ напечатаннаго при Словарѣ указанія источниковъ видно,
какое множество лицѣ, по большей части училищнаго вѣдомства, зани-
малось на мѣстахъ собираніемъ словъ и слѣдовательно приготовле-
ніемъ матеріаловъ для задуманнаго изданія. При всемъ томъ эти ма-
теріалы не могли бытъ полны, и Отдѣленіе, какъ показываетъ помѣ-
щенное передъ Словаремъ предисловіе, само ясно [144] сознавало ихъ не-
достаточность. Но какимъ правиламъ Отдѣленіе слѣдовало въ подроб-
ностяхъ труда своего, объ этомъ, къ сожалѣнію, оно не сочло нуж-
нымъ распространяться. Изъ его предисловія мы узнаемъ только слѣ-
дующее относительно состава Словаря: „Между областными словами
языковъ обыкновенно различаютъ три рода реченій: первый родъ со-
ставляютъ слова, уклонившіяся отъ нормальнаго употребленія языка,
нерѣдко искаженныя до крайности, или иноземныя слова, заимство-
ванныя отъ сосѣднихъ инородцевъ, частію вѣрно сохранившіяся, ча-
стію измѣненныя; ко второму роду относятся слова, нѣкогда принадле-
жавшія къ общему языку народа и вытѣсненныя изъ него другими,
a уцѣлѣвшія въ народѣ вмѣстѣ съ завѣтною прародительскою пѣснью,
сказкой, пословицею; третьяго рода слова родились вслѣдствіе поня-
тій, образовавшихся отъ предметовъ окружающей человѣка природы
и отъ особенныхъ занятій народа. Издаваемый Словарь содержитъ въ
себѣ реченія всѣхъ трехъ родовъ. Такое собраніе безъ сомнѣнія дра-
гоцѣнно; въ немъ даже удержаны слова, обезображенныя мѣстнымъ
выговоромъ, тѣмъ не менѣе подтверждающія опредѣленные законы
звукосочетанія".—Н6 употреблены ли въ дѣло всѣ безъ изъятія слова,
доставленныя въ Отдѣленіе, или оно пользовалось ими съ нѣкоторыми
ограниченіями, и вообще, какими соображеніями оно руководствова-
лось, поступая такъ, a не иначе, все это вопросы, которые въ преди-
словіи не разрѣшаются. Впрочемъ многое объясняетъ намъ самый
текстъ Словаря. Каждое слово обозначается въ немъ троякимъ обра-
зомъ, т. е. мы узнаемъ: 1) его удареніе, 2) его значеніе, нерѣдко под-
крѣпляемое фразами, 3) губерніи и иногда уѣзды, гдѣ слово подслу-
шано собирателями. Изъ этихъ трехъ указаній наименѣе удовлетво-
ряетъ насъ послѣднее: намъ важно знать не то, гдѣ слово случайно,
такъ сказать, уловлено, a далеко ли употребленіе его распространяет-
ся. Конечно, на первый случай необходимо и то неполное указаніе
мѣстностей, какое намъ даетъ Словарь, но на это указаніе надобно

смотрѣть только какъ на матеріалъ для болѣе точныхъ и полныхъ по
этому предмету свѣдѣній [145] впослѣдствіи. Покуда мы можемъ только,
по характеру, образованію или происхожденію слова, догадываться о
степени обширности его географическихъ предѣловъ. Въ этомъ отно-
шеніи слова, входящія въ составъ Словаря, раздѣляются повидимому
на 3 категоріи: 1) слова, принадлежащія дѣйствительно одной только
или нѣсколькимъ мѣстностямъ—слова областныя; 2) слова, употребляе-
мыя великорусскими простолюдинами по всему или почти по всему
пространству Россіи—слова народныя, и 3) слова, не чуждыя даже и
языку образованныхъ сословій великороссіянъ — слова общеупотреби-
тельныя. Словъ этого послѣдняго разряда въ лексиконѣ конечно не
много, и Отдѣленіе вносило ихъ, въ видѣ исключенія, только въ та-
комъ случаѣ, когда они опущены въ академическомъ Словарѣ обще-
употребительнаго языка, или хотя и находятся въ немъ, но не во
всѣхъ своихъ значеніяхъ объяснены. Поступая такъ, Отдѣленіе безъ
сомнѣнія побуждалось тѣмъ соображеніемъ, что всѣ его лексическіе
труды составляютъ какъ бы одно цѣлое и должны пополнять другъ
друга. Этотъ взглядъ оправдывается практическою его пользою при
употребленіи лексикографическихъ изданій Академіи. Сказанное мною
до сихъ поръ о разсматриваемомъ Словарѣ приводитъ къ заключенію,
что заглавіе его не вполнѣ соотвѣтствуетъ содержанію, и именно въ
двухъ отношеніяхъ. Во-первыхъ, это въ собственномъ смыслѣ не об-
ластной словарь, a словарь народнаго языка или, еще вѣрнѣе,—въ со-
вокупности, народнаго великорусскаго языка и областныхъ его раз-
личій. У насъ на всемъ огромномъ пространствѣ, занимаемомъ вели-
короссіянами, слышится одинъ и тотъ же народный языкъ J), и от-
личія его въ отдѣльныхъ мѣстностяхъ ограничиваются, вообще говоря,
либо оттѣнками выговора, либо частностями въ грамматическомъ и
лексическомъ отношеніяхъ. Во-вторыхъ, въ настоящемъ своемъ видѣ
это изданіе представляетъ не болѣе какъ матеріалы для полнаго сло-
варя такого рода.
[146] Но эти матеріалы такъ драгоцѣнны, что изданіе ихъ всегда
будетъ составлять эпоху въ исторіи разработки русскаго языка и одинъ
изъ важнѣйшихъ памятниковъ дѣятельности 2-го Отдѣленія Академіи
Наукъ. Такое значеніе Опыта Областного Словаря, какъ перваго на-
чинанія въ дѣлѣ, которое должно имѣть обширное развитіе въ буду-
щемъ,—кажется, налагало на.Отдѣленіе обязанность сообщить собран-
ные имъ матеріалы во всей ихъ полнотѣ и цѣлости. Въ виду разно-
образнаго примѣненія, какое подобный словарь можетъ имѣть при
всякихъ разысканіяхъ надъ языкомъ, еще весьма недостаточно изслѣ-
1) Ta же мысль высказана Далемъ въ статьѣ, еще неизвѣстной мнѣ въ то время,
когда я писалъ эти строки. См. выше, стр. 20 и 21.

дованнымъ, не должно было пренебрегать никакимъ словомъ, ника-
кимъ измѣненіемъ звуковъ или ударенія въ словахъ уже извѣстныхъ,
ничѣмъ, что́ можетъ послужить сколько-нибудь полезнымъ указаніемъ
наблюдателю, желающему изучить современный намъ языкъ во всѣхъ
его явленіяхъ. Повидимому Отдѣленіе такъ и поступило. Если при
этомъ въ словарь вошли кое-какія невѣрности или излишества, то съ
ними легче примириться, нежели съ невознаградимыми пропусками и
недомолвками, которые были бы неизбѣжны при большей заботливости
объ очищеніи словаря отъ словъ сомнительныхъ. Слова, которыя впо-
слѣдствіи окажутся невѣрно записанными или излишними, легко мо-
гутъ быть исправлены или отброшены: для пріобрѣтенія болѣе дѣя-
тельной помощи въ этомъ отношеніи, a также для постояннаго попол-
ненія словаря, надлежало, кажется, разослать экземпляры его ко всѣмъ
мѣстамъ и лицамъ, отъ которыхъ получаемы были матеріалы, — съ
просьбою заняться просмотромъ словъ, относящихся къ мѣстности, гдѣ
живетъ каждый изъ этихъ сотрудниковъ.
Такимъ образомъ Опытъ Областного Великорусскаго Словаря уже
и въ настоящемъ своемъ видѣ представляетъ трудъ чрезвычайно
полезный для изученія русскаго языка и народа. Въ краткомъ преди-
словіи, напечатанномъ при Словарѣ *), объ этой пользѣ говорится съ
замѣчательною сдержанностью и даже какъ [147] будто безъ полнаго
сознанія всей важности труда. Если бъ нужно было точнѣе опредѣ-
лить услуги, обѣщаемыя подобнымъ словаремъ, то можно бы обозна-
чить ихъ слѣдующимъ образомъ:
1) Областныя слова дополняютъ и поясняютъ общеупотребитель-
ныя, указывая часто ихъ корень, составъ или первоначальное значе-
ніе. Вотъ нѣсколько тому примѣровъ:
Въ общеупотребительномъ языкѣ часто слышится прилагательное
безалаберный, но нѣтъ слова, отъ котораго можно бы произвести его;
въ нашемъ Областномъ Словарѣ находимъ существительное алаборъ,
порядокъ, записанное въ Тверской губерніи.
Въ общеупотребительномъ языкѣ не видимъ, откуда взялось имя
оскомина; въ народномъ же открываемъ глаголы скомить—имѣть боль
въ какой-либо части тѣла—и скомлѣть—страдать отъ болѣзни: лошадь
скоми́тъ на заднюю ногу, онъ что-то скоми́ть лѣвой рукой.
Извѣстный глаголъ угомонить объясняется областнымъ словомъ го-
монъ — громкій говоръ, шумъ въ толпѣ людей, крикъ. Въ -томъ же
смыслѣ слышится мѣстами гомь, или гомъ, a это — то же самое, что
болѣе употребительное слово гамъ, отъ котораго въ народномъ языкѣ
произведены еще глаголы: гамить, гамѣть и гамять. Переходъ отъ
значенія имени гомонъ къ значенію общеупотребительнаго глагола уго-
*) Оно было составлено покойнымъ И. И. Давыдовымъ.

монить объясняется намъ областнымъ безпредложнымъ гомонить въ
смыслѣ говорить потихоньку, дружески: что вамъ за дѣло? мы гомо-
нимъ про себя, a не про другихъ.
Первоначальное значеніе глагола страдать— работать—является
еще очевиднѣе въ областномъ языкѣ, нежели въ извѣстныхъ словахъ;
страда и страдная работа. Въ Арх. губ. говорятъ: сей годъ мы рано
пострадали, вмѣсто: рано кончили работы. Тамъ же имя страдалъ озна-
чаетъ работника въ полѣ, и такимъ образомъ вполнѣ выясняетъ намъ.
старинное употребленіе слова страдалецъ въ смыслѣ подвижника.
Мн знаемъ слово опоекъ только въ значеніи выдѣланной телячьей
кожи, но Областной Словарь знакомитъ насъ съ настоящимъ, [148}
кореннымъ значеніемъ этого имени—теленокъ (опивающійся молокомъ),
Въ Вятской губерніи, гдѣ оно замѣчено, говорятъ опойчина вмѣсто
телятина.
Въ сѣверной же Россіи сохранилось древнее значеніе имени стогъ
т. е. куча вообще, тогда какъ до сихъ поръ это слово было извѣстно
намъ только въ своемъ частномъ примѣненіи къ означенію кучи сѣна.
Подтвержденіе того, что имя стогъ первоначально означало вообще
кучу, представляютъ намъ языки германскіе въ своихъ подобозвуч-
ныхъ именахъ stock (нѣм.), Stack (шв.) и пр.
Происхожденіе имени рычагъ ясно видно изъ областной болѣе чистой
его формы ручагъ (отъ руки). Есть языки, въ которыхъ понятіе ры-
чага выражается, между прочимъ, сложнымъ существительнымъ, пер~.
вою частію котораго служитъ именно слово рука (ср. англ. handspike).
Въ акад. Словарѣ Церковно-Славянскаго и Русскаго языка слово
тло .объяснено такъ: „то же, что тлѣнъ; употребляется только въ
выраженіи: до тла. Пожаръ истребилъ мой домъ до тла". Это же слово
встрѣчаемъ въ Опытѣ Областнаго Словаря съ такимъ объясненіемъ:
„Дно въ ульѣ". Дальнѣйшія изслѣдованія, къ которымъ это указаніе
приводитъ насъ, при помощи другихъ славянскихъ нарѣчій, убѣждаютъ,.
что тло не имѣетъ ничего общаго съ тлѣномъ, a значитъ и въ при-
веденномъ выраженіи; дно, земля:. домъ сгорѣлъ до тла, значитъ—до
самаго основанія, до поверхности земли 1).
Приведенныхъ примѣровъ уже достаточно, чтобы доказать, какое
обильное средство для полнѣйшаго пониманія общеупотребительнаго
языка представляютъ слова областныя.
2) Посредствомъ областныхъ словъ объясняются также многія.
имена собственныя, которыя вслѣдствіе того иногда оказываются на-
рицательными или по крайней мѣрѣ имѣющими корень [149] въ языкѣ.
Такъ въ именахъ Ильмень, Ряса, Соловки открывается опредѣленное
значеніе: ильмень есть озеро, поросшее камышомъ; ряса, названіе мно-
3) См. выше стр. 29.

гихъ рѣчевъ въ Рязанской губерніи, означаетъ вообще топкое или
просто мокрое мѣсто (то же, что Нева, по-фински newo). Сло́ва соловки
собственно нѣтъ въ Областномъ Словарѣ, но мы находимъ тамъ почти
тожественное съ нимъ по своей формѣ и вѣроятно подобозначащее
соловцы — бѣлые валы на рѣвѣ во время вѣтра. Не называются ли волны
на Бѣломъ морѣ въ. бурную погоду соловками y прибрежныхъ жителей?
Любопытно также объясненіе именъ Кострома, Калуга.
3) Областныя русскія слова дополняютъ и поясняютъ другія сла-
вянскія нарѣчія и вообще доставляютъ важный матеріалъ для сравни-
тельной филологіи. Въ общеупотребительномъ языкѣ нѣтъ многихъ
корней, которые отыскиваются въ его нарѣчіяхъ. Такъ, для выраженія
понятія кусокъ употребляется въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Россіи слово,
котораго корень встрѣчается во всѣхъ сѣверныхъ языкахъ, но которое
y насъ въ литературномъ нарѣчіи неизвѣстно. Это слово — кова́локъ,
находящееся и въ польскомъ языкѣ (kawat, kawalek); — въ исландск.
kafli, въ финск. kappale. Подобныя наблюденія иногда могутъ вести
къ интереснымъ результатамъ.
4) Областныя нарѣчія служатъ къ поясненію старинныхъ памят-
никовъ языка, представляя слова, хранящіяся въ этихъ письменныхъ
памятникахъ, но исчезнувшія изъ образованной рѣчи: такимъ образомъ
живой народный языкъ подтверждаетъ и какъ бы воскрешаетъ ихъ.
настоящее значеніе. Въ этомъ отношеніи любопытно, напримѣръ, что
слово навье, которое недавно еще извѣстно было только изъ остатвокъ
древняго языка, живетъ и нынѣ въ устахъ народа въ нашихъ цен-
тральныхъ губерніяхъ : „навье — мертвецъ (Орл.); навій — относящійся
въ мертвецу (Кур., Тул.)". Сравненіе же съ чеш.-nawiti (утомлять)
приводитъ насъ въ заключенію, что эти слова въ этимологическомъ
сродствѣ съ нашими ныть, унывать (слава, слыть). Слова туга (то-
ска) [150] и буесть (отвага), вслѣдствіе появленія Областного Сло-
варя, должны быть также исключены изъ числа обветшалыхъ, и даже
прозваніе перваго великаго князя Московскаго — калита употребляется
до сихъ поръ, какъ нарицательное имя, въ разныхъ губерніяхъ.
5) Въ областныхъ нарѣчіяхъ можно найти иногда указаніе, что то
или другое общеизвѣстное слово искажено употребленіемъ и перво-
начально имѣло другую болѣе правильную форму. Такъ, по значенію,
въ которомъ мѣстами употребляется слово сланецъ (мелкій кустарникъ,
стелющійся по землѣ), становится очевиднымъ, что собственно это
слово, извѣстное y насъ въ другомъ смыслѣ, должно писаться стла-
нецъ (вмѣсто постлать такимъ же образомъ слышится послать). A по
аналогіи можемъ предположить, что слова слой и слюда того же проис-
хожденія и по-настоящему также^ должны бы имѣть форму: стлой,
стлюда (слюда состоитъ изъ тончайшихъ пластинокъ или слоевъ).
6) Находимыя въ Областномъ Словарѣ ударенія, то сходныя съ

ПО ПОВОДУ НѢМЕЦКОЙ БРОШЮРЫ ПРОФЕССОРА КЛАУСА ГРОТА
О МѢСТНЫХЪ НАРѢЧІЯХЪ.
Über Mundarten und mundartige Dichtung. Von Claus Groth. Berlin 1873.
1873.
[152] Авторъ, пріобрѣтшій своими стихотвореніями на нижненѣ-
мецкомъ нарѣчіи громкую извѣстность въ цѣлой Германіи (его „Quick-
born" имѣлъ нѣсколько изданій), собралъ всѣ свои прежнія статьи по
этому вопросу и является въ нихъ горячимъ защитникомъ областныхъ
нарѣчій противъ тѣхъ, которые признаютъ за ними слишкомъ мало
значенія въ общемъ движеніи литературы. По мнѣнію автора, обще-
употребительный письменный языкъ есть не болѣе какъ равнымъ обра-
зомъ нарѣчіе, но только искуственное, въ которомъ многія особенныя
и истинныя формы языка искажены неумѣстнымъ усердіемъ и произ-
воломъ преобразователей книжной рѣчи. Къ числу ихъ онъ относитъ
особенно Опица и Готшеда, и упрекаетъ самого Якова Гримма въ не-
совершенно правильномъ пониманіи настоящаго отношенія образован-
наго письменнаго языка къ мѣстнымъ нарѣчіямъ. Эти нарѣчія, гово-
ритъ авторъ брошюры, вовсе не суть отрасли, постепенно образовав-
шіяся искаженіемъ изъ одного цѣлаго, a составляютъ скорѣе корни,
если смотрѣть на письменный языкъ какъ на стволъ; это естествен-
ные притоки, постоянно долженствующіе приносить жизнь и обиліе
общеупотребительному языку. Онъ изсякнетъ, если отъ него отрѣ-
зать нарѣчія, доставляющія ему жизненные соки.
[153] Очень любопытны въ разсматриваемой брошюрѣ свѣдѣнія
сообщаемыя авторомъ о развитіи въ послѣднее десятилѣтіе литера-
туры германскихъ нарѣчій, не только сѣверныхъ, давно уже разра-
ботываемыхъ, но и южныхъ, пробудившихся къ литературной жизни
особенно вслѣдствіе появленія, въ началѣ нынѣшняго вѣка, знамени-
таго Гебеля. Его стихотворенія на аллеманскомъ нарѣчіи, извѣстныя
отчасти и y насъ по переводамъ Жуковскаго, доказали, что мѣстныя
формы языка не могутъ мѣшать распространенію въ образованномъ
свѣтѣ произведеній замѣчательнаго таланта. Гебель причисленъ къ

СЛОВАРЬ ОБЛАСТНОГО АРХАНГЕЛЬСКАГО НАРѢЧІЯ
въ его бытовомъ и этнографическомъ примѣненіи. Собралъ на
мѣстѣ и составилъ Александръ Подвысоцкій. Рукопись листового
формата, 559 стр. кромѣ предисловія 1).
1881.
[154] Извѣстно, какой важный элементъ въ изученіи родного языка
составляютъ мѣстныя нарѣчія. Отдѣленіе русскаго языка и словес-
ности давно сознавало это, какъ доказываетъ изданный имъ въ 1852 г.
„Опытъ Областного Великорусскаго Словаря". Впрочемъ, значеніе
мѣстныхъ нарѣчій понимали y насъ еще гораздо ранѣе: свидѣтельство
тому мы видимъ въ Трудахъ московскаго Общества любителей Россій-
ской Словесности, гдѣ еще въ началѣ 1820-хъ годовъ печатались
списки словъ, собранныхъ въ разныхъ частяхъ Россіи. Къ сожалѣнію,
въ 30 лѣтъ, протекшихъ со времени изданія помянутаго словаря, сдѣ-
лано въ этомъ отношеніи очень мало. Единственнымъ трудомъ, суще-
ственно обогатившимъ съ тѣхъ поръ нашу лексикографію, является
безспорно словарь Даля, хотя и ему однимъ изъ главныхъ источни-
ковъ послужили академическіе словари, и между прочимъ нашъ об-
ластной Словарь. Нападая, иногда очень рѣзко, въ своихъ подстроч-
ныхъ примѣчаніяхъ, на лексикографическіе труды Академіи, Даль
черпалъ однакожъ изъ нихъ полною рукою; такъ изъ Областного [155]
нашего Словаря заимствовано имъ не только большинство находя-
щихся y него провинціальныхъ словъ, но и самые примѣры къ нимъ,
равно какъ имъ извлечены изъ большого академическаго словаря
всѣ выраженія, служащія подтвержденіемъ старинныхъ словъ. Если
кромѣ словаря Даля, мы назовемъ еще Бѣлорусскій словарь Носовича
и нѣсколько краткихъ, далеко не полныхъ малорусскихъ глоссаріевъ,
то этимъ исчерпается почти вся наша лексикографическая литература
г) На основаніи этого разбора г. Подвысоцкому въ 1881 году присуждена Ломо-
носовская премія. Впослѣдствіи словарь этотъ доставленъ въ академію въ перерабо-
танномъ видѣ вдовою составителя, умершаго 22-го февраля 1883 года.

за послѣднія три десятилѣтія. Касательно архангельскаго нарѣчія на-
печатано y насъ до сихъ поръ лишь нѣсколько небольшихъ списковъ
принадлежащихъ ему словъ. Нѣкоторые изъ этихъ списковъ отно-
сятся къ годамъ, предшествовавшимъ изданію нашего Областного
Словаря. Такъ въ Архангельскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ за 1847
годъ (часть неофиціальная) съ № 4-го по 41-й помѣщено составлен-
ное Павломъ Кузмищевымъ довольно значительное „Собраніе особен-
ныхъ словъ, употребляемыхъ жителями Архангельской губерніи и
мореходами на Бѣломъ морѣ и Сѣверномъ океанѣ". Въ Запискахъ
Императорскаго Русскаго Географическаго Общества (книга IV, 1850 г.г
стр. 121 — 167) мы находимъ весьма дѣльную статью покойнаго
А. И. Шренка *) со спискомъ 374-хъ словъ, подъ заглавіемъ: „Област-
ныя выраженія русскаго языка въ Архангельской губерніи". Въ
новѣйшее же время въ „Трудахъ Архангельскаго Статистическаго Ко-
митета" (кн. I, 1866, стр. 45 — 49) напечатано небольшое собраніе
провинціализмовъ этой губ. и въ особенности. Кемскаго уѣзда, до-
ставленное Р. Колповскимъ. Къ списку словъ приложено нѣкоторое
число пословицъ и поговорокъ, загадокъ, прибаутокъ и баекъ или ко-
лыбельныхъ пѣсенъ (стр. 50—59), сообщенныхъ A. К. Шешенинымъ.
Наконецъ, въ Сборникѣ Отдѣленія русскаго языка и словесности (томъ
VII) въ 1869 г. напечатаны извѣстнымъ нашимъ ученымъ Н. Я. Дани-
левскимъ дополненія къ академическому Областному Словарю, въ ко-
торыхъ всего многочисленнѣе слова, записанныя имъ, по [156] просьбѣ
Отдѣленія, во время путешествія по Архангельской губерніи 2).
Нынче представленъ въ Отдѣленіе рукописный „Словарь об-
ластного архангельскаго нарѣчія въ его бытовомъ и этнографи-
ческомъ примѣненіи", составленный управляющимъ Архангельскою
конторою Государственнаго банка Александромъ Осиповичемъ Под-
высоцкимъ. Здѣсь количество словъ, занимающихъ 450 страницъ въ
листъ, простирается до нѣсколькихъ тысячъ; въ концѣ на 8 страни-
цахъ помѣщено собраніе употребительныхъ въ губерніи загадокъ. Co-
ставитель этого труда, уроженецъ Малороссіи, прожившій 10 лѣть
безвыѣздно въ Архангельской губерніи и такимъ образомъ обладаю-
щій преимуществомъ полнаго практическаго знакомства съ двумя
главными нарѣчіями русскаго языка, изучилъ этотъ край въ разныхъ
направленіяхъ, бывалъ на Мурманскомъ берегу и даже прошелъ Сѣ-
верный океанъ, отъ Норвежской границы до Новой Земли включительно.
Во время своихъ переѣздовъ онъ постоянно записывалъ поражавшія его
J) Брата нашего академика Леопольда Ивановича.
2) Не упоминаю о спискѣ словъ, собранныхъ въ Вологодской губерніи Суровце-
вымъ и Фортунатовымъ и помѣщенныхъ въ Трудахъ моск. Общества люб. р. слов.,
такъ какъ между говорами употребительными въ двухъ сосѣднихъ губерніяхъ, при
многихъ сходныхъ провинціализмахъ, могутъ быть и значительныя различія.

своими особенностями слова, обороты, поговорки я т. п., и такимъ-то
образомъ составился находящійся нынѣ въ рукахъ нашихъ словарь. —
Собранныя г. Подвысоцкимъ народныя изреченія, пословицы, загадки
и пр. послужили ему примѣрами для подкрѣпленія расположенныхъ
въ азбучномъ порядкѣ словъ. Кромѣ того онъ пользовался въ этомъ
случаѣ академическимъ Областнымъ Словаремъ и Толковымъ Слова-
ремъ Даля, насколько они представляли подходящихъ къ спеціальной
цѣля его матеріаловъ, и вдобавокъ отмѣтилъ соотвѣтственными объ-
ясненіями тѣ изъ словъ. архангельскаго нарѣчія, которыя въ томъ же
видѣ и значеніи встрѣчаются также въ польскомъ языкѣ и малорус-
скомъ нарѣчіи. Но особенный интересъ его труду придаютъ помѣщен-
ныя при множествѣ словъ бытовыя подробности по разнымъ отраслямъ
£157] народной жизни.—Намѣреваясь представить нѣсколько образчи-
ковъ содержанія словаря въ этомъ отношеніи, займемся напередъ
вопросомъ о степени полноты его.
Уже и самое поверхностное сличеніе этого труда съ тѣми списками
<5ловъ архангельскаго нарѣчія, которые выше мною исчислены, пока-
зываетъ, что они по количеству содержащихся въ нихъ словъ не мо-
гутъ даже и итти въ сравненіе съ словаремъ г. Подвысоцкаго. Но за-
тѣмъ можетъ оставаться сомнѣніе, не заключаютъ ли они въ себѣ
такихъ словъ или поясненій къ нимъ, которыхъ нѣтъ въ настоящей
рукописи. Чтобы отвѣчать на этотъ вопросъ, я, при разсмотрѣніи сло-
варя г. Подвысоцкаго, безпрестанно обращался то къ тому, то къ
другому изъ помянутыхъ списковъ, и наоборотъ, отыскивалъ въ немъ
слова, разсѣянныя въ спискахъ, и убѣдился, что за весьма рѣдкими
исключеніями онъ соединяетъ въ себѣ не только все, что разбросано
въ этихъ спискахъ, но по большей части при тѣхъ же словахъ, ко-
торыя помѣщены и въ нихъ, содержитъ поясненія, болѣе обстоятель-
ныя и болѣе полныя. Приведу тому нѣсколько примѣровъ, при чемъ
однакоже я долженъ заранѣе сдѣлать оговорку, что результатъ срав-
ненія никакъ не можетъ служить въ укоръ предшественникамъ г. Под-
высоцкаго, такъ какъ они, при собираніи словъ, и не имѣли въ виду
того сравнительно обширнаго плана, какимъ онъ задался, записывая
<;лова большею частію только случайно и, такъ сказать, мимоходомъ.
О словѣ пахать, имѣющемъ въ Архангельской губерніи свое осо-
бенное значеніе, на которое уже было обращено вниманіе въ нашемъ
Областномъ Словарѣ, y одного изъ прежнихъ собирателей (Ш.) сказано
только: „мести; такъ подпахать, выпахать вм. подмести, вымести,
напр. выпаши дворъ"; y другого (К.): „кромѣ извѣстной земледѣль-
ческой работы, значитъ еще: мести полы, подметать соръ въ комнатѣ.
И съ предлогомъ: вы, под. Подпахнуть полъ въ избѣ. Трубу пахать—
очищать отъ сора дымовую трубу y печки". Г. Подвысоцкій, не до-
вольствуясь этими поясненіями и примѣрами, приводитъ подъ словомъ

пахать цѣлый рядъ [158] фразъ, въ которыхъ выражаются любопыт-
ныя народныя примѣты и повѣрья: соръ при паханьи вынести на улицу—
вынести богатство изъ дому (слѣдуетъ сожигать въ печи); избу паши,
сору на улицу не мечи; послѣ отъѣзда кого-либо изъ домашнихъ не па-
шутъ три дня полу, a выпашешь — уѣхавшій не воротится; пахать
полъ, когда обѣдаютъ — къ убытку; кто не сойдетъ съ мѣста когда
пашутъ полъ, и его обметутъ вокругъ,—того будутъ обходить люди; не
чисто пашетъ дѣвушка полъ,—мужъ будетъ бѣдный и въ долгахъ; отой-
детъ дѣвушка, не окончивъ паханье пола, къ другому дѣлу — мужъ бу-
детъ буйный и натерпится она отъ побоевъ.
Затѣмъ приведено еще употребленіе того же слова въ выраженіи:
„пахать смолу" (производить смолокуренный промыселъ). Это послѣд-
нее употребленіе указано впрочемъ уже и нашимъ Областнымъ Сло-
варемъ, a затѣмъ отмѣчено и Далемъ.
Слово: дворъ въ Архангельскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ объяс-
нено только слѣдующимъ образомъ: „Мѣсто на морѣ, огороженное
сѣтями, когда промышляютъ бѣлугъ". У г. Данилевскаго сказано: „то
же, что разъѣздъ: широкое отверстіе, образуемое большимъ обручемъ,
или, лучше сказать, передняя часть мережи"... Г. Подвысоцкій соеди-
няетъ оба эти значенія слова въ слѣдующемъ подробномъ толкованіи:
„Дворъ: 1) Огороженное сѣтями пространство въ морѣ для ловли бѣ-
лухъ обмётными неводами (составной изъ многихъ сѣтей ставной не-
водъ). Освѣдомившись о мѣстѣ, гдѣ появились бѣлухи, промышлен-
ники отправляются туда съ порядочнымъ числомъ карбасовъ съ не-
водами, и окружая осторожно, чтобы не спугнуть звѣря, данную
мѣстность, обставляютъ ее со всѣхъ сторонъ неводами какъ бы стѣ-
ною. Обходить такимъ образомъ мѣстность карбасами и обставлять ее
неводами называется: сдва́ривать, a обходъ—сдва́риваніе. Когда начи-
нается сдвариваніе, два среднихъ карбаса,—такъ называемые корневые
карбасы,—сблизившись между собою, остаются нѣсколько назади, между
тѣмъ какъ остальные карбасы продолжаютъ обходное движеніе, пода-
ваясь справа и слѣва впередъ; [159] изъ числа ихъ два крайнихъ
карбаса, т. е. по одному съ той и съ другой стороны, называются:
клячевые или заѣздные карбасы, и, какъ руководящіе всѣмъ дѣломъ
сдвариванія, управляются самыми опытными промышленниками (Кем.
Онеж.). 2) Мотня y невода, сажня въ четыре длины, ширины и вы-
шины, для ловли сельдей (Онеж. Кем. Кол.)".
Возьмемъ еще слово мани́ха, которому уже прежними собирате-
лями дано довольно полное опредѣленіе, и посмотримъ, что́ въ этомъ
случаѣ говоритъ отъ себя г. ПОДВЫСОЦКІЙ. Маниха, по объясненію
Кузмищева,—„ложный, кратковременный отливъ моря, замѣчаемый на
прибрежьяхъ Бѣлаго моря. Около середины прилива вода пріостано-
вится въ своемъ возвышеніи или, какъ говорится, дрогнетъ на убыль
ненадолго и потомъ опять продолжаетъ приливать -до максима".

Г. Данилевскій говоритъ: „явленіе, замѣчаемое въ части Бѣлаго
моря, прилежащей къ устью Двины: въ половинѣ времени прилива
вода останавливается и даже упадаетъ, a потомъ снова продолжаетъ
возвышаться". Почти то же самое находимъ въ словарѣ Даля. А. И.
Шренкъ для объясненія разсматриваемаго термина пользуется путе-
шествіемъ къ Новой Землѣ нашего маститаго президента, адмирала
Литке, и выписываетъ изъ его описанія слѣдующее: „Въ устьяхъ
Двины и далѣе отъ оныхъ къ морю... періодическое теченіе показы-
ваетъ весьма замѣчательныя явленія. Три часа послѣ начала прилива
вода останавливается на одномъ горизонтѣ и потомъ падаетъ на Va или
на 2 дюйма, при чемъ иногда замѣчается въ глубь направленное те-
ченіе. Такое замедленіе прилива продолжается отъ 30 до 45 минутъ
и называется манихою. Послѣ того приливъ возобновляется, и гово-
рятъ: идетъ большица, которая въ 2 или въ 272 часа, или ровно че-
резъ 6 часовъ по начатіи прилива, приводитъ полный приливъ".
Г. Подвысоцкій съ своей стороены такъ опредѣляетъ маниху: „слу-
чающаяся на побережьяхъ Бѣлаго моря неправильность прилива, со-
стоящая въ томъ, что вмѣсто постояннаго въ продолженіе шести ча-
совъ возвышенія воды отъ малой до полной,—возвышеніе [160] это
продолжается только около 21/* часовъ, послѣ чего, въ продолженіе
около часа, вода возвышается чуть замѣтно, или же вовсе не возвы-
шается, a иногда даже понижается вершка на три (это. называется:
мани́ха па́лая, —говорятъ въ такомъ случаѣ: вода дрогнула на убыль) и
затѣмъ снова правильно возвышается до окончанія прилива (это называется:
мани́ха прибылая). Въ устьяхъ Сѣверной Двины образуется прибылою
манихою на мелкихъ мѣстахъ опасный для судовъ ложный фарватеръ
или текъ называемая замани́ха". Мы видимъ,что наблюдательность нашего
лексикографа дала ему возможность сообщить относительно этого яв-
ленія нѣсколько любопытныхъ дополнительныхъ подробностей. Но кромѣ
того ему извѣстно еще другое значеніе слова маниха, ускользнувшее
отъ вниманія остальныхъ собирателей: „Глубокое замкнутое съ трехъ
сторонъ отмелями мѣсто въ морѣ, откуда зашедшія по невѣдѣнію суда
вынуждены направляться обратно". Что касается упоминаемой графомъ
Литке большицы, то и это слово не пропущено г. Подвысоцкимъ и за-
писано имъ въ своемъ мѣстѣ съ такимъ поясненіемъ: „дѣйствитель-
ная, правильная послѣ манихи прибылая вода".
Кромѣ сличенія подлежащаго суду нашему словаря съ имѣющи-
мися списками словъ Архангельской губ., я, для повѣрки полноты и
точности его, прибѣгалъ къ появившимся въ разное время описаніямъ
этого края и упомннаемыя въ нихъ провинціализмы разыскивалъ въ
доставленномъ намъ трудѣ. Такъ, много такихъ словъ найдено мною
въ IV части ^Путешествій" Лепехина, который напр. маниху назы-
ваетъ „малымъ приливомъ и отливомъ" (стр. 35). У него же встрѣ-

тились мнѣ между прочимъ слѣдующія слова, которыя всѣ нашлись и
y г. Подвысоцкаго: 1) алапера. По объясненію Лепехина это кожица
на тѣлѣ бѣлухъ (25). Г. Подвысоцкій опредѣляетъ это слово съ боль-
шею точностью. 2) Бѣлуха или бѣлуга. Лепехинъ подробно описываетъ
ловлю этого морского звѣря (22—25). Г. Подвысоцкій правильно при-
водитъ научный терминъ его (Delphinopterus leucos), но напрасно ото-
жествляетъ его съ морской коровой, видомъ, который, какъ извѣстно,
[161] давно уже вымеръ, развѣ можетъ быть названіе его сохранилось
въ неточномъ значеніи y промышленниковъ Сѣвернаго океана. 3) Вес-
новальный карбасъ—гребное, парусное судно для весенняго промысла
трески и морского звѣря, къ чему г. Подвысоцкій прибавляетъ: „ко
дну его придѣлываются, для удобнѣйшаго вытаскиванія на берегъ или
на ледъ, два въ видѣ полозьевъ, въ равномъ разстояніи отъ килевой
части, бруса, называемые кренъ, кренья". 4) Желѣзныя ворота—морской
заливъ, мѣсто котораго опредѣлительно указано г. Подвысоцкимъ.
5) Залёжка—стадо моржей и тюленей, отдыхающихъ на прибрежныхъ
льдахъ. Къ этому значенію, сходному съ тѣмъ, какое находимъ y
Лепехина, г. Подвысоцкій присоединяетъ еще два: а) мѣсто, гдѣ за-
легаютъ моржи и тюлени; б) засада, гдѣ охотники подстерегаютъ
дикихъ оленей или другую дичь. 6) Клетчина. Лепехинъ говоритъ
(стр. 5): „Поморки довольно искусны въ тканіи узорныхъ скатертей
и салфетокъ, что́ все они подъ именемъ клетчины продаютъ въ го-
родѣ Архангельскомъ и весною съ своимъ издѣльемъ ходятъ по го-
роду стадами". У г. Подвысоцкаго находимъ такое же объясненіе
этого слова. Такимъ же образомъ, согласно съ ученымъ путешествен-
никомъ, хотя совершенно самостоятельно и иногда подробнѣе, объяс-
нены y г. Подвысоцкаго слова: котляна (артель промышленниковъ),
корешки (корюхи), кутило (острога для битья морскаго звѣря), покру-
ченикъ (работникъ, нанятый изъ условленнаго пая на промысловое
судно), рявца (порода рыбы) и мн. др. Нѣсколько разъ употреблено
Лепехинымъ слово юрка> но для читателя остается не совсѣмъ яснымъ
его значеніе: „случается", говоритъ онъ (12), „что на одномъ торосѣ
(льдинѣ) столько звѣрей побиваютъ, что одинъ карбасъ всего юрка къ
берегу притащить не можетъ" или далѣе: „всѣ промышленныя суда
съ своими юрками выгребаютъ къ берегамъ". У г. Подвысоцкаго чи-
таемъ: „юрокъ, вьюрокъ, юрка—связка сырыхъ шкуръ морскихъ звѣрей,
нанизанныхъ на веревку или ремень изъ моржовой кожи; въ такомъ
видѣ шкуры эти тянутъ по льду до берега или же буксируютъ по
водѣ, привязавъ къ прикрѣпляемой y кормовой части [162] судна
стягѣ". Шренкъ даетъ слову юрокъ болѣе обширное значеніе: по его
толкованію, это— „извѣстное количество вмѣстѣ собранныхъ однород-
ныхъ предметовъ, напр. юрокъ оленей, юрокъ звѣриныхъ кожъ, юрокъ
вицей (прутьевъ)". Замѣтимъ при этомъ случаѣ, - что изъ прежнихъ

собирателей словъ Архангельской губерніи покойный Шренкъ даетъ
наиболѣе полныя и обстоятельныя объясненія.
Недостаетъ y г. Подвысоцкаго слѣдующихъ трехъ словъ, приводи-
мыхъ Лепехинымъ: щапъ, смольё и пѣкъ (Путеш. IT, стр. 435, 440 и
450). Щапъ—это, до словамъ ученаго путешественника, топорная за-
сѣчка, наискось въ дерево углубляемая; смольё — расколотыя и рас-
щепленныя при смолокуреніи полѣнья, наконецъ пѣкъ есть очевидно
нѣсколько измѣненное нѣмецкое Pech и означаетъ такую смолу, ко-
торая кипяченіемъ совершенно освобождена отъ всякой влажности.
Рядомъ съ Путешествіемъ Лепехина, я, для повѣрки словаря
г. Подвысоцкаго, пользовался: 1) Появившимся въ 1828 г. Четырех-
кратнымъ путешествіемъ флота капитанъ-лейтенанта Ѳ. Литке въ Сѣ-
верный Ледовитый океанъ, 2) Очерками Архангельской губерніи, сочи-
неніемъ молодого, весьма даровитаго, но къ сожалѣнію рано умершаго
литератора Верещагина, изданнымъ въ 1849 году, и 3) книгою г. Макси-
мова: Годъ на Сѣверѣ. И результатъ моихъ сличеній былъ тотъ же.
Примѣръ изъ Путешествія графа Литке былъ уже приведенъ выше.
Укажу здѣсь на 2-3 слова, встрѣчающіяся въ остальныхъ двухъ со-
чиненіяхъ. Верещагинъ, исчисляя разные роды судовъ, употребитель-
ныхъ на Поморьѣ, упоминаетъ, послѣ извѣстныхъ шнякъ, раньшины,
легкія палубныя суда съ двумя мачтами. „Имя свое, прибавляетъ онъ,
получили онѣ отъ того, что на нихъ раньше всѣхъ прочихь судовъ
промышленники привозятъ рыбу для продажи". Г. Подвысоцкій даетъ
этому слову формы: раньшина и раньщина съ такимъ болѣе обстоя-
тельнымъ объясненіемъ: „Небольшое въ родѣ шняки мореходное судно
съ возвышенными бортами, иногда съ навѣсомъ посрединѣ и съ двумя
мачтами. Называется такъ [163] оттого, что ходитъ на промыслъ ран-
нею весною и ранѣе другихъ судовъ возвращается съ промысла. На
нихъ же привозятъ въ Архангельскъ первую весенняго укола свѣже-
просольную треску. Рабочій на раньшинѣ называется раньшикъ, рань-
щикъ".
Г. Максимовъ (стр. 405 и 406) въ разсказѣ о дружелюбныхъ сно-
шеніяхъ Лопарей съ Русскими говоритъ между прочимъ: „патріар-
хально гостепріимный въ своей вѣрѣ Лопарь любитъ заводить (съ
Русскими) тѣсную дружбу, родъ братства, однимъ словомъ, любитъ
блюсти вѣковой обычай „крестованья* и предлагаетъ знакомцу-помору
„покрестоваться", то есть обмѣняться крестами, сдѣлаться крестовыми
братьями". Этотъ обычай упомянутъ и г. Подвысоцкимъ при словѣ
крестованье. Отъ него мы узнаемъ, сверхъ того, что крестовымъ бра-
томъ или крестовушкой называется также мужчина, имѣющій однихъ
и тѣхъ же съ кѣмъ-либо воспріемниковъ. Часть этихъ поясненій на-
ходимъ уже и въ нашемъ Областномъ Словарѣ. Даль прибавляетъ:
„Если y заболѣвшаго на ходу бурлака есть на судѣ крестовый братъ,

то этотъ покидаетъ судно, лишаясь заработковъ поколѣ не пристроитъ
брата", при чемъ однакожъ не объяснено, къ какой мѣстности отно-
сится это замѣчаніе: можетъ быть, тотъ же обычай встрѣчается не въ
одной Архангельской губерніи.
Изъ сдѣланныхъ сличеній мы убѣждаемся, что словарь г. Подвы-
соцкаго относительно полонъ и въ такъ называемой номенклатурѣ, и
въ сообщаемыхъ имъ объясненіяхъ словъ. Употребляю выраженіе от-
носительно, потому, во 1-хъ, что совершенной полноты трудно и едва
ли возможно достигнуть въ такомъ дѣлѣ даже соединенными силами
многихъ, a тѣмъ болѣе трудомъ одного лица, a во 2-хъ, что дѣй-
ствительно, уже и въ находящихся передъ нами спискахъ словъ Ар-
хангельской губерніи есть нѣсколько такихъ реченій, которыя не
вошли въ разбираемый словарь, напр. въ немъ пропущено слово те-
ленокъ, означающее оленя на 1-мъ году. Это оказывается изъ слѣдую-
щаго замѣчанія Верещагина (65): „олени отъ своего рожденія до 5-ти
лѣтъ имѣютъ особенныя названія; именно на 1-мъ году олень [164]
называется теленкомъ, на 2-мъ самецъ — уракомъ, самка — во́нделкою;
на 3-мъ самецъ—убарсомъ, самка—вонделваженкою ; на 4-мъ самецъ—
кундусомъ, самка—важенкою, и это имя остается ей навсегда; самедъ
же съ 5-го года носитъ названіе быка". Всѣ эти термины, кромѣ пер-
ваго и пятаго, показаны въ томъ же значеніи и г. Подвысоцкимъ.
Мы узнаемъ y него вдобавокъ, что важенкою собственно называется
телившаяся уже самка, и что для означенія трехлѣтней вполнѣ раз-
вившейся самки употребляется еще слово я́рица. Названія же вондел-
важенка въ словарѣ нѣтъ. За то г. Подвысоцкій прибавляетъ слова:
ло́панка (такъ называется олень моложе годового возраста) и хора —
трехлѣтній взрослый самецъ А).
Пропускъ нѣкотораго количества словъ въ трудѣ г. Подвысоцкаго
произошелъ, очевидно, отъ того, что онъ работалъ совершенно одинъ
и не имѣлъ въ рукахъ трудовъ своихъ предшественниковъ по соби-
ранію провинціализмовъ Архангельской губерніи. Но этого недостатка
нельзя считать особенно важнымъ, такъ какъ при печатаніи словарь
легко можетъ быть дополненъ составителемъ по тѣмъ пособіямъ, ко-
торыя указаны въ нашемъ разборѣ. За то, съ другой стороны, въ со-
вершенной самостоятельности труда г. Подвысоцкаго нельзя не при-
знать своего рода достоинства: почти весь содержащійся здѣсь бога-
тый матеріалъ собранъ изъ перваго источника, изъ устъ живыхъ
людей, и такимъ образомъ можетъ служить незамѣнимымъ матеріаломъ
а) Обиліемъ названій оденя въ разныхъ возрастахъ особенно отличается списокъ
Шренка (стр. 148 и 149). У него также приведено слово теленокъ; вм. убарсъ пи-
шетъ онъ уварсъ; вм. кундусъ—контусъ. Изъ названій этого разряда, отмѣченныхъ
Шренкомъ, y г. Подвысоцкаго недостаетъ только шаламатъ — олень на 4-мъ году
возраста.

для повѣрки собранныхъ другими, ранѣе г. Подвысоцкаго, словъ и
выраженій изъ народнаго быта въ той же губерніи.
Перейдемъ теперь къ той сторонѣ словаря г. Подвысоцкаго, ко-
торая заключается въ приведенныхъ имъ подъ множествомъ словъ
примѣрахъ и придаетъ его словарю особенную цѣну, дѣлая [165] его
важнымъ пособіемъ для ближайшаго изученія природы, обычаевъ,
нравовъ и повѣрій населенія сѣверной части Европейской Россіи. Въ
этомъ отношеніи свѣдѣнія, почерпаемыя изъ словаря г. Подвысоцкаго,
могутъ быть распредѣлены по слѣдующимъ группамъ: 1) Естествовѣ-
дѣніе; 2) Бытъ: обычаи, игры, въ особенности свадебные обряды; 3)
примѣты, заклинанія, повѣрья; 4) мореплаваніе; 5) охота и рыболов-
ство; 6) земледѣліе. По части быта особенно много свѣдѣній представ-
ляютъ слова, касающіяся женитьбы, такъ что по нимъ легко соста-
вить довольно полное описаніе относящихся сюда обычаевъ. Остано-
вимся нѣсколько на этомъ предметѣ и выпишемъ для примѣра цѣлый
рядъ словъ съ помѣщенными подъ ними объясненіями, чтобы пока-
зать, какой богатый матеріалъ для мѣстной этнологіи можно извлечь
изъ разсматриваемаго словаря. Подъ выраженіемъ барина женить мы
узнаемъ, что такъ называется употребительная на вечеринахъ игра
съ хоровыми пѣснями, въ которой одинъ изъ парней, при содѣйствіи
другихъ участвующихъ, продѣлываетъ всѣ отъ начала сватовства сва-
дебные пріемы. Подъ словомъ зарученіе находимъ слѣдующія подроб-
ности: „обрядъ благословенія жениха и невѣсты родителями этой по-
слѣдней при формальномъ изъявленіи согласія на ея замужество;
также устраиваемое по этому поводу домашнее празднество. Обыкно-
венно, когда сватъ является сватать невѣсту и проситъ дать ему при-
казъ или отказъ, родители невѣсты не даютъ рѣшительнаго отвѣта,
a просятъ отсрочки, чтобы поспѣшнымъ отвѣтомъ не поднести себя
подъ сомнѣніе или не оскорбить жениха, если имѣется въ виду отказъ.
Если по собраннымъ свѣдѣніямъ женихъ оказывается подходящимъ,
то родители невѣсты извѣщаютъ его о днѣ, въ который онъ можетъ
узнать приказъ, приглашая въ то же время къ себѣ своихъ родственни-
ковъ и знакомыхъ, и когда приходитъ женихъ, то, вмѣстѣ съ объявле-
ніемъ согласія, предъявляютъ ему невѣсту (позволяютъ смотрѣть ее), при
чемъ конечно происходитъ и посильное угощеніе. Этотъ-то домашній
обрядъ, празднество, и называется: заруче́нье, также: рукобитье, пропой
(говорятъ: [166] пропиваютъ невѣсту), смотрины, маленькое смотрѣніе,
смотрѣньице; просватать же невѣсту называется: пропи́тъ, проса́ндалить
дѣвку. Обыкновенно женихъ является на смотрины въ сопровожденіи
своихъ родственниковъ, предварительно собирающихся въ его домѣ
(у Кореловъ въ Кем. у. ихъ сзываютъ ружейными выстрѣлами). Смо-
трѣніе же невѣсты начинается съ того, что невѣсту, прячущуюся
обыкновенно въ такъ называемомъ бабьемъ углѣ, выводятъ какъ бы
насильно къ жениху, при чемъ дѣлаютъ они другъ другу подарки".

„Заплачка:—старинный предсвадебный обрядъ, состоящій въ томъ,
что невѣста, въ промежутокъ времени между сговоромъ и свадьбой,
оплакиваетъ свою судьбу и прощается съ родителями, родственниками
и дѣвушками-подругами. Это необходимый обрядъ приличія, и каждая
порядочная дѣвушка, хотя бы выходила замужъ вполнѣ добровольно и по
горячей любви, непремѣнно должна плавать и даже биться по модѣ, такъ
чтобы руки и ноги опухли и посинѣли (говорится также : убиваться).
Это-то дѣйствіе и называется: заплачка, также: плакище, голоше́ніе
{говорятъ: сегодня y невѣсты плакище^ голошеніе), такъ какъ, вмѣстѣ
съ тѣмъ невѣста, обращаясь къ отцу, припла́киваетъ> бѣднится: от-
далъ ты меня, батюшка, да приневолилъ,—a отецъ отвѣчаетъ на это:
некуда тебя пасти, дитятко, съ Богомъ живи хорошенько*.
„Па́ра: стариннаго покроя крытая штофомъ шубейка (называемая
полушубокъ) съ юбкою къ нему. Одежда эта, вмѣстѣ съ повязкою,
надѣвается невѣстою во время заплачки и передается выходящею за-
мужъ слѣдующей за нею по лѣтамъ сестрѣ; послѣдняя же выходящая
замужъ сестра оставляетъ себѣ ее въ собственность, въ видѣ приданаго.
Какъ обычная одежда, пара уже вышла изъ употребленія, и дѣвушки
надѣваютъ ее иногда только на гуляньяхъ. Такъ-то ужъ баско, очень
басисто какъ наша краля материнску пару надѣла". Обрядъ, соблюдае-
мый передъ свадьбой, описанъ подъ словомъ Гомылька:—„большой пла-
токъ, даримый женихомъ невѣстѣ передъ отъѣздомъ къ вѣнцу. [167]
Когда передъ отъѣздомъ къ вѣнцу, родители благословляютъ невѣсту,
женихъ набрасываетъ на нее гомыльку, такъ, чтобы лицо было закрыто
и въ это время свадебницы поютъ: пала гомылька на буйную голову,
ее вѣтромъ не сдуетъ й частымъ дождемъ не смочитъ. При входѣ въ
церковь сватья снимаетъ гомыльку, a послѣ окрутки снова накрываетъ
ею невѣсту, которая не открывается и по пріѣздѣ молодыхъ въ домъ
жениха, — даже и на свадебномъ обѣдѣ, пока не поставятъ на столъ
сладкій пирогъ. Тогда свекровь благословляетъ молодыхъ хлѣбомъ,
обращается къ гостямъ съ словами: свадебники и свадебницы, сусѣди и
сусѣдушки, смотрите на мою невѣстушку^ какова, и затѣмъ снимаетъ
съ молодой гомыльку. Что слѣдуетъ далѣе, объяснено подъ словомъ
Приводно: „обрядъ вступленія новобрачной въ домъ мужа послѣ вѣн-
чанія. Новобрачныхъ встрѣчаютъ родители молодого съ иконою и бла-
гословляютъ; потомъ молодой садится, a молодая, y которой лицо за-
крыто платкомъ, стоитъ передъ нимъ нѣкоторое время, кланяется ему
и наконецъ садится рядомъ съ нимъ. Послѣ этого начинается обѣ-
денный столъ (называется приводной столъ), въ продолженіе котораго
голова молодой прикрыта платкомъ, a по окончаніи обѣда вѣжливый,
помахавъ надъ головами новобрачныхъ хлыстомъ, сниЪіаетъ имъ пла-
токъ съ молодой и спрашиваетъ y присутствующихъ: какова молодая?
на что всѣ отвѣчаютъ одобрительно".

„Сторожъ — одно изъ важныхъ должностныхъ лицъ при свадьбѣ,
то же что въ другихъ мѣстностяхъ вѣжливый. Состоя главнымъ обра-
зомъ при женихѣ, онъ распоряжается брачнымъ обиходомъ и поѣз-
домъ въ видахъ предохраненія жениха и невѣсты отъ порчи: устраи-
ваетъ столъ для брачнаго пира, и яри этомъ непремѣнно самъ раз-
стилаетъ скатерть; разсаживаетъ участниковъ пира на надлежащихъ
мѣстахъ; рѣжетъ хлѣбъ, благословясь предварительно y хозяина и хо-
зяйки; читаетъ молитву передъ столомъ; распоряжается подачей ку-
шаньевъ, наконецъ, отводитъ новобрачныхъ на подклѣть къ брачному
ложу, при чемъ даетъ имъ напиться вина, пошептавъ предварительно-
[168] извѣстныя слова, долженствующія внушить молодымъ страстную
на всю жизнь взаимную любовь".
„Подклѣть—одинъ изъ свадебныхъ обрядовъ, именно встрѣча воз-
вращающихся отъ вѣнда новобрачныхъ родителями жениха съ хлѣ-
бомъ и солью, подъ которыми должны они пройти въ домъ молодого,—
a затѣмъ, когда молодые станутъ на своихъ мѣстахъ y свадебнаго
стола, отецъ молодого беретъ два калача, обводитъ ими вокругъ го-
ловъ новобрачныхъ и открываетъ закрытую до того времени гомыль-
кою новобрачную".
„Почёстный столъ, почёстье: 1) обѣденный столъ y жениха послѣ.
зарученья, 2) обѣденный столъ y новобрачныхъ на другой день послѣ
свадьбы, въ нѣкоторыхъ же мѣстностяхъ y родителей молодой-для
родственниковъ молодого".
„Хлѣбины, Красный столъ — обѣденный, дня черезъ два или три
послѣ свадьбы, столъ y отца невѣсты для новобрачныхъ; послѣ этого
стола, молодая получаетъ окончательно приданое отъ своихъ роди-
телей",
Теперь приведемъ нѣсколько примѣровъ объясненій, относящихся
къ другимъ сторонамъ народнаго быта.
„Борода́ зави́ть — окончить полевыя работы по уборкѣ сѣна или
хлѣба. Сѣнная борода завить — сгрести и поставить въ стогн сѣно.
Хлѣбная борода завить—сжать и убрать съ поля хлѣбъ. Обыкновенно,
во второй половинѣ или въ концѣ августа, для уборки остающагося
еще на поляхъ хлѣба, зажиточнѣйшіе крестьяне заколачиваютъ дѣ-
вушекъ, жонокъ и парней на бороду, т. е. просятъ дожать общими
силами въ одинъ день остающійся на полѣ хлѣбъ или убрать на
по́жнѣ сѣно. Такая уборка называется: борода, a звать на помочь
для уборки — звать на бороду. Говорятъ напримѣръ: y дѣдушки
Пантелѣя сегодня борода, или бороду завили, т. е. окончили жатву или
уборку сѣна. При окончательномъ дожинѣ хлѣба, оставляютъ на нивѣ
кучку стеблей съ колосьями, горсти въ три объемомъ, связываютъ всѣ
стебли лентой и срѣзываютъ колосья, a оставшуюся солому разгибаютъ
сверху въ стороны и кладутъ туда горсть земли, послѣ чего дѣлается

[169] собственно завитіе бороды: дѣвушки, распѣвая веселыя пѣсни,
собираютъ на межѣ около поля цвѣты, убираютъ ими оставленную
кучку соломы и землю вокругъ нея, и затѣмъ, вмѣстѣ со всѣми уча-
ствовавшими въ помочи, идутъ въ домъ хозяина и поздравляютъ его
съ окончаніемъ работы, a тотъ предлагаетъ имъ угощеніе, въ заклю-
ченіе котораго водятъ хороводы, поютъ пѣсни и играютъ въ разныя
игры".
Подъ словомъ Бѣжня узнаемъ, что на Сѣверѣ до сихъ поръ упо-
требительна въ народѣ игра, похожая на метаніе дисковъ y древнихъ:
„каждый участвующій бросаетъ покатомъ по землѣ деревянный кру-
жокъ, называемый бѣжня, и догоняетъ его: кто дальше закатитъ и
прежде всѣхъ догонитъ, тотъ выигрываетъ". Молить вѣтеръ—суевѣр-
ный обрядъ, соблюдаемый женщинами прибрежныхъ селеній Кемскаго
уѣзда по случаю ожидаемаго осенью возвращенія ихъ мужей и род-
ственниковъ съ мурманскихъ промысловъ: вечеромъ выходятъ онѣ всѣмъ
селеніемъ молить вѣтеръ, чтобы не серчалъ и давалъ льготу дорогимъ
лѣтникамъ; на слѣдующую же ночь отправляются къ берегу рѣчки
или ручья, моютъ котлы, бьютъ полѣномъ флюгеръ (чтобы тянулъ
повѣтерье), и при этомъ стараются насчитать трижды девять плѣши-
выхъ односельчанъ или иныхъ знакомыхъ, отмѣчая числа ихъ углемъ
на лучинахъ съ крестообразною вверху поперечкою; затѣмъ всѣ от-
правляются съ этими лучинами на задворки, выкрикиваютъ тамъ во все
горло : встокъ да обѣдникъ пора потянутъ, западъ да шалоникъ пора поки-
дать, тридевять плѣшей,всѣ сосчитанныя, пересчитанныя, встокова плѣшь
напередъ пошла,—бросаютъ лучинки назадъ себя черезъ голову, обра-
тясь лицомъ къ востоку, и припѣваютъ: встоку да .обѣднику каши на-
варю и блиновъ напеку, a западу шалонику спину оголю, y встока да
обѣдника жена хороша, a y запада шалоника жена померла. По окон-
чаніи этого припѣва осматриваютъ брошенныя лучины, такъ какъ въ
которую сторону легли онѣ крестомъ, съ той стороны будетъ вѣтеръ,
если же по которой-нибудь лучинѣ окажется вѣтеръ неблагопріятный,
то, посадивъ на щепку таракана, [170] пускаютъ ее на воду, приго-
варивая: поди тараканъ въ воду, подними тараканъ сѣвера, т. е. сѣ-
верные вѣтры, самые благопріятные для возвращающихся съ Мурман-
скаго берега".
„Уличный уставъ. Въ Архангельской губерніи почти каждый кре-
стьянинъ, независимо отъ фамиліи, подъ которой записанъ въ ревиз-
скихъ сказкахъ, имѣетъ еще такъ называемый уличный уставъ, т. е.
прозвище по-уличному, даваемое нерѣдко еще въ ребячествѣ своими
собратами, иногда въ насмѣшку, a иногда во какой-нибудь внѣшней
особенности. Такія же вторыя, только между крестьянами употреби-
тельныя названія имѣютъ, помимо офиціальныхъ, и весьма многія на-
селенныя мѣстности".

Наконецъ, остановимся на замѣчательномъ словѣ выть, которое об-
ратило на себя вниманіе уже со времени изданія академическаго Област-
ного Словаря, потомъ полнѣе объяснено Далемъ, a теперь въ трудѣ
г. Подвысоцкаго является еще въ болѣе точномъ толкованіи и обшир-
нѣйшемъ примѣненіи.
„Выть. 1) Старинная земельная мѣра (Обжа).—2) ѣда, количество
употребляемой за разъ ѣды (франц. repas). Давать одну выть въ день—
кормить по разу въ день. Заѣлъ три выти—съѣлъ втрое. Ѣшь, не ѣшь;
a за выть сочтутъ, т. е. будутъ считать, что ѣлъ. По три выти за
разъ охлестывать. Позолотить выть—полакомиться чѣмъ-либо послѣ
ѣды. Маловытное содержаніе—харчи, недостаточная, скудная пища.—
3) Пора ѣды и, въ связи съ этимъ, такъ какъ потребленіе пищи про-
исходитъ въ различные часы дня, извѣстное пространство времени;
говорятъ напримѣръ: въ три выти дрова свозилъ, т. е. въ періодъ вре-
мени, въ продолженіе котораго обыкновенно три раза ѣдятъ; по зи-
мамъ выти коротки, т. е. короткіе дни. Крестьяне, смотря по большей
иди меньшей продолжительности рабочаго дня, ѣдятъ 3—4 раза въ
въ день, или, по туземному выраженію, y нихъ 3—4 выти въ день:
1-я выть—завтракъ, между 4 и 6 часами утра, смотря по досугу и
работѣ; 2-я выть—обѣдъ; 3-я выть—между обѣдомъ и ужиномъ; 4-я
выть—ужинъ. У промышленниковъ въ морѣ двѣ главныя выти: 1-я,
когда придетъ къ обѣднику, т. е. [171] въ 9 часовъ утра, и 2-я,
когда солнце на шалоникѣ, т. е. въ три часа пополудни. Во втору
выть былъ я y eeo, a онъ, сказывали въ дому, ужъ со три выти спитъ
(т. е. три четверти дня). Поговорки: хоть звать не зови, только вытью
корми; каковъ y выти, таковъ и y дѣла; съ выти на выть, и не знаемъ
какъ быть; для одной выти да руки мыти; за кажду выть да руки мыть.
Въ приглашеніяхъ на угощеніе поморы зовутъ на выть (на такую-то),
напр., въ случаѣ спуска новопостроеннаго судна, является къ при-
глашаемому мальчишка-подростокъ и говоритъ: дядя (положимъ Пан-
телей) на первую выть звалъ тебя на лодейку спущаться, пожалуй-ко.—
4) Всякіе вообще съѣстные припасы. — 5) Позывъ на ѣду, аппетитъ.
У ево за все больша выть. Если нѣтъ выти, пущай и не ѣстъ. Замо-
рить выть — утолить аппетитъ. Маловытной^ не имѣющій аппетита.
Съ измала онъ y насъ такой маловытной".
Въ числѣ примѣровъ, приводимыхъ для подтвержденія словъ, въ
трудѣ г. Подвысоцкаго разсѣяно множество мѣстныхъ поговорокъ, въ
концѣ же помѣщенъ, расположенный въ азбучномъ порядкѣ по пер-
вому слову, списокъ загадокъ, употребительныхъ въ Архангельской гу-
берніи.
Къ достоинствамъ словаря г. Подвысоцкаго слѣдуетъ отнести и
то, что надъ каждымъ словомъ означено его удареніе, весьма важное
руководство для правильнаго воспроизведенія его, и что кромѣ того

при каждомъ словѣ показано, въ какихъ именно уѣздахъ губерніи:
оно слышано. Конечно, словарь еще значительно выигралъ бы въ
научномъ отношеніи, если бы составитель при словахъ, заимствован-
ныхъ y инородцевъ (которыхъ, особенно Финновъ, много въ Архан-
гельской губерніи), означалъ какому именно племени они принадле-
жатъ, но съ другой стороны надо согласиться, что такое дѣло во
многихъ случаяхъ представляетъ большія трудности и требуетъ об-
ширныхъ лингвистическихъ познаній, не легко соединимыхъ съ дру-
гими условіями, которыя нужны были для доставленія возможности къ
появленію такого словаря. Задача, какую предположилъ себѣ соста-
витель, сама по [172] себѣ удовлетворяетъ весьма важной потребности:
именно она состояла въ томъ, чтобы „изъ живого источника собрать
матеріалъ областного народного языка въ томъ видѣ, какъ онъ жи-
ветъ на мѣстѣ и въ связи съ дѣйствующими на говоръ этнографиче-
скими условіями". Эта задача выполнена составителемъ вполнѣ успѣшно;
мы обязаны ему первымъ въ русской филологической литературѣ цѣ-
лымъ словаремъ значительнаго объема по одному областному нарѣчію.
Если бы примѣръ этотъ нашелъ послѣдователей и мало по малу яви-
лись такіе же словари и по другимъ мѣстнымъ говорамъ нашего на-
рода, то какимъ богатымъ матеріаломъ могла бы располагать русская
филологія! — Дальнѣйшая научная разработка ихъ была бы уже дѣ-
ломъ сравнительно легкимъ и не замедлила бы послѣдовать. Поэтому
нельзя не цѣнить высоко настоящаго труда, какъ перваго въ своемъ
родѣ опыта, могущаго сдѣлаться началомъ весьма желательнаго раз-
витія- y насъ діалектологіи, столь богатой y нѣкоторыхъ другихъ на-
родовъ, особенно y Нѣмцевъ и Итальянцевъ. Трудъ г. Подвысоцкаго
представляетъ тѣмъ болѣе интереса, что въ немъ разработано нарѣчіе
края, бывшаго родиной отца нашей новой художественной литера-
туры, — нарѣчіе, котораго слѣды легко отыскать и въ собственныхъ.
сочиненіяхъ Ломоносова.
По всѣмъ выставленнымъ здѣсь качествамъ словаря г. Подвысоц-
каго, Отдѣленіе русскаго языка и словесности не обинуясь признало
его достойнымъ Ломоносовской преміи, которую и присуждаетъ ему
тѣмъ съ бо́льшимъ удовольствіемъ, что этотъ трудъ конечно заслу-
жилъ бы полное сочувствіе и одобреніе со стороны геніальнаго винов-
ника находящейся въ распоряженіи нашемъ преміи.

КЪ СООБРАЖЕНІЮ
БУДУЩИХЪ СОСТАВИТЕЛЕЙ РУССКАГО СЛОВАРЯ.
1858—1885.
I. ШВЕДСКІЙ АКАДЕМИЧЕСКІЙ СЛОВАРЬ.
[173] Въ Швеціи есть нѣсколько академій и ученыхъ обществъ,
какъ-то: Академія наукъ, Академія словесности, исторіи и древностей,
Академія свободныхъ искуствъ, Академія военныхъ наукъ, Земледѣль-
ческая, Музыкальная, Общество для изданія рукописей относительно
скандинавской исторіи — все это въ Стокгольмѣ; кромѣ того Ученое
общество въ Упсалѣ, Физіографическое общество въ Лундѣ, Общество
наукъ и словесности въ Готенбургѣ, Общество военнаго морского
искусства въ Карлскронѣ, и множество другихъ частныхъ обществъ
для разныхъ спеціально-ученыхъ, педагогическихъ, религіозныхъ, ху-
дожественныхъ и промышленныхъ цѣлей.
Изъ всѣхъ этихъ академій и ученыхъ обществъ для насъ особен-
ный интересъ представляетъ такъ называемая Шведская академія, о
дѣятельности которой и считаю нужнымъ сообщить нѣсколько свѣ-
дѣній. Эта академія основана въ 1786 году Густавомъ III. Уже самое
названіе ея показываетъ, что по цѣли учрежденія она сходствуетъ съ
академіями Французскою и нашею Россійскою, т. е. ей была дана
двоякая цѣль или, вѣрнѣе, даны двѣ цѣли, трудно соединимыя въ
дѣятельности одного и того же общества: академія обязана заниматься
краснорѣчіемъ и поэзіею, возвеличивая [174] память славныхъ сооте-
чественниковъ, и въ то же время не только заботиться о чистотѣ,
силѣ и благородствѣ родного языка, но и составить его словарь и
грамматику. Число членовъ должно всегда простираться до 18. Труд-
ность соединить обѣ разнородныя цѣли — причиною, что Шведская
академія вынуждена главнымъ образомъ посвящать себя одной изъ
нихъ: именно она, и по составу своему съ самаго своего учрежденія,
и по духу того времени, и по общественнымъ требованіямъ, поставила

себѣ на первомъ планѣ литературную задачу. Она задаетъ художе-
ственныя темы, разбираетъ представленныя на судъ ея сочиненія, на-
граждаетъ ихъ преміями, пишетъ похвальныя слова своимъ умершимъ
членамъ. Впрочемъ и другая цѣль Шведской академіи, т. е. филоло-
гическая, никогда не была вполнѣ выпускаема ею изъ виду: еще въ
концѣ прошлаго столѣтія она трудами своихъ членовъ Леопольда и
Чельгрена (Kellgren), хотя и поэтовъ по преимуществу, способствовала
къ уясненію и упрощенію правилъ правописанія, a въ 1830-хъ годахъ
издала грамматику отечественнаго языка. Что касается до словаря, то
эта задача находилась въ менѣе благопріятныхъ условіяхъ, и до сихъ
поръ остается еще далеко не разрѣшенною; сдѣлано только начало и
идутъ подготовительныя работы, хотя стокгольмская академія, учре-
жденная только тремя годами позже Россійской, существуетъ уже 97
лѣтъ. Своею медлительностью въ этомъ дѣлѣ она вновь доказала, что
напрасно, для достиженія окончательнаго совершенства, отлагать вы-
полненіе труда, который и въ менѣе безукоризненномъ видѣ могъ бы
удовлетворить первымъ потребностямъ и послужить побужденіемъ къ
дѣятельному продолженію дѣла. Въ 1850-хъ годахъ покойный непре-
мѣнный секретарь Шведской академіи баронъ Бесковъ (Beskow) пред-
ставилъ отчетъ о ходѣ ея словарнаго труда, и здѣсь сообщается въ
переводѣ извлеченіе изъ этой любопытной записки.
Баронъ Бесковъ умеръ въ 1868 году, 72-хъ лѣтъ отъ роду. Имя
его незабвенно въ исторіи шведской литературы, я особенно академіи.
Онъ принадлежалъ этому учрежденію сорокъ лѣтъ, и [175] изъ этого
числа около тридцати пяти былъ непремѣннымъ секретаремъ акаде-
міи. По своему независимому положенію, онъ смолоду могъ посвятить
себя почти исключительно литературѣ; будучи близокъ къ королевской
фамиліи5 онъ занималъ придворную должность, a въ 1830-хъ годахъ
принялъ было и мѣсто директора театра, но трудности этого управ-
ленія не согласовались ни съ характеромъ, ни съ главными занятіями
его, и онъ съ небольшимъ черезъ годъ попросилъ увольненія отъ
театра. Авторская дѣятельность Бескова была очень разнообразна; въ
молодости онъ не безъ успѣха испытывалъ себя въ разныхъ родахъ
поэзіи, но особеннымъ уваженіемъ пользуются его историческія драмы
и читанныя имъ въ академіи и внѣ ея, при разныхъ случаяхъ, біо-
графіи знаменитыхъ соотечественниковъ. Позднѣйшая половина его
поприща была преимущественно посвящена послѣднему роду сочиненій:
онъ написалъ около сорока біографій, отчасти государственныхъ людей,
но болѣе писателей и ученыхъ; всѣ онѣ отличаются истиннымъ оратор-
скимъ талантомъ, большимъ обиліемъ положительныхъ свѣдѣній, вѣрно-
стью оцѣнки всякаго дѣятеля и прекраснымъ языкомъ. По этой отрасли
литературы за Бесковомъ признано одно изъ первыхъ мѣстъ между
шведскими писателями. Какъ членъ академіи, онъ во все продолжи-

тельное время своего секретарства былъ душою этого учрежденія, но
и внѣ академіи онъ пріобрѣлъ большое значеніе, какъ человѣкъ, ко-
торый, и по своему общественному положенію, и по своимъ средствамъ,
могъ дѣлать много добра. Горячо любя литературу и искуство, онъ
поддерживалъ начинающіе таланты то дружескимъ пріемомъ и ободре-
ніемъ, то матеріальными, часто очень значительными пожертвованіями.
Такимъ образомъ смерть барона Бескова была для Шведской академіи
очень чувствительною потерей.
Множество начатыхъ, но неконченныхъ словарей, говоритъ одинъ
стокгольмскій журналъ по поводу его записки, уже доказываетъ,
какія усилія дѣлаемы были въ Швеціи для составленія сколько-ни-
будь полнаго лексикона; это еще болѣе подтверждаютъ [176] старанія
ученыхъ обществъ съ давнихъ временъ: особенно эпоха Густава Ш
отличалась усердіемъ въ разработкѣ родного языка. Тѣмъ не менѣе
ея стремленія не увѣнчались желаннымъ успѣхомъ, такъ какъ всѣ из-
вѣстные доселѣ шведскіе словари сравнительно не полны. Еще не
успѣли собрать той богатой жатвы словъ, какую могутъ доставить
разнообразныя областныя нарѣчія. Объ этомъ давно уже помышляли,
и- Ире въ свое время много сдѣлалъ по этому предмету, но вѣроятно
еще болѣе остается сдѣлать. Еще въ 1720-хъ годахъ Линдестольпе
говорилъ: „Очень желательно было бы, чтобъ заботливое правитель-
ство избрало ученыхъ и толковыхъ людей, въ провинціяхъ, изъ судей,
пасторовъ, бургомистровъ и др.,—которые бы записывали всѣ добрыя
старинныя слова, еще понынѣ употребительныя въ простомъ народѣ,
и идіотизмы, господствующіе въ каждой мѣстности, a также, чтобы изъ
древнихъ сагъ, хроникъ и уложеній собирали годныя къ употребленію
слова: послѣ чего можно бы учредить académie suédoise (по примѣру
парижской) для разсмотрѣнія отысканныхъ словъ". Однакожъ это
патріотическое и благоразумное предположеніе, въ которомъ вырази-
лась первая мысль о Шведской академіи, долго оставалось безъ испол-
ненія. Словарей послѣ того издано не мало, но между ними нѣтъ ни
одного вполнѣ удовлетворительнаго.
Большія—чтобъ не сказать непреодолимыя трудности — (такъ на-
чинаетъ Бесковъ) сопряжены съ работой, которая, болѣе всякой другой
требуя единства, поручается обществу, не только состоящему изъ чле-
новъ съ различными и часто даже противоположными взглядами, но
періодически измѣняющемуся въ своемъ составѣ. Эти трудности не
могли укрыться отъ вниманія членовъ, съ которыми учредитель ака-
деміи король Густавъ Ш совѣщался о задачѣ составленія словаря. Въ
соображенія ихъ входило между прочимъ то обстоятельство, что члены
Шведской академіи не живутъ, подобно французскимъ академикамъ,
почти всѣ въ столицѣ, a разсѣяны по всему краю, такъ что вопросы
по составленію словаря, даже различныя мнѣнія о правописаніи или

г) Это однакожъ не совсѣмъ точно: есть очень хорошій шведско-латинскій сло-
варь. Линдфорса, есть шведско-русскій словарь, изданный въ Финляндіи при пособіи
правительства; наконецъ послѣ составленія настоящей записки напечатанъ въ Сток-
гольмѣ довольно полный словарь Дали́на (на одномъ шведскомъ языкѣ), изъ котораго
самимъ составителемъ впослѣдствіи извлеченъ словарь меньшихъ размѣровъ (т. е. безъ
фразеологіи), но за то съ корнесловными поясненіями. Далинъ ум. въ 1873 году.
2) Или Литтрэ, имени котораго въ настоящее время нельзя здѣсь не прибавить.
[177] значеніи словъ, должны бы разсматриваться не иначе, какъ пе-
репискою. Далѣе было приводимо, что число членовъ Шведской ака-
деміи, 18, не равняется и половинѣ состава французскаго учрежденія,
которое, несмотря на то, употребило 60 лѣтъ на приготовленіе пер-
ваго изданія своего словаря; почему и можно бы ожидать, что на
шведскій потребуется вдвое болѣе времени (!);—что при Французской
академіи находился для этой работы получавшій особое жалованье
словарный комитетъ, члены котораго исключительно занимались сво-
имъ порученіемъ, тогда какъ члены Шведской академіи почти всѣ
либо несутъ разныя должности по службѣ гражданской, духовной или
учебной, либо живутъ частнымъ литературнымъ трудомъ и потому
могутъ посвящать академической дѣятельности немногіе только часы;—
что Французская академія въ дѣлѣ лексикографіи имѣла нѣсколько
счастливыхъ предшественниковъ, между тѣмъ какъ Шведская на пред-
стоящемъ ей поприщѣ не можетъ воспользоваться чужими пригото-
вительными работами *);—что въ Швеціи тогда не было какого-нибудь
лексикографическаго генія, который подобно Джонсону иДи Аделунгу а)
могъ бы взять на себя главное наблюденіе за такимъ трудомъ, и что
къ сожалѣнію превосходные лексикографы вообще рѣдки во всякой
литературѣ;—что поэты и ораторы, составляющіе двѣ трети всего
числа членовъ Шведской академіи, менѣе всѣхъ годны для работы,
въ которой много механическаго, и болѣе способны создавать и обо-
гащать языкъ, нежели собирать и распредѣлять входящія въ составъ
его реченія. На остальную же треть членовъ, какъ любителей сло-
весности, равнымъ образомъ нельзя разчитывать для такой задачи;—
что въ [178] члены поступаютъ люди по большей части уже пожилые,
дѣятельность которыхъ или уже вполнѣ опредѣлилась, или закончена
совершенно (изъ числа первыхъ академиковъ четверымъ было болѣе
70 лѣтъ, другимъ около 50 и 60), когда уже невозможно ожидать
новыхъ, незнакомыхъ имъ прежде утомительныхъ трудовъ; — что на-
конецъ языкъ, которымъ учредитель справедливо восхищался, языкъ,
пріобрѣтавшій тогда новый блескъ подъ перомъ писателей Густавова
вѣка, еще продолжалъ развиваться, — замѣчаніе тѣмъ болѣе основа-
тельное, что многіе изъ лучшихъ произведеній этихъ талантовъ
тогда или еще не были написаны, или по крайней мѣрѣ оставались
неизвѣстными публикѣ. Можно сказать, что языкъ, на который король

смотрѣлъ какъ на основу предположеннаго словаря, еще не вполнѣ
выработался,. когда надо было приступить къ этому труду.
Между тѣмъ, для исполненія воли своего покровителя, окружав-
шіе его писатели тотчасъ занялись существенными вопросами по со-
ставленію лексикона. Вскорѣ совѣщанія коснулись спорнаго пункта,
предмета, которомъ и теперь, по прошествіи столькихъ лѣтъ, мнѣ-
нія еще не вполнѣ согласились и по которому между лексикографами
конечно всегда будетъ разномысліе, — именно вопроса о томъ, какъ
поступать съ вошедшими въ языкъ иностранными словами. Встрѣти-
лось разногласіе и по другимъ предметамъ. Черезъ нѣсколько времени
Густавъ Ш скончался; избраніе одного новаго члена, не понравивша-
гося правительству, послужило поводомъ къ тому, что Академіи при-
казано было пріостановить свои занятія.
По возобновленіи ихъ чрезъ два года, Шведская академія при-
знала нужнымъ прежде всего опредѣлить начала правописанія. Она
издала по этому предмету сочиненіе, стоившее ей многолѣтнихъ со-
ображеній; трудность рѣшенія этой задачи оцѣнить всякій, КТО знаетъ,
что для образованнаго языка правила не могутъ быть составляемы
произвольно, но должны быть результатомъ вѣрныхъ наблюденій и со-
вершеннаго пониманія духа языка. Вѣроятно, безъ этого изданія уста-
новленіе точныхъ орѳографическихъ [179] законовъ замедлилось бы
еще надолго; важность труда академіи легко понять, сравнивъ разно-
образіе и произволъ, господствовавшіе въ правописаніи до появленія
его, съ тѣмъ по крайней мѣрѣ относительнымъ единообразіемъ, какое
замѣчается y хорошихъ шведскихъ писателей нашего времени. Мо-
жетъ быть, вліяніе этого труда было бы еще рѣшительнѣе, если бъ
черезъ нѣсколько лѣтъ не было повелѣно академіи и другимъ обще-
ственнымъ учрежденіямъ снова измѣнить правописаніе и писать иностран-
ныя слова такъ, какъ издавна было принято, вслѣдствіе чего прави-
тельственныя мѣста удержали старинное правописаніе, a въ общій
обычай вошло предложенное академіею г). Однакожъ въ новѣйшее
время вездѣ стали брать верхъ принятыя академіей основанія.
Другой важный трудъ, долженствовавшій предшествовать словарю,
составляла грамматика, которая поэтому и была издана академіею
вслѣдъ за сочиненіемъ о правописаніи. Французская академія по исте-
ченіи 200 лѣтъ еще не издала грамматики, — что́ доказываетъ, какъ
трудно обществу изъ разномыслящихъ дѣятелей согласиться въ осно-
ваніяхъ труда, требующаго въ малѣйшихъ частяхъ своихъ единства
и послѣдовательности. Въ примѣръ затрудненій, всегда встрѣчающихся
г) По старинному способу греческія, французскія и другія иностранныя слова
пишутся y Шведовъ съ точнымъ соблюденіемъ первоначальной ихъ орѳографіи, напр.
philosophie, lieutenant, capitaine; академія же установила писать: filosofi, löjtnant,
kaptén—по произношенію.

при совокупной работѣ многихъ, можно бы еще привести датское
Ученое общество, которое въ цѣлое столѣтіе не окончило своего сло-
варя, хотя могло пользоваться множествомъ приготовительныхъ ра-
ботъ и имѣло въ своемъ распоряженіи, между прочимъ, извѣстнаго
лексикографа *).
Если бъ Шведская академія была основана—такъ какъ La Crusca
и академія Испанская—главнымъ образомъ для разработки языка, то
она могла бы- исключительно посвятить себя филологическому труду.
Но мы видимъ совершенно противное. Предназначенная [180] съ са-
маго начала служить литературнымъ судилищемъ, она должна была и
въ дѣятельности своей, и въ избраніи своихъ членовъ руководство-
ваться прежде всего этимъ назначеніемъ. Съ наступленія октября мѣ-
сяца до годовщины своей (5-го апрѣля) академія бываетъ непрерывно
занята чтеніемъ и разсмотрѣніемъ сочиненій, представленныхъ къ со-
исканію наградъ: число ихъ простирается иногда до 30, 40 и даже
60-ти. Послѣ годичнаго торжества многіе изъ получившихъ преміи, a
часто и изъ неудостоенныхъ ими писателей просятъ о сообщеніи имъ
замѣчаній академіи; совѣщанія по этому предмету наполняютъ боль-
шую часть засѣданій въ послѣдующіе мѣсяцы; къ чему надобно при-
бавить, что и другіе авторы литературныхъ сочиненій или словарей,
грамматикъ, разсужденій о правописаніи и т. п. просятъ отзывовъ
академіи о своихъ трудахъ: слѣдовательно и ихъ необходимо подвер-
гать разбору и составлять о нихъ письменныя мнѣнія. Затѣмъ на
болѣе постоянныя занятія по словарю только и можетъ быть употре-
блено остальное время до 1-го іюня, когда начинаются академическія
вакаціи 2). Но само собою разумѣется, какъ медленно такой обширный
трудъ долженъ подвигаться при столь ограниченномъ времени и какъ
вредятъ успѣху его продолжительныя остановки, Не говорю уже о
томъ, что встрѣчающіяся недоумѣнія разсматриваются въ общемъ со-
браніи, и что, такъ какъ въ случаѣ разногласія вопросы рѣшаются
большинствомъ голосовъ, то окончательный приговоръ зависитъ отъ
случайнаго обстоятельства, сколько на лицо членовъ, раздѣляющихъ
такое-то мнѣніе. Гораздо благопріятнѣе для строгой послѣдователь-
ности въ частностяхъ было бы, если бъ работа, какъ во Французской
академіи, исполнялась комитетомъ изъ одномыслящихъ по главнымъ
вопросамъ членовъ: только въ такомъ случаѣ и можно бы достигнуть
(сколько вообще подобный трудъ допускаетъ это) двойетвенной цѣли—
единства и скорости въ работѣ.
[181] Между тѣмъ въ послѣднія десятилѣтія шведскій языкъ обо-
гатился многими реченіями и оборотами, извлеченными изъ библіи и
J) См. объ этомъ ниже особую замѣтку.
г) Вакаціи Шведской академіи продолжаются отъ 1-го іюня до 1-го октября.

изъ сагъ, или заимствованными изъ нѣмецкаго языка, какъ прежде
слова почерпались изъ французскаго. Составъ академіи не могъ не1
подвергнуться измѣненію сообразно съ новымъ литературнымъ направ-
леніемъ. Изъ членовъ, участвовавшихъ въ первыхъ совѣщаніяхъ о
словарѣ, почти никого уже не было въ живыхъ. Ихъ замѣнили новыя
лица, явились иные образцы краснорѣчія и поэзіи, предѣлы отече-
ственнаго языка раздвинулись, филологическія изслѣдованія проложили
себѣ невѣдомыя прежде стези, и потребность въ болѣе обширномъ
лексиконѣ сдѣлалась настоятельною.
Извѣстно, что при составленіи такого пособія для живого языка
есть два исходные пункта: можно либо, по примѣру Французской ака-
деміи, довольствоваться объясненіемъ употребленія словъ посредствомъ
придуманныхъ самими составителями примѣровъ, либо,% поступая какъ<
La Crusca, какъ Испанская академія, какъ Джонсонъ, Ричардсонъ и
друг., можно, такъ сказать, извлекать словарь изъ классическихъ писа-
телей приведеніемъ примѣровъ изъ ихъ сочиненій. Находя, что
послѣдній способъ ближе къ настоящей цѣли словаря, Шведская
академія рѣшилась измѣнить свой первоначальный планъ. Вслѣд-
ствіе этого необходимо было просмотрѣть всѣхъ хорошихъ пи-
сателей какъ въ прозѣ, такъ и въ стихахъ, за тотъ періодъ, въ ко-
торый сложился шведскій языкъ, т. е. отъ короля Густава I и вве-
денной имъ реформаціи до настоящаго времени; при чемъ надлежало
выписывать—во 1-хъ, старинныя, теперь забытыя слова, которыя за-
служиваютъ быть возстановленными; во 2-хъ, годные и по возмож-
ности полные образцы правильнаго употребленія современныхъ словъ,
и въ 3-хъ, указанія на исторію языка, которыя можно было получить
этимъ путемъ. Ясно, что приготовительныя работы для словаря та-
кого рода требуютъ несравненно болѣе труда и времени, нежели озна-
ченіе словъ съ особо составленными для нихъ примѣрами изъ совре-
меннаго языка. Сколько извѣстно академіи, [182] ни для какого швед-
скаго словаря еще не было изготовляемо такихъ сборниковъ словъ,
которые должны заключать въ себѣ какъ бы пересмотръ всего языка
за 300 лѣтъ слишкомъ. Такое измѣненіе плана принято окончательно
послѣ академическаго торжества 1836 года, и легко понять, что ака-
демія не иначе, какъ вслѣдствіе продолжительныхъ разсужденій, могла
рѣшиться на заключеніе, послѣ котораго она не только должна была
пожертвовать большею частью прежнихъ приготовительныхъ работъ,
но и отказаться отъ болѣе или менѣе близкаго окончанія своего пред-
пріятія. Итакъ, приступлено было къ составленію выписокъ изъ про-
изведеній старинной и новой литературы; до сихъ поръ просмотрѣно
400 томовъ и изъ нихъ извлечено до 128,000 образцовъ языка, въ
которыхъ множество словъ, не вошедшихъ въ изданные доселѣ сло-
вари. Такъ какъ пріисканіе примѣровъ для употребленія одного лишь

слова въ разныхъ его значеніяхъ иногда требуетъ просмотра нѣсколь-
кихъ писателей, то легко судить, сколько времени и труда потребно
на эти выписки. Безусловной полноты невозможно ожидать въ первомъ
опытѣ подобной работы, особенно въ живомъ языкѣ, котораго состав-
ныя части безпрестанно обновляются; это всего убѣдительнѣе доказы-
вается образцовымъ словаремъ La Crusca, 5-е изданіе котораго, вы-
шедшее черезъ 200 лѣтъ послѣ учрежденія этой академіи, потребо-
вало весьма значительныхъ дополненій и поправокъ.
Между тѣмъ собранныхъ образцовъ оказалось достаточнымъ для
приведенія матеріаловъ въ порядокъ, послѣ чего надлежало продол-
жать отдѣльные сборники для каждой буквы, чтобы по возможности
пополнять пропуски. Всякій, кто знакомъ съ подобною работою, мо-
жетъ засвидѣтельствовать, что всѣ болѣе замѣчательныя сочиненія
надобно перечитывать по нѣскольку разъ (иначе многія частности
ускользаютъ отъ вниманія) и что очень часто чтеніе остается безплод-
нымъ, потому что фразы, заключающія въ себѣ искомое слово, либо
оказываются слишкомъ длинными и не могутъ служить примѣрами
въ словарѣ, либо, отдѣленныя отъ цѣлаго, не довольно ясны. Слу-
чается также, что выписанные [183] образцы излишни оттого, что уже
пріисканы другіе примѣры для того же слова, такъ какъ и самая
счастливая память при чтеніи разныхъ писателей въ разное время,
иногда спустя цѣлый годъ, не можетъ удержать всего записаннаго.
Такимъ образомъ, по расположеніи выписокъ въ алфавитномъ порядкѣ,
многіе превосходные примѣры приходится отбрасывать, тогда какъ
ради словъ, для которыхъ еще не найдено образцовъ, необходимо
снова перечитывать тѣ же сочиненія, a для этого требуется напря-
женіе, на которое не всякій способенъ. Съ другой стороны, посред-
ствомъ приведенія примѣровъ словарь пускаетъ въ оборотъ множество
прекрасныхъ мыслей и важныхъ истинъ, выраженныхъ на родномъ
языкѣ; образцы же, почерпнутые изъ старинныхъ памятниковъ, объ-
ясняютъ производство и образованіе словъ, a указаніе ударенія при
каждомъ реченіи составляетъ также важное дополненіе къ изученію его.
Всякій, кто сколько-нибудь ознакомился съ литературою словарей
и понимаетъ трудность или, вѣрнѣе, невозможность составить совер-
шенно удовлетворительный лексиконъ живого языка, конечно не мо-
жетъ ласкаться надеждою произвести трудъ, который былъ бы исклю-
ченіемъ изъ общихъ правилъ, тѣмъ болѣе, что лексиконъ не имѣетъ,
какъ всякій другой ученый или литературный трудъ, своего особаго
круга ..читателей, a находитъ судей на всѣхъ возможныхъ ступеняхъ
образованія; то́, что одному кажется излишнимъ, другой считаетъ не
досказаннымъ, не говоря уже о безчисленномъ множествѣ другихъ
разногласій въ сужденіяхъ. Если бы задача была такъ проста, какъ
многіе воображаютъ, то безъ сомнѣнія она уже давно была бы рѣшена

какимъ-нибудь однимъ литераторомъ, который могъ бы посвятить ей
все свое время и всѣ свои силы, и которому при единствѣ и постоян-
номъ ходѣ работы легче было бы достигнуть цѣли. Если бы Швеція
произвела Джонсона или Аделунга, или если бъ Ире принадлежалъ
нашему времени и академія не воспользовалась такимъ талантомъ для
выполненія порученнаго ей дѣла, то конечно она заслужила бы обви-
ненія, иногда на нее возводимыя за неизданіе [184] словаря. Въ на-
стоящихъ же обстоятельствахъ она сдѣлала все, что отъ нея зави-
сѣло. Чрезвычайно рѣдко случается, чтобы литературный талантъ могъ
съ успѣхомъ быть употребленъ на составленіе словаря, и неизбѣжное
противорѣчіе между составомъ академіи, какъ литературнаго обще-
ства, и лексикографическою ея задачею въ высшей степени затруд-
няетъ замѣщеніе открывающихся въ ней вакансій. Конечно, естественно
желать, чтобъ достойнѣйшіе члены ея дѣятельно участвовали въ со-
ставленіи лексикона; но этого никакъ нельзя обратить имъ въ непре-
мѣнную обязанность. Она не исполнила бы возложеннаго на нее пер-
ваго долга пещись о поэзіи и краснорѣчіи, если бъ стала требовать,
чтобы такіе писатели, какъ напримѣръ: Чельгренъ, Оксеншерна, Фран-
це́нъ, Валли́нъ, Тегне́ръ, Гейеръ, оставили лиру или каѳедру, или,от-
казались отъ трудовъ, украшающихъ отечественную словесность, и
наперекоръ своему призванію подвергли бы себя тяжелому труду изъ
старыхъ и новыхъ сочиненій откапывать и выписывать слова, разстав-
лять ихъ въ азбучномъ порядкѣ, отмѣчать ихъ грамматическія свой-
ства и т. д.; что́ все конечно достойно уваженія, но для мыслителя и
поэта также мало сообразно съ его назначеніемъ, какъ если бъ зод-
чаго, создавшаго идею прекраснаго зданія, заставили самого склады-
вать матеріалы для строенія. Всѣ изложенныя трудности достаточно
объясняютъ замедленіе, происшедшее въ изготовленіи шведскаго сло-
варя.
Но теперь, когда академія, несмотря на ограниченныя средства
свои, уже приготовила значительную часть своего труда, для него
начинается новый періодъ. Приведеніе въ систему образцовъ и спи-
сковъ реченій (тѣ и другіе составляютъ уже около трехъ тысячъ ли-
стовъ), a также переписываніе ихъ въ алфавитномъ порядкѣ требуютъ
особыхъ сотрудниковъ, которые могли бы употребить на это всю свою
дѣятельность. Сто́итъ только взглянуть на списокъ академиковъ, чтобы
убѣдиться, что нынѣ, какъ и прежде, согласно съ основаніями учреж-
денія академіи, оказывается чрезвычайно мало такихъ членовъ, кото-
рымъ постороннія обязанности или другіе литературные труды не мѣ-
шали [185] бы заняться этимъ дѣломъ, и что сверхъ того эти не-
многіе по лѣтамъ своимъ уже выслужили право на пенсію, a слѣдо-
вательно и на отдыхъ. Притомъ, такая почти совершенно механиче-
ская работа справедливо покажется многимъ недостойною академика,

если бъ даже время и здоровье не служили къ тому препятствіемъ.
Итакъ необходимо прибѣгнуть къ помощи стороннихъ лицъ. Одна-!
кожъ здѣсь нельзя употребить обыкновенныхъ писцовъ: при редакціи<
каждаго слова надобно наблюдать много мелочей; нужно много вни-
мательности къ каждой части труда, въ которомъ встрѣчаются без-
престанныя ссылки, и малѣйшая неисправность можетъ произвести
неясность и замѣшательство; поэтому для окончательной редакція
цѣлой работы нуженъ человѣкъ, который съ лексикографическимъ
тактомъ соединялъ бы общее образованіе, особливо если предположить,
что для большаго удобства ему же впослѣдствіи поручено будетъ чте-
ніе первой корректуры при печатаніи словаря, такъ какъ соблюденіе
множества объяснительныхъ знаковъ, сокращеній, особенныхъ шриф-
товъ для разныхъ случаевъ подъ каждымъ словомъ и проч. требуетъ
нѣкотораго навыка въ лексикографическомъ дѣлѣ. Изъ опытовъ из-
вѣстно, что такому сотруднику по редакціи нельзя назначить въ воз-
награжденіе менѣе 600 руб. въ годъ. Помощника ему для переписки
словъ и примѣровъ въ алфавитномъ порядкѣ можно найти за 300 р.
Если прибавить 100 р. на наемъ, по мѣрѣ надобности, переписчиковъ
для техническихъ и научныхъ словъ, то составится годовая сумма въ
1,000 руб. для приведенія матеріаловъ въ порядокъ передъ оконча-
тельною редакціею словаря. Ясно, что если бъ можно было имѣть
болѣе сотрудниковъ, то дѣло пошло бы еще скорѣе. Помянутому ко-
митету Французской академіи ассигнована была немаловажная сумма.
Мы въ основаніе своей смѣты положили самый умѣренный разчетъ
(NB. переведенный здѣсь на русскія деньги), чтобы хоть сколько-ни-
будь ускорить работу.
Однакожъ эти сторонніе сотрудники должны будутъ работать подъ
надзоромъ особо избранныхъ академиковъ, которымъ предстоитъ не
только продолжать отдѣлку неконченныхъ частей словаря, [186] но и
просматривать весь трудъ и заниматься окончательной его редакціей.
Уже давно предполагалось составить, по примѣру Французской ака-
деміи, словарный комитетъ; но отъ этой мысли надобно было отка-
заться, потому что не предвидѣлось возможности доставить членамъ
его ни необходимаго при этомъ увольненія отъ другихъ важныхъ обя-
занностей, ни справедливаго вознагражденія за прекращеніе частно-
литературной дѣятельности. По настоящему положенію приготовитель-
ныхъ работъ конечно желательно было бы, чтобъ образованіе такого
комитета состоялось; но издержки, которыхъ оно бы потребовало, не
позволяютъ, по крайней мѣрѣ впредь до времени, думать объ осуще-
ствленіи этого плана. Между тѣмъ, здѣсь не излишне упомянуть, что
Французская академія, какъ видно изъ собранныхъ свѣдѣній, полу-
чаетъ 3,000 руб. сер. для своего словарнаго комитета, да сверхъ того
почти столько же на уплату стороннимъ сотрудникамъ, на покупку

книгъ и проч., всего около 6,000 руб. ежегодно, на расходы по этой
статьѣ. Такая сумма не покажется слишкомъ значительною, если со-
образить, какъ трудно между литераторами, уже избравшими опредѣ-
ленный кругъ дѣйствія, найти готовыхъ принять на себя однообраз-
ный трудъ составленія словаря. Многолѣтняя опытность достаточно
показываетъ, что изъ всѣхъ родовъ авторства, участіе въ этомъ трудѣ, «
даже и при сравнительно выгодныхъ условіяхъ, привлекаетъ наименѣе
дѣятелей. При всемъ томъ теперь представляется уже неизбѣжнымъ
назначить опредѣленное жалованье одному члену или и нѣсколькимъ
совокупно, съ тѣмъ, чтобы они болѣе дѣятельно участвовали въ трудѣ
и наблюдали за работою стороннихъ помощниковъ.Кажется, на этотъ
предметъ надлежало бы назначить по меньшей мѣрѣ 500 р. въ годъ.
Такимъ образомъ итогъ расходовъ на изготовленіе словаря составлялъ
бы по 1,500 руб. ежегодно.
Желательно было бы, чтобъ академія могла изъ собственныхъ
средствъ покрыть этотъ расходъ. Но это къ сожалѣнію невозможно,
потому что доходы ея, особливо въ послѣднія 20 лѣтъ, безпрестанно
были уменьшаемы, тогда какъ издержки увеличивались, [187] и то и
другое по причинамъ, отъ нея не зависѣвшимъ. Въ доказательство
представимъ краткій обзоръ ея экономическаго положенія.
Первоначально на содержаніе Шведской академіи ассигновано было
изъ государственной казны около 2,000 руб. сер.; но мало по малу,
вслѣдствіе разныхъ обстоятельствъ, сумма эта уменьшилась почти на цѣ-
лыя двѣ трети. Ежегодныя издержки академіи на награды и медали за
лучшія сочиненія, на изданіе ея записокъ, на публичныя собранія, на
наемъ квартиры для библіотеки, на жалованье секретарю и другимъ
лицамъ, уже равнялись означенной суммѣ, и потому академія давно
была бы вынуждена объявить себя несостоятельной къ исполненію
возложенныхъ на нее обязанностей, если бъ учредитель ея не даро-
валъ ей другого источника доходовъ, который, хотя и назначался имъ
на частное вспомоществованіе академикамъ, но, составляя ея собствен-
ность, могъ быть добровольно употребляемъ ею и на покрытіе издер-
жекъ, необходимыхъ для достиженія предлежавшей ей цѣли. Такимъ
источникомъ доходовъ было право располагать газетою, которая вна-
чалѣ пользовалась исключительной привиллегіей сообщать политиче-
скія извѣстія, распоряженія правительства и освобождена была отъ
взноса на почтѣ вѣсовыхъ денегъ, вслѣдствіе чего число подписчи-
ковъ въ самое благопріятное время возросло до 7,000. Но когда, послѣ
извѣстнаго переворота 1809 года, право изданія политическихъ газетъ
сдѣлалось общимъ и вмѣстѣ съ тѣмъ распространены на нихъ тѣ же
льготы, кругъ читателей офиціальной газеты уменьшился въ четыре
раза, и изъ выручаемой съ нея суммы уже ничего нельзя было откла-
дывать въ академическую кассу. Въ такихъ обстоятельствахъ тогдаш-

ній попечитель академіи разрѣшилъ отдать эту газету на откупъ за
2,500 руб, въ годъ.
Съ помощью этой добавочной суммы и съ пожертвованіемъ тѣхъ
денежныхъ пособій, которыми до сихъ поръ пользовались достойнѣй-
шіе члены академіи, она могла пополнять недостатокъ въ ассигнован-
ныхъ ей доходахъ. Но для значительныхъ издержекъ, [188] требую-
щихся, какъ выше показано, по изданію словаря, она не имѣетъ
средствъ, будучи прежде всего, на основаніи своего устава, литера-
турнымъ обществомъ, учрежденнымъ для поощренія лучшихъ писа-
телей и поэтовъ, для увѣнчанія преміями превосходнѣйшихъ сочи-
неній и для сохраненія въ біографіяхъ памяти знаменитыхъ заслу-
гами соотечественниковъ. Она не должна вмѣстѣ съ тѣмъ забывать,
что одною изъ цѣлей Густава III пр;и учрежденіи ея было: въ странѣ,
гдѣ литературная дѣятельность рѣДко обезпечиваетъ безбѣдное со-
стояніе и гдѣ молодые таланты часто изнемогаютъ подъ бременемъ
нищеты или отъ недостатка поощреній,—доставлять вспоможеніе ли-
цамъ, оказавшимъ услуги шведской литературѣ, или пещись о даль-
нѣйшемъ воспитаніи талантливыхъ юношей. Такимъ образомъ академія
способствовала къ тому, что такіе люди, какъ Гюлленборгъ, Чель-
гренъ, Леопольдъ, Розенстейнъ и другіе, могли въ лучшую пору жизни
почти исключительно посвящать себя литературѣ. Послѣ нихъ подоб-
ныя пособія производились Валлину, Франце́ну, Тегне́ру и друг., въ
такія эпохи ихъ дѣятельности, когда это хотя и незначительное вспо-
моществованіе было имъ очень важно. Нѣтъ надобности прибавлять,
что такія пособія въ настоящее время столько же или еще болѣе
нужны и желательны: всякому любителю литературы извѣстно, что
академія при Густавѣ III и въ послѣдующее время состояла на по-
ловину изъ членовъ, которые по своему общественному и экономиче-
скому положенію находились въ столь благопріятныхъ обстоятель-
ствахъ, что могли изъ собственныхъ средствъ производить пенсія;
теперь же большая часть сочленовъ не могутъ обойтись, если не по-
стоянно, то по крайней мѣрѣ временно, безъ выдаваемыхъ его пособій.
Такъ академія главнымъ образомъ изъ доходовъ съ офиціальныхъ
объявленій въ вѣдомостяхъ доставляла нѣкоторымъ изъ извѣстнѣй-
шихъ писателей Швеціи пособія, на которыя въ другихъ странахъ
ассигнуются значитёльныя суммы изъ государственной казны. Но ака-
демія, при назначеніи такихъ вспоможеній, не ограничивалась своимъ
собственнымъ составомъ: она поддерживала и [189] такіе таланты,
которые къ ней не принадлежали, каковы напримѣръ г-жа Ленгренъ,
Галленбергъ, Никандеръ, не говоря о другихъ, еще живыхъ писате-
ляхъ. Кромѣ того академія выдавала пособія оставшимся въ бѣдности
вдовамъ и семействамъ заслуженныхъ литераторовъ. Наконецъ, ака-
демія имѣла возможность воздвигать памятники нѣкоторымъ изъ

поэтовъ Швеціи, напр. Бельману, или по крайней мѣрѣ участвовать
въ сооруженіи монументовъ другимъ, какъ-то: Тегне́ру, Берцеліусу й
Гейеру, или же сохранять черты геніальныхъ писателей въ мрамор-
ныхъ изваяніяхъ, выполненныхъ отличнѣйшими художниками Швеціи»
Всѣ такіе знаки уваженія къ литературнымъ заслугамъ отражаютъ
на себѣ духъ учредителя; все это долги, уплаченные именемъ отече-
ства, согласно съ волею Густава, чтобы академія дѣйствовала для
„славы и безсмертія", почему и суммы, которыми располагала она,
конечно были употребляемы сообразно съ своимъ назначеніемъ.
Таково, съ нѣкоторыми сокращеніями, содержаніе записки Бескова.
Изъ донесенія, впослѣдствіи представленнаго академіею королю, видно,
что во вниманіи къ затрудненіямъ, которыя она встрѣчала* въ своемъ
предпріятіи, государственные чины, въ 1854 году, ассигновали ей на
четыре года дополнительную сумму по 1.200 руб. ежегодно. Получивъ
такимъ образомъ средства назначить особое вознагражденіе одному
изъ членовъ своихъ, который будетъ имѣть возможность постоянно
заниматься редакціею словаря, Шведская академія предложила эту
работу профессору Лундскаго университета Гагбергу (Hagberg) и для
того испросила ему на первый случай двухлѣтнее увольненіе отъ
должности. Отдавая королю отчетъ въ дальнѣйшемъ ходѣ трудовъ по
словарю, она указываетъ на число листовъ (2.500), наполненныхъ
выписками, и статей (30.000), обработанныхъ въ теченіе трехъ лѣтъ.
Но какъ шло составленіе и изданіе словаря со времени порученія
названному профессору? Нынѣ уже покойный Гагбергъ, извѣстный
очень удачными переводами изъ Шекспира, не былъ [190] въ собствен-
номъ смыслѣ филологомъ. По мѣрѣ изготовленія словарныхъ работъ,
онъ долженъ былъ посылать ихъ въ Стокгольмъ на разсмотрѣніе
учрежденнаго между тѣмъ особаго академическаго комитета. Главнымъ
членомъ этого комитета былъ покойный Рюдквистъ (Rydqvist), пріоб-
рѣтшій съ 1850 года почетное имя своимъ обширнымъ филологиче-
скимъ сочиненіемъ „Законы шведскаго языка" (Svenska sprâkets lagar)
Непривычка Гагберга къ лексикографическимъ трудамъ, отсутствіе
системы въ его работѣ и произвольность нѣкоторыхъ его взглядовъ,
которыхъ не могъ раздѣлять стокгольмскій комитетъ, естественно за-
медляли ходъ дѣла. Наконецъ однакожъ профессоръ представилъ
отдѣланное имъ собраніе еловъ на букву А, которое, по пересмотрѣ
комитетомъ, и было издано въ 1870 году въ видѣ перваго выпуска
Шведскаго академическаго Словаря, подъ заглавіемъ: „Ordbok öfver
Svenska Sprâket utgifven af Svenska Akademien". Между тѣмъ Гагбергъ
умеръ, и главное веденіе труда перешло въ руки Рюдквиста; онъ же
первымъ условіемъ поставилъ, чтобы прежде всего удовольствовались
составленіемъ полнаго алфавитнаго списка словъ, которыя. должны

войти въ лексиконъ, съ главными грамматическими обозначеніями, но
безъ-всякихъ дальнѣйшихъ поясненій и подробностей 1).
Изданный въ 1870 г. первый выпускъ Шведскаго академическаго
словаря, содержащій, какъ сказано, слова на букву А, заключаетъ въ
себѣ 358 стр. in 4° средняго формата. изъ иностранныхъ словъ при-
няты только вполнѣ усвоенныя языкомъ, передѣланныя, [191] издавна
въ немъ обращающіяся или вошедшія въ составъ собственно швед-
скихъ словъ, Остальныя чужеязычныя слова, заимствованныя въ но-
вѣйшее время, устранены до окончанія словаря и будутъ помѣщены
въ особомъ къ нему прибавленіи. Что касается плана и состава вы-
шедшаго выпуска, то объясненіе каждаго слова вмѣщаетъ въ себѣ
слѣдующія части: 1) краткія грамматическія замѣчанія; 2) производ-
ство слова и формы его въ родственныхъ языкахъ; 3) опредѣленіе
значеній слова съ примѣрами изъ современнаго языка и изъ писателей,
начиная съ прошлаго вѣка; 4) указаніе употребленія слова въ разныхъ
•сочетаніяхъ его или примѣненіяхъ, опять съ фразеологіею, иногда съ
приведеніемъ пословицы или поговорки; 5) въ случаѣ надобности за-
мѣтки по исторіи слова. Изъ древняго и стариннаго языка въ алфа-
витномъ порядкѣ помѣщены только такія слова, которыя могутъ слу-
жить къ объясненію словъ современнаго языка или которыя бы заслу-
живали быть возстановленными въ употребленіи. Итакъ начало словаря,
по положенному въ основаніе его плану, близко подходитъ къ требо-
ваніямъ настоящей лексикографіи, и самое выполненіе вообще удовле-
творительно; но, къ сожалѣнію, мало ручательствъ за приведеніе
предпріятія къ окончанію, какъ можно заключить изъ слѣдующихъ
словъ предисловія къ первому выпуску: „Исполненіе возложенной на
академію задачи остается, какъ оно и до сихъ поръ было, въ зави-
симости отъ обстоятельствъ, надъ которыми она невластна, особенно
же отъ недостатка не только матеріальныхъ средствъ, но и значи-
тельной руководящей силы, которая могла бы направлять все дѣло
въ области, все болѣе расширяющейся въ наше время при безпре-
станно возрастающихъ требованіяхъ какъ въ самой наукѣ, такъ и внѣ
ея, требованіяхъ, нисколько не уменьшаемыхъ въ приложеніи къ ли-
тературному обществу, которое нынѣ всего менѣе имѣетъ возможности
г) Начало этого труда и появилось въ Стокгольмѣ подъ заглавіемъ: Ordlista
•öfver Svenska Sprâket, utgifVen af Svenska Akademien. Въ 1874 году оно вышло
уже 2-мъ изданіемъ. Рюдквистъ умеръ въ Стокгольмѣ въ концѣ 1877 года. За нѣ-
сколько недѣль до его кончины я видѣлъ тамъ престарѣлаго филолога, но уже на
одрѣ неизлѣчимой болѣзни. Это было вскорѣ послѣ четырехсотнаго юбилея Упсаль-
скаго университета, на которомъ я присутствовалъ въ качествѣ делегата отъ нашей
Академіи наукъ. Здѣсь слѣдуетъ упомянуть также объ этимологическомъ словарѣ
шведскаго языка, составляемомъ доцентомъ Упсальскаго университета г.,.Таммомъ.
•Сколько мнѣ извѣстно, до сихъ поръ вышло ею два выпуска (1874 и 1875 г.), содер-
жащіе двѣ первыя буквы алфавита.

совершить подобное предпріятіе. Добросовѣстно ,взвѣсивъ все это и
лежащія въ основѣ того обстоятельства, академія, при изданіи настоя-
щаго 1-го выпуска словаря, не можетъ принять на себя передъ публикою
положительнаго [192] обязательства относительно продолженія или
окончанія его, и обѣщаетъ только со всею заботливостью, по улучшен-
ному плану, вести далѣе приготовительные труды для окончательной
обработки; однакожъ, и это только по мѣрѣ денежныхъ средствъ и
рабочихъ силъ. Первыя, въ довольно кругломъ размѣрѣ, составляютъ
необходимое условіе для надлежащаго выполненія дѣла, но не всегда
могутъ доставить послѣднія, для вызова которыхъ нужны часто осо-
бенно счастливыя обстоятельства или другія неизчислимыя напередъ
случайности".
Чтобы вполнѣ понять смыслъ этихъ словъ, надобно знать, что
Шведская академія давно была предметомъ нареканій и упрековъ за
медленность въ составленіи словаря, и что вслѣдствіе того она, на
одномъ изъ послѣднихъ сеймовъ, отказалась отъ суммы, которая еже-
годно отпускалась ей отъ правительства (5.000 риксд. = 2.000 руб. сер.).
Тѣмъ не менѣе дѣло въ то время не вполнѣ остановилось, какъ видно
изъ упомянутаго выше, изданнаго, согласно съ обѣщаніемъ академіи,
томика.
Изъ всего здѣсь сообщеннаго можно заключить, что причины,
почему Шведская академія до сихъ поръ еще не кончила давно
начатаго ею словаря, главнымъ образомъ состоятъ въ слѣдующемъ:
1) Изготовленіе словаря соединенными силами многихъ вообще
представляетъ большія затрудненія по недостатку при такомъ условіи
единства, необходимаго во всякомъ сложномъ предпріятіи, a особливо
въ предпріятіи этого рода.
2) Такая совокупная работа тѣмъ болѣе трудна для стокгольмской
академіи, что это общество основано преимущественно для поощренія
въ Швеціи изящной литературы; — что всѣ члены его обременены
другими, болѣе обязательными занятіями либо по государственной
службѣ, либо по литературѣ, которыя доставляютъ имъ средства къ
существованію или болѣе удовлетворяютъ ихъ духовнымъ потребно-
стямъ;—что многіе изъ нихъ уже въ такихъ лѣтахъ, когда человѣкъ
не чувствуетъ въ себѣ ни силъ, ни охоты къ напряженной дѣятель-
ности, и что, [193] наконецъ, между ними нѣтъ человѣка, который,
подобно Джонсону, Аделунгу или Литтрэ, соединялъ бы въ себѣ всѣ
качества для обширнаго лексикографическаго труда.
3) При такихъ обстоятельствахъ и такомъ взглядѣ на дѣло Швед-
ская академія прибѣгла къ единственному средству, которое еще
могло почетнымъ образомъ вывести ее изъ затрудненія: она передала
весь трудъ одному изъ живущихъ внѣ Стокгольма членовъ своихъ,
назначивъ особыя денежныя вознагражденія какъ ему, такъ и другимъ

стороннимъ сотрудникамъ, которые будутъ въ его распоряженіи для
окончательныхъ работъ по редакціи словаря.
Примѣръ Шведской академіи въ этомъ дѣлѣ чрезвычайно поучите-
ленъ для всѣхъ ученыхъ обществъ, которымъ предлежитъ рѣшеніе
однородной задачи. Вникнувъ во всѣ затрудненія, столь откровенно
его самою сознанныя, нельзя не согласиться, что они въ большей или
меньшей степени неизбѣжны для всякой коллегіи, и что если, несмотря
на то, задача составленія словаря иногда успѣшно выполнялась ака-
деміями, то такое явленіе принадлежитъ къ числу исключеній и было
всегда результатомъ особенно благопріятныхъ обстоятельствъ. Соста-
вленіе словаря, какъ и всякій другой обширный и многосложный
трудъ, требуетъ со стороны занявшагося имъ воодушевленія, изъ ко-
тораго рождается другое столь же рѣдкое и для такого предпріятія
необходимое свойство—неистощимое самоотверженіе и терпѣніе. Такое
плодотворное воодушевленіе къ дѣлу, для большей части людей вовсе
не привлекательному, дается только тому, кто къ этому дѣлу призванъ,
т. е. соединяетъ въ себѣ всѣ необходимыя для успѣшнаго выполненія
его свойства и надлежащую подготовку. Если и предположить, что
эти условія въ равной степени соединяются въ нѣсколькихъ членахъ
даннаго общества, то все-таки различіе ихъ взглядовъ, началъ и
другихъ особенностей составитъ почти непреодолимое препятствіе къ
единству и равномѣрности совокупнаго труда. Съ другой стороны,
самый способъ раздѣленія работы между сотрудниками представляетъ
задачу не легкую. Есть два главные [194] рода такого раздѣленія.
Можно либо раздать всю работу, на цѣломъ ея протяженіи, по разно-
роднымъ предметамъ, какъ-то: 1) по собиранію и размѣщенію словъ;.
2) по грамматическому ихъ опредѣленію; 3) по объясненію ихъ зна-
ченій; 4) по пріисканію къ нимъ примѣровъ и т. д., смотря по при-
нятому плану. Либо можно раздать работу по частямъ внѣшняго ея
состава, по буквамъ, съ тѣмъ, чтобы каждый сотрудникъ обработалъ
порученныя ему буквы по всѣмъ внутреннимъ отдѣламъ. Сравнивая
оба способа, нельзя не убѣдиться, что, если первый въ сущности ра-
ціональнѣе въ отношеніи къ цѣли единства, то онъ на практикѣ
менѣе удобенъ нежели второй, который доставляетъ возможность болѣе
скораго и живого труда, но за то подвергаетъ словарь той опасности,
что онъ можетъ состоять изъ частей, не совсѣмъ равномѣрныхъ между
собой по внутреннему содержанію и достоинству. Собственно говоря,
если дѣйствительно дорожить условіемъ строгаго единства, то коллек-
тивный трудъ надъ словаремъ можетъ быть допущенъ только развѣ
въ приготовительныхъ къ нему работахъ, именно въ чтеніи различ-
ныхъ писателей или памятниковъ, съ выборкою изъ нихъ словъ и
примѣровъ. Окончательная же редакція словаря должна быть предо-
ставлена одному лицу, разумѣется, при помощи нѣсколькихъ отдая-

II. ПРОГРАММА СЛОВАРЯ БРАТЬЕВЪ ГРИММОВЪ,
СОСТАВЛЕННАЯ
Яковомъ Гриммомъ 1).
1869.
[196] Все, что мнѣ надо сказать, изложу я отъ своего собственнаго
имени; когда Вильгельмъ впослѣдствіи возьметъ свое болѣе мягкое
перо, ему легко будетъ подтвердить и дополнить мое первое объясненіе.
Преданный безпрерывному труду, который привлекаетъ меня тѣмъ
сильнѣе, чѣмъ болѣе я съ нимъ знакомлюсь, чувствую въ преклонные
годы, что надъ нимъ обрываются нити другихъ начатыхъ мною ра-
ботъ, другихъ книгъ, съ которыми я долго носился и которыя теперь
еще держу въ.своихъ рукахъ. Какъ снѣгъ, иногда по цѣлымъ днямъ
падающій съ неба мелкими, частыми хлопьями, наконецъ непомѣрнымъ
слоемъ покрываетъ всю окрестность, такъ меня засыпаетъ масса словъ,
которыя тѣснятся ко мнѣ изъ всѣхъ угловъ и щелей. Иногда [197] мнѣ
хотѣлось бы подняться и разомъ все стряхнуть съ себя, но чрезъ
минуту не могу не опомниться. Безразсудно было бы стремиться упорно
къ менѣе важнымъ цѣлямъ и упустить высшую. ,
И если я достигну этой цѣли, значеніе которой кроется болѣе въ
самомъ предпринятомъ дѣлѣ, нежели въ моихъ способахъ, какая бѣда,
что я не пойду по потаеннымъ стезямъ, по которымъ хотѣлъ итти,
что будетъ недоставать подтвержденій, которыя привели бы къ тому
*) Предлагается здѣсь въ извлеченіи изъ Deutsches Wörterbuch. Erster Band.
Leipzig, 1854. Въ выводахъ предыдущей статьи утвердился я еще болѣе, найдя имъ
подкрѣпленіе въ мысляхъ Як. Гримма, развитыхъ имъ во вступленіи къ нѣмецкому
его словарю. Вопросъ чрезвычайно важенъ для нашей молодой литературы, и мы при
разрѣшеніи его не можемъ не принимать въ соображеніе взгляда одного изъ знаме-
нитѣйшихъ филологовъ нашего времени. Это не значитъ, чтобъ мысли его по этому
предмету во всемъ могли служить для насъ непреложнымъ руководствомъ; напротивъ,
есть между ними такія, съ которыми трудно согласиться, другія y насъ непримѣнимы;
но за всѣмъ тѣмъ въ идеяхъ Як. Гримма остается ев;е довольно такого, чѣмъ мы
можемъ и должны воспользоваться. Къ нѣкоторымъ мѣстамъ его программы прилагаю
особыя примѣчанія.

же результату? Они могли бы присоединиться, но въ нихъ нѣтъ'
крайней надобности. Я убѣдился, что основа органовъ человѣческаго
слова, прирожденныя намъ условія языка подчинены таинственнымъ
законамъ, которые естествознаніе вездѣ являетъ намъ неизмѣнными;
но въ то же время я понялъ, что въ языкѣ есть еще другой, болѣе
теплый и подвижной элементъ развитія его, усвоенія, перехода изъ
рода въ родъ и усовершенствованія,—элементъ, который вводитъ его
въ область исторіи и даетъ начало всему великому разнообразію ли-
тературы. Отношеніе языка къ естественнымъ звукамъ на безчислен-
ныхъ ступеняхъ должна показать преимущественно грамматика, a
изобразить приливъ и отливъ ихъ явленій во времени есть дѣло сло-
варя, для котораго богатѣйшіе сборники запасовъ языка такъ же не-
обходимы, какъ акты для исторіи.
Подобный трудъ тогда только можетъ итти успѣшно, если начало
его озарено свыше благодатнымъ созвѣздіемъ. Такое свѣтило стало
мнѣ ясно въ двухъ знакахъ, которые обыкновенно далеки другъ отъ
друга, но на этотъ разъ сблизились, движимые однимъ и тѣмъ же
внутреннимъ побужденіемъ, — въ быстромъ развитіи нѣмецкой фило-
логіи и въ живомъ сочувствіи народа къ родному слову, возбужден-
ныхъ укрѣпившегося любовью къ отечеству и неугасимымъ желаніемъ
ему болѣе твердаго . единенія. Что же y насъ общаго, если не языкъ
и литература.
Великіе. поэты доказали предъ цѣлымъ народомъ, какая сила въ
нашемъ языкѣ, a иноземное иго въ началѣ нынѣшняго столѣтія убѣ-
дило всѣхъ, съ какого гордостью мы должны держаться сокровища
родного языка. Съ той поры сознаніе искони кроющихся [198] и въ
немъ основныхъ законовъ было такъ облегчено, что оно вдругъ могло
сдѣлаться нагляднымъ при самыхъ простыхъ средствахъ. Это радушно
принятое сознаніе, къ счастію, встрѣтилось съ появленіемъ вызванной
санскритомъ сравнительной филологіи; не гнушаясь никакою принад-
лежностью языка, она тѣмъ болѣе не могла не отдать справедливости
отечественному слову, которое многими струнами еще откликалось на
болѣе полные звуки достопочтеннаго прародителя. Такъ при разныхъ
благопріятныхъ и неблагопріятныхъ обстоятельствахъ постепенно обра-
зовалась, въ большемъ объемѣ чѣмъ когда-либо прежде, нѣмецкая
филологія. Бывало, все, что съ трудомъ было издано изъ памятниковъ
нашей старины, могло совмѣститься въ какихъ-нибудь двухъ фоліан-
тахъ или квартантахъ; теперь же въ библіотекахъ цѣлыя по́лки
уставлены древне-нѣмецкими книгами, и уже книгопродавцы издатели
не боятся этой литературы. Сколько бы ни оставалось еще сдѣлать,
видно похвальное усердіе пополнить всѣ пробѣлы и вытѣснить плохія
изданія болѣе удовлетворительными. Уже источники нашего языка не
остаются закрытыми; ихъ ручьи и рѣки можно иногда прослѣдить до

самаго того мѣста, гдѣ они впервые пробились; но з& то впредь нѣ-
мецкая грамматика, нѣмецкій словарь, чуждые этихъ изысканій и
всѣхъ вызванныхъ ими требованій, не могутъ ни имѣть значенія, ни
служить къ дѣйствительной пользѣ.
Въ настоящее время уже и серьёзное настроеніе народа начинаетъ
отвращаться отъ всякаго поверхностнаго труда. При расположеніи къ
разработкѣ естественныхъ наукъ, которыя занимаютъ умъ и самыми
простыми средствами производятъ полезнѣйшія дѣйствія, народъ нашъ
вообще гнушается всѣмъ безполезнымъ и дурнымъ. На что ему вѣчные
ручные словари и извлеченія изъ сокровищницы нашего могучаго
языка, нашего древняго наслѣдія? Эти пособія только отталкиваютъ
отъ него и предлагаютъ безвкусный отваръ его силы и полноты, не-
способный ни питать, ни насыщать, какъ будто нельзя подойти къ
языку прямо и наблюдать его лицомъ къ лицу. Изслѣдованіе силъ
безконечной [І99] природы успокоиваетъ и возвышаетъ, но не есть ли
самъ человѣкъ благороднѣйшее ея произведеніе, не составляютъ ли
плоды его духа высшую дѣль? Теперь народъ болѣе прежняго же-
лаетъ наслаждаться своими поэтами и писателями, не только нынѣш-
ними, но и отжившими; надобно открыть шлюзы, чтобъ волны старины
доходили до настоящаго. Немногіе чувствуютъ призваніе къ изслѣдо-
ванію свойствъ древняго языка, но въ массѣ есть потребность, вле-
ченіе, любопытство узнать весь объемъ живой рѣчи, не раздробленной
и не разложенной. Грамматика для ученыхъ, словарь для всѣхъ;
рядомъ съ ученою и вмѣстѣ живою основой, онъ имѣетъ цѣль и на-
значеніе, которыя въ благороднѣйшемъ смыслѣ заслуживаютъ названія
практическихъ.
Теплое участіе народа было необходимымъ условіемъ появленія
этого нѣмецкаго словаря, который такимъ образомъ составляетъ рѣзкую
противуположность съ словарями другихъ ЯЗЫКОВЪ, возникшими въ
ученыхъ обществахъ и изданными на счетъ правительствъ, какъ было
во Франціи, въ Испаніи и въ Даніи; нынче академія словесности въ
Стокгольмѣ готовитъ шведскій словарь. На такое сотрудничество на-
добно смотрѣть различно, смотря по неодинаковому положенію наро-
довъ. Гдѣ, какъ во Франціи, языкъ вполнѣ опредѣлился утонченностью
общественнаго быта, тамъ онъ едва-ли и можетъ инымъ путемъ найти
и выяснить свой свѣтскій тонъ; по крайней мѣрѣ Dictionnaire de
l'académie утвердилъ его на нѣсколько поколѣній; когда-нибудь, ко-
нечно, сбросятъ его невыносимыя оковы; отъ истиннаго же понятія
словаря dictionnaire съ самаго начала былъ далекъ. Но въ другихъ
странахъ выгоды совокупнаго труда исчезаютъ передъ сопряженными
съ нимъ препятствіями и недостатками: посреди дѣятельности и со-
гласія могутъ возникать предлоги къ лѣни и раздору. ; Поэтому вся
дѣйствительная тягость труда должна бы быть предо ставлена въ руки

одного или нѣсколькихъ лицъ, сознающихъ въ себѣ настоящее при-
званіе къ дѣлу. Но тогда такой трудъ могъ бы развиваться и неза-
висимо, внѣ круга общества, которое бы взяло на себя только покрытіе
вполнѣ или отчасти издержекъ по предпріятію [200] и такимъ обра-
зомъ стало бы въ главѣ всего дѣла. Съ этой стороны нельзя конечно
отрицать благотворнаго участія ученаго общества въ составленіи сло-
варя. Но въ Германіи, яри маломъ уваженіи, которымъ пользовался
отечественный языкъ, академіи, охраняющія преимущественно класси-
ческую и восточную филологію, естественныя науки и исторію, никогда
не оказывали содѣйствія ни къ начертанію новаго, ни къ поддержанію
начатаго уже нѣмецкаго словаря. Отъ первыхъ нашихъ лексикогра-
фовъ до Аделунга и Кампе, вообще всѣ наши словари печатались
безъ всякаго общественнаго поощренія или пособія, и къ стыду на-
шему, памятники отечественнаго языка, по большей части, издавались
при самыхъ скудныхъ средствахъ, чуть не противъ воли бравшихъ
на себя издержки, почти безъ всякаго вознагражденія издателямъ А).
Перехожу къ частнымъ замѣчаніямъ:
1. Словарь есть азбучная роспись словъ какого-нибудь языка. По-
нятіе о немъ обнаруживаетъ основную разность древнихъ и новыхъ
яременъ. Выраженія Wörterbuch не знало еще 17-е столѣтіе; сколько
мнѣ извѣстно, первый употребилъ его Крамеръ (1719) по образцу
нидерландскаго woordenboek; отъ насъ оно перешло къ Шведамъ и
Датчанамъ. Но прекраснѣе несложное славянское словарь, словникъ,
рѣчникъ отъ слова, рѣчь. Греческое ρηματικον (т. е. βιβλίον) соотвѣт-
ствовало бы нынѣшнему значенію, но древними оно такъ не употре-
блялось.
Греки и Римляне не знали словарей, и названія, впослѣдствіи образо-
вавшіяся въ ихъ языкѣ: lexicon, glossarium, dictionarium, [201] voca-
bularium, заключаютъ въ себѣ другой смыслъ: Xe$tx6v (βιβλίον) отъ
AeSiç, dictionarium отъ dictio, есть сборникъ оборотовъ, выраженій;
glossarium объясняетъ старинныя, непонятныя реченія, содержитъ въ
себѣ глоссы; vocabularium предлагаетъ немногія только слова, собран-
ныя для учащихся или. вообще съ какою-нибудь особенной цѣлью.
Такъ Дюканжъ и Орбелинъ справедливо называютъ свои труды глос-
1) Въ русской литературѣ нельзя не признать благотворнаго значенія академіи въ
дѣлѣ выполненія задачи составленія словаря. Кажется, Я. Гриммъ выпустилъ тутъ
изъ виду весьма важную сторону вопроса, именно степень литературнаго развитія
націи. Безъ Россійской академіи, которая въ 11 лѣтъ составила свой первый словарь,
y насъ, можетъ быть, еще и до сихъ поръ не было бы подобнаго труда. Но точно
такъ же думается, что теперь, послѣ всѣхъ изданій академіи по этому предмету,
дѣло усовершенствованія русскаго словаря успѣшно можетъ быть ведено частными
лицами, лишь бы нашлись приготовленные къ тому люди, которые имѣли бы возмож-
ность посвятить ему всю свою дѣятельность.

саріями, французскіе академики свою превосходную выборку—diction-
naire; но отдѣльные, къ изданію какого-нибудь писателя приложенные
реестры не должны бы называться словарями. Если Французы когда-
нибудь дождутся полнаго словаря своего языка, то они конечно дадутъ
ему болѣе вѣрное названіе нежели dictionnaire или lexique. Понятіе
словаря, во всей его обширности, часто выражали еще заглавіемъ:
thésaurus, tesoro, trésor, Sprachschatz, или присоединеніемъ прилага-
тельнаго (totius latinitatis lexicon).
Самимъ древнимъ никогда не приходило на мысль собирать всѣ
слова своего языка, a тѣмъ болѣе языковъ сосѣднихъ варваровъ; они
любили только объяснять отдѣльные слои или ряды словъ,* преслѣдо-
вать въ нихъ извѣстные грамматическіе законы образованія или
выяснять темныя, забытыя выраженія. Ихъ этимологія, иногда замы-
словатая и мудреная, по большей части не знала правилъ науки,
Самая твердая память не могла бы удержать всѣхъ выраженій, ко-
торыя y Грековъ и безъ того способны были къ безконечному развитію;
a если бъ до этого и можно было постепенно дойти совокупными
усиліями многихъ, то оно ни къ чему не повело бы. Какая была бы
польза отъ собранія массы словъ, которое никого не интересовало и
могло быть распространено не иначе, какъ посредствомъ списковъ,
стоившихъ и много труда и большихъ издержекъ? Греки и Римляне
еще и не думали о сравненіи языковъ; они не чувствовали къ тому
ни малѣйшей охоты; не то, конечно, сдѣлали бы въ этой области изу-
мительныя открытія.
Рѣшительную перемѣну произвело только книгопечатаніе, преобра-
зовавшее всѣ науки; послѣдствія этого великаго изобрѣтенія [202],
какъ и паровой силы, до сихъ поръ неисчислимы. Какъ въ глубокой
древности письмо впервые доставило людямъ возможность употреблять
руку самымъ духовнымъ образомъ, дало имъ средства пересылать
свои мысли и передавать ихъ потомству, такъ распространеніе письма
въ печати удесятерило эти средства. Безъ этого изобрѣтенія, послѣ-
довавшее за нимъ возрожденіе классической литературы и реформація
были бы невозможны или, по крайней мѣрѣ, не вполнѣ успѣшны. Съ
тѣхъ поръ, какъ писанное печатается и повсюду читается, возникли
словари, и для языкознанія проложены совершенно новые пути; это
произошло конечно не вдругъ, a дѣлалось мало до малу, сперва слу-
чайно, потомъ все сознательнѣе: наконецъ, поняли, какъ важны полныя
хранилища языковъ. Въ филологическомъ направленіи нынѣшнихъ
миссіонеровъ, языкоученіе можетъ со временемъ пріобрѣсти такую
опору, что оно часто будетъ въ состояніи замѣнять отсутствіе или
утрату историческихъ памятниковъ богатствомъ и остроуміемъ своихъ
соображеній: это мы уже и теперь предвкушаемъ въ нѣкоторой сте-
пени. Но на участіе въ этой новой филологіи всѣ языки земного шара

имѣютъ равное право, и ни одинъ не долженъ быть презираемъ, точно
такъ, какъ всѣ слова равно принадлежатъ словарю и въ немъ поль-
зуются одинаковыми правами. Итакъ стремленіе къ полнотѣ въ соби-
раніи и разработкѣ составляетъ для словаря первую потребность :и
этимъ обусловливается всесторонность его употребленія. Ибо все, что
выходитъ изъ печати, назначено для всѣхъ безъ исключенія; что́
всѣмъ должно и можетъ служить, не имѣетъ права исключать или
отвергать что-либо.
Столько же необходимъ для словаря азбучный порядокъ, отъ
котораго зависитъ съ одной стороны возможность полнаго занесенія
и разработки словъ, a съ другой—вѣрность и скорость употреблен|я.
Кто располагаетъ богатыми матеріалами, долженъ въ точности знать,
куда ихъ помѣстить, и не быть принужденнымъ искать, чтобъ удо-
стовѣриться, включено ли уже такое-то слово, или нѣтъ: пчела напе-
редъ знаетъ, въ какую ячейку ей [203] положить медъ. Кому была
бы охота рыться въ словахъ, когда неизвѣстно, гдѣ ихъ найти? Уже
древніе въ своихъ ограниченныхъ сборникахъ соблюдали алфавитный
способъ размѣщенія, a кто теперь отъ него отступаетъ, тотъ грѣшитъ
противъ филологіи.
Но никакой порядокъ такъ не противенъ цѣлямъ словаря, какъ
расположеніе словъ по корнямъ, за которыми слѣдуютъ производныя
и сложныя "реченія; многіе даже при составленіи глоссаріевъ и спи-
сковъ не могутъ воздержаться отъ страсти систематизировать, и отни-
маютъ у грамматики то, что ей принадлежитъ. Заботиться и въ сло-
варѣ объ этимологіи естественно и неизбѣжно; но такъ какъ она,
безостановочно развиваясь, во всѣхъ направленіяхъ расширяетъ по-
знаніе корней, то порядокъ словъ не долженъ быть ею сбиваемъ; '
иначе всякая этимологическая находка влекла бы за собой измѣненія,
и въ словарѣ ни одно слово не стояло бы прочно на своемъ мѣстѣ.
Когда уже есть другіе словари, можно съ пользою располагать по
алфавиту и изслѣдованіе надъ корнями, какъ напр. Миклошичъ издалъ
разные труды этого рода, или Розенъ собралъ особо санскритскіе
корни х). Но одинъ азбучный порядокъ упрочиваетъ за отдѣльными
словами до времени ихъ независимость и нейтральность, которыхъ не
должно нарушать прежде завершенія разысканій, не относящихся къ
словарю.
2. Что составляетъ цѣль словаря? По обширности своего назна-
ченія онъ долженъ имѣть цѣль великую и далекую.
Онъ долженъ быть святилищемъ языка, хранить все богатство его
и содержать открытый къ нему доступъ. Собраніе словъ растетъ, какъ
соты, и становится драгоцѣннымъ памятникомъ народа, котораго про-
шедшее ,и настоящее въ немъ сливаются.
1) Здѣсь нельзя не вспомнить и нашего Шимкевича.

Языкъ есть общее достояніе и вмѣстѣ тайна. Сильно привлекая
ученаго, онъ возбуждаетъ и въ толпѣ естественное [204] къ себѣ
сочувствіе и охоту: „Какъ бишь такое-то слово, котораго я не при-
помню?"... „Этотъ человѣкъ странно выражается: что бы онъ хотѣлъ
сказать?".... „На это слово можно найти лучшіе примѣры: поищемъ
въ словарѣ".
Такая охота много облегчаетъ пониманіе. Словарю вовсе не нужно
стремиться къ пошлой ясности; онъ можетъ спокойно прибѣгать къ
обычной обстановкѣ, безъ которой наукѣ такъ же трудно обойтись,
какъ и ремеслу, и читатель либо уже приноситъ съ собой нужное
умѣнье обращаться съ нимъ, либо пріобрѣтаетъ къ тому навыкъ безъ
особенныхъ усилій. Спросите о чемъ-нибудь сапожника или булочника,
и онъ отвѣтитъ вамъ своими словами, которыя рѣдко потребуютъ
толкованія.
Да и нѣтъ никакой надобности, чтобы все было всѣмъ понятно,
чтобы каждое слово было объяснено каждому; пусть онъ пройдетъ
мимо непонятого: можетъ-быть, оно въ слѣдующій разъ сдѣлается ему
доступнѣе. Назовите хоть одну хорошую книгу, которой пониманіе
было бы всякому легко и не оставляло за собой неизмѣримой бездны
смысла. Содержаніе словаря обыкновенно бываетъ такъ полновѣсно,
что многое и ученѣйшихъ ставитъ въ тупикъ, или по крайней мѣрѣ
затрудняетъ. Въ безчисленныхъ случаяхъ и другіе читатели могутъ
оставлять въ сторонѣ то, что́ имъ не подъ силу, что́ не входитъ въ
ихъ кругозоръ или даже отталкиваетъ ихъ. Читатели всякаго званія
и возраста, на необозримыхъ пространствахъ языка, должны посту-
пать по обычаю пчелъ, спускаться только на тѣ травы и цвѣты, ко-
торые ихъ привлекаютъ и нравятся имъ.
Есть множество книгъ съ неудачно-придуманными заглавіями, ко-
торыя ходятъ по бѣлу свѣту и предлагаютъ самую пеструю и неудо-
боваримую смѣсь разнородныхъ знаній. Если бъ распространился
вкусъ къ простой пищѣ родного языка, то словарь могъ бы сдѣлаться
предметомъ домашняго. обихода, и его стали бы читать съ охотой,
иногда даже съ благоговѣніемъ. Только не надо сравнивать привле-
кательную силу рога изобилія, какъ обыкновенно называютъ словарь,
и оказываемую имъ пользу съ жалкими [205] услугами скуднаго
ручного словаря, который раза два въ годъ снимаютъ съ запыленной
полки, чтобы рѣшить споръ, какое изъ двухъ плохихъ правописаній
заслуживаетъ предпочтенія, или отыскать натянутый переводъ всѣмъ
извѣстнаго иностраннаго выраженія.
Какъ велико благотворное вліяніе словаря въ томъ смыслѣ, что
онъ противодѣйствуетъ людямъ, которые щеголяютъ чужеземными
языками, и заставляетъ живѣе чувствовать достоинство, часто даже
превосходство своего; a запасъ наглядныхъ примѣровъ, независимо

отъ прямой ихъ цѣли, усиливаетъ любовь къ отечественной литера-
турѣ. Блескъ древнихъ языковъ возвышали и поддерживали поэзія и
произведенія духа; кажется, словарямъ предназначено способствовать
къ упроченію новѣйшихъ "языковъ: вотъ еще причина, почему надо
стараться о распространеніи хорошихъ словарей. Если они не въ си-
лахъ охранять всѣхъ словъ, то по крайней мѣрѣ оберегаютъ большую
часть ихъ; не многіе изъ читателей какого-нибудь словаря станутъ
отрицать, какъ много они ему обязаны въ частностяхъ. Конечно,
всего живѣе слова передаются изъ устъ въ уста; и смотря по раз-
личію странъ, одно племя бываетъ развязнѣе другого и ловчѣе спра-
вляется съ языкомъ, нежели другое. Но брошенное сѣмя можетъ опло-
дотворять и запустѣвшія поляны.
Успѣхамъ языковѣдѣнія благопріятно все, что́ дѣлается для па-
мятниковъ, и поприще его неизмѣримо. Но безъ всякаго сравненія
важнѣйшую помощь оказываетъ ему словарь, который всѣ реченія
представляетъ на опредѣленномъ мѣстѣ въ такомъ удобномъ для
обзора порядкѣ, какого и самый неутомимый трудъ ничѣмъ не мо-
жетъ замѣнить. Словарь похожъ на вооруженное, готовое къ битвѣ
войско, съ которымъ можно совершать чудеса и противъ котораго
безсильны отдѣльные, хотя и самые отборные отряды. Я это испы-
талъ на себѣ, когда хотѣлъ построить древнюю грамматику еще безъ
помощи словаря, a теперь при полной азбучной разработкѣ языка
замѣчаю,.что только такимъ твердымъ и равномѣрнымъ шагомъ можно
дойти до самыхъ отдаленныхъ [206] мѣстъ, которыя иначе остались
бы въ сторонѣ. Подобно часамъ, словарь и для простолюдина долженъ
быть устроенъ съ тою же точностью, къ какой стремится астрономъ,
и вообще онъ можетъ быть вполнѣ полезнымъ только тогда, когда
удовлетворяетъ строгимъ требованіямъ науки.
3. До сихъ поръ понятіе и значеніе словаря разсматривались столь
общимъ образомъ, что выводы отсюда могутъ быть примѣняемы ко
всѣмъ языкамъ; теперь поговоримъ о нѣмецкомъ словарѣ въ особен-
ности.
(Здѣсь считаю нужнымъ передать только вкратцѣ слишкомъ част-
ныя для насъ замѣчанія Якова Гримма).
Объемъ словаря, говоритъ онъ, опредѣляется границами самого
языка. Подъ нѣмецкимъ языкомъ въ собственномъ смыслѣ надобно
разумѣть употребляемый тѣми Нѣмцами, которые остались въ поли-
тическомъ союзѣ. Этотъ языкъ раздѣляется на верхне- и нижненѣ-
мецкое нарѣчіе, между которыми передвижка звуковъ полагаетъ такое
рѣзкое различіе, что послѣднее изъ обоихъ болѣе сходно съ другими
германскими языками, нежели съ верхненѣмецкимъ нарѣчіемъ. По-
этому нижненѣмецкія реченія не могутъ найти мѣста въ нѣмецкомъ
словарѣ. Но за то для него чрезвычайно важно познаніе всѣхъ верхне-

Вопросъ о періодѣ времени, какой долженъ войти въ предѣлы словаря, осо-
бенно важенъ y насъ. Мѣра включенія въ него церковно-славянскихъ словъ всегда
будетъ самымъ затруднительнымъ пунктомъ задачи. Кажется, всего справедливѣе я
проще было бы отдѣлить на первый случай всю ту часть литературы, которая отмѣ-
чена церковнымъ шрифтомъ, и ограничиться тою, которая живетъ въ гражданской
грамотѣ. Русскій словарь обнялъ бы слѣдовательно, собственно говоря, только 18-ft я
19-й вѣкъ. Но къ нему надо бы еще присоединить: 1) русскія слова изъ древнихъ
нѣмецкихъ народныхъ говоровъ, и здѣсь Яковъ Гриммъ съ особенной
похвалой отзывается объ областныхъ словаряхъ: баварскомъ Шмеллера
и швейцарскомъ Стальдера, изъ которыхъ первый онъ ставитъ еще
гораздо выше послѣдняго. Упомянувъ потомъ объ эльзасскомъ и алле-
манскомъ отличіяхъ, онъ прибавляетъ: „однакожъ изъ всѣхъ этихъ
нарѣчій нельзя заимствовать непосредственно, т. е. безъ устраненія
звукового различія, съ которымъ отчасти теряется и прелесть ихъ\
4. Мы видѣли, какому ограниченію подлежитъ понятіе нѣмецкаго
словаря по пространству; спрашивается, какіе предѣлы должны быть
положены ему во времени?
Верхненѣмецкій языкъ распадается на три періода. Древнѣйші&
памятники его, отъ 7-го до 11-го столѣтія, образуютъ/древне-верхне-
нѣмецкій періодъ; отъ 12-го же до середины 15-го идетъ средне-
верхненѣмецкій; необходимо отличать оба эти періода какъ между
собой, такъ и отъ ново-верхненѣмецкаго, потому что формы стараго
языка полнѣе и благороднѣе формъ средняго, a эти чистотою далеко
превосходятъ нынѣшніе. Въ словарѣ часто нужно было прибѣгать къ
древне-верхненѣмецкому и даже къ готскому, чтобы добраться до
самой древней и правильнѣйшей формы какого-нибудь реченія. Еще
чаще, и особенно ради живости выраженій, вносимы были средне-
верхненѣмецкіе примѣры, такъ что иному читателю можетъ даже по-
казаться, что ихъ слишкомъ много. Необходимость ихъ понималъ
иногда уже Аделунгъ, но древне-верхненѣмецкіе приводитъ онъ рѣдко,
готскихъ y него вовсе нѣтъ.
Главное дѣло въ томъ, чтобы по возможности исчерпать объемъ
всего ново-верхненѣмецкаго періода и тамъ не только достигнуть по-
ниманія отдѣльныхъ выраженій, но и возбудить снова любовь къ за-'
бытымъ писателямъ. Всего ошибочнѣе было бы отвернуться отъ ста-
рины и самодовольно отмежевать нѣмецкому словарю тѣсное простран-
ство настоящаго, какъ будто какое-нибудь время можетъ быть понято
только изъ самого себя и обойтись безъ того, что́ устарѣло, вышло
изъ употребленія. Уже и y Гёте надо часто отличать прежній способъ
выраженія отъ позднѣйшаго, потому что онъ въ теченіе своей долгой,
богатой жизни постепенно обращался къ другимъ формамъ и словамъ.,
Еще чаще попадаются y Виланда слова, которыхъ новѣйшіе писатели
почти никогда или даже вовсе не употребляютъ *).

Каждый языкъ находится подъ вліяніемъ не только ближайшаго
къ нему круга, но отчасти и болѣе отдаленныхъ, обширнѣйшихъ кру-
говъ, которыхъ сознаніе еще не вполнѣ имъ утрачено, [208] какъ
иногда передъ памятью внезапно возстаютъ самые отдаленные пред-
меты. Невыносимыйъ стѣсненіемъ для языка было бы лишеніе его
права брать назадъ свою собственность и пользоваться. знаменатель-
ными словами, отъ древности получившими торжественность. Языкъ,
который, сверхъ своего наличнаго ходячаго запаса, не имѣлъ бы при-
береженной денежки и кое-какихъ рѣдкихъ монетъ, былъ бы бѣдный
языкъ; выставить эти сокровища есть дѣло словаря.
Съ тѣхъ поръ, какъ мы познакомились съ забытыми поэтическими
произведеніями среднихъ вѣковъ, a за ними еще открываемъ угасаю-
щую древне-верхненѣмецкую поэзію, намъ вдругъ представились въ
благопріятнѣйшемъ свѣтѣ и всѣ послѣдующія4 столѣтія, потому что
точное познаніе старины не допускаетъ пробѣловъ и въ позднѣйшемъ
времени. Геллерта и Гагедорна мы не понимаемъ безъ Каница и Гюн-
тера, a этихъ безъ Опица и Флеминга: какъ же намъ отказаться отъ
бо́льшаго могущества 16-го столѣтія? Языкъ Лютера, доселѣ живущій
въ библіи, не могъ бы быть вполнѣ изученъ, если бъ былъ вырванъ
изъ цѣпи явленій своего времени. Никакой нѣмецкій словарь не мо-
жетъ обойтись безъ Лютера и Гансъ-Сакса; слѣдовательно ему при-
надлежатъ и современники этихъ мужей, a если бъ онъ не выполнилъ
такого требованія, то не имѣлъ бы существеннаго достоинства и зна-
ченія.
5. Какіе y насъ предшественники и что ими сдѣлано?
(Пропуская здѣсь мало поучительныя для насъ замѣчанія Якова
Гримма о первыхъ начаткахъ и опытахъ нѣмецкихъ словарей, обратимся
къ тому, что онъ говоритъ о трудахъ Аделунга, Кампе и ихъ послѣдо-
вателей).
[209] По смерти Готшеда(1766), который незадолго передъ тѣмъ
издалъ неудовлетворительные образцы пространнаго нѣмецкаго словаря,
Аделунгъ взялся за это дѣло и въ послѣдующее время трудился надъ
нимъ неутомимо. Можно принять, что оно исключительно занимало его
во все продолженіе 70-хъ годовъ; второе изданіе, появившееся посте-
пенно въ 90-хъ годахъ, стоило уже меньшихъ усилій. Оно, до мно-
гимъ пропускамъ, которые не вознаграждаются кое-какими дополне-
памятниковъ исторіи и народной литературы, грамотъ, пѣсенъ, сказокъ, пословицъ и
т. п., 2) корни церковно-славянскіе, встрѣчающіеся въ производныхъ или составныхъ
русскихъ словахъ. Само собою разумѣется, что въ этотъ словарь должны бы войти и
тѣ церковно-славянскія слова, которыя употреблялись нашими свѣтскими писателями
послѣ введенія гражданской печати. Что касается до писателей духовныхъ, то изъ
ихъ трудовъ слѣдовало бы извлекать слова съ осмотрительностью.

ніями, стоитъ ниже перваго, a въ языкоизслѣдованіи не подвигаться;
впередъ, но стоять на мѣстѣ—почти то же, что итти назадъ.
Несмотря на употребленный имъ непомѣрный трудъ, скромный
ученый назвалъ первое изданіе опытомъ. Надо согласиться, что ни-
когда еще не было столь тщательно и настойчиво выполненнаго труда
по нѣмецкому языку, и этотъ словарь долженъ былъ произвести самое
благопріятное впечатлѣніе. Его главное достоинство заключалось, во-
первыхъ, въ богатомъ запасѣ словъ, который составленъ былъ, хотя
съ нѣкоторою сдержанностью, но за то въ строжайшемъ порядкѣ, и
превосходилъ по обилію всѣ прежніе сборники, a во-вторыхъ—въ спо-
койномъ и осмотрительномъ развитіи значеній, правда ужъ слишкомъ
широкомъ, но подкрѣпленномъ хорошо прибранными примѣрами. Все
здѣсь носитъ отпечатокъ невозмутимаго, равномѣрнаго труда, который
скоро достигъ высшей точки, какой только могъ достигнуть, и остался
свободнымъ отъ всякаго вліянія фантазіи..
Здѣсь, послѣ долгаго времени, снова соблюденъ былъ строгій азбуч-
ный порядокъ, и всѣ увидѣли его преимущества; но первый законъ
для словаря — безпристрастное принятіе и охраненіе всѣхъ выраженій—
принесенъ былъ въ жертву ошибочному взгляду Аделунга на свойства
нашей письменной рѣчи. По его мнѣнію, только употребительный въ
верхней Саксоніи утонченный нѣмецкій языкъ, какъ бы придворный
языкъ учености, можетъ служить нормою, хотя ни одинъ классическій
писатель не употреблялъ его. Изъ высокаго тона, такъ думалъ онъ,
языкъ спускается въ благородный, изъ благороднаго въ фамильярный,
[210] a потомъ въ низкій и простонародный; простонародный же не-
достоинъ вниманія языкоизслѣдователя, который низкое принимаетъ
въ соображеніе только изъ уваженья къ комическому: словъ этого
рода, говоритъ онъ, въ первомъ пылу допущено въ словарь слишкомъ
много. Сверхъ того словарь не глоссарій и не долженъ быть слишкомъ
щедръ на устарѣлыя слова. Такъ разсуждалъ Аделунгъ.
Между тѣмъ нѣмецкая поэзія достигла блестящаго развитія, a онъ
не показалъ ни малѣйшей воспріимчивости къ ней, и второе изданіе
его словаря нисколько не обогатилось тѣмъ, что́ всѣхъ воодушевляло.
Его равнодушіе должно было непріятно поражать всѣхъ людей съ
поэтическимъ настроеніемъ; наконецъ Фоссъ высказалъ долго сдер-
жанную хулу,—высказалъ ее умно и рѣзко, но несправедливо, потому
что не умѣлъ оцѣнить той обильной общеполезной жатвы, какую со-
бралъ Аделунгъ въ тѣсныхъ, добровольно назначенныхъ себѣ предѣ-
лахъ; Фоссъ лучше его былъ знакомъ съ литературой 16-го и 17-го
столѣтій, но въ древнемъ языкѣ познанія обоихъ были слишкомъ не-
достаточны, и нельзя назвать удачною такую хулу, изъ которой для
худящаго проистекаетъ еще большее осужденіе. Несмотря на частые
промахи Аделунга, доказывающіе незнакомство съ старинными фор-

мами языка, словарь его выдержитъ еще не одинъ порывъ вѣтра, еще
долго будетъ сохранять свое значеніе, и долго изыскатели будутъ съ
нимъ совѣтоваться.
Вскорѣ по окончаніи второго изданія Аделунга и послѣ долгихъ
приготовительныхъ работъ, явился въ 1807—1811 годахъ нѣмецкій
словарь Кампе, — тяжелый, далеко уступающій предыдущему трудъ,
вызванный желаніемъ съ одной стороны пополнить сборникъ недо-
стающими y Аделунга словами (которыя, при алфавитномъ порядкѣ,
легко было отыскать), a съ другой стороны, изъ угожденія неоснова-
тельному пуризму, изгнать изъ нѣмецкаго языка всѣ иностранныя
реченія. У Аделунга все какъ будто вылилось съ разу и зрѣло обду-
мано; . здѣсь же, вмѣстѣ съ Кампе работали двое сотрудниковъ раз-
ныхъ свойствъ и способностей; [211] они старались наскоро сработать
словарь, который могъ обойтись безъ учености, такъ какъ отбросилъ
всѣ этимологическія производства, и „рѣчь ежеминутно мучащаяся въ
родахъ" служила пищею торопливо схватывающей, a не спокойно-
прилежной дѣятельности собирателя.
Въ самомъ дѣлѣ, нельзя не сказать, что многія изъ пропущенныхъ
Аделунгомъ словъ помѣщены y Кампе и что въ набросанномъ со всѣхъ
сторонъ сорѣ могутъ скрываться годныя зерна, которыхъ расположеніе
въ азбучномъ порядкѣ заслуживаетъ благодарности; но не видно ни
плана, ни точности въ занесеніи какъ старинной, такъ и новой лите-
ратуры; выписки же обезображены множествомъ опечатокъ. Масса до-
полненій состоитъ преимущественно изъ сложныхъ словъ, какихъ, по
свойству нашего языка, можно образовать цѣлыя сотни. Исчисленіе
ихъ въ словарѣ доказываетъ не богатство языка, a только насиліе
синтаксису его. Что касается до частицъ, то конечно допустить при-
соединеніе каждой изъ нихъ къ простымъ словамъ во всѣхъ возмож-
ныхъ случаяхъ значило бы открыть широкій путь произволу; тогда,
языкъ сталъ бы походить на естественное дерево, y котораго сучья,
вѣтки и листья разрослись во всѣ стороны. Въ аналогіи данъ языку
могущественный законъ; но въ исключеніяхъ и отступленіяхъ отъ нея
опять-таки скрываются правила, которыя должны быть соблюдаемы. Я
не утверждаю, чтобы трудившіеся надъ словаремъ Кампе хотѣли со-
брать всѣ возможныя словосоставленія съ частицами, но для многихъ
словъ этого рода они довольствуются тѣмъ, что слѣдуютъ одной ана-
логіи или приводятъ такіе примѣры, которые не въ состояніи дока-
зать живого происхожденія сложнаго слова. Не всѣ подобныя слова
рѣшительно негодны, но они непріятны, когда не могутъ быть доста-
точно подкрѣплены, и большая часть ихъ возбуждаетъ сомнѣніе. Если
прибавимъ, что сверхъ этой страсти употреблять во зло способность
нѣмецкаго языка къ произведенію и составленію словъ, Кампе при-
держивается несноснаго пуризма, о которомъ скоро будетъ говорено

подробнѣе, что онъ съ другой стороны не воспользовался [212] болѣе
близкими и существенными дополненіями къ Аделунгову труду, ко-
торыя представляетъ наша литература, то трудно будетъ признаті
разсматриваемый словарь дѣйствительно годнымъ къ употребленію й
полезнымъ для успѣховъ нѣмецкаго языка. Поставленные передъ сло-
вами знаки конечно не заслуживаютъ одобренія и только увеличи-
ваютъ безжизненность, которого эта книга безъ того страдаетъ.
Нѣтъ надобности распространяться о прочихъ, со времени Аде-
лунга явившихся, нѣмецкихъ словаряхъ, ручныхъ, полныхъ словаряхъ
Морица, Гейнзіуса, Гейзе, Кальтшмидта и другихъ. Они различнаго
вида и устройства, предприняты съ благимъ намѣреніемъ и соста-
влены отчасти съ умѣніемъ; но я сомнѣваюсь, чтобы хоть одинъ изъ
нихъ оказалъ истинныя и прочныя услуги самому языку. Они считаютъ
потребностью описывать, извлекать и сокращать добытые доселѣ ре-
зультаты, вмѣсто того, чтобы возвышать и увеличивать ихъ. Зачѣмъ,
въ отсутствіи земледѣльцевъ, столькимъ ногамъ утаптывать обширную
ниву слова ? лучше бы ей было пролежать нѣсколько времени въ пару.
6. Иноземныя слова.
Всѣ языки, пока они въ здоровомъ состояніи, имѣютъ естественное
побужденіе отстранять отъ себя чужое, a если оно разъ уже вторг-
лось,—вытѣснять его снова или, по крайней мѣрѣ, сглаживать тузем-
ными элементами. Нѣтъ народа способнаго къ развитію всѣхъ воз-
можныхъ звуковъ, и всякій языкъ избѣгаетъ тѣхъ, которые ему не-
свойственны и противны. Что́ справедливо о звукахъ, то еще болѣе
относится къ словамъ.
Когда чуждое слово случайно западетъ въ воды какого-нибудь
языка, то оно носится по нимъ, пока не приметъ его цвѣта и, напе-
рекоръ своей натурѣ, не станетъ похоже на туземное. Это видно въ
особенности на множествѣ мѣстныхъ названій, но также и на другихъ
«ловахъ: Abenteuer, Armbrust, Eichhorn представляютъ совершенно
нѣмецкіе звуки, хотя не имѣютъ ничего общаго съ понятіями: Abend,
theuer, Arm, Brust, Eiche, Horn. Bce равно, что́ они повидимому зна-
чатъ; всякій знаетъ, [213] что они дѣйствительно выражаютъ, и слухъ
нашъ не возмущается ими. Иногда и чисто нѣмецкія, но затемнив-
шіяся выраженія этимъ же способомъ становятся яснѣе, хотя и безъ
смысла: такъ Moltwurf, съ тѣхъ поръ какъ перестали .понимать его,
превратилось въ Maulwurf 1).
*) Есть и y насъ примѣры словъ, осмысленныхъ народнымъ употребленіемъ или
просто измѣненныхъ по недоразумѣнію. Таковы взятыя первоначально изъ другихъ
языковъ: высокосный, шировары, крылосъ. Подобное нѣмецкому Maulwurf предста-
вляетъ наше прилаг. близорукій, передѣланное изъ близорокій иди правильнѣе близ-
зорокій (зоркій), которое до сихъ поръ сохранило свою настоящую форму въ Псков-
ской губ. (см. Опытъ областного словаря). Такое измѣненіе словъ, по требованію на-

Путемъ христіанства, латинской учености и сношеній съ сосѣдями,
иноплеменныя слова врывались къ намъ во множествѣ. Нѣкоторыя
были удачно и смѣло передаваемы по-нѣмецки, какъ-то: Taufe, Sünde,
Hölle, Ostern и др. Гораздо большее* число удержалось съ передѣлкою,
напр. Engel, Teufel, Priester, Altar и проч.; изъ peregrinus сдѣлалось
pilgrim, изъ pyrethrum Bertram 1). Ассимиляція была всего сильнѣе,
когда словамъ придавалась и наша своеобразная флексія, напр. глаголы
schreiben и preisen спрягаются въ прошедшемъ schrieb, pries.
Къ принятію иноземныхъ реченій наша старина побуждалась не
только ихъ связью съ преданіями церкви и школы, вмѣстѣ съ рази-
тельнымъ сходствомъ искони родственныхъ словъ, но также ихъ бла-
гообразіемъ и удобствомъ, или лѣнью пріискивать на своемъ языкѣ
соотвѣтствующія имъ выраженія.
Мало по малу отвращеніе къ чуждымъ звукамъ стало ослабѣвать
и уступать мѣсто педантической заботѣ , о сохраненіи полнаго ихъ
выговора; съ этимъ чутье къ родному языку еще болѣе притупилось,
и иноземнымъ словамъ безъ нужды облегченъ доступъ: [214] считали
какой-то заслугой оставлять свое и замѣнять его чужимъ.
Языкоизслѣдованіе и въ особенности словарь обязаны противодѣй-
ствовать безмѣрному и незаконному наплыву чуждыхъ элементовъ и
полагать строгое различіе между двумя весьма несходными видами
иноземныхъ словъ, хотя граница между ними иногда довольно неопре-
дѣленна.
Невозможно исключить всѣхъ тѣхъ, которыя давно укоренились
на почвѣ нашего языка и пустили изъ нея новые отпрыски; посред-
ствомъ многообразныхъ производствъ и составленій, они такъ срослись
съ нѣмецкою рѣчью, что мы безъ нихъ уже не можемъ обойтись. Сюда
относятся напр. имена всѣхъ завезенныхъ къ намъ изъ другихъ странъ
животныхъ и растеній, для которыхъ нѣтъ нѣмецкихъ названій: кто
бы хотѣлъ наприм. отказаться отъ словъ Rose, Röschen, Viole, Veilchen?
Сюда принадлежатъ также онѣмечившіяся уже лѣтъ тысячу тому на-
задъ реченія, какъ-то: Fenster, Kammer, Tempel, Pforte, Schule, Kaiser,
Meister, Arzt, которыхъ туземныя имена либо забыты, либо замѣнены
<болѣе опредѣлительными чужими названіями.
Напротивъ того, нѣмецкій словарь отвергаетъ множество изъ гре-
ческаго, латинскаго, французскаго и другихъ языковъ заимствован-
ныхъ словъ, которыхъ употребленіе y насъ сильно распространилось,
родной этимологіи, замѣтно y насъ особенно въ собственныхъ именахъ; такъ изъ
Сарскаго села народъ, еще прежде оффиціальнаго переименованія этого города, сдѣ-
лалъ Царское село; такъ въ нашихъ историческихъ актахъ, вмѣсто Стокгольмъ,
изстари писалось до самаго Петра Великаго Стеколна.
1) У насъ: налой, просвира, паникадило, исполать, вмѣсто: аналогій, просфора,
поликандило, исполлети́.

окончательно усвоенными нашему языку. Правда, они пытались утвер-
диться и занять мѣсто, которое оставалось свободнымъ или изъ кото-
раго они уже вытѣснили было туземное слово; но имъ не удалось въ>
собственномъ смыслѣ водвориться. Они y насъ во многихъ случаяхъ,
кажется, только гости и никто не замѣтитъ ихъ удаленія, какъ скоро
настоящее слово займетъ принадлежащее ему мѣсто. Хотя такія ино-
земныя выраженія и слышатся каждый день, но нѣмецкому языку до
нихъ дѣла нѣтъ, потому что y него есть свои, столъ же хорошія слова,
или что онъ не старается обозначать заключающихся въ нихъ понятій;
для чего напр. сталъ бы онъ пускать въ ходъ большое [215] число ино-
странныхъ цвѣточныхъ названій, употребительныхъ въ садахъ или
теплицахъ? Пусть остаются въ оборотѣ латинскія техническія названія.
Другія конечно болѣе касаются насъ; въ наукѣ и училищѣ, на войнѣ и
посреди мира, во вседневномъ обиходѣ, завелось такъ много иностран-
ныхъ словъ, что только съ помощію ихъ можно заставить понять себя,
Когда сдѣлается яснѣе сознаніе въ достоинствѣ нашего языка и уси-
лится знакомство со всѣми средствами, которыя онъ предлагаетъ намъ
для пріисканія болѣе опредѣлительныхъ и соотвѣтственныхъ выраженій,
тогда уменьшится и употребленіе иностранныхъ словъ. Вообще не надо
забывать, что чужеземныя стихіи занесены въ нашъ языкъ не изъ среды
народа, a введены въ намъ княжескими дворами, приверженными къ
иностраннымъ обычаямъ, принужденнымъ слогомъ присутственныхъ
мѣстъ и канцелярій, a также стремленіемъ всѣхъ наукъ приноравли-
вать свои термины къ иноземнымъ и предоставлять послѣднимъ пре-
имущество передъ каждымъ своимъ словомъ.
Этой привязанности къ иноземному, этого смѣшенія языковъ сло-
варь не долженъ поддерживать; онъ долженъ, напротивъ, честно про-
тиводѣйствовать имъ, стараясь однакожъ вмѣстѣ съ тѣмъ избѣгать
тѣхъ ошибокъ, въ которыя вводятъ непризнанные очистители слова.
Не умѣя вполнѣ оцѣнить красоту и богатство нашего языка, этотъ
докучный пуризмъ преслѣдуетъ и истребляетъ чужое, гдѣ бы оно ему
ни попалось; неуклюжимъ молотомъ куетъ онъ свое негодное оружіе.
Что́ языкъ давно уже имѣлъ, или въ чемъ вовсе еще не нуждается,
то этотъ пуризмъ старается навязать ему, надѣвая на него силою
платье, вывороченное на изнанку *).
а) Братья Гриммы, какъ и нѣкоторые другіе изъ нѣмецкихъ лексикографовъ, со-
вершенно изгнали изъ словаря иностранныя слова, кромѣ тѣхъ, которыя искони сли-
лись съ языкомъ; такъ вы y нихъ напр. не найдете именъ: Uniform, Universität. Дру-
гому правилу слѣдовала наша Академія въ своемъ словарѣ: въ немъ помѣщены всѣ
вошедшія y насъ въ общее употребленіе иностранныя слова. Такая метода русской
лексикографіи вполнѣ оправдывается потребностью нашей публики въ словарѣ, который
бы заключалъ въ себѣ весъ запасъ языка. У насъ еще нѣтъ удовлетворительныхъ сбор-
или по крайней мѣрѣ допускается, хотя они и.не могутъ считать<$

[216] 7. Собственныя имена.
Нашъ словарь строго осуждали за то, что онъ опускаетъ собственныя
имена нѣмецкія. Никакое другое обвиненіе не могло обнаружить та-
кого незнанія дѣла; но, говоря объ этомъ предметѣ, я долженъ отли-
чить имена мѣстъ отъ именъ лицъ.
Имена странъ, городовъ, мѣстечекъ, деревень, рѣкъ, рѣчекъ, горъ,
долинъ, низменностей, холмовъ, полей и лѣсовъ очень многочисленны,
и такъ какъ нашъ словарь долженъ бы заняться ими съ большею осно-
вательностію, нежели съ какою разсматриваютъ ихъ имѣющіеся гео-
графическіе словари, то отъ этого слишкомъ увеличился бы объемъ
изданія. Конечно, познаніе и объясненіе этихъ именъ чрезвычайно
важно для языка вообще; но при изслѣдованіи ихъ встрѣчается ве-
ликое затрудненіе. Эти наименованія мѣстъ произошли въ разныя
времена, и нѣкоторыя изъ нихъ восходятъ за эпоху переселенія нѣ-
мецкаго племени въ наши страны. Когда дѣло идетъ о кельтскихъ и
римскихъ остаткахъ въ предѣлахъ Германіи, то прежде всего слѣдуетъ
искать ихъ въ именахъ мѣстъ. Сверхъ того, въ большей части нѣмец-
кихъ земель племена въ разное время смѣнялись, и удаляющіяся или
вытѣсняемыя налагали на отдѣльныя мѣста печать своего особеннаго
нарѣчія. Отсюда слѣдуетъ, что исчисленіе именъ съ бо́льшимъ осно-
ваніемъ должно бы войти въ средне- или древне-верхненѣмецкій сло-
варь, нежели въ ново-верхненѣмецкій, отъ словъ котораго они бы
слишкомъ рѣзко отличались, несмотря на ихъ многократное подно-
вленіе. Но если впослѣдствіи кому-нибудь удастся, всего лучше въ осо-
бомъ сочиненіи, изслѣдовать ихъ точнѣе, то ново-верхненѣмецкій сло-
варь извлечетъ изъ нихъ болѣе пользы, чѣмъ могъ бы извлечь теперь
въ отдѣльныхъ случаяхъ.
[217] Личными именами, даваемыми ври крещеніи, ново-верхненѣмец-
кій языкъ чрезвычайно бѣденъ. Къ чему послужило бы помѣстить здѣсь
пятьдесятъ или сто нѣмецкихъ именъ, жалкій остатокъ безпредѣль-
наго богатства. нашей старины? Нельзя же было бы допустить ино-
земныхъ, по большей части библейскихъ, которыхъ число почти такъ
же велико. Относительно собственно-нѣмецкихъ надо повторить то,
что замѣчено было о мѣстныхъ названіяхъ: наши личныя имена также
возникли y разныхъ племенъ и потомъ уже распространились далѣе,
напр. Сигфридъ произошло въ другой мѣстности нежели Густавъ, Кон-
радъ не тамъ, гдѣ Фердинандъ; ихъ разсмотрѣніе не входитъ въ тѣс-
ный кругъ ново-верхненѣмецкаго словаря. Хотя они моложе прирос-
шихъ къ самой землѣ именъ мѣстностей, однакожъ также принадле-
никовъ иностранныхъ словъ, которые y Нѣмцевъ издаются подъ именемъ Fremd-
wörterbuch и такимъ образомъ дополняютъ словари, исключительно посвященные ихъ
собственному языку. Русскій словарь, въ которомъ не было бы употребительныхъ ино-
странныхъ словъ, представлялъ- бы весьма существенный пробѣлъ.

жатъ отдаленной старинѣ. Нѣкогда ихъ насчитывались не сотни, a
тысячи, такъ что одно собраніе ихъ, если бъ оно обнимало всѣ формы
и: видоизмѣненія, составило бы болѣе тома и только полнотою могло
бы дѣйствительно оживиться. Такой сборникъ. прольетъ когда-нибудь
неожиданный свѣтъ на всѣ части д времена нашего языка. Въ сло-
варь должны войти только нѣкоторыя ласкательныя форды именъ,
какъ-то: Benz, Kunz, Götz и друг., которыя болѣе въ связи съ осо-
бенностями нынѣшняго языка. Все прочее надо было исключить.
Наконецъ, позднѣйшія прозванія или родовыя имена (фамиліи),
какъ образованныя изъ употребительныхъ словъ, существительныхъ
или прилагательныхъ, мало поучительны, но весьма многія состоятъ
изъ названій мѣстъ, передъ которыми выпущено означеніе лица, напр.
Vogelweide, Keisersberg означаютъ человѣка изъ Фогельвейде, изъ
Кейзерсберга.
8. Языкъ пастуховъ, охотниковъ, птичниковъ, рыболововъ и т. д.
Л тщательно отыскивалъ всѣ слова древнѣйшихъ состояній народа,
находя, что они доставляютъ самые обильные матеріалы для исторіи
языка и нравовъ. Главные слѣды пастушескаго быта нашей старины
найдутся конечно въ Альпахъ Швейцаріи, Тироля [218] и Штиріи; y
Штальдера и y Шмеллера есть драгоцѣнныя, но еще недостаточныя
извѣстія: кто сообщитъ мнѣ новыя свѣдѣнія, заслужитъ живѣйшую
мою признательность. Всѣ выраженія егерей, сокольниковъ и птични-
ковъ привлекательны по своей свѣжести и простотѣ; они также вос-
ходятъ до глубокой древности и требуютъ внимательнаго разсмотрѣ-
нія; бѣднѣе повидимому языкъ рыболововъ, которые какъ будто такъ
же нѣмы, какъ животныя, ими преслѣдуемыя. Тѣмъ оживленнѣе по
всем вѣроятности бытъ моряковъ, но ново-верхненѣмецкое нарѣчіе
представляетъ весьма скудный запасъ словъ этого разряда: изъ нижней
Германіи и Нидерландовъ заимствованы мало-по-малу почти всѣ слова,
относящіяся къ мореплаванію, вмѣсто которыхъ наша старина конечно
имѣла многія собственныя, несходныя съ нынѣшними названіями. Но,
наравнѣ съ другими нижнегерманскими словами, и большая часть мор-
скихъ реченій не могли найти мѣста въ словарѣ. Бывшія y меня въ
рукахъ пособія для языка виноградарей, который мнѣ бы хотѣлось
изслѣдовать, не облегчили употребленнаго на эту часть труда. Жаль,
что и изданные по горнозаводскому языку сборники не исчерпываютъ
его и составлены безъ ученыхъ объясненій. Болѣе сдѣлано для словъ,
относящихся къ пчеловодству, садоводству и вообще къ земледѣлію,
словѣ, которыя не такъ рѣзко отдѣляются отъ остального состава
языка и болѣе извѣстны въ народѣ. To же можно сказать и о ре-
месленныхъ выраженіяхъ, на которыя еще Аделунгъ обращалъ вни-
маніе. Поваренныхъ и врачебныхъ книгъ издавна очень много, и между
ними есть полезныя для языкоизслѣдованія. Смѣшанный языкъ ни-

щихъ, воровъ и мошенниковъ, который отчасти состоитъ изъ нѣмец-
кихъ стихій, былъ собираемъ въ новѣйшее время часто и всего удовле-
творительнѣе; желательно, чтобы языкъ стариннаго ратнаго дѣла под-
вергнутъ былъ особенному изслѣдованію; нѣкоторыми сторонами онъ
сближается съ языкомъ стариннаго рыцарскаго сословія, другими—съ
охотничьимъ.
Въ нашемъ ученомъ сословіи нѣтъ уже болѣе своеобразнаго навыка
въ употребленіи и развитіи нѣмецкаго слова. Духовное [219] красно-
рѣчіе совершенно подчинено закону общаго хода языка и само себя
лишило, въ изреченіяхъ и пѣсняхъ, большей части своего древняго
могущества. Однакожъ между духовными какъ протестантской, такъ
и католической церкви, продолжаетъ обнаруживаться похвальное вни-
маніе къ народному языку и заботливость о собираніи его. Между за-
коновѣдами почти совершенно изгладились всѣ слѣды стариннаго бо-
гатаго судебнаго языка, который сохранялся еще до 16-го или 17-го
столѣтія; нынѣшній юридическій языкъ, болѣзненный и сухой, сильно
обремененъ римской терминологіей.
Долгое время врачи, болѣе всякаго другого сословія, заботились о
разработкѣ нѣмецкаго языка, можетъ быть оттого, что ихъ подстре-
кали къ тому туземныя названія болѣзней или лѣкарствъ, въ особен-
ности же травъ и животныхъ; пріятно видѣть, что со временн изо-
брѣтенія книгопечатанія преимущественно врачи переводили иностран-
ныя книги на нѣмецкій языкъ; составители нашихъ древнѣйшихъ
словарей были врачи же или естествоиспытатели. И въ нынѣшнее
время врачи, при частыхъ сношеніяхъ съ людьми всякаго рода, съ
которыми они разговариваютъ о самыхъ обыкновенныхъ предметахъ,
могли бы въ точности узнать весь объемъ языка и взять простое из-
ложеніе Гиппократа за образецъ, какъ сдѣлать разсказъ о болѣзняхъ
поучительнымъ и для искусства и для жизни; но, сколько мнѣ извѣстно,
въ послѣднія сто лѣтъ между ними не было ни одного языкоизслѣдо-
вателя. Вошедшіе во всеобщее употребленіе латино-греческіе термины
еще затрудняютъ ихъ движенія на родной почвѣ и отбиваютъ y нихъ
охоту воздѣлывать ее. — Химія выражается на ломаномъ латинскомъ
и нѣмецкомъ языкѣ; только въ устахъ Либиха она мастерски владѣетъ
словомъ. — Философамъ, которые понимаютъ точную связь между пред-
ставленіями и словами, должно бы быть сродно углубляться въ тайны
языка, но ихъ превосходство развивается болѣе изнутри и такъ много
зависитъ отъ особенности собственной натуры каждаго, что они мало
обращаютъ вниманія на общеупотребительный языкъ и часто безъ
[220] причины отъ него отступаютъ. — Всѣхъ болѣе соображается съ
нимъ Кантъ, и потому словарь не могъ не пользоваться его живою
рѣчью, насколько она относится къ области нѣмецкаго языка.
9. Непристойныя слова.

Раздѣлять языкъ вообще на возвышенный, благородный, дружескій,
низкій и простонародный — ни къ чему не ведетъ, и Аделунгъ этимъ
путемъ придалъ многимъ словамъ ложное значеніе. Какъ часто онъ
измѣняетъ призванію языкоизслѣдователя, говоря: „эти слова такъ
низки, что ихъ почти не стоило бы приводить", и какъ смѣшиваетъ
онъ всѣ эти разряды!
Прилагая непосредственно къ языку сословныя отношенія въ томъ
видѣ, каяъ они являются въ древне-нѣмецкомъ правѣ, я замѣтилъ
слѣдующую простую трилогію. Свободный человѣкъ занимаетъ сере-
дину, изъ которой съ одной стороны отдѣляется благородный, a съ
другой несвободный. — Такъ точно изъ свободнаго языка, изображаю-
щаго полную мѣру естественной способности слова, выходитъ съ одной
стороны благородная, a съ другой — несвободная рѣчь. — Благород-
ное называемъ мы также возвышеннымъ, высокимъ, утонченнымъ; не-
свободное — низкимъ (bas langage), плоскимъ, пошлымъ, мужиковатымъ,
грубымъ, жесткимъ. — Естественный языкъ заключаетъ въ себѣ рас-
положеніе къ обоимъ видоизмѣненіямъ — къ утонченной и къ грубой
рѣчи: изъ благороднаго языка устранена грубая стихія, изъ грубаго—
благородная: грубое, жесткое легко становится нечистымъ, грязнымъ
(sordidum, turpe), утонченное — украшеннымъ и чопорнымъ (ornatum,
molle) или даже соблазительнымъ (lubricum).
Природа научила человѣка скрывать отъ другихъ актъ произрож-
денія и испражненія, a также прятать служащія къ тому части; все,
что оскорбляетъ это чувство цѣломудрія и стыдливости, называется
непристойнымъ (obscoenum). A что не выставляется на глаза толпы,
того не захотимъ мы передать и слуху, того не станемъ произносить.
Но такое запрещеніе не безусловно: [221] такъ какъ эти отправленія
естественны, даже необходимы (naturalia non sunt turpia), то они не
всегда могутъ быть называемы, только тайно: въ извѣстныхъ обстоя-
тельствахъ позволительно означать ихъ и публично.
И здѣсь-то является различіе между украшенной и грубой рѣчью.
Грубая бываетъ часто расположена называть неприличныя вещи, не
прикладывая листа ко рту; утонченная же старается избѣгать какъ
этого, такъ и всего, что имѣетъ не только близкое, но и отдаленное
къ тому отношеніе, или стремится по крайней мѣрѣ прикрывать все
нечистое. Конечно, при этомъ надо имѣть въ виду различныя степени
и настроенія въ нравахъ народовъ. Свобода языка и поэзіи Грековъ
смѣло пользовалась грубою стихіей; римскому языку указаны были
болѣе тѣсные предѣлы, и въ этомъ отношеніи замѣчательно одно письмо
Цицерона (Farn. 9, 32). Неоспоримая, можно сказать, цѣломудренная
жесткость нѣмецкой литературы всего 16-го столѣтія далека отъ
французскаго распутства, отъ чопорности нашего нынѣшняго утончен-
наго общества (моднаго свѣта), которое, напримѣръ, боится произнести

такое слово какъ Durchfall (поносъ) и вмѣсто того употребляетъ чу-
жеземное Diarrhöe, подъ которымъ грекъ разумѣлъ совершенно то же
самое, что́ выражаетъ приведенное нѣмецкое слово! Давность употре-
бленія могла же, въ иномъ французскомъ реченіи, привести въ забве-
ніе самую грубую основу, напр. reculer, culbuter, culotte. Находить не-
приличнымъ честное древнее слово hose (франц. chausse) въ высшей
степени нелѣпо.
Помѣщать ли въ словарѣ зазорныя слова, или исключать ихъ? Въ
пособіяхъ, которыя даютъ одни лохмотья языка, можно и должно, не
колеблясь, опускать подобныя слова; это доставитъ такимъ словарямъ
хоть кажущееся достоинство. Иначе они подверглись бы упреку, что
съ намѣреніемъ принимаютъ въ себя то, что подобно многому иному
легко могло бы остаться въ сторонѣ.
Словарь не заслужилъ бы своего названія, если бы онъ умалчи-
валъ слова, вмѣсто того, чтобъ выставлять ихъ наружу. [222] Онъ не
скрадываетъ ни одного жесткаго словечка, ни одной дѣйствительно
живущей въ языкѣ формы, a тѣмъ болѣе — цѣлыхъ рядовъ названій,
которыя существуютъ съ незапамятныхъ временъ и по необходимости
придаются тому, что есть въ природѣ. — Такихъ реченій мы не
имѣемъ права устранять точно такъ же, какъ не можемъ уничтожить
естественныхъ предметовъ, которые насъ безпокоятъ.
Никому не пришло бы въ голову исключить ихъ изъ греческаго
или латинскаго словаря, обнимающаго весь составъ языка; и y Гейн-
риха Стефануса, y Форчеллини не пропущено ни одного непристой-
наго слова, которое можно было отыскать въ источникахъ. Какъ и
въ другихъ областяхъ языковъ, такъ и здѣсь обнаруживается несо-
мнѣнное древнее родство, и здѣсь находимъ общее достояніе почти
всѣхъ одноплеменныхъ народовъ. Языкосравненію вообще и полному
знанію связи нѣмецкихъ нарѣчій между собою вредило бы неспра-
ведливое ограниченіе собранія этихъ словъ, ученая разработка которыхъ
и безъ того уже уменьшаетъ впечатлѣніе ихъ непристойности. — Него-
дующій читатель легче примиряется съ неприличнымъ словомъ, когда
онъ рядомъ съ нимъ встрѣчаетъ соотвѣтствующее латинское или гре-
ческое. Нерѣдко также дурной смыслъ пропадаетъ, когда мы при-
близимъ слово къ его происхожденію, и первоначальное значеніе ока-
зывается благороднымъ,
Въ нѣмецкомъ словарѣ тѣмъ необходимѣе помѣстить и всѣ эти ре-
ченія, что они почерпнуты изъ источниковъ нашего древняго языка
и употреблялись людьми, которые, бывъ одарены болѣе крѣпкими
нервами, нежели говорящіе нынѣ, не отступали передъ рѣзкимъ, гру-
бымъ словцомъ, когда надо было придать силу тому, что они хотѣли
сказать. Правда, самое ихъ вреМя привыкло къ языку болѣе непри-
нужденному, суровому и безыскуственному, который, по нынѣшнимъ

понятіямъ, слишкомъ любилъ грязное; но какъ умѣли уже Кейзерс-
бергъ, Лютеръ и особенно Фишартъ умѣрять излишество, a гдѣ нужно
было, они смѣло давали волю языку. Еще и Гёте очень хорошо по-
нималъ, что [223] крѣпкое словцо иногда бываетъ чрезвычайно кстати.
Въ языкѣ нѣтъ ни одного слова, которое бы гдѣ-нибудь не было са-
мымъ лучшимъ и не стояло на своемъ мѣстѣ. Сами по себѣ всѣ слова
чисты и невинны; они только оттого стали двусмысленными, что упо-
требленіе смотритъ на нихъ съ боку и извращаетъ ихъ. Притомъ,
часто было бы невозможно . выразить гнѣвъ или презрѣнье, • сказать
насмѣшку, остроту, брань или проклятіе безъ задорнаго слова, которое
насильно срывается съ языка, и комизмъ потерялъ бы много силы и
разнообразія красокъ, если бъ онъ не могъ .свободно со всѣхъ сторонъ
запасаться выраженіями. Такъ поступалъ Аристофанъ, и слова его во-
шли въ глоссаріи.
Словарь пишется не для нравоученія; это. — научное предпріятіе,
которое должно удовлетворять самымъ многообразнымъ потребностямъ.
Даже въ библіи нѣтъ недостатка въ словахъ, которыя изгнаны изъ
утонченнаго общества. Koro смущаютъ нагія статуи или восковые ана-
томическіе препараты, ничего не опускающіе, тотъ пусть и въ этой
залѣ не останавливается передъ неприличными словами и разсматри-
ваетъ несравненно большее число другихъ.
10. Источники.
Сказано было, что словарь долженъ обнять весь верхненѣмецкій
письменный языкъ, отъ 15-го столѣтія донынѣ, за исключеніемъ соб-
ственныхъ именъ и, какъ само собою разумѣется, большей части обра-
щающихся между нами чужеземныхъ словъ- Количество книгъ, напи-
санныхъ и напечатанныхъ въ четыре столѣтія, неисчислимо; и конечно
принятое правило должно понимать въ такомъ смыслѣ, что никакая
книга. не устраняется преднамѣренно какъ. источникъ, ибо очевидно,
что нѣтъ возможности, . уже въ началѣ этого труда, дѣйствительно
обозначить всѣ книги или хотя большую часть тѣхъ, которыя будутъ
употреблены въ продолженіе его.
Нигдѣ нѣтъ полныхъ росписей этимъ книгамъ; между самыми опыт-
ными знатоками нѣтъ такого, которому всѣ онѣ были бы извѣстны, a
тѣмъ болѣе нѣтъ мѣста, гдѣ бы всѣ они были собраны, [224] Мно-
гихъ сочиненій, не только изъ первыхъ двухъ столѣтій, но и изъ по-
слѣднихъ,. нельзя найти даже и въ богатыхъ библіотекахъ. Наше
собственное собраніе книгъ, при всей своей ограниченности, имѣло по
необходимости то значеніе, что давно знакомыя намъ изданія, бывшія
y насъ подъ руками, предпочитались тѣмъ, хотя и лучшимъ, которыя
можно было бы достать въ другихъ мѣстахъ. Итакъ въ распоряженіи
нашемъ была только малая часть обширной нѣмецкой литературы, и
иногда въ несовершенныхъ изданіяхъ.

Изъ нѣкоторыхъ книгъ заимствованы нами только немногія мѣста;
изъ иныхъ даже только отдѣльныя выраженія, попадавшіяся намъ
случайно или съ намѣреніемъ отысканныя. Какая была бы.возможность
прочесть отъ доски до доски всѣ указанныя нами книги, сдѣлать изъ
нихъ извлеченія и занести эти выписки въ словарь? Назначенный ему
объемъ въ такомъ случаѣ распространился бы неимовѣрно.
Къ предположенной полнотѣ надо было стремиться совершенно въ
другомъ смыслѣ. Она должна состоять не въ утомительномъ накопленіи
отрывковъ, a въ точномъ отысканіи всѣхъ отдѣльныхъ словъ, при
которыхъ слѣдуетъ приводить достаточныя, хорошо прибранныя под-
твержденія—когда ихъ много, и не опускать даже самыхъ скудныхъ—
когда нельзя найти лучшихъ. Богатыя и господствующія слова должны
быть выясняемы; бѣдными и забытыми не надо пренебрегать.
Надлежало въ каждомъ столѣтіи призвать на помощь самыхъ мо-
гучихъ и знаменательныхъ свидѣтелей языка и внести въ словарь по
крайней мѣрѣ важнѣйшія ихъ сочиненія. Изъ Кейзерсберга, Лютера,
Ганса-Сакса, Фишарта, Гэте не было еще ни въ одномъ словарѣ пред-
ставлено хоть сколько-нибудь удовлетворительныхъ, a тѣмъ менѣе
обильныхъ извлеченій. Они и теперь не исчерпаны, но путь указанъ
и проложенъ. Къ полному употребленію сочиненій Гэте были, по
счастью, приняты самыя тщательныя мѣры; пусть изъ другихъ писа-
телей будетъ недоставать многаго: изъ Гэте должно быть опущено какъ
можно менѣе.
[225] Намъ предлежала между прочимъ задача представить все
богатство поэзіи, которая во всякомъ языкѣ дѣйствуетъ всего могу-
щественнѣе,—и гдѣ ни развернете нашъ словарь, вы найдете явственно
отдѣляющіеся стихи. Это обстоятельство—не маловажное, a существен-
ное, и должно доставить ему болѣе читателей. Уже присоединеніе къ
прозѣ стиховъ, которые все выясняютъ и какъ мѣсяцъ появляются
изъ-за облаковъ, составляетъ неоцѣненную выгоду. При этомъ стано-
вится также насравненно легче находить снова то, что разъ было
пріискано. Уже Аделунгъ и Кампе понимали, какъ необходимо по-
ступать такимъ образомъ, но они не довольно выписывали изъ стихо-
твореній. Линде и Юнгманъ въ своихъ превосходныхъ словаряхъ,
польскомъ и чешскомъ, составленныхъ съ примѣрнымъ прилежаніемъ,
затрудняютъ доступъ поэзіи.и печатаютъ ее, какъ прозу. Но трата
мѣста съ лихвой вознаграждается наглядностью.
Естественно было, .при самомъ началѣ работы, искать помощи для
просмотра источниковъ и изготовленія выписокъ: къ доставленію ея
ничего не было упущено со стороны издателей, съ готовностью при-
нявшихъ на себя и значительныя, сопряженныя съ тѣмъ издержки.
Такимъ образомъ произошли весьма полезные и дѣйствительно необхо-
димые сборники; но, несмотря на то, что для составленія ихъ. былъ

начертанъ и принятъ въ основаніе точный планъ, эти сборники, по
разнымъ свойствамъ писателей и по различію умѣнія и вкуса дѣлав-
шихъ выписки, вышли очень разнообразнаго достоинства. Нѣкоторыя
извлеченія были вполнѣ удовлетворительны, другія требовали бо́ль-
шихъ или меньшихъ исправленій. Иныя очень запоздали или и вовсе
не были доставлены.
11. Подтвержденіе словъ примѣрами.
Слова требуютъ примѣровъ, примѣры нуждаются въ надежномъ
ручательствѣ, безъ котораго значеніе ихъ было бы не полно. Не до-
вольно и самаго имени автора; надобно дать возможность отыскать
всякое мѣсто въ книгѣ, откуда оно взято. Такая легкость отысканія
очень пріятна читателю, потому что какъ ни искусно извлечены при-
мѣры, онъ не рѣдко чувствуетъ потребность [226] видѣть ихъ въ связн
съ предыдущимъ и послѣдующимъ: вникая глубже, онъ рядомъ съ
приведенными выраженіями находитъ еще что-нибудь такое, что со-
общено не было, и такимъ образомъ все становится ему понятно. И въ
классической филологіи принято за правило указывать на источники
всякаго заимствованія. Ссылки безъ надлежащихъ подкрѣпленій то
же, что случайно набранные, недостовѣрные, не присяжные свидѣтели.
Самымъ удобнымъ способомъ указаній представляются ссылки на томъ
и страницу. Само собою разумѣется, что съ старинными, особенно
книгами 16-го столѣтія, это не всегда возможно и что въ такомъ случаѣ
надобно придумать другой способъ указаній.
Могутъ замѣтить, что иногда помѣщено слишкомъ много выписокъ,
особенно изъ Лютера и изъ Гэте. Но надобно было вполнѣ и наглядно
показать вліяніе перваго на языкъ, и силу, съ какою второй владѣетъ
имъ; всякій согласится, что даже въ повторяющихся выраженіяхъ
каждый оборотъ заключаетъ въ себѣ особенный интересъ. При мно-
жествѣ словъ примѣры помѣщены въ такомъ изобиліи съ намѣреніемъ,
чтобы нельзя было сомнѣваться въ обширности употребленія этихъ
словъ; и наоборотъ, малое число примѣровъ даетъ знать, что слово
употребляется неохотно. Выписки должны не только сами по себѣ
нравиться своимъ содержаніемъ, но и раскрывать полную исторію
слова, давая проникнуть во всѣ изгибы его значенія.
12. Терминологія.
Между филологами давно утвердились латинскіе термины, которые
даже въ употребительныхъ сокращеніяхъ всѣмъ понятны и которыхъ
безъ неудобства нельзя измѣнять. Къ чему въ нѣмецкихъ или сла-
вянскихъ словаряхъ замѣнять ихъ туземными выраженіями? Такіе
новые термины не только были бы неясны для Нѣмцевъ и Славянъ,
но и мѣшали бы распространенію сочиненій въ другихъ странахъ.
Датчанинъ Раскъ испестрилъ свои труды неловкими грамматическими
наименованіями этого рода, a за нимъ многіе Исландцы стали приду-

мывать и другіе. Объ этихъ [227] нововведеніяхъ можно то же ска-
зать, что выше замѣчено было о неалфавитной системѣ звуковъ: ни-
какая память не удержитъ ихъ; они стоятъ пугалами только въ кни-
гахъ, которыя себѣ же во вредъ приняли эти безплодныя изобрѣтенія.
Хотя пуризмъ всегда спѣшилъ передавать эти выраженія на нѣмецкій
языкъ, однакожъ его неуклюжія составныя слова оставались безъ
пользы, и давнишнія названія всякій разъ возвращались на прежнее
мѣсто.
Буквами m. f. п. всего проще означаются роды: вмѣстѣ съ тѣмъ
эти три буквы однѣ уже показываютъ, что слово есть имя существи-
тельное; прилагательное, не способное принимать всѣ три рода, остается
безъ этого означенія. — Указывать въ словарѣ различіе склоненій,
кажется, излишне; всякое замѣчательное отступленіе отъ правилъ
обозначается особо, или слѣдуетъ изъ примѣровъ.
Глаголъ въ нѣмецкомъ языкѣ узнается по самому окончанію. —
Отдѣлять залоги дѣйствительный, страдательный и medium нѣтъ на-
добности, или вѣрнѣе — возможности, такъ какъ въ нашемъ языкѣ
совсѣмъ нѣтъ двухъ послѣднихъ формъ. Но кажется, вмѣсто того
чтобы принимать дѣйствительные и средніе глаголы, точнѣе было бы
противополагать между собою переходящіе и непереходящіе (transitiva
я intransitiva), потому что наши глаголы по большей частя способны
принимать и то и другое значеніе: называть переходящій глаголъ
имѣющимъ цѣль (zielend), a непереходящій — безцѣльнымъ (ziellos)
неудобно. Нидерландцы зовутъ первый побудительнымъ (bedi-ijend), a
второй безстороннимъ (onzijdig), что́ соотвѣтствуетъ названію neutrum
въ именахъ, однакожъ вовсе не указываетъ на непереходящее зна-
ченіе глагола: ходящій можетъ двигаться вправо или влѣво и слѣдо-
вательно непремѣнно направляется въ какую-нибудь сторону. — По
примѣру Нидерландцевъ нѣкоторые пробовали такъ называемый пра-
вильный глаголъ означать ровнотекущимъ (gelijkvloeîjend), a непра-
вильный—неровнотекущимъ (ongelijkvloeijend); но такъ какъ отступленія
именно показываютъ древнѣйшій законъ флексіи, [228] то кажется,
нельзя было выбрать менѣе удачнаго наименованія. — По важности
признаковъ такъ называемой неправильности, я всегда давалъ такимъ
формамъ мѣсто въ алфавитномъ порядкѣ, что́ всего явственнѣе вы-
ставляетъ ихъ; все же прочее видно изъ примѣровъ.
13. Опредѣленія.
Труднѣе будетъ оправдать присоединеніе къ слову латинскихъ
выраженій, объясняющихъ значеніе его, хотя необходимость латин-
ской терминологіи уже пролагаетъ имъ путь. — Въ обоихъ случаяхъ
одинаковая польза. — Можно бы видѣть въ томъ ошибочное возвра-
щеніе къ старинному обычаю, оставленному Аделунгомъ и всѣми
позднѣйшими лексикографами нашими. — Почти всѣ словари другихъ

языковъ, нынѣ появляющіеся, отвергаютъ помощь латыни, однакожъ
Boiste, напр., часто еще прилагаетъ латинское слово къ французскому..
Считаютъ всякій языкъ освобожденнымъ отъ школьнаго ига латыни
и видятъ какую-то честь въ томъ, чтобы объяснять его одними соб-
ственными средствами. — Составители словаря La Crusca конечно лю-
били свой родной языкъ, но они нисколько не затруднялись прида-
вать итальянскому слову латинское въ проводники и помощники..—;
Толкуемъ же мы готское или древне-верхненѣмецкое слово посред-
ствомъ нововерхненѣмецкаго; такъ точно почти нѣтъ надобности дока-
зывать, что всякое слово всего лучше объясняется не само собой, &
другими словами.
Чего достигаютъ отклоненіемъ помощи, какую намъ доставляетъ
извѣстнѣйшій и точнѣйшій изъ всѣхъ языковъ? Обременяютъ себя
самыми подробными и безполезными толкованіями.
-Когда я къ слову Tisch (столъ) приставлю лат. mensa, то на первый
случай сказано довольно, a что́ нужно еще прибавить, видно изъ по-
слѣдующаго. Вмѣсто того столъ опредѣляютъ такъ: возвышенная доска,
передъ которою стоятъ или сидятъ для отправленія на ней разныхъ
работъ, или еще: возвышенная или покоящаяся на ножкахъ плоскость,
передъ которою или y которой исполняютъ разныя занятія. — Впро-
чемъ и то правда, что [229] въ словѣ τράπεζα вм. τετράπεζα. не заклю-
чается ничего, кромѣ представленія четвероногости, — свойства, при-
надлежащаго одинаково и стулу и всякой другой утвари, устроенной
на этомъ числѣ ножекъ.
Опредѣленіе носа гласитъ: выдающаяся или возвышенная часть
человѣческаго или животнаго лица непосредственно надъ ртомъ, сѣ-
далище и орудіе органа обонянія. Опредѣленіе кисти руки: членъ y
человѣка для хватанія и держанія. — Это было бы коротко и ясно;
итакъ надо подробнѣе: крайняя часть руки y человѣческаго тѣла отъ
конца локотной кости до оконечностей пальцевъ со включеніемъ ихъ.
Подобныя опредѣленія относятся къ физіологіи, такъ точно какъ слѣ-
дующее было бы прямо взято изъ ботаники: лилія есть растеніе съ
цвѣткомъ, имѣющимъ видъ колокольчика, принадлежащее къ разряду
растеній съ шестью тычинками и однимъ пестикомъ.—О такомъ мно-
горѣчіи скучныхъ опредѣленій, которое со времени Аделунга напол-
няетъ нѣмецкіе словари, Фришъ и Штилеръ еще не имѣли ни малѣй-
шаго понятія и спасались отъ этого хлама употребленіемъ латинскихъ
словъ.
Это* вовсе не значитъ, чтобы языкоизслѣдователь вездѣ могъ обой-
тись безъ частностей, которыя заключаются въ объясненіи; наравнѣ
съ. другими признаками, отличающими предметъ, онъ ихъ выставитъ
на видъ, какъ скоро. въ томъ почувствуется надобность и когда нужно
будетъ связать съ ними развитіе какого-нибудь значенія; но въ большей

части случаевъ оказывается излишнимъ за каждымъ словомъ, котораго
понятіе разомъ передано латинскимъ выраженіемъ, исчислять еще всѣ
его свойства. :
Отъ прилагаемыхъ латинскихъ словъ никакъ нельзя требовать,
чтобы они во всѣхъ отношеніяхъ соотвѣтствовали нѣмецкимъ, что́
при различіи языковъ было бы невозможно. — Они должны какъ бы
только указывать путь къ центру слова, къ той точкѣ его главнаго
значенія, откуда уже можно свободно и непринужденно осматриваться
во всѣ стороны.—Какъ опредѣленіе не имѣетъ возможности исчислить
всѣ существенные и случайные [230] признаки предмета, такъ латин-
скій языкъ еще менѣе стремится исчерпать толкованіе слова; это
всего лучше можетъ быть достигнуто прибавленіемъ нѣмецкаго пояс-
ненія.
Нельзя также требовать, чтобы всѣ употребленныя въ словарѣ
латинскія выраженія *были понятны для всѣхъ его читателей; не по-
нимающіе по-латыни, перескакиваютъ ихъ и все-таки пользуются сло-
варемъ; точно такъ же, какъ не останавливаются на словахъ, которыя
по своему содержанію вовсе не привлекаютъ ихъ.—Для образованныхъ
женщинъ латинскія выраженія столько же мало будутъ помѣхою при
чтеніи словаря, какъ ихъ не отталкиваютъ отъ чтенія газетъ встрѣ-
чающіеся здѣсь юридическіе, военные и дипломатическіе термины. —
Каждый читатель приноситъ съ собой множество разнообразныхъ
условій пониманія, которыя облегчаютъ ему доступъ къ словарю: же-
ланіе руководить его на всякомъ шагу—не можетъ входить въ планъ
научнаго труда, который преслѣдуетъ высшія цѣли. — Способность
пользоваться словаремъ будетъ увеличиваться отъ самаго употребленія
его, Когда одной говорливой француженкѣ хотѣли навязать грамма-
тическія правила, то она съ живостью отвѣчала: mais je suis la gram-
maire en personne; такъ тотъ, кто самъ въ себѣ носитъ и предпола-
гаетъ способность къ языкамъ, можетъ совѣтоваться съ этою книгой,
не смущаясь латинскими реченіями х).
J) Съ мнѣніемъ Я. Гримма о безусловномъ превосходствѣ способа объясненія
словъ латинскимъ ихъ переводомъ нельзя согласиться. Для кого назначается словарь?
безъ сомнѣнія, для массы общества, для людей всѣхъ званій, между прочимъ и для
женскаго пола. Что такова именно мысль самого Я. Гримма о назначеніи словаря,
видно изъ многихъ мѣстъ его вступленія. Но латинскія объясненія даютъ словарю
характеръ ученый и дѣлаютъ цѣлую, весьма существенную часть состава его недо-
ступною большинству націи. Это конечно и было однимъ изъ основаній того упрека,
который германская критика уже сдѣлала словарю братьевъ Гриммовъ: она обвинила
его въ слишкомъ ученомъ характерѣ, въ непрактичности, и замѣтила, что съ этой
стороны онъ много уступаетъ Аделунгову лексикону, который, несмотря на свою
старину, остается покуда незамѣнимымъ. Такой взглядъ германскихъ критиковъ мо-
жетъ служить намъ весьма важнымъ указаніемъ относительно правилъ составленія
русскаго словаря: то, что слишкомъ учено для германской публики, конечно еще

[231] 14. Средства къ образованію словъ.
Никакой языкъ не можетъ развить въ себѣ всѣхъ звуковъ, или
сохранить безъ измѣненія тѣ, какіе въ немъ есть; такъ же точно ему
принадлежатъ далеко не всѣ формы, и многія, которыми онъ прежде
владѣлъ, съ теченіемъ времени утратились.—Уклоненіемъ различныхъ
нарѣчій изъ великаго круга исконнаго родства ихъ, отдѣльные языки
вступаютъ въ особые вновь образовавшіеся круги, которымъ можетъ
быть чужда своебытность остальныхъ. Такъ объясняется разнообразіе
происшедшихъ изъ одного источника языковъ. Въ каждомъ языкѣ
нарушенное равновѣсіе опять возстановляется.
Таково исторически пріобрѣтенное достояніе языка, какъ оно ни
богато или ни бѣдно; совсѣмъ другое — считающееся только возмож-
нымъ, вымышленное, но не дѣйствительное расширеніе его по всѣмъ
способамъ образованія. Тамъ, т. е. въ историческомъ [232] развитіи,
всѣ движенія языка естественны и непринужденны; здѣсь онъ являлся
бы искаженнымъ и изувѣченнымъ.
Кто бы могъ придать нашему языку хоть одну двугласную, которая
никогда не была ему свойственна? Легче, повидимому, размножать
употребительныя производства или соединять слова, которыя никогда
не бывали между собой связаны, но и этому противится обычай языка,
когда слово не оправдывается необходимостью или ловкостью его со-
ставленія. Одна возможность слова не есть еще доказательство его
дѣйствительности или годности.
менѣе было бы пригодно для русской. Вотъ почему мы въ своихъ лексикографиче-
скихъ трудахъ должны, кажется, еще болѣе брать въ примѣръ Французовъ, нежели
Нѣмцевъ: словари первыхъ отличаются особенно своею примѣнимостью къ потребно-
стямъ общества. Отсюда не слѣдуетъ, чтобъ намъ не нужно было принимать въ со-
ображеніе и началъ, которыми руководствуются Нѣмцы; но при этомъ мы должны
остерегаться ихъ умозрительныхъ увлеченій. На употребленный братьями Гриммами
способъ объясненія словъ одинаково со мной смотритъ и И. И. Срезневскій. Въ своей
статьѣ: „Обозрѣніе замѣчательнѣйшихъ изъ современныхъ словарей" *) онъ между
прочимъ говоритъ: „Едва ли, впрочемъ, убѣжденіе братьевъ Гриммовъ, по которому
значеніе большей части словъ совершенно ясно можетъ быть только тому нѣмду, ко-
торый очень силенъ въ латинскомъ языкѣ, можно считать дѣйствительнымъ убѣжде-
ніемъ, a не простымъ рѣшеніемъ, и то вынужденнымъ случайно отчасти неудачами
Аделунга въ опредѣленіяхъ словъ и непобѣдимостью трудностей этого дѣла, отчасти
нежеланіемъ входитъ въ подробности, принадлежащія не филологіи, a другимъ наукамъ",
Далѣе акад. Срезневскій справедливо указываетъ еще на затрудненіе,. происходящее
отъ того, что латинскій языкъ есть „языкъ мертвый, книжный, недостаточный для
выраженія всѣхъ понятій и условій быта народовъ новой Европы". Потомъ онъ раз-
суждаетъ о необходимости опредѣлять на родномъ языкѣ значеніе каждаго слова
безъ исключенія. Соглашаясь и съ этимъ, я съ своей стороны считаю однакожъ нуж-
нымъ сдѣлать здѣсь оговорку, что степень подробности и точности въ опредѣленіяхъ
можетъ быть очень различна и должна зависѣть отъ степени надобности въ каждомъ
отдѣльномъ случаѣ. Къ чему наприм. педантическая точность въ опредѣленіи обще-
*) Извѣстія II Отд. Акад. Наукъ, т. III, л. 10 (1854 г.).

Способность нашего языка къ словосоставленіямъ такъ велика,
что никакъ нельзя привести всѣхъ употребительныхъ, a тѣмъ менѣе
всѣхъ возможныхъ составныхъ словъ. По первой или второй части
каждаго такого составленія можно представить [233] себѣ цѣлые
ряды аналогій, но излишне было бы всякій разъ выставлять ихъ въ
словарѣ.
Правильнѣе всего будетъ помѣщать въ немъ всѣ употребительныя
и не противныя слуху образованія этого рода, не заботясь о странной
и дикой аналогіи другихъ; все то, въ чемъ еще не оказалось надоб-
ности при употребленіи языка, должно оставаться въ сторонѣ. Вообще
же словарь долженъ заботиться болѣе о производствахъ, нежели о
составленіяхъ, болѣе о простыхъ, нежели о производныхъ словахъ:
несоблюденіе этого основного правила было причиною того, что наши
нѣмецкіе словари, при всемъ ихъ мнимомъ богатствѣ, до сихъ поръ
остаются такъ бѣдны.
15. Частицы.
Особеннаго вниманія требуетъ присоединеніе частицъ къ другимъ
словамъ. Если вообще всѣ слова вначалѣ имѣли внутреннее значеніе,
которое впослѣдствіи было, такъ сказать, растянуто и разведено, то
кажется, надо согласиться, что оно въ частицахъ всего болѣе затем-
нилось, что частицы между всѣми простыми словами языка самыя
отвлеченныя, и слѣдовательно составлены позже другихъ. Если мы
примемъ глаголъ за корень и допустимъ, что непосредственно изъ
извѣстнаго слова столъ? Она становится только смѣшною и все-таки не достигаетъ
дѣли, потому что чѣмъ болѣе вы соберете частныхъ признаковъ, тѣмъ труднѣе будетъ
обнять ими всѣ возможные виды столовъ. Поэтому въ опредѣленіи такихъ понятій
всего лучше держаться самыхъ общихъ признаковъ, и наприм., при словѣ столъ
сказать только: „мебель (утварь) объ одной или нѣсколькихъ ножкахъ, служащая для
помѣщенія на ней предметовъ". Не вѣрнѣе ли это было бы, чѣмъ то, что сообщаетъ
Словарь церковно-славянскаго и русскаго языка: „широкая доска, утвержденная на
ножкахъ, на которую что-нибудь кладется или ставится?" Изъ этого опредѣленія вы-
ходитъ: 1) что столомъ собственно называется не весь столъ съ ножками, a только
доска, на нихъ утвержденная, т. е. то, что народъ мѣстами называетъ столешница;
2) что если эта доска будетъ узкая или круглая, то она перестанетъ быть столомъ, и.
3) что широкая скамейка, на которую положенъ напр. платокъ или поставлена бу-
тылка, тоже будетъ столъ. Выписанное опредѣленіе между прочимъ доказываетъ, что
не всякая поправка ведетъ къ лучшему, потому что въ словарѣ Соколова, изданномъ
за 13 лѣтъ до академическаго, слово столъ опредѣлено такъ: „Домашняя утварь, со-
стоящая изъ деревянной, мраморной или другой какой-либо доски, на ножкахъ утвер-
жденная и служащая. для разныхъ употребленій". Хотя и противъ этого опредѣленія
можно сдѣлать кое-какія замѣчанія, однакожъ кто не отдастъ ему преимущества пе-
редъ приведеннымъ выше? Что касается въ особенности до техническихъ терминовъ,
то словарь конечно не обязанъ во всей подробности объяснять или описывать выра-
жаемые ими предметы, что́ составляетъ дѣло науки. При именахъ растеніи доста-
точно, кажется, какъ и сдѣлано въ нашемъ академическомъ словарѣ, объяснять ихъ
латинскимъ названіемъ, прибавляя по-русски только слово: растеніе.

него произошло причастіе, изъ причастія прилагательное, a изъ при-
лагательнаго существительное: то за частицами должно будетъ при-
знать преимущественно номинальное значеніе; оно же всего рѣши-
тельнѣе выразилось въ нарѣчіи и въ предлогѣ. Когда и предлогъ
застываетъ, когда онъ утрачиваетъ силу управленія, то остается одна
адвербіальная частица, какъ самая безжизненная стихія языка. Таковъ
самый правильный ходъ, но конечно онъ не единственный: мы часто
видимъ, что глаголъ переходитъ въ существительное или въ нарѣчіе,
я эта частица становится управляющею, т. е. опять возводится на
степень предлога.
Какъ греческій языкъ, такъ и нѣмецкій пользуется неимовѣрною
«свободой составлять слова съ помощію частицъ, и едва ли можно
найти болѣе обширное поприще для аналогіи. Если говорятъ [234]
anregnen, anschneien, то почему же нельзя также сказать anblitzen,
anleuchten и т. д.? Потому и принято нами за правило: для такихъ
«образованій всегда ожидать достаточнаго подтвержденія.
16. Объясненіе словъ.
Въ основѣ всѣхъ отвлеченныхъ значеній слова лежитъ чувственное
и наглядное, которое при происхожденіи его было первымъ. Это его
тѣло, иногда закрываемое духовно, распространенное или улетученное;
но его необходимо всякій разъ отыскать и развить; иначе словообъяс-
неніе будетъ недостаточно. Это значеніе кроется обыкновенно въ про-
стыхъ глаголахъ.
Ясно, что изъ чувственнаго содержанія слова возникаютъ, при его
употребленіи, нравственныя и духовныя представленія, изъ которыхъ
юно мало-по-малу заимствуетъ богатство своихъ отвлеченныхъ зна-
ченій. Нельзя принять обратнаго случая, чтобы напр. изъ разнообраз-
ныхъ понятій tractare, adhibere, explanare проистекло названіе чув-
ственнаго дѣйствія.
Указывать и прежде всего выставлять эти чувственныя значенія—
было въ цѣломъ словарѣ однимъ изъ стараній нашихъ; но невозможно
было вездѣ итти этимъ путемъ, потому что есть много простыхъ гла-
головъ, которыхъ чувственное значеніе уже непонятно и приняло уже
постороннюю примѣсь, и кромѣ того есть большое число такихъ словъ,
y которыхъ въ основаніи производства нѣтъ глагола, или къ которымъ
онъ, по крайней мѣрѣ, не можетъ быть пріисканъ безъ глубокихъ
изслѣдованій. Такъ въ глаголѣ sein (быть) не видно чувственной
.основы, на которой онъ утверждается, и трудно съ достовѣрностью
указать ее при глаголахъ geben (давать) и finden (находить). Озна-
чало ли geben—класть въ руку или, можетъ быть, лить въ сосудъ?
Заключалось ли въ finden понятіе: замѣтить, узнать или только по-
дойти? Или какого глагола, и слѣдовательно какого смысла можно
искать въ существительныхъ: дитя, сынъ, дочь? Ихъ значеніе всѣмъ

извѣстно, но не какъ отвлеченное, приложенное къ понятіямъ, которыя
они выражаютъ. Еще труднѣе рѣшить, какое представленіе [235] пер-
воначально скрывалось въ словахъ: вѣра и грѣхъ, свободный или
глупый, и въ безчисленномъ множествѣ другихъ; всего же темнѣе
остается смыслъ частицъ. Здѣсь словообъясненіе всегда можетъ по-.
двигаться только медленными шагами и должно оставаться на по-
верхности.
Но каково бы ни было словотолкованіе, никакой словарь не мо-
жетъ обойтись безъ него; уже прежде было сказано, что мы въ са-
мыхъ рѣдкихъ только случаяхъ прибѣгали къ опредѣленіямъ, обыкно-
венно же старались разомъ давать объясненіе посредствомъ латинскаго
слова. Это только первая жатва въ области слова, гдѣ солома срѣ-
зается надъ землею; изслѣдованіе словъ должно проникать глубже и
вырывать самый корень.
17. Словоизслѣдованіе.
Этимологія составляетъ соль или пряность словаря; безъ этой при-
правы предлагаемая имъ пища была бы не вкусна, хотя иное и пріятнѣе
было бы сырое или не пересоленое.
Словопроизводство нажило себѣ. дурную славу, потому что въ преж-
нее время, естественно, его искали въ одной игрѣ словъ и употребляли
во зло. Долго оно только предугадывало свои правила и не сознавало
ихъ; и теперь еще безпрестанно отыскиваются новыя.
Можно понимать слово изъ него самого и изъ ближайшаго къ
нему круга, но можно также брать на помощь родственныя семейства
и ряды словъ, a оттуда уже переходить къ смежнымъ нарѣчіямъ и
языкамъ. Какъ скоро замѣтили и наконецъ обозрѣли связь нѣсколь-
кихъ языковъ, то явилось, съ неизвѣстными прежде законами и вы-
водами, сравненіе языковъ, которое, какъ выше было сказано, утвер-
дилось научнымъ образомъ только съ помощію книгопечатанія и сло-
варей.
Латинскій и греческій языки представляютъ намъ драгоцѣнное
собраніе классическихъ памятниковъ, изъ которыхъ можно почерп-
нуть множество грамматическихъ правилъ, отчасти примѣнимыхъ къ
нашему собственному языку. Только прежде привыкли навязывать эти
правила насильно и подчинять имъ всѣ домашнія [236] требованія,
вмѣсто того, чтобъ и этимъ предоставлять ихъ законную силу. Фило-
логія, возникшая изъ знакомства съ санскритомъ, болѣе справедлива,
и признаетъ за всѣми остальными языками равныя права. Однакожъ
чистота и глубокая древность его источниковъ доставляетъ ему есте-
ственное и заслуженное уваженіе, такъ что этотъ языкъ, кажется,
призванъ разрѣшать сомнѣнія относительно звуковъ и корней; но су-
дилище, прежде разъясненія спорнаго дѣла, должно принять въ сооб-
раженіе и силу доводовъ, которые оно представляетъ. Какъ ни велики

надежды, возбуждаемыя санскритомъ въ изумленномъ изслѣдователѣ,
какъ ни вѣрны многія производства, которыя изъ него извлечены или
еще могутъ быть заимствованы, — все-таки каждый изъ исконно-род-
ственныхъ языковъ сохраняетъ свою собственную прозрачность, которая
должна имѣть силу въ надлежащихъ случаяхъ. Мнѣ кажется, что
внутренніе, съ значеніемъ словъ тѣсно связанные результаты, часто
заслуживаютъ предпочтенія передъ самыми остроумными догадками,
основывающимися на однихъ звуковыхъ отношеніяхъ и на перемѣнѣ
или опущеніи отдѣльныхъ согласныхъ. Съ нашими нѣмецкими словами
надобно прежде всего пробовать, нельзя ли ихъ объяснить дома, на
родной почвѣ, что́ конечно заставляетъ подвигаться не столь быстрыми,
но за то часто болѣе вѣрными шагами.
Если корень многихъ словъ донынѣ еще ясно виденъ, то почему
бы нельзя было собственными средствами доискаться и помутившагося
или затемненнаго? По моему мнѣнію, этимологія, подвигаясь впередъ,
должна быть все болѣе склонна и способна не увеличивать, a умень-
шать число корней; она будетъ находить средства къ облегченію пе-
рехода отъ одного корня къ другому и къ поддержанію между ними
сообщенія по проведенному мосту. При этомъ въ каждомъ языкѣ
отдѣльные корни должны чрезвычайно распространиться по объему и
богатству производствъ.
На волнистомъ морѣ языковъ слова всплываютъ и снова погру-
жаются, въ этимологіи растутъ и расплываются. Часто одна форма въ
правильномъ разнообразіи проходитъ чрезъ цѣлые ряды [237] словъ,
и потомъ опять встрѣчаются рѣзкія различія, пробѣлы и пропасти,
такъ что сходство, которое, казалось, уже въ рукахъ y насъ, вдругъ
ускользаетъ. Въ нѣмецкомъ словарѣ мы считали обязанностію отыски-
вать всѣ средства и пріемы, предлагаемые собственнымъ нашимъ язы-
комъ, и такого взгляда будутъ требовать отъ насъ даже тѣ, которые
не ждутъ отъ этого словаря много добра и далеко не все здѣсь
одобрятъ. Съ успѣхами изслѣдованія получатся новые результаты, къ
которымъ будутъ служить побужденіемъ самые недостатки честно ве-
деннаго труда.
18. Нравы и обычаи.
Для объясненія многихъ словъ необходимо было обращать вни-
маніе на бытъ и воззрѣнія старины и древности, которыхъ точнѣйшее
изученіе много зависитъ отъ знанія языка. Потому-то словари област-
ныхъ нарѣчій, если они составлены съ трудолюбіемъ и тонкимъ
умомъ Шмеллера, служатъ столь важнымъ матеріаломъ для исторіи и
нравовъ какъ настоящаго времени, такъ и прошлыхъ столѣтій.
Если трудъ нашъ когда-либо будетъ приведенъ къ концу, то очень
будетъ полезно, по примѣру Дюканжа, приложить къ нему разнаго
рода списки и росписи, по которымъ можно бы было обозрѣть всѣ

отдѣльные обычаи, a также замѣчательныя слова и выраженія отдѣль-
ныхъ званій, расположенныя въ строгомъ порядкѣ.
19. Форма буквъ и печать.
(Хотя эта статья повидимому относится только къ внѣшней сторонѣ
нѣмецкаго словаря, однакожъ я рѣшился и ее сохранить въ извлеченіи,
какъ любопытный историческій очеркъ употребительнаго въ Германіи
письма, имѣющій притомъ косвенное примѣненіе и къ нѣкоторымъ сто-
ронамъ нашей орѳографіи.
Чтобы предлагаемыя здѣсь замѣчанія были понятнѣе для русскихъ
читателей, считаю нелишнимъ напомнить, ,что y Нѣмцевъ до сихъ поръ
употребляется двоякій шрифтъ: одинъ готическій, т. е. угловатый или
ломаный, a другой подобный латинскому — круглый. Я. Гриммъ рѣши-
тельный противникъ перваго и доказываетъ исторически всю его несо-
стоятельность; ученые Германіи въ этомъ отношеніи [238] мало-по-малу
переходятъ на сторону славнаго филолога; при всемъ томъ осуждаемый
имъ шрифтъ все еще остается тамъ господствующимъ).
Естественно было устранить изъ нашего словаря тотъ безобразный
шрифтъ, который большей части нашихъ книгъ придаетъ столь вар-
варскій наружный видъ въ сравненіи съ книгами всѣхъ другихъ обра-
зованныхъ народовъ и останавливаетъ ихъ распространеніе.
Къ сожалѣнію, этотъ испорченный и некрасивый шрифтъ назы-
ваютъ даже нѣмецкимъ, какъ будто всѣ злоупотребленія, какія y насъ
въ ходу, можно извинить, наложивъ на нихъ штемпель нѣмецкаго
происхожденія. Но такое мнѣніе ни на чемъ не основано, и всякому
образованному человѣку извѣстно, что въ средніе вѣка во всей Европѣ
и для всѣхъ языковъ употреблялось одно только письмо, именно ла-
тинское. Съ 15-го и 16-го столѣтій писцы начали заострять круглыя
очертанія на поворотахъ и придѣлывать крючки къ большой буквѣ,
которая встрѣчалась почти только въ заглавіяхъ и въ началѣ от-
дѣловъ.
Изобрѣтатели книгопечатанія выливали свои буквы совершенно
такъ, какъ находили ихъ въ рукописяхъ, и такимъ образомъ первыя
печатныя книги 15-го вѣка сохранили тѣ же угловатыя острыя буквы,
все равно были ли онѣ на латинскомъ, французскомъ или нѣмецкомъ
языкѣ. Этими же буквами печатались потомъ и всѣ датскія, шведскія,
чешскія, польскія книги. Но въ Италіи, гдѣ писцы болѣе придержи-
вались круглаго письма, имѣя передъ глазами прекрасныя древнія
рукописи классиковъ, въ Италіи еще въ 15-мъ столѣтіи .болѣе чистый
вкусъ возвратилъ во многихъ книгопечатняхъ неискаженныя буквы
для латинскаго или народнаго языка, и отъ другихъ народовъ зави-
сѣло послѣдовать этому примѣру. Латинскаго письма нельзя было не
измѣнить, и въ 16-мъ столѣтіи благородный почеркъ проникъ и въ тѣ
классическія сочиненія, которыя выходили изъ французскихъ и нѣ-
мецкихъ типографій; ученые дорожили этимъ. Напротивъ, дурной

шрифтъ удержался для народа, который уже привыкъ [239] къ нему,
во Франціи только на нѣкоторое время, но въ Германіи рѣшительно
и упорно; этимъ самымъ утвердилось вредное различіе между латин-
скими и общеупотребительными буквами, Vulgarbuchstaben, которое
стало господствовать не только въ типографіяхъ, но и въ школахъ.
Но этого общеупотребительнаго письма никакъ нельзя называть нѣ-
мецкимъ, потому что оно, кромѣ Германіи, было въ ходу также въ
Англіи, Нидерландахъ, Скандинавіи и y Славянъ латинской церкви.
Англичане и Нидерландцы мало-по-малу отказались отъ него совер-
шенно. Поляки также оставили его, нынѣшніе Чехи и Шведы по
большей части; въ настоящее время оно, внѣ Германіи, держится
еще въ чешскихъ и шведскихъ газетахъ, въ Даніи, Лифляндія и
Финляндіи, гдѣ однакоже всѣ писатели расположены перейти, a по
большей части уже и перешли къ чистому латинскому шрифту.
Сначала всѣ буквы имѣли видъ прописныхъ; такъ высѣкали ихъ
на камнѣ; для скорописи на папирусѣ и пергаменѣ связывали и умень-
шали буквы, отчего очертанія ихъ болѣе или менѣе измѣнялись. Изъ
начальныхъ буквъ, которыя на рукописяхъ расписывались кистью,
проистекла вычурная и искаженная форма большой буквы, которая
еще и въ древнѣйшихъ печатныхъ книгахъ не набиралась, a вноси-
лась красками. Въ латинскихъ книгахъ, кромѣ иниціаловъ, только
собственныя имена означались большою буквою, какъ дѣлается и те-
перь для облегченія читателя. Въ теченіе 16-го столѣтія ввелось,
сперва шатко и неопредѣленно, a потомъ уже рѣшительно — злоупо-
требленіе распространять это отличіе на всякое существительное,
вслѣдствіе чего оно уже не достигало своей цѣли: собственныя имена
сдѣлались незамѣтны во множествѣ существительныхъ и вообще письмо
получило пестрый, неуклюжій видъ, такъ какъ большая буква зани-
маетъ вдвое или втрое болѣе мѣста, нежели маленькая. Я увѣренъ,
что обезображенное письмо было въ тѣсной связи съ безполезнымъ
размноженіемъ большихъ буквъ; въ этомъ искали мнимой красоты и
тѣшились какъ самыми крючками, такъ и размноженіемъ ихъ.
[240] Едва ли кто изъ читателей этого словаря будетъ недоволенъ
его латинскими и маленькими буквами или по крайней мѣрѣ не
примирится съ ними легко; всякій же безпристрастный конечно согла-
сится, что онѣ пріятнѣе для глазъ и сберегаютъ много мѣста. Если
хоть одно поколѣніе пріучится къ новому способу письма, то въ по-
слѣдующемъ никто и не подумаетъ возвращаться къ старому. Кто
находитъ, что все равно какъ поступать въ подобныхъ вопросахъ, и
*) Я. Гриммъ давно употребляетъ большія буквы только въ началѣ строки и въ
собственныхъ именахъ. Даже послѣ точки но серединѣ строки онъ пишетъ маленькую
букву.

всякій дурной обычай считаетъ неизмѣнною особенностью націи, тотъ
не можетъ ни къ чему прикасаться и въ каждой порчѣ языка дол-
женъ видѣть дѣйствительное улучшеніе. Но въ языкѣ нѣтъ ничего
малаго, что бы не имѣло вліянія на великое, ничего неблагороднаго,
что бы не наносило чувствительнаго вреда доброй его натурѣ. Вѣдь
мы выводимъ же изъ обыкновенія на домахъ щипцы и выдающіяся
балки, a на волосахъ пудру: зачѣмъ же намъ на письмѣ удерживать
всякую дрянь?
20. Правописаніе.
Латинское письмо издавна перешло въ нашъ языкъ со стороны, и
не безъ опасности оно было примѣнено къ нѣмецкимъ звукамъ; очень
было дурно, что небрежный и превратный способъ писанія, вмѣсто
того, чтобъ примирить оба начала, ввелъ постепенно несообразности,
которыхъ сперва нигдѣ не было. Въ послѣднія три столѣтія нѣмецкое
письмо представляетъ такую шаткую и позорную непослѣдователь-
ность, какой не видано ни въ какомъ языкѣ, и поправить дѣло чрез-
вычайно трудно. Къ этимъ несообразностямъ всѣ привыкли съ дѣтства,
и никого не встрѣчаютъ такъ дурно, какъ того, кто противъ нихъ
возстаетъ. Отступленія въ мелочахъ только слегка осмѣиваютъ и еще
терпятъ кое-какъ, но кто предлагаетъ коренныя преобразованія; тотъ
можетъ быть увѣренъ, что встрѣтитъ величайшее равнодушіе и невѣ-
жество. Какая нужда до измѣненій писателю, который заботится
только о безпрепятственномъ и непринужденномъ выраженіи своихъ
мыслей, которому тяжело было бы задерживать и себя самого и сво-
ихъ читателей недоумѣніями въ формѣ, которую, какъ ему кажется,
онъ давно побѣдилъ. Только втайнѣ безпокоитъ его мозоль на ногѣ,
когда онъ иногда вдругъ замѣтитъ y себя неточное или невѣрное вы-
раженіе. Совершенный переворотъ можетъ, повидимому, произойти
только тогда, когда, при подготовленной грамматической основѣ, въ
воспріимчивую эпоху, ему окончательно будетъ проложенъ путь сло-
варемъ. Настоящій словарь можетъ только имѣть въ виду изрѣдка
пробивать дорогу и подготовлять преобразованіе. Языкъ не можетъ
терпѣть въ себѣ ничего нечистаго, что́ противится естественному его
теченію. Въ области его нѣтъ приказаній и, какъ есть république des
lettres, такъ и о словахъ и способѣ писанія ихъ окончательно рѣ-
шаетъ обычай и народный судъ; начальство и правительство могутъ
только подавать добрый примѣръ, тайъ же точно, какъ они иногда
подавали дурной. Справедливо было прежде всего обратить вниманіе
на основательное опасеніе издателей, что публика, готовая принимать
частныя улучшенія правописанія, испугалась бы слишкомъ сильнаго
потрясенія того, что издавна принято и утверждено обычаемъ. При
всей предоставленной намъ свободѣ, мы охотно подчинились благора-
зумнымъ ограниченіямъ: почти всегда умѣренныя и постепенныя ре-

формы принимались, a слишкомъ крутыя встрѣчали сопротивленіе.
Во всѣхъ ли случаяхъ мы держались надлежащей мѣры, покажетъ
время.
21. Удареніе.
Аделунгъ въ своемъ второмъ изданіи означилъ произношеніе мно-
гихъ отдѣльныхъ словъ посредствомъ удареній, но сомнительно, до-
ставилъ ли онъ тѣмъ этому изданію преимущество передъ первымъ.
Такое обозначеніе не совсѣмъ сходно съ употребительнымъ въ латин-
скомъ языкѣ и въ сущности мало приноситъ пользы. Ново-верхненѣ-
мецкое удареніе падаетъ такъ однообразно, что оно почти всегда и
безъ того извѣстно: въ простыхъ словахъ [242] оно бываетъ на ко-
ренномъ слогѣ, въ составныхъ слѣдуетъ также опредѣленнымъ пра-
виламъ.
(Здѣсь въ подлинникѣ слѣдуетъ краткое развитіе этихъ правилъ,
подкрѣпленное примѣрами. Такъ какъ въ русскомъ языкѣ, напротивъ,
удареніе чрезвычайно разнообразно и законы его до сихъ поръ еще
вполнѣ не изслѣдованы, да если и будутъ опредѣлены, должны ока-
заться довольно сложными, то ясно, что русскій словарь наоборотъ не
можетъ обойтись безъ удареній).
22. Раздѣленіе труда.
Когда два каменщика вмѣстѣ всходятъ на лѣса и одинъ рабо-
таетъ справа, a другой слѣва, то стѣны, колонны, окна и карнизы
дома подымаются съ обѣихъ сторонъ совершенно единообразно, по-
тому что все напередъ указано въ чертежѣ и размѣривается по снурку.
Случается также, что, по натянутому холсту пишутъ два живописца,
одинъ ландшафтъ, a другой фигуры, и первый оставляетъ послѣднему
сколько нужно простора для разстановки и развитія ихъ. Можно бы
подумать, что такимъ же образомъ и передъ словаремъ стоятъ два
человѣка, которые, начертавъ себѣ опредѣленный планъ, кладутъ
слоями и вправляютъ слова, поперемѣнно подаютъ другъ другу камни
и передаютъ изъ рукъ въ руки инструменты, и что одинъ занимается
этимологіей и формой, a другой значеніемъ словъ.
Но изслѣдованіе словъ требуетъ сосредоточенной умственной ра-
боты и уединеннаго размышленія; кто нашелъ происхожденіе слова,
тотъ видитъ и проистекающія отсюда значенія, a кто съ одушевле-
ніемъ углубился въ значенія, тотъ долженъ составить себѣ понятіе и
о происхожденіи и корнѣ слова. Одно условливаетъ другое, и нити
рвутся, какъ скоро выпустишь ихъ изъ рукъ. Иногда грунтъ, приго-
товленный однимъ изъ трудящихся, не былъ бы занятъ фигурами,
придуманными другимъ, иногда такого грунта было бы недостаточно
для этихъ фигуръ. На этомъ поприщѣ самыя сродныя мнѣнія легко
расходятся, и уступчивое согласіе столь же вредно, какъ упорная
настойчивость. Требовать, чтобы каждый изъ трудящихся подвергалъ

свое оконченное изслѣдованіе суду сотрудника, было бы противно
чувству [243] самостоятельности, да притомъ такой-, судъ былъ бы
неисполнимъ, потому что тутъ исправленіе сто́итъ столько же труда,
какъ и самая работа: вмѣсто того, чтобъ мнѣ шагъ за шагомъ итти
по слѣдамъ другого и снисходительно взвѣшивать всѣ его пріемы,
лучше я не буду беречь самого себя и одинъ пойду тѣми же путями.
При томъ, когда оба работника стоятъ слишкомъ близко другъ къ
другу, то они не свободны въ употребленіи инструментовъ.
Ясно, что участіе съ равными правами въ трудѣ словаря возможно
только тогда, когда каждый изъ сотрудниковъ возьметъ на себя опре-
дѣленныя части цѣлаго и на всемъ пространствѣ этихъ частей будетъ
обращаться съ полною свободой.. Что онъ отдѣлаетъ должно 6esb
предварительнаго просмотра сотрудника входить въ составъ всей ра-
боты. Выборъ такихъ частей или отдѣловъ можетъ быть предоставленъ
почти случаю, такъ какъ все въ области языка равно трудно и равно
привлекательно. Но непримѣтно сообщество обращается къ взаимной
пользѣ тѣмъ, что каждый изъ обоихъ сотрудниковъ съ своей точки
зрѣнія, но при тѣхъ же средствахъ, въ то же.время и, можно ска-
зать, въ той же атмосферѣ, смотритъ, какъ товарищъ его выполняетъ
общій планъ, <и такимъ образомъ достигается необходимое единство
цѣлаго труда. Они подобны двумъ поварамъ, которые, смѣняясь noj
недѣльно, подходятъ къ тому же очагу и готовятъ одинакую пищу
въ той же самой посудѣ; пусть публика сама замѣчаетъ, гдѣ иногда
•одинъ положитъ слишкомъ мало соли, a другой пересолитъ; надѣюсь,
что ни тотъ, ни другой не дастъ кушанью пригорѣть.
Въ первую недѣлю была моя очередь. Когда надо было приступить
жъ труду, я сказалъ Вильгельму: „Я возьму A, a ты возьми В". —т
Это для меня слишкомъ скоро, отвѣчалъ онъ: дай мнѣ начать съ
D. — Это казалось очень удобнымъ, потому что буквы A, В, С должны
были составить первый томъ, и справедливо было предоставить каждому
сотруднику особые томы. Но въ продолженіе работы оказалось, что
букву В лучше разбить, [244] чтобы не дать первому то́му слишкомъ
•большого объема. Вотъ почему мнѣ приходилось отдѣлать еще и по-
рядочную долю второго тома.
23. Сторонняя помощь.
Когда, наконецъ, дѣло должно было завязаться, то выступавшее,
все еще не вполнѣ вооруженное словесное войско, въ рядахъ котораго
открывались порожнія мѣста, не получало подкрѣпленій съ разныхъ
сторонъ, откуда оно наиболѣе ожидало ихъ. Ящики съ карточками,
устроенные друзьями, которые ежедневно обращаются съ источниками
языка, оставались пусты или нетронуты: такъ было трудно поддер-
жать, въ виду обширности предпріятія, первоначальный жаръ и не
дать ему превратиться въ лѣнивую дремоту. Тѣмъ пріятнѣе была
неожиданная помощь.

(Упомянувъ здѣсь о двухъ принесенныхъ ему въ даръ богатыхъ со-
браніяхъ словъ, которыя составлялись не съ этою цѣлью, Я. Гриммъ
называетъ потомъ 83 человѣкъ, дѣлавшихъ, по его порученію, разныя
выписки собственно для словаря. Между этими лицами, прибавляетъ
онъ, было человѣкъ 12 профессоровъ, 2—3 пастора; всѣ остальные были
филологи, и ни одного юриста или врача, чѣмъ опять подтверждается
сказанное выше на стран. 163-й. Не всѣ изыскатели равно ясно созна-
вали цѣль задачи, не всѣ работали съ тою же постоянною настойчи-
востью, такъ что многіе важные писатели едва только половиною своихъ
трудовъ вошли въ словарь).
III. СЛОВАРНЫЕ ТРУДЫ ДАТЧАНЪ.
1860.
[245] Есть хорошій словарь датскаго языка, составленный покойнымъ
Мольбекомъ. Сверхъ того, болѣе ста лѣтъ тому назадъ Королевское
Общество наукъ въ Копенгагенѣ предприняло словарь; но онъ и до
сихъ поръ не конченъ. Еще въ 1745 г., вскорѣ послѣ основанія
Общества, въ немъ возникъ вопросъ о составленіи словаря; — но не
прежде какъ черезъ 30 лѣтъ, именно въ 1776 году, окончательно
согласились въ основаніяхъ этого труда: положено было составлять
словарь по идеѣ англичанина Джонсона. Въ самомъ началѣ уже дѣло
шло вяло, редакторы мѣнялись, и къ концу 1780 г. отпечатана была
только буква А. Первый же томъ (до конда буквы Е) явился не
прежде 1793 г., при чемъ тогдашній редакторъ подавалъ надежду,
что весь трудъ будетъ конченъ чрезъ 15 лѣтъ. Но какимъ образомъ
это могло осуществиться, когда на одинъ первый томъ употреблено
было болѣе времени? Дѣйствительно, словарь и послѣ подвигался тихо;
назначенная для изданія его комиссія дѣйствовала безъ всякаго оду-
шевленія и усердія, пересматривала изготовленныя буквы медленно,
часто мѣнялась въ своемъ составѣ и избирала редакторовъ не всегда
удачно, такъ что выходившія части словаря справедливо подвергались
строгой критикѣ и не удовлетворяли требованіямъ науки. Такъ про-
должается дѣло до сихъ поръ: отпечатана только 7-я часть словаря,
доведенная до буквы U; наконецъ, уже виденъ берегъ, но это будетъ
мозаика, весьма неудовлетворительная въ цѣломъ, какъ и въ частяхъ»
Въ числѣ нынѣшнихъ [246] членовъ словарной комиссіи есть люди
съ высокимъ ученымъ достоинствомъ и съ громкими именами, но они
не могутъ смотрѣть съ любовью на дѣло, начатое безъ нихъ и успѣхъ
котораго отъ нихъ уже не зависитъ. Еще въ началѣ нынѣшняго сто-
лѣтія шла рѣчь о томъ, чтобъ оставить это дѣло; однакожъ, ученое

общество не сочло себя въ правѣ отказаться отъ предпріятія, на ко-
торое было положено столько трудовъ й издержекъ и которое, сверхъ
того, было начато и ведено по волѣ правительства.
Словарь датскаго Общества наукъ служитъ новымъ доказатель-
ствомъ истины, въ которой мы и прежде уже убѣдились: что такое
сложное и трудное дѣло, болѣе всякаго другого требующее постоян-
ныхъ, напряженныхъ усилій и единства въ исполненіи, не можетъ
быть съ успѣхомъ ведено многими; не можетъ быть также поручаемо
тому или другому лицу, которое не чувствуетъ особаго къ тому вле-
ченія и принимается за это дѣло не по призванію, a по какимъ-ни-
будь внѣшнимъ соображеніямъ. Вообще въ умственныхъ трудахъ,
требующихъ присутствія одной мысли и таланта, коллективная работа
невозможна. Идея, будто цѣлое ученое общество можетъ общими си-
лами трудиться за однимъ какимъ-нибудь предпріятіемъ, ошибочна.
Фенелонъ желалъ, чтобы Французская Академія составила піитику;
но, замѣтилъ г. Вильмень, разсуждая со мною объ этомъ *), есть ли
возможность, чтобы люди, имѣющіе каждый свой самостоятельный
образъ мыслей, сошлись по такому предмету, который допускаетъ
наиболѣе разнообразія мнѣній и вкуса? На вопросъ мой Якову Гримму,
кѣмъ онъ замѣнитъ покойнаго брата своего въ изданіи словаря, онъ
отвѣчалъ мнѣ, что будетъ стараться обойтись безъ сотрудника, потому
что только братъ его и былъ способенъ трудиться съ нимъ вмѣстѣ,
не мѣшая ему.
Въ Копенгагенѣ нашелъ я человѣка, который въ тишинѣ и не-
извѣстности съ изумительнымъ терпѣніемъ трудился надъ словаремъ
[247] своего народа. Это г. Леви́нъ, уже лѣтъ тридцать собиравшій
матеріалы для такого труда. При мнѣ онъ быль занятъ выписываніемъ
словъ и выраженій изъ писателей, изъ историческихъ и юридическихъ
актовъ. Составившіяся такимъ образомъ карточки — каждая носитъ
одно только слово съ одною выпискою — распредѣляются по шкапи-
камъ, изъ которыхъ въ каждомъ по 96-ти ящичковъ. Въ выпискахъ
г. Левину помогаютъ два студента, и, по его увѣренію, такіе два
молодые сотрудника могутъ очень легко быть пріучены въ совершен-
ствѣ къ подобному труду. Если г. Левинъ съ своимъ рѣдкимъ трудо-
любіемъ и любовію къ избранному дѣлу соединяетъ такую же свѣт-
лость мысли и пониманіе дѣла, то можно надѣяться, что трудъ, ко-
торый онъ совершаетъ въ одиночествѣ, далеко превзойдетъ словарь
Общества наукъ 2).
J) Во время моего заграничнаго путешествія въ 1860 году.
2) Недавно я прочелъ въ одной шведской газетѣ о смерти Левина въ маѣ
1883 года. Ему было лѣтъ 75. Къ этому извѣстію прибавлено, что онъ оставилъ бо-
гатое собраніе матеріаловъ для словаря.

IV. РУССКО-ФРАНЦУЗСКІЙ СЛОВАРЬ.
Н. П. Макарова (Спб. 1867 г.).
1868.
[248] Потребность въ подробномъ русско-французскомъ словарѣ
ощущалась y насъ очень давно и недостатокъ такого пособія, при
значительной распространенности y насъ французскаго языка, служилъ
однимъ изъ прискорбныхъ доказательствъ того, какъ бѣдна наша
учебная и ученая литература и какъ мало y насъ охотниковъ пред-
принимать серіозные многолѣтніе труды.
Наконецъ нашелся человѣкъ, задумавшій составить такой словарь
обоихъ языковъ, который въ не слишкомъ большомъ объемѣ предста-
влялъ бы возможно-полное и надлежащимъ образомъ разработанное
содержаніе. И эта нелегкая задача выполнена г. Макаровымъ въ за-
мѣчательной степени успѣшно. Употребивъ на то не болѣе трехъ
лѣтъ, г. Макаровъ подалъ отрадный примѣръ настойчивой дѣятель-
ности. Словарь его удовлетворяетъ бо́льшей части требованій, суще-
ствующихъ для пособій этого рода, и можно, кажется, съ увѣрен-
ностью предсказать, что онъ сдѣлается надолго необходимою книгою
для всякаго, кто захочетъ изучать одинъ изъ двухъ языковъ съ
помощію другого; особенно будетъ [249] онъ нуженъ при перево-
дахъ съ русскаго на французскій, и всего болѣе для учащагося юно-
шества.
Одно изъ главныхъ достоинствъ въ подобномъ трудѣ есть пол-
нота, — полнота, во 1-хъ, въ собраніи словъ объясняемаго языка, во
2-хъ — въ объясненіи этихъ словъ и въ указаніи всѣхъ случаевъ
разнообразной передачи ихъ на другомъ языкѣ. Въ обоихъ отноше-
ніяхъ новый словарь довольно близко подходитъ къ цѣли своей, и
притомъ въ объясненіи словъ г. Макаровъ постоянно держится ра-
зумной системы: сначала идутъ соотвѣтствующія русскому слову, въ
разныхъ значеніяхъ его, французскія слова, a потомъ, въ такомъ же
порядкѣ, относящіяся къ каждому значенію фразы. Co стороны фра-
зеологіи этотъ словарь отличается рѣдкимъ богатствомъ. Особеннаго
вниманія заслуживаютъ въ немъ пословицы, въ бо́льшей части слу-
чаевъ передаваемыя пословицами же; только тогда, когда недостаетъ
подобозначащихъ, ихъ замѣняетъ объясненіе; то и другое всякій разъ
обозначается особымъ указаніемъ. Такимъ образомъ трудъ г. Мака-
*) Т. е. съ тѣхъ поръ, какъ исчезъ изъ продажи весьма хорошо составленный
словарь И. И. Татищева, изданный въ 1824 году Глазуновымъ.

рова, выполненный съ добросовѣстностью и знаніемъ дѣла, долженъ
быть признанъ заслуживающимъ одобренія. Само собою разумѣется
однакожъ, что въ изданіи такого объема неизбѣжны недосмотры и
неисправности. Отдавая полную справедливость достоинствамъ словаря,
считаю себя не въ правѣ умолчать о нѣкоторыхъ пропускахъ и прома-
хахъ, которые въ немъ замѣчены мною. Остановиться на нихъ обя-
занъ я тѣмъ болѣе, что самъ авторъ выразилъ желаніе узнать недо-
статки своего словаря для исправленія ихъ въ будущемъ.
Хотя г. Макаровъ и внесъ въ свой трудъ многія общеупотреби-
тельныя русскія слова, которыхъ, по крайней мѣрѣ до толковаго
словаря Даля, не было въ нашихъ лексиконахъ (напримѣръ: обусло-
вливать, объединять, научный, клумба и др.), однакожъ и въ раз-
сматриваемомъ словарѣ мы не находимъ еще многихъ словъ; нѣко-
торыя изъ нихъ, правда, еще новы, но и тѣ уже пріобрѣли или по
крайней мѣрѣ болѣе и болѣе пріобрѣтаютъ право гражданства. Г.
Макаровымъ, между прочимъ, пропущены слѣдующія [250] слова 1):
бытовой, водораздѣлъ, главенство*, голосованіе*, дословный, завзятый,
законоположеніе, замкнутость, издѣльный (—ая повинность), коре-
ниться, крѣпостникъ *, мѣропріятіе, набросокъ *, накидокъ * (esquisse),
настроеніе, непререкаемый, обрядовый, общеніе, орудовать, отступное,
передвиженіе, плоскогорье, полноправный *, правомѣрный, представи-
тельство, пререканіе, принудительный, противовѣсъ (—вѣсіе) *, прохо-
димецъ *, равноправный, самовосхваленіе *, самодуръ, самодѣятель-
ность, самообольщеніе *, самосознаніе *, самоуправленіе *, сдержанность *
(и сдержка), собственникъ *, сопоставлять, сторонникъ, стушеваться,
суть (имя сущ.), творчество, хлыщъ*, цѣлесообразный *, человѣчный,
численность.
Кромѣ того забыты еще нѣкоторыя слова другого рода, хотя не
столь употребительныя, болѣе спеціальныя, но также несомнѣнно при-
надлежащія къ составу языка: они частью встрѣчаются y писателей
не слишкомъ давняго періода (напр. заимословіе, нѣщечко), частью
слышатся въ общежитіи (взбуровить, ерунда, калика, живейный, не-
умѣлый, обознаться, посовѣть, раздробь), частью же извѣстны какъ
научные или ремесленные термины (хрусталикъ, засидки а).
Наконецъ, между вошедшими въ русскій языкъ иностранными сло-
вами недостаетъ y г. Макарова нѣкоторыхъ весьма замѣтныхъ. Ко-
нечно, не всѣ употребляемыя современными писателями иноязычныя
слова заслуживаютъ сохраненія, но многія не хуже прежде-утвердив-
шихся; въ этомъ отношеніи важно имѣть въ виду степень потребности
г) Обозначаю звѣздочкой такія слова, которыхъ нѣтъ ни въ одномъ изъ вышед-
шихъ до сихъ поръ русскихъ словарей.
2) Описаніе засидокъ (Lichtbraten) на одной петербургской фабрикѣ см. въ
„Русскомъ Инвалидѣ" 1866, № 232.

въ словѣ, и кажется, современный лексикографъ не можетъ отвергать
такихъ словъ, какъ напр., солидарность, организовать, централизація,
соціальный, принципъ, или: кепи, керосинъ р проч., которымъ одна:
кожъ въ словарѣ г. [251] Макарова менѣе посчастливилось, чѣмъ
другимъ, въ родѣ амплуа, ангажировать, сидръ, папироска и т. п.
Объясненія и переводы въ новомъ словарѣ вообще вѣрны и удачны.
Есть въ немъ однакожъ слова, которыя объяснены не во всѣхъ своихъ
значеніяхъ или вообще не совсѣмъ полно и не довольно точно. Вотъ
тому примѣры.
„Говоръ, le bruit de gens qui parlent". Здѣсь упущено изъ виду
значеніе, усвоенное этому слову въ послѣднія десятилѣтія, именно:
patois, jargon (мѣстное нарѣчіе).
„Грамотность, l'écriture et la lecture". Ho грамотность означаетъ
преимущественно умѣнье читать и писать.
„Дѣятель, acteur, agent". Очевидно, что ни то, ни другое изъ
этихъ французскихъ словъ не годится для передачи столь обще-
употребительныхъ выраженій: дѣятель общественный, дѣятель такой-то
эпохи. Надобно было перифрастически объяснить употребленіе этого
слова.
^Задатокъ, les arrhes". Русское слово употребляется въ смыслѣ
гораздо обширнѣйшемъ, напр. въ выраженіи: задатки будущаго раз-
витія.
„Наплясаться, danser tout son soûl, jusqu'à satiété". Это только
собственное значеніе слова; но есть еще и другое: натерпѣться, на-
маяться.
„Направленіе, direction". Надо было прибавить: tendance.
„Насущный, — хлѣбъ, le pain quotidien". Ho русское прилагательное
соединяется не съ однимъ словомъ хлѣбъ\ въ предисловіи къ своему
словарю самъ г. Макаровъ употребилъ выраженіе: „одна изъ насущ-
нѣйшихъ потребностей". Quotidien не выражаетъ коренного значенія
слова насущный, которое прямо переведено съ греческаго è7cioooioç
(на существованіе нужный). Слѣдовало прибавить: vital, и потомъ
приведенное выраженіе съ объясненіемъ его: besoin impérieux или т. п.
„Оброчный, de redevance, payant une redevance". Забыто реченіе
оброчныя статьи.
„Печать, le cachet, sceau; le scellé; impression; les caractères".
[252] Здѣсь недостаетъ еще presse, въ значеніи котораго слово пе-
чать въ недавнее время стало удачно употребляться.
„Починъ, le commencement, étrenne; frontière". И тутъ недостаетъ
недавно приданнаго слову значенія: initiative.
„Присяжный, de serment, assermenté; le juré, membre du jury". He
объясненъ терминъ присяжный повѣренный, котораго не находимъ и
подъ словомъ повѣренный.

„Протестъ, protêt". Слово взято только въ самомъ спеціальномъ
своемъ значеніи, какъ коммерческій терминъ, тогда какъ общій смысль
его остался не означеннымъ.
„Путевой, de voyage". He занесено реченіе путевой дворъ, которое
начали употреблять въ значеніи французскаго gare du chemin de fer
(нѣмецкаго Bahnhof).
„Разбирать". Между многими приведенными при этомъ глаголѣ
значеніями забыто одно, соотвѣтствующее выраженію: быть разборчи-
вымъ (напр. въ пищѣ), être difficile dans le choix de...
„Разборчивый". Здѣсь напротивъ указано значеніе, ускользнувшее
при глаголѣ разбирать, но не приведено то, которое встрѣчается, напр.,
въ выраженіи: довольно разборчивый почеркъ.
„Разводить". Забытъ случай употребленія этого глагола съ твори-
тельнымъ: руками.
„Рознь, la différence, diversité". À divergence въ смыслѣ разно-
мыслія, несогласія, désunion, division?
„Сводиться, être mené (du haut en bas)". He показано значеніе
слова въ выраженіяхъ, подобныхъ слѣдующему: всѣ эти толки сво-
дятся къ одной главной мысли.
„Черный". Не выставлено названіе черная рыба, которымъ озна-
чаются всѣ виды мелкой рыбы въ отличіе отъ крупной, называемой
красною, какъ и показано подъ этимъ послѣднимъ словомъ.
Фразы, которыхъ переводъ вообще свидѣтельствуетъ объ основа-
тельномъ знаніи французскаго языка, помѣщены не всегда въ надле-
жащемъ мѣстѣ; напр., выраженія: „Онъ очень занятъ собою, онъ за-
нятъ чтеніемъ" должны бы находиться не подъ неопредѣленнымъ
[253] наклоненіемъ занимать, a подъ причастіемъ занятой, такъ какъ
оно поставлено, по общему правилу автора, особо.
Особо поставлены также косвенные падежи личныхъ мѣстоименій,
и г. Макаровъ справедливо указываетъ въ предисловіи на это преиму-
щество своего словаря. Но на томъ же основаніи слѣдовало бы по-
мѣщать особо и тѣ глагольныя формы, которыя своими начальными
буквами отличаются отъ неопредѣленнаго наклоненія. Такъ нужно
бы, кромѣ здать, итти, молоть, стлать, братъ, жать, мять и т. п.
выставить на своемъ мѣстѣ, по азбучному порядку, и формы: зижду,
шелъ, мелю, стелю^ беру, жму, жну, мну и проч.
Выше сказано было, что нѣкоторыя фразы встрѣчаются не тамъ,
гдѣ ихъ должно искать. Въ примѣръ того приведу еще одинъ случай.
Пословица: „не всякое лыко въ строку" помѣщена подъ словомъ
всякій, тогда какъ настоящее мѣсто ей было бы подъ словами лыко
или строка. Притомъ и объясненіе этой пословицы: „II ne faut pas
regarder de trop près, или: il faut être indulgent quelquefois" не co-
всѣмъ удовлетворительно. Подъ словами лыко и строка читатель не

найдетъ разгадки, почему въ народномъ изреченіи соединены эти два I
понятія. Имя сущ. строка переведено только словомъ ligne, но въ
сущности смыслъ его гораздо обширнѣе: оно значитъ вообще рядъ
{напр. въ шитьѣ), и на этомъ основаніи употребляется также, когда
рѣчь идетъ о плетеніи лаптей. Мастеръ этого дѣла отбрасываетъ тѣ
лыки, которыя кажутся ему недовольно чисты и гладки для употре-
бленія въ строку или полосу. Вотъ начало пословицы. Уже позднѣе
въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ стали говорить: „Не всякое слово въ
строку". Снегиревъ объясняетъ пословицу о лыкѣ такъ; „не всякія
мелочи, пустяки вводить въ дѣло". Даль даетъ ей слѣдующее толко-
ваніе, принятое и въ разбираемомъ словарѣ: „не будь чрезмѣру строгъ
и взыскателенъ". Кажется, точнѣе былъ бы такой переводъ: „не
всякое слово, необдуманно сказанное, сто́итъ вниманія и должно вмѣ-
няться".
[254] Указавъ на нѣкоторые частные недостатки въ словарѣ г.
Макарова, охотно сознаю однакоже, что они не могутъ и не должны
заслонять собою огромной массы всего хорошаго, что́ въ немъ заклю-
чается. Безъ критическихъ указаній со стороны, такой обширный
трудъ никогда не можетъ приблизиться къ желаемому совершенству.
Въ настоящемъ же случаѣ они казались мнѣ тѣмъ нужнѣе, что не-
утомимый авторъ уже перешелъ къ другому однородному предпріятію:
онъ готовитъ въ тѣхъ же или, можетъ быть, еще въ бо́льшихъ раз-
мѣрахъ французско-русскій словарь. Пожелаемъ ему въ этомъ новомъ
предпріятіи такого же успѣха, какого заслуживаетъ недавно изданный
трудъ его.
V. ПЛАНЪ СЛОВАРЯ ВЪ НОВОМЪ РОДѢ.
Die Silbenanalyse als sprachliches Lehr und Lern-Mittel. Ein Beitrag zur Reform
der Lexicographie, von A. Castle Cleary. In ihrer Anwendung auf das Deutsche
mit Belegen aus andern europäischen Sprachen dargestellt von I. Th. Dann, Ph.
D. London, 1877 (8°, 48 стр.).
[255] Автору изданной подъ этимъ громкимъ заглавіемъ брошюры и
нѣмецкому ея переводчику показалось, что словари, составленные
въ азбучномъ порядкѣ, не годятся, потому что неудобны для чтенія,
такъ какъ при такомъ расположеніи между словами нѣтъ связи: по-
этому гг. Клири и Даннъ предлагаютъ другой порядокъ, основаніемъ
котораго должно служить прежде всего словопроизводство, a потомъ
извѣстныя созвучія внутри и въ концѣ словъ, такъ что словарь, по
этой методѣ составленный, былъ бы чѣмъ-то въ родѣ словаря рифмъ.

„Устроенный такимъ образомъ словарь", говоритъ на стр. 32-й г.
Даннъ, „имѣлъ бы ту неоцѣненную выгоду, что фактически предста-
влялъ бы словарь рифмъ въ первоначальномъ значеніи (?) этого слова,
a не просто алфавитный, убійственный для духа рутинный словарь".
Не совсѣмъ понятно однакожъ, какъ соединить принятый сперва,
принципъ корнесловія съ расположеніемъ по созвучіямъ. Для большей
ясности спишемъ съ той же 32-й стр. нѣсколько примѣровъ изъ
представляемаго переводчикомъ, для образца, списка словъ въ томъ
порядкѣ, въ какомъ онъ предполагаетъ размѣщать ихъ:
Arg,
ragen
fragen
kragen
prügeln
tragen,
Arche
Rache,
Rachen,
brach, (adj.)
Fracht
Krach и T. д.
[256] Изъ этого видно, что мысль автора нельзя назвать особенно
счастливою. Читатель, ожидающій, по заглавію брошюры, разрѣшенія
важнаго вопроса, испытываетъ полное разочарованіе. Въ ней очень
много словъ и разглагольствія, но мало дѣла. Самая основная идея
совершенно ошибочна; словари издаются не для чтенія, a для спра-
вокъ, и главное условіе ихъ цѣлесообразности заключается въ лег-
кости отысканія каждаго слова, a этого-то именно удобства и недо-
ставало бы прежде всего словарю, составленному по мысли г. Клири.
Было много опытовъ этимологическихъ словарей: они имѣютъ свое
неоспоримое значеніе, но для практическаго употребленія самый
годный словарь есть, конечно, чисто алфавитный, что́ было сознано и
убѣдительно высказано еще Яковомъ Гриммомъ. Брошюра г. Данна,
вдобавокъ, не щеголяетъ и основательностью свѣдѣній; для примѣра
достаточно указать на его замѣчанія о русскомъ и славянскихъ язы-
кахъ. Такъ на стр. 20-й, выписавъ фразу: „огонь, воздухъ, земля и.
вода суть четыре стихіи", онъ увѣряетъ, что „только въ словѣ воздухъ
удареніе падаетъ на коренной слогъ"; a на стр. 28-й, замѣтивъ, между
прочимъ, что наша буква г произносится 5-ю различными способами,
онъ говоритъ: „Древнеславянскій языкъ имѣетъ сорокъ два начертанія,
и хотя намъ совершенно неясно ихъ истинное произношеніе въ устахъ
Рюрика, не нынѣшнихъ поповъ (nicht in der heutigen Popen Munde),,
однакожъ мы можемъ по пріемамъ сына судить о нравѣ отца и при-
нять за вѣроятное, что въ вѣкъ Чингисхана и Тамерлана было въ
этомъ отношеніи (?) столько же мало единства языка, какъ и въ наше
время. Польскій и чешскій находятся въ нѣсколько лучшемъ, сербскій
и кроатскій въ немного худшемъ положеніи, и одно несомнѣнно, что
во второстепенныхъ языкахъ славянской семьи фонетицизмъ (вѣроятно,
въ правописаніи) имѣетъ такъ же мало простора, какъ и въ моско-
витскомъ"!

[257] ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ СТАТЬѢ:
КЪ СООБРАЖЕНІЮ БУДУЩИХЪ СОСТАВИТЕЛЕЙ РУССКАГО
СЛОВАРЯ.
1870.
МНѢНІЕ СПЕРАНСКАГО О НОВОМЪ ИЗДАНІИ СЛАВЯНО-РОССІЙ-
СКАГО СЛОВАРЯ 1).
I. О правилахъ.
Комитетъ принялъ къ сочиненію словаря нѣкоторыя правила; но принялъ
ихъ на первый случай, слѣдовательно впослѣдствіи они могутъ измѣниться.
Когда же измѣнятся? Когда словарь будетъ сочиненъ, и слѣдовательно на-
добно будетъ его передѣлывать.
Мнѣ кажется, главное состоитъ въ правилахъ, не на первый разъ, но на-
всегда твердо установленныхъ. Безъ сего все сочиненіе непрестанно будетъ
колебаться. Безъ сего нельзя членамъ и разсматривать пробныхъ листовъ:
ибо важнѣйшая часть сего разсмотрѣнія именно должна состоять въ сообра-
женіи исполненія съ правилами.
Для установленія сихъ правилъ надлежало бы, кажется, прежде всего
собрать и разсмотрѣть правила, кои наблюдаемы были въ другихъ государ-
ствахъ; не мы первые сочиняемъ словарь: нужно посмотрѣть, на какихъ осно-
ваніяхъ составляли его въ Академіи Делла Круска, въ Парижской и Джон-
сонъ въ Англіи. To, что тамъ придумано основательно, принять; другое смѣ-
нить своимъ. Первое и важнѣйшее изъ сихъ правилъ есть установить съ
точностію предѣлы словаря по двумъ главнымъ вопросамъ: для кого и для
чего онъ сочиняется? Мнѣ кажется, онъ сочиняется для людей, знающихъ
языкъ русскій (всѣ изъясненія и опредѣленія его составляются по-русски), и
•слѣдовательно не для того, чтобъ [258J учить русскому языку иностранцевъ
или дѣтей, но для того: 1) чтобъ мнѣніемъ цѣлаго ученаго сословія утвердить
истинное значеніе русскихъ словъ, и разрѣшить сомнѣнія въ разнообразномъ
или спорномъ ихъ употребленіи; 2) чтобъ изъяснить нѣкоторыя слова русскія
обветшалыя или мало употребительныя; 3) чтобъ изъяснить такъ называемыя
слова славянскія, т. е. церковныя. Посему въ Славяно-Россійскій словарь не
должно допускать никакихъ словъ иностранныхъ, исключая только греческихъ
а) Въ протоколахъ Россійской Академіи за 1831 годъ найдено мною мнѣніе М.
М. Сперанскаго, незадолго передъ тѣмъ избраннаго въ дѣйствительные члены ея. Не-
лишнимъ считаю помѣстить здѣсь въ видѣ приложенія эти замѣчанія знаменитаго
своимъ умомъ человѣка.

словъ церковныхъ и малаго числа словъ, принятыхъ не обычаемъ, но закономъ,
какъ-то: сенатъ, и тому подобныхъ; для иностранныхъ же словъ приложить
къ словарю алфавитную роспись, съ краткимъ изъясненіемъ реченій, болѣе
или менѣе употребительныхъ, но къ составу языка не принадлежащихъ. Это
не есть гоненіе на слова иностранныя: обычай иХъ ввелъ, обычай и выведетъ;
но Академія не должна, мнѣ кажется, укоренять ихъ, давая имъ право гра-
жданства и вводя ихъ въ составъ нашего языка. Изъ снисхожденія къ обычаю
она можетъ удѣлить имъ мѣсто при своемъ языкѣ, но мѣсто отдѣльное, озна-
чивъ ихъ въ особой росписи.
Издательный комитетъ въ защиту ихъ приводитъ то, что они обрусѣли, и
что безъ нихъ обойтись невозможно. Пусть они и остаются въ употребленіи;
но сіе не даетъ имъ права на помѣщеніе въ словарь Славяно-Россійскій —
иначе назовите его словаремъ реченій, какъ отечественныхъ, такъ и иностран-
ныхъ, въ россійскомъ словѣ употребляемыхъ. И какіе же будутъ словарю сему
предѣлы! Кусокъ толстаго бѣлаго сукна на турецкой границѣ называется аба;
но онъ вѣрно иначе называется въ Оренбургѣ, въ Сибири и проч. Почему
аба будетъ стоять въ словарѣ, a другихъ названій, столько же или можетъ
быть и болѣе въ другихъ мѣстахъ употребительныхъ, не будетъ? — Сколько
еловъ иностранныхъ, при Петрѣ Великомъ и при императрицѣ Елисаветѣ
бывшихъ въ употребленіи, и нынѣ совершенно падшихъ въ забвеніе! Гдѣ
нынѣ циркумстанціи, конциліумы, консидераціи, пропозиціи и множество имъ
подобныхъ? Не та же ли судьба ожидаетъ и наши: абонированія, абонименты,
адресованія, адресовать и проч. и проч. Они покружатся нѣсколько времени,
какъ кружились наприм. выраженія: строить куры и тому подобныя, и исчез-
нутъ. Всѣхъ нелѣпостей и измѣненій обычая и небрежнаго или затѣйливаго
пустословія никакимъ словаремъ обнять не возможно. Нѣкоторые изъ нихъ
необходимы и можетъ быть навсегда останутся на языкѣ, и пусть остаются:
отъ того, что они будутъ или не будутъ помѣщены въ словарѣ, необходимость
ихъ не возрастетъ, ни уменшится. Но помѣщеніе ихъ, во-первыхъ, обезобра-
зитъ словарь Славяно-Россійскій; во-вторыхъ, вмѣсто полнаго словаря пред-
ставитъ сборникъ словъ весьма неполный; [259] ибо всѣхъ иностранныхъ словъ
въ областяхъ нашихъ, русскими людьми употребляемыхъ, собрать почти не
возможно; то, что въ одномъ краю считается словомъ необходимымъ, въ дру-
гомъ совсѣмъ не извѣстно, и замѣняется инымъ; въ третьихъ, сія смѣсь даетъ
словарю видъ временнаго періодическаго сборника; ибо, какъ выше было при-
мѣчено, сколько есть иностранныхъ словъ, кои въ свое время считались не-
обходимыми, a теперь употребленіе ихъ показалось бы страннымъ и не сов-
мѣстнымъ.
Во всѣхъ почти основательныхъ словаряхъ означаются корни словъ. Я не
разумѣю здѣсь того высшаго изысканія корней, которое составляетъ особую
и весьма важную часть филологіи; но разумѣю простое словопроизводство изъ
ближайшихъ корней. Наприм. Подразумѣваю очевидно слагается изъ предлога
подъ и разумѣваю, a разумѣваю изъ предлога разъ и умѣю; слѣдовательно ко-
рень: умѣю или умъ. Въ ожиданіи лучшаго и глубокаго изысканія и сіе сло-
вопроизводство было бы, кажется, для утвержденія первообразнаго значенія
«ловъ, во многихъ случаяхъ весьма полезно.
Еще одно примѣчаніе. Словарь именуется: по азбучному порядку располо-
женнымъ. Я не знаю, можетъ ли быть какой-либо словарь даже и словопроиз-
водный, расположенъ иначе, какъ по азбучному порядку. Если симъ желали
выразить: ordine analogico или analytico, то сіе не есть азбучный порядокъ.
Должно постараться пріискать другое слово.

II. Пробные, листы.
1) Послѣ двухъ первыхъ А, послѣдующія пять суть простые звуки, коихъ
значеніе опредѣляется: 1) образомъ ихъ произношенія, и 2) послѣдующими
выраженіями мыслей. Они могутъ быть безчисленны и находятся во всѣхъ
языкахъ; но нигдѣ не даютъ имъ мѣста въ словаряхъ: ибо какъ описать зна-
ченіе звука, зависящее отъ голоса, и разнообразныя его сопряженія съ мыслями?
А. союзъ противоположный, часто токмо раздѣлительный; даже первый при-
мѣръ есть только раздѣленіе, a не противоположность: ибо нельзя тутъ по-
ставить но тьму, a можно поставить: тьму же, — что означаетъ раздѣленіе.
Al al то же примѣчаніе, какъ и въ пяти предыдущихъ. Смыслы сего воскли-
цанія безчисленны. Всѣ гласныя буквы имѣютъ свое свойство, напр. И! какой
вздоръ! О! О! ты уже началъ сердиться.
2) О всѣхъ иностранныхъ словахъ, коими буква сія испещрена, выше сдѣ-
лано одно общее примѣчаніе.
3) Августѣйшій не есть высочайшій: ибо augeo не значитъ: возвышаю, но
умножаю, увеличиваю — слѣдовательно: великій, или величайшій.
[260] 4) Авторовъ. Авторскій. Сомнѣваюсь, чтобы сей родъ прилагатель-
ныхъ особаго устроенія могъ имѣть мѣсто въ словарѣ. Они принадлежатъ къ
грамматикѣ; тамъ должно показать, какимъ образомъ и въ какихъ предѣлахъ
нѣкоторыя существительныя въ родительномъ падежѣ пріемлютъ видъ прила-
гательныхъ. Въ старину y насъ писали даже еговъ, такъ какъ нынѣ въ гру-
бомъ просторѣчіи употребляютъ: ихные, ихныхъ; грамматика должна показать,
что тутъ правильно, и что́ неправильно.
5) Агнецъ — не вижу, почему съ латинскаго: Agnus. Это просто ягнецъ.
У насъ есть вся его фамилія и даже глаголъ ягнюся, коего нѣтъ въ латин-
скомъ. Въ концѣ сей статьи о просфорѣ нужно справиться: на одной ли той
просфорѣ, изъ коей вынимается Агнецъ, находятся слова: IC. ХС. НІКА. Если
на всѣхъ, то изъясненіе лишнее и было бы неправильно.
6) Адажіо. Слово сіе, какъ и другія иностранныя, принадлежитъ къ сло-
воистолкователю г-на Яновскаго, или къ расписанію иностранныхъ реченій,
Но и тамъ не худо изъяснить, что́ собственно значитъ udagio — na досугѣ, не
спѣша, à son aise.
7) Адъ, «fôrjç, aôvjç, собственно значитъ: 1) мѣсто или состояніе умершихъ,
мрачное и незримое обиталище погребенныхъ. См. Lexicon Damm et Duncan,
Въ семъ-то смыслѣ, a не въ смыслѣ гроба и могилы, должно понимать слова
Іосифа; 2) преисподній міръ, когда пріемлется въ смыслѣ страны; 3) мѣсто
мученій; 4) крайнее несчастіе и проч. Но къ чему тутъ поговорка: этотъ домъ
сущій адъ? Мало ли что говорится! Четвертое значеніе есть излишнее потому,
что оно есть именно собственное значеніе Ада. Примѣры же тутъ не нужны
ибо и безъ нихъ ясно.
8) Не азарничать, a озорничать и принадлежитъ къ буквѣ О. Иначе всѣ
слова, по московскому произношенію превращаемыя изъ О въ А, должно бы
было помѣщать вдвойнѣ. Въ Москвѣ говорятъ: атлажилъ, аткинулъ. Дѣло
словаря есть именно истреблять, a не утверждать сіи отступленія.
9) Академиковъ — то же примѣчаніе, что и къ слову авторовъ. Оно при-
надлежитъ вообще ко всѣмъ словамъ сего рода.
10) Академія. Къ чему тутъ примѣры? Вообще примѣры должно при-
водить токмо для утвержденія значеній сомнительныхъ, рѣдкихъ или осо-
бенныхъ.
М. Сперанскій.
23 Февраля
1831 г.

[261] ЗАМѢТКА О НАЗВАНІЯХЪ МѢСТЪ.
1867 — 1885.
Въ октябрьской книжкѣ Журнала Министерства народнаго просвѣ-
щенія за 1867 годъ помѣщена замѣтка гг. Эрбена и Ламанскаго „о
славянскихъ топографическихъ названіяхъ". Любопытное содержаніе
ея подаетъ мнѣ поводъ поговорить о географическихъ именахъ во-
обще. Нѣтъ сомнѣнія, что ученіе географіи пріобрѣло бы несравненно
болѣе смысла и интереса, если бы встрѣчающіяся въ ней названія
мѣстъ и урочищъ были, болѣе нежели до сихъ поръ дѣлалось, освѣ-
щаемы филологіей, то-есть, по мѣрѣ возможности объясняемы и пере-
водимы. Топографическое имя рѣдко бываетъ случайнымъ и лишеннымъ
всякаго значенія. Въ немъ по большей части выражается или какой-
нибудь признакъ самаго урочища, или характеристическая черта
мѣстности, или намекъ на происхожденіе предмета, или наконецъ
какое-нибудь обстоятельство, болѣе или менѣе любопытное для ума
или воображенія. Такъ, напримѣръ, извѣстно, что высочайшія горы
на самыхъ разнообразныхъ языкахъ называются по имени покрываю-
щаго ихъ снѣга или его бѣлизны: Mont-Blanc значитъ бѣлая гора;
Sierra Nevada (въ Испаніи) — снѣжная цѣпь; Snowdon (въ Валлисѣ) —
снѣжный холмъ; Snöhätta (на Сканд. полуостр.) — снѣжная шляпа;
Schneekoppe или Snezka (въ Чехіи) — снѣжная вершина; Бѣлуха въ
Сибири; Гималай — жилище снѣга или зимы; Давалагири — бѣлая
гора 1\ и проч. Для насъ наглядны становятся [262] многія урочища,
когда намъ объяснится ихъ названіе: такъ, имя длиннѣйшаго въ мірѣ
горнаго хребта, Cordilleras de los Andes, перестаетъ быть мертвымъ
звукомъ, когда мы узнаемъ, что Anta y туземцевъ значитъ мѣдь или
вообще металлъ, a Cordillera на испанскомъ языкѣ — цѣпь, и такимъ
образомъ это названіе сближается съ германскимъ Erzgebirge, Рудный
1) Можетъ-быть, и слово Альпы сродни латинскому albus; по мнѣнію другихъ,
оно на кельтскомъ языкѣ значитъ гора.

хребетъ 1). Къ сожалѣнію, до сихъ поръ немногія географическія
имена такъ ясны, какъ приведенныя названія горъ.
Конечно, большое число именъ, по древности своего происхожденія
или по неизвѣстности языковъ, на которыхъ они возникли, уже не
могутъ быть теперь объяснены; но сколько еще остается такихъ,
которыхъ значеніе понятно или можетъ сдѣлаться понятнымъ яри
помощи лингвистики, этнографіи или. исторіи, и — прибавлю — кото-
рыхъ объясненіе можетъ, наоборотъ, оказать большую услугу этимъ
наукамъ. Потому очень желательно было бы, чтобъ языкознаніе болѣе
и болѣе вносило въ область свою и этотъ предметъ изслѣдованія
Самою удобною формой для изложенія результатовъ изысканій надъ
географическими названіями была бы форма лексикона или глоссарія
въ алфавитномъ порядкѣ. Попытка этого рода сдѣлана уже въ Англіи
небольшою книжкой подъ заглавіемъ: „The Geographical Word-Expo-
sitor or Names and Terms occurring in the Science of Geography,
etymologically and otherwise explained by Edwin Adams" 2). Ho по-
пытка эта, къ сожалѣнію, очень несовершенна: 1) „Словотолкователь"
г. Адамса далеко не полонъ и не содержитъ въ себѣ даже множества
такихъ именъ, которыя объяснить было бы очень легко при болѣе
обширномъ знаніи языковъ, нежели какимъ располагалъ [263] авторъ;
2) многія толкованія y него совершенно не вѣрны. Такимъ образомъ,
за книжкою его остается почти только одно достоинство идеи и на-
чала выполненія ея. Въ особенности неудовлетворительно y него все
относящееся къ сѣверному и восточному міру. Такъ, напримѣръ, при
имени Muscovy замѣчено, что оно означаетъ преимущественно тѣ
части Россіи, которыя лежатъ около Чернаго и Каспійскаго морей, и
что онѣ такъ названы по первобытному своему населенію, потомству
шестого Іафетова сына „Meschech". Такимъ же образомъ и міръ за-
падно-славянскій остался для автора совершенною terra incognito,.
Кромѣ названій мѣстъ собственно, онъ счелъ нужнымъ вносить въ
свой словарь и термины географическіе, напримѣръ, reefs, strait
и т. п., что́ по-настоящему уже не относится къ предмету его сочи-
ненія, тѣмъ болѣе, что эти термины объясняетъ онъ только по ихъ
вещественному значенію, оставляя въ сторонѣ словопроизводство,
которое при именахъ собственныхъ составляетъ главную его задачу.
*) По другому толкованію, Anti на языкѣ Перуанцевъ значитъ востокъ.
2) То-есть, Географическій Словотолкователь или имена и термины, встрѣчаю-
щіеся въ наукѣ землеописанія, съ этимологическими и другими объясненіями, соч.
Эдвина Адамса. Книжка эта вышла въ Лондонѣ, 2-мъ изданіемъ, въ 1856 году. Впо-
слѣдствіи появилось въ Германіи болѣе обширное и болѣе ученое по этому предмету
сочиненіе д-ра Эгли: „Nomina geographica. Versuch einer allgemeinen geographi-
schen Onomatologie. Leipzig. 1872", o которомъ читателі. найдетъ нѣсколько свѣ-
дѣній въ дополненіяхъ къ настоящей статьѣ.-

Что касается до славянскихъ именъ мѣстъ, то въ нашей литера-
турѣ уже давно была заявлена мысль о необходимости умѣть приво-
дить ихъ въ подлинникѣ (см. Сѣв. Пчелу 1849, 6 — 15 х); но эта
мысль, теперь возобновленная въ научной обстановкѣ г-мъ Эрбеномъ,
можетъ быть вполнѣ осуществлена только тогда, когда [264] будетъ
составленъ соотвѣтствующій практической потребности словарь такихъ
именъ: надобно, чтобы возлѣ каждаго установившагося давнимъ упо-
требленіемъ нѣмецкаго имени можно было отыскивать первоначальное
славянское, и наоборотъ. Примѣромъ для подобнаго труда можетъ
служить словарь латинскихъ географическихъ названій, изданный въ
1861 году въ Дрезденѣ подъ заглавіемъ: „Orbis latinus oder Verzeich-
niss der lateinischen Benennungen der bekanntesten Städte etc., Meere,
Seen, Berge und Flüsse in allen Theilen der Erde, nébst einem deutsch-latei-
nischen Register derselben, von Dr. J. G. Th. Graesse" 2). Въ славяно-нѣмец-
комъ и нѣмецко-славянскомъ географическомъ словарѣ представилось
бы много случаевъ для любопытныхъ лингвистическихъ сближеній и
соображеній. Мимоходомъ позволю себѣ указать на одинъ подобный
случай: мѣста, обильныя производствомъ соли, называются y Славянъ
и y Нѣмцевъ подобозвучнымъ именемъ, находящимъ себѣ объясненіе
въ греческомъ названіи соли, à'Xç: Галиція, Галичъ (Сольгаличъ), Halle,
Hallein, Hallstadt, Reichen-Hall, и проч.
Независимо отъ общаго географическаго словотолкователя или
корнеслова, о какомъ выше упомянуто, для насъ особенный интересъ
имѣлъ бы этимологическій словарь многоязычныхъ географическихъ
именъ въ предѣлахъ Россіи. Богатый матеріалъ для подобнаго сло-
варя заключается уже въ лѣтописяхъ и въ Книгѣ Большому Чертежу.
Въ древней Руси обнаруживается замѣчательное стремленіе перево-
1) Въ 6 авторъ статьи, Іоаннъ Рыльскій, подписавшійся С, такъ жалуется на
господствующее y насъ незнаніе первобытныхъ именъ мѣстъ въ странахъ, искони
населенныхъ сланянскими племенами: „Географическіе учебники, по большой части
передѣлываемые съ нѣмецкихъ, наполнены искаженіями именъ городовъ и мѣстечекъ
славянскихъ; если бы хоть въ скобкахъ ставили настоящее имя, какъ оно произно-
сится тамъ славянскими туземцами, напримѣръ: Лембергъ (Львовъ), Аграмъ (Загребъ),
Эссекъ (Осѣкъ) и т. д., но и того нѣтъ! Славянскій міръ, начинающій занимать лю-
бопытство всей Европы, остается совершенно неизвѣстнымъ нашему юношеству,
поучающемуся изъ учебныхъ книжекъ всякаго рода ошибкамъ историческимъ и геогра-
фическимъ". Въ № 15 самъ издатель Сѣв. Пчелы, покойный Н. И. Гречъ, хотя и
глумится надъ мыслію замѣнять нѣмецкія географическія названія славянскими
однакожъ не отвергаетъ необходимости знать ихъ и приводитъ азбучный списокъ
такихъ именъ (около 300), извлеченный изъ брошюры, напечатанной въ 1847 г. въ
Вѣнѣ на иллирійскомъ языкѣ.
2) То-есть, Списокъ всѣхъ латинскихъ названій извѣстнѣйшихъ городовъ и проч.,
морей, озеръ, горъ и рѣкъ во всѣхъ частяхъ земного шара, съ приложеніемъ нѣмецко-
латинскаго реестра ихъ, доктора Грессе.

дить инородческія названія мѣстъ. Правда, нѣкоторыя изъ нихъ вошли
въ лѣтопись въ своемъ первоначальномъ и не всегда легко-объясни-
момъ видѣ, какъ-то: Колывань (Ревель), Ругодивъ (Нарва), Раковоръ
(Везенбергъ), Кесь (Венденъ), Людеревъ (Або) 1); но многія другія,
финскія, [265] шведскія и нѣмецкія названія являются либо переве-
денными по-русски, либо передѣланными на русскій ладъ.
Приведу нѣсколько примѣровъ того и другого случая.
1) Примѣры перевода.
Подъ 1054 г. Кединивъ, по другимъ спискамъ Кепедивъ, Декипивъ,
переведено: Солнца рука. Это переводъ слова kädepäiwä; состоящаго
изъ käsi (родит. пад. käden) — рука, и päiwä — солнце. Вѣроятно,
финское " слово было искажено лѣтописцемъ или переписчикомъ его.
(См. Соф. Лѣт. I, 156; Никон. I, 144, и Карамз. II, пр. 144).
Подъ 1116 г. Оденпе — Медвѣжья голова; по-настоящему должно
бы быть: Ohdonpää — городъ недалеко отъ Дерпта. (Объ этомъ во мно-
гихъ спискахъ; ср. Kap. II, прим. 217, 218).
Подъ 1300 г., при описаніи похода Торкеля Кнутсона и построенія
имъ города на Невѣ, сказано: „похвалившеся окаяньніи, нарекоша
его Вѣнецъ земли" (HOB. I, 67). Такъ переведено имя Landskrona; на
нынѣшнемъ языкѣ точнѣе было бы: вѣнедъ края или страны.
Подъ 1311 г., въ описаніи похода на Емь, упомянуты разныя
урочища, которыхъ мѣстоположеніе до сихъ поръ сомнительно, между
прочимъ рѣки: Купецкая и Черная; подлинныя финскія имена нигдѣ
не означены. (Новг. лѣт. I, 69; Соф. I, 295. Ср. Карамз. IV, 107 и
прим. 214).
Подъ 1318 г. Aurajoki переведено: Полная рѣка. Настоящее фин-
ское названіе Awara joki (awara — обильный, обширный): Аурою и
теперь называется рѣка, на которой стоитъ городъ Або. (HOB. I, 72.
Ср. Kap. IV, 112, пр. 228, и еще Арх. Лѣт. подъ 1496 г.).
Подъ 1342, 137Ö, 1406 и 1444 г. Neuliausen переведено Новый
городокъ, Новгородокъ (Новгор., Соф. и др. лѣтоп. Ср. Kap. IV, пр.
336, 338).
Подъ 1407 г. Вейсенштейнъ названъ Бѣлый камень (Псков. лѣт.).
[266] Въ другихъ мѣстахъ онъ иногда означается еще и чудскимъ
именемъ Пайда.
Подъ 1496 г., въ описаніи похода въ Каянскую землю, на десять
рѣкъ, упомянуты между прочимъ рѣки: Сиговая и Снѣжная — названія,
до сихъ поръ сохранившіяся въ финскихъ именахъ двухъ рѣкъ
Siikajoku и Lumijoki, текущихъ по Остроботніи: обѣ впадаютъ въ
*) См. объ этихъ именахъ особое примѣчаніе въ концѣ настоящей статьи.

Ботническій заливъ къ югу отъ Улеоборга. Имя Сикаіоки является
вторично въ исторіи финляндскаго похода 1808 г. (См. Описаніе Ми-
хайловскаго-Данилевскаго, стр. 84; ср. Соф., Никон., Арх. лѣт. и Kap.
VI, пр. 432).
Подъ 1582 г. городъ Вольмаръ названъ Володимерцемъ. въ спискѣ
договора Запольскаго (Kap. IX, пр. 600). Это названіе встрѣчается и
въ лѣтописи.
Потребность уяснять себѣ значеніе иноязычныхъ названій мѣстъ
замѣчается рѣже y Шведовъ: даже названіе рѣки Сестры, по которой
Орѣховскимъ миромъ утверждена граница между обоими смежными
государствами, не переведено въ шведской редакціи договора 1323 г. х).
Тамъ рѣка эта называется Sester; [267] да еще и гораздо позднѣе, въ
16-мъ вѣкѣ, встрѣчается она подъ этимъ именемъ въ шведскихъ
актахъ. Нынѣшнее ея переводное названіе, отчасти употребляемое и
y насъ — Systerbäck—утвердилось въ шведской дипломаціи не прежде,
какъ во второй половинѣ 16-го столѣтія 2). Настоящее финское имя
этой рѣки — Rajajoki — явно возникло тогда, когда она сдѣлалась
пограничною рѣкой (raja — граница, край 3), a joki — рѣка); впро-
1) Шведскій текстъ этого договора см. въ журналѣ Suomi, Helsingfors 1841,
«тр; 64, и статью о нотеборгскомъ мирѣ въ Kongl. Vitterhets &с. Academiens,
Handlingar, XX d., Sth. 1852, стр. 179 n ISO. Въ этой статьѣ г. Гильдебрандтъ,
авторъ ея, упоминаетъ, что въ стокгольмскомъ Государственномъ архивѣ есть русскій
текстъ орѣховскаго договора. Вслѣдствіе того я въ 1856 году письменно отнесся къ
умершему недавно (1874) государственному архиваріусу Нордстрэму, бывшему сослу-
живцу моему по Гельсингфорсскому университету, съ просьбою доставить мнѣ свѣ-
дѣніе объ этомъ любопытномъ документѣ, такъ какъ въ Россіи текстъ древнѣйшаго
договора съ Швеціею не сохранился ни въ подлинникѣ, ни въ переводѣ. Г. Нордстрэмъ
тогда же обязательно доставилъ мнѣ списокъ шведскаго текста; относительно же рус-
скаго отвѣчалъ, что онъ куда-то заложенъ и его на этотъ разъ не удалось отыскать.
Въ 1875 году шведскій посланникъ. въ Петербургѣ г. Дуэ передалъ мнѣ на просмотръ
фотографическіе снимки съ двухъ, дѣйствительно найденныхъ въ томъ архивѣ, г.
Рюдбергомъ, русскихъ текстовъ означеннаго договора, изъ которыхъ одинъ носитъ
всѣ признаки подлинника, a другой — переводъ съ шведскаго или латинскаго. Вскорѣ
послѣ того г. Рюдбергъ издалъ оба эти текста въ книгѣ: Sverges traktater med
främmande magter (Договоры Швеціи съ иностранными державами. Стокгольмъ,
1877). Снимокъ съ русскаго текста тогда же былъ приложенъ мною къ статьѣ:
„Библіографическія и историческія замѣтки" въ XVIII томѣ Сборника Отдѣленія
р. яз и сл.
-) Древнѣйшее названіе этой рѣки, финское — Siestarjoki, отчасти еще и теперь
употребляется рядомъ съ болѣе извѣстнымъ Rajajoki, a уже отъ финскаго произошли
русское и шведское, сходныя по звукамъ названія; по-фински же siestain зн. черная
смородина. (Альквистъ).
3) Любопытно это слово raja въ финскомъ языкѣ: по санскр. râjis, по-русски
краи значатъ то же самое. Вѣроятно, Финны заимствовали это слово y русскихъ,
откинувъ начальную согласную, какі. часто бываетъ при переходѣ иноязычныхъ словъ
въ финскій языкъ.

чемъ, это значеніе имѣла она съ незапамятныхъ временъ, ибо дого-
воръ Орѣховскій заключенъ былъ, какъ говоритъ лѣтописецъ, „по
старой пошлинѣ", то-есть, по старинѣ.
Въ этомъ договорѣ, какъ и въ другихъ шведскихъ памятникахъ,
Новгородъ постоянно называется Nogard или Nougardt; такъ и въ
названіи Нижняго Новгорода ни шведы, ни другіе иностранцы ни-
когда не давали себѣ труда объяснить и перевести приданный соб-
ственному имени эпитетъ.
Касательно названія Орѣховъ, Орѣховецъ или Орѣшекъ, замѣтимъ,
что русскіе, построивъ эту крѣпость въ 1323 году, наименовали ее
такъ потому, что финны самый островъ звали Päähkinä-saari (Орѣховый
островъ). Впослѣдствіи и шведы, овладѣвъ этою крѣпостію, перевели
ш свой языкъ русское ея названіе словоМъ Nöteborg.
2) Примѣры передѣлокъ.
Рядомъ съ переводными названіями попадаются въ древней русской
географіи и такія, которыя составлены безъ всякой мысли о значеніи
ихъ на другомъ языкѣ; тутъ проявляется часто та же потребность
въ другомъ видѣ: чуждымъ звукамъ придается такая [268] форма, въ
которой бы они представляли уму какой-нибудь смыслъ, хотя бы и
ни на чемъ не основанный. Это бываетъ особенно тогда, когда по-
длинное названіе трудно объяснить, или когда происхожденіе его
сомнительно. Сюда надо отнести названіе Сердоболя (ф. Sortawala),
города впрочемъ новаго, возникшаго уже послѣ Столбовского мира.
Была высказываема догадка, что оно происходитъ отъ фин. причастія
sortawa, разсѣкающій, потому что селеніе построено y залива, далеко
вдавшагося въ берегъ Ладожскаго озера *), слогъ же la служитъ
часто окончаніемъ въ именахъ мѣстъ. Городъ Стокгольмъ называли y
насъ постоянно и очень долго, даже въ началѣ 18-го столѣтія (см.
„Первыя Русскія Вѣдомости") — Стеколна 2). Подлинное названіе зна-
читъ островъ бревна и основано, по преданію, на томъ, что когда
Новгородцы и Чудь разорили городъ Сигтуну, то жители этого города
спрятали много золота и серебра въ бревно, которое и пустили по
озеру Мелару, съ тѣмъ, чтобы заложить новое селеніе на мѣстѣ, куда
бревно будетъ прибито волнами: оно остановилось y острова, гдѣ и
*) См. мои „Переѣзды по Финляндіи", стр. 14 (нов. изд. въ „Трудахъ", стр. 346).
Профессоръ Гельсингфорскаго университета г. Альквистъ, который обязательно сооб-
щилъ мнѣ нѣсколько замѣтокъ къ моимъ Разысканіямъ, отвергаетъ это производство
и полагаетъ, что корень названія города Сердоболя покуда долженъ считаться неиз-
вѣстнымъ. Любопытно, что русское имя, данное ему по созвучію съ финскимъ, въ
црк.-сл. яз. значитъ родственникъ, a въ сербскомъ сходное съ нимъ „срдо́боља" —
dysenteria.
2) Мнѣ случилось еще недавно слышать это названіе изъ устъ простолюдина.

основался Стокгольмъ (при Биргерѣ Ярлѣ, въ 13-мъ столѣтіи). Царское
Село первоначально называлось Сарскимъ отъ финскаго слова saari,
означающаго островъ или возвышенность посреди большого ровнаго
мѣста,, на какой построено это селеніе; названіе: Царское, вѣроятно,
утвердилось въ народѣ еще прежде, нежели оно перешло въ офиціаль-
ный языкъ 3). Ливонскій городъ Виндау въ нашихъ лѣтописяхъ по-
падается подъ именемъ Вдовъ (Kap. IV, прим. 304).
[269] Касательно имени Холмогоры были въ нашей литературѣ
разныя объясненія (см. между прочимъ Карамз. II, прим. 62, и статью
Верещагина въ Иллюстраціи 1S47, № 25). Замѣтимъ, что оно въ лѣ-
тописяхъ чаще пишется Колмогоры, a y Никона находимъ даже Кал-
могары (ч. IV, стр. 303). Основываясь на этомъ, покойный финляндскій
профессоръ Акіандеръ (Utdrag ur Ryska Annaler, стр. 129) предлагалъ
новую догадку: такъ какъ есть поводъ думать, что чудское кладбище
находилось близъ Колмогаръ на Куръ-островѣ 2), то первую половину
имени можно производить отъ финскаго слова Jcalma — трупъ, покой>
никъ. Что касается второй половины, то y Зырянъ, Пермяковъ и Во-
тяковъ kar значитъ городъ, и около рѣки Оби есть много названій,
въ составъ которыхъ входитъ har — Войкаръ, Уркаръ, Шеркаръ,
Искаръ (см. Книга Большому Чертежу, изд. г. Спасскимъ, стр.
204 — 207); все это были имена городовъ. Въ историческомъ атласѣ
Павлищева, a также на Шубертовой подробной картѣ названіе Гари
означено во многихъ мѣстахъ, гдѣ нѣкогда жили финскія племена,
напримѣръ, близъ впаденія Унжи въ Волгу, и проч.
Нѣкоторыя имена мѣстъ являются просто передѣланными по тре-
бованіямъ народнаго слуха или выговора. Такъ, подъ 1310 г. встрѣ-
чается названіе рѣки Узъерва (Новг. лѣт.; Урзево и Узерва по Кн.
Больш. Черт.): оно взято съ финскаго uusi-järwi, что́ значитъ: новое
озеро, то-есть, такое озеро (не рѣка), которое образовалось на глазахъ
народа, — вѣроятно, нынѣшнее Су́ванто близъ зап. берега Ладожскаго
озера. Это Су́ванто произошло, какъ думаютъ, такимъ образомъ, что
рукавъ Вокши, который здѣсь также вливался въ Ладожское озеро,
запрудился въ своемъ устьѣ — отъ того ли, что вода въ озерѣ убыла,
или отъ устроенія искусственной плотины; притомъ же и слово Су́-
ванто по-фински значитъ: тихая вода въ рѣкѣ, плесо, Неудивительно,
что лѣтописецъ по преданію назвалъ это озеро рѣкою. Въ 1850-хъ
годахъ [270] перешеекъ, отдѣлявшій Су́ванто отъ Ладожскаго озера,
прорытъ, и обѣ массы воды опять слились.
V) Въ офиціальныхъ актахъ это селеніе называлось Царскимъ уже съ 1725 года,
но въ письменномъ языкѣ употреблялось еще долго и прежнее названіе; напримѣръ,
оно встрѣчается y Ломоносова и Державина.
2) См. статью Базилевскаго въ Сытъ Отечества 1847 г.

Карамзинъ (ч. IV, пр. 214) говоритъ: „Нынѣ обѣ сіи рѣки, Узерва
и Вокса, называются Вокшею". Остановимся нѣсколько и на этомъ
послѣднемъ названіи. Wuoksi, финское названіе рѣки, славящейся
водопадомъ Иматрою, есть нарицательное имя и значитъ: теченіе,
потокъ; русскіе называютъ ее Окса, Вокша (Kap. VII, прим. 154).
Вѣроятно, того же происхожденія имя Векса, принадлежащее нѣ-
сколькимъ рѣчкамъ въ губерніяхъ Ярославской, Костромской и Вла-
димірской.
Названіе Устюгъ въ первой половинѣ своей русское, a во второй —
финское: югъ образовалось изъ juga или правильнѣе joki (y Зырянъ ju),
что́ значитъ рѣка; потому Устюжане въ финскихъ памятникахъ иногда
зовутся joensuiset, то-есть, живущіе при устьѣ рѣки. Вторая половина
приведеннаго имени (Устюгъ) встрѣчается и въ названіи Пинега, ко-
торое въ переводѣ значитъ: малая рѣка (pieni = маленькій, ioga = рѣка).
Покойный П. Г. Бутковъ высказалъ предположеніе, что имя Ока есть
также измѣненное финское слово joki. Это съ перваго взгляда можетъ
показаться невѣроятнымъ потому, что русскіе, заимствуя иностранныя
слова, иногда не только не отбрасываютъ въ началѣ ихъ звукъ йота,
но, напротивъ, приставляютъ его, когда слово начинается чистою
гласною. Такъ имя якорь соотвѣтствуетъ греческому άγκυρα, др. швед-
скому ankari и проч. Но съ другой стороны, въ русскомъ языкѣ еще
болѣе случаевъ противоположнаго измѣненія; то-есть, при заимство-
ваніи собств. имени, имѣющаго въ началѣ своемъ йотъ, эта послѣдняя
откидывается, и звуки йе, йо превращаются въ о или а. Такъ, изъ
именъ Евстафій, Іосифъ, Евдокія, Елена образованы Остафій, Осипъ,
Овдотья, Олена. Первообразомъ такого явленія служатъ нѣкоторыя
нариц. имена, начинающіяся съ буквы о, какъ напр. озеро, олень,
осень, коимъ въ церковно-славянскомъ соотвѣтствуютъ начинающіяся
съ е: езеро, елень, есень. To же требованіе языка могло обнаружиться
при передѣлкѣ слова joïci, которое, впрочемъ, въ другихъ [271] частяхъ
Россіи, какъ показано, перешло къ намъ въ иномъ видѣ.
Въ древнѣйшей изъ новгородскихъ подлинныхъ грамотъ (Kap. IV,
прим. 114) между волостями новгородскими упоминается и Перемь:
вотъ, слѣдовательно, первоначальная y насъ форма названія страны,
которую скандинавы переименовали въ Біармію. Объясненія имени
Пермь должно, повидимому, искать въ сложномъ финскомъ словѣ:
Perämaa, которое значитъ задняя, дальняя страна (perä = позади,
maa = земля). Въ Географическомъ Словарѣ Щекатова, подъ словомъ
Пермяки, приведено сообщенное Лепехинымъ преданіе, будто на Камѣ,
верстахъ въ 50-ти отъ Гойны, жилъ необыкновенный силачъ, племени
чудского, который назывался Перя, отъ чего, по мнѣнію составителя
словаря, сначала семейство этого Геркулеса получило прозваніе Перя-
ковъ, a потомъ и весь народъ стали, „для удобнѣйшаго выговора",

звать Пермяками. Коренные жители Перми сами себя называютъ Коми
(Komi, Komilaiset, Komy) *), по имени p. Камы или, по ихъ произно-
шенію, Кумы, почему Акіандеръ и думаетъ, что Куманы, иначе Ко-
маны или Каманы, народъ, извѣстный въ нашихъ лѣтописяхъ подъ
именемъ Половцевъ, были одного происхожденія съ Пермяками, то-есть,
Зыряне.
Здѣсь сто́итъ нѣсколько остановиться на названіяхъ финскихъ
народовъ вообще. По замѣчанію Кастре́на 2), они или получили имена
свои отъ какой-нибудь опредѣленной водной мѣстности, или слово
вода просто входитъ въ составъ ихъ именъ. Такъ, Мордва въ переводѣ
значитъ: народъ y воды; Зыряне, Мокшане, Печора — также названія,
заимствованныя отъ водъ. Отъ финскихъ слонъ, означающихъ воду,
удобно производятся также названія Води, Вотяковъ и Веси 3). Это
понятіе на финскихъ языкахъ выражается [272] звуками: wa (зыр.)*
wti (BOT.), wit (черем.), wesi или собств. wete (финск.), wäd (морд.);
тотъ же корень встрѣчается во многихъ индо-европейскихъ языкахъ:
вода, Wasser, vatten. Нѣкоторые финскіе народы сами себя называютъ
просто людьми — mort (Зыряне) или mara (Черемисы). Отъ послѣдняго
изъ этихъ словъ произошло, по мнѣнію Кастрена, встрѣчающееся y
Нестора названіе финскаго народа Мери, жившаго къ западу отъ Че-
ремисы около древняго Ростова. Такъ какъ этотъ теперь исчезнувшій
народъ носилъ одно имя съ своими сосѣдями, Черемисою, то можно
съ вѣроятіемъ принять, что Меря находилась въ близкомъ съ ними
родствѣ. Другой, также не существующій болѣе народъ жилъ къ югу
отъ Мери или къ западу отъ нынѣшней Мордвы, въ странѣ, гдѣ
находится городъ Муромъ. Слово Мурома составлено изъ mur (a это
то же, что mort или murt — человѣкъ) и ma, земля, край. Итакъ,
въ буквальномъ переводѣ, Мурома значитъ народъ на землѣ, какъ
Мордва — народъ y воды. Такимъ образомъ, судя по этимъ названіямъ,
оба народа принадлежали къ одному и тому же племени, которое
раздѣлялось на двѣ отрасли: жилища одной (Мордвы) были при рѣкѣ
или озерѣ, a другая (Мурома) жила въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ
воды. Чтобы совершенно выяснить генеалогію Мери и Муромы, надобно
бы внимательно разсмотрѣть всѣ географическія имена не русскаго
происхожденія, какія можно отыскать въ предѣлахъ древнихъ жилищъ
обоихъ этихъ народовъ 4).
Эти замѣчанія естественно приводятъ насъ къ одному названію,
^ Кастренъ въ Suomi 1845, стр. і), и Акіандеръ въ Utdrag, стр. 123.
2) Suomi 1845, стр. 7.
3) Люди парода Водь сами себя называютъ Watja, Watjalaiset, a Весь —
Watjäläiset: слѣдовательно мнѣніе Кастрена, хотя въ нѣкоторыхъ случаяхъ и правдо-
подобное, въ отношеніи къ этимъ двумъ названіямъ не оправдывается. (Альквистъ).
4) Кастренъ въ упомянутой статьѣ.

употребляемому петербургскими жителями для означенія Финновъ,
населяющихъ окрестныя мѣста: разумѣю названіе Маймистъ. Оно
образовалось изъ финскаго сложнаго слова maa mies, или maan-mies
(maa — земля, mies—мужъ), которое значитъ: сельскій житель, тузе-
мецъ, землякъ. Отсюда видно, какъ нелѣпо мнѣніе тѣхъ, которые
объясняли приведенное названіе финскимъ словомъ en muista — „не
понимаю".
[273] Страна, въ которой возникъ Петербургъ, издревле называ-
лась Ижерскою землею по имени обитавшаго въ ней финскаго народа,
который самъ себя называлъ Ingrikot *), a въ нашей лѣтописи и
другихъ старинныхъ памятникахъ именуется Ижерянами, Ижерцами
или Ижерою. Это русское названіе, очевидно, передѣлано изъ инозем-
наго съ опущеніемъ несвойственнаго намъ носового звука послѣ на-
чальной гласной и съ обращеніемъ буквы г, по общему закону, въ ж
передъ гласною е (Ingermanland). Обратимъ вниманіе на нѣкоторыя
географическія имена въ здѣшнемъ краю. Ладожское озеро, какъ было
извѣстно и Карамзину (И. Г. P. I, пр. 485, и III, пр. 244), нѣкогда
называлось Альдога, отъ чего получилъ названіе и городъ Альдейга-
боргъ (вѣроятно, старая Ладога), упоминаемый въ скандинавскихъ
сагахъ. Имя Альдога легко могло обратиться y насъ въ Ладога,
потому что такое перемѣщеніе звуковъ —- въ духѣ славянскихъ язы-
ковъ, которые вообще не начинаютъ словъ съ буквы а. Но что за
слово Альдога? Финск. Aalto зн. волна: озеро, грозное своими бурями,
легко могло отъ этого признака получить свое названіе на языкѣ
прибрежныхъ обитателей; въ такомъ случаѣ первоначальною формой
имени его было бы Aaltoka. Впрочемъ, надобно прибавить, что нынѣш-
ніе финны зовутъ это озеро, по примѣру русскихъ — Laatoka и что
съ другой стороны волна по др.-сканд. aida, откуда финны могли
заимствовать свое aalto 2.
Въ лѣтописи и въ Книгѣ Большому Чертежу это озеро носитъ еще
названіе Нево, которое на финскомъ языкѣ (newa) значитъ болото или
топь 3). Замѣчательно, что, подобно нашей Невѣ, многія рѣчки Рязан-
ской губерніи означаются именемъ, которое на мѣстномъ нарѣчіи
имѣетъ то же значеніе; это имя: Ряса 4); оно такъ [274] объяснено въ
1) Отъ слова inger—рѣчка (Акіандеръ въ Utdrag, стр. 54).
2) Ср. Приложенія A. А. Куника къ статьѣ Б. А. Дорна Каспій въ Зап. Ак.
Наукъ, т. XYI, стр. 393 и др. мѣста.
а) Слово newa, по всей вѣроятности, сродни нашему нива, первоначальное зна-
ченіе котораго есть также — низменное, тонкое мѣсто.
4) Конечно, отсюда и названіе города Рясска, который давно забылъ свое проис-
хожденіе и въ книжномъ языкѣ принялъ форму Ряжска. Народное чутье до сихъ
поръ отвергаетъ эту форму, и окрестные жители называютъ этотъ городъ всегда при-
лагательнымъ именемъ Рясское (село); они говорятъ: изъ Рясскаго, въ Рясскомъ.

Опытѣ Областного Словаря: „топкое или просто мокрое мѣсто".
Шведы передѣлали финское названіе нашей Невы въ Nyen (произн.
Нюэнъ), такъ что, когда въ 17-мъ столѣтіи они построили на ней
новое укрѣпленіе, то наименовали его Nyenskans^ то-есть, Невскій
шанецъ. Такое сложное слово для русскихъ было слишкомъ мудрено,
и при взятіи Нюэнсканса Петромъ Великимъ, они сократили это имя
и стали произносить его просто: Канцы1) (см. „Первыя Русскія Вѣдо-
мости"); государь переименовалъ новозавоеванное укрѣпленіе въ Шлот-
бургъ (шв. slott = нѣм. Schloss, замокъ).
Названіе озера Ильмень, или Ильмерь, по мнѣнію нѣкоторыхъ,
перёдѣлано изъ финскаго yli-meri, верхнее море. Можно бы также
думать, что оно въ родствѣ съ финскимъ прилагательнымъ ihneinen —
открытый, обширный; но отъ этого сближенія заставляетъ отказаться
свѣдѣніе, доставляемое Областнымъ Словаремъ. Тамъ мы находимъ
слово ильмень, какъ нарицательное имя съ двоякимъ значеніемъ: 1)
широкій разливъ рѣки, похожій на озеро; 2) озеро, обросшее камы-
шемъ. Въ первомъ значеніи слово подслушано въ Астраханской губер-
ніи, во второмъ оно отнесено къ Землѣ Донскихъ казаковъ. Первое
напоминаетъ слово Лиманъ\ мы и его находимъ въ Областномъ Сло-
варѣ съ такимъ объясненіемъ: „Чистое озеро, безъ камыша и трост-
ника. Дон.". Итакъ, и Ильмень и Лиманъ означаютъ: во-1-хъ, широкій
разливъ рѣки; во-2-хъ, озеро. Отсюда рождается вопросъ: не одно ли
это слово въ двухъ разныхъ формахъ, изъ которыхъ послѣдняя пред-
ставляетъ только перемѣщеніе звуковъ въ началѣ слова и другую
гласную въ срединѣ его? Такое предположеніе совершенно подкрѣ-
пляется Книгою Большому Чертежу, гдѣ о рѣкѣ [275] Днѣпрѣ нѣсколько
разъ упоминается, что она впадаетъ въ „проливу морскую въ Ильмень",
(см. изд. Спасскаго стр. 77, 99 и 102). Тожество обоихъ словъ было
уже замѣченно г. Спасскимъ, который поставилъ ихъ рядомъ въ своемъ
Указателѣ, a въ примѣчаніяхъ говоритъ: „Лиманъ, a по старинному
Ильмень". Только напрасно, кажется, онъ производитъ эти названія
отъ греческаго слова ALJXVT) — озеро, прудъ, „отъ котораго", прибав-
ляетъ г. Спасскій, „вѣроятно, получило свое имя и озеро Ильмень
близъ Новгорода". Сходство звуковъ здѣсь объясняется скорѣе род-
ствомъ языковъ одного корня: слово Ильмень, конечно, славянское,
Вѣроятно, въ родствѣ съ нимъ находится и названіе германской
рѣки Ilmenau, впадающей въ Эльбу (Лабу), по берегамъ которой нѣ-
когда жили Славяне (въ Ilmenau окончаніе есть нарицательное имя
au aue, которое сродни латинскому aqua, готскому ahwa и значитъ:
1) рѣка, 2) страна, лежащая при водахъ и плодородная. Есть и го-
родъ Ilmenau.
1) Эта форма имени заимствована, вѣроятно, съ финскаго: финны не могутъ про-
изнести шведскаго skans иначе какъ kansi.

Въ тѣхъ частяхъ Россіи, гдѣ первобытное населеніе состоитъ, или
прежде состояло изъ инородцевъ, которыхъ языки не исчезли, боль-
шое число названій объясняется очень легко. Это относится, между
прочимъ, къ Сѣверной Россіи: въ Олонецкой и въ Архангельской гу-
берніяхъ многія, повидимому, русскія мѣстныя имена образованы изъ
финскихъ словъ. Нѣсколько примѣровъ тому уже приведено выше;
такъ и названіе извѣстнаго водопада Кивачъ происходитъ отъ слова
kivi (камень. порогъ); названіе Кандалажской губы состоитъ изъ словъ:
kanta (край, уголъ, рогъ, отъ нѣм. Kante) и lahti (заливъ): это уго́льная,
рогообразная губа Бѣлаго моря. Легко было бы привести цѣлый рядъ
такихъ именъ. Извѣстно, что иногда и коренныя русскія названія мѣстъ
и урочищъ объясняются областными или и общеупотребительными
нарицательными именами: напримѣръ, Кострома, Калуга, Тула, Ве-
ликія Луки, Свирь, Мотыра, Лукавка (см. Словари Областной и Даля).
Особенно интересную сторону дѣла представило бы сравненіе русскихъ
названій мѣстъ съ западно- и южно-славянскими.
[276] Вотъ нѣсколько, хотя и скудныхъ, матеріаловъ и намековъ
для русскаго географическаго словотолкователя. Но покуда осуще-
ствится идея подобнаго труда, требующаго большой учености и даже
участія нѣсколькихъ лицъ, на первый случай было бы весьма полезно
издать, по мысли покойнаго академика Кеппена, простой алфавитный
списокъ всѣхъ географическихъ именъ въ предѣлахъ Россійской
Имперіи съ означеніемъ на каждомъ имени ударенія. Это было бы
тѣмъ нужнѣе, что въ издаваемомъ П. П. Семеновымъ „Географиче-
скомъ и Статистическомъ Словарѣ" произношеніе именъ не отмѣчено,
тогда какъ оно во многихъ случаяхъ сомнительно; напримѣръ, не всѣ
знаютъ, какъ выговаривать: Сухона, Кубенское (оз.), Мезень, ы къ
сожалѣнію въ общемъ употребленіи этихъ и другихъ названій преоб-
ладаетъ произношеніе ошибочное. При такихъ именахъ какъ Мезень,
надобно бы означать и родъ ихъ (муж. или женск.).
ДОПОЛНЕНІЯ.
I (къ стр. 196).
Относительно именъ: Колывань, Ругодивъ, Раковоръ, Людеревъ и дру-
гихъ имъ подобныхъ мы находимъ объясненія и догадки въ брошюрѣ
покойнаго Нейса (H. Neus), изданной въ Ревелѣ 1849 года подъ
заглавіемъ: „Revals sämmtliche Namen, nebst vielen andern, wissen-
schaftlich erklärt".

Раковоръ образовано изъ эстонскаго Rakwer, Rakkowerre, въ кото-
ромъ, по мнѣнію Нейса, окончаніе werre соотвѣтствуетъ слогу fer въ
нѣмецкихъ названіяхъ эстляндскихъ имѣній, a этотъ слогъ можно
сопоставить съ гот. fera, др. верх. нѣм. fira, страна, край, и съ
финскимъ wieri, кайма, сторона. Нейсъ полагаетъ, что придуманная
къ объясненію приведеннаго имени финская форма Rahkawuori (боло-
тистая гора) произвольна.
Названіе Ругодивъ, какъ онъ думаетъ, можетъ происходить отъ
имени Roge, которымъ въ книгѣ Liber census Daniae означается [277]
страна по берегу Пейпуса, къ сѣверу отъ Дерпта, и которое можетъ
быть объяснено эстонскимъ roog, тростникъ, камышъ.
Городъ Людеревъ (Або), по изслѣдованіямъ Лерберга (Untersuchun-
gen, стр. 191, 196 и д.) получилъ это имя отъ своего строителя Людера,
Что касается до названія Колывань (Ревель), то производство его
отъ имени Св. Олава, которому посвящена знаменитая церковь въ
этомъ городѣ, кажется мнѣ въ высшей степени натянутымъ, и такъ
какъ авторъ брошюры самъ напослѣдокъ отказывается отъ этого про-
изводства, то не совсѣмъ понятно, къ чему можетъ служить длинный
рядъ сближеній для подкрѣпленія его. To же можно сказать и о ста-
раніи пріурочить Колывань къ миѳическому Kallevi. Всего важнѣе
для объясненія этого имени приводимое въ книжкѣ указаніе покой-
наго Святнаго на существующее въ народномъ языкѣ слово голыванъ,
что значитъ скала или, въ бранномъ смыслѣ, бѣдняга, хотя, впрочемъ,
и это сходство звуковъ еще не разрѣшаетъ вопроса: отчего бы г пре-
вратилось въ к? Но существованіе двухъ городовъ этого имени въ
двухъ отдаленныхъ концахъ Россіи заслуживаетъ вниманія. Имя это
можетъ быть сродни литовскому kalwas, холмъ, латыш. kalws, мысъ,
эст. kaljo, скала, гора (Нейсъ, стр. 66). Съ другой стороны однакожъ
надо имѣть въ виду, что въ одной изъ скандинавскихъ сагъ рѣчь
идетъ о горѣ Kallava, въ которой жили два карла, самые искусные
въ кузнечномъ дѣлѣ. Такъ какъ финны славились этимъ мастерствомъ,
то позволительно считать названную гору финскою *).
Къ числу топографическихъ именъ, переведенныхъ въ русской
лѣтописи, относится еще названіе Клинъ, встрѣчающееся подъ 1132 го-
домъ (I Новг. стр. 383. II Новг. стр. 15). Оно [278] объяснено покой-
нымъ академикомъ Шегреномъ, который узналъ въ немъ переводъ
подобозначащаго эстонскаго имени Wagia или Waiga, служившаго
названіемъ части нынѣшняго Дерптскаго округа. При этомъ Шегренъ
1) Изъ доставленной мнѣ A. А. Куникомъ рукописной замѣтки его съ ВЫПИСКОЮ
изъ Saga Didriks konuugs af Bern. Christiania 1853 (Гл. 58, стр. 66). Ак. Куникъ
прибавляетъ, что такъ какъ въ имени Kallava первое а, судя по двойной согласной,
было короткое, то оно должно было въ русской передѣлкѣ слова перейти въ о (Колы-
вань). Впрочемъ, онъ сознается, что вопросъ этимъ еще не разъясненъ.

приводитъ также имена: Медвѣжья Голова (см. выше стр. 196) и Го-
родъ Воробіинъ, эст. Warbale (I Новг. стр. 451). См. Mém. de l'Ac. Imp.
d. Sc, VI Série, Sc. pol. etc., t. I, pag. 325.
II (къ стр. 193—4).
Упомянутое выше сочиненіе профессора Цюрихскаго университета
д-ра Эгли, „Nomina geographica", по самой новости своего содержанія,
не могло избѣгнуть многихъ пробѣловъ и даже невѣрностей въ объ-
ясненіи географическихъ именъ. Но важно то, что авторъ со времени
изданія этой книги (1S72 г.) остается вѣренъ своей задачѣ и не пе-
рестаетъ стремиться къ возможно удовлетворительному ея рѣшенію.
Какъ скоро я узналъ о существованіи его труда вскорѣ по выходѣ
перваго изданія „Филологическихъ Разысканій" (1873), я послалъ
г-ну Эгли въ Цюрихъ оттиски моихъ статей: „О названіяхъ мѣстъ"
* и „Откуда слово Кремль". Ознакомившись съ ними черезъ переводчика,
швейцарскій ученый вступилъ со мною въ переписку и недавно при-
слалъ мнѣ оттискъ своей статьи: „Über den gegenwärtigen Standpunkt
der geographischen Onomatologie" (O настоящемъ состояніи географи-
ческой ономатологіи) изъ IX тома „Geographisches Jahrbuch". Этотъ
трудъ распадается на два отдѣла: общій и частный. Въ началѣ пер-
ваго авторъ съ особеннымъ сочувствіемъ останавливается на моей
-статьѣ о названіяхъ мѣстъ, и изложивъ ея содержаніе съ дословнымъ
извлеченіемъ основныхъ мыслей, замѣчаетъ: „Gewiss hat der Verfasser
das Verdienst in geschickter Weise das onomatologische Studium ange-
regt zu haben, und es bedarf besonderer Anerkennung, dass er in dem-
selben keineswegs eine blosse philologische Arbeit, sondern eine allseitig
zu beleuchtende Untersuchung erblickt. Es darf wohl als mehr denn ein
zufälliges Zusammentreffen betrachtet werden, [279] dass, während der
russische Sprachforscher diese Anregung schrieb, die von ihm gewünschte
Arbeit schon seit Jahren in Angriff genommen war (ja bald zum Drucke
gehen sollte), und zwar nicht bloss in dem Sinne eines Lexikons, sondern
zugleich einer Verwerthung des Sammelmaterials zu dem Zwecke, eine
förmliche Disziplin daraus hervorgehen zu lassen" A). Подъ этимъ тру-
*) T. e. „Автору безспорно принадлежитъ та заслуга, что онъ умѣлъ возбудить
интересъ къ изученію ономатологіи, и надо съ особенною признательностью отмѣтить,
что она для него составляетъ предметъ не одной только филологіи, но область изслѣ-
дованія, требующую всесторонняго освѣщенія. Можно видѣть не одно случайное
совпаденіе въ томъ, что въ то самое время, когда русскій филологъ писалъ это, трудъ,
какого опъ желалъ, уже много лѣтъ подготовлялся (и даже долженъ былъ вскорѣ
поступить въ печать), притомъ не въ видѣ словаря только, a съ разработкою всего
матеріала, дабы послужить основаніемъ особой отрасли науки".

домъ г. Эгли разумѣетъ именно свою книгу „Nomina geographica"
(Лейпцигъ, 1870 — 1872, VIII и 928 стр.). Она состоитъ изъ двухъ
частей: 1) словаря, и 2) разсужденія. Словарь содержитъ болѣе 17.000
географическихъ именъ, и при каждой статьѣ, сверхъ толкованія
именъ, означено положеніе мѣста или урочища, a также сдѣлана по-
пытка тщательно мотивировать номенклатуру. Во второй части авторъ
между прочимъ приходитъ къ заключенію, что географическія на-
званія бываютъ двоякія: естественныя и культурныя, смотря по тому,
истекли ли они изъ самыхъ особенностей мѣстности, или даны извнѣ
вслѣдствіе разныхъ культурныхъ соображеній. Каждая изъ этихъ то-
чекъ зрѣнія распадается опять на множество частныхъ видовъ, смотря
по особеннымъ наклонностямъ и направленіямъ, свойственнымъ той
или другой ономатологической средѣ. Общій выводъ автора тотъ, что
географическая ономатологія есть результатъ духовныхъ особенностей
народа или эпохи и отражаетъ какъ степень просвѣщенія, такъ и
культурное направленіе различныхъ центровъ (Herde, очаговъ). Здѣсь
авторъ видитъ одинъ изъ пробныхъ камней будущей психологіи на-
родовъ; здѣсь, говоритъ онъ, географія и культурная исторія братски
подаютъ другъ другу руку.
[280] Далѣе г. Эгли указываетъ на другую статью свою: „Der
Dienst der geographischen Namen im Unterrichte" (Услуга географи-
ческихъ именъ въ преподаваніи), напечатанную въ „Zeitschrift für
Schulgeographie" (1880). Въ ней онъ весьма убѣдительно развиваетъ
мысль, что объясненіе именъ можетъ придать совершенно новый инте-
ресъ изученію географіи и служить важною опорой для памяти. „Эти
іероглифы, эти странныя фигуры для зрѣнія и слуха, которыя лишь
по принужденію поддаются памяти, могутъ обратиться въ привѣтливыя
свѣтила, въ пріятные звуки и сдѣлаться намъ родными на всю жизнь —
Вслѣдствіе многолѣтняго опыта могу завѣрить, что тутъ кроется бо-
гатый источникъ плодотворнаго интереса, которымъ до сихъ поръ
вовсе не пользовались, о которомъ даже и не помышляли въ учебной
практикѣ". Мысль эта отчасти уже осуществлена въ изданной тѣмъ
же г. Эгли „Praktische Erdkunde" (во 2-мъ изданіи: Neue Erdkunde).
Недавно (1881) нѣмецкій педагогъ Волькенгауэръ въ томъ же журналѣ
сочувственно отозвался объ этой попыткѣ и замѣтилъ, что послѣ по-
даннаго г-мъ Эгли примѣра многіе географическіе учебники уже обра-
тили вниманіе на эту сторону преподаванія.
Въ частномъ отдѣлѣ своей брошюры (Über den gegenwärtigen
Standpunkt и пр.) г. Эгли сообщаетъ библіографическій обзоръ всѣхъ
относящихся къ его предмету статей и книгъ, какія за послѣднее
время (большею частью не далѣе 1870 г.) появились въ разныхъ стра-
нахъ Европы. Многія изъ нихъ заслуживали бы особеннаго вниманія
и въ нашемъ ученомъ и педагогическомъ мірѣ, гдѣ до сихъ поръ

[281] ОТКУДА СЛОВО КРЕМЛЬ?
1864 г.
Укрѣпленная, стѣнами огражденная часть Москвы и многихъ дру-
гихъ старинныхъ городовъ русскихъ называется кремлемъ, a одно изъ
укрѣпленій древняго Пскова извѣстно было подъ именемъ крома: не
одного ли происхожденія эти два названія, .столь близкія одно къ
другому и по формѣ и по значенію?
Нарицательное имя кромъ до сихъ поръ не исчезло изъ языка, по
крайней мѣрѣ въ соединеніи съ предлогомъ за: закромъ означаетъ
„забранное досками мѣсто въ видѣ неподвижнаго ларя" (Толковый
Словарь Даля). To же самое, но въ болѣе обширномъ смыслѣ, значило
старинное слово кромъ, часто встрѣчающееся въ Псковской лѣтописи
какъ названіе укрѣпленія. Въ первый разъ оно употреблено тамъ
подъ 1393 (6901) годомъ въ слѣдующемъ извѣстіи: „Заложиша Пско-
вичи перси 1) y крома, стѣну камену". Слѣдовательно, псковской кромъ
былъ прежде деревянный. Кажется, онъ, согласно съ нынѣшнимъ
значеніемъ закрома, служилъ сверхъ того запаснымъ хлѣбнымъ мага-
зиномъ. Это заключеніе можно вывести изъ словъ лѣтописца яри опи-
саніи голода подъ 1422 годомъ: „А въ Псковѣ тогда быша старыхъ
лѣтъ клѣтки всякаго обилія изнасыпани на крому" (Иск. вторая лѣт.).
Авторъ Историческаго описанія города Пскова (Спб. 1790), Ильинскій,
постоянно и принимаетъ это слово въ исключительномъ значеніи за-
паснаго хлѣбнаго магазина и пишетъ кромъ съ маленькой буквы (см.
въ его книгѣ стр. 38 я 43). Онъ старается опредѣлить и мѣсто крома:
по его мнѣнію, оно было „близь соборной Троицкой церкви за Доман-
товой стѣной, на Псковѣ рѣкѣ". Съ конца 14-го столѣтія лѣтописецъ
нерѣдко [282] упоминаетъ, что на крому то ставили костеръ (башню),
то закладывали перси. Такимъ образомъ кромъ получилъ значеніе
укрѣпленія, но первоначально это слово означало только огороженное
мѣсто, охранное строеніе.
г) Брустверъ (Примѣч. издателя лѣтописи).

Изъ положенія псковскаго крома наши лексикологи заключили, что
кромъ значитъ вообще „внѣшнее городовое укрѣпленіе". Но это трудно
доказать даже съ помощію нарѣчія кромѣ: въ основаніи его лежитъ
конечно понятіе исключенія, — пожалуй, сторонности, внѣшности, не
только въ такомъ смыслѣ, что все, заключающееся въ крому, будетъ
находиться внѣ прочаго. Что имя кромъ встарину дѣйствительно упо-
треблялось въ значеніи крѣпости вообще, доказывается однимъ мѣстомъ
синодальной библіи 1499 года, гдѣ сказано: „Обиташе же Давидъ въ
крому" (1 Паралип. 11, 7). Тутъ слово въ крому соотвѣтствуетъ выра-
женію Вульгаты „in arce" и въ Острожской библіи замѣнено словомъ:
во обдержаніи (въ Лютеровомъ переводѣ: „auf der Burg", во француз-
скомъ „dans la citadelle"). Противъ приведеннаго мѣста въ синодаль-
ной библіи на полѣ приписано: инъ арце или въ вышегородцѣ *).
При словѣ кромъ должно упомянуть ц объ особенномъ мѣстномъ
употребленіи множественнаго числа его. Кромы во Владимірской гу-
берніи означаетъ „ткацкій станъ со всѣмъ приборомъ и съ основою".
Даль въ своемъ Толковомъ Словарѣ выводитъ изъ этого.и названіе
извѣстнаго города Орловской губерніи, но тутъ нашъ почтенный ле-
ксикографъ едва ли правъ: городъ Кромы названъ такъ по имени рѣчки
Кроми, которая протекаетъ подъ нимъ и впадаетъ въ. Оку 2).
[283] Рядомъ съ именемъ муж. р. кромъ есть еще имя женское,
крома — ломоть хлѣба во всю ковригу (по Далю), или и вообще
толстый ломоть чего-нибудь (по акад. словарю), и уменьшительное его
'кромка — тотъ завершенный край матеріи, гдѣ нитка не высыпается;
иногда же и просто край, кайма и т. д..
" Особенно любопытно записанное Востоковымъ (см. Церк.-Слав. сло-
варь его) старинное слова кромьство — внутренность.
Изъ предложныхъ именъ этого корня замѣтимъ укроміе — воз-
держаніе.
Между другими частями рѣчи того же происхожденія первое мѣсто
принадлежитъ нарѣчію кромѣ, которое собственно не что иное, какъ
мѣстный падежъ имени кромъ*). Встарину это нарѣчіе встрѣчалось
*) Указаніемъ этого мѣста изъ синодальной библіи обязанъ я И. И. Срезнев-
скому.
а) Въ Воскресенской лѣтописи упомянутъ городъ Кромъ одновременно съ Мо-
сквою, т. е. около середины 12-го столѣтія (JET. Г. P., т. II, пр. 302). Вновь по-
строенъ онъ при Ѳедорѣ Ивановичѣ, какъ пограничное укрѣпленіе противъ Татаръ,
и тогда уже названъ Кромы. Заключается ли въ названіи рѣки Кромь какое-нибудь
понятіе, объ этомъ трудно судить безъ точнаго знакомства съ мѣстностью.
?) Будучи мѣстнымъ падежомъ и соотвѣтствуя нынѣшнему кромѣ, это нарѣчіе
первоначально должно было выражать идею изъятія посредствомъ огражденія отъ
всего окружающаго: предполагаемый именительный падежъ долженъ быть кромъ, a
не крома. Впослѣдствіи исконное значеніе слова забылось, и кромѣ дѣйствительно
сдѣлалось равносильнымъ областному сторонь, приводимому г. Буслаевымъ.

«еще въ формѣ кромъ (Словарь Востокова)., Его значеніе было: опричь,
тѣ, въ сторонѣ.
Присоединимъ къ. этому глаголъ кромить — отдѣлять, отгораживать
{закромить, напр. гряду—^поставить кромки, обнести досками, чтобы
не осыпалась" — Даль) и старинныя прилагательныя кромный и кро-
мѣшній — внѣшній, также укромный (уютный, въ церк.-слав. воздерж-
ный) и скромный (воздержный, въ самомъ себѣ замкнутый). Ср. чеш.
kromni, частный.
Изъ противоположности въ значеніи словъ кромьство и кромѣ,
кромный слѣдуетъ, что понятіе внѣшности не есть существенное въ
корнѣ слова и что кромъ означаетъ только нѣчто отдѣльное, само въ
<-себѣ замкнутое, особо стоящее, a не именно наружное. Понятіе внѣш-
ности придано его производнымъ по отношенію содержанія его къ
постороннимъ предметамъ.
Переходя теперь къ слову кремль, замѣтимъ, что поводъ къ сбли-
женію обоихъ названій заключается уже въ томъ, что самое [284] слово
хромъ въ эрмитажномъ спискѣ Псковской лѣтописи написано однажды
кремъ, что́ и означено между варіантами текста, изданнаго Археогра-
фическою комиссіею (Первая лѣт. стр. 194). Эта форма кремъ псков.
лѣтописи указана уже Шимкевичемъ подъ словомъ кремень и едва ли
можетъ считаться простою опиской, если принять въ соображеніе, что
самое нарѣчіе кромѣ встрѣчается въ видѣ кремѣ (Изборн. 1073 г.,
253: „еже кремѣ сихъ то не въ роцѣ" *)• Изъ другихъ славянскихъ
языковъ, въ которыхъ оно равнымъ образомъ довольно распростра-
нено, словацкій имѣетъ также форму krem, kreme (См. Линде и Юнг-
мана).
Весьма важно для нашего сближенія извѣстіе, прочитанное Карам-
зинымъ въ Троицкой (впослѣдствіи утраченной) лѣтописи: „погорѣ
{1331 мая 3) городъ Кремникъ на Москвѣ". Здѣсь Кремникъ есть, ка-
жется, не что иное, какъ видоизмѣненіе знакомаго намъ слова кромъ
чрезъ посредство прилагательнаго кромный, или кремный (замкнутый
въ себѣ, огороженный). П. М. Строевъ, справедливо отвергая догадку
Карамзина, будто кремль происходить отъ кремня, замѣчаетъ: „Въ
лѣтописи могло быть кромникъ: цитадель псковская называлась кромъ" 2).
Здѣсь Строевъ уже весьма близко подходитъ къ истинѣ; но ему
неизвѣстна была другая форма слова кромъ съ гласною е, и онъ не
имѣлъ въ виду той легкости, съ какою звуки о и е смѣняются въ
-словахъ одного корня. Поэтому вѣроятно, что уже въ первые вѣки
послѣ построенія Москвы укрѣпленная ея часть, вышгородъ, назы-
валась кремникомъ, и такъ какъ тогда городъ еще не могъ имѣть
*) По указанію И. И. Срезневскаго.
2) См. Указатель при Выходахъ царей и великихъ князей, М. 1844.

каменныхъ стѣнъ, то ясно, что кремникъ, такъ же какъ и кромъ вна-
чалѣ означалъ обнесенное деревянными стѣнами укрѣпленіе. Кремникъ
и кремль — конечно слова одного происхожденія. Послѣднее названіе,.
по замѣчанію Строева, въ нашихъ историческихъ актахъ встрѣчается
не прежде временъ Ѳедора Ивановича *); [286] но слѣдуетъ ли изъ.
этого, что и въ народѣ оно не употреблялось ранѣе? Доказательство,
что оно было извѣстно и до указанной г. Строевымъ эпохи, предста-
вляетъ опять синодальная библія 1499 г., гдѣ въ 1 Ездр. 6, 2, имя
кремль придано Экватанѣ 2). Что оно имѣло значеніе не мѣстное, не
собственнаго имени, a общее, какъ имя нарицательное, въ этомъ
удостовѣряетъ насъ, сверхъ появленія кремлей во многихъ городахъ,
еще и образѣ письменнаго употребленія слова: кромѣ приведеннаго
случая изъ синодальной библіи, важно въ этомъ отношеніи также
мѣсто, выписанное Востоковымъ изъ хронографа 16-го вѣка, гдѣ слова
кремль означаетъ дворецъ болгарскихъ государей: „црь Никифоръ на
болгары поиде.... и побѣди ихъ крѣпко, яко и г лемаго двора князя
ихъ иже есть кремль пожещи его". Правда, Востоковъ прибавляетъ:
„Не ошибка ли вмѣсто Крумъ, имени князя болгарскаго 3)? И дѣй-
ствительно", продолжаетъ онъ „въ Амартолѣ 1456 г.: яко и г лемаго
двора князя их иже апто крумля пожещи". Но для насъ знамена-
тельна именно ошибка, доказывающая близкое знакомство переводчика
или переписчика съ словомъ кремль 4).
Впрочемъ, это или подобозвучное имя, въ значеніи крѣпости, было
извѣстно не однимъ русскимъ, a и другимъ славянамъ, по крайней
мѣрѣ нѣкоторымъ, какъ видно изъ слѣдующаго стиха народной хору-
танской пѣсни:
Oj ti preljuba kremliza, ki si nasabraniza 5).
[286] Сюда же относится, вѣроятно, и названіе древней венгерской
крѣпости Kremnitz (кремница = кремникъ). Еслибъ имѣть въ рукахъ
точные указатели названій мѣстъ въ разныхъ славянскихъ странахъ,
то, можетъ быть, нашлись бы и другія мѣста, отмѣченныя подобными.
именами. По Россіи разбросано много древнихъ городовъ и селеній,
*) Тамъ же.
2) Историч. Грамм. Буслаева, ч. П, стр. 9.
3) Крумъ, или Кремъ, сильный болгарскій государь въ началѣ 9-го столѣтія (Сл~
Др. Шафарика, т. II, кн. I, стр. 281).
4) Нужнымъ считаю однакожъ оговориться: здѣсь кремль могло быть и не ошиб-
кою, a правильнымъ притяжательнымъ отъ личнаго имени Кремъ, какъ Ярославль
отъ Ярославъ. Итакъ, наше кремль ужъ не названіе ли болгарскаго Кремова замка,
перенесенное на всѣ подобныя постройки? Допустить этого нельзя, тѣмъ болѣе, что
какъ увидимъ сейчасъ, и въ другихъ славянскихъ земляхъ встрѣчаются сходныя на-
званія. Да и чѣмъ бы объяснялся тогда кремникъ 1331 года?
5) Urban Jarnik, Versuch eines Etymologikons der slowenichen Mundart,
Klagenfurt 1832, стр. 237.

въ названіяхъ которыхъ слышатся звуки, принадлежащіе, кажется,
тому же корню. Не легче ли объясняются такимъ образомъ имена:
Кременецъ, Кременчугъ (первоначально Кременчикъ?), Кременчуки, Кре-
меничи, Кременки, Кременскъ, Кременная слобода, Кременская станица
и Кремлево нежели съ помощью кремня? Непонятно было бы, отчего
въ Россіи такъ много селеній названо по имени этого твердаго камня,
тогда какъ далеко не всѣ исчисленныя названія означаютъ сильныя
крѣпости, да и тѣ изъ нихъ, которыя издревле составляли укрѣпленныя
мѣста, въ началѣ конечно не имѣли каменныхъ укрѣпленій. Гораздо
«естественнѣе принять, что въ этихъ именахъ [287] основное понятіе
«есть именно то, которое заключается въ словѣ кромъ, т. е. понятіе
мѣста огороженнаго, обнесеннаго стѣнами, какъ бы закромленнаго. To
же самое значилъ первоначально городъ, и мы также находимъ селенія
подъ названіями Городецъ, Городня, Городище и т. п. Московская
крѣпость въ письменномъ языкѣ долго называлась Городъ, Каменный
городъ, послѣ построенія Китая — Старый Каменный городъ, a по зало-
женіи Бѣлаго города (Царева) — Кремль 2). Отсюда видно, что послѣд-
нее названіе окончательно утвердилось только тогда, когда олово
городъ утратило свое первобытное тѣсное понятіе и для выраженія этого
послѣдняго потребовалось друго.е слово. Замѣчательно, что y запад-
ныхъ славянъ, напротивъ, градъ сохранилъ свое первобытное значеніе
и мѣстами соотвѣтствуетъ нашему кремлю (Градчаны въ Прагѣ).
*) 1) Кременецъ, уѣзд. гор. Волынской губ. Полагаютъ, что онъ былъ основанъ
въ 8-мъ иди 9-мъ в. Дулебами. Во всякомъ случаѣ замокъ уже упоминается въ Поль-
ской исторіи подъ 1068 г., когда владѣтель его, какой-то Моносей, изъ рода Дени-
сковъ, сдалъ его Болеславу Смѣлому.
2) Кременчугъ, уѣзд. гор. Полтавской губ. Время основанія достовѣрно не
извѣстно, и только Маркевичъ въ своей Исторіи Малороссіи упоминаетъ о томъ, что
Кременчугъ былъ заложенъ въ 1571 г. Въ книгѣ Большому Чертежу Кременчугъ не
упоминается, но Бопланъ, посѣтившій этотъ городъ въ 1655 г., нашелъ уже Крем. до-
вольно красивымъ городомъ.
3) Кременчуки, небольшое село Волынской губ. Заславскаго уѣзда.
4) Кременичи, или Кременецкій погостъ Новгородской губ. Тихвинскаго
уѣзда. Упоминается въ писцов. книгахъ 1582 г. (въ Обонежской пятинѣ); существуетъ
и нынѣ.
5) Кременки, значительное село Нижегородской губ. Ардатовскаго уѣзда.
6) Тоже, значит. село Самарской губ. Ставропольскаго уѣзда.
7) Тоже, значит. село Симбирской губ. и уѣзда.
8) Кременскъ, небольш. село Калужской губ. Медынскаго уѣзда съ остатками
стараго городища. Городъ Крем. упоминается въ Кн. Больш. Чертежу.
9) Кременная слобода Харьковской губ. близъ города Славянска.
10) Кременская станица и при ней Кременецкій мон. въ области В. Донскаго
Усть-Медвѣдицкаго окр.
11) Кремлево, значит. село Рязанской губ. Скопинскаго уѣзда въ 15 верстахъ
«отъ уѣздн. города. (Изъ матеріаловъ П. П. Семенова).
а) Строевъ.

Чтобы убѣдиться въ этимологическомъ родствѣ кремля съ кромомъ,
надобно разсмотрѣть первое изъ этихъ оловъ: а) со стороны его зна-
ченія, и б) со стороны его формы.
Въ разсужденіи значенія имени кремль, мы находимъ близкія къ
нему: слова, которыя безъ всякаго отношенія къ укрѣпленной постройкѣ
заключаютъ въ себѣ, такъ же какъ и производныя отъ крома, понятіе
отдѣльности, особности въ пространствѣ. Первообразное жен. р. кремь
значитъ, по академическому словарю, „ту часть засѣки, гдѣ растетъ
лучшій строевой лѣсъ", слѣдовательно нѣчто выдѣляющееся изъ цѣ-
лаго; оттуда кремлевое дерево — которое растетъ на краю лѣса, одиноко
и на просторѣ, крѣпкое, здоровое (по Далю), и кремлевникъ— хвойный
лѣсъ на болотистомъ мѣстѣ (Обл. Словарь). Мы не знаемъ, съ доста-
точною ли точностью опредѣлены здѣсь эти слова, догадываемся, что
въ опредѣленіи первыхъ двухъ нѣсколько участвовало предвзятое:
понятіе, что они происходятъ отъ имени кремль въ значеніи крѣпости,
тогда какъ они только параллельныя съ нимъ отрасли того же корня..
Замѣчательно, что и по-польски слово [288] „krem" означаетъ дерево,
отобранное для улья, но еще не выдолбленное (см. Словарь Линде)
Что касается до формы слова кремль, то для удостовѣренія въ
возможности его родства съ именемъ кромъ стоитъ только припомнить
какъ часто въ славянскихъ нарѣчіяхъ одни и тѣ же слова, или слова
одного корня, принимаютъ въ помощь, при своемъ образованіи, то о, то е,
напр. моръ — смерть, воля — велѣть, доля — дѣлить, звонить — звенѣть,
и т. п. Правда, что все это слова глагольнаго корня; однакожъ есть
подобные случаи и другого рода, напр. Волосъ и Велесъ, и въ ц.-слав.
языкѣ слова: столя и стеля (потолокъ), громъ и гремъ (въ значеніи
куста, см. Сл. Востокова) 2). Не говорю уже о томъ, что есть слова,
которыя въ одномъ славянскомъ нарѣчіи являются съ о, a въ другомъ
съ е, напр. осень, озеро,— есень, езеро. Букву л въ концѣ слова
кремль надобно признать слѣдствіемъ умягченія согласной, какъ въ
словахъ земля (земь, оземь), журавль (журавъ) и др. Кремль относится
къ крому точно такъ же, какъ граждь (церк.-слав. = огражденіе) къ
граду.
!) Любопытно, что какъ y насъ слова кремь, кремлевый (у поляковъ также
krem), употребляются въ отношеніи къ лѣсу, такъ y нѣкоторыхъ другихъ славянъ
къ тому же служатъ гремъ (серб. дубъ), germ (хорут. кустъ): въ церк.-слав. громъ
и гремъ знач. кустъ. Вниманія заслуживаетъ также слѣдующее обстоятельство: по~
сербски град зн. крѣпость, a грâђa — строевой лѣсъ; грâђaевина — строеніе, постройка.
изъ строевого лѣса (какъ по-русски слово деревня первоначально значило: постройка
изъ дерева). Поэтому могутъ еще спросить: не значило ли первоначально и названіе
кремль — строеніе изъ кремя, т. е. лучшаго строевого лѣса?
2) Явленіе это замѣчается особенно при согласныхъ р и л. Ср. Johannes Schmidt.
Zur Geschichte des indo-germanischen Vocalismus. II, 54. 55. Къ этой же категоріи
словъ можно отнести нѣсколько именъ съ другими гласными буквами, напр. кудесникъ
и чудо (кюдо), кукла и чучела (кюкьла).

Начиная отъ словаря Россійской акадёміи, всѣ наши лексиконы
при опредѣленій слова кремль ограничиваютъ его понятіё признакомъ
внутренней крѣпости. Даль, пріурочивая названіе кремль по-прежнему
къ кремню (впрочемъ съ вопросительнымъ знакомъ), даже противопо-
лагаетъ кремль крому, какъ означающему [289] наружное укрѣпленіе.
Отвергнувъ такое ограниченіе при словѣ кромъ, я долженъ отвергнуть;:
его и при словѣ кремль, которое, по моему мнѣнію, значитъ вообще
крѣпость: въ этомъ нельзя не согласиться съ г. Буслаевымъ {Истор?
Грам. ч. II, § 109). Если обратимъ вниманіе на кремли разныхъ
родовъ, то увидимъ, что и въ дѣйствительности они далеко не вездѣ
находятся внутри города, напр. въ Нижнемъ.
Но что же мы сдѣлаемъ съ словомъ кремень? Неужели точно столь
явное для многихъ сродство его съ словомъ кремль есть только ви-
димое? Кажется, этотъ результатъ самъ собой вытекаетъ изъ преды-
дущихъ замѣчаній. Не вдаваясь въ разсмотрѣніе слова кремень, которое
повело бы меня слишкомъ далеко, позволю себѣ только заявить силь-
ное сомнѣніе, чтобы имя кремень можно было этимологически сближать
съ глаголомъ кресать, какъ обыкновенно дѣлаютъ. Bo-1-хъ, невѣ-
роятно, чтобы первоначальное названіе этой породы камня дано было
ей отъ самаго случайнаго ея свойства; правда, кремень и по-гречески
называется mpi-z-qc, и по-нѣмецки Feuerstein, но это уже позднѣйшія
его названія, какъ по-русски кресиво или огниво, исконное же названіе
кремня и y Грековъ и y Нѣмцевъ совсѣмъ другое (xo^XaS, Kiesel).
Bo-2-хъ, какъ могло кресать перейти въ кремень: гдѣ же осталось
коренное которые въ этомъ слогѣ видятъ другую форму окончанія мя именъ
сѣмя, племя, пламя или пламень. Нѣтъ примѣра, чтобы такое окон-
чаніе носило удареніе, и въ родит. падежѣ принимало признакъ му-
жескаго рода съ исключеніемъ гласной е (мня) *). По виду, въ какомъ
попадается кремень внутри известковыхъ холмовъ (кругляками) и по
легкости его отдѣленія отъ нихъ можно бы прямо признать это слово
происходящимъ отъ того же корня, какъ имена кромъ и кремль,
[290] еслибъ не останавливало то соображеніе, что въ чешскомъ и
польскомъ языкахъ въ словѣ кремень р является умягченнымъ, чего
не предполагаютъ слова кромъ и кремль.
По поводу моего изслѣдованія о словѣ кремль, въ Чтеніяхъ Обще-
ства Ист. и Древн. 1873 года (кн. IV) появилась длинная статья г.
1) Напротивъ, слово кремень по образованію подходитъ къ именамъ камень,
ремень, кистень, плетень, гдѣ окончаніе составляютъ буквы ень; предыдущая же
буква принадлежитъ къ корню.

Кубарева. Въ ней онъ старается доказать, что это слово передѣлано
изъ греческаго κρημνός, но забываетъ, что изъ другихъ языковъ заим-
ствуются только слова, означающія именно то понятіе, для котораго
на родномъ языкѣ не достаетъ выраженія. Какимъ же образомъ для
понятія отдѣльно стоящей крѣпости Русскіе могли заимствовать слово,
значащее скатъ, крутизну, пропасть? Г. Кубаревъ, желая придать
правдоподобіе своему увѣренію, весьма упорно имъ защищаемому,
считаетъ достаточнымъ слѣдующее объясненіе: „Въ мечтахъ. моихъ,
говоритъ онъ, я воображаю, что нѣкоторый именитый греческій гость
изъ Царяграда пріѣхалъ посѣтить юную столицу единовѣрнаго князя.
Князь приглашаетъ гостя къ себѣ, роскошно угощаетъ его и потомъ
ведетъ его съ собой прогуляться по окраинѣ горы, возвышающейся
надъ рѣкою, гдѣ спрашиваетъ: какъ такое мѣсто называется по-гре-
чески? Гость отвѣчаетъ: κρημνός"... Вообще изъ статьи г. Кубарева
видно, что ему вовсе не знакомы ни главныя основанія, ни пріемы
сравнительной филологіи, a при такомъ условіи научныя пренія въ
этой области безполезны. Доказательствомъ, какъ мало авторъ вникъ
въ прочитанныя имъ соображенія, служитъ между прочимъ то, что
онъ приписываетъ мнѣ такія мнѣнія, которыхъ я вовсе не выражалъ.
Такъ ему кажется, что я утверждаю, будто имя московскаго кремля
заимствовано отъ названія псковскаго крома, и онъ серьёзно ратуетъ
противъ этой мысли, которая конечно и не приходила мнѣ въ голову.
Нѣтъ, для заключенія, что такое-то слово заимствовано изъ другого
языка, мало одного звукового сходства его съ иноземнымъ словомъ.
Тѣмъ способомъ, какой описываетъ г. Кубаревъ, слова́ не переходятъ
[291] изъ одного языка въ другой. Для перехода къ намъ греч. слова
нужно было бы, чтобъ оно значило именно то, что́ выражаетъ наше
кремль, и чтобы оно въ этомъ значеніи было y насъ извѣстно; такъ
перешли къ намъ напр. названія цитадель и нѣкогда употреблявшееся
фортеція. Существенное значеніе слова кремль, какъ вытекаетъ изъ
моего изслѣдованія, не имѣетъ никакого отношенія къ понятіямъ
ската, крутизны и проч., для которыхъ славяне всегда обладали
своими вполнѣ равносильными словами. Вдобавокъ замѣтимъ, что въ
11-мъ или 12-мъ столѣтіи, когда могло бы произойти предполагаемое
заимствованіе, буква г\ въ κρημνός произносилась какъ щ a этимъ однимъ
разрушается вся гипотеза г. Кубарева.

[292] ЗАМѢТКА О НѢКОТОРЫХЪ СТАРИННЫХЪ ТЕХНИЧЕСКИХЪ
ТЕРМИНАХЪ РУССКАГО ЯЗЫКА.
1873 г.
Гравированье началось въ Россіи съ 1647 года. При Оружейной
серебряной палатѣ въ Москвѣ состояли фряжскихъ рѣзныхъ дѣлъ
мастера. Гравёры въ то время подписывали: рѣзалъ; гравюры назы-
вались рѣзными листами, упоминались также рѣзныя доски. Петръ
Великій, во время своего перваго путешествія за границу, пригласилъ
въ Россію находившихся тогда въ Амстердамѣ гравёровъ Шонебека
и Пикара. Въ челобитной, поданной первымъ въ 1697 году боярину
Головину, еще встрѣчается выраженіе: „могу служить въ рѣзаніи
мѣдныхъ досокъ"; и въ письмѣ Головина 1698 года говорится о Шо-
небекѣ, какъ о рѣзномъ мастерѣ, упоминается о рѣзаніи на мѣди и о
мастерствѣ рѣзьбы
Но въ 1701 году подана челобитная Алексѣемъ Зубовымъ, который
въ ней уже называетъ себя ученикомъ градировальнаго дѣла, учителя
же своего Шонебека пріѣзжимъ иноземцемъ, грыдоровальнаго дѣла
мастеромъ. Въ подкрѣпленіе просьбы своей о прибавкѣ жалованья
Зубовъ приложилъ гравюру своей работы. У Шонебека потребовали
свидѣтельства о справедливости этого показанія, и онъ удостовѣрилъ,
что представленный Зубовымъ листъ печатанъ грыдоровальною доскою,
которую ученикъ его грыдоровалъ самъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ,
въ томъ же году, [293] другой ученикъ Шонебека, Петръ Бунинъ,
представилъ свою работу, названную въ тогдашнихъ актахъ листомъ
грыдорованья 2). Съ тѣхъ поръ гравёры, въ подписяхъ подъ трудами
своими, стали употреблять это слово въ разныхъ видоизмѣненіяхъ,
какъ-то: градировалъ, грыдировалъ, грыдоровалъ, гридоровалъ.
Въ указѣ Петра Великаго 1724 года объ учрежденіи Академіи
сказано между прочимъ: „Безъ живописца и градировальнаго мастера
обойтись невозможно будетъ, понеже изданія, которыя въ наукахъ
J) См. Д. Ровинскаго Русскіе граверы, стр. 29, 70, 73. Автору этой книги обя-
занъ я и нѣкоторыми рукописными указаніями, которыхъ въ ней нѣтъ.
2) Тамъ же, стр. 75.

чиниться будутъ (ежели оныя сохранять и публиковать), имѣютъ.
рисованы и градированы быть х). Въ 1754 году, въ спискахъ лицамъ
и учрежденіямъ при Академіи Наукъ показаны, между прочимъ, типо-
графіи гридорованныхъ фигуръ, грыдоровальный департаментъ или гры-
доровальная палата, и объ ученикахъ говорится, что они грыдоруютъ
или грыдеруютъ ландкарты, литеры, проспекты „и прочія всякія дѣла
и портреты" 2).
При письмѣ своемъ въ академическую канцелярію отъ 28-го ноября
1750 года Тредьяковскій приложилъ, „Прожектъ грыдорованнаго ли-
сточка, имѣющаго быть при моей трагедіи" 8) и т. д.
Въ 1757 году Ломоносовъ писалъ къ И. И. Шувалову о своемъ
нагрыдорованномъ портретѣ и, прилагая нѣсколько экземпляровъ его,
говорилъ: „стыжусь, что. я нагрыдорованъ" 4).
Олово это давно уже вышло изъ употребленія и не занесено щ
въ одинъ изъ нашихъ словарей; но оно остается въ исторіи русскаго
языка и требуетъ объясненія. Начала его надобно искать въ нѣмец-
кихъ глаголахъ gradieren и radieren. Первый означаетъ рѣзанье при,
помощи крѣпкой водки, способъ, которымъ преимущественно работалъ
Шонебекъ съ своими учениками, a значеніе второго видно, напр., изъ
скульптурнаго термина [294] Gradier?Eisen, подъ которымъ разумѣется
особенный родъ рѣзца 5). Глаголъ gradieren происходитъ отъ нѣмец-
каго существит. Grath или Grad, означающаго, между прочимъ, полоски
мѣди, которыя выковыриваются изъ доски рѣзцомъ 6). Такимъ обра-
зомъ два' термина, которые, кажется, и y самихъ нѣмцевъ до сходству
звуковъ смѣшивались въ употребленіи, могли оба участвовать въ обра-
зованіи искаженныхъ русскихъ формъ этого слова 7).
1) П. С. 3. VII, 4.443, стр. 223.
2) Русскіе граверы, стр. 84—98.
3) Пекарскаго Исторія Академіи Наукъ, II, стр. 157.
4) Письма Ломоносова и Сумарокова къ Шувалову. Зап. Ак. Н., т. X.
' 5) Gradier-Eisen od. Meissel der Bildhauer (franz. gradine) ein stählener
Meissel mit drei breiten Zähnen, welcher den Bildhauern... -nöthig ist (Krünitz.
Oekonomisch-technologische Encyklopädie. Th. LXXXVIII, Meissel).
6) Рукописное показаніе г. Ровинскаго. Въ приведенномъ словарѣ Крюница
(Ч. XIX) слово Grad или Grath объяснено, между прочимъ, такъ: „die Späne kleiner
Aëste u. s. f., welche beim Fällen und Bearbeiten des Holzes abgehn". Относительно
корня слова Grad или Grath Крюницъ, a за нимъ и нѣкоторые другіе лексикографы
(Аделунгъ, Гейзе) полагаютъ, что оно одного происхожденія съ лат. radius, и только
случайно приняло въ началѣ звукъ g, какъ это нерѣдко встрѣчается и въ другихъ
словахъ. Послѣднее замѣчаніе можетъ относиться и къ сходству словъ radieren и
gradieren.
7) Есть еще третій нѣмецкій глаголъ, относящійся къ гравированію, именно
grundieren (наводить лакъ для приготовленія грунта къ вытравленію водкой), который
могъ бы также содѣйствовать къ образованію слова грыдоровать, но для этого пред-
положенія нѣтъ однакоже достаточнаго основанія.

Во второй половинѣ прошлаго столѣтія терминъ грыдоровать начи-
наетъ уступать мѣсто взятому съ французскаго слову гравировать, ко-
торое первоначально обязано этимъ чуть ли не знаменитому граверу
Шмидту, выписанному къ намъ при Елисаветѣ Петровнѣ и до TOJTO
долго жившему въ Парижѣ. На портретѣ графа М. Л. Воронцова въ
1758 году подписано: gravé par G. F. Schmidt. Изъ учениковъ его
Герасимовъ, первый, подписалъ въ 1771 году по-русски: гравировалъ.
Съ этого времени послѣдняя подпись дѣлается уже почти исключи-
тельною и замѣняетъ другія, какъ то: сдѣлалъ, вырѣзалъ (Чемесовъ)у
гридоровалъ (Васильевъ 1759).
Въ отношеніи къ стариннымъ типографскимъ терминамъ весьма
важно и любопытно замѣчаніе г. Румянцова, сдѣланное въ 1869 году
на московскомъ археологическомъ съѣздѣ, объ итальянскомъ происхо-
жденіи нѣкоторыхъ изъ этихъ терминовъ. Г. Гатцукъ, [295] въ статьѣ
„Очеркъ исторіи книгопечатнаго дѣла въ Россіи" 1), хотя и не до-
пускаетъ, чтобы эти названія были заимствованы непосредственно изъ J
Италіи, и именно изъ Венеціи, однакожъ приводитъ ихъ съ указа-
ніемъ тѣхъ итальянскихъ словъ, изъ которыхъ они передѣланы: те-
редорщикъ отъ tiratore (нѣм. drucker, печатникъ); батырщикъ, наклад-
чикъ краски на литеры, набойщикъ — отъ battitore; маца — отъ mazza
(ново-нѣм. ballen); марзанъ — margina (нѣм. Stege); тимпанъ — отъ
timpano (нѣм. deckel); фрашкетъ — отъ frascato; пунсонъ, рѣзанная на
стали буква для выбиванія изъ мѣди матрицъ, — отъ punzone (нѣм.
Stempel); штанба, книгопечатный станокъ и всѣ вообще принадлеж-
ности — отъ stampa (нѣм. druckerei).
Авторъ названной статьи не хочетъ вмѣстѣ съ г. Румянцовымъ
видѣть въ этихъ терминахъ доказательство мнѣнія, что кннгопечатаніе
перенесено въ Москву изъ Италіи и что вообще строителями, учите-
лями и руководителями здѣсь книгопечатанія были итальянскіе ма-
стера. Хотя рѣшеніе этого вопроса и не относится къ предмету
настоящей замѣтки, позволю себѣ, однакожъ, упомянуть, что, если и
въ самомъ дѣлѣ приведенные термины изъ Италіи перешли ранѣе въ
другія страны, то они въ этихъ послѣднихъ передѣлывались до
мѣстному выговору, и оттуда были бы перенесены къ намъ въ другомъ
видѣ: слово пунсонъ, напр., нѣмцы передѣлали въ Bunze 2), и конечно
оттуда не явилось бы оно y насъ въ своей первоначальной, .чистой
формѣ. Да и почему же невѣроятно, чтобы эти термины были заим-
ствованы русскими прямо изъ источника, когда сношенія съ Италіею
и знакомство Москвы съ - итальянскимъ искусствомъ начались уже за
цѣлое столѣтіе до введенія книгопечатанія въ Россіи?
г) Русскій Вѣстникъ 1872, май, стр. 333.
2) По словарю братьевъ Гриммовъ — „Signum, forma, Stempel, franz. matrice"
(Wb. II, 531).

[296] О ПРОИЗНОШЕНІИ БУКВЪ Э, Е, Ѣ.
1847—85 гг.
Употребленіе трехъ буквъ, означенныхъ много въ заглавіи этой
статьи, представляетъ не мало затрудненій. Есть случаи, въ которыхъ
особенно нелегко опредѣлить, правильнѣе ли написать е или ѣ. Но
здѣсь я намѣренъ разсматривать ихъ н.е со стороны этого вопроса, a
въ отношеніи собственно къ звуку ихъ. Прежде всего постараюсь
рѣшить, есть ли въ произношеніи разница между ѣ и е (когда е не
превращается въ ё, о чемъ здѣсь и не будетъ рѣчи). Многіе отвѣтятъ
на это утвердительно; но еслибъ было такъ, то природное русское
ухо должно бы во всѣхъ случаяхъ указывать, гдѣ слѣдуетъ писать е
и. гдѣ ѣ; между тѣмъ мы видимъ, что люди, въ одинаковой степени
знающіе языкъ и въ произношеніи которыхъ не замѣтно особенной
разности, всегда согласны между собой касательно употребленія
е я ѣ (напр., въ словахъ: хмель, затменіе, лѣкарь). Случается, что
одинъ и тотъ же человѣкъ перемѣняетъ въ этомъ отношеніи прежнее
свое правописаніе на новое, хотя въ выговорѣ его не произошло ни-
какой перемѣны. Отсюда надобно вывести заключеніе, что буквы е и ѣ
произносятся совершенно одинаково. Въ этомъ всякому легко убѣ-
диться, произнося одно за другимъ, напр., слѣдующія слова: лѣнь и
олень, въ морѣ и въ море, членъ и плѣнъ, ѣли и ели.
Итакъ надобно согласиться, что какъ въ началѣ, такъ и въ сере-
динѣ и въ концѣ слога, е и ѣ суть, по произношенію, буквы тоже-
ственныя; въ началѣ слога каждая изъ нихъ служитъ двугласною
(съ помощію й передъ звукомъ), въ серединѣ же и въ концѣ гласною.
Буквой э изображается тотъ же звукъ, когда онъ [297] въ началѣ
слога долженъ быть произносимъ чисто, безъ помощи й: это, поэтъ.
Въ произношеніи каждой изъ этихъ трехъ буквъ есть одинъ общій
законъ, о которомъ кажется еще не было упоминаемо въ русской
грамматикѣ. Чтобы яснѣе представить его, напомню, что въ русскомъ
языкѣ какъ гласныя, такъ и согласныя раздѣляются на твердыя и
мягкія. Гласныя a, о, у, ы справедливо называть твердыми въ противо-

положность мягкимъ: э, е, ѣ,і, и *); точно такъ же и согласныя, въ
свою очередь, бываютъ либо: бъ, въ, дъ, либо: бь, вь, дь и проч. Далѣе
надобно замѣтить, что согласныя бываютъ то твердыми, то мягкими
или сами по себѣ (напр. въ концѣ словъ), или отъ присоединенія въ
нимъ мягкихъ гласныхъ, напр. въ сочетаніяхъ: бѣ, ве, ти.
Если станемъ внимательно сравнивать слова, въ которыхъ встрѣ-
чаются буквы э, е, то найдемъ, что каждая изъ нихъ имѣетъ
двоякій звукъ, смотря m тому, стоитъ ли она передъ твердою, ш
передъ мягкою буквою, гласною или согласною. Сличите напр. слова:
э-то и э-ти
чле-ны и въ чле-нѣ
вѣ-ру и вѣ-рю
мѣ-ръ и мѣ-рь.
Чтобы увѣриться, какъ несходны по выговору буквы ѣ, е, э первой
колонны съ тѣми же буквами во второй, сто́итъ только попробовать,
начавъ произносить первый слогъ одной изъ колоннъ, приставлять къ
нему второй слогъ изъ другой; произнеся [298] вѣ (первой колонны) —
прибавьте рю, и наоборотъ, произнеся вѣ (второй колонны) — при-
бавьте ру: не ясно ли, что звукъ ѣ въ первомъ случаѣ совсѣмъ не
тотъ, какой слышится во второмъ?
Вотъ еще нѣсколько подобныхъ примѣровъ (чтобы показать разницу
ощутительнѣе, буду раздѣлять слова не всегда по слогамъ, a какъ
добнѣе для моей цѣли):
поэ-тъ поэ-зія
Э л-лада Эл(ль) - лины
бре-нъ бре-ніе
пе-ры пе-ри
сѣ-ла сѣ-ли.
свѣ-тъ свѣ-тикъ
Отсюда должно вывести общее правило, что передъ твердыми
звуками буквы э, е, ѣ, произносятся широко, близко къ тому какъ во
французскомъ языкѣ выговариваютъ букву е, когда надъ него accent
grave, a передъ звуками мягкими сжато, какъ бы французское é —
accent aigu.
:) Употребленные здѣсь термины не совсѣмъ согласны съ теоріей звуковъ, выра-
ботанной мною въ послѣднее время на физіологическомъ основаніи и изложенной въ
новомъ моемъ изслѣдованіи о звукахъ и письмѣ; но такъ какъ вся статья „о произ-
ношеніи буквъ э, е, ѣ" принадлежитъ другому времени, то я оставляю и эту частность
безъ измѣненія. Впрочемъ, при первомъ изданіи Филологическихъ Разысканій, въ
этой статьѣ сдѣланы были мною легкія измѣненія вслѣдствіе одного замѣчанія акаде-
мика Бэтлинга (см. Уч. Зап. по I и III Отд. Ак. Н.у т. I, стр. 90).

Несправедливо было бы думать, будто въ такихъ словахъ, какъ
напр. звѣрь и звѣрскій, вся разница произношенія ограничивается не-
сходствомъ звуковъ рь и ръ: внимательное наблюденіе покажетъ, что
отъ различія этихъ звуковъ зависитъ и неодинаковое> произношеніе
буквы ѣ. При: этомъ случаѣ: надобно нѣсколько, распространиться
вообще о мягкихъ согласныхъ, встрѣчаемыхъ въ серединѣ: слова и
-произносимыхъ такъ, какъ бы за ними слѣдовалъ ъ, хотя этотъ знакъ
часто и опускается. Мы пишемъ задній, горница, мысли, поздній, гвозди,
a выговариваемъ: задьній, горьница, мысьли, позьдній, гвозьди. На чемъ
же это основывается? На томъ, что послѣ согласной, оканчивающей
.одинъ слогъ, слѣдуетъ другой съ мягкою гласной. По общему закону,
изложенному мною касательно буквъ з, е, ѣ, происходитъ, что, когда
одна изъ нихъ случится въ первомъ слогѣ, то и самое ея произно-
шеніе сообразуется съ натурою слѣдующаго cjjora. Оттого въ [299] сло-
вахъ привѣтствіе, бѣдствіе, наслѣдникъ не только т и д, но и ѣ
произносится не такъ, какъ въ словахъ: привѣтъ, бѣдствовать) наслѣд-
ство. Обратимъ также вниманіе на слова: черви, вѣтви, терпитъ,
наперсникъ, вѣстникъ, если, произносимыя такъ, какъ будто бы напи-
сано было черьви, вѣтьви и т. д.
Впрочемъ, не всѣ согласныя передъ мягкою гласной имѣютъ всегда
такое вліяніе на предыдущій слогъ; буквы: я, г, ж, ш, ч, ц, лишены
часто этого дѣйствія, что́ видно въ словахъ: крѣпки, дѣвки, ветхи,
биржи, вершина, старческій, въ сердцѣ. Найдутся, можетъ быть, и другіе
случаи, въ которыхъ согласная передъ мягкимъ слогомъ остается
твердой, a оттого и предшествующее е или ѣ, ежели оно въ словѣ
есть, выговаривается широко. Общее положеніе только то, что произ-
ношеніе буквъ э, е, ѣ зависитъ отъ мягкаго или твердаго звука, не-
посредственно за нимъ слѣдующаго. Въ нѣкоторыхъ словахъ не видно,
почему согласная произносится такъ или иначе, но законъ выговора
е и ѣ остается неизмѣннымъ. Такъ е произносится сжато въ словахъ:
верхъ, церковь, первый, четвергъ, оттого что тутъ р мягкое, хотя это
въ правописаніи и не означается Въ словахъ: рѣжь, ѣшь, тѣшь
буква ѣ произносится широко, потому что ж и ш нельзя выговорить
мягко, хотя послѣ нихъ и стоитъ ъ. Напротивъ, въ словахъ: мечъ,
свѣчъ, вещь, лещь слышится сжатое е, потому что тутъ знакъ ь со-
отвѣтствуетъ дѣйствительному смягченію согласныхъ ч и щ въ вы-
говорѣ 2).
г) Объ этомъ случаѣ см. слѣдующую за симъ статью.
2) Очень было бы хорошо, еслибъ слова на ж, ш, ч, щ писались какъ въ ста-
рину со знакомъ ь, a не ъ въ концѣ. Тогда и въ правилахъ склоненія именъ суще-
ствительныхъ на ъ было бы однимъ исключеніемъ меньше: всѣ слова, кончающіяся
jaa эти шипящія буквы, имѣютъ въ родител. падежѣ множ. числа окончаніе ей, какъ
всѣ имена на 6, y которыхъ этотъ падежъ составляетъ собственно единственное
.отличіе склоненія противъ именъ на ъ.

[301] ПО ПОВОДУ ПРЕДЫДУЩЕЙ СТАТЬИ.
Etymologische Beiträge und die Aussprache des betonten russischen e, von Dr.
Friedrich Haag- Zürich 1880, 8-О. 83 S.
1881 г.
He останавливаясь на этимологическихъ сближеніяхъ, которыя
занимаютъ первую половину этой интересной брошюры и могли бы
подать поводъ къ кос-какимъ возраженіямъ, я позволю себѣ нѣсколько
замѣчаній только на изслѣдованіе о произношеніи ударяемаго е. Прежде
всего надо отдать полную справедливость наблюдательности автора и
признать, что онъ пополнилъ ученіе объ этомъ предметѣ многими
новыми указаніями въ частностяхъ. Но что касается самой сущности
явленія, то въ наблюденіяхъ г. Хаага оказывается пробѣлъ, который
ему трудно будетъ устранить, если онъ не усвоитъ себѣ болѣе глубо-
каго практическаго знакомства съ звуковыми особенностями русскаго
языка. Только недостаткомъ такого знакомства и происшедшимъ отъ
того недоразумѣніемъ можно объяснить то обстоятельство, что авторъ
отвергаетъ сдѣланное мною и вскорѣ послѣ того ак. Бэтлингомъ *)
наблюденіе, что чистый звукъ е (передается ли онъ на письмѣ начер-
таніемъ в, или э) произносится двояко, смотря потому, слѣдуетъ ли
за нимъ твердый, или мягкій звукъ. Для большей [302] ясности при-
веду изъ брошюры г. Хаага слѣдующее мѣсто (стр. 43):
„Въ русскомъ языкѣ замѣнившее прежнее ѣ, да и въ другихъ
случаяхъ, какъ мы увидимъ, часто не подвергается подъему въ от
хотя бы за послѣдующею согласною стоялъ твердый гласный; въ та-
комъ случаѣ е звучитъ, какъ латышское е передъ твердыми гласными
послѣ чистаго согласнаго, въ немногихъ словахъ, какъ напр. въ нѣтъ,
но по большей части какъ перерванное (ein gebrochenes) i, — какъ і,
при произношеніи переходящее въ е: въ словѣ хлѣбъ я произношу
гласную совершенно такъ, какъ произносится гласная въ lieb y швей-
1) Моя замѣтка: „О произношеніи буквъ э, е, ѣ" появилась въ первый разъ въ
„С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ" 1847 г. (№ 173), a статья академика Бэтлинга, въ
которой онъ изложилъ свое наблюденіе, не зная о моей статьѣ, напечатана въ Bulletin
Академіи Наукъ 1851 г. (т. IX), и позднѣе въ „Уч. Запискахъ I и III Отд." (т. I).

царскихъ нѣмцевъ. Или возьмемъ словечко это, которое мы безпре-
станно слышимъ въ разговорѣ русскихъ; кто когда-нибудь слышалъ,
чтобъ они произносили äto? Когда я пробовалъ такъ выговаривать, то
надо мной смѣялись, потому что э въ словѣ это произносится указан-
нымъ мною образомъ. Поэтому я никакъ не могу согласиться съ тѣмъ,
что Гротъ говоритъ въ своихъ „Филологическихъ Разысканіяхъ"
(2-е изд. т. I, стр. 267): „Отсюда должно вывести общее правило, что
передъ твердыми звуками буквы э, е, ѣ произносятся широко, близко
къ тому'какъ во французскомъ языкѣ выговариваютъ букву е, когда;
надъ нею accent grave, a передъ звуками мягкими сжато, какъ бы
французское é—accent aigu14. (См. въ настоящемъ изданіи на стр. 221).
Не считая себя достаточно знакомымъ съ швейцарско-нѣмецкимъ
нарѣчіемъ, чтобы рѣшить, вполнѣ ли правильно предложенное здѣсь
сравненіе, я оставляю его въ сторонѣ. Но я настаиваю на томъ, что
сказано мною о двоякомъ произношеніи е въ русскомъ языкѣ и ссылаюсь
въ этомъ на всякаго, кто родился въ Россіи, съ дѣтства говоритъ на
этомъ языкѣ И обладаетъ мало-мальски тонкимъ слухомъ. Сравненіе
съ французскими è и ё я, разумѣется, позволилъ себѣ только для>
болѣе нагляднаго уясненія разности обоихъ русскихъ звуковъ, и это
замѣчаніе, mutatis mutandis, остается въ своей силѣ х).
[303] Во второмъ томѣ „Филологичёскихъ Разысканій" (3-го изд. стр.
31—32) я возвратился къ этому предмету и старался подкрѣпить свое
наблюденіе новыми примѣрами. Всякій непредубѣжденный русскій:
согласится, что въ словахъ грѣтъ и грѣть звукъ е слышится не->
одинаково. Укажу еще на нѣсколько поразительныхъ случаевъ. Оспа-
риваемое различіе не можетъ не быть замѣчено въ слѣдующихъ по-
парно приводимыхъ словахъ:
вѣтръ вѣтеръ. плѣнъ плѣнникъ.
свѣтъ свѣтикъ." колѣна колѣни.
Особенно ясно обнаруживается разность звука е въ словахъ вѣсъ
и весь, въ которыхъ она зависитъ, конечно, не отъ различнаго произ-
ношенія буквъ ѣ и е, выговариваемыхъ, какъ всѣми признано, совер-
шенно одинаково, a единственно отъ несходнаго качёства послѣдую-
щихъ согласныхъ. Замѣчательно, что твердо звучащее s въ словѣ
нѣтъ становится мягкимъ, когда за этимъ отрицаніемъ слѣдуетъ во-
просительная частица ли: нѣтъ ли коренными русскими произносится:
нѣтьли.
Относительно перехода е въ о, какъ явленія послѣдственнаго
(secundär), надо принять во вниманіе два обусловливающіе его пер-
*) Оно подтверждено уже многими филологами, изъ числа которыхъ назову гг.
Миклошича и Ягича.

вичные момента: во-первыхъ, твердое или мягкое произношеніе по-
слѣдующаго согласнаго; во-вторыхъ, зависяЩее отъ того произношеніе
самаго звука е. При этомъ оказывается, что обыкновенно только ши-
рокое е (è) и лишь весьма рѣдко тонкое (é) способно обращаться въ
о: изъ елка происходитъ ёлка, ель же не можетъ превратиться въ
ёль, и непосредственная тому причина заключается не столько
въ произношеніи послѣдующей согласной, сколько въ проистекающемъ
отъ того свойствѣ самаго звука е. Это ускользнуло и отъ моего вни-
манія во 2-мъ томѣ „Филологическихъ Разысканій", гдѣ я разсматриваю
произношеніе звука е какъ о.
Упомяну еще о нѣкоторыхъ частностяхъ въ изслѣдованіи г. Хаага.
На стр. 37 говорится о мульированіи (Mouillirung) русскихъ соглас-
ныхъ. Прежде уже было замѣчено мною, что я [304] никакъ не могу
признать отвѣчающимъ сущности дѣла выраженіе „mouillirter Laut"
въ примѣненіи къ русскимъ мягкимъ согласнымъ. Ссылаюсь въ томъ
на „Фил. Раз." II, 23 — 24 (2-е изд— 3 изд. стр. 22—23).
Стр. 38: Правило, что произношеніе е какъ о явилось только вслѣд-
ствіе ударенія, справедливо лишь въ отношеніи къ московскому на-
рѣчію и образованному языку. Извѣстно, что во многихъ мѣстностяхъ
Россіи народъ зачастую произноситъ и неударяемое е какъ ê. При-
мѣры тому приводитъ Колосовъ *), замѣчая: „Начальное іе въ йо пе-
реходитъ въ нѣкоторыхъ словахъ независимо отъ ударенія, какъ и е
въ о. Даже начальное ѣ, слившееся по звуку съ е, иногда переходитъ
въ йо: ѣдя, ѣзжати" и проч.
Еще нѣсколько мелкихъ поправокъ. Произношеніе умёръ (стр, 38)
невѣрно: это слово слышится всегда у́меръ. Вмѣсто того можно было
привести здѣсь упёръ. Народъ мѣстами говоритъ: моёй, твоей
(стр. 41). Начертанія: пчельный, пчёльникъ (47), кавёрзникъ (50),
пёристый, пора (51), вылёживать (52), бёмскій (55), рѣшётечка (60),
подземный (74), ветошь (83) ошибочны. Ихъ слѣдуетъ такъ исправить:
пче́льный, пче́льникъ, ка́верзникъ, пери́стый, пера́, вылежи-
вать, бемскій, рѣшёточка, подземный, вётошь. Разчёмистый,
разчёмъ — опечатки: вмѣсто ч слѣдуетъ читать ъ. Менѣе значительныя
погрѣшности опускаю.
J) Какъ-то ёло́ха, ёло́зить, дёржи́, мо́рё, по́лё, воскресе́ньё, бѣ́лыё. (Обзор зву-
ковых и формальных особенностей народнаго русскаго языка. Варшава. 1878. Отр.
71 — 84).

О НѢКОТОРЫХЪ ОСОБЕННОСТЯХЪ ВЪ СИСТЕМѢ ЗВУКОВЪ
РУССКАГО ЯЗЫКА.
1852 г.
[305] Въ двухъ предыдущихъ статьяхъ: „О произношеніи буквъ э,
е, ѣ" было показано, что въ русскомъ языкѣ звукъ е (на письмѣ э,
е, ѣ) выговаривается двояко, смотря по тому, слѣдуетъ ли за нимъ
твердый или мягкій звукъ.
Академикъ Бэтлингъ въ своей статьѣ: „Beiträge zur Bussischen
Grammatik", напечатанной въ академическомъ „Бюллетенѣ" оста-
новился, между прочимъ, на томъ же явленіи, подмѣченномъ имъ изъ
собственнаго наблюденія. О моей замѣткѣ г. Бэтлингъ узналъ не
прежде, какъ когда его разсужденіе почти все уже было набрано;
разсказывая о томъ въ припискѣ къ своей статьѣ, авторъ добросовѣстно
признаетъ, что я уже за нѣсколько лѣтъ до того указалъ на особен-
ность русскаго языка, о которой, какъ думалъ онъ прежде, y насъ
никто еще не упоминалъ 2),
Ho y г. Бэтлинга есть другое замѣчаніе, въ которомъ я не могу
вполнѣ согласиться съ нимъ. Онъ находитъ, что умягченію передъ
мягкой буквой подвергается не только звукъ е, но и другія гласныя:
а, о, у, і, ы Объ этомъ говорится и въ самой его статьѣ, и въ при-
пискѣ къ ней. „Звукъ a въ словѣ бани"—сказано въ статьѣ [306] г.
Бэтлинга—„гораздо мягче, нежели a въ словѣ бабы, среднее о въ мололи
мягче, нежели въ молола; такое же различіе замѣчается въ произно-
шеніи буквы ы въ словахъ была и были, звука и въ била и били,
наконецъ, звука y въ дула и дули. Кому ухо въ этомъ случаѣ измѣ-
няетъ, тотъ пусть наблюдаетъ положеніе рта, которое при произношеніи
одного и того же слова (ба, ло, бы, би, ду) бываетъ очень различно,
1) Bulletin de la Classe des sciences historiques, philologiques et politiques de
l'Académie Impériale des sciences de St.-Pétersbourg, № 195, 196. T. IX, № 8, 4.
Впослѣдствіи та же статья, въ русскомъ переводѣ, напечатана въ Ученыхъ Записк.
I и 111 Отд. Ак. Н., т. I, стр. 58.
а) См. тамъ же, стр. 90.

смотря по тому, слѣдуетъ ли за гласною мягкая, или твердая согласная.
Тотъ же звукъ, какой имѣютъ a, о, y передъ умягченными согласными,
слышится также въ двугласныхъ: ай (напр., въ дай), ой (напр., въ мой)
и уй (напр., въ пожалуй). A, о, y съ предшествующими имъ умягчен-
ными согласными или по русскому правописанію: я, ö, ю, при озна-
ченныхъ условіяхъ, также "измѣняются въ произношеніи: я въ словѣ
мяло, если примемъ въ расчетъ умягченіе предыдущей согласной, зву-
читъ совершенно такъ же, какъ a въ бабы, я въ мяли—какъ a въ
бани; ё въ зелёный—какъ среднее о въ молола, ё въ идёте—какъ о въ
мололи, ю въ люто—какъ y въ дула, ю въ люди—какъ y въ дули"1).
При всемъ моемъ уваженіи къ мнѣнію ученаго филолога, я не могу
не замѣтить, что здѣсь слухъ его былъ обманутъ предположеніемъ
между е и другими гласными аналогіи, которой я при моемъ изслѣдо-
ваніи тоже искалъ, но не могъ найти, потому что дѣйствительно она
въ этомъ случаѣ не существуетъ 2). Въ приведенныхъ г. Бэтлингомъ
примѣрахъ вся разница произношенія заключается въ согласной буквѣ,
a не въ предшествующей ей гласной, на которую слухъ ошибочно,
переноситъ такое различіе. Конечно, г. Бэтлингъ и самъ сознавалъ,.
что предполагаемое имъ несходство произношенія помянутыхъ гласныхъ
очень неявственно и сомнительно: потому-то онъ сначала разсмотрѣлъ.
[307] подробно только двоякій выговоръ звука е, о прочихъ же гласныхъ
упомянулъ отдѣльно уже послѣ, и притомъ счелъ нужнымъ опереться.,
на тонкость слуха, потребную для открытія указываемой имъ разницы
въ произношеніи буквъ a, о, у, і, ы. Ниже надѣюсь представить ясное
доказательство, что буква е въ приведенномъ законѣ произношенія не
подходитъ подъ одну категорію съ прочими гласными.
Для этого необходимо изслѣдовать то вліяніе, какое мягкія со-
гласныя имѣютъ на умягченіе предыдущихъ согласныхъ же; но прежде,
нежели займемся такимъ изслѣдованіемъ, взглянемъ на общее содер-
жаніе статьи г. Бэтлинга и остановимся въ ней на нѣкоторыхъ пунк-
тахъ, заслуживающихъ особеннаго вниманія. Она содержитъ въ себѣ
два отдѣла: I. Какіе звуки знаетъ нынѣшній русскій языкъ? и II. O
вліяніи умягченныхъ согласныхъ на предыдущую гласную. Въ обоихъ отдѣ-
лахъ авторъ часто оспариваетъ мнѣнія русскихъ филологовъ, и особливо
Павскаго; но касательно несогласія съ послѣднимъ самъ онъ оговари-
вается въ выноскѣ (стр. 44), отдавая полную справедливость трудамъ
нашего ученаго. „Я бы вообще совсѣмъ не сталъ выставлять слабыхъ
сторонъ Филологическихъ Наблюденій (сказано тамъ же), если бъ это
1) Русскій переводъ выписываемыхъ въ моей статьѣ мѣстъ изъ изслѣдованія
г, Бэтлинга сдѣланъ мною еще до напечатанія полнаго перевода въ Уч. Запискахъ
и потому въ выраженіяхъ обоихъ переводовъ неизбѣжна нѣкоторая разница, хотя,,
разумѣется, смыслъ обоихъ тотъ же самый.
2) Или если и существуетъ, то развѣ только едва замѣтно и почти неуловимо.-

сочиненіе по своимъ достоинствамъ не занимало такого высокаго мѣста
въ грамматической литературѣ русскихъ. Чѣмъ сильнѣе авторитетъ
г. Павскаго, тѣмъ рѣшительнѣе должно оспаривать цѣлыя теоремы и
частныя объясненія, которыя не могутъ выдержать .строгой критики*.
. Здѣсь Павскдй не. въ первый уже разъ встрѣчаетъ возраженіе на нѣ-
которыя изъ своихъ мыслей. Особенно рѣзкую критику на многія мѣста
„Филологическихъ наблюденій" находимъ мы въ книгѣ кіевскаго уче-
наго, Костыря: „Предметъ, методъ и цѣль филологическаго изученія
русскаго языка". Хотя это сочиненіе не вполнѣ удовлетворяетъ тре-
бованіямъ науки, однакожъ въ немъ есть очень вѣрныя, остроумныя
замѣчанія. Г. Бэтлингъ, которому, какъ надобно думать, неизвѣстна
была книга Костыря, сходится съ нимъ иногда въ своихъ сужденіяхъ.
Приводя объясненіе Павскаго, будто въ глаголахъ [308] мытъ, крыть и
т. п. буква о въ настоящемъ времени явилась для замѣны ъ, который,
'Ставъ на мѣсто ы, не могъ устоять въ серединѣ слова, г. Бэтлингъ
говоритъ: „На общепонятномъ языкѣ это значитъ: гласная ы сокра-
щается въ ничто (ъ), a чтобы соединиться съ личнымъ окончаніемъ,
это ничто получаетъ въ помощь гласную о". Это замѣчаніе напомнило
намъ „нигилизмъ еровъ" y Костыря, который въ § 9 первой части
своего труда подробно разсматриваетъ придуманный Павскимъ законъ
ж приходитъ почти къ тому же заключенію.
Разсматривая вопросъ, въ какой мѣрѣ русское письмо дѣйстви-
тельно соотвѣтствуетъ живой рѣчи, г. Бэтлингъ основательно замѣ-
чаетъ, что въ нашей азбукѣ для гласныхъ по-настоящему слишкомъ
много знаковъ, a для согласныхъ слишкомъ мало. Къ этой мысли
приводитъ его наблюденіе, что такъ называемыя мягкія гласныя:
ш, я, ю, ѣ, е (é) въ сущности не составляютъ самостоятельныхъ зву-
ковъ, и что когда онѣ слѣдуютъ непосредственно за согласною, то
•собственно смягчается она, a вмѣсто этихъ гласныхъ должны бы стоять
твердыя: такимъ образомъ, если разложить слова: пуля, морю на дѣй-
ствительно находящіеся въ нихъ звуки, то выйдетъ, что надобно бы
писать ихъ: пульа, морьу или пул'а, мор'у, какъ пишетъ г. Бэтлингъ,
принявъ польскій способъ означенія мягкихъ согласныхъ. Ta же самая
мысль была уже прежде выражена русскимъ филологомъ. Въ Отече-
ственныхъ Запискахъ 1844 года (T. XXXV) остроумный критикъ
„Филологическихъ Наблюденій", H. Н. (Надеждинъ), упоминая о системѣ
азбуки, предложенной сербамъ извѣстнымъ Вукомъ Стеф. Караджи-
чемъ, въ которой буквы я и ю вовсе отброшены, а вмѣсто ихъ пишутся
твердыя гласныя a и y съ предыдущимъ ъ, примѣняетъ этотъ способъ
правописанія и къ русскому языку. „При употребленіи буквъ я и ю" —
говоритъ онъ, между прочимъ — „мы принуждены принимать особыя
правила склоненія для именъ, кончащихся на ъ и на и какъ въ
/склоненіяхъ, такъ и въ спряженіяхъ, допускать исключенія изъ общихъ

к'т'п'
г' д'6'
н' м'
х' с' ш' ф'
g' з' ж' в'
л' р\
ц' ч\
Ошибочно было бы, однакожъ, думать, будто г. Бэтлингъ отдаетъ
этой азбукѣ, во всѣхъ отношеніяхъ, преимущество предъ общеупотре-
бительною: онъ свою схему считаетъ только удобнѣйшею для теорети-
ческихъ изслѣдованій языка; что же касается азбуки кирилловской, то
онъ сознается, что нельзя безъ удивленія смотрѣть на алфавитъ, ко-
торый такими малыми средствами можетъ вполнѣ достигать своей
цѣли, не оставляя никогда ни малѣйшаго сомнѣнія, какъ согласная
въ показанномъ отношеніи должна быть произносима. Помощію такъ
называемыхъ мягкихъ гласныхъ я и ю и знака умягченія (ь) можно
было обойтись безъ j (йотъ) и 20 особыхъ знаковъ для согласныхъ,
которыя совершенно слились съ этимъ j. Предложивъ свою систему
русской азбуки, г. Бэтлингъ разсматриваетъ отдѣльно каждую букву;
остановимся на нѣкоторыхъ изъ частныхъ его замѣчаній.
О гласныхъ і, е, ä (см. азбуку г. Бэтлинга) онъ говоритъ: „Онѣ
соединяются почти исключительно съ умягченными согласными и съ j.
Поэтому можно бы ихъ назвать умягчительными гласными. Г. Павскій
полагаетъ, что и9 е, ѣ въ нѣкоторыхъ сочетаніяхъ съ к, г, х, и съ
губными буквами должны быть произносимы не мягко, a твердо. Въ
переводѣ на нашъ способъ воззрѣнія это значило бы, что к, г, х и
губныя не умягчаются передъ і, е, ä. Ho моему уху слышится умяг-
ченіе к въ вѣки, сѣки [311] и кѣмъ, г — въ бѣги, х — въ грѣхи и грѣхѣ.
Сто́итъ только сравнить приведенное кѣмъ (т. е. к'äм) съ нѣмецкимъ
повелительнымъ kämm, вмѣсто kämme, чтобы убѣдиться, что фонети-
ческое различіе обоихъ этихъ словъ заключается единственно въ томъ,
что въ кѣмъ к выговаривается умягченно, a въ kämm' — неумягченно.
Что въ словахъ вѣки, бѣги и грѣхи звуки к, г, х умягченные, под-
тверждается и произношеніемъ буквы ѣ, зависящимъ отъ этого умяг-
ченія".—Все это совершенно справедливо. Въ подкрѣпленіе выражен-
ной здѣсь мысли приведемъ нѣсколько своихъ замѣчаній. Съ произно-
шеніемъ слова далёкія сравните выговоръ небольшого предложенія:
далёкъ и я. Разница большая, a въ чемъ она заключается? только въ
томъ, что въ первомъ случаѣ к мягкое (к'), a во второмъ — твердое,
или, примѣняясь ко взгляду Павскаго, — что въ первомъ послѣ к
стоитъ щ a во второмъ — ы. Сравнимъ еще въ томъ же смыслѣ слѣ-
дующіе примѣры: смѣхъ и слезы — смѣхи, слезы; нѣгъ Италіи — нѣги
Таліи\ здѣсь различіе произношенія обнаруживается не только на

буквѣ и, но и на тъ, согласно съ закономъ, о которомъ говорено было
въ началѣ нашей статьи; если бъ буквы х и г въ этихъ примѣрахъ
стояли безъ умягченія, то не было бы причины выговаривать преды-
дущую гласную въ словахъ смѣхи, нѣги другимъ образомъ, нежели въ
словахъ смѣхъ, нѣгъ. Такъ-то законъ произношенія звука е можетъ
имѣть во многихъ случаяхъ примѣненіе, служа къ рѣшенію другихъ
фонетическихъ вопросовъ. Г. Бэтлингъ продолжаетъ: „Когда г. Павскій,
въ опору своего мнѣнія, что буква к не смягчается въ словахъ легкій,
далекій и емкій ссылается на выговоръ предшествующаго ей е за ё,
то противъ этого довода можно бы привести, что въ прилагательныхъ
на кій — какъ г. Павскій самъ во многихъ мѣстахъ положительно
замѣчаетъ — дифтонгъ произносится какъ ow, и въ этомъ случаѣ к
естественно остается неумягченнымъ". Здѣсь г. Бэтлингъ хотя и спра-
ведливо опровергаетъ доводъ Павскаго 1), но.самъ упустилъ изъ виду, что
во[312] множ. числѣ (далекіе, — кихъ и т. д.) буква и удерживаетъ свое
'Собственное произношеніе: слѣдовательно, основаніе возраженія должно
.быть другое. Въ словахъ легкія и емкія (беремъ нарочно множ. число)
не можетъ быть рѣчи о вліяніи мягкаго звука на произношеніе е:
.потому что слоги лег и ем оканчиваются рѣшительно твердымъ зву-
комъ (лёхъ, ёмъ), — отъ чего бы это ни происходило: отъ того ли,
что слѣдующее за этими слогами к дѣйствительно никогда не умяг-
чается, или отъ того, что умягченное к не оказываетъ вліянія на
предшествующую ему согласную. To же самое находимъ мы въ сло-
вахъ: плётки, пелёнки, сёмги, метёлки, ёлки и многихъ другихъ. Перей-
демъ къ слову: далёкія. Павскій думаетъ, что тутъ ё слышится потому,
что за нимъ въ сущности слѣдуетъ не ки, a къи (кы). Отъ вниманія
Павскаго укрылось, что звукомъ ё не такъ-то рѣдко кончается слогъ,
за которымъ слѣдуетъ мягкій звукъ; для примѣра приведемъ слова:
тё-тя 3), тё-тенька, Лё-ля, рублё-викъ, конё-вій, Слё-нинъ, въ клё-нѣ,
чернозё-мѣ, ведё-те, о которыхъ никакъ нельзя сказать, чтобы въ нихъ
буквы т, л, в, «, м оставались безъ умягченія передъ гласными л, и,
г, ѣ, е. Итакъ, приведенное Павскимъ обстоятельство въ подтвержденіе
мысли его, будто и послѣ г, к, х, нельзя считать за мягкую букву, не
есть доказательство. Впрочемъ, и одинъ слухъ уже достаточно убѣ-
ждаетъ, что ги, ки, хи произносятся совсѣмъ не такъ, какъ еслибъ было
написано гы, кы, хы, — звуки, которые можно слышать только при
сліяніи ера въ концѣ слова съ буквою и въ началѣ слѣдующаго; при-
мѣры тому мы уже представили. По нашему мнѣнію, и произносится
какъ ы (или* почти какъ ы) только послѣ буквъ ш, ц, да и то
не всегда, или другими словами, только они могутъ оставаться не-
-1) Фил. Набл. I, § 121, прим. 2.
2) Въ словаряхъ находимъ: тета, но этому противорѣчитъ живой языкъ.

умягченными передъ звуками щ е. Это видно въ словахъ невѣ-жи,
лѣ-шій, цифра. Въ послѣднемъ словѣ ясно слышится ы, въ двухъ пер-
выхъ присутствіе его послѣ ж и ш доказывается широкимъ выгов.оромъ
гласной ѣ, которая передъ і должна бы [313]быть произносима сжато;
.надобно, впрочемъ, замѣтить, что иногда ее въ самомъ дѣлѣ такъ
произносятъ въ этихъ словахъ; вотъ почему мы и говоримъ, что ж
.ц ш только могутъ оставаться безъ умягченія передъ гласными щ е.
При этомъ нельзя оставить безъ вниманія противорѣчіе, которое на-
ходимъ y Павскаго въ разсужденіи буквы ц, Въ одномъ мѣстѣ .(I,
стр. 65) сказано: „хотя нынѣшнее правописаніе въ угодность уху
допустило при ж, ч, ш, щ и ц твердыя гласныя, смыслъ долженъ ви-
дѣть въ сихъ гласныхъ мягкія. Хотя пишемъ, отецъ, стражъ, мечъ,
юноша, рощу, но долженъ воображать отецъ" и т. д. Въ другомъ мѣстѣ
{I, стр. 91) напротивъ читаемъ: „Сказанное о небныхъ буквахъ гкх во
всей силѣ относится и къ зубной буквѣ ц. И она не терпитъ послѣ
себя ь-я и передъ нимъ измѣняется на ч. Буква ц есть то же, что
яъ (ср. § 52). И слѣд. по приложеніи къ ней другаго ь-я вышло бы
стеченіе двухъ ъ-ей". Если такъ, то зачѣмъ же намъ вмѣсто оттъ
воображать отецъ, которое, по 2-му изъ приведенныхъ мѣстъ, тр же
что отечъ? Ссылка на § 52-й не разрѣшаетъ этого противорѣчія, хотя
здѣсь авторъ „Филолог. Набл." и признаетъ какое-то колебаніе буквы
ад, находя, что она иногда допускаетъ послѣ себя мягкія гласныя; a
иногда нѣтъ: „слоги ци, це", замѣчено тамъ, „часто видимъ на бу-
магѣ, a ия, ию никогда не слышны въ разговорѣ, и не показываются
на письмѣ". Послѣ разсмотримъ, мы подробнѣе натуру буквы ц, a те-
перь удовольствуемся предложенными замѣчаніями, такъ какъ пред-
мета этого невозможно исчерпать до тѣхъ поръ, пока не обратимся
къ взаимному соотношенію мягкихъ согласныхъ, предыдущихъ съ по-
слѣдующими. Тогда займемся также звукомъ ч и увидимъ, справедливо
.ли Павскій утверждаетъ, будто послѣ ч, равно какъ и послѣ ж, ш,
всегда слышится ы вмѣсто и, означаемаго на письмѣ.
Мы совершенно согласны съ г. Бэтлингомъ, что y звукосочетаній
au, ой, и т. п. никакъ нельзя отнять названія дифтонговъ. Справедливо
замѣтилъ онъ также, что русскому языку не свойственны двое-
гласныя ый, ій, которыхъ мы всячески избѣгаемъ, и что вообще языкъ не
.любитъ двоегласныхъ въ замкнутомъ слогѣ [314] (in geschlossener Silbe).
Сверхъ приведенныхъ имъ примѣровъ этихъ особенностей, надобно
упомянуть о прилагательныхъ съ удареніемъ на окончаніи: кривой,
•глухой (вм. — ый, ій), также о словахъ змѣй, соловей, воробей, Серіѣй,
лей, бей и др., которыя образовались y насъ изъ первоначальныхъ
змій и т. д. Дифтонгъ ій сохраняется только въ словахъ витійство,
убійство ( — ца), кровопійца, да въ род. пад. мн. числа такихъ именъ
сред. рода, какъ имѣніе, усиліе и пр., и женскихъ, заимствованныхъ
изъ иностранныхъ языковъ: стихія, претензія и т. д.

Переходя къ согласнымъ буквамъ, авторъ статьи въ „Бюллетенѣ"
начинаетъ свои замѣтки съ г. Нельзя не одобрить, что онъ отличилъ
особымъ знакомъ тотъ звукъ этой буквы, который y насъ соотвѣт-
ствуетъ греческому густому дыханію въ именахъ Гомеръ, Гекторъ, a
также слышится въ нѣкоторыхъ русскихъ словахъ, какъ-то Господъ,
благо и проч. Надобность въ отличеніи этого звука призналъ и упомя-
нутый нами прежде критикъ „Филологич. Набл." въ Отеч. Запискахъ,
помѣстивъ въ своей схемѣ, сверхъ Г ( = g), еще особое Г ( = h).
Г. Бэтлингъ пошелъ далѣе и отмѣтилъ этотъ звукъ знакомъ g тѣмъ
самымъ, который акад. Шегренъ ввелъ для осетинскаго языка, a самъ
авторъ употребилъ впослѣдствіи для якутскаго. У насъ, за неимѣніемъ
въ языкѣ латинскаго и нѣмецкаго А, звукъ g по необходимости засту-
паетъ мѣсто этого h; но конечно г. Бэтлингъ правъ, говоря, что ç по
выговору гораздо ближе соотвѣтствуетъ нѣмецкому g въ wagen, wogen,
Jugend. Въ соотвѣтствіе буквѣ g авторъ справедливо поставилъ х. Въ
доказательство этого приведу, съ своей стороны, что, когда слово въ
именит. падежѣ кончается на г, имѣющее звукъ х, то въ косвенныхъ
падежахъ онъ превращается въ g, напр., Богъ, Бога; Петербургъ,— га,
гу; Лейпцигъ,—га, точно такъ же, какъ заключительное г, имѣющее въ
имен. падежѣ [315] звукъ к, въ косвенныхъ падежахъ слышится какъ
чистое г: врагъ, врага, лугъ, луга 2). Замѣчу еще, что передъ д буква ь
звучитъ всегда какъ g, напротивъ передъ m — какъ х: сравнимъ на-
рѣчія когда, тогда, гдѣ и проч. съ именами ногти, когти. Есть два
слова, въ которыхъ коренная буква к по требованію выговора превра-
тилась въ г, но приняла такое же различное произношеніе, смотря по
слѣдующей согласной; эти два слога гдѣ (вм. кдѣ) и мягкій (вм.
мяккій). Изъ взаимнаго соотвѣтствія буквъ g и х г. Бэтлингъ вывелъ
интересное заключеніе касательно истиннаго выговора г въ старо-
славянскомъ языкѣ: такъ какъ х посредствомъ умягченія превраща-
лось въ с и ш, a г — въ з и ж, то весьма естественно принять, „что
въ этомъ языкѣ г было соотвѣтственнымъ мягкимъ звукомъ не к, a х,
и что y русскихъ звукъ г образовался уже въ позднѣйшее время изъ g.
Потому насъ не должно поражать, что малороссіяне до сихъ поръ
произносятъ г какъ g". Такимъ образомъ буквѣ к въ старо-сл. языкѣ
не соотвѣтствовало г, и этимъ объясняется, почему послѣднее не умяг-
чилось въ дз и дж подобно тому, какъ к получило свое двоякое умяг-
ченіе ц (тс) и ч (тш). „Въ польскомъ языкѣ" (говоритъ г. Бэтлингъ),
„гдѣ звукъ г болѣе укоренился, нежели въ русскомъ, умягченіемъ ц
Срезневскій употреблялъ для этого звука также особый знакъ г\ См. его статью:
„О сродствѣ звуковъ въ Славянскихъ нарѣчіяхъ". Журн. M. Н. Пр. т. XLYIIL
Тотъ же звукъ г. Катковъ пишетъ f („Объ элем. и формахъ славяно-рус. языка).
2) Сюда же относятся прилагательныя: благъ (х), блага, го (5а ço), нагъ (к), нага,
го и др., и происшедшія отъ нихъ существительныя благость, нагота.

дѣйствительно является соотвѣтствующее ему дз: такъ слово пода-
въ дат. и мѣстномъ падежѣ имѣетъ nodze".
Въ одномъ примѣчаніи мимоходомъ упоминается о произношеніи
гласной о, когда на ней нѣтъ ударенія. . „Г. Срезневскій" —
сказано тутъ—„считаетъ это о за звукъ, стоящій посрединѣ между
a и о, и отличаетъ его знакомъ â. Я — продолжаетъ г. Бэтлингъ —
при всемъ моемъ стараніи, не могъ подмѣтить никакого различія
между о безъ ударенія и такимъ же а". Въ этомъ случаѣ онъ опять
расходится и съ авторомъ „Филолог. Набл.", который также говоритъ
(I, § 113), что въ произношеніи о безъ ударенія слышится что-то
среднее между о и а: олень, говорю и [316] пр. Не произносимъ прямо
аленъ, гаворю, но вмѣстѣ съ тѣмъ избѣгаемъ яснаго выговора о". При
этомъ спрашивается: тѣ, которые не признаютъ тожества выговора о
безъ ударенія и а, не отъ того ли принимаютъ средній звукъ, что при
повѣркѣ о буквою a они повышаютъ голосъ на послѣдней, такъ что
она слишкомъ рѣзко слышится? Не имѣетъ ли a безъ ударенія также
какого-то средняго звука, и не отъ того ли происходитъ, что при-
родные русскіе, y которыхъ, слѣдовательно, надобно предполагать
самый утонченный въ своемъ языкѣ слухъ, нерѣдко пишутъ различна
одни и тѣ же слова, напр., рости и расти, рождать и раждать, до-
горать и догарать, козакъ и казакъ, олтарь и алтарь. Предоставлян>
еще на судъ читателей рѣшить, различается ли чѣмъ-нибудь выго-
воръ о и a въ словахъ: умоляю и умаляю, притворю и предварю, ра-
зорю и озарю, наколю, и накалю (только надобно выговаривать, какъ
всегда, т. е. умаляю, a не умаляю). Г. Бэтлингъ не останавливается, впро-
чемъ, на сродствѣ звуковъ a и о, о которомъ и Павскій упомянулъ
только вскользь, но это сродство заслуживало бы болѣе вниманія.
Замѣчательно, что a съ удареніемъ y насъ иногда произносится какъ
о, и это не въ одномъ только родит. падежѣ прилагательныхъ (моло-
даго, большаго). Павскій, замѣтивъ только этотъ послѣдній случай,
объясняетъ его „предположеніемъ, что гласная a для сокращенія
выпала, и мѣсто ея, какъ слѣдуетъ, заняли ея мѣстоблюстители, послѣ
твердыхъ согласныхъ—ъ, a послѣ ж ч ш щ—ъ, которыя по всѣмъ пра-
вамъ превратились потомъ въ бѣглое о". Этимъ предположеніемъ не
объяснятся другіе случаи превращенія â въ о. Въ глаголѣ платить
буква a принадлежитъ къ корню; но какъ скоро на нее перейдетъ
удареніе, мы говоримъ: пло́тишь, пло́титъ, запло́чено, хотя по упрям-
ству грамоты и пишемъ все-же а. Правда, такое превращеніе въ этомъ
словѣ слышится не всегда, но къ нему слухъ народный обнаружи-
ваетъ рѣшительную наклонность: такъ точно мы въ простонародномъ
быту нерѣдко слышимъ: ко́тишь вмѣсто ка́тишь, посо́дить вм. поса-
дитъ, a иногда еще подо́ришь, вм. подари́шь, во́лишь, во́ришь, то́щишь,
вм. ва́лишь, [317] варишь, та́щишь: слово заря, при переходѣ ударенія на

.первый слогъ, измѣняется' въ зорю; кайма въ род. множ. числа имѣетъ
ко́ймъ. Бываетъ и наоборотъ, что когда о при видоизмѣненіи слова
получитъ удареніе, то эта гласная уступаетъ мѣсто буквѣ а. Такъ изъ
>смотрѣть, удобрятъ, .колоть образовались: разсма́тривать, уда́бривать,
раска́лывать. Случается иногда и просто, что о́ переходитъ въ а́: такъ
настраивать получилось изъ стро́ить. Всѣ эти явленія не могутъ
быть объяснены ничѣмъ инымъ, какъ тѣснымъ въ славянскихъ нарѣ-
чіяхъ родствомъ гласныхъ a и о. Замѣна ихъ одна другою встрѣчается
иногда и при умягченныхъ согласныхъ, или, другими словами, я пре-
вращается въ ё: вмѣсто третьяго дня говорятъ третёва дня, вм.
запря́гъ— запрёгъ, вм. затря́сся — затрёсся. Въ дополненіе къ сказан-
ному замѣтимъ еще, что иногда предлогъ раз, когда на a упадаетъ
удареніе, превращается въ ро́з, a предлогъ по въ па: вм. разняли
говорятъ ро́зняли; вмѣсто ра́зобрало—ро́зобрало, вм. ра́зсказни—роз-
сказни, вм. по́губа — па́губа; въ Тамбовской губерніи землянику назы-
ваютъ па́земкой (не поземкой) *).
До сихъ поръ мы въ статьѣ г. Бэтлинга касались только такихъ
пунктовъ, которые болѣе или менѣе въ связи съ предметомъ нашего
собственнаго изслѣдованія. Теперь мы могли бы уже перейти къ
главной цѣли нашей; но, встрѣтивъ y г. Бэтлинга одну весьма смѣлую
этимологическую догадку, требующую ближайшаго разсмотрѣнія, мы
сперва займемся ею. Говоря объ умягченіи губныхъ согласныхъ (п, б,
м, в) посредствомъ звука л, авторъ разбираемой статьи увлекается
мыслію, что л явилось этимъ путемъ не только въ глаголѣ плевать,
но и въ словахъ слюна, въ которомъ будто бы передъ л выпала
буква п, и такимъ образомъ онъ доходитъ до заключенія, что эти два
слова принадлежатъ къ одному корню. Вотъ его доводы: „Латинскому
глагольному корню spu-o соотвѣтствуетъ въ готскомъ языкѣ jpsew-an,
въ новомъ верхне-нѣмецкомъ spei-en, въ литовскомъ spjau-ju, [318] въ
латышскомъ sptau-ju 2). Сличая всѣ эти формы, невольно приходишь къ
мысли, что плевать и слюна принадлежатъ къ тому же латинско-
нѣмецко-литовскому корню, что сплевать потеряло с въ началѣ, a
слюна — п между двумя согласными (ср. усну вмѣсто успну). Сплюна
могло составиться изъ сплевана, стрд. причастіе жен. р. отъ спле-
вать" 3).
Что въ словѣ плевать буквы пл, каждая сама по себѣ, принадле-
жатъ къ корню, въ этомъ убѣждаетъ общее въ языкѣ явленіе, что
губныя буквы умягчаются съ помощію л только въ окончаніяхъ: люблю,
а) Слышано мною въ селѣ Мохоновѣ. По-польски земляника—poziomka, poziemka.
' 2) Въ латышскомъ языкѣ перечеркнутое 1 означаетъ не твердое л, какъ въ поль-
скомъ, a напротивъ умягченное. Прим. г. Бэтлинга.
3) Bulletin, стр. 55.

грабли, земля, конопля, журавль. Въ подтвержденіе своей мысли
г. Бэтлингъ ниже приводитъ слово плечо „которое":—говоритъ онъ—
„едва ли можно отдѣлить отъ литовскаго pélis, péczio"; но онъ упу-
стилъ изъ виду, что во всѣхъ славянскихъ нарѣчіяхъ, даже и въ тѣхъ,
которыя не приняли умягченія губныхъ буквъ посредствомъ л, слова
плечо и плевать начинаются одними и тѣми же коренными звуками пл\
для примѣра приведемъ изъ польскаго языка plecy (плечи), pluć,
plwać (плевать), хотя слова: люблю, грабли, земля, конопля и журавль
встрѣчаемъ такъ же въ формѣ: libie, grabie, ziémia, konop (мн. ч.
konopie) и żóraŵ. He касаясь еще вовсе слова слюна, посмотримъ
теперь, дѣйствительно ли глаголъ плевать можетъ быть отнесенъ къ
одному корню съ латинскимъ spuo и нѣмецкимъ speien. Правда, и
Дифенбахъ, въ своемъ сравнительномъ готскомъ Словарѣ сближаетъ
съ этими словами славянскія plju^, plyvati и проч., но онъ вообще
слишкомъ щедръ на сближенія часто вовсе неосновательныя, и въ
этомъ случаѣ также ошибается. Spuo, speien соотвѣтствуетъ греческому
πτύώ), которое ходило также въ видѣ ф6о>; перестановкою ps-(=^!
объясняется близкое родство этого слова съ приведенными. Славянское
плевать, напротивъ, [319] есть одинъ изъ многочисленныхъ отпрысковъ
корня, который пустилъ вѣтви по всѣмъ языкамъ индо-европейскаго'
происхожденія. Санскритскій корень ^Sf (plu, ходить, плавать, течъ)
является въ греческомъ языкѣ въ двухъ видахъ: какъ іг>і<о и какъ которые въ славянскихъ нарѣчіяхъ, какъ не знающихъ буквы ф,.
должны были опять возвратиться къ первоначальному единству. Такъ
и въ русскомъ языкѣ мы находимъ обѣ эти вѣтви съ одними соглас-
ными пл, но въ значеніи словъ этого корня замѣтно y насъ то же
раздвоеніе. Такимъ образомъ мы, съ одной стороны, имѣемъ плыть
(πλέώ)) съ его производными, a съ другой. между прочимъ, плакатъ
(flere) и плевать. Во взаимномъ родствѣ послѣднихъ двухъ словъ мы.
легко убѣдимся, если вникнемъ въ разнообразныя значенія греческаго'
глагола φλέώ и словъ, отъ него происшедшихъ. Онъ не только значитъ
течь, изливаться, бить ключемъ, изобиловать (какъ вообще, такъ и въ
особенности, говоря о тѣлѣ человѣческомъ, изобиловать соками и сли-
зями); но, какъ глаголъ дѣйствительный, выражаетъ еще слѣдующее^
литъ, изливать, вообще извергать, съ усиліемъ изъ себя выбрасывать,
когда рѣчь идетъ объ изверженіи кипящихъ жидкостей, о рвотѣ и т. п.
Изъ основного понятія: течь, изливаться, проистекли латинскіе гла-
голы: fluo, pluo, fleo 2). Сюда же должно отнести и наши слова пле-
х) L. Diefenbach. Vergleichendes Wörterbuch der gothischen Sprache, 1852. 2-ter"
Band, s. 295.
2) Passow. Handwörterbuch der griechischen Sprache. Leipzig, 1831. 2-ter Band.
См.φλέώ.

вать и блевать, которыхъ значеніе находится въ самой тѣсной связи
съ заключающимися въ глаголѣ φλέω понятіями. Родство съ нимъ
обоихъ русскихъ словъ тѣмь очевиднѣе, что и въ греческомъ языкѣ
производный глаголъ φλύω (почти однозначащій съ < φλέω) принимаетъ
иногда форму βλύω (въ доказательство происхожденія гл. плакать
можно бы еще привести старо-слав. гл. плакати, lavare, и соотвѣт-
ствующій ему по значенію греч. πλύνειν).
Рейфъ подошелъ довольно близко къ истинѣ, поставивъ въ парал-
лель съ нашими двумя словами греческое φλύζειν, но онъ напрасно
выбралъ эту малоупотребительную форму глагола φλύω, [320] тогда какъ
надобно было непремѣнно выставить коренное φλέω. Другую ошибку,
которую указываетъ и г. Бэтлингъ, сдѣлалъ Рейфъ, помѣстивъ сперва
блевать, a уже подъ нимъ плевать, между тѣмъ какъ слѣдовало по-
ступить наоборотъ: потому что бл есть явное усиленіе первоначальнаго
звука пл* Плевать и блевать находятся между собой въ такомъ же
соотношеніи, какъ звукоподражательныя слова: пискъ и визгъ, прыскъ и
брызгъ, свистъ и звиздъ. Послѣднія два соотвѣтствія приняты и Рей-
фомъ, только опять не въ надлежащемъ порядкѣ; слова же пискъ и
визгъ представлены какъ имъ, такъ и Шимкевичемъ, каждое въ видѣ
особаго корня, Что касается взаимнаго родства глаголовъ плевать и
•блевать, то оно видно уже изъ самаго значенія ихъ, которое въ гер-
манскихъ языкахъ соединяется въ одномъ словѣ. Наконецъ, касательно
φλέω), какъ ключа для обоихъ нашихъ глаголовъ, нельзя умолчать объ
аналогіи его съ ερέω>, обнаруживающейся тѣмъ, что въ переносномъ
смыслѣ какъ тотъ, такъ и другой означаютъ: болтать, врать, говорить
вздоръ.
Сказаннаго, кажется, достаточно для удостовѣренія, что герман.
глаголъ speien и славянскій плевать, по происхожденію, чужды одинъ
другому: признать между ними этимологическое соотношеніе было бы
•то же, что признать родство между греческими словами πτύω и φλέω,
a это было бы противно всѣмъ основнымъ законамъ словопроизводства.
Въ разсужденіи латышскаго splauju замѣтимъ, что его надобно сбли-
зить съ славянскимъ, a не съ германскимъ корнемъ, и что оно въ
началѣ передъ р приняло прибавочное s — явленіе, нерѣдкое и въ
другихъ языкахъ, a въ латышскомъ весьма обыкновенное. г).
[321] Перейдемъ теперь къ слову слюна. Г. Бэтлингъ полагаетъ, что
*) Боппъ производитъ слово sprechen отъ санскр. brav, объясняя это такъ: „durch
Erhärtung des v und den Vorsatz eines dem p befreundeten su. (Yergl. Gramm.,
стр. 125). Вотъ примѣры латышскихъ словъ, принявшихъ въ началѣ S передъ р:
Spigga (фига; буквы ф нѣтъ въ латышскомъ языкѣ), Spohdrs (чистый; санскр. pûtas;
латин. putus, фин. puhdas), Spizzeht (печатать), Spreddikis (проповѣдь, Predigt). Что
касается литовскихъ словъ: spjauju и péczio, то мы на этотъ разъ удержимся отъ
разсмотрѣнія ихъ, которое повело бы насъ слишкомъ далеко.

первоначальная его форма — сплевана и что между с и л выпало п.
Не забудемъ, что онъ признаетъ здѣсь л только знакомъ умягченія п.
Это былъ бы безпримѣрный въ русскомъ языкѣ процессъ словообразо-
ванія. Да и зачѣмъ бы здѣсь выпасть буквѣ п? сочетаніе спл совсѣмъ
не трудно для выговора, доказательствомъ чего можетъ служить гла-
голъ сплю, гдѣ л именно составляетъ необходимое умягченіе п. Въ
примѣръ опущенія этой послѣдней буквы г. Бэтлингъ приводитъ слово
ус(п)нутъ; но тутъ она вывала, какъ выпадаютъ на ея мѣстѣ и другія
согласныя передъ глагольнымъ окончаніемъ нуть, наприм. въ ки(д)
нутъ, дви(г)нуть, оку(п)нутъ, г(б)нуть и проч. Далѣе, какъ могло бы
страдательное причастіе женскаго рода съ усѣченнымъ окончаніемъ
явиться въ видѣ существительнаго? Это былъ бы опять единственный
<мучай въ языкѣ. Къ попыткѣ объяснить такимъ образомъ слово слюна
привело г. Бэтлинга то, что до сихъ поръ оно было объясняемо слиш-
комъ неудовлетворительно. Рейфъ въ Словарѣ своемъ поставилъ при
этомъ словѣ въ скобкахъ: de соль, sel? a Павскіа полагаетъ, что въ
разсматриваемомъ словѣ н заступаетъ мѣсто придыханія в и прибав-
ляетъ: слюна = Жат. saliva (Фил. Набл. II, стр. 147). Надобно помнить,
что, кромѣ приведенной здѣсь формы и другой очень употребительной
въ просторѣчіи: слюни, слово это имѣетъ еще третью: слина, и вотъ
настоящая первоначальная его форма, что́ видно изъ сравненія всѣхъ
славянскихъ нарѣчій. Я думаю, что оно должно быть поставлено въ
параллель совсѣмъ не съ латинскимъ saliva, a съ весьма сходнымъ
по звукамъ и по значенію словомъ, существующимъ во всѣхъ герман-
скихъ языкахъ. Въ самомъ дѣлѣ сличимъ —
У славянъ: У германскихъ народовъ:
слина (старо-сл.), slina (хорут., slîm, slîhmo (старо-нѣм.), slim (исл.,
польск. и чеш.), szlina (нижне- англо-сакс. и дат.), slem (швед.),
луж.), ssljene (верхнелуж.), сли́не schleim (нов.-верхне-герман.), sliem
(серб.), слюна (лит.-русск.) и проч. (нижне-герм.), slime (анг.), sloom
(аллем.) и проч.
[322] По значенію, германское slim весьма близко къ нашему слина,
означая въ особенности мокро́ту, но сверхъ того и вообще влаж-
ность, отдѣляющуюся какъ изъ растеній, такъ и изъ слизистыхъ обо-
лочекъ тѣла животныхъ. Какъ родственны между собою значенія того
и другого слова, видно между прочимъ изъ того, что мы находимъ
ихъ соединенными въ одномъ польскомъ словѣ, именно въ существи-
тельномъ flegma, заимствованномъ изъ греческаго языка, но которое,
сверхъ первоначальнаго своего значенія (мокро́та), приняло y поля-
ковъ еще смыслъ: „влага, слизь, вязкая матерія, слюна" To, что мы
х) Словарь польско-россійскій Д. Бартошевича. Варшава, 3841.

въ германскомъ словѣ слышимъ букву м, a въ славянскомъ м, не мо-
жетъ препятствовать намъ признать ихъ родство: мы знаемъ, что
буквы м и н часто замѣняютъ одна другую; давно уже наше цѣна
отнесено къ одному корню съ греческимъ τιμη^-и въ собственномъ.:
нашемъ языкѣ довольно примѣровъ тѣсной связи буквъ м и н; сто́итъ-:
только обратить вниманіе на: мы и насъ: мимо и миновать, просто-
людимъ и простолюдинъ и проч. Сближеніе имени слюна съ приведен-
ными германскими ясно доказываетъ, что оно вовсе не одного корна
съ глаголомъ плевать, въ подтвержденіе чего можно привести еще к.
то, что оно не y всѣхъ славянъ имѣетъ даже и значеніе, близкое къ
понятію этого глагола: такъ y сербовъ сли́не соотвѣтствуетъ латин-
скому mucus 1).
Мнѣ остается, наконецъ, поговорить о вліяніи умягченныхъ со-
гласныхъ на предшествующія имъ согласныя же. Объ этомъ г. Бэт-
лингъ замѣчаетъ: „Трудно опредѣлить, въ какихъ случаяхъ такое
вліяніе имѣетъ мѣсто и въ какихъ не имѣетъ. Письмо только тогда
означаетъ подобное измѣненіе предыдущей согласной, когда оно въ
состояніи употребить для измѣненнаго звука особый знакъ, . какъ
наприм. въ словахъ: шлю, умерщвленъ и т. д. Когда же измѣненіе
ограничивается однимъ умягченіемъ, которое мы выше отмѣтили зна-
комъ тонкаго дыханія, то на письмѣ оно обыкновенно [323] остается не-
означеннымъ. Такъ пишутъ наприм. есть, пѣсня,. мысль, хотя произно-
сятъ есьть, пѣсьня, мысьль. Y поляковъ въ этомъ отношеніи болѣе
точности: они пишутъ: piesii и mysl; въ jest они обѣ согласныя выго-
вариваютъ твердо. При л и н умягченіе означается потому, что тутъ
оно слышится всего яснѣе 2), Въ концѣ статьи авторъ возвращается
къ этому предмету и разсуждаетъ о необходимости означать на письмѣ
умягченіе одной согласной передъ другою, находя между прочимъ,.
что въ противномъ случаѣ „написанное слово слишкомъ неполнО'
изображаетъ произносимое и можетъ легко подать повоДъ къ невѣр-
ному выговору, такъ какъ въ сомнительныхъ случаяхъ всякій готовъ
тотчасъ сослаться на письмо, какъ на сильный авторитетъ. Случается
даже, что въ иномъ словѣ, какъ первый, передъ неумягченною со-
гласной стоитъ умягченная, но которая на письмѣ не означена какъ
таковая". Предвидя однакожъ, что означеніе умягченныхъ согласныхъ
на письмѣ будетъ сочтено затруднительнымъ, г. Бэтлингъ предлагаетъ,.
„чтобы по крайней мѣрѣ въ толковомъ словарѣ (thésaurus) и.въ
подробной грамматикѣ русскаго языка рядомъ съ обыкновеннымъ
правописаніемъ, когда оно не вполнѣ соотвѣтствуетъ произношенію,
въ скобкахъ присовокупляемо было другое болѣе точное, которое раз-
рѣшало бы всякое сомнѣніе".
*) Сербскій Словарь Вука Стефановича Караджича. Вѣна, 1818.
2) Bulletin, стр. 56.

Справедливость этихъ замѣчаній никто не станетъ оспаривать; но
намъ кажется, что упоминаемое г. Бэтлингомъ затрудненіе всего лучше
будетъ устранено, если теорія языка опредѣлитъ, въ какихъ именно
случаяхъ однѣ согласныя умягчаются передъ другими умягченными.
Вмѣстѣ съ авторомъ разсматриваемой статьи мы сознаемъ трудность
этой задачи; но трудность не есть еще невозможность, и мы попы-
таемся показать здѣсь, что такое умягченіе постоянно происходитъ
въ извѣстныхъ только случаяхъ, которые вмѣстѣ съ тѣмъ и поста-
раемся исчислить.
Сравнивая одни слова съ другими, мы находимъ, что не всѣ [324]
согласныя въ одинаковой степени подвергаются умягченію отъ вліянія
стоящихъ за ними умягченныхъ. Наприм. въ словѣ томленіе м остается
твердымъ, несмотря на то, что л умягчилось; напротивъ, въ словѣ
если с не можетъ быть произнесено иначе, какъ мягко (сь). Всего
легче подвергается такому вліянію р, потомъ н, з, с> далѣе д и т, на-
конецъ губные звуки.
Въ слѣдующихъ за симъ замѣчаніяхъ знакъ 7 будетъ служить отли-
чіемъ умягченныхъ согласныхъ.
1. Общій для всѣхъ согласныхъ законъ есть тотъ, что въ случаѣ
удвоенія одной изъ нихъ предыдущая принимаетъ характеръ послѣ-
дующей, т. е. если умягчена вторая, то умягчается и первая. Такъ
слова: плѣнникъ, аллея, Россія, итти произносятся какъ будто бъ было
написано: плѣньникъ, альлея, Росьсія, итьти. Законъ этотъ остается
въ своей силѣ и тогда, когда удвоеніе согласной оказывается только
въ выговорѣ, a не на письмѣ, т. е. д умягчается передъ т'из передъ
с': подтянутъ, разсѣянъ.
2. Умягченіе буквы р. Прежде всего мы должны замѣтить, что
произношеніе нѣкоторыхъ буквъ зависитъ не только отъ слѣдующей
за ними умягченной согласной, но въ то же время и отъ стоящей впе-
реди гласной: если передъ ними звукъ е, то онѣ иногда умягчаются и
въ такомъ случаѣ, когда послѣдующая согласная сама по себѣ не
могла бы имѣть на нихъ такого вліянія. Къ числу этихъ буквъ при-
надлежитъ и р, a потому надобно разсмотрѣть:
а) умягченіе р независимо отъ предыдущей- гласной,
б) умягченіе р послѣ звука е.
а) Независимо отъ гласной, эта буква можетъ умягчаться предъ
всѣми согласными, за исключеніемъ к\ ж\ ш\ но только ея умягченіе
въ этомъ случаѣ рѣдко бываетъ полное, и потому не всегда даже
соблюдается. Смягченіе р очень замѣтно въ словѣ скорбь, но оно
шатко въ словахъ: сгорбиться, армія, кормитъ, сварливый, портить,
корзина, соловарня, спорщикъ и пр. Напротивъ р вовсе не умягчается
въ словахъ: горки, Турки, торжище, старшій.

[325] б) За то предыдущіе е или ѣ, особливо когда на нихъ удареніе,
оказываютъ на р самое рѣшительное вліяніе. При ихъ участіи р про-
износится мягко:
1) передъ губными: б\ п\ в\ ф*, м': Сербія, свербѣть, терпитъ,
черви, верфь, Пермь, терминъ;
2) передъ л\ н1: стерлядь, сверлить, чернь, терніе;
3) передъ д\ т': твердь, жерди, черти, чертить, смерть;
4) передъ з\ с': верзило, перси;
5) передъ ж\ ч\ ц': стержень, смерчь, довѣрчивъ; терцина.
Примѣчаніе. Удареніе на е, ѣ усиливаетъ вообще умягченіе со-
гласныхъ, подверженныхъ вліянію слѣдующихъ за ними мягкихъ зву-
ковъ. Двоякое произношеніе нѣкоторыхъ изъ приведенныхъ здѣсь, словъ
будетъ объяснено ниже.
6) передъ г, я, х. Звукъ ер часто умягчается передъ этими тремя
буквами даже и тогда, когда онѣ сами не принимаютъ умягченія.
Мы выговариваемъ р мягко въ словахъ: Четвергъ, церковь, ко-
веркать, верхъ, верхомъ, точно такъ же, какъ въ именахъ Сергій,
Аверкій. Такому же умягченію ер подвергается иногда и пе-
редъ губными буквами: в, б, п: этотъ звукъ обыкновенно про-
износятъ мягко въ словѣ первый, и еще, хотя не такъ часто,
въ верба и Серпуховъ 1).
Особенная измѣняемость буквы р въ произношеніи показываетъ,
какимъ вѣрнымъ тактомъ руководствовался изобрѣтатель славянской
азбуки, когда онъ для наименованія знаковъ ъ и ь избралъ именно
эту, a не другую какую-либо согласную. Соединивъ, въ этомъ названіи,
съ буквою р гласную е, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ выразилъ въ своей азбукѣ
различное произношеніе послѣдней, смотря по тому, слѣдуетъ ли за
нею твердый или мягкій звукъ: ибо это различіе нигдѣ не можетъ
слышаться яснѣе, какъ въ слогахъ еръ и е́рь.
[326] 3. Умягченіе буквы н.
а) Независимо отъ предыдущей гласной, н умягчается:
1) передъ т: индѣ, Исландія, крендель; франтить, пентюхъ,
зонтикъ;
2) передъ ч\ щ1: кончикъ, вѣнчикъ, нынче; обманщикъ, женщина,
деревенщина;
3) передъ ц': Франція, провинція, индульгенція.
б) Послѣ гласной е буква н умягчается, когда слѣдуетъ з или с\
вензель, претензія, пенсія.
4. Умягченіе буквы з, с:
1) передъ д\ т\- ѣздить, гвозди, грузди; расти, есть, гости;
2) передъ л\- возлѣ, лѣзли, вязли; отрасль, гусли, послѣ;
*) Въ% Москвѣ многіе, какъ мы сами слышали, говорятъ Серьпуховскія ворота.

3) передъ н’: жизнь, изчезнетъ, козни; мясникъ, проснись, пѣсня;
4) передъ б’, в’: въ избѣ, развѣ, рѣзвиться; косвенный, пресви-
теръ. Сверхъ того с умягчается передъ м’: осмина, присми-
рѣть.
5. Умягченіе буквъ д, т:
а) Независимо отъ предыдущей гласной, эти буквы умягчаются:
1) передъ л’: подлѣ, медлить, стыдливый; податливъ, петля, свѣт-
ленькій;
2) передъ н’: задній, бредни, рудникъ; братній, сотня, лѣтній;
3) передъ ч’: переводчикъ, складчина; отчина, вядчина, клѣт-
чатый.
б) Послѣ звука ε:
1) передъ в’: медвѣдь, четвергъ, вѣтви;
2) передъ с’: бѣдствіе, привѣтствіе.
6. Умягченіе губныхъ буквъ, a также г и к встрѣчается только при
помощи звука ε, и то не всегда:
1) б, п передъ л’, р’, н’, с’: колеблю, дебри, гребни, хлѣбникъ;
вепрь, великолѣпнѣе; молебствіе;
2) в передъ н’: древній, деревни;
[327] 3) м передъ л’, ч’, земли, дремлетъ; нѣмчикъ;
4) г и к передъ л’, р’: кегли, избѣгли, сѣкли; негритянка1).
Почти во всѣхъ приведенныхъ примѣрахъ мы видимъ только двѣ
умягченныя согласныя сряду, изъ которыхъ одна находится подъ
вліяніемъ другой, но часто встрѣчаются въ такомъ же соотношеніи
три и даже четыре согласныя, наприм. въ словахъ: отверстіе, слѣд-
ствіе. При этомъ открывается постоянный законъ, что каждая умяг-
ченная дѣйствуетъ только на непосредственно-предшествующую ей,
которая въ свою очередь можетъ дѣйствовать на стоящую передъ нею
и т. д., но случаи такого вліянія остаются тѣ же, какіе были выше
указаны. Такъ въ словѣ: бѣдствіе m умягчается передъ в’, с — передъ
т’, a ѣд — передъ с’; то же находимъ въ словахъ привѣтствіе, шерсть,
естественный, поздній.
Разсмотрѣніе это даетъ возможность сдѣлать нѣсколько довольно
любопытныхъ выводовъ. Прежде всего мы замѣчаемъ, что вліянію
умягченныхъ согласныхъ подвергаются, стоя передъ ними, только
буквы: р, н, — з, с, — д, т, — б, п, в, м, — послѣднія четыре, впрочемъ,
только послѣ звука ε; далѣе находимъ, что на р могутъ имѣть вліяніе,
частью сами по себѣ, но болѣе при помощи ε, всѣ слѣдующія за нимъ
умягченныя согласныя; самое большое вліяніе вообще на умягченіе
1) Для повѣрки замѣчанія о смягченіи буквъ г и к можетъ служить выговоръ
звука ε, который въ приведенныхъ примѣрахъ произносится сжато; говорятъ обыкно-
венно не сѣкли, a сѣкли и т. д.

предыдущихъ согласныхъ имѣетъ н\ за нимъ д\ т?; прочія буквы
оказываютъ только частное.вліяніе.
Иногда выговоръ бываетъ двоякій, наприм. одни говорятъ: крѣп-
нетъ, деревня, отверзнетъ, тверже, a другіе: крѣпьнетъ, дере́вьня, от-
ве́рьзнетъ, тве́рьже; это происходитъ частью отъ того, что умягченіе
нѣкоторыхъ буквъ въ извѣстныхъ случаяхъ колеблется, частью отъ
того, что иныя согласныя могутъ, передъ гакъ-называемыми мягкими
гласными, то умягчаться, то оставаться неумягченными. Къ этому
разряду согласныхъ принадлежатъ [328] особенно буквы ж, ш, ц. Отчего
звукъ е произносятъ то открыто, то' сжато въ словахъ: невѣжи, прежде,
бѣшеный, тверже? Оттого, что въ первомъ случаѣ надобно читать,
невѣжъи, прежъде и т. д., a во второмъ: невѣж'и, прежъде и пр. Въ
этомъ отношеніи ч составляетъ совершенную противоположность буквѣ
ш; ч, по существу своему, не можетъ оставаться безъ нѣкотораго
умягченія, и вотъ почему передъ нею звукъ s всегда бываетъ сжатый:
сравнимъ произношеніе словъ конечно, сердечный, когда ч въ нихъ
сохраняетъ свой настоящій звукъ и когда онъ превращается въ ш;
въ первомъ случаѣ, мы говоримъ конечно, сердечный, a въ послѣд-
немъ — конѐшно, сердѐшный. Сравнимъ еще: бѣшенъ и вѣченъ, пѣшка
и рѣчка (слово пѣшка опять можно произнести двояко), мечь и тѣшь,
рѣчь и рѣжь. Отъ мягкости ч происходитъ, что буквы н, д, m умяг-
чаются вередъ нимъ даже и тогда, когда оно соединяется съ такъ
называемыми твердыми гласными; въ словахъ кончатъ, вѣнчанный,
клѣтчатый, передъ ч слишится ь. Причина та, что если разложить
ч на составные звуки его т и ш, то въ немъ m окажется не твердое,
a мягкое; ч = не тш, a тьш; передъ мягкимъ же m буквы н, д, m
не могутъ оставаться безъ умягченія (см. выше 1 и 5). Павскій (I, §
110) находитъ, что буква ч, такъ же какъ ж и ш, не терпитъ послѣ
себя ь. Касательно ж и ш онъ отчасти правъ, въ отношеніи же къ ч
приведенныя выше сравненія достаточно удостовѣряютъ въ против-
номъ. Щ, имѣя въ составѣ своемъ ч, находится въ одной съ нимъ
категоріи: въ словахъ лещь, вещи гласная е произносится сжато и
тѣмъ доказываетъ умягченіе слѣдующей согласной А). Слухъ нашъ
также никакъ не можетъ убѣдить насъ, [329] чтобы слово чинъ выговарива-
г) Съ помощію этихъ законовъ произношенія легко рѣшить орѳографическій
вопросъ: что на письмѣ правильнѣе: мечь, куличь, лещь, хрящь или мечъ, куличъ,
лещъ, хрящъ? Отвѣтъ находимъ мы въ сжатомъ звукѣ буквы е передъ ч и щ: словъ
мечъ и лещъ невозможно выговорить. Напротивъ, передъ ж и ш, оканчивающими
слово, нельзя произнести сжатаго е, и потому послѣ этихъ согласныхъ слѣдуетъ
писать ъ, напр. манѐжъ, рубѐжъ. Только въ именахъ женскаго рода и въ глаголахъ
послѣ этихъ буквъ должно ставить ь, какъ знакъ характеристическій, напр. мышь,
плѣшь, рѣжь, скажешь. При всемъ томъ обычай утвердилъ ъ во всѣхъ мужескихъ
именахъ, кончающихся на шипящіе звуки.

лось, какъ чынъ (§ 111). Гораздо слышнѣе ы въ жила и шило, но и
тамъ это не настоящій звукъ ы, a средній между ы и и.
Особеннаго вниманія заслуживаетъ сложный звукъ ц. Павскій,
распространяя и на него несочетаемость съ ъ-емъ, находитъ, что послѣ
м гласная і всегда произносится, какъ ы; въ примѣръ приводитъ онъ,
рядомъ съ цыфра и цыганъ, слова: порцыя, лекцыя. Передъ согласными
слогъ ш дѣйствительно выговаривается, по большей части, какъ цы
(медицина), но въ нѣкоторыхъ случаяхъ, a особливо передъ мягкою
гласною л, немногіе позволяютъ себѣ такое произношеніе; по крайней
мѣрѣ въ образованномъ кругу говорятъ ясно: лек-ці-я, провин-ці-я,
стан-ці-я, Гре-ці-я. Это доказываетъ, что ц можетъ также умягчаться.
Передъ такимъ ц буква и всегда подвергается умягченію: Франція, индуль-
генція произносятся какъ Франьція, индульгеньція. Въ этомъ случаѣ ц,
бывъ разложено, равняется тьсь; во всѣхъ другихъ случаяхъ ц — тс,
какъ видно изъ произношенія буквы н въ словахъ: чужестранцѣ, по-
лотенце и проч. Слоги ця, цю не появляются въ живой рѣчи потому,
что они трудны для выговора: въ глагольныхъ окончаніяхъ (гово-
рится, дѣлается и т. п.) долженъ бы слышаться слогъ ця, но мы его
обращаемъ въ са. Точно такъ же и въ нарѣчіи отсюда, для избѣжанія
звука, близкаго къ цю, буква ю произносится почти какъ у.
Такимъ образомъ законъ умягченія предыдущихъ звуковъ подъ
вліяніемъ послѣдующихъ можетъ вести къ рѣшенію, въ русскомъ
языкѣ, разныхъ фонетическихъ вопросовъ. Онъ служитъ и къ уразу-
мѣнію другихъ явленій, которыхъ иначе нельзя объяснить удовле-
творительно. Авторъ „Филологическихъ Наблюденій", замѣтивъ, что
передъ окончаніемъ це буква л всегда смягчается, говоритъ (II, § 70):
„Передъ це всегда подразумѣвать надобно мягкое придыханіе ь
(це = ьце = ице). Оттого-то гкх и ц, если бы допустили послѣ себя
окончаніе це, должны бы были измѣниться предъ нимъ на придыха-
тельныя ж, ч, ш. Въ доказательство того, что передъ це скрывается ь
(=и), буква л передъ ц всегда [330] ходитъ съ ъ-емъ, и отъ него полу-
чаетъ мягкій выговоръ. Дѣло, шило, мыло измѣняются на дѣльце,
шильце, мыльце. Когда надобно будетъ приложить ьце къ такому имени,
въ окончаніи котораго находится буква ь, происшедшая тоже изъ и,
тогда одинъ изъ двухъ а-ей, и именно второй, перейдетъ въ свою
гласную и, если только удареніе стоитъ передъ ними, a не далѣе ихъ.
Тутъ це явится въ полномъ своемъ видѣ ице. Изъ имѣнье, чтенье
дѣлаются уменьшительныя: имѣньице, чте́ньице. Во всѣхъ прочихъ
случаяхъ придыханіе (?) ъ, принадлежащее окончанію це, выпадаетъ,
не оставляя по себѣ слѣда, и согласныя буквы, стоящія предъ це,
произносятся твердо. Отъ именъ полотно, волокно, окно, письмо про-
изошли: полотенце, волоконце, оконце, писемцо́ и письмецо́ безъ ь-я.
Имена, кончающіяся на ье́, принимаютъ це по этому же закону. Ихъ

удареніе перейдетъ на це и превратитъ це въ цо. Напр. копье́ — копьецо́".
Появленіе ь послѣ л въ уменьшительныхъ дѣльце, шильце ввело Пав-
скаго въ ошибочную теорію касательно всего окончанія це. Объ измѣ-
неніи гкх и ц въ жчш передъ це не можетъ быть рѣчи потому, что'
языкъ не представляетъ тому примѣровъ; но если и допустить такое
превращеніе по образцу старо-славянскаго языка, то для объясненія
того нѣтъ надобности подразумѣвать мягкое придыханіе или мягкую
гласную передъ ц*). Что касается уменьшительныхъ имѣньице, чтеньице,
то правописаніе колеблется между — une и еце 2): е безъ ударенія въ
произношеніи часто сближается съ и (наприм. въ поѣдемъ; различать
формы: ице (въ чтеньице) и еце(въ копьецо) [331] на основаніи ударенія —
произвольно; шаткость этого правила видимъ между прочимъ изъ того,
что въ академическомъ Словарѣ помѣщено: платьеце, a не платьице,
хотя тамъ же читаемъ: имѣньице, вареньице. Перейдемъ къ умягченію
л передъ це. Буква л почти передъ всѣми окончаніями находится y
насъ въ исключительномъ положеніи. Это видно и въ склоненіи; въ
именахъ на ецъ косвенные падежи принимаютъ ь вмѣсто е только
тогда, когда этому окончанію предшествуетъ л: конецъ, конца; старецъ,
старца; отецъ, отца, но — стрѣлецъ, стрѣльца; палецъ, пальца. To же
замѣчаемъ и въ уменьшительныхъ на чикъ: отъ конецъ, ларецъ обра-
зуются: кончикъ, ларчикъ, a отъ палецъ, малецъ — пальчикъ, мальчикъ.
Наконецъ это умягченіе л повторяется и передъ окончаніями скій,
ство, ный, тогда какъ другія буквы не только не принимаютъ здѣсь
ъ-ря, но иногда даже теряютъ его: звѣрь — звѣрскій, звѣрство; конь —
конскій; вздоръ — вздорный; напротивъ:- нахалъ — нахальный, нахальство;
столъ — застольный; генералъ — генеральскій; сало — сальный, Отчего же
во всѣхъ приведенныхъ случаяхъ л умягчается? Ужели оттого, что
передъ всѣми встрѣчающимися здѣсь окончаніями скрывается ь или
1) Павскій самъ говоритъ (I, § 123): „Есть случаи, гдѣ е безъ ударенія выгово-
ромъ сближается съ и", и приводитъ разные тому примѣры.
2) Г. Миклошичъ, на основаніи церковно-славянскаго языка, также считаетъ
нормальнымъ суффиксъ ьце (Vergl. Gr. II, 314), но въ другихъ славянскихъ язы-
кахъ, какъ и въ русскомъ, слѣдъ 6-я передъ ц въ этомъ суффиксѣ пропалъ. Въ числѣ
приводимыхъ Миклошичемъ примѣровъ изъ русскаго яз. только дыхальцо и кольцо
являются съ еремъ, но много достаточно ясно показано, что л, въ силу общаго фо-
нетическаго закона, умягчается и передъ другими суффиксами. Изъ всѣхъ же осталь-
ныхъ русскихъ примѣровъ, приводимыхъ Павскимъ и Миклошичемъ, только веслецо
и письмецо могутъ указывать на умягчающій элементъ въ началѣ суффикса (таково
же уменьш. серебрецо); [331] но и это умягченіе можетъ зависѣть отъ фонетическаго
требованія. Относительно женскихъ именъ на ца авторъ Сравн. Грам. сл. яз. замѣ-
чаетъ также: „Das ь von ьса scheint zum suffix zu gehören". Ho не противорѣчитъ
ли этому тотъ фактъ, что даже женскія имена, оканчивающіяся на 6, теряютъ звукъ,
имъ означаемый, передъ суффиксомъ ца, напр. дверца, памятца, лѣнца, дрянца
(или дрянцо).

гласная и? Такъ дѣйствительно думаетъ Павскій, основываясь на
смягченіи л и не находя другого средства объяснить это явленіе
(см. Фил. Набл. II, стр. 53, 115, также II, Отд. 2-е, стр. 61, 94). Но
тщательное сравненіе множества словъ показываетъ, что изъ всѣхъ
окончаній только начинающіяся небною буквою к не имѣютъ вліянія
на умягченіе л, которое такимъ образомъ остается твердымъ въ сло-
вахъ: мел-кій, кол-кость, вил-ка, ссыл-ка и проч. Кромѣ этого случая,
твердое л передъ согласною въ серединѣ слова встрѣчается y насъ только
[332] тогда, когда слѣдующая за нимъ буква принадлежитъ къ корню
слова: волна, полный, желтый, желчь, лба, молчать, толчетъ, толстый,
молвитъ, холмъ, холстъ, долго, колдунъ, ползать, должать, толпа.
Сравните съ этими, кромѣ приведенныхъ уже словъ, слѣдующія: гуль-
бище, рисовальщикъ, корабельщикъ, земледѣльческій, стрѣльчатый, небы-
вальщина, генеральша; здѣсь опять ь явился передъ окончаніями, не
какъ ихъ принадлежность, a какъ необходимый спутникъ буквы л,
что доказывается сравненіемъ примѣровъ: кладбище (не кладьбище),
ямщикъ, терщикъ, старческій, створчатый, барщина, аптекарша.
Если бъ передъ такими окончаніями въ самомъ дѣлѣ находилось ь
или и, то не было бы ему причины скрываться послѣ всѣхъ буквъ,
кромѣ л. Мы это видимъ въ окончаніи ба, которому всегда предше-
ствуетъ ь: слова гоньба, ходьба, свадьба, борьба, гурьба, рѣзьба, просьба.
женитьба принимаютъ передъ послѣднимъ слогомъ умягченіе точно
такъ же, какъ гульба, похвальба, мольба 1). Отсюда нельзя не вывести
заключенія, что л передъ всѣми окончаніями, кромѣ кій, ка, кость,
умягчается по закону чисто-фонетическому. Правда, этотъ законъ
существенно отличается отъ того, по которому происходитъ умягченіе
другихъ. согласныхъ, но онъ такъ же постояненъ и очевиденъ. Только
правописатели наши рѣшительно вывели букву л изъ ряду остальныхъ,
означая всегда ея умягченіе на письмѣ. Отъ этого допущено одно
только отступленіе: въ словахъ иностранныхъ, гдѣ встрѣчаются два л
сряду и первое умягчается по вліянію послѣдняго, ь между ними не
пишется (Галлія, Валлисъ 2). Такому отличію разсматриваемая буква
обязана тѣмъ, что между твердымъ и мягкимъ л болѣе замѣтное и
рѣзкое различіе, нежели между обоими видоизмѣненіями другихъ соглас-
ныхъ. [333] Между послѣдними при буквѣ н чаще нежели при прочихъ
умягченіе означается на письмѣ; такъ почти всѣ уже пишутъ: раньше,
тоньше, меньше, уменьшать] однакожъ и при н знакъ ь нерѣдко под-
1) Этому окончанію соотвѣтствуетъ латышское iba: ween-iba, единство; walst-iba,
царство; baggat-iba, богатство; laul-iba, женитьба; leel-iba, похвальба. Только y насъ
окончаніе иба нѣсколько сократилось и подучило болѣе ограниченный смыслъ.
2) Есть два русскія слова, въ которыхъ также находятся два мягкія л сряду:
гульливый и шальливый. Эти слова пишутся различно. Сложныя слова: пол-листа,
пол-лота и т. п., равно какъ и пол-день, сюда не относятся.

разумѣвается, наприм. въ словѣ благоденствіе, гдѣ ь ясно слышится
передъ окончаніемъ ствіе по требованію послѣдующихъ согласныхъ.
Этотъ послѣдній законъ по большей части такъ опредѣлителенъ, что
иногда другой, въ случаѣ противорѣчія съ нимъ, ему уступаетъ.
Извѣстно, что обыкновенно гласная е въ замкнутомъ слогѣ передъ
мягкимъ звукомъ не произносится какъ ё (наприм. елъ, a не ёль)\ но
если ей придется стоять передъ звукомъ, умягченнымъ по означен-
ному закону, то такое произношеніе допускается, наприм. въ словахъ:
сплетни, переплетчикъ, клеенчатый, которыя обыкновенно произносятся:
сплётьни, переплётьчикъ, клеёньчатый. Первыя два слова слышатся
иногда, впрочемъ гораздо рѣже, и въ такомъ видѣ: спле́тьни, пе-
репле́тьчикъ, но умягченіе т передъ н и ч все же остается въ своей
силѣ.
Наконецъ возвратимся къ тому значенію, какое звукъ е имѣетъ,
какъ нами показано прежде, при умягченіи слѣдующихъ за нимъ
согласныхъ. Мы видѣли, что буквы р, н, д, m, a также и губныя
принимаютъ въ извѣстныхъ случаяхъ такое умягченіе только тогда,
когда имъ предшествуетъ гласная е или ѣ. Наприм. ь слышится въ
серединѣ словъ стебль (бьль), вѣтви (тьви), гребля (бьля), но не слы-
шится послѣ тѣхъ же согласныхъ въ корабль, жатвѣ, грабли. Эта
особенность буквъ е, ѣ находится въ тѣсной связи съ ихъ свойствомъ
сообразоваться въ произношеніи съ слѣдующимъ за ними звукомъ.
Такимъ образомъ мягкій выговоръ промежуточной согласной часто
опредѣляется совокупнымъ дѣйствіемъ предшествующаго е и послѣ-
дующей согласной. Этимъ окончательно опровергается упомянутое
выше положеніе г. Бэтлинга, будто двоякое произношеніе, приписанное
мною буквамъ е, ѣ, э, наравнѣ съ ними свойственно и всѣмъ прочимъ
гласнымъ. Если бъ такъ было дѣйствительно, то другія гласныя раз-
дѣляли бы также вліяніе звука s на умягченіе одной согласной передъ
[334] другою. Если бы a могло получить болѣе мягкій звукъ передъ ль,
нежели передъ лъ, то въ словѣ корабль б произносилось бы съ такимъ
же умягченіемъ, какъ въ словѣ стебль, между тѣмъ мы видимъ, что
въ первомъ изъ этихъ двухъ именъ б вовсе не подчиняется вліянію
послѣдующаго ль, которому по тому самому такъ трудно удержаться,
что оно въ произношеніи охотно скрывается, и тогда б, какъ послѣдняя
буква, принимаетъ звукъ п. Сло́ва стебль, напротивъ, никто не произ-
несетъ степъ.
Удерживаясь отъ дальнѣйшихъ подробностей по предмету нашего
разсмотрѣнія, будемъ довольствоваться и тѣмъ, если намъ удалось
указать въ системѣ русскихъ звуковъ нѣкоторые общіе законы, которые
до сихъ поръ еще не были изслѣдованы.

ЗАМѢТКИ О СУЩНОСТИ НѢКОТОРЫХЪ ЗВУКОВЪ РУССКАГО
ЯЗЫКА.
1878 г.
[335] Фонетика, опирающаяся на физіологію звуковъ, есть вообще
отрасль науки, еще мало разработанная; тѣмъ болѣе нова она въ области
славянскихъ языковъ. Въ своихъ Спорныхъ вопросахъ русскаго право-
писанія я старался поставить русскую фонетику на это единственно
надежное основаніе и показать, ка́къ не вполнѣ правильное пониманіе
сущности звуковъ языка приводило даже нѣкоторыхъ изъ лучшихъ
филологовъ къ разнымъ недоразумѣніямъ. Германскіе ученые хотя
ранѣе насъ сознали необходимость обозначенной мною точки зрѣнія
и примѣняли физіологическій методъ отчасти и къ славянскимъ язы-
камъ, но по недостатку практическаго съ ними знакомства, изучая
ихъ звуки главнымъ образомъ по книгамъ, впадали въ ошибки дру-
гого рода. Мы, русскіе, обладая однимъ изъ богатѣйшихъ по звукамъ
языковъ и пріобрѣтая съ дѣтства навыкъ въ иностранной рѣчи, или
по крайней мѣрѣ слыша ее вокругъ себя, имѣемъ въ этомъ отношеніи
значительное передъ другими европейцами преимущество; но автори-
тетъ, какимъ пользуется y насъ западная наука, былъ причиною, что
иногда наши ученые, принявъ безъ надлежащей критики положенія
нѣмцевъ по нашей фонетикѣ, повторяли и до сихъ поръ повторяютъ
въ своихъ сочиненіяхъ нѣкоторые ихъ ошибочные взгляды. Такова
между прочимъ ихъ теорія о согласной натурѣ звука й, теорія, на
основаніи которой они принимаютъ начертанія: бойъ> гнойъ и т. п.
Изъ словъ Шлейхера Kirchensl. Formenlehre, стр. 85, видно, что
главнымъ основаніемъ этихъ искусственныхъ формулъ служатъ косвен-
ные падежи (бой-а, бой-у и т. д.) и что слѣдовательно [336] ъ въ имени-
тельномъ придуманъ для симметріи. Еслибъ послѣдователи этой орѳо-
графіи пристальнѣе обратили вниманіе на сущность звуковъ, на фи-
зіологическую сторону дѣла, то можетъ быть убѣдились бы въ невоз-
можности предполагать послѣ й въ древнемъ произношеніи гласный
пазвукъ, т. е. нѣчто похожее на о или у. Иначе почему же тогдашніе
писцы не стали бы означать на письмѣ этого добавочнаго звука, ко-
торый они ставили во всѣхъ другихъ случаяхъ? Нѣтъ сомнѣнія, что

первоначальное правописаніе было чисто-фонетическое. Итакъ, причина
того, что послѣ й не ставили. ера, была конечно попросту та, что его
и не слышали. Въ доказательство того, что формула бой-ъ не заклю-
чаетъ въ себѣ ничего противнаго древне-славянской фонетикѣ, при-
водятъ только одно: „й есть согласный звукъ", но спрашивается изъ
чего же это видно? Займемся этимъ вопросомъ.
Физіологическое различіе между гласными и согласными заклю-
чается существенно въ томъ, что при произнесеніи первыхъ устный
проходъ остается болѣе или менѣе открытымъ, для артикуляціи же
послѣднихъ двѣ части рта образуютъ между собой затворъ или по
крайней мѣрѣ тѣсненіе. Замѣчается ля такая разница при произно-
шеніи и и и? Если станемъ произносить и не переводя дыханія, такъ
чтобы онъ звучалъ нѣсколько времени непрерывно, a потомъ вДругъ
перейдемъ къ другой гласной, напр. къ a или о, то непосредственно
передъ нею и (і) непремѣнно обратится въ й, въ положеніи же орга-
новъ рѣчи при этомъ не произойдетъ никакой перемѣны. Только въ
томъ случаѣ, если непосредственно послѣ й (j) надо будетъ опять
произнести и (і), какъ напр. въ англ. словѣ year или въ русскомъ
ихъ, имъ, ручьи, то нельзя отрицать, что при переходѣ и въ й (кото-
рое y насъ тутъ не пишется) языкъ нѣсколько приближается къ нёбу,
ибо иначе этотъ переходъ былъ бы невозможенъ во всѣхъ же дру-
гихъ случаяхъ всю разницу въ произношеніи обоихъ звуковъ соста-
вляетъ [337] только бо́льшая или меньшая продолжительность того и
другого, такъ что й несомнѣнно оказывается полугласнымъ.
Еще явственнѣе обнаруживается это, если взять слово, оканчи-
вающееся на й (напр. край) и продолжать произносить послѣдній
звукъ, который при этомъ сейчасъ обращается въ чистое и: звуковое
различіе между край и крагі заключается единственно въ томъ, что
первое слово односложно, a второе состоитъ изъ двухъ слоговъ. Въ
слогѣ ай, какъ и во всякомъ другомъ дифтонгѣ, обѣ составныя части
сохраняютъ свою первоначальную натуру. Чтобы доказать противное,
къ и приравниваютъ звукъ в; но это невѣрно, ибо въ составѣ ди-
фтонга звуку й соотвѣтствуетъ не e, a y: если вмѣсто й поставимъ y
рядомъ съ другимъ гласнымъ и соединимъ оба звука въ одинъ слогъ,
то пря этомъ y не сдѣлается согласнымъ, a сохранитъ свою гласную
. натуру и по краткости своей будетъ признанъ за полугласный, напр.
въ англ. we, were, word 2), или how, now; въ нѣм. bau, lau. Въ соб-
1) Въ этомъ случаѣ можно согласиться, что звукъ и становится дѣйствительно
йотомъ (j) и принимаетъ натуру согласнаго.
2) Въ нѣкоторыхъ англійскихъ» словахъ начальное w звучитъ не какъ чистое у:
передъ этимъ звукомъ слышится еще какъ будто нѣчто среднее между y и в, но
всетаки еще не б, т. е. не согласный звукъ, хотя суженіе губного отверстія и нѣ-
сколько болѣе, нежели при образованіи у.

ственно-русскихъ словахъ y никогда не является полугласнымъ члё-
номъ дифтонга, и при сложеніи двухъ словъ въ одно (за-утра), гдѣ
бы онъ могъ играть эту роль, отверждается въ в; то же бываетъ въ
нѣкоторыхъ чужеязычныхъ словахъ, каковы напр. авторъ, аврора,
евангеліе; но въ другихъ, заимствованныхъ изъ нѣмецкаго, напр. гаупт-
вахта, цейхгаузъ, шлагбаумъ, y и y насъ остается полугласнымъ, и
русскіе прекрасно справляются съ произношеніемъ дифтонга ау. Въ
русскихъ же по происхожденію словахъ, изъ всѣхъ гласныхъ только
и можетъ сокращаться въ полугласный для образованія дифтонга, при
чемъ вторымъ членомъ можетъ служить каждый изъ прочихъ гласныхъ
нашихъ, т. е. мы имѣемъ дифтонги: йа (я), йэ (е, ѣ), йо (ё), йу (ю)
и ай, эй, ой, уй х).
[338] Къ недоразумѣнію относительно натуры й способствовали два
обстоятельства:
1) Не всегда точная и послѣдовательная орѳографія, какъ напр.
въ нѣмецкомъ языкѣ, гдѣ разсматриваемый звукъ изображается то
чрезъ j, то чрезъ і, a прежде означаемъ былъ и чрезъ у, напр, jähr,
jung, bei, ein, zwey, seyn. Bo всѣхъ этихъ и подобныхъ словахъ сла-
бѣйшій звукъ дифтонга — одинъ и тотъ же, соотвѣтствующій русскому
й, a едва ли кто захочетъ утверждать, что буква і въ ein, dein и
проч. есть согласная. Такъ же непослѣдовательны и русскіе, когда
они перваго звука своихъ дифтонговъ йа, йэ, йо, йу совсѣмъ не пи-
шутъ, превращая древнія га, і£ въ я, е, и вмѣсто йо, йу начертывая
е, 70, отчего многіе и не сознаютъ присутствія полугласнаго й въ этихъ
начертаніяхъ. Только въ иностранныхъ словахъ начали въ новѣйшее
время употреблять й въ началѣ и въ срединѣ словъ (йоркъ, майоръ);
но во множествѣ случаевъ пишутъ еще по старому і вмѣсто й, напр.
Іорданъ, или даже ставятъ лишнее і передъ буквою, которая уже
сама по себѣ образуетъ дифтонгъ: Іерусалимъ, іюнь, іюль. Одни англи-
чане и шведы остаются вѣрны себѣ въ означеніи краткаго і: первые
всегда употребляютъ на то y (whye), a послѣдніе j; англичане пи-
шутъ: yes, yacht, your; boy, eye; шведы: ja, jul, hjerta, nej, koja, olja,
familj.
2) Для образованія слога слабѣйшій членъ дифтонга дѣйстви-
тельно получаетъ значеніе (функцію) согласнаго, . играетъ ролъ его,
почему древніе грамматики и дали йотѣ названіе і consonans (или
і consona), но по натурѣ своей этотъ звукъ, какъ было показано,
остается гласнымъ.
У Нѣмцевъ jot все еще составляетъ камень преткновенія фонетики.
Большая часть. филологовъ ихъ считаетъ его, вслѣдствіе сейчасъ
г) Излишне было бы останавливаться здѣсь на томъ, что звуки яй, ей, юй,
собственно говоря, трифтоніи, почему о нихъ здѣсь и не упоминается;

объясненнаго обстоятельства, согласнымъ звукомъ; но въ словаряхъ
Гримма и Вейганда онъ принимается за полугласный; Лепсіусъ раз-
сматриваетъ его въ разрядѣ согласныхъ, но называетъ его полуглас-
нымъ *). Брюкке, пріобрѣтшій сильный [339] авторитетъ въ физіологіи
звуковъ, въ отношеніи къ jot впалъ въ странное недоразумѣніе н,
утративъ свою обычную проницательность, утверждаетъ (Grundzüge, 2-е
изд., 91), что при произнесеніи jot не пропадаетъ гласный і, но слы-
шится одновременно и онъ и согласный jot. Ha несообразность этого
мнѣнія я обратилъ уже вниманіе въ Филологическихъ Разысканіяхъ
(т. ІІ2и3, стр. 30). Недавно въ такомъ же смыслѣ отозвался объ этомъ
взглядѣ г. Крейтеръ (Kräuter) въ приложеніи къ своему изслѣдованію
Zur Lautverschiebung (См. стр. 115). Какъ г. Крейтеръ, такъ и вы-
ступившій ранѣе его г. Сиверсъ (послѣдній въ сочиненіи Die Grundzüge
der Lautphysiologie) значительно содѣйствовали къ разъясненію спор-
наго вопроса о натурѣ звука jot, и я считаю полезнымъ представить
здѣсь нѣсколько выписокъ изъ ихъ замѣчаній по этому предмету. Г.
Сиверсъ различаетъ два звука jot, изъ которыхъ одинъ, по его мнѣнію,
согласный, a другой полугласный. О первомъ онъ говоритъ (стр. 33):
„Если во время образованія і усилить выдыхательное давленіе, не
измѣняя гортанной артикуляціи, то постепенно производится про-
точный звукъ j, какъ его произносятъ въ сѣверной Германіи". Далѣе
(стр. 73) авторъ распространяетъ качество спиранта j и на среднюю
Германію и прибавляетъ: „необходимо отличать его отъ полугласнаго
і, который часто встрѣчается, напр., въ южной Германіи". Такъ кавъ
полугласный большею частью является въ дифтонгахъ, то* посмотримъ
напередъ, какъ г. Сиверсъ понимаетъ подобную звуковую группу.
„Подъ дифтонгомъ, говоритъ онъ (стр. 86), разумѣютъ сочетаніе двухъ,
однимъ и тѣмъ же выдыхательнымъ толчкомъ производимыхъ, т. е.
образующихъ одинъ лишь слогъ, простыхъ, обыкновенно краткихъ
гласныхъ, изъ коихъ первый носитъ болѣе сильный акцентъ". Гласный,
который по отсутствію на немъ акцента ослабѣлъ до функціи соглас-
наго, признается г. Сиверсомъ за полугласный, но вмѣстѣ съ тѣмъ при
этомъ замѣчено, что такая смѣна функцій случается только передъ
гласнымъ, имѣющимъ болѣе сильное удареніе. „Поэтому, прибавляетъ
г. Сиверсъ (стр. 88), можно, согласно съ нашимъ опредѣленіемъ ди-
фтонговъ, сказать также, [340] что полугласный происходитъ при соеди-
неніи двухъ гласныхъ, изъ которыхъ второй носитъ удареніе". Сознаюсь,
однакожъ, что мнѣ непонятно, почему послѣдующій гласный не мо-
жетъ, наравнѣ съ предшествующимъ, исполнять роль согласнаго: мнѣ
напротивъ кажется, что въ обоихъ случаяхъ, т. е., что какъ въ je
(йэ), такъ и въ ej (эй) звукъ jot (й) по своей природѣ остается глас-
1) Das allgemeine linguistische Alphabet, стр. 29.

нымъ, но имѣетъ функцію согласнаго. Весьма справедлива замѣчаетъ
въ этомъ отношеніи г. Крейтеръ (стр. 117): Прежде всего предосуди-
теленъ произволъ, съ которымъ сочетанія ai, оі, au и т. д. разсма-
триваются совершенно иначе, нежели іа, io, ua и т. д.; это то жё
самое, что, напр., смотрѣть на 1 въ al не такъ, какъ въ 1а". Для
краткости не продолжаю этой выписки, но всякому, интересую-
щемуся занимающими насъ вопросами, совѣтую прочесть и слѣ-
дующія за симъ страницы небольшой книги г. Крейтера. Вниманія
заслуживаетъ и то, что́ гораздо ранѣе его сказалъ г. Таузингъ въ
дѣльномъ своемъ сочиненіи: „Das natürliche Lautsystem" (стр. 90 и
сл.): онъ очень основательно принимаетъ два вида дифтонговъ, смотря
по тому, имѣютъ ли они нисходящій характеръ (какъ въ нѣмец. Haus,
heiss), или восходящій (какъ во фран. roi, lui). Ho замѣчательно, что,
несмотря на это вѣрное пониманіе дѣла, и г. Таузингъ не замѣчаетъ
двугласности слоговъ ja, je и т. п., и вслѣдствіе того равнымъ обра-
зомъ видитъ въ jot согласный по его натурѣ. Между тѣмъ отъ этого
изслѣдователя можно было бы ожидать болѣе проницательнаго взгляда,
такъ какъ онъ нѣсколько далѣе вполнѣ правильно разсуждаетъ: „Если
возлѣ гласнаго, образующаго слогъ, дать мѣсто еще другому гласному,
то этотъ послѣдній въ силѣ и продолжительности тона долженъ осла-
бѣть до степени согласнаго, будетъ ли онъ принадлежать къ тому или
другому разряду звуковъ" (т. е. хотя бы онъ по своей природѣ оста-
вался гласнымъ).
Къ выпискамъ, дающимъ понятіе о выводахъ г. Сиверса, прибавлю
еще слѣдующее его замѣчаніе: „Co спирантами j и w, которые часто
отъ болѣе сильныхъ суженій (въ устномъ каналѣ) развиваются изъ і
и у, не должно смѣшивать этихъ послѣднихъ" [341] (Grundzüge, стр. 89),
Но г. Крейтеръ, съ своей стороны, говоритъ (Lautverschiebung, 149у
150): ;;Нигдѣ въ Германіи я не слышалъ, чтобы j произносили не
какъ полугласное і; люди, утверждающіе, что j другой звукъ чѣмъ і.
приводятъ въ подкрѣпленіе этого только такіе доводы, которые пока-
зываютъ, что j Mitlauter (созвучникъ), a не Selbstlauter (самогласъ)".
Чтобы понять эти слова въ настоящемъ ихъ смыслѣ, надобно знать
различіе, установляемое г. Крейтеромъ между названіями Mitlauter и
Consonant (созвучащій и согласный) и явствующее уже изъ заглавія
статьи, приложенной къ книгѣ его, именно: „Vokalische Mitlauter und
Konsonantische Selbstlauter" (гласные созвучники и согласные само-
гласы). Съ его точки .зрѣнія (стр. 113) терминъ „Konsonant" (σύμφωνον)
обозначаетъ не натуру звуковъ, a способъ ихъ употребленія въ языкѣ,
слѣдовательно основывается на совершенно другомъ началѣ дѣленія,
нежели „Vokal". „Названіе Konsonant, продолжаетъ OHÏI, придали
подлежащимъ звукамъ, потому что они y грековъ одни, сами по себѣ,
не служатъ къ образованію слога, но всегда являются въ немъ только

спутниками другихъ звуковъ. Та.же наклонность обращать вниманіе
болѣе на роль, какую звукъ играетъ въ языкѣ, нежели на существо
его, обнаруживается позднѣе и y Римлянъ". Для бо́льшаго еще разъ-
ясненія дѣла, г. Крейтеръ замѣчаетъ: „Когда симитскіе грамматики
разсматриваютъ двугласные (Doppellaute), какъ сочетаніе гласныхъ и
согласныхъ, то это по формѣ выраженія конечно неправильно потому
что і и y нисколько не измѣняетъ своего звука,. своей физіологиче-
ской натуры, слѣдовательно, считаются гласными; но по смыслу это
совершенно вѣрно, ибо подъ согласнымъ тутъ разумѣется не что иное,
какъ то же самое, что́ я называю Mitlauter (созвучникомъ)". Нако-
нецъ, г. Крейтеръ справедливо вызываетъ (стр. 119) одного рецен-
зента разъяснить, въ чемъ же заключается разница между такъ на-
зываемымъ двугласнымъ ai и слогомъ äj, въ которомъ j будто бы
выговаривается какимъ-то особеннымъ, нѣмецкимъ способомъ. Обычное
выраженіе: J вокализируется", когда оно должно означать различіе
между aj я [342] односложнымъ ai, изобличаетъ жалкую зависимость отъ
правописанія". Сказанное г. Крейтеромъ на той же страницѣ, что
„славяне въ своихъ ои, аи, еи, уи и т. д. видятъ совершенно то же,
что въ ой, ай, ей, уй и т. д." сохраняетъ свою вѣрность и въ обрат-
номъ смыслѣ, т. е.: ой, ай, ей, уй значатъ то же, что он, аи, еи, уи,
съ тою только разницею, что первый способъ начертанія указываетъ
на возможно краткую продолжительность звука и, который точно такъ
же произносится въ нѣмецкихъ словахъ ei, sei, hai, ein, sein, hain, не
будучи на письмѣ отличаемъ отъ полнаго и. Но что въ такихъ слу-
чаяхъ славянское й совершенно тожественно съ нѣмецкимъ i, что,
слѣдовательно, нѣтъ никакого основанія предполагать за нимъ въ
концѣ слова (даже и въ древнемъ языкѣ) еще какой-то пазвукъ и
означать этотъ послѣдній на письмѣ еромъ, этого конечно не станетъ
отрицать ни одинъ безпристрастный читатель.
Правильный взглядъ на й находится въ тѣсной связн съ истин-
нымъ пониманіемъ тѣхъ двухъ звуковыхъ оттѣнковъ, которые озна-
чаются еромъ и еремъ и противоположность которыхъ проходитъ че-
резъ всю систему русскихъ звуковъ, составляя исконную особенность
славянскихъ языковъ. Такъ какъ отмѣчаемый этими полугласными
выговоръ почти безслѣдно исчезъ въ большей части названныхъ язы-
ковъ, то естественно, что западному европейцу чрезвычайно трудно
составить себѣ ясное понятіё о сущности этихъ двухъ звуковъ. Мы
лишь приблизительно можемъ уразумѣть древнее значеніе обѣихъ
полугласныхъ въ серединѣ словъ, имѣя въ виду неопредѣленный звукъ
англичанъ (напр. въ but), французское е muet или произношеніе y
чеховъ и сербовъ нѣкоторыхъ слоговъ, которые пишутся безъ глас-
ныхъ. Но значеніе ера и еря, какъ двоякаго пазвука при согласныхъ,
сохранилось въ русскомъ языкѣ: въ каждомъ изъ этихъ двухъ полу-

гласныхъ слышится какъ бы приступъ къ произношенію либо широ-
каго гласнаго (a, о, у), либо тонкаго (э, и) 1). Отличаемая [343] знаками
ъ и ь артикуляція согласныхъ зависитъ отъ особеннаго выговора
русскихъ гласныхъ, значительно отступающаго отъ произношенія тѣхъ
же звуковъ y западныхъ европейцевъ. Такъ напр. наши слоги ра,
ро, ру, ре, ри звучатъ совсѣмъ не такъ, какъ французскіе или нѣ-
мецкіе ra, ro, ru, re, ri; та же разница замѣчается и при измѣненномъ
порядкѣ звуковъ (ар, ор, ур и т. д.). Если возьмемъ въ этихъ трехъ
языкахъ нѣсколько словъ, повидимому, составленныхъ изъ тѣхъ же
звуковъ, напр. нѣмецкія koth, pott, rad, rath, nie; французскія: côte,
cotte, rate, nid и русскія: котъ, потъ, радъ, ни; то найдемъ, что два
первые ряда словъ почти однозвучны, послѣдній же звучитъ совер-
шенно иначе. Всего поразительнѣе эта разница при л, но она ощути-
тельна и при всякой другой согласной, и происходитъ отъ того, что
мы отличаемся отъ прочихъ европейскихъ народовъ какъ самымъ
растворомъ рта и движеніемъ органовъ рѣчи, которые точнѣе опре-
дѣлить могутъ лишь физіологи, такъ и большею силой выдыханія.
Обстоятельство, что ъ и ь никогда не являлись въ началѣ слога,
указываетъ на то, что они всегда служили только вспомогательными
звуками при согласныхъ, опорою ихъ, хотя можетъ быть нѣкогда и
подходили ближе къ-полнымъ гласнымъ.
Нѣкоторые изслѣдователи, считающіе и й и ь за сокращенное і
(Шлейхеръ, Ksl. Form. стр. 9 и 157), не обращаютъ [344] вниманія на
различную продолжительность и разное значеніе этихъ двухъ крат-
костей и употребляютъ одинакую транскрипцію, напр., для словъ:
краϳъ и конϳъ. Они не замѣчаютъ, что ь есть низшая степень сокра-
щенія и, что й есть, такъ-сказать, удлиненіе еря или, наоборотъ, ь есть
укороченный й 2). Оттуда превратное мнѣніе, будто отонченныя со-
1) У насъ по большей части представляютъ себѣ букву э какъ представитель-
ницу широкаго звука, что выражается особенно въ томъ, что въ заимствованныхъ
изъ иностранныхъ языковъ именахъ ее употребляютъ послѣ согласной не иначе, какъ
для замѣщенія франц. è, ê или ais, нѣмецк. ä и т. п., напр., тэма, мэръ, Раблэ,
Бэръ, но при этомъ теряютъ изъ виду, что въ русскомъ языкѣ буква э, такъ же, какъ
и е, гъ, означаетъ двоякій звукъ, какъ легко замѣтитъ всякій одаренный не слишкомъ
грубымъ слухомъ, при сравненіи напр. словъ э-ти и э-та, э-рикъ и э-ра. Такъ какъ
всякая согласная можетъ имѣть y насъ только двоякій звукъ, т. е. одинъ, означаемый
еромъ, и другой еремъ, то очень не трудно убѣдиться, какова гласная, т. е. широ-
кая ли она, или тонкая; для этого сто́итъ только приставить ее къ согласной и по-
смотрѣть, какъ произнесется эта послѣдняя—съ еромъ или съ еремъ\ напр., въ сло-
вахъ Раблэ, атлэтъ л, несмотря на видимую широкость гласной э, будетъ произне-
сенъ какъ ль, a не какъ лъ; слѣдов., э есть гласная тонкая или, если вы предпочи-
таете болѣе употребительный терминъ,—мягкая гласная. Не говорю уже о томъ слу-
чаѣ, когда э и безъ того представляетъ француз. é или нѣмецкій сжатый звукъ е,
напр., въ именахъ Эмилія, поэзія.
2) Даже Востоковъ впалъ, въ одномъ мѣстѣ своихъ изслѣдованій, въ этотъ про-
махъ, сказавъ, что ь и й одно и то же (См. его Филолог. Наблюденія, стр. 18).

гласныя (бь, въ и проч.) составляютъ „mouillirte Laute" или „согласные
дифтонги". Первое выраженіе примѣнилъ къ этимъ славянскимъ зву-
камъ Брюкке (Gfundzüge 1, стр. 98), второе находимъ y Шлейхера
(Ksl. FL, стр. 34). Ha невѣрность теоріи Брюкке я указалъ уже прежде1);
такъ какъ y Французовъ 1 и n mouillés слышатся каждый какъ два
звука (lj, nj), тогда какъ въ нашихъ ль, мь, нь и т. д. тонкій пазвукъ
совершенно сливается съ согласною въ одинъ звукъ, изъ котораго
никакъ нельзя выдѣлить jot. Впрочемъ, говоря объ этомъ предметѣ,
я тѣмъ болѣе могу быть краткимъ, что уже г. Сиверсъ (Grundzüge,
стр. 105) выяснилъ его и справедливо назвалъ русскій ъ редуциро-
ваннымъ йотомъ. Смѣшеніе jot съ еремъ повторяется и y г. Лескина:
по его мнѣнію, ль, рь, нь, пишется вмѣсто л]ь, pjb, HJL И по-настоя-
щему й должно быть всегда читаемо какъ jï (т. е. jb) 2). Но дѣло
въ томъ, что такія слова, какъ, напр., голубь, червь, лебедъ, князь,
гость вовсе не имѣютъ j въ концѣ, ибо иначе предшествующіе ерю
согласные б, в, д, з, т непремѣнно умягчились бы въ бл, вл, ж или
жд, ч или щ, какъ это дѣйствительно произошло въ другомъ разрядѣ
словъ, именно въ такихъ словахъ, какъ корабль, журавль, ложъ, вождь,
кличь, плащъ, которыхъ первоначальную форму можно представить
себѣ такъ: корабьй, журавьй, логьй, водьй и т. д., т. е. въ послѣд-
немъ рядѣ словъ смягченіе было двойное и оттого произошло измѣ-
неніе согласныхъ въ ихъ окончаніяхъ; ясно, что здѣсь [345] j (й) дѣй-
ствительно имѣлъ физіологическое значеніе 3). Въ первомъ ряду, напро-
тивъ, не видно ничего подобнаго, и нельзя не признать мнѣніе о
присутствіи въ этихъ словахъ йота лишеннымъ основанія. Только при
переходѣ звука въ другой можно сказать, что ему предшествовало
то, что Нѣмцы называютъ Mouillirung. Что касается начертанія jb
(ji), то оно представляетъ еще и тотъ абсурдъ, что, если въ самомъ
дѣлѣ ь значитъ jb, то произойдутъ слѣдующія, до безконечности
ПрОСТИраЮЩІЯСЯ формуЛЫ:. KOHb = KOHJb = KOHJjb = KOHJjjb и т. д.
Ничѣмъ инымъ, какъ такимъ же смѣшеніемъ еря съ йотомъ, можно
объяснить, какъ могъ такой геніальный филологъ, какъ Шлейхеръ, не
оцѣнить вѣрности различія, указаннаго Миклошичемъ между произно-
шеніемъ е, ё, я, ю въ началѣ слога (praejotirte Laute) и произноше-
ніемъ этихъ же буквъ послѣ согласныхъ (praejerirte Laute): увлечен-
J) Филол. Разыск. т. II2, стр. 24; въ 3 изд., стр. 30.
2) Handbuch der altbulg. Sprache, стр. 15; также Die Declination im Slavisch-
Litauischen und Germanischen (Leipzig 1876), стр. 9, 10, 84 и проч.
3) Присутствіе й при двойномъ, или полномъ умягченіи звуковъ очевидно осо-
бенно въ звукахъ губного органа: л послѣ б, п, в, м естъ не что иное, какъ за-
мѣна йота, который и въ другихъ языкахъ легко подвергается такимъ превращеніямъ
или становится на мѣсто другихъ звуковъ. Ср. итал. pianto, piegare, bianco, fiamma
съ франц. plante, plier, blanc, flamme.

ный своею теоріею цетацизма, онъ въ своей грамматикѣ цсл. языка
(стр. 84) рѣшительно высказался противъ этого взгляда.
Но и г. Миклошичъ, кажется, не совсѣмъ правъ, находя,что мои,
твои, краи, въ древнихъ памятникахъ должны быть всегда произно-
симы какъ моји, твоји, краји. Въ общеупотребительномъ русскомъ
языкѣ не слышно въ такихъ словахъ йота, и нѣтъ основанія пред-
полагать этотъ звукъ и въ древней ихъ формѣ, такъ какъ правопи-
саніе не додаетъ къ тому повода. Русскіе (оставляю въ сторонѣ воз-
можныя различія въ діалектическихъ говорахъ) выговариваютъ и за
ии только въ личномъ мѣстоименіи: ихъ, имъ, ими и въ такихъ слу-
чаяхъ, какъ: чьи, соловьи, Натальи. Востоковъ замѣчаетъ: „Надъ и
древніе писцы не ставили знака краткости, a писали равно именит.
ед. и именит. множ. мои, твои, свои; однакожъ вѣроятно произносили
въ первомъ случаѣ мой, твой, [346] свой, a во второмъ мои, твои и
пр., какъ и въ нынѣшнемъ языкѣ". (Фил. Набл., стр. 21).
Показавъ отношеніе между й и ъ, перейду теперь къ еру. Прежде
всего надобно замѣтить, что произношеніе согласныхъ, сопровождае-
мыхъ этимъ звуковымъ элементомъ (отмѣчается ли оно, или нѣтъ на
письмѣ), напрасно оставляется изслѣдователями безъ вниманія и они
занимаются только еремъ. Выше уже, при общемъ разсмотрѣніи обѣихъ
полугласныхъ, я замѣтилъ, что по причинѣ элемента ъ y насъ звуки,
какъ согласные, такъ и гласные, слышатся совсѣмъ иначе, нежели въ
западно-европейскихъ языкахъ. Г. Миклошичъ полагаетъ (Lautl. стр.
379), что пъ въ произношеніи безслѣдно исчезаетъ, такъ какъ пред-
шествующій ему согласный сохраняетъ свой звукъ". Это выраженіе
не только не точно, такъ какъ здѣсь ъ трактуется лишь какъ знавъ,
a не какъ звуковой элементъ, но и не совсѣмъ отвѣчаетъ истинѣ:
ибо каждый отмѣченный еромъ согласный имѣетъ именно тотъ звукъ,
который онъ можетъ имѣть передъ широкими гласными или передъ
приступомъ въ ихъ произношенію. Что значатъ слова: согласная со-
храняетъ свой звукъ? Ей свойственны два звука, смотря по тому,
который изъ двухъ элементовъ въ данномъ случаѣ дѣйствуетъ. Что
ъ въ произношеніи безслѣдно не исчезаетъ, видно изъ того, что если
непосредственно за словомъ, кончающимся на ъ, произнести другое,
начинающееся съ и, то этотъ послѣдній звукъ превращается въ ы,
напр. идетъ изъ звучитъ какъ идетызъ, зналъ имя какъ зналымя. Всего
яснѣе это обнаруживается при предлогахъ въ, съ, объ, подъ и др.,
ибо подъ именемъ, напр., слышится подыменемъ, что́ особенно наглядна
является въ сложныхъ словахъ, гдѣ ы даже и пишется, напр. въ
обыскъ, предыдущій, сызнова. Широкое произношеніе и послѣ ъ есть
физіологическая необходимость. Поэтому-то для западнаго европейца
такъ же трудно усвоить себѣ настоящее произношеніе ы, какъ и зву-
ковой элементъ ъ: еслибъ было справедливо (какъ часто утверждаютъ),

что русскія согласныя, отмѣченныя еромъ, звучатъ точно такъ же,
какъ согласныя другихъ европейскихъ языковъ, то [347] нѣмцу было бы
столь же естественно звукъ и послѣдующаго слова произносить кавъ
м, и „er ist" слышалось бы какъ: эрыстъ.
Подобно еру, и еры составляетъ для большей части германскихъ
филологовъ звукъ неразгаданный. Г. Миклошичъ полагаетъ, что ы въ
древне-славянскомъ всегда было двугласнымъ (Lautl. стр. 112) и что
въ односложныхъ русскихъ словахъ онъ звучитъ какъ ый (тамъ же,
стр. 382). Послѣднее мнѣніе лишено всякаго основанія, a что касается
перваго, едва ли можно сомнѣваться, что ы было y славянскихъ на-
родовъ однимъ изъ ИСКОННЫХЪ звуковъ, такъ какъ оно въ тѣсной
связи съ еромъ: если этотъ послѣдній никогда не былъ яснымъ, пол-
нымъ гласнымъ (что́ признано почти всѣми), то ъи должно было есте-
ственно звучать простою гласной. Поэтому Шлейхеръ совершенно
правъ, ограничивая двугласность ера двумя случаями (Ksi. Formenl.,
стр. 60). Ho о произношеніи еры и онъ повидимому не имѣлъ яснаго
понятія, приравнивая его не разъ въ нѣмецкому ü. Такъ въ „Тран-
скрипціи кириллицы" (Beiträge I, стр. 31) онъ говоритъ объ этомъ:
„можетъ быть, надо произносить его какъ üj, какъ оно и пишется въ
кириллицѣ (ы), a можетъ быть и какъ нѣмецкое ü". Ho что сказалъ
бы нѣмецъ, еслибъ онъ изъ устъ русскаго услышалъ свое слово müh,
выговореннымъ какъ мы?" Сто́итъ только обратить вниманіе на раз-
личное положеніе рта при произношеніи этихъ двухъ звуковыхъ ком-
плексовъ, чтобы убѣдиться, какъ неудачно такое сравненіе.
Г-ну Брюкке (Grundzüge *, стр. 30) въ еры также слышится не
вполнѣ образованный звукъ и*. Правильное пониманіе звука ы нахо-
димъ мы только y г. Лепсіуса: онъ признаетъ, что ы дѣйствительно
какъ ü представляетъ сліяніе y съ і, но вмѣстѣ съ тѣмъ остроумно
разъясняетъ разницу между ü и ы. Вся теорія его объ этомъ послѣд-
немъ звукѣ такъ интересна, что я считаю полезнымъ привести ее
цѣликомъ: „Гласная е, говоритъ онъ, не столько занимаетъ середину
между a и і, сколько U между y и і; ибо движеніе отъ a въ і есть
простое, равно устремленное въ одному пункту; движеніе же отъ y
въ і, или обратно, есть двойное, [348] обоюдно перебивающееся. Если
сравнимъ, какъ образуются і и у, то увидимъ, что при образованіи y
губы кругло протягиваются впередъ, языкъ же отдергивается на са-
мого себя, такъ что въ передней части рта образуется пустое про-
странство, котораго діаметръ больше, нежели входъ и выходъ его, и
отъ резонанса котораго происходитъ глухой тонъ этого звука. Для
произнесенія и дѣлятся функціи обоихъ органовъ: языкъ сохраняетъ
то же положеніе, какъ при і, губы же принимаютъ положеніе, нужное
для у. Если слѣдовательно оба эти положенія органовъ рѣчи при-
знаются равно существенными, то и дѣйствительно занимаетъ середину

между обоими. Ho вмѣстѣ съ тѣмъ очевидно, что между і и y должна
«быть еще другая середина, столь же законная. Ибо мы можемъ обра-
зовать и такой звукъ, при которомъ губы имѣютъ широкое положеніе
для і, языкъ же — укороченное положеніе для у. Этотъ звукъ не
только возможенъ, но и на самомъ дѣлѣ развитъ во многихъ языкахъ,
какъ звукъ важный и характеристическій для ихъ фонетики. Это
тотъ самый звукъ, который всего болѣе извѣстенъ изъ славянскихъ
языковъ, русское еры, называемое дебелымъ і (das harte і) и озна-
чаемое въ польскомъ чрезъ лат. у. Но этотъ звукъ, по моему мнѣнію,
.всего первобытнѣе въ татарскихъ языкахъ, какъ то въ турецкомъ,
татарскомъ, якутскомъ, гдѣ онъ составляетъ существенную принадлеж-
ность соотвѣтствія гласныхъ (Vokalharmonie) и повидимому вызванъ
главнымъ образомъ послѣдовательностію этого закона. Слѣды еры
ножно указать и въ родственныхъ съ названными дравидскихъ язы-
кахъ Индіи. Не входя здѣсь въ дальнѣйшія подробности, замѣтимъ
только, что различеніе заднихъ, низкихъ и глухихъ гласныхъ a о y
отъ переднихъ, высокихъ и звонкихъ е, о, u, і существуетъ во всѣхъ
языкахъ и обнаруживается въ разнообразныхъ явленіяхъ и вліяніяхъ.
Его значеніе особенно важно въ тѣхъ языкахъ, гдѣ, какъ въ манд-
журскомъ, монгольскомъ, калмыцкомъ, турецкомъ, якутскомъ, мадьяр-
скомъ, финскомъ, оно служитъ основаніемъ свойственнаго имъ соот-
вѣтствія гласныхъ. Такъ называемымъ дебелымъ (harten) гласнымъ ài)
y, произносимымъ съ [349] отдернутымъ назадъ языкомъ, соотвѣтствуютъ
въ томъ же порядкѣ произносимыя съ протянутымъ впередъ языкомъ
такъ называемыя мягкія (weichen) гласныя е, о, u. Четвертому
мягкому гласному і не было бы соотвѣтствующаго дебелаго, если бъ
въ правильную систему звуковъ не было принято выше описанное
ы, т. е. такое г, которое выговаривается съ отдернутымъ до нёбнаго
пункта языкомъ. Теперь другъ другу отвѣчаютъ a о y ы и е, р, u, i" х).
Сверхъ твердаго и (ы, польск. у) есть въ польскомъ еще твердое е,
которое особенно ясно слышится послѣ дебелаго л (лъ), какъ напр.
аъ leb, lecht, leb, lezka (что по-русски слѣдовало бы писать: лъэбъ,
лъэхтъ, и пр.), — звукъ, на который германскіе филологи до сихъ
норъ еще не обращали вниманія. Правда, и русскіе произносятъ его
при встрѣчѣ двухъ словъ, изъ которыхъ первое кончается еромъ, a
второе начинается съ широкаго э, какъ напр. въ словахъ: зналъ это;
но въ серединѣ словъ это э y насъ невозможно: исключая развѣ
сложныхъ, напр. двухъэтажный. Въ началѣ слова это э можетъ обра-
зоваться въ русскомъ языкѣ вообще послѣ твердыхъ согласныхъ
{отмѣченныхъ еромъ), напр. объ этомъ, съ этого, въ коихъ слоги бъэ,
*) Abhandlungen der Königl. Akademie der Wissensch, zu Berlin 1861: „Über

съэ, хъэ звучатъ совсѣмъ не такь, какъ въ такихъ сочетаніяхъ: обь
этихъ) съ этимъ, гдѣ э, несмотря на предшествующій ъ, произносится
узко, сообразно съ послѣдующимъ мягкимъ звукомъ (ти).
Это различіе основывается на законѣ, давно уже и не разъ ука-
занномъ мною, до сихъ поръ еще не всѣми признаваемомъ (см. выше,
стр. 220 и 226). Впрочемъ г. Миклошичъ (Lautl., стр. 374) уже упо-
мянулъ объ этомъ двоякомъ произношеніи звука э (е, ѣ) по наблю-
денію нашего академика Бэтлинга, который независимо отъ меня
также замѣтилъ эту разницу. Люди, еще сомнѣвающіеся въ справед-
ливости нашего наблюденія, которое подтвердить всякій не лишенный
сколько-нибудь тонкаго слуха, могутъ для повѣрки вслушаться осо-
бенно въ [350] произношеніе азбучныхъ названій еръ и е́рь. Едва ли кто,
произнеся ихъ, можетъ не замѣтить поразительной разницы въ выго-
ворѣ не только р, но и е въ томъ и въ другомъ слогѣ: для этого
сто́итъ только, произнеся е для ръ, вдругъ попробовать приложить къ
гласной звукъ рь и наоборотъ, т* е. какъ рь не придется къ è, такъ
и не придется къ é.
Ограничусь на этотъ разъ изложенными замѣчаніями. Само собою
разумѣется, что мое несогласіе съ германскими филологами по нѣко-
торымъ вопросамъ нашей фонетики нисколько не мѣшаетъ мнѣ высоко
цѣнить услуги, оказанныя ими изученію славянскихъ языковъ, въ
оживленію и успѣхамъ котораго они много содѣйствовали не только
въ западной Европѣ, но и въ самой Россіи. Не менѣе благодарности
заслуживаютъ и тѣ изслѣдователи, которые оказываютъ этому изученію
косвенную пользу трудами по физіологіи звуковъ. Изъ новыхъ дѣяте-
лей по этой части я не разъ ссылался на гг. Сиверса и Крейтера.
Книга перваго Grundzüge der Lautphysiologie явилась въ 1876 г. *)г
какъ введеніе въ библіотеку индо-европейскихъ грамматикъ, изданіе,
предпринятое въ Лейпцигѣ обществомъ ученыхъ. О сущности взгля-
довъ г. Крейтера, выступившаго съ своею Lautverschiebung годомъ
позже Сиверса, читатели могли уже судить по сдѣланнымъ мною вы-
пискамъ изъ приложенія въ этому труду.
На ряду съ германскими изслѣдователями, способствовавшими въ
недавнее время успѣхамъ физіологіи звуковъ, надо поставить молодого
шведскаго ученаго, доцента Упсальскаго университета Леффлера (L.
F. Leffler), который въ своемъ трудѣ: Nâgra ljudfysiologiska undersök-
ningar rörande konsonantljuden 2) занялся разсмотрѣніемъ двухъ во-
просовъ: 1) дѣйствительно ли артикулуется дважды согласная, удвояе-
мая на письмѣ, напримѣръ въ словѣ труппа; и 2) въ чемъ собственно
*) Вторымъ же изданіемъ въ 1881 г. подъ заглавіемъ: Grnndzüge der Phonetik. щ
2) T. е. „Нѣсколько звуко-физіологическихъ изслѣдованій относительно соглас-
ныхъ" въ Upsala-Universitets Arsskrift на 1874 годъ.

заключается [351] физіологическое различіе между такъ называемыми
твердыми (mutae tenues: п, т, в) и мягкими мгновенными звуками (mutae
»mediae: б, д, г).
Не касаясь второго вопроса, разрѣшеніе котораго представляетъ
большія трудности, я здѣсь укажу только на выводы, къ которымъ г.
Леффлеръ приходитъ по первому, и на употребленные имъ остроумные
пріемы для разрѣшенія его. Но прежде надо упомянуть о господ-
ствующемъ въ наукѣ, согласно съ заключеніемъ Брюкке, взглядѣ на
этотъ предметъ, принятомъ и мною (Филолог. Разыск., т. II2, стр. 249).
„Въ физіологическомъ смыслѣ удвоенія одного и того же согласнаго
звука въ словѣ не бываетъ, a есть только способъ произношенія его,
который на письмѣ такъ означается. Когда мы пишемъ: труппа,
матта, Мекка, то это не значитъ, что звукъ повторенной буквы
долженъ дѣйствительно быть дважды вполнѣ образованъ и произне-
сенъ: это далеко не то, что́ должно бы слышаться, если бъ мы напи-
сали: трупъ-па, матъ-та, Мекъ-ка". Цѣль двойного начертанія соглас-
ной — только показать, что при артикулованіи звука должно произойти
его удлиненіе, или, точнѣе, что раздѣленіе слога должно пасть не
между гласною и согласною (тру-па), не передъ согласною, a на самую
эту букву. При этомъ артикуляція звука, если онъ мгновенный (п, б;
т, д; к, г), раздѣляется на двѣ части: сперва органамъ дается поло-
женіе, нужное для образованія преграды, a потомъ, послѣ небольшой
паузы, преграда эта разрѣшается (труп-па); длительный же звукъ
<в ф, з с, ж ш, м н р л) просто протягивается. Г. Леффлеръ утвер-
ждаетъ, что мнѣніе Брюкке относительно мгновенныхъ согласныхъ
въ этомъ случаѣ несправедливо, что звукъ дѣйствительно удвояется,
съ тою только разницею, что сперва мы образуемъ его затворомъ, a
потомъ, во второй разъ, растворомъ, т. е. что когда мы произносимъ
напр. труп-у мат-у мек-, то хотя преграда еще не разрѣшена, одна-
кожъ звукъ уже вполнѣ образованъ. Чтобы доказать это, г. Леффлеръ
предварительно пересматриваетъ всю теорію смычныхъ звуковъ (Ver-
schlusslaute), [352] иначе мгновенныхъ, которые онъ называетъ klusela
ljud; по его опредѣленію, это такіе звуки, которые для своего образованія
требуютъ прегражденія (afspärring) воздушнаго тока совершеннымъ
затворомъ какъ носового канала (посредствомъ нёбной занавѣски),
такъ и полости рта (посредствомъ губъ или языка). Эти смычные
звуки онъ раздѣляетъ на два разряда:
1) Звуки, которые происходятъ при образованіи затвора, т. е. когда
выдыхаемый воздушный токъ преграждается закрытіемъ носового ка-
нала и полости рта: это затворные (implosiva) смычные звуки; въ ти-
пической системѣ знаковъ буквы для этихъ звуковъ должны бы
имѣть особую примѣту, напр. горизонтальную черточку съ лѣвой сто-
роны: ~~п, ~т, ~к; ~б, ~д, ~г.

2) Звуки, происходящіе, когда вогнанный въ полость рта и задер-
жанный преградою воздухъ выпускается открытіемъ загражденнаго
пути; это растворные (explosiva) смычные звуки; для отличія ихъ.
отъ предыдущихъ слѣдовало бы отмѣчать ихъ черточкою съ правой
стороны: п,~ т,~ к~~; б~ д,~~ г.~~
Эта теорія отличается отъ установленной профессоромъ Брюкке ш
принятой другими физіологами тѣмъ, что они для полнаго образо-
ванія смычного звука считаютъ оба акта необходимыми, и потому
даютъ звукамъ этого рода еще другое названіе, обнимающее какъ.
приготовительный затворъ, такъ и разрѣшеніе его, — названіе ехрlо-
sivae (взрывные). Съ перваго взгляда мнѣніе г. Леффлера предста-
вляется совершенно основательнымъ, но при ближайшей повѣркѣ его
однакожъ оказывается, что звуки п б, т д, к г, образованные только
затворомъ, напр. въ слогахъ: тру~п, а~"б, ма~~т, А~~д, Ме—к, Ба"~~г, не
могутъ считаться вполнѣ образованными пока они не опредѣлятся окон-
чательно растворомъ; безъ этого послѣдняго они такъ неясны, что
трудно и распознать ихъ по одному слуху, т. е. не слѣдя за самыми
движеніями устныхъ органовъ. Слѣдовательно нельзя не согласиться
съ г. Брюкке, что для полнаго образованія звука затворъ долженъ
быть дополненъ растворомъ, какъ видно напр. въ словахъ: трупъ,
абъ, матъ, Адъ, Мекъ, Багъ. Въ самомъ дѣлѣ, когда мы говоримъ:
[353] труп-па, аб-батъ, мат-та, Ад-да, Мея-ка, Баг-ге, чѣмъ отли-
чается произношеніе этихъ звукосочетаній отъ выговора слѣдующихъ:.
тру-па, а-батъ, ма-та, А-да, Ме-ка, Ба-ге? Въ обоихъ случаяхъ пол-
ный звукъ образуется одинакимъ образомъ, но разница въ томъ
только, что во второмъ случаѣ мы не отдѣляемъ затвора отъ раствора;
въ первомъ же относимъ затворъ къ предыдущему слогу, a растворъ
отдѣляемъ отъ него и относимъ къ послѣдующему.
Г. Леффлеръ въ своемъ разсужденіи не касается славянскихъ
языковъ, и только однажды, мимоходомъ, замѣчаетъ о ихъ письмѣ,.
что оно не точно передаетъ произношеніе, не означая начертаніями
удвоенія звуковъ. На это слѣдуетъ возразить, что таковъ дѣйстви-
тельно обычай въ письменности нѣкоторыхъ славянскихъ народовъ,
напр., чеховъ и сербовъ, но y насъ преобладаетъ однакожъ правило
означать и на письмѣ слышимое въ выговорѣ удвоеніе звуковъ.

О СПРЯЖЕНІИ РУССКАГО ГЛАГОЛА И ВАЖНОСТИ ВЪ НЕМЪ
УДАРЕНІЯ.
1853 — 85.
[354] При всемъ различіи, встрѣчаемомъ y грамматиковъ нашихъ
въ системѣ разсмотрѣнія русскихъ глаголовъ, мы находимъ y нихъ
однакожъ одинъ общій пріемъ. Признавъ неопредѣленное наклоненіе
за основную форму, они либо производятъ отъ него, либо по крайней
мѣрѣ вслѣдъ за нимъ приводятъ 1-ое лицо един. числа настоящаго
(или будущаго) времени изъявит. накл., a отъ этого лица образуютъ
2-е и всѣ остальныя того же времени *).
Хотя эти остальныя лица часто отличаются отъ 1-го мѣстомъ
ударенія, однакожъ мы въ грамматикахъ не находимъ указанія, чѣмъ
надобно руководствоваться въ перемѣнѣ ударенія. Да и самое опре-
дѣленіе того, когда 2-е лицо един. числа должно оканчиваться на
ешь и когда на ишь, очень сложно и сбивчиво.
Ломоносовъ, по образцу латинской грамматики, приводя прежде
всего 1-е лицо ед. числа, объясняетъ, какъ отъ него образуются
сперва 2-е лицо, a потомъ другія формы глагола, между прочимъ и
неопредѣленное наклоненіе. Гречъ показываетъ, наоборотъ, какимъ
образомъ 1-е лицо наст. врем. производится отъ неопр. наклоненія.
Такъ какъ послѣднее не представляетъ примѣты, которая всегда да-
вала бы знать окончаніе 1-го лица, то разумѣется, это вовлекло
Греча въ необходимость высчитывать, съ одной стороны, въ видѣ
правилъ, a съ другой, въ видѣ исключеній, всѣ случаи, [355] когда
при извѣстныхъ окончаніяхъ неопредѣленнаго наклоненія глаголъ
образуетъ 1-е лицо един. числа наст. или буд. времени такъ или
иначе.
Востоковъ умѣлъ избѣгнуть этого неудобства, но и онъ въ своихъ
2) Подъ остальными лицами я здѣсь, для краткости, разумѣю какъ 3-е лицо
единственнаго, такъ и всѣ три лица множ. числа.

10-ти различіяхъ глаголовъ показываетъ отношеніе между неопредѣ-
леннымъ наклоненіемъ и 1-мъ лицомъ наст. времени. Указаніе пере-
мѣны ударенія во 2-мъ и слѣдующихъ лицахъ не вошло y него въ
составъ самой статьи о глаголахъ, a отнесено къ общей главѣ о сло-
гоудареніи, составляющей послѣднюю часть его книги.
Павскій отвергъ надобность внѣшнихъ признаковъ для производ-
ства главныхъ глагольныхъ формъ, и основалъ свои правила спря-
женія на внутреннемъ составѣ глагола, на различномъ сочетаніи
первоначальнаго, часто скрытаго корня его съ извѣстными оконча-
ніями. Примѣненіе этой методы возможно только для филолога, но
какъ могутъ воспользоваться его учащіеся?
Г. Буслаевъ, показывая отношеніе между неопредѣленнымъ накл.
и настоящимъ временемъ изъявительнаго, принимаетъ различія Вос-
токова и затѣмъ приводитъ 1-е и 2-е лица един. числа, но не ка-
сается вопроса объ удареніи (см. его Учебникъ русск. Грамматики,
изд. 1874, стр. 34 — 36).
Существованіе двухъ различныхъ удареній во многихъ русскихъ
глаголахъ есть обстоятельство чрезвычайно важное и заслуживающее
точно такого же вниманія, какъ и различіе самыхъ окончаній.
Ошибка въ удареніи можетъ иногда болѣе поразить слухъ, нежели
неправильное окончаніе, какое мы нерѣдко встрѣчаемъ даже и на
письмѣ, наприм. въ формахъ: стелятъ, надѣятся, строютъ, вмѣсто
стелютъ, надѣются, строятъ. Правда, въ удареніи природный русскій
не ошибается; но здѣсь дѣло идетъ объ указаніи общихъ явленій
языка, и познаніе ихъ важно не потому только, что оно облегчаетъ
иностранцамъ его изученіе.
Другое важное обстоятельство — то́, что присутствіе въ глаголѣ
двухъ разныхъ удареній — если они есть — по большей части [356]
обнаруживается въ настоящемъ (или будущемъ) времени изъяв. накл.,
и именно такимъ образомъ, что въ 1-мъ лицѣ един. числа бываетъ
одно удареніе, a въ прочихъ лицахъ обоихъ чиселъ — другое (смотрю,
смо́тришь, — итъ, — имъ, — ите, — ятъ).
Далѣе мы замѣчаемъ, что часто однѣ изъ формъ, принимаемыхъ
глаголомъ въ спряженіи, бываютъ по ударенію сходны съ неопредѣ-
леннымъ наклоненіемъ, a другія отъ него отличаются, и что это раз-
личіе въ бо́льшей части случаевъ обнаруживается постоянно одинако-
вымъ образомъ.
Эти наблюденія убѣждаютъ насъ, что для вѣрнаго спряженія
извѣстнаго глагола нужно, при самомъ, такъ-сказать, наименованіи его,
уже имѣть указаніе: одно или два въ немъ ударенія?
Изъ этого ясно видна необходимость, по меньшей мѣрѣ, двухъ
основныхъ формъ для спряженія глагола. Всѣмъ извѣстно, что въ ла-
тинскомъ языкѣ для спряженія большей части глаголовъ надобно

знать цѣлыя четыре формы; да и въ новѣйшихъ языкахъ нельзя
спрягать глагола, зная одно только неопред. наклоненіе. У насъ всѣ
согласны въ томъ, что спряженіе русскаго глагола имѣетъ въ осно-
ваніи своемъ двѣ темы; но затѣмъ остается рѣшить, какія изъ формъ,
подходящихъ подъ эти двѣ темы, должны быть поставлены въ главѣ
прочихъ, какъ руководство для спряженія *). Вообще считаютъ или
подразумѣваютъ нужнымъ знать предварительно три формы: неопред.
наклоненіе, 1 и 2 лица един. числа наст. времени; оттого и въ нѣ-
которыхъ словаряхъ выставлены именно эти три формы. Разсмотримъ
каждую изъ нихъ.
Можетъ-ли, во-первыхъ, неопред. наклоненіе служить основною
формою?
[357] Общую идею глагола почти на всѣхъ языкахъ принято вы-
ражать неопредѣленнымъ наклоненіемъ, и въ самомъ дѣлѣ оно къ
тому всего удобнѣе. У многихъ народовъ оно представляетъ еще и
ту выгоду, что во всѣхъ глаголахъ оканчивается одинаково. У на-
шихъ глаголовъ нѣкогда было также общее окончаніе на ти, но
впослѣдствіи оно подверглось двоякому измѣненію: 1) въ большей
части глаголовъ оно сократилось въ ть\ 2) стоя послѣ буквъ г и к,
оно вмѣстѣ съ ними (гти, кти) превратилось сперва въ щи, a потомъ
въ чъ. Уцѣлѣлъ слогъ ти только послѣ буквъ с и a, и притомъ един-
ственно въ томъ случаѣ, когда на и удареніе, да и тутъ онъ почти
всегда можетъ сокращаться въ ть. Говорятъ, наприм., нести и несть,
веши и везть. Только въ расти, пасти, итти окончаніе ти никогда
не измѣняется; въ трясти и ползти оно сокращается рѣдко. Не-
смотря на то, что неопредѣленное наклоненіе во многихъ глаголахъ
потеряло свой первоначальный видъ, согласимся, что оно, какъ по
самому значенію своему, такъ и по удобству образовать съ помощію
его разныя другія глагольныя измѣненія, должно быть удержано въ
качествѣ первой основной формы глагола. И въ преподаваніи языка,
и въ словаряхъ неопредѣленное наклоненіе такъ уже укоренилось на
первомъ мѣстѣ, что не легко было бы, да и нѣтъ надобности, замѣ-
нить его въ этомъ смыслѣ какою-либо другою формой.
Можетъ ли 1-е лицо един. числа наст. времени служить второю
основною формой?
Разсмотримъ это лицо въ двухъ отношеніяхъ: 1) относительно
ударенія, 2) относительно окончанія.
*) Основныхъ формъ не должно принимать въ смыслѣ коренныхъ. Корень гла-
гола часто не бываетъ виденъ въ цѣломъ спряженіи, наприм. въ глаголахъ: тонуть
(кор. топ) и гнуть (кор. гб). Нельзя также сказать, чтобъ которая-нибудь изъ формъ
глагола была въ отношеніи къ другимъ коренною, чтобы однѣ отъ другихъ дѣйстви-
тельно происходили. Дѣло только въ томъ, что глаголъ въ различныхъ своихъ измѣ-
неніяхъ принимаетъ разныя окончанія, и что между его измѣненіями есть такія,
которыя представляютъ вѣрные признаки для образованія всѣхъ остальныхъ.

носитъ его на томъ же слогѣ, какъ неопред. наклоненіе, наприм.г
помнитъ, помню; держать, держу; плакатъ, плачу; трепета́ть, тре-
пещу́.
Подъ это правило не подходятъ только извѣстные односложные
глаголы: пѣтъ, пою; пастъ, пасу; класть, кладу́; клясть, кляну́; также
бере́чь, берегу и нѣк. др.
Сверхъ того, пять глаголовъ, y которыхъ настоящее время [358}
образуется двояко, представляютъ въ одномъ изъ его окончаній
отступленіе отъ означеннаго общаго закона:
алкать — алка́ю и алчу,
колыхать — колыха́ю и колы́шу,
страда́ть — страдаю и стра́жду,
хромать — хромаю и хра́млю,
колебать — колеба́ю (устар.) и колеблю
Особому, но также постоянному закону въ этомъ отношеніи слѣ-
дуютъ глаголы на чь и на ова́ть и ева́ть съ удареніемъ на послѣд-
немъ слогѣ; о чемъ будетъ говорено ниже.
2) Относительно окончанія 1-го лида мы замѣчаемъ, что оно не
носитъ въ себѣ довольно характеристическаго признака для спря-
женія; вотъ наприм. 4 глагола въ этой формѣ: вяжу, вожу, сижу,
держу, но y каждаго изъ нихъ въ неопредѣленномъ наклоненіи свое
особое окончаніе: вязать, водить (и возитъ), сидѣть, держатъ. To же
видимъ мы и въ глаголахъ любитъ, скоблитъ, колебать, y которыхъ
1-е лицо оканчивается одинаковымъ образомъ: люблю, скоблю, ко-
леблю.
Мы находимъ далѣе, что 1-е лицо, по окончанію, всегда легко
образовать отъ одного изъ слѣдующихъ, a для опредѣленія ударенія
его, въ сомнительныхъ случаяхъ, указаніемъ служитъ неопредѣленное
наклоненіе. Въ подробности это будетъ разсмотрѣно ниже, a здѣсь я
удовольствуюсь заключеніемъ, что такъ какъ 1-е лицо всегда можетъ
быть отыскано по другимъ формамъ, то нѣтъ причины ставить его
въ число формъ основныхъ.
Не болѣе ли права на это имѣетъ которое-либо изъ прочихъ лицъ
настоящаго или будущаго времени?
Разсматривая эти лица въ обоихъ числахъ вмѣстѣ, мы открываемъ
во всѣхъ ихъ одно общее свойство — одинаковое удареніе, [359] часто
*) Къ этимъ глаголамъ можно бы причислить еще два: жсада́ть — жада́ю и
жажду; има́ть — има́ю и е́млю; но въ первомъ неопредѣленное наклоненіе уста-
рѣло и вмѣсто его установилась неправильная форма жаждать, a послѣдній въ
русскомъ языкѣ пеупотребителенъ безъ соединенія съ предлогомъ.
1) Относительно ударенія мы находимъ, что это лицо вообще

отличное отъ того, какое находится въ 1-мъ лицѣ един. числа. При
этомъ всегда повторяется одно явленіе, именно то́, что въ 1-мъ лицѣ
удареніе на послѣднемъ слогѣ, a въ другихъ оно переходитъ на
предпослѣдній, наприм., рублю, ру́бишь, итъ, имъ и т. д.; держу́, де́р-
жишь; терплю, терпишь; могу, мо́жешь.
Обратной перемѣны, т. е., чтобы удареніе съ предпослѣдняго слога
въ 1-мъ лицѣ переходило въ слѣдующихъ на послѣдній — никогда не
бываетъ.
Указать средство, какъ по 1-му лицу узнать удареніе слѣдующихъ,
нѣтъ возможности; но и образовать окончанія остальныхъ лидъ съ
помощію 1-го чрезвычайно затруднительно, потому что при этомъ
необходимо помнить, какимъ окончаніямъ неопредѣленнаго наклоненія
соотвѣтствуютъ извѣстныя окончанія 1-го лица, a на это нѣтъ по-
стоянныхъ правилъ.
Конечно всякій согласится: 1) что, если 1-е лидо легче образовать
по одному изъ слѣдующихъ, нежели наоборотъ, то лучше рядомъ съ
неопред. наклоненіемъ приводить не 1-е, a одно изъ прочихъ, и 2}
что, если нѣтъ правилъ для объясненія перемѣны ударенія во 2-мъ
и слѣдующихъ лицахъ, то нельзя обойтись безъ прямого указанія
одного изъ нихъ, по крайней мѣрѣ тамъ, гдѣ это нужно.
Которое же изъ сходныхъ по ударенію лицъ настоящ. (или
будущ.) времени предпочтительно должно быть принято за основную
форму?
2-е и 3-е лица един. числа, 1-е и 2-е множественнаго не отли-
чаются одно отъ другого начальною гласною своихъ окончаній, ко-
торая всегда бываетъ е или и; напротивъ, въ 3-мъ лицѣ множ. числа
обнаруживается бо́льшее разнообразіе: бер-утъ, пор-ютъ, вид-ятъ,
держ-атъ, и предшествующія лица (кромѣ 1-го един. числа) не всегда
сами по себѣ могутъ рѣшить сомнѣніе, какъ именно (на утъ или ютъ)
должно оканчиваться 3-е лицо множ. числа. Конечно, это сомнѣніе
можетъ быть рѣшено 1-мъ лицомъ един. числа, но теперь мы предпо-
лагаемъ его еще неизвѣстнымъ; [360] извѣстность же его прежде
другихъ лицъ, какъ мы видѣли, мало доставляетъ выгодъ.
Напротивъ, 3-е лицо множ. числа прямо и несомнѣнно указываетъ
окончанія другихъ лицъ обоихъ чиселъ того же времени; притомъ
оно въ нѣкоторыхъ случаяхъ сохраняетъ корень глагола во всей
чистотѣ, тогда какъ онъ въ остальныхъ однородныхъ по ударенію
лицахъ подвергается измѣненію, наприм., въ глаголахъ течъ, тек-утъ
(теч-ешь и пр.), лгать, лг-утъ (лж-ешь). Наконецъ прибавимъ, что
съ помощью 3-го лица множ. числа давно уже во всѣхъ грамма-
тикахъ образуются нѣкоторыя формы, именно дѣйствит. причастіе
и дѣепричастіе настоящаго времени. По веѣмъ этимъ причинамъ.

арабскомъ, въ еврейскомъ и въ финскомъ 3-е лицо един. числа наст. времени счи-
тается коренною формой.
2) Конечно, буква y въ 1-мъ лицѣ един. числа по происхожденію существенно
отличается отъ y въ окончаніи 3-го лица множ. числа, но при указаніи съ практи-
ческою цѣлью глагольныхъ окончаній такое различіе не можетъ быть принимаемо въ
расчетъ.
.для 2-й основной формы всего удобнѣе оказывается 3-е лицо множ.
•числа
Отъ этихъ двухъ основныхъ формъ легко образовать всѣ прочія
измѣненія глагола по наклоненіямъ, временамъ, лицамъ и числамъ
(о видахъ здѣсь еще нѣтъ рѣчи). Остановимся только на немногихъ
производствахъ, которыя, по новости своей, требуютъ объясненія.
Прежде всего надобно доказать, что 1-е лицо единственнаго числа
настоящаго (или будущаго) времени дѣйствительно образуется всегда
съ помощію 3-го множ. числа, причемъ для опредѣленія мѣста уда-
ренія служитъ, въ сомнительныхъ случаяхъ, неопред. наклоненіе.
I. Когда 3-е лицо множ. числа оканчивается на утъ или ютъ,
іо для полученія 1-го лица единствен. числа сто́итъ только отбро-
сить тъ 2).
Что касается до ударенія, то здѣсь могутъ быть два случая:
1) Если оно на утъ или ютъ, или передъ ю гласная буква, то
мѣсто ударенія въ 1-мъ лицѣ един. числа никогда не измѣняется
£361] и нѣтъ надобности имѣть въ виду неопред. наклоненіе, напр.
даю́-тъ, даю́; плыву́-тъ, плыву́; сѣку́-тъ, сѣку́; пою́-тъ, пою́; мѣня́ю-тъ,
мѣня́ю; дѣ́йствую-тъ, дѣ́йствую;, образу́ю-тъ; образу́ю.
2) Если передъ утъ или ютъ стоитъ согласная буква и удареніе
на предпослѣднемъ слогѣ, то 1-е лицо един. числа принимаетъ удареніе
неопредѣленнаго наклоненія, наприм.
Отъ рѣзать) рѣжу-тъ — рѣжу; отъ плакатъ, плачу-тъ — плачу;
отъ красть, краду-тъ — краду.
Напротивъ, отъ колотъ, колютъ — колю; отъ вяза́ть, вя́жу-тъ —
вяжу́; отъ дрема́ть, дре́млю-тъ — дремлю́; отъ трепета́ть, трепе́щу-тъ —
трепещу.
Примѣчаніе. Пять вышеприведенныхъ глаголовъ: алкать, колы-
хать, страдать, хроматъ, колебать, съ двоякимъ настоящимъ време-
немъ, отступаютъ въ одномъ изъ его окончаній отъ указаннаго
общаго правила и имѣютъ въ 1-мъ лицѣ: алчу, колышу, стра́жду,
хра́млю, колеблю.
Исключеніе составляетъ еще глаголъ: мочъ, могутъ — могу; но
это — только видимое исключеніе: форма могу по ударенію согласна
съ первоначальнымъ неопредѣленнымъ наклоненіемъ мощи́ (малор.
могти́).
*) Въ этомъ утверждаетъ насъ и аналогія нѣкоторыхъ другихъ языковъ: такъ въ

II. Когда 3-е лицо множ. числа оканчивается на ятъ или атъ, то
въ 1-мъ лицѣ един. числа ятъ перемѣняется на ю, атъ на у; каса-
тельно же ударенія соблюдаются тѣ же два правила, какія изложены
при окончаніяхъ утъ9 ютъ, именно:
1) Когда удареніе на ятъ, атъ или когда передъ я гласная буква,
то 1-е лицо един. числа всегда удерживаетъ то же удареніе: вел-я́тъ,
вел-ю́; говор-я́тъ, говор-ю́; треща́-тъ, трещ-у́; дребезж-а́тъ, дребезж-у́;
сто-я́тъ, сто-ю́; сто́-ятъ, сто́-ю; та́я-тъ, та́-ю.
2) Когда передъ ятъ, атъ согласная буква и удареніе на пред-
послѣднемъ слогѣ, то 1-му лицу един. числа сообщается удареніе не~
опредѣленнаго наклоненія:
Отъ помнитъ, по́мн-ятъ — по́мню; отъ тѣ́шить, тѣ́ш-атъ —
тѣ́ш-у.
[362] Напротивъ, отъ вали́ть, ва́л-ятъ — валю́; отъ служи́ть,
слу́ж-атъ — служу́; отъ кури́тъ, ку́р-ятъ — ку-рю́; отъ держа́ть,
де́рж-атъ — держу́; отъ волочи́ть, воло́ч-атъ — волоч-у́.
Примѣчаніе. Глаголъ гнать, го́н-ятъ, — гон-ю есть только видимое
исключеніе, потому что неопредѣл. наклоненіе, соотвѣтствующее на-
стоящему времени изъяв., есть гони́ть, но оно уступило мѣсто другому
глаголу: гнать.
Случается, что передъ буквою ю въ 1-мъ лицѣ един. числа
могутъ устоять нѣкоторыя согласныя, какъ-то: б, п, в, ф, ж; т; з, cf
тогда эти согласныя подвергаются извѣстному измѣненію, отъ кото-
раго зависитъ и необходимый иногда переходъ буквы ю въ у9 на
самый законъ образованія 1-го лица въ сущности остается тотъ же;
вся разница въ томъ, что вмѣсто бю произносятъ блю, вм. пю — плю,
вм. дю — жу или жду, вм. зю — жу и проч.
Отъ 3-го лица множ. числа получаются еще проще какъ 2-е и 3-е
единств., такъ и всѣ три лица множ., именно перемѣною:
— ютъ, утъ на ешь, етъ; емъ, ете.
— ятъ, атъ на ишь, итъ; имъ, ите.
Удареніе во всѣхъ этихъ лицахъ постоянно то же, что въ 3-мъ
лицѣ множ. числа.
Если окончанію утъ предшествуетъ г или к, то передъ гласною
е въ другихъ лицахъ г смягчается въ ж, a к въ ч; берег-утъ, бе~
реж-ешь и т. д., тек-утъ, теч-ешь и проч.
Не считаю нужнымъ останавливаться на удобствахъ образованія
нѣкоторыхъ другихъ глагольныхъ формъ отъ 3-го лица множ. числа.
Упомяну только объ одномъ: страдат. причастіе настоящаго времени
на о́мый является только тамъ, гдѣ это лицо оканчивается на утъ
съ удареніемъ: несутъ, несо́мый; влеку́тъ, влеко́мый; зову́тъ, зово́мый (не
подходитъ подъ это замѣчаніе только искомый при 3-мъ лидѣ множ.
ч. ищутъ).

Производство прошедшаго времени изъяв. накл., въ отношеніи къ
окончанію, отъ наклоненія неопредѣленнаго давно принято [363] мно-
гими. Но почему слоги ла, ло въ един. числѣ этого времени и ли во
множ. иногда носятъ удареніе, a иногда нѣтъ? Отчего въ одномъ
случаѣ говорятъ: тек-ла́, — ло́, — ли́, a въ другомъ сѣк-ла, — ло, — ли,
хотя неопредѣленное накл. въ обоихь оканчивается одинаково; также:
вез-ла́, — ло́, — ли́ и — гры́з-ла, — ло, — ли?
Такое различіе зависитъ отъ первоначальной формы неопредѣлен-
наго наклоненія. Въ глаголахъ, которые, сверхъ окончанія зть, стъ,
могутъ имѣть зти́, сти́ или и всегда сохраняютъ одно только послѣд-
нее, полное окончаніе, — удареніе въ прошед. времени постоянно
падаетъ на слоги ла, ло, ли, наприм. весть или везти́: везла́, ло́, ли́;
гресть или rpecwm: гребла́, ло́, ли́\ пасти́: пасла́, ло́, ли́. Напротивъ,
когда неопред. наклоненіе оканчивается только на зть, сть, когда
слѣдовательно неупотребительное окончаніе его на ти не носитъ
ударенія, тогда и въ прош. времени удареніе не можетъ падать на
слоги ла, ло, ли: грызть, грызла и проч.; лѣзть, лѣ́зла, кла́сть, кла́ла;
сѣсть, сѣ́ла, ло, ли.
Такъ и въ двухъ глаголахъ на чь: стричь, сѣчь окончаніе ла, ло,
ли, въ прош. времени остается безъ ударенія (стри́гла, сѣкла, о, и)
по той причинѣ, что первоначальное окончаніе ихъ на гти, кти не
носило ударенія, какъ видно донынѣ въ малороссійскомъ нарѣчіи, гдѣ
вш глаголы сохраняютъ форму: стри́гти, сѣ́кти. Во всѣхъ прочихъ
глаголахъ на чь окончанія прошедшаго времени ла, ло, ли прини-
маютъ удареніе, сообразуясь съ первоначальнымъ неопредѣленнымъ
наклоненіемъ на гти́, кти́.
Соотношеніе, открывающееся такимъ образомъ между неопредѣ-
леннымъ наклоненіемъ и прошедшимъ врем. изъявительнаго по уда-
ренію, заслуживаетъ особеннаго вниманія. Отсюда вытекаетъ и законъ
ударенія въ страд. причастіи прошед. времени y глаголовъ, оканчи-
вающихся на чь и на зть или сть. Когда y нихъ въ прошед. врем.
изъяв. накл. послѣдній слогъ ло, ла, ли остается безъ ударенія, тогда
и въ страдат. причастіи оно не падаетъ на окончаніе енъ, наприм.
грызть, грызла, ло, ли — грызенъ; класть, клала — кладенъ; стричь,
стри́гла — стри́женъ; сѣчь, [364] сѣкла — сѣченъ. Напротивъ, слогъ
енъ носитъ удареніе въ глаголахъ вести́, вела́, ло́, ли́ — веде́нъ; везти́,
везла, везенъ; влечь^ влекла, влеченъ; беречь (берегти́), берегла, бере-
женъ и проч.
Въ прошедшемъ врем. многихъ односложныхъ глаголовъ на ть съ
предыдущею гласною буквою, окончаніе одного женскаго рода (ла)
принимаетъ удареніе, наприм., была, жила́, рвала, лгала; но это — да-
леко не общее явленіе, какъ видно изъ примѣровъ: би́ла, жала,
крыла, знала. Есть одно постоянное правило касательно ударенія въ

глаголахъ возвратныхъ. Когда въ прош. времени глагола на ть окон-
чаніе женскаго рода ла ходитъ съ удареніемъ, то, по присоединеніи
къ глаголу мѣстоимѣнія ся, это послѣднее въ мужескомъ родѣ озна-
ченнаго времени также принимаетъ удареніе, которое сообщается и
слогамъ ло́, ли́ передъ возвратнымъ мѣстоименіемъ ся или сь, наприм.
рва-л-а́; рва-л-ся́, рва-л-ось, рва-л-и́сь; гнала́: гнался́, гнало́сь, гнали́сь;
жила́: (раз) жился́, — жило́сь, — жили́сь; (от) перла́, — перся́, перлось,
перли́сь; родила́: родился́, родило́сь, родили́сь, — хотя при отсутствіи
возвратнаго мѣстоимѣнія говорятъ: рвало, рвали, гнало, гнали и проч.
•О женскомъ родѣ прошед. времени возвратнаго залога говорить не-
чего: слогъ ла́ удерживаетъ свое удареніе и передъ ся или сь.
По изложеннымъ началамъ спряженія неправильными оказываются
только тѣ глаголы, y которыхъ какія-нибудь окончанія не образуются
по общимъ правиламъ отъ одной изъ основныхъ формъ. Такихъ гла-
головъ не болѣе 10—12-ти. У однихъ неправильность обнаруживается
въ настоящемъ или будущемъ, y другихъ въ прошедшемъ времени, y
третьихъ въ повелительномъ наклоненіи.
Въ настоящемъ или будущемъ времени неправильны глаголы: бѣ-
жать, бѣгутъ; чтитъ, чтятъ; хотѣть, хотятъ; ѣсть, ѣдятъ; дать
дадутъ. Здѣсь неправильность состоитъ въ томъ, что отъ 3-го лица
множ. числа нельзя образовать правильно всѣхъ остальныхъ лицъ въ
обоихъ числахъ. Отъ бѣгутъ нельзя образовать бѣжишь, — итъ; —
имъ, — unie; отъ чтя́тъ — чту, отъ [365] хотятъ — хочешь и хо-
четъ; отъ ѣдятъ — ѣмъ, ѣшь, ѣстъ; отъ дадутъ — дамъ, дашь и все
прочее *).
Въ прошедшемъ времени неправильны: итти, идутъ; шибить, ши-
бутъ, потому что отъ итти нельзя на общемъ основаніи образовать
шелъ 2), a отъ шибить — шибъ.
Въ повелительномъ наклоненіи неправильны: лечъ, лягутъ — лягъ
ѣстъ, ѣдятъ — ѣшь; сыпать, сыплютъ — сыпь.
Есть еще нѣсколько глаголовъ, y которыхъ то или другое изъ
прочихъ окончаній образуется неправильно.
Хотя обѣ основныя формы никакъ не могутъ быть выводимы одна
изъ другой, все-таки необходимо, въ теоріи спряженія русскаго гла-
гола, показать, въ какомъ отношеніи эти двѣ формы находятся между
собою y разныхъ глаголовъ. Наприм., глаголъ дѣлать, дѣлаютъ не
*) Въ послѣднихъ изъ этихъ глаголовъ своеобразность основывается на сохраненіи
болѣе древнихъ формъ; y другихъ же она заключается въ томъ, что въ спряженіи
сливаются два глагола, т. е. бѣжать и бѣчь, чтить и честь, хотѣть и хотать
(неупотр.).
2) Тутъ нѣтъ собственно неправильности, a дѣло въ томъ, что при гл. итти
прошедшее взято отъ другого, неупотребительнаго въ неопр. наклоненіи глагола
шести, отвѣчающаго глаголу ходить, какъ брести, напр. глаголу бродить.

похожъ на поротъ, порютъ, и терпѣть, терпятъ — на искать, ищуть.
Несходство ихъ заключается въ различномъ отношеніи между 1-ю
основного формой и 2-го. Для систематическаго обзора глаголовъ по
этому отношенію я нахожу удобнѣйшимъ сохранить тѣ самые раз-
ряды, какіе Востоковъ принялъ подъ именемъ различій, но съ тон>
перемѣною, что вслѣдъ за неопредѣл. наклоненіемъ слѣдовало бы
приводить, вмѣсто 1-го лица един. числа, 3-е лицо множественнаго.
Немногіе глаголы, которые, по взаимному отношенію обѣихъ основ-
ныхъ формъ, не подходятъ подъ означенные разряды, должны бы со-
ставить, согласно съ теоріей Востокова, особый классъ неправильныхъ
глаголовъ, причемъ нѣкоторые изъ помѣщенныхъ имъ въ 1-мъ отдѣлѣ
перешли бы во 2-й, къ которому, такимъ образомъ, принадлежали бы
слѣдующіе глаголы: ревѣтъ, [366] ревутъ; стена́ть, сто́нутъ; гна́ть,
гонятъ; ѣ́хатъ, ѣ́дутъ; итти, идутъ; быть, будутъ; ѣсть, ѣдя́тъ; дать,
дадутъ х). Къ нимъ надобно еще причислить: клясть, клянутъ; сѣсть,
ся́дутъ и лечъ, лягутъ. Но почти всѣ эти глаголы неправильны един-
ственно по такой несоотвѣтственности въ ихъ составѣ; спряженіе же
ихъ, т. е. образованіе прочихъ окончаній отъ основныхъ формъ, про-
исходитъ по большей части правильно.
ПРИМѢЧАНІЕ.
Всякій, кто безпристрастно взглянетъ на предлагаемыя мною двѣ
основныя формы, какъ на самыя явственныя представительницы двухъ
темъ русскаго глагола, долженъ согласиться, что онѣ существенно
служатъ въ облегченію правильнаго спряженія и къ уясненію его за-
коновъ. Нѣкоторые составители грамматикъ дѣйствительно воспользо-
вались моимъ наблюденіемъ. Особенно слѣдуетъ назвать между ними
г. Стоюнина, который въ своемъ „Высшемъ курсѣ русской грамматики"
(Спб. 1855, стр. 66 — 71) принялъ мои замѣчанія въ основу изложен-
ныхъ имъ правилъ спряженія. Такимъ же образомъ поступилъ еще
прежде покойный профессоръ Гельсингфорсскаго университета Акіан-
деръ во 2-мъ изданіи своей „Kysk Spräklära" (Helsingfors, 1853).
Многіе преподаватели финляндскихъ училищъ сознавались, что-
*) Что касается до гл. спать, отнесеннаго Востоковымъ къ числу неправильныхъ,
то я раздѣляю мнѣніе Павскаго, который ставитъ его въ одинъ разрядъ съ глаго-
лами смотрѣть, лежать, стоять и проч. (соотвѣтствующими 9-му различію Вос-
токова).

предложенный мною методъ спряженія оказалъ на практикѣ замѣтную
услугу при изученіи русскаго языка. To же свидѣтельствовали мнѣ
нѣкоторые Чехи, ознакомившіеся съ моею теоріею. У насъ, напро-
тивъ, иные оспаривали надобность принимать, для спряженія глагола,
_двѣ основныя формы. Они полагали, что для [367] природнаго рус-
скаго такое указаніе совершенно излишне. Но если такъ, то не лучше
ли признать, что для русскаго и вообще русская грамматика безпо-
лезна? Къ числу такихъ лицъ принадлежалъ отчасти и покойный мой
сочлень по Академіи, П. С. Билярскій. Говорю отчасти потому, что
онъ въ отношеніи къ преподаванію сознавалъ вѣрность замѣченныхъ
мною фактовъ и пользу предложенныхъ вслѣдствіе того правилъ; но
находилъ, что наука ничего отъ нихъ не выигрываетъ. Въ этомъ
смыслѣ Билярскій написалъ ко мнѣ письмо, напечатанное въ „Извѣ-
стіяхъ" (1861, вып. 4) вмѣстѣ съ моимъ отвѣтомъ, изъ котораго счи-
таю нелишнимъ. помѣстить здѣсь извлеченіе:
По моему мнѣнію, знаніе основной формы и правильное съ по-
мощію ея составленіе другихъ формъ глагола можетъ служить къ
облегченію обзора и уразумѣнія разнообразнаго состава и образованія
русскихъ глаголовъ. Обращая вниманіе на основныя формы ихъ, я
вовсе не имѣлъ намѣренія устранить изученіе разрядовъ нашихъ гла-
головъ по ихъ образованію, но я не касался этого предмета потому,
что имѣлъ свою опредѣленную дѣль. Эта цѣль состояла главнымъ
образомъ въ томъ, чтобы доказать, что принимаемыя въ наиболѣе
распространенныхъ грамматикахъ нашихъ двѣ основныя формы: не-
опредѣленное наклоненіе и 1-е лицо единств. числа наст. времени не
ведутъ къ желаемому результату, такъ какъ вторая изъ нихъ не
заключаетъ въ себѣ постояннаго указанія относительно окончанія и
особенно ударенія остальныхъ лицъ того же времени. Еслибъ въ на-
шихъ грамматикахъ не было этого недостатка, еслибъ онѣ вовсе не
занимались производствомъ остальныхъ лицъ обоихъ чиселъ отъ 1-го
лица единств., то, можетъ-быть, мнѣ бы и не вздумалось обратить
вниманіе на потребность въ болѣе пригодныхъ основныхъ формахъ
глагола. Вы считаете достаточнымъ труднѣйшій путь изученія вну-
тренняго состава русскихъ глаголовъ; но въ этомъ случаѣ вы слиш-
комъ много надѣетесь на силу анализа школы: это доказывается без-
прерывными ошибками спряженія въ нашемъ книжномъ мірѣ, гдѣ вы
то и дѣло встрѣчаете: они строютъ, стоютъ, клеютъ, [368] надѣятся,
сыплятъ, колеблятъ, трепещатъ, морочутъ и т. п. Я согласенъ съ вами,
что въ сущности и другія лица того же времени (кромѣ, однакожъ,
1-го един. числа) имѣли бы право называться основною формой; но
такъ какъ для руководства надо избрать одно лицо, то я отдаю рѣ-
шительное предпочтеніе 3-му лицу множ. числа, въ которомъ всего
виднѣе то, что́ вы справедливо называете темой глагола; напр., y гла-

головъ подобныхъ беречь коренная буква г, въ этомъ разрядѣ лицъ,
сохраняется только въ 3-мъ лицѣ множ., въ остальныхъ же умягчается
въ ж (бережешь и т. д.). Я думаю, что, еслибъ вообще на взаимное
соотношеніе этихъ лицъ, при изученіи языка, было обращаемо болѣе
вниманія, то наша орѳографія освободилась бы отъ многихъ ошибокъ.
Что при образованіи глагольныхъ формъ предполагается знаніе
закона умягченія буквъ въ спряженіи, вовсе не показываетъ пренебре-
женія къ этому закону; напротивъ, это значитъ только, что съ нимъ
должно ознакомиться уже предварительно. Въ моей статьѣ не упоми-
нается о немъ подробно, потому что онъ здѣсь не относится прямо
къ дѣлу, меня занимавшему. Вы указываете на встрѣчающееся иногда
затрудненіе знать, какъ должны быть смягчены буквы д и т: должны
ли онѣ обратиться въ ж и ч, или въ жд и щ. Однакожъ, если ближе
разсмотрѣть дѣло, то это совершенно частное затрудненіе разрѣшается
довольно легко: смягченіе жд и щ является почти исключительно въ
предложныхъ глаголахъ церковно-славянскаго или по крайней мѣрѣ,
книжнаго происхожденія, наприм.: преградить (прегражду); убѣдить,
упредитъ, учредить; возмутитъ (возмущу), обогатить, посѣтить, сокра-
титъ, укротить.. Тѣ изъ этихъ глаголовъ, которые употребляются
безъ предлога или принимаютъ народно-русскую форму, вмѣстѣ съ
тѣмъ теряютъ славянское умягченіе, напр.: городить, опередить^ уко-
ротить (горожу и т. д.). Изъ безпредложныхъ глаголовъ только очень
не многіе (опять-таки книжнаго происхожденія) способны принимать
славянское умягченіе, и для примѣра мнѣ не приходитъ на память
другихъ, кромѣ претить и святитъ. [369] Впрочемъ, какъ эта осо-
бенность, такъ и случай, къ которому относится приводимый вами
примѣръ: прослезюсь вмѣсто прослежусь, вовсе не находятся въ связи
съ той или другой основной формой, a просто составляютъ довольно
рѣдкое отступленіе отъ формъ спряженія, объясняющееся частью исто-
рическими, частью логическими причинами.
Признавая, что указанные мною простые факты могутъ быть по-
лезны въ преподаваніи, вы отстаиваете право науки и даже доказы-
ваете обязанность ея не заботиться какъ бы облегчить изученіе того,
что́ само по себѣ сложно, хитро, запутано. Такой взглядъ показываетъ,
что вы полагаете цѣлую бездну между цѣлями ученаго и задачами
педагога, между знаніемъ научнымъ и знаніемъ практическимъ. Ка-
жется, однакожъ, что вы, думая такъ, уничтожаете одинъ изъ луч-
шихъ результатовъ новѣйшаго образованія, который заключается въ
убѣжденіи, что наука мало приноситъ пользы, когда она не снисхо-
дитъ въ потребностямъ общества, и что для ея распространенія не-
обходимо стараніе самихъ ученыхъ упростить ея выводы и сдѣлать ихъ
доступными для большинства.
Хотя вы, по крайней мѣрѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ своего письма,.

и отдаете предложенной мною формѣ (т. е. 3-му лицу множ. числа)
преимущество передъ общеупотребительною (т. е. 1-мъ лицомъ един.
числа), однакожъ думаете, что въ словаряхъ первая не замѣнитъ
послѣдней, которую трудно выводить изъ неопредѣленнаго накло-
ненія.
На это я бы могъ возразить, что ее легко выводить изъ предла-
гаемыхъ мною двухъ формъ; но еще важнѣе другое замѣчаніе. Вы
упустили изъ виду, что въ словаряхъ уже принято выставлять 3 формы:
неопредѣленное наклоненіе 1-е и 2-е лицо един. числа настоящаго
времени, напр. хвали́ть, хвалю, хвалишь. Я полагаю, что указаніе сдѣ-
лалось бы еще опредѣленнѣе и практичнѣе, еслибъ вмѣсто 2-го лица
един. числа въ словари наши введено было 3-е лицо множеств., по-
тому что въ остальныхъ окончаніяхъ этого времени рѣдко кто оши-
бется, но — повторяю — мы [370] безпрестанно читаемъ въ печати:
объемлятъ, дремлятъ, колышатъ, безпокоютъ, строютъ (вм. объемлютъ,
дремлютъ, колышутъ, безпокоятъ, строятъ) и т. п.
До сихъ поръ выписка изъ отвѣта моего Билярскому.
Для примѣра предлагаемой мною въ словаряхъ перемѣны беру
глаголъ ора́ть, который, какъ извѣстно, имѣетъ два значенія: 1) па-
хать, и 2) кричать, и, согласно съ тѣмъ, два разныя спряженія. Въ
1-мъ случаѣ онъ спрягается такъ: ору, орешь — о́рютъ; во 2-мъ же.
ору, орёшь, — орутъ. Раскрываю академическій словарь и нахожу въ
немъ:
орать, орю́, о́решь, a въ другомъ значеніи:
ора́ть, ору, орёшь.
Понятно, что указаніе выиграло бы въ ясности и опредѣлитель-
ности, еслибъ вмѣсто того было поставлено:
ора́ть, орю́, о́рютъ, a во 2-мъ случаѣ:
ора́ть, ору, орутъ;
потому что относительно остальныхъ лицъ того же времени уже не
можетъ быть сомнѣнія: буквы ю и y 3-го лида множ. числа одина-
ково измѣняются въ остальныхъ лицахъ на е.
Въ словарѣ Даля изрѣдка указываются при глаголахъ тѣ же формы,
что и въ акад.; при гл. орать онъ присоединяетъ, и въ первомъ его
значеніи, къ формѣ орю́ еще форму ору́. Дѣло было бы яснѣе, если бъ
при этомъ, вмѣсто брешь, было выставлено: о́рютъ и орутъ. Въ суще-
ствованіи послѣдней формы, вытекающей изъ показанія Даля, позволю
себѣ, однакожъ, усомниться.
. Впрочемъ, надобно прибавить, что наши словари очень непослѣдо-
вательны въ такихъ обозначеніяхъ. У Даля они совершенно случайны,
и при бо́льшей части глаголовъ онъ ихъ вовсе не ставитъ; слѣдова-

тельно не даетъ никакого руководства относительно ударенія. Въ нѣ-
которыхъ же случаяхъ его указанія въ этомъ отношеніи невѣрны.
Такъ при глаголѣ ры́скатъ, онъ показываетъ 1-е лицо рыщу́ и ры́-
скаю. Первая изъ этихъ формъ [371] по ударенію невозможна, и
акад. словарь правильно ставитъ рыщу.
Академическій словарь вообще въ этомъ дѣлѣ исправнѣе; но и
онъ тутъ иногда ошибается, единственно потому, что не сознаетъ
правильнаго основанія. Такъ, при глаголѣ дыша́ть онъ показываетъ
2-е лицо един. числа наст. времени: ды́шешь, тогда какъ слѣдовало
поставить: дышишь, какъ въ глаголѣ слы́шать, слышишь (См. y Вос-
токова 9-е различіе). Дышешь есть форма другого менѣе употреби-
тельнаго глагола дыха́ть (какъ па́шешь, ма́шешь отъ паха́ть, махать;
ср. сказанное ниже на стр. 279); глаголъ же дыха́ть, такъ же, какъ
и маха́ть, имѣетъ въ наст. времени еще и другую форму: дыха́ю
и т. д.; въ акад. словарѣ только эта форма я приведена при неопр.
накл. дыха́ть. Такія недоразумѣнія и неисправности были бы немыс-
лимы въ словарѣ академіи, еслибъ было обращено вниманіе на основ-
ныя формы глагола, которыя непосредственно служатъ къ отличенію
его разряда. Такъ обозначеніе глаголовъ дыша́ть и дыха́ть въ сло-
варѣ должно быть слѣдующее:
Дышать, дышу, дышатъ.
Дыха́ть, дыха́ю, дыха́ютъ, или: дышу́, ды́шутъ.
Въ первомъ глаголѣ остальныя лица будутъ: дышишь, дышитъ
и т. д.; въ послѣднемъ, при 2-ой формѣ, они будутъ: ды́шешь, ды́-
шетъ и проч.
Таково значеніе правильно поставленныхъ основныхъ формъ для
пониманія тонкостей спряженія русскаго глагола, которыми при изу-
ченіи языка, конечно, нельзя пренебрегать.

О ГЛАГОЛАХЪ СЪ ПОДВИЖНЫМЪ УДАРЕНІЕМЪ 1).
1856.
[372] Извѣстно, что одну изъ наименѣе обработанныхъ частей
теоріи русскаго языка составляютъ правила ударенія. До сихъ поръ
они опредѣлены только въ весьма немногихъ случаяхъ: въ другихъ
удареніе наше такъ прихотливо, непостоянно, такъ ускользаетъ отъ
всякаго изслѣдованія, что можно даже усомниться, дѣйствительно ли
оно подлежитъ неизмѣннымъ законамъ и не зависитъ ли оно скорѣе
отъ безотчетныхъ и неуловимыхъ требованій слуха.
Такое положеніе дѣла не освобождаетъ однакоже изслѣдователя
языка отъ обязанности наблюдать разнообразіе просодіи его и отъ
старанія указать, если не законы, то по крайней мѣрѣ замѣчатель-
нѣйшія явленія сходства или различія удареній въ словахъ одинако-
ваго образованія. Только тогда, когда всѣ такія явленія будутъ тща-
тельно собраны и обсуждены, можно будетъ вывести окончательное
заключеніе относительно законовъ ударенія въ русскомъ языкѣ.
Къ числу подобныхъ явленій принадлежитъ довольно многочислен-
ный разрядъ глаголовъ, y которыхъ удареніе, въ разныхъ формахъ
ихъ, бываетъ двоякое: въ неопредѣленномъ наклоненіи и въ 1-мъ
лицѣ един. числа наст. времени оно упадаетъ на послѣдній слогъ, a
въ остальныхъ лицахъ того же времени переходитъ на предпослѣдній;
наприм. смотрѣ́ть, смотрю, и — смо́тришь, — итъ, — имъ, — ите, —
ятъ. Изъ прочихъ формъ глагола однѣ [373] по ударенію сообра-
жаются съ неопред. наклоненіемъ, a другія съ отступающими отъ
него лицами настоящаго времени. Къ первымъ относятся постоянно
прошедшее время изъяв. накл. и повелительное наклоненіе: смотрѣ́лъ,
смотри́. Къ послѣднимъ относятся иногда причастія и дѣепричастія;
но удареніе этихъ двухъ формъ въ глаголахъ, о которыхъ рѣчь
*) Примѣчанія, означенныя здѣсь цифрами въ кругл. скобкахъ, см. въ концѣ статьи.

идетъ, не всегда опредѣляется одинакимъ образомъ, т. е. оно бываетъ
согласно то съ 1-мъ лицомъ наст. врем., то съ другими, и потому мы
здѣсь еще не будемъ касаться ихъ, тѣмъ болѣе что причастія и
дѣепричастія свойственны далеко не всѣмъ нашимъ глаголамъ: осо-
бенно причастіе наст. страдат. и дѣепричастіе настоящ. неупотреби-
тельны во многихъ глаголахъ, даже тогда, когда видъ или залогъ
тому не препятствуютъ, наприм., дѣеприч. наст. въ глаголахъ: рвать,
питъ, расти, тереть, сохнуть или прич. страд. наст. въ глаголахъ:
колоть, рѣзать, брать.
Еще одно предварительное замѣчаніе. Глаголы, оканчивающіеся
на овать и евать, по ударенію бываютъ двоякаго рода. Одни держатъ
его на коренномъ слогѣ, напр. стра́нствовать, сѣтовать, бѣшенство-
вать: въ такомъ случаѣ удареніе во всѣхъ формахъ глагола остается
на томъ же мѣстѣ. Въ другихъ глаголахъ этого окончанія — и они
гораздо многочисленнѣе — удареніе падаетъ на послѣдній слогъ ва́ть:
тогда въ настоящ. времени удареніе постоянно измѣняется одинакимъ
образомъ, переходя на предпослѣдній слогъ; наприм. вороватъ, ворую,—
ешь; воева́ть, воюю, — ешь и проч. Замѣчательно, что въ неопред.
наклон. предпослѣдній слогъ съ гласною о или е никогда не прини-
маетъ ударенія. Указанныя два правила относятся однакожъ только
къ такимъ глаголамъ на овать и евать, въ которыхъ не менѣе трехъ
слоговъ. Но есть еще нѣсколько глаголовъ двусложныхъ: кова́ть, же-
ва́ть, блева́ть, клева́ть, днева́ть, совать и плевать; въ пяти первыхъ
настоящее время удерживаетъ удареніе на послѣднемъ слогѣ, a въ
послѣднихъ двухъ оно непостоянно: говорятъ сую и сую, плю́ю и
плюю́).
Такимъ образомъ глаголы съ этимъ окончаніемъ составляютъ,
[374] въ отношеніи къ ударенію, отдѣльный разрядъ глаголовъ и не
войдутъ въ наше разсмотрѣніе.
Посмотримъ на остальные глаголы съ занимающею насъ особен-
ностью перемѣннаго ударенія. Само собою разумѣется, что мы имѣемъ
въ виду одни простые (несложные) глаголы, за исключеніемъ развѣ
тѣхъ только немногихъ, которые безъ приставки къ нимъ предлога
вовсе не употребительны, напр.: (при)мѣнить, (раз)лучитъ. Подоб-
ныхъ глаголовъ съ подвижнымъ удареніемъ оказывается въ русскомъ
языкѣ около двухъ сотъ — количество незначительное по сравненію съ
общимъ итогомъ русскихъ глаголовъ простыхъ (которыхъ болѣе 2.000,
не считая особо глаголовъ однократной формы на нутъ). Двѣ трети
всего числа глаголовъ съ подвижнымъ удареніемъ составляютъ гла-
голы съ окончаніемъ ить, и между ними девять десятыхъ — дву-
сложные глаголы, каковы наприм.: хвали́ть, хвалю, хвалишь; води́ть,
вожу, во́дишь.
Прежде нежели будемъ говорить объ этомъ самомъ многочислен-

номъ классѣ глаголовъ съ подвижнымъ удареніемъ, обратимъ вниманіе
на другіе глаголы, отличающіеся тою же особенностію.
Къ числу ихъ принадлежатъ, во 1-хъ, всѣ глаголы на ать съ
бѣглымъ а, которому предшествуетъ одна изъ согласныхъ, способ-
ныхъ умягчаться въ 1-мъ лицѣ един. числа передъ ю. Итакъ всякій
разъ, когда встрѣтится глаголъ такого рода: вяз-атъ, вяж-у, пис-атъ,
пишу, не можетъ быть сомнѣнія, что въ слѣдующихъ лицахъ наст.
врем. удареніе y него перейдетъ на предыдущій слогъ. Такихъ гла-
головъ y насъ 40 съ небольшимъ. Они частью двусложные, частью
трехсложные. Первыхъ 30 съ небольшимъ; исчислимъ ихъ:
1) съ буквою д передъ окончаніемъ а́ть: гло-д-а́ть, гло-ж-у́,
гло́-ж-ешь.
2) съ буквою з: вязать, казать, лизать, низать.
3) съ буквою к: скакать, икать, локать 1).
[375] 4) съ буквою м: дремать.
5) съ буквою п: клепать, трепать, хрепать, щепать, щипать.
6) съ буквою с: писать, плясать, тесать, чесать.
7) съ буквою т; клегтать, клохтать, метать, роптать, топтать,
шептать.
8) съ буквою х: дыхать 2), махать, пахать, пыхать.
9) съ буквами ск, ст: искать, плескать, блистать, свистать, хле-
стать (2).
У шести глаголовъ уже въ первомъ лицѣ удареніе переходитъ на
первый слогъ: зоба́ть, зо́блю; зыба́ть, зы́блю; алкать, алчу; страдать,
стра́жду; бреха́ть, брешу; хромать, хра́млю. Этимъ глаголамъ подобенъ
и односложный въ неопр. накл. здать, зи́жду.
Два глагола: стонать и орать (въ смыслѣ пахать), y которыхъ
согласная передъ ать неспособна измѣняться, принадлежатъ также
къ разсмотрѣнному выше разряду.
. Трехсложныхъ глаголовъ только 12; почти всѣ они звукоподража-
тельные съ буквою т передъ окончаніемъ атъ, съ повторяющимися
гласными о или е и вставкою между ними губной или гортанной буквы:
бормотать, грохотать, клеветать, клокотать, лепетать, рокотать,
скрежетать, трепетать, хлопотать, хохотать, щебетать, щекотать.
Сверхъ того, мы въ этомъ разрядѣ находимъ еще глаголы: поло-
скать, колыхать и колебать\ послѣдніе два уже въ 1-мъ лицѣ мѣняютъ
удареніе: колы́шу, коле́блю.
Замѣтимъ, что перемѣна ударенія уже въ 1-мъ лицѣ бываетъ по
большей части y такихъ глаголовъ, которые имѣютъ двоякое настоя-
1) Впрочемъ, формы: гікаю, локаю употребительнѣе чѣмъ ичу́, лочу́.
2) Настоящ. дышу, ды́шешь. Отъ глагола же дышать наст. будетъ: дышу́, ды́-
шишь. Слѣд., большинство y насъ неправильно пишетъ: дышешь. (Ср. выше, стр. 276).

щее, т. е. могутъ, или прежде могли, удерживать въ немъ передъ.
окончаніемъ гласную а: хра́млю и хромаю, алчу и алка́ю. Изъ грам-
матикъ Ломоносова и Россійской академіи видно, что нѣкогда. гово-
рили также: колеба́ю (вм. колеблю). Форма эта [376] встрѣчается еще и y
писателей 1-й половины нынѣшняго столѣтія, наприм. y Ѳ. Н. Глинки
въ „Письмахъ русскаго офицера" (Ч. IT).
Далѣе встрѣчаемъ немногочисленный разрядъ глаголовъ на о́ть,
въ которомъ удареніе въ настоящемъ времени всегда переходитъ по
указанному закону: боро́ть, колотъ, полотъ, поро́ть, молоть: колю́,
колешь и проч., молоть, мелешь.
Изъ глаголовъ на нуть четыре несложные гля́нуть, минутъ, то-
ну́ть и тянутъ перемѣняютъ удареніе во 2-мъ и слѣд. лидахъ на-
стоящаго врем.; но есть еще 2 такіе глагола, неупотребительные безъ
предлога, именно: (об) ману́ть и (по) мяну́ть: обману, обманешь; помяну́,
помя́нешь.
Всѣхъ многочисленнѣе между глаголами съ подвижнымъ ударе-
ніемъ тѣ, которые оканчиваются на ить. Поэтому и заслуживаютъ.
они подробнаго разсмотрѣнія, тѣмъ болѣе, что глаголы съ этимъ окон-
чаніемъ въ изслѣдуемомъ отношеніи являются особенно прихотливыми.
Прежде всего надобно отдѣлить изъ числа ихъ тѣ глаголы, кото-
рые употребляются двояко, т. е. могутъ въ означенныхъ формахъ
переносить удареніе на предпослѣдній слогъ, но иногда удерживаютъ»
его и на послѣднемъ. Исчислимъ ихъ по алфавитному порядку глас-
ныхъ въ коренномъ слогѣ:
а:
сади́ть
— сади́шь
и
садишь
(посо́дишь) (3)
вали́ть
— вали́шь
и
валишь
(во́лишь) х)
кати́ть
— кати́шь
и
катишь
(поко́тишь)
дари́ть
— дари́шь
и
даришь
(подо́ришь)
вари́ть
— вари́шь
и
варишь
(во́ришь 1)
гаси́ть
— гаси́шь
и
гасишь
трави́ть
— трави́шь
и
травишь
мани́ть
— мани́шь
и
манишь
тащи́ть
— тащи́шь
H
тащишь
(то́щишь) 1)
е:
крести́ть
— крести́шь
и
крестишь
черти́ть
— черти́шь
я
чертишь
[377]клеи́ть
— клеи́шь
и
клеишь
щени́ться
— щени́шься
и
щенишься
и:
чинить
— чинишь
и
чи́нишь
о:
божи́ться
— божишься
и
бо́жишься
(за)нози́ть
— занози́шь
и
зано́зишь
[) Слышано въ Данковскомъ уѣздѣ Рязанской губерніи.

(по)ложи́ть
— ложи́шься
и
(по)ло́жишь
вопи́ть
— вопи́шь
и
во́пишь
кроши́ть
— кроши́шь
и
кро́шишь
коси́ть
— коси́шь
и
ко́сишь
твори́ть
— твори́шь J)
и
(за)тво́ришь
у:
кури́ть
— кури́шь
ы
ку́ришь
тури́ть
— тури́шь
и
ту́ришь
студи́ть
— студи́шь
и
(про)сту́дишься
трубить
— труби́шь
и
тру́бишь
блуди́ть
— блуди́шь
и
блудишь
труди́ться
— труди́шься
и
тру́дишься
пруди́ть
— прудишь
и
прудишь
уди́ть
— уди́шь
и
удишь
тупи́ть
— тупи́шь
и
ту́пишь
кружи́ть
— кружи́шь
и
кру́жишь
(за)глуши́ть
— глуши́шь
и
глу́шишь
души́ть
— души́шь
и
душишь
суши́ть
— суши́шь
и
су́шишь
туши́ть
— туши́шь
и
тушишь
(раз)лучи́ть
— (раз)лучи́шь
и
(раз)лу́чишь
(по)ручи́ть
— (по)ручи́шь
и
(по)ру́чишь
сучи́ть
— сучи́шь
и
су́чишь
е:
бѣли́ть
— бѣли́шь
и
бѣлить
цѣдить
— цѣди́шь
и
ЦѢДИШЬ
гнѣзди́ться
— гнѣздишься
и
ГНѢЗДИШЬСЯ
рѣзви́ться
— рѣзви́шься
и
рѣзвишься
[378]
свѣти́ть
— свѣти́шь
и
СВѢТИШЬ
мѣси́ть
— мѣси́шь
и
МѢСИШЬ
дѣли́ть
— дѣли́шь
и
ДѢЛИШЬ
лѣни́ться
— лѣнишься
и
ЛѢНИШЬСЯ
(за)мѣни́ть
— (за)мѣни́шь
и
(за)мѣ́нишь
цѣни́ть
— цѣни́шь
И ЦѢНИШЬ
я:
ряди́ть
— ряди́шь
и
рядишь
яви́ть
— яви́шь
и
явишь.
Итого 50 глаголовъ съ двоякимъ удареніемъ во 2-мъ и слѣд. ли-
цахъ настоящ. врем. Затѣмъ остается всего около 50-ти же глаголовъ,
y которыхъ постоянно-подвижное удареніе въ лицахъ этого времени.
Число незначительное, если примемъ въ соображеніе, что глаголовъ
*) По грамматикѣ Смотрицкаго тво́рити, тво́ришь. См. y него парадигму 2-го
спряженія. Сложные глаголы затворить, притворить и т. д. очевидно образованы
ивъ того же глагола. Сравни нѣмецк. zumachen—затворить.

шути́ть
служи́ть
тужи́ть
шу́тишь
слу́жишь
ту́жишь
(у)куси́ть
(у)ку́сишь
ю:
учи́ть
люби́ть
е:
лѣпи́ть
лѣчи́ть
цѣпи́ть
бѣси́ть
у́чишь
лю́бишь
ЛѢПИШЬ
ЛѢЧИШЬ
ЦѢПИШЬ
бѣсишь
(за)стрѣли́ть
(за)стрѣ́лишь.
Съ перваго взгляда на этотъ списокъ бросается въ глаза сравни-
тельно-большое число глаголовъ съ буквами о и y въ слогѣ [380],
предшествующемъ окончанію итъ, особенно съ буквою о: такихъ гла-
головъ болѣе 20, слѣдовательно, около половины всего количества раз-
сматриваемыхъ глаголовъ на ить съ непремѣнно-подвижнымъ ударе-
ніемъ. И наоборотъ, замѣчательно, какъ относительно-мало глаголовъ
такого образованія между глаголами съ двоякимъ удареніемъ во 2-мъ
я слѣд. лицахъ наст. времени.
Посмотримъ, нельзя ли въ исчисленныхъ глаголахъ отыскать ка-
кой-нибудь отличительной примѣты, сравнивая ихъ съ такими глаго-
лами того же образованія, которые всегда сохраняютъ удареніе въ
концѣ. Вотъ нѣкоторые изъ послѣднихъ: бодри́ть, водни́ть, вощи́ть,
гнои́ть, годи́ть, гости́ть, громи́ть, двои́ть, долби́ть, дроби́ть. Мы ви-
димъ, что почти всѣ. подобные этимъ глаголы—имѣющіе одно постоян-
ное удареніе на послѣднемъ слогѣ—суть производные, т. е. составлены
изъ именъ существительныхъ, прилагательныхъ или числительныхъ
(бодрый, вода, воскъ, гной, годъ, двое), тогда какъ глаголы съ по-
движнымъ удареніемъ—по большей части первообразные, т. е. образо-
ваны хотя и не прямо отъ корня, но и не отъ слова другой части
рѣчи. Къ сожалѣнію, обоихъ послѣднихъ выводовъ не можемъ мы сдѣ-
лать безъ ограниченія ихъ словами почти и по большей части. Есть
исключенія и въ томъ и въ другомъ случаѣ, наприм., въ 1-мъ случаѣ
долбить, доить, a во 2-мъ женить, сердитъ, застрѣлить> Впрочемъ,
между глаголами съ безусловно подвижнымъ удареніемъ очень рѣдки
глаголы производные; едва ли можно найти тому другіе примѣры,
кромѣ сейчасъ приведенныхъ. Итакъ, глаголы съ подвижнымъ ударе-
ніемъ почти всѣ первообразные. Напротивъ, между глаголами съ по-
стояннымъ удареніемъ въ концѣ—первообразныхъ очень мало: родитъ,
рѣшатъ, вратить, коптитъ, сулить: вотъ чуть ли и не всѣ они.
Къ разсмотрѣнному разряду двухсложныхъ глаголовъ надобно еще
отнести тѣ немногіе, которые передъ окончаніемъ ть приняли вмѣсто

и гласную ѣ или, послѣ шипящихъ буквъ, гласную а: вертѣть,
смотрѣть, терпѣть, держатъ, дышатъ,—y которыхъ 1-е лицо по уда-
ренію также отличается отъ слѣдующихъ. [381] Изъ нихъ одинъ
только — вертѣть — допускаетъ въ этихъ лицахъ двоякое удареніе:
вертишь и верти́шь.
Глаголъ хотѣть спрягается въ един. числѣ наст. врем. такъ, какъ
если бъ неопр. наклоненіе оканчивалось на ать подобно глаголамъ
метать, топтать9 шептать и проч.; хочу, хочешь 1). Здѣсь же, на-
конецъ, должны найти мѣсто односложные въ неопр. наклоненіи гла-
голы: стлать; (—) ять и мочъ.
1) стелю, стелешь; почему не стелёшь, какъ въ глаголѣ брать,
беру, берёшь? Когда 3-е лидо множ. числа оканчивается на лютъ или
рютъ, то этотъ слогъ никогда не принимаетъ ударенія: сравнимъ:
о́рютъ, бо́рютъ, порютъ, колютъ, полютъ, мелютъ. Въ глаголѣ стлать
это тѣмъ замѣчательнѣе, что въ предыдущемъ слогѣ буква е, прини-
мающая удареніе, есть бѣглая.
2) иму́, и́мешь, (напр. приму́, при́мешь). Но когда и выпадаетъ
послѣ предлога воз, то удареніе переходитъ на послѣдній слогъ:.
возьму, возьмёшь. To же бываетъ, когда и превращается въ й послѣ
отрицанія не и послѣ нѣкоторыхъ предлоговъ, напр. неймёшь, займёшь,
уймёшь.
3) могу́, мо́жешь. Изъ всѣхъ глаголовъ на чь, это единственный
съ подвижнымъ удареніемъ въ настоящемъ времени, что́ приписать
должно, какъ кажется, вліянію гласной о въ первомъ слогѣ, которая,
какъ мы видѣли, легко принимаетъ на себя удареніе въ двусложныхъ
глаголахъ.
Между глаголами на ишь нѣкоторые перемѣняютъ или не перемѣ-
няютъ удареніе, смотря по смыслу своему, если имѣютъ двоякій, и
еще по тому, соединены ли они съ предлогомъ и съ какимъ именно,
употреблены ли съ мѣстоименіемъ ся или безъ него. Приведемъ
примѣры:
1) Вліяніе значенья. Кре́стишь, крестишься, говорятъ, когда дѣло
идетъ о знаменіи креста; крести́шь,—ся, когда разумѣютъ обрядъ кре-
щенія. Ко́сишь, когда означается срѣзываніе травы, и коситъ, когда
рѣчь идетъ о направленіи глазъ (4).
[382] 2) Вліяніе предлоговъ. Творить безъ предлога въ наст. время
никогда не измѣняется въ удареніи; съ предлогами за, при, от, раз
говорятъ тво́ришь, при чемъ измѣняется и смыслъ 2). Чинитъ, безъ
предлога," употребляется съ двоякимъ удареніемъ въ наст. времени
*) См. выше, стр. 271.
2) См. выше выноску, относящуюся къ списку глаголовъ, противъ слова творить
(стр. 281).

глаголъ учинить всегда сохраняетъ удареніе на послѣднемъ слогѣ.
Говорятъ (по)лу́чишь, a когда съ этимъ глаголомъ соединенъ предлогъ
раз, то удареніе допускается двоякое: разлучишь и разлучи́шь. (Точно
такъ же въ будущемъ времени глагола прислать говорятъ иногда
при́шлешь). Вліяніе предлоговъ на удареніе такъ велико, что оно иногда
обнаруживается даже и на неопредѣленномъ наклоненіи. Глаголъ
висѣть, при предлогѣ за, переноситъ свое удареніе на предпослѣд-
ній слогъ: зави́сѣть.
3) Вліяніе мѣстоименія ся. Говорятъ: сади́шь и са́дишь, но въ воз-
вратной формѣ только садишься; ло́жишь съ предлогами по, при, раз
я др. всегда произносятъ съ удареніемъ на первомъ слогѣ; a когда
глаголъ этотъ употребляется въ возвратной формѣ безъ предлога, то
говорятъ ложи́шься. Другой случай представляетъ глаголъ студи́ть,
который при мѣстоименіи ся и предлогѣ про въ будущемъ времени
всегда переноситъ удареніе на слогъ сту́, тогда какъ студишь безъ
этихъ приращеній выговаривается двоякимъ образомъ.
Перейдемъ теперь къ трехсложнымъ глаголамъ на и́ть. Ихъ вообще
въ языкѣ немного — 20 съ небольшимъ, a подвижное удареніе замѣ-
чается только въ 12-ти изъ нихъ: волочитъ, воротить, колотить, моло-
тить, торопитъ, хоронитъ, городитъ, золотитъ, коротить, становить,
теребить, шевелить, (об)локотиться. Между ними большая половина,
именно послѣдніе семь, допускаютъ въ наст. вр. двоякое удареніе:
городи́шь и горо́дишь, золоти́шь и золотишь (особенно съ предлогомъ)
и т. д. Здѣсь опять въ большей части случаевъ удареніе падаетъ на
*букву о.
Въ этихъ глаголахъ еще одно обстоятельство заслуживаетъ вни-
манія. Почти всѣ они представляютъ то, что́ y насъ принято [383]
называть полногласіемъ, т. е. двойныя гласныя при буквахъ р и л,—
составъ довольно сходный съ тѣмъ, какой мы видѣли въ трехслож-
ныхъ глаголахъ съ окончаніемъ тать (бормотать, лепетать и т. д.),
которые также перемѣняютъ удареніе во 2-мъ лицѣ наст. вр. Почти
всѣмъ приведеннымъ трехсложнымъ глаголамъ на ить соотвѣтствуютъ
церковно-славянскіе съ одною гласною вмѣсто двухъ: влачитъ, вра-
тить, млатить, хранить, градить, златить, кратить, и въ этихъ
двусложныхъ глаголахъ удареніе остается уже постоянно на послѣд-
немъ слогѣ. Отсюда возникаетъ вопросъ: переносъ ударенія во 2-мъ
и послѣдующихъ лиц. наст. вр. не есть ли исключительно народное
•свойство русскаго языка, чуждое древне-славянскому нарѣчію?
Къ сожалѣнію, въ древнѣйшихъ церковно-славянскихъ спискахъ
евангелія ударенія вовсе не означены; они начинаютъ появляться не
прежде какъ въ XV и XVI столѣтіяхъ. Но и въ рукописяхъ, отно-
сящихся къ этому времени, оказывается касательно ударенія большое
разнообразіе; къ тому же надъ многими словами вовсе нѣтъ ударенія,

въ другихъ оно поставлено надъ двумя слогами. Въ этомъ отношеніи
наши тексты священнаго писанія могутъ быть раздѣлены на два
разряда.
Въ однихъ ударенія довольно сходны съ находимыми до сихъ
поръ въ нашей славянской библіи съ удареніями языка народнаго.
Таковы они, напр., въ уставномъ спискѣ евангелія XVI вѣка, храня-
щемся въ Императорской Публичной библіотекѣ (№ 25 по ея ката-
логу *); здѣсь читается между прочимъ: свѣтится, и́мутъ, ви́дѣхомъ,
вопросятъ, вопроси́ша, исправите, у́зриши писаное. Однако тутъ же
встрѣчаются случаи несходства ударенія съ нынѣшнимъ, и въ размѣ-
щеніи его часто видна нѣкоторая шаткость: напр. слово видѣхомъ въ
другомъ мѣстѣ носитъ удареніе на 2-мъ слогѣ; далѣе читаемъ создана
и проч. Къ этому [384] же разряду текстовъ относительно ударенія
принадлежитъ и острожское изданіе 1581 года, a также виленское
евангеліе 1575 года, напечатанное Петромъ Мстиславцемъ. Въ этихъ
текстахъ, какъ и въ нынѣшнемъ, удареніе только мѣстами отступаетъ
отъ употребительнаго въ наше время, какъ-то: возложитъ, погуби́ть,
преклони́ть, научи́ть, изъ чего надобно заключить, что въ Москвѣ
ударенія церковно-славянскаго нарѣчія вообще выработались подъ»
вліяніемъ народнаго языка.
Другой разрядъ составляютъ такіе тексты, въ которыхъ ударенія
по большей части вовсе не сходны съ нынѣ-употребительными. Такъ
въ спискѣ конда XV вѣка (Кат. Публ. библ. № 16) находимъ: во-
про́сиша, пославшій, схо́дящь, творите, на́плѣните, о́брѣте, при́ходитъ,
о́сужденъ, осужденье, у́читель, достоинъ. Въ полууставномъ 1537 года
(к. Б. № 23): вселися, въпросятъ, вопро́сиша, грядетъ, схо́дящь, жи́веши,
въку́си, творите, родится, возлюби, ре́коша, осу́жденъ (но также осуж-
денъ)\ ре́мень, себѣ, ученикъ, церковь, дѣла (множ. ч.), лукава. Подоб-
ныя ударенія встрѣчаются во множествѣ и въ полууставномъ спискѣ
XVI вѣка (к. Б. № 24), и въ уставномъ XV (№ 13): въ послѣд-
немъ, кромѣ удареній, много другихъ надстрочныхъ знаковъ, ударе-
ній же вообще мало. Еще болѣе разнообразія въ отношеніи къ про-
содіи представляетъ полууставный списокъ XVI вѣка •(№ 31), гдѣ
читаемъ: похо́ти, видѣ́хомъ, достои́нъ, отрѣ́шу, слыша́вшою, видѣвъ же,
себѣ, вѣрова́ша, име́те, не има́ть, встанете, будете.
Во всѣхъ этихъ спискахъ, въ большей части случаевъ, обнаружи-
ваются слѣды сербской просодіи; это тѣмъ очевиднѣе, что надъ нѣ-
которыми словами поставлено по два ударенія (пустыни, посла—Д& 16),
*) Здѣсь приводятся замѣтки, сдѣланныя мною при просмотрѣ разныхъ списковъ
евангелія въ Дубл. библ. Для удобства сличенія избралъ я однѣ и тѣ же первыя
главы евангелія отъ Іоанна, которыя и прослѣдилъ во всѣхъ бывшихъ передо мною
рукописяхъ, отмѣчая впрочемъ почти одни только глаголы, относящіеся къ предмету
моего изслѣдованія.

что́ также составляетъ принадлежность сербскаго правописанія х).
Итакъ мы не сдѣлаемъ слишкомъ смѣлаго заключенія, если предполо-
жимъ, что такіе тексты, отличающіеся особенностью своихъ удареній,
списаны съ сербскихъ редакцій [385] священнаго писанія. Въ этой
догадкѣ утверждаютъ насъ два находящіеся также въ Публичной
библіотекѣ сербскія евангелія, напечатанныя въ XVI столѣтіи черно-
горскимъ монахомъ Мардаріемъ, родомъ съ рѣки Дрина — одно въ
Бѣлградѣ, a другое въ монастырѣ ^Мрькшина црква въ подькриліе
Чрьніе горы". Въ первомъ изъ нихъ встрѣчаются между прочимъ та-
кія ударенія: тво́рити, тво́риши, не ро́дится (но на той же страницѣ
не роди́тся, и ро́дити́ся, рожде́нное, хоще́ть, слыши́ши, могутъ, ре́че).
Соображая все это, мы не можемъ не признать, что глаголы съ
подвижнымъ удареніемъ составляютъ принадлежность собственно рус-
скаго, народнаго, a не старо-славянскаго языка (5). Нѣтъ сомнѣнія, что
просодія послѣдняго y насъ постепенно видоизмѣнялась подъ вліяніемъ
перваго, но, къ сожалѣнію, мы не можемъ прослѣдить всѣхъ ея измѣ-
неній, по недостатку памятниковъ, гдѣ бы ударенія означены были
со времени введенія на Руси письменности. Здѣсь мы только слегка
коснулись этого предмета съ исторической точки зрѣнія; однакожъ, и
этого, кажется, достаточно, чтобы показать, къ какимъ любопытнымъ
выводамъ можетъ привести разсмотрѣніе нашихъ рукописей въ отно-
шеніи къ удареніямъ — сторона, до сихъ поръ еще не тронутая въ
изслѣдованіи исторіи славяно-русскаго языка. Впрочемъ не надобно
упускать изъ виду возможности и того факта, что знаки ударенія
часто ставились писцами произвольно.
ПРИМѢЧАНІЯ.
1) Терминъ подвижное удареніе употребленъ въ первый разъ
А. X. Востоковымъ: см. его Русскую Грамматику (4-е изд.) § 182.
Онъ принятъ и въ Опытѣ общесравнительной грамматики русскаго
языка, § 76.
2) Относительно глагола блистать можетъ возникнуть сомнѣніе,
дѣйствительно ли это неопредѣленное наклоненіе принадлежитъ тому
же глаголу, въ которомъ настоящее время: блещу, [386] бле́щешь, и
точно ли эта послѣдняя форма тожественна съ другою: блистаю,
блиста́ешь. Нельзя ли скорѣе принять ее за видоизмѣненіе формы;
3) Ср. Словарь Караджича и Грамм. Добровскаго, Гл. III, §§ III — VIII.

блещу, блести́шь, отъ глагола блестѣть? Форма бле́щешь, бле́щетъ ж
т. д. не можетъ отвѣчать неопр. наклоненію, y котораго передъ окон-
чаніемъ ть бѣглое ѣ; эта послѣдняя буква въ настоящемъ времени
всегда замѣняется гласною и (исключеніе составляютъ только два
глагола: хотѣть и ревѣтъ; въ послѣднемъ видимъ новую форму, за-
ступившую мѣсто древней рюти *). Съ другой стороны окончаніе
ешь... утъ (безъ удар.) съ предшествующею шипящей ж ч ш щ въ
наст. врем. всегда указываетъ на неопредѣленное наклоненіе съ окон-
чаніемъ гать, катъ, татъ, хать, сать, скать или стать: брызжутъ—
бры́згать, плачутъ — плакать, мечутъ—мета́ть, машутъ—маха́ть,
пи́шутъ—писа́ть, ищутъ—иска́ть; хлёщутъ—хлестать. Многіе изъ
этихъ глаголовъ имѣютъ въ наст. вр. двоякую форму: брызжу и брыз-
гаю, мечу и метаю> машу и маха́ю, хлещу и хлеста́ю. Такъ точно я
глаголъ бле́щутъ въ неопредѣленномъ наклоненіи долженъ бы имѣть
форму блеста́ть; но вмѣсто ея утвердилась другая—блистать; для
довершенія аналогіи, и этотъ глаголъ (какъ хлестать и плескать)
имѣетъ въ настоящемъ времени двоякую форму; блещу и блистаю а).
Такъ смотритъ на него и A. X. Востоковъ (ср. его Грамматику, § 76,
Различ. II, е).
3) О частомъ превращеніи звука a въ о, когда на a падаетъ уда-
реніе было уже говорено въ другой статьѣ: „О нѣкоторыхъ особен-
ностяхъ въ системѣ звуковъ русскаго языка" (см. выше стр. 235).
Нѣтъ, кажется, надобности объяснять, что въ словахъ сади́шь и по-
со́дишь буквы a и о въ коренномъ слогѣ тожественны.
4) Можно бы подумать, что формы ко́сишь и коси́шь принадлежатъ
двумъ разнымъ глаголамъ, которые только случайно [387] созвучны
въ неопред, наклоненіи. Но что это одинъ и тотъ же глаголъ, въ
томъ убѣждаетъ насъ совершенно сходный случай въ германскихъ
языкахъ: въ исландскомъ глаголъ sneida, — отъ корня sneid, косой —
значитъ: 1) дѣлать косымъ, кривымъ, наклонять вкось, и 2) рѣзать.
Такъ и въ шведскомъ прилаг. sned значитъ косой, a глаголъ sneda—
косить, кривить и—наискось срѣзать. To же представляетъ и област-
ной норвежскій глаголъ snide. Въ нѣмецкомъ языкѣ глаголъ того же
корня schneiden значитъ рѣзать, a въ датскомъ сущ. snedker—сто-
ляръ, тогда какъ прилаг. snedig — лукавый, криводушный.
5) По убѣжденію Добровскаго, „въ множайшихъ словахъ сербскія
древнія книги сохранили удареніе прежнее, IX вѣка (хотя досто-
1) См. Остромирово Евангеліе, Грамматическія правила, § 39.
2) ÏÏ въ нѣкоторыхъ другихъ славянскихъ нарѣчіяхъ слова этого корня встрѣ-
чаются въ двухъ разныхъ формахъ, изъ которыхъ одна является съ гласною и, a
другая съ е или а, напр. польск. blyszczeé и bleszczeô (стар.), blysk и blask; словацк.
blysstim se, bleskati se. Въ лужиц. нарѣчіи послѣ I буква о: blosk, bloskani. (См.
Словарь Линде).

[388] О РУССКОМЪ УДАРЕНІИ ВООБЩЕ И ОБЪ УДАРЕНІИ ИМЕНЪ
СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХЪ.
1858— 1885.
I.
Общія замѣчанія о сущности русскаго ударенія. Неопредѣленность его во мно-
гихъ случаяхъ. Взглядъ Востокова. Два предмета изслѣдованія. Удареніе въ
первообразныхъ словахъ. Двоякая цѣль нашего ударенія. Два весьма опредѣ-
ленные закона его въ именахъ предложныхъ. Имена съ производственными
окончаніями мужескаго, женскаго и средняго рода: а) всегда имѣющими уда-
реніе; б) являющимися то съ удареніемъ, то безъ ударенія, и в) никогда не
принимающими его. Результаты изслѣдованія: указаніе нѣкоторыхъ обстоя-
тельствъ, отъ которыхъ зависитъ удареніе въ производныхъ словахъ.
Приступая къ разсмотрѣнію законовъ просодіи въ русскомъ языкѣ,
мы прежде всего встрѣчаемъ вопросъ: что такое удареніе? Точно ли
оно состоитъ, какъ всѣ мы повторяемъ послѣ Ломоносова, въ повы-
шеніи голоса надъ слогами? Кажется, такое опредѣленіе сущности
ударенія не совсѣмъ вѣрно. Если бъ мы на каждомъ словѣ дѣйстви-
тельно повышали и понижали голосъ, то мы говорили бы на распѣвъ;
сущность ударенія заключается въ усиленіи выговора нѣкоторыхъ
слоговъ, т. е. въ увеличеніи силы, съ какою выталкивается воздухъ
при произнесеніи звуковъ х). Поэтому не безъ основанія y насъ въ
старину называли ударенія силами. Вслѣдствіе того слоги съ ударе-
ніемъ въ русскомъ [389] языкѣ могутъ становиться НѢСКОЛЬКО длиннѣе
другихъ. Правда, y насъ нѣтъ напряженнаго протяженія гласныхъ,
какое замѣчается въ иныхъ языкахъ, напр., въ нѣмецкомъ и во фран-
1) Спустя много времени послѣ того, какъ эти строки были написаны, я нашелъ
ту же мысль выраженною въ соч. Heyse, System der Sprachwissenschaft: § 152.
Accent (стр. 328 и 329). Часть его была переведена на русскій языкъ г. Желтовымъ
и печаталась въ Филологическихъ Запискахъ г. Хованскаго. _

цузскомъ, однакожъ и съ нашимъ удареніемъ въ нѣкоторой степени
связано удлинненіе слоговъ. Что касается до способа означать y насъ
удареніе на письмѣ, то нѣтъ причины употреблять то острый знакъ
('), то тяжкій С): такъ какъ мы не имѣемъ фонетическаго основа-
нія для разныхъ степеней удлинненія слоговъ, то и знакъ ударенія
можетъ быть y насъ только одинъ, и именно острый ('), годный на
всякомъ мѣстѣ слова: никакого нѣтъ основанія на окончательной глас-
ной ставить по примѣру греческаго письма, тяжкій Ç) знакъ.
Затѣмъ является другой вопросъ: есть ли въ русскомъ языкѣ
твердо установленное удареніе? Мы не будемъ распространяться о
различіи его въ разныхъ мѣстныхъ говорахъ нашего языка, ни о
послѣдовательныхъ измѣненіяхъ его въ разныя времена; но и въ
общеупотребительной современной рѣчи удареніе часто слышится то
на одномъ, то на другомъ слогѣ. Всякій, кто захотѣлъ бы въ точ-
ности опредѣлить удареніе каждаго русскаго слова, въ весьма мно-
гихъ случаяхъ встрѣтилъ бы сомнѣніе; если бъ, для разрѣшенія его,
онъ сталъ обращаться къ знатокамъ языка, то и отъ нихъ услышалъ бы
столько же разныхъ мнѣній, напр. одинъ говоритъ: христіа́нинъ,
гра́жданинъ, кла́дбище, вёсну, вре́менный, озёра, изобрѣ́теніе, се́рдиться;
a другой произноситъ: христіани́нъ, граждани́нъ, кладби́ще, весну́, вре-
менной, озера, изобрѣтеніе, серди́ться...
Въ статьѣ моей: „О глаголахъ съ подвижнымъ удареніемъ" было
показано, что въ числѣ сотни двусложныхъ глаголовъ съ окончаніемъ
итъ, измѣняющихъ удареніе въ настоящемъ времени, оказывается
около 50 такихъ, y которыхъ удареніе въ этомъ времени (кромѣ 1-го
лица единств. числа) можетъ падать и на 1-й, и на 2-й слогъ, напр.
ва́лишь, вали́шь.
Отсюда слѣдуетъ, что по крайней мѣрѣ во многихъ случаяхъ нѣтъ
постояннаго основанія для ударенія словъ. Но слова съ [390] опредѣ-
леннымъ удареніемъ, несравненно многочисленнѣе: не подчинено ли
оно хоть въ нихъ положительнымъ законамъ и нельзя ли выяснить
эти законы? Самый этотъ вопросъ до сихъ поръ остается y насъ не-
рѣшеннымъ, потому что никто еще не подвергалъ обстоятельному
разсмотрѣнію всѣхъ случаевъ разнообразія нашихъ удареній. Указа-
ніе словъ съ подвижнымъ удареніемъ мы находимъ въ грамматикѣ
Востокова (§ 182 и слѣд.); но онъ не принялъ на себя окончатель-
наго рѣшенія задачи, оговорившись такимъ образомъ: „Который именно
слогъ должно произносить съ удареніемъ, сему научаемся изъ упо-
трёбленія и изъ словаря, потому что не пріискано еще на то опредѣ-
ленныхъ правилъ". Послѣднія слова показываютъ однакожъ, что нашъ
заслуженный филологъ не отвергалъ возможности открытія такихъ
правилъ. При всемъ томъ эта отрасль разработки нашего языка до
сихъ поръ почти не обращала на себя вниманія. Павскій въ своихъ

„Филологическихъ наблюденіяхъ надъ составомъ русскаго языка"
иногда указываетъ на тѣ случаи, когда удареніе явно присвоено из-
вѣстнымъ слогамъ или окончаніямъ, но онъ вообще касается этого
предмета только мимоходомъ и случайно, не входя въ подробное
систематическое изслѣдованіе его. Конечно, трудность задачи и малое
вѣроятіе успѣха въ рѣшеніи ея можетъ устрашить всякаго при са-
момъ приступѣ къ предпріятію, которое представляется неблагодар-
нымъ. Но кажется, оно не будетъ таково, если цѣлію поставить себѣ
не именно опредѣленіе законовъ ударенія, a по крайней мѣрѣ рѣше-
ніе вопроса: есть ли въ русскомъ языкѣ возможность опредѣлить эти
законы, или они до такой степени неощутительны и неуловимы, что
установить ихъ невозможно? Настоящій трудъ и ограничивается этою
цѣлью. Въ основаніе нашихъ наблюденій мы беремъ общеупотреби-
тельный языкъ, т. е. московское нарѣчіе съ тѣми видоизмѣненіями,
которыя оно приняло по обширности предѣловъ своего распространенія.
Впрочемъ мы обращали вниманіе отчасти и на областныя нарѣчія.
Что касается другихъ славянскихъ языковъ, то въ настоящемъ слу-
чаѣ мы оставляемъ ихъ въ сторонѣ. Сознавая, что сравнительное
[391] изученіе хода развитія ихъ относительно ударенія можетъ имѣть
свой интересъ и свою пользу, не думаемъ однакожъ, чтобъ собственно
здѣсь, для цѣли нашей, такое сравненіе могло оказать намъ суще-
ственную услугу А).
Прежде всего мы должны отличить два вопроса, которыхъ никакъ
не слѣдуетъ смѣшивать:
1) Гдѣ находится удареніе въ прямой или такъ-сказать заглавной
формѣ слова, т. е. y склоняемыхъ словъ въ именительномъ падежѣ
единственнаго числа, a y спрягаемыхъ въ неопредѣленномъ наклоне-
ніи? и 2) когда удареніе во флексіи остается на томъ же мѣстѣ и
когда оно переходитъ на другое мѣсто въ извѣстныхъ ея формахъ?
Поэтому и изслѣдованіе наше раздѣлится на двѣ соотвѣтствующія
этимъ вопросамъ части. На первый случай займемся разсмотрѣніемъ
именъ существительныхъ.
*) Совершенно согласно съ этимъ и Шлейхеръ замѣчаетъ, что для изслѣдованія
ударенія древнеславянскаго языка „мало могутъ пособить другія славянскія нарѣчія,
такъ какъ, при всемъ родствѣ между ними, акцентуація въ нихъ представляетъ боль-
шія различія; такъ въ польскомъ удареніе постоянно падаетъ на предпослѣдній слогъ,
въ чешскомъ на первый, въ русскомъ оно свободно и ни съ какимъ опредѣленнымъ
мѣстомъ слова не связано и т. д." (Die Formenlehre der Kirchensl. Sprache. Bonn,
1852, стр. 36). Въ 1880 году профессоръ Нѣжинскаго института Р. Ѳ. Брандтъ, въ
своей магистерской диссертаціи „Начертаніе славянской акцентологіи", разсмотрѣлъ
удареніе во всѣхъ славянскихъ нарѣчіяхъ и тѣмъ конечно принесъ несомнѣнную
пользу этой отрасли филологіи, но насчетъ собственно отношенія русской акцентуаціи
къ просодіи другихъ родственныхъ нарѣчій его изслѣдованіе вполнѣ подтвердило мое
убѣжденіе.

Объ удареніи существительныхъ въ именительномъ падежѣ
единственнаго числа.
, Здѣсь надобно отдѣлить имена первообразныя отъ производныхъ
и опять между первыми односложныя отъ двух- и трехсложныхъ. Объ
односложныхъ не можетъ быть рѣчи; что касается остальныхъ, то
если кто захочетъ опредѣлить, почему въ [392] одномъ первообраз-
номъ словѣ удареніе на такомъ-то мѣстѣ, a въ другомъ, сходномъ съ
нимъ и по образованію и по роду выражаемаго понятія, удареніе не
на томъ же слогѣ, такое стараніе будетъ почти всегда безплоднымъ.
Это происходитъ отъ того, что въ русскомъ языкѣ удареніе соста-
вляетъ одну изъ индивидуальныхъ особенностей внѣшней формы слова:
оно образовалось вмѣстѣ съ словомъ,—почему такъ, a не иначе, это,
по крайней мѣрѣ въ большинствѣ случаевъ, тайна созданія слова, не-
проницаемая для наблюдателя точно такъ же, какъ тайна всякаго
творчества; — это черта физіономіи слова, которой не разгадаетъ ни-
какой Лафатеръ филологіи.
Но нельзя ли отсюда вывести заключенія, что удареніе въ рус-
скомъ языкѣ не имѣетъ никакого значенія и есть дѣло одной слу-
чайности? Значеніе нашего ударенія можно, кажется, объяснить себѣ
такимъ образомъ. У насъ всѣ слоги, по первоначальному свойству
своему, одинаковы, состоятъ такъ-сказать на равныхъ правахъ; если бъ
мы и произносили ихъ совершенно одинаково, то слово не образовало
бы отдѣльнаго цѣлаго; для приданія слогамъ его связи, для совоку-
пленія ихъ въ фонетическое тѣло, мы должны одному слогу дать пер-
венство, господство надъ другими. Такое предпочтеніе народный слухъ
оказываетъ всякій разъ тому изъ слоговъ, на который въ произноше-
ніи удобнѣе опереться; итакъ, мѣсто ударенія въ первообразныхъ сло-
вахъ опредѣляется неуловимыми требованіями слуха. Такимъ обра-
зомъ, нѣтъ никакой возможности рѣшить, почему такъ, a не иначе
произносятся слова: ворохъ и горохъ, рука и щука, коза и кожа> мѣсто
и гнѣздо.
Сверхъ того въ языкѣ нашемъ видно однако и постоянное стре-
мленіе пользоваться удареніемъ для достиженія двоякой цѣли: 1) воз-
можной ясности выговора и 2) опредѣлительнаго отличенія понятій
и отношеній, что́ доказывается многими явленіями, на которыя впо-
слѣдствіи будетъ указано.
Что касается словъ производныхъ, то здѣсь съ перваго взгляда
насъ поражаетъ чрезвычайное разнообразіе ударенія [393] какъ въ
отношеніи къ порядку слоговъ, на которые оно падаетъ, такъ и въ
разсужденіи свойства ихъ; т. е. съ одной стороны, удареніе бываетъ

то на первомъ слогѣ, то на послѣднемъ, то на одномъ изъ среднихъ;
съ другой стороны, оно падаетъ то на коренной слогъ, то на бѣг-
лую гласную, то на начальную приставку, то на окончаніе.
Здѣсь мы остановимся нѣсколько на томъ случаѣ, когда началь-
ная приставка, т. е. предлогъ, связанный съ существительнымъ име-
немъ въ одно слово, принимаетъ {дареніе. Изъ ряду такихъ приста-
вокъ мы должны напередъ выдвинуть предлогъ вы, какъ слѣдующій
въ этомъ отношеніи особымъ законамъ. Извѣстно, что будучи соеди-
ненъ съ глаголомъ, онъ носитъ удареніе всякій разъ, когда образуетъ
совершенный видъ: выразитъ, выступитъ, вы́здоровѣть. Но отглагольныя
существительныя съ окончаніемъ ніе, хотя и произведенныя отъ этого
вида, не всегда слѣдуютъ тому же правилу; такъ всѣ говорятъ: выра-
женіе, выступленіе, выздоровле́ніе (1), несмотря на то, что самое окон-
чаніе еніе не необходимо является съ удареніемъ, какъ видно напр.
въ словѣ изобрѣтеніе. За то предлогъ вы непремѣнно носитъ удареніе>
когда соединенное съ ницъ отглагольное существительное есть либо перво-
образное, либо производное съ окончаніями: окъ, екъ, ышъ, ецъ, икъ, щикъ,
ка, ица, ина, ость; напр. выборъ, вы́вихъ, выносъ, вы́стрѣлъ, вымыселъ>
вы́слуга, выродокъ, выселокъ, выкидышъ, вы́веденышъ, выходецъ, вы́водчикъ>
вы́дѣльщикъ, выставка, выписка, выработка, вы́водчица, выбоина, вы́-
пуклость. Только слово выдумщикъ произносятъ и иначе, т. е. съ уда-
реніемъ на коренномъ слогѣ (выдумщикъ), но это неправильно. Когда
имя съ окончаніемъ ость произведено отъ сущ., оканчивающагося на
тель или, вѣрнѣе, отъ прилагательнаго, кончающагося на тельный, то
предлогъ вы не принимаетъ ударенія, потому что не носитъ его и при
этомъ послѣднемъ окончаніи, напр. вырази́тельность.
Прочіе предлоги, соединяясь съ именами, то оставляютъ за ними
удареніе, то сами принимаютъ его, напр. дозоръ и доводъ, [394] заводь
и за́кромъ, зазывъ и за́мыслъ, обозъ и о́бодъ, посолъ и поваръ и т. д.
Иногда въ такихъ предложныхъ словахъ удареніе различное, напр.
говорятъ и насморкъ и на́сморкъ, позывъ и позывъ;* иногда оно бываетъ
двоякое, смотря по двоякому смыслу слова, напр. замокъ и замокъ,
причетъ и при́четъ 1). Однакожъ въ именахъ, кончающихся на ъ, от-
крывается одинъ законъ, общій для всѣхъ предлоговъ; онъ состоитъ
въ слѣдующемъ: всякій предлогъ принимаетъ удареніе, если присоеди-
ненъ къ отглагольному или и другому имени съ окончаніемъ ь, лишь бы
тутъ не было наставокъ тель и ность, напр. въ именахъ мужескаго
рода: за́рубень, о́бручь (2), о́главль, оборотенъ; о́хабень, пе́речень, поручень,
при́хвостень, про́лежень, уваленъ, уровень; — въ именахъ женскаго рода:
бе́зтолочь, за́висть, и́зморозь, и́сповѣдь, на́сыпь, о́бувь, о́пухоль, о́ттепель,
*) Подробнѣйшее изслѣдованіе этого предмета относится къ статьѣ объ удареніи
предлоговъ.

о́чередь, пе́ревязь, по́честь, по́хоть, пре́лесть, при́голодь, при́мѣсь, про́-
пись, прорубъ, ро́спись, совѣсть, убыль, у́даль^ у́пряжь^ у́тварь, и проч.
и проч.
Если, вмѣсто предлога, въ такихъ именахъ находится отрицаніе
не, то и оно принимаетъ удареніе, напр. не́доросль^ не́христь, не́учь,
н́етель, не́видаль, не́погодь, не́нависть.
На этомъ основаніи и нарѣчія, составленныя изъ одного или двухъ
предлоговъ и подобнаго существительнаго, имѣютъ удареніе на пер-
вомъ слогѣ: по́рознь, и́здали, и́зстари, на́стежь, на́искось, на́отмашь,
ощупью, и́сподоволь, на́взничь, оземь и проч.
Слѣдовало бы также говорить и́скони, a не искони́, какъ б. ч.
говорятъ.
Это правило оправдывается многими десятками словъ, a исключе-
ній изъ него мало. Вотъ едва ли не всѣ они: мужеск. рода—недоучь
женск. рода—напасть, погибель, посте́ль. Что касается имени переко́пъ
которое въ этомъ видѣ также составляетъ по выговору исключеніе
въ ряду именъ женск. рода, то замѣтимъ, что оно еще и въ древ-
нихъ актахъ иногда писалось съ мужескимъ окончаніемъ (на ъ), a въ
позднѣйшее время все чаще принимало [395] эту форму: см. Словарь
Щекатова, Ч. IV, стр. 1043 и 1044; Кн. Больш. Чертежу, изд. Спас-
скимъ, стр. 221—225, И. Г. P. I, стр. 437, и Акты Ист. Арх. KOMM,
T. II, стр. 201 („пушки побрали въ перекопѣ"). Относительно слова
пріязнь надобно помнить, что здѣсь прі не есть предлогъ (Санскр.
пріа, любезный).
Производственныя окончанія.
Изъ производственныхъ окончаній нѣкоторыя слѣдуютъ постоян-
нымъ законамъ въ отношеніи къ ударенію. Для удобнѣйшаго разсмот-
рѣнія этихъ окончаній мы раздѣлимъ ихъ на 3 разряда, смотря по
тому, принадлежатъ ли они именамъ мужескаго, женскаго или сред-
няго рода. Въ двухъ первыхъ разрядахъ мы примемъ еще по 3 от-
дѣла: 1) окончанія, всегда или почти всегда сохраняющія на себѣ
удареніе; 2) являющіяся то съ удареніемъ, то безъ ударенія, или но-
сящія его то на одномъ слогѣ, то на другомъ, и 3) никогда не при-
нимающія ударенія. Вслѣдъ за производственными окончаніями бу-
демъ указывать и нѣкоторыя другія, не имѣющія опредѣленнаго зна-
ченія.
1. Окончанія мужескаго рода.
1) Съ постояннымъ удареніемъ.
а) Односложныя окончанія:
а́къ, я́къ. Въ какомъ бы значеніи не являлись эти окончанія, они
всегда бываютъ отмѣчены удареніемъ: дуракъ, морякъ, чудакъ, острякъ,

лошакъ, червякъ, тесакъ, пятакъ, пустякъ, соснякъ, сибирякъ, холостякъ,
обинякъ и проч. To же бываетъ, когда это окончаніе отъ присоедине-
нія къ нему другихъ звуковъ обращается въ чакъ, щакъ, някъ, напр.
смѣльчакъ, лонщакъ, дубнякъ, плитнякъ. Одно только слово завтракъ
составляетъ здѣсь повидимому исключеніе, но въ этомъ имени окон-
чаніемъ служитъ собственно только къ, приложенное къ слову
завтра (вм. заутра). Въ старину писалось завтрокъ; если признать эту
форму за правильную, то и въ такомъ случаѣ понятно будетъ отступ-
леніе въ выговорѣ окончанія акъ, котораго тутъ не было первоначально.
[396] у́нъ всегда носитъ удареніе, означается ли этой наставкой 1)
лицо съ привычкою извѣстнаго дѣйствія, или вообще съ помощью ея
образуется имя, наприм. воркунъ, драчунъ, хвастунъ, хлопотунъ, горбунъ,
валунъ, бурунъ и проч. Даже и въ именахъ, y которыхъ y m не есть
производственная наставка, или которыя заимствованы изъ другихъ
языковъ, удареніе все-таки падаетъ на это окончаніе; напр. перунъ
(κεραυνος), табунъ, драгунъ. Подъ это явленіе не подходятъ только два
слова: пѣ́стунъ и ко́ршунъ.
а́чъ, еще окончаніе личныхъ именъ, всегда отмѣченное удареніемъ:
богачъ, силачъ, толкачъ, скрипачъ, трубачъ, палачъ и проч.; также
колачъ.
ай, я́й: напрягай, поддергай, негодяй, лѣнтяй, нагоняй, глупендяй,
скупердяй, урожай и пр. Сюда относятся и слова, въ которыхъ окон-
чанія ай нельзя считать производственнымъ: шугай, сарай, горностай,
коровай. Только въ именахъ случай и обычай удареніе нынѣ слышится
почти всегда на первомъ слогѣ. Случай, въ значеніи успѣха при
дворѣ, иногда переноситъ удареніе на ай:
яДа не вошелъ ли онъ въ случай клыками?"
Крыловъ „Слонъ въ случаѣ".
анъ, янъ: брюханъ, великанъ, буянъ, бурьянъ. Но розанъ.
ежъ: мятежъ, грабежъ, дѣлёжъ, кутёжъ, платежъ, падежъ (и падёжъ),
рубежъ, чертежъ, терпёжъ и др. Впрочемъ, народъ говоритъ и рубежъ.
Вотъ наиболѣе употребительныя окончанія; еще есть нѣсколько
такихъ, которыя или встрѣчаются въ немногихъ словахъ, или не со-
ставляютъ производственныхъ приставокъ.
*) Подъ именемъ наставки я разумѣю суффиксъ, какъ подъ приставкою—пре-
фиксъ. Собственно говоря, слово приставка должно бы отвѣчать латинскому аффиксъ,
a префиксъ пришлось бы перевести: представка или предложка. Пора и намъ точ-
нѣе передавать- на своемъ языкѣ научные термины, и не для чего слишкомъ бояться
оскорблять нашъ слухъ новизнами, которыя только вначалѣ кажутся дикими. Упо-
требленный мною терминъ наставка въ значеніи суффикса принятъ уже г. Бранд-
томъ, которому нельзя и вообще не быть благодарнымъ за его попытку, въ назван-
номъ выше сочиненіи придумывать русскія слова для передачи иностранныхъ терминовъ.

[379] Таковы:
а́въ: рукавъ, буравь.
угъ, югъ: терпугъ, вертлюгъ, бѣльчугъ, смольчугъ, сычугъ.
у́й, ю́й: халуй, фатюй; почечуй, поцѣлуй.
агъ, о́гъ: рычагъ, очагъ^ оврагъ, батогъ, пирогъ, творогъ, чертогъ.
у́къ, ю́къ: каблукъ, клобукъ, сундукъ, паукъ, индюкъ, мишукъ. Барсукъ
произносится съ двоякимъ удареніемъ.
атъ: халатъ, ушатъ, супостатъ. Но бархатъ.
ашъ: торгашъ, мурашъ.
учъ: сивучъ, сургучъ.
б) Двух- и трехсложныя окончанія:
а́тай: ходатай, оратай, глашатай, соглядатай и др. Такъ же про-
износятъ по аналогіи старинное слово ратай, хотя въ немъ наставку
составляетъ только слогъ ай, на которомъ должно бы быть удареніе'.
ёнокъ \ Объ этихъ двухъ приставкахъ ниже при разсмотрѣніи
ёночекъ j слога окъ.
ёнышъ: дѣтёнышъ, гусёнышъ, утёнышъ.
2) Окончанія мужескаго рода съ перемѣннымъ удареніемъ:
окъ. Эта наставка служитъ очень часто для образованія уменьши-
тельныхъ именъ, но она не вноситъ съ собою понятія уменьшенія,
когда безъ нея имя неупотребительно, или и употребляется, но въ
другомъ значеніи, напр.: силокъ, високъ, вѣнокъ, лотокъ, возокъ, судокъ,
ростокъ, зрачокъ.
Буква о передъ къ по большей части бываетъ бѣглою, но иногда
она и удерживается въ косвенныхъ падежахъ.
Ни значеніе окончанія окъ, ни качество гласной о не имѣютъ влія-
нія на удареніе, которое зависитъ здѣсь отъ другихъ обстоятельствъ.
Мы говоримъ: знатокъ (о постоянное), свисто́къ (о бѣглое), и сви́токъ,
порядокъ Ço бѣглое). Различіе произношенія зависитъ здѣсь частью
отъ числа слоговъ въ имени, частью отъ того, простое ли это имя
или предложное.
[398] При разсмотрѣніи этого окончанія мы должны имѣть въ
виду и другую форму его, т. е. слогъ екъ, который рѣдко образуетъ
не уменьшительныя имена и гдѣ буква е всегда бываетъ бѣглою.
А. окъ и екъ принимаютъ удареніе:
1) Когда съ присоединеніемъ ихъ образуется двусложное простое
имя, напр.: глазокъ, , кусокъ, суро́къ, цвѣтокъ, вершокъ, домокъ, курокъ,
полокъ, носокъ, клубокъ, сучокъ, горшокъ, совокъ, лубо́къ, нырокъ, жидокъ,
кружокъ, пятокъ, бѣлокъ, лотокъ, стрѣлокъ, игрокъ, знатокъ, ѣздокъ,
сверчокъ; денёкъ, валёкъ, кулёкъ, шпинёкъ^ конёкъ, линёкъ.
Исключенія рѣдки; ихъ легко перечесть: предокъ, хло́покъ^ кубокъ,
и́нокъ, щёлокъ, ры́нокъ, войлокъ, лу́чекъ и ли́шекъ. Почти во всѣхъ этихъ
словахъ причина ихъ особеннаго произношенія очевидна.

Предокъ произносится своеобразно какъ единственное имя, образо-
ванное приложеніемъ слога окъ непосредственно къ предлогу.
Хлопокъ должно бы произноситься съ удареніемъ на окъ, если бъ
происходило отъ глагола хлопать, какъ щелчокъ, толчокъ, зѣвокъ, швы-
рокъ, свистокъ, пинокъ и проч. происходятъ отъ соотвѣтственныхъ гла-
головъ. Вѣроятно, слово хлопокъ выговаривается иначе для отличія
отъ такихъ отглагольныхъ именъ.
Кубокъ не русскаго происхожденія: можетъ быть, оно перешло къ
намъ изъ Польши и оттого произносится кавъ польское kubek.
Имя инокъ образовано сходно съ греческимъ jxovay6ç и германскимъ
einog: тутъ окончанія окъ нельзя считать существительною наставкою,
потому что въ такомъ случаѣ этотъ слогъ не могъ бы сохраниться и
въ женскомъ имени и́нок-иня. Скорѣе можно видѣть въ словѣ инокъ
усѣченное прилагательное (позволяю себѣ этотъ старый терминъ ради
его удобопонятности), что́ оправдывается другимъ нашимъ прилага-
тельнымъ: одинокій г).
[399] Имя щелокъ—славянскаго происхожденія. И его окончаніе не
есть производственная наставка, судя по тому, что этотъ же слогъ удер-
жанъ, только съ умягченіемъ согласной, въ женскомъ имени щелочь,
Притомъ, еслибъ въ словахъ инокъ и щелокъ окончаніе окъ было обык-
новенною наставкой, то гласная о, не имѣя ударенія, была бы бѣг-
лою, какъ во всѣхъ именахъ такого образованія, а она остается и въ
косвенныхъ падежахъ: инока, щелокомъ (3).
Рынокъ есть измѣненное германское слово ring, которое нѣкогда
означало между прочимъ круглую и особенно торговую площадь; y
Чеховъ и Поляковъ рынокъ (rynek) и значитъ площадь.
Войлокъ—конечно также не русское слово. Въ лексиконѣ Линде
оно показано татарскимъ, но это не подтверждается другими разыска-
ніями (4). И это слово мы опять находимъ въ польскомъ языкѣ:
wojlok.
Лу́чекъ, растеніе, выговаривается такъ для отличія отъ лучёкъ, ору-
діе. Въ обоихъ случаяхъ это уменьшит. отъ лукъ.
Явное исключеніе составляетъ только слово ли́шекъ.
Клинокъ въ значеніи главной части холоднаго оружія (нѣм. Klinge)
произносится двояко.
Слова замокъ, волокъ, отрокъ, турокъ и, можетъ быть, еще нѣкото-
рыя другія сюда не относятся, потому что въ нихъ буква к очевидно
принадлежитъ къ корню.
2) окъ и екъ принимаютъ удареніе, когда для образованія умень-
шительныхъ прилагаются: а) къ двусложному имени съ удареніемъ
J) Пав. Разс. II, Б., стр. 302: „инокій, одинокій можно поставить въ параллель
съ прил. именами высокій, глубокій44 и проч.

на первомъ слогѣ; б) къ такому двусложному имени съ удареніемъ
на второмъ слогѣ, которое въ косвенныхъ падежахъ держитъ это уда-
реніе на окончаніи флексіи.
Примѣры случая а): узелъ, узелокъ; волосъ, волосокъ; вѣтеръ, вѣте-
рокъ; посохъ, посошокъ; островъ, островокъ; вечеръ, вечерокъ; голосъ, голо-
сокъ; голубъ, голубокъ; коренъ, корешокъ] лоскутъ, лоскутокъ; молотъ, мо-
лото́къ; порохъ, порошо́къ; стебелъ, стебелёкъ: сби́тень, сбитенёкъ; фли́-
гель, флигелёкъ.
[400] Повидимому имя камень въ уменьшительной формѣ предста-
вляетъ исключеніе, но въ сущности тутъ едва ли не другое окончаніе,
именно: ушекъ (камушекъ, какъ въ словахъ воробушекъ, соловушекъ), a
не екъ, передъ которымъ н будто бы превратилось въ ш (камешекъ,
какъ въ словѣ гребешёкъ), потому что никто такъ не произноситъ этого
имени и правописаніе камешекъ, кажется, придумано искусственной
грамматикой.
Примѣры случая б): пиро́гъ (а), пирожокъ; огонь (я), огонёкъ; очагъ,
очажокъ; реме́нь, ремешокъ; котёлъ, котелокъ; дура́къ, дурачокъ; пузы́рь,
пузырёкъ; руче́й, ручеёкъ; хохо́лъ, хохоло́къ; стари́къ, старичокъ; пѣтухъ,
пѣтушокъ\ кошель, кошелёкъ.
3) окъ и екъ принимаютъ удареніе въ отглагольныхъ безпредлож-
ныхъ именахъ, хотя и заключающихъ въ себѣ болѣе двухъ слоговъ,
напр. кипятокъ, кувырокъ, колото́къ.
4) Такимъ же образомъ, наконецъ, произносятся имена: четвертокъ,
василёкъ, комелёкъ, и еще два уменьшительныя, въ которыхъ передъ
тою же наставкой является посредствующій слогъ съ буквою н: муже-
нёкъ, куманёкъ (собств. кумонекъ).
Б. окъ и екъ остаются безъ ударенія и оно падаетъ на предыдущій
слогъ:
1) Когда эта приставка прилагается къ такому имени съ ударе-
ніемъ на второмъ или на третьемъ слогѣ, которое во флексіи не пере-
носитъ этого ударенія на падежное окончаніе: горо́хъ (а), горо́шекъ\ ба-
ранъ (а), барашекъ; человѣкъ, человѣчекъ; орѣхъ, орѣшекъ; овра́гъ^ овра-
жекъ; лосо́сь, лосо́сокъ г); примѣровъ этого случая мало, потому что
такія существительныя, для образованія уменьшительной степени,
чаще принимаютъ окончанія ецъ и икъ: уха́бецъ, уша́тецъ, забо́рикъ, наро́-
децъ, уро́децъ (по большей части предложныя).
2) Когда существительное съ окончаніемъ окъ образуется отъ пред-
ложнаго глагола или вообще съ помощью какого-нибудь предлога
(кромѣ вы): достатокъ, убытокъ, поступокъ, осадокъ, [401] разсудокъ, отро-
стокъ, обрубокъ, опоекъ, осколокъ, сколокъ, снимокъ, слѣпокъ, списокъ, недо-
*) Послѣднее имя произносится еще и другимъ образомъ: ло́сосъ, лососо́къ. Это
также правильно, но согласно съ первымъ закономъ.

носокЪ) загривокъ, наперстокъ, отголосокъ, перешеекъ, прилавокъ, просе-
локъ, простѣнокъ, недоуздокъ. Сюда же слѣдуетъ отнести составныя
имена: полушубокъ, однолѣтокъ, межеумокъ и др.
Здѣсь замѣчательны два обстоятельства: 1) что даже и двуслож-
ныя слова, какъ скоро въ составѣ ихъ есть предлогъ, не носятъ
ударенія на окончаніи окъ, напр.: списокъ, снимокъ, сколот, слитокъ%
свитокъ, свёртокъ, взлобокъ, тогда какъ въ двусложныхъ именахъ без-
предложныхъ эта наставка, какъ мы видѣли, почти никогда не
остается безъ ударенія, и 2) что отъ присоединенія предлога къ дву-
сложному имени, оканчивающемуся на отсъ, удареніе непремѣнно пере-
ходитъ съ этого окончанія на предпослѣдній слогъ, напр.: ростокъ,
отростокъ\ лѣсокъ, перелѣсокъ.
Предлогъ вы, какъ уже было показано, всегда принимаетъ ударе-
ніе передъ такими именами: вырѣзокъ, выродокъ. Такое же свойство
имѣютъ рѣже встрѣчающіеся при нихъ предлоги: па и су: пасынокъ,
па́ерокъ, па́колокъ, па́робокъ (стар.), супесокъ (однакожъ сугли́нокъ произ-
носится съ удареніемъ на среднемъ слогѣ). Еще говорятъ иногда
при́горокъ вмѣсто болѣе правильнаго приго́рокъ.
Замѣтимъ, что когда предложное имя съ наставкою окъ есть умень-
шительное, происходящее отъ другого имени безъ этого окончанія,
то удареніе слѣдуетъ общимъ правиламъ безпредложныхъ именъ,
напр.: о́блукъ, облучёкъ; ободъ, ободокъ; поводъ, поводокъ; образъ — окъ;
погребъ — окъ (какъ порохъ, порошокъ\ волосъ, волосокъ).
Есть однакожъ и нѣсколько, хотя очень немного, исключеній изъ
правила произношенія предложныхъ именъ на окъ, именно: завитокъ,
поплавокъ, позвонокъ, позово́къ, смычокъ. Вѣроятно особенность выговора
тутъ происходитъ отъ того, что это первоначально-уменьшительныя;
по крайней мѣрѣ мы дѣйствительно находимъ въ языкѣ слова: по́плавъ
(обл.) и по́зовъ (стар.). Въ словѣ смычокъ совершенно потерялась идея
его состава и, можетъ [402] быть, оно такъ произносится для болѣе
рѣзкаго отличія отъ женскаго имени смычка. Таково же сморчокъ.
Опрѣснокъ произносится чаще съ удареніемъ на окончаніи—что́
несвойственно русскому языку и ввелось конечно оттого, что это —
церковно-славянское слово. Въ книжный языкъ легко вкрадываются
ударенія искусственныя, отвергаемыя народнымъ слухомъ.
Слова помолокъ, о́корокъ, обморокъ сюда не относятся, потому что y
нихъ окончаніе не есть наставка, a принадлежитъ къ корню. Чтобы
убѣдиться въ томъ, сто́итъ сравнить ихъ съ формами тлакъ, кракъ и
о́мракъ другихъ славянскихъ нарѣчій.
Въ заключеніе мы не можемъ не указать двухъ словъ, которыя не
подходятъ ни подъ одинъ изъ приведенныхъ разрядовъ: жаворонокъ
и щи́колотокъ. Образованіе послѣдняго сомнительно; по Рейфу, это —
измѣненіе сложнаго слова щеколокоть. Желудокъ отличается удареніемъ

отъ уменьшительнаго желудокъ. Осёлокъ есть безпредложное имя, кото-
раго корень находится можетъ быть въ соотношеніи съ прилаг.
острый. Такъ же, по ударенію, произносится десятокъ.
Здѣсь мѣсто разсмотрѣть слово рисунокъ, и опредѣлить законъ его
ударенія. По мнѣнію Павскаго (Разсуж. II, А. § 87), это слово должно
быть отнесено къ именамъ съ наставкою унъ, къ которой слѣдова-
тельно здѣсь прибавлено окончаніе окъ. Но имя рисунокъ образовано
не такъ: оно взято изъ польскаго языка (rysunek), гдѣ удареніе не-
премѣнно должно падать на предпослѣдній слогъ и гдѣ окончаніе
unek, образованное изъ нѣмецкаго ung, довольно обыкновенно (szacunek,
wizeriinek). Съ нѣмецкимъ окончаніемъ ung Павскій сравниваетъ здѣсь
наше унъ% приводя тутъ же, сверхъ слова рисунокъ, имена: падуиъ, бол-
тунъ, корочунъ и лизунецъ. Такое сближеніе едва ли основательно:
въ имени рисунокъ наставка унокъ составляетъ одно нераздѣльное окон-
чаніе (со вставкою гласной о), которое вкралось къ намъ чуть ли не
исключительно въ этомъ словѣ (5).
Изъ разсмотрѣнія наставки окъ, е?съ, видно, что почти всѣ [403] умень-
шительныя, съ помощію ея образуемыя, носятъ удареніе на этомъ
окончаніи. Отступаютъ только немногія слова: а) подобныя именамъ:
кармашекъ, человѣ́чекъ (см. выше Б. 1), которыхъ примѣты состоятъ
въ томъ, что ихъ основныя формы: карманъ, человѣкъ въ косвенныхъ
падежахъ сохраняютъ удареніе именительнаго падежа на 2-мъ или на
3-мъ слогѣ и передъ приростомъ екъ измѣняютъ свою окончательную
согласную; б) уменьшительныя отъ словъ съ окончаніемъ икъ, не имѣю-
щимъ ударенія: ры́жичекъ, ча́йничекъ, и отъ предложныхъ на окъ: спи́-
сочекъ, напёрсточекъ', также во́йлочекъ, желудочекъ, десяточекъ.
Когда, для усиленія степени уменьшенія, наставка окъ, ёкъ удвояется,
такъ что образуется двучленное окончаніе очекъ или ечекъ, то ударе-
ніе остается на первомъ его членѣ: цвѣто́чекъ, голубо́чекъ, горше́чекъ,
кулечекъ, денёчекъ и проч. Исключеніе: мозжечокъ.
Когда окончанію окъ предшествуетъ слогъ en въ уменьшительныхъ
именахъ, то удареніе падаетъ всегда на этотъ предпослѣдній слогъ:
робёнокъ, барчёнокъ, поварёнокъ, жидёнокъ, попёнокъ, чертёнокъ, бѣсёнокъ,
орлёнокъ, ослёнокъ, львёнокъ, мышёнокъ, бочёнокъ. Въ словѣ щенокъ буквы
ен принадлежатъ не къ окончанію, a къ корню. При удвоеніи слога
окъ въ этой наставкѣ происходитъ окончаніе ёночекъ: бочёночекъ, телё-
ночекъ.
ецъ. Законы ударенія именъ съ этимъ окончаніемъ менѣе опредѣ-
лительны; однакожъ и тутъ можно замѣтить нѣсколько общихъ явленій:
1) Въ двусложныхъ словахъ:
Двусложныя имена, оканчивающіяся на ецъ, по большей части но-
сятъ на этомъ слогѣ удареніе: отецъ, конецъ, вѣнецъ, свинёцъ, зубецъ,

вдовецъ, волчецъ, дворецъ, чепецъ, багрецъ, самецъ, костре́цъ^ боецъ. Осо-
бенно принадлежатъ сюда имена, образованныя: а) отъ глаголовъ: ло-
вецъ9 рубецъ, рѣзе́цъ, творе́цъ, дѣле́цъ, купе́цъ, боре́цъ, исте́цъ, жилецъ,
гонецъ, гребецъ, скопе́цъ и др.; б) отъ прилагательныхъ именъ: мудрецъ,
глупецъ, нагле́цъ, горде́цъ^ храбре́цъ, [404] хитре́цъ, подлецъ, скупецъ, слѣпецъ,
хромецъ, сыре́цъ, мертве́цъ, бѣглецъ (отъ бѣглый), пришлецъ (отъ пришлый).
Но есть двусложныя имена на ецъ съ удареніемъ надъ первымъ
слогомъ, напр. ста́рецъ^ па́лецъ, ду́мецъ. Особливо замѣтны между ними:
а) уменьшительныя, когда они сохраняютъ значеніе тѣхъ именъ, отъ
которыхъ произведены: хлѣбецъ, да́рецъ, шка́пецъ, братецъ\ б) названія
лицъ и предметовъ, означающія ихъ происхожденіе: нѣмецъ, горецъ}
ли́пецъ, и в) слова, взятыя изъ другихъ языковъ: пе́рецъ, си́тецъ, та́-
нецъ, ранецъ, шанецъ, гля́нецъ\ въ послѣднихъ пяти гласная е вставле-
на только для облегченія выговора (ср. напр. Tanz, Glanz). Двуслож-
ныя уменьшительныя на ецъ, которыя съ этою наставкою приняли и
новый оттѣнокъ значенія, имѣютъ удареніе на концѣ; ларецъ, суче́цъ,
столбецъ, Донецъ. Послѣднее слово означаетъ также донского казака и
въ такомъ случаѣ составляетъ опять исключеніе изъ правила о про-
изношеніи именъ, показывающихъ происхожденіе лицъ и предметовъ.
Слово сланецъ, названіе горной породы (вѣрнѣе стланецъ, отъ глаг.
стлаться), произносится различно, но на мѣстахъ, гдѣ есть самый
предметъ, имъ означаемый (по крайней мѣрѣ, въ Сибири), говорятъ
сла́нецъ, и это лучше для отличія отъ солонецъ (то же, что солончакъ).
2) Въ многосложныхъ словахъ:
Въ многосложныхъ словахъ, наоборотъ, окончаніе ецъ почти всегда
остается безъ ударенія, которое y нихъ падаетъ обыкновенно на пред-
шествующій слогъ. Особенно относятся сюда:
1) Уменьшительныя, произведенныя по большей части отъ суще-
ствительныхъ предложныхъ или иностранныхъ именъ, которыя, имѣя
удареніе на послѣднемъ слогѣ, не переносятъ его во флексіи на окон-
чаніе, напр. футля́рецъ, журна́лецъ, узо́рецъ, дохо́децъ, уродецъ, поста́-
вецъ (но нѣкоторые произносятъ и поставе́цъ); также хому́тецъ.
2) Отглагольныя, образованныя отъ причастія на л: владѣлецъ, кор-
ми́лецъ, постоялецъ, сидѣлецъ, пришелецъ.
[405] 3) Имена, произведенныя отъ прилагательныхъ и причастій,кото-
рыя сами имѣютъ удареніе на предпослѣднемъ слогѣ: люби́мецъ, упря́-
мецъ, гости́нецъ, знакомецъ, мизи́нецъ, торго́вецъ, лука́вецъ, учти́вецъ, лѣ-
ни́вецъ, краса́вецъ (отъ неупотр. прил. краса́вый), поселенецъ, уроженецъ.
Сюда же слѣдуетъ отнести слово младенецъ, которое иные несправедливо
считаютъ сокращеніемъ составного младоде́нецъ. Доказательствомъ не-
вѣрности этого мнѣнія служитъ: 1) значеніе слова младенецъ въ нѣко-

торыхъ другихъ славянскихъ языкахъ, гдѣ оно соотвѣтствуетъ слову
юноша; 2) древне-славянская форма МЛАДА (въ значеніи младенецъ).
4) Личныя имена, означающія принадлежность къ націи или странѣ:
поморецъ, испа́нецъ, грузи́нецъ, америка́нецъ, новгоро́децъ, новото́ржецъ,
индѣецъ, китаецъ.
и 5) Слова составныя, хотя бы въ простомъ имени удареніе и было
на слогѣ ецъ: иноземецъ, единовѣрецъ, стихотворецъ, миротворецъ (хотя
творецъ), книгопродавецъ (хотя продавецъ), земледѣлецъ, живопи́сецъ,
мореходецъ, душегу́бецъ, однодво́рецъ, трезу́бецъ и проч. Также выгова-
ривается имя видецъ, нынѣ употребительное только въ соединеній съ
другими словами, напр. прови́децъ, самови́децъ, яснови́децъ.
У трехсложныхъ словъ на ецъ удареніе бываетъ только въ рѣд-
кихъ случаяхъ надъ этимъ окончаніемъ, и именно: 1) когда уменьши-
тельное, произведенное отъ двухсложнаго существительнаго съ ударе-
ніемъ на первомъ слогѣ, получаетъ новый оттѣнокъ значенія: погре-
бецъ (отъ погребъ), образецъ (отъ о́бразъ), городецъ (отъ городъ), холо-
децъ (отъ холодъ); 2) когда имя образовано отъ прилагательнаго съ
удареніемъ на послѣднемъ слогѣ: молодецъ (отъ молодой), удалецъ (отъ
удалой), леденецъ (отъ ледяной); 3) y нѣкоторыхъ именъ первообраз-
ныхъ и производныхъ, безъ явной причины: голубЫъ (иначе голбецъ),
жеребецъ, изразецъ, огурецъ, варенецъ, пряжене́цъ, сорванецъ, продавецъ.
Есть и такія имена съ наставкой ецъ, y которыхъ удареніе падаетъ
на 3-й слогъ съ конца, напр. первенецъ, мы́канецъ, взы́сканецъ, перема́-
занецъ, приве́рженецъ, до́сканецъ, ба́рхатецъ, что́ [406] объясняется почти
всегда произношеніемъ первообразныхъ словъ. Имя посланецъ произно-
сится различно. Однакожъ выговоръ посланецъ—самый употребительный.
икъ. Когда слогъ гікъ придаетъ имени значеніе уменьшительнаго,
то онъ никогда не принимаетъ ударенія и оно падаетъ на предыду-
щій слогъ: ротикъ, домикъ, пру́тикъ, сто́ликъ, но́жикъ, мо́стикъ, кре́-
стикъ, ку́стикъ, топо́рикъ, каранда́шикъ, кузне́чикъ, обру́чикъ, гвоздикъ,
солдатикъ и проч.
Такъ же произносятся тѣ имена съ этимъ окончаніемъ, которыя
безъ него не употребительны или даже не имѣютъ значенія: я́щикъ,
кро́ликъ, вѣ́никъ, ко́ртикъ, ры́жикъ.
Особый разрядъ именъ на икъ составляютъ отглагольныя, образо-
ванныя отъ страдательныхъ причастій на нъ: они сохраняютъ обыкно-
венно ударенія причастія, употребительнаго или только возможнаго:
воспитанникъ, данникъ, труженикъ, мученикъ. Исключеніе: учени́къ.
Ошибочно было бы думать, что въ тѣхъ изъ этихъ именъ, y кото-
рыхъ звукъ н удвоенъ, суффиксомъ служитъ слогъ никъ. Здѣсь удвое-
ніе н чисто фонетическое; это уступка выговору, не имѣющая осно-
ванія въ составѣ слова.
Рыжикъ, по мнѣнію Павскаго (Разс. II. А. § 37), происходитъ отъ

прилаг. рыжій; но отчего же и по-шведски этотъ грибъ называется
rislca? Тотъ же ученый производитъ имя пы́жикъ отъ глагола пы́-
житься. Намъ кажется, что пыжикъ есть уменьшительная форма слова
пыжъ, отъ котораго происходитъ и глаголъ пыжиться.
Въ имени кули́къ, окончаніе икъ не есть производственное, судя по
санскр. kalika, франц. courlis. Удареніе слова мужи́къ основывается на
томъ, что при другомъ произношеніи это имя приняло бы видъ умень-
шительнаго.
Наставка икъ носитъ удареніе, когда имя произведено: 1) отъ пер-
вообразнаго прилагательнаго (т. е. такого, которое состоитъ только изъ
корня и окончанія ый, ій): стари́къ, нови́къ, молоди́къ, семи́къ (вмѣсто
седмикъ), голи́къ, прями́къ, тупи́къ, цѣли́къ (цѣликомъ), боси́къ (боси-
комъ), материкъ, крути́къ, слаби́къ (обл.) и [407] 2) отъ числительныхъ:
(четвери́къ, пятери́къ, шестери́къ и проч.
Къ разряду подобныхъ именъ принадлежатъ также слова: краси́къ
и плави́къ. Они, по мнѣнію Павскаго, происходятъ отъ глаголовъ: кра-
сить и плавитъ. По аналогіи краси́къ лучше объясняется неупотреби-
тельнымъ прилагательнымъ красый, слѣдъ котораго остается въ срав-
нительной степени краше. Плави́къ есть слово новое, искусственное и
можетъ дѣйствительно быть произведено ненормально отъ глагола,
если не вѣрнѣе принять за начало его прилагат. плавкій. Впрочемъ
названія минераловъ, кончающіяся на икъ, вообще носятъ удареніе
на этомъ слогѣ: напр. кравави́къ выговаривается такъ, несмотря на
окончаніе прилагательнаго (авый), отъ котораго оно происходитъ.
Имена на никъ, происходящія по большей части отъ прилагатель-
ныхъ (хотя и не всегда употребительныхъ) съ окончаніемъ ный или
ній, обыкновенно не носятъ ударенія надъ наставкой и сохраняютъ
его на томъ же мѣстѣ, гдѣ оно въ прилагат. или причастіи, дѣйстви-
тельно ли существующемъ или возможномъ, напр. ча́йникъ, молочникъ,
праздникъ, передникъ, взяточникъ, картёжникъ, хлѣ́бникъ, дво́рникъ, е́ль-
никъ, куста́рникъ, варе́никъ, му́ченикъ, труженикъ, ба́рочникъ^ масляникъ,
любо́вникъ, церко́вникъ, проти́вникъ, наста́вникъ, сопе́рникъ, садовникъ,
чиновникъ, вто́рникъ, деся́тникъ. Противное бываетъ: 1) когда самое
прилагательное оканчивается на ной съ удареніемъ: водяникъ, волося-
никъ, двойни́къ, дощани́къ, печни́къ, мясни́къ, ночни́къ, ручникъ, цвѣтникъ,
сѣнни́кгъ, дневни́къ, сквозни́къ, парни́къ, потни́къ, межни́къ] 2) въ нѣкото-
рыхъ изъ именъ на никъ, означающихъ мѣсто, вмѣстилище или лицо,
хотя въ прилагательномъ удареніе и не на послѣднемъ слогѣ: родни́къ,
рудни́къ, тайни́къ, дойни́къ, холодни́къ, бечевни́къ, должни́къ. шутни́къ,
блудни́къ, истопни́къ, озорни́къ, прихотни́къ, баловни́къ, клеветни́къ, про-
водни́къ. Замѣтимъ, что это почти все такія личныя имена, которыя
происходятъ отъ прилагательныхъ неупотребительныхъ (напр. шут-
ни́къ, истопникъ).

[408] Имена на щикъ (чикъ) всѣ означаютъ ли́ца извѣстнаго званія, ре-
месла или по крайней мѣрѣ занятія, и происходятъ либо прямо отъ
прилагательныхъ съ примѣтою скій, либо отъ существительныхъ и
глаголовъ при посредствѣ такого прилагательнаго, хотя и не употре-
бляющагося. Одна половина ихъ носитъ удареніе на предпослѣднемъ
слогѣ, a другая на окончаніи. Слогъ щикъ можетъ принимать ударе-
ніе: 1) когда присоединяется къ существительному односложному или
такому двусложному, y котораго удареніе на первомъ слогѣ, a въ кор-
нѣ звукъ е или и: ямщи́къ, денщикъ, зеленщи́къ, сбитенщи́къ, гребен-
щи́къ, погребщи́къ, временщи́къ; 2) когда этому окончанію въ трехслож-
ныхъ именахъ предшествуетъ слогъ ов или ев: гробовщи́къ, кормовщи́къ,
браковщи́къ> вѣсовщикъ, ростовщикъ, вѣстовщикъ, медовщи́къ, мѣновщикъ,
часовщи́къ) цѣновщи́къ, вербовщи́къ, бунтовщи́къ, бечевщи́къ; 3) въ нѣко-
торыхъ отглагольныхъ именахъ, образованныхъ безъ посредствующаго
слога ов: покупщи́къ, поставщи́къ, лѣпщи́къ, рѣзчи́къ. Лицевщи́къ —пищу-
щій лики на иконахъ—отличается произношеніемъ отъ слова лицо́в-
щикъ—умѣющій придавать красивую наружность (Акад. Слов.).
щикъ, чикъ не принимаетъ ударенія и передаетъ его предыдущему
слогу: 1) въ словахъ, имѣющихъ болѣе трехъ слоговъ: лакиро́вщикъ,
потако́вщикъ) молотильщикъ, бараба́нщикъ; 2) въ большей части отгла-
гольныхъ и другихъ именъ, содержащихъ и менѣе слоговъ: платель-
щикъ, оцѣнщикъ, спорщикъ, наборщикъ, ходебщикъ, бахро́мщикъ, контор-
щикъ, кормщикъ, во́зчикъ, извозчикъ, доносчикъ, приказчикъ, перепи́счикъ,
сы́щикъ, помѣщикъ. Кромѣ того въ словахъ: рисо́вщикъ и танцо́вщикъ,
отступающихъ отъ приведенныхъ выше во 2-мъ пунктѣ, образованныхъ
отъ глаголовъ на овать (браковщи́къ, бунтовщи́къ, вербовщикъ).
Иногда удареніе, вслѣдствіе производства, можетъ быть и на 3-мъ
слогѣ съ конца; жалобщикъ, да́кальщикъ, кровельщикъ, жа́рильщикъ,
ма́зальщикъ, ка́меньщикъ, зна́менщикъ, у́гольщикъ.
Имена съ наставкою чикъ послѣ корня, кончающагося на согласную
д или m, всегда имѣютъ удареніе на предпослѣднемъ слогѣ: [409]газетчикъ,
переплётчикъ, монетчикъ, отвѣтчикъ, челобитчикъ, лазутчикъ. перевод-
чикъ, подрядчикъ,—не говоря уже о томъ случаѣ, когда чикъ означаетъ
степень уменьшенія въ словахъ, произведенныхъ отъ именъ на ецъ, u
по общему правилу уменьшительныхъ на икъ (см. выше стр. 303) не
можетъ принимать ударенія: ла́рчикъ, вѣ́нчикъ, ку́пчикъ, рябчикъ, чепчикъ,
стульчикъ, образчикъ, кузнечикъ.
Наконецъ, наставкѣ икъ предшествуютъ иногда слоги, ов, ев, ив,
am, аст въ именахъ, произведенныхъ отъ прилагательныхъ съ окон-
чаніями овый, евый, ивый, атый, астый. Такія существительныя удер-
живаютъ произношеніе прилагательныхъ, напр.: берёзовикъ, рублёвикъ,
кресто́викъ, парши́викъ, волоса́тикъ, голова́стикъ; —пудовикъ, полови́къ,
годови́къ, дождеви́къ, борови́къ, огневикъ; прил. пуховый могло бы произ-

носиться и иначе, т. е. пуховой\ сущ. пухови́къ приняло удареніе отъ
послѣдней малоупотребительной формы.
Представимъ теперь менѣе употребительныя окончанія муж. рода,
выговаривающіяся различно безъ видимой причины.
ичъ: рядови́чъ;—родичъ, соотчичъ, баричъ. Впрочемъ, въ словѣ рядо-
ви́чъ удареніе на послѣднемъ слогѣ потому, что такъ произносится
прилагательное рядовой.
ышъ: коротышъ, глупышъ, катышъ, крѣпы́шъ, малышъ;—гладышъ, ду́-
тышъ, ла́ндышъ, мя́кишъ. Всѣ предложныя имена съ этимъ окончаніемъ
(кромѣ вы́игрышъ, проигрышъ), a также съ двухсложнымъ енышъ имѣютъ
удареніе на предпослѣднемъ слогѣ: околышъ, найдёнышъ, обо́рышъ, под-
ки́дышъ, заро́дышъ, дѣтёнышъ.
отъ, етъ: хребе́тъ, — кочетъ, кречетъ, хоботъ, шиворотъ. Въ име-
нахъ отглагольныхъ, означающихъ звукъ или движеніе, окончаніе это
никогда не носитъ ударенія: ро́потъ, топотъ, хохотъ, грохотъ, ле́петъ,
скрежетъ, трепетъ.
инъ: господи́нъ, дворяни́нъ^ грузи́нъ, мѣщанинъ> славянинъ, семьянинъ>
простолюди́нъ, павлинъ; — крестьянинъ, англичанинъ, однополча́нинъ, шу-
ринъ, хозя́инъ, баринъ.
[410] Иногда въ одномъ и томъ же словѣ это окончаніе произно-
сится различно, напр. говорятъ: христіани́нъ и христіанинъ, гражда-
ни́нъ и гражданинъ, міряни́нъ и міря́нинъ.
ень: креме́нь, куренъ, оле́нь, кисте́нь, реве́нь; — парень, ба́ловень, си́-
день, камень. — Почти всѣ отглагольныя имена съ этимъ окончаніемъ
не носятъ на немъ ударенія, наприм., ли́вень, ста́вень, бу́день, сги́бень.
арь: госуда́рь, буква́рь, ключарь; — лѣкарь, пи́сарь, пекарь.
олъ, слъ: хохолъ, орёлъ> козёлъ;— уголъ, узелъ, ве́ртелъ.
Найдутся еще и другія окончанія муж. рода съ неопредѣленнымъ
удареніемъ; но какъ они или рѣдки въ языкѣ, или не составляютъ
собственно наставокъ, то мы и не считаемъ нужнымъ приводить ихъ
здѣсь всѣ безъ изъятія.
3) Окончанія мужескаго рода, никогда не принимающія ударенія:
Между этими окончаніями самое употребительное тель; оно рѣши-
тельно отвергаетъ удареніе, когда означаетъ дѣйствующее лицо (или
свойство въ словѣ добродѣ́тель). Безъ такого значенія оно встрѣчается
только въ именахъ двухъ породъ птицъ: свиристель и коростель;
впрочемъ, здѣсь наставку составляетъ только слогъ глъ, буква же m
принадлежитъ къ корню или, по крайней мѣрѣ, къ первичному обра-
зованію (отъ глаг. свиристѣть и хрустѣть: ср: польск. chrosciel или
chrusciel 1).
1) Въ словѣ обитель звукъ m несомнѣнно принадлѣжитъ къ корню (витать).

JJo неразлучному съ нимъ понятію это окончаніе въ сущности мо-
жетъ принадлежать только названіямъ одушевленныхъ предметовъ;
однакожъ, оно усвоено также ариѳметическимъ терминамъ: чили́тель,
знаменатель, мно́житель, дѣли́тель, и замѣчательно, что, не означая
собственно лицъ, эти имена все-таки склоняются подобно именамъ
личнымъ; говорятъ, напр., раздѣлить числителя на знаменателя: такъ
значеніе дѣятеля существенно связано съ окончаніемъ телъ.
[411] Имена съ этой наставкой, въ отношеніи къ ударенію, слѣ-
дуютъ по большей части неопредѣленному наклоненію тѣхъ глаголовъ,
отъ которыхъ они образованы: дѣ́латель, завоева́тель, пла́ватель. Только
когда окончанію тель предшествуетъ гласная и или ѣ, то на нее, не-
зависимо отъ неопредѣленнаго наклоненія, котораго часто и нѣтъ въ
основаніи производства, — т. е. на гласную и, ѣ падаетъ удареніе:
строитель, граби́тель, прави́тель, состави́тель, наруши́тель, ревни́тель,
покрови́тель, вои́тель, утѣши́тель *), свидѣтель, владѣтель, благодѣ́тель.
Слова вѣритель, мыслитель произносятся двояко. Отступленіе предста-
вляютъ имена: мно́житель движитель. Замѣчательно, какъ единствен-
ный въ языкѣ случай слово во́лостель или вла́стель: здѣсь окончаніе
тель приставлено прямо къ корню влад, въ которомъ буква д, какъ
при глагольномъ окончаніи, обратилась въ с. Любопытно также област-
ное свисте́ль, гдѣ однакожъ наставкою служитъ, кажется, только слогъ
ель (ср. другую форму этого слова: сви́стень).
Менѣе употребительное окончаніе, не терпящее ударенія:
овъ, евъ: кузовъ, о́стровъ, боровъ, те́теревъ.
II. Окончанія женскаго рода 2).
1) Съ постояннымъ удареніемъ такихъ окончаній не много да и
тѣ мало употребительны, и притомъ не всѣ они производственныя.
Вотъ главныя изъ нихъ:
dm, Ata: ватага, кулага, сѣрмяга, бодяга.
у́га, ю́га: бѣлуга, кольчуга, дерюга, вьюга (впрочемъ говорятъ и вьюга́).
ы́га, и́га: лодыга, мотыга, коврига, вязига, забулдыга.
[412] а́ка, яка: писака, рубака, гуляка, забіяка.
а́ха, я́ха: замараха, рубаха, черепаха, неряха.
о́ха, ёха: обироха, завироха, суматоха, пройдоха, лепёха, тетёха.
*) Такой выговоръ окончанія итель (съ удареніемъ на a такъ сроденъ языку, что
даже и женское имя обитель (съ наставкой ель) произносится такимъ же образомъ,
хотя оно, какъ предложное при мягкомъ окончаніи, должно бы имѣть удареніе на
первомъ слогѣ (см. стр. 294).
2) Подъ этимъ названіемъ разумѣются здѣсь и такія наставки, которыя могутъ
служить къ образованію именъ общаго или только мужескаго рода, но имѣютъ жен-
скую форму.

у́нья: колдунья, хохотунья, прыгунья. Пѣстунья выговаривается иногда
и съ удареніемъ на первомъ слогѣ.
уля: ходуля, козуля, сосуля, красоуля. Слово каракуля, вѣроятно, не
русское по происхожденію.
у́ша: горбуша, кликуша, говоруша.
гіка: въ названіяхъ ягодъ и растеній: земляника, клубника, чернит,
ежевика, голубика, брусника, княженика^ поленика, гвоздика, грудника,
живика, зеленика.
ла́: метла> игла, тесла, пчела^ ветла. Кукла и чучела не русскаго
происхожденія.
2) Окончанія женскаго рода съ перемѣннымъ удареніемъ.
ица. Число женскихъ именъ на ица очень велико и они раздѣ-
ляются на двѣ почти равныя половины, изъ которыхъ въ одной это
окончаніе является съ удареніемъ на u, a въ другой вовсе безъ
ударенія.
Въ обѣихъ половинахъ надобно напередъ отдѣлить одинъ разрядъ
словъ, которыхъ удареніе опредѣляется весьма постояннымъ образомъ.
Это тѣ женскія имена лицъ и животныхъ, которыя произведены отъ
именъ мужескаго рода перемѣною окончаній ецъ и икъ на um* Здѣсь
женское всегда слѣдуетъ ударенію мужескаго, напримѣръ:
жилецъ — и́ца, пѣвецъ — и́ца, бѣлецъ — и́ца, продавецъ — и́ца
ста́рецъ—ица, красавецъ — ица, упря́мецъ — ица, страдалецъ—ица.
ученикъ — и́ца, блудни́къ — и́ца, баловни́къ — ни́ца, вѣстовщи́къ — и́ца.
го́рликъ — ица, умникъ — ица, помѣ́щикъ — ица.
Этому правилу слѣдуютъ и тѣ женскія имена, которыхъ мужескіе
первообразы или вовсе не употребительны, или употребляются въ дру-
гомъ значеніи: мельникъ — ица, молочникъ — ш(а, [413] конникъ — ш<а,
ма́сленикъ — ица, сине́цъ — ица, молоде́цъ — и́ца, пятери́къ — и́ца, па-
лецъ ица.
Исключеніе: кузне́цъ, ку́зница.
За этимъ надобно разсмотрѣть тѣ женскія имена лидъ и живот-
ныхъ съ окончаніемъ ица, которыя происходятъ отъ мужескихъ именъ
первообразныхъ или, по крайней мѣрѣ, не имѣющихъ наставокъ екъ,
икъ, каковы: оселъ, орелъ и др.
Сомнѣнія не можетъ быть насчетъ тѣхъ именъ этого разряда, ко-
торыхъ мужескія формы имѣютъ удареніе на послѣднемъ слогѣ, сохра-
няя его и во флексіи на окончаніи: орёлъ ( — а), орли́ца; осёлъ ( — à),
осли́ца; но и другія подобныя имена охотно принимаютъ удареніе на
букву и въ окончаніи, какъ то: императоръ—три́ца; мастеръ — ри́ца;
отрокъ—отроковица; волкъ—чи́ца\ голубь—ица. Только когда въ двух-
сложномъ муж. имени удареніе на послѣднемъ слогѣ и въ склоненіи
не переходитъ на падежный приростъ, то и окончаніе ица не прини-
маетъ его: медвѣдь ( — я), медвѣдица; пророкъ ( — а), пророчица.

Окончаніе ица остается безъ ударенія еще въ именахъ курица
(отъ стар. куръ: пѣтухъ), дья́коница, карлица.
Вообще же окончаніе ица въ женскихъ именахъ лицъ, животныхъ
и растеній по большей части является съ удареніемъ даже и тогда,
когда они не происходятъ отъ соотвѣтственныхъ муж. именъ: дѣви́ца
(отъ дѣва), кобыли́ца, роженица, свекловица* горчица, шелкови́ца, мок-
ри́ца, чечеви́ца, сочеви́ца, куница, веверица, площи́ца.
Однакожъ, сюда не могутъ относиться такія имена, которыя или
образованы отъ прилагательныхъ на ный (безъ ударенія на этомъ окон-
чаніи), или отъ мужескихъ существит. съ наставкою телъ> напр. ро-
ди́льница (отъ родильный), ли́ственица, проси́тельница, владѣтельница.
Имена, кончающіяся на тельница, всѣ удерживаютъ удареніе мужескихъ
именъ съ наставкою телъ.
Произношеніе слова па́дчерица основывается на томъ, что предлогъ
ш, которымъ оно начинается, всегда носитъ удареніе, какъ видно
напр. и изъ слова пасынокъ. Подобнымъ же образомъ [414] опредѣляется
удареніе въ словѣ сукровица: предлогъ су въ женскихъ именахъ часто
принимаетъ удареніе (ср. судорога, сутолока).
Имя своя́чиница образовано отъ неупотребительнаго нынѣ своячина.
Въ словахъ лу́ковица и корока́тица окончаніе не принимаетъ уда-
ренія
Разсмотрѣвъ имена, въ которыхъ ица служитъ примѣтою пола или
означаетъ растеніе или животное, обратимся теперь къ прочимъ име-
намъ этого окончанія.
Наставка ица является въ нихъ съ удареніемъ: 1) когда она при-
ложена къ односложному слову или корню: граница, тряпица, скры-
пи́ца, частица, столица, ключица, зѣница, станица; 2) когда ица въ
существ. или прилаг. имени становится на мѣсто слога, имѣющаго
удареніе: пшено́—и́ца, страна—ни́ца, вода́—води́ца, земля—и́ца, кора—
и́ца, крупа—и́ца, рукавъ,—род. п. а́—рукавица.
свѣтла́ (комната)—и́ца; темна́— и́ца, тепла́—и́ца, больные—боль-
ница, власяная (одежда) — ица, грудная (болѣзнь) — грудница, денная
(звѣзда)—денни́ца.
Съ удареніемъ на ица произносятся еще:
1) Слѣдующія образованныя изъ числительныхъ существительныя:
едини́ца, седьми́ца, стори́ца (славянскія; см. ниже).
2) Слѣдующія имена предметовъ, относящихся къ одеждѣ: испод-
ни́ца, багряни́ца, срачи́ца, плащаница, петлица.
Перебирая всѣ слова, съ окончаніемъ um, нельзя не замѣтить, что
оно нѣкоторымъ именамъ не придаетъ никакого новаго значенія, напр.
вдова, то же что вдови́ца, скрыпка и скрыпи́ца, кобыла и кобылица,
1) Вѣроятно отъ корокатый. См. Указатель.

тряпка и тряпица, дрань и драни́ца, склянка и скля́ница. Такая двоя-
кость окончанія не можетъ, однакожъ, не имѣть какого-нибудь смысла:
дѣйствительно, мы находимъ, что въ наставкѣ ица часто скрывается
облагороживающее значеніе, какъ видно напр. изъ сравненія именъ
дѣва и дѣвица: дѣва означаетъ женское лицо только въ естественномъ
отношеніи, a [415] въ имени дѣви́ца выражается уже оттѣнокъ обще-
ственнаго отличія. Такъ и слово кобыли́ца благороднѣе, нежели кобыла,
ы т. п. Прилагаемое съ такою цѣлію окончаніе ица обыкновенно но-
ситъ удареніе, если только тому не противится самое производство
слова. Изъ приведенныхъ примѣровъ только имя скля́ница безъ уда-
ренія на окончаніи, потому что произведено отъ прилагательнаго на
ный (сткляный = стекляный), и сообразуется съ открывающимся при
этомъ общимъ закономъ: если прилаг. оканчивается на ный или ній
безъ ударенія, то и наставка ица въ производномъ существ. не при-
нимаетъ его: пьяница отъ пьяный, во́льница отъ вольный, разница отъ
разный, ризница отъ ризный, горница- отъ горній (исключая приведен-
ныя выше: едини́ца, исподница, багряница
По указанному нами оттѣнку значенія, вносимому въ слово настав-
кою ица, неудивительно, что имена, заимствованныя изъ церковно-
славянскаго, держатъ удареніе на этомъ окончаніи всякій разъ, когда
производство не указываетъ прямо-противоположнаго закона произно-
шенія. Чѣмъ болѣе слово, кончающееся на ица, носитъ характеръ искус-
ственности, книжности, тѣмъ легче оно передаетъ удареніе этой на-
ставкѣ. Отсюда не слѣдуетъ, чтобы она въ народныхъ словахъ ни-
когда не принимала ударенія: выше указаны уже случаи такого выго-
вора; прибавимъ здѣсь еще для примѣра областныя слова плѣни́цы
(силки) и сведени́ца (отъ сведени́къ), сведеная сестра. Не значитъ также,
чтобы во всѣхъ славянскихъ словахъ съ окончаніемъ ица удареніе па-
дало на него (троица). Мы только замѣчаемъ, что въ сомнительныхъ
случаяхъ или въ видимыхъ уклоненіяхъ отъ правилъ, означенное об-
стоятельство служитъ къ объясненію выговора. (Ср. дѣви́ца съ просто-
народнымъ дѣвица).
Обратимъ при этомъ вниманіе на произношеніе обиходныхъ словъ:
улица, ножницы, лѣстница, пія́вица, и съ другой стороны [416] на
слова: голуби́ца, зѣни́ца, срачи́ца, которымъ народъ предпочитаетъ болѣе
сподручныя ему: голубка, зенка, сорочка.
Когда наставка ица присоединена къ имени, оканчивающемуся на
a безъ ударенія, то и она по большей части не принимаетъ его. Такъ
изъ словъ каша, просьба, владыка, пугва образованы: кашица> просьбица,
J) Впрочемъ, исподница въ народной рѣчи произносится съ удареніемъ на о. Съ
удареніемъ на окончаніи оно принадлежитъ д,-сл. языку, равно какъ и слова: еди-
ни́ца, багряни́ца,

влады́чица, пу́говица. Ступица произносится двояко. Замѣтимъ мѣсто
ударенія въ словѣ ви́сѣлица (отъ висѣ́лъ).
Есть еще особый, довольно обширный классъ именъ съ этимъ окон-
чаніемъ, въ которыхъ оно также никогда не носитъ ударенія. Это
имена, означающія какое-нибудь дурное состояніе или недостатокъ, и
потому большею частью отрицательныя или предложныя; они происхо-
дятъ то отъ существительныхъ, то отъ прилагательныхъ или при-
частій.
Таковы: распутица, разладица, безсмыслица, нелѣпица9 околесица,
безхлѣбица, бездоро́жица, безсонница, нескладица, разноголо́сица, неуря-
дица, усо́бица, путаница, сумя́тица и др. Одинакимъ образомъ соста-
влены слова: бездѣ́лица, переносица, подпо́лица. Тому же закону произ-
ношенія подлежитъ слово Богоро́дица, какъ составное.
Съ окончаніемъ ица однородна наставка ница, при которой на-
добно принимать посредствующее прилагательное на ный для образо-
ванія существительнаго, напримѣръ: зарница, кошни́ца, гробни́ца, по-
роховница, возни́ца, пя́тница, лѣ́стница, гости́ница (отъ прилагател.
гости́ный).
ина. Окончаніе ина также весьма обыкновенно въ языкѣ. Оно
является съ троякимъ удареніемъ: ина́, и́на и ина (оба слога безъ
ударенія). Такое различіе зависитъ частью отъ производства и со-
става именъ, частью отъ значенія ихъ.
Напередъ отдѣлимъ случаи, въ которыхъ удареніе этой приставки
опредѣляется значеніемъ именъ.
1) ина. Такое удареніе встрѣчается довольно рѣдко и свойственно
именамъ. означающимъ: а) пространство и время: величина́, ширина
длина́, вышина́, глубина, толщина́, тонина, низина, [417] старина9, б) во-
обще внѣшнее качество, напр. прямина́, быстрина́, тишина> цѣлина,
круглина́, косина́, краснина́; в) предметы или даже лица, напр., новина,
свѣжина́, слабина́, ветчина́, старшина́, большина́. Почти всѣ такія имена
произведены отъ прилаг., имѣющихъ опять отношеніе ко времени или
пространству. Купина и сѣдина произн. двояко.
2) и́на. Такъ произносится это окончаніе: а) въ именахъ (перво-
образныхъ) нѣкоторыхъ деревьевъ и плодовъ ихъ: рябина, калина, ма-
ли́на, оси́на. Маслина выговаривается одними такъ же, a другими съ
удареніемъ на первомъ слогѣ.
б) въ именахъ, означающихъ какой-нибудь важный сЛучай или
празднество въ быту семейномъ или общественномъ: годи́ны, роди́ны,
имени́ны, крести́ны, сорочи́ны (исключ. зару́чины, какъ имя пред-
ложное).
и в) въ мужескихъ именахъ увеличительныхъ: дѣти́на, купчи́на,
дурачи́на, старичи́на, мужичина, молодчина, доми́на.
3) ина. Въ именахъ отглагольныхъ (кромѣ нѣкоторыхъ приведен-

ныхъ подъ б) и въ предложныхъ наставка ина остается всегда безъ
ударенія: родина, трещина, рытвина, царапана, зу́брина, впадина, про-
боина> промоина, ока́лина, оско́мина, развалина, проталина, уключина,
напраслина, пошлина, отду́шина, уро́дина, разсѣлина, испарина, пощё-
чина, оплеу́шина, затрещина.
Во всѣхъ другихъ случаяхъ наставка ица произносится съ ударе-
ніемъ на и или вовсе безъ ударенія, смотря по производству словъ и
по фонетическимъ требованіямъ.
Вотъ примѣры:
1) Въ именахъ, означающихъ мясо ъ кожу животныхъ:
а) и́на: кони́на, овчи́на, осетри́на, мертвечи́на, свини́на (оттого что
говорятъ: коня, овца, осетра́, мертвеца, свинья). Такъ же произносятъ:
дичи́на, лососина, солони́на, бужени́на.
б) ина (безъ ударенія): за́йчина, бара́нина, медвѣ́жина, бѣлужина,
говя́дина, теля́тина, порося́тина, куря́тина, осля́тина, гуся́тина, коз-
ля́тина (отъ заяцъ—за́йца, Медвѣдь—я\ [418] бѣлуга, говя́до, теля́—я́ти
и проч.). Таково же окончаніе въ имени па́далина (отъ падаль).
2) Въ словахъ, означающихъ единицу такихъ предметовъ, которые
изображаются собирательными именами:
а) и́на: дроби́на, песчи́на, крупи́на, роси́на, шелкови́на, шерсти́на,
снѣжи́на, гради́на, пороши́на, были́на (отъ быліе)>
б) ина: изю́мина, горо́шина, жемчу́жина, миндалина, соло́мина (слѣдов.
соломинка, a не соло́менка), посудина.
3) Въ именахъ веществъ, урочищъ, мѣръ, предметовъ, и въ соби-
рательныхъ именахъ:
а) и́на: древесина, сердцеви́на, пучина, паруси́на, холсти́на, доли́на,
равни́на, лощи́на, котлови́на, чужби́на, пружина, дуби́на, личи́на, обра-
зи́на, карти́на, горлови́на, полови́на, паути́на, стремни́на, плоти́на,
полти́на, четвертина, осми́на, десяти́на, верши́на, дружи́на, скоти́на, лу-
чина. Былина (отъ быль) и пятина (въ древнемъ Новгородѣ) произно-
сятся многими и съ удар. надъ на.
б) ина: блевотина. харко́тина, рога́тина, га́дина, ра́ковина, мѣ́сячина,
хи́жина, о́тчина, община (но также общи́на). Туре́чина, Нѣме́чина,
храмина, лысина, диковина, дю́жина, смородина.
4) Въ именахъ отвлеченныхъ предметовъ: а) и́на: кручина, при-
чи́на, судьби́на: б) ина—и́стина.
5) Въ именахъ, кончающихся на щина и чина, по большей части
образованныхъ отъ прилагательныхъ на скій и собирательныхъ:
а) щи́на: чертовщина, бѣсовщина, даровщи́на, годовщи́на, мужчи́на.
6) щина: женщина, деревенщина, барщина, славя́нщина, бра́товщина,
дьявольщина, бывальщина, подёнщина, земщина, солда́тчина, (гдѣ щ
послѣ т замѣнилось звукомъ ч), нѣмечина, туречина (отъ нѣмецъ и
Турція).

Оканчивая разсмотрѣніе выговора наставки ина> припомнимъ, что
она въ нѣкоторыхъ случаяхъ произносится двояко; говорятъ, напр.,
скла́дчина и складчи́на, или (при присоединеніи слога ка) [419] кру́-
пинка и крупи́нка. Такое явленіе указываетъ на шаткость ударенія въ
разсмотрѣнной наставкѣ.
ота, ета. Это окончаніе произносится съ удареніемъ на послѣд-
ней гласной въ отвлеченныхъ именахъ качествъ, произведенныхъ или
прямо отъ корня, или отъ именъ прилагательныхъ: высота, долгота,
широта́, красота, духота, тягота́, могота́, босота́, простота, крас-
нота, чернота́, доброта́, тошнота, чистота́, слѣпота, хромота, тѣс-
нота́, правота́, суета́, синета́, нищета. Такъ же произносятся пахота́
и сирота.
Окончаніе ота́, какъ по значенію, которое оно даетъ именамъ,
такъ и по ударенію, однородно съ наставкою ина́, такъ что нѣкоторыя
имена, смотря по надобности, являются то съ тѣмъ, то съ другимъ
изъ этихъ окончаній, изъ которыхъ каждое сообщаетъ имъ особенный
оттѣнокъ значенія, напр., высота́ и вышина́, широта и ширина́, тол-
стота и толщина́, краснота и краснина́.
ота произносится съ удареніемъ на первой гласной въ именахъ,
не означающихъ отвлеченныхъ качествъ: дремота, льго́та, пѣхота.
Сюда относятся между прочимъ многія имена, происходящія отъ гла-
гольныхъ корней и означающія болѣзненное состояніе или припадокъ,
напр. рво́та, блево́та, икота, хрипота, зѣвота, ломо́та, дерго́та, пер-
хота, харко́та, чихо́та, потяго́та. Такъ произносятся еще слова: доб-
рота,—когда оно выражаетъ качество матеріальное, a не духовное,
мокрота,-^—когда означается вещество, a не качество, и щедрота, въ
смыслѣ милостиваго дара. Сипота произносится двояко ( — о́та и
— ота́).
Отъ именъ съ наставкою ота, ета надобно отличать тѣ, въ кото-
рыхъ появляется то же окончаніе при другомъ образованіи слова:
работа (оконч. то же, что въ герм. arbeit), клевета, хлопоты (ср. гл.
работатЬ) клеветать, хлопота́ть).
ня принимаетъ удареніе, когда приложено къ глагольному корню
для означенія дѣйствія сильнаго, шумнаго или частаго: возня́, рѣзня,
хохотня, хлопотня́, стряпня́; иногда передъ этимъ окончаніемъ вста-
вляется еще слогъ от или ов: бѣготня́, стукотня́, воркотня, скрыпотня́,
трескотня́, болтовня́.
[420] ия въ другихъ случаяхъ произносится различно; напримѣръ,
съ удареніемъ: западня́, зубня́, клешня́, квашня, размазня, четверня, родня,
и безъ ударенія: ровня, дворня, сходня, со́тня, деревня, барышня, утреня,
вече́рня, подворо́тня. Имена съ этою наставкой, означающія помѣщенія
или мѣста съ особымъ назначеніемъ, "никогда не носятъ на ней уда-
ренія: купальня, солова́рня, голубя́тня, конюшня, спа́льня, бѣли́льня,
бойня, па́шня, до́йня, колокольня.

Исчисливъ тѣ окончанія женскаго рода, въ различномъ произноше-
ніи которыхъ болѣе или менѣе выражается разумное основаніе, при-
ведемъ теперь тѣ наставки женскихъ именъ, которыя выговариваются
различно, иногда безъ видимой причины:
ба́, съ удареніемъ: гоньба, молотьба, гульба, ходьба, пальба, борьба,
стрѣльба, мольба, рѣзьба (говорится впрочемъ и рѣзьба), судъба́, гурьба,
ворожба* Слѣдуетъ, однакожъ, замѣтить, что имена этого образованія съ
удареніемъ въ концѣ большею частію означаютъ усиленное дѣйствіе.
ба безъ ударенія: просьба, свадьба, женитьба, служба, дружба,
тяжба.
оба: худоба;—злоба, утроба,—жалоба.
изна: новизна, крутизна́, желтизна, кривизна, бѣлизна, прямизна;—
дорогови́зна, дешеви́зна, укори́зна, отчизна. Почти всѣ имена послѣдняго
разряда имѣютъ болѣе трехъ слоговъ. Вообще же имена на изна,
произведенныя отъ прилагательныхъ, произносятся съ удареніемъ на
послѣднемъ слогѣ.
иха: купчиха, шутиха, щеголи́ха, зайчи́ха, слони́ха, волчи́ха, осли́-
ха\—ста́ростиха, ме́льничиха, дво́рничиха.
ыня, иня: государыня, барыня, мона́хиня, и́нокиня, милостыня; —
рабыня, боги́ня, княги́ня, горды́ня, благостыня.
овь: любовь, свекровь, морковь,—до́роговь (произн. и дорого́вь), це́рковь.
ея: швея́, ворожея́, ячея́, шлея́, сулея, верея́, вечея́, должея́, берея́
(собирательница ягодъ и грибовъ);—тавлея́ (въ народѣ и тавлея), ли-
не́я\—ля́двея.
[421] Здѣсь съ сознательнымъ удареніемъ являются только отгла-
гольныя, личныя имена, какъ: швея́, ворожея, вязея́, плетея́, ищея́, лазея́.
Взятыя изъ другихъ языковъ почти всегда имѣютъ удареніе на пред-
послѣднемъ слогѣ: траншея, фузея, тавлея, аллея, лине́я (отступаютъ
шлея́, кисе́я).
уха, юха: 1) требуха, шелуха, чепуха; 2) ря́пуха, ко́рюха, черёмуха;
3) старуха, стряпуха, сивуха, воструха (имена отдѣльныхъ лицъ и
предметовъ, a не собирательныя, какъ въ двухъ предыдущихъ раз-
рядахъ).
ша: лѣвша, лапша́;—генера́льша, профе́ссорша (въ личныхъ именахъ
ma никогда не принимаетъ ударенія), ве́кша.
3) Женскія окончанія, всегда остающіяся безъ ударенія:
ость, есть: тя́гостъ, кро́тость, шалость\—тя́жесть, го́ресть.
ка.ручка, трубка, тётка (кромѣ битка́, пенька). Башка — Re рус-
ское слово. Въ словѣ доска к принадлежитъ къ корню (ср. англ. desk).
Въ соединеніи ка съ другими слогами надо особенно обратить вни-
маніе на слѣдующіе случаи:
ушка, ю́шка въ именахъ уменьшительныхъ: Марфу́шка, верту́шка,
рѣзву́шка, игру́шка, верхушка, макушка.

ушка, юшка безъ ударенія, въ уменьшительныхъ ласкательныхъ,
которыми почти всегда означаются одушевленные предметы: ма́тушка,
голубушка, коровушка, батюшка] головушка.
ёнка (онка), въ уменьшительныхъ унизительныхъ: ручонка, душонка,
старушонка.
енька, въ уменьшительныхъ ласкательныхъ: рученька, душенька, ста-
ру́шенька, маменька, Оленька.
енка^ въ названіяхъ націй: француженка, черкешенка и изрѣдка въ
другихъ именахъ: ни́щенка,
Замѣтимъ еще слѣдующія женскія наставки безъ ударенія:
тва: же́ртва^ моли́тва, би́тва, бри́тва^ лови́тва. Въ словѣ ботва
наставку составляетъ только слогъ ва.
ля, во множественномъ числѣ ли\ пе́тля^ гра́бли, гусли, ясли.
[422] ква: брю́ква, тыква, смоква.
едъ, ядъ, (адь): пе́стрядь, мо́кредь, че́лядь, сте́рлядь, пло́щадь* 1).
III. Окончанія средняго рода.
Въ именахъ средняго рода мы не сохранимъ тройного подраздѣ-
ленія, потому что каждое ихъ окончаніе произносится то съ удареніемъ,
то безъ ударенія.
.ге или сокращенное ье есть наиболѣе распространенное въ языкѣ
окончаніе именъ средняго рода. При образованіи именъ отъ глаголовъ
ему предшествуетъ то то т, смотря но тому, оканчивается ли при-
частіе глагола на ный или на тый; впрочемъ, и во второмъ случаѣ
иногда все-таки отглагольное имя образуется съ помощью буквы и,
напримѣръ: пѣніе, треніе, преніе. Гласною передъ этимъ окончаніемъ
бываетъ то a или я, то е или ѣ. Имена на аніе и яніе принимаютъ
удареніе глагола, отъ котораго произведены: страданіе, дѣланіе, завое-
ва́іе, кушанье, сѣтованіе, сіяніе, чаяніе, раскаяніе (кромѣ книжныхъ
словъ: покаяніе, дѣяніе, одѣяніе 2). Имена на еніе и ѣніе почти всегда
носятъ удареніе надъ е или ѣ, несмотря на произношеніе глагола: при-
мѣры этому мы уже видѣли при разсмотрѣніи именъ, начинающихся
предлогомъ вы (вычисле́ніе отъ вы́числить). Теперь укажемъ еще на
слова, сложенныя съ другими предлогами, или простыя: представле́ніе
отъ предста́вить, видѣніе отъ ви́дѣть> паденіе отъ пастъ, умноже́ніе
отъ умно́жить и проч. Такъ же произносятся имена: значе́ніе, ударе́ніе,
одобреніе, усво́еніе^ увѣреніе, повинове́ніе; кипѣніе, велѣ́ніе^ впечатлѣ́ніе и
1) Мои списокъ суффиксовъ именъ женскаго рода дополнилъ г. А. Алексан-
дровъ суффиксами ынь, ива и ева: см. въ Русскомъ Филолог. Вѣстникѣ 1882 г. № 3,
статью его объ удареніи именъ съ этими окончаніями.
. 2) Книжное же слово преуспѣяніе произносится двояко. съ удареніемъ то на
третьемъ, то на четвертомъ слогѣ.

мн, др. Однакожъ, е передъ окончаніемъ nie остается иногда безъ уда-
ренія, и именно: 1) когда глаголъ, отъ котораго происходитъ имя,
оканчиваясь на итъ, самъ образованъ отъ существительнаго или [423]
прилагательнаго, наприм. чи́щеніе, кра́шеніе, ня́ньченіе, моро́ченіе, оза-
бо́ченіе, сосредоточеніе, упроченіе, намѣреніе] 2) когда имя мало упо-
требительно, и глаголъ, отъ котораго оно произведено, не можетъ при-
нимать окончанія а́ть или ять съ удареніемъ, наприм. хму́ренье^ та-
ра́щенье, тра́ченье. Наоборотъ, мы замѣчаемъ, что окончаніе еніе съ
удареніемъ встрѣчается почти всегда въ такихъ именахъ, которыя про-
исходятъ отъ глаголовъ, могущихъ принимать окончаніе а́ть или я́ть,
напр., прославле́ніе отъ прославить—прославля́ть; 3) въ нѣкот. именахъ,
означающихъ самое дѣйствіе, a не произведеніе его: въ этомъ смыслѣ
мученіе отличается отъ мученіе. Имена увеличеніе, из-прі-обрѣтеніе,
ограниченіе произносятся двояко. Окончаніе ѣніе остается безъ уда-
ренья въ именахъ: свѣдѣніе, за́говѣнье, ро́зговѣнье, въ первомъ отличи-
тельно отъ слова сведеніе, a въ послѣднихъ двухъ можетъ-быть потому,
что для болѣе яснаго означенія противоположности понятій предлогъ
принялъ удареніе. Видѣніе съ префиксомъ пред переноситъ удареніе
на слогъ ви́. Сокращеніе буквы і въ ь обыкновенно не влечетъ за
собою перемѣны въ удареніи словъ этого окончанія. Только въ име-
нахъ, произведенныхъ отъ односложныхъ глаголовъ, слогъ нье иногда
принимаетъ удареніе, напр. въ простонародныхъ словахъ: пѣньё, враньё,
жданьё, тканьё, спаньё.
Окончаніе тіе, когда принадлежитъ простымъ именамъ, произве-
деннымъ отъ односложныхъ глаголовъ на ить и ыть, требуетъ уда-
ренія на послѣднемъ слогѣ, и буква і сокращается въ ь: бритьё, литьё,
шитьё\ витьё, питьё, мытьё, вытьё, житьё, бытьё. Иначе произно-
сятся только кры́тіе и ры́тіе (иногда и рытьё). Отъ глаголовъ на оть
и уть рѣдко образуются имена существительныя; въ нихъ окончаніе
тье остается безъ ударенія: колотье (произносится двояко: ко́лотье и
коло́тье), гну́тіе. Слово чутьё, происходящее конечно не отъ чуять, a
отъ неупотребительнаго глагола чуть, держитъ удареніе на послѣдней
гласной подобно другимъ двусложнымъ именамъ этого образованія.
Замѣчательно, что удареніе въ такихъ случаяхъ обыкновенно из-
мѣняется отъ сложенія имени съ другимъ словомъ, хотя бы и [424]
съ предлогомъ. Ср. напр., литьё и сли́тіе,разли́тіе, кровопролитіе, бы-
тіе́ и отбытіе, бритьё и брадобри́тіе, житьё и общежи́тіе. Сюда же
относятся слова, взятіе, понятіе, начатіе и другія неупотребительныя
безъ предлога. Забытьё по значенію отличается отъ забы́тіе.
Въ именахъ, произведенныхъ не отъ глаголовъ, окончаніе ье но-
ситъ почти всегда удареніе, когда принадлежитъ двусложнымъ словамъ:
копьё\ ружьё\ тряпьё, старьё, бѣльё, жильё, бабьё. Такъ же произно-
сятся собирательныя имена: дурачьё, мужичьё. Но въ словахъ: устье>

зелье, платье и въ многосложныхъ именахъ удареніе падаетъ на слогъ,
предшествующій окончанію: здоровье, захолу́стье. помѣстье, безлюдье,
отребье, подворье.
Въ словахъ съ окончаніемъ овье, евье, удареніе бываетъ различно:
кочевьё, кочевье, зимовье, становье, верховье^ низовье.
При полномъ окончаніи ге (не всегда отглагольномъ) удареніе ле-
житъ на предыдущемъ слогѣ, на которомъ остается и въ случаѣ со-
кращенія г въ ь: бы́ліе, те́рніе^ ве́рвіе^ отли́чіе^ уча́стіе, насиліе, величіе,
честолю́біе, благоче́стіе, распу́тіе, условіе, суевѣріе. Только въ нѣкото-
рыхъ словахъ, образованныхъ отъ именъ на мя (менъ), этотъ слогъ,
ставъ передъ окончаніемъ ге, остается безъ ударенія, которое падаетъ
на коренной слогъ: знаменіе, безвременье. Но уродливое слово мѣсто-
име́нье и выговаривается неправильно.
Слогъ ство по бо́льшей части не носитъ ударенія: во́инство^ пе́р-
венство, оте́чество^ о́бщество* коварство, схо́дство^ царство, качество,
количество, пото́мство, убожество, многолю́дство, человѣ́чество, госпо́д-
ство^ владычество, вели́чество, могу́щество^ заму́жество^ тожество, юно-
шество, рыцарство* Удареніе почти во всѣхъ этихъ случаяхъ остается
на томъ слогѣ, который носитъ его въ первообразномъ словѣ. Только
имя лѣкарство выговаривается не такъ какъ лѣ́карь, можетъ-быть
потому, что въ немъ совершенно исчезаетъ понятіе дѣйствующаго лица,
придаваемое первообразному имени окончаніемъ арь. Имена первенство,
единство и общество нѣкоторые произносятъ съ удареніемъ на [425]
послѣднемъ слогѣ, но этотъ выговоръ въ литературномъ языкѣ встрѣ-
чается рѣдко. Слово свойство произносится различно, смотря по двоя-
кому значенію своему; двояко выговаривается еще волшебство (é—ство́).
На общемъ основаніи произносятся и отглагольныя имена: чувство.
убійство, производство, бѣ́гство, убранство, хода́тайство^ устройство.
Въ трехъ только случаяхъ окончаніе ство принимаетъ удареніе: 1)въ
отглагольныхъ и другихъ трехсложныхъ именахъ, когда наставкѣ
ство предшествуетъ слогъ ов или ев, часто ею принимаемый даже и
тогда, когда въ глаголѣ его нѣтъ, напр. воровство, мотовство, кол-
довство^ сватовство́, плутовство, врачевство́, хвастовство́^ шутовство́,
кумовство. Шельмовство произносится съ удареніемъ или на послѣд-
немъ слогѣ, или на среднемъ; 2) въ именахъ, произведенныхъ отъ
другихъ именъ существительныхъ или прилагательныхъ, когда окон-
чанніе ство становится на мѣсто отброшеннаго слога съ удареніемъ:
родство (а отъ этого и сродство), удальство. щегольство, вдовство, хан-
жество́, сиротство, отъ родной, удало́й, щегольской, вдова́^ ханжа́^ сирота\
скотство произносится такъ по косвеннымъ падежамъ слова скотъ; на
этомъ же правилѣ основывается выговоръ именъ большинство, мень-
шинство́, старшинство, какъ произведенныхъ отъ большина́> меньшина́,
старшина; 3) въ нѣкоторыхъ трехсложныхъ именахъ, первоначально

принадлежавшихъ только книжному языку: божество, рождество́, веще-
ство́, существо, естество, торжество, празднество, пиршество (послѣд-
нія два, особенно второе, произносится и съ удареніемъ на первомъ
слогѣ).
Церковно-славянское окончаніе ствіе, употребляемое въ нынѣшнемъ
языкѣ довольно рѣдко и по большей части свойственное только слож-
нымъ именамъ, никогда не принимаетъ ударенія, которое всегда па-
даетъ на предшествующій слогъ: дѣ́йствіе, ше́ствіе, слѣ́дствіе^ бѣ́д-
ствіе, моле́бствіе, споко́йствіе, благоденствіе, удовольствіе, напутствіе,
привѣ́тствіе.
Наставка ище является то съ удареніемъ на и, то безъ [426] вся-
каго ударенія. Можно бы подумать, что такое разнообразіе въ произ-
ношеніи словъ, съ помощію ея составленныхъ, имѣетъ свое основаніе
въ намѣреніи отличать ихъ отъ именъ особой категоріи, y которыхъ
то же окончаніе служитъ выраженіемъ необыкновенной величины пред-
метовъ. Но это справедливо только отчасти.
Увеличительныя имена мужескаго и средняго рода на ище сами
выговариваются различно* и потому мы должны напередъ коснуться
ихъ. Мужескія имена односложныя и такія, которыя въ родительномъ
падежѣ носятъ удареніе на окончаніи, обыкновенно принимаютъ эту
наставку съ удареніемъ на и: столи́ще, доми́ще, двори́ще, ключи́ще,
вои́ще, носи́ще, дружи́ще, куси́ще, снопи́ще, утюжи́ще, сапожи́ще, мужи-
чи́ще. Среднія трехсложныя имена принимаютъ такое же удареніе/
окни́ще, ведри́ще, пузи́ще. Среднія имена на ище, имѣющія болѣе сло-
говъ, сохраняютъ удареніе положительной степени, напр. зе́ркалище.
Имена мужескаго рода хотя и односложныя, но не русскія, или много-
сложныя, не имѣющія ударенія на послѣднемъ слогѣ родительнаго
падежа, принимаютъ ище безъ ударенія: сту́лище, шка́пище, забо́рище,
стака́нище, огоро́дище, комо́дище.
Поэтому имена на ище, если образованы отъ другихъ существи-
тельныхъ и не должны означать увеличенія, принимаютъ по большей
части такое удареніе, которое бы отличало ихъ отъ увеличительныхъ.
Говорятъ: пожа́рище, потому, что пожа́рище означало бы большой по-
жаръ. На томъ же основаніи произносятъ: пепели́ще, голени́ще, поло́т-
нище и—чу́дище, полчище, сонмище, торжище, козлище, дѣтище.Слово
кнутови́ще составлено для отличія отъ кнути́ще. Таково же и слово
становище. Иначе произносится чудо́вище (отъ чудо́вый), горо́ховище
(отъ гороховый) и туловище.
Отглагольныя имена на ище по большей части не держатъ ударе-
нія на этомъ окончаніи: игрище, убѣжище, поприще, приста́нище, ра́-
товище, позорище, прозвище, сокровище, за́ймище. Такъ же произносятся
старинныя имена: вре́тище, ру́бище, капище, тре́бище, чинга́лище. Гуль-
бище; кладбище и стрѣльбище [427] произносятся различно, съ ударе-
ніемъ то на и, то на первомъ слогѣ.

Имя женскаго рода рѣпа не могло перемѣнить ударенія отъ на-
ставки ище; слово рѣ́пище самымъ окончаніемъ своимъ отличается отъ
увеличительнаго женскаго рода рѣ́пища.
Логовище произносится двояко: съ удареніемъ на первомъ слогѣ по
первообразному слову логово, или на наставкѣ.
Городище носитъ всегда удареніе на и, означаетъ ли оно большой
городъ, или мѣсто, гдѣ нѣкогда было селеніе.
Есть еще особенный разрядъ именъ на ище: это такія имена, ко-
торыя произведены отъ причастій съ гласными а, и, ѣ передъ лъ, и y
нихъ удареніе тамъ же, гдѣ оно въ неопредѣленномъ наклоненіи гла-
гола: влага́лище, обита́лище^ ристалище, сѣдалище, игра́лище, суди́лище,
святи́лище, страшилище* вмѣсти́лище, учи́лище, храни́лище, па́далище.
По этому же образцу составлены имена чисти́лище, узилище, гнѣзди́-
лище, зрѣлище; въ первомъ изъ нихъ удареніе отступаетъ отъ гла-
гольнаго; въ словѣ жили́ще оно бываетъ обыкновенно на наставкѣ.
Имена съ окончаніемъ ло, произведенныя большею частью отъ гла-
головъ, бываютъ по ударенію троякія. Оно падаетъ либо на* эту на-
ставку, либо на слогъ ей предшествующій, либо на третій съ конца.
Надъ ло удареніе бываетъ почти всегда въ томъ случаѣ, когда въ
предыдущемъ слогѣ буква е или ѣ, отдѣляющаяся отъ окончанія ка-
кою-нибудь согласною, явною или выпавшею: скребло, гребло́, щемло́,
сверло, жерло́, тесло, весло, стекло, ремесло́, сѣдло, помело (-метло́);
такъ же произносятся слова: крыло, тягло, дупло, число. На предыдущій
слогъ падаетъ удареніе вообще тогда, когда окончаніе ло приложено
къ глаголамъ, образованнымъ съ помощію буквъ а> я, и, ы, такъ что
оно принимаетъ видъ ало, яло, ило, ыло, или когда въ предыдущемъ
слогѣ нѣтъ буквы е: опахало, покрывало, черпа́ло, мочало, одѣяло, тво-
ри́ло, суши́ло, свѣти́ло, жи́ло, би́ло, мя́ло, мы́ло, ры́ло^ сто́йло, пойло,
падло, горло, начало, прясло, су́сло, пру́гло, коромысло, масло, вя́сло; нако-
нецъ въ видѣ исключенія кресло. [428] Такъ же выговаривается слово
момови́ло. — Наибольшее число именъ съ окончаніемъ ло носитъ уда-
реніе на предпослѣднемъ слогѣ.
На третій слогъ съ конца удареніе падаетъ въ немногихъ только
словахъ этой формы: пу́гало, зе́ркало (множ. зеркала), буркало, вѣяло,
уди́ло (множ. удила), мѣри́ло, правило. Мѣрило слышится часто и съ
удареніемъ на и. Отъ правило отличается правило по значенію.
Съ окончаніемъ ло очень сходно другое, почти однозвучное во,
являющееся всегда съ предшествующей ему буквою u, е или о. Слогъ
во никогда не носитъ ударенія, которое падаетъ—въ двусложныхъ
словахъ на предыдущій слогъ, a въ трехсложныхъ (или если и болѣе
слоговъ)—на третій съ конца: пи́во, жни́во, по́йво, кро́шиво, варево, ме́-
ливо, мѣ́сиво, топливо, то́чиво, курево, ло́гово, кружево, зарево, дерево.
Отъ такого ударенія происходитъ, что въ нѣкоторыхъ словахъ передъ

окончаніемъ во допускается то е, то и, напр. крошево и кро́шиво, варево
и ва́риво. Огни́во удерживаетъ удареніе на томъ же слогѣ, на кото-
ромъ оно въ первообразномъ имени огонъ, въ косвенныхъ его падежахъ
(огня и т. д.)- Нѣкоторые произносятъ топли́во.
Наставка мо вообще является у насъ съ удареніемъ: письмо, бѣльмо,
пряжмо́, ярмо, дермо́. Слово клеймо заимствовано изъ др. скандинав-
скаго языка, a пасмо сомнительнаго происхожденія, и потому оконча-
нія этихъ двухъ именъ нельзя считать производственнымъ. Различіе
произношенія ихъ зависитъ вѣроятно отъ различія предшествующей
окончанію гласной (см. выше замѣчанія о слогѣ ло).
Окончаніе по по большей части носитъ удареніе, особенно послѣ
гласныхъ е, о: стегно, веретено, пшено, бревно, зерно, звено, окно9 полотно,
волокно, толокно, порохно́, лукно́, гумно, сукно, садно́; но бываетъ и безъ
ударенія: брашно, су́дно, ко́рзно, колѣно, полѣно.
To же можно бы сказать и объ окончаніи ро: ведро, ребро, перо́,
ядро, добро, серебро, нутро;—вёдро, нѣ́дро, утро. Но [429] это окон-
чаніе собственно сюда не идетъ, потому что въ немъ буква р почти
всегда принадлежитъ къ корню.
Слогъ то принимаетъ удареніе послѣ гласной е: решето, тенето́,
a послѣ и или ы отбрасываетъ его на предыдущій слогъ; сито, ко-
пыто, корыто.
Перейдемъ теперь къ наставкамъ, служащимъ для образованія
уменьшительныхъ именъ.
Слогъ ко рѣдко является въ чистомъ видѣ безъ прибавленія къ
нему еще какого-нибудь другого слога; присоединяясь къ согласной,
онъ обыкновенно получаетъ удареніе, a особливо въ двусложныхъ
именахъ: ушко́, очко (множ. очки́), сѣрко, гнѣдко, воронко, озерко. Древко
произносится двояко. Если вставляется бѣглая гласная, то удареніе
переходитъ на нее: ведёрко, окошко, бреве́шко, лукошко, дрове́шки (отъ
дровни), судёнко. Когда ко присоединяется къ имени, оканчивающемуся
на я, въ которомъ скрывается согласная m или м, то удареніе па-
даетъ на первый слогъ: ди́тятко, вре́мячко, сѣ́мячко.
Когда наставка ко присоединяется къ трех- или четырехсложному
слову, которое и безъ того уже оканчивается на этотъ слогъ, то уда-
реніе остается на прежнемъ мѣстѣ: яблочко9 облачко, молочко, окошечко,
ведёрочко. Когда же ко прилагается къ имени, кончающемуся на
%№ или цо́, то удареніе переходитъ на являющуюся передъ новою
наставкою гласную, будетъ ли это бѣглое е, или другая гласная:
колечко, крылечко, сердечко, мѣсте́чко, яи́чко, но блюдце—блюдечко.
Окончаніе ико, встрѣчающееся очень рѣдко, не носитъ ударенія:
ли́чико, пле́чико.
Передъ слогомъ ко ставится иногда еще прибавочный слогъ ыш
или иш. Окончаніе ышко, служащее только къ образованію ласка-

тельныхъ уменьшительныхъ, никогда не принимаетъ ударенія: го́р-
лышко, пятнышко, рёбрышко, зёрнышко. Отсутствіе ударенія надъ этой
наставкой такъ постоянно, что когда она присоединяется къ одно-
сложному имени дно, то въ немъ появляется [430] вставочная глас-
ная о съ удареніемъ: донышко (Пав. Ф. Набл. II. § 53, примѣч. 1).
Окончаніе и́шко, напротивъ, въ трехсложныхъ словахъ всегда но-
ситъ удареніе на и и придаетъ слову значеніе унизительное: дѣли́шко,
сели́шко, сѣдли́шко, мѣсти́шко.
Это же окончаніе придается иногда, въ томъ же смыслѣ, именамъ
мужескаго рода, наприм. крести́шко, доми́шко, городи́шко> голоси́шко, но
тогда оно можетъ быть и безъ ударенія; именно это бываетъ въ томъ
случаѣ, когда первообразное двух- или трехсложное имя съ ударе-
ніемъ на послѣднемъ слогѣ не перемѣняетъ своего ударенія въ кос-
венныхъ падежахъ: заборишко, огоро́дишко, хала́тишко^ дива́нишко (отъ
заборъ—а, огоро́дъ—а и т. д.).
Да правду говорить, я и тому дивился,
Что огоро́дишко твой кое-какъ идетъ.
Крыловъ, Огор. и Фил.
Къ имени мужескаго рода, означающему одушевленный предметъ,
прилагаютъ охотнѣе окончаніе и́шка (а не и́шко): мальчишка, воришка,
плути́шка,) хвастуни́шка. Повѣрить это можно винительнымъ падежомъ:
поймать плути́шку.
Что сходитъ съ рукъ ворамъ, за то вори́шекъ бьютъ.
Крыловъ, Вороненокъ.
Иногда такое уменьшительное имя можетъ быть общаго рода:
дурны́шка.
Окончаніе це. цо́ прилагается къ именамъ средняго рода для
уменьшенія ихъ, или и безъ этой цѣли, когда имя само по себѣ не-
употребительно. По бо́льшей части слово сохраняетъ удареніе перво-
образнаго имени, напр. корытце, са́льце, рыльце, зеркальце, блюдце,
винцо, колесцо́, крыльцо, полѣнце; но кольцо, отъ неупотр. коло. Въ име-
нахъ, кончащихся на но съ предыдущею согласною, удареніе пере-
ходитъ на вновь появившуюся гласную о или е: полотенце, волоконце,
оконце, донце. Въ соединеніи съ словомъ письмо окончаніе цо прини-
маетъ удареніе—письмецо\ то же бываетъ еще въ соединеніи съ име-
нами: мясо, село и дерево, [431] чему причиною, кажется, звуки я и в
въ предшествующемъ слогѣ; сѣнцо произносится также еще и для
отличія отъ женскаго сѣнцы.
Присоединяясь къ нѣкоторымъ именамъ, кончающимся на ье, эта
наставка принимаетъ форму eue безъ ударенія: пла́тьеце, имѣ́ньеце,
чте́ньеце, или съ удар., какъ въ словѣ копьецо.

Въ предыдущемъ представленъ первый опытъ разсмотрѣнія,
насколько русское удареніе зависитъ отъ производства и состава
словъ.
Теперь спрашивается: можно ли изъ этого разсмотрѣнія извлечь
какіе-нибудь положительные результаты?
Мы видѣли, что есть много производственныхъ окончаній, имѣю-
щихъ постоянное удареніе,—слѣдовательно много словъ, которыхъ
произношеніе опредѣляется самымъ ихъ окончаніемъ. Вотъ главныя
изъ такихъ наставокъ: муж. р. акъ, якъ, укъ, юкъ, агъ, огъ, югъ, анъ,
янъ, унъ, ачъ, au, яй, уй, ежъ, а́тай, ёнокъ, ёнышъ;—жен. р. а́га, я́га,
у́га, юга, ы́га, и́га, а́ка, яка, axa, я́ха, оха, у́нья, у́ша, и́ка.
Есть другія имена, y которыхъ удареніе никогда не бываетъ на
окончаніи, a остается либо на томъ же мѣстѣ, гдѣ оно въ перво-
образномъ словѣ, либо падаетъ на слогъ, предшествующій окончанію.
Здѣсь особенно замѣчательны въ муж. р. окончаніе те.гъ, въ жен.
ость или есть, a въ ср. іе (у многосложныхъ именъ).
Что касается до наставокъ, имѣющихъ непостоянное удареніе,
то часто произношеніе словъ съ такими окончаніями зависитъ отъ
разныхъ обстоятельствъ, каяъ-то: 1) отъ производства слова; 2) отъ
числа слоговъ въ имени; 3) отъ присоединенія къ наставкѣ дополни-
тельнаго слога; 4) отъ гласной буквы предшествующаго слога; 5) отъ
того, простое ли имя, предложное, или составное, и 6) отъ самаго
значенія слова.
Когда то или другое изъ этихъ обстоятельствъ должно имѣть
вліяніе на удареніе, на это нѣтъ одного общаго закона, но каждое
изъ нихъ имѣетъ въ разныхъ случаяхъ свое несомнѣнное [432] зна-
ченіе. Между ними самое обыкновенное основаніе выговора соста-
вляетъ производство именъ; однако же оно нерѣдко уступаетъ одному
изъ прочихъ основаній. Припомнимъ здѣсь въ заключеніе главные изъ
отдѣльныхъ случаевъ, когда каждое изъ этихъ обстоятельствъ опре-
дѣляетъ удареніе именъ съ производственными окончаніями.
I. Производство слова.
1) Всѣ простыя имена на окъ, произведенныя отъ глаголовъ, носятъ
удареніе на этомъ окончаніи, напр. толчокъ, плевокъ, совокъ, кипятокъ,
кувырокъ.
2) Уменьшительныя на окъ и екъ, въ указанныхъ случаяхъ про-
изводства, выговариваются такимъ же образомъ: комокъ, порошокъ
кошелёкъ и пр.
3) Имена на ецъ, произведенныя отъ двухсложныхъ глаголовъ
и прилагательныхъ, также произносятся почти всегда съ ударе-
ніемъ на окончаніи: творецъ, купецъ, рубецъ, хитрецъ, слѣпецъ,
храбрецъ.

4) Имена на и,къ> никъ, овикъ, евикъ, шикъ, атикъ, астикъ,
вообще сохраняютъ удареніе прилагательныхъ, отъ которыхъ они
образованы.
5) Женскія имена на ица, ежели есть соотвѣтствующія муж. на
ецъ или и?съ, удерживаютъ удареніе этихъ послѣднихъ.
6) Произведенныя отъ прилагательныхъ именъ съ окончаніемъ ина
держатъ вообще удареніе на послѣднемъ слогѣ, наприм. старина,
новина, быстрина.
7) Отглагольныя имена съ тою же наставкой носятъ удареніе на
коренномъ слогѣ: рытвина, зубрина, царапина.
8) Отглагольныя имена, кончащіяся на ея> произносятся съ уда-
реніемъ на послѣдней гласной: швея, ворожея.
II. Число слоговъ въ имени.
1) Двусложныя имена съ наставкою окъ или ёкъ передаютъ ей уда-
реніе: курокъ, конекъ и т. д.
[433] 2) Такимъ же образомъ и окончаніе ецъ принимаетъ ударе-
ніе въ бо́льшей части двусложныхъ именъ: свинецъ, отецъ, вѣнецъ.
3) To же окончаніе въ бо́льшей части многосложныхъ именъ
остается безъ ударенія: червонецъ, упрямецъ.
4) Двусложныя имена на ье почти всегда имѣютъ удареніе на
этомъ окончаніи: питье, чутье, жилье.
5) Такъ произносятся наконецъ двух- и трехсложныя имена съ
приставкою ко: ушко, гнѣдко, сѣрко, соловко́, воронко.
III. Присоединеніе къ наставкѣ дополнительнаго слога.
Имена мужескаго рода на щикъ и средняго на ство произносятся
съ удареніемъ надъ этими наставками, когда передъ ними вста-
вляется слогъ ов или ев, напр. вѣстовщикъ, цѣновщикъ, колдовство, вра-
чевство.
IV. Гласная въ предшествующемъ слогѣ.
1) Звукъ и передъ наставкою телъ, и гласная е передъ оконча-
ніемъ nie почти во всѣхъ случаяхъ присвоиваютъ себѣ удареніе: пра-
витель, строитель, правленіе, строеніе.
2) Наставки: ло, но и то принимаютъ удареніе, когда въ пред-
шествующемъ слогѣ находится гласная е: весло, стекло, пшено, вере-
тено, рѣшето.
V. Соединеніе имени съ предлогомъ или съ другимъ именемъ въ
одно слово.
1) Предлогъ вы передъ всякимъ первообразнымъ именемъ и передъ
многими производными принимаетъ удареніе: выводъ, выстрѣлъ, вылазка,
выставка.

2) Съ удареніемъ же произносится всякій другой предлогъ въ
началѣ имени, кончащагося на ь, какъ мужескаго, такъ и женскаго
рода: изгородь, навязень, пристань, утварь.
[434] 3) Предложныя имена съ окончаніями отсъ, ышъ, ица, ина носятъ
удареніе на коренномъ слогѣ: списокъ, просёлокъ, заморышъ, разладица,
безхлѣбица, окраина, пробоина.
4) Наставка ецъ въ составныхъ именахъ передаетъ удареніе пре-
дыдущему коренному слогу: миротворецъ, живописецъ.
5) To же замѣчается какъ въ составныхъ, такъ и въ предложныхъ
именахъ средняго рода, кончащихся на тіе, напр. кровопролитіе,
прибытіе^ прожитіе
Здѣсь прибавимъ замѣчаніе, что вообще въ составныхъ именахъ y
насъ удареніе принадлежитъ второму слову, напр. честолюбье, коно-
водъ, самоваръ, духоборецъ, сукновальня. Исключеній очень мало: благо-
вѣстъ, по́лдень, полночь, по́лпиво, лѣ́топись, ко́новязь, во́дорасль и другія
т. п. имена женскаго рода на ъ, которыя, какъ и предложныя имена
съ такимъ окончаніемъ, отбрасываютъ удареніе на первую изъ своихъ
составныхъ частей.
VI. Значеніе именъ.
1) Уменьшительныя имена никогда не носятъ ударенія на окон-
чаніи икъ: домикъ. соколикъ.
2) Имена, кончащіяся на ота, произносятся съ удареніемъ на
послѣднемъ слогѣ, когда означаютъ отвлеченныя качества: чистота́,
красота.
3) Такъ же выговариваются имена съ наставкою ина> означающія
качество, пространство и время: круглина, глубина, старина.
4) Наставка ота имѣетъ удареніе на предпослѣднемъ слогѣ въ
именахъ, означающихъ болѣзненное состояніе или припадокъ: ломота,
перхота.
5) Окончаніе ина (или множ. ины) произносится также съ ударе-
ніемъ на предпослѣднемъ слогѣ въ названіяхъ растеній или торже-
ственныхъ случаевъ: малина, калина; родины. крестины.
[435] 6)Окончанія ня принимаетъ удареніе въ отглагольныхъ именахъ,
означающихъ сильное или частое дѣйствіе: возня^ толкотня.
7) Слогъ ия остается безъ ударенія въ именахъ помѣщеній, зданій
и т. п.: салотопня, сушильня, швальня.
8) Имена ягодъ на ика имѣютъ постоянное удареніе: черни́ка,
брусни́ка.
1) Вообще сложеніе словъ дѣйствуетъ на измѣненіе акцента: ср. напр. мор-
ской и примо́рскій, давно и недавно, Россія и Малороссія, a также сказанное
выше, стр. 284—5.

Легко было бы еще увеличить число случаевъ, въ которыхъ обна-
руживается вліяніе указанныхъ обстоятельствъ на произношеніе словъ:
но я удовольствуюсь изложенными наблюденіями. Они достаточно до-
казываютъ, что какъ ни прихотливо повидимому русское удареніе,
однакожъ языкъ, въ самомъ разнообразіи своей просодіи, чуждаясь
безотчетнаго произвола или случайности, слѣдуетъ извѣстнымъ нача-
ламъ, которыя во множествѣ фактовъ доступны наблюденію и обли-
чаютъ потребность ума человѣческаго подчиняться общимъ законамъ
во всѣхъ безконечно-многообразныхъ явленіяхъ слова.
ПРИМѢЧАНІЯ.
1) Впрочемъ выздоровленіе, какъ ясно видно изъ умягченія буквы в,
происходитъ не отъ глагола выздоровѣть, a отъ неупотребительнаго
вы́здоровить, какъ явленіе отъ явить. Форма здоровить есть въ языкѣ,
но она обнаружилась только въ предложномъ глаголѣ поздоровиться
{„отъ этого ему не поздоровится"), да еще въ славянскомъ поздра-
вить. Производное имя отъ выздоровѣть было бы выздоровѣніе. Несо-
вершенный видъ выздара́вливать могъ быть образованъ и отъ послѣд-
ней формы глагола, какъ разгавливаться отъ разговѣться. Кстати за-
мѣтимъ, что идея залога часто пропадаетъ въ отглагольныхъ име-
нахъ дѣйствія или состоянія. Такъ напр. ослабленіе происходитъ отъ
дѣйствит. [436] ослабитъ, но можетъ означать и состояніе; такъ же
точно нѣкоторыя имена этого образованія означаютъ не состояніе
и не дѣйствіе, a конкретный предметъ, напр. имѣніе, растеніе, ва-
ренье.
2) Правописаніе обручъ (съ ъ на концѣ) было бы здѣсь не y мѣста,
ибо рѣчь идетъ именно о словахъ съ окончаніемъ на ь. Вотъ еще
одно изъ многихъ доказательствъ, что старинная орѳографія, по кото-
рой послѣ ж, ч, ш, щ въ концѣ именъ мужескаго рода писалось ъ,
-была правильнѣе той, которая нынѣ взяла перевѣсъ и требуетъ въ
такомъ случаѣ ера.
3) Продолжая свои изслѣдованія надъ именемъ щёлокъ, я убѣ-
дился, что оно происходитъ отъ корня, въ которомъ, сходно съ свой-
ствомъ означаемаго этимъ словомъ предмета, скрывается понятіе раз-
ложенія, раздѣленія. Дѣйствительно, тотъ же корень является y насъ
въ словахъ щель (отверстіе, образовавшееся отъ раздвоенія, и щелка́ть
(раздроблять со звукомъ). Въ послѣднемъ словѣ буква к есть уже
придаточная къ корню: такова же она и въ имени щелокъ. Этотъ са-

мый корень встрѣчается и въ германскихъ языкахъ, и замѣчательно,
что тамъ (какъ и y насъ глаголъ щелкать) происшедшія отъ него
слова выражаютъ, сверхъ показаннаго понятія, еще и звукъ: древне-
нѣм. schellen значитъ: щеляться, раздробляться, раздроблять, и
также—звучать, издавать звонъ; швед. skiljâ—раздѣлять, разлучать,
skall—звукъ. Ho y насъ глаголъ щелкать, означая звукъ, произносится
съ удареніемъ на первомъ слогѣ (щёлкать).
4) Для уясненія вопроса объ имени войлокъ я обращался къ ака-
демику Б. А. Дорну, и онъ указалъ мнѣ на татарское слово ojlik,
какъ единственное, которое и по значенію и по звуку могло бы дать
начало нашему войлокъ. Ойликъ означаетъ: что́ служитъ къ покрытію
чего-либо; для покрытія же кибитокъ изстари употреблялся y татаръ
войлокъ. Вотъ возможное соотношеніе обоихъ словъ, которое однакожъ
не выдается за несомнѣнное.
5) Польское слово rysowac перешло къ намъ конечно вмѣстѣ съ
схоластическимъ ученіемъ изъ кіевскихъ школъ. Оно происходитъ отъ
нѣмец. гл. reiszen, нѣкогда употреблявшагося въ [437] томъ же значеніи,
или прямѣе отъ сущ. Riss—чертежъ, которое принято поляками
только съ измѣненіемъ і на y (ы). У насъ оно извѣстно въ предлож-
ной формѣ—абрисъ. Независимо отъ этого поляки образовали еще
имя rysunek, взявъ для него окончаніе изъ нѣмец. языка (ung), въ
которомъ однакожъ подобнаго слова нѣтъ.
II.
О переходѣ ударенія существительныхъ именъ въ косвенныхъ
падежахъ.
Переходъ ударенія во флексіяхъ существительныхъ именъ есть
явленіе не общее въ нашемъ языкѣ. Съ этой стороны имена могутъ
быть раздѣлены на имена съ подвижнымъ удареніемъ—назовемъ ихъ
гибкими, и на имена съ удареніемъ неподвижнымъ—назовемъ ихъ
негибкими. Само собою разумѣется, что здѣсь понятіе гибкій прини-
мается совершенно въ условномъ, одностороннемъ значеніи, только
въ отношеніи къ просодическому свойству слова.
Въ разсужденіи гибкости или негибкости своего ударенія наши
существительныя имена подчиняются слѣдующимъ общимъ условіямъ:
а) Гибкими именами могутъ быть только тѣ, y которыхъ не болѣе
3-хъ слоговъ въ именительномъ падежѣ. Если же въ этой формѣ
болѣе слоговъ, переходъ ударенія почти никогда не встрѣчается (ско-
ворода, сковороду—рѣдкое исключеніе).
б) Переходомъ удареній большею частью отличаются имена перво-
образныя и простыя.

в) Составныя имена всегда бываютъ негибкими, наприм. водовозъ,
лѣ́топись.
г) Предложныя имена допускаютъ переходъ ударенія только при
томъ условіи, чтобъ удареніе въ именительномъ падежѣ единственнаго
числа было на предлогѣ, напр. поваръ, повара; по́вѣсть. повѣстей;
про́повѣдь, проповѣде́й. Когда въ именительномъ [438] падежѣ единствен-
наго числа предлогъ не принимаетъ ударенія, то предложное имя
не можетъ быть гибкимъ, напр. заводь, заводы\ приговоръ, приговоры;
посте́ль, постелей.
д) Въ именахъ съ производственными окончаніями переходъ уда-
ренія возможенъ почти исключительно только тогда, когда оно въ
единственномъ числѣ на послѣднемъ слогѣ, напр. столяръ, столяра;
болту́нъ, болтуна; пчела, пчёлы\ весло, вёсла; письмо, письма. Впро-
чемъ изъ такихъ производственныхъ именъ съ удареніемъ на послѣд-
немъ слогѣ довольно гибки только имена мужескаго рода; въ име-
нахъ женскаго и средняго съ производственными окончаніями по-
движность ударенія составляетъ явленіе болѣе рѣдкое.
По отношенію къ частнымъ условіямъ перехода удареній имена
должны быть разсмотрѣны по тремъ родамъ ихъ—мужескому, женскому
и среднему.
А) Имена мужескаго рода.
1) Если мѣстный падежъ послѣ предлоговъ въ и на оканчивается
не на a на у, ю, то съ этимъ послѣднимъ окончаніемъ неразлучно
удареніе, совершенно независимо отъ произношенія прочихъ падежей,
наприм. въ саду́, въ гробу́, на духу, на берегу, ввечеру, въ раю́, въ строю,
въ корню. Замѣтимъ, что это окончаніе встрѣчается почти исключительно
въ словахъ первообразныхъ, простыхъ и притомъ такихъ, y которыхъ
въ именительномъ падежѣ не болѣе двухъ слоговъ, наприм. говорятъ
na xodijy но нельзя сказать на проходу (т. е. когда ходъ соединилось
съ предлогомъ); нельзя также сказать въ колоколу (при трехъ слогахъ
въ именительномъ падежѣ). Изъ предложныхъ именъ этому случаю
могутъ подлежать только такія, которыя безъ предлога не употреби-
тельны, наприм. откупъ, погребъ,—на откупу, въ погребу.
2) Оставляя въ сторонѣ этотъ особенный мѣстный падежъ, мы
находимъ, что во всѣхъ другихъ косвенныхъ падежахъ единственнаго
числа удареніе бываетъ однообразное, т. е. если одинъ [439] изъ нихъ
принимаетъ удареніе, то принимаютъ его и прочіе, напр. полкъ—
à,—y, омъ, ѣ. Въ такомъ случаѣ и всѣ окончанія множественнаго
числа являются съ удареніемъ: полки́,—о́въ и т. д.
3) Напротивъ, по ударенію множественнаго числа нельзя судить
объ акцентѣ косвенныхъ падежей единственнаго, наприм. во множе-
ственномъ сады,—о́въ, a въ единственномъ сада,—у. и т. д.

4) Въ переходѣ ударенія во множественномъ числѣ встрѣчаются
два случая:
Или оно падаетъ на окончанія всѣхъ падежей, наприм. сады,—
о́въ,—а́мъ,—а́ми,—ахъ; мужики́,—о́въ,—а́мъ,—а́ми,— а́хъ.
Или оно, переходя на окончанія косвенныхъ падежей, остается не-
подвижнымъ въ именительномъ падежѣ, наприм. зу́бы,—о́въ,—а́мъ,—
а́ми,—ахъ; воры,—о́въ; волки—о́въ.
Чѣмъ обусловливается каждое изъ всѣхъ приведенныхъ здѣсь
явленій перехода ударенія въ именахъ мужескаго рода, опредѣлить
очень трудно. Если бъ и удалось показать тутъ постоянные законы,
то они были бы слишкомъ сложны и утонченны, a потому я удоволь-
ствуюсь замѣчаніемъ, что это относится наиболѣе къ именамъ одно-
сложнымъ, и постараюсь указать въ отношеніи къ нимъ только на
тѣ случаи, когда удареніе остается неподвижнымъ, т. е. не перехо-
дитъ на окончанія. Это бываетъ:
а) Въ односложныхъ именахъ явно отглагольныхъ, особенно пред-
ложныхъ (съ предлогами в-, вз-, с-); крикъ;—а>—у; и,—овъ; кликъ,
искъ, вкладъ, входъ, вздохъ, вздоръ, сборъ, сводъ и проч. Только слова
ходъ, садъ и, можетъ быть, нѣкоторыя другія, означающія не дѣйствіе
или состояніе, a предметъ, отступаютъ отъ этого закона; говорятъ:
ходы,—о́въ, сады,—о́въ и проч. To же явленіе отсутствія ударенія на
падежныхъ окончаніяхъ отглагольныхъ односложныхъ именъ обнару-
живается еще болѣе въ единственномъ числѣ: бредъ,—а; мигъ,—а;
моръ,—а; пылъ,—а; ревъ,—а; ходъ,—а; садъ,—а.
[440] б) Въ односложныхъ словахъ иностраннаго происхожденія, мало
употребительныхъ, и вообще въ словахъ, не сдѣлавшихся народными
или не встрѣчающихся во множественномъ числѣ: докъ, мулъ, нервъ,
флагъ, франтъ, хоръ; мракъ, адъ, воскъ, югъ.
Если первоначально иностранное слово, употребительное и во
множественномъ числѣ, гибко въ произношеніи, то значитъ, что
народъ совершенно свыкся съ нимъ, вовсе забылъ его происхо-
жденіе, напр. врачъ,—а, пажъ,—а́, дьякъ,—а́, крестъ,—а́, эта́жъ,—а́.
Послѣднее замѣчаніе приводитъ насъ къ вопросу: не зависитъ ли
степень гибкости слова отъ степени его употребительности и народ-
ности? Хотя положительный отвѣтъ на это и заключалъ бы въ себѣ
выводъ слишкомъ общій, однакожъ въ немъ есть нѣкоторая доля
истины. Наблюденія надъ словами всѣхъ разрядовъ показываютъ
намъ, что чѣмъ болѣе въ нихъ жизненности, чѣмъ болѣе они усвоены
народомъ, тѣмъ легче они подвергаются переходу ударенія, если
только такому переходу не противятся другіе, болѣе сильные и по-
стоянные законы языка.
Въ этомъ отношеніи особенно замѣчателенъ одинъ случай перехода
ударенія, о которомъ я еще не говорилъ. Разумѣю принятіе именами

мужескаго рода въ прямомъ падежѣ множественнаго числа оконча-
нія a или я. Съ этимъ окончаніемъ y нихъ удареніе связано так>
же необходимо, какъ съ гласною у, ю въ мѣстномъ падежѣ един-
ственнаго числа, и всѣ прочіе падежи множественнаго числа при
именительномъ на а, я всегда удерживаютъ удареніе на томъ же
мѣстѣ, напр. повара,—о́въ,—а́мъ и проч. Окончаніе а, я во множествен-
номъ числѣ именъ мужескаго рода чрезвычайно распространено въ
языкѣ—и, можно сказать, безпрерывно дѣлаетъ въ немъ новыя за-
воеванія. Поэтому вовсе не справедливо смотрѣть на него, какъ на
окончаніе неправильное, и на имена, принимающія его, какъ на исклю-
ченія. Напротивъ, оно именамъ мужескаго рода столько же свой-
ственно, какъ и среднимъ: между послѣдними найдется даже гораздо
менѣе словъ съ ударяемымъ a во множественномъ числѣ, нежели между
[441] именами мужескаго рода. Ивъ этомъ яснѣе всего является потреб-
ность народной фонетики посредствомъ ударенія рѣзко отмѣчать
такіе слоги, которые должны служить какою-нибудь примѣтою и ко-
торые безъ этого отличія не довольно явственны въ произношеніи.
Сравнимъ напр. слова: повары, лѣ́кари, и повара, лѣкаря: не гораздо
ли яснѣе и рѣзче выразилась примѣта множественнаго числа въ
послѣдней формѣ?
Для изслѣдованія случаевъ появленія окончаніе й, я въ именахъ
мужескаго рода, мы должны раздѣлить слова по числу слоговъ ихъ и
разсмотрѣть:
Во-первыхъ, односложныя имена.
Окончаніе а, я, невозможно въ тѣхъ односложныхъ словахъ,
которыя и во множественномъ числѣ остаются односложными, наприм.
въ словахъ: ледъ, левъ, лобъ, ротъ, ровъ (множ. льды, львы, лбы и т. дЛ
Далѣе, оно невозможно и вообще тогда, когда въ единственномъ
числѣ удареніе уже падаетъ на окончаніе флексіи; формы: быка, двора,
моста́ невозможны во множественномъ числѣ, потому что онѣ есть
уже въ единственномъ. Итакъ первое условіе разсматриваемаго окон-
чанія есть то, чтобъ оно дѣйствительно отличало множественное число
отъ единственнаго. Таково въ самомъ дѣлѣ'его свойство въ именахъ:
глаза́, бока́, рога́, дома́, мѣха, года́, вѣка́, хлѣва, вѣтра 1), края, y кото-
рыхъ въ родительномъ падежѣ единственнаго числа удареніе стоитъ
на первомъ слогѣ. Другими словами, окончаніе a, я можетъ становиться
на мѣсто ы, и неударяемыхъ, но почти никогда не становится на
мѣсто ы, и, имѣющихъ удареніе.
Въ именахъ хлѣба, цвѣта, мѣха окончаніе a явилось только для
г) Эта форма множ. ч. слова вѣтеръ употребительна въ нашемъ флотѣ. —
Нынче говорятъ уже и счета́, хотя въ предложныхъ именахъ такое окончаніе
рѣдко.

отличія, по значенію, отъ формъ: хлѣбы, цвѣты, мѣхи́; послѣднія два
слова представляютъ рѣдкій случай встрѣчи въ [442] одномъ ы томъ
же имени окончаній а́ и ы́, и́ съ удареніемъ: цвѣта и цвѣты, мѣха и
мѣхи́.
Ио-вторыхъ, двусложныя имена (т. е. состоящія изъ двухъ сло-
говъ).
Двусложныя имена, которыя въ прямомъ падежѣ единственнаго
числа имѣютъ удареніе на послѣднемъ слогѣ, всегда принимаютъ во
множественномъ числѣ окончаніе ы или и. Исключеніе составляютъ
только два слова: рукавъ—ва́ и иностранное обшлагъ—га, которыя при-
няли такую форму, кажется, по аналогіи съ именами: глаза, рога и
бока, означающими также пару предметовъ (двойственное число). Но
наприм. слова: глаголъ, ковчегъ, коро́ль, морозъ, оврагъ, орёлъ, пирогъ,
буква́рь, кулакъ, бочаръ, крикунъ оканчиваются во множеств. числѣ
только на ы или и.
Окончаніе а́, я́ свойственно только такимъ двусложнымъ именамъ
мужескаго рода на ъ, которыя въ единственномъ числѣ носятъ уда-
реніе на первомъ слогѣ и притомъ не имѣютъ какихъ-нибудь явныхъ
въ концѣ наставокъ. Такъ имена столикъ, хлопокъ, мѣсяцъ, заяцъ и
т. u., по причинѣ своего окончанія, не могутъ принимать такой
формы множественнаго числа. Притомъ давность, употребительность
слова въ этомъ числѣ составляетъ и здѣсь важное условіе для воз-
можности окончанія d, Л: такія имена какъ и́долъ, градусъ не могутъ
оканчиваться такимъ образомъ, потому что они сравнительно мало
распространены въ вседневномъ быту. Употребительность же увлекла
въ кругъ господства этого окончанія не только нѣсколько предложныхъ
именъ, но и многія иностранныя.
Приведу прежде собственно-русскія простыя: берегъ, вертелъ, вечеръ,
волосъ, вередъ, вѣеръ, голосъ, городъ, жо́лобъ, жёрновъ, конюхъ, коробь, ку-
зовъ, неводъ, островъ, поясь, то́рмазъ, те́ремъ, сторожъ, холодъ, шелепъ,
чёрепъ, я́стребъ и др.
Предложный: закромъ, образъ, откупъ, погребъ, поваръ, пологъ, по́трохъ,
при́ставъ) промыслъ и нѣкоторыя др.
Иностранныя: вымпелъ, вахтеръ, вѣеръ, гетманъ, докторъ, ка́теръ,
ки́веръ, ко́рпусъ, куполъ, кучеръ, лекторъ. лоцманъ, маклеръ, мастеръ,
ми́чманъ, номеръ, орденъ, па́русь, ротмистръ, рупоръ, теноръ, фе́ршелъ,
флю́геръ, фа́кторъ, флагманъ, фурманъ, це́нзоръ, шаферъ, шки́перъ, шту́р-
манъ, шомполъ, юнкеръ й др.
Дополнимъ этотъ списокъ именами на ъ, замѣтивъ напередъ, что
между ними лишь немногія чисто-русскія: пе́карь, пи́сарь, лѣкарь; всѣ
прочія иностраннаго происхожденія: ве́ксель, ве́нзель, гри́фель, е́герь,
кре́ндель, фли́гель, ште́мпель, ци́ркуль, я́корь и др., которыя по боль-
шей части могутъ принимать во множ. числѣ окончаніе на Л.

Такимъ образомъ въ разрядѣ двусложныхъ именъ, принимающихъ
во множественномъ числѣ окончаніе а, я, оказывается даже болѣе
иностранныхъ словъ, чѣмъ русскихъ. Разсматривая далѣе составъ
имевъ этого разряда, мы находимъ въ нихъ двѣ довольно общія
черты:
1) Русскія слова, какъ коренныя, такъ и первообразныя съ произ-
водственными окончаніями, въ обоихъ слогахъ своихъ представляютъ
по большей части либо одну и ту же гласную (е, о\ либо двѣ одно-
родныя (о—а, о—е, е—л), въ срединѣ же ихъ букву р или л: бе-регъ?
ве́р-телъ, че́-репъ, го-родъ, хо́-лодъ, о́ст-ровъ, ко-робъ, жёр-новъ и т. д.
(берега, вертела и проч.).
2) Почти всѣ иностранныя оканчиваются на р, л, твердое или
мягкое съ предшествующими гласными о и е; есть между ними также
нѣсколько именъ съ окончаніемъ н (лоцманъ, орденъ и др.).
Въ-третьихъ, трехсложныя имена.
Трехсложныхъ мужескихъ именъ, принимающихъ во множествен-
номъ числѣ а, я́, вообще очень мало.
Тутъ мы встрѣчаемъ: 1) нѣсколько русскихъ словъ, отличающихся
опять удареніемъ на первомъ слогѣ и образованіемъ своимъ, т. е. оди-
наковостью гласной во всѣхъ трехъ слогахъ; таковы: колоколъ, окорокъ
перепелъ, тетеревъ\ 2) нѣсколько иностранныхъ съ окончаніемъ оръ
или ель и удареніемъ на предпослѣднемъ слогѣ: ефрейторъ, директоръ,
инспекторъ, профессоръ, фельдфебель, и наконецъ 3) небольшое число
русскихъ именъ, означающихъ должности, съ производственнымъ окон-
чаніемъ тель: [444] учи́тель—я́. Въ послѣднее время начали также
говорить: служителя́, смотрителя; но это еще не освящено общимъ
употребленіемъ.
Во всѣхъ трехъ случаяхъ условіемъ для окончанія a, A оказы-
вается то, чтобы удареніе въ единственномъ числѣ не было на по-
слѣднемъ слогѣ. Оно должно быть на первомъ или на среднемъ.
Четырехсложныя имена не употребляются съ этимъ окончаніемъ,
напр. репети́торъ, экзамина́торъ, визита́торъ.
Это изслѣдованіе показываетъ намъ, что въ именахъ двух- и
трехсложныхъ значеніе имѣетъ рѣдко вліяніе на принятіе ими раз-
сматриваемаго окончанія. Прежде говорилось въ грамматикахъ, что
изъ иностранныхъ именъ такъ склоняются преимущественно тѣ, ко-
торыя означаютъ какое-нибудь званіе; но мы, находя между ними
много словъ совсѣмъ другого значенія (напр. вѣеръ, куполъ, киверъ
орденъ), должны признать, что большое число личныхъ именъ, озна-
чающихъ званіе, составляетъ тутъ случайность, происходящую отъ
ихъ окончанія р, .г, охотно допускающаго за собою â и A во множе-
ственномъ числѣ. Тѣмъ менѣе можно согласиться съ мнѣніемъ, будто
формы лекторы, профессоры, директоры, учи́тели благороднѣе, нежели

лектора, профессора, директора́, учителя. Принимая предпочтительно
слова профессоры, учители, мы должны быть послѣдовательны и го-
ворить въ косвенныхъ падежахъ также: профессоровъ, учи́телей; ибо
формы профессоровъ, учителей возможны только при именительномъ
падежѣ профессора, учителя. Между тѣмъ въ косвенныхъ падежахъ
никто уже не скажетъ напр. профе́ссорами, учи́телями, потому что тутъ
окончанія далеко не такъ ясны, какъ если на нихъ ставится ударе-
ніе. Чѣмъ же и въ именительномъ падежѣ неударяемое ы, и лучше
опредѣлительныхъ â и л, предпочитаемыхъ чуткимъ народнымъ слу-
хомъ?
Въ заключеніе замѣтимъ, что нѣкоторыя имена во множественномъ
числѣ исключительно оканчиваются на а, Л; другія принимаютъ иногда
и окончаніе ы, и. Здѣсь очень важно, что къ [445] первому разряду
принадлежатъ названія самыхъ простыхъ предметовъ, наиболѣе
извѣстныхъ и понятныхъ народу, напр. бока, глаза,рога, лѣса, луга, берега,
вечера, города, острова, кучера, тогда какъ имена высшаго, болѣе ду-
ховнаго значенія терпятъ еще и книжное окончаніе, напр. годы, вѣки,
краи (чужіе краи), промыслы, авторы, цензоры, ректоры, и еще обыкно-
веннѣе трехсложныя директоры, профессоры. Отмѣтимъ еще между
двусложными именами слово образъ, которое, смотря по значенію, при-
нимаетъ во множественномъ числѣ двоякое окончаніе и этимъ ста-
новится въ одинъ разрядъ съ приведенными выше односложными
словами: хлѣбъ, цвѣтъ, мѣхъ, оканчивающимися во множественномъ
числѣ на â только иногда, по требованію смысла.
Съ формою множественнаго числа а, я нѣсколько сходна другая,
именно ья. Она встрѣчается въ двухъ различныхъ разрядахъ именъ
мужескаго рода и обусловливается ихъ двоякимъ значеніемъ.
Окончаніе ья принимаютъ:
Во 1-хъ, такія имена (по большей части односложныя), которыя
означаютъ предметы природы или домашняго быта, либо остроконечныя
(мелкія или длинныя), либо круглыя и притомъ существующія или
дѣлаемыя въ большомъ количествѣ; таковы: крюкъ — чья, сукъ, клинъ,
ластъ, зубъ (напр. y пилы), колъ, брусъ, прутъ, стулъ, струпъ, пукъ,
полозъ, копылъ, колосъ, коренъ, лоскутъ, черенъ, волдырь, пузырь, пупырь,
клокъ, хлопъ, комъ, батогъ, ободъ, камень, уголъ. Въ этихъ словахъ окон-
чаніе множественнаго числа ья остается безъ ударенія, которое падаетъ
на слогъ предшествующій. Только въ словѣ уголь удареніе и во мно-
жественномъ числѣ остается на первомъ слогѣ.
Такъ *же оканчиваются во множественномъ числѣ нѣкоторыя имена
средняго рода, представляющія тѣ же особенности значенія: перо,
дерево, звено, колѣно, полѣно, крыло, шило, помело, дно (донья), и даже
два имени женскаго рода съ подобнымъ оттѣнкомъ заключающагося
въ нихъ понятія: дыра, щель (ды́рья, ще́лья). Удареніе во множ. ч.
-опять на предпослѣднемъ слогѣ.

[446] Во 2-хъ, имена, означающія лица, которыя находятся между
собою въ отношеніяхъ родственныхъ, гражданскихъ или сердечныхъ,
Тутъ окончаніе ья иногда остается безъ ударенія: братья, холопья, но
чаще принимаетъ удареніе: мужья, зятья, шурья, князья, дядья́, деверья́.
Въ послѣднемъ случаѣ передъ окончаніемъ ья вставляется въ нѣко-
торыхъ именахъ еще слогъ ов: сыновья, кумовья, зятевья́, сватовья́.
Многія изъ именъ, принимающихъ во множественномъ числѣ окон-
чаніе ья, могутъ также оканчиваться въ мужескомъ и женскомъ родѣ
на ы, и, въ среднемъ на а, иногда съ перемѣною значенія, напр.
зубъ, мужъ, колѣно, иногда съ сохраненіемъ того же значенія, напр.
листъ, волдырь, пузырь, дерево, или съ уничтоженіемъ только оттѣнка
собирательныхъ именъ большого числа предметовъ, напр. крюкъ, пукъ,
корень, камень, уголь.
Въ склоненіи именъ муж. рода съ производственными окончаніями
удареніе слѣдуетъ одному довольно общему закону. Если наставка,
состоящая изъ гласной и согласной буквы(напр. икъ, ачъ), носитъ ударе-
ніе, то во флексіи это удареніе переходитъ на падежное оконченіе, въ
противномъ случаѣ оно остается неподвижнымъ. Напримѣръ: острякъ, -ка́
и т. д.; хвастунъ, -а́; мятежъ,-а; кусокъ,-ска́; знатокъ,-а; конецъ, -нца́;
голи́къ, -а́; ямщи́къ, -а́; коротышъ,-а; кремень,-мня́; букварь, -я́. Тому же
закону слѣдуютъ имена съ приставкой ей: руче́й, чья́, соловей,-вья́.
И наоборотъ:
Коршунъ,-а; предокъ,-дка; братецъ,-тца; ящикъ, -а; переводчикъ, -а;
мякишъ,-а; парень, -рня; у́лей,-лья. Сюда же относятся и имена на
тель; напр. гада́тель, строи́тель (кромѣ множественнаго числа словъ:
учи́тель, смотри́тель, служи́тель).
Я назвалъ этотъ законъ довольно общимъ, потому что есть только
двѣ наставки, при которыхъ онъ не всегда соблюдается, именно на-
ставки анъ и инъ: стака́нъ, -а; великанъ, -а́ (только кабанъ имѣетъ въ
косвенныхъ падежахъ кабана); павли́нъ,-а. Что [447] касается осталь-
ныхъ окончаній, то при нихъ отступленія отъ указаннаго закона очень
рѣдки; такъ государь, -я и т. д. Есть случаи, которые съ перваго взгляда
могутъ показаться исключеніями, но въ сущности не заслуживаютъ
этого названія, потому что въ этихъ случаяхъ окончаніе не есть про-
изводственная наставка, напр. слова оврагъ,-а; драгу́нъ, -а; чертогъ-а;
халатъ,-а. Эти слова не русскія *) и перешли къ намъ съ готовымъ
окончаніемъ. Правда однакожъ, что иногда, несмотря на то, такое
окончаніе подвергается тому же закону ударенія, какъ производ-
ственная наставка, напр, очагъ, -а́ (тюркское слово); каплунъ, -а́. Вообще
подобныя иностранныя имена представляютъ нѣкоторую неопредѣлен-
:) Оврагъ — готское; драгунъ—французское; чертогъ, халатъ — восточныя.

ность въ переходѣ ударенія, такъ что иногда въ одномъ и томъ же
словѣ косвенные падежи произносятся различно, напр. говорятъ то
эта́жа, то этажа́, что́ замѣчается и во множ. числѣ (этажи и эта-
жи́ и т. д.).
Въ словахъ у́голъ, узелъ, j/горь — удареніе переходитъ на окончаніе
флексіи (угла́, узла́, угря), но надо помнить, что въ нихъ наставка не
изъ тѣхъ, о которыхъ рѣчь идетъ, или даже не есть собственно про-
изводственная наставка, и гласная только вставная: въ косвенныхъ
падежахъ она пропадаетъ.
Б) Имена средняго рода.
Въ большей части . первообразныхъ именъ средняго рода и въ
нѣкоторыхъ производныхъ (на ло, мо, но, ье) замѣчательна та особен-
ность, что единственное число по ударенію отличается отъ множе-
ственнаго, и именно:
Въ двусложныхъ словахъ удареніе съ перваго слога переходитъ
во множественномъ числѣ на второй, и наоборотъ со втораго на пер-
вый, напр. слово, слова; дѣло, дѣла; море, моря; поле, поля; сердце,
сердца; весло, вёсла; стекло, стёкла; село, сёла; окно, окна; копьё, копья;
кольцо, ко́льца; лицо́, ли́ца. Замѣтимъ однакожъ, что первый случай
встрѣчается въ языкѣ гораздо рѣже, нежели второй.
[448] Въ трехсложныхъ словахъ переходъ ударенія бываетъ обык-
новенно съ перваго слога на третій, напр. облако, облака; озеро, озера\
зеркало, зеркала; дерево, дерева, или на средній: озеро, озёра, и съ
третьяго слога на второй: колесо, колёса; волокно, волокна; полотно́,
полотна. Въ „четырехсложномъ веретено—съ 4-го на 3-й: веретёна.
Въ этихъ случаяхъ всего яснѣе выражается наклонность языка
соединять съ удареніемъ цѣль отличенія понятій единства и множе-
ства предметовъ при одинакомъ окончаніи въ падежахъ обоихъ чиселъ.
Трехсложныя имена съ удареніемъ на среднемъ слогѣ единствен-
наго числа, также и четырехсложныя, всегда удерживаютъ то же
удареніе и во множественномъ числѣ: копыто, корыто, полѣно, болото>
полотенце.
Имена съ производственными окончаніями анье, янье, енье, тье,
ило принадлежатъ къ разряду негибкихъ, напр. желаніе, кушанье,
гуля́нье, пла́тье, пра́вило, прави́ло, и проч.
В) Имена женскаго рода.
Различіе между единственнымъ и множественнымъ числомъ по уда-
ренію свойственно и именамъ женскаго рода, но въ гораздо меньшей
степени, нежели среднимъ.
Когда въ именахъ женскаго рода съ окончаніемъ a или я уда-
реніе y двусложныхъ на первомъ слогѣ, a y трехсложныхъ на сред-

немъ, то оно во множественномъ числѣ никогда не переходитъ на
другое мѣсто: би́тва, и́скра, жа́ба, картина, забота, заноза.
Переходъ ударенія въ подобныхъ словахъ возможенъ только тогда,
когда оно на послѣднемъ слогѣ, тогда оно во множественномъ числѣ
можетъ перемѣщаться на первый слогъ, напр. вдова, вдовы; возжа́, во́зжи:
гора, горы; скала, скалы; доска, до́ски; борода, бороды; голова, го́ловы; по-
лоса́, полосы\ середа, середы; сковорода, ско́вороды.
Хотя этотъ переходъ ударенія не составляетъ общей [449] при-
надлежности всѣхъ подобныхъ именъ, однакожъ можно сказать, что
ему подлежитъ большая часть женскихъ двусложныхъ именъ, у кото-
рыхъ въ единственномъ числѣ удареніе на послѣднемъ слогѣ.
Iîo это явленіе y двусложныхъ именъ иногда отличаетъ только
именительный падежъ множественнаго числа, напримѣръ въ словѣ
юра, горы, и напротивъ — горамъ, горами, горахъ; иногда же оно при-
надлежитъ всѣмъ падежамъ множественнаго числа: игры, и́грами, жо́ны,
жо́намъ. Этотъ послѣдній случай рѣже. Часто въ косвенныхъ паде-
жахъ множественнаго числа возможны оба ударенія, наприм. слёзамъ
и слезамъ, скалами и скала́ми. Разборъ частностей въ этомъ случаѣ не
привелъ бы насъ ни къ какому положительному результату.
Такимъ образомъ въ именахъ женскаго окончанія нѣтъ того одно-
образія удареній во всѣхъ падежахъ одного числа, какое замѣчается
въ именахъ средняго рода.
Переходъ ударенія со 2-го и 3-го слога на 1-й y женскихъ именъ
бываетъ иногда и въ винительн. пад. един. числа, напр. доска. доску;
вода, воду; юра, гору; голова, голову\ но и на это нелегко отыскать опре-
дѣлительный законъ. Другіе падежи единственнаго числа по ударенію
всегда бываютъ сходны съ именительнымъ.
У трехсложныхъ, переносящихъ въ именительномъ падежѣ мно-
жественнаго числа удареніе съ 3-го слога на 1-й, и прочіе падежи
этого числа принимаютъ его по однообразному закону: борода, бороды,
бородъ, бородамъ; голова, головы, головъ, голова́мъ и проч. Сходны съ ними
по ударенію два четырехсложныя: сковорода, сковороды, сковородъ, сково-
родамъ и предложное, употребительное только во множественномъ числѣ:
похороны, похоронъ, похоронамъ и проч.
Имена женскаго рода съ наставками не измѣняютъ своего уда-
ренія. Исключеніе составляютъ лишь немногія имена, кончащіяся на
ота́, ина́, которыя во множ. ч. перемѣщаютъ удареніе на предпослѣдній
слогъ: красота, красоты; высота, высоты; [450] сѣдина, сѣди́ны. Отъ
сирота́ образуютъ множ. ч. двояко: сироты и сироты, но послѣднее
не можетъ быть одобрено.

Г) Имена мужескаго и женскаго рода на ь.
Мужескія имена на ъ, съ удареніемъ на послѣднемъ слогѣ, почти
всегда переносятъ это удареніе на падежное окончаніе, напр. коше́ль,
я; косты́ль, я; пузы́рь, я́; монасты́рь, я́; ломотъ, мтя́; креме́нь, мня́;
ковы́ль, я; фонарь, я. Это удареніе сохраняетъ свое мѣсто и во всѣхъ
прочихъ падежахъ обоихъ чиселъ. Сюда же относятся имена, конча-
щіяся на шипящія буквы, не исключая и большей части однослож-
ныхъ: ножъ, ножа; мечъ, меча; кули́чъ, кулича́; шалашъ, шалаша́; клещъ,
клеща; плащъ, плаща. Въ словѣ мужъ удареніе переходитъ на прида-
точный слогъ только въ косвенныхъ падежахъ множ. числа. — Само
собою разумѣется, что здѣсь не можетъ быть рѣчи объ именахъ съ
окончаніемъ тель.
Въ именахъ женскаго рода на ь замѣчаются два общія явленія:
1) Удареніе прямой формы не измѣняется въ единственномъ числѣ
и остается на томъ же мѣстѣ въ именительномъ падежѣ множествен-
наго числа, напр. данъ, и; повѣсть, и; постель, и. Только въ мѣстномъ
падежѣ един. числа y многихъ именъ, послѣ предлоговъ въ и «а, уда-
реніе переносится на окончаніе и, наприм. въ крови, въ ночи́, на степи,
на мели́, на лошади́, на площади́. Въ этомъ случаѣ женское окончаніе
й совершенно соотвѣтствуетъ мужескому y въ томъ же падежѣ и
послѣ тѣхъ же предлоговъ. Здѣсь кстати упомянуть о неправиль-
ности, которая по аналогіи съ мѣстнымъ падежемъ вкралась въ скло-
неніе подобныхъ именъ. Обыкновенно говорятъ не только: въ Твери,
въ Перми́, на Руси́, но также изъ Твери́, изъ Перми́, съ Руси́, что
совершенно неправильно; слѣдуетъ говорить: гізъ Твери, изъ Пе́рми,
съ Руси, какъ говорятъ изъ крови, до двери, a не изъ крови, до двери.
2) Въ двусложныхъ именахъ съ удареніемъ на послѣднемъ слогѣ
это удареніе не измѣняется и въ косвенныхъ падежахъ множествен-
наго числа: свирѣ́ль, ей; горта́нь, ей; печаль, ей; [451] болѣ́знь, ей;
мозо́ль, ей. Когда выпадаетъ гласная съ удареніемъ, то оно перехо-
дитъ на падежное окончаніе любовь, любви́.
3) Напротивъ въ односложныхъ именахъ и особенно въ двух-
сложныхъ и трехсложныхъ съ удареніемъ на первомъ слогѣ, это
удареніе часто переходитъ въ косвенныхъ падежахъ множественнаго
числа на окончаніе: вѣстъ, ей; честь, ей; властъ, ей; кость, ей; дверь,
е́й печь, е́й; тѣ́нь, е́й; крѣпость, е́й\ лошадь, ей; скатерть, ей; по́вѣсть,
е́й; вѣ́домостъ, ей\ про́повѣдь, ей.
Настоящее разсмотрѣніе показываетъ, что хотя и нельзя теорети-
чески опредѣлить всѣхъ частныхъ видоизмѣненій перехода ударенія
въ склоненіи именъ существительныхъ, однакожъ и это явленіе под-
чинено извѣстнымъ условіямъ, зависящимъ: 1) отъ числа слоговъ

имени; 2) отъ производства его и образованія; 3) отъ степени его
употребительности; 4) отъ мѣста ударенія въ прямой формѣ един-
ственнаго числа, и 5) отъ логическаго стремленія языка къ опредѣли-
тельности окончаній.
Сравнивая эти выводы съ тѣмя, какіе были сдѣланы мною при
разсмотрѣніи глаголовъ съ подвижнымъ удареніемъ, можно уже по-
зволить себѣ заключеніе, что вообще къ переходу удареній наиболѣе
способны y насъ слова простыя, первообразныя, выражающія понятія,
близкія народу, и потому слова самыя употребительныя, не мудреныя,
обиходныя.
III.
[452] По поводу нѣмецкой брошюры о русскомъ удареніи.
Die Lehre vom russischen Accent. Mit Kücksicht auf die Accentuationssysteme
verwandter Sprachen bearbeitet von Dr. L. Kay ssler. (Ученіе o русскомъ акцептѣ,
сравнительно съ системами ударенія родственныхъ языковъ, обработанное докторомъ
Л. Кайслеромъ. Берлинъ, 1866 г., мал, 8 д. л., 97 стр.).
1868.
Книжечка эта во многихъ отношеніяхъ заслуживаетъ вниманія.
Прежде всего мы не можемъ не порадоваться, что нашелся ученый,
хотя и не единоземецъ нашъ, который, оцѣнивъ всю важность изслѣ-
дованія мало разработанной стороны языка, рѣшился посвятить рус-
скому ударенію особый трудъ. Въ нашемъ филологическомъ мірѣ до
сихъ поръ, кажется, еще недостаточно утвердилось убѣжденіе въ
многозначительности ударенія при всѣхъ проявленіяхъ законовъ языка.
Въ другихъ литературахъ такое положеніе дѣла уже измѣнилось къ
лучшему. „Долго", говоритъ г. Кайслеръ въ своемъ предисловіи, „на
удареніе смотрѣли какъ на весьма маловажный въ языкѣ элементъ,
хотя уже древній грамматикъ Діомедъ называлъ его душою рѣчи.
Только въ новѣйшее время оно стало обращать на себя болѣе вни-
манія. Бушманъ изслѣдовалъ (1832) англійское удареніе; Гэттлингъ
(1835) греческое, Гумбольдтъ—во введеніи къ труду своему о языкѣ
Кави (1836) — высказалъ остроумныя замѣчанія о сущности акцента;
Бэтлингъ занялся въ первый разъ (1843) удареніемъ санскрита, a
Боппъ, опираясь на его приготовительныя работы, сравнилъ (1853)
санскритскій языкъ съ греческимъ, [453] литовскимъ и отчасти рус-
скимъ, при чемъ показалъ удивительное во многихъ случаяхъ сход-
ство. Между тѣмъ Бенлэвъ (1847) изслѣдовалъ относительно ударенія
цѣлую область индо-европейскихъ языковъ" (за изъятіемъ, къ сожа-

г) На это уже было указано въ Slavisches Centralblabt 1866, Ni 50, гдѣ помѣ-
щенъ небольшой разборъ книжки г. Кайслера.
лѣнію, славянскихъ нарѣчій) установилъ теорію, которую впослѣд-
ствіи онъ вмѣстѣ съ Вейллемъ старался еще болѣе утвердить въ при-
мѣненіи къ латинскому. Но вопросы, такимъ образомъ возбужденные,
еще далеко не рѣшены окончательно.—Г. Кайслеръ надѣется, что
трудъ его послужитъ началомъ матеріала, который необходимо со-
брать, прежде нежели можно будетъ вполнѣ уразумѣть сущность раз-
нообразнаго русскаго ударенія. Но главная цѣль брошюры—практи-
ческая. Авторъ желаетъ доставить облегченіе изучающему языкъ на
практикѣ, „дать ему путеводную нить въ хаосѣ русскаго ударенія
и показать, что есть границы трудностямъ". Онъ имѣлъ въ виду
представить особенно подвижность русскаго ударенія въ склоненіяхъ
и спряженіяхъ; книжка его должна составлять дополненіе къ издан-
нымъ до сихъ поръ русскимъ грамматикамъ, которыя всѣ, какъ онъ
замѣчаетъ, съ пренебреженіемъ относятся къ ударенію.—Какими же
средствами располагалъ для этого г. Кайслеръ и въ какой мѣрѣ до-
стигъ онъ своей цѣли?
Въ самомъ началѣ своего предисловія онъ жалуется, какъ трудно
иностранцу усвоить себѣ въ русскомъ языкѣ правильное удареніе, и
сожалѣетъ, что русскія книги давно уже печатаются безъ означенія
выговора въ этомъ отношеніи. Мало знакомый съ живымъ русскимъ
языкомъ, почтенный авторъ могъ положить въ основаніе своихъ на-
блюденій только словари и грамматики, да показанія немногихъ лицъ,
знающихъ языкъ практически, къ которымъ онъ обращался за справ-
ками. Изъ русскихъ грамматиковъ Востоковъ болѣе другихъ останав-
ливается на удареніи, и потому понятно, что г. Кайслеръ преиму-
щественно пользовался его указаніями. Что касается нашихъ посиль-
ныхъ опытовъ по тому же предмету, нѣсколько лѣтъ тому назадъ
напечатанныхъ въ Изданіяхъ Академіи наукъ и воспроизведенныхъ
выше въ [454] настоящемъ сборникѣ, то они остались неизвѣстны ав-
тору разбираемой брошюры 1)в
Брошюра эта состоитъ изъ восьми отдѣловъ, которые озаглавлены
слѣдующимъ образомъ:
1) Общія начала ученія объ акцентѣ.
2) Общая характеристика русскаго ударенія.
3) Удареніе въ склоненіи существительныхъ.
4) Удареніе прилагательныхъ.
5) Удареніе глаголовъ.
6) Удареніе въ словообразованіи.
7) Энклизисъ.
8) Списокъ подобозвучныхъ словъ, отличаемыхъ удареніемъ.
Въ первой главѣ показано, какъ смотрятъ на удареніе вообще

нѣкоторые западные филологи, именно Бернгарди, Вильгельмъ Гум-
больдтъ, Бенлэвъ и Боппъ. „Въ слогѣ", говоритъ Гумбольдтъ, „можно
различать три фонетическія свойства: особенный его звукъ* количе-
ство и удареніе. Первыя два свойства опредѣляются самымъ суще-
ствомъ слога и составляютъ какъ бы тѣлесный его видъ; удареніе же
зависитъ отъ свободы говорящаго, имъ сообщается звуку и составляетъ
въ немъ пришлую силу, какъ бы чужой духъ, въ него вдыхаемый.
Оно носится надъ составомъ рѣчи, какъ особенное начало, болѣе
одушевленное, чѣмъ языкъ въ веществѣ своемъ, и составляетъ непо-
средственное выраженіе того вѣса, какимъ лицо говорящее хочетъ
заклеймить произносимую рѣчь и каждую часть ея. Самъ по себѣ
всякій слогъ способенъ имѣть на себѣ удареніе. Когда же его полу-
чаетъ только одинъ изъ нѣсколькихъ, то прочіе, непосредственно его
сопровождающіе, остаются безъ ударенія, если только говорящій не
захочетъ нарочно придать силу которому-нибудь изъ нихъ. Это по-
вышеніе голоса на одномъ слогѣ и пониженіе на другихъ первому
даетъ перевѣсъ, заставляетъ примыкать къ нему выговоръ осталь-
ныхъ и тѣмъ смыкаетъ ихъ въ ритмическое [455] цѣлое. Оба эти
явленія — отсутствіе ударенія на однихъ слогахъ и совокупленіе ихъ
силою ударенія на другомъ — необходимо условливаютъ другъ друга:
за однимъ само собою непосредственно слѣдуетъ другое. Такъ съ уда-
реніемъ происходитъ совокупленіе слова въ единицу. Самостоятель-
наго слова нельзя и представить безъ ударенія, и каждое слово мо-
жетъ имѣть только одно удареніе. Удареніе больше всякаго другого
свойства языка подлежитъ двоякому вліянію: со стороны значенія
рѣчи и со стороны метрическаго свойства звуковъ. Первоначально и
въ своемъ истинномъ видѣ оно, безспорно, зависитъ отъ перваго" 1).
Не отвергая этого взгляда, г. Кайслеръ находитъ его однакожъ идеа-
листическимъ и отдаетъ преимущество мнѣнію Бенлэва 2), который
между прочимъ утверждаетъ, „что первоначально мѣстомъ ударенія
было послѣдне-опредѣляющее (das letzt Bestimmende), то есть, та
часть слова, которая сообщала значенію послѣднее видоизмѣненіе. Но
противъ этого начала, уже и прежде заявленнаго Бенфеемъ, возстаетъ
Боппъ, полагающій законъ санскритскаго ударенія въ томъ, что даль-
нѣйшее разстояніе акцента отъ конца слова считается благороднѣй-
шимъ и сильнѣйшимъ удареніемъ, законъ, который онъ признаетъ и
въ греческомъ языкѣ, насколько это возможно при извѣстномъ свой-
ствѣ этого языка, не позволяющемъ ставить акцентъ выше третьяго
слога съ конца. Такъ какъ русскій языкъ по свободѣ ударенія подо-
г) «О различіи организмовъ человѣческаго языка", перев. Билярскаго. Спб.
1859, стр. 151, 152.
2) Louis Benlœw. De Taccentuation dans les langues indo-européennes. Paris
1847.

бенъ санскритскому, то, по мнѣнію автора брошюры, сказанный за-
конъ ударенія относится и къ русскому. Въ этомъ взглядѣ г. Кайс-
леръ какъ нельзя болѣе ошибается, не 'замѣчая, что только теоріи,
извлеченныя изъ самыхъ общихъ свойствъ ударенія, какъ напримѣръ
теорія Гумбольдта, примѣнимы и къ нашему языку; тѣ, напротивъ,
которыя основываются на частныхъ наблюденіяхъ надъ тѣмъ или
другимъ языкомъ, большею частью не пригодны для русскаго.
[456] Неоспоримо общее положеніе Боппа относительно трехъ
системъ ударенія. Первая — логическая, которой слѣдуютъ языки
германскіе, гдѣ удареніе падаетъ преимущественно на коренной слогъ
слова; вторая — ритмическая, которая постоянно ставитъ акцентъ на
слогѣ, занимающемъ опредѣленное въ составѣ слова мѣсто (какъ въ
языкахъ финскомъ, мадьярскомъ и чешскомъ, ударяющихъ на первый
слогъ, и въ польскомъ, ударяющемъ на предпослѣдній); третья —
свободная или грамматическая (не лучше ли фонетическая?) система,
которою отличаются санскритъ и, нѣкоторыми ограниченіями, гре-
ческій языкъ. Она свойственна также русскому и родственному съ
славянскими нарѣчіями литовскому языку.
Въ русскомъ языкѣ, говоритъ г. Кайслеръ въ началѣ 2-й главы
своей книжки, удареніе не связано ни съ какимъ опредѣленнымъ мѣ-
стомъ слова и не зависитъ даже отъ вліянія долготы (количества),
потому что или эта послѣдняя въ русскомъ вовсе не принимается въ
расчетъ, или чутье къ ней до такой степени пропало, что нѣтъ рѣ-
шительно никакого протяженія въ слогахъ и всѣ они имѣютъ совер-
шенно одинаковую долготу. Отъ этого по необходимости происходитъ,
что въ русскомъ языкѣ возможенъ только одинъ родъ акцента —
острый. Распространяя высказанное здѣсь замѣчаніе объ отсутствіи
долготы въ русскомъ на всѣ славянскіе языки, авторъ брошюры опять
ошибается. Извѣстно, что чешскій составляетъ въ этомъ отношеніи
изъятіе. Приведемъ здѣсь слова уважаемаго чешскаго филолога Шу-
мавскаго J): „Каждый языкъ представляетъ и количество и удареніе,
но въ нѣкоторыхъ то и другое такъ слились, что человѣкъ, знакомый
только съ однимъ такимъ языкомъ, не можетъ и представить себѣ,
чтобы каждая изъ обѣихъ принадлежностей могла существовать сама
по себѣ. Почти y всѣхъ славянъ долгота (протяженіе) слилась съ
удареніемъ; только y чеховъ одно благозвучно держится рядомъ съ
другимъ (не то, что одно въ другомъ). Если я говорю [457] zdrâva,
то произношу удареніе, сросшееся съ долготой; когда же говорю
zdravâ/то уже на первомъ слогѣ акцентъ, на второмъ-—долгота. У
насъ, чеховъ, удареніе всегда на первомъ слогѣ, и потому намъ не
нужно означать его; напротивъ, долгота, которая очень подвижна,
*) „Slovo о recké mluvnici, od I. F. Sumavského", стр. З'и 4.

должна быть означаема. У русскихъ удареніе чрезвычайно разнооб-
разно; долгота всегда соединена съ нимъ".
Взглядъ г. Шумавскаго относительно русскаго языка совершенно
согласенъ и съ нашимъ, уже прежде выраженнымъ мнѣніемъ что
ударяемый слогъ почти всегда бываетъ и нѣсколько протяжнѣе про-
чихъ 2). Это чувствуется особенно тогда, когда на слово падаетъ
логическое удареніе. Возьмемъ для примѣра стихи Пушкина.
„Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Какъ мимолетное видѣнье,
Какъ геній чистой красоты".
Не ясно ли, что въ первыхъ двухъ стихахъ слова, отмѣченныя
курсивомъ, должны произноситься протяжнѣе остальныхъ? Но такъ
произносится не цѣлое слово чудное, a только тотъ слогъ его, на
которомъ лежитъ удареніе. Въ остальныхъ же двухъ стихахъ, правда,
нѣтъ словъ, требующихъ особенно протяжнаго выговора; тѣмъ не
менѣе и тамъ слоги ударяемые произносятся нѣсколько медленнѣе
прочихъ. Отъ умѣнья выбирать слово, которое должно быть отмѣ-
чено логическимъ удареніемъ, зависитъ главнымъ образомъ самое
искусство чтенія.
Но различіе протяженія слоговъ въ русскомъ языкѣ этимъ не
ограничивается: хотя слогъ безъ ударенія и не можетъ быть дол-
гимъ, однакожъ не всѣ слоги неударяемые равны между собою
до степени краткости. Это сдѣлается совершенно яснымъ, если мы
пріищемъ два такія слова, въ которыхъ одному и тому же слогу
придется стоять то послѣ, то прежде ударяемаго.
[458] Таковы, напримѣръ, слова: мыш-ка и ка-мышъ; для повѣрки,
одинаково ли дологъ слогъ ка въ обоихъ этихъ словахъ, будемъ
произноситъ каждое изъ нихъ нѣсколько разъ сряду:
Мыш-ка- мыш-ка- мыш-ка- мыш-ка.
Ка-мыш- ка-мыш- ка-мыш- ка-мышъ.
Читая первую строку, мы увидимъ, что въ ней слогъ ка слишкомъ
коротокъ для слова камышъ; читая же вторую строку, убѣдимся, что
тутъ слогъ ка слишкомъ дологъ для слова мышка.
Тотъ же результатъ получимъ, произведя такой опытъ надъ словами
ра́но и нора, тёлка и котёлъ тополь и пальто, или надъ трехсложнымъ
словомъ заслонка и соотвѣтствующими ему двумя словами: коза слонъ.
г) См. выше, стр. 290 сл.
2) Ломоносовъ не вполнѣ былъ неправъ, когда онъ сказалъ: „Въ россійскомъ
языкѣ тѣ только слоги долги, надъ которыми стоитъ сила, a прочіе всѣ коротки"
(Письмо о правилахъ россійскаго стихотворства). Въ первой половинѣ этого за-
мѣчанія слѣдовало бы только прибавить слова́ могутъ быть.

Многократное повтореніе ихъ покажетъ, что слогъ ка или ко безъ
ударенія имѣетъ въ обоихъ случаяхъ неравную степень краткости,
Изъ всѣхъ подобныхъ примѣровъ оказывается, что когда слогъ съ
неударяемымъ a или о слѣдуетъ за удареніемъ, то онъ въ произно-
шеніи бываетъ короче, нежели когда стоитъ впереди.
Такимъ образомъ мы приходимъ къ заключенію, что общепринятое
мнѣніе о совершенномъ равенствѣ русскихъ слоговъ въ отношеніи къ
долготѣ подлежитъ нѣкоторому ограниченію.
Останавливаясь на свободѣ русскаго ударенія по мѣсту его, г. Кайс-
леръ выбираетъ для примѣра древній, распространенный по всѣмъ
почти индо-европейскимъ языкамъ корень вѣд, и показываетъ, что
удареніе можетъ стоять на всѣхъ составныхъ частяхъ слова:
а) на корнѣ:
вѣдать, вѣдомо, увѣ́домить, извѣстіе;
б) на окончаніи:
увѣдомлять, заповѣдно́й, вѣстово́й, извѣсти́ть;
в) на предлогѣ:
вывѣдать, заповѣдь, по́вѣсть;
г) на представкѣ:
благовѣстить.
[459] „Этотъ примѣръ", замѣчаетъ авторъ, „заимствованъ изъ сло-
вопроизведенія. Но русское удареніе такъ же свободно въ склоненіи
и спряженіи... Очевидно, что эта свобода проистекла изъ того понятія,
что различныя составныя части слова имѣютъ равную цѣнность (einen
gleichen Werth) и что удареніе зависитъ отъ другихъ условій, a не
отъ идеальной оцѣнки (von der ideellen Werthschätzung) слоговъ.
Впрочемъ^, прибавляетъ онъ, „надобно тотчасъ же замѣтить, что въ
настоящемъ состояніи языка большинство русскихъ существительныхъ
утратило подвижность ударенія".
Съ послѣднимъ взглядомъ трудно согласиться. Произношеніе, какъ
составляющее самую живую и живучую сторону языка, менѣе всѣхъ
прочихъ стихій его подвержено измѣненію. Конечно, y насъ нѣтъ ника-
кихъ средствъ для сравненія нынѣшняго выговора въ отношеніи къ
акценту съ тѣмъ, какой господствовалъ въ древнемъ народномъ языкѣ;
но, судя по тому, какъ еще и въ наше время подвижно удареніе въ
коренныхъ и первообразныхъ русскихъ словахъ, мы не имѣемъ осно-
ванія думать, чтобъ эта подвижность была гораздо значительнѣе въ
древности. Что же касается менѣе отдаленнаго отъ насъ періода,
когда началъ развиваться русскій письменный языкъ, то мы не замѣ-
чаемъ съ того времени большихъ перемѣнъ въ удареніи словъ; но и
тѣ, которыя замѣчаемъ, ведутъ къ совершенно противоположному заклю-
ченію, то есть, что въ письменномъ языкѣ, по примѣру народнаго, по-
движность ударенія усиливается. Нѣкоторыя невѣрныя ударенія, которыя

допускались нашими старинными стихотворцами, начиная отъ Ломо-
носова, и которыя осмѣивались ихъ современниками, особенно Сума-
роковымъ, остаются невѣрными и смѣшными еще и теперь (напри-
мѣръ быстро вм. быстро) 1). Правда, что такъ какъ языкъ въ позд-
нѣйшую эпоху своего развитія обогащается по большей части второ-
образными словами (напримѣръ именами, оканчивающимися на nie,
ность, ство, тель, или предложными [460J глаголами), то значитель-
ная часть новыхъ словъ является безъ подвижного ударенія. Но съ
другой стороны, подвижное удареніе, какъ принадлежность по преиму-
ществу народнаго языка, болѣе и болѣе вторгается въ языкъ литера-
турный по мѣрѣ того, какъ этотъ послѣдній обогащается заимство-
ваніями изъ перваго. Такъ, еще Ломоносовъ ввелъ лѣта (множ.
число) вмѣсто лѣта, на что́ несправедливо жаловался Сумароковъ,
воображая, что это взято изъ малороссійскаго нарѣчія Подобно
тому и въ наше время стали писать согласно съ произношеніемъ
просторѣчія: учителя́, профессора, вмѣсто: учи́тели, профессоры, что́
прежде считалось единственно правильнымъ въ книжномъ языкѣ. Въ
18-мъ вѣкѣ всѣ писали; во́йски, вѣки, a теперь пишутъ: войска, вѣка.
По поводу своего замѣчанія о свободѣ русскаго ударенія, г. Кайс-
леръ сравниваетъ русскій языкъ съ литовскимъ и приходитъ къ тому
выводу, что послѣдній какъ богатствомъ формъ, такъ и разнообразіемъ
акцента значительно превосходитъ первый. Предоставляя повѣрку этого
мнѣнія знатокамъ литовскаго языка, къ которому авторъ и далѣе HG
разъ обращается для сравненія, остановимся только на томъ, что́ прямо
относится къ главному предмету книжки.
Въ отношеніи къ вопросу о ходѣ развитія ударенія авторъ про-
должаетъ: „Обстоятельство, что новыя слова, какъ бы искусственно
образованныя посредствомъ производственныхъ окончаній и сложеній,
имѣютъ неподвижное удареніе, заставляетъ предполагать, что въ са-
момъ отдаленномъ періодѣ языка подвижность акцента была общимъ
явленіемъ; но есть многія, несомнѣнно весьма древнія слова, не
имѣющія подвижного ударенія". Ясно, что послѣднимъ замѣчаніемъ
опрокидывается только-что высказанное предположеніе, составляющее
основную мысль всей книжки. Такъ же произвольны заключенія автора
о постепенномъ ослабленіи энергіи ударенія, выводимыя изъ того, что
въ нѣкоторыхъ именахъ женскаго рода оно переходитъ съ послѣд-
няго на средній [461] слогъ, a не на первый, какъ въ другихъ сло-
вахъ древнѣйшаго образованія, — что напримѣръ говорятъ: остроту;
остроты, не такъ какъ въ словѣ сковорода, гдѣ удареніе въ извѣст-
ныхъ падежахъ перескакиваетъ на первый слогъ, такъ что произно-
1) Соч. Сумарокова, ч. X, стр. 76 и 90, и Москвитянинъ 1842, .V» 1, стр. 148.
*) Соч. Сумар., ч. X, стр. 20.

Ср. еще слово по́хороны, похоро́нъ, похорона́ми.
сятъ: сковороду, сковороды. Мы уже видѣли, что, г. Кайслеръ, руковод-
ствуясь сужденіемъ Боппа о санскритѣ, приписываетъ такому ударе-
нію и въ русскомъ языкѣ значеніе особеннаго достоинства и энергіи;
но при этомъ онъ не обратилъ вниманія на то, что переносъ уда-
ренія съ третьяго или даже съ четвертаго слога на первый бываетъ
y насъ только въ немногихъ именахъ женскаго рода, отличающихся
особеннымъ образованіемъ, именно когда въ корнѣ буква л или р
стоитъ между двухъ о или двухъ е, окончаніе же слова образуется
голою гласной а, приложенной къ корню. Вотъ чуть ли не всѣ такія
слова: борода, борона, голова, полоса, сковорода́^ сторона, железа, середа;
они, собственно говоря, двухсложныя (брада, глава и проч.) и удли-
нены только вслѣдствіе свойственнаго русскому языку полногласія, при
которомъ удареніе переходитъ нерѣдко на дополнительную гласную.
Такъ произносятся въ единственномъ числѣ имена мужескаго рода:
голосъ, волосъ, го́родъ^ берегъ, вередъ; y нихъ во множественномъ числѣ
происходитъ обратное явленіе: акцентъ переносится съ перваго слога
на третій — голоса, волоса́, города, берега, вереда. Можно ли же сказать,
что тутъ въ удареніи замѣчается менѣе энергіи, чѣмъ при обратномъ
его движеніи въ словахъ: бороды, головы и проч.? Еще большее раз-
стояніе перескакиваетъ удареніе въ словахъ колоколъ, окорокъ, тете-
ревъ, которыя во множественномъ числѣ произносятся: колокола, око-
рока, тетерева 1).
Что касается до переноса ударенія съ третьяго слога на второй
въ словѣ острота́ {остро́ту, остроты\ то г. Кайслеръ, справедливо
признавая въ этомъ явленіе новѣйшаго происхожденія, ошибочно ви-
дитъ тутъ ослабленіе энергіи ударенія. Мы уже показали, что здѣсь
образованіе слова не даетъ никакого повода къ переносу ударенія на
первый слогъ; на второй же оно [462] переносится по логическому
началу, которое съ теченіемъ времени все болѣе пріобрѣтаетъ силы
въ языкѣ: здѣсь ясно намѣреніе отличить именительный падежъ
множественнаго числа (остроты) отъ родительнаго единственнаго
(остроты́) по примѣру многихъ именъ женскаго рода; съ именитель-
нымъ же множеств. сходенъ по ударенію и винительный единств. Въ
доказательство новости этого ударенія г. Кайслеръ ссылается на то,
что о немъ не упоминаютъ наши грамматисты; но настоящая при-
чина этого умалчиванія заключается скорѣе въ томъ, что вообще
грамматисты наши, по крайней мѣрѣ прежніе, мало обращали вни-
манія на живой языкъ и справлялись съ нимъ гораздо менѣе, чѣмъ
съ словарями и съ трудами своихъ предшественниковъ по грам-
матикѣ. Замѣтимъ мимоходомъ, что при окончаніи ота́ удареніе мо-
жетъ переходить на о только тогда, когда слова, такъ оканчиваю-

щіяся, означаютъ уже не отвлеченное свойство, a осязательный пред-
метъ (получаютъ конкретное значеніе), напримѣръ красоты. По этой
же причинѣ и слово сирота можетъ въ извѣстныхъ падежахъ про-
износиться съ удареніемъ на среднемъ слогѣ.
Подтвержденіе любимой мысли своей о первобытной свободѣ уда-
ренія г. Кайслеръ находитъ въ русскихъ народныхъ пѣсняхъ. Въ
нихъ, по его словамъ, вовсе не нужно, чтобы ритмическій акцентъ
совпадалъ съ правильнымъ словоудареніемъ: каждая пѣсня, говоритъ
онъ, представляетъ десятки случаевъ, въ которыхъ этого не бываетъ,
и повидимому полагается даже особенная заманчивость въ томъ, чтобъ
одно и то же слово произносить то такъ, то иначе. Въ примѣръ осо-
бенностей пѣсеннаго ударенія онъ приводитъ отрывокъ изъ одной
былины, въ которой слова боя́ре, богатыри́ и девятъ, нѣсколько разъ
повторяющіяся, иногда произносятся бояре, богатыри, девя́ть. Намъ
кажется, что такъ какъ языкъ стихотворный и особенно пѣсенный y
всѣхъ народовъ пользуется своими исключительными льготами, то и
нарушенія акцента, въ немъ допускаемыя, не могутъ служить въ
пользу положенія автора. Всякому, кто слышалъ, какъ русскій народъ
поетъ или, по его выраженію, играетъ свои пѣсни, извѣстно, что
[463] часто въ одномъ и томъ же стихѣ иное слово произносится,
при повтореніи напѣва, то съ однимъ, то съ другимъ удареніемъ; но
такого разнообразнаго произношенія обыкновенная рѣчь не знаетъ.
По нашему мнѣнію, въ пѣсенномъ языкѣ слѣдовало обратить вниманіе
на другого рода отличіе ударенія, именно на то, что въ немъ нѣкото-
рыя слова, какъ напримѣръ молодецъ и дѣвица, постоянно выговари-
ваются съ удареніемъ на первомъ слогѣ, a не на послѣднемъ, какъ
въ обиходной рѣчи. Сюда относится и тотъ случай, когда неполныя
прилагательныя (красенъ; ясенъ), будучи употребляемы въ пѣсняхъ не
какъ сказуемыя, a какъ опредѣлительныя, носятъ удареніе на по-
слѣднемъ слогѣ, такъ что поющій выговариваетъ: ясёнъ соколъ, добра
молодца, чисто поле, синя́ моря, при чемъ существительное, когда въ
немъ не болѣе двухъ слоговъ съ удареніемъ на первомъ, становится
даже энклитическимъ. Но здѣсь мы встрѣчаемся съ чрезвычайно любо-
пытнымъ явленіемъ, которое, конечно, было общею принадлежностью
древняго русскаго языка.
Высказавъ нѣсколько теоретическихъ положеній о русскомъ уда-
реніи на основаніи изслѣдованій западныхъ филологовъ надъ другими
языками, авторъ брошюры переходитъ къ разсмотрѣнію акцента во
флексіяхъ, и прежде всего въ склоненіи именъ существительныхъ.
Нельзя не пожалѣть, что вмѣсто того онъ не поставилъ впереди
главу объ удареніи въ словообразованіи, которая y него отброшена
къ концу труда. Прежде разсмотрѣнія перехода ударенія въ паде-
жахъ естественнѣе было бы заняться произношеніемъ именъ въ пря-

момъ падежѣ и потомъ уже обратить вниманіе на измѣненія акцента
въ другихъ падежахъ. Тогда, можетъ быть, г. Кайслеръ пристальнѣе
всмотрѣлся бы въ образовательныя окончанія именъ и избѣгъ бы
многихъ промаховъ при исъясненіи словъ, въ которыхъ, по его мнѣ-
нію, вліяніе окончанія на удареніе незамѣтно. Въ списокъ этихъ
словъ попало y него довольно большое число такихъ именъ, гдѣ пе-
реносъ ударенія въ косвенныхъ падежахъ зависитъ рѣшительно отъ
окончанія. Вотъ эти имена:
[464] Кор-абль, гол-авль, жур-авль,
бур-авъ, рук-авъ,
рыч-агъ,
боч-аръ, гонч-аръ, ком-аръ, мал-яръ,
кис-ель, коб-ель, кош-ель, щав-ель,
каранд-ашъ, торг-ашъ, шал-ашъ,
паст-ухъ, пѣт-ухъ,
боб-ыль, горб-ыль, ков-ыль, кост-ыль.
Такимъ же образомъ въ помянутый списокъ именъ, переносящихъ
удареніе на падежное окончаніе, вошло и нѣсколько такихъ, кои либо
въ нѣкоторыхъ, либо и во всѣхъ косвенныхъ падежахъ удерживаютъ уда-
реніе на корнѣ, напримѣръ слова: альтъ, басъ, бантъ, ланъ, овощъ, часъ.
Всякій русскій скажетъ: пѣть басомъ, альтомъ, a не басо́мъ, альто́мъ
Бантъ во всѣхъ падежахъ обоихъ чиселъ удерживаетъ удареніе на
первомъ слогѣ. Лань, единственное имя женскаго рода, попавшее въ этотъ
списокъ, ни въ одномъ падежѣ не переноситъ ударенія на послѣдній
слогъ. Овощъ во всѣхъ падежахъ единственнаго числа держитъ уда-
реніе на первомъ слогѣ, a во множественномъ числѣ только въ кос-
венныхъ падежахъ можетъ переносить его на окончаніе. Часъ въ
родительномъ единств. числа произносится съ удареніемъ на послѣд-
немъ слогѣ только при количественномъ или дробномъ числитель-
номъ: два> три, четверть часа\ въ другихъ же случаяхъ говорятъ
часа, напримѣръ до второго часа, и — часу; въ дательномъ и твори-
тельномъ единственнаго числа удареніе ставится также на первомъ
слогѣ: къ этому часу, цѣлымъ часомъ.
Подобные замѣченнымъ недосмотры въ разбираемой брошюрѣ по-
казываютъ, что автору недоставало живого знакомства съ русскимъ
языкомъ; когда же онъ обращался въ своемъ трудѣ къ посторонней
помощи, то не всегда получалъ вѣрныя указанія. Такъ и въ спискѣ
именъ жен. рода на а, переносящихъ въ вин. пад. [465] един. числа
удареніе на предыдущій слогъ, помѣщены, напримѣръ, слова,: руда́, свинья́,
*) Эты два слова въ нѣкоторыхъ падежахъ употребляются однакожъ и съ ударе-
ніемъ на послѣднемъ слогѣ. Припомнимъ стихъ Крылова: „Достали нотъ, баса́, альта́,
двѣ скрипки".

тогда какъ никто не скажетъ руду, сви́нью; въ нѣкоторыхъ другихъ
именахъ, тутъ же. приведенныхъ безъ всякой оговорки, удареніе до-
пускается двоякое; напримѣръ, говорятъ: овцу и овцу, росу и росу,
щёку и щеку. Такимъ же образомъ, исчисляя неполныя прилагатель-
ныя, которыя въ полной формѣ носятъ удареніе на послѣднемъ слогѣ
(вороной, гнѣдой, голубо́й), онъ приводитъ между прочимъ невозможныя
въ русскомъ языкѣ формы, воронъ, гнѣдъ, голубъ. Въ другомъ спискѣ.
при прилагательномъ солонъ не пояснено, что вмѣсто неупотребитель-
ной полной формы его служитъ причастіе солёный. Останавливаться
на всѣхъ такого рода пропускахъ и промахахъ книжки г. Кайслера
было бы слишкомъ долго и для читателей безплодно.
Представляя по большей части только списки словъ, подходящихъ
относительно ударенія подъ одинъ и тотъ же случай, онъ вообще спра-
ведливо жалуется на отсутствіе общихъ примѣтъ, по которымъ можно
бы опредѣлять мѣсто ударенія. „Одинъ внѣшній признакъ, говоритъ
онъ, „можно указать только въ томъ, что имена отглагольныя, изъ
древне-славянскаго перешедшія въ книжный языкъ, a равно имена
сложныя имѣютъ большею частью неподвижное удареніе, тогда какъ
многія иноязычныя слова, особенно же односложныя, имѣютъ также
и подвижное удареніе. По большей части, однакожъ далеко не всегда,
удареніе измѣняютъ слова, носящія его на послѣднемъ слогѣ".
Здѣсь, во-первыхъ, не ясно, какія именно отглагольныя имена разу-
мѣетъ авторъ; если это имена дѣйствія, оканчивающіяся на ніе, то
почему онъ считаетъ ихъ вообще заимствованными изъ ц.-славянскаго
языка? Во-вторыхъ, односложность иноязычныхъ словъ никакъ не слу-
житъ признакомъ подвижности ихъ ударенія, ибо ежели и есть нѣ-
сколько такихъ именъ, на которыхъ это наблюденіе оправдывается
(напримѣръ, руль-я́, балъ-ы́-о́въ), то гораздо большее число ихъ ни-
когда не измѣняетъ ударенія (напримѣръ, залъ, бантъ, ботъ, брикъ,
шквалъ, штофъ, блокъ, классъ, рейсъ). Что же касается до замѣчанія,
что въ русскомъ языкѣ удареніе чаще [466] переходитъ съ послѣд-
няго слога на предыдущіе, нежели наоборотъ, то справедливость его
неоспорима.
До какой степени законы свободнаго ударенія трудно уловить не
только въ русскомъ, по и въ другихъ языкахъ, гдѣ оно существуетъ,
видно изъ слѣдующихъ словъ г. Кайслера: „Въ трудахъ Боппа и
Бенлэва заключается небольшое только число можетъ быть превосход-
но подобранныхъ примѣровъ, ведущихъ къ заключеніямъ, по кото-
рымъ все-таки нельзя вполнѣ удостовѣриться, подтверждаются ли они
всею областью языка. Случается, что доказательствамъ на иное пра-
вило можно противопоставить такое множество исключеній, что поне-
волѣ приходитъ на мысль, не на сторонѣ ли послѣднихъ надо искать
правила, если только давать силу численнымъ доказательствамъ, такъ

какъ очень часто бываетъ и тотъ случай, что отъ древнѣйшаго состо-
янія языка остались лишь немногіе слѣды. Но, разсматривая богат-
ство ударенія въ русскомъ и литовскомъ языкахъ и въ немъ тѣ круп-
ныя общія черты, которыя встрѣчаются и въ санскритѣ, нельзя сомнѣ-
ваться, что въ первобытномъ состояніи эти языки отличались вели-
кимъ разнообразіемъ акцентуаціи, которое мало-по-малу исчезло, но
которое прежде раздѣленія языковъ достигло періода полнаго орга-
ническаго развитія и господства. Если Боппъ за преобладающее на-
чало санскритскаго акцента принимаетъ удареніе надъ началомъ слова,
и если съ другой стороны мнѣніе Бенлэва о вліяніи „послѣдняго опре-
дѣляющаго" на акцентъ подтверждается тѣмъ, что въ четырехъ язы-
кахъ (считая и греческій) удареніе часто падаетъ на падежныя окон-
чанія, то само собою представляется объясненіе, что ни того, ни
другого начала нельзя признавать безусловно, правда же оказывается
въ серединѣ, то-есть, что корень и окончаніе флексій равно опредѣ-
ляли акцентъ и что все дѣло въ рѣшеніи, по какимъ законамъ то или
другое брало перевѣсъ. Бенлэвъ приводитъ цѣлый рядъ примѣровъ,
доказывающихъ „слабость" санскритскаго акцента, и между ними
выдающуюся роль играютъ тѣ случаи, въ которыхъ какая-нибудь
форма или отдѣльное слово употребляется съ двоякимъ акцентомъ.
{467] Впрочемъ, выраженіе „слабость" выбрано неудачно, потому что
здѣсь надо означить конечный полюсъ, которому противоположенъ дру-
гой... Случаи, приводимые Бенлэвомъ, служатъ прямымъ доказатель-
ствомъ того мнѣнія, что удареніе опредѣляется не однимъ единовласт-
нымъ, но двумя взаимно дѣйствующими началами".
Замѣчаніе это отчасти справедливо и въ отношеніи къ русскому
языку: разница только въ томъ, что y насъ вовсе нѣтъ такъ называе-
маго Боппомъ сильнаго ударенія, то-есть такого, которое предпо-
чтительно падало бы на извѣстное мѣсто словъ, и есть не два, a нѣ-
сколько разнообразныхъ началъ, отъ которыхъ оно зависитъ. При дру-
гомъ случаѣ нами была уже сдѣлана попытка опредѣлить по край-
ней мѣрѣ нѣкоторыя изъ этихъ началъ; мы показали напримѣръ, что
соединеніе имени съ предлогомъ въ одно слово всегда отнимаетъ y
окончанія окъ или екъ удареніе: сни́мокъ, спи́сокъ, свитокъ, просёлокъ,
добавокъ, тогда какъ при отсутствіи слитнаго предлога имена съ этимъ
окончаніемъ, особливо двусложныя, почти всегда передаютъ ему уда-
реніе: толче́къ, комо́къ, курокъ, конёкъ, порошокъ, кошелёкъ, и проч. Или
еще всякій предлогъ въ началѣ первообразнаго имени, кончащагося
на г>, будь оно муж. или жен. рода, принимаетъ удареніе (исключеній
почти нѣтъ): при́стань, повѣсть, утварь и́згородь* очередь, перечень. Въ
именахъ первообразныхъ гласная коренного слога иногда рѣшаетъ
мѣсто ударенія; такъ, буква е въ именахъ средняго и женскаго рода
обыкновенно отбрасываетъ удареніе на окончаніе: весло, стекло, пшено́,

село́, веретено, метла́, жена, пчела, сестра, весна. Въ именит. падежѣ
мн. ч. эти имена, напротивъ, переносятъ удареніе на гласную е: вёсла,
стёкла, сёла, веретёна, мётлы, жёны, пчёлы, сёстры *). Такъ и въ гла-
голахъ, особенно первообразныхъ, гласная, предшествующая оконча-
нію, имѣетъ вліяніе на удареніе: буквы о и y въ неопредѣленномъ
наклоненіи передъ окончаніемъ ить обыкновенно передаютъ ему удареніе,
a во 2-мъ и слѣд. лицахъ наст. времени [468] сами принимаютъ его:
ходи́ть, води́ть, городи́ть, проси́ть, носи́ть, лови́ть, души́ть, сучи́ть, ку-
си́ть, суди́ть, рубитъ, тупи́ть, и: хо́дишь, во́дишь, ду́шишь, су́чишь, и
проч. Привычка переносить въ такихъ случаяхъ удареніе на о такъ
велика, что и въ тѣхъ глаголахъ, гдѣ слогъ передъ ить имѣетъ
букву а, эта послѣдняя въ наст. времени превращается въ о, такъ что
народъ въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ говоритъ: ко́тишь, пло́тишь, со́дишь,
до́ришь, во́ришь, во́лишь, вм. катишь, пла́тишь, садишь 2) и проч. Въ
глаголахъ любопытно то обстоятельство, что 1-е лицо единств. ч.
наст. времени (почти безъ изъятій) имѣетъ одно удареніе съ неопред.
наклон., тогда какъ въ слѣдующихъ лицахъ это удареніе часто перехо-
дитъ на предпослѣдній слогъ. Примѣромъ тому могутъ служить при-
веденные сейчасъ глаголы. Такой переходъ ударенія составляетъ
необходимое явленіе въ тѣхъ глаголахъ, кончающихся на ать, y ко-
торыхъ передъ этимъ окончаніемъ стоитъ измѣняющаяся въ наст. врем.
согласная, напримѣръ: вяза́ть, дрема́ть, писать, пляса́ть, трепета́ть,
хохота́ть, лепетать, клеветать, щебета́ть, иска́ть: вяжу, дремлю, пи-
шу и т. д., и вяжешь, дре́млешь, пи́шешь, и проч. Между подобными
глаголами есть однакожъ и такіе, которые уже и въ неопред. наклон.
держатъ удареніе на предпослѣднемъ слогѣ, таковы: плакатъ, ма́зать,
сыпать. Съ другой стороны, между ними есть два, которые въ неопред.
имѣютъ удареніе на окончаніи, но переносятъ его уже въ 1-мъ лицѣ
наст. врем.: алка́ть, алчу; колеба́ть, колеблю. Отчего же не алчу́, коле-
блю́? Тутъ-то и видно часто неуловимое разнообразіе началъ русскаго
ударенія. Хорошимъ примѣромъ этого разнообразія можетъ также слу-
жить приведенный г. Кайслеромъ, какъ показано въ началѣ нашей
статьи, корень вѣд, который, служа къ образованію множества словъ,
то самъ принимаетъ удареніе, то уступаетъ его разнымъ другимъ ча-
стямъ именъ и глаголовъ. Этотъ же самый примѣръ можетъ быть упо-
требленъ въ доказательство того, какъ мало удареніе въ [469] русскомъ
языкѣ зависитъ отъ той долготы, которая, какъ обыкновенно прини-
маютъ, первоначально была связана съ нѣкоторыми гласными, особен-
но съ ѣ. Соотношеніе долготы съ удареніемъ разсмотрѣно очень остро-
умно въ изслѣдованіи г. Каткова Объ элементахъ и формахъ славяно-
*) См. выше стр. 322—325.
2) См. выше стр. 280.

русскаго языка: для опредѣленія долгаго слога въ нѣкоторыхъ случаяхъ
авторъ прибѣгаетъ къ сравненію съ чешскимъ, гдѣ долгота лучше
всего сохранилась; но и это не приводитъ его ни къ какому поло-
жительному результату, ибо если въ прямой формѣ сло́ва русское уда-
реніе иногда и сходится съ чешской долготой, зато во флексіяхъ
это совпаденіе совершенно исчезаетъ, изъ чего ясно видно, какъ ма-
ло значенія въ русскомъ языкѣ первоначальная долгота имѣетъ для
ударенія.
При разсмотрѣніи перехода ударенія въ именахъ существитель-
ныхъ и прилагательныхъ упущенъ г. Кайслеромъ изъ виду одинъ
весьма замѣчательный случай, состоящій, въ томъ, что имя, носящее
удареніе на послѣднемъ слогѣ, переноситъ его на предыдущій при
сложеніи съ предлогомъ или какимъ-либо другимъ словомъ. Возьмемъ,
напримѣръ, имена сущ. житіе́, бытіе, Россія и прилагат. земной,
wAoeuôu, слѣпой, морской, островской. Составивъ изъ нихъ предложныя
или сложныя имена, получимъ: прожи́тіе, сожи́тіе, событіе, Мало-
ро́ссія, подземный, средизе́мный, уголовный, подслѣ́пый, приморскій, за-
морскій, василье-островскій. Это одинъ изъ случаевъ, въ которыхъ
удлинненіе слова дѣйствуетъ на удареніе.
Въ замѣчаніяхъ г. Кайслера о предложныхъ глаголахъ приведено
18 причастій, передающихъ удареніе предлогу: „взо́ткнутъ, взор-
ванъ вогнанъ, зазванъ" и проч. Отъ вниманія автора ускользнуло,
что списокъ такихъ причастій можетъ быть значительно удлиненъ.
Дѣло въ томъ, что вообще говоря, причастныя окончанія анный (аный)
и утый не терпятъ на себѣ ударенія: вко́панный, у́знанный, разо́гнанный,
и́зданный, и́збранный, обо́рванный, переданный, пере́гнанный, переслан-
ный, смо́танный, [470] чёсанный, пи́санный, маранный, свёрнутый, изо-
гнутый, разстёгнутый, подо́ткнутый. Эти примѣры показываютъ, что, не-
смотря на произношеніе неопред. наклоненія (вкопать, узнать, мотать,
писать, свернуть, изогнуть), удареніе въ причастіи переходитъ на преды-
дущій слогъ, будетъ ли онъ принадлежать глаголу, или предлогу. Въ словѣ
переданный оно перескакиваетъ черезъ одинъ слогъ. Разность этого слова,
по ударенію, съ словами перегнанный и пересланный знаменательна:
соединеніе двухъ согласныхъ гн и сл даетъ опору второму е въ пред-
логѣ, и этотъ слогъ получаетъ удареніе. Противорѣчатъ общему за-
мѣчанію о выговорѣ причастій на анный только слова: желанный,
вѣнчанный, избранный и, можетъ-быть, еще весьма немногія. Причину
такого отступленія въ первомъ примѣрѣ составляетъ гласная е, на
что уже выше указано, послѣднія же слова представляютъ въ своемъ
произношеніи вліяніе церковно-славянскаго элемента: въ чисто-рус-
3) Въ этихъ двухъ словахъ, впрочемъ, удареніе падаетъ не на самый предлогъ,
a на вставочную гласную.

скомъ говорѣ естественнѣе произносить вѣ́нчанный (какъ и говорятъ:
увѣнчанный, развѣнчанный), и́збранный. Слова неописанный, несказан-
ный, получившія искусственное удареніе, плохо принялись въ языкѣ.
Въ словѣ названый надобно видѣть скорѣе прилагательное, нежели
причастіе.
Несостоятельность долготы, какъ основы русскаго ударенія, под-
тверждается: 1) многочисленностью случаевъ энклиза и 2) множествомъ
словъ, имѣющихъ двоякое удареніе. Хотя г. Кайслеръ и обратилъ
вниманіе на оба эти предмета, но каждый изъ нихъ требовалъ бы
гораздо большей разработки. На предлогъ переходитъ въ извѣстныхъ
случаяхъ удареніе не только съ существительныхъ и числительныхъ,
непосредственно за нимъ стоящихъ, но и съ прилагательныхъ, обра-
зующихъ въ соединеніи съ нимъ нарѣчіе, напримѣръ, заживо, за-
мертво, заново, сызнова, наскоро, попусту, почасту, досыта, докрасна,
что́ опять возможно только тогда, когда удареніе въ самомъ прила-
гательномъ падаетъ на первый слогъ (жи́во, мёртво, ново и проч.).'
Подобный же случай представляетъ мѣстоименіе что въ выраженіи
ни за́ что, ни про что.
[471] Списокъ словъ, сходныхъ по звукамъ, но отличаемыхъ по уда-
ренію, въ брошюрѣ не только не полонъ, какъ и самъ авторъ ея
сознается, но представляетъ и невѣрности или неточности. Такъ,
слово спѣшитъ переведено: vom Pferde steigen; надобно было приба-
вить: lassen, такъ какъ спѣшить—глаголъ переходящій, a steigen —
противоположнаго залога. При словѣ третьяго сказано: „Gen. von
третій" и затѣмъ, какъ примѣръ иного ударенія, приведено: „третьяго
дня, vorgestern". Ho развѣ третьяго (произн. третьёва) не есть также
родительный падежъ того же числительнаго, и развѣ не говорятъ
равнымъ образомъ: третьяго дня? Дѣло въ томъ, что числительное
третій имѣетъ двоякое удареніе, и не только въ род. падежѣ, но и
въ именит., въ выраженіи: самъ третей, — замѣчательный, едва ли
не единственный случай, когда окончаніе ій обращается въ eil, точно
также какъ ый безпрестанно обращается въ ой (первый — перво́й).
Этотъ случай наводитъ насъ на другой разрядъ словъ съ различ-
нымъ удареніемъ, именно на такія слова, которыя, не перемѣняя зна-
ченія, произносятся, однакожъ, различно. Такъ одни говорятъ: клад-
би́ще, другіе кла́дбище, одни: гра́жданинъ, другіе граждани́нъ и т. д.
Сюда же относятся такія слова, какъ высоко и высоко, далёко и далеко,
серди́ться и се́рдиться, ворота и ворота, въ которыхъ перевѣсъ дается
то одному, то другому началу ударенія. Даль въ своей статьѣ о на-
рѣчіяхъ русскаго языка *) полагаетъ, что это различіе зависитъ пер-
воначально отъ различія мѣстностей, гдѣ оно встрѣчается, и что въ
J) См. 1-й томъ его словаря, стр. xxvi.

этомъ отношеніи господствуетъ одно общее явленіе: въ сѣверовосточ-
ныхъ губерніяхъ удареніе ближе къ началу словъ, въ юго-западныхъ
къ окончанію; но это наблюденіе далеко не всегда оправдывается:
намъ случалось замѣчать, что въ Двухъ селеніяхъ, отстоящихъ другъ
отъ друга только на нѣсколько верстъ, одно и то же слово произно-
сится различно, и наоборотъ, другое выговаривается одинаково въ
двухъ губерніяхъ, находящихся на разныхъ концахъ [472] Россія,
тогда какъ это же слово въ центральныхъ мѣстахъ имѣетъ иное про-
изношеніе. Иногда, когда мы на мѣстахъ спрашивали y крестьянъ о
произношеніи того или другого слова, они отвѣчали нерѣшительно,
и оказывалось, что слово въ одной и той же деревнѣ произносится
то такъ, то иначе.
Возвращаясь къ двоякому ударенію такихъ словъ, которыя, при
звуковомъ тожествѣ, имѣютъ различное знаменованіе остановимся на
одномъ замѣчаніи г. Кайслера. Не отвергая цѣли такого двоякаго
ударенія, онъ однакожъ выражаетъ нѣкоторое сомнѣніе въ логиче-
скомъ назначеніи его, такъ какъ есть довольно много словъ, которыя
въ нѣкоторыхъ падежахъ отличаются удареніемъ, но за то въ дру-
гихъ опять совпадаютъ. „Когда напримѣръ", говоритъ онъ, „отли-
чаютъ именит. множ. ви́на отъ именит. ед. вино, то это конечно такъ,
но родит. ед. отъ слова вино́ (вина) совершенно совпадаетъ съ именит.
жен. рода вина́. Такихъ случаевъ множество. Съ другой стороны взгля-
немъ, напримѣръ, на слово полкъ, которое при склоненіи ударяетъ на
послѣдній слогъ и потому въ дательн. пад. имѣетъ форму полку. Но
въ томъ же словѣ и мѣстный падежъ оканчивается на у. Если бъ
языкъ вообще стремился избѣгать подобныхъ двусмыслій, то здѣсь
было бы очень легко достигнуть того переносомъ ударенія или упо-
требленіемъ правильнаго мѣстнаго падежа на ѣ; но такое телеологи-
ческое намѣреніе совершенно чуждо языку. Нѣтъ сомнѣнія, что онъ
первоначально отличалъ съ большею точностью тончайшіе оттѣнки и
при этомъ не гнушался даже самыхъ тяжелыхъ формъ; но въ позд-
нѣйшее время, когда духовное разумѣніе росло въ той же мѣрѣ,
какъ исчезало богатство внѣшняго строя, языкъ очень мало забо-
тился о томъ, вполнѣ ли достаточны формы, въ томъ сознаніи, что
всѣ открывающіеся въ этомъ отношеніи пробѣлы вознаграждаются съ
другой стороны. Въ отдѣльныхъ случаяхъ русскій языкъ даже очень
ясно обнаруживаетъ такую небрежность. Такъ, рабъ имѣетъ въ род.
пад. раба́, въ дат. рабу, въ именит. мн. рабы. Но женское раба́ имѣетъ
въ вин. также рабу, въ род. же ед, и въ им. множ. рабы. Такимъ же
образомъ [473] совпадаютъ нѣкоторые падежи мужескаго внукъ и жен-
скаго внука. Итакъ въ обоихъ случаяхъ произошло явленіе противо-
положное (вышезамѣченному): удареніе мѣшаетъ различенію".
Это видимое противорѣчіе въ явленіяхъ языка разрѣшается, какъ-

намъ кажется, очень просто. Двоякое удареніе въ подобозвучныхъ
словахъ языкъ допускаетъ только тогда, когда это можетъ быть сдѣ-
лано безъ насилія законамъ акцента; иначе пришлось бы принять,
что акцентъ не имѣетъ никакого органическаго значенія, и ставится
случайно, по произволу говорящаго. Но что удареніе служитъ однимъ
изъ орудій мышленія, это также несомнѣнно. Если для отличенія
разныхъ отношеній между предметами, для выраженія разныхъ видо-
измѣненій мысли явились въ языкахъ флексіи, то почему же не могло
быть употреблено дли подобной же цѣли удареніе? Неестественно
было бы, если бъ умъ человѣческій пренебрегъ такимъ удобнымъ
средствомъ для достиженія въ большей степени той точности и опре-
дѣленности, къ которымъ онъ стремится въ выраженіи. Вотъ чѣмъ
объясняется логическое назначеніе акцента, и очевидно, что съ посте-
пеннымъ развитіемъ языка подъ вліяніемъ возрастающей строгости
мышленія и анализа, логическое начало усиливается и въ этой обла-
сти слова.
Не считаемъ нужнымъ останавливаться на частныхъ замѣчаніяхъ
г. Кайслера въ послѣднихъ главахъ его книжки. Вмѣсто того, чтобъ
отмѣчать менѣе важныя ошибки его и недоразумѣнія, выразимъ ему
лучше признательность за то, что онъ задумалъ разработать въ си-
стемѣ и полнотѣ предметъ, который до сихъ поръ слишкомъ мало
обращалъ на себя вниманія. Правда, что г. Кайслеръ практическою
стороною своихъ познаній не вполнѣ былъ приготовленъ для успѣш-
наго выполненія предпринятой имъ задачи; но не забудемъ, что онъ
писалъ для иностранцевъ, a они, безъ сомнѣнія, могутъ найти въ его
трудѣ много новыхъ и полезныхъ для себя указаній.

ЗАМѢТКА О НѢКОТОРЫХЪ ФОРМАХЪ ИМЕННЫХЪ ФЛЕКСІЙ.
Fr. Miklosich. Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen. IH-r Band
Wortbildungslehre. Wien, 1876. Стр. 286 — 312.
1879.
[474] Достоинство и важность трудовъ г. Миклошича признаны
всѣмъ ученымъ міромъ. Но при обширности и разнообразіи области,
обнимаемой его изслѣдованіями, невозможно ожидать безошибочности
во всѣхъ подробностяхъ. Поэтому полезно было бы, еслибъ спеціалисты
по каждому изъ языковъ, разсматриваемыхъ въ сравнительной грам-
матикѣ знаменитаго филолога, отмѣчали вкравшіяся въ нее недора-
зумѣнія и погрѣшности. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что самъ просвѣ-
щенный авторъ принялъ бы съ благодарностью всякое такое указаніе.
Въ этой увѣренности рѣшаюсь предложить свои замѣчанія на нѣкото-
рыя мѣста въ главѣ объ именномъ склоненіи (Nominale declination), при
чемъ, для ясности, слова и мнѣнія г. Миклошича буду подчеркивать.
Стр. 26S. Въ стихѣ народной пѣсни 1): „Потерять тебѣ, сыну,
буйну голову", форма сыну, по мнѣнію его, есть звательный падежъ:
tibi, fili, a не tibi, filio. — Въ русскомъ языкѣ такая форма зват.
пад. невозможна и безпримѣрна: здѣсь сыну есть приложеніе къ
мѣстоим. тебѣ и стои́тъ, по общему закону, въ одномъ съ нимъ па-
дежѣ, т. е. въ дательномъ.
[475] Стр. 287. „Кажется, въ реченіи смолоду, съ молоду надо ви-
дѣть родит. пад. двойственнаго ч." — Для этого нѣтъ никакого осно-
ванія: здѣсь прилаг. безчленной формы 2), средн. рода, получило въ
род. ед. окончаніе у, кажется, по аналогіи съ существит. Такъ же
1) При курсивѣ кавычки „ и ставлю только тамъ, гдѣ перевожу слова самого
автора.
2) Употребляю термины безчленное и членное прилагательныя по примѣру г. По-
тебни, предпочитая ихъ болѣе обыкновеннымъ, но только по внѣшнему признаку
вѣрнымъ названіямъ: краткое и полное.

образовано сдуру по примѣру реченій: сверху, снизу, отъ роду. съ
виду и пр.
Стр. 288. „Несправедливо мнѣніе, будто видѣнъ имѣётъ въ жен. и
ср. видна, видно".—Это замѣчаніе вѣрно, но оно требуетъ дополненія.
Прилагательному жен. и ср. видна, видно, множ. видны отвѣчаетъ муж.
ед. виденъ; a видѣнъ часто пишутъ ошибочно, ибо это было бы страд.
причастіе безчленное, которое требовало бы творит. падежа на вопросъ
кѣмъ, тогда какъ при словѣ виденъ возможенъ только вопросъ: кому?
Если неупотребительны формы: видѣна^ о, ы, то ясно, что не годится
и форма муж. рода видѣнъ. Это страд. прич. встрѣчается только въ
членной формѣ. Такъ y Жуковскаго въ письмѣ къ вел. кн. Маріи
Николаевнѣ: „. . . прежній огонекъ, пробужденный всѣмъ видѣннымъ
мною въ этотъ день".
Стр. 289. „Копь, konja, konju, konjam, konjami, konjach".—Странно,
что г. Миклошичъ, такъ правильно раздѣлившій умягченныя гласныя
л, е, ѣ, ю ю на präjerirte и präjotirte, здѣсь употребляетъ транскрип-
цію, изображающую вторые, a не первые звуки, которые одни тутъ
умѣстны. Впрочемъ, это конечно неизбѣжное послѣдствіе невѣрной
транскрипціи именительнаго konjb, о чемъ см. выше (стр. 255 и 256)
мою статью: „Замѣтки о сущности нѣкоторыхъ звуковъ русскаго
языка".
Между именами муж. p., принимающими въ род. ед. y вм. а, при-
ведено: край, краю. — Надо однакожъ замѣтить, что это окончаніе въ
род. слова край встрѣчается очень рѣдко и едва ли не единственно
въ томъ случаѣ, когда имя это означаетъ конецъ, предѣлъ, напр. въ
поговоркѣ: моя изба съ. краю; никто не [476] скажетъ: изъ краю (вм.
изъ края) въ краи. Здѣсь нужно бы прибавить еще слѣдующія замѣ-
чанія: 1) Изъ именъ, не означающихъ дѣлимые предметы или веще-
ства (разумѣется, муж. p.), измѣряемые вѣсомъ и другими способами,
во не считаемые единицами, сюда относятся особенно такія, которыя
вмѣстѣ съ предлогомъ составляютъ какъ бы нарѣчіе; напр. съ голоду,
и́зъ городу, съ голосу и преимущественно односложныя: бе́зъ году, безъ
шуму, со страху, съ часу на часъ, изъ лѣсу, гізъ дому, изъ носу, съ вѣтру,
съ полу, съ глазу. 2) Этой особенности всего легче поддаются отгла-
гольныя имена: съ разбѣгу, безъ удержу, съ размаху („отъ молодецкаго
посвисту", сказ.), a тѣмъ болѣе односложныя: ходу, счету, возу, роду,
тросу, виду, крику. 3) Изъ именъ вещественныхъ къ этому окончанію
способны даже имена, принимающія въ косв. падежахъ удареніе на
послѣдній слогъ, притомъ не только при твердомъ, но и при мягкомъ
окончаніи: песку, табаку, кирпичу, огню, имбирю; этому не мѣшаетъ
и суффиксъ окъ, ёкъ: табачку, огоньку. Любопытна между прочимъ
форма: для переду.
Стр. 290. Между именами, принимающими въ именит. множ. ч.

двоякое окончаніе a и ы, упомянуто имя глазъ. — Но главы никогда не
употребляется вм. глаза.
Стр. 291. „Русскія формы: батожья, братья, кумовья, хозяева и
господа должны (по примѣру др-сл. братія) быть понимаемы какъ со-
бирательныя въ единств. числѣ. " — Этому противорѣчатъ косвенные
падежи, безспорно принадлежащіе къ формамъ множ. ч.: батожьевъ,
братьевъ и проч., a также и приложеніе опредѣлительныхъ къ этимъ
именамъ: добрые братья, господа.
Стр. 296. „Служа названіями мѣстъ, прилагательныя притяжа-
тельныя часто принимаютъ въ творит. именное окончаніе: Гдовомъ,
Ярославлемъ, рядомъ съ Кашинымъ, Царицынымъ". Здѣсь слово часто
излишне. — Правда, что нѣкоторые говорятъ и пишутъ Черниговымъ
и т. п., но изъ приведенныхъ г. Миклошичемъ примѣровъ видно, что
преимущественно имена мѣстъ, [477] образованныя отъ женскихъ
формъ (а—инъ), принимаютъ въ творит. мѣстоименное окончаніе, по-
добно личнымъ. Напр. говорятъ также: подъ Бородинымъ. Любопытно
было бы однакожъ знать, не говоритъ ли на мѣстѣ простой народъ:
подъ Бородино́мъ. По крайней мѣрѣ въ Рязанской губерніи я самъ
слышалъ изъ устъ крестьянъ: за Скопиномъ (а не Скопинымъ) *).
Стр. 297. „При извѣстныхъ условіяхъ можно отъ каждаго прилаг.
образовать винит. ед. съ именнымъ окончаніемъ: что ты дверь полу оста-
вилъ; увидѣлъ убиту королевишну, нашелъ ее бодру, веселу. Вм. ла-
сточку свою онъ видитъ на полу замерзшую (Крыл.) можно бы сказать
и замерзшу". — При этомъ замѣчаніи, какъ и при нѣкоторыхъ дру-
гихъ, слѣдовало бы оговориться, что они относятся собственно только
къ народному, и особенно старинному языку. Между тѣмъ примѣръ,
приведенный изъ писателя недавняго періода, указываетъ на недора-
зумѣніе. Въ наше время подобное усѣченіе или стяженіе прилагатель-
наго допускается развѣ только въ стихахъ, и притомъ не болѣе въ
винит. ед. жен. p., чѣмъ въ нѣкоторыхъ другихъ падежахъ, именно
въ именит. ед. жен. и ср. рода и въ именит. же и винит. множ.
всѣхъ трехъ родовъ. Слѣдующее за симъ замѣчаніе послужитъ еще
къ бо́льшему разъясненію этого вопроса.
*) Послѣ приготовленія къ печати настоящей замѣтки я обратился къ уважае-
мому учителю 3-й Московской гимназіи В. И. Шенроку съ просьбой развѣдать въ
Москвѣ, не произноситъ ли на мѣстахъ простой народъ: подъ Бородино́мъ. Послѣ
нѣсколькихъ справокъ г. Шенрокъ увѣдомилъ меня, что моя догадка вполнѣ подтвер-
дилась. Между тѣмъ и самъ я въ Петербургѣ встрѣтилъ благопріятный случай для
рѣшенія вопроса. Именно мнѣ пришлось ѣхать съ извозчикомъ, уроженцемъ Верей-
скаго уѣзда. Я. навелъ разговоръ на Бородино, и онъ въ своихъ разсказахъ совер-
шенно явственно произнесъ: подъ Бородино́мъ. Такъ-то наша литературная рѣчь, не
руководимая живымъ народнымъ чутьемъ, часто не даетъ намъ вѣрныхъ указаній на
законы языка.

Стр. 299. „Разница между свѣтелъ, ясенъ, красенъ, си́не, бѣлы,
я свѣтёлъ, ясёнъ, красёнъ, синё, бѣлы (у Востокова 41, 62), a потому
и разница между окончаніемъ спрягаемымъ и окончаніемъ усѣченнымъ
не есть органическая: первыя формы употребляются какъ предикаты
безъ существит.у послѣднія [478] же опредѣляютъ субъектъ: мѣсяцъ
свѣтелъ, luna est splendida; свѣтёлъ мѣсяцъ, splendida luna; вмѣсто
послѣдняго письменный языкъ употребляетъ свѣтлый". — Здѣсь почтен-
ный ученый смѣшалъ то, что y Востокова разграничено очень ясно:
г. Миклошичъ поставилъ въ одну категорію всѣ имена, носящія уда-
реніе на послѣднемъ слогѣ, тогда какъ Востоковъ приводитъ свѣтёлъ,
ясёнъ какъ примѣры опредѣлительнаго (въ народной поэзіи), а бѣлы́,
синё какъ примѣры сказуемаго прилагательнаго.
Указанное Востоковымъ весьма существенное различіе было бы
еще виднѣе, если, бы онъ привелъ болѣе примѣровъ изъ современ-
наго или по крайней мѣрѣ близкаго къ намъ періода литературнаго
языка, и между прочимъ примѣры не только прилагательныхъ, но и
мѣстоименій и страд. причастій прошед. вр. Наши стихотворцы про-
шлаго, a отчасти и нынѣшняго столѣтія (хотя послѣдніе въ меньшей
степени) употребляютъ усѣченныя или стяженныя (по термину г. По-
тебня) прилагательныя и причастія въ видѣ опредѣлительныхъ, всегда
съ тѣмъ же удареніемъ, какъ полныя или членныя, при чемъ одна-
кожъ надо замѣтить, что такъ употребляются собственно только назван-
ные въ предыдущемъ замѣчаніи падежи; родительный же и дат. муж.
и ср. рода ед. числа весьма рѣдко. Вотъ нѣсколько примѣровъ.
Изъ Ломоносова:
въ надеждѣ,
Котора ихъ питала прежде (II, 127) 1).
Велика радость намъ родилась (129).
Мѣста святы, мѣста прекрасны (130).'
Она — героями рожденна (132).
Изъ Державина:
Прочь, буйна чернь, непросвѣщенна (II, 98) 2).
[479] Изъ Крылова:
Польсти же мнѣ, надежда мила (II, 91) 3).
Мнѣ жизнь дѣвическа ничуть не тяжела (113).
Помертвѣло чисто поле (149).
Умильны ямочки пропали на щекахъ (114).
!) По Смирдинскому изданію.
2) По 2-му академическому изданію.
3) По Полному собранію сочиненій Крылова.

ДВѢ КРИТИЧЕСКІЯ ЗАМѢТКИ.
1876.
Опыт фонетики резьянских говоров. ÏÏ. Бодуэна-де-Куртенэ. Варшава. Петербург, 1875 г.
Резьянскій катихизис, как приложеніе к „Опыту фонетики резьянских говоров" с примѣча-
ніями и словарем. Издал П. Бодуэн-де-Куртенэ.
[480] Трудъ г. Бодуэна „Опыт фонетики резьянских говоров" былъ
плодомъ его путешествія по славянскимъ землямъ и доставилъ ему
степень доктора при Петербургскомъ университетѣ. Имя маленькаго
славянскаго народа Резіянъ, составляющаго съ небольшимъ 3.000 душъ,
конечно, извѣстно y насъ очень немногимъ. Живетъ онъ въ странѣ,
прилегающей къ сѣверному берегу Адріатическаго моря, въ горахъ
за рѣкою Сочей или Изонцо, отличается сравнительно нѣкоторою
патріархальною чистотою нравовъ, я говоритъ языкомъ, сохраняю-
щимъ многія исконныя особенности. Первый изъ русскихъ посѣтилъ
резіянъ въ 1841 году академикъ И. И. Срезневскій, и тогда же напе-
чатано было въ Часописи Чешскаго музея письмо его къ Ганкѣ объ
этомъ народцѣ. Благодаря позднѣйшему изслѣдованію И. А. Бодуэна,
Срезневскій вспомнилъ дневникъ, веденный имъ во время давнишняго
путешествія, но остававшійся съ тѣхъ поръ въ рукописи, напечаталъ
его въ академическомъ изданіи съ любопытными приложеніями, между
которыми находится и сейчасъ упомянутое письмо его къ чешскому
ученому. Въ самомъ дневникѣ онъ живо разсказываетъ свои встрѣчи
съ простодушными туземцами, описываетъ ихъ бытъ и нравы. Помѣ-
щенныя имъ подъ строкою замѣтки г. Бодуэна показываютъ, что съ
[481] того времени многое измѣнилось даже и въ этомъ тихомъ уголкѣ
земли. Впрочемъ, географическое и статистическое описаніе Резьянской
долины г, Бодуэнъ обѣщаетъ сообщить въ особой статьѣ; теперь же онъ
въ своей книжкѣ разсматриваетъ, съ большою подробностію, только
языкъ населенія. Въ предисловіи онъ откровенно сознается, что въ на-
чалѣ своихъ наблюденій надъ мѣстными говорами онъ слѣдовалъ отчасти
ошибочнымъ пріемамъ. „Находясь под вліяніем какой-то лихорадочной

жадности", говоритъ онъ, „я старался прежде всего записать по возмож-
ности болѣе, не принимая в соображеніе того разумнаго правила, что
для науки всего желательнѣе и полезнѣе даже небольшое количество
совершенно вѣрных и несомнѣнных фактов и основанных на них
выводов, нежели громадная куча наскоро замѣченных явленій и
обусловленных ими предположеній иногда весьма проблематическаго
свойства". За то „постоянное упражненіе, вслѣдствіе внимательнаго
вслушиванія в малѣйшіе оттѣнки произношенія различных, не только
славянских, но тоже романских и германских, говоров развило во
мнѣ", продолжаетъ авторъ, „даже без достаточных теоретических
познаній, извѣстнаго рода опытность и ловкость, благодаря которым,
под конец моих изысканій, я записывал діалектическіе матеріалы,
как мнѣ кажется, почти безукоризненно".
При всемъ томъ, авторъ самъ не вполнѣ доволенъ результатами
своихъ изслѣдованій и полагаетъ, что для пополненія оставшихся
пробѣловъ и исправленія вѣроятныхъ промаховъ ему нужно было бы
еще разъ провѣрить свои наблюденія на мѣстахъ: по его убѣжденію,
такія вторичныя поѣздки вообще необходимы для діалектологовъ.
Резьяне же, какъ мы узнаёмъ далѣе изъ самаго изслѣдованія, вообще
говорятъ очень скоро и невнятно.
Трудъ г. Бодуэна раздѣляется на три части: первая посвящена
описанію резьянскихъ звуковъ вообще, вторая — разсмотрѣнію этимо-
логическихъ отношеній этихъ звуковъ, третья — общимъ заключе-
ніямъ и выводамъ. Мы не послѣдуемъ за [482] авторомъ во всѣхъ
подробностяхъ его наблюденій, представляющихъ совершенно спе-
ціальный интересъ, но не можемъ не замѣтить, что между ними есть
нѣкоторыя чрезвычайно любопытныя. Отъ вниманія его не ускольз-
нули и тѣ измѣненія, которыя отличаютъ современное резьянское на-
рѣчіе отъ прежняго. Такъ его поразило, между прочимъ, исчезновеніе
звука h передъ гласными въ столбицкомъ говорѣ. ,;Характеристично
въ этом отношеніи", разсказываетъ онъ, „негодованіе одного семи-
десятилѣтняго старца из Столбицы против молодых людей его же
деревни, которых он вовсе не в состояніи понять вслѣдствіе именно
невыговариванія ими произносимаго им и его сверстниками согласнаго
h. Так напримѣр, одна молодая женщина спросила его „réte nât?и и
он только послѣ догадался, что это должно было означать: „hrete
hnat?a (идете гнать? то-есть скот). Старикъ объяснял этот, по его
мнѣнію, предосудительный обычай молодых „бравурой", то-есть же-
ланіем пофрантить и порисоваться".
Что касается отношенія резьянскихъ говоровъ къ другимъ сла-
вянскимъ нарѣчіямъ, то г. Бодуэнъ находитъ всего болѣе сходства
между ними и говорами южныхъ сосѣдей резьянъ, то-есть сербовъ
и хорватовъ смежныхъ округовъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ указываетъ

въ языкѣ первыхъ на одну характеристическую особенность, на осно-
ваніи которой можно считать ихъ говоры совершенно особой группой
въ области сербо-хорватскаго нарѣчія. „Эта исключительно резьянская
принадлежность состоит в законѣ гармоніи гласных, которая основы-
вается на противоположности, с одной стороны, темных и ясных
гласных, с другой же стороны, на противоположности гласных ши-
роких и узких... Эта особенность проявляется в каждом без исклю-
ченія малосложном резьянском словѣ, если не в положительном, то
по крайней мѣрѣ отрицательном смыслѣ и слѣдовательно проникает
весь звуковой организм резьянских говоров".
Такъ какъ подобное построеніе словъ составляетъ главную фоне-
тическую особенность финскихъ и вообще туранскихъ языковъ, и
кромѣ того большинство резьянъ отличается совершенно [483] не
славянскими физіономіями, то авторъ высказываетъ предположеніе,
что они представляютъ смѣсь славянъ съ какимъ-то отпрыскомъ ту-
ранскаго племени или, точнѣе говоря, состоятъ изъ смѣси славянъ
съ ославянившимися туранами: „Резьянскіе же говоры, сообразно пле-
менному происхожденію их носителей, являются славянскими гово-
рами, подвергшимися сильному туранскому вліянію". Въ подкрѣпленіе
этой гипотезы, впрочемъ, никакъ не выдаваемой авторомъ за рѣши-
тельный выводъ, онъ указываетъ и на сознаніе нѣкоторыхъ болѣе
образованныхъ резьянъ. Такъ, напримѣръ, учительница мѣстнаго
женскаго училища въ Раванцѣ, говоря съ нимъ о трудностяхъ пись-
менной передачи резьянскихъ звуковъ, высказала мнѣніе, что „ta
ûnl)arska gramâtika ba bïla najbûjsa za nàs laiigàc", то-есть: венгерское
правописаніе было бы самое подходящее для нашего языка. Но вообще
между резьянами и даже внѣ ихъ земли очень распространено, хотя
и ни на чемъ не основанное, преданіе, будто родоначальники нынѣш-
нихъ резьянъ прибыли изъ Россіи и что поэтому резьяне суть рус-
скіе и говорятъ русскимъ языкомъ. Это мнѣніе, вѣроятно, обязано
своимъ происхожденіемъ какому-нибудь мѣстному ученому, который
такъ истолковалъ случайное сходство названія своего племенн съ
именемъ русскихъ. На это повѣрье резьянъ указалъ уже и акад. Срез-
невскій въ своемъ дневникѣ.
Справедлива ли догадка г. Бодуэна объ элементахъ резьянскаго
нарѣчія и вообще въ какой степени всѣ частныя замѣчанія его вѣрны,
объ этомъ судить не считаю себя въ правѣ безъ спеціальнаго зна-
комства съ предметомъ его наблюденій. Могу говорить только о его
методѣ и выказанныхъ въ его новомъ трудѣ свѣдѣніяхъ и сообра-
женіяхъ. Съ этой стороны, нельзя не отдать полной справедливости
изслѣдованію г. Бодуэна, свидѣтельствующему о совершенно правиль-
ныхъ пріемахъ его многостороннихъ наблюденій. Можно только усо-
мниться, не слишкомъ ли пространно y него изложены всѣ мельчайшія

подробности подмѣченныхъ имъ явленій, и не лучше ли бы онъ по-
ступилъ, [484] если бъ въ окончательномъ результатѣ своихъ изыска-
ній ограничился болѣе рѣзкими и крупными чертами, отнеся остальное
въ приложенія, кавъ матеріалъ, послужившій ему основаніемъ для его
выводовъ. При менѣе обширныхъ размѣрахъ, его изслѣдованіе конечно
выиграло бы въ интересѣ и наглядности. Какъ ни сухи повидимому
филологическіе труды, и въ нихъ не должно пренебрегать способомъ
изложенія, при которомъ они могутъ становиться болѣе удобочитаемыми.
даже для спеціалистовъ. Въ заключеніе нельзя пройти молчаніемъ, что
хотя слогъ г. Бодуэна вообще правиленъ, однакожъ изрѣдка встрѣ-
чаются y него выраженія не совсѣмъ согласныя съ духомъ русскаго
языка. Впрочемъ, можно надѣяться, что подобные частные промахи
изложенія скоро исчезнутъ изъ сочиненій г. Бодуэна при его даль-
нѣйшей дѣятельности въ чисто-русской средѣ и его рѣдкихъ фило-
логическихъ дарованіяхъ.
II.
Этимологія древняго церковно-славянскаго и русскаго языка, сближенная съ этимологіей
языковъ греческаго и латинскаго. Е. Бѣлявскаго, преподавателя 5-й Москов-
ской гимназіи. Москва 1875 г.
[485] Попытка г. Бѣлявскаго внести въ кругъ учебной грамматики
сравненіе съ классическими языками входитъ въ область вопроса, раз-
дѣляющаго нынче весь германскій педагогическій міръ на два проти-
воположные лагеря. Вопросъ этотъ весьма обстоятельно разсмотрѣнъ
въ изданной 1874 года въ Мюнхенѣ брошюрѣ г. Жолли (Jolly): „Schul-
grammatik und Sprachwissenschaft". Затѣмъ его коснулся и критическій
отдѣлъ Журнала Министерства Народнаго Просвѣщенія въ статьѣ г.
Гельбке А). Пріятно было видѣть, что здѣсь вопросъ рѣшается точно
такъ же, какъ и въ изслѣдованіи г. Жолли, то-есть въ пользу вве-
денія результатовъ сравнительнаго языкоученія въ гимназическій
курсъ преподаванія древнихъ языковъ. Само собою разумѣется, что
при этомъ необходимо соблюдать извѣстныя границы сообразно съ
цѣлію и со степенью интереса, который можно предполагать къ та-
кому методу въ учащихся, по возрасту ихъ и развитію. Надлежащая.
въ этомъ отношеніи мѣра удачно выдержана въ греческой грамматикѣ
Курціуса, въ первый разъ возымѣвшаго и осуществившаго идею по-
1) Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, октябрь 1875: „О примѣненіи
результатовъ сравнительнаго языкознанія къ преподаванію грамматики древнихъ
языковъ въ гимназіяхъ".

добнаго примѣненія успѣховъ науки слова къ потребностямъ школы.
У насъ прочное основаніе сравнительному методу въ русской грам-
матикѣ положено Ѳ. И. Буслаевымъ, труды котораго [4863 составили
эпоху въ исторіи преподаванія отечественнаго языка. Съ его почина
изученіе церковно-славянскаго языка стало итти въ нашихъ учебныхъ
заведеніяхъ параллельно съ русской этимологіей, и благодаря „Исто-
рической грамматикѣ" начали появляться учебники, развивающіе то
же содержаніе въ меньшихъ размѣрахъ и въ болѣе доступной для
учениковъ формѣ. Значеніе, какое дано въ нашихъ классическихъ
гимназіяхъ древнимъ языкамъ, подало г. Бѣлявскому счастливую
мысль расширить область сравнительнаго метода въ славяно-русской
грамматикѣ, положивъ въ основу его формы греческія и латинскія *).
Называю эту мысль счастливою потому, что ничто такъ не объяс-
няетъ предметовъ ученія, какъ открываемая между ними связь; этимъ
только способомъ то, что само по себѣ казалось бы случайнымъ и
непонятнымъ. пріобрѣтаетъ смыслъ и законность; то, что иначе усвои-
валось бы только памятью, освѣщается соображеніемъ и входитъ въ
сознаніе. „Древній церковно-славянскій языкъ, объясняя формы рус-
скаго языка, въ то же время указываетъ на близкое родство этого
послѣдняго съ древними классическими языками. Родство это обнару-
живается не только въ корняхъ и образованіи словъ, но и во всѣхъ
оттѣнкахъ измѣненій словъ. Въ другихъ новыхъ языкахъ измѣненіе
частей рѣчи такъ далеко уклонилось отъ первоначальнаго своего
вида, что сближеніе въ этомъ отношеніи новыхъ языковъ съ древ-
ними классическими дѣлается, по крайней мѣрѣ въ учебникѣ, невоз-
можнымъ. Славянскіе языки болѣе другихъ новѣйшихъ языковъ сохра-
нили первобытныя формы и поэтому удобнѣе могутъ быть сближаемы
съ древними классическими языками". Изъ этихъ словъ, которыми
начинается предисловіе г. Бѣлявскаго, мы узнаемъ весьма вѣрную
исходную мысль новаго руководства, назначаемаго, какъ [487] онъ
далѣе объясняетъ, главнымъ образомъ для IV класса гимназій, съ
тѣмъ однакоже, чтобы не вполнѣ усвоенное по недостатку времени
въ этомъ классѣ проходилось въ высшихъ при чтеніи памятниковъ
древней русской литературы.
Новый элементъ проведенъ въ грамматикѣ г. Бѣлявскаго весьма
сдержанно и, на первый случай, достаточно для цѣли уясненія со-
става и формъ языка. Сравненіе съ древними языками оказало здѣсь
самое значительное вліяніе на способъ дѣленія существиуельныхъ по
2) Изданная Лицеемъ Цесаревича Николая превосходно составленная Латинская
грамматика въ соединеніи съ русскою заключаетъ въ себѣ также сравненія по одному
изъ древнихъ языковъ съ русскимъ, но она не проводитъ методически сличенія формъ
того ц другого, a указываетъ лишь вообще на встрѣчающіяся въ обоихъ сходныя
грамматическія явленія.

склоненію. Помощію своего метода авторъ убѣдился, что славяно-
русское склоненіе существительныхъ почти тожественно съ такимъ же
склоненіемъ въ классическихъ языкахъ: такъ какъ тамъ склоненія
различаются не столько по окончаніямъ падежнымъ, сколько по осно-
вамъ, то онъ, принявъ то же начало, нашелъ всего удобнѣе раздѣ-
лить церковно-славянскія и русскія имена сущ. также на три скло-
ненія, и къ первому изъ нихъ отнесъ имена съ основой на а, какъ
на самый чистый гласный звукъ. Начать съ склоненія на a ему
казалось тѣмъ болѣе нужнымъ, что оно въ русскомъ языкѣ имѣло
сильное вліяніе на прочія склоненія, которыя во многихъ падежахъ
потеряли свою основную гласную и приняли основу склоненія на а.
Нельзя не признать справедливости этихъ соображеній. Дѣленіе гла-
головъ на спряженія и основанія дѣленія, по замѣчанію г. Бѣляв-
скаго, также весьма сходны въ греческомъ языкѣ. Особенное вниманіе
обратилъ онъ на слова, имѣющія такъ называемыя неправильныя
окончанія; въ нихъ всего болѣе обнаруживаются остатки древности
и одинаковое съ греческими и латинскими словами образованіе, часто
даже одни и тѣ же корни.
Предположивъ, что по его руководству преподаваніе должно на-
чаться ученіемъ о буквахъ и звукахъ, послѣ чего слѣдуетъ перейти
къ парадигмамъ склоненій и спряженій, г. Бѣлявскій отдѣлилъ всѣ
парадигмы отъ самыхъ объясненій. Этимъ онъ достигъ весьма важной
выгоды въ томъ отношеніи, что при такомъ способѣ ему легче было
избѣгнуть той сухости, какою страдаетъ изложеніе въ бо́льшей части
грамматикъ. Здѣсь [488] объяснительная часть, при надлежащей сжа-
тости и стройномъ расположеніи, своею удобопонятностью способна
заинтересовать достаточно-подготовленнаго ученика. Такимъ образомъ
надо отдать полную справедливость умѣнью автора обращаться съ
своимъ матеріаломъ. Что касается степени знанія и разумѣнія, обна-
руженныхъ имъ при самой разработкѣ его, то и съ этой стороны
новый учебникъ является въ весьма благопріятномъ для него свѣтѣ.
Въ книгѣ этого рода мы, конечно, не можемъ непремѣнно требовать
результатовъ самостоятельныхъ изслѣдованій или новыхъ филологи-
ческихъ открытій. Хорошо уже, если авторъ, ознакомившись съ важ-
нѣйшими учеными трудами по своему предмету, извлекаетъ изъ нихъ
все то, что съ пользою можетъ быть употреблено для педагогической
цѣли. Хотя для законовъ славяно-русской этимологіи главнымъ источ-
никомъ г. Бѣлявскому, очевидно, служила Историческая грамматика
г. Буслаева, однакожъ нельзя не замѣтить y него и знакомства съ
новѣйшими трудами по русской филологіи. Притомъ и старый мате-
ріалъ во многихъ частяхъ разработанъ имъ самостоятельно. Такъ,
отдѣлъ о звукахъ, при всей своей краткости, представляетъ y него
въ основномъ ихъ распредѣленіи болѣе вѣрное пониманіе, нежели

какое мы находимъ въ большей части нашихъ грамматикъ. Это
можно сказать особенно о его правильномъ дѣленіи гласныхъ на
твердые и мягкіе. Жаль однакожъ, что онъ въ системѣ русскихъ
звуковъ употребляетъ безъ дальнѣйшаго поясненія иностранную букву
j, которую вслѣдъ за большинствомъ филологовъ считаетъ согласною
(а не полугласною) и по примѣру нѣмецкихъ славистовъ сопрово-
ждаетъ въ концѣ слова еромъ 1). Такъ, напримѣръ, чтобъ уяснить род.
падежъ множ. ч. именъ муж. р. на ь онъ пишетъ въ скобкахъ:
KOHb-j-ъ или коне-j-b (стр. 47). Подобныя непроизносимыя начертанія
едва ли достигаютъ своей цѣли въ учебникѣ. При указаніи на уси-
леніе звука е въ о и въ jo (стр. 12) условіемъ этого перехода пока-
зано только удареніе, но забыто [489] другое, столь же существенное
въ большей части случаевъ условіе, то-есть, твердость послѣдующаго
звука, напримѣръ, въ словѣ плеть такой переходъ невозможенъ, но
онъ оказывается въ формѣ плётка. Въ фонетической терминологіи
авторъ разбираемаго руководства держится общеупотребительныхъ y
насъ, хотя и не выдерживающихъ критики названій, напримѣръ,
звучные и отзвучные, придыхательные и т. п. 2), при чемъ онъ, ко-
нечно, можетъ, въ оправданіе свое, опереться на довольно сильные
авторитеты. Замѣчаніе, что буква ѣ большею частью удерживаетъ на
себѣ удареніе (стр. 8), напримѣръ дѣти, сѣверъ, нѣмецъ, высказывалось,
правда, и другими, но оно положительно невѣрно, если, по крайней
мѣрѣ, не ограничить его дополненіемъ: „въ первообразныхъ словахъ".
какъ легко усмотрѣть изъ слѣдующихъ близкихъ къ приведеннымъ
словъ: дѣти́на, сѣверя́нинъ, нѣмецкій. Кстати, объ удареніи: по общему
y насъ обычаю, г. Бѣлявскій почти вовсе оставляетъ его безъ вни-
манія при объясненіи законовъ языка: можетъ быть, онъ вмѣстѣ съ
своими предшественниками полагаетъ, что удареніе къ ученію о фор-
махъ не относится; я убѣжденъ, напротивъ, что грамматика наша до
тѣхъ поръ не вступитъ на истинный путь, пока не внесетъ ударенія,
какъ существеннаго элемента, въ теорію русскихъ флексій. Флексіею
г. Бѣлявскій (стр. 25) называетъ „измѣняемую но склоненію или спря-
женію часть слова", но едва ли не справедливѣе назвать такъ самое
это измѣненіе, какъ дѣлаетъ г. Буслаевъ (см. его Учебникъ русской
грамматики. М- 1874. § 28).
Вотъ еще нѣсколько частныхъ замѣчаній. Между суффиксами суще-
ствительныхъ мы находимъ въ грамматикѣ г. Бѣлявскаго „тл(о)
( = лат. tr-um, греч. τρ-ον), при чемъ звукъ m передъ л отпадаетъ",
и въ примѣръ того приведены: рало, вертило, било, шило, мыло. Знаю.
й) См. выше, стр. 249 сл.
2) Что неудобно какіе бы ни было звуки называть звучными и находить приды-
хательные въ языкѣ, гдѣ вообще нѣтъ придыханій, объ этомъ, кажется, можетъ быть
только одно мнѣніе: см. ІІ-ую часть Филологическихъ Разысканій.

что это мнѣніе выражается не въ первый разъ (г. В. Миллеръ отно-
ситъ и слово миръ къ тому [490] же суффиксу); но позволяю себе
сильно сомнѣваться въ справедливости такого взгляда на составъ
подобныхъ словъ. Относительно ц.-сл. сущ. рало трудно сказать что-
нибудь положительное (Я. Гриммъ сближаетъ съ этимъ словомъ нѣ
агі), но въ русскихъ именахъ такого образованія нельзя не видѣть
просто обращенныхъ въ сущ. причастныхъ формъ ср. рода: западно-
славянская вставка въ такихъ именахъ звука д передъ л не что иное,
какъ фонетическое явленіе. Когда д или m есть въ корнѣ, то эти
звуки и y насъ не выпадаютъ передъ именнымъ суффиксомъ ло, на-
примѣръ, сѣдло, метла.
Суффиксъ для означенія дѣтей ищ, замѣчаетъ г. Бѣлявскій, пере-
шелъ въ русскомъ языкѣ въ суффиксъ именъ отечественныхъ ич, при-
ставляемый обыкновенно къ суффиксамъ прилагательныхъ ов, ев,—Cyф-
фиксъ ич образуетъ не одни отечественныя имена въ тѣсномъ смыслѣ,
но, присоединяясь и къ нарицательнымъ, означаетъ вообще проис-
хожденіе лицъ мужескаго пола, напримѣръ, поповичъ, королевичъ, ро-
дичъ, дѣдичъ, отчичъ, москвичъ] притомъ онъ присоединяется часто,
какъ видно изъ этихъ примѣровъ, не къ однимъ прилагательнымъ
на ов, ев, но и прямо къ основѣ имени существ., даже иногда жен-
скаго рода, какъ показываетъ слово рабыничъ въ лѣтописи. Эту форму
умѣстно было бы сравнить съ гр. ITYJÇ, STJÇ, IOSÜC, съ лат. ita, icus,
itius, на которыя указалъ еще Павскій (Ф. Л., II, § 76).
По обозрѣніи окончаній множ. ч. всѣхъ склоненій, авторъ новой
грамматики (стр. 52) обращаетъ вниманіе на сходныя въ нихъ формы
и выводитъ справедливое заключеніе: „Слѣдовательно, во множ. числѣ
•окончанія, указывающія склоненіе и родъ, хотя тоже съ исключеніями,
находятся только въ именит. сред. рода: а, я и въ ред. муж. рода:
овъ, евъ". Здѣсь надобно было прибавить еще одно очень важное за-
мѣчаніе, именно, что и именит. множ. числа въ сущности не имѣетъ
окончаній, строго различаемыхъ по родамъ, ибо, какъ звуки ы, и
часто придаются въ этой формѣ именамъ средняго р. (солнцы, яблоки)
такъ и наоборотъ имена муж. р. чуть ли не по большей части [491]
оканчиваются въ ней ра а, я. При этомъ слѣдовало бы конечно ука-
зать и на законъ, дѣйствующій въ послѣднемъ случаѣ и относящійся
къ ударенію. Тутъ есть три неизмѣнныя правила: 1) именит. падежъ
тѣхъ именъ муж. p., y которыхъ удареніе падаетъ на падежное окон-
чаніе: столъ, стола и т. д., не можетъ въ имен. множ. оканчи-
ваться иначе, какъ на ы. 2) Не могутъ оканчиваться на а, я и тѣ
двух-и трехсложныя имена съ удареніемъ на послѣднемъ слогѣ въ
именит. падежѣ ед. ч., которыя не перемѣняютъ акцента и во флек-
сіяхъ; итакъ стаканъ, стаканы. 3) Напротивъ, на а́, я въ именит.
падежѣ множ. числа оканчиваются такія имена муж. p., которыя въ

прямой формѣ ед. ч. носятъ удареніе на предпослѣднемъ слогѣ, a
также и многія односложныя, принадлежащія къ вседневной рѣчи:
по́варъ, повара, мастеръ, мастера, голосъ, голоса, учи́тель, учителя *) и
проч. Можетъ быть, авторъ только въ этомъ курсѣ не хотѣлъ ка-
саться ударенія и полагалъ отнести ученіе о немъ къ другому, выс-
шему курсу грамматики; но въ такомъ взглядѣ и заключается суще-
ственное недоразумѣніе, потому что y насъ формы флексій тѣсно
связаны съ удареніемъ или отсутствіемъ его въ окончаніяхъ.
Вслѣдъ за приведенными строками г. Бѣлявскій объясняетъ сред-
ство узнавать по род. надежу множ. ч. родъ именъ, неупотребитель-
ныхъ въ единственномъ. Есть однакожъ случаи, въ которыхъ этотъ
способъ не можетъ оказать помощи, какъ, напримѣръ, относительно
имени сани, род. множ. саней. Авторъ, по примѣру прежнихъ грам-
матиковъ, причисляетъ это имя просто къ женскому роду, но есть
•признакъ для доказательства этого: надо образовать уменьшительную
его форму, и тогда родъ ясно окажется: санки, санокъ (а не санковъ).
<При этомъ припоминается общее правило, о которомъ наши грам-
матики обыкновенно умалчиваютъ: при образованіи увелич. или умень-
шительнаго родъ имени не измѣняется, несмотря на окончаніе [492]
суффикса. Вотъ почему имена домишко, домище, домина, мальчишка —
муж. р. Исключеній почти нѣтъ: къ числу немногихъ принадлежатъ:
сѣделка, веселка, дрянцо (но есть и форма: дрянца).
При исчисленіи суффиксовъ, служащихъ къ образованію прилага-
тельныхъ, всѣ наши грамматики грѣшатъ тѣмъ, что не отдѣляютъ
-самыхъ распространенныхъ изъ нихъ отъ тѣхъ, которые имѣютъ
болѣе частное примѣненіе. Отъ этого случилось, что г. Бѣлявскій
<§ 120) совершенно упустилъ изъ виду самый главный изъ первыхъ,
именно суффиксъ н, который и въ Исторической грамматикѣ г. Бу-
слаева упоминается только мимоходомъ въ числѣ другихъ. Между
тѣмъ онъ образуетъ наибольшее число качественныхъ прилагатель-
ныхъ и по способу присоединенія къ основамъ представляетъ мно-
жество любопытныхъ видоизмѣненій. • Чтобы не входить здѣсь въ
ч;лишкомъ большія подробности, удовольствуюсь только примѣрами
разныхъ категорій образованія посредствомъ суффикса ный: черный
важный, сильный, сердечный, чудесный, погребальный, хвалебный,
сравнительный, огненный, чувственный. Къ образованію прилагатель-
ныхъ отъ иноязычныхъ словъ преимущественно служитъ этотъ же
суффиксъ: элементарный, идеальный, деликатный, серіозный и проч.
и проч. Онъ же въ нѣкоторыхъ случаяхъ и при дополнительныхъ
слогахъ образуетъ прилагательныя относительныя: гостиный, лебе-
диный, серебряный, нитяный (суффиксъ яный приведенъ и г. Бѣляв-
*) Подробнѣе об'і, атомъ см. выше, стр. 329.

скимъ, но не какъ видоизмѣненіе другого болѣе общаго окончанія),
Значеніе относительнаго прилагательнаго суффиксъ н сообщаетъ
особенно подъ удареніемъ: родно́й, степно́й, временно́й. Далѣе онъ
же, въ формѣ ній, образуетъ прилагательныя, означающія отношеніе
къ пространству или времени: верхній, нижній, средній, древній
и проч.
Упоминая объ окончаніяхъ прилагательныхъ, выражающихъ при-
надлежность лицу (§ 120, пунктъ 3), г. Бѣлявскій (опять по примѣру
всѣхъ нашихъ грамматиковъ) вовсе умалчиваетъ о двойныхъ или
двучленныхъ суффиксахъ ов-скій и ин-скій, [493] служащихъ къ
образованію прилагат. относительныхъ, всего чаще личныхъ, напри-
мѣръ: поповскій, петровскій, днѣпровскій, мартовскій, шемахинскій,
маріинскій. Двучленный суффиксъ овскій, такъ же, какъ и отдѣльныя
части его (т. е. овъ и скій), послужилъ къ образованію множества рус-
скихъ родовыхъ именъ, напримѣръ Соколовъ, Соколовскій; гораздо
рѣже встрѣчается въ русскихъ именахъ этой категоріи суффиксъ
инскій (Кульминскій, Ильинскій), хотя одно окончаніе инъ также
весьма обыкновенно: Свиньинъ, Пушкинъ.
Въ статьѣ объ образованіи видовъ отъ глаголовъ первообраз-
ныхъ (§ 153) слишкомъ мало обращено вниманія на особый разрядъ
глаголовъ, въ примѣръ которыхъ г. Бѣлявскій привелъ: ползти, пол-
зать и плыть, плавать. Въ нихъ выставилъ онъ только то отличіе,
что они, принимая примѣту а, „не заключаютъ въ себѣ понятія о
давности", которое, по мнѣнію его, свойственно глаголамъ многократ-
наго вида: ѣдать, пѣвать и проч. Въ первыхъ, прибавляетъ онъ,
„понятіе о многократности дѣйствія переходитъ въ понятіе о дѣй-
ствіи въ разныхъ направленіяхъ, потомъ о постоянныхъ занятіяхъ
предмета, и, наконецъ, понятіе о дѣйствіи предмета переходитъ въ
нихъ въ понятіе о свойствѣ: змѣя ползетъ (дѣйствіе), змѣя ползаетъ
(свойство)". Здѣсь, во-первыхъ, не указанъ существенный признакъ
значенія такихъ глаголовъ: всѣ они означаютъ не дѣйствіе вообще, a
именно движеніе, движеніе разными способами: итти, ходить; бѣжать,
бѣгать; плыть, плавать; ползти, ползать; катить, катать; летѣть, ле-
тать; валить, валять; ронить, ронять и пр. Во-вторыхъ, различіе этихъ
формъ состоитъ совсѣмъ не въ различіи вида, a образуетъ совершенно
особую категорію двоякихъ понятій: единство или разнообразіе на-
правленія составляетъ, конечно, одну изъ чертъ этого различія, но
что касается постоянства занятія и свойства, то это значеніе можетъ
принадлежать и всѣмъ глаголамъ несовершеннаго вида, Въ выраженіи:
змѣя ползаетъ сказуемое не болѣе означаетъ постоянство занятія или
свойство, какъ въ такихъ фразахъ: „животное движется, дерево ра-
стетъ, земледѣлецъ пашетъ" [494] и т. п. Особенность двоякихъ гла-
головъ движенія заключается въ томъ, что они въ одной формѣ озна-

чаютъ движеніе не только въ одномъ направленіи, но и въ одинъ
пріемъ, a въ другой формѣ движеніе то въ разныхъ направленіяхъ,
то безъ опредѣленной цѣли, то повторяющееся (учащательное), хотя
и въ одномъ направленіи; напримѣръ, встрѣтивъ кого-нибудь на
улицѣ, я спрошу его: куда ты идешь? a не куда ты ходишь? но могу
спросить: „куда ты въ это время каждый день ходишь по этой до-
рогѣ?" Тутъ разумѣется одно направленіе, но имѣются въ виду раз-
ные пріемы (краты) и дѣйствіе повторяющееся. Далѣе, особенность
этихъ глаголовъ состоитъ еще въ томъ, что они въ обѣихъ формахъ
имѣютъ и настоящее и сложное будущее: я иду, я хожу, я буду итти,
я буду ходить х)у чего не представляютъ глаголы, различающіеся по
видамъ, напримѣръ: бросить и бросать, хватить и хватать. Слѣдова-
тельно, въ первообразной формѣ своей двоякіе глаголы движенія
должны быть разсматриваемы не въ главѣ о видахъ, a какъ совер-
шенно отдѣльный разрядъ славянскаго глагола; образованіе видовъ отъ
нихъ опять не подходитъ подъ общія правила, и въ этомъ отношеніи
они также должны занимать свое особое мѣсто.
Говоря о дѣленіи глаголовъ на спряженія, г. Бѣлявскій, по ста-
рому обычаю нашихъ грамматиковъ, повторяетъ правило, что 1-е
спряженіе отличается отъ 2-го по 2-му лицу единств. числа (§ 167,
п. 2). Какъ причину принятія 2-го лица ед. ч. признакомъ отличія
обоихъ спряженій (на ешь и ишь), г. Бѣлявскій приводитъ то, что
этотъ признакъ неясно виденъ въ 1-мъ лицѣ: для [495] бо́льшей ясности
принято 2-е лицо ед. ч. Но что́, если это различіе еще яснѣе видно
изъ другого лица? Не придется ли въ такомъ случаѣ отдать преиму-
щество этому лицу? Такою формой является y насъ, какъ въ семи-
тическихъ языкахъ, 3-е лицо, но не единств., a множ. числа. Дока-
зать это не трудно. Возьмемъ сначала 2-е лицо ед. ч. По формамъ
можешь, берешь (самимъ по себѣ) еще не узнаешь 1-го лица ед. ч.,
ибо такъ же оканчиваются глаголы мажешь, порешь] но если взять
формы могутъ, берутъ, мажутъ^ порютъ, то 1-е лицо несомнѣнно обра-
зуется по этому: сто́итъ только отбросить тъ. Такимъ образомъ полу-
чается форма; остается опредѣлить удареніе: указаніемъ ударенія
служитъ неопредѣленное наклоненіе. На сходство ударенія въ 1-мъ
лицѣ ед. ч. наст. врем. и неопр. наклоненія непремѣнно нужно обра-
1) Впрочемъ, это свойство принадлежитъ и небольшому числу другихъ глаголовъ,
которые означаютъ не движеніе, a нѣкоторыя дѣйствія, относящіяся къ зрѣнію и
слуху, напримѣръ: видѣть и видать, слышать и слыхать, блестѣть и блистать, сви-
стѣть и свистать. Но очевидно, что между обѣими формами этихъ глаголовъ пѣтъ
того опредѣленнаго различія, какъ между глаголами движенія. Поэтому Востоковъ
(Р. Грам. § 59) и Павскій (Ф. H., III § 22) напрасно соединили тѣ и другіе въ одну
категорію, назвавъ ихъ: первый (т. е. Востоковъ) опредѣленными и неопредѣленными,
и второй (Павскіи) однообразными и разнообразными.

тить вниманіе въ учебникѣ, какъ на явленіе весьма характеристичное:
писа́ть, пишу, дремать, дремлю, люби́ть, люблю́, тогда какъ другія лица
того же времени въ исчисленныхъ здѣсь и очень многихъ другихъ
глаголахъ отступаютъ отъ этого ударенія. Не сходятся въ этомъ
отношеніи указанныя двѣ формы только въ такихъ глаголахъ, y ко-
торыхъ неопред. накл. односложное (напримѣръ, красть, краду, класть,
кладу́), или которые оканчиваются на чь (беречь, берегу); но число
тѣхъ и другихъ не велико, и отличіе ихъ ударенія не трудно
уразумѣть А).
Въ § 207 показаны глаголы, которые по однѣмъ формамъ отно-
сятся къ первому спряженію, по другимъ — ко второму. Здѣсь, въ
пунктахъ 6-мъ и 7-мъ, приведены глаголы дышать и слышать съ
такимъ замѣчаніемъ, что въ разговорномъ языкѣ первый принимаетъ
иногда формы 2-го спряженія (дышишь), a второй — формы 1-го спря-
женія (слышешь). Если это бываетъ только иногда, то значитъ, что
и наоборотъ, иногда, a можетъ быть и часто, слышится въ обоихъ
случаяхъ правильная форма. Но которая же форма правильна? Ко-
нечно та, которая [496] соотвѣтствуетъ общему закону спряженія,
то есть, форма на ишь (въ окончаніи ать послѣ шипящихъ, a замѣ-
нило ѣ, a ѣ есть только видоимѣненіе и: кричать, какъ смотрѣть—
ишь). Слѣдовательно, лучше было бы обратиться къ общему явленію,
по которому въ глаголахъ окончаніе въ живой рѣчи слышится непра-
вильно: не въ двухъ приведенныхъ глаголахъ только, но и во мно-
жествѣ другихъ произносятъ ешь вмѣсто ишь, и утъ> ютъ вмѣсто атъ,
ятъ, и наоборотъ; напримѣръ, многіе говорятъ и ошибочно пишутъ:
„онъ скажитъ, онъ пріѣдитъ, они хлопочатъ, надѣятся". Въ чемъ же
сущность этого явленія? Въ неопредѣленности нашихъ неударяемыхъ
гласныхъ: подобно тому, какъ смѣшиваются въ произношеніи a и о,—
смѣшиваются равнымъ образомъ е и и, и это не въ однихъ глаго-
лахъ: такъ же точно многіе ошибаются, когда пишутъ: цвѣточикъ,
малинькій и т. п. Итакъ, на это явленіе должно быть указано не въ
той или другой, случайно выбранной, формѣ, a при общемъ разсмо-
трѣніи звуковъ, или въ отдѣлѣ правописанія.
Въ главѣ объ архаическомъ спряженіи нѣкоторыхъ глаголовъ
(дамъ, ѣмъ, — вѣсть) опущенъ глаголъ создать съ его неправильными,
но замѣчательными личными формами: создамъ, создашь. Надо было,
сверхъ того, особо остановиться на глаголахъ: страдать — страждутъ,
жаждать (вм. жадать) — жаждутъ, здать—зиждутъ, гнать—женутъ,
зыба́ть — зыблютъ, въ спряженіи которыхъ не одни ученики часте-
хонько ошибаются, такъ что, напримѣръ, слышатся такія формы:
1) Подробнѣе см. выше статью: „О спряженіи глагола и важности въ немъ
ударенія".

КЪ ВОПРОСУ О ЗНАЧЕНІИ ПОДЛЕЖАЩАГО ВЪ ПРЕДЛОЖЕНІИ.
1880.
[498] Учитель Корочанской Александровской прогимназіи (Курской
губерніи) A. А. Дмитревскій напечаталъ въ Филологическихъ Запискахъ
двѣ статьи о составѣ предложенія х), a вслѣдъ за тѣмъ началъ тамъ
же помѣщать „Опытъ учебника русскаго синтаксиса". Обѣ предше-
ствовавшія этому статьи доставлены авторомъ, въ видѣ особыхъ отти-
сковъ, во второе Отдѣленіе Академіи наукъ съ просьбой разсмотрѣть
ихъ и дать о мысляхъ г. Дмитревскаго свой отзывъ.
Нельзя не радоваться, когда преподаватели отечественнаго языка,
не довольствуясь старою рутиной, подвергаютъ серьёзной повѣркѣ
установившіеся взгляды, и результаты такого пересмотра излагаютъ
въ самостоятельныхъ изслѣдованіяхъ. Поэтому мы съ полнымъ сочув-
ствіемъ встрѣтили трудъ г. Дмитревскаго и охотно приняли на себя
исполненіе его желанія. Въ чемъ же заключаются новыя мысли, про-
водимыя г. Дмитревскимъ? Съ одной стороны, онъ присоединяется
къ тѣмъ педагогамъ, которые, будучи сбиты съ толку неудачнымъ
опредѣленіемъ подлежащаго („то, о чемъ говорится"), считаютъ въ
нѣкоторыхъ случаяхъ возможнымъ принимать за него имя сущ. въ
косвенныхъ падежахъ; съ другой, встрѣчая въ рѣчи [499] множество
безличныхъ предложеній, изъ которыхъ иныя даже не носятъ на себѣ
никакого признака подлежащаго (напр. нельзя, пошелъ, угостили), г.
Дмитревскій пришелъ къ убѣжденію, что подлежащее не можетъ счи-
таться однимъ изъ главныхъ членовъ предложенія, a должно быть
низведено -въ разрядъ второстепенныхъ, и именно дополненій. Это, по
мнѣнію автора брошюръ,—главное дополненіе сказуемаго, но не бо-
лѣе. Въ подкрѣпленіе своей мысли, желая всячески унизить роль
J) „Практическія замѣтки о русскомъ синтаксисѣ" въ 1878 году и „Еще нѣсколь-
ко словъ о второстепенности подлежащаго" въ 1879 г.

подлежащаго, онъ старается какъ можно выше поставить безличное
предложеніе, входитъ въ весьма произвольныя толкованія о постепен-
номъ развитіи человѣческой рѣчи и между прочимъ оспариваетъ не-
опровержимое замѣчаніе г. Буслаева, что такъ называемый безличный
глаголъ имѣетъ грамматическое подлежащее либо, въ своемъ личномъ
окончаніи (темнѣетъ, смеркается), либо какъ въ другихъ языкахъ,—въ
неопредѣленномъ мѣстоименіи (il pleut, man sagt). Г. Дмитревскій не
признаетъ существеннымъ даже того возраженія, что каждый глаголъ
въ личной формѣ уже самъ по себѣ заключаетъ или соединяетъ въ
себѣ, вмѣстѣ съ сказуемымъ, и подлежащее, такъ какъ личныя окон-
чанія первоначально были мѣстоименіями. Чтобы опрокинуть эту не-
оспоримую истину, онъ прибѣгаетъ къ странному предположенію, что
мѣстоименные суффиксы глагола присоединились къ нему не въ пря-
мой a въ косвенной формѣ, т. е., что напр. въ формѣ: імъ или далѣ
окончаніе м означаетъ не я, a мнѣ или меня!
Для каждаго, кто посмотритъ на дѣло безъ предубѣжденія, совер-
шенно ясно, что не только когда въ безличномъ предложеніи сказу-
емое выражено своею главного формой—глаголомъ, но и тогда, когда
выразителемъ его служитъ прилагательное въ среднемъ родѣ, напр.
должно, тепло, холодно, самое окончаніе формы этого сказуемаго уже
указываетъ на какой-то предполагаемый въ умѣ, хотя и не высказы-
ваемый, и даже опредѣленно не мыслимый, субъектъ. Когда мы го-
воримъ: свѣтаетъ, морозило, то въ сущности логическимъ субъектомъ
служатъ [500] предметныя понятія свѣтъ, морозъ, которыя, будучи
представляемы дѣятелями, получили въ языкѣ форму глаголовъ *);
грамматическими же субъектами такихъ сказуемыхъ служитъ то нѣ-
что, которое выражается въ окончаніяхъ безличныхъ глаголовъ. Важ-
ныя недоразумѣнія въ наблюденіяхъ надъ языкомъ происходятъ отъ
смѣшенія логическихъ началъ съ грамматическими. По логическому
смыслу предложенія, понятіе, выраженное подлежащимъ, можетъ дѣй-
ствительно гораздо менѣе значить, нежели то, которое заключается
наприм. въ косвенномъ дополненіи, но грамматика имѣетъ свои законы
и требованія. Г. Дмитревскій самъ сознаетъ разницу обѣихъ точекъ
зрѣнія 2), и однакожъ онъ между прочимъ такъ разсуждаетъ: „Скажетъ
ли г. Миловидовъ, что въ предложеніяхъ: собака лаетъ на вора, пти-
ца летитъ отъ охотника, ученики шумятъ безъ учителя, собака, пти-
ца, ученики есть единственные виновники, творцы дѣйствія сказуе-
маго и что это дѣйствіе явилось благодаря единственно желанію
первой полаять, второй полетать, третьихъ пошумѣть? И воръ вѣдъ
О Это всего яснѣе изъ сравненія такихъ безличныхъ глаголовъ, какъ il pleut,
il neige, es regnet, es schneit, съ русскими выраженіями: дождь идетъ, снѣгъ идетъ.
2) См. его статью „Ёще нѣсколько словъ о второстепенности подлежащаго", с. 6—О,

не меньше, если не больше собаки, виновникъ лая; охотникъ, a не
одно желаніе птицы причина ея полета; не хорошо, что шумятъ уче-
ники, да и учитель не безвиненъ, если оставилъ учениковъ однихъ
и т. д. Не очевидно ли изъ этого примѣра, что авторъ смѣшиваетъ
житейскія условія и логическія отношенія съ грамматическими?
Когда безличное сказуемое заключается въ словѣ, не представляю-
щемъ никакихъ признаковъ подлежащаго, напр. нельзя, пора, то понятно,
что тутъ опущенъ глаголъ естъ, который необходимо является въ
прошедшемъ и будущемъ времени (было, будетъ). Такого опущенія не
допускаетъ г. Дмитревскій и вообще, когда сказуемымъ служитъ имя
безъ* глагола: по его [501] мнѣнію, имя въ такомъ случаѣ получаетъ
„вербальную форму или спрягаемость и само въ себѣ заключаетъ уже
признакъ настоящаго времени". Ему не приходитъ на мысль, что
еслибъ имя само въ себѣ вмѣщало понятіе настоящаго, то оно не мог-
ло бы уже терпѣть при себѣ глагола ни въ прошедшемъ, ни въ буду-
щемъ времени. Можно ли, не грѣша противъ здраваго смысла, отри-
цать, что когда мы говоримъ напр. земля планета, то мы въ умѣ сво-
емъ соединяемъ эти два понятія не высказываемымъ утвержденіемъ
есть? По мнѣнію г. Дмитревскаго, выраженія: земля планета и земля
есть планета не однозначащи: любопытно было бы услышать, въ чемъ
же собственно заключается полагаемая между ними разница? Возста-
вая противъ рутинныхъ объясненій, авторъ не замѣчаетъ, что самъ
подчиняется предубѣжденію, которое съ недавняго времени стало рас-
пространяться въ преподаваніи русскаго языка, именно взгляду, буд-
то никакого способа выраженія нельзя объяснить подразумѣваемыми
словами. Конечно, нельзя утверждать, будто для пополненія того или
другого идіотизма необходимо подставить именно такое-то слово, но
неоспоримо, что въ русскомъ предложеніи очень часто встрѣчается
недосказанная мысль. Вслѣдствіе разныхъ особенностей языка, a так-
же и по самому характеру русскаго ума, наша народная рѣчь особен-
но богата эллиптическими оборотами. Примѣровъ можно найти множе-
ство въ пословицахъ, въ басняхъ Крылова, въ комедіяхъ Островскаго
и проч.
Одно изъ главныхъ. основаній для признанія подлежащаго допол-
неніемъ г. Дмитревскій видитъ въ томъ, что именительный падежъ,
наравнѣ съ другими падежами, принадлежитъ къ склоненію, слѣдова-
тельно онъ, будто бы и въ синтаксическомъ отношеніи, однороденъ
съ ними. .До какого абсурда такой взглядъ доводитъ наконецъ автора,
становится всего виднѣе въ его опытѣ синтаксиса, гдѣ отношеніе
сказуемаго къ подлежащему оказывается вмѣстѣ и управленіемъ и со-
гласованіемъ. Въ параграфѣ, озаглавленномъ: Управленіе словъ, гово-
рится, что подлежащимъ управляетъ сказуемое, a въ слѣдующемъ за
тѣмъ параграфѣ о [502] согласованіи замѣчено: „Подлежащее, нахо-

дясь подъ управленіемъ сказуемаго, часто и само оказываетъ на него
вліяніе, выражающееся въ согласованіи сказуемаго съ подлежащимъ".
Такимъ образомъ выходитъ, что сказуемое и управляетъ подлежащимъ,
и согласуется съ нимъ: именительный падежъ причисленъ къ упра-
вляемымъ.
Къ утвержденію г. Дмитревскаго въ его взглядѣ на подлежащее
способствовало наблюденіе, что когда оно выражено не словомъ, a
цѣлымъ предложеніемъ, то это предложеніе безспорно (?) признается
дополнительнымъ. Напр. въ стихѣ Крылова:
„Извѣстно, что слоны въ диковинку y насъ\
второе предложеніе считается дополнительнымъ; оно отвѣчаетъ на
вопросъ: что извѣстно? и замѣняетъ именительный падежъ, въ кото-
ромъ могло бы стоять существительное диковинность или рѣдкость
(слоновъ). Слѣдовательно и это существ. имя, или простое подлежащее
не что иное, какъ дополненіе сказуемаго.
Повидимому, выводъ получился совершенно правильный, но дѣло
въ томъ, что какъ скоро подлежащее замѣнено предложеніемъ, то это
послѣднее не можетъ быть соединено съ другимъ (сказуемымъ) иначе,
какъ посредствомъ союза, въ настоящемъ случаѣ союза что, и вотъ
причина, почему подлежащее обратилось въ придаточное предложеніе;
но это предложеніе служитъ не дополненіемъ сказуемому извѣстно, a
опредѣленіемъ или поясненіемъ, развитіемъ подразумѣваемаго подле-
жащаго заключающагося въ указательномъ мѣстоименіи то. Здѣсь
имѣется случай, очень близкій къ тому, который самъ г. Дмитревскій
приводитъ въ доказательство, что сказуемое, какъ слово, не можетъ
быть замѣняемо придаточнымъ сказуемымъ предложеніемъ. Именно,
тутъ онъ опирается на слова г. Буслаева: „Въ предложеніи Истинно
благотворительный человѣкъ есть тотъ, который дѣлаетъ добро не изъ
тщеславія, придаточное служитъ опредѣленіемъ не цѣлому сказуемо-
му есть тотъ и не глаголу естъ, a [503] подразумѣваемому слову че-
ловѣкъ при опредѣлительномъ томъ, т. е. тотъ человѣкъ, который и
т. д.а. Такимъ же образомъ и придаточное предложеніе, которое ста-
новится на мѣсто подлежащаго, служитъ, по крайней мѣрѣ иногда,
опредѣленіемъ опущеннаго или и прямо выраженнаго подлежа-
щаго то. Мы имѣемъ тутъ дѣло съ особенной категоріей придаточ-
наго предложенія, на которую въ нашемъ синтаксисѣ еще не было
обращаемо достаточнаго вниманія, но которая требовала бы основа-
тельнаго разъясненія. Когда мы говоримъ: „До какой степени это
важно, видно изъ того, что оно стало извѣстно", или: „Желательно,
чтобъ онъ пришелъ, или „ Что онъ боленъ, это доказывается его отсут-
ствіемъ", неужели подчеркнутыя предложенія суть дополненія сказу-
емыхъ: видно, желательно, доказывается? Нѣтъ, эти предложенія слу-

О НАЗВАНІЯХЪ АИСТА ВЪ РОССІИ 1).
1872 — 1885;
[504] Нелегко опредѣлить происхожденіе слова аистъ. Подъ
аистомъ, вообще говоря, разумѣютъ y насъ чернаго аиста, который
водится почти во всей Европейской Россіи, — за исключеніемъ лишь
западныхъ губерній, — до крайняго сѣвера, a равно и по всей Си-
бири. Бѣлый аистъ, имѣющій свое особое названіе, бусель, встрѣ-
чается только на западѣ и югѣ Европейской Россіи, да на Амурѣ,
a въ Сибири его нѣтъ. Замѣчанія X И. Шренка на Словарь Даля
въ Сборникѣ Отд. р. яз. и+сл., т. VII, прил. № 10, стр. 71. Въ Словарѣ
Даля ошибочно сказано, будто „черный аистъ y насъ не водится"). Къ
означеннымъ здѣсь предѣламъ нахожденія аиста надобно причислить
и низовья Дона, откуда Петръ Великій выписывалъ эту птицу, какъ
видно изъ переписки его съ воронежскимъ губернаторомъ Колыче-
вымъ 2). Въ словарѣ Линде находимъ hajstra со ссылкою на русск.
аистъ, съ поясненіемъ, что польское слово (впрочемъ не общеупотре-
бительное въ языкѣ) означаетъ большую птицу сѣраго цвѣта, и съ
цитатою, что этимъ именемъ [505] несправедливо называютъ породу
чернаго цвѣта. Штраленбергъ напротивъ пишетъ: „Такихъ какъ въ
Европѣ птицъ этой породы (Störche) я въ Сибири совсѣмъ не видалъ
по черныхъ съ красными носами и ногами, называемыхъ Agyst или
Cara-Tschilan, y которыхъ перья имѣютъ почти такой же блескъ, какъ
3) Въ 1-мъ изданіи Филологическихъ Разысканій имя аистъ помѣщено было
въ ряду другихъ словъ, извлеченныхъ изъ моего собранія этимологическихъ объяс-
неній. Запасъ матеріаловъ, доставленныхъ мнѣ прежде для разсмотрѣнія этого слова
A. А. Куникомъ и послужившихъ основаніемъ для тогдашней моей замѣтки, съ тѣхъ
поръ еще значительно увеличился новыми, которые нашъ неутомимый изслѣдователь
продолжалъ собирать между прочимъ въ перепискѣ съ голландскими учеными, и вслѣд-
ствіе того статья эта получила такіе размѣры, что должна была занять особое мѣсто.
2) Матеріалы Военно-ученаго архива Гл. Штаба T. I, Спб. 1871, стр. 50.

y павлиновъ, тамъ водится довольно" (Das Nord- u. Ostliche ïheil von
Europa u. Asia. Stockh. 1730, p. 421). Большая часть нынѣшнихъ сла-
вянскихъ народовъ употребляютъ для названія этой птицы разныя
формы приведеннаго выше слова бусель (или бочанъ, См. y Линде
Bocian У нѣкоторыхъ привилось въ различныхъ же видоизмѣне-
ніяхъ германское Storch, которое и въ русскомъ приняло форму стерхъ
(словарь Даля), a въ ц.-сл. стръкъ (Вост.). По мнѣнію A. А. Куника,
славяне потому не имѣютъ общаго названія для этой птицы, что она
всегда водилась только въ нѣкоторой части ихъ первобытныхъ жи-
лищъ въ Россіи.
По наблюденіямъ естествоиспытателей, многія птицы y насъ отле-
таютъ, для вывода птенцовъ, все далѣе на сѣверъ. Къ этому побу-
ждаетъ ихъ недостатокъ корма, происходящій отъ истребленія лѣсовъ
и осушки болотъ. Относительно аиста можно указать на любопытные
факты. Въ ливонской хроникѣ Франца Нюэнстедта разсказано по
поводу переговоровъ съ находившимся въ Ригѣ королемъ Стефаномъ
Баторіемъ: „Когда въ 1582 году рыцарство совѣщалось въ домѣ
Ганса Баумана, на крышу его, къ общему удивленію, сѣло нѣсколько
аистовъ, которыхъ не видали въ Лифляндіи, какъ за много лѣтъ до
того, такъ и послѣ" 2). Профессоръ Гревингъ (изъ Дерпта), помнитъ,
что 50 лѣтъ тому назадъ но сю сторону Риги аистовъ не бывало,
теперь же крайнюю [506] черту ихъ переселенія въ Лифляндіи со-
ставляетъ городъ Валькъ. Въ болотистомъ Бѣлорусскомъ краю аисты
всегда находили кормъ въ изобиліи. На дворѣ монастыря св. Евфро-
синіи стоитъ старая, высокая липа, на которой уже по меньшей мѣрѣ
лѣтъ 30 гнѣздятся аисты. И въ окрестностяхъ Полоцка бываетъ ихъ
много; напротивъ, они уже болѣе не показываются около Витебска.
Что касается самаго имени аистъ, то уже по первой буквѣ его,
столь рѣдкой въ началѣ славянскихъ словъ, можно заключить о его
иноземномъ происхожденіи. Не принимая на себя рѣшенія труднаго
вопроса, откуда именно оно могло взяться, обратимся къ другому
названію той же птицы, которое на разстояніи нѣсколькихъ вѣковъ
два раза является въ памятникахъ русской исторіи и начало кото-
раго легче опредѣлить.
Извѣстно, что Константинъ Багрянородный, приводя древнія на-
*) Въ юго-западныхъ губерніяхъ его называютъ гайстеръ. чернохвостъ, бусель
птица] въ Полтавской — лелёка, въ Малороссіи и на Терекѣ — бочанъ, неклейка^
въ Астраханской—•колпикъ. (Вѣстникъ естественныхъ наукъ, М. 1854. № 1,
стр. 7 и 8). Можно прибавить еще люнебургско-вендское bütjan, лит. busitas. Лит.
ботаникъ Iundzill приводитъ еще bodziszek для означенія gerauiura (Куникъ). По
удостовѣренію К. Ѳ. Кесслера, въ Астрахани подъ названіемъ „аистъ" разумѣютъ
особую породу бѣлорыбицы (1). См. примѣчанія въ концѣ настоящей статьи.
2) Monumenta Livoniae antiquae. II, 85. Riga 1839.

званія днѣпровскихъ пороговъ на двухъ языкахъ: росскомъ (т. е.
норманскомъ) и славянскомъ, говоритъ, что четвертый изъ нихъ,
главный, называется по-росски ̓Αειφαρ, a по-.славянски Νεασητ потому
что въ камняхъ его гнѣздятся „πελεκανοι". Изъ поясненія Констан-
тина Багрянороднаго слѣдовало бы заключить, что подъ αειφαρ
надобно разумѣть не аиста, а пеликана, или какую-либо другую во-
дяную птицу. Но пеликанъ не былъ извѣстенъ норманнамъ, и они,
естественно, назвали порогъ по имени сходной птицы (2), y которой
также длинный, хотя совершенно другой клювъ и которая похожа на
пеликана и по цвѣту своихъ перьевъ, подобно какъ смѣшиваютъ между
собой равнымъ образомъ аистовъ и журавлей 1). Какъ имя аиста могло
явиться на мѣсто другого, объясняется географическимъ распростра-
неніемъ этой птицы, которое довольно близко сходится съ областью
распространенія бука. У Балтійскаго моря пеликанъ не является
даже въ видѣ перелетной птицы, да и самый аистъ (т. е. ciconia alba)
едва ли доходитъ на сѣверъ далѣе южной Швеціи 2). [507] Пора-
зительную аналогію представляетъ свидѣтельство македонскаго грека
Никоклиса, который говоритъ, что нынѣшніе греки въ Эпирѣ и Ма-
кедоніи называютъ аиста не πελαπγος, a πελεκανος 3). Подъ именемъ
неясыть (древ.-сл. НЕІАСЫТЬ), по мнѣнію A. А. Куника, должно разу-
мѣть не иное что, какъ пеликана или развѣ какой-нибудь видъ кор-
шуна 4); но по всей вѣроятности именно пеликана (котораго двѣ породы
водятся y Чернаго моря), такъ какъ это слово еще осталось въ
употребленіи y отдѣльныхъ славянскихъ народовъ. Это отчасти под-
тверждается именемъ αειφαρ, потому что коршунъ могъ бы быть на-
званъ какимъ-нибудь чисто норманскимъ словомъ.
Остановимся теперь на самомъ имени αειφαρ, которому нѣтъ.со-
звучнаго слова въ древне-норвежскомъ (норренскомъ или исландскомъ)
языкѣ, но которое давно уже объясняютъ голландскимъ словомъ, озна-
чающимъ аиста. Это слово, въ разныхъ видоизмѣненіяхъ своей перво-
начальной формы, встрѣчается y многихъ нижнегерманскихъ наро-
довъ, живущихъ при Сѣверномъ (Нѣмецкомъ) морѣ. Соотвѣтствующее
ему слышится и теперь въ нижнегерманскомъ (plattdeutsch) — aber
J) Такъ растеніе géranium называется по-нѣмецки Storchschnabel.
2) См. Ornithologia Svecica, autore Sv. Nilsson. Pars posterior. Havniae 1821.
dp. 31—33 и 47.
3) De Albanensium origine et prosapia. Dissertatio inauguralis quam scripsit
Nicolaus Nikokles, G-raecus Kozanae Macedoniae urbe natus. Göttingae 1855. 8°.
Стр. 57.
4) Неясыть въ библіи иногда употребляется въ.значеніи коршуна (^б^). Въ
словарѣ Зизанія при словѣ неясыть сказано: „по грецку пелеканъ птахъ есть въ
Египтѣ, подобный бусюлови". Въ другомъ же азбуковникѣ оно объяснено такъ:
„птица подобна журавлю, a творитъ себѣ гнѣздо на высокихъ древѣхъ или камнѣхъ,
или столбѣхъ" и проч. (Сахарова Сказанія р. н., т. II, стр. 128 и 173).

(съ удар. на послѣднемъ слогѣ). Въ нынѣшнемъ голландскомъ языкѣ
аистъ называется ôievâr, произн. ujefar (3). Гриммъ въ словарѣ своемъ
помѣстилъ adebär, какъ елово не только принадлежащее нижнегерман-
скому, но встрѣчающееся и въ древне-верхненѣмецкомъ весьма древнее
слово, и приводитъ разныя формы его (между прочимъ otivaro, otfer).
Онъ думаетъ, что это названіе (вторая половина котораго bär, bero,
по его мнѣнію, зн. носитель) находится въ связи съ [508] повѣрьемъ,
что аистъ приносятъ въ домъ счастье и дѣтей *). Какъ бы ни было,
по этимъ даннымъ нѣтъ основанія отрицать существованіе слова aifar,
àsicpàp (визант. et = t) въ 10-мъ столѣтіи, хотя и трудно объяснить,
какъ оно тогда уже явилось y норманновъ въ этой сокращенной
формѣ.
Всего вѣроятнѣе, что прибалтійскіе шведы или готландцы усвоили
себѣ это названіе въ нынѣшней Голландіи. Около середины 9-го сто-
лѣтія (830 — 850 г.) шведы, для торговыхъ и другихъ мирныхъ цѣ-
лей, часто отправлялись съ озера Мелара въ знаменитый тогдашній
городъ Дорстадтъ (нынѣшній Wyk teDuerstede въ Голландіи) 2). Такъ
какъ и y нидерландцевъ, и y нижнихъ саксовъ, нерѣдко выпадаетъ
д между двухъ гласныхъ (что́ свойственно и другимъ согласнымъ),
то такое явленіе могло мѣстами произойти уже рано.
Къ подтвержденію достовѣрности разсматриваемаго нижнегерман-
скаго слова, занесеннаго къ намъ скандинавами, служитъ и то, что
въ началѣ прошлаго вѣка оно снова является въ спискѣ кораблей,
построенныхъ Петромъ Великимъ въ Воронежѣ при помощи голланд-
скихъ мастеровъ. Означая многія суда голландскими названіями жи-
вотныхъ и птицъ, онъ одному далъ имя Ойфаръ или Айфаръ, совер-
шенно отвѣчающее, съ одной стороны, вышеприведенному нынѣшнему
голландскому слову, а съ другой — скандинавскому названію дорога
упоминаемому Константиномъ Багрянороднымъ, но безъ всякаго сомнѣ-
нія оставшемуся неизвѣстнымъ Петру Великому (4).
Лербергъ въ своихъ „Изслѣдованіяхъ" даетъ слову àetcpap симво-
лическое значеніе, пріурочивая это названіе къ исландскому прилаг.
aefr (fervidus), но онъ, конечно, не поступилъ бы такъ, если бъ ему
знакомо было названіе петровскаго [509] корабля 3). Точно такъ же
1) Deutsches Wb., т. I, стр. 176. Sparschuh (Berichtigungen zu Grimms Gesch.
d. deutsch. Sprache, Mainz 1850, стр. 99) видитъ въ словѣ adebar кельтское проис-
хожденіе.
2) См. Vita Anskarii, Cap. 20. 27. 8. 24. — Впослѣдствіи шведы, для означенія
аиста, заимствовали нѣмецкое слово sterk-an.
3) To же можно сказать объ авторѣ книги: „The relations between ancient
Russia and Scandinavia и np. Oxford, 1877", появившейся послѣ напечатанія на-
стоящей статьи во 2-мъ изданіи Филолог. Разысканій. Г. Томсенъ, поправляя Лер-
берга, указываетъ на прилагательное Aiforr, исл. Eyforr всегда стремительный, sem-

и славянскаго слова неясыть нельзя принимать въ фигуральномъ смыслѣ,
хотя по народному представленію нынѣшнее названіе того же порога
(Ненасытецъ, Ненастынскій L) и имѣетъ такое значеніе. О названіи
ÀEI/FÀP Струбе говоритъ: »on а droit, selon moi, de juger que les péli-
cans n'étant point connus dans les régions du Nord et n'ayant par cette
raison point eu de nom dans les langues boréales, les Eusses (т. e. нор-
манны) auront mis à sa place celui d'une autre espèee d'oiseaux aquatiques,
tels que les cicognes que dénote le mot diévar on oïevar conservé dans
les dialectes tudesques (on trouve ce mot dans tous les dictionnaires
hollandais) et qui revenaient ainsi par leur genre et sous l'idée que les
Russes y attachaient, aux pélicans des Esclavons" 2).
Въ недавно напечатанномъ трудѣ: „О мнимомъ призваніи варя-
говъ" 3) г. Иловайскій между прочимъ утверждаетъ, что русскія
названія пороговъ y Константина Багрянороднаго должны быть также
объясняемы славянскими, a не норманскими словами, т.е. иначе говоря,—
что византійскій императоръ приводитъ названія днѣпровскихъ поро-
говъ на двухъ разныхъ нарѣчіяхъ славянскаго языка. Къ сожалѣнію,
авторъ, сознавая, что „не мало эрудиціи было потрачено скандинав-
скою школой, чтобы русскія 4) названія' объяснить при помощи почти
всѣхъ сѣверо-германскихъ нарѣчій", [510] не счелъ нужнымъ противо-
поставить тому соразмѣрную долю эрудиціи и употребить истинно-
научные пріемы для опроверженія столь тщательно-выработанныхъ
въ теченіе цѣлаго почти столѣтія доводовъ скандинавской школы.
Необходимо было бы для этого, какъ водится въ наукѣ, подвергнуть
основательному разбору каждое изъ толкованій, установившихъ убѣж-
деніе въ германскомъ составѣ такъ называемыхъ Константиномъ рос-
скихъ наименованій пороговъ. Необходимо было бы имѣть въ виду,
что его двоякія названія должны отвѣчать одно другому по значенію,
и что если объясненія нѣкоторыхъ изъ нихъ до сихъ поръ остаются
неудовлетворительными, зато другія (какъ напр. третьяго порога
Γελανδρι = Звонецъ) до очевидности несомнѣнны. Что же вмѣсто этого
дѣлаетъ г. Иловайскій? Онъ „для образца этихъ объясненій приво-
дитъ толкованіе перваго русскаго названія, то есть Ульворси или
per praeceps, что слѣдовательно въ утвердительной формѣ выражало бы почти то же,
что сдавянское слово (Ненасытецъ) означаетъ отрицательно, Въ недавно вышедшемъ
шведскомъ изданіи этой книги („Ryska rikets grundläggning" и пр., Stockh. 1882),
переводчикъ г. Сэдербергъ отвергаетъ это толкованіе и вмѣсто того предлагаетъ
швед. Aifar всегда недостаточный (такъ какъ порогъ всегда страдаетъ недостаткомъ
воды), отъ слова far — недостающій. Ясно, что оба предположенія лишены основанія.
О См. Шафарика Слав. древности, т. II, кн. 1, стр. 234.
2) Dissertation sur les anciens Russes. St. Petersburg, 1785.
3) Русск. Вѣстн. 1871 г., ноябрь и декабрь.
4) То-есть предполагаемыя скандинавскія.

Ульборси (Οΰλβορσί)", отвергаетъ весьма удачное во всѣхъ отношеніяхъ
возстановленіе этого слова (Holmfors, Островной порогъ), вполнѣ соот-
вѣтствующее славянскому названію Островьный прагъ ('Oo-cpoßoovtirpa^),
и въ замѣнъ перваго толкованія предлагаетъ другое славянское же
составное слово Холмоборы (Холмогоры) или, держась ближе къ тексту,
Вулборы, т. е. Вулнборы, гдѣ первая половина слова будетъ то же,
что́ въ названіи Вулнипрагъ (или въ позднѣйшемъ Вулнѣгъ). Корень
ул, продолжаетъ онъ, существуетъ въ названіи рѣки Ула. Итакъ,
какая нужда отыскивать его непремѣнно въ Скандинавіи? A можетъ-
быть Улборси совсѣмъ и не означаетъ то же самое, что́ Островунипрагъ.
(Въ Минской губерніи есть р. Убортъ, можетъ быть сокращеніе изъ
Ульбортъ)". Ясно, что г. Иловайскій увлёкается предвзятою идеей,
которая здѣсь вовсе не идетъ къ дѣлу: положимъ, что новгородскіе
славяне и дѣйствительно не призывали Руси изъ Скандинавіи; но
что норманны ѣздили по Днѣпру въ Царьградъ, остается неопровер-
жимымъ фактомъ, а въ такомъ случаѣ естественно было имъ наиме-
новать пороги по-своему, переводя туземныя названія на родной
языкъ. „Гдѣ же и когда такъ бывало?" спрашиваетъ г. Иловайскій:
„географическія имена не [511] переводятся (если и можно найти
тому примѣры, то очень немногіе, и отнюдь не въ такомъ количествѣ
за разъ и не въ такомъ систематическомъ порядкѣ); вновь поселяю-
щійся народъ обыкновенно или принимаетъ уже существующія названія,
видоизмѣняя ихъ по своему выговору, или даетъ свои собственныя" 1).
Здѣсь г. Иловайскій поневолѣ дѣлаетъ уступки тому, что́ самъ онъ
въ то же время рѣзко отрицаетъ. Если фактъ перевода мѣстныхъ
именъ имъ допущенъ, то трудно въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ по-
ложить тому предѣлы. Выше, на стр. 196 — 198 нашей книги, приве-
дено довольно много примѣровъ такого обычая, весьма часто встрѣ-
чающагося въ предѣлахъ русскаго государства. Можно отыскать ихъ еще
гораздо болѣе: такъ многія мѣстности Ижорскаго края носили двоякія,
по значенію соотвѣтственныя названія на финскомъ и русскомъ языкахъ
(Koivusaari, Березовый островъ), къ которымъ иногда присоединялось
еще и шведское, переводное же Björkö): крѣпость Орѣшекъ извѣстна
была y финновъ подъ именемъ Pähkinä-linna, y шведовъ — Nöteborg
(ф. pähkinä, шв. not = орѣхъ). Такимъ образомъ г. Иловайскій, отвер-
гая весьма обыкновенный фактъ двоякаго названія одной и той же
мѣстности однозначащими именами на различныхъ языкахъ, въ за-
мѣнъ того предлагаетъ не встрѣчающееся въ области географіи
*) Только мимоходомъ упомяну о такомъ же взглядѣ г. Юргевича, который съ
большими натяжками объясняетъ росскія названія пороговъ заимствованіями изъ
„венгерскаго" (мадьярскаго) языка, и напр. въ имени Айфаръ видитъ венгерское
Héja-var = замокъ коршуновъ (Зап. Одесск. Общ. Ист.. и Др., т. VI, стр. 63).

явленіе, по которому мѣсто носило бы на двухъ нарѣчіяхъ одного и
того же языка (славянскаго въ данномъ случаѣ) названія, не имѣющія
между собою ничего общаго.
Послѣ этого отступленія, вызваннаго древнимъ названіемъ одного
изъ днѣпровскихъ пороговъ, возвратимся къ нынѣшнему слову аистъ.
Есть ли какая-нибудь этимологическая связь между нимъ и нижне-
германскимъ именемъ, случайно ли только созвучіе [512J перваго слога
въ томъ и въ другомъ, на этотъ вопросъ трудно отвѣчать положи-
тельно. Польская форма hajstra, южно-русская гайстеръ представляютъ
еще и въ послѣднемъ слогѣ точку сближенія: только среднія соглас-
ныя не сходятся съ согласными b и f въ формахъ нижнегерманскихъ.
Но судя по тому, что слово аистъ довольно распространено съ одной
стороны въ югозападныхъ губерніяхъ Европейской Россіи, a съ дру-
гой въ Сибири, невольно склоняешься къ предположенію, не кроется
ли въ немъ восточное начало. Такимъ образомъ происхожденіе слова
аистъ остается покуда неизвѣстнымъ.
ПРИМѢЧАНІЯ.
1) Имени чернохвостъ въ значеніи птицы y Даля нѣтъ, но за то
мы находимъ y него равнозначащее слову аистъ черногузъ.
У новогрековъ въ народномъ языкѣ λελεκι въ литерат. ô XéXexaç
(Kind, Handwb. d. neugr. Sprache). Hahn, Albanes. Studien, Jena 1854,
стр. 246, говоритъ: „Den Storch nennen Neugriechen, Albaneser u.
Pinduswlachen übereinstimmend λελεκ и λειλεκ... Leake betrachtet dies
Wort als ein von den Türken vorgefundenes angenommenes — wir glau-
ben jedoch dies Wort irgendwo auch als .arabisches angetroffen zu haben".
Русское леклекъ (Акад. словарь) есть вѣроятно искаженіе новогрече-
скаго слова, a оттуда конечно и приведенное выше неклейка, какъ
дальнѣйшая передѣлка того же названія.
По словарю Даля, колпикъ — „чубатая птица изъ породы цапель,
чапура, Platalia (бѣлая, носъ ложкою, перья идутъ на казачьи сул-
таны)". У него же теслоносъ въ томъ же значеніи, какъ колпикъ: по
Линде теслоносъ = боцанъ (аистъ).
2) По наблюденіямъ г. Куника въ здѣшнемъ зоологическомъ саду,
пеликанъ въ сидячемъ положеніи не очень похожъ на аиста, но какъ
скоро пеликанъ распуститъ крылья, вытянутая шея его становится
чрезвычайно длинна, a зобъ почти совсѣмъ скрывается.
[513] 3) Лейденскій профессоръ Кернъ, въ отвѣтъ A. А. Кунику,

доставилъ ему подробную замѣтку о голландскомъ словѣ, изъ кото-
раго взято àetcpàp. Сообщаю изъ нея существенное: „Самая распро-
страненная и господствующая въ письменномъ языкѣ форма слова
есть ojevaar (по неправильнымъ начертаніямъ ooievaar, ooijevaar),
произн. o-jëvàar *), съ сильнымъ удареніемъ на первомъ слогѣ и вто-
ростепеннымъ на послѣднемъ: ё совершенно слабо. Областныя формы
суть eiber, uiver (читай euver по верхненѣм. орѳогр.), uver (чит. üver),
ojevaard. Въ поэзіи употребительно adebar.
Если сравнить др. верхненѣм. odeboro (Haupt, Zeitsch. V, 325 —
360); udeb&ro (y Граффа), otivaro и новоалеман. ötdifer (Weinhold, Alem.
Gr. 137), TO легко замѣтить необъяснимое, но несомнѣнное колебаніе
въ 3-мъ и 1-мъ слогѣ. Гласная во 2-мъ слогѣ остается безъ измѣ-
ненія; это было і, и оттого перегласовка въ 1-мъ слогѣ за исключе-
ніемъ ojevaar, такъ какъ нидерланд. яз. вообще мало развилъ это
явленіе.
Этимологія слова, но мнѣнію лейденскаго лингвиста, совершенно
темная. Догадка Гримма объ adebar ничѣмъ не оправдывается.
Когда эти примѣчанія уже были набраны, A. А. Куникъ передалъ
мнѣ только что полученную имъ изъ Лейдена брошюру проф. Фриса
(De Vries) подъ заглавіемъ 'Αειφαρ. Авторъ этого изслѣдованія, пере-
печатаннаго изъ трудовъ амстерд. академіи наукъ, отвергаетъ произ-
водство разсматриваемаго названія отъ голландскаго слова и выска-
зываетъ слѣдующія три возраженія: 1) Пеликанъ и аистъ слишкомъ
несходны между собою, — пеликана представляютъ себѣ болѣе какъ
гуся. Въ ireXapifoc и πελεκανος смѣшаны только два слова, одинаково
начинающіяся.— Но и [514] другіе столь же древніе народы называютъ
то гуся, то аиста, то пеликана именами, происшедшими изъ одного корня.
См. между прочимъ соч. Дифенбаха: Origines europaeae. Frankf. 1861,
стр. 347: литов. gandras, gandrys (аистъ), ganta (гусь, y Плинія),
англ. gander (гусь, самецъ) и проч. 2) Въ Скандинавіи нѣтъ слѣда
нижнегерманскаго названія. — Но это ничего не доказываетъ, потому
что слово то, заимствованное мореплавателями только имъ и могло
быть извѣстно. 3) Какъ могло въ словѣ adebar Ъ перейти такъ рано
въ f? — Ho надо имѣть въ виду, что и происхожденіе германскаго
adebar весьма сомнительно. На стр. 13 г. Фрисъ предполагаетъ древне-
сканд. dyfar отъ dîfar, ссылаясь на англосакс. duiker (пеликанъ), анг.
*) При .чемъ надобно знать, что v въ голл. = почти ф. Конечно профессоръ
Кернъ хочетъ означить только настоящій звукъ о. Г. Куникъ, доискиваясь діалекти-
ческихъ формъ, разспрашивалъ по крайней мѣрѣ шестерыхъ голландцевъ, и всѣ они
произносили ujefar. Одинъ бельгіецъ изъ Flandre orientale (Blome) утверждалъ, что
на его родинѣ говорятъ ojefar, a г. Pinot изъ французской Фландріи, знавшій гол-
ландское названіе, увѣрялъ, что тамъ выговариваютъ ugefar, a не ujefar. Опъ гово-
рилъ „le flamand, c'est ma langue".

diver (нырокъ). Авторъ позволяетъ себѣ догадку, что писецъ, встрѣ-
тивъ въ подлинникѣ ΔΕΙΦΑΡ, прочелъ 'ΑΕΙΦΑΡ; но чтобы допустить
это, надо бы прежде доказать, что подлинникъ былъ писанъ уставомъ.
4) Уже и Шишковъ въ Спискѣ кораблей (ч. I, Спб. 1799,
стр. 14) между разными голландскими названіями приводитъ и
Айфаръ. Такъ какъ голландское названіе, если не съ самаго 9-го
столѣтія, то все-таки уже много вѣковъ начинается съ О, то неиз-
лишне будетъ опредѣлить съ возможною точностью петровскую форму
слова. Ойфаръ встрѣчается два раза. Въ Исторіи русскаго флота,
соч. Елагина (Прилож. ч. II, Спб. 1864, стр. 173) мы находимъ подъ
Jé 319 „Списокъ судовъ азовскаго флота". Этотъ списокъ содержитъ
только имена кораблей, строившихся отъ 1698 до 1704 г.; слѣдова-
тельно, онъ составленъ, вѣроятно, въ 1705 г. Тамъ же(стр. 174) подъ
As 320 — „Списокъ судовъ азовскаго флота съ присвоенными имъ деви-
зами". Здѣсь не означены годы, имена перваго списка почти всѣ
повторяются и здѣсь, a между ними и нѣсколько новыхъ, такъ что
этотъ списокъ очевидно составленъ немного позднѣе. Въ обоихъ чи-
таемъ Ойфаръ.
Айфаръ встрѣчается только подъ № 150 (стр. 51): „Статьи, дан-
ныя адмиралтейцу Апраксину на Воронежѣ, 1705 года".
Это приказъ, данный Петромъ Великимъ, но подлинникъ не сохра-
нился. По разнымъ спискамъ онъ лучше всего [515] возстановленъ y
Елагина, стр. 52. Такъ какъ и князь М. Щербатовъ (Тетрати запис-
ныя. Пб. 1777, стр. 3) и Шишковъ въ своихъ спискахъ съ этого до-
кумента нашли Аифаръ, то надо полагать, что и Петръ по московскому
выговору писалъ Аифаръ. Вѣроятно, ему извѣстно было изъ святцевъ
имя Айфалъ х), которое также могло въ этомъ случаѣ подѣйствовать
на его правописаніе. Если принять въ соображеніе всѣ различныя
нижнегерманскія формы слова, то придется заключить, что оно перво-
начально начиналось съ a, a не съ о\ д могло очень легко выпасть и
y шведовъ, какъ оно и теперь выпадаетъ y нихъ во многихъ сло-
вахъ (А. Куникъ).
О Айфалъ, бояринъ новгородскій 1398 года. Ист. Карамз. V, 94, 105, прим.
171, 194. (М. Морошкина Славянскій Именословъ).

О СЛОВѢ „ШПИЛЬМАНЪ" ВЪ СТАРИННЫХЪ РУССКИХЪ
ПАМЯТНИКАХЪ.
1879.
[516] Въ ноябрѣ 1875 г., доцентъ Фогтъ читалъ въ Грейфсвальдскомъ
ученомъ обществѣ интересное сообщеніе о нѣмецкихъ шпильманахъ
(потѣшникахъ), которое въ слѣдующемъ году напечатано отдѣльно
въ Галле (Leben und Dichten der deutschen Spielleute im Mittelalter.
Vortrag Ton Dr. Friedrich Vogt. Halle. 1876 — 8°, 25 стр. текста и
4 стр. примѣчаній). Предметъ этой брошюры не чуждъ и для пасъ,
такъ какъ шпильманы заходили и на Русь, и названіе ихъ не разъ
встрѣчается въ нашей древней письменности. Въ Кормчей 1284 г.
говорится, между прочимъ, „о шпильманѣхъ и о глумціхъ".—„Нѣмецкое
слово шпильманъ дошло къ славянамъ, можетъ быть, еще въ X или
XI вѣкѣ съ приходившими отъ нѣмцевъ скоморохами"; такъ замѣ-
чаетъ Востоковъ въ своемъ словарѣ, приводя еще слѣдующія выра-
женія: изъ Прол. XV в. апр. 17: „в тои ж днь страсть стго мченика
Ардалеона ш'пил'мана игреца", и изъ Златостр. XVI в.: „аще бы
быша пшил'мани інніи игреци відѣли свое ремество бес прибытка".
Названіе шпильманъ для насъ тѣмъ любопытнѣе, что можетъ быть оно
оставило за собою слѣдъ въ языкѣ, въ сокращенной народной формѣ
шпынь; слово это часто является въ нашей литературѣ прошлаго вѣка
и еще въ началѣ нынѣшняго, въ смыслѣ балагуръ, насмѣшникъ; оно
дало отъ себя производныя: шпынство, шпынять. Академическій словарь
подъ словомъ шпынь приводитъ слѣдующее мѣсто изъ одного документа
1636 года о прекращеніи въ московскихъ церквахъ разнаго рода
безчинствъ: „во время же святаго пѣнія ходятъ по церквамъ шпыни,
съ безстрашіемъ, человѣкъ по десятку и болши, и отъ нихъ въ церк-
вахъ великая смута и мятежъ" (Акты Археогр. эксп. III, 402); при чемъ
разсматриваемое названіе объяснено словами: [517] шутъ, балагуръ.
Такъ переводитъ славянскій словарь Алексѣева и самое слово шпил-
манъ, прибавляя изъ Кормчей еще и глаголъ шпилманити. Академія
же, a за нею Даль, дополняютъ примѣры на слово шпынь пословицею:

^Шутъ не шутъ, a хорошій шпынъ". Даль сближаетъ. это имя съ сло-
вомъ шпень (шпенекъ), шпинь, но едва ли справедливо, такъ какъ
послѣднее очевидно само въ родствѣ съ латинскими spina (нѣчто
•острое, шип) и по своему значенію слишкомъ далеко отъ первона-
чальнаго понятія, связаннаго съ названіемъ шпынь ( = шутникъ, ба-
лагуръ). Что это слово вѣрнѣе производить отъ шпильманъ, можно
заключить изъ попадающагося въ нашей письменности древняго со-
кращенія нѣмецкаго термина въ шпиль: оно приведено Миклошичемъ
въ словарѣ его, съ объясненіемъ: histrio, въ выраженіи «ласкавьци,
шьпилюве праздьнословьци», гдѣ второе названіе не что иное, какъ
урѣзанное шпильманъ. Приспособляясь къ русской фонетикѣ, шпиль
легко могло обратиться въ шпынь: даже въ коренныхъ русскихъ сло-
ва*ъ и нерѣдко переходитъ въ ы, a л и и могутъ замѣнять другъ друга
{ср. для примѣра скрыпка вм. скрипка и маненько вм. маленько) А).
Замѣчательно, что въ русскомъ, какъ и вообще въ славянскихъ
языкахъ, недостаетъ своихъ словъ для означенія людей, которыхъ
ремесло—потѣшать другихъ; въ Св. Писаніи употреблено слово смѣхо-
творство (Ефес. 5, 4), составленное отъ смѣхотворъ; въ древней пись-
менности встрѣчается еще: глумецъ, игрецъ, лицедѣй. но все это искус-
ственно составленныя слова; гораздо болѣе распространены въ языкѣ
названія иностраннаго происхожденія: шпынь, скоморохъ, скомрахъ (отъ
гот. scamari, ср. сканд. skämta, шутить), балагуръ (восточное или за-
падное? ср. точить балы), гаеръ (нѣм. Geiger), паяцъ (фр. paillasse),
наконецъ фокусникъ, штукарь. Слово шутъ—повидимому наше собствен-
ное, но такъ какъ оно не встрѣчается въ другихъ славянскихъ язы-
кахъ, то вѣроятно перешло къ намъ отъ какого [518]-нибудь сосѣд-
няго народа. Рейфъ считаетъ его персидскимъ, choukt), но нельзя не
имѣть въ виду и готскаго гл. suthjan забавлять.
Но что такое были собственно нѣмецкіе шпильманы? Это объясня-
етъ намъ брошюра г. Фогта. Шпильманы составляли въ средніе вѣка
обширный классъ бездомныхъ людей, которые, странствуя, забавляли
народъ всякими потѣшными искуствами и жили добровольными подая-
ніями за свои труды. Къ числу ихъ принадлежали плясуны, силачи,
бойцы, вожаки медвѣдей, музыканты и, наконецъ, пѣвцы. Еще y древ-
нихъ римлянъ потѣшники всякаго рода сливались въ одно сословіе,
joculatores или joculares, переродившееся y французовъ въ jongleurs,
a y Нѣмцевъ въ Spielleute (Spil первоначально означало забаву во-
обще). Сюда вошли мало-по-малу и національные пѣвцы, которые нѣ-
когда, до введенія христіанства, занимали почетное мѣсто въ обществѣ,
a потомъ, подвергнувшись гоненію церкви, потеряли свое значеніе.
Не прежде 12-го вѣка, когда вслѣдствіе крестовыхъ походовъ свѣт-
1) Ом. 2-ую ч. Филолог. Разысканій.

ское направленіе сдѣлалось господствующимъ въ литературѣ, образо-
ванные между шпильманами пріобрѣли болѣе выдающееся положеніе
и снова стали играть нѣкоторую роль въ домахъ знатныхъ и при дво-
рахъ. Имъ поручали напр. обученіе дѣтей музыкѣ; къ разряду ихъ
принадлежали и стихотворцы, снискивавшіе себѣ пропитаніе своимъ
искусствомъ. Они въ пѣсняхъ своихъ брали сторону того, кто имъ
платилъ, противъ его соперника, восхваляли заслуги или подвиги,
распространяли добрую или дурную славу. Самымъ обыкновеннымъ
способомъ вознагражденія ихъ служили подарки платьемъ; лучшіе при-
нимали только новую одежду, другіе довольствовались и поношенною.
Были y нихъ также пѣсни то нравоучительнаго, то эпическаго содер-
жанія: особенно цѣнились небольшіе, часто комическіе разсказы въ
стихахъ, въ родѣ французскихъ fabliaux, пущенныхъ въ ходъ жон-
глерами, которые значительную часть ихъ почерпали изъ неистощи-
маго запаса восточныхъ и греческихъ сказаній. Высшею цѣлью стре-
мленій шпильмановъ былъ конечно почетный пріемъ въ кругу вельможъ
или y владѣтельныхъ особъ [519], гдѣ они играли роль въ торже-
ственныхъ случаяхъ и украшали пиръ своимъ пѣніемъ или игрою на
струнахъ. Отъ названія тѣхъ изъ нихъ, которыхъ инструментомъ была
скрыпка (Geige), могло произойти существующее y насъ до сихъ поръ,
хотя съ другимъ оттѣнкомъ смысла, слово гаеръ г)- Наконецъ, шпиль-
маны могли служить посредниками для любовныхъ сношеній рыцарей
съ ихъ возлюбленными, нерѣдко встрѣчавшихъ неодолимыя препят-
ствія.
Во время крестовыхъ походовъ шпильманы, въ качествѣ музыкан-
товъ или вообще потѣшниковъ, сопровождали армію въ святую землю,
и возвратившись, разсказывали по пути чудеса, которыя тамъ видѣли
или слыхали; до насъ дошли нѣкоторые изъ такихъ разсказовъ въ
стихотворной формѣ, представляющихъ пеструю смѣсь христіанской
легенды, народныхъ сказаній и вымысловъ самого поэта съ цвѣтистыми
картинами Востока; самымъ характеристическимъ изъ этихъ произве-
деній фантазіи шпильмановъ является одинъ варіантъ извѣстной по-
вѣсти о Соломонѣ и Морольтѣ. Рядомъ съ избранною категоріей шпиль-
мановъ, которые имѣли доступъ къ знатнымъ, стояла масса менѣе
счастливыхъ служителей искусства, жившихъ, такъ сказать, на большой
дорогѣ, принужденныхъ искать себѣ въ городахъ и селахъ публики
болѣе благодарной, нежели щедрой. Завися отъ добровольной благо-
стыни своихъ зрителей и слушателей, классъ шпильмановъ вообще
не пользовался уваженіемъ: это видно между прочимъ изъ относив-
шихся къ нимъ предписаній закона; такъ, напр. за ними не призна-
у) Надо помнить, что слово Geiger (скрыпачъ) въ устахъ большей части коренныхъ
нѣмцевъ звучитъ какъ Gaiger.

ОБЪ ЭЛЕМЕНТАРНОМЪ ПРЕПОДАВАНІИ РУССКАГО ЯЗЫКА 1).
1855—1885.
[520] Преподаваніе родного языка составляетъ, безъ сомнѣнія, одну
изъ самыхъ трудныхъ задачъ педагогики. По другимъ отраслямъ
знанія преподаватель имѣетъ въ рукахъ своихъ матеріалъ гото-
вый, очерченный опредѣленными границами; вопросъ только въ томъ,
какъ лучше передать этотъ матеріалъ. Напротивъ, въ отношеніи
къ родному языку надобно напередъ опредѣлить, что́ именно должно
быть предметомъ преподаванія — только ли умѣніе владѣть языкомъ,
или и знаніе его законовъ, сверхъ того — въ какой мѣрѣ нужно со-
общить это знаніе, или наконецъ—не лучше ли употребить отечествен-
ный языкъ только какъ орудіе для развитія умственныхъ способностей,
для передачи множества полезныхъ свѣдѣній разнаго рода. Оттого то
обученіе родному языку оставляетъ преподавателю болѣе произвола,
нежели всякая другая отрасль знаній и требуетъ отъ него соеди-
ненія весьма многихъ условій.
Неудивительно, что въ странахъ, опередившихъ наше отечество
на поприщѣ образованія и въ области педагогики, вопросъ объ этомъ
предметѣ давно возбуждаетъ жаркіе споры. Особенно въ Германіи онъ
вызвалъ цѣлую, очень обширную вѣтвь педагогической литературы.
Хотя, несмотря на то, и тамъ дѣло еще до сихъ поръ не рѣшено
общимъ соглашеніемъ, однакожъ все-таки въ Германіи составилось
уже мнѣніе, которому слѣдуетъ большинство преподавателей.
[521] Принятыя ими основанія проникли и къ намъ, какъ видно изъ
нѣсколькихъ учебниковъ русскаго языка, иЗданныхъ y насъ въ по-
слѣднее десятилѣтіе; даже и изъ старыхъ руководствъ нѣкоторыя
были отчасти передѣланы по новому взгляду. Этимъ успѣхомъ мы
много обязаны книгѣ г. Буслаева „О преподаваніи отечественнагО'
языка", напечатанной въ 1844 году. Точка зрѣнія его видна изъ слѣ-
дующихъ строкъ предисловія: „Въ дѣлѣ общемъ и общественномъ^
*) Эта статья, писанная въ 1855 г., печатается здѣсь съ сокращеніями.

каково есть обученіе юношёства, оригинальнымъ быть не слѣдуетъ:
потому моя цѣль единственно' та, чтобы показать современное воз-
зрѣніе на предметъ". Конечно, хорошо всякое дѣло вести самостоя-
тельно, примѣняясь къ потребностямъ своего отечества; однакожъ для
рѣшенія вопроса, равно относящагося ко всѣмъ образованнымъ наро-
дамъ, нельзя же не принять въ соображеніе того, что было переду-
мано и высказано о немъ прежде y просвѣщеннѣйшихъ націй. Руко-
водствуясь, вмѣстѣ съ тѣмъ собственнымъ наблюденіёмъ и опытомъ,
разсмотримъ: 1) можно ля дѣтей учить языку безъ грамматическихъ
объясненій; 2) если нельзя, то должно ли грамматику преподавать
систематически, какъ самостоятельный предметъ ученія, или только
въ приложеніи къ практикѣ, и 3) въ грамматическомъ преподаваніи
языка съ чего начинать: съ предложенія или съ отдѣльныхъ словъ?
Многимъ кажется, что можно и даже должно дѣтей учить языку
вовсе безъ грамматики. Этотъ взглядъ имѣетъ на своей сторонѣ силь-
ный авторитетъ Якова Гримма. Г. Буслаевъ въ своей книгѣ (ч. I,
стр. 84) привелъ цѣликомъ мнѣніе знаменитаго филолога, высказанное
имъ въ предисловіи къ первому изданію (1818) Deutsche Grammatik.
Это мнѣніе навлекло на Гримма строгую критику, и онъ въ преди-
словіи ко второму изданію своей грамматики (1822) такъ оговорился:
„Я выразилъ живое сожалѣніе объ искаженіи нѣмецкой грамматики
въ нашихъ школахъ, о негодности книгъ, которыя полагаются въ
основаніе уроковъ. Если повидимому я въ нѣкоторыхъ положеніяхъ
своихъ пошелъ слишкомъ далеко (хотя я нападалъ на безсмысленное
[522] первоначальное преподаваніе и вовсе не осуждалъ разумнаго
употребленія грамматики въ высшихъ классахъ), то надѣюсь, что
меня освободятъ отъ всякой дальнѣйшей отвѣтственности, и совѣтую
благомыслящимъ педагогамъ посмотрѣть, какъ поступаютъ въ препо-
даваніи отечественнаго языка другія родственныя намъ націи, часто
превосходящія насъ практическимъ смысломъ,—англичане, голландцы,
датчане и шведы". Здѣсь мимоходомъ замѣтимъ, что англичане, почти
не имѣющіе грамматики, находятся по этому предмету въ исключи-
тельномъ положеніи. Изъ остальныхъ названныхъ Гриммомъ народовъ,
мы всего ближе знакомы со шведами: y нихъ прежде дѣйствительно
учили родному языку, но въ послѣднія десятилѣтія это признано важ-
нымъ недостаткомъ народнаго воспитанія, и шведскій языкъ стали
вводить въ кругъ обученія юношества. Вообще германскіе народы на
материкѣ принимаютъ нѣмцевъ за образецъ въ педагогикѣ и готовы
заимствовать y нихъ всякое нововведеніе въ этой области.
Изъ приведенныхъ словъ Гримма видно, что онъ вооружался не
столько противъ самаго преподаванія грамматики, сколько противъ
превратной въ этомъ дѣлѣ методы. Это становится еще яснѣе изъ
замѣчанія, которымъ кончалось его прежнее мнѣніе: „Такъ какъ нѣтъ

грамматики отечественнаго языка для школъ и домашняго употре-
бленія, нѣтъ легкаго извлеченія простѣйшихъ и потому именно уди-
вительнѣйшихъ элементовъ, изъ коихъ каждый доходитъ до тепе-
решняго своего вида отъ незапамятной древности: то обученіе грам-
матикѣ можетъ быть только строго-ученое" *). (1).
Разумѣется, самое первоначальное обученіе должно быть чисто-
практическое: ребенку необходимо прежде всего прібрѣсти навыкъ
въ чтеніи и письмѣ, т. е. списываніи; первое руководство со стороны
учителя ограничивается поименованіемъ буквъ и указаніемъ ихъ про-
изношенія. Однакожъ — замѣтимъ — самое [523] разложеніе словъ на
отдѣльные звуки и изображеніе этихъ звуковъ видимыми знаками
есть уже первый шагъ къ анализу языка. Дитя, открывъ, что одинъ
и тотъ же звукъ, напр. і, означается различными способами, захочетъ
узнать причину этой странности, a какъ удовлетворите вы его, не
объяснивъ различія буквъ гласныхъ и согласныхъ? Съ этимъ вы уже
прямо вступите въ область грамматики. Избѣгать ея долго, при по-
слѣдующихъ успѣхахъ учащагося, можно бы развѣ только насиль-
ственно заглушивъ въ немъ всякое движеніе мысли. При упражне-
ніяхъ въ письмѣ подъ диктовку, ребенокъ, ошибаясь и слыша ваши
поправки, будетъ спрашивать: отчего? зачѣмъ? Тогда вамъ будетъ
предстоять одно изъ двухъ: или придумывать такія объясненія, ко-
торыя, не превышая дѣтскихъ понятій, служили бы ученику руко-
водствомъ въ дальнѣйшихъ его упражненіяхъ, или на всѣ вопросы
любознательности отвѣчать диктаторски: такъ должно, такъ принято!
Хотя бы ребенокъ былъ одаренъ необыкновенною памятью для на-
гляднаго ученія, однакожъ, при послѣднемъ способѣ, его успѣхи были
бы, во-первыхъ, чисто-механическіе, безплодные для умственнаго раз-
витія; во-вторыхъ, чрезвычайно неполные, потому что во многихъ слу-
чаяхъ онъ безъ правилъ все-таки не научился бы давать словамъ надле-
жащую форму. Сверхъ того, вы рисковали бы пріучить его дѣйство-
вать безсознательно, не давать себѣ отчета въ томъ, что онъ дѣлаетъ.
Трудность обойтись безъ грамматики еще увеличится, когда для уча-
щагося придетъ пора писать что-нибудь отъ себя. При свободномъ
употребленіи слова на письмѣ онъ будетъ безпрестанно нуждаться
въ наставленіяхъ, въ руководствѣ, a безъ нихъ будетъ ходить ощупью.
Вотъ мысли, извлекаемыя изъ опыта; теперь взглянемъ на пред-
метъ со стороны умозрѣнія. Если въ каждомъ дѣлѣ, даже механи-
ческомъ, для успѣшнаго производства нужны правила и указанія, то
какъ обойтись безъ нихъ, въ возрастѣ пробужденія умственныхъ силъ,
при употребленіи языка, орудія мысли? Положимъ, что вы хотѣли бы
выучить ребенка какому-нибудь [524] механическому искусству, наприм.
J) О препод. отеч. языка, I, 86.

искусству клеить разныя вещицы изъ картона. Вы бы, конечно, не удо-
вольствовались показаніемъ ему формъ, которыя онъ долженъ произ-
водить, но познакомили бы его также съ разными пріемами и съ
нѣкоторыми математическими фигурами; вы требовали бы отъ уче-
ника своего, чтобъ онъ работалъ аккуратно, не дѣлалъ, напр., острыхъ
угловъ вмѣсто прямыхъ; чтобъ онъ умѣлъ вамъ сказать, зачѣмъ сдѣ-
лалъ такъ, a не иначе. Очевидно, что безъ такой отчетности не
можетъ быть ничего путнаго въ трудѣ человѣка. Короче, практика,
чтобъ быть хорошею, должна быть прежде всего разумною, или дру-
гими словами, ни въ чемъ хорошая практика не возможна безъ нѣко-
торой теоріи, безъ руководящей мысли.
Напрасно многихъ пугаетъ слово „теорія": оно сдѣлалось страш-
нымъ отъ злоупотребленія, но въ сущности нѣтъ никакого человѣче-
скаго дѣла безъ правилъ, которыя можно извлечь изъ него, безъ
законовъ, на которыхъ оно основывается. Безъ теоріи поваръ не
состряпаетъ ни одного соуса, портной не сдѣлаетъ ни одного шва.
Какъ же можно въ такомъ предметѣ, который служитъ только обо-
лочкою мысли—въ языкѣ—отвергать необходимость ея присутствія
и руководства для употребленія его? Можно ли отлагать ея помощь
до будущаго, отдаленнаго времени, когда эта помощь должна облег-
чать каждый шагъ?
Языкъ и мысль — одно; законы языка — плодъ здраваго человѣче-
скаго смысла, a не глубокихъ ученыхъ соображеній или выдумокъ.
Этимъ орудіемъ человѣкъ начинаетъ владѣть, едва только пробу-
дятся его умственныя силы; необразованный крестьянинъ пользуется
имъ наравнѣ съ утонченнымъ горожаниномъ. Дитя усвоиваетъ себѣ
языкъ не механически: прислушиваясь къ рѣчи другихъ, пріобрѣтая
запасъ словъ, оно ими распоряжается самостоятельно, измѣняетъ ихъ
окончанія смотря по надобности, и хотя не во всѣхъ случаяхъ даетъ
имъ надлежащую форму, но вообще обнаруживаетъ въ этомъ удиви-
тельное чутье и пониманіе, да и въ самыхъ ошибкахъ своихъ выка-
зываетъ постоянное стремленіе къ правильности, къ соблюденію [525]
неизмѣнныхъ началъ. Что же изъ этого слѣдуетъ? что логика, a съ
нею и грамматика отвѣчаютъ прирожденной потребности человѣка.
Начиная говорить, дитя безсознательно осуществляетъ тайные, крою-
щіеся въ умѣ его, но въ каждый мигъ рѣчи присущіе ему законы
языка. Остается только привести эти законы въ сознаніе, назвать каждое
понятіе настоящимъ его именемъ. Уровень дѣтскаго разумѣнія совсѣмъ
не такъ низокъ, какъ часто полагаютъ. Ребенокъ можетъ понять весьма
многое, если только оно будетъ предложено ему въ доступной формѣ
и съ его точки зрѣнія. Конечно, каждый педагогъ въ своей дѣятель-
ности встрѣчалъ случаи, когда дѣти поражали его своею понятливостью
и заставляли усомниться, всякій ли взрослый на ихъ мѣстѣ показалъ бы

столько разумѣнія. Какъ же ребенку лѣтъ 9 или 10 не понять основных&
требованій ума, выражающихся въ формахъ родного слова? Такимъ обра-
зомъ грамматическія объясненія, до нѣкоторой степени, являются уже
рано неразлучными спутниками практическаго обученія языку (2).
Hö въ какой именно мѣрѣ и какъ должно преподавать грамматику
дѣтямъ? Если подъ нею разумѣть составленный по образцу латинской
грамматики учебникъ съ мудреными опредѣленіями, съ тонкимъ дро-
бленіемъ понятій, съ таблицами склоненій и спряженій, съ исчисле-
ніемъ всякихъ мелочныхъ правилъ и всѣхъ исключеній изъ нихъ, та
мы рѣшительно говоримъ: лучше обойтись безъ всякой грамматики
при первоначальномъ обученіи языку. Мы считаемъ на первый случай
достаточнымъ объяснить ученику одни самыя крупныя, въ глаза бро-
сающіяся явленія языка. Назовите это грамматикой или приготовле-
ніемъ къ ней, или какъ угодно иначе: памъ кажется это необходи-
мымъ основаніемъ сознательнаго ученія родного слова. Но и такая
грамматика, по нашему мнѣнію, должна быть преподаваема не сама по
себѣ, т. е. не независимо отъ практики, a въ непрерывной связи съ
разборомъ примѣровъ и съ упражненіями. Однакожъ — чтобы понятія
вытекали одно изъ другого и чтобъ можно было переходить отъ лег-
каго къ болѣе трудному, нужна [526] же какая-нибудь послѣдова-
тельность. Для достиженія ея пусть учитель начнетъ съ составленія
небольшого курса примѣровъ, изъ которыхъ можно бъ было извлечь
въ послѣдовательномъ порядкѣ самыя существенныя основанія теоріи
языка: природный тактъ и опытность разумнаго преподавателя лучше
всего укажутъ ему, изъ чего должны составиться эти основанія, какъ
далеко надобно итти въ объясненіяхъ и какъ упростить каждое
толкованіе.
Начинать ли объясненіе теоріи языка съ отдѣльныхъ словъ, — съ
частей рѣчи, какъ дѣлалось прежде, или съ состава предложенія,
какъ по большей части поступаютъ нынче, согласно съ любимой ме-
тодой новѣйшихъ германскихъ педагоговъ? Признаемся, при всемъ
желаніи слѣдовать за успѣхами времени, мы до сихъ поръ не могли
убѣдиться въ преимуществѣ послѣдняго способа, который гораздо отвле-
ченнѣе, сложнѣе перваго и требуетъ бо́льшаго умственнаго развитія. Ко-
нечно, съ даровитымъ ученикомъ можно безъ затрудненія начать и
предложеніемъ; но ребенку обыкновенному трудно растолковать даже,
что́ такое предложеніе: какъ же объяснить ему, что́ значитъ опредѣ-
леніе, дополненіе и особливо обстоятельство? Все это—философія рѣчи,
самыя отвлеченныя понятія, требующія особеннаго углубленія мысли
въ отношенія словъ, тогда какъ чисто-грамматическія объясненія,
опираясь отчасти на форму словъ, на ихъ внѣшніе признаки и при-
мѣты, гораздо доступнѣе уму дитяти. Ясно какъ день, что грамма-
тика, или точнѣе, такъ называемая этимологія, относится къ ученію

о предложеніи какъ низшее къ высшему, какъ простое къ сложному.
Извѣстный германскій педагогъ Дистервегъ, стараясь подкрѣпить
мысль, что въ теоріи языка надобно начинать' съ предложенія, дока-
зываетъ, что оно есть не общее что-нибудь,- не отвлеченное, a кон-
кретное, хотя имѣющее свои части или члены и потому допускающее
разложеніе х). Кажется, гораздо легче было бы дойти до истины,
противопоставивъ не [527] конкретное отвлеченному, a простое слож-
ному: каждое слово, отдѣльно взятое, также конкретно, но оно передъ
предложеніемъ имѣетъ еще преимущество простоты (3). Начиная го-
ворить, ребенокъ сперва произноситъ только первый слогъ каждаго
слова, потомъ цѣлыя, но отдѣльныя слова—и медленно, съ большою
постепенностью, переходитъ къ фразамъ; принимаясь учить его читать
и писать, мы также поневолѣ знакомимъ его прежде съ отдѣльными:
буквами, потомъ со складами, далѣе съ цѣлыми словами и напослѣ-
докъ уже переходимъ къ фразамъ. Почему же не слѣдовать этому
естественному порядку и въ объясненіи законовъ языка? Разв&
разсмотрѣніе отдѣльныхъ словъ помѣшаетъ позднѣе занимать ученика
предложеніями?
Намъ кажется, что новая метода, начинающая ученіе грамматики.
съ предложенія, произошла отъ превратнаго пониманія дѣтской при-
роды. Чувствовали надобность въ измѣненіи старой методы; но вмѣсто
того, чтобы упростить грамматику, дали ей обратный ходъ, и навя-
зали уму дитяти то, что составляетъ потребность зрѣлаго мышленія,
Какъ водится, русскіе въ этомъ случаѣ увлеклись примѣромъ нѣмцевъ.
Теперь начинаютъ y насъ смотрѣть на дѣло иначе: мы знаемъ нѣ-
сколькихъ опытныхъ педагоговъ, которые уже не считаютъ удобнымъ
приступать къ грамматикѣ съ предложенія; нѣкоторые изъ нихъ откро-
венно сознавались намъ, что пока они слѣдовали этому порядку, уче-
ники ихъ очень мало успѣвали. Но большею частію учебники русскаго
языка, появившіеся y насъ въ послѣднія десятилѣтія, составлены на
нѣмецкій образецъ — одними по убѣжденію или на вѣру, a другими
потому, что они считали себя вынужденными сдѣлать уступку совре-
менности. При всемъ томъ эти учебники могутъ значительно облегчить
задачу преподаванія, если только умѣть ими пользоваться. Въ нихъ
то особенно хорошо, что правила извлекаются изъ предшествующихъ
примѣровъ. Однимъ только грѣшатъ нѣкоторые изъ составителей: какъ
бы наученные горькимъ опытомъ, они предполагаютъ въ ученикахъ
баснословную тупость: распространяютъ на пяти страницахъ то, что
можно бы [528] растолковать на одной, истощаются въ повтореніяхъ
и до безконечности плодятъ примѣры тамъ, гдѣ для уразумѣнія дѣла
довольно было бы двухъ или трехъ. Это — настоящее испытаніе для.
1) Wegweiser. I, 483.

терпѣнія ученика; онъ утомляется, скучаетъ, и на грамматику упо-
требляется гораздо болѣе времени, нежели на сколько она въ сущ-
ности должна бы имѣть право.
Главнымъ распространителемъ этой методы надобно признать Вурста,
котораго „Praktische Sprachdenklehre" въ теченіе 20-ти лѣтъ была изда-
ваема 60 разъ; по образцу ея составлены и нѣкоторые изъ нашихъ
новѣйшихъ учебниковъ. Вурстъ принялъ въ основаніе идеи Беккера
объ организмѣ языка, хотѣлъ ввести ихъ въ кругъ школьнаго препо-
даванія и построилъ систему, которую онъ назначилъ для дѣтей отъ
7-ми до 14-ти-лѣтняго возраста. Знаменитое въ свое время сочиненіе
Беккера Организмъ языка составило эпоху въ исторіи языкоученія. Прежде
на языкъ смотрѣли какъ на что-то намѣренно и сознательно изобрѣтен-
ное человѣкомъ; Беккеръ (хотя и неосновательно) представлялъ себѣ
языкъ какъ органическое цѣлое, необходимо проистекшее изъ самой
природы мыслящаго духа человѣческаго въ силу кроющагося въ немъ
закона творчества. Отсюда мысль начинать объясненіе языка съ пред-
ложенія, какъ органическаго цѣлаго,—мысль остроумная, но не выте-
кающая прямо изъ основного положенія Беккера и въ примѣненіи не-
удобная. Что касается грамматики Вурста, построенной на началахъ
Беккерова ученія, то изъ предыдущаго уже видно, въ чемъ заклю-
чаются недостатки этого руководства: по своему искусственному
расположенію оно слишкомъ мудрено, a по принятой авторомъ методѣ
оно убійственно-скучно для живого ребенка, преслѣдуя его на каждомъ
шагу ненужными объясненіями и примѣрами, принуждая по образцу
-безсвязныхъ и бездушныхъ предложеній сочинять другія. Оттого эта
книжка была въ самой Германіи осуждаема многими, которые особенно
не признавали ея годною для начинающихъ (4).
Противники грамматики безусловно отвергаютъ упражненіе [529]
учениковъ въ склоненіи и спряженіи словъ родного языка. „Это, го-
ворятъ они, совершенно излишне, потому что всякій русскій съ дѣт-
ства уже по слуху знаетъ, какія окончанія давать словамъ". Конечно,
подобныя упражненія не должны производиться на счетъ другихъ
болѣе существенныхъ занятій. Но за злоупотребленіе вещи слѣдуетъ ли
осуждать самую вещь? Упражненія въ склоненіи и спряженіи пред-
ставляютъ ту полезную сторону, что пріучаютъ ребенка къ раз-
мышленію и вниманію. Притомъ нельзя утверждать, чтобъ дитя по
инстинкту давало всѣмъ словамъ правильныя окончанія, особливо
когда на этихъ окончаніяхъ нѣтъ ударенія. Такія упражненія бываютъ
особенно полезны, когда дѣлаются на письмѣ: во-первыхъ, они знако-
мятъ со всѣми формами даннаго слова въ совокупности; во-вторыхъ,
они ускоряютъ успѣхи въ правописаніи (5).
Хотя мы и указали на этимологію, какъ на область, въ предѣ-
лахъ которой должны вращаться первоначальныя объясненія, одна-

кожъ этимъ мы не налагаемъ на учителя обязанности съ педантическою
строгостью оставаться въ предназначенной рамкѣ: напротивъ, думаемъ,
что онъ долженъ свободно пользоваться всякимъ случаемъ для расши-
ренія и уясненія понятій ребенка, a для того касаться иногда й упра-
вленія словъ и другихъ сторонъ языка, собственно относящихся уже
къ синтаксису, — если разумѣніе ихъ доступно возрасту учащагося.
Здѣсь дѣло совсѣмъ не въ строгомъ разграниченіи разныхъ частей
теоріи языка, a въ томъ, чтобы предлагаемыя ученику объясненія
были дѣйствительными объясненіями и не превышали степени его
развитія.
Что касается несовершенства нашей грамматической терминологіи,
на которое многіе жалуются, то.мы не придаемъ ему особенной важ-
ности и находимъ, что всякій терминъ хорошъ, если только съ нимъ
соединяется вполнѣ опредѣленное понятіе. Когда терминъ вамъ не
нравится какъ нарицательное имя, смотрите на него какъ на имя
собственное, и онъ будетъ выполнять свое назначеніе. Поэтому мы не
видимъ надобности изгонять, наприм., даже названія части рѣчи, вмѣсто
котораго стали [530] говорить: разряды словъ (Wortarten). Старый, хотя
и дурной терминъ, лучше новаго, неизвѣстнаго въ наукѣ. Нѣмцы не
сознали этой истины: учебники ихъ испещрены новыми терминами,
хотя и очень замысловатыми, но тѣмъ неудобными, что въ препода-
ваніи произошла отъ нихъ путаница. Другое дѣло — самая разработка
теоріи родного слова: въ этомъ отношеніи наша грамматика конечно
заставляетъ желать еще очень многаго; но такой преходящій недо-
статокъ нисколько не можетъ служить доводомъ противъ самой грам-
матики. Чѣмъ менѣе будутъ пренебрегать ею, тѣмъ болѣе можно
ожидать для нея успѣховъ.
Мы показали, изъ чего долженъ образоваться первоначальный
остовъ всего теоретическаго ученія языка; этихъ начатковъ будетъ
достаточно ребенку на долгое время. На послѣдующіе годы останется
забота все далѣе развивать знаніе языка на основаніи практики. Въ
начертаніи плана первоначальнаго преподаванія мы съ намѣреніемъ
ограничились самыми общими указаніями: въ подробностяхъ и даже
болѣе существенныхъ дополненіяхъ каждый преподаватель долженъ
руководствоваться своимъ собственнымъ размышленіемъ. Жалокъ тотъ
учитель, который не можетъ обойтись безъ готоваго руководства.
Какъ бы хороша ни была метода, она должна видоизмѣняться какъ
по способностямъ учениковъ, такъ и по личности самого преподава-
теля; но рѣдко ребенокъ бываетъ такъ обиженъ природою, чтобъ
онъ не былъ въ состояніи понять самыхъ простыхъ законовъ рѣчи.
Человѣкъ родится съ даромъ слова, и какъ скоро настанетъ пора
ученія, онъ не можетъ стоять внѣ сферы понятій, ощутительно свя-
занныхъ съ формами слова.

Изъ всего предыдущаго видно, что мы въ преподаваніи родного
.языка не хотѣли бы допустить никакой односторонности: мы не счи-
таемъ достаточною одну практику, но не желаемъ и преобладанія
теоріи; мы совѣтуемъ только въ основаніе сознательнаго изученія
отечественнаго языка заблаговременно полагать знакомство съ суще-
ственнѣйшими началами этимологіи. Въ твердомъ знаніи родного
языка мы видимъ не средство только, [531] но цѣль важную для
всякаго образованнаго человѣка, вполнѣ понимающаго значеніе двухъ
великихъ идей: отечество и слово. Заключимъ прекраснымъ замѣча-
ніемъ швейцарскаго мыслителя *): „Грамматическое преподаваніе,
если оно заключается въ психологическомъ и простомъ объясненіи
не правилъ, какъ всегда говорятъ, a фактовъ родного языка, соста-
вляетъ, вмѣстѣ съ преподаваніемъ закона Божія (эти двѣ отрасли
ученія въ самомъ тѣсномъ родствѣ между собою), истинную основу
образованности всякаго народа. Общество, которое не чувствуетъ своей
религіи и не знаетъ своего языка, — находится внѣ условій настоящаго
просвѣщенія".
ПРИМѢЧАНІЯ.
1) Нѣмецкій ученый Кэрнеръ въ изданной имъ Исторіи педаго-
гики также говоритъ о господствующемъ y нѣмцевъ разногласіи по
этому предмету и вмѣстѣ съ тѣмъ обнаруживаетъ шаткость своего
собственнаго мнѣнія. „Преподаваніе нѣмецкаго языка, говоритъ онъ,
составляетъ въ настоящее время крестъ нашихъ училищъ; оно зако-
ломъ введено въ ихъ учебный курсъ, a между тѣмъ никто хоро-
шенько не знаетъ, что́ съ нимъ дѣлать. Грамматика или чтеніе —
вотъ лозунгъ противоположныхъ партій. Нѣмецкой грамматикой долго
.занимались съ большимъ усердіемъ; потомъ возникли скромныя сомнѣ-
нія въ ея пользѣ, a теперь хотятъ рѣшительно устранить ее. To, ка-
жется, несомнѣнно, что собственнаго языка не изучаютъ граммати-
чески, это противно природѣ" (противно природѣ было бы начать
изученіемъ грамматики знакомство съ своимъ языкомъ, но почему,
говоря на немъ, нельзя вникать въ его законы — это непонятно).
„Дитя должно въ то время, какъ оно говоритъ, размышлять о своей
рѣчи, безпрестанно повѣрять, наблюдать и поправлять само себя —
это [532] невозможно" (кто же, не лишенный здраваго смысла, можетъ
l) Vinet. Chrestomathie française pour la jeunesse et Page mûr. Lettre à mr«
André'Gindroz, p. XL

и требовать этого?). „Къ тому присоединяются гибельный хаосъ въ
терминологіи, пошлость и пустота упражненій, незрѣлость самой грам-
матики, такъ какъ y насъ нѣтъ даже общепринятой орѳографіи, и
наконецъ тяжелыя отвлеченности опредѣленій, которыми какъ пуга-
лами преподаваніе начинается". (Все это доказываетъ только, что
нѣмецкому языку учатъ не такъ, какъ слѣдуетъ, a не то, что его
вовсе не слѣдуетъ преподавать. Но посмотримъ, къ какому неожидан-
ному заключенію авторъ наконецъ приходитъ:) „Съ другой стороны
преподаванія родного языка нельзя будетъ устранить совершенно
такъ-какъ (?) нужна же терминологія, почему всего вѣрнѣе держаться
середины, соединяя это преподаваніе съ чтеніемъ. Много читать и
упражняться — вотъ единственная плодотворная метода; при этомъ
необходимѣйшія объясненія и больше ничего" (Th. Körner, Geschichte
der Pädagogik, Leipzig. 1857, стр. 315). Въ какой мѣрѣ мы согласны
съ этимъ послѣднимъ выводомъ, видно будетъ изъ продолженія нашей
<статьи.
2) Гегель говоритъ: „Трудно оцѣнить достаточно всю важность
ученія грамматики, ибо ею начинается логическое образованіе. Содер-
жаніе грамматики — категоріи, собственныя произведенія и опредѣ-
ленія ума; слѣд. въ ней умъ начинаетъ изучать самъ себя. Эти
духовные предметы, съ коими она первая насъ знакомитъ, въ высшей
степени удобопонятны для юношества, и нѣтъ ничего духовнаго
удобопонятнѣе: еще ограниченныя силы. сего возраста не могутъ
•обнять всего духовнаго царства въ его многоразличіи; отвлеченности
же грамматическія совершенно просты. Онѣ точно отдѣльныя буквы,
я притомъ гласныя духовнаго бытія; ими начинаемъ мы складывать
и учиться читать оное. Грамматика предлагаетъ сіи отвлеченности
по силамъ юнаго возраста, отличая оныя внѣшними признаками^
содержащимися въ самомъ языкѣ^. (О препод. от. яз. 1, 39).
3) Дистервегъ въ своемъ Wegweiser говоритъ: „Такъ какъ есте-
ственный и легчайшій ходъ преподаванія состоитъ въ [533] извле-
ченіи неизвѣстнаго изъ извѣстнаго и въ постепенномъ присовокупленіи
неизвѣстнаго къ извѣстному: потому въ отечественномъ языкѣ надобно
начать съ органическаго цѣлаго, т. е. съ предложенія". (О преп. от.
яз. I, 64). Намъ кажется, что этотъ силлогизмъ не вѣренъ, потому
что посылка его, хотя и справедлива, къ дѣлу непримѣнима: ребенку
еще неизвѣстно то, изъ чего должно вытекать понятіе о значеніи
опредѣленія, дополненія и обстоятельства.
4) Вурстъ, одинъ изъ самыхъ трудолюбивыхъ педагоговъ, издалъ
нѣсколько сочиненій по своему предмету, въ томъ числѣ: Die zwei
•ersten Lehrjahre", книгу, въ которой онъ по системѣ Бе́неке предла-
гаетъ общій планъ ученія для низшаго, элементарнаго класса школъ.
Здѣсь онъ старается дать образцы нагляднаго преподаванія и пред-

метомъ разговоровъ съ учениками избираетъ домъ, какъ жилище че-
ловѣка. Сущность методы заключается въ наименованіи, классифи-
каціи и изображеніи предметовъ. Все это въ идеѣ превосходно, но
при обширности, какую авторъ слишкомъ педантически даетъ каждому
объясненію, —должно быть очень утомительно для дѣтей. Критику
грамматики Вурста можно найти въ книгѣ г. Буслаева, ч. I, стр. 54.
Тутъ выраженъ отчасти другой взглядъ на дѣло, но также неблаго-
пріятный для Вурстовой методы.
5) Мы русскіе можемъ о нашемъ правописаніи сказать то же, что
нѣмцы говорятъ о своемъ: „Наше письмо неправильно, a все непра-
вильное изучается- съ трудомъ. Потому-то и правописаніе требуетъ
много времени и много упражненія: однихъ правилъ недостаточно.
Рядомъ съ правиломъ: Пиши что слышишь, становится другое: Не
пиши что слышишь. За правиломъ: Держись словопроизводства, слѣ-
дуетъ другое: Не всегда держись производства, a соображайся съ обы-
чаемъ. Отсюда объясняется трудность выучиться таяъ называемому
правописанію, a равно желаніе ученыхъ и преподавателей подчинить
орѳографію опредѣленнымъ законамъ. Желаніе это само по себѣ по-
хвально; однако, въ школахъ мы должны учить писать только такъ,
какъ всѣми [534] принято. Школѣ не нужно нововведеній, хотя бы
они были дѣйствительными улучшеніями: она должна готовить для
жизни въ ея настоящемъ видѣ. Учитель, который заставляетъ уче-
никовъ своихъ отступать отъ общихъ обычаевъ своей націи, доказы-
ваетъ явное непониманіе своего положенія и задачи элементарнаго
преподаванія. Итакъ, несмотря на ясное сознаніе несовершенства и
отчасти произвола нашей орѳографіи, мы остаемся при обычаѣ. По-
слѣдній ведетъ за собою положительныя правила, соблюденіе кото-
рыхъ ученикъ долженъ въ полномъ смыслѣ изучить. Это предпола-
гаетъ много разнообразныхъ упражненій, .а они не должны дѣлаться
безъ размышленія, безъ многостороннихъ усилій" (Diesterweg, Wegw.
I, 506).

МАТЕРІАЛЫ ДЛЯ РУССКАГО СЛОВАРЯ.
I.
Дополненія и замѣтки къ «Толковому Словарю» Даля.
1869 —1885.
[535] Въ продолженіе многихъ лѣтъ я, при встрѣчавшихся случаяхъ,
записывалъ слова, которыхъ не находилъ въ нашихъ словаряхъ. Здѣсь
собраны въ азбучномъ порядкѣ тѣ изъ нихъ, которыя пропущены и
покойнымъ В. И. Далемъ. Къ нимъ присоединены также нѣкоторыя
слова, хотя и занесенныя имъ въ Толковый Словарь, но не вполнѣ
удовлетворительно или не во всѣхъ своихъ значеніяхъ тамъ объяснен-
ныя. Такія слова, какъ уже находящіяся въ словарѣ Даля, отмѣчены
y меня звѣздочкою. Изъ этого списка не исключены и попадавшіяся
мнѣ чисто-мѣстныя слова: они также могутъ пригодиться нашимъ буду-
щимъ лексикографамъ. Народныя слова записаны мною или по соб-
ственнымъ моимъ наблюденіямъ (особенно въ Ряз. губ.), или по замѣт-
камъ, сообщеннымъ мнѣ достовѣрными людьми. Сверхъ того, сюда
включены также нѣкоторыя слова, собранныя и обязательно доставлен-
ныя мнѣ A. К. Жизневскимъ изъ Твери; они отмѣчены поставленною
въ скобкахъ буквою Ж. Приношу здѣсь мою признательность какъ
ему, такъ и другому просвѣщенному лицу, имя котораго означено
буквою Г при словахъ, въ разное время имъ сообщенныхъ въ мою
коллекцію, часто съ запросомъ о ихъ значеніи или происхожденіи
Удареніе ставлю вообще только тамъ, гдѣ оно можетъ казаться со-
мнительнымъ. При ссылкахъ на Рейфа, я разумѣю здѣсь, какъ и
') Слова, въ первый разъ занесенныя въ 3-е изданіе Фил. Раз., отмѣчены циф-
рою 1, какъ ссылкою на это примѣчаніе.

вездѣ, не ручные словари покойнаго лексикографа *), a большой его
этимологическій словарь, изданный въ 1835 году.
Нелишнимъ считаю прибавить, что въ Х-мъ томѣ Сборника Отд
р. яз. и сл. напечатаны дополненія къ словарю Даля, записанныя
П. В. ІДейномъ, a въ XI томѣ того же изданія дополненія и замѣткі
I. Ѳ. Наумова.
АЛУЧА (Г.). Закавказскій плодъ, изъ котораго приготовляется варенье
АНТОНОВЪ ОГОНЬ *. Тутъ не излишне было бы прибавить, что такі
(feu (Г Antoine, Slntomuê-feuer) первоначально называлась воспали
тельная рожа, которая въ il-мъ вѣкѣ распространилась въ запад
ной Европѣ и отъ которой, по народному повѣрью, исцѣлялі
мощи св. Антонія.
БАДЕМЪ 1. Родъ крупныхъ орѣховъ, которые водятся въ Крыму
'„орѣховъ бадемъ, уродившихся въ изобиліи, на ялтинскомъ базарі
вовсе нѣтъ, a орѣхи фундуки стоятъ 20 коп. за фунтъ* (газет-
ная замѣтка).
БА́ЛОВА 1. Коршунъ. (Орл. губ.).
БА́ТАРЬ. „Растетъ лопухъ, репья, всякій батарь, какъ говорятъ здѣсь"
(изъ Тамб. губ.). Спб. Бѣд. 1868, № 177.
БЕЗТАКТНЫЙ 1. Пропущ.
БИРЪ. Поголовная подать, платимая царанами въ Бессарабіи (Boen,
статист. обозрѣніе Бессар.).
БЛАГОЮРОДСТВОВАТЬ (Ж.). (Моск.).
БОГОМИЛЪ *. Послѣдователь особой ереси; см. Пыпина Ист. слав,
литературъ (статья Болгарія, стр. 59 и далѣе).
БОЁКЪ *. Ta часть цѣпа, которою бьютъ хлѣбъ. (Другая часть назы-
вается кадочка, a кожа, которого обѣ части соединяются—путце).
БОКОВУША 1. Въ Л. **) I, 5.
БОМЪ *. Трудно проходимое ущелье; трудно проходимая тропинка
между скалами въ горномъ ущельи (Сибирь).
[537] БОСОЙ *. Босая лошадь—такая, y которой плохія, слабыя ко-
пыта; противоположн. обуви́стая лошадь. (Послѣднее означено y
Даля).
БОЧКА *- Небольшая сѣть, употребляемая для лова снетковъ въ Пск.
губ. (Военно-статист. обозр. Пск. г.).
БОЯРЫНАШЪ. Человѣкъ, не происходящій отъ дворянскаго сословія,
но. достигшій низшихъ молдавскихъ чиновъ, дающихъ нѣкото-
рыя боярскія права (Бессар.).
БРАТЕ́НЕКЪ *. Двоюродный братъ (Смол. губ.).
*) Погибшаго такъ трагически 26 сент. 1872 г. въ Карлсруэ отъ руки домашняго
убійцы (См. Гражданинъ этого года, № 22).
**) Т. е. Въ Лѣсахъ, соч. Печерскаго (П. Я. Мельникова).

БРАТЪ-ДѢТИ. Двоюродные братья. „Мы съ нимъ братъ-дѣти". (Смол.).
БРАШНО *. При этомъ словѣ необходимо было бы прибавить ссылку
на народное бо́рошно (ржаная мука), которое есть и y Даля, но
не сближено съ книжнымъ, болѣе извѣстнымъ брашно. См. бо́-
рошенъ, при которомъ къ объясняющимъ словамъ надо было при-
соединить багажъ: „Свита слѣдовала за нимъ съ борошнемъ (т.
е. съ багажемъ) на другой яхтѣ". (Устрялова Ист. Петра В.,
т. IV, стр. 108).
БРУСНИЦА 1. Зачерпывалъ брусницу. А. Е. *) II, 29.
БУБУХАЛИ ПУШКИ. Война и Миръ. IV, 318.
БУСѢЕТЪ. (Волог.) плѣснѣетъ.
БѢЛИЗНА (Г.) Рыба въ Кіевской губерніи. См. Отчетъ кіевскаго губер-
натора за 1869 годъ.
БѢЛУХА. Названіе высочайшей горы въ Алтайскомъ хребтѣ.
ВАЛОКЪ *. (Пейп.). Мѣшкообразная сѣть для лова угрей.
ВА́ЛУХЪ 1. У Даля ошибочно ва́лахъ. Такой формы нѣтъ.
ВАРНАКЪ *. Бѣглый каторжный. Въ J. I, 190.
ВЕЛИЧУРКА (Г.). Родъ гречневой крупы (изъ „Офиціальнаго торговаго
прейсъ-куранта С.-Пбургской биржи при финансовомъ обозрѣніи
1880 г., № 23).
ВЕРЕВОЧНОЕ ПР0ИЗВ0ДСТВО (Г.)« Слѣдующіе сорта веревокъ, приго-
товляемые между прочимъ въ Ржевѣ, не упомянуты въ словарѣ
Даля: канавная, логлинъ, сахарникъ, стекленъ, хриптинка.
ВЕРЕТЕНИ́ЦА *. „Это слово имѣетъ въ зоологіи двоякое значеніе; такъ
называется: 1) мѣдяница, Anguis fragilis, животное переходное
отъ ящерицъ къ змѣямъ, по-нѣм. Blindschleiche, и 2) родъ молю-
сковъ, Fusus, раковина котораго похожа на веретено, откуда и
нѣмецкое названіе его: Spindelschnecke, или просто Spindel^.
(Замѣтка Л. И. Шренка).
[538] ВЕРХОВОЙ *. При этомъ словѣ надобно еще прибавить реченіе:
верховыя пушки=мортиры. (Устр. Исторія Петра II, стр. 187).
ВЖИКАТЬ. Коса вжикала. A. K. II, 28.
ВЗАИМОДѢЙСТВІЕ, (Давно введенное и всѣмъ извѣстное слово).
ВЗДОРНИКЪ. Пропущено y Даля, хотя происходящій отъ этого имени
глаголъ вздорничать поставленъ на своемъ мѣстѣ.
ВЗО́РОДЪ *. Груда соломы, также стогъ сѣна.
ВИДЪ *. „Ружье, стволъ котораго къ концу толще и потому шире,—
называется или называлось: съ видомъ". (Boen. Аксак., стр. 150).
ВИ́ХОРНИЧАТЬ. Быть легкомысленнымъ, напр., часто мѣнять мѣсто служ-
бы. (Ряз. губ. Данк. у.).
ВОВКУЛАКА *. (вм. волкодлакъ) есть очевидно не великорусская фор-
*) T. е. Anna Каренина, соч. гр. Л. Толстого.

BÔ3EP0,
ВОКОШКО *).
ма и потому не должно стоять на первомъ мѣстѣ, форму же
волкодлакъ слѣдовало включить въ гнѣздо слова волкъ. Любо-
пытно сравнить въ Сербскомъ словарѣ Караджича обширныя по-
ясненія подъ словомъ „вуко́длак". Длака, серб. = во́лосъ конскій
или коровій; клокъ волосъ. См. также Пыпина Ист. слав. лите-
ратуръ, стр. 74.
ВОДА *. При этомъ словѣ надобно объяснить употребленіе его съ
слѣдующими прилаг.: Матерая—, глубь; сочная, жирная—, глу-
бина въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ въ межень бываютъ отмели; сухая—,
мелкая; живая—, глубь, ближайшая къ обмелѣвшему мѣсту.
ВОДОВИ́КЪ. Большія сани, употребляемыя при ловлѣ снетковъ въ Пск.
губ. подъ свозъ запаса (см. это слово). Водовица, особая ладья,
употребляемая лѣтомъ при запасахъ. Воен.-статист. обозр. Пск.
губ., стр. 102).
ВОПОПОЛИЦА. Еще форма словъ водополь и водополье.
Въ нѣкоторыхъ уѣздахъ Смоленской губ. (Порѣчскомъ,
Духовщинскомъ, Красненскомъ и частью Смоленскомъ)
слышится призвукъ е передъ начальнымъ о во всѣхъ
словахъ.
ВОЗЖАТЬСЯ 1. Возиться. Въ J. I, 386.
ВОЛОПЁРЪ. Рослый и дюжій, но лѣнивый парень.
ВОЛО́СЕЦЪ. (Сиб.). Волосатикъ.
[539] ВОЛЧОКЪ. (Г.). Въ объяснит. запискѣ къ смѣтѣ расходовъ
Департ. неокл. сборовъ на 1879 г., на стр. 2, при исчисленіи
расходовъ на починку испортившихся контрольныхъ снарядовъ
по винокуренію, говорится: на замѣну мелкихъ частей, какъ-то
волчковъ и т. д. У Даля слово волчокъ въ этомъ смыслѣ не нахо-
дится.
ВОЛОШСКІЙ і. Употребл. какъ нарицательное прилагат., напр. въ на-
званіи извѣстнаго рода орѣховъ волошскіе, то же, что грецкіе.
Таково же значеніе перваго слога въ германскомъ Wallnuss
(valhnot), гдѣ val сокращ. изъ ср. верхненѣм. walh, дрвн. walah,
нвн. welsch = иностранный, особенно франц., итал., вообще ро-
манскій. Этотъ орѣхъ, родомъ изъ Кашемира, къ нѣмцамъ перво-
начально вывезенъ былъ изъ Италіи и Франціи (Weigand. D. WB.).
ВООДУШЕВЛЕНІЕ. Пропущено y Даля, такъ же, какъ и въ академич.
словаряхъ.
ВОРОТЪ * (Ж.). Двое дѣтей, a третій на вороту. (Новг.).
ВСЕСТОРОННІЙ. J
ВСЕУСЛЫШАНІЕ. \ Пропущены.
*) Само собою разумѣется, что эти слова помѣщаются здѣсь не для включенія въ
словарь, a только ради приложеннаго къ нимъ замѣчанія,—какъ нѣкоторыя другія ради
сопровождающаго ихъ поясненія или примѣра.

ВСКЛОКОЧЕННЫЙ. Пропущено; но въ живомъ языкѣ употребляется
чаще, нежели книжное всклоченный, хотя и признанное по Гре-
чевой грамматикѣ единственно вѣрнымъ.
ВСПЫРСКИВАТЬ. „Жаворонки вспырскивали". (Война и Миръ, IV, 18).
Пырскать y Даля означено только подъ прыскать.
ВСТРЕПЫХАЛАСЬ, какъ курица (Война и Миръ, IV, 146).
ВЧИНИТЬСЯ * (Ж.) Вчинился не въ свое дѣло. (Пск.).
ВЫВОДЪ *. Плата, которую женихъ вноситъ за невѣсту роднымъ.
ВЫРЕЗУБЪ *, рыба. По Далю, Cyprinus dentex, съ прибавленіемъ въ
скобкахъ Cephalus при вопрос. знакѣ. Слышавъ иногда верезубъ,
я по этому поводу обращался къ Л. И. Шренку, который между
прочимъ отвѣчалъ мнѣ: „Cypr. cephalus, какъ Палласъ называетъ
эту рыбу, водится въ Черномъ морѣ (а также и въ Каспійскомъ),
и изъ него подымается далеко вверхъ по рѣкамъ южной Рос-
сіи, По Кесслеру (Путеш. къ сѣверн. берегу Чернаго моря) вы-
резубъ — Leuciscus Friesii, и встрѣчается во всеи южной Россіи.
Палласъ приводитъ народное названіе указываемой имъ рыбы
изъ Малороссіи: вырезубъ и вирезубъ. Онъ объясняетъ это назва-
ніе тѣмъ, что нѣкоторые изъ зубовъ, которыхъ y этой рыбы,
вообще очень немного, да и то лишь въ глоткѣ, въ нижней
своей части выдолблены или какъ бы съ вырѣзкою. Кесслеръ
приводитъ названія вырезубъ и вырѣзъ, не объясняя ихъ".
ВЫТОЧКИ \ Перешивая, сдѣлала выточки не на мѣстѣ. A. K. II, 44.
ВѢКУШИ (Ж.). Старыя дѣвки, раскольницы, начетчицы, учатъ дѣтей
грамотѣ. (Самар.). У Даля вѣковуха, вѣкоушка.
ВЯТКА *. Есть y Даля въ значеніи толпы, кучи, ватаги. Употреблено
нѣсколько иначе въ замѣткѣ, означенной ниже подъ словомъ
сламъ.
ГАЛЕРА •* На Днѣстрѣ паро́мъ въ 6 саж. ширины и въ 12 длины,
подымающій тяжести отъ 3-хъ до 4-хъ тысячъ пудовъ. (Воен,
статист. обозр. Бессарабіи).
ГИЦЕЛЬ \ „На наемъ гицеля для отравленія собакъ 120 руб." {Нов.
Время 1880 г., Л? 1642, корреспонденція изъ Нѣжина). Что это
за слово? не отъ нѣмецк. ли Hetzer — ferarum captator? (См.
Словарь братьевъ Гриммовъ). Конечное г могло перейти въ л,
такъ же, какъ напр. въ словѣ дрягиль (träger).
ГЛАГОЛЬ К Висѣлица въ формѣ буквы Г. Изъ актовъ, относящихся
къ эпохѣ Пугачевщины.
Г0Л0ВАШКА. Носокъ лаптя. См. лапоть.
Г0Л0МЕНАМИ *. Поперемѣнно или чрезполосно (о бурѣ или дождѣ).
ГОЛОМЕНЬ * или ГОЛОМЯ *. Плоская сторона полосы y меча, сабли и
пр. (Савваит. Описаніе царскихъ утварей и пр., стр. 165).
Г0Л0МЫСЫЙ *. Не только безбородый, но вообще голый, обнажен-

ный, напр. голомысое дерево, т. е. безъ листьевъ (ср. древ. го-
ло(м)усый).
ГОМОЗИТЬСЯ *. Помѣщено неправильно подъ словомъ гомъ. Корень
его ясенъ изъ чеш. hmiz = насѣкомое.
ГОНЕ́БЩИКЪ. Занимающійся гоньбою.
ГОНОШИТЬ *. (Ж.). Суетиться (Твер.), грести сѣно (Новоторж. у.).
ГОРЛОДРАНЕЦЪ. To же, что горлодеръ.
ГОРЛЮПА́, раст. Bunias orientalis. У Даля и въ Вот. словарѣ Аннен-
кова Гарлупникъ.
ГОРЯНЩИНА *. Разная посуда, глиняная и фаянсовая, коробья и
всякія деревянныя издѣлія, сплавляемыя въ низовые поволжскіе
города съ горы, т. е. съ верховьевъ Приволжья, преимущественно
изъ Городца и Балахнинскаго уѣзда Нижегор. губ.
ГРЕМЯЧЪ. Народное названіе ключа, по которому такъ называется
множество селеній въ разныхъ губерніяхъ.
ГРЕЧИ́ЩЕ. Поле, съ котораго снята греча (у Даля ошибочно: гре́чица).
ГРИБЬЁ, собират. имя.
ГРИВА *. Продольная отмель въ рѣкѣ (Сиб.).
ГРЫДОРОВАТЬ. Вм. гравировать, въ 18-мъ вѣкѣ. Одно изъ многихъ
[541] словъ первой эпохи новой русской письменности, которыя
еще не вошли въ наши словари. См. выше въ этой книгѣ
(стр. 217) замѣтку о нѣкоторыхъ старинныхъ техническихъ тер-
минахъ р. языка.
ДА́ДЕНЪ. Употребительное въ народѣ страд. причастіе гл. дать. Та-
кимъ же образомъ говорится: отдаденъ, продаденъ. (Смол. губ.).
ДАНЬ. Царь любитъ дань (народ. поговорка).
ДАЧА *. Далемъ пропущено значеніе, показанное въ акад. словарѣ:
„Угодья и земли, принадлежащія помѣщику или государствен-
нымъ крестьянамъ. Въ моихъ дачахъ много строевого лѣсу. Лѣс-
ная дача". Въ этомъ смыслѣ говорятъ, напр.: У него дурная,
неудобная, безобразная дача> т. е. дача, по своему очертанію или
другимъ обстоятельствамъ невыгодная.
ДЕМЬЯНКА*. ОгороДный овощъ, плодъ котораго съ виду похожъ на
огурецъ, весьма употреб. въ Астрахани и за Кавказомъ, гдѣ
называется бадиджаномъ, a въ средней Россіи болѣе извѣстенъ
подъ именемъ баклажана или подложана (solanum melangena,
ducamara, pomme d'amour).
ДЕСЯТИНА *. Подъ этимъ словомъ пропущены y Даля названія трид-
цатка, сороковая и сотенная, которыя и на своихъ мѣстахъ не
объяснены имъ въ отношеніи къ десятинѣ.
ДЖУТЪ К По поводу частыхъ газетныхъ толковъ о джутовыхъ мѣш-
кахъ собраны мною слѣдующія свѣдѣнія. Jute (слово бенгаль-
скаго языка) означаетъ растеніе изъ рода tiliaceae CorchoruSi

различные виды котораго съ незапамятныхъ временъ воздѣлы-
ваются въ Восточной Индіи ради добыванія волоконъ и отчасти
въ пищу. Нынѣ С. capsularis въ особенности сильно разводится
въ Индіи, на Малайскихъ островахъ, въ южномъ Китаѣ и даже
въ Алжиріи. Употребляется собственно для волоконъ лубъ ра-
стенія, и тамъ, гдѣ его родина, джутъ искони служилъ на изго-
товленіе веревокъ и тканей. Наибольшее количество его выво-
зится изъ Калькутты въ сыромъ видѣ. Въ Европѣ онъ вошелъ въ
употребленіе съ 50-хъ годовъ, когда Крымская война лишила
англичанъ привоза русской конопли; потребность въ немъ еще
усилилась во время американской междоусобицы за недостаткомъ
хлопчатки. Теперь матеріи изъ джута, a также мѣшки, выдѣлы-
ваются на фабрикахъ, какъ въ Великобританіи (преимущественно
въ Шотландіи), такъ и на материкѣ. Джутовые мѣшки идутъ къ
намъ, вѣроятно, главнымъ. образомъ изъ Англіи.
[542] ДИКАСИТСЯ—ведетъ себя какъ дикій.
ДОЛОВАТЫЙ. Рожь доловатая — растущая въ долинѣ или лощинѣ.
ДОМБРА. Варганъ. У Даля есть домра съ значеніемъ: „азіатская ба-
лалайка съ проволочными струнами".
ДОМНЕШТЫ.. Бессарабскія яблоки.
ДОРОГОВЬ *. (Ряз.). Дороговизна.
ДОРО́ЖКА *. (Пейп.). Рыболовный крючокъ, висящій на шнуркѣ.
ДОСТАКАНЪ, ДОСТОКАНЪ. Другая форма словъ: досканъ, досканецъ и
сокращ. стаканъ *) (вм. дстаканъ, какъ чанъ в>г. дщанъ) **). „Куб-
ки золоченые и не золоченые съ пупышами, травами и досто-
кановымъ дѣломъ". (Ист. Соловьева, т. V, стр. 481). „Кувшины,
бочки, ендовы, достаканы" (тамъ же, т. VII, стр. 4).
ДОСТОДОЛЖНЫЙ, ДОСТОСЛАВНЫЙ, ДОСТОХВАЛЬНЫЙ, ДОСТОУВАЖАЕМЫЙ,
ДОСТОЧТИМЫЙ. Всѣ эти слова пропущены Далемъ.
ДУЖКА *, часть грудинки y птицы, должно несомнѣнно стоять подъ
словомъ дуга, a не подъ душа, гдѣ оно написано душка, съ при-
бавленіемъ въ скобкахъ въ видѣ вопроса: дужка.
ДУШЕВОЙ надѣлъ \ Надѣлъ на душу.
ДУШЬ \ ж. p., въ значеніи дождеобразнаго или струевого обливанія,
a не душъ, м. р.
ДЫБА *. Подробное объясненіе этого орудія пытки см. въ Соч. Держ.,
1-е изд. Ак. H., T. III, стр. 629.
*) Какъ замѣчено и Далемъ подъ сл. стаканъ; но въ своемъ мѣстѣ слово доста-
канъ ее занесено y него. Совершенно произвольно сближали стаканъ съ словомъ
стекло. Тутъ сходство звуковъ случайное. Стаканы были сперва не стеклянные.
Слово же стекло готскаго происхожденія.
**) Магницкій въ своей Ариѳметикѣ пишетъ тчанъ.

ДЫМКА *. Головной женскій уборъ, по большей части изъ шелковой
матеріи, часто съ цвѣтами.
ДѢЛОВИТЫЙ, ДѢЛОВИТОСТЬ, Спб. Вѣдом. 1867, нояб. 10.
ДЯДЬКА *. Дядя (Смол. губ.).
ЕГОРІЙ *. У Даля ошибка въ пословицѣ: „Коли къ Егорью листъ не
въ полушку, не жди, чтобъ къ Ильину дню класть рожь въ ка-
душку". Должно быть: въ кладушку, т. е. въ одо́нушко, неболь-
шой скирдъ.
ЕРБОИ́ЗЪ. Земляной зайчикъ. Объ этомъ названіи Л. И. Шренкъ сооб-
щаетъ: „To же, что бабукъ, или тушканчикъ, грызунъ съ длин-
ными задними (прыгательными) ногами; водится въ степяхъ
южной Россіи и Сибири. По-французски животныя этого рода,
въ особенности Dipus Sagitta (тушк. быстрый), [543] называются
„gerboise", по-нѣмецки и англійски Jerboa"; отсюда конечно и
русское ербоизъ, названіе, впрочемъ, во всякомъ случаѣ лишь
книжное, въ народѣ неупотребитёльное" *).
ЕРМОЛАФІЯ (отъ ирмологія). Семинарское слово: дребедень, шумная,
многословная болтовня.
ЖАЛЕЙКА. Дудка изъ камыша (у Даля есть, но ошибочно занесено въ
своемъ мѣстѣ и желейка).
ЖАМКИ, ЖА́МОЧКИ 1. (Ряз. губ.). Пряники.
ЖАРОВИНА. Растеніе: vaccinium, oxycoccos; canneberge, coussinet des
marais (Рейфъ).
ЖМУТОКЪ. (Изъ муром. легенды, по Буслаеву. Атеней 1858, № 30).
ЗАБАВА *. Стар. и народ. Замедленіе, причина замедленія. Заба-
виться — замѣшкаться. Позвольте итти: я не забавлюсь.
ЗАБАСТОВКА. „Нелѣпое притязаніе не допускать до занятій рабочихъ
въ той отрасли промышленности, гдѣ устроилась забастовка",
т. е. стачка {Моск. Вѣд. 1869, .№ 130: „Изъ Парижа"),
ЗАБѢЖКА \ Малый пароходъ. Въ JL I, 142.
ЗАВА́РЪ *. (Г.) „Еще во время крѣпостного права во всѣхъ крупныхъ
помѣщичьихъ имѣніяхъ Пермской губерніи хозяйственные раз-
счеты велись по „заварамъ", имѣющимъ то отличіе отъ періода
гражданскаго года, что началомъ завара считается не январь
мѣсяцъ, a май". По представленію мѣстнаго губ. присутствія ми-
нистръ финансовъ въ 1877 г. ходатайствовалъ о сохраненіи этого
срока и для взноса выкупныхъ платежей.
ЗАВѢСЫ *. (Ряз. губ.). Передникъ, подвязанный подъ мышки.
ЗАГОЖЕЧКА 1. (Новг.) **), кукушка. Надо закусить хлѣба-соли, чтобъ
;is; Описаніе этого животнаго, сдѣланное на мѣстахъ, гдѣ оно водится, см. въ
Соч. Держ.j Т. У, стр. 385.
**) Слова, означенныя здѣсь въ началѣ словомъ Новг., a въ концѣ буквою IL,
доставлены въ 1878 г. во 2-е Отдѣленіе Академіи Наукъ членомъ Новгородскаго
статистическаго комитета Ѳ. Ѳ. Пардолоцкимъ.

кукушка не закуковала. По понятію народному, кто въ первый
разъ услышитъ .голосъ. кукушки на тощій желудокъ, тому бу-
дутъ предстоять бѣды и напасти. (П.). У Даля загозка, безъ
означенія мѣстности. Нельзя при этомъ не вспомнить зегзицу
Слова о полку Игоревѣ.
ЗАКОЛЯНИТЬСЯ. „Ахъ, вороны, заколянились: кричали на ополченцевъ,
замявшихся передъ солдатомъ съ оторванной ногой". (Война
и Миръ IY, 298).
[544] ЗАКОРУЗЛЫЙ, или ЗАСКОРУЗЛЫЙ. У Даля только глаголъ заско-
рузнутъ.
ЗАЛИЧИТЬ *. (Ряз.). Вынимая кирпичи изъ печи, ихъ сортируютъ и
кладутъ такъ, что бѣлые остаются сзади и не бываютъ видны
за красными, помѣщаемыми впереди. Тогда говорятъ, что „кир-
пичи заличены"*.
ЗАНОСЫ *. Спб< Вѣд.1867, № 297. Судеб. хрон.
ЗАПАСЪ *. Неводъ особеннаго устройства для ловли снетковъ въ
Псков. губ. Главныя составныя части запаса: матня и два крыла.
(Воен.-стат. обозр. Пск. губ^ стр. 101).
ЗАПИСЬ *. (Въ древнихъ рукописяхъ или на вещахъ). Обыкновенно
помѣщенное въ концѣ рукописи свѣдѣніе о томъ, кто ее со-
ставлялъ или переписывалъ, и о времени ея происхожденія.
Спб. Вѣдом. 1867, 304. Засѣд. Археолог. Общ.
ЗАПЛЕЧИКИ l. (Типогр. терм.). Разстояніе между буквами. Р. Вѣстн.
1872, май, стр. 336.
ЗАПЛОТЪ *. „Заплотами въ Оренбургскомъ краю обыкновенно крѣ-
пости окружаются". (Донес. кн. Щербатова отъ 1 іюня 1774 въ
архивѣ Генер. штаба).
ЗАСИДКИ *. „Темные осенніе вечера установили между рабочимъ на-
селеніемъ одинъ весьма своеобразный обычай — празднованіе такъ
называемыхъ „засидокъ", т. е. начало работъ при вечернемъ освѣ-
щеніи... Начало засидокъ совпадаетъ съ послѣдними числами
августа или первыми сентября". (Русск. Инв. 1866, № 232). У
нѣмцевъ Lichtbraten.
ЗАСТАВА * (Пейп.). Сѣть, прикрѣпляемая однимъ кондомъ къ отвер-
стію ризца, которое она раздѣляетъ на двѣ половины, другимъ
же къ жерди втыкаемая въ дно саженяхъ въ трехъ впереди
ризца. Этимъ же именемъ (заставой) называется сѣть, разста-
вляемая въ нѣкоторомъ разстояніи отъ проруби, чрезъ которую
вытягиваютъ зимніе невода.
3ACTABKA \ Точнѣе чѣмъ y Даля можетъ быть опредѣлено такъ:
живописное украшеніе, помѣщаемое въ началѣ рукописи или
книги, или передъ началомъ каждой статьи, входящей въ со-
ставъ ихъ.

ЗАСЫПКА Въ Л. I, 376.
ЗАШИБАТЬСЯ хмелемъ. Запивать. {Въ Ж. Ï, 27).
ЗЕЛЕПУХА (собир.). Зеленые плоды, ягоды и проч.
ЗМЕТЪ (сѣверн.). Фасонъ.
ЗОЛА *. Пропущена поговорка: „Надо сѣять хоть въ золу, да въ пору"
(не пропускать срока для сѣва).
[545] ЗРАЗЫ (Г.). Извѣстное польское кушанье, весьма употребитель-
ное и въ Россіи. Зразы рубленые.
ИЗАРБАТЪ. У Рейфа: „ brocart, étoffe de soie brochée d'or". Въ акад,
словарѣ: зарбавъ, родъ парчи. Собственно зербафъ, персидское
слово, то же что парча, золотная или серебряная, ткань съ узо-
рами шелковыми, серебряными и золотыми (П. Савваитова Опи-
саніе старинныхъ царскихъ утварей и проч., стр. 173). Изъ этой
дорогой ткани дѣлались съ 1666 г. нарядныя одежды(П. Строева
Указатель къ Выходамъ Государей и проч., стр. 30).
„Въ изарбатахъ бы ходили,
Во парчахъ и во камкахъ".
(Соч. Держ., T. IY, стр. 88 и 89).
ИЗБА *. Пропущ. поговорка: „Моя изба съ краю, я ничего не знаю".
ИЗЖИВАТЬ *. (Ж.). Изживаю третьяго мужа.
ИЗГАРЬ. Употреб. и переносно, для означенія износившейся, .негодной
вещи, напр. одежды, или принадлежностей старой телѣги.
ИЗМОРЪ. (Ж.). Ледъ изморомъ пойдетъ. (Твер.), — то же, что замо-
ромъ, т. е. то пойдетъ, то перестанетъ итти.
ИЛКА. Особенный сортъ темной глины.
ИСАДЫ *. Владѣніе, дача.
КАЗНА БѢЛАЯ *. Полотна, скатерти (Бусл. Ист. Грам. II, § 219).
КАЛИБЕРЪ *. Извозчикъ съ дрожками особаго устройства (Моск. Вѣд.
1864, № 112. Моск. отмѣтки).
КАЛМЫШКА. (пашни). Война и Миръ, IV, 319.
КАЛО. Война и Миръ, У, 89.
КАНЬГА́ *. Краденое желѣзо, по Камѣ (Русск. Дневникъ 1859, № 2).
Слѣдоват., вопросительный знакъ y Даля не нуженъ.
КАПЦУКЪ * (намордникъ, наголовникъ на молодыхъ лошадей). Такъ
y Даля; y Рейфа же Капцунъ (^appgcmn).
КА́ФТЫРЬ. Въ Ж. I, 334.
КЕЛЕЙНИЦЫ (Ж). Дѣвки, имѣющія наклонность къ монашеской жизни,
б. ч. раскольницы. (Самар. губ.).
КЕНЕ́СИТЬ. Совѣтоваться, разсуждать о чемъ (у Сиб. казаковъ на
Иртыш. линіи; отъ киргиз. кенесъ, совѣтъ).
КИНЗА Bifora radians, зонтичное растеніе непріятнаго запаху, употребл.
въ пищу за Кавказомъ.

КИ́ПЕННЫЙ (отъ кипень — пѣна). Сѣдой какъ лунь.
КИ́РЗА. У Даля: „верхній слой земли, почва". Но это слово имѣетъ
[546] еще и совершенно другое значеніе: грубое сукно киперное,
geïeperteê S£ud), т. е. тканое вкось (нѣм. kirsei, англ. kersey,
фр. créseau).
КИ́ТЫ. Кульки, набитые камнемъ или землею, погружаемые y под-
ножья учуговъ для укрѣпленія ихъ (Астр.).
КИЧКИРЫ (чикчиры?). „Любуясь... красивыми формами своихъ ногъ
подъ натянутыми кичкирами" (Война и Миръ. V, 194).
КЛАДКИ * (множ.). Гранитная стѣна поперекъ Днѣстра, ниже Ямполья,
не выдающаяся изъ воды и тѣмъ болѣе опасная. (Бессар.).
КЛАДЫШЪ. Кладеный баранъ.
КЛЕВАШНЫЙ. Проворный, смѣтливый. Въ Л. I, 274.
КЛЁВЪ * (рыбы). „...я рѣдко удилъ рыбу, вѣроятно потому, что въ
это время года клёвъ всегда бываетъ не значительный; я разу-
мѣю клёвъ крупной рыбы". (Аксак. Воспом. стр. 197).
КЛЮКА. Переплыть въ клюкахъ. Въ Ж. I, 160.
КНИКСЕНЪ. Пропущено.
КОБУРА, или КАБУРА *. Футляръ для пистолета y пояса или на сѣдлѣ.
КОЗНО (?). Въ козны играть. Въ Л. I, 142.
КОККУЙ. Купало, сельская игра 23 іюля. (Бусл. О преподав. отеч. яз.
ч. II, стр. 350). Ср. фин. Kokko.
КО́ЛБОВЫЙ пирогъ. Этого названія, какъ и вообще прилаг. колбовый,
нѣтъ въ словарѣ Даля. Такъ называется довольно извѣстный въ
русской кухнѣ круглый пирогъ. Корень слова вѣроятно тотъ же,
что въ словѣ коло = кругъ.
КОЛОДЕЗНЯ. „Пчеловодъ открываетъ верхнюю колодезню и осматри-
ваетъ голову улья". Война и Миръ, V, 84).
КОЛОКОЛЕЦЪ * (Ж). Предсмертное клокотаніе мокроты, поднимающейся
къ горлу. (Твер.).
КОЛЧА *. „... проѣхали по вновь проложенной артиллеріею по кол-
чамъ пашни дорогѣ". Война и Миръ, IV, 256.
КОЛЪ. Въ поговоркѣ: „ни кола, ни двора" колъ имѣетъ значеніе, въ
словарѣ Даля необъясненное, „Это — полоса пахотной земли,
шириною въ двѣ сажени. Слѣдовательно не имѣть ко.ш значитъ
не имѣть пашни... Итакъ, приведенная поговорка употребляется
въ крестьянскомъ быту для означенія человѣка, неимѣющаго
недвижимаго имущества и живущаго личнымъ трудомъ, a вовсе
не въ смыслѣ дурною хозяина, какъ утверждаетъ Даль". Авторъ
замѣтки, откуда взяты эти строки, г. Александръ Борзенка, объяс-
няетъ, что въ селахъ нѣкоторыхъ [547] мѣстностей Ярославской
губ. земля измѣряется кольями, что тамъ слѣдов. колъ имѣетъ
первоначальное значеніе мѣры для распредѣленія земли и что

названіе мѣры перенесено на отмѣряемое пространство. (Выпи-
сано мною изъ Москов. Вѣдом. конца 1870-хъ годовъ, но къ со-
жалѣнію, безъ точнаго обозначенія года и нумера газеты). Выше,
стр. 38, уже указано на ту странность, что Даль помѣстилъ слово
колъ не въ гнѣздѣ глагола колотъ, какъ явно слѣдовало, a отдѣльно,
и притомъ пріурочилъ къ нему глаголъ колѣть, который отно-
сится совершенно къ другому корню.
КОНЦЕССІЯ1. Предоставленіе правительствомъ права на какое-либо
общественное, особенно желѣзно-дорожное предпріятіе.
КОПА (Бѣлорус). Шестьдесятъ.
КОПАНЬ. Въ Л. I, 266.
КОПЕЙЩИКЪ* По толкованію Мертваго (см. его „Автографич. Записки"
въ Р. Архивѣ 1867,- стр. 21). такъ назывались въ Пугачевщину
конные вооруженные люди, получавшіе отъ правительства по
копейкѣ въ день жалованья. Руничъ же въ своихъ Запискахъ
(Р. Старина 1870 г., № 10, стр. 344) говоритъ, что копейщики
были такъ названы по своимъ копьямъ. Они поступали въ эти
отряды добровольно изъ казенныхъ крестьянъ.
КОРЕНЬ. Hé означены выраженія: десятина остается на корню, ло-
шадь въ корню.
КОРЕШОКЪ х. У Даля не показано значеніе этого слова въ переплет-
номъ дѣлѣ: „книга въ корешкѣ".
КОРОМЫСЛИКЪ. (Мос Вѣд. 1865, № 130). Насѣкомое, иначе коромысло.
По объясненію Л. И. Шренка: „сѣтчатокрылое насѣкомое рода
Libellula, въ особенности самый большой видъ его, Lib. (или
лучше Aeschna) grandis^ *).
КОРТОЧКИ (Г.) „Золото и серебро въ корточкахъ иг зернахъ". (Отчетъ
Госуд. Контроля по исполненію росписи 1875 г., стр. 620).
КОСОБОЧИНА. Неровность на гладкомъ мѣстѣ, маленькій косогоръ.
КОСЯКЪ * КОБЫЛИЦЪ. „...уже степной жеребецъ гордо и строго па-
сетъ косякъ кобылицъ своихъ, не подпуская къ нему ни звѣря,
ни человѣка". (Акс. Сели Хр., стр. 26).
КОТЛУБА́НИ *. Озеровидныя расширенія рѣки Урала (Н. Данилевскій).
[548] КОТЛЯНЫЙ *. Темносиній.
КОТОЧЕКЪ *. Баранья кость, съ одного конца заостренная, употре-
бляемая для исканья въ головѣ.
КОША́КЪ *. Рѣшетка изъ тонкихъ шестовъ, привязываемая къ сваямъ
учуга. (На Уралѣ и въ Астрах.).
КОШИРНЫЙ. Коширное мясо (Спб. Вѣдом. 1856, As 277, о Бердичевѣ).
У Даля кошира = овечій хлѣвъ.
*) Насѣкомое изъ рода стрекозы. По-фински стрекоза, довольно сходно съ рус-
скимъ словомъ нашего текста, называется: Sudenhorento (волчье коромысло). Alilqvist.

КОШОБА вм. КОСЬБА. (Ж.). Записано въ сельцѣ Пекуновѣ, Корчев-
скаго уѣзда (Твер. губ.), при впаденіи Дубны въ Волгу.
КРАСНАЯ ЛОЗА. (Г.). Кусты въ Кіевской губерніи. (См. отчетъ Кіевскаго
губернатора за 1869 годъ).
КРАСНОПЕРКА. Высшій сортъ пшеницы.
КРАСНОРЯДЕЦЪ. Купецъ или сидѣлецъ, торгующій въ рядахъ крас-
наго товара. (Никитина Кулакъ> стр. 127).
КРАСНЫ*, вм. кросны. (Муром. легенда, по Буслаеву. Атеней 1858,
№ 30).
КРЕНЬ. „Самый крень", т. е. развалъ ярмарки (Ниж.-Нвгр.).
КРУТИГОЛОВКА (пташка). Junx torquilla, le torcol (то же, что верти-
головка, вертошейка).
КРУША. Спб. Вѣд. 1865, № 155.
КРѢПОСТНИ́КЪ. Сочувствующій крѣпостному праву.
КРЮЧОКЪ *. „Выпивъ лишній крючокъ на тычкѣ". (Война и Миръ,
IV, 224).
КУБАНЪ (Рязан.). Рыболовная снасть.
КУБЫШЪ (Г.). Въ 1877 г. разсматривалось въ Госуд. Совѣтѣ пред-
ставленіе объ исключеніи изъ Свода Законовъ нѣкоторыхъ ста-
тей лѣсного устава, гдѣ въ ст. 588 сказано: „Сіи же самыя предо-
сторожности должны быть наблюдаемы... при удобреніи полей
жженіемъ кубышей и суковъ". Олово кубышъ въ словарѣ Даля
не находится.
КУЛАКЪ *. „Мелкій базарный перепродавецъ, который по нуждѣ и
обвѣситъ и обмѣритъ; въ общемъ же смыслѣ всякій, кто лич-
ному интересу, матеріальной выгодѣ жертвуетъ всѣми другими
соображеніями". (Спб. Вѣд. 1858, № 165, фёльетонъ). Кулакъ
самъ не имѣетъ ни капитала, ни лавки.
КУРОЛЕСИТЬ. Собственно, пѣть kyrie eleison = Господи помилуй, но
получило значеніе: поступать странно, проказить. „Что онъ тамъ
накуролесилъ!"
КУТЕЙНИКЪ. „... она терпѣть не могла семинаристовъ, въ чемъ со-
вершенно соглашался съ нею мой отецъ, который называлъ ихъ
кутейниками". (Акс. Boen. стр. 127).
[549] КУХТАТЬСЯ. Не показано значеніе, когда говорятъ про погоду:
кухтается, т. е. хмурится, становится пасмурно передъ дождемъ.
ЛАДЫ *. Употребляется еще въ томъ же смыслѣ какъ стати: лады
коровы и др. животныхъ.
ЛАПОТЬ*. Ихъ плетутъ либо съ ушнико́мъ, т. е. съ веревочной каймой,
либо (какъ подъ Москвой) въ простоплетку, т. е. загибаютъ по
краю самое лыко. Первый способъ гораздо выгоднѣе, прочнѣе,
такъ что такіе лапти могутъ послужить безъ перемѣны нѣсколько
сотъ верстъ, тогда какъ съ простоплеткой пройдешь только одну

пряжку, т. е. сдѣлаешь только одинъ конецъ (до Москвы изъ
южн. части Ряз. губ., гдѣ слышано это объясненіе). Плесть лапти
надо въ растъ, т. е. въ ту пору, когда листья распускаются,
изъ растоваго лыка; зимой же приходится распаривать лыко.
Носокъ лаптя называется головашкой.
ЛАПУХА*. По Карамзину, значитъ: скарлатина, a не вѣтряная оспа
(Атеней 1858, № 25, п. 125).
ЛЕДЕНЬ*. (Пейп.). Мѣшкообразная сѣть на обручѣ для очистки про-
рубей отъ мелкаго льда.
ЛЕДЯНКА*. „ .. летѣли съ высокой горы... на маленькихъ салазкахъ,
конькахъ и ледянкахъ: ледянки были не что иное, какъ старыя
рѣшета, или круглыя лубочныя лукошки, подмороженныя снизу
такъ же, какъ и коньки“. (Акс. Восп. 94).
ЛЕЛЯВА1. (Ряз. губ.), канюка. (У Даля только: леляка).
ЛИКОВАТЬСЯ1. У старообр. Прикасаться взаимно лицами. Въ Л. I, 160.
ЛЛЕНОЙ, АЛЛЕНОЙ1. Льняной. (Акс. Сем. Хр., стр. 36).
ЛУЗГА* (гречневая), какъ топливо. Моск. Вѣд. 1857, № 34.
ЛУКАШЪ1. По Далю лукасъ и значитъ волкъ, бирюкъ; въ скобкахъ,
при вопросительныхъ знакахъ, оно сближено съ лукавый и съ
греч. λύκοζ = волкъ. Съ послѣднимъ, можетъ быть, и въ самомъ
дѣлѣ слово лукашъ сродни, но значитъ оно: охотникъ на волковъ,
иногда приманивающій ихъ подражаніемъ ихъ вою. Въ 1882 г.,
когда отъ множества волковъ особенно страдала Финляндія, туда,
въ окрестности города Або, вызвано было десять псковскихъ и
новгородскихъ лукашей, которые вполнѣ оправдали свою славу,
помогая туземцамъ въ истребленіи дерзкаго звѣря. Имъ было
между прочимъ поручено обучить нѣсколько финскихъ крестьянъ
своимъ пріемамъ. (См. Morgonbladet 1882, №№ 6 и 7). „Недавно
одному изъ этихъ охотниковъ, Якиму Ивановичу Изотову, за
успѣшную дѣятельность, по представленію финляндскаго сената,
высочайше пожалована [550] серебряная медаль съ надписью
„за полезную дѣятельность“, для ношенія на груди на стани-
славской лентѣ“. (Новое Время 1883 г., № 2529).
ЛУ́КОТЬ1 (Новг.). Деревяшка y сохи. (II.).
ЛУТОШЛИВЫЙ (?). Не по лѣтамъ смѣтливый (о ребенкѣ).
ЛУЧИТЬСЯ вм. случаться (Ряз.).
ЛУЧОКЪ. „... принялся ловить птичекъ силками, крыть ихъ лучкомъ
и сажать въ небольшую горницу“. (Акс. Восп. 15).
ЛЬГА*. Подъ этимъ словомъ пропущено выраженіе: не во льгу = не
въ мочь (или не въ пользу?).
ЛЬГОТА*. У Ломоносова и y Державина = свобода, благосостояніе.
ЛѢЧУХА (у Рейфа лечуха). Растеніе: sanicula europaea; sanicle, luzerne.
МАЛЁНКА* (сѣверн.). Четверикъ.

МАИНА1 (?) спасъ утопавшаго въ майнѣ большой Невы крестья-
нина". (Нов. Время 1880, № 1548).
МАНГАЛЫ *. Огромные коши, наполненные угольемъ (Бесс). Жаровня,
около которой грѣются зимою. (Закавк.).
МАРАКУЛЪ 1 (отъ umbraculum = абажуръ). Одно изъ весьма употре-
бительныхъ и всѣмъ извѣстныхъ при Дворѣ словъ, которыя
своимъ происхожденіемъ обязаны конечно малограмотной при-
слугѣ, но между тѣмъ находятся тамъ въ общемъ обращеніи.
МАСТОВЬЕ 1 (Г.). Родъ кожи. (Изъ товарнаго прейсъ-куранта подъ
рубрикою: Кожи).
МАТЕРИКЪ *. „Прудъ надулся и весь посинѣлъ, ледъ поднялся, истрес-
кался и отсталъ отъ береговъ, материкъ давно прошелъ я вода
едва помѣщалась въ каузѣ".— „...вода-то пойдетъ по канавѣ
чай тихо, не то что прямо изъ материка* (Акс. Восп. 97, 99).
МЕДВЯ́НИКЪ. Насѣком. Bombylius (asile velu, bourdon), „родъ мухъ
(двукрылыхъ насѣкомыхъ съ хоботомъ, покрытыхъ густыми во-
лосками и извѣстныхъ также подъ именемъ журчалъ". (Л. И.
Шренкъ).
МЕДО́ВИЧЪ. „Беру на себя все управленіе имѣніемъ, чтобы пугнуть
твоего сахара медовича". (Акс. С. Хр.9 92).
МЕЖЕУМОКЪ А. Хрящъ, самый грубый холстъ (см. также Величурка).
Въ значеніи лодки извѣстныхъ размѣровъ на Волгѣ произно-
сится и межеимокъ. Эта лодка сидитъ не глубоко, можетъ хо-
дить и въ межень.
МЕЗДРА *. Такъ во всѣхъ нашихъ словаряхъ; но не правильнѣе ли
будетъ мяздра отъ мясо?
МЕЛЮСЪ. Второстепенный сортъ сахару.
[551] МЕРЕЯ *. (Павскій, Филол. набл. Разсужд. II, § 18). По Далю:
мелкоклѣтчатый узоръ. Но отчего помѣщено имъ въ одномъ
гнѣздѣ съ мерда, мереда?
МЕТАНІЕ. Родъ поклоновъ y раскольниковъ. (Въ Ж. I, 160). Кажется,
авторъ ошибается, считая это слово греческимъ.
МЕТАТЬ ПАРЪ. Вспахивать паровое поле, но не весною только, какъ
сказано y Даля.
МЕТЫЛЬ. По акад. словарю насѣкомое Ephemera horaria; a по Карам-
зину „метыль то же, что мотыль: гной (см. Лексик. Кутеинскій),
желтоватая нечистая влажность. Ясно, что въ Новѣгородѣ шелъ
такъ называемый сѣрный дождь, pluie de soufre (См. Бомара):
явленіе довольно обыкновенное въ окрестностяхъ сосноваго лѣса".
{Ист. Toc. P., т. II, прим. 256).
МИЛЛІАРДЪ (не занесено ни въ одинъ словарь).
МІРОВОЗЗРѢНІЕ, МІРОСОЗЕРЦАНІЕ. Пропущено.
МОЛЁКЪ 1 (Г.), моль. Самая мелкая рыба. To же, что малёкъ.

МОЛОЖЕНКА 1 (Новг.), нѣженка. (EL).
МОНИТОРЪ. Названіе, придуманное въ Америкѣ для броненоснаго судна,
котораго главная особенность состоитъ въ томъ, что края его,
обитые желѣзомъ, очень мало подымаются надъ водою, въ сере-
динѣ же его устроена круглая башня, тѣмъ же металломъ обло-
женная, въ отверстіяхъ которой стоятъ пушки. Названіе заимство-
вано отъ имени насѣкомаго, принадлежащаго къ семейству яще-
рицъ, имѣющаго броню и будто бы предупреждающаго человѣка
о приближеніи крокодила. (См. Dict. de la langue fr. par E. Littré,
t. II, Paris, 1868).
МО́РУШКА * (Ж.). Большая смертность. Ha дѣтей морушка. (Твер.).
МОРЦО́*. Морской заливъ, устье котораго занесено пескомъ (Списки
насел. мѣстъ, Астрах. губ.). См. Мурчугъ.
МОТЫЛЬ. Гной, И. Г. P. II, прим. 256. См. метыль. Въ ак. сл. есть
мотыло, — пометъ, калъ, навозъ). У Даля пропущено.
МУРЧУ́ГЪ (или, можетъ быть, правильнѣе морчугъ отъ морцо, см. это
слово). Наполненныя водой ямины на берегахъ рѣки или озера,
глухіе рукава рѣки и т. п. (что́ мѣстами называется ерикъ или
узекъ): „Пугачевъ въ случаѣ побѣгу искать своего спасенія возна-
мѣрится на Иргизѣ-Узенѣ въ тамошнихъ мурчугахъ или y рас-
кольниковъ". — „Открылъ явный я надъ бѣгущими изъ степи
злодѣями, по раскольничьимъ монастырямъ, хуторамъ и мурчуж-
нымъ ихъ жилищамъ, поискъ". (Соч. Держ., T. V, стр. 11 и
7b). Ср. y Тредьяковскаго: „плыть по Москвѣ рѣкѣ [552] мурчу-
гами. Не плывите мурчугами: я вамъ лучше совѣтую ѣздить
прямою дорогою". (Соч. Тредьяк., Спб. 1849, т. III, стр. 242).
МУХОБРОДЫ. Смѣшанное латышское населеніе за Динабургомъ, около
Крейцбурга, имѣнія барона Корфа.
МШЕННЫЙ 1 (мшаный?). Мшенными срубами. Въ Л. I, 363.
МЫКАТЬ *. Собственно мчать. (См. сказку Бова Королевичъ).
МЫСЬ *. Бѣлка (Псков. губ. Опоч. у.). От. Зап. 1854, мартъ, стр. 9.
У Даля это слово съ вопросит. знакомъ, но, кажется, напрасно.
МЯТУСИТЬ (Ж.)- Испугавшись, стали мятуситься на плоту. (Твер.)
НАБРОСОКЪ, НАКИДОКЪ. Эскизъ.
НАВОДЪ. Шапка съ наводомъ. (Ист. Соловьева, т. VI, стр. 450).
НАВЬЕ 1 (одного корня съ гл. ныть, ср. чеш. unaveni).
НАГОНЩИКЪ 1. (Г.). Кто нагоняетъ шину на ободъ. (Изъ печатнаго
отчета московскихъ больницъ, гдѣ больные распредѣлены по
занятіямъ или ремесламъ).
НАДИТЬ ь (сѣверн.). Точить соху.
HAMETKA * (футштокъ). Накидывать наметку, т. е, дѣлать промѣръ.
НАНЗЫКЪ. Родъ полотна.
НАПЛЫВЪ 1 (Ряз. г.). Употреб. еще въ смыслѣ болѣзненнаго ожирѣнія
человѣка.

НАРОХТИ́ТЬСЯ. См. y Даля норохтиться. прошохала объ его буду-
щемъ богатствѣ л объ его смиренствѣ, захотѣла быть старинной
дворянкой и нарохтится за него замужъ". (Акс Сем. Хр., 113).
НАСЛАНЬЕ. Бѣдствіе. Первое Божіе насланье, первая холера (Сарат.).
НАСОСНИКЪ 1 (Г.). Кто накачиваетъ воду. (См. нагонщикъ).
НАСТРЫКАТЬСЯ 1 A. К. II, 25.
НАСТЪ. Поставлено Далемъ совершенно произвольно подъ гл. насту-
жать.
НЕВОЛЯ *. За неволю. „Я приберегла тебѣ вѣсточку на закуску, ты ей
за неволю повѣришь". (Сем. Хр., стр. 114).
НЕДОСТАВАТЬ. Глаголъ этотъ пропущенъ какъ въ академическомъ сло-
варѣ, такъ и y Даля. но кажется, долженъ стоять особо въ своей
отрицательной формѣ. Не мѣшало бы присовокупить и его при-
частіе недостающій, употребляемое въ значеніи прилагательнаго
имени.
НЕЖИТЬ *. Дополнить по Исторіи славянскихъ литературъ г. Пыпина
(ст. Болгарія, стр. 77).
НЕПОМѢСТНЫЙ. Тотъ, кому не сидится. (Буслаева Историч. Очерки,
т. I, стр. 21).
[553] НЕПРАВЫЙ —о человѣкѣ съ прирожденнымъ недостаткомъ ум-
ственнымъ или тѣлеснымъ.
НЕ́РАБОТЬ. (Ряз. губ.). Собир. о дворовыхъ людяхъ.
НЕРОТА. Рыболовная снасть. (Акс. Восп., стр. 90).
НЕСООБРАЗНОСТЬ. Пропущено.
НЕСУДЕРЖНЫЙ. Не умѣющій смолчать.
НОВШЕСТВО. (С. М. Соловьевъ). Введеніе новизнъ.
НОРА *. (Пейп). Извѣстное количество сѣтей, выставленныхъ въ линію.
НОСОКЛЕЙКА. (Ж). Дать носоклейку, т. е. выговоръ. (Самар.).
НУДЪ, медиц. To же, что нуда?
НУ́ЖНЕНЬКІЙ. Худенькій, маленькій ростомъ.
НѢТИ, множ. Выть въ нѣтяхъ. (Устр. Ист. Петра В., т. I, стр. 178,
188 и 194).
ОБНИМАТЬ 1. NB. При этомъ глаголѣ въ словарѣ Даля поставлена невоз-
можная по своей безобразной неправильности форма: „объемлить".
ОБОПРѢТЬ. Слова этого нѣтъ въ своемъ мѣстѣ, но оно употреблено
самимъ Далемъ въ толкованіи глагола опрѣть. Надобно приба-
вить: обопрѣлый, обопрѣлость.
ОБРОДЪ 1 (Ряз. губ.). Необыкновенно обильный урожай на плоды и
т. п. У Даля есть только гл. обродиться, и прил. обродный.
ОБТЁРХАТЬСЯ ». Обноситься. Помѣщено неправильно подъ словомъ
обтирать. За начало слѣдуетъ принять неупотр. тёрхать, зна-
ченіе котораго видно изъ подобозвучнаго дёргать. У Даля дру-
гое удареніе: обтерхаться.

ОБУХЪ * „По обѣимъ сторонамъ ихъ шли гайдуки въ богатой вен-
герской одеждѣ съ серебряными обухами". (Устр. Исторія Пе-
тра 2?., т. III, стр. 30).
ОБЩЕДОСТУПНЫЙ. Пропущено.
ОБЫДЁННЫЙ. Вотъ еще случаи правильнаго употребленія: обыденный
хлѣбъ, квасъ (еще не успѣвшій скиснуться), обыденная сметана.
ОВСЕНЬ. Это слово записано Далемъ подъ буквою А> что́ едва ли
правильно, такъ какъ ни одно чисто славянское слово съ этой
буквы не начинается; къ тому же и самъ онъ при авсень поста-
вилъ въ скобкахъ, съ вопросительнымъ знакомъ, овесень. См.
Сказанія Сахарова, ч. II, кн. 7, стр. 2. (Такъ же несправедливо
Даль поставилъ подъ A слово абаполъ, хотя въ предисловіи и
самъ порицаетъ за подобную орѳографію Областной Словарь).
[554] ОГНЕВА *. Такъ простонародье прозвало пароходы при появле-
ніи ихъ на Волгѣ (иначе: чертова ко́была).
ОДИКОНЪ 1. Въ Ж. I, 47.
ОДНОСЕЛЬЧАНИНЪ. Пропущено. Употребляется невѣрно вм. односелецъ,
ибо односельчанинъ образовано отъ сельцо, слѣдовательно можетъ
означать только крестьянина того же сельца, a не села.
ОЗАГЛАВИТЬ, ОЗАГОЛОВИТЬ. Дать заглавіе. Озаглавленный.
ОЛЕ́ХЪ, ОЛЕШНИКЪ. Пропущено.
ОМЧЕНИНЪ. (житель Мценска, иначе Мченянинъ).
ОНДРЕ́ЦЪ (сѣв.). Двуколесная телѣга съ пяльцами, употребляемая для
уборки хлѣба и сѣна. Ср. y Даля андрецъ и одръ.
ОНДУХЪ (духъ). Въ Л. I, 278.
ОПРОСТОВОЛОСИТЬСЯ. Пропущено.
ОПѢНЯТЬ, ОПѢНЯЕМЫЙ. Карамзинъ въ статьѣ: Нѣчто о наукахъ и проч.
ОРАНЖЕРЕЯ *. Должно быть опредѣлено точнѣе: строеніе, отапливае-
мое зимою (до 10° Реом.) для сбереженія цвѣтовъ и деревьевъ.
Это названіе слѣдуетъ отличать отъ слова теплица = низенькое
строенье, нагрѣваемое печью до высокой температуры (выше 10°)
для произращенія цвѣтовъ и плодовъ на тропическихъ расте-
ніяхъ. Оба строенія имѣютъ покатый, изъ стекольныхъ рамъ
состоящій верхъ. Въ нашихъ словаряхъ это различіе не обозна-
чено надлежащимъ образомъ.
ОСЛОПЪ *. Должно быть сравнено съ словомъ остолопъ, изъ котораго
оно произошло посредствомъ сокращенія. Остолопъ же есть рус-
ская народная форма слова столпъ.
ОСЛЯДЬ *. Изъ Записокъ по р. грамматикѣ, проф. Потебни, II, 329.
У Даля: оследь.
ОСТРЕЧЬЕ. (Пейп.). Видъ сѣти для лова мелкой рыбы.
ОТБОЙ 1 (Г.). У Даля не отмѣчено значенія, какое получаетъ это слово
на коннозаводскомъ языкѣ. Въ Пруссіи берется плата за каждую
случку; y насъ за три случки до отбою.

ОТВЕРНИЦА. „Въ сихъ двухъ стихахъ заключается насмѣшливая отвер-
ница или обинякъ [équivoque]". Соч. Держ., Томъ I, стр. 262.
Ср. Востокова Словарь Ц.-сл. яз. Отвьрьница, противное.
ОТНОСИТЬСЯ КЪ ЧЕМУ-ЛИБО такъ или иначе. (Напр. сочувственно или
враждебно). Это значеніе глагола упущено Далемъ изъ виду.
ОТРЕЧЕННЫЯ КНИГИ. См. Пыпина Исторія слав. литературъ, стр. 62 и д.
ОТЪЯТО́Й. Пропащій, неисправимый.
ОХИНѢТЬ *. Разбогатѣть. (On. Обл. Словаря). Существованіе этого
слова, заподозрѣннаго y Даля вопросительнымъ знакомъ, [555]
подтверждается выраженіемъ Державина въ одномъ шуточномъ
письмѣ: охинѣеши бо скоро богатствомъ". (Соч. его, т. V,
стр. 661).
ОХРЕЯНЪ *. „Условились также о русскихъ плѣнникахъ и невольни-
кахъ, также объ охреянахъ или раскольникахъ, бѣжавшихъ въ
Азовъ". (Устр. Ист Петра В., т. II, стр. 290). Ср. тамъ же
стр. 236: „Азовскій паша подослалъ въ русскій лагерь одного
изъ охреянъ, закоснѣлыхъ раскольниковъ". У Даля охреянъ =
лѣнтяй неотесаный, неуклюжій, грубый.
ПАДЛЁНОКЪ. Деревцо, выросшее изъ падали, т. е. изъ упавшаго съ
другого дерева сѣмени.
ПАЗВУКЪ. (Nachhall). произносились съ носовымъ пазвукомъ".
П. Лавровскій въ Зап. Ак. Н., т. VIII, № 3, стр. 34.
ПА́ЗЕМКА (позёмка). Земляника.
ПАЗНОГТЬ l. Mikl. Vergl. Gramm. II, 360: vielleicht nicht der rechte
nagel.
ПА́ЗОРИ l. Сѣверное сіяніе. Въ Ж. I, 284.
ПАЛЕЯ. Лѣтопись, извлеченная изъ Ветхаго Завѣта, содержащая
иногда дословно всѣ свѣдѣнія, въ немъ заключающіяся, и раз-
дѣленная на 10 книгъ.
ПАНДУСЪ (отъ pente douce). См. примѣчаніе къ слову маракулъ.
ПАРЕНЫЙ ЗАЛОГЪ *: „переломали не пареный залогъ" (Акс. С. Хр.,
стр. 20). При словѣ залогъ находимъ y Даля, между прочимъ,
значеніе: „выпаханое и запущеное поле, брошеное на нѣсколько
лѣтъ, чтобы снова задернѣло"; но ни переломать, ни пареный
не показаны въ томъ смыслѣ, какой здѣсь присвоенъ этимъ
словамъ.
ПАСКА, ПОСКИМИТЬСЯ. Народныя формы вм. церковныхъ греческихъ:
пасха, посхимиться.
ПАТАРЕНЪ. Изв. ІІ-го Отд., т. VII, вып. II, стр. 112: „Очень важно
мнѣніе нѣкоторыхъ ученыхъ, что глаголица есть изобрѣтеніе
и собственность богомиловъ и патареновъ" и т. д.
ПЕНДУСЪ. Топкій берегъ, вообще топкое мѣсто. (Ср. y Даля пе́нусъ).
ПЕРЕЛЮСТРАЦІЯ, ПЕРЕЛЮСТРОВАТЬ (нѣм. perlustration, perlustriren —

просмотръ, просматривать). Эти выраженія употреблялись в&
18-мъ столѣтіи въ отношеніи къ письмамъ, которыя по распо-
ряженію правительства вскрывались на почтѣ, и встрѣчается
часто въ Дневникѣ Храповицкаго. Дмитріевъ также говоритъ:
„двѣ перелюстрованныя реляціи отъ нашего посла". Взглядъ на
мою жизнь. стр. 196).
[556] ПЕРЕ́МЕТЕНЬ. Вьюга.
ПЕРЕМИ́НКА 1. Вм. пирамидка. См. подъ словомъ Маракулъ.
ПЕРЕУЧЕТЪ. Повторенный учетъ.
ПИДЖАКЪ. (Англ. Peajacket = толстая шерстяная куртка, какую но-
сятъ матросы и проч. Словарь Вебстера).
ПЛЕХА. Презрит. Женщина дурного поведенія.
ПОБЕРИГИ. (Ж). Побирухи. (Новгр.).
ПОБѢЛКА. Спб. Вѣдом. 1867, J6 304. Засѣд. Археолог. Общества.
ПОВАРЕШКА. (Новг.). Родъ піявки, величиной съ вершокъ, имѣющей
круглую головку и круглый хвостъ, къ концу постепенно отон-
чающійся и напослѣдокъ остроконечный. (Ü.).
ПОВОЗИТЬСЯ *. Не показано его значеніе въ слѣдующей фразѣ::
„Крестьяне обѣщали повозиться", т. е. повозить хлѣбъ.
ПОГОДА *- Употребляется и во множ. числѣ въ слѣдующемъ при-
словьи: „Семь погодъ на дворѣ; сѣетъ, вѣетъ, кутитъ, мутитъ,
рветъ, сверху льетъ, снизу мететъ".
ПОДЗЁМКА. (Рязан.). Метель снизу.
ПОДЗОРЩИКЪ 1. Лазутчикъ. См. Соч. Держ. V. Переписка во время
Пугачевщины.
ПОДКРЯКОВАЯ УТКА \
ПОДКУСТАРНИКИ. (Ж.). Легковые извозчики зимніе, y которыхъ плохая
упряжь. (Моек.).
ПОДЛИННИКЪ * Описаніе, какъ святой изображается на иконахъ.
Слово подлинникъ (въ общемъ значеніи своемъ) происходитъ отъ
предлога подлѣ. означая то, что стоитъ рядомъ съ чѣмъ-то дру-
гимъ. Предлогъ же подлѣ составленъ изъ по съ прибавленіемъ
окончанія, сокращеннаго изъ црк.-слов. длъгъ, дъль (подлъгъ,
подъль, см. Словарь Востокова).
ПОДОЖОКЪ: „слѣдовало бы ожидать толчка калиновымъ подожкомъ
(всегда y постели его стоявшимъ)". (7. Хр.9 стр. 35.
ПОДОРОЖНИКЪ *: „напекли и нажарили разныхъ подорожниковъ".
Сем. Хр.9 стр. 228.
ПОДСОХЪ. У Даля подсоха значитъ м. пр. столбъ, подпора. Рязанскіе
плотники говорятъ подсохъ въ муж. р.
ПОДХЛЮСТАТЬ (напр. платье). Запачкать снизу.
ПОДХОЖІЙ. „Между тѣмъ послы двинутся изъ подхожаго стана къ
мѣсту, назначенному для ихъ пріема". (Устр. Ист. Петра В>у
т. TIL стр. 121).

ПОДЪЕФЕРИВАТЬ Поддакивать, a при случаѣ и свое привирать.
[557] ПОДЪѢЗДЪ *. Особаго устройства лодка, употребляемая при за-
пасахъ для ловли снетковъ въ Пск. губ. См. запасъ.
ПОДЪѢЗЖАЧІЙ *. Зап. Держ. (Русск. Бес), стр. 23.
ПОДЫМАТЬ * (Ж.). Воспитывать. Я подымалъ ихъ маленькихъ и по-
томъ отдѣлилъ. (Нвгр.).
ПОКЛАДАТЬСЯ. Уговориться, условиться. Мы съ нимъ покладались на
такую-то цѣну. (Смол.).
ПОКЛАЖНОЕ. Приданое со стороны жениха.
ПОКОСЪ *• Выраженіе: ,,въ одномъ покосѣ" употребляется въ смыслѣ:
въ одномъ положеніи.
ПОЛЕ 1 (Г). „Охотничья собака двухъ полей". У Даля не объяснено
это выраженіе. По словамъ И. С. Тургенева, оно означаетъ, что
собака уже два года была на охотѣ, и имѣетъ не менѣе трехъ
лѣтъ отъ роду. (Изъ частнаго письма окт. 1876 г.).
ПОЛКА. сущ. отъ гл. полотъ.
ПОЛОТНЯНАЯ ЦЕРКОВЬ 1. Въ Jl. I, 47.
ПОЛТИНА *. Состоитъ, по мнѣнію Даля, изъ двухъ словъ: полъ и тинъ.
(См. y него глаг. тети съ его производными; самое же слово
полтина—въ концѣ слишкомъ обширнаго и сбивчиваго гнѣзда, на-
чинающагося словомъ пола). На самомъ дѣлѣ полтина есть только
видоизмѣненіе существ. полотъ или полть. которое собственно
значитъ половина.
ПОЛУСТАНОКЪ. Станція на ж. д., безъ станціоннаго дома, y которой
поѣздъ останавливается на самое короткое время для пріема пас-
сажировъ.
ПОЛЪ *. Въ значеніи помоста едва ли одного корня съ полъ= половина.
Въ противномъ случаѣ какъ объяснить слова полокъ, полка, по-
лати? Скорѣе тутъ надо искать того же корня (пл), котораго
первоначальное значеніе является въ плоскій, платъ, платно, поле
(въ герм. языкахъ fl, flack, flur ( = полъ), feld, fait. Cp. хорут.
pola = плоскость: Murko).
ПОЛЪ-ИМЕНИ. Одно крестное имя безъ отчества. Замѣчаніе извозчика
р добромъ его хозяинѣ: „Никогда не назоветъ человѣка въ полъ-
имени,—всегда повеличаетъ" (т. е. назоветъ и по отчеству).
ПОЛЫЙ *. Открытый: полая дверь, полое окно (Сѣв.). Пустой. От-
туда полоумный; это прилаг. вовсе не имѣетъ соотношенія съ
словомъ пола (половина), подъ которое оно подведено y Даля. На-
тяжка видна уже изъ того, что посреди множества другихъ,
начинающихся съ полу—, это одно начинается съ поло—.
[558] ПОМОШНИ́КЪ (отъ мохъ). Камень середи пашни. (Cp. y Даля
по́мошь, помо́шье)..
ПООБЛИЧИТЬСЯ х. Въ Л. I, '367.

ПОРЯДКОВЫЙ. Грамматическій терминъ для означенія извѣстнаго вида
числительныхъ именъ.
ПОСАДЧИКЪ 1 (Г.). Кто сажаетъ деревья. (См. нагонщикъ) или еще^
Рабочій, укладывающій кирпичъ въ обжигательную печь на кир-
пичныхъ заводахъ.
ПОСКАЗУЛЬЩИКЪ. Значитъ въ Сибири то же, что олонец. сказитель,
слово, вовсе не извѣстное тамъ даже олонецкимъ переселенцамъ.
(Слышано отъ С. И. Гуляева).
ПРАШЕВАНЬЕ (кукурузы). Окучиванье. „По окончаніи весеннихъ по-
сѣвовъ молдаванину остается еще много времени до прашеванія
кукурузы и потомъ до сбора ея, который бываетъ только въ
концѣ августа или въ началѣ сентября". (Воен.-статист. обо-
зрѣніе Бессар.).
ПРЕПАРОВОЧНАЯ (отъ гл. препаровать, сущ. препаровка). Часть ана-
томическаго театра. (Спб. Вѣдом. 1871, № 307. Фельетонъ).
ПРЕСТУПНИ́КЪ * (мн. преступники́). Такъ произносятъ въ Смол. губ.
ПРИВОДЕЦЪ. Вождь: „чтобъ кто былъ тому войску собиратель и при-
водецъ". (Ядро Росс. Ист. М. 1791, стр. 339). „Болѣе нежели
одинъ приводецъ за побѣды свои обязанъ соперника своего<
славѣ". (Державинъ, Читал. оды; см. Соч. его, Т. Ш, стр. 280)1.
Ср. польское dowodca.
ПРИГРЕЗИТЬСЯ. Пропущено.
ПРОВЕРЗА́ 1 (Новгор.). To же, что проверзины. Послѣднее слово есть
y Даля.
ПРОИСХОДИТЬ *. Пропущено народное значеніе слова: итти впередъ,.
успѣвать, дѣлать карьеру. „Кальчинскаго хозяинъ не жаловалъ
и sa то, что онъ происшедшій, и за то, что онъ еретикъ и раз-
вратникъ". (С. Хр., стр. 220).
ПРОСТОКВАША *. Должно, кажется, стоять не подъ прилаг. простой, a
подъ глаг. простоять: простоемъ кваситься. Такъ думалъ Павскій.
ПРОСТОПЛЕТКА. Лапти плетутся въ простоплетку, когда ихъ дѣлаютъ
безъ веревочной каймы (ушника) и вмѣсто того загибаютъ по
краю самое лыко. Такіе лапти далеко не такъ прочны, какъ
объяснялъ мнѣ крестьянинъ, занимавшійся плетеніемъ этой обуви
въ южной части Рязанской губ. (Данк. у.).
ПРОСЫЛАТЬ, ПРОСЛАТЬ.
[559] ПРОТЕРЕТЬ ВРЕМЯ вм. потерять время. (Смол.).
ПРОШОХАТЬ. См. нарохтиться.
ПРУТКИ. Спицы (напр. для вязанья).
ПУСКЪ 1 .„Поле, лежавшее восемь лѣтъ въ залежахъ подъ пусками"
А. K. II, 166.
ПУСТОВАТЬ. Быть пустымъ, вакантнымъ, напр. каѳедра пустуетъ.
ПУЩИ. (множ.). Цѣлыя группы пней на днѣ Днѣстра—особенно ниже^

Бендеръ,—o которые по временамъ разбиваются суда. (Воен.г
стат. обозр. Бессар.).
ПѢ́СТУНОШЪ. Молодой медвѣдь, который по народному повѣрью, нян-
читъ своихъ маленькихъ братьевъ.
ПѢТУХЪ 1. Перья, насаженныя на палку для чистки мебели отъ пыли.
ПѢШКАМИ, говоря о многихъ, вм. пѣшкомъ, какъ верхами вм. верхомъ
(слыш. въ Раненб. у. Ряз. губ.). Замѣтимъ кстати, что. народъ
сохранилъ старинную форму верхи (твор. пад. множ.) вм. вер-
хами въ поговоркѣ: „Верхи пошли, пѣши вернулись".
РАЖО *. Много.
РАЗБИВНОЙ ШРИФТЪ, т. е. шрифтъ съ разрядкой.
РАЗБРАЖИВАТЬСЯ *. Эта, хотя и неупотребительная глагольная фор-
ма, все-таки лучше совершенно неправильной разбредаться, ко-
торую въ послѣднее время стали употреблять писатели: „Русакъ
уже до половины затерся (перелинялъ) *), лисьи выводки на-
чали разбредаться"\ {Война и Миръ, III, 119). Такъ ивъ Совре-
менныхъ Извѣстіяхъ 186.8, № 160, въ передовой статьѣ, сказано:
„Солдаты разбредаются между памятниками (Ваганьковскаго клад-
бища) для прогулки и отдохновенія".
РАЗВРАТЪ *. Вражда, когда ее поселилъ кто-нибудь третій.
РАЗВЯЗА l. A. К. II, 167.
РАЗДОБЫТЬСЯ чѣмъ. Достать, припасти что.
РАЗДРОБЬ, ж. р. (не раздробъ м.). Напр. продажа въ раздробъ.
РАЗРѢЗЪ *. Итти съ чѣмъ нибудь въ разрѣзъ.
РАЗСТРѢЛЪ (Ж.). Приговариваютъ за поджогъ къ разстрѣлу.
РАМЕНЬ х. Въ Л. I, 138.
PAMA. Во многихъ мѣстахъ своего словаря Даль утверждаетъ, что
это слово есть славянское и заимствовано Германцами отъ рамо =
плечо. См. его замѣч. подъ этимъ словомъ, также подъ раменье,
обраменье, край. Но доказательствъ на это предположеніе [560]
не приведено. cp. Diefenbach, Vergleich. Wörterbuch., стр. 589.
РАСПОБЫЧИТЬ (?) МЯСО. Разрѣзать на части, что́ въ одно кушанье,
что въ другое. (Карсунскій y.J.
РАСТУШКА. Извѣстное орудіе для рисованья.
РАСФУФОНИТЬСЯ. Пропущено.
РЕДУТЪ. Стар. Мѣсто общественныхъ собраній, гдѣ танцуютъ и пр.
(по нынѣшнему домъ дворянскаго собранія, клубъ и т. п.).
РОСЕВОЙ 1 (Г.). Овесъ. Изъ объявленія о цѣнахъ на разные роды
хлѣба и другіе съѣстные припасы въ Орлѣ.
РОСЛЫЙ *. Говоря о мѣхѣ, пушистый.
РОСНО́ *. Сыро. (Ряз. губ.).
*) Это значеніе слѣдуетъ занести въ словарь при объясненіи гл. замереться.

РУКА *- (Новг.). Съ рукой стоять—обычай, издревле служившій для
содержанія православнаго духовенства въ городѣ Валдаѣ, но
отмѣненный самимъ духовенствомъ въ 1852 г. Въ Великомъ по-
сту, послѣ молитвъ по причащеніи, протоіерей или очередной
священникъ выходилъ изъ алтаря съ крестомъ, рядомъ съ нимъ
становились другіе священники и потомъ причтъ по порядку съ
дѣтьми муж. пола, сторожъ церковный и даже тѣ, кто ему помогалъ
въ присмотрѣ за церковью, причастники, прикладываясь къ кре-
сту, надѣляли каждаго по усмотрѣнію. (П.).
РУШИТЬ *. Препятствовать. Не рушь = пускай: не рушь говоритъ; не
рушь идетъ. (Смол.).
РЫБЕШКА 1. Въ Л. I, 325.
РЫНО́КЪ. Прижимистое къ водѣ мѣсто на нагорной сторонѣ рѣки,
почти то же, что мысъ на луговой.
РЫСЬ *, какъ и во всѣхъ словаряхъ, показано женскаго рода; но на-
родъ, по _кр. мѣрѣ мѣстами, говоритъ: рысь убѣжалъ. Gp. это слово
въ другихъ славянскихъ языкахъ, гдѣ оно муж. рода; хорут.
ris, серб. ри́с, польс. ryś, чеш. rys^ луж. rys. Въ литературномъ
языкѣ нашемъ рысь женскаго рода; см. напр. y Держ. басню
Медвѣдь и рысь (Соч. его, т. V, стр. 558).
РѢДОЧЬ *. Не только полотно, но также напр. рѣдкій въ полѣ овесъ.
РѢШЕТИНА (и Рѣшети́на). Latte, pièce de bois mince pour porter la
tuile; crible, sas, bluteau, tamis. (Словарь Рейфа).
РЮМЪ. Пѣвчая птица изъ породы жаворонковъ (Alauda alpestris).
САЙДА 1. (Г.). Родъ рыбы въ Бѣломъ морѣ (свѣдѣніе изъ Мезени).
САКМА *. Означаетъ также часть рѣчного берега, которая заливается
водою.
[561] САЛМА. Татарское кушанье въ родѣ лапши или клецокъ. Встрѣч.
не разъ y Держ., напр. въ одѣ На рожденіе Гремиславы. Ср.
отрывокъ изъ семейныхъ записокъ Рожнова въ Библ. для Чт.
1862, Лі 1, стр. 127.
САМОУПРАВЛЕНІЕ. Пропущено.
САМОХОТКА. (Вологод., Яросл. губ.). Тайный бракъ въ деревняхъ.
САХОТА. Русскій базаръ, или торгъ, на который пріѣзжали дикіе гор-
цы въ укрѣпленія по черноморской береговой линіи. У Даля ca-
товка съ вопросительнымъ знакомъ.
СВИТА J) (Г.). Въ журналѣ комиссіи о тюрёмномъ преобразованіи
(1877—1878 гг.) относительно ссылки на каторгу, при упоми-
наніи серебро-свинцовыхъ рудниковъ, сказано: ^Возстановленіе
цѣлыхъ свитъ, затопленныхъ" и т. д. Слово свита въ этомъ
значеніи не объяснено Далемъ.
СЕЙЧАСЪ. Не только въ Москвѣ, какъ показано y Даля, но и во всей
средней, a можетъ быть и южной Россіи, имѣетъ кромѣ своего

общаго значенія, еще другое: теперь, въ настоящее время, напр.
„Онъ служитъ сейчасъ по выборамъ".— „Церковнымъ старостой
сейчасъ такой-то".
сводиться — на что, къ чему.
СЕЛЯВА *. Небольшая вкусная рыбка, въ родѣ ряпушки, добываемая
изъ нѣкоторыхъ озеръ Псков. губ. Воен.-стат. обозр. Пск. губ.,
стр. 112).
СЕРЕНЬ. Снѣга на полѣ очень велики, и осеренило ихъ съ вели-
каго мясоѣда, отъ чего съ лошадьми итти впередъ нельзя, се-
рень не подниметъ" (Ист. Соловьева, т. VI, стр. 422).—
„Здѣсь ясно значеніе словъ: серень и осеренить: говорится
объ оттепели, которая сдѣлала снѣгъ рыхлымъ, такъ что лошади
въ немъ проваливались". (To же, т. VII, стр. XIV).
СИДКА *. (Ж.). Па сидкѣ, на высидкѣ (въ тюрьмѣ).
СИЛО *. A. К. II, ,137.
СКВОЗНОЙ (Ж.). На сквозныхъ, — на долгихъ, въ противоположность
слову: на сдаточныхъ. Выраженіе вольныхъ ямщиковъ. (Твер. губ.).
СКОЛОТИТЬСЯ '). Сколочусь по времени съ денжонками. Въ Ж. I, 34.
СКОРЛОЗУБЕЦЪ (царскіе кудри, Fritillaria Imperialis). G. Xj;., стр. 19.
У Даля скалозубецъ (лилія); въ Бот. Словарѣ Анненкова подъ
№ 803 скалозубецъ.
СКРЫЖАПЕЛЬ- Сортъ яблоковъ. Другіе сорты показаны y Даля.
СКРУТА (Сѣверн.). Приданое.
[562] СЛАВНУКЪ (Сѣверн.). Молодецъ женихъ, который славится въ
деревнѣ. Славнуха, невѣста, славящаяся богатствомъ.
СЛАВУ́ТНИЦА (Сѣверн.). Дѣвушка-щеголиха.
СЛАМЪ К По Далю то же, что слазъ=отступное, плата, которую беретъ
кто-либо, уступая права свои другому. Иначе объяснено это слово
въ одной замѣткѣ о книжномъ аукціонѣ: „Маклаки торговцы по-
купаютъ продаваемое имущество компаніей или, по употребляе-
мому ими выраженію, въ сламу" ... „ ... Если на продажу явля-
ется посторонній покупатель, то компанія маклаковъ предлагаетъ
ему тотчасъ же итти съ ними въ сламъ или взять отступного
и не торговаться". (Спбург. Вѣдом. 1870, № 36.).
СЛАНЕЦЪ *. Правильно отнесено къ одному корню съ гл. стлать. Но
отчего же не сближены съ нимъ также слова слой (стлой) и слюда
(стлюда)?
СМАРДЪ (вм. смрадъ?). Туманъ, происходящій отъ гари.
СНЫТКА ». A. К. II, 48.
СОБЛИСТАТЬ. ^Соблещетъ молнія мечу". (Соч. Ломон., ода 15, строфа
8), Cp. y Держ. Пѣснь Баярда (Соч. его, т. III).
СОКОЛЬНИКЪ (въ Галиціи). Hieranium pilosella.
СОКЪ. He показано старинное значеніе: обвинитель; по Словарю Вос-

токова, доносчикъ. Ср. серб. COR *== сыщикъ (SluSfuibcr), свидѣтель^
чеш. sok = противникъ, врагъ, клеветникъ; польск. sok = клевет-
никъ (Словари Караджича, Юнгмана, Линде). Ясно, что въ этомъ
значеніи сокъ одного корня съ гл. сочить (ссочить, высочить) =
отыскивать, требовать, доправлять. (Сл. церк.-слав. и русск. языка),
Этотъ глаголъ сохранился y насъ и въ народномъ языкѣ: по
Дополненію къ Областн. Словарю, онъ употребляется въ Кур-
ской губ. въ смыслѣ: слѣдить, прогонять звѣря. Ср. польск. soczyc
(osoczycf) = травить, клеветать (откуда и существ. soczenie). Въ
подобномъ смыслѣ гл. сочить принятъ и Далемъ съ объяснені-
емъ: „манить, выманить... искать; слѣдить, гнаться за кѣмъ"
и съ указаніемъ мѣстностей: зап. вост. пск. прм., при чемъ при-
ведены и примѣры изъ народнаго языка. „Можетъ-быть", при-
бавляетъ Даль, „здѣсь сочить знач. течь (самому) куда, a можетъ
быть это и вовсе иной глаголъ", т. е. не имѣющій ничего общаго
съ словомъ сокъ, къ гнѣзду котораго онъ отнесенъ. Вѣрнѣе, сокъ
одного корня съ глаг. искать, гдѣ начальная гласная, можетъ
быть, только прибавочная, какъ въ сл. игра (малорос. ськаты^
искать). Ср. англ. seek, шв. söka, герм. suchen, польск. szukac. По
Шлейхеру, ср. гот. sak, лит. sak-yti [563] (dicere), нѣм. sag;
(Зап. A. H. VIII, прил. 2, стр. 19, 20). Тамъ же о глаг. искати
(др.-нѣм. eis-cô-n).
СОЛНОПЁКЪ. Припекъ солнечный. Сидѣть на солнопекѣ.
СОРОВЩИКЪ. Золотарь. (Моск. Вѣд. 1866, № 153, перед. ст.). Самое
слово соръ одного корня съ извѣстнымъ глаголомъ, какъ борь
съ гл. брать.
СОРОКОПУДЪ. Помѣщено подъ сорокъ (40), a должно бы стоять подъ
сорока; это лат. Lanius; нѣм. Neuntödter; ср. фин. lapin harakka
(lanius excubitor). Слово пудъ встрѣчается также въ страхопудь
и сродни съ гл. пудить (ср. чеш. pudit, разгонять, распугивать),
церк.-слав. распудити: „волкъ расхититъ ихъ и распудитъ овцы".
(Іоан. X, 12).
СТАВЕШОКЪ *. Въ Ж. I, 73—74.
СТАВЛЕНЫЙ МЕДЪ. „... нѣсколько ведеръ крѣпкаго ставленаго баш-
кирскаго меду". (Сем. Хр., стр. 12).
СТАНЫЙ. To же, что статочный, сталый.
СТАРИ́ЦА *. На Уралѣ такіе рукава рѣки, которые, выходя изъ нея,
съ нею же послѣ опять соединяются, называются старицами, по-
тому что нѣкогда были главными руслами Урала. Тѣ,* которые
имѣютъ истокъ и устье, называются полуусыми (полоусыми?) ста-
рицами. (Н. Данилевскій въ Вѣстн. Географ. Общ. 1858, № 3).
СТАТОВЬЁ. Тканье полотенъ. (Библіотека для Чт> 1862, № 1, стр. 129).
СТЕПЬ *. Записать на степъ, т. е. на переселеніе въ степныя губерніи.

СТЕРЖЕНЬ *. Употребл. въ. значеніи шкворень. (Ряз. губ. Скоп. у.).
СТОЧНЫЙ (иногда не отъ стекать, a отъ стокать, соткать). Тканый:
„сточный поясъ". (Ист. Гос Росс-, т. ІѴ\. стр. 386).
СТРЕКОЗИ́ТЬСЯ — шалить, рѣзвиться, напр. о скотѣ.
СТРѢЛКА *. Главный стволъ y луковицы и чесноку, на которомъ быва-
ютъ сѣмена (?).
СТРЮ́ЦКІЙ (иногда стрюцко́й). Въ разныхъ концахъ Россіи простолюдье
употребляетъ это слово иногда въ презрительномъ значеніи подь-
ячаго, мелкаго чиновника или вообще дрянного человѣка. Объ-
яснить происхожденіе этого. слова не легко. У Даля стрюкомъ
(Костром.) = ключомъ, струею. Однажды, въ Ряжскѣ, на желѣзно-
дорожной станціи, мужикъ при мнѣ назвалъ стрюцкимъ маль-
чишку, который ловко и плутовски увернулся и убѣжалъ, когда
тотъ ловилъ его. (Нѣм. streichen, шв. stryk?).
[564] СТУШЕВАТЬСЯ К Сдѣлаться незамѣтнымъ, исчезнуть.
СТЯГЪ СВѢЖИНЫ *. Въ .ï. I, 380.
СУГИБЕЛЬ \ Крутой поворотъ въ оврагѣ. Тург. II, 115.
СУЕРЫЖНИЧАТЬ (Ж.). Безъ толку ругаться. (Твер.).
СУКНОВАЛКА. Сукновальня.
СУЛОЙ (и сувой) *. „Встрѣча теченій между собою, съ выступами бере-
говъ и рифами, съ противными вѣтрами и т. п., разводитъ силь-
нѣйшее волненіе, жесточайшую сумятицу; волны кипятъ, низвер-
гаются, сшибаются, вздымаютъ даже стѣны (А. Ѳ. Миддендорфъ).
Наши мореплаватели называютъ это явленіе сулоемъ и познако-
мились съ нимъ преимущественно въ проливахъ между Куриль-
скими островами". (JL И. Шренкъ, Очеркъ физ. геогр. сѣверо-япон-
скаго моря, Спб. 1869, стр. 41).
СУМАКЪ или СУМАХЪ. Rhus Cotinus. См. Бот. Слов. Анненкова № 1193.
СУМАЧЕ́Й. Разносчикъ разнаго мелкаго товара по деревнямъ для про-
дажи.
СУСАКЪ, СУСАТОКЪ. Butomus umbelatus. См. Анненк.. № 298.
СУ́ТОЛПИЩЕ. Крылова Зритель. Ч. I („Ночи"), стр. 149і.
СУТЫРЬ К Въ Л. I, 297.
СХОДНЫЙ * „Сѣвскій воевода, сходный товарищъ князя Голицына^
въ послѣдній крымскій походъ". (Устр. Ист: Петра J5., т. ІІ,
стр. 81).
СЪЮТИТЬ. Собрать воедино.
СѢДЛОВИНА. Углубленіе въ горной грядѣ. (Соврем. Лѣтопись, 1869,
№ 23, „Изъ Екатеринбурга").
СѢМЕНИТЬ *, ЗАСѢМЕНИТЬ. Ходить скорыми, мелкими шагами. У Даля
семенить едва ли правильно.
ТАЛІЯ (Г.) Число ударовъ маятника въ одинъ часъ (Гусевъ. Часовое
мастерство. Нижн. Новг. 1870. Стр. 7).

ТАМЫРЪ. Другъ, пріятель; такъ называются люди, сдружившіеся и об-
мѣнявшіеся подарками, на Сибирско-Иртышской линіи и въ Кир-
гизской степи (П. Семеновъ).
ТАРАКАЛЬНИКЪ. Въ Мингрельскомъ мѣстномъ положеніи (§ 33) сказано
„лѣсные матеріалы, какъ-то: таракальники, сошки, жерли, колю-
чки и проч. необходимы для виноградниковъ и другихъ садовъ".
(Замѣтка М. И. Броссе).
ТАРАРУ́Й. Прозвище кн. Хованскаго (Атеней 1858, статья С. Соловьева
объ Исторіи П. В. соч. Н. Г. Устрялова).
ТАРАТЫ. На—пойдетъ. Въ Л. I, 132.
-ТАРЕЛКА *. „Не въ своей тарелкѣ". Эта поговорка помѣщена подъ
[565] сл. тарелка, безъ всякаго поясненія; не лишне было бы
прибавить, что она произошла отъ ложнаго пониманія французскаго
реченія, въ которомъ assiette значитъ 'вовсе не тарелка, a—со-
стояніе, расположеніе духа. Первоначально французское слово
именно означало положеніе, состояніе; потомъ—мѣсто, занимае-
мое сидящимъ за столомъ, и наконецъ блюдце, которое передъ
каждымъ изъ нихъ ставится. (Dict. de la langue fr., par. E. Lit-
tré, t. I).
ТАРЫНЬ (или на́кипень). Родъ глетчеровъ въ Сибири: снѣгъ таетъ на
скатахъ горъ (напр., въ Становомъ хребтѣ) и образуетъ ледъ,
изъ котораго иногда вытекаютъ рѣки (отъ П. П. Семенова). По
свидѣтельству покойнаго адмирала Ѳ. Ѳ. Матюшкина, ледникъ^
глетчеръ въ Сибири называется тараномъ.
ТЕЛЯТНЯ. Комната въ Воспитательномъ домѣ, гдѣ берутъ оспу отъ
телятъ.
ТЕНЬ. Упоминается нѣсколько разъ подъ сл. коса, приводится также
водъ гл. тенькать, но въ своемъ мѣстѣ его нѣтъ.
ТЕПЛИЦА. См. оранжерея.
ТЕСТЬ Въ косвенныхъ пад. ед. числа.в выпадаетъ: тстя, тстю
(Смол. губ.).
ТЕША *• Рыбій бокъ. Спб. Вѣдом. 1868, № 201.
ТИВУНЪ х. Чт. Общ. Ист. и Древн. 1868. Кн. I. РуссЕ. нар. пѣсни,
собр. Шейномъ. № 52.
ТИГУСИТЬ1. Мучить.
ТИТУЛЪ *. Просьба по титулѣ, т. е. просьба, въ началѣ которой про-
писывается въ извѣстной формѣ обращеніе къ Государю, a за-
тѣмъ идутъ пункты, и въ концѣ каждаго часть подписи просителя.
ТОЛОКА *. Пастьба скота на лугахъ или поляхъ. Худо родится хлѣбъ,
потому что не доходитъ толока. (Воронеж.). Въ толокѣ будемъ
ноньче пахать (т. е. тамъ, гдѣ скотъ ходитъ). Значеніе толо-
ки́ въ Малороссіи см. Спб. Вѣдом. 1864, Л« 207. Это же слово см,
ниже въ отдѣлѣ подъ цифрою IV.

ТОНКОНОГЪ. Poa bulbosa. Трава, корнемъ которой питаютъ зимою су-
слика. Впрочемъ, такъ называются и другія растенія; см. Бота-
нич. Словарь Н. Анненкова Ж№ '604, 749, 1045 и 1046.
ТОПОРНЫЯ БАРКИ (Г.). Суда запрещенныя, на которыя наложена двой-
ная пошлина (Лѣсной уставъ, ст. 686).
ТОПОТАТЬ *. Бить землю ногами, оставаясь на мѣстѣ (?).
ТОПЧАЧОКЪ. Россійскій—вашъ. A. К. II, 154. У Даля топчанъ.
ТОРБАНЪ 1 (инструментъ). Въ Ж. I, 380.
ТОУРИТЬ (Казан., Симб.). Уставить, пялить: „Увидя Марсъ, тоуритъ
взоры". (Держ. На пріобр. Крыма, Соч. его T. I, стр. 183). У
Даля записано тоуриться, какъ слово моск. и владим. Соображая
это съ нашей замѣткой, можно заключить, что это общенародно&
слово.
ТОЧАТЬ1. У Даля тачать.
ТРЁШНИКЪ = 3 к. сер. Трёшница = трехрублевая бумажка.
ТРЕЩИНА. Мякина (около Краснаго холма).
ТРУПЁРДА. Неповоротливая женщина.
ТРЫКЪ. *. Модникъ, вѣтреникъ. {On. Обл. Словаря). Даль поставилъ
при этомъ словѣ вопросительный знакъ; но y Державина (CW
его, т. III, стр. 345) мы находимъ стихъ:
„И льстя сѣдаго трыка".
ТРЫНКА. 3 коп. мѣдью, 1 коп. сер. (Казань).
ТРЫНКА. Въ Ж. I, 375.
ТРЫНЪ - трава. Можетъ быть отъ древняго трънъ-тернъ.
ТУЗЛУКЪ *. „И горы соляныхъ кристаловъ по тузлукамъ твоимъ пой-
дутъ". (G. Хр.у стр. 24). У Даля тузлукъ показано въ значеніи
разсола для соленья рыбы и икры; да еще съ вопросит. знакомъ
прибавлено: „украшенье на поясѣ".
ТУНБАСЪ. Транспортное судно. (Устр. Ист. П. JB., т. П, стр. 274).
ТУНЬЮ. Напрасно. „Чтобъ деньги не пошли тунью". Гр. X Н. Тол-
стой въ статьѣ „о народномъ образованіи". Отеч. Зап. 1874г
сент.).
ТУРСУКЪ *. Сем. Хр., стр. 26: „мѣшокъ изъ сырой кожи, снятой съ
лошадиной ноги". По Далю,—„малый кожаный мѣхъ, обычно
изъ трехъ окороковъ конскихъ".
ТУРЫ́ШКА *. Буракъ, цилиндрическій сосудъ, сдѣланный изъ бересты
(У Даля при этомъ словѣ поставлено ведерко, съ вопроситель-
нымъ знакомъ).
ТѢЛЬЧАКЪ. Болѣзнь худосочія y лошадей, при которой y нихъ на
шеѣ дѣлаются ранки. Лѣченіе: сжигаютъ ящерицу и даютъ пе-
пелъ внутрь. (Слышано отъ князя В. Р. Долгорукаго).
ТЯГА *. (охотн.). А. К. II, 253.
УВО́ЩЬЕ. Лѣкарство.

УДОЧЕРЯТЬ, УДОЧЕРЕНЬЕ (Г.). Терминъ, принятый въ параллель выра-
женіямъ: усыновлять> усыновленіе, въ министерствѣ юстиціи и
въ вѣдомствѣ Опекунскаго совѣта, но не допущенный въ законо-
дательство Государственнымъ совѣтомъ. [567] Съ филологиче-
ской точки зрѣнія новое слово это такъ же хорошо, какъ слово
замужство въ отличіе отъ женитьба* Если бъ руководствоваться
только примѣромъ другихъ языковъ, то конечно надобно бы ois
казаться и отъ одного изъ этихъ выраженій, ибо во франц. и
нѣмец. есть только le mariage, die Heirath. Между тѣмъ для
отверженія словъ удочерятъ, удочеренье нѣтъ другого основанія,
кромѣ того, что въ латинскомъ и новѣйшихъ западныхъ язы-
кахъ существуютъ для этого понятія только выраженія: adoptare,
adoptio. Едва ли мы будемъ правы, если станемъ отказываться
отъ своихъ богатствъ потому, что другіе бѣдны.
УЗДЕНИ́. Дворяне горскихъ народовъ въ Кизлярѣ (См. Указатель "къ
„Матеріаламъ" П. Г. Буткова).
УЗЪ *. Нижнее дно улья. {В. и Миръ, ч. V, стр. 84).
УМОРА *. Въ народномъ языкѣ ходитъ и съ собственнымъ значеніемъ,
напр., „скотинѣ въ сухое лѣто умора". (Ряз. губ., Данк. уѣзда).
УПОСЛѢЖДАТЬ, УПОСЛѢЖИВАТЬ. Обходить, обижать; опаздывать, мед-
лить. (См. Соч. Держ., т. I, стр. 256 и 257).
УРАЗА́ (тат.). To же, что рамазанъ, постъ, продолжающійся одинъ лун-
ный мѣсяцъ, когда магометане не пьютъ и не ѣдятъ отъ восхода до
заката солнца. „Казанскіе Татары держатъ уразу́". (Пупаревъ).
УРАЛЪ * Нариц. названіе горнаго хребта въ Запад. Сибири, въ Алтай-
скихъ и Саянскихъ горахъ.
У́РОМА * (множество плотовъ лѣса). Должно бы стоять въ одномъ
гнѣздѣ съ урема и урманъ.
УРСЫ́. Кучи (напр. рыбы) на Уралѣ.
У́ТОРОКЪ. Порядокъ.
УСТАВЪ *: „Онъ мигомъ увидѣлъ всѣ недостатки въ снастяхъ или
ошибки въ уставѣ жернововъ". (Сем. Хр., стр. 45).
УХНУТЬ *. „Сколько ухнуло состояній!" (Суворинъ въ Фельет. Спб.
Вѣдом. 13 октября 1874 г.).
УЧАСТЛИВЫЙ 1. Пропущено.
УШКОЛЪ. To же, что ушкуй. Галера. (Устр. Ист> П. J?., т. II,
стр. 274).
ФАРИСЪ — витязь.
ФАРШЪ, ФАРШИРОВАТЬ \
ФОРТЕЛЬ 1 (простор.). Преимущество или барышъ.
ФУНДУКЛЪ (Татар. =corylus tuberosa). Родъ большого орѣха въ Крыму.
,[568] ХАМОВНИКИ 1. Мастера, приготовляющіе для царскаго обихода
бѣлую казну, т. е. полотна, скатерти и т. п. (У Даля есть, но не
совсѣмъ такъ объяснено).

ХАРТУТА (Г.). Закавказскій плодъ, изъ котораго дѣлаютъ варенье.
ХЛУПЬ. Мягкое мясо y птицъ и вообще y животныхъ.
ХЛѢБОСОЛЕЦЪ. Тотъ кто хлѣбъ-соль водитъ (Моск.). Латин. hospes.
ХОЗЪ *. Ta часть выдѣланной коровьей кожи, которая употребляется
на подошвы.
.ХРОМНИКЪ 1 (Г.). (Изъ торговаго прейсъ-куранта, рядомъ съ сѣрою,
шпатомъ и т. п.), подъ рубрикой: Москотильные товары. См.
Величурка.
ХРУСТАЛИКЪ. Часть глаза. Пропущено во всѣхъ нашихъ словаряхъ.
ЦВѢТОКЪ. Виньетка. Кашка = cul-de-lampe. По свидѣтельству Оле-
нина въ его Письмѣ о Тмутороканскомъ камнѣ, первое употре-
бляется такъ въ синодальныхъ типографіяхъ.
ЦУГУНДЕРЪ К „Ну, я разумѣется тотчасъ его подъ цугундеръ". (Соч.
Тургенева. М. 1880. T. V, Дымъ, стр. 65). Для объясненія этого
слова я совѣтовался со многими. Одинъ говорилъ, что оно зна-
читъ: „на расправу", другой — „для взысканія"; третій утвер-
ждалъ, что оно первоначально означаетъ „веревку для вздерги-
ванья собакъ". Наконецъ, самъ Иванъ Сергѣевичъ, на мой вопросъ,
сообщилъ, что онъ слышалъ это слово отъ кавалеристовъ и что
подъ цугундеромъ разумѣется какой-то способъ усмиренія ло-
шадей. Мы съ покойнымъ ак. Шифнеромъ, большимъ охотни-
комъ до этимологическихъ разслѣдованій, много толковали о
происхожденіи этого слова, но ни до чего вѣрнаго не дозна-
лись. Между прочийъ мы предполагали, не происходитъ ли оно
отъ возможнаго нѣмец. выраженія: zu hunger, которое могло
употребляться въ нѣмецкой арміи, во время напр. Семилѣтней
войны, при назначеніи или угрозѣ наказанія на хлѣбъ и на
воду. Звукъ г очень легко могъ перейти y русскихъ въ д сходно
съ другим случаями этого рода (kringel==крендель и т. п.).
ЦѢЛО́КЪ. Итти цѣлко́мъ, по цѣлку́, т. е. не по проложенной дорогѣ.
Соч. Держ., T. III, стр. 572).
ЦѢПЕНѢТЬ. Пропущено.
ЧАВРЕ́НЫЙ, АЯ. Блѣдный, исхудалый. Какая она чавреная! (Твер. губ.).
ЧАЛА к Растеніе, на Кавказѣ. Въ м. Зугдиди производились опыты
употребленія въ кормъ лошадямъ рѣзанаго сѣна и чалы.
.[569] ЧЕКЪ, въ значеніи ярлыка на полученіе въ банкѣ денегъ, взято
съ англ, check, сообразно съ чѣмъ и должно быть исправлено
показаніе: „Чека, фран.".
ЧЕМАРКА. Одежда извѣстнаго покроя y зап. славянъ. Ср. фр. Simarre.
ЧЕРВЛЯКЪ \ Въ Ж. I, 5.
ЧЕРНАЯ РЫБА. * Мелкія породы рыбы, въ противоположность красной
(Н. Я. Данилевскій).
ЧЕЧЕНЬ К Въ J. I, 266.

ЧМА́РИТЬ. Кое-какъ пробиваться. (Ряз. губ., Данк. у.).
ЧОХЪ 1. Не вѣрилъ ни въ —, ни въ смерть. A. K. II, 145.
ЧУВЫКАНЬЕ (жаворонковъ). Война и Миръ IV, 18.
ЧУЙКА *. Лапоть особенно глубокій, похожій на калошу. (Ряз. губ.
Скоп. у.).
ЧУХИ́. Городки (игра).
ШАКАТЬ 1. Шакаютъ утки особой разновидности, называемыя шаку-
нами\ обыкновенныя же крякаютъ. Шакуны отличаются еще тѣмъ,
что не ходятъ въ воду.
ШАМАТОНЪ 1. „Пускай онъ будетъ солдатъ, a не шаматонъ въ гвар-
діи!". (Пушкинъ. Кап. Д., изд. Анн. V, 319).
ШЕЛОННИКЪ. На Селигерѣ значитъ сѣв. вѣтеръ. См. У Даля Шало-
никъ. Но это слово есть и въ Сибири. Точно ли оно происхо-
дитъ отъ названія р. Шелони?...
ШЕ́РЕШЬ, ШЕРО́ШЬ (Твер. губ.). Ср. У Даля шеро́хъ, къ гнѣзду ко-
тораго слѣдовало отнести и прил. шершавый и глаг. шершить
(шуршить произносится неправильно).
ШЕРШЕБКА. Тоже, что шершенка.
́ШЕ́РШЕНКА (Ряз.). Родъ рубана. См. предыдущее слово.
ШИБАЙ \ Мелкій торговецъ. Шибайныя лавки (Воронежъ).
ШИБЕНЬ. (Гоголь, Мертв. Души). Къ сожалѣнію, въ моихъ замѣткахъ
нѣтъ точной ссылки на мѣсто, гдѣ употреблено это слово.
ШИРКУНЕ́ЦЪ. Бубенчикъ. (Арх.).
ШЛЮПИКЪ. Родились шлюпиками. A. K. III, 219.
ШПАРНЯ (отъ шпарить). Обвариванье.
ШПЕКОВАТЬ. Пропущено.
ШПЕТИТЬ. Сильно уколоть кого словами. {Дополн. къ Оп. Обл. Сл.)
„Онъ при всѣхъ, чтобъ дать важность своей гордости, не усты-
дился меня шпетить". (Соч. Держ., T. V, стр. 843).
ШПУНТЪ * — столярный инструментъ.
ШТОЛЬНА х. Горизонтальный ходъ въ кони, выходящій отверстіемъ
[570] на свѣтъ; если же онъ идетъ весь подъ землею., то назы-
вается штрекомъ.
ШТЫКЪ-ЮНКЕРЪ. Чинъ въ артиллеріи, между сержантомъ и пору-
чикомъ.
ШУКА́ТЬ * — не прямо нѣмецкаго, a польскаго происхожденія; замѣ-
чательно, что это слово чрезъ Смоленскую губ. проникло и въ
Московскую. Я слышалъ его отъ крестьянъ въ одной подмо-
сковной деревнѣ, гдѣ въ 1812 г. были Французы; въ разсказѣ
о-нихъ было упомянуто тутъ и сущ. шука́ло въ смыслѣ мародера.
ШУРА *. Талый, мелкій ледъ. Шура идетъ.
ЩИ́ПОКЪ. Бусл. Истор. очерки I, 80.
ЭНДИВІЙ. Родъ салата (латукъ), Cichorium Endivia.

ЭСТРАГОНЪ, Artemisia Dracunculus, растеніе, изъ котораго получается
лучшій сортъ уксуса. За Кавказомъ употребляется оно въ пищу
какъ закуска. (Ф. И. Рупрехтъ).
ЮТОВОЕ производство (Москов. Вѣдом. 1878, № 143, перед. статья).
Конечно то же, что позднѣе принято называть джутовымъ. См.
выше джутъ.
ЯГУНЪ. To же, что егунъ. См. y Даля.
ЯДОВИТЫЙ 1. Съѣдобный (Ряз. губ.).
ЯМЩА. Бревно. „По Днѣстру кромѣ галеръ сплавляютъ еще изъ ав-
стрійскихъ владѣній еловые плоты, въ 100 ямщъ или бревенъ
каждый, съ досками, гонтомъ и драницами". (Военно-стат. обозр.
Бессарабіи).
II.
Слова Областного Словаря, сходныя съ скандинавскими 1).
1352.
[571] Въ Опытѣ Областного Великорусскаго Словаря найдено мною
довольно много словъ, болѣе или менѣе явно сродныхъ съ словами язы-
ковъ скандинавскихъ. Не во всѣхъ случаяхъ можно утвердительно ска-
зать, что русское слово заимствовано изъ иноплеменнаго языка; часто
надобно ограничиться только признаніемъ общаго происхожденія словъ
славянской породы съ словами скандинавскаго (или и вообще герман-
скаго) семейства языковъ. Должно однакоже замѣтить, что тѣ изъ
словъ, сходныхъ съ скандинавскими, которыя собраны въ сѣверныхъ
вашихъ губерніяхъ, особенно въ Архангельской, по большей части
очевидно почерпнуты изъ этихъ языковъ.
Для нѣкоторыхъ изъ такихъ словъ есть соотвѣтственныя въ двухъ
или трехъ скандинавскихъ языкахъ. Въ такомъ случаѣ я избираю
тотъ языкъ, въ которомъ оказывается слово самое близкое къ нашему,
или отмѣчаю вообще скандинавское происхожденіе, если приводимое
иноплеменное слово одинаково въ трехъ главныхъ языкахъ этой вѣтви,
т. е. исландскомъ (или древне-норвежскомъ), шведскомъ и датскомъ.
Исландскій, какъ древнѣйшій по своимъ формамъ, всѣхъ ближе къ
первоначальному, впрочемъ не сохранившемуся общему языку сканди-
навскихъ народовъ, и потому въ тѣхъ случаяхъ, когда можно коле-
баться въ выборѣ слова [572] того или другого, я предпочитаю исланд-
скій. Четвертый отдѣлъ составляетъ народный норвежскій языкъ, со-
держащій въ себѣ также значительное количество словъ, которыя могутъ
служить къ объясненію русскихъ.
1) Писано по вызову 2-го Отдѣленія Ак. Н. въ 1852 году.

Въ числѣ словъ, сходныхъ съ скандинавскими, есть такія, кото-
рыя представляютъ родство съ словами и другихъ германскихъ язы-
ковъ: я отмѣтилъ ихъ равнымъ образомъ, такъ какъ исключить ихъ
совершенно не было достаточнаго основанія. Однакожъ, если слово
находится и въ другомъ германскомъ языкѣ, но y насъ гораздо ближе
подходитъ къ скандинавскому, то оно такъ и означается мною.
Слова, которыя, по моему мнѣнію, дѣйствительно происходятъ отъ
скандинавскихъ корней, отмѣчаю я звѣздочкою. При изслѣдованіи ихъ
сравнивалъ я русскій языкъ и съ другими славянскими нарѣчіями.
Изъ сдѣланныхъ мною выписокъ видно, что число скандинавскихъ
реченій, вошедшихъ въ составъ мѣстныхъ говоровъ Россіи, вообще
незначительно: если сосчитать въ изданномъ Словарѣ всѣ слова не-
сомнѣнно скандинавскаго происхожденія, то ихъ окажется едва ли
болѣе 40. Этимъ подтверждается высказанное уже прежде мнѣніе,
что сношенія древней Руси съ Скандинавскимъ Сѣверомъ мало оста-
вили слѣдовъ въ языкѣ ея народа. Но такое заключеніе нисколько
не уменьшаетъ важности изученія скандинавскихъ нарѣчій для изслѣ-
дованія языка русскаго: какъ ни мало онъ отъ нихъ заимствовалъ,
однакожъ онъ находится съ ними въ весьма близкомъ родствѣ этимо-
логическомъ, и для полнаго разумѣнія начала и состава множества
русскихъ словъ нельзя обойтись безъ помощи языковъ скандинав-
скихъ. Остается опредѣлить точнѣе отношеніе, которое дѣйствительно
существуетъ — впрочемъ наиболѣе съ лексической стороны — между
нашимъ языкомъ и скандинавскими. При этомъ нельзя не вспомнить,
что еще Добровскій считалъ языки древне-норвежскій, датскій и швед-
скій тѣми изъ германскихъ нарѣчій, которыя представляютъ наиболѣе
сходства съ славянскимъ.
[573] АЛАЛА (вздоръ, бредъ *), АЛАЛЫКА (непонятно говорящій),
АЛАЛЫКАТЬ: сканд. la 11а, говорить съ трудомъ, непонятно. Ср.
нѣм. lallen, греч. λαλειν, латин. lallare. Дор. αλαλα — воинскій
крикъ, вообще крикъ, гамъ.
АНКА (галка): шв. anka, домашняя утка (финское ankka, имѣющее
то же значеніе, безъ сомнѣнія взято изъ шведскаго языка).
АРТЪ (толкъ, смѣтливость): шв. art, качество, нравъ; удача, сила,
талантъ; нѣм. Art.
БАТЪ: исл. bâtr, лодка.
БАУЛЪ (бочка): шв. bal, большая чаша, тазъ и т. п.; am. bowl.
БЛЕКАВО (блѣдно): шв. blek, блѣдный.
БОНДЫРЬ (бочаръ): шв. (tunn-) bindare, обручникъ; нѣм. (Fass-)
Bijader.
*) Значеніе русскаго слова отмѣчаю въ скобкахъ только тогда, когда оно болѣе
или менѣе отступаетъ отъ значенія сходнаго иноязычнаго слова.

БОТВА: шв. beta, свекла; нѣм. Beete. Cp. латин. beta.
БОТНИ́КЪ: шв. bât, лодка, нѣм. Boot, въ разныхъ видахъ встрѣчаю-
щееся во всѣхъ германскихъ языкахъ.
БУДКА: исл. bud, шалашъ. Ср. нѣм. Bude (коренъ bua, строить);
пол. budowac, строить.
БУЛГА (тревога), БУЛГАТИТЬ (тревожить): исл. bilgja, волна; дат.
b0lge, — волноваться (говоря о морѣ). — Примѣч. Скандинавское
y произносится какъ нѣмецкое ü. Датское О есть то же, что нѣм.
и шв. ö.
БУЛДЫГА (безпокойный человѣкъ): dam. и am. bold, смѣлый.
БУЛБУШКИ: me. bubbla, водяной пузырь. Нѣм. bubbeln.
БУНТЪ (множество хлѣба въ куляхъ): шв. bunt, пукъ, связка. Нѣм.
Bund.
БУРАВЛЬ: шв. borr, буравъ. Нѣм. Bohrer.
БУРАКЪ * (корзина изъ сосновой драни): шв. burk, банка, буракъ,
коробка.
БУРЛИТЬ: шв. porla, кипѣть, бить ключемъ, бурлить.
ВАЖАТЬ (вѣшать): шв. väga, вѣсить. Нѣм. Wage.
ГАРВА * (сѣть для ловли семги): сканд. g a r п, сѣть.
ГРИДНЯ * (свадебная комната): исл. grid, домъ, хоромы.
ГУГАЛА (качели): me. gunga, качель. Cp. xopym. gûgati, качать.
ДРОТЪ, ДРОТЬ (проволока): шв. trâd (нить; jern-trâd, проволока).
Нѣм. Dratb, котораго первоначальное значеніе тоже нить. (Шв.
jern = желѣзо).
[574] ЕЛАХА (пиво): сканд. öl, пиво. Ср. ані. aie, нѣм. Ael, фр. aile.
Сюда же должно отнести областныя слова: Аланя^ Алаха.
ИКЛЫ (клыки, ногти y пѣтуха): сканд. klo, коготь. Ср. нѣм. Klaue.
ИКОТА: шв. hicka, икать. Нѣм. hicken.
ИНЪ (онъ, иной): исл. hinn, онъ, тотъ.
KAKOPKA, КАКУРА, KOKOPA, (ватрушка, пышка, лепешка) и проч. исл.
kaka, пирогъ. Ср. анг. kake, нѣм. Kuchen.
КАЛДЫКА (хромой), КАЛДЫХАТЬ,КОЛТЫНОГІЙ,КОЛДЫХАТЬ: шв. halta,
хромать.
КАРГА (ворона): dam. krage, ворона. Cp. am. crpw, нѣм. Krähe.
КАРИТЬ,-СЯ (выговаривать, жаловаться): исл. kaera, жаловаться, звать
въ судъ. Ср. лат. qveri.
КЕРБЬ *(связка льну): шв. kärfve, связка, снопъ; фин. kerpo, связка
изъ листьевъ или прутьевъ.
КЛЕЙНО * (клеймо): исл. kleima, пятно.
КЛИПЪ (подводный рифъ): шв. klippa, скала, особливо въ морѣ. Нѣм>
Klippe.
КЛИТЬ (клѣть): исл. klefi, кладовая.
КЛЮКА (крюка): шв. krycka, посохъ, костыль. Нѣм. Krücke.

Примѣчаніе. Слово колымага, которое, по мнѣнію нѣкоторыхъ,
есть скандинавское, съ намѣреніемъ пропущено мною въ этомъ
спискѣ. Я не могу согласиться съ авторомъ Филологическихъ На-
блюденій, который говоритъ (Разсужд. II, отд. 1-е, § 30): „Имя
колымага (=hvëlvagn) сложено изъ скандинавскаго hvöl, ко-
лесо, и vagn, повозка, и собственно значить: повозка на коле-
сахъ". Сложное hvelvagnBb скандинавскихъ языкахъ не встрѣ-
чается, да и не можетъ встрѣчаться, потому что слово vagncaMO
по себѣ уже означаетъ повозку на колесахъ. Притомъ слово коло
есть чисто-славянское, и для объясненія его нѣтъ надобности
прибѣгать къ посредству иноязычнаго hvel. Въ церковносл.
колимогъ зн. шатеръ, куща (Вост.), въ древ.-русс иногда зн.
станъ. (Ипат. 158: „И возвратишася во колымагы свои, рекше во
станы"). Шафарикъ думаетъ, что это—сложное слово, въ кото-
ромъ первая половина серб. кола=(возъ), a вторая латыш. mahja=
домъ. (Слав. древности, т. I, кн. 2, стр. 25).
КОНДА * (смолистая внутренность сосны): шв. kâda, исл. qvoda,
смола. Примѣч. Шведское â соотвѣтствуетъ нашему o.
КОТУКЪ (шалашъ), КУТЪ, КУТЬ, КУТНИКЪ, КУТОКЪ (уголъ): исл.
kot, хижина; — kota, чуланъ, уголъ. Фин. ko ta, хижина; —
koti, [575] жилище. Ср. анг. cottage, нѣм. Hütte, русс.
хата. — Сюда же можно отнести: K a т y х ъ; сверхъ того: 3 a к y т a
съ его производными.
КРАМАРЪ *, исл. kramari, торговецъ.
Ср. нѣм. Kram, Kramer.
КРАМЪ *, исл. kram, мелкій товаръ.
КУЛЯ: шв. kula, пуля.
КУМКА (чайная чашка безъ блюдечка). Въ скандинавскихъ языкахъ
подобное слово встрѣчается только въ сложномъ видѣ (me. s pil-
le n m, полоскательная чашка;) но въ нѣмецкомъ слово Kumme
означаетъ вообще глубокій сосудъ, лаханку. Ср. греч. *OJX(3Y|; xoßßa
и русс. кубокъ.
ЛАВА, ЛАВЫ (плотъ, мостки): шв. lafve, нары, полокъ; фин. lawa,
нары, помостъ;—lawo, полокъ.
ЛАГОДИТЬ, ЛАДИТЬ,-СЯ, ЛАДКА: исл. laga, устраивать, приготовлять,
исправлять. Фин. laitta, съ тѣми же значеніями.
ЛАДЬЯ, ЛОДЬЯ: шв> lodja, a также и фин. lotja заимствованы y
русскихъ.
ЛАЙКА, ЛАЙКО (собака, воркунъ): исл. lai, хулить, охуждать.
ЛАПИКЪ, ЛАПИТЬ: исл. lappa, ставить заплатки.
ЛАРЬ (сундукъ): исл. lar, ящикъ, шкатулка; фин. laari конечно
заимствовано.
ЛОГЪ (ровъ, оврагъ), исл. lag, углубленіе въ землѣ, ложбина.
ЛЯГА (ляжка): исл. leggr, лядвея. Am. leg.

МЕРЁДА*, МЕРЁТА, МОРДА (рыболовная снасть): шв. mjärde; фин. mer ta
есть слово заимствованное *). Сюда же должно отнести слово:
Нёрша, составленное изъ мерёжа съ перемѣною ж на ш и м
на н (какъ въ словахъ: клейно, нимо и др.
МОЛВИТЬ: исл. maela, говорить; me. mal, языкъ, рѣчь.
МУСЛЯТЬ * (мочить слюною): исл. musla, брать въ ротъ (вмѣсто
munsla, отъ munnr, ротъ).
НЯМА (яма въ рѣкѣ): исл. nama, яма, рудникъ.
ОТЛОСТИТЬ (прибить): исл. liosta, бить, колотитъ. Сюда же можно
отнести слова: ло́скать и лощить.
ПАЛИ (сваи): шв. pâle, шестъ, свая; нижне-нѣм. Paal. Ср. лат. pa-
lus и сходныя слова въ другихъ языкахъ.
ПАСМА (мотушка льняныхъ нитокъ): шв. pas ma, мотокъ. Судя по
[576] тому, что это слово находится въ нѣсколькихъ славян-
скихъ нарѣчіяхъ, тогда какъ изъ скандинавскихъ языковъ одинъ
шведскій принялъ его, надобно заключить, что оно перешло не
отъ шведовъ къ намъ, a скорѣе наоборотъ. Это тѣмъ вѣроятнѣе,
что въ славянскихъ нарѣчіяхъ является и первообразное слово
(пасъ = поясъ), которое теперь оказывается и въ русскихъ
областныхъ словахъ: Опасъ, Опаска.
РАСКЕПИНА (щель): исл. skepia, дѣлить, раздѣлять. До сихъ поръ
о корнѣ, заключающемся въ этомъ словѣ, можно было догады-
ваться только по слову: раскепъ или правильнѣе: разскепъ.
Ясно, что отъ того же корня произошелъ нашъ глаголъ ще-
пать съ своими производными. Въ древнемъ языкѣ встрѣ-
чается онъ иногда и въ видѣ: скепать.
РУДА (кровь, что-нибудь грязное), РУДИТЬ,-СЯ, РУДНЫЙ, РУДЫЙ: исл.
ryda обмазывать, пачкать; обагрять кровію.
РУДО́Й (рыжій), РУДѢТЬ (краснѣть), РУДЯНОЙ (грязный): исл. raudr,
красный; — rod, краснота. Ср. ани red, нѣм. roth и русс
рдѣть.
РЮЖА *, РЮЗА: dam. ruse, рыболовная сѣть. Финское rysä заим-
ствовано изъ скандин. языковъ **). Ср. нѣм. Reuse.
РЮМАТЬ *, РЮМА (плакать): исл. rymia, ревѣть, кричать.
СКЕЯ * (анбаръ, погребъ): исл. s k і a r, пристройка для сушенія чего-
либо.
СКИБА *, СКИПА: исл. s k і f a, ломоть, пластина.
*) По мнѣнію г. Альквиста, это слово, первоначально финское, заимствов. рус-
скими и шведами: merta — маленькая рыболовная снасть, плетеная изъ ивовыхъ
вѣтвей.
**) Такъ и по мнѣнію г. Альквиста, который поясняетъ, что rysä — такая же
спасть, какъ и мерта, но большаго размѣра и сдѣланная изъ сѣти.

СТРЫНКА, СТРЫНЯ (горшокъ, ларчикъ): исл. s kr in, сундучокъ, ящикъ.
Ср. лат. scrinium.
СЛЯЧА: шв. slask, слякоть.
СНАЧИТЬ: (взять): нар.-норв. s n a k a, схватить, утащить; — s n a k,
жадный. Cp. am. to s na tek.
СНИДОВАТЬ, СНѢДОВАТЬ (закусывать, обѣдать), СНѢДАТЬ, СНѢДАНЬЕ:
исл. snâd нища, яство. Дифенбахъ въ своемъ Сравнительномъ
Словарѣ готскаго языка признаетъ случайнымъ сходство между
древне-славянскимъ снѣдь и древне-норвежск. snâd. Если,
однакожъ, принять въ расчетъ, что это слово съ тѣмъ же зна-
ченіемъ не встрѣчается въ другихъ германскихъ языкахъ и что
они равнымъ образомъ не представляютъ корня, изъ котораго
бы оно естественно проистекало, то является вопросъ: не отъ
славянъ ля заимствовано норманнами имя snâd вмѣстѣ съ гла-
голомъ snaeda (исл.), кушать? Правда, въ [577] англосакс.
есть слова: s n o е d, кусокъ и snoedan, подкрѣплять пищею, но
и это, кажется, не даетъ права производить древненорв. snâd
отъ готскаго глагола sneithan, рѣзать,—какъ сдѣлалъ Дифен-
бахъ, вообще слишкомъ нестрогій въ выборѣ сближаемыхъ имъ
реченій. Приведенныя областныя слова совершенно сходятся съ
польскими sniadac, завтракать, и sniadanie, завтракъ. Сла-
вянское происхожденіе ихъ такъ очевидно, что мысль г. Саби-
нина, будто снѣдь есть слово скандинавское, не требуетъ опро-
верженія.
СНОТА * (догадка, смѣта): исл. snotr, благоразумный, искусный; dam.
snu, хитрый, и snedig, лукавый. Ср. гот. snutrs, англо-сакс.
snoter, нижне-нѣм. snöe и пр. Нар.-норв. глаголъ s nu se g,
который собственно значитъ — повертываться, но также упо-
требляется въ смыслѣ: приноравливаться, хитрить, заставляетъ
предполагать, что показанныя здѣсь германскія слова находятся
въ связи съ обще-скандинавскимъ глаголомъ s nu a (sno, snoej,
вертѣть, вертѣться, быстро двигаться; a этотъ глаголъ въ са-
момъ тѣсномъ родствѣ съ нашимъ сновать (Акад. Сл. „ходить,
летать и плавать туда и сюда") и сноваться („соваться, бро-
дить туда и сюда"). Родство тѣмъ болѣе несомнѣнное, что какъ
скандинавскій, такъ и славянскій глаголы имѣютъ еще другое
однородное значеніе; напр., шв. sno, крутить, сучить (нитку и
т. п.). Все сказанное позволяетъ догадываться, что слово снота
собственно и первоначально должно значить изворотливость,
хотя по законамъ нашего языка и не можетъ оно стоять въ пря-
момъ соотношеніи съ гл. сновать.
СПИ́ЦА * (спичка), СПИЦЫНЫ (деревянные гвозди): нар.-норв. spik
или spika, узенькій отколокъ дерева, тычинка, также лучина.

Cp. гав. s p i k, гвоздь; нижне-нѣм. s p i k e r, гвоздь; голл. s p y k e r,
гвоздь, клинъ; am. s p i k e, острый конецъ, гвоздь. Замѣчательно,
что хотя во всѣхъ этихъ словахъ обнаруживается одинъ и тотъ
же корень, но между германскими языками собственно только
народный норвежскій представляетъ слово, которое совершенно
подходитъ къ нашему спица или, въ общепринятомъ языкѣ,
спичка. Впрочемъ надобно принять въ соображеніе и исл.
spita, деревянный гвоздь, щепка; нельзя также не имѣть въ
виду и нѣм. Spitze, въ которомъ однакожъ внутреннее сход-
ство съ нашимъ словомъ ограничивается только общимъ поня-
тіемъ острія. Отъ Spitze прямѣе произошло y насъ другое
слово, именно шпицъ, остроконечный верхъ.
[578] СПРЕТЪ * (гадкій человѣкъ): шв. sprätt, франтъ, щеголь. Исл.
spreyta, gestibus super bus.
СТЕГА, СТЕЖКА (проселокъ, тропинка): исл. stigr, тропинка. Ср. гот.
staiga, древне-верх.-нѣм. stega. Изъ всѣхъ славянскихъ нарѣ-
чій едва ли не одно русское удержало въ этомъ словѣ корен-
ную букву г безъ измѣненія въ з или въ ж.
СТОГЪ: исл. s t a с k r, куча. Это слово, встрѣчающееся почти во всѣхъ
славянскихъ нарѣчіяхъ, получило въ нихъ смыслъ, по большей
части ограниченный понятіемъ сѣна, но въ нашемъ областномъ,
такъ же какъ въ польскомъ и нѣкоторыхъ другихъ, оно на-
равнѣ съ древне-норвежскимъ Stack удерживаетъ общее зна-
ченіе кучи. Въ нынѣшнихъ скандинавскихъ языкахъ оно приняло
средній смыслъ, означая вообще стоящую въ полѣ кладь сѣна,
соломы, ржи и т. п.
СТОДЪ * (идолъ): шв. stоd, статуя. Cp. греч. στοα.
СТРАДА, СТРАДА (рабочая пора, тяжелая работа), СТРАДАТЬ (трудиться),
СТРАДОВАТЬ, СТРАДОМЫЙ и проч.: neu s tri ta, работать съ уси-
ліемъ, нар.-норв. s tri ta, таскать, носить тяжести; справлять
тяжелую работу; — stritarbeid, тяжелая работа, для которой
требуется одна сила, безъ всякаго искусства. Ср. латыш. strah-
da ht, работать, быть прилежнымъ.
СТЯГЪ * (колъ): исл. s t i a k, колъ; dam. stage. Cp. древне-нѣм- stek-
ko, колъ, свая; ново-нѣм. Stock, палка. Какъ наши слова: колъ,
тычина происходятъ отъ колоть, тыкать, такъ и германское
стягъ образовалось отъ однозначащихъ глаголовъ нѣм. stechen
и stecken. Хотя въ значеніи знамя, хоругвь это слово извѣстно
и западнымъ славянамъ („Мысли объ исторіи русскаго языка"
И. И. Срезневскаго, стр. 153), однакожъ трудно не признать
его иноплеменнымъ, такъ какъ оно въ славянскихъ нарѣчіяхъ
стоитъ совершенно одиноко, не имѣя въ нихъ корня и не давъ
отъ себя производныхъ. Понятіе о водруженіи знамени объяс-

няетъ намъ связь обоихъ, повидимому, разнородныхъ значеній
разсматриваемаго слова *).
СУСОЛИТЬ (пить медленно, сосать), СУСЛИКЪ, СУСЛЯ (кто пьетъ по-
немногу ) и проч.: нар.-норв. susla, плескать, болтать (мѣшая
жидкость); — susl, пачкотня, бурда. Хотя сканд. susla. по
смыслу [579] и не совпадаетъ съ русскими „сусолить, суслить",
однакожъ нельзя отвергать нѣкотораго между ними родства,
даже и въ этомъ отношеніи. Во всякомъ случаѣ показанное здѣсь
сходство и областная форма сусолить заставляютъ сомнѣ-
ваться, чтобы Рейфъ правильно производилъ глаголъ суслить
отъ сосать, хотя первый, въ областномъ языкѣ, и принимаетъ
иногда значеніе второго.
СЫРКА (виноградный уксусъ): сканд. sur, кислый.
ТАЛОВАТЬ (воровать): исл. stal, прош. врем. отъ гл. stela, воровать.
Ср. англо-сакс. stalu, старо-нѣм. stala и сходныя слова во
всѣхъ германскихъ нарѣчіяхъ. Таловать можетъ соотвѣтствовать
чужеплеменному s-tal точно такъ же. какъ напр. глаголы ты-
кать, прыгать, относятся къ однозначащимъ съ ними s-ticka,
s-pringa (шв.).
ТВОРИЛКА (квашня). Смыслъ этого слова прямо истекаетъ изъ второго
значенія глагола творить, какъ оно показано въ академиче-
скомъ словарѣ: „Разводить, размѣшивать въ водѣ. Творить из-
весть. — Творитъ хлѣбъ или квашню: зн. смѣшивать муку съ
водою". — Съ глаголомъ творить въ этомъ значеніи разительное
сходство представляетъ датскій гл. tvœre, разводить, мѣшать
что-либо сухое во влажномъ, напр. „tvcere Mel i Vand" (рас-
творять муку въ водѣ) — смѣшивать муку съ водою; въ исл.
языкѣ Þvari означаетъ скатанное комками тѣсто. Ср. русское
растворъ, смѣшеніе чего-либо сухого съ влажнымъ или одной
влажности съ другою (акад. слов.). Это указаніе можетъ слу-
жить къ объясненію областныхъ словъ: тварь—мокрый и
крупный снѣгъ, и творогъ — начинка. Въ послѣднемъ нахо-
димъ общеупотребительное слово съ перемѣною смысла, основан-
ною на сходствѣ предметовъ (ср. творожная начинка) и оно съ
другой стороны сближается съ нѣмецкимъ qvarg и qvark,
означающимъ: 1) творогъ въ общепринятомъ смыслѣ и 2) мягкую
грязь и вообще всякую влажную нечистоту (сред.-нѣм. twark).
Родство звука dv съ tv, какъ и съ zw, въ германскихъ язы-
кахъ подтверждается множествомъ примѣ*ровъ. Въ приведен-
номъ датскомъ словѣ tvœre нельзя не признать близкой связи
*) Бъ значеніи знамя слово стягъ ближе соотвѣтствуетъ германскому, отъ того
же корня происходящему Stange, stenge, steng и т. п., шестъ, палка, древко, и глас-
ная нашего слова въ этомъ случаѣ есть собственно А.

съ слѣдующими германскими глаголами, значащими также пере-
ворачивать, мѣшать: сред.-нѣм. twern (npour. twar), древ.-верх.
нѣм. d wer an, ново-верх.-нѣм. zw er en, откуда пошли второ-
образные: англ. twirl, ново-нѣм. zwirlen и qverlen и проч.,
a отъ нихъ составились, съ [580] значеніемъ мѣшалки, чумички
имена: англо-сакс. thvyril, средне-нѣм. twirel, ново-нѣм. qviril
и zwirl, dam. tvœre. нар.-норв. tvara или tvare. Ср. еще
нар.-норв. tverel, пахтальная кирка. Къ этимъ словамъ, по
формѣ и по происхожденію, хотя и не совсѣмъ по значенію, но
все-таки также съ главною идеею мѣшанія, подходятъ русскія:
общеупотребительное творило и областное творилка *).
Трудно рѣшить, какимъ образомъ творило въ областномъ языкѣ
могло получить значеніе „поддона, на который ставятся ушаты",
и потому можно предполагать, что это слово въ простонародномъ
обиходѣ имѣетъ еще какой-нибудь смыслъ, служащій переходомъ
къ показанному въ Обл. Словарѣ мѣстному значенію. Это тѣмъ
вѣроятнѣе, что въ нѣкоторыхъ славянскихъ нарѣчіяхъ тво-
рило дѣйствительно является въ другомъ значеніи: тамъ оно
по большей части означаетъ форму, въ которой окончательно
сгущается сыръ, a мѣстами и вообще форму, образъ (отъ гл.
творить въ смыслѣ образоватъ); y поляковъ оно сверхъ того
значитъ: горшокъ для тѣста. (Ср. русс. обл. творилка **).
Примѣчаніе. Изъ соображенія обоихъ значеній русскаго гла-
гола творить возникаетъ вопросъ: въ какомъ отношеніи они
находятся между собою и которое изъ нихъ надобно признать
первоначальнымъ? Вопроса этого нельзя рѣшить безъ помощи
другихъ родственныхъ языковъ, въ которыхъ являются соот-
вѣтствующія слова того же корня. Древнѣйшимъ видомъ его
надлежитъ принять санскритское tvar, спѣшить, скоро дѣлать***).
Въ латышскомъ языкѣ tvert значитъ хватать, схватывать. Въ
чешскомъ и польскомъ творитъ имѣетъ [581] смыслъ — давать
*)Суффиксъ l во многихъ индо-европейскихъ языкахъ служить къ образованію
словъ, означающихъ орудіе, средство. Ср. греч. πτιλο, οππτιλο, лат. vinculum, spéculum,
нѣм. Schlüssel, Stachel и проч.
**) Въ повѣсти Д. В. Григоровича: Смедовская долина. (Соврем. 1852, № 1, Отд.
I, стр. 106) употреблено слово тва́рня. Желательно было бы принять въ соображеніе
и это слово при разсмотрѣніи производныхъ отъ гл. творить; но, къ сожалѣнію, я
нигдѣ не могъ найти указанія, что значитъ тварня, котораго нѣтъ и въ Словарѣ Даля.
Очень полезно было бы, если бъ авторы повѣстей, взятыхъ изъ простонароднаго и
вообще изъ провинціальнаго быта, присовокупляли къ нимъ объясненіе словъ, неиз-
вѣстныхъ въ общеупотребительномъ языкѣ.
***) Г. Миклошичъ въ Radiées linguae Slovenicae v. d. ошибочно принималъ кор-
немъ слова творить санскр. tu, facere. Ср. y Боппа въ Glossarium Sanscritum ко-
рень (твар), festinare... ratione habita, radicem (чаР) et іге facere significare.

образъ или видъ: вотъ, кажется, исходная точка обоихъ зна-
ченій русскаго глагола; и основное понятіе, въ которомъ оба
они соединяются, можно выразить такъ: посредствомъ быстраго
движенія рукъ производить что-либо, имѣющее образъ; a отсюда
уже проистекло болѣе отвлеченное значеніе этого глагола. Такъ
и въ германскихъ языкахъ глаг. schaffen, сканд. skapa, тво-
рить, заимствованъ отъ идеи: образъ. (Cp. am. shape, шв. skap-
nad — видъ, образъ). Замѣчательно, что въ нѣкоторыхъ сла-
вянскихъ нарѣчіяхъ творить значитъ также строить (греч.
κτιζειν созидать, создавать). Такимъ образомъ въ славянскомъ
глаголѣ соединились всѣ тѣ понятія, которыя въ разныхъ язы-
кахъ отдѣльно послужили основаніемъ для выраженія идеи
creare.
ТРУДИТЬСЯ (долго и тяжко хворать): исл. trau da, принуждать, затруд-
нять; нар-норв. traute, продолжительный и тяжкій трудъ.
ТУЛЯТЬСЯ (прятаться): dam. d0lge (прош. dulgte), скрывать. Ср. исл.
dula, покрывало, duldr, скрытый.
ТЫНЪ (плетень): исл. tun, селеніе, дворъ, застроенное мѣсто. Ср. англо-
сакс. tun, ограда; анг. town, городъ. По мнѣнію Шафарика,
тынъ—первоначально кельтское слово. (Сл. Древн. т. I, кн. П,
стр. 206).
УТЕЛЬГА (тюленья самка). Это слово утверждаетъ меня въ догадкѣ,
что въ имени тюлень буква ю не есть первоначальная, a замѣ-
нила собою гласную е (ср. для примѣра плюсна и плесна).
Тюлень должно быть въ родствѣ съ теля, теленокъ, что́ не по-
кажется страннымъ, когда мы вспомнимъ, что по-латыни vitu-
lus значитъ и теленокъ и тюлень (ученый терминъ: phoca vi-
tulina), да и на многихъ современныхъ языкахъ тюлень на-
зывается морскимъ теленкомъ, напр., по-польски ciele morskie,
фр. veau marin, нѣм. Meerkalb. Въ польскомъ языкѣ cielę
и безъ прибавленія morskie употребляется въ смыслѣ: тюлень.
Тотъ же корень встрѣчается, въ этомъ послѣднемъ значеніи, и
въ скандинавскихъ языкахъ (исл. selr, шв. själ), a равно въ
am. (seal) и въ англо-сакс. (syle). По всему сказанному трудно
согласиться съ Павскимъ, чтобы слово тюлень передѣлано было
изъ am. seal (Фил. Набл. II, А., стр. 146); такъ и въ реченіи
утельга нельзя признать чуждаго происхожденія.
ХВАТИНО, ХВАТЮГА (хватъ), ХВАТСКО (мастерски): исл. прил. hvatr
(сред. p. hvatt), бойкій, смѣлый, проворный.
ХВИЛЫЙ: исл. qvilli, хилость, безсиліе.
[582] ХРАКЪ (харканье, харкота): исл. hraki въ томъ же значеніи.
ХРАПЪ: исл. hrappr, буйный, наглый.
ХРИДА (человѣкъ, по неряшеству измокшій и проч.): исл. hrydia
плевать, харкать; прил. hrydiulegr, грязный, гадкій.

ХРИЗА (высокая, худая женщина): сскр. k г ç a, испитой, болѣзненный.
ХРУНИ, ХРУННИКЪ, ХРУНЫ, ХРУНЬЕ: исл. h г a е, изорванная вещь, ве-
тошка.
ХУТРА, ХУТРО, ХУТРОВАТЬ; того же корня въ сканд. языкахъ f o d е г,
но слово хутра ближе къ однозначущему нѣм. Futter, под-
кладка, мѣхъ, a въ архитект. внутренняя обшивка или обдѣлка.
Ср. пол. futro, futrowac.
ШКАЛИКЪ*, ШКАЛЬЧИКЪ: исл. skâl, чаша, чарка. Ср. нѣм. Schale.
ШКЕВЕНЬ, ваг. штевень (см. общій акад. слов.): исл. stafn. dam. stavn,
носъ y корабля, также корма. Наше слово взято, вѣроятно, съ
голл. Steven, килевая балка.
ШКУРА (древесная кора). Корень ska, sku въ герман. языкахъ во-
обще означаетъ покрышку, верхній слой. Оттуда и шв. skara,
снѣговая кора (настъ); skorpa, корка хлѣбная, земляная кора
и т. п. Ср. древне-нѣм. schür, мѣхъ, шкура, пол. skorka и рус.
скорнякъ.
ШКУРАТЬ (о птицахъ: быстро спускаться); сканд. skur, ливень силь-
ный градъ. Ср. нижне-нѣм. schür; вообще сильное, мгновенное
движеніе.
ШКУРЯТЬ (прогонять): слово того же корня. Ср. нѣм. schüren,
древне-нѣм. skurian, толкать, вышибать. Гриммъ принимаетъ
готскій глаголъ skiuran, impellere, trudere. Сюда же надобно
отнести междометіе: шкырь.
ШЛЕНЬКАТЬ (Ѣхать слабой рысцой), ШЛЕНЬКОМЪ, ШЛЫНДАТЬ, ШЛЯН-
ДАТЬ: исл. sien, sien ta, безсиліе, лѣнь, шв. si entra, шлян-
дать, шататься; ср. нѣм. slendern.
ШЛЯХЪ * (дорога): исл. slog, тропа, слѣдъ. Ср. нѣм. Schlich, Schleich-
weg, и пол. szlak, szlad, откуда русское вѣроятно и заим-
ствовано.
ШЛЯЧА: см. объясненіе слова с л я ч a — слякоть.
ШНУРИТЬ, ШНУРЪ: исл. s n ura, черта, тесемка, вѣроятно въ срод-
ствѣ съ гл. s n il a, сучить, крутить. Въ смыслѣ шнурить упо-
требляется и y нѣмцевъ schnüren.
ШНЫРА, ШНЫРИТЬ, ШНЫРЪ,-Ь, ШНЫХАРИТЬ: исл. snudra, обнюхивать
по-собачьи; cp. нѣм. schnurren, скитаться, ища пропитанія;
или отъ другого корня нар.-норв. snurre se, кружиться, [583]
вертѣться. Для слова шныхарить можно привести также шв.
snoka, рыться, шарить, искать.
ШНЯКА :Ч (лодка извѣстныхъ размѣровъ для рыбной ловли): исл.
snâkr, др.-слав. смокъ, собственно змѣя, также родъ мореход-
наго судна; иначе s n е с k і а, легкое судно.
ШПАКЪ (скворецъ): сканд. spak въ древности значило умный, муд-
рый, a нынѣ смирный, ручной; оттуда нар.-норв. s р е k t, способ-

ность говорить (въ старину мудрость). Cp. am. to speak, го-
ворить, и древне-нѣм. spacht, говоръ, крикъ, птичье пѣнье;
голл. spekt, дятелъ.
ШПИГОРЬ *: dam. s p i g е г, большой гвоздь.
ШТОПОРИТЬ, ШТОПЫРИТЬ: шв. stoppa, затыкать, штопать. Нѣм. stop-
fen, лат. stipare и проч.
ШУКАТЬ: шв. söka, искать. Cp. нѣм. suchen, пол. szukać. Глаголъ
ш y к â т ь, записанный въ Курской губ., слышалъ я и въ окрест-
ностяхъ самой Москвы (близъ Угрѣшскаго монастыря), гдѣ
крестьяне часто употребляли его, разсказывая мнѣ о насиліяхъ
французовъ въ 1812 году и называя мародеровъ, дѣлавшихъ по
деревнямъ поиски, шука́лами (шука́ло).
ШХОУТЪ, ШКОУТЪ: шв. skuta. Cp. голл. sckuyt, извѣстнаго рода
судно. Здѣсь заимствованіе произошло конечно изъ голландскаго
языка.
ЩВЕЛЬ, ЩЕЛИНА: исл. ski lia, раздѣлять, разлучить;—s kil (нар.-норв.
skjel), отверстіе въ ткани (при тканьѣ).
ЩИРО (искренно): шв. s k ä r, чистый, неподдѣльный. Cp. пол. s z с z e r y.
ЮРКІЙ, ЮРОВАТЫЙ, ЮР0В0, ЮРОВЫЙ: me. y r, рѣзвый, живой.
ЯЛАЯ, ЯЛ0ВКА, ЯЛ0ВЫЙ: исл. g é 1 d, нѣм. gelt; неплодный; о коровѣ:
не дающая молока, нетель (шв. gall-ko). Дат. gold, безплод-
ный, пустой, порожній.
ЯРО (шибко), ЯРОВАТЬ (кипѣть), ЯРОВАТЫЙ, ЯРЫГА (работникъ), ЯРЫЙ
(сердитый, сильный): исл. errinn, бойкій, пылкій, сильный, ра-
ботящій, или: a er, ярый, бѣшеный.
ЯЩИКЪ (четвероугольное пространство на бахчѣ; четырехколесная
телѣга). Рейфъ производитъ это слово отъ гл. ять, a Павскій
(II, А. 71) говоритъ только, что въ нашемъ языкѣ нѣтъ имени
ящъ, но не доискивается происхожденія слова. Оно въ перво-
начальномъ видѣ находится въ германскихъ нарѣчіяхъ, но всего
ближе къ нашему является въ языкахъ скандинавскихъ. Дат.
a e s k е, шв. a s k, исл. e s k i, или a s k r значитъ именно: ящикъ,
коробка и т. п. Ср. нѣм. a s с h, горшокъ, и пол. j a s z c z, j a s z-
czyk, посудина для масла, творогу и проч.

III.
Слова Областного Словаря, сходныя съ финскими.
1852.
[584] Вообще словъ, заимствованныхъ изъ финскаго языка, отыска-
лось въ Словарѣ довольно много. Большая часть финскихъ словъ собраны
въ сѣверныхъ . губерніяхъ; замѣчательно однакожъ, что нѣкоторыя
подслушаны и въ среднихъ великороссійскихъ. Вопросъ объ отноше-
ніи финскаго языка не только къ русскому, но и вообще къ индо-
европейскимъ еще мало разработанъ, и самое знакомство европейскихъ
филологовъ съ этимъ замѣчательнымъ языкомъ началось недавно. Но
при изслѣдованіи русскаго языка необходимо принимать въ сообра-
женіе и финскій, который даже и въ грамматическомъ отношеніи мо-
жетъ представить нѣкоторыя интересныя сближенія съ первымъ. Здѣсь
мѣсто упомянуть объ одномъ реченіи Областнаго Словаря, которое по-
ражаетъ финскимъ образованіемъ своимъ, хотя по корню оно и рус-
ское, именно о нарѣчіи сравнительной степени: бережѣе. Его едва
ли можно выводить изъ какого-нибудь прилагательнаго: въ сравни-
тельную степень возведено тутъ существит. берегъ, въ чемъ удо-
стовѣряетъ финское rannemmalla (первоначально rantampa-lla), образо-
ванное отъ дательнаго падежа существительнаго имени ranta (бе-
регъ=шв. Strand). Въ помѣщаемомъ здѣсь спискѣ приведены какъ
слова, явно взятыя y финновъ, такъ и немногія другія, которыя пред-
ставляютъ только этимологическое родство или о которыхъ трудно
сказать, кто y кого заимствовалъ.
[585] АЛАНЬ (низменное мѣсто): фин. alanko, (отъ частицы a 1а, озна-
чающей низъ и соотвѣтствующей нашему предлогу подъ).
ВАГА (сила): фин. wäki, сила.
ВАРАКА (каменная гора): waara, каменная гора, скала.
ВАРАТОКЪ: wari, кипятокъ.
ВИЦА: witsa, розга. Здѣсь чуть ли не финское слово заимствовано
отъ русскаго.
ГИРВАСЪ: h і r w a s, оленій самецъ.
ЗУЙ (мальчикъ, готовящій кушанье для промышленниковъ): s y ö d ä,
ѣсть (фин. у=нѣм. ü); syö—онъ ѣстъ.
КАНКА, КАНЪ (инд. пѣтухъ, курица): kana, курица.
КЕНДА (песчаный возвышенный берегъ озера): kentta, возвышенное
невоздѣланное поле.
КЕРСТА (могила): kirstu, ящикъ, тюрьма, вѣроятно съ герм. kiste.

КЕХТАТЬ (желать, много ѣсть): käkeä, желать, стараться; или kéh-
data, не стыдиться, не скучать что дѣлать.
КИПАКА (каменный берегъ, гладкій камень, выходящій изъ моря):
можетъ быть, отъ гл. k і р р a t a, скакать: k і р a k k a значитъ
быстрый, стремительный.
КИРЗА (верхній слой земли): kirsiä, вскапывать поверхность земли;
kir si, ледяная кора, ледъ въ землѣ (подина).
КОБРА (пригоршня): kopra, ладонь, горсть.
КОНГА (сосновый рудовый лѣсъ): honka, pinus silvestris matura.
КУККУЙ (мясной пирогъ при свадьбахъ): kala-kukko, пирогъ съ
рыбой (k a 1 а= рыба; для kukko ср. нѣм. Kuchen, шв. kaka, пи-
рогъ).
КУЛЕПНЯ (деревня, Костром.): kylä, деревня.
ЛАМБА, ЛАМБИНА (небольшое озеро): 1 a là р і, небольшое озеро.
ЛАХТА: lahti, заливъ морской.
ЛЕЙМА: 1 е h m ä, корова.
ЛЕМБОЙ (чортъ): lempo, злой духъ, сынъ миѳологическаго героя
Ка́левы.
ЛУЗИКЪ: lusikka, ложка. Впроч. ф. lusikka явно заимствовано
отъ ложка *).
[586] ЛѢКА (счетъ), ЛѢЧИТЬ (считать): luku, число, счетъ; lukea
считать.
МЯНДА (верхніе слои сосны; лѣсъ): mänty, pinus silvestris.
НЕГЛА (лиственница); ne gl a (nekla, neula), игла, хвоя.
НОРИЛО (шестъ, которымъ продѣваютъ подо льдомъ веревку): nuo.ra,
веревка.
ПАВНА (болото): pauni, лужа, небольшое озеро.
ПАЛЕНИНА, ПАЛЪ, ПАЛЫ, ПАЛЬ: р a 1 о, выжженное мѣсто. Трудно опре-
дѣлить, происходятъ ли эти слова отъ финскаго глагола pa-
laa, горѣть, или отъ русскаго палить. Такъ какъ они упо-
требляются не въ однѣхъ губерніяхъ, гдѣ народонаселеніе от-
части финское, то нѣтъ достаточнаго основанія признать ихъ
иноязычными.
ПАХТУСЪ (комъ масла изъ сметаны): р a k s u, густой, и гл. р a h t a a,
сгущать, давать свернуться. Отсюда видно, что нашъ глаголъ
пахтать—финскаго происхожденія. Здѣсь должно замѣтить
и областное слово опахтанье.
ПЕРТЬ (жилая карельская изба): pirtti, черная изба, баня.
*) Это русское слово перешло къ финнамъ вмѣстѣ съ самою вещью, т. е. съ де-
ревянными ложками, которыя еще и теперь въ большомъ количествѣ ввозятся въ
Финляндію и формою своею совершенно отличны отъ туземной финской ложки, ко-
торой названіе было Jcuiri. Въ сѣв. губерніяхъ русскіе повидимому приняли фин-
скую форму слова ложка (Альквистъ).

ПЕХТИЛЬ,-ЛО, ПИТКИЛЬ (пестъ, неповоротливый человѣкъ): petkeli и
pötkeli, пестъ.
ПОЙГА (малютка): poika, мальчикъ, сынъ.
ПУДАСЪ: pudas,. рѣчной заливъ, рукавъ, проливъ.
ПУРГА, ПУРЬГА: ругу, мятель, вьюга, и purku, сугробъ снѣжный.
ПЯККОИ: pieksu, сапоги особаго рода.
РАВГА: rauh an en, железа.
РАГА: raha, деньги.
РОВГА, РОВДА, РОВКА: routa, ледъ въ землѣ.
РОПАКА,-КЪ, РУПАКА (стоячая льдина, ледъ): r о p a k k о, грязь по доро-
гамъ, ко́лоть.
РОПАСЪ (ледяной бугоръ): rapa, грязь, вообще что-нибудь ломкое и
разсыпающееся.
РЕМОКЪ,-ОХА,-ОХЪ,-ОШИНА,-УШКИ; РЯМОКЪ,-МКИ,-МОЖНИКЪ,-МУГА (ло-
скутъ, тряпка): rämä, вещь изодранная и негодная.
РЯМЪ, РЕМА, РЕМНИКЪ (топкое мѣсто, поросшее мохомъ и кустарни-
комъ): rämet, болотистое мѣсто.
РЯНДА: räntä, мокрый снѣгъ.
РЯСА (мокрота, слякоть, топкое мѣсто): räisy, топкая земля.
РЯСКИ (изодр. платье): r ä 11 i, лохмотье, тряпка, или r ä p ä, изодран-
ное платье.
САЛМА: salmi, проливъ, иногда заливъ.
[587] САРГА: sarja, тонкая и длинная драница, употребляемая въ ры-
боловныхъ снастяхъ и т. п.
СЕЛЬГА (высокое пахотное мѣсто въ лѣсу): selkä, хребетъ; оттуда
вообще—возвышенное, болѣе видное мѣсто.
СИКА: sika, свинья.
ХВАСТАТЬ, (говорить, лгать), ХВАСТЛИВЫЙ, ХВАСТУНЪ: haastaa, го-
ворить, нагло говорить, хвастать.
ХОВАТЬ: h au da ta, зарывать, хоронить.
Глаголы хвастать и ховать, извѣстные и въ другихъ
славянскихъ нарѣчіяхъ, не могутъ быть отнесены къ числу за-
имствованныхъ словъ, но помѣщены здѣсь только какъ сходные
съ финскими по корню.
XOBPA (неповоротливая, непонятливая женщина): houru, глупый,
полоумный.
ХОЗАТЬ: hosua, бить, колотить.
ХОНГА, ХОНОЖНИКЪ: honka, сосна. Ср. выше конга.
ХОРА (некладеный баранъ или олень): о r о, жеребецъ, вепрь (кладе-
ный). Ср. чеш. or, vor, конь, жеребецъ (Н. Некрасова Краледв.
рукопись, стр. 82 и 188), и англ. horse.
ХОРТЪ (борзой кобель, ловчій песъ): hurtta, охотничья собака,
иногда волкъ; также рослый мужчина. Профессоръ Альквистъ,

приводя названное фин. слово, эст. hurt и лив. kurta, полагаетъ,
что оно въ этихъ языкахъ заимствовано изъ русскаго или
литов. (kurtas *). Дѣйствительно, слово этого корня очень распро-
странено въ славянскихъ нарѣчіяхъ: црк.-сл. хрътъ; др.-чеш.
ehrt (жен. p. chrtice), польск. chart, хорут. hert, серб. хрт или
рт и т. д.; почему и Шимкевичъ внесъ это имя въ свой Корне-
словъ. Юнгманъ сближаетъ его съ нѣм. hurtig, но едва ли спра-
ведливо: послѣднее скорѣе пріурочивается къ анг. to hurt, франц.
heurter, и нѣм. глаг. hurten (stossen).
ХУХНАРИКЪ (гвоздь y лошадиной подковы): huhmari, большая
ступка, родъ жернова.
ШИРА hiiri, мышь.
ШИШЪ, ШИШКО, ШИШИГА, ШИШИГАНЪ (домовой, бѣсъ). Только въ видѣ
догадки можно здѣсь привести имя Hiisi, которымъ y фин-
новъ, по преданіямъ язычества, называется также злой духъ,
бѣсъ.
[588] ЮНДА (мережа особеннаго устройства): juoni (неопр. падежъ
juonta), длинная рыболовная сѣть.
ЮРКО, ЮРКІЙ, ЮРЪ (покато, скользко, быстрина): jyrkkä, крутой.
Весьма вѣроятно, что въ основѣ этого слова только видоизмѣне-
ніе другого, болѣе распространеннаго въ русскомъ языкѣ корня—
яр (ярый, яркій, яръ), ибо сущ. яръ имѣетъ значеніе крутизны,
стремнины, такъ же какъ и слово юръ въ общеупотребительномъ
выраженіи: „на самомъ юру".
ЯЛАНЬ, ЯЛАНКА (голое пространство земли между лѣсомъ, прогалина;
то же, что алань): alanko, низменное мѣсто. Ср. выше алань.
Если въ послѣднихъ листахъ Областного Словаря, сравни-
тельно съ первою половиною его, оказалось не много финскихъ
словъ, причиною надобно признать то, что буквы ф, ц, ч, ш, щ
совершенно чужды финскому языку,
IV.
Сравнительно-филологическія и другія замѣтки о нѣкоторыхъ
словахъ.
1855—1885.
[589] АКУЛА. Еще въ первомъ изданіи Словаря Россійской Академіи это
слово признано скандинавскимъ; тамъ сказано: «названіе, отъ
*) Dr. August Ahlqvist. Die Kulturwörter der Westfinnischen Sprachen. Helsing-
fors 1875. Стр. 2.

исландскаго или норвежскаго наименованія гакколъ нашими помо-
рянами принятое». Дѣйствительно, исл. hâkall, нар.-норвеж.
haakall значитъ squalus carcharias. Различіе между
русскимъ и скандинавскими реченіями состоитъ только въ томъ,
что y насъ акулою называютъ вообще породу squalus, a hâ-
kall означаетъ особый видъ ея, отличающійся огромностью
(squalus carcharias — акула исполинская, морской песъ,
людоѣдъ, мокой). По мнѣнію Бьёрна-Гальдорсена *), исландскому
hâkall соотвѣтствуетъ датское havkalv, морской теленокъ,
но это едва ли справедливо: havkalv = sökalv = тюлень •**).
БЕЗМЕНЪ (тюрк. батманъ — мѣра= 7 — 10 — 25 фунтовъ: тонкую ве-
ревку для вѣшанья на небольшихъ вѣсахъ не пудами, a бат-
манами, называютъ батманникомъ. (Изв. 2-го Отд. A. Н. Мат.
II, 30), Швед. besman, др.-шв. bismari, bis m an, дат. bis-
mer, нѣм. besemen (по словарю бр. Гриммъ этотъ родъ вѣсовъ
употребителенъ въ голштинскихъ хозяйствахъ); лит. bёzmёnas;
польск. bezmian, przezmian, чеш. přezmen. Повидимому
это — тюрк. слово, заимствованное русскими, a отъ нихъ, путемъ.
[590] торговли, распространившееся далѣе на западъ. Ср.' ниже
замѣтку о статьяхъ шведскаго ученаго, г. Тамма.
БУЗА. Напитокъ, дѣлаемый въ Египтѣ изъ маисоваго хлѣба, положен-
наго въ воду: особенно употребителенъ y нубійцевъ и негровъ,
но его пьютъ также кавказскіе народы. Отчизна его—едва ли
не страна около Ганга. (Записано 1852 г. со словъ знаменитаго
оріенталиста, покойнаго гельсингфорсскаго проф. Валли́на).
ЕЖЪ,ИГЛА.Два имени одного корня: въ германскихъ языкахъ eg, egg
(исл.) означаетъ наоборотъ иглу, острее, a igel (нѣм.) — ежа.
Ср. нѣм. Egel или Igel (Blutegel), піявица, E с k e — уголъ;
исл. igull, iglda, ежъ, i g 1 a z, щетиниться. Корень этихъ словъ,
котораго первое значеніе—что-то острое, остроконечное, чрезвы-
чайно распространенъ по всѣмъ индо-европейскимъ языкамъ.
ακη — острее, лат. acus — игла, шв. egg — лезвее, англосакс.
eсged — острый и т. д.
ЗАБОТА. Откуда это слово, неизвѣстное въ другихъ славянскихъ на-
рѣчіяхъ? Не въ родствѣ ли оно съ глаголомъ зобатъ? Недавно
одинъ извозчикъ, лужскій уроженецъ, жаловался мнѣ на дурной
путь. Я замѣтилъ шутя, что вѣдь это дѣло лошадей. „А объ
лошадяхъ-то, отвѣчалъ онъ, кто же зо́блется? Мы же!" Это зна-
ченіе глагола зобаться показано и въ академическомъ „Опытѣ
*) Biörn Haldorsen, Lexicon islandico-latino-danicum, Havniae, 1814.
**) По Фрицнеру, др.-норвежская форма есть hdkarl (Fritzner, Ordbog over det
garnie norske sprog. Kristiania 1867).
OQ

областнаго словаря"; кромѣ того, мы находимъ тамъ, что и гла-
голъ зобать употребляется иногда въ смыслѣ искать, и далѣе
зобачиться вм. заботиться, что́ какъ будто бросаетъ свѣтъ и
на происхожденіе этого послѣдняго, столь загадочнаго слова.
КАРЕТА. У однихъ датчанъ слово karreet употребляется совершен-
но въ томъ же значеніи, какъ наше названіе закрытаго со всѣхъ
сторонъ экипажа. У нѣмцевъ die Carrete нынѣ болѣе не упо-
требительно, но прежде означало небольшую коляску; по сви-
дѣтельству Аделунга, это слово въ его время еще употреблялось
въ презрительномъ смыслѣ для означенія дурной, жалкой повозки.
Оно первоначально образовалось въ итал. языкѣ (carreta, carretta),
какъ уменьшительное имени carro (отъ лат. currus), и означало
всякую небольшую повозку. На среднелатинскомъ языкѣ carreta,
carreda—двуколесная телѣжка.
КНУТЪ- По замѣчанію Шевырева (Истор. Русс. Слов., т. I, стр. 90)
это слово шведское; но по-шведски knut значитъ узелъ, и слѣ-
довательно по смыслу нѣтъ собственно прямого соотношенія [Ь91]
между обоими однозвучными именами. Приводимыя Шевыревымъ
въ примѣчаніи 68-мъ выраженія: fâ knut—быть биту кнутомъ,
и ge knut—бить кнутомъ, явно заимствованы шведами изъ рус-
скаго языка. Наше слово кнутъ удобнѣе было пріурочить къ
исландскому глаголу knýta, который иногда значитъ—бить кну-
томъ, flagellare. Ср. нѣм. Knüttel, нижне-сакс. knutten, вязать, и
сходныя слова во всѣхъ германскихъ нарѣчіяхъ.
КОЛАЧЪ (калачъ). Правильнѣе писать колачъ, какъ пишутъ сербы и
какъ писалъ Ломоносовъ. Въ словарѣ Караджича объяснено:
„когда идутъ въ гости къ другу или родственнику, то всегда
въ котомкѣ, кромѣ деревянной фляжки, надобно имѣть и колачъ
(т. е. пшеничный хлѣбъ); когда же возвращаются отъ пріятеля, то
опять отправляющемуся оттуда надобно приготовить такой колачъ.
Потому и говорятъ: южнымъ святкамъ и пріятельскому колачу
не надобно радоваться (ибо пріятель принесетъ одинъ колачъ,
a съѣстъ нѣсколько, и опять ему надобно приготовить колачъ
въ дорогу)". Что касается до.значенія слова, то y Караджича
сказано: eine Art radförmiges Brot. Нѣтъ сомнѣнія, что оно про-
исходитъ отъ коло, кругъ, колесо; итакъ оно по корню совер-
шенно однозначаще съ германскимъ Kringel, происходящимъ
отъ древне-нѣмецкаго bring (кругъ), которое впослѣдствіи поте-
ряло начальное 7с и въ этомъ видѣ сохранило значеніе кольца.
Въ.исландскомъ языкѣ оно удержалось съ гортанною k или h
передъ r (kringr или hringr); kring осталось и въ другихъ скан-
динавскихъ нарѣчіяхъ въ смыслѣ существ. или предлога: вокругъ.
Наше крендель составилось изъ нѣмецкаго провинціальнаго Jcren-

gel: измѣненіе г въ д послѣ н y насъ естественно; такъ простой
народъ и дѣти вмѣсто ангелъ часто произносятъ: анделъ.
МИРЪ и МІРЪ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что этимологически оба слова
тожественны. Употребленіе ихъ весьма точно разграничено, но
въ собственныхъ именахъ лицъ и городовъ оно еще колеблется.
Чаще пишутъ въ такихъ именахъ і, но едва ли не правильнѣе
было бы писать: Владимиръ, Житомиръ и вотъ на какомъ осно-
ваніи. Обыкновенно здѣсь представляютъ себѣ міръ въ значеніи
свѣта (mundus), но вѣрнѣе принять тутъ еще третье значеніе,
выражаемое въ другой формѣ тѣхъ же именъ окончаніемъ славъ.
Владимиръ то же, что Владиславъ, Станимиръ — Станиславъ,
Болемиръ — Болеславъ; [592] такихъ именъ можно насчитать до
70. Древнѣйшая ц.-сл. форма — мѣръ, гдѣ ѣ вѣроятно имѣлъ
еще звукъ еа. Въ германскихъ и кельтскихъ именахъ этому
окончанію соотвѣтствуетъ слогъ mar (съ долгимъ а), сходно съ
которымъ первоначально звучало, вѣроятно, и славянское миръ.
(Изъ замѣтки, доставленной A. А. Куникомъ).
НАСТЕЖЬ. Хорут. stesaj, сущ. ж. р. — протяженіе, распространеніе,
отъ гл. stesati, расширять, растягивать: duri so na stesaj odpèrte,
дверь отперта настежь, т. е. во всю ширину (Murko). У насъ
соотвѣтствующій глаголъ стегать значитъ не то; не сходное его
значеніе видно изъ сложныхъ: застегивать^ разстегивать.
ОБИДѢТЬ. Обыкновенно считаютъ это слово составленнымъ изъ глагола
видѣть и предлога объ (см. Словарь Рейфа и Корнесловъ Шим-
кевича). Съ перваго взгляда это очень правдоподобно: по общему
закону здѣсь губная e могла выпасть послѣ принадлежащей къ
буквамъ того же органа б, какъ въ словахъ обязывать, обернуть
и многихъ другихъ. Но еслибъ такъ было, то отчего же стра-
дательное причастіе получило бы форму обиженъ, a не обидѣнъ,
a неопредѣленное наклоненіе несовершеннаго вида форму оби-
жать, a не обидать—по образцу простыхъ словъ: видѣнъ *), видать.
Въ невѣрности приведеннаго мнѣнія о составѣ разсматриваемаго
слова еще болѣе убѣждаютъ родственные языки. Въ народномъ
норвежскомъ находимъ слово Obyde (или ubyde) досажденіе,
оскорбленіе, порча, вредъ **). Въ литовскомъ Abyda—неправда,
насиліе, и глаголъ abyditi, несправедливо поступать, обижать.
*) Мимоходомъ замѣчу, что это слово пишу я такимъ образомъ только какъ не-
употребительное причастіе и отличаю его отъ прилагательнаго виденъ, видна, видно,
въ. которомъ п> не могло бы выпасть и гдѣ слѣдовательно гласная въ окончаніи муже-
скаго рода есть бѣглая е. Такъ же неосновательно пишутъ болѣнъ вмѣсто боленъ,
гдѣ тоже вставлена гласная е (больной).
**) Ordbog over det norske Folkesprog, af Jvar Aasen. Kristiania 1850, и 2-e
изд. этой книги: Norsk Ordbog, Clu-ist 1873.

Отсюда ясно видно, что нашъ глаголъ произошелъ отъ перво-
образнаго сущ. обида й что поэтому въ старину правильнѣе
писали обидитъ. Ср. сербское обе́дити, оби́дити или обиjèдити—
несправедливо обвинять.
СКАТЕРТЬ. Можетъ быть, съ сред.-в.-нѣм. Scheter, Schetter = тонкая
бумажная матерія (Weigand. D. WB.). Впрочемъ и y иллирійцевъ
[593] skatert,y Галичанъ—скатерка, скатеръ, въ Малор. скатерти́на,
скатерны́ця. A. А. Шифнеръ указываетъ еще на хорв. skator =
шатеръ.
СОЛОМА. Др.-сл. слама въ родствѣ съ герм. Halm, нар.-норв. helma,
halma. — Ср. лат. calamus; семь съ греч. hepta, и предл. со съ
латин. cum (санскр. сан).
СТРЕКАТЬ. Ср. исл. striuka, бить, ударять, также бѣжать. (Ср. дать
стречка). Въ нервомъ значеніи еще употребляется глаголъ
strikia, a въ послѣднемъ strika и stroka. Швед. ge stryk, поко-
лотить.
СТРОКА. Ср. нар.-норв. stroka, черта, длинный рядъ; нижне-нѣм. strak,
анг. straight, прямой; нѣм. strecken, простирать.
СТРЯПЧІЙ. Какое основное понятіе скрывается въ этомъ сущ. и въ
глаголѣ стряпать, отъ котораго оно несомнѣнно происходитъ?
По нѣкоторымъ случаямъ употребленія этого глагола въ ста-
ринномъ языкѣ видно, что онъ значилъ: дѣятельно исполнять
какую-нибудь работу, справлять дѣло, должность, хлопотать.
(„Онъ человѣкъ добрый, и ямскую стряпню стряпать можетъ",
Акты Юрид. 287, или: „да y доспѣха стряпаютъ дѣти князя
Щетинина", И. Г. P. III, прим. 98). Подтвержденіе тому нахо-
димъ въ литовскихъ словахъ: stropus — прилежный. усердный,
проворный, и stropti — быть проворнымъ, усерднымъ.
СУДНО, СУДКИ, ПОСУДА, Др.-сл. сѫдъ , соудъ, пол. sad, другія сл. нар.
sud, орудіе, instrumentum. Ср. исл. sud (сплоченныя доски, бокъ
корабля).
СУДЪ (Judicium). Др.-сл. СЛ>АЪ . Корень этого слова, повидимому, обна-
руживается въ гот. sundro, нов.-верх.-нѣм. sonder, исл. sundr,
анг.-сакс. sunder, зн. врознь: ибо что первоначально значитъ су-
дить? разбирать; ср. греч. κρινειν, нѣм. urtkeilen, entscheiden, шв.
skipa (lag) отъ исл. skepia, раздѣлять, щепать. Въ лѣтописи Судъ
(въ зн. пролива Константинопольскаго *) есть вѣроятно герман-
ское sund = проливъ. Это sund, по весьма распространенному
мнѣнію, въ родствѣ съ гл. schwimmen (J. Grimm, Gram. II, 479;
cp. ^Weigand D. Wb., стр. 845, и Fick, Indogerm. Wb., 3-е изд^
*) Ольга говоритъ посламъ изъ Царяграда: „тако же постоиши y мене въ По-
чаинѣ, якоже азъ въ Суду" (П. Собр. Р. Лѣт. 1, 26, и Ист. Г. P., изд. Сленина, I, 169).

Germ. Spr., 895), но вопросъ: не справедливѣе ли [594] пріурочи-
вается и оно къ корню sundr, такъ какъ существенное свойство
пролива — раздѣлять два берега.
ТОЛОКА. Слово это неизвѣстно въ нашемъ образованномъ языкѣ; оно
заимствовано здѣсь изъ Областного Словаря и замѣчательно
тѣмъ, что указываетъ на весьма древній обычай въ сельскомъ
быту, распространенный — какъ видно изъ другихъ ЯЗЫКОВЪ —
въ большей части европейскаго Сѣвера — y литовско-латыш-
скаго племени y поляковъ и y финновъ. По Областному Словарю
вотъ объясненіе этого слова: „Общинная, такъ сказать, уборка
хлѣба или сѣна, принадлежащихъ одному хозяину, чрезъ пригла-
шенныхъ къ нему сосѣдей, родныхъ и знакомыхъ". Въ Литов-
скомъ словарѣ Нессельмана читаемъ слѣдующія любопытныя
замѣчанія при словѣ Taïlcâ: „Всякій пиръ по окончаніи работы,
выполненной при помощи многихъ, которыхъ нельзя вознагра-
дить деньгами; — особенно пиръ по окончаніи жатвы, на кото-
рый приглашаются всѣ, добровольно помогавшіе другъ другу въ
работѣ. По окончаніи какой-нибудь постройки хозяинъ также
задаетъ Talka. Можетъ быть, Talká первоначально означаетъ не
пиръ, a самую помощь взаимную и добровольную: въ этомъ я не
могъ удостовѣриться". Штендеръ въ своемъ латышскомъ лекси-
конѣ подъ словомъ Talles говоритъ: „Множество созванныхъ
вмѣстѣ работниковъ обоего пола, которыхъ по окончаніи работы
усердно угощаютъ (die nach der Arbeit brav traktiret werden)".
Мнѣ самому случилось бытъ въ одномъ курляндскомъ имѣніи въ
день такой толоки́ при окончаніи уборки хлѣба; за нѣсколько
времени до того видѣлъ я подобный обычай, разумѣется, съ
нѣкоторыми видоизмѣненіями, и въ Финляндіи, гдѣ онъ повсе-
мѣстно извѣстенъ подъ именемъ talJcJco: это, по словамъ Ренвалля,
пирушка для работниковъ (epuium operariorum copiose collecto-
rum; См. Lexicon linguae finnicae). Работникамъ въ поле безпре-
станно выносятъ водку и пиво, a послѣ обильнаго ужина день
кончается пляскою. A. А. Шифнеръ передалъ мнѣ еще мадьяр.
названіе kalâka, вѣроятно также заимствованное y славянъ.
У поляковъ (см. словарь Линде) tluka означаетъ какъ самую
уборку плодовъ или хлѣба, такъ и пирушку при окончаніи
жатвы. Есть въ польскомъ языкѣ еще и слово tloka, — родъ
повинности, барщина, чему соотвѣтствуетъ y хорутанъ и хор-
ватовъ шлака — въ томъ же значеніи —иначе robota y первыхъ
и робиjа y послѣднихъ (см. словари Мурко [595] и Караджича). Въ
дополненіе приведу, что и въ нашемъ академическомъ словарѣ
церковно-славянскаго и общеупотребительнаго языка подъ сло-
вомъ Толока есть между прочимъ такое объясненіе: „поголовная

высылка на работу всѣхъ крестьянъ". Что же касается до ука-
занія Областного Словаря, гдѣ это же слово помѣщено съ дру-
гимъ удареніемъ, то тамъ оно отнесено къ губерніямъ Курской,
Псковской, Смоленской и Тверской. Конечно, найдутся и другія
мѣстности, гдѣ соблюдается тотъ же обычай съ тѣмъ же на-
званіемъ.
Спрашивается: y котораго же изъ трехъ племенъ — славян-
скаго, латышско-литовскаго или финскаго, обычай этотъ является
первобытнымъ, a съ нимъ и самое слово туземнымъ? Такъ какъ
оно y финновъ и литовцевъ не находится въ органической связи
ни съ какими другими словами, напротивъ y славянъ составляетъ
одну изъ отраслей общаго языкамъ ихъ корня, то слѣдуетъ, ка-
жется, признать, что слово это, a слѣдовательно и обычай —
происхожденія славянскаго. Въ языкахъ славянъ это названіе пред-
ставляется не безсмысленнымъ звукомъ, a состоитъ въ явномъ
родствѣ съ глаголомъ толочь (къ гнѣзду котораго оно и отне-
сено въ словарѣ Даля) или точнѣе толочься, который y поля-
ковъ (tluc sic) и y чеховъ (touci se) значитъ суетиться, возиться,
съ другими толкаться. Отсюда видно, что первоначальное зна-
ченіе слова толока не пиръ, a работа, справляемая многими
вмѣстѣ. Такимъ образомъ названіе talka, talks, talkko, стоящее
уединенно въ языкахъ литовскомъ, латышскомъ и финскомъ,
находитъ себѣ объясненіе только въ нарѣчіяхъ славянскихъ *).
ТРАВА, ТРАВИТЬ. Объясн. Востокова: тровати, трую, то же, что тра-
вити, травлю = кормить, кормиться въ переносн. смыслѣ. Отъ
того трава, собств. кормъ, какъ въ греч. ßoxavig отъ ßoxoc, кормъ.
(Вост. Ф. Набл., Фрейз. рукоп. 54).
УПОВАТЬ. Павскій думаетъ, что это слово въ родствѣ съ нѣмец. hoffen,
шв. hopp, анг. hope. Ho въ др.-сл. есть пвати, пъвати = пола-
гаться. Слѣд. корень нашего глагола—ne, a y есть предлогъ. Ко-
рень пв образовалъ въ чеш. и польск. певный — вѣрный, надежный.
[596] ХОМУТЪ. Общеславянское слово, издавна заимствованное нѣм-
цами въ формахъ kummet, kummt, komat и т. п., и финнами —
hamutsa — въ Кареліи. Ср. названіе чешскаго города Kommotau
(т. е. Хомутово).
ШЛЯПА. На швабскомъ нарѣчіи der Schapp значитъ: родъ маленькой,
обыкновенной кожаной шапки. На верхне-нѣм. die Schlappe —
шапка, чепецъ (Heyse). Аделунгъ подъ словомъ Schleppe гово-
ритъ, что въ Баваріи женскій головной уборъ особеннаго устрой-
ства называется Schleppe.
*) Въ Дополненіи къ Обл. Словарю показано еще любопытное значеніе слова
то́лока въ Пск. и Тверск. губ. — шумъ толпы, гомонъ. Ср. также выше стр. 428.

ШУБА- Польск. szuba въ томъ же значеніи, серб. шуба, родъ женскаго
широкаго платья. Слово это взято съ нѣмецкаго: Schaube въ
верх. Германіи означаетъ длинное верхнее платье, покрывающее
все тѣло и употребляемое лицами обоего пола: Nacht-Schaube —
халатъ: Regen-Schaube, дождевой плащъ; того же корня франц.
jupe, итал. giubba — юбка и особое мужское платье, исп. chopa.
Cp. араб. джубба. Изъ русскаго шуба нѣмцы, забывъ происхо-
жденіе этого слова, составили свое Schuppenpelz (енотовая шуба).
V.
По поводу двухъ сравнительно-филологическихъ изслѣдованій
о славянскихъ и скандинавскихъ словахъ.
1883.
[597] Въ послѣднее десятилѣтіе филологія въ Швеціи получила не-
обыкновенное развитіе: съ одной стороны оно обнаруживается въ изу-
ченіи мѣстныхъ нарѣчій, съ другой въ расширеніи границъ сравни-
тельной лингвистики, въ изученіи и такихъ языковъ, которые прежде
оставались совершенно въ сторонѣ. Какъ въ области исторіи шведы въ
настоящее время обратили вниманіе на Россію, такъ и въ филологіи
нѣсколько молодыхъ ученыхъ пристально занялись славянщиной. Въ
этомъ отношеніи особенно выдаются труды доцента Упсальскаго уни-
верситета г. Тамма (Fredr. Tamm), который въ 1874 году издалъ
для полученія степени доктора начало шведскаго этимологическаго
словаря. Въ „Ежегодникѣ (ârsskrift)" названнаго университета за
1881 и 1882 гг. онъ напечаталъ два любопытныя изслѣдованія: 1)
„Шведскія слова. освѣщенныя съ помощію славянскихъ и балтійскихъ
языковъ" и 2) „Славянскія слова, заимствованныя изъ скандинавскихъ
языковъ". (Svenska ord belysta genom slaviska och baltiska Spraken —
Slaviska länord frân nordiska sprâk).
Сообщу нѣсколько замѣчаній объ обѣихъ статьяхъ и предвари
тельно упомяну, что подъ балтійскими авторъ разумѣетъ языки ли-
товскій, латышскій и древне-прусскій. Во всѣхъ своихъ сравненіяхъ
онъ строго соблюдаетъ научные пріемы [598] сравнительнаго языко-
знанія, обращаетъ особенное вниманіе на законы передвижки зву-
ковъ и на основаніи ихъ рѣшаетъ, должно ли слово считаться род-
ственнымъ или заимствованнымъ. Надо отдать полную справедливость
осторожности г. Тамма въ его выводахъ. Мнѣ показалось только, что
въ числѣ соображеній, которыми онъ руководствуется для рѣшенія
вопроса о заимствованіи словъ, недостаетъ одного: именно степени вѣ-

роятія, чтобы слово, до самому значенію своему могло быть заимство-
вано. Такъ, напр., едва ли на этомъ основаніи можетъ быть справед-
ливо заключеніе (I, стр. 38), что германцы заняли y славянъ слово
mark, шв. m arg, передѣлавъ по-сво́ему славянское мозгъ. Въ
большей части случаевъ, однакожъ, тамъ гдѣ нѣтъ полной достовѣр-
ности, г. Таммъ воздерживается отъ положительнаго вывода о томъ,
какому языку первоначально принадлежало данное слово.
Первая изъ двухъ выше названныхъ мною статей распадается на
4 отдѣла: я приведу здѣсь заглавія ихъ и при каждомъ исчислю
отнесенныя къ нему шведскія слова съ означеніемъ въ скобкахъ соот-
вѣтствующихъ словъ, русскихъ или другихъ славян. языковъ, тамъ,
гдѣ это для ясности окажется нужнымъ. Сверхъ того, надо имѣть въ
виду, что нѣкоторыя изъ приводимыхъ словъ г. Таммъ считаетъ перво-
начально принадлежащими другимъ народамъ, но перешедшими на
западъ чрезъ посредство славянъ.
I. Слова, несомнѣнно или весьма вѣроятно заимствованныя изъ
славянскихъ языковъ: bulvan (первон. мадьяр.), 1 o d j a (ладья),
pasma, prestaf (приставъ), t o r g, tulubb, besman '(безменъ),
droska, gräns (граница), gurka (огурецъ), juft, kalesch, kant-
schu (канчукъ, первон. турецк.), karbas (первон. восточн.), knut,
krabat (kroat, hrvat), ma sur ka, piska (бичъ), pi tschaft (печать),
p r â m (паромъ), r i s k a (рыжикъ), s i s k a (чижъ), sobel, steglitsa
(щеголъ), stepp, tolk, ulan; имена собств.: Polen (съ производ-
ными), Pommern, Svante.
II. Слова, сходныя съ славянскими, но которыхъ тожество съ по-
слѣдними не можетъ быть доказано.
[599] Järpe (поль. jarzq,bek, рябчикъ), m ö r k (меркнуть), bis-
ter (быстръ), brits (чеш. pfites),' pistol, rapphöna (рябчикъ),
s m ä r t a (смерть), k a 11 e n (катъ = палачъ).
III. Слова сомнительнаго происхожденія, которыхъ существованіе
y германцевъ и славянъ по законамъ согласныхъ звуковъ указываетъ
на заимствованіе:
H um le (хмель), kant (кутъ=уголъ), karp, katt (котъ), trum-
ma (труба), köpa (купить), läka (лѣчить), 1 ö k (лукъ), p 1 o g (плугъ),
silke (шелкъ), skatt (скотъ), Stolpe (столпъ), Stork (стерхъ,
др.-сл, стръкъ), särk (сорочка, др.-сл. срака), dolk (чеш. tu lieh),
körsnär (корзно), sink (цинкъ), trapp (дрофа).
IV. Другія слова сомнительнаго происхожденія, освѣщенныя съ
помощію славянскихъ и балтійскихъ языковъ:
Stuga (изба, истба), barr (боръ), gren (серб. грана), lax (ло-
сось), märg (мозгъ), sadel (сѣдло), sik (сигъ), si 11 (сельдь), Stack
(стогъ), vax (воскъ), älg (лось), drummel (лит. drimelis, dâre
(дурь), grobian, kaja (пол. kawa, рус. кавица), lind are (линь),
s tag g (лит. stegë, рыба).

Уже при одномъ бѣгломъ взглядѣ на эти списки трудно въ нѣко-
торыхъ случаяхъ согласиться съ авторомъ насчетъ взаимнаго отно-
шенія сопоставленныхъ словъ. Едва ли можно напр. сомнѣваться, что
слова Stork и dolk не германскими народами заимствованы y сла-
вянъ, a скорѣе наоборотъ. Подобно тому, мы склонны думать, что
слово грубьянъ, по своему образованію, не можетъ быть славянскимъ:
какъ могъ суффиксъ анъ, янъ быть такимъ образомъ приданъ при-
лагательному грубый? Такъ же точно наше слово пищаль ко-
нечно составлено изъ pis toi, a не наоборотъ, какъ думаетъ г. Таммъ.
Впрочемъ, касательно нѣкоторыхъ изъ приведенныхъ словъ самъ онъ
такого же мнѣнія. Напр. о словѣ si 11 (сельдь) онъ, послѣ развитія
многихъ звуковыхъ соображеній, которыя могли бы привести къ раз-
личнымъ выводамъ, весьма справедливо замѣчаетъ: „Здѣсь, какъ часто
бываетъ, одного изслѣдованія языка недостаточно: [600] нужна по-
мощь культурной исторіи, чтобы ближе подойти къ рѣшенію вопроса.
Мы напомнимъ только, что большинство Славянскихъ народовъ не
живутъ подобно скандинавскимъ y моря и потому не могутъ зани-
маться рыболовствомъ. Въ этомъ заключается, конечно, сильная под-
держка тому мнѣнію, что слово sill всего вѣроятнѣе наше туземное,
y славянъ же чужое".
Увлеченіе сходствомъ звуковъ y г. Тамма рѣдко, но онъ не вполнѣ
избѣгъ его. Такъ, подъ словомъ Polen онъ вѣрно объясняетъ проис-
хожденіе названія народа отъ поле и сближаетъ его съ шведскимъ
именемъ города и области F alun (др.-шв. fala = равнина, степь),
но затѣмъ онъ идетъ далѣе и подъ тотъ же корень подводитъ не
только нѣм. feld, но и сканд. fjell (скала) и южно-слав. планина
польск. plonina (безплодная земля), малор. полонина, и находитъ,
что эти формы относятся къ слову поле, какъ солонина къ соль
(I, 16). Намъ кажется, что поль. plonina совсѣмъ другого корня.
Pion', 'plonia знач. прорубь, польское płonic''—изсушать, płonny —
безплодный, тощій. Слово plonina и пр. конечно въ родствѣ съ
прилаг. полый (открытый, пустой; ср. слова: пологрудый, полоумный).
Это заставляетъ насъ отнести къ тому же корню и приведенныя
польскія слова. \
Въ недоразумѣніе другого рода впадаетъ г. Таммъ относительно
слова безменъ (I, 7), распространеннаго въ разныхъ видоизмѣне-
ніяхъ y скандинавскихъ и балтійскихъ народовъ, a отчасти и y нѣм-
цевъ. Г. Таммъ, по примѣру польскаго ученаго Кольберга, увлекаясь
тою самою народною этимологіей, на основаніи которой слово это по-
лучило свою славянскую форму, считаетъ его составленнымъ изъ корня
мѣнъ и предлога безъ. „Названіе, говоритъ онъ, конечно происхо-
дитъ отъ того, что безменомъ вѣсятъ безъ перемѣны гирь". Давно
уже мною высказано предположеніе, что слово безменъ восточнаго

происхожденія и что начало его кроется въ тюркскомъ батманъ,
употребительномъ въ южной и восточной Россіи и означающемъ мѣру
вѣса въ нѣсколько фунтовъ, почему батманникомъ называется
тонкая веревка, служащая для вѣшанья на небольшихъ [601] вѣсахъ
батманами *). Важнымъ подкрѣпленіемъ этого мнѣнія служитъ то, что
въ Вологодской губ. (а вѣроятно и въ другихъ мѣстахъ) и самое
слово безменъ нѣкогда означало условную мѣру вѣса, которая но
всей зырянской сторонѣ равнялась 12 фунтамъ. Въ Никольскомъ уѣздѣ
названной губерніи это слово я до сихъ поръ еще извѣстно въ томъ
же значеніи. Въ актахъ же яренскаго архива найдены, между дрочимъ,
слѣдующія выраженія: „Покралъ 30 локо́тъ холсту, да десетъ без-
мѣнъ масла.—Масла коровья шесть безмѣнъ да шесть без-
мѣнъ прядени холщевово" (1653 г.) **).
Слово дрожки (шв. droska), употребительное по всей Германіи и
въ скандинавскихъ странахъ, по мнѣнію г. Тамма, возникло y русскихъ
и отъ нихъ перешло въ западную Европу. Замѣчу, однакожъ, что
слово дрога, отъ котораго оно образовано, заимствовано вѣроятно
отъ польскаго drq,g, зн. шестъ, рычагъ. Его уменьшительная форма
обратилась въ названіе нашего легкаго экипажа. Это названіе пе-
решло къ полякамъ отъ насъ и получило y нихъ не свойственную
ихъ языку форму dorozka, точно такъ же какъ наше слово дрога
не русскаго склада: y насъ оно должно бы было получить форму
другъ, еслибъ образовалось самостоятельно, по законамъ нашей
фонетики, соотвѣтственно ц.-сл. држгъ или польск. dra^g. Слово
другъ, въ этомъ значеніи, само по себѣ, y насъ не существуетъ, но
дало начало глаголу водрузить (ц.-сл. въдржзити). Употребитель-
ное въ Малороссіи, въ Галиціи и въ нѣкоторыхъ великорусскихъ
губерніяхъ дрюкъ, дрючокъ и друкъ, дручокъ (колъ, шестъ, ры-
чагъ) тоже не русскаго происхожденія. По поводу слова дрожки я
переписывался съ И. С. Соломоновскимъ, какъ жителемъ Привислин-
скаго края, и онъ между [602] прочимъ сообщилъ мнѣ, что по-
польски drąžki (множ. отъ drąžek) зн. оглобли. Это польское
названіе необходимой принадлежности нашего экипажа могло также
служить основаніемъ къ происхожденію его названія. Что касается
самаго слова hołoble (по нашему оглобля), то изъ свѣдѣній г. Со-
ломоновскаго оказывается, что оно въ Польшѣ мало извѣстно и, по
показанію нѣкоторыхъ, означаетъ нашу русскую дугу; въ Малороссіи
же оно ходитъ въ формѣ го́лобля съ тѣмъ же значеніемъ, какъ и y
*) См. выше, стр. 449, и издававшіяся при Извѣстіяхъ II Отдѣленія Ак.
Наукъ Матеріалы I, 30. Даль въ словарѣ своемъ упоминаетъ о крымскомъ,
закавказскомъ, саратовскомъ, казанскомъ, даже тамбовскомъ и тверскомъ батманѣ
и также признаетъ тожество этого слова съ нашимъ безменомъ.
**) Матеріалы I, 120, 121.

насъ. Это подаетъ мнѣ поводъ думать, не слѣдуетъ ли искать его
начала въ нѣмецкомъ gabel, названіи такого рода упряжи? per
metathesin оно могло получить употребительную въ Малороссіи
форму, a оттуда перейти въ новой передѣлкѣ. къ намъ. Любопытно
замѣчаніе г. Соломоновскаго о словѣ dorozka. „Такъ, пишетъ онъ,
называютъ здѣсь извозчиковъ-лихачей. Въ отдѣльности ни одинъ
видъ экипажа не носитъ этого названія; равнымъ образомъ ни ку-
черъ, ни лошади не называются dorozka. Какъ въ русскихъ городахъ
кричатъ: извозчикъ!*или: вольный! такъ въ Варшавѣ кричатъ: dorozka!
Такъ и называютъ: dorozka № 1, dorozka № 2 и т. д. Ho это значитъ
не экипажъ, не кучеръ, не лошадь, a все вмѣстѣ. Образованіе этого
слова весьма странное. Въ польск. языкѣ полногласія нѣтъ, a здѣсь
ого упорно сохраняется, что́ заставляетъ признать здѣсь do за пред-
логъ. Какъ ни странно, но иначе нельзя объяснить этимологіи этого
слова, какъ, разложивъ его на два: do и rozka. Говорятъ, что вста-
рину курсъ извозчиковъ въ Варшавѣ считался только по прямой линіи
до перваго поворота или д о y r л a, по-польски do rozka (rozek, rog =
уголъ)".
Наше паромъ то же, что pram, слово употребительное y скан-
динавовъ, нѣмцевъ и голландцевъ: г. Таммъ полагаетъ, что славяне
первоначально передѣлали его изъ древне-нѣм. far m и что оно y
обоихъ племенъ возникло изъ одного корня (fara, fahren).
Слово цинкъ объясняется остроумнымъ соображеніемъ, что озна-
чаемый имъ металлъ, котораго особенно много въ Силезіи, [603] этомъ
искони славянскомъ краѣ, такъ названъ былъ по сходству его съ оло-
вомъ (Zinn), къ нѣмецкому имени котораго прибавленъ суффиксъ
ek (I, 34).
Любопытно указаніе, что знаменитое въ шведской исторіи имя
Svante (Svante Sture) произошло отъ др.-слав. сватъ И заимствовано
отъ вендовъ. Образцомъ для этого заимствованія послужило вѣроятно
имя Святополкъ, которое носилъ во 2-й половинѣ XIII-го сто-
лѣтія судья въ Остроготіи. Онъ былъ, какъ полагаютъ, датскаго
происхожденія, внукъ короля Вольдемара II: этимъ и объясняется,
почему онъ получилъ вендское имя.
Перехожу ко второй статьѣ. Въ ней три отдѣла:
I. Славянскія слова, несомнѣнно или весьма вѣроятно заимство-
ванныя изъ скандинавскихъ языковъ. Сюда отнесены: ящикъ (шв. a s k),
берковецъ (Björkö), будка (исл. bûd, отъ bua ), хватъ (исл. hvatr),
гридинъ (исл. grid), ябедникъ (исл. embœtti), якорь, ершъ, карити,
кербь, кипа, костеръ, крюкъ, ляга-ratuboga (чеш.), ретязь (малор.),
сайда, сельдь, скатъ (рыба), скирдъ, спудъ, стятъ, стодъ, стрънъ (др.-

слав. = clavus quo regitur gubernaculum), судъ (др.-рус. = про-
ливъ), шкеры, шнека, тіунъ, треска, варягъ, витязь.
II. Славянскія слова, которыя могутъ быть выводимы изъ сканди-
навскихъ языковъ, но могутъ также быть объясняемы другими гер-
манскими формами:
блекнуть, холмъ, дамба, гомонъ, напарей, нута (др.-слав.), плотъ,
иудъ, рюжа, сима, стулъ, щелокъ.
III. Славянскія слова, происхожденіе которыхъ отъ сканд. язы-
ковъ сомнительно или должно быть совершенно отвергнуто:
анка, буракъ, дротъ, гугать, ярь, кнутъ, корзина, куликать, книга,
ларь, лава, луда, rz$p (поль.), сигъ, скиба, судорога, штыкъ, выпь.
Слово берковецъ, по мнѣнію г. Тамма, заимствовано y шве-
довъ и происходитъ отъ др. сканд. слова, входящаго въ [604] составъ
названія b j a r k e y a r-r e 11 r (біаркскій законъ). Русское должно было,
слѣдовательно, первоначально означать шведскую мѣру вѣса skep-
pund, бывшую въ употребленіи y шведскихъ купцовъ на основаніи.
торговаго устава (björköarätt) и равнявшуюся 400 фунтамъ (= 10
пудамъ). Приведенное же здѣсь названіе устава можетъ быть произ-
водимо отъ имени процвѣтавшаго тысячу лѣтъ тому назадъ .швед-
скаго торговаго города^ упоминаемаго Адамомъ Бременскимъ подъ
именемъ Birca и находившагося на островѣ Björkö на озерѣ Ме-
ларѣ. Не невозможно, что этотъ городъ, по своей важности для тор-
говли, сдѣлался исходнымъ пунктомъ торговаго устава, распространив-
шагося впослѣдствіи по всему скандинавскому сѣверу, подобно тому,
какъ въ позднѣйшее время городъ Висьбю на о. Готландѣ далъ на-
чало морскому уставу для нѣмецкихъ ганзейскихъ городовъ. Что же
касается самаго имени острова Björkö, то оно очень просто объяс-
няется словомъ: björk (береза), весьма обыкновенною составною частью
названій мѣстъ въ Швеціи. Весьма вѣроятно, что такъ произошло ла-
тинское Birca. Русское берковецъ могло явиться еще въ то отда-
ленное время, когда соотвѣтствующее ему слово означало ту же мѣру
вѣса въ самомъ шведскомъ городѣ Birca, который еще сохранялъ свое
торговое значеніе въ эпоху основанія русскаго государства.
Предположеніе о заимствованіи слова хватъ (сканд. hvatr) правдо-
подобно, такъ какъ значеніе его довольно далеко отъ понятія хва-
тать, и притомъ имена дѣятелей рѣдко образуются отъ одного
коренного слога глагола безъ другого суффикса.
Вмѣсто ябедникъ, какъ второобразнаго, слѣдовало поставить
ябеда.
Ершъ, ляга, карити скорѣе родственныя, чѣмъ заимствован-
ныя слова, Это относится особенно къ слову кaрити, корень кото-
раго далъ такъ много отраслей въ славянскихъ языкахъ (ср. русс:
кара, покорить, покорный, укоръ, перекоръ). При этомъ словѣ г. Таммъ

ссылается на меня (см. выше, стр. 435), думая, что я считаю его обра-
зованнымъ отъ сканд. [605] kœra жаловаться, но я только сблизилъ
оба слова, какъ имѣющія общее происхожденіе, не отмѣтивъ нашего
глагола звѣздочкою, условнымъ знакомъ, прниятымъ мною для словъ,
по моему мнѣнію, заимствованныхъ.
Чеш. ratuboga приведено въ формѣ, невозможной уже потому,
что y чеховъ нѣтъ звука g. Чеш. форма слова была бы ratiboha,
но и въ ней оно неизвѣстно тѣмъ чехамъ, которыхъ я о томъ спраши-
валъ. Г. Таммъ ссылается на Рица, который считаетъ это слово перво-
начально вестготскимъ и говоритъ, что оно, благодаря англійскимъ и
нѣмецкимъ писателямъ-экономистамъ, пріобрѣло почти общеевропей-
скую извѣстность. Въ Fremdwörterbuch Гейзе оно дѣйствительно нашло
мѣсто, но въ Россіи никто его не знаетъ.
При словѣ с е л ь д ь дополняется то, что сказано о немъ въ первой
статьѣ. Г. Тамма поражаетъ русская форма (съ ль), тогда какъ основ-
ная славянская форма с е л д ь; для объясненія этого онъ видитъ въ
нашемъ словѣ „позднѣйшую форму, выведенную изъ уменьшительнаго
селедка, которое, по его мнѣнію, составлено изъ болѣе древней,
согласной съ другими славянскими формами: селедь". Отъ вниманія
г. Тамма ускользнуло, что здѣсь буква ь послѣ л вставлена просто по
требованію произношенія или фонетической орѳографіи, такъ какъ
мягкое окончаніе (дь) дѣйствуетъ и на смягченіе предыдущихъ зву-
ковъ (см. выше, стр. 220, 224, 240). При другихъ согласныхъ, смяг-
чающихся подъ вліяніемъ послѣдующей мягкой, ь обыкновенно не
пишется, напр. въ словахъ смерть, вервь, твердь (хотя мы произно-
симъ сьмерьть, верьвь), но буква л находится въ исключительномъ
положеніи и мягкое ея произношеніе всегда означается на письмѣ *)
(о чемъ подробно изложено мною въ своемъ мѣстѣ).
Сомнительно, чтобы слово ш к e р ы первоначально заимствовано
было отъ нѣмцевъ, какъ заключаетъ г. Таммъ по русской [606] формѣ,
несходной съ шв. skär (произн. шеръ), отъ которой, конечно, проис-
ходитъ это названіе. Съ береговыми скалами русскіе, безъ сомнѣнія,
познакомились въ Финскомъ заливѣ, почему всего проще принять, что
и слово заимствовано отъ финляндскихъ шведовъ; произнесено же оно
съ прибавленіемъ гортаннаго звука, который русскіе грамотные люди
видѣли на письмѣ.и безъ котораго считали воспроизведеніе слова не-
полнымъ. Надо припомнить, что въ шв. языкѣ sk передъ мягкого
гласной нѣкогда произносилось не какъ ш, a какъ два отдѣльные
звука (ск), что́ отчасти еще и нынѣ продолжается на нѣкоторыхъ
островахъ Балтійскаго моря, a y русскихъ вм. ск легко могло явиться
шк, тѣмъ болѣе, что названія мѣстъ и урочищъ Финляндіи издавна
*) Исключал случай удвоенія звука л (аллея, хотя произносимъ альлея).

воспроизводятся y нихъ въ нѣмецкой передѣлкѣ, какъ болѣе для
нихъ привычной, напр., Нейштадтъ, Нейшлотъ, вм. Нюстадъ, Нюслотъ.
Въ послѣднемъ имени мы видимъ также смѣшеніе нѣмецкаго элемента
съ шведскимъ (шлотъ, a не шлосъ). Подобно слову шкеры (или шхеры)
образовались также рус. слова шкапъ (отъ сканд. skaff, skäp, гол.
schap и пр.), шкаликъ, серб. шкипъ (schiff *) и т. п.
Въ тожествѣ словъ: viking и витязь нельзя, кажется, сомнѣ-
ваться; переходъ k въ t явленіе весьма обыкновенное даже въ пре-
дѣлахъ самого русскаго языка, напр. паукъ — паутина, истецъ (отъ
искать). Ср. др.-сл. лгодьстіи (отъ людьскый), нѣм. & ran ich, шв.
t r a n a, также франц. tabatière отъ tabac (встарину гово-
рили tabaquière; См. Dictionnaire de Littré).
X o л M ъ признается заимствованнымъ изъ герм. языковъ, и г. Таммъ
находитъ страннымъ мнѣніе Маценауэра, что это слово по происхо-
жденію общее славянамъ и германцамъ. „Прежде, говоритъ онъ, надо
доказать, что славянское х можетъ исходить прямо отъ индоевр. ktf.
Выраженіе нѣсколько странное, такъ какъ г. Таммъ не исключаетъ
же слав. языковъ изъ индоевроп. семьи. Въ примѣръ такого соотвѣт-
ствія мы, съ своей стороны [607], приведемъ х л a д ъ, отвѣчающій
германскому kalt, cold, — хлопать, klopfen, klappa, — холопъ,
knapp, — хвостъ quast и т. д.
Дамба отъ Damm. Прибавленіе звука б послѣ м въ этомъ слу-
чаѣ не единственный примѣръ такого звукового обращенія съ ино-
странными словами: такимъ же образомъ отъ Stamm образовано
штамба и глаг. штамбовать.
Объясненіе слова го́монъ съ помощію готскаго сложнаго ga-man,
состоящаго изъ слова man, человѣкъ, и предл. g a, кажется маѣ рѣ-
шительно неудачнымъ. Болѣе правдоподобно сближеніе гомо́нъ (уда-
реніе на послѣднемъ слогѣ) съ шведскимъ gamman (веселье).
Напарей (напарье, напалье) — техническое, мало извѣстное
слово (означающее большой буравъ) приводитъ г. Тамма къ догад-
камъ о происхожденіи германскаго nafar, nafvare, naber, въ раз-
боръ которыхъ входить считаю излишнимъ.
Сима, бечевка, снурокъ, употребляемый въ рыболовствѣ, также
родъ пружины исл. simi, вѣроятно перешло къ намъ изъ Норвегіи
отъ sima, того же значенія.
Щ е л о к ъ. Г. Таммъ, согласно съ Маценауэромъ, считаетъ это
слово въ родствѣ съ исл. s k о 1 a **), шв. s k ö 1 j a, полоскать, и сход-
нымъ по основному понятію, съ нѣм. lauge, исл. laug, означающимъ
*) Ср. мою замѣтку о географическихъ именахъ Финляндіи въ Современникѣ
1844 г. (т. XXXIII, стр. 146—149).
**) Skola, исл., зн. мыть, но рядомъ съ нимъ г. Маценауэръ ставитъ шв. skolla,
исл. skalda, имѣющія совсѣмъ другое происхожденіе и значеніе: опалить, ошпарить.

купанье, воду для мытья. На это можно возразить, что и y нѣмцевъ
основное понятіе слова lauge толкуется различно: г. Таммъ слѣ-
дуетъ въ этомъ случаѣ Вейганду, но въ словарѣ бр. Гриммовъ на-
ходимъ совсѣмъ другое: „dem worte scheint der begriff des
brennenden zu gründe zu liegen und die nächste ver-
wandschaft mit lauch und lohe stattzufinden*. Что ка-
сается нашего щелокъ, тоя считаю это слово чисто-русскимъ и
остаюсь при мнѣніи, выраженномъ мною выше (стр. 298 и 325),
именно, что въ корнѣ его, сходно [608] съ существеннымъ призна-
комъ означаемаго имъ предмета, кроется понятіе разложенія (щелокъ
означаетъ собственно растворъ солей, вытяжку изъ золы растеній, a
затѣмъ уже отваръ золы, растворъ кипятку на золѣ). Основной корень
тотъ же, что въ словѣ щель (означающемъ также раздѣленіе, — отвер-
стіе, трещину, разсѣлину, откуда и ущелье), но этотъ же корень
является еще съ придачею гортаннаго звука въ глаголѣ щелка́ть
(раздроблять со звукомъ) и щёлкать (производить этотъ звукъ).
Это придаточное к находится и въ словѣ щелокъ, гдѣ послѣдній
слогъ отнюдь не есть суффиксъ, какъ видно изъ второобразнаго слова
щелочь и изъ того, что о не пропадаетъ въ косвенныхъ падежахъ.
Слово щель, очевидно, въ родствѣ съ сканд. skilja (раздѣлять,
различать), a къ тому же корню относится и skall — рѣзкій звукъ.
Подъ нѣм. словомъ schallen Вейгандъ говоритъ, что для объяс-
ненія его должно предположить болѣе древній коренной глаголъ
s k il an, въ которомъ первоначально заключалось понятіе громкаго
звука отъ раздробленія и раскалыванія (der laute ton des tren-
nen s und spaltens), что́ какъ нельзя болѣе сходится съ двоякимъ
значеніемъ нашего, близкаго по звукамъ глагола щелкать. Почти
то же самое Вейгандъ говоритъ подъ словомъ schall и приводитъ
др.-сканд. слова: skil, skël = trennung, Öffnung.
Словомъ щелокъ кончается 2-й отдѣлъ статьи г. Тамма о сла-
вянскихъ заимствованныхъ словахъ. Разсмотрѣніе остального повело
бы насъ слишкомъ далеко.
Заключимъ замѣчаніемъ, что г. Таммъ въ большинствѣ случаевъ
разрѣшилъ свою задачу успѣшно; въ другихъ, хотя ему рѣшеніе пред-
ставлявшихся вопросовъ и не вполнѣ удалось, тѣмъ не менѣе онъ
доставилъ значительный матеріалъ для дальнѣйшихъ изслѣдованій
въ той же области сравнительнаго языкознанія и заслуживаетъ бла-
годарность за свои попытки, въ которыхъ мы желаемъ видѣть только
начало болѣе обширныхъ трудовъ въ томъ же отдѣлѣ лингвистики.

VI.
Слова, взятыя съ польскаго или чрезъ посредство польскаго.
1885.
[609] Еще Ломоносовъ замѣтилъ, что y насъ много словъ поль-
скаго происхожденія, которыя „пришли къ намъ чрезъ сообщество и
частыя войны съ поляками" *). Надо прибавить, что нѣкоторыя изъ
этихъ словъ мы приняли путемъ кіевскихъ школъ, развивавшихся,
какъ извѣстно, подъ польскимъ вліяніемъ. Но наши заимствованія
изъ польскаго до сихъ поръ мало обращали на себя вниманія. Здѣсь
является чуть ли не первая попытка собрать ихъ въ алфавитномъ
порядкѣ; вѣроятно, списокъ этотъ можетъ быть со временемъ еще
значительно распространенъ. Возможно также, что, при дальнѣйшихъ
соображеніяхъ, нѣсколько словъ придется изъ него выкинуть. Само
собою разумѣется, что сюда занесены только слова общеизвѣстныя,
съ исключеніемъ тѣхъ, которыя употребительны только въ западныхъ
губерніяхъ или въ Малороссіи. Не помѣщены здѣсь также и тѣ слова
польскаго происхожденія, которыя когда-то употреблялись русскими,
но теперь уже забыты. Нельзя не вспомнить, что еще и при Петрѣ
Великомъ къ намъ входили слова изъ Польши и что самъ онъ въ
письмахъ своихъ не разъ прибѣгалъ къ такимъ заимствованіямъ, ка-
ковы напр. слова: жадный (никакой), мусить (долженствовать) **); [610]
сюда же слѣдуетъ отнести слово фортеція (польск. forteca), которое
онъ употреблялъ не только въ собственномъ. но и въ переносномъ
смыслѣ („фортеція правды").
АРЕНДА (arenda, arçda; шв. arrende, отъ ср.-латин. arenda). Перешло
къ намъ чрезъ остзейскія провинціи, бывшія нѣкогда подъ вла-
дычествомъ Польши, a потомъ Швеціи.
БЕКЕШЪ (bekiesza, мадьяр. bekes).
БЕРДЫШЪ (berdysz, отъ франц. pertuisane).
БЛЯХА (blacha, отъ нѣм. Blech).
БРИЧКА (bryczka).
БРЫЖИ́ (bryze = первон. пестрое шитье, обшивка со складками на
платьѣ).
БУДКА (budka, buda; budowac, строить).
*) Акад. рпк. Лом. Ж 112, стр. 12.
**) Соловьева Ист. Россіи XV, 180, 250, 308

ЦЫФРА (cyfra).
ШАЛБЕРИТЬ (szalbierz, плутъ обманщикъ).
ШАРОВАРЫ (szarowary, отъ тюрк. szalwar).
ШЕРЕНГА (szerçg).
ШКАТУЛКА (szatula).
ШКВОРЕНЬ (sworieii).
ШКОЛА (szkola)
ШЛЕЯ (szla, szleia).
ШЛЫКЪ (szlyk),
ШЛЯХЪ (szlak).
шомполъ (stçmpel).
ШОРЫ (szory).
ШТЫКЪ (sztych,4TÖ въ старину значило bayonette '), не отъ нѣм. ли
Stichel?).
ШУБА (szuba). Ср. выше.
ШУЛЕРЪ (szuler).
ЩЕГОЛЬ (szczegol = особнякъ).
ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ ЗАМѢТКА.
1891.
Откуда слово скипидаръ? Изъ всѣхъ славянскихъ языковъ
только русскій знаетъ это слово. На всѣхъ другихъ означаемое имъ
вещество называется иностраннымъ словомъ terpentin (отъ греч.
Tepeßivöoc). Какимъ же образомъ произошло, что русскіе наименовали
эту смолистую жидкость чужеязычнымъ словомъ, неизвѣстнымъ на
другихъ европейскихъ языкахъ? Объясненіемъ названія скипидаръ
до сихъ поръ никто еще не занимался; Миклошичъ, сколько мнѣ
извѣстно, нигдѣ не коснулся его; Матценауэръ вовсе объ немъ не
упоминаетъ; только въ Этимологическомъ словарѣ Рейфа сдѣлана
попытка объяснить это слово, именно: возлѣ него поставлено въ скоб-
кахъ: pers. sipidâr, peuplier blanc 2). Ho какъ могло чужеземное на-
званіе дерева, не имѣющаго ничего общаго со свойствами жидкости,
называемой скипидаромъ, послужитъ къ означенію ея на русскомъ
языкѣ? Я совѣтовался объ этомъ съ оріенталистами, и по ихъ мнѣнію,
звуковое сходство нашего названія терпентина съ персидскимъ сло-
вомъ должно быть признано случайностью. Въ извѣстномъ сочиненіи
покойнаго Гена (Hehn) „Kulturpflanzen und Hausthiere" (Berlin 1887,
*) Slownik polsko-francuzki. Berlin 1858.
2) Собственно: бѣлое дерево (cunud dop).

5-е изд.), которое по справедливости считается цѣннымъ матеріаломъ
для рѣшенія между прочимъ лингвистическихъ вопросовъ въ обни-
маемой имъ области вѣдѣнія, цѣлая, довольно обширная, статья по-
священа терпентину, но къ удивленію моему, я не нашелъ въ ней ни
малѣйшаго намека на слово скипидаръ, хотя въ другихъ случаяхъ
авторъ не забываетъ приводить, съ надлежащими объясненіями, рус-
скія названія растеній и животныхъ.
Обратившись по этому поводу къ другимъ славянскимъ нарѣчіямъ,
я натолкнулся въ нихъ на одно слово, которое очень распространено
на всемъ славянскомъ западѣ, y насъ же вовсе неизвѣстно, a между тѣмъ
также означаетъ сильно пахучее, душистое растеніе и звуками своими
близко подходитъ къ слову скипидаръ. Въ книгѣ Матценауэра „Cizf
slova ve slovansk^ch fecech", меня поразило въ этомъ отношеніи (стр.
310) польское Spikanarda и рядомъ съ нимъ почти одинаково звучащія:
чешское, словенское, нѣмецкое, итальянское и англійское, всѣ взятыя
съ латинскаго spica nardi, но уже но въ первоначальномъ смыслѣ
этого названія, a въ значеніи lavendula spica (y насъ лаванда). По-
средствомъ обыкновенной при заимствованіяхъ словъ перестановки и
передѣлки звуковъ s p i k легко могло превратиться въ скип, a nard
въ дар. При общности нѣкоторыхъ свойствъ спиканарды съ тер-
пентиномъ (именно пахучести w цѣлебности) названіе одного ве-
щества могло перейти на другое.
Именемъ n ardus или nard um (греч. vàpSoç, отъ инд. naladâ
душистое) древніе означали драгоцѣнное благовонное масло (миро),
которое добывалось изъ корня и нижнихъ частей стебля растенія,
принадлежащаго къ семейству valerianeae и растущаго на горахъ
сѣверной Остъ-Индіи. Прибавленное къ названію этого масла слово
spica объясняется формою корня самаго растенія, который оканчи-
вается отростками, похожими на колосья (spica). Это-то миро и разу-
мѣетъ евангелистъ Маркъ (14, 3), когда онъ говоритъ о женщинѣ
εχουσα αλαβαστρον μυρου ναρδου, что въ вульгатѣ такъ передано: habens
alabastrum unguenti nardi. Впослѣдствіи названіемъ spica nardi,
перешедшимъ въ нѣсколько измѣненной формѣ во всѣ западно-евро-
пейскіе языки, кромѣ французскаго, стали отмѣчать, какъ выше по-
казано, другое растеніе; a такъ какъ съ одной стороны лаванда, a
съ другой терпентинъ были издавна очень распространены въ торговлѣ,
то немудрено, что терпентинъ y русскихъ могъ быть названъ спика-
нардомъ или, въ передѣлкѣ, скипидаромъ: это названіе, на
западѣ произвольно данное лавандѣ, было для насъ такъ же непонятно,
какъ -и слово „terpentin".

Предисловіе къ 3-му изданію.
Читатель, знакомый съ предшествовавшимъ изданіемъ этой
книги, замѣтитъ здѣсь нѣкоторыя, впрочемъ весьма немногія,
отступленія отъ прежнихъ указаній.
Въ объясненіе такой перемѣны мнѣ было бы достаточно
повторить слова, сказанныя при второмъ изданіи моихъ Спорныхъ
Вопросовъ: „оставаться въ дѣлѣ науки неподвижнымъ можетъ
только тотъ, кто не мыслитъ или не трудится". Но къ этому
въ настоящемъ случаѣ присоединяется еще другое обстоятельство:
одновременно съ нынѣшнимъ изданіемъ Филологическихъ Разысканій
выходитъ составленное мною, по порученію Второго Отдѣленія
Академіи Наукъ, краткое руководство по русскому право-
писанію. Обсуждая каждый вопросъ нашей орѳографіи вмѣстѣ
съ моими сочленами, я долженъ былъ для пользы дѣла заботиться
объ общемъ соглашеніи, a этого невозможно было достигнуть
безъ нѣкоторыхъ съ моей стороны уступокъ. Затѣмъ и въ Спор-
ныхъ Вопросахъ нельзя было не сдѣлать тѣхъ же измѣненій.
Главное изъ нихъ, впрочемъ, заключается въ возстановленіи
ѳиты по причинамъ, изложеннымъ въ текстѣ.
Въ терминологіи допущены также кое-какія измѣненія, и къ
фонетическому отдѣлу прибавлено сокращенное изложеніе Осно-
ваній фонетики, капитальнаго по этой части сочиненія профес-
сора Іенскаго университета Сиверса.
На сдѣланныя въ разныхъ мѣстахъ книги частныя дополне-
нія не считаю нужнымъ указывать отдѣльно 1).
Я. Гротъ.
Декабрь, 1884.
1) См. Предисловіе къ настоящему изданію въ началѣ книги.
Ред.

[1] Языкъ проявляется двоякимъ образомъ: какъ произносимый (жи-
вая рѣчь) и какъ писанный (письмо). Каждое слово можемъ мы предста-
влять себѣ либо такъ, какъ оно слышится, либо такъ, какъ видимъ
его начертаннымъ,—иначе говоря: мы можемъ представлять себѣ
каждое слово либо въ его звукахъ, либо въ буквахъ, употребляемыхъ
для его изображенія на письмѣ,
A такъ какъ эти два способа представленія слова не всегда между
собою согласны, такъ какъ начертаніе не всегда точно передаетѣ
звукъ, то разумѣется, очень важно строго различать одно отъ другого,
и для правильнаго пониманія формы слова необходимо напередъ раз-
сматривать его естественный звуковой составъ.
Между тѣмъ до послѣдняго времени не совсѣмъ ясно понимали
важность такого различенія, и даже въ Германіи, которая въ успѣхахъ
филологіи идетъ впереди всѣхъ другихъ странъ, одинъ изъ ученыхъ,
извѣстныхъ своими трудами по теоріи звуковъ, справедливо замѣтилъ:
„Взглянувъ на иную, хотя и хорошую грамматику, мы легко убѣдимся,
какъ, согласно съ ея названіемъ (отъ -γραφειν писать), письмо гораздо
болѣе чѣмъ самый языкъ служитъ въ ней предметомъ разсмотрѣнія,
и какъ изслѣдованіе звуковъ всегда до сихъ поръ заслонялось знаками
ихъ, буквами. И однакожъ буква—лишь случайное изображеніе дѣй-
ствительнаго звука, и видъ этого начертанія не имѣетъ ничего
общаго съ сущностью самаго звука" *).
[2] Такимъ образомъ, желая разъяснить отношеніе между живою
рѣчью и письмомъ, надобно прежде всего разобрать, изъ какихъ звуковъ
состоитъ языкъ, a потомъ уже разсмотрѣть, насколько вѣрно и точно
эти звуки могутъ быть изображаемы придуманными для нихъ обще-
употребительными начертаніями.
Вотъ почему и предлагаемый трудъ естественно распадается на
двѣ части: фонетическую (о звукахъ) и графическую (о пись-
мѣ). Само собою ра?умѣется, что обѣ части не могутъ быть совершен-
но отдѣлены одна отъ другой; раздѣленіе это означаетъ только, что
въ первомъ отдѣлѣ дѣло будетъ разсматриваемо съ точки зрѣнія зву-
ковъ, a во второмъ съ точки зрѣнія буквъ.
') Thausing. Das natürliche Lautsystem der menschlichen Sprache (Leipzig 1863),
стр. ne.

ОТДѢЛЪ I.
ЗВУКИ.
I. Физіологія звуковъ языка.
[3] Произносимый языкъ имѣетъ двѣ стороны: матеріальную и духов-
ную>—звуки и ихъ содержаніе, какъ тѣло и душу. Поэтому онъ при-
надлежитъ къ двумъ разнороднымъ разрядамъ наукъ: одною стороной
къ естествознанію, другою — къ историческимъ и философскимъ на-
укамъ.
Составляющіе языкъ членораздѣльные звуки суть произведеніе дѣй-
ствія тѣлесныхъ органовъ, и потому ученіе о звукахъ, фонетика, не-
обходимо соприкасается съ физіологіею. Разсмотрѣнію самыхъ звуковъ
должно предшествовать ознакомленіе съ орудіями голоса и рѣчи. Безъ
физіологическаго основанія невозможно научное изслѣдованіе звуковъ
языка.
Этотъ правильный взглядъ на фонетику, хотя никогда не былъ до-
статочно распространенъ, однакожъ по происхожденію своему не такъ
новъ, какъ обыкновенно думаютъ: судя по систематикѣ звуковъ и по
совершенству письменныхъ знаковъ въ санскритѣ, физіологическое
ученіе о звукахъ y древнихъ индовъ было развито болѣе чѣмъ y
грековъ. Впослѣдствіи фонетика составляла предметъ особеннаго изу-
ченія y аравитянъ. Но дальнѣйшіе ея успѣхи начались не прежде
какъ въ 16-мъ столѣтіи, благодаря счастливой мысли обучать глухо-
нѣмыхъ произношенію звуковъ [4] рѣчи: необходимость пользоваться
при этомъ пособіемъ зрѣнія и осязанія привела къ самому полному изслѣ-
дованію условій образованія звуковъ. Не останавливаясь на отдѣль-
ныхъ примѣрахъ такого преподаванія въ Испаніи и трудахъ, бывшихъ
результатами его, замѣтимъ, что въ 17-мъ столѣтіи, независимо отъ
нихъ, физіологіи звуковъ было положено основаніе въ Англіи еписко-
помъ Валлисомъ (Walliâ), который также обучалъ глухонѣмыхъ. Во
Франціи, гдѣ съ начала прошлаго вѣка при академіи наукъ усердно за-

нимались изслѣдованіемъ голосовыхъ органовъ, явилось въ 1765 году
замѣчательное по части фонетики сочиненіе президента Дебросса
(Debrosses *), которое въ нынѣшнемъ столѣтіи обратило на себя вни-
маніе Россійской академіи и было переведено членомъ ея А. Николь-
скимъ подъ заглавіемъ: Разсужденіе о механическомъ составѣ языковъ и
физическихъ началахъ этимологіи (Спб. 1821). Въ этой книгѣ разсѣяно
много умныхъ и вѣрныхъ наблюденій, хотя съ другой стороны встрѣ-
чаются въ ней и ошибочныя теоріи, которыми увлекся Шишковъ, снаб-
дившій переводъ сочлена своими примѣчаніями. Въ Германіи теорія
звуковъ была обязана, въ концѣ прошлаго вѣка, важнымъ успѣхомъ вѣн-
скому механику Кемпелену, изобрѣтателю извѣстнаго автомата, играю-
щаго въ шахматы. Онъ же изобрѣлъ говорящую машину и издалъ превос-
ходную книгу о механизмѣ человѣческаго языка (Mechanismus der
menschlichen Sprache. Wien 1791), которая всегда будетъ служить
основаніемъ всѣхъ дальнѣйшихъ по тому же предмету изслѣдованій.
Однакожъ не ранѣе какъ около середины нынѣшняго столѣтія эта
отрасль физіологіи стала въ надлежащей мѣрѣ обращать на себя вни-
маніе языковѣдовъ. Даже такой геніальный филологъ, какъ Яковъ
Гриммъ, не положилъ въ основу своихъ изслѣдованій полнаго вниманія
къ отличію писаннаго языка отъ произносимаго [5] къ ихъ взаимнымъ
отношеніямъ. По изученію звуковыхъ измѣненій его грамматика пред-
ставляетъ конечно богатѣйшій матеріалъ и изумительное обиліе остро-
умнѣйшихъ соображеній, но самыхъ физіологическихъ процессовъ по-
слѣдовательнаго превращенія звуковъ онъ еще не касался. Кромѣ
того, онъ при своихъ изслѣдованіяхъ не довольно дорожилъ звуко-
выми особенностями народныхъ говоровъ, a между тѣмъ это „глав-
ный источникъ, которымъ надобно пользоваться, чтобы проникнуть въ
тайны древнихъ звукоизмѣненій. Только этимъ способомъ можно до-
стигнуть возможности перелагать старинные письменные памятники
въ звуки живой рѣчи. Только этимъ путемъ можно стать выше одного
наблюденія этимологической перемѣны буквъ и вникнуть въ самые
процессы звукоизмѣненій".
Рудольфъ Раумеръ, которому принадлежитъ это замѣчаніе а),
первый изъ германскихъ филологовъ внесъ въ свои изслѣдованія пол-
ное пониманіе сущности фонетики, Изданное имъ въ 1837 г. сочиненіе
г) Traité de la formation méchanique des langues, et des principes physiques
de l'étymologie (въ двухъ частяхъ, безъ имени автора). Paris 1765. Объ авторѣ
названной книги Деброссѣ см. статью въ Revue des deux Mondes 1875 г. за декабрь,
но тамъ объ этомъ филологическомъ трудѣ ничего не сказано.
ß) Gesammelte sprachwissenschaftliche Schriften von R. v. Raumer. Frankf. am
M. 1863. См, тамъ стр. 407. Почти то же, но съ большею рѣзкостью, высказываетъ
р слабой сторонѣ грамматики Я. Гримма д-ръ Румпельтъ въ своей книгѣ Das natür-
liche System der Sprachlaute (Halle 1869), стр. 5.

„о придыханій и перебоѣ звуковъ" х) положило начало новому на-
правленію въ наукѣ слова. За нимъ пошли тѣмъ же путемъ и другіе
ученые, во главѣ вкоторыхъ стоитъ незабвенный сотрудникъ нашей
академіи Шлейхеръ. Мало того: трудъ Раумера далъ толчокъ и физіо-
логической разработкѣ предмета. Въ этомъ сознается извѣстный про-
фессоръ физіологіи к членъ академіи наукъ въ Вѣнѣ г. Брюкке, со-
ставившій въ филологической литературѣ эпоху своимъ сочиненіемъ:
„Основныя черты физіологіи и систематики звуковъ языка" 2). Авторъ,
занимаясь обучёніемъ глухонѣмыхъ, представилъ тутъ въ сжатомъ и
ясномъ обзорѣ результаты своихъ наблюденій надъ звуками бо́льшей [6]
части европейскихъ и нѣкоторыхъ азіатскихъ языковъ. Къ сожалѣнію,
онъ не былъ знакомъ съ славянскими нарѣчіями, и потому естествен-
но, что будучи принужденъ пользоваться относительно ихъ чужими
указаніями, онъ не избѣгъ нѣкоторыхъ недоразумѣній и ошибокъ.
Несмотря на то, книга Брюкке сдѣлалась- необходимымъ пособіемъ
для всѣхъ не только германскихъ, нои иноплеменныхъ ученыхъ, раз-
сматривающихъ звуки на основаніи физіологіи. Новѣйшій же и самый
замѣчательный по этому предмету трудъ принадлежитъ профессору
Іенскаго университета Сиверсу (Eduard Sievers), напечатавшему въ
1876 году сочиненіе: Grundzüge der Lautphysiologie; въ1881году вы-
шло второе, значительно переработанное изданіе этой книги подъ за-
главіемъ: Grundzüge der Phonetik. Есть уже и по фонетикѣ славян-
скихъ языковъ нѣсколько изслѣдованій, какъ напр. г. Новаковича y
сербовъ 3), a y чеховъ г. Гебаура 4). По-русски физіологическое уче-
ніе о звукахъ языка, въ наше время, въ первый разъ было изложено
(если исключить переводы спеціальныхъ сочиненій по физіологіи) въ
переводѣ второй серіи лекцій Макса Мюллера 5); потомъ о предметѣ
этомъ читалъ въ Кіевѣ публичныя лекціи г. Туловъ, и онъ же въ ис-
ходѣ 1874 года издалъ небольшую книжку Объ элементарныхъ звукахъ
человѣческой рѣчи, гдѣ, послѣ общихъ соображеній на основаніи ино-
странныхъ пособій, сдѣлана попытка примѣненія физіологическаго
ученія о звукахъ къ русскому языку. Здѣсь же нельзя пропустить из-
слѣдованія г. Бодуэна-де-Куртенэ о древне-польскомъ языкѣ, которое
затрогиваетъ многія явленія обще-славянской фонетики и при этомъ
также опирается на выводы естествознанія 6). Недавно A. С. Будило-
г) Die Aspiration und die Lautverschiebung. Leipzig. 1837.
2) Grundzüge der Physiologie u. Systematik der Sprachlaute für Linguisten u.
Taubstummenlehrer, bearb. von Dr. Ernst Brücke. Wien 1856. Второе изданіе 1876 г.
3) Физіологjа гласа и гласови српскога jезика. У Београду 1873.
4) См. Casopis Musea Krâlovstvi Ceskeho 1872, XLYI rocnik, svaz. 3 и 4.
5) Трудъ г. Лавренка. См. Филологическія записки, издан. въ Воронежѣ г. Хо-
ванскимъ, 1868.
*) О древне- польскомъ языкѣ до XIV столѣтія. Лейпцигъ 1870.

вичъ въ своемъ Начертаніи церковно-славянской грамматики помѣстилъ
основанную на новѣйшихъ изслѣдованіяхъ главу „О природѣ звуковъ
человѣческаго языка".
[7] Что касается настоящаго труда, то авторъ, въ этомъ отдѣлѣ
его, намѣренъ при помощи физіологическихъ наблюденій разсмотрѣть
звуки русскаго языка, насколько того требуютъ задачи филологіи.
Въ концѣ отдѣла будетъ приложено извлеченіе изъ помянутаго выше
новаго изданія книги г. Сиверса.
Вотъ какъ Брюкке понимаетъ двѣ разныя стороны разсмотрѣнія
звуковъ языка: „Можно, говоритъ онъ, изслѣдовать какимъ образомъ
смежные звуки дѣйствуютъ одни на другіе и вникать въ измѣненія,
претерпѣваемыя звуками въ теченіе временъ или при переходѣ изъ
одного языка въ другой, чтобы изъ этого выводить ихъ аттрибуты.
Это путь филолога. Съ другой стороны можно производить прямыя
наблюденія и опыты надъ способами и условіями происхожденія зву-
ковъ и такимъ образомъ знакомиться съ ихъ натурою и свойствами.
Это путь физіолога. Оба метода, при правильномъ ихъ употребленіи
никогда не могутъ вести къ противорѣчивымъ результатамъ, но эти
результаты могутъ быть различны, могутъ дополнять другъ друга,
такъ какъ филологъ своими изысканіями доходитъ эмпирически до
ряда законовъ, которыхъ объясненія надо искать физіологическимъ
путемъ. Только посредствомъ физіологическихъ наблюденій филологъ
вполнѣ узнаётъ языкъ; пока онъ упускаетъ ихъ изъ виду, онъ знаетъ
о языкѣ только то, что слышится ухомъ и пишется рукою. Дивный
снарядъ, откуда истекаетъ рѣчь, остается для него сокровенною
механикой автомата; a между тѣмъ законы, которые прежде выво-
дились изъ благозвучія, гораздо менѣе зависятъ отъ этого условія
нежели отъ механическаго устройства органовъ, которые производятъ
отдѣльные звуки языка и только въ извѣстныхъ сочетаніяхъ могутъ
производить ихъ легко и точно" *).
Прежде всего считаю нужнымъ дать читателю понятіе объ устрой-
ствѣ органовъ рѣчи, не входя однакожъ въ излишнія подробности,
которыя въ настоящемъ случаѣ только удалили бы насъ отъ цѣли.
[8] Для произведенія звука служитъ такъ называемая голосовая
щель (rima glottidis, Stimmritze) въ гортани (guttur, Kehlkopf), рас-
ширяемая или суживаемая двумя голосовыми связками (chor-
dae vocales, Stimmbänder), которыя натягиваются или ослабляются
гортанными мышцами. Если щель значительно расширена, то никакого
звука не можетъ быть слышно, и воздушный токъ, приражаясь къ
стѣнкамъ рта, производитъ только придыханіе, въ германскихъ язы-
кахъ означаемое буквою h. Если сузить щель, приподнявъ среднюю
1) Grundzüge, стр. 1.

часть языка къ нёбу, то это придыханіе усиливается до нашего г въ
словахъ Господь, благо, Бога, звука, который у насъ на письмѣ не отли-
чается отъ твердаго г, слышимаго въ словахъ городъ, багоръ и проч.
Легкіе или мѣхи.
Дыхательное горло.
Гортань.
Подвижная полость рта.
Итакъ звонъ голоса есть непосредственный результатъ суженія
голосовой щели *). Выйдя оттуда, звукъ до своего оглашенія прохо-
дитъ подвижную полость зѣва и рта, которая образуетъ какъ бы
надставную трубку (Ansatzrohr), подобную искусственному ду-
ховому инструменту, при чемъ надо представить себѣ, что голосовая
щель или гортань играетъ роль рта, изъ котораго въ этотъ инстру-
ментъ входятъ воздухъ и звукъ. „Вокальный механизмъ, говоритъ
англійскій профессоръ Виллисъ, можетъ считаться состоящимъ изъ
легкихъ, или мѣховъ, которые посредствомъ дыхательнаго горла про-
водятъ воздушный токъ черезъ снарядъ, находящійся
въ верхнемъ концѣ дыхательнаго горла и называемый
гортанью. Этотъ снарядъ способенъ производить раз-
ные музыкальные и другіе звуки, слышные по пере-
ходѣ чрезъ подвижную полость, состоящую изъ глот-
ки (полости позади нёбной занавѣски), рта и носа" 3).—
Все это вмѣстѣ составляетъ [9] вокальный механизмъ,
но орудіемъ рѣчи слѣдуетъ считать только наружную
часть его, то есть гортань и подвижную трубку, или
полость рта.
Гласные звуки.
Самые первоначальные, основные звуки человѣческой рѣчи суть
гласные. Для образованія ихъ воздухъ изъ легкихъ выдыхается въ
полость рта, имѣющую каждый разъ опредѣленную форму. Прежде
всего долженъ быть прекращенъ доступъ воздушнаго тока къ заднимъ
носовымъ отверстіямъ поднятіемъ небной занавѣски3) для
того, чтобы выдыхаемый воздухъ попадалъ только въ полость рта.
Если же это не будетъ выполнено, то при громкой рѣчн гласные по-
лучатъ особый „носовой" оттѣнокъ. При произношеніи ихъ форма
полости рта измѣняется слѣдующимъ образомъ: при a она должна
быть совершенно свободною, языкъ ложится плошмя на дно полости,
х) Для физіологическихъ терминовъ я отчасти пользуюсь изданнымъ подъ ре-
дакціей И. М. Сѣченова переводомъ сочиненія JE. Германа: Основы физіологіи че-
ловѣка. Одесса 1873.
5) Robert Willis, извѣстный сочиненіемъ о гласныхъ (1828). Выписанныя строки
привожу по книгѣ. J. Earle, The Philology of the english tongue. Oxford 1873, стр.
126.
3) Нёбо состоитъ изъ двухъ частей: передней или твердаго нёба, и задней или
нёбной занавѣски (der harte Gaumen и das Gaumensegel).

которая поэтому бываетъ всего больше для этого звука и отверстіе
широко-раскрытаго рта имѣетъ форму расширенной спереди воронки.
При о у> наоборотъ, корень языка приподнимается, полость рта су-
живается вытягиваніемъ губъ въ трубку и принимаетъ форму круглой
бутылки съ короткой шейкой; при э і, отъ приближенія языка къ
твердому нёбу, образуется форма круглой бутылки съ узкимъ горлыш-
комъ. При всѣхъ гласныхъ, за исключеніемъ у, гортань нѣсколько
приподнимается къ верху; меньше всего подъемъ при о, затѣмъ слѣ-
дуютъ a э і, т. е. онъ больше всего при г, и оттого тонъ і выше>
нежели тонъ прочихъ гласныхъ; ниже всѣхъ тонъ у. Это различеніе
степени высоты тона при разныхъ гласныхъ оспаривается нѣкоторыми
физіологами; но ихъ возраженія не вполнѣ убѣдительны.
a составляетъ центральный звукъ. Какъ скоро обѣ стѣнки полости
рта, верхняя и нижняя, сближаются между собой, то [10j чистота
звука a нарушается. Такое сближеніе очень легко происходитъ либо
при нёбѣ, гдѣ образуется і, либо y губъ, гдѣ звонъ голосовой щели
обращается въ у. При этомъ подвижная трубка (полость рта) то уко-
рачивается, то удлиняется: она становится всего короче при
произнесеніи і, такъ какъ гортань тогда приподнимается и углы рта
растягиваются въ сторону; всего же длиннѣе становится трубка при
произнесеніи у, когда гортань опускается съ одновременнымъ протя-
гиваніемъ впередъ губъ и угловъ рта.
Эти три звука I A У суть основные въ системѣ гласныхъ. Въ про-
долженіе вѣкового существованія языка звуки постепенно измѣняются,
особенно вслѣдствіе естественнаго стремленія человѣка облегчать трудъ
органамъ рѣчи: „удобство выговора, сбереженіе дѣятельности муску-
ловъ, говоритъ Шлейхеръ, — главный въ этомъ дѣлѣ факторъ *)"• Въ
отношеніи къ гласнымъ эта vis inertiae, по его же замѣчанію, ведетъ.
къ тому на первый взглядъ странному результату, что тогда какъ
болѣе древніе языки имѣютъ лишь малое количество гласныхъ зву-
ковъ, позднѣйшіе обладаютъ ими въ гораздо большемъ обиліи и разно-
образіи. Но немногіе гласные старѣйшихъ языковъ рѣзко отличаются
одинъ отъ другого, многочисленные же гласные позднѣйшихъ языковъ
служатъ по большей части переходомъ отъ одного къ другому совер-
шенно отличному въ древнемъ языкѣ звуку: являются оттѣнки, смѣ-
шанные звуки, чтобы смягчать различія, облегчать органу рѣчи кру-
той поворотъ отъ одного движенія къ другому и доставить ему удоб-
ство нерѣшительныхъ гласныхъ, которыя легко производить малымъ
напряженіемъ орудія рѣчи. Слѣдовательно остальные гласные суть
толы&о промежуточные, и мы разсмотримъ тѣ изъ нихъ (э о), которые
естественно образуются между 1и А, между A и У.
!) Die deutsche Sprache, стр. 49 и 50.

Изъ всѣхъ гласныхъ звуковъ наиболѣе распространеннымъ быль
искони а; но такъ какъ произносить его, сравнительно, не [11] легко,
то онъ, независимо отъ вліянія на него сосѣднихъ звуковъ, уже вслѣд-
ствіе одного напряженія мускуловъ, потребнаго на его произношеніе,
подвергается разнымъ измѣненіямъ. Если, начавъ отъ расположенія рта
для а, какъ звука первоначальнаго, постепенно укорачивать устную
полость, суживая ее въ серединѣ, то образуются промежуточные звуки,
приближающіеся къ і, т. е. образуются гласные оттѣнка э *•). Если,
напротивъ, мало-по-малу удлинять полость рта и суживать наружное
ея отверстіе въ направленія къ то образуются гласные характера о.
Число тѣхъ и другихъ промежуточныхъ гласныхъ неопредѣленно.
Брюкке принимаетъ три э и два о, первообразы которыхъ находитъ
y разнымъ западныхъ народовъ; но въ малоизвѣстныхъ ему славянскихъ
языкахъ оказываются и другіе гласные звуки этого рода. Не входя
еще въ болѣе спеціальное разсмотрѣніе гласныхъ съ примѣненіемъ
къ русской фонетикѣ, прибавлю здѣсь только, что звуки эти вообще
раздѣляются, по положенію рта при ихъ произношеніи, на твердые:
a o y и мягкіе: э и. Отношеніе этихъ пяти гласныхъ между собою
можетъ быть представлено слѣдующею вертикальной линіей, на ко-
торой они расположены сверху внизъ, по степени подъема гортани,
съ чѣмъ связано и послѣдовательное пониженіе тона:
I .
э
A
о
У
Согласные звуки.
Названіе согласныхъ (consonae) придумано въ той мысли, что только
гласные звуки (vocales) совершенно самостоятельны, согласные же мо-
гутъ быть вполнѣ произносимы не иначе, какъ въ соединеніи съ
однимъ изъ гласныхъ. Брюкке, какъ и многіе [12] другіе, находитъ,
что такой взглядъ давно опровергнутъ наукою; этого нельзя однакожъ
допустить безъ ограниченія: справедливо, что нѣкоторые согласные,
какъ напримѣръ с ш ф р, могутъ быть выговорены и сами по себѣ,
но какъ произнести ясно, безъ помощи гласной, б г д п к т? —
Физіологическая особенность согласныхъ заключается въ томъ, что
для произнесенія ихъ нужны своего рода движенія въ полости рта
г) Принимая эту букву для общаго выраженія чистаго звука, означаемаго гре-
ческимъ е. Наше е изображаетъ уже звукъ сложный ( = йэ).

при участіи двухъ какихъ-нибудь частей органа рѣчи, такъ что
бываетъ одно изъ двухъ: либо онѣ плотно смыкаются и размыкаются
(наприм. обѣ губы одна съ другой для образованія б)> и въ полости
рта образуется смыканіе, затворъ (Verschluss), либо между тою или
другою частями дѣлается только суженіе, стѣсненіе (наприм. между
кончикомъ языка и нижними зубами для образованія с).
Орудіями затворовъ и стѣсненій для произношенія согласныхъ
служатъ:
1) Нижняя губа съ верхнею и съ верхними зубами (рѣзцами): б п
(затворъ); в ф (суженіе).
2) Передняя часть языка съ нёбомъ и съ зубами: д m (затворъ);
з с ж ш (суженіе).
3) Средняя или задняя часть языка съ нёбомъ г к (затворъ);
г1) х (суженіе).
Но прежде разсмотрѣнія образуемыхъ этими двумя способами зву-
ковъ необходимо показать еще одно физіологическое различіе соглас-
ныхъ. Внимательно перебирая звуковую азбуку своего языка, всякій,
при самомъ поверхностномъ наблюденіи надъ собою, замѣтитъ, что
нѣкоторые звуки могутъ быть сопоставлены попарно, т. е. образуются
одинаково, и только произносятся различно. Вслѣдствіе того полу-
чаются два ряда звуковъ, которые въ верхнемъ и нижнемъ соотвѣт-
ствуютъ одинъ другому:
\)пткфсхш
2) б д % в з г ж х\
[13] Различіе того и другого ряда объясняется съ физіологической
точки зрѣнія различно, a потому для каждаго изъ нихъ придуманы
издревле и разныя названія. Всего болѣе вошло въ обыкновеніе назы-
вать звуки 1-го ряда твердыми, a звуки 2-го ряда мягкими. Извѣстно,
п т к
что греки, выдѣливъ изъ обоихъ рядовъ тѣ звуки (j д г » которые
не могутъ произноситься длительно 2), назвали ихъ поэтому нѣмыми
(αφωνα, mutae) и прибавили къ нимъ еще 3-й рядъ особенныхъ, гре-
ческому языку свойственныхъ звуковъ, такъ что y нихъ вышли такіе
три ряда:
1) X T 7С
2) т 8 ß
3) X Ѳ cp
1) Чтобы имѣть возможность говорить о звукѣ, для котораго y насъ нѣтъ буквы
въ словѣ благо, я вынужденъ принять начертаніе г.
2) Попробовавъ произносить непрерывно, въ одинъ пріемъ, ббб,.., ппп..., ддд..., ттт...
всякій убѣдится, что это невозможно.

Сообразно съ этимъ расположеніемъ назвали: звуки 1-го ряда
твердыми (tenues), звуки 3-го ряда придыхательными (aspiratae), a
звуки 2-го ряда, по внѣшнему признаку мѣстъ, — средними (mediae).
Въ большей части новѣйшихъ языковъ нѣтъ придыхательныхъ 1),
и потому естественно, что въ нихъ приняты, для двухъ показанныхъ
выше рядовъ, названія твердыхъ и мягкихъ* Нѣкоторые ученые дока-
зываютъ, что эти термины правильны и съ физіологической точки
зрѣнія, такъ какъ звуки 1-го ряда (n m к и проч.), при выговорѣ
ихъ, требуютъ бо́льшаго напряженія мускуловъ, чѣмъ звуки 2-го.
Согласимся однакожъ, что эти названія сбивчивы, и не разъ уже
случалось, что иной по недоразумѣнію прилагалъ, наоборотъ, къ 1-му
ряду названіе мягкихъ, a ко 2-му твердыхъ звуковъ. Удачнѣе тер-
минъ, употребляемый, начиная съ Кемпелена, многими изъ новѣйшихъ
ученыхъ, въ томъ числѣ и профессоромъ Брюкке: именно, для 1-го
ряда, — глухіе (tonlose) или шопотные (Flüsterlaute), a для 2-го ряда —
звонкіе [14] или громкіе (tönende). Ho еще точнѣе будетъ терминъ:
голосовые и безголосные, всего ближе отвѣчающій названіемъ Stimm-
laute и tonlose Laute.
Физіологическая разница между тѣми и другими заключается въ
томъ, что при произношеніи первыхъ голосовая щель остается раскры-
тою, a для вторыхъ она сжимается, вслѣдствіе чего и слышится голосъ.
Теперь перейдемъ къ разсмотрѣнію согласныхъ по двоякому, выше
показанному способу ихъ образованія. Въ этомъ отношеніи звуки мо-
гутъ быть: 1) смычные (Verschlusslaute), образуемые плотнымъ смы-
каніемъ или затворомъ двухъ частей устныхъ органовъ, и 2) прото́рные
(Reibelaute), образуемые суженіемъ или стѣсненіемъ между тѣми же
частями.
1) Смычные согласные звуки.
n m к
б д г
Это тѣ самые согласные, которые y грековъ составляли разрядъ
нѣмыхъ; нынче называютъ ихъ мгновенными звуками (momentaneae)
въ противоположность другимъ, длительнымъ (continuae, Dauerlaute,
напр. ф с), которые можно въ произношеніи протягивать безъ пере-
рыва, пока позволяетъ дыханіе. Шлейхеръ остроумно замѣтилъ, что
первые отличаются отъ послѣднихъ какъ точка отъ линіи 2). Первые
называются также взрывными (explosivae) по той причинѣ, что воз-
духъ, задержанный при образованіи затвора, быстро вырывается, какъ
J) Въ чемъ заключается ихъ особенность, будетъ объяснено ниже.
2) Zur vergleichenden Sprachgeschichte. Zetacismus, стр. 124.

скоро устранена преграда. Терминъ Verschlusslaute, въ нашемъ пере-
водѣ смычные 1), въ первый разъ былъ употребленъ въ началѣ нынѣш-
няго столѣтія извѣстнымъ въ исторіи акустики ученымъ Хладни.
[15] При произношеніи этихъ звуковъ путь черезъ носъ отрѣзанъ
воздуху 2) и устный проходъ также гдѣ-нибудь прегражденъ, именно
они образуются, какъ выше показано, тремя способами:
1) Смыканіемъ нижней губы съ верхнею ч п- 61
2) Прижатіемъ передняго конца языка къ нёбу и верхнимъ
зубамъ m д.
3) Прикосновеніемъ средней или задней части языка къ нёбу к г.
Замѣтимъ, что звуки к ж m различаются между собою только тѣмъ,
что для образованія каждаго изъ нихъ служитъ другая часть языка,
т. е. для m передняя, для к задняя: можно сказать, что артикуляція к
начинается тамъ, гдѣ прекращается артикуляція m. Ha этомъ осно-
вывается метода, по которой глухонѣмыхъ учатъ выговаривать к: ихъ
заставляютъ произносить m и при этомъ прижимаютъ y нихъ къ низу
пальцемъ или лопаточкой переднюю часть языка, чтобы они поневолѣ
образовали смычку заднею его частью. Различіе m и к повидимому
зависитъ преимущественно отъ величины пространства подвижной
полости, остающагося позади смычки, такъ что оно при m гораздо
болѣе, нежели при к.
Г образуется изъ к сжатіемъ раздвинутой голосовой щели; поэтому ъ
относится къ к точно такъ же, какъ 6 къ п, и д къ т.
2) Проторные согласные звуки.
ф С X ш
ц ч
в з г ж
Каждому смыканію соотвѣтствуетъ близкое къ нему стѣсненіе въ
полости рта. Воздуху загражденъ путь черезъ носовую полость, a
устный каналъ гдѣ-нибудь такъ стѣсненъ, что выходящій воздухъ про-
изводитъ по смежнымъ частямъ проторный шорохъ (Beibungsgeräusch).
Греки называли ихъ, въ отличіе отъ [16] нѣмыхъ^ полугласными
(TjjAicpcova,), но они болѣе извѣстны подъ общеупотребительнымъ ла-
тинскимъ терминомъ спирантовъ (spirantes). Описаннымъ способомъ
образуются многіе звуки, близкіе къ тѣмъ, которые производятся
соотвѣтственными смыканіями:
J) Въ переводѣ Физіологіи Германа они названы смыкательными, но это при-
лагательное можетъ относиться только къ тому, что смыкаетъ (здѣсь къ органамъ)г
a не къ тому, что отъ смыканія происходитъ.
2) Посредствомъ подъема такъ называемаго мягкаго нёба или нёбной занавѣски,.
которая, бывъ опущена, даетъ воздуху проходить черезъ носъ.

1) ф в: стѣсненіе образуется верхними зубами и нижнею губою.
в образуется, когда мы приспособимъ ротъ для ф, но вмѣсто того,
чтобы только выпустить воздухъ, заставимъ голосъ звучать. Слѣдова-
тельно в относится къ ф, какъ б къ п, и можно представить себѣ в
происшедшимъ изъ б точно такъ же, какъ ф изъ п.
Ни въ одномъ чисто-славянскомъ словѣ звукъ ф не встрѣчается
самъ по себѣ, но онъ легко образуется изъ звука в передъ безголос-
ными согласными или въ концѣ слова, наприм.: входъ, въ прахъ,
рукавъ, кровь.
2) с з: стѣсненіе образуется перёднимъ концомъ языка и зубами.
Если затворъ, нужный для произнесенія т, образуется не вполнѣ
я впереди оставляется промежутокъ, черезъ который можетъ выхо-
дить воздухъ, то происходитъ звукъ с, который и относится къ т,
какъ ф къ п.
Такимъ же образомъ изъ д образуется звукъ з, относящійся къ с,
какъ в къ ф.
3) ш ж: стѣсненіе то же, но усиленное тѣмъ, что передній конецъ
языка приподымается къ задней стѣнкѣ верхнихъ десенъ.
При открытой голосовой щели происходитъ ш, a при сдвинутой
ж. Проф. Брюкке странно ошибается, стараясь съ особенною настойчи-
востью доказать, что ш есть сложный звукъ, составленный изъ сх, и оспа-
риваетъ тѣхъ филологовъ, которые не раздѣляютъ его взгляда *)- Но
это мнѣніе убѣдительно опровергнуто Раумеромъ и Румпельтомъ 2).
[17] Чтобы узнать, есть ли какой-нибудь звукъ — сложный, или
простой, самое вѣрное средство произносить его нѣсколько времени
непрерывно, и ежели онъ не измѣняется, то это несомнѣнный при-
знакъ его несложности. Если будемъ тянуть сссс... и потомъ произно-
сить такимъ же образомъ, безъ всякой паузы, шшшш..., то найдемъ,
что звукъ ш остается такъ же неизмѣненъ, какъ звукъ с, отличается же
отъ него только тѣмъ, что при переходѣ къ послѣднему языкъ не-
много отводится назадъ и вверхъ.
4) ц ч. Для произнесенія ихъ служитъ почти то же суженіе, что
для с и ш, но ему мгновенно предшествуетъ смыканіе, нужное для т,
такъ что выходитъ ц = тс, и ч = тш. Въ этомъ случаѣ переходъ
отъ одной артикуляціи къ другой такъ быстръ, что оба звука, вмѣстѣ
слитые, составляютъ одинъ. Произнося непрерывно ц, мы убѣдимся,
что этотъ звукъ слышится только въ самомъ началѣ, но затѣмъ тот-
часъ же обращается въ с {цссс. т. е. тсссс..); при такомъ продолжен-
номъ произношеніи, ч также немедленно превращается въ ш (чшшш-..
г) Grundztige, стр. 63.
2) См. R. von Ramner, Gesammelte sprachwissenschaftliche Schriften, стр. 373,
ж H. В. Rumpelt, Das natürliche System der Sprachlaute, стр. 82 — 86.

т. е. тшшшш...). Но входящіе въ составь этихъ звуковъ согласные
с и ш нѣсколько отличаются отъ произносимыхъ безъ предшествую-
щей мгновенной артикуляціи.
5) х Ь суженіе между среднею или заднею частью языка и нёбомъ.
Если изъ к будемъ стараться образовать проторные звуки, такимъ
же образомъ, какъ вывели ф изъ п, и с изъ m, т. е. дѣлая неполный
затворъ и оставляя по средней линіи язычнаго хребта желобокъ, по
которому можетъ выходить воздухъ, то получимъ звукъ, означаемый
буквою х; ему, при сжатой голосовой щели, соотвѣтствуетъ Ï, для.
котораго въ русской азбукѣ нѣтъ особой буквы, но который слышится
въ словахъ: Господь, благо, Петербурга, тогда и проч.
3) Плавные звуки Л Р.
[18] л: проходъ между обоими краями языка и коренными зубами.
Если переднимъ концомъ языка устроить затворъ для д, но y заднихъ
коренныхъ зубовъ съ обѣихъ сторонъ оставить промежутокъ, такъ что
воздушный токъ раздѣлится на языкѣ и чрезъ означенные промежутки
будетъ вдоль внутренней поверхности щёкъ итти къ устью рта, то
изъ д образуется л. Замѣтимъ, что для произнесенія этого звука, въ
устномъ каналѣ образуются два протока.
р: При произношеніи обыкновеннаго р, соотвѣтствующаго голосо-
вымъ звукамъ зубного разряда, кончикъ языка находится y десенъ
верхнихъ зубовъ, но не образуетъ ни плотнаго смыканія, какъ для д,
ни желобовиднаго суженія, какъ для 5, a загнутъ нѣсколько къ верху
и свободно подвиженъ, такъ что сперва напоръ воздуха изъ легкихъ
пригнетаетъ переднюю часть языка къ низу; послѣ того онъ быстро
возвращается къ своему первоначальному положенію, потомъ опять
нажимается и т. д. У насъ извѣстенъ только одинъ этотъ р, но въ
нѣкоторыхъ языкахъ бываютъ и другіе однородные звуки (напр. уг
французовъ гортанный г), такъ какъ разныя части устнаго канала мо-
гутъ быть приводимы въ дрожаніе А).
4) Носовые звуки M H,
Когда для воздуха путь посредствомъ опущенія небной занавѣски
прегражденъ черезъ ротъ, но открытъ носомъ, то образуются такъ
называемые носовые звуки (nasales), для которыхъ Брюкке, впро-
чемъ, не совсѣмъ удачно, придумалъ терминъ Resonanten (отзвуки),-
*) Brücke. Grundzüge, стр. 31, 35, 42, 49. Rumpelt, стр. 54. Брюкке относитъ
сюда, между прочимъ, губной звукъ, который, по выраженію Ломоносова, „для оста-
новленія конскаго произносятъ" (Грамм. § 21).

такъ какъ они сопровождаются отраженіемъ голоса въ устной и гор-
танной полости и не имѣютъ, какъ прочіе согласные, своего собствен-
наго шороха, независимаго отъ голоса. Этимъ они нѣсколько похожи
на гласные.
[19] Если сжать губы, какъ для б и при дѣйствіи голоса выпу-
скать воздухъ черезъ носъ, то произойдетъ м. Точно такъ же обра-
зуется «, если устроить смычку для д и выпускать воздухъ носомъ
при звучащемъ голосѣ. Поэтому н относится къ д совершенно такъ,
какъ м къ б, и отличается отъ м только свойствомъ предшествую-
щаго смыканія.
Носовые звуки подобно проторнымъ — длительные, но отличаются
отъ послѣднихъ тѣмъ, что требуютъ полнаго смыканія частей рта.
Послѣ этихъ общихъ физіологическихъ поясненій о происхожденіи
звуковъ, которые встрѣчаются и въ русскомъ языкѣ, приступимъ къ
разсмотрѣнію состава и. особенностей нашей звуковой системы, разу-
мѣя общеупотребительное великорусское нарѣчіе.
II. Звуки русскаго языка.
Сравнивая нашъ русскій выговоръ съ артикуляціей западно-евро-
пейскихъ языковъ (къ которымъ въ этомъ отношеніи приближаются и
другія славянскія нарѣчія), находимъ основную разницу въ томъ, что
мы болѣе раскрываемъ ротъ и сильнѣе напрягаемъ мускулы органовъ
рѣчи. Оттого y насъ звуки кажутся грубѣе, толще, шире. Это отно-
сится какъ къ согласнымъ, такъ и особенно къ гласнымъ. Послѣд-
ними мы вообще бѣднѣе, чѣмъ романскіе. и германскіе народы: y насъ,
напр., нѣтъ ни Ö, ни 11, нѣтъ и того разнообразія дифтонговъ, ка-
кимъ нѣкоторые изъ нихъ могутъ похвалиться; но зато мы имѣемъ ы,
a въ отношеніи къ согласнымъ мы гораздо богаче и соединяемъ въ
своей звуковой азбукѣ почти всѣ согласные, которые тамъ разсѣяны
въ разныхъ языкахъ. Намъ недостаетъ, правда дз и дж итальянцевъ
и шепелеватаго с (th) англичанъ, грековъ и испанцевъ, но за то мы,
на ряду съ другими славянами, особенно богаты вообще звуками зуб-
ного органа. Мы имѣемъ тутъ, между прочимъ, сложный звукъ шч.
(графически щ), котораго нѣтъ ни въ одномъ изъ западныхъ языковъ.
[20] Кромѣ того, наша фонетика еще отличается тѣмъ, что y насъ
нѣкоторые гласные выговариваются двояко, смотря по тому, стоятъ-ли
они въ ударяемомъ, или неударяемомъ слогѣ; равнымъ образомъ и
наши согласные почти всѣ могутъ имѣть два разные оттѣнка произ-
ношенія, которые оба отличаются отъ выговора тѣхъ же звуковъ y
иноплеменныхъ народовъ, именно звуки:
п т к х ф с

произносятся передъ твердымъ гласнымъ (a о y ы 1), наприм., да, ло,
не такъ, какъ передъ мягкимъ (э ч\ напр. де, ли, a вслѣдствіе того
и въ концѣ слога или слова они (кромѣ гортанныхъ и ц) сохра-
няютъ то же двоякое произношеніе, которое въ послѣднемъ случаѣ,
т. е. въ концѣ слова, означается на письмѣ присоединеніемъ къ нимъ
ера (ъ) или еря (ъ), напр., братъ, брать; мѣръ, мѣръ. Поэтому каждая
изъ названныхъ согласныхъ можетъ быть или твердою или мягкою 2).
Звуки ш ж могутъ принимать мягкое произношеніе только передъ
e] и послѣ нихъ слышится почти какъ ы; звуки ч щ никогда не
произносятся твердо; послѣ первыхъ знакъ ъ> послѣ вторыхъ знакъ ъ
имѣютъ только графическое значеніе.
Русскіе согласные звуки.
При твердомъ произношеніи согласныхъ мускулы бываютъ напря-
жены, удлиняется полость рта и ему дается такое положеніе, какое
нужно, чтобы непосредственно за согласною выговорить одну изъ на-
шихъ твердыхъ гласныхъ: a о y ы.
При мягкомъ выговорѣ согласныхъ гортань приподнимается, полость
рта укорачивается, a углы губъ слегка растягиваются, [21] какъ
для произнесенія тонкой гласной і или э; положеніе языка также
измѣняется.
Мягкое произношеніе согласныхъ не только въ концѣ слога, но и
передъ мягкими гласными e и очень трудно для иностранцевъ: наши
слоги бе, вѣ, лі, ри (т. е. въ сущности бьэ, вьэ, льі рьи) и т. п.
произносятся совсѣмъ не такъ, какъ одинаковые повидимому слоги
(bé, vé, li, ri) въ, западно-европейскихъ языкахъ. Сравнимъ для
примѣра русскія слова: меньше, мѣръ, вѣръ, сиръ, лгі, нѣтъ, тѣ съ
близкими по составу нѣмецкими: Menschen, Meer, wer, или француз-
скими: sire, lit, nette, tes: въ русскихъ словахъ, вслѣдствіе особеннаго
умягченія согласной, слѣдующая за нею гласная произносится съ
бо́льшимъ усиліемъ и отверстіемъ рта, отчего и звукъ происходитъ
другой.
Произношеніе умягченныхъ согласныхъ еще затруднительнѣе для
иностранца, когда непосредственно за ними слѣдуетъ одна изъ твер-
дыхъ гласныхъ (a о у\ т. е. когда, приготовивъ положеніе рта для
мягкой гласной, надобно внезапно перейти къ твердой; въ такомъ
*) ы невозможно только послѣ гортанныхъ % г, х г.
2) к г х г и ц въ концѣ слога и слова всегда произносятся твердо, и ь послѣ
нихъ не пишется. Что голосовые согласные въ концѣ слова превращаются въ без-
голосные — дѣло общеизвѣстное; физіологически оно легко объясняется стремленіемъ
органовъ къ облегченію процесса рѣчи.

<случаѣ происходитъ сочетаніе мягкой согласной съ твердой гласной
# образуются звуки, которые на письмѣ могутъ быть выражены такъ:
бьа, бьо, бьу,
вмѣсто чего мы пишемъ: бя, бе, бю,
на какомъ основаніи, будетъ объяснено яри разсмотрѣніи русской
азбуки.
Что въ сочетаніяхъ бьа, бьо, бьу, (бя, бе, бю) или напр. въ словахъ:
коня, синё, велю умягченіе принадлежитъ собственно только согласнымъ
{б н л), a слѣдующіе за ними гласные остаются твердыми 1), въ этомъ
легко убѣдиться, если выговаривать отдѣльно тѣ и другіе, протягивая
гласные, напр. коня=конъ-—аааа; синё=синь—оооо; велю = вель —
уууу. Иностранцы въ такихъ случаяхъ обыкновенно выговариваютъ
я, Ѳ, ю такъ же, какъ въ началѣ слога, т. е. йа, йо, йу, напр.,
конь-йа, синь-йо, вель-йу, т. е. не понимая, что начертанія я, е, ю
имѣютъ двоякое [22] значеніе, смотря по тому находятся ли они въ
началѣ слога, или послѣ согласной, иностранцы низводятъ и только
на первую степень сокращенія (й), a вторая степень сокращенія Mac-
Haro щ изображаемая чрезъ ь, остается имъ чуждою (объ этомъ см.
ниже, въ отдѣлѣ о дифтонгахъ подъ звукомъ і). Для объясненія
иностранцамъ звука я послѣ согласнаго, напр., въ словѣ меня, нѣко-
торые не безъ основанія совѣтуютъ заставлять ихъ произносить не
menja, a menea, сливая двѣ послѣднія буквы въ одинъ звукъ, „т. е.
-слегка коснувшись е, остановиться на а" 2).
Еще труднѣе противоположный случай: произнеся согласную твердо,
расположивъ, слѣдовательно, ротъ для произнесенія a о или у, мы
можемъ непосредственно послѣ того выговорить съ этимъ отолщеніемъ
звукъ щ при чемъ подымаемъ языкъ къ нёбу, не направляя его впе-
редъ, и едва замѣтно укорачиваемъ подвижную полость: такимъ обра-
зомъ твердый согласный сливается съ мягкимъ гласнымъ и въ одинъ
простой звукъ, означаемый на письмѣ сложною букою ы (ъ + і = ъі):
бъі, въі, дъі = бы, вы, ды 3) и проч.
Трудность такихъ крутыхъ оборотовъ въ движеніи органовъ рѣчи
была причиною, что отвержденный звукъ и (т. е. ы) послѣ такого же
согласнаго почти совершенно исчезъ y западныхъ и юго-западныхъ
славянъ, вслѣдствіе ли только историческаго хода измѣненія звуковъ,
или при участіи вліянія иноплеменной фонетики: звукъ ы сохранился
во всей чистотѣ своей только y русскихъ и y ближайшихъ сосѣдей ихъ,
поляковъ.
') Хотя и съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ отонченія, такъ какъ устное отверстіе
сужено.
2) Катковъ, Объ элементахъ и формахъ слав.-pyc. языка, стр. 89.
3) О физіологическомъ образованіи ы см. ч. I нашихъ Разысканій, выше стр. 258.

Любопытно, что особенность нашего твердаго произношенія соглас-
ныхъ (кромѣ лъ) совершенно ускользнула отъ вниманія Брюкке, какъ
и другихъ западно-европейскихъ физіологовъ. Что же касается мяг-
каго произношенія (отличаемаго знакомъ г>), то онъ посвящаетъ ему
цѣлую главу, приравнивая эти звуки романскому [23] 1 mouillé (ail,,
cuiller) и произношенію w, стоящему y французовъ послѣ g (compagne,
vigne). „Сущность этихъ (романскихъ) звуковъ, говоритъ онъ, можно
обозначить въ немногихъ словахъ, если сказать, что это l и n съ
непосредственно слѣдующимъ за ними jot (т. e. 1 mouillé = lj\ ng = njy.
принимая вторую букву, j, въ ея значеніи по нѣмецкой, a не по
французской азбукѣ) А). Это, продолжаетъ Брюкке, довольно вѣрно
выразилъ уже 32 года (нынѣ читай: 66 лѣтъ) тому назадъ Хладни,
сказавъ, что I mouillé есть сліяніе I съ слѣдующимъ за нимъ сред-
нимъ звукомъ между inj". Противъ такого взгляда на I mouillé не-
чего возразить; можно также допустить, что этотъ звукъ даетъ нѣко-
торое понятіе о славянскомъ мягкомъ л (ль)\ тѣмъ не менѣе никакъ
нельзя согласиться, чтобы эти два звука были между собою тожественны;
романскіе I mouillé и gn суть звуки сложные, тогда какъ наши ль, нь
и другіе подобные — простые звуки, что́ подтвердитъ всякій славя-
нинъ, языку котораго они сродны или который изучилъ ихъ на
практикѣ. Довольно странно, что пр. Брюкке, совѣтовавшійся съ гг.
Піотровскимъ и Миклошичемъ (Grundzüge, стр. 73 и 74), могъ впасть
въ такое недоразумѣніе, перешедшее изъ его книги и во многія другія
нѣмецкія сочиненія по фонетикѣ. Столь же невѣрно его замѣчаніе
будто послѣ безголосныхъ согласныхъ (n m и др.), когда они такимъ-
образомъ смягчаются, звукъ jot совершенно пропадаетъ и переходить
въ х (тамъ же, 74). Ничего подобнаго мы не находимъ въ нашихъ
тонкихъ согласныхъ.
Русскіе гласные звуки.
Неточное различеніе между писаннымъ и произносимымъ языкомъ^.
между буквами и звуками — причиною, что до сихъ поръ система
нашихъ гласныхъ, при всей своей простотѣ и правильности, обыкно-
венно представляется не вполнѣ удовлетворительно. Это происходитъ
особенно отъ того, что въ русской [24] азбукѣ есть буквы не для
однихъ простыхъ, но и для сложныхъ звуковъ; напр.. буквы е я w
представляютъ звуки составные или двугласные. Вслѣдствіе того y
насъ вообще смѣшиваютъ простыя гласныя съ дифтонгами, и въ
распредѣленіи гласныхъ оказывается путаница. Для ясности я дол-
1) Grundzüge, стр. 70: Mouillierte Laute. — По-русски можно бы изобразить эта;
звуки, по крайней мѣрѣ, передъ гласными, такъ: льй, ньй.

женъ былъ предпослать разсмотрѣнію ихъ замѣчанія объ особенно
стяхъ нашихъ согласныхъ. Теперь легче будетъ показать значеніе и
вліяніе гласныхъ въ общей системѣ нашихъ звуковъ.
Замѣтимъ, что особенность нашего произношенія, на которую ука-
зано въ началѣ предыдущаго отдѣла и которая заключается въ уси-
ленномъ дѣйствіи мускуловъ рта съ бо́льшимъ раскрытіемъ его,
начинается уже съ гласныхъ; отъ этого частью и зависитъ характе-
ристическое произношеніе нашихъ согласныхъ. .
Гласные русскаго языка, какъ звуки (безъ всякаго отношенія къ.
буквамъ), прежде всего раздѣляются на: 1) ясные или опредѣленные
и 2) неясные или неопредѣленные. Примѣръ первыхъ: a въ словѣ такъ,
о въ словѣ токъ; примѣръ вторыхъ: a въ словѣ выданъ, о въ словѣ
говорить.
Чистыхъ или простыхъ (т. е. не составныхъ) гласныхъ перваго
разряда y насъ шесть:
і э a o y ы.
Звуки і э суть мягкіе, остальные четыре твердые. Звуку ы дано по-
слѣднее мѣсто по его родству съ y, a также и потому, что съ одной
стороны онъ.отличается отъ прочихъ, образуясь только послѣ твер-
дыхъ согласныхъ, a съ другой составляетъ переходъ къ тонкому і,
которымъ начинается этотъ рядъ гласныхъ.
Вполнѣ явственно слышатся исчисленные гласные только тогда,
когда на нихъ падаетъ удареніе; въ противномъ случаѣ і (и\ э a о,
отчасти также y ы, звучатъ неопредѣленно, и потому на письмѣ часто
смѣшиваются одна мягкая съ другою мягкою и одна твердая съ дру-
гою твердою, напр. вмѣсто тоненькій пишутъ тонинькій, вм. аннин-
скій — анненскій, вм. дышатъ — дышутъ.
Звукъ I.
[25] Разсмотрѣніе гласныхъ русскаго языка начинаю съ і не только
по важной роли, которую этотъ звукъ играетъ въ нашей фонетикѣ, >
по его вліянію на другіе звуки, но и потому, что онъ въ естественной
скалѣ гласныхъ составляетъ одинъ изъ двухъ крайнихъ звуковъ J).
Этотъ звукъ изображается на письмѣ двояко: буквою і, когда
слѣдуетъ гласная, и буквою и передъ согласною или въ концѣ слова.
Звукъ г можетъ укорачиваться на двѣ степени: первая степень его
сокращенія означается буквою й (и съ краткой), которая пишется
почти исключительно послѣ гласныхъ, рѣдко передъ гласною; на
второй степени, когда дѣлается только приступъ къ произношенію і
*) См. Heyse. System der Sprachwissenschaft, стр. 76.

послѣ согласнаго звука, происходящее отъ того видоизмѣненіе этого
послѣдняго изображается знакомъ ь (ерь).
Звукъ Й. Русскіе ДИФТОНГИ.
Звукъ й близокъ къ нѣмецкому или скандинавскому jot и слу-
житъ y насъ къ образованію двугласныхъ (дифтонговъ) двоякаго
рода, именно: восходящихъ: йа, йэ, йо, йу, и нисходящихъ:
ай, эй, ой, уй, ый, ій, и проч.
Двугласнымъ звукомъ или дифтонгомъ называется соединеніе двухъ
гласныхъ, непосредственно одинъ за другимъ произносимыхъ однимъ
выдыхательнымъ толчкомъ, такъ что они вмѣстѣ составляютъ одинъ
только слогъ, при чемъ одинъ изъ гласныхъ есть главный, a другой,
произносимый быстрѣе, — второстепенный. Смотря по мѣсту главнаго
звука, дифтонги раздѣляются на восходящіе и нисходящіе. Въ однихъ
языкахъ преобладаютъ первые, въ другихъ вторые. У нѣмцевъ j слу-
житъ также къ образованію [26] восходящихъ дифтонговъ (ja, ju),
но есть и много нисходящихъ разнообразнаго состава; y французовъ
всѣ дифтонги—восходящіе, напр. въ словахъ: roi (дифт. уа по произ-
ношенію), viande, lui, lieu; y итальянцевъ почти всѣ: buono, flore. У
насъ второстепеннымъ членомъ дифтонга можетъ служить только й,
но зато въ соединеніи со всѣми другими гласными, то передъ ними,
то позади. Другіе гласные могутъ y насъ также стоять другъ возлѣ
друга, но не образуя одного слога и сохраняя каждый свое обыкно-
венное протяженіе, напр. паутина, неучъ, выучитъ, Яуза (въ послѣд-
немъ словѣ сочетаніе гласныхъ ближе всего подходитъ къ дифтонгу) 3).
Второстепенный звукъ дифтонга по своей краткости и по роли, испол-
няемой имъ для образованія слога, получаетъ характеръ согласной,и
называется полугласнымъ; такимъ образомъ y послѣ другого гласнаго
y насъ иногда обращается въ в; мы говоримъ напр. завтра вм. заутра,
Августъ вм. Аугустъ. На этомъ основаніи съ нашей фонетикой сооб-
разнѣе произносить и писать напр. Вильямъ, Вуличъ нежели Уильямъ,
Ууличъ, ибо незнакомый съ иностранными языками русскій не выго-
воритъ уи, уу, какъ восходящій дифтонгъ, однимъ слогомъ.
Въ восходящихъ дифтонгахъ й не пишется, хотя и очень ясно
-слышится: въ древне-славянскомъ первый членъ ихъ означался при-
пискою передъ главнымъ гласнымъ черточки, равнявшейся грече-
1) Нѣмцы пишутъ jot только передъ гласною, напр. Jahr, послѣ же гласной они
выражаютъ этотъ звукъ посредствомъ г: bei, sein; но шведы употребляютъ jot и
послѣ гласныхъ, напр. nej, bojor. Эти иностранныя слова мы по-русски могли бы
.написать такъ: йаръ, бей, зейнъ; ней, боййоръ.
2) Въ чужеязычныхъ словахъ мы однакожъ умѣемъ произносить дифтонгъ ау,
«напр.: гаубица, гауптвахта, цейхгаузъ.

ской іотѣ (га, ю), но въ гражданской азбукѣ дифтонги этого рода
изображаются простыми, т. е. одиночными (не двойными) буквами:
е, я, и оттого-то Ломоносовъ называлъ эти дифтонги потаенными
двоегласными, что́ конечно вѣрно въ отношеніи къ письму, но непри-
мѣнимо къ звукамъ, въ которыхъ обѣ составныя части ясно слышатся.
Держась того же порядка, какому слѣдовали мы при исчисленіи
простыхъ гласныхъ, получимъ въ произносимомъ языкѣ слѣдующіе
восходящіе дифтонги:
[27] йи. Этотъ дифтонгъ вовсе не означается на письмѣ; для
выраженія его служитъ та же буква, которая означаетъ простой
звукъ і. Вмѣсто йихъ, ручьйи пишутъ: ихъ, ручьи. По мнѣнію нѣкото-
рыхъ германскихъ славистовъ, и въ др.-сл. послѣ гласной всегда про-
износилось какъ йи, (напр. мо-йи, тво-йи), но въ русскомъ языкѣ
мы въ такихъ случаяхъ ясно слышимъ простое і.
йэ — изображается двумя разными способами: е, ?ъ. Обѣ буквы
нынче произносятся совершенно одинаково, но пишется то одна, то<
другая, смотря по требованіямъ словопроизводства и грамматик-и.
йа Пишется я.
йо. Для этого составного звука опять нѣтъ особой буквы, a упо-
требляется также е, иногда съ поставленнымъ надъ нею двоеточіемъ.
Встарину писали іо, но это начертаніе оставлено по сходству его съ
принятою издревле буквою для слѣдующаго дифтонга.
йу. Пишется ю; здѣсь мы видимъ въ первой части буквы оста-
токъ того способа, которымъ въ церковно-славянской азбукѣ вообще
означались восходящіе двугласные (греч. іота); во второй части ви-
димъ начало взятой съ греческаго же церковно-славянской буквы öS.
Наши нисходящіе дифтонги суть слѣдующіе:
ій. Однакожъ это сочетаніе мало свойственно произносимому
языку, и хотя на письмѣ оно очень обыкновенно, но въ живой рѣчи
слышится только въ такихъ словахъ, которыя или принадлежатъ
церковно-славянскому, или составлены искусственно, по книжнымъ
началамъ, напр. въ словахъ: убійца, кровопійца (ц.-сл.), стихійный,
россійскій, италійскій (книж.). Въ окончаніяхъ этотъ дифтонгъ обра-
щается то въ ей, то въ ой, напр. убей (вм. убій)> трете́й (вм. третій:
самъ-третей), змѣй (вм. змій), соловей (вм. соловій), какой (вм. какій),
сухой (вм. сухій х), при чемъ, [28] когда нѣтъ ударенія на слогѣ,
1) Свойство это проходитъ черезъ всѣ части рѣчи. Мѣстоим. сей также пере-
дѣлано изъ сій, то же видимъ въ собств. именахъ Сергѣй, Алексѣй, въ прилага-
тельныхъ: линейный, армейскій, библейскій, индѣйскій и т. п. Сюда же должно
отнести окончаніе род. падежа множ. числа на eil: статей, свиней, судей. Только
въ отглагольныхъ именахъ на ге сохранилось въ этомъ падежѣ окончаніе ій: явленій,
знаній. Въ глаголахъ: лить. бить, вить, брить повелит. наклоненія получаетъ
форму: лей бей, вей, брей. Звукъ і съ удареніемъ и передъ гласною противенъ

первый звукъ дифтонга дѣлается неяснымъ. Въ словахъ: синій, рыжій,
легкій гласный передъ й произносится неопредѣленно, въ первыхъ двухъ
между и и э, въ послѣднемъ между a и о.
Сказанное о дифтонгѣ ій относится и къ дифтонгу ый, который
въ сущности тотъ же самый (=ый); разность обнаруживается только
въ томъ, что ый обращается исключительно въ ой: крой (вм. крый),
хромой (вм. хромый), a при отсутствіи ударенія, о также получаетъ
неясный звукъ: доброй (вм. добрый). Объ этомъ см. ниже подъ зву-
комъ ы.
эй. Послѣ согласныхъ пишется ей, ѣй.
ай, ой, уй.
Восходящій дифтонгъ можетъ соединяться съ нисходящимъ, и
тогда образуется трехгласный звукъ, или трифтонгъ; таковы сочетанія:
произносится:
пишется:
ей
яй
ей (бадьёй)
юй (воюй)
Впрочемъ начертанія я e ё ю имѣютъ значеніе дифтонговъ
(йа, йэ, йо, йу) только тогда, когда начинаютъ слогъ; когда же
ставятся послѣ согласныхъ буквъ, напр. въ слогахъ бя, ве, де, лю,'
то этимъ замѣняется другое неупотребительное, но въ сущности болѣе
правильное начертаніе, именно: бьа, вьэ, дьО, дьу; т, е. стоя послѣ:
согласныхъ, буквы я е в ю показываютъ, что согласная должна про-
износиться мягко (бь, вь, дь, дь), a гласная остается чистою (а э о у\
[29] На этомъ основаніи Миклошичъ, смотря по такому двоякому
употребленію буквъ я e ё ю, называетъ ихъ въ первомъ случаѣ:
präjotierte (съ предшествующимъ йотомъ, когда онѣ произносятся
йа, йэ и т. д.), a во второмъ: präjerierte (съ предшествующимъ
еремъ, когда произносятся послѣ согласныхъ ьа, ьэ и т. д.) А).
Что касается натуры звука то большинство филологовъ причи-
сляетъ его къ разряду согласныхъ, но, по моему убѣжденію, ошибочно:
й есть не что иное, какъ и, такъ быстро произнесенный, что онъ
уже не составляетъ особеннаго слога, a входитъ въ составъ того.
который образуется другого гласной, будетъ ли она впереди, или
послѣ и. Такимъ образомъ й есть явно—укороченный и, звукъ, ко-
народному говору: оттого имена Марія^ Софія обратились въ Марья, Софья и
Россія въ Россея. Не оттого ли и мѣстоимѣніе сей съ его формами: сія, сіе, сіи
осталось чуждымъ народной рѣчи?
*) Vergleichende Lautlehre der Slav. Sprachen. Wien 1852, стр. 106.

торый долженъ быть признаяъ за нёбный полугласный, точно такъ,
какъ y англичанъ w есть губной полугласный звукъ. Древніе индійскіе
грамматики справедливо называли звукъ jot полугласнымъ и отличали
его особымъ начертаніемъ ц. Въ нашей грамотѣ й признается также
гласнымъ элементомъ; это видно изъ того, что передъ нимъ, какъ
передъ всѣми гласными, издавна пишется i, a не и ій, не ий), a
послѣ й въ концѣ слова не ставится ъ, что́ было бы неизбѣжно, еслибъ й
-считался согласнымъ *). По всему сказанному нельзя сомнѣваться,
что сочетанія йа, ЙО, йу и т. п. суть дѣйствительно двугласные,
какъ совершенно подходящіе подъ общее понятіе объ этой категоріи
звуковъ. Напрасно Добровскій, a за нимъ и нѣкоторые другіе не хо-
тятъ признавать этого (Institutiones, § VIII): по мнѣнію Добровскаго, j
въ этомъ случаѣ принимаетъ натуру согласнаго. Дѣло въ томъ, что и
всякій гласный, занимающій въ дифтонгѣ второстепенное мѣсто, дѣй-
ствительно получаетъ въ слогѣ значеніе согласнаго, но по натурѣ
своей онъ все-таки остается гласнымъ, становясь по степени протя-
женія полугласнымъ. Такъ [30] смотритъ и Востоковъ на сочетанія
га, к, ю, ы,, которыя онъ не разъ называетъ двоегласными 2). Добровскій
же, принимая слоги ай, ой, уй, и проч. за двугласныя, и отказывая
въ этомъ названіи сочетанію тѣхъ же звуковъ при обратномъ по-
рядкѣ ихъ, противорѣчитъ самому себѣ.
Брюкке, считая германскій jot согласнымъ и называя его i consona,
говоритъ: „Если произнести і и потомъ еще болѣе сузить промежу-
токъ между языкомъ и нёбомъ тамъ, гдѣ онъ всего тѣснѣе, то про-
изойдетъ jot. Черезъ это не пропадаетъ гласный звукъ і, но мы дѣй-
ствительно слышимъ одновременно гласный г и согласный j* Лучшимъ
примѣромъ тому, продолжаетъ онъ, кажется мнѣ англійскій y (тотъ
же и)у когда служитъ согласнымъ. Правда, когда за нимъ слѣдуетъ
звукъ г, какъ напр. въ year (произн. йиръ), то y звучитъ какъ ь
consona y нѣмцевъ; но когда слѣдуетъ другая гласная, то при обра-
зованномъ произношеніи передъ нимъ обыкновенно слышится легкій і,
a это происходитъ отъ того, что производя звукъ jot, гортань припо-
дымается, и вмѣстѣ съ тѣмъ одновременно осуществяются условія для
іи 3). Несмотря на странность мысли, будто можно разомъ слышать и
гласный и согласный, надо признать, что въ этомъ объясненіи много
правды. Точно такъ же Брюкке видитъ въ англійскомъ w совмѣстное
произношеніе гласной u и согласной v, но очевидно, что это невоз-
*) Такъ и поступаютъ германскіе слависты, но неосновательно, употребляя въ
своихъ филологическихъ трудахъ начертанія: мойъ, крайъ и т. п., о чемъ см. ч. I
нашихъ Разысканій, стр. 249.
2) См. его Филологическія Наблюденія, стр. 8 и 12, и его Русскую грам-
матику.
3) Grundzüge, стр. 70.

можно: w всегда сохраняетъ свойство гласной, хотя также укорочен-
ной, напр., въ словахъ: water, wool, were, wind, гдѣ нельзя не при-
знать двугласныхъ.
О вліяніи звука й на измѣненіе предшествующей согласной (напр.,.
m въ ч, д въ ж) не считаю умѣстнымъ здѣсь распространяться. Это
дѣйствіе звука jot на согласные, остроумно отнесенное Шлейхеромъ
къ общему явленію языковъ, названному имъ Zetacismus *), не вхо-
дитъ въ планъ настоящаго труда.
[31] Вторая степень сокращенія и, означаемая знакомъ ь, не обра-
зуетъ не только гласной, но и полугласной: начертаніе это послѣ согласно&
означаетъ только нёбное направленіе или нёбный оттѣнокъ ея произ-
ношенія (палатализацію). Но родство ь съ и, выведенное изъ физіоло-
гическаго наблюденія, подтверждается и этимологически, какъ видно
изъ такихъ случаевъ, въ которыхъ ь является сокращеніемъ и, напр.
въ глаголахъ на ть вм. ти, въ окончаніи 2-го лица шь вм. ши, въ
существительныхъ формахъ мать, здоровье вм. мати, здоровіе и т. п. 2)і
Звуки Э, ЙЭ (Е, Ъ).
Чистый э, рѣдко встрѣчающійся y русскихъ въ началѣ слога, бы-
ваетъ двоякій по произношенію 3): 1) широкій или открытый, похо-
жій на французское e (е ouvert) и нѣмецкое ä, слышится передъ
твердымъ согласнымъ или гласнымъ, или въ концѣ слова: э-тотъ,
по-этъ, э-осъ, э́во-э, 2) узкій или сжатый, похожій на французское f
(e fermé), слышится передъ мягкимъ согласнымъ или гласнымъ зву-
комъ, напр, э-ти, поэ́-зія, эй *).
При соединеніи съ предшествующимъ полугласнымъ й или какимъ-
нибудь согласнымъ, звукъ э изображается на письмѣ буквами е или ѣ,
въ произношеніи сохраняетъ тѣ же два оттѣнка, въ чемъ всего легче
убѣдиться, наблюдая выговоръ названій буквъ ъ и ь] йэ́ръ (ср. фр.
hier, ère) и йэ́рь (ср. фр. vérité). Такимъ образомъ слышится —
съ одной стороны: съ другой:
шестъ шесть
уже ужели
грѣтъ грѣть
умѣ умѣй
*) См. A. Schleicher. Zur vergleichenden Sprachengeschichte. Bonn 1848, стр.91.
2) Cp. Срезневскаго Мысли объ исторіи русскаго языка, стр. 55; 2 изд. (1887),
стр. 45—46.
8) См. примѣчаніе въ ч. I настоящаго изданія, стр. 224.
4) Разницу произношенія э въ этихъ двоякихъ примѣрахъ позволяю себѣ озна-
чать двумя французскими акцентами grave и aigu.

[32] Различіе обоихъ звуковъ съ особенною ясностью обнаружи-
вается, если одно и то же слово .произносить, согласно различному
обычаю, двояко, напр~
первый (перъвый) и пе́рьвый (какъ встарину и писали).
верба и ве́рьба.
Серпуховъ и Се́рьпуховъ (какъ иногда говорятъ Москвичи).
Звукъ между Э и И.
Наличность этого средняго, неопредѣленнаго звука въ русскомъ
языкѣ лучше всего доказывается шаткимъ употребленіемъ на письмѣ
буквъ и и е\ такъ весьма часто пишутъ: маминька, Олинька, Васинька,
малинькій вм. маменька, Оленька, Васенька, маленькій, или еще пишутъ:
онъ пріѣдитъ, вы скажите, вы пишите вм. пріѣдетъ, скажете, пишете.
Наоборотъ, многіе пишутъ: „екатериненскій, анненскій" вм. екатери-
нинскій, аннинскій. Отъ неясности и сходства неударяемыхъ звуковъ
з и и происходило также, что y насъ нѣкогда преобладали начер-
танія: „синей, Василей", какъ писалъ и Ломоносовъ, вм. синій, Васи-
лій, и что одно время многіе, напр., Шевыревъ, Павскій, по этимо-
логіи писали: „этѣ, этѣхъ" и т. д. и „двѣстѣ", отвергая общеупотре-
бительную орѳографію эти, двѣсти. Надобно замѣтить, что разсматри-
ваемый неопредѣленный звукъ приближается однакожъ болѣе къ и,
нежели къ э, чѣмъ и объясняется предпочтеніе послѣдняго изъ при-
веденныхъ сейчасъ двоякихъ начёртаній, a также ошибочное право-
писаніе, выше указанное. На это сходство звуковъ э и и, когда они
встрѣчаются безъ ударенія, обратилъ вниманіе еще M. Н. Катковъ
въ своемъ извѣстномъ изслѣдованіи и при этомъ остроумно замѣтилъ,
что оба элемента сходятся въ посредствующемъ ъ- „Мѣстоименіе
сь, опредѣляясь", говоритъ онъ, „становится въ церковно-славянскомъ
сій, въ русскомъ сей. Въ сущности своей ь тутъ долженъ быть при
знанъ за краткое г или за тотъ между і — е въ серединѣ колеблю-
щійся звукъ" *).
Звуки А и О.
[33] Въ общеупотребительномъ великорусскомъ нарѣчіи эти звуки
слышатся явственно только въ ударяемыхъ слогахъ, въ неударяемыхъ
же произносятся неопредѣленно. Звукъ a измѣняетъ свою ясность въ
трехъ направленіяхъ: онъ становится неопредѣленнымъ или среднимъ
между a и о, между a и з, между a и у.
Звукъ между A и О.
Общепринятое правило, что о безъ ударенія выговаривается какъ
«, неточно, потому что напр. слова: господа, хорошо, не произносятся
*) Объ элементахъ и формахъ славяно-русскаго языка, стр. 48.

„гаспада, харашо": въ первыхъ двухъ слогахъ обоихъ словъ слышится
вовсе не чистый a, a средній звукъ между а и о *); то же находимъ
и въ послѣднихъ двухъ слогахъ имени колоколъ. Притомъ приведенное
правило представляетъ дѣло только на половину, ибо и a безъ уда-
ренія произносится тѣмъ же смѣшаннымъ звукомъ; слѣдовательно,
вѣрнѣе будетъ такое правило: гласный безъ ударенія, который, смотря
по производству слова, пишется то а, то о, произносится въ обоихъ
случаяхъ совершенно одинаково, какъ средній звукъ между этими
двумя гласными. Доказательствомъ тожества его въ томъ и другомъ
случаѣ служитъ то, что на письмѣ буква a нерѣдко смѣшивается съ
о. Такъ, одни пишутъ: „расти, раждать, поглащать, покланяться, тва-
рогъ, тароватый, грамата, казакъ", a другіе: „рости, рождать, погло-
щать, поклоняться, творогъ, тороватый, грамота, козакъ". Въ нѣко-
торыхъ словахъ, напр.: калачъ, каракатица, а утвердилось на письмѣ
неправильно. Въ словарѣ Даля многія изъ такихъ словъ повторены
въ двухъ мѣстахъ, напр. каравай и коровай, касатка и косатка.
Звукъ между A и Э.
[34] Неопредѣленный звукъ между a и э, склоняясь болѣе къ э,
слышится послѣ такъ называемыхъ шипящихъ буквъ ж ш ч щ, напр.
въ словахъ: жаркое, часы, щавель> плащаница.
Тутъ, по общему закону, долженъ бы слышаться средній звукъ между
a и о (см. выше); но такъ кавъ шипящіе обыкновенно не терпятъ
послѣ себя звука о неударяемаго, напр; не говорятъ: „жолта́, шоро-
хова́тый, щоти́на, шоколадъ", и во всѣхъ этихъ случаяхъ слышится
в, то естественно, что и a безъ ударенія послѣ шипящихъ перехо-
дитъ въ тотъ же звукъ. Такое свойство неударяемаго a въ этихъ
случаяхъ бываетъ виною нѣкоторыхъ ошибочныхъ начертаній, напр.
когда пишутъ: „смѣшенный, услышенъ" вм. смѣшанный, услышанъ,
или когда пишутъ: „окончанъ, развѣшанъ" вм. оконченъ, развѣшенъ.
А во всѣхъ языкахъ легко переходитъ въ э, какъ звукъ болѣе удобный
для произношенія;вездѣ постепенное видоизмѣненіе звуковъ много проис-
ходитъ отъ небрежнаго выговора, отъ желанія сберечь время и трудъ.
Такъ y древнихъ грековъ a во многихъ случаяхъ мало-по-малу перешло
въ е 2).
г) Эту неопредѣленность звука a безъ ударенія уже понималъ и Ломоносовъ: въ
§ 96 своей Грамматики онъ говоритъ, что когда надъ о нѣтъ ударенія, то оно
выговаривается какъ а, нѣсколько съ о смѣшанное; но о произношеніи a безъ
ударенія и онъ отдѣльно не упоминаетъ. -т- У шведовъ есть буква й, которая въ ихъ
письмѣ означаетъ звукъ чистаго о, но справедливѣе могла бы намъ служить для
изображенія нашего неопредѣленнаго звука между a и о.
2) Schleicher- Die Deutsche Sprache, стр. öl.

Замѣтимъ однакожъ, что приближеніе a къ Э ПОДЪ вліяніемъ пред-
шествующей шипящей постоянно встрѣчается только передъ ударяе-
мымъ слогомъ, послѣ же него не всегда: въ послѣднёмъ слогѣ еловъ,
какъ напр. кожа, ваша, туча, куща, вовсе не слышно оттѣнка >, a
является обыкновенный средній звукъ между а и о; въ неударяемыхъ
же окончаніяхъ 3-го лица множ. ч. глаголовъ на шатъ, жатъ,
чатъ, щатъ произношеніе a приближается въ у, какъ сейчасъ бу-
детъ показано.
Звукъ между А-О и У
— слышится послѣ шипящихъ буквъ въ окончаніяхъ глаголовъ.
Произносятъ напр. не совсѣмъ ясное y въ словахъ: „держутъ, ды-
шутъ, перечутъ, тащутъ" вм. держатъ^ дышатъ^ [35] перечатъ^ та-
щатъ. Причиной тому замѣчаемое вообще стремленіе, при отсутствіи
ударенія на окончаніи 3-го лица множ. числа въ глаголахъ, яснѣе
обозначать форму отличительнымъ звукомъ y (или ьу = ю), безъ чёго
она была бы въ произношеніи слишкомъ безхарактерна и близка къ
единств. числу, напр. говорятъ также: „ходютъ, вѣрютъ, строютъ,
клеютъ", вм. ходятъ и проч.
Звукъ Я (ЙА или ЬА).
Подобно а, звукъ йа или ьа слышится явственно только подъ
удареніемъ; въ неударяемыхъ же слогахъ онъ переходитъ въ неопре-
дѣленный е\ слова: яйцо, ячмень, явитъ, пятно, рябой, принятъ, девятъ,
десять произносятся почти какъ: „ейцо, ечмень, евить, петно, ребой,
принетъ, деветь, десеть". Оттого и въ окончаніяхъ именительнаго
падежа множ. числа прилагательныхъ слухъ не указываетъ, должно
ли писать е и я, или же и, къ которому такъ близко е, напр.: „вѣрные,
вѣрныя или вѣрныи; дорогіе, дорогія или дорогіи". Объ этомъ долго
спорили, пока наконецъ для рѣшенія вопроса принято было произ-
вольное правило, основанное на различіи родовъ прилагательнаго
имени. Средній звукъ между я и е соотвѣтствуетъ такому же звуку
между a и о *).
Въ глагольныхъ окончаніяхъ 3-го лица множ. числа и въ дѣй-
ствительныхъ причастіяхъ я безъ ударенія, какъ уже было упомянуто,
приближается въ произношеніи къ ю: „сто́ятъ^ ѣздятъ, спорящій, покоя-
*) Если неударяемое a произносится какъ такое же о, то ясно, что и неуда-
ряемое йа (я) должно произноситься какъ неударяемое йо (ё), a неударяемое ё есть
е. Оттого и неударяемое о послѣ й или г превращается въ е. Вотъ почему произно-
сятъ: Іердань (вм. Іорда́нь), Іевъ (вм. Іовъ). Еще Востоковъ замѣтилъ: „Замѣна о
гласною ε въ словахъ иεрданъ и пр., кажется, принадлежитъ къ особенностямъ языка
словенскаго, требовавшаго сей замѣны". (Остромирово Евангеліе, стр. 123).

щій произносятся почти какъ: „сто́ютъ, ѣздютъ, спорющій, покоющій".
Тутъ очевидно является смѣшеніе съ глаголами, которые правильно
оканчиваются такимъ образомъ: дремлютъ, сыплютъ, топчутъ, вяжутъ.
Неопредѣленность звука ю въ подобныхъ случаяхъ видна изъ того, что
и наоборотъ [36] вмѣсто: дремлютъ, сѣютъ, колютъ, колеблютъ многіе
пишутъ неправильно: „дремлятъ, сѣятъ, колятъ, колеблятъ" или еще:
„сыпятъ" вм. сыплютъ.
Звукъ Е (ЙО или ЬО)
— всегда происходитъ въ русскомъ языкѣ изъ звука е (йэ или ьэ)
по закону, который будетъ объясненъ ниже, и потому йо изобра-
жается не иначе, какъ съ помощію буквы е, надъ которою для озна-
ченія такого выговора иногда ставится двоеточіе (è*). Общеупотреби-
тельный языкъ допускаетъ этотъ звукъ только въ ударяемомъ слогѣ,
тогда какъ во многихъ народныхъ говорахъ слышатся и такія соче-
танія, какъ напр. „йому́" (ему).
Звукъ ё (ЙО, ьо) есть отличительная принадлежность русскаго
языка, совершенно чуждая древне-славянскому, почему тамъ и не
было начертанія для этого звука. Оттого и теперь слышится произ-
ношеніе ё только въ тѣхъ словахъ, которыя употребительны въ языкѣ
народномъ, слова же книжныя, заимствованныя изъ церковнаго или
искуственно составленныя, остаются безъ этого измѣненія звука е
даже и тогда, когда они одного происхожденія съ народными. Для
примѣра сравнимъ слова подмётки и предметъ, гдѣ слогъ мет выго-
варивается различно, хотя въ обоихъ онъ происходитъ отъ глагола
метать. Нѣкоторыя слова въ этомъ отношеніи звучатъ различно въ
народѣ и въ образованномъ языкѣ, напр. крестъ, смертный народъ
иногда произноситъ крёстъ (или хрёстъ), смёртный. Явленіе перехода
звука е въ ё не поддается постояннымъ правиламъ, или по крайней
мѣрѣ правила эти очень сложны, какъ показываетъ попытка Восто-
кова, который въ первый разъ старался опредѣлить ихъ *). Однакожъ
главное дѣйствующее тутъ (сверхъ акцента) условіе удачно указано
имъ: именно оно заключается въ томъ, что е можетъ обращаться въ
ё, въ началѣ, внутри. и въ концѣ слога, почти исключительно передъ
дебелымъ (твердымъ) звукомъ, или вообще въ [37] концѣ слова. Напр.
въ такихъ словахъ какъ: елъ, везть, плеть, е никогда не измѣняется
въ ё; напротивъ, слова: елка, везъ, плетка, требуютъ этого измѣненія;
иногда оно допускается также въ случаяхъ подобныхъ слѣдующимъ:
берё-шь, тё-тя, Лё-ля, зарё-ю, при чемъ однакожъ надобно сдѣлать ого-
ворку, что первый примѣръ (берёшь), несмотря на ь послѣ ш, подходитъ
1) См. въ книгѣ Борна: Краткое руководство къ россійской словесности, стр.
3—6, и ниже, въ настоящемъ изданіи, отдѣлъ о произношеніи с въ ударяемыхъ слогахъ.

подъ общее правило, ибо въ произношеніи 2-е лицо един. числа окан-
чивается твердымъ звукомъ. Что касается послѣднихъ примѣровъ, TÖ
съ другой стороны произносятъ безъ измѣненія е въ ё слова: ше-я,
Се-ня, ме-летъ и т. п. Но на чемъ же основывается обращеніе йэ въ
ЙО или ьэ въ ьО, передъ твердымъ звукомъ? или иначе: на чемъ осно-
вывается такое дѣйствіе твердаго звука на измѣненіе предыдущаго
мягкаго гласнаго (э) въ соотвѣтствующій твердый (о)? Сущность этого
явленія опредѣляется закономъ уподобленія звуковъ\ превращеніе е въ
ё, или ЬЭ въ ьО, т. е. мягкой гласной въ твердую, обусловливается
послѣдующимъ твердымъ звукомъ, при чемъ кромѣ того непремѣнно
требуется удареніе на гласной.
Звуки У, Ю (ЙУ, ЬУ)
— также не совсѣмъ ясны, когда на нихъ нѣтъ ударенія. Это
доказывается, кромѣ появленія ихъ на мѣсто а, я въ окончаніяхъ
глаголовъ, еще и тѣмъ, что малограмотные люди въ прилагательныхъ
именахъ, именно въ винит. и творит. падежахъ ед. числа женскаго
рода, пишутъ о7 е вм. у, ю и наоборотъ у, ю вм. о, е, напр. доброю
вм. добрую, крайнею вм. крайнюю, что́ не могло бы конечно быть,
если бъ слухъ имъ положительно указывалъ требующуюся букву.
Звукъ Ы.
Выше было уже объяснено происхожденіе звука ы. Изъ этого
объясненія видно, что въ составѣ словъ онъ можетъ встрѣчаться
только послѣ согласной.; тѣмъ не менѣе однакожъ русскій способенъ
произносить этотъ звукъ и въ началѣ слога или отдѣльно: привыкнувъ
давать устнымъ органамъ надлежащее [38] положеніе для произне-
сенія, послѣ согласныхъ, звука ы, мы можемъ, образовавъ такое по-
ложеніе органовъ, произносить тотъ же гласный и отдѣльно, безъ
артикуляціи согласнаго.
Звукъ ы большею частью слышится явственно не только въ уда-
ряемомъ, но и въ неударяемомъ слогѣ; напр. въ словахъ: силы, воры,
вырывать слухъ ясно отличаетъ ы, хотя надъ этимъ звукомъ и нѣтъ
ударенія. Бываютъ однакожъ случаи, когда въ одномъ изъ слѣдую-
щихъ за удареніемъ слоговъ звукъ ы также произносится неясно и
смѣшивается съ о или а, это встрѣчается особенно въ окончаніяхъ
глаголовъ на ывать и овать, почему одни пишутъ, напр., проповѣды-
вать^ другіе проповѣдовать, и слухъ не разрѣшаетъ вопроса, что́
правильнѣе х); нѣкоторые по недоразумѣнію пишутъ: „выиграшъ" вм.
*) См. объ этомъ ниже во ІІ-мъ отдѣлѣ.

выигрышъ, и т. п. Въ прилагательныхъ муж. р. ед. ч., какъ напр. старый,
слабый, ы также произносится какъ неударяемый а; но здѣсь звука ы
собственно. и нѣтъ; эта буква только пишется, чтобы выставить окон-
чаніе ый какъ характеристическій признакъ муж, рода; въ сущности
же тутъ имѣется окончаніе ОЙ, гдѣ о произносится какъ неопредѣ-
ленный гласный между a и о. Доказательствомъ того, что въ прила-
гательныхъ мужескаго рода настоящее русское окончаніе есть ой, a
не ый, служатъ прилагательныя съ удареніемъ на окончаніи, какъ
сѣдой, крутой, которые еще не такъ давно писалнсь: сѣдый, крутый;
(Ср. сказанное выше на стр. 494).
На основаніи предыдущаго разсмотрѣнія, всѣ имѣющіеся въ совре-
менномъ русскомъ языкѣ гласные могутъ быть представлены въ слѣ-
дующей схемѣ, гдѣ надъ линіей означены явственные звуки, a подъ
нею, въ промежуткахъ, неопредѣленные или смѣшанные язъ двухъ
элементовъ. Подъ і поставленъ, по связи съ нимъ, звукъ ы *).
і э a o y
г—э э—a a—o o—y
ы
Имъ соотвѣтствуютъ слѣдующіе двугласные:
Звуки: йи йэ йа йо йу
Буквы: и е,ѣ я ё ю
Классификація звуковъ.
Раздѣленіе звуковъ языка на разряды составляетъ одинъ изъ труд-
ныхъ вопросовъ филологіи, чему доказательствомъ служитъ замѣчаемое
въ этой классификаціи разнообразіе: почти y каждаго изслѣдователя
оно является въ другомъ видѣ.
Чтобы притти въ этомъ дѣлѣ къ правильному результату, начнемъ
съ нѣсколькихъ общихъ замѣчаній, въ которыхъ отчасти будемъ воз-
вращаться къ тому, что́ уже было сказано выше.
Прежде всего, говоритъ Раумеръ 2), мы различаемъ тоны чело-
вѣческаго голоса и звуки человѣческой рѣчи. Тоны производятся
колебаніями голосовыхъ связокъ въ голосовой щели; звуки — прира-
женіемъ выдыхаемаго изъ гортани воздушнаго тока къ органамъ,
простирающимся отъ надгортанника (Kehldeckel) до губъ. Въ отно-
*) Т. е. ъи: въ польскомъ языкѣ не только и, но и э также можетъ слѣдовать за
твердымъ согласнымъ (le); y русскихъ твердый э не встрѣчается въ составѣ словъ,
ko онъ слышится при переходѣ отъ слова съ твердымъ согласнымъ окончаніемъ къ
другому, начинающемуся гласнымъ э, напр. въ словахъ: былъ этотъ, объ этомъ, отъ
этого, звукъ ъэ является при сочетаніи твердаго гласнаго съ началомъ слова этотъ*.
*) R. Raumer. Gesam. sprachw. Sehr., стр. 369 и д.

шеніи.къ тонамъ, производимымъ въ голосовой,щели, отличаютъ гром-
кую рѣчь отъ шопотной (vox clandestina). Громкая рѣчь бываетъ
тогда, когда производимые звуки сопровождаются тонами голосовыхъ,
связокъ; шопотная рѣчь — когда мы говоримъ безъ этихъ тоновъ.
Звуки раздѣляются, во 1-хъ, по положенію органовъ; во 2-хъ, по
тѣмъ органамъ, которыми они производятся. Первое дѣленіе назы-
вается количественнымъ, второе качественнымъ.
По количеству звуки распадаются прежде всего на: 1) гласные, когда
ротъ болѣе или менѣе раскрытъ и воздушный токъ не [40] встрѣчаетъ
никакой преграды; 2) согласные, когда ротъ въ какомъ-нибудь мѣстѣ
плотнѣе или слабѣе смыкается, такъ что воздушный токъ встрѣчаетъ
болѣе или менѣе значительную преграду. Въ этомъ отношеніи соглас-
ные дѣлятся на мгновенные (смычные), требующіе полнаго смыканія
органовъ, и на длительные, которые образуются безъ такого полнаго
смыканія. При послѣднихъ воздухъ проходитъ столь узкимъ каналомъ,
что шумъ прираженія ясно слышится, чѣмъ они отличаются, съ дру-
гой стороны, отъ гласныхъ, и такимъ образомъ составляютъ середину
между согласными; мгновенными и гласными.
Кромѣ гласныхъ и согласныхъ, принимаютъ еще разрядъ полу-
гласныхъ, терминъ, которымъ мы означаемъ слабѣйшій гласный ди-
фтонга *), но они отличаются отъ гласныхъ не мѣрою преграды, a
только степенью протяженія голоса: они въ произношеніи короче глас-
ныхъ. Въ русскомъ языкѣ собственно только одинъ полугласный— й.
Нѣкоторые (Востоковъ) называютъ ъ и ь также полугласными, но въ
сущности эти двѣ буквы означаютъ болѣе чѣмъ на.половину укорочен-
ный гласный звукъ. Ломоносовъ назвалъ ихъ безгласными; нельзя одна-
кожъ не признать, что въ выговорѣ согласной, означаемомъ буквою г,
слышится приступъ къ произношенію послѣ нея твердой гласной, a въ
выговорѣ, означаемомъ буквою ъ> — такой же приступъ къ произно-
шенію мягкой гласной; по-настоящему онѣ изображаютъ не звукъ, a
только легкій пазвукъ (Nachhall)-
< Количественное раздѣленіе согласныхъ на мгновенные и длительные
уже разсмотрѣно выше по наблюденіямъ Брюкке. Тѣ и другіе дѣлятся
еще на голосовые, въ образованіи которыхъ участвуетъ голосъ, и безго-
лосные, образуемые безъ участія голоса.
[41] Длительные звуки подраздѣляются на: проторные (Reibelaute,
Mcativae)-2), носовые м, н, и дрожательный р.
*) Впрочемъ терминъ полугласный употребляется филологами очень различно:
Боппъ разумѣетъ подъ нимъ принадлежащіе санскриту звуки j r I w\ Гейзе—-j w s;
Шлейхеръ—l и r, Гриммъ этого названія вовсе не употребляетъ; за то онъ придумалъ
другое—gebrochener vocal (дробный гласный) для означенія неполной краткости
гласнаго въ дифтонгахъ.
2) См. ниже въ приложеніи статью: Основанія фонетики.

языка, г. Бодуэнъ-де-Куртенэ; напр. въ разрядѣ зубныхъ мы y него
видимъ два слѣдующіе ряда *):
твердые |
t
1 - 1
1 ' 1
* 1
мягкіе J
t1
1 * 1
* 1
1 ' 1
! 1
или, перелагая это на русскій алфавитъ:
твердые тъ | дъ \ нъ | съ [ зъ | лъ |
мягкіе J ть | дь | нь | сь | зь | ль |
При этомъ г. Бодуэнъ справедливо замѣчаетъ, что въ сущности
y согласныхъ нижняго ряда мѣсто артикуляціи нѣсколько иное, не-
жели y согласныхъ верхняго ряда. „Если, говоритъ онъ, n t d про-
исходятъ отъ прижатія конца языка къ верхнимъ зубамъ, то для
образованія n' t' d' дѣйствуетъ не конецъ, a передняя часть языка
на верхнихъ деснахъ", Поэтому въ строго-физіологическомъ смыслѣ
мягкіе согласные слѣдовало бы поставить въ другой разрядъ, чѣмъ
твердые, но неудобно раздѣлять звуки, столь сходные между собою
въ другихъ отношеніяхъ. Всего удобнѣе доказалось мнѣ вовсе не
повторять ихъ, отчего таблица [43] значительно выигрываетъ въ про-
стотѣ и достаточно дополняется общимъ напоминаніемъ о двоякомъ
произношеніи согласныхъ.
Не довольствуясь простыми названіями: гортанные, нёбные, нѣко-
торые германскіе филологи стали употреблять, при распредѣленіи
звуковъ, такія обозначенія: „заднее нёбо и задняя часть языка",
„передняя часть нёба и языка", или выраженія: „задне-нёбные",
„передне-нёбные" и т. п. Конечно, эти указанія точнѣе, по зато они
сбивчивы и затруднительны при часто встрѣчающейся въ нихъ.
надобности.
Противъ термина язычный для р можно возразить, что языкъ есть
главный участникъ въ произношеніи и другихъ звуковъ; но такъ какъ
для р онъ является особенно характеристическимъ дѣятелемъ, то
едва ли справедливо было бы называть этотъ звукъ, наравнѣ съ дру-
гими> зубнымъ.
Въ нашей таблицѣ недостаетъ сложныхъ звуковъ ц .ч щ> такъ
какъ они не могутъ быть относимы ни къ одной изъ категорій про-
стыхъ звуковъ: ц (тс) и ч (тш) представляютъ въ первомъ членѣ
своего состава мгновенный m, a во второмъ длительные с и ш, и
хотя въ обоихъ случаяхъ сліяніе звуковъ такъ полно, что они слы-
шатся кавъ простые, но тѣмъ не менѣе они по происхожденію своему
остаются составными (см. выше стр. 485). Что касается до щ, то тутъ
связь обоихъ звуковъ шч далеко не такъ тѣсна — оба явственно слы-
1) О древне-польскомъ языкѣ до XIV столѣтія, стр. 26.

шатся — и собственно говоря, они должны бы означаться двумя отдѣль-
ными начертаніями: тутъ соединеніе только графическое, т. е. два
звука изображаются однимъ знакомъ.
Названіе носовыхъ не принято въ нашей таблицѣ за основаніе
Самостоятельнаго различія по органамъ, такъ какъ звуки м и н под-
ходятъ также подъ остальные разряды устныхъ органовъ (первый —
губной, второй — зубной) и носъ служитъ тутъ только путемъ воз-
душнаго тока. Звукъ м требуетъ такого же смыканія губъ, какъ п и
б, a н образуется какъ m и д, но съ опущеніемъ нёбной занавѣски
для открытія воздуху носового канала.
[44] Звуки л р, какъ всего ближе подходящіе къ гласнымъ, из-
древле носятъ названіе плавныхъ (liquidae), конечно метафорическое,
не научное въ физіологическомъ смыслѣ, но тѣмъ не менѣе удобное
по своей краткости и опредѣлительности.
Такое же удобство представляетъ названіе шипящихъ, присвоенное
звукамъ ш ж ч и щ. Иногда встрѣчается еще-названіе свистящихъ
(sibilantes) для с з и ц, но этотъ терминъ не вошелъ въ общее упо-
требленіе. Звукъ ц отличаютъ сверхъ того названіемъ assibilata.
He вводя подобныхъ ненаучныхъ названій въ таблицу, основанную
Ш систематическомъ дѣленіи, считаю однакожъ дозволительнымъ упо-
треблять главные изъ нихъ на практикѣ. Еще Я. Гриммъ, въ своей
нѣмецкой. грамматикѣ, замѣтилъ, что давно установившаяся, хотя и
не совсѣмъ удачная, терминологія имѣетъ то преимущество передъ
новой, что прямо и несомнѣнно указываетъ на предметъ, хотя и не
всегда соотвѣтствуетъ существенному его признаку.
Нѣкоторые филологи, напр. Миклошичъ и. Шлейхеръ, исключаютъ
ф изъ системы славянскихъ звуковъ; но что этотъ спирантъ не чуждъ
названнымъ языкамъ, доказывается произношеніемъ буквы в передъ
безголосными и въ концѣ словъ (напр. все = фсе, ровъ = рофъ): спра-
ведливо только, какъ уже и прежде замѣчено, что ф не встрѣчается,
какъ, самостоятельный элементъ, въ составѣ славянскихъ корней.
Шлейхеръ, напечатавшій въ 1852 г. свой трудъ о формахъ цер-
ковно-славянскаго языка *), въ распредѣленіи звуковъ по разрядамъ
довольно близко подошелъ къ истинѣ. Въ его таблицѣ звуки раздѣ-
лены вообще весьма правильно, но съ нѣкоторыми частностями ея
трудно согласиться. Такъ, онъ къ язычнымъ; кромѣ р, причисляетъ
еще л ш ж ч гит (щ). и жд. Въ другомъ своемъ сочиненіи Шлей-
херъ 2) самъ признаетъ неудобство термина язычные при распредѣ-
леніи звуковъ, и повидимому не было .никакой [45] необходимости
вводитъ въ этотъ разрядъ шипящіе, особенно сложные звуки, которые
*) Formenlehre der kirolienslavischen Sprache. Bonn, 1852.
2) Zetacismus, cxp, 134.

вообще, какъ было показано мною, несправедливо относить къ одному
какому-нибудь органу. Далѣе Шлейхеръ не приводитъ, въ ряду гор-
танныхъ, голосового звука, соотвѣтствующаго безголосному х, и въ за-
мѣнъ г, которому принадлежитъ это мѣсто, ставитъ въ небномъ классѣ
jot (й). Прямое соотвѣтствіе съ одной стороны к и г, съ другой х и
г лучше всего видно изъ наблюденія двоякихъ существительныхъ муж.
рода, оканчивающихся въ писанномъ языкѣ на г, напр. въ словахъ
другъ и богъ. Въ первомъ слышится к, во второмъ х\ въ косвенныхъ
падежахъ y перваго, въ произношеніи, является г (друга), y второго
г (бога). Ту же разницу представляютъ слова: рогъ, кругъ (г == к), род.
п. рога, круга (г = і); —и Петербургъ, Лейпцигъ (г = #), род. д. Петер-
бурга, Лейпцига, (г = г)> и м?- ДР- Въ своей систематикѣ звуковъ Шлей-
херъ сохраняетъ латинскіе термины.. Называть.извѣстные. звуки mutae
и spirantes еще можно, но названія tenues, и mediae для новыхъ язы-
ковъ вовсе не пригодны; въ отношенія къ греческому мы понимаемъ
терминъ среднихъ (γ δ β), какъ означающій мѣсто между tenues и aspi-
ratae, но между какими же звуками занимаютъ середину наши г д б?
Этой несообразности избѣгъ г. Лескинъ (Leskien) въ своемъ „руко-
водствѣ по древне-болгарскому языку" *), принявъ уже новую терми-
нологію и раздѣливъ согласные на мгновенные и длительные, a по-
слѣдніе на спиранты, носовые и звуки р, л. Но г. Лескинъ также
отнесъ ш и ж.пъ язычнымъ звукамъ; въ соотвѣтствіе къ безголос-
ному х и онъ не поставилъ голосового г, a j (й) помѣстилъ въ число
голосовыхъ согласныхъ. Звуковъ ц ч шт и жд онъ справедливо не
внесъ въ таблицу простыхъ звуковъ.
Посмотримъ теперь, какъ представляется ученіе о звукахъ рус-
скаго языка въ трудахъ нѣкоторыхъ изъ нашихъ филологовъ.
Грамматика Ломоносова.
[46] Изъ грамматики Ломоносова къ предмету настоящаго изслѣ-
дованія относятся собственно только первыя два наставленія, касаю-
щіяся звуковъ и буквъ, и знакомящія насъ вообще со взглядомъ автора
на составъ языка; но при разсмотрѣнія этой части знаменитаго труда
нельзя не затронуть и нѣкоторыхъ другихъ вызываемыхъ имъ вопро-
совъ. До сихъ поръ y насъ нѣтъ еще полнаго критическаго разбора
его. Слѣдующія за симъ замѣчанія составятъ попытку болѣе обстоя-
тельной въ отношеніи къ нему критики. Обратимся сперва къ тому,
что́ заключаетъ въ себѣ эта грамматика, я, потомъ постараемся ука-
зать, какими источниками Ломоносовъ пользовался при ея составленіи.
Въ его грамматикѣ вниманію нашему представляются двѣ сто-
роны: во-первыхъ, расположеніе; во-вторыхъ, содержаніе.
l) Handbuch der altbulgarischen (altkirchen-sl.) Sprache. Weimar. 1871.

Въ первомъ отношеніи она раздѣлена на шесть наставленій, изъ
которыхъ каждое подраздѣляется на нѣсколько главъ (числомъ отъ
пяти до семи). Содержаніе первыхъ двухъ наставленій мною уже
обозначено; 3-е и 4-е посвящены разсмотрѣнію двухъ главныхъ ча-
стей рѣчи: имени и глагола; 5-е занимается служебными частями
рѣчи; 6-е относится къ синтаксису. Надобно согласиться, что этотъ
планъ чрезвычайно простъ и разуменъ.
Первое наставленіе озаглавлено: О человѣческомъ словѣ вообще.
Подъ словомъ, какъ видно изъ дальнѣйшаго изложенія, разумѣется
языкъ; это послѣднее названіе часто встрѣчается въ посвященіи грам-
матики великому князю, которое и начинается извѣстною фразою:
„Повелитель многихъ языковъ, языкъ россійскій" и т. д.
Впрочемъ и тамъ Ломоносовъ говоритъ о своемъ „долговремен-
номъ въ россійскомъ словѣ упражненіи", но за основаніе изученія
своего языка ставитъ „общее философское понятіе о человѣческомъ словѣ".
Вникая въ различіе, полагаемое имъ въ употребленіи этихъ двухъ
терминовъ, мы находимъ, что онъ пользуется ими съ большою раз-
борчивостью, и во всей грамматикѣ пишетъ [47] исключительно слово,
когда разумѣетъ общую принадлежность человѣческаго рода, способ-
ность говорить; языкомъ же называетъ онъ конкретно достояніе того
или другого народа. Оттого и въ заглавіяхъ отдѣльныхъ главъ І-го
наставленія грамматики говорится все о частяхъ слова. Этотъ способъ
выраженія проведенъ въ грамматикѣ съ большою послѣдовательностью,
напр.: „По самой натурѣ человѣческаго слова всѣ сіи падежи потребны...
Однако нѣкоторые языки имѣютъ въ нихъ недостатокъ" (§ 57).
Вслѣдствіе такого пріема Ломоносовъ въ своей грамматикѣ, подобно
Смотрицкому, уже никогда не употребляетъ имени слово въ смыслѣ
звукового цѣлаго для выраженія отдѣльнаго понятія: для этого имъ
обоимъ постоянно служитъ имя реченіе.
Въ этомъ же смыслѣ Ломоносовъ однажды въ посвященіи употре-
билъ названіе рѣчь: „Тончайшія философскія воображенія и разсужде-
нія и проч. имѣютъ y насъ пристойныя и вещь выражающія рѣчи".
Но въ грамматикѣ это послѣднее слово является y него равносиль-
нымъ нынѣшнему предложеніе: „Сложеніе реченій производитъ рѣчи,
полной разумъ въ себѣ составляющія" (§ 77).
Идея и цѣль І-го наставленія заключаются въ томъ, чтобы прежде
разсмотрѣнія частностей обозрѣть всю область языка и уяснить основ-
ныя понятія науки о немъ. Оно должно было служить вступленіемъ
въ русскую грамматику.
Приведу теперь заголовки отдѣльныхъ главъ, содержащихся въ
этомъ наставленіи; но такъ какъ многіе термины Ломоносова впослѣд-
ствіи замѣнены другими и потому для насъ не совсѣмъ понятны, то
я рядомъ съ его заголовками поставлю въ скобкахъ, гдѣ нужно, ихъ
переводъ на нынѣшніе термины:

Глава 1. О голосѣ.
„ 2. О выговорѣ и нераздѣлимыхъ частяхъ человѣческаго
слова (объ элементарныхъ звукахъ языка).
„ 3. О сложеніи нераздѣлимыхъ частей слова (о сочетаніи
элементарныхъ звуковъ, т. e. о слогахъ).
[48] „ 4. О знаменательныхъ частяхъ слова (о реченіяхъ, т. е.
отдѣльныхъ словахъ).
„ 5. О сложеніи знаменательныхъ частей слова (о сочетаніи
словъ или реченій).
Эти пять отдѣловъ могутъ быть сведены на три, изъ которыхъ
виднѣе будетъ правильное и симметрическое расположеніе предмета:
1) о голосѣ и звукахъ языка вообще; 2) объ элементарныхъ звукахъ
языка и о соединеніи ихъ въ слоги, a слоговъ въ слова; 3) о сло-
вахъ и соединеніи ихъ въ предложенія.
Отступая отъ общепринятаго въ его время порядка, Ломоносовъ
начинаетъ свою грамматику размышленіями о голосѣ, слѣдовательно
уже понимаетъ необходимость итти въ изученіи языка отъ живой
рѣчн. Но качества и измѣненія голоса различены имъ не довольно
ясно, и главы этой нельзя считать вполнѣ удачною.
Замѣчательно, что ни въ ней, ни далѣе, въ цѣлой грамматикѣ,
онъ, говоря о языкѣ, ни разу не употребляетъ слова звукъ, и только
изрѣдка замѣняетъ его неупотребительнымъ нынѣ въ этомъ смыслѣ
реченіемъ звонъ, напр. объясняя, что „сами гласныя a y ы произно-
сятся яснымъ и неотмѣняемымъ звономъ (§ 93, ср. § 94).
Вмѣсто того онъ останавливается на выговорѣ человѣческаго слова,
который, по его мнѣнію, составляетъ одинъ изъ видовъ образованія
голоса. Къ образованію же голоса относитъ онъ „тѣ отмѣны его,
которыя отъ повышенія, напряженія и протяженія не зависятъ* и
примѣчаются „въ сиповатомъ, звонкомъ, тупомъ и въ другихъ голо-
сахъ разныхъ". Особенно же, какъ видно изъ послѣдующаго, Ломо-
носовъ подъ „выговоромъ" разумѣетъ произносимые человѣкомъ раз-
нообразные звуки языковъ, которые y многихъ азіатскихъ, африкан-
скихъ и американскихъ народовъ „больше на шумъ другихъ живот-
ныхъ, нежели на человѣческій разговоръ доходятъ". Вообще понятія
Ломоносова о голосѣ и выговорѣ оказываются нѣсколько сбивчивыми,
a потому мы на нихъ и не будемъ останавливаться долѣе.
[49] Отъ выговора онъ, въ началѣ 2-й главы, обращается къ нераздѣ-
лимымъ частямъ слова. Такъ называетъ онъ, подобно Смотрицкому 1), то,
что въ наше время разумѣютъ подъ именемъ членораздѣльныхъ эле-
ментарныхъ звуковъ и ихъ изображеній, т. е. буквъ. To и другое
можетъ быть соединено подъ общимъ понятіемъ элементовъ языка.
*) „Что есть письмя?—Есть реченія часть нераздѣльная". (Грам. Смотрицкаго).

Вслѣдъ за симъ начинается y Ломоносова весьма обыкновенное еще
и донынѣ смѣшеніе понятій о звукѣ и о буквѣ, смѣшеніе, на которое
жаловался еще древній грамматикъ Присціанъ
Тѣмъ не менѣе, однакожъ, здѣсь тотчасъ выказывается естество-
испытатель. „Различность ихъ" (т. е. нераздѣлимыхъ частей слова),
говоритъ Ломоносовъ, „происходитъ отъ разности органовъ, отъ разнаго
ихъ положенія и движенія". Органы эти тутъ же исчислены имъ вѣрно:
„губы, зубы, языкъ, небо и гортань съ положенными .близъ ея ча-
стями, т. е. съ язычкомъ, и со скважинами въ ноздри (§ 14 и 15).
Затѣмъ слѣдуетъ различеніе гласныхъ и согласныхъ, изъ которыхъ
первые Ломоносовъ, по примѣру Смотрицкаго, называетъ иногда и
самогласными (Selbstlaute); хотя различіе тѣхъ и другихъ объяснено
не совсѣмъ удовлетворительно, однакожъ постоянно обращается вни-
маніе и на физіологическую сторону дѣла. Различіе гласныхъ очень
остроумно обозначено характеристическими признаками разныхъ поло-
женій рта, именно расширеніемъ ,(е), стисненіемъ (м), округленіемъ (о)
и протяженіемъ (у).
Гласныя дѣлятся на два разряда, отмѣченные y Ломоносова тѣми
же терминами — дебелыя и тонкія, которые употреблены Смотрицкимъ,
a потомъ приняты и Востоковымъ, и Павскимъ, для обозначенія
двоякаго выговора согласныхъ (при ъ и при ъ). Иначе Ломоносовъ
называетъ ихъ тупыми и острыми. Но [50] самое распредѣленіе
гласныхъ на этомъ основаніи y него невѣрно. Именно онъ прини-
маетъ (§ 20);
дебелыя: тонкія:
a я
е ѣ
ы и
о іо
У . ю
Тутъ смѣшаны звуки съ буквами, простые звуки съ составными
и дебелые съ тонкими: во 1-хъ, е и ѣ выражаютъ одинъ и тотъ же
звукъ 2), слѣдовательно не могутъ стоять въ различныхъ категоріяхъ;
во 2-хъ, е (хотя бы ему дать начертаніе: э) не можетъ относиться
къ дебелымъ; въ 3-хъ, я ѣ іо и ю суть двугласные, и потому между
элементарными звуками („нераздѣльными частями слова") находить
х) „Abusive tarnen et elementa pro literis, et litprae pro elementis vocantur*.
(Prisciani Gaesariensis grammatici opera. Lipsiae 1819, Vol. I, p. 11).
2) Самъ Ломоносовъ (§ 100) сознаётся, что „буквы е и ѣ въ просторѣчіи едва
имѣютъ чувствительную разность"; это сознаніе выражено имъ еще яснѣе въ §§ 113
и 114, гдѣ онъ говоритъ, что кромѣ „твердаго ученія грамотѣ и прилежнаго чтенія
книгъ" нѣтъ никакихъ другихъ средствъ отличать въ употребленіи на письмѣ е и ѣ
по причинѣ „сходнаго произношенія" словъ, гдѣ онѣ пишутся.

мѣста не могутъ. Припомню здѣсь, предлагаемое мною раздѣленіе
нашихъ гласныхъ:
Гласные простые звуки.
Двугласные.
Твердые.
Мягкіе.
ы
п
йи (и)
э
ЙЭ (е, ѣ)
a
йа (я)
О
йо (ё)
У
йу (ю).
Большею правильностью отличается y Ломоносова таблица соглас-
ныхъ по органамъ; въ этомъ отношеніи онъ принимаетъ: губныя, зуб-
ныя, язычныя, поднебныя, и гортанныя (§ 21). Особенность [51] его
таблицы заключается въ томъ, что въ ней отведена отдѣльная графа
для буквъ чужестранныхъ, соотвѣтствующихъ тѣмъ же органамъ, при
чемъ однакожъ дѣло не обошлось безъ нѣкоторыхъ. ошибокъ: напр.
онъ считаетъ италіанское g (дж) звукомъ тожественнымъ съ нашимъ
жд въ словѣ трожды.. За то Ломоносовъ понялъ различіе нашихъ
двухъ звуковъ, выражаемыхъ буквою г; жаль только, что онъ
поставилъ ее въ два разные разряда, отнеся звукъ ея въ словѣ
глазъ къ поднебнымъ, a въ словѣ благо къ гортаннымъ съ
первымъ звукомъ онъ правильно сопоставилъ к, со вторымъ х, a этого,
какъ мною уже было замѣчено, не сознаютъ и многіе изъ нашихъ
современниковъ. Впрочемъ, надобно помнить, что на эти два звука
слегка указалъ уже и Смотрицкій, принявъ въ своей азбукѣ два г (г
для славянскаго звука въ словѣ благо, и греч. Г для гаммы), a позд-
нѣе на нихъ было обращено вниманіе въ краткой грамматикѣ, при-
ложенной къ словарю Вейсмана (1730) и въ извѣстномъ Разговорѣ
Тредьяковскаго (1748). Въ особенной табличкѣ Ломоносовъ предста-
вляетъ раздѣленіе буквъ каждаго органа на мягкія и твердыя (чему,
по нашей терминологіи, соотвѣтствуютъ голосовыя я безголосныя), но
о физіологическомъ различіи изображаемыхъ тѣми и другими звуковъ
онъ еще не имѣетъ надлежащаго понятія и объясняетъ его различ-
ною мѣрой стремленія воздуха и силы движенія (§ 24). Такъ и раздѣ-
леніе согласныхъ на мгновенные и длительные, хотя бы и подъ древ-
ними названіями нѣмыхъ (mutae) и полугласныхъ (semivocales), вовсе
1) Это раздѣленіе означенныхъ двухъ звуковъ по органамъ невѣрно: они оба гор-
танные; различіе между ними количественное, a не качественное (см. выше стр. 486?
504 и 507).

еще чуждо сознанію Ломоносова, и онъ полагаетъ, что всѣ согласныя,
въ противоположность гласнымъ, „слышны бываютъ въ нераздѣлимое
слухомъ время" (§ 18): отъ вниманія его совершенно ускользнуло,
что есть согласныя, которыя, подобно гласнымъ, также „могутъ дать
голосу отмѣну на чувствительное и весьма долгое время, сколько духа
человѣческаго станетъ", какъ, напр., с з ш ж ф в.—Что [52] касается
терминовъ: носовыя, плавныя и шипящія, то изъ нихъ только средній
(„плавкія") является y Ломоносова, и именно въ таблицѣ его.
Въ слѣдующей главѣ (3-й) о сложеніи нераздѣлимыхъ частей слова
разсматривается образованіе слоговъ, которые Ломоносовъ постоянно
называетъ складами. Послѣ того объяснено значеніе ударенія и коли-
чества съ указаніемъ на различіе языковъ въ этомъ отношеніи. Мы
не разъ слышали замѣчаніе, будто Ломоносовъ, раздѣляя слоги на
краткіе и долгіе, смѣшивалъ акцентъ съ протяженіемъ; но это неспра-
ведливо: называя одни слоги русскихъ стиховъ долгими, a другіе ко-
роткими, онъ употребляетъ эти термины только для удобства выра-
женія; самую сущность дѣла онъ очень хорошо понималъ. Это отчасти
видно уже изъ его письма о правилахъ россійскаго стихотворства, хотя
тамъ сказано: „въ россійскомъ языкѣ тѣ только слоги долги, надъ
которыми стоитъ сила, a прочіе всѣ коротки". Гораздо яснѣе Ломо-
носовъ высказалъ свой взглядъ на русскую просодію въ грамматикѣ,
писанной годами 15-ю позже означеннаго письма А). Здѣсь (§ 32)
онъ говоритъ уже не о долгихъ слогахъ, a о повышенныхъ, или имѣю-
щихъ на себѣ удареніе, которое „составляется разностію возвышенія и
униженія" (голоса). Какъ вѣрно Ломоносовъ смотрѣлъ на это свой-
ство русской просодіи, доказывается особенно § 34-мъ грамматики:
„разность складовъ чрезъ протяженіе была весьма явственна y древ-
нихъ грековъ и римлянъ, такъ что и стихотворство ихъ на томъ
основано, не взирая на ударенія, которыя по сему не такъ чувстви-
тельны были, какъ протяженія. Въ нынѣшнее время y европейскихъ
народовъ хотя удареніе на складахъ преимущество одержало; однако
протяженіе не токмо не совсѣмъ истребилось; но и нѣкоторую разницу
причиняетъ между реченіями одного выговора, напримѣръ: y Нѣмцовъ
Stall краткое, значитъ конюшню, Stahl [53] долгое, сталь". Приве-
деніе здѣсь примѣра изъ нѣмецкаго языка не оставляетъ мѣста ни
малѣйшему сомнѣнію, что Ломоносовъ совершенно понималъ отсутствіе
долгихъ слоговъ въ русскомъ. Чередованіе слоговъ съ удареніемъ и
безъ ударенія или свойство голоса, которымъ оно производится, онъ
называлъ выходкой (музыкальный терминъ 2) и прибавлялъ: „выходка
Письмо писано въ 1739 г.; собранные для грамматики матеріалы Ломоносовъ
сталъ приводить въ порядокъ съ 1751 года. (См. его Рапортъ о своихъ трудахъ
въ Смирд. изд. его сочиненій, т. I, стр 729).
2) Ср. въ § 115 его Грамм. выраженіе, что музыканты въ протяжныхъ распѣвахъ
обходятъ букву и, „не протягивая на ней долгихъ выходокъ".

въ различеніи складовъ примѣчается y всѣхъ извѣстныхъ народовъ,
протяженіе y нѣкоторыхъ" (§31).
По плану І-го наставленія грамматики, которое имѣетъ цѣлью дать
понятіе о языкѣ независимо отъ письма, глава 3-я должна была огра-
ничиться немногими приведенными мною сокращенно замѣчаніями объ
образованіи и произношеніи слоговъ; но здѣсь Ломоносовъ, потерявъ
изъ виду свою идею, начинаетъ далѣе говорить о знакахъ ударенія
и титлахъ, также о сложныхъ буквахъ (напр. щ) и такимъ образомъ
преждевременно касается правописанія, составляющаго y него пред-
метъ ІІ-го наставленія.
Отъ слоговъ онъ переходитъ къ составленію изъ нихъ цѣлыхъ
словъ или реченій, которыя и разсматриваетъ въ 4-й глав, озаглав-
ленной: о знаменательныхъ частяхъ слова- Эта глава подала поводъ къ
недоразумѣнію, которое долго держалось въ нашей ученой и учебной
литературѣ, и произошло единственно отъ недовольно внимательнаго
чтенія первыхъ страницъ грамматики Ломоносова. Сколько разъ по-
вторялось даже въ спеціальныхъ трудахъ (не исключая академиче-
скаго изданія этой грамматики въ 1855 г.), что подъ знаменательными
частями слова онъ разумѣетъ имя и глаголъ въ противоположность осталь-
нымъ, которыя называетъ служебными. Но такъ какъ, тутъ же первымъ
терминомъ явно означены въ одномъ мѣстѣ всѣ части рѣчи, то нахо-
дили въ этой главѣ неясность или недоконченность въ отдѣлкѣ *).
Нельзя дѣйствительно отрицать, что въ изложеніи ея [54] есть нѣкоторая
сбивчивость, HO если ВНИКНУТЬ ВЪ ДѢЛО, TO оно вполнѣ выясняется.
Отъ членораздѣльныхъ звуковъ Ломоносовъ постепенно переходитъ
къ болѣе и болѣе развивающимся сочетаніямъ ихъ: изъ нераздѣли-
мыхъ частей языка образуются склады (слоги), которые сами по себѣ
въ отдѣльномъ видѣ еще не имѣютъ знаменованія] изъ слоговъ же
„раждаются знаменательныя части слова, т. е. реченія"(§ 29); нако-
нецъ „сложеніе знаменательныхъ частей слова или реченій произво-
дитъ рѣчи" (по нынѣшнему, предложенія), „Полный разумъ; въ себѣ
составляющія" (§ 77). Ясно, что реченія, или слова слова названы
y него знаменательными частями-языка,: ,какъ такія сочетанія зву-
ковъ, которыя уже сами по себѣ, отдѣльно взятыя (не такъ, какъ
слоги), имѣютъ Значеніе.
Знаменательныя же части слова (терминъ, означающій у него и
реченія, и то, что мы теперь называемъ частями рѣчи) дѣлитъ онъ
*) Такъ г. Будиловичъ говоритъ: „Не можемъ не замѣтить, что Л-въ не пред-
ставилъ еще ясно и твердо различія частей рѣчи знаменательныхъ и служебныхъ...
To называетъ онъ знаменательными или главными только имя и глаголъ (§ 40 и 45),
считая остальныя 6 частей рѣчи служебными (§ 45), то говоритъ: „слово человѣческое
имѣетъ осмь частей знаменательныхъ": ;(§ 46). Мы склонны впрочемъ считать, это
обмолвкой" и проч. (Ломоносовъ, какъ натуралистъ.и филологъ. Спб, 1869, стр,75).

на два разряда: главныя и служебныя. Это съ несомнѣнною опредѣ-
лительностью выражено имъ такъ: „Слово человѣческое имѣетъ осмь
частей знаменательныхъ", и послѣ исчисленія этихъ частей рѣчи
прибавлено: „Сія части слова, двѣ главныя, и шесть вспомогательныхъ
или служебныхъ, должны быть по своей необходимости во всякомъ
языкѣ" (§§ 46 и 47). Мѣсто, подавшее поводъ къ недоразумѣнію
(§ 40), изложено такъ: „Слово дано для того человѣку, чтобы свои
понятія сообщать другому. И такъ понимаетъ онъ на свѣтѣ и сооб-
щаетъ другому идеи вещей и ихъ дѣянія. Изображенія словесныя вещей
называются имена' напр., небо, вѣтръ, очи\ изображенія дѣяній, гла-
голы'. напр. синѣетъ, вѣетъ^ видятъ* И такъ понеже они всегда вещь
или дѣяніе знаменуютъ; по справедливости знаменательныя части
слова названы быть могутъ".
[55] Здѣсь можно отмѣтить только недомолвку или нѣкоторую
неточность: вмѣсто „по справедливости" слѣдовало сказать „по пре-
имуществу", какъ видно изъ дальнѣйшаго изложенія, гдѣ и осталь-
ныя принимаемыя Ломоносовымъ части рѣчи (мѣстоименіе, причастіе.
нарѣчіе, предлогъ, союзъ и междометіе) положительно названы зна-
менательнымъ же частями слова. Какъ понималъ Ломоносовъ этотъ
терминъ, лучше всего видно изъ его грамматической табели, остав-
шейся въ рукописи и здѣсь прилагаемой х).
Разсуждая о разрядахъ словъ, Ломоносовъ бросаетъ любопытный
взглядъ и на исторію языка. „Какъ всѣ вещи отъ начала въ маломъ
количествѣ начинаются, и потомъ присовокупленіями возрастаютъ;
такъ и слово человѣческое, по мѣрѣ извѣстныхъ человѣку понятій,
въ началѣ было тѣсно ограничено, и однѣми простыми реченіями
довольствовалось. Но съ приращеніемъ понятій и само по малу умно-
жилось, что́ происходило произвожденіемъ и сложеніемъ" (§ 51).
Въ остальной части 4-й главы Ломоносовъ продолжаетъ развиваті.
понятія о языкѣ: объясняетъ значеніе рода и вида, раздѣленіе именъ
на собственныя и нарицательныя, на существительныя и прилагатель-
ныя; далѣе указаны разные способы измѣненія словъ: степени срав-
ненія (разсудительный степень вм, нынѣшняго термина; сравнительная
степень); числа, падежи (новый терминъ: предложный вм, сказательный),
увеличительныя и „умалительныя" имена; роды именъ; времена глаголовъ,
лица, наклоненія (или „образы") и залоги. Изъ понятія о перемѣнахъ
окончаній глагола по этимъ отношеніямъ выводится понятіе о его спря-
женіи; потомъ упомянуто о причастіяхъ, о мѣстоименіи и объ осталь-
ныхъ частяхъ рѣчи. Вѣрный плану своего введенія „о человѣческомъ
*) Табель эта, сохранявшаяся въ академической рукописи Ломоносова 112),
въ первый разъ была напечатана г. Будиловичемъ (см. его Ломоносовъ, какъ нату-
ралистъ и филологъ, стр- 1).

словѣ вообще", Ломоносовъ въ І-мъ наставленіи иногда предлагаетъ
философскія соображенія и при [56] каждомъ новомъ предметѣ касается
другихъ языковъ, не только европейскихъ, древнихъ и новыхъ, но
часто и еврейскаго. Его замѣчанія относительно новыхъ языковъ не
всегда точны, такъ кавъ онъ за исключеніемъ нѣмецкаго не зналъ
ихъ практически: напр. онъ думаетъ, что французское и въ lutte вы-
говаривается такъ, какъ наше ю въ лютость. Но важно то, что Ломо-
носовъ уже предчувствуетъ значеніе сравнительной филологіи и по
мѣрѣ возможности прибѣгаетъ къ ней съ первыхъ шаговъ въ объяс-
неніи законовъ языка. Не менѣе важно, что онъ употребляетъ синте-
тическій методъ, восходя отъ единичныхъ явленій къ болѣе слож-
нымъ и отъ частнаго къ общему, наприм. разобравъ „перемѣны",
случающіяся въ частяхъ рѣчи, кончаетъ главу замѣчаніемъ: „По
всему сему раздѣляются части слова на склоняемыя и несклоняемыя".
Въ послѣдней (5-й) главѣ І-го наставленія: „О сложеніи знамена-
тельныхъ частей слова" онъ излагаетъ только самыя общія понятія
о предложеніи, которое, какъ я уже замѣтилъ, называетъ рѣчью, о
способахъ распространять его, о простыхъ и сложныхъ предложеніяхъ,
наконецъ о періодахъ. Заключительныя слова этой первой части грам-
матики Ломоносова подтверждаютъ сказанное выше о его методѣ. Кончая
свое І-е наставленіе, онъ какъ бы оглядывается на все его содержаніе
и говоритъ: „Здѣсь при вступленіи въ Россійскую грамматику больше
общаго понятія о человѣческомъ словѣ не требуется. Довольно для
краткости будетъ знать,. что общая грамматика есть философское по-
нятіе всего человѣческаго слова; a особливая, какова Россійская, есть
знаніе, какъ говорить и писать чисто Россійскимъ языкомъ по лучшему
разсудительному его употребленію". (Курсивъ y самого Ломоносова).
Его І-е наставленіе есть сокращенное изложеніе общей грамматики
и притомъ съ фонетикою во главѣ ея х). Хотя еще и не совсѣмъ
сознательно и не совсѣмъ [57] полно, онъ уже отличаетъ произносимый
языкъ отъ писаннаго и посвящаетъ первому вступительную часть
своего труда.
Co ІІ-го наставленія Ломоносовъ приступаетъ къ изложенію соб-
ственно русской грамматики и прежде всего къ правописанію, именно
къ тому, чѣмъ въ его время начиналась всякая частная грамматика.
Здѣсь мы остановимся, такъ какъ предметъ ІІ-го наставленія отно-
сится уже къ другому отдѣлу нашего изслѣдованія, и говорить теперь
о правописаніи было бы преждевременно. Поэтому на первый случай
1) Новѣйшая филологія отвергаетъ возможность общей или такъ называемой фи-
лософской грамматики. Въ каждомъ языкѣ выражается индивидуальный способъ мы-
шленія говорящаго на немъ народа, и опредѣленной схемы логическихъ категорій
для всѣхъ языковъ человѣческаго рода не существуетъ. См. Heyse. System der Sprach-
wissenschaft, стр. 162.

представлю за симъ лишь нѣсколько общихъ замѣчаній о грамматикѣ
Ломоносова и ея источникахъ. Трудъ этотъ планомъ своимъ отличается
отъ всѣхъ современныхъ трудовъ того же рода. Принадлежитъ ли идея
этого плана исключительно самому Ломоносову, или она хотя отчасти
заимствована? Постараюсь опредѣлить отношеніе его грамматики къ со-
стоянію тогдашней филологической литературы вообще А).
Откуда могъ онъ почерпнуть мысль о • необходимости начинать
грамматику свѣдѣніями о звукахъ человѣческой рѣчи и философскими
понятіями о языкѣ, составляющими принадлежность такъ называемой
общей грамматики? Съ перваго взгляда можно подумать, что. такое
убѣжденіе было вынесено имъ изъ знакомства съ германской ученой
и учебной литературой, но ни Готшедъ, издавшій свою грамматику
въ 1748 году, ни другіе извѣстные въ то время авторы по этой части
не представляютъ ничего подобнаго. У нихъ могъ онъ научиться
между прочимъ пріему приводить сравненія съ другими языками, что́
было особенно умѣстно въ отдѣлѣ о человѣческомъ словѣ вообще.
Богаче въ отношеніи къ разработкѣ теоріи звуковъ и общей грам-
матики въ 18-мъ и уже въ 17-мъ столѣтіяхъ были англійская, гол-
ландская и французская литературы. Въ Англіи, еще въ 1653 году,
[58] ученый епископъ Іоаннъ Валлисъ (Johannis Wallis), профессоръ гео-
метріи при Оксфордскомъ университетѣ, издалъ по-латыни грамматику
своего языка, передъ которою помѣстилъ „грамматико-физическій трак-
татъ о живой рѣчи или образованіи звуковъ" 2). Это сочиненіе имѣло
большой успѣхъ, перепечатывалось не въ одной Англіи 8) и въ
18-мъ вѣкѣ было очень извѣстно въ Европѣ. Вскорѣ послѣ Валлиса
писалъ о томъ же врачъ Амманъ, уроженецъ Шафгаузена, поселив-
шійся въ Голландіи; онъ, подобно Валлису, занимался обученіемъ
глухонѣмыхъ и на основаніи своихъ наблюденій напечаталъ два со-
чиненія о звукахъ языка 4). Судя по отсутствію въ грамматикѣ Ло-
моносова нѣкоторыхъ мѣткихъ указаній этихъ обоихъ ученыхъ, надобно
полагать, что онъ съ ихъ изслѣдованіями знакомъ не былъ 5). Напро-
тивъ, въ руки его повидимому попадались нѣкоторые изъ французскихъ
руководствъ общей грамматики, издававшихся во второй половинѣ
*) Считаю это тѣмъ болѣе нужнымъ, что вопросъ о томъ не былъ затронутъ
писавшими о грамматикѣ Ломоносова Ѳ. И. Буслаевымъ и П. А. Лавровскимъ. См.
Празднованіе столѣтней годовщины Ломоносова и пр. М. 1865, и Памяти
Ломоносова. Харьк. 1865.
2) Grammatica linguae anglicanae, ubi praefigitur de loqvela sive sonorum for-
matione tractatus grammatico-physicus. Oxoniae (4-е изд. 1674).
3) Оно было вновь издано въ Лейденѣ въ 1727 г.
4) Amman (Job. Conr., род. 1669, ум, 1724) издалъ: въ 1692 Surdus loqvens, a
въ 1700 De loqvéla. Оба соч. напечатаны въ Амстердамѣ и издавались не разъ.
5) Кромѣ ихъ, о томъ же писалъ англичанинъ Holder (Elements of speech-
London 1669).

17-го и въ первой ' 18-го вѣка. Это предположеніе было уже выра-
жено A. С. Будиловичемъ. *).
Очевидно однакожъ, что главнымъ источникомъ понятій ö живой
рѣчи и вообще о языкѣ послужили Ломоносову древніе писатели,
Аристотель, Квинтиліанъ, Донатъ, Присціанъ, a можетъ быть еще и
другіе. Вѣрнѣйшій признакъ, ведущій къ этому заключенію, пред-
ставляетъ терминологія Ломоносова. Самое различеніе понятій слово
и языкъ, на которое мною выше указано, взято y древнихъ: они для
означенія отдѣльныхъ языковъ употребляли большею частью терминъ
lingua (γλωσσα, διαλεκτος), a въ общемъ смыслѣ говорили sermo, loquela
(λογος), По примѣру древнихъ писателей, Ломоносовъ, подобно [59]
Смотрицкому, для означенія того, что́ мы называемъ слово (mot),
употребляетъ исключительно имя реченіе (λεξις; φωνη], vox, vocabulum,
dictio)2). Изъ того же источника объясняются его двоякія части слова:
нераздѣлимыя (элементарные звуки и буквы), и знаменательныя (ре-
ченія, части рѣчи), a наконецъ и раздѣленіе послѣднихъ на два раз-
ряда, т. е. на главныя и служебныя. Даже мыслью назвать главные
отдѣлы своей грамматики наставленіями Ломоносовъ обязанъ древ-
нимъ, которые ставили слово institutiones въ заглавіе своихъ грам-
матическихъ и реторическихъ трудовъ. Тому же примѣру послѣдовалъ
въ позднѣйшее время, между многими другими, и Добровскій.
Донатъ, наставникъ св. Іеронима, жившій въ 4-мъ вѣкѣ, начинаетъ
свою „Ars grammatical замѣткою De Voce (о голосѣ) 3). Правда, что
y него вся эта глава ограничивается двумя строками, но важна основ-
ная идея, которою воспользовался Ломоносовъ. Другой древній грам-
матикъ, Присціанъ, содержавшій въ 525 г. училище въ Константи-
нополѣ, въ 1-й книгѣ своихъ Institutiones также разсматриваетъ прежде
всего голосъ и его виды, потомъ значеніе и раздѣленіе буквъ; вр 2-й
же книгѣ онъ говоритъ о слогахъ, о различіи между ними и рече-
ніями, a потомъ о предложеніи и частяхъ его. Въ началѣ 1-й книги
онъ между прочимъ замѣчаетъ: „Буква есть малѣйшая часть состав-
ного звука... что́ короче всего, способнаго дѣлиться, то нераздѣлимо.
Можемъ и такъ опредѣлить: буква есть звукъ (въ подл. vox), который
можетъ быть написанъ какъ нераздѣлимый". Фонетическія понятія
древнихъ ведутъ свое начало еще отъ Платона и Аристотеля; по-
*) Ломоносовъ какъ натуралистъ и филологъ, стр. 75.
2) Такъ какъ y насъ позднѣе для этого понятія установилось употребленіе именн
слово, то старинный терминъ реченіе въ томъ же смыслѣ сдѣлался, пожалуй, не
нужнымъ. Лучше бы дать ему болѣе полезное значеніе того, что французы назы-
ваютъ locution, т. е. соединенія двухъ или нѣсколькихъ словъ, равносильныхъ пред-
логу или нарѣчію.
3) См. Corpus grammaticorum latinorum veterum collegit Fr. Lindemann.
Lipsiae 1831. T. I.

слѣдній изложилъ ихъ преимущественно въ своихъ сочиненіяхъ: о
душѣ, объ исторіи животныхъ и въ піитикѣ. По его ученію [60] голосЪ,
φωνη, долженъ быть отличаемъ отъ звука и шума вообще, ψοφος; отъ
голоса же, далѣе, отличается рѣчь, Xoyoç, StàXexxoç, двоякимъ обра-
зомъ: наружно, такъ какъ она есть артикулованный языкомъ голосъ;
внутренно, такъ какъ она не только имѣетъ значеніе (что́ свойственно и
голосу животныхъ), но служитъ символомъ понятія *). Элементарный
звукъ, нераздѣлимый тонъ голоса, называется y Аристотеля, какъ и
y Платона, oxot^elov (elementum); употребляемые же для изображенія
его знаки суть γραμματα (literae), т. е. буквы. Ha этомъ основаніи и
Присціанъ говоритъ: „Различіе между элементами" (нераздѣлимыми
частями слова, по Ломоносову) „и буквами, въ томъ состоитъ, что
элементы собственно называются выговорами (звуками), a знаки ихъ—
буквами. Неправильно зовутъ буквы элементами, a элементы буквами"2).
Это различіе не вполнѣ сознано и Ломоносовымъ, такъ что онъ, по-
добно позднѣйшимъ латинскимъ грамматикамъ, для нераздѣлимыхъ
частей слова не знаетъ другого названія, кромѣ буквъ или „письменъ"
(терминъ Смотрицкаго, иногда удерживаемый и Ломоносовымъ), и въ
главахъ о голосѣ и выговорѣ разсматриваетъ только произношеніе
буквъ; даже въ таблицѣ звуковъ по органамъ онъ употребляетъ на-
званіе буквъ. Когда же ему необходимо нужно отличить понятіе звука,
то онъ прибѣгаетъ къ выраженіямъ: отмѣна голоса, выговоръ, произ-
ношеніе, или говоритъ, что такія-то буквы произносятся такимъ-то,
напр. чистымъ и открытымъ, звономъ.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что Ломоносовъ былъ знакомъ съ піити-
кою Аристотеля, слѣдовательно многія понятія о языкѣ могъ почерп-
нуть непосредственно изъ этого источника; другія могъ заимствовать
изъ латинскихъ грамматиковъ или и изъ писателей новаго времени,
которые, разумѣется, сами также болѣе или менѣе пользовались древ-
ними. Такъ и представленная Ломоносовымъ [61] таблица гласныхъ и
согласныхъ съ раздѣленіемъ ихъ по органамъ конечно была новостью
только на русскомъ языкѣ: подобную (но безъ разрядовъ зубныхъ и
язычныхъ) находимъ мы уже y Валлиса въ названномъ выше трактатѣ
его о языкѣ. Такую же таблицу, но съ нѣкоторыми измѣненіями, со-
ставилъ вскорѣ послѣ того докторъ Амманъ 3).
Понятіе о словѣ (реченіи), какъ знаменательной части языка (φωνη)
oY)fxavTixTQ)? также высказано еще Аристотелемъ и потомъ не разъ
повторялось грамматиками. Такъ Присціанъ говоритъ: „Реченіе (dictio)
х) Steinthal. Geschichte der Sprachwissenschaft bei den Griechen u. Bömern.
Berlin 1863, стр. 247.
2) Prisciani Caesariensis grammatici opera recensuit Aug. Krehl. Lipsiae 1819.
T. I, стр. 10, 11.
3) См. ero Tractatus de Loqvela. Amsterd. 1700, стр. 57.

есть меньшая часть стройной рѣчи, т. е. въ порядкѣ расположенной.
Реченіе же отличается отъ слога не только тѣмъ, что слогъ есть
часть реченія, но и тѣмъ, что реченіе выражаетъ, даетъ разумѣть
нѣчто. Слогъ никогда самъ посебѣ не можетъ что-либо значить:
это — свойственно только реченію" *): вотъ полное объясненіе Ломо-
носовскаго термина — знаменательная часть слова; онъ служитъ сино-
нимомъ реченія и съ тѣмъ вмѣстѣ замѣняетъ терминъ часть рѣчи
(pars orationis). Впрочемъ, это послѣднее названіе уже употреблялось
во время Ломоносова, чему доказательствомъ служитъ напечатанная
въ 1752 г. по-русски французская грамматика Ресто́ (Restaut) въ пе-
реводѣ Василія Теплова, гдѣ „parties du discours" названы „частями
рѣчи". Но Ломоносовъ, для единообразія своей терминологіи, пред-
почелъ терминъ части слова, употребленный Смотрицкимъ, который
подъ словомъ разумѣетъ рѣчь или предложеніе 2); только къ этому
термину Ломоносовъ, по примѣру древнихъ, прибавилъ [62] аттрибутъ
знаменательности. О недоразумѣніи, къ которому терминъ его подалъ
поводъ, было уже выше говорено.
Извѣстно, что преобразователю нашей письменной рѣчи долго
ставили въ особенную заслугу раздѣленіе частей рѣчи на два при-
нятые имъ разряда: главныхъ (или, какъ говорили, знаменательныхъ)
и служебныхъ, при чемъ иногда замѣчали, что онъ за сто лѣтъ до
Беккера умѣлъ различить Begriffswörter и Formwörter 8). Но исторія
грамматики показываетъ, что это различеніе, хотя и не въ столь
оконченной формѣ, восходитъ до отдаленной древности. Еде Пла-
тонъ признавалъ только двѣ части рѣчи: имя и глаголъ, при чемъ онъ
*) „Dictio est pars minima orationis constructae, id est in ordine compositae.
Pars autem, quantum ad totum intelligendum, id est ad totius sensui intellectum.
Differt autem dictio (реченіе) a syllaba, non solum quod syllaba pars est dictionis,
sed etiam quod dictio dicendum, hoc est intelligendum, aliquid habet... nunquam
syllaba, per se potest aliquid significare: hoc. enim proprium est dictionis1'. (Pris-
ciani gram. op. T. I, стр. 65. Cp. тамъ же T. П, 12, 80, 89).
2) „Реченія составляютъ слово: есть же слово реченій сложеніе, разумъ совер-
шенъ являющее, яко: уповахъ на милость Божію". (Грамматики Славенскія пра-
вильное Сѵнтагма 1618). Къ сожалѣнію, нельзя точнѣе указать мѣсто, потому что
въ этомъ изданіи нѣтъ нумераціи страницъ.
3) См. между прочимъ предисловіе И. И. Давыдова къ послѣднему изданію грам-
матики Ломоносова (Спб. 1855), стр. XXIII. Напрасно нѣкоторые думаютъ, что по-
добное замѣчаніе въ первый разъ пущено въ ходъ Ѳ. И. Буслаевымъ; въ его книгѣ
О преподаваніи отечественнаго языка (ч. II, стр. 7) сказано только, что три
части рѣчи: существительное, прилагательное и глаголъ „могутъ быть названы зна-
менательными (Begriffswörter), въ противоположность остальнымъ, кои назовемъ
служебными (Formwörter)''. Г. Буслаевъ только переложилъ термины Беккера на
ломоносовскіе, давъ однакожъ одному изъ послѣднихъ („знаменательныя") иное зна-
ченіе, чѣмъ какое соединялъ съ нимъ самъ Ломоносовъ. У Гейзе находимъ терминъ:
Stoffwörter и Formwörter.

подъ этими терминами разумѣлъ вообще подлежащее и сказуемое 1).
У Аристотеля ученіе о частяхъ рѣчи развито уже нѣсколько опредѣ-
леннѣе: онъ принимаетъ имя, глаголъ, членъ и союзъ, и называетъ
первыя двѣ знаменательными звучностями (σημαντικαι φωναι), a по-
слѣднія противопоставляетъ имъ подъ именемъ незнаменательныхъ
(äoY|{ioi) 2). Выше уже было показано, что Ломоносовъ беретъ слово
знаменательный въ болѣе обширномъ смыслѣ, отмѣчая имъ реченіе
вообще, что́ также согласно съ Аристотелемъ 3). Дѣленіе же знаме-
нательныхъ частей слова, по ихъ смыслу, на два разряда встрѣчается
y [63] позднѣйшихъ латинскихъ грамматиковъ. Донатъ, исчисливъ 8
частей рѣчи, прямо говоритъ: „Изъ нихъ двѣ главныя (principales), имя
и глаголъ" 4). Присціанъ также учитъ, что по мнѣнію діалектиковъ,
собственно двѣ только части рѣчи, имя и глаголъ, потому что онѣ однѣ
сами по себѣ могутъ составлять полное предложеніе (plenam faciunt
orationem), остальныя же называютъ однозначущими (consignificantia),
т. е. второстепенными, не самостоятельными 3). Вѣроятно, ту же
мысль нашъ ученый нашелъ y кого-нибудь изъ ближайшихъ къ его
времени западно-европейскихъ грамматиковъ. Въ тогдашнихъ нѣмец-
кихъ трудахъ этого рода, ни y Готшеда, ни y его предшественни-
ковъ, мы не встрѣчаемъ ничего подобнаго, но другое представляютъ
французы: въ библіотекѣ Ломоносова была грамматика французскаго
языка, съ нѣмецкимъ текстомъ, подъ заглавіемъ: „ Nouvelle et parfaite
grammaire royale française et allemande. Neue und vollkommene König-
liche Französische Grammatica", изданная въ Берлинѣ, въ 1736 году 6).
г) Платонъ говоритъ о частяхъ рѣчи въ Софистѣ и Кратилѣ. Нѣтъ сомнѣ-
нія, что эта терминологія употреблялась еще и до него (Schoemann. Die Lehre von
den Redetheilen nach den Alten. Berlin 1862, стр. 274). Cp. Egger. Apollonius
Dyscole. Essai sur l'histoire des théories grammaticales dans l'antiquité. Paris
1854, стр. 62.
2) См. Піитику Арист., гл. 20, 21. Также Steinthal, Geschichte der Sprachwis-
senschaft bei den Griechen u. Römern. Berlin 1863, стр. 234, 239.
3) См. Steinthal, стр. 247.
4) Corpus grammaticorum lat. veterum,.collegit Fr. Lindemannus. Lipsiae 1831.
T. I, стр. 9. Въ этой же книгѣ есть сочиненіе грамматика Фоки, учившаго въ Кон-
стантинополѣ послѣ Присціана, которое озаглавлено: Ars de nomine et verbo.
5) Prisciani opera, стр. 66.
6) Она была куплена Ломоносовымъ въ бытность его за границею, какъ видно
изъ Сборника матеріаловъ для исторіи Академіи Наукъ, A. А. Куника (I, 131).
Г. Будиловичъ принялъ-было эту книгу за Grammaire de Port-ßoyale (См. Сборникъ
Отд. p. яз. и слов., VIII, 271). Авторъ Grammaire Royale — академикъ des Ре-
pliers. О ней упоминаетъ Готшедъ въ предисловій къ своей грамматикѣ, какъ объ
учебникѣ, имѣвшемъ необыкновенный успѣхъ.
Между книгами, бывшими въ рукахъ Ломоносова, показана еще „Grammaire des
dames avec introduction", въ первый разъ изданная въ 1712 году и посвященная
царевичу Алексѣю Петровичу. Вначалѣ она выходила подъ заглавіемъ: L. G.

Въ одномъ изъ послѣдующихъ изданій этой грамматики (1752) послѣ
обыкновеннаго исчисленія частей рѣчи сказано: „Одинъ изъ новѣй-
шихъ грамматиковъ отецъ Бюффье́, признаётъ за [64] истинныя и
дѣйствительныя части рѣчи только имя и глаголъ *). Прочія отдѣ-
ляетъ онъ подъ именемъ дополнительныхъ и видоизмѣняющихъ (supple-
tivi и modificativi): къ первымъ онъ причисляетъ членъ и междуметіе,
къ послѣднимъ нарѣчіе, предлогъ и союзъ. Мѣстоименіе и причастіе
онъ относитъ къ имени". Ломоносовъ, разсуждая о частяхъ рѣчи и
отличивъ между ними двѣ главныя, хотя и соединяетъ всѣ остальныя
подъ именемъ вспомогательныхъ или служебныхъ, но также дѣлитъ ихъ
на два разряда: сперва говоритъ о предлогахъ и союзахъ, какъ пока-
зывающихъ отношенія между главными частями рѣчи, a потомъ о
мѣстоименіи, нарѣчіи и междуметіи, какъ служащихъ только къ болѣе
краткому выраженію мыслей. Впрочемъ онъ, слѣдуя системѣ древ-
нихъ, которая, съ немногими отступленіями, держалась во все про-
долженіе среднихъ вѣковъ, принимаетъ не болѣе и не менѣе восьми
частей рѣчи. Исключивъ членъ, какъ не существующій въ русскомъ
языкѣ, онъ исчисляетъ ихъ въ томъ же точно порядкѣ, въ какомъ
онѣ вообще ставились въ тогдашнихъ грамматикахъ, т. е. имя, мѣсто-
именіе, глаголъ, причастіе, нарѣчіе, предлогъ, союзъ и междуметіе.
Совершенно то же число и тотъ же порядокъ частей слова находимъ
и y Смотрицкаго. Хотя Ломоносовъ вслѣдъ за такимъ исчисленіемъ и
утверждаетъ, что греческіе грамматики считали девять частей рѣчи
(то есть, прибавляя членъ), но въ этомъ онъ ошибается: древніе гре-
ческіе писатели, даже позднѣйшей Александрійской школы, никогда
не считали частью рѣчи междуметіе, которое римляне ввели въ за-
мѣнъ недостававшаго у нихъ члена (чтобы удержать завѣтное число 8);
въ греческой грамматикѣ междуметіе появилось между частями рѣчи
лишь незадолго передъ временемъ Ломоносова 2).
Steinbrechers Leichte französische Grammaire vor das Frauenzimmer (Dresden 1744).
Въ ней я не могъ найти ничего любопытнаго въ отношеніи къ вопросу объ источ-
никахъ грамматики Ломоносова, изданной притомъ за нѣсколько лѣтъ до полученія
имъ этой названной y Билярскаго Grammaire des dames (Матеріалы для біогр.
Лом., стр. 741).
J) Бюффье́, послѣ замѣчаній о разныхъ разрядахъ словъ, говоритъ: „Оп voit
par là que le nom et le verbe sont les plus essentielles parties du langage" (Gram-
maire française sur un plan nouveau. Nouvelle édition. Paris 1714).
2) См. K. E. A. Schmidt. Beiträge zur Geschichte der Grammatik des Griechi-
schen und des Lateinischen. Halle 1859, стр. 219. Cp. Schoemann въ названномъ
выше соч.. стр. 11. He забудемъ при этомъ и сочиненія черноризца Храбра „о осми
частехъ слова". Зизаній также придалъ своей грамматикѣ названіе „съвершеннаго
искуства осми частей слова". Въ предисловіи къ грамматикѣ Смотрицкаго (изд. 1648)
сохранено древнѣйшее исчисленіе на славянскомъ языкѣ частей рѣчи по греческой
грамматикѣ: тутъ ихъ также восемь, и впереди всѣхъ названы: 1) имя, 2) рѣчь
(т. е. глаголъ); a далѣе идутъ: 3) причастіе, 4) разлѵчіе (членъ), 5) мѣстоиме-
ніе, 6) предлогъ, 7) нарѣчіе и 8) союзъ.

[65] Несмотря однакожъ на нѣкоторыя черты, указывающія на
заимствованія въ грамматикѣ Ломоносова, сравненіе ея со множе-
ствомъ пересмотрѣнныхъ мною руководствъ этого рода, оставшихся
отъ 16-го и 17-го вѣка, удостовѣряетъ, что трудъ его есть вполнѣ
самостоятельный и зрѣло обдуманный плодъ внимательнаго изученія.
Грамматика Ломоносова оригинальна и по своему расположенію,
и по самой разработкѣ законовъ языка. Здѣсь не мѣсто входить въ
болѣе подробный разборъ того и другого, но нельзя оставить безъ
возраженія слѣдующихъ словъ, читаемыхъ въ предисловіи покойнаго
Давыдова къ академическому изданію этой грамматики, напечатанному
въ 1855 году (стр. XIX): „Способъ, употребленный имъ (Ломоносовымъ)
въ изслѣдованіяхъ грамматическихъ, былъ въ его время общій y
западныхъ ученыхъ: сначала излагаетъ онъ философское понятіе
о словѣ человѣческомъ, потомъ переходитъ къ русской грамматикѣ.
Во внесеніи въ грамматику философскаго основанія могъ служить ему
образцомъ Куръ-де-Жебеле́нъ, a въ практическомъ воззрѣніи на нее,.
какъ на средство правильно говорить и писать — онъ послѣдовалъ
школѣ Готшеда".
Тщательныя изысканія приводятъ къ противоположнымъ заключе-
ніямъ: 1) Между грамматиками предшествовавшаго времени мнѣ не
удалось найти ни одной, которая бы начиналась изложеніемъ „фило-
софскаго понятія" о языкѣ вообще. Существовали уже философскія
грамматики *), но онѣ были изданы отдѣльно, въ другомъ распоряд-
кѣ и объемѣ. Такихъ грамматикъ новаго времени, гдѣ бы прежде
всего шла рѣчь о голосѣ и звукахъ, также не оказалось, за исклю-
ченіемъ появившейся еще въ 17-мъ столѣтіи уже упомянутой мною
англійской грамматики Валлиса [66] на латинскомъ языкѣ, которая,
какъ я уже замѣтилъ, повидимому не была извѣстна Ломоносову.
Болѣе вѣроятно, что онъ зналъ книгу Бернара Лами De l'art de
parler 2), въ которой первая глава разсматриваетъ „органы голоса:
какъ образуется слово"; но трудно сказать положительно, чтобъ онъ
что-нибудь извлекъ и изъ этой книги, преимущественно посвященной:
реторикѣ.
2) Куръ-де-Жебеле́нъ никакъ не могъ служить Ломоносову образ-
цомъ, потому что началъ издавать свои замѣчательные филологиче-
скіе труды только черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ смерти нашего ака-
демика (f 1765): по имѣющимся y насъ показаніямъ каталоговъ, пер-
вое сочиненіе названнаго французскаго ученаго, вошедшее въ его много-
1) Напр. Caspar Scioppius (1649) Grammatica philosophica, также Grammaire
générale et raisonnée de Port-Royal.
2) Изданную безъ имени автора въ Парижѣ 1675 г. Въ Императорской Публич-
ной Библіотекѣ есть экземпляръ этого сочиненія съ припискою въ заглавіи: par Вег
nard Lamy.

томный сборникъ Monde primitif, появилось не прежде 1773 года *).
Нѣкоторыя сходныя черты въ трудахъ Ломоносова и Жебеле́на объ-
ясняются знакомствомъ того и другого съ существовавшею до нихъ
грамматическою литературой. Такъ въ своей всеобщей грамматикѣ
послѣдній, указавъ на мнѣніе древнихъ объ именн и глаголѣ, приба-
вляетъ: „Всѣ прочія части рѣчи считались y нихъ только второсте-
пенными" (toutes les autres n'étaient qu'en sous-ordre 2). Мы уже
видѣли, что этотъ взглядъ передается и въ нѣкоторыхъ другихъ фран-
цузскихъ грамматикахъ 18-го вѣка. Ломоносову принадлежитъ въ
этомъ случаѣ только счастливый выборъ выраженія служебныя части
слова. Но едва-ли ему было извѣстно и имя Куръ-де-Жебеле́на, кото-
рый родился въ 1725 году и слѣдовательно былъ еще молодымъ че-
ловѣкомъ, когда нашъ академикъ уже собиралъ матеріалы для своей
грамматики.
3) По опредѣленію Ломоносова, русская грамматика „есть знаніе,
какъ говорить и писать чисто Россійскимъ языкомъ [67] и по лучшему,
разсудительному его употребленію". Готшедъ напротивъ учитъ, что
грамматика есть указаніе, какъ должно правильно и красиво говорить
и писать на языкѣ извѣстнаго народа по лучшему его нарѣчію a по со-
глашенію лучшихъ его писателей.
Очевидно, что оба эти опредѣленія расходятся во взглядѣ на осно-
ванія правильнаго обращенія съ языкомъ. Самое слово употребленіе
показываетъ, что Ломоносовъ въ пониманіи задачи грамматики болѣе
приближался къ французамъ, y которыхъ usage всегда считался од-
нимъ изъ самыхъ сильныхъ авторитетовъ,
Названный уже выше іезуитъ Бюффье́, котораго „ Grammaire fran-
çaise sur un plan nouveau" пользовалась въ 18-мъ вѣкѣ особеннымъ
уваженіемъ, въ началѣ ея подробно разсуждаетъ о значеніи и дѣли
грамматики; особенно останавливается онъ именно на употребленіи,
и въ главѣ; „Се que c'est que l'usage et d'où il se tire dans les
diverses langues" (т. e. что такое употребленіе и откуда оно берется
въ разныхъ языкахъ) замѣчаетъ между прочимъ: „надобно со всѣми
составителями грамматикъ признать, что въ каждомъ языкѣ есть и
хорошее и дурное употребленіе", и потомъ пространно разбираетъ, въ
чемъ заключается хорошее употребленіе. Мы видимъ, что Ломоносовъ
точно такъ же обособляетъ въ своемъ понятіи разсудительное и луч-
шее употребленіе, но въ выводѣ своемъ относительно употребленія
грамматики онъ стоятъ гораздо выше Бюффье, который пришелъ къ
такому заключенію: „Грамматика есть сборъ размышленій (un amas de
*) Ни Брюне́, ни Кераръ не приводятъ (болѣе раннихъ изданій трудовъ Court de
Grébelin, который род. 1725, ум. 1784.
2) См. Monde primitif, томъ II, Grammaire universelle, стр. 32.

réflexions), сдѣланныхъ и приведенныхъ въ порядокъ для преподаваній
и изученія языка".
Мы не знаемъ, была ли въ рукахъ Ломоносова грамматика Готшеда,
въ первый разъ напечатанная въ 1748 году, т. е. въ то время, когда
нашъ ученый уже былъ занятъ приготовительными работами для сво-
его труда; но во всякомъ случаѣ очевидно, что грамматика Ломоносова
осталась совершенно независимою 'отъ вліянія Готшедовой. Окончу
на этотъ разъ замѣчаніемъ, что нѣкоторыя недостатки первой и та
доля заимствованій, какая въ ней оказывается, нисколько не могутъ
[68] уменьшать въ нашихъ глазахъ заслугъ Ломоносова по языку:
русскіе въ правѣ гордиться появленіемъ y себя въ срединѣ 18-го сто-
лѣтія такой грамматики, которая не только выдерживаетъ сравненіе
съ однородными трудами за то же время y другихъ народовъ, давно
опередившихъ Россію на поприщѣ науки, но и обнаруживаетъ въ ав-
торѣ удивительное пониманіе началъ языковѣдѣнія.
Позднѣйшіе взгляды русскихъ на свою Фонетику.
Какъ смотрѣлъ на звуки русскаго языка знаменитый славистъ, от-
крывшій носовое произношеніе юсовъ древняго письма (к, А), ВОТЪ
вопросъ для насъ особенно любопытный. Востоковъ написалъ три
руководства: 1, Сокращенную русскую грамматику дЛя низшихъ учеб-
ныхъ заведеній (1831); 2, Русскую грамматику, полнѣе изложенную
(1831), и 3, Грамматику церковно-славянскаго языка (изд. 1863). Во
всѣхъ трехъ — замѣчаніямъ о звукахъ посвящено лишь нѣсколько не-
значительныхъ строкъ, и можно подумать, что стало-быть авторъ мало
обращалъ вниманія на эту сторону языка. Но для объясненія такой
краткости его въ изложеніи этого предмета довольно вспомнить мѣт-
кое сужденіе И. И. Срезневскаго о Востоковѣ: „Слабыя стороны его
грамматики зависѣли почти исключительно отъ дѣйствія силъ, надъ
нимъ тяготѣвшихъ: отъ привычныхъ взглядовъ и ожиданій того вре-
мени. Податливость его характера позволяла ему соглашаться съ чу-
жими приговорами не только о томъ, что ему менѣе было знакомо,
но даже и о томъ, что зналъ онъ и понималъ лучше всѣхъ въ то
время, чему противное лежало въ его умѣ, какъ чистое убѣжденіе, до-
бытое провѣренными наблюденіями и уже высказанное въ прежнихъ
печатныхъ трудахъ. Изъ этого запаса самостоятельныхъ выводовъ онъ
далъ мѣсто въ своей грамматикѣ только тому, что казалось ему не
обижавшимъ привычекъ, не ставившимъ его въ борьбу со всѣми. Что
это дѣйствительно дѣлалъ онъ, можетъ видѣть всякій, кто потрудится
[69] сравнить его Русскую грамматику съ его Разсужденіемъ о славян-
скомъ языкѣ и съ другими его сочиненіями. Осторожность заставила его
въ Русской грамматикѣ дать мало-видное мѣсто языку простонарод-

ному и языку древне-славянскому; осторожность заставила его объ-
яснять звуковую сторону языка русскаго въ границахъ привычнаго право-
писанія" 1).
Дѣйствительно, не только въ названномъ разсужденіи Востокова,
относящемся къ 1820 году, но и въ самомъ раннемъ грамматиче-
скомъ опытѣ его, напечатанномъ въ 1808 2), разсѣяны такія замѣ-
чанія, изъ которыхъ видно, какъ хорошо понималъ онъ свойство зву-
ковъ языка, или какъ по крайней мѣрѣ старался дать себѣ отчетъ
въ томъ, что еще не было достаточно разъяснено. Въ отношеніи къ
фонетикѣ онъ вообще держался терминологіи Ломоносова, но отсту-
палъ отъ нея всякій разъ, когда въ самой сущности дѣла приходилъ
къ другому выводу. Такъ въ первыхъ же строкахъ грамматики онъ
говоритъ: „Слова составляются изъ звуковъ голоса, изображаемыхъ
буквами". Къ этому надо прибавить, что въ его разсужденіи буквы
иначе названы стихіями слова. При раздѣленіи буквъ по натурѣ ихъ
онъ, сверхъ гласныхъ и согласныхъ, принимаетъ разрядъ полуглас-
ныхъ, разумѣя подъ этимъ названіемъ ъ, ь и й. „Буквы ъ и. ъ, говоритъ
онъ въ 1808 г., ставятся послѣ согласныхъ, первая: когда слово или
слогъ произносится дебело, a вторая, гдѣ они тонко, какъ бы въ поло-
вину гласной буквы произносятся 3)а. Это самое понятіе о полу-
гласныхъ встрѣчаемъ мы ивъ Разсужденіи о славянскомъ языкѣ, гдѣ
вмѣстѣ съ тѣмъ авторъ старается физіологически объяснить сущ-
ность выговора, означаемаго еромъ и еремъ. „Полугласныя ъ и ъ,
говоритъ онъ, не что [70] иное суть, какъ стремленіе воздуха изъ
гортани, потребное для образованія всякой изъ пяти гласныхъ а, е,
г, o, но не достигающее сего полнаго изглашенія, потому, что на
половинѣ пути остановленное ударяется въ нёбо, вмѣсто того, чтобы
устремиться въ отверстіе рта.—ь ближе подходитъ къ полнымъ глас-
нымъ отъ того, что гортанный воздухъ для произношенія его совер-
шаетъ въ устахъ болѣе пути и ударяется въ переднюю часть нёба
почти къ деснамъ; ъ напротивъ того, при самомъ исходѣ изъ гор-
тани, въ нёбо ударяется" 4). Впрочемъ, это замѣчаніе Востокова не
совсѣмъ согласно съ физіологическими наблюденіями надъ натурою
обоихъ звуковъ, и, кажется, было внушено нашему покойному сочлену
слѣдующимъ размышленіемъ Ломоносова: „Въ продолженіи голоса уда-
*) Филологическія Наблюденія Востокова, изданныя И. Срезневскимъ, стр.
XLIX.
2) Въ Краткомъ руководствѣ къ росс. словесности, изд. И. Борномъ.
3) Далѣе Востоковымъ почти повторено то же самое: „Дебелое и тонкое ъ и 6,
свойственное только славянскому и происшедшимъ отъ него языкамъ, суть ничто
иное какъ литеры о и и нѣмыя или тайногласныя, въ половину произносимыя".
Краткое руковод., стр. 2—10).
4) Филол. Набл. Вост., стр. 18.

ряетъ воздухъ больше въ переднія части рта къ губамъ, или во вну-
треннія къ гортани. Отъ перваго происходятъ гласныя тонкія или
острыя) отъ послѣднихъ дебелыя или тупыя" А). Общему размышленію
Востокова нѣсколько противорѣчить его же частное и весьма вѣрное
наблюденіе, что при произношеніи лъ языкъ прижимается крѣпко къ
верхнимъ зубамъ 2). Оба знаменитые наши ученые, объясняя вообще
различіе дебелаго звука отъ тонкаго, не обратили вниманія на осо-
бенное при каждомъ изъ нихъ положеніе языка.
Разсматривая ъ и &, Востоковъ еще замѣчаетъ о первомъ: „Сей
во глубинѣ рта поднебный звукъ между всѣми европейскими язы-
ками одному только славянскому принадлежитъ, да и между славя-
нами остался, какъ кажется, y однихъ русскихъ и поляковъ. Но
ь или й (ибо это одно и то же) находится и въ другихъ языкахъ
подъ именемъ j согласнаго или y 3)" (англійскаго Wye). Ha это по-
зволю себѣ возразить, что звука еря ври согласной нельзя вполнѣ
приравнивать й послѣ гласной: ь не представляетъ [71] какого-нибудь
отдѣльнаго элемента *): таковъ онъ только на письмѣ; иначе ино-
странцамъ ничего бы не стоило произносить наши нь, ть, пь и т. п.
Нѣтъ, нашъ ь не то же, что й, a развѣ только половина его, и потому-
то выговоръ отмѣченныхъ имъ согласныхъ такъ труденъ для инопле-
менниковъ. Напротивъ, согласныя, отмѣченныя дебелымъ знакомъ
(кромѣ лъ), произносятся почти такъ же, какъ тѣ же согласныя въ
другихъ языкахъ. (To, что Востоковъ замѣтилъ объ этомъ выговорѣ,
болѣе относится къ звуку ы). Между тѣмъ самъ онъ въ 1808 г.
высказалъ совершенно противоположное, но, какъ мнѣ кажется,
болѣе вѣрное мнѣніе, что въ окончаніяхъ словъ согласныя съ еромъ
произносятся такъ же, какъ иноязычныя таковыя же буквы: грибъ
какъ trieb; бравъ, солгавъ, brav, gafif и т. д. Но съ тонкою ь имѣютъ
онѣ совсѣмъ другой звукъ: дробь, бровь, ладъ, сглазь" и т. д.
(Странно только высказанное Востоковымъ передъ этимъ замѣчаніе,
будто бвгфдзмрпт не имѣютъ дебелаго, a одно только тонкое
произношеніе 5).
Гласныя буквы, въ отличіе отъ полугласныхъ, Востоковъ иногда
называетъ полными (Фил. Наб., стр. 17). Между ними онъ еще въ
1808 г. отличилъ чистыя или простыя гласныя аеиоу {Кр. руков.,
11) отъ яеѣю, которыя въ своихъ грамматическихъ трудахъ назы-
*) Грамм. Ломоносова, § 20.
3) Крат. руковод., стр. 9.
3) Филолог. Набл., стр. 18.
4) „Смягченіе, говоритъ академикъ О. Н. Бетлингъ, состоитъ не просто въ соеди-
неніи согласной съ буквою j, a въ полномъ сліяніи обоихъ звуковъ, такъ что слышится
простой согласный звукъ". (Учен. Зап. по I и III отд. И. Ак. H.f т. I, стр. 59).
5) Кратк. руков., стр. 11.

валъ то двоегласными, то сложными, то составными 1). Востоковъ
вполнѣ понималъ, что эти сочетанія составляютъ двоегласные звуки,
чему доказательствомъ служитъ частое употребленіе имъ этого тер-
мина какъ въ Разсужденіи о славянскомъ языкѣ, такъ и въ грам-
матическихъ правилахъ, извлеченныхъ изъ Остромірова евангелія
(Фил. Набл., стр. 8 я 31). Въ „грамматическихъ правилахъ славян-
скаго языка" онъ замѣчаетъ, что [72] „буквы га, к, ю суть а, e, y
облеченныя гласною і (собственно полугласною й или j)\ почему, при-
бавляетъ онъ, онѣ и помѣщены мною непосредственно послѣ чистыхъ
гласныхъ л, e, y" {Фил. Набл. стр. 30). Нѣсколько далѣе онъ подтвер-
ждаетъ то же, говоря, что надъ гласными г и A употреблялся въ древ-
ности надстрочный ерикъ „для означенія, что ихъ должно произносить
двоегласно, какъ ю и ІА.
Одною изъ многихъ услугъ, оказанныхъ Востоковымъ русской фо-
нетикѣ, было обстоятельное опредѣленіе въ 1808 году случаевъ, когда
буква е произносится какъ ё, при чемъ онъ въ первый разъ замѣтилъ,
что этотъ выговоръ сроденъ только русскому языку и потому не сооб-
щается словамъ, принятымъ изъ славянскаго, напр. требовать^ цѣлебно,
блаженство, семъ и т. д. Нельзя не пожалѣть, что статья эта, при внесеніи
ея въ грамматику, подверглась значительному сокращенію. Къ перво-
начальному же объясненію правилъ указаннаго произношенія Восто-
ковъ прибавилъ любопытную замѣтку, въ которой отдалъ Ломоносову
справедливость за то, что и онъ въ своей грамматикѣ хотя не попалъ
еще на настоящую точку при разсмотрѣніи „сей грамматической ме-
лочи", однакожъ, „не пренебрегъ войти въ нѣкоторую подробность о
о бездѣлицѣ, если можно назвать бездѣлицею вниманіе къ механизму
языка, неизслѣдованнаго и необработаннаго, — вниманіе; которое должно
вести къ отысканію многихъ важнѣйшихъ сего правилъ, донынѣ еще
подъ Изидинымъ покровомъ таящихся" 2).
Раздѣленіе гласныхъ'на дебелыя (a o y ы) и тонкія (е и) было
также принимаемо Востоковымъ 3); нельзя только одобрить, что онъ
къ послѣднему разряду причисляетъ также другласныя ю я, y кото-
рыхъ только первый элементъ — тонкій.
Что касается до согласныхъ звуковъ, то Востоковъ сначала въ
точности держался дѣленія Ломоносова на: губные, язычные>[73\ зубные^
поднебные и гортанные, причемъ однакожъ распредѣлялъ ихъ нѣсколько
иначе. Впослѣдствіи онъ отнесъ гортанные къ поднебнымъ и такимъ
образомъ ограничился только четырьмя разрядами (Фил. Набл. стр.
VII и 17).
1) См. въ его Русской грамматикѣ Ч. III, о правописаніи, a въ Славянской
Ч. I. стр. 2.
2) Краткое руководство, стр. 3—6.
3) Филол. Набл., стр. 19 и 20. Русск. грамм., Ч. III, о правописаніи.

Буквы ж ш ц ч щ онъ называлъ шепелеватыми (Ф. Ш> стр. 20)<
Различіе же произношенія бо́льшей части согласныхъ при звукахъ
ъ и ь онъ, по примѣру Ломоносова, означалъ терминами дебелый и
тонкій или отонченный (тамъ же, стр. 15).
Разсуждая о произношеніи, онъ уже не ограничивается однимъ
терминомъ буквы, но употребляетъ и слово звукъ, какъ показано выше
на стр. 525. Такимъ образомъ изъ всего здѣсь изложеннаго видно, что
Востоковъ, если исключить нѣкоторыя обмолвки, на звуковую сторону
русскаго языка смотрѣлъ замѣчательно вѣрно; можно только пожа-
лѣть, что онъ въ этомъ отношеніи не высказывался рѣшительнѣе,
прямѣе, и слишкомъ избѣгалъ столкновенія съ противоложными
взглядами.
Современный Востокову составитель пособій по русской грамма-
тикѣ и даже соперникъ его въ отношеніи къ внѣшнему успѣху,
Г p е ч ъ, никогда не былъ въ сущности изслѣдователемъ языка; тѣмъ
не менѣе по распространенности, которою его руководства пользо-
вались нѣсколько десятилѣтій сряду въ нашемъ педагогическомъ мірѣ,
необходимо хотя въ немногихъ словахъ сдѣлать оцѣнку подробной
„Практической грамматики" Греча *)• Здѣсь по части фонетики, какъ
и въ отношеніи къ языку вообще, онъ выводитъ свои положенія чисто
механическимъ образомъ, безъ всякаго углубленія въ предметъ и само-
стоятельныхъ наблюденій. При чтеніи первой главы его грамматики
всякій хорошо знакомый съ трудомъ Ломоносова тотчасъ замѣтитъ,
что Гречъ, измѣняя и подновляя форму изложенія, не только не
уясняетъ дѣла, но напротивъ скорѣе затемняетъ его. Приступаетъ онъ къ
этимологіи очень громко заявленіемъ намѣренія разсмотрѣть „способъ
произведенія слышимыхъ звуковъ голоса" и [74] ^начать изслѣдованіе
сіе обозрѣніемъ отдѣльныхъ звуковъ голоса нашего", но какъ же онъ
исполняетъ это намѣреніе? Непосредственно за приведеннымъ заявле-
ніемъ слѣдуетъ заключеніе, что „буква есть отдѣльный или начальный
звукъ, служащій къ составленію словъ*, и затѣмъ уже разсматриваются
однѣ буквы. Слѣдовательно съ перваго же шага правильность основ-
ного взгляда нарушена, вопросъ о томъ, соотвѣтствуютъ ли начерта-
нія звукамъ языка, устраненъ, и начинается путаница понятій; напр.,
по мнѣнію его, устремляющійся изъ груди черезъ ротъ воздухъ соеди-
няется съ звукомъ и это движеніе воздуха называется дыханіемъ, aspi-
ratio (§ 87). Принявъ совершенно правильно, по ученію Востокова,
разряды полугласныхъ и двугласныхъ буквъ, Гречъ при опредѣленіи
ихъ опять впадаетъ въ явныя несообразности, напр. говоритъ, что
„полугласная буква есть звукъ, теряющійся до исхода изо рта". Но
всего страннѣе, что онъ, слѣдуя Грамматикѣ Россійской Академіи,
г) Спб. 1834, 2-е изданіе.

считаетъ звукъ ы двугласнымъ (§ 85 и 92)# т. е. сложеніе буквы изъ
ъ и г (ъ -f- г — ы) принимаетъ за сложность самаго звука, очевидно
простого.
Указавъ на важныя ошибки Гречевой фонетики, мы были бы одна-ѵ
кожъ несправедливы, если бъ не прибавили, что y него встрѣчаются
отдѣльныя очень вѣрныя и остроумныя наблюденія, но значеніе ихъ,
много уменьшается тѣмъ, что они являются безъ органической связи
съ остальными замѣчаніями и лишены общей сознательно-выработан-
ной основы.
Въ началѣ сороковыхъ годовъ явились въ первый разъ Филологи-
ческія Наблюденія протоіерея Г. П. Павскаго До тѣхъ поръ
ученый авторъ былъ извѣстенъ только немногимъ по неизданному
переводу части Ветхаго Завѣта и по напечатанной имъ въ 1818 году
Краткой еврейской грамматикѣ. Новый трудъ доставилъ ему разомъ
громкое имя въ русской наукѣ слова. Обладая рѣдкою способностью
анализа, наблюдательностью и преимуществомъ простого, яснаго изло-
женія, Павскій внесъ много свѣта [75] въ теорію русскаго языка. Онъ
оказалъ ей большую услугу особенно по словообразованію и словопро-
изводству, значительно подвинулъ пониманіе состава и свойствъ рус-
скаго глагола; но вѣрности его выводовъ много вредило недостаточ-
ное изученіе другихъ славянскихъ нарѣчій и пріемовъ сравнительнаго
языкознанія; вообще его филологическія свѣдѣнія были нѣсколько одно-
сторонни; изслѣдованія его не довольно глубоки и осмотрительны:
вотъ чѣмъ онъ такъ много теряетъ въ сравненіи съ Востоковымъ.
Слабую сторону труда Павскаго составляютъ, между прочимъ, его
сближенія русскаго съ другими языками и извлекаемыя оттуда объяс-
ненія словъ, часто основывающіяся на одномъ случайномъ сходствѣ
звуковъ, каково напр. объясненіе русскаго дешевый англійскимъ
dogcheap.
He болѣе отвѣчаютъ требованіямъ науки воззрѣнія 'Павскаго на
фонетику. Въ его глазахъ письмо должно бы служить закономъ для
произношенія. Это ясно изъ слѣдующихъ словъ его: „Выговоръ, встрѣ-
тивъ сильную препону со стороны смысла и правописанія, идетъ одна-
кожъ своего дорогою, и поставилъ себѣ за правило: произносить буквы
по-сво́ему, какъ бы онѣ ни были написаны. Это правило, принятое
выговоромъ вопреки правописанію, я называю самоуправствомъ его"
(подчеркнуто самимъ авторомъ Фал. Наблюд. I, 101). „Самоуправство
выговора, продолжаетъ Павскій, y насъ до того простирается, что
онъ основалъ себѣ особенную довольно обширную область и составилъ
себѣ постоянные законы, и даже во многихъ случаяхъ увлекъ за
х) Полное заглавіе было: Филологическія Наблюденія падъ составомъ рус-
скаго языка. „Первое разсужденіе" вышло въ 1841 году.

собою правописаніе, подчинившееся его законамъ безъ умысла и безъ
яснаго сознанія пишущихъ". — Отсюда выходитъ, что живой языкъ
кавъ бы незаконно завоевалъ себѣ, наперекоръ письму, „довольно
обширную область"!
Удивительно ли, что при такомъ взглядѣ дѣленіе буквъ пред-
ставляетъ y Павскаго странныя несообразности? Въ составленной имъ
схемѣ согласныхъ по органамъ, насъ прежде всего поражаетъ, что ему
кажутся глухими именно тѣ буквы (б в д г з ж), при произношеніи кото-
рыхъ дѣйствуетъ голосъ, a [76] противоположныя имъ (пфткхсш),
т. е. безголосныя, названы y него ясными.
Но особенная путаница понятій скрывается за однимъ терминомъ,
который имъ введенъ былъ въ нашу грамматику и сбилъ съ толку
почти всѣхъ писавшихъ послѣ него о русскихъ звукахъ и буквахъ.
Это — выраженіе: придыханія и придыхательныя согласныя. Чтобъ
уяснить дѣло, надобно прежде опредѣлить, что́ именно слѣдуетъ ра-
зумѣть подъ придыханіемъ (aspiratio). Вопросъ Этотъ уже достаточно
выясненъ въ германской филологической литературѣ. Благодаря изслѣ-
дованіямъ Кольбрука, Раумера, Брюкке и др., современная наука по-
лагаетъ придыханіе санскрита и древне-греческаго языка въ томъ, что
непосредственно за произнесеніемъ мгновенныхъ. согласныхъ ( ö д г)
слѣдовалъ нѣкоторый пазвукъ (Nachhall), по мнѣнію Раумера—не вполнѣ
развитый спирантъ того же органа, къ которому принадлежалъ пре-
дыдущій звукъ, по мнѣнію же другихъ — просто Spiritus asper, h.
Придыхательными буквами y грековъ были ? ô yj въ позднѣйшее
время онѣ повидимому уже не произносились такъ, какъ сейчасъ
описано, но слѣдъ первоначальнаго выговора ихъ остался въ способѣ
изображенія ихъ y римлянъ сочетаніями: ph th ch.
Первое замѣчательное по этому предмету изслѣдованіе, напечатан-
ное Раумеромъ въ 1837 году й), еще не было извѣстно Павскому, и
онъ, не вникнувъ въ сущность сходныхъ латинскихъ терминовъ, смѣ-
шалъ aspiratio (придыханіе) и Spiritus asper (густое дыханіе) съ на-
званіемъ spirans (длительный звукъ: вфхсзшж). Самою существенною
ошибкой его было то, что для объясненія г-а и ь-я онъ счелъ нуж-
нымъ прибѣгнуть къ греческому языку и увидѣлъ въ нихъ то же
явленіе, какое представляютъ два греческіе spiritus, исходя при этомъ
изъ убѣжденія, что „придыханія находятся во всѣхъ вообще языкахъ".
(Ф. H. I, § 18). Въ другомъ мѣстѣ (§ 32) Павскій признаетъ приды-
ханіе за что-то среднее между гласными и согласными буквами и,
стараясь [77] опредѣлить его, говоритъ: „Звукъ, происшедшій отъ
прираженія дыханія къ устамъ, естьли онъ слабъ и едва примѣтенъ,
называется придыханіемъ (aspiratio); естьли же твердъ и совершенно
J) Die Aspiration und die Lautverschiebung.

ясенъ, называется согласною буквою". Изъ прёдложеннаго выше физіоло-
гическаго объясненія звуковъ видно уже, что эти слова Павскаго
никакъ не выдерживаютъ критики, хотя бы онъ здѣсь подъ приды-
ханіями разумѣлъ спиранты.
Развивая далѣе свою искуственную теорію, онъ прибавляетъ: „У
всякаго органа устъ есть свое придыханіе, равно какъ есть свои
согласныя буквы: гортанное придыханіе изображается буквою ъ, гор-
танно-нёбное буквою ъ (й), губное буквою в, зубное буквами с, р,
язычное буквою л, носовое буквами н и м". Мы видимъ здѣсь стран-
ное недоразумѣніе: во 1-хъ, полугласные ъ и ь (въ нынѣшнемъ языкѣ
означающіе только способъ произношенія согласныхъ) поставлены въ
одинъ разрядъ съ такъ называемыми спирантами, a во 2-хъ, эти
послѣдніе названы придыханіями. Вотъ откуда пошло y насъ часто
повторяемое положеніе, что при русскомъ словообразованіи къ глас-
нымъ присоеднняются придыханія, какъ напр. въ словахъ вострый
(вм. острый), яблоко (вм. аблоко), снимать (вм. сымать), страхъ, зѣвъ,
сливать, вліять. Дѣло въ томъ,что русскій языкъ, для избѣжанія чистыхъ
гласныхъ въ началѣ слога, также для избѣжанія встрѣчи двухъ чи-
стыхъ гласныхъ и для образованія окончаній именъ, пользуется нѣко-
торыми изъ длительныхъ согласныхъ, которые, приближаясь къ глас-
нымъ (см. выше, стр. 504), и играютъ въ такихъ- случаяхъ роль
придаточныхъ, вспомогательныхъ звуковъ, не принадлежащихъ къ
этимологическому составу слова. Таковы: в г й х. Справедливѣе назы-
вать ихъ просто призвуками. Придыхательныхъ же, въ смыслѣ сан-
скритскихъ и греческихъ aspiratae, въ русскомъ языкѣ нѣтъ, какъ
нѣтъ ихъ и въ большей части другихъ новѣйшихъ языковъ *). Назва-
ніе это [78] можетъ быть придаваемо только германскому h, которое
отвѣчаетъ греческому Spiritus asper.
Далѣе, Павскій еще распространяетъ терминъ придыхательныхъ
•буквъ съ одной стороны на звукъ с и на шипящіе жчшщ (§ 37), съ
другой на звукосочетанія я е ю, которыя называетъ придыхательными
гласными (§ 25).
Считая ъ и ь придыханіями, онъ долженъ былъ находить стран-
нымъ, что Востоковъ и Гречъ называли ихъ полугласными: „нѣко-
торые, говоритъ онъ (§ 35), вздумали увѣрять насъ, будто буквы ъ и ь
въ древнемъ словенскомъ языкѣ были то же, что краткія гласныя
о и е". Но отвергая вокализмъ ъ-а и ъ-я даже въ первоначальной пись-
менности, онъ самъ видитъ въ нихъ какое-то непонятное, воображаемое
значеніе и установляетъ такой законъ: „Естьли гдѣ грамматическое
*) Изъ словъ И. И. Срезневскаго въ Мысляхъ объ ист. р. яз. (стр. 60; 2 изд.
стр. 49) можно заключить, что въ верхне-лужицкихъ звукахъ кх и тх слышится
что-то подобное древнему придыханію.

правило потребуетъ удержать твердое придыханіе ъ послѣ гласной (!)>
то въ промежутокъ между гласною и ъ-омь вставить можно помога-
тельныя буквы в, я, х и т. п., которыя и предохраняютъ ъ отъ
уничтоженія. Такъ изъ корней ду, слу, слы, сѣ, смѣ, зна, когда
къ нимъ надобно было приложить ъ, произошли слова: духъ, слухъ,
слыхъ, сѣвъ, смѣхъ, знакъ" (Ф. H. I, § 45). Выше было показано, что
самые звуки в к х, по мнѣнію Павскаго, суть придыхательные, a
здѣсь они становятся между гласною и придыханіемъ. Ясно, что онъ
смѣшиваетъ понятіе звука и буквы. Это очевидно и изъ такихъ пред-
полагаемыхъ имъ чисто буквенныхъ построеній: корабьь, журавьь
скорбьь, червьь, въ которыхъ, при встрѣчѣ будто бы двухъ ь-ей, первый
превращается въ л, или принимаетъ въ помощь бѣглую гласную, т. е.
образуются формы: корабль, скорбей (§ 49). Другимъ доказательствомъ
такого смѣшенія понятій служитъ то, что Павскій, сознавая безразли-
чіе буквъ е и ѣ въ выговорѣ (§ 18), въ то же время отводитъ послѣд-
ней среднее мѣсто между твердыми и мягкими гласными, потому-де
что съ нею могутъ сочетаться (т. е. на письмѣ) всѣ вообще соглас-
ныя, тогда какъ е въ русскихъ словахъ никогда не пишется послѣ.
г к х (§ 55),
.[79] Высказанныхъ замѣчаній достаточно для оцѣнки фонетической
теоріи Павскаго. Теперь посмотримъ, откуда взялся любимый имъ
терминъ придыханіе. Хотя этого слова не было въ нашихъ лексико-
нахъ до изданія, въ 1847 году, академическаго „Словаря церковно-
славянскаго и русскаго языка", однакожъ оно въ практическомъ
употребленіи встрѣчалось уже и прежде: это видно изъ перевода
грамматики Добровскаго, въ 1-й части которой (§ VIII) Погодинъ
выраженіе leni flatu передаетъ словами: легкое придыханіе *); въ дру-
гихъ грамматикахъ прежняго времени мнѣ не удалось найти этого
слова, но вѣроятно .оно употреблялось, если не въ книгахъ, то въ
преподаваніи. Очевидно, что оно первоначально было составлено по
образцу латинскаго aspiratio, какъ точный переводъ его; въ словарь
же было включено вслѣдствіе роли, какую оно играетъ въ трудѣ
Павскаго; но при этомъ принято въ выше показанномъ y него зна-
ченіи, какъ „звукъ, происшедшій отъ слабаго и едва примѣтнаго
прираженія дыханія къ устамъ" 2). Иначе, но совершенно произвольно,
понимаетъ разсматриваемое слово Даль. Это, по его опредѣленію.
*) „в въ окончаніяхъ аш, ов, оув, ев, ив, должно произносить почти такъ же, какъ
передъ гласною, то-есть съ легкимъ придыханіемъ (leni flatu), которое ближе подхо-
дитъ къ латинской буквѣ /*, нежели къ гласной оу". Грамматика 'языка славян-
скаго по древнему нарѣчію, соч. аббата L Добровскаго. Ч. I. Перев. съ лат.
М. Погодинъ. С.-Петербургъ Г833. Стр: 14.
• 2) Словарь церковно-славянскаго и русскаго языка, т. III, стр. 463. Ср. то>
что приведено мною выше, стр. 531 изъ Павскаго.

і,дѣйствіе противоположное вдыханію". Примѣръ: „Гласная буква съ
придыханьемъ, придыхательная, передъ коею" (поясняетъ онъ) „про-
износится придышкою латынское и нѣмецкое h". Слѣдовательно, по
толкованію Даля, въ нѣмецкихъ словахъ haben, Hut, во французскихъ
hasard, héros, гласные звуки a, и9 é суть придыхательные;
Во*ъ до какой стенени понятіе этого слова y насъ еще не уста-
новилось: изъ предыдущаго, кажется, уже довольно ясно, что оно
пригодно только для передачи термина aspiratio въ томъ смыслѣ, какой
придается ему въ отношеніи къ извѣстнымъ [80] звукамъ древне-
греческаго и индскихъ языковъ, но въ этомъ смыслѣ оно къ рус-
скому вовсе не примѣнимо.
Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ перваго появленія замѣчательной
книги Павскаго, именно въ 1845 году, вышла въ свѣтъ диссертація
M. Н. Каткова объ элементахъ и формахъ славяно-русскаго языка.
Успѣвъ уже ознакомиться съ трудами Боппа, Гриммовъ, Вильсона,
Бюрнуфа и изучивъ основныя отличія. славянскихъ нарѣчій, молодой
кандидатъ Московскаго университета подвергъ самостоятельному изслѣ-
дованію звуковые законы ихъ и съ большою основательностью разсмот-
рѣлъ звуки русскаго языка въ ихъ историческомъ развитія. Хотя
вначалѣ авторъ и заявляетъ намѣреніе держаться подалѣе отъ физіо-
логическихъ наблюденій, однакожъ онъ вездѣ обнаруживаетъ вниманіе
къ выводамъ ихъ и вообще вѣрно смотритъ на происхожденіе и
свойства звуковъ. Это видно изъ самой терминологіи его: такъ онъ
уже отличаетъ звонкіе или ясные согласные (г д б з и проч.) отъ глу-
хихъ (к m n с\ правильно раздѣляетъ звуки по органамъ рѣчи и
вполнѣ понимаетъ сущность значенія ера и еря, которые, говоритъ
онъ, „въ древнѣйшій періодъ славянскаго языка заступали мѣсто
гласныхъ" (стр. 21); онъ понимаетъ, какъ важна роль, какую они
играютъ въ языкѣ, и замѣчаетъ, что при изученіи какого-либо сла-
вянскаго нарѣчія прежде всего* долженъ быть поставленъ вопросъ:
какую тамъ судьбу имѣли оба эти элемента? (стр. 180). Поэтому отъ
г. Каткова не могла укрыться ошибочность воззрѣній Павскаго въ
дѣлѣ русской фонетики, и, называя его Наблюденія остроумными и
глубокомысленными, онъ въ то же время не обинуясь выставляетъ
встрѣчающіеся въ нихъ недостатки. Такъ въ отношеніи къ еру и ерю
г. Катковъ хорошо оцѣнилъ невѣрность примѣненія къ нимъ теоріи
придыханій, и указавъ уже отчасти на превратныя понятія Павскаго
объ этомъ родѣ звуковъ, замѣтилъ: „Добрая часть недоразумѣнія со-
стоитъ въ словѣ придыханіе. Что sa странная мысль заключатъ при-
дыханіемъ каждое реченіе, которое не кончится на "гласную?"" Хотя
же въ другихъ случаяхъ авторъ и самъ принимаетъ придыханія
[81] въ смыслѣ Павскаго, напр. смѣшиваетъ подъ этимъ именемъ aspiratae
и spirantes, считая звуки ф с ш ж придыхательными, но надобно по-

мнить, что въ то время вопросъ о различіи этихъ двухъ категорій
звуковъ вообще не былъ еще достаточно разъясненъ, такъ что въ ту
же ошибку впадали знаменитѣйшіе филологи: самъ Боппъ считалъ
f и ѵ придыханіями (Vergl. Gram. I *), 114).
За то M. H. Катковъ обнаружилъ уже тогда совершенно правильное
пониманіе древне-греческой й санскритской аспираціи (стр. 7#и 80),
вполнѣ согласное съ приведеннымъ выше заключеніемъ Р. Раумера>
хотя и есть поводъ думать, что сочиненіе послѣдняго по этому пред-
мету не было ему извѣстно, Вообще авторъ диссертаціи „объ элемен-
тахъ и формахъ сл.-р. языка" во всѣхъ частяхъ своего труда является
на высотѣ современной науки, и это изслѣдованіе, въ бо́льшей части
затронутыхъ имъ вопросовъ, до сихъ поръ не утратило цѣны. Замѣ-
чателенъ выраженный въ немъ взглядъ на русскій языкъ, который,
по мнѣнію автора, • страдаетъ излишнею долготою и неуклюжестью
словъ, тѣмъ болѣе неудобныхъ для произношенія, что въ нихъ слабое
удареніе иногда слишкомъ далеко отъ ихъ середины, отъ чего мы легко
впадаемъ въ скороговорку (стр. 76). По поводу сокращенія соглас-
ныхъ въ сербскомъ (напр. човество вм. человѣчество), высказана мысль,
что „одинъ неумѣстный педантизмъ можетъ преслѣдовать подобныя
уступки благозвучію... Лукавая книга, не.чуя ни мало утраты элемен-
товъ гласныхъ, болѣе тонкихъ, какъ бы болѣе духовныхъ, крѣпко
держится тяжелой вещественности согласныхъ". Такой взглядъ объяс-
няетъ намъ, почему г. Катковъ уже и въ самомъ этомъ сочиненіи иногда
позволяетъ себѣ новыя формы словъ, напр., художный, соотвѣтный, вм.
художественныя, соотвѣтственный.
Дальнѣйшимъ важнымъ шагомъ въ наукѣ о славянской фонетикѣ было
столь извѣстное въ ученомъ мірѣ изслѣдованіе нашего сочлена: Мысли
объ исторіи русскаго языка. Чтобы [82] объяснить особенности родной
рѣчи, И. И. Срезневскій разсматриваетъ ихъ въ двоякомъ напра-
вленіи: времени и пространства, т. е. съ одной стороны постоянно пе-
реходитъ отъ настоящаго ко всѣмъ ступенямъ прошедшаго, a съ
другой сравниваетъ одновременныя явленія y всѣхъ славянскихъ на-
родовъ. Въ первый разъ онъ настойчиво заявляетъ о необходимости
исторіи языка, какъ нераздѣльной съ исторіей народа, и предста-
вляетъ опытъ подобнаго изслѣдованія въ такое время, когда только
что появившійся трудъ Я. Гримма по исторіи нѣмецкаго языка еще
не успѣлъ дойти до насъ; по исторіи же русскаго не было еще ни-
чего, кромѣ слабой попытки Фатера, которая только по своему на-
званію заслуживаетъ быть упомянутою 2). Г. Срезневскій уже строго
*) Rumpelt. Das natürliche System der Sprachlaute, стр. 129.
2) Zur Geschichte der Russischen Sprache во 2-мъ выпускѣ книги Analecten
der Sprachenkunde, von Dr. I. S. Vater. Leipzig, 1821. Еще менѣе можно при этомъ
принимать въ соображеніе Frisch, I. L. Historia linguae slavoniçae. Berolini

отличаетъ народный языкъ отъ письменнаго, требуетъ отдѣльнаго раз-
смотрѣнія судебъ каждаго, и рѣшительно признаётъ законность „тре-
бованій народнаго выговора" въ противоположность „ученому правопи-
санію" (124). Если и онъ, при разсмотрѣніи согласныхъ, говоритъ
объ евфоническихъ придыханіяхъ (в н л j г), то употребляетъ это слово
только какъ общепринятый въ то время терминъ, не касаясь его
физіологическаго значенія. Это ясно изъ слѣдующихъ словъ его:
„Придыханія господствуютъ издавна и въ русскомъ языкѣ, попадаясь,
впрочемъ, въ древнихъ памятникахъ гораздо рѣже, чѣмъ въ позднѣй-
шихъ, и теперь гораздо чаще, чѣмъ прежде (юдоль, союзъ, юха вмѣсто
удоль, съузъ = сънусъ, уха — Вольга, вонъ, вотчина, воспа, восемь вмѣсто
Ольга, онъ, отьчина, осъпа, осьмь, — параскевгиіа, гето, генварь вмѣсто
параскевиі-а, ето, іанварь и пр.). Между говорами русскими есть въ
этомъ отношеніи и довольно чувствительная разница (напр. онъ =
вонъ= винъ = jонъ = гонъ)". (Мысли, стр. 117, 123, 124).
[83] Историческая грамматика Ф. И. Буслаева занимаетъ такое
почетное мѣсто въ области науки и педагогики, что возраженія про-
тивъ той или другой частности этого труда, конечно, не могутъ поко-
лебать заслуженнаго имъ авторитета. Сбираясь сказать нѣсколько
словъ относительно перваго отдѣла этой книги, я тѣмъ охотнѣе при-
ступаю къ тому, что уважаемый авторъ ея не только выражалъ нѣ-
сколько разъ желаніе слышать критическія о ней замѣчанія, но и на
дѣлѣ воспользовался не однимъ изъ тѣхъ, которыя были высказаны ').
Самое заглавіе означеннаго отдѣла: „Звуки и соотвѣтствующія имъ
буквы" уже показываетъ, какъ правильно авторъ смотритъ на дѣло.
„Грамматика, говоритъ онъ, полагаетъ строгое различіе между бук-
вами и членораздѣльными звуками, которые ими выражаются". По-
этому въ основу правописанія y него совершенно справедливо поло-
жено разсмотрѣніе звуковъ. Можно только пожалѣть, что различеніе
звуковъ и буквъ проведено имъ не довольно полно и отчетливо.
Это бросается въ глаза особенно при разборѣ его теоріи соглас-
ныхъ. Двумя главными категоріями ихъ, по примѣру Миклошича, въ
Исторической грамматикѣ признаны плавные (л мн р) и твердые 2)
(всѣ остальные). Затѣмъ изъ числа твердыхъ отдѣлены в г (h), с и j,
которые и г. Буслаевъ называетъ уже разсмотрѣннымъ нами терми-
1727—1736 (4 программы). Шафарикъ въ своей Geschichte der slav. Sprache u.
Litteratur nach allen Mundarten преимущественно занимается политическою и ли-
тературною исторіею.
*) См. въ Зап. Ак. Наукъ 1865 г., т. VIII, кн. I критическую статью П._А.
Лавровскаго, гдѣ также указано на выраженное г. Буслаевымъ желаніе и откуда
авторъ Ист. грамматики впослѣдствіи принялъ иное къ соображенію.
2) Съ тою только разницею, что Миклошичъ всѣ остальные звуки называетъ не
твердыми, a нѣмыми (stumme).

номъ придыханій. Далѣе твердые вмѣстѣ съ плавными подраздѣлены
y него по органамъ произношенія на: губные, гортанные, зубные, нёб-
ные, язычные и носовые. Мы сейчасъ видѣли, что къ разряду соглас-
ныхъ отнесенъ имъ между прочимъ звукъ j (йотъ); къ какому же
органу онъ принадлежитъ? Въ распредѣленіи по органамъ мы этого
звука y г. Буслаева уже не находимъ, но что такое j? Въ звуковомъ
отношеніи съ нимъ совершенно тожественъ нашъ й (самое названіе
буквы [84] j мы можемъ написать не иначе, какъ йотъ, если не при-
бѣгнемъ къ иностранной буквѣ j или къ неудобному сокращенію ётъ,
гдѣ ё = ôo); a звукъ й въ § 25 Исторической грамматики признанъ
за краткій гласный или полугласный. Такимъ образомъ одинъ и тотъ
же звукъ причисленъ y г. Буслаева къ двумъ разнымъ категоріямъ:
и къ согласнымъ, и къ гласнымъ. Выше мы уже видѣли, что этотъ
звукъ, какъ сокращеніе гласной, по справедливости можетъ быть
названъ полугласнымъ. Хотя г. Буслаевъ почему-то и избѣгаетъ изобра-
женія j посредствомъ й, однакожъ онъ не можетъ вполнѣ «воздер-
жаться отъ этого, и въ началѣ § 32 самъ говоритъ, что й „смягчаетъ
гласные, передъ которыми оказывается, напр. поко-й, род. пад. поко-я
(вм. поко-й-а), дат. поко-ю (вм. поко-й-у); далѣе онъ пишетъ: „мое-j-a
или мое-й-а, истино-j-y или истино-й-у". Не ясно ли, что г. Буслаевъ
"самъ признаетъ тожество й съ j? Ниже (I, стр. 63 *) онъ употре-
бляетъ еще и такія начертанія: да-і-аніе, одѣ-і-аніе; здѣсь въ значеніи
й употреблена уже буква і, что́ не излишне было бы оговорить.
Никто не станетъ отрицать, что е произносится y насъ, какъ ф\
на это указано и въ Истор. грам. (стр. 60), a между тѣмъ эти двѣ
буквы подведены г. Буслаевымъ подъ разные органы: ф причислена
къ губнымъ, a е къ зубнымъ; слѣдовательно, здѣсь смѣшаны понятія
звука и буквы, и начертанію е дано мѣсто не но русскому его выго-
вору, a по его иноязычному происхожденію, что́ въ теоріи русской
фонетики не можетъ быть признано правильнымъ.
Вмѣсто терминовъ: звонкіе и глухіе согласные (предложенныхъ г.Кат-
ковымъ) г. Буслаевъ употребляетъ названія: звучные и отзвучные а),
едва ли предпочтительныя, такъ какъ слово звукъ есть общее названіё
всѣхъ членораздѣльныхъ элементовъ голоса: [85] согласные п т ф и
пр. составляютъ, конечно, явленія звука, точно такъ же, какъ и соот-
вѣтствующіе имъ бдв и пр., и трудно понять, чѣмъ можетъ оправды-
ваться относимое къ первымъ понятіе отзвука (иначе отголоска или
резонанса). Между звучными въ Ист. грам. помѣщенъ и г, но безъ
оговорки, что знакъ этотъ представляетъ два разные звука (g и h).
г) Всѣ ссылки на Ист. Грамматику дѣлаются мною по 3-му ея изданію.
2) Ср. Мысли объ ист. р. яз., стр. 118, и статью г. Лавровскаго въ Зап. An.
Наукъ, т. VIII, кн. I, стр. 23.—Нельзя одобрить и термина беззвучный, употре-
бляемаго г. Бодуэномъ-де-Куртенэ: звукъ никакъ не можетъ быть беззвучнымъ.

Очевидно, что наша буква принята тутъ только въ первомъ значеніи,
такъ кавъ между отзвучными (т. е. безголосными) также пропущенъ
х, которому соотвѣтствуетъ звукъ г (см. выше стр. 482), близки къ
латинскому h (богъ = бохъ, бога = бога), что́ указано уже Ломоносо-
вымъ. Въ заключеніе, при распредѣленіи согласныхъ, г. Буслаевъ
замѣчаетъ: „Отъ звучныхъ и отзвучныхъ звуковъ отличаются приды-
хательные ф ѳ и х, означаемые въ латинскомъ алфавитѣ сочетаніемъ
тонкихъ p t с (т. е. к) съ придыханіемъ h\ a именно ph (ф), th (е),
ch (х)". Выше придыханіями были названы y г. Буслаева SBjKiiet cj:
слѣдовательно, и онъ не избѣгъ извѣстнаго недоразумѣнія, навязан-
наго намъ греко-латинского грамматикою.
Конечно, не надо забывать, что въ: Ист. грамматикѣ рѣчь идетъ
не объ одномъ современномъ, но и о древнемъ языкѣ, въ которомъ
была своя особенная фонетика. Ho о произношеніи древне-славянской
рѣчи мы можемъ говорить только, соображаясь съ нынѣшнимъ язы-
комъ: отъ извѣстнаго переходятъ къ неизвѣстному.* Авторъ Ист>
грам. очень хорошо понималъ это, a потому и въ главѣ о звукахъ
исходною точкою служитъ ему новый языкъ. Такъ и при разсмотрѣніи
согласныхъ онъ исчисляетъ только тѣ буквы славянской азбуки, ко-
торыя сохранились въ русской.
Исчисляя труды, относящіеся къ русской фонетикѣ, нельзя не
остановиться на изданной въ концѣ 1874 г. книжкѣ M. А. Тулова
Объ элементарныхъ звукахъ человѣческой рѣчи и русской азбукѣ. Она
заслуживаетъ тѣмь болѣе вниманія, что составляетъ произведеніе
нашей небогатой провинціальной литературы и напечатана въ Кіевѣ.
Уже прежде мы знали изъ газетъ, что авторъ [86] ея читалъ тамъ
публичныя лекціи ö звукахъ языка *). Нельзя было не порадоваться
такому рѣдкому y насъ проявленію умственной жизни вдали отъ сто-
лицы. Книга г. Тулова представляетъ въ -главномъ составѣ своемъ
результатъ добросовѣстнаго изученія изслѣдованій Гельмгольца и Тау-
зинга2). Несмотря на ощутительный въ ней недостатокъ системы, она
сообщаетъ весьма полезныя свѣдѣнія по теоріи звуковъ вообЩе, со-
провождая ихъ отчасти физіологическими объясненіями. Въ концѣ ея
разсматривается русская азбука по отношенію къ звукамъ языка.
Здѣсь разсѣяно не мало • вѣрныхъ замѣчаній, хотя иногда и можно
поспорить съ авторомъ. Такъ, напр., онъ говоритъ (стр. 69), что между
*) См. Cnö. Вѣдомости 1871 окт. 8 и 22 (№К 277 и 290).
2) На трудъ г. Таузинга я не разъ ссылался въ предыдущемъ; что касается до
классической книги пр. Гельмгольца, то она недавно появилась въ русскомъ пере-
водѣ г. Пѣтухова подъ заглавіемъ: Ученіе о слуховыхъ ощущеніяхъ, какъ физіоло-
гическая основа для теоріи музыки. Спб. 1875. (Die Lehre von den Tonempfindun-
gen als physiologische Grundlage für die Theorie der Musik. Yön H. Heimholte".
Braunschweig).

элементарными звуками русскаго языка вовсе нѣтъ мягкихъ гласныхъ.
Справедливо, что такъ нельзя называть составныхъ звуковъ я ю е, но
развѣ э, и (г) не мягкія гласныя? Вслѣдствіе отсутствія такого разли-
ченія гласныя въ букварѣ г. Тулова получили слѣдующее неправиль-
ное расположеніе:
а — о — y
э — ы — и — і.
Въ другомъ мѣстѣ книги (стр. 72) весьма справедливо замѣчено,.
что ы есть і гортанное, отличающееся отъ нёбнаго особымъ начерта-
ніемъ; но затѣмъ г. Туловъ не поясняетъ, что ы образуется вслѣд-
ствіе произношенія і послѣ твердой согласной. Между тѣмъ при
разсмотрѣніи буквъ я ю е послѣ согласныхъ онъ очень правильно
разлагаетъ изображаемые первыми звуки, показывая, что тутъ к$
мягкой согласной присоединяется чистая или элементарная гласная
(бьа, вьу, вьэ). Точно такъ же надо было разобрать звуки бы, вы
и показать, что здѣсь [87] наоборотъ къ согласной дебелой прило-
женъ тонкій гласный звукъ и (бъи, въи). При такомъ анализѣ г. Ту-
ловъ, конечно, не помѣстилъ бы ы во второмъ ряду, между е и щ и
дошелъ бы можетъ быть до заключенія, что этой гласной правильнѣе
стоять либо въ концѣ перваго ряда, либо особо между обоими ря-
дами твердыхъ и мягкихъ гласныхъ.
Послѣ вполнѣ вѣрнаго объясненія авторомъ начертаній я е ю>
когда они слѣдуютъ за согласными, очень страннымъ является его
мнѣніе (стр. 70), будто „было бы гораздо основательнѣе соединеніе
мягкой согласной съ гласной о выразить на я, a не на е и писать
лöдъ, мöдъ, нöсъ, 1)w. Какъ согласить это съ объясненіемъ г. Тулова,
что о сохраняетъ тутъ свой чистый звукъ, видоизмѣняется же только
звукъ согласной (= льо, мьо, ньо)? Знакъ ö выражаетъ германскій
и романскій звукъ, совершенно чуждый русскому языку, и потому онъ
намъ вовсе не пригоденъ, исключая развѣ случай, когда нужно пере-
дать этотъ самый чужеязычный звукъ въ собственныхъ именахъ
(Öhman, Göthe); но иностранныхъ буквъ заимствовать въ нашу азбуку
не приходится. „Переходъ ё въ е", прибавляетъ авторъ, „еще не
много говоритъ въ пользу употребленія ё". Мы думаемъ напротивъ,
что этотъ переходъ, или, правильнѣе, обратный переходъ е въ ё чрез-
вычайно много говоритъ въ пользу начертанія ё: ибо въ русскомъ
языкѣ звукъ, соотвѣтствующій этому начертанію, иначе и не является
какъ вслѣдствіе обращенія, по извѣстнымъ законамъ, е въ ё. Пока въ
русской азбукѣ будетъ оставаться въ силѣ система, по которой мы
пишемъ въ двоякомъ значеніи я е ѣ ю (вм. йа, йэ,йу, и вм. ьа, ьэ, ьу),
J) Объ элемент. звукахъ, стр. 70.

ПРИЛОЖЕНІЕ.
ОСНОВАНІЯ ФОНЕТИКИ
по сочиненію профессора Сиверса: Grundzüge der Phonetik zur Einf uhrun g
in das Studium der Lautlehre der indogermanischen Sprachen, von Eduard Sievers.
Leipzig. 1881 *).
[89] Подъ этимъ новымъ заглавіемъ и въ существенно измѣнен-
номъ видѣ явилось въ 1881 году, вторымъ изданіемъ, сочиненіе про-
фессора Іенскаго университета Сиверса, вышедшее въ первый разъ
въ 1876 г. подъ названіемъ: Grundzüge der Lautphysiologie.
Поль8уясь преимущественно наблюденіями англійскихъ изслѣдова-
телей, въ особенности Белля, Эллиса и Свита (Sweet), г. Сиверсъ
разсмотрѣлъ предметъ со всѣхъ сторонъ, сталъ во многомъ на новую
точку зрѣнія, откровенно сознавая невѣрность нѣкоторыхъ изъ преж-
нихъ своихъ взглядовъ, и такимъ образомъ далъ книгу, которая на-
долго составитъ эпоху въ области фонологіи. Такъ какъ этотъ трудъ
имѣетъ цѣлью служить введеніемъ къ изученію фонетики индоевро-
пейскихъ языковъ вообще, то содержаніе его очень обширно, и по-
тому естественно, что автору не могло одинаково удасться рѣшеніе
всѣхъ относящихся сюда вопросовъ; во многихъ случаяхъ онъ самъ
предупреждаетъ, что [90] говоритъ только гадательно, или прямо
заявляетъ о недостаточности своихъ свѣдѣній. Вообще не надо забы-
вать, что разсуждать о звукахъ на бумагѣ и изучать ихъ не всегда
съ живого говора людей той или другой національности есть дѣло
чрезвычайно трудное и представляющее свои опасности. Выйти побѣ-
дителемъ изъ этихъ опасностей не всегда удается и такому тонкому
*) По важности сочиненія г. Сиверса для изученія началъ фонетики въ примѣ-
неніи ко всѣмъ индо-европейскимъ языкамъ', здѣсь помѣщается обзоръ содержанія
этой книги.

наблюдателю, каковъ г. Сиверсъ. Одно уже отсутствіе въ немъ прак-
тическаго знакомства съ славянскими языками (онъ уроженецъ Гес-
сена) не могло не составлять важнаго неудобства при выполненіи его
задачи. Впрочемъ онъ самъ, въ своемъ предисловія, говоритъ, что
приводя примѣры большею частью изъ нѣмецкаго языка и его нарѣ-
чій, онъ имѣлъ въ виду главнымъ образомъ своихъ соотечественни-
ковъ, изъ которыхъ лишь немногіе были бы въ состояніи основательно
провѣрять. иноземный матеріалъ. Главною его цѣлію, какъ онъ объяс-
няетъ, было доставить руководство для самостоятельныхъ наблюденій
каждаго читателя. Онъ совѣтуетъ всякому начинать изученіе фоне-
тики съ своего родного нарѣчія, отъ котораго слѣдуетъ постепенно
переходить къ другимъ нарѣчіямъ того же языка; иноязычный же
матеріалъ усвоивать себѣ только какъ пособіе для изученія родной
рѣчи. Само собою разумѣется, что профессоръ Сиверсъ очень хорошо
понимаетъ необходимость въ основаніе фонетическихъ выводовъ пола-
гать свой собственный опытъ, и въ наибольшей части своей книги
онъ, конечно, говоритъ по личнымъ своимъ наблюденіямъ надъ са-
мыми звуками. Желая ознакомить русскихъ читателей съ его сочине-
ніемъ, я намѣренъ сообщить въ сокращенномъ видѣ, большею частію
въ дословномъ переводѣ, главные его положенія и выводы, присоеди-
няя къ нимъ иногда свои замѣчанія.
Руководящая точка зрѣнія нашего автора видна изъ слѣдующаго
отрывка:
„Общепринятая грамматика начинаетъ обыкновенно съ буквъ или
звуковъ, a от.ъ нихъ восходитъ къ разсмотрѣнію слоговъ, словъ и
предложеній. Но само по себѣ ясно, что строго [91] систематическая
фонетика должна бы прежде всего разсматривать предложеніе, ибо
только оно есть нѣчто въ живомъ языкѣ дѣйствительно существующее,
прямо подлежащее наблюденію: слово же, слогъ, отдѣльный звукъ
часто принимаютъ въ предложеніи различный видъ, a слогъ, a отдѣль-
ный звукъ въ той абсолютной формѣ, въ какой привыкла предста-
влять его намъ грамматика, по большей части даже и не появляется
въ языкѣ одиноко. Поэтому надлежало бы напередъ изслѣдовать пред-
ложеніе со всѣми измѣненіями, которымъ оно при устномъ выраженіи
можетъ подвергаться (напримѣръ, съ тѣми, какія одно и то же пред-
ложеніе испытываетъ, когда оно употребляется какъ простое заявленіе,
какъ восклицаніе или какъ вопросъ и т. д.)« Не прежде какъ научив-
шись обращать вниманіе на эти измѣняющіяся качества предложенія,
должно бы приступать къ анализу самаго предложенія, то-есть, къ
изслѣдованію отдѣльныхъ тактовъ рѣчи и слоговъ, какъ чле-
новъ этихъ тактовъ; послѣ этого было бы своевременно разсматри-
вать слоги, какъ таковые, и ихъ отдѣльные звуки. To, что́
въ заключеніе является какъ опредѣленіе отдѣльнаго звука, въ концѣ

концовъ не болѣе, какъ зависящій отъ произвольныхъ точекъ зрѣнія
отвлеченный выводъ изъ тѣхъ измѣняющихся формъ, въ которыхъ
такъ называемый отдѣльный звукъ можетъ появляться въ предложеніи.
Но по практическимъ причинамъ, и при изученіи фонетики перехо-
дятъ обыкновенно отъ самыхъ простыхъ элементовъ къ болѣе слож-
нымъ комплексамъ: эта общепринятая метода соблюдается и въ раз-
сматриваемомъ сочиненіи. Но, слѣдуя ей, необходимо имѣть въ виду
тотъ важный фактъ, что то немногое, что́ можно сказать объ искус-
ственно обособленномъ отдѣльномъ звукѣ, нисколько не исчерпываетъ
сущности его въ живомъ языкѣ. Во всякомъ случаѣ, установленіе
системы звуковъ, какъ оно само по себѣ ни важно, составляетъ лишь
одну изъ самыхъ элементарныхъ задачъ фонолога, въ кругъ дѣятель-
ности котораго входятъ всѣ формы проявленія произносимой рѣчи.
Итакъ, не успокоиваясь надъ изученіемъ однихъ звуковъ, надо столь же
£92] внимательно изслѣдовать, опять-таки руководясь всего болѣе род-
нымъ языкомъ, образованіе слоговъ, тактовъ и предложеній. Затѣмъ
всѣ пріобрѣтенныя такимъ образомъ свѣдѣнія должны быть повѣ-
ряемы надъ разработкой живыхъ языковъ и нарѣчій, и только созна-
вая себя вполнѣ подготовленнымъ, можно приняться за приложеніе
фонетическихъ выводовъ къ объясненію болѣе давнихъ состояній
языка и постепенныхъ его измѣненій до настоящаго времени".
Въ параграфѣ, озаглавленномъ: „Общія акустическія положенія",
г. Сиверсъ выясняетъ главныя основанія теоріи звуковъ. Къ сожа-
лѣнію, русскій языкъ не имѣетъ того богатства терминовъ, какимъ
обладаетъ нѣмецкій, для выраженія всѣхъ оттѣнковъ понятій о зву-
кахъ. Такъ, y насъ нѣтъ слова для отличія Schall отъ Laut. Первое
авторъ употребляетъ въ самомъ обширномъ смыслѣ, второе только въ
примѣненіи къ языку.
Понятіе Schall онъ подраздѣляетъ на Geräusche (шорохи) и musi-
kalische Klänge (музыкальные тоны), и разницу между ними опредѣ-
ляетъ тѣмъ, что ощущеніе тона вызывается быстрыми періодическими
движеніями звучащихъ тѣлъ, ощущеніе же шороха—неперіодическими
движеніями.
Всякое тѣло, способное производить музыкальные звуки, имѣетъ свой
особенный тонъ, который различенъ, напримѣръ, y смычкового инстру-
мента, y фортепіано, наконецъ въ каждомъ замкнутомъ воздушномъ
пространствѣ. Такія пространства называются резонансовыми (отзвуч-
ными) и въ разныхъ видахъ имѣются при духовыхъ инструментахъ.
Въ этомъ примѣненіи ихъ называютъ надставными трубами,
потому что они по большей части бываютъ непосредственно соеди-
нены съ источникомъ звуковъ. Такую же связь источника музыкаль-
ныхъ звуковъ съ надставною трубой, способною къ самымъ разнооб-
разнымъ видоизмѣненіямъ проходящаго звука, и внутри которой мо-

гутъ быть въ то же время производимы весьма различные шорохи,
представляетъ органъ человѣческой рѣчи.
Далѣе подробно описываются три существенно несходныя [93] между
собой части этого органа: дыхательный снарядъ, гортань и располо-
женная впереди послѣдней надставная труба
Дыхательный снарядъ производитъ необходимый для произ-
несенія звуковъ воздушный токъ; гортань же и надставная труба слу-
жатъ къ тому, чтобы своими артикуляціями, одновременно или неза-
висимо одна отъ другой, обработывать этотъ воздушный токъ.
Надставною трубой называется совокупность всѣхъ полостей,
принадлежащихъ къ органу рѣчи и находящихся надъ голосовою
щелью. Сперва идетъ полость зѣва, потомъ устная и носовая полости.
Полость рта, самая сложная часть надставной трубы, лежитъ
между неподвижною верхнею челюстью и подвижного нижнего. Отъ
подъёма и опущенія послѣдней измѣняются въ различной степени про-
странство и форма устной полости. Ихъ разнообразіе еще увеличи-
вается отъ движеній мягкихъ частей, соединенныхъ съ обѣими челю-
стями, именно: мягкаго нёба, языка и губъ.
Мягкое небо или нёбная занавѣска (vélum pàlati) начинается
за твердымъ нёбомъ, которое идетъ до окончанія верхняго ряда зу-
бовъ. За. чертою ихъ можно пальцемъ ощупать эту мягкую мускульную
плоскость. Когда ротъ закрытъ, она бываетъ опущена, и дыханіе про-
ходитъ черезъ носъ; когда же какой-нибудь звукъ произносится болѣе
или менѣе открытымъ ртомъ, то мягкое нёбо подымается, чтобы пре-
градить воздуху путь черезъ носъ.
За зубами лежитъ языкъ, участвующій въ произнесеніи почти всѣхъ
звуковъ и заостренный впереди свободно-движущимся, менѣе массив-
нымъ кончикомъ. Къ его задней, спускающейся части примыкаетъ
надгортанникъ, который имѣетъ [94] форму груши, обращенной
впередъ широкимъ концомъ своимъ, и закрываетъ какъ клапанъ
верхнее отверстіе гортани.
Губы, участвуя въ образованіи разныхъ звуковъ, то раскры-
ваются широко, какъ для произнесенія а, то образуютъ щель съ
отдергиваніемъ угловъ рта, какъ для і, то представляютъ круглое
или овальное отверстіе, какъ для о и у, при чемъ губы, сверхъ того,
выдвигаются впередъ.
Надъ полостью рта, вдоль всего ея протяженія лежитъ нoсовой
каналъ, окруженный твердыми стѣнками и потому неизмѣнный въ
своей формѣ. Онъ отдѣляется отъ устной полости твердымъ и мягкимъ
1) Многія изъ излагаемыхъ за симъ по книгѣ г. Сиверса данныхъ далеко не
новы, но они являются y него въ новой группировкѣ и въ новомъ освѣщеніи, a по-
тому ц сообщаются здѣсь въ извлеченіи для связи съ послѣдующими свѣдѣніями.

нёбомъ, о чемъ уже было говорено, и оканчивается двумя устьями —.
ноздрями, которыя не могутъ быть закрываемы подобно рту.
Пока органы рѣчи остаются неподвижны, невозможно произнести
ни одного звука; для этого необходимо, по крайней мѣрѣ, одну какую-
нибудь часть ихъ вывести изъ спокойнаго состоянія и противопоста-
вить какъ преграду дыхательному току, другими словами: должна
произойти артикуляція.
Однимъ дыханіемъ, даже при усиленіи его, невозможно произвести
ни одного звука рѣчи. Во время обыкновеннаго молчанія мы дышимъ
медленно и равномѣрно; когда же говоримъ, то быстрымъ подъемомъ
грудной полости вводимъ въ легкія большее количество воздуха;
выдыханіе происходитъ толчками, при различномъ давленіи, съ раз-
личною энергіей. Итакъ, хотя дыханіе служитъ также факторомъ
образованія звуковъ, но выраженіе „артикуляція" можетъ быть упо-
требляемо только въ смыслѣ прегражденія выдыхательнаго тока тѣми
или другими частями органовъ рѣчи.
Первый изъ этихъ органовъ, который посредствомъ артикуляціи
можетъ противопоставить преграду выдыхательному току, есть гор-т
тань. Здѣсь артикуляція заключается только въ постепенномъ суженіи
голосовой щели до совершеннаго затвора. Съ различными степенями су-
женія голосовой щели сопряжены разныя степени силы выдыханія
воздуха, и смотря по этому, въ [95] гортани происходятъ самые раз-
нородные шорохи и тоны. Первые называются гортанными шо-
рохами, послѣдніе общимъ именемъ голоса или голосового
тона. Итакъ, подъ голосомъ мы разумѣемъ музыкальный тонъ, про-
изведенный мѣрными дрожаніями голосовыхъ связокъ, какой бы то ни
было силы, высоты и т. д., и притомъ независимо отъ образованія
посредствомъ его разныхъ звуковъ рѣчн.
Изъ гортанныхъ шороховъ яри обыкновенной громкой рѣчн появ-
ляются только два — греческіе Spiritus asper (нѣмецкій h) и spiritus
lenis х). Голосъ же служитъ къ образованію гласныхъ, носовыхъ,
плавныхъ и другихъ „звонкихъ" согласныхъ, то-есть, именно тѣхъ
звуковъ, на которыхъ главнымъ образомъ основывается слышимость
и музыкальность языка.
При шопотѣ голосовая щель бываетъ не совсѣмъ закрыта; въ то
же время выдыхательное давленіе такъ уменьшено, что воздушный
токъ уже не имѣетъ силы произвести звучаніе голосовыхъ связокъ, и
можетъ только своимъ треніемъ о нихъ образовать тѣ самые гортан-
1) Звукъ легкаго придыханія (spiritus lenis), по наблюденіямъ англійскихъ фо-
нетиковъ и г. Сиверса, предшествуетъ произношенію всѣхъ гласныхъ и слышится
особенно при шопотной рѣчи: въ горлѣ какъ будто хруснетъ (ein eigenthümliches
Knacken: Сиверсъ, стр.. 110). Признаюсь, при всемъ стараніи, я не могу уловить
этого звука, покрайней мѣрѣ, при громкой рѣчи.

ные шорохи, о которыхъ было упомянуто. Насколько позволяетъ ихъ
акустическій характеръ, они бываютъ сходны съ голосовымъ тономъ.
Есть цѣлые ряды звуковъ, при которыхъ гортань остается совер-
шенно пассивною. Напротивъ, надставная труба всегда имѣетъ за-
мѣтное вліяніе на характеръ отдѣльныхъ звуковъ, и ея артикуляціи
постоянно производятъ только особые звуки. Каждой формѣ арти-
куляціи надставной трубы отвѣчаетъ только одинъ
образуемый ею звукъ рѣчи, въ которомъ, конечно, могутъ быть
различныя степени, смотря по силѣ выдыхательнаго давленія, или
различныя качества, смотря по тому, участвуетъ, или не участвуетъ
гортань въ артикуляціи. Если, напримѣръ, мы дадимъ надставной
трубѣ форму [96] артикуляціи, нужную для а, то будемъ неизмѣнно
производить а, пока будетъ продолжаться данное рту положеніе, ста-
немъ ли говорить громче, или тише, или шопотомъ. выше или ниже.
To же можно замѣтить при образованіи ф, с, х, или б—п, д—ж, г—к
и т. д. Однакожъ различія степени сопровождаются и небольшими измѣ-
неніями въ формѣ артикуляціи, напримѣръ, болѣе сильнымъ сжатіемъ
губъ при п, нежели при б и проч.
Наблюдая образованіе п, w, к или ф, с, х, легко замѣтить, что при
этомъ гортань не принимаетъ участія въ произведеніи звука, что, на-
противъ, незвонкій воздушный токъ гдѣ-то въ надставной трубѣ (напри-
мѣръ, y губъ при п и ф) встрѣчаетъ преграду, подающую поводъ къ
образованію въ этомъ мѣстѣ шороха. Съ уничтоженіемъ преграды
тотчасъ же прекращается и шорохъ, хотя бы выдыханіе продолжа-
лось. Если ее произвести въ другомъ мѣстѣ надставной трубы, то
появится совершенно отличный отъ перваго шорохъ. Въ каждомъ слу-
чаѣ можно внутри надставной трубы опредѣлительно указать мѣсто,
гдѣ шорохъ беретъ свое начало.
Совсѣмъ другое видимъ при образованіи гласнаго, напримѣръ а.
Мы знаемъ, что здѣсь гортань доставляетъ голосъ, какъ субстратъ
звука; но голосъ же служитъ необходимымъ .матеріаломъ для i, y и
т. д. Отъ a доходятъ до г или до всякаго другого гласнаго одними
измѣненіями формы надставной трубы, между тѣмъ какъ гортань
вполнѣ удерживаетъ прежнее артикуляціонное положеніе. Поэтому
разница между a, i, у, точно такъ же, какъ разница ф, с, х, зави-
ситъ отъ артикуляціи надставной трубы, но нигдѣ внутри ея нельзя
указать пункта, при которомъ былъ бы образованъ свойственный гласно-
му a въ противоложность і и y звукъ (какъ нѣчто отъ голоса незави-
симое). Напротивъ, здѣсь надставная труба дѣйствуетъ какъ цѣлое
(по закону отраженія), видоизмѣняя произведенный гортанью голосъ.
Итакъ, въ первомъ случаѣ артикуляція надставной трубы произ-
водитъ образованіе самостоятельнаго звука (ф, с, х\ во второмъ же
случаѣ только видоизмѣненіе образованнаго въ [97] другомъ мѣстѣ

звука (голоса). Поэтому артикуляцію перваго рода г. Сиверсъ назы-
ваетъ образующею звукъ (звукообразовательною, schallbildend), артику-
ляцію же второго рода — видоизмѣняющею звукъ (schallmodificirend).
Изъ сказаннаго видно, что для образованія звука рѣчи нужны три
фактора:
1) Выдыхательный токъ различной силы и продолжительности.
2) Производящее звукъ прегражденіе этого тока, которое можетъ
быть различно, смотря по мѣсту (въ гортани, въ надставной трубѣ,
или въ обѣихъ одновременно), по степени (затвору или стѣсненію),
по продолжительности или энергіи; энергія прегражденія соразмѣряется
съ энергіей выдыханія.
3) Отражающее пространство, которое даетъ звуку его особую
окраску.
Переходя къ приндипіальному вопросу о дѣленіи я системѣ зву-
ковъ рѣчи, г. Сиверсъ находитъ, что старинное различеніе гласныхъ
(вокаловъ) и согласныхъ (консонантовъ), хотя и очень удобное на
практикѣ, не вполнѣ удовлетворительно въ научномъ смыслѣ, потому
что основано не на сущности звуковъ, a на функціи ихъ, то-есть, на
роли, какую они играютъ при образованіи слоговъ. Это, по его мнѣнію,
издавна мѣшало успѣшному изслѣдованію дѣйствія однихъ звуковъ
на другіе и ихъ самостоятельныхъ измѣненій. Г. Сиверсу кажется,
что даже и въ отношеніи къ функціи гласныхъ и согласныхъ, между
ними нельзя провести точной границы, потому что нѣкоторые такъ
называемые согласные, именно плавные и носовые, также могутъ
служить въ образованію слоговъ, въ примѣръ чего онъ приводитъ
нѣмецкія слова ritten и handel, при произношеніи которыхъ гласная
е вовсе не артикулуется, a отъ t дѣлается переходъ прямо къ n и l,
получающимъ въ этомъ случаѣ значеніе гласныхъ. Разница же зву-
ковъ въ отношеніи къ функціи ихъ, по наблюденію нашего автора,
заключается въ томъ, что въ каждомъ слогѣ бываетъ одинъ звукъ,
который выдается надъ [98] другими и который поэтому можно на-
зывать вершиной слога (Silbengipfel) или носителемъ слого-
вого акцента, a остальные служатъ только его спутниками; въ
примѣръ первыхъ приводится a въ слогахъ an, al, ab, ар, at и na,
la, ba ра и т. д. Такъ точно, говоритъ г. Сиверсъ, въ словахъ:
rit-tn, han-dl звуки n, l несутъ на себѣ акцентъ второго слога. Такіе
звуки уже Таузингъ предлагалъ называть сонантами-, a второсте-
пенные — консонантами (Mitlauter, созвучными). Въ томъ, что
послѣднее названіе будетъ, вслѣдствіе того, имѣть двоякое значеніе
(то-есть, и.значеніе согласныхъ по-старинному), нашъ авторъ не видитъ
большого неудобства, такъ какъ роль сонантовъ будутъ по большей
части играть гласные, a консонантовъ согласные, до прежнему
дѣленію. Ниже мы яснѣе увидимъ, въ чемъ собственно заключается

сущность вновь установляемаго различія, a покуда замѣтимъ, что,
несмотря на указанные г. Сиверсомъ недостатки стариннаго раздѣ-
ленія звуковъ на вокалы и консонанты, оно никогда не выведется
изъ употребленія, что́ впрочемъ признаётъ и самъ онъ.
Это раздѣленіе, по его словамъ, такъ тѣсно связано со всею отно-
сящеюся сюда терминологіей, вообще со всѣми фонетическими изслѣ-
дованіями, что было бы невозможно вполнѣ замѣнить его чѣмъ-нибудь
другимъ. По моему мнѣнію, кромѣ того, въ самомъ способѣ образо-
ванія гласныхъ и согласныхъ есть различіе, которое заставляетъ
относить ихъ къ двумъ разнымъ категоріямъ звуковъ: гласные обра-
зуются болѣе или менѣе открытымъ ртомъ при нѣкоторомъ только
участіи языка и губъ; согласные же требуютъ бо́льшаго или меньшаго
•сближенія двухъ частей органовъ рѣчи, — преграды, которая соста-
вляетъ необходимое условіе для произнесенія подобнаго звука.
Затѣмъ разсматривается вопросъ: что́ разумѣть подъ отдѣль-
нымъ звукомъ? До сихъ поръ обыкновенно довольствовались озна-
ченіемъ формы артикуляціи звука въ надставной трубѣ и опредѣ-
леніемъ: участвуетъ, или не участвуетъ гортань (то-есть, голосъ) въ
артикуляціи его; но при этомъ не обращали [99] вниманія на много-
образные оттѣнки звука, зависящіе отъ выдыханія и качественнаго вида
прегражденія въ гортани. Такъ напримѣръ, подъ категорію звука a
подводили всѣ тѣ звуки, которые могутъ быть производимы при
извѣстномъ положеніи рта и при звучащемъ голосѣ, не принимая въ
расчетъ продолжительности, силы, высоты отдѣльныхъ звуковъ изъ
которыхъ выведена категорія а. Но недостаточно противопоставлять
одинъ звукъ другому, напримѣръ a звуку о по одной формѣ артику-
ляціи ихъ: необходимо давать себѣ отчетъ и въ разновидностяхъ,
отличаемыхъ слухомъ подъ каждымъ изъ этихъ общихъ типовъ.
Конечно, нѣтъ никакой возможности составить удовлетворяющую
всѣмъ требованіямъ общую систему, въ которой нашли бы мѣсто всѣ
возможные звуки органовъ человѣческой рѣчи: никто не въ состояніи
обозрѣть всѣхъ возможныхъ видоизмѣненій отдѣльныхъ формъ арти-
куляціи. Всякій вновь изслѣдованный языкъ можетъ доставить новыя
видоизмѣненія, которыя не подойдутъ подъ систему, извлеченную изъ
прежде-извѣстныхъ намъ языковъ. Но и въ болѣе ограниченномъ
кругѣ наблюденій составленіе общей системы неисполнимо, потому что
условія образованія звуковъ такъ разнообразны, что для. созданія си-
стемы нужно бы произвольно отдать предпочтеніе однимъ факторамъ
передъ другими, a за полученною такимъ способомъ системой нельзя
признать безусловнаго значенія. Поэтому г. Сиверсъ, въ противопо-
ложность новѣйшимъ стремленіямъ установить общую систематику
звуковъ, держится той мысли, что дальнѣйшее развитіе звуковой си-
стематики можетъ имѣть успѣхъ только на основаніи изслѣдованія и

описанія частныхъ системъ отдѣльныхъ говоровъ, изъ чего, далѣе,
могутъ происходить болѣе общія системы для цѣлыхъ группъ нарѣчій
и языковъ, но всегда въ примѣненіи въ опредѣленнымъ потребностямъ.
Въ разсматриваемомъ трудѣ, какъ имѣющемъ свое спеціальное назна-
ченіе, авторъ прямо устраняетъ разсмотрѣніе всѣхъ звуковъ, кото-
рыхъ до сихъ поръ не оказывалось въ индоевропейской [100] звуко-
вой системѣ, каково, напримѣръ щёлканье (Schnalzlaute) готтентотовъ
или гортанные звуки семитскихъ языковъ. Цѣль книги, говоритъ онъ^
должна служить рѣшающимъ указаніемъ и при составленіи общихъ.
опредѣленій извѣстныхъ звуковыхъ группъ, то-есть, мы должны счи-
тать нормальными тѣ формы звука (его разновидности, принимавшіяся
до сихъ поръ за звуковую единицу), которыя съ нѣкоторымъ вѣроя-
тіемъ могутъ быть угадываемы какъ нормальныя формы общаго пра-
родителя новыхъ индоевропейскихъ языковъ или, во всякомъ случаѣ,
какъ историческіе предшественники новѣйшихъ звуковъ.
Разсуждая объ основныхъ началахъ, на которыхъ можетъ быть
построена такая система звуковъ, г. Сиверсъ выставляетъ трудность
выбрать предпочтительно который-нибудь изъ факторовъ артикуляціи,
необходимыхъ въ совокупности для образованія звука; они были выше
исчислены, таковы именно: выдыханіе, прегражденіе и резонансъ; первое
можетъ быть различно по силѣ и продолжительности; второе — по сте-
пени и мѣсту. Каждый изъ этихъ факторовъ можетъ быть взятъ тео-
ретически за исходную точку дѣленія; но къ тому можетъ служить
также и акустическое значеніе звуковъ, вытекающее изъ
совокупнаго дѣйствія всѣхъ факторовъ. Въ практическомъ отношеніи
автору кажется вс.его удобнѣе начать съ послѣдняго основанія, за
которымъ будутъ слѣдовать и другія.
Этимъ оканчивается введеніе, составляющее первую главу книги.
Во второй главѣ разсматриваются, по обозначенной системѣ, группы
звуковъ рта и отдѣльные звуки.
По своему акустическому значенію звуки раздѣляются на
двѣ группы: 1) соно́ры или чисто-голосовые звуки (reine Stimm-
laute), исходящіе исключительно изъ гортани и имѣющіе основою
голосъ, и 2) шорохи, образующіеся въ надставной трубѣ; ихъ»
можно назвать безголо́сными (tonlos). Къ разряду соноровъ
отнесены гласные, плавные (то-есть, звуки л и р) и носовые {м и н).
Къ разряду безголосныхъ, напримѣръ т, [101] Но есть еще и такіе звуки, при произнесеніи которыхъ го-
лосъ и шорохи сливаются, напримѣръ в, з. Такіе смѣшанные звуки
составляютъ въ акустическомъ отношеніи переходъ отъ соноровъ къ
шорохамъ, и потому ихъ можно причислять къ одному изъ двухъ
названныхъ разрядовъ, смотря по тому, который изъ обоихъ элемен-
товъ въ нихъ преобладаетъ и субъективно признаётся наиболѣе суще-

ственнымъ. Вмѣстѣ съ сонорами они образуютъ группу голосовыхъ
звуковъ (stimmhafte Laute); съ чистыми же шорохами они сближаются
по общему способу образованія шороховъ, но для отличія отъ пер-
выхъ получаютъ названіе голосовыхъ или полусонорныхъ
шороховъ. Отсюда видно, что, собственно говоря, нельзя провести
безусловной границы между сонорами и голосовыми шорохами. По-
этому мнѣ кажется, что едва ли не справедливѣе и не проще было бы
оставаться при прежнемъ раздѣленіи звуковъ на голосовые (tönende)
и безголосные (tonlose) 1).
Затѣмъ излагаются виды артикуляціи: сперва гортани, a потомъ
надставной трубы. Въ послѣдней устный каналъ представляетъ три
принципіально различныя положенія:
.1) Устный канальна всемъ своемъ протяженіи такъ широко
раскрытъ, что выдыхаемый воздухъ проходитъ чрезъ него, не
производя устнаго шороха; тогда полость рта служитъ только резо-
нансовою средою. Это бываетъ при всѣхъ сонорахъ.
2) Устный каналъ настолько стѣсненъ, что выдыхаемый
токъ производитъ между краями тѣснины шорохъ тренія; ^[102] это
бываетъ, напримѣръ, при такихъ звукахъ, какъ ф, 3) Устный каналъ въ одномъ мѣстѣ совершенно закрытъ,
напримѣръ y г y б ъ при б, п; за зубами при д, мг, y нёба при г, #,
a также и при такъ-называемыхъ носовыхъ м, н.
Если назвать всѣ тѣ звуки, которые происходятъ отъ тренія воз-
душнаго тока о края тѣснины, спирантами или прото́рными
звуками 2) (Reibelaute, fricativae), звуки же, образующіеся посред-
ствомъ полнаго затвора органа рѣчи, — смычными (Versehlusslaute),
то изъ вышеуказанныхъ факторовъ получатся слѣдующія группы зву-
ковъ: 1) гласные и плавные, — чистые соноры (безъ участія носового
х) Прежде называлъ я первые громкими, вторые же, по примѣру Брюкке,
шопотными, но сознаюсь, что эти названія не довольно точны; громкость можетъ
быть различной степени, да и не заключаетъ въ себѣ -никакого опредѣлительнаго
признака; съ шопотною же рѣчью соединяются условія, которыми не всегда сопро-
вождается произнесеніе безголосныхъ звуковъ. Притомъ г. Сиверсъ, согласно съ нѣ-
которыми другими изслѣдователями, утверждаетъ, что и при шопотѣ можно сохранять
отличіе голосовыхъ шороховъ отъ безголосныхъ. Еще менѣе удачнымъ нахожу тер-
минъ: звучные и отзвучные, придуманный, кажется, Срезневскимъ, a потомъ упо-
треблявшійся и нѣкоторыми другими. Согласимся, что называть звуки звучными или
отзвучными по меньшей мѣрѣ странно.
2) Иногда употреблявшійся y насъ терминъ проточные оказывается неудобнымъ,
такъ какъ и другіе звуки образуются при условіи протока воздуха черезъ ротъ
или носъ. Прил. прото́рный образовано отъ занесеннаго въ акад. словарь слова
прото́ръ, означающаго „возможность съ трудомъ проходить или протираться", что́
совершенно отвѣчаетъ понятію звуковъ, извѣстныхъ y нѣмцевъ подъ именемъ
Reibelaute.

канала); 2) назалированные гласные и назалированные плавные; 3)
спиранты; 4) смычные звуки (собственно говоря, — устно-смычные),.
и 5) носовые, которые могутъ быть названы назалированными устно-
смычными звуками, такъ какъ при образованіи ихъ устный каналъ,
посредствомъ опущенія нёбной занавѣски, бываетъ совершенно закрытъ,.
воздушный же токъ проходитъ чрезъ носовую полость.
Относительно смычныхъ звуковъ г. Сиверсъ считаетъ нужнымъ.
замѣтить, что одно положеніе смычки (затвора) само по себѣ еще не
можетъ образовать звука; при безголосномъ выдыханіи затворъ обоихъ.
отверстій устной области для пропуска воздуха просто равносиленъ
полному прекращенію всякаго звукообразованія, равно какъ и затворь
голосовой щели. При звучаніи голоса положеніе устнаго затвора мо-
жетъ, пожалуй, видоизмѣнять звукъ, но особенно характеристическую
черту смычныхъ звуковъ составляетъ актъ затвора и разрѣше-
нія его, то-есть, тѣ два момента, которые предшествуютъ положенію
смычки и слѣдуютъ за него. Но такъ какъ эти три момента [103] (смы-
каніе, положеніе смычки и растворъ) необходимо связаны одинъ съ
другимъ, то мы на практикѣ и считаемъ ихъ фонетическій резуль-
татъ за единичный звукъ языка.
Въ одномъ изъ примѣчаній къ параграфу о видахъ артикуляціи
нашъ авторъ предостерегаетъ противъ смѣшенія выраженій: spirant
и aspirata, на что́ было обращено вниманіе уже и мною въ Фило-
логическихъ Разысканіяхъ (см. выше, стр. 530). „Большая
путаница", говоритъ онъ, — „которою долго страдало, напримѣръ,
ученіе о развитіи медіальныхъ придыханій въ отдѣльныхъ индоевро-
пейскихъ языкахъ, была въ сущности слѣдствіемъ неясныхъ пред-
ставленій въ этой области... Когда спиранту предшествуетъ смычка,
то получается двойной звукъ — affricata, то-есть смычной звукъ+
спирантъ 1); когда же за растворомъ смычки слѣдуетъ простое дыханіе,
то происходитъ то, что́ мы называемъ aspirata (придыхательный
звукъ). Къ числу смычныхъ звуковъ принадлежатъ только такъ-называе-
мые tenues и mediae съ ихъ aspiratae по общеупотребительной термино-
логіи; къ спирантамъ, напротивъ, всѣ другіе звуки-шорохи, въ осо-
бенности же латино-нѣмецкіе ф и х (ch), англійскій tli или φ, χ, θ по
новогреческому произношенію, которые только по недоразумѣнію смѣ-
шиваются съ греческими придыхательными.
Далѣе звуки разсматриваются по мѣстамъ артикуляціи ихъ, то-
есть, по тѣмъ пунктамъ органовъ рѣчи, гдѣ образуются тѣснины или
смычки; такимъ образомъ мы говоримъ, что, напримѣръ, мѣстомъ
артикуляціи п, б, м (безъ отношенія къ вопросу о совмѣстномъ дѣй-
ствіи голоса) служатъ обѣ губы, мѣсто артикуляціи ф находится
J) Напримѣръ: pf, gs.

между нижнею губой и верхними зубами, и т. д. Опредѣлить мѣсто
артикуляціи звука бываетъ тѣмъ легче, чѣмъ явственнѣе произво-
дится стѣсненіе устнаго канала (до совершеннаго затвора); оттого
звуки, образуемые сближеніемъ среднихъ частей языка съ небомъ,
представляютъ гораздо болѣе трудностей къ точному опредѣленію
мѣста артикуляціи, чѣмъ [104] другіе звуки, тѣмъ болѣе, что почти
единственнымъ средствомъ къ тому можетъ служить осязаніе. Всего
труднѣе опредѣлять артикуляціи гласныхъ, оттого что эти послѣдніе
сопровождаются наименѣе энергическими стѣсненіями устнаго канала.
Поэтому описаніе гласныхъ и отлагается въ книгѣ г. Сиверса до
другой главы, гдѣ рѣчь идетъ объ отдѣльныхъ звукахъ. Для опре-
дѣленія мѣстъ артикуляціи небныхъ звуковъ придумана недавно очень
остроумная метода окрашиванія: Грюцнеръ густо намазываетъ карми-
номъ или китайского тушью сухо обтертый языкъ, и потомъ какъ
можно яснѣе и непринужденнѣе артикулуетъ звуки. Открытый при
этомъ ротъ осматривается при надлежащемъ свѣтѣ съ помощью болъ-
шого ларингоскопа, косвенно обращеннаго вверхъ къ небу, и обыкно-
веннаго туалетнаго зеркала. Грюцнеръ замѣчаетъ, что изображенія
того же звука y различныхъ людей бываютъ не совсѣмъ одинаковы,
но y одного и того же лица не мѣняются.
Сколько же мѣстъ артикуляціи слѣдуетъ принимать и какъ они
взаимно расположены? Согласно съ звуковою системой грековъ и
римлянъ, прежде принимали только три мѣста артикуляціи, продукты
которыхъ означали названіями: gutturales (гортанные), dentales
(зубные) и labiales (губные). Ознакомясь съ санскритомъ, приба-
вили еще: palatales (небные), cerebrales (мозговые!), которые
по индійской звуковой системѣ помѣстили между гортанными и зуб-
ными. Но составившаяся такимъ образомъ система въ физіологиче-
скомъ смыслѣ не совсѣмъ правильна. Обращая вниманіе на органы,
участвующіе въ образованіи отдѣльныхъ звуковъ, слѣдуетъ прежде
всего принять два отдѣла: губные (labiales), образуемые только
губами съ помощью, въ случаѣ надобности, зубовъ, и язычно-небные
(linguo-palatales), производимые сближеніемъ какой-нибудь части языка
съ какого-нибудь частью мягкаго или твердаго неба, a по мѣрѣ на-
добности, и зубовъ (вообще, слѣдовательно, съ частью внутренней
устной полости). Можно прибавить еще третью группу — velares
(отъ vélum palati, небная занавѣска), [105] образуемые сближеніемъ
мягкаго неба съ заднею стѣнкою зѣва, но не составляющіе впрочемъ
отдѣльной группы, a появляющіеся только при встрѣчѣ между со-
бою другихъ звуковъ.
Губные звуки раздѣляются на чисто-губные (иначе назы-
ваемые также bilabiales, labiolabiales) и губо-зубные, въ артикуляціи
которыхъ участвуютъ и зубы. При образованіи язычно-нёбныхъ

собственно только языкъ составляетъ подвижное орудіе артикуляція.
Измѣненіями его формы (посредствомъ подъема и опущенія нижней
челюсти) производятся надлежащія стѣсненія и затворы. Нёбо же,
разумѣется твердое нёбо, играетъ при этомъ пассивную роль. Если
начать съ такъ называемыхъ гортанныхъ звуковъ, то крайнимъ
смычнымъ этого ряда со стороны гортани будетъ к, образуемое при-
косновеніемъ задней спинки языка къ самому нижнему краю нёбной
занавѣски. Ясно, что подвигаясь отсюда впередъ, можно по порядку
каждую часть языка сближать съ соотвѣтственнымъ мѣстомъ нёба,
точку прикосновенія можно постепенно и незамѣтно вести отъ корня
языка къ кончику его. Каждому мѣсту прикосновенія долженъ есте-
ственно отвѣчать особый звукъ. Такимъ образомъ получается непре-
рывная лѣстница звуковъ, которыхъ число въ теоріи должно быть без-
конечно. Но на практикѣ считаютъ за единицу цѣлый рядъ такихъ
звуковъ, которые отличаются сходнымъ въ сущности тономъ, такъ что
для артикуляціи каждаго звука служитъ извѣстное пространство въ
опредѣленныхъ границахъ. Поэтому наши выраженія: нёбные, зубные,
гортанные и т. д., какъ и вообще названія звуковъ рѣчи и ихъ группъ,
не указываютъ на точно опредѣленную артикуляцію или неизмѣнно
установленный звукъ языка, a означаютъ лишь цѣлыя категоріи зву-
ковъ, которые располагаются по сходству способовъ ихъ артикуляціи
и число которыхъ мы опредѣляемъ противопоставляя одни изъ нихъ
другимъ. Въ общемъ достаточно принять области переднюю, сред-
нюю, и заднюю смотря по тому, артикулуются ли звуки кончикомъ
языка, среднею или заднею частью его спинки: первая обнимаетъ,
слѣдовательно, [106] зубные древнегреческой системы (включая
и санскритскіе церебральные), вторая — такъ называемые нёбные,
третья — гортанные.
Кромѣ опредѣленія мѣста артикуляціи этихъ звуковъ, должно
также обращать вниманіе на форму частей рта, которыми они обра-
зуются. Въ этомъ отношеніи г. Сиверсомъ отмѣчены:
A. Серединныя артикуляціи (mediane Articulationen);
мѣсто артикуляціи находится на серединной линіи рта, и именно:
1) Концовая артикуляція (coronale): она производится око-
нечностью языка, который приподнимается къ нёбу (зубные звуки).
2) Спиночныя артикуляціи (dorsale): для требующихся стѣ-
сненій или смычекъ поднимается къ небу часть спинки языка (напри-
мѣръ при к, задняя часть).
B. Боковая артикуляція (laterale): при ней характеристическія
стѣсненія или смычки находятся между боковыми краями языка и
коренными зубами (при л).
На этомъ основаніи нашъ авторъ распредѣляетъ всѣ язычно-
нёбные звуки по двумъ главнымъ группамъ и въ каждой изъ нихъ

принимаетъ нѣсколько подраздѣленій, исчислять которыя въ настоя-
щемъ обзорѣ было бы излишне.
Къ разсмотрѣнію звуковъ по группамъ отнесенъ также вопросъ
объ интенсивности или силѣ и продолжительности зву-
ковъ рѣчи.
Различеніе ихъ въ отношеніи къ силѣ служитъ только цѣлямъ обра-
зованія слоговъ и словъ, такъ какъ, напримѣръ, всѣ звуки слога уда-
ряемаго, при выдыханіи, сильнѣе звуковъ неударяемаго. Слѣдовательно,
для характеристики звуковъ рѣчи это различеніе не важно. Одна-
кожъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ встрѣчаются различныя степени силы,
вовсе не зависящія отъ акцента и потому принадлежащія прямо къ
характеристикѣ звуковъ. Такимъ образомъ, если посредствомъ извѣст-
наго аппарата х) [107] измѣрить давленіе воздуха при произношеніи
безголосныхъ и голосовыхъ параллельныхъ звуковъ, какъ п и б, или
ф и в (произнося съ равною по возможности интенсивностью всѣ
слоги въ сочетаніяхъ: пaба, бaпа, фaва, вaфа), то окажется, что
при всѣхъ безголосныхъ звукахъ давленіе воздуха сильнѣе, чѣмъ при
соотвѣтственныхъ голосовыхъ. Поэтому, въ разсужденіи относительной
мѣры давленія воздуха при образованіи ихъ шороха, слѣдуетъ назы-
вать п и ф fortes, противоположные же имъ б и в lenes.
Конечно, въ языкахъ, которые отличаютъ такіе параллельные
звуки, какъ п и б и т. п., отсутствіемъ или присутствіемъ голоса,
нѣтъ надобности считать особенно важнымъ признакомъ меньшую
силу б и проч., но надобно помнить, что есть языки, противопоста-
вляющіе между собою безголосные звуки различной силы.
У швейцарцевъ, напримѣръ, п и б, ф и в равно произносятся безъ
помощи голоса, и различаются только болѣе сильнымъ давленіемъ
голоса при п и ф, нежели при б и в. Итакъ, здѣсь различіе силы
составляетъ единственный отличительный признакъ звуковъ, и выра-
женія fortis и lenis становятся необходимы. Тотъ, кто привыкъ замѣ-
чать только качественное различіе безголосныхъ и голосовыхъ звуковъ,
можетъ всего легче понять разсматриваемую разницу силы съ одной
стороны на взрывныхъ, съ другой на плавныхъ и носовыхъ. Въ сло-
вахъ: вилла, сумма очень ясно слышится бо́льшая интенсивность
л и м въ сравненіи съ вила, дума, если отрѣшиться отъ внушае-
маго письмомъ обманчиваго представленія объ удвоенномъ лл или мм:
дѣло въ томъ, что тутъ въ первомъ случаѣ мы слышимъ fortis, во
второмъ lenis. При я, w, п—г, д, б сто́итъ только отдать себѣ отчетъ
J) Согнутая на подобіе латинскаго U, на одну треть налитая водою стеклянная
трубка, къ одному концу которой прикрѣплена каучуковая кишка; другой конецъ
этой кишки кладется въ ротъ и приставляется позади того мѣста, гдѣ происходитъ
смычка илл тѣснина, производящая звукъ.

въ ощущеніи взаимно соприкасающихся частей рта; при этомъ всякій
легко убѣдится, напримѣръ, въ болѣе сильномъ сжатіи губъ при п
въ противоположность б и т. д.
[108] Количество (Quantität, то-есть, долгота и краткость)
звука само по себѣ не имѣетъ вліянія на его качество, a потому и
не можетъ служить основаніемъ дѣленія. Между тѣмъ, принимая во
вниманіе протяжимость или непротяжимость звуковъ рѣчи, отличаютъ
длительные звуки отъ мгновенныхъ. Къ послѣдней группѣ при-
надлежатъ только смычные, допускающіе одно удлинненіе паузы между
смычкою и растворомъ (или голоса, раздающагося въ продолженіе
этого времени). Здѣсь, какъ мнѣ кажется, г. Сиверсъ впалъ въ нѣ-
которое недоразумѣніе: названія длительныхъ и мгновенныхъ даны
звукамъ только по отношенію къ возможности протягивать въ произ-
ношеніи одни изъ нихъ и къ неизбѣжной краткости другихъ; но это
не значитъ, чтобы при обыкновенномъ произношеніи длительные звуки,
напримѣръ, в, с, ш, были длиннѣе или протяжнѣе мгновенныхъ: г, ж, б
и т. п. Равнымъ образомъ и поставленное много въ скобкахъ выра-
женіе, заимствованное y г. Сиверса, едва ли вѣрно: голосъ, сопро-
вождающій какой-нибудь мгновенный звукъ, вырывается одновременно
съ растворомъ, a не въ продолженіе паузы, и можетъ звучать болѣе
или менѣе времени только въ примѣненіи къ спиранту, который
дѣлается его носителемъ.
Отъ разсмотрѣнія звуковъ по группамъ авторъ переходитъ къ
отдѣльнымъ звукамъ, и прежде всего говоритъ о сонорахъ вообще,
къ которымъ относитъ: 1) устные соноры, то-есть, гласные и
плавные р, л; разница между этими обѣими группами очень незначи-
тельна и зависитъ (кромѣ различной степени стѣсненія надставной
трубы) только отъ несходной формы артикуляціи языка; 2) носовые
соноры или просто носовые звуки (резонанты, по неудачной
терминологіи Брюкке), и 3) назалированные соноры, въ числѣ
которыхъ всего чаще встрѣчаются носовые гласные: вслѣдствіе
ослабленія затвора нёбной занавѣски звучащій воздушный токъ мо-
жетъ отчасти выходить черезъ носовую полость и получаетъ такимъ
образомъ вторую резонансовую среду.
Гласные, какъ занимающіе главное мѣсто между сонорами,
[109] были издавна предметомъ чисто-акустическихъ анализовъ со
стороны естествоиспытателей; но такъ какъ подобныя изслѣдованія,
требующія спеціальной подготовки и разныхъ искусственныхъ аппа-
ратовъ, имѣютъ лишь второстепенное значеніе для филолога, то я и
не буду на нихъ останавливаться. Не войду также, вслѣдъ за г. Си-
версомъ, въ подробное изложеніе двухъ системъ гласныхъ звуковъ,
нѣмецкой и англійской, потому что онѣ основываются главнымъ обра-
зомъ на произношеніи нѣмцевъ и англичанъ: мы же не имѣемъ пол-

ной возможности повѣрять ихъ выводы, построенные на наблюде-
ніяхъ, требующихъ величайшей точности. Удовольствуюсь приведе-
ніемъ вступительныхъ замѣчаній нашего автора.
Индоевропейскій праязыкъ различалъ, какъ полагали (что́ однакожъ.
по новѣйшимъ: изслѣдованіямъ индоевропейскаго вокализма отвергается),
только три опредѣленные вида гласныхъ: a i у, да и въ болѣе слож-
ныхъ вокальныхъ системахъ новыхъ языковъ эти три гласные осо-
бенно выдавались, какъ представители самыхъ рѣзкихъ противополож-
ностей музыкальной окраски. Обыкновенно группировали эти „три
столпа" вокализма въ видѣ равносторонняго треугольника, имѣвшаго
a въ вершинѣ, чѣмъ давалось знать, что между каждыми двумя изъ
нихъ (i—a, a—y, y—г) существуетъ одинаковое разстояніе. Осталь-
ные гласные заносились между тѣми звуками, между которыми они
повидимому составляли середину, именно: э между a и i, о между
a и у. Эта, первоначально придуманная Гельвагомъ (1780), пирамида.
получила наконецъ, y Брюкке, слѣдующее развитіе:
a
ае а°
еа аое оа
е е° ое о
i iu u1 u (то-есть, наше у)
(ае означаетъ здѣсь приближающійся къ a звукъ ä, еа обыкновенное
ä или открытое е и т. д.).
[110] Эта схема, продолжаетъ, г. Сиверсъ, можетъ, пожалуй, счи-
таться вѣрною, если имѣть въ виду только субъективное акустическое
впечатлѣніе. Но ошибка такого дѣленія заключается въ томъ, что оно
почти вовсе не принимаетъ въ расчетъ форму артикуляціи и тѣмъ
отнимаетъ возможность ясно обозрѣть чрезвычайно важныя и для
исторіи языка отношенія отдѣльныхъ звуковъ между собою и въ
отдѣльнымъ шорохамъ (напримѣръ, і къ нёбнымъ, y къ губнымъ и
гортаннымъ). Поэтому Винтелеръ *) оказалъ дѣлу несомнѣнную услугу,
предложивъ размѣстить эти три звука: y — a—і (или, что́ все равно>
i — a — y) въ послѣдовательномъ порядкѣ по прямой линіи 2): здѣсь
y—і образуютъ крайніе предѣлы всей системы гласныхъ, въ которой
a занимаетъ нейтральную середину.
При a весь устный каналъ раскрытъ; языкъ не много удаляется
:) Въ книгѣ: Die Kerenzer Mundart in ihren Grundzügen dargestellt. Leipz.>
1876.
2) Это сдѣлано еще прежде мною въ „Филолог. Разысканіяхъ": см. выше, стр.
481, 491, 502. •

отъ своего спокойнаго положенія. При і, у, напротивъ, болѣе сильная
артикуляція производитъ значительныя стѣсненія въ надставной трубѣ
(слѣдовательно приближается въ артикуляціи согласныхъ *). A такъ
какъ при усиленномъ образованіи тѣснинъ малыя различія въ арти-
куляціи имѣютъ болѣе замѣтное вліяніе на характеръ соотвѣт-
ственныхъ звуковъ, чѣмъ при слабомъ образованіи, то i, y гораздо
чувствительнѣе къ перемѣнамъ артикуляціи, нежели а, которое, не-
смотря на весьма различную степень раскрытія рта, все-таки произ-
носится съ тою же музыкальною окраской. Вотъ почему Винтелеръ
нашелъ справедливѣе не начинать, по господствовавшему до него
обычаю, съ a какъ „съ самаго простого и чистаго вокала", a (со-
гласно съ тѣмъ, что́ указывалъ уже Буа-Реймондъ) исходить отъ
обоихъ [111] крайнихъ пунктовъ вокальной линіи, подлежащихъ
болѣе точному опредѣленію, и затѣмъ уже подвигаться къ серединѣ.
Этотъ методъ имѣлъ еще то преимущество, что онъ съ самаго
начала рѣзче выставлялъ артикуляцію тѣхъ двухъ частей рта, кото-
рыя служатъ къ образованію отзвучной среды для вокаловъ, именно
языка и губъ; ибо при у,- і обѣ артикулуютъ гораздо энергичнѣе,
чѣмъ при a и ближайшихъ къ нему гласныхъ, и формы ихъ арти-
куляціи наиболѣе между собою противуположны. Приводя этотъ взглядъ
г. Сиверса, я съ своей стороны однако замѣчу, что не придаю осо-
бенной важности измѣненію порядка^ въ которомъ располагаются
гласные, и нахожу, что несмотря на всѣ только-что высказанныя сооб-
раженія, методъ, начинающій разсмотрѣніе гласныхъ съ а, какъ дѣй-
ствительно простѣйшаго звука, нагляднѣе представляетъ двѣ скалы
звуковъ въ обоихъ противоположныхъ направленіяхъ, Къ тому же, и
при расположеніи звуковъ не по прямой ливіи, a по сторонамъ угла
или треугольника съ a въ вершинѣ, ничто не мѣшаетъ итти отъ і
къ y или наоборотъ.
Языкъ при y цѣлого своего массой отдергивается назадъ и въ
задней своей части поднимается къ нёбу. При і, напротивъ, онъ выдви-
гается впередъ и переднею частью приближается къ твердому нёбу.
Губы при y (произносимомъ съ возможною полнотою) стягиваются,
оставляя лишь небольшое круглое отверстіе, и въ то же время нѣ-
сколько выдвигаются впередъ, удлинняя надставную трубу; яри г,
возможно ясномъ, углы рта оттягиваются, и образуется широкая щель
вмѣсто круглой скважины при у.
Итакъ, при y образуется въ передней части рта довольно боль-
Вѣрный своей идеѣ, г. Сиверсъ ослабляетъ здѣсь дѣйствительную черту раз-
личія въ образованіи гласныхъ и согласныхъ. Какъ незначительно стѣсненіе при
і, у, лучше всего доказывается ихъ сравненіемъ съ jot и в (w)t которые по образо-
ванію подходятъ къ этимъ двумъ гласнымъ.

шое шаровидное отзвучное пространство съ маленькимъ круглымъ вы-
ходомъ; при г объемъ этой полости до крайности уменьшается, и
вмѣстѣ съ тѣмъ выходъ чрезвычайно увеличивается. Соразмѣрно съ
этимъ при y низкіе тоны голоса усиливаются, a высокіе заглушаются;
при і бываетъ обратное дѣйствіе.
[112] Отъ этого происходитъ, что y и въ обыкновенной рѣчи зву-
читъ ниже чѣмъ г, и что y въ весьма высокихъ тонахъ, a г наобо-
ротъ въ очень низкихъ уже звучатъ непріятно.
Кромѣ названныхъ двухъ факторовъ, принимали въ соображеніе
также подъёмъ гортани при і и опущеніе ея при у. Но эти движенія
не бываютъ большею частью произвольны, a обусловливаются суще-
ственно протягиваніемъ или отдергиваніемъ языка, почему и можно
безъ неудобства оставлять ихъ въ сторонѣ.
Показавъ способъ, какъ опредѣлять изъ множества видоизмѣненій
всѣхъ трехъ гласныхъ „нейтральную средину" ихъ, то-есть, такъ
сказать, средній или нормальный звукъ (способъ, который, по практи-
ческой трудности воспроизводить его, не рѣшаюсь передать въ пере-
водѣ), г. Сиверсъ продолжаетъ:
Если, начиная съ у, проходить всѣ промежуточныя ступени до і,
то языкъ будетъ все болѣе выдвигаться впередъ и передняя часть
его постепенно подниматься вверхъ къ твердому нёбу; нижняя че-
люсть, нѣсколько опущенная при переходѣ отъ у къ а, также снова
поднимается постепенно кверху, и опять можетъ начаться арти-
куляція губъ, когда углы рта будутъ раздвигаться въ обѣ стороны.
Такимъ образомъ, начиная съ у% можно проходить всѣ оттѣнки
гласныхъ ряда y — і, постепенно уменьшая характеристическія дви-
женія артикуляціи у, пока они почти совершенно сравняются съ o, a
затѣмъ переходя къ положенію г также постепенно усиленнымъ дѣй-
ствіемъ двухъ факторовъ (языка и губъ). Итакъ, между y и і ока-
зывается цѣлый непрерывный рядъ равномѣрно измѣняющихся и
переходящихъ другъ въ друга оттѣнковъ гласныхъ. Слѣдовательно»
всѣ оказывающіяся здѣсь различія должны быть отмѣчаемы на упо-
мянутой выше линіи гласныхъ отъ y до і.
Но такъ какъ нельзя для каждой отдѣльной точки этой линіи^
для каждаго возможнаго оттѣнка имѣть особенный знакъ, то остается
только раздѣлить эту линію на извѣстное число частей, [113] то-есть,
вмѣсто отдѣльныхъ оттѣнковъ гласныхъ означать категоріи зву-
ковъ, которыя по формѣ артикуляціи и по акустическому впечатлѣнію
соединяли бы въ себѣ ближайшія другъ къ другу и не являющіяся
противоположными между собой видоизмѣненія. Представителемъ ка-
тегоріи, нормальнымъ гласнымъ, долженъ служить тотъ оттѣ-
нокъ, который всего опредѣлительнѣе выражаетъ музыкальный харак-
теръ категоріи.

На основаніи этой системы Винтелеръ насчитываетъ 12 категорій
гласныхъ y, О, а, э, і, съ ихъ оттѣнками, a присоединяя еще смѣшанные
нѣмецкіе звуки ü, ö,—всего 14. Ho, кончая изложеніе этой системы,
г. Сиверсъ признаетъ ея несовершенство и неполноту, такъ какъ въ
ней недостаетъ цѣлаго ряда звуковъ, образуемыхъ артикуляціей
средней спинки языка съ небомъ. По его мнѣнію, всѣхъ этихъ
недостатковъ избѣгаетъ англійская система Мельвиля Белля А), еще
усовершенствованная Свитомъ 2) и Стормомъ 8). Она, говоритъ онъ,
совершенно исключаетъ субъективный моментъ оцѣнки по акустиче-
скому сходству гласныхъ, который такъ преобладаетъ въ нѣмецкихъ
системахъ и сдѣлался источникомъ многихъ ошибокъ: англійская си-
стема вокаловъ, такъ же, какъ и система согласныхъ, построена исклю-
чительно на анализѣ положеній -артикуляціи. Прежде всего надо
строго различать артикуляціи языка и губъ. Есть три горизон-
тальныя и три вертикальныя положенія языка. Въ первомъ отно-
шеніи гласные бываютъ: задніе (гортанные), передніе (нёбные) и
-смѣшанные (гортаннонёбные). Промежуточныя степени могутъ быть
внутреннія и внѣшнія. Затѣмъ, по большему или меньшему
отдаленію языка отъ неба, бываютъ высокіе, средніе и низкіе
гласные, да [114] еще промежуточные, называемые пониженными
и повышенными. Каждый изъ полученныхъ такимъ образомъ
гласныхъ можетъ еще быть закрытымъ (узкимъ) или откры-
тымъ (широкимъ). Кромѣ того, каждый изъ этихъ гласныхъ можетъ
сдѣлаться округленнымъ посредствомъ суженія устнаго отверстія;
округленіе же это бываетъ троякое по степени и различное по формѣ
(вертикальное, горизонтальное и смѣшанное).
Для нагляднаго изображенія этой системы служитъ таблица, со-
стоящая изъ 6-ти вертикальныхъ и 6-ти горизонтальныхъ, a всего
изъ 36-ти клѣтокъ или столькихъ же гласныхъ звуковъ. Но, несмотря
на высокое мнѣніе, высказываемое г. Сиверсомъ объ этой системѣ, я
не могъ убѣдиться въ ея превосходствѣ: она кажется мнѣ черезчуръ
сложною и сбивчивою; да и не всѣ примѣры звуковъ, приводимые въ
доказательство ея положеній авторомъ „Grundzüge", можно признать
вѣрными. Страненъ, между прочимъ, взглядъ его на звукъ русскаго ы.
„Всего менѣе", — говоритъ онъ, — „понятны для нѣмца артикуляціи
смѣшанныхъ гласныхъ. На первомъ мѣстѣ стоитъ русское еры (ï х),
*) Bell, A. Melville, The Principles of Speech and Vocal Physiology. London,
1865. — Visible Speech. London 1867.
2) Sweet, H. Handbook of Phonetics. Oxford 1877, и статьи въ Transact. of the
Philol. Soc. 1873 — 1881.
3) Storni, J. Englische Philologie. Heilbronn 1881. Первое изданіе, на датскомъ
языкѣ, было напечатано въ Христіаніи, гдѣ авторъ занимаетъ каѳедру при универ-
ситетѣ. Второе, нѣмецкое, сдѣлано при собственномъ его участіи.

изъ котораго посредствомъ опущенія языка происходитъ нѣмецкій
подобный ö неударяемый звукъ е въ Gabe х) и т. п., a изъ этого вто-
ричнымъ опущеніемъ звукъ bé въ анг. bird". Открытый звукъ, отвѣ-
чающій русскому еры, часто слышится, по мнѣнію г. Свита, въ pfetty
и just и въ нѣкоторыхъ другихъ англійскихъ словахъ. Для насъ тутъ
ясно полное недоразумѣніе на счетъ русскаго звука, и напрасно
г. Сиверсъ, въ другомъ мѣстѣ своей книги (стр. 71), такъ рѣши-
тельно отрекается отъ прежняго своего взгляда, согласнаго съ толко-
ваніемъ Лепсіуса, что ы образуется соединеніемъ язычной артику-
ляціи y съ губною артикуляціей і 2).
[115] Коснувшись затѣмъ носовыхъ и безголосныхъ вокаловъ
(tonlose Vocale), изображаемыхъ на письмѣ съ помощью нѣмецкаго h,
г. Сиверсъ кончаетъ этотъ отдѣлъ нѣсколькими замѣчаніями о томъ,
что для изслѣдователя народные говоры должны быть равноправны
съ такъ-называемымъ образованнымъ языкомъ, и что нельзя доволь-
ствоваться только немногочисленными звуками, изображаемыми въ
письменной азбукѣ, a необходимо вникать также въ особенности
артикуляціи всѣхъ ихъ оттѣнковъ, къ изображенію которыхъ должна
служить придуманная для каждаго языка или нарѣчія система нор-
мальныхъ знаковъ. При сравненіи языковъ между собою важно обра-
щать вниманіе не столько на отношеніе одного отдѣльнаго звука къ
другому, сколько на взаимное отношеніе цѣлыхъ системъ: нужно
удостовѣряться, не зависятъ ли различія между отдѣльными гласными
одной или нѣсколькихъ системъ отъ какого-нибудь общаго начала,
отличающаго характеръ этихъ системъ. Такія начала заключаются
въ большемъ или меньшемъ участіи губъ, въ различныхъ степеняхъ
ринезма, въ особенномъ положеніи языка и т. п. Надо, такъ сказать,
найти операціонный базисъ артикуляціи, который потомъ и имѣть въ
виду при изслѣдованіи разныхъ звуковъ; такъ напримѣръ отличитель-
ныя черты англійскаго произношенія состоятъ въ томъ, что языкъ,
отдернутый назадъ, какъ бы расплющивается и располагается къ
церебральному способу артикуляціи, то-есть конецъ поднимается къ
нёбу и загибается назадъ, a губы остаются пассивными и принимаютъ
мало участія въ образованіи звуковъ 3).
Другая группа соноровъ, плавные и носовые, разсматриваются
*) To же самое еще прежде (Grundzüge, стр. 73) замѣчено объ этомъ словѣ:
такъ, по показанію г. Сиверса, Gabe произносится на нѣмецкой сценѣ.
2) Я имѣлъ уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ случай сослаться на остроумный
взглядъ г. Лепсіуса и.привелъ въ переводѣ все относящееся сюда мѣсто его статьи:
„Über die arabischen Sprachlaute und deren Umschrift". См. мои „Замѣтки o сущ-
ности нѣкоторыхъ звуковъ русскаго языка" въ І-й части настоящаго изданія.
3) Въ Англіи считается правиломъ приличія при разговорѣ какъ можно менѣе
приводить въ движеніе губы (Grundzüge, 14).

также весьма подробно. Въ каждомъ изъ обоихъ разрядовъ прини-
мается по пяти подраздѣленій. Занимаясь плавными, авторъ остана-
вливается между прочимъ на русскомъ твердомъ [116] л (лъ) и гово-
ритЪ, что со времени Пуркинье фонетисты считаютъ этотъ звукъ
гортаннымъ. Но, прибавляетъ онъ, въ пониманіи его, кажется,
еще не пришли къ соглашенію. По Беллю и Свиту (которые назы-
ваютъ его back-divided, задне-раздвоеннымъ), нужна „центральная
смычка", произведенная всѣмъ корнемъ языка, при чемъ языкъ надо
сильно отдергивать назадъ: воздухъ проходитъ между сторонами языч-
наго корня и задними стѣнками щекъ. Стормъ, напротивъ, утверждаетъ,
что задняя часть языка поднимается и весь задній устный каналъ стѣс-
няется (слѣдовательно, не раздвояется), и что отъ этого происхо-
дитъ гортанный характеръ звука, чѣмъ объясняются и частые пере-
ходы его въ y и ö. По моему мнѣнію, замѣчаніе о формѣ устнаго канала
справедливо, но относительно движенія языка слѣдуетъ сдѣлать по-
правку, что онъ для нашего твердаго л сильно прижимается къ верх-
нимъ зубамъ, тогда какъ для западно-европейскаго I онъ поднимается
далѣе къ твердому небу и загибается.
Едва ли можно согласиться съ г. Сиверсомъ, когда онъ, вопреки
своему прежнему убѣжденію, признаетъ возможность безголосныхъ
м и н (tonlose nasale), будто бы существующихъ во многихъ язы-
кахъ; первый звукъ находитъ онъ, между прочимъ, въ междометіи %м.
Трудно понять, чѣмъ же инымъ, какъ не голосомъ, можетъ быть
выражено присутствіе носового звука.
Точно такъ же трудно вмѣстѣ съ г. Сиверсомъ признать за одною
категоріею смычныхъ звуковъ принятое имъ названіе tonlose me-
dliae (безголосныхъ Ь, d, g). Сказавъ, что установленные древними
грамматистами термины двухъ родовъ согласныхъ: tenues (p, t, Je) и
mediae (Ь, d, g) перешли я въ новѣйшую фонетическую терминологію
нѣмцевъ, г. Сиверсъ замѣчаетъ, что первые выговариваются въ раз-
ныхъ краяхъ весьма различно, изъ послѣднихъ же звуки Ъ и g про-
износятся не только какъ смычные, но и какъ голосовые и безголос-
ные спиранты. Далѣе онъ говоритъ: „Рядомъ съ безголосными
сильными (tonlose starke) смычными, выражаемыми чрезъ р, t, к,
есть въ разныхъ [117] языкахъ и безголосные слабые смыч-
ные; какъ швейцарскіе нѣмцы произносятъ Ь, d, д% да и вообще въ
нѣмецкомъ языкѣ эти звуки нерѣдки" (стр. 95). Это вполнѣ справед-
ливо: кому не случалось, даже не бывавъ въ Германіи, слышать нѣм-
цевъ, которые произносятъ &, d, g почти или совершенно такъ, какъ
p, Je? Справедливо и слѣдующее за симъ замѣчаніе: „Основываясь
на томъ, что́ изложено было выше о степеняхъ интенсивности соглас-
ныхъ, tenuis греко-римскихъ грамматиковъ должна бы называться
безголосною fortis (tonlose fortis), только что упомянутый безго-

лосный звукъ—безголосною lenis (tonlose lenis), а голосовая media—
голосовою lenis (tönende lenis)". Ho вотъ заключеніе, которое
возбудитъ много противорѣчій: „Если означеннымъ безголоснымъ lenes
(то-есть б, д, г, произносимымъ какъ n, т, к) долженъ быть усвоенъ
одинъ изъ терминовъ tenuis и media, то конечно такимъ можетъ быть
только послѣдній, ибо нѣтъ сомнѣнія, что во всѣхъ языкахъ, гдѣ
безголосные и голосовые б9 д, г существуютъ рядомъ, первые слы-
шатся какъ звуки родственные голосовымъ mediae, a не какъ иска-
женія непридыхательныхъ tenues. Итакъ, мы старому понятію слова
„media* въ такомъ же смыслѣ придаемъ болѣе широкое значеніе для
всѣхъ слабыхъ смычныхъ, будутъ ли они голосовые или безголосные.
Другими словами: мы признаемъ существованіе безголосной media
въ такомъ же смыслѣ, какъ мы приняли существованіе безголосныхъ
плавныхъ или носовыхъ вопреки первоначальнымъ опредѣленіямъ плав-
ныхъ и носовыхъ, какъ чистыхъ сонорныхъ звуковъ", то-есть въ одномъ
и томъ же звукѣ признается соединеніе глухого и звонкаго!
Глава оканчивается частными замѣчаніями о смычныхъ и спиран-
тахъ, въ разборъ которыхъ мы входить не будемъ.
Разсмотрѣвъ звуки индоевропейскихъ языковъ въ отдѣльности,
авторъ переходитъ къ изслѣдованію ихъ во взаимной между собою
связи, и посвящаетъ этому обширный отдѣлъ сочиненія подъ загла-
віемъ: Combinationslehre (теорія сочетаній). „Остается разсмот-
рѣть", говоритъ онъ, — „какъ эти отдѣльные [118] звуки соеди-
няются въ болѣе сложныя группы эмпирическаго языка, то-есть въ слоги,
такты, предложенія. Здѣсь мы прежде всего встрѣчаемся съ вопросомъ:
какъ изолированный отъ предыдущаго или послѣдующаго звукъ возни-
каетъ и прекращается, то-есть въ какой послѣдовательности и какимъ
образомъ нужныя для его произнесенія артикуляціонныя движенія начи-
наются и кончаются. Рѣшеніемъ этого вопроса занимается ученіе о зву-
ковыхъ приступахъ и отбояхъ (Lauteinsätzeund-absätze).Затѣмъ
разсмотрѣнію подлежатъ переходные звуки (glides, какъ назы-
ваютъ ихъ англичане), то-есть тѣ звуки, которые появляются, когда
выдыхательный токъ продолжается покуда какая-нибудь часть органовъ
рѣчн переводится изъ опредѣленнаго положенія для одного звука въ
такое же положеніе для другого. При произнесеніи, напримѣръ, слога al
голосъ продолжаетъ звучать, пока языкъ изъ положенія для a пере-
водится въ положеніе для I. Во время этого перехода, естественно,
не можетъ существовать ни чистый звукъ а, ни чистый звукъ I:
между изглашеннымъ сначала чистымъ a и заключительнымъ I вдви-
гается непрерывный рядъ переходныхъ звуковъ. Но такъ кавъ
продолжительность этого перехода въ сравненіи съ продолжитель-
ностью положеній для a и для I ничтожна, то переходные звуки,
вообще говоря, отдѣльно не бываютъ замѣтны. Если же они замѣ-

чаются, то переходный звукъ считаютъ либо окончаніем.ъ пре-
дыдущаго, либо началомъ послѣдующаго.
Какъ видно изъ словъ самого автора, мы находимся здѣсь BŒ
области явленій, едва доступныхъ наблюденію. Слѣдить за этими
явленіями, которыя г. Сиверсъ исчисляетъ особо подъ каждымъ раз-
рядомъ звуковъ, — задача не легкая. Читатель, желающій ознако-
комиться съ ними, долженъ обратиться къ самой книгѣ, о которой
рѣчь идетъ. Но въ слѣдующемъ за тѣмъ параграфѣ о соприкосновеніи
сосѣднихъ соноровъ нахожу полезнымъ остановиться на нѣкоторыхъ
изъ замѣчаній нашего автора. Вотъ что онъ говоритъ о дифтонгахъ
(двугласныхъ):
Подъ дифтонгомъ разумѣютъ соединеніе двухъ простыхъ
[119] гласныхъ, производимыхъ однимъ и тѣмъ же выдыхательнымъ
толчкомъ, то-есть образующихъ одинъ слогъ и изъ которыхъ первый
носитъ болѣе сильное удареніе. По практическимъ соображеніямъ
принимаютъ два рода дифтонговъ: собственные и несобствен-
ные (echte und unechte). Къ первой категоріи принадлежатъ формы,
какъ ай, эй, ау, оу, то-есть, такія, y которыхъ второй компонентъ
требуетъ болѣе сильнаго устнаго стѣсненія, чѣмъ первый; ко второй
категоріи, напримѣръ, сохранившіеся еще и до сихъ поръ въ южно-
германскихъ нарѣчіяхъ средненѣм. ie, uo, üe, представляющіе обрат-
ное отношеніе. Мнѣ кажется, что послѣдніе, по вышеприведенному
опредѣленію, не могутъ называться дифтонгами, a состоятъ каждый
изъ двухъ слоговъ, хотя г. Сиверсъ и утверждаетъ, что такъ можетъ
думать только тотъ, кто не имѣетъ достаточной практики въ произ-
несеніи этихъ звуковыхъ группъ. Между тѣмъ, онъ же тотчасъ послѣ
этого говоритъ, что главное условіё для образованія дифтонга заклю-
чается въ томъ, чтобы второй компонентъ въ отношеніи къ первому
исполнялъ функцію или игралъ роль согласнаго звука (müsse conso-
nantisch fungiren); но возможно ли это въ группахъ: ге, uo, üe?
Посмотримъ теперь, какъ онъ понимаетъ названіе „полугласный\
Подъ полугласными, говоритъ онъ, мы разумѣемъ такіе гласные,
которые подъ вліяніемъ неударяемости низошли на функцію соглас-
ныхъ. Изъ этого видно, что выраженіе полугласный принадле-
житъ къ ученію о функціяхъ и значитъ не болѣе, какъ „не слого-
образовательно (unsilbisch) употребленный гласный". „Послѣ того,
что́ сейчасъ было изложено о дифтонгахъ, ясно, что вторые компо-
ненты дифтонговъ должны быть признаваемы за полугласные. Но
практика де усвоила себѣ этого взгляда, видя въ дифтонгахъ нѣчто
само по себѣ существующее, не поддающееся параллелизаціи съ дру-
гими звуковыми комплексами. Поэтому выраженіе „полугласный" упо-
требляютъ только для означенія вокала въ функціи согласнаго передъ
слогообразовательнымъ звукомъ. Означая необразующіе слога гласные

подстрочнымъ ^,. [120] мы будемъ имѣть полугласные i, и только въ
такихъ случаяхъ, какъ ja, ua, a не при ai, au".
Къ этому г. Сиверсъ прибавляетъ однакожъ примѣчаніе: „Здѣсь
мы употребляемъ слово дифтонгъ исключительно въ томъ смыслѣ,
какой съ нимъ соединяется въ терминологіи старинной грамматики
индовъ, грековъ и латинянъ. Но новѣйшая практика и нѣкоторые
-фонетики, напримѣръ Свитъ, придаютъ этому термину болѣе обширное
значеніе, называя дифтонгами всѣ вообще односложныя сочетанія двухъ
гласныхъ, напримѣръ іа. Въ такомъ случаѣ различаютъ нисходя-
щіе дифтонги, y которыхъ ударяемый гласный впереди, какъ въ ai, au
{это по теоріи г. Сиверса собственные дифтонги), и восходящіе,
y которыхъ сочетаніе начинается полугласнымъ, какъ въ іа, ua; по-
слѣдніе часто встрѣчаются въ романскихъ языкахъ, напримѣръ во
французскомъ: іе оі, въ итал. uo, въ исп. ие и проч."
Остановимся здѣсь на минуту, чтобы разсмотрѣть это замѣчаніе
въ примѣненіи къ русскому языку. Оно совершенно согласно съ тѣмъ,
что́ было высказано мною относительно нашихъ дифтонговъ какъ выше,
«стр. 493, такъ и въ статьѣ: „Замѣтки о сущности нѣкоторыхъ звуковъ
р. яз." . (см. ч. I настоящаго труда): по моему мнѣнію, наши слоги
ай, ой, ій, уй и т. п. суть нисходящіе дифтонги, точно такъ же
какъ йа, йэ, йо, йу (на письмѣ я, е, ё, ю) — дифтонги восходящіе.
Какъ въ тѣхъ, такъ и въ другихъ, й есть полугласный звукъ, то-есть
по натурѣ гласный, имѣющій функцію согласнаго.
Этотъ й я прежде считалъ тожественнымъ съ германскимъ йотомъ
(jot, j), но теперь вмѣстѣ съ г. Сиверсомъ признаю, что j, развившись
язъ полугласнаго і посредствомъ бо́льшаго стѣсненія въ задней части
рта, ёсть дѣйствительно длительный согласный, и именно голосовой
.спирантъ, который отвѣчаетъ безголосному х въ ich, точно такъ же,
какъ в есть спирантъ, развившійся изъ гласнаго у. Наблюденіе, ко-
торое приводитъ къ заключенію о натурѣ jot, было сдѣлано мною еще
при составленіи названныхъ „Замѣтокъ", гдѣ между прочимъ сказано:
•[121] „Если станемъ произносить и (і) не переводя дыханія, такъ чтобы
онъ звучалъ нѣсколько времени непрерывно, а потомъ вдругъ перей-
демъ къ другой гласной, напримѣръ къ a или о, то непосредственно
передъ нею и (і) непремѣнно обратится въ й, въ положеніи же орга-
новъ рѣчи при этомъ не произойдетъ никакой перемѣны. Только въ
томъ случаѣ, если непосредственно послѣ й (j) надо опять произнести
и (і), какъ напримѣръ въ англійскомъ словѣ year или въ русскомъ
ихъ, имъ, ручьи, то нельзя отрицать, что при переходѣ и въ й (кото-
рое y насъ тутъ не пишется), языкъ нѣсколько (болѣе) приближается
яъ нёбу, ибо иначе этотъ переходъ былъ бы невозможенъ". Совер-
шенно сходно съ этимъ и г. Сиверсъ (стр. 124) замѣчаетъ: „Если
передъ гласными i, и (русск. u, у) и т. д. долженъ быть образованъ

соотвѣтствующій полугласный (то-есть, группы ji, гѵи), то полугласный?
всегда произносится болѣе сперто (geschlossener), чѣмъ гласный, такъ
что здѣсь достигаются такія стѣсненія, какихъ не бываетъ обыкновенно
при слогообразовательныхъ гласныхъ тѣхъ же языковъ".
Еще Добровскій въ звукахъ и K ю (л, е, ю) не хотѣлъ признавать
дифтонговъ на томъ основаніи, что въ началѣ этихъ сочетаній онъ.
видѣлъ согласный jot; но всякій, кто безъ предубѣжденія вникнетъ
въ ихъ составъ, убѣдится, что первымъ компонентомъ ихъ служитъ
тотъ же полугласный #, которымъ кончаются группы ай, ой и т. д.у
что слѣдовательно тѣ и другіе суть дифтонги, но съ обратнымъ распо-
ложеніемъ составныхъ частей. Эта теорія нашихъ ложныхъ моногра-
фовъ я, е, ю — самая простая и вмѣстѣ самая практическая.
Пропускаю крайне утонченныя наблюденія надъ движеніями устныхъ
органовъ и надъ происходящими во время ихъ посторонними шоро-
хами яри соприкосновеніяхъ однихъ звуковъ съ другими, и перехожу
къ статьѣ, заслуживающей особеннаго вниманія, о такъ называемыхъ
Mouillirung или Palatalisirung и Labialisirung или Kundung. Дѣло идетъ
о двухъ явленіяхъ, имѣющихъ преобладающее значеніе въ русскомъ
языкѣ и [122] характеризуемыхъ тѣмъ двоякимъ произношеніемъ со-
гласныхъ, которое на письмѣ отмѣчается буквами ь и ъ. Въ акусти-
ческомъ смыслѣ первое можно назвать отонченіемъ (палатализаціей),
второе — отолщеніемъ (лабіализаціей) согласныхъ. Г. Сиверсъ начи-
наетъ слѣдующими вступительными замѣчаніями:
„Соединеніе какого бы ни было согласнаго съ послѣдующимъ глас-
нымъ можетъ совершаться двоякимъ образомъ,—можно либо: 1) исходя
отъ спокойнаго положенія, артикуловать согласный, не заботясь о
гласномъ, то-есть, такъ, что изъ спокойнаго положенія выводятся
только тѣ части органа рѣчи, которыхъ участіе необходимо при обра-
зованіи снецифической артикуляціи согласнаго, либо 2) заранѣе при-
нимать во вниманіе послѣдующій гласный, давая ненужнымъ при
артикуляціи согласнаго частямъ органа рѣчн такое положеніе, какого
требуетъ гласный. Объяснимъ это примѣромъ.
„Слогъ мг но первому способу производится такъ, что губы сжи-
маются, нёбная занавѣска опускается и издается голосъ; продуктъ
этой артикуляціи есть м; при этомъ языкъ остается въ своемъ спо-
койномъ положеніи, губы едва * замѣтно выдвинуты. Переходъ къ і
дѣлается такимъ образомъ, что по возможности одновременно нёбный
клапанъ запирается, губы раскрываются и языкъ приводится въ поло-
женіе, потребное для і: если надо образовать і съ энергическимъ
движеніемъ губъ, то и онѣ должны въ тотъ же моментъ расшириться
въ формѣ щели.
„При этомъ въ одинъ моментъ перехода совпадаютъ три или че-
тыре артикуляціонныя движенія. Чтобъ избѣжать этого, можно уже

во время произношенія м, одновременно съ его устроеніемъ, поднять
языкъ въ положеніе для i, a также и губы могутъ вмѣстѣ со смычкой
расшириться въ формѣ щели, причемъ м вовсе не утратитъ качества
губного носового; тогда въ моментъ перехода останется сдѣлать только
два артикуляціонныя движенія.
„Такимъ же образомъ, при ку можно по произволу протянуть и
округлить губы для y либо въ моментъ перехода, либо уже передъ
устроеніемъ артикуляціи к.
[123] „Итакъ, здѣсь специфическое положеніе органа для і или
y произведено уже одновременно съ специфическимъ положеніемъ м
или к, или, другими словами, заранѣе взята специфическая
артикуляція. Если бы порядокъ звуковъ былъ обратный, то при-
шлось бы говорить объ удержаніи специфической артикуляціи.
„Ясно, что заблаговременнымъ взятіемъ артикуляціи i, y дости-
гается болѣе тѣсное сліяніе обоихъ звуковъ (м—і, к—у), потому что
при этомъ рядъ переходныхъ звуковъ по возможности сокращается.
Естественно, что разница обоихъ способовъ образованія должна быть
всего замѣтнѣе при гласныхъ съ энергическою дѣятельностью губъ
и языка, ибо y нихъ движенія, которыя собственно должны бы про-
исходить въ моментъ перехода, такъ сильны и продолжительны; и
такъ какъ трудно ихъ произвести одновременно, то непремѣнно яви-
лись бы излишніе промежуточные звуки. Въ ряду этихъ возможно со-
вершенныхъ гласныхъ первое мѣсто естественно занимаютъ і, у".
Предвзятіемъ устной артикуляціи г или j согласный подвергается
измѣненію, извѣстному y нѣмцевъ подъ именемъ Mouillirung (отъ
французскаго I mouillé). Это явленіе подмѣчено прежде всего надъ
извѣстными звуками романскихъ языковъ, означаемыми y французовъ
посредствомъ I или II съ предшествующими гласными или посред-
ствомъ gn передъ гласною; звуки эти оказываются сложными и, какъ
ихъ правильно описалъ Брюкке, оканчиваются йотомъ; но германскіе
филологи, a вслѣдъ за ними и г. Сиверсъ, сюда же относятъ русскіе
и польскіе согласные передъ (первоначальнымъ) i, j, въ примѣръ
чего нашъ авторъ приводитъ русскія лить, никто, польскія n, s. Что
между разсматриваемыми здѣсь звуками романскихъ и славянскихъ
языковъ есть нѣкоторое сходство, это неоспоримо; однакожъ не слѣ-
довало бы ихъ безразлично означать однимъ ж тѣмъ же терминомъ:
въ русскомъ и польскомъ слышится звукъ простой, одинокій. Отъ
смѣшенія двухъ сходныхъ, но не тожественныхъ явленій происходитъ»
что не всѣ замѣчанія г. Сиверса [124] справедливы въ отношеніи къ
обоимъ. Слѣдующее, напримѣръ, относится только къ славянскимъ
звукамъ:
„Если отонченные (mouillirte) звуки являются не передъ i, a пе-
редъ другою гласной, то естественно, переходъ отъ согласнаго въ

положеніи і къ положенію слѣдующаго гласнаго бываетъ болѣе или
менѣе замѣтенъ для слуха, и такъ какъ мы нѣмцы большею частью
знаемъ только безразличныя сочетанія согласныхъ или только соче-
танія ихъ съ гласными одинаковой артикуляціи, то намъ кажется,
что при этомъ переходѣ вставляется и мы въ своемъ школьномъ
произношеніи дѣйствительно присоединяемъ і къ отонченному соглас-
ному. Но это рѣшительно невѣрно; отсутствіе такого похожаго на і пере-
ходнаго звука въ окончаніи ясно доказываетъ, что онъ не составляетъ
существенной принадлежности отонченнаго звука. „Этимъ", заключаетъ
г. Сиверсъ, — „конечно, не отрицается, что соединеніе отонченнаго
звука съ і гдѣ-нибудь дѣйствительно можетъ встрѣчаться". Но дѣло
въ томъ, что какъ скоро послѣ французскаго I mouillé или gn слѣ-
дуетъ какая бы ни было гласная, то между ею и предшествующею
согласною непремѣнно слышится и должно слышаться і, напримѣръ,
въ словахъ: gagner, gagna, gagnons, dépouiller, dépouilla, dépouillons.
Что же касается русскихъ отонченныхъ звуковъ, то совершенно справед-
ливо, что иностранцы вмѣсто, напримѣръ, меня, вѣрю произносятъ
„менья, вѣрью": слѣдовательно, терминъ Moullirung здѣсь прилагается
неправильно.
Невѣрнымъ нахожу и слѣдующее за симъ замѣчаніе, будто передъ
отонченною согласною слышится легкое і послѣ другой гласной, съ
которою оно можетъ образовать дифтонгъ. Но далѣе удачно объяснено,.
почему собственно-гортанные звуки не способны къ отонченію: при-
чина та, что при нихъ задняя часть языка такъ отдергивается на-
задъ и вверхъ, что передняя часть уже не можетъ надлежащимъ
образомъ приблизиться къ положенію і. Поэтому, если отонченіе гор-
танныхъ звуковъ необходимо, то мѣсто ихъ артикуляціи должно быть
подвинуто къ твердому нёбу, то-есть собственно гортанный звукъ
долженъ быть [125] замѣненъ нёбнымъ: этимъ объясняется переходъ
г въ ж, к въ ч, х въ ш.
Любопытно, наконецъ, еще явленіе, подмѣченное западными фоне-
тистами надъ нашими отонченными согласными. „При нихъ", гово-
ритъ г. Сиверсъ, — „характерно образованіе тѣснины между перед-
нимъ языкомъ и твердымъ нёбомъ. Исторически оно получаетъ еще
особенное значеніе тѣмъ, что при смычныхъ звукахъ можетъ проис-
ходить новый шорохъ, и это тѣмъ легче, чѣмъ сильнѣе выдыханіе a
чѣмъ болѣе выталкивается воздуха. Когда переходъ отъ смычки къ
слѣдующему согласному производится не быстро и выдыханіе не
размѣряется тщательно, то за взрывнымъ шорохомъ слѣдуетъ еще
соотвѣтственный проторный шорохъ, который послѣ голосового звука
естественно бываетъ голосовымъ, a послѣ безголоснаго безголоснымъ.
Ср. русское брать, пять или литовское reW вмѣсто reikia и т. д. Эта

шорохи проторные похожи на нёбные х (безголосный противень спи-
ранта Д но они съ нимъ никакъ не тожественны".
О противоположномъ явленіи,. которое мы назвали отолщеніемъ,
г. Сиверсъ, назвавшій его лабіализаціей или округленіемъ,
выражается такъ: „При y дѣятельность губъ имѣетъ большее значеніе,
чѣмъ при і, и вліяніе y на предшествующіе согласные заключается
существенно въ заблаговременномъ округленіи (или выставленіи) губъ".
Къ сожалѣнію, г. Сиверсъ не обратилъ вниманія на связь. этого
явленія съ тѣмъ характернымъ произношеніемъ русскихъ согласныхъ,
которое на письмѣ означается еромъ, и тѣмъ оправдалъ прежнее мое
замѣчаніе, что до сихъ поръ фонетисты вообще мало занимаются
изслѣдованіемъ образованія русскихъ согласныхъ, сопровождаемыхъ
этимъ звуковымъ элементомъ. Чѣмъ, какъ не особенно сильною лабіали-
заціей, можно объяснить разницу произношенія, въ русскомъ и западно-
европейскихъ языкахъ слоговъ, состоящихъ повидимому изъ однихъ и
тѣхъ же звуковъ? Ср. напримѣръ, русскіе котъ, ротъ, радъ съ нѣмец-
кими koth, roth, rad, и французскими côte, rotte, rate. Въ замѣчаемой
разницѣ выговора много участвуетъ [126] конечно и сила выдыханія
и энергія движенія устныхъ органовъ, но особенно много значитъ
гутъ, какъ мнѣ кажется, предвзятое положеніе русскаго у.
Въ заключеніи этой статьи наблюдательность г. Сиверса вырази-
лась въ слѣдующихъ двухъ замѣчаніяхъ:
1) Возможность палатализаціи или лабіализаціи никакъ не ограни-
чивается однимъ только согласнымъ: напротивъ, вообще говоря, въ
нихъ участвуютъ всѣ предшествующіе въ томъ же слогѣ звукамъ i, y
согласные, a иногда даже и тѣ согласные, на которые кончается пре-
дыдущій слогъ, могутъ подчиняться этому произношенію 1).
2) Выраженія: Mouillirung и Labialisirung нельзя относить только
къ измѣненіямъ зависящимъ отъ і, у\ ибо и другіе близкіе къ этимъ
звукамъ согласные часто производятъ совершенно сходныя дѣйствія
(ср. частую палатализацію гортанныхъ передъ е). Но чѣмъ ближе
гласный къ крайнему г или у, тѣмъ характернѣе является его влія-
ніе на звукъ согласнаго, и тѣмъ скорѣе онъ можетъ вредить произ-
ношенію послѣдняго.
Изслѣдованіе о звуковыхъ сочетаніяхъ кончается параграфомъ, оза-
главленнымъ: Редукція (ослабленіе). Такъ называетъ г. Сиверсъ рядъ
измѣненій, которымъ подвергаются извѣстные звуки рѣчи, при чемъ
они въ большей или меньшей степени теряютъ существенныя особен-
1) Здѣсь авторъ ссылается на академика Бетлинга, который въ Mélanges russes,
П, 26 и д. (1852 r.) указалъ на законъ, еще ранѣе подмѣченный и описанный мною
въ С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ (1847 г.), — законъ обратнаго дѣйствія мяг-
кихъ (отонченныхъ) звуковъ на произношеніе предшествующихъ согласныхъ и глас-
наго э, е, ѣ (см. выше, въ разныхъ мѣстахъ).

ности, имѣвшія значеніе для ихъ опредѣленія, и оттого испытываютъ
модификаціи, не предусмотрѣнныя въ самой системѣ звуковъ. Какъ
на одинъ изъ видовъ редукціи, авторъ указываетъ на обращеніе нѣ-
которыхъ голосовыхъ звуковъ въ безголосные, явленіе, бывающее y
насъ постоянно съ согласными, оканчивающими слово.
Послѣ этого г. Сиверсъ приступаетъ къ изслѣдованію о [127] по-
строеніи слоговъ, словъ и предложеній. Надо умѣть разли-
чать простой рядъ звуковъ, слоговъ и словъ отъ дѣйствительнаго
слога, слова и предложенія. „Комплексы послѣдняго рода возможны
только при подчиненіи одного или нѣсколькихъ членовъ ряда другимъ
членамъ и при вполнѣ опредѣленномъ отношеніи различныхъ степеней
взаимнаго подчиненія. Такъ, сходно со сказаннымъ уже прежде, въ
слогѣ консонанты подчиняются сонанту; въ каждомъ по меньшей мѣрѣ
двусложномъ словѣ бываетъ одинъ сильнѣе ударяемый слогъ; нако-
нецъ, предложеніе отличается особеннымъ ритмомъ, который оно по-
лучаетъ вслѣдствіе подчиненія менѣе важныхъ для выраженія словъ
болѣе важнымъ.
„Въ теоріи слогообразованія нужно знать, при какихъ усло-
віяхъ звуки соединяются въ слогъ: тутъ рѣшительное значеніе при-
надлежитъ разнымъ степенямъ естественной звонкости
(Schallfülle). Затѣмъ слѣдуетъ разсмотрѣть зависящую отъ хода выды-
ханія относительную интенсивность отдѣльныхъ членовъ
слоговъ и ихъ протяженіе (Quantität). Далѣе надо заняться различ-
ными формами выдыхательнаго движенія въ слогахъ или выдыха-
тельнымъ акцентомъ, къ чему присоединяется изслѣдованіе
надъ тоническимъ слоговымъ акцентомъ. Правила раздѣ-
ленія слоговъ составятъ переходъ къ образованію словъ и
предложеній, которыя съ фонетической точки зрѣнія нераздѣлимы,
да и вообще едва ли раздѣлимы. Задачу послѣдующаго отдѣла соста-
витъ изслѣдованіе слова и предложенія и разностепенность ихъ отдѣль-
ныхъ частей (слоговъ, тактовъ) по интенсивности протяженія
и тоническимъ условіямъ". Всѣ эти отдѣльныя точки зрѣнія
составляютъ результатъ новѣйшихъ изслѣдованій англійскихъ фонети-
ковъ, впервые указавшихъ на необходимость различать въ предложе-
ніяхъ элементы, которые прежде подводились подъ общее понятіе
акцентуація.
Итакъ, сначала о составѣ слога. Изъ разныхъ опредѣленій слога
самымъ удобнымъ на практикѣ представляется [128] г. Сиверсу слѣ-
дующее: „Подъ слогомъ надо разумѣть звуковой комп-
лексъ, который производится однимъ самостоятель-
нымъ, непрерывнымъ выдыхательнымъ толчкомъ". Но
для того, чтобъ эти звуки дѣйствительно слышались какъ нѣчто
единое (когда слогъ содержитъ болѣе одного звука), необходимо под-

чиненіе одному всѣхъ остальныхъ звуковъ на основаніи различія ихъ
естественной звонкости и естественнаго свойства выдыхательнаго дви-
женія. Какъ уже выше было объяснено, главный звукъ называется со-
нантомъ слога, прочіе же консонантами. Отсюда выводятся два
самые существенные закона построенія слога: 1) способность дѣлаться
сонантомъ зависитъ въ каждомъ слогѣ отъ его естественной звон-
кости, такъ что при стеченіи нѣсколькихъ звуковъ тотъ долженъ
служить сонантомъ, который самъ по себѣ обладаетъ наибольшею
звонкостью. Только слоги, стоящіе на одинаковой степени звонкости,
могутъ поперемѣнно быть и сонантами и консонантами; 2) въ такомъ же
отношеніи находятся консонанты между собою: чѣмъ ближе къ со-
нанту, тѣмъ болѣе должна быть естественная звонкость. Оттого раз-
ряды консонантовъ, которые могутъ предшествовать сонанту, должны
стоять въ обратномъ порядкѣ, когда слѣдуютъ за нимъ; но для окон-
чанія слога, законы строже, чѣмъ для начала его.
„Звонкость бываетъ различна по степени, въ какой проявляется
музыкальный элементъ языка — голосъ. Поэтому всѣ голосовые
звуки берутъ верхъ надъ безголосными. Первое мѣсто вездѣ за-
нимаютъ гласные, и между ними а, такъ какъ при воронкообразной
формѣ надставной трубы голосъ звучитъ всего свободнѣе; звонкость
становится тѣмъ слабѣе, чѣмъ. болѣе ротъ закрывается, то-есть, чѣмъ
тѣснѣе образуется гласный или чѣмъ сильнѣе онъ округляется.
„Вслѣдъ за гласными идутъ плавные и носовые, равные
между собой по звонкости, когда одному приходится быть сонантомъ,
другому консонантомъ. Когда обоимъ выпадаетъ роль консонантовъ,
то, повидимому, плавные имѣютъ болѣе звонкости [129] то-есть воз-
можны слоги мла́, мра́, и а́лмъ, армъ, но не лма́, рма́ и не а́мл, а́мр.
„Въ числѣ шороховъ спиранты звончѣе взрывныхъ (смыч-
ныхъ) звуковъ: mcâ, пса, такъ же, какъ и аст, апс образуютъ простые
слоги, если мы не будемъ принимать въ расчетъ взрыва конечнаго
консонанта: ибо такъ какъ со смычкою взрывного звука выдыхатель-
ный токъ по необходимости прерывается, то взрывъ сопровождается
новымъ выдыхательнымъ толчкомъ, то-есть принадлежитъ уже къ
другому слогу. Итакъ, когда въ образованіи слога участвуютъ смычные
звуки, то онъ можетъ продолжаться не болѣе, какъ отъ взрыва пред-
шествующаго сонанту звука до смычки непосредственно слѣдующаго
смычного.
„Еще менѣе возможны сочетанія двухъ смычныхъ звуковъ въ на-
чалѣ или въ концѣ слога, равно какъ и сочетанія спиранта + смыч-
ной звукъ въ началѣ или обратно въ концѣ слога. Если мы, несмотря
на то, принимаемъ за простые слоги: ptâ, ktâ, âpt, âkt, spâ, stâ, âps, âts
и даже âtst, âtst, stsâ (то-есть ща), âsts (ащ), то это просто оттого,

говъ (Nebensilben), образуемыхъ здѣсь начальными или конечными
сочетаніями консонантовъ; мы оставляемъ ихъ безъ вниманія по ни-
чтожной звонкости появляющихся тутъ безголосныхъ шороховъ, надъ
которыми главный слогъ съ его звонкимъ сонантомъ рѣшительно
преобладаетъ.
„Много ли мы допускаемъ такихъ побочныхъ слоговъ рядомъ съ
главнымъ, зависитъ въ значительной мѣрѣ отъ привычки, отъ боль-
шей или меньшей легкости послѣдовательно производить переходныя
движенія. Мы легко терпимъ, напримѣръ, сочетанія, въ которыхъ вто-
рымъ членомъ служитъ зубной или губной звукъ: ptá, htá, ápt, ákt,
тогда какъ tpá, tká, átp, átk непріятны для слуха. Изъ конечныхъ
сочетаній взрывного звука + спирантъ всѣхъ легче кажутся afltricatae.
Голосовые шорохи, по большей звонкости ихъ, еще менѣе удобны; ср.т
напр. zbâ, äbz съ spâ, âps и т. n.tf.
[130] Этими замѣчаніями г. Сиверса не исчерпывается, однако, все
то, что́ можно бы сказать о слогообразованіи въ славянскихъ язы-
кахъ, особенно въ русскомъ. Такой слогъ, какъ, напримѣръ, второй въ
род. множ. ч. искусствъ (или по произнош.—кустфъ), конечно, не вхо-
дилъ въ соображеніе нашего автора. Этотъ предметъ въ примѣненіи
къ названной группѣ языковъ требовалъ бы особеннаго изслѣдованія.
To же можно сказать и о послѣдующихъ параграфахъ, гдѣ разсмат-
риваются изложенныя выше условія слогообразованія. Чтобы съ инте-
ресомъ и пользою слѣдить за изложеніемъ этихъ заключительныхъ
отдѣловъ сочиненія г. Сиверса, нужно такое знакомство со всѣми
звуковыми тонкостями германскихъ языковъ, такая музыкальная под-
готовка, что я не рѣшаюсь продолжать свои выписки и замѣчанія.
Скажу только, что эти свѣдѣнія, по новости и важности своей, заслу-
живаютъ внимательнаго изученія, и очень желательно, чтобы нашелся
достаточно подготовленный изслѣдователь для примѣненія указанныхъ
основаній къ славянскимъ языкамъ, которыхъ г. Сиверсъ могъ здѣсь
лишь изрѣдка и бѣгло касаться.
Окончу заимствованіемъ общихъ или вступительныхъ мыслей самой
послѣдней, также весьма замѣчательной главы его книги: объ измѣ-
неніяхъ звуковъ (Lautwandel). теперь еще", говоритъ онъ,— „въ
филологическихъ трудахъ часто можно встрѣтить предположеніе, что
всякое измѣненіе звуковъ проистекаетъ изъ стремленія облегчить себѣ
выговоръ, упростить артикуляцію; другими словами, что при всякомъ
измѣненіи звуки ослабляются, a не усиливаются. Нѣтъ спора, что
многія явленія въ исторіи языковъ подходятъ подъ этотъ выводъ, HO
слишкомъ обобщать его несправедливо". Приводя нѣсколько примѣ-
ровъ, подтверждающихъ его наблюденіе, авторъ очень вѣрно замѣ-
чаетъ: „Вообще надо твердо помнить, что собственно всѣ звуки языка
произносятся почти съ одинаковою легкостью и что дѣйствительныя

трудности встрѣчаются только въ воспроизведеніи иноязычныхъ звуковъ.
Каждый членъ человѣческаго тѣла, развитый однообразнымъ ежеднев-
нымъ упражненіемъ, въ [131] совершенствѣ исполняетъ свое назна-
ченіе; но для другихъ цѣлей онъ бываетъ мало пригоденъ и даже
просто неспособенъ: такъ и органъ рѣчи, вслѣдствіе непрерывнаго
навыка смолоду производить звуки родного языка, пріобрѣтаетъ полную
власть надъ всѣми артикуляціонными движеніями, которыхъ онъ тре-
буетъ. Но только надъ ними. Когда орудія языка посредствомъ и для
своего опредѣленнаго дѣйствія получили уже одностороннее развитіе,
то все, выходящее изъ рамки привычныхъ артикуляцій, представляетъ
затрудненіе... Въ предѣлахъ извѣстнаго народа языкъ одного поко-
лѣнія наслѣдуется другимъ безъ большихъ перемѣнъ въ звуковыхъ
привычкахъ. Разумѣется, что и въ предѣлахъ того же поколѣнія го-
ворящихъ перемѣны могутъ быть производимы лишь постепенно, шагъ
за шагомъ, и тѣмъ не менѣе въ этихъ еще ускользающихъ отъ нашего
наблюденія перемѣнахъ вроются главные зародыши развитія звуковъ.
Но достаточно только одного продолжительнаго накопленія этихъ ма-
лѣйшихъ оттѣнковъ, чтобъ и для нашего слуха являлись замѣтныя
различія, a наконецъ и совершенныя перемѣщенія цѣлыхъ звуковыхъ
системъ, такъ что первоначальное становится уже неузнаваемымъ.
„Итакъ всякое измѣненіе звуковъ заключается въ постепенно раз-
вивающемся и безсознательно совершаемомъ перемѣщеніи ихъ; оно
простирается либо на цѣлую звуковую систему, либо на опредѣленныя
части ея. Въ этой обширной области надо различать два рода звуко-
выхъ измѣненій: одни бываютъ самородныя, другія зависи-
мыя или совокупныя. Къ первому отдѣлу относятся всѣ тѣ
измѣненія, которымъ подвергаются тѣ или другія части системы не-
зависимо отъ сосѣднихъ звуковъ; ко второму — тѣ случаи, въ кото-
рыхъ измѣненіе связано съ положеніемъ звука посреди другихъ, слѣ-
довательно, между прочимъ, всѣ явленія ассимиляціи, перемѣны
окончаній и т. п.
„Едва ли не важнѣе этого еще другое начало дѣленія, именно
основывающееся на перемѣнахъ въ факторахъ артикуляціи,
которыя обусловливаютъ и перемѣны звуковъ: только такимъ обра-
зомъ можно правильно группировать отдѣльныя измѣненія [132] по ихъ
физіологическому родству. Соображаясь съ главными факторами обра-
зованія звуковъ, надо различать измѣненіе послѣднихъ: 1) по причинѣ
перемѣнъ артикуляціи надставной трубы (напримѣръ, посте-
пенное перемѣщеніе рядовъ гласныхъ, переходъ отъ голосовыхъ смыч-
ныхъ къ голосовымъ спирантамъ и наоборотъ); 2) вслѣдствіе пере-
мѣнъ гортанной артикуляціи (напримѣръ, переходъ голосовыхъ
звуковъ въ безголосные и наоборотъ), и 3) вслѣдствіе перемѣнъ
выдыханія (напримѣръ, переходъ изъ lenis въ fortis, также всѣ
звукоизмѣненія, зависящія отъ выдыхательнаго акцента)".

ОТДѢЛЪ II
ПИСЬМО И ПРАВОПИСАНІЕ.
I. Значеніе и развитіе письма.
Verba volant, scripta manent.
[133] Чтобы правильно судить о русскомъ письмѣ, необходимо на-
передъ уяснить себѣ значеніе и ходъ развитія письма вообще. Привык-
нувъ съ дѣтства ко вседневному употребленію буквеннаго письма, мы не
довольно цѣнимъ это великое изобрѣтеніе, не спрашиваемъ себя о
происхожденіи столь простого повидимому механизма и не думаемъ о
тѣхъ попыткахъ, чрезъ которыя долженъ былъ пройти человѣкъ
прежде нежели ему удалось разложить звуки рѣчи на основныя части
ихъ и научиться изображать эти членораздѣльные элементы голоса
отдѣльными знаками.
Начало новѣйшимъ изслѣдованіямъ по этому вопросу положилъ Виль-
гельмъ Гумбольдтъ въ двухъ статьяхъ: 1) „О связи письма съ язы-
комъ" и 2) „О буквенномъ письмѣ и его связи съ строемъ языка" х).
Въ обѣихъ знаменитый авторъ сообщилъ множество новыхъ свѣдѣній
о живописномъ письмѣ американскихъ народовъ и объ египетскихъ
іероглифахъ, главнымъ образомъ старался доказать, что какъ бо́льшее
или меньшее совершенство внутренней формы языковъ зависитъ отъ раз-
личі ясловесныхъ[134] способностей народовъ, такъ и высшее или низшее
достоинство письма находится въ прямомъ отношеніи къ совершенству
языка. Г. Штейнталь, въ своей брошюрѣ: „Развитіе письма" 2), раз-
смотрѣвъ критически изслѣдованія Гумбольдта, дополнилъ ихъ и по-
*) См. въ VI томѣ собранія сочиненій Вильгельма Гумбольдта разсужденія: 1)
Ueber den Zusammenhang der Schrift mit'der Sprache, 2) Ueber die Buchsta-
benschrift und deren Zusammenhang mit dem Sprachbau.
3) H. Steinthal. Die Entwicklung der Schrift. Berlin, 1852;

ложительными данными и новыми философскими взглядами. Наконецъ,
въ недавнее время, лейпцигскій профессоръ Вутке, извѣстный многими
историческими сочиненіями, предпринялъ обширный трудъ, который
долженъ обнять всю исторію письма, начиная отъ самыхъ грубыхъ
попытокъ татуировки до проведенія электромагнитныхъ проволокъ.
Первый томъ этого труда уже изданъ въ 1872 г. подъ заглавіемъ:
„Происхожденіе письма, различныя его системы и письмо народовъ,
пишущихъ не буквами" А). Сообщаемыя за симъ свѣдѣнія и замѣчанія
извлечены мною изъ этихъ превосходныхъ, y насъ еще мало извѣст-
ныхъ изслѣдованій.
Письмо есть изображеніе рѣчи видимыми знаками; оно переноситъ
языкъ изъ области слуха въ область зрѣнія. Когда мы говоримъ, то
слово, достигнувъ слуха другого, сейчасъ же исчезаетъ; когда пишемъ,
то оно, сдѣлавшись видимымъ, отдѣляется отъ человѣка, пріобрѣтаетъ
самостоятельное вещественное бытіе, можетъ быть сохраняемо, и пока
сохраняется во внѣшнемъ образѣ, можетъ безъ посторонняго посред-
ничества быть разбираемо другими по волѣ ихъ. Говорящій употре-
бляетъ свой собственный тѣлесный матеріалъ, и потому живой языкъ
предполагаетъ совмѣстное присутствіе говорящаго и слушающаго;
письмо же, помощію руки человѣческой, употребляетъ внѣ насъ на-
ходящійся матеріалъ и предполагаетъ, какъ въ пространствѣ, такъ и
во времени, отдаленіе пишущаго отъ читающаго. Отсюда слѣдуетъ,
£135] что языкъ неотдѣлимъ отъ говорящаго и принадлежитъ только къ
настоящей его дѣятельности, тогда какъ письмо имѣетъ спокойное,
прочное бытіе только отдѣльно отъ пишущаго и во времени и въ
пространствѣ. Именно потому, что письмо можетъ быть сохраняемо,
оно сберегаетъ мысль для воспріятія ея въ отдаленіи или въ буду-
щемъ. Отношеніе между языкомъ и мыслью — непосредственное; между
письмомъ и мыслью находится живое слово.
Безъ письма языкъ оставался бы лишь мгновеннымъ орудіемъ
сообщенія. Одно письмо придаетъ прочность летучему слову, побѣ-
ждаетъ и пространство и время. Письмо — необходимое дополненіе
языка,. сильнѣйшій рычагъ общежитія, знанія, религіи. Безъ него не-
мыслимы ни достовѣрная исторія, ни наука.
Дальнѣйшее развитіе самаго языка—въ прямой зависимости отъ
J) H. Wuttke. Die Entstehung der Schrift, die verschiedenen Schriftsysteme
und das Schrifttum der nicht alfabetarisch schreibenden Völker. Leipzig 1872.
Къ тексту приложена особая тетрадь изображеній. Содержаніе книги г. Вутке изло-
жено на французскомъ языкѣ въ Journal des Savants 1875 года за августъ и другіе
смежные мѣсяцы извѣстнымъ Alfred Maury; a вслѣдъ за тѣмъ появилась еще статья
того же французскаго ученаго въ ВеЩе des dmx Mondes 1-го сентября 1875 года,
подъ заглавіемъ: „L'invention de récriture, les origines et le développement des
alphabets".

письма. По выводамъ Гумбольдта, письмо есть только послѣдній
актъ творческой силы человѣка въ языкѣ* необходимо обусловли-
ваемый сущностью и направленіемъ нашей словесной дѣятельности.
„Самое общее послѣдствіе его для языка", говоритъ Гумбольдтъ, „то,
что письмо доставляетъ легкое средство сравнивать слова, сказанныя
въ разное время, и мысли, облеченныя въ слова, послѣ чего соб-
ственно только и становится возможнымъ размышлять. о языкѣ и
разрабатывать его. При распространеніи грамотности, письмо, и въ
живой рѣчи и въ мышленіи, по необходимости вступаетъ въ связь
съ языкомъ, частью по законамъ сопряженія родственныхъ идей,
частью вслѣдствіе множества случайныхъ поводовъ отыскивать соот-
ношеніе между тѣмъ и другимъ. Поэтому потребности, границы, пре-
имущества, особенности обоихъ дѣйствуютъ другъ на друга. Измѣненія
въ письмѣ ведутъ къ измѣненіямъ въ языкѣ, и хотя собственно такъ
пишутъ потому, что такъ говорятъ, но часто бываетъ и наоборотъ, что
такъ говорятъ потому, что такъ пишутъ" *). Все это относится осо-
бенно къ азбучному письму.
[136] Происхожденіе письма теряется во мракѣ доисторическихъ
временъ; это — одно изъ первобытныхъ, необходимыхъ дѣйствій че-
ловѣческаго духа, покрытое такого же тайной, кавъ происхожденіе
самого человѣка, его языка, религіи, или какъ раздѣленіе народовъ.
Въ строгомъ смыслѣ положительная исторія письма невозможна: по
крайней мѣрѣ при нынѣшнихъ нашихъ познаніяхъ мы можемъ только
угадывать ее, наблюдая извѣстные ламъ способы письма y разныхъ
народовъ, отчасти уже сошедшихъ съ мірового поприща. Письмо,
очевидно, должно было предшествовать успѣхамъ просвѣщенія, но и
само оно не могло возникнуть безъ нѣкотораго умственнаго развитія
въ народѣ. Какъ языкъ является первымъ шагомъ перехода изъ жи-
вотнаго состоянія въ человѣческое, такъ и письмо должно считаться
переходомъ отъ первобытной грубости къ образованію. Какъ начало
слова тожественно съ пробужденіемъ ума, такъ, по мнѣнію Штейнталя,
и происхожденіе цивилизаціи и культуры совпадаетъ съ образованіемъ
письма 2). Для: появленія письма, говоритъ этотъ же писатель, необхо-
димо было, чтобы что-нибудь уже совершилось въ народѣ, и чтобы
совершившееся считалось достойнымъ сохраненія въ памяти. Чтобы
образовать письмо, народъ долженъ былъ не только знать нѣкоторое
общежитіе, не только имѣть нѣкоторыя религіозныя представленія,
г) W. Humboldt. Gesamm. Werke. VI, 432.
2) Штейнталь избѣгаетъ выраженія: изобрѣтеніе письма, находя, что этотъ
актъ вовсе не похожъ на изобрѣтеніе напр. огнестрѣльнаго оружія или паровой ма-
шины; тѣмъ не менѣе нельзя однакожъ не согласиться, что для „образованія письма
(терминъ, имъ предпочитаемый) надобно было напередъ придумать, слѣдовательно
именно изобрѣсти способъ, кавъ писать.

но и ощущать выходящія за предѣлы необходимаго въ ежедневномъ
быту, самосозданныя и сознанныя потребности *).
Поводомъ къ изобрѣтенію письма могло послужить либо желаніе
сообщаться съ отсутствующими, либо стремленіе сохранить память
какого-либо лица или событія. Итакъ, первыми опытами выраженія
мысли для зрѣнія должны были быть или [137] письма, или начер-
танія на могильныхъ камняхъ, на памятникахъ и т. п. 2).
Самое первобытное подобіе письма составляютъ знаки, дѣлаемые
для намяти на какомъ-нибудь предметѣ. Они обыкновенно могутъ
отвѣчать только опредѣленному тѣсному кругу понятій, преимуще-
ственно въ области счисленія. Таковы употребляемые еще и нынѣ
простонародьемъ въ разныхъ странахъ бирки (Kerbstöcke); таковы же
были нѣкогда y перуанцевъ и, въ самыя отдаленныя времена, y ки-
тайцевъ такъ называемые квипосы, разноцвѣтные шнурки съ узлами
(Knotenschnüre). Значеніе ихъ, по словамъ В. Гумбольдта, заключа-
лось въ числѣ узловъ, въ различіи цвѣтовъ ихъ и кромѣ того, вѣ-
роятно, въ способѣ ихъ переплетенія. Но для пониманія ихъ, пови-
димому, нужно было знать еще разныя постороннія обстоятельства,
какъ то: отъ кого исходило сообщеніе, къ чему оно относилось и т. д.
Извѣстно, что посредствомъ этихъ квипосовъ, напр., судьи извѣщали
о родѣ и количествѣ присужденныхъ наказаній, при чемъ цвѣта озна-
чали преступленія, a узлы — роды наказаній. Такимъ образомъ кви-
посы, какъ кажется, были только пособіями для памяти при другихъ
необходимыхъ къ тому свѣдѣніяхъ или устномъ преданіи: употребле-
ніе ихъ требовало ключа, и они въ собственномъ смыслѣ даже нег
заслуживаютъ названія письма.
Первою степенью его справедливѣе считать дѣйствительныя
изображенія означаемаго предмета, которыя только тѣмъ отли-
чаются отъ живописи, какъ искусства, что имѣютъ практическую цѣль
сообщенія, поученія. Но такое письмо сообщаетъ еще не слова, a
только мысли или понятія, такъ что можетъ быть разбираемо неза-
висимо отъ языка, на которомъ говоритъ пишущій: самъ онъ конечно4
имѣетъ въ виду слова, которыя желаетъ передать, но читающему
трудно не подставлять другихъ словъ, часто [138] въ измѣненномъ
порядкѣ, a иногда съ видоизмѣненіемъ и самыхъ понятій. Отсюда
ясно, какъ несовершенно это живописное или образное письмо. Но
оно нигдѣ не остается долго исключительнымъ: по мѣрѣ распростра-
ненія понятій и познаній, является потребность замѣнять полное
J) Steinthal, стр. 48 — 51, 58.
2) Steinthal, стр. 62, 63. Этимъ отрицается противорѣчивое замѣчаніе того же
автора (См. y него стр. 48): „Никакъ не слѣдуетъ выводить письма изъ потребностей
сообщенія: оно образовано не торговцами, a священниками и царями".

изображеніе предмета сокращеніемъ его или вообще знакомъ, кото-
рый бы только напоминалъ о предметѣ, на основаніи какой-нибудь
болѣе или менѣе искусственной системы. Эту вторую степень письма,
обыкновенно возникающую рядомъ съ первой, a лотомъ господствую-
щую, составляетъ символическое письмо
Тотъ и другой способъ означенія понятій начертаніями подходить
подъ общій разрядъ мысленнаго или идеографическаго письма.
Когда изображенія съ теченіемъ времени до того искажаются, или
когда имъ дается такой отдаленный и изысканный смыслъ, что глазъ
уже не узнаётъ означаемаго предмета, и до него надобно добираться
памятью и размышленіемъ, то происходитъ новый родъ письма, ко-
торое Гумбольдтъ назвалъ фигуральнымъ, разумѣя подъ нимъ преиму-
щественно китайское письмо и находя въ начертаніяхъ его сходство
съ математическими фигурами. Хотя во всякомъ хорошемъ живопис-
номъ письмѣ каждое изображеніе до-настоящему должно соотвѣтство-
вать слову, но это относится особенно къ китайскому письму: въ немъ
каждое начертаніе изображаетъ отдѣльное слово, только не какъ зву-
ковую единицу, a опять-таки какъ понятіе, безъ всякаго отношенія
къ фонетическому составу слова. Поэтому китайское письмо можетъ
быть названо по преимуществу словеснымъ или пословнымъ и занимаетъ
какъ бы середину между о́бразнымъ и звуковымъ письмомъ.
Звуковое письмо составляетъ конечно самый совершенный спо-
собъ передачи мыслей посредствомъ видимыхъ знаковъ, но и [139] оно
представляетъ разныя степени совершенства, изображая въ большей
или меньшей полнотѣ и точности составныя части слова. Въ этомъ
отношеніи оно можетъ быть или слоговымъ, когда каждый знакъ вы-
ражаетъ цѣлый слогъ, или буквеннымъ (азбучнымъ въ собственномъ
смыслѣ), когда для каждаго членораздѣльнаго звука употребляется
особый • знакъ. Различная степень совершенства звукового письма за-
виситъ также отъ того, служатъ ли орудіемъ его все еще изображе-
нія предметовъ, какъ y египтянъ, или особые знаки, называемые
буквами, какъ y семитовъ и арійскихъ (индо-европейскихъ) народовъ.
Во всякомъ письмѣ, по замѣчанію Штейнталя, непремѣнно бываютъ
три фактора: 1) рѣчь, или то, что́ нужно передать; 2) видимые знаки,
или внѣшняя форма письма, и 3) внутренняя форма письма, или спо-
собъ представленія рѣчи, какъ предмета, подлежащаго внѣшнему озна-
ченію. Внутренняя форма письма, какъ уже было замѣчено согласно
съ глубокомысленнымъ заключеніемъ В. Гумбольдта, находится въ
1) Авторъ новѣйшаго сочиненія по исторіи письма, г. Фаульманъ, не признаетъ
систематизаціи, по которой принимаютъ три послѣдовательныя степени развитія
письма, и считаетъ звуковое письмо столь же древнимъ, какъ и живописное (Faul-
mann. Geschichte der Schrift. Einleitung).

тѣсной связи съ внутреннею формой самого языка, которая бываетъ
очень различна, смотря по разному способу означать взаимное соот-
ношеніе словъ и категоріи выражаемыхъ ими понятій. Такъ китай-
скій и японскій (обособляющіе или разъединяющіе, isolirende, иначе
односложные, корневые) языки не имѣютъ, для этого обозначенія,
никакихъ средствъ, кромѣ порядка въ словорасположеніи; туранскіе
(слѣпляющіе, agglutinirende) означаютъ связь понятій лишь наруж-
нымъ присоединеніемъ къ корню другого вспомогательнаго слова; a
семитическіе и арійскіе (флективные) — совершеннымъ срощеніемъ
корня съ приставками и окончаніями, выражающими форму понятія.
Многіе думаютъ, что эти три класса языковъ представляютъ три
послѣдовательныя ступени развитія, по которымъ проходили всѣ
языки на пути своего образованія; но можно также принять, что та
или другая внутренняя форма языка, хотя онѣ и дѣйствительно вы-
ражаютъ разныя степени совершенства, принадлежатъ искони раз-
личнымъ племенамъ. смотря по характеру самаго мышленія и свой-
ствамъ ума того или другого народа. Нельзя [140] сказать, чтобы
каждому разряду языковъ соотвѣтствовалъ и извѣстный способъ
письма; однакожъ несомнѣнно, что болѣе совершенной внутренней
формѣ языка отвѣчаетъ и высшая внутренняя форма письма. Такъ
звуковой способъ, въ полномъ своемъ развитіи, могъ явиться только
у. арійскихъ народовъ. „Особенность языковъ въ ихъ преимуществахъ
и недостаткахъ", говоритъ В. Гумбольдтъ, „зависитъ большею частью
отъ различія дара слова y разныхъ народовъ и отъ благопріятныхъ
или противодѣйствующихъ обстоятельствъ. Несправедлива было бы
думать, что всѣ языки шли однимъ и тѣмъ же путемъ развитія, безъ
вліянія національной особенности этого рода. To же относится и къ
письму. Такъ какъ оно болѣе всего приближается къ совершенству,
когда передаетъ слова и ихъ послѣдовательность въ томъ же порядкѣ
и въ той же опредѣленности, въ какой они произносятся, то оно бу-
детъ тѣмъ лучше, чѣмъ болѣе народъ сознаётъ потребность не только
выражать мысль, но и выражать ее такъ, чтобы рядомъ съ содержа-
ніемъ получала значеніе и форма. Итакъ, дѣйствіе духа будетъ одно-
родно на языкъ и на письмо; оно будетъ вліять на пріобрѣтеніе и
выборъ письма: болѣе совершенные языки будутъ сопровождаться и
совершеннѣйшимъ письмомъ". Въ другомъ мѣстѣ тотъ же ученый
такъ объясняетъ сущность разныхъ родовъ письма: ^Различное до-
стоинство его опредѣляется степенью, въ какой оно (т. е. письмо)
можетъ сообщать познанія помощью одного размышленія, безъ пред-
варительныхъ усилій памяти. Различіе между разными способами
письма заключается въ бо́льшей или меньшей опредѣленности сооб-
щенной ему первоначально формы мысли и въ степени вѣрности, съ
какою они могутъ сохранять ее при исполненіи задачи сообщенія.

Слѣдовательно письмо, собственно говоря, есть всегда означеніе
языка, но не всегда для разбирающаго (который часто можетъ пере-
лагать написанное на другой языкъ или на другія слова того же
языка) ж не всегда въ равной степени опредѣленности со стороны
пишущаго *)".
[141] Показавъ общія основанія письма и разные роды его, взгля-
немъ теперь на дѣйствительно существующіе или существовавшіе
образцы его y различныхъ народовъ.
Живописное письмо американскихъ народовъ.
Живописное письмо, какъ простое изображеніе предметовъ, встрѣ-
чается y всѣхъ племенъ, мало-мальски возвысившихся надъ состоя-
ніемъ дикости. Самые первобытные образцы его находимъ y сѣверо-
американцевъ, которые, передавая напр. свои пѣсни, употре-
бляютъ для каждаго стиха отдѣльный образъ. Человѣкъ, бьющій въ
колдовской барабанъ, долженъ значить: „Я пою, слушай меня". На-
рисованное сердце = „говорю твоему сердцу".
Вотъ одна изъ ихъ пѣсенъ:
Мужчина съ крыльями, вмѣсто рукъ, значитъ: „О, еслибъ я былъ
быстръ какъ птица!"
Воинъ подъ голубою звѣздой = „Смотрю на утреннюю звѣзду".
Вооруженный воинъ подъ небомъ = „Посвящаю свое тѣло борьбѣ".
Орелъ въ поднебесьи = „Орелъ летаетъ въ вышинѣ".
Лежитъ воинъ, въ груди стрѣла = „Радъ положить голову съ
другими".
Небесный геній = „Горніе духи славятъ меня".
Очевидно, что написанную такимъ образомъ пѣсню можетъ разо-
брать только тотъ, кто ее напередъ уже знаетъ. Слѣдовательно, чтобъ
понимать этого рода письмо, надобно, путемъ устнаго преданія, выучи-
вать пѣсни наизусть, и такое письмо служитъ только поддержкою для
памяти, независимо же отъ нея не имѣетъ почти никакого значенія.
Вотъ другой примѣръ:
На деревянномъ могильномъ столбѣ нарисованъ сѣверный олень
головою внизъ, ногами вверхъ; налѣво отъ него семь поперечныхъ
чертъ, подъ ними три продольныя; еще ниже голова лося; наконецъ
стрѣла и дудка. Изъ этого прохожій узнаётъ, что [142] здѣсь погре-
бенъ предводитель изъ семейства, котораго знакъ 2)—сѣверный олень.
Положеніе животнаго вверхъ ногами означаетъ смерть. Покойный
О "W. Humboldt. Gesam, Werke Yl, 431 и 434.
2) Такой знакъ замѣнялъ родовое имя и назывался тотемъ или до-демъ, чтЬ
<на языкѣ индѣйцевъ значило: жилище семейства.

зодилъ свой родъ семь разъ на войну, получилъ три раны, однажды
выдержалъ опасный бой съ лосемъ и пріобрѣлъ большое значеніе на
войнѣ и въ мирное время (дудка). На другихъ могильныхъ столбахъ
толстыя поперечныя черты показываютъ, сколько мирныхъ договоровъ
было заключено умершимъ. Самое исполненіе такихъ изображеній не
лучше того, что́ производятъ y насъ пятилѣтнія дѣти. Голову пред-
ставляетъ кругъ съ двумя точками и отвѣсной чертой, a на малень-
комъ рисункѣ даже просто кругъ; подъ нимъ черта внизъ означаетъ
шею; къ ней подведена недлинная поперечная черта, a отъ обоихъ
концовъ послѣдней идутъ накрестъ двѣ пересѣкающіяся линіи, и
фигура человѣка готова. Рисунки колдовскихъ пѣсенъ ярко раскрашены.
Мы видимъ, что во всѣхъ этихъ первоначальныхъ опытахъ письма
встрѣчается уже и символика. Обращаться къ ней свойственно при-
родѣ человѣка: онъ въ самомъ себѣ не можетъ не замѣчать двой-
ственности внутренняго и внѣшняго, и послѣднее становится для
него символомъ перваго. Рѣчь и письмо сами по себѣ уже составляютъ
средства символики. Не только символъ вообще есть достояніе всего
человѣчества, но и частныя формы его такъ сходны y разныхъ наро-
довъ, что это можно объяснить только человѣческимъ инстинктомъ.
Такъ рука служитъ и y дикихъ знакомъ дружбы; сердце и y нихъ
означаетъ сѣдалище желаній, a соединеніе сердецъ — дружбу,
При всемъ томъ живописное письмо такъ несовершенно, что по
средствомъ его можно узнать почти только предметъ, о которомъ
идетъ дѣло, a не то, что о немъ говорится: изображаются только
подлежащія, a не сказуемыя. Внутренней формы въ такомъ письмѣ,
собственно говоря, совсѣмъ нѣтъ: между нимъ и языкомъ нѣтъ ника-
кого' отношенія; форма мысли вовсе [143] не обозначается; передается
только матеріалъ; слѣдовательно мы видимъ тутъ одно чувственное
созерцаніе.
Значительно выше стоитъ письмо мексиканцевъ, какъ оно най-
дено было въ эпоху покоренія ихъ европейцами; но и оно еще отдѣ-
лено отъ позднѣйшаго развитія письма цѣлою бездной: въ немъ еще
тотъ же принципъ, но богаче развитый вслѣдствіе болѣе разнообразной
жизни полуобразованнаго народа въ сравненіи съ совершенно необразо-
ваннымъ. Сѣверо-американецъ ведетъ подвижную охотническую жизнь,
мексиканецъ живетъ въ городахъ и образуетъ государство. У него
есть собственность. При этомъ являются государственныя отношенія
и государственные споры. Между письменами мексиканцевъ найдено
много тяжебныхъ актовъ. Адвокатовъ y нихъ не было; судящіеся
лично являлись передъ судьями и для памяти отдавали имъ въ руки
письменный документъ о предметѣ спора. У мексиканцевъ было уже
историческое преданіе относительно государства, религіи и искус-
ства. Ихъ письмо является уже- на сложенныхъ бумажныхъ полосахъ

и содержитъ государственную лѣтопись. Но для насъ важно не содер-
жаніе, еще менѣе объемъ написаннаго: насъ интересуетъ способъ
воззрѣнія на содержаніе, какъ то, что надлежитъ означить письмомъ.
Въ этомъ отношеніи письмо мексиканцевъ не представляетъ суще-
ственнаго успѣха передъ сѣверо-американскимъ. Однакожъ y нихъ
изображенія уже гораздо лучше или по крайней мѣрѣ имѣютъ опре-
дѣленную форму: въ сущности только здѣсь и можно говорить о
рисованіи, котораго y дикихъ индѣйцевъ по-настоящему не было.
Впрочемъ, чтобы не составлять себѣ преувеличеннаго 1 понятія объ
относительномъ превосходствѣ письма мексиканцевъ, надобно имѣть
въ виду то, что А. Гумбольдтъ говоритъ о безобразіи начертанныхъ
въ ихъ рукописяхъ человѣческихъ фигуръ и уродливой неправиль-
ности рисунка вообще *).
[144] Вутке такъ передаетъ главныя начала мексиканскаго письма2):
1. Группы имѣвшихъ между собою видимую связь рисунковъ изо-
бражали цѣлые ряды событій и полныя мысли, не дробя и не разъ-
единяя ихъ содержанія. Нѣсколько сопоставленныхъ изображеній пе-
редавали представленіе или мысль, но не выражали опредѣленныхъ словъ
или рѣчей. To, что было представлено, могло, хотя и въ опредѣленныхъ
границахъ, читаться въ произвольно избранныхъ выраженіяхъ.
2. Къ изображенію предмета присоединялись знаки, которые слу-
жили къ его объясненію и часто отвѣчали отдѣльнымъ словамъ. По
показанію испанцевъ, *это письмо состояло: а) изъ изображеній пред-
метовъ, б) изъ чиселъ, в) изъ знаковъ: вѣроятно, послѣдніе первона-
чально также были изображеніями, но для насъ потеряли это значеніе.
3. Образы предметовъ представлялись сокращенно, напр. вмѣсто
цѣлаго человѣка рисовали одну голову; голова съ діадемой предста-
вляла даря, домъ означалъ городъ.
4. Для выраженія того, что́ не имѣетъ образа, прибѣгали къ
символикѣ.
5. Для большей легкости въ распознаваніи предметовъ употребля-
лись яркія краски: мужчины окрашивались въ темнокоричневый цвѣтъ,
женщины въ желтый; человѣкъ въ красной одеждѣ означалъ испанца;
четыре красныя волнообразныя полосы поперекъ означали кровь.
6. Вслѣдствіе неправильности или неполноты рисунка, для нѣко-
торыхъ понятій и вещей входили въ обыкновеніе не легко объясни-
мые знаки. Отсюда произошло, что въ случаѣ затрудненія въ выра-
*) AI. Humboldt. Vues des Cordillères et Monumens des peuples iiidigènes de
l'Amérique (I. p. 198, pl. XIII) по Штейнталю, стр. 74. Изъ этого же писателя (Die
Entwicklung der Sclmft) заимствованы приведенные выше примѣры сѣверо-американ-
скаго письма и слѣдующія за ними замѣчанія.
2) Н. Wuttke. Die Entstehung der Schrift, стр. 206.

женіи придумывались произвольные знаки съ условнымъ смысломъ*.
Подобныхъ знаковъ мы находимъ много; они ставились рядомъ съ.
изображеніями. Такимъ же образомъ произошли вѣроятно письменные
знаки для чиселъ; ихъ начертанія (напр. кружокъ или #точка для,
единицы, маленькое знамя для [145] 20-и) *) могли быть отчасти такъ
же произвольны, какъ наши цифры, которыя и теперь, среди. звуко-
вого письма, даютъ намъ понятіе о письмѣ мысленномъ 2).
7. Необходимость передавать собственныя имена послужила первымъ.
поводомъ къ слабому еще употребленію звуковыхъ знаковъ. Такъ какъ
собственныя имена были большею частью заимствованы отъ видимыхъ.
предметовъ, то изображеніемъ этихъ предметовъ и означались имена или
части именъ. Тласкилланъ, напр., значило въ переводѣ „хлѣбный городъ",
т. е. мѣсто, гдѣ онъ былъ построенъ, рождало въ изобиліи маисъ. Итакъ,
названіе его легко было изобразить издавна установившимися сред-
ствами; земли и области означались какъ бы гербами, и начертанія
этихъ гербовъ заимствовались отъ естественныхъ произведеній или собы-
тій. Вообще мексиканское письмо нѣсколько напоминаетъ геральдику*.
8. Подвигаясь далѣе по тому же пути, ацтеки (главный мекси-
канскій народъ) иногда выражали одинъ предметъ изображеніемъ.
другого, котораго названіе напоминало первый.
9. Дальнѣйшимъ шагомъ, можетъ быть еще въ до-испанское время
или уже по ознакомленіи съ европейскимъ письмомъ, было употре-
бленіе образа предмета для первой части имени его. Такъ напр. царь
Ицкоатль изображался тремя знаками: стрѣла (ицли) означало иц,
надъ ней горшокъ (комитль) — KO, a на немъ сукъ съ четырьмя ши-
рокими концами означалъ атль, т. е. воду. Такимъ способомъ отъ.
изображенія самыхъ означаемыхъ предметовъ мексиканцы стали пере-
ходить къ означенію словъ, употребляя часть имени предмета на то„
что́ слѣдовало представить. Такъ фигура, служившая для воды (атль)>
означала не только весь этотъ .звукъ, но и одинъ его элементъ ,а;
изображеніе устрицы, эптли, означало слогъ эп; бобъ, этль = э; глазъ,.
[146] ихстли = и; домъ, калли = к, ит. д. Надобно однакожъ помнить,.
что этотъ пріемъ употреблялся лишь изрѣдка, служилъ только допол-
неніемъ, вспомогательнымъ средствомъ о́бразнаго мексиканскаго письма.
Такъ означались только отдѣльныя слова, далеко не цѣлая рѣчь.
Это было лишь началомъ перехода къ звуковому письму, a никакъ не
введеніемъ новаго принципа.
Выше было замѣчено, что Гумбольдтъ первый открылъ отношеніе
между письмомъ и языкомъ того народа, y котораго оно употреби-
*) На томъ основаніи, что извѣстные отряды войска состояли изъ 20-ти человѣкъ»
2) Такъ называемыя арабскія цифры происходятъ собственно изъ отдаленнаго
Востока, отчасти изъ Индіи; аравитяне только перенесли ихъ въ Европу.

тельно* Какое же отношеніе можно указать между письмомъ сѣверо-
американцевъ и мексиканцевъ и ихъ языками? Отличительный при-
знакъ письма этихъ народовъ заключается въ томъ, что оно предста-
вляетъ созерцанію цѣлые, неразложенные процессы *); именно въ этомъ
мы и можемъ видѣть отраженіе особенности языковъ названныхъ на-
родовъ, y которыхъ предложеніе образуется не посредствомъ самостоя-
тельныхъ отдѣльныхъ словъ, a однимъ длиннымъ сложнымъ словомъ.
Если же мы вспомнимъ, что о́бразное письмо господствуетъ не въ
одной Америкѣ, что оно вообще не находится почти ни въ какомъ
соотношеніи съ языкомъ, то мы должны будемъ сдѣлать болѣе общій
и отрицательный выводъ: какъ тѣ народы въ своихъ языкахъ пре-
небрегли элементомъ формы, такъ то же самое обнаружилось и въ
ихъ письмѣ. Создавъ себѣ разъ безформенный языкъ, они уже не
находили побужденія и къ соблюденію формы и къ разчлененію мысли
въ письмѣ 3).
Китайское письмо.
Китайское письмо возникло на той степени разумѣнія языка,
на которой человѣкъ каждое слово или, что́ въ этомъ случаѣ то же
самое,— каждый слогъ понималъ какъ цѣлое, [147]* содержа-
щее опредѣленный смыслъ, и сообразно съ тѣмъ изображалъ
его. Китаецъ, не желая дать исчезнуть своему слову, хотѣлъ закрѣ-
пить его, но при этомъ заботился не о произношеніи его, a о заклю-
ченномъ въ немъ представленіи. Такъ какъ китайскій языкъ всегда
состоялъ изъ односложныхъ словъ, то изобрѣтателю письма не было
повода думать о разложеніи слова на его звуки. Ему нужно было
изобразить цѣлое слово, и этого онъ достигъ, держась его значенія.
Ему было дѣло не до звука, a до идеи, содержащейся въ словѣ. Такая
точка зрѣнія требовала для каждаго слова особаго знака,
и такъ какъ вначалѣ число словъ и ихъ значеній въ китайскомъ
языкѣ было не велико, то это требованіе легко могло быть удовле-
творено 3).
Отъ письма сѣверо-американцевъ китайское отличалось тѣмъ, что
первые пытались безформенно изображать самыя представленія, ки-
тайцы же старались передавать ихъ въ принятой для нихъ
язычной формѣ, и такимъ образомъ средство, дѣйствующее на
а) Т. е. изъ такого письма узнаёшь только предметы, о которыхъ идетъ дѣло, a
не то, что о нихъ хотятъ сказать: видишь одни подлежащія безъ сказуемыхъ, кото-
рыя не всегда легко угадать. Не означается даже, представляетъ ли изображеніе что-
нибудь существующее, прошлое иди желаемое; a гдѣ не выражено ничего подобнаго,
тамъ нѣтъ и формы мысли.
2) Steinthal, стр. 80.
3) Wnttke, с»р. 253.

слухъ, обращать въ средство, разсчитанное на зрѣніе, рѣчь обращать
въ письмо, передавать хотя не звуки, но все-таки слова. При этомъ,
кромѣ вещественныхъ предметовъ, можно было изображать предста-
вленія, и всѣ богатства духовной жизни сообщать въ прочныхъ о́бра-
захъ. Но это были уже не группы образовъ, связанныхъ между собою
своимъ видимымъ значеніемъ, какъ въ живописномъ письмѣ; эти на-
чертанія замѣняли слова. Съ другой стороны однакожъ это было и
не силлабическое письмо, ибо хотя всѣ китайскія слова, a слѣдова-
тельно и знаки ихъ, суть отдѣльные слоги, но они не имѣли въ виду
передавать звуковыхъ явленій. Въ мексиканской іероглификѣ письмо
и языкъ были совершенно разрознены, независимы другъ отъ друга;
въ китайской они были раздѣлены, только на половину, такъ какъ
письмо слѣдовало за языкомъ, но передавало не звучащее слово, a то
представленіе, которому слово служитъ посредникомъ.
Поэтому китайскіе языковѣды, вѣроятно не безъ основанія [148],
утверждаютъ, что писанное въ древности произносилось иначе, не-
жели нынѣ, и что древній выговоръ совершенно исчезъ. Вѣдь письмо
и не касалось выговора. Новые изслѣдователи, на основаніи сличенія
рифмъ въ старинныхъ пѣсняхъ и фонетическихъ разысканій въ смеж-
ныхъ съ Китаемъ областяхъ, пришли также къ выводу, что прежнее
произношеніе значительно отличалось отъ нынѣшняго.
Вначалѣ просто изображались немногими мѣткими чертами пред-
меты, напр. солнце, луна, гора, дерево, собака, рыба; глазъ съ иду-
щими отъ него внизъ чертами означалъ: „видѣть"; кружокъ на вы-
сокой подставкѣ значилъ: „твердо, вѣрно"; два дерева на трехъ другъ
надъ другомъ поставленныхъ горахъ значили: „высоко" и т. д.
Впослѣдствіи отличія понятій болѣе и болѣе выражались на письмѣ,
напр. нѣсколько рядомъ нарисованныхъ горъ означали горный хре-
бетъ, группа деревьевъ — лѣсъ. Многое стали изображать черточками
или точками. Потомъ начали выражать и то, что́ не имѣетъ образа:
такъ треугольникъ или соединеніе трехъ линій представляло связь,
единство. Надобно было дойти до того, чтобы представляемые образы
и штрихи, посредствомъ ловкаго ихъ примѣненія, покрывали весь ма-
теріалъ языка и доставляли изображенія для каждаго отдѣльнаго слова.
Для этого фигуры переворачивались, искажались, совращались, сла-
гались. Конечно, требовалось большое напряженіе ума, чтобы мало
по малу изобразить всѣ понятія, и дѣло продолжалось цѣлыя столѣтія.
Развитіе письма шло постепенно, и надъ нимъ работали многіе изоб-
рѣтатели: -для одного и того же понятія, (выражаемаго однимъ сло-
вомъ) являлось нѣсколько знаковъ. Такъ напр., „вверху и внизу"
выражаются разными способами. Мало по малу число знаковъ возросло
свыше 100,000; но только меньшая половина, 40 — 50 т., получили
право гражданства; остальные же появляются кое-гдѣ лишь изрѣдка,
a многіе и совсѣмъ забыты.

Свойство самого языка доставляло тутъ облегченіе. Въ китайскомъ
не отличается названіе предмета отъ дѣйствія и качества [149] и слово,
означающее извѣстное понятіе, соединяетъ въ себѣ всѣ эти разныя
стороны представленія: смотря по связи, оно въ томъ или въ другомъ
смыслѣ относится къ другимъ словамъ предложенія. Одинъ и тотъ же
письменный образъ можетъ означать и „среди“ и „середину“ и
„средній“. Такой способъ письма вообще возможенъ только въ томъ
состояніи языка, въ которомъ отдѣльныя слова остаются неподвижны
и неизмѣнны въ своей формѣ и ихъ взаимное отношеніе опредѣляется
ихъ расположеніемъ или мѣстомъ, въ рѣчи имъ занимаемымъ. Такъ и
на письмѣ порядокъ образовъ рѣшалъ ихъ взаимное отношеніе. Озна-
ченіе связи (копула), времени, опредѣленности или неопредѣленности
казалось китайцу излишнимъ, разумѣлось само собой. Въ случаѣ же
надобности были и на это средства. Множественное число, напр.
если нужно было положительно выразить его, означалось повторе-
ніемъ образа. Повтореніе, кромѣ того, усиливаетъ понятіе: такъ ши ши
(время время) значитъ „всегда“, чю чю (мѣсто мѣсто) зн. „вездѣ“,
вангъ вангъ (ходить ходить) зн. „во всѣ стороны“. Соединеніе двухъ
образовъ употреблялось также для выраженія понятій, которыя въ
нихъ обоихъ заключались. Такъ вода и глазъ вмѣстѣ означали
слезы, домъ и огонь — несчастіе, бѣдствіе.
Непримѣтно китайское письмо должно было перейти на другую
степень развитія. Долго китайцы, при взглядѣ на свое письмо, ко-
нечно, видѣли въ немъ только изображаемыя вещи, не обращая вни-
манія на звуковое ихъ выраженіе; но такъ не могло всегда оставаться.
Поводомъ къ примѣси звукового начала къ ихъ письму послужила
одна изъ особенностей самого языка. Въ китайскомъ всего около пяти-
сотъ односложныхъ словъ; при этомъ почти каждое звуковое цѣлое,
т. е. каждое слово, должно неминуемо имѣть нѣсколько или даже
много (иногда болѣе 50-ти) совершенно различныхъ значеній; такимъ
образомъ для китайскаго слуха всегда соединялось много знамено-
ваній въ одномъ и томъ же звукѣ. Когда сходство звука двухъ словъ
совпадало съ родственною связью ихъ значеній, то это могло навести
на мысль видѣть въ фигурѣ изображеніе звука. Для одного и того же
[150] словозвучія были часто разныя начертанія по его различному
значенію, но нерѣдко и одинъ знакъ имѣлъ много значеній. Сначала
каждому слову соотвѣтствовало одно или нѣсколько начертаній для
изображенія его содержанія; но по мѣрѣ того какъ слова получали
болѣе обширное значеніе, фигура теряла свой смыслъ, и уже ничего
не говорила взору своими чертами: надобно было помнить, какому
слову она соотвѣтствовала. Сходство начертаній съ предметами тре-
бовало искусства, которое конечно не могло быть общею принадлеж-
ностью; отъ неточнаго исполненія образы должны были дѣлаться все

менѣе понятными и становиться какъ бы произвольными начертаніями
для извѣстныхъ словъ. Требованія удобства и небрежность болѣе и
болѣе измѣняли первоначальное изобразительное письмо. Кто хотѣлъ
понимать множество письменныхъ изображеній, долженъ былъ уяснять
себѣ ихъ произношеніе.
Такъ какъ подъ однимъ изображеніемъ можно было разумѣть много
понятій, то впослѣдствіи оказалось необходимымъ къ избранному знаку,
для отличія, присоединять еще другой опредѣлительный знакъ, кото-
рый получалъ постоянное мѣсто, либо сбоку, обыкновенно влѣво отъ
изображенія, либо сверху, но всегда въ соединеніи съ главнымъ на-
чертаніемъ. Изображая особый предметъ, этотъ знакъ самъ по себѣ
выражалъ совсѣмъ другое слово, другой звукъ, но въ такомъ сочетаніи
онъ отказывался отъ своего отдѣльнаго значенія и служилъ только
намекомъ, какъ слѣдуетъ донимать главное начертаніе. Такими пояс-
нительными знаками часто служили родовыя названія животныхъ,
деревьевъ, сосудовъ и т. п. Ихъ присоединеніе указывало читателю,
что онъ долженъ разумѣть напр. животное, называемое звукомъ изобра-
женнаго имени. Такъ йо означаетъ и птицу и флейту. Чтобы напи-
сать: птица, рисовали флейту и прибавляли знакъ птицы. Видя рыбу
и ли, читатель понималъ, что дѣло идетъ о карпіи, которая по-
китайски называется этимъ звукомъ, имѣющимъ и много другихъ
значеній. Ложка называется пи: чтобы знакъ пи не былъ понятъ
иначе, къ нему приставляется еще знакъ дерева (му); но [151] эти
два знака не должны произноситься пи-му (въ смыслѣ деревянной
ложки), a просто пи. Такія поясненія были особенно нужны для вы-
раженія собственныхъ именъ. Есть слова, для разнаго смысла кото-
рыхъ имѣется болѣе полусотни знаковъ. Отъ пишущаго зависитъ
выборъ ихъ,
• Китайцы пишутъ въ направленіи сверху внизъ по прямой отвѣсной
линіи, столбцами, идущими справа влѣво. Впрочемъ, иногда, при не-
достаткѣ мѣста, позволяется писать и горизонтальными строками, на-
чиная справа; такъ пишутся только короткія предложенія или напр.
заглавіе книги.
Египетскіе ІЕРОГЛИФЫ.
Относительно египетскихъ іероглифовъ мнѣнія ученыхъ
до сихъ поръ еще не совсѣмъ установились. Согласно съ изслѣдова-
ніями Зейфарта % проф. Вутке считаетъ это письмо силлабическимъ,
т. е. основаннымъ на звуковомъ началѣ, по которому для каждаго
слога бываетъ особый знакъ, Болѣе послѣдователей имѣетъ прежній
J) Seyffarth. Systema astronomiae aegypticae quadripartium. Leipzig, 1830;
также позднеѣйшія его сочиненія.

взглядъ, опирающійся на ученіе Шамполліона, что въ египетскихъ
іероглифахъ соединяются разные способы письма, начиная отъ про-
стого живописнаго изображенія предметовъ до звуковыхъ начертаній.
Штейнталь приписываетъ это консервативному характеру египтянъ^
по которому они при каждомъ новомъ успѣхѣ письма, сохраняли и
старинные пріемы. На іероглифахъ, по его заключенію, можно прослѣ-
дить весь путь, пройденный духомъ въ стремленіи закрѣпить летучее
слово: всѣ степени развитія письма лежатъ рядомъ въ іероглифахъ и
показываютъ исторію послѣднихъ, какъ составъ различныхъ слоевъ
земли знакомитъ насъ съ исторіей ея образованія. Почти вездѣ y
египтянъ дѣйствительныя изображенія сопровождаются символическимъ
письмомъ, которое отъ нихъ отличается мелкостью, размѣщеніемъ и
положеніемъ, какъ нѣчто совершенно особое.
[152] Въ средѣ этого народа, искони отличавшагося глубокимъ ре-
лигіознымъ духомъ,' письмо возникло для прославленія боговъ, для
украшенія храмовъ и восхваленія великихъ дѣлъ. Ни въ какой странѣ
нѣтъ такого множества надписей, какъ въ Египтѣ; нигдѣ онѣ не пред-
ставляютъ такого разнообразія въ содержаніи и не служатъ въ такой
степени памятниками литературы и исторіи.
Письмо y египтянъ началось дѣйствительными изображеніями. Мы
видимъ на ихъ зданіяхъ живописныя начертанія, которыя хотя и
отличаются отъ настоящихъ іероглифовъ своею сущностью и отдѣ-
лены отъ нихъ въ. пространствѣ, но не могутъ быть сравниваемы ни
съ греческими рельефами, ни съ нашими картинами. Въ нихъ цѣль
разсказа, сообщенія посредствомъ извѣстныхъ образовъ и символовъ,
проглядываетъ сильнѣе, чѣмъ цѣль простого художественнаго изобра-
женія, полагающаго свою задачу въ красотѣ формъ, какая господство-
вала y грековъ. Обѣ цѣли въ этихъ египетскихъ начертаніяхъ пови-
димому еще соединены. Отъ нихъ письмо стало развиваться далѣе, и
такимъ образомъ древнія изображенія получили болѣе прежняго харак-
теръ настоящаго искусства.
Между мексиканскимъ и египетскимъ живописнымъ письмомъ ока-
зывается та важная разница, что первое представляетъ самыми из-
ображеніями цѣлый ходъ событія, тогда какъ между изображеніями
египтянъ по бо́льшей части нѣтъ видимой для глаза связи, и чтобъ
найти эту связь, надобно переводить начертанія въ мысли. Кромѣ
того, египетское письмо стало болѣе прибѣгать и къ другимъ сред-
ствамъ,, особенно къ символикѣ. Такъ напр. разныя состоянія духа
изображаются въ видѣ животныхъ или неодушевленныхъ предметовъ:
храбрость означаетъ левъ, ненависть — рыба, справедливость — страу-
сово перо, • покорность подданнаго — пчела, слабодушіе, отдающее себя
въ опеку,—раковина, въ которой сидитъ ракъ, набожность — саранча,
примирительное и сочувственное настроеніе — лира, и проч. Или ночь

изображалась звѣздою, вкусъ— ртомъ и языкомъ, [153] слухъ—ухомъ
быка *)• Но и метафора, начертаніе части вмѣсто цѣлаго, орудіе вмѣсто
самаго дѣла, причины вмѣсто дѣйствія оказывались недостаточными.
Переходъ къ звуковому письму совершился способомъ, похожимъ на
тотъ, который мы видѣли y китайцевъ: когда два разныя понятія въ
языкѣ означаются однимъ и тѣмъ же звукомъ, то естественно начер-
таніемъ простѣйшаго предмета возбудить представленіе о другомъ;
такъ напр. y египтянъ звукъ ба означалъ сову и душу: понятно, что
для означенія души стали употреблять образъ совы. Вотъ примѣненіе
къ живописному письму омонимики. Корзина, небъ, ставилась вмѣсто
господинъ (понятія, означаемаго тѣмъ же звукомъ), a впослѣдствіи и
вмѣсто не опредѣленнаго мѣстоименія небъ, каждый, все. Такъ прі-
учались въ образѣ видѣть не столько предметъ, сколько звукъ, и мы-
сленное письмо въ умѣ египтянъ перерождалось въ словесное. Но
оно и на этомъ не остановилось: оно стало выражать знаками сперва
слоги, a потомъ и отдѣльные звуки.
Такъ образъ льва, лабо, означалъ букву л, образъ орла, ахомъ —
букву а. Собственныя имена почти всегда означались такимъ спосо-
бомъ, и удачная попытка Шамполліона разобрать на этомъ основаніи
знаменитую надпись въ Розеттѣ, содержащую имена Птолемея и
Клеопатры, доставила ключъ къ чтенію іероглифовъ. Въ новѣйшее
время сдѣлано открытіе, что іероглифическія начертанія, означаю-
щія согласныя, представляютъ не одинъ отдѣльный элементъ, a
цѣлый слогъ, что напр. квадратъ означаетъ не просто п, a па, ло-
маная линія — не просто н, a на. При всемъ томъ никакъ нельзя
принимать, чтобы іероглифическое письмо съ многочисленными его
знаками (болѣе 600) было вполнѣ фонетическимъ или звуковымъ; на-
противъ, оно сохраняло множество изображеній для цѣлыхъ понятій
или словъ. Чтобы предупредить смѣшеніе ихъ или недоразумѣнія,
употреблялись, такъ же, какъ и y китайцевъ, добавочные знаки, ко-
торые ставились [154] при изображеніяхъ съ цѣлію показать, къ
какому кругу идей принадлежитъ обозначенное слово. Такъ, напр.,
если къ іероглифу присоединялся человѣкъ, трогающій рукою свой
ротъ, то этимъ означалась какая-нибудь дѣятельность рта, двѣ ша-
гающія ноги означали ходьбу, три цвѣтка на стеблѣ — понятіе, отно-
сящееся къ растительному царству, и т. д. Такъ мысленное и звуко-
вое письмо явились рядомъ. Египетскій языкъ представляетъ самый
разнообразный составъ слоговъ, начинающихся и кончающихся то
гласной, то согласной, и это разнообразіе должно было служить силь-
нымъ поводомъ къ ихъ различенію. Имѣя звуковой знавъ для мэн
и другой для эн, легко было замѣтить, что въ первомъ противъ
*) W. Humboldt. Gesamm. Werke, VI, 457 и 462.

второго лишнее м. Присутствіе к въ ка, кам, кат и ска (жертво-
вать, черный, строить, пахать) могло навести вниманіе на это к;
одной свѣтлой мысли, говоритъ Штейнталь, было повидимому доста-
точно воспріимчивому уму, чтобъ разомъ перейти къ сознанію зву-
ковъ и буквъ *).
Звуковое письмо.
Между живописнымъ и азбучнымъ * письмомъ было однакожъ еще
посредствующее звено, именно письмо силлабическое, въ которомъ
еще не отдѣльные элементарные звуки, a цѣлые слоги, напр. ри, ре,
ра, ро и т. д., изображались особыми знаками.
Съ одной стороны такое письмо образовалось y японцевъ. Перво-
начально они заимствовали искусство письма y китайцевъ, [155] но
значительно упростили его, благодаря особеннымъ свойствамъ своего
языка, который располагаетъ только 47 слогами. Слова у нихъ боль-
шею частью односложныя, a слоги состоятъ изъ согласнаго и слѣдую-
щаго за нимъ гласнаго звука (въ древнемъ японск. языкѣ было только
10 согласныхъ и 5 гласныхъ). Узнавъ китайское письмо, они взяли
оттуда знакъ для каждаго изъ своихъ 47-ми слоговъ, но отбросили
слишкомъ мудреныя начертанія и такимъ образомъ составили себѣ
очень удобное письмо, такъ называемое ката-кана. Ихъ азбука
извѣстна подъ именемъ и-ро-фа по первымъ тремъ слогамъ, ее со-
ставляющимъ, какъ греческая азбука по той же причинѣ называется
алфавитомъ.
Съ другой стороны, особаго рода силлабическое письмо развилось
изъ египетскихъ іероглифовъ: это — найденное на памятникахъ въ
Месопотаміи и смежныхъ съ нею земляхъ клинообразное письмо.
Оно такъ названо по формѣ начертаній, изъ которыхъ состоитъ: двой-
ной ударъ зубриломъ (родъ долота) по камню образовалъ прямыя, съ
одного конца острыя черты, похожія на стрѣлы; онѣ ставились то
рядомъ, по двѣ, по три, по четыре, то составляли между собою углы.
Вездѣ онѣ отличаются большою простотой и твердостью, безъ вся-
1) Избѣгая подробностей, упомяну только мимоходомъ о дальнѣйшемъ развитіи
іероглифовъ. Это монументальное письмо производилось собственно только на камнѣ
и деревѣ, откуда и названіе его (въ переводѣ святорѣзы)', съ изобрѣтеніемъ папи-
руса писать сдѣлалось гораздо легче: стали сокращать знаки, я такимъ образомъ
возникло, хотя и съ сохраненіемъ того же характера, бѣглое (скоропись, курсивное)
письмо, которое однако еще долго оставалось достояніемъ духовныхъ и потому впо-
слѣдствіи подучило y грековъ названіе іератическаго (іерейскаго). Co временъ Псам-
метиха (въ 7-мъ вѣкѣ до P. X.) это письмо еще болѣе упростилось, отчасти подъ
вліяніемъ азбучнаго черезъ пріѣзжавшихъ въ Египетъ семитовъ; оно употреблялось
въ рукописяхъ свѣтскаго содержанія и стадо извѣстно грекамъ подъ именемъ демо-
тическаго (народнаго) или энхорическаго (туземнаго).

кихъ кривыхъ линій или округленій. Полагаютъ, что началомъ этого
письма послужили разныя прямоугольныя фигуры, которыя y хал-
деевъ начертывались на мягкомъ матеріалѣ, напр., на глинѣ. Впослѣд-
ствіи клинообразное письмо перешло и къ древнимъ персамъ (арійское
письмо). Группы клиньевъ представляютъ самыя разнообразныя формы:
клинъ дѣлался то отвѣсно, то горизонтально, то вкось, вправо или
влѣво. Система этого письма до сихъ поръ только отчасти разгадана.
По мѣрѣ распространенія на востокъ, на западъ и сѣверозападъ (до
Арменіи), оно подвергалось разнымъ измѣненіямъ, такъ что есть
нѣсколько видовъ его. Ассирійское и вавилонское клинообразное
письмо представляетъ смѣсь пословныхъ и слоговыхъ начертаній.
Многія выражаютъ цѣлыя слова или какое-либо опредѣленное понятіе,
означаемое словомъ, [156] напр. Богъ, человѣкъ, царь, отецъ, сынъ,
небо, земля; но по большей части отдѣльные знаки соотвѣтствуютъ
слогамъ.
Отъ слогового письма до азбучнаго(буквеннаго) или собственно-
звукового одинъ только шагъ, но и этотъ шагъ совершился не
вдругъ. Не вполнѣ развитую систему азбучнаго письма представляетъ
семитическое, въ которомъ изображаются почти одни согласные эле-
менты, a изъ гласныхъ только немногіе: прочіе подразумѣваются. Отъ
семитовъ азбучное письмо перешло на западъ къ арійскимъ народамъ,
въ пелазгійскій міръ, a оттуда распространилось впослѣдствіи по всей
Европѣ.
Какъ бы ни интересна была для насъ исторія этого письма, не-
проницаемая тайна покрываетъ ее. О ходѣ распространенія его дошли
до насъ одни темныя преданія, и всѣ изслѣдованія для повѣрки или
разъясненія ихъ остаются до сихъ поръ и, вѣроятно, навсегда оста-
нутся тщетными. По одному изъ этихъ преданій, изобрѣтателемъ
письма y египтянъ былъ Тотъ, a отъ египтянъ оно было заимство-
вано финикіянами г). Г. Вутке склоняется къ предположенію, что
первоначально семитическое письмо изобрѣтено было въ Вавилонѣ, гдѣ,'
по библейскому повѣствованію, раздѣлились племена, гдѣ былъ центръ
обширной торговли и другихъ сношеній между многими народами.
Такому изобрѣтенію не могло помѣшать существовавшее тамъ издревле
и послѣ долго сохранявшееся въ употребленіи клинообразное письмо.
Алфавитное легко могло развиться изъ слогового, но на родинѣ не
«дѣлаться общимъ достояніемъ.
Доказательство давняго существованія буквеннаго письма тотъ же
ученый видитъ въ томъ, что евреи, во время своего долгаго пребы-
ванія въ Египтѣ, не заимствовали тамошняго іероглифическаго письма;
J) О переходѣ отъ образнаго письма къ звуковому см. популярную брошюру
норвежскаго ученаго Либлейна: Det gamla Egypten i dess skrift. Stockholm, 1877.

изъ этого онъ заключаетъ, что они еще въ Палестинѣ, до выхода
оттуда, знали алфавитное письмо; a если они, будучи кочевниками,
уже пользовались имъ, то тѣмъ болѣе[157]оно должно было давно быть
извѣстно осѣдлымъ жителямъ края. Отъ финикіянъ буквенное письмо,
если вѣрить преданію, перенесено въ Грецію Кадмомъ.
Относительно способа изобрѣтенія азбуки, мнѣнія также различны:
многіе полагаютъ, что до изображенія того или другого звука на
письмѣ доходили мало по малу въ теченіе долгаго времени; г. Вутке,
напротивъ, находитъ эту мысль странного и старается доказать, что
какъ скоро понята была система изображенія звуковъ буквами, то
человѣкъ, который возымѣлъ эту счастливую идею, долженъ былъ
выполнить ее разомъ, хотя и не въ окончательномъ совершенствѣ.
To и другое мнѣнія опираются на уважительные доводы. Выше мы
видѣли, какимъ образомъ у' китайцевъ и египтянъ мысль примѣненія
знаковъ къ звукамъ развивалась постепенно; возможно что какой-
нибудь мудрецъ y семитовъ, понявъ эту систему, разомъ построилъ
на ней цѣлую азбуку.
Древнѣйшими до сихъ поръ извѣстными образцами буквеннаго
письма служатъ двѣ надписи, открытыя не такъ давно, именно: одна
найдена въ 1855 г., близъ древняго Сидона, .на гробницѣ царя Ашма-
коцара, и писана, по изслѣдованіямъ Эвальда и др., во времена про-
цвѣтанія Сидона, вѣроятно за 1000 лѣтъ или еще ранѣе до P. X.
Позднѣе (около 1870 г.) въ Дибанѣ, къ востоку отъ Мертваго моря,
на большомъ черномъ камнѣ открыта надпись моавитскаго царя Мешо,
писанная въ — 897 г. или вскорѣ послѣ того: судя по нѣкоторымъ ея
начертаніямъ, она не такъ стара, какъ первая. На обѣихъ встрѣ-
чаются уже округлыя формы буквъ, изъ чего должно заключать, что
это письмо издавна, можетъ быть нѣсколько столѣтій передъ тѣмъ,
употреблялось на мягкомъ матеріалѣ, допускавшемъ такія округлости.
Если такъ, то азбучно писали далеко за тысячу лѣтъ до P. X. Не смотря
на свои грубые и простые облики, буквы этихъ надписей, особенно
нѣкоторыя, уже немного напоминаютъ извѣстныя намъ позднѣйшія на-
чертанія; главный типъ этихъ буквъ составляетъ прямая крупная черта
или палочка (врѣзанная [158] или вбитая ударомъ остраго орудія),
наклоненная слѣва вправо, такъ какъ писали въ направленіи отъ
правой руки къ лѣвой А). Къ главной чертѣ прибавленъ сбоку, боль-
шею частью съ лѣвой стороны, какой-нибудь дополнительный зна-
*) По мнѣнію г. Вутке, эта форма азбуки совершенно оправдываетъ греч. назва-
ніе буквъ στοιχεια, т. е. палочки. Но Максъ Мюллеръ доказалъ, что слово στοιχεια
можетъ означать только „составныя части цѣлаго, образующія полный рядъ, будутъ
ли то часы, или буквы, или части рѣчи, или физическіе элементы, лишь бы такіе
элементы расположены были въ систематическомъ порядкѣ". (М. Müller-Böttger.
Vorlesungen über die Wisse?isch. d. Sprache. II Serie. Leipzig, 1866. Стр. 73).

чокъ; только немногія буквы вовсе не имѣютъ стоячей черты; округ-
лость господствуетъ въ о (кружокъ) и въ е (кружокъ, перерѣзанный
поперекъ черточкой, какъ y грековъ).
Трудная задача, долгіе вѣка остававшаяся невыполненною, была
рѣшена. Понятно, какъ не легко было замѣтить, что льющаяся въ
такомъ разнообразіи рѣчь можетъ быть разложена на нѣсколько основ-
ныхъ элементовъ, которые поперемѣнно повторяются то въ одномъ, то
въ другомъ словѣ, и что эти элементы могутъ быть изображаемы зна-
ками. Конечно, о́бразное письмо имѣетъ то преимущество, что можетъ
быть разбираемо людьми всѣхъ націй, звуковое же доступно только
говорящимъ на одномъ языкѣ; притомъ съ перваго взгляда оно труд-
нѣе разбирается: но въ сущности оно легче и примѣнимо ко всѣмъ
языкамъ. „Безъ тѣхъ подробныхъ сказаній о его происхожденіи, какія
повѣствуются о жреческихъ письменахъ, тихо, какъ бы во мракѣ
распространялся алфавитъ, вѣроятно между народами,. y которыхъ
еще не было неподвижной іерархіи и вполнѣ развившагося монархи-
ческаго правленія, давшихъ начало іероглификѣ и клинообразному
письму. Съ передвиженіями племенъ, обладавшихъ алфавитомъ, по-
рвались нити преданій о его изобрѣтеніи. Но эти маловажныя съ виду
черты, это безродное письмо покорило весь міръ. Великолѣпные, разу-
крашенные храмы, нѣкогда говорившіе своими письменами, обрати-
лись въ непонятныя загадки; величавыя надписи на скалахъ прослыли
чародѣйскими знаками; но [159] путемъ алфавита спасены отъ забве-
нія всѣ великія, достопамятныя мысли и дѣла людскія. Буква сдѣла-
лась формою мысли для всего образованнаго человѣчества, стала силою,
величайшею силою въ мірѣ" 1).
Въ отношеніи къ исторіи буквеннаго письма желательно было бы
разъяснить, по крайней мѣрѣ, слѣдующіе два вопроса:
1) Откуда произошли формы и древнія названія буквъ?
2) Отчего буквы во всѣхъ азбукахъ расположены безъ всякой си-
стемы, такъ что гласныя перемѣшаны съ согласными, звуки одного и
того же органа (напр. б и п) разбросаны, мгновенные стоятъ возлѣ
длительныхъ (напр. п возлѣ р) и т. п., словомъ, буквы размѣщены въ
такомъ порядкѣ, который не основанъ ни на количественномъ, ни на
качественномъ 2) соотношеніи между звуками?
Извѣстно, что въ древнихъ алфавитахъ буквы по большей части
называются цѣлыми словами, начинающимися съ означаемой буквы.
Весьма правдоподобно мнѣніе (хотя и отвергаемое очень рѣшительно
г-мъ Вутке), что какъ формы, такъ и подобныя названія буквъ были
остатками означенія словъ посредствомъ изображенія предметовъ. При
*) Wuttke. Die Entstehung der Schrift Стр. 726.
2) Объясненіе этихъ терминовъ См. выше на стр. 503.

первоначальномъ переходѣ къ звуковому письму отдѣльный звукъ озна-
чался образомъ, въ названіи котораго онъ составлялъ начало. Такъ
фигура головы значила р9 потому, что имя головы въ семитическихъ
языкахъ начинается съ р (евр. rosch): оттого изображеніе головы,
обращенной профилемъ вправо, служило сперва іероглифомъ для этого
звука, a впослѣдствіи изъ іероглифа образовался знакъ Д родоначаль-
никъ начертаній того же звука во многихъ алфавитахъ. Или напр.
въ финикійскомъ алфавитѣ знакъ /, остатокъ изображенія шеи вер-
блюда, далъ начало буквѣ г (gimel, Y которая y евреевъ и гре-
ковъ названа по евр. имени верблюда (gamal). Позднѣе древнія назва-
нія буквъ были совращены: гласныя стали означаться однимъ чистымъ
своимъ звукомъ, a согласныя [160] приняли въ помощь одну гласную,
a или е, произносимую либо послѣ (бе, ве, ка), либо прежде соглас-
наго звука (эф, эс, эн, эм). Такая двойственность въ позднѣйшихъ
названіяхъ буквъ объясняется различно: по мнѣнію однихъ, къ числу
которыхъ принадлежалъ уже Присціанъ, оно отвѣчаетъ основному дѣ-
ленію согласныхъ на нѣмыя (mutae, по нашему — мгновенныя) и полу-
гласныя (semivocales, — длительныя): названія, начинающіяся соглас-
ного, служатъ къ означенію первыхъ, a прочія — къ означенію вто-
рыхъ. Другіе полагаютъ, что двоякія названія буквъ произошли вслѣд-
ствіе сокращенія древнѣйшихъ именъ; такъ напр. названія эм и
эн образовались будто бы отъ семитическихъ мем и нюн, y кото-
рыхъ въ первомъ отброшена начальная согласная, a во второмъ сверхъ
того измѣнена гласная х). Нельзя однакожъ не замѣтить, что это
послѣднее мнѣніе отзывается натяжкой, и не отдать преимущества
первому. Указанное Присціаномъ начало различнаго наименованія буквъ
оказывается дѣйствительно въ латинскомъ алфавитѣ: оно не соблюдено
только въ отношеніи къ буквамъ h и г\ но h почти то же, что гре-
ческое густое дыханіе (spiritus asper), и не можетъ заканчивать слога
послѣ гласной, a z есть чисто греческая буква, почему сохранила и
первоначальное свое названіе (£у]та). Составители новѣйшихъ алфави-
товъ не поняли причины двоякихъ названій буквъ, и потому въ этихъ
алфавитахъ явились названія: ве 2), же, зе, ха, ша и др., въ ко-
торыхъ, по основному правилу древнихъ, гласная должна бы стоять
впереди.
Относительно формы буквъ надобно прибавить, что въ нѣкоторыхъ
изъ нихъ не безъ основанія видятъ отраженіе сущности образованія
самаго звука. Такъ напр. фигура м въ большей части алфавитовъ
J) С. В. Cayley. „On the modern names of the letters of the Alphabet" въ
Transactions of the Phüological Society. London 1870—1872. Стр. 11.
2) Извѣстно, что въ латинскомъ алфавитѣ буквы V и J явились только въ но-
вѣйшія времена для отличія отъ Uni.

составлена изъ іероглифа означавшаго воду: изъ. него для
изображенія м заимствована часть [161] ломаной линіи какъ бы для
означенія полугласной натуры плавнаго звука и изображенія тѣхъ
дрожаній, звучащихъ почти безъ помощи гласнаго, которыя при
произношеніи м образуются нашими органами, особенно губами 1)в
Такимъ же образомъ при гласной о невольно представляемъ себѣ
округлое отверстіе рта, какимъ сопровождается произношеніе его.
Что касается порядка или, вѣрнѣе, безпорядка въ расположеніи
Азбукѣ, то для рѣшенія этого вопроса, не имѣя никакихъ историче-
скихъ данныхъ, мы можемъ руководствоваться только соображеніемъ
и догадкой. Такой недостатокъ системы можетъ быть объясняемъ тѣмъ,
что буквы ставились одна подлѣ другой по мѣрѣ того, какъ разли-
чаемы были отдѣльные звуки и какъ для нихъ придумывались особые
знаки, — было ли это дѣломъ нѣсколькихъ, жившихъ послѣдовательно
одинъ за другимъ людей, или одного изобрѣтателя. Разсуждая объ этомъ,
мы разумѣется должны имѣть въ виду хоть одинъ изъ древнихъ алфа-
витовъ, и всего удобнѣе взять для примѣра греческій, какъ послу-
жившій источникомъ всѣхъ европейскихъ. Въ немъ на самомъ пер-
вомъ мѣстѣ вполнѣ раціонально поставленъ основной и простѣйшій
гласный а\ за тѣмъ идутъ три голосовые согласные (ß т 8), совер-
шенно разнородные по органамъ. Изъ этого Вутке заключаетъ, что
контрасты въ артикуляціи звуковъ, съ первыхъ шаговъ замѣченные
изобрѣтателемъ азбуки, именно и усилили его вниманіе и проложили
ему путь къ дальнѣйшему расчлененію слоговъ. Буквы эти, вѣроятно,
поставлены такъ вслѣдствіе естественнаго движенія органовъ: послѣ
произнесенія a открытымъ ртомъ сомкнувшіяся губы образовали впе-
реди его б, потомъ въ задней полости рта произнеслось г5 затѣмъ въ
средней части д при главномъ участіи языка 2). По мнѣнію того же
автора, противоположности сопоставлялись и далѣе: „Отыскивать и
группировать родственные звуки, продолжаетъ онъ, было бы только
остановкою [162] въ началѣ такого изслѣдованія и произвело бы пу-
таницу". Такъ ли дѣйствительно происходило дѣло, трудно сказать
положительно 3). Во всякомъ случаѣ надобно помнить, что изобрѣта-
тель азбуки могъ еще и не имѣть достаточно-вѣрныхъ понятій о
натурѣ звуковъ, для правильной группировки ихъ. При обсужденіи
вопроса объ алфавитахъ, мы не должны также забывать, что древ-
*) Karl Böttger. Sprache und Schrift. Das Lautdenken für Ohr u. Auge. Leipzig.
1868. Стр. 114.
2) Wuttke, стр. 714.
8) Мысль, будто порядокъ буквъ основанъ на томъ, что названія, которыми онѣ
первоначально означались, образовали въ этомъ расположеніи послѣдовательную рѣчь,
здѣсь не принимается въ соображеніе, потому что связь между названіями буквъ
очевидно придумана искусственно въ позднѣйшее время.

нѣйшій изъ нихъ, самый первоначальный, намъ неизвѣстенъ; мы даже
же можемъ съ полною достовѣрностью опредѣлить, y какого народа
«онъ возникъ. При каждомъ заимствованіи для другого языка азбука
по' необходимости видоизмѣнялась; съ ходомъ* развитія языка она под-
вергалась новымъ измѣненіямъ. Такъ о греческомъ или пелазгійскомъ
алфавитѣ есть извѣстіе, что онъ сперва состоялъ только изъ 16 буквъ
{изъ которыхъ одна, дигамма р, впослѣдствіи оказалась лишнею); позд-
нѣе къ нему Паламедъ прибавилъ четыре буквы, a потомъ Симонидъ
еще четыре *). Естественно, что при такомъ ходѣ составленія азбукъ,
въ нихъ нельзя ожидать правильной послѣдовательности буквъ. Самый
близкій намъ примѣръ извращенія порядка звуковъ при заимствованіи
и дополненіи чужой азбуки представляетъ кириллица 2), въ которой
такой недостатокъ достигъ крайней степени. Къ этой-то азбукѣ мы
теперь и перейдемъ но плану нашего изслѣдованія.
II. Славяно - русская азбука.
Иностранцы, начиная учиться русскому языку, обыкновенно жа-
луются на то, что y насъ своя особая, a не латинская азбука, [163] и
увѣряютъ, что это очень затрудняетъ дѣло, даже отбиваетъ охоту про-
должать ученіе. Нѣкоторымъ наша азбука кажется безобразною. Такъ,
извѣстный американскій филологъ Витней, въ своихъ лекціяхъ о
языкѣ говоря объ алфавитахъ, заимствованныхъ изъ греческаго, на-
зываетъ нашъ „самымъ неуклюжимъ и несимметрическимъ" 3), a
нѣмецкій переводчикъ Витнея еще усиливаетъ этотъ отзывъ, находя
въ русской азбукѣ „самое неграціозное и неловкое отродіе щеголева-
таго письма грековъ" 4). При безпристрастномъ на нее взглядѣ нельзя
однакожъ не согласиться, что наши буквы вовсе не такъ рѣзко отли-
чаются отъ греческихъ и латинскихъ, съ которыми многія изъ нихъ
даже совершенно сходны: своеобразное очертаніе имѣютъ по большей
части только тѣ, которыя представляютъ и звуки особые. Но едва ли
труднѣе удержать въ памяти фигуру, напр., нашего ч или щ, нежели
!) К. Böttger. Sprache und Schrift. Leipzig 1868. Стр. 111. — Wulfes.. De
literarum inventione. Rostochii. 1870. Стр. 11 — 13.
2) Востоковъ справедливо пытался ввести древнюю форму кирилловица вм. не-
правильно образованнаго слова кириллица, но послѣ его неудачи можно считать
дѣло окончательно рѣшеннымъ въ пользу аномаліи.
3) „The modern Russian (alphabet), the most ungainly and unsymmetrical, per-
haps, of ail its (m. e. греческаго) descendants" (Whitney. Language and the study
of language. Стр. 463).
*) „Das russische Alphabet, das... wohl die ungraciöseste und unbeholfenste
Abart der zierlichen Schrift der Griechen darstellt" (Jolly. Die Sprachwissenschaft
Отр. 621).

при изученіи хоть польскаго языка, употребляющаго латинское,письмо,
запомнить значеніе соотвѣтствующихъ имъ сложныхъ начертаній cz
или secs. Главная трудность заключается^ совсѣмъ не въ знакахъ, a
въ звукахъ, ими выражаемыхъ. Попытки ввести y насъ латинскій
алфавитъ никогда не будутъ имѣть успѣха, какъ не имѣли его до
сихъ поръ. Полуторавѣковое существованіе русскаго гражданскаго
письма и довольно уже богатая литература, распространенная въ
русской печати, навсегда обезпечиваютъ сохраненіе нашей національ-
ной азбуки.
Иностранцы, разсуждая о ней, смотрятъ только на внѣшнюю ея
сторону; но для насъ гораздо важнѣе вопросъ: въ какой степени она
точно и вѣрно отвѣчаетъ фонетическому составу языка или, иначе
говоря, сходится съ его дѣйствительно-звуковою (слышимою) азбукой.
Нашъ алфавитъ не былъ придуманъ непосредственно для звуковъ рус-
скаго языка, a заимствованъ, [164] съ нѣкоторыми передѣлками, изъ
готовой азбуки другого, церковно-славянскаго языка, и не могъ не
отразить на себѣ послѣдствій такого происхожденія. Чтобы правильно
судить о характерѣ и степени удовлетворительности русскаго письма,
мы должны, во 1-хъ, опредѣлить, въ чемъ состоитъ совершенство
азбуки вообще, a во 2-хъ — припомнить исторію нашей азбуки.
Такъ какъ прямая задача звукового письма — изображать знаками,
въ возможной точности, полнотѣ и правильной послѣдовательности,
всѣ звуки слышимой рѣчи, то естественно, что письмо бываетъ тѣмъ
совершеннѣе, чѣмъ болѣе простыми и легкими средствами цѣль эта
•достигается. Отсюда, для азбуки, истекаютъ слѣдующія требованія:
1) Каждому особому членораздѣльному звуку языка долженъ соот-
вѣтствовать и особый письменный знакъ: сколько окажется такихъ
звуковъ, столько же должно быть и знаковъ или буквъ, не болѣе и
не менѣе.
2) Каждый знакъ (т. е. каждая буква) долженъ служить къ из-
ображенію только одного опредѣленнаго звука, a никакъ не двухъ или
нѣсколькихъ, ни отдѣльно взятыхъ, ни соединенныхъ 3).
Такова теорія, но лишь весьма немногіе языки приближаются въ
осуществленію ея: изъ нынѣшнихъ западно-европейскихъ болѣе всѣхъ
удовлетворяетъ ей италіанскій 2); изъ славянскихъ нарѣчій — серб-
1) „The two greatest defects in the orthography of any language are the ap-
plication of the same letter to several différent sounds and of différent letters to
the same sound". William Jones. Works. London. 1807. III. 261. Клопштокъ также
сказалъ: „Kein Laut darf mein: als ein Zeichen, und kein Zeichen mehr als einen
Laut haben". Fragmente, стр. 198. Cp. E. v. Kaumer. Gesam. sprachw. Schriften,
стр. 124, 125.
2) Ho не вполнѣ, потому что и въ его азбукѣ двѣ буквы g и О имѣютъ по два
разные звука (д = то г, то дж; z = io ц, то дз); h пишется, но вовсе не произ-
носится.

ское. Причина несовершенства большей части азбукъ та, что только
при самомъ изобрѣтеніи знаковъ для передачи звуковъ того или дру-
гого языка могутъ быть выполнены помянутыя условія; позднѣе же,
по мѣрѣ дальнѣйшаго развитія и измѣненія звуковъ, начертанія, не-
минуемо, болѣе или менѣе [165] удаляются отъ нихъ, и азбука тре-
буетъ исправленій, которыя часто, безъ совершенной передѣлки ея,
бываютъ трудны или даже невозможны. Для большей же части нынѣш-
нихъ европейскихъ языковъ азбука была заимствована язъ латинскаго
я не всегда удачно прилажена къ своеобразнымъ ихъ звукамъ. Вотъ
какъ отзывается объ этомъ французскій ученый Вольней: „Азбучныя
методы нашей Европы настоящія карикатуры: множество неправиль-
ностей, двусмыслій, двоякихъ примѣненій той же буквы оказывается
даже въ италіянскомъ и въ испанскомъ алфавитахъ, но особенно въ
нѣмецкомъ, въ польскомъ, въ голландскомъ. Что касается француз-
скаго и англійскаго, то въ нихъ совершенная путаницах). Какова же
была бы и славянская азбука, если бъ она по той же методѣ была
«оставлена изъ латинской?
Въ противоположность приведеннымъ выше рѣзкимъ отзывамъ о
нашей азбукѣ не было недостатка и въ похвалахъ Кириллу за про-
ницательность, обнаруженную имъ при изобрѣтеніи славянскихъ пись-
менъ: изъ старинныхъ писателей достаточно припомнить Шлецера съ
его восторженнымъ обращеніемъ къ первоучителямъ славянъ 2), a изъ
новыхъ — нашего уважаемаго сочлена O. Н. Бэтлинга, который въ
своей статьѣ „Beiträge zur russischen Grammatik" 3) сознаётся, что
нельзя безъ удивленія смотрѣть на алфавитъ, вполнѣ достигающій
своей цѣли столь малыми средствами.
Въ самомъ дѣлѣ, если принять въ соображеніе время, когда жилъ
Кириллъ, то надо согласиться, что онъ яри выполненіи своей задачи
сдѣлалъ гораздо болѣе, чѣмъ можно бы было ожидать отъ него. Для
приложенія означенныхъ выше требованій [166] къ его азбукѣ мы,
къ сожалѣнію, лишены одного необходимаго условія, — точнаго зна-
комства съ фонетикой древнеславянскаго языка; тѣмъ не менѣе едва ли
ошибемся, сказавъ, что кириллица, обличающая большую книжную уче-
ность, придумана была также съ строгимъ вниманіемъ къ звуковымъ
явленіямъ языка. Основываясь на коренныхъ особенностяхъ, до сихъ
*) Volney. Alfabet européen appliqué aux langues asiatiques. Стр. 21.
2) „Привѣтствую васъ здѣсь, безсмертные изобрѣтатели славенскія граматы! Вы
первые дерзнули грубый языкъ, имѣющій множество ему только свойственныхъ зву-
ковъ, взять, такъ сказать, изъ устъ народа и писать греческими буквами; но въ
этомъ дѣлѣ поступили вы, какъ люди, отличнымъ умомъ одаренные" и проч. {Не-
сторъ въ перев. Языкова, Ч. II, стр. 477).
3) Переводъ ея напечатанъ въ Уч. Запискахъ по I и III отдѣленіямъ
Ак. Н. т. I. См. тамъ.стр. 60.

поръ живущихъ въ нѣкоторыхъ славянскихъ нарѣчіяхъ, особенно рус-
скомъ, мы можемъ составить себѣ достаточно ясное понятіе о соот-
вѣтствіи между кириллицей и древнеславянского фонетикой. Но такъ.
какъ въ послѣдней были, конечно, и свои исключительныя свойства,.
то и въ кириллицѣ могли оказаться знаки, не совсѣмъ для насъ по-
нятные. Послѣ важнаго открытія, сдѣланнаго Востоковымъ относи-
тельно ринезма юсовъ, не вполнѣ объясненною буквою остается осо-
бенно ѣ, которую однакожъ и мы приняли въ наслѣдство какъ зна-
менательный графическій знакъ. Весьма правдоподобно, что первона-
чально буква ѣ всегда принадлежала долгому слогу: недаромъ же она.
и теперь никогда не выпадаетъ. Темнымъ представляется также во-
просъ объ удареніи и о длительности нѣкоторыхъ другихъ гласныхъ.
въ древнеславянскомъ; высказывалось мнѣніе, будто оу и ъі были ди-
фтонгами, но на это нѣтъ положительныхъ доказательствъ. По всей
вѣроятности оу выражало то же, что какъ равнымъ образомъ и, і,
о, ш, s, з были двоякіе знаки для одинакихъ звуковъ. Слѣдовательно>
правило имѣть для каждаго звука только по одному знаку не была
строго выполнено; было ли такъ съ самаго начала, мы не знаемъ, но
въ Остромировомъ евангеліи всѣ эти буквы уже встрѣчаются, хотя
правда S и і только въ рѣдкихъ случаяхъ, какъ сократительные-
знаки вм. оу и и. Между согласными была только одна буква, выра-
жавшая соединеніе двухъ звуковъ, именно щ, которая первоначально»,
какъ думаетъ Востоковъ, служила сокращеніемъ шт* Что касается
то онѣ, вмѣстѣ съ ѳ и ѵ, были помѣщены въ концѣ азбуки,
какъ назначенныя только для употребленія въ греческихъ и отчасти
въ еврейскихъ словахъ.
[167] Особеннаго вниманія въ кириллицѣ заслуживаютъ буквы ь
и ь и диграфы (двойные знаки) га, к, ю, ІА, юс.
Благодаря успѣхамъ филологіи никто уже тепёрь не сомнѣвается,.,
что ъ и ь въ древности не означали только то двоякое произношеніе
согласныхъ, которое искони составляло особенность славянскихъ на-
рѣчій, но служили дѣйствительными буквами (не одними знаками,
какъ нынче) для выраженія двухъ гласныхъ звуковъ, твердаго a
мягкаго. Эти два гласные звука тѣмъ отличались отъ всѣхъ осталь-
ныхъ, что не могли произноситься сами по себѣ, безъ опоры соглас-
ныхъ, не могли стоять ни отдѣльно, ни въ началѣ слога или слова.
Они слышались только въ замкнутыхъ слогахъ, a можетъ быть и въ
концѣ словъ, какъ дополненіе согласныхъ. Поэтому буквы ъ и ь y
нѣкоторыхъ филологовъ и называются глухими, y другихъ слабыми,
Востоковымъ же признаны за полугласныя. ъ представлялъ ослабленіе
о или y, a ь — глухое е или и, но, собственно говоря, этимологиче-
скою основою ера былъ y, a еря — и, т. е. два крайніе звука системы
гласныхъ, которые поэтому и считаются: первый полнотою ера, второй
полнотою еря.

Въ позднѣйшее время ъ и ь въ серединѣ словъ были замѣнены
полными гласными о и е, и только въ концѣ они сохранились для
означенія двухъ различныхъ оттѣнковъ произношенія согласныхъ.
Между и и ъ-мъ есть еще средній но протяженію звукъ, письменнымъ
представителемъ котораго служитъ й, равняющійся какъ было пока-
зано въ 1-й части, германскому jot. Для выраженія этого звука передъ
гласною Кириллъ ввелъ греческую іоту (t); понятно, что ему не могло
притти на мысль составить съ такой цѣлью особое начертаніе, такъ
какъ греки не знали самаго звука jot и произносили ι передъ глас-
ной какъ отдѣльный слогъ, напр., въ словѣ ιατρος (врачъ); y римлянъ,
напротивъ, звукъ былъ, но не изображался на письмѣ: j вмѣсто і
стало употребляться въ латинскихъ книгахъ не ранѣе 16-го сто-
лѣтія [168] Послѣ гласной, для составленія дифтонга, въ древне-
славянскомъ писалось и безъ всякаго отличительнаго знака.
Особенно хвалятъ Кирилла за ловкое средство, которое онъ при-
думалъ для означенія мягкости согласныхъ передъ твердыми глас-
ными: вмѣсто того, чтобы употребить какой-нибудь знакъ для отличія
самой согласной (какъ поступили поляки), онъ воспользовался для
этого двугласными іа, ю и проч. Онъ принялъ за правило писать,
напр., біа, лю, рю (вм. бьа, льэ, рьу) — и весьма основательно, такъ
какъ мягкая гласная, слѣдующая за согласной, дѣлаетъ ее также
мягкою; нельзя не признать остроумнымъ примѣненія однихъ и тѣхъ
же диграфовъ къ двоякой потребности — означать отонченіе то по-
слѣдующей гласной, то предыдущей согласной.
Гораздо менѣе пониманія дѣла обнаружили составители или со-
ставитель гражданской азбуки при обращеніи этихъ диграфовъ въ
простые знаки: я, е, ю\ правда, что послѣдняя изъ этихъ трехъ буквъ
удержала прежнюю церковно-славянскую форму, но такъ какъ покинута
общая система изображенія приведенныхъ звуковыхъ группъ, то и
начальная черта буквы ю совершенно потеряла свое значеніе. Такая
ничего не говорящая форма буквъ, служащихъ для изображенія зву-
ковыхъ комплексовъ, неизбѣжно затемняетъ правильное пониманіе
фонетики. Это относится особенно къ буквѣ е ( = к, йэ), которой
очертаніе многимъ до сихъ поръ мѣшаетъ видѣть, что она въ началѣ
слога никакъ не можетъ замѣнять э и что послѣдняя такъ же необ-
ходима для выраженія соотвѣтственнаго ей звука: безъ нея мы имѣли
бы еще одну букву (т. е. е) съ двоякимъ значеніемъ.
1) Изъ германскихъ языковъ только въ готскомъ былъ особый знакъ для звука
йотъ (Q). Въ новонѣмецкій и новоскандинавскіе языки буква j перешла съ употре-
бленіемъ латинскаго письма. Ее заимствовали и тѣ славянскіе народы, которые пи-
шутъ латинскими буквами. Караджичъ включилъ ее и въ свой русско-сербскій алфа-
витъ. По этому поводу Я. Гриммъ говоритъ: „Das j scheint sogar rathsam in das
Altslavische aufzunehmen". (Kleine Serbische Gramm. Leipzig, 1824. Стр. XXII).

Начало русской гражданской азбуки и оцѣнка ея.
[169] Составленіе гражданской азбуки при Петрѣ Великомъ было
дѣломъ чрезвычайно знаменательнымъ для послѣдующихъ судебъ на-
шей литературы. Это былъ первый шагъ къ созданію народно-русскаго
письменнаго языка. Вопросъ о взаимномъ отношеніи обоихъ издавна
существовавшихъ въ Россіи, другъ возлѣ друга, языковъ еще далеко не
исчерпанъ, но онъ сюда не относится. Примѣры преобразованія азбуки
бывали и въ другихъ странахъ. Греческіе языковѣды въ 5-мъ сто-
лѣтіи до P. X. установили іоническій алфавитъ, въ которомъ устра-
нены коппа и сампи; рядомъ съ хи и фи введены кси и neu, и для
отличія долгаго и краткаго е приняты двѣ буквы (е и ѵ\). Арабскіе
грамматисты и іудейскіе масореты 9-го и 10-го вѣковъ также испра-
вили и установили свое письмо. Армяне писали нѣкогда греческими
буквами, a впослѣдствіи составили себѣ особую азбуку съ новыми зна-
ками и въ новомъ порядкѣ. Древніе скандинавы употребляли сперва
руническое письмо, но потомъ оставили его и вмѣстѣ съ христіан-
ствомъ приняли болѣе удобныя латинскія буквы въ той формѣ, какую
ввели монахи въ средніе вѣка и которая иногда называется готи-
ческою 1). Всѣмъ извѣстно, какъ примѣнилъ Караджичъ дополненную
имъ русскую азбуку къ .сербскому языку.
Подобныя перемѣны дѣлались не только въ раннемъ возрастѣ обра-
зованія народовъ, но и тогда, когда они обладали уже литературой,
Англичане и голландцы долгое время послѣ изобрѣтенія книгопеча-
танія употребляли ломаныя готическія буквы, но позднѣе замѣнили
ихъ простѣйшими латинскими начертаніями. Почти то же произошло
и въ Россіи; но нигдѣ преобразованіе этого рода не имѣло такого
глубокаго значенія и такихъ важныхъ, далекихъ послѣдствій, какъ
измѣненіе письма, совершившееся y насъ по указанію Петра Вели-
каго. Хотя гражданская печать и введена была имъ въ нашу лите-
ратуру разомъ, но самое [170] составленіе русской свѣтской азбуки
произошло повидимому не вдругъ, a постепенно. Объ этомъ. сохрани-
лось, къ сожалѣнію, очень мало извѣстій. Лѣтъ пятнадцать тому на-
задъ высказана была догадка, что въ образованіи гражданской печати
важное участіе принималъ справщикъ московской духовной типографіи
Поликарповъ; но ученая критика не подтвердила этого предположенія
и напротивъ замѣтила, что первые начатки гражданской азбуки появ-
ляются ранѣе того времени, къ которому обыкновенно относятъ ея
происхожденіе: именно указано было на напечатанное въ 1699 году
амстердамское изданіе Ильи Копьевича Поверстаніе круговъ небесныхъ,
*) Hazelius. Rättstafningens grunder. Stockholm, 18.70. Стр. 17..

гдѣ особенно курсивъ представляетъ поразительное сходство съ ны-
нѣшними буквами 1). И въ другихъ голландскихъ изданіяхъ уже за-
мѣтна отчасти та круглота и чистота шрифта, которая позднѣе, въ
московскихъ книгахъ новой печати, такъ нравилась Тредьяковскому.
Вниманія заслуживаетъ, напр., напечатанная въ 1700 году книжка
Краткое собраніе Лва Миротворца показующее дѣлъ воинскихъ обученіе.
Здѣсь заглавіе набрано отчасти капителью, отчасти курсивомъ, въ
которомъ многія буквы мало отличаются отъ нынѣшнихъ, a на по-
слѣдней страницѣ книги слово Конецъ напечатано крупнымъ шриф-
томъ, въ которомъ всѣ буквы, кромѣ латинскаго N, совершенно сходны
съ введенною впослѣдствіи гражданскою азбукою. Такіе образчики но-
ваго для глазъ шрифта безъ сомнѣнія поражали Петра Великаго и
подали ему первую мысль преобразованія церковной печати для
свѣтскихъ изданій. Однимъ изъ главныхъ участниковъ въ этомъ дѣлѣ
слѣдуетъ считать Копьевича, который въ 1700 году завелъ въ Амстер-
дамѣ свою собственную типографію, „самъ единъ труждаяся и въ
строеніи книгъ, и въ друкарнѣ, обучая мастеровъ въ сицевомъ дѣлѣ".
По его же указаніямъ могъ быть подготовленъ и новый шрифтъ [171] въ
Голландіи 2). Тредьяковскій говоритъ, что Петръ, видя красивую пе-
чать европейскихъ книгъ, пожелалъ имѣть такую же и въ русскихъ
изданіяхъ. Поэтому онъ кому-то поручилъ составить образецъ гра-
жданской азбуки и отправить ее въ Амстердамъ для вылитія тамъ но-
ваго шрифта, который въ 1708 году и былъ привезенъ въ Москву.
Здѣсь она была нѣсколько измѣнена самимъ царемъ 3).
Съ 1708 г. этимъ шрифтомъ стали печататься книги въ Россіи.
Показанія Тредьяковскаго о постепенныхъ измѣненіяхъ въ граждан-
ской азбукѣ оказываются не совсѣмъ точными. Такъ онъ несправед-
ливо утверждаетъ, будто новый друкъ, въ которомъ не было и, з, г,
оставался безъ всякихъ перемѣнъ до 1716 года. Измѣненія начались
уже въ 1710-мъ, но здѣсь безполезно было бы входить въ подроб-
ности ихъ 4). Замѣтимъ только, что, по словамъ Тредьяковскаго, въ
1) Наше Время 1860, № 10, стр. 159: „Историческая дѣятельность москов-
ской синодальной типографіи" (покойнаго Викторова) по поводу статьи П. А. Без-
сонова „Типографская библіотека въ Москвѣ" (Р. Бесѣда 1859, У).
2) Пекарскаго Наука и Лит. при Петрѣ В., т. I, стр. 16, 18. Копьевичъ
возвратился въ Россію около 1707 года; вмѣстѣ съ Тредьяковскимъ можно полагать,
что отличіе новаго шрифта произошло по меньшей мѣрѣ за годъ до привоза его въ
Москву; самое же образованіе буквъ и изготовленіе матрицъ должно быть отнесено
еще къ болѣе раннему времени. По преданію, сообщенному Евгеніемъ Болховитиво-
вымъ, гражданская азбука изобрѣтена самимъ Петромъ Великимъ около 1704 года
(Словарь дух. писат. ІІ„ 277).
3) Пекарскаго Kayna и Литература при Петрѣ В., т. II, стр. 644.
4) Въ первопечатныхъ книгахъ 1708 года мы дѣйствительно находимъ только
I (палочку безъ точки) и S (зѣло), но уже въ 1710 появляются:
Ï (съ двоеточіемъ), начертаніе, которое оставалось въ нашей печати чуть ли
не до начала нынѣшняго столѣтія;

1733 году былъ вылитъ новый шрифтъ (нѣсколько продолговатѣе преж-
няго) для напечатанія при Академіи Наукъ перевода „Меморій или
Записокъ" Сенъ-Реми объ артиллеріи. Тредьяковскій же говоритъ, что
въ 1735 году [172] изгнана буква s (зѣло), a возстановлена з (земля),
которая съ тѣхъ воръ и удержалась; отмѣнены r (ижица) и S (кси);
прибавлены й и э (послѣдняя, впрочемъ, встрѣчается уже и ранѣе *);
наконецъ тогда же опредѣлено: слова, имѣющія двоякое значеніе, отмѣ-
чать знакомъ ударенія. Благодаря разысканіямъ Пекарскаго, мы знаемъ
теперь, что эти нововведенія сдѣланы были по распоряженію Академіи
Наукъ, типографія которой въ теченіе нѣсколькихъ десятилѣтій была
единственною въ Россіи для печатанія книгъ гражданскимъ шриф-
томъ. Новая азбука была окончательно установлена учрежденнымъ при
Академіи „Россійскимъ собраніемъ" и сообщена въ руководство типо-
графіи двумя записками Тауберта и Шумахера 2). Въ этой азбукѣ
являлись, между прочимъ, три знака {u, i, r) для звука і (не считая
a, какъ отличающагося особымъ произношеніемъ и потому на лишняго).
Изъ нихъ і долго писалось не только передъ гласными, но и для озна-
ченія этого звука въ иностранныхъ словахъ. Различное употребленіе иже
и второго г, смотря по тому, слѣдуетъ ли за ними гласная или согласная,
установилось, какъ увѣряетъ Тредьяковскій, съ 1738 года 3). По сви-
дѣтельству Ломоносова, і осталось въ употребленіи только для того,
„чтобы частое стеченіе подобныхъ буквъ непріятнымъ видомъ взору не
казалось противно и въ чтеніи запинаться не принуждало" 4). Сверхъ
И въ трехъ случаяхъ: 1) въ сочетаніи двухъ І (1и); 2) въ началѣ русскихъ
словъ, и 3) въ концѣ словъ. Такъ въ заглавіи одной книжки 1710 г. мы
читаемъ: „Інструкцїи и артїкулы военные надлежащїе къ россїискому флоту".
3 (земля) во всѣхъ случаяхъ, вмѣсто отмѣненнаго S (зѣло).
д для означенія звука д.
Въ Географіи, напечатанной также въ 1710 году, S очень рѣдко появляется
вмѣсто 3; a І только передъ гласною и для означенія соединительнаго союза; во
всѣхъ же другихъ случаяхъ, и даже въ иностранныхъ словахъ, стоитъ И, недо-
стаетъ только Й. Тутъ же встрѣчаемъ уже и э.
J) GM. предыдущее примѣч. Ижица вскорѣ опять была принята въ азбуку.
2) Исторія Акад. Наукъ I, 639.
3) Разговоръ между чужестраннымъ человѣкомъ и россійскимъ объ орто-
графіи старинной и новой. (Смирд. изд. соч. Тредьяковскаго, т. III, стр. 245).
4) Росс. Грам. § 85. Объ употребленіи 1 въ древнихъ рукописяхъ Срезневскій
замѣчаетъ: „і замѣняло въ древности И только случайно или по недостатку мѣста;
но потомъ стали употреблять его и нарочно и между прочимъ съ двумя черточками
('і'), означавшими И надписанное, и превратившимися еще позже въ точки (ï); иные
писцы пытались" писать это ï послѣдовательно передъ гласными".... Въ печатномъ
Апостолѣ 1564 г. обѣ буквы уже употребляются по нынѣшнему (О Русск. право-
писаніи. Письмо 1-е. Журн. Мин. Нар. Просв. 1867). Востоковъ же говоритъ:
„Употребленіе 1 передъ И и другими гласными; сіи, Іюдея и пр. началось y рус-
скихъ, можетъ быть, не ранѣе 15-го вѣка и заимствовано, какъ кажется, отъ сер-

[173] того введена буква іо для звука, который позднѣе стали изоб-
ражать посредствомъ ё *).
Съ тѣхъ поръ составъ нашего алфавита уже не измѣнялся (за
исключеніемъ развѣ того, что г, ижица, почти совершенно вышла изъ.
употребленія). Попытки нѣкоторыхъ писателей усовершенствовать эту
азбуку прибавленіемъ недостающихъ буквъ или исключеніемъ липшихъ„
остались безуспѣшны. Одно только нововведеніе было нѣсколько счаст-
ливѣе, именно двоеточіе надъ е, введенное Карамзинымъ для означенія
извѣстнаго произношенія этой буквы, да и имъ пользуются довольно
рѣдко.
При введеніи y насъ гражданскаго письма сдѣлана была та важная
ошибка, что обращено вниманіе только на форму буквъ, звуковыя же
особенности языка, къ которому ихъ примѣняли, упущены вовсе изъ
виду. Не такъ поступилъ Кириллъ: заимствовавъ греческія буквы для
сходныхъ звуковъ славянскаго языка, онъ чутко разобралъ тѣ звуки
послѣдняго, которые были исключительно ему свойственны, и соста-
вилъ для нихъ новые знаки на основаніи придуманной имъ весьма
вѣрной и остроумной системы. Преобразованіе церковной азбуки для
гражданскаго письма ограничилось почтя единственно упрощеніемъ и
округленіемъ начертаній — сближеніемъ ихъ съ латинскими буквами,
такъ что азбука сдѣлалась пріятнѣе для глазъ и удобнѣе для скоро-
писи. Изъ лишнихъ буквъ церковной нѣкоторыя, какъ извѣстно, были
исключены, но другія удержаны, напр., всѣ три знака для звука î
(u, i, г), два для звука е (е, ѣ), два для звука ф (ф, е). Сначала было»
два же знака для з (з и s). Съ теченіемъ [174] времени число лиш-
нихъ знаковъ было еще уменьшено, но г, ѣ и е, рядомъ съ м, е и ф>
до сихъ поръ остаются.
Съ другой стороны, въ церковномъ алфавитѣ недоставало нѣ-
сколькихъ знаковъ для звуковъ, которыми русскій языкъ отличается
отъ славянскаго. Этого составитель гражданской азбуки не принялъ
въ соображеніе и не подумалъ о пополненіи ея. Еще Я. Гриммъ за-
мѣтилъ, что „при большемъ пониманіи сущности алфавита, Петръ
бовъ. Первоначально эта 10-я буква греческаго алфавита служила только для озна-
ченія 10-ти, почему и была названа десятеричного"; и т. д. (Востоковъ, Граммат.
црк. слав., стр. 3).
*) Въ архивѣ Академіи Наукъ хранится записка Адодурова (связка 76, лит. G)
объ употребленіи ъ и 6, подписанная 11-го марта 1737 г.; въ этой запискѣ къ рус-
ской азбукѣ прибавлено въ самомъ концѣ буква іо; тутъ же исчислены „выкинутыя"
буквы, и между ними е и г, и замѣчено, что всѣ эти буквы „съ довольнымъ осно-
ваніемъ выкинуты и нигдѣ, ни въ письмѣ, ни въ печати уже не употребляются".
Форма іо, хотя въ сущности совершенно правильная, была тѣмъ неудобна, что воз-
становляла ту самую систему означенія двугласныхъ, отъ которой отступлено было
для передачи двухъ остальныхъ звуковъ этого рода (я, е); кромѣ того ю слишкомъ
было похоже на ю.

конечно пошелъ бы нѣсколько далѣе" '). Впослѣдствіи практика ука-
зала на необходимость ввести въ письмо буквы э и ё\ вторая, одна-
кожъ, и понынѣ не включена въ азбуку, равно какъ и й, буква, ко-
торая, представляя особый звукъ, непремѣнно должна бы занимать и
въ ней особое мѣсто. Но для нѣкоторыхъ звуковъ русскаго языка до
«ихъ поръ нѣтъ въ точности соотвѣтствующихъ знаковъ. Таковы:
1) Между гласными: а) всѣ неопредѣленные или промежуточные
гласные звуки, какъ-то: между a и о, между я и е, между и и е,
между ~ и у, между ~ и ы(см. выше стр. 497—501); б)двоякій, т. е.
широкій и узкій звукъ э, такіе же двоякіе е и ю>(см. выше стр. 496,
497). Изъ этого одного видно, что тѣ, которые мечтаютъ о введеніи
y насъ чисто-фонетическаго письма, не знаютъ, чего хотятъ: для та-
кого письма мы не имѣемъ первѣйшаго и существеннѣйшаго условія,
т. е. строго-фонетической азбуки, которая совершенно покрывала бы
собою дѣйствительный или слышимый звуковой алфавитъ.
2) Между двугласными: звукъ йи (напр. въ словахъ: имъ, ихъ,
ручьи, Ильинъ), для начертанія котораго нѣтъ иного средства, кромѣ
употребленія простой гласной и 2).
[175] 3) Между согласными: звукъ г (благо). Кирилловскій глаголь
только и выражалъ этотъ звукъ, какъ усвоенный древне-славянскому,
который не зналъ гаммы 3); но такъ какъ въ русскомъ господствуетъ
послѣдній, то y насъ буква эта получила по преимуществу значеніе
гаммы, a за глаголь употребляется она только въ видѣ исключенія или
въ иностранныхъ словахъ, вмѣсто латинскаго h. Въ этомъ случаѣ мы
видимъ примѣръ воздѣйствія правописанія на выговоръ: ибо вслѣдствіе
такой орѳографіи русскіе произносятъ: Гамбургъ, Гомеръ, Горацій, го-
*) Wuk's Stepanowitsch Kleine Serbische Grammatik. Стр. XXIII.
2) Относительно буквы и Караджичъ, a за нимъ и Я. Гриммъ упрекаютъ соста-
вителя кириллицы въ томъ, что онъ этой гласной не облекъ знакомъ і, чтобы озна-
чать умягченіе согласной, къ которой она прилагается. Авторъ сербской грамматики
и его переводчикъ (см. Kleine Serb. Gramm., стр. 19) полагаютъ, что, если писать
книга, учители, не означая смягченія стоящей предъ и согласной (какъ по серб.
кньига, учительи), то можно на такомъ же основаніи писать: землу, богину, кона и
проч. вм. землю, богиню, коня. Но при этомъ оба знаменитые филолога упустили
изъ виду, что твердая гласная сама по себѣ не отончаетъ предшествующей соглас-
ной, тогда какъ дѣйствіе это именно производитъ и, и для произношенія стоящей
передъ НИМЪ согласной все равно, будетъ ли КЪ ней приставлено ЬИ или и: звукъ г
и и—одинъ и тотъ же. Кириллъ, можетъ быть, не находилъ нужнымъ утроять знака
і (га), потому что въ случаѣ надобности букву и и такъ можно представлять себѣ
состоящею изъ двухъ і. Былъ ли въ древне-славянскомъ дифтонгъ йи (какъ въ рус-
скомъ), произносилось ли, напр.^мо — и, или мо — йи, мы не знаемъ, a потому не
можемъ обвниять Кирилла и за то, что не встрѣчаемъ у. него сочетанія І-И.
8) По крайней мѣрѣ, установившійся y насъ на Руси, можетъ быть, подъ влія-
ніемъ малороссійскаго, отличающагося этою особенностью.

спиталь, гусаръ, Голландія, гармонія, вовсе не думая, что эти имена
должны начинаться собственно не гаммою, a развѣ глаголемъ, въ зат
мѣнъ h 1).
Вотъ, слѣдовательно, существенныя или внутреннія несовершенства.
нашей азбуки:
1) Нѣсколько липшихъ знаковъ для однихъ и тѣхъ же звуковъ;
2) недостатокъ нѣсколькихъ буквъ для существующихъ въ языкѣ зву-
ковъ, и 3) простые знаки для составныхъ звуковъ (я, е, ю, и щ).
Въ отношеніи къ наружной формѣ буквъ, менѣе другихъ удобными
представляются двѣ съ надстрочными знаками, именно й и ё. Звукъ
первой легче было бы изображать посредствомъ латинскаго j, какъ ж
сдѣлалъ Караджичъ, a вторая годна только для чисто-русскихъ словъ,
въ которыхъ она хорошо выражаетъ [176] тотъ звукъ позднѣйшаго
образованія, который при извѣстныхъ условіяхъ рождается изъ е. Въ.
словахъ же иностраннаго происхожденія крайне неловко этою бук-
вою выражать звукъ йо; не много нужно соображенія, чтобъ понять,
какъ странно было бы писать: Ёркъ, батальёнъ, и потому въ такихъ
случаяхъ трудно избѣжать употребленія нашего йота, т. е. й, съ.
помощію котораго многіе и пишутъ: Йоркъ, майоръ, батальйонъ и т. п.
Впрочемъ, согласно съ Востоковымъ, едва лине лучше въ подобныхъ
словахъ передавать нашему і роль йота и писать: Іоркъ, маіоръ, бата-
ліонъ (См. его Русс. Грамм., § 160).
To обстоятельство, что для нашего письма служитъ азбука, изобрѣ-
тенная для другой, хотя и близкой, однакожъ, во многихъ отноше-
ніяхъ своеобразной фонетики, было причиною, что наше правописаніе
приняло преобладающій историческій или этимологическій характеръ.
Пока не измѣнится азбука, и правописаніе по необходимости должно
сохранять этотъ характеръ. Есть ли однакожъ настоятельная потреб-
ность въ пополненіи или сокращеніи нашей азбуки? Этотъ вопросъ
стоитъ серіознаго разсмотрѣнія.
Изображеніе неопредѣленныхъ гласныхъ особыми начертаніями
имѣло бы то неудобство, что затемняло бы и словопроизводство и грам-
матическія отличія; рѣдко встрѣчающійся двугласный йи также мо-
жетъ обойтись безъ отдѣльнаго знака. Изъ согласныхъ звуковъ только
одинъ, собственно говоря, не имѣетъ соотвѣтственной буквы: это тотъ
звукъ г, который слышится въ словѣ благо и др. Всякій разъ, когда
рѣчь заходила о недостаткахъ русской азбуки, онъ обращалъ на себя
всего болѣе вниманія и вызывалъ попытки пополненія ея. Это проис-
1) О преобладаніи того или другого изъ двухъ звуковъ г y разныхъ славянскихъ
народовъ и сравнительной ихъ древности см. Мысли И. И. Срезневскаго, стр. 117.
Мы уже замѣтили выше, что -Смотрицкій занесъ въ азбуку оба звука, отличивъ гамму
прописнымъ греческимъ начертаніемъ той же буквы г.

:ходило главнымъ образомъ отъ чувствуемой всѣми несообразности рус-
ской транскрипціи иностранныхъ словъ съ буквою h при помощи на-
шего г, которое, по своему господствующему произношенію, отвѣчаетъ
совсѣмъ другой латинской буквѣ (д). Но эта транскрипція уже такъ
утвердилась, что, какъ замѣчено выше, она отразилась на самомъ
произношеніи многихъ словъ и собственныхъ именъ; [177] слѣдова-
тельно теперь дѣло уже едва ли поправимо Притомъ тутъ является
другой, болѣе общій вопросъ, вопросъ о принЦипѣ: слѣдуетъ ли имѣть
въ азбукѣ буквы для выраженія иноязычныхъ звуковъ? Вопросъ этотъ
рѣшенъ еще Ломоносовымъ: „Ежели для иностранныхъ выговоровъ",
замѣчаетъ онъ, „вымышлять новыя буквы, то будетъ наша азбука съ
китайскую, и таково же смѣшно по правдѣ покажется, естьли бы для
подлиннаго выговору нашихъ реченій, въ которыхъ стои́тъ буква ы,
юную въ какой нибудь чужестранный языкъ приняли, или бы вмѣсто
ея новую вымыслили 2). Что касается собственно русскихъ словъ, гдѣ
звукъ г произносится близко къ латинскому h (почему онъ y славянъ,
пишущихъ латинскимъ шрифтомъ, и передается этого буквою), то ко-
нечно желательно было бы имѣть знакъ для отличія такого г, но здѣсь
недостатокъ буквы менѣе чувствуется отъ того, что немногія слова,
въ которыхъ этотъ звукъ встрѣчается, далеко не всѣми русскими
-одинаково произносятся: такъ въ рязанскомъ и нѣкоторыхъ другихъ
говорахъ г въ словахъ благо, Господъ, богатство, слышится такъ же
твердо, какъ въ словахъ городъ, говоритъ и проч. Изъ примѣровъ,
приводимыхъ въ Грамматикѣ Ломоносова видно, что число словъ,
гдѣ г нѣкогда произносилось какъ глаголъ, со времени его значительно
•уменьшилось, ибо онъ къ нимъ между прочимъ относитъ: государь,
^178] государство, господинъ, разглашаю, въ которыхъ теперь слышится
чистая гамма. Правда, и y Павскаго (Фил. Набл. I, § 126) много при-
мѣровъ, гдѣ мы не можемъ согласно съ нимъ признать присутствія
*) Въ предисловіи къ книгі Иранъ К. Риттера (ч. I, Спб. 1874) переводчикъ,
покойный H. В. Ханыковъ, жалуясь на упомянутую транскрипцію, заявляетъ, что
-самъ онъ въ такихъ случаяхъ рѣшился употреблять х вмѣсто г, хотя и не надѣется
найти подражателей. Жаль только, что при этомъ онъ не подумалъ о неудобствѣ пе-
редѣлывать такимъ образомъ давно утвердившіяся уже въ языкѣ общеизвѣстныя назва-
нія, напр. писать Холландія, Хамбургъ и т. п. Конечно, Ханыковъ говоритъ только
о географическихъ именахъ, но тотъ, кто принялъ бы эту новую транскрипцію, дол-
женъ бы также писать и говорить: Хомеръ, Хорацій, ибо греч. густое дыханіе то
же, что лат. и нѣм. h. Ломоносовъ въ своей грамматикѣ (§ 99) говоритъ, что букву
z „въ иностранныхъ реченіяхъ, которыя въ Россійскомъ языкѣ весьма употребительны,
выговаривать пристойно какъ h., гдѣ h.; какъ g*, гдѣ g* y иностранныхъ; однако, въ
томъ нѣтъ дальней нужды". Другое неудобство предложенія Ханыкова то, что при-
шлось бы означать одинаково греч. густое дыханіе и букву χ, такъ что, напр., исчезла
•бы разница между horographia и chorographia.
2) Росс. Грамм. § 85.

]) Павскій I, § 21.
глаголя; но надобно помнить, что онъ принадлежалъ къ духовному
званію, ли́ца котораго въ этомъ отношеніи, какъ и въ нѣкоторыхъ
другихъ, держатся особеннаго выговора.
Затѣмъ, нельзя ли чего-нибудь выкинуть изъ нашей азбуки?
По правилу, сейчасъ приведенному со словъ Ломоносова и соблю-
даемому во всѣхъ языкахъ, въ азбуку не должны быть вводимы буквы
для чужихъ звуковъ. По близкому отношенію первоначальной славян-
ской письменности къ духовной византійской правило это въ кирил-
лицѣ было нарушено, и къ ней (по мнѣнію Павскаго, уже послѣ Ки-
рилла) прибавлены четыре буквы, нужныя только для греческихъ
именъ, „которыя переносились въ богослужебныя книги безъ пере-
мѣны" *): 2, иѴ, е и ѵ.
При составленіи гражданской азбуки, онѣ были перенесены и въ
лее, но первыя двѣ продержались не долго; ижица (замѣтимъ это
куріозное названіе, составленное изъ иже и придуманное вм. ѵпсилонъ)
употреблялась сначала для выраженія двухъ звуковъ и и в (сѵмволъ,
еѵангеліе)] потомъ она являлась только въ первомъ значеніи, и нако-
нецъ стала совершенно исчезать; нынче она употребляется, и то не
всѣми, въ трехъ словахъ церковнаго языка, именно: мѵро, сѵнодъ и
сѵмволъ. Но сто́итъ ли имѣть особую букву для трехъ словъ? Не
лучше ли совсѣмъ разстаться съ ижицей и исключить ее изъ азбуки?
Остается вопросъ о ѳитѣ. Замѣтимъ, что хотя Ломоносовъ и отказы-
валъ ей мѣсто въ русской азбукѣ, однакожъ самъ онъ употреблялъ
ее на письмѣ и тѣмъ признавалъ въ ней надобность. Но для чего же
она нужна? Конечно, не для означенія звука, потому что мы произно-
симъ ее точь въ точь какъ ф. Кромѣ этого, противъ нея много доводовъ,
которые были развиты мною подробно въ предыдущемъ изданіи Фило-
логическихъ Разысканій, но всѣ эти доводы опровергаются [179] однимъ
важнымъ соображеніемъ, которое мною же было высказано въ другомъ
мѣстѣ, именно тѣмъ, что по причинѣ отличія нашей азбуки отъ
общеевропейской, мы должны особенно заботиться о томъ, чтобы въ
заимствованныхъ именахъ по возможности передавать ихъ подлинную
форму. Мы напр. пишемъ Кронштадтъ, чтобы отличить въ этомъ имени
слово Stadt отъ Staat, передаваемаго по-русски начертаніемъ штатъ;
мы сѣтуемъ, что y насъ недостаетъ буквы для изображенія западно-
европейскаго h. Поэтому, имѣя букву для отличія греко-латинскаго
th отъ ph и f, мы не должны пренебрегать ею. Обѣ буквы, отвѣчаю-
щія звуку ф, нужны намъ собственно только для иностранныхъ словъ:
на какомъ же основаніи мы одну изъ нихъ предпочтемъ другой? На-
конецъ, согласно съ историческимъ началомъ нашей орѳографіи, важ-
нымъ доводомъ въ пользу сохраненія ѳиты служитъ давность и при-

вычка ея употребленія. Попытка употреблять только ф нашла очень
немногихъ послѣдователей. Да, признаться, и совѣстно писать напр*:
Фивы, Фракія, Афины, Фемистоклъ, Феофанъ.
Главную трудность въ правилѣ объ употребленіи ѳиты (или ѳе,
чтобы называть эту букву на общемъ съ другими буквами основаніи)
составляетъ то, что нельзя отъ всякаго пишущаго по-русски требо-
вать такого знанія иностранныхъ языковъ, которое во всѣхъ случаяхъ
исключало бы смѣшеніе буквъ ф и ѳ. Дѣйствительно, мы не только y
людей съ обыкновеннымъ образованіемъ, но даже y литераторовъ и
ученыхъ нерѣдко встрѣчаемъ это смѣшеніе. Пушкинъ напр. писалъ
„Ѳебъ": это же начертаніе находимъ два раза на 25-й стр. „Исторіи
русской словесности" проф. Порфирьева (2-е изд.); въ книгѣ Погодина
„Карамзинъ" (II, 138)—читаемъ „кориѳей"; y Тургенева (III, 270),
„Агафья"; имя Марѳа онъ же пишетъ то такъ, то „Марфа"; однажды
покойный Срезневскій при мнѣ написалъ „Руѳь я Эсфирь", что́
конечно, подало мнѣ поводъ подтрунить надъ товарищемъ; въ совре-
менныхъ журналахъ, правда не лучшихъ, мнѣ не разъ попадались
такія начертанія: „Никиѳоръ, сѳера, [180] исторіограѳъ" и даже
„Орѳей изъ Фракіи" (!!). Единственнымъ средствомъ для избѣжанія по-
добныхъ вопіющихъ ошибокъ, при сохраненіи ѳиты, было бы имѣть
подъ рукой для справокъ орѳографическіе указатели, которые въ
алфавитномъ порядкѣ содержали бы между прочимъ и собственныя
имена, какъ личныя, такъ и географическія. Впрочемъ, такъ какъ
тутъ дѣло идетъ только о точности начертанія словъ иностраннаго
происхожденія, то почему бы не разрѣшить и письма безъ ѳиты лю-
дямъ, не имѣющимъ притязанія на соблюденіе ученой орѳографіи:
пусть ѳита останется принадлежностью одного вполнѣ строгаго право-
писанія. Павскій, отъ котораго, по его званію, можно бы ожидать при-
страстія къ этой буквѣ, говорилъ: „Теперь употребленіе ѳ со дня на
день сокращается. Кто не знаетъ греческаго языка, тотъ легко мо-
жетъ ошибиться и вмѣсто е написать ф. Ошибка простительная! Не
всѣ же обязаны знать греческій языкъ" г).
Хотя ѣ изображаетъ также звукъ, для котораго есть другое про-
стѣйшее начертаніе (е), но буква ѣ совсѣмъ въ другомъ положеніи
чѣмъ е: съ первою связанъ вопросъ объ исконномъ составѣ словъ
родного языка. Звукъ, первоначально соотвѣтствовавшій буквѣ ѣ, нѣ-
когда принадлежалъ славянскому языку, и знаніе тѣхъ корней, гдѣ
онъ слышался, не лишено значенія для науки русскаго слова. Эта
буква въ нашихъ словахъ имѣетъ двоякое знаменательное назначеніе:
1) словопроизводное или корнесловное, для отличія извѣстныхъ кор-
ней, напр. вѣдать, бѣлый; 2) грамматическое или флексивное, для озна-
1) Филол. Набл. I, § 41.

ченія нѣкоторыхъ грамматическихъ формъ, напр. женѣ, всѣми, добрѣе,
имѣть: Въ послѣднемъ случаѣ употребленіе буквы ѣ опредѣляется
весьма положительными правилами: въ первомъ оно, къ сожалѣнію,
не вездѣ опирается на твердыя научныя основанія. Еще болѣе надобно
жалѣть; что въ нѣкоторыхъ заимствованныхъ словахъ, й особенно въ
именахъ собственныхъ, ѣ пишется безъ надобности, только по услов-
ному соглашенію, напр. Сергѣй, Апрѣль.
[181] Наконецъ, двоякое изображеніе звука і, столь часто встрѣ-
чающагося въ русскомъ языкѣ, имѣетъ практическое значеніе для
красоты и удобства письма, такъ какъ безпрестанное повтореніе
точки надъ строкою вредило бы k въ томъ и въ другомъ отношеніи.
Притомъ употребленіе нашихъ и и і опредѣляется такимъ простымъ
й постояннымъ правиломъ, что различеніе ихъ не представляетъ^ ни
малѣйшаго затрудненія, и не зачѣмъ заботиться объ изгнаніи 'одного
изъ нихъ.
Что касается ера и еря, то хотя они и потеряли значёніё буквъ
(представителей особыхъ членораздѣльныхъ звуковъ), но служатъ- HL
теперь весьма полезными знаками для отличенія двоякаго выговора
согласныхъ ъ для раздѣленія слоговъ.
Мы разсмотрѣли русскую азбуку въ отношеній къ ея составу,' й.
знаемъ теперь, какія буквы въ ней излишни, и каки£ъ ей недостаетъ.
Мы видѣли; что, по необходимости мирясь съ историческимъ ёя ха-
рактеромъ, надобно сознаться, что она не страдаетъ ни особеннымъ
избыткомъ, ни скудостью начертаній. Многочисленность ея 'буквъ
сравнительно съ западно-европейскими азбуками происходитъ не
столько отъ двоякаго изображенія нѣкоторыхъ звуковъ (ибо и наобо-
ротъ есть въ языкѣ звуки, въ ней "не выраженные), сколько отъ
того, что она, сверхъ элементарныхъ звуковъ, представляетъ 'звуковыя
сочетанія, къ сожалѣнію невѣрно выраженныя простыми же знаками,
именно дифтонги и сложную согласную щ. Въ этомъ она противопо-
ложна другимъ европейскимъ азбукамъ, которыя для: нѣкоторыхъ про-
стыхъ звуковъ не имѣютъ отдѣльныхъ~ буквъ и означаютъ эти звуки
соединеніемъ нѣсколькихъ буквъ (напр. y нѣмцевъ ch, à~#, sch): при
такомъ условіи западно-европейскіе языки, имѣя и беЗѣ того менѣе
звуковъ, конечно могли извернуться и меньшимъ количествомъ буквъ,
но это —только кажущееся преимущество.
Что" касается - неправильнаго расположенія русской азбуки, то въ
интересахъ толковаго ученія' грамотѣ нельзя не желать, хотя й безъ
большой надежды на исполненіе такого желанія, чтобы [182] когда-
нибудь буквы наши размѣщены были въ болѣе осмысленномъ порядкѣ.
Но уже и теперь, допуская на практикѣ исконную послѣдовательность,
въ которой наша азбука затверживается на всю жизнь и въ какой
располагаются словари, наука имѣетъ и право и обязанность измѣ-

нять это расположеніе для своихъ цѣлей, по своимъ законамъ и сооб-
раженіямъ. На такомъ основаніи предлагаю, для теоретическаго изу-
ченія, слѣдующій по возможности симметрическій распорядокъ нашей
азбуки, при чемъ дополняю ее какъ недостающею г (постановленною
въ скобкахъ), такъ и тѣми двумя буквами—й и ё,—которыя всѣми
употребляются, но въ обыкновенную азбуку нашу не внесены.
Хотя всякій, кто внимательно прочтетъ фонетическій отдѣлъ на-
стоящаго тома, легко пойметъ основанія принятаго мною порядка
буквъ, однакожъ, для большей ясности, считаю нелишнимъ предпослать
моей таблицѣ нѣсколько дополнительныхъ замѣчаній.
1. Буквы идутъ въ прямой линіи сверху внизъ, но изъ двухъ буквъ,
выражающихъ тотъ же звукъ, только простѣйшая стоитъ на этой линіи,
другая же — въ сторонѣ, рядомъ съ первою. Такое второстепенное
мѣсто занимаютъ буквы: и ѣ е.
2. Вся азбука раздѣлена на три большіе разряда: I. Гласныя съ
полугласными и составленными изъ этихъ обѣихъ категорій звуковъ
двугласными; II. Согласныя длительныя, и III. Согласныя мгновенныя
и составныя.
3. Въ каждомъ разрядѣ буквы, по самому звуковому соотношенію
своему, расположены попарно, т. е. каждыя двѣ буквы въ вертикаль-
номъ направленіи образуютъ звуковую пару. Исключеніе составляютъ
только: въ кондѣ гласныхъ ы, въ концѣ согласныхъ щ\ изъ нихъ
первая есть сложный знакъ (ъ •+- і), вторая изображаетъ сложный
звукъ (шч).
4. Сперва идутъ гласныя, при чемъ за каждою слѣдуетъ соотвѣт-
ствующая ей двугласная l); a такъ какъ въ составъ всѣхъ [183] дву-
гласныхъ входитъ сокращеніе звука і, то азбука и начинается этою
буквой, которая впрочемъ и по самой системѣ этого рода звуковъ
занимаетъ y меня первое мѣсто; остальныя гласныя слѣдуютъ за ней
по той же системѣ (см. выше стр. 481). Послѣ всѣхъ гласныхъ по-
ставлены: сперва ь, какъ сокращеніе г. начинающаго таблицу, потомъ ъ
въ соотвѣтствіе твердымъ гласнымъ, и наконецъ ы, которая, хотя и
полная гласная, не могла, по своему происхожденію (см. стр. 489),
быть помѣщена выше ера, но правильно слѣдуетъ непосредственно
за нимъ.
5. Изъ числа двугласныхъ, буквѣ в, по ея формѣ и происхожденію,
удобно было бы стоять тотчасъ послѣ е\ но по своему звуковому зна-
ченію, она не могла быть удалена отъ о> такъ точно какъ я слѣдуетъ
за а, и ю за у; иначе было бы нарушено принятое въ руководство
общее правило.
4) Кромѣ и: образованный изъ него двугласный звукъ йи не означается особою
буквой; вмѣсто этого двугласнаго поставленъ подъ и полугласный й.

6. Ko ІІ-му главному разряду отнесены длительныя согласныя,
жакъ составляющія переходъ или ступень отъ гласныхъ къ мгновен-
нымъ согласнымъ, и притомъ на первомъ мѣстѣ расположены плав-
ныя, какъ ближе всего, по своей натурѣ, подходящія къ гласнымъ.
7. Отъ послѣдней плавной м естественный переходъ къ однород-
ной съ нею по органу (губной) в. Отсюда до к включительно двой-
чатки представляютъ особенное соотношеніе, состоящее въ томъ, что
въ каждой изъ нихъ первая буква произносится съ голосомъ, a вто-
рая безъ него. Передъ х поставлена г (га), которая, при образованіи
гражданской азбуки, по недоразумѣнію не была включена въ нее
<(см. выше стр. 482 и 605-6).
8. Какъ между длительными согласными въ концѣ стоятъ г х,
такъ въ разрядѣ мгновенныхъ (ІІІ-мъ) послѣднюю же пару соста-
вляютъ гортанныя г к.
9. Затѣмъ слѣдуютъ ц ч на томъ основаніи, что и эти два въ
сущности составные звука (см. выше стр. 485) равнымъ образомъ, хотя
и иначе, родственныя между собой: стоящее надъ ними к на первой сте-
пени умягченія обращается въ ц, a на второй [184] въ ч(грекъ, грецкій,
греческій) 1); оба они, по первой составной части своей т (т+с = ц
и т+ш = ч), принадлежатъ къ мгновеннымъ, но по своей сложности
могутъ занимать въ этомъ разрядѣ лишь послѣднее мѣсто.
10. Еще ниже, на самомъ концѣ азбуки, должна стоять щ, какъ
буква составная (ф = шт), выражающая и сложный звукъ (штъ=шч).
11. Общеупотребительныя названія буквъ оставлены въ моей та-
блицѣ почти безъ измѣненія ,такъ какъ въ большей части ихъ послѣ-
довательно проведено различіе, основанное на самой разнородности
звуковъ, и названія эти сходны съ тѣми, какія утвердились въ дѣ-
ломъ образованномъ мірѣ. Только относительно э и е я нахожу, что
къ названію первой совершенно излишне присоединять эпитетъ обо-
ротное, если вторая, сообразно съ названіями другихъ дифтонговъ,
будетъ называема йэ, a не э. Кромѣ того й, въ противность назва-
ніямъ всѣхъ остальныхъ буквъ, несправедливо называется по внѣш-
нему признаку своего начертанія (съ краткой), и вѣрнѣе было бы
называть эту букву, по ея натурѣ, просто и краткое или и полугласное.
Наконецъ, возлѣ эфъ поставлено: ее, которымъ для аналогіи слѣдовало
бы замѣнить старинное названіе: ѳит-а.
1) Въ г(, какъ въ латинскомъ (Cicero, Цицеро); въ ч, какъ въ италіянскомъ
(cicerone, чичероне).

III. Правописаніе.
[186] Изъ понятія о письмѣ, основанномъ на разложеніи звуковъ
рѣчи, естественно вытекаетъ понятіе о правописаніи.
Не довольно писать: надобно писать правильно. Если рѣчь какъ
/слѣдуетъ разложена на членораздѣльные звуки и каждый звукъ по-
стоянно изображается соотвѣтствующимъ ему знакомъ, такъ что іго
писанному рѣчь вполнѣ возстановляется въ своемъ первоначальномъ
<видѣ, то значитъ, и письмо правильно. Вотъ первоначальное понятіе
-объ орѳографіи; слѣдовательно она, при возникновеніи своемъ, по
необходимости должна быть въ полномъ смыслѣ звуковою или фоне-
тическою. Таково вначалѣ и было конечно письмо греческое и латин-
ское, a также и древнеславянское. Но по мѣрѣ дальнѣйшаго развитія
языка, по мѣрѣ измѣненія его звуковъ, письмо, сохраняя прежнія
-формы ихъ, должно болѣе и болѣе удаляться отъ живой рѣчи. „Пра-
вописаніе всѣхъ образованныхъ народовъ запада", говоритъ г. Брюкке,
„построено на одномъ основномъ началѣ, именно на томъ, чтобы по-
ставленными одинъ возлѣ другого знаками указывать на рядъ слѣ-
дующихъ другъ за другомъ положеній органовъ рѣчи. Такъ "какъ
-отъ одного положенія къ другому всегда бываетъ только одинъ крат-
чайшій путь, то потребныя движенія рѣчи происходятъ сами собой
Буквы составляютъ какъ бы рядъ камней, положенныхъ на дорогу
пишущимъ, чтобы читающій могъ глазами и языкомъ итти: по его
слѣдамъ. Какъ ни часто это начало было упускаемо изъ виду въ
подробностяхъ, однакожъ въ цѣломъ оно всегда сохраняетъ свою
«силу, и нарушенія его происходятъ частью отъ того, что произношеніе
измѣнилось, a письмо осталось прежнее, частью отъ неразумнаго усёрдія:
нововводителей, — рѣже, какъ кажется, отъ неумѣлости первоначаль-
ныхъ строителей. Начало это само по себѣ такъ естественно, просто
<и практично, что оно вѣроятно уже никогда не будетъ покинуто при
•сооруженіи новаго зданія" 1). Между тѣмъ молодыя [187] поколѣнія, вновь
1) Brücke. Gruudzüge der Physiologie и пр., стр. 123. — Самый процессъ чте-
нія объясняется въ этомъ сочиненіи слѣдующимъ образомъ: „Буквы нашихъ услов-
ныхъ алфавитовъ указываютъ на положеніе голосового снаряда (то-есть гортани
такъ какъ мы имѣемъ особые знаки для шопотныхъ и громкихъ звуковъ), a сверхъ
того на форму, принимаемую каждый разъ надставной трубкой, простирающейся отъ
; гортани до устнаго или носового отверстія. Каждый знакъ исполняетъ это по-сво́ему,
при чемъ видъ его не обличаетъ его естественнаго родства и въ немъ символы для
положенія голосового снаряда и для формы звуковой трубки другъ отъ друга не отдѣ-
лены. Этимъ затрудняется пониманіе алфавита, и для фонетической транскрипціи тре-
буется чрезвычайно много знаковъ". Къ означенному различенію должно бы стремиться
при улучшеніи алфавитовъ. Это.былъ бы, продолжаетъ авторъ, „естественный; успѣхъ

выучивающіяся грамотѣ, уже не могутъ писать только согласно съ
звуками, a должны соображаться съ употребительнымъ по преданію
письмомъ, которое такимъ образомъ становится историческимъ или
этимологическимъ.
Эти два термина часто смѣшиваются, но въ сущности они должны
быть различаемы: первый предполагаетъ только соблюденіе традицій,
установившихся по большей части конечно на основаніи производ-
ства словъ; при письмѣ, заслуживающемъ второго названія, грамотеи
идутъ далѣе: не довольствуясь первоначальнымъ правописаніемъ, осно-
ваннымъ на прежнихъ звукахъ, они доискиваются корней или перво-
начальнаго состава словъ, иногда обращаясь къ другимъ, древнѣй-
шимъ языкамъ, я поэтому видоизмѣняютъ орѳографію. Такъ нѣкогда
поступали французы, исправляя свое письмо ПО производству словъ
изъ греческихъ и латинскихъ. Но при измѣненіяхъ орѳографіи трудно
бываетъ достигнуть полной послѣдовательности и единообразія: рядомъ
съ наукою привычка, обычай. берутъ свое, надъ этимологическимъ на-
чаломъ во многихъ случаяхъ фонетическое получаетъ перевѣсъ, уста-
новляются разныя условныя и- произвольныя правила, и правописаніе
не стои́тъ на твердой теоретической почвѣ. Тогда происходятъ попытки.
сообщить ему болѣе единообразія, послѣдовательности и простоты. Въ
этомъ положеніи [188] находится нынче правописаніе бо́льшей части
образованныхъ па.родовъ, и вездѣ повторяется почти одно и то же
явленіе: въ правописаніи сознаются бо́льшія или меньшія несообраз-
ности, разногласія, противорѣчія, и многіе стараются объ устраненіи ихъ
тѣми или другими способами.
: Чтобъ. и.мѣть возможность основательнѣе судить о нашемъ право-
писаніи, взглянемъ напередъ на развитіе и состояніе. орѳографіи y
главныхъ европейскихъ народовъ, при чемъ, разумѣется, будемъ оста-
навливаться только на такихъ обстоятельствахъ, которыя могутъ быть-
и для насъ интересны и поучительны.
Орѳографическій вопросъ y культурныхъ и нѣкоторыхъ
другихъ народовъ.
а) У НѢМЦЕВЪ.
Въ Германіи до Якова Гримма господствовало, съ незначитель-
ными разнорѣчіями, общепринятое традиціонное правописаніе, которое
въ ходѣ развитія алфавитики. Отъ знаковъ, которые нѣкогда изображали цѣлыя слова,
перешли къ такимъ, которые представляли слоги, a отъ этихъ къ буквамъ. Для цѣлей
же науки анализъ долженъ пойти еще дальше, и то, что означаетъ. отдѣльная буква,
должно разлагаться на свои. факторы", (Тамъ же, стр. 124).

однакожъ постепенно упрощалось Гриммъ, вникая въ законы и
исторію языка, нашелъ въ этомъ правописаніи много нёвѣрнаго и
непослѣдовательнаго, и съ 1820-хъ годовъ сталъ вводить коренныя
измѣненія. Такъ онъ на мѣсто ломанаго готическаго шрифта началъ
употреблять круглый латинскій, отбросилъ большія буквы, не только
въ началѣ существительныхъ именъ (кромѣ собственныхъ), но и послѣ
точки, опредѣлилъ случаи употребленія разныхъ способовъ для озна-
ченія долгихъ гласныхъ (удвоеніе ихъ, вставка е послѣ і или вставка
согласной h), постановилъ правила для начертаній ss и sz и проч.
Съ теченіемъ времени Я. Гриммъ находилъ между учеными болѣе и
болѣе послѣдователей, и образовалась такъ называемая историческая
школа письма. Главное ея правило было: пиши сообразно съ истори-
ческимъ развитіемъ звуковъ языка. Но какъ трудно [189] ввёсти на
новыхъ началахъ послѣдовательное правописаніе, доказывается тѣмъ,
что самъ Гриммъ не могъ во всѣхъ случаяхъ строго выдержать своей
системы и не рѣшался примѣнять ее безусловно. При всей сознатель-
ности своихъ началъ, онъ никогда не могъ усвоить себѣ въ частно-
стяхъ вполнѣ послѣдовательное, постоянное правописаніе и до конца
жизни колебался въ начертаніи множества словъ, которыя писалъ раз-
лично не только въ разныя эпохи, но въ одномъ и томъ же сочиненій,
на близкомъ разстояніи, иногда на одной и той же страницѣ. Созна-
ніе трудности достигнуть въ этомъ дѣлѣ строгой послѣдовательности
было, кажется, причиною, почему Гриммъ избѣгалъ въ печати объяс-
неній на счетъ своей орѳографіи и не написалъ объ ней ничего цѣль-
наго, довольствуясь одними отрывочными замѣчаніями въ своей грам-
матикѣ и другихъ сочиненіяхъ. Болѣе отчетливо по этому предмету
выразился онъ только въ предисловіи къ своему словарю. Послѣ
смерти Гримма (1863) стали появляться особыя монографіи о его
правописаніи. Наиболѣе подробно разсмотрѣно оно въ гэттингенской
брошюрѣ г. Андресена 2), который имѣлъ терпѣніе прослѣдить въ
этомъ отношеніи всѣ труды Я. Гримма, изучить всѣ основанія его
орѳографіи и отмѣтить всѣ случаи, въ которыхъ онъ самъ отступалъ
отъ нихъ. Въ дополненіе къ этой брошюрѣ г. Михаэлисъ въ Бер-
линѣ разсмотрѣлъ тотъ же предметъ въ публичномъ чтеніи, которое
потомъ было напечатано 3). Изъ этихъ двухъ брошюръ и множества
другихъ, занимающихся этой стороной языка самостоятельно, видно,
какъ многочисленны и многообразны спорные вопросы нѣмецкаго
*) Нѣкогда, въ 16-мъ столѣтіи, писали vnndt, thuoch, jhedenn вм. нынѣшнихъ:
und, Tuch, jeden и проч. И еще не такъ давно начертанія verlohren, Bluhme, wohl,
Seegen, Schaaf, loos и т. д. уступили мѣсто простѣйшимъ: verloren, Blume, wol,
Segen, Schaf, los.
2) Ueber J. Grimms orthographie, von K. G, Andresen. Gœttingen 1867.
3) Ueber J. Grimms Rechtschreibung. Berlin 1868.

правописанія. Оттого въ современной нѣмецкой литературѣ трудно
найти двѣ книги. которыя по правописанію были бы совершенно
сходны между собою . 1).
[190]. Какъ часто. случается, ученики Гримма (особенно гг. Вейн-
гольдъ и Андресенъ)ѵ пошли еще далѣе его. Опираясь. на законы
развитія звуковъ, они стали проводить не только такія измѣненія
письма, которыя передаютъ въ другомъ видѣ тѣ же звуки, но и .такія;
которыя, во множествѣ словъ, влекутъ за собою новое произношеніе:
слѣдовательно дѣло шло уже объ измѣненіяхъ не въ одномъ право-
писаніи, но и въ самомъ языкѣ. Напр. доказывали, что вмѣсто lügen
betrügen, Schöpfer, erschöpfen, ereigniss, надобно писать и говорить:
liegen, bekriegen, schepfer, erschepfen, eräugnis. Къ числу такихъ послѣ-
дователей. Гримма принадлежалъ и покойный Шлейхеръ, который не
признавалъ между прочимъ надобности означать долготу слога встав-
кою.буквы h и писалъ напр. вм. ihm, ihn просто im, in, не отличая
этихъ мѣстоименныхъ формъ отъ предлога in съ краткимъ і.
_ Такія нововведенія вызвали множество споровъ, и. составилась
обширная литература по вопросу о правописаніи. Всего замѣчательнѣе.
то, что́ высказалъ эрлангенскій профессоръ Рудольфъ Раумеръ въ цѣ-
ломъ рядѣ статей, касающихся этого предмета-3). Онъ убѣдительно
развилъ, къ какимъ нелѣнымъ послѣдствіямъ привело бы правописаніе:
крайнихъ послѣдователей Гримма, и называетъ эту школу—новоисто-
рическою въ отличіе отъ древнеисторической.. Послѣднимъ названіемъ
означаетъ онъ такое письмо,: какъ напр. англійское, гдѣ, вопреки
постепенному измѣненію звуковъ, начертанія остаются прежнія> такъ
что происходитъ рѣзкій разладъ между письмомъ и произношеніемъ,
но живая рѣчь не измѣняется вслѣдствіе, письма. Что же касается
до традиціоннаго нѣмецкаго правописанія, то, Раумеръ ясно показалъ^
что. оно,. несмотря на всѣ свои несовершенства, есть преимущественно
фонетическое письмо, передающее, хотя далеко не во всѣхъ слу-
чаяхъ и не всегда послѣдовательно, [191] произношеніе образованнаго.
языка *). Поэтому онъ стоитъ за сохраненіе въ сущности старинной
орѳографіи съ нѣкоторыми только преобразованіями, къ числу кото-
*) „Нынче всякій, кто хочетъ прослыть нѣмецкимъ филологомъ, долженъ имѣть
по крайней мѣрѣ свою собственную орѳографію", говоритъ, г. Таузингъ, рѣзко осу-
ждая нововведенія своихъ соотечественниковъ. См. названное выше сочиненіе его,
стр. 122.
2) См. его Gesammelte sprachwissenschaftliche Schriften, на которыя я уже
часто ссылался> особенно статью: Das Princip der d. Rechtschreibung, стр. 118 ид.
3) Съ этимъ впрочемъ несогласны многіе весьма уважаемые знатоки языка: такъ
Шлейхеръ находитъ, что нынѣшнее нѣмецкое письмо — ни историческое, ни фонети-
ческое, и „носитъ отпечатокъ случайнаго произвола" (Die deutsche Sprache, Stutt-
gart 1860. Стр. 170).

рыхъ особенно относитъ большее единообразіе въ отличеніи долгихъ
гласныхъ отъ краткихъ. Однакожъ доводы Раумера убѣдили далеко
:не всѣхъ, и въ Германіи нынче ;господствуютъ двѣ главныя системы
правописанія, со множествомъ оттѣнковъ и различій въ каждой: въ
большей части ученыхъ сочиненій, , особенно филологическихъ, дер-
жатся историческихъ началъ, впервые провозглашенныхъ Гриммомъ,
пишутъ латинскимъ шрифтомъ и избѣгаютъ большихъ буквъ; вообще
:же, въ литературѣ и въ общежитіи, слѣдуютъ принятому издавна пра-
вописанію съ тѣми или другими отступленіями въ частностяхъ. Без-
престанно издаваемыя брошюры по этому предмету свидѣтельствуютъ.
объ общей потребности въ улучшеніи дѣла. Въ разныхъ городахъ
•бываютъ учительскіе съѣзды для соглашенія относительно орѳографій,
и результаты ихъ печатаются 1). Съ другой стороны, и правитель-
ства отдѣльныхъ государствъ (напр. Виртемберга) издаютъ иногда
обязательныя для училищъ и офиціальныхъ учрежденій правила пра-
вописанія; но все это до сихъ поръ не привело еще къ общему объ-
единенію нѣмецкаго письма. Несмотря на то, можно ожидать, что:
тщательное обсужденіе дѣла мало-по-малу приведетъ пишущій міръ
къ бо́льшему [192] согласію. Въ числѣ нѣмецкихъ брошюръ этого со-
держанія за послѣдніе годы особеннаго вниманія заслуживаетъ напе-
чатанная въ Берлинѣ г. Лефманомъ а). По его замѣчанію, въ истекшее
десятилѣтіе убѣжденіе въ необходимости реформы проникло въ обѣ
противоположныя партіи, и между людьми мыслящими осталось уже
немного приверженцевъ неизмѣнной старины, утверждающихъ, будто
историческая грамматика вызвала еще бо́льшую противъ прежняго
путаницу въ письмѣ. Въ послѣднее время уже и началось нѣкоторое
примиреніе между строгого теоріей и разумною практикой: фонетика
должна допускать то, чего исторія требуетъ не на счетъ живого
языка; a .историкъ не долженъ трогать того, что́ въ употребленіи'
языка твердо установилось. Г. Лефманъ ставитъ требованіе: „пиши
такъ, какъ ты правильно говоришь". Правильно же говорить, по его'
*) Между прочимъ такая брошюра издана въ Берлинѣ, вслѣдствіе рѣшенія во-
просовъ на съѣздѣ по большинству голосовъ, подъ заглавіемъ: Regeln und Wörter-.
Terzpiçjmiss für deutsche Orthographie. Herausgegeben („auf Grundlage des Usus*);
von dein Verein der Berliner Gymnasial-und Realschullehrer. Разборъ этой книги—
въ Beilage zur Allgemeinen Zeitung 1871, № 342. Cp. National-Zeitung, № 576,'
Beiblatt: „Die deutsche Rechtschreibung, eine Nationalfrage". Также: Zeitschrift
für das Gymnasialwesen 1871, Juni. — Кстати замѣтимъ, что вслѣдствіе учебной ре-
формы, предпринятой графомъ Туномъ въ Австріи, эта страна сдѣлалась по преиму-
ществу ареной орѳографической борьбы, и введеніемъ новыхъ руководствъ по языку'
•своръ преждевременно занесенъ въ среднія и народныя училища (Lefmann).
2) Dr. S. Lefman. Ueber deutsche Rechtschreibung. Berlin 1871. — Это одинъ
изъ выпусковъ изданія: Sammlung gemeinverständlicher wissenschaftlicher Vorträge.
VI Serie, Heft 129.

мнѣнію, значитъ не только говорить безъ всякаго вліянія діалектовъ,
но говорить исторически-правильно, т. е. такъ, какъ требуетъ законное
развитіе языка не въ одномъ сочетаніи словъ и предложеній, но и въ
звуковомъ отношеніи. Односторонняя фонетика не имѣетъ почвы въ
письмѣ, односторонніе историки не признаютъ ограниченій, предпи-
сываемыхъ живымъ языкомъ: только взаимное проникновеніе обоихъ
элементовъ, какъ соотношеніе языка и письма между собою, можетъ
привести къ надежнымъ и твердымъ правиламъ. Шлейхеръ, основы-
ваясь.на улучшеніяхъ, которыя въ нѣмецкомъ письмѣ можно прослѣ-
дить чуть не по десятилѣтіямъ, находилъ неразумнымъ отказаться отъ
надежды на совершенное, хотя и медленное исправленіе его въ дале-
комъ будущемъ л). Въ 1876 году въ Германіи было опять сильное
движеніе по вопросу о введеніи единообразнаго правописанія. Ha [193}
этотъ разъ попытка была сдѣлана прусски%мъ министромъ просвѣщенія
(г. Путкаммеромъ): учреждена особая комиссія и въ нее приглашенъ
Рудольфъ Раумеръ, о трудахъ котораго по орѳографіи мы недавно
упоминали. Однакожъ составленный имъ проектъ оказался неудобнымъ,
и комиссія выработала свои правила, которыя были утверждены ми-
нистромъ и опубликованы. Но ввести эти правила въ общую прак-
тику было не во власти его. Послѣдовало соглашеніе по нѣкоторымъ
пунктамъ, но, вообще говоря, рёзультатъ всѣхъ толковъ, статей и
брошюръ, вызванныхъ этою мѣрой, былъ ничтожный 3). Въ послѣдніе
годы появился журналъ Zeitschrift für Orthographie.
б) У АНГЛИЧАНЪ.
Въ Англіи мы видимъ примѣръ правописанія, въ полномъ смыслѣ
историческаго. Тамъ старинные письменные знаки остаются въ ходу,
какъ бы ни противорѣчило имъ измѣняющееся произношеніе, даже т<>,
которое считается образованнымъ и правильнымъ. Начертанія боль-
шинства словъ представляютъ условное изображеніе звукового цѣлаго
почти независимо отъ отдѣльныхъ элементовъ, изъ которыхъ оно со-
стоитъ. Это — въ нѣкоторомъ смыслѣ по-словное, a не звуковое письмо.
Кто пишетъ Glocester, Brougham, colonel, a произноситъ Gloster, Brum,
körnel, тотъ значитъ вовсе не желаетъ письмомъ выражать звуки своей
рѣчи, a довольствуется графическими образами словъ, которые посред-
ствомъ глаза сообщаютъ уму соотвѣтствующее понятіе; какъ ихъ пере-
1) Die deutsche Sprache, стр. 172: „Какъ уже покончили съ vnndt и другими
чудищами, такъ справятся и съ знакомъ протяженія h, съ удвоеніемъ гласныхъ, es
іе и другими менѣе значительными безобразіями, которыя теперь еще торжествуютъ
въ нашемъ письмѣ".
2) См. между прочимъ въ берлинской National-Zeitung 1880 г., 16-го марта,
передовую статью: Die deutsche Rechtschreibung.

лагать на живую рѣчь, это предоставляется традиціи и памяти *).
Одинъ и тотъ же звукъ изображается самыми различными знаками;
каждая гласная, a иная и согласная имѣютъ по нѣскольку звуковъ,
и нѣтъ положительныхъ правилъ, которыя бы каждый разъ опредѣ-
ляли произношеніе буквъ. Такъ [194] напр. snow, low выговариваются
sno, lo, a bow, low, слышатся какъ bou, lou; bear произносится ber,
a hear — hir и т. д. Оттого первоначальное обученіе грамотѣ нигдѣ
не представляетъ такихъ трудностей какъ въ Англіи, и этому въ
значительной мѣрѣ приписывается большое число неграмотныхъ людей
между англичанами 2). Ученый Эллисъ горько сѣтуетъ, что его сооте-
чественники слишкомъ дорого поплатились за пріобрѣтенное ими едино-
образное письмо, именно: утратили знаніе, какъ говорили ихъ предки,
лишились возможности означать на письмѣ нынѣшнее свое произно-
шеніе и создали неисчислимыя затрудненія читающему и пишущему
на ихъ языкѣ 3). Знаменитый филологъ Вильямъ Джонсъ, положившій
начало изученію санскрита въ Европѣ, замѣтилъ, что несовершенство
англійскаго письма доходитъ до безобразія и почти до смѣшного 4).
Въ послѣднія триста лѣтъ было въ Англіи не мало опытовъ пре-
образованія орѳографіи (spelling-reform), и между нововводителями
встрѣчаются дочтенныя имена; но всѣ эти попытки до сихъ поръ
оставались безуспѣшными. Самая сильная агитація въ пользу фоне-
тическаго письма началась въ 1843 году въ Бирмингамѣ; тамъ нѣкто
Гиллъ (Hill) пожертвовалъ съ этою цѣлью значительный капиталъ
(phonetic fund) и учредилъ школу, въ память чего, въ названномъ го-
родѣ ежегодно дается фонетическій праздникъ. Въ то же время въ
Батѣ (Bath) основанъ былъ [195] Фонетическій Журналъ, до сихъ поръ
издаваемый. Ревностными поборниками новаго письма сдѣлались вскорѣ
Исаакъ Питманъ и Эллисъ, придумавшіе для этого дѣла разныя измѣ-
ненія и дополненія въ азбукѣ: по ихъ системѣ уже и напечатано мно-
жество книгъ и брошюръ, особенно религіознныхъ, для народнаго
чтенія. Въ 1862 году было въ Англіи шесть журналовъ съ чисто-
*) Raumer. Gesam. sprachwiss. Schriften, 215 и д.
2) „Когда y какого-нибудь народа господствуетъ историческое письмо, то и
тотъ, кто растетъ въ образованномъ кругу, кто къ изученію грамоты пристуваетъ съ
правильнымъ выговоромъ, долженъ усвоить себѣ почти новый языкъ, — письменный.
Но онъ все еще счастливъ тѣмъ, ' что знаетъ во крайней мѣрѣ, какъ слово звучитъ,
хотя и долженъ особо выучиться, какъ писать его. Тотъ же, который первые годы
провелъ въ необразованномъ кругу, долженъ выучиться двумъ языкамъ. До сихъ поръ
онъ говорилъ на своемъ нарѣчіи, болѣе или менѣе отличающемся отъ образованнаго
произвошенія; теперь онъ долженъ разомъ запоминать, какъ слово звучитъ и какъ
оно пишется". (К. Panitz. Das Wesen der Lautschrift. Weimar 1865, стр. 34, 35).
3) A. J. Ellis. On early english pronunciation. Hertford 1869. Стр. 22.
4) „Our english aiphabet and orthography are disgracefully and alniost ridi-
culously imperfect". W. Jones, Works. III, 269..

фонетическимъ письмомъ. Нѣкоторые нововводители довольствуются
менѣе. рѣзкими перемѣнами, давая только существующимъ уже бук-
вамъ болѣе опредѣленное значеніе, чтобы такимъ образомъ сообщить
англійскому письму ту же послѣдовательность, какою, по ихъ мнѣнію,
отличается французская орѳографія. Таковъ характеръ „аналогичёской"
системы Эдуарда Джонса, которая не такъ давно обсуждалась на съѣздѣ
. въ Ливерпулѣ. Но противъ него возсталъ Эллисъ, доказывая, что всѣ
попытки частныхъ измѣненій ни къ чему не приведутъ и что есЛи
разъ предпринимать реформу, то надобно возстановить древнее фоне-
тическое начало, господствовавшее до войнъ обѣихъ Розъ. Наконецъ,
еще проектъ преобразованія письма принадлежитъ Денби Фрею,
который, подобно другимъ умѣреннымъ реформаторамъ, пользуется
имѣющимися уже буквами почтя безъ всякихъ прибавленій, но счи-
таетъ нужнымъ во многихъ случаяхъ ввести болѣе точные способы
изображенія звуковъ. Его мысль—установить послѣдовательное, отчасти
фонетическое правописаніе, съ соблюденіемъ, по мѣрѣ возможности,
этимологическаго элемента *). Послѣднее условіе, по мнѣнію Макса;
Мюллера, не составляетъ существенной надобности для орѳографіи.
„Произношеніе языковъ, говоритъ онъ, измѣняется по опредѣленнымъ
законамъ, a правописаніе передѣлываютъ самымъ произвольнымъ обра-
зомъ, такъ что, если бъ наша орѳографія строго согласовалась съ
выговоромъ словъ, то на дѣлѣ она оказала бы будущему изслѣдова-
телю языка болѣе пользы, нежели нынѣшній неточный и ненаучный
способъ письма 2)u. М. Мюллеръ не отчаивается, что [196] старанія
Питмана черезъ нѣсколько поколѣній увѣнчаются успѣхомъ; однакожъ,
.судя по прошлому и по примѣру другихъ странъ, можно въ томъ усо-
мниться. Совсѣмъ иначе:смотритъ на эти нововведенія Витней. ,;Неимо-
вѣрна, говоритъ онъ, сила сопротивленія перемѣнамъ, присущая вели-
кому народному дѣлу, связанному съ интересами цѣлаго общества
и составляющему часть помысловъ и привычекъ каждаго... Какъ осмѣ-
яны и опозорены были тѣ, которые въ послѣднее время думали произ-
вести по нѣкоторымъ пунктамъ весьма желательныя для всѣхъ улуч-
шенія въ англійскомъ правописаніи" 3). При всѣхъ недостаткахъ на-
стоящаго письма, нельзя однакожъ не признать за нимъ того вели-
каго преимущества, что оно твердо установилось и принято всею
націею: преобразованіе его не могло бы совершиться безъ долговре-
менныхъ колебаній, розни и путаницы. Притомъ, вотъ еще важное
соображеніе, высказанное г. Эрлемъ противъ введенія въ Англіи фоне-
тическаго письма: „Какъ скоро вы рѣшаетесь въ точности изображать
л) Transactions of .the Philological Society 1870—72.
2).Max Müller-Böttger. Vorlesungen. II Serie. Leipzig 1866. Стр. 92.
3) W. D. Whitney. Language and the study of language. London 1867. Стр. 44. -

письмомъ звуки, вы ставите на первый планъ то, что́ до сихъ поръ
оставалось почти незамѣченнымъ, — великое разномысліе, какое суще-
ствуетъ относительно правильнаго произношенія многихъ словъ" l1).
Дѣйствительно при этомъ обстоятельствѣ задача нововводителей дѣ-
лается почти неразрѣшимою.
в) У ФРАНЦУЗОВЪ.
: Французское правописаніе представляетъ отчасти*тѣ же недостатки,
какіе мы видѣли въ англійскомъ; но оно образовалось совершенно
инымъ путемъ. Въ немъ также многіе звуки изображаются разными
способами, и часто однѣ и тѣ же буквы произносятся различно; въ немъ
также множество несообразностей, непослѣдовательностей, противорѣчій;
но все это произошло не отъ того, что на письмѣ удержались начер-
танія, означающія прежній выговоръ, a вслѣдствіе ученыхъ сообра-
женій: [197] французская орѳографія развилась по большей части
искусственнымъ образомъ и должна быть названа не историческою, а
развѣ этимологическою, хотя принципъ словопроизводства проведенъ
въ ней далеко не всегда послѣдовательно и правильно. По выраженію
Литре (въ предисловіи къ его словарю), y французовъ письмо и про-
изношеніе — двѣ силы, которыя въ постоянной между собою борьбѣ,
Французскій письменный языкъ произошелъ частью отъ латинскаго,
частью же и отъ тѣхъ живыхъ народныхъ нарѣчій, которыя, съ
сильною примѣсью латыни, издревле господствовали въ разныхъ
мѣстностяхъ Галліи. До 16-го столѣтія, пока y французовъ школьное
дѣло было еще слабо развито и еще не было грамматикъ, всякій пи-
салъ, конечно, по собственному разумѣнію, руководствуясь преиму-
щественно выговоромъ. До 13-го вѣка господствовало фонетическое
правописаніе: „тогда, говоритъ Рау́, буквы служили для изображенія
звуковъ, a не для хвастливаго щегольства лингвистическою уче-
ностью" 2). Позднѣе, со введеніемъ древнихъ алфавитовъ, нѣмыя,
праздныя буквы стали вкрадываться между фонетическими. Когда же
распространилось книгопечатаніе, когда размножились школы и стали
появляться грамматики и словари, a въ то же время утвердился и
авторитетъ греко-римскаго образованія, грамотные люди начали болѣе
прежняго соображаться съ латинскими начертаніями и плодить на
письмѣ лишнія буквы, напр. писать: teste, honneste, debvoir, febvrieiv
nuict, escripture. Тогда же обнаружилось однако іг сильное противо-
дѣйствіе этому направленію, и съ тѣхъ самыхъ поръ рядъ поборни-
ковъ фонетическаго письма, отчасти знаменитыхъ писателей, не пре-
кращается во Франціи до нашего времени.
2) J. Earle. The philology of the english tongue. Oxford 1873. Стр. 180.
*) Ed. Raoux. Orthographe rationnelle et écriture phonétique. Paris 1865.

Въ серединѣ 17-го столѣтія грамматика Поръ-Рояля предлагала,
для соглашенія письма съ выговоромъ, слѣдующія разумныя правила:
1. Всякое начертаніе должно означать какой-нибудь особый звукъ,
т. е. не надобно писать ничего такого, что́ бы не произносилось.
[198] 2. Всякій звукъ долженъ бытъ означенъ особымъ начерта-
ніемъ, т. е. не слѣдуетъ произносить ничего, что́ не написано.
3. Всякое начертаніе должно изображать одинъ звукъ, простой или
двойной.
4. Одинъ и тотъ же звукъ не долженъ быть означаемъ различными
начертаніями.
Эти правила никогда не могли однакожъ сдѣлаться господствую-
щими во Франціи, и вопреки имъ этимологическое письмо рѣшительно
утвердилось послѣ изданія, въ 1694 году, словаря Французской ака-
деміи, основанной лѣтъ за 60 до того (1635). Ни для какой. націи
авторитетъ подобнаго учрежденія не могъ имѣть такого вѣса, какъ
для французовъ, трезвый и точный умъ которыхъ во всемъ ищетъ
-строгой опредѣлительности и мѣры.
Напрасно, впрочемъ, думаютъ, будто эта академія сама взяла на
себя рѣшеніе a priori всѣхъ относящихся до языка вопросовъ; опа-
саясь той же неудачи, какая обыкновенно постигаетъ частныхъ нео-
графовъ (нововводителей въ дѣлѣ правописанія), она весьма осторожно
придерживалась обычая, этого могущественнаго руководителя, кото-
рый во Франціи имѣетъ свое исключительное значеніе, этого usage,
передъ которымъ благоговѣютъ и преклоняются какъ передъ какою-то
высшею силой. Академію не разъ упрекали въ томъ, что она мало
пользовалась своимъ правомъ узаконять языкъ и, довольствуясь однимъ
утвержденіемъ общепринятаго или наиболѣе распространеннаго упо-
требленія, позволяла себѣ только частныя, болѣе или менѣе маловажныя
измѣненія и сокращенія въ отдѣльныхъ словахъ. Такимъ образомъ и
въ словарѣ 1694-го года академія, слѣдуя господствовавшему напра-
вленію, дала перевѣсъ письму, основанному на знаніи латинскихъ и
греческихъ формъ, и допустила только кое-какія упрощенія въ начер-
таніяхъ. Члены, желавшіе болѣе радикальныхъ измѣненій, какъ Кор-
нель и Боссюэ, остались въ меньшинствѣ. И въ послѣдующихъ пяти
изданіяхъ своего словаря академія медленно сдавалась на улучшенія
орѳографіи, которыя проглядывали въ печати, какъ отступленія отъ
преобладавшей рутины. [199] Замѣчательно, между прочимъ, что Фран-
цузская академія, не ранѣе какъ въ 1835 году, т. е. въ позднѣйшемъ
изданіи этого словаря, наконецъ, безусловно приняла вольтеровское
правописаніе, т. e. ai вмѣсто оі, въ такихъ словахъ, какъ français,
avait (начертаніе, которое впрочемъ не Вольтеръ первый придумалъ).
Нѣкоторыя другія нововведенія этого же писателя не были приняты
академіей и остались однѣми попытками. Для насъ поучительно между

прочимъ его стараніе писать взятыя съ греческаго слова по выговору,
безъ лишняго груза чужихъ буквъ (напр. th, ph, у); такъ онъ.пи-
салъ: phüosofe и даже fllosofe, enciclopédie, tipografe, téologie; métafi-
sique, tèse, historiografe, bibliotèque. Введеніе. подобныхъ начертаній
для греческихъ словъ находило многихъ защитниковъ еще съ 16-го
столѣтія. Ронсаръ соглашался сохранить y (ижицу) только для соб-
ственныхъ именъ греческой миѳологіи и исторіи (Téthys, Ulysse); въ
<;ловахъ же, давно получившихъ въ языкѣ право гражданства, гдѣ
слышится чистый звукъ i (abyme, cygne, lyre и даже Nymphe), онъ
не хотѣлъ означать его этимъ „ужаснымъ крючкомъ у": „я того
мнѣнія, говорилъ онъ (если мой умъ чего-нибудь да сто́итъ), что
когда такія греческія слова давно живутъ во Франціи, то. надо при-
нимать ихъ въ нашу родню и писать ихъ просто съ французскимъ і,
чтобъ показать, что они . свои, a не чужія; ибо кто не догадается
тотчасъ же, что Sibille, Cibelle, Cipris, Ciclope, Nimphe, lire —по при-
родѣ греческія или, по крайней мѣрѣ, пришлыя, но усыновленныя
французами, хотя они не будутъ означены этимъ пиѳагоровскимъ
пугаломъ". Въ томъ же духѣ и Вожля́ (Vaugelas) говорилъ: „Уважаю
почтенную древность и мнѣнія ученыхъ, но не могу не согласиться
съ той неоспоримой истиной, что всякій языкъ долженъ быть y себя
хозяиномъ". Академія подтвердила вѣрность этого довода, но только
въ отношеніи къ нѣкоторымъ словамъ; такъ она давно уже пишетъ:
fantôme, fantaisie, frénétique (безъ ph), trône, trésor (безъ th), но она
же во множествѣ другихъ случаевъ пишетъ ph и th, даже въ сло-
вахъ одного съ приведенными корня.
[200] Нѣкоторыя поразительныя непослѣдовательности француз-
скаго письма вызываютъ и нынѣ частыя попытки преобразованій; не
проходитъ года, чтобы во Франціи не явилось одной или нѣсколькихъ
книгъ объ упрощеніи письма, но большая ихъ часть грѣшатъ тѣмъ,
что стремятся къ слишкомъ крутымъ нововведеніямъ, начиная съ
передѣлки самой азбуки или предлагая писать безъ всякаго вниманія
къ грамматикѣ или установившемуся обычаю (напр., il fo s'antr'ede
mutuelleman l)., Такія попытки никогда не могутъ имѣть успѣха, тѣмъ
болѣе что онѣ противны самымъ свойствамъ французскаго языка, гдѣ
вслѣдствіе давнишнихъ усѣченій столько словъ различнаго смысла
произносятся совершенно одинаково (напр. слова: cinq, saint, sain,
sein, ceint, seing) и многія грамматическія измѣненія означаются
только на письмѣ (напр. ед. число il cherche, множ. ils cherchent ни-
чѣмъ не различаются въ выговорѣ), a притомъ вошедшее въ обычай
сліяніе конечной согласной одного слова съ начальною другого (il-z-
J) Такъ совѣтовать писать, въ первой четверти нынѣшняго столѣтія, Marie
издатель Journal Grammatical.

aiment) объясняется только воздѣйствіемъ письма на живую рѣчь
Поэтому естественно, что ревнители безусловной фонетическіой ре-
формы. часто подвергаются обсужденію и насмѣшкамъ со стороны
людей разсудительныхъ *).
Можно впрочемъ назвать нѣсколько трудовъ, заявляющихъ болѣе
разумныя требованія. Такъ. г. Бернаръ Жюльенъ (Julliën) указываетъ
на умѣренныя й постепенныя поправки, которыя были бы желательны
въ. нынѣшнемъ французскомъ письмѣ. Онъ справедливо замѣчаетъ; что
если поборники безусловно фонетическаго правописанія хотятъ быть
вполнѣ послѣдовательны, то они не должны отдѣлять на письмѣ
одного слова отъ другого (такъ какъ въ живой рѣчи такое отдѣленіе
незамѣтно), a установить развѣ только разстановку словъ по просо-
дическимъ періодамъ рѣчи. „У насъ, говоритъ онъ, письмо есть на-
стоящій руководитель [201] правильнаго произношенія въ хорошемъ
обществѣ, й это одно показываетъ, какъ дурно знаютъ французскій'
языкъ тѣ, которые настаиваютъ на противоположномъ началѣ и ду-
маютъ; что языки еще на той точкѣ, гдѣ они были до изобрѣтенія
азбуки". Въ томъ же смыслѣ другой защитникъ умѣренной- реформы
пишетъ: „Конечно, если-бъ дѣло шло единственно о томъ, чтобы необра-
зованному народу, не имѣющему литературнаго прошлаго, быстро со-
общить умѣніе читать и писать по-французски, то фонетическая метода
доставила бы большую пользу; но народъ, обладающій ВОСЬМИВѢКОВОЮ
литературой, не можетъ не видѣть въ каждомъ своемъ словѣ и даже
въ слогахъ его какъ бы нераздѣльную часть своей умственной исторіи:
перевернуть все наше письмо вверхъ дномъ значило бы разорвать не-
прерывную цѣпь преданій, которыя создали духъ націи".
Авторъ этихъ строкъ, г. А. Фирменъ Дидо́ (A. F. Didot), типограф-
щикъ Французской академіи, къ которому эта должность перешла на-
слѣдственно отъ отца и дяди, написалъ въ 1860-хъ годахъ объёми-
стый томъ, уже имѣвшій два изданія, подъ заглавіемъ: Observationsr
sur Vortlwgraphe ou ortografie française 2), —• конечно, самый основателЬ-1
ный трудъ по этому предмету, откуда и почерпнута большая часть
сообщаемыхъ здѣсь свѣдѣній по исторіи французскаго правописанія.:
Разсмотрѣвъ всѣ недостатки его и указавъ на средства къ ихъ испра-
вленію, г. Дидо́ приглашаетъ академію внести предлагаемыя имъ измѣ-
ненія въ предпринятое ею новое изданіе словаря. По его мнѣнію, она
и въ прежнее время недостаточно пользовалась своимъ авторитетомъ;
иначе французская орѳографія давно могла бы сдѣлаться совершеннѣе.г
*) Напр. надъ „reforme orthographique" остроумно издѣвается Alfred Deavau.
въ своемъ предисловіи къ Dictionnaire de la langue verte, argots parisiens. Paris.
1867. Стр. XXII.
2) Напечатано въ Парижѣ; 2-е изданіе 18G8 г.

Происходившія между академиками разногласія по вопросамъ этого
рода часто вынуждали ученое собраніе предоставлять рѣшеніе ихъ
кому-нибудь одному, и коллективный трудъ, рѣдко приводящій къ
результату вполнѣ удовлетворительному, превращался въ единоличный;
окончательное же соглашеніе остававшихся въ [202] рукописяхъ раз-
норѣчій зависѣло отъ усмотрѣнія типографщиковъ и корректоровъ,
которымъ въ дѣлѣ правописанія (говоритъ г. Дидо́) писатели иногда
бываютъ болѣе обязаны, чѣмъ самимъ себѣ. Главные недостатки фран-
цузской орѳографіи, выставляемые г. Дидо́, заключаются въ томъ, что
въ совершенно сходныхъ случаяхъ согласная въ серединѣ словъ то
удвояется, то нѣтъ, что въ окончаніяхъ именъ пишутъ, безъ пра-
вильнаго этимологическаго основанія, s и х, tion и sion, ant и ent;
иногда два слова, образующія одно понятіе, пишутся слитно, въ дру-
гомъ совершенно однородномъ случаѣ только соединяются черточкой
или оставляются отдѣльно, вовсе безъ знака соединенія. Мысли, изло-
женныя въ книгѣ г. Дидо́, были одобрены лучшими критиками, въ
томъ числѣ покойнымъ Сентъ-Бевомъ, который также возлагалъ въ
этомъ дѣлѣ большія надежды на академію. Правда, иногда слышатся
голоса и противъ авторитета ея; напр., г. Жюльенъ выразилъ желаніе,
„чтобы современное правописаніе было подчинено правильной системѣ,
a не зависѣло отъ прихоти нѣсколькихъ академиковъ или отъ произ-
вола корректоровъ той типографіи, гдѣ словарь печатался"; тѣмъ не
менѣе сила этого традиціоннаго авторитета такъ велика, что самъ
Литтре́, въ своемъ образцовомъ словарѣ, при всей самостоятельности
своихъ взглядовъ, нигдѣ не рѣшился отступить отъ общеупотреби-
тельной, одобряемой академіею орѳографіи, и только въ частныхъ
случаяхъ позволилъ себѣ теоретически критиковать ее. Напр., подъ
словомъ Dessiller онъ замѣчаетъ, что академія предпочла дурное на-
чертаніе хорошему (déciller) х), но самъ повторяетъ ту же ошибку.
При такихъ условіяхъ и дальнѣйшая судьба французскаго правопи-
санія останется въ рукахъ академіи. Замѣчательно, что даже во время
первой французской революціи, когда упразднена была эта корпорація,
и словарь вновь изданъ помимо ея, въ немъ [203] однакожъ строго
соблюдена академическая орѳографія. Въ постоянствѣ такого начала
есть одна хорошая сторона, именно твердо установленное, для всей
націи обязательное единообразіе письма. Нельзя при этомъ не вспо-
мнить замѣчанія Раумера, что правописаніе хотя и не вполнѣ удовле-
творительное, но общепринятое во всей странѣ, заслуживаетъ пред-
') » Dessiller est une mauvaise orthographe,' puisque le mot vient de cil. L'aca-
démie Га préférée à la bonne (déciller), qu'elle consigne pourtant à son rang alpha-
bétique et qu'elle abandonne pour suivre une vicieuse tradition". Что же мѣшало
Литтре́ избрать противоположный путь?

почтенія передъ болѣе совершеннымъ, если оно признается только
нѣкоторого частью народа и тѣмъ вызываетъ новый, вовсе нежела-
тельный разладъ 1).
г) У ОСТАЛЬНЫХЪ РОМАНСКИХЪ НАРОДОВЪ.
Совсѣмъ въ другомъ положеніи орѳографія остальныхъ романскихъ
народовъ. Италіянцы, испанцы и португальцы успѣли сообщить своему
письму въ высокой степени звуковой характеръ. Этимъ впрочемъ языки
ихъ обязаны не однимъ благопріятнымъ внѣшнимъ обстоятельствамъ,
но главнымъ образомъ своему внутреннему строю. Они гораздо болѣе
французскаго близки къ латинскому, и по своей вокальности не нуж-
даются въ этимологическихъ знакахъ для уясненія глазу состава словъ.
Возьмемъ для примѣра звукъ san, который во французскомъ языкѣ
пишется на столько разныхъ ладовъ для показанія различныхъ его
значеній (cent, sang, sans, sens, sent, s'en); въ италіянскомъ соотвѣт-
ствующія слова въ самомъ произношеніи явственно отличаются одно
отъ другого и пишутся согласно съ нимъ: cento, sangue, senza, senso,
sente, se ne. Такихъ примѣровъ можно бы привести множество. Точно
такъ же и различіе окончаній при спряженіи глаголовъ ясно слы-
шатся уже въ живой рѣчи: французы произносятъ многіе глаголы
одинаково въ един. и во множ. числѣ: il trouve, ils trouvent, итальянцы
говорятъ: egli trova, eglino trovano. Вотъ почему послѣднимъ легко
было отказаться отъ историческаго письма, которое и y нихъ во
многихъ случаяхъ нѣкогда господствовало; напр., писали; apto, octo,
decto, a произносили atto, otto, detto. Ho грамматики 16-го столѣтія,
особенно же [204] даровитый Lionardo Salviati, стали соглашать письмо
съ произношеніемъ и, благодаря имъ, италіянская орѳографія, за
немногими исключеніями, сдѣлалась вполнѣ фонетическою, почему и
считается образцовой. Основное начало своего преобразованія Саль-
віати такъ выразилъ: „Истинное, первое и общее основаніе правиль-
наго письма въ томъ состоитъ, чтобы письмо слѣдовало выговору,
такъ какъ оно не имѣетъ иной цѣли, a слѣдовательно и иной задачи,
какъ изображать рѣчь для тѣхъ, до кого не доходитъ звукъ ея" 3).
Относительно испанскаго правописанія достаточно привести здѣсь
краткія свѣдѣнія, сообщаемыя Р. Раумеромъ (стр. 147): „Въ Испаніи
уже старѣйшій грамматикъ Антоніо де Небриха (около 1492 г.) глав-
нымъ условіемъ хорошаго правописанія призналъ совершенное согласіе
*) Raumer. Gesam. sprachw. Schriften, стр. 138.
3) „Che la scrittura seguiti la pronunzia, vero, primo e gênerai fondamento
dello scriver correttamente". Autori del bel parlare. Venetia 1643. Vol. I, del Ca-
valier Lionardo Salviati. Стр. 155. (По Раумеру).

письменныхъ знаковъ съ звуками языка. Къ этой цѣли съ тѣхъ поръ
я стремилось испанское правописаніе. Съ 1741 г. за это дѣло взя-
лась основанная Филиппомъ V академія. Однакожъ, еще въ.началѣ
нынѣшняго столѣтія письмо испанцевъ представляло много неяснаго
и двусмысленнаго. Поэтому мадридская академія въ 1815 г. устано-
вила фонетическую орѳографію, которая и принялась очень легко".
Д) У СКАНДИНАВСКИХЪ НАРОДОВЪ.
Въ скандинавскихъ земляхъ господствуютъ два очень близкіе одинъ
къ другому литературные языка: шведскій въ Швеціи и датскій въ
Даніи и Норвегіи. Близость между ними обнаруживается особенно въ
ихъ лексическомъ составѣ и синтактическомъ строѣ; въ звуковомъ же
отношеніи оба языка значительно отличаются одинъ отъ другого:
.шведы сохранили древнюю фонетическую основу словъ въ гораздо
-большей чистотѣ нежели датчане, y которыхъ звуки, частью подъ
вліяніемъ нѣмецкаго языка, подверглись разнороднымъ перемѣнамъ и
искаженіямъ [205] (напр., шв. lag = ÄaT. lov; шв. namn = дат. navn).
Оба народа издавна разошлись въ своей исторіи, и естественно, что
y каждаго изъ нихъ литературный языкъ, a съ нимъ и правописаніе
развивались своимъ особеннымъ путемъ. Тотъ и другой первоначально
употребляли готическое или ломаное („монашеское") письмо; y дат-
чанъ оно только въ послѣднее время начало исчезать, тогда какъ
шведы уже давно отъ него отказались. Въ подражаніе нѣмцамъ пер-
вые до сихъ поръ въ началѣ всякаго существительнаго имени ставятъ
большую букву. Составъ шведской и датской азбуки почти одинъ и
тотъ же; однакожъ, есть въ каждой и свои особенности; напр., звукъ о
по-шведски часто выражается буквою а, по-датски же двойнымъ аа;
шв. ä = дат. св; шв. ö = дат. О; шведы звукъ нашего в между глас-
ными изображаютъ посредствомъ fv, датчане употребляютъ одно ѵ.
Для долгаго гласнаго звука послѣдніе прибѣгаютъ къ удвоенію соот-
вѣтствующей буквы, чего шведы никогда не дѣлаютъ.
Развитіе шведскаго правописанія со временн введенія книгопеча-
танія и перевода библіи продолжалось, съ частыми измѣненіями и
разными колебаніями, до конца прошлаго столѣтія, когда по основа-
ніи шведской академіи Густавомъ III (1786 г.) оно.подъ вліяніемъ
этого учрежденія прочнѣе установилось. Къ тому способствовали осо-
бенно труды двухъ академиковъ, знаменитыхъ поэтовъ Леопольда и
Чельгрена (Kellgren), которые приняли главное участіе въ составленіи
отъ имени академіи правилъ орѳографіи. Не смотря на свое поверх-
ностное филологическое образованіе — общій недостатокъ того вре-
мени, — они выполнили свою задачу съ большимъ смысломъ и практи-
ческимъ тактомъ; но при незнакомствѣ съ древнимъ скандинавскимъ

языкомъ и его звуковою системой, они конечно не могли избѣжать
нѣкоторыхъ ошибокъ. Тѣмъ не менѣе, благодаря ихъ-разумнымъ ука-
заніямъ, въ шведской литературѣ утвердилось правописаніе, которое:
въ большей части случаевъ очень удачно примиряло фонетическій
элементъ съ этимологическимъ.
Датская орѳографія установилась еще ранѣе, именно съ [206] поло-
вины 18-го вѣка, и съ незначительными измѣненіями держалась въ
томъ же видѣ до нашего времени. Но различіе той и другой было
настолько велико, что сходство обоихъ .языковъ затемнялось на письмѣ,.
тогда какъ звуковыя отличія не мѣшаютъ шведамъ, датчанамъ и нор-
вежцамъ весьма легко понимать другъ друга въ живой рѣчи.
Желаніе устранить трудности письменныхъ сношеній и литера-
турнаго обмѣна объединеніемъ шведской и датской орѳографіи давно
выражалось съ обѣихъ сторонъ и было причиною, что знаменитый
филологъ Раскъ въ 1826 году издалъ обширное ученое сочиненіе о
датскомъ правописаніи 1). Какъ знатокъ древненорвежскаго языка,.
онъ могъ говорить о предметѣ съ полнымъ разумѣніемъ дѣла. Для.
соглашенія орѳографіи обоихъ языковъ, онъ предлагалъ отчасти за-
мѣнить, отчасти дополнить нѣкоторыя датскія начертанія (аа, О)
шведскимъ (а, ö). Основнымъ же, верховнымъ началомъ всякаго
письма онъ провозгласилъ произношеніе, a на второмъ планѣ поста-
вилъ: а) обычай, б) происхожденіе словъ, и в) ясность начертаній
(т. е. означеніе различія въ сходствѣ, какъ напр. y насъ миръ и міръ)+
Точка зрѣнія Раска лучше всего видна изъ слѣдующихъ словъ его~
изслѣдованія: „Правда, что устраненіе изъятій или ошибокъ обычая
также можетъ производить временное броженіе или разногласіе; во>
это—неизбѣжное послѣдствіе всякаго улучшенія, такъ какъ поправки
не могутъ быть приняты всѣми тотчасъ же, когда въ первый разъ
предлагаются; итакъ надо или объявить путь ко всякому преобразо-
ванію навсегда загражденнымъ, или примириться съ такимъ неудоб-
ствомъ. Но въ такомъ колебаніи нѣтъ никакой бѣды, потому что оно
составляетъ только переходъ отъ общепринятаго обычая къ правиль-
ному употребленію, которое само по себѣ ясно и несомнѣнно, слѣдо-
вательно по справедливости скоро обратится также въ обычай. Только
то, что уничтожаетъ основной законъ обычая, или [207] идетъ прямо
наперекоръ ему, только то ведетъ къ запутанности и должно быть
отвергаемо. Притомъ въ нашемъ (т. е. датскомъ) письмѣ уже господ-
ствуетъ такая шаткость, что часто одинъ и тотъ же авторъ, въ той.
же книгѣ, ..пишетъ то же самое слово различно. Итакъ колебаніе,
*) Forsog til en videnskabelig Dansk Retskrivningslaere, af R. Rask. Это co-
чиненіе занимаетъ весь І-й томъ журнала Tidsskrift for Nordisk Oldkyndighed-
Kjobenhavn 1826.

происходящее отъ исправленія и опредѣленія обычая въ правописаніи
родного языка, не нарушаетъ какого-либо существующаго единства,
ведетъ напротивъ къ основательному и потому прочному единооб-
разію,—цѣли, которой едва ли и можно достигнуть инымъ путемъ. По-
этому я надѣюсь, что не слишкомъ оскорбляю обычай, когда, собирая
я разбирая множество введенныхъ имъ и часто противорѣчащихъ другъ
другу правилъ, дѣлаю между ними выборъ, при чемъ пользуюсь и тру-
дами нашихъ лучшихъ лингвистовъ, не предлагая, однакожъ, какого-
либо коренного преобразованія, чтобы установить порядокъ или построить
«систему въ этой наукѣ. Только такимъ образомъ, какъ мнѣ кажется,
ложно согласить противныя стороны, изъ которыхъ одна признаетъ
главнымъ и высшимъ началомъ обычай, a другая вовсе не хочетъ
.знать или мало цѣнитъ его.Неоспоримо, что безъ вниманія къ
обычаю ничего нельзя сдѣлать, но столь же вѣрно, что, если не под-
чинить его разуму, то никогда теорія правописанія не будетъ до-
стойна названія науки"
Итакъ главною задачею Раска было возвести орѳографію на сте-
пень науки. Въ трудѣ его видно много учености, остроумія и трудо-
любія, но цѣли своей онъ не достигъ. Хотя его ученіе вначалѣ и
нашло довольно большое число послѣдователей, особенно между мо-
лодыми филологами, уважавшими авторитетъ Раска, но мало-по-малу
прежняя орѳографія, по старой привычкѣ, и въ ихъ средѣ стала
одерживать верхъ. Впрочемъ, конечно, нѣкоторыя изъ его нововве-
деній все-таки являлись въ печати, и единство правописанія было
нѣсколько нарушено. Дѣло еще болѣе запуталось, когда въ 1840-хъ
годахъ замѣчательнѣйшій изъ учениковъ Раска, извѣстный Петерсенъ,
-захотѣлъ провести хотя нѣкоторыя [208] изъ неудавшихся предполо-
женій своего предшественника. Между тѣмъ развивалась идея о братствѣ
скандинавскихъ народовъ, a съ нею вскорѣ соединилась я мысль, что
.для содѣйствія литературному единенію должны собраться предста-
вители всѣхъ трехъ странъ на совѣщаніе о введеніи въ нихъ болѣе
сходнаго правописанія. Главнымъ поборникомъ этой мысли сдѣлался
профессоръ университета въ Христіаніи по каѳедрѣ исторіи, покойный
До (Daa). По поводу предстоявшаго въ 1869 году національно-эконо-
мическаго съѣзда въ Стокгольмѣ положено было заняться на немъ и
орѳографическимъ вопросомъ. Въ Копенгагенѣ, въ Упсалѣ, въ Лундѣ
и въ Христіаніи образовались комитеты для избранія депутатовъ орѳо-
трафическаго конгресса. Затѣмъ въ концѣ іюля мѣсяца означеннаго
года созвано было въ Стокгольмъ общее собраніе уполномоченныхъ.
Совѣщанія продолжались пять дней подъ предсѣдательствомъ упсаль-
скаго профессора исторіи Мальмстрема. Каждый изъ трехъ отдѣловъ,
О См. тамъ стр. 96 и 97.

т. е. шведскій, датскій и норвежскій, избралъ своего секретаря, w
каждый секретарь долженъ былъ издать (что́ впослѣдствіи и испол-
нено) отчетъ о принятыхъ собраніемъ правилахъ'по его отдѣлу: такъ
какъ языки датскій и норвежскій въ сущности тожественны и отли-
чаются лишь нѣкоторыми особенностями произношенія, то и правила.
для письма обоихъ были установлены почти одинакія.
Въ основаніи было принято положеніе, что каждый языкъ сохра-
няетъ то, что́ въ немъ оказывается безспорно правильнымъ; соглаше-
ніе же разнорѣчій между отдѣльными языками должно стоять на
второмъ планѣ. За первенствующій элементъ правописанія было при-
знано звуковое начало, такъ какъ цѣль письма есть вѣрное изображе-
ніе знаками слышимаго слова.
Происхожденію словъ, историческому началу и обычаю дано менѣе
существенное, значеніе. Далѣе, предположенныя перемѣны раздѣлены
на два разряда: къ первому отнесены легкія измѣненія, которыя мо-
гутъ быть введены тотчасъ же, ко второму такія, которыя, по своей
рѣзкости, должны встрѣтить бо́льшее противодѣйствіе и потому могутъ
быть сознаны только постепенно, при[209] послѣдующемъ развитіи пра-
вильныхъ требованій орѳографіи. Одни нововведенія распространялись.
на оба языка, другія касались только одного изъ нихъ. Датскія ре-
формы, вообще говоря, были повтореніемъ того, что и прежде уже
предлагали Раскъ и Петерсенъ.
Дѣйствіе, произведенное опредѣленіями съѣзда, было неодинаково въ
Даніи и въ Швеціи. Такъ какъ шведы въ собраніи составляли большин-
ство (9) противъ другихъ двухъ національностей (4 4), то датча-
намъ показалось, что всѣ нововведенія относительно ихъ правописанія
были дѣломъ шведовъ; „а сколько бы довѣрія ни заслуживали эт&
наши братья въ другихъ отношеніяхъ", говоритъ одинъ копенгаген-
скій профессоръ, „все же отъ датской скромности слишкомъ много
ожидали, требуя, чтобъ мы въ чисто-національномъ вопросѣ подчини-
лись заключеніямъ такого сомнительнаго происхожденія" J). Между
тѣмъ однакожъ и въ Даніи нашлось не мало людей, -которые стали
вводить въ письмо тѣ или другія изъ предложенныхъ на съѣздѣ измѣ-
неній, и въ орѳографіи стала оказываться все бо́льшая и бо́льшая
путаница. Для противодѣйствія тому, въ 1870 г. нѣсколько датскихъ
ученыхъ и литераторовъ издали Мнѣніе о наиболѣе нужныхъ и удоб-
ныхъ улучшеніяхъ письма, которыми слѣдовало бы на первый случай
удовольствоваться. Этимъ воспользовалось датское министерство про-
свѣщенія и издало циркуляръ сперва къ ректорамъ ученыхъ школъ
J) Ср. Датчанина Роусинга: Retskrivnings-Sporgsmaalet i dèts Betydning for
Literaturen og Folket, af Prof. K. Rovsing. Kjobenhavn 1871. („Орѳографическій
вопросъ въ его значеніи для литературы и народа").. Отр.. 26.

(классическихъ гимназій), a потомъ и къ низшимъ училищамъ о при-
нятіи въ руководство правилъ, изложенныхъ. въ помянутомъ Мнѣніи.
Тогда же напечатанъ былъ на этомъ основаніи орѳографическій сло-
варь одобренный министерствомъ.
Въ Швеціи еще прежде, нежели появился отчетъ о съѣздѣ, заключенія
его встрѣтили рѣзкое противорѣчіе со стороны сильнаго авторитета,
именно покойнаго академика Рюдквиста, [210] котораго изслѣдованія о
законахъ шведскаго языка („Svenska Sprâkets lagartt) составили эпоху
въ разработкѣ исторіи его. Въ то время онъ трудился надъ четвер-
тымъ томомъ ихъ. Заключенія съѣзда, поверхностно сообщенныя въ
газетной статьѣ, подали этому ученому поводъ сообщить новому отдѣлу
своего труда полемическій характеръ и издать эту чаетъ особо подъ
заглавіемъ „Законы звуковъ и законы письма". Не отвергая надоб-
ности нѣкоторыхъ улучшеній въ шведской орѳографіи, авторъ нахо-
дитъ однакожъ, что она уже и въ настоящемъ видѣ своемъ предста-
вляетъ удовлетворительное по возможности соглашеніе противополож-
ныхъ началъ и, будучи твердо установлена, можетъ только пострадать
въ своемъ единообразіи отъ нововведеній, которыя, за исключеніемъ
весьма немногихъ, кажутся ему излишними. Сверхъ того въ стараніи
сблизить правописаніе двухъ языковъ, Рюдквистъ увидѣлъ стремленіе
подчинить шведскій вліянію датскаго, — подобное тому, что́ предста-
вилось многимъ и въ Даніи, только въ обратномъ смыслѣ.
Книга Рюдквиста вызвала къ энергическому отпору секретаря по
шведскому отдѣлу съѣзда, г. Гацеліуса, который прежде напечатанія
своего обширнаго отчета издалъ особую брошюру „Объ основаніяхъ
правописанія вообще съ примѣненіемъ къ шведскому языку" 2). Въ
обѣихъ книгахъ авторъ весьма рѣзко, хотя и съ полнымъ уваженіемъ
къ своему ученому противнику, опровергаетъ его возраженія. Не вда-
ваясь въ подробности этого любопытнаго спора, замѣчу только, что
г. Гацеліусъ не безъ пристрастнаго увлеченія ратуетъ за торжество
фонетическаго начала, тогда какъ Рюдквистъ, также съ нѣкоторымъ
предубѣжденіемъ, отстаиваетъ элементъ историческій и обычай. По-
лемика эта отозвалась и въ періодической литературѣ. Вообще говоря,
орѳографическая реформа нашла въ Швеціи сочувствіе, такъ что
многія изъ предположенныхъ на съѣздѣ измѣненій сплошь и рядомъ
встрѣчаются въ печати. Особенно весьма [211] распространенная га-
зета Aftonblad приняла эту реформу къ сердцу и представила цѣлый
рядъ статей, написанныхъ въ пользу ея. Редакторъ совѣтуетъ всѣмъ
1) Dausk retskrivnings-ordbok, извѣстнаго Грундтвига (f 1872): 2-е изданіе
соглашено съ Мнѣніемъ.
2) A. Hazelius. Om rättstafaingens grunder med särskildt afseende pâ svenska
sprâket.

принять не обинуясь новое правописаніе и утверждаетъ, что предла-
гаемыя начертанія (напр. dar вм. der, stjärna вм. stjerna, torsdag вм.
thorsdag, fàlde вм. fälldej kviiina вм. qvinna) только въ первые дни
будутъ колоть глаза, a потомъ сдѣлаются до того привычными, что,
напротивъ, прежняя орѳографія будетъ казаться безобразной и нелѣ-
пой. Это предсказаніе отчасти уже сбывается.
Въ дополненіе нашего обзора исторіи правописанія y другихъ евро-
пейскихъ народовъ надо упомянуть и о тѣхъ мѣрахъ, которыя пра-
вительства въ разныхъ государствахъ неоднократно считали нужнымъ
принимать по этой отрасли народнаго образованія. Мы уже видѣли,
въ самое недавнее время, подобное явленіе въ Даніи. Такимъ же
образомъ и въ Испаніи, по утвержденіи Мадридскою академіею орѳо-
графической системы, правительство предложило ее ко всеобщему
употребленію. Позднѣе примѣры такихъ распоряженій администрацій
представили между прочимъ Баварія, Виртембергъ и Ганноверъ. По
поводу того, что́ было сдѣлано въ послѣдней изъ этихъ странъ, Ру-
дольфъ Раумеръ высказалъ слѣдующія любопытныя замѣчанія, дока-
зывающія, какъ велика въ Германіи орѳографическая рознь: „Вопросъ,
въ какое отношеніе училищная администрація должна стать къ право-
писанію, очень труденъ". „Конечно нелѣпо было бы", продолжаетъ
тотъ же ученый, „если бы какое-нибудь правительство вздумало пред-
писывать частнымъ лицамъ, какой орѳографіи они должны держаться
въ своихъ письмахъ, или и въ печатныхъ трудахъ. Но совсѣмъ не
таково положеніе администраціи относительно общественныхъ учеб-
ныхъ заведеній. Правда, и здѣсь не для чего заботиться о правопи-
саніи, пока рѣчь идетъ о немногихъ спорныхъ словахъ" (какъ у насъ
въ Россіи). „Но совсѣмъ другое дѣло, когда вопросъ коснется измѣ-
ненія самыхъ началъ орѳографіи, когда задумаютъ устранить большую
часть употребительныхъ начертаній [212] и замѣнить ихъ новыми.
Тутъ администрація, какъ бы ни уважала она личную свободу ка-
ждаго, скоро убѣдится въ необходимости тѣмъ или другимъ способомъ
принять въ дѣлѣ участіе,—не потому, чтобы администрація обладала
высшимъ научнымъ знаніемъ, a потому, что въ педагогіи множество
лицъ работаютъ вмѣстѣ для достиженія той же цѣли, и слѣдовательно
нужна извѣстная степень гармоніи между сотрудниками для того,
чтобы предположенная цѣль дѣйствительно могла быть достигнута.
Что тутъ тѣмъ или другимъ путемъ непремѣнно надобно притти къ
соглашенію, это оказывается теперь въ разныхъ пунктахъ Германіи.
Сильнѣе всего такая потребность ощущается между учителями одного
и того же заведенія. Невыносимо положеніе, когда въ училищѣ пре-
подаватель одного класса провозглашаетъ ошибочнымъ и всячески

«старается изгнать письмо, которое учитель предшествующаго класса
съ такимъ же усердіемъ вбилъ въ голову ученикамъ. Изъ потребности
въ подобномъ соглашеніи проистекли руководства, изданныя въ разныхъ
городахъ Германіи. Но соглашеній между учителями одного и того же
заведенія или и нѣсколькихъ однородныхъ училищъ еще недоста-
точно. Тутъ-то именно и связаны между собою интересы самыхъ разнооб-
разныхъ заведеній. Положимъ, напр., что между гимназіями состоялось
такое-то соглашеніе, a между элементарными училищами другое, суще-
ственно отличающееся отъ перваго: въ такомъ случаѣ ученики, посту-
пая изъ элементарныхъ училищъ въ гимназіи, должны бы совершенно
переучиться правописанію, и трудъ, употребленный ихъ прежними
учителями, оказался бы вполнѣ безполезнымъ. Поэтому оченъ понятно,
что заботливыя учебныя начальства, подобно ганноверскому въ 1855
и 1857 годахъ, стараются офиціальнымъ вмѣшательствомъ вводить
порядокъ въ этотъ хаосъ" *).
Наконецъ, въ Бельгіи, по предложенію министра внутреннихъ дѣлъ
въ 1868 году назначена была комиссія для [213] установленія фла-
мандскаго правописанія. Мы не имѣли случая узнать ни заключеній
этой комиссіи, ни послѣдствій ихъ, но намъ извѣстны соображенія,
высказанныя министромъ въ первоначальномъ докладѣ его: „Хода-
тайствуя объ этомъ, говоритъ онъ, я далекъ отъ намѣренія прину-
дительно ввести офиціальную орѳографію, но важно, чтобъ было
•согласіе между системою письма, преподаваемаго въ училищахъ, и
-системой, принятою филологами и литераторами, которые одни въ со-
стояніи правильно судить объ этомъ дѣлѣ. Итакъ, предполагаемая
мною комиссія должна изыскать средства къ достиженію желаемаго
единства. Правительство, разсмотрѣвъ ея трудъ и вовсе не стѣсняя
частной свободы, приметъ и предложитъ, въ предѣлахъ своей власти,
правила, какія установитъ комиссія. Достаточно будетъ, я въ томъ
убѣжденъ, нравственнаго ея авторитета, чтобы согласить самыя раз-
нородныя мнѣнія и привести къ единообразной системѣ всѣхъ, имѣю-
щихъ дѣло съ фламандскимъ письмомъ" 2).
Общіе выводы.
Соображая все, что представляютъ намъ исторія и настоящее по-
ложеніе орѳографическаго вопроса въ другихъ странахъ, мы прихо-
димъ къ слѣдующимъ общимъ выводамъ.
Правописаніе, какъ и всякое другое проявленіе умственной жизни,
*не остается неподвижнымъ: оно развивается постоянно, хотя и ме-
1) R. von Räumer. Gesamm. sprachw. Schriften. Стр. 300, 301.
2) Didot. Observations и проч., стр. 378.

дленно, но не по какой-либо заранѣе опредѣленной теоріи, a подъ
вліяніемъ множества одновременно и послѣдовательно дѣйствующихъ
обстоятельствъ, пока наконецъ надолго установится обычай, обра-
щающійся въ законъ, такъ что вмѣсто: usus norma loquendi, можно ска-
зать и такъ: usus norma scribendi.
Такое установленіе орѳографіи совершается особенно путемъ лите-
ратуры и школы послѣ появленія словаря и грамматики. Дальнѣйшій
ходъ дѣла главнымъ образомъ зависитъ отъ [214] развитія науки
слова; но и ея двигатели могутъ улучшать правописаніе только
тогда, когда въ общемъ его характерѣ соображаются съ обычаемъ,
довольствуясь постепенными и не слишкомъ крутыми преобразова-
ніями. Это доказывается неудачею или, по крайней мѣрѣ, неполнымъ
успѣхомъ нововведеній такихъ авторитетовъ, каковы были Вольтеръ
во Франціи, Гриммъ въ Германіи, Раскъ въ Даніи. У насъ также не
принялись нѣкоторыя орѳографическія соображенія Ломоносова и,
позднѣе, Павскаго. Напротивъ, разумное правописаніе Карамзина,
основанное, съ небольшими лишь измѣненіями, на общихъ началахъ
прежняго письма и распространенное общепринятыми учебниками
Востокова и Греча, утвердилось прочно на цѣлыя десятилѣтія. Для
массы всего обязательнѣе привычка; затѣмъ новизна, почему-либо«
кажущаяся удачною или отвѣчающая современному настроенію, при-
вивается легче, нежели нововведеніе, хотя и основательное, но тре-
бующее серіознаго соображенія. „Тотъ, кто возьмется исправить пра-
вописаніе какого-нибудь народа", говоритъ датчанинъ Петерсенъ, „w
при этомъ пойдетъ противъ теченія, можетъ на вѣчныя времена ожи-
дать лишь неблагодарности" 1).
Такимъ-то образомъ мы почти нигдѣ не находимъ одной правильно
и послѣдовательно развившейся системы правописанія. Южно-романскіе
языки, составляющіе въ значительной мѣрѣ изъятіе изъ общаго явле-
нія, обязаны тѣмъ не столько благопріятнымъ внѣшнимъ обстоятель-
ствамъ, сколько своему строю.
Распространенная въ наше время мысль, что фонетическая орѳо-
графія есть идеалъ, къ которому должны стремиться всѣ языки, эта
мысль въ теоріи прекрасна, но, какъ часто бываетъ, она расходится
съ практикой и едва ли осуществима 2). Почти [215] вездѣ письмо
не въ точности слѣдуетъ за произношеніемъ по разнымъ причинамъ:
3) N. М. Petersen. Bidrag til den Danska Literaturen. IV, стр. 369.
2) Нѣмецкіе лингвисты, начиная съ 17-го столѣтія и донынѣ, безуспѣшно провоз-
глашали правило: „Пиши какъ говоришь" (разумѣя правописаніе). Это правило призна-
вали: Шоттель, Готшедъ, Клопштокъ. Его не оспаривали и противники послѣдняго,
Аделунгъ и Фоссъ (R. ѵ. Raumer, Gesam. sprachw. Sehr., 115). Таковъ же смыслъ
брошюры: Das Wesen der Lautschrift, von Dr. K. Panitz. Weimar 1865, которая
нашла и въ Швеціи усердныхъ послѣдователей.

самая простая изъ нихъ. та, что азбука, бывъ заимствована y другого
народа, по большей части не вполнѣ отвѣчаетъ звукамъ языка. Кромѣ
того, слова въ живой рѣчи мало-по-малу измѣняются, a начертанія ихъ
остаются прежнія, или, при быстрыхъ колебаніяхъ языка отъ внѣш-
нихъ обстоятельствъ (какъ было въ Англіи отъ слѣдовавшихъ одна
за другимъ завоеваній), правописаніе мѣняется прежде, нежели успѣетъ
установиться, или наконецъ, оно усложняется отъ стремленія пишу-
щихъ означать въ начертаніяхъ происхожденіе словъ, какъ было во
Франція. Уничтожить дѣло исторіи, изгладить слѣды ея въ правопи-
саніи столько же трудно, какъ и во всякой другой области жизни.
Фонетическая орѳографія дѣйствительно представляетъ большія пре-
имущества для народнаго обученія, но она не можетъ быть создана напе-
рекоръ ходу развитія письма въ данной странѣ. Приблизить письмо къ
произношенію удается только въ той мѣрѣ, въ какой это согласно съ
коренными условіями его прошедшаго. Для осуществленія идеала зву-
ковой системы необходимо было бы періодически обновлять устарѣв-
шія начертанія 3).
Попытки измѣненій въ письмѣ должны быть предпринимаемы съ
величайшею осторожностію, потому что нарушить единообразіе его
очень легко, но ничего нѣтъ труднѣе, какъ удачно замѣнить нововве-
деніями общепринятыя начертанія, да и какъ [216] распространить
поправки между тысячами людей, « для которыхъ старая привычка
обратилась уже во вторую природу?
Такая осторожность нужна особенно въ школѣ. Задача школы —
передавать каждую отрасль вѣдѣнія въ ея настоящемъ положеніи:
иначе ученикъ въ опасности вмѣсто истинныхъ знаній пріобрѣсти
запасъ мудрованій и догадокъ своего учителя, которыя впослѣдствіи
окажутся непригодными для жизни. Подвигать и развивать науку не
есть дѣло школьнаго учителя. Прежде нежели новые результаты ея
могутъ быть допущены въ школу, они должны быть одобрены зрѣлою
критикой и провѣрены опытомъ. Къ сожалѣнію, въ письмѣ строгая
аналогія и логическая послѣдовательность почти никогда не одержи-
1) О невозможности осуществить на дѣлѣ фонетическое письмо очень умно раз-
суждаетъ г. Таузингъ, на этотъ разъ противъ проф. Брюкке, увлекшагося, подобно
многимъ, мечтою составить фонетическій алфавитъ для всѣхъ языковъ. „Положимъ,
говоритъ его критикъ, что была бы возможность, были бы и средства: какой смыслъ
имѣла бы нынче замѣна нашего національнаго письма хотя бы и самымъ лучшимъ
фонетическимъ алфавитомъ? Дальнѣйшія превращенія языковъ этимъ нисколько не
остановились бы...* оставалось бы только перенести измѣнчивость языка въ его обра-
зованіи на самое письмо, которое до сихъ поръ оказывало намъ столько охранитель-
ной пользы. Въ какой хаосъ противорѣчій и путаницы вовлекло бы насъ преслѣдо-
ваніе такой задачи, о томъ не станемъ и распространяться. Это было бы совершенно •
излишне, такъ какъ нельзя и предполагать, чтобы такой проектъ получилъ практи-
ческое значеніе для Европы" (Thausing, стр. 121).

<ваютъ полной побѣды надъ своеволіемъ и несообразностями обычая,
,и окончательно правописаніе оказывается въ значительной степени
дѣломъ укоренившейся практики или рутины х). Тѣмъ не менѣе
наука должна стремиться къ уясненію основаній, по которымъ слова
пишутся такъ или иначе, направлять и исправлять обычай, бороться
съ его произволомъ и вводить въ письмо законъ и единство, соглашая,
насколько это возможно, противорѣчащія другъ другу начала. Это осо-
бенно нужно, когда, вслѣдствіе частныхъ нарушеній давняго обычая,
мало-по-малу заведутся въ нѣкоторыхъ случаяхъ двоякія начертанія.
По замѣчанію Якова Гримма, письмо, это драгоцѣнное средство
схватывать и распространять летучее слово, должно для всѣхъ наро-
довъ составлять одно изъ важнѣйшихъ дѣлъ. Разнообразіе въ письмѣ
потому предосудительно, что признаваемое однимъ за правильное дру-
гому кажется ошибочнымъ, и для большинства возникаетъ сомнѣніе:
что же предпочтительно? кому слѣдовать? Отсюда требованіе разумно
установленнаго правописанія. Языкъ есть достояніе цѣлаго народа,
одинъ для всѣхъ, кѣмъ онъ употребляется, и нѣтъ причины допу-
скать разногласіе въ рѣшеніи вопросовъ, на которые отвѣта должно
искать въ [217] однихъ и тѣхъ же законахъ. Еще Сумароковъ очень
умно сказалъ: „Правописаніе должно быть общее и по естеству дѣла,
« по существу слова" 2).
Все это неоспоримо; но здѣсь только одна сторона медали: на обо-
ротной является множество такихъ причинъ разнообразія, которыя
вполнѣ устранить едва ли возможно. Когда въ правописаніи господ-
ствуютъ рядомъ одно съ другимъ два начала, то возникаетъ вопросъ:
гдѣ и какъ провести рѣзкую черту законности между тѣмъ и другимъ?
При преобладаніи этимологическаго элемента, какъ отвратить есте-
ственное разногласіе въ объясненіи производства нѣкоторыхъ словъ?
Поэтому, какъ ни разумно требованіе единообразія въ правописаніи,
это требованіе не должно быть безусловно. Надобно умѣть отличать
.важныя разногласія отъ неважныхъ. Несоблюденіе этого правила уже
не разъ было причиною слишкомъ строгихъ оцѣнокъ и несправедли-
выхъ взысканій въ школѣ. Веѣмъ, и особенно экзаминаторамъ, полезно
было бы помнить замѣчаніе, принятое въ руководство первыми соста-
вителями словаря французской академіи: „Въ бо́льшей части языковъ
-правописаніе не такъ твердо установлено, чтобы не было многихъ
-словъ, которыя могутъ быть написаны двумя разными, но одинаково
хорошими способами, при чемъ случается, что одинъ изъ нихъ менѣе
^другого употребителенъ, но также не заслуживаетъ охужденія" 3). При
J) Rovsing. Retskrivnings-Sporgsmaalet. Стр. 26.
а) Соч. Сумарокова. Ч. X, стр. 32.
а) A. F. Didot. Observations и проч., стр. 24.

авторитетѣ, который впослѣдствіи пріобрѣла во Франціи принятая ака-
демическимъ словаремъ орѳографія, это замѣчаніе утратило тамъ свою
силу, но y насъ, при отсутствіи такого внѣшняго критеріума, оно
навсегда сохранитъ свою неоспоримую справедливость. Положительныя
ошибки не должны быть терпимы, грубыя заслуживаютъ строгаго
осужденія, но если ученикъ напишетъ напр., свѣденіе, вм. свѣдѣніе,
жолтый вм. желтый, возрасло вм. возросло, лице вм. лицо> то раз-
судительный учитель, конечно, не вмѣнитъ ему въ преступленіе
такихъ начертаній. Важно только, чтобы пишущій умѣлъ отдавать
[218] отчетъ въ томъ, что онъ пишетъ. Если его основаніе непра-
вильно, то пусть ему объяснятъ это, но всякая сознательная причина
имѣетъ право на вниманіе. Итакъ, требуя въ правописаніи едино-
образія и стремясь къ нему, будемъ однакожъ остерегаться педан-
тизма, который во всякомъ частномъ и мелочномъ отступленіи отъ
принятыхъ нами начертаній видитъ грамматическую ересь и непро-
стительное невѣжество.
Общій взглядъ на русское правописаніе.
У насъ вошло въ обычай жаловаться на трудность, неопредѣлен-
ность и шаткость русскаго правописанія; но если безпристрастно срав-
нимъ его съ правописаніемъ большей части другихъ народовъ, та
убѣдимся, что наше, по своей простотѣ, точности и ясности, должно
быть признано однимъ изъ самыхъ удовлетворительныхъ. Главную
трудность при изученіи его составляетъ буква ѣ, для употребленія»
которой нѣтъ никакого указанія въ выговорѣ, не отличающемъ ея
отъ е\ но число коренныхъ словъ съ буквою ѣ вовсе не велико (они.
исчислены въ грамматикахъ), a затѣмъ въ производныхъ и составныхъ
словахъ уже не трудно знать ея мѣсто; что же касается употребленія.
этой буквы въ грамматическихъ окончаніяхъ, то на это есть точныя
правила. Наконецъ она ставится условно въ нѣсколькихъ случаяхъ,
которые запомнить не особенно трудно. Случаи употребленія ѣ y
насъ довольно твердо опредѣлены, и въ этомъ отношеніи незамѣтно
большого разногласія. Сверхъ того въ нашемъ письмѣ есть и мно-
жество другихъ правилъ, соблюдаемыхъ всѣми съ величайшею точ-
ностью. Таковы особенно тѣ, которыя основаны на условномъ согла-
шеніи, напр. въ имен. пад.-множ.ч. прилаг. яменъ всѣ безпрекословно>
пишутъ въ муж. р. е, въ жен. и средн. л; всѣ ставятъ і передъ гласной,.
a передъ согласной, всѣ пишутъ двояко, смотря по значенію, миръ и>
міръ. Далѣе въ весьма многихъ случаяхъ очень постоянно соблюдается
общепринятое правописаніе въ предѣлахъ этимологическаго или фоне-
тическаго начала. Такъ никто вопреки первому не напишетъ: [219] рапъ
(вм. рабъ), готъ (вм. годъ) и т. п., ни одинъ образованный человѣкъ-

не позволитъ себѣ написать драцца или дратца вм. драться, или
смеёшса вм. смѣешься; или зделать, оддать, потписать, бутто, свѣцкой
вм. сдѣлать, отдать, подписать, будто, свѣтскій; или хто, штопъ, на-
рошно, вм. кто, чтобъ, нарочно; съ другой стороны, и наперекоръ
фонетическому началу никто не рѣшится писать: изкусство, возкресенье,
разходъ, или двадсять (вм, двадцать); равнымъ образомъ рѣдко кто со-
гласно съ этимологіей напишетъ: мяккій, кдѣ, сдѣсь, весдѣ (вм. мягкій,
гдѣ, здѣсь, вездѣ).
Въ чемъ же собственно заключаются разногласія нашего письма?
Они могутъ быть раздѣлены на два разряда. Одни происходятъ только
отъ недоразумѣній и потому могутъ быть устранены надлежащимъ
разъясненіемъ; причиною другихъ — неодинакій взглядъ на предметъ,
и тутъ, конечно, возможно двоякое рѣшеніе вопроса. Къ числу пер-
выхъ разногласій я отношу, напр., написаніе прилагательныхъ: болѣнъ
и видѣнъ съ буквою ѣ вмѣсто е, или глаголовъ: сыплятъ, дремлятъ,
надѣятся, морочутъ, съ неправильнымъ окончаніемъ, вмѣсто: сыплютъ,
дремлютъ, надѣются, морочатъ. Всякаго серіозно относящагося къ
дѣлу легко убѣдить. что первая орѳографія просто ошибочна.
Разногласія другого рода зависятъ: 1, отъ того, что въ сферѣ
этимологическаго письма составъ или образованіе словъ толкуется
различно (напр., разсчетъ и разчетъ, четвергъ и четверкъ, смѣта и
,смета); 2) отъ желанія приблизить начертаніе къ произношенію и
тѣмъ перевести слово на почву фонетической орѳографіи, когда напр.
послѣ шипящихъ буквъ, въ ударяемыхъ слогахъ, пишутъ о вм. е
(учоный, жжошь, просвѣщонъ, счотъ); 3) отъ неодинаковаго пониманія
условій передачи иностранныхъ словъ въ русскомъ письмѣ (коммиссія,
коммисія, комиссія, комисія); 4) отъ различнаго взгляда на назначеніе
прописныхъ буквъ въ началѣ словъ, напр. Славяне и славяне, Mo-
сковскій и московскій, и 5) отъ разномыслія относительно надобности
писать слитно или раздѣльно слова, образующія вмѣстѣ одно понятіе
и потому [220] принимаемыя многими, въ этомъ соединеніи, за со-
ставные предлогъ или нарѣчіе, каковы, напр., слова: въ слѣдствіе, въ
замѣнъ, въ старину, по прежнему, со временемъ, которыя пишутся то
врознь, то слитно.
Всѣ эти разнорѣчія письма будутъ въ своемъ мѣстѣ разсмотрѣны
подробнѣе, но здѣсь мнѣ остается еще пополнить свои замѣчанія объ
общемъ характерѣ нашего письма. Выше уже было показано, что въ
немъ преобладаетъ элементъ историко-этимологическій и что самая
сущность русской азбуки, вслѣдствіе ея происхожденія, не позволяетъ
думать о коренномъ преобразованіи нашего письма въ фонетическомъ
смыслѣ. Оно невозможно совсѣмъ не потому, — кавъ обыкновенно ду-
маютъ, что въ Россіи множество отличающихся въ звуковомъ отно-
шеніи нарѣчій и мѣстныхъ говоровъ (ибо письменный языкъ обязанъ

•согласоваться только съ образованною рѣчью), a именно потому, что
y насъ и въ образованной-то рѣчи, и въ ней преимущественно, много
.звуковъ неопредѣленныхъ, неявственныхъ, для которыхъ недостаетъ
•буквъ, a создавать теперь новыя буквы было бы уже поздно и
-<5езуспѣшно.
Чтобы убѣдиться въ справедливости этихъ замѣчаній, сто́итъ только
попробовать прочитать хоть нѣсколько строкъ любого русскаго текста
по слогамъ точно такъ, какъ онѣ написаны, a потомъ постараться
написать эти же строки совершенно согласно съ произношеніемъ.
При первой части опыта всякій удивился бы, до какой степени
письмо наше расходится съ дѣйствительными звуками языка, a при
послѣдней увидѣлъ бы, что нынѣшняя наша неполная азбука вовсе
не допускаетъ строго-фонетическаго письма А).
Къ поддержанію въ нашемъ правописаніи этимологическаго на-
чала не могло не способствовать и то обстоятельство, что [221] рус-
скій языкъ болѣе всѣхъ другихъ славянскихъ нарѣчій сохранилъ въ
цѣлости и чистотѣ звуковой составъ своихъ словъ. Звуки въ немъ
часто видоизмѣняются, смягчаются, правильно подвергаются извѣст-
нымъ превращеніямъ, но рѣдко выпадаютъ или теряютъ слѣды своего
происхожденія; законы ихъ переходовъ просты, ясны, очевидны, и
потому естественно, что письмо стремится къ наглядному отраженію
процесса звуковыхъ превращеній. Для сравненія достаточно указать
на сербскій языкъ, который систематически такъ исказилъ множество
звуковъ, что въ его словахъ трудно и узнавать первоначальную форму,
вслѣдствіе чего то же искаженіе перенесено и въ -правописаніе. Жи-
вучестью своихъ формъ русскій языкъ можетъ быть отчасти обязанъ
и тому, что рядомъ съ нимъ, въ высшей сферѣ жизни, продолжаетъ
свое существованіе церковно-славянскій; послѣдній, естественно, оста-
вался неподвиженъ въ своихъ формахъ, a въ виду ихъ и русскій
письменный языкъ долженъ былъ въ нѣкоторой степени сдерживать
свое поступательное движеніе.
Такимъ образомъ перевѣсъ этимологическаго элемента въ нашемъ
письмѣ находитъ себѣ оправданіе въ исторіи и пріобрѣтаетъ въ гла-
захъ науки несомнѣнную законность. Еще болѣе примиримся мы съ нимъ,
если вникнемъ въ существенное отличіе письма отъ живой рѣчи: въ
послѣдней языкъ дѣйствуетъ непосредственно на слухъ, и содержаніе
рѣчи мгновенно переходитъ въ наше сознаніе, между тѣмъ какъ яри
письмѣ мысль путемъ зрѣнія медленнѣе передается сознанію въ зна-
кахъ, имѣющихъ прочность и потому гораздо болѣе подлежащихъ
нашему разбору.
й) Шведъ Рюдквистъ замѣчаетъ, что и никакое фонетическое письмо не можетъ
выполнить всѣхъ требованій, не можетъ въ точности передать всѣхъ особенностей и
тонкостей выговора въ живомъ языкѣ. (bjudlagar och skriflagar, стр. .18).

По какой бы системѣ мы ни писали, орѳографія есть теоретиче-
ское воспроизведеніе звуковъ рѣчи для зрѣнія: начертаніе слова не
можетъ происходить безъ нѣкотораго размышленія, и естественно,
что мы изображаемъ его на основаніи не того только, что слышимъ,,
но и того, ка́къ понимаемъ составъ слышимаго. „Мы пишемъ для
того, чтобы другой (а такимъ становимся мы сами черезъ минуту
послѣ начертанія звука) вполнѣ понималъ и [222] легко сознавалъ
написанное нами слово" 1). Изъ всего, что пишется, только наимень-
шая доля воспроизводится голосомъ для слуха; большею частью чтеніе
происходитъ безмолвно. Отсюда ясно, что цѣль письма — не одно
воспроизведеніе звуковъ языка, но и удовлетвореніе постигающаго
языкъ ума посредствомъ органа зрѣнія. Грамота есть прежде всего
орудіе изученія самаго языка. Начертаніемъ первой буквы уже начи-
нается анализъ его: естественно при письмѣ отдавать себѣ отчетъ
въ составѣ каждаго слова. Знакомясь съ образованіемъ словъ, пишу-
щій самъ чувствуетъ потребность передавать и видѣть въ ихъ начер-
таніяхъ отраженіе своего пониманія. Здѣсь кстати припомнить приве-
денное выше дѣльное замѣчаніе г. Дидо́ о неудобствѣ ввести фонети-
ческое правописаніе для языка, на которомъ литература уже нѣсколько'
столѣтій употребляла этимологическое письмо, и исторія котораго
неразрывно связана съ исторіею самого народа.
„Цѣль правописанія, говоритъ г. Раумеръ, есть ясное изображеніе
образованнаго языка простѣйшими средствами 3). Подъ простѣйшими.
средствами онъ разумѣетъ такія, которыя сберегаютъ наиболѣе труда>
и времени. Соглашаясь съ этимъ опредѣленіемъ въ самомъ общемъ
смыслѣ, нельзя однакожъ оставить его безъ нѣкотораго видоизмѣненія
относительно языковъ, въ которыхъ вѣками установилось этимологи-
ческое письмо. Въ примѣненіи къ русскому придется дать приведен-
ному опредѣленію такую *форму: „Цѣль нашего правописанія, согласно
съ ею историческимъ развитіемъ, — изображать образованный языкъ
ясно и отчетливо, пользуясь по возможности простѣйшими средствами,.
но такъ, чтобы въ начертаніяхъ, сходно съ обычаемъ, видны были слѣды
происхожденія и состава словъ". Это будетъ совершенно согласно съ
мыслью, выраженной Ломоносовымъ, когда онъ, еще не отдавая себѣ
полнаго отчета въ теоріи нашего правописанія, чрезвычайно мѣтко
попалъ однакожъ на истину, [223] опредѣливъ сущность орѳографіи,
по преимуществу этимологической, но отчасти и фонетической, сло-
вами: „Въ правописаніи наблюдать надлежитъ: 1) чтобы оно не уда-
лялось много отъ чистаго выговору, и 2) чтобы не закрылись совсѣмъ
слѣды произвожденія и сложенія реченій" 3). Иначе смотритъ на дѣло>
*) Lefmann. Ueber deutsche Rechtschreibung.
3) R. v. Raumer. Gesam. sprachw. Schriften. Стр. 170.
3) Грамм. § 108.

авторъ превосходнаго, впрочемъ, изслѣдованія о звукахъ, сербскій уче-
ный, г. Новаковичъ. Съ точки зрѣнія счастливой орѳографіи своего
языка онъ, между множествомъ остроумныхъ и вѣрныхъ замѣчаній о
европейскихъ способахъ письма, произноситъ слѣдующее нѣсколько
одностороннее сужденіе объ историческомъ правописаніи: „Если иногда
встрѣтится затрудненіе, вопреки обновленному или хоть нѣсколько
измѣненному народному говору, соблюсти историческое изображеніе
слова въ древней формѣ, то на помощь является страсть къ этимоло-
гизаціи. Обыкновенно думаютъ, что въ написанныхъ словахъ не по-
зволено означать всѣхъ звуковыхъ измѣненій, чтобы не затемнить корня
и не затруднить пониманія. Отъ того напослѣдокъ происходитъ, что
письмо не служитъ болѣе или менѣе транскрипціей говора, чѣмъ бы слѣдо-
вало ему быть, a дѣлается какимъ-то полуматематическимъ означеніемъ
этимологико-историческихъ формулъ" 1). Вслѣдъ за усердными побор-
никами чисто-фонетическаго правописанія, г. Новаковичъ повторяетъ,
что при господствѣ производственнаго начала, къ простой и един-
ственной цѣли всякаго письма — изображенію звуковъ — примѣши-
ваются совершенно будто бы чуждыя ему цѣли этимологіи и исторіи
языка. Но развѣ можно такимъ образомъ строго раздѣлять стихіи
познанія родного языка, безотчетно сливающіяся при воспроизведеніи
на письмѣ словъ, пониманіе которыхъ въ отношеніи къ ихъ корню
и составу доступно и любопытно всякому сколько-нибудь мыслящему
лицу той же націи. Максъ Мюллеръ весьма справедливо замѣтилъ, что
„человѣческому духу присуща потребность въ этимологіи, [224] сродно
влеченіе прямымъ или окольными путями узнавать, почему то или
другое называется именно такъ, a не иначе". По мнѣнію знаменитаго
оксфордскаго филолога, потребность эта такъ сильна, что вслѣдствіе
ея „слова подвергаются даже измѣненіямъ, чтобы сдѣлаться понят-
ными, и если два первоначально различныя сло́ва на дѣлѣ смѣшались
въ одно, то является надобность въ поясненіи, и оно охотно дается,
чтобы устранить всякое недоразумѣніе" 2). Эти замѣчанія М. Мюл-
лера, хотя онъ прежде и высказался въ пользу фонетической орѳогра-
фіи, могутъ служить сильнымъ подкрѣпленіемъ доводовъ въ защиту
этимологическаго письма.
Послѣ этихъ общихъ замѣчаній, перехожу къ разсмотрѣнію част-
ностей русскаго правописанія въ двухъ отношеніяхъ: 1) историче-
скомъ, 2) теоретическомъ.
Сперва прослѣдимъ главныя явленія въ ходѣ развитія употреби-
тельной нынѣ орѳографіи, a вмѣстѣ съ тѣмъ и разныя попытки преобра-
зованія нашей азбуки. Затѣмъ обратимся къ вопросамъ, которыхъ
обсужденіе составляетъ главный предметъ нашего изслѣдованія.
г) Физіологіjа гласа и гласови српскога jезика, лингвистичка студиjа Стоjана
Новаковича. У Београду 1873. Стр. 103.
2) Die Wissenschaft der Sprache. II Serie. (Переводъ Бэтгера). Стр. 480.

IV. Очѳркъ исторіи русскаго правопиеанія.
Русское правописаніе въ обширномъ смыслѣ начинается съ пер-
выхъ памятниковъ письменности, возникшихъ въ Россіи; особенности
церковно-славянскаго письма, развившіяся на этой почвѣ, уже со-
ставляютъ отличительныя черты русскаго правописанія. Но въ настоя-
щемъ случаѣ рѣчь идетъ только о томъ періодѣ его, началомъ кото-
раго было введеніе при Петрѣ Великомъ гражданской печати.
О постепенномъ образованіи новой азбуки сообщены уже свѣдѣнія
выпге (см. стр. 600). Естественно, что въ первопечатныхъ книгахъ
гражданскаго шрифта, при яеизбѣжномъ смѣшеніи церковнаго языка
съ мірскимъ, и самое правописаніе явилось въ [225] хаотическомъ
еостояніи, изъ котораго могло выбиться только мало-по-малу. Попытки
къ болѣе твердому установленію его могли сдѣлаться успѣшнѣе только
съ оживленіемъ литературы, съ появленіемъ первыхъ мыслящихъ пи-
сателей, и при этомъ должны были обнаружиться несогласія. Дѣй-
ствительно, такая эпоха борьбы для русскаго правописапія настала
въ царствованіе Елисаветы ІІетровны, когда на литературной аренѣ
одновременно подвизались три разнохарактерные иисателя, каждый
съ своимъ особымъ взглядомъ на дѣло орѳографіи ;—
Тредьягковекій, Ломоноеовъ и Сумароковъ.
Жаркіе споры произошли особенно между двумя первыми. Сущ-
ность противоположныхъ теорій ихъ состояла въ томъ, что Тредья-
ковскій 1) хотѣлъ перестроить русское правописаніе на фонетическомъ
основаніи, съ коренными нововведеніями; a Ломоносовъ, понявъ исто-
рическій характеръ нашего письма и держась благоразумной середины,
стоялъ, какъ мы уже чидѣли, за примиреніе по возможности обоихъ
началъ.
Тредьяковскій написалъ объ орѳографіи дѣлую. книгу, которая и
была папечатана съ предлагаемыми имъ нововведеніями 3). Они со-
стоятъ въ слѣдующемъ: онъ вовсе не употребляетъ буквъ: и, э, щ,
ѳ, и вмѣсто ихъ ставитъ: і, е, шч, ф, s; послѣдняя, по его мнѣнію,
красивѣе з и болѣе отвѣчаетъ цѣли Петра Великаго сблизить русскую
азбуку съ латинского. Кромѣ того, для означенія двугласнаго звука
е, ть въ началѣ слога или слова онъ употребляетъ форму пронисной
г) Самъ онъ писалъ Тредіаковскіщ но эта орѳографія, кажется, не принадле-
жала его роду, a проистекала изъ личныхъ его соображеній.
3) „Раяговоръ между Чужестраннымъ человѣкомъ і Россіискімъ объ ортографіі
старінной і новой". Спб. 1748. 464 нум. стр.

буквы Е, и такимъ образомъ пишетъ, напр., есть (не отличая есть отъ
ѣсть), двоѣ и т. п. Въ другихъ случаяхъ онъ, однакожъ, оставляетъ
неприкосновенною букву ѣ, — почему, объяснено будетъ ниже. Нако-
нецъ, онъ находитъ букву г годною только для звука, слышимаго
напр. въ [226] словахъ: Господъ, благо, богатый\ для твердаго же гор-
таннаго звука въ словахъ городъ, голодъ, голый и т. п. предлагаетъ
особое видоизмѣненіе этой буквы (V) подъ названіемъ голь. Впрочемъ
замѣтимъ, что мысль объ этомъ нововведеніи въ первый разъ выска-
зана была за 17 лѣтъ ранѣе въ русской грамматикѣ, напечатанной
на нѣмецкомъ языкѣ при словарѣ Вейсмана и приписываемой Адоду-
рову. „Иные", говорится здѣсь, „замѣтивъ недостатокъ буквы стали
изображать ее литерою і\ какъ можно видѣть въ нѣкоторыхъ до сего
напечатанныхъ книгахъ. Итакъ было бы желательно, чтобы вошло въ
обычай буквою г всегда означать h, a буквою V—звукъ да 1). Тредья-
ковскій въ своемъ Разговорѣ ничего не упоминаетъ объ этомъ болѣе
раннемъ заявленіи мысли, которую онъ выдаетъ за свою; предлагаемую
букву онъ иначе называетъ гаммою и поясняетъ, что y нея „верьхній
кончікъ молоточкомъ вдѣланъ" 2). Основнымъ началомъ орѳографіи
Тредьяковскаго было требованіе, которое онъ горячо отстаивалъ: „пи-
сать по звонамъ" (т. е. держаться произношенія). Въ этомъ взглядѣ
онъ шелъ такъ далеко, что писалъ напр. порятку, свѣцкой. (вм.
свѣтскій), обрасцы, извѣсно, кресьяне, скушно, книшка и т. ц.
Что касается теоріи Ломоносова, то особенно любопытно, что онъ
не хотѣлъ вводить въ азбуку нѣкоторыхъ буквъ, которыя самъ упо-
треблялъ и считалъ вообще позволительными въ употребленіи. Это
были: і, щ, го (нынѣшнее е). Относительно двухъ первыхъ онъ объяс-
нялъ, что і произносится одинаково съ [227] и и употребляется только
для четкости письма, a щ состоитъ изъ двухъ звуковъ (шч) и „не
больше права имѣетъ быть въ азбукѣ какъ | и-\[га. Сверхъ того онъ
не признавалъ надобности въ буквахъ э и е даже на практикѣ. Мнѣніе
его объ излишествѣ ѳиты и особой буквы для изображенія звука, близ-
каго къ латинскому h, было уже выше изложено (см. стр 6Ѳ6 и 607).
Рѣзкое разногласіе произошло между Ломоносовымъ и Тредьяков-
*) Teutsch-Lateinisch-und Russisches Lexicon. St.-Petershurg 1731. Anfangs-
Gründe der Russischen Sprache. — Подтвержденія словъ автора грамматики объ
употребленіи въ печати предлагаемой имъ буквы мы не встрѣчали въ книгахъ ука-
зываемаго имъ времени. Въ 1731 году Тредіаковскій, только что возвратившійся изъ-
за границы, жилъ y Адодурова, который въ то время былъ еще академическимъ
студентомъ (Пек. Ист. A. H., I, 504; II, 18). Поэтому возможно, что одинъ изъ
нихъ заимствовалъ y другого выраженную въ Разговорѣ мысль о двоякомъ начер-
таніи для различнаго произношенія буквы г.
2) Разговорь. Спб. 1748, стр. 380, 386: Въ первой части настоящаго труда мы,
наоборотъ, позволили себѣ употреблять знакъ і для звука, похожаго на h, какъ болѣе
рѣдко встрѣчающагося въ русскомъ языкѣ.

скимъ по возникшему тогда вопросу объ окончаніяхъ именъ прилага-
тельныхъ въ именительномъ множественнаго числа, которыя до тѣхъ
поръ писались въ этой формѣ какъ попало, то съ е, то съ я во всѣхъ
родахъ. Тредьяковскій съ особеннымъ жаромъ доказывалъ, что въ
мужескомъ родѣ они должны оканчиваться на ыи (ш), въ женскомъ
на ые (іе), въ среднемъ на ыя (ія). Ломоносовъ, напротивъ, стоялъ за
правописаніе, принятое академического типографіею, по показанію
Тредьяковскаго, съ 1733 года: въ муж. е, въ жен. и сред. я Споры
о томъ начались между обоими писателями въ Академіи наукъ еще
въ 1746 году. Тредьяковскій сочинилъ тогда и представилъ въ кон-
ференцію цѣлое разсужденіе объ этомъ предметѣ, a Ломоносовъ напи-
салъ возраженіе 2). Позднѣе Тредьяковскій, въ Разговорѣ объ орѳогра-
фіи, повторилъ съ тою же настойчивостью свои доводы въ пользу при-
думанныхъ имъ окончаній, которыя (хоть онъ и не упомянулъ о томъ)
какъ разъ соотвѣтствовали окончаніямъ множ. числа латинскихъ при-
лагательныхъ: муж. і, жен. ае, сред. а. Напротивъ того, Ломоносовъ,.
въ своей Грамматикѣ, выразился [228] по этому вопросу съ замѣча-
тельною умѣренностью: „е и я, говоритъ онъ, нерѣдко за едино упо-
требляются, особливо во множ. числѣ прилагательныхъ пишутъ святые
и святыя. Сіе различіе буквъ е и я въ родахъ именъ прилагатель-
ныхъ никакова раздѣленія чувствительно не производитъ: слѣдова-
тельно обѣихъ буквъ е и л, во всѣхъ родахъ, употребленіе позволяется;
хотя мнѣ и кажется, что е приличнѣе въ мужескихъ, a я въ женскихъ
и среднихъ" 3). Построенное на этомъ основаніи правило, какъ оно
ни произвольно, такъ утвердилось мало-по-малу, что стало соблюдаться
съ величайшею строгостью. Такова сила условныхъ соглашеній въ
языкѣ: имъ обыкновенно подчиняются съ гораздо большею внима-
тельностью, нежели многимъ дѣйствительнымъ законамъ его. Замѣ-
тимъ однакожъ, что въ первое время ломоносовскому взгляду на
окончанія прилагательныхъ не всѣ безпрекословно слѣдовали: между
противниками его выдается особенно Сумароковъ, который во всѣхъ»
трехъ родахъ продолжалъ постоянно писать я.
*) ТреДьяковскій ошибочно утверждаетъ, что эта орѳографія уже соблюдена въ
книгѣ: Меморіи или записки артиллерійскія, соч. Сенъ-Реми, перев. съ фр. при
его, Тредьяковскаго, участіи (Спб. 1732—1733): на повѣрку выходитъ, что здѣсь при-
лагательнымъ въ именит. множ. числа окончанія даются совершенно случайно. Вотъ
примѣры: славныя Авторы, станки суть разныя, цѣльные пушки, пороховые
ящики, веревки которые, вещей которые. Кстати, приведу еще нѣсколько образ-
чиковъ правописанія этой книги: ни одново, такова (род. п. муж. рода), о чомъ,
Щ077Щ учоныхъ, щасливъ, очюнь, дватцать, на конецъ (нарѣчіе), по нынѣ.
2) Пекарскаго Дополн. извѣстія для біографіи Ломоносова, Спб. 1865, стр.
98—119.
3) Росс. Грам. § 112.

Во взглядѣ на общій характеръ русской орѳографіи Ломоносовъ
совершенно расходился съ Тредьяковскимъ. Послѣдній былъ такъ
убѣжденъ въ превосходствѣ своей фонетической системы, что твердо
вѣрилъ въ будущее торжество ея. „Я не отчаяваюсь, говорилъ онъ,
чтобъ въ нѣкотороЕ время не сталі всѣ y насъ (такъ) пісать, ешче
и учоныі, въ которыхъ катоноватѣйшіі, поsвольте учоное слово,
наібольше хорохорятся протівъ звоновъ" *). Съ своей стороны Ломо-
носовъ, на котораго явно мѣтятъ эти слова, выразилъ противополож-
ное мнѣніе съ крайнею осмотрительностью, требуя только: „чтобы
правописаніе не удалялось много отъ чистаго выговору и чтобы не
закрылись со всѣмъ слѣды произвожденія и сложенія реченій" 2).
Относительно буквы ѣ Тредьяковскій, отъ лица одного изъ своихъ
вымышленныхъ собесѣдниковъ, спрашиваетъ: „Для чего [229] бы вмѣсто
эъ не писать вездѣ е?и 3), но рѣшаетъ этотъ вопросъ отрицательно,
опасаясь, что въ противномъ случаѣ „воспослѣдуетъ превелікая гібель
чістому нашему выговору, въ премногіхъ тысячахъ рѣчей" 4): съ одной
стороны, онъ очень хорошо понималъ, что въ произношеніи между е
и ѣ нѣтъ никакой разницы (это нѣсколько разъ выражено въ Разго-
ворѣ)\ но съ другой ему казалось, что если писать тебе, победа, славе,
верная, песнь, действо, крепко, то всѣ будутъ произносить е такъ, какъ
эту букву въ серединѣ слова произносятъ малороссіяне, т. е. безъ
отонченія предыдущей согласной 5). Основываясь на этомъ, онъ счи-
талъ необходимымъ сохранить букву ѣ, когда она слѣдуетъ за соглас-
ною. Мы уже видѣли, что въ началѣ слоговъ онъ замѣнялъ ее буквою е.
Ломоносовъ отстаивалъ букву ѣ безусловно. По господствовавшимъ
тогда понятіямъ, онъ различалъ, въ отношеніи къ выговору, просто-
рѣчіе отъ чтенія и предложенія рѣчей изустныхъ. Несомнѣнное въ
наше время тожество произношенія буквъ е и ѣ признавалось имъ
только во вседневномъ говорѣ, да и то не вполнѣ: онъ находилъ, что
„буквы е и ѣ въ просторѣчіи едва имѣютъ чувствительную разность,
которую въ чтеніи весьма явственно слухъ раздѣляетъ, и требуетъ
въ е дебелости, въ ѣ тонкости" 6) (т. е. напр. съ каѳедры надобно
произносить какъ бы дъэбъэлый, бъэзъ, въ отличіе отъ вседневнаго вы-
говора: дебелый, безъ, который сближаетъ эти слова съ произноше-
1) Разговоръ объ ортографіи, стр. 68 и 285 (изд. Смирдина).
2) Росс. Грам. § 108.
3) Разговоръ, стр. 41.
*) Тамъ же, стр. 127.
5) Въ этомъ опасеніи Тредьяковскаго было, очевидно, недоразумѣніе. Онъ не
соображалъ, что передъ тонкою гласной, будетъ ли то и, или э, согласная непре-
мѣнно должна подвергнуться отонченію: всякая наша согласная можетъ быть только
двоякая; напр. л можетъ произноситься не иначе, кавъ либо лъ, либо ль\ но звука
Лъэ мы не имѣемъ, слѣд. можемъ имѣть единственно ЛЬЭ или ЛЭ = ЛЕ.
6) Росс. Грам. § 100.

1) Можетъ-быть, намекъ на Тредьяковскаго, который хотѣлъ ограничить употре-
бленіе гъ.
2) Росс. Грам. § 114.
8) См. въ Запискахъ Акад. Наукъ, т. I, изданныя нами Письма Ломоносова
и Сумарокова къ И. И. Шувалову.
4) Полное собраніе всѣхъ соч. Сумарокова, т. VI, стр. 307.
ніемъ бѣлый, бѣсъ). Окончательно Ломоносовъ приходилъ къ такому
заключенію: „Нѣкоторые покушались истребить букву ѣ изъ азбуки
[230] Россійской А). Но сіе какъ не возможно, такъ и свойствамъ Рос-
сійскаго языка противно. Ибо ежели безъ буквы ѣ начать писать, a особ-
ливо печатать: то 1) тѣмъ, которые раздѣлять е отъ ѣ умѣютъ, не
токмо покажется странно, но и въ чтеніи препятствовать станетъ.
2) Малороссіянамъ, которые и въ просторѣчіи е отъ ѣ явственно
различаютъ, будетъ противъ сво́йства природнаго ихъ нарѣчія. 3}
Уничтожится различеніе реченій разнаго знаменованія, a сходнаго
произношенія, напр. лечу, летѣть отъ лѣчу, лѣчить; пеню (имя въ
винительномъ) отъ пѣню, пѣнишь; пенье, пеньевъ отъ пѣнье, пѣнья\
плень, родительный множественный отъ именительнаго плена, отъ
плѣнъ, то есть полонъ, которыя всѣ и другія многія сими двумя бук-
вами различаются" 2).
Между особенностями ломоносовской орѳографіи сто́итъ замѣтить
еще слѣдующія начертанія: рассѣять, иссушитъ; ево, твоево, слѣпова;
доброй, синей, хорошей (въ имен. муж. рода единств. ч.), Василей;
дватцать, бутто, лутче, змей, съ перьва.
Въ общемъ характерѣ нашего правописанія конечно восторже-
ствовала система Ломоносова, но въ частностяхъ, не смотря на гром-
кую славу этого писателя, его орѳографія ни при жизни его, ни послѣ
не сдѣлалась общею. Насъ не можетъ удивлять, что и въ средѣ Ака-
деміи наукъ она не была вполнѣ принята; такъ въ „Ежемѣсячныхъ
сочиненіяхъ" Миллера, которыя издавались во все послѣднее десяти-
лѣтіе жизни Ломоносова, является правописаніе, не всегда согласное
съ его грамматикой.
Бо́льшаго распространенія правописаніе Ломоносова могло ожидать
отъ школы; но многіе ли учились по его грамматикѣ, да и каково
было ученіе? Съ другой стороны, распространенію ломоносовскихъ
правилъ мѣшала литературная вражда. Извѣстно, какова орѳографія
Сумарокова въ изданіяхъ его сочиненій; не лучше она была и въ
его рукописяхъ, какъ видно напр. изъ его [231] писемъ къ И. KL
Шувалову 3). Но хотя онъ и плохо зналъ употребленіе буквы ѣ, хотя
и вообще писалъ небрежно, однакожъ любилъ разсуждать о правопи-
саніи и посвятилъ ему три статьи: одну въ видѣ наставленія „типо-
графскимъ наборщикамъ" А) и двѣ по поводу появленія постороннихъ

трудовъ объ этомъ предметѣ *). Книжка, вызвавшая первую рецензію
Сумарокова, намъ неизвѣстна: онъ приписываетъ ее своему пріятелю
J5. (кто былъ этотъ Б., мы также не знаемъ). Въ другой критической
статьѣ своей Сумароковъ разбиралъ изданную въ 1773 г. при Ака-
деміи наукъ брошюру подъ заглавіемъ: Опытъ новаго россійскаго право-
писанія. Подписанныя подъ предисловіемъ ея буквы В. С. означаютъ
Василія Свѣтова, бывшаго переводчикомъ при Академіи, издавшаго
русскую грамматику и разные переводы. По показанію Евгенія Болхо-
витинова, онъ умеръ въ 1787 году, къ которому относится также 2-е
изданіе его книжки о правописаніи. Въ его трудахъ обнаруживается
рѣдкое для того времени пониманіе законовъ языка, такъ что въ исторіи
русскаго слова и письма нельзя забыть Свѣтова. Сумароковъ, разбирая
его книжку, справедливо одобряетъ многія его мнѣнія, иногда же
высказываетъ и свои собственныя. Во всѣхъ трехъ орѳографическихъ
статьяхъ своихъ онъ, съ свойственнымъ ему задоромъ, безъ всякаго
систематическаго порядка, повторяя по нѣскольку разъ одно и то же,
предлагаетъ то правила, не выдерживающія никакой критики, то
весьма разумныя замѣчанія, показывающія инстинктивную лингвисти-
ческую смѣтливость. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ опирается на
потомство, и потомство оправдало его. Такъ, онъ отвергаетъ ломоно-
совское правило писать въ муж. родѣ един. ч. синей, хорошей, Васи-
лей, вм. синій, хорошій и т. д., хотя это правило и было совершенно
послѣдовательно при тогдашней орѳографіи муж. р. доброй, знатной,
вм. добрый, [232] знатный. Вмѣстѣ съ Свѣтовымъ Сумароковъ осу-
ждаетъ употребленіе въ иностранныхъ словахъ і вм. и (напр. історія),
форму генварь вм. январь, всіо вм. все, щастіе вм. счастіе, a относи-
тельно словъ, оканчивающихся на ж ч ш щ% совѣтуетъ принять въ
основаніе лёгкое правило, что имена мужскія этихъ окончаній пишутся
съ ъ (ножъ, мечъ), a женскія — съ ь {ложъ, вещъ).
Сумароковъ возставалъ также противъ излишества прописныхъ
буквъ въ началѣ словъ, замѣчая, что мы „великостью литеръ и нѣм-
цевъ перещеголяли"... Въ старину, по словамъ его, „кромѣ начала
статьи, нигдѣ не ставливались большія литеры ниже во имени Бо-
жіемъ. Сіе пестритъ письма наши; да и на что то введено, въ чемъ
кромѣ безобразія ничего нѣтъ?... Чтожъ до собственныхъ прилага-
тельныхъ надлежитъ, такъ я ихъ малыми литерами начинаю: a ста-
вятъ въ отсутствіи моемъ ихъ большими наборщики, думая, что я въ
моей рукописи ошибся" 2). Но въ то же время онъ такъ же без-
успѣшно, какъ Ломоносовъ и Тредьяковскій, преслѣдовалъ букву .9,
которая всѣмъ имъ казалась лишнею: „Вошла было въ нашу азбуку",
!) Соч. Сум., X, 6.
3) Соч. Сум., X, 36, 36, 45.

говоритъ Сумароковъ, „странная литера для изъясненія словъ чужихъ;
однако сей пришлецъ выгнанъ" Такъ рѣшилъ и Свѣтовъ въ своей
книжкѣ, но на практикѣ э удержалось. Что касается ѳиты, исклю-
ченной изъ азбуки Ломоносовымъ, то Сумароковъ, напротивъ, ее
отстаивалъ, находя, будто она „произносится хотя и не такъ, какъ y
грековъ, но гораздо нѣжняе нежели ф". По этому-то поводу~ онъ
передаетъ разговоръ свой съ знаменитымъ своимъ противникомъ:
„Спрашивалъ я г. Ломоносова, ради чего онъ ф, a не е оставилъ;
на что мнѣ онъ отвѣчалъ тако: Ета де литера стоитъ подпершися,
и слѣдовательно бодряе: отвѣтъ издѣвоченъ, но не важенъ" 2). Сума-
роковъ не понималъ мысли Ломоносова, что такъ какъ обѣ буквы
произносятся совершенно одинаково, то нужна только та, которая
прямо соотвѣтствуетъ [233] наличному звуку. Букву щ онъ терпѣлъ
только по давности ея употребленія (для него главнымъ началомъ
орѳографіи было писать такъ, какъ писали „наши разумные предки" 3),
но собственно онъ, на этотъ разъ согласно съ Ломоносовымъ и Тредья-
ковскимъ, предпочиталъ шч. По тому самому y него вообще не ле-
жало сердце къ гражданскому письму: онъ признавалъ большимъ не-
удобствомъ существованіе y насъ двухъ азбукъ и находилъ, что мы
нечувствительно „отошли отъ несвойственнаго намъ латинскаго начер-
танія" (принятаго за образецъ Петромъ Великимъ) „и пристали къ своему,
данному намъ отъ грековъ, откуда и римляне свое начертаніе получили,
и прилѣпилися мы къ подлиннику, отставъ отъ преображеннаго списка"4).
Здѣсь онъ разумѣлъ преимущественно замѣну буквы зѣло (s) землею
(з). Такое ученіе Сумароковъ проводилъ главнымъ образомъ, конечно,
par esprit de contradiction, наперекоръ Тредьяковскому и особенно Ломо-
носову, увѣряя, что грамматика послѣдняго построена на основаніи
провинціализмовъ, то холмогорскихъ, то малороссійскихъ. Замѣчательно
вѣрно однакожъ смотрѣлъ Сумароковъ на законы сочетанія нашихъ
согласныхъ съ слѣдующими за ними гласными и уже понималъ, что
начертаніе послѣднихъ зависитъ отъ того, есть ли предыдущая —
тупая (напр. бъ), или острая (напр. бь); въ послѣднемъ случаѣ
онъ правильно разсуждалъ, что бя есть не что иное, какъ бьа> что
въ сущности намъ не нужно буквы Co (т. е. позднѣйшаго ё), потому
что „когда она необходима, такъ мы ее легко изобразить можемъ и
писати Альона, Семьонъ, a слова, какъ напр. ежъ, можемъ мы писати
йожъ, Іокаста, Йокаста-.. но, прибавлялъ онъ, трудняе новости вво-
дить, нежели выводить". Равнымъ образомъ онъ утверждалъ, что
послѣ буквъ i, е наши чистыя гласныя a и y не могутъ оста-
1) Соч. Сум., YI, 314.
2) Тамъ же, X, 10 и 48.
3) Тамъ же, 32.
4) Тамъ же, 11.

3) Соч. Сум., X, 29.
2) Тамъ же, VI, 309.
3) Тамъ же, X, 25.
л) Тамъ же (Ср. Росс. Гр., § 123). Извѣстно, что въ этомъ обвиняютъ Козо-
давлева, подъ надзоромъ котораго печатались при Академіи соч. Ломоносова.
5) Тамъ же, 14, 37 и 56.
ваться безъ отонченія впереди, почему и писалъ Діяна, теятръ,
какъ всѣ мы пишемъ: матерія, Азія или іюнь, іюль (не іунь, іуль);
но здѣсь онъ былъ не совсѣмъ [234] правъ, какъ показываютъ слова:
тіунъ, діэта, Сіонъ и др. Съ особенною настойчивостью онъ доказы-
валъ произвольность окончанія е, принятаго для прилагательныхъ
муж. рода въ именит. падежѣ множ. числа. „Никто, говоритъ онъ по
этому поводу, правила сего не устанавливалъ" (ср. выше, стр. 644,
необязательное предложеніе Ломоносова); „но невѣжествомъ ввезено
въ нашъ языкъ, ко трудности и ко безобразію онаго" *). — „Вы
-скажете, такъ пишутъ нынѣ. Кто такъ пишетъ нынѣ? Всѣ, вы ска-
жете. Право не всѣ, ибо не всѣ еще симъ заражены, и никогда не
заразятся, a то, что не имѣетъ ни малѣйшаго основанія, стоять не
можетъ" 2). Въ этомъ Сумароковъ жестоко ошибся, и его правило въ
наставленіи наборщикамъ: „имена прилагательныя кончаются y меня
во множественномъ всѣхъ родовъ въ именительномъ падежѣ на я",
осталось одною изъ забытыхъ особенностей сумароковской орѳографіи;
осуждаемое же имъ правило сдѣлалось строго-соблюдаемымъ закономъ.
Браня Ломоносова, Сумароковъ однакожъ наивно жалуется на порчу
языка по смерти великаго писателя. Въ своемъ обращеніи къ нему,
онъ между прочимъ восклицаетъ: „Были врали и при жизни твоей;
но было ихъ и мало, и были они поскромняе, a нынѣ они умножи-
лися за грѣхи своихъ прародителей; и такъ пишутъ они, что бы имъ
и стѣнъ стыдиться надлежало; a они и просвѣщенныхъ людей не
стыдятся" и т. д. 3). Любопытно замѣчаніе Сумарокова, что Ломоно-
совъ ужаснулся бы, если бъ увидѣлъ, какъ по смерти его печатаютъ
его сочиненія, слѣдуя въ нихъ такому правописанію, котораго онъ не
могъ бы одобрить (возтокъ, източникъ) 4). Для противодѣйствія иска-
женію языка онъ взываетъ къ Адодурову, Теплову, Полѣтикѣ, осо-
бенно же къ Козицкому и Мотонису; онъ жалѣетъ, что нѣтъ ученаго
общества, которому бы [235] поручено было охраненіе языка, и что
въ школахъ не учатъ ни правописанію, ни грамматикѣ 5).
Состояніе правописанія послѣ Ломоносова.
Дѣйствительно, послѣднее изъ упомянутыхъ обстоятельствъ еще
долго оставалось препятствіемъ къ распространенію y насъ болѣе
правильнаго и однообразнаго письма. Съ 1770-хъ годовъ начали появ-

ляться краткіе учебники грамматики и правописанія, но съ одной
стороны недоставало хорошихъ учителей и разумныхъ методъ препо-
даванія, съ другой большинство пишущихъ лишено было всякаго
школьнаго образованія. „Наука", справедливо замѣчаетъ г. Буличъ,
„была тогда достояніемъ немногихъ; она сосредоточивалась только въ
академіи и московскомъ университетѣ и находилась въ рукахъ ино-
странцевъ, не умѣвшихъ писать по-русски" х). Свѣтовъ жалуется на
множество людей, „которые по худымъ примѣрамъ и по закоренѣлой
къ неправому письму привычкѣ пишутъ безразсудно, каковыми, при-
бавляетъ онъ, я почитаю большую часть поддьячихъ" 2). Просматривая
тогдашнія изданія и особенно рукописи, мы находимъ однакожъ/ что
тотъ же упрекъ падаетъ и на большую часть не только высшихъ
должностныхъ лицъ, но и писателей. Вспомнимъ, напр., какъ писали
Бецкой и Державинъ. Нѣкоторые писатели не могли являться въ
литературѣ съ своего собственной орѳографіей и при печатаніи своихъ
трудовъ обращались къ помощи другихъ. Такое положеніе дѣла про-
должалось еще и въ нынѣшнемъ столѣтіи: Карамзинъ въ своей Запискѣ
о древней и новой Россіи (стр. 2259 3) говоритъ: „Въ цѣломъ государ-
ствѣ едва ли найдешь человѣкъ сто, которые совершенно знаютъ
правописаніе". Періодическія изданія уже и въ прошломъ столѣтіи
представляютъ большое разнообразіе орѳографіи. Особенною обдуман-
ностью ея [236] отличалась Всякая Всячина (1769) Козицкаго, кото-
раго не даромъ хвалилъ Сумароковъ за знаніе языка 4). Козицкій, по
свидѣтельству ученика его, Свѣтова, называющаго его великимъ ви-
тіей, также написалъ сочиненіе о русской орѳографіи, оставшееся
неизданнымъ 5). О тогдашнемъ нашемъ правописаніи Свѣтовъ замѣ-
чаетъ: „Оно подвержено многимъ изъятіямъ, великимъ несогласіямъ,
сомнѣніямъ и трудностямъ, такъ что каждый почти писатель или пе-
*) Сумароковъ и современная ему критика, стр. 221.
2) Опытъ нов. правописанія, 4.
3) По изданію Русскаго Архива.
А) Не разъ онъ въ этомъ смыслѣ упоминаетъ о Козицкомъ и Мотонисѣ; см. напр.
его Соч. X, 53.
Вотъ нѣсколько примѣровъ правописанія Всякой Всячины: того (не тово)г
никакого, какій, честный, сомнѣніе (впрочемъ иногда и сумнѣніе), изчезли. если (не
естьли); въ нѣкоторыхъ случаяхъ Козицкій конечно писалъ не такъ, какъ пишутъ
нынче, напр. во томъ, въ прочемъ (во не протчемъ), рускій, вышшій, истинна.
Буквы э и онъ не употреблялъ.
5) Вѣроятно, рѣчь идетъ о Козицкомъ въ Опытѣ нов. правопис. стр. 5.
Витіей Свѣтовъ могъ называть его потому, что онъ былъ учителемъ краснорѣчія,.
т. е. греческой и латинской словесности, и писалъ рѣчи о пользѣ миѳологіи (Биляр-
скаго Матеріалы). Кажется, Пекарскій: въ своей статьѣ о литературной к
журнальной дѣятельности Екатерины II напрасно выражаетъ сомнѣніе въ
томъ, что Козицкій былъ издателемъ Всякой. Всячины.

реводчикъ отличенъ чемъ ни будь въ правописаніи отъ другаго" *).
Къ этому надобно прибавить, что даже въ каждомъ отдѣльномъ періо-
дическомъ изданіи рѣдко соблюдалось однообразное правописаніе. Хотя
нѣкоторые изъ этихъ изданій и печатались подъ надзоромъ одного лица
(такимъ былъ напр. Козодавлевъ при Собесѣдникѣ княгини Дашковой),
однакожъ почти во всякой статьѣ замѣтны различія, зависящія ко-
нечно отъ особенностей письма авторовъ.
Вотъ нѣсколько образчиковъ орѳографіи Собесѣдника: совсемъ, ково,
отъ нее, знатной (муж. p.), младшей (также), нравственныя доводы, и
рядомъ съ тѣмъ: какіе лѣса, предмѣтъ, присудствовать, свѣденія, если,
a въ другихъ случаяхъ: естьли, порутчикъ, предметъ, вить (вм. вѣдь),
что бы, на конецъ, Эйлеръ, эй (т. е. э употреблялось, хотя тутъ же
встрѣчаемъ поезія).
Любопытно, между прочимъ, что въ то время существовало во мно-
гихъ случаяхъ двоякое правописаніе, одно для просторѣчія, [237] дру-
гое для штиля (т. е. высокаго слога): „Кажется, говоритъ Свѣтовъ 2),
что въ высокомъ слогѣ высокія особливо слова лучше кончить на
ый, ій, оставивъ окончанія ой, ей просторѣчію и низкому, каковъ
Комической, роду сочиненія". Этого правила придерживался еще и
Карамзинъ (см. его Письма къ Дмитріеву), употребляя то или другое
окончаніе, смотря по предмету, о которомъ онъ говорилъ. По этой же
причинѣ, въ „Письмахъ Русскаго Путешественника" (Моск. Журналъ)
онъ писалъ этова, a другія прилагательныя въ род. пад. муж. р. ед. ч.
обыкновенно оканчивалъ на аго. Это напоминаетъ, что еще не такъ
давно подобныя правила соблюдались иногда и въ произношеніи; такъ
въ высокомъ слогѣ не позволялось говорить Пётръ вм. Пэтръ. „Неопре-
дѣленныя наклоненія, утверждалось такимъ же образомъ, кончить на
ти можно въ высокихъ рѣчахъ, и чемъ ближе глаголъ Словенскому
свойству подходитъ, тѣмъ сіе окончаніе слуху пріятнѣе становится,
напр. вѣщати, глаголати" 3). Согласно съ этимъ поступалъ даже и
Козицкій во Всякой Всячинѣ* Надобно однакожъ замѣтить, что Ломо-
носовъ съ обыкновеннымъ своимъ филологическимъ тактомъ отвергъ
окончаніе ти въ глаголахъ 4) и что въ этомъ, какъ и во многомъ
другомъ, его послѣдователи не воспользовались его примѣромъ. Это
окончаніе глаголовъ не встрѣчается и въ Ежемѣсячныхъ сочиненіяхъ
Миллера, хотя названное изданіе, какъ уже было замѣчено, не во
всемъ слѣдовало Ломоносову. Вотъ нѣкоторыя черты орѳографіи этого
замѣчательнаго журнала: рассужденіе (по правилу Ломон.), прямою,
J) Опытъ нов. npaeon.i 7.
2) Опытъ, 17.
3) Опытъ Свѣтова, 26.
4) См. его Грамматику, % 115, гдѣ онъ говоритъ, что буква и „отъ окончанія
неопредѣленныхъ глаголовъ и отъ втораго лица единст. ч. давно отставлена*'.

святаго, приятна, нужняе, притчина, протчимъ (и въ то же время въ
прочемъ), въ низъ, въ верхъ, на статуахъ, аудіэнція, искуссто, риѳма,
эпитафія. На всѣхъ словахъ однозвучныхъ, но имѣющихъ различное
удареніе, даже только въ разныхъ падежахъ, ставились силы, напр.
нача́ло, стои́тъ, пото́мъ.
[238] Изъ всего сказаннаго видно, что орѳографія наша въ первыя
десятилѣтія но смерти Ломоносова далеко не установилась. Нѣкото-
рыя слова писались просто неправильно; насчетъ другихъ были разныя
мнѣнія. Иныя неправильности озабочивали грамматиковъ, которые одна-
кожъ надѣялись, что онѣ со временемъ исчезнутъ. Такъ Свѣтовъ *)
жаловался, что y насъ названія мѣсяцевъ искажены (октябрь вм.
октоврій, ноябрь вм. ноемврій, февраль вм. февруарій), не замѣчая, что
тутъ дѣло идетъ уже не о правописаніи, a о своеобразномъ произно-
шеніи усвоенныхъ языкомъ, по его духу, названій. Поэтому, надежда
его на будущее могла исполниться, и дѣйствительно исполнилась
только въ отношеніи къ названію января, котораго другое написаніе
генварь ему*не нравилось- „Надобно, прибавляетъ онъ, исподоволь и по
легоньку вводить въ употребленіе таковыя новости. Можетъ быть, со
временемъ испорченныя простымъ и обыкновеннымъ выговоромъ слова
не странно будетъ писать по настоящему ихъ произношенію". Въ
самомъ дѣлѣ, во многихъ случаяхъ, гдѣ ошибки являлись только въ
правописаніи, онѣ впослѣдствіи исчезли, хотя и очень медленно, такъ
что напр. слово генварь еще и нынче нѣкоторыми, но уже весьма
немногими, пишется по-старому,
Старанія изгнать лишнія буквы, и особенно Ъ.
Въ старинныхъ журналахъ нашихъ остались слѣды того, что спор-
ные вопросы орѳографіи не всегда обсуживались хладнокровно. Такъ
въ Новыхъ Ежемѣсячныхъ сочиненіяхъ 1787 года 2), въ „Разсужденіи
о стихотворствѣ россійскомъ" читается фраза: „не напрасно проиме-
нуются педантами или сими школьными упрямцами, которые за единую
е объявляютъ кровавую брань своему ближнему". По временамъ эти
споры вызывали въ періодической литературѣ замѣтки или предло-
женія перемѣнъ. Въ Собраніи Новостей 1775 года, журналѣ, который
впрочемъ не щеголялъ [239] орѳографіей, помѣщена довольно обшир-
ная статья безъ подписи 3), присланная, по показанію редакціи, изъ
Ярославля, подъ заглавіемъ: „Опытъ о языкѣ во общѣ (sic) и о рос-
сійскомъ языкѣ". Она раздѣлена на небольшія главы, изъ которыхъ
*) Опытъ, 27.
8) Ч. X, апрѣль, 38,
3) Октябрь, 58—79.

одна посвящена замѣчаніямъ „о нѣкоторыхъ буквахъ и правописаніи",
Какъ вся статья, такъ и эта глава содержитъ въ себѣ большею частью
неудачныя, отчасти даже нелѣпыя, но тѣмъ не менѣе любопытныя
мысли. Такъ напр. авторъ предлагаетъ: вмѣсто новой буквы э, которую
вообще преслѣдовали, писать е съ точкой наверху (é), и такою же
точкой отмѣчать букву о, когда она произносится какъ а\ далѣе онъ
предлагаетъ вовсе не употреблять буквъ щ, ѣ, е и г, какъ ненуж-
ныхъ по его мнѣнію, a вмѣсто ихъ ставить шч, е, и. „Но языкъ
нашъ", говоритъ онъ, „имѣетъ нужду въ буквѣ Co, которую надлежитъ
употреблять на письмѣ согласно съ произношеніемъ словъ". Въ концѣ
статьи авторъ выразилъ весьма дѣльное желаніе, „чтобы въ Россіи, по
примѣру другихъ просвѣщенныхъ народовъ, составленъ былъ Словарь,
съ опредѣленіемъ точныхъ понятій на каждое слово. Желаніе это
около того же времени высказывалось и другими. Незадолго передъ
тѣмъ въ Собраніи Новостей 1) напечатанъ былъ планъ русскаго сло-
варя, задуманный обществомъ „нѣкоторыхъ партикулярныхъ людей,
любителей наукъ словесныхъ": предполагалось составить его съ толко-
ваніями на нѣмецкомъ, французскомъ, англійскомъ, италіянскомъ язы-
кахъ и въ то же время приготовить словари этихъ языковъ съ рус-
скимъ; смѣлые предприниматели намѣревались періодически (черезъ
каждые два года) напечатать въ небольшомъ числѣ экземпляровъ три
изданія, съ тѣмъ, чтобы напередъ вызвать замѣчанія свѣдущихъ лидъ,
и надѣялись окончить все предпріятіе въ пять или шесть лѣтъ. Къ
сожалѣнію это предпріятіе не осуществилось 2), Около того же вре-
мени, въ октябрѣ [240] 1779 года, въ Академическихъ Извѣстіяхъ
(стр. 77) напечатаны „Нѣкоторыя примѣчанія о языкѣ россійскомъ",
подписанныя B. С. (т. е. извѣстнымъ уже намъ Bac. Свѣтовымъ),
Мечтая также о русскомъ словарѣ и предлагая нѣсколько очень вѣр-
ныхъ замѣчаній (хотя другія конечно отзываются тогдашнимъ младен-
чествомъ филологіи), онъ въ концѣ статьи говоритъ о Ломоносовѣ: „Онъ
же и въ опредѣленіи числа россійскихъ буквъ и въ раздѣленіи ихъ
кажется самъ съ собою не былъ согласенъ. Положивъ нужныхъ буквъ
г) Сентябрь, стр. 115.
2) Мы не знаемъ, кто были эти лица, но вотъ нѣкоторое указаніе на нихъ. Въ
началѣ 1778 года Фонвизинъ писалъ язъ Монпелье къ Я. И. Булгакову: А„ propos^
Я вижу, что и лексиконъ нашъ умираетъ при самомъ своемъ рожденіи. Повивальная
бабушка, то есть Даниловскій, плохо его принимаетъ. Я считалъ его за половину, a
онъ еще около первыхъ литеръ шатается. Увѣдомьте меня искренно, не спала ли
y него охота. Я купилъ уже le Grand Vocabulaire. Въ маѣ онъ его вѣрно получитъ^
по если молодецъ лѣнится, то пожалуйте, по привозѣ le Grand Vocabulaire, про-
дайте его и деньги ко мнѣ переведите". (Соч. Д. II. Фонъ-Визина, Спб. 1866,
стр. 273). Какой-то Даниловскій около 1783 г. былъ нашимъ повѣреннымъ въ дѣ-
лахъ въ Гагѣ; въ Смирд. Росписи значится Іоакимъ Евфим. Даниловскій, который
въ 1812 и 1814 г. напечаталъ два учебника по географіи и по французскому языку

токмо 30, выключилъ изъ алфавита Росс. і, щ и ѳ, кои однако самъ
вездѣ употреблялъ. Не смотря на одинакой и и і выговоръ, разли-
чается одна отъ другой тщательно въ правописаніи Россійскомъ.
Букву щ за тѣмъ не внесъ въ число, что она сложена изъ двухъ
письменъ шч или сч; но ежели по сему правилу поступать, то надле-
жало ему выключить также ц и ч, потому что ц сложена изъ тс или
дс, ч изъ тш". Къ примѣчаніямъ приложена особая статейка: „Споръ
y буквы и съ г". Ѳита рѣшаетъ этотъ споръ слѣдующими словами:
„Перестаньте и подите по своимъ мѣстамъ: вы оба въ одно время въ
Русь пріѣхали изъ Греціи; только ц и другія нѣкоторыя буквы не на-
шего поколѣнія". Рѣшеніе ѳиты получило силу закона, но только
собственное ея право на существованіе весьма сомнительно.
Нельзя также оставить безъ вниманія орѳографическихъ сообра-
женій Подшивалова, напечатанныхъ послѣ его смерти въ Трудахъ
Общества любителей россійской словесности (Ч. V, 1816), въ статьѣ:
„Чтеніе и письмо" (стр. 82). И онъ полагаетъ, [241] что со време-
немъ изъ русской азбуки исчезнутъ, какъ ненужныя, буквы: е, и, щ,
з, вмѣсто которыхъ будутъ писать: ф, г, сч, е. Букву й предла-
гаетъ онъ замѣнить i, a разные случаи употребленія е означать акцен-
тами А. Кромѣ того, онъ считаетъ возможнымъ обойтись безъ ъ и ь,
вмѣсто которыхъ можно бы ставить черточки ( — ) или знакъ апо-
строфа ('), или ерокъ. Такимъ образомъ, по его мнѣнію, азбука наша
можетъ быть сокращена до 27-ми или, много, 28-ми буквъ.
По примѣру Подшивалова и À. Е. Измайловъ считалъ безполезными
и, э, ѣ, ѳ, щ и ъ, и сожалѣлъ, что эти шесть буквъ не были изгнаны
изъ русской азбуки вмѣстѣ съ кси, пси и икомъ, т. е. оу (Благонамѣр.
1824, № 11).
Гоненія на букву ъ начались очень рано. Еще Тредьяковскій въ
своемъ „Разговорѣ^ упоминаетъ о „нѣкоторыхъ особахъ", которыя
хотѣли замѣнить ее надстрочнымъ знакомъ 1). Болѣе рѣшительныя
покушенія противъ ера являются въ печати подъ конецъ прошлаго
столѣтія. По распоряженію директора Академіи наукъ Домашнева,
въ нѣсколькихъ книжкахъ Академическихъ Извѣстій за 1781 годъ
печатался безъ этой буквы отдѣлъ: „Показанія новѣйших трудов
разных Академій". Есть свѣдѣніе, что профессоръ Московскаго уни-
верситета Антонъ Алексѣевичъ Барсовъ, въ своемъ латинскомъ раз-
г) Разговоръ, стр. 222. Тутъ надо, вѣроятно, разумѣть главнымъ образомъ Адо-
дурова, который „считается однимъ изъ первыхъ русскихъ писателей, хотѣвшихъ
изгнать изъ русскаго алфавита букву ъ". (Пекар. Истор. Ак. Наукъ, I, 507). Къ
сожалѣнію, я нигдѣ не могъ найти слѣдовъ книжки „Правила россійской орѳогра-
фіи", приписываемой Новиковымъ Адодурову. Самъ Тредьяковскій находилъ, что мы
могли бы обойтись' безъ ера, и усердно доказывалъ, что ъ и 6 не буквы, a только
знаки извѣстнаго произвошенія, въ чемъ онъ и правъ; но дѣло не въ названіи.

сужденіи De brachygpaphia, предлагалъ выключить ъ изъ русской
азбуки и употреблять на письмѣ, кромѣ того, разныя сокращенія;
было ли это сочиненіе напечатано, намъ неизвѣстно; оно не оты-
скалось ни въ петербургской Публичной библіотекѣ, ни въ библіотекѣ
Московскаго [242] университета 1). Но что Барсовъ дѣйствительно
желалъ, въ концѣ словъ; обходиться безъ ера, на это есть другія
доказательства: въ Краткихъ правилахъ Россійской грамматики, учеб-
никѣ, составленномъ имъ для гимназій и изданномъ въ первый разъ
въ 1771 году, a потомъ часто перепечатывавшемся, находимъ слѣдую-
щее замѣчаніе: „г> значитъ только природное, т. е. дебелое окончаніе
согласныхъ и употребляется при нихъ только въ концѣ реченій; хотя
оныя буквы тутъ и безъ него не иначе бы выговорены были какъ и
въ срединѣ безъ него жъ выговариваются. Напр. въ словѣ Антонъ
послѣдній складъ тонъ не иначе выговаривается какъ и первой Ан,
слѣдовательно можнобъ оное слово такъ и писать всегда Антон, a
потому и всѣ другія согласными буквами оканчивающіяся такимъ же
образомъ, какъ во всѣхъ другихъ извѣстныхъ языкахъ, изъ кото-
рыхъ ни въ одномъ сего знака нѣтъ, хотя всякой изъ нихъ безчис-
ленное множество словъ на согласныя кончающихся имѣетъ; и такъ
онъ въ семъ разсужденіи почти совсѣмъ излишній. Напротивъ того
почитается надобнымъ, для отдѣленія согласной, принадлежащей къ
первой части сложнаго реченія, отъ гласной, которая принадлежитъ
ко второй части онаго, наприм. объявляю, подъемлю, изъятіе и проч.,
дабы не читать обявляю, подемлю, изятіе". Точно такъ же Барсовъ
въ грамматикѣ своей признаетъ излишними двѣ греческія буквы r и
е. О послѣдней онъ отзывается очень категорически: „какъ точное
греческое оной буквы произношеніе большей части изъ Россіанъ не-
извѣстно и трудно и она y насъ въ выговорѣ никакой не имѣетъ
разности отъ ф, то можно вмѣсто ея вездѣ ф писать" 2). Полнымъ
«образчикомъ правописанія, какого желалъ [243] Барсовъ, можетъ слу-
жить отрывокъ изъ оставшихся послѣ него рукописей, напечатанный
Карамзинымъ, съ сохраненіемъ орѳографіи подлинника, въ Москов-
скомъ Журналѣ 1792 года 3), подъ заглавіемъ: „Сводъ бытій Россій-
скихъ". Вотъ нѣсколько строкъ оттуда: „Словар Географіческіі мѣст,
1) Евгеній въ своемъ Словарѣ, относя это разсужденіе къ 1790 году, говоритъ,
что здѣсь Барсовъ*совѣтовалъ также „писать многія русскія слова сокращенно, a
нѣкоторыя только одною, двумя или тремя начальными буквами, a особливо имена
собственныя и часто повторяемыя существительныя и даже прилагательныя". По
біографическому Словарю профессоровъ Моск. университета, эта диссертація была
произнесена въ 1768 году. Приношу H* С. Тихонравову искреннюю мою признатель-
ность за его стараніе, хотя и не увѣнчавшееся успѣхомъ, отыскать, по моей просьбѣ,
<сочиненіе De brachygraphia.
2) Краткія правила Росс. грамм. М. 1782, стр. 84—88.
3) Часть VII, стр. 344—347.

с проісшествіямі в ніх случівшіміся, із коіх многіе частные словарі
в том же отношеніі ізвлечены быт могут, на прім. Юрідіческіі, ученыі,.
военныі, Історіі Естественноі і проч. всеж то с пріобщеніем разных
спісков собрано імрек такім-то, і нѣкоторым новым, сокращеннѣішим
протів обыкновеннаго образом і способом напечатано"...
Мысль объ изъятіи изъ нашего письма буквы г, вполнѣ или только
въ концѣ словъ, не только повторялась многими, но и осуществля-
лась по временамъ въ печати, какъ въ прошломъ, такъ и въ нынѣш-
немъ столѣтіи. О новѣйшихъ врагахъ этой буквы упомяну ниже, а
здѣсь укажу, кромѣ названныхъ уже Домашнева и Барсова, еще на
Чеботарева, Шлецера, Н. Ѳ. Эмина, Лабзина, Языкова и Измайлова,
не говоря о другихъ менѣе извѣстныхъ. Здѣсь же кстати привести
заглавія книгъ, въ былое время напечатанныхъ безъ ъ: 1) Ода на
заключеніе мира съ Готѳами. Н. Эмина. Спб. 1790 *); 2) Кровопро-
литная война y Архипыча с'Еремѣевной. Соч. Михаила Бранкевича,
М. 1810. (По словамъ Геннади, это сатирическая бесѣда, вызванная
войною съ Турками); 3) Дух Эккартсгаузена, М. 1810 а); 4) Влюблен-
ный Шекспир, соч. Дювиля, пер. Д. Языкова. Спб. 1807; [244] 5}
Сравненія, замѣчанія и мечтанія, писанныя в' 1804 году во время путе-
шествія одним Руским. Перевод съ Нѣмецкаго (соч. Д. Языкова) 8)
Спб. 1808.
Что касается Чеботарева и Шлецера, то ихъ нерасположеніе къ«
буквѣ ъ видно изъ письма послѣдняго къ профессору Московскаго
университета Гейму. Въ этомъ письмѣ (1804 г.) Шлецеръ, говоря объ
учрежденіи ученаго общества для критическаго изданія русскихъ
лѣтописей, замѣчаетъ, что свѣдѣніе о томъ сообщилъ ему „г. Чебо-
тарев, который терпѣть не может ъ, и я также", прибавляетъ знаме-
нитый историкъ *).
О враждѣ мистика А. Ѳ. Лабзина къ буквѣ ъ намъ извѣстно по
преданію, которое подтверждается слѣдующими словами изъ записокъ
В. И. Панаева: „Въ бумагахъ покойнаго отца моего нашлось множе-
*) Къ этой-то одѣ, какъ теперь несомнѣнно, относится двустишіе Державина:
„Прекрасно написалъ ты оду безъ еровъ;
Но лучше бы еще, когда бъ совсѣмъ безъ словъ". Соч. Держ. III, 199).
2) Заимствую эти указанія изъ двухъ статей, за подписью Григорія Книжника
напечатанныхъ: въ Моск. Вѣд. 1856, № 92. и въ Книжномъ Вѣстникъ 1862;
«4° 11. Въ числѣ противниковъ ера Геннади называетъ также извѣстнаго Сковороду;
но по справкамъ, обязательно доставленнымъ мнѣ А. Ѳ. Бычковымъ, большая часть
рукописей Сковороды оказывается съ еромъ\ y И. И. Срезневскаго нашлось нѣ-
сколько собСтвенноручныхъ писемъ малороссійскаго философа (1786 — 1788 г.), гдѣ
онъ не употреблялъ ни ъ, ни ь.
л) Ниже будутъ исчислены позднѣйшія изданія книгъ безъ ера.
4) „Jpr. Чеботарев (bet fein ъ leiben fan, ich aud) ш'ф.)и. См. Труды и Лѣтописи Обще-
ства Исторіи и Древностей. Ч. IV, кн. 1. М. 1828.

ство писемъ Лабзина подъ псевдонимомъ Безъеровъ, вѣроятно потому,
что онъ нигдѣ еровъ не ставилъ" 1). Мы знаемъ, что Лабзинъ напе-
чаталъ нѣсколько переводовъ изъ Эккартсгаузена. Соображая то и
другое свѣдѣніе, можно догадываться, что названное выше подъ циф-
рою 3 изданіе „Дух Эккартсгаузена" находится въ связи ôo взгля-
дами Лабзина, хотя' переводъ этой книги и принадлежитъ М. Бран-
кевичу, какъ видно изъ его подписи подъ посвященіемъ И. В. Лопу-
хину. Біографъ Лабзина, г. Безсоновъ, жалуясь на трудность пере-
числить всѣ его сочиненія и переводы, свидѣтельствуетъ, что есть
такія изданія, которыя напечатаны безъ его имени, но составлены
подъ его руководствомъ 2).
Въ исторія нашего ера случайно является также одно изъ знаме-
нитѣйшихъ именъ европейской науки, впрочемъ, опять на сторонѣ
противниковъ этой буквы. Находясь въ Петербургѣ въ 1830 году,
Александръ Гумбольдтъ, на вечерѣ y извѣстнаго [245] A. Н. Оленина 3),
выразилъ свое мнѣніе о совершенномъ излишествѣ ера въ нашей
азбукѣ. На другое утро онъ получилъ написанное изящнымъ фран-
цузскимъ языкомъ письмо за подписью: „1а lettre ъ", въ которомъ
кто-то съ жаромъ вступился за права этой буквы, основанныя не
только на древности ея, но и на ея значеніи, особливо въ серединѣ
словъ. Авторомъ письма, за котораго Гумбольдтъ сперва принялъ-было
Д. Н. Блудова, оказался потомъ Алексѣй Алексѣевичъ Перовскій, печа-
тавшій свои сочиненія подъ псевдонимомъ Антонія Погорельскаго *).
Правописаніе Карамзина.
Эпоху въ успѣхахъ русскаго правописанія составило появленіе въ
1791 году Московскаго Журнала. Всегдашнюю свою заботу о чистотѣ
и правильности языка Карамзинъ распространялъ и на орѳографію:
отдавалъ себѣ строгій отчетъ въ употребленіи не только каждаго
слова, но и каждой буквы, не устраняя изъ своего письма ни одной.
Такимъ образомъ ему должно быть приписано установленіе не только
литературнаго языка, но и правописанія русскаго. Въ нѣкоторыхъ
случаяхъ однакожъ онъ вначалѣ писалъ не такъ, какъ мы теперь
пишемъ и какъ самъ онъ писалъ впослѣдствіи: такъ въ Моск. Журн.
мы читаемъ: растѣніе, щастіе, не чего, по томъ, поселенцовъ, Руской
г) Вѣст. Евр. 1867, IV, стр. 24=8 въ Воспоминаніяхъ Панаева.
s) Р. Архивъ 1866, стр. 825.
3) Слышано отъ покойнаго графа Ѳ. П. Литке, бывшаго также на этомъ вечерѣ.
') Сколько мнѣ извѣстно, это письмо и отвѣтъ Гумбольдта были напечатаны че-
тыре раза: 1) въ Литер. Газетѣ барона Дельвига, 1830, №22; 2) въ Маякѣ 1842,
кн. VIII; 3) въ сочиненіяхъ Погорельскаго. изд. 1853, т. II, и 4) въ Русскомъ Архивѣ
18G5, стр. 1128—1138.

народъ, яицы, этова (какъ слово просторѣчія), естьли, сверьхъ, яишница,
молошный, порутчикъ, серебреной, ширѣ, ни кто, лѣсница, ни чѣмъ,
прилѣжность, почтилліонъ. Но онъ уже тогда писалъ: истина, свѣдѣ-
ніе, лучше (не лутче), плечо, искусство, лекарь, лечитъ, завтрашній,
причина, письмо, страдальцевъ, эѳиръ, вѣдъ, прочее, навѣки, ввечеру,
пѣвцомъ, лицомъ и проч.
[246] Постепенно Карамзинъ видоизмѣнялъ нѣкоторыя частности
своего правописанія. Такъ въ Моск. Журналѣ онъ писалъ сперва поч-
тилліонъ, позднѣе же почтильйонъ, способъ написанія, который въ
1840-хъ годахъ былъ принятъ Отеч. Записками, a въ 60-хъ Москов-
скими Вѣдомостями для словъ подобнаго рода (батальйонъ). Букву й
употреблялъ онъ не только въ этомъ случаѣ, но иногда и въ началѣ
иностранныхъ словъ, напр. въ имени Йокке (Ист. Гос. Росс. т. IV,
стр. 161). Не любя надстрочныхъ знаковъ, не отмѣчая напр. ударенія,
онъ однакожъ ввелъ двоеточіе надъ буквою е въ тѣхъ случаяхъ, когда
прежде писали ю. Въ одной изъ книжекъ Аонидъ въ первый разъ
написано такъ, въ концѣ стиха, словъ слёзы и въ выноскѣ замѣчено:
„Буква е съ двумя точками замѣняетъ ïô" *)• Въ сложныхъ реченіяхъ,
составленныхъ изъ двухъ отдѣльныхъ словъ, онъ въ концѣ перваго
(муж. рода) иногда не писалъ ера. Такъ въ „Похвальномъ словѣ
Екатеринѣ II" написано: „Ангальт-Цербстскаго Дома" s). Слово если
писалъ онъ долго со вставкою буквъ ть, и только въ послѣдніе годы
жизни сталъ писать его такъ, какъ оно теперь пишется и какъ иногда
писалось уже въ весьма давнее время. (Такъ эта орѳографія встрѣчается
уже, по крайней мѣрѣ разъ, въ Духовномъ Регламентѣ, напечатанномъ
гражданскимъ шрифтомъ). Не оправданную временемъ черту орѳогра-
фіи Карамзина составляетъ обиліе большихъ буквъ: ими начинаются
y него не только всѣ иностранныя существительныя имена (не говоря
уже о собственныхъ, сущ. и прилаг.), но и многія свои, которымъ припи-
сывалось особое значеніе. Такъ напр. онъ пишетъ всегда, не измѣняя
этой привычкѣ до конца жизни: Авторъ, Литтература, Герой, Поэтъ,
Лѣтописецъ, Вѣра (даже Магометова), Судьба, Правительство, При-
рода, Держава, Члены (о лицахъ), Науки, Искусства и проч. Это дѣ-
лалось и другими. на основаніи правила, что большою буквою озна-
чаются имена почтенныя 3) и что взятыя [247] съ иностранныхъ
языковъ слова отличаются отъ „природныхъ россійскихъ прописною
начальною буквою". Свѣтовъ сознавался, что на это нѣтъ достаточ-
ныхъ причинъ; но прибавлялъ, что такъ какъ большая часть писа-
телей такъ поступаетъ, „то должно непремѣнно въ томъ всѣмъ согла-
*) Аониды, кн. 2-я (1797), стр. 176: „Опытная Соломонова мудрость".
2) Соч. Карамзина, т. VIII, стр. 6. М. 1804.
3) Правило. принятое уже Ломоносовымъ (см. его Грамматику, % 129).

ситься и принять за правило, почитая за безполезное спорить о такихъ
мелочахъ" 1). Здѣсь не мѣсто говорить объ особенностяхъ Карамзин-
скаго языка; упомяну однакожъ объ одной, по связи ея съ орѳогра-
фіею. Карамзинъ не признавалъ глагольной формы рѣшать, которой
нѣтъ во всѣхъ одиннадцати томахъ его Исторіи, и употреблялъ только
форму рѣшить, считая ее несовершеннымъ видомъ. Того же мнѣнія былъ
и Пушкинъ, который, въ особенной замѣткѣ, указывая на первую
форму, какъ на ошибочную, хотя и многими употребляемую, заклю-
чаетъ: „Рѣшу спрягается какъ грѣшу" 2). Очевидно, что разсуждать
такъ значитъ налагать на языкъ произвольныя грамматическія оковы.
Впрочемъ, Пушкина никакъ нельзя вообще упрекать въ подобномъ
направленіи. Но, въ рукахъ нѣкоторыхъ другихъ, теоретическая раз-
работка русскаго языка въ началѣ нынѣшняго столѣтія приняла этотъ
характеръ. Такою явилась она уже въ первомъ изданіи академической
грамматики (1802), вызвавшемъ извѣстную статью Карамзина въ
Вѣстникѣ Европы: „Великій мужъ русской грамматики" 3). Въ трудѣ
Росс. Академіи, въ которомъ главное участіе принадлежало П. й.
<Соколову, первая часть посвящена правописанію; но она въ этомъ отно-
шеніи очень неудачно поправляетъ Ломоносова, наприм. буквы и и ы
причисляетъ къ сложнымъ гласнымъ по той причинѣ, что „онѣ со-
стоятъ изъ двухъ письменъ", a ъ и ь называетъ средними 4) буквами;
|248] когда е произносится какъ ю, она совѣтуетъ удерживать въ
правописаніи лучше букву е, исключая: синго, Маіоръ, Маіорскій; о
карамзинскомъ начертаніи ё нѣтъ и помину. Въ главѣ объ „особен-
ныхъ правилахъ правописанія" пропущены многіе случаи, на которые
уже было обращено вниманіе Ломоносовымъ, Свѣтовымъ и Сумароко-
вымъ, a вмѣсто того введены нѣкоторыя либо несостоятельныя, либо
мелочныя правила; между прочимъ предлагается въ словахъ щетъ,
пещаный и т. п. удерживать предпочтительно букву щ.
Востоковъ и Гречъ.
Въ 1808 году Ив. Март. Борнъ, учитель русскаго языка въ нѣ-
мецкомъ училищѣ Св. Петра, издалъ Краткое руководство къ россій-
ской словесности, книгу, для насъ любопытную особенно тѣмъ, что въ
ней напечатаны первыя грамматическія замѣтки Востокова, присоеди-
1) Опытъ новаго росс. правописанія. Спб. 1787, стр. 16.
2) Соч. Пушк. (изд. Анн.), т. Y, стр. 4S.
3) Подъ этимъ именемъ. какъ извѣстно, Карамзинъ разумѣлъ Барсова. См. Пого-
дина Карамзинъ, II, 126.
. 4) Въ названіи этихъ буквъ долго не могли согласиться грамматисты. Французъ
Модрю (Maudru), 1808 г., называетъ ъ слюнобезгласною! См. его Основательное
сокращеніе Россійскія грамматики (M. 180S).

ненныя мѣстами къ тексту издателя, въ видѣ особыхъ примѣчаній^.
съ подписью Остенекъ-Востоковъ. Онъ является тутъ критикомъ Рос-
сійской Академіи и послѣдователемъ Карамзина. Въ главѣ „о право-
писаніи и словопроизношеніи" разъяснены съ особенною вниматель-
ностью случаи, когда буква е произносится какъ Co, и замѣчательно,
что кромѣ этого послѣдняго начертанія принята въ многочисленныхъ
примѣрахъ уже и буква ё (берёза, дешёвый, жёлудь и проч.) *). Не
менѣе любопытны, хотя и не со всѣми ими можно согласиться, то-
гдашнія замѣтки Востокова о буквахъѣ ъ ь\ особенно справедливо то,
что́ онъ говоритъ о буквѣ ъ, которую считаетъ излишнею: „..пишется:
она только въ окончаніи словъ, a слышна бываетъ вездѣ, и въ началѣ
и въ серединѣ словъ, напр. лъошадь, желъаю, полъка, нъашъ, гнъу,.
приманъка, съало, масъло, невѣсъта. Ежели она во всѣхъ сихъ слу-
чаяхъ не пишется, a [249] подразумѣвается, то можетъ и въ оконча-
ніи подразумѣваться тамъ, гдѣ не будетъ стоять ы но и сію букву
весьма бы можно замѣнить апострофомъ или какимъ другимъ зна-
комъ" 2). Кстати замѣтимъ, что послѣ буквъ ж ч ш щ въ концѣ
именъ муж. рода Востоковъ ставилъ ъ, отличаясь тѣмъ отъ Карам-
зина, который писалъ мечь, лучь, но послѣ остальныхъ шипящихъ
также писалъ ъ. Относительно прописныхъ буквъ В. держался ста-
риннаго правила, что онѣ пишутся между прочимъ въ началѣ названій
„важныхъ государственныхъ мѣстъ и чиновъ". Впослѣдствіи онъ видо-
измѣнилъ это правило, сказавъ, что изъ нарицательныхъ именъ про-
писною буквою пишутся: „титла, чины и должности лицъ разнаго
званія, выключая самыя низшія степени, какъ-то: солдатъ, матросъ,
дьячекъ, пономарь", также: „имена Правительствъ и мѣстъ Судебныхъ,
Обществъ и сословій; напр.: Государство, Правительство, Сенатъ, Де-
партаментъ, Дворянство, Купечество и пр.и 3).
Въ 1811 году на грамматическое поприще выступаетъ Гречъ, и
вскорѣ русское правописаніе надолго подчиняется его' вліянію. Пер-
вымъ трудомъ его по теоріи языка была брошюра Опытъ о русскихъ
спряженіяхъ 4). Но еще важнѣе было начатое имъ въ [250] слѣдую-
*) Впослѣдствіи Востоковъ говорилъ: „Для изображенія звука іо, слышимаго вт>
просторѣчіи вмѣсто е, введено начертаніе е, но употребленіе сего начертанія нѣко-
торыми не одобряется, будучи признаваемо излишнимъ тамъ, гдѣ можно писать е"
(Русск. Грамм., Спб. 1839, стр. 253).
2) Кр. руковод. къ росс. словесн., стр. 11.
3) Русск, Грамматика, Спб. 1839, стр. 373.
4) „Съ таблицею" (Спб. 1811). Въ началѣ эпиграфъ изъ Гэте. Въ короткомъ
предисловіи авторъ сознается, что основная мысль брошюры (раздѣленіе глаголовъ по
значенію, — но объему дѣйствія, — на простые, однократные, учащательные и слож-
ные) принадлежитъ Борну, его другу и предмѣстнику въ нѣмецкомъ училищѣ Св.
Петра. Общество любителей словесности, наукъ и художествъ, въ которомъ этотъ
опытъ былъ читанъ, поручило Востокову разсмотрѣть рукопись, и его отзывъ, вполнѣ^

щемъ году изданіе Сына Отечества. Здѣсь, какъ и во всѣхъ даль-
нѣйшихъ своихъ изданіяхъ, Гречъ, въ отношеніи къ языку вообще
л къ правописанію въ особенности, является строгимъ послѣдовате-
лемъ Карамзина. Вся его грамматика была впослѣдствіи построена на
-сочиненіяхъ знаменитаго исторіографа. Нисколько не уменьшая услугъ,
оказанныхъ Гречемъ русскому языку, особенно въ педагогической сферѣ,
нельзя однакожъ не замѣтить, что онъ обращался съ нимъ такъ же,
какъ Готшедъ съ языкомъ нѣмецкимъ. Господствующимъ направле-
ніемъ Греча было не изслѣдованіе законовъ языка, для чего необхо-
димо справляться и съ исторіею его, и съ народною, вообще съ
живою рѣчью, a установленіе правилъ по избраннымъ литературнымъ
образцамъ. Когда же образцы не давали отвѣта, или когда между
ними замѣчалось разногласіе, — придумывались правила чисто-условныя,
-основанныя на механической правильности построенія фразы, или на
внѣшнихъ соображеніяхъ. Свобода, разнообразіе, прихотливость языка,
иногда видимыя отступленія отъ правилъ, не принимались въ расчетъ,
или служили поводомъ къ исключеніямъ. Положимъ напр., что вы упо-
требили выраженіе: „можно бы подумать" или написали: „всклокочен-
ные волосы". Нѣтъ, восклицалъ Гречъ: надобно сказать: „можно было бы
подумать" *),— „всклоченные волосы", не обращая вниманія на то,
что вся Русь говоритъ иначе. Такъ и по орѳографіи говорилось: „пи-
шите лекарь (какъ писалъ Карамзинъ): это слово происходитъ отъ [251]
глагола легчить\ пишите наизустъ, a не наизусть, потому что пред-
логъ изъ требуетъ родительнаго падежа: устъ. Но авторитетъ Греча,
одобрительный, напечатавъ въ концѣ книжки. Слѣдующій грамматическій трудъ
Греча былъ изданъ. въ 1823 г. въ числѣ 50-ти экземпляровъ подъ заглавіемъ: Коррек-
турные листы Русской Грамматики, тетрадь 1, въ 4 д. л., съ большими полями
для замѣчаній. Въ предисловіи объяснено, что Общество любителей словесности предло-
жило автору „привести въ порядокъ и издать собранныя имъ въ теченіе многихъ
лѣтъ правила русской грамматики". Въ концѣ предисловія сказано: „Почтенный пи-
сатель вашъ B. А. Жуковскій сообщилъ мнѣ рукописныя свои замѣчанія о Русс.
Грам., изъ коихъ я заимствовалъ много новаго и полезнаго". (Жуковскій препода-
валъ тогда русскій языкъ великой княгинѣ Александрѣ Ѳедоровнѣ). Въ 1827 г. на-
печатаны: Практич. русская грамматика и Пространная русс. грам., Греча;
въ 1828 г. Начальныя правила русс. грам., и съ тѣхъ поръ тѣ же труды являлись
въ разныхъ видахъ и водъ разными заглавіями. — Грамматическіё труды Востокова
напечатаны были отдѣльно въ первый разъ въ 1831 году подъ заглавіями: Русская
Грамматика и Сокращенная русс. грам. для употребленія въ низшихъ учеб-
ныхъ заведеніяхъ (по порученію Комитета для разсмотрѣнія учебныхъ пособій).
Каждая изъ нихъ, особенно послѣдняя, перепечатывалась потомъ нѣсколько разъ.
Въ началѣ Востоковъ заявилъ, какъ много онъ обязавъ труду чеха А. Я. Пухмайера:
„Lehrgebäude der Russischen Sprache^ nach dem Lehrgebäude der Böhmischen Sprache
<ïes H. Abbe Dobrovsky. Prag. 1S20U.
*) Ha томъ будто бы основаніи, что глаголъ быть можетъ подразумѣваться
только пъ настоящемъ времеви.

проповѣдывавшаго эти произвольныя правила въ многочисленныхъ
изданіяхъ своей грамматики и проводившаго ихъ, вмѣстѣ съ товари-
щемъ своимъ Булгаринымъ, въ журналахъ, въ Сѣверной Пчелѣ и въ
отдѣльныхъ книгахъ, былъ такъ великъ, что правила этого рода сдѣ-
лались господствующими и держались почти неизмѣнно лѣтъ двадцать^
то-есть почти до сороковыхъ годовъ. Разумѣется, впрочемъ, что въ
первое время существованія Сына Отечества встрѣчаются въ немъ
начертанія словъ, позднѣе оставленныя самимъ издателемъ. Такъ въ
1812 году онъ еще писалъ, напр.: естьли, щастіе, порутчикъ, Рускіе,
угнѣтенный, т. е. писалъ такъ, какъ Карамзинъ до появленія Исторіи
Государства Россійскаго.
Измѣненія орѳографіи послѣ Карамзина.
Нѣкоторыя отступленія отъ карамзинской орѳографіи становятся»
особенно замѣтными сперва въ Вѣстникѣ Европы Каченовскаго, a потомъ
въ Библіотекѣ для чтенія Сенковскаго. Каченовскій (См. J5. Е. 1830>
не отдѣлялъ напр. частицы не отъ глаголовъ (неслѣдуетъ), любилъ
ударенія (какъ, такъ, ни́же, ' находите), не употреблялъ ни э (это,.
Поезія), ни ё (Гете), писалъ идти (не итти), искуство, другій.
вразсужденіи (хотя онъ же писалъ не уже ли); но особенно ориги-
нально его правописаніе въ греческихъ словахъ, въ которыхъ онъ
для звука и писалъ то г, то г, напр. Іліада, Іѳака, Ахіллесъ, Ѳерсітъ,
Політіка, Улѵссъ, Смѵрна, сѵстема. Отступленія Библіотека для Чтенія,
которая начала издаваться съ 1834 года, заключались главнымъ обра-
зомъ въ менѣе частомъ употребленіи прописныхъ буквъ и въ стре-
мленіи обозначать черточками (единичными знаками, какъ называли
ихъ въ старину) совокупленіе двухъ или нѣсколькихъ словъ въ на-
рѣчіе (locution adverbiale); такъ здѣсь пишутся слова: можетъ-быть
(иногда безъ запятой), по-крайней-мѣрѣ, по-счастію, во-первыхъ, по-
видимому, между-піѣмъ, едва-ли\ несмотря [252] пишется слитно; тутъ
же мы находимъ смѣшонъ и рядомъ съ этимъ орѳографію лице.
Еще далѣе въ подобныхъ, для того времени новыхъ начертаніяхъ
пошли Отечественныя Записки, основанныя въ 1839 году A. А. Краев-
скимъ. Здѣсь прилагательныя' собственныя имена начинаются уже во»
многихъ случаяхъ маленькою буквой (русскій, нѣмецкій); однакожъ имена.
народовъ (Русскіе, Шведы) и учрежденій (напр. Дворянское Уѣздное Учи-
лище) пишутся еще по прежнему съ прописною буквой; послѣ ж ч ш щ,
иногда является о (бичомъ); въ предлогахъ во8, из, раз сохраняется
передъ всѣми буквами з (разкрыть, изтреблять); слова что, не́чего,
какъ въ извѣстныхъ случаяхъ отмѣчаются удареніемъ; но особенно
выдаются черточки для соединенія словъ одного и того же реченія,
напр.: въ-самомъ-дѣлѣ, въ слѣдствіе, въ-послѣдствіи, потому-что, для

того, въ-теченіе, должна-быть^ какъ-можно-строже. Мало-по-малу многія
изъ такихъ словъ стали писаться даже слитно, напр. вслѣдствіе, что́
сначала возбуждало общее вниманіе и толки, особенно, когда увидѣли
написанныя такимъ же образомъ слова: ксожалѣнію, ксчастію. Съ
этими двумя послѣдними начертаніями, такъ же какъ и съ прилага-
тельною формой петербуржскій, которою отличались Отеч. Записки,
публика никакъ не могла примириться, и редакція принуждена была
наконецъ отказаться отъ нихъ. Менѣе противодѣйствія нашло вве-
денное ею опущеніе ера въ сложныхъ словахъ, подобныхъ слѣдую-
щимъ: генерал-адъютантъ, пол-листа; однакожъ и эта орѳографія мало
распространилась.
Съ этихъ поръ нарушено было то довольно общее однообразіе
правописанія, которое установилось-было по образцу карамзинскаго, и
началась пестрота его въ подобныхъ приведеннымъ случаяхъ. Болѣе
и болѣе стала обнаруживаться наклонность не употреблять прописныхъ
буквъ, писать слитно слова, прежде писавшіяся отдѣльно, и сближать
письмо съ говоромъ, особенно употребленіе о вмѣсто е (ё) послѣ ж ч ш щ,
что́, по примѣру Голоса, было принято и нѣсколькими другими
изданіями.
Нововведенія и противодѣйствіе имъ.
[253] Перейдемъ теперь къ нѣкоторымъ частнымъ попыткамъ измѣ-
нить въ томъ или другомъ отношеніи наше правописаніе. Эти попытки
касались то самой азбуки, то различныхъ способовъ передавать звуки
существующими y насъ буквами. Такъ какъ то и другое часто соеди-
няется въ предположеніяхъ одного и того же лица, то мы и будемъ
разсматривать вмѣстѣ оба рода нововведеній.
Въ 1828 году нѣкто (по показанію Геннади, умершій 1S35 П. Л.
Яковлевъ А) издалъ въ Москвѣ книжку: Рукопись покойнаго E. А. Ха-
барова, авторъ которой выдаетъ себя за отставного корректора и
разсказываетъ, что тотчасъ по окончаніи своего ученія въ школѣ,
онъ опредѣлился въ типографію. „Сталъ набирать, печатать, читать
корректуру — разсказываетъ онъ въ своей автобіографіи—и въ годъ
выучился всему типографскому дѣлу. Работа трудная — за то здоро-
вая. Всѣмъ, потерявшимъ аппетитъ, всѣмъ разслабленнымъ отъ удо-
вольствій, я бы совѣтовалъ только одинъ мѣсяцъ поработать въ типо-
графіи въ должности тередорщика 2). Увѣренъ, что они выздоровѣютъ
совершенно". По увѣренію автора, онъ цѣлые 22 года постоянно за-
нимался при разныхъ типографіяхъ, a потомъ, наскучивъ этимъ дѣ-
О См. Книж. Вѣст. 1862 № 11: „Библіографич. справки по предполагаемому
изгнанію изъ азбуки буквы ъ" Григорія Книжника.
2) Это слово, значащее печатникъ, взято съ итальянскаго tiratore. Я. Г.

ломъ, завелъ книжную торговлю. Онъ убѣдился, что русская азбука,
форма литеръ требуютъ большихъ преобразованій. „Всякій разъ, на-
бирая какую-нибудь книгу, продолжаетъ онъ, я думалъ о улучшеніи
литеръ азбуки: вмѣсто отдыха, послѣ работы, чертилъ формы буквъ
или задумывался надъ безтолковой азбукой нашей! Сдѣлавшись книго-
продавцемъ и имѣя много свободнаго времени, я сталъ записывать свои
мысли и предположенія о литерахъ и азбукѣ — вышло небольшое со-
чиненіе, которое и назначаю издать въ свѣтъ черезъ 25 лѣтъ послѣ
моей смерти". [254] Онъ умеръ будто бы въ 1803 году, и рукопись
издана кочующимъ книгопродавцемъ Евгеніемъ Третейскимъ. Сочиненіе
это напечатано въ той же книжкѣ подъ особымъ заглавіемъ: „Усовер-
шенствованная русская азбука или средства облегчить изученіе оной
и способъ сократить число русскихъ буквъ, поясненные примѣрами.
Бутырки, 1800 г. января 5 дня". Въ маленькомъ предисловіи мнимый
Хабаровъ утверждаетъ, что мысль о возможности улучшенія русской
азбуки представилась ему, когда онъ сталъ набирать съ рукописи
профессора Барсова, въ которой не было буквъ ъ и и и которая была,
какъ видѣли выше, напечатана въ Московскомъ журналѣ.
Улучшенія Хабарова состоятъ въ томъ, что онъ предлагаетъ 1)
исключить изъ русской азбуки буквы: і щ ъ ь ѣ э е г, такъ что
вмѣсто 35-ти останется только 27 буквъ. По мнѣнію его, въ азбукѣ
нашей недостаетъ двухъ буквъ іо и й, но ихъ не нужно вводить туда: ё
замѣнитъ Co, a знакъ - надъ а е и о у ы ю я замѣнитъ й. Вмѣсто г
Хабаровъ совѣтуетъ употреблять вездѣ и, вм. щ — сч или шч, вм. ъ ка-
вычку или черточку, вм. ь надстрочный знакъ А, a вм. ѣ ставить е. — »ѣ
говоритъ онъ, буква безполезная, но которая, какъ пронырливый лице-
мѣръ или хлопотливый бездѣльникъ, сдѣлалась не только нужною, но
необходимою, полезною, — она одна можетъ дать вамъ патентъ на званіе
грамотнаго и ученаго человѣка — только узнайте напередъ гдѣ ее упо-
треблять... a етаго-то... никто не знаетъ! ѣ совершенный лицемѣръ... Одни
говорятъ, пишите ѣ во всѣхъ тѣхъ словахъ, въ которыхъ Малороссіяне
произносятъ и! Покорнѣйше благодаримъ! слѣдовательно, чтобъ писать
по-русски надобно ѣхать въ Малороссію или имѣть y себя ручнаго
Малороссіянина для справокъ?... Другіе, Богъ знаетъ съ чего, рѣши-
тельно вопіютъ: пишите ѣ въ словахъ: гнѣздо, блѣдный, свѣтъ, мѣсяцъ.
Но почему? зачѣмъ? Развѣ меня не поймутъ, если я напишу: гнездо,
бледный и проч. Развѣ смыслъ слова «измѣнится отъ моей антипатіи
къ езуитской буквѣ ѣ? Никакія усилія учености не могутъ доказать,
что для насъ, имѣющихъ уже букву е, [255] нужно еще ѣ... Одно
изъ самыхъ убѣдительныхъ доказательствъ есть: такъ писали — такъ
пишутъ всѣ грамотные — но будто ето. доказательство?"
Мы видимъ, что Хабаровъ противъ буквы ѣ выставляетъ совер-
шенно тѣ же доводы, къ которымъ и въ наше время не разъ обра-

щались, чтобы доказать ея излишество. Таковы же и аргументы его
противъ другихъ осуждаемыхъ имъ на изгнаніе буквъ. Относительно
ѳиты онъ замѣчаетъ: „Чему намъ учиться прежде: русской грамотѣ,
или греческому, латинскому, французскому и татарскому языкамъ?" —
Чтобы дать наглядное понятіе о правописаніи Хабарова, выпишемъ
юдинъ изъ предлагаемыхъ имъ самимъ примѣровъ новаго письма: „Глаз
по своему образованию не может смотрет на себя без зеркала. Мы
видим себя толко ъ других предметах. Чувство бытия, личност, душа,
все сие сусчествует толко потому, что вне нас сусчествует" и проч.
Утверждая, что письмо наше будетъ одинаково понятно, писать ли
вездѣ е, или ѣ, и приводя- тому примѣры, авторъ этой книжки между
прочимъ говоритъ: „Скажу: веденіе—напишу веденіе, или вѣдѣніе —
все равно". Неумѣстность такого примѣра портитъ всю его аргумен-
тацію: очевидно, что именно между этими двумя начертаніями вели-
чайшая разница, потому что каждое изъ нихъ отличаетъ слово, имѣю-
щее свое самостоятельное значеніе; корень того и другого совершенно
различный.
Покойный Лажечниковъ въ романѣ Басурманъ (1838) попытался-было
сблизить правописаніе съ произношеніемъ. Главныя черты его письма
состояли въ слѣдующемъ: I) мѣстоименія и прилагательныя муж. и
сред. рода въ род. пад. ед. числа оканчиваются на ова, ева: ево, ни-
чево, этова, старова, дальнева; 2) буква е пишется съ двоеточіемъ
всякій разъ, когда она извѣстнымъ образомъ произносится, a послѣ
шипящихъ буквъ на мѣсто ея ставится о: чорный, шолковый, въ чомъ,
вошолъ; 3) ѳита вездѣ замѣняется буквою ф\ Афанасій, Марфа; 4)
слова, составляющія вмѣстѣ какъ бы одно понятіе, пишутся слитно
или [256] соединяются черточками: какбы, какбудто, както, сверхтово,
квечеру, можетбыть, снебольшимъ, вутѣшеніе] въ-самомъ-дѣлѣ, на-этотъ-
разъ, Успенской-Соборъ; 5) вмѣсто сч пишется щ: нещастный, ращотъ.
Въ то же время, однакожъ, Лажечниковъ слѣдуетъ иногда противопо-
ложному правилу, т. е. усиливаетъ этимологическое начало, и пишетъ:
этѣ, этѣмъ. Но его нововведенія не встрѣтили ни въ обществѣ, ни
въ литературѣ сочувствія; напротивъ, они возбудили только насмѣшки,
и во 2-мъ изданіи Басурмана, напечатанномъ въ 1841 г., мы уже не
встрѣчаемъ этихъ особенностей письма.
Въ 1842 году нѣкто Кадинскій, въ Петербургѣ, рѣшился высту-
пить съ новою азбукой, составленною изъ латинскихъ буквъ, которымъ
онъ въ разныхъ сочиненіяхъ давалъ совершенно условное значеніе для
передачи звуковъ русскаго языка. Все это было изложено въ брошюрѣ,
названной „Упрощеніе русской грамматики. Uproscenie ruskoi gram-
matichi" и напечатано двоякимъ шрифтомъ: русскимъ и вновь пред-
лагаемымъ латинскимъ. Какъ поводъ къ своему изобрѣтенію, соста-
витель выдаетъ некрасивость и неудобство русскаго шрифта, съ ко-

торымъ будто бы неизбѣжно связаны неясность при чтеніи и опечатки;
далѣе ему кажется, будто наша орѳографія такъ произвольна и трудна,
что требуетъ измѣненія шрифта. Входить здѣсь въ подробности орѳо-
графической затѣи г. Кадинскаго было бы утомительно и совершенно
безполезно. Довольно, что въ свое время Бѣлинскій обстоятельно разо-
бралъ эту брошюру 1), справедливо замѣтивъ, что ее слѣдовало бы
назвать не упрощеніемъ, a „затрудненіемъ" русской грамоты или новою,
еще ужаснѣйшею путаницею нашей грамматики. Знамёнитый критикъ
съ особенной охотою занялся этимъ разборомъ, потому что русское
правописаніе, какъ видно, сильно интересовало его и самъ онъ но-
сился съ мыслями о преобразованіяхъ по этому предмету. Нашъ алфа-
витъ казался ему по многимъ изъ своихъ буквъ некрасивымъ и даже
[257] безобразнымъ; употребленіе ѣ находилъ онъ основаннымъ часто
на шаткихъ правилахъ и потому нужнымъ только въ грамматическихъ
окончаніяхъ; да и тутъ онъ предпочиталъ вмѣсто этой не нравившейся
ему буквы писать е съ облеченнымъ знакомъ (ê); нѣкоторыя другія
буквы представлялись ему также излишними; кромѣ того Бѣлинскій
недоволенъ былъ слишкомъ искусственной орѳографіей нашихъ при-
лагательныхъ. По всѣмъ этимъ соображеніямъ одъ предлагалъ: 1)
буквы п ц ш щ изъ угловатыхъ сдѣлать округленными посредствомъ
верхней и нижней поперечной черты (любопытно, что эта мысль, до
крайней мѣрѣ въ отношеніи къ буквѣ щ была лѣтъ черезъ 20 выпол-
нена въ московской типографіи M. Н. Каткова 2); 2) выкинуть изъ
азбуки буквы: и й ѣ э е г; изъ нихъ й замѣнить длиннымъ латин-
скимъ j, a букву е, посредствомъ надстрочныхъ знаковъ, различать
до свойству выражаемыхъ ею трехъ звуковъ; 3) для именительнаго
падежа именъ прилагательныхъ муж. р. ед. ч. и всѣхъ трехъ родовъ
множ. ч. принять ихъ настоящія, естественныя, какъ ему казалось,
окончанія (ой, ей — ыи, іи, еи: ед. больной, всякой, синей; мн.
больныи, всякіи, синеи) вмѣсто искусственныхъ и книжныхъ; въ род»
же пад. ед. ч. писать: славново, большово, верхнева, нижнева. Изъ
этого видно, что въ предположеніяхъ Бѣлинскаго повторились мысли
частью Ломоносова, также писавшаго доброй, верхней и изгонявшаго
изъ азбуки э и в, частью Тредьяковскаго, который писалъ во множ.
добрый, верхніи, a вмѣсто ѣ ставилъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ е. Впро-
чемъ Бѣлинскій, серіозно предлагая эти измѣненія, какъ осуществимыя
*) Соч. Бѣлинскаго т. IX, стр. 484—510.
2) Ту же мысль выразилъ въ Маякѣ 1843 года (т.VII) кто-то noAnacaBmiöcir
Старая Кавыка въ статьѣ: „Совѣтъ типографщику моему" и проч. Авторъ хлопо-
четъ особенно о красотѣ буквъ, предлагаетъ для звука д одно изъ начертаній, упо-
требительныхъ въ скорописи (д или д), находитъ, что вмѣсто ё слѣдовало бы,
соотвѣтственно выговору, писать é, поправляетъ порядокъ нашей азбуки и т. п.

до его убѣжденію на практикѣ, — шелъ въ теоріи гораздо далѣе и
доказывалъ, какъ [258] было бы хорошо дать нашей азбукѣ болѣе
латинскій характеръ, измѣнивъ значеніе нѣкоторыхъ изъ ея буквъ
(такъ чтобъ напр. р значило п) и введя новыя латинскія же буквы
вмѣсто тѣхъ, которыя бы такимъ образомъ остались за штатомъ. Но
на такомъ коренномъ преобразованіи азбуки Бѣлинскій не настаивалъ,
понимая, что „подобныя реформы не зависятъ отъ воли и желанія
одного лица" и прибавляя, что онъ высказалъ свое мнѣніе только
какъ мечту.
Что касается до г. Кадинскаго, то мы увидимъ ниже, что онъ не
удовольствовался одною только попыткою дать ходъ своей странной
орѳографіи.
Замѣтимъ, что мысли въ родѣ выраженныхъ Бѣлинскимъ о бо́ль-
шемъ сближеніи нашей азбуки съ латинскою, высказывались и прежде,
и послѣ него. Въ 1833 году, въ Москвѣ, появилась брошюра подъ
заглавіемъ: „Новыя усовершенствованныя литеры для русскаго алфа-
вита". Неизвѣстный авторъ заботится о томъ, чтобы облегчитъ и со-
кратить первоначальное ученіе, и для того находитъ нужнымъ: пере-
мѣнить въ нашей азбукѣ нѣкоторыя буквы, сообразно съ исправле-
ніями, сдѣланными Петромъ Великимъ; къ заимствованнымъ прежде
изъ латинскаго алфавита прибавить или приспособить еще нѣсколько
буквъ, a излишнія вовсе исключить. Чтобы разомъ дать понятіе о
предлагаемыхъ имъ измѣненіяхъ, выписываю другое заглавіе книжки,
представляющее смѣсь латинскихъ буквъ съ русскими: ^ОРЫТ WEDENIЯ
NOVЫH RussKiH LITER". При такомъ нововведеніи, по мнѣнію автора,
можно бы выкинуть изъ нынѣшней азбуки четверть числа буквъ и огра-
ничиться 27-ю; „прекратились бы, говоритъ онъ, безпрестанные споры
объ е ѣ э и і r ф ѳ и проч.; иностранцы не будутъ смотрѣть на наши
буквы какъ на полуазіятскія: какое торжество для типографій! тогда
прямо могутъ печатать красивыми дидотовскими литерами или полу-
чать самые красивые шрифты изъ всѣхъ столицъ Европы". Вовсе
устраняются буквы и щ ъ ь ѣ э е г\ сохраняются a o е (для звука е
вообще) и т\ вмѣсто остальныхъ буквъ предлагаются соотвѣтствующія
латинскія [259] начертанія (б=Ъ, в=ѵ, г=д и т. д.); вм. и, й=г, і;
вм. щ — сч, шч\ вм. ъ—черточка, вм. ь—надстрочный знакъ.
Рядомъ съ этими фантастическими нововведеніями авторъ выра-
жаетъ одну мысль, въ наше время уже осуществленную, но тогда
еще сравнительно новую, заимствованную имъ y германскихъ педаго-
говъ во время заграничнаго путешествія: онъ горячо рекомендуетъ
звуковой способъ обученія грамотѣ 1).
J) Нашъ вѣкъ гордо приписываетъ себѣ введеніе этой методы; но мысль ея уже
весьма стара. Звуковой способъ обученія грамотѣ рекомендуется уже въ 1620 году

Совершенно съ тою же идеей, по которой неизвѣстный москвичъ
«сорокъ лѣтъ тому назадъ перестраивалъ нашу азбуку, выступилъ не-
давно г. Засядко въ книгѣ: „О русскомъ алфавитѣ" (М. 1871). Ему
также наша азбука кажется не красивою и не довольно четкою;
кромѣ того онъ видитъ въ нашемъ письмѣ „чрезмѣрную растянутость,
послѣдствіе излишняго числа письменныхъ знаковъ, и оттого напрасную
трату временн, капитала и труда, и всѣ другія затрудненія для изда-
телей, писателей и типографій". Поэтому авторъ считаетъ необходи-
мымъ подвергнуть русскій шрифтъ коренному измѣненію сохранивъ
въ немъ „древній греческій корень", но исправивъ его съ помощію
латинскаго алфавита. Особенно осуждается то свойство нашего шрифта,
что онъ имѣетъ одну только форму для литеръ, которыя здѣсь дочти
всѣ прописныя: при введеніи Петромъ Великимъ гражданской печати
не озаботились, въ наибольшемъ числѣ случаевъ, дать строчнымъ ли-
терамъ форму, отличную отъ прописныхъ. Въ латинской азбукѣ, замѣ-
чаетъ г. Засядко, изъ 26 литеръ только 8 имѣютъ одинакія очертанія
съ прописными; y насъ, наоборотъ, изъ 36 литеръ, составляющихъ нашъ
алфавитъ, только 5 (а, б, e, р, у) имѣютъ въ печатномъ шрифтѣ
различныя очертанія для прописной и для строчной формы; a всѣ
£260] остальныя, въ томъ и другомъ случаѣ, печатаются совершенно
сходно А). Авторъ находитъ это весьма страннымъ, мѣшающимъ изя-
ществу и четкости шрифта. Послѣ подробной критики нашего алфа-
вита какъ съ внѣшней, такъ и съ внутренней стороны, т. е. какъ по
очертаніямъ буквъ, такъ и по отношенію ихъ къ звукамъ (критики,
въ которой о многомъ можно бы поспорить съ авторомъ), онъ прихо-
дитъ къ слѣдующимъ заключеніямъ: буквы ъ ъ ѣ ы и й э ю я ж ц
ч ш щ ѳ должны быть изгнаны; вновь предлагаются: 1) латинскія h и j
въ книгѣ испанца Juan Pablo Bonet «Réduction de las letras y arte para ensenar-
a hablar los mudos. Madrid, 1620" (Brücke, Grundzüge, стр, 5). Далѣе, объ этой же
методѣ упоминается въ „ Grammaire générale et raisonnée de Port-Royal" (изд. 1810,
-стр. 264) и въ названномъ мною выше сочиненіи Аммана „De loqvela", Amsterd.
1700 (стр. 58).
*) До 1830-хъ годовъ для звука m была въ печати особая строчная буква, по-
добная рукописной (м), т. е. ш вверхъ ногами; строчное т было въ первый разъ
придумано и употреблено въ печати покойнымъ академикомъ Кеппеномъ въ „Собра-
ніи Словенскихъ памятниковъ, находящихся внѣ Россіи", Спб. 1827. Мало-по-малу
это нововведеніе вошло въ общій обычай; но сперва оно казалось страннымъ: въ
газетѣ Сѣверная Пчела оно является только съ начала 1833 года; слѣдовательно
тогда этою новою буквой завелась типографія Греча, примѣру которой послѣдовали
затѣмъ и другія. Самъ Кеппенъ упоминаетъ о своемъ нововведеніи въ Bulletin de lа
Classe historico-philologique 1847 г. (Y, 48). Въ курсивномъ шрифтѣ до сихъ поръ
остается еще въ употребленіи m рукописное; недавно, но желанію A. А. Кунака,
въ типографіи Академіи паукъ отлито строчное Т и для этого шрифта. Отсюда
видно, что не всѣ, подобно г. Засядко, считаютъ неудобствомъ одинаковость формы
строчныхъ и прописныхъ буквъ.

для выраженія густого дыханія (Номеръ вм. Гомеръ), и іотированія
гласныхъ (jолка, MOJO, поjотъ); 2) я и ю замѣняются слогами ja, ju;
3) вмѣсто шипящихъ вводятся: ç (ц), zh (ж), eh (ш), çh (ч\ cçh (w)>
За этими и другими предлагаемыми авторомъ измѣненіями, вотъ его
русская азбука: a b v g d е h z i j k л m n о п р с т и ф х с zk ch
ch (всего 26 знаковъ). ъ и ь замѣняются надстрочными черточками.
A вотъ и образчикъ письма по этой азбукѣ:
„Іа, jakop\ ctojaNka, npedjavleNije, objavit', pazjacNit', liNija, nepjar
ctpuçja".
Это читается такъ:
„л, якорь, стоянка, предъявленіе, объявить, разъяснить, линія^
перья, стручья".
Читатель видитъ, что расходясь, въ частностяхъ, [261] изобрѣта-
тели двухъ новыхъ азбукъ, являющіеся на разстояніи почти 40 лѣтъ
одинъ отъ другого, чрезвычайно согласны между собою и не очень
далеки отъ і\ Кадинскаго. Едва ли была бы какая-нибудь польза віг
серіозномъ разборѣ подобныхъ попытокъ, совершенно чуждыхъ практи-
ческой почвѣ. Приходится повторить то, что́ сказалъ Полевой при
появленіи первой изъ этихъ двухъ книгъ: „Несовершенство русскаго
алфавита заставляло многихъ думать объ исправленіи и даже о пере-
мѣнѣ онаго. Но употребленіе, вѣчный врагъ всѣхъ нововведеній
противится преобразователямъ нашего алфавита, и уничтожаетъ ихъ
попытки. Нѣтъ сомнѣнія, что и сей новыя Опытъ введенія новыхъ рус-
скихъ литеръ не будетъ имѣть никакихъ слѣдствій" 1).
Къ попыткамъ этого же рода можно отнести и стараніе нѣкото-
рыхъ, впрочемъ гораздо болѣе раціональное, видоизмѣнить или допол-
нить тѣ или другія русскія буквы для болѣе точной передачи зву-
ковъ въ иностранныхъ словахъ, особливо въ именахъ собственныхъ.
Тутъ сперва является Тредьяковскій, о предложеніи котораго ввести
букву голь уже говорено выше. Позднѣе академикъ Палласъ, въ Срав-
нительныхъ словаряхъ 2), далъ буквѣ г, для звука h, въ отличіе под-
строчный значокъ (седиль). Кэппенъ въ своихъ Матеріалахъ для исто-
ріи просвѣщенія въ Россіи ставилъ съ этого цѣлью надъ г знакъ грече-
скаго густого придыханія (г). Срезневскій и Катковъ въ упомянутыхъ
выше изслѣдованіяхъ также употребляли надстрочный знакъ. Акаде-
микъ Бэтлингъ предлагалъ писать 5. Иные совѣтовали просто пере-
нести въ русскій алфавитъ латинскую букву h. Бывшій профессоръ
Гельсингфорсскаго университета С. И. Барановскій въ своихъ геогра-
фическихъ пособіяхъ прибѣгалъ для этого звука къ знаку греческаго
густого дыханія ('). Покойный Ястребцевъ въ изданной имъ книжкѣ
1) Моск. Телеграфъ 1833, Я> 14, стр. 268.
2) Ч. I. Спб. 1787: См. Explicatio literarum Alphabeti Rossici.

„О умственномъ воспитаніи дѣтскаго возраста" J) слѣдовалъ примѣру
Кэппена. Онъ же, для означенія англійскаго [262] звука th, употре-
бляетъ, какъ въ греческихъ именахъ, ѳиту 2); тонкое произношеніе
ьь
буквы л отмѣчаетъ онъ надстрочнымъ ерикомъ, напр. Палласъ; нако-
нецъ, для изображенія французскаго носового п (какъ въ словѣ Cousin)
онъ сначала писалъ н' (съ апострофомъ), a потомъ, по совѣту египто-
лога Гульянова, сталъ ставить надъ н букву г, „такъ какъ во фран-
цузской носовой буквѣ п, кромѣ словесной стихіи, выражаемой рус-
скимъ н, находится еще часть стихіи, выражаемой буквою г". Въ
1830-хъ и 40-хъ годахъ стали y насъ являться еще нововведенія въ
правописаніи чужихъ собственныхъ именъ и другихъ заимствованныхъ
словъ. Такъ въ Библіотекѣ для Чтенія вошло въ обычай писать ихъ
иностранными буквами, a при склоненіи ставить апострофъ между
именемъ и падежнымъ окончаніемъ, напр. съ Lagrange'eM'b, beau
monde'a; это распространилось въ нашей печати и держится до сихъ
доръ, хотя не можетъ быть вполнѣ одобрено, такъ какъ апострофъ
собственно означаетъ пропускъ гласной. Отеч. Записки начали пи-
сать: Уальтеръ Скоттъ, Уашингтонъ, Бэкнъ; многіе приняли эту орѳо-
графію; другіе остались при прежней, какъ видно, напр., изъ напеча-
танной въ Москвитянинѣ 1849 года 3) статьи М. Лихонина „О
правописаніи иностранныхъ собственныхъ именъ".
Названный выше профессоръ Барановскій, въ брошюрѣ „О согла-
сованіи правописанія съ произношеніемъ" 4), представляя свои наблю-
денія надъ фонетикой главныхъ нарѣчій русскаго народа, совѣтуетъ
писать: мужеского и среднего рода", „для господствующего русского
нарѣчія"; далѣе: „розличіе, розпространять" (т. е. предлогъ раз, по
его мнѣнію, долженъ всегда писаться роз, потому что иногда онъ
такъ произносится). Впрочемъ г. Барановскій — усердный защитникъ
не только буквы ѣ, которая на его слухъ имѣетъ свое особое произ-
ношеніе, но также ѳиты и [263] ѵжицы^ полезныхъ, какъ онъ нахо-
дитъ, для изображенія иностранныхъ звуковъ.
Мимоходомъ упомяну здѣсь о брошюрѣ г. В. Васильева: Грамма-
тическія разысканія (1845), первая часть которой посвящена разсмо-
трѣнію буквы ё какъ въ произношеніи, такъ и на письмѣ. Хотя взглядъ
автора и не совсѣмъ правиленъ въ строго-научномъ смыслѣ, однакожъ
во многихъ случаяхъ онъ заслуживаетъ вниманія. Между прочимъ бро-
шюра осуждаетъ покойнаго Межевича за употребленіе начертаній:
*) М. 1831; отрывки были напечатаны въ Моск. Телеграфѣ 1832.
2) Ч.т6 и въ наше время дѣлалось въ Моск. Вѣдом. Gatherly = Гаѳерди.
3) Ч. 1Y, Отд. Ш. Науки и художества.
*) Напечатанной отдѣльно безъ означенія года и помѣщенной также въ Иллю-
страціи, когда именно не упомнимъ.

почотный, счотъ, въ чомъ, чорный, и приводитъ язъ Сѣверной Пчелы
слова Булгарина, выражавшія его негодованіе противъ тѣхъ, которые
говорили, что должно писать, какъ говорятъ. Мы не будемъ слѣдить
здѣсь за предлагаемыми г. Васильевымъ, не всегда основательными
доводами, и предоставляемъ себѣ изложить ниже свое собственное
мнѣніе объ этомъ нелегкомъ вопросѣ русской орѳографіи.
Въ 1852 году издатель С.-Петербургскихъ полицейскихъ Вѣдо-
мостей Фурманъ вздумалъ возбудить въ этой газетѣ вопросъ о рус-
скомъ правописаніи х). „Не только каждый журналъ, говоритъ онъ,
но почти каждый нѣсколько замѣчательный писатель придерживается
предлоговъ съ существительными: ксожалѣнію, впродолженіи, втеченіе
и т. п.; съ другой замѣненіе буквы е буквою о: учоный, чорный, душою,
отцомъ и т! п.; далѣе особенную любовь къ дательному падежу — по-
добнаго роду, такого разряду 2) и т. д.а. Затѣмъ авторъ статьи ста-
рается доказать, что буквы е и э совершенно излишни „в, говоритъ
-онъ, сдѣлалась въ нашей азбукѣ буквою мертвою, т. е. осталась только
въ нѣкоторыхъ старыхъ греческихъ словахъ; во всѣхъ же другихъ, пе-
реходящихъ въ нашъ языкъ, начиная съ вѣка Екатерины II, является
вмѣсто е буква т. Слѣдственно, [264] мертвый членъ можно отсѣчь
легко, безъ всякаго ущерба для всего тѣла, особенно, если онъ мо-
жетъ быть замѣненъ другимъ, вполнѣ ему равносильнымъ... Русскій языкъ
не имѣлъ нужды поддѣлываться подъ греческій звукъ, a прямо превра-
тилъ его въ свой губной звукъ, для выраженія котораго назначена
буква ф. Для чего же е? Развѣ для того только, что славянскіе учи-
тели были греки и произносили е по гречески. Для ихъ уха было
•странно превратить зубной звукъ въ губной; a быть можетъ они даже
не угадывали, въ какой звукъ славянскій говоръ превратитъ ихъ е.
Вотъ какъ явилась въ славянской азбукѣ е; явилась она разумно, не
какъ лишняя, но какъ буква со своимъ особеннымъ звукомъ. Славян-
скій языкъ, по свойству своему, не принялъ этого звука. Зачѣмъ же
остался знакъ, его выражавшій? Съ какой стати буква ф получила
вовсе не нужный дупликатъ?^ Что касается буквы то Фурманъ со-
вершенно неудачно силится доказать ея безполезность и мнимую сбив-
чивость ея употребленія. Все дѣло въ томъ, что она соотвѣтствуетъ
дѣйствительно-существующему въ языкѣ звуку и что она необходимо
принадлежитъ къ системѣ нашихъ гласныхъ, которая безъ нея не
имѣла бы полнаго на письмѣ изображенія. Наши восходящіе дифтонги
(по Ломоносову, потаенныя двоегласныя) произошли отъ гласныхъ:
1) Вѣд. Gnu. гор. полиціи 1852. JS?J4s 213 и 226.
2) Намекъ на Сенковскаго, который часто употреблялъ это польское окончаніе
род. падежа.

a o y; я=йа, ё=йо, ю—йу\ очевидно, что и: е=йэ, ' т. е. что это
также дифтонгъ; безъ начертанія •э мы не могли бы правильно изобра-
зить состава буквы е.
Замѣтки Фурмана и возбужденные ими толки подали поводъ г.
Стоюнину помѣстить въ Полицейской же газетѣ 1) дѣльную статью „о
русской азбукѣ", гдѣ онъ противъ безотчетныхъ умствованій выста-
вляетъ знамя науки. Разматривая постепенное развитіе нашей азбуки
со времени введенія гражданской печати, онъ нѣсколько подробнѣе^
останавливается на мнѣніяхъ Тредьяковскаго, Ломоносова, Сумарокова
и, наконецъ, вступается за оспариваемыя нѣкоторыми права буквы ѣ.
„Въ грамматическомъ [265] устройствѣ языка", говоритъ г. Стоюнинъ,
„обѣ буквы — ѣ и е—имѣютъ свое значеніе и свои особенные, отлич-
ные одинъ отъ другого законы. Мы можемъ уничтожить знакъ, но на
уничтожимъ законовъ, которые всегда останутся въ языкѣ: вредъ бу-
детъ состоять только въ томъ, что мы лишимся видимыхъ фактовъ,
какъ представителей звука. Пусть ѣ уступитъ всѣ свои права е,
тогда y насъ для одной буквы явится множество правилъ, различ-
ныхъ, несогласныхъ и, можетъ быть, часто противорѣчащихъ пра-
вилъ, которыя теперь распредѣляются между двумя буквами и со-
ставляютъ немногосложныя и простыя правила. Но намъ скажутъ:
вѣдь исключена же буква юсъ, которая имѣетъ свои особенности,
отличныя отъ коренныхъ y и я? Да, въ письмѣ она исключена, но
мы безпрестанно должны къ ней обращаться при изученіи граммати-
ческаго образованія многихъ русскихъ словъ; въ русскомъ письмѣ ея
нѣтъ, но въ русской грамматикѣ она все-таки существуетъ во всей
своей силѣ и не можетъ оттуда никогда исчезнуть. Въ такомъ слу-
чаѣ не можетъ ли и буква ѣ существовать только въ одной грам-
матикѣ? Какая же изъ того польза? Развѣ та-, что большинство
не будетъ затрудняться ' въ правописаніи многихъ словъ; но вѣдь и
кромѣ буквы ѣ есть не мало случаевъ въ русскомъ правописаніи, гдѣ
затрудняется большинство: неужели все это уничтожать и измѣнять
по требованію большинства, которому между тѣмъ легко можетъ по-
мочь наука? Такимъ образомъ буква ѣ не можетъ назваться условною
буквой, до которой нѣтъ дѣла филологіи; нѣтъ, она имѣетъ свое
свойство, свое значеніе, имѣетъ полное право стать подъ защиту ра-
зумной науки".
Особенною смѣлостью отличается орѳографическая попытка, выра-
зившаяся изданіемъ книги: „Філоктіт, трагедія Софокла. С греческова
перевел і замѣчаніямі объясніл Н. Т-Санктпетербург, 1856"' Въ пре-
дисловіи переводчикъ говоритъ:„... я держался правопісанія, которое
назову правопісаніем безъяцкім — безъяцкіі, безъяк, без ѣ; прідер-
жіваясь этова правопісанія я выпустіл із азбукі букву ѣ і все ізлішнія
') 1852, 242 и 243.

буквы, знакі не імеющіе [266] ілі потерявшіе значеніе и смысл, я ста-
рался довесті русское правопісаніе до возможноі простоты; мне кажется,
я надеюсь на то, я даже уверен в том, что это правописаніе со временем
должно воідті в употребленіе, ібо оно раціонально, оно просто, оно
унічтожает всякія устаревшія, потерявшія значеніе, безсмысленныя і
затрудняющія формы азбукі. Впрочем раціональная послѣдовательность
требует ввесті новыі знак ę для обозначенія мягкова о, т. е. ё, Co,
какъ, напрімер в словах: ещę, всę, перевел: такім образомъ все гласныя
будут іметь знак для обозначенія іх смягченія, a іменно: a—уа=я,
э—je=e, i—ji = \o—jo = ç, u—jy— ю; о знаке ç не буду спо-
ріть: еслі можно прідумать лучшіі, более удобныі знак, то тем лучше".
Орѳографію того же рода находимъ въ книгѣ: „Греческая мифо-
логия, или сказание о вере и богах древних народов. Н. Причудин-
скова". (Спб. 1860. 12°). Авторъ находитъ, что при множествѣ пред-
метовъ, которые русскому человѣку нужно изучать, ему нельзя „терять
время на то, чтобы научиться писать букву ѣ и другія безполезныя
буквы — нет, нет и тысячу раз нет!... Университетское изучение рус-
скова языка и славянскихъ наречий", объясняетъ онъ, „убедило меня
в возможности выпустить букву ѣ и другия лишния буквы (е, і, ъ въ
конце слов); вот почему я написал эту книжку безъяцким правописа-
нием". Послѣднія слова и другія особенности этой книжки, хотя.и
не совсѣмъ согласныя съ тѣмъ, что́ мы видѣли »въ предыдущей, за-
ставляютъ предполагать, что обѣ одного происхожденія х).
Въ 1857-мъ году является опять г. Кадинскій; на этотъ разъ его
книжка озаглавлена: „Преобразованіе и упрощеніе русскаго правопи-
санія". Чтобы дать понятіе о скромномъ взглядѣ самого автора на
свое изобрѣтеніе, достаточно выписать нѣсколько строкъ изъ послѣд-
ней страницы этого творенія: pri Latinscoi asbucae y pri moyx
pravilax ni odin rebénoc ne moget sdeelath [267] oxibchi v' pravopi-
saniy; potomu chto u menea caghdy zvuc imeeiet sobstvennoie nacertanie,
nezameenimoie nicachim di*ughim nacertaniem; tac chto vseacoi proizvoll
v' pravopisaniy na vsegda ustraneaiètsea. Y docolae Ruscaia rech budet
gith v' ustax naroda, dotolee moié pravopisanie soxranit neizmeenno svoi.y
xaracter". При появленіи этой книжки, Сенковскій, остроумно поднявъ
на смѣхъ такое письмо 2), воспользовался случаемъ, чтобы и съ своей
стороны предложить нововведеніе, не менѣе странное. Считая „истин-
нымъ горемъ русской грамоты отсутствіе въ ней всякой методы вы-
ражать съ надлежащею вѣрностью иностранныя собственныя имена", онъ
придумалъ слѣдующій оригинальный способъ поправить эту бѣду. „Есть
1) По мнѣнію г. Геннади, это—соч. Н. Тимаева; начальными буквами его имени
означено и предыдущее изданіе.
а) Сынъ От. 1857, № 32.

y насъ", говоритъ Брамбеусъ (такъ онъ подписался подъ статейкой),
„одна оборотная буква(^). Основаніе системы положено: нельзя ли дать
ей нѣкоторое развитіе... распространить кругъ оборотности? Почему бы
оборотное г не могло выражать y насъ латинскаго, нѣмецкаго и
англійскаго h *)? Почему оборотный ерикъ поставленный послѣ к,
не указывалъ бы на французское носовое п, или оборотное & на англій-
ское th?... Французское и можно было бы удобно выразить посред-
ствомъ того же мягкаго знака, поставленнаго послѣ твердаго русскаго
y такъ: уь. Глухое h хорошо выражается оборотнымъ апострофомъ:
фамилія Victor Hugo приняла бы въ русской печати видъ „Викторъ
'Уьго"... и т. д. Сенковскій (серіозно или шутя?) находилъ эту мысль
полезного и выражалъ желаніе, чтобы она удостоилась вниманія и
утвержденія главнѣйшихъ періодическихъ изданій.
Послѣ г. Кадинскаго соотечественникъ его г. Котковскій пошелъ
еще далѣе, и въ изданной 1862 г. въ Кіевѣ брошюрѣ Postçp i wstecz-
nosc и проч. доказывалъ, что всѣ славяне должны [268] принять
польскую азбуку и польское правописаніе (см. Кіев. Курьер 1862 № 35,
статья К. Шейковскаго „О польскомъ правописаніи"). Вотъ что между
прочимъ говоритъ рецензентъ этой брошюры: „Г. Котковскій видит в
гражданицѣ (так он называет теперешній русскій алфавит) много
азіятскаго. Но в своей брошюрѣ он употребляет такіе филологическіе
пріемы, которые и в, Азіи уже не употребительны" и проч.
Орѳографическія собранія въ Петербургѣ.
Въ 1860 году начали выходить въ Воронежѣ Филологическія За-
писки, изданіе, которое и до сихъ поръ ведется съ похвальнымъ
постоянствомъ и любовью къ наукѣ. Въ первомъ же выпускѣ его
напечатана довольно обширная статья издателя A. А. Хованскаго:
„Взглядъ на правописаніе вообще". Хотя эта статья и не предста-
вляетъ полнаго и систематическаго труда, однакожъ авторъ ея заслу-
живаетъ благодарность за эту первую въ своемъ родѣ попытку выяс-
нить современное положеніе русскаго правописанія и обозрѣть его
видоизмѣненія въ разныхъ органахъ нашей печати. Г. Хованскій по
большей части не входитъ въ критическое разсмотрѣніе того или
другого способа начертанія словъ, a довольствуется указаніемъ нѣко-
торыхъ, самыхъ видныхъ разнорѣчій правописанія, и приходитъ къ
такому заключенію: „Что же намъ наконецъ остается дѣлать, чтобы
1) Сенковскій, повидимому, не зналъ, что мысль объ оборотномъ Г уже выражена
въ слѣдующемъ примѣчаніи къ Разговору Тредьяковскаго: „Нѣкто ізъ іскусныхъ
людей, котораго я къ себѣ благосклонность почітаю, вымышляетъ сей буквѣ двѣ
фігуры, a именно сію і і сію L: но мнѣ сіе не нравітся для того что онѣ обѣ странны,
і дікі очамъ россійскимъ" (Разг., Спб. 1748, стр. 382).

установить единство въ правописаніи? Остается одно — доказывать
право употребленія той или другой буквы, изыскивать и выяснять то
начало, на которомъ можно было бы основать неоспоримое доказа-
тельство того или другого правила, — въ остальномъ согласиться не
-трудно, a согласіе въ этомъ необходимо: оно святое дѣло" х).
Кажется, эта статья не осталась безъ послѣдствій и имѣла нѣко-
торое участіе въ возбужденіи тѣхъ орѳографическихъ совѣщаній, ко-
торыя въ первой половинѣ 1862 года обращали на [269] себя внима-
ніе всего грамотнаго Петербурга. По крайней мѣрѣ. г. Стоюнинъ
въ рефератѣ, прочитанномъ въ первомъ засѣданіи, не забылъ упомя-
нуть о статьѣ г. Хованскаго. Впрочемъ, довольно необыкновенное
появленіе этого грамматическаго конгресса было въ связи съ господ-
ствовавшими тогда въ нашемъ обществѣ стремленіями къ распростра-
ненію въ народѣ образованія и грамотности. Съ 1860 года во 2-й
петербургской гимназіи происходили, но два раза въ мѣсяцъ, педаго-
гическія собранія. На одномъ изъ нихъ, въ январѣ 1862 г., Стоюнинъ
предложилъ „пригласить всѣхъ учителей русскаго языка, занимающихся
въ Петербургѣ, съ тѣмъ, чтобы они согласились въ общихъ орѳографиче-
скихъ основаніяхъ и, разъяснивъ нѣкоторые спорные пункты, упростили
-бы самую орѳографію" 2). Мысль_эта была одобрена собраніемъ, и въ
Великомъ посту начались совѣщанія, въ которыхъ, кромѣ педагоговъ,
приняли участіе и нѣкоторые журналисты; было тутъ много и любо-
пытныхъ изъ публики. Отчеты объ этихъ разсужденіяхъ печатались
въ журналѣ Учитель, и притомъ печатались одно время съ новою,
одобренной въ собраніяхъ орѳографіей. Въ первомъ собраніи, на ко-
торомъ присутствовало болѣе ста человѣкъ и въ томъ числѣ нѣсколько
дамъ, г. Стоюнинъ прочелъ составленную имъ записку о предлежавшей
этимъ сходкамъ задачѣ. Его программа отличалась умѣренностью, и
если бъ совѣщавшіяся лица остались вѣрны главнымъ его началамъ,
то вѣроятно тогдашнія собранія имѣли бы большій успѣхъ, нежели
какой въ самомъ дѣлѣ выпалъ на долю ихъ. Г. Стоюнинъ очень хорошо
понималъ, что невозможно предоставить въ орѳографіи исключительнаго
господства ни этимологическому основанію, ни фонетическому, и что
рѣчь можетъ итти только о примиреніи ихъ, объ опредѣленіи, „въ
какихъ случаяхъ держаться словопроизводства, въ какихъ произно-
шенія". Онъ очень умно замѣтилъ, что историческое основаніе, т. е.
не одна филологическая сторона, но и давняя привычка, [270] обра-
тившаяся въ законъ, „никакъ не допускаетъ крутыхъ и рѣзкихъ
преобразованій й измѣненій, которыя должны были бы заставить все
настоящее дѣйствующее поколѣніе переучиться писать и даже читать,
*) Фил. Зап. 1S60, вып. I, стр. 65.
2) Учитель 1S62, стр. 132.

и которыя могутъ угрожать будущимъ поколѣніямъ не понимать безъ
особеннаго ученья того, что напечатано до настоящаго времени" 1).
Къ сожалѣнію, г. Стоюнинъ, -развивая далѣе частности своего плана,.
самъ забылъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ свое основное начало и предла-
галъ между прочимъ такія нововведенія, которыя конечно принадлежатъ
къ разряду коренныхъ преобразованій письма; напр., онъ предлагалъ
писать по слуху: голанецъ, голанскій, лапланецъ, вм. голландецъ и проч.,.
т. е. такъ, какъ до тѣхъ поръ никто не писалъ.
Программа г. Стоюнина была принята собраніемъ; положено счи-
тать вопросы рѣшенными только по общему согласію*, и приступлено
иъ разсмотрѣнію русскаго алфавита, при чемъ немедленно рѣшено
исключить изъ него ѳиту.
Собравшіеся во второй разъ, при самомъ открытіи совѣщаній,
отступили уже отъ руководящей мысли первоначальнаго плана, зая-
вивъ себя, большинствомъ голосовъ, на сторонѣ коренныхъ преобра-
зованій, т. е. такихъ, которыя клонятся къ измѣненію правилъ, при-
нятыхъ всѣми. По прочтеніи покойнымъ Кеневичемъ остроумной
записки, направленной противъ буквъ ѣ ъ ь е и г, происходили долгіе
споры о буквѣ ѣ] наконецъ почти.всѣ согласились, что исключеніе.ея.
было бы желательно, несмотря на возраженія г. Стоюнина и нѣкото-
рыхъ другихъ педагоговъ, указывавшихъ на практическія неудобства
такого исключенія. „Есть ли возможность, спрашивалъ г. Стоюнинъ,
учить орѳографіи безъ ѣ, пока эта буква не выйдетъ изъ печати, №
можно ли надѣяться, что такое нововведеніе будетъ принято въ лите-
ратурѣ и вообще грамотными людьми? Ученіе дѣтей происходитъ по
книгамъ, а.разлада или разрыва между ученіемъ и тѣмъ, что дѣт&
находятъ въ своихъ учебныхъ книгахъ, быть не должно. [271] Дѣлать
же пробу въ надеждѣ, что со временемъ такая орѳографія утвердится,.
не значитъ ли играть учениками, чего никто также позволить себѣ не мо-
жетъ" 2). Кѣмъ-то было сдѣлано еще другое, не менѣе основательное воз-
раженіе: „Положимъ, что правила правописанія, одобренныя настоя-
щимъ собраніемъ, будутъ приняты и установятся въ свѣтской литера-
турѣ; но духовная-то литература что́ скажетъ? Будетъ ли она согласна
принять ихъ? A ея согласіе очень важно: мы теперь хлопочемъ о
распространеніи грамотности въ народѣ, a народъ, какъ всякому изъ
присутствующихъ извѣстно, всего охотнѣе берется за книги духов-
наго содержанія".
Съ 3-го засѣданія увлеченіе педагоговъ желаніемъ передѣлать ки-
риллицу, вопреки историческому началу, признанному въ 1-мъ собраніи,.
*) Учитель 1862, стр. 266.
2) Учитель, стр. 302. Ср. выше, стр. 265, защиту буквы ѣ въ прежней статьѣ
г. Стоюнина.

замѣтно растетъ. Пренія касались особенно предложенія не употре-
блять буквъ ъ и ъ, замѣнивъ ихъ надстрочными знаками. Но вопросъ
о знакѣ смягченія возбудилъ вопросъ о типографскомъ удобствѣ. Ке-
невичъ объявилъ, что онъ наводилъ справки въ типографіи Академіи
наукъ и тамъ узналъ, что предлагаемый имъ знакъ ударенія надъ
согласною буквою значительно долженъ увеличить типографскую бук-
венную кассу, такъ какъ нужно будетъ отливать особенно каждую
согласную букву со знакомъ. Это заявленіе заставило собраніе отло-
жить вопросъ о буквахъ ъ и ь. Между тѣмъ, однакоже, всѣ согласились
принять за основаніе такое правило: каждая буква должна выражать
«опредѣленный звукъ; каждый существующій въ языкѣ звукъ долженъ
имѣть соотвѣтствующую букву въ алфавитѣ, но только одну; знакъ,
не соотвѣтствующій никакому звуку, не долженъ входить въ разрядъ
«буквъ, a быть знакомъ надстрочнымъ На этомъ основаніи одобрено
предложеніе г. Стоюнина ввести въ азбуку букву ё, и большинствомъ
голосовъ опредѣлено ставить ее, между прочимъ, послѣ ж ц ш щ и ц
тамъ, гдѣ она [272] звучитъ какъ о. Затѣмъ, для изображенія звука
и большинство отдало предпочтеніе буквѣ і, и рѣшило оставить ее
въ алфавитѣ, исключивъ и, a вмѣсто й употреблять і съ краткимъ
:знакомъ 2). Замѣтимъ, что тутъ, вопреки первоначальному постано-
вленію собранія, вопросы рѣшаются уже по большинству голосовъ, a
не съ общаго согласія.
Въ слѣдующемъ засѣданіи г. Стоюнинъ, одобривъ принятыя совѣ-
щавшимися заключенія, какъ согласныя съ установленнымъ предва-
рительно основаніемъ (въ чемъ, однакожъ, трудно убѣдиться), напомнилъ
между тѣмъ, что всѣ предложенныя исключенія буквъ могутъ быть
заявлены „только какъ разумное желаніе, чтобы упростить и облег-
чить нашу орѳографію: ввести же эти новизны въ общее употребленіе,
въ печать", замѣтилъ онъ, „не въ нашей власти; поэтому нельзя ихъ
вводить и въ педагогическую практику, пока онѣ не примутся въ
печати" 3). Затѣмъ онъ совѣтовалъ заняться болѣе практическими
вопросами правописанія и перейти къ третьему отдѣлу программы,
т. е. перебрать всѣ разногласія въ орѳографіи по частямъ рѣчи. Со-
гласно съ этимъ и были разсмотрѣны нѣкоторые частные случаи, и
тутъ высказаны кое-какія дѣльныя и интересныя замѣчанія, но поста-
новлено опять нѣсколько совершенно непрактическихъ но новизнѣ
своей правилъ, напр., но предложенію г. Стоюнина опредѣлено писать:
щастіе, щитать, пищая, бумага, и далѣе: рассказъ, рассужденіе, бес-
снѣжье, бессловесный, или еще: Лягарпъ, Ляморисьеръ, маёръ (вм. маіоръ),
J) Учитель, 345.
2) Учитель, 347.
3) Учитель, 401.

петербурскій, выборскій, францускій, персицкій. Кеневичъ, прочитавшій
особую записку о правописаніи слитныхъ предлоговъ воз, из, низ, раз*.
без и чрез и подавшій ею поводъ къ приведенному окончательному
заключенію по этому предмету, вмѣстѣ съ тѣмъ представилъ весьма
основательный разборъ орѳографіи этихъ предлоговъ въ словарѣ Даля,
который пишетъ: бесбруйный, бесвязный, беславіе, бесловесный и т. п.
[273] Изъ помѣщенныхъ выше примѣровъ новаго правописанія,
задуманнаго орѳографическими собраніями, достаточно видно, какъ
они незамѣтно удалились отъ первоначально принятой ими программы
и, въ прямомъ противорѣчіи съ нею, стали на путь, по которому итти
далѣе было трудно. Отчетъ о 6-мъ совѣщаніи кончается заявленіемъ,
„что по случаю наступающаго лѣта и каникулъ орѳографическія
собранія откладываются до осени. Очередные вопросы слѣдуютъ: о
флексіяхъ именъ существительныхъ и прилагательныхъ". Осенью одна-
кожъ орѳографическія совѣщанія не возобновились; въ Учителѣ прочли
мы только нѣсколько замѣтокъ по этому предмету, присланныхъ заинте-
ресованными лицами на обсужденіе бывшихъ собраній и по большей
части отличавшихся смѣлостью предложеній. Такимъ образомъ орѳогра-
фическія собранія 1862 года не привели ни къ какому практическому
результату и остались только любопытнымъ и поучительнымъ эпизо-
домъ въ исторіи попытокъ перестроить нашъ алфавитъ и наше право-
писаніе на новыхъ основаніяхъ. Если бъ затѣявшіе это дѣло сумѣли
удержаться на практической почвѣ, если бъ они ограничили свою
задачу разъясненіемъ нѣкоторыхъ спорныхъ вопросовъ и рѣшеніемъ:
которое изъ двухъ или трехъ уже употребительныхъ начертаній болѣе
раціонально, то, можетъ-быть, результатъ былъ бы другой и публика
сказала бы совѣщавшимся лицамъ спасибо. Но въ данныхъ условіяхъ
орѳографическія собранія 1862 года послужили только новымъ под-
твержденіемъ той истины, что никакія крутыя преобразованія въ
языкѣ, предпринятыя по теоріи, не удаются, хотя бы и имѣли за.
себя авторитетъ извѣстныхъ спеціалистовъ.
Явленія, вызванныя орѳографическими совѣщаніями.
Органы нашей журналистики очень различно отнеслись къ орѳо-
графическимъ совѣщаніямъ. Въ апрѣльской книжкѣ Отечественныхъ
Записокъ явилась юмористическая статья въ видѣ отрывковъ изъ несу-
ществующаго журнала Самодуръ, [274] напечатанныхъ на основаніи
новой орѳографіи, въ которой осуществлены не только предположенія,
одобренныя собраніями, но и нѣкоторыя черты частныхъ мнѣній, в&
принятыхъ ими 1). Въ мартовской книжкѣ Библіотеки для чтенія
7) Отеч. Зап. т. CXLI, статья, „Все и ничего", стр. 239—254.

неизвѣстный авторъ статьи „По вопросу о0ъ упрощеніи русской орѳо-
графіи" нападаетъ съ ожесточеніемъ на всякую связь правописанія
съ грамматикой, и потому, находя даже предположенныя преобразо-
ванія недостаточными, требуетъ чисто-фонетической орѳографіи, не
касаясь однакоже вопроса о практической возможности осуществленія
такой мысли *). Особенно-живая статья по доводу петербургскихъ
совѣщаній о правописаніи явилась въ журналѣ Время (март. книжка)
подъ заглавіемъ: „Орѳографическая распря". Извлеченіе изъ нея помѣ-
щено въ приложеніяхъ къ настоящему труду. Съ безусловнымъ сочув-
ствіемъ къ преобразовательнымъ планамъ конгресса отнесся Книжный
Вѣстникъ, напечатавъ (въ № 5) статью г. Бѣлобородова, „Нѣсколько
словъ объ упрощеніи правописанія" 2). Авторъ не сомнѣвается въ
благотворныхъ результатахъ совѣщаній, приходитъ къ заключенію,
что „какъ народъ нельзя заставить говорить такъ, кавъ пишется, то,
натурально, надо писать, какъ говорится", и представляетъ образчикъ
новой орѳографіи, въ которой идетъ еще далѣе совѣщавшихся и пи-
шетъ напр.: географическаво, гражданскова, общева".
Между провинціальными газетами всѣхъ серіознѣе взглянулъ на
дѣло Кіевскій Курьеръ. Въ статьѣ: „По доводу преобразованія нашего
правописанія" разсказано о преніяхъ 2-го собранія и между прочимъ
замѣчено, что тутъ были „и такіе господа, которые позволили себѣ
недостойное глумленіе надъ наукою, что́ хотя было и остроумно, но
вовсе не умно. Смѣйтесь надъ педантизмомъ, надъ рутиной, сколько
вамъ' угодно, a науку, воли которой не перемѣнить, оставьте въ
покоѣ". Всего любопытнѣе, что вмѣстѣ съ тѣмъ редакція объявила,
что съ слѣдующаго (12) [275] нумера изгоняетъ изъ своей газеты ъ
въ концѣ словъ, и дѣйствительно во все остальное время изданія
газеты, т. е. до конца іюля мѣсяца того же года, Кіевскій Курьер
печатался безъ еровъ, начиная отъ заглавія и кончая подписью:
„Редактор Петр Стрешнев".
Въ Москвѣ Наше Время напечатало по тому же доводу статью
одного изъ тамошнихъ преподавателей, покойнаго Робера, вступивша-
гося за честь русской орѳографіи. Въ его статьѣ особенно важно зая-
вленіе, что онъ, „къ удивленію своему, не видитъ ни малѣйшей при-
чины къ такому возстанію противъ нашей орѳографіи", какое про-
изошло въ Петербургѣ. „Едва ли какой языкъ", по его мнѣнію,
„представляетъ такую правильность, такое богатое развитіе въ произ-
водствѣ словъ, какъ русскій языкъ... И едва ли есть языкъ, въ кото-
ромъ бы такъ ясно производство слова выражалось въ правописаніи.
Только въ очень немногихъ случаяхъ наше правописаніе отступило отъ
*) Библ. для Чт. т. 170, стр. 76—92.
2) Эта же статья была напечатана и въ С О. 1862, •>& 36.

производства... Всякое коренное измѣненіе въ нашемъ правописаніи
будетъ замѣною правилъ, основанныхъ на разумныхъ началахъ, дру-
гими, основанными на простомъ условномъ соглашеніи: гдѣ же будетъ
болѣе сбивчивости и шаткости? „Вслѣдъ за тѣмъ авторъ „Филологиче-
скихъ Разысканій" помѣстилъ въ Современной Лѣтописи свои сообра-
женія „по поводу толковъ о правописаніи" *). Не могу здѣсь умолчать
объ этой статьѣ по двумъ причинамъ: во-первыхъ, она выражала не
одно личное мое мнѣніе, a во-вторыхъ, она вызвала возраженіе со
стороны одного изъ тѣхъ членовъ орѳографическихъ собраній, кото-
рые принимали въ нихъ наиболѣе дѣятельное участіе. Статья моя
была главнымъ образомъ посвящена вопросу о возможности сократить
или пополнить нашъ алфавитъ. Желающіе ознакомиться съ тогдаш-
ними замѣчаніями моими найдутъ ихъ въ приложеніи въ настоящему
труду. Здѣсь же упомяну только, что* я находилъ неумѣстною въ
русскомъ алфавитѣ греческую букву (ѳиту) и кромѣ того [276] считалъ
полезнымъ прекратить употребленіе въ концѣ словъ ера, который тутъ
можетъ всегда подразумѣваться. Съ этимъ послѣднимъ взглядомъ
предварительно согласились покойные сочлены мои по Академіи
наукъ: Востоковъ и Срезневскій. Только впослѣдствіи я узналъ, что
Востоковъ уже въ самомъ началѣ своего филологическаго поприща
былъ того же мнѣнія 2). Наконецъ, нельзя умолчать, что и другой ака-
демикъ-филологъ, O. Н. Бэтлингъ, въ извѣстныхъ замѣткахъ своихъ
высказался о безполезности буквы ъ 3).
Такъ взглянула на этотъ вопросъ и редакція газеты, гдѣ появи-
лась означенная статья моя, и въ выноскѣ было помѣщено примѣча-
ніе: „Намъ также кажется, что дѣло слѣдуетъ начать съ отмѣны ера
въ концѣ словъ; но мы полагаемъ, что для этого нужно согласіе по
крайней мѣрѣ нѣсколькихъ изъ наиболѣе распространенныхъ нашихъ
журналовъ. Мы заранѣе заявляемъ готовность присоединиться къ
договору". Такое устраненіе буквы ъ (было замѣчено въ той статьѣ)
не только сберегло бы много мѣста и времени, но уменьшило бы и
издержки печатанія. При этомъ редакція газеты исчислила, что „сбе-
реженіе составило бы приблизительно 8°/О на наборѣ, печати и бумагѣ.
Изданіе, тратящее на эти предметы 100.000 p., платитъ за букву ъ
приблизительно 8000 р.а.
Относительно этого уже и въ орѳографическихъ собраніяхъ было
исчислено Кеневичемъ, что ъ и ь „составляютъ болѣе чѣмъ двадцатую
часть всего печатаемаго *). Такъ въ сочиненіи [277] Буслаева „Исто-
) Совр. Лѣт. 1862, № 28 (іюль).
а) См. выше, стр. 660, Борна Крат. руковод. къ росс. слов., стр. 11.
3) Ученыя Записки по I и 111 Отд., т. I, стр. 61.
4) Въ прошломъ столѣтіи враги буквы ъ сдѣлали ариѳметическое вычисленіе, и
нашли, что эта буква занимаетъ долю всего типографскаго набора буквъ (Стою-

рическіе очерки народной поэзіи", въ томѣ 40 листовъ; можно пола-
гать, что изъ нихъ слишкомъ 2 листа заняты полугласными. Въ
Энциклопедическомъ лексиконѣ, который предполагается издать въ
40 томахъ, два тома будутъ заняты только полугласными; между
тѣмъ изданіе тома обходится среднимъ числомъ около 15 тысячъ;
слѣдовательно, издатели Энциклопедическаго лексикона платятъ 30 ты-
сячъ р. только за полугласныя".
Двадцать слишкомъ лѣтъ прошло со времени всѣхъ этихъ разсу-
жденій; однакожъ, буква г и до сихъ доръ не потеряла своего права
гражданства на концѣ словъ въ русскомъ письмѣ, и невольно припо-
минается замѣчаніе русской грамматики, изданной въ 1750 г. на
шведскомъ языкѣ: „Хотя этотъ знакъ въ произношеніи и начертаніи
словъ не только никакой пользы не приноситъ, a напротивъ еще ско-
рѣе затрудняетъ чтеніе, однакожъ онъ такъ вошелъ во всеобщій обычай,
что почти нельзя ожидать, чтобы названный знакъ когда-нибудь былъ
исключенъ изъ числа русскихъ буквъ" *). Послѣ 1862 года было только
одно довольно крупное изданіе, которое умѣло хотя отчасти облегчить
себя отъ бремени буквы ъ. Это Настольный Словарь покойнаго Толля,
гдѣ ъ удержанъ только въ заглавныхъ словахъ; въ объясненіяхъ онъ
послѣ конечной согласной исключенъ, оставаясь однакожъ какъ въ
серединѣ словъ, гдѣ нужно (напр., въ словѣ „объявить"), такъ и при
предлогахъ, состоящихъ изъ одной согласной (въ, къ) 2). Такъ же
точно и ѳита совершенно устранена изъ этого словаря.
нинъ, О русской азбукѣ). Въ Книжномъ Вѣстникѣ утверждали, что отказавшись
отъ буквъ и й ѣ е r ъ и ь, мы „выиграемъ шестую часть времени и капитала, т. е.
на Ѵ6 часть будемъ меньше тратить бумаги, чернилъ, перьевъ и пр., a слѣдовательно
меньше потребуется времени и писарей". (K. В. 1862, Д* 5). Еще до того Сенков-
скій, по поводу книжки Кадинскаго, говорилъ: „Пагубнѣе всѣхъ и всего этотъ ту-
неядъ ъ, эта піявка, высасывающая лучшую кровь русскаго языка. этотъ злокаче-
ственный наростъ — родъ грамматическаго рака — на хвостѣ русскихъ словъ: онъ
пожираетъ болѣе восьми процентовъ времени и бумаги, стоитъ Россіи ежегодно бо-
лѣе 4.000.000 руб., — a какую приноситъ ей выгоду или честь"? и т. д. (Листки
бар. Брамбеуса, Спб. 1858, стр. 633).
г) „Россійская Грамматика. Thet är Grammatica Russica eller Grundelig Hand-
ledning tili Ryska Sprâket &c. Utgifven af Michael Groening" Stockholm 1750.
2) Помѣщенный выше списокъ изданій безъ буквы ъ можно дополнить, за послѣд-
нія десятилѣтія, еще слѣдующими:
О числѣ. Мысль Порфирія Гоствилло-Карниловича. С приложеніем. Кіев 1852—
1853. 16 д. л.
Патологія Нимейера, изд. 2-е Спб. 1S64.
Суп для грудных дѣтей, Юстуса Либиха, перев. Розалія Коган. Спб. 1866.
Практическое примѣненіе естественныхъ наук к требованіям личнаго
'Существованія, д-ра Кленке, перев, съ нѣм. М. 1866. 8 д. л.
Граф Бисмарк. Біографическій этюд. Съ англійскаго. Спб. 1870 (Межова
2-е Прибавл. къ Каталогу Базунова, Л« 672).
М. Стариченко. 13 малороссійских переводов сказок Андерсена. Кіев (Межова

[278] Что касается буквы ѣ, то въ статьѣ 1862 я находилъ, что»
изгнаніе этой буквы равнялось бы уничтоженію этимологическаго ха-
рактера нашей орѳографіи. В. Ѳ. Кеневичъ, оставаясь вѣрнымъ тому,.
что́ онъ говорилъ въ собраніяхъ, является и въ возраженіи своемъ наг
мою статью непримиримымъ врагомъ этой буквы *). Главнымъ дово-
домъ служитъ ему то, что правильное употребленіе ея въ корняхъ
словъ издавна не вполнѣ соблюдается, такъ что во многихъ случаяхъ
мы не пишемъ ея тамъ, гдѣ она въ древности писалась; во флексіяхъ
же можно-де равнымъ образомъ обойтись безъ нея, такъ какъ мѣсто,
занимаемое словомъ въ предложеніи, достаточно опредѣляетъ грамма-
тическую форму слова. Въ заключеніе авторъ спрашиваетъ: „Стоитъ
ли учиться тому, что, требуя отъ учащагося большихъ усилій, не
даетъ никакого положительнаго знанія, не развиваетъ его [27S] спо-
собностей и ни въ какомъ случаѣ не можетъ принести пользы? Сто́итъ
ли терять время, замѣтьте, лучшее время жизни, на то, чтобы пріоб-
рѣсть навыкъ совершать дѣйствіе, не имѣющее ни опредѣленной
цѣли, ни разумнаго основанія".— Едва ли можно сосласиться съ
Кеневичемъ въ посылкахъ, на которыхъ построены его вопросы,
Едва ли знаніе разнохарактернаго состава словъ языка и различнаго
образованія его флексій можно считать безцѣльнымъ, неразумнымъ и
безполезнымъ. Нельзя сказать, чтобы неодинаковое начертаніе такихъ
словъ, какъ напр. сведеніе и свѣдѣніе, ни на чемъ не было основано.
Если скажутъ, что для различенія этихъ двухъ словъ при одинако-
вомъ начертаніи ихъ достаточно было бы знака ударенія, то можно
спросить, чѣмъ же этотъ способъ былъ бы лучше и былъ ли бы онъ
достаточно знаменателенъ?
5 и 6-е Приб., №№ 908, 913, 916, 930, 962, 977, 1013, 1020, 1024, 1034, 1039г
1043 и 1044).
М. Троцкій. Як теперь одбуватиметься военна служба. Кіев 1874 (тамъ
же, № 1259).
JXyx Римскаго права на различных степенях его развитія. Соч. Р. Іеринга.
Часть L Перевод с З-го изданія. Спбург 1875.
Историческія пѣсни малороссійскаго народа съ объясненіями В. Антоновича
и М. Драгоманова. Кіевъ 1874 — 1875. Два тома (безъ еровъ собственно одинъ текстъ
пѣсенъ; въ предисловіи и примѣчаніяхъ издателей ъ удержанъ). Такимъ же образомъ
въ Сборникѣ Отдѣленія русскаго языка и словесности, т. XVII, напечатанъ безъ
еровъ текстъ пѣсенъ и сказокъ, сообщенныхъ покойнымъ Колосовымъ въ приложе-
ніяхъ къ его отчетамъ Отдѣленію.
Опыт фонетики резьянских говоров, И. Бодуэна-де-Куртенэ. Петербургъ
1875 (и въ видѣ приложенія къ этой книгѣ Резьянскій катихизис). Проф. Б. де К.
вообще печатаетъ свои труды безъ ера. Равнымъ образомъ и проф. Р. Ѳ. Брандтъ.
Сборник правил р. правописанія. Валькова. Спб. 1876.
Наконецъ, журналъ Филологическій Вѣстникъ, издав. въ Варшавѣ.
Замѣтки объ изгнаніи буквы ъ} см. въ Книжн. Вѣстн. 1860, Ж№ 3 — 6, 7—8;
1864, ifc 23; также въ Русск. Инвалидѣ 1860, № 96 и въ Русск. Мірѣ 1860, & 19.
J) Сѣв. Пч. 1862, № 314: „Нѣсколько замѣчаній по поводу статьи г. Грота".

Дальнѣйшія попытки улучшенія русской орѳограФіи.
Въ истекшее десятилѣтіе самыя замѣтныя отступленія отъ господ-
ствующаго правописанія позволилъ себѣ покойный В. И. Даль въ своемъ
словарѣ. Вотъ главныя особенности его письма:
1) Находя, будто фонетикѣ русскаго языка противно удвоеніе одной
и той же буквы, онъ во многихъ случаяхъ не допускаетъ такого удвое-
нія и пишетъ, напримѣръ: беславіе, бесмертіе, бесмысліе,- конченый,
опредѣленый, исполненый, также: вобще, вображеніе, воружать и т. п.
Однакожъ надобно замѣтить, что Даль самъ не выдерживаетъ своего
правила и, по мѣрѣ удаленія отъ начала словаря, болѣе и болѣе измѣ-
няетъ себѣ: такъ предлогъ из передъ с онъ уже пишетъ то цѣликомъ, то
ставя з въ скобкахъ, напр. изсасывать, изсиня, и(з)спѣсивѣть, и[з)стра-
дать, и(з)стари, хотя въ обоихъ случаяхъ не слышно никакой раз-
ницы въ произношеніи; a предлога раз онъ даже нигдѣ и не сокра-
щаетъ передъ с, и пишетъ: разсаживать, разсуждать, и проч. Да и
трудно было бы остаться вѣрнымъ правилу, основанному на совершенно
ложномъ положеніи: [280] русская фонетика не только не чуждается
удвоенія буквъ, но напротивъ часто безъ основанія сдваиваетъ соглас-
ныя, особенно букву н, какъ видно изъ произношенія страдательныхъ
причастій и прилагательныхъ въ родѣ: деревянный, соломенный, мы-
сленный, также глагола итти, словъ подобныхъ прочій, причина, пору-
чикъ и проч. Въ нѣкоторыхъ изъ этихъ случаевъ правописаніе давно
уступило говору, такъ что напр. всѣ теперь пишутъ съ двойнымъ н
извѣстныя причастія я прилагательныя; прежде писали на томъ же
основаніи: впротчемъ, притчина.
2) Постояннѣе Даль держится своего правила въ иноязычныхъ
словахъ, которыя считаетъ справедливымъ писать только по слуху,
безъ соображенія съ подлинного ихъ орѳографіею; но между тѣмъ
строго слѣдуя принятому началу, онъ впадаетъ въ противорѣчіе съ
произношеніемъ, когда напр. пишетъ: каса, маса и т. д.
Другія особенности орѳографіи Даля касаются частныхъ случаевъ,
и я не буду останавливаться на нихъ, тѣмъ болѣе, что онѣ уже обозна-
чены мною въ другомъ мѣстѣ А). Нѣкоторыя черты этого правописанія
нашли y насъ послѣдователей: есть люди, которые пишутъ: Росія,
Прусія, комисія, професоръ, колегія, класъ, я проч. Но объ этомъ ниже,
въ критическомъ отдѣлѣ.
Въ послѣдніе годы одинъ изъ типографскихъ корректоровъ въ
Петербургѣ, г. Студенскій, убѣдившись на опытѣ въ неудобствахъ
J) См. въ І-Й части Р. Ф. разборъ Толковаго Словаря для присужденія автору
Ломоносовской преміи.

пестроты нашего правописанія, издалъ одну за другою двѣ справочныя
книжки для авторовъ и переводчиковъ. Первая изъ нихъ (1869,
52 стр.) озаглавлена: „Корректурный Списокъ 700 словъ наиболѣе
требующихъ одинаковаго начертанія"; вторая (1870) названа: „Кор-
ректурно-грамматическій или корректорскій списокъ". Послѣдняя, и по,
объему (200 стр.) и по плану, гораздо обширнѣе первой и заключаетъ
въ себѣ 4 отдѣла:
I. Рукопись. — Издатель. — Списокъ словъ, требующихъ одинаковаго
начертанія. — Корректура. — Наборщики. — [281] Типографія. — II.
Грамматика и правописаніе. — III. Лексикографія. — IV. Языкъ и фи-
лософія языка.
Нельзя не признать справедливого мысль автора о потребности въ
такомъ пособіи, но вмѣстѣ съ тѣмъ не пожалѣть, что y него испол-
неніе вовсе не соотвѣтствуетъ доброму намѣренію. Ни въ цѣломъ, ни
въ частяхъ нѣтъ системы; вмѣсто серіознаго отношенія къ дѣлу,
вездѣ странное балагурство; положительныхъ свѣдѣній мало, лишняго
пропасть и наконецъ множество невѣрныхъ указаній и просто оши-
бокъ, такъ что пользоваться этою книжкой невозможно. Что сказать,
напр., о слѣдующихъ замѣчаніяхъ: „Борются матеріально, тѣлесно,
напр. боксеры; борятся съ предразсудками и пр. Надѣются и на-
дѣятся — разсужденія тѣ же" (стр. 28), или: Сѣверная Америка, a
не сѣверная, южная Америка, a не южная, и это потому, что Аме-
рика самой природой такъ перехвачена въ срединѣ, какъ талія самой
отчаянной кокетки. — A грудь?... пожалуй спросите вы. — Соединенные
Штаты. — A башмачокъ? — Огненная земля... Сл. y Бокля о плодо-
родіи Бразиліи и гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ о въѣздѣ Колумба"
(стр. 72). Но довольно... Иначе пришлось бы выписать почти всю
книжку.
Около того же времени на нѣкоторыя трудности нашего правопи-
санія указалъ бывшій преподаватель военно-учебнаго вѣдомства г. Нова-
ковскій въ особой статьѣ, которую онъ представилъ въ Академію
Наукъ и потомъ напечаталъ х); въ этой статьѣ, имѣющей цѣлію при-
миреніе этимологической орѳографіи съ говоромъ, Академія пригла-
шается къ рѣшенію спорныхъ вопросовъ своимъ авторитетомъ.
Мысль, что единство орѳографіи можетъ быть установлено только
рѣшеніемъ ученаго ареопага, очень естественна. Ее выражали не разъ,
и тѣмъ настойчивѣе, что примѣръ тому видѣли во Франціи. Такъ и
одинъ изъ бывшихъ нашихъ сочленовъ, покойный П. А. Плетневъ,
при разборѣ грамматическаго [282] сочиненія, изданнаго въ 1844 г.,
замѣтилъ: „До тѣхъ поръ мы будемъ писать по привычкѣ или по при-
хоти, пока этотъ грамматическій вопросъ^ (т. е. вопросъ объ орѳогра-
1) Филол. Записки 1872, вып. 1 и 2.

фіи) „не рѣшенъ будетъ, какъ во Франціи, единодушно обществомъ
истинныхъ представителей Русскаго слова" *). Надобно однакожъ
замѣтить, что примѣръ Франціи остается до сихъ поръ едва ли нег
единственнымъ въ этомъ отношеніи: да и тамъ давно уже рѣшенія акаде-
міи принимаются не безусловно и не безъ критики, чему новѣйшимъ
доказательствомъ можетъ служить недавно оконченный превосходный
словарь Литтре́. Можно навѣрное сказать, что и y насъ опредѣленія
Академіи, если бъ и можно было достигнуть въ средѣ ея общаго
соглашенія по этому предмету, не привели бы къ полному единообра-
зію въ правописаніи: не только въ разныхъ органахъ печати нельзя
предполагать такой уступчивости, которая побудила бы ихъ отказаться
отъ своихъ орѳографическихъ привычекъ, но можетъ статься и тѣ,
которые теперь взываютъ къ авторитету Академіи, первые отвергли
бы ея опредѣленія, если бъ эти послѣднія не были согласны съ ихъ
собственными взглядами.
Поэтому Академія, по выслушаніи письма г. Новаковскаго, пере-
дала его статью въ Отдѣленіе русскаго языка и словесности, которое
поручило мнѣ разсмотрѣть ее. Настоящій трудъ, въ первоначальномъ-
видѣ своемъ, и былъ предпринятъ до этому поводу. Въ своей запискѣ
г. Новаковскій, жалуясь на пестроту и шаткость нашей орѳографіи,
указывалъ на необходимость согласить два разнородныя начала ея, и
для того выставлялъ нѣсколько частныхъ случаевъ, въ которыхъ, съ
помощію этимологіи и логическихъ доводовъ, доказывалъ преимущества
одного начертанія передъ другимъ, или предлагалъ новое. — Такъ
онъ совѣтовалъ писать: 1) ити вмѣсто идти или итти; 2) попреж-
нему, помоему, понынѣшнему, не отдѣляя предлога; 3) въ слѣдствіе,
т. е. отдѣляя предлогъ, вм. вслѣдствіе\ 4) ниодинъ слитно [283] вм. ни
одинъ, соображаясь съ словами: никто, ничто, никогда, и проч.; 5)
двѣстѣ, какъ двойств. число, вм. двѣсти. Особенно настаивалъ онъ на
томъ, чтобы въ тѣхъ случаяхъ, когда е съ удареніемъ слѣдуетъ за
шипящими буквами ж ч ш щ, писать не о и не просто e, a е съ
двоеточіемъ (ё), за исключеніемъ немногихъ словъ (свѣжо, горячо,
плечо, хорошо), въ которыхъ окончаніе на о уже утвердилось.
Разбирая вопросы, затронутые г. Новаковскимъ, я счелъ нужнымъ
расширять свою задачу и пересмотрѣть, какъ съ исторической, такъ и
съ теоретической точки зрѣнія, все нынѣшнее наше правописаніе.
Замѣчанія мон, по мѣрѣ ихъ составленія, читались то въ Академіи<
то въ существующемъ при Университетѣ Филологическомъ обществѣ,
и хотя не во всѣхъ случаяхъ можно было достигнуть единогласныхъ
заключеній, но по крайней мѣрѣ каждый спорный вопросъ подвер-
гался многостороннему обсужденію. Выводы, основанные на вниматель-
') GoùpeM. 1844, т. XXXIX, стр. 311.

номъ соображеніи разнообразныхъ мнѣній, были тогда ( же напечатаны
мною (Спорные вопросы и проч.)«
Передъ самымъ изданіемъ тогдашняго труда моего въ Голосѣ *)
появилась статья г. Скандовскаго о томъ, что4 разнорѣчія правопи-
санія могутъ иногда, въ нашихъ гимназіяхъ, имѣть очень прискорбныя
послѣдствія для экзаменующихся учениковъ. Жаль, ежели въ самомъ
дѣлѣ есть преподаватели, которые на обычныя орѳографическія раз-
норѣчія письма смотрятъ какъ на ошибки. Выше я уже коснулся этой
стороны предмета. Очень любопытны наблюденія автора (хотя мы
съ нимъ и не во всемъ согласны) надъ особенностями орѳографіи
современныхъ газетъ и журналовъ; не лишенъ также интереса раз-
сказъ его „о томъ, что́ происходило въ 1872 году во второй москов-
ской гимназіи въ комиссіи, обсуждавшей учебникъ русскаго правопи-
санія, составленный И. Е- Соснецкимъ. Комиссія состояла изъ директора,
инспектора и трехъ преподавателей русскаго языка и [284] словесности;
инспекторъ (г. Гулевичъ) участвовалъ въ ней тоже въ качествѣ пре-
подавателя словесности и русскаго языка. При обсужденіи разныхъ
вопросовъ, „каждый изъ насъ", говоритъ авторъ, „не разъ и не два
оказывался несостоятельнымъ, и мы провѣряли себя академическимъ
и другими словарями, которые, въ свою очередь, отказывались иногда
отъ рѣшенія нашихъ вопросовъ. Г. Гулевичъ представилъ болѣе сотни
-словъ, предлагая устранить въ нихъ двоякое правописаніе и постано-
вить что-нибудь одно, на научныхъ, прочныхъ основаніяхъ. Но мы не
пришли тогда ни къ какимъ прочнымъ результатамъ, такъ какъ под-
нимались вопросы о совершенномъ устраненіи нѣкоторыхъ словъ".
Далѣе авторъ такъ разсуждаетъ: „Прочные результаты, безъ сомнѣнія,
желательны во всякомъ дѣлѣ, но едва ли они достижимы тамъ, гдѣ
идетъ рѣчь объ установленіи прочнаго въ непрочномъ, обязательныхъ
навсегда и для всѣхъ правилъ въ живомъ еще языкѣ. Тутъ возможно
только временное соглашеніе. Потрудитесь-ка сосчитать число грам-
матическихъ, по нашему, ошибокъ въ грамматикѣ Ломоносова и въ
грамматикѣ Востокова! Устанете. Но кто же обвинитъ ихъ въ незнаніи
грамматики?" — На эти замѣчанія, какъ надѣемся, предыдущее уже
заключаетъ въ себѣ отвѣтъ. Въ каждую эпоху правописаніе, дѣйстви-
тельно, представляетъ свои особенности, свою фазу развитія. Многаго,
что́ писалъ Ломоносовъ, теперь конечно никто уже не напишетъ; но
нельзя же не согласиться, что въ нынѣшнихъ начертаніяхъ виденъ
успѣхъ науки, и что она должна постоянно стремиться къ большему
и большему установленію послѣдовательнаго письма.. A что касается
Востокова, то и нынѣшнимъ грамотеямъ полезно было бы почаще
справляться съ нимъ. Иное дѣло обычай, иное — наука. To, что Вос-
1) 1872, № 162.

токовь предписываетъ, соображаясь только съ употребленіемъ, напр.
большія буквы въ началѣ нѣкоторыхъ словъ, могло измѣниться; но
его научные выводы едва ли когда-нибудь утратятъ свою цѣну.
Это перечисленіе главныхъ фактовъ въ исторіи русскаго правопи-
санія было бы неполно, если бъ мы не упомянули объ [285] ученыхъ
трудахъ, способствовавшихъ къ ближайшему разъясненію происхожденія
славянской азбуки и употребленія ея, начиная съ древнѣйшихъ вре-
менъ: послѣ Востокова важныя услуги въ этомъ дѣлѣ оказали: Павскій,
Срезневскій и Буслаевъ, которыхъ изслѣдованія необходимо принимать
въ соображенія и при разсмотрѣніи орѳографіи позднѣйшаго времени.
Собственное правописаніе покойнаго Павскаго отличалось нѣкоторыми
особенностями (напр. естьли, этѣ), которыя однакожъ, несмотря на
его ученый авторитетъ и на успѣхъ его книги, не перешли въ общее
употребленіе. — Указаніе на учебники повело бы насъ слишкомъ да-
леко. Но я не могу вовсе умолчать объ одной книжкѣ съ притязаніями
на педагогическое значеніе, которая была вызвана на свѣтъ моимъ
трудомъ и напечатана, хотя и противъ положительно выраженнаго
мною желанія, съ моимъ именемъ въ заглавіи. Въ началѣ 1875 года
y петербургскихъ книгопродавцевъ появилась брошюра: „Сборник
правил русскаго правописанія, состав ленный, на осно-
ваніи Филологических разысканій академика Л. К.
Грота, Иваном Вальковым" (псевдонимъ). Чтобы дать понятіе,
до какой степени точно это заглавіе, довольно упомянуть, что многія
изъ установляемыхъ авторомъ правилъ прямо противоположны моимъ
выводамъ, при чемъ однакожъ такое разнорѣчіе съ принятыми имъ
будто бы въ руководство началами, въ бо́льшей части случаевъ не
оговорено: только изрѣдка оно обозначено едва замѣтною звѣздочкой.
Не желая утомлять вниманія читателей безполезною ПОЛЕМИКОЙ, до-
зволю себѣ только для примѣра указать, что г. Вальковъ совѣтуетъ
писать: чепорный, трущеба, плече, и въ то же время: шорстка, жор-
дочка, ржот, или: часовова, святова, жаркова, мороженова, животнова,
горячева (въ сущ. именахъ), и въ то же время: хрупкаго, синяго, мень-
шого (въ прилагательныхъ). Затѣмъ отсылаю къ самой брошюрѣ тѣхъ,
которые захотѣли бы убѣдиться въ основательности причинъ, заста-
вившихъ меня вскорѣ послѣ ея выхода заявить, что я не дринимаю
на свою отвѣтственность излагаемыхъ въ ней правилъ правописанія
(см. Л? 79 Голоса 1875 г.).
V. Критическій обзоръ современнаго правописанія.
[286] Выше уже замѣчено, что наше правописаніе далеко не пред-
ставляетъ тѣхъ многочисленныхъ и запутанныхъ затрудненій, которыя
•тяготѣютъ надъ письмомъ большей части другихъ европейскихъ на-

родовъ: это подтвержается и обзоромъ постепенныхъ измѣненій ш
самымъ родомъ колебаній нашей орѳографіи. Мы видѣли также, что
ея господствующій характеръ—историко-этимологическій, но что ря-
домъ съ нимъ въ значительной степени имѣетъ силу и фонетическій
элементъ. Предшествующій очеркъ показываетъ, что въ нашемъ письмѣ,
какъ и y другихъ народовъ, постоянно происходило движеніе впередъ
въ обоихъ направленіяхъ. Съ одной стороны звуковыя или ошибочныя
начертанія исправлялись по требованіямъ словопроизводства; напр.
долго писали: „здѣлать, прозьба, щетъ, щастіе, мѣлкій, мѣльница,
истинна, лутче, протчій, вить, тово, этова, доброй, Василей, попе-
регъ"; потомъ стали писать по этимологіи: сдѣлать, просьба, счетъ,
счастіе, мелкій, мельница, истина, лучше, прочій, вѣдь, того, этого'
добрый, Василій, поперекъ. — Съ другой стороны этимологическія, не
согласныя съ живымъ языкомъ начертанія измѣнялись сходно съ вы-
говоромъ; такъ нѣкогда писали: „шестый, хромый, концемъ, дружекъ,.
естьли"; впослѣдствіи же стали писать ближе къ произношенію: ше-
стой, хромой, концомъ, дружокъ, если.
Спрашивается: можно ли допустить въ правописаніи совмѣстное
присутствіе такихъ двухъ противоположныхъ началъ, и не слѣдуетъ
ли стремиться къ исключительному утвержденію одного изъ нихъ,.
съ устраненіемъ другого? Такъ какъ по самой нашей азбукѣ русское
правописаніе—преимущественно этимологическое, a чисто-фонетическое
письмо, при сохраненіи этой азбуки, невозможно, то не нужно ли окон-
чательно подчинить все наше правописаніе этимологическому началу,
слѣдовательно, напр., начать писать: „возпитать, двадсять, чужій,
плечё, хорошё" и т. п.?
[287] По теоріи это было бы конечно справедливо, но практика
всѣхъ языковъ убѣждаетъ насъ въ невозможности строго провести въ
правописаніи одно начало, и потому приходится признать законность
двойственнаго элемента не только въ прошедшемъ, но и въ будущемъ
развитіи нашей орѳографіи. Это вытекаетъ изъ самой сущности дѣла.
„Въ дѣйствительности, говоритъ Раумеръ, ни то, ни другое письмо
не можетъ быть на долгое время установлено безъ ограниченій: истори-
ческое — потому, что разладъ (между письмомъ и произношеніемъ) въ
теченіе вѣковъ становится невыносимымъ; фонетическое—потому, что
живой языкъ, послѣ введенія такого письма, не перестанетъ измѣ-
няться и разница между письмомъ и произношеніемъ снова будетъ
обнаруживаться, пока она не устранится новымъ фонетическимъ испра-
вленіемъ" Изъ этого вполнѣ вѣрнаго замѣчанія легко вывести заклю-
ченіе, что оба начала должны дѣлать другъ другу уступки всякій
разъ, когда въ противномъ случаѣ одно изъ нихъ было бы слиш-
1) R. Raumer. Gesam. sprachw. Schriften. Стр. 110 и 243.

комъ рѣзко нарушено и когда такою уступкой достигается бо́льшее
удобство либо въ пониманіи формы или состава слова, либо въ вѣр-
ности изображенія звука. Такъ этимологическія начертанія: добрый,
хорошій, синій, г) легко принялись вм. болѣе близкихъ къ просторѣчію:
„доброй, хорошей, синей", потому что, не отступая замѣтно отъ про-
изношенія, первыя очень уясняютъ форму, давая возможность наглядно
отличать имен. падежъ ед. ч. муж. рода отъ род. и дат. жен. По ана-
логіи стали также писать легкій, ветхій, хотя тутъ несогласіе съ произ-
ношеніемъ уже замѣтнѣе. Напротивъ, при удареніи на послѣднемъ слогѣ
мѣстоименій и прилагательныхъ (такой, какой, второ́й, прямой), востор-
жествовало на письмѣ произношеніе, потому что начертанія такій,
вторый и проч. были бы въ слишкомъ большомъ разладѣ съ выгово-
ромъ. По той же [288] причинѣ многіе въ недавнее время справедливо
начали писать: прямого, второго, чтобы ослабить несходство съ произно-
шеніемъ формъ: прямаго, втораго. Такимъ же образомъ, наоборотъ, въ
старинныхъ начертаніяхъ „дватцать, тритцать" сдѣлана поправка вве-
деніемъ д вмѣсто т, чтобы, по правилу Ломоносова, „слѣдь проис-
хожденія этихъ словъ не совсѣмъ закрывался", хотя въ послѣднемъ
ихъ слогѣ и допущена уступка произношенію (буква ц вм. Но, сводя всѣ различные способы начертаній въ современномъ рус-
скомъ письмѣ, мы находимъ, что оно, кромѣ этимологическаго и фо-
нетическаго началъ въ истинномъ ихъ значеніи, представляетъ еще
два другіе элемента, именно: во 1-хъ, условное правописаніе, когда, не
находя точныхъ основаній ни въ томъ, ни въ другомъ началѣ, мы
пишемъ по произвольному соглашенію, напр. добрые, * добрыя; они, онѣ;
ея, ее; Андрей, Матвѣй, соловей, змѣй; во 2-хъ, основанное на лож-
ныхъ этимологическихъ или грамматическихъ толкованіяхъ, слѣдова-
тельно просто ошибочное, напр. болѣнъ, видѣнъ, смета, меткій, росписка,
розысканіе.
Ясно, что изъ этихъ двухъ добавочныхъ элементовъ только первый
можетъ быть терпимъ; второй долженъ постепенно ослабѣвать и нако-
нецъ исчезнуть передъ успѣхами языкознанія.
Теоретическое разсмотрѣніе нашего правописанія въ систематиче-
скомъ порядкѣ — не легкое дѣло. Всего проще было бы конечно про-
ходить отдѣльно каждую букву и указывать всѣ случаи, когда на письмѣ
означается одинъ звукъ, a слышится другой, и т. п., какъ обыкно-
венно и дѣлается въ руководствахъ къ правописанію. Но этотъ способъ
разсмотрѣнія и дологъ, и скученъ. Оттого уже и въ первомъ изданіи
настоящаго труда я старался группировать по отдѣламъ однородные
*) Въ нынѣшнемъ произношеніи такихъ прилагательныхъ грамотными людьми съ
яснымъ сохраненіемъ окончаній ЫЙ, ІЙ мы видимъ одинъ изъ примѣровъ обрат-
наго дѣйствія письма на живую рѣчь.

случаи письма; той же идеѣ буду слѣдовать и теперь, но принявъ
отчасти и другія основанія для раздѣленія предмета на группы.
I. Употребленіе согласныхъ буквъ.
Удвоеніе одной и той же буквы.
[289] Начинаю съ этого вопроса по обширному его значенію для
нашего письма. Нѣкоторые до сихъ поръ думаютъ, что удвоеніе со-
гласныхъ противно свойствамъ русскаго языка. Павскій утвержалъ, что
языкъ нашъ „не терпитъ удвоенія однозвучныхъ буквъ и накопленія
многихъ согласныхъ при одной гласной" *). Въ другомъ мѣстѣ одна-
кожъ онъ справедливѣе называетъ эту особенность „стариннымъ зако-
номъ словенорусскаго языка" и замѣчаетъ, что въ старину избѣгали
разными способами встрѣчи двухъ однозвучныхъ буквъ: то опускали
одну изъ нихъ, то перемѣняли на другую, напр. говорили и писали:
„бесѣмене, безависти, исохну, даный, иждивеніе" вм. безъ сѣмени,
безъ зависти, изсохну, данный, изживеніе 2).
Нѣкоторыя изъ такихъ старинныхъ формъ, какъ наприм. ижди-
веніе, вожделѣніе (вм. возжелѣніе, или возжеланіе) перепіли и въ ны-
нѣшній языкъ или отразились въ немъ: такъ еще и теперь произно-
сятъ и пишутъ: отворишь, разѣвать, разинуть, подьячій (вм. оттворить,
раззѣвать, раззинуть — отъ зіять, — поддьячій), но, вообще говоря,
мы на письмѣ легко допускаемъ, даже и безъ надобности, удвоеніе
буквъ 3).
Въ физіологическомъ смыслѣ, удвоенія одного и того же согласнаго
звука въ словѣ какого бы ни было языка не бываетъ, a есть только
способъ произношенія звуковъ этого рода, который на письмѣ такъ
означается. Въ 1-й части настоящаго изслѣдованія я съ намѣреніемъ
еще не касался этого вопроса по тѣсной связи его съ письмомъ. Когда
мы пишемъ: ванна, труппа, [290] масса, то это не значитъ, что звукъ
повторенной буквы долженъ дѣйствительно быть дважды вполнѣ обра-
зованъ и произнесенъ: это далеко не то, что́ должно бы слышаться,
если бъ мы написали: „трупъ-па, ванъ-на, масъ-са". Цѣль двойного
начертанія согласной—только показать, что при артикулованіи звука
должно произойти его удлинненіе, или точнѣе, что раздѣленіе слога
*) Филол. набл. I, § 93.
*) Тамъ же, § 106, примѣч. По замѣчанію Шлейхера (Formenlehre, d. Kirch.
sl. Spr., стр. 147) тутъ дѣйствуетъ скрытая ассимиляція.
э) Въ этомъ сознается и Павскій: „нынѣ встрѣча однозвучныхъ буквъ не про-
тивна... мы нынѣ допускаемъ удвоеніе одинакихъ буквъ не только въ предложныхъ
словахъ, гдѣ нужда того требуетъ, но и въ простыхъ... и даже преступаемъ въ семъ
случаѣ предѣлы умѣренности" (тамъ же).

должно пасть не между гласною и согласною (тру-па), не передъ согласною,
а на самую эту букву х). При этомъ артикуляція звука, если онъ мгно-
венный (п б, т д, к г), раздѣляется на двѣ части: сперва органамъ
дается положеніе, нужное для образованія преграды, a потомъ, послѣ
небольшой паузы, преграда эта разрѣжается (труп-па); длительный же
.звукъ (в ф, з с, ж ш, м, н, р, л) просто протягивается, такъ что на
письмѣ можно бы, для означенія этого процесса, вмѣсто удвоенія
-буквы, только ставить надъ нею знакъ протяженія (черточку, которая
въ скорописи издавна и употребляется съ этою цѣлью); но такъ какъ
во всѣхъ европейскихъ языкахъ принято означать такое звуковое
явленіе двойною буквою, то мы и въ фонетическомъ смыслѣ можемъ,
для краткости, говорить объ удвоеніи согласныхъ.
Въ собственно-русскихъ словахъ (объ иностранныхъ рѣчь будетъ
въ особомъ отдѣлѣ) удвоеніе бываетъ либо этимологическое, т. е.
«основанное на составѣ или образованіи словъ, либо фонетическое, т. е.
требуемое только выговоромъ.
А. ЭТИМОЛОГИЧЕСКОЕ УДВОЕНІЕ СОГЛАСНЫХЪ.
Оно встрѣчается:
1) Въ корнѣ словь, отъ органическаго превращенія одного звука
въ другой, напр. жжетъ, жженъ, жженіе (при корнѣ жг, въ ко.то-
ромъ г переходитъ въ ж); слѣдовательно принятая Далемъ орѳографія
зженъ не можетъ быть терпима.
[291] 2) Въ составныхъ или второобразныхъ словахъ, отъ встрѣчи
однихъ и тѣхъ же звуковъ въ первичномъ словѣ и въ представкѣ или
въ суффиксѣ, напр. в-вести, под-данный, с-суда, без-заботный, из-зяб-
нуть, воз-зрѣніе, рус-скій, один-надцать, кон-ный, казен-ный, мошен-
никъ (въ двухъ послѣднихъ словахъ суффиксъ приложенъ къ слогамъ
казн, мошн, принявшимъ бѣглое е).
Слово женнинъ пишется многими съ однимъ н въ серединѣ; но
Павскій справедливо рѣшаетъ вопросъ въ пользу удвояющаго эту
букву начертанія, ибо прилагательныя: братнинъ, мужнинъ, дочернинъ,
зятнинъ явно доказываютъ существованіе притяжательнаго окончанія
нинъ, котораго присутствіе въ спорномъ словѣ подтверждается и вы-
говоромъ 2). Впрочемъ женинъ не было бы неправильно по примѣру
словъ: сестринъ, невѣсткинъ и т. п. *)
*) Brücke, Grandzüge. Стр. 52. Ср. Thausing, стр. 113. По мнѣнію же шведскаго
филолога Леффлера тутъ происходитъ дѣйствительное удвоеніе. (См. въ настоящемъ
изданіи ч. I, стр. 351).
2) Филолог. набл. Павскаго. Разсужд. II, § 63.
*) Въ Справ. Указателѣ къ „Русскому Правописанію" (изд. X, 1893) стоитъ форма
женинъ, a въ скобкахъ женнинъ. Ред.

Часто въ предложныхъ словахъ этимологическое удвоеніе звуковъ.
означается на письмѣ различными, хотя и однородными по органу
буквами (т, е. тд, дт, сз, вс, сш, зж). Извѣстно, что y насъ шопотная
буква передъ громкою сама произносится какъ соотвѣтствующая громкая,.
и наоборотъ, громкая передъ шопотною — какъ шопотная *), но пи-
шется почти всегда буква, изображающая коренной звукъ а). Оттого
напр. въ словахъ: отдать, сзади, подтянутъ, возсѣсть, изстари, сшибить,.
изжарить и т, п. слышится, въ принятомъ нами условномъ смыслѣ,
удвоеніе звуковъ д з m с ш ж, но на письмѣ это скрывается этимо-
логическимъ начертаніемъ перваго звука.
При встрѣчѣ з съ ж иногда вмѣсто этихъ двухъ звуковъ произно-
сится жд, отчего и въ орѳографіи утвердились двѣ приведенныя
выше формы: вожделѣніе и иждивеніе. Удвоеніе не означается на.
письмѣ также въ случаяхъ, подобныхъ слѣдующимъ: ѣзжу, пріѣзжій,
размозжить, брюзжатъ, визжатъ, [292] позже, высшій, низшій, XOTЯ
мы произносимъ: „ѣжжу, пріѣжжій, разможжить, брюжжать, вижжать,,
пожже, вышшій, нишшій" и т. п.
Есть y насъ два слова, являющіяся въ двоякомъ начертаніи; пи-
шутъ: возжи и вожжи, дрожжи и дрожди 3). Начертаніе возжи (отъ
возить), какъ болѣе согласное съ общимъ характеромъ нашей орѳо-
графіи, предпочтительно *); въ словѣ дрожди буква д собственно не
оправдывается корнемъ (ср. исл. dregg въ томъ же значеніи), но эта
форма согласна съ ц.-сл. правописаніемъ.
Случаи пропуска одной изъ буквъ удвоенія были уже показаны (напр.
отворить); къ нимъ же относится старинное правописаніе словъ: ро-
сада, росолъ вмѣсто правильнѣе употребляемыхъ нынѣ начертаній:
разсада, разсолъ. Безъ причины выговариваютъ и пишутъ россомаха:
по-польски и по-чешски rosomak по образцу средне-латинскаго roso-
macus (словарь Линде).
Въ глаголѣ встать между в и с пропущена для удобства выговора
послѣдняя буква предлога вз; то же должно разумѣть и о глаголѣ
вступитъ, когда по смыслу онъ требуетъ послѣ себя предлога на (всту-
пить на поприще), a не въ (вступить во владѣніе). Въ первомъ случаѣ
этимологическій составъ глагола: вз-ступить, во второмъ в-ступить; но
на письмѣ это различіе не соблюдается.
*) Изъ этого общаго закона только одно исключеніе: шопотныя передъ громкою
в не измѣняются въ произношеніи, напр. слова: твой, свой, шваль, квасъ} хвостъ
не произносятся какъ: „двой, звой" и т. д.
3) Исключеніе допущено для предлоговъ воз, из, пиз, раз, о которыхъ см. ниже.
3) Даль безъ всякаго основанія принимаетъ въ своемъ словарѣ еще и третью
форму: дрозжи.
*) Въ „P. Правописаніи" (изд. X.), стр. 71: „Формы вожжи й дрожди пра-
вильнѣе нежели „возжи" и „дрожжи".. Ред.

Въ словѣ искуство этимологія требуетъ сохраненія с (корень кус)
передъ окончаніемъ ство. Большею частью и пишутъ искусство, хотя
для избѣжаніи стеченія четырехъ согласныхъ позволительно было бы
опускать одно с *), котораго излишество особенно замѣтно въ род.
множ. ч. искусствъ и при дальнѣйшемъ удлинненіи суффикса, въ сло-
вахъ искусственный, искусственность. Глаголы ки(д)нутъ, дви(г)нутъ;
вер(т)нутъ и т. д. доказываютъ, что опущеніе послѣдней согласной
въ корнѣ не противно законамъ русскаго словообразованія.
« [293] Объ ошибочномъ начертаніи „искустный" вм. искусный не
«стоило бы и говорить, если бъ оно не встрѣчалось довольно часто
даже въ такихъ сочиненіяхъ, гдѣ бы никакъ нельзя было ожидать
такой орѳографіи.
Начертанія: разсориться вм. разссориться; возженный, возженіе,
разженный, разженіе вм. возжженный ж т. д. допускаются для избѣ-
жанія излишняго въ живой рѣчи скопленія шипящихъ.
Б. ФОНЕТИЧЕСКОЕ УДВОЕНІЕ СОГЛАСНЫХЪ.
Русскій языкъ особенно расположенъ къ удвоенію буквы w, безъ
этимологическаго основанія, въ прилагательныхъ именахъ и страдатель-
ныхъ причастіяхъ; напр. говорятъ и пишутъ: косвенный, сказанный.
Въ прежнее время подобныя явленія обыкновенно приписывались тре-
бованіямъ благозвучія\ но этотъ способъ объясненія отвергается наукою.
„Такъ называемые законы благозвучія", говоритъ. Брюкке въ одномъ
язъ своихъ фонетическихъ изслѣдованій, „мало зависятъ отъ угожденія
или не угожденія слуху, но существенно основываются на механизмѣ
органовъ рѣчн; точно такъ же перемѣны, испытываемыя языками съ
теченіемъ времени, обусловливаются не слухомъ, a механическими
законами, которымъ подлежатъ орудія слова" *). M. Мюллеръ также
'Становится рѣшительно на сторону мнѣнія, что бо́льшая часть зву-
ковыхъ перемѣнъ происходитъ отъ стремленія органовъ рѣчн къ
удобству и легкости выговора 2). Къ этому закону должно быть ко-
нечно отнесено и безпричинное повидимому удвоеніе согласныхъ.
Замѣчательно, что этому процессу легко подвергаются носовые
звуки не только въ русскомъ, но и въ нѣкоторыхъ другихъ индо-
европейскихъ языкахъ. Ср. нѣмецк. Mann, [294] Königinnen, Stamm; шв.
1) Phonetische Bemerkungen въ Zeitschrift für österreichische Gymnasien 1857,
€тр. 749.
2) Vorlesungen über die Wiss. d. Sprache. II Serie. Стр. 169.
'•*) Въ „P. Правоп.", стр. 71, принимается „строго-этимологическое начертаніе съ
удвоеннымъ с.". Ред.

mannen, furstinna, tummen; франц. donner (donare), honneur (honor), homme
(homo), pomme (pomum) и проч. Наклонность къ удвоенію н между двумя
гласными въ германскихъ языкахъ не ускользнула отъ вниманія Боппа,.
который видѣлъ въ немъ (употребляя обычный въ его время терминъ)
чисто-эвфоническое явленіе, прибавляя, что и въ санскритѣ конечное
н послѣ краткой гласной, когда слѣдующее слово начинается какою-
либо гласною, постоянно удвояется *). Яковъ Гриммъ, замѣчая, что
въ германскихъ языкахъ удвоеніе плавныхъ (II, rnm, пп, гг) встрѣ-
чается только въ серединѣ словъ, находитъ, что упрощеніе конечнаго
звука должно быть уподобляемо измѣненію серединныхъ б и д въ ко-
нечные п и т, изъ чего онъ выводитъ то важное заключеніе, что
простая плавная (подобно безголосной мгновенной) тверже удвоенной
(голосовой мгновенной). Гриммъ видитъ въ такомъ удвоеніи позднѣй-
шее, ослабляющее начало 2), съ чѣмъ согласны и наблюденія Рюд-
квиста надъ шведскимъ языкомъ 3).
У насъ удвоеніе « весьма обыкновенно:
1) Въ полной формѣ причастій страдательныхъ прошедшаго на н:
сдѣланный, представленный, снесенный, совершенный.
Однакожъ многія причастія этой формы, особенно такія, которыя
употребляются въ значеніи прилагательныхъ или существительныхъ
(съ утратою понятія времени и дѣйствующаго лица), не удвояютъ н:
вареный, жареный, граненый, сушеный, пряденый раненый, суженый,
береженый, ученый, смышленый, званый, жданый, браный, тканый, вко-
паный, незваный; мороженое, приданое.
Такія слова представляютъ конечно болѣе древнюю, первоначальную
форму, не принявшую позднѣйшаго удвоенія; многія изъ нихъ принад-
лежатъ преимущественно народному языку и встрѣчаются въ послови-
цахъ и поговоркахъ, напр. береженаго [295] Богъ бережетъ; незваный?
гость хуже татарина; не ждано, не гадано. Это слова — бо́льшею частью,
но не исключительно безпредложныя: по присоединеніи къ нимъ пред-
лога, придающаго имъ значеніе причастія, они получаютъ и двойное,
«, напр. наученный, израненный, сотканный. Нѣкоторыя ходятъ въ
двоякой формѣ (иногда съ различнымъ удареніемъ), смотря по тому,
имѣютъ ли значеніе прилагательнаго, или причастія: названый (древ.>
и названный, положо́ный и положенный.
Слова данный и желанный неупотребительны безъ двойного н,
послѣднее — не смотря на свое прилагательное значеніе и оттѣнокъ
народности. Первое только въ древнемъ сложеніи: приданое удержи-
ваетъ свою первоначальную форму съ однимъ «. Въ сущ. подданный
*) Vergleichende Grammatik von Fr. Bopp, T. III2, стр. 315 и 316.
2) Deutsche Grammatik von J. Grimm. T. I2, стр. 122, 383, 389 и д.
3) Ljudlagar och skriflagar af J. E. Rydqvist. Стр. 46.

удвоеніе н сохраняется. Ту же особенность представляютъ прилагатель-
ныя: бездыханный, неустанный, окаянный.
2) Въ прилагательныхъ относительныхъ, оканчивающихся на ный
и«ш, послѣ вставочной гласной е: собственный, свойственный, мыслен-
ный, болѣзненный, внутренній, искренній. Многія прилагательныя этой
формы суть первоначальныя причастія: обыкновенный (отъ обыкнуть),
откровенный (отъ открыть), вдохновенный (отъ вдохнуть).
Въ нѣкоторыхъ изъ такихъ прилагательныхъ двойное н получило
какъ бы органическое значеніе, такъ что даже при переводѣ ихъ въ
краткую форму (въ новомъ языкѣ полная форма является первообраз-
ною) это удвоеніе не исчезаетъ; говорятъ: напр. совершененъ, обыкно-
вененъ, откровененъ, искрененъ (а не совершенъ, обыкновенъ, откровенъ,
искренъ); такъ и въ жен. и ср. р. ед. ч. и во всѣхъ родахъ множ.
совершенна, откровенны (а не совершена, откровены). Часто отъ той
или другой формы зависитъ различіе между причастіями и прилага-
тельными; напр. не все равно, сказать ли: понятіе опредѣлено, или:
понятіе опредѣленно;. въ первомъ случаѣ (причастіе) является во-
просъ: чѣмъ во второмъ (прилаг.) смыслъ полонъ.
3) Въ немногихъ вещественныхъ прилагательныхъ [296] оконча-
ніе яный, при удареніи на предпослѣднемъ слогѣ, превращается,
согласно съ произношеніемъ, въ янный: деревянный, оловянный.
Прежде писали также „ стеклянный, серебрянный, кожанный", но
уже съ 1830-хъ годовъ двойное н остается чуть ли не только въ
двухъ приведенныхъ словахъ; нынче пишутъ: стекляный, серебряный,
кожаный, конопляный, глиняный, нитяный, жестяной и проч. Очевидно,
что слѣдуетъ также писать замшаный, a не „замшеный" какъ это
слово занесено въ наши словари.
ПРИМѢЧАНІЕ. Окончаніе яный когда на я нѣтъ ударенія, произ-
носится такъ близко къ окончанію еный или енный (безъ ударенія
на е), что часто можно усомниться, которое изъ обоихъ правильнѣе,
тѣмъ болѣе, что они иногда смѣшиваются и въ значеніи, т. е. для
образованія вещественнаго прилаг. въ нѣкоторыхъ случаяхъ упо-
требляется суффиксъ енный предпочтительно предъ яный, напр. соло-
менный, клюквенный. Отъ именъ вѣтеръ и масло могутъ образоваться
прилагательныя двояко, съ различными оттѣнками значенія: вѣтряный
и вѣтреный, масляный и масленый (поясненіе см. въ концѣ книги въ
филологическомъ указателѣ).
Для начертанія прилагательныхъ и причастій съ однимъ или съ
двумя н слѣдуетъ держаться вообще произношенія. Что удвоеніе этой
буквы въ показанныхъ случаяхъ не оправдывается производствомъ, —
несомнѣнно. Но такъ какъ здѣсь фонетическое правописаніе весьма
*) О произношеніи a за неясное е послѣ шипящихъ см. выше.

давно уже и твердо установилось, то не зачѣмъ отступать отъ него.
Даль и нѣкоторые другіе, пытаясь ввести тутъ одно «, противорѣ-
татъ самимъ себѣ, ибо они же въ другихъ случаяхъ стремятся на-
противъ въ сближенію письма съ говоромъ.
По образцу такихъ прилагательныхъ и причастій пишутся и про-
изведенныя отъ нихъ существительныя: а) съ двумя н: воспитанникъ,
избранникъ, священникъ, промышленность (Карамзинъ, a за нимъ и Гречъ
писали: промышленость); б) съ однимъ [297] н: ученикъ, труженикъ, вѣт-
реникъ, вареникъ, дощаникъ; слѣдовательно ж гостиница-(отъ гостиный),
a не гостинница, какъ многіе неправильно произносятъ и пишутъ.
Фонетическому удвоенію подвергается также другой звукъ зубного
органа, — m въ глаголѣ итти.
Большею частью пишутъ: идти, выйдти, дойдти, прійдти, обойдти,
перейдти, пройдти, т. е. предполагаютъ этимологическое, или орга-
ническое удвоеніе согласной, принимая, что буква д принадлежитъ
не только настоящему времени, но и неопредѣленному наклоненію.
Объ этомъ были выражаемы разныя мнѣнія. Павскій принимаетъ
за корень этого слова одинъ звукъ и, который образуетъ основаніе
того же глагола въ санскритѣ, греческомъ и латинскомъ. Подтвер-
жденіе тому онъ находитъ въ правописаніи древнихъ памятниковъ:
ити г); но для насъ это начертаніе не можетъ имѣть силы доказа-
тельства, такъ какъ древніе русскіе писцы вообще избѣгали удвоенія
буквъ. Гораздо убѣдительнѣе то, что еще и нынче при сложеніи съ
предлогами разсматриваемый глаголъ сохраняетъ въ произношеніи
форму: дойти, пойти, найти и проч. и не могло бы обратиться въ й,
если бъ послѣ этой гласной стояло органическое дт. Слѣдовательно
остается только принять, что безпредложная форма, по своей крат-
кости, подала поводъ къ удвоенію согласной2); какъ же скоро къ ней
присоединяется предлогъ, то исчезаетъ и физіологическая причина
къ удвоенію. У насъ есть народное словцо, которое часто произносится
съ такимъ же пріемомъ, именно указательное этта въ [298] рѣчи
простолюдиновъ. Букву д и въ настоящемъ времени иду надобно,
согласно съ Миклошичемъ, считать вставкою для избѣжанія встрѣчи
двухъ гласныхъ: мы находимъ ее также въ формѣ буду и въ нѣко-
*) Филолог. Набл. I, § 97. Cp. Max Müller, Vorlesungen etc. II Serie, стр. 74:
„Es kann wohl Wurzeln geben, welche nur aus einem Vokal bestehen, wie z. B.
I, gehen, im Sanskrit". У насъ другимъ примѣромъ одной гласной въ корнѣ
можетъ служить глаголъ уть, неупотребительный безъ предлога: обуть, обувать.
а) Нельзя согласиться съ П. А. Лавровскимъ, который говоритъ: „При формѣ
ити нѣтъ рѣшительно побужденія для языка усиливать m удвоеніемъ". Зап. Ак. Н.
т. VIII, прил, 3: „Объ Истор. Грамм. Ѳ. H. Буслаева", стр. 31. Такое удвоеніе t
очень обыкновенно издревле въ нѣмецкомъ языкѣ: си. Deutsche G-ramrn. Якова
Гримма, I, стр. 167.

торыхъ сербскихъ глаголахъ, какъ то: зна-д-ем, има-д-ем, хте-д-ем,
зна-д-ох, има-д-ох, хте-д-ох 1).
Въ неопредѣленномъ наклоненіи буква д передъ окончаніемъ ти
невозможна: по общему закону она, какъ и всякая другая согласная,
должна 6ы тутъ превратиться въ с (вес-ти, сѣс-ть, грес-ть, цвѣс-ть
вм. вед-ти, сѣд-ти и т. д.). Тѣ, которые поддерживаютъ противопо-
ложное мнѣніе, приводятъ польскую форму isc, утверждая, что здѣсь
звукъ s не могъ бы явиться безъ первоначальнаго д. Но русская
<форма могла образоваться иначе: сравнивая въ этомъ отношеніи
между собой живыя славянскія нарѣчія, мы находимъ въ нихъ троя-
кую форму неопред. накл. разсматриваемаго глагола: въ однихъ ити
или ить (напр. хорв., хорут., чеш., луж.), въ другихъ итти (н. п.
иллир.), въ третьихъ исть (польск., словац.) 2); въ сербскомъ встрѣ-
чается три формы: и́сти, и́ти и и́ти 3). Гдѣ передъ окончаніемъ нѣтъ
ч?, тамъ нельзя допускать и подразумѣваемаго д. Впрочемъ съ начер-
таніемъ идти можно бы еще примириться, если бъ оно не влекло за
•собой невозможныхъ въ фонетическомъ смыслѣ формъ: дойдти, зайдти
перейдти и т. п. Въ несостоятельности этихъ формъ легко убѣдиться
при раздѣленіи ихъ на слоги: написать при переносѣ изъ строки въ
строку: дойд-ти, зайд-ти, перейд-ти было бы такъ же неудобно, какъ
и дой-дти, зай-дти, перей-дти: слоги съ замкнутымъ нисходящимъ диф-
тонгомъ (какіе мы видимъ напр. въ словахъ: войскъ, войнъ, Суйскъ,
Пропойскъ), [299] сами по себѣ очень рѣдки въ языкѣ 4), но до край-
ней мѣрѣ они возможны подъ удареніемъ; неударяемые же слоги дойд,
зайд и проч. составляли бы безпримѣрную аномалію. Съ другой сто-
роны, и слогъ дти, перенесенный изъ строки въ строку, представлялъ
бы небывалое сочетаніе.
Замѣчательно, что при соединеніи этого глагола съ предлогами
вы и при, коренная гласная и опускается, и въ народномъ языкѣ
неопредѣленное наклоненіе принимаетъ форму вытти, притти, наст.
вр. выду, приду, довел. накл. — приди, выди или выдь. Это оттого, что
народная рѣчь чуждается дифтонговъ ый, ій (см. выше стр. 494); въ
книжномъ языкѣ однакожъ предпочитаются формы: выйти, прійти.
х) Miklosich. Vergleich. Lautlehre der slav. Sprachen, стр. 125; тоже повторяетъ
онъ въ Vergleich. Formenlehre (Wien 1856), стр. 113. Г. Буслаевъ, принявъ это
объясненіе (Ист. Грамм. I, стр. 210), допускаетъ однакожъ и то и другое начер-
таніе: идти и итти о чемъ см. Hattala TJvàha (Прага 1862), стр. 22.
2) См. между прочимъ Словарь Линде и Корнесловъ Шимкевича.
3) См. Словарь Караджича.
4) На это указалъ уже О. Бэтлингъ въ своихъ „Грамматическихъ изслѣдованіяхъ
о русскомъ языкѣ" (Уч. Зап. по I и III Отд., I, стр. 70). Ученый авторъ при-
знаетъ также форму идти неправильною. По его мнѣнію, форма ummib „образова-
лась въ устахъ народа и ученые стали употреблять ее, слѣдуя народному выговору,
a форму идти составили посредствомъ этимологіи". (Тамъ же).

Въ этихъ двухъ сложеніяхъ особенно ясно, какъ неправильны начер-
танія неопр. наклон. съ д: выйдти, прійдти, черезчуръ несогласныя съ
произношеніемъ.
Фонетическое употребленіе С вмѣсто З
въ предлогахъ: воз, низ, раз, из.
Было уже замѣчено, что голосовыя согласныя въ концѣ слова пи-
шутся y насъ по производству, несмотря на выговоръ ихъ за безго-
лосныя, напр. мы пишемъ: чтобъ^ другъ, сводъ, груздь, корабль, хотя
произносимъ: „штопъ, друкъ, свотъ, грусть, корапъ". Равнымъ обра-
зомъ, и при встрѣчѣ тѣхъ и другихъ звуковъ въ началѣ или въ
серединѣ слова, мы на письмѣ слѣдуемъ не выговору, a производству,
и опять пишемъ: сдать, втянуть, отзвукъ, низкій, низшій, родство (хотя
произносимъ: „здать, фтянуть, одзвукъ, ниской, нисшій, ротство" 1).
[300] Въ отношеніи къ предлогамъ наша фонетика представляетъ
одно очень замѣчательное явленіе, на которое, кажется, еще не было
обращено вниманія. Во всѣхъ прочихъ словахъ конечная голосовая
всегда произносится безъ голоса, несмотря на свойство первой буквы
слѣдующаго слова, напр. хлѣбъ нашъ, разъ-два, ходъ мыслей, чтобъ въъ
произносятся: „хлѣпъ нашъ, расъ-два, хотъ мыслей, чтопъ вы"; въ пред-
логахъ же, даже и раздѣльныхъ, выговоръ конечной голосовой зави-
ситъ отъ начала слѣдующаго слова; такимъ образомъ произносятъ,
какъ пишутъ, безъ измѣненія звуковъ: объ немъ, гізъ дому, подъ небомъ,
передъ моремъ (а не „опъ немъ, исъ дому, потъ небомъ, перетъ мо-
ремъ"). Въ этомъ выразилось разумное сознаніе народа, что предлоги.
не составляютъ самостоятельной части рѣчи, a находятся въ необхо-
димой связи съ управляемыми ими словами 2).
Наоборотъ, конечный голосовой звукъ предлоговъ произносится
безъ голоса передъ начальнымъ голосовымъ другого слова, напр. подъ
столъ, изъ крыши =„потъ столъ, исъ крыши". Когда предлогъ стоитъ
отдѣльно,. то на письмѣ всегда соблюдается общее правило этимоло-
*) Такъ пишутъ и нѣмцы, напр. ab, und, Rad, Tag. Римляне такимъ же обра-
зомъ изображали громкіе звуки въ концѣ слова, напр. ab, sub; въ серединѣ же словъ.
поступали различно, напр. писали scripsi, lectum (вм. scribsi, legtum), но absque,
absinthium, subferre.
a) Въ нѣмецкомъ языкѣ мы видимъ совсѣмъ другое начало: тамъ голосовая
буква, сдѣлавшись въ концѣ слова безголосною, остается такою даже и при соеди-
неніи этого слова (хотя бы и предлога) съ другими, не только передъ безголосною
же, но и передъ голосовою или гласною. Такъ abnehmen, abwärts, leibeigen выго-
вариваются: ap-nehmen, ap-wärts, leip-eigen, что по русской фонетикѣ было бы
невозможно. Оттого нѣмды, говоря по-русски, часто произносятъ: опнимать, опъя-
вить" и т. п. У итальянцевъ даже s передъ ѵ обращается въ z: Slavi произн. Zlav.
Злави = Славяне).

гическихъ начертаній. Когда предлогъ пишется слитно, то это пра-
вило опять остается въ силѣ въ отношеніи къ буквамъ в б д, которыя
на письмѣ не измѣняются передъ безголосными согласными, напр.
пишутъ: вставить, обтянуть, подписать (а не „фставить, оптянуть,
потписать").
Въ отношеніи же къ буквѣ з издревле допущено исключеніе, кото-
рое донынѣ соблюдается въ четырехъ предлогахъ: въ слитныхъ воз,
низ, раз, и въ раздѣльномъ изъ, когда онъ употребляется слитно съ
именами или глаголами: именно они пишутся, по [301] произношенію:
вос, нис, рас, ис, передъ шопотными согласными к х п т ф, передъ
шипящими ч ш щ и передъ ц. Это правописаніе долго колебалось;
еще и по грамматикѣ Востокова (§ 170) предлоги эти не перемѣ-
няютъ з на с передъ послѣдними четырьмя изъ приведенныхъ мною
буквъ, но теперь почти всѣми уже признаётся то общее правило, что
названные предлоги пишутся такъ, какъ произносятся, то съ з, то съ с.
Только передъ с, какъ уже было показано, всегда пишутъ з (Ломо-
носовъ старался поддержать старинныя начертанія: „иссохнуть, рас-
славить, восстановить", но не успѣлъ въ томъ).
Не слѣдуетъ ли распространить это правописаніе и на остальные
два предлога того же окончанія, т. е. на без и чрез?
Казалось бы, что этого требуетъ аналогія, но съ другой стороны,
если вспомнить, что начертанія ис, нис, вос, рас составляютъ противо-
рѣчіе общему характеру нашей орѳографіи и что всѣ прочіе предлоги
съ громкой согласной въ концѣ всегда сохраняютъ свои коренныя
буквы (под, над, об, пред\ то мы придемъ къ убѣжденію, что лучше
не давать дальнѣйшаго хода неправильности и ограничить исклю-
ченіе четырьмя предлогами, хотя въ древности и писали: „беспечаль-
ство, бесплоденъ*, чему слѣдовалъ и Ломоносовъ. Если бъ предвидѣ-
лась возможность измѣнить давно укоренившійся обычай, то лучше
было бы установить, чтобъ всѣ предлоги безъ изъятія всегда писа-
лись по этимологіи; конечно начертанія: изтреблять, снизходить, воз-
кресъ, вразплохъ, когда бы глазъ успѣлъ къ нимъ привыкнуть, были бы
вовсе не страннѣе, чѣмъ подслушивать, надпись, обставитъ, и т. п. х)~
[302] Есть нѣсколько случаевъ, въ которыхъ возникаетъ сомнѣніе,
*) Для исторіи этого вопроса см. мнѣніе. Лепехина въ Исторіи Россійской
Академіи, М. И. Сухомлинова (Сборн. Отд. р. яз. и сл. т. XIV, стр. 283) a
Собесѣдникъ, ч. XVI. Въ Филологическихъ Запискахъ (1875 вып. II) г. Козлов-
скій предлагалъ распространить орѳографію исчисленныхъ четырехъ предлоговъ и
на остальные два, но въ концѣ своей замѣтки онъ справедливо сознался, что на
томъ же основаніи можно бы потребовать однороднаго начертанія и для предлоговъ
предъ, подъ, надъ (потсохнуть, поттасовать, потфабрить, претпослать): изъ такого
затрудненія авторъ могъ выйти только заявленіемъ, что это къ предмету его замѣтки
не относится.

писать ли раз или рас, такъ какъ составъ словъ понимается различно,
именно:
Расчесть (разчесть), или разсчесть?
Расчетъ (разчетъ), или разсчетъ?
Для повѣрки, нуженъ ли тутъ, кромѣ раз, еще добавочный пред-
логъ съ, самымъ вѣрнымъ пріемомъ будетъ попробовать слагать гла-
голъ честь и сущ. четъ съ другими предлогами. Тутъ мы увидимъ
глаголы: зачесть, вычесть, причесть, отчесть, перечесть, сочесть; сущ.
зачетъ, вычетъ, отчетъ, перечетъ, счетъ. Изъ этого разбора ясно, что
въ составѣ словъ рас-честь, рас-четъ находится сверхъ предлога раз
только корень чет^ честь, и слѣдовательно предлогъ съ тутъ совер-
шенно излишенъ.
Но какъ писать: расчесть, или разчесть?
расчетъ, или разчетъ?
Согласно съ общимъ правиломъ, слѣдуетъ отдать предпочтеніе
первому начертанію; нѣкоторые употребляютъ второе по двумъ сооб-
раженіямъ: 1) потому что въ нѣкоторыхъ формахъ глагола разчесть
предлогъ раз при встрѣчѣ съ двумя согласными чт принимаетъ доба-
вочную гласную о, и тогда вмѣсто с по необходимости возстановляется
з: разочли, разочту, разочтенъ\ 2) съ цѣлью яснѣе изобразить составъ
слова и не дать повода къ мысли, будто въ формѣ расчетъ сокращенъ
предлогъ раз въ ра и будто съ нимъ соеДинены слова счесть, счетъ,
буква же з выброшена изъ предлога.
Но противъ перваго основанія можно возразить, что въ этомъ слу-
чаѣ буквы з и с пишутся, какъ и всегда, смотря по слѣдующей буквѣ,
a противъ второго, что такая заботливость объ отвращеніи этимологи-
ческаго недоразумѣнія излишня.
Расчитать (разчитать), или разсчитать?
Расчитывать (разчитывать), или разсчитывать?
Здѣсь при употребленіи того же пріема для повѣрки начертанія,
результатъ выйдетъ противоположный. Это требуетъ нѣсколько по-
дробнаго объясненія.
[303] Глаголъ читать при соединеніи съ предлогами имѣетъ двоя-
кій смыслъ, означая: 1) дѣйствіе счисленія; 2) дѣйствіе чтенія.
Только во второмъ значеніи онъ употребляется и безъ предлога;
въ первомъ же только съ предлогами, и притомъ съ такой разницей,
что если къ слову читать (о письмѣ) присоединить предлогъ, то онъ
низведетъ. этотъ глаголъ на степень совершеннаго: вычитать, дочи-
тать, почитать, прочитать, перечитать; при другомъ же значеніи
(т. е. дѣйствія счисленія) предлогъ придаетъ глаголу читать только

длительный видъ: вычита́ть, зачитать, почитать (и предпочитать),
считать
Что же выходить изъ этого?
Это приводитъ къ заключенію, что ( — )читать (вм. чѣтать^ д.
счисленія) есть многократный видъ глагола честь, неупотребляемый
безъ предлога, какъ ( — )виратъ отъ вратъ, ( — )рывать отъ рвать,
( — )цвѣтать отъ цвѣсть, (об)рѣтать отъ (об)рѣсть. Чтобъ низ-
вести этотъ глаголъ на степень длительнаго, нуженъ предлогъ; именно,
для приданія ему полнаго значенія дѣйствія счисленія служитъ пред-
логъ съ, a къ сложному глаголу считать присоединяются, для развитія
дальнѣйшихъ оттѣнковъ значенія, другіе предлоги: насчитать, пересчи-
тать, обсчитать, отсчитать и даже со-считать (двойной предлогъ съ).
Слѣдовательно и раз-считать. При этомъ глаголъ переходитъ въ со-
вершенный видъ.
Далѣе, отъ этого вида можно уже обыкновеннымъ способомъ обра-
зовать новый длительный видъ: обсчитывать, пересчитывать, насчи-
тывать, отсчитывать и разсчитывать.
Очевидно, что начертаніе „рас-читать, рас-читывать" представляетъ
составъ слова неполно. Должно писать: разсчитать, разсчитывать.
При формѣ же: расчитать глаголъ читать означалъ бы дѣйствіе
чтенія.
Расказать (разказать), или разсказать?
Расказъ (разказъ), или разсказъ?
Росказни (розказни), или розсказни?
[304] Здѣсь мы видимъ почти то же, что и относительно глагола
читать. Глаголъ казать, чтобъ получить значеніе, прямо относящееся
къ рѣчи, къ человѣческому слову, долженъ напередъ соединиться съ
предлогомъ съ и обратиться въ сказать, при чемъ однакожъ глаголъ
этотъ тотчасъ сводится на степень совершеннаго. Къ этому уже пред-
логу присоединяются другіе предлоги для разныхъ оттѣнковъ значенія;
высказать, досказать, насказать, пересказать, подсказать, слѣдовательно
и раз-сказать, раз-сказъ, роз-сказни. Совсѣмъ другое значеніе имѣетъ
глаголъ казать въ такихъ сочетаніяхъ: выказать, доказать, наказать,
отказать, показать, приказать. Понятіе рѣчи даже въ словахъ: дока-
зать, отказать, приказать не есть непосредственное и главное.
Распросить (разпросить), или разспросить?
Распросы (разпросы), или разспросы?
Съ перваго взгляда можетъ показаться, что тутъ с послѣ предлога
раз не нужно, такъ какъ глаголъ просить имѣетъ уже значеніе inter-
rogare при предлогахъ во и до (вопросить, допроситъ, вопросъ, допросъ).
Но, по ближайшемъ размышленіи, мы убѣждаемся, что между этими

формами и выписанными въ заглавіи сомнительными словами съ пред-
логомъ раз, есть существенное различіе: то древнія формы, тогда какъ
глаголъ разспрашивать, подобно глаголамъ выспрашивать, переспраши-
вать—новаго образованія: это сочетаніе очевидно относится къ тому
времени, когда слово просить уже получило болѣе опредѣленное зна-
ченіе petere, orare, a для значенія interrogare образовался сложный
глаголъ спроситъ, спрашивать точно такъ же, какъ считать и ска-
зать. Итакъ — разспрашивать, разспросы.
Разысканіе, или розысканіе?
Расписка, или росписка?
Въ русскомъ языкѣ часто случается, что коренное а, получивъ
удареніе, обращается въ о, и наоборотъ. Такъ, народъ во многихъ
мѣстностяхъ говоритъ: посо́дишь, поко́тишь, подо́ришь, во́ришь, то́щишь,
плотишь, вмѣсто этихъ же словъ съ буквою [305] а. Форма плотишь,
заплочено перешла и въ образованный языкъ 1). На томъ же основаніи
предлогъ раз, получивъ удареніе въ народной рѣчи 2), обращается въ
роз или рос: розвальни, розняли, розговѣнье, розыскъ, розыгрышъ, роздалъ,
розобрало, роспись, розсыпь, розсказни. Значитъ ли это, что и тогда,
когда предлогъ раз въ соединеніи съ словами того же корня не но-
ситъ ударенія, онъ долженъ писаться съ буквою о? Никакъ. Перене-
сеніе на него ударенія съ обращеніемъ a въ о есть частный случай,
въ которомъ мы на письмѣ соображаемся съ произношеніемъ. Зачѣмъ
же это частное, исключительное правописаніе переносить на тѣ случан,
гдѣ основаніе для такой перемѣны, особый выговоръ, исчезаетъ? Въ
большей части случаевъ никто этого и не дѣлаетъ; не пишутъ напр.
рознимать, розсказывать вслѣдствіе того, что говорятъ; розняли,
розсказни; но большинство ошибочно пишетъ розыскать, розысканіе и
росписка на томъ основаніи, что есть слова розыскъ и роспись.
Когда мы пишемъ: расписка, расписаться, разыскать, разысканіе,
намъ вовсе нѣтъ надобности соображаться съ исключительнымъ слу-
чаемъ произношенія предлога раз; оно въ приведенныхъ словахъ не
имѣетъ мѣста, слѣдовательно не должно имѣть мѣста и его послѣд-
ствіе, употребленіе на письмѣ буквы о вм. а.
Отсюда правило:
Когда предлогъ раз, принявъ удареніе, произносится роз> то онъ
такъ и пишется, но исключительно въ тѣхъ словахъ, гдѣ слышно это
произношеніе; въ другихъ же составныхъ словахъ одинаковаго проис-
1) Примѣромъ противоположнаго случая можетъ служить гл. ловить. Въ нѣко-
торыхъ губ. говорятъ: „ла́вишь, ла́витъ" и т. д. Этимъ объясняется и существит.
облава.
2) Въ словахъ высшаго духовнаго значенія, перешедшихъ изъ церк.-слав., пред-
логъ раз и подъ удареніемъ сохраняетъ чистое а: разумъ распятъ.

хожденія, гдѣ онъ ударенія не носитъ, онъ пишется чрезъ а, напр.
разнимать, развалины, разсказъ, расписка, разысканіё, a никакъ не:
„рознимать, розвалины, росписка, розысканіе".
Другіе случаи фонетическаго письма.
[306] Слова: гдѣ, здѣсь, вездѣ, ноздри, свадьба, мяздра, розга, ѣшь
(повел.) пишутся по произношенію вм. этимологически правильныхъ,
но неупотребительныхъ начертаній: кдѣ (ср. куда), сдѣсь (ср. сюда),
<весдѣ (ср. всюду), носдри (ср. серб. ноздрва), мясдра, сватьба (ср. же-
нитьба), ростга *)> ѣжъ. Четвергъ пишется такъ по произношенію кос-
венныхъ падежей *).
Начертаніе свадьба находитъ себѣ оправданіе въ томъ, что звуко-
вая форма этого слова взяла перевѣсъ надъ этимологіей и въ произ-
веденныхъ отъ него — уменьшительномъ имени свадебка, и прилага-
тельномъ свадебный. Превращеніе m въ д между двумя гласными
встрѣчается также въ народныхъ формахъ: эдакъ, эдакій вм. этакъ,
этакій 2), околодокъ вм. околотокъ. У насъ есть примѣръ противопо-
ложнаго случая, гдѣ однакожъ на письмѣ восторжествовало производ-
ство. Это сущ. будка, отъ котораго по произношенію же составлено
другое, всегда произносимое буточникъ, но на письмѣ сохраняющее
д: будочникъ.
Въ словахъ мягкій, мягкость, мягчить, буква г поставлена вм. ко-
реннаго к (мякоть, мякишъ), на основаніи произношенія словъ: легкій,
облегчить, когти, ногти, т. е. на томъ основаніи, что въ нихъ г въ
концѣ слога = к (рогъ, лугъ произн. какъ рокъ, лукъ), a к передъ
другимъ к или передъ m (о родствѣ этихъ буквъ см. выше стр. 484)
произносится какъ х, напр. къ кому произн. х-кому, кто произн. хто.
(Эта послѣдпяя форма встрѣчается и на письмѣ въ древне-славян-
скомъ языкѣ 3).
Слово збруя взято съ польскаго: zbroj, zbroja (снарядъ, доспѣхъ),
въ которомъ и предлогъ остался неприкосновеннымъ въ [307] своей
польской формѣ (з вм. съ). Сходно съ русскою формою этого предлога
можно писать и сбруя.
Встрѣчающееся нерѣдко въ пашей печати начертаніе „сумазбродъ"
вм. сумасбродъ непослѣдовательно.
*) Изъ црк.-сл. формы рождіе нельзя заключать, что корень слова—род: здѣсь
жд замѣнило, по произношенію, зж, какъ напр. въ словѣ иждивеніе.
2) Мнѣ случалось еще слышать эракъ, эракій, но было ли это слѣдствіемъ
индивидуальной особенности выговора, или явленіемъ какого-нибудь мѣстнаго говора,
не умѣю сказать положительно. Съ этими словами надо сблизить еще слышимую
иногда въ народѣ форму: сварьба.
3) Mikeosich. VergL Lautlehre, стр. 208.
*) Срв. „P. Правописаніе", стр. 46. -Ред.

Въ словахъ: отверстый, отверстіе с объясняется древними фор-
мами: отврѣсти, отъвръстіе. Ошибочно до выговору писать: ляшка вм.
ляжка (отъ ляга, лядвея), душка вм. дужка (отъ дуга), затхлый вм;..
задхлый (за́дохлый).
Употребленіе Ч, Т и Д при встрѣчѣ съ другими согласными..
Звукъ ч, происшедшій изъ к или ц, передъ суффиксомъ, начинаю-
щимся на м, произносится въ народномъ говорѣ какъ ш, но на письмѣ
не измѣняется. Между тѣмъ въ этомъ случаѣ часто пишется непра-
вильно ш, напр: „прачешная, башмашникъ". Для повѣрки употребленія
этой буквы необходимо справляться, какъ произошелъ въ данномъ
случаѣ звукъ ея, и если въ первообразномъ словѣ к или ц, то слѣ-
дуетъ писать ч; , если г, то писать ж: пряничный, коричневый (отъ
пряникъ, корица); бумажка (отъ бумага) *).
Для объясненія упомянутаго здѣсь выговора надо вспомнить со-
ставъ ч ( = тш; см. выше стр. 485), слѣд. чн = тшн. Такимъ обра-
зомъ ш тутъ очутилось между двумя звуками того же зубного органа,
близкими между собой по образованію: естественно, что устные органы,
въ облегченіе себя, охотно пропускаютъ первый зубной звукъ и вмѣсто
тшн произносятся только шн, напр. въ словахъ скучно, нарочно, за-
кадычный, башмачникъ, табачный, молочный, копеечный. Впрочемъ въ
словахъ, принадлежащихъ къ КНИЖНОЙ рѣчи, или такихъ, которы»
при показанномъ произношеніи могли бы быть смѣшаны съ другими,
ч не измѣняется на ш, напр. точно, вѣчный, тучный, скоротечный,
звучный, неразлучный, безпечный. Нѣкоторыя слова этого состава
произносятся двояко, смотря по ихъ значенію или по оттѣнку языка,
въ которомъ они употребляются: такъ въ народѣ [308] говорятъ сер-
дешный, a въ образованномъ языкѣ сердечный; прилаг. конечный (въ
смыслѣ: относящійся къ концу) сохраняетъ въ выговорѣ звукъ ч, а
нарѣчіе произносится большею частью ^конешно".
Въ женскихъ отчествахъ: Ильинична, Лукинична, Ѳоминична, Кузь-
минична, также не слѣдуетъ писать ш вмѣсто ч. Они образованы почти
такимъ же образомъ, какъ болѣе обыкновенныя имена этого рода на
овна и евна, но полнѣе (т. е. съ удержаніемъ окончанія ичъ); какъ въ
этихъ послѣднихъ въ основаніе принято мужское отчество съ оконча-
ніемъ ов, и къ нему прибавленъ слогъ на, такъ точно и въ тѣхъ
болѣе рѣдкихъ именахъ къ мужескому полному окончанію на ич при-
соединено окончаніе на.
Но откуда же явилось ин передъ окончаніемъ ичъ?
*) Срав. „Р. Правописаніе", стр. 60. Ред.

Какъ отъ Иванъ, Семенъ образованы сперва лично-притяжательныя
Иван-овъ, Семен-овъ; такъ отъ Илья, Жука образованы, вслѣдствіе ихъ
женскаго окончанія: Илъ-инъ; Жук-инъ.
Въ мужескихъ отчествахъ слогъ инъ опущенъ (Иль-ичъ вм. Ильи-
ничъ) подобно тому, какъ въ просторѣчіи выкидывается и слогъ ов
(Иван-ычъ вм. Ивановичъ); въ женскихъ же онъ возстановляется и
тутъ и тамъ: Иван-ов-на, Илъ~ин-ична *). (Только въ имени Никитична,
вѣроятно по долготѣ его и другому ударенію, слогъ un и въ женскомъ
отчествѣ остается пропущеннымъ).
Разница между именами формы ов и формы ин заключается въ
томъ, что въ первыхъ слогъ ичъ, при образованіи женскаго отчества,
оказывается излишнимъ, потому можетъ быть, что слогъ ов, какъ при-
мѣта муж. рода, уже достаточно показываетъ происхожденіе; во вто-
ромъ же случаѣ, слогъ инъ, будучи [309] произведенъ отъ жен. окон-
чанія, самъ до себѣ какъ бы не довольно выразителенъ и потому въ
дополненіе къ нему прибавленъ болѣе характеристическій суффиксъ ичъ,
который въ женскихъ отчествахъ передъ слогомъ на произносится
какъ ш.
Совершенно сходное звуковое явленіе представляетъ измѣненіе
выговоромъ ч въ ш передъ m (въ словѣ что\ съ тою разницею, что
тутъ, при сохраненіи первоначальнаго звука, пришлось бы произнести
тшт, т. е. образовать ту же самую артикуляцію два раза — передъ
и послѣ iuf — a это конечно еще труднѣе. Этотъ народно-русскій
выговоръ соблюдается и въ образованномъ языкѣ, но означать его на
письмѣ не принято.
Когда передъ суффиксомъ, начинающимся на н, стоятъ звуки корня
ст или зд> то т и д въ произношеніи скрадываются, но на письмѣ не
опускаются, напр. въ словахъ извѣстный, честный, крестный, постный,
лѣстница (отъ ц.-сл. лѣствица), поздній, поздно, праздникъ 2).
Какъ передъ н, такъ и передъ л сочетаніе ст трудно произносится,
и при встрѣчѣ этихъ звуковъ m легко выпадаетъ. Такъ вм. стлать
выговариваютъ слать- Но на письмѣ слово должно быть воспроизво-
*) Причину, почему* въ именахъ: Ильичъ, Козьмичъ и т. п. слогъ инъ, соот-
вѣтствующій слогу овъ, никогда не является, a въ женскихъ отчествахъ напротивъ
почти всегда составляетъ необходимую принадлежность формы, можно, кажется, объ-
яснить, какъ чисто фонетическое явленіе, сокращеніемъ окончанія въ первомъ случаѣ.
2) Трудность произнесенія обѣихъ согласныхъ зд передъ н была причиною,
что нарѣчіе поздно выговаривается двояко, т. е. съ опущеніемъ то 9, то н: позно
a поздо. Послѣдняя форма употреблялась иногда и на письмѣ. Намъ попадалось
иногда замѣчаніе, что отъ словъ надежда и прежде прилагательныя надежный
и прежній образуются съ опущеніемъ звука д, Но дѣло здѣсь въ томъ, что эти
прилагательныя образованы не отъ этой церк.-слав. формы, a отъ народной: надежа
преже (Бусл. Ист. Грам. I, стр. 71).

димо вполнѣ. Между тѣмъ въ образованномъ отъ того же корня имени
сланецъ этимологія забыта и буквы m писать не принято *).
Систематически опускается она также въ союзѣ' если вмѣсто естьли
(см. выше стр. 688).
[310] По причинѣ стеченія четырехъ согласныхъ, буква m выбра-
сывается еще изъ слова склянка (вм. „стклянка").
Напротивъ, эта же буква, по особенному свойству народной фоне-
тики 2), часто вставляется между с и р, но на письмѣ она въ большей
части такихъ случаевъ устраняется (срамъ, сраженіе) и утвердилась.'
только въ словахъ: встрѣтитъ, встрѣча (отъ корня рѣт съ предл.
съ\ сърѣсти, сърѣтати) и строгій. Первоначальная форма послѣдняго
въ древне-славянскомъ: срагъ (польск. srogi) того же значенія.
Сочетаніе коренного m съ буквою с суффикса (какъ напр. въ сло-
вахъ свѣтскій, Гжатскъ) не обращается въ ц. Исключеніе предста-
вляетъ общепринятая орѳографія двухъ собственныхъ именъ: Полоцкъ
и Шацкъ, которыя на общемъ основаніи должны бы писаться: Полотскъ
и Шатскъ по названіямъ рѣкъ Полоты и Шати *). Въ Географическомъ
словарѣ Щекатова мы и находимъ (впрочемъ не во всѣхъ случаяхъ)
приведенныя правильныя начертанія.
Употребленіе Щ, СЧ, ЗЧ, ЖЧ.
Буква щ, изображающая сложный звукъ, употребляется: 1) въ
первоначальныхъ, не очень многочисленныхъ корняхъ словъ, напр.
щавель, щи, щетина, щирый, щебень, ущербъ, щедрый, лещъ] 2) въ
звукоизмѣненіяхъ, происшедшихъ въ корнѣ отъ умягченія т, ск, ст:
пища (кор. пит), хищный (хит), клевещу (клевет), ищу (иск), тащу
(таск), мощеніе (мост), роща (рост); 3) въ окончаніяхъ: щій (причаст-
ный суффиксъ), ище, щина, щикъ.
Вообще говоря, народный языкъ чуждается этого сложнаго звука
и охотно употребляетъ ч или ш тамъ, гдѣ въ церковно-славянскомъ
произносится щ; оттого образованный языкъ представляетъ въ этомъ
отношеніи смѣсь элементовъ народной и книжной рѣчи. Напр. съ
одной стороны говорятъ и пишутъ: ночь, печь, мочь, тысяча, печерскій,
1) Можно бы предполагать, что къ этому же корню (т, е. стл) относится и
сущ. слой, но соотвѣтствующія ему въ другихъ славянскихъ нарѣчіяхъ имена не
допускаютъ этого производства.. Трудно впрочемъ опредѣлить происхожденіе имени
слой. Оно есть также въ польскомъ и чешскомъ. Линде сближаетъ его съ корнемъ
логъ, a Юнгманъ съ глаг. лить; Шимкевичъ, въ недоумѣніи, поставилъ его особо
какъ коренное слово.
2) Общеславянской, особенно свойственной чешскому языку.
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 51: „Городъ Шацкъ (Тамб. губ.) такъ названъ по
рѣкѣ Шачѣ". Ред.

ворочать, свѣча, отвѣчать; съ другой: пещись, мощный, помощь, пе-
щера, возвращать, просвѣщать, [311]завѣщать. Нѣкоторыя слова въ обра-
зованной рѣчи имѣютъ щ, a въ народной ч, напр. имя общество про-
износится въ крестьянскомъ быту обчество- Любопытный примѣръ
замѣны щ буквою ч представляетъ общеупотребительное имя перчатка
вм. перщатка (отъ перстъ; стар.: рукавица перстатая, позднѣе пер-
щетая *).
Отъ замѣны щ звукомъ ч въ просторѣчіи происходитъ, что передъ
суффиксомъ, начинающимся на «, буква щ иногда произносится какъ
ш, напр. въ словахъ: помощникъ, безпомощный, всенощная, овощной, при
чемъ въ основѣ надобно представлять себѣ народныя формы: „помоч-
никъ, безпомочный, всеночная", гдѣ по весьма обыкновенному пріему,
ч въ произношеніи измѣняется въ ш. На письмѣ въ подобныхъ слу-
чаяхъ сохраняютъ щ; только слово тошно (отъ тощій) пишется по
произношенію.
При обращеніи коренныхъ ск и ст въ звукъ щ, онъ и на письмѣ
не разлагается на сч, отъ чего происходятъ слѣдующія начертанія:
ищу (отъ иск), пищать (писк), лощить (лоск), тощій (тоск), проще (прост),
чаще (част), чище (чист), дощечка, дощатый, дощаникъ (доск) ит. п.
Въ словѣ песокъ, к также принадлежитъ, вмѣстѣ со звукомъ с, къ
корню, и потому слѣдовало бы писать „пещаный, пещаникъ"; но
вмѣсто того издревле писали: пѣсъчанъ, конечно на томъ основаніи,
что с отдѣлено отъ ч гласного, и окончаніе окъ приняло какъ бы видъ
суффикса. Такъ и y насъ обычай требуетъ начертаній: песчаный,
песчаникъ.
Когда с или з составляютъ послѣднюю букву корня, a суффиксъ
начинается съ ч, то сч и зч не сливаются въ щ; поэтому пишутъ:
рѣз-че, неотвяз-чивый, занос-чивый, колес-чатый, пис-чій; то же бываетъ,
когда с или 5, въ началѣ слова, составляютъ представку, a корень
начинается на ч: с-четъ, с-частіе, ис-чадіе (въ старину писали „щетъ,
щастіе, ИШТЯДИЮ).
[312] На основаніи этого весьма раціональнаго правила въ суф-
фиксахъ можно писать щ только тогда, когда къ составу ихъ при-
надлежитъ весь этотъ звукъ; таковы окончанія: причастное щій, далѣе
ище, щина и щикъ. О первыхъ двухъ распространяться нечего; что
касается двухъ послѣднихъ, то они, по свойству предыдущаго звука
въ корнѣ слова, иногда обращаются въ чина и чикъ: поэтому, когда
предшествуютъ имъ буквы з, с, или ж, важно умѣть опредѣлять дѣй-
ствительный составъ суффикса.
*) Буслаева Истор. Грамм. II, стр. 11.
сихъ поръ сохраняется форма перщатка.
,—Въ нашихъ сѣверныхъ губерніяхъ до

Сомнѣніе относительно этого состава даетъ поводь къ вопросу,
которыя изъ двоякихъ начертаній правильны:
1) мужчина, или мущина?
2) разскащикъ, извощикъ, перепищикъ и т. п.,
или: разсказчикъ, извозчикъ, переписчикъ?
Оба окончанія, щина и щикъ, происходятъ изъ прилагательнаго
суффикса ск: женскій — женщина, ямской — ямщикъ. (Прилагательное,
служащее началомъ такихъ именъ, не всегда употребительно: большею
частью оно должно только предполагаться, напр. для имени вѣстов-
щикъ—съ посредствующимъ слогомъ ов—надобно предполагать прилаг.
вѣстовской) *).
Послѣ буквъ д и m оба суффикса — щина и щикъ — явно измѣ-
няютъ щ въ ч: вмѣсто „склад-щина, солдат-щина", говорятъ и пишутъ:
склад-чина, солдат-чина; вмѣсто „перевод-щикъ, пере-плет-щикъ, лазут-
щикъ" — перевод-чикъ, переплет-чикъ, лазут-чикъ (отъ сущ. лазутка,
которое, по словарю Даля, зн. лазокъ, лазъ въ плетнѣ) **). Подобное же
бываетъ, когда съ суффиксомъ щикъ встрѣтится коренная буква к.
Такъ слова: потатчикъ, ясатчикъ, кабатчикъ *) замѣняютъ неудобныя
для выговора формы: „потак-щикъ, ясак-щикъ, кабак-щикъ". і£имѣетъ
три степени умягченія: т, ц и ч. О родствѣ звуковъ к и m было уже
говорено въ 1-мъ отдѣлѣ (см. стр. 484)2). Примѣры первой степени умяг-
ченія к [313] мы видимъ въ словахъ: паутина (отъ паукъ), витязь
(отъ викингъ), истецъ (отъ искать), и въ предл. падежахъ ц.-сл.
прилаг. на скій (напр. иоудеистіи), Авдотья (отъ Евдокія) и др. Та-
кимъ же образомъ и въ приведенныхъ именахъ. дѣятелей (какъ по-
татчикъ) я, для избѣжанія трудной встрѣчи съ щ, обратилось въ m,
a щ вслѣдствіе того измѣнилось въ ч.
На этомъ основаніи, дакъ уже замѣтилъ Павскій, прежде правильно
писали „порутчикъ" (вм. порук-щикъ, отъ порука) 3). По нынѣшней
орѳографіи: поручикъ, выходило бы, что ч, образовавшееся изъ я, при-
*) Напрасно г. Николичъ въ Филологич. Запискахъ 1875 (вып. III) увѣряетъ,
что кабатчикъ—несостоятельная форма.
2) Примѣромъ этого родства можетъ служить въ нашемъ народномъ языкѣ смѣ-
шеніе к и т, напр. простолюдины говорятъ: кіятеръ вм. театръ. Одна изъ этихъ
буквъ нерѣдко замѣняетъ другую въ родственныхъ языкахъ: такъ y нѣм. Kranich,
шв. trana; нѣм. qvark, русск. творогъ. О смѣшеніи этихъ двухъ звуковъ ср. во 2-й
серіи чтеній Макса Мюллера (нѣм. переводъ Бэтгера), стр. 158, 159.
3) Филол. Набл. I, стр. 75.
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 51, находимъ еще примѣры: временщикъ, гребен-
щикъ. Ред.
**) Тамъ же, стр. 52, отмѣчены исключенія: брильянтщикъ, монументщикъ. Ред.

надлежить къ корню и что суффиксомъ служитъ тутъ только слогъ
икъ, но эта наставка въ такихъ словообразованіяхъ не встрѣчается *).
Въ разобранныхъ до сихъ поръ словахъ обращеніе щ въ ч болѣе
и менѣе явно; но бываютъ случаи, когда распознаніе его труднѣе.
Сюда относится особенно встрѣча коренныхъ з, с и ж съ суффиксами
щикъ и щина.
Отъ имени муж-ской правильно образованная форма сущ. была бы
муж-щина. Языкъ упрощаетъ ее и произноситъ мущина. Но не сохра-
нилась ли въ корнѣ буква ж и не обратилось ли щ суффикса въ ч?
Если такое превращеніе происходитъ послѣ д и т, то нѣтъ причины
не предполагать его и послѣ ж.
Точно то" же относится конечно и къ трудно-произносимымъ фор-
мамъ: разказ-щикъ, извоз-щикъ, разнос-щикъ, рѣз-щикъ, которыя, по-
добно словамъ переводчикъ, переплетчикъ, принимаютъ видъ: разсказ-
чикъ, извоз-чикъ, разнос-чикъ, рѣз-чикъ. Мы по привычкѣ миримся съ
начертаніями: „разскащикъ, извощикъ, разнощикъ, рѣщикъ", потому
что они не даютъ повода къ недоразумѣнію; но „перепищикъ, под-
пищикъ" уже менѣе удовлетворяютъ насъ и [314] мы охотнѣе пи-
шемъ: переписчикъ, подписчикъ потому что сочетаніе пищ напоми-
наетъ намъ совершенно другіе корни (въ словахъ пища, пищать);
a рѣдко употребляемыя слова, какъ напр. „нагрущикъ, вящикъ, под-
лащикъ, перебѣщикъ" покажутся намъ еще страннѣе, если не напи-
сать: нагрузчикъ, вязчикъ, подлазчикъ, перебѣжчикъ. Но для словъ одного
и того же состава слѣдовать двумъ разнымъ системамъ орѳографіи
было бы слишкомъ непослѣдовательно, и потому лучше принять ту,
которая вытекаетъ изъ этимологическаго разбора словъ и согласна съ
общимъ правиломъ, что буква ч суффикса съ предшествующимъ ей ж,
з, с корня не сливается въ щ. Тѣмъ, кому показалось бы, что буквы
зч, сч не передаютъ въ точности звука щ, мы напомнимъ произношеніе
этихъ же буквъ въ словахъ: счастіе, счетъ, песчаный, привязчивый: по
закону уподобленія звуки с и з передъ ч въ выговорѣ не могутъ не
измѣняться въ ш: мы ясно слышимъ это произношеніе даже въ такихъ
сочетаніяхъ, какъ съ чѣмъ, изъ чего, безъ чаю, гдѣ звуки с (з) и ч
принадлежатъ къ двумъ разнымъ словамъ.
По мнѣнію Павскаго, слѣдуетъ писать: „мущина, разскащикъ, изво-
щикъ" на томъ основаніи, что въ корнѣ буквы ж з с сами передъ щ
выпадаютъ, a щ, какъ отличительная буква, происшедшая отъ ск, не
*) Странно, что въ академ. словарѣ употреблены обѣ орѳографіи: подписчикъ
и подпищикъ, смотря по двоякому значенію слова. Нагрузчикъ также встрѣчается
тамъ двояко написаннымъ. Въ словарѣ Даля слова этого состава вообще пишутся то
однимъ, то другимъ способомъ, напр. „перепищикъ" и „нагрузчикъ".
*) Тѣмъ не менѣе по „Р. Правописанію", стр. 52, эта орѳографія признана узако-
ненною обычаемъ. Ред.

должна исчезать 1). Очевидно, что означенная здѣсь причина несо-
стоятельна, такъ какъ послѣ д и m (въ словахъ, какъ кладчикъ, от-
вѣтчикъ) буква щ измѣняется же въ ч. — Востоковъ въ своей грам-
матикѣ (Спб. 1839, стр. 354) пишетъ мужчина, и но этому-то поводу,
вѣроятно, Павскій [315] замѣтилъ: „преобразователи нашего правопи-
санія несправедливо поступили съ словомъ мущина, передѣлавъ его
на мужчина". По замѣчанію г. Буслаева (Ист. Гр., I, стр. 151), по-
слѣднее начертаніе употребительнѣе.
Подъ однородную орѳографію подходятъ также слова: объѣздчикъ
(ужъ конечно не „объѣщикъ") и образчикъ, Писать обращикъ неудобно
потому, что тутъ объ окончаніи щикъ не можетъ быть и рѣчи: это —
уменьшительное отъ образецъ, какъ кончикъ, рубчикъ отъ конецъ, ру-
бецъ, гдѣ по общему словообразовательному закону, измѣнилось въ ч.
Но неужели мы будемъ также писать: „помѣстчикъ и сыскчикъ"
вмѣсто общепринятыхъ формъ: помѣщикъ и сыщикъ? Нѣтъ, если вни-
мательно разберемъ эти два слова, то увидимъ, что выведенное нами
правило въ нимъ не примѣняется. На общемъ основаніи находящіяся
въ корнѣ этихъ двухъ словъ буквы ст и ск должны измѣниться въ
щ (ср. мѣщанинъ, ищу), a звукъ щ, разумѣется, не можетъ быть повто-
ренъ въ окончаніи: итакъ, формы помѣщ-щикъ, сыщ-щикъ должны
обратиться въ помѣщикъ, сыщикъ.
Незаконно является щ въ прилагательномъ косящатый, которое,
происходя отъ сущ. косякъ, должно бы имѣть форму косятчатый] но
въ томъ же родѣ начертаніе слаще вм. „сладче", и мы его допускаемъ.
Объясненія требуетъ еще прилагательное вящшій, которое нѣко-
торые пишутъ вящій. Первое начертаніе однакожъ предпочтительно,
потому что выставляетъ на видъ признакъ сравнительной степени,
окончаніе шій: ср. поль. wçkszy (т. е. бо́льшій, отъ wielki), верх.-луж.
вятши (или въ просторѣчіи вячи), серб. векши. Образецъ для орѳо-
графіи этого слова мы имѣемъ въ такомъ же прилаг. сравнит. сте-
пени: лучшій. Въ црк.-сл. словаряхъ Востокова и Миклошича находимъ
мы вящии, вяще, ВЯШТИИ, ВЯШТЕ; въ Фрейзинген. ркп. (до транскрипціи
Вост.) или вящшьиихъ, вящшихъ (см. его Филол. Набл., стр. 34
второй нум.). Начертаніе безъ ш конечно ближе къ первоначальному
[316] письму, но мы должны помнить, что древніе писцы, согласно
съ фонетикой современнаго имъ языка, избѣгали стеченія подобозвуч-
ныхъ буквъ, что́ къ нашему правописанію непримѣнимо 2).
*) Въ первомъ изданіи настоящаго труда я былъ въ этомъ вопросѣ на сторонѣ
Павскаго, потому что мнѣ казалось невозможнымъ повѣрить въ разсматриваемыхъ
словахъ дѣйствительную форму окончанія; но аналогическіе случаи, гдѣ суффиксы
щина и щикъ несомнѣнно обращаются въ чина и чикъ, убѣдили меня, что то же
происходитъ и въ этихъ словахъ.
а) При этомъ стоитъ упомянуть объ одномъ изъ куріозовъ въ словарѣ Даля,

II. Употребленіе гласныхъ.
Вопросы объ употребленіи той или другой гласной касаются не
только неопредѣленныхъ, но иногда и совершенно ясно произноси-
мыхъ съ удареніемъ звуковъ этого рода. Это относится особенно къ
буквамъ a и о, которыми мы прежде всего и займемся.
A или О?
Звуки a и о въ русскомъ языкѣ такъ родственны, что одинъ изъ
нихъ легко обращается въ другой, и это повидимому — весьма древнее
свойство: даже въ Остромировомъ евангеліи (стр. 56 б.) о разъ упо-
треблено вм. а: написано неродити вм. нерадити. Въ 15-мъ столѣтіи
замѣна одной изъ этихъ буквъ другою является нерѣдко; вѣроятно
уже и раньше южно-русскій говоръ обращалъ неударяемое о въ a (и
ударяемое a въ о), сѣверно-русскій, наоборотъ, обращалъ неударяемое
a въ о вслѣдствіе чего, разумѣется, на письмѣ легко происходило
смѣшеніе обѣихъ буквъ.
Нынче ударяемое a всегда пишется тамъ, гдѣ оно слышится,
между прочимъ въ глагольной формѣ многократнаго вида, въ которой
оно образуется изъ о, напр. страивать (отъ строить), хаживать, обра-
батывать, брасывать, кланяться. Въ нѣкоторыхъ глаголахъ, напр.
успокоивать, озабочивать, такое превращеніе не принято и въ живомъ
употребленіи образованнаго нарѣчія.
[317] Подобнымъ образомъ и ударяемое о должно писаться вездѣ
сходно съ произношеніемъ. Изъ этого, въ прежнее время, строго соблю-
дались два исключенія: именно въ полныхъ прилагательныхъ съ уда-
реніемъ на окончаніи вмѣсто произносимаго о писали: въ именит. л.
ед. ч. муж. р. ы (вторый, святый), a въ родит. п. того же числа
муж. и сред. p. —a (втораго, святаго).
Измѣненіе первоначальныхъ прилагат. формъ ый, ій въ русскомъ
народномъ говорѣ на ой, ей (хромой, самъ-третей) весьма древне и
происходитъ конечно отъ избѣжанія несвойственнаго ему дифтонга изъ
двойного звука и (ый, ій) 2).
Въ письмѣ новаго времени окончанія ый и ій (послѣднее послѣ
вообще несильнаго въ этимологіи. Подъ словомъ вящій онъ ставитъ, въ видѣ догадки,
съ вопросительнымъ знакомъ: „вязать? вязнѣе, вязче, вяще?" й потомъ, опять въ
видѣ догадки, несомнѣнно первообразную форму: „великій".
*) Колосовъ. Очеркъ исторіи звуковъ русскаго языка, стр. 131 и 132.
2) О чемъ см. выше, стр. 494. Въ Очеркѣ исторіи звуковъ р. яз. г. Колосовъ
сперва (стр. 43) считаетъ эту особенность не .фонетическою; но потомъ (стр. 46)
склоняется однакожъ къ справедливому предположенію, „что здѣсь сказалось стре-
мленіе языка къ диссимиляціи звуковъ".

гортанныхъ), когда они должны носить удареніе, давно уже выходятъ
изъ употребленія и уступаютъ мѣсто формѣ живого языка ой. Нынче
почти всѣ уже пишутъ: кривой, прямой, роковой, какой, сухой, нагой,
a не „кривый, прямый, роковый, какій, сухій, нагій", хотя эти по-
слѣднія формы еще и вошли въ академическій словарь 1840-хъ годовъ.
Окончаніе родит. падежа аго, произносимаго какъ ова, труднѣе
поддается на письмѣ измѣненію, сообразному съ выговоромъ. Здѣсь и
согласная и ударяемая гласная пишутся не тѣ, что слышатся. Между
тѣмъ уже въ весьма отдаленное время являлись въ письменныхъ памят-
никахъ попытки писать это окончаніе по слуху, именно уже въ 15-мъ
вѣкѣ читаются начертанія: великово, никакова и проч. *). Подобныя
начертанія не были рѣдкостью. и въ гражданской печати, съ самаго
введенія ея; но со времени Ломоносова они стали считаться позволи-
тельными только въ просторѣчіи, въ важномъ же слогѣ строго соблю-
далась форма аго. Того же различія держался и Карамзинъ; только въ
родит. падежѣ мѣстоименій какого и такого, склоняемыхъ по [318] образцу
мѣст. тотъ, того, онъ уже постоянно писалъ о 2). Но еще Павскій го-
ворилъ: „Ежели пишемъ худой вм. худый, то почему не писать худого
или худово вм. худаго?" 3). Дѣйствительно, въ послѣднее время на-
чертаніе ого, при слышимомъ на первомъ о удареніи, стало болѣе и
болѣе употребляться вм. аго. Съ сохраненіемъ г на письмѣ вопреки
произношенію мы еще можемъ мириться, потому что это коренной
звукъ разсматриваемой формы во всѣхъ другихъ славянскихъ нарѣ-
чіяхъ, но для удержанія a нѣтъ основанія, такъ какъ эта гласная въ
нихъ различна, напр. y поляковъ является ego, y сербовъ ога. Въ па-
мятникахъ русской письменности окончаніе ого встрѣчается уже въ
11-мъ, и особенно въ 12-мъ вѣкѣ; мы находимъ его даже и въ Фрей-
зингенской рукописи (инога) 4). Противъ начертанія ого можно только
замѣтить, что если принять его, то пря окончаніи имен. падежа на
ій пришлось бы, въ случаѣ ударенія на окончаніи, писать въ род.
падежѣ, для аналогіи, его вм. яго, напр. въ выраженіи третьёго дня.
Но въ этомъ не было бы никакого неудобства, тѣмъ болѣе, что при-
веденный примѣръ составляетъ чуть ли не единственный случай та-
кого окончанія.
Можно еще замѣтить, что нѣтъ этимологическаго основанія отли-
чать въ родит. падежѣ прилагательныя съ удареніемъ на окончаніи
ой отъ прилагательныхъ, не имѣющихъ этого ударенія, и что въ
случаѣ принятія начертанія ого слѣдовало бы и веѣмъ прилагатель-
*) Колосова Очеркъ исторіи звуковъ русскаго языка, стр. 54, 136, 141.
?) См. его сочиненія, М. 1804, т. VIII, стр. 109.
3) Филол. Набл. I, § 112.
4) Востоковъ Филол. Набл., стр. 44. Колосова Очеркъ^ стр. 42.

нымъ давать въ родит. п. это окончаніе, т. е. наприм. писать также:
доброго. синего. Это отчасти справедливо, но мы опять сошлемся на
мѣстоименія: какого и такого, которыя отличаютСя же въ этой формѣ
склоненія отъ прочихъ, имѣющихъ другое удареніе (напр. котораго);
a также и на то, что и въ именит. падежѣ мы, при удареніи на
послѣднемъ слогѣ, пишемъ: дурной, хромой, a безъ этого ударенія —
холодный, мнимый. Если, смотря по ударенію, допускаемъ различное
[319] правописаніе въ именит. падежѣ, то для послѣдовательности
должны допускать такое же различіе и въ родительномъ. Притомъ
прилагательныя, не имѣющія ударенія на окончаніи, всѣми пишутся
въ род. падежѣ однообразно, слѣдов. объ нихъ нечего и говорить:
твердо установившагося правописанія, если оно не противно законамъ
языка, измѣнять не слѣдуетъ.
Начертаніе ого безспорно употребляется въ родит. падежѣ един. ч.
мѣстоименій тотъ, этотъ, самъ и числит. имени одинъ (того, этого,
самого, одного).
Въ глаголѣ платить гласная а, при паденіи на нее ударенія, въ
живой рѣчи обыкновенно измѣняется на о; именно это бываетъ въ формѣ
настоящаго вр., кромѣ 1 лица ед. ч. („пло́тишь, пло́титъ" и т. д.) и
въ страдат. причастіи („заплоченъ"). Въ народномъ говорѣ есть
довольно большое число глаголовъ съ этимъ же звукоизмѣненіемъ, но
изъ нихъ въ образованный языкъ перешелъ только одинъ названный;
впрочемъ, при тщательномъ произношеніи слышится первоначальный
звукъ а, который обыкновенно изображается и на письмѣ, хотя форма
плотятъ встрѣчается уже въ письменности 15-го вѣка *).
Неударяемыя гласныя a и о въ произношеніи такъ тожественны
(см. выше стр. 497), что строгое различеніе ихъ на письмѣ предста-
вляетъ большія трудности; поэтому въ словахъ сомнительнаго проис-
хожденія двоякое начертаніе неизбѣжно 2); такъ одни пишутъ: тва-
рогъ, тароватый, казакъ, калачъ, каравай, касатка, грамата, другіе
творогъ, тороватый, козакъ, колачъ, коровай, косатка, грамота. Такое
же различное правописаніе встрѣчается во многихъ глаголахъ; одни
пишутъ: расти, возрастать, возраститъ, другіе рости, возростать,
возростить. Есть сущ. ростъ и другое растъ и предложныя формы
[320] возрастъ, отрасль, недоросль- Двояко пишется также глаголъ
рождать или раждать. Особенно сомнитёльно въ этомъ отношеніи
начертаніе многихъ глаголовъ въ многократной формѣ съ предлогомъ
*) Колосова Очеркъ, стр. 148.
а) Еще въ рукописяхъ 13-го вѣка о часто является вм. а, напр.: Ольксандръ,
Лазорь, робу, розгнѣваешь, розбои; въ 15-мъ же столѣтіи, кромѣ того попадаются
такія начертанія: знахори, довалъ, боранъ, ласкавъ, изнемагати (Колосова
Очеркъ, стр. 91, 131, 151).

Твердо установилось a въ глаголахъ: полагать (при корнѣ лог и формѣ
положить) и касаться (при корнѣ кос и формѣ коснуться, макать (при
корнѣ мок и формѣ мокнуть); затѣмъ пишутъ то о, то. a въ слѣдую-
щихъ: поклоняться, загорать, возгораться, поглощать.
Превращеніе о въ a y подобныхъ глаголовъ весьма обыкновенно
въ древнихъ памятникахъ церк.-слав. письма и относится яъ явле-
ніямъ подъема, или усиленія гласныхъ *), какъ напр. въ глаголахъ:
възгарати, изламати, раждати, свобаждати, хаждати. Въ нынѣшнемъ
языкѣ всѣ подобные глаголы, для единообразія, лучше писать съ о,
исключая тѣ случаи, гдѣ a сохранилось сообразно съ древнимъ обы-
чаемъ, именно въ глаголахъ: полагать, касаться^ макать, также расти,
въ существительныхъ: растеніе, возрастъ, отрасль, водорасль. Впро-
чемъ предпочтительное по этимологіи или болѣе согласное съ обы-
чаемъ начертаніе всѣхъ сомнительныхъ словъ этого отдѣла будетъ
означено въ справочномъ Указателѣ, въ концѣ книги.
Неопредѣленныя гласныя въ глагольныхъ окончаніяхъ.
Глагольныя окончанія опредѣляются положительными законами,
отъ которыхъ нельзя отступать въ угоду неясному или неправильному
произношенію.
І) Относительно настоящаго (будущаго) времени изъявительнаго
наклоненія есть законъ, не допускающій ли одного исключенія: когда
въ един. числѣ ишь, итъ и т. д., то во множ. ятъ или атъ; когда въ
един. ешь, етъ, то во множ. ютъ или утъ\ тѣ и другія окончанія всегда
соотвѣтствуютъ извѣстнымъ формамъ неопред. наклоненія. Слѣдова-
тельно, при существующей въ [321] русскомъ языкѣ неясности произ-
ношенія неударяемыхъ гласныхъ, необходимо повѣрять эти окончанія
одни другими и не писать, напр., „колеблятъ, хлопочатъ, держутъ,
клеютъ, строютъ, безпокоють, надѣятся, сѣятъ, морочутъ", вм. ко-
леблютъ, хлопочутъ, сѣютъ, надѣются; морочатъ, держатъ, клеятъ,
строятъ, безпокоятъ; „вы скажите, вы пи́шите" вм. скажете, пишете,
потому что въ един. числѣ: колеблешь, хлопочешь, сѣешь, надѣешься;
морочишь, клеишь, строишь, безпокоишь; скажешь, пишешь 2).
Въ этомъ отношеніи всего чаще смѣшиваются два разряда глаго-
ловъ, правда, весьма сходные по звукамъ въ настоящемъ времени, но
рѣзко отличающіеся одинъ отъ другого въ неопредѣленномъ накло-
неніи. Сюда особенно принадлежатъ тѣ глаголы, которые въ наст.
*). Vergl. Lautlehre, стр. 137.
2) Само собою разумѣется, что нельзя считать исключеніями ,тѣ глаголы, y
которыхъ единств. и множеств. относятся къ разнымъ темамъ, напр. хочешь и хо-
тятъ, бѣжишь и бѣгутъ.

врем. имѣютъ передъ неударяемымъ окончаніемъ шипящую букву.
Вотъ примѣры изъ каждаго разряда:
1) держишь — жатъ 2) вяжешь — жутъ
слышишь — шатъ пишешь — шутъ
корчишъ — чатъ топчешь — чутъ
тащишь — щатъ клевещешь — щутъ.
У гл. 1-го столбца неопредѣл. наклоненіе кончится на ать съ
тою же шипящею буквой, какая въ изъявительномъ; глаголы же 2-го
столбца имѣютъ передъ окончаніемъ на ать другую согласную, кото-
рая въ наст. времени измѣняется по общему закону: вязать (з на ж),
писать (с наш), топтать {т на ч), клеветать (т на щ)..
Такимъ же образомъ смѣшиваются и многіе другіе глаголы, не
имѣющіе въ настоящ. вр. шипящей буквы передъ окончаніемъ:
[322] 1) клеишь—ятъ 2) сѣешь— ютъ
молишь — ятъ мелешь — ютъ
строишь — ятъ роешь — ютъ
селишь — лятъ стелешь — лютъ
любишь — бятъ колеблешь — блютъ
ломишь — мятъ дремлешь — млютъ.
Здѣсь неопредѣл. наклоненія всѣхъ глаголовъ 1-го столбца окан-
чиваются опять на ить, a всѣ, отвѣчающіе 2-му, имѣютъ другія окон-
чанія, именно: сѣять, молоть, рыть, стлать, колебать, дремать. По-
лѣднія три относятся къ тому же разряду, какъ и приведенные выше
со 2-мъ столбцѣ глаголы, но они имѣютъ передъ окончаніемъ ать не
шипящую, a другую, либо также измѣняющуюся (б, м), либо неизмѣ-
няющуюся букву (л).
Изъ сказаннаго видно, что на ишь — ятъ или атъ въ наст. вре-
мени оканчиваются такіе глаголы, которые въ неопр. наклоненіи пе-
редъ ть имѣютъ также и (иногда и ѣ *), напр. смотрѣть, видѣть, оби-
дѣть) или a съ предыдущею шипящею буквою **).
Иногда ошибаются въ обоихъ числахъ наст. врем.; такъ въ
обычай вошло писать: дышетъ, дышутъ, тогда какъ слѣдуетъ писать:
дышитъ, дышатъ, какъ слышишь, слышатъ; значишь, значатъ. Форма
дышешь тоже существуетъ, но она принадлежитъ неупотребительному
глаголу дыхать (какъ пашешь — пахать, пышетъ—пыхать) *)• Это
*) См. часть I Филол. Разысканій, стр. 276.
*) „Р. Правописаніе", стр. 32: „когда эта гласная въ настоящемъ времени изъяви-
тельномъ наклоненіи исчезаетъ". Ред.
**) Тамъ же, стр, 32: „когда гласная a въ настоящ. времени (кромѣ 3-го л. множ.
ч.) исчезаетъ". Ред.

недоразумѣніе поддерживается, къ сожалѣнію академическимъ слова-
ремъ и Ист. Грамматикою г. Буслаева, которые при глаголѣ дышать
показываютъ 2-е лицо ед. числа наст. вр. дышешь. Но Востоковъ спря-
гаетъ этотъ глаголъ правильно, какъ видно изъ ІХ-го различія его
таблицы спряженій (къ § 76). И дѣйствительно, къ чему допускать
стороннюю несоотвѣтственную форму, когда y глагола есть своя почти
не отличающаяся и въ фонетическомъ отношеніи: мы видимъ тутъ на
письмѣ то же недоразумѣніе, какое замѣчается, какъ выше показано, и
во многихъ другихъ случаяхъ отъ [323] сходства произношенія неуда-
ряемыхъ гласныхъ е ж и. У старинныхъ нашихъ писателей можно
найти примѣры правильнаго пониманія разсматриваемой формы. Та-къ
даже Державинъ, вообще не строгій въ этомъ отношеніи, говоритъ
однажды, хотя и съ неупотребительнымъ удареніемъ, но съ правиль-
нымъ окончаніемъ:
„Гдѣ вѣтерокъ едва дыши́тъ".
(Фелица, строфа 7, стихъ 4).
Съ окончаніями изъявительнаго наклоненія необходимо сообразо-
вать и формы причастій; поэтому неправильны начертанія: „значущій
покоющій, стоющій" вм. значащій, покоящій, стоящій. Форму стоющій
позволяютъ себѣ нѣкоторые для отличія отъ стоящій *); но употре-
блять неправильныя начертанія, чтобы отличать одно слово отъ дру-
гого, несогласно съ общими требованіями правописанія. Для этого
есть другое, законное средство, именно знакъ ударенія, которымъ, при
встрѣчающейся надобности, не для чего пренебрегать: въ настоящемъ
случаѣ должно писать стоящій. Собственно, и въ неопредѣленномъ
наклоненіи слѣдовало бы писать: сто́ять, a не стоить\ но въ этой
послѣдней формѣ нѣтъ по крайней мѣрѣ вопіющей неправильности:
эта форма возможна и твердо установилась.
Что въ обоихъ значеніяхъ является одно и то же слово стоятъ,
различаемое только удареніемъ, это легко доказать: во 1-хъ, въ томъ
же двоякомъ смыслѣ употребляется глаголъ стать: „во что вамъ это
стало?" говорятъ вмѣсто: что стоило? во 2-хъ, такъ употребляется
соотвѣтствующій глаголъ и въ другихъ языкахъ: лат. constare (въ
значеніи стоить) далъ начало германскому Soften, фр. coûter, ит. costare;
Такимъ же образомъ нѣмцы употребляютъ свой глаголъ fielen; §и fielen
ïotnnten значитъ: стать, обойтись во что. И y другихъ славянскихъ
народовъ гл. stati, стати имѣетъ оба значенія. Въ Отечественныхъ
[324] Запискахъ 1840-хъ годовъ была попытка писать въ обоихъ слу-
чаяхъ стоять съ знакомъ ударенія на о во второмъ значеніи, но это
правописаніе не нашло послѣдователей.
Отъ причастныхъ формъ, въ родѣ сто́ящій, покоящій надо отли-
чать прилагательныя, которыя иногда могутъ и не быть согласны съ
*) См. I ч. Филолог. Разыск. стр. 266 и слѣд.

первыми. Вопреки спряженію глагола русскія прилагательныя иногда
оканчиваются на ущій и ющій (чему соотвѣтствуетъ болѣе народная
форма на чій, напр. горючій, кипучій, летучій, не смотря на причастія
горящій, кипящій, летящій). Такъ есть прилагательныя вѣрющій (вѣ-
рющее письмо), свѣдущій, малозначущій, огнедышущій (впрочемъ это
послѣднее слово можетъ быть правильно произведено и отъ причастія
гл. дыхать, дышутъ).
2) Въ глаголахъ на овать и ывать должно съ разборомъ упо-
треблять эти два окончанія> Окончаніе овать принадлежитъ особенно
двумъ разрядамъ глаголовъ: а) кореннымъ (сѣтовать), или образован-
нымъ отъ сущ.-ныхъ и прилаг.-ныхъ именъ (вѣровать, миловать)^ и
б) взятымъ съ другихъ языковъ (арестовать, командовать). Окончаніе
ывать свойственно многократному или, при соединеніи глагола съ предло-
гомъ, несовершенному виду глаголовъ разнаго образованія и обыкно-
венно служитъ признакомъ, что можно сокращеніемъ окончанія низ-
вести глаголъ на степень несовершеннаго, или, при предлогѣ, совер-
шеннаго вида: такъ изъ дѣлывать можно составить дѣлать, изъ про-
повѣдывать — проповѣдать, изъ обманывать — обманутъ, изъ наказы-
вать — наказать, изъ образовывать — образовать.
Послѣ этого спрашивается: правильна ли форма обнародывать, такъ
какъ она не можетъ сокращаться? Можетъ ли она быть допускаема
рядомъ съ другою, обнародовать? Первая обыкновенно употребляется
для означенія вида несовершеннаго, позволяющаго поставить глаголъ
въ настоящемъ времени: обнародываю. Обычай узаконилъ эту форму;
но для оправданія ея необходимо предположить въ ней фонетическое
опущеніе одного [325] слога, т. е. принять, что такъ произнесены
неудобный для выговора глаголъ обнародовывать\ тогда форма обнаро-
дывать можетъ быть приравнена къ глаголамъ: образовывать, разрисо-
вывать и др.
По-настоящему форма обнародовать сама по себѣ не заключаетъ въ
себѣ значенія совершеннаго вида, точно такъ же, какъ и форма обра-
зовать, потому что нѣтъ глаголовъ народовать, разовать; но первый
изъ этихъ простыхъ глаголовъ можно, по крайней мѣрѣ, предполо-
жить; второй же совершенно невозможенъ, потому что предлогъ объ
принадлежитъ уже къ составу имени, изъ котораго образованъ гла-
голъ. Причина неправильнаго пониманія кратности дѣйствія въ гла-
голѣ образовать кроется въ привычкѣ соединять понятіе совершеннаго
вида съ предложными глаголами этой формы (об—радовать, о—сновать),
или, иначе говоря, причиною служитъ тутъ аналогія, неправильно при-
мѣненная къ глаголу образовать; но, какъ бы ни было, вслѣдствіе
подобнаго пониманія его допущена форма образовывать, a на томъ же
основаніи можно допустить и потребность въ формѣ обнародывать.
Встрѣчаются также формы: обжалывать, изслѣдывать вм. обжаловы-
вать, изслѣдовывать.

Совсѣмъ другое представляетъ часто встрѣчающійся въ нашей
печати глаголъ совѣтывать, образованный отъ существительнаго со-
вѣтъ. Эта форма ничѣмъ не оправдывается, такъ какъ съ другою
правильною формой совѣтовать не соединяется въ употребленіи по-
нятіе совершеннаго вида и слово совѣтую можетъ имѣть только зна-
ченіе настоящаго времени; для образованія же совершеннаго вида и
будущаго времени, въ распоряженіи говорящаго находятся предлоги:
по, при, отъ.
Впрочемъ, во всѣхъ подобныхъ случаяхъ надобно помнить древнее
родство окончаній овать и ывать, которыя иногда встрѣчаются въ
одномъ и томъ же глаголѣ, смотря по тому, принадлежитъ ли форма
церк.-славянскому, или русскому языку (проповѣдовати, испытовати,
связовати). To же отражается и въ настоящемъ времени, которое
еще и теперь иногда употребляется [326] двояко: проповѣдую и про-
повѣдываю, испытую, обязую и т. п. рядомъ съ болѣе употребитель-
ными формами на ываю 1).
3)' Одни пишутъ: раскаиваться, разсѣивать, другіе—раскаяваться,
разсѣявать, третьи — раскаеваться, разсѣевать. Что правильнѣе? Для
рѣшенія этого вопроса, здѣсь важнымъ указаніемъ служитъ удареніе.
Въ простыхъ глаголахъ: каять, сѣять, какъ и въ глаголахъ: таять,
чаять, смѣяться, корень составляютъ слоги ка, сѣ, та, ча, смѣ: если бъ
къ корню принадлежала и гласная я, то для образованія многократ-
наго вида вставлялся бы слогъ ва́ (съ удареніемъ), какъ въ глаголахъ
да-ва-тъ, зна-ва-тъ; но въ настоящемъ времени буква я отпадаетъ, и
въ неопредѣленномъ накл. многократнаго вида она должна замѣняться
неударяемою вставкою ива, соотвѣтствующего слогамъ ыва, всегда остаю-
щимся безъ ударенія въ другихъ глаголахъ (игрывать, дѣлывать) 3).
Итакъ, правильно только первое изъ трехъ указанныхъ начертаній:
раскаиваться, оттаивать, отчаиваться, осмѣивать- Несомнѣнно эта
форма многократнаго вида является въ глаг. бояться, стоять: баиваться,
стаивать- Глаголы таятъ и чаять съ предлогами принимаютъ и дру-
гую церк.-сл. форму съ измѣненнымъ удареніемъ: истаева́ть, отчаева́ться
(по словарю Академіи) *). У нѣкоторыхъ изъ подобныхъ глаголовъ пред-
ложный несовершенный видъ образуется еще иначе, т. е. вставкою
слога ва́ (съ удареніемъ): посѣ-ва-тъ, затѣ-ва-ть (отъ затѣять: за-
*) Русская Грамм. А. Востокова. Спб. 1839, стр. 141. Въ формѣ ую буква y
замѣняетъ ов, a въ формѣ ываю буква ы равносильна древней гласной ъ, которая
позднѣе обратилась въ наше о. Ср. Каткова Элементы и формы, стр. 38. Въ
1873 г. различное правописаніе подобныхъ словъ подало поводъ въ спору, изъ кото-
раго возникло судебное дѣло. См. приложеніе въ концѣ нашей книги.
2) Съ этимъ отчасти согласенъ и академическій словарь; онъ пишетъ: раскаи-
ваться, но отчаяваться; разсѣивать въ немъ вовсе нѣтъ.
*) Срв. „Р. Правописаніе", стр. 40. Ред.

тѣивать неупотребительно), при чемъ надо имѣть въ виду, что звукъ е
наравнѣ съ й служитъ для облегченія гласнаго при встрѣчѣ съ дру-
гимъ гласнымъ внутри слова: этимъ объясняется двойственность такихъ
формъ, какъ напр. вліять и [327[ вливать, одѣять (откуда одѣяло) и
одѣвать. Въ глаголѣ сіять буква я принадлежитъ къ корню; она не
исчезаетъ въ настоящемъ времени (сіяю) и въ многократной формѣ,
которая потому и образуется также вставкою ва́(осіява́ть).
4) Неопредѣленность неударяемыхъ гласныхъ подаетъ часто по-
водъ къ ошибочнымъ окончаніямъ страдательныхъ причастій. Пишутъ
„услышенъ, окончанъ, смѣшены, развѣшаны" вм. услышанъ, конченъ,
смѣшаны, развѣшены. Чтобы не ошибаться въ этихъ случаяхъ, необ-
ходимо справляться съ неопредѣленнымъ наклоненіемъ и помнить,
что окончанію ать соотвѣтствуетъ въ этомъ причастіи анъ, a окон-
чанію ить — енъ: отъ разбросать—разбросанъ; отъ бросить—брошенъ.
Слышанъ отличается отъ слышенъ тѣмъ, что первое — причастіе, a
второе — краткое прилагательное; въ жен. родѣ слышана и слышна́.
Развѣшенъ должно писаться съ е, ибо образовано отъ развѣситъ, a не
отъ развѣшать. Ср. также формы: застрѣленъ (отъ застрѣлить), раз-
стрѣлянъ (отъ разстрѣлять); измѣненъ и размѣнянъ.
Въ причастіяхъ: разсмотрѣнъ, заподозрѣнъ нѣкоторые пишутъ е, и:
не совсѣмъ безъ основанія, такъ какъ отличительную форму страд.
прич. прош. вр. глаголовъ спряженія на ишь составляетъ окончаніе
енъ, и притомъ простые глаголы смотрѣть и зрѣть имѣютъ въ раз-
ныхъ слав. нарѣчіяхъ и другую форму съ отличительной гласной и
вмѣсто ѣ (ср. ц.-сл. съмотрити и народно-русск. зритъ). Но такъ какъ
образованный языкъ знаетъ только форму ихъ съ буквою ѣ, то въ
обычай вошло ставить ее и въ причастіяхъ, подобно тому, какъ пи-
шутъ: презрѣнъ, призрѣнъ, велѣно и проч.
Двоякое окончаніе въ неопредѣленномъ наклоненіи имѣетъ также
глаголъ обидѣть (обидити, ц.-сл.), но употребительна только форма
съ ѣ; причастіе же страдательное образуется съ умягченіемъ буквы д:
обиженъ. Такъ и отъ гл. вертѣть причастіе: верченъ,
Малоупотребительное причастіе видѣнный (отъ гл. видѣть) вовсе не
употребляется въ краткой формѣ (видѣнъ). Съ этою [328] послѣдней
не должно смѣшивать прилагательнаго краткаго виденъ, которое иные
ошибочно пишутъ съ буквою ѣ, забывая, что въ жен. родѣ говорятъ:
видна, сред. видно, мн. ч. видны, и что въ этихъ формахъ причастное ѣ
не могло бы исчезнуть. Притомъ виденъ управляетъ дательнымъ паде-
жомъ (кому), причастіе же страдательное сочетается всегда съ твори-
тельнымъ (кѣмъ). Виденъ — видны — такъ же, какъ слышенъ — слышны.
Здѣсь кстати упомянуть о подобной же ошибкѣ правописанія въ
прилагательномъ боленъ, которое многіе неправильно пишутъ съ буквою
ѣ\ слѣдуетъ писать: боленъ, больна, какъ доволенъ^ довольна.

Е и И въ неударяемыхъ слогахъ.
Мы, уже видѣли,, какъ е и и могутъ быть смѣшиваемы въ глаголь-
ныхъ формахъ (напр. ,,вы скажите, вы пи́шите, пріѣ́дите" вм. скажете,
пишете, пріѣдете")^ Кромѣ того эти гласные звуки нерѣдко смѣшиваются:
1. Въ окончаніяхъ ласкательныхъ уменьшительныхъ именъ, какъ
существит., такъ и прилаг., именно въ такихъ словахъ, какъ: цвѣ-
точекъ, кусочекъ, кулечек, мѣшечекъ]
Оленька, папенька} маменька, рученька;
маленькій, миленькій, синенькій.
Въ окончаніяхъ такихъ словь ошибочно пишется. и, напр. „цвѣ-
точикъ, маминька, тонинькій".
Приведенныя въ первой строкѣ слова суть уменьшительныя 2-й
степени; т. е. уменьшительныя:, цвѣтокъ, кусокъ уменьшены еще разъ
посредствомъ прибавленія образовательнаго слога екъ, при чемъ ко-
нечное к первоначальнаго суффикса обратилось въ ч. Здѣсь слогъ икъ
совсѣмъ не примѣнимъ; онъ имѣетъ то же значеніе, но не повторяется,
a ставится всего чаще послѣ существительныхъ односложныхъ, также
кончащихся на ецъ или на шипящія, буквы; такъ образуются имена:
столикъ, дождикъ, ' кончикъ (отъ конецъ), кузнечикъ (отъ кузнецъ), ножикъ,
шалашикъ.
[329] Для повѣрки правописанія такихъ словъ сто́итъ только обра-
зовать одинъ изъ косвенныхъ падежей ихъ. исчезновеніе гласной пе-
редъ к (напр. мѣшеч[е]ка будетъ несомнѣннымъ признакомъ, что слово
оканчивается на окъ или екъ, a не на икъ, такъ какъ буква и никогда
не бываетъ бѣглою: кузнечикъ, кузнечика.
Въ именахъ на. енька необходимость е объясняется посредствующею
формой, оканчивающеюся въ церковно-сл. языкѣ на A (ЮСЪ),Т. на
тонкій носовой звукъ (ен), откуда произошли наши имена молодыхъ
животныхъ, напр. ягненокъ (отъ ЯГНА). ПО образцу такихъ именъ, какъ
думаетъ Павскій, составлены ж другія ласкательныя. имена. Дѣйстви-
тельно,*наши дѣтскія имена Ваня, Коля, Вася, Надя и проч. оканчи-
ваются, на такое же я, какъ и самое слово дитя (А). Въ именахъ на
ша (Саша, Даша) это я только скрыто по причинѣ. предыдущей ш
(изъ, х\ сравн. нѣм. chen). Имя Лиза не имѣетъ первой степени
уменьшительной формы на я ж прямо переходитъ на вторую, въ ко-
торой и пишется Лизанька 1).
Въ нарицательныхъ именахъ: рученька, ноженька, подруженька, до-
ченька, душенька окончаніе енька имѣетъ другое происхожденіе: здѣсь
а) Павскій,.Разсужд. II, % 121 и сл., стр; 213.

первая степень уменьшенія образуется приложеніемъ къ корню слога
ка, съ измѣненіемъ конечной согласной если ей удобно принять умяг-
ченіе: ручка, ножка; когда же нужно придать такому уменьшитель-
ному имени еще большій оттѣнокъ ласки, то передъ окончаніемъ ка
вставляется добавочный слогъ ень, который по значенію противополо-
женъ -другому, похожему, но оканчивающемуся дебелымъ звукомъ
ен или он) съ удареніемъ на гласной:бабенка, сестренка, старушонка.
\То же значеніе слога ень передъ к видимъ мы к въ прилагатель-
ныхъ: тоненькій^ сѣренькій, голенькій- Присутствіе въ нихъ е яснѣё
всего доказывается при переходѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ въ краткую
форму или въ нарѣчіе съ перемѣною ударенія: худенекъ, толстенекъ,
жиденекъ; хорошенько, бѣдненько. Когда этому [330] окончанію прихо-
дится стать послѣ гортанной буквы корня, то е обращается въ 6,1 что́
особенно ясно оказывается въ нарѣчіяхъ, при удареніи на первомъ
слогѣ окончанія: тихонько, плохонько, легонько: слѣдовательно 'надо
писать и прилаг.: плохонькій легонькій, мяконькій, хотя произносимъ
мы обыкновенно по аналогія: „тихенькій, легенькій, мякенькій"/
2. Въ прилагательныхъ относительныхъ, оканчивающихся на енскій
и инскій- Эти два окончанія, когда на нихъ нѣтъ ударенія, должны
быть различаемы: для образованія обоихъ есть особый законъ.
Имена женскаго рода на a и я даютъ отъ себя окончаніе инскій:
Анн-а—- Анн-инскій, Екатерин-а— Екатерин-инскій, Елисавет-а — Ели-
савет-инскій, Марі-я — Марі-инскій, Александра — Александр-инскій.
Очевидно, что это двусложное окончаніе ин-скій есть только распро-
страненіе односложнаго женск. притяжательнаго: Аш-инъ, Екатерин-инъ
и проч., точно такъ же, какъ ов-скій, ев-скій не что иное, кавъ рас-
пространеніе мужского притяжательнаго окончанія овъ или евъ: Петр-
овскій, Алексѣ-евскій.
To же самое видимъ мы часто и въ относит. прилагательныхъ,
произвёденныхъ отъ именъ мѣстъ или урочищъ: какъ при муж. окон-
чаніи такого имени вставляется для удобства выговора ов, напр.
Днѣпр-ов-скій, Орл-ов-скій (отъ Орелъ); такъ, для облегченія выго-
вора при женскомъ окончаніи, вставляется ин: отъ собств. именъ:
Шемаха^ Бугульма, Бухтарма, Тараща, Жиздра, Ломжа, Ялта, Сайма,
Висла должны быть образованы прилагательныя: шемах-инскій, бугуль-
минскій, бухтарм-инскій, таращ-инскій, жиздр-инскій, ломж-инскій, ялт-
*) Объ этомъ въ первый разъ было упомянуто мною въ замѣткѣ, напетатанной
въ Сборникѣ Отдѣленія русск. яз. и словесн,, х. VIII, стр. XIII. Тамъ, между про-
чимъ, было сказано: „Отъ собственныхъ именъ прилагательныхъ образуются: 1) лично-
притяжательныя: Петр-овъ, Алексѣ-евъ, Марі-инъ^ 2) лично-относительныя: Петр-
ов-скій, Алексѣ-ев-скій. Марі-ин-скій; 3) мѣстно.-относительныя: Клин-скій,- Твер-
ской, Кам-скій. Отсюда видно, что лично-относительныя образуются помощію двухъ

инскій, сайм-инскій, привисл-инскій 1) [331J (соотвѣтственную форму пред-
ставляютъ существит.: Семипалат-инскъ, Рыб-инскъ)
Форма енскій напротивъ придается именамъ, оканчивающимся не
на a и я, a иначе (напр. отъ Керчь — керченскій), или и на эти глас-
ныя, но при двухъ передъ ними согласныхъ, изъ которыхъ втора
принадлежитъ къ образовательному окончанію, такъ что онѣ могутъ
быть раздѣлены при составленіи прилагательнаго; всего чаще окон-
чаніе енскій происходить отъ вставки е между двумя согласными пе-
редъ конечной гласной, напр. отъ Борз-на, Колом-на, Ков-но, Лив-ны
Ром-ны образуются прилаг.: борзенскій, коломенскій, ковенскій, роменскій
ливенскій.
Большею частью и пишутъ правильно по этимъ двумъ способам1
образованія прилагательныхъ; но въ отношеніи къ нѣкоторымъ не
обошлось безъ отступленій: такъ обычай ввелъ неправильныя формы:
пензенскій, прѣсненскій, привислянскій.
Таковы же и двѣ общеупотребительныя формы: гродненскій и чес-
менскій. Отъ Гродно прилаг. должно бы собственно образоваться такъ
же, какъ отъ Ковно, т. е. со вставкою е между д и н; но оно послѣ-
довало другому способу образованія, т. е. на мѣсто конечной гласной
приняло окончаніе енскій.
3. Въ окончаніяхъ: а) предлож. падежа именъ ср. рода на іе
когда і сокращено въ ь\ б) предложнаго же падежа собств. [332] именъ
муж. рода на ій; в) въ дат. и предлож. падежахъ женскихъ именъ
на ія, когда і также сокращено въ ь.
Отсюда происходитъ недоумѣнье, писать ли:
а) на безлюдьи, о здоровьи, въ кушаньи, въ счастьи, или—ѣ?
Въ этомъ случаѣ оба окончанія равно законны: и есть остатокъ
полнаго окончанія (іи) при сокращеніи і въ ъ> a ѣ есть обыкновен-
ная форма предложнаго падежа именъ средняго рода на о или е: m
говоримъ о копьѣ, при ружьѣ, въ платьѣ, о житьѣ-бытьѣ, въ забытьѣ́,
но говоримъ также: въ забытьи, на новосельи, въ имѣньи.
приставокъ, изъ которыхъ послѣдняя скій присоединяется къ лично-притяжательному—
при муж. окончаніи овъ, при женскомъ инъ. Такъ производятъ прилагательныя и отъ
иностранныхъ именъ: Шекспир-ов-скій, Гомер-ов~скій, Виргилі-ев-скій. Напротивъ
мѣстно-относительныя прилагательныя образуются присоединеніемъ окончанія скій
прямо къ имени: Петербург-скій, Нев-скій. Таковъ общій законъ образованія. Слу-
чается однакожъ, что, ради облегченія выговора, y лично-относительныхъ опускается
слогъ ов или инъ, напр, Владимір-скій, Гофман-скій, Софій-скій, и наоборотъ, з
мѣстно-относительныхъ слогъ овъ или инъ вставляется, напр. Днѣпр-ов-скій, Орл-ов-
скій, Балахн-ин-скій, Бугульм-ин-скій. Въ первомъ случаѣ опущеніе посредствую-
щаго слога, a во второмъ вставки его должны быть отнесены къ числу довольно рѣд-
кихъ явленій". — Но оправдывается и форма: привисля́нскій, какъ это видно въ
„Р. Правописаніи" стр. 36. Ред.
1) Рѣдкое отступленіе находимъ мы въ собственныхъ именахъ: Моршанскъ,
Мокшанскъ, Цымлянскъ, отъ именъ рѣкъ: Мокша, Морша и Цымля.

б) При Василіи, о Григоріи, или — ѣ? Здѣсь окончаніе на и един-
ственно правильное при полной формѣ, въ которой предпослѣдній і
уподобляетъ себѣ и конечную гласную; но въ случаѣ сокращенія і въ
ь причина этого уподобленія исчезаетъ, и тогда слѣдуетъ употребить
обыкновенное окончаніе именъ муж. рода въ предлож. падежѣ: при
Васильѣ, о Григорьѣ.
в) To же относится и къ женскимъ именамъ, кончающимся въ
имен. пад. ед. ч, на ія. При полномъ окончаніи они принимаютъ въ дат.
ai предл. пад. іи, напр., въ молніи, къ Софіи, при Наталіи, a при сокра-
щеніи і въ ь, говорятъ и пишутъ: къ Софьѣ, при Натальѣ, т. е, такъ
же, какъ въ нарицательныхъ, при удареніи на послѣднемъ слогѣ: къ
судьѣ, въ скуфьѣ, о семьѣ, a не къ судьи́ и т. д.
Смѣшивая е съ і, нѣкоторые, по недоразумѣнію, пишутъ также:
„по аллеи, въ идеи" вм. по аллеѣ, въ идеѣ. (Мимоходомъ можно.упо-
мянуть и о встрѣчающемся, сходно съ этимъ, невѣрномъ правописаніи:
„къ обѣдни" вм. къ обѣднѣ, „на недѣли" вм. на недѣлѣ).
4. Когда имя средняго рода, кончащееся на ье (платье^ имѣнье),
является въ уменьшительной формѣ съ суффиксомъ це, то предше-
ствующій послѣднему звукъ е безъ ударенія измѣняется въ и: платьице,
имѣньице\ ударяемый же ё только теряетъ акцентъ: отъ копье обра-
зуется уменьшительное копьецо.
5. Въ окончаніяхъ указательнаго мѣстоименія: этотъ, [333] писать
ли этѣ, этѣхъ и т. д. по этимологіи, или этихъ по произношенію?
Фонетическое правописаніе въ этомъ случаѣ можно считать оконча-
тельно установившимся. Напрасно нѣкоторые, напр. Шевыревъ и
Павскій, старались возстановить правильное начертаніе: этѣ, этѣхъ\
•они не нашли послѣдователей, и Шевыревъ наконецъ уступилъ общему
•обычаю. Въ примѣчаніяхъ къ своей Исторіи русской словесности (т. I,
стр. 134) онъ говоритъ, что есть три способа писать это слово: 1)
принятое Карамзинымъ: эти во всѣхъ трехъ родахъ, основанное на
произношеніи; 2) правописаніе, принятое нѣкоторыми писателями: эти
для муж. и ср. родовъ, какъ они, этѣ для женскаго, какъ онѣ; 3)
правописаніе, основанное на этимологіи слова этотъ: различіе между
тотъ и этотъ состоитъ въ одномъ прибавленіи указательнаго э, точно
такъ какъ вотъ и эвотъ. „Я слѣдовалъ сему послѣднему", прибавляетъ
Шевыревъ, „о чемъ объявилъ въ примѣчанія къ своей Теоріи Поэзіи,
но теперь, передумавъ дѣло, охотно признаю правописаніе Карамзин-
ское и слѣдую ему, но раціонально сознавъ его и основавшись на
устномъ произношеніи".—Павскій же въ своихъ „Филологическихъ
Наблюденіяхъ" постоянно пишетъ: этѣ, этѣхъ.
6. Въ числительномъ двѣсти, какъ всѣ пишутъ вм. двѣстѣ, что́
было бы конечно правильнѣе (стѣ двойств. число, какъ двѣ), но для
•большинства пишущихъ загадочно, a потому и неупотребительно.

Употребленіе Е въ ударяемыхъ слогахъ.
До сихъ поръ мы видѣли, что однѣ гласныя пишутся на мѣсто
другихъ въ слогахъ нёударяемыхъ по неясности звуковъ; въ одномъ
только окончаніи прилаг. аго намъ встрѣтился случай произношенія
ударяемаго a какъ о. Но въ буквѣ е намъ представляется употре-
бленіе одного и того же знака для троякаго произношенія; именно она
изображаетъ: 1) собственно ей принадлежащій звукъ е (йэ или ьэ); 2)
ё (йо или ьо), и 3) простой звукъ о послѣ шипящихъ. Отъ различнаго
произношенія буквы [334] е въ ударяемомъ слогѣ затрудняется еще
болѣе чтеніе, нежели письмо (особенно для иностранцевъ), и потому
здѣсь надобно показать, когда именно имѣетъ мѣсто тотъ или другой
выговоръ. О переходѣ е въ ё было уже говорено въ общихъ чертахъ
выше, на стр. 500 и 501. Остановимся теперь съ бо́льшимъ вниманіемъ.
на этомъ явленіи, по его связи съ письмомъ *). Вотъ, прежде всего,
общее правило касательно собственно-русскихъ словъ, принадлежащихъ
къ народной или разговорной рѣчи: ударяемое е сохраняетъ свое
чистое произношеніе передъ мягкимъ звукомъ, т. е. какъ передъ и, й
и всякой восходящей двугласной (л е ю), такъ и передъ мягкою
согласной, будетъ ли она въ томъ же слогѣ, или въ началѣ другого,
будетъ ли это означено на письмѣ буквой ь, или только замѣтно въ
выговорѣ, напр. ше́-я, мое́-ю, водоле́-й, е́-ль, денъ, плеть, сельскій, те-
пе́рь, сме́рть, трепетъ, жердь, жесть, ме́длить, чернъ, естественный.
существенный 2). Во всѣхъ словахъ этого случая е произносится не
только чисто, но еще и сжато (см. выше стр. 496), и такое его произ-
ношеніе зависитъ именно отъ послѣдующаго тонкаго звука.
Напротивъ, ударяемое е произносится какъ ё передъ твердою со-
гласного въ концѣ слога или такою, за которой слѣдуютъ твердыя
гласныя a о y ы, или наконецъ когда е кончаетъ слово, напр.
мелъ, остеръ, ел-ка, се-ла, жест-кій, жер-дочка, чер-ный, ще-ку, пе-
рышко, сле-зы мое, житье, остреё, все, еще. (Во всѣхъ этихъ примѣ-
рахъ читай ё вм. общеупотребительнаго е).
Это требованіе выговора такъ сильно, что ему повинуются и нѣко-
*) Мы видѣли, что на этотъ предметъ слегка было обращено вниманіе уже Ло-
моносовымъ; въ первый разъ оно было подробно разсмотрѣно Востоковымъ (См.
Краткое руководство Борна и Русск. Грам. Вост., § 169). Потомъ оно пересмот-
рѣно Павскимъ (Фил. Набл. Разсужд. I, § 117—122). Здѣсь постараемся еще по-
полнить ихъ наблюденія.
2) Въ послѣднихъ двухъ словахъ ударяемое е отдѣлено отъ слѣдующей мягкой.
гласной тремя буквами, но вліяніе послѣдней простирается на всѣ эти три согласныя,.
a вслѣдствіе того и на четвертый звукъ.

торые изъ такихъ слоговъ, въ которыхъ стоитъ не е, a ѣ, вообще
«отличающійся особенною негибкостью: звѣз-ды, цвѣлъ и проч.
[335] Отъ общаго закона оказывается однакожъ много частныхъ
/•отступленій, происходящихъ либо отъ перевѣса другихъ, болѣе настоя-
тельныхъ звуковыхъ требованій, наприм. отъ сосѣдства извѣстныхъ
•буквъ, либо отъ того, что слово относится не къ общенародному, a
>къ другому элементу языка, или что нынче въ немъ неправильно
пишется е вмѣсто прежняго ѣ; иногда соединяются разнородныя при-
чины. Такимъ образомъ есть не мало случаевъ, въ которыхъ е не
измѣняетъ своего первичнаго. произношенія и передъ твердымъ зву-
комъ, и наоборотъ, есть другіе случаи, въ которыхъ е и передъ мяг-
кими звукосочетаніями произносится какъ é'. Мы должны исчислить
.и тѣ и другіе.
I. е не измѣняетъ своего первичнаго произношенія и передъ твер-
дымъ звукомъ въ слѣдующихъ случаяхъ:
1) Въ словахъ церковно-славянскаго, вообще книжнаго образованія
или оттѣнка, напр. небо, крестъ, предметъ, дебелый, клеветъ, судебъ,
клевретъ, согбенный, ветхій, вселенная, словесный, древесный, обыкновенный,
мгновенный, блаженный, священный, умершій, ведши, прошедшій (прича-
стіе этой формы народному языку не свойственно), сіе (а не сіё).
Къ той же категоріи относится большая часть словъ, гдѣ въ корнѣ
непосредственно передъ л или р стоитъ другая согласная, a за ними
слѣдуетъ е (вм. церк.-слав. ѣ) 1): бредъ, брежу, мрежа (народ. мерёжа),
>вредъ, среду, членъ, воскресъ, запретъ, треба, предъ, чрезъ. Однакожъ е
измѣняется въ словахъ и формахъ народнаго языка: -клёнъ, врётъ,
пр&тъ, грёбъ, скрёбъ, блёкну, встрёпка.
2) Въ словахъ иностраннаго происхожденія, когда на томъ языкѣ,
откуда они заимствованы, произносится чистый звукъ е: кавалеръ, офи-
церъ, скверъ, рельефъ, сюжетъ, пьеса, министерство, интересъ, крепъ,
тарелка, газета, нервы, лента, гербъ, мизерный, черкесъ, шведъ, чехъ, сербъ.
Въ заимствованныхъ словахъ ё произносится только для передачи звука ö
(франц. eu) [336] или о послѣ тонкаго л: актёръ, суфлёръ, акушёръ, флёръ,
(Flor). Иногда по недоразумѣнію такъ же выговариваютъ: партнеръ,
доктринеръ (вопреки дѣйствительному окончанію этихъ именъ: partner,
doctrinaire).
Ѳёдоръ произн. вм. Ѳеодоръ, Семёнъ вм. Симеонъ, Матрёна вм.
Матрона; но иногда и чистое е измѣняется такимъ образомъ въ име-
нахъ, издревле усвоенныхъ народомъ, напр. Пётръ, Ѳёкла, Олёна
<вм. Елена).
3) Въ замкнутомъ слогѣ, передъ р или л,, особливо если за этими
1) И въ другихъ словахъ, гдѣ нѣкогда было ѣ, замѣнившее его е съ удареніемъ
не измѣняетъ своего звука, напр. векша (др. вѣкша).

согласными слѣдуетъ еще другая согласная и другой слогъ: сердце,
серна, меркнутъ, верба^ тверже, дверца, колыбелка, мелкій^ дерзкій,
мерзкій.
Но вставочное, бѣглое е въ такихъ случаяхъ обращается въ ё:
сѣдёлка, ведёрко- Чаще слова этого разряда произносятся по общему
закону: семёрка, четвёрка, весёлка, дёргать.
Слово: первый, верхъ, четвергъ, церковь, Сергій, черва сюда не отно-
сятся, такъ какъ въ нихъ р произносится тонко (хотя знакъ ь и не
пишется), слѣдовательно они прямо подходятъ подъ общее правила
выговора, по которому е передъ тонкимъ звукомъ не обращается въ ё.
4) Въ замкнутомъ слогѣ прилагательныхъ передъ окончаніемъ
скій: земскій, женскій, деревенскій, вселенскій, и передъ окончаніемъ
ный, особенно когда между нимъ и буквою е стоитъ не «, a другая,.
или другія согласныя: смертный, усердный, скверный, подземный, ту-
земный, слезный, полезный, любезный, безмездный, прилежный тщетный.
лестный, смежный, честный, ежедневный, хвалебный^ судебный, служеб-
ный, учебный, волшебный, какъ и въ производныхъ отъ нихъ существи-
тельныхъ: судебникъ, учебникъ, волшебникъ.
Часто и передъ удвоеннымъ и въ прилагательныхъ е не измѣ-
няется, что́ и составляетъ отличіе ихъ отъ страдат. причастій: денный,
степенный, здоровенный, совершенный (въ отличіе отъ прич. совершонный),
несравненный (въ отлич. отъ прич. сравнённый).
[337] Впрочемъ, это различіе не постоянно соблюдается, такъ какъ
и въ значеніи прилагательныхъ причастія нерѣдко измѣняютъ е н&
ё: опредѣленный, просвѣщенный. Ср. также прилагательныя народнаго
языка: черный, темный, забубенный. Народъ произноситъ такъ и слово
смежный.
5) Вообще очень часто послѣ шипящихъ: шестъ, щепка, исчезъ,
черпать, уже, вообще, вотще (впрочемъ въ нѣкоторыхъ изъ этихъ.
словъ дѣйствуетъ и славянское ихъ происхожденіе).
6) Въ предлогѣ без и въ частицѣ не: бездна, безтолочь, недругъ,
ненависть, не былъ, не молодъ.
7) Въ окончаніяхъ ецъ> ецкій: конецъ, молодецкій; то же бываетъ
иногда и въ окончаніи ежъ въ словахъ, не сдѣлавшихся народными:
мятежъ, падежъ (грамм.); но падёжъ (скота), платёжъ, грабёжъ, моло-
дёжь (хотя ь).
Востоковъ относитъ къ этому же отступленію чистый выговоръ er
въ слогахъ ечъ, еча, ечка, ечко, ечный; но ч въ сущности всегда соста-
вляетъ мягкій звукъ, какъ видно изъ произношенія передъ этой со-
гласной звука е какъ é (сжатаго), a не какъ е (широкаго), хотя послѣ
ч и пишутся ъ, a, у. Поэтому произношеніе приведенныхъ Востоковымъ
словъ: плечъ, греча, печка, овечка, сердечко, конечный (а не «плёчъ» и.
проч.) отношу я, несмотря на ихъ начертанія, не къ исключеніямъ,
a къ общему правилу.

II. Вопреки общему правилу, е измѣняется въ ё передъ мягкими
звукосочетаніями:
1) Въ падежныхъ или производныхъ окончаніяхъ такихъ словъ,
y которыхъ въ прямой или первообразной формѣ буква е стоитъ пе-
редъ твердымъ звукомъ и потому произносится какъ ё, напр.: берёза
(отъ береза), Серёжи (отъ Сережи), чёрненькій (отъ черный), денёчекъ
(отъ денёкъ), намёки, тетёхи, далёкимъ. Иногда такія второобразныя
слова произносятся различно, напр. кулечекъ и кулёчекъ, мѣшечекъ и
мѣшочекъ, сплетни и сплётни, переплетчикъ и переплётчикъ.
2) Въ окончаніяхъ глаголовъ ударяемая буква е передъ ешь [338] и
me произносится ё, такъ же какъ передъ тъ и мъ: встаешь, встаете,
ревешь, ревете, бережешь, бережете. (Ср. выше стр. 500).
3) Въ уменьшительныхъ родственныхъ и собственныхъ именахъ:
те-тя (на подобіе тёт-ка), Жё-ля. Но Пе-тя, Се-ня произносятся безъ
измѣненія е въ ё.
4) Въ творительномъ падежѣ сущ. имени съ жен. окончаніемъ я
буква е передъ ю произносится какъ ё, напр. зарё-ю, ступнё-ю. Впро-
чемъ это собственно не исключеніе, потому что окончаніе творит. па-
дежа такихъ именъ есть ою или, при утонченіи предыдущей соглас-
ной, ею. Здѣсь буква е пишется только за неимѣніемъ средства по-
казать иначе отонченіе предшествующей согласной.
Востоковъ относитъ сюда также окончанія ца, ча> ша, ща\ т. е. напр.
Тверцею, свѣчею, лѣвшею, пращею, но здѣсь не зачѣмъ и писать е, такъ
какъ именит. падежъ оканчивается на а, и начертанія: Тверцою, свѣ-
чою, лѣвшою, пращою относятся къ правильнымъ формамъ склоненія.
5) Наконецъ, въ коренномъ слогѣ глаголовъ многократныхъ и
предложныхъ длительныхъ передъ окончаніями гивалъ или хивалъ е
также произносится какъ ё: застёгивалъ, отпёхивалъ.
Начертаніе звука Е, измѣненнаго въ ЙО (ьО) или О.
Показавъ, въ какихъ случаяхъ звукъ е измѣняется въ ё, надобно
разсмотрѣть, какъ онъ изображается.
1) Послѣ согласныхъ, за которыми встрѣчается это звуковое пре-
вращеніе (кромѣ ц й иногда шипящихъ), т. е. послѣ б в д з л м н п
р с т, произношеніе буквы е какъ ё обыкновенно вовсе не означается
на письмѣ. Двоеточіе надъ е ставится только въ рѣдкихъ случаяхъ,
именно: а) для яснѣйшаго обозначенія выговора, особенно для разли-
ченія словъ, одинаково пишущихся, напр. ведро и вёдро́, признаетъ и
признаётъ; и б) въ стихахъ, для болѣе нагляднаго изображенія риѳмы,
напр. заботъ и гнётъ.
[339] 2) Послѣ ц и шипящихъ (ж ш ч щ) звукъ ё> вполнѣ или
отчасти обращающійся въ о, рѣдко означается посредствомъ двоеточія,

и либо остается вовсе безъ знака, либо изображается буквою о. По-
слѣдній способъ установился въ слѣдующихъ случаяхъ: а) послѣ бук-
вы ц> напр. лицо, купцомъ, otmtom, перцовка^ цоколь', б) въ извѣстныхъ
словахъ послѣ шипящихъ, именно въ окончаніяхъ: свѣжо, ужо, чу-
жой, возжой, дружокъ\ хорошо, большой, душой^ шорохъ, шопотъ, вер-
шокъ] горячо, плечо, свѣчой, сверчокъ; трущоба\ иногда и въ корняхъ
словъ: обжора, чопорный.
Hö этотъ способъ изображать измѣненное произношеніе е послѣ
шипящихъ не признанъ обычаемъ для огромнаго большинства случа-
евъ того же выговора; особенно неупотребителенъ онъ въ замкнутыхъ
слогахъ, между крайними согласными коренного слога, т. е. въ та-
кихъ словахъ, какъ: «жолтый, жолчь, чорный, счотъ, въ чомъ, пшон-
ный, щотка" *), также въ глагольныхъ формахъ: „возвращонъ, учо-
ный, течошь, бережоте". Вмѣсто того по большей части пишутъ: жел-
тый, желчь, черный, счетъ, въ чемъ, возвращенъ, ученый, течешь, бере-
жете, т. е. удерживаютъ на письмѣ е% или изрѣдка для ясности ста-
вятъ надъ этой буквой двоеточіе.
Для уясненія вопроса объ этихъ различныхъ начертаніяхъ обра-
тимся къ исторіи.
Пестрота правописанія въ отношеніи къ постановкѣ гласныхъ во-
обще и полугласныхъ ъ, ь послѣ шипящихъ замѣчается въ самыхъ
древнихъ памятникахъ письменности; послѣ ж ш ч щ правило тре-
бовало писать ъ, но между тѣмъ и въ Остромировомъ евангеліи, и въ
другихъ рукописяхъ писалось иногда ъ..Поэтому шипящія не должны
были собственно терпѣть послѣ себя и твердыхъ гласныхъ a о y ы
(также широкаго юса): но на дѣлѣ послѣ нихъ не ставились только
о и ы (вм. о ставилось [340] е или г>, вм. ы—и), буквы же a, y и &
постоянно писались послѣ шипящихъ какъ въ склоненіяхъ, такъ и
въ извѣстныхъ формахъ спряженія.
Устраненіе о при шипящихъ происходило конечно отъ того, что
обращеніе звука е въ ё было совершенно чуждо др.-славянскому языку,
a отсутствіе ы на томъ же мѣстѣ объясняется тѣмъ, что такъ какъ
послѣ этихъ согласныхъ не писалось г, то не было повода писать и
ы, которое притомъ не вполнѣ отвѣчало произношенію.
Особенность русской фонетики, обращающей е въ ё, была причи-
ною, что уже весьма рано въ русской письменности гласная е начала
уступать мѣсто буквѣ о: именно уже въ памятникахъ 12-го или по
крайней мѣрѣ 13-го вѣка, мы читаемъ: съвьрьшонъ, крьщонъ, жонъ,
шолъ, y чомъ, хочомъ. Въ то же время послѣ ш начинаетъ являться ы
(слышымъ)2). Въ 15-мъ столѣтіи обращеніе е въ о является уже и
*) Однакожъ о принялось уже въ существительномъ поджогъ какъ бы для отли-
чія отъ глагольной формы поджегъ.
2) Колосовъ, Очеркъ, стр. 80, 93.

не при однѣхъ шипящихъ (напр. въ словѣ рубловъ), a при шипящихъ—
не въ однихъ ударяемыхъ слогахъ (напр. пригожо, пишотъ, шостой,
меревѣсищо). Происходило ли это послѣднее правописаніе отъ мѣстныхъ
особенностей выговора, или отъ стремленія къ однообразію въ письмѣ,
во всякомъ случаѣ, какъ эти, такъ и другіе примѣры сочетанія ши-
пящихъ и ц съ твердыми гласными (Богородицы, жати, держы) дока-
зываютъ, что названные согласные въ живомъ русскомъ языкѣ весьма
давно утратили способность умягчаться, что они, по крайней мѣрѣ
уже въ 15-мъ столѣтіи, сочетались только съ твердыми гласными *).
Обращаясь къ современному русскому говору, мы должны въ этомъ
отношеніи раздѣлить шипящіе да два разряда: ж, ш, a съ ними и ц,
сочетаются только съ твердыми гласными (т. е. мы слышимъ только
жа, жо, жу, жы, ша, шо, шу, шы, ца, цо, цу, цы); напро-
тивъ ч и щ—только съ мягкими ("чя, [341]че, чю, чи, щя,щё, щю,
щи). Конечно и въ томъ и въ другомъ случаѣ гласныя обоихъ разря-
довъ нѣсколько видоизмѣняются, т. е. однѣ теряютъ часть своей
твердости, другія—часть своей мягкости, но все-таки въ общемъ ха-
рактерѣ, кажется, такое различіе ихъ сочетаемости для слуха не-
оспоримо. Тѣмъ не менѣе они, для практическаго удобства, по не-
опредѣленной степени своей твердости и мягкости, могутъ быть подво-
димы подъ одинъ общій разрядъ, и можно согласиться съ тѣмъ, что́
Востоковъ сказалъ о нихъ еще въ 1808 году: что буквы ж ч ш щ
„не имѣютъ ни дебелаго, ни тонкаго, a одно среднее произношеніе,
и потому въ сущности не принимаютъ ни ъ, ни ъ"; онъ прибавлялъ,
что онѣ не слагаются ни съ дебелою гласною ы, ни съ тонкими ё
ю л, и „слѣдовательно ъ и ь приписывается къ нимъ совершенно
напрасно" а).
Естественно, что при такихъ фонетическихъ условіяхъ, правила со-
четанія съ этими буквами твердыхъ или мягкихъ полугласныхъ и глас-
ныхъ могутъ быть основаны только на общемъ соглашеніи, какъ чисто-
графическія. Оттого мы y нашихъ грамматиковъ и не находимъ поло-
жительныхъ по этому предмету указаній. Ломоносовъ ничего не гово-
ритъ объ употребленіи гласныхъ послѣ шипящихъ: между тѣмъ мы,
какъ y него, такъ и y Тредьяковскаго и многихъ другихъ, съ самаго вве-
денія гражданской печати, нерѣдко встрѣчаемъ о послѣ этихъ буквъ. 3)
(Позднѣе особенно Болтинъ придерживался такой орѳографіи). Въ
грамматикѣ Греча только коротко замѣчено (§ 240), что во всѣхъ
«склоненіяхъ послѣ ж ч ш щ ц гласная о (на письмѣ?) превращается
*) Колосовъ, Очеркъ стр. 135.
а) Краткое руководство къ росс. словесности, стр. 10.
3) Въ Грамм. своей Ломоносовъ писалъ: „лице или лицо" (§140), также: плечо,
горшокъ, сверчокъ* мѣшокъ (§§ 179, 197).

въ е. Въ Русской грамматикѣ Востокова только въ таблицѣ склоненій
показано, что послѣ ж ш ч щ творительный падежъ ед. ч. муж. р.
оканчивается на емъ. Г. Буслаевъ ограничивается замѣчаніемъ, что
„въ сочетаніи гласныхъ съ свистящими (з с ц) и шипящими русскій
языкъ слѣдуетъ црк.-славянскому съ [342] нѣкоторыми уклоненіями и
между прочимъ употребляетъ и твердое о вмѣсто мягкаго е съ уда-
реніемъ, напр. хорошо, гордецовъ вм. „хороше, гордецевъ" *). О предѣ-
лахъ этого правописанія онъ вовсе не упоминаетъ; однакожъ изъ его
собственной орѳографіи видно, что такія начертанія лишь въ рѣдкихъ
случаяхъ имъ допускаются. Подробнѣе всѣхъ по этому вопросу вы-
сказывается Павскій. „Буквы ж ч ш щ (говоритъ онъ), какъ передѣ-
ланныя изъ чистыхъ при встрѣчѣ въ ъ-мъ и для а-я, должны терпѣть
при себѣ только ъ. И дѣйствительно въ древнемъ правописаніи послѣ
ж ч ш щ видны ь и мягкія гласныя, a г-а и твердыхъ гласныхъ
видно. Но какъ выговоръ сихъ умягченныхъ буквъ въ нашемъ языкѣ
вовсе не мягокъ, то правописаніе не устояло на своемъ и во многихъ
случаяхъ склонилось на сторону выговора. Гдѣ встарину писали: мечь,
ножь, тощь, грѣшю, мажю, тамъ нынѣ пишемъ: мечъ, ножъ, тощъ,
грѣшу, мажу" 3). Далѣе Павскій въ таблицѣ сочетаній согласныхъ съ
гласными между прочимъ помѣстилъ слѣдующіе три столбца:
жъ
жа
жо
чъ
ча
чо
шъ
ша
шо
щъ
ща
що
Въ послѣдней колонкѣ онъ противъ каждаго сочетанія съ о поста-
вилъ вопросительный знакъ и внизу прибавилъ; „не охотно".
Между тѣмъ со стороны фонетики Павскій находилъ эти начерта-
нія совершенно вѣрными; онъ въ звуковомъ отношеніи не замѣчалъ
разницы между ж, ш и ч, щ\ ему казалось, что послѣ всѣхъ этихъ
буквъ и произносится какъ ы и что мы говоримъ „чынъ, щыпцы"
точно такъ же, какъ „жыла, шыло". Но на письмѣ онъ не могъ при-
мириться ни съ употребленіемъ о послѣ шипящихъ, ни съ начерта-
ніемъ ё вообще, и потому говорилъ: „Для избѣжанія многихъ несо-
образностей и обоюдностей не [343] лучше ли принять за правило,
чтобъ правописаніе вездѣ постоянно ставило гласную е? Пусть самъ
выговоръ по своимъ законамъ произноситъ ее то за е, то за jo, то за
о. Если наше правописаніе во многихъ случаяхъ не склоняется на,
сторону выговора, то и здѣсь нѣтъ ему нужды быть уступчивымъ. Бу-
демъ писать: ель, елка, щеть, щетка, a произносить будемъ: ель, jолка,
*) Ист. Грам. I, § 37, стр. 76.
2) Филолог. Набл. Разсужд. I, § 53, стр. 63. .

щеть, щотка". *) Замѣтимъ однакожъ, что самъ Павскій не выдержи-
валъ во всей строгости этого правила, и писалъ, напр. „ножонка, ду-
шонка, старушонка, денжонки 2).
Нельзя сказать, чтобы со времени изданія его Филологическихъ На-
блюденій начертаніе о послѣ шипящихъ вовсе не распространилось;
замѣчаемое y насъ общее стремленіе сближать письмо съ выговоромъ
обнаружилось до нѣкоторой степени и въ этомъ вопросѣ нашей орѳо-
графіи. Но консерватизмъ въ этомъ случаѣ объясняется, кромѣ обык-
новенной силы привычки, еще и тѣмъ, что повсемѣстное введеніе о
послѣ шипящихъ находится въ противорѣчіи: во 1-хъ, съ преобладаю-
щимъ этимологическимъ характеромъ русскаго правописанія, во 2-хъ
съ начертаніемъ е вмѣсто ё послѣ другихъ согласныхъ (напр. идетъ,
ледъ, полетъ). Когда въ безчисленномъ множествѣ случаевъ этотъ
обычай не мѣшаетъ правильному произношенію, то естественно, что и
послѣ шипящихъ нѣтъ необходимости всякій разъ означать на письмѣ
выговоръ, измѣняющій е въ ё. Но отчего же въ нѣкоторыхъ случаяхъ
начертаніе жо, шо, чо, що окончательно утвердилось? Конечно при,
чина заключается въ томъ же, почему иногда ставятъ двоеточіе надъ
е, именно въ желаніи яснѣе обозначить различный выговоръ двухъ
одинаково или сходно написанныхъ слоговъ, напр. въ словахъ совер-
шенный и совершонный, жены и жоны, чертъ и чортъ, и положенный и
положоный, шестъ и (самъ) шостъ, душенька и душонка. Въ концѣ
слога чаще, нежёли въ серединѣ, принято начертаніе о послѣ шипя-
щихъ потому, что въ первомъ случаѣ (свѣже, хороше, ше-рохъ, же-
лобъ [344] и т. п.) легче можетъ произойти сомнѣніе, какъ произнести
е: въ серединѣ же слога, въ такихъ напр. словахъ какъ счетъ, желтый
черный, червивый, щелкать, е по общему закону обращается въ ё при
падающемъ на слогъ удареніи передъ твердымъ звукомъ.
Сверхъ показанныхъ случаевъ, послѣ ж ш ч щ удобно писать о въ
такихъ окончаніяхъ, которымъ эта буква свойственна и при другихъ
согласныхъ, напр. 1) въ окончаніи окъ: почему не писать: дружокъ,
сверчокъ, вершокъ, когда есть слова листокъ, голубокъ, носокъ и проч.
2) въ творит. падежѣ ед. ч. именъ муж. и женскаго • рода: душой, свѣ-
чой, мечомъ, ножомъ (хотя въ именахъ муж. р. это еще мало употре-
бительно); 3) въ разныхъ падежахъ ед. числа прилагательныхъ именъ
муж. и жен. p.; большой, меньшой, чужой.
Всего менѣе удобно писать о:
1) въ глаг. личныхъ формахъ, гдѣ е принадлежитъ къ органи-
ческому составу окончанія, именно: ешь, етъ, емъ, ете (течошь и т. д. вм.
течешь, какъ берешь); въ прошед. вр. того же накл. на елъ (шолъ вм.
х) Тамъ же, § 122.
2) Тамъ же, Разс. II, § 50, стр. 91.

шелъ по подобію велъ, брелъ); въ страд. причастіи прошедшаго на ен:
наречонъ, рѣшонъ, прельщонъ вм. нареченъ, рѣшенъ, прельщенъ; 2) въ
предлож. пад. мѣстоименія что (въ чомъ вм. въ чемъ\ несогласно съ
формою склоненія въ другихъ падежахъ; чего, чему; 2) въ замкнутыхъ
•коренныхъ слогахъ, какъ жесткій, шелкъ^ четки, щетка.
Впрочемъ по родству звуковъ о и е нельзя придавать различію
въ ихъ употребленіи послѣ шипящихъ слишкомъ большой важности:
пишущіе постоянно о имѣютъ на своей сторонѣ то оправданіе, что
.послѣдовательно держатся въ этомъ случаѣ одного (фонетическаго)
начала, ясно означая не только выговоръ, но и удареніе (ибо о послѣ
шипящихъ возможно только въ ударяемыхъ слогахъ), тогда какъ тотъ,
кто употребляетъ то е, то о, не можетъ избѣжать упрека въ нѣкото-
рой непослѣдовательности. Разъ допустивъ о послѣ шипящихъ въ
нѣкоторыхъ случаяхъ, русское. правописаніе косвенно признало возмож-
ность писать [345] ЖО, шо, ЧО, ІЦО вездѣ, гдѣ эти сочетанія слышатся.
Нѣкоторые предлагаютъ употреблять въ такихъ случаяхъ начертаніе
М, но во 1-хъ, тогда пришлось бы и послѣ другихъ согласныхъ вся-
кій разъ отмѣчать измѣненное е двоеточіемъ, что́ неудобно; во 2-хъ,
передѣлать общепринятыя уже начертанія и начать писать: „плечё,
хороше, большёй, чужёй", на что конечно немногіе были бы согласны.
Отъ шипящихъ звуковъ ц отличается гораздо большею способностью
.соединяться съ твердыми гласными: это объясняется составомъ его
изъ т и с; ибо с не только легко допускаетъ за собою всѣ эти глас-
ныя, но въ нѣкоторыхъ случаяхъ самъ не охотно смягчается, такъ
что вмѣсто сь, ся, иногда и сю (по крайней мѣрѣ въ мѣстоименномъ
.значеніи этихъ звуковъ) многіе произносятъ съ, са, су, напр. „держисъ,
я приму́съ, дѣлатьса, взялса, суда" (вм. сюда). Поэтому неудивительно,
что послѣ ц безъ затрудненія произносится и пишется даже ы, a слѣ-
довательно для этой согласной нѣтъ причины чуждаться о, которое
и пишется послѣ нея всякій разъ, когда, при первоначальномъ е, на
этотъ слогъ падаетъ удареніе, напр. лицо, кольцомъ, купцовъ.
Въ противномъ случаѣ, т. е. при отсутствіи надъ этимъ слогомъ
ударенія, пишутъ е, напр. зеркальце, перцемъ, иностранцевъ, улицею
Однакожъ въ словѣ танцовать ставится о, на томъ основаніи, что тутъ
.ясно слышится широкая гласная и что наст. время изъяв. накл. имѣ-
етъ форму танцую, a не танцюю *). Но, собственно говоря, въ неуда-
ряемыхъ окончаніяхъ це, цемъ, цевъ, цею также слышится не е, a
.средній звукъ между a и о, и потому тутъ равнымъ образомъ можно бы,
писать о, употребляя е только въ такомъ случаѣ, когда оно дѣйстви-
тельно замѣтно въ произношеніи, напр. въ словахъ лицевой, лицемѣръ,
*) Въ экземплярѣ автора на поляхъ приписано его рукою еще: гарцовать,
глянцовать,—витый; срв. „Р. Правописаніе", стр. 44. Ред.

вѣнценосецъ. Такъ какъ однакоже установленное обычаемъ различіе
въ употребленіи о и е послѣ ц имѣетъ свою полезную сторону, именна
служитъ указаніемъ относительно ударенія, то лучше сохранить это
двоякое правописаніе.
[346] Не совсѣмъ удобно только писать це въ окончаніяхъ фамиль-
ныхъ именъ, особенно старинныхъ родовъ, напр. въ имени Румянцевъ,
такъ какъ вслѣдствіе введенія такого начертанія нѣкоторыя изъ нихъ^
пишутся теперь уже не такъ, какъ писались тѣми, которые ихъ носили.
По-настоящему, слѣдовало бы держаться правила писать фамильныя
имена историческихъ дѣятелей безъ измѣненія способа ихъ начертанія
самими лицами рода.
Когда въ словахъ, заимствованныхъ изъ другихъ языковъ, звукъ
и слѣдуетъ послѣ ц, то на письмѣ соблюдается различіе между сло-
вами, сохраняющими y насъ свой первоначальный видъ, и тѣми, ко-
торыя издавна передѣланы на русскій ладъ или взяты съ польскаго:
въ первыхъ пишется ци, въ послѣднихъ цы, напр.
1) Цилиндръ, цитадель, медицина, капуцинъ, цикорій.
2) Цыбикъ, цыганъ, цыфры, цынга, цырюльникъ.
Обыкновенно пишутъ „цифра", но это несогласно ни съ произно-
шеніемъ, ни съ общеупотребительнымъ начертаніемъ цыфирь, и потому
лучше писать равнымъ образомъ: цыфра *). ,
Употребленіе буквы ѣ.
О двоякомъ употребленіи ѣ: 1) въ корняхъ словъ, и 2) въ фор-
махъ было уже упомянуто при разсмотрѣніи азбуки.
Мы знаемъ, что y насъ ѣ издавна не что иное, какъ графическій
знакъ, буква, представляющая тотъ же звукъ, для изображенія котораго
служитъ е *); но нѣтъ сомнѣнія, что при изобрѣтеніи кириллицы буква
ѣ имѣла дѣлію выражать особый [347] звукъ древне-славянскаго языка,—
какой именно, объ этомъ высказано много разныхъ, болѣе или менѣе
правдоподобныхъ и остроумныхъ мнѣній. Большинство филологовъ, на
основаніи пріемовъ сравнительной филологіи, признаетъ, что первона-
1) Нѣкоторые y насъ до сихъ поръ еще утверждаютъ, что ѣ произносится мягче,
чѣмъ е; но кромѣ того, что это отвергается авторитетомъ лучшихъ знатоковъ языка,
признающихъ тожество обѣихъ буквъ въ отношеніи къ звуку, можно указать и на ча-
стое смѣшеніе ихъ: значитъ, что слухъ не доставляетъ никакого руководства для рѣ-
шенія, гдѣ писать одну, и гдѣ другую: въ одномъ и томъ же словѣ одни пишутъ е,
другіе 7Ъ, да и то же лицо въ разное время пишетъ различно. Миклошичъ не безъ
нѣкоторой ироніи замѣтилъ, что русскимъ нужны особые списки словъ, въ которыхъ
пишется гъ, a не е (Vergl. Lautlehre, 377).
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 45 находимъ уступку: „укоренившійся обычай даетъ.
перевѣсъ начертанію цифра" (какъ и циферблатъ), Ред.

чальнымъ звукомъ, изъ котораго произошелъ ятъ, былъ дифтонгъ ai1),
затѣмъ писавшіе о звукѣ этой буквы полагали, что она произносилась:
1) Какъ французское é—е fermé (Копитаръ 2) Шлейхеръ, Лескинъ).
По Шлейхеру ѣ произносился въ древнѣйшій періодъ языка какъ
долгое нѣмецкое ё 8), „сбиваясь нѣсколько на і", прибавляетъ уче-
никъ Шлейхера, Лескинъ 4).
2) Какъ je (Добровскій, Павскій). Добровскій говоритъ, что въ
южныхъ славянскихъ земляхъ есть провинціи, въ которыхъ чистое
славянское произношеніе сохраняется, такъ что слова вѣра, свѣтъ, бѣлъ
выговариваются; „вьера, свьетъ, бьелъ", a нѣкоторые и пишутъ: виjера,
свиjетъ, биjел 5). Павскій прибавляетъ: „Этотъ не слитный выговоръ
буквы е y изобрѣтателя азбуки отмѣченъ знакомъ ѣ, въ которомъ
буква ь препоясана гласною е" 6).
3) Какъ долгое ъ,—нѣчто среднее между э и и^(Катковъ): „Долгій эле-
ментъ въ отличіе отъ краткаго снабженъ только поперечною чертою" 7).
4) Ближе къ и> чѣмъ е, т. е. ѣ соотвѣтствовала нашему 6, сло-
женному съ j, a старо-славянское 6 = нашему ä: ѣ было вѣроятно
долгое к, (Бэтлингъ) 8).
5) [348] Какъ я (Шафарикъ 9), Востоковъ, Срезневскій, Шлейхеръ).
Замѣтивъ, что въ Супрасльской рукописи ѣ употребляется вм. га (чи-
тателѣ, вьсѣко, Константинѣ, града), что́ попадается и въ Остроми-
ровомъ ев., Востоковъ говоритъ: „Видно, что буквами сими изобра-
жались звуки сходные между собою, которые потому и смѣшиваемы
были въ произношеніи" 10).
И. И. Срезневскій, найдя то же смѣшеніе буквъ въ другихъ (юсо-
выхъ) памятникахъ, заключаетъ изъ этого, что ѣ по крайней мѣрѣ
нѣкоторою частью тѣхъ, кѣмъ и для кого писались эти рукописи, вы-
говаривалось какъ а, требующее смягченія предыдущей согласной 1J).
*) Первый высказалъ это Шафарикъ въ своихъ Elemente der altböhm. Gramma-
tik, стр. 14.
2) Kopitar. Glagol. Gl. 51.
8) Schleicher. Compend. § 76: „Warscheinlich war es in einer älteren Sprach-
periode ё".
4) Leskien. Handbuch der altbulg. Sprache, стр. 4.
5) Dobrowsky. Institut. § X и XXIII. Это относится къ Герцеговскому нарѣчію
(Катковъ, Объ элем. и форм. сл.-р. языка, стр. 51).'
6) Павскій. Ф. Набл. I, § 18.
7)"Катковъ. Объ элем. и формахъ, 50.
8) Бэтлингъ. Зап. A. H. по I ъ III Отд., І, 86.
9) Шафарикъ. Elemente der altböhm, Grammatik, 1. c.
10) Востоковъ. Филол. Набл., 162.
n) Древніе славянскіе памятники юсового письма, стр. 158 первой нумерац.
При чтеніи настоящихъ замѣчаній въ Отдѣл. русск. яз. и сл. И. И. Срезневскій пояс-
нилъ, что по позднѣйшимъ его наблюденіямъ, ѣ въ древне-славянскомъ, a отчасти

Шлейхеръ былъ прежде того же мнѣнія, но полагалъ, согласно съ
Шафарикомъ, что ja образовалось перестановкою звука aj 1).
6) To какъ л, то какъ е (Миклошичъ) 2).
7) Какъ долгое е (Буслаевъ) г): нѣтъ = не есть.
8) Какъ еа (Шафарикъ, Шлейхеръ, Лескинъ и Бодуэнъ-де-Курт-
нэ) *). Шафарикъ первый отмѣтилъ это произношеніе, основываясь
на нынѣшнемъ выговорѣ болгаръ; за нимъ то же высказалъ Шлейхеръ
сначала въ Beiträge, потомъ въ Compendium.
Колосовъ, который сдѣлалъ первую попытку свести всѣ заявлен-
ныя по этому предмету мнѣнія, самъ не высказался положительно о
древнемъ произношеніи буквы ѣ, а только призналъ его неизвѣстнымъ
и замѣтилъ, что ни одно изъ этихъ мнѣній не рѣшаетъ дѣла 5).
[349] Чтобы ничего не упустить для разсмотрѣнія вопроса, остает-
ся еще обратить вниманіе на тѣ многообразные звуки, которые въ
живыхъ славянскихъ языкахъ заступили мѣсто древняго ѣ. Самая
буква сохранилась только въ русскомъ письмѣ, но въ немъ она издавна
то замѣнялась буквой е, то ставилась напрасно вмѣсто е. Напротивъ,
по замѣчанію Востокова, сербы и болгаре въ старинной письменности
употребляли букву ѣ правильно 6). Не значитъ ли это, что y нихъ
она сохраняла свой отличительный звукъ? Но нынѣшніе сербы въ
словахъ, гдѣ она встрѣчалась, ставятъ иjе (или и просто е), болгаре
еа. Изъ этого, кажется, вытекаетъ заключеніе, что произношеніе ѣ
•составляло средній звукъ между йэ и йа. Какъ объяснить этотъ
средній звукъ? При какихъ условіяхъ онъ возможенъ? Отчего не мог-
ли его усвоить себѣ другіе славянскіе народы? Тамъ, гдѣ онъ встрѣ-
чался, малороссіяне произносятъ і, чехи то также і, то слабо йотованное
е, поляки то іа, то е, въ большей части другихъ славянскихъ нарѣ-
чій онъ перешелъ рѣшительно въ элементъ е, y словинцевъ сохранилъ
и въ позднѣйшемъ языкѣ произносился какъ долгое е, впитавшее въ себя предше-
ствующую согласную, о чемъ можетъ дать понятіе звукъ въ словѣ нѣтъ.
1) Schleicher. Formenlehre, 78.
2) Miklosich. Vergleich. Lautlehre, стр. 91.
3) Буслаевъ. Ист. Грамм. § 25. 2.
4) Бодуэнъ-де-К. О др.-польскомъ языкѣ, 76.
5) Филол. Зап. 1872, вып. IV, и Очеркъ ист. зв., 35. Недавно высказано еще
новое мнѣніе о буквѣ ѣ. Г. Житецкій въ своемъ изслѣдованіи о малорусскомъ на-
рѣчіи пришелъ къ заключенію, „что буква ѣ не вмѣла собственнаго звука, что
единство она имѣла для глазъ, a не для слуха, и что въ выговорѣ она звучала раз-
лично" (Университ. Извѣстія. Кіевъ 1875. № 3., стр. 284).
6) Филол. Набл. ,93. Въ своей црк.-сл. грамматикѣ Востоковъ вводитъ въ азбуку
еще особый знакъ н> и причисляетъ эту букву къ числу составныхъ (йотованныхъ);
это еще болѣе затрудняетъ вопросъ о сущности ѣ; ужели же простой ѣ означалъ,
какъ думаетъ г. Колосовъ, звукъ нейотованный? Нельзя ли скорѣе принять, что на-
чертаніе њ было только графическимъ видоизмѣненіемъ той же буквы?

форму ej, y полабовъ звучалъ иногда какъ двоегласное ai Все это
позволяетъ сдѣлать по крайней мѣрѣ одинъ несомнѣнный выводъ,—
что въ произношеніе ѣ входили три элемента: і, a и .9.
Въ позднѣйшее время произношеніе разсматриваемаго звука видо-
измѣнялось y славянскихъ народовъ, смотря по тому, который изъ
трехъ элементовъ получалъ перевѣсъ: въ нѣкоторыхъ [350] нарѣчіяхъ
остался только одинъ изъ этихъ трехъ элементовъ, въ другихъ по-
два (іа, іе), въ третьихъ то одинъ, то два. Одновременная встрѣча
въ томъ же звукѣ элементовъ а и э возможна только при одномъ усло-
віи — при сильномъ растворѣ рта для э. Произносимый при этомъ^
условіи звукъ йэ неминуемо сближается съ йа, о чемъ даетъ при-
близительное понятіе французское е ouvert съ accent grave (è), изоб-
ражаемый также группами ais, ait, особенно послѣ полугласнаго у,.
г: voyais, pièce. Во франц. языкѣ этотъ звукъ часто происходитъ изъ
латинскаго а, напр. слова; père, frère образовались изъ; pater, frater;
Извѣстно, какъ легко вообще звукъ a переходитъ въ э; слѣдова-
тельно весьма понятно, что древній широко-открытый звукъ буквы ѣ,
составлявшій середину между йа и йэ, съ теченіемъ времени могъ
перейти y насъ въ обыкновенный звукъ йэ, ничѣмъ не отличающійся
отъ изображаемаго буквой е. Разницу же между древнимъ и нынѣш-
нимъ вѣроятно составляла различная степень устнаго раствора. Объ
этомъ среднемъ звукѣ можетъ дать, какъ мнѣ кажется, приблизитель-
ное понятіе одинъ звукъ финскаго языка, выражаемый буквою ä, но
весьма похожій: на наше я, хотя и не тожественный съ этимъ послѣд-
нимъ, напр. въ словахъ mäki (гора), tämä (этотъ), hyvä (хорошій),—
звукъ, для транскрипціи котораго одни употребляютъ русское е, а-.
другіе я.
Но какъ бы ни произносилось ѣ въ древности, въ нынѣшнемъ
русскомъ языкѣ оно не болѣе, какъ письменный знакъ, имѣющій цѣлію
только отличать извѣстные корни языка и грамматическія окончанія.
Другими словами: живой языкъ не знаетъ ѣ: имъ занимаются только»
правописаніе и грамматика; достояніе частью науки, частью навыка,.
имѣетъ значеніе только этимологическое и практическое. Въ формахъ,
въ грамматическихъ окончаніяхъ склоненія, спряженія и образованія
сравнительной степени употребленіе ѣ опредѣлено точными правилами;
но оно шатко въ корняхъ и въ нѣкоторыхъ образовательныхъ окон-
чаніяхъ именъ существит. и прилагательныхъ; a потому [351] только»
эти Два случая употребленія ѣ и должны быть здѣсь разсмотрѣны.
1) Pfuhl. Ueber die Sprache der Lün. Poladen. 1868, стр. 196. По статьѣ iv
Кочубинскаго объ учебникѣ г. Лескина, Филол. Зап. 1872 г. вып. I, стр. 18.

1) ѣ ВЪ КОРНЯХЪ*).
Почти съ самаго начала црк.-слав. письменности y русскихъ, по
крайней мѣрѣ уже съ конца 11-го вѣка, въ памятникахъ встрѣчается
смѣшеніе буквъ ѣ и е, и мало-по-малу послѣдняя вытѣснила первую
изъ двухъ категорій словъ:
а) послѣ р и л, слѣдующихъ за начальною согласной, въ словахъ,
которыя въ русскомъ языкѣ имѣютъ соотвѣтственную полногласную
форму, т. е. когда сочетанію лѣ, рѣ соотвѣтствуетъ въ русскомъ вы-
говорѣ двусложное ере, оло, какъ напр. въ словахъ: брѣгъ, брѣза^ врѣдъ^
прѣдъ, чрѣзъ, млѣко, влѣку. Причина тому ясна: это произошло подъ
вліяніемъ русскихъ формъ: берегъ, береза, вередъ, передъ, черезъ. Вслѣд-
ствіе этого тому же измѣненію подверглись и такія слова сходной
формы, въ которыхъ не обнаруживается полногласія, т. е. стали пи-
сать: блескъ, дремать, преніе> претитъ, стрекать, вм. блѣскъ, дрѣмать,
и т. д. Въ другихъ подобныхъ словахъ ѣ сохранилось; таковы: грѣхъ,
хрѣнъ, хлѣбъ, клѣть, плѣнъ (при полногл. формѣ полонъ), плѣсень,
плѣшь, слѣдъ, слѣпъ..
б) въ глаголахъ, y которыхъ въ др.-слав. языкѣ хотя коренная
форма имѣетъ е, но которые по закону усиленія гласной *) принимаютъ,
при измѣненіи формы, букву ѣ> какъ, напр., гнести и гнѣтати, летѣти,
и лѣтати лежати и лѣгати, метати и мѣшати, несу и нѣсъ, реку,
рещи, реченіе и рѣкати, рѣкъ, рѣчь. Всѣ эти слова, исключая послѣд-
нее, постоянно пишутся теперь съ
Равнымъ образомъ и во многихъ другихъ случаяхъ русскіе вмѣсто
др.-сл. ѣ употребляютъ е; таковы напр. слова: векша, клей, колебать,
мезга, песокъ, семья^ темя и др., которыя въ ц.-сл. писались: вѣкша9
клѣй, колѣбать и т. д.
[352] Наоборотъ, ѣ пишутъ иногда въ словахъ, гдѣ его въ древности
не было и гдѣ этой буквы по этимологіи не нужно: рѣдька, рѣшето>
рѣшетка и др.
2) Ѣ ВЪ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХЪ ОКОНЧАНІЯХЪ.
а) Въ собственно-русскихъ словахъ. й тутъ противъ древняго
письма есть отмѣны. Мы пишемъ: добродѣтель, колыбель, кудель, оби-
тель, тогда какъ нѣкогда въ окончаніяхъ этихъ словъ ставилось гъ.
Далѣе, y насъ пишутъ: змѣй, брадобрѣй, какъ и во взятомъ съ
*) См. Miklosich. Ver gl. Lautlehre 134. Шлейхеръ называетъ это явленіе Ersatz-
dehnung (замѣстительное протяженіе). Compendium, § 79.
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 60—62, перечислены всѣ корни съ буквой ѣ, въ
систематическомъ порядкѣ по мѣсту ея и по согласной, которую она сопровождаетъ
всего насчитано 130 корней). Ред.

греческаго словѣ грамотѣй, вѣроятно потому, что звукъ ѣ не пропа-
даетъ и въ косвенныхъ падежахъ: змѣя, брадобрѣя, грамотѣя, тогда
какъ въ словахъ: воробей, соловей, ручей, звукъ е при склоненіи измѣ-
няется въ ь. Ломоносовъ писалъ змей, но его орѳографія въ этомъ
случаѣ не утвердилась (хотя въ словѣ иней буква е также не пропа-
даетъ при склоненіи). Брадобрей, отъ брить, должно писаться съ е,
какъ водолей отъ литъ; равнымъ образомъ: брею, бреешь (см. Указатель).
По общей формѣ сравнительной степени мы пишемъ болѣе, менѣе,
тогда какъ въ древнемъ языкѣ имѣлись только формы боле, мене; но
наши новѣйшія формы окончательно утверждены употребленіемъ, и въ
сокращенномъ видѣ (преимущественно въ стихахъ) пишутъ: болѣ, менѣ.
Вопреки древней орѳографіи (кьде, сьде) пишемъ также: гдѣ, здѣсь.
Слово копейка, сомнительнаго происхожденія, обыкновенно пишется
съ ѣ, но безъ основанія.
б) Относительно именъ нарицательныхъ и собственныхъ, заимство-
ванныхъ изъ другихъ языковъ, есть правило, что иностранное е въ
такихъ словахъ и y насъ не измѣняется, a і или ai обращается въ ѣ\
поэтому пишутъ, съ одной стороны: Тимоѳей, Андрей; съ другой:
Апрѣль, Алексѣй, Сергѣй, Еремѣй, Матвѣй, Елисѣй, индѣецъ, индѣйскій
(отъ Aprilis, Alexius, 'EXioatoç и пр.). Переходъ і въ ѣ въ подобныхъ
случаяхъ [353] основывается повидимому на томъ, что въ малорусскомъ
языкѣ является і тамъ, гдѣ y великоруссовъ пишется ѣ.
Но это правило въ точности не соблюдается и потому рядомъ съ
приведенными словами пишутъ: Аггей, Амплей, Пелагея, Асмодей (отъ
'Άγγαϊος, Άμπέλιος, Πελάγια, Άσμοδαιος), елей (έλαιον), батарея^ лотерея,
армейскій, библейскій, линейка, линейный (batterie, loterie, армія, биб-
лія, линія).
Изъ всего сказаннаго видно, что въ русскомъ языкѣ употребленіе
буквы ѣ въ корняхъ словъ и въ образовательныхъ окончаніяхъ нѣко-
торыхъ именъ есть дѣло преданія и обычая, въ которомъ выражается
уваженіе къ историческому началу, но безъ строгаго вниманія къ
правильному его примѣненію- Во многихъ случаяхъ ѣ остается воспо-
минаніемъ особеннаго древняго произношенія слоговъ, въ другихъ
языкъ по прихоти или недоразумѣнію удалился отъ старины. Какъ бы
ни желательно было возстановить въ этомъ отношеніи правильное письмо,
трудно теперь, да едва ли нужно, измѣнять начертаніе словъ, которыя
всѣми пишутся одинаково. Попытка къ такому измѣненію могла бы
только произвести еще бо́льшій разладъ въ орѳографіи.
Но есть и такія слова, гдѣ одни пишутъ ѣ, a другіе е. Относительно
этихъ словъ замѣтимъ, что основательнѣе писать е въ слѣдующихъ:
боленъ (ср. больной, больна и проч.)
виденъ (ср. видный, видна и проч.)
брею, бреешь и пр., брадобрей (какъ водолей)

грамотей (греч. γραμματευς)
греча (греческое зерно)
железа
затменіе, затмевать (отъ затмить, затменъ)
звено (отъ звенѣть; ср. польск. dzwono)
копейка
купель (какъ колыбель, обитель)
надменный, надмеваться (отъ дмить)
[354] пенязь (сканд. peningr)
прилежный
•решето
хмель *)
цехъ (нѣм. Zeche)
Напротивъ, въ слѣдующихъ словахъ надо писать ѣ:
зѣница (народ. зѣнки)
лѣчить, лѣкарь (отъ корня лѣкъ, зелье)
мѣткій (одного корня съ гл. мѣтить)
рѣсница (поль. rzg.sa, rzçsa; чеш. rasa)
свѣдѣніе (отъ вѣдѣти)
смѣта
смѣтливый
одного корня съ гл. мѣтить
телѣга (род. множ. ч. произн. телѣгъ, не телёгъ).
Болѣе подробное объясненіе этихъ словъ читатель найдетъ въ на-
шемъ Справочномъ Указателѣ.
Общее правило при избраніи ѣ или е въ сомнительныхъ случаяхъ
должно быть слѣдующее: если нѣтъ вполнѣ ясной и положительной
причины для начертанія ѣ, то должно писать е.
Употребленіе Э.
Буква эта — обращенное въ другую сторону древне-славянское е —
началась, какъ- утверждаетъ Тредьяковскій *), еще съ поврежденія
кириллицы, a намъ сдѣлалась извѣстна со времени появленія грамма-
тики Смотрицкаго. Послѣднее замѣчаніе однако не оправдывается: въ
названной грамматикѣ мы находимъ только кирилловское е, правда
въ особенно крупномъ и выдающемся начертаніи, но не оборотное. Между
тѣмъ, ивъ славянской грамматикѣ серба Крижанича, относящейся къ
17-му вѣку, есть такое указаніе на раннее появленіе этой буквы: „никоьи
Билорусјани јесут издумали ову чертину э, да би стојала [355] за чисту
*) Разговоръ,, СТР. 246, примѣч.
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 62; въ Справочн. Указателѣ, въ скобкахъ я
„хмѣль". Ред.

Гречску гласницу епсјлон, и да бисмо ньеју писали такова туджа (чужія)
јмена: Элисеь, Элизарјь, Эмаус; алити то слово э јест безделно" Оконча-
тельно эта буква введена въ нашу печать вскорѣ послѣ установленія
гражданской азбуки а), д конечно совершенно основательно: она отвѣ-
чаетъ весьма положительному и неоспоримому условію полноты всякой
азбуки, — что каждый особый звукъ долженъ быть изображаемъ и
особымъ знакомъ, что одному и тому же начертанію не слѣдуетъ да-
вать двойного звукового значенія. Изъ этого правила само собой выте-
каетъ, что буква е, выражающая звукъ йэ, не должна служить и для
выраженія простого s. Между тѣмъ этого долго не понимали, даже и
тѣ, которымъ, какъ напр. Тредьяковскому, приведенное общее правило
было очень хорошо извѣстно 3). Буква э, какъ сравнительно новая въ
кириллицѣ, болѣе столѣтія была предметомъ незаслуженной вражды.
Изъ приведенныхъ словъ Крижанича видно уже, какъ самъ онъ къ
ней относился, Позднѣе на нее единодушно ополчились три писателя,
почти во всемъ другомъ стоявшіе на ножахъ другъ противъ друга, —
Тредьяковскій, Ломоносовъ и Сумароковъ. Всѣ трое почему-то нахо-
дили ее безобразною и считали лишнею, a Сумароковъ къ этому
присоединялъ еще площадную брань. Такъ онъ между прочимъ гово-
рилъ: „Противнѣйшая и мнѣ и г. Ломоносову литера э недостойна,
чтобъ о ней и говорить. Вить мы не пишемъ же Эвропа, эвнухъ и
проч. Мы же знаемъ отдѣлять г (д) отъ г (h); такъ ввезли мы едакова
въ нашу Азбуку урода" и т. д. 4). Сумарокову было не вдогадъ, что
мы потому только не пишемъ Эвропа, эвнухъ, что и не говоримъ такъ,
a говоримъ невѣрно: Европа, Египетъ именно потому, что такъ издревле
писали. Въ кириллицѣ не даромъ были двѣ буквы е и к, но ихъ зву-
ковое [356] различіе для русскихъ писцовъ затерялось. Взглядъ трехъ
названныхъ писателей относительно э держался долго и послѣ нихъ:
еще и въ началѣ нынѣшняго столѣтія, буквы этой не употребляли
многіе изъ извѣстнѣйшихъ писателей, напр. митрополитъ Евгеній,
Державинъ, Крыловъ, Калайдовичъ. Наконецъ, къ удивленію нашему,
даже и Павскій говорилъ: „Обратная 6 (э), допущенная въ нынѣшнюю
азбуку, ни мало не дополняетъ ее". Ему казалось, что послѣ многихъ
согласныхъ слышится чистая е безъ умягченія предыдущаго звука, и
что слѣдовательно въ такихъ случаяхъ надобно бы писать э\ но такъ
какъ этого никто не дѣлаетъ, то буква э, не достигая своей цѣли,
излишня. Такое мнѣніе Павскаго, вообще не всегда умѣвшаго отли-
1) Граматично изказанје об Руском језику, попа Jурка Крижанича. М.
1859. Стр. 128. На выписанныя въ нашемъ текстѣ изъ этой книги строки указалъ
еще Калайдовичъ въ Іоаннѣ, экзархѣ Болгарскомъ, стр. 218.
2) Очертаніе э почти то же, какое имѣла буква для звука е въ глаголицѣ.
3) GM. Разговоръ, стр. 69,
4) Соч. Сумарокова, т. X, стр. 44.

чать букву отъ звука, основывалось на старинномъ неправильномъ
употребленіи е ВМ. ю. „Нововведенной э, заключалъ Павскій, достались
на долю (только) междометія: э, эй, эва, эхъ, екъ и нѣсколько чуже-
странныхъ словъ" 1).
Несмотря на такія продолжительныя гоненія, буква э, какъ знакъ,
отвѣчающій дѣйствительной потребности, удержалась въ нашей гра-
мотѣ. Однакожъ, благодаря показанной выше давней ошибкѣ, эта
буква въ началѣ иностранныхъ именъ далеко не получила подо-
бающаго ей распространенія; по примѣру древнихъ писцовъ мы
неправильно пишемъ и столько же неправильно произносимъ: епархія,
епископъ, епитимья, Европа, и вообще почти всѣ взятыя съ греческаго
слова и собственныя имена съ приставкою eu: евангеліе^ евхаристія,
Евлампій, Евдокимъ, Евстратъ и проч.
Но, какъ бы въ вознагражденіе за стѣсненіе правъ буквы э въ
началѣ слоговъ, въ послѣднія десятилѣтія стали болѣе и болѣе давать
ей такое назначеніе, о которомъ первоначально вводившіе ее вовсе
и не думали, т. е. употреблять ее послѣ согласныхъ. Многіе теперь
пишутъ напр. Бэкнъ, Блэръ, Тэнъ, мэръ, тэма, Жервэ, Богарнэ. Правило
такого употребленія нигдѣ не высказано, но изъ практики ясно, что
такъ пишутъ для [357] изображенія иностраннаго открытаго звука
(франц. è, нѣм. ä, англ. ai, ау) и для означенія, что предыдущая со-
гласная должна произноситься безъ умягченія. Для болѣе точной пе-
редачи иноязычныхъ звуковъ можно допустить это начертаніе въ
собственныхъ именахъ, но въ нарицательныхъ оно не имѣетъ осно-
ванія, потому что каждый языкъ, естественно, пользуется правомъ
примѣнять къ заимствованнымъ словамъ свою фонетику. Если писать:
„мэръ, тэма, проблэма", то для послѣдовательности пришлось бы также
ввести, вопреки давнему обычаю, такія начертанія, какъ: „партэръ,
тэрмомэтръ, камергэръ" и т. п., что́ очевидно было бы крайне странно
и затруднительно *).
Употребленіе ера, еря и еры.
Какое бы значеніе ни имѣли въ древности ъ и г>, о которыхъ уже
такъ много писано, въ нынѣшнемъ языкѣ они служатъ только зна-
ками, имѣющими цѣлью: 1) отмѣчать произношеніе согласной: столъ,
столь; мѣръ, мѣрь; ь ставится съ этимъ назначеніемъ и въ серединѣ
слова: столько, горькій, деньги, но ъ только въ концѣ; 2) въ серединѣ
слова отдѣлять отъ согласной йотованную гласную, чтобы показать,
*) Фил. Набл. I, § 20.
*) Срв. „Р. Правописаніе" стр. 78, и тамъ же о буквѣ э для иностранныхъ
словъ. Ред.

что послѣдняя должна быть произнесена какъ двугласная, напр. съѣсть,
изъятъ, подъемъ, адъютантъ; пьянъ, сафьянъ, платье, честью, серьёзно,
соловьи.
Что ъ и ь нѣкогда служили гласными въ серединѣ слова, несо-
мнѣнно, какъ уже и выше было замѣчено; но имѣли ли они то же зна-
ченіе въ концѣ словъ, остается еще спорнымъ вопросомъ. Есть мнѣніе,
что по крайней мѣрѣ въ то время, къ которому относятся древнѣйшіе
изъ извѣстныхъ намъ памятниковъ славянской письменности, эти двѣ
буквы въ концѣ словъ уже не произносились 1). Возможно, что и при
изобрѣтеніи кириллицы онѣ, служа слабыми гласными въ замкнутыхъ
слогахъ, въ [358]-концѣ словъ выражали, какъ и нынѣ, едва замѣтный
приступъ къ твердой или мягкой гласной. Въ такомъ случаѣ можно бы
конечно было, съ самаго начала, отмѣчать въ концѣ словъ особымъ
знакомъ только мягкое произношеніе согласныхъ, при твердыхъ же
отсутствіе знака могло служить достаточнымъ указаніемъ выговора; но
постоянное употребленіе обоихъ знаковъ объясняется разными причи-
нами: во-1-хъ, оно могло основываться на подражаніи грекамъ, которые
каждую начальную гласную непремѣнно отмѣчали знакомъ либо гу-
стого, либо тонкаго придыханія; во-2-хъ, въ ту отдаленную пору
писали сравнительно еще и рѣдко и мало; досугу было довольно, и
грамотнымъ людямъ не входило въ голову придумывать средства для
сбереженія времени. Но съ 18-го вѣка, почти съ самаго введенія
гражданской печати, ученымъ людямъ стало казаться, что выдѣлы-
вать въ концѣ множества словъ непроизносимый знакъ есть совер-
шенно напрасная, a слѣдовательно и неразумная трата времени и
труда. Съ конца прошлаго столѣтія начались уже и попытки изба-
виться на практикѣ отъ безполезнаго расширенія письма, и замѣча-
тельно, что первый тому примѣръ поданъ былъ Академіей Наукъ въ
лицѣ ея директора. Объ этой и дальнѣйшихъ попыткахъ ограничить
употребленіе ера было подробнѣе сообщено уже выше 2).
Нельзя отрицать, что въ настоящее время, когда вслѣдствіе вели-
кихъ изобрѣтеній уже достигнута изумительная скорость передвиженія,
a телеграфами и стенографіей скорость эта еще въ усиленной степени
примѣнена къ сообщенію мысли, частое употребленіе лишней буквы
на письмѣ является какъ бы анахронизмомъ; но сила привычки и тра-
диціи.такъ велика, что едва-ли можно ожидать когда-либо въ общеупо-
требительномъ письмѣ отмѣны ера въ концѣ словъ. Собственно говоря,
owb необходимъ только во второмъ случаѣ его употребленія, т. е.
J) Такъ думаетъ Лескинъ; см. недавно напечатанное въ Лейпцигѣ сочиненіе
его: Die Vocale ъ и ь in den sogenannten altslovenische Denkmälern des Kir-
chenslawischen. Von A. Leskien. Leipzig 1875 (Оттискъ изъ Записокъ саксонскаго
ученаго общества). Cïp. 36—137.
а) Стр. 654 и 680. См. также въ приложеніи I.

внутри словъ послѣ предлоговъ, за которыми слѣдуетъ йотованная
[359] гласная, напр. въ словахъ: объединить, съемка, объятіе, отъѣздъ.
Напротивъ, передъ твердыми гласными никогда не надобно писать ера.
Какъ не пишутъ: „отъучить, объуза, съумасшедшій, съумасбродъ", такъ
не должно равнымъ образомъ писать: „съумѣть и „съузить" (начерта-
нія очень обыкновенныя): всякій и такъ пойметъ, что въ словахъ
сумѣть и сузить с не принадлежитъ къ корню слова, чего, кажется, доби-
ваются ставящіе тутъ съ. Излишне также разлагать звукъ ы на ъ и и
въ предложныхъ словахъ, и писать напр. „предъидущій, возъимѣть,
безъименный". Этимъ разложеніемъ хотятъ какъ будто показать, что ы
въ такихъ случаяхъ не есть коренная гласная; но понятно, что такое
недоразумѣніе невозможно. Звукъ ы, вообще являющійся только послѣ
согласныхъ, и всегда не что иное, какъ г + м, но для краткости при-
думанъ знакъ ы\ имъ и надобно всегда пользоваться, тѣмъ болѣе, что въ
нѣкоторыхъ сложныхъ словахъ употребленіе его уже безспорно установи-
лось; никто не напишетъ: „взъисканіе, съищикъ, объискъ, подъимать";
но если послѣ твердаго звука можно написать -ыскать, -ымать^ то по-
чему нельзя равнымъ образомъ писать внутри слова: -ымѣть, -ыменный
(возымѣть, безыменный)? Между предразсудками разнаго рода бы-
ваютъ и орѳографическіе. Все дѣло въ пріученіи глаза къ послѣ-
довательнымъ начертаніямъ. Желая обойти спорный вопросъ, нѣкото-
рые стали писать, напр., „безименный", но и это не годится, потому
что несогласно съ выговоромъ.
Объ уменьшеніи случаевъ употребленія еря не можетъ быть рѣчи.
Знакъ этотъ въ кондѣ словъ необходимъ для означенія выговора
согласныхъ. Что касается употребленія его внутри словъ, то въ этомъ
отношеніи и теперь оно довольно ограниченно: тутъ ь имѣетъ двоякое
назначеніе: 1, также означать выговоръ или грамматич. форму, напр.
колокольня) меньше, боишься, знаться; 2, служить сокращеніемъ или
замѣною гласной е или і, напр. больной, вольный, валька (отъ валекъ),
имѣнья (вм. имѣнія).
Внутри словъ ь очень часто подразумѣвается, когда мягкій выго-
воръ гласной безъ того обусловливается сочетаніемъ звуковъ, напр.
послѣ буквы р, при извѣстныхъ условіяхъ: верхъ, [360] первый и т. п.
(см. стр. 726), также послѣ согласныхъ, за которыми непосредственно
слѣдуетъ конечная согласная, отмѣченная еремъ или отонченная мягкой
гласной, напр. слова смерть, естественный, лѣтній, вѣтви произносятся
такъ, какъ если бъ было написано: „смерьть, есьтесьтьвенный", но ь въ
серединѣ ихъ не пишется 1).
При встрѣчѣ с и m съ м часто бываетъ сомнѣніе, ставить ли между
ними ъ. Вопросъ рѣшается закономъ о вліяніи послѣдующаго звука
2) Подробнѣе объ этомъ часть Ï Филолог. Разыск., см. выше стр. 242 и д.

на предыдущій. Поэтому слѣдуетъ писать: восьмой, тьма и наоборотъ:
восми, тмитъ, затменіе, такъ какъ въ послѣднемъ случаѣ звуки
с и m умягчаются на общемъ основаніи по причинѣ слѣдующаго за
ними мягкаго звука ми, ме\ въ словахъ же восьмой, и тьма согласные
с и m безъ еря остались бы, вопреки произношенію, твердыми передъ
твердыми звуками мо и ма. Ломоносовъ писалъ писмо; a нынче уста-
новилось начертаніе: письмо, согласное съ указаннымъ закономъ; въ
прилагательномъ же письменный ь въ сущности не было бы нужно,
но узаконено обычаемъ. Въ окончаніяхъ очка, ечка, ечко ставить, какъ
нѣкоторые дѣлаютъ, ь между ч и к совершенно излишне, здѣсь и
такъ ч:=къ, ибо эти двусложныя окончанія происходятъ отъ удвоенія
суффикса.
Есть также нѣсколько случаевъ, въ которыхъ возникаетъ сомнѣніе,
писать ли ъ или ъ.
1) Извѣстно, что въ древности послѣ шипящихъ въ концѣ слова
всегда писалось ь\ но смѣшеніе въ этомъ случаѣ ера и еря началось
уже очень рано. Смотрицкій предписываетъ на этотъ счетъ довольно
сбивчивыя правила. Въ практическомъ отношеніи очень удобно, хотя
и не основано на различіи въ звукахъ, господствующее нынѣ правило,
которое предлагали еще Свѣтовъ и Сумароковъ, которое отчасти соблю-
далъ уже и Ломоносовъ (Грам., § 191),—т. е. въ имен. падежѣ е. ч.
именъ и причастій муж. рода писать ъ, a жен. рода ъ, напр. мечъ,
Ильичъ, ножъ, плащъ, блестящъ и печъ, рожъ, вещъ; въ родит. же па-
дежѣ мн. ч. именъ женскихъ на a также писать ъ, напр. тысячъ,
тучъ, крышъ. Въ частицахъ же> уже и въ предлогѣ между, при со-
кращеніи ихъ, обыкновенно пишутъ равнымъ образомъ ъ: что жъ,
ужъ, межъ.
[361] 2) Въ нѣкоторыхъ другихъ случаяхъ. Род. па-
дежъ множ. числа женскихъ именъ на нь, при бѣглой буквѣ е безъ ударе-
нія, обыкновенно образуютъ съ окончаніемъ на ъ, напр. пѣсенъ, басенъ,
башенъ, купаленъ, колоколенъ (хотя бань, деревень, барышенъ)* Окончаніе
енъ въ такихъ случаяхъ признавалъ уже и Ломоносовъ, какъ видно
изъ § 165 его Грамм., хотя онъ, приводя тутъ примѣры этого скло-
ненія, и не остановился на разницѣ твердаго и мягкаго окончанія.
Подобно приведеннымъ словамъ, въ род. пад. множ. числа оканчива-
ются на нъ и слово саженъ, принадлежащее къ другому склоненію *)
Предлогъ близъ въ древности писался двояко, теперь же для отли-
чія х)тъ существительнаго близь пишется съ еромъ^ Покамѣстъ — пи-
шется такъ по причинѣ состава слова (вм. <по кои мѣста»; ср. др.
потамѣстъ и посямѣстъ). Наизусть, напротивъ, пишется съ еремъ по
*) Въ Р. „Правописаніи", стр. 55, кромѣ саженъ еще приведенъ примѣръ дёнъ
(отъ день). Ред.

выговору и по предположенію, что тутъ съ предлогомъ на соедини-
лось существительное изусть, образованное отъ древняго глагола изу-
стѣвати (BOCT.J.
При образованіи прилагательныхъ отъ именъ мѣсяцевъ, конча-
щихся на брь и нь, буква ь обыкновенно сохраняется на письмѣ: іюнь-
скій, сентябрьскій и пр., хотя по закону образованія такихъ прилаг.
отъ нарицательныхъ именъ ь тутъ излишенъ, какъ показываютъ при-
мѣры: царскій, монастырскій, конскій, денской,.
Относительно звука ы замѣтимъ еще, что по закону уподобленія
онъ слышится иногда въ коренныхъ слогахъ вмѣсто и: слѣдуетъ ли
тогда и писать ы? Таковы напр. слова: дыра, скрыпѣть, скрыпка, крын-
ка, грыбъ, охрыпъ.
Здѣсь надобно отличать произношеніе, узаконенное образованнымъ
языкомъ, и другое, не одобряемое имъ; письмо должно сообразоваться
съ первымъ. Такъ какъ никто не говоритъ: „дира", то незачѣмъ
такъ. и писать; напротивъ грибъ, охрипъ —единственныя формы, слы-
шимыя въ хорошей рѣчи. Что касается словъ: скрипѣть, скрипка, то
хотя въ произношеніи ихъ и преобладаетъ ы, однакожъ писать ихъ
принято съ гласною и. Въ старину говорили и писали „товарыщъ",
начертаніе, часто [362] встрѣчающееся въ раннихъ сочиненіяхъ Кры-
лова, но давно исчезнувшее какъ изъ живой рѣчи, такъ и изъ пись-
ма. Вниманія заслуживаетъ сущ. форма латынь рядомъ съ прилаг. ла-
тинскій.
Вообще же, по особенному фонетическому свойству русскаго языка,
р въ корнѣ словъ соединяется съ ы охотнѣе, нежели съ и. Единствен-
ныя слова, въ началѣ которыхъ y насъ встрѣчается слогъ ри, суть:
ринуть и ристаніе, ристалище, но они, собственно, принадлежатъ цер-
ковно-славянскому; первоначальной формѣ второго, глаголу ристать,
этимологически соотвѣтствуетъ наше рыскать. Потому же ц.-сл. крило
y насъ приняло форму крыло. Въ польскомъ также нѣтъ словъ, начи-
нающихся съ ri, но есть много такихъ, которыя начинаются съ ry
(ры) и rzy (ржы). Слово рынокъ перешло къ намъ изъ польскаго (rynek),
гдѣ взято съ нѣмецкаго King (круглая площадь, ограда). Наши рыд-
ванъ и рыцарь — также наслѣдіе Польши (rydwan, ricerz). Польское
rysunek y насъ потеряло звукъ ы: рисунокъ.
У насъ есть еще собственное имя: Давидъ, которое въ народной
фонетикѣ передѣлывается въ Давыдъ и въ этой формѣ стоитъ нарав-
нѣ съ другими измѣненными на русскій ладъ личными именами чу-
ждаго происхожденія, напр. Степанъ, Осипъ, Сергѣй, Яковъ. Такія фор-
мы въ глазахъ многихъ принимаютъ унизительный оттѣнокъ, такъ
что какъ сами носящія эти имена, такъ и обращающіяся къ нимъ
лица, возводятъ ихъ въ Стефановъ, Іосифовъ, Сергіевъ, Іакововъ и Дави-
довъ. Кузьма, не довольствуясь передѣлкою въ Козьму, переименовы-

ваетъ себя еще и Косьмой. Но если сообразить, что множество дру-
гихъ именъ звучатъ одинаково въ простомъ народѣ и въ образован-
номъ кругу, то нельзя не притти къ заключенію, что справедливѣе
было бы не отвергать русскаго склада и въ такихъ передѣланныхъ
именахъ, потому что народная фонетика есть общее достояніе всей
націи, и законовъ ея, по которымъ измѣняются чужеязычныя слова,
нельзя считать ни для кого унизительными. Мы не видимъ, чтобы
другіе народы, напр. англичане или [363] итальянцы, передѣлывали
своихъ Giuseppe или James въ Giosefo или Iacob. Притомъ, если изъ Яко-
ва дѣлать Іакова, то почему же останавливаться на полудорогѣ и не
обращать ужъ за одно и въ окончаніи в въ б? Есть однакожъ нѣ-
сколько именъ, которыя въ своей народной формѣ дѣйствительно оста-
ются исключительнымъ достояніемъ низшихъ сословій, напр. Олена
(вм. Елена), Овдокимъ (вм. Евдокимъ). Во взглядахъ нашихъ на фор-
мы языка нельзя отрицать значенія обычая, который иногда, хотя и
подъ вліяніемъ предразсудка, оказываетъ свое господство съ неотра-
зимой силой.
Заимствованныя слова и имена собственныя.
Источники ЗАИМСТВОВАНІЙ И ЗВУКОВЫЯ ФОРМЫ словъ.
Заимствованныя слова въ большемъ или меньшемъ количествѣ со-
ставляютъ принадлежность и законное пріобрѣтеніе всѣхъ языковъ.
Въ сочиненіяхъ Якова Гримма мы находимъ по этому предмету мно-
го прекрасныхъ мыслей. Вотъ между прочимъ замѣчательныя слова,
сказанныя имъ въ Нѣмецкой грамматикѣ и сочувственно повторенныя
Шафарикомъ въ Славянскихъ древностяхъ:
„Принятіе чужихъ словъ естественно и неизбѣжно; оно не оскор-
бляетъ народной чести, потому что между всѣми народами происхо-
дитъ обмѣнъ предметами и словами, и такое заимствованіе, если оно
остается въ надлежащихъ предѣлахъ, можетъ даже способствовать къ
развитію и обогащенію родного языка. Но я нахожу большое разли-
чіе въ томъ, какимъ образомъ мы въ нынѣшнее время допускаемъ въ
свой языкъ чужія слова. Древность поступала при этомъ гораздо
простодушнѣе и свободнѣе. Нынче мы стараемся сохранять и произно-
сить чужія реченія совершенно такъ, какъ они употребительны y того
народа, отъ котораго взяты; мы боимся нарушить вѣрность чужому
слову, если какъ-нибудь переиначимъ его удареніе, сократимъ въ
немъ одну букву или измѣнимъ его родъ, я охотнѣе [364] налагаемъ
руку на самихъ себя, всячески насилуя прирожденный намъ органъ
рѣчи. Древне-нѣмецкій языкъ пользовался принадлежащимъ каждому
языку правомъ приноравливать чужое слово къ своимъ звукамъ и при-

вычкамъ" *). Все это можетъ быть вполнѣ примѣнено и къ русскому
языку.
Русскіе, до географическому положенію своей страны, обширной
равнины между Европой и Азіей, издревле пользовались легкостью
обогащенія своего языка заимствованіями y всѣхъ своихъ сосѣдей —
народовъ тюркскихъ, чудскихъ и арійскихъ. Такъ было въ доистори-
ческій періодъ; такъ продолжалось дѣло и впослѣдствіи, во все время
гражданской жизни этого народа: поглотивъ въ свое исполинское го-
сударственное тѣло части всѣхъ этихъ разнородныхъ элементовъ, онъ
со всѣхъ ихъ собиралъ словесную дань для расширенія своего духов-
наго міра и уподоблялъ ихъ своему собственному языку. Въ то же
время онъ со всѣхъ концовъ Европы принималъ въ свою сокровищ-
ницу годные для него матеріалы, и такимъ образомъ почти всѣ евро-
пейскіе языки сдѣлались его вкладчиками, способствовали къ пополненію
умственныхъ запасовъ русскаго народа. Очень ошибочно было бы ви-
дѣть въ этомъ униженіе для богатаго языка его; напротивъ, онъ въ
правѣ гордиться тѣмъ, что на пути своего государственнаго и обще-
ственнаго развитія, не предаваясь коснѣнію и надменной исключитель-
ности, не пренебрегалъ чуждыми источниками просвѣщенія, и стремясь
къ усовершенствованію, обильно черпалъ изъ тѣхъ, которые находилъ
y народовъ, въ умственномъ образованіи опередившихъ его.
Древнѣйшимъ періодомъ подобныхъ заимствованій русскаго народа
на памяти исторіи, было время принятія христіанства. На порогѣ исто-
рическаго бытія, русскій языкъ, чтобы сдѣлаться [365] орудіемъ удо-
влетворенія высшихъ духовныхъ потребностей, принялъ въ себя обиль-
ную струю новыхъ словъ, формъ и понятій изъ сокровищницы другого
родственнаго нарѣчія, которое само не задолго предъ тѣмъ вынесло
богатую жатву изъ соприкосновенія съ образованнѣйшимъ членомъ
арійской семьи языковъ. Путемъ церкви и церковной письменности
русское слово получило это плодотворное двойственное наслѣдіе, эту
главную стихію своего дальнѣйшаго развитія въ общеніи съ Западомъ.
„Съ греческаго языка, говоритъ Ломоносовъ, имѣемъ мы великое мно-
жество словъ русскихъ и словенскихъ, которыя для перевода книгъ
сперва за нужду были приняты, a послѣ въ такое пришли обыкно-
веніе, что бутто бы они съ перьва въ Россійскомъ языкѣ родились" 2).
Разумѣется, что это большею частью названія видимыхъ предметовъ,
г) J. Grimms Deutsche Grammatik, III, 557. Шафар. Славянскія древности, т.
I, кн. II, 339. — Бъ предисловіи къ Сербской грамматикѣ Караджича (стр. XV) Гриммъ
опять замѣчаетъ: „Основательное языкоизслѣдованіе признаетъ необходимость и есте-
ственность примѣси нѣкоторыхъ чуждыхъ стихій почти во всякомъ языкѣ. Онѣ —
скрѣпляющій цементъ и пополняютъ пробѣлы, служатъ даже къ окраскѣ и гибкости
выраженія".
2) Рукопись Ломоносова № 112, стр. 14.

напр. церковь, налой, кутья, елей, уксусъ, известь; но есть й слова дру-
гого значенія, какъ напр. исполать — sic izokkœ &щ (въ точномъ пе-
реводѣ: на многія лѣта), наканунѣ — отъ слова xavoöv (корзина) *).
To же можно сказать о множествѣ словъ иного происхожденія,
сдѣлавшихся достояніемъ русскаго народа въ незапамятныя времена
его младенчества. Такія слова есть y него во всѣхъ сферахъ жизни,
начиная отъ высшей правительственной и нисходя до простѣйшаго
сельскаго быта, напр. князь, царь> палата, теремъ,— кафтанъ, сапогъ,
лошадь, сбруя, оглобля 2). Подобныя слова встрѣчаются во всякомъ язы-
кѣ: они какъ бы усыновлены народомъ, подвергшись на новой почвѣ
разнымъ звуковымъ измѣненіямъ и совершенно потерявъ свой чуждый
отпечатокъ, такъ что въ народѣ исчезло сознаніе или чутье ихъ про-
исхожденія и только наука способна отыскать ихъ источникъ. Къ
этимъ-то словамъ особенно примѣнимо поэтическое замѣчаніе [366] Я.
Гримма: „когда чуждое слово случайно западетъ въ воды какого-ни-
будь языка, то оно носится по нимъ, пока не приметъ его цвѣта и,
на перекоръ своей натурѣ, не станетъ похоже на туземное" 3). Впо-
слѣдствіи, когда распространится грамотность и усилится съ одной
стороны обдуманная разработка родного языка, а съ другой знакомство
съ иностранными, — является напротивъ стараніе о сохраненіи въ чуже-
земныхъ словахъ ихъ подлинной формы съ возможного точностью.
Тогда случается, что передѣланное слово, издавна получившее право
гражданства, исправляется или уступаетъ мѣсто своему двойнику,
позднѣе зашедшему въ менѣе измѣненной формѣ. Такъ многія гре-
ческія слова переходили къ намъ въ двоякомъ видѣ: сперва съ е
изъ Византіи, потомъ съ буквою m изъ западной Европы, сперва съ
в, потомъ съ б, сперва съ и (по рейхлин. произношенію б. η), потомъ
съ 9 (эразмовскому выговору): припомнимъ напр. ѳеатръ и театръ,
вивліоѳика и библіотека, піита и поэтъ, Омиръ и Гомеръ; въ словѣ
библіотека мы находимъ всѣ три разновидности. Такимъ же образомъ
нѣмецкое имя ярмонка, видоизмѣненное такъ по славянской фонетикѣ,
не терпящей двухъ р въ томъ же словѣ, должно было въ недавнее
время посторониться передъ ярмаркой.
Изъ всего изложеннаго вытекаетъ, что заимствованныя слова, по
времени ихъ появленія въ языкѣ, раздѣляются на два разряда: из-
давна пришлыя могутъ быть названы усвоенными или, еще проще,
обрусѣвшими (Lehnwörter), а другія, новѣйшія,—иноязычными (Fremd-
1) См. Е. Голубинскаго Исторія р. церкви, т. I. (стр. 441).
2) Вотъ еще примѣры заимствованныхъ словъ: 1) готскихъ: стекло, буква, оврагъ,
плясать; 2) греческихъ: икона, лента, лепта, трапеза, известка, сорокъ; 3) скандинав-
скихъ: гридень, фата, пенязь, витязь, костеръ.
3) См. часть I Филолог. Разысканій, стр. 158.

Wörter) -1)- Ho между этими двумя главными разрядами могутъ быть
еще разныя степени давности заимствованія, иногда же и разныя
степени обрусѣнія независимо отъ давности; поэтому не всегда можно
явственно провести границу между тѣмъ и другимъ разрядомъ, a
оттуда сомнительная [367] или двойственная форма нѣкоторыхъ словъ,
вслѣдствіе чего являются и затрудненія въ начертаніяхъ. Такъ напр.
обрусѣвшее слово просвира на письмѣ часто получаетъ болѣе правиль-
ную форму: просфора.
Слова перваго разряда часто носятъ рѣзкіе слѣды особенностей
народной фонетики. Такъ y насъ во многихъ заимствованныхъ сло-
вахъ отразились два свойства народной славянской фонетики: 1) пе-
рестановка имѣющихся въ томъ же словѣ р и л, напр. произнесеніе
крылосъ вм. клиросъ, перелинка вм. пелеринка, и 2) замѣна звукомъ л
или н одного изъ двухъ р, напр. лыцарь, колидоръ, кульеръ, лесора,
фалеторъ, бланкартъ, дилехторъ, секлетарь, (вм. рыцарь, коридоръ,
курьеръ, ресора, форрейторъ, бранкардъ и т. д.), антилерія, некрутъ
(вм. артиллерія, рекрутъ). Особенно характеристично относящееся сюда
древнее слово пономарь, первоначально панамонарь, потомъ пономо-
нарь 2), отъ гр. παραμοναριος. Эта звуковая особенность до того срод-
на русскому простонародью, что проникла даже въ .чисто-русское
слово прорубъ, произносимое „пролубь". Нѣкоторыя изъ искаженныхъ
такимъ образомъ словъ прорвались и въ общеупотребительный и пись-
менный языкъ; таковы: февраль (вм. феврарь), тарелка (вм. талерка),
футляръ (вм. футралъ), фершелъ (вм. фельдшеръ), Фролъ (вм. Флоръ).
Довольно распространено также въ образованномъ 'языкѣ имя крылосъ вм.
клиросъ. Такимъ же образомъ, какъ съ двумя р, поступлено въ одномъ
случаѣ съ двумя л, и вм. „фалбола" (falbola) говорится всѣми фал-
бора. По физіологическому сходству р и л такое смѣшеніе и чередо-
ваніе этихъ двухъ звуковъ весьма* естественно; мы знаемъ, какъ легко
y дѣтей л является вмѣсто р, a иногда и наоборотъ.
To же замѣчается и въ словообразованіи большей части языковъ:
такъ нашему корова (крава) въ готскомъ соотвѣтствуетъ kalbo (теле-
нокъ), лат. prunum — нѣм. Pflaume; лат. [368] peregrinus—франц. pè-
lerin; франц. coridor—прован. colidor; извѣстно также въ латинск. род-
ство окончаній alis и aris. Изъ другихъ славянскихъ нарѣчій можно
для сравненія припомнить: польск. lubryka (отъ rubrik), cyrulik (отъ
chirurgus); луж. кламарь (отъ Krämer, торговецъ), ерманкъ (отъ Jahr-
1) О двоякихъ словахъ этой категоріи y нѣмцевъ см. Die fremden Wörter in
der deutschen Sprache, Vortrag von Prof. Tobler. Basel 1872. Также Über d.
Volksetymologie, von K. Gr. Andresen. Heilbronn 1876.
2) См. словарь Миклошича и нашъ Указатель ниже, въ концѣ книги. Ор. мало-
рос. паламарь.

markt) *). Такимъ же образомъ смѣняютъ иногда другъ друга н и л, напр.
канифоль, произнесено вм. колофонь (κολοφωνιον); или простонародное
фонталка вм. фонтанка. Этимъ же, вѣроятно, надобно объяснить
форму прилаг. смертельный вм. „смертенный": иначе она не понятна 2).
Одною изъ причинъ фонетической передѣлки заимствованныхъ
словъ бываетъ наклонность народа искать въ нихъ соотношенія съ
знакомыми ему своими словами и такимъ образомъ влагать въ непо-
нятные звуки какой-нибудь смыслъ. Въ нѣмецкомъ языкѣ Яковъ
Гриммъ указалъ на большое число словъ такого образованія 8); y
насъ можно также отыскать довольно много примѣровъ подобнаго
явленія. Такъ въ древнемъ словѣ рубль обыкновенно вовсе не подо-
зрѣваютъ чуждаго происхожденія, тогда какъ оно, вѣроятно, перво-
начально занесено въ Россію съ востока, подобно большей части на-
званій, означающихъ монетныя цѣнности (деньга, копейка, алтынъ).
Сближеніе имени рубль съ глаголомъ рубить еще ничего не доказы-
ваетъ. „Рубь, говорилъ Сенковскій, есть арабское слово и значитъ
четверть, но оно искони принято всѣми магометанами и вошло въ
ихъ языки. Индѣйская рупія Великихъ Моголовъ происходитъ отъ
него же" 4). Замѣчательный примѣръ передѣлки иностранныхъ зву-
ковъ на русскій ладъ представляетъ морской терминъ рынду бей (изъ
[369] ring the bell, т. е. звони въ колоколъ). Иностраннаго же проис-
хожденія слово рубка, означающее родъ будки на палубѣ судна, хотя
Даль опять сближаетъ и это имя съ глаголомъ рубить („каютка, на-
рубленная сверхъ судна")^ оно передѣлано изъ голл. roef, англ. roof
(произн. руфъ), означающихъ именно эту постройку. Есть мнѣніе, что
слово противень передѣлано изъ нѣм. Bratpfanne 5). Сюда же можно
*) Объ этихъ звуковыхъ явленіяхъ y другихъ народовъ См. Thausing, стр. 54, и
Max Mulier-Böttger, II, стр. 160, 161.
2) Павскій Филолог. Набл. Разс. II, отд. 2, § 58.
3) См. т. I Филолог. Разысканій, стр. 212.
4) Библ. для чт. 1854, № 1. Критика, стр. 35. Павскій въ своихъ Филол.
Набл. (Разс. II, § 49) сначала предполагалъ и въ словѣ полушка греческій корень,
но во второмъ изданіи (1850) названной книги отступился отъ этого мнѣнія. Рейфъ
производитъ это слово отъ турецкаго названія монеты пулъ,
5) См. нашъ Указатель. Вотъ еще нѣсколько словъ и формъ, которыя могутъ
быть отнесены къ той же категоріи: высокосный, горностаи, прахвостъ, куроле-
сить, василёкъ, близорукій (вм. близзорокій) сорокоустъ, вертенаръ (вм. ветеринаръ),
шалопай, (chenappant), безмѣнъ. Извѣстны возникшія въ народѣ названія: міродеръ
(marodeur), лежанецъ (дилижансъ), обнимусь (омнибусъ) и прозвища: Сидоръ Ер-
молаичъ (Зюдерманландскій герцогъ, Карлъ шведскій), Брюховъ (Блюхеръ), Бол-
тай да и только (Барклай де Толли), Голодай (Holiday), Сердоболь (отъ фин.
Sorttavala), Стеколна (въ лѣтоп. вм. Стокгольмъ). Такъ произошли и наши фа-
мильныя имена: Козодавлевъ (Kos von Dalen), Палаузовъ (изъ „Полоусовъ"). Не-
давно одинъ петерб. извозчикъ, говоря о предсказаніи погоды, назвалъ астронома
остроломомъ. Такимъ же образомъ „адвокатъ" обратился въ облоката. Забавно,
что въ народѣ чисто русское слово страховать замѣнилось болѣе понятнымъ или
знаменательнымъ для пего штрафовать (откуда штрафовка, страхованіе). Иногда

отнести слова: пушка (нѣм. Büchse, др.-верх.-нѣм. puhsa), миноги
(Neunaugen) и др.
Изслѣдованіе происхожденія и законовъ передѣлки заимствованныхъ
русскими словъ доставило бы весьма любопытный и поучительный ма-
теріалъ для фонетики языка, но здѣсь мы должны ограничиться только
тѣми немногими частностями этого предмета, которыми онъ соприка-
сается съ нашей спеціальной задачей. Въ этомъ отношеніи, для созна-
тельнаго правописанія неизлишне будетъ отмѣтить нѣкоторые пріемы
усвоенія языкомъ иностранныхъ словъ, преимущественно въ отдаленное
время. Само собою разумѣется, что прежде всего онъ самовластно
измѣнялъ не только чуждые ему звуки, но и такія сочетанія употре-
бляемыхъ имъ самимъ звуковъ, которые ему неизвѣстны или недо-
ступны [370]. Вникая въ подробности этого общаго закона, мы находимъ
тутъ между прочимъ слѣдующія явленія:
1) Начальное неударяемое е иногда и a измѣняется въ о: Олена,
Овдотья, Остафій, Овдокимъ, оладья, олтарь^ (вм. Елена, Евдокія, Ев-
стафій, еладья, алтарь); неударяемое краткое a такимъ же образомъ
измѣняется въ о и внутри слова *): якорь, грамота (вм. якарь, изъ
др.-шв. ankari, грамата изъ γραμματα).
2) Трудно произносимая или неудобная гласная замѣняется другою:
сертукъ, позументъ, Кузьма, галунъ, фрунтъ, портупея, почталіонъ,
департаментъ, карантинъ, трактиръ, номеръ, ноль, сыропъ (вм. .сюр-
тукъ, позаментъ, Козьма, галонъ, фронтъ, портэпея, почтиліонъ, де-
партементъ и т. д.).
3) Отбрасываются гласныя и согласныя въ началѣ слова (aphairesis):
Лизавета, Настасья, Сидоръ, Дмитрій, Юрій, Мануилъ, Ларіонъ, (вм. Ели-
савета, Анастасья, Исидоръ, Димитрій, Георгій, Эммануилъ, Иларіонъ).
4) Между гласными вставляются призвуки, неправильно называе-
мые y насъ придыханіями (epenthesis): Иванъ, Радивонъ, Ларивонъ,
Левонтій, (вм. Іоаннъ, Родіонъ и проч.).
5) Смѣшиваются звуки п, р5, х, напр. Осипъ, (Есипъ), Степанъ,
(вм. Іосифъ, Стефанъ), и наоборотъ: панафида, Прокофій, Аграфена
(вм. панихида, Прокопій, Агриппина), ахинея 2), или ф и в: Матвѣй
(вм. Матѳей).
сами образованные люди примѣняютъ народную этимологію къ словамъ неяснаго для
нихъ происхожденія; такъ слову обыденный (однодневный) дали невѣрное значеніе,
производя его отъ глагола иду; такъ слово италіанскаго произношенія mezzanino
сблизили съ француз. maison и составили мезонинъ. Такъ изъ Сарскаго села сдѣ-
лали Царское. Наконецъ здѣсь же слѣдуетъ упомянуть о простонародныхъ словахъ:
великатный и художество (въ сближеніи съ прилаг. худой).
г) Ср. Прил. A. А. Куника къ соч. Б. А. Дорна Каспій въ Зап. Ак. П. т. XXVI.
2) Ахинея—вѣроятно такое же семинарское слово, какъ напр. катавасія, ерунда,
ермолафія. Кажется, можно согласиться съ мнѣніемъ Т. И. Филиппова, что слово это
произошло отъ имени города Аѳинъ, какъ заставляетъ думать стихъ изъ акаѳиста
Божіей Матери: „Радуйся, аѳинейскія сплетенія растерзающая."

6) Изъ двухъ сходныхъ по артикуляціи согласныхъ звуковъ одинъ,
замѣняется другимъ: сертукъ (вм. сюртутъ), Овдотья (вм. Евдокія).
По этой же причинѣ народъ произноситъ „кіатеръ".
7) При громкой буквѣ сосѣдняя шопотная обращается въ громкую
же: брезентъ (гол. preseiming), мундиръ (нѣм. Montirung), [371] цензура
(вм. ценсура), Козьма (вм. Косьма), манжеты (вм. маншеты), тран-
жирить (отъ фр. trancher), кондакъ (отъ гр. κοντακιον), трамбовать
(отъ trampen), графинъ (karafine), кардонка (carton), дрягиль (träger).
Наоборотъ, громкая.при шопотной обращается въ шопотную же: фельд-
фебель, нѣм. Feldwebel (въ концѣ слога д=т), оршатъ, фр. orgeat.
8) Изгоняется носовой звукъ: кадило, паникадило (вм. кандило:
нов.-гр. καντηλα, πολυκαντηλο); плита отъ πλιντος.
9) Послѣ н вставка или, въ концѣ слова, прибавленіе д и m (по
примѣру русскаго слова ндравъ): зонтикъ (отъ Sonne), крендель (отъ
Kringel: въ дѣтскомъ и простонародномъ говорѣ слышится также;
„анделъ" вм. ангелъ, или въ крестьянск. быту „плантъ„ вм. планъ),
Евгентій, Арсентій. Такимъ же образомъ, наоборотъ, въ имени Код-
ратъ, вставлено н, и ему въ народѣ дана форма: Кондратій.
10) Неударяемое о послѣ і и шипящихъ обращается въ е: Іерданъ,
Іевъ, Іевлевинъ (вм. Іордань, Іовъ), шеколадъ (вм. шоколадъ). Письмо
не всегда воспроизводитъ эти два измѣненія. •
1Д) Измѣненіе или придача окончаній, ближе къ русскому или
болѣе удобному словообразованію: коленкоръ (вм. calicot), галстукъ^
фартукъ, антикварій, егерь> фижмы, (отъ Fischbein), авантюристъ
(aventurier), маляръ (maier), филей (отъ filet), паска (вм. пасха), гувер-
нантка, табакерка; шанецъ, глянецъ, ординарецъ (ordonnance), простонар.
дилижанецъ, также дамба, штамба (отъ Damm, Stamm).
12) Образованіе слова въ един. числѣ отъ иноземнаго во множе-
ственномъ: устрицы (стар. устерса), рельсъ, Зулусъ (отъ англ. oysters,
rails, les Zoulous). Отъ rails прежде y насъ образованы были слова:
рели, арели.
13) Измѣненіемъ с въ ч:. мачта, почта, параличъ (отъ mast, post,
παραλυσις:).
Впрочемъ означенные здѣсь способы приноровленія иноязычныхъ
словъ и именъ къ народной фонетикѣ не соблюдаются постоянно.
Пріобщая чужія слова къ запасу своихъ собственныхъ, [372] языкъ посту-
паетъ чрезвычайно прихотливо, то слѣдуя какъ будто опредѣленнымъ
правиламъ видоизмѣненія звуковъ, то прилагая различно и произ-
вольно свои нелегко уловимыя требованія. Отсюда возникаютъ труд-
ности и для правописанія, стремящагося къ единообразію и послѣдо-
вательности при изображеніи по-русски иностранныхъ словъ. Мы въ
другомъ положеніи нежели тѣ германскіе, романскіе и славянскіе на-
роды, которые употребляютъ латинское письмо: они имѣютъ возмож-

ность изображать заимствованныя слова въ ихъ подлинныхъ начерта-
ніяхъ; затѣмъ читателю предоставляется произносить ихъ, кавъ кто
умѣетъ. Мы напротивъ, при совершенно своеобразной азбукѣ, большею
частью лишены средствъ сохранять на письмѣ точную форму такихъ
«ловъ и принуждены изображать ихъ по произношенію, держась сколько
можно ближе иностраннаго выговора. Такая приблизительная точность
нужна особенно въ начертаніи собственныхъ именъ: о нихъ мы по-
этому и поговоримъ напередъ.
ПРАВОПИСАНІЕ СОБСТВЕННЫХЪ ИМЕНЪ.
Раздѣленіе заимствованныхъ словъ на два разряда, по времени
ихъ перехода въ русскій языкъ, распространяется и на собственныя
имена, какъ на личныя, такъ и на географическія. Они также, при
заимствованіи ихъ въ давнія времена, подвергались разнымъ фонети-
ческимъ измѣненіямъ, которыя разумѣется далеко не въ той степени
свойственны именамъ, принимавшимся. въ позднѣйшія эпохи. Самымъ
сильнымъ искаженіемъ отличаются тѣ греческія и еврейскія имена,ко-
торыя, послѣ введенія христіанства въ Россію, стали при крещеніи да-
ваться русскимъ людямъ. На нихъ всего удобнѣе изучать особенности
русской фонетики. НѢКОТОРЫЯ изъ именъ, испытавшихъ на себѣ наи-
большую ЛОМКУ, были уже приведены выше. Они пишутся такъ, какъ
произносятся, при чемъ тѣ, въ которыхъ встрѣчается звукъ ф, отвѣ-
чающій греческой ѳитѣ, сохраняютъ и въ русскомъ письмѣ эту букву.
[373] Между древними именами, перешедшими къ намъ вмѣстѣ съ хри-
стіанствомъ, особенную категорію представляютъ тѣ, которыя свое пер-
воначальное окончаніе лъ въ народномъ ЯЗЫКѢ измѣнили на ла\ Данила,
Гаврила, Кирила, Михайла. Ихъ часто оканчиваютъ на ло, но, сооб-
ражаясь съ употребительными въ просторѣчіи косвенными падежами
ихъ: y Гаврилы, къ Кирилѣ, съ Михайлой, послѣдовательнѣе давать
имъ и въ именит. падежѣ окончаніе ла. Подтвержденіемъ того можетъ
служить народная форма другого имени, правда иначе образовавшаяся,
но также оканчивающаяся на а: Никола (ср. Николинъ день). Въ исто-
ріи звуковъ языка Колосовъ, остановившись мимоходомъ на формѣ Ми-
хайло, видитъ въ ея окончаніи остатокъ гласности ера и полагаетъ,
что „дѣйствующею здѣсь причиной является обнаруживающееся не-
рѣдко въ ЯЗЫКѢ стремленіе къ удержанію, такъ сказать, равновѣсія въ
словахъ"; въ подобіе этому случаю ставитъ онъ русское вѣтеръ срав-
нительно съ др.-сл. вѣтръ l). На это замѣчаніе можно возразить во-
просомъ: отчего же такому наращенію гласнымъ окончаніемъ подверг-
лись бы ТОЛЬКО имена на илъ? Скорѣе тутъ дѣйствуетъ причина со-
вершенно другого рода, именно аналогія формъ, имѣющая такое ве-
1) Очеркъ исторіи звуковъ, стр. 43.

ликое значеніе въ построеніи языковъ. Окончаніе илъ составляетъ въ
русскомъ отличительную примѣту прошедшаго времени многочисленнаго
класса глаголовъ, и никогда не служитъ къ образованію сущ. имениѵ
Напротивъ, эта же форма съ окончаніями жен. и средн. рода по-
лучаетъ нерѣдко значеніе имени; но форма средняго рода на ло
отличаетъ названія орудій: мыло, рыло, сушило, опахало, покрывало, одѣ-
яло\ женская же нерѣдко обращается въ имя дѣятеля: курила, кути-
ла, запѣвала, надоѣдала. Подводя чужія формы подъ свои законы, языкъ,
по примѣру подобныхъ названій, и передѣлалъ на свой ладъ непри-
вычныя ему окончанія собственныхъ именъ на илъ. Правда, что и на-
рицательныя имена, подобныя приведеннымъ на ла, y насъ многими пи-
шутся съ окончаніемъ ло. [374] Такъ поступилъ и Павскій1) склоненіе
ихъ (родит.—лы, дат.—лѣ и пр.) лучше всего обнаруживаетъ прямую
ихъ форму. Да они и по значенію своему совершенно подходятъ подъ
имена съ женскимъ окончаніемъ, которыя вообще, какъ весьма вѣрно
замѣтилъ самъ Павскій 2), носятъ въ себѣ унизительный оттѣнокъ. Окон-
чанію уменьшительныхъ именъ для неодушевленныхъ предметовъ ишко
(домишко, крестишко, чинишко) соотвѣтствуютъ для одушевленныхъ
ишка: мальчишка, воришка, плутишка, которыя и склоняются какъ жен-
скія. Женское окончаніе носятъ слова: батька, батюшка и уменьши-
тельныя имена собственныя: Ваня, Ванюшка, Ванька, Саша и т. п. Изъ
кличекъ лошадей только тѣ, y которыхъ удареніе на послѣднемъ слогѣ,
удержали окончаніе ко (гнѣдко, сѣрко); прочія, какъ сивка и бурка,
перемѣнили его на ш („отъ сивки, отъ бурки, отъ вѣщей коурки").
Возвращаясь къ разсматриваемымъ мужескимъ именамъ на ла, добавлю,
что именно вслѣдствіе презрительнаго оттѣнка, свойственнаго муже-
скимъ именамъ съ женскимъ окончаніемъ (кутила, долбила, неряха,
повѣса, рохля, пустомеля, невѣжа) 3), имена: Михаила, Кирила и т. п.
составляютъ, собственно, только достояніе просторѣчія и мало употре-
бительны въ письменномъ языкѣ. На этомъ же основывается и при-
вычка простонародья давать и нѣкоторымъ другимъ мужскимъ именамъ
женское окончаніе: Александрѣ, Ивановичу, y Петры Петровича.
Другой разрядъ иностранныхъ собственныхъ именъ, приноровлен-
ныхъ къ формамъ русскаго языка, составляютъ имена древнихъ исто-
рическихъ и миѳическихъ лицъ; впрочемъ передѣлка ихъ ограничи-
1) Филол. Набл. Разс. II, § Ш. Впрочемъ Павскій въ примѣчаніи самъ огова-
ривается и прибавляетъ: „одни говорятъ карло, сивко, бурко, мѣняло... Михайло,
другіе: карла, сивка, бурка, мѣняла ... Михайла". Неясно только, отчего онъ
считаетъ второе окончаніе, получившее перевѣсъ въ склоненіи, неправильнымъ.
2) Тамъ же, § 109.
2) Такія имена, какъ предтеча, вельможа, воевода, владыка, судья, витія;
очень немногочисленны и вѣроятно отличаются отъ множества унизительныхъ именъ
этой формы древностью своего образованія (Пав. Филол. Набл. Разс. II, § 109).

вается [375] только окончаніями, да особымъ произношеніемъ нѣко-
торыхъ греческихъ буквъ: Ахиллъ, Одиссей, Улиссъ, Алкивіадъ, Пи-
ѳагоръ, Периклъ; Цицеронъ, Виргилій, Теренцій, Августъ, Плавтъ,
Ювеналъ; Аспазія, Лукреція, Корнелія; Сивилла, Весталка, Муза, Ха-
рита, Гарпія.
Имена лицъ болѣе близкаго къ намъ времени мы стараемся пере-
давать съ возможною точностью какъ въ произношеніи, такъ и на
письмѣ, сообразно съ выговоромъ. Такъ мы говоримъ и пишемъ: Шек-
спиръ, Штейнъ, Брумъ, a не Шакеспеаръ (какъ нѣкогда писали y насъ),
Стейнъ, Бругамъ. Но такъ какъ сходныя между собою иностранныя
имена иногда болѣе или менѣе отличаются другъ отъ друга въ про-
изношеніи или на письмѣ, то мы въ такихъ случаяхъ соблюдаемъ по
возможности признаки этого различія. Поэтому совершенно правы тѣ,
которые пишутъ напр. съ удвоеніемъ буквъ: Скоттъ, Гриммъ, Шил-
леръ, Мюллеръ (въ отличіе отъ Мюлеръ), Штаммъ, Траппъ, JBumme,
Энгельгардтъ, Гумбольдтъ, Оомъ, Цеэ. Къ сожалѣнію, мы часто не имѣ-
емъ средствъ къ сохраненію подлинной формы имени, напр. къ отли-
ченію h отъ g (какъ въ приведенномъ сейчасъ имени Гумбольдта), ö
отъ е (Эртель-Örtel, Эманъ-Öhman) и т. п. Есть однакожъ и нѣкоторыя
условныя отступленія отъ помянутаго правила; такъ нѣм. слово mann
въ составѣ собственныхъ личныхъ именъ принято писать съ однимъ
н: Гартманъ, Циммерманъ. И въ другихъ окончаніяхъ фамильныхъ
именъ удвоенная буква часто сокращается, напр. Рашетъ, Лафайетъ,
Радзивилъ, Рейфъ (Rachette, La Fayette, Radzivill, Reiff).
Нѣтъ причины не склонять иностранныхъ именъ собственныхъ,
когда ихъ окончаніе поддается русскому склоненію. Нынче на письмѣ
и въ печати безпрестанно встрѣчаются такого рода формы: г-ну Гарт-
манъ (вм. — Гартману), y і-на Бокъ (вм.—Бока). Но въ этомъ выра-
жается скорѣе какая-то аФФектація, нежели приноровленіе къ требова-
ніямъ языка, который напротивъ охотно подчиняетъ себѣ иностранныя
формы. Слѣдуя такой практикѣ грамотеевъ нашего времени, приходилось
бы равнымъ [376] образомъ писать: сочиненія Шиллеръ, Иліада Гомеръ,
трагедіи Шекспиръ. Да наконецъ, тогда не слѣдовало бы склонять и
такихъ именъ, какъ Ѳедоръ, Александръ, Петръ, потому что въ сущ-
ности они, по происхожденію, не болѣе русскія, чѣмъ Гартманъ,
Бокъ и проч. *).
Въ старину y насъ поступали совершенно противоположно, т. е.
1) Иностранныя фамильныя имена на овъ и инъ склоняются y насъ по образцу
такихъ же русскихъ именъ, принадлежащихъ по своей формѣ къ разряду лично-при-
тяжательныхъ. Говорятъ: Базедовымъ, Штелинымъ, съ Гейтлинымъ такъ же, какъ
Ивановымъ, Шульгинымъ, съ Головинымъ. Конечно, это не правильно (слѣдовало
бы говорить: съ Штели́номъ и т. п.), но здѣсь надъ правильностію беретъ верхъ
законъ аналогіи.

вопреки произношенію придавали иностранному имени письменное его
окончаніе именно съ цѣлью сдѣлать его удобнѣе для склоненія; такъ
вошли y насъ въ обычай слѣдующія формы собственныхъ именъ: Фаль-
конетъ, Ламбертъ, д’Аламбертъ, Дидеротъ, Вертотъ. Удерживать въ
этой формѣ можно развѣ только два первыя изъ нихъ, которыя сдѣ-
лались въ Россіи историческими; остальныя нынче по справедливости
пишутся: д’Аламберъ, Дидро, Верто.
Сюда же относится вопросъ о склоненіи малороссійскихъ фамиль-
ныхъ именъ на ко. Такъ какъ окончаніе ко въ мужескомъ родѣ зву-
читъ чуждо для великорусса, то онъ до сихъ поръ все еще хорошень-
ко не знаетъ, какъ ему поступать съ такими именами. Въ обиходной
рѣчи онъ давно обратилъ и это окончаніе въ знакомое ему ка, съ
которымъ и склоняетъ ихъ какъ имена женской формы: y Пащенки
къ Марченкѣ, съ Шевченкой. Но на письмѣ онъ еще до нѣкоторой
степени затрудняется такъ обращаться съ ними, и потому, охраняя
настоящее окончаніе ихъ на ко въ именит. падежѣ, въ прочихъ па-
дежахъ старается, по большей части, вовсе не склонять ихъ. Пишутъ
напр.: Ивану Ивановичу Кованько, отъ г. Крамаренко. Но избѣжать
тутъ склоненія трудно въ тѣхъ случаяхъ, когда передъ именемъ нѣтъ
никакого опредѣлительнаго слова, и потому, соображаясь съ произно-
шеніемъ именительнаго падежа, обыкновенно пишутъ такъ же, какъ
говорятъ: отъ Крамаренки, съ Пащенкой, черезъ Безбородку. Такую
форму склоненія этихъ именъ можно найти y многихъ изъ нашихъ
писателей, начиная съ прошлаго столѣтія, какъ напр. въ Запискахъ Дер-
жавина: „послать графа Безбородку, перешло отъ Безбородки“; въ За-
пискахъ Энгельгардта: „Костюшкою“; y кн. Вяземскаго въ сочиненіи
„Фонъ-Визинъ“: „съ княземъ Потемкинымъ и графомъ Безбородкою“;
y С. Т. Аксакова въ „Семейной хроникѣ“: „стихи Родзянки“. Однакожъ
Карамзинъ, Соловьевъ, Костомаровъ и нѣк. др. пишутъ въ род. пад.:
Бунка (именит. Бунко), Дорошенка, Коновченка. На этомъ правильномъ
склоненіи настаиваютъ особенно сами малороссіяне. Въ 1869 году Г. П.
Галаганъ напечаталъ замѣтку въ этомъ смыслѣ1), доказывая, что та-
кія имена, будучи русскими, должны по всей Россіи склоняться такъ,
какъ склоняются природными малороссіянами. Онъ жалуется, что съ
недавняго времени завелся обычай, какъ въ книгахъ, такъ и въ оф-
фиціальныхъ бумагахъ, оставлять такія имена безъ склоненія, какъ
будто бы они были иностранныя: даже въ самой Малороссіи, изъ по-
дражанія, говоритъ онъ, стали дѣлать эту грамматическую ошибку.
Нельзя не признать этой жалобы справедливою и не согласиться, что
правильная форма склоненія именъ на ко заслуживаетъ предпочтенія.
Склоненіе, искаженное по великорусской народной фонетикѣ можетъ
1) Русск. Арх., стр. 1718.

быть допускаемо развѣ только въ просторѣчіи Склоненіе по образцу
именъ муж. рода неудобно лишь въ томъ случаѣ, когда рѣчь идетъ
о лидахъ женскаго пола; въ примѣненіи къ этимъ послѣднимъ фа-
мильныя имена на ko должны быть оставляемы безъ склоненія, подобно
многимъ другимъ [378] собственнымъ именамъ, которыя, по своимъ
окончаніямъ, не подходятъ водъ флексіи русскихъ именъ, какъ напр.
Гэте, Коцебу, Дюпанлу, Гюго 2).
Объ изобрѣтеніи Сенковскаго писать иностранныя имена и y насъ
латинскими буквами съ присоединеніемъ къ нимъ русскаго падежнаго
окончанія было уже упомянуто въ предложенномъ выше историческомъ
очеркѣ 8). Странная мысль — отъ каждаго русскаго требовать умѣнія
читать на всѣхъ европейскихъ языкахъ, и уклоняться отъ необходи-
мости выражать чужія имена русскимъ письмомъ. Конечно, они часто
не могутъ быть начертаны удовлетворительно; но въ такихъ случаяхъ
не лучше ли къ русскому ихъ изображенію прилагать въ скобкахъ по-
длинное? Русскія книги пишутся не для однихъ ученыхъ или свѣтски-
образованныхъ, знакомыхъ съ произношеніемъ главныхъ европейскихъ
языковъ; прочіе же читатели ничего не выиграютъ, если вмѣсто: „Бру-
ма" или „Юэллю" имъ написать: „Brougham'a", „Whewell'ro". Къ тому
же, какую роль играетъ тутъ апострофъ, назначеніе котораго замѣ-
нять опущенную букву? Основательнѣе было бы замѣнять его, по
крайней мѣрѣ, черточкою.
Въ числѣ именъ географическихъ надобно также отличать издавна
усвоенныя языку отъ вновь заимствуемыхъ. Первыя представляютъ
болѣе или менѣе значительныя передѣлки формы, напр. между назва-
ніями странъ: Европа, гдѣ мы видимъ йотованное е (см. выше стр. 741),
Швеція (гдѣ латинская форма является съ нѣмецкимъ превращеніемъ s,
въ ш); между названіями городовъ: Римъ (древнее измѣненіе о въ и)
Парижъ (итал. Parigi), Выборгъ (шв. Viborg). Послѣднее имя указыва-
етъ на то, что въ самыхъ предѣлахъ Русской имперіи есть чуждыя
имена, передѣланныя въ общемъ употребленіи по національной [379]
фонетикѣ. Такъ слово ландія, входящее въ составъ названій нѣкото-
рыхъ странъ и, сохранившее эту форму въ именахъ земель, къ Россіи
1) Замѣчательно, что съ фамильнымъ окончаніемъ ко поступаютъ такъ не только
великоруссы, но и нѣкоторые другіе славянскіе народы. по крайней мѣрѣ чехи, которые
говорятъ напр.; u Vrt'âtky (отъ Vrt'âtko/ Такое склоненіе именъ на ко внесено y
нихъ даже въ грамматику. См. Грамматику Зикмунда, которая приводитъ слѣдующее
склоненіе: „Jan Komedko, gen. Jana Komedky, dat. Janu Komedkovi, acc. Jana
Komedku, lok. o Janu Komedkovi, inst. Janem Komedkou.
2) По мнѣнію г. Галагана, именамъ на о въ примѣненіи къ женскому полу слѣ-
дуетъ давать окончаніе ова и говорить напр.: г-жа Крайченкова, но съ этимъ со-
пряжено то неудобство, что такія имена можно принимать за женскія формы велико-
русскихъ фамилій на овъ.
3) См. стр. 670.

не принадлежащихъ (Зеландія, Голландія, Исландія, Гренландія), —
превратилось въ ляндію при означеніи частей русскаго царства: Кур-
ляндія, Лифляндія, Эстляндія, Финляндія* Неотонченное л сохранила
только Ингерманландія, конечно, потому, что y негі было свое русское
имя Ижора, и въ чужеязычномъ не было надобности, тѣмъ болѣе, что
этотъ край, вскорѣ по покореніи его, получилъ другое администра-
тивное названіе (С.-Петербургская губернія съ 1710 года). Такъ какъ
нѣмецкія формы многихъ словъ издревле знакомѣе русскому слуху,
чѣмъ соотвѣтствующія имъ шведскія въ словахъ того же корня, при-
томъ Выборгскій край, прежде другихъ частей Финляндіи присоеди-
ненный къ Россіи, впослѣдствіи былъ онѣмеченъ, то имена нѣкоторыхъ
финляндскихъ мѣстностей, пріобрѣтшія извѣстность въ исторіи, пере-
шли къ намъ не въ шведской, a въ нѣмецкой, или вѣрнѣе въ смѣ-
шанной формѣ, напр, Нейштадтъ, Нейшлотъ, Нотебургъ, Фридрихсгамъ
(а не Нюслотъ, Нюстадъ, Нэтеборгъ, Фредриксгамнъ). Другія имена
того же происхожденія обрусѣли еще во времена новгородскія, напр.
Кюмень, Сердоболь, Вокша (Kymmene, Sorttavala, Wuoksen). Изъ под-
ходящихъ къ этому же разряду нарицательныхъ именъ финско-швед-
скаго міра вниманія заслуживаетъ слово шкеры— skär — нынѣ произ-
носимое въ шв. языкѣ шеръ, но вѣроятно извѣстное русскимъ еще въ
то время, когда буквы sk произносились отдѣльно, что еще и до сихъ
поръ продолжается въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Швеціи и Финляндіи,
особенно на островахъ 1).
Разумѣется, что такія передѣланныя имена, какъ Парижъ, Римъ,
Аѳины, Ѳивы и т. п., не могутъ и не должны быть измѣняемы въ на-
стоящее время. Между тѣмъ однакожъ надъ нѣкоторыми изъ подоб-
ныхъ именъ дѣлались, особенно съ 40-хъ годовъ, [380] попытки из-
мѣненій, напр. вмѣсто Валлисъ стали писать Уэльсъ или Вельсъ 2),
вмѣсто Мексика — Мехика- Но при послѣднемъ начертаніи не было
принято въ соображеніе, что вновь пущенная въ ходъ испанская фор-
ма имени также несогласна съ его подлиннымъ произношеніемъ, въ
въ которомъ вм. х слышится средній звукъ между ж и ш 3): почему
основательнѣе было бы не трогать утвердившейся издавна формы
Мексика. Впрочемъ такія искусственныя попытки исправленій этого
рода рѣдко удаются, какъ доказываетъ между прочимъ не одинъ при-
мѣръ изданія y насъ географическихъ атласовъ съ измѣненными по осо-
•ѵ1) См. мою замѣтку объ именахъ нѣкоторыхъ финляндскихъ городовъ и урочищъ
въ Современникѣ 1844 г., т. XXXIII, стр. 146.
2) Можно припомнить тутъ еще форму Гольстейнъ, которая въ настоящее время
встрѣчается вмѣсто сдѣлавшихся y васъ историческими названій: Голштинія, гол-
штинскій.
8) См. В. Гумбольдта О различіи организмовъ человѣческаго языка. Переводъ
Билярскаго. Стр. 157.

бенной системѣ названіями мѣстъ древняго міра. Пестрота въ способахъ
усвоенія ихъ происходила не только отъ недостатка въ русской азбукѣ
соотвѣтственныхъ знаковъ, но и отъ двоякаго произношенія нѣкото-
рыхъ буквъ греческаго алфавита во системамъ Рейхлина и Эразма,
отъ чего напр. y насъ встрѣчаются, рядомъ однѣ съ другими, формы:
реторъ и риторъ, хрестоматія и христоматія, риѳма и ритмъ. Особен-
ное разнообразіе господствовало въ передачѣ густого дыханія, такъ
что въ началѣ словъ облеченная имъ гласная е выражается то чи-
стымъ звукомъ э, то йотованнымъ е (йэ), то сочетаніемъ ге, напр.
Эллада (Hellas), экзаметръ (hexameter), Елена (Helene), еврей (hebrâios),
герой (héros).
Здѣсь мѣсто упомянуть о новѣйшей попыткѣ преобразованія y
насъ передачи греческихъ и латинскихъ именъ не только на письмѣ,
но и въ произношеніи. Въ 1881 году напечатана въ Кіевѣ довольно
объемистая брошюра A. А. Иванова: О раціональной передачѣ грѣче-
скихъ и латинскихъ словъ въ русской рѣчи и въ письмѣ. Авторъ съ большой
энергіей и настойчивостью возстаетъ противъ употребительныхъ нынѣ
формъ и начертаній [381] словъ древне-классическаго міра и строитъ
новую систему ихъ произношенія и письма. Въ теорія г. Ивановъ,
пожалуй, правъ, но онъ не принялъ въ расчетъ, что въ языкѣ теорія
должна бытъ извлекаема изъ практики, создавшейся вѣками, и что
тотъ, кто безусловно идетъ противъ установившагося обычая, остает-
ся одинокимъ въ своихъ нововведеніяхъ. Вотъ образчики тѣхъ стран-
ныхъ измѣненій. которыхъ требуетъ г. Ивановъ Онъ хочетъ, чтобы
мы писали: Ѳесей^ hѵмнъ, hѵiіэна, hЕсіодъ, hОрацій^ hОры, hексаметръ,
эксаминовать, Ѳобъ, гѵмнасье или гѵмнасіе, семинарье, ѣресь, Псѵха (вм.
Психея), ѳесь (вм. тезисъ), бась (вм. базисъ), фразь (вм. фраза), Юве-
налъ, асѳестика, эксемпларь. О послѣднемъ словѣ онъ впрочемъ замѣ-
чаетъ: „было бы хорошо, да трудновато провести". Удивительно, что это
самое соображеніе не остановило г. Иванова и въ прочихъ его требо-
ваніяхъ, тѣмъ болѣе, что и въ немногихъ другихъ случаяхъ онъ го-
воритъ: „тутъ дурной обычай слишкомъ силенъ", или „я потому не
предлагаю этого, что такая орѳографія противорѣчила бы и старой
и новой нашей практикѣ", Неужели же, по мнѣнію г. Иванова, гѵм-
насье и семинарье не такъ рѣзко противорѣчатъ практикѣ? Несмотря
на дикость предлагаемыхъ имъ новыхъ формъ, онъ надѣется, что
„исправленіе однихъ словъ неизбѣжно будетъ распространяться и на
другія однородныя, которыя представляются нынѣ недотрогами. Я
самъ, прибавляетъ онъ, долго затруднялся писать напримѣръ „Грѣкъ";
мнѣ казалась эта форма странною, a теперь кажется страннымъ, какъ
это люди могутъ писать „Грекъ"; прекрасную женскую форму классь
(classis) вмѣсто сугубо-неправильной, и по окончанію и во роду, „классъ"
я и понынѣ не рѣшался употреблять; но часто возвращаясь къ фор-

мѣ „классь", я съ нею такъ освоился, что она уже нисколько меня
не .смущаетъ, a потому скоро научная объективность восторжествуетъ
и здѣсь надъ субъективнымъ предразсудкомъ" (т. е. теорія надъ прак-
тикой?); „менѣе сжилась мысль моя съ формою эксемпларь". . Этихъ
немногихъ выписокъ, кажется, достаточно, чтобы показать всю непри-
мѣнимость къ дѣлу новшествъ [382] г. Иванова. Поэтому я и не считаю
нужнымъ вступать съ нимъ въ полемику по поводу нѣкоторыхъ его выхо-
докъ противъ моихъ Филологическихъ Разысканій. Особенно не нравится
ему, что я, не одобряя вообще глагольнаго суффикса ировать, все-
таки примиряюсь съ иными утвердившимися въ употребленіи глаго-
лами этого образованія. Самъ онъ предлагаетъ вмѣсто ихъ, напр,г
сѵмпаѳизовать или еще лучше сѵмпаѳовать вм. симпатизировать, асси-
миловать вм. ассимилировать. О вкусахъ, конечно, спорить нельзя.
Въ Географическихъ Извѣстіяхъ 1850 г. (вып. II) покойный оріен-
талистъ В. В. Григорьевъ напечаталъ статью: О правописаніи въ дѣ-
лѣ русской номенклатуры чужеземныхъ мѣстностей и народовъ". Ав-
торъ справедливо жалуется на усиливавшуюся болѣе и болѣе въ тог-
дашней печати пестроту въ географическихъ собственныхъ именахъ,
приводитъ множество любопытныхъ тому примѣровъ и въ заключеніе
предлагаетъ принять слѣдующее весьма основательное правило: „пи-
сать иностранныя географическія имена какъ можно ближе къ ихъ
туземному произношенію, но съ уваженіемъ къ освященнымъ уже вѣ-
ковымъ употребленіемъ русскимъ формамъ ихъ и къ законамъ языка
нашего, руководствуясь: въ первомъ случаѣ—историческими памятни-
ками отечественной словесности, въ послѣднемъ — трудами нашихъ
ученыхъ языкоизслѣдователей". Замѣтимъ однакожъ, что все, столь
умно и живо излагаемое въ этой статьѣ В. В. Григорьевымъ, отно-
сится собственно не къ правописанію, a къ вопросу, какія предпочи-
тать названія: издавна ли образовавшіяся, хотя и неправильныя, или
измѣненныя согласно съ подлиннымъ произношеніемъ. Если разсмо-
трѣть дѣло не a priori только, но и съ должнымъ вниманіемъ къ прак-
тикѣ, то окажется, что на этотъ вопросъ невозможно отвѣчать однимъ
общимъ правиломъ. Напримѣръ, кто рѣшится измѣнить старинныя
названія Римъ и Парижъ? a между тѣмъ нелѣпо и смѣшно было бы
говорить „Стекольна" вм. Стокгольмъ; называть Аірамъ „Загребомъ"
вовсе не странно, но говорить „Дрождяны" вм. Дрезденъ [383] никто
не отважится. Выходитъ, что здѣсь, какъ и вообще въ дѣлѣ языка,
окончательное рѣшеніе по большей части принадлежитъ обычаю: въ
однихъ случаяхъ давнее злоупотребленіе беретъ перевѣсъ надъ но-
вой поправкой, въ другихъ удачная новизна одолѣваетъ ошибку ста-
рины, и нечего дѣлать: кто не. хочетъ казаться чудакомъ, долженъ
подчиниться обычаю. Надо впрочемъ сознаться, что невѣрности, не
слишкомъ укоренившіяся, довольно легко уступаютъ поправкамъ. Такъ

на нашей памяти принялись, напр., формы: Скарборо, Шрюзбери, Бенъ-
Нюизъ, Норчёпингъ вм. употреблявшихся прежде: „Скорборугъ, Шревс-
бури, Бенъ-Невисъ, Норкепингъ"; но Кадиксъ, Дургамъ, Коннаутъ ос-
таются частью по своей общеизвѣстности, частью потому, что замѣнить
ихъ болѣе правильными формами на русскомъ языкѣ, по особенностямъ
его фонетики, трудно. Вполнѣ справедливо замѣчаніе Григорьева, что
для уменьшенія разногласій въ этомъ отношеніи необходимо было бы
издать географическій словарь (Ср. Филологическихъ Разысканій ч. I,
стр. 204).
Удвоеніе согласныхъ въ иноязычныхъ словахъ.
Въ отношеніи къ заимствованнымъ въ недавнее время словамъ
соблюдается вообще правило охранять съ возможною вѣрностью ихъ
подлинную звуковую форму, за исключеніемъ окончанія, измѣняемаго
по законамъ нашего языка. На этомъ основывается отличіе образован-
наго выговора отъ искаженнаго въ устахъ малограмотныхъ людей
(которые произносятъ напр. „екзаментъ, монаментъ, арендатель, бул-
гахтеръ" или нѣкогда произносили „фармазонъ"). Въ правильномъ
изображеніи словъ этого разряда главный вопросъ касается удвоенія
согласныхъ. Для разсмотрѣнія его припомнимъ то, что выше было
объяснено (стр. 690) объ истинномъ свойствѣ выговора, означаемаго та-
кимъ начертаніемъ: объ удвоеніи звука въ точномъ смыслѣ здѣсь не
можетъ быть и рѣчи; дѣло идетъ только о нѣкоторой остановкѣ го-
лоса на согласной. Въ иностранныхъ словахъ, заимствованныхъ въ
болѣе или менѣе отдаленныя времена, даже еще и въ петровскую
[384] эпоху, удвоеніе согласныхъ бо́льшею частью пропало. Слова гра-
мота, арестъ, офицеръ, батарея, шпака, карета, команда, комендантъ,
камергеръ, канцелярія всѣми бесспорно пишутся такъ, вмѣсто: „граммата,
аррестъ, оффицеръ^ и т. д. Но съ другой стороны, иногда и въ ста-
ринныхъ заимствованіяхъ сохраняется удвоеніе, напр. пишутъ: коллегія,
аттестатъ. Между тѣмъ, на основаніи первыхъ изъ приведенныхъ
примѣровъ, нѣкоторые въ наше время стали, во всѣхъ безъ исключе-
нія заимствованныхъ словахъ, и старыхъ и новыхъ, отбрасывать двой-
ную букву и писать: „професоръ, комисія, колегія, Прусія, Одеса", не
обращая вниманія даже на мѣсто ударенія и на различіе выговора такихъ
словъ. Спрашивается: справедливо ли это? Правда, подобное упрощеніе
правописанія давно введено y сербовъ, отчасти оно распространилось
и y чеховъ, но тамъ оно согласно съ произношеніемъ, вообще отверга-
ющимъ удвоеніе согласныхъ; y насъ же удвоеніе этого рода не про-
тивно народной фонетикѣ, допускающей иногда и въ собственно-рус-
скихъ словахъ не только одно, но даже два удвоенія, напр. без-закон-
ный, под-дан~ный. Этому свойству языка явно противорѣчатъ такія

урѣзанныя начертанія, какъ напр. комисія, несогласныя ни съ произ-
ношеніемъ, ни съ производствомъ подлинныхъ словъ, которыя мы,
по нашему знакомству съ иностранными языками, не лишены возмож-
ности воспроизводить точнѣе. При отступленіи отъ настоящей формы
слова, оно становится трудно-узнаваемымъ, особливо ежели есть одно-
звучное другого значенія, какъ напр. металъ (глаг.), колосъ, класъ,
(колосъ), балъ, отъ которыхъ не безполезно отличать на письмѣ
близкія къ нимъ по звукамъ: металлъ, колоссъ, классъ, баллъ (цыфровая
отмѣтка). Удвоеніе звука особенно явственно слышится послѣ глас-
ной съ удареніемъ: итакъ въ этомъ случаѣ по преимуществу оно
должно быть соблюдаемо и на письмѣ, напр. въ такихъ словахъ,
какъ: манна, сумма, колонна, труппа, телегра́мма, пре́сса, ми́ссія, сессія,
a потому и въ соединеніи съ представками какъ эти имена, такъ и
составныя части подобныхъ имъ не могутъ терять своего [385] удвое-
нія; слѣд. надо писать: комиссія, комиссаръ, колоннада, грамматика
(отъ missio, colonna, -γραμμα).
Писать „коммисія" (форма, въ которой это слово долго держалось
въ нашемъ правописаніи, да и теперь еще держится, особенно въ
канцелярскомъ письмѣ)—не вполнѣ основательно потому, что это на-
чертаніе противно выговору. To же должно сказать и объ орѳографіи
ком-мис-сія. По примѣру множества заимствованныхъ словъ, въ кото-
рыхъ представка теряетъ свою конечную согласную при встрѣчѣ съ
тою же буквой (комендантъ, командиръ, рекомендовать, афиша, офи-
церъ), позволительно писать: комиссія, что́ совершенно точно передаетъ
произношеніе. -Такое же сокращеніе почти всею Европою допущено
въ словѣ комитетъ, взятомъ съ франц. comité, которое въ свою очередь
передѣлано изъ англ. committee (отъ глаг. to commit, поручать,
довѣрять).
Вообще два удвоенія въ заимствованномъ словѣ излишни потому,
что одно изъ нихъ непремѣнно скрадывается въ выговорѣ: на письмѣ
должно быть исключаемо то, которое менѣе слышится; на этомъ осно-
ваніи справедливо писать, наприм. апелляція. Сокращеніе двойной
буквы въ сочетаніи слова съ представкою тѣмъ болѣе позволительно,
что въ самыхъ языкахъ, откуда мы почерпаемъ свои заимствованія,
удвоеніе не всегда бываетъ безспорно. Дидо́, авторъ сочиненія о фран-
цузскомъ правописаніи, на которое я уже ссылался, говоритъ между
прочимъ: „Двойныя буквы не всегда входили въ орѳографическую
систему нашего языка; онѣ вообще составляютъ подражаніе грамма-
тическимъ пріемамъ классической латыни, которой вліяніе начи-
наетъ развиваться съ 15-го столѣтія". Поэтому Дидо́ совѣтуетъ и
во французскомъ языкѣ ограничить употребленіе двойныхъ соглас-
ныхъ, напр. писать: corespondant (по примѣру coreligionnaire), так-
же honeur, dictionaire. Въ то же время однакожъ онъ полагаетъ

сохранить, по произношенію, начертанія: correcteur, terreur, horreur
и т. п. *).
[386] Изъ всего до сихъ поръ сказаннаго можно вывести заклю-
ченіе, что въ словахъ, заимствованныхъ въ позднѣйшее время, нѣтъ
основанія безусловно исключать всѣ двойныя буквы, но употребленіе
ихъ можетъ быть нѣсколько ограничено, когда оно не вызывается
правильнымъ произношеніемъ. Гдѣ удвоеніе издавна исчезло, тамъ
нѣтъ надобности возстановлять его, между прочимъ и на концѣ словъ,
напр. въ именахъ: адресъ, интересъ, протоколъ, партеръ, камергеръ. Но
когда удвоеніе слышно въ косвенныхъ падежахъ, то оно должно быть
соблюдаемо и въ именительномъ: конгрессъ, процессъ; наоборотъ, когда
оно въ окончаніи женскихъ именъ находится въ прямой формѣ слова,
то не можетъ быть исключаемо и въ родит. множественнаго; слѣдов.
должно писать: программъ, суммъ, колоннъ, труппъ, группъ. Группа во
франц. языкѣ пишется, правда, groupe (муж. p.), но y насъ оно взято
съ нѣмецк. die Gruppe; по-итал. также: gruppo, groppo.
He отвергая двойныхъ согласныхъ въ словахъ, гдѣ онѣ нужны,
надобно однакожъ избѣгать употребленія ихъ тамъ, гдѣ ихъ нѣтъ въ
языкѣ, откуда заимствовано слово. Въ нѣкоторыхъ латинскихъ и гре-
ческихъ именахъ y насъ нерѣдко являются на письмѣ лишнія .буквы,
какъ и другія невѣрности; слѣдуетъ писать безъ удвоенія буквъ:
привилегія, Иліада, Иларіонъ, драма, литература, проблема, катавасія,
карикатура, a не привиллегія и т. д. Кстати замѣтимъ также ошибочное
начертаніе „экзаменаторъ" вм. экзаминаторъ: это слово образовано не
отъ имени экзаменъ, a отъ глагола examinare и перешло къ намъ уже
готовое.
Другой общій вопросъ при русской транскрипціи иностранныхъ
оловъ касается способа изображенія гласныхъ звуковъ, особенно a и о
послѣ і.
ІА или ІЯ?
Въ концѣ слова a послѣ і всегда обращается въ я, напр. Азія,
матерія; въ серединѣ же слова y насъ пишутъ то а, то [387] я, напр.
азіатскій и -ятскій, матеріалъ и -ялъ, италіанскій и -янскій. Чтобы
внести нѣкоторую норму въ такія начертанія, Гречъ принялъ за пра-
вило: писать я въ тѣхъ случаяхъ, когда эта буква уже есть въ окон-
чаніи заимствованнаго существительнаго имени, въ противномъ случаѣ
а, напр. матеріяльный отъ матерія, и спеціальный (такъ какъ нѣтъ
сущ. спеція); но это правило потому неудобно, что такимъ образомъ
г) A. F. Didot. Observations sur l'orthographie. Стр. 56. Исключеніемъ двойныхъ
буквъ во Франціи отличался особенно грамматикъ Buffier; GM. тамъ же стр. 259

приходится по случайной причинѣ писать различно одни и тѣ же
суффиксы.
Гораздо проще согласиться писать я только въ концѣ словъ, въ
серединѣ же употреблять букву а; это представляется тѣмъ удобнѣе,.
что и теперь въ рѣдкихъ только случаяхъ пишутъ л, именно въ
словахъ: италіянскій, азіятскій, персіянинъ. Если и въ этихъ словахъ
замѣнить я буквою а, то изъ предлагаемаго правила не будетъ исклю-
ченій, кромѣ развѣ слова: россіянинъ, которое однакожъ въ сущности
не составляетъ исключенія, потому что рѣчь идетъ только о заим-
ствованныхъ словахъ, a это—наше собственное, правильно оканчиваю-
щееся на янинъ, какъ другія имена того же образованія, напр. дво-
рянинъ, кіевлянинъ и проч. При этомъ, относительно нашихъ прилага-
тельныхъ иностраннаго происхожденія, обратимъ вниманіе на ту
особенность, что лишь немногія изъ нихъ составлены по законамъ
нашего словообразованія отъ самыхъ существительныхъ именъ, обра-
щающихся въ русскомъ языкѣ: большего частію они передѣланы изъ
соотвѣтствующихъ имъ прилагательныхъ же иностранныхъ. Такъ, отъ
Англія, Германія, Испанія мы имѣемъ прилагательныя русскаго обра-
зованія: анілійскій, германскій, испанскій, но отъ Европа не европскій,
a европейскій, отъ Азія—азіатскій, отъ Америка, Италія—американскій,
италіанскій; т. е. западно-европейскія прилагательныя: europaeus,
asiaticus, americanus, italiano перешли къ намъ вмѣстѣ съ своими
суффиксами. To же видимъ въ прилагательныхъ: матеріальный, епар-
хіальный. По изложенному выше правилу, слѣдуетъ писать единооб-
разно: матеріалъ, имперіалъ, матеріальный, епархіальный, спеціальный,
офиціальный, a также: фоліантъ, варіантъ, [388] провіантъ, форте-піано,
сіамскій, ліаносъ, діагностика, ліардъ, ересіархъ. Замѣтимъ, однакожъ, что
въ нѣкоторыхъ изъ подобныхъ словъ і можетъ иногда, смотря по
удобству или въ случаѣ надобности (наприм. для стиха), сокращаться
въ ь\ тогда, разумѣется, и a по необходимости переходитъ въ я. Въ
словахъ, уже издавна сроднившихся съ русск. языкомъ, напр. дьякъ,
дьячокъ, всегда пишутъ ь (б. ч. и въ дьяконъ), подобно тому, какъ
принято писать: Васильевичъ, Григорьевичъ вм. Василіевичъ, Григоріевичъ;
судья, a не судія. При французскомъ такъ называемомъ 1 mouillé (см.
выше стр. 490) неудобно обращать a въ іа: согласнѣе съ натурой по-
длиннаго звука изображать его посредствомъ лья: напр. billard—бильярдъ,
brillant—брильянтъ. Другое дѣло слово milliard, въ которомъ послѣ
1 mouillé слѣдуетъ і, почему оно по-русски и должно писаться: мил-
ліардъ', впрочемъ и тутъ позволительно сокращеніе: мильярдъ.
ІО, ЙО, ЬЁ, или ЬО?
Еще труднѣе вопросъ, какъ означать въ иностранныхъ словахъ
звукъ йо, для котораго мы въ своей азбукѣ имѣемъ только букву ê?

вовсе не удобную для изображенія въ нихъ йотованнаго о. Объ этомъ
уже говорено выше, на стр. 605. Здѣсь прибавлю еще нѣсколько
замѣчаніи.
Оказанное затрудненіе всего чаще встрѣчается, когда о во фран-
цузскихъ словахъ стоитъ послѣ 1 mouillé или gn. Проще всего въ
такихъ случаяхъ писать по-русски лі, ні: баталіонъ, медаліонъ, папи-
ліотка, компаніонъ (какъ милліонъ, million). Могутъ возразить, что въ
первыхъ четырехъ словахъ одному франц. слогу соотвѣтствуютъ y
насъ два, но здѣсь г въ произношеніи по необходимости сокращается
въ й; притомъ то же самое допускается въ другихъ случаяхъ, напр.
пишутъ кампанія для передачи campagne (равно какъ и компанія для
передачи compagnie). Ha этомъ основаніи можно писать и Авиніонъ,
тѣмъ болѣе, что по-латыни этотъ городъ называется Avenio. Карам-
зинъ употреблялъ начертанія: батальйонъ, почтальйонъ] во [389] такая
орѳографія неудобна тѣмъ, что она для сокращенія звука прибѣгаетъ
къ удлинненію письма. Гораздо проще довольно употребительныя нынче
начертанія: батальонъ, почтальонъ, которыя можно допустить, если при-
нять, что о въ подобныхъ случаяхъ произносится съ йоатаціей такъ же,
какъ гласная и выговаривается иногда въ началѣ слова и послѣ ь
(ихъ, имъ, ручьи).
Буква ё, означающая русское измѣненіе звука е, допускается только
въ такихъ словахъ, какъ курьёзный, серьёзный, по той причинѣ, что
въ нихъ она соотвѣтствуетъ фр. слогу eux, нѣм. о; впрочемъ, и тутъ
правильнѣе писать куріозный, серіозный, (итал. curioso, serioso). До-
вольно употребительныя нынѣ начертанія майоръ, Байонна, конечно,
точнѣе прежнихъ маіоръ, Баіонна, и заслуживаютъ предпочтенія, хотя
мы не во всѣхъ случаяхъ держимся этого способа изображенія звука
j передъ гласной и пишемъ, напр.: Іена, Іосифъ ит. п. *).
ИЭ, ІЭ, ІУ.
Начертаніе йэ въ большей части случаевъ такъ же безполезно,
какъ и йа, потому что вполнѣ замѣняется буквою е, которой въ сущ-
ности и было бы достаточно въ началѣ словъ для передачи иностран-
наго звука je, напр., въ словахъ: іезуитъ, Іеменъ. Между тѣмъ въ этихъ
словахъ пишется іе, такъ же какъ въ слѣдующихъ, гдѣ звуку е дѣй-
ствительно должно предшествовать і (хотя и не чистое): іерей, іеро-
глифъ, Іерусалимъ, Іеронимъ. Въ первомъ случаѣ прибавленіе і произошло
отъ того. что буква е (}дна въ старину часто употреблялась какъ для
*) Майоръ началъ писать еще Карамзинъ (Вѣст. Евр. 1803, № 14, „Рыцарь
нашего вр."). Онъ же писалъ: Монтескьйо, йонга (Моск. Журн. VII, 65, 93) и
Оверньйскій, гильйотинада (В. Е. 1802 и І803, № 11, стр. 185). По примѣру Карам-
зина и Мартыновъ писалъ: Монтаньй (Сѣв. Вѣст. II, 7). Очевидно, что употребленіе
Й въ концѣ или въ серединѣ слога безъ гласной буквы не выдерживаетъ критики.

чистаго звука s, такъ и для греческаго ε (съ густымъ дыханіемъ == he),
напр. писали и до сихъ поръ пишутъ: Елена (Helena), еврей (hebraeus).
Ha исправленіе этихъ начертаній теперь уже нельзя [390] надѣяться.
Когда і составляетъ отдѣльный слогъ передъ иностраннымъ е, то мы
пишемъ іэ, напр. діэта, піэтистъ, въ противномъ случаѣ ье: пьеса,
пьедесталъ, Пьерро, курьеръ, Кордильеры, что́ очевидно вѣрнѣе, чѣмъ
піеса или піэса и проч. Диграфъ йэ можно употреблять развѣ только
въ собственныхъ именахъ, чтобы дать слову форму болѣе близкую къ
его иностранному начертанію, напр. въ шведскомъ фамильномъ имени
Йэрне (Hjärne). Написавъ Ерне, мы бы рисковали, что многіе стали бы
неправильно произносить „Эрне".
Ч/го касается звука іу, то въ именахъ, перешедшихъ къ намъ пу-
темъ церковной письменности, онъ не сокращается въ ю, a изобра-
жается обѣими буквами: Іуда, Іудея, иногда съ излишнего йотаціей
второй изъ нихъ: іюнь, іюль, тогда какъ мірскія личныя имена, соот-
вѣтствующія этимъ названіямъ, пишутся: Юдинъ Юній, Юлій. Въ
серединѣ слова звукъ іу передается правильнымъ начертаніемъ: тіунъ,
Фріуль, Міусъ, радіусъ.
Здѣсь кстати упомянуть о флексивной формѣ косвенныхъ падежей
географическихъ именъ, оканчивающихся на уа: Генуа, Капуа. Оче-
видно, что въ род. падежѣ слѣдуетъ писать: Генуъ Капуи, a не
Гену-ы, Капу-ы, въ дат. Гену-ѣ, Капу-Ѣ; сообразно съ этимъ винит.
падежъ получитъ форму: Гену-ю, Eany-ю, творит. Гену-ей, Капу-ей,
изъ чего выходитъ, что согласнѣе съ русской фонетикой было бы
писать и въ именит. падежѣ: Генуя, Капуя (какъ нарицат. статуя).
Одни изъ звуковъ, встрѣчающихся въ заимствованныхъ словахъ,
принадлежатъ всѣмъ западно-европейскимъ языкамъ, другіе свой-
ственны только тому или другому отдѣльному языку. Къ числу пер-
выхъ относится средній, неизвѣстный въ нашей фонетикѣ l, который
потому и передается y насъ различно, т. е. то твердымъ звукомъ (лъ),
то мягкимъ (ль). Въ русской рѣчи и грамотѣ намъ попадаются, напр.,
то канделябръ, Людвигъ, то канделабръ Лудвигъ: остается слѣдовать
преобладающему [391] обычаю. Изъ чужихъ словъ, имѣющихъ этотъ
звукъ, одни перешли къ намъ сходно съ первого, другіе — со второго
формой. Напримѣръ, съ одной стороны y насъ ходятъ слова: астро-
лябія, школяръ, популярный, полярный; канцелярія, аппеляція; лютера-
нинъ, плюсъ, полюсъ, Люциферъ, салютовать, иллюминація, флюсъ; съ дру-
гой стороны: Николай, фистула, салатъ, шеколадъ, классъ, планисфера;
луна, лупа, блуза, клубъ, Лузитанія, Луиза.
О различной формѣ, въ какой въ намъ перешло германское слово
lanä, было уже говорено выше (стр. 757). Въ началѣ словъ вообще

гораздо употребительнѣе слогъ ла: лабораторія, лампасы, латынь,
латунь, лама, лампа, лакъ, ландшафтъ, лакрица, Лара, Лаго-Маджоре,
напротивъ, слогъ лу вм. лю въ заимствованныхъ словахъ довольно
рѣдокъ. Что же касается буквы о послѣ л, то она почти никогда не
передѣлывается въ ё, и л передъ нею произносится твердо, напр.
логариѳмъ, лозунгъ, лотерея, ломбардъ, локомотивъ, флотъ. Рѣдкій слу-
чай въ словѣ флёръ (нѣм. Flor).
Такъ же точно I и въ концѣ слога или слова переходитъ къ намъ
двояко, — съ звукомъ то твердымъ, то мягкимъ: Периклъ, Алкивіадъ,
Карлъ, перлъ, каналъ, балъ, стулъ, палтусъ, галстукъ, кристаллъ, металлъ
и — сталь, вальсъ, мольбертъ, (Malbret), Вольтеръ, Вальтеръ, Даль, хру-
сталь, Бельведеръ, шалъ, дуэль. Нѣкоторыя слова употребительны въ двоя-
кой формѣ, напр. Белгія и Бельгія; второе удобнѣе для произношенія и
потому предпочтительно. Особенную аномалію въ этомъ отношеніи
представляютъ сущ. алфавитъ и прилаг. алфавитный, установившіяся
въ этой формѣ вопреки названію буквы альфа. Французское 1 mouillé
въ концѣ слова обыкновенно переходитъ въ ль, напр. эмаль, портфель,
Бретель, точно такъ же какъ окончаніе gne въ нь: Шампань, Монтанъ,
Бретань, Де-Линь и проч.
Французскій носовой звукъ in, ain, напр. въ Saint, Villemain, при-
нято выражать буквами енъ\ Сенъ, Вильменъ, или ень: bulletin, Röllin,
Gobelin—бюллетень, Роллень, гобеленевы (обои); какъ ни [392] далеки
эти начертанія отъ настоящаго выговора, они лучше другихъ (напр.у
янъ или янъ), и могутъ быть удержаны, какъ наиболѣе установившіяся,
Слоги ant, ent, изображаются то ближе къ французскому выговору,
то согласно съ ихъ начертаніемъ, наприм. ресторанъ, интриганъ, и—
негоціантъ, презентъ. Двойная форма, въ какой y насъ ходятъ многія
французскія слова съ носовымъ звукомъ, происходитъ отъ того, что
нѣкоторыя изъ нихъ проникли къ намъ не прямо изъ французскаго
языка, a отъ другихъ народовъ, которые сами ихъ заимствовали. Въ
орѳографіи сантиментальный непослѣдовательность: первый носовой
звукъ en переданъ тутъ черезъ ан, a второй черезъ ен; болѣе основанія
писать: сентиментальный. Тотъ же носовой звукъ, изображаемый по~
французски буквою m передъ Ъ и р, обыкновенно и y насъ передается
съ помощію буквы м: д'Аламберъ, амбра, каламбуръ. Чужеязычный за-
конъ сочетанія звуковъ м и б оказалъ воздѣйствіе и на русскія имена:
старинныя формы анбаръ, Синбирскъ, Танбовъ уступили въ позднѣйшее
время мѣсто измѣненнымъ: амбаръ, Симбирскъ^ Тамбовъ (какъ и
Виртембергъ).
Фр. дифтонгъ оі передается по произношенію посредствомъ уа,
напр. туалетъ, амплуа, тротуаръ, вуаль, эксплуатація, Пуатье, Блуа,
Лувуа, a передъ двоегласною я черезъ одно о: рояль. Слово гобой хотя
и происходитъ отъ франц. hautbois, но перешло къ намъ чрезъ по-
средство итальянскаго oboe.

Въ словахъ, взятыхъ съ англійскаго, разногласіе правописанія за-
мѣтно особенно въ способѣ изображенія двугласной w и неопредѣлен-
ной гласной (и) въ замкнутомъ слогѣ.
Въ старину y насъ писали не иначе какъ: Вальтеръ, Виндзоръ,
Вильямъ, Вордсвортъ; около 1840-хъ годовъ многіе стали писать:
Уальтеръ, Уиндзоръ, Уильямъ, Уордсуортъ. Справедливо, что звукъ y
въ этихъ дифтонгахъ ближе чѣмъ в подходитъ къ англійскому дву-
гласному w, но прежнее правописаніе все-.таки предпочтительно по
слѣдующимъ причинамъ: 1) обращеніе y въ в въ дифтонгахъ свой-
ственно русскому языку, какъ видно язъ [393] старинныхъ формъ
заимствованныхъ именъ:" Аврора, августъ, евангеліе, JEepona, январь и
изъ собственно-русскаго слова завтра; 2) начертаніе y не можетъ быть
выдержано, напр., передъ тою же гласною у\ такъ сло́ва Woolwich
никто не напишетъ Ууличъ вм. Вуличъ\ всѣ пишутъ также: вагонъ, a
не уагонъ, Дарвинъ, a не Даруинъ; 3) имена Виндзоръ, Вальтеръ Скоттъ,
Вашингтонъ и др. пріобрѣли уже издавна право гражданства въ рус-
скомъ языкѣ.
Англійскій звукъ, изображаемый чрезъ. th, y насъ переходитъ въ т:
Темза (Thames), Томасъ (Thomas), Теккерей (Thackeray); были попытки
употреблять въ этомъ случаѣ ѳиту (см. выше стр. 670) или е, напр.
писать Каскартъ (Cathcart), но онѣ не заслуживаютъ одобренія, по-
тому что противны исторіи.
Для передачи u, і или е въ замкнутомъ слогѣ англійскихъ словъ,
напр. Burns, Butt, Murray, sir, Derby мы не имѣемъ даже приблизи-
тельно подходящей буквы, и потому пишемъ различно: Борнсъ, Бернсъ,
Ботъ, Батъ, Муррей, серъ> Дерби, Дарби.
Этотъ звукъ нѣсколько похожъ на краткій нѣмецкій ö (франц. eu),
который также не поддается нашему письму. Какъ уже было замѣчено,
для изображенія его y насъ прибѣгаютъ обыкновенно къ ё: Шлецеръ,
Тёпферъ, Сентъ-Бёвъ, но эта транскрипція можетъ болѣе служить
указаніемъ на иностранную орѳографію, чѣмъ средствомъ къ передачѣ
выговора, ибо если написать просто то едва ли оно по звуку своему
не ближе къ ö и eu, чѣмъ наше ё, произнесенное чистымъ русскимъ
способомъ, при которомъ, правда, умягчается предыдущая согласная,
но гласная звучитъ совершенно какъ о: Шльоцеръ, Тьопферъ. Потому
ничѣмъ не хуже писать просто: Шлецеръ, Тепферъ, какъ мы и посту-
паемъ напр. въ окончаніи инженеръ, произнося е обыкновеннымъ обра-
зомъ. Для большей же точности можно въ такихъ случаяхъ употре-
блять недавно появившуюся въ московской печати букву э, которая
означаетъ измѣненіе нейотованнаго э съ такимъ же правомъ, какъ
ё—измѣненіе йотованнаго е. Особенно пригодна она для изображенія
звука ö въ началѣ слова: Эленшлегеръ, Эженъ [394]. Но издавна уста-
новившіяся начертанія: Эдипъ^ экономія должны конечно оставаться
безъ измѣненія.

Означать способы транскрипціи всѣхъ многообразныхъ звуковъ
западно-европейскихъ языковъ повело бы насъ слишкомъ далеко.
Коснемся еще только немногихъ начертаній, часто передаваемыхъ не-
вѣрно въ нашемъ письмѣ. Это, во-1-хъ, италіанскія sc и g передъ тонкою
гласной (е, і) и во-2-хъ, скандинавскія st и sic передъ j (йотомъ).
Италіанское crescendo часто произносятъ и пишутъ y насъ „креш-
чендо" вм. правильнаго крешендо. Равнымъ образомъ названіе города
Brescia должно читать Брешіа, a не. „Бресчіа". Вообще же слоги
scia, gia и т. п. должны произноситься не шіа, джіа^ a просто ша,
джа:.здѣсь г въ италіанскомъ письмѣ вставляется только для озна-
ченія выговора с и g. Такъ lasciare, Giacomo, Maggiore читаются (по
крайней мѣрѣ большею частію): лашаре Джакомо, Маджоре.
Шведскія фамильныя имена Oxenstjerna, Nordenskiöld и т. п. чи-
таются: Оксеншерна, Норденшёльдъ. По-датски, напротивъ, въ начер-
таніи skiold буквы s и k сохраняютъ каждая свой отдѣльный звукъ.
Голландское sehe = схе, ое = у. Слѣдовательно, не Шевенингенъ, a
Скевенингенъ (Scheveningen), не Боэргавъ, a Бургавъ (Boerhaave).
Окончанія заимствованныхъ словъ.
Для правильнаго начертанія чужеземныхъ словъ важно умѣть отда-
вать себѣ отчетъ, какъ языкъ, принимая ихъ, распоряжается съ ихъ
окончаніями. Изъ другихъ языковъ мы заимствуемъ, за немногими
исключеніями. только 3 части рѣчи: имена существительныя, прилага-
тельныя (съ производными нарѣчіями) и глаголы.
Такъ какъ существительныя часто переходятъ къ намъ чрезъ
посредство образованныхъ напередъ прилагательныхъ, то мы и на-
чнемъ съ послѣднихъ. Прилагательныя заимствуются не иначе, какъ
съ помощію русскихъ суффиксовъ. Такими для этой цѣли служатъ y
насъ: ный (иногда енный), скій, ическій и ичный [395]. Первое приста-
вляется очень разнообразно то прямо къ иностранному прилагательному,
то къ заимствованному существ. или корню (въ обоихъ случаяхъ за
обнаженіемъ имени отъ флексивнаго окончанія), напр.
а) къ прилаг.: идеаль-ный, спиритуоз-ный> наив-ный, деликат-ный,
гуман-ный, солид-ный, компетент-ный.
б) къ сущ. или его основѣ: мод-ный, интерес-ный, литер-ный,
рельеф-ный, фабрич-ный; форм-енный, казарм-енный; доктор-скій, меди-
цин-скій, коллеж-скій.
Окончаніе ическій обыкновенно переводитъ къ намъ иностранныя
прилагательныя на icus (франц. ique, нѣм. isch): критическій, физи-
ческій, иногда, для сокращенія формы и для удобства образованія
краткаго прилагательнаго, употребляется въ томъ же значеніи суф-
фиксъ ичный. поэтичный, логичный, т. е. къ французскому окончанію

ique прилагается нашъ обычный суффиксъ ный, при чемъ предше-
ствующій звукъ к (que) превращается въ ч. Случается, впрочемъ, что
мы прибѣгаемъ и къ другимъ окончаніямъ при образованіи прилага-
тельныхъ изъ иностранныхъ сущ., напр. фальш-ивый (отъ нѣм. falsch),
іод-истый, платин-овый, роз-овый.
При заимствованіи существительныхъ, составляющихъ, по весьма
понятной причинѣ, самый большой процентъ иностранныхъ словъ въ
языкѣ, употребляются три главные способа:
1) Если окончаніе слова въ другомъ языкѣ не противно нашей
фонетикѣ и законамъ нашего словообразованія, то имя принимается
къ намъ цѣликомъ, иногда съ легкою только отмѣною въ конечномъ
звукѣ, необходимою для опредѣленія ему грамматическаго рода (т. е.
муж., жен. или средн.), напр. докторъ, генералъ, стулъ, этажъ, каби-
нетъ, университетъ; сплинъ, грумъ; грубьянъ; спектакль, вексель; мода,
дама, актриса, директриса, логика, партія, армія; пальто, трюмо.
При этомъ твердость или мягкость конечнаго согласнаго звука
зависитъ отъ удобства произношенія или другихъ требованій нашего
языка; но такъ какъ наши природныя имена на ь могутъ [396] быть
либо муж., либо жен. рода, a иногда и обоихъ, то нѣкоторыя чужія
имена, переходящія къ намъ съ этимъ окончаніемъ, употребляются
въ двоякомъ родѣ. Лучшимъ примѣромъ такой неопредѣленности слу-
житъ слово псалтырь] въ народной рѣчи оно однакожъ чаще обра-
щается съ флексіею муж. рода (псалтыря́, въ псалтырѣ́), что́ согласно
и съ его происхожденіемъ (греч. ψαλτηρ), и съ употребленіемъ въ цсл.
языкѣ *). По примѣру нашихъ словъ: постель, колыбель, свирѣль, и др.,
заимствованныя имена на ель y насъ обыкновенно ходятъ въ жен-
скомъ родѣ, несмотря на свой первоначальный родъ, напр. дуэль,
картель, портфель, капитель, карусель, мебель, модель- Картофель внутри
Россіи также употребляется по большей части въ женск. родѣ.
Уже изъ нѣкоторыхъ здѣсь приведенныхъ примѣровъ видно, что родъ
заимствованнаго имени иногда въ русскомъ языкѣ бываетъ не тотъ,
какой оно имѣетъ въ природномъ языкѣ; но есть и множество дру-
гихъ очень употребительныхъ словъ, въ которыхъ обнаруживается
эта разница; таковы между прочимъ имена: классъ, методъ, періодъ.
*) Примѣрами русскихъ нарицательныхъ именъ, обращающихся то въ муж., то
въ жен. родѣ, могутъ служить: рысь, мышь. Мнѣ не разъ случалось слышать въ муж.
родѣ и то и другое, особенно послѣднее, когда оно употреблялось въ собирательномъ
смыслѣ. Разсказывая напр. о томъ, что мыши испортили много яблонь, крестьяне
говорятъ: „Такой мышь пошелъ". (Ряз. губ. Данк. уѣзда). Подобную двоякость рода
представляетъ также слово степень, которое въ старину постоянно ходило въ муж.
родѣ, a нынче почти исключительно ходитъ въ женскомъ. (Впрочемъ въ духовномъ
сословіи оно еще и теперь нерѣдко слышится въ мужескомъ родѣ; такъ большею
частію оно употреблено напр. въ Словахъ и рѣчахъ Филарета). Сажень въ на-
родномъ языкѣ также обыкновенно муж. р.

Слѣдовательно такое различіе рода не можетъ служить достаточнымъ
основаніемъ къ тому, чтобы признавать заимствованное слово непра-
вильнымъ или незаконнымъ,
Слово зала слышится y насъ и съ окончаніями муж. и ср. рода:
залъ, зало. Въ жен. родѣ оно однакожъ употребительнѣе.
2) Если окончаніе иностраннаго слова звучитъ нѣсколько чуждо
для нашего слуха или оказывается слишкомъ длиннымъ, то мы его
видоизмѣняемъ или сокращаемъ; такъ образовались слова: [397] мона-
стырь *) ([xovaoTTjptov), келья (нов.-гр. κελλειον), карнизъ (нѣм. Karniesz),
сервизъ (фр. service), эскизъ (фр. esquisse). При этомъ извѣстные ино-
язычные суффиксы y насъ передѣлываются всегда или почти всегда
однимъ и тѣмъ же способомъ; такъ греч. ος, ον, латинск. us, um, часто
отбрасываются: академикъ, типъ, талантъ, элементъ, фактъ; ius y насъ
измѣняется въ ій или сокращается въ ь, напр. secretarius — секретарь,
-cellarius — келарь, Julius — іюль, antiquarîus — антикварій, Virgilius —
Виргилій. Такимъ же образомъ нѣм. окончанія ier, ierer, ör (франц.
-eur) y насъ превращаются то въ еръ, то въ иръ, ира, или передаются
двояко: офицеръ, банкиръ, кассиръ, квартира (въ народѣ чаще квартера).
Иногда вм. одного иностр. суффикса употребляемъ другой иностран-
ный же, но удобнѣйшій; такъ изъ фр. aventurier мы сдѣлали авантю-
ристъ. Иногда ед. ч. передѣлываемъ во множ.: фортепіаны (слышится
вм. — wo), строить куры (faire la cour).
Лат. о муж. p. (съ темою on) переходитъ къ намъ съ согласною
своей основы: Цицеронъ^ Сципіонъ.
tio, sio, франц. tion, sion обращается въ ція, сія (зія): нація, функція,
претензія; иногда же сохраняетъ и гласную своей темы: ср. пенсія
и пансіонъ.
ium въ ія, collegium — коллегія, gymnasium — гимназія, consisto-
rium — консисторія, seminarium — семинарія.
aeura, eum въ eu: musaeum — музей, coliseum — колизей, tropaeum—
трофей (сходно съ франц. trophée).
Нѣкоторыя греческія и латинскія имена заимствованы впрочемъ
вмѣстѣ съ ихъ окончаніями, напр. хаосъ, лексиконъ, библія (собственно
средн. родъ множ. ч. ßißXta), альбомъ (съ фр. album), градусъ, корпусъ,
-архиваріусъ, нотаріусъ 2).
*) Слогъ ырь служитъ по большей части для перевода къ намъ иностранныхъ
именъ, какъ видоизмѣненіе ихъ природнаго суффикса, напр. монастырь, пластырь,
псалтырь, богатырь, козырь, однакожъ является и производственнымъ окончаніемъ
въ собственно-русскихъ словахъ: пустырь, пузырь.
2) Хотя окончаніе іусъ въ нѣкоторыхъ взятыхъ съ латинскаго словахъ и не-
пріятно звучитъ, но едва ли можно надѣяться измѣнить ихъ на подобіе словъ: поно-
марь, келарь, секретарь, аптекарь или хоть антикварій. Сообщаю здѣсь за-
мѣтку, доставленную мнѣ по поводу этихъ словъ A. А. Куникомъ: „Сколько мнѣ
извѣстно, византійское ασηκρητις никогда не переводилось, a только передавалось

[398] 3) Наконецъ, для дальнѣйшихъ второобразныхъ словососта-
вленій служатъ и при иностранныхъ именахъ употребительныя въ рус-
скомъ языкѣ производственныя окончанія, и именно, для означенія
отвлеченныхъ понятій, суффиксы ство и остъ, напр. мастерство,
шпіон-ство, крейсер-ство, резонер-ство, фразер-ство; спеціальн-ость\
солидарн-ость; логичн-остъ\ эксцентричн-ость.
Помощію суффикса ство образовано также, съ отступленіемъ отъ
общей нормы, сущ. адмиралтейство. (Собственно должно бы было
образоваться „адмиралитетъ" по образцу университетъ и т. п.).
в) Для переведенія въ русскую форму многихъ иностранныхъ на-
званій женскаго (а иногда и муж.) рода, означающихъ но слишкомъ
крупные предметы, или и лица по отношенію къ ихъ званію, проис-
хожденію или не особенно уважительнымъ свойствамъ, служитъ очень
часто имѣющій въ языкѣ такое обширное приложеніе суффиксъ ка:
табакерка, этажерка, папиліотка, картонка, шифоньерка, папироска,
кушетка, салфетка, спичка, шпилька; гувернантка, компаніонка, пе-
пиньерка, кокетка, кокотка, акушерка, модистка^ шведка, блондинка,
брюнетка. Въ новѣйшее время вошли въ употребленіе названія:
педагогичка, курсистка\ изъ нихъ особенно первое не можетъ быть
признано удачнымъ, тѣмъ болѣе, что въ муж. родѣ нельзя образовать
„педагогикъ".
[399] Къ образованію женскихъ именъ иностраннаго происхожденія
изрѣдка служитъ также суффиксъ ица: царица, императрица, масте-
рица, фельдшерица (какъ львица, пророчица).
Нѣкоторыя имена, образованныя отъ иностранныхъ на et и ette,
принимаютъ двоякую форму, напр. браслетъ и браслетка.
Для означенія женъ такихъ лицъ, которыхъ должности или званія
носятъ иностранныя имена, служитъ окончаніе ша: профессорша, гене-
ральша, докторша.
Мужскіе суффиксы, безъ уменьшительнаго оттѣнка, какъ напр. въ
словѣ шнурокъ, встрѣчаются въ заимствованныхъ иностранныхъ име-
нахъ весьма рѣдко.
Всѣ суффиксы природнаго языка при иностранныхъ именахъ очень
облегчаютъ обращеніе этихъ послѣднихъ на чуждой имъ почвѣ. Затруд-
транскрипціей. Но слово секретарь я нахожу уже въ 17-мъ столѣтіи; именно оно
встрѣчается въ Записи 1609 года, которою Шуйскій уступилъ городъ Корѣлу (Акты
ист. Археогр. коммиссіи, II, № 272). Этотъ документъ отысканъ въ сборникѣ изъ
разныхъ тетрадей, писанныхъ разными почерками XVI и XVII вѣка. Въ заглавіи
акта отмѣчено: „Такова Государева грамота о Корѣлѣ дана на Москвѣ королевскому
секретарю Монсу Мартынову 118 ноября въ 22 день". Понятно, почему Тредьяков-
скій уже въ 1734 и 1735 годахъ, называлъ себя секретаремъ („отъ секретаря
Академіи Наукъ"). Однакожъ я помню, что въ петровскихъ бумагахъ мнѣ встрѣчалось
секретаріусъ. Нотарь не разъ читается въ словарѣ Миклошича, и въ древ.-серб.
та же форма, напр. нотар бнетачки (венеціанскій). Въ. польск. notariusz".

пительно напротивъ употребленіе именъ, которыя по окончаніямъ
своимъ не прививаются къ языку; почему онъ или оставляетъ ихъ
безъ склоненія, или даетъ имъ не соотвѣтствующія прямой формѣ
падежныя окончанія. Сюда относятся особенно имена средняго рода
на о и е, какъ то: депо, бюро, пальто, трюмо, кофе, алоэ, канапе,
портъ-моне, пресъ-папье. У насъ, правда, не мало своихъ именъ, окан-
чивающихся на о и е, но мы чувствуемъ, что въ подобныхъ инозем-
ныхъ словахъ о имѣетъ совсѣмъ другое значеніе и не составляетъ
примѣты рода и склоненія. Поэтому самое обычное изъ этихъ именъ
кофе не безъ основанія передѣлывается (напр. y Пушкина) въ кофей
или кофій я такимъ образомъ становится гибкимъ для склоненія.
По этой же причинѣ чувствуется неловкость и происходитъ непра-
вильность при употребленіи въ великорусскомъ языкѣ малороссійскихъ
фамильныхъ именъ на ко, о которыхъ уже было говорено выше.
Мнѣ остается сказать еще нѣсколько словъ о глаголахъ, заимство-
ванныхъ изъ другихъ языковъ. Они большею частью французскаго
происхожденія, но переходятъ къ намъ чрезъ посредство нѣмецкой
передѣлки окончанія er въ iren (или ieren), которое y насъ измѣ-
няется въ ировать. Послѣдняя часть этого [400] двучленнаго окон-
чанія — оватъ, евать служитъ вообще къ образованію глаголовъ изъ
сущ. именъ вѣр-овать дн-евать. Въ старину иностранные глаголы
передѣлывались при помощи одного этого окончанія: арестовать, ата-
ковать, командовать, танцовать, экзаменовать; но при позднѣйшихъ
заимствованіяхъ слогъ ир сдѣлался обычнымъ, если не всегдашнимъ
спутникомъ русскаго суффикса: абонировать, гравировать, вальсиро-
вать, маршировать, бомбардировать, экипировать. Замѣтимъ, что
удареніе на послѣднемъ слогѣ двучленнаго окончанія ировать есть
признакъ болѣе давняго образованія слова и бо́льшаго его сліянія съ
русскимъ языкомъ, тогда какъ удареніе на ир даетъ слову иностран-
ную окраску: игнорировать, контролировать, импровизировать, эксплуа-
тировать, йотировать.
Впрочемъ и въ новѣйшее время нѣкоторые иностранные глаголы
переходятъ къ намъ безъ помощи слога ир, по крайней мѣрѣ многіе
стараются ихъ вводить въ этой простѣйшей формѣ, употребляя напр.
формуловать, ш. формулировать, цитовать, вм. цитировать. Такія
попытки, конечно, заслуживаютъ одобренія, но не всегда бываютъ
удачны.
Нѣкоторые глаголы этого рода образуются невѣрно и должны быть
исправляемы, напр. цензировать (отъ нѣм. censiren) лучше, нежели
цензуровать (отъ цензура); крейсеровать (отъ сущ. крейсеръ) правиль-
нѣе, нежели крейсировать, форма, которая не могла произойти отъ
голл. kruissen. Классифировать (отъ фр. classifier) лучше — потому что
короче — нежели классифицировать (отъ нѣм. klassificiren).

Нѣкоторые иностранные глаголы перешли къ намъ съ обоими окон-
чаніями, но въ двоякомъ значеніи: такъ глл. командовать и команди-
ровать имѣютъ каждый свой особенный смыслъ *),
Есть однакожъ глаголы, которые образованы отъ иностранныхъ
именъ только прибавленіемъ къ основѣ ихъ окончанія ить, напр.
штукатурить, франтитъ, плоить (голл. plooijen отъ франц. ployer)r
каламбуритъ, французить.
Велико число иностранныхъ словъ, обращающихся въ [401] русской
рѣчи. Мы видѣли, что они весьма различнаго свойства и достоинства,
связь ихъ съ языкомъ въ различной степени крѣпка и прочна. Въ запасѣ
почерпаемыхъ имъ извнѣ элементовъ происходитъ безпрерывное дви-
женіе; одни изъ заимствованныхъ словъ навсегда вошли въ плоть и кровь
языка и едва еще носятъ на себѣ слабый слѣдъ своего происхожденія;.
другіе, отживъ свое время, по минованіи надобности сдаются въ архивъ;.
третьи принимаются какъ бы на смѣну выбывшихъ. У насъ давно уже
слышатся жалобы на излишнее гостепріимство наше къ иностраннымъ
словамъ, какъ и къ иностраннымъ людямъ. Въ послѣднія два десятилѣтія
наши усилившіяся связи съ западною Европой и новыя заимствованія от-
туда въ области гражданскаго и юридическаго быта повлекли за собою
новый наплывъ чужеземныхъ словъ. Русскіе, при политической самостоя-
тельности своей страны, не ставятъ національную гордость въ чистотѣ
своего языка, рѣзко отличаясь этимъ отъ своихъ, подвластныхъ инымъ на-
родамъ, единоплеменниковъ. Но само собою разумѣется, что какъ ни
позволительна терпимость въ этомъ отношеніи, однакожъ необходима
извѣстная умѣренность и разборчивость въ заимствованіи чужихъ словъ.
Къ сожалѣнію, y насъ ходятъ и такія, безъ которыхъ легко было бы обой-
тись тѣмъ болѣе, что иныя изъ нихъ выражаютъ не какой-либо опредѣ-
ленный предметъ, a только утонченный оттѣнокъ мысли по иноземному ея
складу. Таково, напримѣръ, недавно введенное слово шансы, значеніе
котораго не многіе изъ употребляющихъ его сумѣютъ объяснить, и кото-
рое однакожъ въ большомъ ходу. Мы имѣли недавно случай, въ одной
изъ внутреннихъ губерній, слышать отъ молодого помѣщика такую
фразу: „Безъ рыску нѣтъ шансовъ на авантажъ". Но всего страннѣе,
что во всѣхъ классахъ народа, если исключить сельскихъ жителей,
распространилось по всей Россіи французское слово для выраженія
благодарности. Покойный Далъ мечталъ объ обогащеніи литератур-
наго языка неизвѣстными образованному кругу словами изъ народнаго
быта. Но какъ онъ ошибался, видно изъ того, что наше прекрасное
чисто-русское [402] спасибо (спаси Богъ!) считается годнымъ только
въ разговорѣ съ простонародьемъ и прислугою. Оно недостойно чести
*) Въ экземплярѣ автора приписано его рукой: формовать и формировать,
Ред.

выражать благодарность людямъ высшаго круга. Замѣчательно, что ни
одинъ славянскій народъ не имѣетъ своего собственнаго слова для
выраженія этого чувства. Поляки, чехи, лужичане, галичане декуютъ
(danken) на разные лады, сербы захваливаютъ *), русскіе и сербы
иллирійскіе благодарятъ, благодарствуютъ — неуклюжее и непонятное
народу подражаніе греческому ευχαριστειν; потому это слово рѣдко и
слышится въ Россіи вопреки Буасту, который въ одномъ изъ изданій
своего словаря помѣстилъ слово „Bladasti" съ поясненіемъ: „Tenne de
remercîment usité en Russie". Теперь оказывается, что въ русскій словарь
придется занести съ этимъ самымъ поясненіемъ французское „мерси".
Употребленіе большихъ, или такъ называемыхъ пропис-
ныхъ буквъ.
Было время, когда y насъ всякое иностранное существительное
имя отличали на письмѣ большою буквой. Карамзинъ писалъ: Авторъ,
Литтература. Такъ же писались, еще долѣе, имена званій, долж-
ностей, учрежденій, наукъ, титулы, независимо отъ происхожденія словъ,
напр. Генералъ, Профессоръ, Предсѣдатель, Департаментъ, Землеописаніе.
Но вскорѣ послѣ Карамзина старая привычка стала измѣняться. Вотъ
что говорилъ Сенковскій въ 1835 году: „Смѣшно было бы привязывать
(sic) важность грамматической правильности въ употребленіи малыхъ
или большихъ буквъ въ извѣстныхъ словахъ: никто, кромѣ общаго обык-
новенія и ясности смысла, не имѣетъ права предписывать въ этомъ
случаѣ законовъ, подъ карою взысканія за педантство... Во всѣхъ
хорошихъ типографіяхъ, французскихъ, англійскихъ, итальянскихъ,
испанскихъ, голландскихъ, словомъ, гдѣ только пекутся о красивости
изданій, признано коренною системою, что ничто такъ не пестритъ,
не обезображиваетъ, не мараетъ печати, [403] какъ множество про-
писныхъ буквъ; что чѣмъ меньше такихъ буквъ на страницѣ, тѣмъ
печать ровнѣе, чище и пріятнѣе для глазъ. Поэтому умные литераторы
стали писать маленькія буквы вездѣ, кромѣ собственныхъ именъ и
двухъ родовъ словъ — Богъ, Спаситель, Дѣва и проч., и Государь,
Императоръ, Король и проч., разумѣя подъ первыми истиннаго хри-
стіанскаго Бога, истиннаго Спасителя, и т. д., a подъ вторыми соб-
ственнаго своего Государя, Императора, Короля, Герцога, для различія
его отъ постороннихъ владѣтельныхъ лицъ, которыхъ приличнѣе пи-
сать тоже маленькими буквами — король, государь, императоръ, гер-
цогъ, и т. д.а 2).
а) Захвальи́вати, зафа́льивати, захвалити — danken, gratias agere (Словарь Ка-
раджича).
2) Собраніе соч. Сенковскаго, т. IX, стр. 366.

Мы вполнѣ согласны съ Сенковскимъ, что относительно употребленія
большихъ буквъ установить совершенно точныя правила невозможно;
за правилами все-таки еще многое останется рѣшать такту и здравому
смыслу. Оттого въ этомъ отношеніи и господствуетъ y насъ такое разногла-
сіе. Слишкомъ пестрить письмо большими буквами конечно не годится,
но съ другой стороны и слишкомъ тщательно избѣгать ихъ нѣтъ
основанія: большія буквы во многихъ случаяхъ доставляютъ ту прак-
тическую пользу, что при бѣгломъ чтеніи или при пересмотрѣ прочи-
таннаго даютъ глазу точки опоры, облегчаютъ ему отысканіе нужнаго.
Кромѣ того онѣ помогаютъ узнавать такія собственныя имена, которыя,
по своей малоизвѣстности, могутъ возбудить недоумѣніе, напр. напи-
шите: кокату или кинканупъ,—никто не догадается, что это названія
двухъ племенъ, обитающихъ въ Австраліи. Прописное К укажетъ по
крайней мѣрѣ, что это — имена собственныя. Нельзя сказать, чтобы
англійская или, еще болѣе, нѣмецкая печать, изобилующія большими
буквами, много теряли отъ этого въ изяществѣ. Держась частью ло-
гическихъ основаній, частью общепризнаннаго обычая, мы принимаемъ
за правило, что съ большой буквы пишутся:
[404] 1. Первое слово строки, начинающей новый отдѣлъ текста,
или первое слово послѣ точки.
2. Первое слово чужой рѣчи, приводимой послѣ двоеточія между
кавычками,
3. Каждое слово, начинающее стихъ.
4. Имена трехъ Лидъ Божества и высшихъ существъ, составляю-
щихъ предметъ религіознаго почитанія христіанъ: Вотъ, Господъ, Тво-
рецъ, Всевышній, Спаситель, Богородица, Святый Духъ, Cв. Троица и
т. п.; также слова: Провидѣніе, Промыслъ, Небо, Церковь въ духовномъ
смыслѣ.
Не требуютъ большой буквы названія цѣлыхъ разрядовъ или ви-
довъ существъ, признаваемыхъ Церковію: ангелъ, херувимъ, серафимъ;
тѣмъ болѣе подходятъ подъ это правило языческія названія: нимфа,
дріада, наяда, муза> парка, гарпія, го́ра; альфъ, норна, валкирія; ру-
салка, вила и т. п.
5. Титла царствующаго въ Россіи Дома: Государь Императоръ,
Наслѣдникъ Цесаревичъ, Ихъ Императорскія Величества.
Съ большой же буквы пишутся мѣстоименія, замѣняющія имена,
означенныя въ пунктахъ 4-мъ и 5-мъ: Ты, Teoü, Онъ, Его, Себя и проч.
"6. Собственныя личныя имена, a также составляющія съ ними одно
прозваніе придаточныя титла или нарицательныя имена, равно прила-
гательныя и числительныя: Іоаннъ Креститель, Юліанъ Отступникъ,
Иванъ Калита, Иванъ Грозный, Петръ Великій, Екатерина Вторая и пр.
Всякія другія титла и наименованія званій, должностей ц чиновъ,
какъ свѣтскихъ, такъ и духовныхъ, какъ древнихъ, такъ и новыхъ,

пишутся съ малой буквы: патріархъ, пророкъ, апостолъ, евангелистъ,
митрополитъ, архіерей; консулъ, преторъ, сатрапъ; канцлеръ, министръ,
генералъ-губернаторъ; князь, графъ, баронъ; камергеръ, гофмаршалъ; ака-
демикъ, профессоръ; генералъ, полковникъ, тайный совѣтникъ.
Въ письменныхъ сношеніяхъ слова, употребляемыя для титулованія,
какъ-то: Его Высокоблагородію, Ваше Превосходительство, [405] Ваше
Сіятельство, также слова: Милостивый Государь и даже просто Госпо-
динъ пишутся съ большой буквы, равно какъ и мѣстоименія 2-го лида
множ. ч.: Вы, Вашъ.
7. Собственныя географическія имена, означающія государства,
страны, области, селенія, горы, моря, озера, рѣки, каналы, также
названія улицъ, зданій, мостовъ: Россія, Бессарабія, Нижній-Новгородъ,
Мураевня, Пріютино, Морская, Мойка, гора Благодать, Тихое море,
Байкалъ, Волга; Адмиралтейство (какъ зданіе), Синій мостъ.
Когда названіе состоитъ изъ прилагательнаго и существительнаго,
то различаются два случая: а) если существительное означаетъ видъ,
къ которому принадлежитъ предметъ, то съ большой буквы пишется
только прилагательное: Бѣлое море, Тверская губернія, Троицкій соборъ,
Ладожское озеро, Черная рѣчка, Зимній дворецъ, Лѣтній садъ, Черны-
шевъ переулокъ, Красный мостъ\ б) если существительное не означаетъ
вида, подъ который подходитъ именуемый предметъ. то и оно пишется
съ большой буквы: городъ Царское Село, Великія Луки, село Черная
Грязъ.
Когда прилагательное состоитъ изъ двухъ словъ, то оба пишутся
съ большой буквы: Александро-Невская Лавра, Киргизъ-Кайсацкая степь,
Кіево-Печерскій монастырь.
Названія странъ свѣта: сѣверъ, востокъ и т. д. пишутся съ большой
буквы только тогда, когда подъ ними разумѣются земли или народы,
коихъ географическое положеніе означается этими именами.
Имена племенъ, народовъ, населеній, имена исповѣданій или ученій
и послѣдователей ихъ, также названія орденовъ, полковъ, учебныхъ
заведеній и лицъ, именуемыхъ по полкамъ или заведеніямъ, къ кото-
рымъ они принадлежатъ, пишутся въ обоихъ числахъ съ малой буквы:
славянинъ, славяне, чехи, поляки, нѣмцы, москвичи, европейцы; христіане,
христіанство, католики, православные, лютеране; исламъ, сунниты; буд-
дизмъ; неоплатоники; классическая гимназія\ кадетскій корпусъ\ студентъ,
[406] лицеистъ, правовѣдъ, кадетъ; измайловскій полкъ; преображенецъ,
гусаръ, уланъ, владимирскій крестъ^ аннинская лента, александровскій
кавалеръ.
8. Названія высшихъ государственныхъ и ученыхъ учрежденій,
также различныхъ обществъ. Если названіе состоитъ изъ двухъ или
нѣсколькихъ словъ, то большою буквою можетъ быть отмѣчаемо или
только первое, или же и второе слово, смотря по тому, считать ли

его въ этомъ случаѣ за собственное, или за нарицательное имя: Пра-
вительствующій Сенатъ, Святѣйшій Синодъ, Государственный Совѣтъ,
Государственный Контроль, Академія Наукъ, Императорская Публичная
библіотека, Московскій университетъ, Русское Историческое общество^
Техническое общество, Общество для пособія нуждающимся литерато-
рамъ, Министерство иностранныхъ дѣлъ *).
9. Нѣкоторыя названія праздниковъ, недѣль и дней, имѣющихъ
особенное церковное значеніе: Рождество Христово, Пасха, Благовѣ-
щеніе^ Великій посмъ, Страстная, Свѣтлая недѣля, Великій четвергъ,
Преполовеніе.
Но имена мѣсяцевъ и дней недѣли, a также народныя названія
праздниковъ и разныхъ эпохъ года, пишутся съ малой буквы: святки,
масленица, мясоѣдъ, семикъ, каникулы.
Съ малой же буквы пишутся названія историческихъ событій и
эпохъ: реформація, бироновщина, пугачевщина **).
10. Заглавія книгъ, періодическихъ изданій, статей, стихотвореній:
Дѣянія Святыхъ Апостоловъ, Исторія Государства Россійскаго, Мо-
сковскій Вѣстникъ, Новое Время. Иногда съ большой буквы пишется
только первое слово заглавія, напр.: Капитанская дочка.
Но названія книгъ, приводимыя не въ видѣ ихъ заглавій, a для
означенія содержанія ихъ, не пишутся съ большой буквы: календарь,
святцы, священное писаніе, евангеліе, грамматика.
11. Названія кораблей и другихъ судовъ: Держава, Орелъ, Слава
PocciUj Проворный.
12. Прилагательныя притяжательныя, образованныя отъ [407] лич-
ныхъ именъ посредствомъ окончаній овъ и ітъ: Петрово время, Гоме-
рова эпопея, Екатерининъ вѣкъ.
Прилагательныя относительныя на скій и яш, образованныя какъ
отъ личныхъ именъ, такъ и отъ именъ народовъ и мѣстностей, тогда
только пишутся съ большой буквы, когда входятъ въ составъ назва-
ній и могутъ почитаться собственными именами, напр. Тульская гу-
бернія, Французская академія, Русское Историческое общество Во всѣхъ
другихъ случаяхъ такія прилагательныя пишутся съ малой буквы:
ломоносовскій слогъ, шведская нація, португальскій языкъ, тамбовскій
губернаторъ, тульскій самоваръ, вяземскій пряникъ\ нѣмецкій театръ,
донецкій уголь.
*) Срв. „Р. Правописаніе", стр. 90: Министерство Иностранныхъ Дѣдъ. Ред.
**) Въ „Р. Правописаніи", стр. 90, къ этому прибавлено: „Но если названіе со-
стоитъ изъ прилагательн. и существ., то первое, служа собственнымъ именемъ, пишется
съ прописной буквы: Троянская война, Крестовые походы, Семилѣтняя война. Ред.

О слитномъ письмѣ составныхъ реченій.
Одинъ изъ вопросовъ, производящихъ наиболѣе пестроты и пута-
ницы въ нашемъ правописаніи, состоитъ въ томъ, когда писать слитно
и когда врознь такія два или иногда и три слова, которыя вмѣстѣ
составляютъ одно понятіе и могутъ быть разсматриваемы какъ цѣль-
ная часть рѣчи, т. е. какъ нарѣчіе, предлогъ или союзъ, напр. пи-
шутъ слитно слова: впослѣдствіи, вслѣдствіе, взамѣнъ, оттого.
Вопросъ этотъ особенно важенъ по своему значенію для лексико-
графіи, ибо слова, слитно пишущіяся, должны занимать въ словарѣ
отдѣльныя мѣста въ азбучномъ порядкѣ, a обременять словарь безъ
надобности множествомъ лишнихъ словъ, не только неразумно въ
научномъ смыслѣ, но и неудобно на практикѣ. Другое соображеніе
противъ слишкомъ усиленнаго обычая сливать два слова въ одно
заключается въ томъ, что это можетъ вредить ясности рѣчи и давать
поводъ къ двусмыслію, напр. начертаніе наряду легко можетъ быть
принято за дат. падежъ сущ. нарядъ.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что писать слитно многія слова. въ по-
добныхъ случаяхъ совершенно законно и правильно: мы видимъ это
обыкновеніе во всѣхъ языкахъ; но съ другой стороны чрезвычайно
легко переступить въ немъ надлежащія границы. Въ [408] нашей
орѳографіи давно уже замѣчается такая наклонность, и потому не
безполезно будетъ заняться обстоятельнымъ разсмотрѣніемъ относя-
щихся сюда явленій.
Начнемъ съ мнѣнія, которое выразилъ по этому предмету Ломо-
носовъ. „Нѣкоторые", говоритъ онъ въ § 125 своей Грамматики,
„неправильно соединяютъ предлоги раздѣльные съ именами, которыя
съ ними знаменованіемъ походятъ на нарѣчія: Ввечеру, нанизу, вмѣсто
въ вечеру, на низу: ибо вечеръ и низъ суть существительныя, съ пред-
логами сочиненныя въ пристойныхъ падежахъ и въ надлежащемъ
знаменованіи. Дѣйствительно претворяются имена съ предлогами въ
нарѣчія, и съ ними слитно поставлены быть должны, 1) когда пред-
логъ стои́тъ не съ пристойнымъ падежемъ, напримѣръ: Вдругъ, ибо
никакой другой предлогъ съ именительнымъ падежемъ не сочиняется.
2) Когда отъ надлежащаго знаменованія въ сложеніи отходитъ, напр.
вмѣстѣ: ибо здѣсь разумѣется купно; и такъ писать должно: Жить
вмѣстѣ съ братомъ. Жить въ мѣстѣ многолюдномъ. 3) Ежели пред-
логъ стои́тъ передъ именемъ, въ другихъ случаяхъ неупотребитель-
нымъ: Вдоль, вкось".
Въ этихъ замѣчаніяхъ Ломоносова мы прежде всего должны отмѣ-
тить одну невѣрность: въ составѣ нарѣчія вдругъ онъ видитъ им.
падежъ сущ. другъ, и на этомъ ложномъ основаніи строитъ правило.

Кромѣ того мы видимъ, что нѣкоторыя сліянія, которыхъ не допускалъ
Ломоносовъ, послѣ него давно уже вошли во всеобщее употребленіе;
нынче всѣ, или почти всѣ пишутъ: ввечеру, внизу. Конечно, предлагаемыя
имъ два послѣднія правила еще и теперь оказываются справедливыми;
но сверхъ того есть еще и много другихъ случаевъ, когда вошло въ
обычай слитно писать слова, образующія вмѣстѣ какъ бы одну часть
рѣчи. Опредѣлить такіе случаи точными правилами невозможно. Глав-
нымъ тутъ руководителемъ долженъ служить установившійся обычай,
и чѣмъ онъ давнѣе, тѣмъ болѣе имѣетъ права на то, чтобъ съ нимъ
сообразовались. Нѣтъ надобности безпрестанно распространять коли-
чество такихъ словъ.
[409] Слитно писать два слова слѣдуетъ тогда, когда соединеніе
ихъ безпрекословно утверждено общимъ сознаніемъ; когда же встрѣ-
чается сомнѣніе, писать ли ихъ слитно, или врознь, то лучше изби-
рать послѣднее.
Слитно пишутся предлогъ и существительное большею частью
тогда, когда оба слова теряютъ свое индивидуальное, самостоятельное
значеніе и образуютъ вмѣстѣ одно понятіе, или, въ грамматическомъ
смыслѣ, нарѣчіе, напр.: вверхъ, внизъ, вверху, внизу, вмѣстѣ^ вовѣкъ,
впередъ, врознь, вслѣдъ, втайнѣ, втиши, вдали, впослѣдствіи 1).—Кстати,
издали. — Сначала, сверху, снизу, слишкомъ. — Наверхъ, наверху, навѣки,
наконецъ, наоборотъ, назадъ, напередъ, напримѣръ*).
Характеръ такого соединенія виденъ изъ противоположныхъ слу-
чаевъ, когда имя сохраняетъ свое индивидуальное значеніе, будетъ ли
къ нему (имени) присоединено опредѣленіе, или нѣтъ; или когда
предлогъ употребленъ какъ дополненіе къ глаголу: въ самый верхъ,
съ какой стати, съ начала года, на конецъ (напр. указать). Сюда
идетъ также приведенный Ломоносовымъ примѣръ: житъ въ мѣстѣ
многолюдномъ.
Отъ словъ, слитыхъ въ одно нарѣчіе, надобно отличать такія слова,
которыя составляютъ только метафору и потому должны писаться врознь,
напр.: въ гору, съ плеча.
Мы здѣсь покуда говоримъ только о нарѣчіяхъ, составленныхъ изъ
предлога и имени существительнаго, и утверждаемъ, что не для чего
быть слишкомъ щедрымъ на образованіе подобныхъ нарѣчій, что
напр. лучше писать отдѣльно слова: въ виду, въ заключеніе, въ старину
за границу, за границей, съ размаху, съ разу, со временемъ, въ волю, въ
*) На нашей еще памяти писали не иначе, какъ въ послѣдствіи времени.
Употреблять абсолютно въ такомъ же смыслѣ одно слово послѣдствіе стали недавно,
и такъ какъ это значеніе придается слову только въ соединеніи съ предлогомъ es,
то мы и считаемъ позволительнымъ видѣть тутъ нераздѣльное нарѣчіе.
*) Также насчетъ (въ значеніи: относительно), см. „Р. Правописаніе", стр. 92.
Ред.

пору и мн. др. Но еще болѣе осмотрительности нужно въ составленіи
такимъ образомъ [410] новыхъ предлоговъ, ограничиваясь тѣми, ко-
торые издавна утверждены уже обычаемъ, напр. вокругъ, вмѣсто, сверхъ:
нѣтъ надобности въ искусственномъ образованіи такихъ предлоговъ,
какъ напр. втеченіе, впродолженіе.
Нѣкоторые пишутъ: „въ теченіи, въ продолженіи", но это про-
тивно общему закону, по которому въ русскомъ языкѣ протяженіе
дѣйствія во времени выражается винительнымъ падежемъ съ помощію
предлога въ, напр. въ жизнь не видѣлъ, въ свой вѣкъ испыталъ, сдѣ-
лалъ въ недѣлю, въ мѣсяцъ, въ годь; случилось въ царствованіе... ; въ
мою болѣзнь, въ ся пребываніе, въ вагиъ пріѣздъ, въ твою бытность,
въ отечественную войну. To же видно изъ присоединенія опредѣли-
тельныхъ словъ къ двумъ разсматриваемымъ выраженіямъ; мы гово-
римъ: во все продолженіе, какъ и во все царствованіе, a не во всемъ
продолженіи. Лучшимъ же подтвержденіемъ нашего указанія можетъ
служить выраженіе во время (а не во времени), однозначущее съ
выраженіемъ въ продолженіе.
Правило Ломоносова писать предлогъ слитно съ именемъ, которое
въ другихъ случаяхъ неупотребительно, едва ли и теперь можетъ
встрѣтить противорѣчіе. Вотъ примѣры изъ нынѣшняго языка: Вдоль,
вдоволь, взаймы, взапуски, внутрь, внутри, вплавь, впредь, вновь, встарь,
вкось, вкривь, впрямь, врознь, врозь, вопреки, взаперти, вблизи, впоть-
махъ, впопыхахъ, второпяхъ. Набекрень, навыворотъ, навзрыдъ, на-
взничь, навзрячь, назади, наземь, наперекоръ, навѣрняка, напрямки,
напрямикъ, наружу, снаружи, наяву; оземь, изстари, искони, поодаль,
позади, поодиночкѣ, понутру, сзади, спереди, сплошь.
Подобныя сочетанія естественно изображать слитно, потому что
нельзя принимать за отдѣльныя слова, и заносить особо въ словарь
такія существительныя, которыя сами по себѣ въ языкѣ неизвѣстны,
Кромѣ существительныхъ, съ предлогами соединяются еще въ одно
понятіе прилагательныя, числительныя, мѣстоименія и самыя нарѣчія.
Разсмотримъ и тутъ каждый случай отдѣльно.
[411] Прилагательное можетъ являться при этомъ въ трехъ раз-
личныхъ формахъ:
1) Прилагательное полное средняго рода.
Такъ какъ подобное прилагательное можетъ и само по себѣ, безъ
предлога, быть употребляемо какъ существительное, напр. „кто старое
вспомянетъ", то нѣтъ причины писать его слитно съ предлогами, напр.
по старому, по прежнему *), по нынѣшнему, по дорожному, по приказному,
по трактирному, по книжному, по домашнему, по праздничному, по
*) Въ „Р. Правописаніи" стр. 92, попрежнему въ слитной формѣ стоитъ
рядомъ съ словами: впрочемъ, повидимому. См. тамъ же, въ Указателѣ. Ред.

будничному. Другое дѣло, когда при такомъ соединеніи настоящее
значеніе прилагательнаго какъ будто забывается, напр. впрочемъ9
повидимому.
Сюда же относятся и мѣстоименія притяжательныя, имѣющія
форму прилагательныхъ: по мо́ему^ по вашему, которыя также нѣтъ
надобности писать слитно съ предлогомъ, но можно соединять съ нимъ
черточкою.
2) Прилагательное краткое средняго рода.
Такое прилаг., когда оно не играетъ роли сказуемаго, только и
употребляется для образованія съ предлогами нарѣчій, которыя потому
пишутся нераздѣльно: вдалекѣ, вполнѣ, вскорѣ, вкратцѣ (ц.-сл.), вчернѣ;
вправо влѣво; вообще, вотще; докрасна, досыта; навѣрно, надолго,
налѣво, направо, набѣло, начерно; налегкѣ, навеселѣ, наготовѣ, заново,
запросто; слегка, слѣва, справа, смолоду, снова, сполна, сгоряча, свысока,
изрѣдка, издалека, изсиня-
3) Прилагательное полное женскаго рода.
Такъ какъ прилагательныя въ этой формѣ неупотребительны
отдѣльно, безъ существительнаго и безъ предлога, то они пишутся
слитно съ послѣднимъ: вразсыпную, вкрутую, всплошную зачастую,
напропалую.
4) Числительныя: вдвое, вдвоемъ, втроемъ, заодно; вдвойнѣ, впервые.
Но въ словахъ: во-первыхъ, во-вторыхъ соединеніе предлога съ числи-
тельнымъ лучше означать черточкою, такъ [412]какъ при сліяніи ихъ
въ одно слово пришлось бы занести въ словарь всѣ порядковыя числи-
тельныя до самыхъ высокихъ цыфръ вторично съ предлогомъ въ.
5) Мѣстоименія съ предлогами образуютъ, между прочимъ, слѣдую-
щія реченія: потому, посему, поэтому, почему; потомъ; притомъ; за-
тѣмъ, зачѣмъ, оттого, отчего; вовсе.
Слитно пишутся эти слова, когда они служатъ союзами; но когда
предлогъ сохраняетъ свое самостоятельное значеніе и дополняетъ гла-
голъ, то онъ долженъ становиться отдѣльно, напр.: смотря по тому,
присутствовать при томъ, дойти до того, платить за то, слѣдовать
за тѣмъ, зависѣть отъ того» Слова при этомъ не составляютъ союза
и не должны писаться слитно, какъ это въ послѣднее время иногда
стало встрѣчаться въ " печати: тутъ предлогъ при сохраняетъ свое
самостоятельное значеніе, a въ этомъ случаѣ и слова при томъ пи-
шутся отдѣльно. По той же причинѣ и реченіе при чемъ должно оста-
ваться въ видѣ двухъ отдѣльныхъ словъ.
6) Нарѣчіе, какъ часть рѣчи неизмѣняемая, не можетъ подлежать
управленію предлога и потому пишется съ нимъ слитно: докуда.
*) Въ правѣ (сущ. имя) нѣтъ причины писать слитно.

дотуда, доколѣ, доселѣ, дотолѣ, донынѣ, понынѣ, покуда; насколько,
настолько *), поскольку, поелику, послѣзавтра.
Сюда же можно отнести нарѣчія: свыше, втуне.
Нарѣчія въ родѣ слѣдующихъ: поперемѣнно, поочередно, дословно,
поголовно, повзводно сюда не относятся: они образованы отъ соотвѣт-
ствующихъ имъ прилагательныхъ: поперемѣнный и проч., и не могутъ
считаться составными въ томъ смыслѣ, въ какомъ мы разсматриваемъ
слова этой категоріи.
Но здѣсь слѣдуетъ упомянуть о другомъ разрядѣ нарѣчій, кото-
рыя образуются съ помощію предлога wo, правильно отдѣляемаго отъ
нихъ черточкою: по-дружески, по-молодецки, по-стариковски, по-дѣтски,
по-свойски, по-каковски, по-русски; по-французски. Нѣкоторые пишутъ
эти слова и слитно, но безъ надобности и къ напрасному обремененію
словаря.
[413] Есть и предлогъ, соединяющійся съ другимъ предлогомъ въ
нарѣчіе: напротивъ.
Для образованія составныхъ реченій соединяются еще:
1) Числительныя то между собою, то съ существительными: пол-
тора (т. е. полвтора), двѣсти, триста, пятьсотъ; почему и въ кос-
венныхъ падежахъ слѣдуетъ писать слитно: двухсотъ, тремстамъ.
Слово полъ (половина) должно быть отдѣляемо черточкою отъ суще-
ствительнаго начинающагося гласною, полъоборота, кромѣ того слѣ-
дуетъ писать полъ-листа: если бъ написать поллиста, то пришлось бы
читать „польлиста", такъ какъ при встрѣчѣ двухъ согласныхъ, изъ
коихъ вторая тонкая, первая всегда уподобляется ей (милліонъ, ранній).
Что полъ собственно не соединяется тутъ въ одно слово съ существи-
тельнымъ, видно изъ косвенныхъ падежей въ реченіяхъ: полулиста,
полу́пути́, хотя принято писать слитно: полгода, полчаса и проч.
2) Мѣстоименіе съ существительнымъ: сейчасъ, сегодня> тотчасъ.
3) Мѣстоименіе или нарѣчіе съ союзомъ: тоже (нарѣч.), однакоже,
ужели, также (но раздѣльно, когда выражается сравненіе, напр. такъ
же скоро; такъ же, какъ).
Въ другихъ случаяхъ частица же, жъ пишется отдѣльно: кого же,
что жъ, тотъ же, ma же, то же (мѣстоим.); отдѣльно же пишутся
частицы ли, ль, бы, бъ: ma ли, если бы, если бъ, ежели бы, за исклю-
ченіемъ словъ ужели, чтобы (союзъ). Но когда что остается мѣстоиме-
ніемъ, то оно отдѣляется отъ бы: что бы предпринять? что бы ни
говорили. Соединеніе частицъ либо, нибудь, таки съ предыдущимъ
словомъ означается черточкою: кто-либо, что-нибудь, все-таки. Заклю-
чительный союзъ итакъ (фр. donc, par conséquent) для отличія отъ
случая, когда и сохраняетъ значеніе отдѣльнаго союза, пишется слитно,
*) См. „Р. Правописаніе", стр. 93, примѣч. Ред.

напр.: „вы согласны; итакъ дѣло кончено"; или „онъ говорилъ такъ
умно и такъ краснорѣчиво", или: „такъ я понимаю жизнь, и такъ
рѣшился жить".
[414] 4) Два нарѣчія, составляющія по смыслу одно, обыкновенно
соединяются между собой черточкою: мало-мальски, давнымъ-давно,
ранымъ-рано, просто-напросто.
Такимъ же образомъ обозначается соотношеніе двухъ предлоговъ,
изъ которыхъ управленіе остается за первымъ: изъ-за границы, изъ-
подъ стола.
Иногда составное нарѣчіе заключаетъ въ себѣ три слова, которыя
и пишутся слитно: сызнова, сыздѣтства, снаружи, наизусть, наискось,
насупротивъ, наврядъ, вполсыта, вполпути, сполагоря, исподволь, испод-
лобья. Впрочемъ, собственно говоря, тутъ соединеніе образуютъ только
два члена, изъ которыхъ одинъ сложный; такимъ бываетъ большею
частью второй членъ.
5) Два существительныя иностраннаго происхожденія, означающія
извѣстныя должности, званія и чины: камергеръ, камеръюнкеръ, гофмей-
стеръ, егермейстеръ, фельдмаршалъ, фельдъегерь.
Иногда же оба имени пишутся врознь и соединяются черточкою:
камеръ-лакеи, штабъ-лѣкарь, штабъ-офицеръ, гофъ-интендантъ, унтеръ-
офицеръ, оберъ-гофмаршалъ, генералъ-майоръ, генералъ-губернаторъ, гене-
ралъ-штабъ-докторъ. Во всѣхъ такихъ соединеніяхъ склоняется только
послѣднее слово.
Въ заключеніе нужнымъ считаю разсмотрѣть, когда частица не
должна писаться отдѣльно и когда слитно.
Отрицаніе не пишется y насъ, по большей части, безъ всякой по-
слѣдовательности, то слитно, то раздѣльно. Для избѣжанія этой неопре-
дѣленности нѣкоторые приняли за правило никогда не отдѣлять не
отъ слѣдующаго за нимъ слова, забывая, что вслѣдствіе того каждое
такое слово пришлось бы вносить въ словарь два раза, въ положи-
тельной и въ отрицательной формѣ.
Съ прилагательными и нарѣчіями частица не вообще пишется
слитно, напр. неловкій, недавній, невозможный, невѣрно, невольно. Но
если отрицается не самое прилагательное или нарѣчіе, a подразумѣ-
ваемый въ сказуемомъ, глаголъ, то частица [415] не должна писаться
раздѣльно, напр. въ предложеніи: „я вамъ за это не благодаренъ".
Совсѣмъ иную мысль выразитъ начертаніе: „я неблагодаренъ" 1). Для по-
вѣрки правописанія въ такихъ случаяхъ слѣдуетъ употребить вмѣсто на-
*) Эту разницу нагляднѣе представляютъ тѣ языки, гдѣ слитное отрицаніе полу-
чаетъ особенную форму, напр. въ нѣм. un, misz, во франц. in, dé, dés. Такъ, очень
легко понять различіе между фразами: il m'est désagréable и — il ne m'est pas
agréable.

стоящаго прошедшее или будущее время и посмотрѣть. поставимъ ли мы
тогда отрицаніе передъ глаголомъ бытъ, или передъ прилагательнымъ.
Когда отрицанію соотвѣтствуетъ въ другомъ предложеніи противо-
положное утвержденіе, то частица не должна отдѣляться, напр. онъ
былъ не боленъ, a разстроенъ духомъ; не богатъ, но честенъ; они
слабы, a не добры. Поэтому и. реченіе не только, которому соотвѣт-
ствуетъ но и, должно писаться раздѣльно. Бываютъ и другіе случаи,
въ которыхъ, смотря по смыслу, слѣдуетъ писать не то слитно, то
раздѣльно, напр.: онъ немного (т. е. немножко) работаетъ—не одно и
то же, что: онъ не много работаетъ. ^ .
Передъ глаголомъ частица не составляетъ, вообще говоря, отдѣль-
ное отрицаніе: не знать, не хожу^ не видитъ. Слѣдовательно, то же
относится и къ причастію: человѣкъ, не любящій ссоръ; ничего не
видящій, не любимый товарищами. Причастіе сохраняетъ свой харак-
теръ всякій разъ, когда съ словомъ соединяется понятіе времени:
или когда при глаголѣ есть дополненіе положительное или отрица-
тельное. Но когда причастіе обращается въ прилагательное, и озна-
чаемое имъ качество безусловно отрицается, то не пишется слитно:
человѣкъ нелюбящій, нелюбимый, независимый, несвѣдущій, неумолимый.
Съ глаголомъ отрицаніе не можетъ составлять одно слово только
тогда, когда онъ образованъ съ помощью этой частицы и безъ нея
неупотребителенъ: ненавидѣть, негодовать. Слитно пишутся также
нельзя, недостаетъ, несмотря.
Не входитъ въ составъ многихъ существительныхъ: [416] нена-
висть, негодованіе^ невѣрность, непокорность, невѣжда, неряха, петель,
недругъ, несчастіе, немилость; случаи, въ которыхъ отрицаніе пишется
отдѣльно отъ имени, не требуютъ особаго поясненія.
Что касается частицы ни, то она пишется слитно въ словахъ:
никто, ничто, никакой, нигдѣ, никуда, никогда, нисколько, какъ соста-
вляющихъ отдѣльныя понятія, въ нѣкоторыхъ языкахъ выражаемыя
даже особыми словами, но остается не соединенною въ другихъ слу-
чаяхъ, напр. пи одинъ, пн который, ни мало, пи откуда*).
Знаки препинанія (пунктуація).
Въ живой рѣчи логическое отношеніе между словами обозначается
интонаціею и пріостановками голоса (паузами). На письмѣ къ озна-
ченію такихъ паузъ служатъ знаки препинанія.
Такъ какъ паузы, смотря по бо́льшей или меньшей связи между
словами, бываютъ неодинаковой продолжительности, то имъ соотвѣт-
ствуютъ и различные знаки.
*) См. еще замѣчанія о частицѣ мгі въ „Р. Правописаніи" стр. 97. Ред.

Основныхъ знаковъ препинанія два: точка (. ) и запятая (, ),
означающія двѣ крайнія степени роздыха: точка—пріостановку послѣ
законченной мысли или цѣлаго ряда мыслей; запятая—послѣ предло-
женія или слова, которое нужно только въ слабой степени отдѣлить
отъ слѣдующихъ за нимъ,
Изъ этихъ двухъ знаковъ составляются два другіе, для означенія
пріостановки средней продолжительности: точка съ запятою (;) и
двоеточіе ( : ).
Къ точкѣ примыкаютъ еще два знака, служащіе для указанія не
одной паузы, но и особыхъ оттѣнковъ и интонаціи, именно: знакъ
восклицательный ( ! ) и знакъ вопросительный ( ? ).
Употребленіе знаковъ препинанія находится въ тѣсной связи съ
синтаксисомъ или ученіемъ о предложеніяхъ, основанія котораго здѣсь
предполагаются извѣстными.
При изложеніи мыслей на письмѣ нынче принято за общее [417]
правило не писать слишкомъ сложными или распространенными пред-
ложеніями, т. е. выражаться болѣе отрывистою, нежели періодическою
рѣчью. Отрывистая же рѣчь состоитъ въ томъ, чтобы для бо́льшей
простоты и ясности изложенія выражаться по возможности краткими
предложеніями и тѣмъ давать читателю чаще пріостанавливаться. Въ
отношеніи къ употребленію знаковъ препинанія это значитъ: между
двумя точками не накоплять слишкомъ много предложеній, находя-
щихся во взаимной зависимости или тѣсной между собою связи, и
притомъ располагать ихъ такъ, чтобы они одно отъ другого могли
отдѣляться по крайней мѣрѣ точкою съ запятой или двоеточіемъ.
Неумѣренный наборъ придаточныхъ предложеній между главными
запутываетъ и затемняетъ рѣчь.
Это понималъ уже и Карамзинъ, однако y него еще встрѣчаются
иногда очень длинныя предложенія, напримѣръ: „Хотя новѣйшіе
лѣтописцы говорятъ, что Славяне скоро вознегодовали на рабство, и
какой-то Вадимъ, именуемый Храбрымъ, палъ отъ руки сильнаго Рю-
рика вмѣстѣ со многими изъ своихъ единомышленниковъ въ Новѣгородѣ—
случай вѣроятный: люди, привыкшіе къ вольности, отъ ужасовъ безна-
чалія могли пожелать властителей, но могли и раскаяться, ежели
Варяги, единоземцы и друзья Рюриковы, утѣсняли ихъ — однакожь сіе
извѣстіе, не будучи основано на древнихъ сказаніяхъ Нестора, кажется
одною догадкою и вымысломъ" {И. Г. P., изд, 2-е, I, 115 — 116).
Предпочтеніемъ къ отрывистой рѣчи отличается особенно проза
Пушкина. Вотъ какъ, напр., онъ выражается въ „Исторіи Пугачев-
скаго бунта":
Но яицкіе заговорщики слишкомъ привязаны были къ своимъ бога-
тымъ, роднымъ берегамъ. Они, вмѣсто побѣга, положили быть новому
мятежу. Самозванство показалось имъ надежною пружиною. Для сего

нуженъ былъ только пришлецъ дерзкій и рѣшительный, еще неизвѣстный
народу. Выборъ ихъ палъ на Пугачева. Имъ не трудно было его угово-
рить. Они немедленно начали собирать себѣ сообщниковъ. (Соч. Пушк.,
изд. Анн. VI, 125).
[418] Точкою съ запятой отдѣляются одно отъ другого не
слишкомъ короткія предложенія, относящіяся къ одной главной мысли
и между которыми нѣтъ никакого союза:
Въ черной бородѣ его показывалась просѣдь; живые, большіе глаза
такъ и бѣгали... Волоса были обстрижены въ кружокъ) на немъ былъ
оборванный армякъ и татарскіе шаровары. (Ист. П. б.).
Служить вѣрно кому присягнешь; слушайся начальниковъ; за ихъ лаской
не гоняйся; на службу не напрашивайся; отъ службы не отговаривайся]
и помни пословицу: береги платье съ noey, a честь съ молоду. (Кап.
дочка).
Точка съ запятою между главными предложеніями бываетъ нужна
особенно тогда, когда при этихъ предложеніяхъ находятся придаточ-
ныя или вводныя, которыя уже раздѣлены запятыми:
Осаждающіе слабѣли духомъ и тѣломъ, терпя ненастье, иногда
и голодъ] роптали] не смѣя винить короля, винили главнаго воеводу За-
мойскаго; говорили, что онъ въ академіяхъ италіанскихъ выучился всему,
кромѣ искусства побѣждать Россіянъ; безъ сомнѣнія уѣдетъ съ королемъ
въ Варшаву и т. д. (И. Г. P.),
Точка съ запятой ставится и тогда, когда такія предложенія отдѣ-
лены одно отъ другого союзами: wo, a, же, однакожъ, передъ которыми
впрочемъ, при краткихъ (особенно слитныхъ) предложеніяхъ, доста-
точно бываетъ и одной запятой. Иногда съ этими союзами можетъ
появляться и новое предложеніе послѣ точки.
Вотъ примѣры всѣхъ трехъ случаевъ:
1. Нѣкоторые изъ послушныхъ (казаковъ) хотѣли его поймать и
представитъ, какъ возмутителя, въ комендантскую канцелярію\ но онъ
скрылся вмѣстѣ съ Денисомъ Пьяновымъ. (Ист. Пуг. б.).
2. Онъ былъ добрый малый, но вѣтренъ и безпутенъ до крайности.
(Кап. дочка).
Я вчера напроказилъ, a тебя напрасно обидѣлъ. (Кап. д.).
3. Брантъ послалъ въ Москву къ генералъ-аншефу князю Волконскому,
требуя отъ пего войска. По московскій гарнизонъ былъ весь отряженъ
для отвода рекрутъ. (Ист. Пуг. б.).
[419] Точкою съ запятой могутъ быть раздѣляемы не только глав-
ныя предложенія, но и придаточныя, относящіяся къ одному главному,
если они не очень кратки:
Сигизмундовъ посланникъ объявилъ Іоанну, что во многихъ нѣмецкихъ
городахъ ходятъ письма бранныя; что царь долженъ торжественно отка-
заться отъ сихъ клеветъ; что герцогъ Магнусъ съ помощію Россіянъ

воевалъ королевскія мызы; что мы въ противность договору заняли Тар-
вастъ; что Сигизмундъ и т. д. (И. Г. P.).
Двоеточіе ставится:
1. Передъ предложеніемъ, содержащимъ причину, слѣдствіе, дока-
зательство или объясненіе предыдущаго *):
Провозглашать я сталъ любви
И правды чистыя ученья:
Въ меня всѣ ближніе мои
Бросали бѣшено каменья. (Лерм.).
Исторія есть безпрестанное оправданіе Божія Промысла: неправда
сама себя губитъ, и никогда, напротивъ, правда не имѣла послѣдствій
губительныхъ (Жук.).
2. Передъ приводимыми пишущимъ чужими словами или мыслями,
передъ цитатами, изреченіями, заглавіями и т. п.
Мнѣ скажутъ: „А лужокъ, a темная дуброва?" (Крыл.).
Самъ думаетъ: „Молчи жъ, ужъ я тебя, воструху!" (Крыл.).
Вмѣсто отвѣта она показала свое кольцо съ надписью: „Ничто,
кромѣ смерти" (И. Г. P.).
Передъ началомъ и при концѣ приводимыхъ авторомъ чужихъ
словъ, заглавій и т. п., обыкновенно ставятся кавычки „ При цита-
тахъ нужны кавычки только тогда, когда выписка дѣлается слово
въ слово.
3. Передъ словами, составляющими исчисленіе нѣсколькихъ пред-
метовъ, лицъ или дѣйствій, иногда съ прибавленіемъ частицъ: какъ'тоТ
именно:
[420] Насъ было двое: братъ и я. (Пуш.).
Друзья! не все ль одно и то же:
Забыться праздною душой
Бъ блестящей залѣ, въ модной ложѣ
Или въ кибиткѣ кочевой? (Евг. Он.).
Между предложеніями, представляющими параллелизмъ мыслей
или выраженій:
Капитолій граничилъ въ Римѣ съ Тарпейскою скалою: въ Новгородѣ
престолъ съ темницею. (И. Г. P.).
Въ періодической рѣчи Карамзинъ раздѣлялъ двоеточіемъ два
предложенія, взаимная связь которыхъ выражена союзами: какъ —
такъ, когда — тогда, если—-то, или мѣстоименіями кто — тотъ:
*) Въ „Р. Правописаніи", стр. 103, прибавлено: „когда эти два предложенія не
связаны союзами: потому что, такъ какъ, ибо и др.и. Peu.

Если бы всѣ матеріалы были y насъ собраны, изданы, очищены кри-
тикою: то мнѣ оставалось бы единственно... (И. Г. P.).
Ho послѣдующіе писатели обыкновенно замѣняли въ такихъ пред-
ложеніяхъ двоеточіе либо точкою съ запятою, либо, еще чаще, одною
запятою.
Многоточіемъ, т. е. тремя и болѣе точками сряду (...), отмѣ-
чается либо неконченная мысль, либо многозначительное размышленіе
или сильное чувство:
A я... отъ горькихъ, горькихъ слезъ
И свѣтъ въ очахъ затмился... (Жук.).
Вошелъ... Ахъ, новость, да какая! (Пушк.).
Желанья!... что пользы напрасно и вѣчно желать?...
A годы проходятъ — всѣ лучшіе годы!
Любить... но кого же?... на время—не сто́итъ труда,
A вѣчно любитъ невозможно. (Лерм.).
Боюсь сказать... душа дрожитъ... (Лерм.).
[421] Запятая ставится между краткими однородными предло-
женіями, т. е. между двумя главными или двумя придаточными, когда
они непосредственно слѣдуютъ одно за другимъ, или раздѣлены сою-
зами: а, же, но, да (въ значеніи но), или:
Проходитъ годъ,
Никто нейдетъ,
Еще минулъ годокъ, еще уплылъ годъ цѣлый. (Крыл.).
... Что онъ не вѣдаетъ святыни,
Что онъ не помнитъ благостыни,
Что онъ не любитъ ничего,
Что кровь готовъ онъ лить какъ воду,
Что презираетъ онъ свободу,
Что нѣтъ отчизны для него. (Пушк.).
Ужъ мы ль на все не мастерицы,
A этого y насъ искусства не видать. (Крыл.).
Кто знатенъ и силенъ,
Да не уменъ. (Крыл.).
Когда два сказуемыя при одномъ и томъ же подлежащемъ соеди-
нены союзомъ и, то обыкновенно запятой не ставится:
Я сѣлъ въ кибитку съ Савельичемъ и отправился въ дорогу (Кап. д.).

Отнесъ полчерепа медвѣдю топоромъ
И брюхо прокололъ ему желѣзной вилой. (Крыл.).
Но когда изъ двухъ сказуемыхъ, соединенныхъ союзомъ и, второе
означаетъ либо позднѣйшее дѣйствіе, либо слѣдствіе того, что выра-
жено первымъ, то и передъ союзомъ и ставится запятая:
Не знаю скуки съ зѣвотою, и благодарю Бога. (Вяз.).
[422] Когда два предложенія, соединенныя союзомъ и, имѣютъ не
одно и то же подлежащее, то они раздѣляются запятою:
Бурное объясненіе облегчило ея душу, и она спокойнѣе могла разсу-
ждать. (Вяз.).
Клубами черный дымъ несется къ .облакамъ,
И пламя лютое всю рощу вдругъ объемлетъ. (Крыл.).
Когда союзы: и, да (въ значеніи и) соединяютъ однородныя части
предложенія (два подлежащія, два опредѣленія и т. п.), то передъ ними
запятой не ставится, напр.
Однажды лебедь, ракъ да щука (Крыл,).
Но при повтореніи этихъ союзовъ запятая ставится:
И лаять, и визжать, и рваться. (Крыл.).
Нѣтъ, пускай послужитъ онъ въ арміи, да потянетъ лямку, да поню-
хаетъ пороху, да будетъ солдатъ, a не шаматонъ въ гвардіи. (Кап. д.).
Впрочемъ, когда и повторяется только разъ, то запятая обыкно-
венно опускается: и тошъ и другой; и тамъ и сямъ; и жалко и смѣшно,
И день и ночь до повой встрѣчи (Пушк.).
И радость и печаль, все было пополамъ. (Крыл.).
Запятая ставится и при повтореніи другихъ союзовъ или нарѣчій
въ одномъ и томъ же простомъ или слитномъ предложеніи:
Казакъ не хочетъ отдохнуть
Ни въ чистомъ полѣ, ни въ дубравѣ,
Ни при опасной переправѣ. (Пушк.).
Долго ль мнѣ гулять на свѣтѣ,
To въ коляскѣ, то верхомъ,
[423] To въ кибиткѣ, то въ каретѣ,
To въ телѣгѣ, то пѣшкомъ? (Пушк.).
Иль явно, иль исподтишка. (Пушк.).

Здоровъ ли, сытъ ли онъ, укрытъ ли отъ ненастья! (Крыл.).
To же соблюдается, когда или чередуется съ союзомъ ли:
Паду ли я, стрѣлой пронзенный,
Иль мимо пролетитъ она. (Пушк.).
Все разскажу: дѣла ль, обычай ли какой,
Иль гдѣ какое видѣлъ диво. (Крыл.).
Боялся ли народъ остаться безъ власти, или, упоенный дерзостью,
хотѣлъ явить разительный примѣръ. (И. Г. P.).
Вообще между повторяемыми въ предложеніи словами, къ какой
бы части рѣчи ни принадлежали они, ставится запятая:
Придутъ, придутъ часы тѣ скучны. (Держ.).
Дверь тихо, тихо уступаетъ. (Пушк.).
Когда союзъ или стоитъ между частями предложенія, то надобно
различать, служитъ ли онъ для раздѣленія двухъ разныхъ понятій, или
для поясненія одного слова другимъ. Только во второмъ случаѣ нужна
передъ союзомъ или запятая. Примѣры:
1) Ему иль мнѣ погибнуть надо. (Пушк.).
2) Скорбь, или печаль, есть состояніе души, томимой и проч. (Жук.).
Когда союзъ или раздѣляетъ два предложенія, то передъ нимъ
ставится запятая:
Надежды сердца оживи,
Иль сонь тяжелый перерви. (Пушк.).
[424] Когда случалось гдѣ-нибудь
Ей встрѣтитъ чернаго монаха,
Иль быстрый заяцъ межъ полей
Перебѣгалъ дорогу ей. (Пушк.). .
Стоящія передъ предложеніемъ нарѣчія: да, нѣтъ, и междометія:
ну, увы, ахъ, если не произносятся съ особенною силой, отдѣляются
отъ него запятою (и только въ противномъ случаѣ знакомъ воскли-
цательнымъ).
Да, Гэте не дошелъ до положительнаго примиренія (Тург.).
Нѣтъ, рано чувства въ немъ остыли. (Пушк.).
Ну, намъ вѣдъ весело съ тобой. (Крыл.).
Но иногда частица ну бываетъ въ такой тѣсной связи со слѣдую-

щими за нею словами, что не должна быть отдѣляема отъ нихъ
запятою:
Ну то-то жъ, говоритъ имъ слонъ: смотрите. (Крыл.)
И ну топорщиться, пыхтѣть и надуваться. (Крыл.).
Слова, стоящія въ звательномъ падежѣ, какъ означающія лицо или
предметъ, къ которому говорящій обращается, также отдѣляются отъ
предложенія запятыми (иногда же знакомъ восклицанія, о чемъ ниже):
Такъ видишь лгі, мой другъ, чего-mo нѣтъ на свѣтѣ? (Крыл.)
Куда такъ, кумушка, бѣжишь ты безъ оглядки? (Крыл.).
Запятыми же обыкновенно отдѣляются нарѣчія и другія подобныя
реченія, когда они не входятъ въ составъ предложенія, a служатъ
къ обозначенію либо степени увѣренности говорящаго, либо отношенія
его къ предмету рѣчи, либо основанія мысли его и т. п., именно слова:
конечно, вѣроятно, можетъ-бытъ, право, кажется, помнится, разумѣется,
знать, безъ сомнѣнія, словомъ, короче, признаться, къ счастью, къ сожа-
лѣнью, впрочемъ,[4:25]посмотришь, пожалуй, нѣтъ спору, напримѣръ, по-
видимому, напротивъ, наоборотъ, по моему мнѣнію, во-первыхъ, [во-вто-
рыхъ и т. д., съ одной стороны, и др.
Посмотришь, въ Тришкиномъ кафтанѣ щеголяютъ. (Крыл.).
Это показалось ему, повидимому, страннымъ. (Пушк.).
Деньги, по моему обѣщанію, находились въ полномъ его распоря-
женіи. (Пушк.).
Можетъ-бытъ, Жуковскій и даже самъ Карамзинъ были бы не вполнѣ
хорошими министрами. (Вяз.).
Гора хоть не юра, по, право, будетъ съ домъ. (Крыл.).
Ступай по немъ, пожалуй, хоть въ каретѣ. (Крыл.).
На большой мнѣ, знать, дорогѣ
Умереть Господь судилъ. (Пушк.).
Жизнь наша есть, такъ сказать, ночь подъ звѣзднымъ небомъ. (Жук.).
Часто однакожъ, для избѣжанія излишества знаковъ, нѣкоторыя
изъ этихъ словъ вставляются въ предложеніе и безъ запятыхъ.
Когда въ предложеніи слѣдуетъ одно за другимъ, безъ союзовъ,

нѣсколько подлежащихъ, сказуемыхъ, опредѣленій или дополненій,
то каждое отдѣляется отъ стоящаго рядомъ запятою:
Еще амуры, черти, змѣи
На сценѣ скачутъ и шумятъ. (Пушк.),
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать. (Пушк.).
[426] Мы малодушны, мы коварны,
Безстыдны, злы, неблагодарны. (Пушк.).
Достали нотъ, баса, альта, двѣ скрипки. (Крыл.).
Умный, добрый, просвѣщенный начальникъ. (Пушк.).
Онъ былъ лѣтъ сорока, росту средняго, худощавъ и широкоплечъ.
(Пушк.).
Но два сряду стоящія опредѣленія (прилагательныя имена) не раз-
дѣляются запятою, когда значеніе одного входитъ въ понятіе другого,
или, говоря иначе, когда одно прилагательное служитъ опредѣленіемъ
не существительнаго только, но вмѣстѣ съ нимъ и другого прилага-
тельнаго, напр. толстое красное сукно; морозный зимній день; шумная
юродская жизнь.
Изяславъ велъ за собою многочисленное стройное войско. (И. Г. P.).
Лѣтописцы славятъ взаимную искреннюю дружбу сихъ государей
(И. Г. P.).
Она была въ бѣломъ утреннемъ платыъ. (Пушк.).
Клопштокъ былъ одаренъ замѣчательнымъ полемическимъ талан-
томъ. (Тург.).
Опредѣлительное прилагательное или причастіе, стоящее передъ
опредѣляемымъ словомъ, не отдѣляется отъ него запятою даже и
тогда, когда сопровождается дополненіемъ:
Упоенные виномъ союзники лежали какъ мертвые. (И. J7. P.).
Запущенный подъ облака
Бумажный змѣй. (Крыл.).
[427] Прилагательное или причастіе, стоящее и послѣ существи-
тельнаго въ качествѣ его опредѣленія, также не отдѣляется отъ
него запятою:
Лицо ею имѣло выраженіе довольно пріятное, по плутовское. (Пушк.).

Мазепа, въ думу погруженный,
Взиралъ на битву, окруженный
Толпой мятежныхъ казаковъ. (Пушк.).
Мужественный, твердый, (т. е. будучи мужественъ и твердъ) Але-
ксандръ былъ неподвижнымъ столпомъ, на который оперлась уязвленная
Россія. (Ѳ. Глинка).
Іоаннъ имѣлъ легкость въ нравѣ, несогласную (которая была несо-
гласна) съ глубокими впечатлѣніями горести (И. Г. P.).
Я погрузился въ размышленія, большею частію печальныя (Пушк.)—
которыя были большею частью печальны.
Лицо его, полное и румяное (которое было полно и румяно), выра-
жало важность и спокойствіе. (Пушк.).
[428] Въ разговорѣ, и самомъ правильномъ, (т. е. хотя бы онъ былъ
и самый правильный) не скажешь... (Вяз.).
Приложеніе, т. е. опредѣленіе, выраженное существительнымъ,
употребленнымъ въ одномъ падежѣ съ опредѣляемымъ, не отдѣляется
отъ послѣдняго запятою, если стоитъ передъ нимъ. Приложеніе же,
слѣдующее за опредѣляемымъ именемъ, отдѣляется отъ него запятыми:
Прачка Палашка, толстая и рябая дѣвка, и кривая коровница
Акулька. (Пушк.).
Хозяинъ, родомъ яицкій казакъ, казался мужикъ лѣтъ 68, еще свѣ-
жій и бодрый. (Пушк.).
Если стоящее передъ опредѣляемымъ приложеніе само имѣетъ при
себѣ опредѣленіе или дополненіе, то иногда, для ясности смысла,
оно также отдѣляется запятою.
Въ лавкахъ отворенныхъ лежали товары, деньги. (Карамз.).
Человѣкъ пьющій ни на что не годенъ, (Пушк.).
Но когда прилагательное или причастіе, съ дополненіемъ или и
безъ онаго, употреблено не какъ опредѣленіе, a какъ обстоятель-
ственное слово или какъ сокращенное придаточное предложеніе (см.
ниже), то оно отъ своего существительнаго отдѣляется запятою, бу-
детъ ли стоять передъ нимъ или послѣ него.
Неужасаемый ничѣмъ,
Мазепа козни продолжаетъ. (Пушк.).

Отецъ мой, Андрей Петровичъ Гриневъ въ молодости своей служилъ
при графѣ Минихѣ. (Пушк.).
Впрочемъ, въ этомъ примѣрѣ имена отца, могутъ, наоборотъ,
считаться приложеніемъ, и тогда они должны быть поставлены между
запятыми.
Запятая ставится равнымъ образомъ и передъ предложеніемъ, пояс-
няющимъ мѣстоименіе:
Вокругъ одра, гдѣ онъ лежитъ,
Могучій мститель злыхъ обидъ. (Пушк.).
Запятою отдѣляется придаточное предложеніе отъ главнаго, стоятъ
ли они рядомъ, или придаточное поставлено между частями главнаго:
А. Опредѣлительныя предложенія.
1. Полныя, образуемыя мѣстоименіями: который (въ косв. паде-
жахъ и кой), какой, кто, что.
Примѣры опредѣлительныхъ предложеній съ мѣстоименіемъ который:
[429] а) Я встрѣтилъ генерала Бурцова, который звалъ меня на
лѣвый флангъ. (Пушк.)
Марья Ивановна подала бумажку незнакомой своей покровительницѣ,
которая стала читать ее про себя. (Пушк.).
Я расплатился съ хозяиномъ, который взялъ съ насъ умѣренную плату
(Пушк.).
б) Мнѣ приснился сонъ, котораго никогда не могъ я позабыть. (Пушк.).
Если смотрѣть на чинъ и почести, до коихъ дослужился Фонвизинъ,
то нельзя назвать блестящимъ служебное поприще его. (Вяз.).
Есть разница между фразами, помѣщенными подъ литерою а, и
тѣми, которыя приведены подъ лит. б. Въ первомъ случаѣ опредѣли-
тельное предложеніе составляетъ только добавочную подробность при
главномъ, во второмъ оно необходимо для полноты мысли. Поэтому
въ нѣкоторыхъ языкахъ предложенія послѣдняго рода не отдѣляются
запятою отъ главныхъ.
Примѣры опредѣлительныхъ предложеній съ другими мѣстоименіями:
Каждый, кто только одаренъ чувствомъ любви къ нравственно-пре-
красному. (Вяз.).
Тотъ самый, что былъ комендантомъ въ одной изъ оренбургскихъ крѣ-
постей. (Пушк.).
Онъ для одной меня подвергался всему, что постигло его. (Пушк.).

Каковъ я прежде былъ,
Таковъ и нынѣ я. (Пушк.).
2. Сокращенныя придаточныя предложенія, образуемыя причасті-
ями дѣйствительнаго или страдательнаго залога, .а также [430] прила-
гательными, когда тѣ и другія стоятъ при опредѣляемомъ ими суще-
ствительномъ и притомъ съ принадлежащими къ нимъ дополненіями
и обстоятельственными словами:
Я увидѣлъ генерала Муравьева, разставляющаго пушки. (Пушк.).
Все потянулось къ новой каменной церкви, построенной Кирилломъ
Петровичемъ и ежегодно украшаемой его приношеніями. (Пушк.).
Двери кабинета, недоступнаго для постороннихъ, были настежь рас-
творены для семейства* (Вяз.).
Сюда относятся также примѣры, приведенные выше на стр. 794.
Б. Дополнительныя и обстоятельственныя предложенія, какъ пол-
ныя, образуемыя при помощи союзовъ: что, когда, гдѣ, куда, откуда,
какъ, ибо, потому что, если, хотя, чтобы, дабы, и т. л., такъ и со-
кращенныя, выраженныя посредствомъ дѣепричастій,отдѣляются за-
пятыми отъ главныхъ.
а) Съ союзами:
Смотря на то, что происходитъ между нами, мы уже можемъ ска-
зать, что свобода Англіи начинаетъ гибнутъ. (Жук.).
Вотъ что Жанъ-Поль Рихтеръ написалъ въ то время, когда королева
Луиза покинула землю- (Жук.)
Чтобы не быть темнымъ гіли смѣшнымъ, я долженъ сдѣлать от-
ступленіе. (Жук.).
Если Англія хочетъ занять въ христіанскомъ мірѣ мѣсто языческаго
Рима, то она должна ожидать и судьбы его. (Жук.).
Все же мнѣ васъ жаль немножко,
Потому что здѣсь порой... (Пушк.).
[431] Отъ натяжки выраженіе затемняетъ самую мысль, ибо не мо-
жетъ вполнѣ ей соотвѣтствовать. (Жук.).
Когда при употребленіи сложнаго союза потому что, съ особен-
нымъ удареніемъ произносится первая часть его, то запятая ставится
передъ что:
Онъ не знаетъ, гдѣ и какъ проснется, не знаетъ потому, что смо-
тритъ на жизнь сквозь черное стекло скептицизма. (Жук.).

б) При дѣепричастіяхъ:
Я выѣхалъ изъ Симбирска, не простяеъ съ моимъ учителемъ. (Пушк.)
Неправда! возразила дама, вся вспыхнувъ. (Пушк.).
Вставъ изъ-за стола, я чуть держался на ногахъ. (Пушк.)
Когда стоящее безъ дополненія дѣепричастіе имѣетъ значеніе на-
рѣчія (напр. молча, шутя, стоя, лежа), то при немъ запятыя не упо-
требительны:
Что за вздоръ! отвѣчалъ батюшка нахмурясь. (Пушк.).
Вообще обстоятельственныя слова отдѣляются запятыми только
тогда, когда ихъ нѣсколько, или когда они вставляются, для поясне-
нія мысли, между частями предложенія.
Вмѣстѣ прошли она, рука въ руку, душа въ душу, честное поприще
дѣятельной жизни. (Вяз.).
Эта книга, во всѣхъ отношеніяхъ, представляетъ цѣлое самое гармо-
ническое. (Плетн.).
Книги, сдѣлавшіяся, по оригинальности своей или по вѣрному изо-
браженью человѣка, необходимымъ пріобрѣтеніемъ литературы. (Плетн.).
Всѣ жаждутъ власти, явно или тайно, и каждый украшаетъ свою
жажду заимствованнымъ именемъ. (Жук.).
Такъ какъ придаточныя предложенія всякаго рода отдѣляются
отъ главнаго запятою, то и передъ всѣми словами, которыми [432]
можетъ начинаться придаточное предложеніе, вставленное въ середи-
ну рѣчи, употребляется запятая:
1. Передъ мѣстоименіями относительными: кто, что, который, ко-
гда они слѣдуютъ за указательными: топьъ, то, или за существит.
именами.
2. Передъ союзами: что, будто, какъ, если, хотя, нежели, чѣмъ;
также передъ предлогомъ кромѣ и послѣ управляемыхъ имъ словъ.
3. Между отвѣчающими другъ другу союзами: тогда^ когда; тамъ
гдѣ; такъ, какъ; столько, сколько:
Въ письмахъ своихъ Карамзинъ, какъ въ чистомъ и вѣрномъ зеркалѣ,
изображается во всей своей ясности. (Вяз.).
Вся Германія занялась преимущественно, если не исключительно,
одними литературными вопросами. (Тург.).
Вижу въ немъ человѣка болѣе, нежели царя. (Карамз.).

а) Не принадлежащія къ предложенію (вводныя) слова:
Какъ вдругъ— о чудо, о позоръ!—
Заговорилъ оракулъ вздоръ. (Крыл.).
[434] Я слышалъ — правда ль — будто встарь
Судей такихъ видали. (Крыл.).
Тутъ — дѣлать нечего — друзья поцѣловались. (Крыл.).
б) Приложеніе, когда оно довольно длинно:
И тебя не стало, нашъ Государь 12-ю и 14-ю годовъ — эпохъ
сожженія Москвы и пощады Парижа. (Ѳ. Глинка).
в) Слова повторяемыя:
Встряхнулся и лежитъ, — лежитъ и видитъ онъ. (Крыл.).
6. Черта можетъ ставиться и вмѣстѣ съ другими знаками препи-
нанія, какъ показываетъ уже и послѣдній изъ приведенныхъ здѣсь
примѣровъ. Когда приводятся чужія рѣчи, то слова одного лица от-
дѣляются отъ словъ другого чертою при точкѣ, при восклицательномъ
или вопросительномъ знакѣ:
Но вѣдать я желаю:
Вы сколько пользы принесли? —
Да наши предки Римъ спасли! —
Все такъ, да вы что сдѣлали такое? —
Мы? ничего! — Такъ чтожъ и добраго въ васъ есть? (Крыл.).
Отъ черты должно отличать черточку - (или, какъ въ старину
говорили, единитный знакъ). Она ставится:
1. Между двумя существительными, соединяемыми въ одно названіе:
Царь-птица, жаръ-птица, баба-яга, кума-лиса, адъюнктъ-профессоръ,
генералъ-майоръ, чудо-богатырь.
Вообще между словами, составляющими вмѣстѣ одно понятіе, но
которыя не принято писать слитно:
Что-rno, какой-то, кто-нибудь, что-либо, то-естъ, ece-таки, изъ-подъ
изъ-за, по-нашему, по-русски, по-молодецки, самъ-третей, можетъ-бытъ.
3. Иногда нарѣчіе соединяется черточкою съ слѣдующимъ за нимъ
прилагательнымъ, напр.: Истинно-патріотическій, западно-европейскій^
греко-латинскій, древне-классическій.
Сводъ небесъ зелено-блѣдный (Пушк.).
[435] Чтобы явственнѣе отдѣлять отъ предложенія вводныя слова,
къ нему не относящіяся, иди вообще слова, служащія къ поясненію
предыдущихъ, употребляются скобки ( ): иногда между скобками
ставится цѣлое предложеніе, напр.:
Ну что, братъ, каково дѣлишки, Климъ, идутъ?
(Въ комъ нужда, ужъ того мы знаемъ, какъ зовутъ). (Крыл.).

И съ обществами ma жъ судьба (сказать межъ нами),
Что съ деревянными домами. (Крыл.).
Непосредственно передъ скобками большею частью не ставится
знаковъ препинанія; если скобками прерывается предложеніе, или от-
дѣляется главное отъ придаточнаго, то требующійся знакъ ставится
послѣ второй скобки. См. предыдущій примѣръ.
Отъ всѣхъ другихъ знаковъ препинанія отличаются своимъ назна-
ченіемъ знаки:восклицательный(!)и вопросительный(?),
служащіе для указанія тона рѣчи.
Знакъ восклицательный ставится:
1. Послѣ слова, употребленнаго въ звательномъ падежѣ, когда
зову придается особенная сила, преимущественно въ началѣ рѣчи:
Глаголъ временъ! металла звонъ!
Твой страшный гласъ меня смущаетъ. (Держ.).
2. Послѣ предложенія, содержащаго восклицаніе, a также и послѣ
междометія;
Вязать! Топить! Да здравствуетъ Димитрій! (Пушк.)
Ага! увидѣлъ ты! (Пушк.).
Ol да исполнятъ безсмертные боги твои вс?ъ желанья! (Жук.).
Впрочемъ послѣ междометія, служащаго только для усиленія вос-
клицанія, часто достаточно бываетъ запятой:
О, если бъ могъ отъ взоровъ недостойныхъ
Я скрыть подвалъ! (Пушк.).
[436]Когда междометіе о поставлено передъ словомъ, которое само
по себѣ употреблено въ видѣ восклицанія, то первое отъ послѣдняго
вовсе не отдѣляется знакомъ:
О горе! (Жук.).
О страшное, невиданное горе! (Пушк.).
Знакъ вопросительный ставится послѣ главнаго предложе-
нія, содержащаго прямой вопросъ:
Сей%монахъ молчаливый и мрачный — кто онъ?
Ta монахиня — кто же она? (Жук.)
Что видѣли мы въ послѣднее время? Съ кѣмъ изъ возмутителей
не дружилась Англія? Въ какой землѣ Европы, гдѣ кипѣлъ мятежъ,
не были англійскими деньгами разъярены и награждены уличные, обрыз-
ганные кровью герои? (Жук.).
Вопросительный знакъ ставится также послѣ придаточнаго пред-
ложенія, относящагося къ прямому вопросу, выраженному главнымъ:
Не Англія ли бросила Швейцарію во власть грабителей радикаловъ,

дабы основать въ neu постыдную рабочую мятежа и разврата, кото-
рые не даютъ свободно вздохнуть Европѣ? (Жук.).
Передъ косвеннымъ вопросомъ, выраженнымъ въ придаточномъ
предложеніи, ставится по общему правилу запятая, вопросительнаго
же знака въ концѣ вопроса не нужно.
Никто не можетъ сказать, когда началась вѣра въ Бога. (Жук.).
Можетъ ли русскій языкъ пріобрѣсти это свойство, не знаю. (Жук.).
Иногда, когда предложеніе заключаетъ въ себѣ вопросъ и воскли-
цаніе вмѣстѣ, ставятся одинъ за другимъ оба знака, или, если въ
вопросительномъ предложеніи преобладаетъ восклицаніе, то ставится
одинъ восклицательный знакъ:
Лишь объ одномъ я буду плакать:
Зачѣмъ они не дѣти! (Лерм.).
[437] Для болѣе явственнаго означенія выговора употребляются два
надстрочные знака: 1) знакъ ударенія (') и 2) двоеточіе (••)
надъ буквами е и э.
Для отличія ударяемаго слога намъ совершенно достаточно одного
знака (остраго ' ), такъ какъ наше удареніе всегда одинаково, и вовсе
не нужно, какъ обыкновенно дѣлается, ставить въ концѣ слова на
гласной другое (тяжелое ' ) удареніе; напр. пишутъ: слова и слова.
Въ этой практикѣ нельзя не видѣть остатка рабскаго подчиненія
нашей грамматики правиламъ древнихъ языковъ: въ греческомъ
знакъ тяжелаго акцента ставится только на послѣднемъ слогѣ.
Знакъ ударенія употребляется либо для показанія различія въ
произношеніи двухъ словъ, которыя пишутся одинаково, напр. въ словѣ
замокъ Для отличія отъ замокъ, либо для означенія выговора малоиз-
вѣстнаго слова, областного или иноязычнаго, или же наконецъ соб-
ственнаго имени.
Для тѣхъ же цѣлей служитъ начертаніе ё, напр. въ словѣ нёбо
для отличія отъ небо. Кромѣ того, къ двоеточію надъ е при-
бѣгаютъ иногда въ стихахъ, чтобы яснѣе показать созвучіе одного
слова съ другимъ, иначе написаннымъ; напрі пишутъ слёзъ для болѣе
нагляднаго означенія риѳмы къ слову грозъ.
Употребленіе буквы э исключительно въ собственныхъ именахъ
объяснено выше на стр. 768.

ПРИЛОЖЕНІЯ.
I (къ стр. 680).
По поводу толковъ о правописаніи 1).
[438] Было время, когда y насъ не существовало гражданской азбу-
ки: ее ввелъ и отчасти самъ составилъ Петръ Великій. Составленіе ея
было слѣдствіемъ новой потребности и первымъ шагомъ къ созданію
новаго, то-есть русскаго письменнаго языка, который долженъ былъ
мало-по-малу вытѣснить изъ литературы языкъ церковно-славянскій;
вмѣстѣ съ тѣмъ это было первымъ отступленіемъ отъ преданій кирил-
ловскаго письма.
Гражданская наша грамота установилась не вдругъ. Нѣкоторыя
буквы славянской азбуки, не тронутыя Петромъ І„ были исключены
изъ нея впослѣдствіи. Нѣсколько разъ составъ гражданской азбуки измѣ-
нялся: однѣ буквы были изгоняемы, другія прибавлялись. Такимъ обра-
зомъ теперешняя наша азбука составлялась постепенно, и кое-что́
вошло въ нее послѣ первоначальнаго преобразованія, по мѣрѣ потреб-
ности и успѣховъ времени. Теперь вопросъ въ томъ: считать ли сдѣ-
ланное доселѣ совершенно законченнымъ, вполнѣ удовлетворительнымъ,
или требующимъ нѣкоторыхъ усовершенствованій, — измѣненій, a мо-
жетъ быть и дополненій?
Попытки нововведеній въ нашемъ правописаніи, [439] повторяю-
щіяся отъ времени до времени, доказываютъ, что есть дѣйствительная
потребность въ нѣкоторыхъ измѣненіяхъ.
Но затѣмъ спрашивается: должны ли эти измѣненія коснуться
цѣлой системы нашего правописанія, или ограничиться нѣкоторыми
частностями?
1) Совр. Лѣт. 1862, Д2 28. Для избѣжанія повтореній, печатается здѣсь съ
нѣкоторыми сокращеніями. Какъ читатели могли видѣть изъ текста 3-го изданія
Филологическихъ Разысканій, я отказался отъ предположеній объ отмѣнѣ употре-
бленія ѳиты и, въ кондѣ словъ, ера. Сила привычки такъ велика, что въ двадцати-
лѣтіе, протекшее съ того времени, какъ многіе вмѣстѣ со мною высказывали противо-
положный взглядъ, старинная практика осталась господствующею, и вопросъ о со-
храненіи этихъ двухъ буквъ можно считать рѣшеннымъ.

Господствующій характеръ системы русскаго правописанія состоитъ
въ соблюденіи словопроизводства: въ этомъ отношеніи наше правопи-
саніе отличается большою правильностію и послѣдовательностію, такъ
что можно указать только на частныя отступленія отъ этого начала
(напримѣръ: здѣсь вмѣсто сдесь, гдѣ вмѣсто кде\ Въ самомъ дѣлѣ, съ
этой стороны языки образованнѣйшихъ націй Европы далеко усту-
паютъ нашему, и нѣтъ ни основанія, ни надобности измѣнять корен-
ныя начала нашего правописанія. Притомъ, опытъ другихъ литера-
туръ уже показалъ, что крутыя преобразованія орѳографіи никогда
не удаются, даже и тогда, когда предлагаются людьми, пользующи-
мися большимъ авторитетомъ. Поэтому Яковъ Гриммъ въ своемъ сло-
варѣ не рѣшился осуществить всѣхъ нужныхъ по его мнѣнію орѳогра-
фическихъ нововведеній, чтобы не отбить читателей. Такъ и профес-
соръ Лео, который долго печаталъ свою очень извѣстную Исторію съ
особеннымъ правописаніемъ, долженъ былъ (какъ самъ онъ говорилъ
намъ) напослѣдокъ отказаться отъ него по просьбѣ книгопродавцевъ,
находившихъ, что эти особенности вредятъ сбыту книги.
Совсѣмъ другое — немногія частныя измѣненія въ письмѣ, польза
которыхъ можетъ быть всѣми понята и почувствована.
Тѣ, которые въ этомъ дѣлѣ придаютъ безусловный вѣсъ истори-
ческому началу, ссылаясь на происхожденіе кириллицы, забываютъ,
что мы уже болѣе полутора вѣка тому назадъ измѣнили ей, я что
теперь дѣло идетъ только о довершеніи реформы, начавшейся еще
въ 1704 году.
Дѣйствительно, если уже въ первое время гражданскаго письма
исключены были изъ азбуки нѣкоторыя лишнія буквы, почему то же самое
не можетъ быть сдѣлано и теперь, ежели [440] окажется, что первые
преобразователи исключили еще не всѣ лишнія буквы кириллицы?
Липшими могутъ казаться слѣдующія буквы: ѣ, э, и, е, ъ: кото-
рыя же изъ нихъ въ самомъ дѣлѣ лишнія?
Буква ѣ въ нынѣшнемъ великорусскомъ языкѣ ничѣмъ не отли-
чается отъ е. Если бъ было иначе, то всякій русскій по слуху узна-
валъ бы безошибочно, гдѣ должно писаться ѣ. Нѣкоторые думаютъ,
что разница есть, но только самая утонченная, неуловимая. Если бъ и
было такъ, то разница этого рода, при безчисленныхъ видоизмѣненіяхъ
въ говорѣ людей одной и той же націи, равнялась бы совершенному
безразличію. Сравните, для примѣра, слова: лѣнь и олень, ѣли и ели,
ѣсть и есть. Слѣдовательно неоспоримо, что y насъ для одного и
того же звука употребляются двѣ разныя буквы. Но здѣсь является
вопросъ: какая же тому причина? Если случайная, основанная на
произволѣ, то такая двойственность не должна быть терпима; но если
причина разумная, то и явленіе, вслѣдствіе ея происшедшее, должно быть
уважено, особенно если оно и теперь имѣетъ свой смысль и свою пользу.

Нѣкогда буква ѣ конечно отличалась особеннымъ произношеніемъ;
какъ именно она выговаривалась, объ этомъ мнѣнія различны; но y нѣ-
которыхъ славянскихъ племенъ нашей буквѣ ѣ въ большей части
словь, гдѣ она встрѣчается, соотвѣтствуетъ особенный звукъ, напри-
мѣръ въ польскомъ языкѣ іа (bialy, wiara, бѣлый, вѣра)*), въ чешскомъ
долгое і или ё (почти [441] наше йэ), a въ малорусскомъ нарѣчіи — и
(напримѣръ вм. снѣгъ — снигъ, вм. бѣсъ — бисъ). Такимъ образомъ ѣ
составляетъ исконную принадлежность многихъ корней языка и слу-
житъ отличіемъ нѣкоторыхъ изъ нихъ отъ подобозвучныхъ съ буквою е,
напримѣръ вѣд (вѣдать) отъ вед (веду), мѣт (мѣтить) отъ мет
(метать). Такъ же точно ѣ помогаетъ болѣе ясному различенію про-
изводныхъ словъ и формъ, каковы напримѣръ слова: свѣдѣніе и све-
деніе, вѣстъ и весть. Но, возражаютъ многіе, цѣль уяснять правопи-
саніемъ значеніе словъ не оправдываетъ существованія двухъ буквъ
для одного и того *же звука; значеніе елова каждый разъ видно изъ
связи всей рѣчи. Нельзя однакожъ не согласиться, что чѣмъ менѣе
будетъ случаевъ возможнаго смѣшенія понятій въ письменномъ изо-
браженіи словъ, тѣмъ письмо будетъ совершеннѣе. Для избѣжанія такого
смѣшенія служитъ часто и употребленіе буквы ѣ въ окончаніяхъ словъ.
Такъ отличаются напримѣръ формы: искреннее и искреннѣе, свѣжее и
свѣжѣе, синее и синѣе, въ поле и въ полѣ. СЛОВОМЪ, каждая изъ обѣихъ
буквъ имѣетъ свое назначеніе и свои законы. Здѣсь не мѣсто входить
въ подробное разсмотрѣніе ихъ. Припомню только, что ѣ рѣдко под-
*) Кеневичъ въ своемъ возраженіи приводитъ множество польскихъ словъ, въ
которыхъ нашей буквѣ гъ соотвѣтствуетъ не іа, a другіе звуки; показываетъ, что
иногда и русское е. переходитъ въ іа (dziarzki, ziarno, wiadro), что наконецъ и
ПОЛЬСКІЙ звукъ Іе не соотвѣтствуетъ русскому гъ. „Изъ приведенныхъ фактовъ, за-
ключаетъ онъ, видно, что въ настоящее время одинъ и тотъ же польскій звукъ пере-
дается въ русскомъ языкѣ двумя начертаніями одного и того же звука, и наоборотъ
русской буквѣ гъ соотвѣтствуетъ въ польскомъ не одинъ, a нѣсколько различныхъ
звуковъ". Такимъ образомъ Кеневичъ не признаетъ, чтобы б. гъ служила постояннымъ
отличіемъ извѣстныхъ корней. Далѣе онъ выражаетъ мысль, что какъ скоро перво-
начальное произношеніе буквы ѣ было забыто, то писцы стали сбиваться въ употре-
бленіи ея и впали въ непослѣдовательность. Совершившееся давно уничтоженіе юсовъ
даетъ ему новое оружіе противъ гъ и служитъ поводомъ утверждать, что желающіе
сохраненія этой буквы должны стараться и о возстановленіи юсово. Объ этомъ было
говорено и въ орѳографическихъ собраніяхъ; но дѣло въ томъ, что юсы были оста-
влены прежде, нежели грамматика могла вступиться за нихъ, и что возстановить по-
терянное гораздо труднѣе, чѣмъ сберечь то, что еще имѣется. Авторъ, какъ и многіе
другіе, отвергаетъ надобность отличать на письмѣ слова разныхъ значеній, утверждая
что для различенія ихъ достаточно положенія въ фразѣ. Однакожъ понятно, что
чѣмъ чаще будетъ встрѣчаться такое смѣшеніе словъ на письмѣ, тѣмъ грамота бу-
детъ менѣе ясна и удовлетворительна. Что было бы напримѣръ съ французскимъ пись-
момъ, если бъ, при изобиліи въ языкѣ омонимовъ, они писались одинаково, если бъ
напр. san означало и сто, и чувство и кровь, и предлогъ безъ?

вергается измѣненію при переходахъ слова изъ одной формы въ
другую1), тогда какъ е есть по большей части [442] вставочная,
бѣглая, легко выпадающая или измѣняющаяся буква. Въ окончаніяхъ
именъ е служитъ для прямой формы единств. числа (море, здоровье,
доброе) именъ ср. рода; ѣ для косвенныхъ падежей един. числа (водѣ,
въ морѣ) и для прямой формы множественнаго въ мѣстоименіяхъ (тѣ,
всѣ). Для нашей цѣли достаточно вывода, что ѣ имѣетъ въ языкѣ не
только историческое значеніе, но и свой смыслъ, свою разумную цѣль.
Эта буква всякій разъ обозначаетъ, такъ сказать, особенную натуру
слога. Хотѣть изгнать ее значитъ посягать вообще на начало слово-
производства въ русской орѳографіи и вводить систему правописанія,
основывающуюся на одномъ выговорѣ. Но эта система вовсе не при-
мѣнима къ русскому языку по причинамъ, которыхъ объясненіе здѣсь
повело бы насъ слишкомъ далеко; введеніе ея y насъ никогда не могло
бы имѣть успѣха. Главный доводъ противъ буквы ѣ заключается въ
томъ, что она затрудняетъ изученіе письма, тѣмъ болѣе, что въ нѣко-
торыя слова она вошла неправильно; и наоборотъ, иногда мы ея не
пишемъ тамъ, гдѣ бы ей слѣдовало быть. Но подобныя затрудненія и
частныя непослѣдовательности правописанія встрѣчаются во всѣхъ
языкахъ. Первыя побѣждаются навыкомъ, a изъ-за послѣднихъ нѣтъ
причины касаться несравненно большаго числа случаевъ, гдѣ особен-
ность правописанія раціональна.
Буква э (къ названію которой вовсе ненужно прибавлять эпитета
оборотное, если другую называть какъ слѣдуетъ, то-есть йе), буква е
не можетъ считаться излишнею, ибо выражаетъ отдѣльный звукъ,
дѣйствительно существующій въ языкѣ. Нужды нѣтъ, что число соб-
ственныхъ нашихъ словъ, гдѣ она встрѣчается, не велико: надоб-
ность буквы не можетъ измѣряться количествомъ случаевъ, въ кото-
рыхъ звукъ ея слышится. Ta же буква э находится въ множествѣ
перешедшихъ къ намъ иностранныхъ словъ, совершенно уже слив-
шихся съ нашимъ языкомъ (напр. эпоха, эхо, элементъ и проч.). У
насъ есть другая буква, которая не попадается ни въ одномъ чисто-
русскомъ словѣ: это ф; ужели же мы за то изгонимъ ее?
[443] Для звука і мы опять находимъ y себя двѣ буквы. Различное
употребленіе ихъ совершенно условно, и безъ одной изъ нихъ можно
бы оченъ хорошо обойтись. Разумѣется, мы предпочтительно сохранили
бы ту, которая принадлежитъ намъ обще съ другими европейскими
народами. Такъ въ началѣ поступилъ и Петръ Великій. По какимъ
соображеніямъ онъ опять ввелъ и рядомъ съ і, мы не знаемъ положи-
1) Есть нѣсколько случаевъ перехода буквы ѣ въ и, съ которою она въ явномъ
родствѣ, и наоборотъ дитя, дѣти; лѣпить, липнуть; тѣснить, тискать; вѣ-
сить, висѣть; сѣверъ, сиверко. Такимъ же образомъ ?ъ въ родствѣ и съ я (ѣсть—
яство, сѣсть-сяду).

тельно; вѣроятно, однакожъ, онъ при этомъ руководствовался мыслію,
что такъ какъ звукъ і безпрестанно встрѣчается въ нашемъ языкѣ, то
слишкомъ часто повторяющаяся надстрочная точка придавала бы печати
не совсѣмъ пріятную пестроту, a въ скорописи задерживала бы письмо.
Особенно два і сряду въ окончаніи словъ должны были казаться не-
удобными. Красота письма очень принималась въ расчетъ преобразова-
телями нашей азбуки. Не даромъ и Тредьяковскій, восхищаясь круг-
лыми, четкими буквами первопечатныхъ русскихъ книгъ, отказывался
отъ э и з потому только, что находилъ ихъ некрасивыми. Но вкусы
различны, и онъ же, вопреки Петру Великому, опять исключилъ и,
удерживая только й. Такъ мнѣніе нашихъ стариковъ колебалось отно-
сительно и, да и теперь нельзя не согласиться, что ежели есть при-
чины выбросить эту лишнюю букву, то есть съ другой стороны и до-
воды къ сохраненію ея. Скоропись тѣмъ удобнѣе, чѣмъ менѣе въ
ней надстрочныхъ знаковъ: едва ли не легче и не скорѣе можно
начертить двѣ палочки, чѣмъ одну съ точкою надъ ней 1). Да и пе-
чать, кажется, выиграетъ въ ясности и благообразіи (послѣдняго
начала и теперь нельзя же вполнѣ выпускать изъ виду), если по
крайней мѣрѣ подъ краткой сохранить старинное и. Другихъ осно-
ваній для удержанія его нѣтъ. Могутъ замѣтить, что во многихъ
словахъ, взятыхъ съ греческаго, оно играетъ роль буквы эты (?]), изъ
которой и составлено, и въ такихъ словахъ должно быть сохранено.
Однакожъ, какая въ томъ бѣда, что мы будемъ изображать [444] звукъ
другою соотвѣтствующею ему буквой въ словахъ, не принадлежащихъ
нашему языку? Тутъ нѣтъ разницы въ выговорѣ, и нѣтъ надобности
отмѣчать происхожденіе чуждаго намъ слова. Это не то, что буква ѣ,
которая важна именно потому, что отличаетъ наши собственные корни
и окончанія. Вѣдь ужъ мы замѣнили ижицу буквой и, напримѣръ въ
именахъ: лира, типъ, ритмъ; такъ точно и вмѣсто и можно бы ввести і
даже и въ такихъ греческихъ словахъ, какъ риторъ, скипетръ и проч,
Еще менѣе можно стоять за ѳиту, которая служитъ только для
передачи греческой ft. Добро бы еще, если бъ этотъ чуждый звукъ
всегда переходилъ къ намъ одинакимъ образомъ. Мы говоримъ и
пишемъ: театръ, математика, вмѣсто ѳеатръ, маѳематика, и ничѣмъ
не отличаемъ первое фальшивое m отъ второго настоящаго. За что же
фальшивый звукъ ф будетъ въ одинаковыхъ случаяхъ пользоваться
привилегіей особаго знака? Пора изгнать этого монополиста русской
азбуки и начать писать: Мефодій, точно такъ, какъ давно уже пишемъ:
Кириллъ вмѣсто Кѵриллъ; Федоръ, Федотъ и Агафья ничѣмъ нехуже
4) Можно бы писать і безъ точки, какъ дѣлали древніе греки; но въ скорописи
такое і слишкомъ мало выдавалось бы между другими буквами, въ составъ которыхъ
входитъ одинаковое начертаніе.

Кипріана, Акиндина и Олимпіады. Греческую υ мы изображаемъ то
какъ и (напримѣръ въ приведенныхъ сейчасъ словахъ), то какъ в
(напримѣръ въ словѣ евангеліе), смотря по произношенію; почему же
не можемъ изображать и греческую θ то какъ т, то какъ ф, до
требованію выговора?
Остается разсмотрѣть букву ъ. Говорятъ, что она не буква, потому
что сама по себѣ не выражаетъ никакого звука. Положимъ, что ъ и ь
не буквы, a только знаки, принятые въ азбуку, но и знаки законны,
если они нужны.
Нужны ли ъ и ы
Въ древнемъ языкѣ, который перешелъ въ нашу церковную лите-
ратуру, согласныя буквы не могли сами собою заканчивать сло́ва и
требовали поддержки гласной, которая могла быть твердою или мягкою
и выражалась начертаніемъ ера или еря. Это видно изъ древнѣйшихъ
крюковыхъ нотъ, гдѣ ъ и ь въ концѣ слова всегда составляютъ особый
слогъ. Эти гласныя не совсѣмъ [445] опредѣленнаго для насъ звука
и очень краткаго протяженія (почему онѣ и названы были полуглас-
ными) долго употреблялись и въ серединѣ многихъ словъ тамъ, гдѣ
мы теперь ставимъ о и е, напримѣръ въ словахъ плъть (плоть), вършьпъ
(вертепъ). Между тѣмъ онѣ и въ концѣ словъ давно утратили свое
первоначальное значеніе, и начертанія ихъ остались только знаками
дебелаго или тонкаго произношенія согласныхъ. При такомъ положеніи
дѣла нельзя ли обойтись безъ того изъ нихъ, который и въ серединѣ
словъ безпрестанно опускается? Такъ мы пишемъ: полка, долго безъ ъ
послѣ и только умягченіе этой согласной отмѣчаемъ особеннымъ
знакомъ, напримѣръ въ словахъ польза^ только. Очень легко было
бы согласиться принять за правило, что когда и на концѣ слова нѣтъ
знака послѣ согласной, то она произносится твердо. При сліяніи
двухъ словъ въ одно, и теперь уже ъ выпускается послѣ перваго,
не только передъ согласными, но и передъ гласными, когда правиль-
ность выговора отъ этого не страдаетъ, всѣ пишутъ: радуемся,
a не радуемъся, разумъ, a не разъумъ. Напротивъ ъ> при соединеніи
словъ, почти всегда сохраняется, напримѣръ въ словахъ: радоваться,
ты гордишься. Въ этомъ различіи уже выразилось сознаніе въ необхо-
димости ограничивать употребленіе обоихъ знаковъ дѣйствительною
потребностью. Лѣтъ 25 тому назадъ сдѣланъ новый шагъ къ сокра-
щенію ера въ предлогахъ, составляющихъ съ существительнымъ или
мѣстоименіемъ кавъ бы нарѣчіе. Отечественныя Записки стали писать,
напримѣръ, оттого, вслѣдствіе, впослѣдствіи; тотъ же журналъ при-
нялъ орѳографію: пол-листа, генерал-маіоръ и т. п. Эти нововведенія,
сначала казавшіяся странными, скоро нашли однакожъ множество
послѣдователей. Да уже и прежде писали: кстати, вверху, слишкомъ
и т. п. Точно такъ не было бы и теперь невозможнымъ пойти еще

далѣе и исключить ъ въ концѣ словъ. Этимъ мы сберегли бы много
времени, мѣста, a при печатаніи — и денегъ, безъ всякаго ущерба
полнотѣ и ясности изображенія словъ на письмѣ. Отсюда однакожъ
не слѣдуетъ, чтобы должно было совсѣмъ исключить ъ изъ азбуки.
[446] Онъ удержалъ бы свое мѣсто въ предложныхъ словахъ передъ
буквами е, ѣ, я, ю, напримѣръ: съемка> отъѣздъ, объятіе. Вмѣсто пріис-
канія другого раздѣлительнаго знака для подобныхъ случаевъ, не лучше
ли удержать старый, который переданъ намъ исторіей и будетъ жить
въ тысячахъ уже напечатанныхъ книгъ? Во всѣхъ прочихъ случаяхъ
сложенія предлоговъ съ другими словами ъ совершенно излишенъ, и
непонятно, почему многіе считаютъ нужнымъ писать: съумѣть, съузить,
отъучить, когда они же пишутъ: сумасшедшій (не съумасшедшій),
обучать и т. д. Когда въ такомъ случаѣ ъ встрѣчается съ и9 то слѣ-
дуетъ писать просто ы, такъ какъ самое названіе этой буквы доказы-
ваетъ ея составъ изъ ъ и и. Зачѣмъ же употреблять два знака, когда
есть замѣняющій ихъ одинъ? Всѣ уже пишутъ взыскать, обыскъ: по-
чему же не писать такимъ же образомъ сыграть, безыменный, преды-
дущій? Встрѣча ъ съ и наводитъ меня на другой случай, который въ
глазахъ многихъ можетъ помѣшать безусловному опущенію ера и въ
концѣ словъ. Случай этотъ представляется намъ въ одномъ изъ слѣ-
дующихъ стиховъ басни Крылова „Стрекоза и Муравей:"
Какъ подъ каждымъ ей листкомъ
Былъ готовъ И столЪ И домъ? .
Не потерпитъ ли правильность произношенія послѣдняго стиха
отъ опущенія еровъ передъ и? Отсутствіе ъ послѣ согласной позволяетъ
сливать ее съ послѣдующимъ и въ мягкій звукъ: готов и стол-и
домъ. To же можетъ случиться и при отдѣльно-стоящихъ предлогахъ,
напримѣръ, когда въ и съ находятся передъ именемъ, начинающимся
съ и (въ иномъ, съ иломъ). Итакъ можно ли писать: в иномъ, с иломъ,
или при подобныхъ встрѣчахъ можно удерживать ъ въ предлогахъ и
въ концѣ словъ? Кажется, приведенный случай не долженъ служить
препятствіемъ къ опущенію ъ въ концѣ словъ и въ предлогахъ, если
принять за правило, что каждое слово составляетъ отдѣльное цѣлое
и тѣмъ самымъ уже ограждено отъ сліянія съ послѣдующимъ.
[447] Съ исключеніемъ ѳиты не полезно ли было бы дополнить
нашу азбуку какою-нибудь другою буквой? Много разъ, и еще не-
давно х), было говорено о недостаткѣ y насъ особаго знака для одного
изъ звуковъ нынѣшней буквы г, именно для звука, слышимаго въ
словахъ: благо, Господъ, Богу, богатый. Такой знакъ, говорятъ, былъ бы
намъ особенно нуженъ для передачи h въ иностранныхъ именахъ,
напримѣръ въ Halle, Heine, Hegel. При нынѣшнемъ употребленіи въ
*) См. Спб. Вѣд. 1862, № 89.

такихъ случаяхъ буквы г, никогда нельзя узнать настоящаго имени,
если оно уже напередъ не извѣстно, или если не стоитъ въ скобкахъ
подлинное иностранное начертаніе его. Писать въ такихъ именахъ,
какъ недавно предлагалось, Хамбургъ, Хорацій, Бетховенъ, было бы
также не совсѣмъ вѣрно, потому что х соотвѣтствуетъ германскому ch,
совершенно отличному отъ придыханія h. Тредьяковскій предлагалъ,
для означенія этого звука, нѣсколько измѣнить очертаніе г. Палласъ,
при изданіи „Сравнительныхъ словарей" Екатерины II, ввелъ для
той же , дѣли г съ подстрочнымъ хвостикомъ (cédille испанцевъ и
французовъ). Но на введеніи этого или подобнаго знака все-таки
нельзя слишкомъ настаивать *), потому что есть и другіе чужеязыч-
ные звуки, для передачи которыхъ мы не имѣемъ способовъ. Таково
напримѣръ германское ö или французское Eu, особливо въ началѣ словъ
(Öhmaun, Eugène). Конечно, мы не можемъ не соболѣзновать, что такимъ
образомъ напримѣръ присваиваемъ жителямъ острова Эзеля (Ösel) имя,
которое носить никому не лестно (Esel, оселъ), но подобное неудобство
въ передачѣ именъ другихъ націй раздѣляютъ съ нами многіе и
даже вѣроятно всѣ языки. Такъ нѣмцы превращаютъ наше ж въ ш
(Schukoffski), a французы щ въ ш или въ ч (Cherbatoff, Tcher-
batoff) и т. п.
[448] Для образца здѣсь помѣщаются первыя строки Капитанской
дочки, напечатанныя безъ ъ въ концѣ словъ. „Отец мой Андрей Петро-
вич Гринев в молодости своей служил при графѣ Минихѣ и вышел в от-
ставку премьермаіоромъ въ 17** году, с тѣх пор жил он в своей сим-
бирской деревнѣ, гдѣ и женился на дѣвицѣ Авдотьѣ Васильевнѣ Ю..
дочери бѣднаго тамошняго дворянина".
Такое письмо на первыхъ порахъ конечно показалось бы дикимъ.
Но сознаемся, что противъ него можно замѣтить только одно: мы не
видимъ въ немъ того, къ чему нашъ глазъ привыкъ, но что мы сами
находимъ лишнимъ. Отбросивъ ъ въ концѣ словъ, мы бы освободили
и себя отъ лишняго труда, и самое письмо отъ обремененія безполез-
ными знаками.
Кто не допускаетъ въ письмѣ сокращеній для скорости? Какъ же
не хотѣть допустить такого, которое не только не затемняетъ смысла,
но и вообще не влечетъ за собою "ни малѣйшаго неудобства, потому что
рѣчь идетъ не о представителѣ звука, a о мертвой буквѣ, лишенной
звукового значенія. Сербы, усвоивъ себѣ нашу гражданскую азбуку, не
приняли однакожъ еровъ и читаютъ напримѣръ под владом турском
безъ всякаго затрудненія. Прибавлю, что A. X. Востоковъ я И. И.
1) Кажется, дѣло звука h невозвратно проиграно въ русскомъ языкѣ: ибо съ
давнихъ поръ уже онъ въ однихъ словахъ отвердѣлъ въ наше обыкновенное Г (Гол-
ландія, госпиталь, гусаръ); въ другихъ совсѣмъ выпалъ (исторія, Ираклъ), въ третьихъ
составилъ съ послѣдующею гласного звукъ е (Елена).

Срезневскій, которымъ я сообщалъ эти замѣчанія, вполнѣ согласны
со мною во взглядѣ на излишество буквы ъ въ концѣ словъ.
II (къ стр. 679).
Изъ статьи: „Орѳографическая распря" 1).
[449] Президентъ. Мы уклонились бы отъ порядка, въ какомъ
должны происходить наши совѣщанія, если бъ прямо начали съ алфа-
вита. Въ прошлое засѣданіе вопросъ объ общихъ основаніяхъ нашего
правописанія остался нерѣшонымъ, и потому неугодно ли будетъ со-
бранію приступить теперь къ обсужденію вопроса: слѣдуетъ ли произ-
весть коренное преобразованіе въ нашей ортографіи, или ограничиться
только второстепенными вопросами?
Г. К-въ положительно объявляетъ, что коренное преобразованіе въ
нашей ортографіи уже потому невозможно, что языкъ нашъ еще не
установился (Странно!)
Г. С-ій. ПрежДё всего слѣдовало бы кажется обсудить: что надобно
разумѣть подъ кореннымъ преобразованіемъ и что подъ второстепеннымъ?
Кто-то. Очень просто: коренная реформа будетъ та, которая заста-
витъ насъ учиться писать сызнова. Напримѣръ когда правописаніе бу-
детъ сближено съ выговоромъ.
Другой кто-то. Мнѣ кажется напротивъ, грамматика должна уста-
новлять выговоръ.
Г. М-нъ, которому тоже ужасно нехочется коренной реформы,
принимается доказывать, что во всемъ на свѣтѣ, то-есть рѣшительно во
всемъ, даже въ установленіи правописанія, должна быть постепенность.
.Онъ начинаетъ издалека, рѣчь его тянется, тянется. . . Присутствую-
щіе переглядываются, являются улыбки; споръ, начатый шопотомъ,
становится громче, громче. Звонокъ.
[450] Г. С-въ. Ужь если дѣлать въ нашей ортографіи измѣненія.
такъ ужъ лучше бы всего по-моему преобразовать ее вполнѣ: полумѣры
ни къ чему не поведутъ.
Кто-то замѣтилъ, что выраженіе „полумѣры" употребляется говоря
только о важныхъ реформахъ, a не о такихъ пустякахъ, какъ наше
правописаніе.
Г. К-ій. Мы живемъ въ эпоху коренныхъ преобразованій; крестьян-
1) Время 1862, № 3 (т. VIII). Чтобы отнять y этого отрывка всякій оттѣнокъ
личнаго характера, считаемъ нужнымъ означать имена участвовавшихъ въ преніяхъ
сокращенно. Сохраняемъ правописаніе и пунктуацію автора статьи, который подпи-
сался: К. Су—въ.

скій вопросъ напримѣръ совершенно долженъ преобразовать наше
общество. Поэтому мнѣ кажется и реформа въ правописаніи должна
быть коренная.
— Но ежели эта реформа не дастъ никакихъ результатовъ, всѣми
принята не будетъ?
— Поддержку мы всегда найдемъ, поддержка будетъ!
Кто-то. Кчему ломать все? Всего ломать ненужно. Кчему непре-
мѣнно коренная реформа? Лучше начать со второстепенныхъ вопросовъ,
a потомъ отъ мелочей мы доберемся и до главнаго, до полной реформы.
Г. М-пъ. Да, да, совершенно справедливо, во всемъ нужна посте-
пенность. Ныньче будутъ сдѣланы одни измѣненія, черезъ десять лѣтъ
другія, a ужъ тамъ и пойдетъ.
Кто-то (кажется г. Кл.). Ежели предпринято будетъ коренное
преобразованіе нашей ортографіи, то оно необходимо коснется или
историческаго хода нашего правописанія, или же будетъ направлено
къ полному сближенію съ выговоромъ, то-есть будетъ имѣть дѣло съ
мѣстными говорами. Стало-быть для того чтобы рѣшить, какую именно
реформу намъ слѣдуетъ предпринять, коренную или только второсте-
пенную, мы предварительно должны отвѣтить на вопросъ: что́ для
насъ важнѣе — исторія ли языка, или сближеніе ортографіи съ произ-
ношеніемъ? Если мы примемъ второе, то для того чтобы выразить на
письмѣ всѣ звуки, существующіе въ русскомъ народномъ говорѣ, во
всѣхъ нашихъ мѣстныхъ нарѣчіяхъ, намъ придется покрайней-мѣрѣ
утроить нашъ алфавитъ. A ежели мы примемъ историческое начало,
въ такомъ случаѣ путаница въ правилахъ правописанія [451] y насъ
останется попрежнему, хоть бы напримѣръ относительно употребленія
буквы п», про которую Миклошичъ совершенно справедливо говоритъ,
что русскіе до тѣхъ поръ будутъ биться съ буквой я>, пока совсѣмъ
не изгонятъ ея изъ своего алфавита.
Президентъ установляетъ поднятые вопросы въ такомъ порядкѣ:
мы должны опредѣлить 1) что́ должны разумѣть подъ кореннымъ
преобразованіемъ нашей ортографіи и что́ подъ второстепеннымъ; 2)
какъ слѣдуетъ смотрѣть на историческую основу нашего правописанія
и 3) что́ принять за норму, когда дѣло коснется сближенія нашей
ортографіи съ произношеніемъ?
Г. К. Всѣ прежнія реформы нашего правописанія касались однихъ
только мелочей и потому не имѣли успѣха; стало-быть и теперь намъ
незачѣмъ гоняться за мелочами, и толковать о томъ, какое преобра-
зованіе лучше — коренное или второстепенное, значитъ вступать въ
совершенно безполезные споры. Кчему все давнымъ-давно уже пере-
жованное пережовывать снова? По-моему ужь если дѣлать преобра-
зованіе, такъ дѣлать радикальное. Будетъ ли оно всѣми принято, нѣтъ
ли—какая намъ нужда толковать объ этомъ? На нашей сторонѣ истина—
чегожъ еще больше? Ручательство за успѣхъ самое вѣрное.

Г. С-ій- Но чтоже такое мы должны разумѣть подъ именемъ ме-
лочей? Писать напримѣръ лекарь черезъ е или черезъ ѣ, матерьялизмъ
или матерьялисмъ.
Г. К. Всего лучше будетъ начать съ крупнаго, a тамъ дойдемъ
и до мелочей.
Г- С-ій. Но всѣ главнымъ образомъ существующія разногласія въ
нашемъ правописаніи заключаются именно въ мелочахъ: такъ не лучше
ли поэтому начать съ мелочей?
Г. К> Позвольте мнѣ отклониться отъ этого вопроса. Я хотѣлъ
только заявить собранію, что что́ бы ни называли кореннымъ преобразо-
ваніемъ, во всякомъ случаѣ я объявляю себя въ пользу такого преобра-
зованія.
Г. М-въ. Мы приглашены сюда затѣмъ, чтобы условиться [452] въ
установленіи правилъ нашего правописанія и чрезъ то облегчить самое
преподаваніе этой части грамматики. Но кажется намъ нечего бояться,
что всякій будетъ писать по-своему...
Г. С-нъ. Съ этимъ нельзя согласиться: установленіе однообразія въ
правописаніи намъ необходимо для установленія самаго говора. Но
опять если мы будемъ сближать письмо съ говоромъ, мы вдадимся въ
крайность; чрезъ это мы просто уничтожимъ всякое правописаніе.
Гл К-ій. Лѣтъ двадцать тому назадъ я издалъ „Упрощеніе русской
грамматики". Въ этомъ сочиненіи... вѣроятно кто-нибудь изъ обще-
ства читалъ его?
Слышатся смѣшанные голоса: „Какже, читали, читали!... Что́ это,
К—скаго? еще бы!... всѣ читали!".
Г. Е-ій. Въ этомъ сочиненіи я предлагалъ сдѣлать коренное пре-
образованіе въ нашей грамматикѣ, и принявъ предложенную мной ре-
форму, всѣ бы легко и скоро научились писать по-русски безъ ошибки;
средство самое простое: принять вмѣсто нынѣшняго русскаго шрифта
латинскій. Я нахожу, что нашъ алфавитъ неудовлетворителенъ. Возь-
мемъ напримѣръ такую фразу: „онъ ее еще и гонитъ". Какъ про-
чтетъ ее тотъ, кто только-что еще учится читать? A вотъ какъ: „онъ
ээ эщэ и гонитъ". Все это греки. Самаго звука этого (то-есть э) нѣтъ
въ русскомъ языкѣ, онъ изобрѣтенъ y насъ греками. A y меня бы
этого небыло.
Подымается крикъ со всѣхъ сторонъ:
— Въ такомъ случаѣ надо завести школы для всѣхъ насъ! мы
должны будемъ учиться грамотѣ снова!
— Русскій шрифтъ не умретъ! Онъ будетъ жить, пока Россія не
умретъ!
— Вы обрекаете всю нашу литературу на сожженіе!
Г. К-ій. Но какъ же вы различите въ письмѣ выговоръ буквы і
напримѣръ въ словахъ „господину Головину"? Или напримѣръ вещь

и плащъ — какая тутъ разница въ выговорѣ буквы щ? Да вотъ вамъ,
чего жъ еще лучше: неудобство русскаго шрифта доказывается тѣмъ
уже, что въ прошедшее [453] совѣщаніе кто-то изъ госнодъ читав-
шихъ прочелъ умѣли вмѣсто успѣли.
Шумъ. Звонокъ.
Кто-то изъ сидящихъ за столомъ. Вотъ я сейчасъ написалъ по
вашей грамматикѣ слово еще: кажется чуть ли не десять буквъ выхо-
дитъ. Позвольте сейчасъ сосчитаю. Разъ, двѣ, три...
Г. К-ій (горько). Ну вотъ, сейчасъ и видно, что вы совсѣмъ и не
читали моей грамматики.
Смѣхъ и опять звонокъ.
Президентъ. Намъ кажется пора покончить съ вопросомъ о шрифтѣ,
тѣмъ болѣе, что съ мнѣніемъ г. К—скаго никто изъ общества не
согласенъ. Г. С—ій, кажется вамъ угодно было что-то возразить
г. К—скому.
Г. С-ій распространяется о богатствѣ русскаго языка, о прелести
нашего алфавита, вполнѣ удовлетворяющаго веѣмъ русскимъ звукамъ,
о недостаточности латинской азбуки для передачи нѣкоторыхъ рус-
скихъ звуковъ и проч.
Г. Е-ій. A y меня всѣ грамматическія правила умѣщаются на
одномъ листѣ.
Легкій смѣхъ.
Г. Ел. Преобразованіе, предлагаемое г. К—скимъ, есть больше
чѣмъ коренное преобразованіе. Кромѣ того мы видимъ, что всѣ сла-
вянскіе народы, принявшіе латинскій шрифтъ, должны были приду-
мать множество новыхъ знаковъ для передачи тѣхъ звуковъ, кото-
рыхъ латинскій алфавитъ не выражаетъ. Это...
Г. Е-ій. Да они писать не умѣютъ. (Смѣхъ).
Г. Ел. Это крайнее неудобство. A между тѣмъ Кирилъ придумалъ
начертанія, именно вызванныя нашими звуками. Для выраженія напри-
мѣръ звуковъ щ, ѣ и другихъ, вамъ придется употреблять или какіе
нибудь надстрочные знаки, или хвостикъ внизу какъ напримѣръ въ
польскомъ носовые звуки q. и ç.
Г. Е-ій (съ увлеченіемъ). Я буду безъ хвостиковъ писать.
Страшный хохотъ укрощается смирительнымъ [454] колокольчи-
комъ* Когда шумъ стихъ, г. К—скій беретъ лежащую передъ нимъ
афишу и говоритъ:
— Въ русскомъ языкѣ чрезвычайно много иностранныхъ словъ.
Вотъ напримѣръ я вамъ прочту начало этой афиши: „Концертъ въ
пользу бѣдныхъ студентовъ императорской медико-хирургической ака-
деміи". Много ли въ этой фразѣ русскихъ словъ? Прочесть ее, такъ
всякій иностранецъ пойметъ, о чемъ тутъ говорится...
Улыбки, легкій смѣхъ, шумъ, звонокъ.

Кто-то. A неугодно ли вамъ выразить латинскимъ алфавитомъ
звукъ ѣ, не прибѣгая къ комбинаціи буквъ?
Г. К-ій. Да я совсѣмъ не о томъ говорю. Я говорю, что если мы
перемѣнимъ нашъ шрифтъ на латинскій, то хоть намъ и не легче
будетъ послѣ этого учиться грамотѣ, зато иностранцамъ будетъ легче.
Вотъ я объ чемъ говорю, Ктому же наборщикамъ при вставкѣ ино-
странныхъ фразъ въ русскій текстъ не придется лазить изъ одной
кассы въ другую...
Шумъ и смѣхъ. „Это будетъ измѣненіе, a не преобразованіе!"
слышится съ одной стороны. „Да мы о себѣ хлопочемъ, a не объ
иностранцахъ! Что́ намъ до нихъ за дѣло!" раздается съ другой. Зво-
нокъ, разумѣется. Президентъ предлагаетъ обществу разсмотрѣть
вопросъ: что должно разумѣть подъ кореннымъ преобразованіемъ нашего
правописанія?
Г. Р-въ. Въ числѣ нашихъ ортографическихъ правилъ есть такія,
которыя принимаются всѣми пишущими и печатающими безусловно,
на которыя всѣ согласны; но съ другой стороны встрѣчаются и слу-
чаи разногласія въ способѣ писанья — одни пишутъ такъ, другіе
иначе, — случаи, которые легко устранить. Отсюда кажется можно
прямо заключить, что подъ коренными преобразованіями надобно по-
нимать такія измѣненія въ правописаніи, которыя касаются общепри-
нятыхъ правилъ; соглашеніе же разностей въ правописаніи я считаю
второстепенной реформой. Но теперь вопросъ: какихъ основаній дер-
жаться при коренномъ преобразованіи? Мнѣ кажется всего справед-
ливѣе — тѣхъ, [455] на которыя въ прошлый разъ указалъ г. С,
именно этимологическаго начала и фонетическаго.
Г. Н-ій. Такъ какъ дѣло идетъ о томъ, какое преобразованіе со-
вершить будетъ лучше, то позвольте мнѣ сдѣлать одно замѣчаніе въ
пользу радикальнаго преобразованія. Кругъ читающей Россіи въ на-
стоящее время можно сказать довольно еще ограниченъ; но нѣтъ ника-
кого сомнѣнія, что по мѣрѣ успѣховъ распространенія грамотности будетъ
возрастать и число читающихъ. Если теперь читающихъ y насъ най-
дется положимъ три мильона, то лѣтъ черезъ десять ихъ будетъ
можетъ быть десять мильоновъ. Имѣя это въ виду, мы кажется не
должны допускать иного преобразованія въ нашей ортографіи, какъ
только радикальное. Чѣмъ дальше мы будемъ откладывать реформу,
тѣмъ больше она будетъ становиться невозможною. Если нами будетъ
произведена коренная реформа (иной мы не допускаемъ), то послѣ-
дующее за нами поколѣніе будетъ избавлено отъ всѣхъ тѣхъ безчис-
ленныхъ затрудненій въ правописаніи, которыя теперь поминутно
сбиваютъ насъ съ толку. Настоящій моментъ какъ нельзя больше удо-
бенъ для радикальной реформы. Если наше предпріятіе — произвесть
въ нашемъ правописаніи коренную реформу — имѣетъ въ себѣ вну-

треннюю силу и за него говоритъ сама истина, то оно примется; не-
премѣнно примется. Итакъ вотъ въ чемъ заключается мое предложеніе:
въ виду распространенія грамотности необходимо произвесть радикаль-
ное преобразованіе въ нашемъ правописаньи.
— Но въ такомъ случаѣ вы затронете и общепринятыя правила...
— Чтожъ такое, если они и будутъ затронуты?
— Тогда намъ всѣмъ придется переучиваться.
— Переучиваться легче, чѣмъ учиться.
Сильный говоръ. Сквозь шумъ слышится вопросъ г. К—скаго:
„А какъ вы напишете напримѣръ что-жъ?" и чей-то отвѣтъ: „Вотъ
это-то мы и рѣшимъ тогда, какъ будетъ предпринято коренное преобра-
зованіе". Звонокъ.
[456] Президентъ. Сдѣлаемъ же теперь résumé изо всего сказан-
наго. Въ виду распространенія грамотности, въ настоящій благопріят-
ный моментъ всего лучше будетъ совершить въ нашемъ правописаніи
радикальное преобразованіе, хоть бы оно касалось и общепринятыхъ
правилъ, — принимая при этомъ то опредѣленіе радикальнаго преобразо-
ванія, какое сдѣлалъ г. Р—въ. Итакъ большинство стоитъ за корен-
ное преобразованіе. Послѣ этого мнѣ кажется лучше будетъ перейти
прямо къ разсмотрѣнію нашей рѣчи, оставя алфавитъ въ сторонѣ.
Новый Шумъ. Между прочимъ слышатся голоса:
— Да, да! A то мы никогда не кончимъ.
— Помилуйте, какже это можно! надо же вѣдь чѣмъ-нибудь кон-
чить съ алфавитомъ.
— Непремѣнно. По крайней мѣрѣ при дальнѣйшихъ обсужденіяхъ
y насъ не будетъ вопросовъ, отклоняющихъ отъ дѣла. (Звонокъ).
Президентъ предлагаетъ обществу рѣшить большинствомъ голо-
совъ вопросъ: съ чего начать обсужденіе — съ алфавита ли, или съ
частей рѣчи? Кто за части рѣчи, тотъ пусть встанетъ. Большинство
оказалось на сторонѣ сидящихъ, и потому опять потянулся споръ о
буквахъ...
III (къ стр. 718). .
Грамматическій споръ на судѣ 1).
[457] „Кавказъ" передаетъ слѣдующія свѣдѣнія о процессѣ, произво-
дившемся y одного изъ мѣстныхъ мировыхъ судей. 4-го апрѣля, въ орду-
батскомъ мировомъ участкѣ разбиралось дѣло по жалобѣ г. X. на Б.
о взысканіи съ послѣдняго въ пользу перваго 10 руб. за проигранное
пари, или, говоря юридически, о взысканіи 10 руб. по договору. Раз-
боръ дѣла происходилъ слѣдующимъ образомъ:
*) С.-Петерб. Вѣдом. 1873 г. мая G, 123.

Судья (обращаясь къ П.). »Г. X. 2б-го октября прошлаго1872 г.
подалъ мнѣ заявленіе о томъ, что 23-го октября, въ селѣ Верх.
Акулисахъ, вы между собою держали пари, т. е. заключили договоръ о
томъ, что если отъ слова завѣдывать причастіе будетъ „завѣдывающій",
то вы платите ему (указывая на г. X.) 10 руб., a если отъ него, т. е,
отъ слова завѣдывать, причастіе будетъ „завѣдующій", то онъ пла-
титъ вамъ 10 р. Въ заключеніе г. X. говоритъ—продолжаетъ судья—
что на всѣ доводы, приведенные имъ въ пользу своего мнѣнія, вы
отклонялись весьма неосновательными данными, вѣроятно, съ цѣлью
не заплатить ему условленныхъ договоромъ 10 руб.; при этомъ г. X.
представилъ русскую грамматику Н. Греча, изд. 1860 г., и указываетъ,
въ пользу своего мнѣнія, на § 83, гласящій: „Надлежитъ отличать
глаголы, кончащіеся на овать и евать, отъ глаголовъ, кончающихся
на ывать и ивать. Первые имѣютъ въ настоящемъ времени окончаніе
на ую (рисую, врачую), a послѣдніе ываю и иваю: зазываю, покрикиваю;
подчивать имѣетъ подчиваю, a не подчую" 1) — и пр., и пр., a потому
просить взыскать съ васъ эти деньги и таковыми удовлетворить его.
Что́ вы на это скажете?а
[458] Отвѣтчикъ. П. „Да, дѣйствительно я имѣлъ договоръ съ
г. X., т. е. держалъ пари объ этомъ; но дѣло въ томъ, что г. X. не такъ
понимаетъ этотъ параграфъ, на который онъ ссылается, и что y него
нѣтъ своихъ собственныхъ убѣжденій, a онъ все ссылается на чужіе
авторитеты... Кромѣ того, чтобъ опровергнуть его доводы, я могу
указать и въ литературѣ, и въ печати въ нѣсколькихъ мѣстахъ, что
это слово пишутъ: и „завѣдующій", и „завѣдывающій", но, конечно,
правильнѣе писать: „завѣдующій"... такъ обыкновенно пишутъ писаря...
я получилъ академическое воспитаніе, самъ коренной русскій и на
основаніи этого утверждаю, что это слово слѣдуетъ писать такъ, ане
иначе; притомъ же разборъ и разрѣшеніе этого вопроса зависитъ, во-
первыхъ, отъ собранія педагогическаго совѣта, a во-вторыхъ, не под-
лежитъ разсмотрѣнію мирового судьи, потому что пари есть договоръ,
исполненіе котораго зависитъ отъ совѣсти, чести и взаимнаго довѣрія
нашего другъ къ другу".
Судья (къ истцу). „Что́ вы скажете на возраженіе г. П.?а
Истецъ. „Удивляюсь, право, что г. П. можетъ хвалиться академи-
ческимъ воспитаніемъ. Академія, какъ видно, принесла г. П. мало
пользы; это доказывается, во-первыхъ, тѣмъ, что въ академіяхъ не
проходятъ грамматики, a во-вторыхъ, тѣмъ что если г. П. слушалъ
лекціи въ филологическомъ факультетѣ, то плохо слушалъ, потому
что въ русскомъ языкѣ нѣтъ глагола завѣдать, отъ котораго могло
J) Объ этомъ послѣднемъ словѣ см. приложенный въ концѣ настоящаго труда
Справочный Указатель.

бы произойти причастіе завѣдующій. Въ доказательство настоящаго
своего мнѣнія и въ дополненіе перваго моего заявленія, поданнаго
вамъ 25-го октября 1872 года, я имѣю честь представить при семъ
удостовѣреніе высшаго на Кавказѣ современнаго учебнаго началь-
ства—директора тифлисской классической гимназіи отъ 10-го ноября
1872 г. за № 465, изъ котораго видно, что такъ могутъ разсуждать
только люди, незнакомые съ русскою грамматикою"...
Отвѣтчикъ П. „Директоръ гимназіи такой же воспитанникъ выс-
шаго учебнаго заведенія, какъ и я, и авторитетъ его въ настоящемъ
дѣлѣ не имѣетъ смысла"...
[459] Судья (къ г. П.). „Позвольте остановить васъ и просить
выслушать". Судья беретъ бумагу, поданную истцомъ, и читаетъ
вслухъ: вотъ содержаніе: „Имѣю честь увѣдомить васъ (титулъ
г. X. былъ прописанъ весь), что авторитетъ Н. И. Греча слишкомъ
уважаемъ въ русской наукѣ, чтобъ сомнѣваться въ его грамматикѣ;
что же касается до собранія педагогическаго совѣта по возбужденному
вами и врачемъ П. вопросу, то это я считаю совершенно излишнимъ,
въ виду вами самими указаннаго авторитета; для незнакомыхъ съ
русскою грамматикою привосокупляю, что причастіе производится отъ
третьяго лица множественнаго числа изъявительнаго наклоненія, пе-
ремѣною окончанія на щій слѣдующимъ образомъ: гуляютъ—гуляющій,
исповѣдаютъ—исповѣдающій, исповѣдываютъ—исповѣдывающій, завѣды-
ваютъ—завѣдывающій; глагола завѣдать нѣтъ, a потому нѣтъ и при-
частія завѣдующій". Послѣ защитительной рѣчи истца судья черезъ
пять минутъ объявилъ слѣдующую резолюцію: „Г. X. въ искѣ съ
г. П. 10 руб. за пари отказать; представленные же г. X. русскую
грамматику Греча и отзывъ директора тифлисской гимназіи за № 465
возвратить ему". Настоящимъ рѣшеніемъ мирового судьи истецъ
остался недоволенъ и потому хочетъ принесть апелляціонную жалобу
подлежащей судебной власти.
Черезъ нѣсколько дней послѣ напечатанія въ С.-Петербургскихъ
Вѣдомостяхъ этого разсказа, въ той же газетѣ явилась слѣдующая
замѣтка *):
„Изъ № 123 „С.-Петербургскихъ Вѣдомостей" читателямъ извѣстно,
что въ одномъ изъ закавказскихъ судовъ разбиралось курьёзное
дѣло по грамматическому спору о томъ, какъ слѣдуетъ говорить:
завѣдывающій или завѣдующій. Защитникъ первой изъ этихъ формъ,
г. X., сослался на грамматику Греча, въ которой сказано: „Надлежитъ
отличать глаголы, кончающіеся на овать я евать, отъ глаголовъ кон-
чающихся на ывать и ивать. Первые имѣютъ въ настоящемъ вре-
мени окончаніе ую (рисую, [460] врачую), a послѣдніе ываю и иваю".
*) 1873 мая 12, № 129.

Но потомъ, забывъ это правило, г. X. отвергаетъ форму завѣдующій
уже на томъ основаніи, что нѣтъ глагола завѣдать (онъ вѣрно хо-
тѣлъ сказать: завѣдовать). Правда, что этотъ глаголъ въ неопредѣ-
ленномъ наклоненіи не употребителенъ; но вѣдь не болѣе употреби-
тельны формы: сказовать, обязовать, наказовать, a между тѣмъ встрѣ-
чаются слова: сказуемое, обязуюсь, наказую. Что́ же это значитъ? Восто-
ковъ, имѣвшій болѣе глубокое филологическое образованіе, нежели
Гречъ, обратилъ въ своей грамматикѣ вниманіе на древнее родство
глагольныхъ окончаній овать и ывать, которыя иногда поперемѣнно
являются въ одномъ и томъ же глаголѣ, смотря по тому, принадле-
житъ ли форма церковно-славянскому, или русскому языку: въ пер-
вомъ довольно обычны глаголы: проповѣдовати, испытовати, сказовати,
связовати, a сообразно съ тѣмъ и въ настоящемъ времени изъявитель-
наго наклоненія возможна двоякая форма: исповѣдываю и исповѣдую,
проповѣдываю и проповѣдую, испытываю и испытую, указываю и указую,
связываю и связую и проч. Желающіе подробнѣе ознакомиться съ этимъ
вопросомъ найдутъ нѣсколько замѣтокъ о немъ въ недавно изданныхъ
„Филологическихъ Разысканіяхъ" *) и т. д. Такимъ образомъ, ясно,
что и глаголъ завѣдывать можетъ имѣть въ настоящемъ двоякое
окончаніе (завѣдываю и завѣдую), a слѣдовательно и обѣ причастныя
формы, каждому изъ нихъ соотвѣтствующія, вполнѣ законны".
IV.
Нѣсколько Разъясненій по поводу замѣчаній о книгѣ «Русское
Правописаніе».
Записка, читанная во ІІ-мъ Отд. Имп. Академіи наукъ. 2).
Успѣхъ книги „Русское правописаніе" при появленіи ея и же-
ланіе сдѣлать все возможное для ея усовершенствованія въ новомъ из-
даніи побудили меня тогда же обратиться чрезъ газеты къ лицамъ,
интересующимся этимъ дѣломъ, и въ особенности къ преподавате-
лямъ русскаго языка, съ просьбою присылать мнѣ свои замѣчанія на
быстро распространявшуюся книгу.
Вскорѣ мнѣ было доставлено не мало письменныхъ сообщеній, й въ
печати явилось нѣсколько отзывовъ объ академическомъ руководствѣ.
Естественно было, что въ дѣлѣ, для всякаго близкомъ и въ ко-
торомъ поэтому всякій считаетъ себя полноправнымъ судьею, оказа-
1) См. выше стр. 718.
2) Сборникъ Отдѣл. русск. языка и слов., т. XL, 1"887, и отд. оттискъ.

лось чрезвычайное разнообразіе взглядовъ: не было ни одного вопроса,
по которому не обнаружилось бы двухъ противоположныхъ между
собою мнѣній Такъ одинъ жалѣлъ, что академія не ввела въ наше
правописаніе болѣе рѣзкихъ измѣненій, другой напротивъ былъ недо-
воленъ тѣмъ, что она иногда отступаетъ отъ общаго употребленія;
одинъ упрекалъ насъ за недостаточную рѣшительность нѣкоторыхъ
правилъ, другой одобрялъ выражающуюся въ этомъ терпимость,
вполнѣ согласную съ свободнымъ развитіемъ самаго языка.
Къ сожалѣнію, большинство упускало изъ виду ту основную идею,
которой мы держались и которая была ясно высказана нами: не пре-
образовывать русское правописаніе, вообще стоящее на вѣрномъ пути,
взялись мы, a желали только упорядочить его, соображаясь съ господ-
ствующимъ обычаемъ, исправляя лишь явно ошибочное, рѣшая сомнѣ-
ніе въ спорныхъ случаяхъ, приводя въ сознаніе то, что́ писалось
безсознательно. Всѣ получавшіяся мною, крайне разнообразныя замѣ-
чанія подвергаемы были тщательному обсужденію, и тѣ изъ нихъ,
которыя не противорѣчили нашему основному взгляду, принимались
во вниманіе. На основаніи ихъ уже во второмъ и въ послѣдующихъ
изданіяхъ руководства сдѣланы были кое-какія измѣненія, правда,
не въ способѣ написанія словъ, отъ котораго отступать не было доста-
точныхъ причинъ, a только въ нѣкоторыхъ объясненіяхъ и подроб-
ностяхъ правилъ, въ дополненіяхъ какъ въ текстѣ книги, такъ и осо-
бенно въ справочномъ указателѣ.
Приступая теперь къ 5-му изданію руководства, я счелъ обязан-
ностью пересмотрѣть всѣ дошедшія до меня въ теченіе года замѣча-
нія, и намѣренъ въ настоящей запискѣ разобрать тѣ изъ нихъ, кото-
рыя въ томъ или другомъ отношеніи заслуживаютъ вниманія; сверхъ
того я предполагаю дать здѣсь нѣсколько объясненій по высказаннымъ
нѣкоторыми лицами недоразумѣніямъ.
При установленіи письма для какого бы ни было языка правопи-
саніе естественно бываетъ чисто-фонетическимъ, т. е- по воз-
можности воспроизводитъ слышимые звуки рѣчи; но въ сущности на-
писанное слово никогда не можетъ быть въ полномъ смыслѣ точнымъ
изображеніемъ произносимаго.
Мы говоримъ, что каждый языкъ имѣетъ опредѣленное число члено-
раздѣльныхъ звуковъ, но это только относительно справедливо. На
дѣлѣ въ произношеніи каждаго звука можетъ быть почти безчислен-
1) При самомъ выходѣ книги одинъ почтенный ученый выразилъ мнѣ сожалѣніе,
что я лишу: проектъ, a не „проэктъ". Въ тотъ же день другой встрѣтилъ меня одо-
бреніемъ за многое, найденное имъ въ этой книгѣ, и между прочимъ за то, что я
пишу не „проэктъ", a проектъ, соображаясь съ латинскимъ projectum, тѣмъ болѣе
что „проэктъ" грѣшитъ и противъ русской фонетики, требующей е, a не э послѣ дру-
гой гласной.

ное множество оттѣнковъ. Объяснимъ это примѣромъ. Извѣстно, что
согласные к и m образуются, первый прикосновеніемъ спинки языка
къ небу, второй прижатіемъ кончика языка къ верхнимъ зубамъ,
Но въ томъ и другомъ случаѣ можно представить себѣ цѣлую линію
точекъ, къ которымъ поперемѣнно можетъ прикасаться языкъ, и резуль-
татъ прикосновенія къ каждой точкѣ будетъ иной, т. е. звукъ отъ
малѣйшаго видоизмѣненія мѣста будетъ видоизмѣняться. Между точ-
ками прикосновенія для артикуляціи к и m будетъ даже одна такая,
въ которой оба звука почти не представятъ разницы. Это различіе
произношенія звуковъ служитъ собственно источникомъ происхожденія
различныхъ говоровъ или нарѣчій. Но есть еще другое обстоятель-
ство, по которому писанное слово не можетъ во всей точности пере-
давать произносимое: между двумя звуками, соединяемыми между со-
бой въ живой рѣчи, всегда бываютъ переходы, правда почти неулови-
мые для слуха, но тѣмъ не менѣе существующіе: они на письмѣ не
означаются. Мы означаемъ буквами только нѣкоторые характеристи-
ческіе, или, такъ сказать, центральные оттѣнки цѣлаго ряда звуковъ:
для всѣхъ видоизмѣненій к, т и др. имѣемъ только по одной буквѣ г).
Вопросъ, въ какой степени русское правописаніе отвѣчаетъ цѣли
воспроизводить господствующую на обширномъ пространствѣ Россіи
живую рѣчь, можетъ быть рѣшаемъ различно: если имѣть въ виду,
что азбука наша составлена изъ ц.-славянской и не имѣетъ знаковъ
для нѣкоторыхъ звуковъ русскаго языка (особенно для неопредѣлен-
ныхъ гласныхъ), то надо конечно сознаться, что письмо наше въ фо-
нетическомъ отношеніи неудовлетворительно; но если помнить двоя-
кое значеніе нашихъ гласныхъ и весьма положительные законы про-
изношенія нашихъ согласныхъ при встрѣчѣ ихъ между собою и въ
концѣ словъ, то мы придемъ къ заключенію, что и теперь еще наше
письмо въ значительной мѣрѣ сохранило фонетическій характеръ,
т. е. за сказанными ограниченіями, слова y насъ пишутся такъ, какъ
они произносятся: мы не знаемъ тѣхъ сочетаній буквъ для означенія
одного звука, которыми такъ изобилуетъ письмо нѣмецкое, француз-
ское, англійское, польское или чешское. Но вмѣстѣ съ тѣмъ фонетическое
начало письма y насъ подчинено этимологическому, требующему, что-
бы въ начертаніяхъ ясны были слѣды происхожденія и состава словъ.
Только изрѣдка это требованіе нарушается.
Русское правописаніе развивалось постепенно изъ церковно-славян-
скаго, но подъ вліяніемъ произношенія, во многихъ случаяхъ рѣзко
отличающагося отъ фонетики славянской: явилась потребность сбли-
*) Н. Paul. Zur orthographischen Frage, Berlin 1880, Cp. замѣчанія Сиверса o
переходныхъ звукахъ въ его „Основаніяхъ фонетики" (Филол. Разысканія, выше
стр. 561).

жать старинное историческое письмо съ живою рѣчью, но, разумѣется,
безъ системы и не всегда послѣдовательно, однакожъ во многихъ
случаяхъ такъ положительно, что на этомъ основался обычай, про-
изошло общее соглашеніе. Естественно, что въ раннемъ періодѣ цсл.
письма сохранялись многія чисто-фонетическія начертанія. Это замѣтно
особенно въ двухъ случаяхъ: во-первыхъ, при слитномъ письмѣ словъ съ
предлогами, напр. когда писалось: иштезнути, ищезъ, иштитати, вмѣсто:
изчезнути, изчезъ, изсчитати, или: иждивение, ицѣление, ИШЪСТВИЕ,
ВОЖДЕЛАТИ, вм. изживеніе, исцѣленіе и т. д., и даже просто въскричати
вм. възкричати, и во-вторыхъ, при такомъ же сліяніи предлога съ
другимъ слогомъ, для избѣжанія удвоенія звуковъ, не свойственнаго
цсл. языку; такъ писали: расъмотрити, расѣяти, расѣшти. Въ Остром.
евангеліи мы находимъ: ицркве, ИШЪДЪ, раширіяжтъ. Почти во всѣхъ
подобныхъ случаяхъ русскій языкъ, на основаніи этимологіи, согласной
съ его произношеніемъ, возстановилъ цѣльность предлога, давъ ему въ
слитномъ письмѣ, по древнему обычаю, фонетическое окончаніе с вмѣсто
этимологическаго з, но не поступилъ подобно этому съ предлогами,
оканчивающимися на д (над, под, пред) и не замѣнилъ это д буквою
m передъ безголосными звуками. Такимъ же образомъ русскіе, по склон-
ности ихъ фонетики къ усиленію звука н между двумя гласными, во
всѣхъ страдательныхъ причастіяхъ полной формы стали писать два
и: желанный, спасенный. Такое же усиленіе звука m оказалось въ
русской формѣ неопр. накл. итти, который въ цсл. писали съ однимъ т.
Всѣ частныя явленія этого рода, которыхъ вообще немного, объ-
яснены въ руководствѣ, каждое въ своемъ мѣстѣ. Можно бы, пожа-
луй, указать нѣсколько категорій такихъ явленій, но это такъ просто,
что всякій смышленый преподаватель самъ легло сумѣетъ ихъ вывести.
Двѣ изъ нихъ сейчасъ уже были упомянуты; именно, фонетическое право-
писаніе имѣетъ мѣсто: 1) въ силу закона уподобленія звуковъ, ко-
торый иногда не сходится съ словопроизводствомъ: измѣненію, до
требованію слуха, подвергаются особенно свистящіе з, с я гортанный к
въ предлогахъ и нарѣчіяхъ; такъ, вмѣсто: „возходъ, изполнять", пишутъ:
„восходъ, исполнять; вмѣсто: сдѣсь, весдѣ" пишутъ: здѣсь, вездѣ; вмѣсто
„кдѣ" пишутъ гдѣ. Мы видимъ тутъ приспособленіе предшествую-
щей согласной къ послѣдующей въ мѣстоименныхъ корняхъ; изрѣдка
встрѣчается такое измѣненіе и въ словахъ глагольнаго или веществен-
наго корня, какъ-то: мягкій, ноздри, отверстіе, вмѣсто „мяккій" и
т. д.; 2) вслѣдствіе наклонности органовъ рѣчн усиливать произно-
шеніе согласныхъ н и т между двумя гласными, кавъ видно изъ
приведенныхъ выше случаевъ; 3) по требованію произношенія опу-
скать одну изъ трехъ или даже четырехъ рядомъ стоящихъ согласныхъ;
такъ пишутъ: „склянка, если, четверга, вмѣсто: стклянка, естьли, чет-
вертка'4; 4) по требованію слуха замѣнять гласную, хотя и правильную

по закону словопроизводства или морфологіи, но въ произношеніи усту-
пающую мѣсто другой, ясно слышимой, когда напр. пишутъ: прямой,
дорогой, вмѣсто: „прямый, дорогій"; кружокъ, лицо вмѣсто: „кружекъ,
лице"; латынь, псалтырь, вмѣсто: „латинь, псалтирь"; ребенокъ, вмѣсто
„робенокъ"; и 5) вслѣдствіе сліянія двухъ согласныхъ въ одну или
превращенія ихъ въ другія двѣ согласныя, напр. въ словахъ: По-
лоцкъ, двадцатъ, вожделенный, вмѣсто: „Полотскъ, двадсять, возже-
лѣнный".
Правда, что для примѣненія того или другого начала письма къ
данному случаю нѣтъ опредѣленнаго правила, и въ предпочтеніи одного
изъ нихъ встрѣчается непослѣдовательность, даже противорѣчіе,
напр. пишутъ двадцать и въ то же время оставляютъ с въ мѣсто-
именіи ся послѣ m въ глаголахъ, напр. пишутъ дѣлаться, a не „дѣ-
латца", но въ томъ-то и дѣло, что въ правописаніи, какъ и въ са-
момъ языкѣ, рѣшающее значеніе оканчательно принадлежитъ утвер-
дившемуся обычаю, преданію и соглашенію. Ломоносовъ писалъ:
дватцать, тритцать\ но послѣдующая практика рѣшила по-своему:
въ первой половинѣ этихъ числительныхъ именъ она сдѣлала поправку
въ пользу этимологіи, замѣнивъ m буквою д, a во второй удержала
уступку фонетикѣ. Вообще же правило Ломоносова, узаконяющее равно-
мѣрное участіе обоихъ началъ въ русскомъ письмѣ, чрезвычайно вѣрно
и никогда не утратитъ своей силы: „Въ правописаніи", сказано имъ,
„наблюдать надлежитъ: 1) чтобы оно не удалялось много отъ чистаго
выговора, и 2) чтобы не закрылись совсѣмъ слѣды произвожденія и
сложенія рѣченій". Замѣчательно, что тутъ на первомъ мѣстѣ по-
ставлено фонетическое требованіе. Этимъ-то требованіемъ оправдывает-
ся между прочимъ наше правило писать въ род. пад. ед. ч. муж. и
ср. р. прилагательныхъ именъ: простого, дорогою, ибо что́ можетъ
быть противнѣе обычному выговору какъ формы: простаго, дорогаго?
На возраженіе, почему же мы въ этомъ случаѣ не проводимъ фоне-
тическаго начала до конца и не пишемъ: „простова, дорогова", я уже
объяснялъ, что звукъ г въ этой формѣ y всѣхъ славянскихъ народовъ
составляетъ ея исконную принадлежность, тогда какъ предшествую-
щая этому звуку гласная въ разныхъ славянскихъ нарѣчіяхъ быва-
етъ-различна (напр. въ цсл. а, въ сербскомъ о, въ польскомъ е\ и
притомъ окончаніе родит. падежа на ого изстари узаконено въ мѣсто-
именіяхъ, y которыхъ именит. падежъ ед. ч. муж. р. оканчивается
на ой и которыя по формѣ своей ничѣмъ не отличаются отъ дру-
гихъ прилагательныхъ. Наконецъ, y насъ давно уже многіе и въ при-
лагательныхъ пишутъ ого. но никто не пишетъ ова, помня неудав-
шуюся въ 1830-хъ годахъ попытку Лажечникова. Замѣчаніе,
будто ого есть исключительно мѣстоименная флексія, устраняется тѣмъ,
что и въ мѣстоименіяхъ прилагательной формы, y которыхъ именит.

падежъ ед. ч. муж. род. оканчивается не на ой съ удареніемъ, роди-
тельный получаетъ окончаніе аго: котораго, онаго.
Такимъ образомъ наше фонетико-этимологическое письмо образо-
валось въ теченіе нѣсколькихъ вѣковъ на основаніи однихъ и тѣхъ же
началъ и можетъ продолжать свое дальнѣйшее развитіе не иначе
какъ тѣмъ же историческимъ путемъ. Въ обоихъ отношеніяхъ письмо
наше можетъ подвергаться измѣненіямъ, какъ было и до сихъ поръ,
согласно съ тѣми двумя разумными правилами, которыя такъ ясно
высказаны Ломоносовымъ. Въ прошломъ мы имѣемъ тому нѣсколько
примѣровъ: такъ по первому правилу, т. е. чтобы письмо не слишкомъ
противорѣчило выговору, лѣтъ сорокъ тому назадъ стали писать
кривой, другой вм. „кривый, другій"; по второму правилу исправлена
напр. орѳографія словъ: вѣдь, мелкій, прилежный, поперекъ, истина,
январь, которыя прежде писались: „вить, мѣлкій, прилѣжный, попе-
регъ, истинна, генварь".
Но никакой будущности не имѣютъ предположенія тѣхъ, которые
думаютъ, что со временемъ удастся ввести y насъ вполнѣ фонети-
ческое правописаніе: письма́, точно такъ же какъ и самаго языка,
нельзя свести съ его исторической почвы и двинуть по новой искус-
ственной колеѣ. Еслибъ даже кому-нибудь вздумалось пополнить нашу
азбуку недостающими буквами, то затѣмъ оставалось бы еще рѣшить
вопросъ: гдѣ взять норму общаго веѣмъ русскимъ произношенія каж-
даго елова? Узналъ ли бы всякій въ читаемомъ имъ начертаніи то
слово, которое пишущій, по обычному въ окружающей его средѣ
произношенію, хотѣлъ изобразить? Явилось бы по нѣскольку мнѣній
о томъ, какъ писать одно и то же слово, и тутъ-то началась бы на-
стоящая путаница въ правописаніи. Довольно примѣровъ того мы уже
видѣли въ странахъ, гдѣ производятся попытки замѣнять установив-
шееся историческое письмо фонетическимъ: y каждаго нововводителя
своя система, которая и остается въ тѣсномъ кругу его послѣдовате-
лей. Да и y насъ уже не мало было безплодныхъ попытокъ пере-
дѣлывать русскую азбуку и писать по произношенію, какъ можно
видѣть изъ очерка исторіи нашего правописанія во 2-й части моихъ
Филологическихъ Разысканій.
Слово должно имѣть на письмѣ такую же опредѣленную, всѣми при-
знанную и всѣми тотчасъ узнаваемую форму, какую оно имѣетъ въ живомъ
языкѣ: тогда только письменный образъ слова вызываетъ непосредственно,
безъ пособія звуковой его формы, заключающееся въ немъ понятіе:
вотъ почему важно единообразное правописаніе. Но достигнуть полнаго
единообразія, совершеннаго согласія орѳографіи всѣхъ пишущихъ
никогда не удастся: письмо, какъ и самый языкъ, живетъ, разви-
вается, имѣетъ свою исторію, и нѣкоторое въ немъ колебаніе во
всякій моментъ этой исторіи будетъ неизбѣжно. Поэтому и не должно

слишкомъ смущаться кое-какими орѳографическими разнорѣчіями и
относиться пёдантически ко всякому отступленію отъ того или дру-
гого. признаваемаго лучшимъ правописанія. Какъ не вспомнить тутъ
замѣчательной статьи Якова Гримма: „Ueber das pedantische in der
deutschen spräche", изъ которой иное можно бы примѣнить и къ на-
шимъ черезчуръ взыскательнымъ грамотеямъ. Можно ли, напримѣръ,
ставить ученику въ ошибку, когда онъ напишетъ жолтый вм. желтый
или козакъ вм. казакъ и т. п.? Остерегаться надо, между прочимъ,
излишней требовательности въ отношеніи къ переносу слоговъ изъ
одной строки въ другую: вотъ почему я не могу согласиться съ
г. Соломоновскимъ насчетъ важности затрудненій, которыя онъ встрѣ-
чаетъ при соблюденіи изложенныхъ въ руководствѣ правилъ по этому
предмету
Изъ необходимости заботиться о единообразіи письма не слѣдуетъ
равнымъ образомъ, что когда слово въ живомъ языкѣ имѣетъ двоякую
форму, грамматикъ долженъ произвольно устанавливать на письмѣ
одно болѣе нравящееся ему начертаніе: онъ не только не обязанъ
дѣлать это, но не имѣетъ на то никакого права. Отсюда видно,
какъ несправедливы были упрекавшіе насъ въ томъ, напр., что мы
говорили: „обращеніе о въ a при образованіи многократнаго вида y
насъ еще не вполнѣ установилось", или когда мы признавали двѣ
формы, наприм. для словъ: кувырнуть и кувыркнутъ, занавѣсъ и зана-
вѣсъ, заматерѣлый и заматорѣлый и т. д. Обѣ формы этихъ и мно-
гихъ другихъ словъ въ языкѣ существуютъ, и выборъ той или другой
въ данномъ случаѣ можетъ и долженъ быть предоставленъ пишущему.
Были однакожъ критики, которые ставили намъ въ заслугу допущеніе
двоякихъ формъ. Такъ профессоръ Варшавскаго университета А. И.
Смирновъ замѣтилъ: „Прекрасную сторону указателя ак. Грота соста-
вляетъ то, что онъ часто даетъ въ немъ мѣсто двумъ формамъ, оди-
наково употребительнымъ на письмѣ или одинаково распространеннымъ
въ выговорѣ. Этимъ устраняется педантизмъ, вольный и невольный,
отъ котораго рѣдкіе изъ преподавателей могутъ быть свободны" 2).
Если вѣрить газетному реферату, другой критикъ (г. Стоюнинъ) въ
собраніи преподавателей даже заявилъ, что допущеніе нѣкоторыхъ
словъ въ двоякой формѣ составляетъ существенное достоинство нашего
руководства. Это однакожъ не значитъ, что мы принимаемъ два спо-
соба писать слово; это только значитъ, что мы не передѣлываемъ
языка, a допускаемъ и на письмѣ обѣ существующія въ немъ формы,
J) См. статью И. С. Соломоновскаго: „Психологическая справка по поводу
преподаванія словопроизводства" въ Филологическихъ Запискахъ г. Хованскаго
1886, вып. 1.
2) Р. Филол. Вѣстникъ 1885, вып. 3. Мои замѣчанія см. въ 1-мъ вып. этого
журнала на 1886 г.

потому что не считаемъ себя въ правѣ признавать во всѣхъ случаяхъ
только одну изъ нихъ.
Часть доклада г. Стоюнина была напечатана *): несомнѣнно вѣрна
его мысль, что перемѣны въ общепринятомъ правописаніи не должны
быть проводимы черезъ школу. Это было еще прежде выражено и
мною: по поводу предложенія одного критика ввести новое исключи-
тельно-этимологическое письмо, я замѣтилъ, что „школа должна чу-
ждаться всякихъ опытовъ, еще сомнительныхъ въ своемъ результатѣ
и можетъ-быть непримѣнимыхъ въ будущемъ" 2). Г. Стоюнинъ
совершенно правъ, указывая на противорѣчіе, въ какое ученики бу-
дутъ поставлены, когда увидятъ, что ихъ учатъ писать многія слова
не такъ, какъ пишутъ въ книгахъ и всѣ грамотные люди. На этомъ
основаніи я согласенъ, что хотя мое производство слова ветчина отъ
корня вяд и неоспоримо и со временемъ вѣроятно установится соот-
вѣтственное его начертаніе, однако покуда лучше сохранить прежнюю
историческую форму, въ которой это слово издавна является въ рус-
скомъ письмѣ. Совсѣмъ иное представляетъ вопросъ: какъ поступать
въ школѣ съ такими словами, которыя и въ печати пишутся двумя
или тремя способами? Если каждый изъ этихъ различныхъ способовъ
имѣетъ то или другое основаніе, то можно, пожалуй, согласиться съ
мнѣніемъ г. Стоюнина, что „дѣло учителя въ такихъ случаяхъ сво-
дится къ тому, чтобы, признавъ законными существующія начертанія
и указавъ ихъ, выбрать одно какъ наиболѣе правильное и предложить
своимъ ученикамъ держаться этого начертанія". Но бываетъ и такъ,
что въ печати безпрестанно являются ошибочно написанныя слова,
какъ напр. болѣнъ, видѣнъ (вм. боленъ, виденъ), цаловать (вм, цѣло-
вать), ушибленъ (вм. ушибенъ), хлопочатъ (вм. хлопочутъ), сыпятъ
(вм. сыплютъ). Неужели учитель долженъ допускать такія ошибки
только потому, что ученикъ видитъ ихъ въ книгахъ? Конечно, нѣтъ:
явно ошибочныя начертанія должны быть исправляемы, несмотря на
ихъ обычность, и устраненіе ихъ изъ литературы возможно только
путемъ школы. Но и независимо отъ словъ такого рода важно все-
таки, чтобы въ школѣ господствовало по возможности единообразное
письмо, a этого нельзя достигнуть предоставленіемъ каждому препо-
давателю выбора той или другой орѳографіи: многими уже было обра-
щаемо вниманіе на неудобства, могущія происходить отъ такого произ-
вола при перемѣнѣ учителя или при переходѣ изъ одного класса въ
другой, изъ одного заведенія въ другое. Нельзя поэтому отри-
цать справедливость мнѣнія, которое въ послѣднее время не разъ
!) Въ журналѣ Женское Образованіе, февр. 1886 г.
2) См. Приложеніе къ 4-му изданію „Русскаго Правописанія"; также Филолог.
Разысканія, II, выше стр. 635.

было выражаемо въ печати, — о необходимости обязательнаго право-
писанія для школы. Это поняли нѣмцы: въ Пруссіи, въ 1870-хъ го-
дахъ, министерство просвѣщенія рѣшилось принять мѣры для введе-
нія во всѣхъ учебныхъ заведеніяхъ одной и той же орѳографіи. Со-
звана была комиссія изъ филологовъ и преподавателей, и по состояв-
шемуся въ ней, послѣ долгихъ преній, соглашенію, издана правитель-
ствомъ книжечка подъ заглавіемъ: „Правила правописанія и списокъ.
словъ для употребленія въ прусскихъ школахъ" !). Передъ спискомъ
сдѣлано примѣчаніе: „Прибавленное въ скобкахъ при нѣкоторыхъ
словахъ написаніе не обязательно, но не должно считаться ошибоч-
нымъ". Полкнижки (21 стр.) занято правилами, a другая половина
(22—46) спискомъ словъ. To же самое сдѣлано въ Баваріи и въ нѣ-
которыхъ другихъ странахъ Германіи, при чемъ однакожъ не вездѣ
введены одни и тѣ же правила.
Само собою разумѣется, что и при такомъ обязательномъ письмѣ
остается въ своей силѣ требованіе, чтобы учитель умѣлъ отличать
важныя разнорѣчія отъ неважныхъ и чтобы предписываемая орѳогра-
фія была въ возможной степени согласна съ наиболѣе распространен-
нымъ въ литературѣ письмомъ.
По этой-то причинѣ мы не сочли возможнымъ вывести изъ упо-
требленія ѳиту, которая, несмотря на толки о ея излишествѣ, упорно
держится въ бо́льшей части книгъ и періодическихъ изданій. Ломо-
носовъ, хотя и изгонялъ ее изъ русской азбуки, однакожъ самъ на
практикѣ употреблялъ ее.
Вообще надо быть осторожнымъ при обсужденіи нѣкоторыхъ замѣ-
чаній руководства относительно письма иностранныхъ заимствован-
ныхъ словъ.
У насъ пишутъ: Кронштадтъ и: Соединенные штаты; вста-
рину писали олтарь, нынче же пишутъ алтарь (отъ лат. altare); до
1840-хъ годовъ писали: Вестминстеръ, Вашингтонъ^ a съ тѣхъ поръ
многіе стали писать: Уэстминстеръ, Уашингтонъ; названіе Мехика
болѣе и болѣе вытѣсняетъ прежнее Мексика: не значитъ ли это, что
русское правописаніе иностранныхъ словъ справляется съ ихъ по-
длиннымъ звуковымъ составомъ? Поэтому нельзя считать безусловно
справедливымъ правило, противопоставляемое нашему, будто вообще
„иностранныя слова нужно писать согласно съ произношеніемъ ихъ
въ русскомъ говорѣ", нельзя тѣмъ болѣе, что произношеніе можетъ
нерѣдко быть сомнительнымъ, напр. относительно удвоенія согласныхъ.
Этотъ послѣдній вопросъ представляетъ особенную трудность. Повторю
l) Regeln und Wörterverzeichniß für die deutsche Rechtschreibung, zum Gebrauch in den
preußischen Schulen. Подробное объясненіе основаній установленной здѣсь орѳографіи
явилось въ особой книгѣ подъ заглавіемъ: .Kommentar zur preußischen Schulorthographie,
von Wilmanns, Berlin 1880.

здѣсь то, что было сказано мною въ другомъ мѣстѣ".1): „Относительно
удвоенія согласныхъ въ заимствованныхъ словахъ одинъ изъ нашихъ
критиковъ полагаетъ, что лучшимъ способомъ рѣшить этотъ вопросъ
было бы во всѣхъ чужихъ словахъ отбросить вторую согласную, т. е.
писать, напр., „комисія, асесоръ". Но самъ же онъ прибавляетъ: „за
немногими исключеніями (касса, масса, ванна, вилла и т. п.)а. Вотъ
въ этихъ-то исключеніяхъ и кроется вся бѣда, потому что отъ при-
веденныхъ и имъ подобныхъ словъ есть производныя; слѣдовательно
придется также писать, напримѣръ: кассиръ, кассовый, массивный, вил-
леджіатура. Отъ колонна пойдетъ колоннада, колонновожатый. Затѣмъ,
нельзя же не только во множествѣ собственныхъ именъ, но и въ
нѣкоторыхъ нарицательныхъ не удвоять согласныхъ для отличія
одного имени отъ другого, напр., Мюллеръ (Müller) отъ Мюлеръ
(Mühler), Келлеръ (Keller) отъ Кэлеръ (Köhler), балъ отъ балла, гре-
ческое фило (philo) отъ филло (phyllo, напримѣръ, въ словѣ phyl-
loxéra). Оказывается, что намъ вполнѣ освободиться отъ удвоенія
согласныхъ въ словахъ иностраннаго происхожденія невозможно. Нѣко-
торому различію въ начертаніи ихъ не слѣдуетъ придавать слишкомъ
большой важности. Но зачѣмъ же мы станемъ, вопреки произно-
шенію и общепринятому обычаю образованныхъ народовъ, писать,
напр., преса, принцеса, Одеса, Прусія, програма и т. д.?а Остается
только согласиться, въ какихъ именно словахъ слѣдуетъ удвоять
букву, и въ какихъ это не нужно, т. е. поступить такъ, какъ посту-
пили французы, принявъ за авторитетъ словарь своей академіи.
Въ одной изъ газетъ было напечатано, что собраніе преподава-
телей сочувственно отнеслось къ правилу, будто бы помѣщенному въ
„Русскомъ Правописаніи", о выбрасываніи слога ир изъ глаголовъ
иностраннаго происхожденія, напр. цитовать, формуловать. Референтъ
не раздѣляетъ этого сочувствія и приводитъ нѣсколько примѣровъ
(галопировать, драпировать, лавировать, маршировать, пародировать)
въ доказательство, что обычай переводить такимъ способомъ въ рус-
скій языкъ нѣмецкіе глаголы на iren обратился уже въ законъ рус-
скаго языка, отъ котораго (будто бы) никто и не думаетъ отступать.
По поводу этихъ замѣчаній я долженъ заявить: во-первыхъ, что
въ цѣлой книгѣ „Русское Правописаніе" нѣтъ ни слова о глаголахъ этой
формы (какъ предметѣ, вовсе не относящемся къ орѳографическимъ
вопросамъ), a есть два-три случая, въ которыхъ при объясненіи правилъ
говорится, что звуки артикулуются, что гласные бываютъ йотованные
(термины, которые употреблялись уже и другими), да въ справочный ука-
затель занесены глаголы: импровизовать, организовать, парализовать,
формуловать, цитовать, какъ образчики попытокъ сокращать неуклю-
*) Въ газетѣ Новости 1885, № 326, по поводу замѣчаній г. Малорошвилова.

жее полунѣмецкое окончаніе, по крайней мѣрѣ тамъ, гдѣ этому сокра-
щенію не противится слишкомъ закоренѣлая привычка: „Такія по-
пытки, сказано въ моихъ Филолог. Разысканіяхъ (II, выше, стр. 773), ко-
нечно заслуживаютъ одобренія, но не всегда бываютъ удачны". Во-вто-
рыхъ, нельзя сказать, чтобы оканчивать заимствованные глаголы на иро-
вать сдѣлалось закономъ: недавно стали вводить въ употребленіе
глаголы скомбиновать и скомпоновать (послѣдній впрочемъ взятъ, ка-
жется, съ польскаго). И между менѣе новыми словами не мало ино-
странныхъ глаголовъ, оканчивающихся на овать безъ вставки ир;
таковы напр. аттестовать, конфирмовать, пасовать, претендовать^
рекомендовать, трактовать, ревизовать, линевать, не говоря уже о
тѣхъ глаголахъ, которые, независимо отъ нѣмецкой или французской
формы, образованы прямо отъ пришлаго существительнаго: критико-
вать, фабриковать, интересовать, пробовать, танцовать, титуловать
и т. п. отъ именъ: критика, фабрика и проч.
Защитникамъ русскихъ глаголовъ на ировать не худо ознакомиться
со взглядомъ самихъ нѣмцевъ на окончаніе, которое мы y нихъ такъ
покладно заимствовали. Вотъ что говоритъ Яковъ Гриммъ по этому
предмету: „Нѣкоторыя чуждыя нѣмецкому языку формы получили въ
немъ непомѣрное развитіе. Лучшимъ тому примѣромъ могутъ служить
безчисленные глаголы на ieren. Изъ разсмотрѣнія ихъ оказывается,
что въ средне-нѣм. ихъ было около ста (теперь 160 слишкомъ) и что
до второй половины XII стол. ничего подобнаго въ Германіи не было;
они явились только путемъ придворной поэзіи, имѣвшей романское
происхожденіе. Естественно, что при заимствованіи иностранныхъ
словъ языкъ усвоиваетъ себѣ только самое слово, a отъ чуждой флек-
сіи отказывается; но y насъ въ этихъ глаголахъ звукъ г — романская
форма латинскаго инфинитива, которая во всякомъ другомъ накло-
неніи тотчасъ исчезаетъ, — удержанъ въ цѣломъ спряженіи: надо
сознаться, что нѣмцы показали самое грубое пониманіе чужой формы,
введя въ свое подражаніе знакъ инфинитива и характерно сохранивъ
его вездѣ, a къ этому привѣсивъ еще и свой собственный знакъ" 1).
Относительно главы о знакахъ препинанія намъ было замѣчено,
что основывать употребленіе ихъ на пріостановкахъ или паузахъ въ
чтеніи неправильно, и что будто вѣрнѣйшимъ указаніемъ въ этомъ
дѣлѣ служитъ интонація, состоящая въ повышеніи и пониженіи го-
лоса, и т. д. Не надо забывать, что пріостановки въ чтеніи были
поставлены нами въ зависимость отъ раздѣленія рѣчи на прёд-
ложенія, находящіяся въ большей или меньшей связи между собою.
Тѣмъ не менѣе помянутое замѣчаніе заставило насъ еще разъ при-
*) J. Grimm. Ueber das pedantische in der deutschen spräche. Kl. Schriften.
1, 343.

стально разсмотрѣть вопросъ о дѣйствительномъ началѣ пунктуаціи, и
мы пришли къ убѣжденію, что хотя большинство теоретиковъ до сихъ
поръ держится взгляда, что „знаками препинанія означаются бо́льшія
или меньшія паузы, соблюдаемыя въ правильно произносимой рѣчи", но
въ сущности дѣль знаковъ препинанія заключается просто въ показаніи
состава рѣчи, въ уясненіи взаимной связи, болѣе или менѣе тѣсныхъ
отношеній между предложеніями. Эту связь предложеній намъ нужно
видѣть на письмѣ не только когда мы читаемъ вслухъ, но и при
чтеніи про себя: вотъ лучшее доказательство, что не въ интонаціи
тутъ дѣло. Только знаки восклицательный и вопросительный указы-
ваютъ на интонацію, но и при нихъ она можетъ быть различна. На-
значеніе знаковъ препинанія — облегчать разумѣніе письменной рѣчи
указаніемъ границъ между предложеніями, a отчасти и между чле-
нами ихъ А).
Разсмотрѣвъ въ предыдущемъ главныя изъ отдѣльныхъ замѣчаній,
которыя съ разныхъ сторонъ были высказываемы по поводу „Рус-
скаго Правописанія", я долженъ теперь остановиться на одной кри-
тической статьѣ* которая, и по обширности своей и по характеру,
отличается отъ другихъ заявленій, вызванныхъ нашею книгой. Разу-
мѣю брошюру: „Возможно ли примѣнить русское правописаніе Я. JK.
Грота къ практикѣ?" Авторъ ея, нѣкто г. Доброписцевъ, задался
мыслію доказать, что все наше руководство, отъ первой страницы до
послѣдней, представляетъ только рядъ недостатковъ всякаго рода.
Разобрать эту статью является тѣмъ болѣе нужнымъ, что прежде на-
печатанія она была читана въ довольно многочисленномъ собраніи
преподавателей и потому могла возбудить недоразумѣнія въ пе-
дагогическомъ мірѣ. Едва ли можно ожидать, чтобы каждый изъ
прослушавшихъ критику г-на Д. имѣлъ охоту и терпѣніе сличить
для повѣрки каждое его показаніе или толкованіе съ соотвѣтствую-
щимъ мѣстомъ руководства.
Уже во вступительной части своей брошюры авторъ обнаружи-
ваетъ весьма смутныя понятія о предметѣ, въ которомъ беретъ на
себя роль верховнаго судьи: ЭТУ насъ, говоритъ онъ на 1-й страницѣ,
до настоящаго времени не выясненъ и чуть ли затронутъ вопросъ о
томъ, долженъ ли книжный языкъ 2) воспроизводить всякое звуковое
видоизмѣненіе языка живаго, устнаго; долженъ ли филологъ сберечь
новую нарождающуюся форму и пренебрегать старою, — или — доро-
жить древнею формою, охранять ее; слѣдуетъ ли на слово написан-
ное смотрѣть, какъ на воспроизведеніе слова сказаннаго и видѣть въ
*) Желающимъ въ подробности изучить вопросъ ö пунктуаціи укажу на соч.
Das princip der deutschen Interpunktion nebst einer übersichtlichen Darstellung
ihrer Geschichte, von Dr. Alexander Bieling. Berlin 1880.
2) Въ подлинномъ нѣтъ курсива.

немъ точную фотографію, подлинный образъ рѣчи устной,— или пи-
сать, какъ того требуетъ установившійся обычай, предоставивъ жи-
вому слову развиваться и идти своимъ путемъ, и ждать временн,
когда печатное слово 1) едва едва будетъ напоминать своимъ начер-
таніемъ устное слово".
Что это такое? Отдалъ ли авторъ самому себѣ ясный отчетъ въ
своихъ сомнѣніяхъ? жаль, что онъ не подкрѣпилъ ихъ примѣрами. О
какомъ книжномъ языкѣ тутъ говорится? До сихъ поръ подъ книжнымъ
языкомъ разумѣли особенный складъ и тонъ рѣчи, a здѣсь этотъ тер-
минъ долженъ означать просто письмо, которое нѣсколькими строками
ниже названо еще печатнымъ словомъ! Въ подстрочномъ примѣчаніи
г. Д. прибавляетъ, что въ моихъ „Спорныхъ вопросахъ русск. правоп.
собрано нѣсколько замѣчаній разныхъ авторовъ о фонетическомъ и
этимологическомъ началѣ письма; но о поставленномъ вопросѣ рѣчн
нѣтъ". Сказанное мною выше на стр. 819—822 можетъ послужить, хотя
и не отвѣчающимъ на этотъ столь неумѣло поставленный вопросъ, но
не безполезнымъ прибавленіемъ къ тому, что́ о занимающемъ насъ
предметѣ содержится въ Спорныхъ Вопросахъ. Жалобы критика
на неопредѣленность и разнорѣчія русскаго правописанія непомѣрно
преувеличены. Во всѣхъ существенныхъ вопросахъ письма y насъ
грамотные люди слѣдуютъ установившейся практикѣ, и только въ
частныхъ случаяхъ встрѣчаются отступленія, къ которымъ, какъ уже
выше было замѣчено, не должно относиться слишкомъ педантически.
Если мы сравнимъ нынѣшнія разнорѣчія нашего правописанія съ
тѣми, какія въ немъ господствовали въ былое время, то найдемъ въ
пользу настоящаго значительную разницу. Говоря о существующихъ
въ правописаніи колебаніяхъ, обыкновенно упускаютъ изъ виду, что
многія изъ нихъ относятся къ самому языку и потому не могутъ
быть устранены орѳографическою регламентаціей. Продолжая свои
разсужденія, нашъ критикъ такимъ же образомъ смѣшиваетъ понятіе
о разнорѣчіяхъ правописанія съ понятіемъ о различіи между формами
книжнаго языка и формами областными и между формами словеснаго
языка и формами живой рѣчи, т. е. разные способы словообразованія
и измѣненія словъ смѣшиваются y него со способами ихъ начертанія.
Не распространяюсь подробнѣе объ этой теоретической части трак-
тата г-на Д., такъ какъ она въ сущности къ задачѣ его не относится
и разсмотрѣніе ея только напрасно утомило бы вниманіе читателей.
Переходя далѣе къ разбору руководства, авторъ постоянно при-
писываетъ его мнѣ одному, какъ бы не зная или не признавая въ
немъ участія цѣлой академической коллегіи, на что однакоже ясно
указано въ книгѣ: это незнаніе было нужно критику, чтобы придать
1) Въ подлинномъ нѣтъ курсива.

видъ справедливости замѣчанію, что „академикъ Гротъ во многомъ
отступаетъ отъ прежнихъ своихъ мнѣній и нерѣдко вводитъ начер-
таніе несогласное съ тѣмъ, котораго онъ держался и въ Фил. Разыска-
ніяхъ и въ Сп. Вопросахъ". Приходится повторить здѣсь то, что было
сказано мною по поводу того же упрека, сдѣланнаго мнѣ другимъ
лицомъ: „Филологическія Разысканія имѣли характеръ изслѣдованія,
и потому неудивительно, что я, болѣе и болѣе размышляя о томъ же
предметѣ, на разстояніи нѣсколькихъ лѣтъ, приходилъ къ новымъ
выводамъ. Пушкинъ когда-то сказалъ, что только глупецъ не мѣняетъ
своихъ мнѣній. Тутъ же дѣло шло не о какихъ-либо важныхъ исти-
нахъ и даже не о законахъ языка, a просто о лучшемъ способѣ изо-
бражать на письмѣ то или другое слово. При третьемъ изданіи Фило-
логическихъ Разысканій немногія отступленія отъ прежнихъ моихъ
начертаній оговорены и между прочимъ замѣчено: „оставаться въ
дѣлѣ науки неподвижнымъ можетъ только тотъ, кто не мыслитъ или
не трудится. Но къ этому въ настоящемъ случаѣ присоединяется еще
и другое обстоятельство: одновременно съ нынѣшнимъ изданіемъ вы-
ходитъ составленное мною, по порученію Второго отдѣленія Академіи
Наукъ, краткое руководство по русскому правописанію. Обсуждая
каждый вопросъ нашей орѳографіи вмѣстѣ съ моими сочленами, я
долженъ былъ для пользы дѣла заботиться объ общемъ соглашеніи,
a этого невозможно было достигнуть безъ нѣкоторыхъ съ моей сто-
роны уступокъ. Затѣмъ и въ Спорныхъ Вопросахъ (то-есть во ІІ-й
части Филологическихъ Разысканій) нельзя было не сдѣлать тѣхъ же
измѣненій".
Г-ну Д. кажется, будто принятый мною порядокъ изложенія, хотя
„сообщаетъ руководству единство внѣшнее, но въ то-же время пред-
ставляетъ значительныя затрудненія опредѣлять, этимологическому
или фонетическому началу дается предпочтеніе". Это несправедливо:
вездѣ весьма опредѣленно указывается то или другое основаніе письма.
Что нѣкоторыя (очень немногія) объясненія помѣщены не въ текстѣ,
a въ справочномъ указателѣ — такая мелочь, которая нисколько не
измѣняетъ сущности дѣла и легко поправима.
Относительно существующихъ въ русскомъ письмѣ двухъ началъ
критикъ упрекаетъ насъ въ томъ, будто бы „самая система примѣ-
ненія этимологическаго и фонетическаго правописанія представляется
<т. е. въ руководствѣ нашемъ) неясною: никто не можетъ сказать,
почему въ однихъ случаяхъ и въ какихъ предпочитается этимо-
логическое правописаніе, a въ другихъ можно писать согласно съ
произношеніемъ*. Но какимъ образомъ могли мы установлять систему
примѣненія тамъ, гдѣ системы нѣтъ и быть не можетъ? Авторъ, оче-
видно, незнакомъ съ историческимъ ходомъ развитія правописанія:
развѣ какая бы то ни была исторія вообще слагается системати-

чески? Ссылаюсь на изложенное мною по этому предмету выше,
на стр. 820—822.
Далѣе брошюра утверждаетъ, будто кромѣ началъ этимологиче-
скаго и фонетическаго „замѣтны въ Русскомъ Правописаніи и еще
два; это—какъ произносится слово въ просторѣчіи и удобно ли оно
съ извѣстнымъ начертаніемъ для занесенія въ словарь". Этимъ двумъ
соображеніямъ критикъ придаетъ значеніе началъ: къ первому онъ
конечно относитъ напр. указаніе, какъ должно писать встрѣчающіяся
въ просторѣчіи имена: Гаврила, Данила и т. п.; но развѣ просторѣчіе
можетъ быть изгнано изъ области литературы? развѣ и для встрѣ-
чающихся въ немъ словъ не нужно единообразное письмо? To, что
разумѣется подъ послѣднимъ началомъ (удобно ли слово для зане-
сенія въ словарь), также относится только къ отдѣльному вопросу, и
нельзя не признать вѣрнымъ того принятаго руководствомъ сообра-
женія, что если напр. глаголъ писать слитно съ отрицаніемъ не, то
придется каждый глаголъ помѣщать въ словарѣ два раза, какъ то:
знать и незнать, дѣлать и недѣлать и т. д. Какая польза была бы
отъ такого повторенія безчисленнаго множества словъ, и можетъ ли
это соображеніе, относящееся также къ нѣкоторымъ составнымъ на-
рѣчіямъ, считаться общимъ орѳографическимъ началомъ?
Никто не станетъ оспаривать, что для сознательнаго письма нельзя
обойтись безъ знанія фонетики языка, a изученіе фонетики, въ совре-
менномъ состояніи филологіи, невозможно безъ нѣкотораго знакомства
съ законами физіологическаго образованія звуковъ. Въ этомъ убѣжде-
ніи мы, въ своемъ руководствѣ, правиламъ орѳографіи предпослали,
на основаніи новѣйшихъ изслѣдованій, очеркъ русской фонетики, въ
которомъ но необходимости явилось нѣсколько новыхъ терминовъ.
Эти термины показались нашему критику странными въ книгѣ,
имѣющей практическое назначеніе. Между тѣмъ самые законы произ-
ношенія, для объясненія которыхъ они придуманы, чрезвычайно
просты, элементарны, и составляютъ, такъ сказать, азбуку всей фоне-
тики, слѣдовательно служатъ прямо къ практическому знакомству съ
предметомъ. Но г. Д. считаетъ излишними свѣдѣнія, добытыя въ наше
время языкознаніемъ съ помощью физіологіи. Нельзя же однако и въ
педагогической литературѣ довольствоваться устарѣлыми толкованіями
ради удобства или вкуса того или другого преподавателя, не желаю-
щаго знать современныхъ успѣховъ науки. Въ статьѣ „Cefen unö
Sefenïernen7' академикъ Радловъ говоритъ: „По моему мнѣнію, необхо-
димо, чтобы во всѣхъ учительскихъ семинаріяхъ, при обученіи род-
ному языку, будущимъ учителямъ сообщаемо было ясное понятіе о
физіологіи звуковъ, фонетикѣ и ея отношеніи къ орѳографіи" А).
О 3ntcmationalc 3eitfôrtft für attgcmcinc ei)rod;\üifTcnfc^aft. Seidig 1884.1 S3onb, 2 Ш,
pag. 369.

Въ тѣхъ же видахъ мы нашли нужнымъ ввести въ русскую терми-
нологію съ точнымъ значеніемъ три названія звуковыхъ группъ, слу-
жащихъ для словообразованія: affix, какъ общій для нихъ терминъ,
praefix для звуковъ начальныхъ nsuffix для звуковъ конечныхъ. Вся-
кому ясно, что слово приставка, употреблявшееся до сихъ поръ для
передачи термина praefix, собственно отвѣчаетъ общему названію affix,
и потому мы перевели praefix правильно-образованнымъ словомъ пред-
ставка *)• Но и это слово не понравилось г-ну Д. „Это, разсуждаетъ
онъ, не только новый терминъ, но и новое слово, едва ли удачное
для обозначенія понятія praefix; передъ указываетъ на положеніе
впереди какого-либо предмета, a представленіе о соединеніи съ пред-
метомъ обозначается предлогомъ при". (Потому-то, замѣчу я, намъ и
нужно было слово представка для отличія отъ приставки). „Пред-
ставка, продолжаетъ критикъ, въ разговорномъ языкѣ употребляется
иногда въ значеніи доставка (представка дровъ, молока, яицъ); въ
словаряхъ академическомъ и Даля этого слова нѣтъ". Такого рода
логика говоритъ сама за себя. Выходитъ, что надо изгнать изъ грам-
матики и термины: предлогъ и союзъ, потому что они въ живомъ языкѣ
ходятъ совершенно въ другомъ значеніи. Между тѣмъ въ самой же
брошюрѣ на слѣдующей страницѣ мы читаемъ: „неопредѣленность
терминологіи—вообще больное мѣсто нашихъ грамматическихъ учеб-
никовъ и требуетъ, какъ и правописаніе, и пересмотра и обработки".
Далѣе замѣчено: „Что называется въ руководствѣ окончаніемъ,
что суффиксомъ и вообще различаются ли какъ-нибудь эти тер-
мины,—понять довольно трудно". Нашему критику не вдогадъ, что
окончаніе есть понятіе родовое, a суффиксъ — видовое. Суффиксы
бываютъ двоякіе: словообразовательные и флективные, и потому каждый
суффиксъ можетъ быть называемъ и окончаніемъ, такимъ же образомъ
какъ каждый глаголъ или каждое имя могутъ быть называемы и сло-
вомъ. Въ примѣръ того, будто къ „окончанію" руководство относитъ
иногда и часть основы, авторъ приводить прилагательное коломенскій\
но въ прилагательныхъ: чесменскій, прѣсненскій, гродненскій и мн. др.
развѣ окончаніе енскій принадлежитъ тоже къ основѣ, или составляетъ
двусложный суффиксъ? Въ орѳографическомъ руководствѣ нужно было
рѣзко отличить одно написаніе отъ другого, и вотъ почему двуслож-
ное окончаніе енскій, на какомъ бы основаніи оно ни являлось, при-
ведено въ противоположность окончанію инскій; при чемъ однакожъ
показано, что въ цѣломъ рядѣ именъ, какъ и въ имени Коломна,
бѣглое е вставляется между двумя согласными, принадлежащими къ
основѣ существительнаго.
г) Суффиксъ назвали мы наставкой. Этотъ терминъ уже употреблялся мною въ
Филол. Разысканіяхъ, a впослѣдствіи являлся и въ другихъ трудахъ.

Указываемое критикомъ выраженіе: „форма многократнаго накло-
ненія глаголовъ" въ подстрочномъ примѣчаніи къ § 38, — случайная
обмолвка, въ которой слово наклоненіе употреблено вмѣсто: вида, что
конечно было ясно всякому не предубѣжденному читателю. Въ дру-
гомъ мѣстѣ и явная опечатка выставляется дакъ доказательство, что
нами „безъ нужды передѣлываются слова". Дѣло въ томъ, что
въ справочномъ указателѣ перваго изданія пропущено было слово
клевъ, a клювъ помѣщено съ объясненіемъ, принадлежавшимъ къ про-
пущенному слову. Конечно, очень жаль, что такая погрѣшность набора
не была замѣчена при чтеніи корректуры, но она исчезла уже во вто-
ромъ изданіи, гдѣ оба слова напечатаны, каждое на своемъ мѣстѣ.
A между тѣмъ г. Д., пишущій свою критику въ то время, когда
расходится уже 4-е изданіе книги, считаетъ нужнымъ подробно оста-
новиться на опечаткѣ 1-го изданія.
Какъ практическій способъ узнавать, когда глаголъ долженъ окан-
чиваться на ывать, a не на овать, въ руководствѣ замѣчено, что ука-
заніемъ правильной орѳографіи служитъ возможность „сокращеніемъ
этого окончанія низвести глаголъ на степень несовершеннаго или, при
предложномъ глаголѣ, совершеннаго вида: такъ изъ дѣлывать можно
вывести дѣлать и т. д., тогда какъ подобнаго сокращенія нельзя
примѣнить напр. къ глаголу совѣтовать. Трудно придумать болѣе
простое указаніе: ясно, что этимъ нисколько не нарушается законъ
образованія многократнаго вида отъ первой видовой формы; но г. Д.
серьезно поучаетъ насъ, что „всѣ предшествующіе филологи обыкно-
венно первоначальною формою глагола признавали совершенный или
несовершенный видъ", и что если даже составитель руководства
употребилъ приведенное выраженіе, какъ пріемъ, то и какъ пріемъ
оно не удобно, давая будто бы неточныя понятія о переходѣ изъ
одного вида въ другой. Пусть всякій самъ судитъ о достоинствѣ по-
добной аргументаціи. Выше мы видѣли, что критикъ напоминалъ намъ
практическое назначеніе руководства.
Смѣшеніе вопросовъ языка съ вопросами правописанія встрѣчается
въ брошюрѣ безпрестанно. Въ примѣчанія къ § 25 въ руководствѣ
сказано: „Обращеніе о въ a при образованіи многократнаго вида y
насъ еще не вполнѣ установилось. Нѣкоторые глаголы произносятся
двояко: одни говорятъ: „обрабатывать, успокаивать", другіе не счи-
таютъ позволительнымъ обращать тутъ о въ а". Несмотря на эту
дѣйствительно существующую въ языкѣ неопредѣленность, брошюра
замѣчаетъ: „Какъ изъ текста Р. Пр., такъ и изъ Спр. Ук. нельзя
выяснить, когда слѣдуетъ о усиливать въ данномъ случаѣ въ a и
когда не слѣдуетъ". Да этого не можетъ покуда выяснить и грамма-
тика: это зависитъ отъ употребленія въ живой рѣчн и вовсе не со-
ставляетъ задачи правописанія, которая заключается только въ томъ,

чтобы правильно перелагать на письмо то, что́ произносится. Затѣмъ
авторъ пытается пополнить здѣсь то, что́, по его мнѣнію, не доска-
зано въ руководствѣ и, между прочимъ, даетъ такое правило: „Если
вмѣстѣ съ усиленіемъ гласной о въ a и удареніе переходитъ на эту же
гласную, то пишется а, напр. ходи́ть, хаживать, проси́ть, прашивать"
и т. д. То-есть, другими словами: когда a произнесено съ удареніемъ,
то a и пишется. Но это самое гораздо проще выражено нами въ са-
момъ началѣ критикуемаго § 25. Тамъ сказано: „а ударяемое всегда
пишется тамъ, гдѣ оно слышится, между прочимъ и въ глагольной
формѣ многократнаго вида, въ которой оно образуется изъ о: устраи-
вать, разговаривать, допрашивать". A опредѣлить, въ какихъ слу-
чаяхъ образуется эта форма, не есть дѣло руководства къ правопи-
санію. Затѣмъ критикъ въ двухъ слѣдующихъ пунктахъ повторяетъ
своими словами то, что говорится въ § 27 руководства, съ тою только
разницею, что онъ пишетъ: „рости—выростить, возрощать, выростать",
тогда какъ по нашему правилу, здѣсь слѣдуетъ писать а, сходно съ
тѣмъ, какъ этотъ глаголъ и. производные отъ него писались издревле.
Итакъ г. Д., взявшись поправить и дополнить въ этомъ мѣстѣ руко-
водство, не сказалъ ровно ничего такого, чего бы y насъ не было.
Увлекаясь своимъ стараніемъ отыскивать промахи въ Р. Пр., онъ
тутъ же говоритъ между прочимъ: „Отъ корня мок, мокнутъ> Русское
Прав. производитъ макать — слово довольно странное, a въ соеди-
неніи съ приставками опять о: промокать, размокать". Еслибъ г. Д.,
прежде этого замѣчанія, заглянулъ въ словари, то увидѣлъ бы, что
показавшееся ему страннымъ начертаніе макать не только общеупо-
требительное, но и весьма древнее (Сл. Миклошича) и основано конечно
на разумной потребности отличать этотъ глаг. дѣйствительнаго
залога, дающій формы: обмакну́ть, обма́кивать, отъ глаг. среднихъ:
мокнутъ, обмокнуть, обмокать.
Въ разборѣ § 38 о глаголахъ раскаиваться, отчаиваться и т. п.
критикъ позволяетъ себѣ приписывать мнѣ выводы, противорѣчащіе
тексту руководства. Тамъ сказано: „Впрочемъ глл. таять и чаять
допускаютъ также церк.-сл. формы истаявать, отчаяваться, которыя,
слѣдуя произношенію, иногда являются и съ е вм. л". Здѣсь гово-
рится только о двухъ глаголахъ на основаніи словаря Миклошича, и
притомъ на различіе въ ихъ начертаніи указано только какъ на фактъ,
противъ котораго нѣсколько выше было замѣчено: „Итакъ правильны
только начертанія: раскаиваться, оттаивать, отчаиваться, осмѣивать".
По какому же праву г. Д. прибавляетъ: „стало быть, и раскаяваться
и осмѣявать", a далѣе: „значитъ истаевать, отчаеваться, раскае-
ваться, осмѣевать, значитъ и осіевать?—Нѣтъ, это прямо противопо-
ложно категорически высказанному въ руководствѣ правилу, въ допол-
неніе къ которому еще замѣчено: „у гл. сіять, въ которомъ я при-

надлежитъ къ корню, этотъ звукъ. не исчезаетъ въ другихъ формахъ,
между прочимъ, и въ предложномъ осіявать". Кавъ назвать подобную
критику?
Относительно глаголовъ индивѣть и плѣсневѣть брошюра выра-
жаетъ сомнѣніе въ правильности этихъ формъ. Онѣ записаны въ
руководствѣ согласно съ академическимъ словаремъ. Плѣсневѣть (отъ
прил. плѣсневой, См. y Даля) не представляетъ никакого затрудненія;
что касается индивѣть, то въ Областномъ словарѣ мы находимъ
форму и́невѣть, заи́невѣть^ a въ Дополненіи къ этому словарю: заи́нить,
заи́ниться, записанныя въ Псковской и Тверской губерніяхъ. Форма,
указанная Обл. словаремъ, заимствована и Далемъ, который, конечно
на основаніи ея, далъ и общеизвѣстному глаголу отъ существ. иней
начертаніе „индевѣть". Иначе поступилъ г. Буслаевъ (Ист. Гр. I,
стр. 83): при ссылкѣ на обласныя формы: иневѣть, заинить онъ
однакоже говоритъ: „Вставка д между плавнымъ и гласнымъ ока-
зывается въ глаголѣ ин-д-ивѣть вм. ин-ивѣть". Принятое здѣсь
дѣленіе слоговъ указываетъ на предположеніе, что для образованія
глагола -суффиксъ существительнаго ей отброшенъ, и въ основаніе
взятъ суффиксъ прилагательнаго ивый: подобному образованію глаголовъ
есть въ языкѣ и другіе примѣры (какъ паршивѣть отъ паршивый), и
едва ли такъ смотрѣть не вѣрнѣе, чѣмъ вводить въ составъ глагола
часть суффикса ей. Вотъ почему и въ руководствѣ, согласно съ грам-
матикою г. Буслаева и академическимъ словаремъ, предпочтена
форма индивѣть. Ссылаюсь на наше правило безъ явной причины не
измѣнять общепринятаго правописанія. Академическій словарь былъ>
естественно, въ числѣ основныхъ пособій, съ которыми я спра-
влялся, стараясь не нарушать преемства въ трудахъ академіи и безъ
особенной надобности не отступать отъ того, что́ сдѣлано нашими
предшественниками, которые, конечно, трудились также не легко-
мысленно.
Въ этомъ же отдѣлѣ брошюры читаемъ: „Есть другой разрядъ
глаголовъ, о которыхъ не говорится въ Р. Пр. и которые отчасти по
письму, отчасти по образованію, принадлежатъ къ спорнымъ. Откуда
явился *въ глаголахъ слогъ ев, не измѣняющійся въ ю: затмевать,
намѣреваться, обуревать? Это необходимо разъяснить". Дѣйствительно,
на происхожденіе этой формы еще не было обращено надлежащаго
вниманія Взявъ за норму гл. (воз)намѣриться, мы по обыкновен-
ному способу образованія многократнаго вида получимъ (воз)намѣри-
*) Павскій только вскользь упоминаетъ объ этихъ (всегда предложныхъ) глаго-
лахъ, приводя слѣдующіе примѣры: затмевать, отомщевать, надмевать, исто-
щевать, растлевать, намѣреваться, обуревать. Ошибочно причисляетъ онъ къ
нимъ и гл. „сомневаться", производя его отъ усомниться и не сообразивъ, что въ
основаніе его слѣдуетъ положить цсл. гл. мънѣти.

ваться. Между тѣмъ въ обычай вошла форма намѣреваться. Это при-
водитъ къ заключенію, что когда, по звуковому требованію, удареніе
упадетъ на слогъ ва, то предшествующій ему гласный и измѣняется
въ е. Другимъ примѣромъ аналогическаго явленія можетъ служить
двоякая" форма уменьшительныхъ именъ съ суффиксомъ це. Когда
на него не падаетъ удареніе, то, согласно съ древнимъ составомъ этой
наставки (ьце), передъ нею является буква и: маслице, ожерельице,
платьице, имѣньице', когда же подъ удареніемъ тотъ же суффиксъ
принимаетъ форму цо́, то предшествующее и уступаетъ мѣсто гласной е:
серебрецо, письмецо, копьецо.
Возвращаясь къ глаголамъ формы ева, замѣтимъ, что съ ними не
должно смѣшивать тѣхъ, 'которые образованы отъ имѣющихъ въ
основномъ видѣ ѣ передъ ть какъ напр. сомнѣваться отъ МАНѢТИ
недоумѣвать отъ умѣтъ> Растлѣвать отъ растлѣть, гл. средній, не
должно смѣшивать съ растлевать, дѣйств. залога, отъ растлитъ.
Для правильнаго употребленія личныхъ глагольныхъ окончаній
руководство въ § 34 предлагаетъ, между прочимъ, практическій пріемъ
повѣрять единственное число по множественному и наоборотъ. Это
подвергается также критикѣ брошюры, утверждающей, будто иногда
въ обоихъ числахъ окончанія произносятся такъ неясно, что мы напр.
слышимъ въ выговорѣ и встрѣчаемъ на письмѣ: „видешь, видютъ" и
т. п. Но случаи подобнаго невѣжества къ счастію рѣдки, и для немно-
гихъ полуграмотныхъ не слѣдовало лишать другихъ простого указанія,
очень облегчающаго дѣло, которое, при однихъ теоретическихъ пра-
вилахъ спряженія глаголовъ, является запутаннымъ и сбивчивымъ.
Притомъ, послѣ примѣровъ, приведенныхъ для отличія глаголовъ
разныхъ окончаній, указаны въ руководствѣ примѣты, по которымъ
узнаются глаголы, долженствующіе въ наст. времени оканчиваться на
ишь, — ятъ или атъ, и, начиная со 2-го изданія, указаніе это для
бо́льшей точности пополнено подстрочнымъ примѣчаніемъ. Въ 5-мъ
изданіи оно будетъ еще распространено.
Въ первомъ же только изданіи была помѣщена, въ справочномъ
указателѣ, при глаголѣ лазить форма 1 л. наст. вр. лазю, замѣненная
въ послѣдующихъ изданіяхъ формою лажу. Это не мѣшаетъ г-ну Д.
считать первую единственною, показанною въ руководствѣ при дан-
номъ глаголѣ. Приравнивая ее къ такимъ нелѣпымъ формамъ, какъ
ѣздію, лазію, и т. п. х), онъ совершенно упускаетъ изъ виду,
что есть нѣсколько глаголовъ одной формы съ лазитъ, которые въ
1-мъ лицѣ наст. вр. не измѣняютъ передъ ю способной смягчаться
J) При этомъ однакожъ критикъ самъ попадаетъ впросакъ, приводя, въ числѣ невоз-
можныхъ образованій, форму лазаю, которая правильна и показана какъ въ академ.
словарѣ, такъ и y Даля при гл. лазать.

согласной. Примѣры тому приведены y Востокова: мерзю, слезю, Муж
(вм. тужу отъ тужить). Къ числу такихъ исключеній нѣкоторые при-
соединяютъ и форму лазю, для отличія отъ лажу при неопред. накло-
неніи ладитъ. Въ извѣстномъ стихѣ А) Державинъ могъ предпочесть
лажу для риѳмы къ прокажу. Тѣмъ не менѣе. начиная со 2-го изданія
руководства, и мы, для соглашенія съ примѣромъ изъ Державина,
предпочли форму лажу.
При словѣ пріобрѣвшій, въ справочн. указателѣ, сказано: „хотя
неправильно, но почти вытѣснило форму пріобрѣтшій". Всякій, кто
внимательно слѣдитъ за современнымъ развитіемъ языка, подтвердитъ
это замѣчаніе. Несмотря на то, нашему критику понадобилось заявить,
будто въ руководствѣ „отъ глагола пріобрѣсти образована совершенно
неправильная форма пріобрѣвшій вмѣсто правильной пргобрѣтшій".
Что касается страд. причастія спеленатъ, то оно явилось въ на-
шемъ указателѣ съ оговоркою: „въ народномъ языкѣ", собственно для
оправданія этой формы, недавно употребленной въ повѣсти одного
талантливаго писателя и возбудившей сомнѣніе въ ея существованіи.
Востоковъ не счелъ излишнимъ, даже въ своей грамматикѣ, привести
вторыя формы страдат. причастія знатъ и братъ, разумѣется приба-
вивъ, что онѣ „принадлежатъ просторѣчію".
Въ своихъ разсужденіяхъ о начертаніи гл. итти критикъ очевидно
не вникъ въ наши основанія. Мы объясняли, что въ правильной формѣ
„ити", по особенному звуковому составу ея (зубной звукъ между двухъ и),
органы рѣчи повиновались потребности опереться на единственную
согласную и усилить ея произношеніе, чему на письмѣ соотвѣтствуетъ
удвоеніе буквы; a критику кажется, что звукъ второго m, вызванный
произношеніемъ, въ произношеніи же долженъ былъ обратиться въ с ! и
онъ спрашиваетъ: „почему тотъ же зубной звукъ m не сдваивается въ
плети, мети, цвѣти, и др.? Предложные глаголы взойти, войти и пр.,
продолжаетъ онъ, сохранятъ свое начертаніе; теперь въ нихъ про-
пускается д; если же станутъ писать итти, то тогда тоже будутъ
пропускать т". Во-первыхъ, почтя всѣ, пишущіе идти, пишутъ также:
взойдти, войдти, разойдтись, что́ до очевидности нелѣпо, однакожъ
для послѣдовательности неизбѣжно, a во-вторыхъ, въ предложныхъ
глаголахъ удвоеніе m исчезаетъ по той же причинѣ, по которой оно
является въ простомъ гл. итти, т. е. по звуковому требованію.
Г. Буслаевъ, допуская обѣ формы идти и итти, въ текстѣ своей
Истор. Грамматики употребляетъ и вторую. Даль хотя и ставитъ на
первомъ мѣстѣ идти, но во всѣхъ примѣрахъ на это слово пишетъ
итти Павскій признаетъ исключительно послѣднюю форму 2). Въ
*) „To съ ней на голубятню лажу".
2) Въ Филол. Набл. (I, 112) цѣлыя двѣ страницы посвящены этому вопросу: помѣ-
щаю выписку изъ нихъ въ особомъ прибавленіи (см. ниже стр. 857—8).

памятникахъ XV и XVI ст. этотъ глаголъ встрѣчается почти по-
стоянно съ двумя т.
Самымъ вѣскимъ доводомъ въ пользу правописанія съ д могла
бы служить форма страд. причастія: найденъ, обойденъ, такъ какъ эта
форма обыкновенно принадлежитъ къ той же темѣ, какъ неопр. наклон.
Но есть примѣры тому, что когда образованіе второго страд. при-
частія на en отъ этой темы оказывается неудобнымъ, то такое причастіе
образуется отъ основы настоящаго времени: это дѣлается во всѣхъ гл.,
y которыхъ коренная д или m исчезаетъ передъ примѣтою неопред.
наклоненія т\ веденный, обрѣтенный. Подобное встрѣчается и въ гла-
голахъ другого разряда: отъ гл. гнить есть сущ. согнитіе, но есть и
гніеніе, предполагающее причастную ф. гніенъ отъ гнію (отъ гнить
оно было бы гненъ); отъ тереть, переть есть причастія тертъ, пертъ,
но есть и существительныя треніе, преніе, предполагающія формы
тренъ и пренъ (отъ тру и пру). Такъ и для образованія прича-
стій найденъ, обойденъ, въ помощь взята форма настоящаго времени
иду, идешь. Наконецъ есть еще доказательство отсутствія д въ
неопр. накл. разсматриваемаго глагола: это — существительныя: наи-
тіе, вънитиѣ, произведенныя отъ неупотребительной формы страд.
причастія на т, которую мы въ правѣ здѣсь предположить и которая
совершенно исключаетъ корень ид изъ этой темы.
Брошюра признаетъ неправильными Формы: сущ. обрусеніе и прич.
затменъ на томъ основаніи, что при образованіи страд. причастій на енъ
отъ глаголовъ 2-го спряж. съ примѣтою и, согласная способная смягчаться
смягчается; въ примѣръ того приводятся между прочимъ слова: про-
шеніе отъ просить, кормленъ отъ кормитъ. Здѣсь критикъ опять
упускаетъ изъ виду, что есть глаголы, въ которыхъ для удобства
произношенія или для избѣжанія странныхъ звуковъ, допускается обра-
зованіе этого причастія безъ смягченія предшествующей суффиксу енъ
гласной. Это тѣ самые глаголы, на которые указано выше, когда рѣчь
шла объ образованіи 1-го лица ед. ч. наст. вр. и которыхъ Восто-
ковъ (Р. Гр. § 77) насчитываетъ не менѣе 16-и. Въ числѣ ихъ
находятся глл. обезопасить и тмитъ, образующіе въ наст. формы:
обезопасю и тмю, a слѣдов. и прич. обезопасенъ и затменъ. Къ этому
разряду долженъ быть причисленъ и неупотребительный при жизни
Востокова гл. обрусить, отъ котораго конечно нельзя произвести
формы: „обрушу, обрушенъ". Такимъ же образомъ невозможны формы:
„обезсмерчу, обезсмерченный* или „обезлѣшу, обезлѣшенный^ отъ гл.
обезсмертить, обезлѣсить. Все это подробности, на которыхъ невоз-
можно было останавливаться въ краткомъ руководствѣ, да не было
въ томъ и надобности, потому что онѣ относятся собственно къ
морфологіи, a не къ правописанію.
Объ именахъ съ суффиксомъ це было уже говорено выше при

другомъ случаѣ. Здѣсь прибавлю только, что самое произношеніе ясно
указываетъ на несостоятельность приводимыхъ брошюрою формъ именъ
„пряслеце, маслеце" въ которыхъ явственно слышится и передъ ц, такъ
же точно, какъ при паденіи акцента на конечный слогъ, и столь же
замѣтно измѣняется въ е: письмецо, копьецо. Въ своихъ Филологиче-
скихъ Разысканіяхъ я первоначально также принималъ за общую
норму це, но исторія языка, при помощи сравнит. грамматики и
словаря Миклошича, привела меня впослѣдствіи въ иному заклю-
ченію. Въ акад. словарѣ мы находимъ также начертанія: маслице,
ожерельице, свиданьице.
Соглашаясь съ моими замѣчаніями о правописаніи именъ Гаврила,
Михайла на основаніи ихъ склоненія съ женскими окончаніями, г. Д.
считаетъ нужнымъ сдѣлать такую оговорку: „но едва ли можно за-
ставить писать всѣхъ: Михайлѣ, Гаврилѣ и т. п., когда обыкновенно
пишутъ и говорятъ не Михаилу, Гавріилу, a Михайлу, Гаврилу".
Само собою разумѣется, что въ подобныхъ случаяхъ слѣдуетъ писать
такъ, какъ говорятъ: это вопросъ тона и оттѣнковъ рѣчи, a не пра-
вописанія; дѣло шло только о томъ, какъ употребительныя въ про-
сторѣчіи формы Михайла, Гаврила слѣдуетъ писать въ имен. падежѣ,
такъ какъ произношеніе неударяемыхъ a и о безразлично, a женское
склоненіе въ другихъ падежахъ указываетъ на а. To же относится
къ замѣчанію о нарицательныхъ именахъ муж. р. на ишко, ко и ло.
Конечно, авторъ брошюры правъ, что никому нельзя запретить писать
сынишко, но надо сознаться, что кто пишетъ мальчишка и въ то же
время остается при формѣ сынишко, тотъ впадаетъ въ странное про-
тиворѣчіе съ самимъ собою. Да и кому же вообще можно запретить
писать такъ, какъ ему вздумается?
Возражая на мое замѣчаніе о случаяхъ, когда въ уменьшит. окон-
чаніи енька буква и теряетъ свое умягченіе, критикъ нашъ полагаетъ,
что умягченіе н бываетъ тогда, когда удареніе является на слогѣ
eu: роде́нька, деревенька, рове́нька. Это правило ни на чемъ не основано,
какъ показываютъ слова: ноженька, рученька^ рѣченька, маменька, ба-
тенька, душенька и мн. др.
Противъ моего замѣчанія: „мы говоримъ двояко: въ забытьи и
въ забытьѣ" я пр. брошюра говоритъ: „можно составить довольно
длинный списокъ такихъ словъ, но дѣло отъ того мало выигрываетъ,
потому что остались два окончанія и которому изъ нихъ давать пред-
почтеніе, приходится руководствоваться личнымъ вкусомъ и сообра-
женіемъ". Здѣсь авторъ опять не отдаетъ себѣ отчета въ различіи
между языкомъ и правописаніемъ. Если языкъ допускаетъ двѣ формы,
если y одного писателя мы находимъ: въ забытьѣ, a y другого: въ
забытьи, если y прозаика читаемъ: въ весельи, a поэтъ, хоть для
риѳмы, скажетъ: въ весельѣ, то не будетъ ли произволомъ теоретика

отвергать одну изъ обѣихъ формъ? Мы не брались и не могли взяться
за передѣлку живого языка, a задались только указаніемъ, какъ пере-
лагать на буквы имѣющіяся въ языкѣ формы, и если для иного слова
существуютъ двѣ, то конечно отъ говорящаго или пишущаго зави-
ситъ выборъ той или другой, какъ и вообще въ выборѣ словъ, выра-
женій и оборотовъ каждый воленъ: та или другая форма можетъ быть
въ данномъ случаѣ болѣе пригодна, смотря по оттѣнку языка и слога,
по тону рѣчи и т. п.
Здѣсь же кстати будетъ остановиться на замѣчаніи, сдѣланномъ
другимъ критикомъ г) относительно формы предложн. падежа ед. ч.
существительныхъ именъ на ій: о геніи, о Василіи. Было высказано
мнѣніе, что такая форма не согласна ни съ общимъ окончаніемъ этого
падежа на ѣ въ именахъ муж. p., ни съ господствующею практикою,
и что при окончаніи ш часто нельзя отличить мужского имени отъ
женскаго, напр. въ начертаніяхъ: объ Анастасіи, о Теренціи. — Для
рѣшенія этого вопроса мы должны обратиться къ исторіи языка: въ
др.-славянскомъ на ѣ въ предложномъ падежѣ оканчивались только
имена съ окончаніями: 2», о и а\ при всѣхъ другихъ окончаніяхъ
именит. падежа предложный оканчивался на и. Въ русскомъ большая
часть именъ муж. рода съ мягкимъ окончаніемъ (т. е. оканчивающіяся
на мягкую согласную или на й съ предыдущими гласными: а, е, ѣ,
о, у, напр. Kowft, бой) сравняли форму своего предложнаго падежа
съ именами на ъ, о и a (о конѣ, о боѣ); но имена на ій сохранили
въ этомъ падежѣ древнее окончаніе на и (іи) по требованію закона
уподобленія звуковъ, на основаніи котораго ѣ послѣ і устоять не
можетъ и уступаетъ мѣсто этому же гласному. Такимъ образомъ
имена всѣхъ трехъ родовъ, оканчивающіяся на ій, ія, іе, принимаютъ
въ предложномъ падежѣ ед. ч. окончаніе ш. Доводъ же, что яри
такомъ окончаніи нѣтъ признака для отличія муж. рода отъ женскаго,
устраняется тѣмъ, что то же неудобство существуетъ и при окончаніи
предложнаго падежа на ѣ, и притомъ не въ однихъ собственныхъ име-
нахъ. Когда мы напр. читаемъ: объ Александрѣ, объ Антонинѣ, о рабѣ,
то не видно, должно ли разумѣть Александра, или Александру и т. д.
Къ разряду недоразумѣній должно быть причислено также замѣ-
чаніе, зачѣмъ въ первомъ изданіи руководства при словѣ цыганъ отмѣ-
чены двѣ формы множ. ч. цыганы и цыгане. Онѣ приведены были
потому, что обѣ употребительны. Впрочемъ, начиная со 2-го изданія,
мы, по желанію нѣкоторыхъ изъ присылавшихъ мнѣ свои отзывы,
удержали только первую форму, употребленную Пушкинымъ, такъ
какъ дѣйствительно нѣтъ основанія оканчивать на не мн. число имени,
не имѣющаго въ единственномъ суффикса инъ. Другое дѣло имена
1) Г. Модестовымъ.

этой формы: y нихъ иногда встрѣчается несоотвѣтствіе между окон-
чаніями ед. и множ. ч. Такъ отъ болгаринъ и татаринъ обыкновенно
образуютъ во множ. болгары и татары, a не „болгаре" и „татаре".
Вопросы этого рода относятся опять къ грамматикѣ, a не к.ъ право-
писанію, и потому-то о нихъ въ текстѣ нашего руководства не было
рѣчи.
Брошюра находитъ страннымъ, что въ прилагательныхъ іюньскій,
сентябрьскій и образованныхъ отъ именъ слѣдующихъ за сентябремъ
мѣсяцемъ удержано ь передъ суффиксомъ скій. Это, по мнѣнію кри-
тика, противорѣчитъ § 60, гдѣ сказано, что въ серединѣ слова ь опус-
кается, когда мягкое произношеніе обусловливается послѣдующимъ
мягкимъ звукомъ. Здѣсь критикъ не обратилъ вниманія на то, что
слогъ скій не есть мягкій, потому что въ произношеніи слышится,послѣ
к не г, a твердый неопредѣленный гласный, который въ косвенныхъ
падежахъ и пишется. При означенныхъ прилагательныхъ объяснено,
что въ нихъ ь удерживается для облегченія выговора. Притомъ замѣчаніе
мое о пропускѣ внутри словъ еря вопреки произношенію было пре-
вратно понято. Изъ сказаннаго по этому поводу выведено неправильное
заключеніе, будто слѣдуетъ писать то письмо, то о писмѣ, тогда какъ
y меня нигдѣ не упомянуто, чтобы сдѣланное мною наблюденіе надъ
случаями пропуска еря внутри словъ относилось и флексіямъ одного
и того же слова. Такое недоразумѣніе указываетъ конечно на необхо-
димость изложить это наблюденіе нѣсколько иначе.
Коснувшись значенія двусложныхъ суффиксовъ овскій и инскій,
составъ и употребленіе которыхъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ
первый разъ были разъяснены мною, я не могъ, да и не имѣлъ на-
добности, въ краткомъ руководствѣ къ правописанію, распростра-
няться о случаяхъ образованія прилагательныхъ съ этими суффик-
сами. Но вотъ какъ. первоначально, еще въ 1870 г., изложено было
мое изслѣдованіе о нихъ въ академическомъ Сборникѣ (т. VIII,
стр. XIII): „Отъ собственныхъ именъ прилагательныя образуются:
1) лично-притяжательныя: Петр-овъ, Алексѣ-евъ, Марі-инъ; 2) лично-
относительныя: петр-ов-скій, алексѣ-ев-скій, марі-ин-скій; 3) мѣстно-
относительныя: клин-скій, твер-ской, кам-скій. Отсюда видно, что
лично-относительныя образуются помощью двухъ приста-
вокъ, изъ которыхъ послѣдняя скій присоединяется къ лично-притя-
жательному,—при мужскомъ окончаніи овъ, при женскомъ инъ. Такъ
производятся прилагательныя и отъ иностранныхъ личныхъ именъ:
шекспировскій, гомеровскій, байроновскій, аннинскій (не анненскій).
Напротивъ, .мѣстно-относительныя прилагательныя обра-
зуются присоединеніемъ окончанія скій прямо къ имени: петер-
бургскій, невскій. Таковъ общій законъ образованія. Случается одна-
кожъ, что ради облегченія выговора, y лично-относительныхъ опус-

кается слогъ ов или ин, напр. владимир-скій, гофман-скій, софій-скій,
и наоборотъ, y мѣстно-относительныхъ слогъ ов или ин вставляется,
напр.: днѣпр-ов-скій, торжк-ов-скій, балахн-ин-скій. Въ первомъ
случаѣ опущеніе посредствующаго слога, a во второмъ вставка его
должны быть отнесены къ числу довольно рѣдкихъ явленій". Въ Р.
Правописаніи я счелъ достаточнымъ указать только на составъ двуслож-
ныхъ окончаній овскій и инскій; о первомъ вовсе не могло быть вопроса
для письма; нужно было только объяснить, когда въ прилагательныхъ,
произведенныхъ отъ именъ мѣстъ и урочищъ, слѣдуетъ писать
инскій и когда енскій^ и вотъ на основаніи сейчасъ изложеннаго мною
наблюденія сказано, что въ прилагательныхъ, произведенныхъ отъ
такихъ именъ (т. е. именъ мѣстъ и урочищъ), для удобства выго-
вора вставляются слоги ов и ин, обыкновенно опускаемые въ прила-
гательныхъ, образованныхъ отъ именъ мѣстъ и урочищъ. Послѣ
помѣщенной и въ руководствѣ предварительной замѣтки всякому ясно,
что это части сложныхъ суффиксовъ овскій и инскій. Нашъ критикъ
вовсе не понялъ цѣли пункта 7-го въ параграфѣ 36-мъ (что́ ясно
доказываютъ приводимые ямъ примѣры однихъ лично-притяжатель-
ныхъ именъ) и считаетъ нужнымъ поставить на видъ, что слоги ов,
ев, un суть суффиксы, a не для удобства выговора вставляемые слоги.
(См. выше, стр. 833).
„Въ словахъ иностраннаго происхожденія, произведенныхъ отъ
такихъ словъ, которыя имѣютъ сочетаніе іа (§90), наше правописаніе,
говоритъ г. Д., не установилось", и вслѣдствіе этого онъ предлагаетъ
всегда писать ія, т. е. напримѣръ, „христіянскій, епархіяльный, спе-
ціяльный, міязмы, діялектъ, діяметръ, патріярхъ". Наше предложеніе
для единообразія писать въ такихъ случаяхъ, т. е. внутри словъ,
всегда іа отвергается критикомъ потому, что „сочетаніе іа одно изъ
невозможныхъ въ нашемъ языкѣ и несогласныхъ съ законами обра-
зованія": Но г. Д. не сообразилъ, что если послѣ і въ заимствован-
ныхъ словахъ допускаются другія твердыя гласныя; если допускаются
сочетанія іо, іу, также не свойственныя русскому языку; если пишутъ
милліонъ, серіозный, пансіонъ, тіунъ, радіусъ, то нѣтъ основанія не пи-
сать также сочетанія іа въ такихъ словахъ, какъ: христіанинъ
спеціальный, матеріалъ, азіатскій и т. п.: къ словамъ иностраннаго
происхожденія не всегда можно примѣнять каждое правило своего
языка. Такимъ же образомъ въ нихъ пишутся рядомъ и другія глас-
ныя, никогда не встрѣчающіяся въ русскомъ, напр. силуэтъ, раутъ,
алоэ, боа, или допускаются сочетанія нѣкоторыхъ согласныхъ съ мяг-
кими гласными, невозможныя въ русскихъ словахъ, напр. въ именахъ:
брошюра, Кяхта, гяуръ, Кюмень.
Мы уже говорили выше о противодѣйствіи, какое встрѣчаетъ со
стороны многихъ наше предложеніе писать ого вм. аго въ родит. пад.

ед. ч. прил. муж. и ср. рода, y которыхъ именит. падежъ оканчива-
ется на ой. Разумѣется, что й въ этомъ случаѣ г. Д. присоединяется
къ нашимъ противникамъ; но всѣ столь пространно изложенные имъ
доводы падаютъ предъ несообразностью писать одинаково окончанія
двухъ формъ, которыя произносятся такъ различно, какъ напр. пер-
ваго и второго. Уже нѣсколько столѣтій тому назадъ эта поразитель-
ная разница заставляла иногда писцовъ, для означенія ударяемаго
звука о, употреблять и букву о. Столь естественное и простое улуч-
шеніе нашей орѳографіи съ теченіемъ времени все болѣе и болѣе
проникало въ нее, я около 1860-хъ годовъ стало являться постоянно
въ нѣкоторыхъ журналахъ и книгахъ. Что правило писать ого до
сихъ поръ не встрѣчалось ни въ одной изъ нашихъ грамматикъ, ни-
чего не доказываетъ: бывало, и окончаніе им. падежа на ой не при-
знавалось ни въ грамматикахъ, ни въ словаряхъ и считалось ересью,
но естественно, что старая грамматика должна мало по малу дѣлать
уступки требованіямъ живого языка. Въ защиту своего мнѣнія критикъ
ссылается между прочимъ на Павскаго и говоритъ, что этотъ фило-
логъ далъ образцы склоненій для всѣхъ прилагательныхъ, и склоняя
дорогой, лихой, плохой какъ тонкій, прибавляетъ только: въ словѣ
большой род, пад. ого и болѣе ни слова объ окончаніи ого". Это не-
вѣрно: во 1-хъ, въ примѣч. къ § 112 своего перваго разсужденія Пав-
скій говоритъ: „Ежели пишемъ худой вм. худый, то почему не
писать худого или худова вм. худаго?" A во 2-хъ, Павскій, пред-
ставивъ пять таблицъ склоненія именъ прилагательныхъ, въ осо-
бомъ примѣчаніи говоритъ о тѣхъ, которыя, по требованію ударенія,
вмѣсто ый, ій принимаютъ окончаніе ой, и хотя онъ прибавляетъ,
что отъ этого склоненіе прилагательныхъ не измѣнится, однакожъ въ
образецъ флексій именъ: чужой, большо́й, меньшой приводитъ полное
склоненіе прилаг. большой съ окончаніемъ ого въ род. пад. муж. и ср.
р. ед. числа г). Это не значитъ, что онъ принимаетъ окончаніе ого
только для прил. большой. Что касается написанія худова, то я уже
выше объяснилъ, почему, допуская о въ первомъ слогѣ окончанія, мы
во второмъ слогѣ отвергаемъ в. Въ подкрѣпленіе своихъ доводовъ
противъ оконч. ого г. Д. выражаетъ опасеніе, что „обученіе право-
писанію въ школѣ со введеніемъ ого усложнится новымъ правиломъ
и, нужно сказать, не особенно легкимъ, такъ что число ученическихъ
ОШИ6ОЕЪ должно сдѣлаться больше". Ужели же дѣйствительно трудно
слѣдующее правило: „Когда прилагат. въ имен. пад. един, ч. муж. р.
кончается на ой, то въ род. падежѣ пишите ого, напр. прямой, пря-
мого; другой, другого".
Изъ того, что въ закрытыхъ слогахъ извѣстнаго разряда послѣ
1) Филол. Наблюденія, Разсужд. II, Отд. 27 стр. 149—150.

шипящихъ (ж ш ч щ) предлагалось писать емъ, напр. ключемъ, кри-
тикъ выводитъ заключеніе, что я совѣтую также писать въ чужемъ.
Между тѣмъ тутъ же слово чужой было приведено въ числѣ словъ,
въ которыхъ шипящая допускается передъ дифтонгомъ ой; повидимому,
допущеніе о и въ косвенныхъ падежахъ такихъ прилагат. разумѣлось
само собой; но оказывается, что тутъ была недомолвка, слѣдовательно
редакція должна быть исправлена въ смыслѣ большей точности. При
этомъ надо согласиться, что если ударяемое о можетъ слѣдовать за
шипящею въ творит. пад. именъ жен. p.: душою, душой\ свѣчою, свѣ-
чой, то справедливо допустить это и въ твор. пад. именъ муж. род.:
ножомъ, карандашомъ, мечомъ, плащомъ. Но въ предлож. падежѣ
мѣстоим. что должно остаться е (въ чемъ) по аналогіи съ другими
падежами этого мѣстоименія: чего, чему.
Брошюра сѣтуетъ, что въ руководствѣ не объяснено, почему пи-
шется полъ-имѣнія, a не „полымѣнія", или „полимѣнія". Это, кажется,
и не требовало объясненія, такъ какъ замѣна сочетанія ъи буквою ы
употребительна собственно только при сліяніи предлога, кончающагося
на ъ, съ реченіемъ, начинающимся буквою и, a что касается написанія
„поллиста" вм. полъ-листа, то на это согласиться нельзя, потому что
„изъ двухъ рядомъ стоящихъ одинаковыхъ согласныхъ первая упо-
добляется второй и первое л умягчалось бы подъ вліяніемъ второго"
какъ напр. въ словахъ: аллея, милліонъ (Р. Прав., стр. 88).
Замѣчаніе г-на Д., будто ь въ словѣ возьму, равно какъ и въ
глагольныхъ окончаніяхъ ть, шь, ь (въ повелит. накл.) не замѣняетъ
мягкой гласной, такъ мудрено, что останавливаться на опроверженіи
его я не считаю нужнымъ.
Вопросу о слитномъ или раздѣльномъ написаніи нѣкоторыхъ словъ
придается въ брошюрѣ излишняя важность; особенно въ этомъ дѣлѣ
достигнуть полнаго соглашенія ни въ какомъ языкѣ невозможно. Подъ
рядъ и на ряду пишу я врозь, потому что слитно написанныя слова
подрядь и наряду суть флективныя формы двухъ существительныхъ.
Здѣсь кстати вообще коснуться вопроса о различномъ письмѣ словъ
имѣющихъ разное значеніе, но одинаково произносимыхъ. Само собою
разумѣется, что въ большинствѣ случаевъ такое различеніе не нужно:
значеніе слова видно изъ его отношенія къ рѣчи, изъ связи его съ
другими словами, чему примѣрами и служатъ приведенныя мною въ
руководствѣ слова: суда и суды (въ косвенныхъ ихъ падежахъ). Но
когда въ'самомъ двоякомъ происхожденіи или составѣ слова заклю-
чается причина различныхъ начертаній его, то нѣтъ основанія избѣ-
гать такого различенія: вотъ въ какомъ смыслѣ я считаю правиль-
нымъ писать двоякимъ образомъ такія слова, какъ напр. лечу и лѣчу
балъ, и баллъ, металъ и металлъ, колосъ и колоссъ. Ясно, что и въ этомъ
пунктѣ руководство не представляетъ того противорѣчія, которое

усматриваетъ нашъ критикъ. Двоякое начертаніе миръ и міръ въ
двухъ разныхъ значеніяхъ слова въ сущности конечно не необходимо,
но оно такъ укоренилось, что стараться изгнать его было бы напрас-
нымъ трудомъ. Такого рода орѳографическія мудрованія есть во всѣхъ
языкахъ. У нѣмцевъ ихъ множество (напр. baê и baft, toiber и tirieber).
У французовъ, напротивъ, — масса такихъ словъ, которыя различать
въ правописаніи непремѣнно нужно по причинѣ различнаго ихъ проис-
хожденія и состава. Понятно, какая путаница происходила бы y нихъ
на письмѣ, если бъ они стали писать одинаково, напр., всѣ разно-
значащія слова, произносимыя какъ san (cent, sang, sans, sens) и sin
(cinq, saint и проч.).
Разбирать разсужденія брошюры по поводу замѣчаній объ удвоеніи
согласныхъ опять отказываюсь, видя, что пониманіе физіологіи звуковъ,
необходимое для оцѣнки этихъ замѣчаній, совершенно чуждо автору,
какъ уже и выше легко было заключить изъ его отзыва о новыхъ
терминахъ во вступительной части руководства.
Оставляя въ сторонѣ нѣсколько отдѣльныхъ словъ, которыя вой-
дутъ въ помѣщаемый ниже особый списокъ, нахожу не лишнимъ разъ-
яснить г-ну Д. одно указываемое имъ мнимое противорѣчіе. Ему ка-
жутся несогласимыми слѣдующія два положенія: „Мы должны дорожить
всякимъ имѣющимся y насъ средствомъ нашей азбуки, чтобы въ воз-
можной точности передавать начертаніе иноязычныхъ словъ" (стр. 71)
и другое: „мы не обязаны примѣняться къ тонкостямъ иностраннаго
произношенія" (стр. 73). Въ первомъ случаѣ рѣчь идетъ о формѣ
словъ, во второмъ о ихъ произношеніи: это два совершенно разныя по-
нятія. Возьмемъ для примѣра имя острова Ösel или французскаго
города Eu: если мы.по-русски напишимъ „Езель" или „Э", то гласный
звукъ подлинныхъ именъ останется неизвѣстнымъ, и можетъ произойти
смѣшеніе ихъ съ нѣм. Esel (оселъ) и съ названіемъ принадлежащаго
Франціи острова Аіх (Э); но если мы употребимъ введенную не-
давно въ московской печати букву э то всякій сколько-нибудь зна-
комый съ языками нѣмецкимъ и французскимъ пойметъ, что тамъ въ
составъ этихъ именъ входятъ гласныя Ö и Eu: такимъ написаніемъ
мы, при недостаточности нашей азбуки, сдѣлаемъ все что можемъ,
чтобы дать понятіе о формѣ подлинныхъ названій. Но это не обязы-
ваетъ насъ произноситъ ихъ такъ, какъ произнесетъ ихъ нѣмецъ или
французъ. Въ приведенныхъ двухъ положеніяхъ я имѣлъ въ виду
особенно разницу между собственными именами и нарицательными.
1) Раціональность этой буквы вытекаетъ прямо изъ существованія ё: какъ йото-
ванному е отвѣчаетъ нейотованное з, такъ и буква ё должна имѣть соотвѣтствую-
щую ей нейотованную э для множества иностранныхъ именъ, которыхъ мы безъ этой
послѣдней не можемъ и приблизительно передать на письмѣ.

Всего нужнѣе означать съ возможною точностью форму иностраннаго
имени собственнаго, потому что иначе .трудно угадать его и легко
смѣшать одно имя съ другимъ. Мы пишемъ: Бэръ, Тэнъ, чтобы пока-
зать, что въ этихъ именахъ е не сжатое, a открытое (нѣм. ä, фр. ai);
въ нарицательныхъ же именахъ тема, меръ, произносимыхъ такимъ
же образомъ, не находимъ это нужнымъ.
Читатель, имѣвшій терпѣніе внимательно прослѣдить этотъ разборъ
замѣчаній г-на Д., легко могъ убѣдиться, насколько они, за весьма
немногими исключеніями, беспристрастны и справедливы.
Если невѣрны въ значительномъ большинствѣ частныя замѣчанія
брошюры, то могутъ ли быть вѣрны и выводы ея, изложенные въ
многословномъ „заключеніи", представляющемъ смѣсь громкихъ фразъ
съ самыми сбивчивыми понятіями и явными противорѣчіями.
Было показано, какіе съ виду серіозные вопросы, по мнѣнію критика
никѣмъ еще не затронутые и ожидающіе рѣшенія, онъ ставилъ на 1-й
страницѣ своей брошюры. Въ концѣ же самъ онъ пытается ихъ рѣ-
шить, но рѣшаетъ такъ, что изъ его разсужденій трудно извлечь ка-
кую-нибудь опредѣленную мысль, кромѣ развѣ требованія какой-то
строго установленной системы въ примѣненіи фонетическаго нача-
ла,—требованія, несостоятельность котораго выше была уже выяснена.
Автору и тутъ все еще непонятно, что фонетическое начало беретъ
верхъ надъ этимологическимъ только въ силу несогласія между слово-
производствомъ и. произношеніемъ (когда иначе письмо, по словамъ
Ломоносова, слишкомъ удалялось бы отъ чистаго выговора): слу-
чаи эти давно опредѣлены обычаемъ, но впредь могутъ явиться еще
и другіе *). Повидимому самъ г. Д. сознаетъ это: „Съ давнихъ поръ", гово-
ритъ онъ, „русская живая рѣчь широкою струею вливалась въ книжную,
вытѣсняла формы рѣчи литературной... Вторженіе живой рѣчи въ книж-
ную равно ощутительно и въ настоящее время. Вотъ новое начало,—на
чало живой народной общерусской рѣчи,—иначе фонетическое, займетъ
подобающее мѣсто въ нашемъ письмѣ". Послѣ этого какъ не подивиться,
встрѣтивъ на слѣдующей страницѣ такія строки: „Но когда же и гдѣ
правописаніе можетъ опираться на говоръ, на произношеніе? Въ ка-
кихъ случаяхъ оно можетъ подкрѣплять себя, ссылаясь на фонетику?"
Въ отношеніи въ живой рѣчи народа критикъ нашъ не признаетъ
существованія одного господствующаго нарѣчія, служащаго главнымъ
источникомъ образованнаго или литературнаго языка: московское на-
рѣчіе, по его мнѣнію, не болѣе какъ областной языкъ, мѣстный го-
воръ; откуда же взять требуемое имъ общерусское фонетическое
1) Здѣсь фонетическое письмо принимается въ смыслѣ противоположномъ эти-
мологическому. Въ сущности же множество словъ русскаго языка представляютъ на
письмѣ соединеніе фонетическаго начала съ этимологическимъ: они пишутся согласно
съ словопроизводствомъ и произносятся совершенно такъ, какъ пишутся.

начало, этого' онъ не объясняетъ. Изъ сопоставленія разныхъ мѣстъ
вступленія и заключенія брошюры подтверждается замѣченное уже
выше, что авторъ вовсе не отличаетъ, съ одной стороны, понятія о
книжной рѣчи отъ понятія объ этимологическомъ письмѣ> a съ другой
понятія о живомъ языкѣ отъ понятія о письмѣ фонетическомъ. Любо-
пытно рекомендуемое авторомъ въ самомъ концѣ брошюры „устав-
щикамъ правописанія" (I) средство „создать систему правописанія,
примѣнимую для нашего времени" (вмѣсто нынѣшней, никуда не год-
ной?). Исполненіе этой трудной задачи, по его словамъ, „значительно
будетъ облегчено работами, мнѣніями, взглядами представителей
науки, какъ прежнихъ, много трудившихся, такъ и нынѣ трудящихся
надъ уясненіемъ формъ языка; притомъ должно быть обращено вни-
маніе на голосъ современной литературы въ лицѣ лучшихъ ея пред-
ставителей, между которыми естъ лица высоко и научно образованныя,—
наконецъ и голосъ народа — это фонетическое начало, но не областное,
не мѣстное, a общерусское, долженъ быть принятъ во вниманіе"/Въ
своемъ усердіи отыскивать въ нашемъ трудѣ одни несовершенства
г. Д. не замѣтилъ, что именно всѣ эти матеріалы для рѣшенія на-
шей задачи и были y насъ въ виду. Прекращеніе „орѳографической
распри" (?), о которомъ онъ мечтаетъ, возможно уже и теперь, если
каждый пишущій не будетъ настаивать на исключительномъ превос-
ходствѣ своего письма, если каждый преподаватель будетъ руково-
диться не самолюбивымъ стараніемъ охранять свое личное правопи-
саніе, a разумнымъ желаніемъ способствовать къ установленію едино-
образія въ этомъ дѣлѣ.
Изъ самой формы вопроса, поставленнаго въ заглавіи брошюры
г-на Д., легко угадать выводъ нашего критика. На чемъ же основы-
вается его отрицательный выводъ?
Всякій, кто безпристрастно отнесется къ нашему руководству, мо-
жетъ засвидѣтельствовать, что въ сущности оно заключаетъ въ себѣ
очень немного такого, что несогласно съ общеупотребительнымъ
правописаніемъ. Слѣдовательно вопросъ о примѣнимости нашей книги
къ практикѣ сводится, собственно говоря, къ другому вопросу: воз-
можно ли на практикѣ существующее нынѣ русское правописаніе?
Отвѣтомъ на это служатъ сотни и тысячи книгъ, періодическихъ из-
даній и дѣловыхъ бумагъ, непрерывно выходящихъ изъ-подъ пера
русскихъ людей. Наше руководство не что иное, какъ краткій сводъ
правилъ и фактовъ современной русской орѳографіи, поясняющій то,
что въ ней правильно, исправляющій вкравшіяся въ нее невѣрности,
наконецъ, предлагающій весьма немногія измѣненія, которыя, какъ
мы смѣемъ надѣяться, найдутъ себѣ оправданіе въ будущемъ.
Впрочемъ, я далекъ отъ мысли, чтобы въ составленномъ мною
руководствѣ не было недостатковъ и слабыхъ сторонъ. Они были

тѣмъ болѣе неизбѣжны, что русская грамматика еще далеко не окон-
чательно разработана, и многое приходилось рѣшать въ первый разъ.
Давно извѣстно, что несовершенство есть удѣлъ всякаго человѣче-
скаго труда. Въ числѣ высказанныхъ разными лицами замѣчаній,
требующихъ того или другого улучшенія въ нашей книгѣ, были ко-
нечно и весьма дѣльныя заявленія, за которыя не могу не быть при-
знательнымъ, хотя и жаль, что къ нѣкоторымъ изъ нихъ примѣшива-
лось какое-то безотчетно враждебное чувство къ академіи. Но каково
бы ни было несовершенство нашего руководства, мы не можемъ от-
казаться отъ сознанія, что здѣсь въ первый разъ современное рус-
ское правописаніе разсмотрѣно съ надлежащею полнотой и отчетли-
востью, и что сами тѣ, которые мелочною критикой стараются умалить
значеніе этого труда, ему же обязаны наведеніемъ на многіе вопросы,
до сихъ поръ остававшіеся незатронутыми въ изученіи русскаго языка
ЗАМѢЧАНІЯ О НѢКОТОРЫХЪ ОТДѢЛЬНЫХЪ СЛОВАХЪ*).
Изъ множества замѣчаній, доставленныхъ мнѣ частнымъ образомъ или напе-
чатанныхъ въ разныхъ изданіяхъ, здѣсь даю объясненія только по тѣмъ, кото-
рыя казались мнѣ заслуживающими болѣе вниманія. Изъ остальныхъ нѣкоторыя
будутъ приняты въ соображеніе при пересмотрѣ справочнаго указателя къ
руководству.
АБОНИМЕНТЪ. Такъ въ акад. словарѣ и y Даля, сходно съ произно-
шеніемъ, несмотря на фр. abonnement. Ha томъ же основаніи и аккомпани-
ментъ.
АЛФАВИТЪ. Нашу латинскую приписку alphabetum неизвѣстный кри-
тикъ замѣняетъ греческого aXcpdcßTjxov, но, сколько извѣстно, этого на-
званія азбуки y самихъ грековъ не было: оно позднѣе появилось въ
латинской письменности. По крайней мѣрѣ, въ греческихъ словаряхъ
его нѣтъ.
БЕЗМЕНЪ. Г. Соболевскій1) полагаетъ, что обычное (будто-бы) право-
писаніе „безмѣнъ" вполнѣ правильно и заслуживаетъ предпочтенія.
Сколько я могъ замѣтить, пишутъ большею частью согласно съ мо-
имъ правописаніемъ: въ академическомъ словарѣ 1847 года, въ Тол-
ковомъ словарѣ Даля и во всѣхъ русскихъ словаряхъ, находящихся
y меня подъ рукою, я нахожу безменъ. Такъ какъ е и ѣ произносятся
*) См.. Русскій Филолог. Вѣстникъ 1885, № 3.
*) Часть этихъ замѣчаній была напечатана въ замѣткѣ „Нѣсколько орѳографиче-
скихъ Разъясненій" въ P. Филолог. Вѣстникѣ, 1886, № 1, стр. 1 — 6. Ред.

совершенно одинаково, то въ звуковомъ отношеніи оба начертанія
безразличны, но по несомнѣнно чужеязычному происхожденію этого
слова буква ѣ въ немъ неумѣстна.
БЛАГОДАРСТВУЙ. Г. Малорошвиловъ замѣчаетъ, что это не повелит.
форма: она сокращена изъ полной формы изъявит. накл. благодарству
ешь, — ете, въ доказательство чего онъ приводитъ стихъ изъ Онеж-
скихъ былинъ Гильфердинга:
Благодарствуешь Илья да сынъ Ивановичъ,
Збавилъ насъ отъ смерти отъ напрасныя.
Это объясненіе не уничтожаетъ сказаннаго мною, что общеупотре-
бительное выраженіе „благодарствуй, благодарствуйте" неправильно.
БОЛѢ, МЕНѢ- Г. Соболевскій ошибается, считая написаніе этихъ
словъ съ окончаніемъ е общепринятымъ, и приписываетъ мнѣ
странное мнѣніе, будто архаическія формы боле, мене суть формы
сокращенныя изъ болѣе, менѣе. Я говорилъ о нынѣшнихъ начертані-
яхъ болѣ, менѣ, которыя дѣйствительно въ пониманіи большинства
пишущихъ являются сокращеніями полныхъ русскихъ формъ. „По
общей формѣ сравнительной степени", сказано мною, „мы пишемъ: болѣе,
менѣе, тогда какъ въ древнемъ языкѣ имѣлись только формы боле,
мене; но наши новѣйшія формы окончательно утверждены употребле-
ніемъ, и въ сокращенномъ видѣ (преимущественно въ стихахъ) пишутъ;
болѣ,менѣ (Филологическія Разысканія, см. выше, стр. 738). Это правописаніе
признаетъ и г. Буслаевъ. „Мы пишемъ, говоритъ онъ, ѣ вм. е въ
формахъ сравнит. степени: болѣе (и усѣченно болѣ), менѣе (и усѣ-
ченно менѣ) вм. ц.-сл. болѣ, мьне" И Т. Д. (Ист. Гр* I, 35). Одинъ
критикъ осуждаетъ начертаніе БОЛЕ (вм. болѣ); но справка съ словаремъ
Миклошича убѣдила бы его, что это написаніе часто встрѣчается
въ древнихъ памятникахъ. Относительно „тяжеле" я согласенъ, что
это особая форма, независимая отъ тяжелѣе (какъ дешевле, шире).
Павскій пишетъ тяжеле\ y Даля въ окончаніи этого слова то ѣ, то е.
БРЕНЧАТЬ. Неизвѣстный критикъ считаетъ это слово заимство-
ваннымъ съ польскаго (brzeczyc) и отвергаетъ сближеніе его съ ц.-сл.
бряцати по той причинѣ, что носовыя гласныя y насъ утратили носо-
вой призвукъ. Можетъ-быть, и дѣйствительно русское слово польскаго
происхожденія, но ц.-сл. форма приведена мною только какъ перво-
образъ нашего глагола, объясняющій происхожденіе въ немъ носо-
вого звука.
ВЕТЧИНА. Написаніе „вядчина" предлагалось мною вовсе не по-
тому, что я будто бы произвожу это слово съ польскаго, какъ утвер-
ждаетъ г. Д., a въ силу значенія общеславянскаго корня вяд, по-
являющагося, между прочимъ, и въ русскомъ словѣ вя{д)лить (вяле-
ная рыба). Дѣло шло объ исправленіи важнаго нарушенія этимологіи.

Подробное изслѣдованіе мое о томъ появится въ Archiv für slavische
Philologie *); здѣсь же я замѣчу только, что производить ветчина отъ
ветхій на основаніи встрѣчающихся въ Домостроѣ формъ „ветчина,
ветшина" несправедливо, потому, во 1-хъ, что слово это не означаетъ
.стараго мяса и притомъ прилаг. ветхій значитъ старый только съ
извѣстнымъ опредѣленнымъ оттѣнкомъ, который вовсе не подходитъ
къ понятію о мясѣ, и во 2-хъ, что въ, названіи свѣжина, противо-
полагаемомъ слову ветчина, понятіе свѣжести разумѣется только въ
томъ смыслѣ, что это не соленое и не копченое мясо.
Недавно появилось еще третье мнѣніе о производствѣ слова вет-
чина. Г. Соболевскій въ Р. Филол. Вѣстникѣ высказалъ догадку, что
оно происходитъ отъ латыш. (впрочемъ мало достовѣрнаго) слова weksisv
ein Halbschwein, которое даетъ ему поводъ предположить вышедшее
изъ употребленія существительное вечька или вечьца и изъ него об-
разовать древнюю форму вечьчина. Такое толкованіе едва ли тре-
буетъ серіознаго опроверженія. Производство отъ корня вяд не до-
пускается г. Соболевскимъ особенно на томъ основаніи, что мы назы-
ваемъ ветчиною не всякое вяленое или копченое мясо, a исключительно
мясо свиного окорока; но при этомъ онъ забываетъ, что то же мы
видимъ и въ другихъ языкахъ: такъ нѣм. Schinken, фр. jambon и
русское окорокъ, означающія вообще извѣстную часть ноги и бедра
животныхъ, употребляются только въ примѣненіи къ свиной тушѣ;
точно такъ же и италіанское prosciutto, имѣющее вообще значеніе вяле-
наго мяса, говорится только о свиномъ мясѣ: какъ по своему произ-
водству отъ sciugare, сушить, вялить, такъ и по значенію, оно вполнѣ
соотвѣтствуетъ русскому „вядчина". (См. выше стр. 825).
ВЗБАЛМОШНЫЙ. Такъ какъ это слово дѣйствительно далеко отсту-
пило отъ первообразнаго баломутить и притомъ имѣется существит.
взбалмошь, то, согласно съ предложеніемъ г. Смирнова, есть основаніе
измѣнить въ прилагательномъ ч на ш.
ВОЖЖА. Неизвѣстный критикъ опровергаетъ это правописаніе на
томъ основаніи, что за вожжи не водятъ и что изъ д двойного ж
не бываетъ. Въ 1-мъ изданіи руководства было написано возжа въ
предположеніи родства этого слова съ гл. возитъ, но я не могъ не
уступить мнѣнію, сближающему это существит. съ словомъ поводъ, съ
малор. вижжи, вижки и съ бѣлор. вожки Въ Арханг. губ. вожжа въ
оленьей упряжи называется вожъ. Переходъ д въ ж дѣло обычное, a
удвоеніе этой шипящей могло быть вызвано такою же особенностью
произношенія, какое въ Сѣверной Россіи слышится, напр., въ словѣ
дрож(ж)атъ.
ВОТРУШКА. Вопросъ о происхожденіи этого слова и слѣдовательно
*) См. ниже, вслѣдъ за этой статьей. Ред.

о гласной въ первомъ слогѣ остается нерѣшеннымъ; ноя положительно
отвергаю повторяемое нерѣдко толкованіе, будто слово это образовано,
посредствомъ перестановки звуковъ, изъ „творожка" или „творужка".
Кто произноситъ творогъ, тотъ такъ же легко произносилъ бы „творож-
ка" и не имѣлъ бы надобности въ перестановкѣ звуковъ своего род-
ного и всѣмъ понятнаго слова. Притомъ не вездѣ въ Россіи вотрушки
пекутся съ творогомъ. Производство отъ серб. и морав. ватра (огонь,
очагъ) считаю сомнительнымъ: этого слова нѣтъ въ русскихъ нарѣчі-
яхъ, и потому трудно представить себѣ, чтобы отъ него въ уменьши-
тельной формѣ назвалось y насъ печенье, неизвѣстное подъ этимъ
названіемъ y тѣхъ народовъ, которые имѣютъ слово ватра.
ВСЛѢДСТВІЕ, ВЪ ТЕЧЕНІЕ, ВЪ ПРОДОЛЖЕНІЕ. Одинъ ИЗЪ преподава-
телей, доставившихъ мнѣ свои замѣтки, находилъ въ этихъ двухъ
различныхъ способахъ письма доказательство непослѣдовательности
и недостатка системы. Тутъ опять забыто принятое нами правило
держаться по возможности общаго или по крайней мѣрѣ наиболѣе
распространеннаго обычая, когда въ немъ нѣтъ положительной не-
правильности. Во 2-мъ изданіи Филол. Разысканій я писалъ въ слѣд-
ствіе, но почти нигдѣ въ печати не встрѣчалось это раздѣльное на-
писаніе, тогда какъ видѣть слова „втеченіе, впродолженіе" слитно на-
писанными случается очень рѣдко, и не безъ основанія: въ нихъ
существительное иногда отдѣляется отъ предлога опредѣленіемъ, напр.
во все продолженіе.
ГОСТИНЫЙ, ГОСТИНИЦА. По мнѣнію Р. Фил. Вѣстника, обычное
правописаніе въ обоихъ этихъ словахъ требуетъ удвоенія и. Во вто-
ромъ изъ нихъ, дѣйствительно, почти всѣ пишутъ по произношенію
два н, но въ прилагательномъ гостиный рѣдко кто позволитъ себѣ
это удвоеніе, которое и въ живой рѣчи далеко не всегда слышится:
тутъ слишкомъ ясно чувствуется суффиксъ иный, служащій къ обра-
зованію прилагательныхъ отъ названій многихъ животныхъ: орлиный,
лебединый, голубиный, львиный, соловьиный и т. п. Образованное по
тому же типу слово гостиный является въ этой именно формѣ и въ
словаряхъ нашихъ. Вотъ почему и начертаніе гостиница должно быть
признано правильнымъ: нѣкогда писали „истинна" (сущ. имя), но эта
орѳографія давно уже оставлена.
ГРЕСТИ. Отвергая, чтобы въ этой формѣ с явилось взамѣнъ б,
неизвѣстный критикъ замѣчаетъ: „Любопытно было бы узнать, какъ
академія образуетъ неопредѣл. накл. соверш. вида отъ погребать".
Это сказано конечно въ увѣренности, что предполагаемая форма воз-
можна только съ сохраненіемъ б. Между тѣмъ уже и въ др. слав. мы
находимъ ее въ троякомъ видѣ: погребсти, погрести и погрети (ино-
гда съ буквою ѣ). Первыя двѣ формы (съ исключеніемъ еря послѣ б)
занесены и въ русскіе словари. Академическій приводитъ слѣдующій

примѣръ изъ Актовъ Археогр. Экспед. (IV, 75): „велѣлъ его митропо-
лита погресть". Въ неопр. накл. гл. скрести, скресть звукъ б совсѣмъ
не является.
ДЕРЕВЯЖКА. Г. Соболевскій полагаетъ, что слово деревяга, отъ ко-
тораго я (вмѣстѣ съ Павскимъ) произвожу это уменьшительное, не
существуетъ, но оно есть и въ академическомъ словарѣ и y Даля,
хотя въ нѣсколько иномъ значеніи и хотя кромѣ его въ обоихъ сло-
варяхъ находится и „деревяшка" съ буквою ш. Родительный падежъ
множ. деревяшекъ, казалось мнѣ, не можетъ служить доводомъ противъ
принятой мною орѳографіи, потому что. есть и другіе примѣры непра-
вильнаго произношенія шипящихъ въ производныхъ словахъ: такъ
отъ сущ. армякъ произведено прилагательное армяжный вмѣсто „армяч-
ный". Формы „деревяха" мы нигдѣ не находимъ; къ суффиксу же яга
(ага) Павскій относитъ довольно много словъ, и при имени деревяга
ставитъ въ скобкахъ деревяжка [Фил. Набл. Разсужд. II, стр. 61).
ЗАБІЯКА. По мнѣнію неизвѣстнаго критика, этого слова нельзя
•сближать съ гл. забить: оно де взято цѣликомъ изъ польскаго. Но въ
польскомъ этому слову соотвѣтствуетъ zawadjaka, a болѣе близкое къ
нашему zabojca значитъ убійца. Невѣрно и другое утвержденіе кри-
тика, будто і передъ гласнымъ всегда переходитъ въ ь, какъ дока-
зываютъ слова: піявка, піявица, сіяніе, не говоря о тѣхъ, которыя
употребительны только въ литературномъ языкѣ.
ЗА ГРАНИЦЕЙ. Повторю здѣсь то, что при другомъ, случаѣ было
сказано мною противъ образованія существительнаго „заграница":
„Вопросъ въ томъ, можно ли изъ адвербіальныхъ реченій: за границу,'
за границей образовать существительное заграница. Это все равно,
кавъ если бы, напримѣръ, изъ реченій: со временемъ, за рѣкой, втайнѣ,
снаружи образовать имена: „совремя", „зарѣка" (вмѣсто „зарѣчье") и
т. п. При существованіи имени „заграница" пришлось бы уже гово-
рить: „онъ ѣдетъ въ заграницу", „онъ живетъ въ заграницѣ". При-
бавлю, что оспариваемое мною слово произошло вѣроятно отъ дурно
понятого выраженія изъ-за границы, въ которомъ вмѣсто трехъ словъ
увидѣли два: предлогъ изъ и имя заграница. Точно такъ можно бы,
пожалуй, изъ выраженій: изъ-за угла, изъ-за стола образовать существи-
тельныя: „зауголъ, застолъ"!
ИЗЬЯНЪ. Въ этимологическомъ словарѣ Рейфа это слово произве-
дено отъ персидскаго ziiân, зн. détriment, вредъ, ущербъ. Для объяс-
ненія словъ, заимствованныхъ изъ восточныхъ языковъ, Рейфъ поль-
зовался указаніями тогдашнихъ оріенталистовъ нашихъ, особенно
Шармуа, и въ большей части случаевъ ихъ толкованія оказываются
вѣрными. Приведенное слово и по значенію и по созвучію весьма
близко къ персидскому. Впрочемъ, за сохраненіе въ немъ еря я осо-
бенно не стою.

КАЛАЧЪ. Хотя мною и приведена эта форма какъ наиболѣе употре-
бительная (чего нельзя отрицать), но при ней какъ въ текстѣ, такъ.
и въ указателѣ, замѣчено, что по производству (отъ коло) слѣдовало
бы писать: колачъ. Въ главныхъ словаряхъ нашихъ вторая форма
только допускается, но предпочтено правописаніе съ гласною а.
КАПЕТОЛИНА. Г. Смирновъ предпочитаетъ написаніе „Капитолина%
которое онъ нашелъ въ слав.-рус. святцахъ, но я держался подлинной
греческой формы Καπετωλινα, принятой и въ извѣстномъ мѣсяцословѣ
протоіерея Вершинскаго (см. Pape's Wörterbuch der griechischen Eigen-
namen. Braunschweig 1875, стр. 617).
КОЛОДЕЦЪ. Почему слово колодецъ испорчено? спрашиваетъ г. Д.г
и приходитъ къ заключенію, „что слово колодезь, a не колодецъ испор-
чено". Это доказываетъ, что ему неизвѣстна первоначальная ц.-сл.
форма кладязь, о которой Миклошичъ въ своемъ словарѣ замѣчаетъ,
что изъ окончанія язь видно ея иноязычное происхожденіе (pereg-
rimim esse arguit syllaba finalis язь). Естественно, что для русскихъ
этотъ суффиксъ былъ непонятенъ и что они въ такомъ общеупотре-
бительномъ словѣ замѣнили его своимъ ецъ, точно такъ, какъ болгары
изъ кладязь образовали кладенец, a сербы кладенац. У насъ форма
колодецъ давно уже пріобрѣла право гражданства, но она не успѣла
вполнѣ вытѣснить первоначальную (колодезь).
КРОПИВА. Крапива? Въ акад. словарѣ допущены обѣ формы; но въ
ц.-сл. (Сл. Вост. и Микл.) кропива. Шимкевичъ замѣчаетъ, что въ слав.
нарѣчіяхъ корень кроп выражаетъ два понятія: о капельномъ видѣ
жидкости и о большой теплотѣ: кропива жжетъ, и отъ этого же по-
нятія заимствовано ея латинское названіе. Ср. малор. окропь, окрипъ,
зн. горячая вода, поль. ukrop = кипятокъ. Павскій говоритъ: „Кро-
пива значитъ жгучая трава и происходитъ отъ затеряннаго гл. кро-
пить (жечь, горѣть, грѣть), какъ лат. urtica отъ uro, жгу. Съ корнемъ
кроп, прибавляетъ онъ, ср. наши стар. кропъ, горячая вода, и укропникъ>
сосуДъ съ горячею водою {Филол. Набл. II, 53).
ЛЕСА. Во всѣхъ словаряхъ (какъ въ академическомъ) мы находимъ
это слово или исключительно въ приведенной формѣ, или по крайней
мѣрѣ оно поставлено тамъ на первомъ мѣстѣ (какъ y Даля). Не знаю,
почему г. Соболевскій считаетъ его родственнымъ съ общеславянскимъ
лѣсъ, когда леса не имѣетъ никакого отношенія къ дереву и означаетъ
длинную нить y удочки. Скорѣе можно сблизить это слово съ лат.
licium, нѣм. Litze = нить, шнурокъ.
ЛИЗАНЬКА. Въ этомъ начертаніи я послѣдовалъ Павскому (Филолог.
Набл. II, 216), который такъ пишетъ въ виду того, что отъ имени
Лиза не образуется уменьшительное первой степени (Лизя). Можно
согласиться, что предлагаемая г. Соболевскимъ форма Лизонька, по ея
аналогіи съ березонька, была бы правильнѣе, но прежняя (какъ я

лисанька отъ лиса), имѣя за себя силу привычки, едва ли уступитъ ей,
мѣсто.
МАЧЕХА. Здѣсь предпочитаю правильную форму обычной „мачиха".
потому, что отъ мать послѣдняя не могла образоваться: суффиксъ иха
служитъ только къ образованію женскихъ именъ отъ мужскихъ: вол-
чиха отъ волкъ, зайчиха отъ заяцъ, ослиха, слониха, купчиха, шутиха,
щеголиха, подъячиха, повариха, дворничиха, кузнечиха, мельничиха,
старостиха и др. Имя мачеха, по образованію, подходитъ къ слову тетеха.
Приводимыя г. Смирновымъ имена: чудиха, облѣпиха, обнесиха и пр. при-
надлежатъ, по своему производству, къ совершенно другому порядку
словъ и не идутъ въ сравненіе съ мачеха.
НЕ ЧТО ИНОЕ. Въ защиту начертанія ничто иное проф. Смирновъ
приводитъ фразу, гдѣ эти слова стоятъ въ родительномъ падежѣ:
„ничего иного не вижу". Но онъ не замѣтилъ, что въ послѣднемъ.
случаѣ два отрицанія. Я самъ признаю правильною форму ничто въ
такомъ выраженіи: „Это не было ничто иное", но я противъ ея употре-
бленія въ утвердительномъ предложеніи: „это было ничто иное". Тутъ,
по-моему, слѣдуетъ писать: „это было не что иное".
ПОБѢДИТЬ; ПОБѢЖДУ́. По увѣренію нѣкоторыхъ должно говорить
побѣжу. Однакожъ и Павскій принимаетъ формы: награжду, огражду,
убѣжду, такъ же какъ: возвращу, запрещу, посѣщу отъ возвратить,
запретить, посѣтить. (Разсужд. III, §^ 82).
ПСАЛТИРЬ. По мнѣнію нѣкоторыхъ, жен. рода, a не муж., какъ
показано мною согласно съ словарями Миклошича я академическимъ;
въ послѣднемъ приведено извѣстное выраженіе 32 псалма: „во псал-
тири десятоструннѣмъ". Но при формѣ псалтырь ак. словарь озна-
чаетъ ж. p.. Даль при обѣихъ этихъ формахъ ставитъ: об. (общаго p.),
т. е. считаетъ правильнымъ употреблять слово это и въ м. и въ ж.
родѣ. Трудно, дѣйствительно, указать основаніе для предпочтенія
того или другого.
П03Д0. Я только указалъ на фактъ неупотребительности этой формы
въ литературномъ языкѣ, предпочитающемъ поздно\ но согласенъ, что
обѣ формы равно законны. Первая тѣмъ только въ менѣе выгодномъ
положеніи, что не имѣетъ соотвѣтственнаго прилагательнаго, ни пол-
наго, ни краткаго.
ПОСТИЛА или ПАСТИЛА. Я самъ прежде производилъ это слово
отъ глагола стлать, но впослѣдствіи такое производство показалось
мнѣ неправдоподобнымъ, какъ въ филологическомъ, такъ и въ техни-
ческомъ смыслѣ. To, что это названіе встрѣчается уже въ памят-
никахъ XVI столѣтія, не можетъ служить доказательствомъ противъ
его иностраннаго происхожденія. Сношенія Москвы съ Италіею нача-
лись еще во второй половинѣ XV вѣка. Сходство нашего слова со
стариннымъ италіанскимъ pastiglia (произн. пастилья=тѣсто на фрук-

товомъ сокѣ) поразительно. Не даромъ акад. словарь допускаетъ и
форму пастила. Даль, принявъ также обѣ формы, сближаетъ слово
это съ лат. pasta, pastillum.
ПОТЧЕВАТЬ. Встрѣчающаяся издавна въ русскихъ памятникахъ
форма „потчиваю* могла произойти отъ неумѣнія обращаться съ гла-
голомъ такого чуждаго русскому языку образованія (см. Филологическія
Разысканія, II, Справ. Фил. Указ.). Всякій, кто внимательно прочтетъ
замѣтку Срезневскаго *), увидитъ, что онъ приходитъ къ двоякому
выводу и что въ первой половинѣ своего изслѣдованія онъ совершенно
согласенъ со мною, принимая форму потчевать и отвергая потчиваю.
ПѢСЕННИКЪ и ПѢСЕЛЬНИКЪ. По академическому словарю и по
Далю, пѣсенникъ употребляется въ двоякомъ значеніи: и сборника пѣ-
сенъ, и лица, поющаго въ хорѣ, пѣсельникъ же только во второмъ
значеніи. Установленіе такого различія въ формѣ слова, имѣющаго
двоякій смыслъ, можетъ иногда быть полезнымъ для ясности рѣчи.
РЕДИЖИРОВАТЬ. Нѣкоторые защищаютъ употребительную, но со-
вершенно ошибочную форму „редактировать", которая никакъ не
могла образоваться изъ сущ. редакторъ. Понятно, что изъ франц. inspec-
ter, черезъ посредство нѣмецкаго inspektieren, могъ произойти гла-
голъ инспектировать, но чѣмъ оправдать редактировать? По этому
образцу надобно бы говорить и „директировать" вмѣсто' дирижиро-
вать. Не все, что вошло въ употрёбленіе, можно поддерживать. Пе-
тербургскіе лакеи и няньки ввели между прочимъ обычай говорить
одѣвать (напр. пальто) вм. надѣвать. Неужели и это позволительно?
СНИТОКЪ. Очень странно, что г. Смирновъ присоединяется къ
Далю въ производствѣ этого слова отъ снѣдь. Такъ какъ и другая
рыба употребляется въ пищу, то спрашивается: почему же именно снитки
получили свое названіе отъ этого признака? Напоминаю и здѣсь ста-
ринную форму снитейный, занесенную въ акад. словарь съ слѣдующею
ссылкой: „Да на Новосѣчи противо березы полтони снитейная, да подъ
боромъ тоня сиговая" (Акты Археогр. Экспед. III, 157). Названіе снитки
принадлежитъ къ числу рѣдко встрѣющихся въ литературномъ языкѣ
словъ, которыхъ правописаніе потому и не установилось. Даль при-
нимаетъ три написанія: снетокъ, снѣтокъ и снятокъ. Въ акад. сло-
варѣ находимъ только послѣднее. Не основывается ли оно на народ-
ной этимологіи? У этой рыбки нижняя челюсть длиннѣе верхней, y
которой частичка какъ будто снята. Но нѣм. Stint, лит. stinta, поль.
stynka заставляютъ предполагать близкую къ этому составу форму
нашего слова съ перестановкою согласныхъ и съ гласною и.
ТВОРОГЪ. Такъ это слово записано въ академ. словарѣ и y Даля,
который рядомъ ставитъ творогъ. Г. Смирновъ въ пользу a въ первомъ
*) Извѣстія ІІ-го Отд. Ак. Н., т. УП, вып. 3.

слогѣ приводитъ, что y всѣхъ западныхъ славянъ „тварогъ", но съ за-
падными слав. нарѣчіями мы относительно гласныхъ нерѣдко бываемъ
въ прямомъ противорѣчіи. Въ Россіи, замѣчаетъ критикъ, больше
говорятъ „тварогъ": да развѣ въ произношеніи акающихъ есть раз-
ница между неударяемыми a и о?
ТОРМОЗЪ. На основаніи приведеннаго мною же греч. τορμος, я
согласенъ измѣнить принятое мною прежде правописаніе академиче-
скаго словаря съ буквою a во второмъ слогѣ, тѣмъ болѣе, что и въ
печати обыкновенно встрѣчается написаніе тормозъ, тормозить.
ХРЕСТОМАТІЯ. Г. Смирновъ совѣтуетъ писать христоматія, т. е.
держаться рейхлиновскаго произношенія, чтобы не порывать истори-
ческихъ связей съ византійской образованностію, a напротивъ доро-
жить ими. На этомъ основаніи слѣдовало бы намъ, пожалуй, возвра-
тить и форму піитъ взамѣнъ общеевропейской поэтъ?
Примѣчаніе къ стр. 838—839.
Вотъ что писалъ Павскій въ самомъ началѣ 1840-хъ годовъ о глаголѣ итти.
„Есть y насъ одно неважное слово итти, которое приводитъ въ замѣша-
тельство писателей и писцевъ, такъ что одни предлагаютъ писать итти, другіе
идти... Я утверждаю, что корень слову итти не есть ид, a и, и слѣдовательно
надлежало бы писать: ити, какъ и дѣйствительно пишется въ библейскихъ и
церковныхъ книгахъ. Остатки стариннаго вѣрнаго правописанія есть y насъ и
теперь въ словахъ найти, зайти, пойти и пр. Правда, нѣкоторые изъ нынѣш-
нихъ мудрецовъ и правописателей налагаютъ руки и на эти немногіе остатки
и пишутъ и печатаютъ: найдти и пр. Но большая и лучшая часть писателей
стоитъ еще на вѣрной дорогѣ. Кромѣ доказательства, почерпаемаго мною изъ
церковныхъ книгъ, я нахожу еще не менѣе твердое доказательство въ дру-
гихъ однородныхъ языкахъ, гдѣ существуетъ корень и. Напр. въ санскритскомъ
и-тум, ja-тумъ ( == п-ти отъ корня и); въ греч. ιενα въ лат. i-re, i-Yi, i-tum,
повел. і. Ошибка, укоренившаяся въ нынѣшнемъ нашемъ правописаніи, безъ
сомнѣнія произошла отъ недальновиднаго соображенія. Поелику глаголъ и упо-
требляется y насъ въ одномъ только неопредѣленномъ наклоненіи, a въ другихъ
наклоненіяхъ видевъ глаголъ ид, то и представилось, что и есть сокращенный
ид. Нѣтъ, это суть два глагола совершенно различные, и только тѣмъ они
сходны между собою, что имѣютъ одно значеніе и въ спряженіи служатъ до-
полненіемъ другъ другу. Одинъ изъ нихъ (и) y насъ не пошелъ далѣе неопре-
дѣленнаго наклоненія, a другой (ид) взялъ на себя должность изображать на-
стоящее время. Власть изображать прошедшее время оба они предоставили
третьему шед (=лат. cedo). Отъ того іг вышло составное спряженіе: ити, иду,
шелъ.... Въ польскомъ языкѣ корень ид взялъ на себя обязанность изображать
іі неопред. наклоненіе, предоставленное y насъ корню и\ за то онъ и преоб-
разовался тамъ въ isô ( = исть), подобно какъ вед, сѣд преобразуются въ
весть, сѣсть. Изъ этого соображенія видно, что пишущіе идти поступаютъ
вовсе противъ аналогіи. Другое правописаніе итти нѣсколько сноснѣе потому,
что нынѣшній языкъ и въ другихъ случаяхъ рѣшился удвоять буквы вопреки
древнему правописанію".
(Филолог. Наблюденія Павскаго I, 113 —114).

V.
Орѳографическая Замѣтка.
Ветчина или вядчина *)?
Есть три различныхъ мнѣнія о происхожденіи этого слова. Въ
польскомъ словарѣ Линде (изданн. впервые 1814) подъ словомъ
Wjçdnqx сказано, что wiçdly, корда рѣчь идетъ о мясѣ, значитъ су-
шеный, копченый (то же, что wçdzony), и въ скобкахъ прибавлено:
„Eccl. вядчина, ветчина, ветшина, skynka, срв. wiotchy"; подъ по-
слѣднимъ словомъ упомянуты также обѣ формы занимающаго насъ
слова. Изъ этого видно, что Линде, колебался между двумя его толко-
*) Переводъ съ нѣмецкаго—замѣтки въ Archiv für slav. Philologie И. Ягича. Band. IX
S. 310 — 313. Вслѣдъ за этой замѣткой въ „Архивѣ" помѣщена и замѣтка самого
И. Ягича о томъ же словѣ. Ред.
Г. Буслаевъ смотритъ на этотъ глаголъ нѣсколько иначе: признавая также
цсл. и-ти первоначальною формой, онъ въ 3-мъ изданіи своей Историч. Грам-
матики оправдываетъ вошедшее въ употребленіе написаніе идти тѣмъ, что
„русскіе грамматисты произвели неопредѣленное наклоненіе уже отъ настоя-
щаго времени: ид-ти. Но спрашивается: имѣли ли русскіе грамматисты осно-
ваніё для такого производства, да и кто же они такіе? Гречъ и Павскій пи-
сали итти, Востоковъ говорилъ: „Идти, или итти, иду спрягается какъ вести,
веду" и т. д.; онъ прибавлялъ, что въ неопред. накл.. коренная согласная д
не превращается въ с, какъ y другихъ глаголовъ этого разряда, a „остается
неизмѣнною (идти) или же въ m превращается (итти), a въ сложныхъ глаго-
лахъ выкидывается послѣ й". Итакъ для согласованія формы идти съ формами:
войти, зайти, найти Востоковъ и Буслаевъ должны были прибѣгнуть къ тому
непослѣдовательному толкованію, что при сліяніи съ предлогами форма идти
возвращается къ своему первоначальному виду и-ти: за-й-ти, во-й-ти, у-й-ти;
къ чему г. Буслаевъ счелъ нужнымъ прибавить весьма важное, но къ сожалѣ-
нію, нынче почти никѣмъ не соблюдаемое предостереженіе: „а не за-йдти,
у-йдти и проч."
(Истор. Грамм. Изд. 3-с Ч. I, § 88).
Вѣрнѣе было замѣчаніе г. Буслаева въ первыхъ изданіяхъ его грамматики.
Тамъ сказано: „Нынѣ употребительная форма и-д-ти или и-т-ти образовалась
не отъ настоящаго времени и-ду, a отъ усиленія древней формы ити, помощію
удвоенія звука т." Жаль только, что къ этому прибавлено: „перешедшаго, по
сродству, въ д въ формѣ идти". По какому закону m могло тутъ перейти въ д7
когда произношеніе вовсе не требовало этого? Явно, что основаніемъ послу-
жила ошибочная этимологія—перенесеніе корня настоящаго времени въ неопред.
наклоненіе.
(Опытъ Истор. Грамм. М. 1868. Ч. I, §§ 87 и 49.)„

ваніями, что онъ его съ одной стороны, и притомъ на первомъ мѣстѣ,
производилъ отъ корня вяд, съ другой стороны считалъ возможнымъ
связывать его съ прилагательн. ветхій.
Рейфъ въ своемъ этимологическомъ словарѣ (Спб. 1835) помѣстилъ
сл. ветчина подъ кореннымъ словомъ вя(д)нуть. пріурочивая его
именно къ глаголу вялитъ, утратившему по извѣстному закону рус-
скаго языка д передъ л и означающему: „сушить на воздухѣ или на
солнцѣ". Рядомъ съ ветчина и Рейфъ ставитъ въ скобкахъ вядчина.
Авторъ замѣчательнаго для своего времени (1842) корнеслова Шим-
кевичъ послѣдовалъ въ данномъ случаѣ за Рейфомъ—съ той однакожъ
разницей, что онъ образуетъ предположительно глаголъ вядить, изъ
котораго выводитъ сл. ветчина. Наконецъ и Миклошичъ сопоставилъ
какъ въ своемъ трудѣ „Wurzeln des Altslovenischen" (Wien 1857), такъ
и въ- старославянскомъ словарѣ своемъ подъ корнемъ вяд — глаголъ
вядити словенск. vôditi, поль. wedzic, коптить, съ формами вянуть и
вялити.
Это производство кажется мнѣ наиболѣе естественнымъ и един-
ственно вѣрнымъ, тѣмъ болѣе, что есть основаніе предположить при-
лагательное вядкій, изъ котораго могло возникнуть слово вядчина точно
такъ же, какъ изъ слова рѣдкій—нынѣ еще употребительное рѣдчина
(см. Толков. Словарь Даля).
Вышеназванные русскіе филологи, признавшіе это производство, не
рѣшились,однако оставить издавна укоренившееся правописаніе ветчина.
Но такъ какъ русская орѳографія почти исключительно опирается
на этимологическую основу, то въ своемъ недавно составленномъ руко-
водствѣ по русскому правописанію я предложилъ принять, чтобы быть
послѣдовательнымъ, согласную съ такимъ производствомъ форму вяд-
чина. Большинство моихъ товарищей-академиковъ согласились со мной
въ этомъ.
Тѣ лингвисты, которые производятъ это слово отъ ветхій, должны
предположить, что происшедшій изъ звука х звукъ ш позднѣе обра-
тился въ ч, что было бы, если и не безпримѣрнымъ, то все же рѣд-
кимъ явленіемъ. Этотъ взглядъ основывается главнымъ образомъ на
томъ, что форма ветшина попадается нѣсколько разъ въ „Домостроѣ".
Но противъ его правильности слѣдуетъ возразить, что значеніе слова
ветхій въ русск. языкѣ (=старый, въ ограниченномъ смыслѣ: изно-
шенный, потертый) вовсе не подходитъ къ слову ветчина, означаю-
щему вовсе не старое, a именно копченое свиное мясо. Чтобы под-
крѣпить производство отъ ветхій, указываютъ на названіе противо-
положнаго сорта свиного мяса, именно на слово свѣжина (отъ свѣжій);
но подъ „свѣжиной*4 разумѣется не именно свѣжее, a вообще не коп-
ченое мясо, и свѣжій въ этомъ смыслѣ не можетъ быть противопо-
ставлено слову ветхій, еслибъ даже послѣднее вообще означало то же,
что старый.

Вполнѣ понятно, конечно, что слово ветчина, пока оставалось
необъясненнымъ, писалось по произношенію и съ помощью народной
этимологіи производилось отъ ветхій: это толкованіе мы находимъ и
въ первомъ (1789—1794), этимологически обработанномъ изданіи сло-
варя Россійской Академіи, a гораздо позже оно принято и во 2-мъ
изданіи Толковаго Словаря Даля.
Въ новѣйшее время явилось еще третье объясненіе даннаго слова.
Проф. Соболевскій *) отвергаетъ производство отъ вад главнымъ обра-
зомъ на томъ основаніи, что словомъ ветчина обозначается не всякое
вяленое или копченое мясо, a лишь свиное. Но почтенный профес-
соръ при этомъ опустилъ изъ виду, что вѣдь и польское wçdlina упо-
требляется лишь въ этомъ болѣе узкомъ смыслѣ, хотя глаголъ wçdzid
означаетъ коптитъ вообще. Такъ во многихъ языкахъ слова, назна-
ченныя для примѣненія одинаково и къ другимъ видамъ животнЫхъ,
пріурочиваются спеціально къ свиньѣ. Такъ въ нѣмецк. языкѣ Schin-
ken, во французскомъ jambon, въ англійскомъ—ham, въ русскомъ —
окорокъ, имѣющія всѣ общее значеніе лядвеи (ляшки), т. е. толстой
части ноги, повсюду служатъ для обозначенія этой части свиньи
въ копченомъ видѣ. Точно то же касается италіанскаго brosciutto
(отъ sciugare, сушить, вялить), вполнѣ соотвѣтствующаго русск. слову
вядчина какъ по значенію, такъ и по происхожденію.
Другая причина, по которой г. Соболевскій не хочетъ признать
написаніе вядчина, та, что ни въ русскомъ языкѣ, ни въ какомъ либо
другомъ славянскомъ нарѣчіи не существуетъ словъ вядкій, вядчить.
Послѣ такого замѣчанія въ высшей степени странно, что онъ самъ
предполагаетъ гораздо болѣе недопустимое слово вечька или вечьца,
къ чему его склоняетъ найденное имъ въ латышскомъ словарѣ Ульмана
(Рига 1872) существительное weksis, или Halbschwein. Это странно
звучащее „Halbschwein", котораго не найдешь ни въ одномъ нѣмецкомъ
словарѣ (ни даже въ словарѣ Гримма), должно значить — молодая
(nicht vollwüchsig) свинья 2). Какъ видно изъ прибавленнаго въ сло-
варѣ указанія, данное латышское слово найдено лишь въ одной сооб-
щенной пасторомъ Каваломъ (Kawall) рукописи нѣкоего Allunan; по
мнѣнію г. Соболевскаго, оно должно быть въ родствѣ съ лат. vacca,
древнеинд. ukschan (быкъ); изъ вечька такимъ образомъ произошла
ветчина, первоначально вечьчина. Остается однакожъ непонятнымъ, какъ
мало распространенное и y латышей наименованіе молодой свиньи
могло стать корнемъ для названія копченой свинины. Между тѣмъ
изъ надежнаго источника получилъ я свидѣтельство, что слово weksis
1) Русскій Филологическій Вѣстникъ 1885, вып. 3.
2) Позже я все-таки нашелъ слово Halbschwein въ словарѣ Сандерса; согласно
его объясненію, оно должно означать дикую свинью (кабана) и болѣе или менѣе сход-
ныхъ съ ней животныхъ.

имѣетъ поразительное сходство съ звуками, употребительными y ла-
тышей для приманки поросятъ.
Уважаемый издатель журн. „Archiv f. Slav. Phil.K, въ замѣткѣ о
недавно вышедшемъ при участіи Миклошича шестиязычномъ (славян.)
словарѣ, объявилъ первое изъ разсмотрѣнныхъ здѣсь . производствъ,
приписываемое имъ мнѣ одному, невѣрнымъ, не высказавъ однакожъ
опредѣленно и не обосновавъ своего собственнаго взгляда на проис-
хожденіе этого слова. Изъ устныхъ же его заявленій мнѣ извѣстно,
что онъ, опираясь главнымъ образомъ на встрѣчающуюся въ Домостроѣ
форму ветшина, примыкаетъ къ мнѣнію Россійской Академіи и Даля.
Въ упомянутой замѣткѣ г. Ягичъ отмѣчаетъ далѣе, что приведенной
мною польской формѣ wçdzina, wçdzonka въ русскомъ языкѣ могутъ
соотвѣтствовать лишь формы удина, уженина. Охотно признаваясь, что
мнѣ не нужно было прибѣгать къ этимъ сопоставленіямъ для объяс-
ненія сл. вядчина, я не могу не сослаться на высокоуважаемаго знатока
славянской филологіи, который, какъ уже выше упомянуто, предпо-
лагаемую старослав. форму вядити, новословин. vôditi—приводитъ подъ
корнемъ вяд и сопоставляетъ съ русскими вялитъ, вянуть. Вмѣстѣ
съ тѣмъ я долженъ обратить вниманіе г. Ягича на то, что я непосред-
ственно вслѣдъ за отвергаемымъ имъ сближеніемъ замѣчаю: „Другой
корень wiçd, который соотвѣтствуетъ еще болѣе нашему вяд, поро-
дилъ въ польскомъ слѣдующія выраженія: wiedle miçso, wiçdzyna
(вяленое, копченое мясо)".
Причина тѣхъ возраженій, которыя встрѣчаетъ съ разныхъ сторонъ
правописаніе вядчина, не иная, какъ лишь его новизна, непривычка
видѣть его. Я однакожъ полагаю, что эта форма, вслѣдствіе неоспо-
римой ея правильности, заслужитъ со временемъ общее признаніе.
Мы имѣемъ тому многочисленные примѣры въ русскомъ правописаніи;
такимъ же образомъ начертанія: вѣдь, январь, мелкій, мая, мельница, при-
лежный, истина, поперекъ вмѣсто бывшихъ "въ употребленіи въ моей
молодости начертаній: вить, генварь, маія, мѣлкій, мѣльница, при-
лѣжный, истинна, поперегъ—постепенно взяли верхъ надъ послѣдними
и нынѣ являются единственно принятыми: въ языкѣ, орѳографія ко-
тораго въ преобладающей мѣрѣ этимологическая, не должны быть
допустимы рѣзкія нарушенія этого принципа.

VI.
По поводу замѣтки объ окончаніи ого въ склоненіи прилага-
тельныхъ именъ 1).
Въ выпускѣ III—IV Филологическихъ Записокъ нынѣш-
няго года г. И. Ч—нъ помѣстилъ замѣтку противъ употребленія на
письмѣ окончанія ого въ род. падежѣ прилагательныхъ именъ, окан-
чивающихся въ именительномъ на о й съ удареніемъ (о́й). Въ доказа-
тельство своего мнѣнія онъ приводитъ такое, будто бы вытекающее
изъ моего правила заключеніе: „родит. падежъ въ твердомъ склоненіи
на ого, a въ мягкомъ (параллельномъ) склоненіи на яго. Что же
можетъ быть общаго между о и я?" Здѣсь авторъ замѣтки сдѣлалъ
совершенно неправильное сопоставленіе: такъ какъ въ окончаніи яго
на предпослѣдній слогъ не падаетъ удареніе, то въ параллель ему нельзя
ставить окончаніе о г о, требующееся только тогда, когда предпослѣдній
слогъ носитъ удареніе. Окончанію я г о соотвѣтствуетъ a г о, какъ видно
изъ сравненія напр. прилагательныхъ: синяго и краснаго. Окон-
чанію о́го соотвѣтствовало бы ёго, если бъ того требовало удареніе пред-
послѣдняго слога, и дѣйствительно такъ слѣдуетъ писать родительный
падежъ порядковаго числительнаго третій, когда оно употре-
бляется въ народной формѣ: третьёго-дня вм. общеупотреби-
тельной: третьяго-дня — подобно тому, какъ въ имен, падежѣ, вм.
третій, встрѣчается третей въ выраженіи самъ-третей точно такъ
же, какъ вм. вторый произносится и пишется: второ́й. Другихъ
примѣровъ подобнаго случая, сколько мнѣ извѣстно, языкъ не пред-
ставляетъ.
Изъ этого однакожъ слѣдуетъ, что по моему правилу буквѣ 6 ро-
дительнаго падежа прилагательныхъ твердаго окончанія соотвѣтствуетъ
въ мягкомъ склоненіи не я, a ё, такъ точно какъ буквѣ a отвѣчаетъ я
при окончаніи неударяемомъ.
Нельзя оспаривать, что въ сущности въ родит. падежѣ ед. числа
всѣхъ прилагательныхъ муж. и средн. рода должно бы было пи-
сать ого въ твердомъ склоненіи и его въ мягкомъ, т. е. не только вто-
рого, шестого, но и первого, пятого, синего, хорошего;
но это слишкомъ рѣзко противорѣчило бы укоренившемуся обычаю и
было бы однимъ изъ тѣхъ крутыхъ измѣненій въ правописаніи, кото-
рыя къ нему не прививаются, несмотря на теоретическую правиль-
ность, тогда какъ окончаніе о́го при именительномъ падежѣ на о́й
а) Филологич. Записки, г. XXVI, 1887, вып. 6.

УКАЗАТЕЛИ

къ обѣимъ частямъ „Филологическихъ Разысканій“^*).

I. Предметный Указатель къ „Спорнымъ Вопросамъ Русскаго Правописанія“

А.

Самый первоначальный и чистый гласный звукъ. Его образованіе 479.

Относительная трудность 480.

Твердый гласный. Переходъ отъ него къ і и y 481.

Явственно слышится только въ ударяемыхъ слогахъ 497.

Переходы его 498— 500.

Употребленіе a на письмѣ:

явственнаго 710—713,

неопредѣленнаго 713.

Превращеніе a въ о 701.

Азбука.

Вѣроятное происхожденіе ея 588.

Древнѣйшіе образцы буквеннаго письма 589.

Названія и формы буквъ 592.

Славяно-русская азбука 594.

Условія совершенства всякой азбуки 596.

Преобразованіе азбуки y разныхъ народовъ 600.

Оцѣнка западно-европейскихъ азбукъ 597.

Кириллица. Составленіе ея, составъ и оцѣнка 597—599.

Преобразованіе ея для гражданскаго письма 595. 599 и д

Очеркъ ея исторіи 600—602.

Сужденія о ней иностранцевъ 595. Оцѣнка ея 609.

Систематическая таблица русской азбуки 612.

Преобразованія, предлагаемыя Хабаровымъ (псевд.) 663.

Статья о ней г. Стоюнина 672.

Большія буквы. См. это слово.

Академія Наукъ. Установленіе при ней русской азбуки для печати 601.

Англійскія заимствованныя слова. Ихъ правописаніе 768.

-аный, яный. Суффиксъ прилаг. 694. 695.

Безголосные звуки 483. 503. 548. 549.

Благозвучіе. Ему ошибочно приписывались прежде фонетическія измѣненія 693.

Большія буквы.

Мнѣніе о нихъ Сумарокова 647.

Употребленіе ихъ Карамзинымъ 658.

Востоковымъ 660.

Ихъ избѣгаютъ Библіотека для Чт. и Отеч. Записки 662.

Правила ихъ употребленія 775—778.

Г. Двоякое звуковое значеніе этой буквы 481. 486. 507.

Понято уже Смотрицкимъ и Ломоносовымъ 512.

Знаки и названія, употребляемые для звуковъ этой буквы Тредьяковскімъ 643. 670.

Когда мысль о томъ въ первый разъ высказана 643.

Недостатокъ буквы въ азбукѣ 481. 485. 487. 605.

Преобладаніе того или другого звука y славянскихъ народовъ 604.

Употребленіе буквы г вм. h въ иностранныхъ словахъ 606.

Предложеніе писать въ такихъ случаяхъ х 606.

Мнѣніе о произношеніи этой буквы въ древн.-слав. яз. 606.

Попытки изображать звукъ h 606.

Тредьяковскій, Палласъ, Катковъ, Срезневскій, Бетлингъ, Барановскій, Ястребцовъ. Употребленіе на письмѣ г вмѣсто к 703.

Географическія собственныя имена 757. 760.

Глагольныя формы.

Правописаніе глагола итти 696.

Употребленіе въ глаголахъ неопредѣленныхъ гласныхъ 713— 719.

Гласные звуки 479.

Твердые 488.

Мягкіе. (См. это слово).

Русскіе 490.

Неопредѣленные гласные 491. 497—499. 501.

Употребленіе ихъ на письмѣ: a 711; о 711; е, и 720.

^*) За исключеніемъ „Приложеній“ къ 2-й части. Ред

Глухіе и звонкіе звуки. См. Безголосные.

Голосовые звуки. 483. 544. 548.

Греческія буквы въ русской азбукѣ; 595. 606.

Греческія и латинскія слова въ русскомъ письмѣ; 759.

Громкіе и шопотные (звонкіе и глухіе) звуки. См. Голосовые звуки.

Д. Значеніе этой буквы въ формѣ иду и въ другихъ славянскихъ глаголахъ 696.

Превращеніе д въ m между гласными 703.

Двугласные звуки (дифтонги) Значеніе ихъ вообще 491. Дифтонги по Сиверсу 561. 562. Русскіе дифтонги 493. 496. 499—500.

Дебелые звуки. Терминъ, принятый: Смотрицкимъ 509. Ломоносовымъ 511 и Востоковымъ. 526. См. Твердые звуки.

Е, буква

Означаетъ сама по себѣ дифтонгъ 493.

Значеніе ея послѣ согласныхъ 494.

Двоякій выговоръ въ отношеніи къ раствору рта 496.

Назначеніе, какое давалъ этой буквѣ Тредьяковскій 642.

Подшиваловъ предлагаетъ означать разныя произношенія ея акцентами 654.

Ак. грамматика предлагаетъ писать е вм. іо 659.

Бѣлинскій означаетъ звуки ея надстрочными знаками 666.

Смѣшеніе на письмѣ съ и въ неударяемыхъ слогахъ 720—723.

Когда е сохраняетъ свой первичный звукъ 724.

Когда измѣняется въ звукъ ё 725—727.

Ё (іо), буква

Какой звукъ изображаетъ 500.

Введена Карамзинымъ 603. 658.

Почему букву для звука йо отвергалъ Сумароковъ 648.

Неудобство ё для иностраннаго йо 602.

Востоковъ о случаяхъ этого произношенія и самомъ начертаніи 500. 659.

Не употреблялъ Каченовскій 662. Нужна по мнѣнію Хабарова 664.

Н. Т. предлагаетъ замѣнить ее новымъ знакомъ 672.

На орѳогр. собраніяхъ положено внести ее въ азбуку 677.

Предлагается употреблять ее послѣ шипящихъ 677.

Когда пишется ё 727.

-ель, суффиксъ 770.

-енскій, окончаніе прилагательныхъ 722.

Простой длительный звукъ 485. 506. 507. См. Шипящіе звуки.

Жд замѣняетъ зж 692.

Женское оконч. въ сущ. муж. р. 754.

S (зѣло). Эта буква находилась сперва въ гражд. азбукѣ одна для своего звука вм. з, но отмѣнена 1710 г. 602.

Вмѣсто этой буквы Тредьяковскій употреблялъ S 642.

Взглядъ Сумарокова 648.

Этой буквы сначала не было въ гражданской азбукѣ 601.

Введена 1710 года 602.

Употребленіе с вмѣсто з 697

и наоборотъ 703.

Сохраненіе з передъ ѣ 707.

Заимствованныя слова. См. Иностранныя з. сл.

Звонкіе и глухіе звуки. См. Голосовые и безголосные.

Звонкость звуковъ, по Сиверсу 568.

Звуковой способъ обученія грамотѣ предлагаемъ былъ уже въ 17-мъ столѣтіи 677.

Звуки рѣчи

Теорія ихъ образованія 478. 543. 546.

Классификація ихъ 502.

Звучные и отзвучные звуки. Не удобство этого термина 482. 536.

Знаменательныя части слова. Значеніе этого термина y Ломоносова 515.

У древнихъ 519. Употребленіе его въ наше время 520.

Знаки препинанія 785.

И (і), звукъ

Артикуляціи его въ нёбной области 479.

Укороченіе полости рта 480.

Основной гласный 481.

Тонкій 481.

Два его сокращенія 491.

И, буква

Ее отвергалъ Тредьяковскій 643.

Первоначально она была изгнана изъ гражданской азбуки 601.

Введена въ 1710 году. 601.

Отсутствіе знака для звука ии 602.

Употребленіе въ отличіе отъ і 609.

Сужденіе Свѣтова 653.

Противъ нея Подшиваловъ 654.

Барсовъ 654.

Бѣлинскій 666.

Орѳогр. собранія 674.

Акад. грамматика причисляетъ и къ сложнымъ гласнымъ 659.

Смѣшеніе и съ е въ неудар. слогахъ 720.

Имена собств. См. Собственныя им.

Иностранныя заимствованныя слова

Опытъ разсмотрѣнія началъ ихъ перехода 750.

Два разряда ихъ по времени заимствованія 748.

Способы переиначенія 750.

Собственныя имена 753.

Разсмотрѣніе трудныхъ случаевъ по отдѣльнымъ языкамъ 754. 766.

Заимствованіе прилагательныхъ 769.

Окончанія словъ 769.

Способъ усвоенія глаголовъ 773.

Неудачныя заимствованія 774.

-инскій, окончаніе прилагательныхъ 721.

-ировать, оконч. заимствованныхъ глаголовъ 399.

Историческое правописаніе

Отличіе его отъ этимологическаго 616.

Преобладаніе его въ русскомъ письмѣ 638.

Замѣчанія о немъ серба Новаковича 641.

-ическій, -ичный, суффиксъ 769.

I. Звукъ і 491.

Букву і исключилъ Ломоносовъ изъ азбуки 643.

Первоначально единственная буква для своего звука 601.

Ограниченное употребленіе ея въ древнемъ письмѣ 602.

Замѣчанія объ этой буквѣ Востокова и Срезневскаго 602.

Объясненіе о ней Ломоносова 602.

Употребленіе въ отличіе отъ и 609.

Сужденіе Свѣтова 653.

Употребляется Каче-

новскимъ въ иностранныхъ словахъ 662.

Предлагается орѳ. собраніемъ вмѣсто и 667.

Способы изображенія гласныхъ послѣ і: іа или ія 763.

іо или ьо 764.

іэ, іу 765.

-ій- Мало свойственный русскому языку дифтонгъ 493, 711.

Й, J (лат. j).

Полугласный звукъ 492. 495.

По Востокову 527.

Въ Ист. Грам. т. Буслаева 536.

Введенъ Караджичемъ въ сербскую азбуку 599. 604.

Средняя краткость между и и ь-мъ 599.

Недостатокъ особаго знака въ кириллицѣ; 599.

Звукъ неизвѣстенъ Грекамъ 599.

У Римлянъ не было буквы 599.

У Готовъ была буква 599.

Необходимость ея для славян. языковъ по мнѣнію Л. Гримма 599.

Барсовъ предлагаетъ ĭ 655.

Употребляется Карамзинымъ въ началѣ слога 658.

Изгоняется Хабаровымъ 664.

J предлагается Бѣлинскимъ 666.

Взамѣнъ предлагается ĭ 672. 677.

ЙО, ьо 500.

Звукъ этотъ изображался прежде посредствомъ îо 603.

Придуманная для него Карамзинымъ буква ё (смотри ее) 658.

Способъ начертанія 764.

Иотъ. Сущность его 563.

К. Родство этого звука съ m 484. 707.

Когда вмѣсто к пишется г 703.

Ка, ко. Имена собственныя съ этими окончаніями 754.

Кириллица. См. Азбука.

Консонанты, по Сиверсу 546. 568.

Л. Звукъ француз. l mouillé; 490;

Способъ обозначенія тонкаго ль, употребляемый Ястребцевымъ 670.

Смѣшеніе съ р 747.

Двоякая передача иностраннаго l въ заимствованныхъ словахъ 766.

Въ географическихъ именахъ 757.

Ла, ло. Собственныя имена съ этимъ окончаніемъ 753.

Лабіализація 564.

M и Н, носовые звуки 487. 506.

Малороссійскія фамильныя имена на ко 756.

Мягкіе звуки гласные. По Востокову 481. 488. 490. 491. 528.

Мягкія звуки согласные

Невѣрное объясненіе ихъ y Брюкке 490.

Способъ изображенія ихъ въ кириллицѣ 599.

Н. Удвоеніе этой буквы 693. Въ причастіяхъ 694. Въ прилагательныхъ 694.

H носовое. Способъ транскриціи, употребл. Ястребцевымъ 670.

Народная фонетика 750.

Народная этимологія 749.

Нарѣчія составныя. Слитное начертаніе ихъ 779 и д

Не, ни, отрицанія. Когда пишутся слитно и когда отдѣльно 784.

-ный, нный, суффиксъ прилаг. и причастій 693.

Носовые звуки 486. 506.

Нѣмые звуки въ греч. языкѣ; 482.

О; звукъ

Артикуляція его 480.

Промежуточный звукъ 480.

Дебелый гласный 480.

Произношеніе при отсутствіи ударенія 497.

Употребленіе на письмѣ 711—714

О послѣ шипящихъ

Предлагается Лажечниковымъ 665.

Осуждается Фурманомъ 671.

Нынѣшнее употребленіе 727—733.

Оборотныя буквы, предлагаемыя Сенковскимъ 674.

-овать и -ывать, глагольныя окончанія 717—718,

-ировать 773.

-ой, -ого, окончаніе им. и родит. падежа прилагательныхъ 711. 712.

Орѳографическія собранія въ Петербургѣ; 674.

Правила, принятыя на нихъ въ основаніе

Отчества женскія на ична 704.

Палатализація 564.

Плавные звуки 486. 506.

Полугласные звуки

У древнихъ 484. 494—496.

Различное пониманіе термина 503.

По Сиверсу 562.

По Востокову 525.

По Гречу 528.

Правописаніе вообще

Значеніе и цѣль его 613. 640.

Общія начала его, выведенныя изъ сравнительнаго изученія исторіи его y разныхъ народовъ 633.

Неизбѣжность двойственнаго въ немъ элемента 634.

Мнѣніе о томъ Раумера 688.

Правописаніе русское

Общій на него взглядъ 637. 685.

Преобладающій характеръ его 605. 637—640.

Предлоги. Особенность ихъ въ фонетическомъ отношеніи 698.

Предлоги из, воз, раз, низ. Правописаніе ихъ въ сложномъ словѣ передъ безголосными 678. 698.

Предлоги составные. Слитное начертаніе ихъ 779 и д

Придыханіе, придыхательные звуки. Терминъ, введенный y насъ Павскимъ 530. Значеніе придыханія въ санскритѣ и древне-греческомъ 483. 530.

Недоразумѣнія 530—533. 536. Замѣна термина другимъ 531. (См. слѣд. слово).

Призвукъ. Терминъ, предлагаемый вмѣсто: придыханіе въ значеніи, принятомъ Павскімъ 531.

Прилагательныя съ двухчленными окончаніями овскій и инскій 721. Заимствованіе иностранныхъ прил. 763. 769.

Начертаніе прилагательныхъ именъ собственныхъ 777. 778. Прилагательныя въ соединеніи съ предлогами 781.

Прилагательныхъ именъ множ. ч. окончанія. Споръ о нихъ Ломоносова и Тредьяковскаго 642.

Прописныя буквы. См. Большія буквы.

Проторные звуки 549. См. согласные звуки.

Р, дрожательный звукъ 486. Язычный 606. Смѣшеніе его съ л и н 749.

Раз и роз. См. Предлоги из, воз и пр. О начертаніи роз 701.

Разногласія въ правописаніи. Неизбѣжность ихъ 633. Степень допущенія ихъ въ школѣ 632. 635. Свойства ихъ въ русскомъ письмѣ 637.

Редукція, по Сиверсу 667.

С, буква. Употребленіе ея вмѣсто з 698. Употребленіе з вмѣсто ея 703.

-скій, суффиксъ 745. 769.

Слитное начертаніе составныхъ реченій 779.

Словарь русскій. Планъ, составленный обществомъ въ прошломъ столѣтіи 653.

Слогообразованіе, по Сиверсу 568.

Смычные звуки. См. Согласные звуки.

Собственныя имена иностранныя

Правописаніе ихъ 753.

Когда должны склоняться 755.

Начертаніе ихъ латинскими буквами 670. 755.

Географическія имена 757.

Имена народовъ 777. См. также: Иностранныя заимствованныя слова.

Согласные звуки 481.

Раздѣленіе ихъ 482.

Смычные или мгновенные 483.

Проторные или длительные 484. 503.

Безголосные и голосовые 483. 503.

Раздѣленіе согласныхъ y Ломоносова 511.

У Востокова 527.

У г. Буслаева 536.

Русскіе согласные звуки 488—490.

Сонанты, по Сиверсу 546. 569.

Соноры, по Сиверсу 548.

Средніе звуки (mediae) въ греч. языкѣ; 483.

Существительныя въ соединеніи съ предлогами 779.

Суффиксы заимствованныхъ иностранныхъ прилаг. 763. 769;

— существительныхъ 770;

— глаголовъ 773.

Новая форма этой буквы, введенная для печати 668.

Превращенія m въ д между гласными 703.

Удвоеніе m въ гл. итти 696.

Таблицы звуковъ

Гласныхъ 481. 502. 511.

Гласныхъ и согласныхъ по органамъ 504.

Таблица грамматическая Ломоносова 514.

Твердые звуки. Гласные 487. Согласные 488. 490.

Тонкіе гласные звуки. См. мягкіе.

Тонкіе согласные. См. Мягкіе 488.

У, звукъ

Артикуляція его въ губной области 480.

Удлиненіе полости рта 480.

Основной гласный 480.

Твердый 481.

Неявственный безъ ударенія 501.

Удвоеніе буквъ

Его избѣгаетъ Даль 683.

Свойственно ли русскому языку 690.

Физіологическое значеніе 683.

Этимологическое удвоеніе 691.

Фонетическое удвоеніе 693,

особенно въ прилаг. и причастіяхъ удвоеніе н 694,

удвоеніе m 696.

Я. Гриммъ объ удвоеніи плавныхъ въ германскихъ языкахъ 694.

Удвоеніе согласныхъ въ иностранныхъ словахъ 761.

Излишнія удвоенія 763.

Ф, звукъ 485. 506.

Разговоръ объ этой буквѣ Сумарокова съ Ломоносовымъ 648.

Фонетическое правописаніе

Тредьяковскій въ пользу его 642.

Необходимость этого элемента въ письмѣ всѣхъ языковъ 672.

Степень его возможности 634.

Защита его г. Новаковичемъ 641.

Попытки введенія его въ Англіи 618,

во Франціи 623.

Господство его y южнороманскихъ народовъ 626.

Фонетическое удвоеніе согласныхъ 693.

Случаи фонетической орѳографіи въ русскомъ письмѣ 703.

Французскія заимствованныя слова

Ихъ правописаніе при l mouillé и gn 765.

Другіе случаи 770.

Сложный звукъ 485. 505.

Употребленіе послѣ него твердыхъ гласныхъ 729. 732.

Сложный звукъ 485. 505.

Произношеніе ч какъ ш передъ н 704;

— передъ m 705.

Замѣняетъ щ послѣ д и m въ суффиксахъ 708. См. Шипящіе звуки.

Части рѣчи

У древнихъ 519.

У грамматиковъ 18-го вѣка 523.

У Ломоносова 513. 515. 520—524.

-чикъ, суффиксъ 709.

Ш. Простой звукъ, вопреки мнѣнію Брюкке 485. 506. 507. См. Шипящіе звуки.

Шипящіе звуки 506.

Произношеніе послѣ нихъ a за е 498.

Употребленіе послѣ нихъ на письмѣ то е, то о 727— 732.

Шопотные и громкіе звуки. См. Голосовые и безголосные звуки.

Шорохи, по Сиверсу 544. 548.

Мнѣніе объ этой буквѣ Востокова 598.

Вмѣсто этой буквы Тредьяковскій писалъ шч 643.

Мнѣніе Ломоносова 643

и Сумарокова также противъ нея 648.

Неизвѣстный 653.

Подшиваловъ 654.

Хабаровъ 664.

Предлагается на орѳ. собраніи вмѣсто сч 677.

Употребленіе щ въ корняхъ, представкахъ и суффиксахъ 706—710 См. Шипящіе звуки.

-щикъ, суффиксъ 708—710.

-щина, суффиксъ 708.

Ъ и ь

Физіологическое значеніе ихъ 488—490. 492. 496.

Объясненіе Востокова 526.

Были въ древности гласными 598.

741. 807.

Различные термины для нихъ 598.

Нынѣшнее значеніе 609.

Гонители ера 654—657.

Пропускъ ера въ составныхъ словахъ y Карамзина 658.

Мнѣніе Востокова объ излишествѣ ера въ концѣ словъ 680.

Орѳогр. собраніе 674.

Ак. Срезневскій, Бетлингъ, редакція Моск. Вѣдом., Сенковскій 680.

Исчисленія сбереженій отъ неупотребленія ера въ концѣ словъ 680.

Книги, напечатанныя безъ ера 655. 681.

Нынѣшнее употребленіе ъ и ь 741— 745.

Физіологическое значеніе этого звука 489. 501.

Неясное произношеніе въ неударяемомъ слогѣ 501.

Мнѣніе Росс. Академіи и Греча о двугласности еры 528. 659.

Употребленіе вмѣсто ъи въ соединеніи съ предлогами 743.

Произношеніе и начертаніе ы въ коренныхъ слогахъ вмѣсто и 745.

Послѣ ц 733.

-ывать, -овать. См. овать.

-ый. Несвойственный русскому языку дифтонгъ 502. 651.

-ырь, — суффиксъ 396.

Ѣ.

О значеніи этой буквы 608.

Мнѣніе о долготѣ звука 598.

Произносится точно такъ же, какъ е 493. 496.

Мнѣнія объ этой буквѣ Тредьяковскаго и Ломоносова 644. 645.

Попытки изгнать ее 654.

Орѳогр. собраніе 674.

Защитники буквы ѣ:

Барановскій 670.

Стоюнинъ 672. 675.

Сводъ мнѣній о древнемъ произношеніи этой буквы 733—736.

Употребленіе ѣ въ нынѣшнемъ нашемъ письмѣ 608. 737.

Артикуляція въ нёбной области 480.

Промежуточный звукъ 481.

Мягкій гласный 481. 496. 500.

Когда возможенъ твердый э 502.

Двоякое произношеніе по степени раствора рта 496. 739. 740.

Исторія буквы 602. 739.

Эту букву отвергалъ Тредьяковскій 642.

Ломоносовъ также 643.

Гоненіе на нее Сумарокова и Свѣтова 647.

Другіе враги ея 654. 740.

Подшиваловъ 654.

Каченовскій 662. Хабаровъ 664.

Бѣлинскій 666.

Фурманъ 671.

Буква э соотвѣтствуетъ дѣйствительному звуку 740.

Употребленіе ея послѣ согласныхъ 740.

Этимологія. Природное къ ней влеченіе во всѣхъ людяхъ 638—641.

Этимологическое правописаніе

Преобладаніе его въ русскомъ письмѣ; 637.

Законность его 640.

Какъ понималъ его Ломоносовъ 645.

Отличіе его отъ историческаго правописанія 614

Этимологическое удвоеніе согласныхъ 691.

Юсъ, буква. Исключена изъ азбуки 598 и д. 672.

Языкъ русскій. Особенности его 535. 639.

-яный, -аный, — суффиксъ прил. 695.

Ѳ. 607.

Произносится какъ ф 536.

Эту букву отвергалъ Ломоносовъ 607.

Ошибки въ ея употребленіи 608.

Защитникъ ея Сумароковъ 648.

Нужна ли она 607.

Попытки изгнать эту букву 654—668.

Орѳографич. собраніе 676.

Толль 681.

Объ употребленіи ея для транскрипціи англ. th 670.

Ѵ.

Этой буквы сначала не было въ гражданской азбукѣ. Нынче почти совсѣмъ вышла изъ употребленія 602. 607.

Названіе ея и назначеніе. Попытки изгнать ее 653 и д

Употребляется Каченовскимъ въ иностранныхъ словахъ 662.

II. Указатель личныхъ именъ къ обѣимъ частямъ „Филологическихъ Разысканій“

Аасенъ, см. Осенъ.

Аблесимовъ. Его отношенія съ народной рѣчи 4.

Адамсъ, Эд. Его „Географическій Словотолкователь“ на англ. языкѣ; 194.

Аделунгъ. Его словарь 55. 132. 137. 143. 149. 154. 158. 162. 164. 167. 169. 170. 180. 450.

Адодуровъ, Bac. Евд.

Записка его объ употребленіи ъ и ь 603.

Ему приписывается грамматика при словарѣ Вейсмана и мысль объ особой буквѣ для звука h 643.

Обращеніе къ нему Сумарокова 649.

Гоненіе на букву ъ 654.

Приписываемая ему книжка о правописаніи 654.

Акіандеръ, М., покойный финляндскій профессоръ 272.

Его „Utdrag ur Ryska Annaler“ 199. 201.

Аксаковъ, C. T. Языкъ его 15.

О словахъ его сочиненій, не помѣщенныхъ въ словарѣ Даля 35.

Александровъ А. 315.

Алексѣй Петровичъ, вел. князь. Посвященная ему франц. грамматика 520.

Альквистъ, проф. Гельсингфорскаго университета.

О названіи города Сердоболя 198.

Другія его замѣтки 412. 436. 437. 439. 445. 447.

Амманъ.

Его труды по физіологіи звуковъ языка 516. 518.

Таблица звуковъ 518.

О звуковомъ способѣ обученія грамотѣ; 667.

Андресенъ. Крайній послѣдователь Гримма въ его правописаніи 615. 616.

Аристотель. Знакомство Ломоносова съ его соч. Его ученіе о звукахъ языка. О словѣ. О частяхъ рѣчи 517—520.

Аристофанъ 166.

Барановскій, С. И. Для звука h употреблялъ въ русскомъ письмѣ spiritus asper, и другія особенности его правописанія 669. 670.

Барсовъ, A. А.

Возстаетъ противъ ера въ концѣ словъ 654.

Нѣтъ слѣдовъ его разсужденія De brachygraphia 655.

Его мнѣніе о безполезности ѵ и ѳ 655.

Образчикъ его правописанія 655.

На него статья Карамзина 659.

Базилевскій 199.

Безсоновъ, П. А.

О типограф. библіотекѣ; 601.

О сочиненіяхъ Лабзина 656.

Беккеръ, авторъ „Организма языка“ 396,

Переводъ на русскій языкъ его терминовъ для двухъ категорій частей рѣчи 519.

Бельманъ, швед. поэтъ 141.

Бенлэвъ, филологъ. По поводу ударенія 337 и сл. 347. 348.

Бенфей. Объ удареніи 339.

Бернгарди, фил. О его взглядѣ на удареніе 339.

Берцеліусъ 141.

Бесковъ, баронъ, секретарь Шведской академіи. Его записка и свѣдѣнія о немъ 130 и сл.

Бестужевъ, А. (Марлинскій). Его отзывъ о Карамзинѣ; 46.

Бӛтлингъ, От. Ник.

Его статья „Beiträge zur Russischen Grammatik“. Его замѣчаніе объ умягченіи гласныхъ передъ мягкимъ звукомъ 221. 259. 224 и слл.

Сошелся въ одномъ сужденіи съ Костыремъ. 229.

Замѣчаніе о глаголахъ мыть и крыть. О буквахъ въ русскомъ языкѣ 230.

О гласныхъ звукахъ 230.

О звукѣ г 234.

О произношеніи звука о 235.

О производствѣ слова слюна 236.

Объ умягченіи согласныхъ 231 и сл. 240.

Объ удареніи Санскрита 337.

Указаніе на двоякій звукъ э 496.

Объясненіе тонкихъ согласныхъ 526.

Мнѣніе его о кириллицѣ 597.

Начертаніе его для звука h 669.

Объ излишествѣ буквы ъ 680.

О неправильности формы идти 697.

О звукѣ ѣ 734.

О древнемъ произношеніи ѣ 734

Билярскій, П. С., акад.

Его мнѣніе объ основныхъ формахъ глагола 273.

Упоминаетъ о бывшей y Ломоносова франц. грамматикѣ 520.

Биргеръ Ярлъ, шв. король 199.

Бломъ, бельг. проф. 384.

Блудовъ, графъ, Д. Н. Ему приписалъ А. Гумбольдъ письмо о буквѣ ъ 657.

Богдановичъ, И. Ѳ. Его отношеніе къ народной рѣчи 4.

Бодуэнъ-де-Куртенэ, И. А., проф.

Его изслѣдованіе о резьянскомъ нарѣчіи 359 и сл.

О древне-польскомъ языкѣ 477.

Его взглядъ на тонкіе согласные 505.

О звукѣ ѣ 735.

Книги, изд. имъ безъ ера 682.

Болтинъ, M. Н. Писалъ о послѣ шипящихъ 729.

Болховитиновъ, Евгеній.

О составленіи гражданской азбуки 601.

Его свѣдѣніе о о Свѣтовѣ 647.

О сокращенномъ письмѣ Барсова 655.

Врагъ буквы э 740.

Боннетъ 69.

Боппъ, филол. 238.

По поводу ударенія 337 и сл. 348.

Какие звуки называютъ полугласными 503.

Недоразумѣніе относительно звуковъ ф и в 534.

Борнъ, Ив. Март.

Издалъ учебникъ русской литературы съ участіемъ Востокова 659,

Его мыслью воспользовался Гречъ 660.

Боссюэ. Его участіе въ установленіи франц. правописанія 622.

Брандтъ, Р. Ѳ. Его трудъ объ удареніи 292. 296.

Бранкевичъ, М. Двѣ книги его, напечатанн. безъ буквы ъ 656.

Брюкке 252. 256. 258. 262.

Значеніе его книги о физіологіи звуковъ языка 477.

Замѣчаніе его о двоякомъ изученіи языковъ 477.

Принимаемые имъ неопредѣленные гласные 481.

Мнѣніе о произношеніи согласныхъ безъ помощи гласныхъ 481.

Дѣлитъ согл. звуки на шопотные и громкіе 483. 503.

Его взглядъ на звукъ ш 485.

Его дрожательные звуки 486;

значеніе его отзвуковъ 486.

Его взглядъ на наши умягченные согласные 490.

Какъ смотритъ на jot 495.

Замѣчаніе его о методѣ звукового письма и процессѣ чтенія 613.

Мечта о всеобщей фонетич. азбукѣ 634.

Замѣчаніе о настоящей причинѣ того, что прежде приписывалось благозвучію 693.

Брянцевъ, проф. Моск. унив. 88.

Буастъ, состав. французскаго словаря 170.

Русское слово въ его франц. словарѣ; 775.

Будиловичъ, A. С.

Его замѣчаніе о дѣленіи частей рѣчи y Ломоносова 513.

Напечаталъ грамм. таблицу Л-ва 514.

О знакомствѣ Л-ва съ франц. грамматиками 516. 520.

Булгаринъ, Ѳ. Способствовалъ съ Гречемъ къ установленію Карамзинской орѳографіи 662.

Буличъ, H. Н. Замѣчаніе его о времени Сумарокова 650.

Бунинъ, Петръ, граверъ, ученикъ Шонебека 217.

Буслаевъ. Ѳ. И., ак. 215. 264. 363. 367. 390. 400.

Его Историческая грамматика 12. 32. 375.

Его отзывъ о значеніи Карамзина 46.

О грамматикѣ Ломоносова 516.

Примѣнилъ Ломоносовскіе термины къ различенію двухъ категорій частей: рѣчи 519.

Разборъ его теоріи звуковъ 535—537.

Въ его „Историч. очеркахъ народ. поэзіи“ два листа заняты буквой ъ 680.

О правописаніи глагола итти. 697.

О начертаніи мужчина 710.

О спряженіи глагола дышать 715.

Объ употребленіи о послѣ шипящихъ 730.

О звукѣ ѣ 735.

Бутковъ, П. Г., ак. Его предположеніе о словѣ: Ока 200.

Бушманъ. По поводу ударенія 337.

Бычковъ, ак. А. Ѳ. Его справка объ орѳографіи Сковороды 656.

Бьёрнъ-Гальдорсенъ 449.

Бѣлинскій, В. Г.

Его замѣчаніе о языкѣ Фонъ-Визина 51.

Его мысли о сближеніи русской азбуки съ латинскою 666—667.

Бѣлобородовъ. Статья его объ упрощеніи правописанія 679.

Бѣлявскій, Е.

Разборъ его грамматики 362,

Бюффонъ 78.

Его Естественная Исторія. перев. Румовскаго и Лепехина 81. 94.

Переводъ А. Ф. Малиновскаго и Карамзина 94.

Бюффье́, франц. грамматикъ.

Дѣлитъ части рѣчи на два разряда 521.

Его опредѣленіе грамматики 523.

Валлинъ, шведскій писатель 137.

Валлинъ, гельсингф. проф. 449.

Валлисъ, Іоаннъ, англ. епископъ.

Положилъ основаніе физіол. изученію звуковъ языка 475.

Его англ. грамматика 516. 522.

Таблица звуковъ 518.

Вальковъ (псевдонимъ). Издаетъ книжку на основаніи Филолог. Разысканій 685.

Васильевъ, В. Его брошюра о правописаніи 670.

Вебстеръ, америк. Его англ. словарь 42.

Вейгандъ 252.

Вейнгольдъ. Крайній послѣдователь Гримма въ его правописаніи 616.

Вейсманъ. Въ грамматикѣ при его словарѣ различены два звука г. 511. 643.

Верещагинъ 121. 122. 199.

Викторовъ, A. Е.

Его статья о моск. синод. типографіи 601.

Виландъ.

Его отзывъ о франц. языкѣ; 101.

О словахъ, не употребляемыхъ новѣйшими писателями 154.

Виллисъ, Робертъ, англ. проф. Его сочиненіе о гласныхъ 479.

Вильмень. Отзывъ его коллективномъ академическомъ трудѣ; 183.

Витней (Whitney) .

Отзывъ его о русской азбукѣ; 595.

Противъ реформы англ. правописанія 620.

Вожля́ (Vaugelas). Его взглядъ на отношеніе языка къ заимствованіямъ 623.

Вольней, франц. ученый. Отзывъ его о европейскихъ алфавитахъ 597.

Вольтеръ. Его правописаніе 622.

Воронцовъ, гр. М. Л. 219.

Востоковъ, A. X. акад. 99. 255. 257. 357. 369. 386.

О его переводѣ сербскихъ пѣсенъ и объ изученіи состава русскаго народнаго стиха 5.

Его грамматика. Замѣчаніе о залогахъ 31.

Его трудъ по

дополнительному тому Областного словаря 99.

Его Церковно-Славянскій словарь 210.

Его 10 различій глаголовъ. О подвижномъ удареніи 264. 287. 291.

Его взглядъ на русскіе дифтонги 495. 527.

Его наблюденіе надъ е и ё 500.

Назвалъ буквы ъ и ь полугласными 503. 526.

Его „дебелые и тонкіе“ звуки. 510.

Грамматическіе труды его. Теорія звуковъ 524— 528.

Опредѣленіе случаевъ перехода е въ ё 500. 527. 724. 726.

Его взглядъ на форму названія Кириллица 595.

Мнѣніе о буквѣ щ 598.

Объ употребленіи і въ древне-русскомъ письмѣ 602. 605.

Способствовалъ къ распространенію правописанія Карамзина 634.

Его грамматич. труды 659. 660.

Объ употребленіи буквы ъ 660. 680.

О прописныхъ буквахъ 660.

Какъ писалъ слово мужчина 710.

О начертаніи прилагат. вящшій 710.

О спряженіи глаг. дышать 715.

О глагольн. формахъ овать и ывать 718.

О начертаніи е послѣ шипящихъ 729.

О буквѣ ѣ 734.

Объ излишестѣ буквы ъ въ концѣ словъ 680.

Заслуги его въ дѣлѣ орѳографіи 686.

Вурстъ, педагогъ 396. 399.

Вутке (Wuttke) .

Ссылки на его сочиненіе по исторіи письма 574.

Предположеніе его о мѣстѣ и способѣ изобрѣтенія азбуки 590.

Замѣчаніе о формѣ буквъ 591.

О важности значенія звукового письма 592.

Мнѣніе о названіяхъ буквъ 592—594

Гаагъ, Фридр. См. Хаагъ.

Гагбергъ, проф. Лундскаго университета.

Ему поручила Шведская академія редакцію словаря 141.

Его работы по составленію словаря 141.

Гагедорнъ, 155.

Галаганъ, Г. П. О склоненіи малорусскихъ собственныхъ именъ на ко 756.

Галленбергъ, швед. писатель 140.

Гансъ-Саксъ. Его знач. для яз. 155. 167.

Гаттала, чеш. ученый 697.

Гатцукъ. Его статья „Очеркъ исторіи книгопечатнаго дѣла въ Россіи“. О типографскихъ терминахъ 219.

Гацеліусъ, швед. педагогъ. Его сочиненіе о правописаніи 631.

Гебауеръ, чеш. филологъ. Изслѣдовалъ физіологически звуки чешскаго языка 477.

Гэбель, аллеман. поэтъ 113.

Гегель 399.

Гейеръ, швед. писатель 137. 141.

Гейзе,

его „Handwörterbuch der deutschen Sprache“ 39. 158.

„System der Sprachwissenschaft“. 290.

Какіе звуки считаетъ полугласными. 503.

Гейнзіусъ. Его нѣм. словарь 158.

Геймъ, проф. Москов. унив. Письмо къ нему Шлецера 656.

Геллертъ 155.

Гельбке 362.

Гельмгольцъ, проф. Его сочиненіе о слуховыхъ ощущеніяхъ, переведенное г. Пѣтуховымъ 537.

Геннади, Г. Н. Его библіографическія указанія 656. 663.

Генъ (Hehn). Его соч. „Kulturpflanzen und Hausthiere“ 467.

Герасимовъ, граверъ, ученикъ Шмидта 219.

Германа физіологія 479. 484.

Гэте 114.

По отношенію къ языку 154. 166. 168 и сл.

Гэттлингъ. По поводу ударенія 337.

Гиллъ (Hill). Ревнитель орѳографической реѳормы въ Англіи 619.

Гильдебрандтъ 197.

Глинка, Ѳ. H. О Карамзинѣ; 72.

Гоголь, H. В. Народная стихія въ его прозѣ; 6.

Голубинскій, Е. Ссылка на его исторію церкви 748.

Готшедъ.

Его образцы пространнаго нѣмецкаго словаря 155.

Уп. 113.

Сравненіе грамматики Ломоносова съ его однороднымъ трудомъ 516—523.

Объ основномъ началѣ правописанія 634.

Гревингъ, проф. 378.

Грэнингъ, шведъ. Его русская грамматика. Сужденіе о буквѣ ъ 681.

Грессе, докторъ. Его словарь: „Orbis latinus“ 195.

Гречъ, H. И.

О славянскихъ названіяхъ мѣстъ 195.

Объ образованіи 1-го лица глагола 263.

Разборъ фонетической части его грамматики 528.

Распространилъ правописаніе Карамз. 634. 661.

Его грамматич. труды 660—662.

Пользовался трудами Борна и Жуковскаго 660—661.

О превращеніи о въ е послѣ шипящихъ 729.

Его правило о глаголахъ на овать и ывать 816.

Грибоѣдовъ.

По отношенію къ народному языку 6.

Указаніе Даля на его языкъ 11.

Григоровичъ, Д. В. Слово въ его повѣсти. 441.

Григорьевъ, В. В., оріенталистъ. Статья его о правописаніи географич. именъ 760. 761.

Гриммъ, Як. 104. 113. 366. 380. 390. 391.

По поводу его мыслей о нѣмецкомъ словарѣ 146 и д.

Его отзывъ о трудахъ Аделунга и Кампе 155.

Его взглядъ на назначеніе словаря 171.

О готическомъ шрифтѣ 177.

Объ употребленіи большихъ буквъ 178.

По поводу принесенныхъ ему въ даръ двухъ богатыхъ собраній словъ 182—189.

Недостатокъ его грамматики 476.

Его дробные гласные 503.

Замѣчаніе о терминологіи 506.

Трудъ по исторіи нѣмецкаго языка упом. 534.

Считалъ jot нужнымъ въ др.-слав. азбукѣ 599.

Замѣчаніе его о буквѣ и 603.

Его правописаніе 615 и сл. 634.

Замѣчаніе о важности письма, какъ народнаго дѣла 636.

Объ удвоеніи согласныхъ въ германскихъ языкахъ 694.

Объ удвоеніи t въ древне-нѣмецкомъ 696.

О заимствованныхъ словахъ 746. 747.

Указалъ на слова,

переиначенныя по народной этимологіи 749.

Орѳографія въ его словарѣ 803.

Гриммы, братья, нѣмецкіе лексикографы.

Программы ихъ словаря 146. 160.

Объ упрекѣ нѣмецкой критики за ученый характеръ ихъ словаря 171—181.

Гротъ (Groth), Клаусъ. Его брошюра о мѣстныхъ нарѣчіяхъ 113.

Гротъ, Я. К., академикъ.

Первая статья его о русскомъ правописаніи 680. 802.

Замѣчаніе на нее г. Кеневича 682.

Ему поручено разсмотрѣть записку г. Новаковскаго 685.

Книжка, изданная будто-бы на основаніи Филолог. Разысканій 687.

Грундтвигъ, датчанинъ. Его орѳографическій словарь 631.

Гулевичъ, инспекторъ 2-й Моск. гимназіи. Участвуетъ въ комиссіи для пересмотра правописанія 686.

Гульяновъ, египтологъ. Его способъ транскрипціи французскаго носового п 670.

Гумбольдтъ. Александръ.

Его отзывъ о письмѣ Мексиканцевъ 581.

Противъ ера 657.

Гумбольдтъ, Вильгельмъ, фил.

Его мнѣніе объ удареніи 337. 339.

Его изслѣдованія о письмѣ 573—578.

О зависимости письма отъ характера языка 575—578.

О формѣ имени Мексика 758.

Густавъ I, король швед. По поводу вопроса о составленіи словаря 135.

Густавъ III, король швед.

Основаніе Академіи при немъ. 129. 132. 627.

Его завѣщаніе о задачѣ составленія словаря 131 и д.

Цѣль при учрежденіи Академіи 140. 141.

Гюнтеръ, нѣм. поэтъ 155.

Давыдовъ, И. И.

Его предисловіе къ „Опыту Областного Великорусскаго Словаря“ 109.

Его предисловіе къ акад. изданію грамматики Ломоносова 519. 522.

Далинъ. Его шведскіе словари 132.

Даль, В. И.

Его взглядъ на значеніе народнаго языка для литературнаго. 6. 7.

Очеркъ его біографіи 7 и сл.

Начало его работъ по словарю 9.

Его первая статья о народномъ языкѣ и литературѣ: „Ueber die Schriftstellerei des russischen Volks“ 10.

Его статьи и замѣтки по предмету pyc. языка 10.

Мнѣніе о несостоятельности нынѣшняго письменнаго языка 12. 13. 15. 18.

Неодобреніе появившихся въ 40-хъ годахъ словъ 14.

Преувеличенныя требованія и ожиданія отъ народнаго языка 15. 16.

О словахъ, придуманныхъ самимъ Далемъ 16. 23.

Сознаніе важности славянскихъ языковъ для обогащенія русскаго 18.

Объясненіе заглавія Толковаго Словаря 19.

Значеніе для словаря Даля „Опыты Областнаго Словаря“ 115.

Его статья „О нарѣчіяхъ русскаго языка“ 20. 21.

Правило, какимъ руководствовался Даль при помѣщеніи словъ въ своемъ словарѣ 21. 22.

Заимствованія изъ академическаго словаря 22.

Отсутствіе теоретическаго начала 23 и сл.

Расположеніе словъ „Толковаго Словаря“ 25.

Примѣры невѣрнаго распредѣленія гнѣздъ 26.

Примѣры невѣрнаго размѣщенія словъ въ гнѣздахъ 27.

Неудобство метода Даля въ отношеніи къ предложнымъ глаголамъ 27.

Указаніе промаховъ въ его словарѣ 29.

Взглядъ Даля на грамматику 30.

Объ исключеніи изъ словаря наименованій залоговъ 32.

Пропускъ грамматическихъ терминовъ въ словарѣ; 33.

Своеобразная орѳографія 33.

Правило о несдваиваніи буквъ. Уступки въ пользу выговора 34.

Грамматическія недоразумѣнія 31 и сл.

Примѣры въ словарѣ Даля 35 и сл.

О порядкѣ размѣщенія словъ и примѣровъ 36 и сл.

Недостатокъ системы въ толкованіяхъ 361 38. 39.

О подборѣ синонимовъ 38. Собраніе провинціализмовъ 38.

Реальныя, или вещественныя толкованія нѣкоторыхъ словъ 39 и сл. 40.

Отзывъ акад. Рупрехта относительно словъ по ботаникѣ 42.

Отзывъ ак. Шренка о словахъ по зоологіи 42. 383.

О присужденіи Константиновской медали за словарь 43.

Два личныя достоинства Даля въ исполненіи своей задачи по составленію словаря 43 и сл.

Объ академической наградѣ 45.

Дополненія и замѣтки къ „Толковому словарю“ 401—433.

Объ „Опытѣ Областнаго Великорусскаго Словаря“ 20.

Его объясненіе пословицы о лыкѣ 187.

По поводу разсмотрѣнія слова крѣмль и кромъ 202.

Недостатокъ обозначеній въ его словарѣ при глаголахъ 275.

Его мнѣніе о различіи ударенія по мѣстностямъ 351.

По поводу слова аистъ 383.

О двойномъ помѣщеніи въ его словарѣ нѣкоторыхъ словъ 498.

Какъ объясняетъ слово „придыханіе“ 532.

Особенности его правописанія 683. 692. 709.

Объясненіе слова вящшій 710.

О словѣ рубка 750.

Данилевскій, Н. Я.

Его изслѣдованіе о рыболовствѣ въ Россіи 35.

Собиралъ мѣстныя слова въ Арх. губ. 116.

Даниловскій. Участвуетъ въ планѣ изданія словаря 653.

Даніилъ Заточникъ. О народной рѣчи въ его словѣ; 4.

Даннъ (Dann) 188.

Дашкова, княг. Е. Р. Изд. „Новыя ежемѣсячныя сочиненія“ 96.

Дашковъ, Д. В.

По поводу книги Шишкова о старомъ и новомъ слогѣ; 66. 67.

Указалъ на галлицизмы Шишкова 69.

Взглядъ его на славян. и рус. языки 80.

Отзывъ о значеніи Карамзина въ исторіи нашей письменной рѣчи 84.

Признавалъ Карамзина своимъ учителемъ 85.

Деброссъ, авторъ „Traité de la formation mécanique des langues“ 476.

Дельвигъ, баронъ A. A. О народномъ духѣ въ его пѣсняхъ 5.

Денертъ. Его „Plattdeutsches Wörterbuch“ 100.

Державинъ, Гавр. Ром.

Его отношеніе къ народной рѣчи: О введеніи народнаго языка въ оду 4.

Указаніе Даля на языкъ Державина 11.

Правильное употребленіе слова пѣшъ. 32.

Уп. 199.

Его двустишіе на Эмина 656.

Какъ употреблялъ глаголъ дышать 717.

Не употреблялъ буквы э 740.

Какъ обращался съ малороссійскими именами на ко 756.

Джонсонъ 132. 135.

О составленіи датскаго словаря по его идеѣ 182.

Джонсъ, Вильямъ.

Слова его о недостаткахъ азбукъ 596.

О несовершенствѣ англійскаго письма 619.

Джонсъ, Эдуардъ. Участвуетъ въ стараніяхъ объ орѳограф. реформѣ въ Англіи 620.

Дидо́ (Didot), A. Ф.

О французскомъ правописаніи 624. 625.

Замѣчаніе его о неудобствѣ введенія фонетическаго письма 640.

Объ удвоеніи буквъ 762.

Дистервегъ, педагогъ 395. 399.

Дифенбахъ. Его „Сравнительный готскій словарь“ 237. 384.

Діомедъ, древній грамматистъ. Объ удареніи 337.

Дмитревскій, A. А. Разборъ его статьи 372 и сл.

Дмитревскій, И. А. Какъ сотрудникъ Крылова и Клушина по изданію „Зрителя“ 58.

Дмитріевъ, И. И.

Въ перепискѣ съ нимъ Карамзина свидѣтельство о дружескихъ отношеніяхъ Карамзина съ Подшиваловымъ 54.

Замѣчаніе о славяноманахъ 56.

Отзывъ о значеніи Карамзина въ исторіи нашей письменной рѣчи. 84.

Уп. 61.

До (Daa), норвежскій профессоръ. Починъ его въ преобразованіи орѳографіи скандинавскихъ языковъ 629.

Добровскій, Іос

Его грамматика 288.

О герман. нарѣчіяхъ, какъ болѣе сходныхъ съ славянскимъ 534.

Не признаетъ сочетаній, іа, ѥ, ю, ѩ за двугласные звуки 495. 564.

Терминъ „придыханіе“ въ р. переводѣ его грамматики 532.

Мнѣніе о звукѣ ѣ 734.

Домашневъ, С. Г. Печатаетъ въ журналѣ Академіи Наукъ отдѣлъ безъ еровъ 654. 742.

Донатъ, древній грамматикъ.

Знакомство съ нимъ Ломоносова 517. 518.

Его ученіе о частяхъ рѣчи 520.

Дорнъ, Б. А., ак. 202. О происхожденіи слова „войлокъ“ 326.

Дуэ, шведскій посланникъ въ Петербургѣ; 197.

Дюканжъ. Его Глоссарій 159. 176.

Евгеній. См. Болховитиновъ.

Екатерина II, Императрица.

По поводу раздѣленія исторія нашего книжнаго языка на два періода 84.

По поводу доказательства Макарова о необходимости новыхъ словъ для новыхъ понятій 72.

„Похвальное ей слово“ 78.

Елагинъ.

Его „Исторія русскаго флота“. По поводу слова Ойфаръ 385.

Елагинъ, И. П.

По отношенію съ славянскимъ реченіямъ и оборотамъ 56. 68.

Языкъ его переводовъ 80.

Ученикъ Ломоносова, по словамъ Дмитріева 85.

Елисавета Петровна, Императрица 2.

Патріотическое при ней движеніе; его отраженіе въ литературѣ 3.

Желтовъ. Его переводъ соч. Heyse „System der Sprachwissenschaft“ 290.

Жизневскій, A. K. Доставилъ собраніе словъ 401.

Житецкій. О звукѣ ѣ 735.

Жолли (Jolly), нѣмец. филологъ 362.

Его переводъ лекцій Витнея о языкѣ. Какъ перевелъ его отзывъ о русс. азбукѣ 595.

Жуковскій, В. А.

Указаніе Даля на его языкъ въ „Напутномъ словѣ“ 11.

Его замѣтка о способѣ выраженія Даля 11. 12.

Передалъ свои грамматич. замѣчанія Гречу 661.

Жульенъ (Jullien), Бернаръ. Его мнѣнія о Французскомъ правописаніи 624. 625.

Засядко, H. А. Его книга о русскомъ алфавитѣ; 668.

Захаровъ, И. С., членъ Россійской Академіи. По отношенію къ славянизмамъ 56.

Зейфартъ. Его мнѣніе о іероглифахъ. 586.

Зизаній.

Его словарь 379.

Его грамматика 521.

Зубовъ, Алексѣй, граверъ, ученикъ Шонебека 217.

Зыбелинъ, проф. Моск. универс. 87.

Ивановъ, A. А. Его способъ передавать греческія и латинскія слова 759.

Измайловъ, Вл. Bac. По поводу его біографической статьи о Подшиваловѣ; 54.

Отзывъ о немъ Карамзина 65.

Измайловъ, A. Е. Врагъ буквы ъ 654. 656.

Иловайскій, Д. И. О русскихъ названіяхъ днѣпровскихъ пороговъ 381—382.

Ильинскій, авторъ „Историческаго описанія города Пскова.“ По поводу разсмотрѣнія слова кромъ 209.

Ире, швед. ученый. По составленію словаря 131.

Кадинскій. Предлагаетъ для русскаго письма латинскую букву 665. 673.

Кайслеръ, Л., докторъ.

Его брошюра о русскомъ удареніи 337 и сл.

Его ошибка во взглядѣ на законъ русскаго ударенія 340. 344.

О свободѣ русскаго ударенія 341 и сл.

Сравниваетъ русскій языкъ съ литовскимъ 343.

Объ энклизѣ и двоякомъ удареніи 350. 351.

Общее замѣчаніе о его трудѣ 353.

Калайдовичъ, К. Ѳ. Упомянулъ о Крижаничѣ; 740.

Кальтшмидтъ. Его нѣмецкій словарь 158.

Каменевъ 65. 72. 75.

Кампе.

Его нѣмецкій словарь 149. 157.

необходимости въ. словарѣ стиховъ и о недостаточномъ выписываніи стихотвореній 167.

Каницъ 155.

Кантемиръ, кн. А. Д.

Его отношеніе къ народной рѣчи 4.

Замѣчаніе Карамзина о немъ, по отношенію къ языку 68.

Кантъ. Языкъ его 163.

Караджичъ, Вукъ Степ.

Его сербскій словарь 450.

Его система азбуки, предлож. Сербамъ 229.

Включилъ jot въ сербскую азбуку 599. 605.

Примѣнилъ русскую азбуку къ сербскому письму 604.

Замѣчаніе его о буквѣ и 604.

Карамзинъ, H. М. 200 и д.

Очищеніе имъ письменнаго языка 3.

Нововведенія Карамзинской школы и нападенія на нихъ Шишкова 3.

Отношеніе Карамзина къ народному языку 4.

Особенности его прозы. О вредной сторонѣ грамматики Греча, построенной на карамзинской прозѣ. 5.

Указаніе Даля на Карамзина въ „Напутномъ словѣ“ 11.

О введеніи новыхъ словъ со временъ Карамзина 13.

О выходѣ изъ употребленія любимаго его слова свѣдать 14.

Карамзинъ, какъ преобразователь языка 46. 47. 48.

Отзывъ о немъ А. Бестужева 46.

Его „Письма русскаго путешественника“ 47. 55.

По поводу воззрѣнія H. А. Лавровскаго на языкъ его сочиненій 47.

„Московскій журналъ“ 49. 52. 54. 55. 56. 59. 91.

Отношеніе къ устарѣлымъ реченіямъ 49.

Объ его предшественникахъ относительно языка. Объ отношеніи къ нему Сохацкаго и Подшивалова въ дѣлѣ улучшенія литературнаго языка 53. 54.

Стихи, направленные противъ Карамзина: „Ода въ честь моему другу“. О дружескихъ отношеніяхъ съ Подшиваловымъ 53.

Замѣчаніе о Карамзинѣ Шторха и Аделунга въ ихъ „Систематическомъ обозрѣніи литературы въ Россіи“. Преслѣдованіе славянизмовъ и галлицизмовъ 55.

О началѣ вліянія Карамзина на письменный языкъ 57.

О дѣйствіи „Московскаго журнала“ на писателей. Изданія, враждебно относившіяся къ „Моск. журн.“ Замѣчанія Карамзина о Ломоносовѣ и Сумароковѣ 58.

Отношеніе къ Ѳ. Туманскому 59.

О вліяніи на другихъ писателей 60.

Значеніе связи съ Новиковымъ 61.

Первоначальный взглядъ на простонародныя слова 63.

Взглядъ современниковъ на карамзинскій способъ изложенія 64.

О нелѣпыхъ подражаніяхъ 64.

Отзывъ Карамзина объ Измайловѣ 65.

Противники и неловкіе подражатели Карамзина; Россійская Академія 66.

Обвиненія Шишкова противъ языка Карамзина 67—73.

Пріемы Карамзина при употребленіи необработаннаго литературнаго языка.

Его статья: „Отъ чего въ Россіи мало авторскихъ талантовъ?“ 71. 72.

Отзывъ о немъ Макарова. Послѣдователи Карамзина 72. 77.

Его слогъ 74—77.

Его признаніе Каменеву. Его восхищеніе иностранными писателями 75.

Его взглядъ на письменный языкъ и разговорную рѣчь 75.

Забота о языкѣ своихъ сочиненій 76.

О неодобреніи стилистическихъ началъ Ломоносова 77.

Оцѣнка заслуги 77.

Его взглядъ на церковно-славянскій языкъ 79.

О славянской стихіи въ его прозѣ. Удаленіе устарѣлыхъ словъ изъ его сочиненій 80.

Объ употребленіи иностранныхъ словъ 81. 82.

Сообщалъ прежнимъ словамъ новое значеніе 82.

Составленіе новыхъ словъ 83.

О его подражателяхъ. Отзывъ о немъ Дашкова 84.

Отзывъ Дмитріева о значеніи Карамзина въ исторіи нашей письменной рѣчи 84.

Выводы о значеніи Карамзина въ отношеніи къ литературному языку 85.

О простотѣ и естественности прозы „Вѣстника Европы“ 79.

Замѣчаніе о языкѣ изъ его разборовъ 89.

Крыловъ противъ Карамзина въ первое время его авторства 97.

Переводъ въ „Моск. журналѣ“ научныхъ терминовъ 81.

Введеніе имъ двоеточія надъ е 603.

Его правописаніе 634. 651. 657. 658. 660.

Замѣчаніе объ общемъ незнаніи орѳографіи 650.

Напечаталъ посмертную рукопись Барсова 655.

Не признавалъ глаг. формы рѣшать 659.

Поводъ къ статьѣ его „Великій мужъ русск. грамм.“ 659.

Его послѣдователи Востоковъ и Гречъ 659. 661.

Начало отступленій отъ карамзинскаго правописанія 662. 663.

Какъ писалъ мѣстоименія въ род. падежѣ ед. ч. 712.

Правописаніе эти, этихъ 723.

Какъ изображалъ звукъ йо 765.

Кастре́нъ 201.

Катковъ, M. Н.

Его замѣтка о звукѣ г 234.

О соотношеніи долготы съ удареніемъ 349.

Его мнѣніе о среднемъ звукѣ между і — э 497.

Его изслѣдованіе „Объ элементахъ и формахъ славяно-русскаго языка“ 533—534.

Отзывъ о „придыханіяхъ“ Павскаго 533.

Взглядъ на русскій языкъ 534.

Раздѣленіе согласныхъ на „звонкіе и глухіе“ 534.

Форма нѣкоторыхъ буквъ въ его типографіи 666.

Для звука h ставитъ надъ г надстрочный знакъ 669.

О безполезности буквы ъ въ концѣ словъ и лишнихъ отъ нея расходахъ 680.

О звукѣ ѣ 734.

Каченовскій, M. Т.

По поводу книги Шишкова о старомъ и новомъ слогѣ; 66.

Особенности его правописанія 662.

Квинтиліанъ. Знакомство съ нимъ Ломоносова 517.

Кемпеленъ.

авторъ Mechanismus der menschl. Sprache 476.

Терминъ его для двухъ родовъ звуковъ 483.

Кеневичъ, В. Ѳ.

Записка его о буквахъ ѣ, ъ, ь, ѳ 676.

Справка его по предположенію отмѣнить ъ и ь 677.

О правописаніи предлоговъ воз, из и т. п. 678.

Исчисленіе лишнихъ расходовъ отъ буквы ъ 680.

Замѣчанія его на первую статью

Грота о правописаніи 682.

Его возраженія противъ буквы ѣ 811.

Кеппенъ, П. И., акад.

Ввелъ въ печать новую форму буквы m 668.

Его способъ изображать звукъ h 669.

Кернеръ, авторъ исторіи педагогики 398.

Кернъ, лейденскій проф. 383.

Кесслеръ, К. Ѳ., проф. 378.

Кириллъ Туровскій, епископъ. Элементъ народной рѣчи въ его произведеніяхъ 4.

Кириллъ св., Составленіе имъ славянской азбуки 597—599. 603. 607.

Клири (Cleary) 189.

Клушинъ, А. И.

Его комедія: „Смѣхъ и горе“. По поводу разсмотрѣнія языка 49.

Замѣчаніе П. П. Пекарскаго о журналахъ Крылова и Клушина 58.

Какъ товарищъ Крылова по изданію ,,Зрителя“ 58.

„С.-Петербургскій Меркурій“ 60.

Клопштокъ. Объ условіи совершенства азбуки 596.

Княжнинъ, Я. Б. Его отношеніе къ народной рѣчи 4.

Козицкій, В. Г.

Обращеніе къ нему Сумарокова 649.

Его правописаніе во „Всякой всячинѣ“ 650. 651.

Козловскій. О правописаніи предлоговъ 699.

Козодавлевъ, О. П.

Подъ его надзоромъ печатаются соч. Ломоносова 649.

Редакторъ „Собесѣдника“ 651.

Колосовъ, M. А. 226.

Какъ объясняетъ окончаніе прилагат. на ой вм. ый 711.

О звукѣ ѣ 735.

Какъ объясняетъ форму Михайло 753.

Колповской, Р. 116.

Колычевъ, воронеж. губернаторъ. Переписка съ нимъ Петра Великаго 377.

Кольбергъ, польскій ученый 457.

Константинъ Багрянородный 378. 380.

Копитаръ. Мнѣніе его о звукѣ ѣ 734.

Копьевичъ, Илья.

Участіе его въ образованіи гражданскаго письма 600.

Время возвращенія его въ Россію 601.

Корнель, Петръ, франц. трагикъ. Его участіе въ установленіи франц. правописанія 622.

Костровъ, Е. И. Его переводъ Оссіана 59.

Костырь, кіевскій ученый.

Его „Предметъ, методъ и цѣль филологическаго изученіе русскаго языка“ 229.

„Нигилизмъ еровъ“ 229.

Котковскій. Предлагаетъ польскую азбуку для всѣхъ славянскихъ языковъ 674.

Кочубинскій, А. А. Ссылка на его статью 736.

Краевскій, A. А. Нововведенія его въ правописаніи 622.

Крамеръ. По поводу употребленія слова „Wörterbuch“ 149.

Крашенинниковъ 69.

Крейтеръ 252—254. 260.

Крижаничъ, Юрій, сербъ. О буквѣ э 739. 740.

Крумъ, князь болгарскій 212.

Крыловъ, И. А. 67.

Его отношеніе къ народной рѣчи. Его „Кофейница“ 5.

Противникъ Карамзина 5. 191.

Его басни 5.

Указаніе Даля на его языкъ 10.

О пропускѣ словъ изъ крыловскихъ сочиненій въ словарѣ Даля 35.

О языкѣ Крылова 49.

Замѣчаніе H. А. Лавровскаго 47.

„Почта Духовъ“ 49. 52.

Предположеніе объ участіи Крылова въ изданіи „Утренніе часы“ 52.

Изданіе „Зрителя“ 68.

Товарищъ Крылова по изданію „Зрителя“ Клушинъ и ихъ сотрудники 58.

Замѣтка Пекарскаго о журналахъ Крылова и Клушина 58.

„С.-Петербургскій Меркурій“ 60.

По отношенію къ дѣлу улучшенія литературнаго языка 5. 60. 91 и сл.

По поводу смѣшенія слав. языка съ русскимъ 67.

Не употреблялъ буквы э 740.

Писалъ товарыщъ 745.

Кубаревъ. Его статья по поводу слова кремль 215 и сл.

Кузмищевъ 116.

Куникъ, A. А., ак. 202. 205. 451.

По поводу слова аистъ 377 и сл.

О пеликанѣ 379. 383 и сл.

Упоминаетъ о франц. грамматикѣ, купленной Ломоносовымъ 520.

Велитъ отлить букву т новой формы 668.

Его указаніе на одинъ звуковой законъ 751.

Замѣтка его о словѣ секретарь 772.

Куръ-де-Жебеле́нъ.

Не могъ служить образцомъ Ломоносову 522.

Его замѣчаніе о двухъ категоріяхъ частей рѣчи 523.

Лабзинъ, А. Ф. Врагъ буквы ъ 656.

Лавренко, переводчикъ 2-й серіи лекцій М. Мюллера 477.

Лавровскій H. А., проф.

Его замѣчаніе о языкѣ и слогѣ Карамзина 74. 75.

Лавровскій, П. А.

Писалъ о грамматикѣ Ломоносова 516.

Объ историч. грамматикѣ Ѳ. И. Буслаева 535.

О формѣ глагола ити 696.

Лажечниковъ, И. И. Его правописаніе 665.

Ламанскій, В. И., проф. Его замѣтка „О славянскихъ топографическихъ названіяхъ“ 193.

Лами (Lamy Bernard). Его книга „De l’art de parler“ 522.

Лафатеръ 70. 71. 84.

Левинъ. Его трудъ по составленію датскаго словаря 183.

Лейбницъ 103.

Ленгренъ шведск. писательница 140. .

Лео, іенскій проф. Его орѳографія.

Леопольдъ, швед. писатель 130.

Членъ Шведской академіи. О его трудахъ по Академіи 140.

Участвуетъ въ установленіи швед. орѳографіи 627.

Лепехинъ, И. И., акад., непремѣнный секретарь Россійской акад. 96. 119 и сл.

Его переводъ „Естественной Исторіи“ Бюффона 81. 94. 96.

Сообщилъ преданіе по поводу слова Пермяки 200.

Мнѣніе его о правописаніи слитныхъ предлоговъ воз, раз и проч. 699.

Лепсіусъ. О звукѣ ы 258.

Лербергъ, акад. 205. 380.

Лескинъ., проф. 256.

Его фонетическая терминологія и дѣленіе звуковъ 507.

Мнѣніе о звукѣ ѣ 734.

О произношеніи ера въ древнемъ языкѣ 742.

Лессингъ. Отношеніе къ нему Карамзина 5.

Лефманъ. Брошюра его о нѣмецк. правописаніи 617.

Леффлеръ, швед. уч. Объ удвоеніи согласныхъ 261. 262. 691.

Линде, Самуилъ. Его польскій словарь 167.

О словѣ войлокъ 298.

По поводу слова аистъ 377.

Какъ объясняетъ слово слой 706.

Линдестольпе, швед. писатель. Его предположеніе о собираніи словъ 131.

Линдфорсъ. Его шведско-латінскій словарь 132.

Литке, гр. Ѳ. П., адмиралъ 119. 121.

Свидѣтельство его объ авторѣ письма къ А. Гумбольдту относительно буквы ъ 657.

Литтре́, лексикографъ 132.

Сужденіе его о франц. правописаніи 621.

Его орѳографія 685.

Лихонинъ, М., Статья его о правописаніи иностранныхъ собственныхъ именъ 670.

Ломоносовъ, М. В. 218.

Его дѣятельность по отношенію къ языку 2.

Его разсужденіе „О пользѣ чтенія книгъ церковныхъ“ 2.

Ломоносовская теорія письменнаго языка 2. 3. 4.

Его низкій штиль 4. 49.

Народное выраженіе въ его одѣ „На взятіе Хотина“ 4.

Его замѣчанія о единствѣ русскаго народнаго языка 20.

Правильное употребленіе слова пѣши 32.

Его взглядъ на русскій языкъ 45.

О языкѣ послѣдующихъ писателей 3. 51.

Сужденіе журнала „Зритель“ о немъ. Замѣчаніе Карамзина 58 и сл.

Сравненіе съ Шишковымъ по употребленію славянскихъ словъ 73.

По поводу вопроса объ удареніи 290.

О долготѣ слоговъ 341.

Объ образованіи формъ глагола отъ 1-го лица 263. 279.

О невѣрныхъ удареніяхъ 342. 343.

О правописаніи слова колачъ 450.

О словахъ польскаго происхожденія 464.

Особый губной звукъ въ его фонетикѣ 486.

Его начертаніе неопредѣленнаго звука і 497.

Его мнѣніе о звукѣ неударяемыхъ a и о 497.

Назвалъ ъ и ь безгласными 503.

Разборъ его грамматики, особенно теоріи звуковъ 507—524. 527.

Какъ понимаетъ термины: языкъ, слово, рѣчь 508. 518.

Планъ его грамматики 508.

Понятіе о звукахъ 509. 518.

Дѣленіе и таблица ихъ 510. 518.

Различаетъ два звука г 511.

Отличаетъ долготу отъ ударенія 512.

Что разумѣетъ подъ знаменат. частями слова 513. 520.

Какъ раздѣляетъ части рѣчи 513.

Его грамматическая таблица 514.

Обзоръ общей грамматики 515.

Источники его грамматики 516.

Знакомство его съ древними 518. 521.

Какъ называетъ части рѣчи 519.

Недоразумѣніе отъ того 514. 519.

Французская грамматика въ его библіотекѣ 520.

Число принимаемыхъ имъ частей рѣчи 521.

Заключеніе о грамматикѣ Ломоносова 522.

Его опредѣленіе грамматики 523.

Оцѣнка его труда 524.

Первый указалъ на переходъ е въ ё 527. 724.

Объ употребленіи і въ русскомъ письмѣ 602.

Его замѣчаніе о ненадобности иностранныхъ буквъ и о двоякомъ значеніи буквы г 606.

О безполезности ѳиты 607.

Его правописаніе не вполнѣ было принято 634 646. 652.

Чего онъ требуетъ отъ русскаго правописанія 640.

Буквы, исключаемыя имъ изъ азбуки 643.

Споръ съ Тредьяк. о прилагательныхъ 643.

Взглядъ на букву ѣ 645.

Отвѣтъ Сумарокову о ѳитѣ 648.

Сумароковъ о посмертномъ изданіи сочиненій Ломоносова 649.

Употреблялъ буквы, которыя самъ исключалъ изъ алфавита 643.

Какъ писалъ предлоги из, воз, раз, без передъ с 699.

Окончанія прилаг. именъ 711.

Пишетъ о послѣ шипящихъ 729.

Орѳографія змей 738.

Противъ буквы э 740.

Какъ употреблялъ ъ и ь послѣ шипящихъ и въ склоненіи именъ на ь 744.

О заимствованныхъ съ греческаго словахъ 747.

О слитномъ письмѣ двухъ словъ, образующихъ нарѣчіе 779—781.

Лопухинъ, И. В. Посвященіе ему мистической книги, напечат. безъ еровъ 657.

Лютеръ.

О его языкѣ; 155. 166.

О введеніи въ словарь важнѣйшихъ словъ изъ его сочиненій 167.

О вліяніи его на языкъ 168.

Майковъ, В. И. Его отношеніе къ народной рѣчи 4.

Макаровъ, И. М. 76. 77.

По поводу разбора „Разсужденія о старомъ и новомъ слогѣ“ 46. 66.

Его мнѣніе относительно употребленія церковно-славянской стихіи 80.

Мысли о необходимости употребленія иностранныхъ словъ 81.

Считалъ Карамзина своимъ учителемъ 85.

Отзывъ о дѣятельности Карамзина 72. 77.

О необходимости новыхъ словъ для новыхъ понятій 72.

Издаваемый имъ журналъ: „Московскій Меркурій“ 74.

Его мнѣніе относительно книжнаго и разговорнаго языка 76.

Макаровъ, H. П. Его русско-франц. словарь 184—188.

Максимовъ 121.

Малиновскій, Алексѣй Ѳ. Переведенъ имъ „Духъ Бюффона“ 94.

Мальмстремъ, проф. упсальскаго увивер. Предсѣдательствуетъ на орѳографич. съѣздѣ въ Стокгольмѣ; 629.

Мардарій, черногорскій монахъ. Напечатаны имъ сербскія евангелія 287.

Мартыновъ, И. И. О книгѣ Шишкова о старомъ и новомъ слогѣ; 66.

Маценауэръ 462. 467. 468.

Межевичъ. Особенности его правописанія 670.

Мерзляковъ, A. Ф. О народномъ духѣ въ его пѣсняхъ 5.

Миклошичъ.

Его труды 151. 225. 246. 256 и сл. 260. 354. 371.

О корнѣ слова творить 440—442.

Съ нимъ г. Брюкке совѣтовался о тонкихъ согласныхъ 490.

Мнѣніе о йотованныхъ гласныхъ 494

Считаетъ ф не славянскимъ звукомъ 506.

О вставкѣ д въ глагольныхъ формахъ 696.

О словѣ вящшій въ его словарѣ; 710.

О спискахъ словъ съ буквою ѣ; 733.

О звукѣ ѣ 735.

Миллеръ, Всев. 366.

Миллеръ, Г. Ф., акад. Правописаніе въ его „Ежемѣс. сочиненіяхъ“ 646. 651.

Михаэлис. О правописаніи Я. Гримма 615.

Мюдро, авторъ русск. грамматики 659.

Мольбекъ. Его датскій словарь 182.

Морицъ. Его нѣмецкій словарь 158.

Мотонисъ. Обращеніе къ нему Сумарокова 649.

Муравьевъ, M. Н. 13.

Мюллеръ, Максъ.

Русскій переводъ 2-ой серіи его лекцій. 477.

О значеніи слова στοιχετα 591.

О возможности орѳографической реформы въ Англіи 620.

О влеченіи ума къ этимологіи 641.

О причінѣ звуковыхъ измѣненій 693.

О корнѣ глагола итти 696.

Надеждинъ, H. И. Его разборъ „Филологическихъ наблюденій“ Павскаго 229.

Наумовъ, І. Ф. 402.

Небриха (де), Антоніо. Объ испанскомъ правописаніи 626.

Нейсъ. Его брошюра подъ заглавіемъ „Revals sämmtliche Namen, nebst vielen andern wissenschaftlich erklärt“ 204.

Несторъ, лѣтописецъ 201.

Николичъ. О словѣ кабатчикъ 708.

Никольскій, А. членъ Росс. академіи. Перевелъ Дебросса „Разсужденіе о механическомъ составѣ языковъ“ 476.

Новаковичъ.

Его соч. о физіологіи звуковъ сербскаго яз. 477.

Взглядъ его на этимолог. правописаніе 641.

Новаковскій, В. Записка его о правописаніи 684. 685.

Новиковъ, . Н. И.

Его сатирическій журналъ „Живописецъ“ 49. 61.

Приписываетъ Адодурову книжку о правописаніи 654.

Нордстремъ 197.

Носовичъ, И. И. составитель бѣлорусскаго словаря 115.

Нюэнстедтъ, Францъ. Его ливонская хроника 378.

Оксеншерна, шведск. писатель 137.

Оленинъ, A. Н. Сужденіе Гумбольдта, въ домѣ его, о буквѣ ъ 657.

Опицъ, нѣм. писатель 113. 155.

Осенъ (Aasen), норвежскій филологъ. Его словарь норвежскаго народнаго языка. Мнѣніе о словахъ, отличающихся только видоизмѣненіемъ звуковъ 105 и сл.

Павлищевъ. Его историческій атласъ 199.

Павскій, о. Гер. Петр. 228. 230—233 291. 366. 369.

Его „Филологическія наблюденія“ 239 и сл.

Его замѣчаніе о произношеніи гласныхъ звуковъ: е; и, ѣ 230 и сл.

О произношеніи звуковъ о и а 235 и сл.

О словѣ слюна 239.

Его замѣчаніе о буквѣ ч 244.

О произношеніи і послѣ ц 245.

Объ окончаніи це 245.

О смягченіи л 246.

О спряженіи глаголовъ 246. 272.

Мнѣніе о словѣ рисунокъ 301.

О происхожденіи слова рыжикъ 303.

О происхожденіи словъ красикъ и плавикъ 304.

О словѣ колымага 436.

Его „дебелые и тонкіе“ звуки 510.

Разборъ его теоріи звуковъ 529—532.

Общая оцѣнка его „Филологическихъ наблюденій“. 529.

Взглядъ его на соотношеніе между письмомъ и выговоромъ. Его теорія придыханій. Санскр. и греч. придыханіе 530.

Смѣшеніе понятій 531— 532.

Терминъ „придыхательные“ въ русской филологіи 531.

Происхожденіе этого термина 532.

О произношеніи буквы г 606.

О греческих буквахъ въ русской азбукѣ 603.

Объ излишествѣ ѳиты 608.

Особенности его правописанія 634. 687.

Его труды по исторіи русской азбуки и правописанія 687.

Мнѣніе его объ удвоеніи согласныхъ въ русскомъ языкѣ 690.

О начертаніи глагола итти 696.

О начертаніи суффиксовъ щикъ и щика 709.

Объ окончаніяхъ ласкат. именъ 720.

Объ окончаніи прилаг. въ род. падежѣ 712.

Правописаніе этѣ, этѣхъ 497. 723.

Разсмотрѣлъ случаи перехода е въ ё 724.

О несочетаніи шипящихъ съ дебелыми гласными 730. 731.

Мнѣніе о звукѣ ѣ 734.

Противъ буквы э 740.

О словѣ полушка 750.

Объ именахъ на ло, ла 754.

Паламедъ. Его участіе въ образованіи греч. азбуки 595.

Палласъ, академикъ. Употреблялъ особое начертаніе для звука h 669.

Панаевъ, В. И. Отрывокъ изъ его Записокъ о Лабзинѣ; 656.

Панинъ, Н. И., графъ. Сочиненіе о немъ Фонъ-Визина; „Описаніе житія графа Панина 51.

Пахомовъ, Мат., переводчикъ. По отношенію къ славянизмамъ 56.

Пекарскій, П. акад.

Его замѣчаніе о журналахъ Крылова и Клушина 58

Ссылка на его сочиненіе „Наука и Литература при Петрѣ Великомъ“ 601.

Ссылка на его разысканія объ установленіи гражданской азбуки 602.

Сомнѣніе въ томъ, что Козицкій былъ редакторомъ „Всякой всячины“ 650.

Перовскій, A. А. (Погорельскій) Авторъ письма къ Гумбольдту о буквѣ ь 657.

Перовскій, В. А. 9.

Петерсенъ.

Его улучшенія въ датской орѳографіи 629. 630.

Его замѣчанія о преобразователяхъ правописанія 634.

Петровъ, А. А., другъ Карамзина. По отношенію къ славянскому языку 56.

Петръ Великій 203.

Заимствованіе при немъ иностранныхъ словъ 1. 464.

Время послѣ Петра Великаго по отношенію къ языку 4.

По поводу слова Аистъ 375.

По поводу названія Айфаръ 380. 385.

По дѣлу развитія гравированія въ Россіи 216.

Составленіе гражданской азбуки 600. 601.

Петръ Мстиславецъ. Напечатано имъ виленское евангеліе 286.

Пикаръ, граверъ 217.

Пино, франц., проф. 384.

Питманъ, Исаакъ. Ревнитель фонетическаго правописанія въ Англіи 619. 620.

Піотровскій. Брюкке совѣтовался съ нимъ о тонкихъ согласныхъ 490.

Плавильщиковъ. Сотрудникъ Крылова и Клушина по изд. зрителя 58.

Платонъ, греч. философъ.

Его ученіе о звукахъ языка 517.

Называетъ только двѣ части рѣчи 519.

Плетневъ, П. А. Мнѣніе его о способѣ установить правописаніе 684.

Погодинъ, M. П., акад.

Его газета „Русскій“ 11.

Терминъ „придыханіе“ въ его переводѣ грамматики Добровоскаго 532.

Погорельскій, см. Перовскій.

Подвысоцкій, А. О. О составленномъ имъ словарѣ Архангельскаго нарѣчія 115 и далѣе

Подшиваловъ 84.

По отношенію къ дѣлу улучшенія литературнаго языка 53 и сл.

Усердный послѣдователь Карамзина. О главномъ участіи въ періодическихъ изданіяхъ университетскаго общества. О дружескихъ отношеніяхъ между нимъ и Карамзинымъ 53.

О разницѣ между нимъ и Карамзинымъ, какъ стилистами 56. 57.

Его журналъ: „Пріятное и полезное препровожденіе времени“ 60.

„Сокращенный курсъ Россійскаго слога“ 61 и сл.

Взглядъ его на русскую азбуку 654.

Полевой, H. А. Отзывъ его о попыткахъ измѣнить русскую азбуку 669.

Поликарповъ, Ѳедоръ. Участвовалъ ли въ образованіи гражданской азбуки 600.

Полѣтика. Обращеніе къ нему Сумарокова 649.

Потебня, A. А., проф. 354.

Поттъ 371.

Присціанъ.

Жалуется на смѣшеніе понятій о звукѣ и буквѣ; 510.

О его грамматикѣ 517.

Различіе слога и слова 518.

Его ученіе о частяхъ рѣчи 520.

Мнѣніе о причинѣ двоякихъ названій буквъ 593.

Путкаммеръ, прусск. министръ. Созвалъ орѳогр. коммисію 618.

Пухмайеръ, А. Я. Его русскою грамматикой пользовался Востоковъ 661.

Пушкинъ, А. С.

Его отношеніе къ народному языку 6.

Упрекъ ему Даля насчетъ языка 11.

Стихи изъ него 341.

Его орѳографія 608.

Противъ употребленія гл. формы рѣшать 659.

Склонялъ слово кофей 773.

Начало его „Капитанской дочки“ безъ еровъ 809.

Раскъ, датчанинъ.

Его труды 168.

Его соч. о датскомъ правописаніи 628 и д.

Раумеръ Рудольфъ.

Его замѣчаніе о грамматикѣ Я. Гримма 476.

Его соч. „Die Aspiration und die Lautverschiebung“ 477.

Взглядъ его на раздѣленіе звуковъ языка 502. 504.

Его объясненіе древнихъ придыханій 530. 534.

Статьи о нѣмецкомъ правописаніи 616.

Его неудача въ орѳогр. коммисіи 618.

Мнѣніе о единообразіи орѳографіи 625.

Объ испанскомъ правописаніи 626.

О недопущеніи орѳографич. розни въ школѣ 632.

Какъ опредѣляетъ правописаніе 640.

Его замѣчаніе о неизбѣжности соединенія этимологическаго начала съ фонетическимъ 688.

Рахманиновъ, Ив. Какъ главный издатель журнала „Утренніе часы“ 52.

Рейфъ, Ф. И., лексикографъ 30, 238. 239.

Его словарь 451.

Его попытка объяснить слово „скипидаръ“ 467.

О словѣ полушка 750.

Ресто (Restaut) Его французская грамматика и ея русскій переводъ 519.

Рицъ, шв. ученый 461.

Ричардсонъ 91. 135.

Роберъ, москов. преподаватель. Его статья о русскомъ правописаніи 679.

Ровинскій, Д. Его книга „Русскіе граверы“ 217. Доставилъ рукописныя указанія. Тамъ же.

Ронсаръ. Его правописаніе 623.

Розенъ. Его санскритскій корнесловъ 151.

Роусингъ, датчанинъ. Авторъ брошюры объ орѳографическомъ вопросѣ; 630.

Румовскій, Я. С. Его переводъ Естественной Исторіи Бюффона 81.

Румпельтъ. Отзывъ его о недостаткахъ грамматики Я. Гримма 476.

Румянцовъ. Его замѣчаніе о типографскихъ терминахъ 219.

Рупрехтъ, Ф. И., акад. Отзывъ его о словарѣ Даля 42.

Рыльскій Іоаннъ. Замѣчаніе автора статьи о немъ (г. С.) о незнаніи y насъ первобытныхъ именъ мѣстъ, искони заселенныхъ славянскими племенами 195.

Рѣшетниковъ, Анд. Издатель журнала „Дѣло отъ бездѣлія“ и составитель первоначальныхъ учебниковъ русскаго языка и географическаго руководства 95.

Рюдбергъ, О. С. Швед. ученый 197.

Рюдквистъ, филологъ.

Его сочиненіе „Законы шведскаго языка“ 141.

Главный членъ комитета шведской академіи по изданію словаря. Тамъ же. О преобразованіи шведской орѳографіи 631.

О фонетическомъ письмѣ 639.

Объ удвоеніи согласныхъ въ шведскомъ языкѣ 694.

Сальвіати, Леонардо. Объ итальянскомъ правописаніи 626.

Сахаровъ, И. П. По отношенію къ устной поэзіи 5.

Свѣтовъ, Василій.

Его книжка о правописаніи 647.

Жалобы его на господствующую орѳографію 650. 652.

Отзывъ о Козицкомъ 650.

Сужденіе о правописаніи Ломоносова 653.

О большихъ буквахъ въ иностранныхъ словахъ 647. 658.

Объ употребленіи ера послѣ шипящихъ 744.

Семеновъ, П. П. Его „Географическій и Статистическій словарь“ 204.

Сенковскій, О. И.

Особенности его правописанія 671.

Предлагаетъ оборотныя буквы 673.

Мнѣніе о буквѣ ъ 681.

О происхожденіи слова рубль 750.

О употребленіи большихъ буквъ 775.

Сентъ-Бёвъ. О французскомъ правописаніи 625.

Сенъ-Реми,

Печатаніе перевода его записокъ объ артиллеріи 602.

Невѣрность замѣчанія Тредьяковскаго о правописаніи этой книги 644.

Сиверсъ, Эд., проф. Іенскаго унив. 252. 260.

Извлеченіе изъ его „Grundzüge der Phonetik“ 540—572.

Сидоровскій, Ив., свящ., членъ Россійской Акад. Его переводы 56.

Скандовскій. Статья его о разнорѣчіяхъ правописанія въ гимназіяхъ 686.

Скворцовъ, ученикъ Подшивалова. Изд. имъ „Сокращенный курсъ Россійскаго слога“ Подшивалова 61.

Сковорода, малор. писатель. Его письма безъ буквы ъ 656.

Смотрицкій.

Его „дебелыя“ и „тонкія“ гласныя 510.

Его терминологія: „письмена“ 518.

„Части слова“ 519.

Исчисленіе имъ частей рѣчи 521.

Въ азбукѣ его двѣ буквы для звуковъ г 511. 605.

По поводу свѣдѣній о буквѣ ѣ 739.

Снегиревъ, И. М.

По отношенію къ устной поэзія 5.

Его объясненіе пословицы о лыкѣ 187.

Соколовъ, П. И.

Его словарь. Объясненіе слова столъ 173.

Участіе его въ составленіи академич. грамматики 659.

Соломоновскій, И. С. 458.

Соснецкій, И. Е. По поводу его учебника о правописаніи 686.

Сохацкій 88.

Заслуга его по улучшенію литературнаго языка 53 и сл.

Объ отношеніи его къ Карамзину. Его журналъ: „Иппокрена, или утѣхи любословія“ 53.

Спасскій,

Изданная имъ книга Большого чертежа 202.

Замѣчаніе о тожествѣ словъ Ильмень и Лиманъ 203.

Сперанскій, M. М. Его программа русскаго словаря 190.

Срезневскій, И. И., акад.

Его „Обозрѣніе замѣчательнѣйшихъ изъ современныхъ словарей“ 145 и сл. 172.

Его статья: „о сродствѣ звуковъ въ славянскихъ нарѣчіяхъ“. О звукѣ і 234.

О произношеніи звука о 235.

О резьянскомъ нарѣчіи 359.

Отзывъ его о грамматическихъ трудахъ Востокова 524.

Замѣчаніе о звукахъ кх и тх въ верхне-луж. нарѣчіи. 531.

Его Мысли объ исторіи русскаго языка 534.

Ссылка на нихъ 605.

Объ употребленіи і въ древнихъ рукописяхъ 602.

Его справка объ орѳографіи Сковороды 656.

Начертаніе его для звука h 669.

Его труды по исторіи русской азбуки и правописанія 687.

О звукѣ ѣ 734.

О неупотребленіи буквы ъ въ концѣ словъ 680.

Стальдеръ. Его швейцарскій словарь 102. 154. 162.

Стефанусъ, Гейнрихъ. Объ удержаніи въ словарѣ непристойныхъ словъ 165.

Стефанъ Баторій 378.

Стоюнинъ, Вл. 272.

Его статья о русской азбукѣ 672.

Подаетъ мысль объ орѳографическихъ совѣщаніяхъ 675.

Составленная имъ программа ихъ 676.

Предлагаемыя имъ измѣненія 677.

Страховъ, проф. Моск. университета 87. 95.

Стрешневъ, Петръ. Редакторъ „Кіевскаго курьера“ 679.

Строевъ, П. М. Опроверженіе догадки Карамзина о происхожденіи слова кремль 211.

Струбе 381.

Студенскій. Издалъ двѣ справочныя книжки по правописанію 683.

Сумароковъ, A. П.

Его отношеніе къ народной рѣчи 4.

Замѣчаніе Карамзина о Сумароковѣ по отношенію къ языку 58.

По поводу невѣрныхъ удареній 342. 343.

Его замѣчаніе о единообразіи письма 636.

Его способъ писать прилагательныя множеств. числа и пр. 644. 649.

Разговоръ съ Ломоносовымъ о ѳитѣ 648.

Не любилъ гражданскаго письма. Обвинялъ грамматику Ломоносова въ провинціализмахъ 648.

Врагѣ буквы э 740.

Объ употребленіи ера послѣ шипящихъ 744.

Его обращеніе къ Ломоносову 649.

Суровцовъ 116.

Сухомлиновъ, ак. М. И. Ссылка на его „Ист. Росс. Акад.“ 699.

Сѣченовъ, И. М. Изданный подъ его редакціею переводъ физіологіи Германа 479. 484.

Сэдербергъ 381.

Таммъ, Фридр., шведскій ученый 455 и д.

Таубертъ. Записка его объ установленной при Академіи наукъ азбукѣ 602.

Таузингъ 253.

Его замѣчаніе объ общемъ недостаткѣ грамматикъ 473.

Его дѣленіе звуковъ по органамъ 504.

Ссылка на его книгу о звукахъ языка, тамъ же и 537. 616.

О всеобщей фонетической азбукѣ 635.

Таутъ (Тотъ) изобрѣтатель письма y Египтянъ 590.

Тегнеръ, шведскій поэтъ 141.

Тепловъ, Василій. Перевелъ франц. грамматику Ресто́ 519.

Тепловъ, Г. Н. Обращеніе къ нему Сумарокова 235.

Тимаевъ, Н. Ему приписываются двѣ книги, напечатанныя безъ еровъ 673.

Тихонравов, Н. С. Старался отыскать разсужденіе Барсова „De brachygraphia“ 655.

Толль. Отсутствіе буквы ъ въ его Словарѣ; 681.

Толстой гр., A. К. Его ошибки противъ языка 27.

Томсенъ, дат. филологъ 380.

Тредьяковскій, Вас. Кир. 218.

Различаетъ два звука г 511.

Его извѣстія о гражданской азбукѣ 601—602.

Его сочіненіе объ орѳографіи 642.

Система ея и мысль объ особой буквѣ для звука h 643. 669.

Споръ съ Ломоносовымъ о прилагательныхъ 643.

Взглядъ на букву ѣ 645.

Противъ ера 654.

Высказывается объ оборотныхъ буквахъ 674.

Писалъ о послѣ шіпящихъ 729.

О буквѣ э 739.

Употребленіе имъ слова секретарь 772.

Туловъ, M. А. Его книга „объ элементарныхъ звукахъ человѣческой рѣчи“ 477. 537—539.

Туманскій, Ѳедоръ.

Его переводъ: „Палефатъ“ 57.

Его журналъ: „Россійскій магазинъ“ 58. 59.

Какъ сотрудникъ Крылова и Клушина по журналу „Зритель“ 59.

Непріязненное отношеніе къ Карамзину 59.

Тунъ, графъ. Реформа правописанія въ Австріи 617.

Тургеневъ, И. C. 431.

Фатеръ. Его опытъ по исторіи русскаго языка 534.

Фаульманъ. Его соч. по исторіи письма 577.

Фенелонъ 183.

Филипповъ, Т. И. Его производство слова ахинея 751.

Фишартъ, нѣм. писатель 166. 167.

Флемингъ, нѣм. писатель 155.

Фогтъ, доцентъ 386.

Фонвизинъ, Ден. Ив. 67. 68.

Его отношеніе къ народной рѣчи 4. 49.

Замѣчанія о его языкѣ 47. 50. 57. 67. 80.

Ученикъ Ломоносова, по словамъ Дмитріева 85.

Его участіе въ планѣ изданія словаря 653.

Фока, грамматикъ. Его сочиненіе объ имени и глаголѣ; 520.

Фортунатовъ 116.

Форчеллини, составитель латинскаго словаря 165.

Фоссъ, нѣм. писатель 156.

Франце́нъ, швед. поэтъ 137.

Фрей, Денби. Предлагаетъ способъ измѣнить англ. правописаніе 620.

Фрейтагъ, переводчица Гингера и Ифланда 8.

Фрисъ, лейден. проф. 384.

Фришъ, нѣм. лексикографъ 170.

Его historia linguae slavonicae 534.

Фромманъ. Дополненное имъ изданіе словаря Шмеллера 104.

Фурманъ. Статья его о правописаніи 671.

Хаагъ, Фридр. 224—226.

Хабаровъ.

„Рукопись Хабарова“ — книга о правописаніи 663.

Противъ ѣ и ѳиты 664.

Ханыковъ, H. В. Мнѣніе его объ употребленіи буквы х вм. г для звука h 606.

Хладни.

Терминъ его для мгновенныхъ звуковъ 484.

Его мнѣніе объ l mouillé 490.

Хованскій, A. А. Его статья „Взглядъ на правописаніе“ 674.

Храбръ, черноризецъ. Его сочиненіе „о осми частяхъ слова“ 521.

Цыгановъ. О народномъ духѣ въ его пѣсняхъ 5.

Чеботаревъ, моск. проф. 88. Врагъ буквы ъ 656.

Чельгренъ, швед. писатель и членъ Шведской Академіи 130.

Участвуетъ въ установленіи шведской орѳографіи 627.

Чемесовъ, граверъ 219.

Шамполліонъ. Открылъ звуковое письмо въ надписи въ Розеттѣ; 587.

Шафарикъ.

Объясненіе слова колымага 436.

О словѣ тынъ 442.

Его исторія славянскаго языка и литературы 535.

О звукѣ ѣ 734.

О заимствованныхъ словахъ 746.

Шевыревъ, С. П. проф. 75.

О словѣ кнутъ 450.

Его правописаніе этѣ 497. 723.

Шегренъ, акад. 205. 234.

Шейковскій, К. Его статья о польскомъ правописаніи 674.

Шейнъ, П. В. 402.

Шекспиръ, Его почитатель Карамзинъ 5.

Шенрокъ, Вл. И., учитель 356.

Шешенинъ, A. К. 116.

Шимкевичъ. Его корнесловъ 29. 151. 211. 238. 451.

Шифнеръ, A. А. акад. 99. 431.

Шишковъ, A. С.

Его нападенія на карамзинскій слогъ и отрицательное ихъ дѣйствіе 3.

Отношеніе къ ц.-сл. языку 6.

Его „Разсужденіе о старомъ л новомъ слогѣ“ 46. 55. 70.

Необходимость знакомства съ книгой Подшивалова: „Сокращенный курсъ Россійскаго слога“, изд. Скворцовымъ, для полной оцѣнки „Разсужденія“ 64.

Объ оцѣнкѣ книги Шишкова 66.

Уловка Шишкова въ полемикѣ съ Карамзинымъ и его подражателями 66.

Его обвиненія въ отношеніи къ языку Карамзина 66. 67. 68. 69.

О введеніи Карамзинымъ новыхъ словъ для новыхъ понятій 71.

Ошибка относительно послѣдователей Карамзина 73.

Упреки Карамзину за употребленіе французскихъ словъ и сообщеніе прежнимъ словамъ новаго значенія 82. 83.

По поводу слова Айфаръ 385.

Примѣчанія къ русск. переводу книги Дебросса въ переводѣ Никольскаго 476.

Шлейхеръ Авг. 248. 255. 258. 292.

Изучалъ языки физіологически 477.

Его

мнѣніе о причинѣ измѣненія звуковъ 480.

Замѣчаніе его о двухъ родахъ звуковъ 483.

Его Zetacismus 496.

Какіе звуки называетъ полугласными 503.

Считаетъ ф не славянскимъ звукомъ 506. 507.

Его правописаніе 616.

Сужденіе о нѣм. письмѣ 616.

Мнѣніе о звукѣ ѣ 734. 735.

Объ усиленіи гласной въ глаголахъ 737.

Шлецеръ. Отзывъ его о Кириллѣ и Меѳодіи, какъ изобрѣтателяхъ славянскаго письма 597. Врагъ буквы ъ 656. Письмо его къ Гейму 656.

Шмеллеръ. Его баварскій словарь 104. 154. 162. 176.

Шмидтъ, граверъ 219.

Шмидъ. Его швабскій словарь съ этимологическими и историческими примѣчаніями 104.

Шонебекъ, граверъ 217.

Шренкъ, А. И. 116. 119. 120.

Шренкъ, Л. И., акад. 377. 403. Его отзывъ о словарѣ Даля 42.

Штальдеръ. См. Стальдеръ.

Штейнталь, проф. Ссылки на его исторію языкознанія y древнихъ 518. 520, — на его изслѣдованіе о развитіи письма 573—581.

Штилеръ 170.

Шторхъ, акад. Его „Систематическое обозрѣніе литературы въ Россіи“ 55.

Штраленбергъ. По поводу слова аистъ 377.

Шубертъ. Его подробная карта Россіи 199.

Шуваловъ, И. И. 88. Орѳографія въ письмахъ къ нему Сумарокова 646.

Шумавскій, чешскій филол. Его мнѣніе о произношеніи 341.

Шумахеръ. Записка его объ установленной при Академіи Наукъ азбукѣ; 602.

Шютце. Его голштинскій Idiotikon 101.

Щекатовъ, Ссылка на его Географическій словарь 200.

Щербатовъ, кн. М. 385.

Эвальдъ. Мнѣніе его о древнѣйшей изъ найденныхъ въ Сиріи надписей 591.

Эгли, проф., авторъ Географическаго словаря 194. 206. 207.

Эллисъ, А.

Отзывъ его объ англійскомъ правописаніи 619.

О необходимости коренной реформы 620.

Эминъ, Н. Ф. Врагъ буквы ъ 656.

Эминъ, Ф. А. Какъ сотрудникъ Крылова и

Клушина по изданію „Зрителя“ 58.

Энгельгардтъ, Л. Н., авторъ записокъ. Какъ обращался съ малорусскими именами на ко 756.

Эрбенъ, К. Я.

Его замѣтка „О славянскихъ топографическихъ названіяхъ“ 193.

Его мысль о необходимости приводить славянскія имена мѣстъ въ подлинникѣ 195.

Эрль (Earl). Противъ реформы англ. правописанія 620.

Юнгманъ, чеш. ученый.

Его чешскій словарь 167.

Какъ объясняетъ имя слой 706.

Юргевичъ. О названіяхъ днѣпровскихъ пороговъ 382.

Ягичъ, И. В. акад. 225.

О древнемъ произношеніи буквы ъ 807.

Языковъ, Д. Й.

Врагъ“ буквы ъ 656.

Его книга, напечатанная безъ этой буквы 656.

Якимовъ, переводчикъ Иліады 56.

Яковлевъ, П. Л. Издалъ рукопись Хабарова о правописаніи 663.

Яновскій, авторъ Словотолкователя 192.

Ястребцевъ. Какъ изображалъ въ русскомъ письмѣ звукъ h и проч. 669. 670.

III. Лексическій указатель къ I части „Филологич. Разысканій“ ¹).

1. Русскія слова и имена.

Аба 22.

Або 196. 205.

Абрисъ 326.

Азартъ 17.

Аистъ 377—384.

Айфаръ, Ойфаръ 380. 385.

Алкать 266.

Альдога 202.

Альпы 193.

Аляборъ 109.

Атмосфера 25.

Аура 196.

Батырщикъ 219.

Безалаберный 109.

Безменъ 457.

Берковецъ 460.

Бечева 42.

Блевать 236.

Блещешь, утъ 287.

Близорукій 158.

Блистать 287.

Бодрый 38.

Бородино 356.

Бочанъ 378.

Брусника 30.

Буесть 111.

Быза 37.

Быть 15.

Бѣжать 271.

Бѣлуха 193.

Вареньице 246.

Варить 235. 280, 349.

Вдовъ, городъ 199.

Вдохновенный 14.

Вдохновлять 14.

Векса, рѣка 200.

Венденъ 196.

Веселка 367.

Весло 27.

Весь, народъ 201.

Виденъ 355.

Виндау 199.

Витать 12.

Витязь 462.

Вкусы 83.

Вліятельный 17.

Вліять 13. 17.

Вовкулака 22.

Водь, народъ 201.

Возлѣ; 371.

Возникновеніе 14.

Войлокъ 298. 326.

Вокша, рѣка 200.

Вотяки 201.

Врачъ 18.

Временить, -ся 112.

Всемѣстный 83.

Всетворящій 83.

Выздоравливать 325.

Выздоровѣть, -леніе 325.

Высокосный 158.

Выстрѣлъ 18.

Выть 16.

Вьюнецъ 30.

Гаеръ 387. 388.

Галиція 195.

Галичъ, 195.

Гари 199.

Гималай 193.

¹) Воспроизводить здѣсь обширный указатель словъ, приложенный къ 2-му изданію „Филол. Разыск.“, признано безполезнымъ, такъ какъ большую часть ихъ легко находить то подъ суффиксами, о которыхъ рѣчь идетъ въ статьяхъ объ удареніи, то въ отдѣльныхъ спискахъ словъ, расположенныхъ въ послѣднихъ статьяхъ І-ой части въ азбучномъ порядкѣ. Въ настоящій указатель сочтено достаточнымъ занести только тѣ слова, о которыхъ въ разныхъ мѣстахъ этой части разсѣяны отдѣльныя замѣчанія.

Глазоемъ 24.

Говоръ 186.

Головня 27.

Голосованье 14.

Голѣмый 56.

Гомонъ 109. 462.

Горизонтъ 24 и сл. Горнуть 31.

Городище 213. 319.

Городъ 213.

Горшокъ 27.

Гостиница 18.

Гравировать 217.

Градировать 217.

Грамотность 186.

Гремъ 214.

Гридоровать, грыдоровать 217.

Грубьянъ 456.

Гудить 26.

Гуртъ 31.

Гусачиха, 22.

Давалагари 193.

Даровитый 14. 17.

Домовой 41.

Достижимый 83.

Драгунъ 333.

Дровни 27.

Дрожки 458.

Дрянцо 367.

Дуновеніе 14.

Дуэль 18.

Дышать, -тъ 276. 370.

Дышло 28.

Дѣятель 14. 17. 186.

Ермолафія, -ида 92.

Если, естьли 89.

Жаворонокъ 300.

Жаждать 27. 266.

Жаль, сущ. 37.

Желанный 350.

Живодѣтельный 83.

Животворный 83.

Завѣсь 16. 25.

Задатокъ 186.

Замолаживать 9.

Заподозрѣть 17.

Засидки 185.

Зачинъ 15.

Здать, зижду 27.

Зелень 358.

Зижду. См. Здать.

Зодчество, чій 27.

Зыбать 27.

Зыряне 201.

Ижорская земля 202.

Избранный 350.

Изрядный 80.

Ильмень 110. 203.

Имать 266. 284.

Имѣніе, -ьеце 246. 321.

Инокъ 297.

Ископаемыя 81.

Исполать 159.

Кабанъ 43.

Казакъ 30.

Кандалажская губа 204.

Канцы 203.

Капиталъ 17.

Карить 460.

Касса 34.

Кесь 196.

Кивачъ 204.

Классъ 33.

Клеймо 320.

Клинокъ 298.

Клинъ, городъ 205.

Ковалокъ 11.

Кодебать, -аю, -лю, -лютъ 266.

Колоть 28.

Колпикъ 383.

Колъ 28. 439.

Колывань 196. 204. 205.

Колыхать 266.

Колѣть 28.

Комиссія 17.

Конда 22.

Копьецо 246.

Коростель 306.

Костеръ 209.

Край, -и 355.

Красикъ 304.

Красная рыба 187.

Кременецъ, Кременчукъ и другіе названія того же корня 213.

Кремень 211 и д. Кремль 206. 209—216.

Кремникъ 211.

Кремъ 212.

Кресать и кресиво 215.

Крица 26.

Крома, -ка 210.

Кромный 211.

Кромъ 209 и д. Кромы, городъ 210.

Кромѣ; 210.

Кромьство 210.

Кромѣшній 211.

Крылосъ 158.

Кубокъ 297.

Кувертъ 17.

Куликъ 304.

Купецъ 18.

Лагерь 18.

Ладога 202.

Лапоть 40.

Леклекъ 383.

Лиманъ 203.

Лишекъ 298.

Ложишь, -ся 285.

Лучекъ 298.

Лыко 187.

Людеревъ 196. 205.

Людъ 14.

Маймистъ 202.

Манера 17.

Маниха 118.

Масса 34.

Мастеръ 17. Маститый 29.

Маца 219.

Матеріалъ, -ный 17.

Матерія 17.

Мебель 82.

Меря, народъ 201.

Миновать 240.

Миріады 62.

Миръ 366.

Міроколица 24.

Міръ 366.

Младенецъ 302.

Младенчественный 83.

Мордва 201.

Мочь.

Мужикъ, -чье 304.

Музыка 17.

Мурома 201.

Мыло 365.

Мянда 22.

Навье 111.

Надобно 14.

Налой 159.

Намостъ 83.

Наплясаться 186.

Настроеніе 14.

Насущный 14. 186.

Насылка 24.

Научный 14. 17.

Небоземъ 25.

Нева 111. 202.

Негоціантъ 18.

Немыслимый 13.

Неясыть 379.

Нива 202.

Носъ 170.

Нравственный 82.

Нѣщечко 32.

Обитать 12.

Обитель 306.

Обиходный 11.

Обознаться 11.

Обручъ 325.

Общеполезный 83.

Общественность 83.

Объемлютъ 27.

Обыденный 11.

Обыкновенный 14.

Оврагъ 333.

Оглобля 458.

Озоръ 24.

Ока 200.

Оказія 17.

Оный 81.

Опоекъ 110.

Опознаться 11.

Опойчина 110.

Опрѣснокъ 300.

Опѣнять и опѣняемый 83.

Орать 275.

Орѣховъ, -вецъ, -шекъ 198. 382.

Оселокъ 301.

Оскомина 109.

Отдохновеніе 14.

Отель 18.

Паземка 236.

Паникадило 159.

Паровозъ 17.

Паромъ 459.

Партикулярный 17.

Пасмо 320.

Пахать 117.

Переворотъ 69.

Пермь 200.

Перси 209.

Печать 14. 186.

Пинега 200.

Пищаль 457.

Плавикъ 304.

Планина 457.

Платьице 246. 321.

Плевать 236. 238.

Плоскогорье 14.

Плясать 16.

Повытчикъ 16.

Подволокъ 29.

Подина 112.

Подлинный 371.

Подлый 80.

Подлѣ; 371.

Подраздѣленіе 81.

Поединокъ 18.

Полѣно 27.

Постъ 37.

Потолокъ 29.

Потребность 70. 82.

Починъ 15. 17. 186.

Предокъ 298.

Представитель 17.

Преобразованіе 18.

Преткновеніе 15.

Преуспѣяніе 15.

Приборы (мебель) 82.

Прикосновеніе 14.

Примѣчаніе 14.

Принципъ 17.

Притолокъ 29.

Пробѣлъ 14.

Прозябеніе 69.

Промышленность, -ый, -икъ 83.

Просвира. 159.

Просторъ 29.

Проходимецъ 15.

Проявленіе 14.

Пунсонъ 219.

Путевой 187.

Пѣшій 32.

Пѣшкомъ 32.

Разбирать 187.

Разборъ 14.

Развитіе 69. 82.

Раковоръ 196. 204.

Рало 366.

Рисунокъ 301.

Рознь 14. 187.

Ругодивъ 196. 204.

Рукобитье 40.

Рыжикъ, -чекъ 303.

Рынокъ 298.

Рычагъ 110.

Рѣчникъ 149.

Ряжскъ, Рясскъ 202.

Ряса 110. 202.

Садишь, -ся 285.

Сальный, сальность 13.

Самъ третей 351.

Сани 367.

Сарское Село 159. 199.

Свиристель 306.

Сводиться 187.

Своячиница 309.

Свѣдать, -нъ 14.

Сдержанность 14. 17.

Сей 81.

Сердоболь 198.

Сестра, названіе рѣки 197.

Сидѣть 26. 29.

Скипидаръ 467—468.

Скомить и скомлѣть 109.

Скоморохъ 387.

Славянофилъ 56.

Славянчизна 85.

Сланецъ 111. 302.

Словарь 149.

Словникъ 149.

Сложиться 14.

Слюна 238.

Смолоду 354.

Содѣлывать 14.

Создать 370.

Соловки 110.

Соломинка 312.

Сопоставленіе 14.

Сорадованіе 14.

Спать 272.

Споспѣшествовать 15.

Спѣшить 351.

Станъ 18.

Стекольна, вм. Стокгольмъ 159. 198.

Стелька 36.

Стеля 214.

Стерхъ 378. 456.

Стлать, стелютъ 284.

Сто 358.

Стогъ 110. 439.

Стоить, стоятъ 34.

Столешница 173.

Столъ 170. 173.

Столя и стеля 214.

Сторонникъ 14.

Страда 110.

Страдалецъ 110.

Страдаль 110.

Страдать 110. 266.

Строй 14.

Строка 188.

Стрѣлять 18.

Суванто 199.

Суть, сущ. и. 15.

Сущность 15.

Сфера 62.

Сѣделка 367.

Сѣдло 366.

Сѣсть 29.

Тварня 441.

Творить 284.

Творчество 14.

Тередорщикъ 219.

Ткать 38. 39.

Тлакъ 29.

Тло 29. 110.

Тлѣнъ 29.

Толокъ (тлакъ) 29.

Толочить 29.

Третій. Третьяго-дня 236. 351

Тротуаръ 83.

Туга 111.

Угомонить 109.

Узьерва 199.

Уповодъ 16.

Упоминаніе, -новеніе 14.

Упражняться, -еніе 51. 80.

Усовершенствовать 83.

Устюгъ 200.

Утонченный, -ость 69.

Утопія 30.

Учинить 80.

Фактъ 82.

Фартукъ 17.

Фасонъ 17.

Фортеція, петровское слово 17

Фрыштыкъ 17.

Халатъ 337.

Хватъ 460.

Хлопокъ 297.

Холмогоры 199.

Хотѣть 271. 284.

Хромать 266.

Царское Село 159.

Цвѣтъ 39.

Цинкъ 459.

Цѣна 240.

Цѣпъ 28.

Цѣпь 28.

Человѣчный 83.

Черная рыба 187.

Чернохвостъ 378. 383

Чертогъ 333.

Чинить 284.

Чтеньице 321.

Чувствованіе 14.

Чугунка 16.

Шансы 13.

Шило, -ьце 365.

Шировары 158.

Шкеры 461.

Шлотбургъ 203.

Шпильманъ 386.

Шпынь 386.

Штадтъ, штатъ 33.

Штанба 219.

Шутъ 386.

Щелкать 325.

Щелокъ 298. 325. 462.

Щель 325.

Щиколотокъ 300.

Эксплуатація 17.

Юнецъ 30.

Якорь 200..

2. Иностранныя слова и имена.

Aalto, фин. 202.

Abenteuer, нѣм. 158.

Aber 379.

Adebar, нѣм. 380. 384.

Αειφάρ 379.

Armbrust, нѣм. 158.

Battitore, ит. 219.

Boden 29.

Cordilleras de los Andes 193.

Culbuter, фр. 165.

Culotte, фр. 165.

Durchfall, нѣм. 165.

Eichorn, нѣм. 158.

Erzgebirge, нѣм. 193.

Fenster, нѣм. 159.

Flegma, пол. 239.

Φλέω 237.

Gradieren 218.

Halle, нѣм. 195.

Hallein, нѣм. 195.

Hallstadt, нѣм. 195.

Hölle, нѣм. 159.

Hose, нѣм. 165.

Ingermanland 202.

Ingrikot, фин. 202.

Joki, фин. 197. 200.

Kalma, фин. 199.

Kammer, нѣм. 159.

Kivi, фин. 204.

Κρημνός 216.

Laatoka, фин. 202.

Lahti, фин. 204.

Lexicon, лат. 149.

Λίμνη 203.

Lichtbraten, нѣм. 185.

Maulwurf, нѣм. 158.

Mont-Blanc, фр. 193.

Nardus, νάρδος; 468.

Neuhausen, нѣм. 196.

Newo, фин. 111. 202.

Nyenskans, шв. 203.

Nöteborg, шв. 198.

Oievâr, голл. 380.

Ojlik, татар. 326.

Πελεκάνος; 379, 384.

Pforte, нѣм. 159.

Πλέω 237.

Quotidien, фр. 186.

Raja, фин. 197.

Rajajoki, фин. 197.

Râjis, сскр. 197.

Riss, нѣм. 326.

Rysowaé, пол. 326.

Rysunek, пол. 326.

Schellen, нѣм. 326.

Schneekoppe, нѣм. 193.

Sierra Nevada, исп. 193.

Sipidâr, перс. 467.

Skilja, швед. 326. 463.

Sned, sneda, шв. 288.

Snedker, snedig, дат. 288.

Sneida, исл. 288.

Sněžka, чеш. 193.

Snide, норв. 288.

Snöhätta, шв. 193.

Snowdon, вель. 193.

Sortawala, фин. 198.

Speien, нѣм. 236.

Spelmann, нѣм. 387.

Spikanarda, spica nardi 468.

Splauju, латыш. 236.

Spuo, латин. 236.

Stock, нѣм. 110.

Sünde, нѣм. 159.

Suvanto, фин. 199.

Systerbäck, швед. 197.

Taufe, нѣм. 159.

Terpentin, τερεβίνθος; 467. 468

Tiratore, ит. 219.

Viole, нѣм. 159.

Weben, нѣм. 39.

Wuoksi, фин. 200.

IV.
Справочный филологическій Указатель
къ „Спорнымъ Вопросамъ русскаго правописанія“1).
A.
Аббатъ (сирійск. alba, отецъ, латин.
abbas).
Або (шв. Або, собств. Обо). Карамзинъ
употребляетъ форму: Абовъ, абовскій
но правильнѣе: Aбo, абоскій.
Абонементъ (фр. abonnement).
*Абрисъ.
Авантюристъ, отъ франц. aventurier.
Русскіе предпочли дать этому слову
другой суффиксъ. Слово принялось въ
этомъ видѣ.
Аввакумъ.
Августъ (лат. Augustus). Обращеніе y
въ в въ дифтонгахъ свойственно рус-
скому языку, какъ видно изъ старин-
ныхъ формъ заимствованныхъ именъ:
Аврора, евангеліе, Европа, январь и
изъ собственно-русскаго слова завтра
(изъ заутра).
Авдій (народн. Авдей) 738.
Авдотья (гр. Ευδοκία). См. Овдо́тья.
Авиніо́нъ или *Авиньонъ.
Агаѳонъ. — Агаѳья.
Аггей 738.
Аграмантъ (фр. agrément).
Аграфена (лат. Agrippina) 751. Здѣсь
латинское р произвольно измѣнено
въ f, противоположно тому, что сдѣ-
лано въ имени Степанъ (греч. Στέ-
φανοζ).
Адресъ, адресовать, (фр. adresse) 763.
Писать по-русски „адрессъ“ тѣмъ ме-
нѣе основательно, что на второй глас-
ной нѣтъ ударенія и потому двой-
ного с вовсе не слышно.
Адріанъ (въ народѣ неправильно Ан-
дреянъ, какъ узаконенное обычаемъ
Кондратъ вм. Кодратъ).
Адъюнктъ.
Адъютантъ (лат. adjutans помощникъ).
Азартъ (фр. hasard). Слово, по формѣ
иностранное, но на основаніи народ-
ной этимологіи получившее новое зна-
ченіе по созвучію съ русскіми сло-
вами: гл. зариться, сущ. озо́ръ (озор-
никъ).
Азіатскій 763.
Ака́ѳистъ.
Акклиматизація (лат. acclimatisatio).
Аккомпанировать.
Аккомпанементъ.
Аккордъ (ит. accordo).
Аккредитовать.
Аккуратно (лат. accuratus).
Актёръ.
Акула (др.-норв. hákall).
Акушёръ (фр. accoucheur).
(Ала́дья). См. Оладья (отъ έλαίον, масло,
елей).
Алевтина (жен. имя).
Алексѣй 738.
*Аллеба́рда.
Аллегорія (гр. άλληγορία).
Аллея (фр. allée).
Аллилу́ія (еврейск. halal, восхвалять, и
jàh, сокр. вм. Іегова, — хвалите Гос-
пода).
*Аллюръ.
Алоэ (раст., греч. άλόη; цер.-сл. алгоуй
и алгоуинъ). Часто писалось алое и
склонялось: алоя, алою (Ист. Грам.
Буслаева I, § 97).
Алтарь (лат. altare отъ altus, высокій).
Древн. олтарь 751.
Алфавитъ (гр. άλφάβητοζ, от άλφα и
βητα, первыхъ двухъ буквъ греч. азбу-
ки) 767.
Алфей.
Альбомъ.
Алья́мбра (Alhambra, съ араб.).
1) Этотъ Указатель дополненъ и исправленъ нами по послѣднему вышедшему при
жизни автора (Х-му) изданію его „Русскаго Правописанія“. Слова и формы, взятыя
изъ послѣдняго, отмѣчены звѣздочкой. Когда слово стоитъ между скобками, значитъ
другое его начертаніе предпочтительно. Знакъ ударенія и двоеточіе на е поставлены
только для показанія выговора (кромѣ извѣстныхъ случаевъ, см. стр. 727). Ред.

Аляповатый.
Амбаръ (тюрк. и перс. амбар, ново-греч.
άμπαρι. Болг. амбар; серб. и словин.
гамбар).
А́мплій (народн. Ампле́й) 738.
Амуниція.
Амфилохій.
Амфитеатръ.
Амфіо́нъ.
Ана́ѳема.
Англійскій. Искусственное начертаніе
вм. господствующей въ народѣ старин-
ной формы: аглицкій, въ которой про-
пущенъ несродный русскому языку
носовой звукъ. Аглицкій — отвѣчаетъ
болѣе новой, но неупотр. англическій
(anglicus), какъ грецкій, купецкій фор-
мамъ греческій, купеческій.
Андрей 738. *Андреевичъ.
Анисія.
Аннинскій (прил. отъ Анна) 330.
Антиква́рій.
Анѳи́мъ. — Анѳи́са.
Апелляція (лат. appellatio).
Апеннины.
*Аплике́.
*Аплодировать.
*Апокалиптическій.
*Апокрифъ.
Аполлонъ.
*Апоплекти́ческій.
Апофѳе́гма.—Апоѳеозъ.
А́ппенцель.
Аппетитъ (лат. appetitus).
*Апробація.
Апрѣль (лат. aprilis) 738.
Арабъ, вм. Аравитянинъ, уроженецъ
Аравіи. Оттуда: арабскій языкъ.
Арапъ — негръ.
Ардаліонъ.
Арестъ, арестантъ, арестовать (ср.
лат. arrestum) 761.
Ар́еѳа.
Аристофанъ.
Ариѳметика.
Армейскій 738.
*Армякъ. Армя́жный.
Артиллерія (отъ франц. artiller, ко-
рень art. — снаряжать, вооружать; сред.
лат. artillum, снарядъ, орудіе). До изо-
брѣтенія пороха артиллеріею назы-
вали всѣ военныя орудія какъ для на-
паденія, такъ и для обороны.
*Арфа (н. Harfe).
Архіерей.
Арьергардъ (фр. arrière-garde).
Асессоръ (лат. assessor). Ср. сессія.
*Асимптота. Асинкри́тъ.
Асмодей.
Ассамблея. Стар. (фр. assemblée, отъ
ср.-лат. assimulare).
Ассигнація (лат. assignatio).
Ассистентъ.
Ассоціація.
(Аста́фій). См. Оста́ѳій.
Атака, Атаковать (фр. attaque) 761.
*Атаманъ.
Атласъ (отъ Атланта, титана, нося-
щаго мірозданіе. Оттуда нѣм. Atlan-
ten, собранія картъ).
Атласъ (араб. atlas, вытертый, гладкій).
Шелковая матерія.
Атмосфера.
Атрибутъ.
Аттестатъ (лат. attestatio) 761.
*Аудіенція.
*Афганистанъ.
Афиша (фр. affiche отъ гл. afficher при-
бивать, т. е. объявленіе). Встарину
всякое объявленіе (напр. ростопчин-
скія афиши), нынѣ только театраль-
ное. Въ остальной Европѣ давно за-
мѣнено названіемъ программа спек-
такля 761.
Афоризмъ.
*Аффектъ.
Ахиллесъ и Ахиллъ.
Ахинея.
*Аэростатъ.
Аѳанасій. — Аѳиногенъ. — Аѳины 758.
*Аѳонъ.
Б.
Байонна 765.
*Бакалавръ.
*Бакалейный.
Баклага (тат.).
*Балаганъ.
*Балагуръ.
*Баламутъ.
*Балдахинъ (ит. baldacchino, съ турец.).
Баллада (ит., прованс. ballada).
Балластъ (англ. ballast).
Баллотировать (фр. balloter).
Баллъ (фр. ballotte, „petite balle, ser-
vant à donner des suffrages“. Littré.
Голл. bal = шаръ) 762.
Балъ (фр. bal, ит. ballare, плясать) 762.
*Бандероль.
Банкиръ. — Банщикъ.
*Банкру́тъ. [Банкротъ].
*Баринъ, мн. ч. баре, бара.
*Баркасъ.
Баррикады. *Бархатъ.
Барышня. Род. мн. барышень 744.
Басня: род. и. басенъ. — Басенка 744.
Бассейнъ (фр. bassin).
*Басурманъ. [Бусурма́нъ].
Баталіо́нъ, батальонъ (фр. bataillon)
765.
Батарея (фр. batterie) 738. 761.
*Батогъ.
Батька, батюшка.
Бахрома (турец. makrama).
*Бахча (перс. соб. садъ).
*Башлыкъ.
Башмачникъ (выгов. башма́шникъ) 704.
Башня; род. мн. башенъ. — Башенка
744.
*Бдѣніе.
*Бедро.
*Безалаберный.

*Безапелляціонный.
Бездыханный.
Безвозмездный. *Безмездный.
Беззаботный.
Беззаконный.
Безменъ (шв. besman, дат. bismer, польск.
bezmian, тюрк. батманъ).
Безпокоить, безпокоятъ 714.
Безпомощный.
*Безсмѣнный. *Безсѣмянка.
Безталанный. См. Таланъ.
Безумолчный.
Безчисленный.
Безъ, предлогѣ. Правописаніе его въ
соединеніи съ другимъ словомъ 699.
Безызвѣстный. — Безымённый 743.
Безыскусственный 743.
*Безысходный.
Белена (чеш. blin, bien; пол. bjelun =
hyoscyamus niger);
Бельгія 767.
Бельмесъ (турец. bilmèz = ничего не
знаетъ): „ни бельмеса не смыслитъ“.
*Бельэтажъ.
Бердышъ (польск. bardysz, отъ франц.
pertuisane, неизвѣстнаго происхожде-
нія).
Бережёный 694.
Бесѣда. Наши этимологи, въ томъ числѣ
и Рейфъ, не разъ производили это
слово отъ гл. сидѣть, считая бе за
какой-то предлогъ. Но къ этому нѣтъ
основанія. Серб. бе`сједа, беседа, бе-
сида, хорут. beseda зн. просто слово:
о сидѣніи, о совѣщаніи тутъ нѣтъ и
помину. Добровскій признаетъ корень
темнымъ или самое слово чужимъ.
Стоитъ между прочимъ принять къ
соображенію греч. βάω, βάζω, буд. βησω);
скр. bhasha, bhashaté = говорить, bhas-
hita = рѣчь; мадьяр. beszéd = рѣчь; bes-
zélni = говорить (Юнгманъ), также
bhâçada = собраніе.
Бетховенъ (Beethoven).
Бечева, бечёвка (не бичевка; значеніе
не імѣетъ ничего общаго съ глаг.
бить и сущ. бичъ). Ср. серб. бjечва,
чулокъ.
Библейскій 738. Библія.
Библіотека (βιβλι ηκη) 748.
Билетъ (фр. billet, отъ нижне-латин.
billa, записка).
Билліонъ 765.
Бильярдъ 764.
Бирма, Бирма́нія. Первая гласная въ
этомъ имени произносится на языкѣ
туземцевъ такъ неопредѣленно, что ее
трудно изобразить буквами европей-
скихъ азбукъ. Поэтому-то и пишется
оно y насъ различно: Бирма, Берма,
Барма, Бурма, Бюрма. Всего ближе
къ этому звуку подходитъ произноше-
ніе англ. краткаго и, напр. въ сло-
вахъ but, bird и т. п.
Би́рка (татар. бир = одинъ, эк — два).
*Бисеръ, -а.
Благовѣсть.
*Благоговѣніе.
Благодарить, благодарствовать. Гово-
рить: „благодарствуй“ вм. „благодар-
ствую“, хотя и вошло въ обычай, но
неправильно.
*Благолѣпіе.
*Благословеніе.
Блеять, блеешь, блеютъ.
*Блеснуть. *Блёстка.
*Блестѣть, блещу, блестя́тъ.
Близорукій (отъ близзорокій — формы,
которая мѣстами еще слышится въ
народн. языкѣ. См. Обл. Словарь).
Близъ (предл.). Близлежащій.
Богадѣльня (производятъ отъ выраже-
нія: Бога дѣля, древн. вм. для; но
слѣдуетъ имѣть въ виду и цр.-слав.
прилаг. богадѣльнъ, священный).
*Богатырь.
*Богословіе.
*Божба. *Божій, мн. ч. божіи и божьи.
Бокалъ (ит. boccale),
Болгаринъ (мн. Болгаре); Болгаръ (мн.
Болгары). Въ ед. ч. употребительнѣе 1-е,
во множ. 2-е.
Боленъ (не „болѣнъ“), больна, больны
719. 738. Многіе пишутъ „болѣнъ“
производя эту форму отъ гл. болѣть,
но это совершенно неправильно. Бо-
ленъ есть краткая форма прилаг.
больной, какъ воленъ, доволенъ — крат-
кія формы прил. вольный, довольный,
Жен. р. больна, множ. ч. больны, были
бы невозможны при муж. „болѣнъ“.
Большинство.
Большой, большій; большого; большаго.
Удареніе ставится только тамъ, гдѣ
самое окончаніе не указываетъ его;
слѣд. въ творит. падежѣ муж. рода:
большимъ оно нужно, a въ жен. родѣ:
большою и большею оно излишне.
Болѣе, бо́лѣ (въ древ. слав. боле) 738.
Болѣзненный.
*Болѣть, болитъ, болятъ. *Болѣть, бо-
лѣютъ.
Болѣзнь (народн. „болѣсть“. См. Ист.
Грам., Бусл., § 56).
*Бореніе.
Бормотать, бормочутъ.
Бороться, борюсь, борешься, бо-
рются.
*Бортъ (у корабля).
Борщъ (литов. barsztis, barszczio — свек-
ла), національное кушанье въ Литвѣ
и Малороссіи.
Босфоръ (Bosphorus).
Ботвинья (ботва и ботовь — свекла;
вообще стебель и листы корнеплод-
ныхъ растеній; лат. beta). Менѣе упо-
требительно ботвинье, средняго рода,
*Боцманъ (гол. bootsman).
*Бояринъ, мн. ч. бояре и боя́ра.
Брадобрей; род. п. брадобрея 738.
См. брить.
*Бранный.

*Бранчивый.
Браный. Браная ткань, брани́на (отъ
гл. брать, работать узорную ткань),
„узорочная, которая точется не про-
сто черезъ нитку, a основа переби-
рается по узору“ (Толк. Сл. Даля).
Жуковскій по недоразумѣнію сказалъ
въ Одиссеѣ (I, стих. 140); „Кубки зла-
тые на браномъ столѣ передъ нимъ
поставилъ“.
Браслетъ, браслетка.
*Бревно.
*Брезгать.
*Брезговать.
Брезентъ (голл. presenning, морск. тер-
минъ = насмоленая парусина для завѣ-
шиванія) 752.
Брезжиться. (Обл. брезгъ, разсвѣтъ).
Скр. б’радж., зенд. берез., литов.
brëkszta, норв. braga (свѣтиться, пы-
лать). Можетъ-быть, того же корня
блескъ (Катк. Объ элем. и формахъ
сл.-русск. яз. 105).
*Бремя.
*Бре́ніе. — *Бренный.
Бренчать (ц.-сл. брѧцать), бренчатъ.
Брехать, брешутъ.
Брильянтъ (brillant) 764.
Брита́ннія. — Бриты.
Брить, бреютъ. (В.-луж. brídky; хор.
britke; хорв. bridek, britki; далм. bri-
dak и проч. Kop. значеніе — острый).
Гл. брить принадлежитъ къ тому же
разряду глаголовъ, какъ: бить, вить,
лить, пить, шить; но, имѣя передъ
окончаніемъ двѣ согласныя (бр) не
можетъ образовать настоящаго вре-
мени такъ, какъ они: не сокращаетъ
буквы і (какъ въ бію, вію, лію) въ ь,
a обращаетъ ее въ е, т. е. поступаетъ
точно такъ, какъ эти самые глаголы
въ повелительн.: бей, вей, лей, пей
шей. Ясно, что сходно съ этимъ слѣ-
дуетъ писать: брею, бреешь (форма,
принятая и Павскимъ) и сущ. имя
брадобрей, такъ же какъ водолей,
швея. Къ большему еще подтвержде-
нію правильности этого правописанія
могутъ быть приведены принадлежа-
щіе къ той же категоріи глаголы:
выть, крыть, мыть, ныть, въ кото-
рыхъ ы, при спряженіи, измѣняется
въ о; буквѣ же о соотвѣтствуетъ е,
такъ какъ гласной ы отвѣчаетъ и
(крыть — брить, крою — брею).
Бровь. (Скр. b’rû, множ. b’rûv-as, перс.
a-brou, греч. οφρυζ, нѣм. Braue, англ.
brow, исл. bra, bryn).
*Брошь.
Брошюра (фр. brochure), но броширо-
ва́ть (отъ brocher).
Брыжи (пол. bryźe, съ итал. fregio).
Брызгать (ср. прыскать), брызжутъ и
брызгаютъ.
Брюзжать, брюзжатъ 692.
Брюки, ж. (голл. broek, нѣм. Bruch,
исл. brok, braekur, латин. bracca).
*[Бу́гшпритъ] *Бушпритъ (голл.).
Бубны, ж. (исл. bumba — барабанъ; хо-
рут. bohnéti — глухо звучать). — Карточ.
масть: переводъ нѣмец. Schellen, польск.
звонки.
Бу́день. Отъ др.-слав. бъдѣти (ср. серб.
прилаг. будан или бŷднû, будна, буд-
но = бодрствующій).
Болѣе употребительно множ. ч. буд-
ни, будней; въ акад. словарѣ и y Да-
ля есть однакожъ и будень. Также и
въ малорос. Прилагат. буднишній
(акад. сл.) правильнѣе нежели „буд-,
ничный“, какъ y Даля и въ нѣкото-
рыхъ другихъ словаряхъ. *Вѣроятно,
слились два корня: бъд+дьн, рабочій
день.
Къ соображенію о формѣ можетъ
служить стихъ Держ.:
„Преображая въ праздникъ будни“
(Фелица, строфа 5, стихъ 3).
Совершенно неправильно употре-
бляется нѣкоторыми прилаг. „будній“.
Будка (поль.). Исл. Bud = постройка для
торга, нѣм. Bude. Отъ поль., малорос.
гл. будовать = строить. Въ др.-русск.
буда = гробъ (Карамз. И. Г. Р. III,
прим. 23), напр. Ипат. 115: „въ буди,
либо си въ гробъ“.
Буднишній. См. Бу́день.
*Будто.
Будочникъ 703.
*Буженина (см. „Р. Правоп.“, Указ.).
*Бузина.
Буква.
*Буксиръ (голл.).
*Бульонъ.
Бумажка 704.
Бумазея.
*Бунчукъ, прилаг. бунчужный.
Бурка (вм. „бурко“, бурая лошадь) 754.
*[Бусурма́нъ]. *Басурманъ(изъ мусуль-
манинъ).
*Буфетъ. — Буфетчикъ.
*Буфо́нъ.
Бухгалтеръ.
Бы, бъ. Пишется слитно только въ со-
юзѣ дабы, чтобъ.
Бѣгать, бѣгаютъ — Бѣжать, бѣжишь,
бѣгутъ. (Серб. бjéгати, пол. bjegać,
чеш. běhati).
Бѣда. Серб. биjе́да (незаслуж. обвиненіе);
поль. biada, чеш. bída.
*Бѣжецкъ.
(Бѣлена). См. Белена.
*Бѣлила, илъ.
*Бѣлка, прил. бѣличій (отъ неупотреб.
бѣ́лица).
Бѣлый. Серб. биjел, пол. biały, чеш. bilý.
*Бѣльмо.
*Бѣсить, бѣшу“, бѣсятъ.
Бѣсъ. Серб. биjес, пол. biés, bis; чеш. běs.

Бѣшеный 694.
Бюллетень. (ит. bullettina, отъ bulletta,
записка, грамота) 767.
Бюро. Фр. bureau, ниж.-лат. burellum,
первоначально означаетъ столъ, по-
крытый темною шерстяной матеріей
того же названія (отъ лит. burrus —
бурый, коричневый).
В.
*Вавила.
Вагонъ (англ. waggon, wagon) 769.
Ва́ія (греч. βάϊον) верба.
*Вакансія.
*Вакація.
*Вакханка.
*Валежникъ.
(Ва́ллисъ). Вѣрнѣе Вельсъ. Названіе
Валлисъ принадлежитъ одному изъ
кантоновъ Швейцаріи и неправильно
употребляется для означенія извѣстной
части Англіи, которую Римляне назы-
вали Britannia secunda, Cambria или
Vallia, Англичане зовутъ — Wales, a
Французы — Galles. Еще менѣе пра-
вильно прилаг. „валлійскій“, которое
слѣдуетъ замѣнить формою вельсскій.
Валторна. (Нѣм. Waldhorn: Wald — лѣсъ,
и Horn — рогъ. Ср. пол. waltornia).
Вальяжный (сомнительнаго происхо-
жденія). Массивный, полновѣсный.
*Ва́нечка (отъ Ванька).
Ванна (нѣм. Wanne) 762.
*Варежки.
Вареникъ 696.
Варёный 694. — *Вареньице.
Варіантъ (фр. variante) 764.
Варіація (фр. variation) 764.
Варѳоломей.
Ва́сенька (уменьшит. отъ Василій).
*Васи́льеостровскій.
Вассалъ (фр. vassal).
*Ватерлинія.
*Ватерпасъ.
(Ватрушка). См. Вотру́шка.
Вахмистръ (нѣм. Wachtmeister).
Ваяніе (скр. vâ, копать, прокалывать).
Вблизи 781.
Вверху, вверхъ 780.
Ввести, введутъ.
Ввечеру 779.
Ввѣкъ 781.
*Вгладь.
*Вглубь.
Вдалекѣ. — Вдали. — Вдаль 782.
Вдвое. — Вдвоёмъ. — Вдвойнѣ.
*Вдобавокъ.
Вдоволь. — Вдоль 781.
Вдомёкъ 781.
Вдохновенный (прич. страд. отъ вдох-
нуть).
Вдохновлять. По недоразумѣнію обра-
зовано отъ предыдущаго.
Вдребезги 781.
Вдругъ.
Вёдро (гр. αί ρα, исл. heidr).
Ведро (гр. ύδρετον).
*Ве́дряный (отъ вёдро).
(Вежа). См. Вѣжа.
Вездѣ 703. — *Вездѣсущій.
Вексель (нѣм. Wechsel).
Векша (перс. véchak = красная лисица)
737.
Веленевый (фр. vélin).
Великобрита́ннія.
Великолѣпный.
Вельсъ (Wales). Ве́льсскій. См. Ва́л-
лисъ 758.
Велѣть — Велѣно.
Венеціанскій.
Вензель (польск. węzeł, ср. др.-слав.
вѧзати); прил. Вензелевый.
*Веніаминъ.
*Вентиляторъ.
Верба.
Верблюдъ (вм. вельбудъ или собств.
вельблѫдъ, отъ гот. ulbandus = нѣм.
elefant, др.-франц. oliphant).
Вередъ. — Вереница. — Веретено.
*Веретье.
*Верея.
Верзила 754.
*Вертелъ.
Вертепъ.
Вертоградъ.
Вертѣть. Прич. верченъ 719.
Верхъ. — Верхомъ, -а́ми. — Вершокъ.
*Весло. — Весёлка. — Весельце.
Весна. — Весенній, вешній.
Весть, ведутъ.
Весь, всѣмъ. Всѣ, всѣхъ.
Весьма.
Ветла, мн. ч. вётлы.
Ветхій. — Ветошь. — Ветшать.
Ветчина. См. Вядчина́.
Вечоръ (т. е. вчера вечеромъ).
Вешнякъ.
Взадъ и вперёдъ.
*Взаимодѣйствіе.
Взаймы.
Взамѣнъ.
Взаперти. — Взапуски. — Взашей.
Взба́лмочный (ср. балому́тить, (въ „Р.
Правоп.“ — взбалмошный).
*Взба́лмошь, р. п. -ши.
*Взбудоражить.
*Взгрусну́ться.
Взимать.
Взнуздать (н призвукъ).
Взойти, взойдутъ.
Взыскать. Взысканіе 743.
Взять, возьмутъ (вм. возимутъ).
Виденъ (не „видѣнъ“), видна, видно
719. 738. Ср. Боленъ.
Видѣть, вижу, видятъ. Ви́дѣнный 719.
Визжать, визжатъ 692.
*Визи́га. *[Вязига].
Вилла 762.
Вильна (менѣе употреб. Вильно). — Ви́-
ленскій.
Вильямъ (William).

Винтъ (польск. gwint).
Високосный (ново-гр. βίσεκτοζ отъ лат.
bissextus).
Виссаріонъ. — Виссонъ.
Висѣть, вишу, висятъ. — Висѣлица.
Витать — зн. жить; оттуда об(в)итать.
Въ современномъ языкѣ по недоразу-
мѣнію неправильно употребляется въ
смыслѣ „носиться“ (planer).
Витія (или вѣтія, отъ корня вѣт).
Витязь (сканд. viking. Ср. лит. witis,
побѣдитель. Изв. I, л. 8, 113).
*Вихрь, вихорь, -хря.
*Вихо́ръ, -хра́
Виѳанія. —*Виѳе́зда.
*Виѳи́нія.
*Виѳлеемъ.
Вко́паный 694 (въ „Р. Правоп.“ Указ.
вкопанный).
*Вкрадчивый.
Вкось
Вкратцѣ 782.
Вкривь
Вкругъ.
Владимиръ. *[Владиміръ]. Такъ какъ
составъ этого имени сомнителенъ, то
во второй части его можно держаться
общаго правила, что передъ согласной
пишется и осмеричное.
Влѣво, влѣ́вѣ 782.
Вмигъ 781.
Вмѣсто. — Вмѣстѣ 780.
Внаймы.
Вначалѣ; но съ опредѣлит. въ началѣ,
напр. вѣка, года.
Внезапно. Первонач. форма внезапу.
Запу (ц.-сл. заапѧ ) винит. пад. отъ
запа, запъ = ожиданіе, подозрѣніе.
Оттуда гл. заапѣти подозрѣвать,
сомнѣваться, медлить. Слѣдов. вне-
запно собственно зн. неожиданно.
Внизу. Внизъ 780.
Вновь, вновѣ 781.
Внутренній. — Вну́тренно 781.
Внутри, внутрь. „Вовнутрь“, съ удвоен-
нымъ предлогомъ въ, есть реченіе
ошибочное.
Внѣ (др.-сл. вънѣ, друг. форма вънъ,
въноу = вонъ). Скр. winâ, др.-прусс.
winna (Pott. Etymol. Forsch. т. I, стр.
472, 718. Ср. Словарь Миклошича
подъ словомъ вънъ).
Внѣшній.
Во́-время. — Вовсе.
Во-вторыхъ.
Вовѣкъ. Вовѣки 780.
Водолей, р. п. водолея.
Водоосвященіе (сокр. водосвященіе).
Во́дополь (ср. полый).
Во́дорасль (въ „Р. Правоп.“водоросль).
Впрочемъ здѣсь a принадлежитъ бо-
лѣе ц.-сл. формѣ (отрасль); ср. русск.
поросль 714.
Водяной.
Воевода.
Воедино.
Военачальникъ.
*Вожа́тай, -ая и Вожатый, -аго.
Вожделѣніе (вм. возжелѣніе) 692.
*Вожжа (по „Р. Правоп.“). См. Возжа́.
Воз, слитный предлогъ.
Возгорать (древ. възгарати) 714.
*Воздѣть, воздѣнутъ. — Воздѣвать, —
а́ютъ.
Возжа́, множ. во́зжи, род. возже́й (отъ
корня вез, воз) 692, но по „Р. Прав.“
вожжа.
Возжённый (ё=о) 693.
Воззрѣніе.
Возлѣ (= възъдлѣ. Миклош. Ср. подлѣ,
подолѣ, поздолѣ).
Возмездіе.
Возместить; возмещать. Въ акад. сло-
варѣ это слово совсѣмъ пропущено,
но тамъ есть ц.-сл. възмьстити, ulcisci,
и возместіе (въ томъ же значеніи
какъ возмездіе), изъ чего слѣдуетъ, что
надо писать: возместить, возмещать
(какъ вымещать), a не „возмѣстить,
возмѣщать, какъ пишетъ Даль въ
своемъ Толковомъ словарѣ.
Вознамѣриться.
Возрастать. — Возрастить. — Возра-
ща́ть. — Возрастъ 713. 714.
Возрождать.
*Возстать, возстанутъ.
Возсѣсть, возсядутъ.
Возчикъ.
Возымѣть 743.
Возьмутъ. См. Взять.
*Во избѣжаніе.
*Воистину.
Войти́, войдутъ.
Вокзалъ. — У насъ такъ называютъ
вообще зданіе путевого двора (чеш.
nâdraži). Ho собственно англ. Vaux-
hall — названіе первоначально дерев-
ни близъ Лондона, впослѣдствіи сада
въ этомъ городѣ. По другому мнѣнію,
названіе лондонскаго общественнаго
учрежденія произошло отъ имени со-
держателя его Devaux1).
Вокругъ 681.
Во́кша (рѣка въ Финл.).
*Волей-неволей.
*Волхвъ.
Волшебный (отъ волхвъ).
Вонъ. См. внѣ.
Вообще (обще здѣсь вин. падежъ средн.
рода, какъ въ нар. вовсе, впервые).
*Воочію; во́чію.
Во-первыхъ 782 И д.
1) У насъ слово вокзалъ едва ли не въ первый разъ встрѣчается въ слѣдую-
щемъ объявленіи, напечатанномъ въ С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ 1777 г., № 53:
„Сего іюля 9-го откроется на Каменномъ Острову къ новой галлереѣ фоксалъ“.

Вопить, вопятъ. (Греч. дор. απύω, хорут.
vopiti, кричать, исл. ор, восклицаніе).
Звукоподр. — В призвукъ, какъ видно
изъ предложнаго возопить, a не „возво-
пить“.
*Вопіять, — ію́тъ.
Вопреки.
Воришка 754.
Воробей 738
*Вороной.
*Воронко.
*Ворота — отъ.
*Во-своя́си.
Восемнадцать. — Восемьдесятъ. — *Во-
семьсотъ. — Восмёрка. Восмери́ч-
ный. Восмидеся́тый (см. Осмерка).
744 (въ „Р. Правоп.“ всѣ эти формы
съ ь послѣ с).
Восемь (др.-сл. осмь, съ русск. призву-
комъ в). — Восьмой. См. ниже.
*Воскресать, воскреснуть.
Воскресеніе (дѣйствіе) 699.
Воскресенье (воскресный день).
*Воскрешеніе.
Вослѣдъ.
Воспитаніе. — Воспитанникъ 696.
Воспріемникъ (отъ воспріять, воспри-
нимающій, слѣд. никакъ не „воспреем-
никъ“).
*Воспріимчивый.
Восьмой, осьмо́й (др. - сл. осмый)
744.
*Вотру́шка. [Ватрушка]. Было выска-
зываемо предположеніе, что слово во-
трушка произнесено вм. „творожка“,
но это не правдоподобно: такой пере-
становки звуковъ въ словахъ одного
корня y насъ не встрѣчается, да и
развѣ русскому легче выговорить пер-
вое чѣмъ второе? Рейфъ, для объясне-
нія имени вотрушка, приводитъ ново-
греч. βουτυρικον (отъ βουτυρικν, масло),
но болѣе вниманія заслуживаетъ ука-
заніе Даля на слово вотра или вотря,
зн. опилки, стружки, остатки соломы,
мякина и т. п., съ чѣмъ онъ сближаетъ
мелкую изъ творога начинку вотру-
шекъ. См. выше, стр. 851—852.
Во́тчимъ (призвукъ в) вм. о́тчимь.
*Вотчина вм. о́тчина.
Вотще (др.-сл. вътьште). Вощёный.
Впервой, впервые.
Впереди — Вперёдъ 780.
*Вперемежку.
*Вперемѣшку.
Впечатленіе.
Вплавь. — Вплотную. — Вплоть. — Впол-
НѢ. — Вполоткры́та. — Вполпути́. —
Вполсыта. — Впопадъ. — Впопыхахъ.
— Впослѣдствіи 781.
Впотьмахъ 781. См. ниже слово тма.
Вправо 782.
Вправѣ (въ правой сторонѣ). Но когда
право сущ. имя, то слѣдуетъ отдѣлять
предлогъ въ.
Впредь
Впросакъ 781 и д.
Впро́бѣлъ
Впрочемъ 782.
Впрямь. — Впустѣ. — Вразсыпную. —
Врасплохъ 781.
Вредъ (др. сл. врѣдъ).
Временный (или временной).
Время (др.-сл. врѣм ). Времечко.
*Времяпровожде́ніе.
*Времясчисле́ніе.
*Вретище.
Вровень.
Врознь, врозь. И то и другое пра-
вильно: 1-е отъ прил. розный, 2-е отъ
самаго корня роз. — „Въ народномъ
языкѣ употребительнѣе розь, врозь,
напр. въ пословицѣ: дѣло дѣлу розь,
a иное хоть брось: — пошло врозь да
вкось, хоть брось“. (Буслаевъ, И. Г.
1, § 72) 781.
Врядъ, врядъ ли, наврядъ.
Всё. — Всё-таки. — Всегда.
*Всевѣдущій.
Всего на все.
Вселенная (первон. въ смыслѣ всей на-
селенной земли: η ηοίκουμένη, terra ha-
bitata).
*Всемірный.
Всенощная 707.
*Всеобъемлющій.
*Всё-таки.
Всечасно.
Вскачь, но вскочить, вскочатъ.
*Вскипятить.
Всклоченный (нар. всклокоченный).
Вскользь 78І.
Вскорѣ. — Всласть. — Вслухъ. — Вслѣдъ.
780. — *Вослѣдъ.
Вслѣдствіе.
Всмятку.
Всплошную.
Вспять.
Встарь. — Встарину́.
Встать, встанутъ (собст. взстать вм.
возстать, слѣдов. подняться: не дол-
жно быть смѣшиваемо съ простымъ
глаголомъ стать).
*Встрепенуться.
Встрѣтить, встрѣчу, встрѣтятъ 706.
Встрѣча 706.
Вступить, вступлю, вступятъ 692.
Всуе.
Всѣ, всѣмъ, всѣми.
Всюду. — Всякій.
Втайнѣ. — Втиши́. — Втихомолку 780.
*Втемяшить.
Второй, p. п. второго.
Второпяхъ.
*Втридорога.
Втрое. — Втроёмъ. — Втройнѣ.
Втуне (др.-сл. тоунѥ ).
Втупи́къ (тупикъ = глухой заулокъ).
Ву́личъ (англ. Woolwich).
Вчернѣ.

“Вчетверо. — Вчетверомъ.
Въ бродъ. — Въ виду. — Въ видѣ. — Въ
родѣ.
Въ продолженіе, въ теченіе 781.
Въявь (отъ неупотреб. сущ. явь).
Въявѣ (отъ неупотр. сущ. явъ, какъ
наяву).
Выборгъ.
*Выгадать.
Выглядѣть. Взятое съ нѣмецкаго: er
sieht aus выраженіе: „онъ выглядитъ“
нелѣпо, потому что выглядѣть глаголъ
совершеннаго вида дѣйствит. и слѣд.
выглядитъ есть будущее время, какъ
и однозначащее высмотритъ. Не мно-
гимъ лучше употребляемая нѣкоторыми
съ недавняго времени форма: выгля-
дываетъ. Такъ въ одной изъ нашихъ
газетъ было напечатано: „Это един-
ственная часть видѣнной мною австрій-
ской арміи, которая выглядываетъ
молодцами“. Въ другой газетѣ было
сказано правильно:„выглядѣть мыслью
черту мужества въ образѣ какого-либо
героя древняго эпоса или драмы“. Вм.
„выглядитъ“ лучше говорить просто:
смотритъ или имѣетъ видъ и т. п.
Выворачивать. — Выгораживать.
Выгорать.
*Выгорѣть.
Выжать, выжмутъ.
Выжить, выживутъ.
Выздоравливать. — Выздоровѣть.
Выздоровленіе.
Выиграть. —Выигрышъ.
Выйти (вытти), выйдутъ; выдь 697.
Выместить, вымещать (отъ мстить).
*Вымогать.
Вымпелъ (нѣм. Wimpel).
Вы́мыс(е)лъ.
*Выпуклый.
Вырабатывать.
Вырастать. Вырасти. Прош. выросъ,
выросла. Прич. выросшій. — Выра-
стить. Выраща́ть.
Вырезубъ.
Выродиться, выродятся.
Вырожа́ться; вырождаться.
Выскочка.
(Высоко́сный). См. Високосный.
Выспренній (отъ нар. выспрь; ср. др.
сл. въсперіе, восперіе = полетъ, также:
испрь, въиспрь, = вверхъ). Одного кор-
ня съ глаг. парить.
Высшій.
Вышеозначенный.
Вышній. См. примѣч. подъ словомъ
дальній.
Вьюга (отъ гл. вить, віять).
Вьюкъ (польск. iuk, отъ тур. yuk).
Вьюнъ. Вьюне́цъ.
Вьюрокъ.
Вьюшка (отъ гл. вить, віять).
Вѣдать. — Вѣдѣніе. Отъ црк.-сл. вѣ́-
дѣти.
Вѣдь. Отглаг. частица, подобная сло-
вамъ: чуть, пусть, почти.
Вѣдьма.
Вѣеръ. Ошибочно показано въ словарѣ
Рейфа происшедшимъ отъ нѣм. Fächer.
Ср. чеш. vějiř (1, вѣяло; 2, вѣеръ);
ниж.-луж. wějer (вѣяло).
Вѣжа.
Вѣжда (отъ корня вѣд = вид. По До-
бровскому, отъ небывалаго гл. „вѣж-
ду вм. вѣю“ Institut. 279).
Вѣко (польск. wiéko, чеш. wíko). Въ
бѣлорус. зн. вообще крышка: обл.
крышка на дежѣ, ср. шв. ögonlock
(глазная покрышка).
Вѣкъ. (Серб. виjек, польск. wiek; чеш.
wěk).
(Вѣкша). См. Векша, хотя первое со-
гласнѣе съ древнимъ правописаніемъ.
Вѣна (чеш. Viden).
Вѣнецъ. — Вѣнокъ. — Вѣнчикъ.
Вѣникъ. Литов. wanotí, хлестать вѣни-
комъ. Отсюда wanta или anta, вѣникъ
(Изв. I, л. 8. 113).
Вѣно (ц.-сл. вѣ́нити = продавать).
Вѣнценосецъ 733.
Вѣра. — Вѣрить, вѣрятъ. — Вѣ́рющее
письмо 717.
Вѣсить, вѣшу, вѣсятъ. — Вѣскій.
Вѣсть, Богъ вѣсть; не вѣсть; вѣстов-
щикъ 708.
Вѣтвь (отъ вить?). Др.-сл. вѣіа.
Вѣтеръ, вѣтръ.
Вѣтреникъ 696.
Вѣтреность. См. Вѣтреный.
Вѣтреный. (причастіе прилаг. отъ ма-
лоупотр. гл. вѣтрить). Подверженный
дѣйствію вѣтра, имѣющій къ нему
отношеніе. На дворѣ вѣтрено. Вѣтре-
ная рыба, вѣтреное мясо. Вѣтреный
человѣкъ. (Можетъ употребляться и
и въ краткой формѣ: Здѣсь вѣтрено;
онъ очень вѣтренъ) 695.
Вѣтряный. Состоящій изъ вѣтра, дѣй-
ствующій посредствомъ вѣтра. Вѣтря-
ная мельница, труба. Вѣтряный мѣхъ.
Прил. вѣтряный, какъ вещественное,
не можетъ употребляться въ краткой
формѣ. Нельзя сказать: мѣхъ вѣтрянъ
(такъ же какъ и: серебрянъ, золотъ).
Примѣры на вѣтреный и вѣтряный
въ Толк. словарѣ Даля приведены не-
вѣрно.
Вѣха, множ. вѣхи (польск. wiecha, чеш.
wicha. Ср. нѣм. Bake, англ. beacon).
Вѣче (отъ корня вѣт).
Вѣчный.
Вѣшать, вѣшаютъ.
Вѣща́ть (кор. вѣт). — Вѣщій.
Вѣять, вѣютъ.
[Вядчина́] *Ветчина. Присутствіе тутъ
корня вяд доказывается соотвѣтствую-
щими словами въ другихъ славянскихъ
нарѣчіяхъ и особенно въ польскомъ,
гдѣ мы находимъ глаголъ wędzić, кото-
рый именно значитъ „коптить мясо,

сушить, вѣшать въ дыму“, и существи-
тельныя: wędzina, копченое мясо; węd-
ziarz, коптильщикъ; wędziarnia, коптиль-
ня. Другой корень więd, еще болѣе
соотвѣтствующій нашему вяд, далъ въ
польскомъ языкѣ, между прочимъ, слѣ-
дующія реченія: więdle mięso, więdlina
(вяленое, копченое мясо). Встрѣчаю-
щаяся въ Домостроѣ форма „ветши-
на“ наводила на мысль, не происхо-
дитъ ли разсматриваемое слово отъ
прилаг. ветхій и нельзя ли предполо-
жить, что названіе „ветшина“ образо-
валось въ противоположность свѣжи-
нѣ? Но, во-1-хъ, понятіе ветхости не
имѣетъ ничего общаго съ понятіемъ
о копченомъ или вяленомъ мясѣ, a во-
2-хъ, свѣжина означаетъ просто не-
соленое мясо и понятіе свѣжести въ
смыслѣ недавности чуждо этому
названію1).
Вязать, вяжешь, вяжутъ 715.
(Вязига) *Визига (см. „Р. Правоп.“).
Вязчикъ 709.
Вящшій 716.
Г.
Гавріилъ. Народн. Гаврила 753.
*Гаеръ.
Га́даный 694.
Галлере́я (фр, galerie; ит. galleria; нѣм.
Gallerie. Происхожденіе сомнительно).
Галичій, прил. отъ неупотр. галица.
(Галоша) См. Кало́ша.
Галстукъ (нѣм: Halstuch). Га́лстучекъ.
Буква ч въ уменьш. формѣ слова ука-
зываетъ на невѣрность начертанія
„галстухъ“.
Галунъ (фр. galon, ит. gallone, отъ ро-
ман. gala, gale, пышность, убранство).
Гамбургъ.
*Гармоника.
*Гарцова́ть.
*Гатчина.
*Гауптвахта.
Гдѣ (др.-сл. къде, кде, къдѣ) 703, 738.
Геенна (евр., адъ).
[Гекзаметръ]. *Экза́метръ (употреби-
тельнѣе, см. „Р. Правопис.“), греч.
έξάμετρον.
Гельсингфорсъ (шв. Heising и fors ==
водопадъ). Гельсингфо́рсскій.
(Генва́рь) См. Январь.
Генералъ-майоръ.
Геніальный 764. — *Генрихъ.
Генуя (городъ) 766.
Герой.
*Геѳсиманскій.
*Гжатскъ.
Гигіэ́на 766.
Гиліоти́на, гильотина. (Φρ. guillotine,
по имени изобрѣтателя).
Гимназія (γυμνάσιον отъ γυμνός, нагой.
*Гирлянда.
Гіэ́на (звѣрь, ύαινα).
Глафира.
Гликерія (нар. Лукерья).
*Глодать, гложутъ.
Глухонѣмой. — Глѣбъ, *Глѣнь (сокъ,
жидкость).
Глянецъ (нѣм. Glanz). *Глянцови́тый.
Гнать, гоню, гонять. Въ ц.-сл. наст.
жену, жене́шь. Оттуда въ современ-
номъ языкѣ часто встрѣчающееся не-
доразумѣніе: „изженить, отженить“,.
вм. изгнать, отогнать. Эта ошибка
попадается даже у писателей, напр, у
Мельникова: „Кто отженитъ отъ нихъ
омраченіе помысловъ?“ (Въ Лѣсахъ
II, 220).
Гнести (-сть), гнетутъ. — Гнётъ.
*Гнить, гнію, гніютъ.
Гнѣвъ. — Гнѣвить. — Гнѣваться.
Гнѣдой. — Гнѣдко.
Гнѣздо. Мн. гнѣзда (произн. „гнёзда“).
Гнѣти́ть (ср. швед. gnista, исл. gneista,
искра). Зажигать, разводить огонь.
Гобеле́невы обои.
Гобой.
*Голго́ѳа.
*Головня.
*Головешка.
Голшти́нія (стар.) — Гольште́йнъ-
Готто́рпъ.
Голландія. Голландецъ.
Гомозиться (Корень виденъ изъ чеш.
сущ. hmyz, насѣкомое. Ср. серб. гми-
зати, гимизати; чеш. hemžiti, ползать.
Добров. Грам. 232).
Гора. Въ гору.
Горацій.
Гордій (народн. Гордей).
*Го́рленка.
Горничная. — *Горенка.
*Горній.
*Горностай.
Горшокъ. Уменьш. отъ горнѣ, какъ гре-
бешокъ, корешокъ и проч. отъ гребень,
корень.
*Горше, ц.-сл. = хуже. *Горчайшій.
*Горелка.
*Горячечный.
Горькій; ср. ст. Горче и горчѣ́е.
Горѣ (нарѣч.): верхъ, вверху.
Госпиталь. Народн. „го́шпиталь“.
Гостиница (произн. и часто пишутъ:
гостинница) 696.
*Гостиный. — Гостиная.
Государь, сударь. „Въ каждомъ языкѣ
есть слова, которыя разрушаются осо-
бенно быстро. Такъ, въ теченіе мно-
1) Въ Указателѣ къ „Р. Правописанію“, авторъ заключаетъ свое толкованіе про-
исхожденія слова замѣчаніемъ: „Не смотря на то, давняя привычка къ написанію
ветчина заставляетъ до времени отказаться отъ строго-этимологической формы“. Ред.

гихъ столѣтій изъ слова господарь по-
степенно выходило государь, осударь,
сударь, су и осталось наконецъ одно
с (да-съ, нѣтъ-съ)“. Потебня. Два
изслѣд. о зв. р. яз. Воронежъ. 1866.
Стр. 20 и 21·
*Готы.
Гофмейстеръ.
Гофъ-интендантъ.
Гравировать. Гравюра.
Грамматика.
Грамота (издавна обрусѣвшее слово,
почему и нѣтъ основанія писать „гра-
мата или „граммата“ совершенно со-
гласно съ греч. γράμματα = буквы)
713. 761.
Грамотей (гр. γραμματεύς) 738.
Гранёный.
Граница. За границу, за границей.
Нѣтъ причины писать эти реченія слит-
но. Но употребляемое нѣкоторыми су-
ществит. „заграница“ невозможно: къ
предлогу, требующему винит. или тво-
рительнаго падежа, нельзя же приста-
вить именительный.
Гребень, Гребенщикъ, Гребешокъ.
Грёза. — Грезиться, грезятся.
*Грекъ, гречанка. — Гренадеръ.
Гренокъ (отъ корня гр въ глаг. грѣть,
горѣть).
Грести, гребутъ. Старинная и народ-
ная форма „гребсти“ менѣе правиль-
на, ибо с передъ т могло явиться
только взамѣнъ б.
Греча, гречиха (т. е. греческое зерно.
И на другихъ языкахъ это зерно на-
зываютъ по имени народовъ или стра-
ны, гдѣ его родина: у французовъ
Sarrazin — сарачинское, что у насъ на-
званіе риса. У поляковъ и чеховъ по-
ганка, poganka, pohanka, по имени по-
ганыхъ, т. е. восточныхъ язычниковъ;
у поляковъ, кромѣ того, tatarka, hrecz-
ka) 739.
Гречневый (произн. гре́шневый).
Грибъ. У чеховъ такъ называется толь-
ко шампиніонъ; нашъ грибъ у нихъ —
houba. Такъ по большей части и у ма-
лороссіянъ: губа 745.
*Грипъ (болѣзнь).
Гри́день. Сканд. hird, hird-madr, тѣло-
хранитель. (Ср. Зап. Акад. Наукъ, т.
II, кн. 238).
Гродненскій 722.
*Гродно.
Громадный (не „огромадный“).
*Громоздить. Гро́моздскій.
Грубіянъ, нѣм. Grobian.
Грумъ (анг. groom).
Группа. — Группировать 763.
Грызть, грызутъ.
Грѣхъ. Грѣшный.
*Гряда.
Гувернантка. *Гувернеръ.
*Гуди́ть, гудятъ.
Гужъ (ц.-сл. же, веревка, цѣпь; на-
чальное г въ русскомъ словѣ есть при-
звукъ).
Гульли́вый (по „Р. Правой.“ гулливый).
Гусаръ.
Гусеница (ц.-сл. ѫсѣница).
*Густи, гудутъ.
*Густой, гуще.
Гу́тта-пе́рча.
д.
Давеча
Давешній
Давній, дав-
нишній.
Отъ малоупотр. давя. Ср.
хорут. dave, davi, въ
томъ же значеніи; ц.-сл.
давѣ нѣкогда, и давьнъ,
древній.
Давны́мъ-давно́.
Давидъ. Нар. Давыдъ 745.
*Да́жь-богъ.
*Далече, Далѣе, Далѣ.
Дальній (не „дальный“, какъ встарину
писали). Одно изъ не очень многочи-
сленныхъ прилаг. на ній, которыя по-
чти всегда означаютъ отношеніе ко
времени, мѣсту или мѣрѣ: утренній,
вечерній, ранній, поздній; зимній, ве-
сенній, (вешній), лѣтній, осенній; ны-
нѣшній, теперешній, прежній, прош-
логодній; давній, древній, всегдашній,
завтрашній; передній, средній, край-
ній, задній, послѣдній; тамошній, здѣш-
ній; верхній, нижній; вышній, горній,
исподній, сосѣдній, ближній, домаш-
ній; лишній; также: сыновній, дочер-
ній, замужняя. Сюда же относится ис-
кренній отъ ц.-сл. искрь (близъ). Вста-
рину неправильно писали: „искрен-
ный“. Эта неправильность до сихъ
поръ остается въ нарѣчіи: искренно.
Дальновидный. Дальнозоркій.
Даніилъ. Народ. Данила 753.
Данный.
*Дармоѣдъ.
Датчанинъ (по Павскому, вм. Данча-
нинъ, гдѣ пропускъ н вознагражденъ
въ выговорѣ удвоеніемъ слѣдующей
буквы ч (Фил. Набл. I, § 95); а по
мнѣнію г. Буслаева, произошло отъ
древнѣйшаго дак- съ смягченіемъ к въ
т, откуда и датскій (Ист. Гр. I,
§ 67).
Двадцать. Двадцать-одинъ. Двад-
цать-первый.
*Двигать, двигаю, — гаютъ, движутъ.
*Движимый (отъ ц.-сл. движити).
Двое-, дву-, двух-: всѣ три формы
употребляются въ разныхъ случаяхъ
при сложеніяхъ.
Дворняжка (отъ дворняга).
*Двусѣменодо́льній.
Двухсотый. — Двухтысячный.
Двухъэта́жный. (Вставка ъ здѣсь нуж-
на, потому что при отсутствіи этого
знака буква х передъ э сдѣлалась бы
мягкою).
Двѣнадцать. (Двѣ есть двойственное

число какъ и въ слѣдующемъ за симъ
двѣсти).
Двѣсти, двухсотъ двумстамъ 723.
Де. Частница для означенія, что говоря-
щій или пишущій приводитъ слова
другого. Корень тотъ же, что въ глаг.
дѣять, какъ видно изъ чешскаго и др.
языковъ, гдѣ сказалъ и сдѣлалъ озна-
чаются тѣмъ же словомъ (чеш. děl
фр. fit).
Дебелый (толстый, густой). Въ фоне-
тикѣ звукъ противоположный тон-
кому.
Деверь (ср. лат. levir), мн. деверья —
рьёвъ.
Девяносто. *Девятьсотъ.
*Девясилъ, растеніе.
*Девятнадцать.
*Дёготь, дегтярный.
*Дезинфекція (франц.).
Декабрьскій 745.
Демосѳенъ. *Демьянъ.
Денникъ (а не деньникъ, какъ въ акад.
словарѣ). *Денница.
Денщикъ.
День. Денско́й 745.
Деньга. Считается восточнымъ сло-
вомъ, но въ хорут. нар. также dengi —
dnarji, penesi.
Деньжонки. Денежка.
Депо (фр. depôt).
Деревенщина.
Деревянный. — Деревя́жка (отъ де-
ревя́га).
*Деревянѣ́ть.
Держать, держишь, держатъ 715.
Дерзкій („не дерзскій“): кратк. форма
дерзокъ, дерзка.
Десантъ (фр. descente).
Десертъ (фр. dessert).
Дескать. Сокр. плеоназмъ вм. де-ска-
зать (см. Де).
*Десна, мн. ч. дёсны.
Десна́я, десница. Ср. серб. десни —
правый, десно — справедливо.
Десть. *Персид. десть = рука (фр. main
de papier).
Десять. Десятеричный.
Дешёвый, дешевле. Отъ гл. корня dec:
ц.-сл. гл. десити — найти, встрѣтить;
серб. удесити, направить, исправить,
попасть, встрѣтить; удешавати — ис-
правлять, приспособлять. Первоначаль-
но дешевый могло значить удобный,
приспособленный. Неудачно производ-
ство Павскаго отъ англ. dogcheap.
*Джентльменъ.
*Дивертисментъ.
Дилемма (гр. δίλημμα отъ δί = двойной,
и λαμβάνειν = брать).
Дилетта́нтъ.
*Димитрій (Δημήτριος) правильно, но
употребительнѣе Дмитрій.
[Дира́]. Впрочемъ употребительно и со-
гласное съ выговоромъ начертаніе
дыра 745.
*Дисгармонія.
Диссидента. Диссонансъ.
*Дистиллировать. — Дистилляція.
Дитя (въ твор. падежѣ одни пишутъ:
дитею, другіе: дитятемъ, третьи: ди-
тятею; послѣднее всего болѣе соглас-
но съ употребленіемъ). Наращеніе
именъ сред. рода, какъ чуждое рус-
скому языку, всего болѣе колеблется
въ косвенныхъ падежахъ (см. Срезн.
Мысли, стр. 128.
*Диференціа́льный.
Диѳира́мбъ.
(Діа́волъ)
См. формы дьяволъ, дья-
конъ 764.
(Діаконъ)
Діэ́та.
Дмитрій (народн. вм. Димитрій) 751;
*Дно, мн. донья.
Днѣпръ. — Днѣстръ.
*Доблестный.
Добродѣтель 733. — *Добѣла.
Довлѣетъ. Собственное значеніе видно
изъ сравненія съ словомъ довольно.
*Догорать.
Дойти, дойдутъ 697.
Доколѣ.
Доконать (кор. конъ).
Докрасна.
Докторъ, докторша.
Доктринеръ, а не „доктринёръ“ (фр.
doctrinaire).
Докуда.
*Долѣе, долѣ.
Домёкъ.
Домишко 754.
Доносчикъ 708.
Донынѣ.
Дорастать. — Дорасти.
Дороѳей.
Доселѣ.
Досиѳе́й.
Досконально (ср. доконать).
Дословно.
Доспѣ́хъ.
Достоинъ (не „досто́енъ“, вопреки об-
щему правилу). Причастіе: удостоенъ.
Досугъ (ср. досягать, словац. dostih.
Шимкевичъ II, 79).
Досужій — умѣлый, искусный.
Досу́жный — свободный отъ дѣлъ.
*Досуха.
Досыта.
*До тла.
Дотолѣ; дотуда. — *Дочиста.
Дочка. *Дочернинъ. *Дочерній.
Дощаникъ 707.
Дощатый. — Дощечка 707.
Драма (греч. δραν — дѣлать, дѣйство-
вать) 763.
Драхва́ (иначе драфа́; нѣм. Trappe; серб.
дропля; чеш. drop, drof). Степная птица
(otis tarda). Въ родит. множ. народъ
неправильно говорить: „драфо́въ“ (какъ
мѣстовъ и т. п.).
*Дребедень.
*Дребезги.

Дребезжать, дребезжать. (Бѣлор. дре-
безга, мелочь, одного корня дробь).
Дре́вле. — Древній. Црк.-сл. древе; чеш.
dříve (прежде).
Дремать, дремлю, дремлешь, дре-
млютъ. — *Дрессировать.
Дрова. Собственно особая форма множ.
ч. сущ. дерево. Ср. серб. дрво, множ.
ч. дрва (дрова) и дрвета (деревья).
*Дрожать, атъ.
*Дрожь, —жи.
Дро́жди, род. дрожде́й 692.
Дрожки (отъ дрога).
*Дру́жній (принадлежащій другу).
*Дружный; дружно (согласно).
Дружокъ.
Дрягиль (нѣм. Träger) 752.
Дубрава, дуброва. Посл. менѣе употреб.
Дужка (отъ дуга) 704.
*Дуралей, р. п. —лея.
*Душенька.
*Душонка.
*Душь, р. п. души.
Душеприказчикъ.
Дуэль, ж. р. 770.
Дыра. (Дира́). Дырявый.
Дышать, дышишь, дышатъ. Формы:
дышешь, дышутъ принадлежатъ гла-
голу дыха́ть 715.
Дьяволъ. (Діа́волъ).
Дьяконъ. (Діаконъ).
Дьякъ, род. дьяка. — Дьячокъ 764.
Дѣва. — Дѣвка. — Дѣвица. — Дѣвчонка.
*Дѣвичникъ.
Дѣдъ.
Дѣлать. Дѣ́ять. — Дѣвать. Дѣть, дѣнутъ.
Дѣлить. — Дѣлёжъ.
Дѣти. — Дѣтёнышъ. — Дѣтина.
*Дюжѣть, дюжѣютъ.
*Дядька. Дяденька.
Е.
Ева (евр. зн. жизнь, гр. Ευα).
Евангеліе (εύάγγελίον).
*Евграфъ.
Евдокимъ. Народн. Овдоки́мъ 746.
Евдокія. Народн. Овдо́тья.
Евлампій.
Еврей 759.
Европа. — Европеецъ. — Европейскій
757.
*Евсевій. Евсей.
Евсигне́й. Народн. Евстигней.
Евста́ѳій. Народн. Оста́ѳій.
Евстра́тій. Народн. Евстратъ.
Евфимій (Ευφηαιος). Народн. Ефи́мъ.
Евфросинія. Народн. Офроси́нья.
Евхаристія.
Евѳи́мій (Εύθύμιος). Евѳи́мія. Народн.
Офи́мья.
Егерь. Множ. егеря. — Егерскій.
Египетъ.
*Его́ва́.
*Егоза.
*Егоръ (народн. отъ Георгій).
*Ежёвый.
Ежиться (произн. ёжиться)..*Ёжъ.
Екатерина (греч. Αικατερίνη, гдѣ.Αι сокр.
изъ αγία = святая). Зап. европейцы
знаютъ только Katharine, отъ греч.
καθαρός = чистый, непорочный).
*Екатерининскій.
*Ёкнуть: сердце ёкнуло.
*(Елбо́тъ). Ялбо́тъ (ср. яликъ).
Еле (ц.-сл. лѣ = полу-).
Елей (ελαιον) 738. 748.
Елена (Ελένη, Έλένα) 759. Народн.
Олёна.
Елизавета (з вмѣсто с), на томъ осно-
ваніи, что пишутъ Элиза и Лиза. Ко
по календарю и ц.-сл. Елисавета (греч.
съ евр. ’Ελισάβετ).
Елисѣй 738. *Елисейскія поля.
*Е́ллинъ, см. Эллинъ.
Елпидифо́ръ.
Ель; ёлка.
*Ендова.
*Енотъ (средн. лат. geneta, фр. genette).
*Енотовая шуба.
[Епанча]. *Япанча́.
Епархія. — Епархіальный 764.
Епископъ.
Епитимья, — мія́ (гр. отъ επί и τιμη =
возмездіе).
*Ералашъ, —ша.
Ерда́нь (или Іерда́нь), по общему зву-
ковому, закону, а не Іордань 752.
Еремѣй 738.
Ересь (гр. αιρεσις, отъ αίρειν — брать, из-
бирать).
*Ермолай, Ермолка, Ероѳей (собст.
Іероѳе́й).
*Есаулъ.
Если. (Карамзинъ и Гречъ сперва пи-
сали естьли).
Если бы, —бъ. Многіе пишутъ эти два
слова слитно, но на это нѣтъ доста-
точнаго основанія, такъ какъ во всѣхъ
случаяхъ, кромѣ союза чтобы, частица
бы пишется отдѣльно. Поставивъ еже-
ли вм. если, мы увидимъ, что неудобно
писать слитно ежелибы.
*Естественный.
(Есѳи́рь). См. Эсѳи́рь.
Ефе́съ (нѣм. Gefäss, отъ fassen — хва-
тать).
Ефимокъ (Ефимъ вм. Іоакимъ). Поль.
Ioachimik съ нѣм. Ioachimsthaler, по
имени городка въ долинѣ Рудныхъ
горъ въ Богеміи, гдѣ чеканились
первые талеры.
Ефремъ (евр. Ефра́имъ).
Евре́йторъ (нѣм. Gefreiter).
*Ехидна.
Ея (произн. её), род. пад. для отличія
отъ вин. её.
*Ееимо́ны (вм. „меѳимоны“, гρ. με ημών
съ нами.

Ж.
Жалейка.
Жалованіе (дѣйствіе, выражаемое гла-
голомъ жаловать).
Жалованье (содержаніе, присвоенное
должности или занятію).
Жалче, сравн. ст. прил. жалкій.
Жареный. — Жаровня 694.
Жда́ный.
Же, жъ. — Желанный.
Железа; мн. ч. железы (ц.-сл. жлѣза.
серб. жлезда, жлjезда, чеш. žláza) 739.
[Жёлобъ]. См. Жо́лобъ.
Жёлтый 728. (Лат. flavus; нѣм. gelb;
англ. yellow).
[Жёлудь]. Жо́лудь. Желудко́вый.
Жёлчь (отъ желтый) 728.
Желѣзо (серб. железо, чеш. železo,
польск. żelazo, лит. geleźis).
*Жемчу́жинка.
Жена. — Женинъ [Же́ннинъ].
Женитьба.
*Жёнка; жёнушка.
Жену; женёшь, жену́тъ, ц.-сл. отъ
гнать. См. это сл.
Женщина.
*Жердь. — Жёрдочка.
*Жеребей, — бья.
Жёрновъ. Гот. qvairnus (мельница); лит.
girna (жерновъ ручной мельницы).
Жёсткій.
*Жестя́нный (напр. мастеръ).
*Жестяной (изъ жести сдѣл.).
*Жечь, жгу, жжёшь, жгутъ.
Жженіе (кор. жг), жжёный 691.
Житейскій.
Житомиръ.
*Жо́лобъ (одного корня съ глаг. дол-
бить?) — Ц.-сл. жлабъ; серб. жлеб, ждлеб;
польск. żłób. — Желобокъ.
*Жо́лудь. Желудко́вый.
Жужжать, жужжатъ.
Жупанъ. Сред.-лат. jupan. jopan (Добр.
Etymologikon, 79). Як. Гриммъ сбли-
жаетъ съ гот. sipôneis (W. Stefan. Kl.
Serb. Gramm, стр. II).
З
Забіяка (отъ забить).
Заблагоразсудить.
Заболѣвать.
*Забытьё. — Завалинка.
Зависѣть, завишу, зависишь, зави-
сятъ. Любопытное измѣненіе ударенія
гл. висѣть вслѣдствіе прибавившагося
впереди слога.
Завтра (за-утра; за, предлогъ, въ значе-
ніи: во время, съ род. пад.).
Завтракъ. — Завтрашній.
Завѣ́дывать, завѣ́дываютъ и завѣ-
дуютъ. — Завѣ́дывающій и Завѣ-
дующій 718.
Завѣта. Завѣщать. *Завѣщава́ть.
*Завядшій.
*Загнѣта (см. гнѣти́ть). Мѣсто въ печи,
куда загребаютъ жаръ. (Произн. за-
гнёта).
Загорать 714.
За границей; за границу. См. Гра-
ница. — Заграничный.
Задолго.
За́дхлый и затхлый 704.
Заёмъ, займа и займа.
Заживо.
Зайти, зайдутъ 697.
Закадычный (отъ сущ. кадыкъ — гор-
тань) 704.
*Заки́нѳъ (островъ).
Закоренѣлый.
Закору́злый (также: заскорузлый).
Закоснѣлый.
Закоулокъ.
Закулисный.
Зала, залъ, зало. Зала означаетъ во-
обще комнату довольно большихъ раз-
мѣровъ съ извѣстнымъ назначеніемъ;
залъ принадлежитъ какому-нибудь
учрежденію съ спеціальною цѣлью и
обыкновенно предполагаетъ еще зна-
чительнѣйшіе размѣры. Что касается
слова зало, которое часто красуется
на парикмахерскихъ вывѣскахъ, то
едва ли можно и нужно признавать за
нимъ право гражданства 771.
*Залежь, —жи.
*Залихватскій.
Залпъ (фр. salve, выстрѣлъ изъ нѣсколь-
кихъ орудій разомъ).
Заматерѣлый. Отъ прил. матерой. Ср.
сущ. материкъ. Употребительна и ф.
заматорѣ́ть, заматорѣ́лый, образо-
вавшаяся по удобству произношенія.
Замораживать.
Замужемъ; замужъ. Замужъ, остатокъ
древней формы винит, падежа, какъ
въ выраженіи на конь.
Замужняя. — Заму́жство и замужество.
Замша (нѣм. sämish Leder, отъ франц.
chamois, олень).
[За́мшаный]. въ „Р. Прав.“ замшевый.
*Замѣсить, замѣшенный. — Замѣшать,
замѣшанный.
Занавѣсъ, м. р., и Занавѣсь ж. p.
Зане (вм. за-е; н призвукъ), т. е. за
тѣмъ что, собств.: за то что, ибо.
Заново.
Заносчивый 707.
Заодно.
Запечатлѣнъ (произн. запечатлёнъ).
Заплаченъ (произн. запло́ченъ).
*Заплѣснѣть, заплѣ́снѣлый, заплѣс-
невѣлый.
Заповѣдь. *Заподлицо.
Заподо́зрѣть, заподозрѣнъ.
*Запонка. За́понъ.
*Запоши́вка.
Запретить. Запретъ.
Запросто.

Запрячь (произн. „запре́чь“) прош. за-
прягъ (произн. „запрёгъ“).
Запѣвала, р. п. —лы.
Зарабатывать. — За разъ.
*Заранѣе, усѣч. зара́нѣ.
Зарасти. — Зарастать. — Зарастить. —
Зараща́ть. — Заросль.
*Заржавѣть, заржавѣлый.
Зарождаться.
*Зара.
*Заслуженный. — Заслужённый.
Застить, защу, застятъ.
Застрѣленъ (прич. гл. застрѣлить).
*Застрѣха.
*Застря́нуть, застрять, застревать.
Застѣнчивый.
*Засуха.
*Застѣнокъ.
Затмевать. Соверш. видъ затмить.
Обыкновенно пишутъ „затмѣвать, за-
тмите“, но это можетъ основываться
развѣ только на аналогіи съ словами
сомнѣваться, сомнѣніе. Въ этомъ по-
слѣднемъ случаѣ нормою служить ц.-сл.
мнѣти, тогда какъ отъ затмить
страдат. прич. будетъ затменъ и сущ.
затменіе. Формы же „затмѣть“ пред-
полагать нельзя. Ср. дмить, надме-
ва́ть, надменный, (воз)намѣрить-
ся, намѣреваться, намѣреніе.
Затменіе 739.
Зато, за то.
Затѣвать, затѣять, затѣютъ.
Затѣмъ, за тѣмъ.
Затѣя. Затѣйникъ.
*Зауря́дъ.
Заурядный. Собственно значитъ почти
то же, что исправляющій должность
(урядъ — польское слово = чинъ, долж-
ность), но въ настоящее время, по не-
доразумѣнію, употребляется въ значе-
ніи: обыкновенный, дюжинный).
*Заусеница.
Заутреня; къ заутренѣ.
Зачастую.
Зачѣмъ, за чѣмъ.
Заяцъ (ц.-сл. заіацъ). Произн. заецъ,
уменьш. зайка, заенька. Род. зайца.
Заячій, заячья, —чье.
(Збру́я). См. Сбруя.
Званый.
Звено. Польск. dzvono. Ср. позвонокъ
(часть спинного хребта) 739.
Звенѣть, звеню, звенятъ.
Звѣзда. Серб. звиjезда; чеш. hvzěda,
польск. gwiazda). Основное понятіе
корня зв — яркій свѣтъ; онъ же далъ
слова: звиздать (чеш. hvihzdati, польск.
gwizdać) и свистать: извѣстно, что
первоначально впечатлѣнія сильнаго
свѣта и звука выражались одинаково.
Ср. нѣм. hell, нынѣ свѣтлый, а въ
древн. зн. звонкій (гл. hallen).
Звѣрёкъ [звѣрокъ], — Звѣрскій.
Звѣрь. Серб. звиjер; чеш. zwéř, польск.
zwierz; лит. źweris. Ср. гр. θήρ, дат.
fera; нѣм. Thier.
Зги Божьей не видать. Зга — не то ли
же слово, что чеш. zaha. — утреннее
небо?
Здать, зи́ждутъ. Употребляемое по не-
доразумѣнію неопр. наклоненіе. „зиж-
дить“ (напр. въ словарѣ Даля) непра-
вильно. Сер. зидати чеш. zditi.
Здороваться, здороваются.
Здоровье. О здоровьѣ или —ьи.
*Здравствовать, здравствуй.
Здравый (собств. сдравый; ц.-сл. съ-
дравъ).
Здѣсь (ц.-сл. сьде) 703. 738. — Здѣшній.
Зеленной (прилаг. отъ зелень): зелен-
ная лавка.
Зеленщикъ. Зелёный. (Ср. зелье).
Землетрясеніе.
Земляной. Земляника.
Зеркальце.
*Зерно. Зёрнышко. Зернь.
Зиждитель. Отъ гл. здать, зиждутъ.
Зи́жду, зи́ждешь, зи́ждутъ. Зиждется,
а ни какъ не „зиждится“, форма, ко-
торую намъ случалось встрѣчать даже
у лучшихъ писателей. См. Здать.
Зипу́нъ. Гот. sipôneis. Ср. Жупанъ.
Зіять; — зи́нуть. Первой, ц.-сл, формѣ
соотвѣтствуетъ русск. зѣвать. Вторая
неупотребительна безъ предлога раз.
См. Разинуть.
Злодѣй.
Змѣй, змій. Змѣя 737.
Знаменіе.
*Знаменоно́сецъ, —сца.
*Знахарь, знахарка.
Значить, значишь, значатъ. Прич.
Значащій. Прилаг. зна́чущій.
Зоба́ть, зо́блешь, зо́блютъ, также зо-
ба́ешь.
Зодчій (отъ здать). Зодчество.
Зонтикъ.
*Зрелище.
Зрѣлый. Зрѣть, зрѣютъ (созрѣвать).
Зрѣніе. Зрѣть, зрю, зрятъ (видѣть).
*Зубръ.
Зубрило (оруд.). Зубрила (лицо) 754.
Зыба́ть, зы́блю, зыблешь, зы́блютъ.
(Соверш. ошибочна форма неопред.
наклоненія: „зыбить“ или „зыблить,
зыблиться“, которая иногда встрѣ-
чается даже у хорошихъ писателей,
напр. въ стихахъ графа А. Толстого:
„Уже одежда зыблилась“. „Вкругъ устъ
какъ будто зыблилась улыбка“. Это то
же, что сказать: „сыплилось, дремли-
лось“, вм. сыпалось, дремалось).
Зѣвать. См. Зіять.
Зѣвъ. *Зѣвота.
Зѣло (названіе буквы и нарѣчіе).
Зѣница. Обыкновенно думаютъ, что
первоначальная форма — „зрѣница“;
но если бъ было такъ, то въ какомъ-
нибудь славян. нарѣчіи эта форма со-

хранилась бы; между тѣмъ мы вездѣ
находимъ то же самое: чеш. zenica
(Юнгманъ со ссылкою на иллир. ze-
nica). Серб. зjеница. Въ словарѣ Стул-
ли кромѣ того zjěnica. Шимкевичъ
вовсе пропустилъ это слово. Микло-
шичъ (V. Gr. I, 243) производитъ его
отъ корня зѣ: рус. позѣть — посмо-
трѣть. У Даля, кромѣ того, зетить.
Ср. у Держ. озѣтить 739.
И
Ива́ньгородъ (Ивань — притяжат., то же,
что Ивановъ).
Иванъ.
Идиллія. Γρ. ειδύλλίον (= картинка).
(Идти). См. Итти.
Иждивеніе (вм. изживеніе) 690, 692.
Ижора 758.
Изба. (Собств. истба; ср. нѣм. Stube).
Известь, известка (άσβεστος, отъ σβεννύ-
vat — гасить) 748.
Извнѣ.
Извозчикъ 708.
Извѣстіе. — Извѣстный.
*Изгородь, —ди.
Издавна.
Недалека и издалёка. — Издали 780.
Издревле.
Издѣваться.
Издѣ́тства.
Изжарить.
Изжену́, изженёшь, изжену́тъ (цер.
слав. отъ изгнати). Нѣкоторые отъ
формы изжену неправильно обра-
зуютъ неопр. накл. „изжени́ть“ вм.
изгнать, и 3-е лицо наст. „поженит-
ся“ вм. изженётся. См. Гнать.
Изжога.
Иззябнуть.
Излишній; излишне.
Изломать (др.-сл. изламати).
Изможденный (вм. измозжённый).
*Изморось (отъ моросить).
Изнанка. Вм. изнаника (или просто на-
ни́ка, нани́чка) отъ на́никъ, на́ничь —
т. е. лицомъ внизъ, то же, что нич-
комъ. — Оттуда нани́чникъ — выворочен-
ная одежда (Толк. словарь Даля).
Изнутри (не „извнутри“).
Изойти, изойдутъ.
*Изострить и изощрить. — Изощрять.
*Изразецъ, —зца́.
Израненный.
Изрекать. — Изречь. — Изреченіе.
Изрѣдка.
Изсиня.
Изслѣдовать. — Изслѣ́дывать 717.
Изстари.
Изъ-за. — Изъ-подъ.
Изыскать. — Изысканіе.
Изья́нъ (а не „изъянъ“: перс. ziian,
ущербъ, вредъ). Здѣсь изъ не есть
предлогъ.
Изюмъ (тур. izoum). *Изюминка.
Изящный (древн.-сл. изѧштьнъ; по Мик-
лошичу, отъ корня изьм и суфф.
шта = щ).
Икона (греч. είκών, нов.-гр. εικόνα).
Иларіонъ 763 (гр. Ιλορίων или позднѣй-
шая форма Ιλάριος).
Иліада (Iλιας) 763.
Иллирія.
Иллюминація. *Иллюминовать.
Иллюстрація.
Ильинична 704
Именины. Нѣтъ причины писать по
старинному имянины. Есть только
2—3 случая, когда древній юсъ въ се-
рединѣ слова переходитъ въ ян, а не въ,
ен, именно въ словахъ: племянникъ,
стремянный, кляну.
*Именинникъ.
Имперіалъ 764.
*Импреса́рій (отъ ит. impresa, пред-
пріятіе).
Импровизова́ть 773.
Имѣньице 723.
Индивѣть (отъ иней со вставкою д).
(Индифферентизмъ), по „Р. Правоп.“
*Индиференти́змъ.
Индѣ. Нарѣч.
Индѣецъ; индѣйскій 738. Эти формы
употребительны только когда рѣчь
идетъ о туземцахъ Америки; о перво-
бытныхъ жителяхъ Остъ-Индіи гово-
рятъ: Индусы, Инды, Индійцы.
*Индѣйка, индѣ́янка.
Иней, род. пад. инея.
Инженеръ (фр. ingénieur, отъ слова
génie. Др.-русск. переводъ: Размыслъ)
768.
Иннокентій.
*Интеллигенция.
Интересъ 763.
*Интриганъ (фр. intrigant).
Ипполитъ.
*Исаія.
*Исакій, Исаакъ, Иса́кіевскій.
Искать, ищутъ. Истецъ.
Искони.
Искренній, и́скрененъ, и́скренно. См.
подъ словомъ Дальній.
Искусный.
Искусство. Искусственный 693.
Испестрить; испещрять (какъ изо-
стрить, изощрять; умертвить, умерщ-
влять; ср. слать, шлю; смыслить,
смышлёнъ).
Исповѣдь. — Исповѣ́дывать, исповѣ-
дать 718.
Исподволь (и́сподоволь).
Исподлобья. — Исподтишка.
Испоко́нъ; испоко́нъ вѣка.
Исполать (εις πολλά ετη) 748.
Испытать. — Испытывать.
Истаева́ть, истаява́ть 718.
Истина, сущ. — Истинна, краткое прил.
жен. рода.
Исторіографъ (ιστοριογράφος).

Истощать (ср. тощій).
*Исцѣленіе.
Исчадіе. — Исчезать. Исчезнуть, ис-
чезнешь, исчезнуть 699. 707.
*Исчи́лить.
Итакъ. И такъ.
Италіа́нскій (итальянскій) 763.
Итогъ. *И того.
Итти (идти), иду, идутъ 696.
Йоркъ.
І
Іаки́нѳъ.
Іе́влевичъ (а не „Іовлевичъ“, оттого что
имя Іовъ въ народномъ обиходѣ по-
лучило форму Іевъ (съ удареніемъ на і,
вслѣдствіе чего о измѣнилось въ е,
какъ послѣ шипящихъ, когда эта глас-
ная безъ ударенія).
Іезуитъ. — Іена. — Іерархія. — Іерей
765.
*Іереме́я.
Іероглифъ 765.
Іеронимъ. — Іероѳе́й (нар. *Ероѳей). —
Іерусалимъ 765.
*Іоакимъ, народн. Якимъ.
Іовъ. — Іонаѳа́нъ. — Іордань (народн.
Іерда́нь).
[Іоркъ]. Йоркъ.
Іосифъ. Народн. Осипъ.
Іудей 766. *Іуда.
Іюнь, іюньскій. — Іюль, іюльскій
745. 766.
К.
Ka [ко] (частица): посмотри-ка.
Кабатчикъ 708.
Кавалеръ.
Кавыка, кавычка.
(Кавы́ль). См. Ковыль.
Кадило.
Казакъ [*Коза́къ] (тюрк. kazâk, кай-
сакъ) 713.
Казённый.
Казимиръ. Ср. Владимиръ.
[Казовый] въ выраженіи: казовый ко-
нецъ, по „Р. Прав.“ Хазовый конецъ.
*Кайма, мн. ко́ймы. Каёмка.
Какъ же (а не „какже“) на томъ осно-
ваніи, что пишутъ такъ же, когда
первое слово сохраняетъ свое перво-
начальное значеніе.
Какой-нибудь — Какъ-нибудь.
*Какъ разъ.
Какъ-то.
Каламбуръ. — Каламбурить.
Каламянка (нѣм. Kalamank. Сред.-лат.
calamancus, шерстяная матерія).
Каланча.
Калачъ. [*Кола́чъ]. Правильнѣе было бы
неупотребительное колачъ, т. е. круглый
хлѣбъ (отъ коло = кругъ) 713.
*Кали́фъ. [Халифъ].
Каллиграфія (гр. κάλλος — красота).
Кало́ша (фр. galoche, сомнительнаго
происхождения, почему и нѣтъ надоб-
ности писать „галоша сходно съ фр.).
Калька (перс. кâ1ек = безобразный, гр.
κολοζ = изувѣченный).
*Камедь (гр. κομμίδων, отъ κομμί,
gumnu).
Камелёкъ.
Каменщикъ.
Камергеръ. — Камердинеръ 761.
*Камеръ-лакей.
Камеръю́нгфера. — Камеръю́нкеръ.
*Камешекъ.
*Камилавка.
Камка.
Кампанія (фр. campagne = походъ) 765.
[Камфора]. *По „Р. Прав.“: камфара.
Камфарный.
*Камышъ.
*Камы́шевый.
Канапе (фр. съ греч. κωνωπήιον, кровать
съ занавѣсками, отъ κώνωψ, комаръ).
*Кандалы, —о́въ.
Кандела́бръ.
(Канди́теръ). См. Кондитеръ.
Каникулы (лат. canicula, созвѣздіе пса).
Можетъ относиться только къ жар-
кому лѣтнему времени. Какъ названіе
вакацій, выходитъ изъ употребленія;
особенно неумѣстно, когда рѣчь идетъ
не о лѣтнихъ вакаціяхъ. Нелѣпо гово-
рить: зимніе, пасхальные каникулы.
Канифоль 750.
(Канунъ). См. Наканунѣ.
(Кану́ра). См. Конура.
Кануть (сокр. вм. капнуть, какъ тонуть
вм. топнуть).
(Канфо́рка). См. Конфорка.
Канцелярія (сред.-лат. cancellaria, отъ
cancelli = балюстрада) 761.
Канючить (отъ канюкъ = „полевой кор-
шунъ, докучающій клектомъ“. — Даль).
Капетоли́на. [Капитолина].
Капище (отъ капь = изображенiе).
*Капканъ.
Каплунъ (ср. κόπτείν. нѣм. kappen, шв.
kappa, анг. to chop, ah. couper), Kapp-
hahn = Kapaun.
*Каптенармусъ.
Капуци́нъ 733.
Капуя 766.
*Капцу́нъ (нѣм. Kappzaum).
*Капюшонъ (фр.).
*Ка́ра (наказаніе).
(Каравай). См. Корова́й.
Каракуля (тюрк. karakulla, дурная рука,
дурной почеркъ).
Карандашъ (тюрк. кара = черный,
ташъ = камень). Обл.: кара́ндышъ =
карликъ.
Карась (нѣм. Karausche).
Кардамонъ (гр. κάρδαμον).
Карета (дат. karreet отъ итал. carreta)
761.
Карикатура (итал. caricatura, отъ cari-
care, charger) 763.

*Карла, р. п. карлы (карликъ).
Карнизъ (нѣм. Karnies отъ гр. κορωνίς,
фр. corniche).
*Карпетка (польск. skarpeta).
Kappé. Пушкинъ склоняетъ это слово,
напр. „три фаса одного каррея“. (Соч.
т. XI, 283).
*Карское море. Карсская крѣпость (по
имени города Карса).
Картечь, ж. р. (нѣм. Kartätsche отъ ит.
cartaccia, фр. cartouche).
Картофель, муж. р.
Картузъ (голл. kardoes).
Карусель, ж. р., — ли (фр. carrousel, ит.
carrosello).
(Каря́читься). См. Корячиться.
*Карѳаге́нъ.
Касатка [косатка] 713.
Касаться. — Коснуться 714.
Касса (нѣм. Kasse). — Кассиръ.
Кастрюля (ит. casserola).
Катавасія (греч. κατάβασις = собств.
сходъ, въ церковной службѣ соеди-
неніе двухъ клиросовъ въ серединѣ
храма) 763.
Катаръ (греч. κατάρροος — собств. исте-
ченіе. — Катаральный 763.
Катерина. См. Екатерина.
Каторга (нов.-греч. κάτεργον, иллир. и
далм. katorga = галера; см. Морск.
Сборн. 1862, № 2, статья Елагина о
флотѣ).
Кафтанъ. — *Кацавейка.
Кашель. — Кашлять. Кашлянуть.
(Кащей). См. Кощей.
Ка́ѳедра. — *Каѳи́зма.
Квартира. — *Квартирмейстеръ.
Келарь. — Келья. (Собств. ке́ллія).
Керосинъ (греч. κηρός = воскъ).
Кесарь (греч. форма латинскаго имени
Цесарь или Цезарь).
*Кипятить.
Кипятокъ —тка́.
Кириллъ. Народн. Кири́ла 753.
*Китаецъ, китаянка.
*Китель, —ля.
Кланяться (но поклоняться) 711.
*Клапанъ (нѣм. klappe).
Классифи́ровать 773.
Классъ. — Классный; классическій
762.
Класть, кладутъ. Кладчикъ 708.
Класъ (колосъ). — Клеверъ 762.
Клеветать, клевещешь, клевещутъ
714.
Клевретъ (кельт, colibertus. Пав. II,
§ 61).
*Клёвъ (о рыбѣ).
Клеёнка (отъ страд. прич. клеёный).
Клеить, клеишь, клеятъ 714.
Клей. 737 — * Клейстеръ.
Клеймо (исл. kleima — пятно).
*Клекта́ть, клёкчутъ.
*Клёктъ (орлиный).
*Клещи, — ей.
Клёцка (нѣм. Klösschen).
Клиросъ (гр. κλήρος) 749.
Кліэ́нтъ (лат.).
Клохтать, клохчутъ.
Клумба (поль. kląb, отъ англ. clump).
Клѣть, клѣтка.
Клювъ (=клеванье, о рыбѣ).
Клясть, кляну, клянутъ (правильнѣе
было бы неупотребительное клену.
См. именины).
*Клювъ (птич. носъ).
*Клюквенный.
*Клянчить, —чатъ.
Кнутъ (сканд. knytta = бить).
Князь. Княгиня. — Княжить.
(Ко) частица. См. ка.
-ко, окончаніе малоросс. фамильныхъ
именъ 756.
*Кобура.
Ковёръ (скр. kub, kumb = покрывать,
разстилать. Серб. губер. = одѣяло, хо-
рут. kober, чеш. koberec).
Коверкать.
Коврига, коврижка (серб. кврга).
Ковчегъ (нов.-гр. καυκών, лат. caucus).
Ковшъ. — Ковшикъ (чеш. koflik, kofli-
ček).
Ковыль. (Кавы́ль) —ля.
Ковырять.
Коготь, мн. ч. когти, —ей 703.
Кое-какъ, кое-что, кой-кто, кой-гдѣ,
кой-куда.
Кожаный 695.
(Коза́къ). См. Казакъ.
Козлы (пол. kozły), козелъ.
*Козырёкъ, —рька́.
Козырь (пол. kozera), —ря.
Козьма (собственно Косьма́. Народн.
Кузьма) 745.
Козьми́нична 704.
(Кола́чъ). См. Калачъ.
Колебать, колеблю, колеблешь, ко-
леблютъ 714.
Коленкоръ. (Переиначенное фр. слово
calicot отъ Kalkutta).
Коле́счатый 707.
Колетъ (поль. kolet, шв. kolt, отъ итал.
colletto).
Колея. *Колеи́на (отъ коло, колесо).
Колизей.
Коллегія. — Коллежскій 761. 766.
*Коллекція.
(Колодезь) Колодецъ; — цр.-сл. кладѧзь.
Ср. гот. kaldiggs; дат. kild, родникъ).
Колонна. — Колоннада 762.
Колоссъ. — Колоссальный 762.
Колосъ (црк.-сл. класъ).
Колоть, колю, колешь, колютъ.
*Колпакъ.
Колыбель, —ли. 737. Колымага.
(Колѣ́ка). См. Калѣка.
Колѣно. Множ. колѣна и колѣни ко-
лѣ́нья = составы, части цѣлаго.
Коляска (поль. kolaska, отъ обще-слав.
коло).
Команда (фр. comman de) 761.
Командировать. — Командовать 773.

Комедія.
Комендантъ 761.
Комиссаръ. — Комиссіонеръ 762.
Комиссія. — Комитетъ 762.
Комментарій, -ріевь. —Комментаторъ.
Коммерція.
Коммуникация. — Коммутаторъ.
Комодъ. — Комолый.
Компаніо́нъ, компаньонъ, -ка 765.
Компанія (фр. compagnie = общество)
765.
Компасъ (сред.-лат. compassus).
Компрессъ. — Компромиссъ.
*Компрометировать.
Конвертъ. (Передѣл. изъ кувертъ, фр.
couvert).
Конвоева́ть, конвоировать.
Конгрессъ.
Кондитеръ *[Канди́теръ] (отъ лат.
condire = приправлять).
Кондратій (собств. Кодратъ, отъ греч.
Κοδρατος). Такимъ же образомъ передъ
д вставляется н, напр. въ имени Ан-
дреянъ вм. Адріанъ. Еще чаще, на-
оборотъ, послѣ н прибавляется д: Пав-
скій приводитъ Индрикъ вм. Генрихъ
Филол. Набл. I, § 65, прим. Ср. Мах
Müller-Böttger. 2-я серія лекцій, стр.
168).
Конечно; конечный.
Конкуренція. — Конкурировать.
Конный.
Конопатить. — Конопляный.
*Конта́рь (съ мадьяр.).
Контора (фр. comptoir, отъ compter =
считать).
Контрабанда (итал. contrabbando, т. е.
противно запрещенію).
Контрабандистъ (а не „контрабан-
диръ“, ибо и нѣмцы свое Contraban-
dier произносятъ какъ французы).
Контрактъ (лат. con-tractus, соглаше-
ніе). Раздѣлять слѣдуетъ кон-трактъ,
а никакъ не „контр-актъ, равно, какъ
и кон-трагентъ (con-trahent), а не
„контр-агентъ“.
Контролёръ (фр. contrôleur).
Конура [Кану́ра] (изъ комора?).
Конфетчикъ.
Конфеты (итал. confetti). Нѣтъ надоб-
ности соображаться съ латино-нѣм.
konfect: иначе какъ бы пришлось пи-
сать второобразныя слова: конфетка
и конфетчикъ?
Конфорка, собств. комфорка (голл.
komfoor, снарядъ для разведенія огня).
Конченъ (прич. гл. кончить) — Кон-
чикъ.
Копейка. — Копеечный 739. Произво-
дить ли это слово отъ копье или, по
Сенковскому, отъ монголь. „копека“
(мелкая монета хановъ Золотой орды)1,
нѣтъ причины писать ѣ.
Копейщики (ратники, помѣщенные ме-
жду гусарами и рейторами. П. Собр.
Зап. III, 1554).
Копьё. — Копьецо 723.
*Копна.
*Копнуть (отъ гл. копать).
Кораллъ. — Коралловый.
*Корёжить, корёжатъ.
*Корзина.
Коридоръ (отъ ит. correre; въ роман.
яз. часто испорченная форма: colidor)
749.
КоринѲЪ. — Корифей (κορυφαίος отъ
κορυφή, голова, вершина).
Коричневый (отъ корица) 704.
Корнать (серб. крньити = разсѣкать;
чеш. krnéti).
Корова.
Корова́й, правильнѣе чѣмъ Каравай,
на основаніи ц.-сл. и болг. кравай,
серб. краваль 713.
Корока́тица (sepia) отъ корокъ (кракъ),
нога, чрезъ возможное прилагатель-
ное корокатый — длинноногій: это жи-
вотное принадлежитъ къ породѣ такъ
называемыхъ главоногихъ моллю-
сковъ (cephalopoda). Того же проис-
хожденія слова: корячить, окорокъ.
Болг. крака, нога; серб. крак, длин-
ная нога.
Коромысло (составъ не объясненъ).
Коростель, -ля.
*Коропу́зъ.
Корочу́нъ.
Корпѣть (ср. лат. torpor = косность),
Корректоръ, — Корреспондентъ.
*Кортома́.
Корчитъ, корчатъ (ср. лат. torquere)
715.
Корячиться. — Корячка. См. Корока́-
тица.
(Косатка). См. Касатка.
Коснуться (хотя касаться).
Косой.
Костёлъ, -ёла (поль. kosciol).
Костёръ, -тра (исл. köstr).
Косынка.
Косьба.
Кося́щатый 710.
Котомка.
Коу́рый, коу́рка.
Кофе, кофей, 773, кофеинка, кофейня.
Г. Буслаевъ справедливо замѣтилъ,
что даже тѣ, кто не склоняетъ формы
кофе, употребляютъ ее въ муж. р.:
горячій кофе (Ист. гр. I, § 97). Тур-
геневъ: „Ему принесли кофею“ (Нака-
нунѣ, 343).
Кочанъ, -а. — Ко́чень (лат. cos, cotis =
камень)
*Кочерга.
Кочерыга, кочерыжка (ср. гл. коче-
нѣть и сущ. кочера́, сучковатое де-
1) Библ. для Чт. 1854, № 1.

рево, откуда народн. кочериться, упря-
миться).
*Кошачій (отъ неупотр. коша) и Ко́-
шечій (отъ кошка).
Кошель. — Кошелекъ.
Кощей [Кащей].
Кравчій (иначе крайчій, отъ край, кра́и-
шекъ, кроить. Ср. чеш. krejčí = портной).
(Крапива). См. Кропи́ва.
Красоу́ля (-вуля).
Крахмаль (нѣм. Kraftmehl).
*Крайній. Нарѣчіе крайне.
Крейсерова́ть (франц. étre en croi-
siére), глаг. отъ сущ. крейсеръ 773.
Крейсеръ. (Голл. kruisser, отъ глаг.
kruissen, нѣм. kreuzen, — крестообразно
двигаться). Военный корабль, который
ходитъ то въ одномъ, то въ другомъ
направленіи по морю съ цѣлію наблю-
дать за движеніями непріятельскаго
флота. (Франц. croiseur).
Крендель. (Вм. кре́нгель, отъ герм.
Kring, ring = кругъ, кольцо). Такимъ
же образомъ въ лѣтоп. Дюргій вм.
Гюргій, въ бѣлор. аньдель и наоборотъ
въ сѣв.-великобр. гля вм. для (См.
Буслаевъ) Ист. Гр. I, § 37).
*Крепъ.
Кресло (поль. krzesło).
Крести́шко 754.
Крестный 705 и Крёстный.
[Крехтѣ́ть]. По „Р. Прав.“. Кряхтѣть.
Ср. поговорку: „Все охъ да крёхъ“.
*Кречетъ.
Крешендо, не „крешчендо“ (ит. cre-
scendo) 769.
Кринка, (Крынка) 745.
Кристаллъ (гр. κρύσταλλος).
Кровообращеніе.
Кровяной.
Кромѣ (собств. мѣстн. падежъ сущ.
крома. Народ, окро́мѣ.
Кромѣшный (= внѣшній).
Кропи́ва, [*крапива] ср. польск. kopr. =
укропъ; pokrzywa = кропива).
Крупинка.
*Крупи́чатый.
Крыжовникъ (ср. поль. krzew, чеш.
křowi, кустарникъ).
Крыло (ц.-сл. крило) 745.
Крылось (народн. вм. клиросъ).
[Крынка] см. кринка.
Крѣпкій. — Крѣпость.
*Крякнуть.
Кряхтѣть [Крехтѣ́ть].
Кса́нѳій.
Ксёндзъ.
Ксенофонтъ.
Кстати 780. Окончаніе не ѣ, а и, отъ
сущ. стать: „А мнѣ-то что за стать?“
(Крыловъ): — едва ли не единствен-
ный случай, когда предлогъ къ пи-
шется слитно. (Начертанія: „кверху“,
„книзу“, не освящены обычаемъ).
Кто, кѣмъ. — Кто-либо. Кто-нибудь.
Кувыркнуть (и кувырнуть).
Кудель 737.
Ку́дерь, муж. р., род. п. ку́дря, мн.
кудри, -ей. Многіе ошибочно думаютъ,
что это имя женскаго рода.
Кузнечикъ, р. п. кузнечика 720.
Кузьма. См. Козьма.
Кулебяка (фин. kala = рыба.
Кулиса.
Куличъ, род. и. кулича (гр. χόλλιξ)
*Куманёкъ, —нька.
Кумиръ (фин. kumartaa = кланяться,
поклоняться).
Купель (въ др.-сл. кѫпѣль; но нынче,
по аналогіи съ другими словами того
же окончанія — колыбель, обитель, коро-
стель — пишутъ е).
*Куполъ.
Курила, сущ., р. и. —лы 754.
Куріо́зный [курьёзный] 765.
Куролесить (отъ греч. Κύριε έλέησον,
Господи помилуй). См. Буслаева О
препод. отеч. яз. 1-е изд., ч. II.
Куры (фр. la cour): строить куры.
*Курфи́рстъ, Курфи́ршескій, —ше-
ство.
Курьеръ (фр. courier).
Кусочекъ, —чка.
*Кутерьма.
Кутила, сущ., р. п. —лы 754.
Кутья 748 (греч. κηδεία = похороны по
Рейфу; но не вѣрнѣе ли принять для
сближенія: τά κοιταια έπίσττένδειν — на-
питься передъ сномъ и вмѣстѣ съ тѣмь
совершить возліяніе).
Кухня, р. п. мн. ку́хонь, обычнѣе не-
жели кухонъ.
Кухонный.
Кучеръ (нѣм. Kutscher).
Кюме́нь (рѣка въ Финляндіи).
Кѣмъ (тв. пад. мѣстоим. кто).
Л
Лабазъ.
Лавировать (голл. laveeren).
Лагерь.
Ладанъ (гр. λάδανον).
Ладонь [Лодо́нь] (вм. долонь = длань).
*Ладья.
Лазать, лазаютъ. Лазить, лажу, ла-
зятъ.
Лазейка.
*Лазу́ревый и лазоревый.
Лазутчикъ 708.
Лампасы.
Лапсердакъ (евр.).
Лапша.
Ласочка (отъ ласка, ласица, mustela
nivalis, изъ рода хорьковъ, иначе но-
рокъ, по Далю, у котораго „ласточка“
въ этомъ зн. невѣрно).
Ласточка, ла́стка (hirundo).
Латинскій. — Латынь 745, по-латыни.
Латунь (исл. látun, англ. latten, фр.
laiton и т. д.).
Лаха́нь [лохань] (гр. λεκάνη).

*Лацканъ.
Лаять, лаютъ.
*Левіаѳа́нъ.
Левкой (гр. λευκόϊον, отъ λευκός =бѣлый;
ϊον = фіалка).
Легавый (chien couchant).
Лёгкій 703.
Легонькій.
Ледащій [ляда́щій].
Леденецъ, по „Р. Прав.“ — ледяне́цъ. —
Ледяной. — *Ледянѣ́ть.
*Лежмя.
Лезвеё [лезвіе] (неизвѣстнаго происхо-
жденія).
Лекало.
(Лекарь). См. Лѣкарь.
Лексиконъ.
Лелѣять, лелѣешь, лелѣютъ.
*Лемёхъ.
Лента.
Лепетать, лепечешь, лепечутъ.
Лепёха. Правильнѣе было бы неупо-
требит. лѣпёха.
Лепта (гр. λεπτόν, отъ прил. λεπτός, ма-
лый, слабый).
Леса („нить, или шнуръ на удѣ“. Даль).
Летѣть, лечу, летятъ.
(Лечить). См. Лѣчить. Лѣчебница.
Лечь, лягутъ. Повел, лягъ, лягте.
Лещь, леща 706. 744.
Лизавета, Лиза. Ли́занька. 720. 751.
См. Елизавета.
Лилейный 738.
Линейка. — Линейный 738.
Липнуть (ср. гл. лѣпить).
Лира (λύρα).
*Лиса; ли́санька.
Листва, ли́ствіе. *Лиственница. В въ
окончаніи объясняется подъемомъ ера
(=у) въ этотъ звукъ. Ср. Медвѣдь,
медвяный.
Литейный (отъ литье).
Литера.
Литература. Литераторъ 763.
Литія (гр. λιτή = молитва).
*Лиходѣй.
Лицевать, —цу́ютъ.
Лицевой. — Лицедѣй. — Лицемѣръ 732.
Лицо. Форма вин. падежа множ. числа
должна ли сходствовать съ именит.
или съ род. падежемъ? Должно ли
напр. говорить: „онъ перечислилъ всѣ
извѣстныя ему лица“, или: „— всѣхъ
извѣстныхъ ему лицъ“. Въ новѣйшее
время послѣдній способъ выраженія
сталъ рѣшительно брать перевѣсъ,
хотя правильнѣе, по аналогіи, былъ
бы первый. Когда подъ лицами ра-
зумѣются люди мужского пола, мно-
гіе ставятъ находящіяся при этомъ
имени опредѣлительныя съ мужескимъ
окончаніемъ, напр. „знаменитые лица;
лица, которые“, забывая, что тутъ дѣло
только въ грамматическомъ согласо-
ваніи, которое слѣдуетъ своимъ неиз-
мѣннымъ правиламъ.
Лишь.
Логариѳмъ.
*Лодыжка.
Ложбина (отъ сущ. логъ, исл. lag).
*Локализовать.
Ломбардъ (франц. lombard). Такъ въ
Голландіи стали называть извѣстное
банковое учрежденіе по имени Лон-
гобардовъ, между которыми въ сред-
ніе вѣка было много банкировъ, ро-
стовщиковъ и заимодавцевъ, выдавав-
шихъ ссуды подъ залоги.
Лопарь (Лаплна́децъ).
Лопасть (греч. λόφος = хохолъ, пукъ
перьевъ и т. п.).
*Лопу́хъ.
Лорнетъ. Лорнетка.
Лосось и Лосось.
Лотерея (фр. loterie, отъ герм. Loos,
lot = жребій).
(Лохань). См. Лаха́нь.
*Лоцманъ (голл. loodsman).
Лошадь (тат. алаша).
Лощина (иначе лоскъ).
Лощить.
Лугъ, род. п. луга, уменьш. лужокъ. —
Лукъ, род. п. лука.
Луки́нична 704.
Лупа (фр. loupe).
Лучшій 710.
*Льгота.
Льняной (народ. алляной)
Лѣвый.
Лѣвша.
Лѣзть, лѣзутъ. Пов. полѣзай.
Лѣкарство, лѣкарь [лекарство, лекарь]
Отъ общеславянскаго) корня лѣк, поль.
lek, зелье. Ломоносовъ правильно пи-
салъ лѣчить, избѣгая въ наст. врем.
смѣшенія съ гл. летѣть, если писать
„лечу“ вм. лѣчу; Карамзинъ же писалъ
лечить, лекарь и этимъ привелъ Греча
къ забавному заключенію, будто ле-
чить произошло отъ легчить. У насъ
нынче преобладаетъ начертаніе ле-
чить, лекарь, но неосновательно. Ср.
швед. läkare (лѣкарь). Ср. Лѣчить.
Лѣнь. — Лѣнивый. — Лѣнтяй.
Лѣпить, лѣплю, лѣпятъ.
Лѣстница; лѣсенка 705. Образовано
отъ гл. лѣзть, какъ весло, масть, ма-
сло, вясло, отъ глл. везть, мазать, вя-
зать. Цр.-слав. лѣствица.
Лѣсъ. — Лѣсничій.
Лѣто, лѣтній.
Лѣха. (Рядъ, полоса, борозда).
Лѣчба́, лѣчить, лѣчу, лѣчатъ 739. Шим-
кевичъ справедливо замѣтилъ, что про-
извольная замѣна ѣ буквою е въ этомъ
словѣ произошла отъ неправильнаго
толкованія его: по мнѣнію однихъ
(Греча), оно происходитъ отъ прилаг.
легкій (легчить!), а по другимъ, оно
заимствовано у шведовъ (läkare). Ко-
рень этого имени встрѣчается и въ
другихъ германскихъ языкахъ: гот.

lekêis — врачъ и т. д. Ср. Лѣ-
карство, лѣкарь.
Лѣшій (отъ лѣсъ).
Любить, любятъ.
Людовикъ.
Лю́дскость.
(Ляга́вый). См. Легавый.
*Лягъ, лягте (пов. н. гл. лечь).
Лягать (отъ ля́га, ляжка, нога).
Лягушка (отъ лягва). Лягушечій.
Ляда́щій [ледащій] (поль, lada, ladaco,
какой ни есть, негодный. Ср. анг.-с.
ladh, др.-в.-нѣм. leid, шв. led, фр. laid).
*Лядунка (поль. ładunek., съ нѣм. Ladung).
Ляжка (отъ ляга) 704.
М.
*Магнетизмъ. — Магнетизировать.
Магометъ.
Мадридъ.
Мадьяры.
(Ма́етникъ). См. Маятникъ.
Маетность (поль. majętność, отъ корня
ма въ глл. имати, имѣть).
Мазанка.
*Маисъ.
Майоръ [Маіо́ръ] 765.
Май, род. над. мая.
Макать (отъ корня мок) 714.
Макулатура.
Маленькій.
Маленько. Употребительно и въ дат.
падежѣ съ предлогомъ по: по-малень-
ку. То же разумѣется о выраженіяхъ:
мало-по-малу, понемногу, по нѣсколь-
ку, въ которыхъ послѣдняя часть
имѣетъ значеніе прилагательнаго въ
краткой формѣ, какъ въ нарѣчіяхъ:
изрѣдка, издавна и т. д.
Малозна́чущій 717.
Малолѣтній. Въ ц.-сл. прилагательное
отъ лѣто oбpaзуется двояко: на ный
и на ній. и оба окончанія употре-
бляются безъ строгаго различенія; у
насъ для всѣхъ другихъ сложеній слу-
житъ форма лѣтній (столѣтній, мно-
голѣтній), и только въ словѣ „мало-
лѣтный“ долго соблюдалось исключеніе,
въ сущности лишенное основанія.
Мало-ма́льски. — Мало-по-малу.
*(Ма́льбретъ). См. Мольбертъ.
Мальчишка 754.
Маменька.
Мамонтъ.
Мане́ѳа (Μανε ώ).
Манёвры (фр. manoeuvres).
Манжета (фр. manchette, отъ manche =
рукавъ).
Манишка (того же происхожденія какъ
манжета).
Манна 762.
*Мараѳо́нъ.
Маріа́мь.
Ма́рѳа.
Маскарадъ.
Масленица [масляница]: масленая
сырная недѣля.
Масленый (жирный, содержащій много
масла). Прич. отъ гл. маслишь, упо-
требляемое и какъ прилаг.
*Маслице.
Масляникъ.
Масляный. Изъ масла сдѣланный.
Масса. — Массивный.
Мастерица.
Мастеръ. Это слово перешло къ намъ
въ трехъ разныхъ формахъ: анг. master,
нѣм. Meister и поль. mistrz.
Маститый. Масть = то же, что мазь,
бальзамъ; маститый = жирный, соч-
ный, свѣжій, какъ масть. Выраженіе:
„маститая старость“ встрѣчается въ
минеяхъ и въ славянскомъ переводѣ
91-го псалма. Въ 11-мъ ст. его сказано:
„И вознесется...... старость моя въ
елеѣ маститѣ“, a далѣе, въ 15-мъ: „еще
умножатся въ старости маститѣ“. Въ
русскихъ, болѣе точныхъ переводахъ
того же псалма нѣтъ этихъ выраженій.
Въ современномъ нашемъ языкѣ эпи-
тетъ маститый неправильно прила-
гаютъ не только къ старости, но и къ
старикамъ, разумѣя притомъ не слиш-
комъ преклонный возрастъ. По акад.
словарю „маститая старость“ зн. глубо-
кая, но бодрая старость.
Масштабъ (нѣм. Maasstab).
Матвѣй (отъ Матѳей, Matthaeus, и
Матѳій, Matthias) 738.
Математика (прил. μαθηματική).
Материкъ (отъ прил. матерой).
Матеріалъ. — Матеріальный 763.
Матерѣть; также маторѣ́ть.
*Матрацъ..
Матросъ. — *Матросскій.
Мачеха [ма́чиха] (правильнѣе чѣмъ
мачиха: древн. маштеха).
Ма́шенька (уменьшит. отъ Маша).
*Машина и Махина.
(Машта́бъ). См. Масштабъ.
Маятникъ (отъ маіати = махать).
*Маѳусаи́лъ.
Мгла.
Мгновеніе.
Медальёръ.
Медаліо́нъ, медальонъ 764.
Медвѣдка (произ. медвёдка).
Медвѣдь. — Медвѣжій (изъ медв = медъ,
и ѣд).
Медвяный. (Здѣсь в, такъ же, какъ и въ
предыдущемъ, есть подъемъ ера = у).
Медицина 733.
Медлить. — Медленный.
Межа. — Между, межъ.
Между прочимъ. Многими неправиль-
но употребляется вм. между тѣмь
не только въ живой рѣчи, но и на
письмѣ. Такъ даже въ статьѣ графа
Л. Н. Толстого О народномъ образо-
ваніи „Казалось бы, способъ этотъ ни-

какъ не можетъ привиться въ Россіи,
a между прочимъ онъ прилагается,
хотя и въ малыхъ размѣрахъ, но при-
лагается“... или далѣе: А между про-
чимъ вопросъ этотъ совсѣмъ не такъ
труденъ“ (Отеч. Записки 1874, № 9,
стр. 171 и 179). То же встрѣчается
въ этой статьѣ еще разъ (стр. 177);
только въ одномъ мѣстѣ авторъ умѣлъ
же сказать: „Повтореніе это не будетъ
скучно для педагоговъ новой школы,
а между тѣмъ я продолжаю думать“
и проч. Слѣдовало и въ предыдущихъ
фразахъ сказать: между тѣмъ. Та-
кихъ небрежностей надобно избѣгать
не только въ литературномъ, но и
вообще въ образованномъ языкѣ.
Междометіе. — Междоусобіе.
Междуцарствіе.
*Межевать, межуютъ.
Мезани́нъ (не „мезонинъ“, ибо проис-
ходитъ не отъ фр. maison, а отъ ит.
mezzanino = промежуточный этажъ).
Мезга (ср. мозгъ) 737.
(Мездра). См. Мяздра́.
Мексика 758. „Передавать звукъ х въ
этомъ имени буквами кс конечно не-
правильно; но мы еще болѣе удали-
лись бы отъ настоящаго туземнаго
выговора, если бы, слѣдуя еще болѣе
испорченному испанскому выговору,
навсегда утвержденному новѣйшимъ
правописаніемъ Mejico, замѣнили кс
гортанною х (ch). Въ имени бога войны
Mexitil и въ происшедшемъ отъ него
имени города Mexico 3-я буква, по
туземному выговору, есть сильный ши-
пящій звукъ, хотя въ точности нельзя
опредѣлить, въ какой степени онъ
близокъ къ нашему ш (sch)... Чтобы
не удалиться отъ туземнаго выговора,
слѣдовало бы произносить имя столицы
Новой Испаніи такъ, чтобы выговоръ
приходился между правописаніемъ Mes-
sico и Meschiko“. (В. Гумбольдтъ въ
перев. Билярскаго. О различіи орга-
низмовъ челов. языка, стр. 157).
Мелить, мелю, мелятъ. — Мельчать.
Мелкій. — Мелочь.
Мелю, мелешь, мелютъ (гл. молоть).
Мелюзга. — Мель, мелѣть.
Мелькать. — Мелькомъ.
Мельникъ. — Мельничиха.
Мельница.
Ме́мель (городъ).
*Менуэтъ (фр.)
Меньше — Меньшій; меньшой.
Меньшинство.
Менѣе, менѣ. Въ др.-сл. мене 738.
Мерёжа, мрежа.
*Мерещиться.
Мертве́цъ. — Мертвечина.
*Мести, мету, —у́тъ.
Месть.
Металлъ 762.
Метать, мечешь, ме́чуть и ме́щешь,
ме́щутъ; также метаю.
Метель (отъ мести) и Мяте́ль (отъ
мясти).
Метла, род. п. множ. мётелъ и мётлъ.
Метропо́лія.
Метода. — Методъ.
Меѳо́дій.
Мзда (ср. мстить и гр. μισθός = воз-
мездіе).
Мизерный.
Мизинецъ (въ цсл. = младшій сынъ;
стар. мизинный; бѣлор. Мезеный =
меньшой).
Милліардъ.
Милліонъ 765.
Милосердый и Милосердный.
Милостыня.
Миніатюра.
Минея четія. См. Четій.
*Миновать.
Минога 751.
Мирволить.
Миро (прежде мѵро). — Миропомаза-
ніе. Мироточивый.
Мировой.
Миръ. Этимологически, конечно, миръ
и міръ одно и то же слово; устано-
вленное между ними на письмѣ раз-
личіе, хотя и не оправдываемое фи-
лологіею, имѣетъ практическое зна-
ченіе. Такія двоякія начертанія, съ
цѣлію отличить употребленіе слова
въ томъ или другомъ смыслѣ, приняты
во всѣхъ языкахъ. Противъ этого обы-
чая приводятъ живую рѣчь, гдѣ слова
различнаго знаменованія произносятся
одинаково. Надо однакожъ замѣтить,
что, когда можно, то и въ живой рѣчи
отмѣчаются такія различія, напр. го-
ворятъ: сѣмянъ вм. сѣменъ, или хлѣба́,
цвѣта рядомъ съ хлѣбы, цвѣты.
Миссія. — Миссіонеръ 762.
Мистика (μυστική).
Миткаль (перс. mitakâli).
Митрополитъ. Митрополія.
Митрофанъ.
Мировой. — Міровой.
Михаилъ. Народн. Михаила.
Михей.
Мичманъ (англ. midschipman).
Мишень (перс. nischân).
Миѳъ. — Миѳоло́гія.
Міръ. — Міровой. Мірской. Мірянинъ.
Млеко. — Молоко. *Млечный.
Млѣть, млѣютъ.
Мнѣніе (отъ ц.-сл. мьнѣти).
Могоры́чъ.
Модель.
Можетъ-быть; можетъ-статься.
Можжевельникъ (вм. меже-ельникъ, т. е.
растущій между ельникомъ или похо-
жій на ельникъ).
Мозгъ. — Мозжечокъ.
Мозоль.

Моисей.
(Мока́ть). См. Макать.
Мо́кредь. — *Мокрица.
Мокій (народн. Мокей).
Молебенъ, род. п. молебна.
Молить, молю, молишь, молятъ 715.
Молнія (ср. швед. moln = облако).
Молодёжь (жен. р. и поэтому ь).
Молоде́ченскій (мѣст. Молодечно).
*Молодцеватый.
*Молодчикъ.
Молоть, мелю, мелешь, мелютъ 715.
Молочный 704.
Мольбертъ (нѣм. Mahlbrett).
Монастырь.
Монисто (лат. monile; исл. men = оже-
релье; сскр. mani, драгоц. камень).
Народн. нами́сто.
Мониторъ (броненосное судно).
Монументъ. — Монументщикъ. Во-
преки общему правилу здѣсь щ не
измѣняется въ ч послѣ т, потому что
эта послѣдняя буква въ произношеніи
скрадывается. Ср. позументщикъ.
Мороженое 694.
*Морокова́ть.
*Моросить (оттуда изморось).
Морочить, морочишь, морочатъ 714.
Морошка (ср. герм. Morast, фр. marais,
норв. myr = болото).
Москворѣцкій.
*Мохнатый (отъ сущ. мохна́).
Мочалка. — Мочало.
Мочь. — Мощь.
Мошенникъ. — Мошна.
Мощеніе.
Мраморъ (вм. ма́рморъ).
Мужнинъ 691.
Мужчина [Мущи́на] 708.
Музей (прежде музе́умъ) 771.
Музыка (польск. muzyka).
Мундиръ.
Мундштукъ [Мушту́къ], нѣм.
*Мускатъ — Мусоръ.
Муссонъ.
Мусульманинъ, —мане.
Мученикъ.
Мучить, мучишь, мучатъ (а не „му-
чаешь“).
Мучной (произн. мутной).
(Мушту́къ). См. Мундштукъ.
(Мущи́на). См. Мужчина.
Мыза (ср. средн.-лат. mansum, фр. mai-
son, эст. moiza).
Мысленный. Мыслить, мыслю.
Мытарство.
Мышца. — Мышь. Замѣчательно, что во
многихъ языкахъ имя этого звѣрька
переносится на разныя части тѣла;
ср. греч. μυς (мышь и мышца), лат. mus
и musculus (Curtius, Gr. Etym.), также
еще русск. мышка (подъ мышкой).
Мѣдь. — Мѣдный; медяный. *Мѣдя-
ница (змѣя).
Мѣдъ. — Мѣловой.
Мѣнять. — Мѣняла.
Мѣра. — Мерить, -рятъ; мѣ́рять, мѣ́-
ряютъ. — *Мѣрило.
Мѣсить, мѣшу, мѣсишь, мѣсятъ.
Мѣсто.— Мѣстопребываніе.
Мѣстоименіе (первонач. мѣсто имене,
т. е. имени, съ греч. αντωνυμία). Самый
неудачный грамматическій терминъ.
Мѣсяцъ. Мѣсячный. Мѣсяцесловъ.
Мѣта. — Мѣтить, мѣчу, мѣтятъ 739.
Мѣткій. Съ нѣкотораго времени многіе
пишутъ: меткій, смета, имѣя въ виду
корень мет (гл. метать) на томъ осно-
ваніи, что произносятъ „смётка“, но
забываютъ, что этотъ выговоръ могъ
бы явиться и при начертаніи смѣтка
по примѣру извѣстныхъ словъ (гнѣзда,
сѣдла и проч.), гдѣ ѣ произносится
какъ ё. Гораздо правильнѣе сближать
слова: мѣткій, смѣта, съ гл. мѣтить
(откуда примѣта, замѣтка). Мѣтокъ
не тотъ, кто ловко метаетъ, а тотъ,
кто хорошо мѣтитъ, попадаетъ въ
мѣту.
Мѣхъ. — Мѣшокъ. Мѣше́чекъ 720 и
*Мѣшочекъ.
Мѣшать. — Мѣшанный.
Мѣшкать. — Мѣшкотный.
Мѣщанинъ (отъ мѣсто, польск. mias-
to = городъ).
Мягкій (вм. мяккій). — Мягчить 703.
Мяздра́ [Мездра] 703.
Мякина. — Мякишъ.
Мяконькій. — Мякоть.
Мясоѣдъ.
Мясти́, мяту́тъ. — Мятежъ.
Мяте́ль (отъ мясти) по Далю зн. бу-
ранъ сверху, а Метель (отъ мести)
буранъ снизу.
Н
[Набалдашникъ], по „Р. Прав.“ набал-
да́чникъ (тат. балдакъ — костыль).
Набедренникъ.
Набекрень.
Набожный. — Набольшій.
Набѣло.
Навага.
Наважденіе (древ. вадити, примани-
вать, обвинять, клеветать).
Наверху, наверхъ 780.
Навеселѣ.
Навзничь (лицомъ вверхъ). Противо-
положно: ницъ, ничкомъ (лицомъ внизъ).
Навзрыдъ.
(Навожде́ніе). См. Наважденіе.
Наволока.
Наворачивать.
Наврядъ, наврядъ ли.
Навсегда.
Навстрѣчу.
Навыворотъ. — На вылетъ.
*Навѣвать, навѣять.
Навѣки, навѣкъ 780.
Навѣрняка.
Навѣрно, навѣрное.

*Навѣстить, —щу́. Навѣщать.
Навязчивый.
(Нага́и). См. Нога́и.
Нагайка.
Нагишомъ.
Наглухо.
Наголо.
Нагой, р. п. нагого.
Нагорать. — Нагорѣть.
Наготовѣ.
*Наградить, —жу́, дя́тъ.
Нагрузчикъ 709.
Надда́тчикъ.
Надежда. — Надёжный.
Надлежать. Надлежи́тъ, надлежа-
щій.
Надмева́ть. — Надменный отъ на-
дмить (кор. дму, дъм, д , дуть) 739.
Надмѣ́ру.
Надня́хъ.
Надобно, надо.
Надолго.
Надоѣдала, р. п. — лы.
Надоѣдать; надоѣсть, надоѣдятъ.
Надѣвать; надѣть, надѣнутъ.
Надѣяться, надѣешься, надѣются (а
не „надѣятся“) 714.
Наединѣ.
Наемникъ.
*Назавтра, но когда служитъ дополне-
ніемъ глагола, то на завтра.
Назади, назадъ 781.
Названный; названый 694.
Наземь.
Назло.
Назойливый.
Наизусть 744.
Наискось. — Найти. —*Наитіе.
Наказывать; наказать, накажутъ.
Наканунѣ. 748. Прежнее производ-
ство отъ каноновъ, которые поются
въ церкви, опровергнуто г. Голубин-
скимъ: по его объясненію названіе
канунъ есть греческое κάνουν = кор-
зина, а въ переносномъ смыслѣ даръ,
приношеніе изъ плодовъ и овощей,
которое присылалось на вечерни въ
честь святыхъ въ дни, предшество-
вавшіе праздникамъ (Исторія рус-
ской церкви, т. I, 1 пол., стр. 441).
Наковальня.
Наколачивать.
Наконецъ.
Накось 781.
Накрестъ.
Накрѣпко.
Налегкѣ.
Нало́й (гр. άναλογεΐον).
Налицо.
Налѣво.
Намедни (собств. ономе́дни, т. е. оны-
ми дни). Ср. серб. омадне.
Намекать. — Намёкъ.
Намнясь (сокр. вм. намедни).
Намокать; намокнуть.
Намѣреваться, намѣреваются.
Намѣреніе.
Наоборотъ. — Наобумъ 780.
Наотмашь.
Наотрѣзъ.
Нападки (ж. р., род. пад. нападокъ).
Наперёдъ. — Напереди́ 780.
Наперекоръ.
Наперерывъ.
Наперсникъ. — Наперсный (отъ перси).
Напе́рстникъ (отъ персть).
*Напёрстокъ, — стка.
Напечатлѣвать. — Напечатлѣть.
Написать, напишешь, напишутъ.
*Наподобіе.
Напослѣдокъ. — Напослѣдяхъ.
Направо.
Напредки́.
Напримѣръ 780.
Напропалую.
Напротивъ.
Напрямикъ, напрямки́.
Напѣвъ.
Наравнѣ.
*Нараспашку.
Нарастать. — Наращеніе.
Нарасхватъ.
Нареканіе.
Наречь, — реку, наречёшь, нарекутъ.
Наречённый.
Нарки́ссъ.
Народиться. — Нарожда́ть, —ся.
Нарочно 704. Не слѣдуетъ вмѣсто
нарочно употреблять нарочито, какъ
дѣлаютъ часто лица духовнаго проис-
хожденія. Нарочито зн. очень, зна-
чительно.
Наружу (отъ неупотребит. имени ружа,
ружь —видъ, образъ, лицо).
Нарѣчіе (отъ сущ: рѣчь, въ значеніи
глаголъ).
На ряду 779.
Насаждать.
Насилу.
Насквозь.
Насколько. — Настолько, но когда
служитъ дополненіемъ глагола, то на
столько, на сколько.
Наскоро.
Насмѣхаться. — Насмѣшка.
Настасья (нар. вм. Анастасія) 751.
Настежь.
*На́стенька.
Настрого.
Настраивать и настро́ивать.
Насупротивъ.
Насущный.
Насчётъ.
Насѣдка.
Насѣкомое. — Насѣчка.
Наторѣть. — Наторѣлый.
Натощакъ.
Наугадъ.
Наудачу.
*Нау́скивать.
Научённый.
Наущеніе (отъ наустить).

На ходу.
Начерно. — Начисто. Начисто.
Начётчикъ.
Начто́, на что.
Нашатырь (араб.).
Нашёптывать.
Наѣзжать; наѣхать, наѣдутъ.
Наѣзжій.
Наяву. — *Наянливый.
Наѳанаи́лъ.
Найти.
Не, частица. Когда писать ее слитно 415.
Невзначай.
*Невдогадъ. — Невдомёкъ.
*Невзирая.
*Невинный. Не виновенъ.
Неводъ (фин. neuwot, мн. ч. отъ neuwo
= снарядъ).
*Невпопадъ. Невтерпежъ.
Невѣдѣніе.
Невѣжда и народн. Невѣжа 754.
Невѣста (скр. нівіс — вводить, же-
ниться).
Невѣстка (др.-слав. свѣсть, серб. сваст.).
Негдѣ (отриц.).
Негодовать.
Негоціантъ.
*Недавно. — Недолго.
Недомогать.
Недоросль, —ля.
Недоставать; недостаётъ (глаг. без-
личный).
*Не доставать, не достаю, не достаютъ.
*Недосугъ.
Недоумѣвать. — Недоумѣніе.
*Недугъ.
Недѣля (первонач. воскресенье).
Незадолго.
Неза́пно; неза́пу. См. Внезапно.
*Не за что. Не о чемъ.
*Не зачѣмъ.
*Незыблемый.
Неисчислимый. — Неисчётный.
Нейдётъ, нейти, иногда вм. не идётъ.
Неймётъ, неймётся.
Нейшло́тъ (шв. Nyslott) 758.
Нейшта́дтъ (шв. Nystad) 758.
Некогда (т. е. не время).
Некого, некому и проч.
*Некстати.
Не кто иной.
Некуда.
Нелёгкая.
Нельзя. — До нельзя.
Нелѣпый.
*Немного. — не много.
Неможется. — Немощь.
Ненавидѣть, — вижу, ненавидятъ.
Необину́ясь (вм. не обвину́ясь).
Неотвязчивый 707.
Неоткуда.
*Неофи́тъ.
Неподалёку.
Не при чемъ и ни при чемъ, смотря
по смыслу (какъ нечего и ничего).
Нерѣдко.
*Несгораемый.
*Не скоро.
*Несмотря.
*Несмѣтный, не только.
Нетопырь, — пыря́.
Неугомонный.
Неужели. Неу́жли. Неужто.
Неустанный.
Нехотя.
Нечего дѣлать.
Не что иное.
Нигде.
*Нижеподписавшійся.
*Нижеслѣдующій.
*Ни за что.
Низшій 698.
Никакой.
Никакъ. Иногда употребляется вопро-
сительно или въ смыслѣ предполо-
женія, но едва ли не правильнѣе
было бы въ такихъ случаяхъ писать
„нѣкакъ“.
Ники́тична.
Никифоръ.
Никола 753.
Никогда. — Никто.
*Никоимъ образомъ.
Никоторый (слитно по „Р. Прав.“).
Никуда.
Нимало (слитно по „Р. Прав.“).
Нимфа.
Нимфодо́ра.
Ни одинъ.
Ниоткуда (слитно по „Р. Прав.“).
*Ни при чёмъ.
*Нисколько.
Ни. Въ выраженіяхъ: кто бы ни, ка-
кой бы ни, гдѣ бы ни многіе ошибочно
ставятъ не вм. ни. Для повѣрки могли
бы имъ служить реченія: кто-нибудь,
гдѣ-нибудь и т. п.
Ни за что. — Ничто. См. Не что
иное.
*Нисходить.
*Нисшествіе.
Нитяный 695.
Нифонтъ.
*Ничей, ничьего.
*Ничуть.
Нищій, нищенка; нищенство.
Нога́и (народъ).
Ногти, —гте́й 703.
*Ноженьки (уменыш. отъ ножницы).
*Ноженька, ножонка.
Ножикъ, р. п. ножика.
*Ножовый.
Ноздря. По мнѣнію Добровскаго (Слав.
Γρ., стр. 59), здѣсь д вставочное:
ноздри говорится вм. нозри. Ср. нѣм.
Nüstern того же значенія 703.
*Ноль и Нуль.
Номеръ и Ну́меръ.
Норманнъ (множ. норманны). Прил.
норма́нскій.
Норовить, норовъ.
Нотаріусъ.

Нотебургъ (шв. Nöteborg).
Ноябрьскій 745.
Нынче, (ь послѣ н излишне, ибо н пе-
редъ ч и такъ произносится мягко,
напр. кончикъ, вѣнчикъ).
Нынѣ. — Нынѣшній.
Нѣ (частица, употребл. только слитно
съ мѣстоименіями и нарѣчіями для
означенія неопредѣленности).
Нѣга. — Нѣжный. — Нѣжинъ.
Нѣ́дро (отъ ядро съ призвукомъ н).
Нѣкій, нѣ́коего, нѣ́коимъ, о нѣ́коемъ.
Нѣкогда. — Нѣкоторый.
Нѣманъ (рѣка).
Нѣмецъ; нѣмецкій, нѣме́чина.
Нѣмой.
Нѣсколько. Употр. и въ дат. падежѣ
съ предлогомъ по: по нѣскольку —
(числит. мѣстоименіе). Ср. пома-
леньку, понемногу.
Нѣтъ.
Нѣчто. — Нѣщечко.
Ня́ньчить (отъ нянька: к въ ч).
О
*Оба, обѣ.
*Обаяніе. — *Обветшать.
Обгорать. — Обгорѣть, обгорѣлый.
*Обезопасить, обезопа́сенный.
*Обезпамятѣть.
Обезпоко́ивать.
*Обезсмертить, — е́ртю.
Обезьяна (др. сл. опица, лит. bezdona).
*Обёртка, обёрточный.
Оберъ-гофмаршалъ, оберъ-офицеръ.
Обжаловать, обжалуютъ 717.
Обжа́лывать, обжа́лываютъ 717.
Обжога.
Обжора.
Обидѣть, обижу, обидятъ 715.
Обитать (глаг. средн. вм. обвитать):
Обитать гдѣ.
Обитель, ли 737.
*Облачко, и, о́въ.
Облегчать.
Облокотиться, Облокачиваться.
Обмакивать.
Обмакнуть. См. Макать.
Обманывать.
*Обмелѣть.
*Обмокнуть.
Обнародовать, обнародуютъ 717.
Обнаро́дывать, обнаро́дываютъ 717.
Обнимать.
Обозрѣвать. — Обозрѣніе.
Обознаться (ошибиться).
Обойти, обойдутъ, обошёлъ.
*Обоюдный. *Обою́ду острый.
Обрабатывать, обрабо́тывать 711.
Образовать, образуютъ.
Образовывать, образовываютъ 717.
Образчикъ 710.
Обрастать. Обрасти.
*Обрекать, ечённый.
Обрусеніе (отъ обрусить).
Обрусѣніе (отъ обрусѣть).
Обрѣтать; — обрѣсти́, обрѣтутъ.
*Обсѣкать. — *Обсѣменить.
Обсчитать. Обчесть, обочтутъ.
(Обтъ. Обто́вый). Оптъ, оптовый. См.
„Р. Правоп“ — Общество.
Обувь. — Обуть, обуютъ.
*Обугливать.
*Обуревать, ва́ютъ.
Обухъ.
Обучать; обучить, обучать.
Обуять, обуяютъ.
Обшлагъ (нѣм. Aufschlag).
*Общеполезный.
*Объектъ.
*Объёмъ.
Объемлю, объемлешь, объе́млютъ
(а не „объемлятъ“).
Объѣздъ. Объѣздчикъ 710.
*Объяде́ніе.
Обыграть.
Обыдённый и Обыденный (вм. объ-
ин-денный, гдѣ ин = одинъ, какъ въ
словѣ инокъ вм. одинокъ). Зн. одно-
дневный. Смѣшивается съ прилаг.
обиходный, при чемъ представляютъ
себѣ производство отъ корня ид.
Между тѣмъ ошибочное употребленіе
слова обыденный, на которое не разъ
указывалъ еще Даль, встрѣчается
часто, даже у хорошихъ писателей, и
эта несообразность грозитъ укоре-
ниться. Вотъ примѣръ изъ сочиненій
князя Вяземскаго (VII, 141): Въ част-
номъ, обыденномъ проявленіи“.
Обыкновенный.
Обыскъ.
Обьярь, Обьяри́нный (тур. abdár =
волнистый).
Обѣдъ. — Обѣдня; дат. п. къ обѣднѣ
723.
Обѣтъ; обѣщаніе.
Обязанъ кому чѣмъ. Объ этомъ не
стоило бы напоминать, еслибъ не
только въ газетахъ, но и въ ученыхъ
сочиненіяхъ не встрѣчались случаи
обратнаго употребленія обоихъ па-
дежей. Такъ въ 1880 г. мы прочли въ
одной передовой статьѣ: „помнить,
чѣмъ они обязаны наступленію на-
стоящаго праздника“ вм. чему обя-
заны наступленіемъ.
Овдоки́мъ [Авдоки́мъ]. См. Евдокимъ.
Овдо́тья [Авдо́тья] (отъ Евдокія, по
общему фонетич. закону р. языка,
какъ напр. Овдокимъ, озеро, олень,
осень вм. Евдокимъ, езеро, елень,
есень) 751. Измѣненіе т въ к 708.
*Овощъ. — Овощной.
Оврагъ. (гот. aurahi, греч. ορυκτή.
Diefenb. I, 62).
Оглобля 748.
Огнеды́шущій 717.
Одежда (народн. Одёжа). — *Одесса.
Одина́кій — Одинаковый.
*Одинъ, ного́.

Одиннадцать.
Одинокій. — Одиночка (въ одиночку).
Однако; одна́коже, однакожъ.
Однолѣтки.
*Одолѣвать.
Одышка.
Одѣвать, одѣть, одѣнутъ. Одѣваютъ
человѣка, надѣваютъ платье; но
одѣть вм. надѣтъ употребляется не
однѣми петербургскими нянюшками;
недавно въ одной газетѣ мы прочли:
„Одѣвъ (!) бѣлое кисейное платье“, a
въ другой: „На немъ былъ одѣтъ
кафтанъ“.
Одѣяло 754.
Ожере́лье (отъ жерло — горло).
*Ожерельице.
Ожогъ.
Озабочивать 711.
Оземь. — *Озимь. — Озимый.
Озлати́ть; озлаща́ть.
Озорникъ. — Озорничать.
Оказія.
Окаянный.
Околотокъ. — Околоточный, (О произ-
ношеніи здѣсь m какъ д ср. 703).
Оконченъ (прич. гл. окончить).
Окраина.
Окрестный. — Окрестность.
Окрестъ (ср. польск. kres = край, пре-
дѣлъ).
(Окро́мѣ). См. Кромѣ.
Октябрьскій 745.
Окунаться. Утвердилось по всей Рос-
сіи отъ однократной формы окунуть
(вм. окупнуть), но такъ же непра-
вильно, какъ если бъ стали говорить
„подвина́ть“ (отъ двинуть) вм. подви-
гать. Такую же неправильность пред-
ставляетъ, неупотребительная впро-
чемъ въ образованномъ языкѣ, форма:
нагина́ть (отъ нагнуть) вм. наги-
бать.
Ола́дья (стар. олей вм. елеи отъ гр.
ελαιον, масло, 751.
Олёна (народн. вм. Елена) 746. 751.
Оленька (уменьшит. отъ Ольга).
(Олта́рь). См. Алтарь.
Оловянный.
Оля́поватый.
Омерзѣніе.
*Онега.
*Онежское озеро.
Они. онѣ. Въ народномъ языкѣ они
употребляется безразлично для всѣхъ
трехъ родовъ, но по грамматикѣ, на-
чиная съ Ломоносовской, они можетъ
относиться только къ муж. и сред.
роду, a для женскаго обязательно онѣ.
Они́симъ.
Ономе́дни. См. Намедни, серб. оно-
мадне.
Онуфрій (народн. Оно́прій).
Онуча (по Микл. отъ уть: Lautlehre.
Онѣга.
Опала.
*Опахало.
Опашень.
Опереться, обопрусь, обопрутся.
Оплеуха.
*Оплошать.
*Опоздать.
Опознаться (оріентироваться).
Оппозиція. — Оппонентъ.
Опричь (отъ прочь съ измѣнен. о на и).
Опрометью. — Опрометчивый.
Опрѣсноки.
*Оптъ [Обтъ].
(Опѣшить). Опѣ́шать.
*Орава (Ара́ва).
*Организовать.
Орфей (’Ορφεύζ).
Орѣхъ. — Орѣшекъ.
Орѳографія.
Освобождать (др. свобаждати) 714.
Освѣдомиться.
Освѣтить; освѣщать.
Освятить; освящать.
Осерчать, принято вм. „осе́рдчать“.
Осипъ (народн. вм. Іосифъ) 745.
Осиротѣлый.
Осіява́ть; осіять.
Ослабить. — Ослаблять (гл. дѣйств.).
*Ослабленіе.
Ослабѣвать, ослабѣть (гл. средн.).
*Ослѣпленіе.
[Осмёрка]
[Осмери́чный]
[Осми́на]
[Осмь]
по „Р. Прав“. осьмёрка
и проч., см. ниже.
Осмѣивать; осмѣять, осмѣютъ 718.
Оспаривать.
*Осрамиться.
Останавливать.
Оста́фій [Аста́фій] (народн. вм. Евста-
фій малор. Остапъ. См. Овдотья).
*Остервенѣть.
Остзейскій.
Остовъ (гр. τά όστά).
Остреё [Остріё].
Остромиръ.
*Остъ-Индія.
*Осьмёрка. Осьмери́чный.
*Осьмидеся́тый. Осьмина.
Осьмо́й. См. Восьмой.
Осьмуха и Восьму́ха.
Осѣдлый.
Отвезть, отвезутъ.
Отверстіе. — Отверстый 704.
Отворять (вм. оттворять).
Отвратить; отвращать.
Отвсю́ду; отовсюду.
Отвѣтить; отвѣчать. Отвѣтчикъ 709.
*Отгорать.
Отдать, отдадутъ.
*Отдохновеніе.
Отдѣлить. — Отдѣлъ.
Отереть. Правильная форма для прич.
прош. была бы „отерши“, но употре-
бляется отеровъ. Такъ даже въ Ист.
Гос. Рос., т. IV, гл. VIII, стр. 121
(изд. Эйнерлинга).

Въ Россіядѣ Хераскова:
Слезъ капли отеревъ, взглянулъ на
мечъ, на войско (въ концѣ 2-й пѣсни).
Отколѣ. Откуда.
Откровенный.
*Отмежевать, — жуютъ.
*Отмель, отмели.
*Отместка.
Отмокать; отмокнуть.
Отнѣкиваться.
Отнюдь (собств. „отнюдь“ вм. др. сл.
отнюду).
Отойти, Отойдутъ. *Отомщева́ть.
Отрасль 713.
Отрасти. — Отрастать. — Отрастить. —
Отраща́ть.
*Отребье.
*Отрекаться. — Отречься. — Отрече-
ніе.
*Отрепье (негодные остатки отъ трепа-
нія льна, пеньки и т. п.).
Отроду.
Отрокъ. — Отроковица.
Отселѣ. — Отсюда.
Оттаивать; оттаять, оттаютъ 718.
Оттого, отъ того 779.
Оттолѣ.
Оттоманская Порта.
Оттуда. — Отужинать.
Отучить.
Отцовскій.
Отчаиваться; отчаяться, отчаются
718.
Отчасти.
Отчаянный.
Отчего, отъ чего.
Отчество.
Отчётливый. — Отчимъ и Во́тчимъ.
Отъѣзжать, отъѣхать, отъѣдутъ.
*Отъэкзаменова́ть.
Отыграть.
Отыскать, отыщутъ.
*Офени.
Офицеръ. — Офиціальный 761, 764.
Офроси́нья. См. Евфроси́нья.
*Охапка (отъ гл. хапать).
*Охабень.
Охмелѣть. *Охочій, охочъ.
Охрипнуть. Прош. Охрипь 745.
Охтянка (крестьянка изъ Охты).
Оцѣпенѣть. — ОцѢпенѣлый. — Оцѣпе-
нѣніе.
*Очевидецъ, —дца.
Очень.
Очнуться (вм. очунуться или, собств.
очутнуться, какъ глонуть изъ глот-
нуть). См. Очутиться.
Очутиться, очутю́сь, очутятся. Корень
чу, какъ и въ словѣ чувство. Ср. ощу-
тить.
Ошеломить.
Ощутить, — ща́ть. Др.-слав. щ вм. рус-
скаго ч: ср. очутиться.
П.
Павиліо́нъ, павильонъ 765. Павіанъ.
Падуя 766.
Падчерица (па-дчер...).
Палата. — Палатка. — Полати.
Палачъ.
Палашъ (нѣм. Pallasch).
Палисадникъ (фр. palissade, отъ лат.
palus, свая).
*Палліативъ (фр.).
Палтусъ (лит. platessa).
Палуба (лит. lubá = деревянный пото-
локъ).
Пальто (фр. paletot).
Памфи́лъ.
Панегирикъ.
Панель (др.-фр. panel, нынѣ panneau).
Панибра́тъ (польск. pan brat).
Паникадило (нов. гр. πολνκάντιλο). Па-
нихида (греч. παννυχίς = всенощная).
*Панорама.
Пансіонъ (воспитательное заведеніе).
Панталыкъ (происхожденіе неизвѣст-
но): сбиться съ панталыку.
Пантелеймонъ. Пантелей, народн.
Пантомима (гр. παν, все; μιμέομα, под-
ражаю) = всеподражаніе.
Папенька.
Папиліо́тка, папильотка 765.
*Паперть, —ти.
Папоротникъ.
*Парализовать.
*Параличъ.
Параллель, —ли. Параллелепипедъ.
Параско́вья (собств. Параскева).
Параффи́нъ (фр. paraffine, отъ лат. pa-
ram = мало, и affinis = сродный, по
сопротивленію этого вещества хими-
ческому дѣйствію).
Паремія [перемья́] (гр. παροιμία, отъ
παρά = при b οιμος = ходъ).
Парижъ.
Парна́ссъ.
[Паромъ] Поро́мъ (гр. πέραμα, др.-слав.
прамъ, чеш. prum).
Пароходъ.
Партеръ.
Партійный. Недавно появившееся въ
печати слово, но образованное не со-
гласно съ русской фонетикой. Изъ
словъ: линейный, армейскій, библей-
скій и пр. (отъ линія, армія, библія)
видно, что слѣдовало бы по крайней
мѣрѣ дать новому слову форму: пар-
те́йный. О двугласномъ ій 493.
Партнеръ, а не „партнёръ“ (англ. part-
ner).
Парусь (греч. φάρος, полотнище какой-
либо матеріи).
*Паршивый.
Парѳе́ній (народн. Парѳе́нъ).
*Парѳя́не.
*Пасовать; пасуютъ.

*Па́спортъ (фр. passe-port), а произнос.
па́шпортъ (польск. paszport).
Пассажиръ (фр. passager).
Пастбище. — *Пасти́, пасутъ.
*Пасторъ.
Пастила (постила́) ит. pastiglia.
Пастырь. — Пастьба.
Пасть, надуть. Прич. стр. павшій упо-
требительнѣе,, чѣмъ падшій имѣющее
особый оттѣнокъ значенія.
Пасха.
Пасѣка. = Пасѣчникъ.
Пата́пій (народн. Потапъ).
Патока.
Патріархъ.
*Патронта́шъ (нѣм. Tasche, карманъ).
Паукъ. — Паутина 708.
Пафнутій. — *Пафосъ, островъ.
Пахать, пашу, пашешь, пашутъ.
Пахота, пахотный.
Пахтать (фин. pahtaa = сгущать).
Паціентъ.
Па́шенька (уменьш. отъ Паша).
Па́шпортъ, см. „паспортъ“.
Паціентъ.
Паюсный (отъ фин. painaa — давить,
жать; или pajotaa — колотить).
Паять, паяютъ. — Паясничать.
Паяцъ (нѣм. Pajazzo съ ит. pagliaccio).
Па́ѳосъ.
Пеклеванный (по Далю, отъ гл. пекле-
вать, молоть чисто, мелко и просѣ-
вать).
Пелагея.
*Пелека́нъ.
Пелена.
Пелеринка 749.
Пемза (нѣм. Bimstein).
Пензенскій.
Пенсіонъ. — Пенсія.
*Пенька.
Пенязь (сканд. penningr) 739.
Пенять, отъ пеня (poena).
*Пепелъ.
Первый. — Первоклассный.
[Пергаментъ] вѣрнѣе пергаменъ (греч.,
περγαμηνή, лат. pergamena, т. е. charta,
отъ города Пергама).
Перебѣжчикъ 709.
Переводчикъ.
Перевозчикъ.
*Перевязь.
Передѣва́ть, передѣ́ть (въ просторѣ-
чіи вм. переодѣвать).
Пережёвывать.
Перейти, перейдутъ 696.
Перелистывать; перелистовать.
*Переметаться (отъ мета).
Переметчикъ 709.
Перенять, переймутъ.
Переодѣть, переодѣнутъ.
Перепелъ, —ла.
Переписчикъ 709.
*Переплётчикъ.
*Перерабатывать [перерабо́тывать].
Перерастать. — Перерасти.
Перерождать.
Пересказчикъ 708.
Пересчитать.
Переть, прутъ.
Перечень, род. пад. перечня.
Перечить, перечишь, перечатъ.
Перила (мн. ч., род. п. перилъ) отъ
гл. переть.
Періодъ, періодъ.
Перламутръ, сокр. перлему́тъ (нѣм.
Perlenmutter = жемчужная матка).
*Персіянинъ.
Персть, —сти.
Перчатка (вмѣсто перща́тка отъ перстъ)
707. — Перчаточникъ 704.
*Пёрышко (народн. пёрушко).
Пескарь [Писка́рь] (мелкая рыбка, нѣм.
Gründling).
Песокъ (древ. пѣсокъ, песка).
Песчаный 707.
Песчаникъ. — Песчинка 707.
Пестрядь.
Петербургскій. — Петербуржецъ.
*Печёный. — Печёнка.
Петровскій.
Печенѣгъ. — Печенѣжскій.
Пече́рскій — Печора.
Пещера 707.
*Пилигримъ.
Писарскій.
Писать, пишу, пишешь, пишутъ 714.
(Пискарь). См. Пескарь.
Писчій. Писчая бумага. Писчебу-
мажный 707.
Письмо. — Письменный 744.
Пища.
Пиѳаго́ръ. — *Пи́ѳія.
Піи́тъ.
Піэти́стъ.
Піявица (ср. забіяка).
Пластырь.
Плательщикъ.
Платить, платишь, платятъ (произн.
плотятъ) Плательщикъ 713.
Платье (предлож. пад. о платьѣ; род.
м. платьевъ). Платьице 723.
Платяной.
Плашмя (ср. пластать).
Плащаница.
Плева (др. плѣва).
*Плевать, плюютъ.
*Плевелы, —елъ.
*Племянникъ.
*Плескать, плещутъ. — Плеснуть.
*Плёсо.
Плетень. — Плеть. — Плётка.
Плечо. — Съ плеча 728.
Плита. (Ср. также нѣм. Plite).
*Пловецъ, —ца. *Плову́чій.
Плоить (фр. ployer).
*Плоскій, площе.
Плотва.
Плотить, плотить. — Плотина.
Плотской.
Плохонькій.
Плутишка 754.

Плѣнъ (полонъ).
Плѣсень. — Пле́снѣть; плѣсневѣть.
Плѣшь, — ши.
Плюсна.
Плясать, пляшутъ.
По, предлогъ. Употреб. его съ дат. лич-
наго мѣстоим. 3-го л. м. р. „по нему“
противно духу языка: надо говорить:
по немъ. Ошибочно также употреблять
этотъ предлогъ въ дательн. пад. вм.
предложнаго въ такихъ случаяхъ, какъ
напр. тосковать по сынѣ, поминки по
отцѣ (ошибочно было бы: „по сыну,
по отцу“).
Побасёнка.
*Поближе. — Поблизости.
*Побо́льше.
Побора́ть. — Побороть, поборютъ.
*По-братски.
Побѣдить, побѣжду́, побѣдятъ.
Повзводно.
*Поверхъ.
Повелѣвать. — Повелѣніе.
*Повивать (отъ г. вить).
Повидимому 781.
*Повилика.
*Повѣвать (отъ г. вѣять)
Повѣсть. — Повѣстка.
Поганый (ср. латыш. gânît = осквернять,
чеш. hana — хула).
Поглотить, поглотятъ; поглощать.
Поголовно.
Погончикъ (польск. pogoń изъ ogon,
хвостъ).
Погонщикъ.
Погорать. — Погорѣть.
Погрести (неправ. погребсти́). См. Гре-
сти.
Подвигъ (по-двигъ). — Подвижной (по-
движной).
Подвозчикъ.
Подвѣнечный.
Подгнѣта (произн.„подгнёта“). См. Гнѣ-
ти́ть, которое не должно быть смѣ-
шиваемо съ производными отъ корня
гнет.
Подданный.
Поддёвка (ср. одёжа).
Поддонокъ.
Поддья́конъ.
Подёнщикъ.
Подешевѣть.
Поджечь, подожгутъ. — Поджогъ.
Подземелье.
Подколачивать.
Подлинный. — Подлѣ (по-длѣ). Ср. древ-
нія формы: подлъгъ, подолгъ, подъль
и даже подоль (Вост. и Миклош.). От-
сюда по-длинный.
*Подличать, отъ прил. подлый.
Подмастерье.
Подноготная. Выраженіе взято, какъ
думаютъ, изъ практики пытокъ. Про-
изводство отъ наготы не выдержи-
ваетъ критики.
Подозрѣвать. — Подозрѣніе.
Подойти, подойдутъ.
Подонки, м. р. род. п. подонковъ.
*Подоконникъ.
Подошва.
Подписчикъ 709.
*Подрастать.
*Подрѣзъ, —за.
*Подрѣзь, —зи.
*Подсвѣчникъ.
*Подспудный, но подъ спудомъ.
Подстрекать. — Подстрекнуть.
Подтянуть.
Подчасъ.
(По́дчивать). См. Потчевать.
Подъёмъ.
*Подъесаулъ.
Подъ рядъ.
Подымать. — Поднять, поднимутъ, по-
ды́мутъ.
Подъя́чій 690.
Поелику.
Пожалуйста. По мнѣнію нѣкоторыхъ,
здѣсь ста вм. еста остатокъ двой-
ственнаго числа (Срезнев. Мысли, 145,
и Потебня. Изъ записокъ р. гр. II, 128);
но вѣрнѣе, что ста — суффиксъ сомни-
тельнаго происхожденія.
Позади.
Позволить (вм. поизволить).
Позвонокъ.
Поздній. — Поздно. — По́здо. — Позже
(отъ поздо) 602. 705.
Поздороваться, — ваюсь. — Поздоро́-
вится (употребл. только отрицательно).
Позлащать. — Позолотить, позоло-
тятъ.
Позументъ. — Позументщикъ.
*Позѣвывать (произн. позёвывать).
Поистинѣ.
*Пойти.
(Пока́лъ). См. Бокалъ.
Покамѣстъ 744.
Поклониться, поклонятся. Покло-
няться.
Поклясться, поклянутся. См. клясть.
Покоить, покоишь, покоятъ. Прич.
Покоящій 716.
Поколѣніе. — Поколѣнно.
Покорять.
*По крайней мѣрѣ.
Покуда.
Полагать. — Положить, положатъ.
Полати, —тей.
Полгода. — Полдень. — Полде́сти. —
*Полдюжины.
*По-латыни.
Ползти, ползутъ.
[Полицеймейстеръ], по „Р. Правоп“. —
Полицмейстеръ.
*[Поллиста] см. Полъ.
Пологій. —Пологъ.
Положенный. — Положо́ный 731.
Положить.
Полозъ; мн. ч. полозья.
Полокъ.
По́ломя (правильнѣе чѣмъ „по́лымя“).

*Полоскать — о́щутъ.
Полоса.
Полость.
Полоумный. Первая часть этого слова
заимствована отъ прилаг. полый —
пустой, открытый. Отсюда же прилаг.
пологрудый. Отъ прилаг. полый про-
исходятъ сущ.: полость (грудная по-
лость, т. е. пустота), полынья, также
половодье (открытая, сплошная вода).
Многіе по недоразумѣнію пишутъ „полу-
умный“.
Полоцкъ 706.
Полпиво.
Полсть.
Полтора (полвтора́).
Полтораста.
Полтретья́.
Полулёжа. Полу есть род. падежъ чис-
лительнаго пол и собственно не могло
бы служить нарѣчіемъ, но выраженіе
полулежа съ 40-хъ годовъ вошло въ
литературный языкъ.
Полушка.
Полъ (въ значеніи половины). Полъ-
листа; полъ-аршина; полъ-имѣнія;
полъ-оборота; полъ-осьмухи. Но
полгода, полпути, полчаса и нѣкот.
др. имена принято писать слитно.
*Полынья.
*(По́лымя). См. По́ломя.
Польза.
Полѣно, мн. полѣнья.
Полярный.
Помада (фр. pommade).
*Помаленьку.
*Помело (отъ гл. мести).
Помимо. Это — одно изъ излюбленныхъ
словъ нашего времени, часто употре-
бляемое очень неловко вм. кромѣ.
Помнить (по-мнить).
По-моему. Когда моему служитъ
опредѣленіемъ существительному, то
должно произноситься: моему (по
моему мнѣнію).
Помощникъ.
*Помпеи.
По́мыслъ.
Помѣстье. — Помѣщикъ 710.
Помѣха.
Помѣшанный.
Понама́рь 749. См. въ словарѣ Дюканжа
παραμονάριος, подкрѣпленное многими
примѣрами. По-латыни этому названію
соотвѣтствуетъ mansionarius (фр. man-
sionaire у Литтре́), откуда произошло
нѣм. Mesner, Mesmer и Mensner (ср.
Schmeller, Bayer. Wb. Нов. изд. I,
1669). — Въ русск. есть еще форма
„подомарь“ (Гильфердинга Онеж. бы-
лины, стр. 1333).
*Понапрасну.
Поневолѣ, какъ нарѣчіе.
Понедѣльникъ (отъ недѣля = воскре-
сенье).
Понемногу.
Понутру́.
Понынѣ.
*Поня́ва (произн. „понёва“).
Поодаль.
Поодиночкѣ. *Поодино́чно.
Поочерёдно; — но по очереди.
Поощрять.
Попарно.
Поперёкъ (отъ корня прек, и потому
прежняя орѳографія „поперегъ“ должна
быть оставлена).
Поперемѣнно.
Поперечникъ.
Поплавокъ,— вка́.
Пополамъ.
*Пополудни. — Пополуночи.
*Попона.
Попре́жнему1).
Попугай.
*Популяризовать.
Попусту. — Попусто́му.
*Порасти, — порастать.
Порогъ.
Порождать.
*Поровну.
Порожній. По Павскому (Разс. I, § 128),
вм. порозный или пороздный т. е.
праздный. На это же намекаетъ форма
упражняться, или упорожняться вм.
упраздняться.
Порознь.
Порокъ. — Порочный.
*Поро́мъ. [Паромъ].
Поросль.
Пороть, порешь, порютъ.
Портфель; род. портфели (жен. р., но
правильнѣе м. р.) 770.
*Портмонэ́.
По-русски.
Поручикъ 708.
Порфи́рій (народн. Перку́ръ).
Посажёный.
По-свойски.
Посвятить, посвящу, посвятятъ, по-
свящать.
Посвѣтить, посвѣчу, посвѣтятъ.
Посему.
Посидѣ́лка.
Поскольку.
*Посконный.
*Поску́дный.
Посланникъ.
Послѣ (по-слѣ отъ слѣдъ).
Послѣдній. — Послѣдствіе.
Послѣзавтра.
Посо́тенно.
1) На стр. 781 въ числѣ примѣровъ отдѣльнаго начертанія предлога при
полныхъ прилагательныхъ помѣщѣно и по прежнему, но слитное письмо въ
этомъ случаѣ сдѣлалось преобладающимъ.

Поспѣшный.
Посреди, посрединѣ. — Посредствомъ.
Постель и постеля. — [Постила́] Па-
стила.
Постлать, постелю, постелютъ („по-
стелить“ форма совершенно ошибоч-
ная).
Постничать. — Поститься. — Постный
705.
Пострѣлъ.
Посѣва́ть 718.
Посѣтить, посѣщу, посѣтятъ, посѣ-
щать.
(Потапъ). См. Пата́пій.
Потатчикъ 708.
*Потихоньку.
Потёмки, p. п. — мокъ. Для большаго
удостовѣренія, что это слово ж. p.,
служитъ образованное отъ него фа-
мильное имя Потемкинъ (отъ потем-
ка, — не Потемковъ, какъ было бы
отъ потемокъ).
Потолокъ, —лка́ (ср. хорут. tlak = полъ).
Потому, потомъ.
Потому что; потому, что.
*По́трохъ, —м. ч. потроха́, р. п. потро-
хо́въ.
Потчевать, потчую [по́тчивать] Пав-
скій, первый, далъ это начертаніе гла-
голу, который прежде писали то „под-
чивать“, то „потчивать“, и объяснилъ,
что правильная его форма была бы
почтевать (предложный глаголъ), но
она испорчена перестановкою буквъ.
И. И. Срезневскій, на основаніи мно-
жества сравненій изъ другихъ славян-
скихъ нарѣчій, признаетъ въ этомъ
словѣ тотъ же корень, однакожъ пи-
шетъ „потчивать“ и сближаетъ вторую
часть глагола съ прилагательнымъ чти-
вый1). Находя указаніе обоихъ фило-
логовъ на корень чт въ глаголѣ потче-
вать несомнѣнно вѣрнымъ, я обращу
вниманіе на странныя аномаліи, пред-
ставляемыя этимъ глаголомъ: 1) При гос-
подствующей орѳографіи „потчивать“
для неопредѣленнаго наклоненія, на-
стоящее время имѣетъ однакожъ форму
потчую2); 2) этотъ предложный гла-
голъ, заключая въ себѣ значеніе не-
совершеннаго вида, заставляетъ пред-
полагать другую форму вида совер-
шеннаго, но ея вѣтъ; 3) удареніе въ
неопредѣленномъ наклоненіи падаетъ
на предлогъ, чего никогда не бываетъ
(если исключить предлогъ вы при
совершенномъ видѣ). Наконецъ 4) и
самое главное: это — глаголъ предлож-
ный, a между тѣмъ, для приведенія
его въ совершенный видъ, къ нему
присоединяются еще предлоги: попот-
чевать, запотчевать, отпотчевать,
употчевать, — опять явленіе ненор-
мальное.
Такія неправильности можно, ка-
жется, объяснить только совершен-
нымъ отсутствіемъ народнаго созна-
нія относительно состава и натуры
глагола, a это могло произойти един-
ственно съ заимствованнымъ сло-
вомъ. По свидѣтельству И. И. Срез-
невскаго, народъ и Великой и Малой
Россіи, во многихъ краяхъ, вмѣсто
потчевать употребляетъ другой гла-
голъ почтовать = поштовать, и су-
ществительное почтованье = пошто-
ванье. Что жъ это значитъ? Извѣстно,
что глаголы съ окончаніемъ овать
или евать всего чаще составляются
изъ существительныхъ, и между про-
чимъ изъ иностранныхъ (проба — про-
бовать, танецъ — танцовать и проч.). Въ
польскомъ языкѣ есть сущ. poczta3)
(произн. почта) съ значеніемъ: почи-
таніе, почетный даръ, гостинецъ
(Linde: Verehrung, ein Ehrengeschenk).
Удивительно ли, что изъ этого слова,
въ эпоху перехода къ намъ полониз-
мовъ, образовался русскій глаголъ
по́чтовать (чествовать, угощать), ко-
торый, по свойству языка, могъ под-
вергнуться въ устахъ народа двоякому
измѣненію, именно: превращенію ч въ
ш (што вм. что) или перестановкѣ
ч и т. Случилось, смотря по различію
мѣстностей, и то и другое; но по́тчо-
вать должно было, по народной фоне-
тикѣ, непремѣнно обратиться въ пот-
чевать (такъ какъ ей противно о безъ
ударенія послѣ шипящихъ4). A при
этой формѣ правильно должно было
выработаться настоящее время по́т-
чую. Такимъ образомъ трудность въ
объясненіи этого на первый взглядъ
страннаго глагола исчезнетъ, какъ
скоро мы перестанемъ видѣть въ немъ
чисто-русскій глаголъ и признаемъ
чуждое его происхожденіе.
1) Извѣстія Отд. русск. яз. и слов. т. VII, вып. 3.
2) Въ Словарѣ Росс. Академіи (изд. 1) показана двоякая форма настоящаго
времени: „подчиваю, сокращенно же потчую“. Гречъ и за нимъ Рейфъ были
того же мнѣнія; на самомъ же дѣлѣ употребительна лишь послѣдняя форма,
которая одна только и означена въ 2-мъ изданіи словаря Росс. Ак., также въ
словарѣ Отд. русск. яз. и сл., и въ Толк. Слов. Даля.
3) Ср. сущ. uczta, пиръ, угощеніе, и глаголъ ucztować, пировать, угощать.
4) По той же причинѣ русскіе, вм. шоколадъ, произносятъ и пишутъ
шеколадъ. См. выше.

Потѣха. — *Потѣшать.
Похлёбка (отъ хлебать).
Похлѣ́бство (угожденіе за хлѣбъ-соль).
Похмелье. См. Хмель.
Похороны, род. п. похоронъ.
Похѣрить (отъ формы буквы х, хѣръ
гр. χαίρε =: радуйся, или χειρ = рука).
Поцѣлуй (не „поцалуй“). См. Цѣловать.
Почасту.
Почему.
По чему-либо.
Почётъ.
Почталіо́нъ, почтальонъ 765.
Почти (собственно повелит. наклон. гл.
почесть: ср. народн. почитай).
Почтамтъ. — Почтдире́кторъ.
Пошевни, род. п. по́шевенъ.
Пошлина.
Пощечина.
Поэтому.
Правовѣдѣніе. См. Вѣдѣніе.
Праздникъ. — Праздничный 705.
Прасковья, Параско́вья. (Соб. Пара-
скева = παρασκευή).
Прасолъ, —ла.
Прачечная 704.
Пращуръ.
Превозмогать.
Предвидѣніе.
Предвѣ́дѣніе.
Предвѣстіе. — Предвѣщать.
Предметъ (польск. przedmiot).
Предмѣстье (польск. miasto = городъ).
Предоставлять (пред-оста-влять).
Предохранять (пред-охранять).
Предпринять, предприму, предпри-
мутъ.
Предприимчивый. — Предпріятіе.
Предрекать. — Предречь.
*Представка.
Представленный.
Предсѣдатель.
*Предтеча.
Предубѣжденіе.
Предувѣдомленіе.
Предыдущій.
Предызвѣще́ніе.
Предъявлять.
*Предѣ́лъ (граница).
Преемникъ. — Преемство (ср. пере-
нять).
Прежде.
Прежде чѣмъ. Употребленіе этого
союза съ неопр. наклоненіемъ, не за-
висящимъ отъ другого слова, есть
галлицизмъ; нельзя напр. сказать:
„прежде чѣмъ сжечь, покажи“... Пуш-
кинъ однажды пишетъ къ Жуков-
скому: „Прежде чѣмъ сожжешь это
письмо, покажи его Карамзину“.
Прежній.
Презентъ.
Презрѣть; презрѣнъ.
*Прейсъ-кура́нтъ.
*Преклонять (должно быть отличаемо
отъ приклонять).
Прекословить.
Прекратить; прекращать.
Прелестный.
Преніе (отъ гл. переть).
Преодолѣвать. Преодолѣть.
Преподнести. Слово, недавно вошед-
шее въ употребленіе. Нѣкоторые пи-
шутъ „приподнести“; но по аналогіи
съ глаголами: преподать, препрово-
дить, правильнѣе видѣть тутъ пред-
логъ пре.
Преполовеніе (отъ полъ = 1/2). Сере-
да 4-й недѣли послѣ Пасхи, какъ
оканчив. половину пяти десятницы.
Въ народѣ часто: „переполовленіе“.
Пререканіе.
*Пресловутый.
Пресмыкаться. — *Пресмыкающійся.
Пресса. — Прессъ 762. *Прессъ-Папье́.
Преставиться (= перестать, умереть),
*Свѣтопреставленіе.
Претензія.
Претерпѣвать. Претерпѣть.
Претерпѣ́нный.
Претить.
Преуспѣяніе.
Прибалтійскій.
Прибаутка (отъ баять).
Приблизить, приближу, приблизятъ.
Приверженность.
Привидѣніе.
Привилегія 763.
Приви́слинскій 722. [Привисля́нскій].
Приволакивать.
Привораживать.
Приворачивать.
Привѣть. — Привѣтствіе.
Привязчивый.
Пригвоздить; пригвождать.
Пригорать — Пригорѣть.
Пригоршня.
Приданое 694.
Придѣлъ (добавочный алтарь, не смѣш.
съ предѣлъ).
Призёмистый.
Призрѣть; призрѣнъ.
Приказать, прикажу, прикажешь,
прикажутъ 714.
Приказчикъ 708.
*Приклонять, см. преклонять.
Приколачивать; приколотить.
Прикосновеніе.
Прилагать; приложить, —ложу. —ло́-
жатъ.
Прилежный. — Прилежаніе (отъ гл.
прилежать). Встарину неправильно пи-
сали: „прилѣжный“ 739.
Примораживать.
Примѣта.
При́мѣсь.
Приноравливать (отъ сущ. норовъ).
Припаять, припаяютъ. *Припай.
Приплести, приплетутъ.
Припряжь, жи.
Прирасти. — Прирастать. — Прира-
стить. — Прираща́ть.

Присво́ивать; присвоя́ть.
Прислонять.
Пристяжка.
Присутствовать. — Присутствіе.
Присѣсть. — Присѣсть.
Притолока.
Притомъ; — при томъ.
Притча (отъ гл. приткнуть — прила-
дить, примѣнить.
Прихлебатель (см. хлебать).
Прицѣлъ.
Причёска.
При чёмъ — не должно писаться слит-
но, потому что здѣсь предлогъ при
сохраняетъ свое самостоятельное зна-
ченіе, точно такъ же какъ въ выра-
женіяхъ: при томъ, при этомъ.
Причина (отъ корня чин — чинить).
При этомъ (не должно писаться слитно),
*Пріамурскій.
*Пріёмникъ (сосудъ для принятія па-
ровъ).
Пріемъ. — Пріемышъ.
Прійти, притти, придутъ.
Піобрѣта́ть; пріобрѣсть, пріобрѣтутъ.
Пріобрѣ́вшій (хотя неправильно, но
почти вытѣснило форму: „пріобрѣтшій“.
Пріѣзжій.
Пріѣхать, пріѣдешь, пріѣдутъ.
Проблема (гр. πρόβλημα, отъ προβάλλειν =
= предлагать) 763.
Провіантъ 764.
*Провожатый.
*Проворный.
Прогнѣваться. — Прогнѣвить.
Прогорать.
Программа 763.
Прогрессъ.
Проектъ (ново-лат. projectum; итакъ не
„проэктъ“.
Прожора.
Прозѣвать.
Пройдоха.
Произрастать. — Произрасти; про-
израстить.
Происходить. — Происшествіе.
Пройти, пройдутъ 696.
Проклажа́ться. Хотя эта форма и упо-
требительна, почему занесена въ сло-
варь и Академіей и Далемъ, но ка-
жется звукъ к въ ней неправильно
явился вм. х.
Прокопій (народн. Прокофій) 751.
(Пролубь). См. Прорубь.
Промежутокъ, —тка.
Промокать.
Промыселъ. — Промыслить. — Про-
мышлять.
Промыслъ (Провидѣніе).
Промышленникъ. Промышленность
696.
Пронзать.
Проповѣдать. — Проповѣ́дывать 717.
Проповѣдь, —ди ж. р. (род. мн. пропо-
вѣдей).
Прорастать. — Прорасти.
Прорубь, — би (въ нар. гов. непра-
вильно: пролубь) 749.
*Прорѣзь.
*Прорѣзь.
Прорѣха. Въ этомъ словѣ повидимому
обнажается корень глагола рѣшить.
Просвира (собств. просфора)
Просвѣтить, просвѣщу, — свѣтятъ,
просвѣщать.
Просіява́ть.
Проскочить, проскочатъ.
Проскомидія (гр. изъ προς = впередъ,
и κομίζειν = приносить).
Простереть, прострутъ.
*Простолюдинъ, мн. ч. — люди́ны.
Просто-на́просто.
Просторѣчіе.
Простой, р. п. простого.
Простофиля.
Простыня.
Просфора (простон. просвира) 749.
Просьба.
Просѣдь, ж. р., —ди.
Противень, противня (м. р.) 750.
Рейфъ первый указалъ на соотноше-
ніе между этимъ словомъ и нѣм.
Bratpfanne, но при посредствѣ поль.
brytfana. Павскій, Буслаевъ и Даль
ссылались прямо на нѣмец. названіе.
Въ словарѣ Линде при словѣ brytfana
поставлены между прочимъ русскія:
сковорода и противень (безъ фоне-
тич. сближенія). Но съ именемъ bryt-
fana не соединяется понятіе четверо-
угольной формы, какъ съ словомъ
противень. Послѣднее извѣстно во
всей Россіи, даже и въ сѣверн. губер-
ніяхъ, такъ что возникаетъ вопросъ:
дѣйствительно ли оно чуждаго проис-
хожденія, или мы должны признать
въ немъ русское слово съ значеніемъ
дружки другого предмета (т. е. круг-
лой сковороды). Въ Костром. губ.
про́тушекъ (област. словарь).
Противоположный.
Противорѣчіе.
Протоіерей.
Протоколъ (сред.-лат. protocollum) 763.
Профессія; профессоръ, профес-
сорша.
*Профиль, р. п. профиля.
Прохлажа́ться, прохлаждаться.
Прохолаживать.
Процессъ.
Прочій. — Прочь.
Проще.
Прощелыга. — *Прощёные дни.
Проясниться (о погодѣ).
Пруссакъ (о народѣ) 762.
Прусакъ (о насѣкомомъ).
*Прыскать, —каю и прыщу.
Прѣсненскій.
Прѣсный (некислый: др.-сл. прѣсьнъ,
словин. prêsen, сырой; серб. пріјесан,
свѣжій; польск. przasny, др.-верх.-нѣм.
frisc, свѣжій).

Прѣть, прѣлый, прѣніе.
Пряденый. — *Пря́женый.
Пряничный 704.
Пряный (польск. porny и pierny).
Псалтырь, р. п. псалтыри (ж. р.), но
въ просторѣчіи употребительнѣе фор-
ма: псалтырь, р. п. —тыря.
Пузырь.
*Пулярка (фр. poularde).
*Пунцовый (фр. ponceau).
Пустомеля. 754.
Пустопорожній.
*Пустынножитель.
Пушка 751.
[Путаница]. — Пуще (отъ неупотр.
прилаг. пускій?).
Пшено. — Пшённый.
Пьедесталъ.
Пьеса. [Піеса]. Всего ошибочнѣе начер-
таніе „пьэса“ (= песа).
Пьяный.
Пѣвецъ. Пѣвчій. Пѣніе.
Пѣгій. — Пѣна.
Пѣсельникъ (поющій въ хорѣ). — Пѣ-
сенникъ (сборникъ пѣсенъ).
Пѣсня (пѣсню, пѣсенъ), пѣснь (вин. п.
пѣснь, род. м. пѣсней) 744.
Пѣстовать. — Пѣстунъ.
Пѣть, поютъ. — Пѣтухъ. — *Пѣтелъ.
Пѣхота. — Пѣшій. — *Пѣшкомъ.
*Пятиарши́нный.
Пятиугольный.
Пятнадцать. — Пятьдесятъ.
Пятьсотъ, пятисотъ, пятистамъ.
Р
Равендукъ (голл. ruwcndoek, отъ ruw =
грубый, суровый).
Равнина. — Равный. — Равнять.
(Ражда́ть). См. Рождать.
Развалины.
*Развѣвать.
Развѣ.
Развѣсистый.
Развѣсить. Развѣшенъ 719.
Разгораться.
Раздать (хотя ро́здалъ).
Раздаба́ривать. (по „Р. Правоп.“) [Раз-
доба́рывать] (евр. daber, рѣчь).
*Разжигать. — Разожженный. [Раз-
женный], 693
Разиня. — Разинуть (вм. раззи́нуть)
690.
Размозжить 692.
Размокать; размокнуть.
Размѣнять. — Размѣнянъ, прич. отъ
размѣнять. „Размѣненъ“ предполагало
бы неопр. „размѣнить“, которое не
употребительно 719.
Разносчикъ.
Разнять, разниму, разнимутъ (хотя
прош. ро́знялъ) 703.
Разойтись, разойдутся, разошёлся
697
Разорять. [Раззоря́ть]. Это слово объ-
ясняется двояко: 1) др.-слав. глаго-
ломъ орити — разрушать: см. словарь
Миклошича, 2) русскимъ зори́ть —
портить, уничтожать (Т. Сл. Даля),
откуда еще предложный гл. иззорять,
сущ. иззоръ (тамъ же).
*Разостлать, разстелю, —е́лютъ.
[Разрабо́тывать], по „Р. Прав.“ раз-
рабатывать.
*Разрастаться.
Разровнять.
Разрѣди́ть; разрѣжать.
*Разрядить, Разряжать.
Разсада 692.
*Разсвѣтать, — свѣло.
Разсказъ 701. Разсказчикъ 708.
Разске́пъ. [Раскепъ] (исл. skepia, раз-
дѣлять; того же корня щепать, щепка).
Разсмотрѣніе, разсмотрѣнный.
Разсолъ 692.
Разсорить. — Разссо́рить, разссо́рить-
ся 693.
Разспрашивать 701.
Разспросы 701.
*Разсрочивать.
Разстаться, разстанутся.
Разстегай.
Разстёгивать; разстегнуть.
*Разстилать.
Разстрига.
Разстрѣлянъ (прич. гл. разстрѣлять)
719.
Разсчитать, разсчитывать 701.
Разсылать; разослать, разошлю.
Разсѣвать. — Разсѣивать 718.
Разсѣлина.
Разъ. Новый способъ употребленія этого
слова: „Разъ это сдѣлано, о поворотѣ
нечего и думать“, т. е. какъ скоро это
уже сдѣлано, то... Еще встрѣчается
разъ что. И тѣмъ и другимъ выраже-
ніемъ не слѣдуетъ злоупотреблять.
Разыскать; разыскивать.
Разыскание (хотя розыскъ) 702.
Разѣвать (вм. раззѣва́ть) разинуть 690.
Ранній, рано; ср. ст. раньше.
Раненый 694.
Ранецъ (нѣм. Ranzen).
Раны́мъ-рано.
*Рапортъ.
Раскаиваться; раскаяться 718.
(Раске́пъ). См. Разске́пъ.
Расколачивать.
*Распилка.
*Расписаніе.
Расписка (хотя роспись) 702.
Расписаться. — Расписываться.
(Распра́шивать). См. Разспрашивать.
Раста́гъ (нѣм. Rasttag).
Растеніе 714.
Расти, растутъ. Прошедш. росъ, росла,
росло и пр. 713 росшій растить
Растлить; растлевать. — Растленіе
(дѣйствіе). Ср. Затмить.

Растлѣ́ть. — Растлѣвать. — Растлѣніе
(состояніе).
*Расторопный.
Растъ.
Расхорохориться.
Расцѣловать. См: Цѣловать.
Расчесть; разочтутъ. — Расчётъ 700.
Расшевелить, расшевелю, расшеве́-
лять.
*Расщелина.
*Рафинадъ.
Рашкуль (нѣм. Reisskohle).
Ращеніе (отъ гл. растить) [Роще́ніе].
*Реализовать.
Ребенокъ. Многіе пытались писать po-
бёнокъ, какъ уменьшит, отъ робъ или
рабъ (чеш. rob — мальчикъ, гл. робить =
работать), но при затемнившемся произ-
водствѣ выговоръ получилъ перевѣсъ.
*Ребро, рёбра.
*Ревизскій.
Ревѣть, реву, ревутъ.
Редижи́ровать (а не „редактировать“,
форма совершенно неправильная).
*[Редька]. Рѣдька.
Реестръ (срд. лат. registrum, regestrum
или regestorium отъ regestum — зане-
сенное, записанное; гл. regerere — вно-
сить). Ошибочно писать „реэстръ“.
Рекомендація. — Рекомендовать.
Реку, рекъ, рещи́. См. рѣчь.
*Рельефный.
Рельсы (англ. rail, множ. ч. rails), же-
лѣзные брусья, полосы). Еще до по-
строенія желѣзныхъ дорогъ было из-
вѣстно у насъ въ формѣ рель или
арели (Обл. словарь) и значило:
столбъ, перекладина, качели.
Ремесло; ремесленникъ.
Ремонтёръ.
Ренсковой. Это неправильно составлен-
ное (съ окончаніями скій и овой) и
по превратному значенію неудачное
слово почти уже было забыто, когда
въ недавнее время, къ сожалѣнію, было
офиціально возстановлено и появилось
на вывѣскахъ винныхъ погребовъ сто-
лицы.
*Репейникъ.
Репортеръ, а не „репортёръ“ (анг. re-
porter).
(Ресница). См. Рѣсница.
Рессора.
Ретивый (отъ сущ. реть).
[Рето́рика]. См. Риторика, по „Р.Прав.“
Реченіе (отъ реку, рещи́).
(Решётка. — Решето). См. Рѣшето.
*Речитативъ.
Ржаной. Народн. оржано́й.
*Ржать — ржутъ.
Римъ.
Ри́нуть 745.
Рискъ; рисковать.
Рисовать; рисую, рисуютъ. Съ польск.
rysować, отъ древне-нѣм. reiszen, нѣ-
когда употреблявшагося въ этомъ зна-
ченіи, или сущ. riss = чертежъ, приня-
таго поляками съ измѣненіемъ i на у
(ы): rys. У насъ оно извѣстно въ пред-
ложномъ имени абрисъ.
Ристать. — Ристалище 745.
Рисунокъ, —нка. Съ польск. rysunek, гдѣ
окончаніе unek передѣлано изъ нѣ-
мецкаго nug, такъ же какъ и въ словахъ
wizerunek = образецъ, szacunek = со-
кровище. Слово это, какъ и предыду-
щее, перенесено въ Москву изъ кіев-
скихъ школъ въ 17-мъ столѣтіи.
Ритмъ (гр. ρυθμός). — *Риторика. — Ри-
торъ.
Ри́ѳма (гр. ρυθμός).
(Робёнокъ). См. Ребёнокъ.
Ровесникъ По Павскому (I, § 128) слѣ-
довало бы писать „ровестникъ“, непо-
нятно почему, въ словарѣ Миклошича
находимъ: равьсьникъ, т. е. равесникъ.
Ровный — Ровнять.
Рогнѣда.
Рогожа.
Рогъ.
Родіонъ (собств. Иродіо́нъ; народн.
Радиво́нъ).
Рождать [Ражда́ть] (др. раждати) 713.
Рождество. — Рождественскій.
Рожонъ, род. и. рожна.
Рожокъ, —жка́.
Роз. Это фонетическое начертаніе пред-
лога раз (при удареніи надъ нимъ)
встрѣчается только въ немногихъ слу-
чаяхъ и не должно быть распростра-
няемо на другія слова того же про-
исхожденія безъ акцента на предлогѣ.
Ср. розыскъ и разыскивать,разысканіе.
Розвальни. Но развалины.
Розга 703.
Розговѣнье. Но разга́вливаться, раз-
говѣться.
Ро́здали (отъ раздать).
Роздыхъ.
Рознь.
Ро́зняли (отъ розня́ть).
Розовый.
Ро́зобрало (отъ разобрать).
Розсказни 701. Но разсказъ.
Розсыпь. Но разсыпать.
Розыгрышъ. Но разыграть.
(Розыска́ніе). См. Разысканіе.
Розыскъ.
*Роль, —ли.
Роптать, ропщу, ропщутъ.
Роскошь. (Для второй части слова ср.
польск. kochać = любить).
(Роса́да). См. Разсада.
(Росо́лъ). См. Разсолъ.
(Роспи́ска). См. Расписка.
Росомаха.
Роспись.
Россіянинъ.
Ростокъ, —тка́. — Ростъ.
*[Рости́] Расти.
*Ростиславъ.
Ротозѣй.

(Роще́ніе). См. Ращеніе.
Роя́ль.
Рта́читься (отъ сущ. реть). Народн.
артачиться.
Рубка 750. Для сравненія могутъ быть
приведены еще слѣдующія иностран-
ныя названія этой будочки, которая
бываетъ на палубѣ судовъ передъ
каютою: шв. rof, дат. rof, нѣм. Ruff,
анг.-сакс. hróf, исл. hrôf, фин. ruhwi.
См. между проч. Е. Bobrik, Allgemein
Nautisches WB. mit Sacherklärungen,
Leipzig 1850.
Рубль 750.
Рубрика (поль, lubryka).
Рубчикъ (отъ рубецъ).
*Рукавица.
*Румяна, —нъ.
Рупоръ (голл. roeper, отъ гл. roepen,
звать).
Русакъ.
Русскій. Ор. Карамз. 211.
Руфинъ. Руфъ (лат. Rufinus. Rufus).
Рухлядь, —ди.
Рученька, ручонка, ручка.
Руѳь (евр. Ruth).
Рыдванъ (польск. rydwan) 745.
Рында (рынду бей).
Рынокъ.
Рыскать, ры́скаютъ и рыщутъ.
Рысь.
Рыть, роешь, роютъ 715.
Рыцарь (польск. ricerz) 745.
Рѣдкій. — Рѣдина.
Рѣдька (собств. редька) 737.
Рѣдѣть, рѣдѣютъ.
Рѣзать.
Рѣзвый.
*Рѣзъ, р. п. рѣза. — Рѣзь, р. п. рѣзи.
Рѣзкій; рѣзче. — Рѣзчикъ 709.
Рѣка. — Рѣчной.
Рѣпа.
Рѣсница 739. Въ ц.-сл. собственно рѧсь-
ница, также рѧсьнъ, иногда рѣснъ и
реснъ. Въ поль. и чеш. ρ умягченное:
польск. rząsa, rzęsa, чеш. řasa. Ср.
серб. péca и русск. ря́сна, ряса, ряс-
ки 354.
*Рѣченька. — Рѣчонка.
Рѣчь. Въ двоякомъ правописаніи словъ:
реку, наречь, нареченъ, нареканіе, и
реку, наречь, нареченъ, нареканіе слѣдъ
различія, которое въ древнемъ языкѣ
встрѣчалось нерѣдко: многіе глаголы,
при переходѣ въ многократный видъ,
измѣняли е на ѣ, напр. летѣти и лѣ-
тати 737.
Рѣшать. — Рѣшить.
Рѣшето. — Рѣшетка. [Решето, решёт-
ка]. 737. 739.
Рѣять, рѣютъ.
Ряжскъ, городъ.
Ряхну́ться.
С.
*Савао́ѳъ. *Саванъ.
Савва.
*Саве́рій (народн. Савелій).
Саврасый.
Саддукей.
*Са́ечникъ.
Сажалка.
*Саженецъ, —нца́.
Сажень, ни, р. мн. саженей и саженъ.
*Салазки, —а́зокъ.
Саламата.
Салютовать.
Самоё. Винит. пад. жен. р. мѣстоименія
сама: правильность окончанія оё до-
казывается формою ее въ вин. падежѣ
мѣстоим. она. Напротивъ, форма „саму“,
встрѣчаемая въ печати, чужда живому
языку.
Сампсо́нъ.
*Самъ, самого — Самый, —аго.
Самъ:другъ, самъ-третей (т. е. третій),
самъ-четвёртъ, самъ-пятъ, самъ-шостъ,
самъ-седьмой (-сёмъ), самъ-восьмой,
самъ-девятъ, самъ-десять (не „десять“).
О самъ-третей 711.
Сапогъ.
*Сапфиръ [Сафи́ръ].
*Сапѣга.
Сарафанъ.
Сардамъ (городъ).
Сарра.
*Сафьянъ, —я́нный.
Сахара.
*Саша. — *Са́шенька.
*Сбитень. — *Сбитенщикъ.
*Сбоку.
Сбруя [збруя] (поль. zbroj) 703.
Свадьба. — Свадебка. — Свадебный 703
Сведеніе (отъ гл. свести).
Сверстникъ.
Сверху, сверхъ.
Сверхъестественный.
Сверчокъ.
*Свидѣтель, —ля.
Свиристель, —ля.
Свирѣль, —ли.
Свирѣпый.
*Свиснуть (отъ висѣть).
*Свистнуть (отъ свистать).
Сводъ. Встрѣчающіяся иногда выраже-
нія въ родѣ слѣдующихъ: сводъ о не-
доимках, сводъ о движеніи суммъ не
могутъ быть допущены; слово сводъ
требуетъ другого опредѣлительнаго
имени на вопросъ чего? Сводъ свѣдѣ-
ній, правилъ и т. п. То же должно ра-
зумѣть и о словѣ Матеріалы.
Свойственный.
Своя́чиница (свояченица) (отъ своячина,
женнина сестра).
Свысока. — Свыше.
Свѣдущій (отъ вѣмь, вѣсть) 717.
Свѣдѣніе (отъ ц.-сл. гл. вѣдѣти) 739.

Начертаніе „свѣденіе“ ничѣмъ не
оправдывается, потому что эта форма
никакъ не могла бы произойти отъ
глагола свѣдать, которая дала бы при-
частіе свѣданъ, a никакъ не свѣденъ.
Свѣдѣніе образовано отъ церковно-
славянской формы свѣдѣти, такъ же
какъ мнѣніе отъ мнѣти (отъ мнить
было бы мненіе).
Свѣжій, свѣжо. — Свѣжѣть.
Свѣтопреставленье (а никакъ не „свѣ-
топредставленіе“; ср. преставиться, пе-
рестать).
*Свѣточъ.
Свѣтскій.
Свѣтъ. Корень тотъ же, что въ герм.
словахъ hvit и hvete, санскр. śveta, бѣ-
лый, a по-русск. свѣтъ и цвѣтъ. См.
(М. Müller-Böttger. 2 серія лекціи,
стр. 60).
Свѣча.
*Сгорать.
Сгоряча.
Сдобный. — Сдобрить (сдабривать).
Сдуру.
Сдѣлать. — Сдѣланный.
Северинъ.
*Севрюга.
Сегодня.
Сегодняшній (не сегоднешній и не се-
годнишній), потому что прилаг. обра-
зовано не отъ существ. день, a прямо
отъ нарѣчія сегодня, какъ вчерашній
отъ вчера, завтрашній отъ завтра).
Седмица.
Седьмой (самъ-седьмой; см. Самъ).
Сейчасъ.
Секретарь.
*Селезень, — зня.
*Селитра, —тренный.
Селить, селятъ 715. — Село.
Сельдь, ж. р. Род. мн. сельдей.
Сельчанинъ. Стало невѣрно употре-
бляться вм. поселянинъ, ибо образовано
отъ уменьшит. сельцо и не можетъ
означать жителя села.
Семнадцать. — Семьдесятъ.
Семъ, союзъ (у Кирши Данилова: „семъ
побратуемся съ тобой“, 185, или въ
одной пѣснѣ: („Семъ-ка дѣвки на лу-
жокъ“). По мнѣнію г. Буслаева, отъ
корня сѧ , встрѣчающагося въ древ-
нихъ гл. формахъ: сѧтъ, сѧти — гово-
ритъ, говорятъ (Ист. Гр. 1, § 86).
Семья. Семейный. Семейство — *Се-
мьянинъ мн. ч. — нины.
Сентиментальный.
Сентябрьскій 745.
Серафимъ.
Сервизъ.
Сергій (народн. Сергій) 738.
Сердечный.
Се́рдоболь (фин. Sortavala).
*Сердоликъ.
Сердце. — Серди́шко. *Сердцевѣ-
децъ, —дца. — Сердцевина.
Серебряный 695.
Серіо́зный [серьёзный] 765.
Сермяга (и y поляковъ sermęga). He
отъ греч. ли: skaramangion = красный
кафтанъ?).
*Серпуховъ.
*Серпъ.
*Серпянка.
Серту́къ (проще чѣмъ сюртукъ).
*Серчать (см. сердча́ть).
Серьга; мн. ч. серьги, серёгъ, серь-
гамъ (др.-сл. оусерѧзь, оусерѧгъ, съ
гот. auhsahriggs).
Сессія 762.
Сестринъ.
Сжечь, сожгутъ. — Сожжёнъ.
Сзади.
Сиверко.
Сивка. 754.
*Сигара.
*Сидень, —дня. — Сидмя.
Сидоръ (сокращ. изъ Исидоръ).
Сидѣлецъ.
*Силуэтъ.
Символъ. — Симеонъ (народн. Семёнъ).
Симметрія. — Синкли́ктъ. — Система. —
Синодъ.
Синтакти́ческій [ситакси́ческій] (съ
греч. συντακτικόζ).
*Синьоръ (итал.).
Сирота. Мн. ч. сироты.
Сирѣчь.
*Система.
Сказать, скажешь, скажутъ 714.
*Скакать, скачутъ, скакнуть. Но со-
скочить.
*Скандализовать.
Ска́рборо (городъ).
*Скачокъ.
*Сквозь.
*Скелетъ.
Скипидаръ.
*Ски́ѳы.
Складчина 708.
*Склепъ.
*Склизкій и Слизкій.
Склянка. [Стклянка] 706.
Сковорода, вин. п. сковороду.
Скользкій.
*Скоморохъ.
Скопинъ (городъ).
*Скорбѣть, скороблю, —рбя́тъ.
Скоромный.
Скрести, скребутъ.
Скрипка, — скрипѣть 745.
*Скудельный.
*Скульпторъ.
Скучно 704.
Сладкій. Ср. ст. слаще (вм. сладше) 710.
Сла́нецѣ (вм. стланецъ), — нца́ 706.
Слать, шлю, шлютъ.
Слега.
Слегка.
Слесарь (нѣм. Schlösser, поль. ślósarz).
Слипать („вьюга мнѣ слипаетъ очи“
Пушк.).

Слишкомъ.
Словесный. — Словесность.
Слой (сомнит. происхожденія) 706.
Слышать, слышишь, слышатъ, слы-
шанъ (прич.) 715. 719.
Слышенъ, слышна, слышно (прил.)
719.
Слѣва.
Слѣдующій. Нельзя употреблять слѣ-
дуемый, которое такъ же неправиль-
но, какъ бываемый. Ни въ той, ни въ
другой ошибочной формѣ нѣтъ ника-
кой надобности.
Слѣдъ. Слѣдовать. Слѣдствіе.
Слѣзть, слѣзешь, слѣзутъ.
Слѣпой.
Слѣпить, слѣпишь, слѣпятъ (отъ лѣ-
пить, съ предл. съ). Оттуда Слѣпокъ.
Слѣпить, слѣпишь, слѣпятъ (отъ слѣ-
пой). Слѣпнуть.
*Слѣпой. — Слѣпышъ.
*Слѣпокъ.
Слюна, мн. Слюни, —ней. Слюнки.
Слюнявый.
Смежить.
Смежный (отъ межа).
Смекать (ср. намекъ).
Смертельный.
*Смерчъ.
Сметана (отъ съметати, Микл.).
Сметать (отъ мести видъ несоверш.).
Смолоду.
Смородина (отъ смородъ = смрадъ, по
сильному запаху ягоды).
*Сморчокъ.
Смотрѣть, смотрю, смотрятъ (народ.
смо́трить) 715. Смотря по тому.
Смычокъ, —чка́.
Смышлёный 694.
Смѣлый.
Смѣна. — Смѣнять.
Смѣсь. — Смѣшивать.
Смѣта 739. Это слово, очевидно, од-
ного корня съ словами: примѣта, за-
мѣтка, отмѣтка. Выговоръ „смётка“
ничего не доказываетъ, потому что
въ народной рѣчи и ѣ иногда превра-
щается въ ё.
*Смѣтка (проще смётка).
Смѣтливый (одного происхожденія съ
примѣтливый) 739.
Смѣхъ. — Смѣшо́нъ.
Смѣшанный, смѣшанъ (отъ смѣшать),
a никакъ не „смѣшенный“, ошибоч-
ная форма, которую употреблялъ даже
Карамзинъ: „пить медъ, смѣшенный
съ кровью“ (И. Г. P. IX, 167).
*Смѣшить.
Смятеніе (отъ мя́сти, мяту́тъ).
(Смя́тка). См. Всмятку.
Снабдѣва́ть (старин.). Первонач. фор-
ма сънабъдѣти, сънабъдѣвати (отъ
корня бъд) зн. пріобрѣтать, наблюдать,
хранить. Нынѣ снабдить, снабжать
гл. переход. съ другимъ значеніемъ.
*Снадобье.
Снаружи.
Сначала.
Снесённый.
[Сниги́рь]. Снѣгирь, по „Р. Прав.“.
Снизу.
*Снисходить. — Снисхожденіе.
Снито́къ, мн. ч. Снитки́ [снято́къ] (чрезъ
перестановку звуковъ, отъ нѣм. Stint,
польск. stynka. слѣд. неправильно: въ
акад. словарѣ снятокъ, a y Даля снѣ-
токъ съ производствомъ отъ снѣдь.
Подтвержденіемъ служитъ старинная
форма: снитейный, см. акад. словарь).
Снова.
Сноровка.
*Снѣгирь [Сниги́рь]. — Снѣгирька.
Снѣгъ. Снѣжный.
Снѣдать. — Снѣдь (гдѣ н призвукъ).
(Снято́къ). См. Снито́къ.
Соболѣзнованіе.
Собратъ; мн. ч. собратья и собра́ты.
Собственный.
Собща́, сообща.
Совершенный. Совершонный 731.
Совсѣмъ. — Co всѣмъ тѣмъ.
Совѣсть. — Совѣстливый; совѣстный.
*Соглядатай.
*Содрогаться.
Совѣтовать, совѣтуютъ 718.
Сожалѣніе.
Создать, создавать; создамъ, созда-
дутъ.
Созидать, создать; сози́жду, сози́ж-
дешь, сози́ждутъ. Гл. создать (отъ
здать, зижду) собственно зн. строить,
творить (creare) есть его второе, пе-
реносное значеніе. Оно не даетъ права
образовать неправильно неопр. накл.
„созиждить“, невозможное при на-
стоящ. времени зиждешь, зиждутъ.
Такъ y Достоевскаго: „созиждились“
въ Дневникѣ писателя 1881 г., стр.
14. Столъ же неправильно и стр. прич.
„созижденный“, которое нѣкоторые
писатели въ наше время стали упо-
треблять. См. зы́бать.
Созонтъ (въ народѣ Созонъ).
Соименный. — Соименникъ.
*Сойти, сойдутъ.
Солдатчина 708.
*Солёный. — Солоно. — Соляной.
Солнце. — Солнышко. — Солнопёкъ.
Соловей, —вья. — Соло́вушко.
Соломенный 695.
Соломинка (отъ соломина, какъ горо-
шинка, крупинка, песчинка).
Соломонъ.
Сомнѣваться. — Сомнѣніе.
*Соотчичъ.
*Сопель, — ли. Сопелка.
Соперникъ (отъ гл. переть; ср. народ.
спорникъ).
Сопка (не „собка“, какъ думаютъ нѣ-
которые: ц.-сл. съпъ — насыпь, возвы-
шеніе, гора).
*Соплеменникъ.

*Сорокалѣтній.
Сорокоустъ (изъ τεσσαρακοστός, сороко-
вой, — по народной фонетикѣ).
Сорокъ (древнегреч. τεσσαράχοντα).
Состариться, состарюсь и соста́-
рѣться, соста́рѣюсь. И то и другое
правильно.
Сострить.
Сосѣдъ; мн. ч. сосѣди, —ей, и сосѣ́ды, —
овъ.
*Сотенка. — *Сотняжка.
Сотканный.
Софія.
Софроній.
Сочельникъ (первоначально соче́в-
никъ, отъ сочиво): 1) сокъ изъ сѣ-
мянъ, употребляемый въ кушанье вм.
масла, и 2) самое кушанье, сокомъ
приправленное.
Спасибо. Доказательствомъ первона-
чальнаго состава этого слова (спаси
Богъ) служитъ то, что и теперь между
монашествующими говорится: „Спаси
Господи“ въ смыслѣ выраженія бла-
годарности. Ср. малорос. Бо-дай.
Спасскій.
Спелена́ть. Страдат. прич. спеленатъ,
какъ принадлежащее народному, а не
литературному языку, оправдывается
аналогіею другихъ глаголовъ въ этой
народной формѣ, напр. брато (вм.
брано), узнатъ (вм. узнанъ).
Сперва.
Спереди.
Спесивый. — Спесь [спѣсь, спѣсивый]
согласно съ Поликарповымъ и акад.
словаремъ. Корень сомнителенъ.
Спичка.
[Сплётни; род. п. сплётенъ]. По „Р.
Прав.“ Сплетня, — и, р. п. мн. спле-
тенъ и сплетней.
Сплинъ (англ. spleen).
Сплошь.
Спожинки (простонар. вм. госпожинки,
постъ передъ успеніемъ Богородицы).
Сполагоря. — Сполна.
*Спорынья.
Споспѣшествовать.
Споткнуться, спотыкаться.
Справа.
Спроста.
Спудъ (др.-сл. спѫдъ; ср. дат. spand).
Спьяна.
(Спѣсь). См. Спесь.
Спѣхъ. — Спѣшить.
Спѣшить; —ся (отъ пѣшій).
*Сравнить, сровнять.
Сразу.
Срамъ 706.
Сраженіе 706.
Срастить; сраща́ть.
*Сроду.
Срѣтенье. Ср. Встрѣтить.
Сряду.
Ссора.
Ссуда.
Ссѣдаться. — Ссѣсться, ссядутся.
Стало-быть.
Стаме́зка (нѣм. Stemmeisen).
*Становиться, —влю́сь. Становятся.
Стариться. — Старѣть, —ѣю. — Ста-
рѣться, —рѣюсь.
Старшинство.
*Статскій.
Статсъ-секретарь.
*Статсъ-дама.
Статуя 766.
*Стебель.
*Стегать. — Стезя.
Стекло (по мнѣнію Я. Гримма, отъ гот.
stikls, стаканъ) 748.
*Стёклышко.
*[Стекля́ный] по „Р. Прав.“ Стеклян-
ный.
Степанъ (народн. вм. Стефанъ) 745.
Степень.
*Стерлядь, —ди.
Стихія (греч. στοιχεΐον).
Стихъ (греч. στίχος).
[Сткля́нка]. См. Склянка.
Стлать, стелю, стелешь, стелютъ
(не „стелятъ“) 705. 715. Иногда слы-
шится неправил. форма прош. вр.
стелился и неопр. накл. постелить
постель. Съ удивленіемъ прочли мы
недавно въ „Декабристахъ“ гр. Л. Н.
Толстого выраженія: „къ дѣвушкамъ,
стелившимъ постель“, „стелила ему по-
стель“. Такого глагола нѣтъ; эта форма
неправильно образована отъ настоящ.
вр. стелю, но употребляющіе ее за-
бываютъ, что во 2-мъ лицѣ стелешь,
а не „стелишь“. (Берешь — брать, сте-
лешь — стлать).
Стоить, стоишь, стоятъ. Прич. стоящій
(а не „стоющій“) 716.
Столбъ (русск.). — Столпъ (древне-сл.
стлъпъ). Отсюда народн. ф.: осто-
лопъ, ослопъ.
Столикъ, —лика.
Стоять, стоятъ.
[*Сто́ра] Штора.
Страстотерпецъ — рица.
*Стреножить.
Стрекать.
Стремглавъ.
Стремя. — Стремянный (стар.).
*Стрепетъ.
Строгій (ц.-сл. срагъ) 706.
Строить, строишь, строятъ 714.
*Стропило.
Стрѣла.
Стрѣха (кровля).
Студе́нтскій и Студенческій.
*Стѣна. — Стѣ́нь, —ни.
Суббота (Остром, с бота, первонач.
форма, гдѣ носовымъ звукомъ уже
замѣнено одно β греч. σαββατον).
*Субботній.
*Субъектъ.
*Субъинспе́кторъ.
Судорога.

*Судьба.
Сужденіе.
Суженый (отъ судить) 694.
*Сузить. Суженный. — Суженіе 743.
Сума; сумка.
Сумасбродъ 703.
Сумасшедшій.
Суматоха.
Сумерки, род. сумерекъ, прил. суме-
речный.
Сумма 762.
Сумѣть 743.
*Суперъинтенде́нтъ.
Супостатъ (др.-сл. сѫпостатъ).
Супружескій. — Супружній.
Сургучъ (неизвѣстн. происхожденія).
*Суррогатъ.
*Сурьма.
*Суставъ.
Суфлёръ (фр. souffleur).
Суффиксъ (отъ лат. suffigere, прикрѣ-
плять снизу или сзади): наставка.
Сухой, р. п. сухого.
Сушёный.
*Суэзскій.
Сфера.
Сча́стіе 707.
Счесть, сочту́тъ. — Счётъ 707.
Считать.
Сшибить, прич. сшибенъ (а не „сшиб-
ленъ“). См. Шиби́ть.
Сшить, сошьютъ.
Съёжиться. — Съёмщикъ.
*Съѣздъ.
Съезжая, —ей.
Съѣсть, съѣшь, съѣдятъ.
*Съюти́ть.
Сыворотка (перестановкой вм. сыро-
вотка; ср. чеш. syrovátka, польское
serwatka).
Сыграть.
Сыздѣ́тства. — Сызмала.
Сызнова.
*Сынишка. — Сыновній.
Сыпать, сыплешь, сы́плютъ )не „сы-
пятъ“).
*Сыро́пъ.
Сыроѣжка (отъ сыроѣга). Есть и форма
сырояжка. Можно усомниться, нѣтъ
ли тутъ перестановки звуковъ: ср,
чеш. svaroska.
Сыскной.
Сычъ (вм. сови́чъ, совиной породы).
Сыщикъ 710.
Сѣверъ.
Сѣвъ (отъ сѣять).
Сѣдой. Сѣдина.
Сѣдалище. — Сѣдло, мн. сѣдла (произн.
„сёдла“).
Сѣкира.
*Сѣменить.
Сѣмя. Въ род. падежѣ мн. ч. сѣмянъ
не только пишется, но и говорится
для отличія отъ им. Семенъ, изъ чего
видно, что и въ живой рѣчи замѣтно
стараніе отмѣчать различіе однозвуч-
ныхъ словъ: народъ мѣстами говоритъ:
„сѣменовъ“.
*Сѣмечко.
Сѣно.
Сѣнь (ц.-сл. = тѣнь, стѣнь). Сѣни, —ей.
Сѣра (чеш. síra, польск. siarka).
(Сѣрмяга). См. Сермя́та.
Сѣрый. Сѣрко.
Сѣсть, ся́дутъ.
Сѣть (сскр. si, вязать).
Сѣтовать, сѣтуютъ 717.
Сѣчь, сѣкутъ. — Сѣчка.
Сѣять, сѣешь, сѣютъ 714.
Сюда.
*Сюртукъ.
Т.
Табакерка (ит. tabacchiera, φρ. taba-
tière, но прежде также tabaquière).
Табачный.
Табуретъ. Табуретка.
Тавлеи (ново-гр. ταβλί), шашечница.
Также, такъ же.
Таланъ (народн.). Счастіе, удача.
Талантъ (гр. τάλαντον = вѣсы, вѣсъ).
Талья (фр. taille).
*Таможня.
Танецъ.
Танцова́ть, танцуютъ.
Тарабарская грамота (иначе простая
литорея). Особый видъ тайнописанія,
состоящій въ томъ, что „поставивъ
согласныя буквы въ два ряда слѣ-
дующимъ порядкомъ:
б в г д ж з к л м н
щ ш ч ц х ф т с р п,
употребляютъ въ письмѣ верхнія буквы
вмѣсто нижнихъ, a нижнія вмѣсто
верхнихъ; гласныя же оставляютъ безъ
перемѣны“ (Вост. Фил. Набл., 129).
Тара́сій (народн. Тарасъ).
*Тараторить.
Тарелка 749.
Татаринъ. Мн. ч. Татары.
Тачать, тачаютъ. (Даль: „шить строч-
кою на оба лица“).
Тащить, тащишь, тащатъ (не „тащутъ“)
715.
Таять, таешь, таютъ 718.
Творогъ 713. (Ср. нѣм. Qvark, qvarg и
средне-нѣм. tvark).
Те (вм. тебѣ, сокращ.).
Театръ (θεατρον).
Тёзка. — Тезоименитство отъ ц.-сл. тьзъ
(ср. тъжде), соименный.
Телеграмма 762 (греч. τήλε, далеко, и
γράμμα, письмо). Это слово въ первый
разъ употреблено въ Америкѣ 6 апрѣ-
ля 1862 г., въ газетѣ Albany Evening
Journal, въ которой нѣкто г. Смитъ
отъ имени неизвѣстнаго предлагаетъ
замѣнить этимъ словомъ слишкомъ
длинное реченіе телеграфическая де-

пеша. Въ защиту своего предложенія
онъ приводитъ слова: монограмма, ло-
лограмма и проч. Въ Европѣ газета
Times прежде всѣхъ стала употреблять
слово телеграмма (Webster’s Dictio-
nary).
*Телёнокъ, мн. ч. телята.
*Телепень, —пня.
Телѣга 739 По мнѣнію Добровскаго
(Грамм. яз. Слов. I, стр. 154), это имя
иностраннаго происхожденія; одна-
кожъ изъ словарей Линде, Шимке-
вича и Миклошича видно, что оно
очень распространено у славянскихъ
народовъ и что во второмъ слогѣ его
большею частію слышится гласная і
(напр. хорут. taliga); у литовцевъ оно
имѣетъ формы talenga, tolenga и зн.
коляска. Кромѣ того оно употреби-
тельно въ Валахіи и въ Венгріи.
Темлякъ (польск. temblak).
Темя; р. п. темени 737.
Тенёта (серб. тонота, сѣть охотничья).
Теперь (вм. топерво).
*Теребить, блю́, е́бятъ.
Тереть, тру, трёшь, трутъ.
Теремъ, терема; мн. терема, о́въ.
Терпкій. — Терпугъ.
Терпѣливый. — Терпѣніе.
Терпѣть, — плю́, терпятъ.
Терраса. — Территорія.
Тесьма (гр. δεσμά, δεσμοί).
Тетива (собств. тятива́).
*Тетрадь (гр. τετράδιον), —ди.
*Течь, теку, течёшь, текутъ.
Тимоѳей.
Типъ (τύπος).
*Тиранъ. — Тираническій.
Тискать; тиснуть.
Титло. — Титулъ.
Тихонькій. — Тихоня.
Тканый. Ткацкій (отъ сущ. ткачъ).
*Ткать, тку, точешь (употреб. ткёшь),
ткутъ.
Тлѣніе. — Тлѣнъ. Тлѣнный.
(Тма). См. Тьма.
Тмить (здѣсь ь послѣ т передъ мягкою
согласной излишенъ).
Товарищъ.
Тогда; тогдашній.
*То-есть.
Тоже, то же.
Тождество. — Тожество (послѣднее со-
гласнѣе съ народной фонетикой). — То
и дѣло.
Толстенький
Тоненькій 720. 721.
Тонкій; ср. ст. Тоньше. Тончайшій.
Топтать, топчу, топчешь, топчутъ.
[То́рмазъ; тормази́ть]. Тормозъ, по
„Р.-Прав.“ (гр. τόρ(χος = ступица у колеса,
гвоздь).
Тороватый 713. Въ родствѣ съ гл. те-
реть и торить. Ср. народное то́рово,
щедро.
*Торцевой (отъ торецъ).
*Торчать, —ча́тъ.
Тотчасъ.
Тотъ, тѣмъ; тѣ, тѣхъ и т. д.
Точить, точатъ.
Точно.
*Точь въ точь.
Тошно. — Тощій, тощъ.
Тоща́къ. См. Натощакъ.
Трактиръ (нѣм. Tractierer отъ фр. trai-
teur).
*Трамбовать.
Трапеза (греч. [τε]τράπεζα, т. е. четве-
роногъ).
Трауръ (нѣм. Trauer).
*Требовать. — Тревожить, —во́жатъ.
*Трезвый.
Трепать, треплю, треплешь, треп-
лютъ. Не вѣрная форма: трепя вм.
трепля, у гр. Толстого въ „Декабри-
стахъ“.
*Трепетать, —пещу́, е́щутъ.
*Третій, Третейскій.
Третьяго дня.
Третья́годняшній (произн. третёва-
дняшній).
Треугольный.
*Трехдневный. — Трехъэта́жный.
*Трещотка.
Тридцать. — Тринадцать.
Триста, трёхсотъ, трёмстамъ.
Трифонъ.
*Троечный.
Тротуаръ (фр. trottoir). Карамз. въ
Письмахъ Р. Пут. употреблялъ въ
этомъ значеніи слово намостъ.
Трофей (фр. trophée, отъ лат. tropaeum,
съ греч.) 771.
Трофимъ.
Труженикъ 696.
Труппа 762.
*Трущоба.
*Тры́нчикъ (кнопка для петли).
Трюмо (фр. trumeau).
Тряскій.
Трясти, прош. трясъ (произн. трёсъ).
Туалетъ.
Туне (ц.-сл.; русск. ту́нью).
Тунеядецъ.
*Тфу.
*Тщательный. — Тщиться.
Тщедушный (вм. тощедушный). По
Павскому (1, § 128), тутъ произвольная
этимологія: онъ принимаетъ форму ща-
душный, отъ потеряннаго корня щад
или щед, означавшаго то же, что скуд
и худ. Произведенное отъ этого корня
сущ. щадость, щадоща дало отъ себя
будто бы прил. щадощный = щадуш-
ный. (Такимъ же образомъ Павскій
производитъ радушный отъ радощ-
ный). Не проще ли принять произ-
водство первой части слова отъ прил.
тощій?
Тщеславіе.
Тысяча.
*Тысячелѣтіе.

Тьма. [Тма] (въ обоихъ знач.: мракъ и
миріада). Тмить.
Тѣло. — Тѣлесный.
Тѣ, тѣмъ, тѣми. См. Тотъ.
Тѣнь.
Тѣснить.
Тѣсто.
Тѣшить, тѣшишь, тѣшатъ.
Тюильри (а не „Тюльери“: франц. tui-
lerie отъ tuile, черепица).
Тюрьма. — Тюремный.
Тяжёлый. Ср. ст. тяжелѣе и тяже́лѣ.
У.
Убогій. — Убожество.
*Убѣдить, —жду, дя́тъ.
Увѣнчать. Прич. страд. увѣнчанъ.
Увѣчье.
*Увѣщава́ть —ава́ютъ.
Угнетать. — Угнетеніе.
Уголъ, род. п. угла, мн. углы.
Уголь, род. п. угля. Множ. ч. двоякое:
угли и уголья, какъ камни и каменья.
Вторая форма имѣетъ болѣе собира-
тельное значеніе; въ этомъ смыслѣ
употребляется и ед. число у́голье.
Угольный, прил.
от уголъ
Эти два прилаг. не
должны быть смѣ-
шиваемы.
Угольный, прил.
от уголь
Угорѣть; угорѣть. — Угрожать.
Удалой, иди Удалый.
Удаться (а никакъ не „удасться“, какъ
многіе пишутъ). Удаваться.
Удлиненіе.
Удлинять (отъ корня, а не отъ прилаг.
съ удвоеннымъ н; ср. укоротить, рас-
ширить, возвысить и т. п.).
Уже, ужъ 744. Ужели, ужель, ужли́.
Уздцы. [Устцы́]. Вести лошадь подъ
уздцы.
*Узкій, узокъ, уже.
Уйти, уйдутъ 696.
Указчикъ.
Украина. — Украсть, украду, украдутъ.
Укротить, укрощу, отя́тъ. — Укрощать.
Уксусъ (гр. όζος) 748.
Улеа́боргъ (собств. Улеоборгъ, швед.
Uleåborg).
Улей, род. п. улья. — Улеёкъ.
*Умалишённый.
Уменьшать.
Умереть, умрутъ. Прошед. умеръ,
умерла, умерли.
Умертвить, умерщвлю́, умертвятъ,
умерщвлять; умерщвлёнъ.
Умолчать, умолчатъ. Прич. стр.умо́л-
чанъ.
Умыселъ, род. п. умысла.
Уніатъ.
Унтеръ-офицеръ (народн. ундеръ).
Упасть, упадутъ. Прич. прош. упавшій.
См. Пасть.
Уплаченъ (произн. „упло́ченъ).
Уповать, уповаютъ (отъ пъвати, по-
лагаться; ср. чеш. и польск. прил.
pewny, твердый, надежный).
*Уполномочивать.
*Упомянуть.
Упоминаніе. Неправильна форма „упо-
миновеніе“, предполагающая глаг. „упо-
минуть“, котораго въ языкѣ нѣтъ;
„упомяновеніе“ же было бы возможно,
но неупотребительно.
Упряжка. — Упряжь.
Урасти́. — Ураста́ть.
Уровень, род. п. уровня.
Уроженецъ, нца; уроженка.
Усадьба.
*Усво́ивать.
Ускорить.
*Услать, шлютъ.
Услышанъ, прич. глаг. услышать.
*Усовѣстить, усовѣщивать.
Усомниться (др.-сл. оусъмьнѣтися ).
*Усопшій.
Успеніе (отъ усъпнути).
Успоко́ивать 711. Многіе говорятъ:
успокаивать.
Усталь: безъ устали.
Устарѣлый.
*Устлать, устелютъ.
Устрица (гр. δστρεον, древ.-нѣм. ûster,
голл. oester).
Устраивать.
[Устцы́]. См. Уздцы.
Усыновленіе.
Усыпленіе.
Усѣсться, усядешься, усядутся.
*Утаить, утаивать.
*Утонченіе.
Утренній; утрешній. Утренникъ,
утреня.
*Ухарскій (отъ ухарь).
Участвовать. — Участіе.
Ученикъ.
Учёный.
Ушибить, ушибу; прич. стр. уши́бенъ
(не „ушибленъ“, какъ нынче часто
пишутъ). См. Шиби́ть.
Ущербъ.
Уѣзжать. — Уѣхать, уѣдешь, уѣдутъ.
Ф
Фактъ.
Фалбора́ 749.
Фальшивый.
Фальшь (ж. р.) род. п. фальши.
Фамилія. — Фамильярный.
Фанаберія (изъ жаргона польскихъ
евреевъ: fana = испорч. нѣм. feine;
берья = тварь). Собственно важный,
значительный, а иногда и высокомѣр-
ный человѣкъ; но у насъ употре-
бляется въ смыслѣ: фантазія, сума-
сбродство.
*Фарватеръ.
Фарисей.
Фармазонъ (стар., franc-maçon).

Фартукъ (нѣм. Vortuch).
Фата (санскр. pata, исл. fat, гот. faida).
Фебъ.
Февраль 749.
Февро́нья. *Нар. Ховро́нья.
Фейерверкъ (нѣм. Feuerwerk).
Фельдфебель (нѣм. Feldwebel).
Фельдцейхмейстеръ.
Фельдшеръ. — Фельдшерица.
Фельдъегерь. — *Фельетонъ.
Фере́йскіе острова (дат. Foerøer).
[Фе́ршелъ]. Фельдшеръ.
Фижмы (нѣм. Fischwein, китов, усъ).
*Физіономія.
*Фиктивный, отъ фикція.
Филаретъ.
Филей (фр. filet).
Филимонъ.
Филинъ (голл. uil, нѣм. Eule = сова).
Филиппъ.
Филоѳей.
Филлоксера (φυλλοξήρα).
*Фильтръ.
Финансы (отъ сред.-лат. finare = кон-
чать, итал. кончить дѣло, уплатить,
откуда finanze, finances = обществен-
ные доходы.
*Финикіяне.
Финнъ. — Финскій (нѣтъ надобности
писать оба н передъ окончаніемъ скій).
Фитиль (нов.-гр. φυτίλι).
Фіалка (нѣм. Vioie).
*Фіолетовый.
*Флагъ.
Флегонтъ.
Флейтщикъ (ср. монументщикъ).
Флёръ.
Флигель (нѣм. Flügel), — ля.
*[Флекси́вный]. — *Флективный.
Флоръ (въ народѣ Фролъ) 749.
Флюгеръ (по Рейфу, отъ голл. vleugel,
но это слово значить то же, что нѣм.
Flügel).
Фока.
Фоліантъ 764.
*Фонвизинъ.
Фонарь (ново-гр. φανάρι), —ря́,
Фонтанка.
Форейторъ.
Формулова́ть 773.
Фортепіано 764. 771.
Форточка (польск. fortka, отъ нѣм.
Pforte = ворота).
Фотій. — *Фофанъ.
Французъ; француженка. — Француз-
скій.
Франтить.
Фрейлина (нѣм. Fräulein).
Фридрихсга́мъ (шв. hamn = гавань).
Фрунтъ.
Фундаментъ (лат. fundamentum).
Футляръ 749.
Фуфайка (неизв. происхожденія).
*Фыркать.
Х
Хазовый (но „Р. Прав.“) [Казовый]
конецъ (перс. хезъ, шерстяная или
шелковая матерія).
*[Халифъ] Кали́фъ.
Ханжество.
Хаосъ.
Характеризовать. — Характерный.
Харлампій (собств. Харала́мпій).
*Хаять, хаютъ.
*Хитросплетеніе.
Хіо́нія (народн. Хіо́на).
Хлебать, а́ютъ.
Хлестать, хлещу, хлещешь, хлещутъ.
*Хлесну́ть. Хлёсткій.
Хлопотать, хлопочу, хлопочешь, хло-
почутъ 714.
Хлѣбъ, хлѣбъ-соль (ж. р.).
Хмель [Хмѣль] 739. Пишутъ и „хмѣль“,
но безъ основанія. Хмель встрѣчается
уже и въ древнихъ ц.-сл. рукопи-
сяхъ. Это — общеславянское слово.
Подобозвучное есть и въ другихъ
индоевр. языкахъ, напр. нѣм. hummel,
шв. humle.
Ходатай. — Ходатайствовать.
*Ходить, хожу, ходятъ.
*Холостой, — стёжь.
Хомутъ.
Хорёкъ (вм. дхорекъ, отъ дхорь; корень
тотъ же, что въ словѣ духъ) —ька́.
Хорохориться.
Хорошенькій. Хорошо.
*Хоругвь, хорунжій —жаго.
*Хорьковый.
Хотѣть, хочу, хочешь, хотятъ.
Хребетъ, род. п. хребта.
Хрестоматія. [христома́тія]. Первая
форма, какъ согласная съ общеприня-
тымъ въ нынѣшнее время произноше-
ніемъ греческихъ словъ, предпочти-
тельна.
Хриса́нѳъ (народн. Кирсанъ).
Христофоръ.
Христіанинъ; христіанскій.
*Христосоваться, —о́суются.
Хрѣнъ.
Худенькій, худшій.
Ц
Царь. Въ древн. языкѣ произносили
цесарь или цьсарь (Вост. Фил. Набл.
113).
Царица.
Царскій.
Царьградъ. Царегра́дскій.
Цвѣтъ. — Цвѣсти, цвѣтутъ.
Цвѣточекъ, —чка.
Цеду́ла (лат. schedula, фр. cédule).
*Цейхга́усъ.
*Цементъ (лат. caementum).
Цензирова́ть 773.

Цензоръ. — Цензура.
*Централизовать.
Церковь.
Цехъ. Нѣм. Zeche 739.
Цикорій 733.
*Циркуль. Циркуляръ.
Цилиндръ 733.
Цитадель.
Цитова́ть 773.
*Циферблатъ.
Цифра. [Цы́фра].
Цы́бикъ 733.
Цыганъ. Мн. ч. Цыгане и Цыганы 733.
Цынга́.
Цыно́вка.
*Цыплёнокъ.
Цырю́льникъ 733, 749.
Цы́фра. Цыфи́рь 733.
Цѣвница (цѣвь; чеш. cev = тростникъ).
Цѣдить, цѣжу, цѣ́дятъ.
Цѣлебный.
Цѣлить, цѣлятъ (отъ цѣль).
Цѣловать (не „цаловать“, какъ нѣко-
торые пишутъ). Отъ прилаг. цѣлый,
здоровый. Собств. привѣтствовать. Въ
этомъ смыслѣ гл. „цѣловати“ часто
употребляется въ ц.-сл. переводѣ еван-
гелія, напр. Мате. 23, 4: цѣлова Ели-
савеѳь... цѣлованіе Маріино.
Цѣлый (санскр. kaljas = здоровый, гр.
καλός = прекрасный; лат. salvus; гот.
hail = цѣлый, швед. hel).
Цѣль (герм. til, Ziel). Въ послѣднее вре-
мя въ печати стало часто встрѣчаться
выраженіе: „выполнить цѣль“. Выра-
жающіеся такъ забываютъ, что мета-
фора только тогда годится, когда она
выдержана: цѣли достигаютъ.
Цѣна (чеш. польск. cena; ср. гр. τιμή).
Цѣпенѣть.
Цѣплять.
Цѣпъ (гр. σχήπων, шв. käpp = палка).
Цѣпь (д.-сл. чепь; въ другихъ славян-
скихъ языкахъ нѣтъ соотвѣтствующаго
по корню).
Ч
*Чавкать.
*Чалма.
Чапра́къ (турец.).
Чародѣй.
*Частоколъ.
(Чахо́лъ). См. Чехолъ, —хла́.
Чахотка.
Чаще.
Чаять, чаешь, чаютъ 718.
*Чеботарь, —ря́.
(Чеботы). См. Чо́боты.
Чеканъ.
Человѣкъ (отъ санскр. кула, родъ, пле-
мя; окончаніе есть суффиксъ ѣкъ =
икъ, или санскр. êka (unus). Пав. Фил.
Набл. II, § 41. Катк. Объ элем. и
форм., 74.
Челядь (корень тотъ же, что въ словѣ
человѣкъ; окончаніе — собирательн.
суффиксъ; ср. стадо), —ди.
*Чепуха.
Червь, —вя́. Червоточина.
*Череда. Черёдъ.
Чердакъ (турецк.).
Черезчу́ръ (чуръ, граница).
Черёмуха (или черёмха).
Черенокъ, —нка́.
Чермный (красный), —ое море.
*Чернила, —нилъ.
Чернильница (отъ прил. чернильный).
Чёрствый 731.
Чертить, чертятъ и чертятъ.
Че́сменскій 722.
*Чеснокъ, —ока.
Честный.
Четвергъ, —га 703. Нѣкоторые пишутъ
четверкъ, предполагая въ концѣ сокра-
щеніе слога токъ; но это начертаніе
несогласно съ произношеніемъ дру-
гихъ падежей: четверга, четверги.
Притомъ такое правописаніе основано
на сомнительномъ толкованіи.
Четвереньки (уменьш. отъ четверня):
на четверенькахъ.
Четвёрка (отъ четверо).
*Четверостишіе.
*Четвероуго́льникъ. — Четырехуголь-
никъ.
Четвёртка (отъ четверть).
Четвертокъ, —тка́. См. Четвергъ.
Четій. Четьи Минеи, четьихъ миней
(ново-гр. μηνατον, отъ μήν, мѣсяцъ).
Для чтенія назначенный.
Чёткій. — Чётъ и нечетъ.
Четырнадцать.
Чехарда (ср. гр. σκαπέρδα).
Чехолъ (польск. czechel, чеш. čechel,
нѣм. Zieche), —хла́.
Чибисъ.
Чикчиры.
Чирей, род. п. чирья.
*Чистага́нъ.
Чихать.
*Членъ.
Чо́боты (персид.).
*Чокаться.
Чопорный (польск. czupurny).
Чортъ.
*Чрево.
Чрезъ. — Чрезполо́сный.
Что (чѣмъ) 705.
Чтобъ, чтобы, что бы.
Что-либо, — что-нибудь.
Чужой. — Чужь.
*Чуть-чуть.
Чучела и Чучело.
Чушка.
Чѣмъ.
Ш
Шаблонъ (нѣм. Schablone отъ франц.
échantillon) — образецъ, образчикъ
форма.

Шалашъ (у нѣкоторыхъ Славянъ са-
лаш: Добров. Слав. Грам., (стр. 197;
др.-сканд. skále = хижина).
*Шалбе́рить (польск. szalbierz) плутъ.
[Шальли́вый] по „Р. Прав“ шалли́вый.
[Шалне́ръ]. Шарниръ; (франц. char-
nière, отъ лат. cardo).
*Шалопай.
Шалфей (нѣм. Salbei, отъ лат. salvia).
Шампиніо́нъ, шампиньонъ.
Шандалъ (фр. chandelier).
Шансы. Франц. chance въ лучшихъ сло-
варяхъ (напр. Littré) такъ объяснено:
1) случай, случайность; 2) счастливый
случай, счастье; 3) вѣроятіе, что что-
нибудь случится или нѣтъ („la pro-
babilité qu’il у a qu’une chose arrive
ou non“). Происходитъ же слово chance
или древ. cheance отъ choir, лат. са-
dere, падать, и взято оно отъ назы-
вавшейся этимъ именемъ игры въ
зернь. Итакъ, понятіе его вовсе не
трудно передать простыми русскими
словами; къ чему же намъ эти шансы
съ какимъ-то воображаемо-неперево-
димымъ смысломъ?
*Шаровары.
Шасть. — Шастать.
Шатёръ, —тра́.
*Ша́фка. — *Шафранъ.
Шацкъ 706.
*Шёлковый. — Шёлкъ.
Шведскій. — Швеція.
Швея. См. шовъ.
(Шекола́дъ). См. Шоколадъ.
Шелуха.
Шемахи́нскій (отъ Шемаха).
*Шеренга (польск. szereg).
(Шёро́хъ). См. Шорохъ.
Шероховатый.
Шершавый.
[Ше́ры]. Шке́ры.
Шестиарши́нный.
Шестнадцать. — Шестьдесятъ.
*Шестьсотъ.
Шесть, — шостъ (самъ-).
Шесть, — ста.
Шиби́ть. Причаст. страд. ши́бенъ, а не
„шибленъ“, ибо наст. время шибу́, а
не „шиблю́“ и прош. шибъ, а не „ши-
билъ“.
Шина (нѣм. Schiene).
Широкій: ср. ст. шире.
Шкапъ. — [Шкафъ] (верхне-нѣм. Schaff,
но нижне-нѣм. Schapp, голл. schap,
швед. skåp).
[Шкворень]. Шво́рень (польск. swor-
zeń).
Шке́ры (правильнѣе чѣмъ шхеры или
шеры, шв. skär).
Школа (польск. czkoła).
*Шку́на. (англ. schooner).
*Шлагбаумъ.
Шлафрокъ (нѣм.).
*Шлея.
Шлюпка (англ. sloop).
Шляхта (польск. szlachta, отъ нѣм.
Geschlecht).
Шмель (нѣм. Hummel, польск. trzmiel).
Шнурокъ, — рка́ (нѣм. Schnur).
Шовъ, шва. (О появленіи тутъ в при
производствѣ отъ гл. шить см. Катк.
Эл. и формы, стр. 42).
Шоколадъ (исп. chocolate, нѣм. Scho-
kolade).
Шомполъ (польск. stępel).
Шо́потъ, —пота.
Шорохъ, —роха.
Шоссе (фр. chaussée).
Шпалеры (нѣм. Spalier, отъ франц.
espalier).
Шпалы (анг. spall, плечо). Балки подъ
рельсами.
Шпилька (нѣм. Spille).
Шпіонъ (нѣм. Spion).
Шпора (нѣм. Sporn).
Шпринцова́ть (нѣм. spritzen).
Шпунтъ (нѣм. Spund, польск. szpund).
Штабъ-лѣкарь.
Штабъ-офицеръ.
Штамба (нѣм. Stamm).
*Штатскій (употреб. только въ значеніи
противоположн. понятію: военный).
Штиблеты (нѣм. Stiefel).
Штопоръ (голл. stop = пробка).
*Штора (употребит., чѣмъ сто́ра).
Штукатурить (итал. stucco).
Штыкъ (польск. sztych).
Щ
Щавель, —веля 706.
Щадить, щажу, щадятъ.
Щебетать, щебечутъ.
Щеголь (польск. szczygieł, отъ нѣм. Stie-
glitz), —гла́.
Щёголь (польск. szcególny = особен-
ный), —голя.
(Щеду́шный). См. Тщедушный.
Щеколда.
*Щекотать, — очу́, о́чутъ, и щекоти́ть,
очу́, о́тятъ.
Щёлкать. — Щелкать.
*Щёлка.
Щёлокъ.
Щепать (ср. разске́пъ), щепа́ютъ.
Щетина. — Щётка (ср. лат. seta).
Щиколотокъ.
Щуру́пъ (польск. szruba, отъ нѣмецк.
Schraube).
Ѣ
Ѣда. — Ѣмъ, ѣдятъ; ѣсть.
Ѣздить; ѣзжу, ѣздятъ 692.
Ѣхать, ѣдутъ.
Ѣшь (повел. накл., фонетич. начертаніе
вм. этимологическаго ѣжь, ибо умяг-
ченное д переходить въ ж) 703.

Библіографическій указатель статей, включенныхъ въ первую часть „Филологическихъ Разысканій“ *).

1. Толковый словарь живаго великорусскаго языка. В. И. Даля. — Записка Я. К. Грота. Санктпетербуръ (тип. И. Акад. Н.) 1869 — брошюра безъ заглавнаго листа, но въ обложкѣ, стран. 1—60 въ 8 д. л. Послѣ текста на стр. 60 значится: „Конецъ. Напечатано по распоряженію И. Ак. Н. Декабрь 1869 г. Непр.секрет. К. С. Веселовскій. Типогр. И. Ак. Н.“ и проч. 1—45 Эта брошюра составляетъ отдѣльный оттискъ (стран. 1—60) изъ „Отчета о четвертомъ присужденіи Ломоносовской преміи“, читаннаго въ торжественномъ засѣданіи Императ. Академіи Наукъ 29 декабря 1869 г. Акад. Я. К. Гротомъ. Спб. 1870 г. (сентябрь), помѣщеннаго въ Сборникѣ статей, читанныхъ въ Отдѣленіи русск. яз. и словесн. Императ. Академіи Наукъ, въ томѣ VII, приложеніи № 10 (1870 г. августъ) и въ Запискахъ Императ. Акад. Наукъ, т. XVII, прилож. № 5 (сентябрь 1870 г.). Тогда же былъ упомянутый разборъ Я. К. Грота въ извлеченіи напечатанъ въ С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ 1870 г. въ №№ 2 и 4 и отдѣльнымъ оттискомъ, стран. 1—40 подъ заглавіемъ: „Отчетъ и проч. ...Изъ разбора словаря В. И. Даля“. Въ концѣ: Дозволено цензурою. Спб. 5 января 1870 г. Въ тип. И. Акад. Н.

2. Карамзинъ въ исторіи русскаго литературнаго языка. Пересмотръ вопроса о началѣ „Новаго слога“ 46—98 Журналъ М-ва Народн. Просвѣщенія 1867 г., № 4, ч. CXXXIV, стран. 20—76.

3. Словари областныхъ нарѣчій. Я. К. Грота 99—112 Извѣстія Императ. Академіи Наукъ по Отдѣленію русск. яз. и словесн., т. VII, вып. 2, 1858 г., стбц. 81—95. Впослѣдствіи статья эта нѣсколько разъ была пополняема авторомъ.

4. По поводу нѣмецкой брошюры профессора Клауса Грота о мѣстныхъ нарѣчіяхъ. Über Mundarten und mundartige Dichtung. Von Claus Groth. Berlin, 1873 113—114

5. „Словарь областнаго Архангельскаго нарѣчія въ его бытовомъ и этнографическомъ примѣненіи." Собралъ на мѣстѣ и составилъ Але-

*) Составилъ П. К. Симони.

ксандръ Подвысоцкій. Рукопись листового формата, 459 стр., кромѣ предисловія“. (Отчетъ о присужденіи Ломоносовской преміи, составленный акад. Я. К. Гротомъ и читанный имъ въ торжественномъ собраніи Императ. Академіи Наукъ 29-го декабря 1881 года). Сборникъ Отдѣленія русск. яз. и словесн. И. Акад. Н., т. XXIX (1882 г.), стран. XVII—XXXV 115—128

Къ соображенію будущихъ составителей русскаго словаря:

6. I. Шведскій академическій Словарь 129—145 Это перепечатка съ измѣненіями и дополненіями статьи: „Матеріалы къ обсужденію вопроса о новомъ изданіи Академическаго словаря. I“. (Въ Извѣстіяхъ И. Ак. Н. по Отдѣленію русск. яз. и словесн., т. VII, 1858 г., вып, 4, стбц. 241—256).

7. II. Программа Словаря братьевъ Гриммовъ, составленная Яковомъ Гриммомъ 146—182 Напечатано, какъ ІІ-ая статья „Матеріаловъ къ обсужденію вопроса“ и проч. (въ Извѣстіяхъ... т. VIII, 1859 г., вып. 3, стлбц. 203—214 и вып. 4, стлбц. 260—290; a также въ Русской Бесѣдѣ 1859 г., кн. VI, стр. 1—52, подъ заглавіемъ: „Мысли Якова Гримма о національномъ Словарѣ“).

8. III. Словарные труды Датчанъ (см. Фил. Раз. I. 1885 г.) 182—183

9. IV. Русско-французскій словарь Н. П. Макарова (Спб. 1867 г.). 184—188 Въ Сборникѣ Отдѣленія русск. яз. и словесн. Императ. Акад. Наукъ, т. II, 1868 г., стран. XXI—XXVI и въ т. VII, 1870 г. стран. LXVII—LXVIII

10. V. Планъ словаря въ новомъ родѣ 188—189 Русскій Филологич. Вѣстникъ, ученый журналъ, издаваемый подъ редакц. M. А. Колосова. Варшава, т. I 1879 г., № 1, библіографія, стран. 103—105.

11. Приложеніе къ статьѣ: Къ соображенію будущихъ составителей Русскаго словаря: Мнѣніе Сперанскаго о новомъ изданіи Славяно-Россійскаго словаря. (Сборникъ Отдѣленія русск. яз. и словесн. И. Акад. Наукъ, т. VII, 1870 г., стран. XXII—XXVI). 190—192

12. Замѣтка о названіяхъ мѣстъ 193—208 Въ Журн. Мин. Нар. Просвѣщ., ч. CXXXVI, 1867 г., ноябрь, стран. 617—628.

13. Откуда слово Кремль? 209—216 Записки И. Акад. Наукъ, т. VI, 1864 г., кн. 1, стр. 203—211.

14. Замѣтка о нѣкоторыхъ старинныхъ техническихъ терминахъ русскаго языка 216—219 Сборникъ Отдѣленія русск. яз. и словесн., т, X, 1873 г., стран. LXII—LXV.

15. О произношеніи буквъ Э, В, Ѣ 220—223 С.-Петербургскія Вѣдомости, 1847 г., № 173.

16. По поводу предыдущей статьи 224—226

Замѣтка о брошюрѣ „Etymologische Beitrage“ etc. von Dr. Haag. Zürich, 1880 — въ Archiv für Slavische Philologie. Bd. V, ss. 657—659; Филологич. Записки, изд. A. A. Хованскимъ, 1881 г., вып. IV—V, стр. 12—15.

17. О нѣкоторыхъ особенностяхъ въ системѣ звуковъ русскаго языка 227—248 Журналъ Мин. Народн. Просвѣщ., ч. LXXIV, 1852 г., № 6, стр. 97—137.

18. Замѣтки о сущности нѣкоторыхъ звуковъ русскаго языка 249—262 Archiv für Slavische Philologie. Bd. III, Heft 1, 1878, ss. 138—151, подъ заглавіемъ: „Ueber die Natur einiger Laute im Russischen“ и затѣмъ тоже на русскомъ языкѣ въ Сборникѣ Отдѣленія русск. яз. и словесн. И. Акад. Н., т. XVIII, 1878 г., прилож. № 8, стр. 1—22, и отдѣльн. оттискомъ — Спб., 1878 г., 22 стран. въ 8 д. л.

19. О спряженіи русскаго глагола и важности въ немъ ударенія 263—272 Извѣстія Императ. Акад. Наукъ по Отдѣл. русск. яз. и словесн., т. II, 1853 г., приложеніе: „Матеріалы для Словаря и Грамматики“, л. XXV, стлбц. 391—399, „Замѣчанія о спряженіи русскаго глагола“. Въ выноскѣ; 1-й къ этой статьѣ Я. К. Г. нашелъ нужнымъ замѣтить: „Нѣкоторыя изъ этихъ замѣчаній высказаны были мною еще въ 1845 году въ статьѣ: „Объ основныхъ формахъ Русскаго глагола“ (Современникъ, т. XXXVIII, стр. 269—363). Эта статья, какъ первый мой филологическій опытъ, не могла быть трудомъ вполнѣ удовлетворительнымъ, но сознаваясь въ томъ охотно, я до сихъ поръ нахожу многія положенія въ ней справедливыми, и потому рѣшаюсь представить ихъ теперь въ новомъ изслѣдованіи и съ значительными перемѣнами на судъ знатоковъ Русскаго языка“ (см. вып. 1, стлбц. 391) .

20. Примѣчаніе. Ср. письмо П. С. Билярскаго. Извѣстія... 1861 г., вып. 4 и отвѣтъ Грота 273—276

21. О глаголахъ съ подвижнымъ удареніемъ 277—289 Извѣстія Императ. Акад. Наукъ по Отдѣл. русск. яз. и словесн., т. V, 1856 г., Матеріалы для Словаря и Грамматики, т. 3, л. XXII, стлбц. 337—348.

22. О русскомъ удареніи вообще и объ удареніи именъ существительныхъ. I—II... 290—325 и примѣч. 325—326. 326—337 Извѣстія Императ. Акад. Наукъ по Отдѣл. русск. яз. и словесн., т. VII, 1858 г., вып. 3, стлбц. 161—200.

23 — III: По поводу нѣмецкой брошюры о русскомъ удареніи 337—363 Разборъ брошюры д-ра Л. Кайслера: „Die Lehre vom russischen Accent“, 1866. (Журн. Мин. Нар. Просвѣщ., 1869 № 1, ч. CXLI, стр. 239—251).

24. Замѣтка о нѣкоторыхъ формахъ именныхъ флексій 354—358 По поводу соч. „Fr. Miklosich. Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen. III-ter Band. Wortbildungslehre. Wien. 1876“, стр. 286—312 — въ Филологич. Запискахъ 1879 г., вып. 1, стр. 1—6.

Двѣ критическія замѣтки:

25. Опыт фонетики резьянских говоров, И. Бодуэна-де-Куртенэ. Варшава. Петербург, 1875, — и Резьянскій катихизис,

26. и Этимологія древняго церковно-славянскаго 359—362—371 Журн. Мин. Нар. Просвѣщ. 1876 г., № 1, т. CLXXXIII, стр. 190—204.

27. Къ вопросу о значеніи подлежащаго въ предложеніи 372—376 Филологич. Записки 1880 г., вып. 5, стр. 11—16.

28. О названіяхъ аиста въ Россіи 377—385 Въ Журн. Мин. Нар. Просв. 1872 г., ч. CLX, № 4, стр. 288—294, подъ заглавіемъ: „Филологическая замѣтка о словѣ аистъ и названіяхъ нѣкоторыхъ днѣпровскихъ пороговъ“.

29. О словѣ „шпильманъ“ въ старинныхъ русскихъ памятникахъ 386—389 Въ Русск. Филологич. Вѣстникѣ 1879 г., № 1, стр. 35—38, ср. статью: По поводу замѣтки о словѣ „шпильманъ“ въ Новомъ Времени 1879 г. іюля 3, № 1200.

30. Объ элементарномъ преподаваніи русскаго языка 390—400 Извѣстія Императ. Академіи Наукъ по Отдѣленію русск. яз. и словесн., т. VI, 1858 г., вып. 1, стлбц. 19—34.

Матеріалы для русскаго словаря:

31. I. Дополненія и замѣтки къ „Толковому Словарю“ Даля 401—433 Первоначально были помѣщены ак. Я. К. Гротомъ въ „Отчетѣ о четвертомъ присужденіи Ломоносовской преміи“, Спб., 1870 г., стран. 89—112. (См. въ настоящемъ библіографич. указателѣ выше подъ № 1). Означенныя „Дополненія и замѣтки“ вышли и въ отдѣльномъ оттискѣ (безъ обозначенія г. и м. печ.), стран. 1—24 въ 8 д. л., безъ заглавнаго листа, но въ обложкѣ.

32. II. Слова Областного Словаря, сходные съ скандинавскими 433—444 Извѣстія Императ. Академіи Наукъ по Отдѣленію русск. яз. и словесн., т. I, 1852 г., прилож., тетрадь 1-я, „Матеріалы для сравнит. и объяснит. словаря и грамматики“ (I—III, 1854 г.), стлбц. 38—48 „Областныя великорусскія слова, сродныя со скандинавскими. Замѣчанія Профессора Я. И. Грота“.

33. III. Слова Областного Словаря, сходныя съ финскими 445—448 Помѣщено тамъ же, что и предыдущая статья, — стлбц. 65—68, подъ заглавіемъ: „Областныя великорусскія слова финскаго происхожденія. Замѣчанія Профессора Я. И. Грота“.

Былъ и отдѣльный оттискъ №№ 32—33: „Областныя Великорусскія слова, сродныя со скандинавскими и съ финнскими. Замѣчанія Профессора Александровскаго Университета Я. И. Грота. С.-Петербуръ, въ тип. И. А. Н. 1852. („Напеч. по расп. И. А. Н. 5-го іюля 185 г. Непр. Секр. П. Фусъ. — Изъ 5-го вып. 1-го тома Прибавленій къ Извѣстіямъ Втораго Отдѣленія Акад. Н.“). 21 стран. въ 8 д. л.

34. IV. Сравнительно-филологическія и другія замѣтки о нѣкоторыхъ словахъ 448—455 Извѣстія Императ. Академіи Наукъ по Отдѣленію русск. яз. и словесн., т. V, 1856 г., прилож.: „Матеріалы для словаря и грамматики“, т. III, тетрадь 8—9. стлбц. 348—354, подъ заглавіемъ: „Сравнительныя замѣчанія о русскихъ словахъ“. Слова не были расположены въ алфав. порядкѣ, что впрочемъ и оговорено въ выноскѣ на стлбц. 348.

35. V. По поводу двухъ сравнительно-филологическихъ изслѣдованій о славянскихъ и скандинавскихъ словахъ 455—463 Первоначально было помѣщено на нѣмецкомъ языкѣ въ Archiv für Slavische Philologie. Band VII, Heft 1, ss. 134—141, подъ заглавіемъ: „Bemerkungen über das gegenseitige Verhältniss einiger slavischer und nordischer Worter“ — по поводу изслѣдованій Ф. Тамма въ Ежегодникѣ Упсальскаго университета за 1881—1882 гг.: а) „Шведскія слова, освѣщенныя съ помощію славянскихъ и балтійскихъ языковъ“, и б) „Славянскія слова, заимствованныя изъ скандинавскихъ языковъ“, — и тогда же въ русскомъ переводѣ въ Филологическихъ Запискахъ 1883 г., т. XXII, вып. 3, стр. 1 слѣд.

36. VI. Слова, взятыя съ польскаго или чрезъ посредство польскаго 464—467 Напечатано первоначально въ Филологическихъ Разысканіяхъ, т. I, стран. 609—612.

37. (VII). Филологическая замѣтка 467—468 Живая Старина, г. 1, 1891 г., вып. 4, отд. V. Смѣсь, стр. 228—229 (объ этимологіи слова скипидаръ).