Галанин Д. Д. Леонтий Филиппович Магницкий и его арифметика. Вып. 1. — 1914

Глава 1.
Характеристика времени и общества, когда жилъ
Магницкій.
Магницкій жилъ на границѣ того вѣка, когда русская фило-
софская мысль, уставъ отъ религіозныхъ споровъ, съ особенной
настойчивостью бросилась въ новую для нея область естествозна-
нія и готовилась къ нарожденію всемірнаго генія въ лицѣ Ломо-
носова. Въ теченіе всего XVIII-ro вѣка мы видимъ рядъ русскихъ
выдающихся ученыхъ въ области естествознанія, среди которыхъ
можно отмѣтить, помимо академиковъ и профессоровъ Московскаго
университета, каковы: Лепехинъ, Германъ, Леманъ, Вельяминовъ'
Зибелинъ и пр., такихъ ученыхъ, какъ графъ Алексѣй Бестужевъ-
Рюминъ (1692—1766), который впервые наблюдалъ свѣточувстви-
тельность солей желѣза и изобрѣлъ особую желѣзную тинктуру
(tinctura tonico-nervina Bestouclieffi); графъ Мусинъ-Пушкинъ
(1760—1805), который впервые получилъ безцвѣтный прозрачный
фосфоръ и при его помощи возстановилъ растворы угольной ки-
слоты въ углеродъ, открылъ новыя соли платины (платино-хло-
ристо-водородной) и подробно изслѣдовалъ хромъ, онъ же первый
далъ способъ приготовленія вольфрамо-кислаго натра; Дмитрій Го-
лицынъ изучалъ вліяніе газовъ на сѣмена, открылъ свойство фіо-
летоваго сибирскаго хлорофона (CaF2) принимать при нагрѣваніи
зеленый цвѣтъ, а при охлажденіи вновь переходить въ фіолето-
вый; графъ Разумовскій изучилъ синтетическое приготовленіе
колчедана и открылъ минералъ, до сихъ поръ носящій его имя
(Rasoumoffski *). Кромѣ аристократическихъ слоевъ, и средній
классъ далъ знаменитыхъ химиковъ; такъ, Андрей Баташовъ (род.
1750) усовершенствовалъ металлургическую печь Реомюра, a Иванъ
Ивановичъ Ползуновъ построилъ первую паровую машину для
*) Дневникъ 2-го Менделѣевскаго съѣзда, №8, ст. 132. Докладъ г. Вальдски—
„О развитіи химіи въ Россіи".

вдуванія воздуха (1766) на Барнаульскомъ заводѣ *). Среди этихъ*
лицъ нельзя пройти молчаніемъ и перваго русскаго экономиста
Ивана Тихоновича Посошкова, который, по авторитетному свидѣ-
тельству г. Кизеветтера, впервые высказалъ такія экономическія
идеи, которыя являлись новостью даже для западно-европейской
науки, a другія еще до сихъ поръ ждутъ своего окончательнаго-
признанія и практическаго осуществленія **). Вотъ передъ нами
крѣпостной человѣкъ графа Шереметева, прибыльщикъ Алексѣй
Александровичъ Курбатовъ, оберъ-инспекторъ ратушнаго правленія.
Вотъ мѣщанинъ Кипріановъ, библіотекарь Московской Навигацкой
школы и издатель разныхъ книгъ. Вотъ простолюдинъ Иванъ Ки-
рилловъ, первый составитель географическаго атласа Россіи.
Изъ этого краткаго перечня ученыхъ физиковъ и химиковъ,
надъ которыми возвышается Михайло Ломоносовъ, опередившій
свой вѣкъ почти на столѣтіе, a можетъ быть, и больше, мы видимъ,
что естественно-научная мысль занимала если и не господствующее
мѣсто, то во всякомъ случаѣ очень видное мѣсто среди другихъ
научныхъ теченій. Качало вѣка. тѣсно сливаясь съ кон-
цомъ предшествующаго столѣтія, ознаменовалось глубокими рели-
гіозными сомнѣніями и ожесточенными религіозными спорами.
Исправленіе текста богослужебныхъ книгъ, сдѣланное по желанію
царя Алексѣя Михайловича, глубоко и сильно взволновало рус-
скую религіозную мысль; это волненіе было тѣмъ значительнѣе,
что вновь исправленныя книги вводились въ жизнь военной силой,
при чемъ явилось много людей, пострадавшихъ за вѣру, за то,
въ чемъ они видѣли высшее назначеніе своей жизни—спасеніе
души. Споръ съ такъ называемыми раскольниками не имѣетъ
исключительно церковнаго характера; это не мелочь буквы,—эта
борьба двухъ противоположныхъ міропониманій: старо - русскаго
общественнаго и новаго—значеніе предержащей власти. Не даромъ
Петръ считалъ раскольниковъ врагами государственнаго строя,
политически неблагонадежными людьми; ихъ міропониманіе рѣзко
противорѣчило той идеѣ, которая была скрыта подъ символомъ—
исправленіе богослужебныхъ книгъ. Мнѣ всегда казалось стран-
нымъ, почему наши ученые, вслѣдъ за правительственными аген-
тами, обвиняли раскольниковъ въ приверженности къ буквѣ, къ
обряду. Если это неважно, несущественно, то за что же было
заставлять такъ страдать хотя того же Аввакума, боярыню Мо-
*) Модель машины хранится въ Барнаульскомъ горномъ музеѣ. См.
Брандтъ—„Исторія первыхъ машинъ4*. „Нива" за 1913 г., № 19.
**) Иванъ Посошковъ. Книга о скудости и о богатствѣ. Предисловіе.

розову и др.? Въ этой борьбѣ произвола власти и искренняго ре-
лигіознаго увлеченія вся симпатія непредубѣжденнаго читателя на
сторонѣ гонимыхъ. Прочтите у Забѣлина біографію Морозовой, и
вамъ станетъ ясно, что въ этомъ гоненіи, во всемъ томъ, что
она испытала и претерпѣла, не было никакой религіозной идеи
со стороны ея мучителей, а лишь одно желаніе заставить ее
сдѣлать по-своему. Пусть она перекрестится тремя перстами
по-православному—и все будетъ окончено. Развѣ въ этомъ тре-
бованіи есть догматическій смыслъ? Развѣ за крестъ по-рас-
кольничьи можно человѣка заковать въ желѣзо, лишить всѣхъ
удобствъ жизни и подвергнуть пыткѣ? Нѣтъ, тутъ дѣло не въ
крестѣ, a въ иномъ: нужно было покориться власти царя, сдѣлать
то, что онъ хочетъ, и такъ, какъ онъ хочетъ. Морозова не хо-
тѣла исполнить этого и страдала не за вѣру, а за свое непокор-
ство. Раскольники были не врагами церкви, а врагами государ-
ства, какъ понимали государство при Московскомъ дворѣ. Это
хорошо сознавали и москвичи и вся Россія, а потому борьба и
приняла столь ожесточенный характеръ, ибо здѣсь боролись два
совершенно противоположныхъ міровоззрѣнія. Побѣда осталась на
сторонѣ правящей власти, но эта власть потеряла въ глазахъ на-
селенія свой ореолъ святости, защитницы религіи, a въ силу этого
ослабѣли и самыя религіозныя основы. Религія и право потеряли
въ глазахъ населенія свою внутреннюю цѣнность и получили зна-
ченіе лишь формы жизни, направляемой не божественными уста-
новленіями, a произволомъ власть имущихъ лицъ. Вотъ почему,
когда схлынула первая волна остраго столкновенія двухъ теченій,
когда первые борцы раскола покончили свои земные счеты, и на-
родилось новое поколѣніе, то среди рядовыхъ, почти индифферент-
ныхъ наблюдателей жизни, возникло сразу два стремленія. Одно
изъ нихъ можно характеризовать какъ критическій анализъ пред-
метовъ вѣры, а другое—необходимость изученія наукъ, какъ по-
собіе къ этому анализу. Къ этому религіозному водовороту при-
соединился политическій: и было время, когда люди какъ бы по-
теряли одновременно и вѣру въ Бога и уваженіе къ царской
власти; когда Дмитрій Тверитиновъ отрицалъ св. таинства, a Иванъ
и Аѳанасій Нарышкины примѣряли къ себѣ царскую порфиру.
Геній Петра, авторитетъ его личности, особенно послѣ Полтавской
побѣды, спасли государство и царскую власть; но разрушеніе ста-
раго міровоззрѣнія какъ религіознаго, такъ и этическаго продол-
жалось непрерывно. Самымъ важнымъ въ этомъ отношеніи было
то, что новое нравственное міровоззрѣніе, уничтожая авторитетъ
традицій, вводило въ жизнь совершенно новое начало—значеніе

личности и ея авторитетъ, а отсюда, какъ естественное слѣдствіе>
необходимо и обязательно вытекало презрѣніе къ лицамъ, ниже
стоящимъ по ступенямъ общественной жизни. Самъ Петръ рѣзко
порвалъ всякую связь со старымъ; старое онъ считалъ не только
отжившимъ, но даже опаснымъ и вреднымъ, и въ то же время
всѣ поступки Петра носятъ одинъ и тотъ же оттѣнокъ пре-
зрѣнія къ людямъ. Онъ не только не стѣсняется плюнуть въ лица
надоѣвшаго ему собесѣдника или ударить его, но подвергаетъ
своихъ гостей временному аресту, ставя при дверяхъ стражу, во
время веселаго пира. Онъ одинаково глумится какъ надъ рели-
гіозными, такъ и гражданскими формами быта, выдвигая на пер-
вый планъ свою личную волю, свое желаніе, свою мысль. Спу-
скаясь ниже отъ главы государства, мы наблюдаемъ тотъ же общій
характеръ взаимоотношеній правительственныхъ лицъ, доходящій
до общепризнанной идеи „подлаго рода людей". Но тамъ, внизу,
нельзя было разойтись во всю,—слишкомъ зорокъ былъ глазъ царя,
и не всегда ему можно было угодить, проявляя личную волю, а
потому дѣятельность всѣхъ подчиненныхъ лицъ сдерживалась въ
нѣкоторыхъ предѣлахъ законности; но эта законность опиралась
не на общія постановленія правительства, а исключительно на
волю царя. Все это съ чрезвычайной ясностью выступаетъ въ
дѣлѣ Дмитрія Тверитинова. Уже по самой сущности дѣла ясно,
что оно должно подлежать разбору духовнаго суда, какъ ересь;
однако, по предписанію царя, его разбираетъ Сенатъ, не допускал
иногда даже блюстителя патріаршаго престола на свои засѣданія *).
Въ этомъ фактѣ полное нарушеніе основныхъ, неотмѣненныхъ
законовъ, однако, никто изъ дѣйствующихъ лицъ этого не отмѣ-
чаетъ, но всѣ говорятъ лишь о волѣ царя, о его личныхъ прика-
заніяхъ и только. Вчитываясь въ самое дѣло, особенно въ то,
какъ оно изложено Магницкимъ, ясно видно, какъ авторитетъ
Петра господствовалъ надъ всей жизнью тогдашней Россіи, но это
былъ авторитетъ личности, а не авторитетъ власти, однако, вмѣстѣ
съ авторитетомъ, какъ его неизбѣжный спутникъ, господствовалъ
и произволъ личности царя. Здѣсь я особенно подчеркиваю, что
Петръ для своихъ современниковъ былъ авторитетомъ не какъ
глава государства, a какъ личность, особо одаренная. Въ немъ
сочетались и могущество власти и авторитетъ личности, и это
послѣднее дѣлало его распоряженія особенно обязательными для
лицъ, такъ или иначе съ нимъ соприкасающихся. Однако, въ толщѣ.
народныхъ массъ все же оставалось сомнѣніе, была возможность.
*) Записки Л. Магницкаго по дѣлу Тверитинова, стр. 35.

критики, которая подрывала основы власти и заставляла искать
новыхъ обоснованій, новыхъ путей жизни. Новое не могло замѣ-
нить старое безъ борьбы, тѣмъ болѣе ожесточенной, что произволъ
всегда останется произволомъ, хотя бы онъ имѣлъ за собою цар-
скій авторитетъ. Спорить съ Петромъ было опасно, порицаніе его
жизни и дѣятельности грозило слишкомъ серьезными послѣдствіями,
а потому весь вопросъ о новыхъ и старыхъ путяхъ жизни пере-
шелъ въ область религіозныхъ вопросовъ, гдѣ простору было го-
раздо больше.
Здѣсь, въ области религіи, насколько можно судить по исто-
рическимъ даннымъ, дѣло началось среди высшихъ представителей
духовной іерархіи по частному, чисто академическому вопросу о
томъ, когда Св. Дары пресуществляются въ таинствѣ евхаристіи.
Полоцкій и Сильвестръ Медвѣдевъ доказывали, что это происхо-
дитъ въ то время, когда священникъ говоритъ: „Пріимите и ядите"...
Сторонники восточной церкви утверждали, что это происходитъ
по молитвѣ къ Богу Отцу о ниспосланіи Св. Духа силою заслугъ
Іисуса Христа.
Интересно отмѣтить, что въ верхнихъ слояхъ русскаго обще-
ства этотъ чисто академическій вопросъ вновь перешелъ на лич-
ную почву. Когда-то самъ патріархъ держался того же мнѣнія,
какъ и его противники *); очевидно, что дѣло было не въ томъ,
когда именно пресуществляются Св. Дары, a въ томъ, за кѣмъ
останется политическая побѣда, кто будетъ руководить вопросами
жизни. Г. Пыпинъ справедливо отмѣчаетъ, что сущность спора
была въ томъ, кто останется наверху—греческая ли партія или
новое, логическое направленіе.
Этотъ чисто академическій богословскій споръ перешелъ въ
народныя массы, гдѣ также стали горячо обсуждать время пресу-
ществленія. Причиной этого была не важность самаго вопроса, а
та аргументація, къ которой прибѣгали несогласныя другъ съ дру-
гомъ лица. Въ этой аргументаціи, съ одной стороны, выдвигали
важность преданія (бр. Лихуды, патріархъ Іоакимъ, инокъ Евѳи-
мій), a съ другой—научную обоснованность, которая опиралась
на ученыя богословскія сочиненія Запада и на философію Ари-
стотеля .
Такимъ образомъ, какъ и въ вопросѣ раскола, споръ вышелъ
за предѣлы своей основной темы и перешелъ въ ту область, гдѣ
онъ былъ интересенъ по существу и важенъ не потому, что онъ
выяснялъ время пресуществленія, а потому, что онъ затрагивалъ
*) Пыпинъ. „Исторія русск. лит.". II, стр. 369.

основные вопросы народнаго міропониманія, онъ разрушалъ то,
что до сихъ поръ служило основой русской жизни, что считалось
незыблемымъ, на что опирались въ случаѣ выясненія какихъ-либо
религіозныхъ сомнѣній. Правительство усмотрѣло въ книгахъ Мед-
вѣдева подрывъ правой вѣрѣ, потрясеніе основъ русской жизни,
и это было вѣрно; но оно забыло, что этотъ подрывъ старымъ
устоямъ даетъ сама жизнь, что онъ разлитъ въ мельчайшихъ про-
явленіяхъ жизни, а сочиненія Сильвестра есть только констатиро-
ваніе факта. Уничтожая сочиненія, люди закрывали для себя воз-
можность поставить правильный діагнозъ заболѣванія и, проявляя
ненужную жестокость надъ личностью, тѣмъ самымъ способствовали
распространенію и укрѣпленію его міровоззрѣнія.
Я уже говорилъ, что споръ перешелъ изъ академическихъ
сферъ въ народныя массы: „не только мужіе, но и жены и дѣти“,
вездѣ, гдѣ случится, „на пиршествахъ, на торжествахъ въ каковомъ-
либо мѣстѣ, временно и безвременно“ толковали о „таинствѣ
таинствъ... какъ пресуществляется хлѣбъ и вино и въ кое время
и кіими словесы“. Интересно, какъ происходили эти споры, ка-
кими аргументами спорщики подкрѣпляли свое доказательство.
Г. Милюковъ говоритъ, что здѣсь „старина защищалась аргумен-
тами западнаго богословія“*). Это — очень мѣткое выраженіе, характе-
ризующее полемическіе пріемы людей противоположныхъ мнѣній,
что особенно видно опять-таки изъ дѣла Тверитинова, которое по-
зволяетъ еще глубже проникнуть въ сущность того общественнаго
настроенія, какое было въ московскомъ обществѣ въ разсматри-
ваемое время.
Но прежде, чѣмъ переходить къ разсмотрѣнію диспутовъ, не-
обходимо разсмотрѣть самую ересь, такъ какъ она проливаетъ яр-
кій свѣтъ на умственное броженіе и ту среду, въ которой это бро-
женіе происходило. Дмитрій Евдокимовичъ Тверитиновъ по своему
происхожденію былъ чернослободцемъ г. Твери, гдѣ его фамилія
была Дерюжкинъ или Дерюшкинъ. Прозвище Тверитинова онъ,
вѣроятно, получилъ во время своего ученія. Согласно его показа-
нію, онъ участвовалъ въ первомъ Азовскомъ походѣ въ качествѣ
аптекарскаго ученика при иноземныхъ лѣкаряхъ Иванѣ Термантѣ
и Ѳилимонѣ Геникѣ, очевидно, молодымъ человѣкомъ. Пройдя подъ
ихъ руководствомъ лѣкарскую науку, онъ вернулся въ Москву,
гдѣ и занялся врачебной практикой. Здѣсь онъ женился на до-
чери купца Алексѣя Якимовича Олесова Ксеніи и поселился въ
въ приходѣ Спаса-Преображенія, что на Глинищахъ.
*) Милюковъ. „Очерки по исторіи русской культуры“. Ч. II, стр. 165.

Эти біографическія данныя позволяютъ установить время тѣхъ
сомнѣній, которыя возникли у Дмитрія, очевидно, отчасти въ по-
ходѣ при общеніи съ иноземными врагами, а отчасти уже въ Мо-
сквѣ при участіи въ ожесточенныхъ спорахъ о пресуществленіи
Св. Даровъ. Дѣло въ томъ, что тесть его Алексѣй Якимовичъ го-
ворилъ своему сыну, будущему иноку Пафнутію, который только-
что вернулся изъ Соловецкаго монастыря, что въ его отсутствіе онъ
выдалъ свою дочь замужъ „за нѣмчина не природнаго, но вѣрою,
понеже-де Лютерская разумѣнія глаголетъ истинна быти, нашея же
святыя Церкви разумѣнія уничтожаетъ“. Въ то же время приход-
скій попъ ц. Спаса, Потапій, говоритъ, что онъ не замѣтилъ въ
Дмитріи никакихъ противностей святой Церкви, что Дмитрій бы-
валъ у него на исповѣди, но только не причащался св. Тайнъ; но
что онъ ходилъ къ нему въ домъ совершать молебное пѣніе и „со
всякими потребами". Въ домѣ онъ видѣлъ картину, на которой по
черному фону была написана золотыми буквами первая заповѣдь
вторыхъ книгъ Моисеевыхъ: „Азъ есмь Господь Богъ твой и т. д.а.
Такимъ образомъ, очевидно, что Дмитрій вернулся изъ похода
уже полнымъ религіозныхъ сомнѣній, о которыхъ онъ говоритъ въ
кругу близкихъ ему людей, но эти люди смотрѣли на эти сомнѣнія,
какъ на нѣчто любопытное, но не опасное; они съ нимъ внутрен-
но не соглашались, но не могли и его убѣдить въ справедливости
своей вѣры. Здѣсь любопытно то, что Олесовъ не побоялся отдать
свою дочь за Дмитрія, хотя характеризовалъ его какъ еретика.
Чтобы понять это, надо вспомнить, что мы имѣемъ не совсѣмъ
вѣрное представленіе о людяхъ того времени. Жители Москвы
далеко не были столь православными, какъ это рисуется намъ при
изученіи исторіи. Здѣсь возникали крупные религіозные вопросы и
крупныя сомнѣнія хотя бы но тому же вопросу о почитаніи иконъ.
Еще въ 1651 году отмѣчено дѣло Ѳедора Шиловцева, который го-
воритъ, что не слѣдуетъ поклоняться св. иконамъ: „всякому чело-
вѣчу можно Бога умными очами видѣть“*).
Любопытно и дальше. Будущій инокъ Пафнутій, какъ онъ го-
воритъ, не былъ въ состояніи опровергнуть слова Дмитрія и вначалѣ
ему уступалъ. Причиной такой уступчивости, какъ онъ говоритъ, было
его невѣжество; это невѣжество особенно ярко проявилось потому,
что Дмитрій выписалъ изъ Библіи цѣлую тетрадь различныхъ текс-
товъ, очевидно, изучивъ вопросъ подъ вліяніемъ разговоровъ съ
иноземцами. Тогда Пафнутій самъ засѣлъ за изученіе Библіи и
составилъ книгу „Рожнецъ Духовный“, опровергающую доводы сво-
*) Соловьевъ. T. XIII, стр. 757.

его шурина. Такимъ образомъ, новыя мысли вынуждали разныхъ
лицъ заняться изученіемъ св. писанія. Но не одно только св. пи-
саніе нужно было изучить, но нѣчто большее; для изученія этого
большаго необходимо было знаніе латинскаго языка, и вотъ тор-
говый человѣкъ овощного ряда Никита Мартыновъ засѣлъ за ла-
тынь. Вначалѣ онъ кое-что выучилъ самоучкой, a потомъ прибѣгъ
къ помощи Ивана Максимова, ученика славяно-греко-латинской
академіи. Все это рисуетъ намъ яркую картину того, какъ средніе
люди на переломѣ XVII и XVTII вѣковъ старались уяснить себѣ
волновавшіе общество вопросы, и какъ при рѣшеніи ихъ прихо-
дили къ необходимости все большаго и большаго знанія. Они стре-
мились къ этому знанію, искали его; они не только читали все то,
что можно было достать, но и бесѣдовали съ тѣми, кто больше
ихъ зналъ. Такъ, самъ Дмитрій, стремясь провѣрить свои сомнѣ-
нія, очевидно, не переставалъ учиться и стремился познакомиться
съ выдающимися богословами того времени. Съ этой цѣлью онъ
познакомился съ бывшимъ префектомъ славяно-латинской школы
учителемъ философіи Стефаномъ Прибыловскимъ, у котораго встрѣ-
тилъ его сожителя, префекта іеромонаха Гавріила, видѣлся съ
Ѳеофилактомъ Лопатинскимъ и велъ съ ними бесѣду на ту же тему.
Все это было задолго, почти за 7 лѣтъ до возникновенія самаго
дѣла, и, очевидно, всѣ эти разговоры разсматривались, какъ уче-
ные академическіе диспуты, на чемъ очень настаивалъ Тверити-
новъ при своихъ показаніяхъ въ Сенатѣ, да и свидѣтели говорили,
что, возбуждая споръ, Дмитрій всегда оговаривался, что онъ явля-
ется якобы только представителемъ того, что говорятъ лютеране.
Такъ говорили обвинители, и можно думать, истина была на сто-
ронѣ Тверитинова, такъ какъ самъ онъ и всѣ другіе участники
споровъ, бывшіе на сторонѣ Тверитинова, легко отказывались отъ
своихъ взглядовъ, и можно думать, что ихъ собственно интересо-
валъ не вопросъ вѣры, a вопросъ чистаго знанія: просто имъ хо-
тѣлось уяснить, какъ съ точки зрѣнія научной обоснованности
можно разсмотрѣть эти вопросы. Если мы учтемъ, что во всемъ
этомъ дѣлѣ противники проявили гораздо больше настойчивости въ
обвиненіи, чѣмъ справедливости, то, можно думать, что, дѣйстви-
тельно, весь споръ имѣлъ чисто академическій характеръ.
Само дѣло интересно не по своей темѣ, а по тѣмъ подробно-
стямъ, какія мы въ немъ наблюдаемъ; здѣсь ясно видно, какъ
религіозныя сомнѣнія приводили къ необходимости знанія, къ не-
обходимости знакомства съ литературой вопроса, которая, съ од-
ной стороны, уходила въ изученіе св. писанія и отцовъ церкви,
a съ другой—въ область философіи; философія приводила къ есте-

ствознанію. Такъ мало-по-малу религіозныя темы привели людей
къ вопросамъ изученія природы и ея явленій. Впослѣдствіи мы
еще встрѣтимся съ Тверитиновымъ, когда будемъ говорить о лич-
ности Магницкаго, а теперь я позволю себѣ дополнить картину
московской жизни еще одной подробностью. Надо сказать, что въ
прежнее время, когда еще Неглинка не была засыпана, со сторо-
ны Красной площади, гдѣ находятся Торговые ряды и церковь
Василія Блаженнаго, вокругъ Кремля шелъ глубокій и широкій
ровъ; черезъ этотъ ровъ отъ воротъ были устроены мосты, въ
родѣ того, который въ настоящее время идетъ отъ Троицкихъ во-
ротъ къ Манежу. На томъ мосту, который шелъ отъ Спасскихъ
воротъ и назывался „Спасскимъ мостомъ“, находились по бокамъ
книжныя лавки. Въ концѣ лавокъ на правой сторонѣ, идя отъ
Спасскихъ воротъ, въ разстояніи саженъ 15 отъ самихъ воротъ,
было обширное зданіе въ два этажа съ хорами въ 5 саженъ въ
квадратѣ, которое называлось „Библіотека“. Это зданіе помѣчено
на планѣ 1729 года и на глазомѣрномъ планѣ 1738 года*). Не-
вдалекѣ отъ этого книжнаго рынка находился знаменитый „Спас-
скій Крестецъ“, гдѣ собирались безработные священники и пред-
лагали свои услуги, когда нужно было замѣнить кого-либо изъ свя-
щенниковъ или совершить службу въ домашней церкви.
На этомъ книжномъ рынкѣ продавались рукописи, написан-
ныя грамотными людьми, какъ священнаго писанія, такъ и свѣт-
скаго, а иногда даже довольно неприличныя. Это послѣднее пока-
зываетъ, насколько вообще былъ слабъ надзоръ за этой торговлей,
которая главнымъ образомъ имѣла въ виду интересы широкой пу-
блики. Впослѣдствіи здѣсь же продавались и печатныя книги какъ
богослужебный, такъ и иного содержанія; здѣсь же продавались
и картины, которыя впослѣдствіи готовились рыночными торгов-
цами путемъ вырѣзанія на доскахъ, а потому назывались лубоч-
ными. Вначалѣ торговля на рынкѣ была совершенно свободна;
здѣсь всегда можно было достать какъ богослужебную книгу для
нуждъ церкви, такъ и какую-нибудь рукопись — „Хожденіе попа
Саввы большой славы“ или „Службу Кабаку“, повѣсти изъ Вели-
каго Зерцала и изъ Римскихъ Дѣй и пр. Но когда вопросъ о расколѣ
всколыхнулъ высшіе круги церковнаго и политическаго правительства,
то возникъ вопросъ объ ограниченій права торговли книгами на Спас-
скомъ мосту. Соборъ 1661 г. мотивировалъ свое запрещеніе такъ: „На
Москвѣ всякихъ чиновъ люди пишутъ въ тетрадѣхъ и на листахъ
и въ столбцахъ выписки, именуя изъ книгъ Божественнаго писа-
*) Забѣлинъ. „Исторія гор. Москвы“, стр. 644.

нія, и продаютъ у Спасскихъ воротъ и въ иныхъ мѣстахъ, и въ
тѣхъ письмахъ на преданныя Святѣй Церкви книги является мно-
гая ложь; а простолюдины, не вѣдая истиннаго писанія, пріемлютъ
себѣ за истину и въ томъ согрѣшаютъ, паче же вырастаетъ изъ
тою на Святую Церковь противленіе“. Въ этой мотивировкѣ
обращаетъ на себя вниманіе то, что она указываетъ, для кого
служилъ этотъ книжный рынокъ: здѣсь покупали книги „просто-
людины“, которые, значитъ, интересовались книгой, любили ее и
тратили свои деньги на ея пріобрѣтеніе; затѣмъ книги писались
людьми „всякихъ чиновъ“, т.-е. любовь къ книгѣ среди простыхъ
обывателей города Москвы и пріѣзжихъ была настолько велика, что
составился особый промыслъ, къ жизни былъ вызванъ особый
классъ тружениковъ или, лучше сказать, особый видъ труда—пе-
реписка книгъ и ихъ составленіе. Все это терпѣлось въ Москвѣ
и, можетъ-быть, поощрялось. Не даромъ „Стоглавъ“ съ грустью
вспоминаетъ: „А преже сего училища бывали въ россійскомъ цар-
ствіи на Москвѣ и въ Великомъ Новгородѣ, и во инымъ градомъ
многіе грамотѣ писати, и пѣти, и чести учили“ *). Но теперь вре-
мена перемѣнились, теперь опасно безъ контроля оставить книж-
ное дѣло, такъ какъ между правительствомъ и обществомъ всталъ
расколъ, и оно можетъ повести къ распространенію нежелатель-
ныхъ идей. Поэтому были назначены два пристава, одинъ отъ
Государя изъ свѣтскихъ, другой отъ патріарха изъ духовныхъ, ко-
торые должны были слѣдить за торговлей книгами и забирать тѣхъ,
у кого найдутъ лживыя писанія, приводить ихъ въ Патріаршій
приказъ, гдѣ ожидало ихъ смиреніе по винѣ смотря.
Но вскорѣ явилась и другого рода опасность. До свѣдѣнія
патріарха Іоакима дошло, что многіе торговые люди печатаютъ на
бумажныхъ листахъ изображенія Іисуса Христа, Богородицы и
св. угодниковъ, которые „ни малаго подобія первообразныхъ лицъ
являютъ“, только укоръ и безчиніе наносятъ церкви и иконному
почитанію. Такими изображеніями обыватели украшаютъ стѣны
своихъ жилищъ, какъ картинами, и тѣмъ умаляютъ значеніе св.
иконъ. Кромѣ того, торговые люди покупаютъ также бумажные
нѣмецкіе печатные листы, на которыхъ еритики-нѣмцы изобра-
жаютъ Спасителя наподобіе лицъ своей страны и въ одеждахъ
своестранныхъ, нѣмецкихъ, а не съ древнихъ подлинниковъ, ко-
торые обрѣтаются у православныхъ. Вслѣдствіе всего этого па-
даетъ почитаніе св. иконъ, на что патріархъ обращаетъ вниманіе
великихъ государей. Это распоряженіе было подтверждено сино-
*) „Стоглавъ“, глава 25.

домъ въ 1721 году. Однако, несмотря на это, листы печатались
самовольно даже во второй половинѣ 18 столѣтія.
Книжный рынокъ, такимъ образомъ, откликался на всѣ событія
русской жизни; такъ, въ 1760 году онъ произвелъ въ святые ми-
трополита Ростовскаго Дмитрія раньте его канонизаціи Св. Сино-
домъ. Въ 1742 году академикъ Штелинъ нашелъ у Спасскихъ во-
ротъ „омерзительно великолѣпную“ гравюру, изображающую порт-
ретъ Императрицы Екатерины И. „Итакъ, Спасскій мостъ въ ста-
рой Москвѣ“, говоритъ Забѣлинъ, „былъ основателемъ и распростра-
нителемъ той литературы, которую не безъ основанія можно назвать
простонародной и въ церковничьихъ и въ свѣтскихъ ея произве-
деніяхъ. Толпа безвѣстныхъ поповъ, собиравшаяся у Спасскихъ
воротъ, поспособствовала своей грамотностью завести здѣсь торгъ
письменами и листами. По всему вѣроятію, сначала торгъ этотъ
былъ походячій, т.-е. въ разноску, a потомъ, несомнѣнно, появи-
лись лавочки, скамьи и столы, гдѣ продавались писаныя тетради,
листы, столбцы“. На этотъ рынокъ приходилъ московскій обыва-
тель и выискивалъ для себя подходящій матеріалъ.
Если мы нѣсколько расширимъ предположеніе г-на Забѣлина,
то, можетъ-быть, естественно предположить, что среди этого ма-
теріала находились и математическія рукописи по ариѳметикѣ и
землемѣрію, находились иностранныя книги какъ древнихъ писа-
телей греческихъ и римскихъ, такъ и современныхъ польскихъ и
нѣмецкихъ, то мы получимъ представленіе, что на рынкѣ у Спас-
скихъ воротъ можно было достать все то, что нужно было сред-
нему обывателю города Москвы и провинціи. А мы уже видѣли,
что этотъ средній обыватель въ разсматриваемое время имѣлъ
большіе и строго научные запросы. Конечно, мнѣ скажутъ, что
такая картина московской жизни XVII и XVIII столѣтій есть
плодъ чистой фантазіи, и я не въ состояніи буду эту фантазію
подкрѣпить фактами; но укажу лишь на то, что Россія готовилась
создать мірового генія, a міровой геній немыслимъ на пустомъ
мѣстѣ. Кромѣ того, и это фактъ: изъ вышеприведенныхъ распо-
ряженій патріарха Іоакима и Св. Синода слѣдуетъ, что книжный
рынокъ у Спасскихъ воротъ живо откликался на запросы обыва-
тельской жизни и прислушивался къ этимъ запросамъ. Онъ печа-
таетъ бумажные образа въ видѣ картинъ для украшенія стѣнъ,
не брезгуетъ и иноземными изданіями; онъ печатаетъ житіе и
чудеса Дмитрія Ростовскаго раньше его канонизаціи, очевидно,
потому, что на это былъ спросъ на рынкѣ; наконецъ, онъ печа-
таетъ портретъ императрицы въ то время, когда вверху и не ду-
мали о распространеніи въ народѣ изображеній царствующихъ лицъ.

Обо всемъ этомъ мы знаемъ потому, что здѣсь рынокъ нарушилъ то
или иное постановленіе, и возникло дѣло; но дѣло не могло возник-
нуть, когда на рынкѣ появились сочиненія Гюйгенса или Ньютона,
собраніе сочиненій Тита Ливія, а потому мы и не можемъ знать
объ ихъ существованіи. Правда, что такія сочиненія не были
нужны массѣ простолюдиновъ, нужды которыхъ главнымъ обра-
зомъ и обслуживалъ рынокъ, но здѣсь могли быть въ продажѣ
отдѣльные экземпляры и списки всевозможной литературы, которые
могли попасть на Спасскій книжный рынокъ такъ же, какъ рѣдкіе
и дорогіе экземпляры попадаютъ на торгъ при Сухаревой башнѣ.
Когда былъ разоренъ дворъ боярина Морозова, то его библіотека
легко могла попасть на рынокъ; смутное время могло нанести съ
собой множество самыхъ разнообразныхъ книгъ; эти книги могли
быть и у пріѣзжихъ иностранцевъ и по разнымъ житейскимъ об-
стоятельствамъ могли попасть къ Спасскимъ воротамъ. Тогда моя
картина уже не дѣлается вполнѣ фантастической, и я могу допол-
нить ее еще новой подробностью. То зданіе, которое на планѣ
1729 помѣчено словомъ „библіотека“, и которое г. Забѣлинъ счи-
таетъ книжной лавкой или издательской фирмой, это зданіе могло
имѣть значеніе современной библіотеки. Я думаю, что здѣсь обы-
ватели знакомились съ книжнымъ товаромъ и прочитывали незна-
комыя имъ книги прежде, чѣмъ ихъ пріобрѣсти. Такое предполо-
женіе мнѣ кажется болѣе вѣроятнымъ, чѣмъ предположеніе г. За-
бѣлина. Въ самомъ дѣлѣ, зачѣмъ среди книжныхъ лавокъ нужно
было особое учрежденіе съ особымъ названіемъ? Единственное, что
могло быть, это то, что часто покупатель хотѣлъ прежде ознако-
миться съ тѣмъ, что онъ покупалъ; сдѣлать это въ самой лавкѣ
было не всегда удобно, да и рискованно для продавца, а потому,
быть-можетъ, въ складчину они и рѣшили выстроить особое по-
мѣщеніе, гдѣ читатели находились подъ надзоромъ и наблюденіемъ.
Сводя въ одно все вышеизложенное, мы видимъ изъ дѣлъ
Тверитинова, что средній обыватель г. Москвы стремился къ зна-
нію не только религіозному, но и философскому, что это свое стре-
мленіе онъ удовлетворялъ бесѣдой съ учеными людьми и чтеніемъ.
Въ Москвѣ можно указать и мѣсто, гдѣ пріобрѣтались книги, но,
къ сожалѣнію, трудно указать, какія книги были въ продажѣ.
Однако, косвенное доказательство даетъ возможность предположить,
что на торгу у Спасскихъ воротъ были не одни сказки и житія
святыхъ, но также и книги философскаго, историческаго и мате-
матическаго содержанія. Такія лица, какъ бояринъ Морозовъ,
имѣли въ своей библіотекѣ творенія великихъ мыслителей Запада,
а среди нихъ и математическія книги. Такія книги могли имѣть

и многія другія лица, а потому нѣтъ ничего невѣроятнаго, что онѣ
попадали и къ Спасскимъ воротамъ, гдѣ любители ихъ покупали
и изучали. Къ такимъ любителямъ, несомнѣнно, принадлежалъ и
Магницкій.
Такова была Москва и тотъ средній классъ московскаго на-
селенія, къ которому принадлежалъ Магницкій. Чтобы полнѣе
выяснить не только тотъ фонъ, но и ту среду, гдѣ онъ воспитался,
выросъ и жилъ, необходимо еще сказать нѣсколько словъ о сла-
вяно-греко-латинской академіи, къ возникновенію которой мы и
перейдемъ.
Глава П.
Славяно-греко-латинская академія въ первый пе-
ріодъ ея существованія (1685—1700).
Изъ того факта, что торговецъ Охотнаго ряда Никита Марты-
новъ при размышленіи о вѣрѣ и сущности жизни рѣшилъ само-
учкой выучиться латинскому языку; что въ цырюльнѣ Ѳомы Тве-
ритинова собирался кружокъ любителей, спорившихъ о текстахъ
св. писанія по всѣмъ правиламъ риторики,—изъ всего изъ этого
можно видѣть, что среди московскихъ обывателей было много же-
лающихъ изучать латинскій языкъ и западную философію, на немъ
написанную. Въ это время мы знаемъ многихъ изъ Кіева и изъ
Москвы, которые ѣздили за границу, поступали въ тамошнія іезуит-
скій школы и, изучивъ западную науку, возвращались къ себѣ на
службу государству. Таковы были Ѳеофанъ Прокоповичъ, кн. Ку-
ракинъ, какой-то неизвѣстный, который былъ въ Голландіи, Гер-
маніи и Италіи (1697—98) и оставилъ свой дневникъ, Шереме-
тевы, Лопухинъ и пр. *)л
Въ силу всего этого намъ становится ясно, что учрежденіемъ
высшей школы правительство только отвѣтило на потребности на-
селенія и притомъ нѣсколько запоздало со своимъ отвѣтомъ,
такъ какъ еще въ 1668 году кружокъ москвичей подалъ царю
челобитную о дозволеніи построить училище въ приходѣ Іоанна
Богослова. Царь согласился; патріархи восточные и московскій
Іоасафъ дали просителямъ грамоты на заведеніе училища славяно-
греко-латинскаго и выражали радость, что нашлись любители про-
*) См. Устряновъ. „Исторія Петра*. В. II, стр. 316.

свѣщенія,и даже угрожали проклятіемъ врагамъ науки *). Однако,
относительно школы неизвѣстно, была ли она открыта **). Это
было еще въ царствованіе Алексѣя Михайловича при неулегшейся
борьбѣ со сторонниками раскола, которые, съ точки зрѣнія при-
дворныхъ сторонниковъ исправленія книгъ, были невѣждами и не
понимали всей пользы предпринятаго дѣла. Но дни шли за днями,
и правительство не удосуживалось заняться такимъ маленькимъ
дѣломъ, какъ организація высшей школы. Царь Алексѣй померъ;
при его наслѣдникѣ Ѳедорѣ пришелъ въ Москву нѣкто іеромонахъ
Тимоѳей и разсказалъ царю о томъ, какія бѣдствія терпитъ гре-
ческая церковь на востокѣ; среди этихъ бѣдствій есть и то, что
нѣтъ и нельзя завести прочной, хорошей школы; онъ высказалъ
мысль, что хорошо бы завести такую школу въ Москвѣ, которая
могла бы стать въ уровень со школами Запада, и тѣмъ помочь
православной церкви въ ея борьбѣ съ латинствомъ. Царь сочув-
ственно отнесся къ этой идеѣ. „Выслушавъ трогательный разсказъ
іероманаха Тимоѳея“, говоритъ Поликарповъ, „царь Ѳедоръ Але-
ксѣевичъ умилился сердцемъ и просилъ патріарха Іоакима учре-
дить въ Москвѣ греческое училище. Патріархъ съ радостью спѣ-
шитъ исполнить желаніе царя: взялъ къ себѣ Тимоѳея въ кресто-
вые іеромонахи, назначилъ для помѣщенія училища три верхнія
палаты въ типографіи и набралъ изъ разныхъ сословій до 30 уче-
никовъ. Тимоѳей опредѣленъ ректоромъ училища, а учить грече-
скому языку поручено жившему въ Москвѣ греку Мануилу Левен-
датову. Нельзя описать усердія царя и патріарха къ училищу: то
оба они, то порознь, и явно и тайно, едва не каждую недѣлю при
ходили въ училище утѣшаться духомъ о новомъ и неслыханномъ
дѣлѣ, и щедро награждали учениковъ и одеждою и деньгами“.
Это было въ 1679 году.
Изъ этого мы видимъ, что нужды и потребности москов-
скаго населенія были чужды московскому двору; но его прельща-
ла мысль оказать нравственную поддержку греческой церкви и
стать такимъ образомъ во главѣ этой церкви, явиться столпомъ
православія. Но школа, предназначенная не для мѣстныхъ нуждъ
страны, а для всей вселенской православной церкви, не была жиз-
неннымъ явленіемъ; это была безплотная идея, которая могла вы-
звать привѣтственный энтузіазмъ, но не практическое выполненіе.
Новой идеей заинтересовались восточные патріархи, которые при-
слали въ Москву привѣтствія, въ которыхъ было сказано много
*) Смирновъ. „Исторія славяно-греческо-латинской академіи*, стр. 7.
Письмо „Исторія рос. іерарх.“. I, стр. 420.
**) Ключевскій. „Курсъ русск. истор.“. III, стр. 360.

лестныхъ словъ по адресу царя, но все это мало помогало самому
дѣлу. Чтобы оживить самое дѣло, воспользовались посольствомъ
Чирикова и Возницына къ турецкому султану и кстати поручили
посламъ обратиться къ патріархамъ греческому, антіохійскому и
александрійскому рекомендовать наиболѣе достойныхъ руководите-
лей для новаго дѣла. Но чтобы это новое дѣло было прочнымъ,
необходимы, кромѣ учителей, еще и организація, т.-е. составленіе
устава и средства. Можно думать, что объ этомъ много подумалъ
бывшій учитель царя Симеонъ Полоцкій; онъ, вѣроятно, тогда же
въ 1679 году написалъ проектъ устава, вѣрнѣе говоря, царскій
манифестъ, объ открытіи академіи. Этотъ манифестъ извѣстенъ
подъ именемъ грамоты царя Ѳеодора, подписанной имъ уже послѣ
смерти Полоцкаго въ 1682 году, очевидно, еще до своей смерти.
Однако, грамота не была тогда обнародована; потомъ ученикъ и
почитатель Полоцкаго Сильвестръ Медвѣдевъ вновь предложилъ
ее утвердить царевнѣ Софьѣ въ 1685 году, предполагая занять
мѣсто высшаго руководителя школы, но въ силу противодѣйствія
патріарха грамота не. была утверждена. Въ это время пріѣхали
братья Лихуды, которые были рекомендованы патріархами, и имъ
предложено было по необходимости взять на себя устройство и
всю организацію школы.
Такимъ образомъ, я думаю, что случайное обстоятельство—
пріѣздъ Лихудовъ, какъ бы спеціально вызванныхъ въ учрежде-
ніе, проектъ котораго надѣлалъ столько шума, побудило москов-
ское правительство открыть школу, т.-е., вѣрнѣе говоря, предо-
ставить пріѣзжимъ грекамъ возможность организовать дѣло школь-
наго обученія. На этотъ благопріятный оборотъ дѣла немалое влія-
ніе оказало и то, что, по донесенію патріарховъ, фамилія Лиху-
довъ принадлежала къ числу знатныхъ родовъ Византіи, и было
совершенно неудобно отказать имъ въ томъ, на что ихъ пригла-
шали. Объ этомъ можно думать потому, что впослѣдствіи патріархъ
Досиѳей потратилъ много краснорѣчія, чтобы убѣдить московское
правительство въ простонародномъ происхожденіи Лихудовъ; а то,
что правительство далеко не видѣло въ нихъ наставниковъ и учи-
телей школы, видно изъ того, что Іоанникій Лихудъ былъ отпу-
щенъ въ Венецію для устройства своихъ семейныхъ дѣлъ, гдѣ по-
лучилъ спеціальную миссію и пробылъ тамъ достаточно долго. Да
и сами патріархи смотрѣли на Лихудовъ не какъ на учителей
столь важной школы, a какъ на лицъ, могущихъ имъ оказать ма-
теріальную поддержку на средства московскаго правительства, что
видно изъ той кровной обиды, которую испыталъ Досиоей при от-
казѣ Лихудовъ помочь его племяннику Хрисанфу въ сборѣ денегъ

на нужды гроба Господня. Все это ясно показываетъ, что ни мо-
сковское правительство, ни восточные патріархи, ни сами Лихуды
совершенно не думали о школѣ, которая была только удобнымъ
предлогомъ для достиженія иныхъ, постороннихъ цѣлей, очень ма-
ло имѣющихъ чего-либо общаго съ образованіемъ. Насколько мало
готово было московское правительство, видно изъ того, что не бы-
ло даже помѣщенія для школы. По пріѣздѣ Лихудовъ ихъ помѣ-
стили въ Никольскомъ греческомъ монастырѣ и назначили жало-
ванье по двѣ гривны въ день. Если мы примемъ расцѣнку рубля
В. О. Ключевскаго, то въ то время рубль равнялся приблизитель-
но 17 нынѣшнимъ, значитъ, Лихуды получали въ день по 3 руб.
40 к. Они остались недовольны ни помѣщеніемъ, ни жало-
ваньемъ и просили измѣнить и то и другое. Тогда ихъ перевели
въ Чудовъ монастырь и дали келью, гдѣ жилъ „словесности писа-
нія учитель“ Аѳанасій. На содержаніе велѣли отпускать изъ мо-
настырскихъ средствъ пищу и питіе противъ четырехъ братій то-
го монастыря и положили изъ казны но 45 копеекъ на день. Но
и здѣсь Лихуды не остались довольны помѣщеніемъ, и тогда имъ
предложено было выстроить особое помѣщеніе въ Богоявленскомъ
монастырѣ, куда они и переселились 31 марта 1785 года. Имъ
оставлено было положенное жалованье по 45 коп., или 7 р. 65 к.
въ день на нынѣшнія деньги, но пищи натурой они не получали.
Изъ этого ясно видно, что въ Москвѣ мало думали о новой
школѣ, да, говоря по правдѣ, и некогда и некому было о ней ду-
мать. У правительства было слишкомъ много своего и слишкомъ
важнаго дѣла, чтобы думать еще о проектѣ царя Ѳедора. Однако,
есть вещи и есть положенія, которыя обязываютъ лицъ, приня-
вшихъ въ нихъ участіе, продолжить начатое дѣло. Школьное дѣло
было настолько назрѣвшимъ вопросомъ, что бросить его было нель-
зя, да и Лихуды, получившіе въ Москвѣ титулъ „князей Булгар-
скихъ“, который былъ слишкомъ важенъ для ихъ потомства, не
хотѣли и не могли покинуть государство, такъ дружественно ихъ
принявшее. Такъ возникла славяно-греко-латинская академія, ко-
торая просуществовала болѣе 130 лѣтъ и дала для Россіи много
выдающихся дѣятелей по самымъ разнообразнымъ спеціальностямъ.
Почти за все время своего существованія она не имѣла устава и
жила какъ бы милостивымъ вниманіемъ различныхъ случайныхъ
лицъ. Но если правительство не заботилось о столь важномъ учре-
жденіи, то среди общества всегда находились безкорыстные тру-
женики, которые и дали академіи то высокое положеніе, котораго
она скоро достигла и которое сохранила за все время своего дол-
гаго существованія. Хотя въ качествѣ законодательнаго акта гра-

мота царя Ѳедора и не имѣетъ значенія, и въ жизни академіи
она почти не играла никакой роли, но она ярко рисуетъ тѣ об-
щіе принципы, собственно тѣ теоретическія точки зрѣнія, кото-
рыя, съ одной стороны, были настолько всеобщи, что вошли въ
жизнь академіи, a съ другой —показываютъ, что думали и на что
разсчитывали тѣ, кто увлекся такой школой *). Разсматривая эту
грамоту, можно вновь увидать, какъ мало думали при дворѣ о
нуждахъ московскаго населенія и какъ мало знали духовные за-
просы этого населенія. Въ основу было положено то, что можно
было наблюдать въ западныхъ университетахъ; таковъ былъ курсъ
наукъ: здѣсь преподавалась грамматика, піитика, реторика, діа-
лектика, философія „разумительная“ (умозрительная), естествен-
ная (физика) и богословіе созерцательное (учащее вещей боже-
ственныхъ) и дѣятельное (учащее совѣсти очищенія); къ нимъ
присоединяются право церковное и гражданское и прочія свобод-
ныя науки. Ученики и учителя освобождались отъ свѣтскаго су-
да, кромѣ дѣлъ уголовныхъ, и подчинялисъ суду академіи. Оба
эти положенія взяты съ уставовъ западныхъ университетовъ и
высшихъ школъ; но къ нимъ было прибавлено еще новое, кото-
рое потомъ вошло надолго въ жизнь школы, а именно: учителя
академіи могли поступать на царскую службу при особой рекомен-
даціи ректора, а за долгую и полезную службу при академіи про-
ектировалась особая пенсія отъ щедротъ царскихъ. Этотъ пунктъ
любопытенъ въ томъ отношеніи, что правительство и, въ частно-
сти, составитель проекта не разсчитывалъ на русскихъ учителей
и думалъ, что при помощи новаго учрежденія можно привлечь на
русскую государственную службу наиболѣе достойныхъ иностран-
цевъ. Ученики же, съ успѣхомъ прошедшіе курсъ школы, получа-
ли чины и причислялись къ благородному сословію; но и въ те-
ченіе учебнаго курса они, по заявленію ректора, могли получать
награды отъ государя за особое прилежаніе и успѣхи. Эта мысль,
возникшая столь рано, была положена впослѣдствіи въ основу гим-
назій, a въ разсматриваемую эпоху она какъ будто была совер-
шенно лишена практическаго значенія; но она любопытна въ свя-
зи съ другимъ положеніемъ проекта, что въ академію могли быть
принимаемы ученики изъ всѣхъ сословій, только православнаго
вѣроисповѣданія. При этомъ запрещалось учиться дома у ино-
странныхъ учителей безъ разрѣшенія ректора академіи. Этотъ
пунктъ показываетъ, что въ проектѣ школа не представля-
*) Грамота напечатана въ древн. Рос. Вивл., ч. YI и въ истор. lерар.
ч. I, стр. 515.

лась ни сословной, ни спеціальной духовной. Здѣсь могли учиться
дѣти людей всякаго званія и по окончаніи курса получить право
перехода въ высшія классы общества; но въ то же время ограни-
чивалось право богатыхъ пользоваться услугами иностранныхъ учи-
телей. Послѣднее ограниченіе было, конечно, платоническимъ уже
по тому одному, что услугами такихъ учителей могли пользоваться
лишь столь вліятельныя лица, что возбужденіе какого-либо дѣла
по отношенію къ нимъ ректоромъ академіи грозило ему самому
самыми дурными послѣдствіями. Но первое положеніе какъ будто
вошло въ жизнь. По крайней мѣрѣ, по свидѣтельству г. Милюко-
ва *), въ 1687 году академія имѣла 99 учениковъ, изъ которыхъ
23 находились въ приготовительной „школѣ словеснаго и книжна-
го письма“, а 76 человѣкъ были распредѣлены: между „нижней
школой“ (греческаго книжнаго письма) 27 челов., „средними шко-
лами“ (грамматичниками) 35 человѣкъ й „верхними школами вто-
рой статьи“ (реторики) 9 человѣкъ и „верхними школами пер-
вой статьи“ 5 челов. Эти ученики по своему происхожденію при-
надлежали къ духовенству: священники, іеродіаконы, монахи; къ
высшимъ сословіямъ: князья, спальники, стольники и „всякаго
чина москвичи“—вплоть до челядинцевъ и сына конюха. Это об-
стоятельство полезно отмѣтить въ двухъ отношеніяхъ: 1) въ
томъ, что за два года своего существованія школа набрала столь
большое число учениковъ, а 2) въ томъ, что среди этихъ учени-
ковъ были настолько подготовленные, что ихъ составъ могъ на-
полнить всю школу. Такой успѣхъ дѣла, замѣчу кстати, отразил-
ся на дѣятельности Лихудовъ и заставилъ ихъ не только продол-
жать начатое дѣло, но и воодушевилъ Софронія, заставивъ болѣе
вдумчиво и серьезно заняться самымъ дѣломъ.
Таковы положительныя стороны проекта; но онъ имѣлъ и отри-
цательныя стороны, которыя являются необъяснимо странными,
если авторомъ ихъ былъ Симеонъ Полоцкій; всего вѣроятнѣе, что ни-
жеизложенное явилось или уступкой настояніямъ патріарха, а быть-
можетъ, и самого царя, или какимъ-либо соглашеніемъ между бо-
рющимися партіями. Въ проектѣ говорится, что ученые иностран-
цы, пріѣзжающіе въ Россію и желающіе поступить на службу цар-
скую, прежде испытываются въ вѣрѣ блюстителемъ Академіи и
учителями, и если по ихъ свидѣтельству окажутся достойными, то
принимаются на службу; a тѣ, въ которыхъ усмотрѣно будетъ на-
правленіе, противное духу православія, высылаются назадъ за гра-
ницу. Я говорю, что такое постановленіе болѣе чѣмъ странно: оно
*) Милюковъ. „Очерки по истор. русск. культ.“, ч. II, стр. 262, прим-

противорѣчитъ существу дѣла и практикѣ московскаго правитель-
ства. Какіе иностранцы здѣсь имѣются въ виду? Если это жители
западныхъ государствъ, то они завѣдомо не православные; но въ
то же время ихъ множество: и на царской службѣ, и просто жи-
вущихъ въ Москвѣ, и даже имѣющихъ свои церкви. Очевидно,
къ нимъ это не можетъ относиться просто потому, что дѣло, для
котораго вызванъ, приглашенъ иноземецъ, чуждо религіи и совер-
шенно неподсудно суду учителей. Если здѣсь имѣлись въ виду лица
восточныхъ церквей, греки, православные славяне и пр., то по-
чему относительно ихъ сдѣлано особое постановленіе? Единственно,
какъ можно понять это требованіе, то относительно всякаго рода
учителей, которыхъ много понаѣхало въ Москву, когда прошелъ
слухъ объ организаціи особой высшей школы. При такомъ пред-
положеніи понятно, почему здѣсь поставлено слово „ученые“, а
само требованіе тѣсно связывается съ больнымъ вопросомъ москов-
скаго правительства — съ чистотой вѣры.
Если мы теперь вспомнимъ о запрещеніи москвичамъ учиться
у иностранныхъ учителей и поставимъ все это въ связь съ тѣмъ
обстоятельствомъ, что обо всемъ объ этомъ говоритъ царская гра-
мота, то намъ станетъ ясно, что мы имѣемъ дѣло съ очень круп-
нымъ фактомъ. Въ чемъ же этотъ фактъ? Единственное объясне-
ніе мнѣ кажется такое, что съ одной стороны слухи о новой школѣ,
а съ другой, и это главное, большое количество лицъ, желающихъ
учиться, привлекли въ Москву много иностранцевъ, которые, ища
заработка, предлагали свои услуги. Мнѣ кажется, что попытка
пастора Глюка открыть въ Москвѣ гимназію была не единственной,
что было и раньше много желающихъ, которые собирали у себя
небольшія школы, куда поступала московская молодежь. Вотъ объ
этихъ-то учителяхъ и говоритъ грамота царя Ѳеодора.
Что касается до учителей академіи, то проектъ очень стильно
обрисовываетъ, какими достоинствами долженъ обладать какъ блю-
ститель, такъ и учителя: „Блюститель и учителя должны быть бла-
гочестивые и отъ благочестивыхъ родителей рожденные и воспи-
танные въ православной восточной вѣрѣ россійскаго и греческаго
народа“, при этомъ греки должны принести отъ патріарха удосто-
вѣреніе въ своей религіозной благонадежности. Тѣ, кто перейдетъ
въ православіе изъ лютерской или кальвинской или другихъ ере-
сей, совсѣмъ не допускаются въ учителя, потому что они при-
выкли злохитростнымъ образомъ тайно свои ереси передавать
ученикамъ. Жители Литвы и Малороссіи могутъ быть учителями,
если найдутъ достовѣрныхъ свидѣтелей своего благочестія;
однако, проектъ не склоненъ вѣрить ихъ искренности, онъ

боится, что „прелестники сначала притворяются совершенно бла-
гочестивыми и по благочестіи ревнителями крѣпкими, a потомъ
мало-по-малу развратныя слова всѣваютъ и непорочную цѣлость
вѣры нашей терзать начинаютъ“. Повторяю, что странно, если
все это писалъ Симеонъ, малороссъ родомъ, относящійся нѣ-
сколько презрительно къ московской образованности. Съ другой
стороны, въ этихъ словахъ, несомнѣнно, выразилось господствую-
щее настроеніе московскаго правительства, а потому ясно, что оно
не могло избрать для себя подходящаго учительскаго персонала,
и если бы не Лихуды, то дѣло школы окончательно могло бы по-
гибнуть. Но, сверхъ того, проектъ отступаетъ отъ своей основной
идеи—созданія высшей школы для всей восточной церкви и пе-
реходитъ къ своимъ домашнимъ нуждамъ, мѣстнымъ больнымъ во-
просамъ. Далѣе онъ еще ближе касается этихъ вопросовъ, пору-
чая учителямъ слѣдить за тѣми, кто принялъ православіе; для та-
кихъ лицъ составляются особые списки и отдаются блюстителю;
въ случаѣ уклоненія кого-либо отъ истинъ вѣры, таковому грозитъ
ссылка на Терекъ или въ Сибирь. Эта угроза особенно любопытна,—
она находится въ связи съ требованіемъ ежегодней исповѣди и
показываетъ, что въ дѣлѣ вѣры правительство готово вступить и
уже вступаетъ на путь сыска и принужденія. Церковь становится
религіознымъ приказомъ, гдѣ вѣрующіе региструются, какъ поли-
тически благонадежные. Такой поворотъ правительственной поли-
тики есть естественное развитіе той мысли, которая возникла еще
при исправленіи богослужебныхъ книгъ и особенно обострилась въ
спорахъ съ раскольниками. Здѣсь совершенно ясно, что не во-
просъ вѣры, a религіозное разногласіе съ правительственнымъ мнѣ-
ніемъ гнало людей въ отдаленныя мѣстности государства, какъ по-
литическихъ преступниковъ. Правительство особенно безпокоилось
о томъ, что въ средѣ населенія могутъ возникать религіозныя те-
ченія, и проектъ съ особенной настойчивостью указываетъ, „что
бы всякаго чина духовные и мірскіе люди волшебныхъ, чародѣй-
ныхъ, гадательныхъ и всякихъ Церковью запрещенныхъ бого-
хульныхъ и богоненавистныхъ книгъ и писаній у себя не держали,
по нимъ не дѣйствовали и другихъ не учили". Забота объ обыва-
телѣ шла дальше: ему запрещалось держать у себя польскія, ла-
тинскія, нѣмецкія, лютерскія и кальвинскія и прочія еретическія
книги; запрещалось имѣть споры по этимъ книгамъ. Любопытна и
мотивировка запрещенія этихъ споровъ. „Есть такой обычай“, го-
воритъ проектъ, „заведутъ споръ, да и скажутъ, что они это дѣ-
лаютъ не потому, что сомнѣваются въ вѣрѣ и церковныхъ преда-
ніяхъ,, но просто для наукотворнаго состязанія“. Въ этомъ ска-

залось жизненное наблюденіе, которое подробно изложено въ про-
цессѣ объ ереси Тверитинова и, очевидно, имѣло уже давніе и
установившіеся корни. Изъ приведеннаго мѣста очевидно, что ме-
жду правительствомъ и обывателемъ возникли тренія, и правитель-
ство склонно было обвинить обывателя въ невѣжествѣ; оно прямо
говоритъ: „Людямъ неученымъ книгъ не держать“. Что значитъ
„неученымъ“? Это значитъ инако мыслящимъ, чѣмъ правитель-
ство, потому что неученый человѣкъ не будетъ тратить деньги на
книги, въ которыхъ онъ ничего не понимаетъ, а если онъ поку-
паетъ книги, то, значитъ, онъ интересуется тѣми вопросами, ко-
торые въ нихъ изложены; но этотъ интересъ, съ точки зрѣнія
правительства, вреденъ, ибо ведетъ къ своеволію мысли. Поэтому
проектъ школы, слѣдуя ходу естественно развиваемой мысли, втор-
гается уже въ частную жизнь обывателя, обязывая его жечь такія
книги или приносить блюстителю школы. Этотъ блюститель прі-
обрѣтаетъ уже права инквизиціоннаго трибунала, на судъ котораго
отдается обыватель, обвиняемый въ хулѣ на православную церковь,
и по постановленію блюстителя послѣдній можетъ быть преданъ
сожженію, если его вина окажется справедливой. Такими ужасами
пополненъ проектъ въ той его части, которая касается домашнихъ
московскихъ дѣлъ. Кто знаетъ, быть-можетъ, въ силу всѣхъ этихъ
нелѣпостей правительство Софьи не нашло возможнымъ подписать
грамоту и тѣмъ ввести ее въ жизнь какъ законоучительный актъ.
Но, съ другой стороны, это жаль, потому что грамота содержитъ
въ себѣ и положительныя стороны, какъ, напр., передачу царской
библіотеки, назначеніе опредѣленныхъ монастырей и угодій на со-
держаніе академіи и пр. Можно думать, что правительство при Ѳео-
дорѣ серьезно думало о томъ, чтобы въ Москвѣ основать высшее
учебное заведеніе, опредѣливъ на его содержаніе точно устано-
вленныя средства въ видѣ дохода отъ монастырей и имѣній и снаб-
дивъ его опредѣленнымъ уставомъ. Это послѣднее можно видѣть
изъ того, что въ пунктѣ четвертомъ проекта говорится: „Блюсти-
телю училища и учителямъ творити крестное цѣлованіе по чину,
иже отъ Насъ В. Государя съ совѣтомъ Святѣйшаго патріарха
постановленъ и утвержденъ имать быти во уставѣ академическомъ“.
Тутъ же сама грамота названа привилегіей. Таковъ былъ проектъ,
изъ котораго видно, что думало правительство при царѣ Ѳеодорѣ;
но онъ умеръ, a вмѣстѣ съ нимъ умерло и все то, о чемъ онъ
мечталъ, что хотѣлъ провести въ жизнь. Послѣ его смерти власть
перешла къ новымъ людямъ. Въ 1685 году Сильвестръ Медвѣдевъ
предложилъ Софьѣ подписать грамоту царя Ѳеодора, разсчитывая на
то, что ему будетъ поручена организація школы. Однако, этому

воспротивился патріархъ, и грамота осталась неподписанной, a слѣ-
довательно и неутвержденной. Наконецъ, училище открывается
только потому, что въ Москву пріѣхали Лихуды, съ которыми не
знали, что дѣлать. Теперь, при измѣнившихся условіяхъ, уже не
было того подъема, который былъ при составленіи грамоты; долго
колебались, гдѣ помѣстить Лихудовъ. Наконецъ нашли денегъ на
постройку зданія: на это употребили капиталъ, завѣщанный іеро-
діакономъ Мелетіемъ, въ растратѣ котораго почему-то обвинилъ
Лихудовъ впослѣдствіи патріархъ Досиѳей, говоря, что этотъ капи-
талъ завѣщанъ въ пользу гроба Господня. Возведенію зданія для
Академіи много способствовалъ и деньгами и распоряженіями силь-
ный въ то время при дворѣ князь Вас. Вас. Голицынъ, который
на собственный счетъ выстроилъ зданіе для коллегіума, гдѣ опре-
дѣлилъ содержать 20 греческихъ ученыхъ со множествомъ книгъ.
Это дополненіе показываетъ, что и при Софьѣ не была оставлена
мысль объ учебномъ заведеніи для всей восточной церкви. Кромѣ
того, это извѣстіе нужно отмѣтить съ двухъ точекъ: во-первыхъ, изъ
него видно, что благотворительность вельможи совершенно не ка-
салась нуждъ родной страны; онъ, какъ и царь Ѳедоръ, больше
думалъ о грекахъ, чѣмъ о русскихъ; во-вторыхъ, то, что въ Академію
была передана библіотека князя, который былъ очень образован-
ный человѣкъ, какъ свидѣтельствуютъ современники. Вопросъ о
библіотекѣ при Академіи—очень важный вопросъ, который, къ со-
жалѣнію, въ настоящее время почти невозможно выяснить. По
проекту царя Ѳеодора, въ Академію должна была быть передана цар-
ская библіотека; но, кажется, она осталась малодоступной для уче-
никовъ*). Однакоже, De la Neuville въ извѣстіяхъ о Московіи
1684 года говоритъ, что при Академіи была библіотека со множе-
ствомъ книгъ. Такими библіотеками, кромѣ Голицынской, могли
быть библіотеки Симеона Полоцкаго и Сильвестра Медвѣдева, ко-
торыя могли поступить въ распоряженіе Академіи послѣ того, какъ
Медвѣдевъ былъ схваченъ и обвиненъ въ заговорѣ Щегловитова.
Тогда могла быть библіотека переписана, и этотъ списокъ сохра-
нялся. По списку въ библіотекѣ было 603 книги на языкахъ латин-
скомъ, греческомъ, нѣмецкомъ и польскомъ. Вотъ тѣ, которыя при-
водитъ г. Смирновъ.
1) Двѣ книги библіотеки Мунда 2
2) Книга, глаголемая Нуклеусъ Коппенкленіусъ, по-
ученіе во весь годъ 1
*) Смирновъ. „Исторія Славяно-греко-латинской Академіи“, стр. 41.

3) Книга животы Святыхъ, твореніе Лазаря Бара-
новича, на виршахъ 1
4) Двѣ книги житія св. отецъ Печерскихъ на поль-
скомъ языкѣ*) ... 2
5) Theatrum crudelitatum haereticorum .... 1
6) Ciceronis opera omnia 1
7) Тертуліанъ 1
8) Лексиконъ латинскій къ Цицерону 1
9) Калепинъ великій на 11 языкахъ**) .... 1
10) Tractatus de facta scientia et ignorantia . . 1
11) Бароніушъ 1
13
12) Кроника польская Матвѣя Стриковскаго . . 1
13) Книга Бароніева на 1200 лѣтъ***) 1
15
*) Когда въ эпоху религіознаго возбужденія и борьбы въ Кіевѣ стала
особенно чувствоваться потребность въ церковномъ чтеніи, для ознакомленія
съ житіями святыхъ приходилось обращаться къ латинскимъ и польскимъ
книгамъ, что представляло вѣроисповѣдныя неудобства, но вмѣстѣ съ тѣмъ
привычка къ польскому языку была такова, что кіевскій митрополитъ Силь-
вестръ Коссовъ составилъ на польскомъ языкѣ даже Кіево-Печерскій Пате-
рикъ (впослѣдствіи дополненный и изложенный на славянскомъ языкѣ Іоси-
фомъ Тризною); Лазарь Барановичъ писалъ житія святыхъ на польскомъ
языкѣ. Пыпинъ. „Исторія литературы“. Т. II, стр. 383.
**) Такъ назывался словарь, составленный августинскимъ монахомъ Амвро-
сіемъ Калепино, впослѣдствіи пополненный другими авторами. Здѣсь, оче-
видно, было базальское изданіе 1590 г.
***) Книга „Бароніушъ“ или „Бароніева“ на 1200 лѣтъ требуетъ поясне-
нія. Бароній былъ историкъ римско-католической церкви (1538—1607); онъ
былъ послѣдовательно духовникомъ папы, апостольскимъ протонаторіемъ, въ
1596 г. получилъ санъ кардинала и, наконецъ, сдѣлался библіотекаремъ въ
Ватиканѣ. Самое замѣчательное его произведеніе „Annales ecclesiastics a
Christo nato ad annum 1196" въ 12 томахъ. Здѣсь онъ выступаетъ ревност-
нымъ защитникомъ притязаній папства, находя для нихъ опору въ первона-
чальномъ христіанскомъ ученіи. При этомъ доказано, что нѣкоторые источ-
ники, на которые онъ ссылается, вымышлены. Это сочиненіе было переве-
дено съ польскаго сокращеннаго краковскаго изданія въ 1687 году инокомъ
Игнатіемъ на русскій языкъ подъ заглавіемъ „Годовыя дѣла церковныя отъ
рождества Господа Бога и Спаса нашего Іисуса Христа, вновь переведенныя,
нужнѣйшія вещи изъ Бароніуса, второго друкованія“. Въ этомъ переводѣ опу-
щены мѣста, противныя ученію восточной церкви, иногда есть возраженія,
а иногда отмѣчено, что это мнѣніе принадлежитъ Баронію. Во время уси-
лившагося въ началѣ XVIII вѣка движенія среди раскольниковъ безпопов-
цевъ сочиненіе Баронія стало распространяться въ спискахъ особенно помор-
скаго письма, при чемъ искажалось и дополнялось. Въ виду этого Св. Си-
нодъ въ 1719 г. постановилъ напечатать это сочиненіе, что и было исполнено
въ московской синодальной типографіи; но при этомъ были выпущены всѣ

14) Книга письменная лѣтописательная о кіевскомъ
княжествѣ 1
15) Лексиконъ славяно-латинскій 1
16) Лексиконъ латино-словенскій 1
17) Книга лапонская (?) 1
18) Лексиконъ польскаго, словенскаго языковъ . . 1
19) Книга посланіе Кикеронію 1
20) Лѣтописецъ вся земли—латинская 1
21) 10 книгъ синонимовъ 10
22) 18 книгъ греко-словенскихъ грамматикъ ... 18
23) 23 книги Алваровъ (т.-е. латинской граммат.
Алвара) 23
24) Книга вещей поселянскихъ (?) 1
25) Книга Тита Ливія Патавскаго о исторіяхъ—ла-
тинская 1
26) Книга Второго Плинія исторій естественныхъ—
латинская 1
27) Посланіе Кикероново къ домашнимъ . . . . . 1
28) Трагедія или плачевные стихи—латинская. . . 1
29) Разумъ суда Римского—латинская 1
30) Плаута комика—латинская ........ 1
тѣ толкованія, которыя несогласны съ ученіемъ восточной церкви. Расколь-
ники но признали вслѣдствіе этого правильности печатной книги и стали
вставлять вмѣсто опущенныхъ мѣстъ свои толкованія. Рукописные переводы
пользуются между ними большимъ авторитетомъ. Теперь, какія книги Баронія
были въ библіотеке Спасскихъ школъ, я не знаю, но думаю, что это не могъ
быть переводъ, если это были книги кн. Голицына или Симеона или Сильвестра.
Сверхъ того, Бароній извѣстенъ еще, какъ авторъ сочиненія по рус-
ской исторіи; онъ писалъ о происхожденіи русскихъ (de Ruthenorum ori-
gine) и о посольствѣ нѣкоторыхъ изъ русскихъ духовныхъ въ Римъ послѣ
Брестскаго собора въ 1594 году.
*) Западно-русскіе писатели предпринимали труды по изученію грамма-
тики. Таковы были труды по грамматикѣ славянскаго языка: львовская
1591 года, составленная „спудеями“ львовской школы, и виленская Лаврен-
тія Зизанія; позднѣе грамматика Мелетія Смотрицкаго 1619 г., перепечатан-
ная въ Москвѣ въ 1648 г.; словари Лаврентія Зизанія и позднѣе Памвы Бе-
рынды. (Пыпинъ. T. И, стр. 318).
Князь Рѣпнинъ Оболенскій, будучи посланъ въ Польшу въ 1653 году,
по государеву указу купилъ тамъ слѣдующія книги: 1) Лексиконъ славяно-
русскій за 4 1/2 злотыхъ польскихъ; 2) Гранографъ Пясецкаго—дано 10 злотыхъ;
3) Дисціонеръ или лексиконъ Гдалскій на трехъ языкахъ: на нѣмецкомъ, ла-
тинскомъ и польскомъ — дано 15 злотыхъ; 4) Гвагнинъ — дано 40 злотыхъ;
5) Библія на польскомъ языкѣ—дано 50 злотыхъ; 6) Книга описаніе Польши,
дано 24 злотыхъ, да отъ переплету 6 злотыхъ-, 7) Конституція нынѣшняго
161 года, дано левокъ; всего куплено книгъ на 25 злотыхъ. (Ист. Россіи Со-
ловьева. T. XIII).

31) Ликсиконъ шестероязычный 1
32) Алкоранъ Магомета на польскомъ языкѣ ... 1
33) Книга нѣмецкая—германская (?) 1
34) Псалтырь Воложская • 1
78*).
Таково было учебно-вспомогательное учрежденіе; къ этимъ
книгамъ нужно еще присоединить библіотеку самихъ Лихудовъ и
вѣроятную возможность пользоваться книгами изъ типографской
библіотеки. Вообще, надо думать, что книжное богатство того вре-
мени не было мало, и лица, желающія заниматься, въ книгахъ не
нуждались. Такъ, Дмитрій Ростовскій, когда задумалъ писать свои
житія святыхъ: „Четьи-Минеи“, когда жилъ въ Кіево-Печерской
Лаврѣ, то просилъ прислать ему изъ Москвы соч. митр. Макарія.
Однако, повторяю, при всей наличности учебно-вспомогательныхъ
средствъ дѣло школы не было прочно. Когда пріѣхали Лихуды и
устроились въ Богоявленскомъ монастырѣ, то открыли какъ бы
свою частную школу. Къ нимъ перешли ученики изъ типографской
школы: Алексей Барсовъ, будущій директоръ синодальной типо-
графіи и знатокъ греческаго языка, Николай Семеновъ-Головинъ,
будущій сотрудникъ Поликарпова какъ въ дѣлѣ преподаванія,
такъ и исправленія книгъ, Ѳедоръ Поликарпову преемникъ Лиху-
довъ въ академіи, Ѳедотъ Аггеевъ и Іосифъ Аѳанасьевъ. Къ нимъ
присоединились чудовскій монахъ Іовъ и іеродіаконъ Палладій Ро-
говъ. Такъ открылась школа.
Въ слѣдующемъ 1686 году было готово новое зданіе, торже-
ственно освящено самимъ патріархомъ и соборомъ духовенства.
Число учениковъ было увеличено еще 40 учениками, среди
которыхъ были „евященници, іеродіаконы и монахи, иніи князи,
мальчики, стольники и всякого чина сего царствующаго града“.
На слѣдующій годъ число учениковъ, какъ мы видѣли выше, по
справкѣ г. Милюкова, доходило почти до 100, при чемъ были и
низшіе, и средніе, и высшіе классы. Но здѣсь мы не видимъ учите-
лей; нужно думать, что старшіе ученики школы, въ родѣ Поли-
карпова, Семенова и другихъ, взяли на себя обязанность препо-
даванія въ низшихъ и среднихъ классахъ, сами же Лихуды, какъ
я думаю, читали высшій курсъ знанія только особо избраннымъ.
Этотъ курсъ я подробно разсмотрю по отношенію къ естествозна-
нію. Но предварительно отмѣчу слѣдующее.
*) Опись хранится въ архивѣ оружейной палаты. См. „Временникъ“
Ист. Об. истор. и древн. 1853 года. Книга 16. Смѣсь. „Вѣстн. Европ.“ 1827
года, № 16, стр. 255.

Мы знаемъ многихъ кіевлянъ, которые уѣзжали на Западъ,
поступали тамъ въ школы и послѣ достаточнаго ознакомленія съ
западной ученостью возвратились назадъ; несомнѣнно, что были
и москвичи, которые также ѣздили на Западъ для ознакомленія
съ наукой и философіей; сами Лихуды, какъ мы увидимъ впослѣд-
ствіи, не только хорошо знали философію Аристотеля, но и ввели
ее въ курсъ наукъ. Но если восточные ученые богословы призна-
вали авторитетъ Аристотеля, философія котораго легла въ основу
западнаго богословія, то естественно является вопросъ о томъ,
гдѣ, кромѣ догматическаго ученія о власти папы, были пункты
расхожденія между Востокомъ и Западомъ? Если для обычной
публики и могла имѣть значеніе разница въ догматическихъ поло-
женіяхъ, то для ученыхъ мыслителей и богослововъ этого было
недостаточно. Они должны были или согласиться съ толкованіемъ
западныхъ ученыхъ или найти философскія обоснованія для своего
несогласія. Неясность именно этого вопроса лежала въ основѣ
того спора, въ который были втянуты и Лихуды,—о времени пре-
существленія Св. Даровъ. Если въ постановленіяхъ противъ като-
ликовъ московскаго правительства и лежало много политическихъ
интересовъ, то въ чисто теоретическомъ спорѣ нужно было иное
философское обоснованіе, въ силу котораго на Востокѣ должно было
создаться иное, не аристотельское обоснованіе всего философскаго
строя мысли. Эти обоснованія, несомнѣнно, были; иначе было бы
странно, какъ такіе люди, какъ, напр., Ѳеофанъ Прокоповичъ и
многіе другіе, будучи хорошо приняты на Западѣ, принявшіе если
не католичество, то унію, вновь возвращались въ лоно православ-
ной церкви, очевидно, въ силу тѣхъ внутреннихъ побужденій,
которыя были выше матеріальныхъ расчетовъ.
Біографія Ѳеофана проливаетъ нѣкоторый свѣтъ на этотъ
темный вопросъ. Русскіе ученые на Западѣ, а можетъ-быть, и
раньше у себя, дома, знакомились не только съ католическими
богословами, но и протестантскими и могли притти къ утѣшитель-
ной мысли, что примиреніемъ этихъ двухъ крайностей и будетъ
православіе. Я не буду входить въ разборъ богословскихъ аргу-
ментовъ, но укажу на слѣдующее. Среди этихъ аргументовъ въ
католическомъ мірѣ видное мѣсто занималъ споръ папскаго пре-
стола съ Галилеемъ по отношенію къ ученію Коперника.
Въ разсматриваемый моментъ страсти далеко не улеглись, и
въ католическихъ школахъ, конечно, сильно возставали и порицали
всю эту систему и ея обоснованія. Русскіе ученые выносили изъ
этихъ порицаній совершенно особое мнѣніе. „Если,“—говоритъ
Ѳеофанъ въ своемъ богословіи, „ученики Коперника и другіе уче-

ные, защищающіе движеніе земли, могутъ привести въ доказатель-
ство своего мнѣнія достовѣрные физическіе и математическіе до-
воды, то тексты Св. Писанія, въ которыхъ говорится о движеніи
солнца, не могутъ служить для нихъ препятствіемъ, ибо эти тексты
слѣдуетъ понимать не въ буквальномъ, a въ аллегорическомъ
смыслѣ“ *).
Это мнѣніе знаменитаго русскаго богослова и даетъ намъ воз-
можность понять ту философскую точку расхожденія православныхъ
богослововъ съ ихъ католическими собратіями. Православные бого-
словы выдѣляли естествознаніе, какъ особую науку, не противорѣ-
чащую авторитету Св. Писанія и отцовъ церкви. Въ этомъ отноше-
ніи они имѣли твердую точку опоры въ ученія православныхъ
отцовъ церкви Дамаскина и Василія Великаго, мнѣнія которыхъ
были впослѣдствіи собраны Ломоносовымъ и формулированы имъ
такъ: „Физическія разсужденія о строеніи міра служатъ къ про-
славленію Божію и вѣрѣ не вредны“ **). A такъ какъ этотъ взглядъ
на науку восходитъ раньше—къ Максиму Греку, который писалъ
по отношенію къ астрологіи, относясь къ ней отрицательно, но
въ то же время: „Говоря это“, замѣчаетъ онъ,„ я не укоряю вобще
знаніе небесныхъ явленій, которое нужно и полезно для жизни,
чтобы знать теченіе звѣздъ для исчисленія времени, на чемъ осно-
вывается и пасхалія, но порицаю то знаніе, которое, возносясь
черезъ мѣру, напрасно испытуетъ то, что извѣстно одному Богу,
и отлучаетъ вѣрныхъ отъ Бога“ ***), т.-е. онъ отрицаетъ только
возможность астрологическихъ предсказаній.
Въ силу всего этого, я считаю несомнѣннымъ, что русскіе
православные богословы брали изъ ученія Аристотеля все то, что
не противорѣчило ни ученію церкви, ни той чистой наукѣ есте-
ствознанія, которая уже нарождалась въ Россіи. Я думаю, что
этотъ оттѣнокъ мысли и философіи былъ и въ ученіи Лихудовъ,
которые преподали своимъ ученикамъ грамматику, шитику, рето-
реку, логику, психологію и физику. По каждому изъ этихъ пред-
метовъ, кромѣ физики, они составили свои учебники. Это обстоя-
тельство я считаю въ высшей степени важнымъ. Оно показываетъ,
во-1-хъ, то, что пріѣзжіе греки не были чужды не только учености,
но и образованности, а во-2-хъ,то, что ученіе западной школы и
Аристотеля прошло черезъ сознаніе преподавателей и было пред-
ложено не въ своемъ чистомъ видѣ, a какъ переложеніе съ точки
*) Пыпинъ. „Исторія рус. литер.“. III, стр. 201.
**) Ломоносовъ. „Слова въ публичн. собр. СПБ. Академіи наукъ“,
стр. 620.
***) Правосл. Собес. 1861, май.

зрѣнія Лихудовъ. Это обстоятельство открывало просторъ критикѣ
и въ то же время вносило въ самое ученіе новыя точки зрѣнія.
Послѣ этихъ предварительныхъ замѣчаній я позволю себѣ
нѣсколько подробнѣе остановиться на реторикѣ, логикѣ, психологіи
и физикѣ, передавая то, что содержится въ обстоятельномъ сочи-
неніи Сергѣя Смирнова „Исторія Московской славяно-греко-латин-
ской Академіи**.
Въ началѣ реторики и логики Лихуды пишутъ: „Сію пре-
славную и преполезную реторику при помощи Божіей мы намѣ-
рены объяснить теперь, a слѣдовать будемъ Аристотелю, впрочемъ,
такъ, чтобы для облегченія учениковъ изложить кратко и сжато тѣ
трактаты, которые у онаго несравненнаго мужа изложены слишкомъ
обширно“. Г. Смирновъ говоритъ: „Въ опредѣленіяхъ поня-
тій и въ нѣкоторыхъ частныхъ правилахъ Софроніи слѣдовалъ
Аристотелю, видно, что у него была подъ руками τεχνη ρητοςιχηρ
Франческо Скуффи, изданная въ Венеціи въ 1681 году, но нельзя
не признать въ изложеніи реторики оригинальной самодѣятельности
автора“. Это указаніе изсдѣдователя чрезвычайно важно; оно сви-
дѣтельствуетъ, что въ Москвѣ была и современная литература по
тѣмъ вопросамъ, которыми занимались русскіе богословы и ученые.
Далѣе изслѣдователь говоритъ, что учебникъ отличается какъ отъ
древнихъ пособій, такъ и отъ современныхъ ему западныхъ, при-
ближаясь къ національному характеру слушателей. Кромѣ того,
учебникъ изложенъ яснымъ, чистымъ и живымъ языкомъ, гдѣ ре-
торическія понятія Аристотеля, проведенныя черезъ строгія формы
философскаго мышленія, чужды излишней отвлеченности и выра-
жены просто и удобопонятно. Краснорѣчіе Софроніи раздѣляетъ
на Божественное, героическое и человѣческое. Первое содержится
въ Св. Писаніи, въ Богодухновенныхъ глаголахъ Пророковъ и
Апостоловъ: „небесная реторика“, говоритъ онъ, „совсѣмъ не такъ
дѣйствовала, какъ пѣснь баснословнаго Орфея; она переродила
волковъ въ агнцевъ и въ звѣрскихъ душахъ язычниковъ воспла-
менила любовь къ благочестію, цѣломудрію и кротости. Это красно-
рѣчіе есть языкъ Ангеловъ“. Краснорѣчіе героическое заключена
въ твореніяхъ св. отцовъ церкви, a человѣческое въ сочиненіяхъ
Демосѳена, Цицерона и другихъ ораторовъ.
Въ одномъ мѣстѣ онъ говоритъ: „Если бы захотѣлъ я гово-
рить объ изяществѣ и силѣ Божественнаго Писанія, то никогда
не кончилъ бы своей бесѣды. Для меня удивительно, почему нѣко-
торые, оставивъ эту высокую и полезнѣйшую мудрость, обраща-
ются къ тлѣннымъ произведеніямъ человѣческой мудрости“. Здѣсь,
въ этихъ словахъ ученаго грека, мы видимъ то расхожденіе пра-

вославной восточной науки съ ея западнымъ собратомъ, о кото-
ромъ я говорилъ выше. Очевидно, что здѣсь весь вопросъ сосре-
доточивается на значеніи древнихъ писателей, на томъ, что на
Западѣ еще не угасло оригинальное смѣшеніе языческой древности
съ христіанскимъ ученіемъ.
О прости, великій Зевсъ,
За насъ распятый на крестѣ*),
говоритъ Данте. Боккачіо называетъ Христа сыномъ Юпитера, ко-
торый грабитъ царство Плутона. При вѣнчаніи Петрарка сатиры,
фавны и нимфы танцуютъ передъ поэтомъ во время шествія его
въ храмъ св. Петра, гдѣ онъ, помолясь у алтаря, приноситъ въ
даръ Аполлону свои вѣнки. Въ XV столѣтіи поклоненіе класси-
камъ доходило до того, что итальянскіе ученые относятся съ пре-
зрѣніемъ къ своему родному языку. Въ написанныхъ Леонардо
Аретино по-латыни діалогахъ онъ заставляетъ извѣстнаго государ-
ственнаго мужа и ученаго Николо Николи выразиться, что онъ не
понимаетъ, какъ могли Данте, „дурно писавшаго на латинскомъ
языкѣ, причислять къ поэтамъ и ученымъ и даже предпочесть
Виргилію; его бы слѣдовало предоставить мѣдникамъ, хлѣбникамъ
и подобному народу, которымъ онъ, вѣроятно, придется по вкусу***).
Правда, что все это было гораздо раньше разсматриваемой эпохи,
но авторитетъ столь выдающихся писателей пережилъ ихъ время,
и то, что они вводили въ жизнь, какъ особую ея красоту, несо-
мнѣнно, сохранилось именно въ учебникахъ, и противъ чего, несо-
мнѣнно, возсталъ Софроніи.
Что касается логики, то Софроніи въ своихъ лекціяхъ слѣ-
довалъ также Аристотелю, но нѣсколько измѣнилъ порядокъ его
изслѣдованія. „Введеніе у него раздѣляется на три части сообразно
съ троякимъ дѣйствіемъ ума, поколику умъ или познаетъ предметы,
ничего о нихъ не утверждая, не отрицая, или познаетъ система-
тически, выражая познаніе въ формѣ сужденія, или силлогисти-
чески, составляя заключеніе о предметѣ познаваемомъ“.
„Въ первой части введенія, раздѣленной на 7 главъ, настав-
никъ разсуждаетъ о логическихъ терминахъ, которые онъ сравни-
ваетъ съ межевыми мѣтками, разставленными на поляхъ; приво-
дитъ аристотелево опредѣленіе термина и опредѣленіе, сдѣланное
философами... Далѣе говоритъ о различныхъ дѣленіяхъ и подраз-
дѣленіяхъ термина, произносимаго, о качествѣ и количествѣ тер-
*) Въ ПОДЛИННИКЕ: Юпитеръ... Ob. sommo Giove che fosti'n terra per
noi crocitisso. См. Карлъ ф. Раумеръ „Истор. воспит. и ученія“, стр. 31.
**) Ibid.

миновъ и, наконецъ, объ опредѣденіяхъ, видахъ и составныхъ ча-
стяхъ онаго“.
„Во второй части введенія предлагается ученіе о предложеніи,
взятое изъ книги* Аристотеля, но изложенное яснѣе и короче.
Здѣсь говорится о составныхъ частяхъ предложенія, о имени,
глаголѣ и рѣчи; о предложеніяхъ категорическихъ, ихъ противо-
положеній и равнозначности... о предложеніяхъ сложныхъ или
условныхъ и, наконецъ, о раздѣленіи...“
„Въ третьей части введенія о соединеніи понятій или объ умо-
заключеніе Умозаключеніе раздѣляется на четыре вида: силло-
гизмъ, наведеніе, примѣръ и энтитему. Ученіе о силлогизмахъ взято
изъ аналитики Аристотеля“.
„За введеніемъ слѣдуютъ „предварительные вопросы относи-
тельно всей логики Аристотеля. Въ этомъ трактатѣ рѣшаются во-
просы о раздѣленіи логики, о значеніи ея какъ знанія, о предметѣ
логики, о характерѣ знанія. Авторъ раздѣляетъ логику на дидакти-
ческую и прикладную и доказываетъ, что она есть знаніе теоре-
тическое. Основаніе сего ученія содержится въ послѣднихъ анали-
тикахъ Аристотеля“.
„Далѣе, Софроніи предлагаетъ объясненіе и вопросы на вве-
деніе Порфирія и говоритъ, что это введеніе полезно не только
для объясненія категорій Аристотеля, но и для познанія всей фи-
лософіи. И здѣсь у него свой порядокъ: изъ 17 главъ Порфирія
онъ дѣлаетъ только 7. Составляя комментаріи на ученіе Порфирія
о пяти понятіяхъ: о родѣ, видѣ, разности, собственномъ и случай-
номъ, наставникъ при концѣ каждой главы предлагаетъ и рѣшаетъ
вопросы, касающіеся предметовъ, оставленныхъ Порфиріемъ безъ
изслѣдованія, и критически изслѣдуетъ его опредѣленія общихъ
понятій и нѣкоторыя положенія его введенія. Онъ представляетъ
свои критическія замѣчанія въ такомъ порядкѣ: сперва объясняетъ
вопросъ, потомъ высказываетъ свои положенія и доказательства,
наконецъ, рѣшаетъ встрѣчающіяся возраженія. „Къ курсу логики
присоединены „объясненія и вопросы на категоріи Аристотеля и
на двѣ первыя главы первой книги послѣднихъ аналитикъ, писан-
ныя въ 1669 году, когда ему было еще только 17 лѣтъ и онъ
учился въ Падуѣ*).
Изложивъ содержаніе учебника логики, г. Смирновъ говоритъ:
„Касательно содержанія слѣдуетъ сказать, что наставникъ, постоян-
но вращаясь около Аристотеля, обнаруживаетъ въ себѣ строгаго
и благонамѣреннаго мыслителя. Ему извѣстны были комментаріи
*) Г. Смирновъ думаетъ, что въ это время Софроніи не могъ написать
это сочиненіе по молодости лѣтъ. Я не согласенъ съ этимъ.

по Аристотелю; онъ ссылается на Іоанна Грамматика, Евстратія,
Ѳемистія, Аммонія и другихъ, иногда не соглашается съ ихъ тол-
кованіемъ и приводитъ собственныя. Нельзя, впрочемъ, отвергать и
того, что въ логику Лихуда вошло нѣчто и изъ уроковъ Котуніан-
ской Академіи, именно изъ лекцій Герасима Влаха *).
Послѣ логики шла физика. „Послѣ того, какъ мы съ трудомъ
и ощупью прошли глубокія пещеры логики“, говорятъ Лихуды (Іоан-
никій), „теперь при помощи Св. Духа приходимъ къ естественной
философіи и постараемся преподать ее согласно съ ученіемъ Ари-
стотеля. Впрочемъ, будемъ остерегаться отъ всякаго мудрованія,
несогласнаго съ нашею религіею и православіемъ и взимающагося
на разумъ Божій, какъ говоритъ апостолъ“. Вотъ основная точка
зрѣнія первыхъ учителей школы; они боятся новаго ученія, пере-
даютъ только то, что содержится въ ученіи греческаго мыслителя,
но и это проводятъ черезъ критику св. Писанія. Какъ это они дѣ-
лали, я позволю себѣ привести образчикъ.
„Кампанелла допускаетъ четыре начала вещей: теплоту, хо-
лодъ, сухость и влажность. Онъ учитъ, что Богъ вначалѣ сотво-
рилъ нѣчто цѣлое несовершенное или какую-то необразованную массу
съ упомянутыми качествами, находившимися во взаимной борьбѣ.
Теплота утончила и очистила эту массу и, расширяя ее круго-
образно, произвела небо. Холодъ, сжавъ грубую часть массы, обра-
зовалъ землю. Нѣкоторую часть массы взяла влажность и произ-
вела воду; отъ разрѣшенія воды силой тепла произошли испаре-
нія, и отъ него образовался воздухъ“.
„Противъ сего ученія, которое скорѣе представляется баснею
поэтовъ, чѣмъ философскимъ мнѣніемъ, возстаютъ всѣ православ-
ные христіанскіе философы, которые, основываясь на св. Писаніи,
утверждаютъ, что небо и стихіи непосредственно сотворены Богомъ,
да и самъ Кампанелла, составивъ умозаключеніе противъ Аристо-
теля, противорѣчитъ себѣ: Аристотель сказалъ, что изъ случайнаго
не бываетъ сущности; а Кампанелла утверждаетъ, что четыре оныя
качества случайны. Какую же они могутъ произвести сущность?“
„Всѣ признаютъ, что первая матерія и по своей природѣ и по
могущественному распоряженію Творца не могла существовать безъ
*) Послѣднее видно, говоритъ г. Смирновъ, изъ сличенія уроковъ, запи-
санныхъ Софроніемъ въ 1669 году, съ курсомъ логики 1690 года. Этимъ
утвержденіемъ авторъ становится въ противорѣчіе съ предыдущимъ утвер-
жденіемъ о томъ, что записки 1669 г. не принадлежатъ Софронію. Если бы
это было такъ, то нечего ихъ и сличать. Что курсъ 1669 года могъ быть по-
дражательный, по запискамъ учителей, то это не дѣлаетъ его чуждымъ
Софронію.

формы. Въ началѣ міра Богъ сотворилъ не одну матерію, но сое-
динилъ ее съ нѣкоторою формою; посему, когда у нѣкоторыхъ св.
Отецъ читаемъ, что Богъ въ началѣ міра сотворилъ нѣкоторую
безформенную матерію, то подъ именемъ сей матеріи не должно
разумѣть первой матеріи, лишенной всякой формы, но надобно
разумѣть землю, не имѣющую еще красоты, свѣта, травъ и цвѣ-
товъ“.
Таково было изложеніе физики Іоанникіемъ Лихудомъ; на немъ
надо нѣсколько остановиться, что я сейчасъ и сдѣлаю; но прежде
слѣдуетъ сказать вотъ что: выше я замѣтилъ, что русскіе ученые
выносили изъ католическихъ школъ особое представленіе объ есте-
ствознаніи, и привелъ примѣръ отношенія Ѳеофана Прокоповича
къ системѣ Коперника. Здѣсь мы не видимъ этого; здѣсь узко-схо-
ластическая точка зрѣнія, отрицающая даже то, что говоритъ Кам-
панелла. Однако, Іоанникій приводитъ уже ученіе Кампанеллы*),
защитника Галилея. Въ этомъ ученіи вы ясно видите совершенно
новую точку зрѣнія: дѣйствіе механическихъ причинъ, ученіе о
силахъ природы.
Пусть Лихудъ, какъ филологъ, отрицаетъ правильность этой
точки зрѣнія, важно то, что она приведена, приведена именно въ
томъ видѣ, который ее выдвигаетъ, особенно подчеркивая новое
направленіе мысли. Чтобы понять возраженія Лихуда, нужно вспом-
нить, что мы находимъ по этому предмету у Аристотеля. Въ 4-ой
книгѣ метеорологіи Аристотель говоритъ объ элементахъ. Теплое и
холодное — дѣятельные элементы; сухое и влажное — пассивные. Земля,
вода, воздухъ и огонь не суть собственно элементы, но ихъ простѣйшія
соединенія. Земля и огонь, наиболѣе удаленные между собою, менѣе
смѣшаны; вода и воздухъ — болѣе. Огонь тепелъ и сухъ; воздухъ тепелъ
и влаженъ; вода холодна и влажна; земля холодна и суха**). Мы
видимъ, что эту именно точку зрѣнія взялъ Кампанелла и примѣ-
нилъ ее къ факту мірозданія, какъ онъ разсказанъ въ Библіи: по-
лучилась картина, въ которой имѣются дѣйствующія силы и ма-
терія, какъ бы мы сказали теперь. Но этой именно точки зрѣнія
и не понялъ Іоанникій и напалъ на Кампанеллу со схоластической
точки выясненія понятій и формально-логическаго вывода. Возра-
женія Іоанникія основаны также на дальнѣйшемъ развитіи ученія Ари-
*) Кампанелла (1568—1639), доминиканскій монахъ, посвятившій жизнь
борьбѣ съ испанскимъ владычествомъ въ Италіи, считается одним из ран-
нихъ соціалистовъ. Онъ былъ защитникомъ ученія Галилея. Списокъ его со-
чиненій напечатанъ въ Ж. М. Н. Пр. окт. 1906 года. Изъ нихъ въ русскомъ
перев. есть „Государство Солнца“.
**) Любимовъ. „Исторія Физики“. 1, стр. 136.

стотеля, а именно на томъ, что представляютъ собою элементы, ко-
торые создаютъ вещи. Для уразумѣнія же вещей и явленій Аристотель
вводитъ четыре начала*): матерію, форму, начало движенія, или дви-
жущую причину, и цѣль, или конечную причину. Схоластическая на-
ука придавала этимъ началамъ огромное значеніе, въ нихъ былъ крае-
угольный камень всей философіи среднихъ вѣковъ. По ученію Ари-
стотеля, эти 4 начала могутъ быть сведены къ двумъ: вещь образуется
черезъ соединеніе матеріи и формы. Пріобрѣтеніе формы есть дости-
женіе дѣли. Движеніе есть способъ, какимъ пріобрѣтеніе это совер-
шается. При этомъ нужно замѣтить, что подъ словомъ матерія Аристо-
тель разумѣлъ гораздо болѣе общее, чѣмъ то, что содержится въ совре-
менномъ смыслѣ этого слова. „Матерія“, говоритъ онъ, „есть отноше-
ніе: она мѣняется съ формою, и другой формѣ соотвѣтствуетъ другая
матерія“. Вода, можно сказать, есть матерія, воздухъ—форма. Вода—
матерія воздуха, воздухъ—актъ воды, ибо въ возможности вода есть
воздухъ, a самъ воздухъ есть вода въ возможности. По толкованію
Ланге **), понятіе „матерія“ относительное. Она есть матерія по
отношенію къ тому, что черезъ присоединеніе формы должно изъ
нея образоваться. Безъ формы вещь не можетъ быть тѣмъ, что
она есть въ дѣйствительности, тогда какъ прежде черезъ матерію
дана была только ея возможность. Но матерія сама по себѣ уже
имѣла нѣкоторую форму, хотя и такую, которая по отношенію къ
вещи, имѣющей изъ нея образоваться, совершенно индифферентна.
Мраморъ имѣлъ форму той или иной глыбы прежде, чѣмъ вышла
изъ него статуя Аполлона.
Къ двумъ началамъ—матеріи и формѣ Аристотель присоеди-
няетъ еще третье, необходимо изъ нихъ вытекающее, и называетъ
его „стерезисъ“ ***). Теперь ясно, что Іоанникій примыкаетъ ко
всему этому ученію Аристотеля и даже думаетъ, что св. Писаніе
надо понимать именно въ этомъ видѣ, но онъ отрицаетъ точку
зрѣнія Кампанеллы на дѣйствіе міровыхъ силъ; это отрицаніе чисто
схоластическое: „изъ случайнаго не бываетъ сущности“, элементы
случайны, а потому они могутъ произвести сущность—видимый міръ.
Я не знаю, насколько мнѣ удалось ввести читателя въ кругъ
тѣхъ идей, которыя были господствующими въ разсматриваемое
время; но я утверждаю, что сущность ученія Галилея, Джіордано
Бруно и другихъ ученыхъ итальянцевъ не была чужда москвичамъ
*) Въ текстѣ Лихудовъ элементы тепло, холодъ, сухое и влажное не-
правильно названы началами, хотя въ этомъ можетъ быть и вина г. Смирнова,
не точно передавшаго смыслъ лекціи.
**) Geschichte des Materialismus, I. 169.
***) Любимовъ, стр. 139.

и усваивалась ими въ той или иной формѣ. Если Лихуды примы-
кали болѣе къ филологической сторонѣ схоластики, то ихъ совре-
менникъ Яковъ Вилимовичъ Брюсъ (1670—1735) представлялъ
собою ученаго, увлекающагося иной стороной ученія—чистымъ есте-
ствознаніемъ: онъ подарилъ русскую науку первымъ переводомъ
сочиненія Христофора Гюйгенса (1716) „Книга мірозрѣнія, или мнѣ-
ніе о небесно-земныхъ глобусахъ и ихъ украшеніяхъ“.
Если мы сведемъ все это въ одно цѣлое, то ясно увидимъ, что
среди московской публики находились въ оборотѣ всѣ тѣ новинки
иностранной философіи и науки, которыя такъ или иначе обратили
на себя вниманіе публики на Западѣ.
Ученіе Лихудовъ было одной стороной этой медали, но ихъ уче-
ники какъ на книжномъ рынкѣ, такъ и изъ сношенія съ другими
русскими учеными могли знакомиться съ другой стороной знанія и
философской мысли.
Чтобы покончить съ Академіей и итти дальше, слѣдуетъ ска-
зать, что Лихуды недолго занимались въ Академіи. Политическія
бури и интриги заставили ихъ въ 1694 году покинуть это дѣло и
перейти въ типографію, гдѣ они взяли на себя трудъ обучать же-
лающихъ итальянскому языку. Ученіе въ Академіи перешло къ ихъ
ученикамъ Николаю Семенову-Головину и Ѳедору Поликарпову, а
въ 1699 году этотъ трудъ взялъ на себя Палладій Роговскій, съ
ректорства котораго начинается второй періодъ жизни Академіи
(1700—1775), т.-е. отъ Палладія Роговскаго до митрополита Пла-
тона; объ этомъ періодѣ будетъ сказано въ біографіи нашего міро-
вого генія Михаила Ломоносова.
Глава III.
Школа математическихъ и навигацкихъ наукъ.
Въ славяно-греко-латинской Академіи Магницкій воспитывался
и, какъ можно думать, сохранилъ съ учебнымъ ея персоналомъ связи
до конца своей жизни. Въ школѣ математическихъ и навигацкихъ
наукъ онъ преподавалъ и потомъ былъ ея руководителемъ также
до конца жизни; можно сказать, что этой школѣ онъ отдалъ свою
жизнь, а потому прежде, чѣмъ говорить о Магницкомъ, необходима
разсмотрѣть и то учрежденіе, гдѣ онъ служилъ. Къ сожалѣнію, мы
не имѣемъ спеціальнаго очерка этого въ высшей степени любо-

пытнаго и важнаго учебнаго заведенія и должны ограничиться тѣми
очень скудными свѣдѣніями, которыя о немъ можно найти въ исто-
ріи С. M. Соловьева (XV, 2) и у В. В. Бобынина Очерки развитія
физико-математическихъ знаній въ Россіи“
Подобно тому, какъ появленіе греко-славянской Академіи было
обязано пріѣзду въ Москву Лихудовъ, такъ и появленіе Навигацкой
школы обязано случайному обстоятельству. Будучи въ Лон-
донѣ въ 1698 году, Петръ познакомился съ профессоромъ Абер-
динскаго Университета Henry Farywarson'ом, который на рус-
ской почвѣ получилъ имя Андрея Даниловича Фарварсона. Послѣд-
ній согласился ѣхать въ Москву, чтобы устроить школу мореход-
ныхъ наукъ. Онъ заключилъ съ царемъ контрактъ, по которому
за каждаго обученнаго ученика получалъ по 50 фунтовъ стерлин-
говъ сверхъ жалованья, которое, вѣроятно, тоже было оговорено,
въ размѣрѣ 250 рублей въ годъ. Если принять во вниманіе рас-
четъ В. О. Ключевскаго, то до 1700 г. русскій рубль былъ равенъ
17 нынѣшнимъ, a послѣ 1700 г. только 9. Тогда мы получимъ ис-
точникъ тѣхъ жалобныхъ посланій къ царю черезъ адмирала Апрак-
сина, о которыхъ говоритъ В. В. Бобынинъ. Въ самомъ дѣлѣ,
Фарварсонъ, когда уговаривался съ царемъ, то думалъ получать
4250 руб. на наши деньги, а фактически ему пришлось получать
только 2250 руб. Условіе съ царемъ было заключено въ присутствіи
свидѣтелей Якова Вилимовича Брюса и Андрея Стейльса, на ко-
торыхъ потомъ и ссылается Фарварсонъ въ указанной жалобѣ.
Очевидно, оно было временное, и можно думать, что срокъ его
кончался въ 1710 или 1709 году, ибо въ этой жалобѣ Фарварсонъ
пишетъ: „Точію надежду имѣю такую, Е. Ц. В. благоволитъ раз-
судить мое житіе и приказать мнѣ заплатить за тѣхъ 50 учени-
ковъ противъ уговору. A потомъ буде Е. В. благоволитъ новый
трактатъ со мной учинить, я готовъ еще болѣе служить до ис-
полненія моей мочи“. Я не знаю былъ ли заключенъ новый трак-
татъ, но извѣстно, что въ 1715 году Фарварсонъ уже получалъ
955 руб. 84 коп., a такъ какъ въ это время и рубль повысился
въ своей цѣнѣ, то это выходитъ 9558 р. 40 коп., т.-е. вдвое болѣе
противъ условленнаго.
Надо думать, что Петръ въ Англіи много говорилъ съ Фарварсо-
номъ о будущей школѣ, и у нихъ создался въ общихъ чертахъ планъ
организаціи такой школы, имѣющей узко-спеціальный математическій
характеръ. Согласно этому плану, въ помощь къ Фарварсону были
приглашены еще два англичанина Степанъ Гвынь и Ричардъ Грейсъ,
съ которыми, вѣроятно, было также заключено условіе, и они по-
лучали по 150 руб. жалованья. Къ сожалѣнію, выборъ помощниковъ

былъ неудаченъ, особенно Грызъ, или Грей съ, произвелъ въ Москвѣ
очень дурное впечатлѣніе; Курбатовъ въ своемъ донесеніи Головину
въ 1703 году характеризуетъ его такими словами: „а меньшой учи-
тель рыцарь Грейсъ—ни къ чему негодный, въ непостоянствѣ вся-
комъ и въ плутовствѣ б...., и ученикомъ потворствуетъ; и самъ боль-
шой учитель его не любитъ“. По свидѣтельству его англійскаго біогра-
фа Перри, онъ былъ убитъ при выходѣ изъ школы около 9 часовъ ве-
чера. Это убійство г. Бобынинъ ставитъ въ связь съ распущенностью
школы, но всего вѣрнѣе его нужно отнести къ тому, что С. М. Со-
ловьевъ, приводя письмо Курбатова, обозначилъ точками „б....“.
Пригласивъ учителей, Петръ открылъ школу указомъ отъ 14
января 1701 г. Этотъ указъ я позволю себѣ привести цѣликомъ,
какъ онъ напечатанъ у Бобынина.
Великій Государь, Царь и Великій князь Петръ Алексѣевичъ>
всея Великія и Малыя и Бѣлыя Россіи Самодержецъ, ревнуя древ-
лѣбывшимъ Грекоправославнымъ Пресвѣтлосамодержавнѣйшимъ
Монархамъ, премудро управляющимъ во всякомъ усмотрѣніи Госу-
дарстве Самодержавія своего и инымъ въ Европѣ нынѣ содержа-
щихся и премудро тщательно управляемыхъ государей Пресвѣтло-
державнѣйшимъ Монархомъ же и Рѣчи Послолитыя управителемъ,
указалъ Именнымъ Своимъ Великаго Государя поведеніемъ въ Го-
сударствѣ Богохранимыя Своея Державы Всероссійскаго Самодер-
жавія, на славу Всеславнаго Имени Всемудрѣйшаго Бога и Своего
Богосодержимаго храбропремудрѣйшаго царствованія, во избаву же
и пользу Православнаго Христіанства, быть Математическихъ и
Навигацкихъ, то-есть мореходныхъ хитростно наукъ ученію. Во
учителѣхъ же тѣхъ наукъ быть Англійскія земли урожденнымъ:
Математической—Андрею Данилову Фархварсону, навигацкой—
Степану Гвыну да Рыцарю Грызу; и вѣдать тѣ науки—всякимъ
въ снабдѣніи управленіемъ по Оружейной палатѣ Боярину Ѳедору
Алексѣевичу Головину съ товарищи, и тѣхъ наукъ ко ученію усмотря
избирать добровольно хотящихъ, иныхъ же паче и со принужденіемъ;
и учинить неимущимъ во прокормленіи поденной кормъ усмотря
ариѳметикѣ или геометріи; ежели кто сыщется отчасти искуснымъ,
по пяти алтынъ въ день, a инымъ же по гривнѣ и меньше, раз-
смотрѣвъ коегождо искуство ученія: а для тѣхъ наукъ опредѣлить
дворъ въ Кадашевѣ мастерскія палаты, называемый большой по-
лотнянный, и объ очисткѣ того двора послать въ мастерскую па-
лату Постельничему Гаврилѣ Ивановичу Головину Свой Великаго
Государя указъ, и, взявъ тотъ дворъ и усмотрѣвъ всякія нужныя
въ немъ потребы, строить изъ доходовъ отъ оружейныя палаты“ *).
*) Бобынинъ, VII; 3-я четв., стр. 197.

Если мы сравнимъ указъ Петра съ грамотой даря Ѳеодора, то
увидимъ въ нихъ и нѣчто общее и огромную принципіальную раз-
ницу. Общее содержится въ томъ, что какъ тотъ, такъ и другой
основываютъ новую школу своей царской властію, не устанавливая
для новаго дѣла иныхъ законодательныхъ рамокъ. Разница же со-
стоитъ въ томъ, что царь Ѳеодоръ имѣлъ въ виду главнымъ обра-
зомъ нужды восточной церкви и мало интересовался нуждами своего
государства и родной Москвы, a Петръ главнымъ образомъ выдви-
гаетъ па первое мѣсто нужды Россіи, ибо ясно, что слова „Право-
славнаго Христіанства“ есть синонимъ „русскихъ подданныхъ“. Онъ
не указываетъ при этомъ пи объема преподаванія, ни вообще какого-
либо курса знанія: онъ указываетъ лицъ, которымъ поручено это
дѣло, мѣсто, гдѣ школа должна помѣщаться, и денежныя пособія
ученикамъ. Все остальное должно устроиться само собой. Однако,
какъ видимъ, и новая школа вошла въ жизнь какъ личное усмо-
трѣніе верховной власти, безъ какого-либо законодательнаго
уклада.
Здѣсь обращаетъ на себя вниманіе одна подробность, именно—
пособіе ученикамъ; такое пособіе было ассигновано и студентамъ
славяно-латинской академіи; но размѣръ его въ Навигацкой школѣ
болѣе высокъ: тамъ полагалось студентамъ богословіи и философіи
сначала по 4 копейки въ день, a потомъ по 3; здѣсь нѣтъ разгра-
ниченія по курсу, а есть разграниченіе по успѣхамъ и прилежа-
нію, но самое меньшее много больше того, что получали сту-
денты академіи, именно—10 и 15 копеекъ въ день.
Здѣсь становится понятной какъ жалоба Ломоносова на скуд-
ность содержанія, такъ послѣдующія жалобы ректоровъ, что даро-
витые ученики бѣгутъ изъ академіи, поступая въ медицинскую
школу Бидло. Но эта подробность въ свизи съ самимъ указомъ
говоритъ намъ еще и другое. Правительство нуждалось въ особыхъ
спеціалистахъ: духовенствѣ, инженерахъ, морякахъ, докторахъ и
пр., и вотъ оно открываетъ спеціальныя школы для подготовки
этихъ спеціалистовъ, и, какъ хорошій хозяинъ, оплачиваетъ трудъ
не только службы, но и подготовки къ ней; забота же объ общемъ
образованіи народа, объ удовлетвореніи его умственныхъ и науч-
ныхъ запросовъ была чужда правительству и едва ли ясно созна-
валась даже тѣми, кто предлагалъ самыя радикальныя реформы
въ этомъ отношеніи. Вотъ причина того, что народонаселеніе хо-
лодно отнеслось къ правительственнымъ мѣропріятіямъ; и то сосло-
віе, для котораго главнымъ образомъ все это дѣлалось, дворянство,
предпочитало домашнее образованіе казенному. Напрасно историки
такъ настойчиво указываютъ на безплодность правительственныхъ

школъ, видя въ этой безплодности образовательный индифферентизмъ
общества.
Мы выше видѣли, что этого не было, общество жило своей
жизнью и изъ своей среды выдѣлило большихъ ученыхъ, но эти
ученые не были связаны со школой, ибо школа была не прави-
тельственнымъ учрежденіемъ съ соотвѣтственными правовыми нор-
мами, а личной забавой того или иного правительственнаго лица.
Здѣсь заботились не о нуждахъ населенія, а о томъ, чтобы въ
Европѣ не стали говорить худо о новомъ своемъ сочленѣ. Все это
отражается въ указѣ Петра и, конечно, находится въ тѣсной за-
висимости какъ съ отрѣзаніемъ бородъ у наиболѣе почетныхъ лицъ,
такъ и съ тѣми смотрами дворянскихъ недорослей, которые иногда
производилъ самъ царь. Мы увидимъ далѣе, что народонаселеніе
живо откликнулось на хорошее дѣло, школа не вмѣщала количества
учениковъ, желающихъ учиться; но, будучи поставлена безъ твер-
даго экономическаго уклада, она зависѣла отъ случайныхъ лицъ
въ матеріальномъ отношеніи и скоро дошла до своего полнаго па-
денія.
Указъ былъ данъ 14 января 1701 года, очевидно, послѣ
пріѣзда англичанъ въ Москву, а быть-можетъ, даже спустя нѣко-
торое время послѣ пріѣзда. На это наводитъ слѣдующее обстоятель-
ство. Г. Бобынинъ говоритъ, что вслѣдствіе непорядковъ въ упра-
вленіи англичане попали въ очень тяжелое положеніе; „только бла-
годаря гостепріимству своего соотечественника Андрея Кревета,
бывшаго переводчикомъ Посольскаго Приказа, они не были поста-
влены въ совершенно безвыходное положеніе“.
У С. M. Соловьева сказано: „Школы прежде находились въ
вѣдѣніи Кревета; но Курбатовъ выпросилъ ихъ себѣ у царя, по-
тому что навигацкія науки у Кревета не успѣвали“ *).
Чтобы помирить оба эти извѣстія, нужно думать, что англи-
чане попали въ Москву не во-время. Петръ по пріѣздѣ изъ-за
границы былъ занятъ кровавой расправой со стрѣльцами, потомъ
началась сѣверная война, и онъ, вѣроятно, совершенно забылъ о
томъ, что заключилъ какое-то условіе и не сдѣлалъ по этому по-
воду никакихъ распоряженій. Пріѣхавшіе англичане, естественно,
обратились въ Посольскій Приказъ, гдѣ встрѣтились съ Креветомъ,
который и сталъ наводить справки.
Такъ что нѣкоторое время онъ, естественно, содержалъ своихъ
соотечественниковъ на свой счетъ, пока все дѣло не выяснилось,
*) Соловьевъ. XV, 2, стр. 1347 примѣч. Здѣсь помѣчено, что это взято
изъ „Кабинет. II кн. № 1“.

и не былъ полученъ приведенный указъ. Далѣе нужно думать, что
по частному, вѣроятно, словесному распоряженію Петра, все дѣло
и было поручено Кревету, который, такимъ образомъ, и явился
главнымъ завѣдующимъ и организаторомъ новой школы. Чтобы
догадаться, какъ дѣло пошло дальше, нужно обратить вниманіе на
то, что по указу матеріальная сторона дѣла была передана въ Ору-
жейную Палату; здѣсь оно попало въ руки дѣльца того времени
Алексѣя Александровича Курбатова*), который былъ въ это время
дьякомъ Оружейной Палаты. Какъ человѣкъ практики, онъ сей-
часъ же увидалъ, что дѣло очень важное, но выполнить приказъ
Петра относительно помѣщенія невозможно, и предложилъ для
этого Сухареву башню, гдѣ жилъ Яковъ Вилимовичъ Брюсъ.
Помѣщеніе оказалось настолько подходящимъ, что въ третьемъ
этажѣ этой башни оказалось возможнымъ помѣстить не только
классы, но и отвести особый залъ для упражненій въ фехтованіи—
„рапирный залъ“. Доводя объ этомъ до свѣдѣнія Петра, онъ, вѣ-
роятно, указалъ ему еще на два обстоятельства: 1) на то, что
англичане, ничего не зная въ Москвѣ и не будучи знакомы съ
московской жизнью, врядъ ли справятся съ организаціей школы
даже при помощи Кревета: „онъ выпросилъ у царя себѣ“ главную
заботу о всѣхъ мелочахъ новаго дѣла и тѣмъ спасъ самое дѣло
отъ его гибели; 2) онъ указалъ Петру, что въ Москвѣ есть
также математикъ, очень подходящій для новой школы, а именно
Леонтій Магницкій. Г. Верхъ въ „Жизнеописаніи первыхъ рос-
сійскихъ адмираловъ“ разсказываетъ, что Петръ имѣлъ случай
узнать сего достойнаго мужа, явилъ ему много милостей: пожало-
валъ деревнями во Владимирской и Тамбовской губерніяхъ и при-
казалъ ему выстроить домъ на Лубянкѣ. Государь, бесѣдуя съ
нимъ многократно о математическихъ наукахъ, былъ такъ восхи-
щенъ глубокими познаніями его въ оныхъ, что называлъ его ма-
гнитомъ и приказалъ писаться Магницкимъ. Какое прозваніе имѣлъ
онъ до сего времени, даже ближнимъ его неизвѣстно **). При-
водя эту выдержку, г. Бобынинъ говоритъ, что едва ли она согла-
суется съ дѣйствительностью, какъ это можно видѣть изъ той роли,
какую Магницкій игралъ въ дѣлѣ Тверитинова. Замѣчаніе совер-
шенно вѣрное; можно сказать даже больше, что Петръ не зналъ
Магницкаго и, вѣроятно, никогда его не видалъ; но все это можно
отнести къ Курбатову, который именно могъ рекомендовать Магниц-
*) Курбатовъ былъ крѣпостнымъ Шереметева и выдвинулся при Петрѣ
проектомъ введенія гербовой бумаги.
**) В. Верхъ. Жизнеописаніе первыхъ россійскихъ адмираловъ или опытъ
исторіи россійскаго флота. I, стр. 50, 51.

каго Петру, представляя необходимость включить его въ число
преподавателей школы. Что было что-то именно въ этомъ родѣ,
можно видѣть еще изъ слѣдующаго. С. M. Соловьевъ, приведя это
сообщеніе Курбатова, о которомъ я говорилъ выше, говоритъ еще
слѣдующее: „Курбатовъ настоялъ, чтобы право на изданіе ариѳме-
тики отнято было у нѣкоего иноземца, потому что Леонтій Магниц-
кій не одобрилъ книги, и, по старанію Курбатова, въ домѣ по-
слѣдняго Магницкій началъ самъ сочинять ариѳметику, которая,
по словамъ Курбатова, вышла гораздо лучше иноземной“. Книга,
о которой здѣсь говорится, есть, очевидно, ариѳметика Копіевскаго,
напечатанная въ Амстердамѣ въ друкарнѣ Ивана Андреева Тесинга
въ 1699 году по порученію Петра. Это порученіе, очевидно, тѣсно
было связано съ приглашеніемъ иностранныхъ учителей, и книга
почти одновременно съ ними попала въ Москву, гдѣ произвела
самое тяжелое впечатлѣніе.
Доводы Курбатова оказались настолько убѣдительными, что
Петръ не только разрѣшилъ Магницкому быть преподавателемъ
школы, назначивъ ему жалованье въ 90 руб. въ годъ, но и далъ
пособіе на составленіе и печатаніе его книги. По крайней мѣрѣ
сохранилась собственноручная записка Магницкаго, въ которой онъ
удостовѣряетъ, что со 2-го февраля 1701 года но le января
1702-го онъ получалъ по 5 алтынъ въ день, а всего 49 руб. 31 алт.
и 4 деньги кормовыхъ денегъ за составленіе ариѳметики *).
Сводя всѣ эти свѣдѣнія въ одно, мы можемъ представить себѣ,
какъ организовалась школа. Какъ только въ Оружейной Палатѣ
сдѣлался извѣстнымъ указъ Петра, такъ Курбатовъ нашелъ воз-
можнымъ черезъ посредство адмирала Ѳ. А. Головина убѣдить царя
предоставить всю организацію школы русскимъ людямъ. Такое измѣ-
неніе дѣла было очень непріятно для англичанъ, и на первыхъ
порахъ возникли крупныя недоразумѣнія между ними и Магницкимъ.
Эти недоразумѣнія очень характерны и проливаютъ много свѣта на
внутреннюю сторону жизни въ новомъ учрежденіи, вслѣдствіе чего
я позволю себѣ привести то, что находится у С. М. Соловьева
цѣликомъ.
„Отъ 1703 года дошло до насъ“ ,пишетъ Соловьевъ, „любопыт-
ное письмо Курбатова къ Головину о состояніи школъ: „но 16 іюля,
пишетъ Курбатовъ, „прибрано и учатся 200 человѣкъ, и признается,
что англичане учатъ ихъ той наукѣ чиновно, а когда временемъ
и загуляются или, по своему обыкновенію, почасту и долго про-
спятъ. Имѣемъ, но приказу милости твоей, опредѣленнаго имъ по-
*) Пекарскій: „Наука и лит. въ Россіи при Петрѣ В.“ I, стр. 270.

моществователемъ Леонтія Магницкаго *), который непрестанно при
той школѣ бываетъ и всегда имѣетъ тщаніе не токмо къ единому
ученикамъ въ наукѣ радѣнію, но и ко инымъ къ добру поведеніямъ,
въ чемъ тѣ англичане, видя въ школахъ его управленіе не по-
слѣднее, обязали себя къ нему, Леонтію, ненавидѣніемъ, такъ что
уже просилъ онъ, Леонтій, отъ частаго ихъ на него гнѣвоиманія
отъ школы себѣ свободности; однакожъ я, вѣдая, что ему ихъ ради
гнѣвоиманія отъ школы свободну быти не доведется, приказалъ
ему о всякихъ поведеніяхъ сказывать до пріѣзда вашей милости
мнѣ, и я, пріусматривая, что онъ приноситъ о порядкѣ совершен-
номъ, призвалъ ихъ въ палату и самъ къ нимъ ѣздя по часту,
говорю; a дѣло изъ нихъ призналъ я въ одномъ Андреѣ Ѳарвар-
сонѣ, и. тѣ два, хотя и навигатиры написаны, только и до Леонтія
наукою не дошли". Потомъ Курбатовъ писалъ въ томъ же году:
"Точію доложу о семъ, что учители учатъ нерадѣтельно, а ежели
бы не опасались Магницкаго, многое бы у нихъ было продолже-
ніе, для того, что которые учатся остропонятно, тѣхъ бранятъ и
велятъ дожидаться меньшихъ“**).
Здѣсь надо обратить вниманіе на то, что Курбатовъ пишетъ
въ 1703 г., a указъ объ открытіи школы былъ данъ въ 1701 г.
Въ томъ же 1701 году Магницкій печатаетъ свою ариѳметику,
очевидно, спѣшно и кончаетъ къ началу 1702 года. Всѣ эти хро-
нологическія данныя, очевидно, связаны между собою. По тону
письма можно думать, что фактически школа была открыта въ
началѣ 1703 года, когда окончились всѣ необходимыя приготовле-
нія, какъ-то: оборудованіе помѣщенія, наборъ инструментовъ и
печатаніе книгъ.
Къ письму Курбатова мы будемъ имѣть случай вернуться
по другому поводу и тогда пополнить то, что здѣсь опущено.
Вѣрна или нѣтъ характеристика Курбатова, но изъ письма не-
сомнѣнно, что пріѣзжіе не понравились москвичамъ, и, надо ду-
мать, что все дѣло фактически оперлось на Магницкаго, за кото-
раго горой стояли Курбатовъ и Головинъ. Но главное то, что
также очевидно, что и вся первоначальная организація школы пала
на ихъ плечи. Матеріально школа была обставлена хорошо; на ея
содержаніе отпускалось изъ казны 22459 руб.—6 алт. 5 денегъ въ
годъ. Если мы сравнимъ это съ тѣмъ, что отпускалось на содер-
жаніе академіи, а именно: 3923 руб.—20 алт. 3 ден., ко-
торые были отпущены въ 1703 году, то должны признать, что Петръ
*) Изъ этого мѣста письма видно, что Курбатовъ не лично бесѣдовалъ
съ царемъ, a черезъ Головина.
•*) Соловьевъ, XY, 2, стр. 1346.

не пожалѣлъ денегъ на новое дѣтище. Жалованье учителямъ, однако,
не было больше того, что получали учителя академіи: ректоръ
300 руб., а учителя предметовъ но 150; здѣсь Фарварсонъ
250 руб. и его помощники по 150. Только жалованье Магницкаго
выходитъ изъ этихъ предѣловъ, а потому можно думать, что офи-
ціально онъ не былъ учителемъ; только послѣ 1715 года, когда
было измѣнено содержаніе всѣхъ преподавателей школы, Магниц-
кому было назначено 260 руб., т. е. онъ занялъ мѣсто Фарварсона.
Въ это время при школѣ были подмастерья, старшіе и младшіе;
старшіе получали по 72 руб. въ годъ, a младшіе по 42 рубля Изъ
сравненія этого жалованья съ первоначальнымъ жалованьемъ Маг-
ницкаго можно думать, что онъ первоначально былъ назначенъ на
должность старшаго подмастерья съ нѣсколько повышеннымъ окла-
домъ. Ученики школы получали содержанія гораздо больше, чѣмъ
студенты академіи, какъ я уже объ этомъ упоминалъ раньше.
Здѣсь надо отмѣтить, что деньги на школу выдавались не-
аккуратно. Вначалѣ, когда этимъ дѣломъ завѣдывалъ Курбатовъ,
онъ, конечно, и заботился о томъ, чтобы деньги были и были во-
время. Но когда онъ въ 1705 году былъ назначенъ испекторомъ
Ратуши, то потерялъ возможность слѣдить за школой; въ слѣ-
дующемъ году умеръ Головинъ, и школа лишилась наиболѣе нуж-
ныхъ людей. Тогда указомъ отъ 15 дек. 1706 года она была пе-
редана въ вѣдѣніе Приказа Морского Флота, и въ ней начались
безпорядки; такъ, въ 1711 году многіе изъ учениковъ разбѣжались
отъ невозможности жить въ школѣ. A въ 1714 году, когда школа
была уже въ вѣдѣніи Адмиралтейской Конторы, московскій комис-
саръ этой конторы писалъ адмиралу Апраксину, что ученики
„проѣли кафтаны, но, истинно босыми ногами ходя, просятъ ми-
лостыни у иконъ“. „Ежели школѣ быть“, продолжаетъ онъ, „то
потребны на содержаніе ея деньги, а буде даваться не будутъ, то
истинно лучше распустить, понеже отъ нищенства и глада являются
отъ школяровъ многія плутости“. Эти плутости доходили до того,
что школяры организовали шайки для „разбойныхъ“ нападеній на
погреба обывателей. Такимъ образомъ при сужденіи о матеріаль-
номъ довольствѣ не слѣдуетъ особенно полагаться на офиціаль-
ныя данныя. Однако, все это было позднѣе, а первое время своего
существованія школа, очевидно, не нуждалась въ деньгахъ. У лицъ,
управляющихъ школой, была другая забота, забота о доставленіи
ученикамъ нужныхъ инструментовъ. Въ вышецитированномъ письмѣ
Курбатовъ пишетъ Головину: „Прибрано учениковъ со 180 человѣкъ
охотниковъ всякихъ чиновъ людей и учатся всѣ ариѳметикѣ, изъ
которыхъ человѣкъ съ 10 учатъ радиксы и готовы совершенно въ

геометрію, только имѣемъ нужду въ лишеніи инструментовъ и если
изволить, хорошо бы заповѣдать указомъ такихъ инструментовъ у
города (Архангельска) не продавать всякихъ чиновъ людямъ, а
брать на школы; а по письму твоей милости если вывезено будетъ
60 человѣкомъ инструментовъ, и нынѣшній годъ такимъ числомъ
пробавимся безъ нужды, а впредь надобно еще отписать, чтобъ
вывезено было той же науки хотя 100 человѣкомъ инструментовъ,
или какъ воля твоя, для того, что въ ариѳметикѣ ученики не долго
пробавятся, a въ геометріи безъ инструментовъ быти невозможно“.
Такъ заботился о школѣ ея первый кураторъ; когда его не стало,
времена сильно измѣнились. Въ 1709 году былъ уменьшенъ окладъ
учениковъ до 4 алтынъ высшій и до гривны и 6 денегъ слѣдующій
за нимъ. Съ 1713 года стали дѣлать съ этихъ окладовъ вычеты
на покупку инструментовъ и „школьныя всякія починки“. Что ка-
сается до этихъ инструментовъ, то г. Бобынинъ говоритъ, что въ
уцѣлѣвшихъ до нашего времени немногихъ дѣлахъ и бумагахъ
говорится: ученикамъ подъ расписку выдавались книги: ариѳметики,
таблицы логариѳмовъ и „книги морскихъ картинъ“ (морскіе атласы);
потомъ учебныя пособія: доски (для черченія), каменные столы
(аспидныя доски), карандаши и каменныя перья (грифели); чертеж-
ные и измѣрительные инструменты, какъ-то: планныя и гантирскія
шкалы (линейки), радіусы (градштоки), секторы, квадранты, нок-
турналы, готовальни съ мѣдными инструментами, простые и тре-
ножные циркули и „циркули хартинные“. Радіусы, секторы и
квадраты служатъ для измѣренія высотъ свѣтилъ; ноктурналы—
для опредѣленія времени по наблюденіямъ звѣздъ Большой и
Малой Медвѣдицъ. Часть этихъ приборовъ готовилась при шко-
лѣ, въ мастерской, а часть, какъ видимъ, выписывалась изъ-
за границы. Всего этого было запасено достаточно, такъ что
послѣ раздачи ученикамъ еще оставался запасъ. Выходящіе
изъ школы ученики должны были сдать инструменты обратно,
что они дѣлали не всегда охотно. Такъ, въ 1708 году Магницкій, до-
нося объ инструментахъ, которые были отобраны отъ учениковъ,
посылаемыхъ въ Англію, говоритъ, что нѣкоторые изъ этихъ ин-
струментовъ остались незаписанными, „за то что обирали у нихъ
на полѣ, съ великою ихъ противностью, что были пьяны и здорны“.
Что касается до учениковъ, то, какъ видно изъ писемъ Курбатова,
вначалѣ комплектъ былъ опредѣленъ въ 200 человѣкъ, но желаю-
щихъ было больше.
Такъ, Курбатовъ пишетъ: „А нынѣ многіе изъ всякихъ чиновъ
и прожиточные люди припознали тоя науки сладость, отдаютъ въ
тѣ школы дѣтей своихъ, а иные и сами недоросли и рейторскія

дѣти и молодые изъ приказовъ подъячіе приходятъ съ охотою не-
малою, и когда наполнится 200 человѣкъ, а приходить будутъ на-
рочные, принимаютъ ли сверхъ 200 и поколику числу совершенно
быть?— прошу о томъ опредѣленію указомъ“. Былъ ли соотвѣтствен-
ный указъ, я не знаю, но г. Бобынинъ считаетъ комплектъ шко-
лы въ 500 человѣкъ, хотя какъ будто въ ней никогда не бывало
болѣе 200. Но здѣсь очень важно то, что, по словамъ г. Бобы-
нина, прохожденіе полнаго курса школы, a сдѣдовательно и заня-
тіе впослѣдствіи соотвѣтственныхъ должностей, не было правомъ
всякаго ученика школы, но только дѣтей дворянъ, „шляхетскихъ“,
дѣти же разночинцевъ назначались для занятія низшихъ должно-
стей, и потому образованіе ихъ ограничивалось только обученіемъ
чтенію, письму и счету. Въ призывѣ, обращенномъ къ дворянамъ,
за успѣшное окончаніе школы была обѣщана „царская милость“
и „пріятіе чести, противъ мѣры дѣла своего“. Я не могу судить,
насколько это утвержденіе справедливо; но во всякомъ случаѣ оно
находится въ нѣкоторомъ противорѣчіи со слѣдующимъ мѣстомъ
того же автора: „Лучшіе изъ окончившихъ курсъ учениковъ ма-
тематики навигацкой школы въ званіи навигаторовъ или оставля-
лись при школѣ для помощи учителямъ въ дѣлѣ веденія препода-
ванія, или отправлялись на свой или казенный счетъ за границу
для дальнѣйшаго усовершенствованія въ морскомъ дѣлѣ. Изъ пер-
выхъ нѣкоторые впослѣдствіи сдѣлались настоящими учителями,
вторые же отправлялись въ различныя западно-европейскія госу-
дарства, гдѣ и поступали обыкновенно волонтерами на военные
корабли или галеры, смотря по ряду службы, къ которой себя
подготовили, то-есть въ парусный или гребной флотъ. Тамъ они
оставались на службѣ по пяти и болѣе лѣтъ. Нѣкоторые прежде
поступленія на практическую службу проходили еще курсы мѣст-
ныхъ морскихъ школъ. По окончаніи практическаго наученія
морского дѣла навигаторы возвращались въ Россію, гдѣ и под-
вергались строгому экзамену, смотря по результатамъ котораго
производились въ тотъ или другой изъ низшихъ офицерскихъ
чиновъ. Званіе навигаторовъ присваивалось въ офиціальныхъ бу-
магахъ не всѣмъ посланнымъ за границу ученикамъ, но только при-
надлежащимъ къ болѣе крупному дворянству. Происходившіе же изъ
мелкаго дворянства или изъ разночинцевъ назывались штурмановскими
учениками или просто учениками. Они содержались за границей на ка-
зенный счетъ, получая по 8 ефимковъ (7 р. 20 к.), и должны были
изучать главнымъ образомъ штурманское искусство. По возвра-
щеніи въ Россію они опредѣлялись въ штурманы“. Но если раз-
ночинцы учились только чтенію, письму и счету, то какіе же это

были штурманы? И можно ли было посылать подобныхъ лицъ за
границу? Принимая второе положеніе г. Бобынина вполнѣ, нужно
думать, что авторъ въ первомъ своемъ утвержденіи былъ не совсѣмъ
точенъ, а потому слѣдуетъ считать, что хотя служебное положеніе
во флотѣ для лицъ привилегированныхъ и было инымъ, чѣмъ для
разночинцевъ, то тѣ и другіе въ школѣ могли одинаково окончить
курсъ, т.-е. пройти всю морскую науку.
Итакъ, согласно показанію Курбатова, желающихъ учиться
въ школѣ было довольно много, но это были люди разныхъ сосло-
вій, и я думаю, что въ школѣ между ними различія не дѣлали.
Потомъ, когда пошли безпорядки, и когда учебное начальство
стало примѣнять слишкомъ суровыя наказанія, а матеріальное по-
ложеніе учениковъ, какъ мы видѣли, стало очень печальнымъ, то,
вѣроятно, сократился и пріемъ.
Возрастъ для пріема былъ установленъ тотъ же, какъ и въ
славяно-греческой академіи, отъ 13 до 20 лѣтъ. Курсъ школы
развивался по предметамъ опять такъ же, какъ и въ академіи.
Первый классъ назывался русской школой; онъ соотвѣтствовалъ
славяно-русской школѣ академіи, или, по-нашему, приготовительному
классу, куда принимали не умѣющихъ читать и писать. Слѣдующій
классъ назывался цифирной школой, гдѣ проходилась ариѳметика.
Здѣсь, говоритъ г. Бобынинъ, заканчивалось образованіе учени-
ковъ школы, принадлежащихъ къ низшимъ сословіямъ или къ
„разночинцамъ“, и начиналась ихъ служебная карьера. Они на-
значались обыкновенно въ писаря, на низшія должности въ адми-
ралтейства, въ помощники архитекторамъ, аптекарямъ и т. п.
Повторяю, что я считаю это свѣдѣніе не совсѣмъ точнымъ и ду-
маю, что здѣсь какое-нибудь недоразумѣніе. Не отрицая возможно-
сти выхода учениковъ въ практическую жизнь по окончаніи ци-
фирной школы, я думаю, что этотъ выходъ не былъ обязатель-
нымъ, и ученики низшихъ сословій могли оканчивать школу на-
равнѣ съ высшими. Слѣдующіе классы были назначены для про-
хожденія спеціальныхъ предметовъ. Изъ нихъ преподавалась гео-
метрія, тригонометрія, ихъ приложеніе къ геодезіи и мореплаванію,
навигація, математическая географія и часть астрономіи. Кромѣ
изученія наукъ, ученики школы должны были заниматься еще во-
енными и гимнастическими упражненіями. Преподаваніе каждаго
изъ введенныхъ въ школьную программу предметовъ составляло
особый классъ, который представлялъ всегда какъ бы совершенно
независимую отъ другихъ школу. Между преподавателями поэтому
не было никакого подчиненія младшихъ старшимъ, и каждый изъ
нихъ сносился по дѣламъ своего класса непосредственно съ на-

чальствомъ школы. На обязанности каждаго преподавателя лежало
наблюденіе не только за ученіемъ, но и за поведеніемъ своихъ
учениковъ. (Бобынинъ).
Опредѣленнаго времени для выпуска учениковъ не существо-
вало. Выпускали во всякое время, какъ только это оказывалось
нужнымъ государству для посылки ли молодыхъ людей за границу,
или для замѣщенія должностей по государственной службѣ.
Вотъ все, что можно найти о навигацкой школѣ. Къ этому можно
добавить, что въ дополненіе къ печатной ариѳметикѣ Магницкаго, вы-
шедшей въ 1703 году, былъ изданъ въ томъ же году переводъ
таблицъ Влакка подъ редакціей Якова Васильевича Брюса. Объ
этомъ переводѣ я скажу подробнѣе нѣсколько дальше.
Здѣсь есть еще одна подробность: Фарварсонъ не зналъ рус-
скаго языка, точно такъ же и его соотечественники Гвынъ и Грейсъ.
Вѣроятно, они читали свои курсы по-латыни; слѣдовательно, и
ученики школы должны были знать этотъ языкъ. Гдѣ и какъ они
ему учились? Правда, что для математики не надо большого зна-
нія языка, но, вѣроятно, все-таки въ русской школѣ преподавался
и латинскій и англійскій языки, чтобы понимать дальнѣйшій курсъ.
Не это ли обстоятельство заставило Петра быстро согласиться на то,
чтобы Магницкій былъ зачисленъ учителемъ школы? Тогда онъ могъ
преподавать ариѳметику въ низшихъ классахъ, гдѣ ученики могли
въ то же время изучать или латинскій или англійскій языки.
Глава IV.
Леонтій Филипповичъ Магницкій (1669—1739).
Кто былъ Магницкій по своему происхожденію, кто были его
родители, какъ онъ провелъ свое дѣтство, мы совершенно не зна-
емъ. Извѣстно только, что онъ родился въ 1669 г., т.-е. за 2 года
до смерти царя Алексѣя Михайловича, a слѣдовательно все его дѣтство
и юность протекли въ то смутное время, когда Москва волнова-
лась и религіозными спорами и политической борьбой придвор-
ныхъ партій. Если онъ жилъ въ Москвѣ, то ему было 13 лѣтъ,
когда умеръ Ѳедоръ Алексѣевичъ, и началось смутное броженіе и
кровавыя расправы стрѣльцовъ съ неугодными имъ боярами. Его
юность была охвачена религіознымъ споромъ о пресуществленіи, а
въ зрѣломъ возрастѣ онъ былъ свидѣтелемъ суровой расправы
Петра со стрѣльцами и партіей Милославскихъ. Мы знаемъ,
что онъ былъ ученикомъ славяно - греко - латинской академіи;

но когда онъ учился въ ней? Чтобы опредѣлить это время, можно
итти отъ извѣстныхъ фактовъ. Этого не могло быть до 1685 года,
потому что тогда еще не было Академіи; этого не могло быть
послѣ 1700 года, потому что въ 1703 году онъ, навѣрное, былъ
преподавателемъ навигацкихъ школъ, a отъ 1701—1702 писалъ,
или, вѣрнѣе, печаталъ свою ариѳметику. Но въ числѣ первыхъ
учениковъ братьевъ Лихудовъ его фамилія не значится, значитъ,
онъ могъ быть ученикомъ Академіи только въ промежуткѣ отъ
1686 до 1700 года. Теперь г. Бобынинъ говоритъ: „Указывая ко-
ординаты полярной звѣзды, Магницкій пользуется ея широтой и
долготой, данными для 1700 года, который онъ называетъ „прехо-
дящему лѣтомъ“, чѣмъ и обнаруживаетъ время составленія самой
статьи“. Принимая же, что свою ариѳметику онъ оканчивалъ въ
1700 году, надо допустить, что онъ составлялъ ее нѣкоторое время,
да еще готовился къ ея составленію; на все это могли уйти годы
отъ 1694—1700, или что-нибудь въ родѣ этого. Тогда мы придемъ
къ необходимости допустить, что Магницкій учился въ Академіи въ
то время, когда тамъ преподавали братья Лихуды, а именно онъ
могъ быть среди тѣхъ 40 учениковъ, которые были присоединены
къ основнымъ ученикамъ Лихудовъ въ 1686 году. На болѣе позд-
ній годъ, мнѣ кажется, нельзя относить время поступленія Маг-
ницкаго въ школу, потому что тогда будетъ очень малъ срокъ его
пребыванія въ школѣ. Я склоненъ думать, что личность Лихудовъ
и ихъ основное міросозерцаніе оставили глубокій слѣдъ въ душѣ
Магницкаго, а потому позволю себѣ допустить, что онъ пробылъ
въ школѣ все то время, когда въ ней занимались Лихуды, т.-е.
отъ 1686 до 1694 года. Такимъ образомъ, я допускаю, что Маг-
ницкій пришелъ къ Лихудамъ 17-лѣтнимъ юношей и началъ съ
ними проходить сначала краткій, a потомъ полный курсъ греческой
грамматики. Здѣсь является очень интересный и важный вопросъ
о томъ, съ какой подготовкой поступилъ Магницкій въ школу? При
отвѣтѣ на этотъ вопросъ необходимо до нѣкоторой степени уяснить,
къ какому классу населенія могъ принадлежать авторъ перваго
учебника ариѳметики? Изъ всего того, что я говорилъ въ преды-
дущей главѣ, ясно, что Магницкій не принадлежалъ ни къ знат-
нымъ, ни къ богатымъ людямъ; надо думать, что родители его были
средними обывателями, но чисто русскаго происхожденія, о чемъ
можно догадаться по слѣдующему мѣсту стиховъ въ его ариѳ-
метикѣ:
„Зане разумъ весь собранъ и чинъ,
„природно русскій, а не нѣмчинъ“.

Но этой природно-русской семьи коснулись вопросы, волно-
вавшіе общество въ самомъ концѣ XVII вѣка, и подъ вліяніемъ,
съ одной стороны, этихъ вопросовъ, a съ другой—по внутреннимъ
запросамъ своей личности Магницкій сталъ читать и учиться. Я
думаю, что, подобно торговцу овощного ряда Никитѣ Мартынову,
Магницкій въ молодости сталъ изучать латинскій языкъ самоучкой,
и въ то же время жадно читалъ различныя книги, которыя онъ
могъ достать у знакомыхъ или на книжномъ рынкѣ у Спасскихъ
воротъ. Мнѣ кажется, что все это необходимо допустить потому,
что иначе странно будетъ, почему и какъ развернулась столь ори-
гинальная личность, личность высоко образованная по тому времени,
съ прочно выработаннымъ міросозерцаніемъ. Я думаю далѣе, что
Лихуды произвели на юношу страшно сильное впечатлѣніе; передъ
нимъ какъ бы развернулся смыслъ жизни, открылись тѣ необозри-
мые горизонты знанія, которые являются какъ направляющая ли-
нія всей будущности человѣка. Онъ нашелъ здѣсь свое призваніе
и съ увлеченіемъ не только сталъ учить то, о чемъ говорили ему
его учителя, но и думать о томъ, о чемъ они не говорили. Онъ
жадно впитывалъ въ себя сначала краткую и полную грамматику
греческаго языка, потомъ піитику, реторику и философію. Все про-
ходимое въ школѣ укладывалось въ его душѣ какъ гармоническое
цѣлое, сливалось съ его внутренними стремленіями и запросами.
Онъ находилъ здѣсь и отвѣты на тѣ вопросы, которые у него
возникали, и тѣ дальнѣйшіе вопросы, которые намѣчались по мѣрѣ
роста и развитія его личности. Магницкій впитывалъ въ себя основы
философскаго міросозерцанія Лихудовъ, перерабатывалъ внутри
себя это міросозерцаніе и создавалъ свое прочное и ясное, съ ко-
торымъ и остался уже на всю жизнь. Вотъ почему я думаю, что
Магницкій не спѣша прошелъ курсъ школы и былъ въ ней учени-
комъ до тѣхъ поръ, пока учителями школы были Лихуды. Когда они
должны были покинуть школу, то вмѣстѣ съ ними ушелъ и Маг-
ницкій, продолжая заниматься, но уже въ иной области.
Здѣсь, мнѣ кажется, умѣстно опредѣлить, въ чемъ состояло
основное міросозерцаніе автора перваго ариѳметическаго учебника,
и почему онъ написалъ именно учебникъ ариѳметики, а не что-
либо иное. Какъ я уже говорилъ выше, Лихуды принадлежали къ
тѣмъ философамъ, которые, не отвергая пользы знанія и науки,
думали, что то и другое необходимо людямъ для болѣе глубокаго
и яснаго пониманія св. писанія. Они признавали философію Ари-
стотеля, клали ее въ основаніе всѣхъ какъ бы побочныхъ наукъ:
психологіи, логики, физики, но исправляли ее тамъ, гдѣ Аристо-
тель или его толкователи вступали въ противорѣчіе со св. отцами

церкви. „Въ началѣ міра“, говорили они, „ Богъ сотворилъ не одну
матерію, но соединилъ ее съ нѣкоторою формою“—вотъ основа
ученія Аристотеля; эту основу принимаютъ Лихуды, признаютъ за
ней право быть главной логической посылкой, имѣть значеніе
непреложной истины: „Посему“, продолжаютъ они, „когда у нѣкото-
рыхъ св. отцовъ читаемъ, что Богъ въ началѣ міра сотворилъ
нѣкоторую безформенную матерію, то подъ именемъ сей матеріи
не должно разумѣть первой матеріи, лишенной всякой формы, но
надобно разумѣть землю, не имѣющую еще красоты, свѣта, травъ
и цвѣтовъ“. Вотъ примиреніе библейскаго сказанія и данныхъ
философіи; она, эта философія, не разрушаетъ предмета вѣры, но
позволяетъ глубже вникнуть въ сущность сказанія, признать за
нимъ болѣе глубокій смыслъ, придать ему болѣе широкое значеніе.
Отсюда ясно, что новое естественно-научное теченіе, которое ста-
витъ въ основу не философію Аристотеля и не св. писаніе, a изу-
ченіе явленій природы, изысканіе законовъ этихъ явленій, изы-
сканіе, основанное на совершенно иныхъ началахъ,—все это было
чуждо Лихудамъ; оно осталось чуждо и Магницкому.
Вотъ, напримѣръ, какъ онъ говоритъ о строеніи вселенной
въ своей ариѳметикѣ.
Будетъ весь послѣдующій чинъ
не извѣстенъ и не полезенъ, паче
же и дѣйствовати тако безмѣстно
есть, тѣмъ же о видѣ или фи-
гурѣ міра заемше отъ учитель-
нѣйшихъ древнихъ же и нынѣш-
нихъ мужей согласно мудрствую-
щихъ, изряднѣе же отъ боже-
ственнаго писанія предлагаемъ:
яко весь міръ сферовиденъ
есть и шароподобное положе-
ніе имать, яко же вси древній
философи согласно пріяша, и
многими свидѣтельствы подтвер-
диша, Аристотель убо со всѣми
естествословцы утверждая гла-
голетъ, всему небеси въ кругъ
обтицати, и круговидну быти,
такожде и высочайшую страну
міра отвсюду оно быти, сред-
нѣйшее же обдержимаго отъ
Онъ говоритъ, что ежели мы
опустимъ изложеніе системы міра,
то все послѣдующее не будетъ
ясно и полезно, а потому такъ
поступать неправильно. О видѣ
и фигурѣ земли мы скажемъ то,
что узнали отъ древнихъ и со-
временныхъ философовъ, и въ
чемъ они вполнѣ согласны, но
особенно предложимъ отъ св. пи-
санія. По согласному предста-
вленію философовъ, весь міръ
сферовиденъ и имѣетъ шаропо-
добное положеніе, что подтвер-
ждается многими свидѣтельства-
ми. Такъ, Аристотель, согласно
со всѣми естествословцами утвер-
ждаетъ, что небо движется по
кругу и имѣетъ круговидную
форму; такимъ образомъ, оно со-
ставляетъ самую высокую сто-

него мѣста, быти нижшую часть,
и легкая и нетяжестная тѣлеса
горѣ мѣсто имѣти: тяжкая же и
низоносная нижшую страну, яже
суть средняя. И глаголютъ равно
ему отъ земли отстояти, свыше
же, и отъ странъ и съ низу, еже
есть по размѣренію елико есть
къ нашему чувству. И сія ничтоже
истины благочестія вреждаютъ,
понеже и святый вселенныя учи-
тель Василій Великій въ бесѣдѣ
о еже въ началѣ сотвори Богъ
небо и землю, аще и гаждаетъ
вся внѣшнія философы (за еже
не познавати имъ творца сихъ
и безмѣстная вводити: о еже без-
начальну быти міру, и само-
бытну) утвердительнѣ глаголетъ:
не безначальна убо мечтай че-
ловѣче видимая, ниже безначаль-
ное быти возмниши кругоносныхъ
тѣлесъ естество, ниже бо кругъ
сей равенъ глаголю образъ, отъ
единыя черты обдержимый, по-
неже убѣгаетъ нашего чувства,
ниже откуду начатся изобрѣсти
можемъ, ниже на еже скончася:
но аще и чувства убѣгаетъ?
истиною веема отъ нѣкоего на-
чатся, кентромъ и растояніемъ
нѣкіимъ описавый того. Такожде
и Іоаннъ святый Дамаскинъ во
второй книзѣ своей во главѣ
шестой о небеси догматствуя
глаголетъ: небо есть обдержаніе
видимыхъ же и невидимыхъ зда-
ній: внутрь бо его, умныя ангель-
скія силы, и вся чувственная
заключаются и опредѣляются: и
но сихъ благочестивыя вѣры дог-
матовъ умству, есть истинно и
рону міра, а его центральная
часть составляетъ низкую часть,
а потому легкія и нетяжелыя тѣ-
ла (воздухъ и огонь) находятся
наверху, тяжелыя же и низонос-
ныя внизу (въ центрѣ). Оно
(т.-е. небо) равно отстоитъ отъ
земли со всѣхъ сторонъ, какъ
это свидѣтельствуетъ наше чув-
ство. Все это нисколько не про-
тиворѣчитъ ученію вѣры; такъ
и святой вселенскій учитель Ва-
силій Великій въ бесѣдѣ о тво-
реніи неба и земли если и по-
рицаетъ всѣхъ нехристіанскихъ
философовъ (за то, что они не
признаютъ Творца всего этого и
считаютъ міръ безначальнымъ и
самобытнымъ), но тѣмъ не менѣе
утвердительно говоритъ: не думай,
о человѣкъ, что все видимое не
имѣетъ начала, и что природа
кругоносныхъ тѣлъ безначальна,
ибо кругъ есть образъ (аристо-
тельская форма), полученный какъ
одна черта, и недоступный на-
шему чувству, и мы не знаемъ,
гдѣ онъ начинается и гдѣ кон-
чается; но если онъ и недосту-
пенъ чувству, то несомнѣнно, что
онъ полученъ отъ нѣкотораго
центра и проведенъ опредѣлен-
нымъ радіусомъ. Точно такъ же
и святой Іоаннъ Дамаскинъ въ
6-ой главѣ 2-ой книги говоритъ
о небѣ: небо есть содержаніе ви-
димыхъ и невидимыхъ построе-
ній: внутри его содержатся какъ
умныя ангельскія силы, такъ и
чувственныя воспріятія. Въ силу
этихъ свидѣтельствъ догматовъ
православной вѣры мы можемъ

вѣрительно, и чувству нашему
согласно: яко непрестанно видимъ
солнце и луну и ины звѣзды, выну
въ колесѣхъ между собою равно
разстоящихъ носитися тако: яко
въ началѣ изъ нижняго мѣста,
яко же отъ земли восходятъ, по-
томъ паки подобіемъ обшествія
снизходять долу, дондеже просто
якобы спадающе въ землю самую
крыются, паки же инымъ време-
немъ видимъ крыемыя отъ мно-
гихъ началъ восходити, и захо-
дитъ, и сими времены, и мѣстомъ
востоковъ и западовъ, извѣстно
есть, яко подобнымъ чиномъ паки
на таяжде возвращатися, сице и
вси наблюдающій движенія ихъ,
а паче отъ звѣздъ, яже водружены
суть и неразнствуютъ между со-
бою разстояніемъ, назирающе
обрѣтаютъ самую точку недви-
жимую, юже нарицаютъ полюсъ
сѣверный, о немже приближніи
ему звѣзды меншія сотворяютъ
круги, далечайшія же, вящшыя
круги описуютъ по подобію, дон-
деже за далекость отъ него нѣ-
кимъ и подъ землю крытися, и
отъ сего размѣряютъ и всю небесе
сферу. Такожде и землю шаро-
видну утверждаютъ, и раздѣляютъ
на многія части, о немъ же въ
достойномъ мѣстѣ речено будетъ,
а о круговидности небесе и земли
есть вѣрительно, и извѣстно всѣмъ
намъ по чувству зрѣнія, а паче
на мори плавающимъ: яко ни-
когда же добрѣ знающія сія
облудно кораблеплаваютъ, и о
семъ ни едино есть недоумѣніе
у всѣхъ. О свойственномъ же
считать несомнѣннымъ указанное
построеніе міра и согласнымъ съ
нашимъ чувствомъ, потому что
мы всегда наблюдаемъ, какъ
солнце, луна и звѣзды движутся
по кругамъ слѣдующимъ обра-
зомъ: вначалѣ они восходятъ
изъ низшаго мѣста, какъ бы отъ
земли, потомъ, обходя кругомъ,
они заходитъ, какъ бы скры-
ваются въ самую землю; кромѣ
того, мы замѣчаемъ, что скры-
вшійся свѣтила восходятъ и за-
ходитъ въ разныхъ точкахъ го-
ризонта, и знаемъ, что съ тече-
ніемъ времени они вновь займутъ
свои прежнія мѣста и будутъ
измѣнять ихъ попрежнему. Всѣ
наблюдатели этихъ движеній, а
главнымъ образомъ тѣхъ звѣздъ,
которыя какъ бы прикрѣплены
и не измѣняютъ своихъ разстоя-
ніи, находятъ неподвижную точ-
ку и называютъ ее сѣвернымъ
полюсомъ; около этого полюса
ближнія звѣзды описываютъ мень-
шіе круги, a болѣе далекія такіе
же круги, пока мы не дойдемъ
до такихъ звѣздъ, которыя скры-
ты подъ землею; руководствуясь
этимъ, размѣряютъ всю небесную
сферу. Точно такъ же доказы-
вается и шаровидность земли, и
раздѣленіе ея на многія части,
о чемъ будетъ сказано подробнѣе
въ своемъ мѣстѣ. Въ круговид-
ности неба и земли можно убѣ-
диться по чувству зрѣнія, осо-
бенно на морѣ.
А потому никогда люди, знаю-
щіе это, не ошибаются при ко-
раблевожденіи, и никто въ этомъ

мѣстѣ земли аще и различно
мудрствуютъ ложеніе ея есте-
ственно быти, обаче намъ сія
ихъ несогласія ничтоже препятія
приносятъ въ наукахъ о нихъ
же тщимся, и сего ради о мѣстѣ
ея идѣже ложеніе имать глаго-
лати оставляемъ, пріемше круго-
видность токмо земли, такожде
и круговидное небесе состояніе,
якоже выше, солнца же и луны
и прочихъ звѣздъ подобное дви-
женіе и всея сферы небесе и
земли въ колико колесъ и кажда-
го колесе во множайшія и древ-
нѣйшія части сѣченіе (стр. СКА и
наобор.).
не сомнѣвается. О положеніи же
земли въ пространствѣ люди ду-
маютъ различно; но для насъ
ихъ несогласія не будутъ имѣть
значенія, такъ этотъ вопросъ мы
не будемъ разсматривать, при-
нявши только круговидность земли
и круговидность неба, а также
солнца, луны и прочихъ небес-
ныхъ тѣлъ круговидное движеніе,
а также раздѣленіе круга дви-
женія каждой планеты на части.
Я привелъ подлинный текстъ автора и свое изложеніе этого
текста, такъ какъ мнѣ хотѣлось пояснить мысль современнымъ
языкомъ. Вчитываясь въ этотъ текстъ, мы видимъ, съ одной сто-
роны, подтвержденіе и развитіе ученія Лихудовъ по физикѣ, и съ
другой—то, о чемъ я говорилъ выше: авторъ строитъ свое разсужде-
ніе на взглядахъ Аристотеля, подкрѣпляетъ его мнѣнія изъ св. пи-
санія и устанавливаетъ такимъ образомъ незыблемость своей фило-
софской точки зрѣнія, которую въ дальнѣйшемъ какъ бы провѣ-
ряетъ по чувственнымъ фактамъ. Находя полное совпаденіе во
всѣмъ этомъ, онъ считаетъ свое ученіе правильнымъ. Впослѣдствіи
мы увидимъ, что совершенно того же метода держался и Ломоно-
совъ, а потому можемъ признать, что этотъ методъ изложенія есть
именно то, что выработала русская наука въ XVIII вѣкѣ. Здѣсь
есть для Магницкаго одинъ опасный вопросъ, вопросъ о положе-
ніи земли въ пространствѣ и ея движеніи. Мы уже видѣли, что
Ѳеофанъ Прокоповичъ не колебался признать систему Коперника,
а потому самый вопросъ нельзя признать чуждымъ русской наукѣ;
но онъ неудобенъ для автора ариѳметики, ибо нарушаетъ строй-
ность его теоріи, заставляетъ уклониться отъ простой и ясной
картины видимаго движенія небеснаго свода. Въ силу этого авторъ
оставляетъ его безъ разсмотрѣнія, справедливо указывая, что при
намѣченныхъ имъ предѣлахъ изученія вопроса нѣтъ надобности
входить въ большія подробности. Но какъ онъ самъ думалъ па
этому поводу? Признавалъ ли онъ новѣйшія астрономическія откры-

тія, законы Кеплера, новую механику Ньютона или оставилъ всѣ
эти вопросы безъ разсмотрѣнія? Прежде, чѣмъ отвѣчать на этотъ
вопросъ, я укажу на то, что сочиненія знаменитыхъ ученыхъ Запада
не были неизвѣстны и чужды русской наукѣ. Помимо проповѣди
Ѳеофана, можно указать еще на слѣдующее: въ 1716 году Яковъ
Брюсъ поднесъ государю переводъ Христофора Гюйгенса „Книга
мірозрѣнія или мнѣніе о небесно-земныхъ глобусахъ и ихъ укра-
шеніяхъ“*). Этотъ фактъ показываетъ, что Брюсъ занимался Гюй-
генсомъ, и если онъ приготовилъ для печати его сочиненія въ
1716 году, то съ самымъ сочиненіемъ былъ знакомъ много раньше.
Магницкій въ своей ариѳметикѣ впервые (для русской и иностран-
ной литературы) приводитъ градусы широты и долготы Москвы,
Кіева, Архангельска и Астрахани **). Трудно думать, чтобы эти
градусы были получены имъ изъ собственныхъ измѣреній; всего
вѣроятнѣе, что онъ заимствовалъ ихъ у того же Брюса, который
во время азовскихъ походовъ Петра производилъ географическія
съемки. Онъ былъ знакомъ съ Брюсомъ, a слѣдовательно, былъ и
хорошо освѣдомленъ о новомъ теченіи въ области естествознанія.
То, что онъ былъ знакомъ съ Брюсомъ, можно видѣть изъ того,
что во 2-мъ изданіи таблицъ Влака сказано между прочимъ: „Тисне-
нію преданы въ Москвѣ вторымъ типомъ, первѣе же нынѣ въ гра-
жданской типографіи: подъ надъзрѣніемъ Господина генералъ фель-
цейхъмейстера и кавалера Якова Вилимовича Брюса“, a потомъ уже
идутъ имена учителей Ѳарварсона, Гвына и Леонтія Магницкаго.
Но онъ не только былъ знакомъ съ Брюсомъ, но и зналъ ученіе
Коперника, что можно видѣть изъ того, что въ гравюрѣ „Новый спо-
собъ ариѳметики ѳеорики или зрительныя, сочиненъ вопросами ради
удобнѣйшаго понятія и изданъ Вас. Кипріяновымъ“; нарисовано
изображеніе между прочимъ и Коперника. Эта гравюра была
издана въ томъ же 1703 году и не могла не быть извѣстна Маг-
ницкому. Опредѣляя горизонтъ, Магницкій говоритъ: „Словомъ же
зримый горизонтъ есть, иже даже до видѣнія недвижимыхъ звѣздъ
сферы достицаяй и раздвояяй весь міръ“. Это „видѣніе неподвиж-
ныхъ звѣздъ“ показываетъ, что земля движется, a звѣзды неподвижны.
Однако, онъ самъ оставался вѣрнымъ послѣдователемъ школы
Лихудовъи системы Аристотеля. На него можно смотрѣть какъ на
послѣдняго и наиболѣе выдающагося сторонника отживающихъ фи-
лософскихъ ученій въ Россіи. Непосредственный его преемникъ и,
можно сказать,ученикъ Михайло Ломоносовъ уже далеко шагнулъ
впередъ, опередивъ не только русскую, но и западную науку.
*) Пыпинъ, стр. 359.
**) Бобынинъ. VIII, 2-ая четв., стр. 137. 1889 г.

Установивши такой взглядъ на Магницкаго, намъ становится
понятнымъ, почему онъ написалъ свою ариѳметику. Какъ я уже
говорилъ выше, по справедливому замѣчанію г. Бобынина, ариѳ-
метика была имъ написана до открытія навигацкон школы, a слѣ-
довательно, и внѣ зависимости отъ потребностей этой школы; это
же ясно слѣдуетъ изъ всего содержанія стиховъ на гербъ и изъ
предисловія. Въ стихахъ на предлежащій гербъ Магницкій пере-
числяетъ тѣ области знанія и практической жизни, въ которыхъ
необходимо знаніе ариѳметики, и заканчиваетъ это перечисленіе
возможностью для всякаго пріобрѣсти это знаніе изъ его книги.
„И мною азъ яко то имать быть
что самъ себе всякъ можетъ учить.“
Въ предисловіи онъ вновь возвращается къ этой мысли и го-
воритъ: „Яко да всякъ усердствуя, можетъ извѣстно во всякихъ
случаяхъ недоумѣніе въ числахъ разрѣшити, насмотряся приличныхъ
заданій въ нашемъ собраніи“. Такимъ образомъ, можно считать
несомнѣннымъ тотъ фактъ, что ариѳметика Магницкаго не есть
школьный учебникъ, составленный по какой-либо школьной про-
граммѣ, а есть книга для чтенія, изъ которой читатель можетъ
почерпнуть тѣ знанія, „ихъ же всякого чина человѣкомъ не пот-
ребно есть презирати, зане естественно украшаютъ внутреннѣ че-
ловѣка зѣло, и просвѣщаютъ умъ ко пріятію множайшихъ наукъ,
и высочайшихъ, и отъ разсужденія видимаго зданія, является все-
могущество Божіе, и чудесная его неизслѣдимая и неопредѣлен-
ная премудрость, и отъ твари творецъ познаваемъ, и удивляемъ
паче бываетъ“.
Принявши все это въ соображеніе, перенесемся мысленно ко
времени Магницкаго, а именно къ послѣднимъ годамъ XVII вѣка,
когда Лихуды составили и издали свои лекціи по логикѣ, грам-
матикѣ, психологіи и физикѣ, когда со всѣхъ сторонъ, какъ бы
изъ всѣхъ угловъ жизни, подымаются новыя требованія, растутъ
и возникаютъ новые вопросы, a вмѣстѣ съ ними мѣняется жизнь,
нарождаются новые люди; эти люди говорятъ о западной наукѣ,
хвалятъ западныхъ ученыхъ, выдвигаютъ новые авторитеты мысли
и религіи. Можно ли остаться хладнокровнымъ зрителемъ этого
общественнаго теченія?
Неужели нужно согласиться съ тѣмъ, что въ Россіи нѣтъ и
не можетъ быть ничего, что бы стало вровень съ западной
жизнью, нѣтъ никакого отзвука на это новое теченіе мысли? Оче-
видно, нужно показать, что Россія, какъ и Западъ, можетъ об-
суждать тѣ же вопросы, судить о тѣхъ же научныхъ требованіяхъ,

говорить тѣмъ же языкомъ, который принятъ среди западныхъ
ученыхъ. Но какъ показать это? Перевести иностранные учебники
и книги философскаго содержанія? На этотъ именно путь и стали
многіе ревнители русскаго просвѣщенія во главѣ съ императоромъ.
Однако, этотъ путь не единственный и не наилучшій. Онъ нехо-
рошъ потому, что, идя по этому пути, мы отвергаемъ всю ту мно-
говѣковую русскую культуру и русское научное знаніе, которыми
жила Россія до сего времени. Надо сдѣлать нѣчто иное: надо по-
казать силу „природно-русскаго“ разума, надо найти связь между
новымъ знаніемъ и старымъ міровоззрѣніемъ; надо показать, что
старое русское міровоззрѣніе не только можетъ, но и должно слу-
жить точкой опоры для новыхъ научныхъ изысканій. По этому
пути шли Лихуды, но область ихъ мысли сосредоточена была глав-
нымъ образомъ на вопросахъ вѣры и на тѣхъ филологическихъ и
философскихъ изысканіяхъ, которыя съ ней соприкасаются. Оста-
лась безъ всякаго разсмотрѣнія обширная математическая область,
которая, помимо своей внутренней цѣнности, помимо своего
практическаго значенія, имѣетъ еще и ту цѣнность, что является
основой естествознанія, которое ясно движется впередъ мощными
шагами, завоевывая себѣ доминирующее значеніе. Изъ этого
ясно, что для того, чтобы не отстать отъ вѣка, чтобы помочь
ищущимъ знанія, необходимо составить книгу, въ которой бы сов-
мѣщалось это новое теченіе мысли, но совмѣщалось бы согласно
установившимся религіознымъ требованіямъ. Магницкій былъ не
только религіозенъ, но онъ былъ православнымъ по сущности сво-
его міровоззрѣнія; за свое вѣроученіе онъ готовъ былъ пожертво-
вать не только матеріальными благами, но отдать и самую жизнь,
но въ то же время это былъ человѣкъ науки съ ясной, логически
стройной мыслію, въ которой каждое явленіе должно было имѣть
опредѣленное мѣсто съ логически установленнымъ основаніемъ
своего положенія. Мы уже видѣли, какъ онъ связываетъ научныя
данныя съ ученіемъ отцовъ церкви; покажемъ теперь, какъ онъ
относится къ религіи. Это всего яснѣе можно видѣть изъ разсмо-
трѣнія отношенія Магницкаго къ ереси Тверитинова. Здѣсь нужно
сказать, что самое дѣло о Тверитиновѣ возникло по иниціативѣ
Магницкаго, который чисто принципіально возмутился его ученіемъ
и проповѣдью, возненавидѣлъ какъ личнаго врага самого Твери-
тинова, котораго какъ будто онъ раньше совершенно не зналъ,
и поставилъ себѣ цѣлью его погубить. Трудно сказать, почему
Магницкій такъ возненавидѣлъ Тверитинова, но несомненно, что
ненависть была глубокая и страстная. Когда все дѣло по указу
Петра было передано въ Петербургъ, куда были вызваны и всѣ

свидѣтели обвиненія, Магницкій явился къ своему непосредствен-
ному начальству, адмиралу Апраксину, и здѣсь, по словамъ Маг-
ницкаго, произошло слѣдующее. Апраксинъ поѣхалъ къ сенатору
Юрію Нелединскому, чтобы переговорить объ этомъ дѣлѣ, которое
въ Петербурга вызвало большіе разговоры, очевидно, неблаго-
пріятные для Стефана и его партіи, и общее мнѣніе было таково,
что возникшее дѣло очень серьезно, что еще неизвѣстно, на чью
сторону встанетъ царь, и кто пострадаетъ, но что во всякомъ
случаѣ не обойдется безъ крови, т.-е. казней. Адмиралъ плакалъ
и говорилъ, что многія невинныя и прекрасныя души погибаютъ,
и что онъ навѣрное знаетъ, что передъ царемъ Стефанъ и его
партія оклеветаны, какъ бунтовщики. Этотъ темный намекъ на не-
расположеніе царя къ блюстителю патріаршаго престола легко объ-
ясняется тѣмъ, что какъ разъ въ это же время возникъ знамени-
тый споръ между Ѳеофаномъ Прокоповичемъ и Ѳеофилактомъ Ло-
патинскимъ, въ которомъ лютерская ересь была также поставлена
на видъ. Связь между этими двумя событіями очевидна, и весь
вопросъ грозилъ принять очень серьезные размѣры, въ которыхъ
участникамъ побѣжденной партіи грозили суровыя кары. Адмиралъ,
очевидно, былъ на сторонѣ Стефана и Магницкаго, но былъ оди-
нокъ и очень боялся, что имъ придется дорого поплатиться за
свои идеи.
При личномъ свиданіи съ Магницкимъ между ними произо-
шелъ слѣдующій любопытный разговоръ.
Адмиралъ. Для чего ты вступилъ въ дѣло не по своей долж-
ности, ты не попъ, не архимандритъ, a въ церковное дѣло всту-
паешь, что тебѣ за нужда?
Магницкій. Первая нужда, государь, по увѣщаніи матери на-
шея Св. Церкви свидѣтельствовать; другая, что и моя должность
есть, адмиралъ...
Адмиралъ. Да какая у тебя должность?—ты не митрополитъ,
не иный архіерей?
Магницкій. Христосъ Спаситель не митрополитомъ или дру-
гимъ аріереемъ, но обще всякому христіанину рече: „иже нѣсть
со мною, на мя есть, и иже не собираетъ со мною, расточаетъ“;
и ежели кто и плотскую чью матерь начнетъ ругати, и за то род-
ные ея сынове должны стояти, а они, еретики, вѣчную нашу ма-
терь, Церковь Святую, поносятъ несносными хулами, въ которой
церквѣ мы надѣемся въ будущемъ вѣцѣ житіе во вѣки вѣковъ;
того ради, какъ за ню не стояти?
Адмиралъ. Да ты послѣдній человѣкъ и не того чина, a сіе
должно чинити великимъ людямъ.

Въ отвѣтъ на это Магницкій представилъ адмиралу картину
управленія кораблемъ и обязанности каждаго матроса во время опасно-
сти исполнять свой долгъ не за страхъ, а за совѣсть. Очевидно, твер-
дость Магницкаго и его аргументы убѣдили адмирала, и онъ впо-
слѣдствіи на засѣданіи Сената много поддерживалъ обвинителей.
Но дѣло не въ томъ, a изъ этого разговора видно, что Магницкій
былъ маленькой личностью, которой грозили серьезныя непріятно-
сти изъ-за того, что онъ впутался не въ свое дѣло. Эти непріят-
ности не были для Магницкаго неожиданными, а потому самый
фактъ, что онъ выступилъ активнымъ обвинителемъ Тверитинова,
рисуетъ намъ его, какъ человѣка стойкаго, идейнаго, не колеблю-
щагося за правду лишиться матеріальныхъ благъ. Въ то же время
это былъ человѣкъ горячій и несдержанный; его пріятели убѣждали
его сдержать себя, когда онъ будетъ давать показанія передъ Се-
натомъ: „чтобы по своему острожелчгію кого изъ знатныхъ въ Се-
натѣ не обезчестилъ и говорилъ бы со смиреніемъ“, что такое
поведеніе необходимо для самаго дѣла, потому что: „да не когда
къ чему ни есть привязавшеся, въ церковномъ дѣлѣ учинятъ за-
мѣшательство, и будешь ты вина тому замѣшанію, да и самъ
прежде всѣхъ погибнешь“. А погибнуть было ему легко, потому
что въ Петербургѣ на него смотрѣли настолько косо, что на пер-
вое собраніе Сената его взяли изъ церкви какъ бы подъ арестъ,
такъ что окружающіе „прилежно, яко на осужденнаго смотрѣли“.
Если мы теперь эту стойкость, проявленную въ дѣлѣ Тверити-
нова, поставимъ въ связь съ приведеннымъ въ предыдущей главѣ
отзывомъ Курбатова о столкновеніи Магницкаго съ англичанами,
то передъ нами во весь ростъ встанетъ личность этого человѣка.
Правдивый, хотя нѣсколько рѣзкій въ своихъ сужденіяхъ, онъ не
стѣснялся величиной тѣхъ, сі, кѣмъ ему приходилось бороться, и
смѣло стоялъ за то, что ему казалось правдой. Тамъ онъ пори-
цалъ англичанъ за ихъ нерадивое отношеніе къ дѣлу, здѣсь онъ
встаетъ въ защиту церкви; но въ обоихъ случаяхъ онъ ставитъ
на карту не только свое благополучіе, но и самую жизнь.
Кромѣ того, изъ приведеннаго мѣста рукописи Магницкаго по
дѣлу Тверитинова ясно видно, что авторъ былъ убѣжденнымъ испо-
вѣдникомъ православной церкви; это еще болѣе ясно можно видѣть
изъ той талантливой рѣчи, которую онъ произнесъ въ Сенатѣ, вы-
ступая безжалостнымъ обвинителемъ новаго ученія. Онъ приводитъ
свою рѣчь въ рукописи, и, читая ее, можно догадаться, насколь-
ко сильное впечатлѣніе она произвела на слушателей. Я думаю
даже такъ, что если все дѣло въ сенатѣ окончилось благополучно
для Стефана и его партіи, то именно благодаря Магницкому. Оче-

видно, Петръ былъ очень недоволенъ возникшимъ религіознымъ
дѣломъ, а быть-можетъ, онъ видѣлъ въ немъ и порицаніе своихъ
личныхъ взглядовъ и своего личнаго міровоззрѣнія, какъ думаютъ
нѣкоторые позднѣйшіе авторы. Такъ, напримѣръ, г. Пыпинъ го-
воритъ, что Стефанъ, обвиняя Тверитинова, косвеннымъ образомъ
обвинялъ и самого царя. Было ли это такъ, сказать трудно; изъ
записки Магницкаго какъ будто можно сказать, что не самъ Сте-
фанъ лично, а скорѣе Магницкій былъ главнымъ обвинителемъ
Тверитинова, а тогда, если мнѣніе г. Пыпина вѣрно, то Магниц-
кому грозило и жестокое наказаніе, ибо съ нимъ, какъ съ чело-
вѣкомъ маленькимъ, считаться бы не стали и, не трогая Стефана,
но покаравъ Магницкаго, ясно бы показали всѣмъ, какъ несвое-
временно и опасно подымать вопросы вѣры. Самъ Петръ не при-
сутствовалъ въ Сенатѣ, но тамъ были два „шпика“, которые до-
носили ему о всемъ, что дѣлалось и говорилось. Такъ вотъ я и
думаю, что горячая, убѣжденная и талантливая защита обвиненія,
сдѣланная Магницкимъ, повліяла не только на слушателей, но и
на самого царя. Партія обвиненія получила нѣкоторое удовлетво-
реніе, но Магницкій признанъ былъ опаснымъ и его оставили въ
Москвѣ, когда товарищи его, англичане, были приведены въ Пе-
тербургъ. Мнѣ очень жаль, что за краткостью мѣста я не могу
привести этой рѣчи Магницкаго, изъ которой видно, что авторъ
ариѳметики былъ въ то же время очень ученымъ богословомъ и
талантливымъ ораторомъ, Однако, не приводя рѣчи, слѣдуетъ
сказать еще нѣсколько словъ о запискѣ Магницкаго. Она оза-
главлена такъ: „Записка Леонтія Магницкаго по дѣлу Тверити-
нова“ и начинается обращеніемъ: „Пречестнѣйшій и Благоговѣй-
нѣйшій Святый Отецъ“. Она напечатана, при чемъ печатный
текстъ ея составленъ по двумъ рукописямъ изъ собранія князя
В. В. Вяземскаго. Изъ этого обращенія и изъ того факта, что
записка имѣется въ двухъ рукописяхъ, слѣдуетъ, что она пред-
ставляла собою нѣкоторое литературное произведеніе, которое лю-
бители списывали себѣ не столько для сужденія о дѣлѣ Тверити-
нова, а скорѣе какъ научный источникъ для возраженій по поводу
разныхъ вопросовъ и сомнѣній. Списывая, они опускали имя того
„святого отца“, кому была написана эта записка. Но это имя,
очевидно, было, потому что Магницкій начинаетъ такъ: „Благо-
дарствую за ваши ко мнѣ любителная и куриозная писанія, ими
же требоваете отъ мене ведомости, что чинится или учинися по
делу православнаго архиерея великаго стефана митрополита ря-
занскаго и муромскаго и прочихъ православныхъ свидетѣлей съ
еретиками дмитриемъ тверитиновымъ стоварищи, противъ которыхъ

вашихъ писаній доселе неответствовахъ, того ради, понеже не
знахъ всего состоянія оного дѣла, и тщихся любопытно подлинно
уведать не токмо яже суть впитербугѣ, но яже и въ москвѣ
дѣйства быша, и откуду, и како начало оное дело воспріяло, дабы
было вамъ ведомо съ начала и до конца подлинно, и елико могъ
уведомихся черезъ достовѣрныхъ самовидцевъ и свидетелей втомъ
делѣ бывшихъ, по возможности вамъ съ божіею помощию объя-
вляю“.
Я привелъ столь длинную выписку, чтобы, съ одной стороны,
подтвердить въ ней фактъ, что Магницкій не былъ раньше зна-
комъ съ Тверитиновымъ, а познакомился съ нимъ тогда, когда
уже дѣло приняло очень серьезное значеніе. Съ другой стороны,
я хочу обратить вниманіе читателя на орѳографію. Это писалъ
Магницкій позже 1713 года, и мы видимъ здѣсь большую разницу
въ начертаній словъ сравнительно съ его ариѳметикой. Въ ариѳме-
тикѣ онъ правильно ставитъ букву „ѣ“, здѣсь онъ ее употребля-
етъ случайно, по старой привычкѣ. Въ ариѳметикѣ онъ ставитъ
„і“ тамъ, гдѣ оно полагается, и еще тамъ, гдѣ, по его мнѣнію,
не русское слово, а иностранное; такъ, онъ пишетъ „аріѳметіка“,
„логіетіка“; здѣсь онъ какъ бы совершенно изгоняетъ эту букву
и вездѣ пишетъ „и“ (восьмеричное) .Эта подробность имѣетъ значе-
ніе для характеристики личности. Я думаю, что въ свое время,
когда Магницкій писалъ ариѳметику, когда онъ былъ преподава-
телемъ навигацкой школы, онъ былъ передовымъ человѣкомъ об-
щества, рѣзко отличаясь отъ консервативнаго обывателя, склоннаго
къ старой вѣрѣ, къ сохраненію старыхъ традицій, къ сохраненію
тѣхъ формъ и того уклада жизни, которую ему, обывателю, завѣ-
щала святая старина. Въ силу этого либерализма Магницкій былъ
на сторонѣ первыхъ реформъ Петра; онъ привѣтствовалъ и гра-
жданскій шрифтъ, и новое начало года, и изгнаніе изъ обращенія
лишнихъ буквъ алфавита. Но жизнь опередила автора ариѳметики,
и въ дѣлѣ Тверитинова онъ явился самъ въ числѣ тѣхъ, кто мо-
жетъ назваться отсталыми людьми. Новое міровоззрѣніе, въ кото-
ромъ на мѣсто догматовъ вѣры было поставлено изученіе природы
и ея явленій, осталось чуждымъ защитнику реформъ, и онъ съ
ужасомъ, съ ненавистью, со всей горячностью своей пылкой на-
туры возстаетъ противъ этого новаго теченія. Очевидно, что дѣло
было не въ самомъ Тверитиновѣ, даже не въ томъ, что онъ гово-
рилъ, a въ чемъ-то иномъ, болѣе важномъ и болѣе глубокомъ. Въ
дѣлЬ Тверитинова есть одна подробность, которая останавливаетъ
на себѣ вниманіе читателя. Какъ я уже говорилъ, дѣло возникло
изъ-за ссоры Ѳеофилакта Лопатинскаго и Іоасафа Томиловича съ

учениками школы; ректоръ и префектъ задержали деньги, выдан-
ныя для раздачи ученикамъ. На это были принесены жалобы Сте-
фану, и онъ распорядился эти деньги выдать-. Представителемъ
отъ учениковъ былъ ученикъ класса философіи Иванъ Максимовъ;
противъ этого Ивана и возникло обвиненіе въ лютерской ереси,
непочитаніи иконъ. Иванъ Максимовъ былъ переданъ въ Духов-
ный приказъ, гдѣ подъ пыткой и сознался въ своихъ преступле-
ніяхъ и оговорилъ нѣкоторыхъ лицъ. Но когда дѣло перешло въ
Сенатъ, то онъ показалъ, что все это имъ было сдѣлано потому,
что онъ не перенесъ пытки, и что все его показаніе ложно. Кро-
мѣ того, на показаніи Тверитинова Иванъ написалъ: „какъ де онъ
въ нынѣшнемъ 713 году былъ держанъ въ Духовномъ Приказѣ...
(то) въ то же время писалъ онъ, Иванъ, просительное письмо къ
богословскому учителю іеромонаху Іоакиму Богомадлевскому, кото-
рый живетъ въ Спасскомъ монастырѣ, чтобы онъ объ немъ про-
силъ архимандрита... и префекта... о свободѣ его изъ Духовнаго
Приказу; и по тому де письму тотъ учитель Іоакимъ приходилъ
отъ него, архимандрита Лопатинскаго, и префекта Томиловича къ
нему, Ивану, въ Духовный Приказъ по многіе дни и говорилъ ему,
чтобы онъ сказалъ на Дмитрія Тверитинова и написалъ бы на
него доношеніе, что онъ держится лютеранской вѣры, что де онъ
освобожденъ будетъ и попрежнему взятъ будетъ въ школу“. Какъ
бы ни разсматривать это показаніе Максимова, но оно про-
ливаетъ свѣтъ на то, почему все дѣло получило названіе дѣла
Дмитрія Тверитинова, и почему онъ самъ былъ привлеченъ къ от-
вѣтственности. Дмитрій Тверитиновъ, какъ можно судить по дѣлу,
былъ въ Москвѣ видной личностью; кромѣ того, на него имѣлъ
принципіальный зубъ его шуринъ, инокъ Пафнутій, а потому
Тверитинова хорошо знали въ Спасскихъ школахъ. Когда воз-
никло самое дѣло школьника Максимова, то стало возможнымъ
свести счеты и съ Тверитиновымъ, съ которымъ, быть-можетъ,
самъ Лопатинскій имѣлъ разговоръ и теперь увидалъ, что обви-
неніе Максимова есть въ то же время и обвиненіе Тверитинова.
Если бы Тверитиновъ былъ индивидуальной личностью съ нѣсколь-
ко оригинальнымъ взглядомъ на религію, то, конечно, нечего было
и привлекать его къ дѣлу, которое (а это и тогда уже было видно)
чревато небезопасными послѣдствіями. Но въ Тверитиновѣ видѣли
представителя новаго и опаснаго теченія, къ которому склонялся
и самъ царь, которое сквозило въ проповѣдяхъ кіевскаго пропо-
вѣдника, къ которому примыкали видные представители родовой
аристократіи. Надо было возстановить истину, обличить заблуждаю-
щихся, а потому необходимо было поднять обвиненіе противъ по-

пулярнаго въ Москвѣ лѣкаря. Толки среди академиковъ не были
чужды Магницкому, который, очевидно, посѣщалъ учителей и былъ
съ ними очень друженъ. Онъ раздѣлялъ ихъ взгляды и ихъ опа-
сенія и по пылкости своей натуры обрушился на Тверитинова со
всей энергіей увлекающагося человѣка.
Въ чемъ же состояло это новое теченіе? Что было въ немъ
столь ужаснаго, вслѣдствіе чего можно и нужно было поставить на
карту собственное благополучіе? Мнѣ кажется, что въ основѣ оно
имѣло ту идею, что человѣческій разумъ выше церковнаго ученія.
Если братья Лихуды и Магницкій стремились согласовать ученіе
святыхъ отцовъ съ естествознаніемъ, то Дмитрій Тверитиновъ ду-
малъ, что ученіе святыхъ отцовъ даже въ области церковныхъ во-
просовъ слѣдуетъ подвергнуть критикѣ и анализу и принять изъ
него только то, что согласно съ выводами разума. Та и другая
сторона уже признала, что языкъ священнаго писанія нужно по-
нимать символически, а не буквально. Лихуды и Магницкій, при-
водя тексты Библіи, толковали ихъ, кладя въ основу толкованія
не значеніе употребленнаго слова, a тотъ образъ или ту идею,
которую это слово содержитъ. Напримѣръ, слово „день“ въ тво-
реніи міра надо понимать не какъ время, протекшее отъ восхода
до захода солнца, a какъ періодъ, продолжающійся, быть-можетъ,
тысячи лѣтъ. Но, понимая слова символически, они искали рас-
крытіи этихъ символовъ въ твореніи святыхъ отцовъ и учителей
церкви, тогда какъ Тверитиновъ искалъ этого раскрытіи въ явле-
ніяхъ природы и тѣхъ логическихъ слѣдствій, которыя отсюда вы-
текаютъ. И вотъ это признаніе разума человѣческаго и его авто-
ритета вмѣсто авторитета церкви и дѣлало новое ученіе непріе-
млемымъ и враждебнымъ для лицъ стараго міровоззрѣнія. Я думаю,
что Тверитиновъ и его послѣдователи совершенно искренно при-
знавали себя православными; они не видѣли никакого смысла
стоять за свои слова о непочитаніи иконъ; это былъ только ака-
демическій, но не религіозный споръ. Ученіе было предметомъ ихъ
мысли, но не ихъ вѣры. Противники настойчиво укоряли ихъ
именно въ вопросѣ о вѣрѣ, о колебаній церкви, но они не могли
привести тѣхъ аргументовъ, которые бы поколебали то, что скры-
валось за этими словами и за этимъ споромъ. Библія была точкой
опоры для тѣхъ и другихъ, но толкованіе Библіи было разное.
Съ какимъ бы краснорѣчіемъ Магницкій ни доказывалъ, что самъ
Богъ, по библейскому сказанію, освятилъ поклоненіе своему изо-
браженію, онъ не могъ поколебать того, что есть исповѣдники,
именуемые лютеранами, которые этого не признаютъ. Чтобы поко-
лебать это, чтобы доказать Тверитинову его заблужденіе, онъ дол-

женъ былъ написать ученый богословскій трі :татъ, гдѣ бы ясно
было доказано заблужденіе лютеранъ. Вотъ почему, съ одной сто-
роны, совершенно правильно было названо ъ.)вое ученіе „лютер-
ская ересь“, a съ другой—записку Магницкаго и нужно раз-
сматривать если не какъ ученый трактатъ, то какъ популярное
сочиненіе, направленное къ опроверженію того, что написано Тве-
ритиновымъ въ его тетрадяхъ. Собственно все это есть маленькій
эпизодъ большого движенія, которое извѣстно въ литературѣ и за-
хватило видныхъ представителей церкви. Но здѣсь именно важно
то, что оно не было чуждо и среднему обывателю, а главное то,
что даетъ лишнюю подробность къ характеристик автора ариѳме-
тики.
Мнѣ кажется, что на этомъ фонѣ можно себѣ представить
Магницкаго какъ педагога. По сохранившимся біографическимъ
даннымъ, онъ былъ опредѣленъ въ школу навигацкихъ наукъ ра-
нѣе 1703 года, по предложенію завѣдующаго школой Головина, по
рекомендаціи Курбатова. Первоначальное положеніе его въ школѣ
было невысокимъ, какъ я уже говорилъ выше; судя по жалованью,
онъ былъ нѣчто въ родѣ мастера. Вѣроятно, онъ преподавалъ въ
приготовительномъ классѣ „русской школы“ и, быть-можетъ, въ
первомъ. Однако, изъ письма Курбатова слѣдуетъ, что фактически
его положеніе въ школѣ было гораздо болѣе важнымъ. Можно ду-
мать, что на первыхъ порахъ все обученіе легло на Магницкаго,
и не только обученіе, но всѣ тѣ школьныя мелочи и заботы, кото-
рыя неизбѣжны при новой организаціи школы,—все это легло на
Магницкаго. Тѣмъ болѣе, что пріѣзжіе англичане, особенно на
первыхъ порахъ, очевидно, плохо разбирались въ русской дѣй-
ствительности. Не зная языка, не зная русскихъ обычаевъ, въ
смутную пору только-что начавшейся, и начавшейся неудачно для
русскаго оружія, войны, они, очевидно, были какъ въ лѣсу, не
зная ни что имъ дѣлать, ни куда обратиться. Ихъ соотечествен-
никъ Креветъ не могъ имъ много помочь, потому что стоялъ да-
леко и отъ школы и отъ того учрежденія, которое вѣдало школою.
Присутствіе Магницкаго мало помогало дѣлу, потому что онъ, бу-
дучи безправнымъ элементомъ, самъ ничего не могъ сдѣлать, а
черезъ него англичане не считали удобнымъ что-либо сдѣлать. Въ
силу этого между Магницкимъ и англичанами установились вна-
чалѣ весьма натянутыя отношенія. Въ этихъ натянутыхъ отноше-
ніяхъ нельзя винить ни Магницкаго, ни англичанъ; они создались
просто изъ факта неорганизованности школы и изъ того положе-
нія участвующихъ лицъ, которое какъ-то создалось само по себѣ.
Здѣсь Магницкій явился какъ бы въ роли фискала, который пере-

давалъ Курбатову сѣ подробности школьной жизни, а такая роль
русскаго человѣка конечно, казалась англичанамъ неудобной.
Примирителемъ, я думаю, явился Брюсъ, который и сдѣлалъ воз-
можной совмѣстную работу этихъ лицъ, и они могли полнѣе оцѣ-
нить взаимное достоинство другъ друга. Факту этихъ недоразумѣ-
ній какъ будто противорѣчитъ совмѣстное изданіе логариѳмиче-
скихъ таблицъ Влака, какъ это утверждаетъ г. Бобынинъ, осно-
вываясь на второмъ изданіи этихъ таблицъ. Съ своей стороны,
я склоненъ думать, что помѣтка второго изданія не соотвѣтствуетъ
первому. Мнѣ кажется, что дѣло было такъ. Когда англичане
ознакомились съ тѣми учениками, которые къ нимъ поступили, и
съ той обстановкой, въ которую они попали, то увидали, что въ
школѣ есть крупный дефектъ —отсутствіе логариѳмическихъ та-
блицъ, безъ которыхъ прохожденіе высшаго курса математики не-
возможно. Ссылаясь на этотъ дефектъ школы, они оправдывали
свое ничегонедѣланіе, когда по жалобѣ Курбатова имъ поставили
этотъ упрекъ. Тогда Кипріановъ вмѣстѣ съ Магницкимъ перепеча-
тали логариѳмическія таблицы Влака въ ихъ числовомъ видѣ. Эта
перепечатка, озаглавленная: „Таблицы логариѳмовъ и синусовъ,
тангенсовъ, сѣкансовъ къ наученію мудролюбивыхъ тщателей на-
печатаяся повелѣніемъ благочистивѣйшаго великаго государя нашего
царя и великаго князя Петра Алексѣевича, вся великія и малыя
и бѣлыя Россіи самодержца. При благороднѣйшемъ великомъ го-
сударѣ нашемъ царевичѣ и великомъ князя Алексій Петровичѣ
въ царствующемъ великомъ градѣ Москвѣ, въ лѣто отъ сотворенія
міра 7211, отъ рожества же по плоти Бога слова 1703 года,
индикта 11, мѣсяца мая“, была издана Кипріановымъ подъ ре-
дакціей Магницкаго. Потомъ въ 1716 году, когда понадобилось
новое изданіе, она была пополнена и проредактирована Фарварсо-
номъ и Гвиномъ и тогда получила то полное названіе, которое и
приведено въ этомъ второмъ изданіи. Что англичане не участво-
вали въ первомъ изданіи, это слѣдуетъ и изъ церковно-славян-
скихъ буквъ и церковно-славянской нумераціи страницъ, наконецъ,
и изъ того, что авторы не указаны въ сочиненіи, даже не ска-
зана типографія. Очевидно, это было спѣшное изданіе исключи-
тельно для нуждъ школы. И любопытно то, что книга издана въ
маѣ 1703 года, а письмо Курбатова относится къ позднѣйшимъ
мѣсяцамъ, такъ какъ онъ пишетъ, что „по 16 іюля принято въ
школу 200 человѣкъ“. Значитъ, когда издавалась книга, то между
авторами накапливались недоразумѣнія и создавалась тяжелая
атмосфера совмѣстной жизни. Если мое предположеніе справедливо,
то въ Магницкомъ мы видимъ человѣка, преданнаго интересамъ

школы и заботящагося о ея нуждахъ. Онъ издаетъ таблицы Вла-
ка, онъ заботится о пріобрѣтеніи достаточнаго количества инстру-
ментовъ. Курбатовъ въ томъ же 1703 году пишетъ Головину:
„только имѣемъ нужду въ лишеніи инструментовъ, и если изволить,
хорошо бъ заповѣдать указомъ, такихъ инструментовъ у города
(Арханьгельска) не продавать всякихъ чиновъ людямъ, а брать
на школы; а по письму твоей милости если вывезено будетъ 60
человѣкомъ инструментовъ, и нынѣшній годъ такимъ числомъ про-
бовится безъ нужды, а впредь надобно еще отписать, чтобы вы-
везено было той же науки хотя 100 человѣкомъ инструментовъ,
или какъ воля твоя, для того, что въ ариѳметикѣ учиники не
долго пробовятся, a въ геометріи безъ инструментовъ быти невоз-
можно“. Во всѣхъ этихъ подробностяхъ видна забота Магницкаго,
отъ котораго только и могъ узнать Курбатовъ о нуждахъ школы.
Въ 1708 году Магницкій отбираетъ инструментъ отъ учениковъ,
посылаемыхъ въ Англію, и пишетъ: „отбирали у нихъ на полѣ съ
великою ихъ противностію, что были пьяны и здорны“. Очевидно,
что практическія работы учениковъ на полѣ были производимы
также подъ руководствомъ Магницкаго, и онъ же былъ отвѣтствен-
нымъ хранителемъ инструментовъ.
Такъ рисуется личность Магницкаго по тѣмъ очень скуднымъ
фактическимъ даннымъ. Изъ всей его біографіи кажется несомнѣн-
но только одно, что онъ умеръ въ 1739 г. 19 октября. Въ сло-
варѣ митрополита Евгенія сказано: „а скончался въ 1739 году
19-го октября, 70 лѣтъ отъ роду, и погребенъ въ Москвѣ въ церкви
Гребенской Богоматери, что за Никольскими воротами, въ которой
же стѣнѣ вырѣзана ему и надгробная надпись“. Эта церковь на-
ходится на Лубянской площади, на углу Мясницкой улицы. Но
напрасно бы мы стали искать на стѣнѣ церкви этой надписи. Она
уже давно исчезла, по крайней мѣрѣ Верхъ, который писалъ до
1834 года, говоритъ: „Гдѣ на стѣнѣ изсѣчена ему была и надгроб-
ная надпись, къ сожалѣнію до насъ не дошедшая“. Объ этой над-
писи упоминается въ сочиненіи „Русская старина въ памятникахъ
церковнаго и гражданскаго зодчества“, сост. A. Мартыновымъ:
„Какъ въ стѣнѣ, такъ и въ помостѣ вставлены надгробные камни,
указатели именъ и могилъ. На нихъ читаются фамиліи князей
Щербатовыхъ, Урусовыхъ, графовъ Толстыхъ, здѣсь погребены
роды Волынскихъ и Магницкихъ, изъ которыхъ извѣстенъ первый
сочинитель ариѳметики, погребенный въ 1739 году“. Теперь нѣтъ
никакого помоста, обыкновенный деревянный полъ, нѣтъ никакихъ
надписей, и могила перваго русскаго педагога методиста погребена
подъ позднѣшими наслоеніями текущей дѣйствительной жизни.

Цѣна 50 коп.
Того же автора:
Мысли и наблюденія по вопросу о средней школѣ. Ц. 20 к.
Игры и игрушки. Изд. Д. И. Тихомирова. Ц. 10 к.
Г. Бенда. Нервная гигіена и школа* (Пер. съ нѣмецк. подъ ред.
Г. И. Россолимо).-Изд. Д. И. Тихомирова. Ц. 20 к.
Методика ариѳметики. Первый годъ обученія. Ц. 50 к.
Методика ариѳметики. Второй годъ обученія. Изд. „Сотрудникъ
Школъ“ Залѣсской. Ц. 50 к.
Введеніе въ методику. (Пособіе для ученицъ 8-го класса женскихъ
гимназій и педагогическихъ курсовъ). Изд. „Сотрудникъ
Школъ“ Залѣсской. Ц. 80 к.
Образованіе и обученіе. Ц. 50 к.
Наглядные пособія въ преподаваніи ариѳметики. Изд. журн. „Педаго-
гическое Обозрѣніе“. Ц. 35 к.
Начальная алгебра въ связи съ пропедевтическимъ курсомъ геометріи.
Изд. „Сотрудникъ Школъ“ Залѣсской. Ц. 75 к.
СКЛАДЪ ИЗДАНІЯ:
Москва, Б. Никитская, д. 10, книжн. складъ „Наука“,
Телефонъ 251—99.