Челпанов Г. И. Учебник психологии. — 1915

ГЛАВА 1-я.
Предметъ психологіи. Задача психологіи.
Опредѣленіе психологіи. Терминъ „психологія" происходитъ
отъ греческихъ словъ <\>оуу] и ^Т°с и значитъ „ученіе о душѣ".
Но такъ какъ существованіе души совсѣмъ не очевидно, то
и опредѣленіе психологіи, какъ ученія о душѣ, для многихъ
представляется неправильнымъ. Поэтому въ послѣднее время
предлагаютъ другое опредѣленіе психологіи, именно, говорятъ,
что психологія есть наука о душевныхъ явленіяхъ или о за-
конахъ душевной жизни. Намъ слѣдуетъ разобрать оба эти
опредѣленія. Но что такое душевныя явленія?
Подъ душевными явленіями нужно понимать наши чувства,
представленія, мысли, желанія и т. п. Что мы называемъ чув-
ствомъ, мыслями, желаніями, всякій хорошо знаетъ. Всякій, кто
произноситъ эти слова, уже знаетъ, что они обозначаютъ. Ясно,
что т. н. душевныя явленія намъ непосредственно извѣстны,
каждый можетъ воспринять ихъ съ полной опредѣленностью.
Но существуетъ ли душа, и что мы понимаемъ подъ душой?
Для признанія существованія души, между прочимъ, имѣет-
ся слѣдующее основаніе. Мы не можемъ мыслить о томъ или
другомъ чувствѣ, о томъ или другомъ представленіи, вообще о
томъ или иномъ душевномъ явленіи безъ того, чтобы въ то
же самое время не мыслить о чемъ-то такомъ, что „имѣетъ"
чувства, представленія. Мы не можемъ представить себѣ ду-
шевныя явленія, какъ не принадлежащія ничему; мы не мо-
жемъ представить себѣ ни чувствъ, ни мыслей, ни желаній,
которыя были бы ничьими. Сдѣлайте попытку представить
чувство радости, которое не принадлежало бы ничему; такая
попытка вамъ не удастся. Мы, думая о мысляхъ, чувствахъ,
желаніяхъ и т. п., всегда представляемъ себѣ нѣчто, что „мыс-
литъ", „чувствуетъ", „имѣетъ желанія" и т.п. Это „нѣчто"
философы называютъ субъектомъ, „я", душой. Душа, по ихъ
мнѣнію, есть причина душевныхъ явленій: только благодаря
дѣятельности души, мы имѣемъ представленія, чувства и вообще
душевныя явленія. Она есть носительница, основа душевныхъ

явленій, душевныя же явленія суть обнаруженія души; душа
въ своей дѣятельности обнаруживаетъ свои свойства. Изслѣ-
дованіе природы и свойствъ души и есть, по мнѣнію нѣко-
торыхъ философовъ, задача психологіи.
Различіе между приведенными двумя опредѣленіями психо-
логіи очевидно.
По одному опредѣленію, психологія занимается изслѣдова-
ніемъ психическихъ явленій; по другому опредѣленію, психоло-
гія занимается изслѣдованіемъ природы души, которая сама по
себѣ недоступна для нашего непосредственнаго познанія, т.-е.
въ существованіи души мы не можемъ убѣдиться съ такою
очевидностью, съ какою мы убѣждаемся въ томъ, что суще-
ствуютъ чувства, представленія и т. п.
Какое же изъ этихъ двухъ опредѣленій нужно считать
правильнымъ?
Прежде думали, что есть двѣ психологіи, именно: психоло-
гія раціональная и психологія эмпирическая. Различіе между
этими двумя психологіями заключалось въ томъ, что психоло-
гія раціональная изучаетъ свойства души, именно, есть ли она
что-либо матеріальное или нематеріальное, смертное или без-
смертное и т. п. Психологія эмпирическая занимается изслѣдо-
дованіемъ душевныхъ явленій. Различіе въ названіяхъ про-
исходило отого, что эмпирическая- психологія разрабатывается
путемъ изслѣдованія того, что дается въ опытѣ (отъ греческаго
слова s[i7uetpia, что значитъ опытъ), раціональная же психологія
разрабатывается путемъ умозрѣнія, умозаключенія или разсу-
жденія (отъ латинскаго слова ratio, что значитъ „ разумъ". Умо-
зрѣніе именно означаетъ познаніе при помощи разума въ
отличіе отъ познанія посредствомъ опыта. Какъ мы видѣли
выше, существованіе души есть предметъ умозаключенія, умо-
зрѣнія). Въ настоящее время такого самостоятельнаго суще-
ствованія двухъ психологіи допустить нельзя. Слѣдуетъ признать,
что ученіе о душѣ и ученіе о душевныхъ явленіяхъ составляютъ
двѣ части одной и той же психологіи. Полная система психо-
логіи должна состоять изъ двухъ частей, и именно потому, что
умозрѣніе и опытное познаніе не могутъ быть совершенно
отдѣлены другъ отъ друга. Умозрительное познаніе природы и
свойствъ души безъ опытнаго познанія природы душевныхъ
явленій невозможно. Поэтому и построеніе т. н. раціональной
психологіи безъ эмпирической невозможно. Съ другой стороны,

и построеніе эмпирической психологіи находится до извѣстной
степени въ зависимости отъ умозрѣнія.
Мы въ настоящемъ сочиненіи будемъ излагать только эмпи-
рическую психологію, слѣд., будемъ изучать природу психи-
ческихъ явленій.
Предметъ психологіи. Итакъ, задача эмпирической психо-
логіи заключается въ опредѣленіи законовъ душевныхъ явленій.
Подъ душевными или психическими явленіями, какъ мы ви-
дѣли, слѣдуетъ понимать наши мысли, чувства, волевыя рѣ-
шенія и т. п. Ихъ называютъ также: „психическія состоянія",
„состоянія сознанія". Что такое состояніе сознанія, мы опре-
дѣлять не станемъ: оно понятно для всякаго, кто пережилъ то
или другое психическое состояніе. „Видѣть" что-либо, „слы-
шать" что-либо, имѣть „чувства радости", переживать чувство
страданія, прійти къ какому-нибудь рѣшенію и т. п. значитъ
имѣть то или другое состояніе сознанія. Состоянія сознанія
и являются предметомъ психологіи.
Для того, чтобы особенности предмета психологіи сдѣлались
для насъ ясными, намъ необходимо разсмотрѣть его отличіе
отъ предмета естествознанія въ широкомъ смыслѣ слова, или
наукъ о природѣ, т.-е., другими словами, мы должны разсмотрѣть
отличіе психическихъ явленій отъ явленій физическихъ или
матеріальныхъ, которыя составляютъ предметъ наукъ о природѣ.
Это различіе сводится къ слѣдующимъ тремъ пунктамъ:
Психическія явленія не могутъ быть воспринимаемы и
познаваемы черезъ посредство внѣшнихъ органовъ чувствъ
(глаза, уха и т. п.). Если я изучаю какой-нибудь минералъ, то всѣ
его свойства становятся для меня познаваемы при участіи дѣ-
ятельности органовъ чувствъ. Его форму, цвѣтъ я воспринимаю
при помощи глаза, его твердость, шероховатость—при помощи
органа осязанія и т. п. Для изученія звуковыхъ, электрическихъ
явленій, теплоты, химическихъ процессовъ и т. п., я долженъ
„видѣть", „слышать", „осязать", „обонять" и т. п.; словомъ, я
долженъ пользоваться своими органами чувствъ. Такимъ обра-
зомъ, всѣ физическія или матеріальныя явленія я воспринимаю
при помощи органовъ чувствъ. Совсѣмъ не то съ психическими
явленіями. Ни одного изъ нихъ я не въ состояніи воспринять
при помощи какого-либо органа чувствъ. Напр., я испытываю
„чувство обиды"; я его познаю, я знаю его свойства, потому
что я отличаю его отъ всѣхъ другихъ чувствъ, но для всякаго

ясно, что это психическое явленіе или состояніе сознанія я
знаю не черезъ посредство какого-либо органа чувствъ (глаза,
уха и пр.). Въ настоящую минуту у меня есть „мысль о спра-
ведливости". Я эту мысль отличаю отъ другихъ мыслей, но о
свойствахъ ея я знаю не черезъ посредство какого-либо органа
чувствъ. Въ психологіи принято этотъ способъ познанія назы-
вать самонаблюденіемъ, познаніемъ при помощи внутренняго
опыта въ отличіе отъ внѣшняго опыта, которымъ пользуются
въ наукахъ о физической природѣ. Такимъ образомъ психи-
ческія явленія могутъ познаваться только пу-
темъ самонаблюденія или внутренняго опыта.
Второе различіе между психическими явленіями и физиче-
скими заключается въ томъ, что въ то время какъ физическія
явленія одновременно могутъ быть доступны непосредствен-
ному наблюденію большого числа лицъ, психическія явленія
непосредственно доступны наблюденію только того лица, ко-
торое ихъ переживаетъ. Напримѣръ, какой-либо минералъ мо-
жетъ быть одновременно наблюдаемъ множествомъ лицъ, а „чув-
ство радости", которое я переживаю, никто не можетъ на-
блюдать, кромѣ меня. Метеоръ, который проносится по небес-
ному своду, можетъ быть наблюдаемъ тысячами людей, моя
„мысль" о домѣ доступна только лишь для меня одного.
Третье существенное различіе между физическими и психиче-
скими явленіями или между „физическимъ" и „психическимъ"
заключается въ томъ, что предметамъ и процессамъ міра фи-
зическаго могутъ быть приписаны свойства протяженности,
между тѣмъ какъ психическимъ явленіямъ свойства протя-
женности приписаны быть не могутъ. Напримѣръ, если мы
возьмемъ какой бы то ни было предметъ наукъ о природѣ,мы
всегда можемъ о немъ сказать, что онъ „большой" или „малый",
что онъ „толстый" или „тонкій", что онъ находится „справа",
„слѣва", и т. п. Если мы возьмемъ какой-нибудь физическій
процессъ, напримѣръ, горѣніе, какую-либо химическую ре-
акцію, то мы о немъ должны сказать, что онъ совершается гдѣ
нибудь въ пространствѣ. Всѣмъ предметамъ и процессамъ фи-
зическимъ или матеріальнымъ можетъ быть приписана простран-
ственная протяженность. Наоборотъ, если мы возьмемъ какіе бы
то ни было процессы психическіе, то мы увидимъ, что протяжен-
ность имъ ни въ коемъ случаѣ приписана быть не можетъ. Напри-
мѣръ, о „чувствѣ сомнѣнія", которое въ данную минуту находится

у меня въ сознаніи, я не могу сказать, что оно имѣетъ ширину,
длину, толщину и т. п. О моей „мысли о великомъ переселе-
ніи народовъ" я никакъ не могу сказать, что она находится
вправо или влѣво отъ „мысли о барометрическомъ давленіи".
Самая попытка примѣнить свойства протяженности къ психи-
ческимъ явленіямъ всегда должна оканчиваться полной неуда-
чей. Нельзя также сказать, что психическія явленія „совер-
шаются" гдѣ-нибудь въ пространствѣ. О психическихъ явле-
ніяхъ можно сказать, что они совершаются во времени: они
совершаются одновременно или одно вслѣдъ за другимъ.
Задача психологіи. Мы видѣли, что задача психологіи за-
ключается въ опредѣленіи законовъ душевной жизни или зако-
новъ душевныхъ явленій. Для того, чтобы это опредѣленіе было
ясно, намъ слѣдуетъ разсмотрѣть, что понимается подъ закономъ.
Законъ—это опредѣленная постоянная связь между
явленіями. Если мы, напр., усматриваемъ, что между теп-
лотой и расширеніемъ тѣлъ есть постоянная связь, то мы
можемъ сказать, что положеніе „тѣла расширяются отъ теп-
лоты" есть законъ природы. Возьмемъ въ примѣръ одинъ
какой-либо законъ, напр., законъ причинной связи. Если
между двумя явленіями А и В существуетъ такая связь, что
появленіе А влечетъ за собою появленіе В и уничтоженіе А
влечетъ за собою уничтоженіе В, то мы говоримъ, что между
явленіями А и В есть причинная связь. Установленіе причин-
ной связи есть одна изъ задачъ наукъ о природѣ. Такую же
задачу поставляетъ и психологія, т.-е. она желаетъ опредѣлить
причинную связь между психическими явле-
ніями. Если мы говоримъ, что „ощущеніе горькаго вкуса
вызываетъ непріятное чувство", то мы устанавливаемъ при-
чинную связь между извѣстнымъ „ощущеніемъ" и извѣстнымъ
„чувствомъ". Въ психической жизни мы замѣчаемъ извѣстную
закономѣрность, т.-е. психическія явленія слѣдуютъ другъ за
другомъ, повинуясь извѣстнымъ законамъ. Опредѣленіе этой за-
кономѣрности и есть задача психологіи. Но слѣдуетъ замѣ-
тить, что законы, устанавливаемые психологіей, не обладаютъ той
всеобщностью, которая присуща законамъ физики и химіи. Если
мы, напр., говоримъ, что „уголъ паденія равняется углу отра-
женія", то мы нигдѣ и никогда не допускаемъ исключеній изъ
этого закона. Этотъ законъ всеобщъ. Если мы въ психологіи
говоримъ, что „науки облагораживаютъ человѣка", то мы этимъ

выражаемъ законъ или общее положеніе, которое отличается
далеко не всеобщимъ характеромъ, потому что весьма часты
случаи, когда науки не облагораживаюсь человѣка. Такимъ
образомъ, законы психологическіе не отличаются всеобщностью.
Вспомогательнымъ средствомъ для открытія законовъ пли
общихъ положеній психологіи является описаніе психическихъ
явленій. Описывая по возможности точнѣе психическія явле-
нія, мы имѣемъ возможность объединять сходныя явленія въ
одинъ общій классъ, т.-е. классифицировать психическія явленія.
Такъ какъ психическія явленія по большей части оказываются
очень сложными явленіями, то для опредѣленія ихъ природы
необходимо бываетъ разложить ихъ на составныя части, или
анализировать ихъ. Напр., созерцаніе какой-либо трагедіи вы-
зываетъ въ насъ сложное душевное состояніе. Раскрыть, ка-
кія именно мысли, чувства и т. п. входятъ въ составъ даннаго
сложнаго психическаго явленія, значитъ анализировать его.
Психологія для анализа прибѣгаетъ между прочимъ къ раз-
смотрѣнію генезиса, или происхожденія того или другого психи-
ческаго явленія, той или другой психической ,,способности".
Напримѣръ, я вижу предметъ, который находится на извѣст-
номъ разстояніи отъ меня, иными словами, я „воспринимаю
разстояніе предмета". На первый взглядъ кажется, что эта
способность воспріятія разстоянія представляетъ собою простое
явленіе; кажется, что воспріятіе разстоянія совершается при
помощи одного только зрительнаго органа. Если же мы раз-
смотримъ генезисъ этой способности, то убѣдимся въ ея слож-
номъ характерѣ. Если, напримѣръ, мы пожелаемъ изслѣдовать,
каковы свойства или въ какомъ положеніи находится способ-
ность воспріятія разстояніи у ребенка, то мы убѣдимся въ
томъ, что она на извѣстной стадіи развитія отсутствуетъ у
него: на этой стадіи ребенокъ можетъ при помощи глаза отли-
чать только темное отъ свѣтлаго, но не можетъ воспринимать
разстоянія или удаленія предметовъ. Эта способность пріобрѣ-
тается имъ на послѣдующей стадіи развитія, благодаря при-
соединенію мускульныхъ и осязательныхъ ощущеній. Слѣдова-
телыю, если мы разсмотримъ генезисъ воспріятія разстоянія,
то раскроется не только сложный характеръ, но равнымъ
образомъ и составные элементы этого воспріятія. Такимъ
образомъ разсмотрѣніе генезиса психическихъ способностей
даетъ намъ возможность анализировать ихъ.

Психологія и естествознаніе. Весьма часто говорятъ, что
психологія есть часть естествознанія, но это утвержденіе не-
правильно. Конечно, между психологіей и естествознаніемъ
есть нѣкоторыя общія черты. Можно, напр., сказать, что пси-
хологія есть такая же опытная наука, какъ и естествознаніе.
Психологія, какъ и естествознаніе, ставитъ своей задачей изслѣ-
дованіе законовъ явленій. Психологія, какъ и естествознаніе,
ставитъ своею цѣлью точное описаніе явленій, но, какъ мы ви-
дѣли, между предметомъ естествознанія и между предметомъ
психологіи есть настолько существенное различіе, что смѣши-
вать ихъ нѣтъ никакой возможности. Поэтому нельзя считать
правильнымъ положеніе, что психологія есть часть естествознанія.
Вопросы для повторенія. Какъ определяется психологія? Что нужно
понимать подъ душевными явленіями? Какое есть основаніе для признанія
существованія души? Какая разница въ отношеніи познаваемости между
душой и душевными явленіями? Какое различіе между психологіей раціо-
нальной и эмпирической? Откуда происходятъ ихъ названія? Что является
предметомъ эмпирической психологіи? Чѣмъ отличаются психическія явленія
отъ матеріальныхъ? Въ чемъ заключается задача психологіи? Что такое
законъ? Что такое психологическій анализъ? Приведите примѣръ.Что такое
генезисъ психическаго явленія и какое значеніе имѣетъ разсмотрѣніе его
для психологіи? Приведите примѣръ. Въ какомъ отношеніи психологія на-
ходится къ естествознанію? (укажите пункты сходства и различія).
ГЛАВА 2-я.
О методѣ и источникахъ психологіи.
Самонаблюденіи—основа психологіи. Мы видѢли,что пси-
хическія явленія могутъ быть познаваемы только при помощи
самонаблюденія. Познаніе при помощи самонаблюденія въ
психологіи принято называть также субъективнымъ методомъ
въ отличіе отъ объективнаго метода естествознанія. Объективный
методъ—это познаніе черезъ посредство внѣшнихъ органовъ
чувствъ (терминъ „объективный" въ этомъ случаѣ употребляется
потому, что дѣло идетъ о наблюденіи чего-то объективнаго,
внѣ насъ находящагося). Самонаблюденіе называется также
интроспективнымъ методомъ, или интроспекціей, что значитъ
„смотрѣніе внутрь". Ноне слѣдуетъ думать, что въ данномъ слу-
чаѣ можетъ итти рѣчь о какомъ-нибудь дѣйствительномъ смо-
трѣніи внутрь. „Самонаблюденіе", какъ уже было сказано
выше, есть только искусственный терминъ для обозначенія

способа познанія, отличнаго отъ познанія черезъ посредство
органовъ чувствъ. Какъ мы видѣли, всѣ психическіе процессы
непосредственно доступны наблюденію только того, кто ихъ
переживаетъ.
Но если психическія явленія доступны только для того
лица, которое ихъ переживаетъ, то спрашивается, какимъ
образомъ они могутъ сдѣлаться предметомъ на-
блюденія для другого лица? Вѣдь мы часто говоримъ,
что мы наблюдаемъ психическую жизнь того или другого
лица, напр., психическую жизнь ребенка. Въ обиходной жизни
часто говорятъ: „мы видимъ радость", „мы видимъ печаль"
другого лица. Но этотъ способъ выраженія неправиленъ, по-
тому что о психическихъ состояніяхъ другого лица мы мо-
жемъ только умозаключать, видѣть же, слышать или вообще
непосредственно воспринимать ихъ мы не можемъ. Для поясне-
нія этого возьмемъ примѣръ. Въ моемъ присутствіи кто-либо
плачетъ. Я думаю, что онъ переживаетъ чувство страданія. Но
могу ли я сказать, что я „воспринимаю" его чувство стра-
данія? Нѣтъ, потому что я воспринимаю только рядъ физи-
ческихъ измѣненій, составляющихъ предметъ внѣшняго
опыта. Я вижу капли жидкости, истекающія изъ его глазъ, я
вижу измѣнившіяся черты лица; я слышу прерывистые звуки,
которые называются плачемъ. Все это я воспринимаю при по-
мощи органовъ чувствъ, это есть предметъ внѣшняго опыта.
Кромѣ этого, я ничего непосредственно не воспринимаю. От-
куда же я знаю о существованіи страданія у другого? Я знаю
о немъ путемъ умозаключенія. Когда я самъ раньше
страдалъ, когда у меня было чувство страданія, то у меня изъ
глазъ текли слезы, я самъ издавалъ прерывистые звуки. Те-
перь я, „видя" слезы и „слыша" плачъ, умозаключаю, что у
него есть чувство страданія.
Изъ этого примѣра можно видѣть, что непосредственно
воспринимать психическіе процессы, переживаемые другими
индивидуумами, мы не можемъ: о нихъ мы можемъ только
умозаключать, непосредственно же воспринимать ихъ
мы можемъ только въ самихъ себѣ. Психическая жизнь всѣхъ
живыхъ существъ становится для насъ понятной благодаря
умозаключеніямъ. Если мы, напримѣръ, видимъ, что со-
бака обращается въ бѣгство, увидя палку, то мы заключаемъ,
что она переживаетъ чувство страха и старается избѣжать

страданія совершенно такъ, какъ это дѣлаемъ и мы. О пси-
хическихъ процессахъ, переживаемыхъ другими индивиду-
умами, мы знаемъ только на основаніи того, что мы сами пе-
реживали. Каждое психическое явленіе, такимъ образомъ, стано-
вится для насъ понятнымъ благодаря тому, что мы его перево-
димъ на языкъ нашихъ собственныхъ переживаній, на наше
самонаблюденіе. Вслѣдствіе этого мы можемъ утверждать,
что единственный способъ познанія психическихъ процессовъ
есть самонаблюденіе: безъ само наблюденія мы ничего не могли
бы знать о психической жизни другихъ существъ.
Самонаблюденіе и объективное наблюденіе. Положеніе,
что самонаблюденіе есть единственный способъ познанія пси-
хическихъ процессовъ, нѣкоторые понимаютъ въ томъ смыслѣ,
что психологъ долженъ строить психологическіе законы на
основаніи наблюденій только самого себя и эти наблюденія счи-
тать справедливыми относительно психической жизни вообще.
Но такъ какъ, по ихъ мнѣнію, это не можетъ быть вѣрнымъ
способомъ изслѣдованія, потому что то, что справедливо отно-
сительно психической жизни психолога, наблюдающаго самого
себя, можетъ бытъ совершенно несправедливо относительно
психической жизни вообще, то, по ихъ мнѣнію, психологія,
построенная на самонаблюденіи, не можетъ имѣть никакого
научнаго значенія.
Но такое пониманіе термина „самонаблюденіе" нужно счи-
тать совершенно неправильнымъ. Тѣ психологи, которые утвер-
ждаютъ, что самонаблюденіе есть основа психологіи, не ду-
маютъ, что это утвержденіе равносильно требованію, чтобы
психологія строилась на основаніи наблюденій только самого
себя. По ихъ мнѣнію, самонаблюденіе не исключаетъ наблю-
денія психической жизни другихъ индивидуумовъ, психической
жизни животныхъ, ребенка и т. п., т.-е., другими словами,
самонаблюденіе не исключаетъ объективнаго
наблюденія, но слѣдуетъ замѣтить, что результаты объектив-
наго наблюденія становятся для насъ понятными только въ томъ
случаѣ, если мы переведемъ ихъ на понятія, извѣстныя намъ
изъ нашего самонаблюденія.
Такимъ образомъ, объективное наблюденіе психическихъ
процессовъ можетъ осуществиться только благодаря самонаблю-
деніи).

Источники психологіи. Не изъ наблюденія только самого
себя, а изъ наблюденія вообще всѣхъ живыхъ существъ пси-
хологъ стремится строить законы душевной жизни. Эти наблюденія
психологія черпаетъ изъ цѣлаго ряда другихъ наукъ. Тотъ ма-
теріалъ, который необходимъ психологу для построенія си-
стемы психологіи, мы мол;емъ изобразить при помощи слѣд.
таблицы. Психологу нужны три группы данныхъ:
I. Данныя сравнительной психологіи.
1) Сюда входитъ т. наз. „психологія народовъ" (этногра-
фія, антропологія), а также исторія, художественныя произве-
денія и т. п.
2) Психологія животныхъ.
3) Психологія ребенка.
II. Анормальныя явленія.
1) Душевныя болѣзни.
2) Гипнотическія явленія, сонъ, сновидѣнія.
3) Психическая жизнь слѣпыхъ, глухонѣмыхъ и т. п.
III. Экспериментальный данныя.
Итакъ, мы видимъ, что для современнаго психолога прежде
всего необходимо имѣть данныя сравнительной психологіи.
Сюда относится „психологія народовъ" (по-нѣмецки Volker-
psychologie), въ которую входитъ исторія и развитіе религіозныхъ
представленій, исторія мифовъ, нравовъ, обычаевъ, языка, исторія
искусствъ, ремеслъ и т. п. у некультурныхъ народовъ. Всѣ
такъ называемыя „высшія чувства": эстетическія, моральныя,
чувство справедливости у современнаго культурнаго человѣка,
являются въ такомъ сложномъ видѣ, что анализировать ихъ
для насъ почти невозможно. Мы должны разсмотрѣть состояніе
этихъ чувствъ у малокультурныхъ народовъ. Тамъ они явля-
ются въ очень простой, зачаточной формѣ. Прослѣживая по-
степенное развитіе этихъ чувствъ на разныхъ ступеняхъ куль-
туры, мы можемъ видѣть тѣ элементы, изъ которыхъ они скла-
дываются. Изучая состояніе этихъ чувствъ у малокультурныхъ
народовъ, мы можемъ такимъ образомъ понять ихъ природу и
у культурныхъ народовъ. Исторія, описывая прошлую жизнь
народовъ, описываетъ и такіе моменты въ ихъ жизни, какъ

народныя движенія и т. п., и это даетъ богатый матеріалъ
для такъ называемой психологіи массы. Изученіе развитія языка
доставляетъ также очень важный матеріалъ для психологіи.
Языкъ есть воплощеніе человѣческой мысли. Если мы прослѣ-
димъ развитіе языка, то мы вмѣстѣ съ этимъ можемъ прослѣ-
дить ходъ развитія человѣческихъ представленій. Весьма важ-
ный матеріалъ для психологіи доставляютъ также и художе-
ственныя произведенія; напр., для изученія такой страсти, какъ
„скупость", намъ слѣдуетъ обратиться къ изображенію ея у
Пушкина, Гоголя и Мольера.
Психологія животныхъ важна потому, что въ психической
жизни животныхъ тѣ лее самыя „способности", которыя у че-
ловѣка являются въ неясной формѣ, возникаютъ въ простой,
элементарной формѣ, вслѣдствіе чего доступны болѣе легкому
изученію; напр., инстинктъ у животныхъ выступаетъ въ го-
раздо болѣе ясной формѣ, чѣмъ у человѣка.
Психологія ребенка имѣетъ важное значеніе потому, что, бла-
годаря ей, мы можемъ видѣть, какимъ образомъ высшія спо-
собности развиваются изъ элементарныхъ. Напримѣръ, раз-
витіе способности рѣчи можно было прослѣдить у ребенка,
начиная съ самой зачаточной формы.
Изученіе анормальныхъ явленій, куда относятся душевныя
болѣзни, такъ-наз. гипнотическія явленія, а равнымъ образомъ
сонъ и сновидѣнія, также необходимо для психолога. То, что
у нормальнаго человѣка выражено не ясно, у душевно-боль-
ного выражается чрезвычайно ясно. Напр., явленіе потери
памяти замѣчается и у нормальнаго человѣка, но особенно
отчетливо оно выступаетъ у душевно-больныхъ.
Если, далѣе, мы возьмемъ такъ-наз. дефектныхъ, у кото-
рыхъ отсутствуетъ, напр., органъ зрѣнія, слуха и т. п., то на-
блюденія надъ ними могутъ для психологіи представить чрез-
вычайно важный матеріалъ. У слѣпого нѣтъ органа зрѣнія, но есть
представленіе о пространствѣ, которое, конечно, отличается отъ
представленія о пространствѣ у зрячаго. Изслѣдованіе особен-
ностей представленія о пространствѣ слѣпого даетъ намъ возмож-
ность опредѣлить природу представленія пространства вообще.
Вотъ тотъ многочисленный матеріалъ, на основаніи котораго
строится система психологіи. Всѣ приведенныя здѣсь наблю-
денія: наблюденіе надъ жизнью животныхъ, наблюденіе надъ
психической жизнью душевно-больного и т. п., представляютъ

собою результаты объективнаго наблюденія, потому что то, что
мы въ этомъ случаѣ наблюдаемъ, есть нѣчто, внѣ насъ нахо-
дящееся, но не слѣдуетъ думать, что въ этомъ отношеніи пси-
хологія становится тождественной съ естествознаніемъ. Все
таки нельзя сказать, что въ психологіи примѣняется объек-
тивный методъ, потому что весь объективно добытый матеріалъ
становится доступнымъ для психолога только благодаря тому,
что онъ переводитъ его на языкъ самонаблюденія. Если онъ
такъ или иначе истолковываетъ психическую жизнь ребенка,
если онъ такъ или иначе понимаетъ психическую жизнь ду-
шевно-больного и т. п., то это только потому, что онъ раньше
имѣлъ случай пережить аналогичныя состоянія. Словомъ, весь
объективно получаемый матеріалъ становится
доступнымъ для насъ благодаря самонаблюденію.
Поэтому, резюмируя, мы можемъ сказать, что психологія при
изученіи психическихъ явленій должна пользоваться субъек-
тивнымъ методомъ или самонаблюденіемъ.
О возможности эксперимента въ психологіи. Извѣстно,
что естествознаніе обязано своимъ развитіемъ примѣненію
эксперимента, опыта. Поэтому важно рѣшить вопросъ, нельзя
ли примѣнить экспериментъ къ изслѣдованію психическихъ
явленій. Сущность эксперимента мы можемъ пояснить слѣ-
дующимъ образомъ. Изученіе при помощи эксперимента отли-
чается отъ изученія при помощи наблюденія просто. Если мы
изучаемъ какое-либо явленіе, не дѣлая никакихъ попытокъ
произвести измѣненіе условій, при которыхъ оно совершается,
то такое изученіе мы можемъ назвать наблюденіемъ просто.
Если мы, напримѣръ, разсматриваемъ радугу, изучаемъ взаим-
ное расположеніе цвѣтовъ ея и т. п., то это будетъ изученіемъ
явленія при помощи простого наблюденія. Но если мы, из-
учая какое-нибудь явленіе, пытаемся измѣнить условія или
обстоятельства, при которыхъ оно совершается, то такое из-
ученіе можетъ быть названо изученіемъ при помощи экспери-
мента. Напримѣръ, мы желаемъ опредѣлить вліяніе сопроти-
вленія воздуха на скорость движенія падающихъ тѣлъ. Для
этой цѣли мы при помощи воздушнаго насоса выкачиваемъ
воздухъ изъ стекляннаго цилиндра и въ созданномъ такимъ
образомъ безвоздушномъ пространствъ производимъ паденіе
тѣлъ и видимъ, что всѣ тѣла падаютъ съ одинаковой скоростью
въ безвоздушномъ пространствѣ (въ данномъ случаѣ мы на-

блюдаемъ паденіе тѣлъ при двухъ условіяхъ: сначала при на-
личности воздуха, а потомъ безъ воздуха). На этомъ примѣрѣ
можно видѣть, что въ экспериментъ мы производимъ измѣненія
въ обстоятельствахъ, при которыхъ совершается изучаемое
явленіе.
Но нельзя ли примѣнить экспериментъ къ изученію психи-
ческихъ явленій, т.-е. нельзя ли въ психическихъ процессахъ
измѣнять обстоятельства, при которыхъ совершается изучаемое
явленіе? Кажется на первый взглядъ, что такого рода измѣ-
неніе обстоятельствъ, при которыхъ совершается то или другое
психическое явленіе, невозможно. Измѣнять мы можемъ явле-
нія внѣшней природы. Какимъ же образомъ можно было бы
вмѣшаться въ ходъ явленій психическихъ? Повидимому, съ
сознаніемъ, съ явленіями душевной жизни нельзя оперировать
такъ, какъ мы оперируемъ съ вещами внѣшняго міра. На са-
момъ же дѣлѣ, если измѣненіе психическихъ явленій невоз-
можно прямо, то возможно косвенно; именно мы можемъ видо-
измѣнять дѣятельность того или другого органа чувствъ и
вмѣстѣ съ этимъ измѣнять и состояніе сознанія. Произведемъ
какой-либо экспериментъ. Положимъ, что мы желаемъ опре-
дѣлить, сочетаніе какихъ цвѣтовъ кажется намъ красивымъ.
Для этого мы беремъ, напримѣръ, полоску зеленой бумажки и,
помѣщая рядомъ съ нею полоску бумажки синяго цвѣта, пред-
лагаемъ кому-либо сказать, считаетъ ли онъ это сочетаніе цвѣ-
товъ „красивымъ". Если онъ, положимъ, находитъ это сочетаніе
некрасивымъ, тогда мы вмѣсто синей бумажки приставляемъ
красную, и, положимъ, субъектъ находитъ это сочетаніе кра-
сивымъ. Мы въ этомъ случаѣ, удаляя одну бумажку и помѣ-
щая другую, произвели измѣненія въ дѣятельности зрительнаго
органа, а вмѣстѣ съ этимъ вызвали измѣненіе состоянія со-
знанія. Другими словами, мы произвели психологическій экс-
периментъ. О другихъ психологическихъ экспериментахъ мы
скажемъ впослѣдствіи, а теперь отмѣтимъ, что экспериментъ
въ психологіи возможенъ, такъ какъ возможно измѣненіе тѣхъ
условій, при которыхъ совершаются психическія явленія.
Психологія и физіологія. Вмѣстѣ съ этимъ дѣлается по-
нятнымъ и значеніе физіологіи (науки о тѣлесныхъ отправле-
ніяхъ) для психологіи, такъ какъ психологическіе эксперименты
до сихъ поръ производились главнымъ образомъ въ физіологіи.
Но здѣсь можно также видѣть, до какой степени несправедливъ

довольно распространенный въ наше время взглядъ, что будто
бы психологія есть часть физіологіи. Въ дѣйствительности для
построенія психологіи необходимъ такой обширный матеріалъ,
что экспериментальная психологія, которая въ настоящее время
неправильно называется также и физіологической, составляетъ
только часть психологіи вообще.
Вопросы для повторенія. Какимъ методомъ пользуется психологія? Какими
терминами еще обозначается методъ самонаблюденія? Чѣмъ отличается
самонаблюденіе отъ внѣшняго наблюденія по отношенію къ изученію своего
предмета? Какимъ способомъ познается психическая жизнь другого инди-
видуума? Приведите примѣръ умозаключенія изъ наукъ о физическомъ
мірѣ. Почему самонаблюденіе не исключаетъ объективнаго наблюденія?
Перечислите источники психологіи. Почему для психологіи являются важ-
ными: психологія народовъ, исторія, языкознаніе, наблюденія надъ психи-
ческой жизнью ребенка, животныхъ, анормальныя психическія явленія?
Что такое экспериментъ въ естествознанія? Приведите примѣръ. Почему
можно сомнѣваться въ возможности примѣненія эксперимента при изслѣ-
дованіи психическихъ явленій? Почему экспериментъ в ь психологіи возмо-
женъ? Почему считается, что психологія есть часть физіологіи? Почему
нельзя сказать, что психологія есть часть физіологіи?
ГЛАВА 3-я.
Классификація душевныхъ явленій.
Основные массы психическихъ явленій. Психическія яв-
ленія, какъ они открываются нашему самонаблюденію, отли-
чаются чрезвычайнымъ разнообразіемъ. Для того, чтобы мы
могли ихъ изучить, необходимо сходныя явленія отнести въ
одну общую группу, въ одинъ общій классъ, другими словами,
необходимо ихъ классифицировать. Въ обиходной жизни
различаются три класса психическихъ явленій, именно явленія
познанія, чувства, волевыя явленія. Различіе между ними мож-
но выразить слѣдующимъ образомъ.
Мы познаемъ что-либо, внѣ насъ находящееся; нѣчто, внѣ
насъ находящееся, оказываетъ на насъ воздѣйствіе. То психи-
ческое состояніе, которое является результатомъ такого воз-
дѣйствія, и есть познаніе. „Я вижу голубое небо", это
есть процессъ познанія; „я слышу раскаты грома", это есть
познаніе (и въ томъ и въ другомъ случаѣ намъ представляется,
что нѣчто внѣшнее—„небо", „громъ"—оказываетъ на насъ
воздѣйствіе). Я держу въ рукахъ металлическій прутъ, я ощу-
щаю его тяжесть, шероховатость, я ощущаю холодную поверх-

ность. Ощущеніе холода, тяжести, шероховатости есть позна-
ніе. Всѣ эти познаваемыя нами свойства представляются намъ
принадлежащими вещамъ, чему-то внѣшнему.
Второй классъ психическихъ явленій—это чувства. Наиболѣе
характерный признакъ этихъ психическихъ состояній заклю-
чается въ томъ, что въ нихъ имѣется налицо удовольствіе или
страданіе. Этотъ признакъ важно отмѣтить потому, что въ оби-
ходной жизни смѣшиваютъ два такихъ понятія, какъ чувство
и ощущеніе. Говорятъ: „я ощущаю боль", „я чувствую теплоту",
между тѣмъ какъ собственно слѣдовало бы сказать: „я чув-
ствую боль", „я ощущаю теплоту". Если мы желаемъ опре-
дѣлить, съ чѣмъ мы имѣемъ дѣло, съ чувствомъ или ощуще-
ніемъ, намъ нужно разсмотрѣть, имѣется ли налицо въ раз-
бираемомъ психическомъ состояніи удовольствіе или страданіе.
Если имѣется, то значитъ данное психическое состояніе есть
„чувство"; въ противномъ случаѣ оно есть „ощущеніе".
Третій классъ—это волевыя явленія. Сюда относятся наши
желанія, хотѣнія, влеченія, наши рѣшенія и т. п. Характер-
нымъ признакомъ волевыхъ явленій оказывается дѣятельность,
активность, иногда воздѣйствіе на внѣшній міръ. Въ волевомъ
процессѣ мы видимъ, что мы что-либо совершаемъ, мы обнаружи-
ваемъ активность. Напримѣръ, я „рѣшилъ" что-либо сдѣлать.
Въ этомъ психическомъ актѣ можно усмотрѣть извѣстное дѣй-
ствіе. Я, переживая тѣ психическія состоянія, которыя мы
называемъ волевыми, замѣчаю, что я произвожу какое-либо
измѣненіе или въ сферѣ психической, или во внѣшнемъ мірѣ.
Такимъ образомъ человѣкъ или что-нибудь познаетъ, или
что-нибудь чувствуетъ, или совершаетъ какое-либо дѣйствіе.
Вотъ три основныхъ класса душевныхъ явленій.
Теорія способностей. Эта классификація душевныхъ явле-
ній вполнѣ удовлетворяетъ потребности описанія или вообще
оперированія съ душевными явленіями. Если мы употребимъ
терминъ „чувство", то мы тотчасъ будемъ знать, о чемъ идетъ
дѣло, и будемъ ясно отличать чувство отъ волевыхъ явленій.
Иногда мы говоримъ, что мы обладаемъ способностью чувство-
вать, способностью познавать и т. п. Но терминъ „способность"
можетъ вводить въ заблужденіе, и поэтому слѣдуетъ тщательно
разобрать, въ какомъ именно смыслѣ мы должны употреблять его.
Терминъ „способность" въ психологіи находится въ тѣсной
исторической связи съ понятіемъ о душѣ, какъ его употреб-

лялъ Аристотель (384—322 до Р. Хр.) и вообще съ поня-
тіемъ причины тѣхъ или иныхъ душевныхъ явленій. Онъ для
объясненія причины растительныхъ функцій въ организмѣ
живыхъ существъ допускалъ особую душу, которую онъ на-
звалъ „растительной душой". На вопросъ, почему животныя
въ отличіе отъ растеній ощущаютъ, онъ отвѣчалъ, что причиной
ощущенія у живыхъ существъ является „ощущающая душа".
Человѣкъ отличается отъ другихъ существъ тѣмъ, что онъ
мыслитъ. Мышленіе человѣка, по Аристотелю, порождается
„разумно-мыслящей душой".
Впослѣдствіи (еще въ XVIII вѣкѣ) философы, отвѣчая на
вопросъ о причинахъ душевныхъ явленій, стали употреблять
терминъ „способность". На вопросъ: „почему человѣкъ мыс-
литъ?'' отвѣчали: „потому что у человѣка есть мыслящая
способность". На вопросъ: „почему человѣкъ чувствуетъ?"
отвѣчали: „потому что у человѣка есть чувствующая способ-
ность". Такимъ образомъ, для объясненія той или другой
группы психическихъ явленій допускали существованіе соотвѣт-
ствующей способности. По ихъ пониманію, та или другая
„способность" представляла собою нѣчто совершенно отдѣль-
ное, самостоятельное, не стоящее въ связи съ какими
либо другими способностями. Такъ различали способность
„памяти", „воображенія", „способность къ математическимъ
понятіямъ" и т. п.
Этотъ взглядъ относительно самостоятельнаго существованія
душевныхъ способностей принялъ крайнее выраженіе у нѣмец-
каго физіолога Галля (1757—1828). Галлъ признавалъ 27 раз-
личныхъ способностей; а то, что онъ ихъ считалъ существую-
щими отдѣльно, самостоятельно, выразилось въ томъ, что онъ
помѣщалъ ихъ въ различныхъ частяхъ мозга. Напр., такая спо-
собность, какъ „набожность", находится въ одной части мозга
такая способность, какъ „память на числа", „любовь къ
дѣтямъ", находится въ другой части*).
*) Иногда кажется, что сущность теоріи способностей заключается въ
признаніи, что отдѣльныя душевныя способности находятся въ различныхъ
частяхъ мозга, какъ это дѣлалъ Галлъ. Но это неправильно, потому что
можно говорить о раздѣльности и независимомъ другъ отъ друга существо-
ваніи душевныхъ способностей, совершенно не дѣлая предположеній от-
носительно мѣстонахожденія ихъ въ мозгу. Вѣдь сторонники теоріи спо-
собностей были и до Галля. Они не входили въ разсмотрѣніе вопроса о
положеніи ихъ въ мозгу.

Хотя эта теорія въ настоящее время въ наукѣ отвергнута,
однако способъ выраженія, допускаемый этой теоріей, еще
живетъ въ популярномъ сознаніи. И въ настоящее время очень
многіе, употребляя термины „способность памяти", „способ-
ность вниманія", „воображенія" и т. п., представляютъ ихъ
въ видѣ какихъ-то особенныхъ сущностей или реальностей, ко-
торыя живутъ въ душѣ отдѣльной, самостоятельной жизнью.
Ту психологію, которая признаетъ существованіе отдѣльныхъ
способностей въ родѣ какихъ-то сущностей, принято называть
„психологіей способностей", а самую теорію, допускающую
эти способности, принято называть „теоріей способностей".
Критика „теоріи способностей". Противъ теоріи способно-
стей можно привести слѣдующихъ два возраженія.
Во-первыхъ, если она принимаетъ какія-то особыя сущности
или реальности для объясненія душевныхъ явленій, то эти сущ-
ности, которыхъ прелюде называли „скрытыми силами", „скры-
тыми качествами" (qualitas occulta) и т. п., совсѣмъ не слу-
жатъ объясненіемъ, потому что эти предполагаемыя реаль-
ности совершенно для насъ непонятны, не говоря уже о томъ,
что самое существованіе ихъ не можетъ быть доказано. Сле-
довательно, объясненіе въ этомъ случаѣ сводится къ тому, что
для насъ неизвѣстно. Объясненіе было бы объясненіемъ толь-
ко въ томъ случаѣ, если бы оно опиралось на то, что для
насъ вполнѣ хорошо извѣстно. Въ данномъ случаѣ „способность"
есть только слово.
Вторая, болѣе существенная ошибка теоріи способностей
заключается въ томъ, что она предполагаетъ существованіе
способностей, совершенно не зависящихъ другъ отъ друга. Въ
самомъ дѣлѣ, когда кто-нибудь употребляетъ терминъ „способ-
ность памяти", то онъ склоненъ думать, что эта способность
живетъ какъ бы отдѣльной, самостоятельной жизнью незави-
симо отъ способностей „ощущенія", „мышленія", „воображе-
нія" и т. п. Это между прочимъ получаетъ свое выраженіе
въ томъ, что, по мнѣнію некоторыхъ, указанныя способности
имѣютъ мѣстопребываніе въ отдѣльныхъ участкахъ мозга. Но
это обособленіе способностей находится въ рѣшительномъ про-
тиворѣчіи съ фактомъ неразрывной связи психическихъ явленій.
Неразрывная связь психическихъ явленій. Мы видѣли, что
психическія явленія дѣлятся на три отличныхъ другъ отъ друга
класса: на чувства, познанія и волевыя явленія. Познаніе по-

рождается умомъ, волевыя явленія—волей. Тѣ, которые стоятъ
(иногда безсознательно) на точкѣ зрѣнія теоріи способностей,
предполагаютъ, что умъ и воля представляютъ собою какъ бы
два различныхъ существа, которыя живутъ отдѣльною
жизнью, но которыя могутъ оказывать воздѣйствіе другъ
на друга. Но такое пониманіе психическихъ явленій совер-
шенно невѣрно: указанные классы явленій не отдѣлимы другъ
отъ друга въ дѣйствительности; они отдѣлимы только въ на-
шемъ мышленіи. Мы можемъ „чувство" только мысленно от-
дѣлить отъ волевыхъ явленій, мы можемъ познаніе только мы-
сленно отдѣлить отъ чувствъ. Въ реальной же психической
жизни одна группа явленій существуетъ всегда совмѣстно съ
другой. Напр., если мы разсматриваемъ какой-либо предметъ
съ интересомъ и вниманіемъ, то на первый взглядъ
кажется, что мы имѣемъ дѣло только лишь съ процессомъ
познанія, но въ дѣйствительности здѣсь есть еще налицо и эле-
ментъ чувства, такъ какъ интересъ связанъ съ извѣстной сте-
пенью удовольствія. Въ этомъ процессѣ имѣется также и воля,
такъ какъ въ процессѣ вниманія обнаруживается съ нашей
стороны извѣстное усиліе или активность. Такимъ образомъ
въ процессѣ познанія имѣются налицо также и элементы чув-
ства и воли. Возьмемъ примѣръ волевого рѣшенія. Положимъ,
я размышляю относительно того, пойти ли мнѣ въ театръ, и
я „рѣшаю" пойти. Это дѣйствіе имѣетъ, несомнѣнно, волевой
характеръ; но въ немъ имѣются налицо также и элементы
познавательные, потому что въ этомъ дѣйствіи „размышленія"
я „разсуждаю", а процессъ разсужденія есть процессъ позна-
вательный. Въ указанномъ дѣйствіи могутъ быть также эле-
менты чувства, потому что выборъ этого дѣйствія произошелъ
вслѣдствіе того, что я признавалъ важнымъ для моего развитія
ознакомленіе съ той или другой пьесой. Сознаніе, что я со-
вершаю дѣйствіе, которое способствуетъ моему самоусовер-
шенствованію, связано съ чувствомъ удовольствія. Эти при-
мѣры показываютъ, что всѣ классы психическихъ явленій
тѣсно связаны другъ съ другомъ.
Въ каждомъ переживаемомъ нами психическомъ состояніи
могутъ быть всѣ три элемента, но мы обыкновенно обращаемъ
вниманіе только на одинъ элементъ, который въ данномъ яв-
леніи оказывается преобладающимъ, и отъ него полу-
чаетъ названіе само явленіе. Въ томъ или другомъ процессѣ

познанія налицо имѣются и элементы чувства, и волевые
элементы, но такъ какъ преобладающимъ являются познава-
тельные элементы, то и самый процессъ мы называемъ позна-
вательными
Изъ этого можно видѣть, до какой степени неправы тѣ,
которые предполагаютъ, что душевныя явленія опредѣленнаго
класса (познаніе, чувства п волевыя явленія) представляютъ со-
бою совершенно самостоятельныя явленія, которыя соста-
вляютъ какъ бы особый отдѣлъ души. Въ дѣйствительности они
тѣсно, можно сказать—неразрывно, связаны другъ съ другомъ.
Для правильнаго пониманія взаимоотношенія психическихъ
явленій слѣдуетъ понятіе „способности" въ вышеуказанномъ
смыслѣ отбросить. Изъ этого не слѣдуетъ, что это понятіе
совсѣмъ нельзя употреблять, напротивъ, его можно употреблять,
и мы будемъ его употреблять для обозначенія причины из-
вѣстнаго класса однородныхъ явленій, но не слѣдуетъ думать,
что одинъ классъ психическихъ явленій можетъ существовать
совершенно независимо отъ другихъ классовъ, какъ это
допускаютъ тѣ, которые неправильно употребляютъ понятіе
способности.
Раздѣленіе психологіи. Соотвѣтственно вышеуказанному
раздѣленію психическихъ явленій на три класса, мы можемъ
и психологію раздѣлить на три части: на психологію познанія,
психологію чувства и психологію воли.
Вопросы для повторенія. На какіе классы дѣлятся психическія явленія?
Какіе характерные признаки каждаго класса явленій? Какъ объяснялъ
причины душевныхъ явленій въ жизни тѣхъ или другихъ существъ Аристо-
тель? Что понимали философы подъ терминомъ способность? Какія двѣ
черты они приписывали способностямъ? Какія два возраженія можно при-
вести противъ теоріи способностей? Можно ли сказать, что та или другая
способность можетъ существовать независимо отъ другихъ способностей?
Что нужно понимать подъ неразрывной связью психическихъ явленій? При-
ведите примѣръ для поясненія того положенія, что психическое явленіе
того или другого класса всегда существуетъ совмѣстно съ явленіями иного
класса. Почему мы называемъ то или иное душевное явленіе чувствомъ,
волевымъ явленіемъ и т. п.?
ГЛАВА 4-я.
О строеніи нервной системы.
О связи между явленіями психическими и физіологиче-
скими. Изъ наблюденій повседневной жизни мы знаемъ, что

существуетъ какая-то связь между явленіями, которыя совер-
шаются въ нашемъ сознаніи, и между явленіями, которыя со-
вершаются у насъ въ организмѣ. Напримѣръ, когда мы ис-
пытываемъ чувство стыда, то мы краснѣемъ. Нѣкоторые по
этому поводу говорятъ: „чувство стыда" (явленіе психическое)
есть причина краснѣнія (физіологическаго явленія). Физіологи-
ческій процессъ краснѣнія находится въ причинной зависи-
мости отъ известнаго психическаго состоянія. Мы находимся
въ душной комнатѣ; спертый воздухъ производитъ удушье, и
мы испытываемъ чувство страданія. Въ этомъ случаѣ физіо-
логическій процессъ удушья (разстройства дыханія) является
причиной извѣстнаго психическаго состоянія. На этотъ разъ
психическое состояніе находится въ причинной зависимости
отъ известнаго физіологическаго процесса. Въ указанныхъ слу-
чаяхъ принято также говорить,что душа или сознаніе дѣйствуетъ
или воздѣйствуетъ на тѣло, что тѣло дѣйствуетъ или воздѣй-
ствуетъ на душу или на сознаніе. Истолковывая эти два слу-
чая, психологи говорятъ также о взаимодѣйствіи между ду-
шой и тѣломъ. Такимъ образомъ слѣдуетъ признать, что ме-
жду процессами физіологическими и процессами психическими
есть опредѣленная закономѣрная связь, при чемъ подъ этимъ
выраженіемъ мы будемъ понимать только то обстоятельство,
что, когда въ нашемъ организмѣ совершаются тѣ или другіе
физіологическіе процессы, то въ это время въ нашемъ со-
знаніи могутъ быть тѣ или другіе опредѣленные психологи-
ческіе процессы, и наоборотъ. Мы не будемъ ближе опредѣ-
лять, какого именно рода эта связь.
Для того, чтобы говорить вообще о связи между явленіями
физическими и психическими, намъ нужно поближе ознако-
миться съ сущностью тѣхъ физіологическихъ процессовъ, ко-
торые связаны съ явленіями психическими. Для этого намъ не-
обходимо ознакомиться съ строеніемъ и отправленіями нерв-
ной системы, потому что именно съ дѣятельностью нервной си-
стемы непосредственно связана психическая дѣятельность. Не
слѣдуетъ забывать, что изученіе строенія и отправленій нерв-
ной системы совсѣмъ не входитъ въ область психологіи: это
есть область анатоміи и физіологіи. Но хотя физіологія и пси-
хологія—двѣ совершенно различныя науки, однако физіоло-
гическія данныя необходимы для психологіи, какъ объ этомъ
уже говорилось выше.

Нервная система. Подъ черепнымъ покровомъ находится
головной мозгъ съ его различными частями. Отъ головного мозга
начинается спинной мозгъ—это толстая нить, проходящая че-
резъ позвонки до нижней части спины. Отъ спинного мозга
Рис. 1. Головной мозгъ человѣка. А—лѣвое полушаріе; С—мозжечокъ.
Подъ мозжечкомъ продолговатый мозгъ.
берутъ начало другія нити, проходящія между позвонками и
распространяющіяся по всему тѣлу. Эти нити развѣтвляются
и затѣмъ тончайшими, невидимыми для вооруженнаго глаза
нитями идутъ къ различнымъ органамъ. Часть ихъ идетъ къ
Рис. 2. Борозды и извилины поверхности лѣваго полушарія Gyrus озна-
чаетъ извилина; Lob (lobus)—доля; fissura—борозда; sulcus —борозда; Fis-
sura Sylvii—Сильвіева борозда; G. frontalis—лобная извилина; sup.—верх-
няя; med.— средняя; int. — нижняя; G. centralis — центральная извилина,
ant.—передняя; post. — задняя; G. occip. — затылочная извилина; G. tempo,,
ralis—височная извилина.

мускулахъ, часть—къ поверхности колеи, часть—къ железамъ
и т. п.
ГОЛОВНОЙ МОЗГЪ. Головной мозгъ дѣлится на слѣдующія
три части: первая часть—мозговыя полушаріи (ихъ два), покры-
тыя извилинами п бороздами,
изъ которыхъ каждая имѣетъ
свое опредѣленное названіе (см.
рис. 1-й и 2-й); вторая часть—
это мозжечокъ и третья —
продолговатый мозгъ. Въ моз-
говыхъ полушаріяхъ для насъ
самое существенное значеніе
имѣетъ поверхность ихъ, кото-
рая называется также корой
головного мозга. Кора головного
мозга дѣлится на четыре доли,
которыя отъ положенія ихъ
въ черепѣ называются лобной
долей, височной, затылочной и
теменной.
Элементы нервной системы. Нервная система складывается
изъ двухъ элементовъ, именно изъ нервныхъ клѣтокъ и нерв-
ныхъ волоконъ, или нитей. Если мы извлечемъ нервную клѣт-
ку изъ организма и помѣстимъ ее подъ микроскопъ, то мы
Рис. 3. Нервная клѣтка. А—осево-
цилиндрическій отростокъ; N—ядро
съ ядрышкомъ.
Рис. 4. Продольные и поперечные (А) разрѣзы нервныхъ волоконъ.
Широкая окаймляющая линія есть нервная оболочка.
увидимъ звѣздообразныя тѣльца, въ которыхъ различаютъ ядро
и ядрышко. Однѣ клѣтки отличаются отъ другихъ величиной,
а также количествомъ и формой отростковъ (см. рис. 3-й),
Если мы продѣлаемъ то же самое съ нервной нитью, то
мы увидимъ, что эта послѣдняя представляетъ собою нѣчто
въ родѣ трубки, внутри которой находится вещество, которое

называется осевымъ цилиндромъ (см. рис. 4-й); осевой ци-
линдръ бываетъ покрытъ (не всегда, впрочемъ) двумя оболоч-
ками, т. н. міэлиновой и шванновской. Въ нервной нити для
насъ представляетъ интересъ только осевой цилиндръ, въ
дѣятельности котораго собственно за-
ключается дѣятельность нерва.
Нейронъ. Въ послѣднее время анатомы
нашли, что нервная система состоитъ изъ
особыхъ анатомическихъ единицъ, такъ
наз. нейроновъ. Нейронъ представляетъ
соединеніе клѣтки съ нервными волок-
нами, выходящими изъ нея въ видѣ отро-
стковъ. Одни изъ этихъ отростковъ корот-
кіе, это такъ называемые протоплазма-
тическіе отростки, и одинъ длинный, на-
зываемый осевоцилиндрическимъ. Нейро-
ны связываются другъ съ другомъ такимъ
образомъ, что осевоцилиндрическій отро-
стокъ одного сплетается съ протоплазма-
тическими отростками другого (см. рис. 5);
нѣкоторые анатомы утверждаютъ, что про-
топлазматическіе отростки обладаютъ спо-
собностью приходить въ движеніе, именно
удлиняясь или укорачиваясь. При этомъ
происходитъ то, что, когда протоплазмати-
ческіе отростки одного нейрона удли-
няются, то устанавливается связь съ
другимъ нейрономъ, а когда укорачива-
ются, то эта связь прекращается. Ней-
роны называются анатомическими едини-
цами. Это нужно понимать такимъ обра-
зомъ, что, если бы оказалось возможнымъ
разложить всю нервную систему на ея
составныя части, то этими составными
частями и были бы нейроны, изъ кото-
рыхъ при помощи соединенія вновь можно было бы составить
нервную систему.
Связь между отдѣльными частями нервной системы. Нерв-
ная система называется системой потому, что состоитъ изъ
различныхъ частей, соединенныхъ въ одно цѣлое, систему.
Рис. 5. Схема соеди-
ненія нейроновъ. Ней-
ронъ A, d — его про-
топлазматическіе от-
ростки, с — осевоци-
линдрическій отрос-
токъ. Нейронъ B (обо-
значеніе его отрост-
ковъ то же самое)
соединяется съ ней-
рономъ А такимъ об-
разомъ, что осевоци-
линдрическій отрос-
токъ А приходитъ въ
соприкосновеніе съ
протоплазматическими
отростками В.

Соединеніе нервныхъ клѣтокъ въ большія или меньшія группы
называется центромъ. Въ этомъ смыслѣ отличаютъ центры моз-
говыхъ полушаріи, т. е. коры головного мозга. Существуютъ
также субкортикальные центры, т.-е. центры, которые нахо-
дятся подъ корой головного мозга. Сюда относятся между про-
чимъ мозжечокъ и продолговатый мозгъ. Центрами называютъ
Рис. 6. Схема соединенія центровъ нервной системы. С—мозговая кора
L, S, Т, V обозначаются общимъ именемъ „субкортикальные центры". Въ
самомъ низу поперечный разрѣзъ спинного мозга; а—волокна, соединяются
одни центры мозговыхъ полушаріи съ другими (ихъ называютъ ассоціаці-
онныя волокна); с — волокна, соединяющія центры одного полушарія съ
центрами другого (ихъ называютъ коммисурныя волокна).
также такъ наз. сѣрое вещество спинного мозга. На прила-
гаемомъ рисункѣ (6-мъ) можно видѣть, какая существуетъ
связь между отдельными центрами. На рисункѣ схематически
изображается связь, напр., между частями полушаріи. Отдѣль-
ные центры одного и того же полушарія связываются

также при помощи нервныхъ нитей. На рисункѣ мы можемъ
прослѣдить связь, существующую между поверхностью тѣла
и корой головного мозга. Именно нервныя нити идутъ отъ
коры головного мозга черезъ субкортикальные центры и че-
резъ центры спинного мозга къ поверхности тѣла. При по-
мощи нервныхъ нитей устанавливается связь между отдѣль-
ными частями нервной системы, благодаря которой она и
можетъ функціонировать, какъ система, т. - е. какъ одно
цѣлое.
Мы разсмотрѣли такимъ образомъ строеніе нервной систе-
мы, въ слѣдующей главѣ мы разсмотримъ ея отправленія, или
функціи.
Вопросы для повторенія. Что нужно понимать подъ связью между явле-
ніями физическими и психическими? Изъ какихъ частей состоитъ нервная
система? Изъ какихъ частей состоитъ головной мозгъ? Изъ какихъ элемен-
товъ складывается нервная система? Что такое нейронъ? Изложите схему
соединенія отдѣльныхъ частей нервной системы.
ГЛАВА 5-я.
Функціи нервной системы.
Сущность нервнаго возбужденія. Физіологи предполагаютъ,
что нервное вещество обладаетъ очень сложнымъ составомъ
и можетъ очень быстро разлагаться. Чтобы объяснить, что
дѣлается съ нервнымъ веществомъ въ то время, какъ нервъ
находится въ дѣятельномъ состояніи, возьмемъ въ примѣръ
порохъ. Если мы въ кучку пороха бросимъ искорку, то по-
рохъ вспыхнетъ и разложится на свои составныя части. Когда
нервъ дѣйствуетъ, то съ его веществомъ происходитъ прибли-
зительно то же самое, что и съ порохомъ.
Физіологи, чтобы показать дѣятельность нерва, обыкновенно
поступаютъ слѣдующимъ образомъ. Они отрѣзываютъ ножку
лягушки въ томъ мѣстѣ, которое соотвѣтствуетъ нашему ко-
лѣну, оставляя въ цѣлости такъ называемый сѣдалищный
нервъ, связанный съ мускулами голени, которые своимъ со-
кращеніемъ приводятъ въ движеніе лапку лягушки. Имѣя
такой „препаратъ" (какъ выражаются въ этомъ случаѣ физіоло-
ги), мы можемъ наблюдать, что въ состояніи производить
нервъ, когда онъ дѣйствуетъ; для этого мы должны раздражать
или возбуждать его; а это мы можемъ дѣлать различными спо-
собами: мы можемъ щипать нервъ, прикасаться къ нему чѣмъ-

нибудь горячимъ или холоднымъ, мы можемъ прикладывать къ
нему какое-нибудь вещество, напр., соль; во всѣхъ этихъ слу-
чаяхъ мы замѣтимъ, что нервъ возбуждается; объ этомъ мы
можемъ судить по тому, что лапка лягушки сокращается вся-
кій разъ, какъ нервъ возбуждается.
Въ чемъ заключается нервное возбужденіе?
Такъ какъ нервное возбужденіе, подобно электрическому
току, распространяется по нерву, то можно было думать, что оно
представляетъ собою электрическій токъ. Но по произведеннымъ
измѣреніямъ оказывается, что нервное возбужденіе распро-
страняется со скоростью 68 метровъ въ секунду; эта скорость
распространенія нервнаго тока приблизительно въ десять мил-
ліоновъ разъ меньше скорости распространенія электрическаго
тока. Поэтому предположеніе тождества нервнаго возбужденія съ
электрическимъ токомъ нужно было оставить. Всего вѣроятнѣе,
что процессъ, совершающійся въ нервѣ въ то время, какъ онъ
находится въ состояніи дѣятельности, есть процессъ химическій.
Что же дѣлается съ нервнымъ веществомъ въ то время,
какъ нервъ возбуждается? Оно разлагается подобно пороху, и
это разложеніе передается отъ одного конца нервной нити до
другого. Пояснимъ это сравненіемъ. Положимъ, мы взяли по-
рохъ и насыпали на столѣ такимъ образомъ, чтобы образова-
лась длинная тонкая полоса. Затѣмъ мы бросили искорку съ
одного конца полоски; тогда порохъ, вспыхнувъ съ этой сто-
роны, передастъ огонь другой части, эта слѣдующей и т. д.,
пока не сгоритъ вся полоска. То же самое дѣлается и съ
нервнымъ веществомъ. Разложеніе нервнаго вещества пере-
дается отъ одной части къ другой. Аналогія между сгораніемъ
пороха и разложеніемъ нервнаго вещества полная, но есть и
существенная разница между этими двумя „сгораніями". Когда
порохъ сгоритъ, то онъ перестаетъ существовать, нельзя его
зажечь во второй разъ. Если бы съ нервнымъ веществомъ дѣ-
лалось то же самое, что и съ порохомъ, то мы могли бы воз-
будить нервъ только одинъ разъ. Нервное вещество разложи-
лось бы, и мы уже болѣе не были бы въ состояніи возбуждать
нервъ, а между тѣмъ въ дѣйствительности мы можемъ возбу-
ждать его много разъ. Отчего же это происходитъ, если нерв-
ное вещество разлагается? Это происходитъ оттого, что вза-
мѣнъ, такъ сказать, „истраченнаго" вещества появляется дру-
гое. Надо знать, что нервъ находится въ соприкосновеніи съ

кровеносными сосудами; относительно же крови извѣстно,
что она содержитъ различныя питательныя вещества, которыя
служатъ для того, чтобы возстанавливать все то, что нашимъ
организмомъ истрачено. Это же, разумѣется, справедливо и
относительно нервнаго вещества: какъ только оно разложи-
лось, изъ крови тотчасъ поступаетъ въ нервъ матеріалъ, изъ
котораго вновь созидается нервное вещество: такимъ образомъ
жизнь нерва сводится къ безпреставному умиранію и оживанію;
отсюда понятно, что нервъ работаетъ тѣмъ лучше, чѣмъ обиль-
нѣе онъ снабжается питательнымъ матеріаломъ, и наоборотъ.
Теперь мы познакомились съ дѣятельностью нервной ни-
ти, взятой въ отдѣльности; но намъ нужно знать дѣятель-
ность всей нервной „системы", всѣхъ нервовъ, находящихся
въ нашемъ организмѣ.
Нервы чувствующіе и двигательные. Нервы, смотря по
тому, въ какомъ направленіи проводятъ возбужденіе, дѣлят-
ся на двѣ группы: есть нервы, которые несутъ возбужденіе отъ
поверхности тѣла къ мозгу; эти нервы называются чувствующими;
при возбужденіи этихъ нервовъ мы ощущаемъ теплоту, холодъ,
свѣтъ, звукъ и т. п. Другой родъ нервовъ проводитъ возбу-
жденіе отъ мозга къ поверхности тѣла; эти нервы называются
двигательными; благодаря возбужденію ихъ мы производимъ раз-
личныя движенія рукъ, ногъ, туловища и другихъ частей на-
шего организма. Чувствующіе нервы называются также центро-
стремительными, а двигательные называются центробѣжными.
Рефлективный движенія. Если мы возьмемъ лягушку, обез-
главимъ ее и станемъ щипать ея ножку, то ножка будетъ
сокращаться. Это происходитъ отъ того, что возбужденіе отъ по-
верхности кожи передается клѣткамъ спинного мозга, от-
сюда возбужденіе по двигательнымъ нервамъ передается
мускуламъ, которые и сокращаются.
Такое движеніе называется рефлек-
тивнымъ (см.рис. 7-й). Если кто
нибудь подойдетъ ко мнѣ и, неза-
мѣтно для меня, ущипнетъ меня за
руку, то я, разумѣется, быстро ее
отдерну; это будетъ движеніемъ тоже
рефлективнымъ: оно совершается по-
мимо моего хотѣнія, благодаря воз-
бужденію нервныхъ нитей и центровъ
Рис. 7. Схема рефлекса. Воз-
бужденіе отъ поверхности
кожи (1) по чувствующему
волокну А доходитъ до цент-
ра нервной клѣтки В; отсю-
да по чувствующему волок-
ну С идетъ къ мускулу (2).

спинного мозга. Въ этомъ движеніи головной мозгъ можетъ не
принимать никакого участія, потому что, какъ мы видѣли въ
вышеприведенномъ примѣрѣ, лягушка совершаетъ рефлективныя
движенія и безъ головного мозга. Къ числу рефлективныхъ
актовъ относятся также чиханіе, кашляніе, миганіе и т. п.
Эти движенія совершаются помимо нашей воли.
Локализація умственныхъ способностей. Что же сказать о
тѣхъ движеніяхъ, которыя совершаются по нашему хотѣнію,
напр., когда мы хотимъ согнуть руку, опустить голову и т. п.?
Физіологи говорятъ, что эти движенія происходятъ точно такъ
же благодаря возбужденію нервовъ, съ тою только разницею,
что въ рефлективныхъ движеніяхъ возбужденіе начинается
извнѣ, а въ движеніяхъ волевыхъ возбужденіе начинается
изнутри, въ коркѣ головного мозга и затѣмъ распространяется
къ мускуламъ нашего тѣла. Далѣе физіологи утверждаютъ,
что, когда мы „ощущаемъ", „разсуждаемъ", „рѣшаемъ", то
въ это время у насъ возбуждаются опредѣленные нервы моз-
говыхъ полушаріи, въ дѣятельное состояніе приходятъ опре-
дѣленныя части корки головного мозга. Такъ утверждаютъ
физіологи.
Но откуда они знаютъ, что въ томъ или въ другомъ слу-
чаѣ возбуждается та или другая часть мозга? Это они знаютъ
изъ опытовъ, которые производятся приблизительно слѣдую-
щимъ образомъ. Берутъ, напр., голубя и вырѣзываютъ у него
полушарія. Это можно сдѣлать безъ опасности для жизни го-
лубя: онъ можетъ жить нѣкоторое время послѣ операціи, но
умственныя способности его совершенно мѣняются. Если по-
ложить передъ нимъ зерна, то онъ не станетъ ихъ клевать;
онъ будетъ клевать ихъ только тогда, когда эти зерна кла-
дутъ ему въ клювъ. Онъ не станетъ самъ по себѣ двигаться;
если же его толкнуть, то онъ можетъ приходить въ движеніе.
Однимъ словомъ, голубь дѣлается какимъ-то машинообразнымъ
существомъ: опъ теряетъ „разсудокъ" п „волю". Отсюда можно
сдѣлать выводъ, что дѣятельность разсудка и воли всецѣло
связана съ дѣятельностью мозговыхъ полушаріи.
Мозговыя полушарія, какъ мы видѣли выше, имѣютъ из-
вилины, и физіологамъ удалось съ большею пли меньшею
точностью опредѣлить назначеніе каждой изъ нихъ. Если вы-
рѣзать у животнаго, напр., у собаки, ту или другую извилину,
то окажется, что она лишится какой-нибудь способности, напр.,

приводить въ движеніе переднюю лапу, языкъ и т. п. Если
мы, напр., у собаки вырѣжемъ часть затылочной доли, то ока-
зывается, что собака утрачиваетъ способность видѣть предметы,
слѣдовательно, утрачиваетъ способность зрительныхъ воспріятіи.
Если мы вырѣжемъ опредѣленную часть височной доли, то со-
бака лишается способности воспринимать звуки. Если въ такъ
называемомъ „зрительномъ центрѣ" вырѣжемъ середину, то мы
натолкнемся на слѣдующее явленіе. Собака лишается способ-
ности истолковывать, объяснять, какому предмету принадле-
житъ тотъ или другой цвѣтъ; цвѣтъ она можетъ ощущать, но
только не знаетъ, какому предмету онъ принадлежитъ; у нея
наступаетъ то, что физіологи называютъ „психической слѣпо-
той". Такъ, напр., собака, надъ которой произвели указанную
операцію, при видѣ палки не обнаруживаетъ никакого страха.
Палку она „видитъ", но не „понимаетъ", какое значеніе мо-
жетъ имѣть палка для нея.
Этотъ способъ опредѣленія функціи той или другой части
головного мозга называется способомъ „экстирпаціи" или уда-
ленія тѣхъ или другихъ частей его.
Второй способъ—это возбужденіе при помощи электриче-
скаго тока. Мы можемъ приложить электрическій токъ къ той
или иной части мозга, къ той или иной извилинѣ мозга или
къ тому или другому участку его и затѣмъ смотримъ, какая
часть тѣла приходитъ въ движеніе. Напр., мы можемъ прило-
жить токъ къ какому-нибудь мѣсту такъ называемой „двига-
тельной области", тогда мы увидимъ, что у животнаго будетъ
приходить въ движеніе или лицо, или голова и т. п. Такимъ
способомъ мы можемъ опредѣлить, какая часть мозга запра-
вляетъ движеніемъ той или другой части тѣла.
Есть еще одинъ способъ опредѣлять назначеніе различныхъ
частей мозга. Это именно вскрытія послѣ смерти. Бываютъ
случаи, когда нѣкоторыя лица вслѣдствіе болѣзни утрачива-
ютъ способность совершать то или другое дѣйствіе, напр.,
приводить въ движеніе какую-либо конечность. Физіологи пред-
полагаютъ, что утрата этой способности происходитъ вслѣд-
ствіе того, что какая-то часть мозга перестала дѣйствовать,
т.-е. возбуждаться. Тогда послѣ смерти этого больного вскры-
ваютъ черепъ и смотрятъ, какая часть мозга поражена. Изъ
этого дѣлаютъ заключеніе, что та или другая способность за-
висѣла отъ дѣятельности той или другой части головного мозга.

Бываютъ, напр., случаи, что люди, у которыхъ рука и пальцы
находятся въ совершенно нормальномъ состояніи, вдругъ утра-
чиваютъ способность „писать".Эта болѣзнь называется аграфіей.
Бываютъ случаи, когда человѣкъ, у котораго языкъ, гортань
и проч. находятся въ полной цѣлости, утрачиваетъ способ-
ность произносить слова (болѣзнь эта называется афазія).
Вскрытія показываютъ, что эти болѣзни происходятъ вслѣдствіе
пораженія опредѣленныхъ частей мозга.
Такимъ способомъ удалось съ большей или меньшей точ-
ностью опредѣлить назначеніе каждой части головного мозга
Рис. 8. Изображеніе участковъ головного мозга, которые, по предположенію
физіологовъ, имѣютъ различное назначеніе. Такъ, напр., та часть, которая
на рис. обозначена словомъ „зрѣніе", управляетъ способностью зрѣнія; та
часть, которая обозначена словомъ „движеніе", управляетъ движеніемъ
различныхъ частей тѣла (туловища, пальцевъ руки, ноги, мускуловъ лица
и т. п.)
(см. рис. 8). Нѣкоторые по этому поводу употребляютъ выра-
женіе, что тѣ и другія ,,умственныя способности находятся
(локализуются) въ опредѣленной части мозга". Такой способъ
выраженія приводитъ насъ къ Галлевской теоріи „способностей",
не находящихся другъ съ другомъ ни въ какой связи.
Понятіе локализаціи. Для правильнаго пониманія термина
„локализація" умственныхъ способностей нужно имѣть въ виду
слѣдующихъ два положенія. Во-1-хъ, нельзя думать, что какія
либо способности, подобно какимъ-либо физическимъ реально-
стям, находятся въ той или другой части мозга. Это ясно
на основаніи того, что было сказано выше (стр. 15—16). Нужно
въ этомъ случаѣ говорить, что тотъ или другой психическій

процессъ (напр., зрѣніе) связанъ опредѣленнымъ образомъ съ
дѣятельностью той или другой части мозга. При такомъ способѣ
выраженія не можетъ подниматься вопросъ о мѣстонахожденіи
тѣхъ или другихъ способностей. Во-2-хъ, нельзя думать, что
для тѣхъ или другихъ процессовъ нужны только тѣ или дру-
гіе мозговые центры. Нельзя, напр., думать, что для осуще-
ствленія процесса зрѣнія нуженъ только т.-наз. „зрительный
центръ". Въ дѣйствительности процессъ зрѣнія осуществляется
благодаря дѣятельности множества центровъ, но между ними,
можетъ-быть, первенствующая роль принадлежитъ зрительному
центру.
Вопросы для повторенія. Въ чемъ заключается сущность нервнаго воз-
бужденія? Какое различіе между нервами чувствующими и двигательными?
Что такое рефлексъ? Какіе существуютъ три способа изслѣдованія локали-
заціи умственныхъ способностей? Почему нельзя сказать, что та или дру-
гая способность находится въ той или иной части мозга? Какія два поло-
женія нужно имѣть въ виду, когда мы употребляемъ терминъ „локализація"
умственныхъ способностей?
ЧАСТЬ I.
Психологія познанія.
ГЛАВА 6-я.
Объ ощущеніяхъ вообще.
Ощущеніе — простѣйшій психическій актъ. Мы начнемъ
изученіе процесса познанія съ самаго простѣйшаго процесса,
чтобы затѣмъ перейти къ болѣе сложнымъ. Такимъ простѣй-
шимъ процессомъ познанія является ощущеніе. Чтобы пояснить
это, возьмемъ примѣръ. Положимъ, у меня въ рукѣ находится
яблоко. Я могу сказать, что я его „познаю", что я о немъ
имѣю извѣстное знаніе. Знаніе это сводится къ тому, что я
ощущаю извѣстный цвѣтъ, прикосновеніе, холодъ, запахъ и
т. п. Знаніе о яблокѣ, такимъ образомъ, какъ извѣстный про-
цессъ, разлагается на свои составныя части: на ощущеніе цвѣ-
та, ощущеніе прикосновенія, запаха и т. п. Но спрашивается,
можемъ ли мы такимъ же образомъ разложить ощущеніе цвѣ-
та, ощущеніе запаха, ощущеніе холода на ихъ составныя
части, т.-е. сказать, что ощущеніе цвѣта, напримѣръ, скла-
дывается изъ такихъ элементовъ, которые не суть ощущеніе
цвѣта? Можемъ ли мы сказать, что ощущеніе запаха склады-

вается изъ такихъ элементовъ, которые не суть ощущеніе запаха?
Конечно, нѣтъ. Изъ этого ясно, что ощущенія предста-
вляютъ собою простѣйшіе элементы сознанія.
Подобно тому, какъ вещества складываются изъ простѣй-
шихъ элементовъ (напримѣръ, вода изъ кислорода и водорода),
такъ и процессы познанія складываются изъ ощущеній. Въ
этомъ отношеніи между физическими элементами и между
психическими элементами есть несомнѣнная аналогія, но слѣ-
дуетъ помнить, что между химическимъ анализомъ, при по-
мощи котораго мы находимъ составные элементы веществъ,
и между психическимъ анализомъ, при помощи котораго мы
разлагаемъ сложныя психическія образованія на ихъ состав-
ныя части, есть очень существенное различіе. Химическіе
элементы могутъ существовать въ отдѣльности. Напр., кисло-
родъ и водородъ, которые входятъ въ составъ воды, могутъ
существовать каждый въ отдѣльности, психическіе же элемен-
ты въ отдѣльности существовать не могутъ. Можно сказать,
что мы почти никогда не можемъ имѣть какого-либо ощуще-
нія въ чистомъ видѣ: оно всегда бываетъ связано съ какимъ
либо другимъ ощущеніемъ или вообще психическимъ процес-
сомъ. Напримѣръ, мы никогда не можемъ имѣть ощущенія
звука просто: когда мы ощущаемъ звукъ, то мы въ то же
время представляемъ пространство. Мы не можемъ имѣть
ощущенія вкуса въ чистомъ видѣ. Напримѣръ, если на языкъ
попадаетъ капля уксуса, то кажется, что мы имѣемъ чистое
ощущеніе вкуса, на самомъ дѣлѣ это ощущеніе, какъ выра-
жаются въ обиходѣ, лжетъ, а жженіе есть ощущеніе осяза-
тельное. Такимъ образомъ, невидимому, простое или чистое
ощущеніе вкуса на самомъ дѣлѣ соединено съ другимъ ощу-
щеніемъ. Если же мы говоримъ о чистыхъ ощущеніяхъ, то
только въ томъ смыслѣ, что мы можемъ умственно представить
тѣ или другія ощущенія отдѣльно отъ другихъ ощущеній, между
тѣмъ какъ они въ дѣйствительности другъ отъ друга не отдѣляются.
Укажемъ на физіологическія условія, благодаря которымъ
осуществляется процессъ ощущенія. Если я прикоснусь чѣмъ
нибудь твердымъ къ поверхности кожи, то нервъ придетъ въ
состояніе возбужденія, возбужденіе будетъ передано головному
мозгу, и результатомъ возбужденія явится ощущеніе. Ощуще-
ніе запаха осуществляется благодаря тому, что частички того
или другого вещества приходятъ въ соприкосновеніе съ окон-

чаніями обонятельныхъ нервовъ, возбуждаютъ ихъ; возбужде-
ніе передается къ мозгу, и результатомъ этого получается
ощущеніе. Обобщая, можно сказать, что всякое ощущеніе осу-
ществляется благодаря возбужденію нервовъ того или другого
органа чувствъ.
Понятіе раздраженія. Мы должны тщательно отличать пси-
хическій процессъ ощущенія отъ причинъ, его порождающихъ.
Мы видѣли, что осязательное ощущеніе происходитъ благо-
даря давленію на поверхность кожи. Изъ физики извѣстно,
что причиной ощущенія звука являются сгущенія п разрѣже-
нія воздуха. Причиной ощущенія цвѣта являются такъ • наз.
волнообразныя колебанія эѳира. Процессъ осуществленія зву-
кового ощущенія можно представить слѣдующимъ образомъ.
Волнообразное колебаніе воздуха дѣйствуетъ на окончаніе
слухового нерва, возбужденіе передается по слуховому нерву
къ мозгу, и результатомъ этого является ощущеніе. Въ этомъ
процессѣ мы должны различать три разныхъ момента. Про-
цессъ, совершающійся въ воздухѣ, есть процессъ физическій;
процессъ, совершающійся въ нервѣ и въ нервныхъ центрахъ,
есть процессъ физіологическій; наконецъ, ощущеніе—процессъ
психическій, совершающійся въ сознаніи. О немъ отнюдь нельзя
сказать, что онъ совершается гдѣ-нибудь въ нервѣ или въ
нервныхъ центрахъ. Въ этихъ послѣднихъ совершается только
возбужденіе, которое, какъ мы видѣли выше, есть процессъ
химическій. Нужно самымъ тщательнымъ образомъ отличать
три указанныхъ момента. Физическій процессъ, который является
причиной ощущенія, мы будемъ называть раздраженіемъ.
Что процессъ психическій, ощущеніе, совершенно отли-
чается отъ процесса физіологическаго, который является его
условіемъ, можно пояснить между прочимъ и тѣмъ, что люди,
которые ничего не знаютъ о существованіи у нихъ нервовъ
или нервныхъ возбужденій, вполнѣ хорошо, однако, отличаютъ
одни ощущенія отъ другихъ и никогда не скажутъ, что ощу-
щеніе запаха есть ощущеніе слуха и т. п. Если, различая
одни ощущенія отъ другихъ, они совершенно не руководству-
ются какими-либо свѣдѣніями о нервахъ или нервныхъ воз-
бужденіяхъ, то это значитъ, что ощущеніе есть нѣчто совер-
шенно отличное отъ нервныхъ возбужденій, которыя являются
его условіемъ.
Стороны ощущеній. Мы видѣли, что задача психологіи—

представить точное описаніе психическихъ процессовъ. Мы
тотчасъ разсмотримъ ощущеніе съ чисто психологической точки
зрѣнія. Мы опишемъ различныя стороны его, совершенно не
пользуясь никакими физіологическими данными, а прибѣгая
только къ самонаблюденіи).
Мы знаемъ, что ни одно существо, способное ощущать,
не станетъ смѣшивать ощущеніе цвѣта съ ощущеніемъ вкуса,
запаха и т. п. То основное свойство ощущеній, благодаря кото-
рому мы одни ощущенія отличаетъ отъ другихъ ощущеній, на-
зывается качествомъ ощущеній. Напр., ощущеніе цвѣта мы от-
личаемъ отъ ощущенія звука, благодаря тому, что ему присуще
особое качество. Равнымъ образомъ мы отличаемъ красный цвѣтъ
отъ зеленаго благодаря тому, что ему присуще особое качество.
Далѣе, представимъ себѣ, что у насъ есть металлическій
шарикъ, который мы бросаемъ съ высоты четверти аршина на
металлическую же подставку. Мы знаемъ, что результатомъ
паденія шарика будетъ ощущеніе звука. Если мы бросимъ
тотъ жъ шарикъ съ высоты одного аршина, то у насъ полу-
чится опять ощущеніе звука, которое по качеству будетъ сходно
съ первымъ ощущеніемъ, но будетъ отличаться отъ него интен-
сивностью или силой. Если на нашъ глазъ дѣйствуетъ свѣтъ свѣчи
и свѣтъ электрической лампы, то мы можемъ сказать, что въ
обоихъ случаяхъ ощущеніе по качеству будетъ тождественно,
но будетъ отличаться силой: именно, ощущеніе отъ свѣта лам-
пы будетъ сильнѣе или интенсивнѣе.
Съ нѣкоторыми ощущеніями болѣе или менѣе постоянно
связываются тѣ или другія чувства, напримѣръ, ощущеніе
сладкаго вкуса связано съ чувствомъ удовольствія, ощущеніе
звука, которое получается отъ скрипѣнія грифеля, связано съ
чувствомъ неудовольствія. Это свойство ощущеній въ психо-
логіи принято называть чувственнымъ тономъ.
Такимъ образомъ качество, интенсивность, чувственный тонъ
суть различныя стороны ощущенія; но мы, конечно, должны
помнить, что ни одна сторона не существуетъ независимо отъ
другой, что всѣ стороны тѣснѣйшимъ образомъ связаны другъ
съ другомъ; качество не можетъ существовать безъ интенсив-
ности, интенсивность—безъ качества и т. д. Если же мы вы-
дѣляемъ различныя стороны, то это мы дѣлаемъ только благо-
даря психологическому анализу, реально же они связаны не-
раздѣльно другъ съ другомъ.

Классификація ощущеній. Мы можемъ переживать самыя
различныя ощущенія. Сходныя изъ нихъ слѣдуетъ отнести въ
общіе классы. Мы раздѣлимъ всѣ ощущенія на два большихъ
класса, въ зависимости отъ тѣхъ раздраженіи, которыя ихъ
порождаютъ. Мы различаемъ два класса раздраженіи: внѣшнія
и внутреннія. Внѣшнія раздраженія это тѣ, которыя находятся
внѣ нашего тѣла; внутреннія раздраженія это тѣ, которыя на-
ходятся внутри пли въ предѣлахъ нашего тѣла. Къ числу
внѣшнихъ раздраженіи относятся волнообразныя колебанія
эѳира, воздушныя колебанія, раздраженія частичекъ веществъ,
которыя вызываютъ ощущенія запаха, и т. п. Поэтому къ пер-
вому классу относятся ощущенія зрительныя, слуховыя, осяза-
тельныя, вкусовыя, обонятельныя. Мы ихъ назовемъ ощуще-
ніями спеціальныхъ органовъ чувствъ.
Вторая группа ощущеній обыкновенно называется органиче-
скими ощущеніями, общими ощущеніями, ощущеніями жизни.
Они порождаются внутренними раздраженіями, находящимися въ
зависимости отъ состоянія тѣхъ или другихъ органовъ. Напри-
мѣръ, съ тѣмъ или другимъ состояніемъ пищеваритель-
ныхъ органовъ находится въ связи ощущеніе голода, жажды,
насыщенія н т. п. Съ тѣмъ или другимъ состояніемъ дыха-
тельныхъ органовъ находится въ связи ощущеніе удушья,
легкаго дыханія и т. п. Сокращеніе мускуловъ вызываетъ
особое ощущеніе, которое называется мускульнымъ ощущеніемъ.
Это послѣднее также относится къ органическимъ ощущеніямъ.
Теперь перейдемъ къ разсмотрѣнію ощущеній со стороны
ихъ качества.
Вопросы для повторенія. Почему мы считаемъ ощущеніе простѣйшимъ
психическимъ актомъ? Какое различіе между психическимъ анализомъ и
химическимъ? Каковы физіологическія условія, благодаря которымъ осуще-
ствляется ощущеніе? Что слѣдуетъ называть раздраженіемъ? Какія стороны
различаемъ мы въ ощущеніяхъ? Поясните при помощи примѣровъ. На ка-
кіе два класса дѣлятся ощущенія? Что мы кладемъ въ основу классифи-
каціи ощущеній? Какъ называется первый классъ ощущеній? Какъ назы-
вается второй классъ ощущеній? Какія ощущенія относятся въ этотъ
классъ?
ГЛАВА 7-я
Ощущеніе звука.
Звукъ съ психологической точки зрѣнія. Если какое-ни-
будь твердое тѣло падаетъ на полъ, то его паденіе вызываетъ

у насъ то ощущеніе, которое мы называемъ стукомъ. Треніе
листьевъ другъ о друга вызываетъ звуковое ощущеніе шеле-
ста. Подобнаго рода звуковыхъ ощущеній чрезвычайно много;
сюда относятся шуршаніе платья, жужжаніе насѣкомыхъ,
журчаніе ручейка и т. п. Они настолько различны, что под-
вести ихъ въ одну группу не представляется никакой воз-
можности. Для этого рода звуковъ существуетъ общее назва-
ніе шумы. Но среди звуковъ выдѣляется одна группа, которая
носитъ названіе музыкальныхъ тоновъ. Это именно тѣ звуки, ко-
торые употребляются въ музыкѣ. Музыкальные тоны мы отли-
чаемъ другъ отъ друга по ихъ высотѣ. Одни тоны высоки,
напр., дискантовые, другіе—низки, напр., басовые. Одинъ и
тотъ же тонъ можетъ имѣть еще одно свойство, которое отли-
чаетъ его отъ другихъ тоновъ той же высоты. Если мы про-
изведемъ тонъ do3 на фортепіано, на скрипкѣ, на флейтѣ, то
хотя эти три тона будутъ одинаковой высоты, но они будутъ
отличаться другъ отъ друга характерными особенностями, и
это различіе ихъ называется различіемъ тембра.
Если мы заставимъ дѣйствовать на наше ухо два тона
вмѣстѣ, и одинъ изъ нихъ будетъ dot, а другой—do2,то эти
два тона дадутъ какъ бы одно ощущеніе, которое называется
созвучіемъ или интерваломъ октавы (есть еще интервалы, ко-
торые называются терціей, квинтой, дуодецимой п т. п.). Если
мы возьмемъ три тона, напр., db3, ш3, воІг, то ихъ сочетаніе
дастъ намъ аккордъ, состоящій изъ трехъ музыкальныхъ то-
новъ. Лица съ болѣе или менѣе тонкой способностью различенія
въ состояніи съ большей или меньшей отчетливостью разли-
чить существованіе трехъ указанныхъ тоновъ. Эта способность
различать въ сложномъ сочетаніи музыкальныхъ тоновъ
отдѣльные тоны можетъ быть названа способностью анализи-
ровать звукъ. Вотъ психологическіе факты.
Теперь разсмотримъ тѣ физическія причины, которыя по-
рождаютъ звуковое ощущеніе.
Физическія причины ощущенія звука. Беремъ въ руки
камертонъ и при помощи удара заставляемъ его звучать. Ка-
мертонъ приходитъ въ колебательное движеніе. Прикасаясь
рукой къ камертону, можно убѣдиться въ томъ, что его ножки
совершаютъ колебательныя движенія. Но слѣдуетъ замѣ-
тить, что если бы между камертономъ и ухомъ не было ника-
кой упругой среды, то мы не были бы въ состояніи ощущать

звука. Звукъ мы ощущаемъ потому, что между ухомъ и ка-
мертономъ находится особая среда, именно воздухъ, въ кото-
ромъ совершаются опредѣленныя измѣненія. Физики говорятъ,
что вслѣдствіе колебательныхъ движеній камертона въ воз-
духѣ происходитъ періодическое разрѣженіе и сгущеніе, быстро
слѣдующія другъ за другомъ. Это разрѣженіе и сгущеніе они,
вслѣдствіе причинъ, которыхъ мы ближе разсмотрѣть не мо-
жемъ, называютъ волной. Воздушныя волны могутъ имѣть раз-
личную длину, п въ этомъ отношеніи между ними и водяными
волнами можно усмотрѣть полную аналогію. Если на спокой-
ную поверхность озера падаютъ капли дождя, то образуются
волны, но волны эти очень малы. Волны на океанѣ такъ ве-
лики, что могутъ покрыть цѣлый корабль. Такое же различіе
въ величинѣ установлено и по отношенію къ воздушнымъ
волнамъ: такъ, напр., найдено, что длина волны, которая со-
зидается do контръ-октавы, равняется 35 футамъ, а длина
волны, которая созидается самой высокой нотой рояля, равняет-
ся 3 дюймамъ. Слѣдовательно, воздушныя волны отличаются
одна отъ другой своей длиной.
Но для насъ представляетъ интересъ еще и то количество
колебаній или волнъ, которое приходится на одну секунду.
Возьмемъ картонную пластинку. Если мы станемъ ударять
ее чѣмъ-нибудь, то она будетъ издавать особый характерный
звукъ. Представимъ теперь себѣ колесо, снабженное большимъ
количествомъ одинаковыхъ зубцовъ, расположенныхъ на рав-
номъ разстояніи другъ отъ друга. Представимъ себѣ далѣе,
что каждый зубецъ при вращеніи колеса ударяется о картон-
ную пластинку и производитъ указанный стукъ. Само собою
разумѣется, что колесо можетъ вращаться съ большей или
меньшей скоростью. Если скорость вращенія колеса будетъ
незначительна, то мы услышимъ только послѣдов&тельные
удары зубцовъ о пластинку. Это будутъ просто извѣстные
стуки или шумы. ЕСЛИ же вращеніе будетъ ускоряться, то мы
отдѣльныхъ звуковъ уже больше не услышимъ, а услышимъ
музыкальный тонъ. Сліяніе стуковъ даетъ музыкальный тонъ.
Чѣмъ скорѣе будетъ вращаться колесо, тѣмъ большее коли-
чество ударовъ будетъ приходиться па одну секунду, тѣмъ
большее количество сгущеній и разрѣженій воздуха будетъ
приходиться на одну единицу времени и тѣмъ болѣе высокій
'^онъ будетъ созидаться сліяніемъ стуковъ. Чѣмъ больше ко-

личество ударовъ или періодическихъ сгущеній и разрѣженій
воздуха приходится на одну единицу времени, тѣмъ короче
должны быть воздушныя волны, и наоборотъ. Тоны низкіе
порождаются волнами длинными. Чѣмъ выше тонъ, тѣмъ волны
короче и на одну секунду ихъ приходится большее число. Та-
ковы физическія причины психологически различныхъ между
собою высокихъ и низкихъ тоновъ.
Физики, пользуясь схемой волны, показываютъ, какъ зву-
ковыя волны одной величины могутъ складываться съ
волнами другой величины. Въ каждой звуковой волнѣ они
различаютъ возвышеніе и углубленіе. Сложеніе происходитъ та-
кимъ образомъ, что если возвышеніе одной волны совпадаетъ
съ возвышеніемъ другой, то получается производная волна
болѣе высокая, чѣмъ первая. Если же, напротивъ, возвышенію
одной волны соотвѣтствуетъ углубленіе другой волны, то про-
исходитъ уменьшеніе высоты волнъ. Возьмемъ примѣръ, чтобы
показать, какимъ образомъ происходитъ сложеніе волнъ. Если
мы предположимъ, что будетъ звучать камертонъ, издающій
тонъ dox—66 колебаній, и рядомъ съ нимъ камертонъ, издаю-
щій do2—132 колебанія, то, какъ мы видѣли, получится со-
звучіе, которое называется октавой. Воздушныя волны, которыя
создаются колебательными движеніями перваго камертона, въ
два раза длиннѣе, чѣмъ воздушныя волны, создаваемый вто-
рымъ камертономъ, и сложеніе ихъ даетъ волну новой формы,
изображеніе которой можно видѣть на рис. 9 А. На этомъ
Рис. 9.
рисункѣ пунктирными линіями изображается два рода волнъ,
изъ которыхъ одинъ соотвѣтствуетъ тону dov а другой—тону
d>2; одинъ родъ волнъ въ два раза длиннѣе, чѣмъ другой.
Сложеніе ихъ даетъ одну производную, изображаемую непре-
рывной линіей.

На слѣдующемъ рис. (В) мы имѣемъ изображеніе формы
производной волны для сочетанія дуодецимы, въ которомъ ко-
личество колебаній одного рода волнъ относится къ количеству
колебаній другого рода, какъ 1 къ 3, и въ которомъ, слѣдо-
вательно, одна волна длиннѣе другой въ три раза. Такимъ
образомъ, если звучатъ два, три, четыре и т. д. камертона,
производящихъ различныя колебанія, то происходитъ то, что
вмѣсто ряда волнъ получается одна сложная волна, являю-
щаяся результатомъ сложенія этого ряда волнъ.
Если въ одно время дѣйствуютъ нѣсколько тоновъ, напр.,
какой-нибудь аккордъ, то несмотря на то, что соотвѣтствую-
щія имъ волны составляютъ одну производную волну, мы,
при извѣстныхъ условіяхъ, можемъ различать эти три тона, мы
можемъ разложить сложный звукъ на его составные элемен-
ты. Спрашивается, какимъ образомъ объясняется то, что мы
можемъ раздѣльно воспринимать указанные тоны, другими сло-
вами, какъ объяснить анализъ музыкальныхъ звуковъ?
Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, упомянемъ еще объ
одномъ физическомъ явленіи, которое называется созвучаніемъ
(по нѣм. Mittonen). Представимъ себѣ какой-нибудь струнный
инструментъ въ родѣ арфы. Пусть струны ея сдѣланы изъ од-
ного и того же матеріала одинаковой толщины, но различной
длины. Струны длинныя будутъ издавать тоны низкіе, а стру-
ны короткія — тоны высокіе. Предположимъ, что струны на-
строены такимъ образомъ, что отвѣчаютъ тонамъ do, re, mi,
fa, sol, la, si какой-нибудь высоты. Предположимъ теперь, что
мы начинаемъ пѣть, стоя передъ этой арфой, тонъ si; тогда
окажется, что въ этой арфѣ начнетъ звучать та струна, ко-
торая сама способна издавать указанный тонъ si, между тѣмъ
какъ всѣ другія струны будутъ находиться въ состояніи по-
коя. Если мы будемъ пѣть тонъ fa, то изъ всѣхъ струнъ бу-
детъ звучать только лишь та струна, которая сама обладаетъ
способностью издавать тонъ fa. Слѣдовательно, только тѣ
струны будутъ „созвучать", которыя сами издаютъ соотвѣтствую-
щій тонъ. Это явленіе созвучанія можетъ намъ объяснить нашу
способность анализированія или вообще различенія звуковъ.
Физіологическое объясненіе анализа звуковъ. ФИЗІОЛОГЪ
Гельмгольцъ для объясненія процесса слухового ощущенія
исходилъ изъ признанія существованія въ нашемъ слуховомъ
аппаратѣ именно такого органа, который въ родѣ указанной.

только-что арфы обладалъ бы способностью созвучанія. Исходя
изъ этого предположенія, онъ хотѣлъ доказать анатоми-
чески существованіе такого органа. Такой органъ дѣйстви-
тельно оказался.
Чтобы попять, въ чемъ онъ состоитъ, для насъ совер-
шенно достаточно самаго общаго ознакомленія съ устройствомъ
уха. Въ нашемъ слуховомъ аппаратѣ мы различаемъ слѣдую-
щія три части: наружное ухо, среднее ухо и внутреннее ухо, или
лабиринтъ. Въ лабиринтѣ находится та часть, которая называется
улиткой (см. рис. 10). Въ улиткѣ при микроскопическомъ ея раз-
Рис. 10. Слуховой органъ состоитъ изъ трехъ частей: изъ наружнаго
уха, средня го уха и внутренняго уха пли лабиринта.
Послѣдній содержитъ окончанія слухового нерва. Наружное ухо состоитъ
изъ раковины (М), наружнаго слухового прохода (G).
Этотъ проходъ закрывается барабанной перепонкой (Т). Полость
между барабанной перепонкой и круглымъ (г) и овальнымъ (о)
окошками называется среднимъ ухомъ. Между барабанной перепон-
кой п овальнымъ окошкомъ натянута цѣпь изъ косточекъ (т.-н. слухо-
выя косточки). Первая изъ нихъ (молоточекъ) прикрѣплена къ
барабанной перепонкѣ, ПОСЛЕДНЯЯ (стремя)—къ овальному окошку. Мо-
лоточекъ состоитъ изъ рукоятки, прикрѣпленной къ барабанной перепонкѣ,
и изъ головки, лежащей на наковальнѣ. Эта послѣдняя соединяется
со стременемъ, подножка котораго упирается на натянутую перепонку
овальнаго окошка. Внутреннее ухо, или лабиринтъ, образуетъ полость, от-
дѣленную отъ средняго уха круглымъ и овальнымъ окошками. Лабиринтъ
заполненъ жидкостью (эндолимфой). Въ лабиринтѣ различаютъ пред-
дверіе (V), сообщающееся съ одной стороны съ полукружными
каналами (на рис. В—одинъ изъ полукружныхъ каналов і), съ другой
стороны съ улиткой (S). Слуховой нервъ (А) развѣтвляется на двѣ
вѣтви. Одной вѣтвью соединяется съ улиткой, а другой—съ преддверіемъ.
Воздушныя колебанія приводятъ въ движеніе барабанную перепонку.
Колебаніе послѣдней приводитъ въ движеніе слуховыя косточки. Стремя
приводитъ въ движеніе овальное окошко, которое въ свою очередь приво-
дитъ въ движеніе жидкость лабиринта, а это послѣднее раздражаетъ слу-
ховой нервъ.

сматриваніи можно видѣть такъ называемый Кортіевъ органъ, ко-
торый представляетъ собою длинный сводъ, тянущійся отъ
основанія къ вершинѣ улитки. Онъ состоитъ изъ отдѣльныхъ
дугъ, изъ которыхъ каждая находится въ соединеніи съ нерв-
ными волокнами слухового нерва (см. рис. 11). Такихъ дугъ
Рис. 11. Кортіевъ органъ состоитъ изъ столбиковъ. На рис. А изоб-
ражается пара столбиковъ, отдѣленная отъ другихъ. Различаютъ два рода
столбиковъ: внутренній г и наружный е, которые вмѣстѣ образуютъ одну
сугу.
На рис. В изображается часть основной перепонки Ъ съ нѣсколькими
столбиками, образующими крытый проходъ.
На слѣд. рис. изображается Кортіева дуга ade (видная сбоку) съ при-
мыкающими къ ней клѣтками.
насчитывается около трехъ тысячъ. Гельмгольцъ предполо-
жилъ, что это именно и есть тотъ искомый органъ, который
обладаетъ способностью анализировать звуки, но впослѣдствіи
было найдено, что этотъ органъ, т.-е. Кортіевы дуги, отсут-
ствуетъ у птицъ. Такъ какъ птицы обладаютъ во многихъ
случаяхъ музыкальнымъ ухомъ, то нельзя было допустить,
чтобы Кортіевы дуги были именно тѣмъ органомъ, благодаря
которому мы анализируемъ звуки. Физіологъ Гензенъ указалъ
на существованіе другого органа, которому можетъ быть при-
суща указанная функція; именно, подъ Кортіевыми дугами
есть такъ-называемая основная перепонка, снабженная волокна-
ми, при чемъ эти волокна такого рода, что при одинаковой тол-
щинѣ они обладаютъ различной длиной, и именно у основанія
улитки они короче, у вершины улитки они длиннѣе, такъ что

если бы мы эту перепонку извлекли изъ улитки и развернули
на плоскости, то у насъ получился бы органъ, напоминающій
по своему устройству вышеприведенную арфу.
По мнѣнію Гензена, этому органу и присуща функція
анализа, или разложенія, звуковъ. Это мнѣніе подтвер-
ждается и тѣмъ обстоятельствомъ, что количество струнъ на
указанной перепонкѣ соотвѣтствуетъ приблизительно количе-
ству воспринимаемыхъ нами тоновъ. Количество воспринимае-
мыхъ нами тоновъ приблизительно равняется 10 — 20 тыся-
чамъ. Количество струнъ на перепонкѣ оказалось тоже около
20.000, такъ что это обстоятельсто дѣлаетъ вѣроятнымъ, что
приблизительно одному тону соотвѣтствуетъ по одному волокну.
Изъ этого понятно, что струны нижней части улитки воз-
буждаются въ томъ случаѣ, когда дѣйствуютъ высокіе тоны,
а струны верхней части улитки возбуждаются въ томъ случаѣ,
когда дѣйствуютъ низкіе тоны.
Существованіе такого звуко-анализирующаго аппарата об-
ясняетъ намъ вполнѣ хорошо причины, отчего мы въ аккордѣ
можемъ различать отдѣльные тоны, и именно оттого,
что при дѣйствіи того или другого тона возбуждаются опре
дѣленныя струны слухового аппарата. Отсюда легко понятно
также, отчего мы вообще различаемъ тоны, именно оттого, что
каждому тону соотвѣтствуетъ свой опредѣлен-
ный органъ, который и приходитъ въ дѣятельное состояніе,
когда на ухо дѣйствуетъ этотъ тонъ.
Этимъ же объясняется и тембръ звуковъ, именно: тембръ
звука одного инструмента отличается отъ тембра звука другого
инструмента тѣмъ, что къ такъ называемому основному тону
присоединяется цѣлый рядъ различныхъ обертоновъ. Если, напр.,
число колебаній основного тона выражается при помощи еди-
ницы, то число колебаній обертоновъ можетъ выражаться при
помощи чиселъ 2, 3, 4 и т. д., при чемъ въ однихъ инстру-
ментахъ количество и характеръ обертоновъ отличается отъ
количества и характера другихъ. Нашъ слуховой аппаратъ въ
силу указанныхъ причинъ разлагаетъ сложный звукъ, выдѣ-
ляетъ изъ него эти обертоны, воспринимаетъ ихъ раздѣльно,
и этимъ созидается характерное различіе между тембромъ звука
одного инструмента и другого.
Такимъ образомъ, разсмотрѣвъ „звукъ" съ трехъ точекъ
зрѣнія, мы можемъ видѣть, что въ немъ мы имѣемъ дѣло съ

тремя различными процессами. Съ точки зрѣнія физической
мы имѣемъ дѣло съ воздушными волнами, съ точки зрѣнія фи-
зіологической мы имѣемъ дѣло съ дрожаніемъ струнъ основной
перепонки, съ точки зрѣнія психологической мы имѣемъ дѣло съ
чисто психическимъ процессомъ ощущенія. Уже изъ этого сопоста-
вленія легко видѣть, какое огромное различіе существуетъ между
психическимъ процессомъ и физическимъ пли физіологическимъ.
Вопросы для повторенія. На какіе два класса дѣлятся звуки? Чѣмъ от-
личаются музыкальные тоны другъ отъ друга? Что такое интервалъ? Что
такое анализъ звука? Каковы физическія причины звукового ощущенія?
Каково физіологическое объясненіе анализа звука? Какъ объясняется
тембръ звука? Какія возможны точки зрѣнія на звукъ, и какое различіе
между ними?
ГЛАВА 8-я.
Ощущеніе цвѣта.
Цвѣтъ съ психологической точки зрѣнія. Мы не станемъ
разсматривать цвѣта, какъ они существуютъ въ природѣ, въ
безпорядочной смѣси другъ съ другомъ, а разсмотримъ такъ
называемые спектральные цвѣта.
Если мы въ темную комнату сквозь круглое отверстіе
пропустимъ лучъ свѣта, то онъ на противоположной стѣнѣ
изобразится въ видѣ свѣтлаго кружка большей или меньшей
величины. Если же мы на пути этого луча поставимъ трех-
гранную призму, то на противоположной стѣнѣ получится не
свѣтлый кружокъ, а длинная полоса, состоящая изъ ряда цвѣ-
товъ. Эта полоса называется спектромъ. Въ немъ мы обыкно-
венно различаемъ красный, оранжевый, желтый, зеленый, голу-
бой, синій и фіолетовый цвѣта. На первый взглядъ можетъ ка-
заться, что спектръ дѣйствительно состоитъ только изъ семи
цвѣтовъ, но на самомъ дѣлѣ это неправильно,—въ спектрѣ ко-
личество цвѣтовъ неизмѣримо больше; кажется же намъ, что въ
спектрѣ всего семь цвѣтовъ потому, что только эти цвѣта въ
рѣчи получили определенное названіе. Какое собственно ко-
личество цвѣтовъ мы можемъ распознать въ спектрѣ, нельзя
было опредѣлить съ точностью, но нѣкоторые насчитываютъ
ихъ приблизительно около 150. Разсмотрѣніе спектральныхъ
цвѣтовъ имѣетъ то преимущество, что въ спектрѣ каждый цвѣтъ
имѣетъ полную определенность, т.-е. мы всегда можемъ найти
тотъ цвѣтъ, который только что разсмотрѣли.

Если бы мы хотѣли провести аналогію между различе-
ніемъ звуковъ и различеніемъ цвѣтовъ, то мы должны были
бы поставить вопросъ: какіе существуютъ у насъ органы для
различенія цвѣтовъ? Вѣдь если для различенія 10—20 тысячъ
тоновъ мы должны были бы признать существованіе у насъ
въ ухѣ около 10—20 тысячъ отличныхъ другъ отъ друга орга-
новъ, то, можетъ-быть, по аналогіи мы должны были бы при-
знать существованіе около 150 отдѣльныхъ органовъ для ощу-
щенія приблизительно 150 различаемыхъ цвѣтовъ спектра.
Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, разсмотримъ сначала физи-
ческія причины, порождающія ощущеніе цвѣта.
Физическая причина цвѣтовыхъ ощущеній. Въ основаніи
физическихъ явленій свѣта лежатъ волнообразный движенія,
или свѣтовыя волны особаго вещества, называемаго эфиромъ.
Физики нашли возможность опредѣлить длину свѣтовыхъ волнъ.
Такъ, они нашли, что волны эфира, которыя порождаютъ
красные лучи, болѣе длинны, чѣмъ волны, которыя порождаютъ
фіолетовые лучи. Волнообразныхъ колебаній перваго рода на
одну секунду приходится меньшее количество, чѣмъ волнооб-
разныхъ колебаній другого рода. Число волнъ или колебаній,
благодаря которымъ созидаются тѣ или другіе лучи, но вы-
численій) физиковъ, сводится къ слѣдующему. Лучи краснаго
цвѣта совершаютъ 395 билліоновъ колебаній, лучи желтаго
цвѣта—521 билліонъ, лучи зеленаго цвѣта—599 билліоновъ, си-
няго— 621 и фіолетоваго—729 билліоновъ. Такимъ образомъ,
волны, порождающія цвѣта спектра, если разсматривать спектръ,
начиная отъ краснаго цвѣта и кончая фіолетовымъ, становятся все
короче и короче, а число колебаній ихъ все больше и больше.
Чтобы отвѣтить на поставленный нами выше вопросъ о ко-
личествѣ органовъ, необходимыхъ для различенія отдѣльныхъ
цвѣтовъ, разсмотримъ въ самыхъ общихъ чертахъ строеніе глаза.
Строеніе глаза. Въ нашемъ зрительномъ аппаратѣ
(см. рис. 12) наибольшій интересъ для насъ представляютъ въ дан-
номъ случаѣ зрительный нервъ и сѣтчатка, потому что въ этой
послѣдней находятся именно тѣ органы, возбужденіе которыхъ
доставляетъ намъ цвѣтовое ощущеніе. Зрительный нервъ, входя
въ глазное яблоко, лучеобразно расходится, образуя своими
волокнами внутренній слой сѣтчатки; волокна эти затѣмъ за-
гибаются изнутри кнаружи (см. рис. 13). На самомъ концѣ
этихъ волоконъ находятся особенныя образованія или органы,

которые называются палочками и колбочками (на рис. 14
возлѣ значка 9 можно
видѣть схематическое
изображеніе двухъ па-
лочекъ и посрединѣ ихъ
колбочки). Изъ этихъ
послѣднихъ, по всей вѣ-
роятности, наибольшая
важность въ ощущеніи
цвѣтовъ принадлежитъ
колбочкамъ, потому
что въ глазу у ночныхъ
птицъ и у животныхъ, ко-
торыя проводятъ жизнь
Рис. 12. Горизонтальный разрѣзъ праваго глаза человѣка. Глазъ предста-
вляетъ собою шарообразное тѣло, стѣнка котораго состоитъ изъ трехъ
оболочекъ. Первая, наружная, бѣлковая оболочка или склера (S).
На передней сторонѣ глаза склера становится болѣе выпуклою и про-
зрачною и называется роговою оболочкой (В). Вторая оболочка называется
сосудистой оболочкой (g), богата кровеносными сосудами, высти-
лаеть изнутри предыдущую. Сѣтчатка (г) покрываетъ изнутри сосудистую
оболочку. Отъ того мѣста, гдѣ склера переходитъ въ роговую оболочку,
проходитъ вертикальная перегородка въ формѣ диска,—это радужная
оболочка (6), въ центрѣ которой находится небольшое круглое отвер-
стіе—зрачокъ. Позади радужной оболочки лежитъ двояковыпуклая че-
чевица—хрусталикъ (А). Полость между хрустали комъ и сѣтчаткой за-
полнена полужидкимъ веществомъ—стекловидное тѣло (С). Посре-
динѣ сѣтчатки находится т. н. центральная ямка или желтое пятно
(р)—мѣсто наиболѣе яснаго зрѣнія. Отъ сѣтчатки отходятъ отдѣльныя
волокна, которыя соединяются въ зрительный нервъ (d).
въ постоянной темнотѣ, напр., у
кротовъ, совъ и т. п., которыя,
слѣдовательно, почти совсѣмъ не
ощущаютъ свѣта, колбочки отсут-
ствуютъ.
Если бы мы спросили, какого
рода процессы совершаются въ
указанныхъ концевыхъ образова-
ніяхъ, благодаря которымъ мы
получаемъ ощущеніе цвѣта, то по-
лучили бы только самый общій
отвѣтъ, что въ нихъ, по всей вѣ-
роятности, происходятъ какіе-то
фотохимическіе процессы, т.-е. процессы химическаго разло-
женія вещества подъ вліяніемъ лучей свѣта.
Рис. 13. Р — мѣсто вхожденія
зрительнаго нерва, R—сѣтчатка.

Теорія Гельмгольца. Нѣмецкій ученый Гельмгольцъ пред-
полагалъ, что существованіе только трехъ разнородныхъ эле-
ментовъ въ нашемъ зрительномъ аппаратѣ могло бы намъ объ-
яснить ощущеніе всѣхъ возможныхъ цвѣтовъ. Онъ предпола-
галъ, что каждый свѣто-ощущающій элементъ снабженъ тре-
мя различными волокнами, возбужденіе каждаго
изъ которыхъ вызываетъ спеціальное ощущеніе.
Если мы станемъ возбуждать первое волокно, то
оно доставитъ намъ ощущеніе краснаго цвѣта;
если мы станемъ возбуждать второе волокно, то
оно доставитъ намъ ощущеніе зеленаго цвѣта;
если мы станемъ, наконецъ, возбуждать третье
волокно, то получится ощущеніе фіолетоваго
цвѣта. Изъ возбужденія этихъ трехъ волоконъ
можно получить ощущенія всѣхъ цвѣтовъ, смотря
по тому, въ какой степени возбуждается каждое
изъ этихъ волоконъ.
Гельмгольцъ предполагалъ, что красные лучи,
т.-е. лучи, производящіе красный цвѣтъ, возбу-
ждаютъ главнымъ образомъ первое волокно, хотя
возбуждаютъ въ болѣе слабой степени второе и
третье. Оттого это первое волокно можно назвать
красно-ощущающимъ волокномъ. Зеленые лучи
возбуждаютъ главнымъ образомъ второе волокно,
хотя въ незначительной степени возбуждаютъ
также и первое, и третье волокно. Поэтому
Гельмгольцъ называетъ его зелено ощущающимъ
волокномъ. Фіолетовые лучи возбуждаютъ глав-
нымъ образомъ третье волокно и въ очень сла-
бой степенн первое и второе. Гельмгольцъ назы-
ваетъ его фіолетово-ощущающимъ волокномъ.
На рис. 15 можно видѣть, какія волокна и
въ какой степени они должны возбуждаться для
того, чтобы получалось ощущеніе того или дру-
гого цвѣта. Горизонтальныя линіи 1-ая, 2-ая и 3-ья симво-
лизуютъ красно-ощущающія, зелено и фіолетово-ощущающія
волокна. Перпендикуляры на нихъ обозначаютъ степень воз-
бужденія этихъ волоконъ, т.-е. чѣмъ сильнѣе возбуждается
то или иное волокно, тѣмъ болѣе длиннымъ перпендикуля-
ромъ это символизуется. Ощущеніе краснаго цвѣта (на рис.
Рис. 14.

обозначается буквой R) получается въ томъ случаѣ, когда
сильно возбуждается красно-ощущающее волокно (1) и слабо
возбуждаются волокна двухъ другихъ видовъ (2 и 3).
Ощущеніе оранжеваго цвѣта (О) получается въ томъ случаѣ,
если сильно возбуждается красно-ощущающее и очень слабо
фіолетово-ощущающее.
Желтый цвѣтъ (G) получается въ томъ случаѣ, если сильно
возбуждается зелено-ощущающее волокно (1), слабѣе—красно
ощущающее (3).
Зеленый цвѣтъ (Gr) получается при сильномъ возбужденіи
зелено-ощущающаго волокна (2) и слабомъ возбужденіи двухъ
остальныхъ волоконъ (1 и 3).
Синій цвѣтъ (Bl) получается при сильномъ возбужденіи
РИС. 15.
Рис. 16.
фіолетово-ощущающаго (3), при болѣе слабомъ зелено-ощу-
щающаго (2) и еще болѣе слабомъ красно-ощущающаго (1).
Фіолетовый цвѣтъ (V)—при сильномъ возбужденіи фіоле-
тово-ощущающаго (3) и при слабомъ двухъ остальныхъ (1 и 2).
Такимъ образомъ легко видѣть, что изъ различной сте-
пени возбужденія указанныхъ трехъ волоконъ можно объяс-
нить ощущеніе всевозможныхъ оттѣнковъ цвѣтовъ спектра.
Можно объяснить также возникновеніе ощущенія бѣлаго цвѣ-
та, котораго нѣтъ въ спектрѣ, способомъ, на который мы
сейчасъ укажемъ.
Для того, чтобы доказать теорію Гельмгольца, мы произве-
демъ нѣсколько экспериментовъ, именно съ такъ называемымъ
смѣшеніемъ цвѣтовъ.
Гельмгольцъ предполагаетъ, что одновременное возбужденіе
всѣхъ трехъ вышеупомянутыхъ волоконъ даетъ ощущеніе
бѣлаго цвѣта. Беремъ кружокъ, на отдѣльныхъ секторахъ ко-
тораго изображены красный, зеленый и фіолетовый цвѣта (см.

рис. 16). Если бы на всемъ кружкѣ былъ изображенъ только
красный цвѣтъ, то при дѣйствіи его на нашъ глазъ возбужда-
лись бы главнымъ образомъ красно-ощущающія волокна, и мы
ощущали бы только красный цвѣтъ; если бы на кружкѣ былъ
только зеленый цвѣтъ, то при дѣйствіи его на нашъ глазъ
возбуждались бы главнымъ образомъ зелено-ощущающія во-
локна, и мы ощущали бы только зеленый цвѣтъ. Для того,
чтобы заставить одновременно возбуждаться всѣ три рода воло-
конъ, надо привести въ быстрое вращательное движеніе кру-
жокъ съ краснымъ, зеленымъ и фіолетовымъ секторами. Тогда
произойдетъ слѣдующее. Краснымъ цвѣтомъ начнутъ возбу-
ждаться красно-ощущающія волокна, но не успѣетъ пройти
возбужденіе этихъ волоконъ, какъ начнется возбужденіе зелено-
ощущающихъ волоконъ; не успѣетъ пройти возбужденіе зелено-
ощущающихъ ц красно-ощущающихъ волоконъ, какъ насту-
питъ возбужденіе фіолетово-ощущающихъ волоконъ. Эти три
рода возбужденія сливаются въ одно, и результатомъ этого
сліянія является ощущеніе бѣлаго цвѣта, что, какъ кажется,
подтверждаетъ справедливость предположенія Гельмгольца.
Если мы помѣстимъ на дискъ фіолетовый и зеленый цвѣтъ и
приведемъ его въ быстрое вращательное движеніе, то у насъ
получится ощущеніе синяго цвѣта, происходящее вслѣдствіе
одновременнаго возбужденія въ извѣстной пропорціи фіолетово
и зелено-ощущающихъ волоконъ. Эти и подобные экспери-
менты являются доказательствомъ теоріи Гельмгольца. по кото-
рой при существованіи въ свѣто-ощущающихъ элементахъ трехъ
разнородныхъ элементовъ можно ощущать всевозможные цвѣта.
Послѣдовательныя изображенія. Есть еще доказательства
этой теоріи. Будемъ пристально смотрѣть въ продолженіе нѣ-
сколькихъ секундъ на зеленый кружокъ, нарисованный на бѣ-
лой бумагѣ. Затѣмъ мгновенно отведемъ глазъ на бѣлое поле.
Вмѣсто зеленаго кружка мы будемъ видѣть красный кружокъ
на бѣломъ полѣ.
Чѣмъ объясняется это явленіе?
Когда мы смотрѣли на зеленый кружокъ, то возбуждались
главнымъ образомъ зелено-ощущающія волокна. Отъ болѣе
или менѣе продолжительной дѣятельности они утомились и на-
чали приходить въ бездѣятельное состояніе. Когда мы перевели
глазъ на бѣлое поле, то бѣлые лучи, какъ было выше ска-
зано, возбуждаютъ всѣ волокна, но такъ какъ зелено-ощу-

щающія волокна вслѣдствіе утомленія теперь бездѣйствуютъ,
то возбуждаются другіе два рода волоконъ, главнымъ же обра-
зомъ красно-ощущающія волокна. Вслѣдствіе этого получается
ощущеніе краснаго цвѣта. Слѣдователыю, и эти явленія такъ
называемыхъ послѣдовательныхъ изображеній объясняются удо-
влетворительно при помощи теоріи Гельмгольца.
Цвѣтовая слѣпота. Есть явленіе такъ называемой цвѣтовой
слѣпоты (дальтонизма). Лица, страдающія этимъ недостаткомъ,
хотя называютъ, напр., красныя вещи красными и зеленыя—
зелеными, однако, если дать имъ въ руки зеленую вещь и
красную, то они бываютъ не въ состояніи ихъ различать.
Такъ, напримѣръ, вышивальщица, страдающая слѣпотой на
красный цвѣтъ, можетъ на узорѣ, ею изготовляемомъ, вышить
розу зеленымъ цвѣтомъ, а листья краснымъ. Это явленіе цвѣ-
товой слѣпоты, съ точки зрѣнія Гельмгольца, можно объяснить
тѣмъ, что у лицъ, страдающихъ этимъ недостаткомъ, напр ,
слѣпотою на красный цвѣтъ, отсутствуютъ красно-ощущающія
волокна, или, вообще, они бездѣйствуютъ; поэтому красный
цвѣтъ совсѣмъ не ощущается, вслѣдствіе же нѣкотораго его
сходства съ зеленымъ цвѣтомъ онъ смѣшивается съ послѣд-
нимъ, пли наоборотъ. Существуетъ слѣпота и на другіе цвѣта,
напр., фіолетовый. И явленія цвѣтовой слѣпоты, какъ ка-
жется, вполнѣ удовлетворительно объясняются съ точки зрѣнія
теоріи Гельмгольца.
Такимъ образомъ, по теоріи Гельмгольца, вполнѣ достаточно
допущеніе трехъ отличныхъ другъ отъ друга для органовъ того,
чтобы объяснить все разнообразіе различаемыхъ нами цвѣтовъ.
Но есть еще одна теорія, дающая физіологическое объясне-
ніе ощущенія цвѣта.
Теорія Геринга. Герингъ исходитъ изъ того психологиче-
скаго положенія, что наиболѣе замѣтными цвѣтовыми от-
тѣнками въ спектрѣ являются красный, желтый, зеле-
ный и голубой. Кромѣ того, онъ предполагаетъ, что бѣ-
лый цвѣтъ и черный представляютъ собою такіе же цвѣта,
какъ и другіе цвѣта спектра. Онъ думаетъ, что у насъ въ глазу
существуетъ три рода веществъ, химическое измѣненіе которыхъ
подъ вліяніемъ тѣхъ или другихъ цвѣтовыхъ лучей и произво-
дитъ въ насъ ощущеніе цвѣтовъ.
Химическія измѣненія, которыя могутъ совершаться въ этихъ
веществахъ, онъ дѣлитъ на два вида, именно на разложеніе и

возстановленіе вещества (эти измѣненія онъ называетъ дисси-
миляціей и ассимиляціей). Подъ вліяніемъ тѣхъ или другихъ
цвѣтовыхъ лучей то или другое вещество можетъ разложиться.
Но подъ вліяніемъ другихъ цвѣтовыхъ лучей или просто подъ
вліяніемъ притока питательнаго матеріала вещество это возста-
навливается. По мнѣнію Геринга, какъ процессу разложенія
вещества, такъ и процессу возстановленія его соотвѣтствуютъ
опредѣленныя ощущенія.
Онъ полагаетъ, что существуютъ вещества трехъ родовъ.
Первое вещество онъ называетъ бѣло-чернымъ веществомъ
(Weiss-Schwarz Substanz)*), второе красно-зеленымъ (Roth-Grim)
и третье желто-синимъ (Gelb-Blau). По его мнѣнію, когда „бѣло
черное вещество" разлагается, то у насъ получается ощуще-
ніе бѣлаго цвѣта, когда же оно возстанавливается, то полу-
чается ощущеніе чернаго цвѣта. Когда „красно-зеленое веще-
ство" разлагается, то получается ощущеніе краснаго цвѣта,
когда же оно возстанавливается, то получается ощущеніе зе-
ленаго цвѣта. Когда сине-желтое вещество возстанавливается,
то получается ощущеніе синяго цвѣта, а когда оно разла-
гается, то получается ощущеніе желтаго цвѣта.
Между многочисленными доказательствами, которыя Ге-
рингъ и его школа приводятъ для оправданія своей теоріи и
которыхъ мы здѣсь коснуться не можемъ, мы укажемъ только
лишь на одно. Если мы станемъ смѣшивать, напр., желтый
цвѣтъ съ синимъ, то у насъ получается ощущеніе бѣлаго
цвѣта; и желтый и синій цвѣтъ, такъ сказать, уничтожаются.
По теоріи Геринга, въ данномъ случаѣ происходитъ одновре-
менно и разложеніе, и возстановленіе желто-синяго вещества.
Само собою разумѣется, что эти два противоположныхъ про-
цесса другъ друга нейтрализуютъ, и вслѣдствіе этого цвѣта
желтый и синій уничтожаются. Бѣлый же цвѣтъ получается
вслѣдствіе того, что бѣло-черное вещество способно разлагаться
всѣми лучами (въ томъ числѣ желтыми и синими, въ этомъ
опытѣ дѣйствующими, а разложеніе бѣло-чернаго вещества,
какъ мы видѣли, даетъ ощущеніе бѣлаго цвѣта). Послѣдова-
тельныя изображенія, по теоріи Геринга, можно объяснить
ассимиляціей, которая слѣдуетъ за диссимиляціей. Цвѣтовая
1) Правильнее было бы нѣмецкій терминъ Weiss-Sckwarz Substanz пе-
ревести: „вещество для ощущенія бѣлаго и чернаго цвѣта", но я для
краткости перевожу терминомъ „бѣло-черное вещество".

слѣпота на красно-зеленый цвѣтъ объясняется отсутствіемъ
красно-зеленой субстанціи.
Подводя итоги сказанному, мы можемъ видѣть, что въ
процессѣ свѣтового ощущенія мы должны различать физическія
причины, порождающія ощущеніе цвѣта, и физіологическія из-
мѣненія въ нашемъ зрительномъ аппаратѣ. Между физическими
причинами, т.-е. эѳирными волнами, и между ощущеніемъ цвѣта
не существуетъ абсолютно никакого сходства.
Вопросы для повторенія. Что такое спектральные цвѣта? Какой можно
поставить вопросъ относительно различенія спектральныхъ цвѣтовъ? Ка-
ковы физическія причины ощущенія цвѣта? Изложите въ общихъ чертахъ
строеніе глаза. Изложите сущность Гельмгольцевской теоріи ощущенія
цвѣтовъ. Какіе эксперименты можно произвести въ доказательство теоріи
Гельмгольца? Что такое послѣдовательныя изображенія? Что такое центо-
вая слѣпота? Въ чемъ заключается сущность Геринговской теоріи ощуще-
нія цвѣта? Что общаго между теоріей ощущенія цвѣта Гельмгольца и тео-
ріей Геринга?
ГЛАВА 9-я.
Ощущенія осязательныя, обонятельныя и вку-
совыя. — Ощущенія органическія.
Ощущенія осязательныя. Разсмотримъ строеніе органа, при
помощи котораго мы получаемъ осязательныя ощущенія. Ор-
ганомъ осязанія является поверхность нашей кожи (см. рис. 17).
На поверхности кожи развѣтвляются осязательные нервы, ко-
торые снабжены особыми концевыми образованіями, имѣющими
форму колбочки, груши или веретена (ихъ называютъ Пачи-
ніевы тѣльца, Фатеровы тѣльца и т. п.). Каково назначеніе
этихъ концевыхъ образованіи, мы сказать не можемъ, но одно
мы можемъ утверждать съ опредѣленностью, что это есть тѣ
приспособленія, которыми осязательный органъ отличается отъ
другихъ. Возбужденіе осязательнаго органа происходитъ слѣ-
дующимъ образомъ. Кожа при прикосновеніи къ ней или при
надавливаніи ея сжимается. Сжатіе передается концевому ап-
парату осязательныхъ нервовъ; нервы возбуждаются, возбужде-
ніе передается центру головного мозга, и результатомъ воз-
бужденія этого послѣдняго является ощущеніе.

Главныя качества осязательнаго ощущенія суть: прикосно-
веніе, теплота и холодъ, т.-е. это суть тѣ основныя свойства
осязательныхъ ощущеній, которыми они отличаются другъ
отъ друга. При помощи осязательнаго органа, т.-е. поверх-
ности кожи, мы ощущаемъ также „гладкость", „шероховатость",
„твердость", „мягкость" и т. п., но эти ощущенія имѣютъ
сложный характеръ,
именно въ нихъ къ чисто
осязательнымъ ощущеніямъ
присоединяются также и
такъ называемыя мускуль-
ныя или двигательныя ощу-
щенія; такъ, напримѣръ,
ощущеніе твердости есть
не только ощущеніе при-
косновенія, но также в
ощущеніе „ сопротивленія" r
которое представляетъ со-
бою мускульное или дви-
гательное ощущеніе, о ко-
торомъ мы будемъ гово-
рить ниже.
О физіологическомъ
аппаратѣ, благодаря дѣя-
тельности котораго мы по-
лучаемъ осязательныя ощу-
щенія, мы должны замѣтить
слѣдующее. Если къ какой
нибудь точкѣ на поверх-
ности кожи мы прикос-
немся металлической за-
остренной палочкой,то по-
лучимъ ощущеніе „прикосновенія". Если къ этой же самой
точкѣ мы прикоснемся той же металлической палочкой, но
нагрѣтой, то казалось бы, что мы должны получить ощущеніе
теплоты. Если къ тому же мѣсту прикоснуться той же па-
лочкой, но охлажденной, то казалось бы, что мы должны по-
лучить ощущеніе холода. Но, по предположенію нѣкоторыхъ
современныхъ физіологовъ, возбужденіе одной и той же точки
на поверхности кожи не можетъ намъ дать осязательныхъ
Рис. 17. Разрѣзъ черезъ поверхность ко-
жи. Кожа состоитъ изъ рогового слоя
(a) (epidermis) и собственно кожи (с);
верхняя часть собственно кожи носитъ
названіе мальпигіева слоя (b),
подъ которымъ находится сосочко-
вый слой (d), который имѣетъ возвы-
шенія, называемыя „сосочками". Буквой
g обозначаются осязательные нер-
вы съ ихъ концевыми образованіями
наподобіе веретена. Буквой е обозна-
чаются потовыя железы, f—скопленія
жира, h — кровеносные сосуды кожи.

ощущеній, различныхъ по качеству. Для различныхъ по каче-
ству осязательныхъ ощущеній существуютъ различныя точки
на поверхности кожи, именно, есть точки, которыя при при-
косновеніи къ нимъ даютъ только ощущеніе прикосновенія;
есть точки, которыя при прикосновеніи къ нимъ даютъ только
ощущеніе теплоты, и есть, наконецъ, точки, которыя при при-
косновеніи къ нимъ даютъ только ощущеніе холода. Прикосно-
веніе даже охлажденнымъ остріемъ къ точкамъ перваго рода
не даетъ ощущенія холода, а только лишь ощущеніе прикос-
новенія. Такимъ образомъ для различныхъ осязатель-
ныхъ ощущеній существуютъ различныя окон-
чанія осязательныхъ нервовъ.
Обонятельныя ощущенія. Органомъ обонятельныхъ ощуще-
ній является слизистая оболочка носа. О строеніи обонятель-
наго органа, нѣтъ надобности много говорить, если только мы
примемъ во вниманіе, что оно аналогично строенію осязатель-
наго органа, т.-е., что окончанія обонятельнаго нерва снабжены
особенными образованіями, или концевыми приборами. Раз-
дражителями обонятельнаго нерва являются тѣла въ газооб-
разномъ состояніи, т.-е., обонять мы можемъ тѣла только
въ состояніи газообразномъ. Частички обоняемыхъ тѣлъ раз-
лагаются въ слизистой оболочкѣ носа, продукты разложенія
раздражаютъ концевые аппараты обонятельнаго нерва, воз-
бужденіе распространяется къ мозгу, и результатомъ этого
возбужденія является ощущеніе. Вотъ физическія и физіоло-
гическія условія обонятельнаго ощущенія. Основными каче-
ствами обонятельнаго ощущенія являются запахи благовонные
и зловонные. Что касается обонятельныхъ ощущеній вообще,
то ихъ такое огромное количество и они такъ разнообразны,
что привести ихъ въ опредѣленные группы не представляется
никакой возможности. Слѣдуетъ отмѣтить, что нѣкоторыя обо-
нятельный ощущенія имѣютъ сложный характеръ, т.-е. бы-
ваютъ соединены съ другими ощущеніями, напримѣръ, осяза-
тельными. Запахъ горчицы мы называемъ „острымъ" оттого,
что къ чисто обонятельнымъ ощущеніямъ присоединяются ося-
зательныя ощущенія, которыя придаютъ запаху горчицы ха-
рактеръ остроты.
Вкусовыя ощущенія. Органомъ вкусовыхъ ощущеній явля-
ется поверхность языка. О строеніи этого органа мы можемъ
повторить только то, что было сказано о строеніи обонятель-

наго органа. Раздражителями вкусового нерва являются тѣла
въ жидкомъ состояніи. Твердыя тѣла размягчаются, соеди-
няются со слюной, подвергаются химическому разложенію;
продукты этого послѣдняго раздражаютъ вкусовой нервъ.
Основными качествами вкусовыхъ ощущеній слѣдуетъ считать
вкусы: сладкій, кислый, горькій и соленый. Эти качества нужно
считать основными. Вкусовъ, какъ и запаховъ, безконечное
множество. Ихъ, какъ и обонятельныя ощущенія, не пред-
ставляется возможнымъ классифицировать. Въ нѣкоторыхъ
случаяхъ вкусы обладаютъ сложнымъ характеромъ, напримѣръ,
вкусъ мяты мы считаемъ „прохладительнымъ". Элементъ про-
хлады въ данномъ случаѣ является ощущеніемъ осязательнымъ,
происходящимъ вслѣдствіе того, что эѳирныя вещества, содер-
жащіяся въ мятѣ, испаряясь, отнимаютъ извѣстное количество
теплоты поверхности языка, вслѣдствіе чего получается ощу-
щеніе прохлады. Вкусу водки присуща нѣкоторая теплота.
Очевидно, эта послѣдняя также есть качество осязательное.
Органическія ощущенія. Выше мы указали, что всѣ ощу-
щенія дѣлятся на двѣ группы: внутреннія и внѣшнія,
въ зависимости отъ раздраженіи, которыя ихъ вызываютъ.
Органическія ощущенія вызываются раздраженіями, которыя
находятся внутри нашего организма.
Въ числѣ органическихъ ощущеній мы прежде всего раз-
смотримъ такъ называемыя мускульный ощущенія или двига-
тельный ощущенія.
Если я закрою глаза и кто-нибудь ко мнѣ подойдетъ и,
взявъ мою руку, подниметъ ее, опуститъ, согнетъ или вытя-
нетъ, то я, невзирая на то, что глаза мои закрыты, знаю по-
ложеніе руки. Если кто-нибудь поставитъ одну мою руку въ
какое-либо положеніе, то я могу поставить другую руку въ
такое же положеніе. Я ощущаю положеніе моихъ органовъ.
Если у меня будутъ приводить руку въ движеніе или удер-
живать ее въ покоѣ, то я всегда буду знать, движется рука
или находится въ состояніи покоя, а если движется, то въ
какомъ направленіи. Если на руку положить тяжесть, фунтъ
или два фунта, то я, несмотря на то, что глаза мои закрыты,
могу опредѣлить, которая изъ нихъ имѣетъ большую тяжесть.
Наконецъ, если я толкаю какое-нибудь тѣло, то я ощущаю
большее или меньшее Сопротивленіе. Такимъ образомъ я могу
ощущать положеніе моихъ органовъ, движеніе моихъ органовъ,

направленіе ихъ движенія, могу ощущать тяжесть и сопро-
тивленіе тѣлъ. Спрашивается, благодаря какимъ орга-
намъ мы имѣемъ указанныя только что ощуще-
нія. На этотъ вопросъ можно дать три отвѣта.
Можно думать, что указанныя ощущенія связаны съ дѣя-
тельностью тѣхъ или другихъ мускуловъ. Въ мускулахъ раз-
вѣтвляются нервы, которые имѣютъ въ нихъ опредѣленныя
окончанія. Извѣстно, что мускулъ обладаетъ способностью
удлиняться и укорачиваться или сокращаться. Когда мускулъ
сокращается, то онъ производитъ возбужденіе нервныхъ окон-
чаній, результатомъ чего и являются указанныя выше ощу-
щенія. Чѣмъ больше сокращеніе, тѣмъ болѣе сильное полу-
чается возбужденіе и наоборотъ.
Можно думать, что указанное ощущеніе является резуль-
татомъ возбужденія нервовъ, которые находятся въ такъ на-
зываемыхъ сухожильяхъ (сухожиліями называются тѣ образо-
ванія, при помощи которыхъ мышцы прикрѣпляются къ кости).
Въ послѣднее время многіе физіологи склоняются къ убѣ-
жденію, что указанныя выше ощущенія являются результатомъ
возбужденія такъ называемыхъ суставныхъ или сочленовныхъ
поверхностей. Эти послѣднія суть поверхности суставовъ, сое-
диняющихся другъ съ другомъ. Поверхности суставовъ при дви-
женіи трутся другъ о друга, и такъ какъ онѣ снабжены раз-
личными нервами, то треніе ихъ другъ о друга производитъ
возбужденіе этихъ послѣднихъ, благодаря чему у насъ и по-
лучается ощущеніе положенія движущагося органа, ощущеніе
тяжести и т. п.
Нужно думать, что каждое изъ этихъ предположеній со-
держитъ въ себѣ часть истины, именно, когда какой - нибудь
органъ приходитъ въ движеніе, то мы имѣемъ ощущенія отъ
возбужденій мускуловъ, сухожилій, сочленовныхъ поверхно-
стей и, кромѣ того, кожи (при сокращеніи мускуловъ на по-
верхности кожи получаются складки). Такимъ образомъ ощу-
щеніе движеній, положенія, тяжести и сопротивленія является
комплексомъ ощущеній отъ возбужденія мускуловъ, сухожи-
лій, сочленовныхъ поверхностей и кожи.
Теперь намъ остается еще разсмотрѣть тѣ ощущенія, ко-
торыя связаны съ нормальной или ненормальной дѣятельностью
внутреннихъ органовъ: органовъ кровообращенія, пище-
варенія, дыханія и т. п.

Съ дѣятельностью пищеваренія связаны ощущенія голода,
жажды, ощущенія насыщенія, пресыщенія, ощущеніе тошноты.
Голодъ является результатомъ возбужденій въ желудкѣ. По всей
вѣроятности, причиной этого ощущенія является то обстоятель-
ство, что стѣнки желудка послѣ того, какъ переварится извѣстное
количество пищи, образуютъ складки и бороздки, которыя раздра-
жаютъ нервы желудка. Жажда ощущается во рту; происходитъ
она вслѣдствіе отсутствія влаги въ слизистой оболочкѣ полости
рта. Это, между прочимъ, доказывается тѣмъ, что простое увлаж-
неніе языка, напр., лимонной кислотой уменьшаетъ жажду.
Съ дѣятельностью мышцъ связаны также ощущенія утомле-
нія. Къ числу органическихъ ощущеній нужно отнести также
ощущеніе равновѣсія нашего тѣла. Отсутствіе этого ощущенія
сопровождается головокруженіемъ. Органомъ „ощущенія равно-
вѣсіяа считаютъ полукружные каналы, находящіеся въ слухо-
вомъ аппаратѣ (см. рис. на стр. 40).
Всѣ органическія ощущенія отличаются той особенностью,
что имъ въ большей или меньшей мѣрѣ присущъ „чувствен-
ный тонъ", т.-е. они доставляютъ или удовольствія или стра-
данія. Вслѣдствіе этого ихъ часто называютъ также органи-
ческими чувствами.
Въ нашемъ организмѣ беспрестанно совершаются всевоз-
можные процессы, служащіе для поддержанія его жизни. Если
эти процессы перестаютъ быть нормальными, то они вызыва-
ютъ чувства неудовольствія; процессы, ведущіе къ благополу-
чію организма, сопровождаются чувствомъ удовольствія. Если
въ организмѣ число процессовъ второго рода превышаетъ число
процессовъ перваго рода, то въ результатѣ получается чувство
пріятное, чувство благополучія. Въ противномъ случаѣ, на-
оборотъ. Оттого органическія ощущенія называются также
ощущеніями жизни: они являются показателями состоянія на-
шего организма.
Вопросы для повторенія. Какія мы отличаемъ качества осязательнаго
ощущенія? Приведите примѣръ сложнаго осязательнаго ощущенія и пока-
жите, изъ какихъ элементовъ оно складывается? Что можно сказать о фи-
зіологическихъ условіяхъ ощущенія основныхъ качествъ осязательнаго
ощущенія? Каковы основныя качества обонятельныхъ и вкусовыхъ ощу-
щеній? Каковы раздражители вкусовыхъ и обонятельныхъ ощущеніи? Ка-
ковы качества мускульнаго ощущенія. Что мы познаемъ при помощи мус-
кульнаго чувства? Какова физіологическая основа мускульнаго ощущенія?
Перечислите органическія ощущенія. Почему органическія ощущенія на-
зываются также чувствами? Почему органическія ощущенія называются
также ощущеніями жизни?

ГЛАВА 10-я.
Законъ специфической энергіи — Психофизиче-
скій законъ Вебера-Фехнера.
Наивный реализмъ. Если бы мы предложили какому-либо
простолюдину вопросъ, считаетъ ли онъ цвѣта, звуки, твер-
дость, шероховатость и проч. существующими объективно, т.-е.
существующими внѣ насъ, во внѣшнемъ мірѣ, въ природѣ, то
онъ отвѣтилъ бы, что для него представляется несомнѣннымъ,
что внѣ насъ существуютъ цвѣта, звуки, которые оказываютъ
воздѣйствіе на насъ, благодаря чему мы и получаемъ ощуще-
нія цвѣта, звука, твердости и т. п. Такое признаніе реально-
сти указанныхъ качествъ называется „наивнымъ реализмомъ".
Наивный реализмъ нужно считать совершенно неправильнымъ.
Критика наивнаго реализма. Покажемъ прежде всего, что
цвѣтъ не существуетъ объективно реально, а существуетъ только
въ нашемъ сознаніи. Мы уже видѣли, что въ спектрѣ тѣ или
другіе цвѣта созидаются эѳирными волнами большей или мень-
шей длины. Мы видѣли также, что, напримѣръ, волны, по-
рождающія ощущенія краснаго цвѣта, почти въ два раза
длиннѣе волнъ, порождающихъ ощущеніе фіолетоваго цвѣта.
Изъ физики извѣстно, что въ спектрѣ за фіолетовыми вол-
нами, порождающими ощущеніе фіолетоваго цвѣта, есть еще
волны меньшей длины, которыя однако не оказываютъ ника-
кого дѣйствія на нашъ глазъ. Точно такъ же за тѣми лучами,
которые порождаютъ ощущеніе краснаго цвѣта, есть еще болѣе
длинныя волны, которыя также не оказываютъ никакого дѣй-
ствія на нашъ глазъ. Очевидно такимъ образомъ, что нашъ
глазъ чувствителенъ только къ волнамъ средней величины. Но
если бы мы могли предположить существованіи такого глаза,
который былъ бы чувствителенъ къ волнамъ очень длиннымъ
или очень короткимъ, то, по всей вѣроятности, для такого
глаза количество цвѣтовъ въ спектрѣ было бы значительно
больше. Изъ этого уже можно видѣть, что существованіе
тѣхъ или другихъ цвѣтовыхъ ощущеній находится въ зави-
симости отъ устройства нашего глаза. Если бы нашъ глазъ
былъ устроенъ иначе, то мы увидѣли бы другіе цвѣта.
Ясно также, что въ природѣ существуютъ не цвѣта, а
волнообразный колебанія эѳира, которыя, оказывая воздѣйствіе

на нашъ глазъ, производятъ ощущеніе цвѣта. Между опуще-
ніемъ цвѣта и между волнобразными колебаніями эѳира нѣтъ
абсолютно никакого сходства. Въ этомъ смыслѣ ощущеніе
цвѣта совсѣмъ не есть копія объективно, внѣ насъ, суще-
ствующаго цвѣта, какъ это думаетъ наивный реалистъ.
Что существованіе цвѣтовъ обусловливается особымъ
устройствомъ нашего зрительнаго органа, можно пояснить так-
же слѣдующими фактами. Ощущеніе цвѣта пли свѣта полу-
чается не только благодаря дѣйствію волнообразныхъ колебаній
эѳира, но благодаря и другимъ причинамъ. При ударѣ въ
глазъ получается ощущеніе свѣта; это происходитъ отъ меха-
ническаго раздраженія зрительнаго нерва. При надавливаніи
на глазной нервъ получаются на зрительномъ полѣ свѣтлые
круги. Если у человѣка перерѣзывается зрительный нервъ
съ оперативной цѣлью, то въ моментъ перерѣзки возникаетъ
ощущеніе сильнаго свѣта. При возбужденіи зрительнаго нерва
при помощи электрическаго тока возникаетъ ощущеніе силь-
наго свѣта, покрывающаго все поле зрѣнія. Эти примѣры
показываютъ, что какими бы различными разраженіями мы
ни возбуждали зрительный нервъ, онъ всегда отвѣчаетъ однимъ
и тѣмъ же ощущеніемъ свѣта. Слѣдовательно, ощущеніе свѣта
зависитъ не только отъ волнообразныхъ колебаній эѳира, но
также и отъ особенностей устройства зрительнаго аппа-
рата.
То, что мы сказали о зрительныхъ ощущеніяхъ, вполнѣ
справедливо и относительно слуховыхъ ощущеній.
Слуховыя ощущенія порождаются сгущеніями и разрѣже-
ніями воздуха. Между ощущеніями звука и между сгущеніемъ
и разрѣженіемъ воздуха нѣтъ абсолютно никакого сходства.
И по отношенію къ звуковымъ ощущеніямъ справедливо по-
ложеніе, что они въ такой же мѣрѣ находятся въ за-
висимости отъ воздушныхъ колебаній, сколько
и отъ особенностей устройства слухового нер-
ва. Если слуховой нервъ перерѣзывается, то въ моментъ пе-
рерѣзки слышится звукъ. Иногда мы слышимъ „звонъ въ
ушахъ"; это происходитъ вслѣдствіе того, что кровеносные
сосуды оказываютъ давленіе на слуховой нервъ. Слѣдова-
тельно, давленіе на слуховой нервъ производитъ звуковое
ощущеніе. Электрическій токъ, возбуждающій слуховой нервъ,
вызываетъ ощущеніе звука. Такимъ образомъ, какимъ бы

раздраженіемъ мы ни возбуждали слуховой нервъ, онъ всегда
отвѣчаетъ однимъ и тѣмъ же ощущеніемъ, именно отмще-
ніемъ звука.
То, что мы сказали относительно свѣтовыхъ и звуковыхъ
ощущеній, справедливо и по отношенію ко всѣмъ другимъ
ощущеніямъ. „Твердость", „шероховатость", „вкусъ", „запахъ"
такъ же находятся въ зависимости отъ возбужденія соотвѣт-
ствующихъ органовъ чувствъ, какъ и отъ извѣстныхъ объек-
тивныхъ причинъ. Внѣ насъ, въ природѣ, нѣтъ звуковъ, есть
только волнообразныя колебанія воздуха. Нѣтъ цвѣтовъ, есть
только волнообразныя колебанія эѳира. Внѣ насъ, въ приро-
дѣ, нѣтъ запаховъ, а есть только извѣстныя газообразныя ча-
стички веществъ, которыя, благодаря тому только, что у насъ
есть опредѣленнымъ образомъ устроенный обонятельный ор-
ганъ, вызываютъ въ насъ ощущеніе запаха.
Выводъ изъ всего сказаннаго ясенъ. Если бы всѣ живыя
существа, организованныя подобно намъ, т.-е. имѣющія ор-
ганы чувствъ, устроенные такъ, какъ они устроены у насъ,
исчезли съ лица земли, то небо перестало бы быть голубымъ,
солнце перестало бы сіять и т. п., потому что не было бы
существъ, которыя были бы въ состояніи ощущать коле-
баніе эѳира, вызывающее въ насъ ощущенія цвѣта неба,
свѣта солнца.
Такимъ образомъ опровергается взглядъ наивнаго реализма,
по которому цвѣта, звуки, запахи, вкусы существуютъ въ
природѣ, именно въ такомъ видѣ, въ какомъ мы ихъ ощу-
щаемъ.
Законъ специфической энергіи. То обстоятельство, что
органы чувствъ при всякомъ возбужденіи отвѣчаютъ однимъ
и тѣмъ же ощущеніемъ, объясняется ихъ специфической
энергіей, т.-е., согласно этому термину, органы чувствъ на
всякія возбужденія отвѣчаютъ тѣмъ или другимъ ощуще-
ніемъ, благодаря тому, что имъ присуща та или другая специ-
фическая энергія.
Но какъ объяснить эти особенности каждаго органа
чувствъ?
Здѣсь возможны три объясненія. Или можно думать, во
первыхъ, что это зависитъ отъ особенностей самихъ нервовъ,
т.-е. можно думать, напримѣръ, что зрительный нервъ по сво-
ей природѣ совершенно отличается отъ слухового нерва, и

вслѣдствіе этого ощущенія, получающіяся благодаря его воз-
бужденію, совершенно отличаются отъ ощущеній, порождаемыхъ
возбужденіемъ слухового нерва.
Можно предполагать, во-вторыхъ, что различіе между орга-
нами чувствъ происходитъ вслѣдствіе различія концевыхъ обра-
зованіи тѣхъ или другихъ нервовъ. Напримѣръ, концевыя
образованія слухового перва (волокна основной перепонки)
совершенно отличаются отъ палочекъ и колбочекъ, составля-
ющихъ окончаніе зрительнаго нерва. Вслѣдствіе этого и функ-
ціи ихъ совершенно различны. По этой теоріи, если бы мы,
напримѣръ, палочки и колбочки зрительнаго нерва перенесли
на мѣсто основной перепонки слухового нерва, то въ такомъ
случаѣ мы при помощи слухового нерва могли бы ощу-
щать цвѣта. Если бы мы волокна основной перепонки пере-
несли на мѣсто палочекъ и колбочекъ, то мы при помощи
зрительнаго нерва могли бы слышать звукъ.
Можно сдѣлать, въ-третьихъ, предположеніе, что различіе
между органами чувствъ находится въ зависимости отъ тѣхъ
нервныхъ центровъ, съ которыми тѣ или другіе нервы связаны
въ головномъ мозгу.
Но нужно думать, что ни одно изъ этихъ предположеній
не даетъ удовлетворительнаго отвѣта на поставленный вопросъ.
Различіе между органами чувствъ не можетъ быть объяснено
различіемъ только нервовъ, потому что изслѣдованія показы-
ваютъ, что нервы сами по себѣ ни въ своемъ строеніи, ни
въ физическихъ и химическихъ свойствахъ не обнаруживаютъ
никакого различія. Различіе между органами чувствъ не мо-
жетъ быть объяснено также различіемъ только концевыхъ
органовъ, потому что, напримѣръ, лица, потерявшія зрѣніе,
сохраняютъ долгое время представленіе о цвѣтахъ. У нихъ
ощущеніе цвѣта есть, а концевыхъ аппаратовъ сѣтчатки нѣтъ.
Слѣд., ощущеніе цвѣта у нихъ находится въ зависимости отъ
какихъ-то центральныхъ аппаратовъ. Изъ этого можно сдѣ-
лать выводъ, что различіе между функціями органовъ чувствъ
обусловливается какъ различіями концевыхъ аппаратовъ, такъ
и центральныхъ.
Отношеніе между раздраженіемъ и ощущеніемъ. На во-
просъ, какое существуетъ отношеніе между ощущеніемъ и раз-
драженіемъ, отвѣчаетъ такъ называемый психофизическій законъ
Вебера-Фехнера. Если мы въ темную комнату внесемъ свѣчу,

то получимъ ощущеніе-свѣта определенной силы или интенсив-
ности. Если мы принесемъ еще одну свѣчу, то свѣтовое раз-
драженіе увеличится; вмѣстѣ съ этимъ увеличится и сила
или интенсивность свѣтового ощущенія. Относительно силы
раздраженія мы можемъ сказать, что она во второмъ случаѣ
въ два раза больше, чѣмъ въ первомъ. Но можемъ ли мы
сказать что и сила ощущенія во второмъ случаѣ увеличилась
въ два раза? Другими словами, мол;емъ ли мы сказать, что
увеличеніе силы ощущенія прямо пропорціонально увеличенію
силы раздраженія? На этотъ вопросъ мы должны отвѣтить
отрицательно. Есть факты изъ обыденной жизни, которые
показываютъ, что ощущенія не возрастаютъ пропорціонально
возрастанію раздраженія. Кому приходилось присутствовать на
такъ называемыхъ концертахъ-монстръ, въ которыхъ число
исполнителей бываетъ, напримѣръ, въ три раза больше, чѣмъ
въ обыкновенныхъ концертахъ, тотъ надѣется услышать звуки
въ три раза сильнѣе, чѣмъ въ обыкновенныхъ концертахъ, но
онъ бываетъ очень удивленъ, слыша звукъ чуть-чуть сильнѣе,
чѣмъ въ обыкновенныхъ концертахъ. Слѣдователыю, тройное
раздраженіе не вызываетъ ощущенія тройной силы, а меньше.
Этотъ примѣръ показываетъ, что, хотя раздраженіе усиливает-
ся, но ощущеніе, имъ вызываемое, совсѣмъ не усиливается
въ той же мѣрѣ.
Но если ощущеніе не растетъ пропорціонально раздраженію,
то какъ же оно растетъ?
Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, произведемъ опытъ по
тому способу, по которому производилъ его знаменитый нѣ-
мецкій физіологъ Э. Г. Веберъ.
Мы велимъ субъекту, надъ которымъ мы желаемъ произве-
сти опытъ, положить руку на столъ и кладемъ ему на руку
какую-либо тяжесть, положимъ, гирю въ одинъ фунтъ; затѣмъ
снимаемъ эту тяжесть и вмѣсто нея кладемъ тяжесть нѣ-
сколько большую, наприм., одинъ фунтъ и два золотника и
спрашиваемъ у испытуемаго, который во время опыта не дол-
женъ видѣть своей руки, будетъ ли эта тяжесть та же са-
мая, которая была прежде или она отличается отъ прежней.
Субъектъ говоритъ, что онъ не замѣчаетъ разницы. Тогда мы для
сравненія беремъ тяжесть больше, чѣмъ въ одинъ фунтъ и
два золотника и производимъ экспериментъ попрежнему.
Опять кладемъ на руку испытуемаго тяжесть въ одинъ фунтъ

и для сравненія кладемъ тяжесть въ одинъ фунтъ и четыре
золотника и предлагаемъ тотъ же вопросъ. Положимъ, испы-
туемый на поставленный нами вопросъ опять отвѣчаетъ отри-
цательно. Тогда мы повторяемъ еще нѣсколько разъ сравне-
нія, каждый разъ увеличивая сравниваемую тяжесть до тѣхъ
поръ, пока испытуемый не скажетъ, что тяжесть, положенная
для сравненія, едва замѣтно больше, чѣмъ данная. Послѣ этого
мы смотримъ, какова была эта добавочная тяжесть, которая
произвела едва замѣтное ощущеніе разности тяжестей. Ока-
зывается, что эта добавочная тяжесть составляетъ приблизи-
тельно около одной трети первоначальной тяжести. Затѣмъ
мы кладемъ ему на руку гирю въ два фунта и продѣлываемъ
то же самое, т.-е. опредѣляемъ, какая нужна добавочная тя-
жесть, чтобы субъектъ замѣтилъ различіе между прежнимъ
ощущеніемъ и теперешнимъ. Послѣ этого мы дѣлаемъ то же
самое съ третьей, четвертой тяжестью, пока не опредѣлимъ
для достаточнаго числа тяжестей величину той добавочной
тяжести, которая созидаетъ едва замѣтное ощущеніе различія.
Изъ этихъ опытовъ оказывается, что добавочная тяжесть
должна находиться въ постоянномъ опредѣленномъ
отношеніи къ данной тяжести, чтобы произвести едва замѣт-
ное ощущеніе различія. Напримѣръ, къ одному грамму нужно
прибавить одну треть грамма, чтобы субъектъ почувствовалъ
разницу въ ощущеніи, для тридцати граммовъ — десять грам-
мовъ и т. д.
Для другихъ ощущеній цифра получилась другая, но все
таки отношеніе добавочнаго раздраженія къ данному оказы-
вается постояннымъ. Такъ, напримѣръ, это отношеніе для свѣ-
товыхъ ощущеній должно равняться одной сотой, для звуко-
выхъ ощущеній — одной трети и т. п.
Итакъ, изъ этого мы можемъ видѣть, что для отношенія
между ощущеніемъ и раздраженіемъ существуетъ законъ, по
которому добавочное раздраженіе должно находиться въ со-
вершенно опредѣленномъ отношеніи къ данному, чтобы по-
лучилось ощущеніе, едва замѣтно отличающееся отъ преды-
дущаго (законъ Вебера).
Знаменитый нѣмецкій физикъ Фехнеръ нашелъ возможность
выразить при помощи чиселъ отношеніе между любымъ ощу-
щеніемъ и соотвѣтствующимъ ему раздраженіемъ, именно онъ
нашелъ, что ощущенія растутъ въ ариѳметической прогрессіи,

въ то время какъ раздраженія растутъ въ геометрической,
или что ощущенія равняются логариѳмамъ раздраженіи.
Такимъ образомъ оказалось возможнымъ измѣрить силу или
интенсивность ощущеній. Если мы можемъ измѣрить силу
раздраженіи, то на основаніи только что приведенной формулы
Фехнера можно опредѣлить и силу соотвѣтствующихъ ощущеній.
* Законъ Фехнера. Если мы возьмемъ таблицу логариѳ
мовъ, то увидимъ, что въ ней имѣются два столбца чиселъ: въ
одномъ обыкновенныя, а въ другомъ—логариѳмы. Кромѣ того,
если мы обратимъ вниманіе на то, какъ растутъ логариѳмы,
то увидимъ, что логариѳмы возрастаютъ медленнѣе, чѣмъ числа.
Если, наприм., въ одномъ столбцѣ стоитъ 1, то въ другомъ — 0;
для числа 10 логариѳмъ равняется единицѣ, для 100 раз-
няется 2 и т. д. Слѣдовательно, мы здѣсь видимъ, что, въ то
время какъ числа растутъ опредѣленнымъ образомъ, лога-
риѳмы, соотвѣтствующіе имъ, также растутъ, но совершенно
своеобразно. Если мы разсмотримъ ближе ростъ логариѳмовъ,
то увидимъ, что между ихъ ростомъ и ростомъ раздраженіи
есть извѣстная аналогія. Логариѳмамъ 0, 1, 2, 3 и пр. соот-
вѣтствуютъ числа 1, 10, 100, 1000 и т. д. Разсмотримъ, въ
какомъ отношеніи здѣсь находится приращеніе къ первона-
чальной величинѣ. Разность между 10 и 1 равна 9, между
100 и 10=90, между 1000 и 100=900. Слѣдовательно, отно-
шенія прироста къ первоначальной величинѣ равны 9Д, 90/ю>
90(у100=9. Эти отношенія тождественны, всѣ равны 9. Слѣ-
довательно, отношеніе между предыдущимъ и послѣдующимъ
числомъ постоянно равно числу 9.
То же самое отношеніе, какое мы здѣсь имѣемъ между
ростомъ чиселъ и соотвѣтствующими имъ логариѳмами, мы
имѣли и въ отношеніи между ростомъ ощущеній и раздраже-
ніи. Мы видѣли, что когда ощущенія возрастаютъ на одина-
ковую величину, то раздраженія возрастаютъ такимъ образомъ,
что приращеніе ихъ сохраняетъ всегда одинаковое отношеніе
къ данной величинѣ раздраженія. Точно такимъ же образомъ
логариѳмы увеличиваются на равныя величины, когда числа
возрастаютъ такимъ образомъ, что приращеніе ихъ сохраняетъ
всегда одинаковое отношеніе къ данной величинѣ. Итакъ,
можно сказать, что ощущенія возрастаютъ, какъ логариѳмы,
въ то время, какъ раздраженія увеличиваются, какъ числа; или,
еще короче, такъ какъ каждая величина раздраженія можетъ

быть выражена опредѣленнымъ числомъ—ощущеніе равняется
логариѳму раздраженія (законъ Фехнера).
Можно также сказать, что ощущенія растутъ въ ариѳме-
тической прогрессіи въ то время, какъ раздраженія растутъ
въ геометрической. Мы видѣли, что если къ одному грамму
прибавить 1/ грамма, то получится едва замѣтное ощущеніе
тяжести. Чтобы получить такое же едва замѣтное ощущеніе при
2 граммахъ нужно прибавить 2/3 грамма. Это едва замѣтное при-
ращеніе ощущенія въ обоихъ случаяхъ считается тождественнымъ.
Начнемъ наши опыты съ 2 граммовъ. Будемъ писать съ
одной стороны раздраженія, а съ другой—едва замѣтныя ощу-
щенія. Если первое раздраженіе равняется 1, то второе раз-
драженіе должно равняться 1+1/3, т.-е. 4/3 перваго раздра-
женія. Слѣдов., каждое слѣдующее раздраженіе должно рав-
няться 4/3 предыдущаго, чтобы вызвать едва замѣтное ощуще-
ніе. Если мы начнемъ съ раздраженія въ 2 грамма, то у насъ
получится слѣдующій рядъ:
Раздраженія.
Ощущенія.
2 1 Первое едва замѣтное ощущеніе (обозначимъ
2 (4/3) I его величину посредствомъ 1).
[2 (4/з) ] 4/з = 2 (*/з)2 J Второе едва замѣтное ощущеніе—2.
[2 (4/з)2] 4/з = 2 (4/з)3 J Третье едва замѣтное ощущеніе—3.
[2 (4/з)3] 4/з = 2 (5/з)4 J Четвертое едва замѣтное ощущеніе—4.
Слѣдовательно, здѣсь у насъ получается рядъ ощущеній,
растущій въ арѳметической прогрессіи въ то время, какъ
раздраженіе растетъ въ геометрической.
Вопросы для повторенія. Въ чемъ заключается сущность наивнаго ре-
ализма? Что значитъ объективное существованіе? Какое существуетъ от-
ношеніе между ощущеніемъ и вещами? Какіе два аргумента можно при-
вести противъ наивнаго реализма? Объясните смыслъ выраженія, что
цвѣта, звуки и т. и. существуютъ только благодаря особенному устройству
нашихъ органовъ чувствъ? Что такое „специфическая энергія?" Какія воз-
можны физіологическія объясненія специфической энергіи?
Что имѣютъ цѣлью выразить психофизическій законъ Вебера-Фехнери?
Опишите опытъ Вебера. Какъ формулируется законъ Вебера? Какъ форму-
лируется законъ Фехнера?

ГЛАВА 11-я.
О воспроизведеніи ощущеній и о памяти.
Ощущеніе, воспріятіе, впечатлѣніе. До сихъ поръ мы го-
ворили о томъ процессѣ познанія, который осуществляется
при помощи ощущенія. Мы видѣли, что чистаго ощущенія въ
действительности не встрѣчается, что всякое ощущеніе всегда
возникаетъ въ связи съ какими-либо другими ощущеніями.
Предметы, оказывающее на насъ воздѣйствіе, всегда доста-
вляютъ намъ большую или меньшую „совокупностьа ощуще-
ній. Напр., камень, который я держу въ рукахъ, является
для меня совокупностью отдѣльныхъ ощущеній. Я ощущаю
тяжесть камня, я ощущаю шероховатость его, твердость,
холодъ и т. п. Эти качества соединены въ одно цѣлое. Разъ
ощущенія составляютъ извѣстную совокупность, то такой про-
цессъ называется воспріятіемъ. Я могу „ощущать" отдѣльныя
качества, совокупность же качествъ я „воспринимаю". Пра-
вильно будетъ, если мы скажемъ, что мы „ощущаемъ" звукъ,
мелодію же, какъ рядъ звуковъ, мы „воспринимаемъ"; мы
ощущаемъ цвѣтъ, гармонія же цвѣтовъ является предметомъ
воспріятія. Въ большинствѣ случаевъ предметомъ воспріятія
являются вещи. Оттого нѣкоторые психологи подъ воспріятіемъ
понимаютъ объективированный ощущенія, т.-е. ощущенія, кото-
рыя мы относимъ къ чему-то объективному, находящемуся внѣ
насъ, къ какимъ-либо вещамъ, объектамъ или процессамъ.
Въ связи съ этимъ слѣдуетъ упомянуть, въ какомъ смыслѣ
вообще употребляется терминъ впечатлѣніе. Если какое-либо
раздраженіе оказываетъ на насъ дѣйствіе, результатомъ чего
является извѣстное ощущеніе или воспріятіе, то эту причину
ощущенія или воспріятія мы назовемъ „впечатлѣніемъ". Напр.,
можно сказать: „на меня оказываетъ дѣйствіе извѣстное зри-
тельное впечатлѣніе", „на меня оказываетъ дѣйствіе извѣстное
звуковое впечатлѣніе". Но часто, по преимуществу въ оби-
ходной жизни, терминъ „впечатлѣніе" употребляютъ въ смыслѣ
извѣстнаго умственнаго субъективнаго построенія: говорятъ,
напр., „на меня это производитъ извѣстное впечатлѣніе", „у
меня получается такое впечатлѣніе". Употребляя такія выра-
женія, какъ-будто бы хотятъ сказать, что у насъ въ умѣ впе-
чатлѣнія находятся, какъ извѣстныя мысли. Но мы будемъ

употреблять терминъ „впечатлѣніе“ въ смыслѣ извѣстной при-
чины ощущенія или воспріятія.
Понятіе репродукціи или воспроизведенія. Я ощущаю въ
извѣстный моментъ красный цвѣтъ зарева отъ заходящаго солнца.
Но вотъ солнце зашло и перестало дѣйствовать на меня; тѣмъ
не менѣе у меня въ сознаніи продолжаетъ существовать ощу-
щеніе краснаго цвѣта. Можетъ пройти день, два, и, несмотря
на то, что внѣшнее раздраженіе перестало дѣйствовать, у меня
въ сознаніи имѣется картина заходящаго солнца. Тотъ про-
цессъ, благодаря которому мы имѣемъ ощущеніе даже въ
отсутствіи раздраженій, ихъ вызывающихъ, мы называемъ
репродукціей или воспроизведеніемъ. Подъ этимъ послѣднимъ
мы понимаемъ возобновленіе ощущеній, которыя нѣкогда были
въ нашемъ сознаніи. Эти возобновляющіяся ощущенія назы-
ваются образами, представленіями, идеями, а та способность,
благодаря которой мы можемъ возобновлять ощущенія, называется
памятью.
Представленіе, образъ, идея. Итакъ, (ощущеніе, которое
было у насъ въ сознаніи, или которое мы пережили благо-
даря какому-либо раздраженію, можетъ возобновиться, т.-е.
можетъ вновь возникнуть въ нашемъ сознаніи. То, что является
въ нашемъ сознаніи, когда какое-либо ощущеніе возобно-
вляется или воспроизводится, называется представленіемъ,
идеей, образомъ. Чаще всего въ этомъ случаѣ употре-
бляется терминъ „образъ“. Само собою разумѣется, что мо-
гутъ существовать образы какъ зрительныхъ ощущеній, такъ
вообще и всѣхъ другихъ ощущеній. Если я видѣлъ какое--
нибудь зданіе, то у меня можетъ быть зрительный „образъ“
или представленіе этого зданія. У меня можетъ быть „образъ“
слышанной мною мелодіи, у меня можетъ быть „вкусовой
образъ“ или представленіе вкуса апельсина. Если я воспроиз-
вожу ощущеніе, которое я получилъ отъ прикосновенія къ
бархату, то это будетъ „осязательный образъ“. Существуютъ
еще „двигательные образы“', которые являются результатомъ
воспроизведенія двигательныхъ ощущеній.
Слѣдуетъ отмѣтить различіе, которое существуетъ между
представленіемъ и ощущеніемъ. Ощущенія возникаютъ вслѣдствіе
непосредственнаго возбужденія органовъ чувствъ, представленіе
возникаетъ благодаря одному центральному возбужденію. Въ
этомъ случаѣ обыкновенно говорятъ, что ощущеніе порождается

периферическимъ возбужденіемъ, а представленіе — централь-
нымъ. Это есть различіе въ физіологическихъ причинахъ. Пред-
ставленіе отличается отъ ощущенія также тѣмъ, что оно всегда
слабѣе, блѣднѣе, чѣмъ ощущеніе. Сравните, напр., ощущеніе
звука, которое вызываетъ водопадъ, съ представленіемъ этого
звука. Сравните, далѣе, ощущеніе голубого цвѣта неба съ
представленіемъ его; можетъ ли это послѣднее приблизиться
по живости къ ощущенію? То же самое справедливо по отно-
шенію къ воспріятіямъ. Сравните, напр., то отчетливое вос-
пріятіе, которое вы имѣете въ томъ случаѣ, когда вы созер-
цаете лѣсъ, съ тѣмъ представленіемъ, которое вы о немъ
имѣете. „Представленіе" лѣса значительно блѣднѣе непосред-
ственнаго воспріятія лѣса: въ немъ выпали нѣкоторыя подроб-
ности, которыя присущи воспріятію.
Опредѣленіе памяти. Подъ памятью мы понимаемъ способ-
ность репродуцировать или воспроизводить ощущенія въ то
время, какъ на наше сознаніе не дѣйствуютъ раздраженія, по-
рождающія эти ощущенія.
Въ психологіи принято признавать четыре момента въ про-
цессѣ возобновленія ощущеній, именно: 1) сохраненіе ощуще-
ній, 2) воспроизведеніе ощущеній, 3)узнаваніе, 4) локализація
во времени. Смыслъ двухъ первыхъ терминовъ вполнѣ понятенъ.
Если какія-либо ощущенія воспроизводятся, возобновляются,
вновь возникаютъ, то это происходитъ оттого, что они какимъ
то образомъ ъсохраняются". Если бы они не сохранялись, то
они могли бы воспроизводиться. Далѣе, когда какой-либо
образъ воспроизводится, то мы можемъ его „узнать", т.-е. мы
можемъ сознавать, что мы это воспроизводимое теперь ощу-
щеніе когда-то пережили. Если мы къ тому же опредѣлимъ,
когда именно мы его пережили, то мы будемъ имѣть то, что
называется „локализаціей во времениа.
Нѣкоторые изъ этихъ моментовъ могутъ существовать от-
дѣльно, независимо отъ другихъ. Это можно пояснить при по-
мощи слѣдующихъ примѣровъ.
1) Представленія могутъ сохраняться, но въ то же время
не воспроизводиться. Если вы кого-нибудь спросите, какъ бу-
детъ по-латински „добродѣтель", то онъ можетъ не отвѣтить
на вашъ вопросъ. Но это не значитъ, что у него въ сознаніи
нѣтъ этого представленія. Въ самомъ дѣлѣ, если онъ увидитъ
написаннымъ virtus, то онъ тотчасъ же скажетъ, что virtus

значитъ добродѣтель. Изъ этого ясно, что это представленіе
сохранялось, хотя оно п не воспроизводилось.
2) Представленіе можетъ воспроизводиться, но при этомъ я
могу его не узнавать. Напр., я могу вспомнить какое-нибудь
слово, но при этомъ совершенно не знать, что оно означаетъ,
при какихъ обстоятельствахъ я узналъ это слово и т. п.
3) Я могу узнавать какое-либо представленіе, но не быть въ
состояніи локализовать его. Я знаю, что этого господина я
гдѣ-то видѣлъ, но гдѣ именно, при какихъ обстоятельствахъ я
его видѣлъ, я сказать не могу.
4) Если я могу, наконецъ, сказать, гдѣ и когда я воспри-
нималъ извѣстное впечатлѣніе, то это значитъ, что я лока-
лизую его во времени.
Сохраненіе представленій. Если мы признаемъ, что для
воспроизведенія представленій необходимо, чтобы эти послѣд-
нія сохранялись, то какъ понимать, что „представленія сохра-
няются"; въ какомъ видѣ происходитъ это сохраненіе пред-
ставленій? На этотъ вопросъ можно дать два отвѣта. Можно
сказать, что извѣстныя представленія сохраняются въ нашемъ
сознаніи въ качествѣ представленій, которыхъ мы не сознаемъ,
или можно сказать, какъ это дѣлаютъ нѣкоторые физіологи, что
представленія сохраняются у насъ въ мозгу въ видѣ тѣхъ или
другихъ измѣненій матеріальныхъ частицъ.
*Физіологическая основа памяти. Есть три физіологиче-
скихъ теоріи, которыя пытаются объяснить, какимъ образомъ
представленія „сохраняются" у насъ въ мозгу и какъ они
„воспроизводятся ".
По первой теоріи, память зависитъ отъ движеній, сохра-
няющихся въ мозгу. По второй теоріи, память зависитъ отъ
слѣдовъ, сохраняющихся въ мозгу. По третьей теоріи, память за-
виситъ отъ предрасположеніе, образующегося въ веществѣ мозга.
Сущность первой теоріи сводится къ признанію, что послѣ
того, какъ мы испытали извѣстное ощущеніе, въ нервномъ ве-
ществѣ остаются тѣ движенія, которыя въ немъ были въ про-
цессѣ ощущенія; они продолжаются въ ослабленной формѣ.
Въ процессѣ воспроизведенія ИЛИ воспоминанія тѣ же самыя
движенія, которыя происходятъ въ моментъ ощущенія, возоб-
новляются, т.-е. возникаютъ въ такой же усиленной формѣ,
въ какой они были въ моментъ ощущенія, и оттого осуще-
ствляется самый процессъ воспроизведенія. Это можно иллюстри-

ровать при помощи слѣдующаго примѣра. На фотографическую
пластинку, покрытую извѣстнымъ составомъ, падаютъ свѣтовые
лучи, которые незамѣтнымъ для насъ образомъ измѣняютъ
пластинку. Беремъ эту пластинку и долгое время сохраняемъ
ее въ темномъ мѣстѣ, а затѣмъ подвергаемъ вліянію некото-
рыхъ веществъ; тогда мы увидимъ, что обнаружится дѣйствіе
свѣтовыхъ лучей, въ одно время падавшихъ на пластинку.
Это мы можемъ, разумѣется, объяснить только тѣмъ, что свѣ-
товые лучи въ формѣ движеній сохранились въ веществѣ пла-
стинки, а затѣмъ при благопріятныхъ условіяхъ возобновились
опять-таки въ формѣ движеній. То же самое происходитъ и
въ случаѣ воспроизведенія ощущенія или воспоминанія:
это послѣднее можетъ осуществляться только благодаря тому,
что возобновляются тѣ самыя движенія нервнаго вещества, ко-
торыя были въ процессѣ ощущенія.
Вторая теорія (едва, впрочемъ, отличимая отъ первой, это—
теорія слѣдовъ. Смыслъ этой теоріи можно пояснить при по-
мощи слѣдующаго примѣра. Если мы передъ фонографомъ
произнесемъ какую-нибудь рѣчь, то на валикѣ фонографа по-
лучаются извѣстные слѣды: спустя далее долгое время, мы мо-
жемъ воспроизвести эту рѣчь съ удивительной точностью.
Воспроизведеніе оказывается возможнымъ потому, что въ фо-
нографѣ остались извѣстные слѣды. Подобно фонографу, мозгъ
сохраняетъ извѣстные слѣды впечатлѣній, п въ этомъ смыслѣ
мозгъ можно назвать „сознающимъ фонографомъ".
Эта теорія „слѣдовъ" представляетъ между прочимъ то не-
удобство, что заставляетъ думать, что будто бы въ мозгу
остаются слѣды, какъ бы имѣющіе извѣстное сходство съ впе-
чатлѣніемъ. Такъ, если говорятъ, что у меня остался „слѣдъ"
отъ извѣстнаго впечатлѣнія, напр., отъ видѣннаго мною четы-
реугольыпка, то кажется, что этимъ хотятъ сказать, что у
меня въ мозгу остается какъ бы маленькое изображеніе того
же четыреугольника. Но это, разумѣется, совершенно невѣрно.
Между предметами, которые мы воспринимаем, и измѣнені-
ями, которыя происходятъ у насъ въ мозгу, нѣтъ абсолютно
никакого сходства. Въ самомъ дѣлѣ, что общаго, напр., ме-
жду звуковымъ впечатлѣніемъ и тѣмъ слѣдомъ, который оно
оставляетъ у насъ въ мозгу?
По третьей теоріи, всякое дѣйствіе, которое совершаетъ
какой-нибудь нервъ или мускулъ, производитъ такое измѣне-

ніе въ нервномъ веществѣ, что нервъ или мускулъ получаетъ
предрасположеніе совершать то же дѣйствіе, съ большей лег-
костью. Это понятіе предрасположенія можно пояснить при
помощи слѣд. примѣра. Я беру картонную пластинку и сво-
рачиваю ее. Она принимаетъ такую форму, что съ трудомъ
возвращается въ прежнее положеніе. Въ ней получилось пред-
расположеніе къ совершенію извѣстнаго дѣйствія. Точно та-
кимъ же образомъ послѣ дѣйствія извѣстнаго впечатлѣнія въ
мозгу получается предрасположеніе къ возобновленію этого
впечатлѣнія. Въ самомъ дѣлѣ, что происходитъ въ нервныхъ
частицахъ, когда нервъ подвергается какому-либо возбужденію?
Мы можемъ сказать, что частицы нервнаго вещества, разъ мы
вывели ихъ изъ какого-нибудь состоянія, съ трудомъ возвра-
щаются въ прежнее состояніе и, наоборотъ, стремятся сохра-
нить свое новое положеніе. Слѣдовательно, онѣ, если мы будемъ
производить одно и то же дѣйствіе, стараются принять та-
кое положеніе, какое нужно для того, чтобы производить это
дѣйствіе. То, что въ этомъ случаѣ происходитъ, можно срав-
нить съ тѣмъ, что происходитъ на земной поверхности при
образованіи русла рѣкъ: разъ въ какомъ-нибудь углубленіи
протекло извѣстное количество воды, то вещество земной по-
верхности принимаетъ такое расположеніе, что движеніе слѣ-
дующаго потока значительно облегчается.
Возьмемъ простѣйшій случай движенія, именно рефлектив-
наго движенія. Въ немъ, какъ мы знаемъ, возбужденіе отъ
периферическаго конца чувствующаго нерва черезъ нервную
клѣтку передается къ другому, движущему нерву. Это воз-
бужденіе вмѣстѣ съ движеніемъ составляютъ „рефлекторную
дугу". Положимъ, что мы имѣемъ двѣ такихъ рефлекторныхъ
дуги и что два движенія этихъ рефлекторныхъ дугъ, которыя
первоначально совершались отдѣльно другъ отъ друга, теперь
должны совершаться вмѣстѣ. Это можетъ осуществиться только
въ томъ случаѣ, когда между однимъ центромъ и другимъ об-
разуется передаточный путь, по которому возбужденіе будетъ
проходить такъ же, какъ оно проходитъ въ рефлекторной дугѣ.
Какимъ образомъ этотъ путъ созидается, мы не знаемъ, но мы
можемъ предположить, что такой путь долженъ образоваться
для того, чтобы могла установиться связь между этими двумя
движеніями. Этотъ путь вырабатывается не сразу. Возбужденіе
сначала проходитъ весьма медленно, и это соотвѣтствуетъ той

стадіи, когда мы соединенныя движенія совершаемъ медленно.
Но если это соединенное движеніе повторяется, т.-е. воз-
бужденіе много разъ проходитъ по одному и тому же пути,
мало-по-малу происходитъ то, что возбужденіе начинаетъ
проходить съ большей и большей скоростью, и вмѣстѣ съ тѣмъ
и соединенное движеніе совершается быстрѣе и быстрѣе.
Вотъ физіологическія причины того, что въ привычныхъ
дѣйствіяхъ, которыя представляютъ собою соединенія группъ
движеній, сначала это соединеніе группъ движеній происхо-
дитъ медленно, а затѣмъ, когда связь между ними устано-
вится, то и самое соединенное движеніе совершается быстро.
Извѣстно, что опытный піанистъ, напр., можетъ играть безо-
шибочно, разговаривая въ то же время съ окружающими. Это
происходитъ оттого, что у него между отдѣльными нервными
центрами устанавливается такая связь, что движеніе возбужде-
нія отъ одного центра къ другому совершается съ большей
легкостью. То же самое мы имѣемъ во всѣхъ нашихъ при-
вычныхъ движеніяхъ, напр., въ процессѣ писанія, вязанія
и т. п.
Это объясненіе привычныхъ движеній дѣлаетъ понятнымъ
то, что послѣ воздѣйствія возбужденія въ нервной ткани
происходятъ какія-то измѣненія, которыя образуютъ въ ней
предрасположеніе для болѣе легкаго совершенія какого-либо
дѣйствія.
Смыслъ термина япредрасположеніеа сводится, такимъ обра-
зомъ, къ слѣдующему. Если мы говоримъ, что какой-либо
нервъ получилъ предрасположеніе къ извѣстному дѣйствію, то
это еще можно иначе выразить, если сказать, что онъ помнитъ
извѣстныя дѣйствія, т.-е. сохраняетъ что-то отъ прежней
дѣятельности.
Вотъ три теоріи, которыя дѣлаютъ попытку объяснить
причину сохраненія представленій.
Можно привести два возраженія противъ физіологическаго
объясненія.
Каково бы ни было физіологическое объясненіе сохране-
нія и воспроизведенія, мы можемъ одно сказать съ полной
опредѣленностью, что не можетъ быть рѣчи о какихъ бы то
ни было „слѣдахъ", потому что въ такомъ случаѣ мы должны
были бы допустить, что эти представленія суть нѣчто въ родѣ
вещей, между тѣмъ какъ представленія и ощущенія суть

процессы, и поэтому въ нервной системѣ имъ должны со-
отвѣтствовать не слѣды, а какіе-нибудь процессы, напр., об-
разованіе предрасположеній.
По поводу физіологическихъ теорій можно сдѣлать одно
общее замѣчаніе, что онѣ не являются объясненіемъ сохране-
нія представленій, потому что онѣ говорятъ не о сохраненіи
представленій, а о физіологическихъ процессахъ, осуществле-
ніе которыхъ необходимо для сохраненія представленій, а
между представленіями и нервными процессами, какъ мы ви-
дѣли, есть коренное различіе.
Вопросы для повторенія. Какое различіе между ощущеніемъ и воспрі-
ятіемъ? Отчего воспріятіе называется объективированнымъ ощущеніемъ? Что
такое впечатлѣніе? Что такое репродукція? Что такое представленіе,
образъ, идея? Приведите примѣры. Какое существуетъ различіе между
представленіемъ и ощущеніемъ? Какъ опредѣляется память? Какіе моменты
мы различаемъ въ процессѣ репродукціи? Что такое сохраненіе предста-
вленій? Какія существуютъ физіологическія объясненія сохраненія пред-
ставленій? Какой основной недостатокъ физіологическаго объясненія со-
храненія представленій?
ГЛАВА 12-я.
Объ ассоціаціи представленій.
Самопроизвольное возникновеніе представленій. Мы ви-
дѣли, что представленія могутъ возобновляться, воспроизво-
диться. Мы видѣли также, что для того, чтобы они могли
возобновляться, нужно, чтобы они сохранилисъ. Если мы
допустимъ, что представленія какимъ-то образомъ сохраняются,
то спрашивается, почему они возобновляются, благодаря чему
они воспроизводятся? Почему представленія, которыя сохраня-
лись въ нашемъ сознаніи въ безсознательномъ видѣ, начина-
ютъ нами сознаваться?
Здѣсь можно сдѣлать два предположенія: 1) или пред-
ставленія сами по себѣ, самопроизвольно могутъ возни-
кать въ нашемъ сознаніи, или 2) представленія вызываются
въ нашемъ сознаніи какимъ-то образомъ, благодаря содѣйствію
другихъ представленій или ощущеній.
Первый случай—-именно самопроизвольнаго возникновенія
представленій - мы имѣемъ иногда въ „сновидѣніяхъ" и въ
,,галлюцинаціяхъ". Въ сновидѣніяхъ мы имѣемъ представленія

о вещахъ, о которыхъ мы въ продолженіе дня совсѣмъ не
думали. Эти представленія возникаютъ такимъ образомъ, что
кажется, что они возникаютъ самопроизвольно, сами по себѣ,
не будучи вызываемы никакими другими представленіями.
Галлюцинація—это представленія о такихъ предметахъ, кото-
рыхъ въ данный моментъ нѣтъ налицо, но эти представленія
тѣмъ не менѣе кажутся вполнѣ реальными, т.-е. соотвѣтству-
ющими дѣйствительности. Напримѣръ, у кого-нибудь въ
сознаніи можетъ появиться образъ разбойника въ то время,
какъ въ дѣйствительности нѣтъ ничего такого, что могло бы
вызвать это представленіе. Объ этихъ представленіяхъ также
можно сказать, что они возникаютъ самопроизвольно. Можно
еще привести примѣры самопроизвольнаго возникновенія пред-
ставленій. Если мы слышали какую-нибудь музыкальную
арію, которая намъ понравилась, то иногда въ продолженіе
нѣсколькихъ дней эта арія какъ бы преслѣдуетъ насъ. Она
отъ времени до времени возникаетъ въ нашемъ сознаніи со-
вершенно для насъ неожиданно, хотя бы мы о ней совсѣмъ
не думали.
Существуетъ физіологическое объясненіе этого самопроиз-
вольнаго возникновенія ощущеній или представленій. Именно,
когда мы что-либо ощущаемъ, то у насъ въ мозгу происхо-
дитъ измѣненіе расположенія частичекъ мозга. Эти частички
приходятъ, напр., въ колебательное состояніе. Колебаніе ча-
стичекъ мозга послѣ того, какъ раздраженіе, вызывающее
ощущеніе, прекратилось, ослабѣваетъ, но впослѣдствіи
это колебательное движеніе частичекъ мозга возобновляется,
пріобрѣтаетъ прежнюю силу, вслѣдствіе, напр., измѣненія
кровообращенія въ этой части мозга или какой-нибудь дру-
гой подобной же причины. Напримѣръ, когда я ощущаю крас-
ный цвѣтъ, то частички мозга приходятъ въ опредѣленное ко-
лебательное движеніе; когда я перестаю ощущать его, то эти
движенія ослабѣваютъ, но впослѣдствіи, благодаря только что
указаннымъ причинамъ, эти частички приходятъ въ колеба-
тельное движеніе, и у меня самопроизвольно возникаетъ пред-
ставленіе краснаго цвѣта, какъ это бываетъ, напр., въ сно-
видѣніяхъ или въ только что приведенномъ примѣрѣ само-
произвольнаго возникновенія музыкальной аріи.
Ассоціація представленій. Но возможность самопроиз-
вольнаго возникновенія представленій можно оспаривать. Намъ

кажется, что въ сновидѣніяхъ тѣ или другія представленія
возникаютъ сами собою, между тѣмъ можно думать, что они
возникаютъ благодаря дѣйствію другихъ представленій. Напр.,
кому-нибудь снится „море". Это сновидѣніе можетъ быть вы-
звано завываніемъ вѣтра, которое доносится до слуха спящаго.
Ощущеніе завыванія вѣтра вызываетъ представленія моря. По-
этому можно думать, что вообще необходимо воздѣйствіе пред-
ставленій извнѣ для того, чтобы тѣ или другія представленія
возникли въ нашемъ сознаніи; можно предполагать, что тѣ
или другія представленія выплываютъ изъ глубины нашего
сознанія только потому, что они находятся въ связи съ дру-
гими представленіями, которыя ихъ и вызываютъ. Такая связь
представленій, въ силу которой одни представленія вызываютъ
въ нашемъ сознаніи другія, называется ассоціаціей предста-
вленій. Различаютъ три вида ассоціаціи.
Ассоціація представленій по смежности. Для выясненія
перваго вида ассоціаціи возьмемъ въ примѣръ представленіе
„розы". Анализируя это сложное представленіе, мы найдемъ,
что оно состоитъ изъ представленій цвѣта, формы, запаха и,
наконецъ, слухового представленія слова „роза". Какимъ обра-
зомъ у насъ получилось сложное представленіе „розы", ска-
зать нетрудно. Въ дѣтствѣ, когда мы видѣли розу, т.-е. когда
мы получили тѣ или другія зрительныя ощущенія цвѣта, фор-
мы и т. п., то въ это же время мы обоняли и запахъ „розы",
а также мы слышали названіе „роза". Эти группы предста-
вленій зрительныхъ, обонятельныхъ и слуховыхъ постоянно
воспринимались нашимъ сознаніемъ одновременно или въ не-
посредственной послѣдовательности. Одновременное воспріятіе
этихъ трехъ группъ представленій произвело то, что всѣ они
тѣсно связались другъ съ другомъ, образовали одно цѣлое, при
чемъ связь между членами этого цѣлаго сдѣлалась настолько
тѣсной, что одинъ членъ этого цѣлаго не можетъ
возникнуть безъ того, чтобы не возникалъ дру-
гой. Зрительный образъ, обонятельный образъ и слуховой
образъ, входящіе въ составъ представленія „розы", такъ тѣсно
слились другъ съ другомъ, что одинъ изъ нихъ не можетъ воз-
никать безъ того, чтобы не возникалъ другой. Если я про-
изнесу слово „роза", то лица, услышавшія это слово тотчасъ
воспроизведутъ цвѣтъ, форму и запахъ розы, т.-е. слуховой
образъ вызоветъ другіе образы. Если я кому-нибудь покажу

„розу", то у него тотчасъ же вслѣдъ за зрительнымъ предста-
вленіемъ розы явится слуховой образъ, именно названіе розы,
и можетъ-быть обонятельный образъ, т.-е. зрительный образъ
вызоветъ слуховой и обонятельный образы. Этотъ примѣръ
дѣлаетъ яснымъ, что тѣ или другія представленія, которыя
были связаны другъ съ другомъ, не могутъ возникнуть безъ
того, чтобы не вызвать другихъ представленій, съ нимъ свя-
занныхъ. Если какое-нибудь представленіе связывается (ассо-
циируется) съ другимъ потому, что мы испытывали соотвѣт-
ствующія ощущенія одновременно пли въ непосредственной
послѣдовательности, то мы говоримъ, что эти представленія
соприкасаются другъ съ другомъ, или что они смежны. Оттого
и самая ассоціація называется ассоціаціей по смежности.
Можно привести еще нѣсколько примѣровъ ассоціацій по
смежности. Чье-нибудь „лицо" ассоціируется съ его „одеждою"
такъ, что мы не можемъ имѣть представленія его одежды безъ
того, чтобы не возникло представленія его лица. „Лицо" мо-
жетъ ассоціироваться съ какимъ-либо „мѣстомъ" такъ, что
представленіе этого мѣста не можетъ возникнуть безъ того,
чтобы не вызывать также представленія лица. Если я въ чьемъ
либо присутствіи произнесу: „горитъ востокъ", и остановлюсь,
то онъ будетъ продолжать: „зарею новой". Это происходитъ
оттого, что слуховые образы: „горитъ", „востокъ", „зарею",
„новой" такъ связаны, что одинъ образъ не можетъ возник-
нуть безъ того, чтобы не вызвать другихъ. Это—ассоціація по
смежности звуковыхъ образовъ. На ассоціаціи звуковыхъ обра-
зовъ основано изученіе наизусть стиховъ, молитвъ, грамма-
тическихъ правилъ и т. п. Ребенокъ научается рѣчи такимъ
образомъ, что соединяетъ или ассоціируетъ представленія тѣхъ
или другихъ предметовъ съ тѣми или другими слуховыми обра-
зами. Напр., ребенокъ видитъ солнце и слышитъ его названіе.
Въ этомъ случаѣ звуковой образъ („солнце") ассоціируется со
зрительнымъ, и впослѣдствіи зрительное представленіе солнца
вызываетъ звуковой образъ названія солнца и наоборотъ.
Итакъ, законъ ассоціаціи по смежности можно формули-
ровать слѣдующимъ образомъ. Ощущенія и представленія, ко-
торыя мы переживали одновременно или въ непосредственной
послѣдовательности, такъ тѣсно соединяются другъ съ дру-
гомъ, что впослѣдствіи одно представленіе не можетъ воз-
никнуть безъ того, чтобы не возникло и другое.

Ассоціація по сходству. Но одни представленія могутъ
вызывать другія еще и въ другомъ случаѣ. Именно одни пред-
ставленія вызываютъ другія представленія, съ нимъ сходныя.
Напримѣръ, когда я читаю описаніе характера Іоанна Гроз-
наго, то я вспоминаю о Неронѣ; когда я смотрю на портретъ,
то я вспоминаю о лицѣ, изображенномъ на портретѣ; латин-
ское слово liortus напоминаетъ слово „гордый", и т. п. Вызы-
ваніе представленій въ томъ случаѣ, если между ними есть сход-
ство, въ психологіи принято называть ассоціаціей по сходству.
Ассоціація ПО контрасту. Одни представленія вызываютъ
другія еще и въ томъ случаѣ, когда между ними есть противо-
положность. Если я вижу человѣка необычайно высокаго ро-
ста, то мнѣ приходитъ на умъ человѣкъ малаго роста; когда
житель большого города попадаетъ въ деревню, то „тишина"
деревни напоминаетъ ему о „шумѣ" большого города; точно
такимъ же образомъ представленіе „бѣдности" вызываетъ пред-
ставленіе „богатства". Но слѣдуетъ обратить вниманіе на то,
что въ представленіяхъ, которыя находятся другъ съ другомъ
въ отношеніи контраста, есть нѣчто общее. Въ представленіи
„богатый" и „бѣдный" это общее есть именно наличность или
отсутствіе средствъ къ жизни; въ представленіяхъ тишины и
шума „звукъ" является тѣмъ общимъ, что ихъ связываетъ.
Перенесеніе ассоціацій. Когда мы изучаемъ иностранный
языкъ, то слова иностраннаго языка мы изучаемъ такимъ обра-
зомъ, что устанавливаемъ ассоціацію но смежности съ рус-
скимъ словомъ. Напр., нѣмецкое слово Sonne мы изучаемъ
такимъ образомъ, что устанавливаемъ ассоціацію по смежности
между словомъ „солнце" и словомъ Sonne. Если мы пытаемся
говорить по-нѣмецки о солнцѣ, когда мы еще недостаточно
изучили нѣмецкій языкъ, то мы дѣлаемъ такимъ образомъ, что
воспроизводимъ слово Sonne вслѣдствіе ассоціаціи по смеж-
ности со словомъ солнце. Но когда мы хорошо знакомы съ
языкомъ, то и говоримъ „Sonne" безъ посредства русскаго
слова „солнце". Слѣдовательно, посредственный членъ ассоціа-
ціи выпалъ. У насъ устанавливается ассоціація Sonne прямо
съ зрительнымъ представленіемъ солнца. Такимъ образомъ ас-
соціація оказалась перенесенной.
Безсознательные члены ассоціаціи. Иногда представле-
нія возникаютъ такъ, что мы не можемъ опредѣлить, какое
другое представленіе его вызвало. Но это не значитъ, что

такое вызывающее представленіе совершенно отсутствовало.
Оно могло быть въ нашемъ сознаніи, но только мы его не за-
мѣтили (какъ въ этомъ случаѣ принято говорить, это пред-
ставленіе находилось въ безсознательномъ видѣ). Я однажды
вспомнилъ о своемъ знакомомъ, о которомъ много лѣтъ со-
всѣмъ не думалъ. Мнѣ показалось, что это представленіе воз-
никло у меня самопроизвольно, но какъ потомъ оказалось,
это представленіе у меня возникло вслѣдствіе того, что мнѣ
встрѣтился человѣкъ, который былъ очень похожъ на моего
знакомаго. Но я не замѣтилъ, какъ образъ этого человѣка во-
шелъ въ мое сознаніе, и оттого мнѣ казалось, что представ-
леніе о моемъ знакомомъ возникло безъ какой бы то ни было
ассоціаціи. Такіе члены ассоціаціи, которые вызываютъ пред-
ставленія, при чемъ сами остаются нами незамѣченными, назы-
ваются безсознательными членами ассоціаціи.
Всеобщность ассоціацій. Теперь мы можемъ отвѣтить на
вопросъ, который мы поставили въ началѣ главы, именно, мо-
гутъ ли въ нашемъ сознаніи возникать какія-либо представле-
нія самопроизвольно, т.-е. такимъ образомъ, чтобы ихъ не
вызывало какое-либо другое представленіе. Повидимому, пред-
ставленія дѣйствительно возникаютъ безъ посредства какихъ бы
то ни было другихъ представленій, т.-е. самопроизвольно, но
это бываетъ только въ рѣдкихъ случаяхъ, по большей же части
представленія возникаютъ, благодаря ассоціаціи съ другими
представленіями. Въ нашемъ сознаніи представленія возника-
ютъ не хаотически, какъ попало, а подчиняясь извѣстнымъ
опредѣленнымъ правиламъ, которыя и принято называть зако-
нами ассоціаціи представленій. Всякое представленіе возника-
етъ благодаря тому, что оно связано съ другими представле-
ніями по опредѣленному правилу: или по смежности, или по
сходству, или по контрасту.
Вопросы для повторенія. Что такое самопроизвольное возникновеніе
представленій? Укажите случаи. Что такое галлюцинація? Какое физіоло-
гическое объясненіе самопроизвольнаго возникновенія представленій? Что
противоположно самопроизвольному возникновенію ощущеній? Что такое
ассоціація представленій? Какъ формулируется законъ ассоціаціи предста-
вленій по смежности? Приведите примѣры. Какъ формулируется законъ
ассоціаціи по сходству? Приведите примѣры. Какъ формулируется законъ
ассоціаціи по контрасту? Приведите примѣры. Что такое перенесеніе ас-
соціацій? Что такое безсознательные члены ассоціаціи? Что можно сказать
по вопросу о всеобщности ассоціаціи?

ГЛАВА 13-я.
О памяти.
О типахъ памяти. Мы видѣли, что существуютъ различ-
ные классы образовъ или представленій. Есть образы или
представленія зрительные, слуховые, обонятельные, двигатель-
ные и т. п. Эти представленія могутъ быть простыми и
сложными. Сложныя представленія—это такія, которыя склады-
ваются изъ ряда другихъ представленій. Напр., представленіе
о какомъ-нибудь человѣкѣ складывается изъ представленій
зрительныхъ (именно, его фигуры, цвѣта его лица, волосъ,
одежды и т. п.) и представленій слуховыхъ (представленія его
голоса, т.-е., что онъ низкій или высокій, имѣетъ тотъ или
иной тембръ и т. п.). По отношенію къ такимъ сложнымъ
представленіямъ можно поставить слѣдующій вопросъ: когда
мы воспроизводимъ сложныя представленія, то какія предста-
вленія возникаютъ въ нашемъ сознаніи по преимуществу, ка-
кія, напр., въ указанномъ случаѣ (именно, когда мы желаемъ
представить себѣ какого-либо человѣка) возникаютъ предста-
вленія: зрительныя или слуховыя, или же тѣ и другія вмѣстѣ?
На этотъ вопросъ въ современной психологіи мы получаемъ
слѣдующій отвѣтъ: у различныхъ индивидуумовъ въ этомъ
случаѣ возникаютъ различныя представленія: у однихъ по
преимуществу зрительныя, у другихъ по преимуществу
слуховыя, у третьихъ тѣ и другія въ одинаковой мѣрѣ. Въ
этомъ отношеніи людей можно подраздѣлить на слѣдующіе
типы:
Первый типъ—это такъ называемый безразличный. У лицъ,
принадлежащихъ къ этому типу, при воспроизведеніи сложныхъ
представленій или въ процессѣ воспоминанія одинаково возника-
ютъ образы всѣхъ видовъ, т.-е. зрительные, слуховые и т. п. Ко-
гда они представляютъ какого-либо человѣка, то у нихъ оди-
наково возникаютъ какъ слуховые, такъ и зрительные образы.
Они такъ же представляютъ лицо, фигуру человѣка, какъ и
его голосъ.
Второй типъ — это зрительный. Лица, принадлежащія къ
этому типу, въ своихъ воспоминаніяхъ пользуются по преиму-
ществу зрительными образами; такъ, напр., вспоминая о ка-
комъ-нибудь человѣкѣ, они воспроизводятъ по преимуществу

его лицо, цвѣтъ лица, волосъ, его фигуру, одежду и цвѣтъ
одежды, но не воспроизводятъ его голоса, во всякомъ случаѣ
послѣднее воспроизведеніе отступаетъ у нихъ на задній планъ.
Третій типъ—это слуховой. Лица, принадлежащія къ этому
типу, въ своихъ воспоминаніяхъ пользуются по преимуществу
слуховыми образами. Вспоминая о человѣкѣ, они воспроизво-
дятъ главнымъ образомъ его голосъ: высоту, тембръ голоса,
характерныя особенности голоса, что онъ, напр., сиплый, что
онъ чистый, звучный и т. п.
Различіе между слуховымъ и зрительнымъ типомъ можно
пояснить на слѣдующихъ примѣрахъ. Дѣти, принадлежащія къ
зрительному типу, когда имъ нужно заучить какое-нибудь
стихотвореніе, грамматическія правила и т. п., обыкновенно
запоминаютъ страницы книги, на которыхъ напечатано стихо-
твореніе или правило, они помнятъ, что это стихотвореніе или
правило находится въ книгѣ, напр., на правой страницѣ,
сверху и т. п. Запоминаемые ими стихи представляются имъ
такъ, какъ если бы они ихъ видѣли. Такъ что, когда они
воспроизводятъ какое-либо стихотвореніе, то они какъ бы ум-
ственно читаютъ его на той или другой страницѣ. Когда дѣти
этого типа изучаютъ хронологію, вокабулы и т. п., то они
обыкновенно стараются писать хронологическія даты и вока-
булы, потому что записываніе, т.-е. въ данномъ случаѣ опе-
рированіе съ зрительными образами, способствуетъ запомина-
нію. Когда они производятъ умственныя счисленія, то они
обыкновенно представляютъ классную доску, на которой мѣ-
ломъ написаны цифры, и производятъ вычисленія такъ, какъ
если бы они „видѣли" передъ собою совершеніе той или дру-
гой ариѳметической операціи.
Совершенно иначе поступаютъ въ этомъ случаѣ дѣти слу-
хового типа. Они, какъ сказано было выше, оперируютъ
по преимуществу со слуховыми образами. Поэтому они при
изученіи стихотвореній стараются ,,произносить" стихи, чтобы
пользоваться слуховыми образами. Они слышатъ умственно
стихотвореніе. Когда они производятъ умственно вычисленія,
то они оперируютъ съ названіями цифръ, т.-е. опять-таки со
слуховыми образами.
Четвертый типъ—такъ называемый двигательный. Сюда
относятся тѣ лица, у которыхъ въ процессѣ воспроизведенія
по преимуществу возникаютъ двигательные образы.

Чтобы характеръ этого типа сдѣлался для насъ яснымъ,
вспомнимъ, что называется „двигательнымъ образомъ". Я за-
крываю глаза и провожу на доскѣ какую-нибудь линію. Когда
я провожу эту линію, то я получаю извѣстныя двигательный
„ощущенія". Это двигательное „ощущеніе" я могу воспроиз-
вести, именно, такимъ образомъ, что, закрывъ глаза, я опять
попытаюсь провести линію такой же длины. Обыкновенно въ
такихъ случаяхъ получается нѣкоторая ошибка. На этомъ
примѣрѣ различіе меледу двигательнымъ ощущеніемъ и дви-
гательнымъ образомъ или представленіемъ становится очень
яснымъ.
Значеніе двигательныхъ образовъ можно лучше всего ил-
люстрировать примѣромъ изъ жизни слѣпыхъ. Слѣпой опре-
дѣляетъ „величину" предметовъ, ихъ „положеніе" благодаря
двигательному чувству. Для него книга, напр., меньше поверх-
ности стола потому, что двигательныя ощущенія при воспрія-
тіи книги отличаются отъ двигательныхъ ощущеній, которыя
бываютъ въ томъ случаѣ, когда онъ воспринимаетъ поверх-
ность стола. Если его спросить, который изъ предметовъ боль-
ше, то онъ на основаніи воспроизведенія тѣхъ и дру-
гихъ ощущеній опредѣлитъ различіе между ними.
Двигательныя ощущенія играютъ огромную роль въ нашей
душевной жизни, напримѣръ, въ процессахъ писанія, вязанія,
рисованія и т. п. Очень важную роль имѣютъ также двига-
тельныя ощущенія, происходящія вслѣдствіе движенія руки,
пальцевъ руки и т. д. Но особенно важную роль играютъ
двигательныя ощущенія въ произношеніи словъ. Если
мы произносимъ какой-нибудь звукъ, то въ этомъ процессѣ
въ дѣятельное состояніе приходятъ мускулы гортани, языка,
губъ, лица и т. д. Когда мы произносимъ звукъ „о", то въ
этомъ процессѣ принимаютъ участіе одни мускулы; когда же
мы произнесемъ звукъ „б'", то въ этомъ процессѣ прини-
маютъ участіе другіе мускулы. Разумѣется, двигательныя ощу-
щенія, связанныя съ движеніями этихъ мускуловъ, могутъ
воспроизводиться. Когда мы воспроизводимъ тѣ или другія дви-
гательныя ощущенія, которыя получаются въ процессѣ пи-
санія, то мы будемъ имѣть то, что называется графическимъ
образомъ, т.-е. образомъ написаннаго звука; когда мы вос-
производимъ тѣ ощущенія, которыя мы имѣемъ въ процессѣ
произношенія звуковъ, то мы будемъ имѣть словесно-двигатель-
ные образы.

По отношенію къ звуковымъ образамъ можно поставить слѣ-
дующій вопросъ: когда мы представляемъ, воспроизводимъ,
или, какъ говорятъ въ обиходной жизни, думаемъ о какомъ
нибудь звукѣ, напр., о звукѣ то какой образъ возникаетъ
у насъ въ сознаніи—слуховой или двигательный, потому что вѣдь
и тотъ и другой можетъ одинаково возникать въ нашемъ со-
знаніи, когда мы думаемъ о тѣхъ или иныхъ звукахъ? На
этотъ вопросъ различныя лица отвѣчаютъ различно. Одни го-
ворятъ, что, когда они думаютъ о звукѣ „б", то у нихъ яв-
ляется слуховой образъ, т.-е. они представляютъ себѣ звукъ
„о", и именно, какъ звукъ, какъ нѣчто слуховое, какъ нѣчто
воспринимаемое при помощи слухового аппарата. Они какъ бы
слышатъ звукъ. Другіе утверждаютъ, что, когда они думаютъ
о звукѣ, то они воспроизводятъ двигательный образъ, т.-е.
они какъ бы пытаются произнести этотъ звукъ. Если, напр.,
они думаютъ о звукѣ „б", то они пытаются складывать губы
такъ, какъ это нужно для того, чтобы произнести звукъ „б'".
Они утверждаютъ, что, если у нихъ ротъ открытъ или зани-
маетъ такое положеніе, какое необходимо для того, чтобы
произнести звукъ „o", то они не могутъ въ то же время вос-
произвести звукъ „б", потому что они не могутъ произнести
даже въ самой слабой формѣ движеній, которыя необходимы
для того, чтобы воспроизвести звукъ ,,б". Тѣ лица, кото-
рыя въ только что приведенномъ случаѣ пользуются по пре-
имуществу двигательными образами, должны быть признаны
принадлежащими къ двигательному типу.
Такимъ образомъ мы видимъ, что есть лица, которыя въ
своихъ воспоминаніяхъ пользуются по преимуществу тѣми или
другими образами. Но не слѣдуетъ думать, что есть лица, ко-
торыя пользуются исключительно тѣми или другими образами.
На самомъ дѣлѣ они пользуются ими главнымъ образомъ или
по преимуществу, и вслѣдствіе преобладанія у нихъ тѣхъ или
другихъ образовъ они относятся нами къ опредѣленному типу.
Индивидуальныя особенности памяти. На основаніи выше-
сказаннаго мы можемъ о томъ или другомъ индивидуумѣ ска-
зать, что онъ принадлежитъ къ тому или другому типу па-
мяти, но этого раздѣленія еще совершенно недостаточно для
того, чтобы характеризовать память того или другого лица,
потому что есть еще особенности памяти, которыя въ каждомъ
случаѣ необходимо отмѣтить. Если мы о комъ-нибудь скажемъ,

что онъ принадлежитъ къ зрительному типу, то этого еще не-
достаточно, потому что среди лицъ, принадлежащихъ къ зри-
тельному типу, можно отличать тѣхъ, которыя по преимуществу
воспроизводятъ цвѣта или обладаютъ особенной способностью
воспроизводить цвѣта, отъ тѣхъ, которыя по преимуществу
воспроизводятъ формы, но не могутъ съ такою же точностью
воспроизводить цвѣта. Среди лицъ, обладающихъ зрительной
памятью, мы отличаемъ еще такіе спеціальные виды памяти,
какъ память на лица, память на мѣста. Нѣкоторые индивиду-
умы, разъ увидѣвъ какое-либо лицо, долго помнятъ его, а дру-
гіе наоборотъ. Нѣкоторые индивидуумы, попадая въ какой-ли-
бо большой городъ, очень хорошо оріентируются въ немъ,
другіе не помнятъ расположенія улицъ даже въ маленькихъ
городахъ; объ этихъ послѣднихъ можно сказать, что у нихъ
плохая память на мѣста.
Среди лицъ, обладающихъ слуховой памятью, мы должны
отмѣтить тѣхъ, у которыхъ по преимуществу есть память на
слова, въ отличіе отъ тѣхъ, у которыхъ есть такъ-наз. музы-
кальная память. Въ музыкальной памяти мы опять должны от-
личать память на тоны, интервалы, тембры и т. п.
Среди лицъ двигательнаго типа мы должны отличать тѣхъ,
у которыхъ память связана по преимуществу съ дѣятельностью
мускуловъ пальцевъ руки (у рисовальщиковъ, у вязальщицы,
піаниста), отъ тѣхъ, у которыхъ по преимуществу дѣйствуютъ
словесные образы, какъ, напр., у оратора.
Изъ всего сказаннаго очевидно, что для различныхъ про-
фессіи необходимы по преимуществу тѣ или другіе образы.
Напр., для скульптора необходимо особое развитіе зритель-
ныхъ и двигательныхъ образовъ, для географа и анатома не-
обходимо развитіе зрительныхъ образовъ и т. д.
Свойства памяти. При опредѣленіи свойствъ памяти намъ
необходимо разсматривать ее съ слѣдующихъ четырехъ сто-
ронъ.
Во-первыхъ, со стороны объема. Мы можемъ восприни-
мать и удерживать большее или меньшее количество пред-
ставленій. Чѣмъ большее количество представленій удержи-
вается, тѣмъ большимъ слѣдуетъ считать объемъ памяти и на-
оборотъ.
Во-вторыхъ, мы должны обратить вниманіе на точность па-
мяти. Воспроизводимые образы могутъ болѣе или менѣе точно

соотвѣтствовать тѣмъ или другимъ ощущеніямъ. Напр., жи-
вописецъ можетъ изобразить какую-либо видѣнную имъ сцену
„на память" съ полной точностью. О немъ мы можемъ ска-
зать, что его образы точно соотвѣтствуютъ ощущеніямъ.
Продолжительность запоминанія является третьей стороной
памяти. Тѣ или другія представленія могутъ оставаться въ со-
знаніи болѣе или менѣе продолжительное время. Та память,
которая удерживаетъ представленія болѣе продолжительное
время, должна быть признана лучшей.
Наконецъ, мы должны отмѣтить быстроту запоминанія, когда
кто-либо быстро усваиваетъ изучаемое. Способность тѣхъ или
другихъ лицъ быстро запоминать, совсѣмъ не означаетъ, что они
должны быстро забывать то, что изучили.
Принято отличать еще память механическую отъ памяти
разсудочной. Различіе между ними можно пояснить на слѣдую-
щемъ примѣрѣ. Положимъ, ребенокъ долженъ изучить мо-
литву „Отче нашъ". Онъ можетъ изучить ее двумя способами,
Во-первыхъ, если онъ совершенно не понимаетъ смысла из-
учаемой молитвы, то онъ изучаетъ рядъ ,,словъ" въ силу ассо-
ціаціи по смежности, онъ устанавливаетъ ассоціативную связь
между словесными образами этой молитвы. Это будетъ из-
ученіемъ механическимъ. Здѣсь первенствующую роль
играетъ ассоціація по смежности. Во-вторыхъ, онъ можетъ
понимать смыслъ ряда словъ этой молитвы, можетъ усма-
тривать внутреннюю логическую связь между словами и из-
учать съ „пониманіемъ" изучаемаго. Такое запоминаніе, въ ко-
торомъ принимаетъ участіе разсудочная дѣятельность, можетъ
быть названо разсудочнымъ. Разсудочное запоминаніе
представляетъ собою нѣчто большее, чѣмъ просто ассоціатив-
ное, механическое запоминаніе. Механическое запоминаніе
присуще по преимуществу дѣтскому возрасту.
Вопросы для повторенія. Какіе существуютъ типы памяти? Почему во-
обще возникаетъ вопросъ о типахъ памяти? Какія характерныя особен-
ности каждаго типа? Какое различіе между зрительнымъ типомъ и слухо-
выхъ? Что такое двигательные образы? Какіе двигательные образы имѣ-
ютъ особенно важное значеніе въ нашей душевной жизни? Чѣмъ отли-
чается двигательный типъ отъ слухового в ь воспроизведеніи звуковъ (словъ)?
Какіе слѣдуетъ различать спеціальные виды памяти? Съ какихъ точекъ
зрѣнія слѣдуетъ разсматривать память при определеніи ея свойствъ у
того или другого лица? Чѣмъ отличается память механическая отъ раз-
судочной.

ГЛАВА 14-я.
О вниманіи.
Опредѣленіе вниманія. Для того, чтобы определить, что та-
кое вниманіе, мы разсмотримъ нѣсколько случаевъ проявленія
этой способности. Если я, напр., смотрю на край стола, то я
въ то же время могу видѣть и полъ, и стулъ, стоящій
возлѣ стола, и часть окна. Очевидно, что и столъ, и полъ, и
окно одинаково дѣйствуютъ на мое сознаніе, но тѣмъ не ме-
нѣе различіе между представленіями этихъ предметовъ очень
велико. Между тѣмъ, какъ край стола мнѣ представляется
очень ясно и отчетливо, такъ что я различаю всѣ подробности
его частей, полъ, стулъ и окно представляются мнѣ неясно.
Это мы обыкновенно выражаемъ такимъ образомъ: „я на столъ
обращаю вниманіе, между тѣмъ какъ остальные предметы я вос-
принимаю безъ вниманія*. Если я на улицѣ разговариваю съ
какимъ-либо знакомымъ, то на мое сознаніе могутъ оказывать
воздѣйствіе различные звуки: стукъ экипажей, лай собакъ,
разговоры прохожихъ и т. п. Но изъ различныхъ звуковыхъ
впечатлѣній, дѣйствующихъ на меня, я отчетливо восприни-
маю слова собесѣдника и очень неотчетливо—всѣ другія звуко-
выя впечатлѣнія. Это происходитъ отъ того, что мое „вниманіе"
направлено на слова собесѣдника. Благодаря вниманію, я вос-
принимаю его слова отчетливо, въ то время какъ очень не-
отчетливо воспринимаю всѣ другіе звуки. Изъ этихъ примѣ-
ровъ ясно, что подъ вниманіемъ слѣдуетъ понимать ту спо-
собность, благодаря которой мы изъ ряда впечатлѣній, дѣй-
ствующихъ на наше сознаніе, нѣкоторые мыслимъ ясно и от-
четливо.
Но вниманіе можетъ быть направлено не только на ощуще-
нія или чувственныя впечатлѣнія, но и на представленія.
Въ данную минуту, когда я говорю о справедливости, я могу
думать о правѣ, государствѣ, религіи и т. п., между тѣмъ я
мыслю только о справедливости, мое вниманіе направляется
только на представленіе справедливости: я мыслю только о
справедливости и ни о чемъ другомъ.
То наибольшее количество представленій, которое въ данный
моментъ молитъ мыслиться нами съ наибольшею ясностью, на-
зывается объемомъ сознанія. Само собой разумѣется, что коли-

чество такихъ представленій можетъ быть различно. Одни фи-
лософы думали, что въ одинъ моментъ ясно можно мыслить
только одно представленіе, другіе думали, что—два, третьи ду-
мали, что нѣсколько.
То свойство нашего сознанія, въ силу котораго мы въ одинъ
моментъ можемъ съ полною ясностью сознавать только не-
большое количество представленій, называется узостью со-
знанія.
Вниманіе произвольное и непроизвольное. Отчего изъ ряда
впечатлѣній, дѣйствующихъ на наше сознаніе, наше вниманіе
направляется на то или другое впечатлѣніе? Этотъ вопросъ
равнозначенъ вопросу, каковы причины вниманія? Благодаря
чему происходитъ то, что мы съ наибольшею ясностью мыс-
лимъ именно это представленіе, а не какое-нибудь другое? На
этотъ вопросъ можно отвѣтить такимъ образомъ: есть два рода
причинъ вниманія, причины внѣшнія и причины внутреннія. Если
бы, напр., въ то время, когда мы бесѣдуемъ, раздался силь-
ный звукъ, то мы перестали бы бесѣдовать и наше вниманіе
направилось бы на этотъ звукъ. Очевидно въ данномъ случаѣ
причина нашего вниманія—причина того, что мы въ настоящій
моментъ ощущаемъ именно звукъ, а не что-нибудь другое,
заключается во внѣшнемъ раздраженіи. Это есть внѣшняя
причина вниманія. Положимъ, мы идемъ по улицѣ и наше
вниманіе привлекаетъ огромная афиша, отпечатанная яркими
красками. И въ этомъ случаѣ причиной нашего вниманія являет-
ся нѣчто внѣшнее. Положимъ далѣе, что ученикъ занимается
изученіемъ урока, въ то время какъ другіе возлѣ него разгова-
риваютъ, смѣются и т. п. Несмотря на то, что есть много впе-
чатлѣній, на которыя онъ могъ бы направить свое вниманіе,
онъ удерживаетъ его однако на предметѣ изученія. Въ этомъ
случаѣ причиной вниманія будетъ нѣчто внутреннее.
Первый видъ вниманія, который обусловливается причи-
ной внѣшняго характера, называется непроизвольнымъ внима-
ніемъ; второй видъ вниманія, который обусловливается причиной
внутренняго характера, называется вниманіемъ произвольнымъ.
Первый видъ вниманія присущъ по преимуществу дѣтямъ. Ре-
бенокъ, который смотритъ на какой-нибудь предметъ, тотчасъ
можетъ перенести свое вниманіе на какой-нибудь звукъ, но
такъ же легко можетъ перейти отъ звука къ какому-нибудь дру-
гому новому впечатлѣнію: внѣшніе предметы всецѣло управля-

ютъ вниманіемъ ребенка. Ребенокъ въ школьномъ возрастѣ,
впервые появляющійся въ школѣ, сознаетъ, что вниманіе его
должно быть направлено на слова учителя, тѣмъ не менѣе
каждое внѣшнее впечатлѣніе способно привлечь его вниманіе:
скрипъ двери, какой-нибудь стукъ, движеніе товарища, все это
привлекаетъ его вниманіе. Произвольное вниманіе присуще
ему въ незначительной мѣрѣ. Это послѣднее присуще по пре-
имуществу взрослымъ, которые могутъ по собственному желанію
удерживать свое вниманіе на тѣхъ или другихъ впечатлѣніяхъ.
Вниманіе И интересъ. Весьма часто въ обиходной жизни
многіе усматриваютъ связь между вниманіемъ и интересомъ.
Такъ ,напр., говорятъ: „если учитель желаетъ, чтобы дѣти
внимательно слушали его урокъ, то онъ долженъ постараться
ихъ заинтересовать". Кажется, что интересъ есть нѣчто такое,
что вызываетъ вниманіе, интересъ обусловливаетъ вниманіе,
какъ нѣчто совершенно отъ него отдѣльное. Кажется, что
вниманіе и интересъ — два самостоятельныхъ, независимыхъ
другъ отъ друга психическихъ процесса. На самомъ дѣлѣ
между процессомъ вниманія и интересомъ есть самая тѣсная
связь. Интересомъ мы называемъ чувство удовольствія, ко-
торое связано съ совершеніемъ того или другого дѣйствія.
Напр., ребенокъ приводитъ въ движеніе какое-нибудь колесо
своей игрушки, потому что это дѣйствіе доставляетъ ему
удовольствіе. Можно сказать, что онъ совершаетъ это дѣй-
ствіе съ интересомъ. Принявъ это опредѣленіе интереса, мы
можемъ сказать, что вниманіе и интересъ въ большинствѣ
случаевъ неразлучно связаны другъ съ другомъ, и въ боль-
шинствѣ случаевъ сказать, что мы что-либо воспринимаемъ со
вниманіемъ, все равно, что сказать, что мы воспринимаемъ съ
интересомъ. Въ большинствѣ случаевъ вниманіе и интересъ
суть двѣ стороны одного и того же процесса.
Значеніе вниманія. Разсмотримъ, чего мы можемъ достиг-
нуть благодаря дѣйствію вниманія. Благодаря вниманію въ
нашей умственной дѣятельности, мы можемъ достигнуть слѣ-
дующихъ измѣненій.
Мы можемъ произвести выдѣленіе впечатлѣній. Если я слу-
шаю оркестръ музыки, то, благодаря вниманію, я могу выдѣ-
лить игру флейтиста отъ игры другихъ музыкантовъ.
Благодаря вниманію, мы достигаемъ концентраціи, или сосре-
доточенія сознанія. Если я смотрю на стѣнную географическую

карту, то на первый взглядъ всѣ части этой карты мнѣ пред-
ставляются неясно, неотчетливо; но я могу направить вни-
маніе на одну какую-нибудь часть карты, тогда эта часть пред-
ставится мнѣ вполнѣ отчетливо, и чѣмъ меньше впечатлѣній,
которыя я воспринимаю со вниманіемъ, тѣмъ болѣе они отчет-
ливы (тѣмъ большая происходитъ концентрация сознанія).
При помощи вниманія я могу произвести разложеніе слож-
ныхъ представленій. Предо мною находится сложная геометриче-
ская фигура или какой-нибудь предметъ, состоящій изъ мно-
жества частей. Сразу я не могу воспринять его цѣликомъ, но
мое вниманіе можетъ переходить отъ одной части его къ дру-
гой, и такимъ образомъ я могу разсмотрѣть послѣдовательно
всѣ части вполнѣ отчетливо. Это значитъ, что я это сложное
представленіе раздѣлилъ или разложилъ на части. Такое раз-
ложеніе сложнаго представленія на части называется также
„анализомъ" и именно психическимъ анализомъ.
При помощи вниманія производится также процессъ аб-
стракціи или отвлеченія. Если я, напр., разсматриваю кусокъ
мѣла, имѣющаго цилиндрическую форму, и задаюсь цѣлью
опредѣлить боковую поверхность его, то я могу не обращать
никакого вниманія на цвѣтъ мѣла. Это значитъ, другими сло-
вами, что я „ отвлекаюсьа отъ цвѣта и обращаю свое вниманіе
только на геометрическую фигуру мѣла. Если бы я сказалъ,
что мѣлъ имѣетъ такой же бѣлый я цвѣтъа, какой имѣетъ бу-
мага, то я мыслилъ бы такой цвѣтъ, но не мыслилъ бы фи-
гуры мѣла. Мое вниманіе въ этомъ случаѣ направляется только
на цвѣтъ: я „отвлекаюсь" отъ фигуры. Такимъ образомъ ясно,
что, благодаря вниманію, можетъ происходить процессъ аб-
стракціи или отвлеченія.
Въ тѣсной связи со способностью вниманія находится
способность апперцепціи.
Апперцепція. Когда мы изучаемъ процессъ воспріятія, то
намъ кажется, что онъ обусловливается исключительно свой-
ствами внѣшнихъ предметовъ, оказывающихъ воздѣйствіе на
наше сознаніе. Намъ кажется, что воспріятіе тѣхъ или другихъ
предметовъ обусловливается исключительно самими предметами,
но въ дѣйствительности есть еще факторъ, который опредѣля-
етъ воспріятіе. Это можно пояснить при помощи слѣдующаго
примѣра. Предположимъ, въ витринѣ какого-либо музея нахо-
дится старинная золотая корона, и различные посѣтители ее

разсматриваютъ; предположимъ, что къ этой коронѣ подошелъ
археологъ. На что онъ обратитъ вниманіе въ коронѣ? Онъ
обратитъ свое вниманіе на тѣ признаки, при помощи которыхъ
можно опредѣлить, къ какому вѣку относится корона, какому
властителю она принадлежала и т. д. Художникъ обратитъ
вниманіе на орнаменты короны, на то, достаточно ли изящно
она сдѣлана, и т. п.; ювелиръ обратитъ вниманіе на признаки,
при помощи которыхъ можно опредѣлить, изъ чистаго ли золота
сдѣлана корона, хороша ли чеканка и т. д.; наконецъ, чело-
вѣкъ корыстный обратитъ вниманіе на то, сколько содержится
золота въ коронѣ и какую она можетъ имѣть стоимость въ
наше время. Такимъ образомъ одинъ и тотъ же пред-
метъ вызываетъ различныя представленія у раз-
личныхъ лицъ. Если бы воспріятіе обусловливалось только
свойствами предмета, то у всѣхъ лицъ было бы одно и то же
представленіе, но такъ какъ въ результатѣ воспріятія у раз-
личныхъ лицъ оказываются различныя представленія, то ясно,
что воспріятіе обусловливается еще чѣмъ-то другимъ, кромѣ
свойствъ предмета. Это другое, опредѣляющее воспріятіе пред-
мета, есть содержаніе сознанія лицъ воспринимающихъ. Раз-
личныя лица, воспринимающія тѣ или другіе предметы, обла-
даютъ различнымъ душевнымъ содержаніемъ. Вслѣдствіе раз-
личнаго душевнаго содержанія, вниманіе направляется на раз-
личныя стороны предмета. Такимъ образомъ воспріятіе пред-
мета опредѣляется представленіями, имѣющимися уже налицо
у этихъ лицъ; направленіе вниманія на ту или другую сторону
предмета находится въ зависимости отъ того или иного содер-
жанія сознанія лица воспринимающая. То, что мы въ предме-
тахъ воспринимаемъ, находится въ зависимости отъ предста-
вленій, имѣющихся въ нашемъ сознаніи. Опредѣляемость нашего
воспріятія какими-либо предшествующими состояніями сознанія
называется апперцепціей.
Значеніе апперцепціи. Благодаря апперцепціи мы можемъ
воспринимать предметы. Безъ апперцепціи мы не могли бы ихъ
воспринимать: мы растерялись бы, не знали бы, на что обра-
тить вниманіе. Мы можемъ обращать вниманіе на тѣ или дру-
гія качества предмета потому, что у насъ есть представленія
этихъ качествъ.
Съ другой стороны, благодаря апперцепціи можно впадать
въ иллюзію, т.-е. воспринимать въ вещахъ то, чего въ нихъ на

самомъ дѣлѣ нѣтъ. Возьмемъ въ примѣръ ту иллюзію, которая
находилась въ сознаніи Донъ-Кихота, когда онъ сражался съ
вѣтряными мельницами. Мы легко объяснимъ его иллюзію изъ
его апперцепціи. Онъ предполагалъ сражаться съ рыцарями.
Въ его сознаніи находились образы рыцарей. Когда онъ уви-
дѣлъ вѣтряныя мельницы, то въ нихъ онъ усмотрѣлъ рыца-
рей. Очевидно, онъ имѣлъ дѣло не съ реальными предметами,
а со своими представленіями. Городничій въ „Ревизорѣ" имѣлъ
извѣстное представленіе относительно ревизора, и это пред-
ставленіе онъ видѣлъ осуществившимся въ Хлестаковѣ. Онъ,
очевидно, оперировалъ со своими представленіями; причиной
ошибки въ данномъ случаѣ была его апперцепція; благодаря
апперцепціи онъ видѣлъ то, чего на самомъ дѣлѣ не было.
Апперцепція и вниманіе. Мы видѣли связь вниманія съ
интересомъ. Теперь мы можемъ объяснить эту связь. Если мы
воспринимаемъ какой-нибудь предметъ, для насъ совершенно
новый, совершенно незнакомый, то онъ не можетъ вызвать
нашего интереса, не привлекаетъ вниманія, такъ какъ нѣтъ
соотвѣтствующей апперцепціи. Точно такимъ же образомъ и
наоборотъ: если мы воспринимаемъ какой-нибудь предметъ
вполнѣ для насъ знакомый, то онъ также не можетъ быть для
насъ интереснымъ. Интереснымъ является то, что частью
является старымъ, а частью новымъ. Если мы въ
новомъ открываемъ старое, то это для насъ является интерес-
нымъ. Самый процессъ открытія сходства связанъ съ чувствомъ
удовольствія. Напр., когда ребенокъ, разсматривая въ книжкѣ
картинки, видитъ собаку, то это доставляетъ ему удовольствіе:
открывая сходство, онъ испытываетъ удовольствіе. Отсюда дѣ-
лается понятнымъ слѣд. явленіе. Если мы изучаемъ какую-нибудь
новую для насъ науку, то она можетъ быть вначалѣ неинте-
ресна, но впослѣдствіи, когда мы, благодаря изученію, накопимъ
извѣстное количество представленій, то дальнѣйшее ея изученіе
можетъ сдѣлаться для насъ интереснымъ, потому что въ новомъ
мы можемъ находить уже знакомое намъ старое. Находить въ
новомъ старое мы можемъ только благодаря апперцепціи.
Отсюда ясна связь вниманія съ интересомъ. Интереснымъ
можетъ быть только то, для чего у насъ есть соотвѣтствующая
апперцепція. Отсюда понятенъ также механизмъ произвольнаго
вниманія. Только благодаря апперцепціи у насъ и можетъ быть
вниманіе. Мы видимъ или вообще воспринимаемъ тѣ или дру-

тія стороны предмета благодаря тому, что у насъ предвари-
тельно въ сознаніи находятся тѣ или другіе образы или пред-
ставленія.
Вниманіе и разсѣянность. Въ связи съ понятіемъ внима-
нія слѣдуетъ разъяснить понятіе разсѣянности. Разсѣянность
можно понимать двояко. Во-первыхъ, разсѣянность возникаетъ
въ томъ случаѣ, когда вниманіе не можетъ сосредоточиться на
одномъ предметѣ, когда оно переходитъ отъ одного предмета
къ другому. Это бываетъ въ случаѣ отсутствія произвольнаго
вниманія и преобладанія непроизвольнаго вниманія, напр., у
дѣтей. Во-вторыхъ, разсѣянностью называютъ также и то со-
стояніе, когда кто-нибудь, сосредоточившись на одной какой-ни-
будь мысли, не замѣчаетъ ничего, происходящаго вокругъ
него.
Вопросы для повторенія. Какъ опредѣляется вниманіе? Что такое объ-
емъ сознанія? Что называется узостью сознанія? Какіе два вида вниманія
мы различаемъ? Какія существуютъ причины вниманія? Какое различіе
между вниманіемъ произвольнымъ и непроизвольнымъ? Что такое инте-
ресъ? Какая существуетъ связь между вниманіемъ и интересомъ? Что до-
стигается при помощи вниманія въ нашей духовной жизни? Что такое
абстракція? Что т кое апперцепція? Какое значеніе имѣетъ апперцепція?
Какая связь между апперцепціей и вниманіемъ? Какое отношеніе между
вниманіемъ и разсѣянностью?
ГЛАВА 15-я.
*О развитіи памяти.
О значеніи памяти. Память имѣетъ огромное значеніе для
душевной жизни; можно сказать, что она является основой
душевной жизни; она является условіемъ единства ея, по-
тому что она связываетъ прошлое съ настоящимъ; она соеди-
няетъ въ одно цѣлое то, что мы переживаемъ въ настоящемъ,
съ тѣмъ, что мы переживали въ прошломъ. Если бы у насъ
не было памяти, то вся наша душевная жизнь ограничива-
лась бы только тѣмъ, что мы переживаемъ въ настоящій мо-
ментъ. По всей вѣроятности, жизнь животныхъ именно та-
кова: они вслѣдствіе отсутствія развитой памяти не связыва-
ютъ настоящаго съ прошлымъ, они живутъ главнымъ обра-
зомъ впечатлѣніями настоящаго.
О памяти въ различные возрасты. Весьма часто поста-
вляется вопросъ, въ какомъ возрастѣ память обладаетъ наи-

большей силой, и обыкновенно на этотъ вопросъ отвѣчаютъ
такъ, что наибольшая сила памяти приходится на ранній дѣт-
скій возрастъ, т.-е., что дѣти могутъ запоминать наилучше.
На это утвержденіе возражаютъ указаніемъ на то обстоя-
тельство, что дѣти въ школьномъ возрастѣ, поступая въ школу,
плохо запоминаютъ, но что послѣ нѣкотораго пребыванія въ
школѣ они начинаютъ запоминать лучше. Это показываетъ,
что память ихъ улучшается. Если память улучшается, то, слѣ-
довательно, нужно признать, что въ школьномъ возрастѣ она
становится лучше, чѣмъ была въ дошкольномъ возрастѣ. Такъ
обыкновенно говорятъ о различіи между силой памяти въ
различные періоды дѣтскаго возраста. Противорѣчіе между
приведенными здѣсь мнѣніями разрѣшается слѣдующимъ обра-
зомъ: у ребенка въ ранній возрастъ память имѣетъ главнымъ
образомъ механическій характеръ; ребенокъ при помощи ме-
ханической памяти усваиваетъ множество словъ, различныхъ
движеній и т. п., по когда онъ поступаетъ въ школу, то ме-
ханической памяти уже становится недостаточно для усвоенія
школьныхъ знаній; на первыхъ порахъ своего пребыванія въ
школѣ онъ со своей памятью оказывается несостоятельнымъ,
и это продолжается до тѣхъ поръ, пока онъ не прибѣгнетъ
къ разсудочной памяти, благодаря которой онъ и усваиваетъ
школьное знаніе. Кромѣ того, въ школьномъ возрастѣ при
изученіи имъ употребляется вниманіе, благодаря которому все
усваиваемое оставляетъ глубокій слѣдъ. Такимъ образомъ въ
школьномъ возрастѣ къ механической памяти присоединяются
два новыхъ фактора: разсудочная память и вниманіе. Поэтому
собственно нельзя сравнивать силу памяти въ дошкольномъ
возрастѣ съ силой памяти въ школьномъ возрастѣ, потому
что въ самомъ дѣлѣ это двѣ разныхъ памяти.
Что касается памяти въ зрѣломъ возрастѣ, то можно съ
нѣкоторой вѣроятностью утверждать, что въ зависимости отъ
физіологическихъ условій механическая память нѣсколь-
ко ослабѣваетъ, напр., послѣ 35 лѣтъ. Въ этотъ періодъ
всякое изученіе, требующее механической памяти, напр., изу-
ченіе языковъ, группъ движеній встрѣчаетъ нѣкоторое затруд-
неніе, но несомнѣнно, что разсудочная память въ этотъ пе-
ріодъ жизни сохраняетъ прежнюю силу.
Въ старческомъ возрастѣ память вообще, безспорно, осла-
бѣваетъ. Всякія ассоціаціи въ этомъ возрастѣ дѣлаются ела-

бѣе, и поэтому они легко разрываются. Старикъ, связавшій
представленіе какого-либо лица съ какимъ-либо именемъ, мо-
жетъ очень скоро забыть его имя, т.-е. у него указанная ас-
соціація чрезвычайно слаба. Несмотря на то однако, что но-
выя ассоціаціи у стариковъ имѣютъ малую прочность, старыя
ассоціаціи сохраняютъ прежнюю силу, такъ, напр., старикъ,
который забываетъ то, что было годъ тому назадъ, воспро-
изводитъ то, что онъ пережилъ 30 лѣтъ тому назадъ.
Мнемоника. Изъ глубокой древности идетъ къ намъ убѣ-
жденіе въ томъ, что память человѣка можетъ быть улучшена,
что человѣкъ при помощи искусственныхъ пріемовъ можетъ
„пріобрѣсти превосходную память", благодаря которой онъ
можетъ усваивать съ большей легкостью все, что угодно. Та-
кое мнѣніе въ настоящее время можно считать очень распро-
страненнымъ. Но оно совершенно невѣрно потому, что есте-
ственная память неизмѣнна: ее нельзя улучшить.
Единственное измѣненіе, которое можно произвести по отно-
шенію къ естественной памяти, заключается въ томъ, что
можно указать пріемы, при помощи которыхъ съ легкостью
можно запоминать большое количество тѣхъ или другихъ
данныхъ; а между этимъ послѣднимъ и улучшеніемъ есте-
ственной памяти есть огромное различіе.
Въ чемъ же заключаются пріемы изученія, которые предлагаетъ
мнемоника? Приведемъ въ примѣръ одну изъ многочисленныхъ
системъ, которая пользуется „словесной памятью" для изученія.
По этой системѣ мы замѣняемъ цифры буквами, такъ, напр.,
1=р, 2=ц, 3=з, 4=ч, 5=п, 6=ш. 7=с, 8=в, 9=д,
и т. п.
Пользуясь этой таблицей, мы можемъ слѣдующимъ обра-
зомъ запоминать хронологическія даты. Напр., намъ нужно за-
помнить годъ крещенія Владиміра, 988. Для этого мы вмѣсто
цифръ подставляемъ соотвѣтствующія буквы д в в; теперь вста-
вляемъ гласныя такъ, чтобы изъ этихъ буквъ получились слова
съ опредѣленнымъ смысломъ, имѣющимъ отношеніе къ событію,
годъ котораго мы желаемъ запомнить. Въ данномъ случаѣ это
будутъ слова: „давъ вѣру"; эти слова входятъ въ составъ слѣ-
дующей фразы: „давъ вѣру христіанскую, Владиміръ заслу-
жилъ названіе равноапостольнаго". Теперь ясно, что вмѣсто
того, чтобы помнить число 988, намъ нужно запомнить эту
фразу. Изъ этой фразы мы, вспоминая три буквы д в в, мо-

жемъ вмѣсто нихъ подставить цифры 9 8 8. Такимъ образомъ
запоминаются хронологическія данныя.
Если намъ дается рядъ словъ, которыя другъ съ другомъ
не связаны логически, то мы можемъ запомнить этотъ рядъ,
если между данными словами вставить какія-нибудь другія
слова, благодаря которымъ получится связный разсказъ, соста-
вленный изъ этихъ словъ. При помощи аналогичныхъ пріе-
мовъ можно запоминать числа, состоящія изъ огромнаго числа
знаковъ, и т. п.
Критика мнемоники. Но уже изъ приведеннаго легко
видно, что мнемоника не имѣетъ рѣшительно никакой цѣны,
потому что запоминаніе хронологіи обыкновеннымъ способомъ
имѣетъ болѣе разумный смыслъ, чѣмъ при помощи мнемони-
ческихъ пріемовъ, такъ какъ оно дѣйствительно служитъ для
связыванія отдѣльныхъ историческихъ событій. Во многихъ
случаяхъ изученіе обыкновеннымъ способомъ гораздо легче,
чѣмъ при помощи мнемоническихъ пріемовъ. Что касается до
изученія огромнаго ряда цифръ, рядовъ словъ при помощи
мнемоническихъ пріемовъ, то оно не имѣетъ никакого значе-
нія, потому что въ практической жизни и въ наукѣ нѣтъ ни-
какой надобности запоминать ряды цифръ или ряды словъ,
которыя не связаны другъ съ другомъ логически. Кромѣ того,
уже здѣсь можно видѣть, что мнемоника даетъ совсѣмъ не то,
что обѣщала: она обѣщала улучшить память (укрѣпить па-
мять), J,сдѣлать память превосходной", а вмѣсто этого указы-
ваетъ только на пріемы, при помощи которыхъ можно запо-
минать предметы, которые обыкновеннымъ способомъ, дѣй-
ствительно, не могутъ быть запоминаемы. Такимъ образомъ
ясно, что мнемоника не даетъ того, что обѣщаетъ.
Но есть и теоретическія соображенія противъ воз-
можности построенія какой бы то ни было мнемоники.
Врожденная память, подъ которой мы понимаемъ именно ме-
ханическую память, у того или у другого индивидуума не
можетъ быть измѣнена искусственными пріемами; она мо-
жетъ улучшаться и измѣняться естественнымъ образомъ, именно
вслѣдствіе измѣненія физіологическихъ условій.
Многимъ кажется, что эта память можетъ быть измѣняе-
ма при помощи упражненія, но они впадаютъ въ заблужде-
ніе вслѣдствіе того, что въ данномъ случаѣ употребляется
терминъ „упражненіе". Имъ кажется, что, подобно тому, какъ

при упражненій мышцъ можно достигнуть того, что онѣ
дѣлаются болѣе сильными, такъ при упражненій памяти пу-
темъ изученія чего-либо наизусть можно сдѣлать ее болѣе
сильной, т.-е., другими словами, можно сдѣлать ее способной
воспринимать и удерживать какія угодно впечатлѣнія.
Часто говорятъ: „я изучилъ много стихотвореній, это потребо-
вало нѣкотораго напряженія памяти, но, благодаря этому,
я развилъ свою память". Это выраженіе неправильно потому,
что понятіе упражненія здѣсь не можетъ быть примѣнено въ
такомъ смыслѣ, въ какомъ оно употребляется, когда мы гово-
римъ о развитіи мышцъ. Да и по отношенію къ развитію
мышцъ это выраженіе примѣнимо только для того случая,
когда дѣло идетъ объ упражненій одной какой-либо опредѣлен-
ной группы мышцъ, но оно становится неправильнымъ, когда
дѣло идетъ объ упражненій различныхъ группъ мышцъ. Въ
самомъ дѣлѣ, если бы я сказалъ: „я часто поднимался на
гору, вслѣдствіе этого развилъ свои мышцы такимъ образомъ,
что мышцы моей руки сдѣлались способны къ рисованію", то
всякій видѣлъ бы нелѣпость подобнаго утвержденія. Не то же
ли самое происходитъ когда мы утверждаемъ, что изученіемъ
одной какой-нибудь спеціальной области знанія мы
развиваемъ нашу память вообще. Въ дѣйствительности
же при изученіи наизусть какихъ-либо стиховъ или грамма-
тическихъ правилъ происходитъ то, что мы накопляемъ извѣстное
число словесныхъ или какихъ-либо другихъ образовъ, но это
есть накопленіе только лишь извѣстной спеціальной группы
образовъ, накопленіе, не имѣющее никакого отношенія къ на-
копленія) другихъ образовъ., Накопленіе какихъ-либо образовъ
способствуетъ запоминанію образовъ, съ ними сходныхъ,
но не облегчаетъ запоминанія образовъ, отличныхъ отъ нихъ.
Напр., если я изучилъ сотни стиховъ на латинскомъ языкѣ
или вообще изучилъ латинскій языкъ, то накопленіе образовъ
этого языка не имѣетъ никакого значенія для облегченія за-
поминанія отличныхъ отъ нихъ геометрическихъ образовъ.
Усвоеніе образовъ латинскаго языка способствуетъ запоминанію
французскаго, италіанскаго, испанскаго языковъ, потому что
между образами этихъ языковъ есть извѣстное сходство, но
не способствуетъ изученію, напр., китайскаго языка, который
не имѣетъ никакого сходства съ латинскимъ языкомъ.
Такимъ образомъ ясно, что усвоеніе знаній въ одной

какой-либо области не способствуетъ развитію памяти вообще
врожденная память не можетъ быть измѣнена искусственнымъ
способомъ; она, какъ мы видѣли, измѣняется съ возрастомъ
въ зависимости отъ измѣненія физіологическихъ условій, но
какому-нибудь искусственному улучшенію не подлежитъ. По-
этому мнемоника, какъ искусство, невозможна.
О воспитаніи памяти. Но не слѣдуетъ думать, что мы ни-
чего не можемъ предпринять для того, чтобы естественное
запоминаніе могло быть улучшено. Мы не можемъ улучшить
память, но зато мы можемъ воспользоваться такими пріемами
запоминанія, благодаря которымъ все изучаемое нами оста-
вляетъ въ нашемъ сознаніи болѣе глубокіе слѣды. Въ этомъ
именно и заключается воспитаніе памяти.
Къ числу такихъ пріемовъ слѣдуетъ отнести изученіе со
вниманіемъ. Все, что мы изучаемъ со вниманіемъ, оставляетъ
въ нашемъ сознаніи прочный слѣдъ: все то, что мы изучаемъ
безъ вниманія, тотчасъ нами забывается. Изъ этого слѣдуетъ,
что все то, что мы изучаемъ, мы должны изучать внимательно,
Если мы прочли какую-нибудь книгу или узнали какую-ни-
будь новую мысль, то весьма полезно воспроизвести содержа-
ніе книги или указанную мысль, потому что процессъ воспро-
изведенія требуетъ направленія вниманія на изучаемый пред-
метъ, а поэтому и самый изучаемый предметъ остается въ
сознаніи значительно дольше. При изученіи нужно соблюдать
постепенность въ переходѣ отъ стараго къ новому, потому
что, какъ легко понять изъ предыдущаго, только при такихъ
условіяхъ вниманіе можетъ дѣйствовать съ достаточной напря-
женностью. Не слѣдуетъ изучать ничего въ состояніи устало-
сти, потому что въ состояніи усталости не можетъ быть
достаточнаго напряженія вниманія.
Вторымъ условіемъ прочнаго запоминанія является повто-
реніе изучаемыхъ представленій. Каждый знаетъ, что, если мы
какой-либо рядъ впечатлѣній повторимъ большое число разъ,
то такой рядъ впечатлѣній мы запоминаемъ хорошо, но нужно
обратить вниманіе на то, что слѣдуетъ не накоплять повто-
реній, а по возможности ихъ распредѣлять. Это положеніе
можно сдѣлать понятнымъ при помощи слѣдующаго примѣра.
Если вы, напр., изучаете какое-нибудь стихотвореніе, которое
можно изучить, повторивши 10 разъ, то изслѣдованіе показы-
ваетъ, что повтореніе 10 разъ, если вы его распредѣлите на

два дня (по 5 разъ), оставляетъ болѣе глубокій слѣдъ, чѣмъ
при изученіи такимъ образомъ, что вы всѣ десять повтореній
произведете въ теченіе одного дня.
Все изучаемое должно быть изучаемо медленно, потому
что все изучаемое быстро, въ короткое время, такъ же быстро
ускользаетъ изъ сознанія. Это можно объяснить слѣдующимъ
образомъ. Если ученикъ изучаетъ что-нибудь только предъ
экзаменами, то изучаемое ассоціируется съ немногими пред-
ставленіями; если же ученикъ изучаетъ то же самое въ тече-
ніе учебнаго года, то изученныя представленія входятъ въ
ассоціативную связь съ очень многими другими представле-
ніями. Поэтому знаніе, пріобрѣтенное первымъ способомъ,
благодаря малому количеству ассоціацій, тотчасъ уходитъ изъ
сознанія, какъ только порвется связь съ какимъ-либо пред-
ставленіемъ, а знаніе второго рода остается въ сознаніи долго,
потому что, если порвется связь съ однимъ представленіемъ,
то сохранится связь со многими другими.
Вопросы для повторенія. Какое значеніе имѣетъ память для душевной
жизни? Что можно сказать о памяти въ различные возрасты? Какія за-
дачи преслѣдуетъ мнемоника? Какія возраженія можно привести противъ
мнемоники? Въ чемъ заключается собственно развитіе памяти? Что можно
сказать объ улучшеніи механической памяти? Въ чемъ заключается задача
воспитанія памяти? Укажите пріемы воспитанія памяти.
ГЛАВА 16-я.
О воображеніи.
Виды воображенія. Воображеніе, которое называется так-
же и фантазіей, проявляется въ нашемъ сознаніи въ двухъ
отличныхъ другъ отъ друга формахъ, именно мы отличаемъ
воображеніе воспроизводящее отъ воображенія построительнаго
или творческаго. Если я когда-нибудь испыталъ какое-либо
ощущеніе и въ настоящее время воспроизвожу его въ такомъ
видѣ, въ какомъ я его переживалъ, то это будетъ дѣломъ
воспроизводящаго воображенія. Напр., увидѣвъ Владимірскій
соборъ, я воспроизвожу его именно въ такомъ видѣ, въ какомъ
я его воспринималъ. Но у меня могутъ быть образы, кото-
рыхъ я никогда не воспринималъ: напр., у меня можетъ быть
представленіе „золотой горы". Золото я видѣлъ и гору
видѣлъ, но золотой горы я не видѣлъ. Представленіе золотой

горы есть дѣло воображенія творческаго или построительнаго.
Какъ легко видѣть, различіе между двумя видами воображенія
сводится къ тому, что воображеніе воспроизводящее стремится
воспроизвести ощущеніе въ такомъ видѣ, въ какомъ мы его
переживаемъ, воображеніе творческое стремится переработать,
перестроить ощущеніе. Характернымъ свойствомъ творческаго
воображенія является новизна: въ его построеніяхъ мы всегда
имѣемъ нѣчто, чего мы прямо не испытали, чего мы не пере-
живали.
Воображеніе воспроизводящее. Этотъ видъ воображенія
уже намъ извѣстенъ. Продукты этого воображенія намъ извѣст-
ны, какъ представленія. Мы видѣли, что представленіе всегда
слабѣе ощущенія, что оно по силѣ никогда не достигаетъ
ощущенія. Представленіе или „образъ, по Аристотелю, есть
ослабленное ощущеніе". Представленіе по силѣ всегда только
приближается къ ощущенію, но не можетъ сдѣлаться тожде-
ственнымъ съ нимъ.
Механизмъ построительнаго воображенія. Въ процессѣ
построенія мы можемъ отмѣтить слѣдующіе основные типы
видоизмѣненія ощущеній.
Именно, мы можемъ, во-первыхъ, въ данномъ представленіи
посредствомъ изолированія отбросить, опустить тѣ или дру-
гія части, представлять предметы внѣ ихъ обычной обстановки.
Напр., домъ мы обыкновенно представляемъ на почвѣ, но мы
отъ такого представленія дома можемъ опустить представленіе
почвы и мыслить домъ находящимся на воздухѣ; корабль мы
обыкновенно представляемъ на водѣ, но мы можемъ отвлечься
отъ воды и представить корабль на воздухѣ („Воздушный
корабль"). Мы представляемъ себѣ пигмеевъ, великановъ,
какъ они изображены у Свифта, потому что мы можемъ от-
влечься отъ реальной величины и представлять человѣка въ
уменьшенныхъ или увеличенныхъ размѣрахъ. Такъ точно мы
можемъ отвлечься отъ тяжести тѣлъ и представлять себѣ ихъ
невѣсомыми.
Во-вторыхъ, мы можемъ присоединять къ даннымъ предста-
вленіямъ какія-нибудь новыя представленія, напр., когда
мы мыслимъ человѣка съ крыльями, Януса съ двумя лица-
ми и т. п.
Въ-третьихъ, мы можемъ произвести комбинацію уже суще-
ствующихъ у насъ образовъ. Напр., представленіе кентавра

есть соединеніе представленій человѣка и лошади. Такая ком-
бинація чаще всего встрѣчается въ сказкахъ. Сюда относятся,
напр., молочныя рѣки съ кисельными берегами, сатиры, ру-
салки, говорящія животныя, золотыя яблоки и т. п.
Такимъ образомъ, если мы перерабатываемъ ощущенія, то
это мы дѣлаемъ обыкновенно по одной изъ только что ука-
занныхъ формъ: или абстрагируя, или придавая, или комби-
нируя тѣ или другія ощущенія.
Обыкновенно принято думать, что способность творческаго
воображенія присуща только художникамъ, поэтамъ, ученымъ
п т. п. Но изъ только что сказаннаго легко видѣть, что это
несправедливо: въ действительности творчество или построе-
ніе входитъ почти во всѣ умственные процессы и присуще
поэтому мышленію всѣхъ людей.
Мы раздѣляемъ тѣ области, въ которыхъ примѣняется по-
строительное воображеніе, на слѣдующія три группы: имен-
но, мы различаемъ, во-первыхъ, построеніе въ области познанія
и науки, во-вторыхъ, построеніе въ области изобрѣтеній и,
наконецъ, построеніе въ искусствѣ, продуктъ художественнаго
или эстетическаго воображенія.
Мы видимъ, что построеніе происходитъ надъ матеріаломъ,
который намъ доставляется самой действительностью. Но во-
ображенію принадлежитъ только форма, самое построеніе; что
же касается матеріала, то онъ никоимъ образомъ не можетъ
быть построенъ. Ни одинъ самый геніальный человѣкъ не мо-
жетъ придумать новаго ощущенія цвѣта, звука и т. п., хотя
можетъ представлять ихъ въ самыхъ различныхъ комбинаціяхъ.
Построеніе въ познаніи. Если ребенокъ желаетъ позна-
комиться съ предметомъ для него незнакомымъ, то для этого
необходимо ему пустить въ ходъ свое творческое воображеніе.
Если, напр., вы хотите дать ребенку представленіе о томъ,
что такое пустыня, то, по всей вѣроятности, вы скажете ему
приблизительно слѣдующее: „представьте себѣ огромную „рав-
нину", покрытую „пескомъ"; „на этой равнинѣ нѣтъ расти-
тельности, воды" и т. п. Такіе элементы, какъ „равнина",
„песокъ", „отсутствіе растительности", хорошо знакомы ре-
бенку изъ предыдущаго опыта. Поэтому для него остается
комбинировать эти знакомые ему образы для того, чтобы со-
здать изъ нихъ одно цѣлое и, благодаря этому, получить пред-
ставленіе пустыни. Точно такимъ же образомъ онъ предста-

вляетъ себѣ сраженіе, политическія событія и т. п. Ребенокъ
при познаніи новыхъ вещей долженъ произвести построеніе
изъ знакомыхъ ему элементовъ. Въ области науки построеніе
происходитъ по тому же самому типу. Когда, какъ разсказы-
вается въ извѣстной легендѣ о Ньютонѣ, онъ увидѣлъ па-
дающее яблоко, то онъ построилъ образъ движеній планетъ
солнечной системы, который объяснилъ дѣйствительные про-
цессы.
Построеніе въ области изобрѣтеній. Приведемъ два примѣра,
которые покажутъ, что построеніе въ области изобрѣтеній
подчиняется тому же самому закону. Напр., извѣстно, что
пневматическая машина построена по аналогіи съ насосомъ,
съ тѣмъ различіемъ, что въ первой вмѣсто воды выкачи-
вается воздухъ. Изобрѣтеніе, слѣдовательно, состояло въ томъ,
чтобы опустить одно качество и придать другое. Говорятъ,
Джемсъ Уаттъ пришелъ къ мысли о построеніи паровой
машины послѣ того, какъ увидѣлъ чайникъ, въ которомъ
крышка приходила въ движеніе подъ вліяніемъ паровъ кипя-
щей воды. Изобрѣтеніе парового двигателя, очевидно, сво-
дится къ тому, что онъ увеличилъ въ своемъ воображеніи
резервуаръ, въ которомъ образуется паръ, и увеличилъ также
предметъ, приводимый въ движеніе.
Эстетическое воображеніе. Художественные образы стро-
ятся по тому же типу, по какому строятся только что указан-
ные, съ тѣмъ только различіемъ, что художественные образы
имѣютъ цѣлью удовлетворить извѣстному чувству, они должны
вызвать извѣстное чувство. Слѣдовательно, художникъ дол-
женъ комбинировать образы такъ, чтобы они могли вызвать
извѣстное чувство. Всѣ построенія художниковъ, какъ и по-
строенія, о которыхъ говорилось выше, не отвѣчаютъ дѣйстви-
тельности. Въ самомъ дѣлѣ, нельзя сказать, что Мадонна Ра-
фаэля, напр., представляетъ собою простую копію дѣйстви-
тельности, но Рафаэль различныя черты, разбросанныя въ дѣй-
ствительности, соединилъ такимъ образомъ, чтобы вызвать въ
насъ, соединеніемъ ихъ въ одно цѣлое, извѣстное чувство.
Гамлетъ Шекспира точно такъ же не представляетъ собой про-
стой копіи дѣйствительности: не было реальнаго лица, съ ко-
тораго Шекспиръ скопировалъ образъ Гамлета, но отдѣльные
элементы, наличность которыхъ онъ наблюдалъ на отдѣльныхъ

индивидуумахъ, онъ соединилъ въ одно цѣлое, чтобы вызвать
въ насъ извѣстное чувство.
Такимъ образомъ мы разсмотрѣли проявленіе воображенія
въ трехъ различныхъ областяхъ, но слѣдуетъ замѣтить, что
воображеніе творческое проявляется во всѣхъ областяхъ жиз-
ни. Полководецъ долженъ обладать воображеніемъ, чтобы
представить себѣ заранѣе отдѣльныя возможныя сцены сра-
женія. Инженеръ долженъ обладать воображеніемъ, чтобы за-
ранѣе представить возможные результаты дѣйствія той или
другой комбинаціи частей машины, и т. д.
Сила воображенія. Мы замѣчаемъ проявленіе воображе-
нія въ особенно отчетливой формѣ у дѣтей и у некультур-
ныхъ народовъ. Мы видимъ, напр., что мальчикъ, осѣдлавъ
палочку, воображаетъ, что онъ ѣдетъ на живой лошади, ко-
торую слѣдуетъ понукать, порицать и т. п. Ребенокъ, смотря
на палочку, оперируетъ въ дѣйствительности съ образами сво-
его воображенія. О ребенкѣ говорятъ, что у него сильное во-
ображеніе, потому что онъ можетъ строить образы, которые
не соотвѣтствуютъ дѣйствительности. Такъ, напр., ребенокъ
можетъ говорить, что онъ желалъ бы жить вмѣстѣ съ рыбами
на днѣ моря. Дикарь представляетъ себѣ солнце въ видѣ жи-
вого существа, летающаго или движущагося по небу; про-
исхожденіе грома онъ объясняетъ дѣйствіемъ живыхъ су-
ществъ. Но этому поводу говорятъ, что у дикарей сильное во-
ображеніе, и это выраженіе очень многіе понимаютъ такимъ
образомъ, что способность воображенія у дикарей и дѣтей
выше, по качеству лучше, чѣмъ способность воображенія у
взрослыхъ или вообще у культурныхъ людей. Но такое истол-
кованіе различія между двумя воображеніями нужно считать
совершенно неправильнымъ. Можно сказать, что построеніе,
которое не отвѣчаетъ дѣйствительности, совершается легче у
дѣтей и дикарей, чѣмъ у людей взрослыхъ. Это происходитъ
отъ того, что дѣти, вслѣдствіе незнакомства съ природой, съ
дѣйствительностью, въ своихъ построеніяхъ не встрѣчаютъ ни-
какихъ ограниченій. Дѣти не понимаютъ, что ихъ построенія
не отвѣчаютъ дѣйствительности, между тѣмъ какъ люди взрос-
лые воздерживаются отъ такихъ построеній вслѣдствіе знанія,
что эти построенія невозможны.
Вопросы для повторенія. Какіе виды воображенія мы отличаемъ? Какое
различіе между ними? Почему можно утверждать, что между воображеніемъ

воспроизводящимъ и воображеніемъ творческимъ есть различіе только въ
степени? Какіе существуютъ три способа переработки ощущеніи? Въ ка-
кихъ областяхъ, главнымъ образомъ, примѣняется творческое воображеніе?
Приведите примѣрь построенія въ пріобрѣтеніи познаній, въ области изо-
брѣтеній, въ области искусства? Какова особенность эстетическаго вообра-
женія? Что можно сказать о силѣ воображенія у дѣтей и у взрослыхъ?
ГЛАВА 17-я.
*О воспріятіи пространства.
(Пространство осязательнаго и двигательнаго чувства.)
Постановка вопроса. Мы разсмотрѣли ощущеніе различ-
ныхъ качествъ вещей: цвѣта, теплоты, холода, шероховатости,
твердости и т. п. Между прочими качествами вещей мы должны
отмѣтить также и качество протяженности, т.-е. то, что вещи
имѣютъ длину, ширину, толщину; что о нихъ молено сказать,
что онѣ круглыя, четыреугольныя; что онѣ находятся „впра-
во", „влѣво", „впереди", „назади" и т. п. Эти качества можно
назвать также пространственными отношеніями.
Намъ предстоитъ разсмотрѣть, какимъ образомъ мы
воспринимаемъ пространственныя отношенія
вещей, подобно тому, какъ мы разсмотрѣли, какимъ обра-
зомъ мы ощущаемъ цвѣтъ, вкусъ, запахъ и т. п.
Мы отличаемъ три вида пространства: пространство
зрительнаго чувства, т.-е. пространство, которое мы
„видимъ", пространство осязательнаго чувства и,
наконецъ, пространство двигательнаго чувства.
Разсмотримъ, какимъ образомъ мы оріентируемся въ этихъ
различныхъ видахъ пространства, и какое между ними суще-
ствуетъ взаимное отношеніе.
Начнемъ съ пространства осязательнаго чувства.
Пространство осязательнаго чувства. Въ пространствѣ
осязательнаго чувства мы можемъ воспринимать, во-первыхъ,
разстояніе между двумя прикосновеніями; во-вторыхъ, мы можемъ
при извѣстныхъ условіяхъ опредѣлить форму тѣлъ, прикасаю-
щихся къ поверхности нашей колеи; въ-третьихъ, мы можемъ
опредѣлить то мѣсто, къ которому произошло прикосновеніе.
По первому вопросу извѣстны опыты нѣмецкаго физіолога
Вебера. Опыты эти производятся слѣдующимъ образомъ. Если

взять циркуль и раздвинуть ножки его, напр., на два милли-
метра, и затѣмъ прикоснуться ими къ ладонной поверхности
кончика пальцевъ, то мы явственно воспримемъ два прикосно-
венія. Но если мы тотъ же циркуль, раздвинутый на два милл.,
приложимъ къ тыльной поверхности руки, то получимъ ощу-
щеніе не двухъ прикосновеніи, а одного. Для того, чтобы на
тыльной поверхности руки мы могли воспринять два прикос-
новенія, намъ необходимо раздвинуть циркуль до 10 милл. Но
если, далѣе, циркуль, раздвинутый на 10 милл., мы приложимъ
къ поверхности кожи на шеѣ, то намъ будетъ казаться, что
мы получаемъ одно прикосновеніе. Для того, чтобы мы могли
на кол;ѣ шеи получить ощущеніе двухъ прикосновеніи, намъ
нужно раздвинуть до 30 милл. Циркуль, раздвинутый до 30 милл.,
при прикосновеніи къ кожѣ спины даетъ ощущеніе одного
прикосновенія. Изъ этого можно видѣть, что однѣ части по-
верхности кожи отличаются большею чувствительностью (т.-е.
степенью тонкости различенія), а другія—меньшей, и именно
тѣ мѣста колеи болѣе чувствительны, на которыхъ мы получа-
емъ одиночное впечатлѣніе отъ ножекъ циркуля, раздвинутыхъ
на меньшее разстояніе, чѣмъ тѣ мѣста кожи, въ которыхъ
получается одиночное впечатлѣніе отъ ножекъ циркуля, раз-
двинутыхъ на большее разстояніе. Эксперименты Вебера имѣ-
ютъ слѣдующее отношеніе къ интересующему насъ вопросу.
Если мы ощущаемъ два прикосновенія, то мы въ то же время
съ большей пли меньшей отчетливостью воспринимаемъ и про-
межуточное между ними разстояніе. Если же мы ощущаемъ
одно прикосновеніе, то, очевидно, что мы не воспринимаемъ
никакого промежуточнаго разстоянія.
Наибольшая тонкость различенія кожи оказывается тамъ,
гдѣ замѣчается наибольшая подвижность, напр., на кончикахъ
пальцевъ, на кончикѣ языка и т. п., ибо эти органы, какъ
извѣстно, отличаются наибольшей подвижностью.
Мы можемъ опредѣлять форму вещей, прикасающихся къ по-
верхности нашей кожи. Для того, чтобы опредѣлить чувстви-
тельность пашей кожи въ этомъ отношеніи, мы можемъ посту-
пить слѣдующимъ образомъ. Беремъ полыя трубки съ круг-
лымъ, треугольнымъ, четыреугольнымъ и т. п. окончаніемъ, при
чемъ эти трубки пусть имѣютъ различный размѣръ, и будемъ
прикладывать къ различнымъ мѣстамъ кожи для того, чтобы
опредѣлить ихъ форму при помощи осязательнаго чувства.

Оказывается, что величина этихъ предметовъ должна быть раз-
личной на различныхъ частяхъ поверхности нашей кожи въ
зависимости отъ чувствительности ея въ томъ или другомъ
мѣстѣ. Такъ, напр., если мы возьмемъ треугольникъ, длина
сторонъ котораго равняется 3 милл., то такой треугольникъ,
будучи приложенъ къ кончику языка, будетъ различаться, какъ
треугольникъ, но если этотъ треугольникъ приложить къ кон-
чикамъ пальцевъ, то отличить при помощи осязательнаго чув-
ства, что это есть треугольникъ, мы не будемъ въ состояніи.
Треугольникъ долженъ имѣть сторону равную приблиз. 7 милл.,
чтобы мы могли его отличать при помощи копчика пальцевъ.
На тыльной поверхности руки треугольникъ со стороной въ
7 милл. не можетъ быть нами отличаемъ отъ круга такого
же размѣра. Здѣсь для различенія ихъ необходимо, чтобы они
имѣли значительно большій размѣръ. Такимъ образомъ, различ-
ныя мѣста кожи обнаруживаютъ различную чувствительность
по отношенію къ различенія) формы вещей.
При помощи осязательнаго чувства мы можемъ опредѣлять то
мѣсто, къ которому произошло прикосновеніе. Эксперименты
относительно чувствительности въ опредѣленіи мѣста прикосно-
венія производятся слѣдующимъ образомъ. Субъекту, надъ ко-
торымъ производятъ такой экспериментъ, завязываютъ глаза,
затѣмъ прикасаются къ какой-нибудь точкѣ на поверхности его
кожи, напр., на рукѣ, на щекѣ, на спинѣ и т. п. Испытуемый
субъектъ долженъ опредѣлять, къ какому мѣсту произошло при-
косновеніе; онъ долженъ показать, что онъ знаетъ, къ какому
мѣсту произошло прикосновеніе, и это знаніе онъ долженъ об-
наружить при помощи прикосновенія пальцемъ къ тому мѣсту,
къ которому произошло прикосновеніе. При попыткѣ опредѣ-
лить мѣсто прикосновенія субъектъ можетъ указать мѣсто,
которое находится отъ мѣста дѣйствительнаго прикосновенія
на разстояніи одного, двухъ, пяти и т. д. милл. Эта ошибка
находится въ зависимости отъ большей или меньшей чувстви-
тельности того или другого мѣста кожи.
Спрашивается, какія въ нашемъ сознаніи есть средства для
опредѣленія, что прикосновеніе произошло къ тому мѣсту, а
не къ другому? Вѣдь, повидимому, осязательное ощущеніе при-
косновенія будетъ то же самое, будемъ ли мы прикасаться къ
поверхности спины, щеки и т. п. Слѣдуетъ предположить, что,
хотя мы прикасаемся съ одинаковой силой однимъ и тѣмъ же

предметомъ, однако ощущеніе прикосновенія для каждой точки
будетъ различнымъ. Каждой точкѣ кожи присуще какъ бы
свое специфическое ощущеніе. Это специфическое ощу-
щеніе называется мѣстнымъ знакомъ, или локальнымъ знакомъ.
Отъ прикосновенія къ извѣстному мѣсту, кромѣ осязательнаго
ощущенія, получается еще и ощущеніе локальнаго знака, ко-
торое служитъ для опредѣленія того, къ какому мѣсту про-
изошло прикосновеніе.
Пространство мускульнаго или двигательнаго чувства.
Мы знаемъ, что такъ называемое мускульное или двигательное
ощущеніе представляетъ собою комплексъ изъ ощущеній на-
пряженія мускуловъ, сухожилій, тренія сочленовныхъ поверх-
ностей и осязательныхъ ощущеній.
При помощи двигательнаго чувства мы можемъ опредѣлять
положеніе движущагося органа, движеніе какого-либо органа,
направленіе движенія и размѣръ движенія. Напр., если бы у
лица, стоящаго передъ нами съ завязанными глазами, мы при-
подняли правую руку и послѣ этого предложили ему, чтобы
онъ, приводя въ движеніе лѣвую руку, показалъ, что онъ
знаетъ, что произошло съ его правой рукой, то несомнѣнно, что
онъ придалъ бы лѣвой рукѣ такое положеніе, какое мы при-
дали его правой рукѣ. Если бы его правую руку привели въ
движеніе впередъ, то онъ лѣвой рукой могъ бы произвести та-
кое же движеніе. Если бы мы согнули его правую руку до
извѣстнаго положенія, то онъ могъ бы произвести такое же
движеніе лѣвой рукой. Изъ этихъ примѣровъ ясно, что при
помощи мускульнаго чувства мы можемъ опредѣлять положе-
ніе органовъ, ихъ движеніе, направленіе движенія и размѣръ
движенія.
Возникаетъ вопросъ, какимъ образомъ мы отли-
чаемъ, что движется тотъ, а не другой органъ:
почему, напр., мы знаемъ, что находится въ движеніи правая
рука, а не лѣвая?
На первый вопросъ мы можемъ отвѣтить слѣдующимъ обра-
зомъ. Каждая мышца своимъ сокращеніемъ или вообще своимъ
дѣятельнымъ состояніемъ доставляетъ намъ то или другое ощу-
щеніе. Дѣятельность одной мышцы доставляетъ намъ ощуще-
ніе, отличающееся отъ ощущенія, которое намъ доставляетъ
дѣятельность другой мышцы. Если въ дѣятельное состояніе при-
ходитъ та или другая группа мышцъ, сочленовныхъ поверхно-

стей и т. п., то результатомъ этого является ощущеніе, отлич-
ное отъ ощущенія, которое можетъ получиться въ томъ слу-
чаѣ, когда въ дѣятельное состояніе приходитъ другая группа
мышцъ съ другой группой сочленовныхъ поверхностей. Сло-
вомъ, каждая группа мышцъ, вѣрнѣе сказать, каждый движу-
щійся органъ своей системой мышцъ доставляетъ намъ свое-
образное, исключительно ему одному принадлежащее ощущеніе,
имѣетъ свою специфическую мѣстную окраску. Теперь понятно,
какъ слѣдуетъ отвѣтить на вопросъ, почему мы отличаемъ, что
движется правая рука, а не лѣвая, или что движется рука, а
не нога. Мы дѣлаемъ это различіе потому, что въ каждомъ
случаѣ та или другая группа мышцъ или система мышцъ въ
состояніи дѣятельности доставляетъ своеобразное ощущеніе.
Это своеобразное ощущеніе и даетъ намъ возможность отли-
чать движенія однихъ органовъ отъ движенія другихъ.
Точно такимъ же образомъ мы можемъ отвѣтить на во-
просъ, чѣмъ опредѣляется размѣръ движенія. Мы при помощи
мускульнаго ощущенія знаемъ, что мы одинъ разъ подняли
руку на одну высоту, другой разъ—на другую. Хотя въ одномъ
и другомъ случаѣ принимали участіе одни и тѣ же мускулы,
однако степень сокращенія мускуловъ въ одномъ и
другомъ случаѣ была различна; поэтому мы можемъ сказать,
что средствомъ для различенія одного размѣра движенія отъ
другого является степень сокращенія мускуловъ въ одномъ и
въ другомъ случаѣ. Кромѣ того, въ данномъ случаѣ имѣетъ
значеніе также и положеніе сочленовныхъ поверхностей по
отношенію другъ къ другу.
Замѣтивши такимъ образомъ, какъ различаемъ мы про-
странственные отношенія при помощи осязательнаго и двига-
тельнаго чувства, мы можемъ видѣть, каково должно быть
опредѣленіе пространственныхъ отношеній у слѣпого, такъ
какъ очевидно, что слѣпой, будучи лишенъ органа зрѣнія, мо-
жетъ оріентироваться въ пространствѣ, только благодаря ося-
зательному и двигательному чувству.
Разсмотримъ, какъ слѣпой воспринимаетъ форму, положеніе
вещей, величину вещей и, наконецъ, разстояніе вещей отъ него.
Если положимъ на ладонь слѣпого мѣдную монету въ пять
копеекъ, то круглую форму этой монеты слѣпой можетъ
опредѣлить при помощи только осязательнаго чувства. Но
предположимъ, что слѣпой желаетъ опредѣлить форму шара

величиною въ кулакъ и шара величиною въ человѣческую
голову. Легко представить, что для этой цѣли онъ долженъ
пустить въ ходъ мышцы пальцевъ своей руки, при чемъ легко
также видѣть различіе между дѣятельностью мышцъ въ пер-
вомъ случаѣ, когда пальцы почти покрываютъ предметъ, и въ
томъ случаѣ, когда пальцы не могутъ покрыть предмета. Сте-
пень сокращенія мускуловъ и самый способъ сокращенія въ
одномъ и другомъ случаѣ совершенно отличаются другъ отъ
друга, и это является для слѣпого указаніемъ на то, что онъ
имѣетъ дѣло въ данномъ случаѣ съ различными формами. При
опредѣленіи формы одинаково дѣйствуетъ какъ двигательное
чувство, такъ и осязательное. Точно такимъ же образомъ,
какъ онъ, опредѣляетъ форму вещей, онъ опредѣляетъ и
величину ихъ.
Когда слѣпому нужно опредѣлить положеніе вещи въ отно-
шеніи къ его тѣлу, то онъ обыкновенно протягиваетъ руку по
направленію къ вещи, положеніе которой онъ желаетъ опре-
дѣлить. Если вещь находится вправо, то онъ дѣлаетъ одни
движенія или приводитъ въ дѣятельное состояніе одну систему
мышцъ; если вещь находится влѣво, то онъ приводитъ въ дѣя-
тельное состояніе другую систему мышцъ, и изъ различія ощу-
щеній, которое получается въ томъ или другомъ случаѣ,
онъ опредѣляетъ различіе между положеніемъ той или дру-
гой вещи.
Слѣпой можетъ опредѣлить также разстояніе вещей отъ сво-
его тѣла въ двухъ случаяхъ. Если вещь находится близко,
то онъ опредѣляетъ разстояніе, протягивая руку. Для того,
чтобы достать вещь, находящуюся па разстояніи одного фута,
нужно произвести движеніе, отличающееся отъ того движенія,
которое необходимо для того, чтобы достать рукой предметъ,,
находящійся на разстояніи трехъ футовъ. Тѣ ощущенія, ко-
торыя вызываетъ движеніе къ предметамъ, находящимся на
разстояніи 10 шаговъ, отличаются отъ ощущеній, которыя вы-
зываетъ передвиженіе къ предметамъ, находящимся па разстоя-
ніи 20 шаговъ. Это различіе ощущеній является показателемъ
разстоянія предметовъ.
Такимъ образомъ мы видимъ, что слѣпой воспринимаетъ
пространственныя отношенія при помощи осязательнаго и мус-
кульнаго чувства. Такого рода воспріятіе пространственныхъ
отношеній мы назовемъ мускульно-осязательнымъ опытомъ

Въ главѣ 19-й мы разсмотримъ значеніе мускульно-осяза-
тельнаго опыта для воспріятія зрительнаго пространства.
Вопросы для повторенія. Какъ ставится вопросъ о воспріятіи простран-
ства? Какіе виды пространства мы отличаемъ? Что мы можемъ восприни-
мать въ пространствѣ осязательнаго чувства? Изложите сущность опытовъ
Вебера относительно чувствительности кожи въ опредѣленіи пространствен-
ныхъ отношеній. Изложите сущность опытовъ относительно опредѣленія
формы предметовъ посредствомъ прикосновенія къ поверхности кожи. Из-
ложите сущность опытовъ относительно опредѣленія мѣста прикосновенія.
Что такое мѣстные знаки? Что мы можемъ опредѣлить при помощи двига-
тельнаго чувства? Какимъ образомъ мы отличаемъ, что движется тотъ, а
не другой органъ? Чѣмъ опредѣляется размѣръ движенія? Опишите, какъ
слѣпой опредѣляетъ форму, положеніе, величину и разстояніе вещей отъ
него.
ГЛАВА 18-я.
*Воспріятіе пространства.
(Пространство зрительнаго чувства.)
Физическія и физіологическія условія зрѣнія. Разсмо-
тримъ прежде всего, какое получается изображеніе на
сѣтчаткѣ при дѣйствіи на нее какого-либо предмета. Предполо-
жимъ, что передъ глазомъ находится какой-либо предметъ,
напр., стрѣлка ab (см. рис. 18). Отъ стрѣлки идетъ лучъ аа'
къ сѣтчаткѣ чрезъ хрусталикъ, лучъ IV также идетъ къ сѣт-
чаткѣ, пересѣкаясь съ лучомъ аа\ На сѣтчаткѣ получается
обратное изображеніе предмета ab, въ видѣ &V. Вообще на
сѣтчаткѣ изображеніе предметовъ получается всегда обратное,
такъ что предметы, которые находятся вверху, изображаются
въ нижней части сѣтчатки; предметы, которые находятся внизу,
изображаются въ верхней части сѣтчатки; предметы, которые
находятся вправо, изображаются въ лѣвой части сѣтчатки
и т. д.
На сѣтчаткѣ мы отличаемъ такъ наз. желтое пятно, мѣсто
наиболѣе яснаго зрѣнія. Оно находится въ центрѣ сѣтчатки
(см. рис. 12.) Тѣ точки предметовъ, которыя изображаются на
желтомъ пятнѣ, бываютъ видимы ясно, между тѣмъ какъ точки,
которыя изображаются не въ центральныхъ, а въ боковыхъ
частяхъ сѣтчатки, бываютъ видимы неясно. Точка предмета,
которая изображается на желтомъ пятнѣ, называется фиксаціон-
ной точкой. Линія, которая соединяетъ фиксаціонную точку съ

желтымъ пятномъ, называется зрительной линіей. Для того, чтобы
можно было видѣть предметы ясно, глазъ долженъ производить
движеніе, посредствомъ котораго видимая точка приводится
въ желтое пятно. Видѣніе фиксаціошюй точки называется
фиксированіемъ.
Для того, чтобы глазъ могъ производить движенія, къ нему
прикрѣплены шесть мускуловъ, изъ которыхъ одинъ своимъ
сокращеніемъ движетъ глазъ вправо, другой движетъ влѣво,
и остальные четыре мускула попарно движутъ глазъ вверхъ и
внизъ.
Лучи, идущіе отъ крайнихъ точекъ предмета, пересѣка-
ются другъ съ другомъ въ хрусталикѣ и своимъ пересѣченіемъ
образуютъ зрительный уголъ (на рис. 18 уголъ akb есть зри-
тельный уголъ). Этотъ уголъ будетъ больше, если предметъ,
воспринимаемый больше, и становится меньше, если предметъ,
находящійся на томъ же разстояніи отъ глаза, меньше.
До сихъ поръ мы разсматривали видѣніе однимъ глазомъ.
Такое видѣніе называется монокулярнымъ. Теперь перейдемъ къ
разсмотрѣнію видѣнія обоими глазами, которое называется
бинокулярнымъ.
Когда мы разсматриваемъ предметъ, находящійся на очень
далекомъ разстояніи, напр., на горизонтѣ, то зрительныя линіи
занимаютъ положеніе, почти параллельное другъ другу. Если
же мы желаемъ разсмотрѣть предметъ, находящійся близко отъ
насъ, то зрительныя линіи должны пересѣчься другъ съ дру-
гомъ въ той точкѣ, которую мы фиксируемъ. Для этого оба
глаза должны произвести движеніе внутрь. Такое движеніе
или сближеніе зрительныхъ линій называется конвергенціей (на
рис. 19 изображается конвергенція глазъ при воспріятіи пред-
мета R).
Если мы смотримъ на какую-нибудь точку, то у насъ на
каждой сѣтчаткѣ получается по одному изображенію. Спраши-
вается, отъ чего происходитъ то, что, хотя у насъ въ зритель-
Рис. 18-й.

Рис. 19-й.
номъ аппаратѣ получается два изображенія, однако мы видимъ
одинъ предметъ. На этотъ вопросъ физіологи отвѣчаютъ слѣд.
образомъ. У насъ на обѣихъ сѣтчаткахъ имѣются точки, которыя
называются соотвѣтствующими или тождественными. Пред-
положимъ, что мы фиксируемъ точку
R (рис. 19); тогда у насъ отъ дру-
гой точки, лежащей нѣсколько вправо,
на лѣвой сѣтчаткѣ получается изоб-
раженіе въ точкѣ г, а на правой сѣт-
чаткѣ изображеніе въ точкѣ r'. Точки
г и г\ лежащія на извѣстномъ раз-
стояніи по одну сторону желтаго пят-
на, называются соотвѣтствующими
или тождественными точками. Если
мы возьмемъ точку, лежащую нѣ-
сколько влѣво отъ R, то отъ нея
получится два изображенія: на первой сѣтчаткѣ, въ точкѣ
s', на лѣвой сѣтчаткѣ, въ точкѣ s. Эти точки также будутъ
соотвѣтствующими. Онѣ лежатъ на опредѣленномъ разстояніи
въ одномъ направленіи отъ жел-
таго пятна (см. также рис. 20.)
Точки, которыя мы назвали соот-
вѣтствующими или тождествен-
ными, обладаютъ тою особенно-
стью, что если онѣ возбуждаются
одновременно, то даютъ ощуще-
ніе одного предмета.
Если изображенія какой-либо
точки падаютъ не на соотвѣтствую-
щія точки, а на другія, то въ та-
комъ случаѣ получаются два изо-
браженія. Для того, чтобы убѣ-
диться въ существованіи такихъ
двойныхъ изображеній, можно про-
извести слѣдующіе опыты. Будемъ
фиксировать какой нибудь пред-
метъ находящійся на нѣкоторомъ отдаленіи, напр., лампу, и
въ то же время будемъ держать передъ глазами карандашъ,
тогда мы увидимъ два изображенія карандаша. Это происхо-
дитъ отъ того, что изображенія карандаша падаютъ на нетожде-
Рис. 20 служитъ для поясненія
отношеній тождественныхъ то-
чекъ. Изображенія точекъ а",
b'', с" падаютъ на соотвѣтствую-
щія точки а и а', b и b', и с и с'
н вслѣдствіе этого бываютъ ви-
димы одиночно.

ственныя точки обѣихъ сѣтчатокъ. Если мы будемъ фиксиро-
вать карандашъ, то лампа намъ покажется вдвойнѣ по той же
причинѣ (объясненіе см. на рис. 21).
Нативизмъ и генетизмъ. Теперь разсмотримъ психологи-
ческую проблему, связанную съ воспріятіемъ пространства.
Если бы мы встали передъ стѣной,
то мы воспринимали бы плоскость,
т.-е. пространство въ два измѣренія,
или протяженность, имѣющую два
измѣренія (высоту и ширину), но
мы, кромѣ плоскости, въ этомъ слу-
чаѣ воспринимаемъ еще и разстояніе
ея отъ насъ, т.-е. третье измѣреніе,
которое называется также глубиной.
Въ вопросѣ о воспріятіи простран-
ства особенно труднымъ, невиди-
мому, является объясненіе воспріятія
третьяго измѣренія.
Воспріятіе плоскости, невидимому,
не представляетъ никакихъ трудно-
стей для объясненія. Такъ какъ мы
воспринимаемъ видимые предметы
при помощи небольшой центральной
части нашей сѣтчатки, то въ глазу
у насъ получается почти плоское
изображеніе. Между этимъ изобра-
женіемъ на сѣтчаткѣ и реальной пло-
скостью есть полное соотвѣтствіе.
Именно, если размѣры плоскости уве-
личиваются, то и изображеніе ея на
сѣтчаткѣ увеличивается; если пло-
скость уменьшается, то соотвѣтственно
уменьшается и изображеніе ея на
сѣтчаткѣ. Такимъ образомъ соотвѣтствіе между измѣ-
неніями реальной плоскости и изображеніемъ
ея на сѣтчаткѣ очевидно. Вслѣдствіе этого объясненіе
воспріятія плоскости, невидимому, не представляетъ никакихъ
затрудненій. Совсѣмъ не то съ третьимъ измѣреніемъ. Пред-
меты въ три измѣренія, напр., столъ, имѣютъ извѣстный
рельефъ, т.-е. различныя точки этого предмета бываютъ ви-
Рис. 21 служитъ для по-
ясненія возникновенія двой-
ныхъ изображеній. Если въ
то время, какъ оба глаза
фиксируютъ точку а, изобра-
женіе отъ болѣе отдаленной
точки Ъ падаетъ въ одномъ
глазу въ мѣсто, обозначен-
ное цифрой 4, а въ другомъ
глазу въ мѣсто, обозначен-
ное цифрой 6, то точка Ъ
будетъ видима вдвойнѣ.
Если въ то время, какъ
оба глаза фиксируютъ точку
а, изображеніе отъ болѣе
близкой точки с въ одномъ
глазу падаетъ въ то мѣсто,
которое обозначено цифрой
б, а въ другомъ глазу въ то
мѣсто, которое обозначено
цифрой 4, то точка с будетъ
видима вдвойнѣ.

димы нами не на одной плоскости, но однѣ точ-
ки бываютъ видимы ближе, а другія дальше.
Между тѣмъ мы знаемъ, что столъ у насъ на сѣтчаткѣ
даетъ плоское изображеніе. Спрашивается, какимъ же обра-
зомъ мы воспринимаемъ рельефъ предметовъ, если у насъ въ
глазу изображеніе получается плоское?
Нѣкоторые психологи утверждаютъ, что воспріятіе релье-
фа или третьяго измѣренія при помощи только зритель-
наго аппарата невозможно и что воспріятіе третьяго из-
мѣренія можетъ осуществиться только при участіи мускульно
осязательнаго опыта. Т.-е., по ихъ мнѣнію, когда человѣкъ
впервые начинаетъ ,,видѣть", то онъ не можетъ видѣть треть-
яго измѣренія. Воспріятію этого послѣдняго онъ научается
только впослѣдствіи, благодаря мускульно-осязательному опыту.
Такъ разсуждаютъ тѣ психологи, которыхъ называютъ генети-
стами *) или эмпиристами, потому что они признаютъ необходи-
мымъ участіе опыта въ воспріятіи третьяго измѣренія. Нати-
висты **) же, наоборотъ, утверждаютъ, что, какъ только живыя
существа начинаютъ видѣть, то они видятъ пространство со
всѣми тремя измѣреніями. Различіе между этими двумя шко-
лами психологовъ можно пояснить при помощи слѣдующаго
примѣра. Если бы родился человѣкъ, который обладалъ бы
зрительнымъ аппаратомъ, но у котораго не было бы ни рукъ,
ни ногъ, т.-е. онъ былъ бы лишенъ способности имѣть мус-
кульно-осязательный опытъ, то, по мнѣнію генетистовъ, такой
субъектъ не могъ бы воспринимать третьяго измѣренія. По
мнѣнію же нативистовъ, и такой субъектъ могъ бы восприни-
мать пространство со всѣми тремя измѣреніями.
Намъ предстоитъ разсмотрѣть, которая изъ двухъ теорій
должна быть признана истинной.
Бинокулярное зрѣніе. Для разрѣшенія вопроса, поставлен-
наго выше, мы разсмотримъ, что приходится на долю зритель-
наго аппарата, т.-е., другими словами, каково участіе
зрительнаго аппарата въ воспріятіи третьяго
измѣренія?
Если бы мы поставили вопросъ, можемъ ли мы при по-
мощи одного глаза, закрывши другой глазъ, воспринимать
*) Генетизмъ происходитъ отъ греч. слова ?Ьгоі?, что значитъ рожденіе,
происхожденіе.
**) Отъ лат. слова nativus, что значитъ прирожденный.

разстояніе, или удаленіе, то мы, несомнѣнно, отвѣтили бы въ
томъ смыслѣ, что при помощи одного глаза мы можемъ очень
отчетливо воспринимать разстояніе предметовъ. Напр., я за-
крываю одинъ глазъ и другимъ глазомъ разсматриваю пред-
меты, находящіеся въ моей комнатѣ; я отчетливо вижу, что
стулъ находится передъ столомъ, что за столомъ находится
окно и т. д. Но въ дѣйствительности, при помощи одного глаза
нѣтъ возможности воспринимать точныя разстоянія предметовъ,
что можно было бы доказать при помощи слѣдующаго экспе-
римента. Если мы передъ бѣлой стѣной повѣсимъ бѣлую же
нитку, точку привѣса которой мы не видимъ, то закрывши
одинъ глазъ, мы не въ состояніи были бы опредѣлить точнаго
разстоянія нитки отъ стѣны. При попыткѣ коснуться пальцемъ
нитки мы дѣлаемъ промахи, но если мы эту же нитку станемъ
разсматривать при помощи обоихъ глазъ, то мы очень отчет-
ливо воспримемъ разстояніе нитки и при попыткѣ схватывать
никакихъ промаховъ дѣлать не будемъ. Отсюда ясно, что
бинокулярное зрѣніе въ силу какихъ-то причинъ способ-
ствуетъ воспріятію разстоянія, глубины или рельефа пред-
метовъ.
Для того, чтобы видѣть, каковы причины того, что бино-
кулярное зрѣніе способствуетъ воспріятію третьяго измѣренія,
мы обратимъ вниманіе на слѣдующій фактъ.
Возьмемъ въ руки книгу и поставимъ ее передъ лицомъ
такъ, чтобы, смотря на нее обоими глазами, мы могли видѣть
Рис. 22. Если мы смотримъ на усѣченную пирамиду, обращенную усѣчен-
нымъ концомъ къ намъ, то правый глазъ видитъ ее такъ, какъ изображено
на рисункѣ г, а лѣвый глазъ —такъ, какъ это изображено на рисункѣ I.
Благодаря соединенію обоихъ этихъ изображеній, пирамида кажется
рельефной.

только корешокъ. Тогда, закрывая лѣвый глазъ и смотря пра-
вымъ, мы видимъ правымъ глазомъ большую часть правой
стороны книги; закрывая правый глазъ и смотря однимъ лѣ-
вымъ, мы видимъ большую часть лѣвой стороны книги. Слѣ-
довательно, когда мы воспринимаемъ предметы, то оба нашихъ
глаза получаютъ различныя изобра-
женія, потому что оба глаза занима-
ютъ различное положеніе въ про-
странствѣ. Но когда смотримъ обо-
ими глазами, оба эти различныя
изображенія сливаются въ одно, и
сліяніе этихъ двухъ различныхъ изо-
браженій производитъ то, что пред-
метъ кажется рельефнымъ (см. также
рис. 22).
Что при воспріятіи рельефности
предметовъ весьма существеннымъ
оказывается именно сліяніе двухъ
различныхъ изображеній въ одно,
можно показать на томъ приборѣ,
который называется стереоскопомъ.
Сущность этого прибора (см. описа-
ніе рис. 23) заключается въ томъ,
что онъ даетъ возможность видѣть
два различныхъ изображенія при по-
мощи соотвѣтствующихъ точекъ сѣт-
чатокъ. Мы видѣли, что изображенія,
падающія на соотвѣтствующія мѣста
точекъ обѣихъ сѣтчатокъ, сливаются
въ одно изображеніе. Возьмемъ фо-
тографическій аппаратъ и снимемъ
какую-либо мѣстность съ двухъ то-
чекъ, находящихся другъ отъ друга
на такомъ разстояніи, на какомъ на-
ходится одинъ глазъ отъ другого. Эти
снимки будутъ изображать видъ мѣстности, какъ она пред-
ставляется правому и лѣвому глазу. Затѣмъ наклеимъ эти
два изображенія на картонъ и помѣстимъ въ стереоскопъ.
Какъ уже было сказано выше, оба эти изображенія будутъ
переданы въ соотвѣтствующія точки сѣтчатокъ, вслѣд-
Рис. 23. Схема устройства
стереоскопа. Существенная
часть стереоскопа состоитъ
изъ двухъ приемъ s и s, че-
резъ которыя смотрятъ оба
глаза R и L. Два рисунка
г и / соотвѣтствуютъ пра-
вому и лѣвому глазу. Лучъ
ab праваго рисунка прело-
мляется призмой такимъ об-
разомъ, какъ если бы онъ
исходилъ отъ точки с. Со-
отвѣтствующій лучъ лѣваго
изображенія преломляется
точно такимъ же образомъ
и кажется исходящимъ отъ
точки с. Оба изображенія
соединяются въ р. поэтому
оба глаза видятъ соотвѣт-
ствующія имъ изображенія
въ р. Оба эти изображенія
сливаются, и намъ кажется,
что мы видимъ рельефный
предметъ.

ствіе этого они сольются, и мы вмѣсто двухъ изобра-
женій увидимъ одно изображеніе, имѣющее рельефъ. Какъ
извѣстно, въ стереоскопѣ мы видимъ предметы не плоскими,
но различныя части ихъ кажутся находящимися на различныхъ
разстояніяхъ другъ отъ друга. Слѣдователыю, сліяніе двухъ
плоскихъ изображеній, изъ которыхъ одно соотвѣтствуетъ изоб-
раженію, получающемуся въ правомъ глазу, а другое соот-
вѣтствуетъ изображенію, получающемуся въ лѣвомъ глазу,
даетъ рельефъ. То, что мы имѣемъ въ стереоскопѣ, осуще-
ствляется въ процессѣ реальнаго видѣнія. Два разныхъ изоб-
раженія при сліяніи даютъ представленіе рельефа.
Изъ этого ясно, что въ бинокулярномъ зрѣніи мы имѣемъ
одно изъ условій, въ силу котораго предметы кажутся намъ
рельефными, находящимися на извѣстномъ разстояніи. Но есть
ли это условіе, опредѣляющее рельефность предметовъ, един-
ственное, мы разсмотримъ въ слѣдующей главѣ.
Вопросы для повторенія. Что такое желтое пятно? Что такое фикса-
ціонная точка? Что такое зрительная линіи? Что такое фиксированіе? Что
такие зрительный уголъ? Что такое конвергенція? Что такое соотвѣтству-
ющая точка? Что такое двойныя изображенія? Изложите сущность нати-
визма и генетизма. Объясните участіе зрительнаго аппарата въ выработкѣ
представленій третьяго измѣренія.
ГЛАВА 19-я.
*О воспріятіи пространства.
(ЗРѢНІЕ И ОСЯЗАТЕЛЬНО-МУСКУЛЬНЫЙ ОПЫТЪ.)
Теорія Беркли. Мы видѣли, что различіе между нативиз-
момъ и генетизмомъ заключается въ томъ, что, по нативизму,
мы при помощи одного лишь зрительнаго аппарата можемъ
воспринимать пространство со всѣми тремя измѣреніями; по ге-
нетизму же, при помощи дѣятельности одного только зритель-
наго аппарата мы не можемъ воспринимать, напр., третьяго
измѣренія, а для этого необходимъ еще такъ наз. мускульно
осязательный опытъ.
Самымъ виднымъ представителемъ этого послѣдняго на-
правленія является англійскій философъ Беркли, который по
этому вопросу написалъ книгу подъ заглавіемъ я Новая теорія
зрѣнія" (1709 г.). Въ этой книгѣ онъ именно доказывалъ, что
при помощи одного зрительнаго аппарата мы не можемъ вое-

принимать разстояніе предметовъ, третьяго измѣренія предме-
товъ, величины и т. п. То обстоятельство, что мы при помощи
глаза только не можемъ воспринимать разстояніе предметовъ,
онъ доказываетъ слѣдующимъ образомъ.
Предположимъ, что передъ нашимъ глазомъ находится на
какомъ-либо разстояніи точка очень незначительнаго размѣра.
Эта точка изображается на нашей сѣтчаткѣ въ видѣ точки.
Предположимъ, что эта точка передвинулась дальше. Она опять
изобразится на сѣтчаткѣ въ видѣ такой же точки. Если ви-
димая точка передвинется еще дальше, то она опять-таки изоб-
разится въ видѣ точки. Во всѣхъ трехъ случаяхъ изобра-
женіе на сѣтчаткѣ будетъ совершенно тождественное, а
потому у насъ не будетъ никакой возможности отличать одно
положеніе точки отъ другой, потому что не будетъ ничего та-
кого, чѣмъ одно разстояніе отличалось бы отъ другого.
Вѣдь разстояніе какого-либо предмета отъ насъ мы измѣ-
ряемъ величиной линіи между точкой и глазомъ,
но этой линіи мы не воспринимаемъ. Такимъ образомъ ясно,
что мы при помощи глаза только не будемъ въ состояніи
опредѣлить разстояніе точки отъ глаза. Но такъ какъ всѣ
предметы состоятъ изъ точекъ (очень малаго размѣра), то ясно,
что, если разстояніе одной точки отъ глаза мы не можемъ
воспринять, то мы не будемъ въ состояніи воспринять и пред-
метъ, состоящій изъ такихъ точекъ. Изъ этого слѣдуетъ,что
мы вообще при помощи глаза не мол^емъ воспринимать раз-
стоянія предметовъ отъ глаза.
Но какъ же согласовать это утвержденіе Беркли съ тѣмъ
фактомъ, что мы въ дѣйствительности видимъ при помощи
глаза разстояніе предметовъ отъ насъ? На это Беркли отвѣчаетъ,
что мы, слѣдовательно, разстояніе предметовъ воспринимаемъ
не при помощи глаза, а при помощи чего-то другого.
Это другое есть нашъ осязательно-мускульный аппаратъ.
Беркли объясняетъ это слѣдующимъ образомъ. Мы перво-
начально знакомимся съ формами предметовъ, ихъ величиной,
положеніемъ, разстояніемъ при помощи мускульно-осязательнаго
опыта, что же касается зрительнаго опыта, то онъ присоеди-
няется только впослѣдствіи. Это присоединеніе мы можемъ пред-
ставить себѣ слѣдующимъ образомъ. Положимъ, я воспринялъ
какой-либо шаръ при помощи осязанія. Я, разумѣется, въ та-
комъ случаѣ получилъ мускульно-осязательное представленіе

о предметѣ. Послѣ этого я „смотрю" на шаръ. Отъ него у ме-
ня па сѣтчаткѣ получится изображеніе въ видѣ плоскаго круга.
Слѣд., у меня въ сознаніи послѣ зрительнаго и мускульно
осязательнаго воспріятія будутъ два образа (мускульно-ося-
зательный и зрительный). Предположимъ, далѣе, что я много
разъ воспринималъ сначала мускульно-осязательный образъ
шара, а вслѣдъ за этимъ и зрительный образъ его. Вслѣдствіе
постоянной связи этихъ образовъ, между ними устанавливается
ассоціація, въ силу которой одинъ образъ не можетъ возникнуть
безъ того, чтобы не возникалъ другой. Это значитъ, что, если
когда-нибудь у меня возникаетъ только зрительный образъ,
то я воспроизведу и осязательный образъ его, т.-е. осязатель-
ный образъ выпуклости. О томъ, что шаръ имѣетъ выпуклость,
я знаю изъ мускульно-осязательнаго опыта. Если же я только
смотрю на шаръ и считаю его шарообразнымъ, то это проис-
ходитъ отъ того, что зрительный образъ вызываетъ вслѣдствіе
ассоціаціи мускульно-осязательный, и по этой причинѣ указан-
ный предметъ мнѣ кажется шарообразнымъ.
Такимъ образомъ шарообразность этого предмета я воспри-
нимаю вслѣдствіе того, что въ моемъ сознаніи есть образъ
мускульно-осязательный. Зрительный же образъ только вы-
зываетъ въ моемъ сознаніи вслѣдствіе ассоціаціи осязатель-
но-мускульное представленіе. Слѣдуетъ поэтому признать, что
рельефности, шарообразности мы не видимъ. Это есть образъ
мускульно-осязательный.
То, что здѣсь было сказано о шарѣ, справедливо, разу-
меется, о всѣхъ предметахъ. Разстояніе предмета я перво-
начально изучаю при помощи мускульно-осязательнаго опыта,
подобно тому, какъ это дѣлаетъ слѣпой, но впослѣдствіи къ
нему присоединяется зрительный опытъ (т.-е. извѣстное .из-
ображеніе па сѣтчаткѣ). Вслѣдствіе указанной только что ассо-
ціаціи зрительный образъ вызываетъ образъ мускульно-осяза-
тельный. Поэтому, если мы воспринимаемъ разстояніе, то это
происходитъ отъ того, что мы воспроизводимъ мускульно-осяза-
тельный образъ. Что лее касается зрительнаго образа, то онъ пред-
ставляетъ собою только знакъ, символъ для осязательнаго образа.
Изъ этого ясно, почему намъ кажется, что мы простран-
ственные отношенія—форму, величину, разстояніе—видимъ,
когда мы смотримъ на предметы. Это происходитъ отъ того, что
зрительные образы вызываютъ по ассоціаціи мускульно-осяза-

тельные. Мы въ настоящее время всегда имѣемъ дѣло съ об-
разами зрительными, но должны помнить, что эти образы слу-
жатъ только для замѣщенія образовъ мускульно-осязательныхъ.
Вообще же при опредѣленіи разстоянія предмета мы пользу-
емся только зрительными образами потому, что пользованіе ими
значительно легче, происходитъ скорѣе, чѣмъ пользованіе му-
скульно-осязательными образами. Мы сокращаемъ работу вос-
пріятія, пользуясь зрительными образами вмѣсто мускульно
осязательныхъ. Поэтому Беркли могъ сказать, что зрительные
образы суть знаки для мускульно-осязательныхъ.
Итакъ ясно, что, по теоріи Беркли, первоначально мы
имѣемъ мускульно-осязательный опытъ и что
зрительный опытъ къ нему присоединяется впо-
слѣдствіи.
Доказательство въ пользу теоріи Беркли. Теорія Беркли,
по которой мы не можемъ воспринимать разстоянія предметовъ
или третьяго измѣренія при помощи зрительнаго аппарата, и по
которой для этого необходимъ мускульно-осязательный опытъ,
подтвердилось изслѣдованіями надъ способностью зрѣнія у про-
зрѣвшихъ слѣпорожденныхъ. Именно въ 1728 г. англійскій хи-
рургъ Чезельденъ произвелъ впервые операцію надъ однимъ
слѣпорожденнымъ, который былъ слѣпъ вслѣдствіе катаракты
на обоихъ глазахъ. Когда вслѣдствіе операціи больной про-
зрѣлъ, т.-е. глаза его стали функціонировать такъ, какъ у
зрячаго, то можно было наблюдать, что онъ воспринималъ про-
странственныя отношенія совсѣмъ не такъ, какъ мы ихъ воспри-
нимаемъ. Такъ, напримѣръ, ему казалось, что предметы какъ
бы касались его глазъ; онъ защищалъ руками свои глаза, что-
бы не дозволить предметамъ коснуться ихъ. Формы предметовъ
онъ не узнавалъ при помощи одного только зрѣнія. Для того,
чтобы узнать формы предметовъ, онъ долженъ былъ къ нимъ
прикоснуться, т.-е. воспользоваться мускульно - осязательнымъ
опытомъ. Одному слѣпому, который былъ оперированъ впослѣд-
ствіи, показали двѣ полоски картона: одну поставленную вер-
тикально, а другую—горизонтально. Когда его просили опре-
дѣлить, какое различіе между ними, то онъ отвѣтилъ: „я вижу,
что между этими предметами есть какое-то различіе, но какое
именно, не могу сказать. Надѣюсь опредѣлить это различіе,
если мнѣ будетъ позволено къ нимъ прикоснуться". Одно-
му изъ такихъ прозрѣвшихъ слѣпыхъ показываютъ картонный

кружокъ и картонный квадратъ. Изъ одного зрѣнія онъ не
узнаетъ различія между однимъ и другимъ. Проситъ позволенія
прикоснуться и тогда онъ надѣется опредѣлить форму этихъ
предметовъ.
Эти наблюденія надъ способностью видѣнія у прозрѣвшихъ
слѣпорожденныхъ ясно показываютъ, что зрѣніе нуле дает-
ся въ помощи осязанія, потому что у нихъ нѣтъ та-
кого видѣнія предметовъ, какое мы, зрячіе, его имѣемъ. Это
доказываетъ, что именно видѣніе вообще нуждается въ помо-
щи со стороны мускульно-осязательнаго опыта.
Другимъ подтвержденіемъ необходимости мускульно-осяза-
тельнаго опыта является способность видѣнія у новорожденныхъ.
Дѣти въ тотъ періодъ ихъ жизни, когда глаза ихъ начина-
ютъ функционировать такъ, какъ функціонируютъ глаза взро-
слаго, очень дурно оцѣниваютъ разстоянія. Такъ, напримѣръ,
на 18-й недѣлѣ ребенокъ очень часто протягиваетъ руки къ
предметамъ, находящимся на такомъ разстояніи, на которомъ
достигнуть ихъ рукой нельзя. Такія ошибки въ оцѣнкѣ разсто-
янія объясняются тѣмъ, что у нихъ имѣется еще незначитель-
ный мускульно-осязательный опытъ.
Воспріятіе величины предметовъ. Какимъ образомъ мы
воспринимаемъ величину предметовъ? На первый взглядъ каза-
лось бы, что при оцѣнкѣ величины предметовъ самую суще-
ственную роль играетъ величина изображенія предметовъ на сѣт-
чаткѣ. Въ самомъ дѣлѣ, предметъ большой даетъ изображеніе
на сѣтчаткѣ большое, предметъ маленькій даетъ изображеніе на
сѣтчаткѣ небольшое. Поэтому можно было бы думать, что по
величинѣ изображенія на сѣтчаткѣ мы можемъ судить о вели-
чинѣ самого предмета. Но въ дѣйствительности одного изобра-
женія на сѣтчаткѣ недостаточно для оцѣнки величины пред-
метовъ, потому что сказанное справедливо только относительно
предметовъ, находящихся на одномъ и томъ же раз-
стояніи. Очевидно, что есть еще факторъ, который способ-
ствуетъ опредѣленію величины предметовъ.
Несомнѣнно то, что наше знаніе величины предме-
товъ первоначально имѣетъ мускульно-осяза-
тельный характеръ. Мы узнаемъ величину предметовъ
на основаніи мускульно-осязательнаго опыта. Въ самомъ дѣлѣ,
если предметъ, знакомый мнѣ изъ осязательнаго опыта, уда-
ляется отъ меня, то, хотя изображеніе его на сѣтчаткѣ будетъ

меньше, однако я сужу о величинѣ его не по величинѣ его
изображенія на сѣтчаткѣ, а по той величинѣ, которую я вос-
принималъ изъ осязательнаго опыта. Я знаю величину экипажа
изъ мускульно-осязательнаго опыта. Когда опъ удаляется, то его
изображеніе уменьшается, однако онъ не представляется мнѣ
маленькимъ предметомъ, что должно было бы быть въ томъ слу-
чаѣ, если бы мы оцѣнивали величину предметовъ только на
основаніи величины ихъ изображенія на сѣтчаткѣ. Возьмемъ
другой примѣръ. Если на сѣтчаткѣ получается въ одно и то же
время изображеніе отъ карандаша и отъ дерева, находящагося
па нѣкоторомъ отъ меня разстояніи, то хотя изображеніе на
сѣтчаткѣ отъ карандаша получается такое лее, какое получается
отъ дерева, однако я не нахожу, что дерево имѣетъ такую же
толщину, какую имѣетъ карандашъ, но утверждаю, что де-
рево несравненно толще карандаша, потому что о толщинѣ его
я сужу изъ моего мускульно-осязательнаго опыта. Такимъ обра-
зомъ, при оцѣнкѣ величины предметовъ мускульно-осязатель-
ный опытъ имѣетъ безспорно очень важное значеніе.
Прямое видѣніе. Разсмотримъ теперь вопросъ о томъ, ви-
димъ ли мы предметы прямо пли въ обращенномъ видѣ. Для
постановки такого вопроса, повидимому, имѣется полное осно-
ваніе, потому что у насъ на сѣтчаткѣ отъ предметовъ, какъ
мы видѣли, получаются обратныя изображенія. Если наши пред-
ставленія согласуются съ изображеніями на сѣтчаткѣ, то мы
должны были бы видѣть предметы въ обращенномъ видѣ. Но
на это прежде всего слѣдуетъ замѣтить, что наши предста-
вленія о предметахъ или наши воспріятія пред-
метовъ совсѣмъ не должны быть похожи на изо-
браженія па сѣтчаткѣ, потому что изображеніе на сѣт-
чаткѣ есть только одинъ изъ факторовъ, опредѣляющихъ наше
воспріятіе, но оно не есть единственный факторъ. Притомъ
наше воспріятіе пространственныхъ отношеній представляетъ
собою сложное явленіе и находится въ несомнѣнной зависи-
мости отъ мускульно-осязательнаго опыта. Прямое видѣніе
можно объяснить слѣдующимъ образомъ.
О какихъ предметахъ мы говоримъ, что они находятся
снизу? О тѣхъ, которые находятся приблизительно на уровнѣ
нашихъ ногъ. О какихъ предметахъ мы говоримъ, что они на-
ходятся сверху? О тѣхъ, которые находятся приблизительно на
уровнѣ нашей головы или нѣсколько выше ея. О положеніи

предметовъ на уровнѣ нашей головы и нашихъ ногъ мы зна-
емъ прежде всего изъ мускульно-осязательнаго опыта. Но мы
о немъ знаемъ также и изъ нашего зрительнаго опыта, именно
мы можемъ сказать, что наши мускульно-осязательныя пред-
ставленія предметовъ, находящихся на одномъ уровнѣ съ на-
шими ногами, ассоціируются съ зрительными изображеніями,
которыя приходятся па верхнюю часть сѣтчатки, а мускульно
осязательныя представленія предметовъ, находящихся на одномъ
уровнѣ съ головой или нисколько выше ея, ассоціируются съ
изображеніями на нижней части сѣтчатки.
Такимъ образомъ, если изображеніе какого-либо предмета
приходится на нижнюю половину сѣтчатки, то оно вслѣдствіе
ассоціаціи считается находящимся сверху, а если изображеніе
какого-либо предмета приходится на нижнюю часть сѣтчатки
то оно по той же причинѣ считается находящимся сверху.
Такъ можно объяснить, отчего предметы кажутся намъ находя-
щимися снизу и сверху.
Нативизмъ и генетизмъ. Теперь мы можемъ отвѣтить на
вопросъ, кто же правъ: нативисты или генетисты? Мы должны
признать, что для воспріятія пространства со всѣми тремя из-
мѣреніями необходимъ мускульно-осязательный опытъ. Въ
этомъ отношеніи нативизмъ, который утверждаетъ, что про-
странство со всѣми его основными свойствами можетъ быть
воспринимаемо только лишь при помощи зрительнаго аппара-
та, нельзя считать правымъ.
Вопросы для повторенія. Изложите сущность теоріи Беркли. Какое су-
ществуетъ отношеніе между зрительнымъ и мускульно-осязательнымъ опы-
томъ по теоріи Беркли? Какіе факторы опредѣляютъ воспріятіе величины
предметовъ? Какъ рѣшается вопросъ о томъ, видимъ ли мы предметы прямо
или въ обращенномъ видѣ? Почему слѣдуетъ считать ложнымъ взглядъ тѣхъ,
которые думаютъ, что мы должны видѣть предметы въ обращенномъ видѣ,
потому что изображеніе отъ нихъ въ глазу получается въ обратномъ видѣ?
ГЛАВА 20-я.
*О воспріятіи времени.
Пространство и время. Говоря о воспріятіи времени, мы
не дадимъ опредѣленія времени, мы не будемъ опредѣлять, что
такое время, подобно тому, какъ мы не опредѣляли, что такое
пространство. Для насъ было совершенно достаточно знать, что
такое пространственныя отношенія, для того чтобы знать, что

такое пространство. Если мы говоримъ, что вещь находится
„вправо", „влѣво", „сверху", „снизу", то это значитъ, что она
находится въ пространствѣ. Если мы говоримъ о какомъ-либо
событіи, что оно совершается „раньше" какого-либо другого
событія или „позже" какого-либо событія, то, устанавливая
такое временное отношеніе, мы знаемъ, что данное событіе со-
вершается во времени. Такимъ образомъ безъ опредѣленія
ясно, что мы понимаемъ подъ временемъ и пространствомъ.
Намъ нужно прежде всего указать, чѣмъ отличается про-
странство отъ времени, вещи протяженныя отъ отношеній вре-
менныхъ. Если мы возьмемъ какую-нибудь протяженную вещь,
то мы можемъ о ней сказать, что она имѣетъ опредѣленныя
части. Напр., эта линія состоитъ изъ такихъ частей, какъ на-
чало, середина и конецъ, которыя мы символически обозна-
чимъ буквами А, В и С; мы можемъ сказать, что части этой
пространственной вещи, напр. А и С, существуютъ въ созна-
ніи въ одно и то же время, онѣ существуютъ въ нашемъ со-
знаніи одновременно. Оба эти элемента мы мыслимъ съ одина-
ковой ясностью, т.-е. для насъ все равно, начинаемъ ли мы
воспринимать этотъ рядъ частей или пространственный рядъ
отъ элемента А и переходимъ къ элементу С, или, наоборотъ,
мы начинаемъ отъ элемента С и затѣмъ переходимъ къ эле-
менту А. Въ обоихъ случаяхъ пространственный рядъ А, В, С
мыслится нами одинаково, и именно вслѣдствіе этого оба эле-
мента А и С мыслятся нами съ одинаковой ясностью. Такое
отношеніе частей пространства или пространственнаго ряда
принято называть сосуществованіемъ. Сосуществованіе является
характернымъ признакомъ пространства. Этимъ оно отличается
отъ времени или временного ряда, потому что частямъ вре-
менного ряда не присуще сосуществованіе. Возьмемъ въ примѣръ
слѣдующій временной рядъ. Предположимъ, что кто-нибудь въ
нашемъ присутствіи пропоетъ рядъ тоновъ А, В, С; этотъ рядъ
образуетъ временной рядъ, потому что одни изъ элементовъ
этого ряда возникаютъ „раньше", а другіе „позже". Если бы
теперь мы спросили, сосуществуютъ ли въ сознаніи такіе эле-
менты, какъ А и С, то отвѣтъ на этотъ вопросъ очевиденъ.
Когда мы отъ тона А переходимъ къ тону В, то тонъ А уже
не воспринимается сознаніемъ непосредственно: онъ рже стано-
вится предметомъ воспоминанія; когда же мы перейдемъ къ
тону С, то тонъ В не будетъ восприниматься непосредственно.

Поэтому тонъ С и тонъ А мы можемъ мыслить съ одинако-
вой ясностью; когда тонъ С находится еще въ сознаніи, то
тона А уже нѣтъ въ непосредственномъ сознаніи; мы должны
его воспроизводить. Такимъ образомъ два элемента временно-
го ряда не мыслятся съ одинаковой ясностью, они не сосуще-
ствуют^ въ сознаніи, о нихъ можно сказать, что они слѣдуютъ
другъ за другомъ. Это слѣдованіе или послѣдовательность есть
характерный признакъ временного ряда. Если одно событіе
уходитъ, а другое возникаетъ, т.-е. происходитъ то, что мы
называемъ смѣной событій, то изъ воспріятія такой смѣны со-
бытій получается въ нашемъ сознаніи представленіе времени.
Измѣреніе времени. Мы знаемъ, что время молитъ быть
большимъ, можетъ быть меньшимъ, что могутъ быть большіе
„промежутки" времени и меньшіе промежутки, могутъ быть
также и равные промежутки. Словомъ, времени присущи всѣ
тѣ признаки, которые мы приписываемъ вообще величинѣ; въ
этомъ смыслѣ мы можемъ сказать, что время есть величина.
Если время есть величина, то оно можетъ быть измѣряемо по-
добно тому, какъ измѣряема всякая величина.
Для измѣренія времени должна существовать опредѣлен-
ная единица, и измѣреніе того ИЛИ другого промежутка времени
должно заключаться въ сравненіи съ этой единицей. Эта еди-
ница, какъ и всякая другая единица, должна обладать большей
или меньшей опредѣленностью и постоянствомъ. Гдѣ же искать
такую единицу? Если для измѣренія пространства мы нахо-
димъ единицу среди вещей протяженныхъ, то для измѣренія
времени необходимо искать единицу въ смѣнѣ явленій, такъ
какъ время пли временной рядъ, какъ мы видѣли, получается
изъ воспріятія ряда смѣняющихъ другъ друга процессовъ; вре-
менной рядъ состоитъ изъ смѣны явленій. Смѣна явленій, ко-
торая должна служить единицей, какъ мы видѣли, должна
отличаться постоянствомъ и опредѣленностью. Какая же смѣна
явленій можетъ отличаться постоянствомъ п определенностью?
Этими свойствами молитъ обладать только смѣна, совершаю-
щаяся равномѣрно, въ правильные періоды. Такой смѣной собы-
тій является равномѣрное движеніе.
Объективное измѣреніе времени, действительно, если мы
разсмотримъ, какъ измѣряли время, напр., первобытные наро-
ды, то мы увидимъ, что они именно пользовались равномѣр-
ными движеніями или событіями, смѣняющимися въ правильные

періоды. Такомъ является движеніе солнца, движеніе луны,
небесныхъ свѣтилъ и т. п. Движенія солнца, совершающіяся
въ правильные періоды, даютъ начало такой единицѣ времени,
какъ сутки. Но сутки,, какъ единица времени, не были до-
статочны для измѣренія времени; необходимо было подраздѣ-
лить сутки на части, что, какъ извѣстно, производилось при
помощи часовъ водяныхъ, песочныхъ и т. п., гдѣ мы также
можемъ имѣть правильно періодическую смѣну процессовъ. Въ
настоящее время мы для измѣренія времени пользуемся движе-
ніями безусловно равномѣрными и совершающимися въ пра-
вильные періоды. Движеніе маятника, какъ извѣстно, совер-
шается вполнѣ равномѣрно: въ одну и ту л;е единицу времени
онъ проходитъ одинъ и тотъ лее путь.
Легко видѣть, что, если мы измѣряемъ время при помощи
равномѣрныхъ движеній, совершающихся въ пространствѣ, то
это значитъ, другими словами, что мы измѣряемъ время при по-
мощи пространства. Напр., если минутная стрѣлка обойдетъ весь
кругъ циферблата, то это равняется часу; если она пройдетъ
полкруга, то это равняется получасу и т. п. Такое измѣреніе
времени называется объективнымъ измѣреніемъ времени, потому
что мы измѣряемъ время при помощи процессовъ, совершаю-
щихся внѣ пасъ, при помощи процессовъ объективныхъ, но
есть еще оцѣнка времени, которая производится безъ помощи
указанныхъ объективныхъ измѣненій. Это будетъ субъективная
оцѣнка времени.
Субъективная оцѣнка времени. Если бы кому-нибудь
предложить выйти изъ комнаты и возвратиться черезъ пять
минутъ, то онъ, вѣроятно, вернулся бы пли черезъ четыре
минуты или черезъ шесть минутъ, черезъ три, черезъ 8 минутъ
и т. д. Другими словами, онъ, производя субъективную оцѣнку
величины протекшаго времени, совершилъ бы нѣкоторую боль-
шую или меньшую ошибку. Такая именно оцѣнка объективно
опредѣленнаго времени безъ помощи какихъ-либо объективныхъ
данныхъ и называется субъективной оцѣнкой времени.
Интереснымъ является вопросъ: какими средствами поль-
зуется сознаніе при субъективной оцѣнкѣ времени? На этотъ
вопросъ психологи обыкновенно отвѣчаютъ: оцѣнка времени на-
ходится въ зависимости отъ количества представленій, кото-
рымъ мы заполняемъ тотъ или иной объективный промежутокъ
времени. Если этотъ промежутокъ заполняется большимъ ко-

личествомъ представленій, то онъ калюется большимъ; если
этотъ промежутокъ заполняется небольшимъ количествомъ пред-
ставленій, то онъ кажется малымъ. Слѣдующіе примѣры мо-
гутъ пояснить справедливость этого положенія.
Предположимъ, кто-нибудь первый разъ пріѣзжаетъ изъ
деревни въ большой городъ; онъ интересуется всѣмъ тѣмъ,
что есть въ большомъ городѣ: осматриваетъ зданія, магазины,
улицы; встрѣчаетъ множество вещей, которыя для него были
до сихъ норъ незнакомы и которыя для него представляютъ
большой интересъ; на нихъ онъ направляетъ поэтому свое
вниманіе. Если онъ проведетъ день въ созерцаніи интересныхъ
для него явленій, то по истеченіи дня ему покажется, что
прошелъ не день, а нѣсколько дней. День кажется ему зна-
чительно болѣе продолжительнымъ, чѣмъ онъ есть на самомъ
дѣлѣ. Это объясняется тѣмъ, что день, проведенный имъ, за-
полненъ множествомъ различныхъ представленій, а количество
представленій и является мѣрой для оцѣнки продолжительности
времени.
Возьмемъ обратный примѣръ. Если кто-нибудь проведетъ
день въ обычной однообразной обстановкѣ и по истеченіи дня
пожелаетъ дать себѣ отчетъ о томъ, сколько прошло времени,
то день ему покажется очень короткимъ, ему покажется, что
прошло всего нѣсколько часовъ. Это объясняется тѣмъ, что въ
обычной обстановкѣ жизни нѣтъ ничего интереснаго, привле-
кающего вниманіе. Вслѣдствіе этого лицо, оцѣнивающее про-
текшее время, въ своемъ воспоминаніи вставляетъ въ дневной
промежутокъ небольшое количество представленій; поэтому
день кажется ему непродолжительныхъ.
Эти два примѣра дѣлаютъ яснымъ смыслъ вышеприведен-
наго положенія. Но разсмотримъ еще рядъ оцѣнокъ времени,
который опять-таки подтверждаетъ справедливость вышеука-
заннаго положенія.
Когда мы что-нибудь ожидаемъ или когда мы испытываемъ
скуку, то время тянется необычайно долго. Въ ожиданіи иногда
минута, но общепринятому выраженію, „кажется равной вѣч-
ности". Извѣстно, что время въ тюрьмѣ, въ заключеніи, въ
болѣзни тянется съ необыкновенной медленностью. То обсто-
ятельство, что время въ указанныхъ случаяхъ течетъ медлен-
но, объясняется состояніемъ напряженія, непріятнымъ чув-
ствомъ, которое мы переживаемъ. Мы желали бы, чтобы из-

вѣстныя событія протекли скорѣе. Причина медленнаго теченія
времени заключается въ непріятномъ чувствѣ, сопровождаю-
щею ожиданіе, скуку. Если мы примемъ въ соображеніе это
объясненіе, то для насъ сдѣлаются ясными слѣдующіе примѣры.
Если мы переживаемъ что-нибудь интересное, пріятное,
когда мы бываемъ веселы, то время летятъ очень быстро. Если
же мы желаемъ дать отчетъ объ этомъ пріятно протекшемъ
времени, т.-е. желаемъ опредѣлить величину протекшаго вре-
мени, то оно покажется очень продолжительнымъ, потому что
въ нашемъ воспоминаніи оно бываетъ наполнено большимъ
количествомъ представленій. Возьмемъ обратный случай: когда
мы болѣемъ, то въ болѣзни время течетъ необыкновенно ме-
дленно. Если же мы, проболѣвши мѣсяцъ, вспоминаемъ объ
истекшемъ времени, то намъ кажется, что мы проболѣли не-
долго. Это объясняется тѣмъ, что въ воспоминаніи у насъ
является только небольшое количество представленій. Такимъ
образомъ, говоря о субъективной оцѣнкѣ времени, мы должны
отличать время, которое мы переживаемъ, или, вѣрнѣе ска-
зать, тѣ чувства, которыя связаны съ переживаемымъ време-
немъ, отъ воспоминанія о пережитомъ времени. Если мы это при-
мемъ въ соображеніе, то для насъ сдѣлается яснымъ, что всѣ
случаи вполнѣ хорошо объясняются вышеприведеннымъ поло-
женіемъ, что время въ нашемъ сознаніи измѣряется количе-
ствомъ пережитыхъ образовъ или представленій.
Въ дополненіе къ указанной субъективной оцѣнкѣ вре-
мени намъ слѣдуетъ упомянуть объ оцѣнкѣ очень малыхъ про-
межутковъ времени, напр., промежутка времени въ 1 секунду,
въ 1/3 секунды п т. п. Экспериментальный изслѣдованія отно-
сительно оцѣнки такихъ промежутковъ времени производятся
слѣдующимъ образомъ. Мы желаемъ опредѣлить, можемъ ли
мы промежутокъ времени въ 1 секунду воспроизвести вполнѣ
точно или же нѣтъ. (Если мы этотъ промежутокъ времени мо-
жемъ вполнѣ точно воспроизвести, то это значитъ, что мы его
оцѣниваемъ вполнѣ точно). Для этой цѣли мы беремъ метро-
номъ, при помощи котораго мы можемъ произвести промежу-
токъ времени, равный одной секундѣ. Для того, чтобы убѣ-
диться, можетъ ли субъектъ, надъ которымъ мы производимъ
экспериментъ, точно воспроизводить указанный промежутокъ
времени, мы при помощи второго метронома производимъ про-
межутки, равные одной секундѣ, промежутки меньше одной

секунды и промежутки нѣсколько больше, чѣмъ одна секунда,
и стараемся опредѣлить, съ какимъ промежуткомъ испытуемый
субъектъ отождествляетъ сравниваемый промежутокъ. Оказы-
вается, что онъ отождествляетъ его съ промежуткомъ мень-
шимъ, чѣмъ одна секунда. Это значитъ, что онъ промежутокъ
времени въ одну секунду считаетъ меньшимъ, чѣмъ онъ есть
на самомъ дѣлѣ. Если такой же экспериментъ мы произведемъ
съ промежуткомъ времени въ 1/3 секунды, то окажется, что
онъ считаетъ его большимъ, чѣмъ онъ есть въ дѣйствитель-
ности: онъ его, такъ сказать, переоцѣниваетъ. Но есть
такой промежутокъ времени, который почти всѣ лица воспро-
изводили съ наибольшей точностью; этотъ промежутокъ вре-
мени равняется 2/з секунды. Какова причина, что именно
этотъ промежутокъ времени воспроизводится съ наибольшею
точностью, до настоящаго времени не было возможности рѣ-
шить съ большею или меньшею опредѣленностью.
Вопросы для повторенія. Какіе характерные признаки временного поряд-
ка въ отличіе отъ пространственнаго? Почему время мы считаемъ величи-
ной? Что служитъ единицей для измѣренія времени? Что такое объектив-
ное измѣреніе времени? Что такое субъективная оцѣнка времени? Какими
средствами пользуется сознаніе при субъективной оцѣнкѣ времени? Пояс-
ните при помощи примѣровъ. Какъ производятся эксперименты относи-
тельно оцѣнки малыхъ промежутковъ времени?
ГЛАВА 21-я.
Объ общихъ представленіяхъ или понятіяхъ.
Представленія И ПОНЯТІЯ. Если я воспринимаю какой-ни-
будь единичный предметъ, напр., эту книгу, этотъ столъ, это
дерево, то результатомъ такого воспріятія будетъ умственное
построеніе, которое мы можемъ назвать представленіемъ*). Но я
могу познавать не только эту книгу, которая въ настоящую
минуту находится у меня въ рукахъ, которая имѣетъ красный
корешокъ, большіе размѣры и написана на англійскомъ языкѣ,
но я могу назвать и всѣ другія книги, книги вообще, я
могу мыслить не только о деревѣ, которое растетъ передъ
моимъ окномъ, но я могу мыслить о деревѣ вообще, о рядѣ
деревьевъ, т.-е. о группѣ предметовъ, сходныхъ между собою.
Такое умственное построеніе, которое относится къ группѣ
*) Учащійся долженъ умѣть объяснить различіе между значеніемъ
термина „представленіе", какъ онъ употребляется здѣсь, и тѣмъ значеніемъ,
въ которомъ онъ употреблялся раньше (см., напр., стр. 65).

сходныхъ предметовъ или къ классу сходныхъ предметовъ,
называется общимъ представленіемъ или понятіемъ.
Наша задача заключается въ томъ, чтобы опредѣлить, ка-
кимъ образомъ возникаютъ общія представленія или понятія.
Для разрѣшенія этого вопроса мы должны предварительно
разсмотрѣть значеніе такихъ терминовъ, какъ анализъ,
абстракціи, ассимиляція, синтезъ.
Анализъ. Мы видѣли, что анализомъ называется разло-
женіе сложныхъ представленій на ихъ составныя части. Та-
кое разложеніе происходитъ благодаря вниманію, при помощи
котораго мы можемъ переходить отъ одной части какого-либо
сложнаго представленія къ другой. Для иллюстраціи процесса
анализа мы можемъ взять слѣдующій примѣръ, У меня есть
представленіе дерева, растущаго передъ моимъ окномъ. Это слож-
ное представленіе дерева состоитъ изъ ряда другихъ представле-
ній, именно изъ представленія предмета, имѣющаго извѣстную
форму, представленія величины, цвѣта и т. д. Мы могли бы
это изобразить символически слѣдующимъ образомъ: предста-
вленіе дерева S=a+b+c. Въ этой формулѣ подъ буквами а,
6, с разумѣются отдѣльныя составныя части сложнаго пред-
ставленія дерева.
Абстракціи. Подъ абстракціей мы понимаемъ процессъ вы-
деленія изъ какой-либо группы ощущеній или представле-
ній одного какого-нибудь ощущенія или представленія. Въ
процессѣ абстракціи мы мыслимъ одно какое-нибудь предста-
вленіе, не мысля въ то лее время о другихъ, съ ними связан-
ныхъ. Напримѣръ, я могу мыслить „прозрачность" воды со-
вершенно независимо отъ другихъ свойствъ воды, не мысля
въ то же время никакихъ другихъ свойствъ воды. Это выдѣ-
леніе тѣхъ или другихъ ощущеній происходитъ, какъ мы ви-
дѣли, благодаря вниманію.
Ассимиляція. Если намъ дается какое-нибудь представле-
ніе а и въ то же время сходное съ нимъ представленіе а1, то
иногда эти два представленія сливаются другъ съ другомъ та-
кимъ образомъ, что вмѣсто нихъ возникаетъ одно представле-
ніе, о которомъ можно сказать, что оно есть общее имъ пред-
ставленіе. Вмѣсто двухъ или нѣсколькихъ частью отличныхъ
другъ отъ друга представленій, мы имѣемъ одно представленіе.
Такъ, напр., когда я вижу прозрачность алмаза, которая по
ассоціаціи вызываетъ представленіе прозрачности воды, то оба

эти представленія прозрачности такъ сливаются другъ съ дру-
гомъ, что у меня является представленіе прозрачности просто.
Такое сліяніе, происходящее вслѣдствіе отождествленія, мы
назовемъ ассимиляціей.
Синтезъ. Понятіе синтеза является противоположнымъ по-
нятію анализа и употребляется въ психологіи въ томъ лее
смыслѣ, въ какомъ оно употребляется въ химіи. Химикъ раз-
лагаетъ сложное вещество на его составныя части, онъ про-
изводитъ анализъ сложнаго вещества, но онъ можетъ найден-
ные имъ составные элементы соединить въ одно цѣлое;
тогда онъ вновь получитъ то вещество, которое разлагалъ.
Процессъ такого соединенія будетъ называться синтезомъ. Точно
такимъ л;е образомъ и въ умственныхъ процессахъ мы можемъ
тѣ или другія простыя представленія соединять въ одно цѣлое
н получать такимъ образомъ одно сложное представленіе.
Напр., составныя части представленія какого-либо дерева мы
можемъ соединить въ одно цѣлое, и тогда мы получимъ слож-
ное представленіе дерева.
Замѣтивъ значеніе этихъ терминовъ, мы можемъ перейти къ
разсмотрѣнію происхожденія общаго представленія или понятія.
Происхожденіе ПОНЯТІЯ. Какъ мы видѣли, понятіе есть
такое умственное построеніе, которое относится къ классу или
къ группѣ сходныхъ предметовъ; слѣдовательно, оно воз-
никаетъ изъ представленій единичныхъ сходныхъ предметовъ.
Возьмемъ въ примѣръ понятіе дерева. Оно получается изъ
ряда сходныхъ представленій дерева. Его мы символически
попрежнему обозначимъ посредствомъ S. Положимъ, я имѣлъ
случай воспринимать дерево, которое растетъ передъ моимъ
окномъ, затѣмъ дерево, которое растетъ на улицѣ, и, наконецъ,
дерево, которое растетъ на бульварѣ. Хотя эти три дерева, и
сходны между собою, но между ними есть, конечно, и разли-
чіе. Представленіе этихъ трехъ деревьевъ мы можемъ изобра-
зить при помощи слѣдующихъ символовъ: S, S , S2.
Мы видѣли, что представленіе S можетъ разлагаться на со-
ставныя части a+b+c... k+l, гдѣ a, с и т. д. обознача-
ютъ форму, цвѣтъ и величину и т. п.
Представленіе 81 можетъ разлагаться на составныя части
a+b1+c1 ... m+n. Въ этомъ случаѣ буквы a^&i-J-Сі обозна-
чаютъ то же самое, что и прежде; буквы же m и n обозна-
чаютъ свойства, которыхъ не было въ первомъ случаѣ и ко-

торыми второе дерево отличается отъ перваго. Напр., второе
дерево имѣетъ сломанныя вѣтви, подпиленную верхушку и т. п.
Наконецъ, представленіе S2 разлагается на составныя части
a2+b + с2... р+q.
У насъ такимъ образомъ въ сознаніи имѣется три сход-
ныхъ представленія со сходными составными частями. Спраши-
вается, что должно произойти изъ совмѣстнаго существованія
этихъ трехъ сходныхъ представленій въ нашемъ сознаніи?
Какъ мы видѣли, между сходными частями представленій а,
а15 а2 должна произойти ассимиляція, результатомъ чего явится
общее представленіе а; изъ ассимиляціи представленій ft, Ъ , Ъ2 по-
лучается общее представленіе /3; изъ ассимиляціи предста-
вленій с, си с2 получится общее представленіе у. Далѣе, благо-
даря синтезу этихъ представленій, получится одно общее пред-
ставленіе или понятіе дерева, которое мы обозначаемъ при по-
мощи символа X Такимъ образомъ, весь этотъ процессъ мы
можемъ изобразить при помощи слѣд. схемы:
1- е представленіе... S=a -\-Ъ -\-с ....&-[- I
2- е представленіе... 8=а1-\~Ъ1 -j-с^...т-(-п
3- е представленіе... S=a2 -f-Ъ2 -f- с2....# -J- q
Общее представленіе Х=а-\-(1-\-у.
Полученіе общаго представленія указаннымъ способомъ
называется обобщеніемъ. Замѣтимъ, что въ этомъ процессѣ сход-
ныя части единичныхъ представленій соединяются въ одно
общее представленіе, а несходныя отбрасываются или взаимно
другъ друга уничтожаютъ. Этотъ процессъ часто называютъ
также абстракціей, отвлеченіемъ, потому, что въ немъ мы отвле-
каемся отъ несходныхъ частей сравниваемыхъ представленій. Ре-
зультатомъ обобщенія является такимъ образомъ общее пред-
ставленіе или понятіе. Подъ этимъ послѣднимъ мы понимаемъ
такое умственное построеніе, которое уже будетъ относиться
не къ дереву, растущему передъ моимъ окномъ, не къ дереву,
растущему на бульварѣ, а къ дереву вообще. Это умственное
построеніе должно объединять всѣ представленія отдѣльныхъ
деревьевъ и является результатомъ соединенія представленій
единичныхъ предметовъ въ одно цѣлое.
Общее представленіе является такимъ образомъ резуль-
татомъ соединенія сходныхъ частей представленій и отбрасы-
ванія несходныхъ частей.

Родовой образъ. То, что происходитъ въ нашемъ созна-
ніи въ то время, когда въ немъ сходныя представленія соеди-
няются въ одно цѣлое, нѣкоторые психологи сравниваютъ съ
образованіемъ такъ называемой „составной фотографіи", изо-
брѣтеніе которой принадлежитъ англійскому ученому Гальтону
и которая заключается въ слѣдующемъ. Предположимъ, что
на фотографической пластинкѣ можно получить изображеніе
человѣческаго лица, если свѣтовые лучи, идущіе отъ лица,
дѣйствуютъ на пластинку въ теченіе одной секунды. На эту
пластинку можно заставить дѣйствовать послѣдовательно свѣ-
товые лучи шести человѣческихъ лицъ, но такъ, что дѣйствіе
лучей отъ каждаго лица будетъ продолжаться одну шестую
секунды. Тогда въ указанномъ мѣстѣ пластинки получится
изображеніе не одного лица, а шести лицъ. Это будетъ со-
ставная фотографія, или составное фотографическое изобра-
женіе шести лицъ. (Само собою разумѣется, что изображенія
должны располагаться такимъ образомъ, чтобы изображенія
глазъ одного лица совпадали съ изображеніемъ глазъ другого
лица, брови одного лица совпадали съ бровями другого лица
и т. д.; тогда можно замѣтить, что сходныя части всѣхъ лицъ
усиливаютъ другъ друга, несходныя же части уничтожаются).
Производя такія составныя фотографіи, Гальтонъ соединялъ
портреты нѣсколькихъ лицъ, принадлежащихъ къ одной и той
же семьѣ. Въ составномъ портретѣ онъ получилъ изображеніе
не какого-нибудь одного лица, а общій портретъ для всѣхъ
шести лицъ; это былъ, такъ сказать, „фамильный" портретъ.
Онъ соединялъ также портреты восьми преступниковъ, и въ
составномъ портретѣ можно было видѣть типическія черты
преступника. Это былъ портретъ не отдѣльнаго преступника,
а класса, типа, рода преступниковъ, это былъ „родовой образъ"
преступника: этотъ портретъ объединялъ сходныя черты лицъ
указанныхъ шести преступниковъ (см. рис. 24). Такимъ обра-
зомъ, въ составныхъ фотографіяхъ происходитъ соединеніе
сходныхъ чертъ, несходныя же черты отпадаютъ.
Точно такой же процессъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ психо-
логовъ, происходитъ и въ нашемъ сознаніи, когда въ немъ
имѣется налицо нѣсколько сходныхъ представленій. И въ нихъ
сходныя части усиливаютъ другъ друга, а не-
сходныя части уничтожаются; результатомъ чего
является извѣстный „родовой образъ", или общее пред-

ставленіе, которое является результатомъ слі-
янія отдѣльныхъ сходныхъ частей, сходныхъ
представленій. Этотъ ,,родовой образъ" и есть именно
тотъ образъ, который относится къ классу однородныхъ
вещей.
Но дѣйствительно ли, когда мы мыслимъ о классѣ одно-
родныхъ вещей, у насъ имѣется налицо тотъ или другой
родовой образъ, являющійся результатомъ сліянія отдѣль-
ныхъ представленій? Этотъ вопросъ мы разсмотримъ въ слѣ-
Рис. 24. Первый портретъ представляетъ соединеніе 6 портретовъ лицъ,
принадлежащихъ къ одной и той же семьѣ. Второй портретъ есть состав-
ной портретъ 8 преступниковъ. Третій портретъ—составной портретъ 6
больныхъ.
дующей главѣ, а теперь разсмотримъ одинъ примѣръ, при по-
мощи котораго можно иллюстрировать возникновеніе понятій
и связь понятій съ рѣчью.
Возникновеніе ПОНЯТІЙ у ребенка. Предположимъ, ребе-
нокъ видитъ въ комнатѣ какую-нибудь собачку. Обыкновенно
няньки обозначаютъ ее при помощи звука „авъ, авъ".У ре-
бенка въ этомъ случаѣ устанавливается извѣстная ассоціація
между зрительнымъ образомъ собаки и извѣстнымъ звуковымъ
образомъ. Если ребенокъ, выйдя во дворъ, увидитъ дворняж-
ку, то вслѣдствіе ассоціаціи, которая у него установилась
между зрительнымъ образомъ собаки и звуковымъ образомъ, и
вслѣдствіе процесса ассимиляціи онъ эту собаку назоветъ так-
же „авъ, авъ". Если, далѣе, ребенокъ въ комнатѣ увидитъ
бронзовую собаку, то и тогда онъ вслѣдствіе ассоціаціи про-
изнесетъ „авъ, авъ". То же самое произойдетъ въ томъ слу-
чаѣ, когда онъ станетъ разсматривать книгу и въ ней най-
детъ изображеніе собаки. Легко объяснить процессъ, который
совершается въ умѣ ребенка. Онъ отождествляетъ сходные
зрительные образы, онъ находитъ въ нихъ нѣчто общее, онъ
производитъ обобщеніе. Вслѣдствіе этого у него въ умѣ яв-
ляется извѣстное общее представленіе собаки, при чемъ къ
этому общему представленію собаки присоединяется извѣстный

звуковой образъ, или слово. Изъ этого примѣра можно также
видѣть, какимъ образомъ слово соединяется съ общимъ пред-
ставленіемъ.
Ближайшее значеніе слова для образованія, общихъ пред-
ставленій мы разсмотримъ въ слѣдующей главѣ.
Вопросы для повторенія. Что такое общее представленіе? Что такое ана-
лизъ? Что такое синтезъ? Что такое абстракціи? Что такое ассимиляція?
Опишите происхожденіе понятія. Что такое обобщеніе? Что такое родовой
образъ? Опишите возникновеніе понятіи у ребенка.
ГЛАВА 22-я.
Понятіе и рѣчь.
Существуютъ ли родовые образы? Мы видѣли, что, по
мнѣнію нѣкоторыхъ психологовъ, подобно тому, какъ въ со-
ставныхъ фотографіяхъ изъ соединенія нѣсколькихъ сходныхъ
изображеній получается одно общее изображеніе, такъ и въ
нашей умственной жизни изъ соединенія ряда сходныхъ пред-
ставленій получается одно общее представленіе. Но спраши-
вается, дѣйствительно ли умственныя построенія, относящіяся
къ классу сходныхъ предметовъ, похожи на эти составныя
фотографіи? Дѣйствительно ли то, что мы называемъ общимъ
представленіемъ, есть результатъ сліянія множества предста-
вленій единичныхъ вещей? Они, конечно, являются результа-
томъ взаимодѣйствія сходныхъ представленій, но это сліяніе
нельзя представить себѣ въ такомъ видѣ, какъ это должно
быть на основаніи сравненія съ составной фотографіей. Раз-
смотримъ нѣсколько общихъ представленій для того, чтобы
убѣдиться въ этомъ. Существуетъ ли какое-нибудь общее
представленіе парохода? Кто видѣлъ пароходы, которые пла-
ваютъ по океану, кто видѣлъ пароходы, которые плаваютъ на
рѣкѣ, тотъ долженъ былъ бы имѣть общее представленіе,
являющееся чѣмъ-то среднимъ между представленіями тѣхъ и
другихъ пароходовъ. На самомъ же дѣлѣ такое лицо думаетъ
обыкновенно о пароходѣ единичномъ, который онъ видѣлъ
недавно, или онъ думаетъ поперемѣнно то о рѣчныхъ паро-
ходахъ, то о пароходахъ, плавающихъ по океану; но онъ
не имѣетъ одного родового образа пароходовъ вообще,
т.-е. онъ думаетъ о томъ или другомъ небольшомъ классѣ
пароходовъ, а не о пароходахъ вообще. Если мы думаемъ о

собакѣ вообще, то у насъ въ сознаніи является не какой-ни-
будь родовой образъ собаки, какъ результатъ сліянія пред-
ставленія всѣхъ тѣхъ собакъ, которыхъ мы имѣли случай
воспринимать, а по большей части это бываетъ образъ еди-
ничной собаки или образъ той породы собаки, съ которой
мы знакомы наилучше. Этотъ рядъ примѣровъ показываетъ,
что, при мышленіи о томъ или другомъ классѣ однородныхъ
предметовъ, мы по большей части имѣемъ не родовой образъ,
а какой-нибудь образъ единичнаго предмета, который даетъ
намъ возможность мыслить о классѣ сходныхъ предметовъ;
это представленіе единичнаго предмета въ нашей умственной
жизни имѣетъ такое же значеніе, какъ если бы оно было
родовымъ образомъ. Поэтому о немъ можно сказать, что оно
является замѣстителемъ того или другого родового образа.
Родовой образъ возникаетъ въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда
онъ является результатомъ сліянія небольшого числа сход-
ныхъ представленій. Но стоитъ взять какое-либо болѣе или
менѣе сложное представленіе для того, чтобы убѣдиться въ
томъ, что такое соединеніе въ одинъ общій образъ невоз-
можно. Возьмите, напр., понятіе животнаго и вы убѣдитесь,
что такого родового образа нетъ.
Въ качествѣ такихъ замѣстителей родовыхъ образовъ явля-
ются также слова. Такъ, напримѣръ, когда мы мыслимъ та-
кія понятія, какъ „человѣчество", „справедливость" и т. п.
то мы мыслимъ не какіе-либо родовые образы, являющіеся
результатомъ сліянія ряда сходныхъ представленій, а мы мы-
слимъ просто слова: „человѣчество", „справедливость" и т. п.
Эти слова, подобно только что указаннымъ представленіямъ
единичныхъ предметовъ, являются замѣстителями тѣхъ или
другихъ общихъ представленій, они являются символами или
знаками тѣхъ или другихъ общихъ представленій. Мы въ
нашемъ мышленіи вмѣсто того, чтобы оперировать съ общими
представленіями, оперируемъ со словами, которыя являются
замѣстителями тѣхъ или другихъ общихъ представленій или
понятій. Изъ этого видно, какое значеніе имѣетъ рѣчь для
умственной дѣятельности человѣка.
Значеніе языка. Если бы мы въ нашемъ мышленіи о
классахъ сходныхъ предметовъ каждый разъ были поставлены
въ необходимость пользоваться тѣми или другими общими пред-
ставленіями, то мы должны были бы оперировать съ очень

громоздкимъ матеріаломъ. Въ самомъ дѣлѣ, если бы, думая о
„деревѣ вообще", мы должны были имѣть въ своемъ сознаніи
образъ, являющійся результатомъ соединенія сотни деревьевъ,
которыя мы воспринимали, то этотъ образъ имѣлъ бы чрезвы-
чайно сложный характеръ и былъ бы совершенно неудобенъ
для употребленія. Но мы вмѣсто этихъ родовыхъ образовъ
употребляемъ слова, и вслѣдствіе этого мыслительный про-
цессъ сокращается, у насъ получается экономія мысли, такъ
какъ мы въ одну и ту же единицу времени можемъ мыслить
больше, чѣмъ въ томъ случаѣ, если бы у насъ не было этого
средства. Такимъ образомъ языкъ способствуетъ экономіи мысли.
Понятіе и слово. Въ психологіи часто ставится вопросъ,
въ какомъ отношеніи находятся понятіе и слово другъ къ другу,
т.-е. могутъ ли существовать слова безъ поня-
тій и понятія безъ словъ. Нѣкоторые ученые- утвер-
ждали, что понятіе въ процессѣ психическаго развитія возни-
каетъ послѣ слова, что первоначально существуютъ слова,
которыя способствуютъ возникновенію тѣхъ или другихъ по-
нятій, что понятія возникаютъ благодаря языку.
Это можно пояснить при помощи слѣдующаго примѣра. Если
ребенокъ впервые видитъ собаку и слышитъ ея названіе, то
названіе собаки въ этомъ случаѣ является для него собствен-
нымъ именемъ, подобно тому, какъ мы собственными именами
называемъ человѣка Иваномъ, Петромъ и т. п. Потомъ ребе-
нокъ видитъ другую собаку и опять слышитъ названіе собаки.
Это названіе и на этотъ разъ является названіемъ индивиду-
альнаго предмета. У него нѣтъ еще понятія собаки, хотя уже
есть названіе ея. Впослѣдствіи, когда онъ увидитъ еще рядъ
собакъ, къ которымъ онъ послѣдовательно примѣнитъ назва-
ніе собаки, то у него получится общее представленіе собаки
или понятіе собаки. Такимъ образомъ, благодаря общему имени,
онъ начинаетъ искать черты общія для всѣхъ предметовъ клас-
са. Изъ этого видно, какъ могутъ существовать слова до того
времени, какъ возникаютъ понятія.
Другіе ученые находятъ, что понятія существуютъ раньше,
чѣмъ слова, что нужно, чтобы существовали понятія для того,
чтобы можно было придать имъ тѣ или другія названія.
Нужно думать, что и та и другая теорія неправильна.
Правильно было бы, если бы мы сказали, что слова и понятія
возникаютъ и развиваются параллельно другъ съ другомъ.

Развитіе языка такъ же способствуетъ развитію понятій, какъ и
наоборотъ. Понятія такъ же не могутъ существовать безъ
словъ, какъ слова не могутъ существовать безъ понятій.
Многіе, разсуждая по вопросу объ отношеніи между сло-
вомъ и понятіемъ и, желая высказаться противъ тѣхъ, которые
признаютъ, что безъ словъ не можетъ быть понятій, обыкно-
венно утверждаютъ, что мышленіе можетъ происходить и безъ
языка. Такъ, напримѣръ, ребенокъ задолго до возникновенія
у него способности рѣчи можетъ мыслить. Онъ привѣтливо
улыбается своимъ и плачетъ при видѣ чужихъ; слѣд., у него
имѣются такіе процессы, какъ ассоціація, воспоминаніе и т. п.
Онъ совершаетъ мыслительные процессы, не обладая способ-
ностью рѣчи. Точно такимъ же образомъ можно утверждать
и относительно животныхъ, что они мыслятъ, т.-е. что у нихъ
устанавливаются извѣстные ассоціативные процессы, узна-
ваніе и т. п., между тѣмъ какъ они не обладаютъ способ-
ностью рѣчи.
Но это возраженіе неправильно потому, что мы въ дан-
номъ случаѣ говоримъ не о мышленіи вообще, т.-е. о по-
строеніи ассоціацій, представленій и т. п., а мы говоримъ о
мышленіи при помощи понятій. Тѣмъ, кто возражаетъ, нужно
было бы показать, что могутъ быть понятія безъ словъ, а не то,
могутъ ли вообще осуществляться какіе бы то ни было мысли-
тельные процессы безъ словъ. Въ этомъ послѣднемъ не мо-
жетъ быть никакого сомнѣнія. Мышленіе же при помощи по-
нятій, мышленіе о вещахъ вообще безъ словъ невозможно. Сло-
во есть знакъ вещи вообще. Понятія могутъ осуществляться
только въ томъ случаѣ, если у насъ въ умѣ есть какіе-нибудь
замѣстители, знаки и главнымъ образомъ слова. Способность
мышленія при помощи понятій называется разумомъ. Она при-
суща только человѣку, потому что человѣкъ обладаетъ способ-
ностью рѣчи (какъ мы только что видѣли, рѣчь и понятіе не-
разрывно другъ съ другомъ связаны). Животное можетъ имѣть
элементарные мыслительные процессы, можетъ имѣть пред-
ставленія единичныхъ вещей, но не можетъ имѣть общихъ
представленій или понятій въ томъ смыслѣ, въ какомъ ихъ
имѣетъ человѣкъ. Слѣдовательно, примѣры изъ психической
жизни животныхъ не могутъ быть приводимы противъ того по-
ложенія, что „слово и понятіе тѣсно и неразрывно связаны
другъ съ другомъ".

Противъ этого же положенія приводятъ въ видѣ возра-
женія также и то, что глухонѣмые, не обладающіе способ-
ностью рѣчи, могутъ имѣть понятія. Это совершенно справед-
ливо, но примѣръ съ глухонѣмыми неправиленъ потому, что,
хотя глухонѣмые и не пользуются рѣчью, но зато они поль-
зуются какими-нибудь другими знаками, которые являются за-
мѣстителями ихъ общихъ представленій или понятій. Извѣстно,
что глухонѣмые для выраженія своихъ понятій пользуются
тѣми или другими движеніями руки, пальцевъ и т. п.
Происхожденіе языка. По вопросу о происхожденіи языка
въ старой психологіи существовало двѣ теоріи: по одной тео-
ріи, способность рѣчи имѣетъ сверхчувственное происхожде-
ніе; по другой теоріи, языкъ является результатомъ соглашенія
(т. - е. люди условились обозначать тѣ или другія вещи
тѣми или другими именами). Но въ этой послѣдней теоріи
является непонятнымъ, какимъ образомъ люди могли прійти
къ соглашенію относительно обозначенія предметовъ тѣми или
другими словами, если у нихъ уже не было рѣчи.
Такъ какъ мы знаемъ, что языкъ постоянно развивается, что
у различныхъ народовъ онъ находится на разной стадіи разви-
тія, то самымъ естественнымъ является предположеніе, что онъ
возникъ не сразу, а постепенно. Задача психологіи заключает-
ся въ томъ, чтобы указать важнѣйшія стадіи развитія языка.
Языкъ служитъ для выраженія душевныхъ состояній.
Способъ выраженія различенъ на различныхъ стадіяхъ развитія.
На первой стадіи человѣкъ производитъ извѣстныя движе-
нія, которыя имѣютъ чисто рефлективный характеръ; напри-
мѣръ, онъ издаетъ крики боли, страданія, радости, изумленія,
страха и т. п. Если окружающіе по этимъ крикамъ узнаютъ,
что происходитъ въ его сознаніи, то эти крики являются зна-
ками для выраженія его душевныхъ состояній. Это—первая
стадія развитія рѣчи, когда человѣкъ можетъ только выражать
тѣ или другія душевныя состоянія при помощи движеній, имѣ-
ющихъ рефлективный характеръ.
На второй стадіи человѣкъ пытается подражать звукамъ,
которые бываютъ связаны съ тѣми или другими зрительными
представленіями, и при помощи этого подражанія звукамъ вы-
зывать зрительное представленіе о тѣхъ или другихъ предме-
тахъ. Напримѣръ, желая выразить мысль о собакѣ, онъ бу-
детъ издавать звуки „авъ-авъ"; подражая этимъ звукамъ, онъ

въ сознаніи слушателя вызываетъ зрительное представленіе
собаки, которое связано съ этимъ звукомъ. Точно такимъ же
образомъ представленіе кошки, льва онъ можетъ вызвать въ
сознаніи слушателя при помощи подражанія тѣмъ звукамъ,
которые производятъ эти животныя. Представленія паденія
твердаго тѣла онъ вызываетъ при помощи подражанія звуку,
который производитъ падающее тѣло.
На третьей стадіи связь между предметомъ и звукомъ, какая
была въ предыдущемъ періодѣ, уже больше не существуетъ,
т.-е. для обозначенія предметовъ избираются звуки, которые
не находятся ни въ какой внутренней связи съ предметами,
но между которыми можетъ существовать какая-нибудь другая
ассоціативная связь.
Этотъ путь развитія рѣчи, который проходитъ человѣчество,
проходитъ и ребенокъ въ своемъ развитіи. Ребенокъ первона-
чально рефлективно издаетъ различные звуки, именно крики
удовольствія, страданія и т. п. Между этими звуками и раз-
личными другими психическими процессами можетъ устана-
вливаться ассоціація. Если, предположимъ, онъ издаетъ крикъ,
какъ выраженіе боли, и мать приходитъ и облегчаетъ его
страданіе, то у него устанавливается ассоціація между пред-
ставленіемъ освобожденія отъ страданій и между крикомъ.
Впослѣдствіи онъ можетъ пользоваться крикомъ для того,
чтобы освободиться отъ страданій. Въ этомъ случаѣ крикъ
является знакомъ для выраженія его внутренняго состоянія.
Ребенокъ при дальнѣйшемъ выраженіи своихъ внутреннихъ
состояній, какъ мы уже видѣли, пользуется звукоподражаніе^,
напримѣръ, называетъ кошку „мяу" и отъ представленія еди-
ничной кошки переходитъ къ общему представленію кошки.
Затѣмъ, въ жизни ребенка, какъ и въ жизни человѣчества,
наступаетъ періодъ, когда предметы ассоціируются съ такими
звуками, которые не находятся ни въ какой внутренней связи
съ предметомъ.
Общія представленія и понятія. Нѣкоторые психологи про-
водятъ различіе между „общимъ представленіемъ" и „поня-
тіемъ". Это различіе, по ихъ мнѣнію, сводится къ слѣдую-
щему. Напр., человѣкъ, не учившійся физикѣ, имѣетъ общее
представленіе о свѣтѣ. Это общее представленіе является ре-
зультатомъ сравненія явленій, которыя онъ имѣлъ случай на-
блюдать: пучка свѣта, солнечнаго свѣта, луннаго свѣта и т. п.

Общее представленіе у однихъ людей можетъ возникать съ
однимъ содержаніемъ, а у другихъ съ другимъ. Понятіе свѣта,
какъ оно употребляется въ наукѣ, является со вполнѣ опредѣ-
леннымъ содержаніемъ. Это содержаніе всѣ люди должны мыс-
лить одинаково. Но это различіе между понятіемъ и общимъ
представленіемъ не имѣетъ значенія въ психологіи, оно имѣетъ
значеніе только въ логикѣ. Въ психологіи мы можемъ упо-
треблять термины „общее представленіе" и „понятіе" въ одномъ
и томъ л;е смыслѣ, потому что и то и другое есть умствен-
ное построеніе, которое относится къ группѣ сходныхъ пред-
метовъ.
Вопросы для повторенія. Что можно сказать о существованіи родо-
выхъ образовъ въ сознаніи? Что такое замѣститель образа? Какіе могутъ
быть замѣстители понятій? Опишите, какимъ образомъ слова являются
замѣстителями общихъ представленій. Какое значеніе имѣетъ языкъ? Въ
какомъ отношеніи находятся другъ къ другу понятіе и слово? Что назы-
вается разумомъ? Опишите происхожденіе языка. Какія мы различаемъ
три стадіи въ происхожденіи языка? Какое признается различіе между
общимъ представленіемъ и понятіемъ? Почему въ психологіи мы должны
оба эти понятія употреблять въ одномъ и томъ же смыслѣ?
ГЛАВА 23-я.
О сужденіи.
Опредѣленіе сужденія. Мы разсмотрѣли такіе познаватель-
ные процессы, какъ ощущеніе, воспріятіе, образованіе общихъ
представленій. Теперь намъ предстоитъ разсмотрѣть тотъ по-
знавательный процессъ, который называется сужденіемъ. Чтобы
опредѣлить, что такое сужденіе, мы разсмотримъ нѣсколько
примѣровъ сужденій. „Этотъ человѣкъ честенъ" есть сужденіе.
„Желѣзо проводникъ теплоты" есть сужденіе. „Растеніе есть
организмъ"—сужденіе. Изъ этихъ примѣровъ мы видимъ, что
въ сужденіи мы приводимъ въ связь два представленія, мы
устанавливаемъ между ними то или иное отношеніе. Вслѣд-
ствіе этого два представленія выступаютъ въ нашемъ со-
знаніи совмѣстно, въ соединеніи другъ съ другомъ. Поэтому
мы можемъ сказать, что въ процессѣ сужденія происходитъ
соединеніе двухъ представленій, при чемъ представленія
могутъ быть представленіями единичныхъ вещей или пред-
ставленіями класса вещей. Такимъ образомъ мы видимъ, что
сужденіе можетъ быть обозначено, какъ синтезъ или соеди-
неніе представленій.

По общепринятымъ воззрѣніямъ, въ сужденіи мы выска-
зываемъ или утверждаемъ что-либо относительно чего
либо. То представленіе, о которомъ что-либо высказывается,
называется субъектомъ, подлежащимъ; то представленіе, ко-
торое показываетъ, что именно высказывается, называется
предикатомъ или сказуемымъ.
Но вышеприведенное опредѣленіе сужденія нельзя считать
полнымъ: въ немъ недостаетъ нѣкоторыхъ элементовъ, кото-
рые являются существенными для сужденія. Такимъ элемен-
томъ, между прочимъ, является увѣренность или вѣра.
Увѣренность или вѣра. Въ сужденіи самымъ существен-
нымъ является утвержденіе; безъ утвержденія не могло бы
быть сужденія. Но для того, чтобы я могъ что-нибудь утвер-
ждать, я долженъ имѣть увѣренность въ томъ, что утверждае-
мое мною имѣетъ объективную реальность, что оно существуетъ
въ дѣйствительности, а не только въ моемъ сознаніи. Если я
утверждаю, что „доска черная", то это происходитъ отъ того,
что я увѣренъ, что внѣ меня существуетъ предметъ, который
называется доской и которому присущъ черный цвѣтъ. Если
бы у меня такой увѣренности не было, то я не могъ бы
высказать указаннаго сужденія. Простого соединенія предста-
вленій было бы совершенно недостаточно для образованія
сужденія. Напримѣръ, у меня въ процессѣ галлюцинаціи можетъ
быть представленіе страшнаго разбойника. Въ этомъ случаѣ мы
имѣемъ соединеніе двухъ представленій: разбойника и страш-
ный. Но я, въ этомъ случаѣ, когда сознаю, что это есть
галлюцинація, не произнесу сужденія „разбойникъ страшенъ",
потому что у меня нѣтъ увѣренности, что это есть нѣчто,
существующее внѣ меня, я знаю, что это есть только нѣчто
субъективное, нѣчто во мнѣ находящееся. Для того, чтобы я
могъ составить сужденіе „разбойникъ страшенъ", я долженъ
имѣть увѣренность, что разбойникъ существуетъ объективно
реально и что такая связь представленій, какъ „разбойникъ
страшенъ", соотвѣтствуетъ чему-то объективному, реально
существующему.
Увѣренность можетъ имѣть различную степень. Если увѣ-
ренность достигаетъ наивысшей степени, то сужденіе, которое
мы составляемъ, представляется намъ вполнѣ достовѣрнымъ.
Напримѣръ, я увѣренъ, что въ настоящій моментъ—день, а
не ночь. Эта увѣренность достигаетъ высшей степени, а по-

тому сужденіе „теперь день" пріобрѣтаетъ для меня наиболь-
шую достовѣрность. Но иногда увѣренность, которая у меня
бываетъ, когда я высказываю сужденіе „А есть В", достигаетъ
такой же степени, какъ и увѣренность, съ какою я могъ бы
произнести сужденіе „А не есть В". Тогда я не могу утвер-
ждать, что „А есть В", я воздерживаюсь отъ такого сужде-
нія. Я такъ же могу произнести сужденіе „А есть В", какъ
и сужденіе „А не есть В". Это будетъ тѣмъ психическимъ
состояніемъ, которое мы называемъ сомнѣніемъ, колебаніемъ.
Напримѣръ, у меня есть столько же данныхъ для утвержденія,
что Марсъ обитаемъ, какъ и для утвержденія, что Марсъ не-
обитаемъ, и поэтому я не могу утверждать „Марсъ обитаемъ":
я сомнѣваюсь, я колеблюсь произнести такое сужденіе.
Такимъ образомъ мы видимъ, что увѣренность является
существеннымъ элементомъ акта сужденія. Поэтому полное
опредѣленіе сужденія будетъ заключаться въ слѣдующемъ:
сужденіе есть такой актъ соединенія представленій, съ кото-
рымъ связывается увѣренность въ томъ, что утверждаемая
связь представленій имѣетъ объективную реальность.
Для полной характеристики процесса сужденія необходимо
отмѣтить, что сужденіе всегда имѣетъ отношеніе къ истинности
и ложности. Если есть какое-нибудь умственное построеніе,
въ которомъ нѣтъ отношенія къ истинности, то такое умствен-
ное построеніе не есть сужденіе. Напримѣръ, когда я произношу
слово „драконъ", то я при этомъ представляю живое суще-
ство, имѣющее такую-то и такую-то форму. Но это мое пред-
ставленіе не можетъ быть ни истиннымъ, ни ложнымъ, потому
что я ничего не утверждаю о томъ, существуетъ драконъ или
не существуетъ въ дѣйствительности; я имѣю представле-
ніе дракона и только. Совсѣмъ иное дѣло, если я скажу,
подобно китайцамъ, „драконъ проглатываетъ солнце", и при-
этомъ буду имѣть увѣренность въ томъ, что драконъ на самомъ
дѣлѣ существуетъ и что онъ иногда можетъ проглатывать
солнце. Это уже будетъ процессомъ сужденія, потому что въ
немъ выражается, что драконъ есть нѣчто объективно-реаль-
ное. Въ немъ содержится отношеніе къ истинности. Для
китайца это сужденіе будетъ истиннымъ, для насъ это сужде-
ніе будетъ ложнымъ.
Иллюзіи. Мы видѣли, что сужденіе получается въ томъ
случаѣ, когда мы что-либо высказываемъ относительно чего-

либо. Слѣдуетъ замѣтить, что это справедливо только относи-
тельно тѣхъ сужденій, которыя получаютъ опредѣленное
словесное выраженіе, относительно тѣхъ умственныхъ построеній,
которыя выражаются при помощи словъ, но подъ сужденіемъ
понимаютъ не только эти процессы, а также и очень многіе
другіе процессы, которые не могутъ быть выражены при помощи
словъ. Если мы примемъ такое широкое примѣненіе термина
55 сужденіеа, то мы должны будемъ считать процессомъ сужде-
нія всѣ тѣ процессы, въ которыхъ есть какое-нибудь сравненіе.
Напримѣръ, если мы слышимъ два тона, одинъ болѣе сильный,
чѣмъ другой, то хотя бы мы не высказали этого въ формѣ
предложенія: „тонъ А сильнѣе тона В", но, если мы изъ ощу-
щенія двухъ тоновъ усмотрѣли указанное различіе, то это уже
будетъ сужденіемъ. Если я вижу, что какой-нибудь цвѣтъ
имѣетъ большую яркость, чѣмъ какой-либо другой цвѣтъ, то
это будетъ сужденіемъ. Всякое сравненіе, всякая оцѣнка пред-
полагаетъ сужденіе, хотя бы это сужденіе и не приняло сло-
веснаго выраженія. Сужденія могутъ быть ошибочными и тогда
они называются обманами чувствъ, или иллюзіями. Ошибка
заключается въ томъ, что неправильно оцѣниваются тѣ или дру-
гія ощущенія. Разсмотримъ нѣкоторыя изъ нихъ. Вотъ, напри-
мѣръ, двѣ линіи одинаковой длины (см. рис. 26), но одна изъ
Рис. 25.
этихъ ЛИНІЙ ограничена двумя углами, примыкающими своими
вершинами къ концамъ этой линіи, другая линія ограничена дву-
мя углами такъ, что концы линіи входятъ внутрь угловъ. Хотя
первая линія равна второй линіи, однако она намъ калюется
большей, чѣмъ вторая. Такимъ образомъ, если мы разсматри-
ваемъ двѣ линіи совершенно равныя при разныхъ условіяхъ,
то онѣ кажутся намъ различными въ зависимости отъ тѣхъ
или иныхъ условій. Когда мы производимъ оцѣнку величины
этихъ линій, то мы производимъ ее неправильно. У насъ полу-
чается ошибка сужденія. Другой примѣръ такихъ ошибокъ
сужденія мы имѣемъ въ такъ называемой Целльнеровской
фигурѣ (см. рис. 26). Если взять нѣсколько параллельныхъ

линій и пересѣчь ихъ косыми линіями, то параллельныя линіи
перестаютъ казаться параллельными, а кажутся расходящимися
въ разныхъ направленіяхъ. Здѣсь опять мы судимъ о напра-
вленіи тѣхъ или другихъ линій ошибочно. Эти ошибки мы мо-
жемъ назвать „ошибками су-
жденія", „обманами отъ су-
жденія" , или, какъ ихъ обык-
новенно называютъ, „иллюзія-
ми". Но такъ какъ выше-подъ
иллюзіями мы понимали нѣ-
что иное, то разсмотримъ еще
одинъ разъ вопросъ объ иллю-
зіяхъ.
Мы разсмотрѣли выше (стр.
87) видъ иллюзій, который
у насъ возникаетъ, благо-
даря апперцепціи, при
дѣйствіи на насъ тѣхъ или
другихъ впечатлѣній. Напримѣръ, трусливый человѣкъ, про-
ходя по лѣсу и имѣя представленіе о разбойникѣ, который
можетъ произвести на него нападеніе, увидѣвши издали пень,
принимаетъ его за разбойника. Онъ, слѣдовательно, истолко-
вываетъ то или другое зрительное ощущеніе опредѣленнымъ
образомъ. Такого рода ложныя представленія мы тоже назы-
ваемъ иллюзіями. Къ числу иллюзій этого рода относятся слу-
чаи, когда мы въ тѣхъ или другихъ звукахъ, которые можетъ
производить вѣтеръ, слышимъ „свистъ", „завываніе", „вой",
„плачъ" и т. п., т.-е. крики, которые могутъ издавать чело-
вѣкъ и животное.
Въ виду того, что понятіе иллюзіи весьма часто смѣши-
вается съ понятіемъ галлюцинаціи, здѣсь будетъ умѣстно сказать
нѣсколько словъ о различіи, которое существуетъ между иллю-
зіей и галлюцинаціей. Когда воспроизведенное представленіе
пріобрѣтаетъ такую живость, что кажется намъ соотвѣтствую-
щимъ чему-либо реальному, то мы такое представленіе назы-
ваемъ галлюцинаціей. Различіе между иллюзіей и галлюцина-
ціей заключается въ томъ, что иллюзія всегда порождается
какимъ-нибудь впечатлѣніемъ, въ какомъ-либо отношеніи по-
хожимъ на представленіе, которое оказывается ошибочнымъ,
иллюзія всегда имѣетъ какую-нибудь реальную основу; галлю-
Рис. 26.

цинація же возникаетъ безъ какого бы то ни было внѣшняго
впечатлѣнія, она не имѣетъ никакой реальной основы, это
просто воспроизведенное ощущеніе, которое пріобрѣтаетъ жи-
вость, приближающую ее къ реальнымъ ощущеніямъ. Если
полотенце на дверяхъ, освѣщенное луннымъ свѣтомъ, является
поводомъ для того, чтобы мы подумали, что въ комнатѣ нахо-
дится привидѣніе, покрытое саваномъ, то это есть иллюзія.
Если же представленіе привидѣнія возникаетъ въ томъ случаѣ,
когда нѣтъ никакихъ внѣшнихъ впечатлѣній, способныхъ его
вызвать, то оно будетъ называться галлюцинаціей.
Вопросы для повторенія. Какъ опредѣляется сужденіе? Объясните, ка-
кое значеніе имѣетъ увѣренность въ качествѣ элемента сужденія. Что
такое сомнѣніе? Приведите полное опредѣленіе сужденія. Объясните отно-
шеніе сужденія къ истинности и ложности. Объясните, въ чемъ заклю-
чается ошибка сужденія? Какіе различаются два вида иллюзій? Какое раз-
личіе между иллюзіей и галлюцинаціей?
ГЛАВА 24-я.
Умозаключеніе. *Высшія понятія.
Опредѣленіе умозаключенія. Чтобы закончить обзоръ по-
знавательныхъ процессовъ, намъ слѣдуетъ разсмотрѣть еще
тотъ процессъ, который называется умозаключеніемъ. Если намъ
дается два или нѣсколько сужденій и изъ нихъ необходимо
вытекаетъ новое сужденіе, то такой процессъ называется
умозаключеніемъ или разсужденіемъ. Напримѣръ, если намъ
даются сужденія: „всѣ жидкости сжимаемы", „ртуть есть
жидкость", то изъ этихъ двухъ сужденій необходимо слѣдуетъ,
что „ртуть сжимаема". Это—примѣръ умозаключенія.
Мы различаемъ слѣдующихъ три типа умозаключенія:
Индукція—это умозаключеніе отъ частнаго къ общему.
Если, напримѣръ, намъ даются сужденія: „дерево расширяется
отъ теплоты", „желѣзо расширяется отъ теплоты", ястекло
расширяется отъ теплоты", то мы можемъ построить новое
сужденіе, болѣе общее, чѣмъ тѣ сужденія, изъ которыхъ оно
получается: „всѣ тѣла расширяются отъ теплоты". Такое умо-
заключеніе будетъ индукціей.
Дедукція—умозаключеніе отъ общаго къ частному. Напри-
мѣръ, если намъ даются два сужденія: „всѣ тѣла расширяются
отъ теплоты", „желѣзо есть тѣло", то отсюда необходимо бу-
детъ слѣдовать сужденіе: „желѣзо расширяется отъ теплоты".

Третій типъ умозаключенія называется „умозаключеніемъ
отъ частнаго къ частному". Этотъ видъ умозаключенія мож-
но пояснить при помощи слѣдующаго примѣра. Если ребенокъ
обожжется на свѣчѣ, то онъ не рѣшается больше подносить
руку къ свѣчѣ, думая, что онъ обожжется. Въ этомъ можно
видѣть процессъ умозаключенія. Но этотъ процессъ мы не на-
зовемъ умозаключеніемъ дедуктивнымъ, потому что въ такомъ
случаѣ нужно было бы, чтобы его умозаключеніе исходило отъ
сужденія „всякій огонь жжетъ", чего именно въ данномъ случаѣ
нѣтъ. Если бы это умозаключеніе было индуктивнымъ, то мы
имѣли бы нѣсколько случаевъ, въ которыхъ ребенокъ обжегся
на свѣчѣ. Такъ какъ оба эти случая исключаются, то это
является умозаключеніемъ отъ частнаго къ частному.
Разсмотрѣвши познавательные процессы, мы перейдемъ
къ ознакомленію съ природой нѣкоторыхъ высшихъ понятій.
Къ нимъ мы относимъ понятія: пространства, времени, числа,
причинности, субстанціи. Эти понятія мы называемъ „высшими"
потому, что имъ присуща совсѣмъ особая роль въ нашемъ по-
знаніи.
Понятіе пространства. До сихъ поръ, говоря о простран-
ствѣ, мы занимались изученіемъ только лишь вопроса о „вос-
пріятіи пространственныхъ отношеній", теперь намъ слѣдуетъ
ознакомиться съ понятіемъ пространства. Именно мы разсмо-
тримъ, нѣтъ ли какого-нибудь различія между понятіемъ про-
странства и такимъ понятіемъ, какъ, напримѣръ, понятіе дерева.
Мы видѣли, что понятіе дерева является результатомъ сравне-
нія сходныхъ представленій, но мы видѣли также, что всѣ тѣ
элементы, изъ которыхъ составляется понятіе дерева, получа-
ются изъ чувственнаго опыта, т.-е. являются результатомъ вос-
пріятія черезъ посредство органовъ чувствъ. Напримѣръ, цвѣтъ,
форму мы получаемъ изъ зрительнаго, мускульно-осязательнаго
опыта и т. п. Такое понятіе, которое составляется исключи-
тельно изъ элементовъ чувственнаго опыта, мы назовемъ по-
нятіемъ эмпирическимъ. Посмотримъ, похоже ли въ этомъ от-
ношеніи понятіе пространства на понятіе дерева. Для этой
цѣли разсмотримъ, что мы мыслимъ, когда мы употребляемъ
слово „пространство"? Когда мы употребляемъ слово „про-
странство", то мы подъ нимъ мыслимъ то, въ чемъ содержатся
всѣ вещи чувственно воспринимаемаго міра: въ пространствѣ,
какъ въ сосудѣ, заключаются всѣ вещи, вся вселенная. Про-

странство намъ представляется безконечнымъ. Мы не можемъ
представить себѣ, чтобы пространство гдѣ-нибудь имѣло нача-
ло или конецъ. Далѣе, пространство намъ представляется аб-
солютно однороднымъ, т.-е. всѣ части пространства мыслятся
нами имѣющими абсолютно одинаковыя свойства. Пространство
на лунѣ, пространство между Юпитеромъ и солнцемъ пред-
ставляется намъ имѣющимъ одни и тѣ лее свойства. Однород-
ность пространства отличается отъ той однородности, которую
мы можемъ воспринимать въ вещахъ чувственнаго міра. На-
примѣръ, передъ мной находится стѣна, окрашенная въ сѣрый
цвѣтъ; я могу сказать, что поверхность стѣны „однородна",
но я отнюдь не могу утверждать, что поверхность стѣны аб-
солютно однородна, между тѣмъ какъ относительно простран-
ства мы утверждаемъ, что всѣ части его мыслятся нами абсо-
лютно однородными. Далѣе пространство нами мыслится
абсолютно непрерывнымъ, т.-е. мы не можемъ сказать, что
пространство въ какой-нибудь части прерывается, перестаетъ
быть пространствомъ, а затѣмъ вновь начинаетъ быть про-
странствомъ. Такой непрерывности, какую мы приписываемъ
пространству, мы не находимъ въ вещахъ эмпирическаго міра.
Напримѣръ, хотя деревянная палочка и кажется намъ непре-
рывной, но мы знаемъ, что при извѣстныхъ условіяхъ мы мог-
ли бы убѣдиться въ томъ, что палочка состоитъ изъ матері-
альныхъ частичекъ, которыя отдѣлены другъ отъ друга извѣст-
ными промежутками.
Такимъ образомъ мы видимъ, что понятіе пространства
мыслится нами чѣмъ-то единымъ, безконечнымъ, абсолютно
непрерывнымъ, абсолютно однороднымъ. Такіе элементы по-
нятія пространства, какъ безконечность, абсолютная однород-
ность, абсолютная непрерывность не могутъ быть получены
изъ чувственнаго опыта, потому что они не находятся въ
предметахъ чувственнаго опыта. Тѣ понятія, которыя содержатъ
элементы, не полученные изъ чувственнаго опыта, называются
понятіями апріорными. Къ числу такихъ понятій принадлежитъ
также и понятіе времени.
Понятіе времени. Послѣ того, что нами сказано объ апрі-
орности понятія пространства, намъ остается очень немного
сказать относительно апріорности понятія времени. Время, по-
добно і пространству, мыслится нами единымъ, безконечнымъ,
абсолютно непрерывнымъ и абсолютно однороднымъ. Эти свой-

ства указываютъ на то, что понятіе времени имѣетъ апріор-
ный характеръ.
Если мы желаемъ представить себѣ пространство, взятое
въ цѣломъ, конечнымъ, то это намъ не удается. Если мы же-
лаемъ представить себѣ время, взятое въ цѣломъ, конечнымъ,
то это намъ тоже не удается. Это обстоятельство мы выра-
жаемъ такимъ образомъ, что пространству и времени припи-
сываемъ свойство безконечности. Понятіе безконечности есть
понятіе отрицательное.
Мы можемъ мыслить пространство безъ какихъ бы то ни
было вещей, безъ какого бы то ни было содержанія. Такое
пространство, которое мы мыслимъ безъ „вещей", мы назо-
вемъ чистымъ пространствомъ, Такое пространство мы мы-
слимъ обыкновенно въ геометріи. Когда мы говоримъ о про-
странств, лежащемъ между точками А и В, то мы не мы-
слимъ никакихъ предметовъ или вещей, лежащихъ между точ-
ками А и В. Мы можемъ мыслить время безъ какихъ бы то
ни было „событій", безъ какихъ бы то ни было процессовъ,
напримѣръ, когда мы говоримъ въ физикѣ и механикѣ о про-
межуткѣ времени между двумя моментами А и В. Такое по-
нятіе времени будетъ понятіемъ чистаго времени.
Но можемъ ли мы какія-либо вещи мыслить безъ про-
странства? Напримѣръ, можемъ ли мы себѣ представить домъ,
лѣсъ, земной шаръ не въ пространствѣ? Конечно, нѣтъ. Мо-
жемъ ли мы себѣ представить, что какой-нибудь процессъ, со-
бытіе, явленіе совершается не во времени? Нѣтъ, не мол;емъ.
Мы всегда представляемъ, что извѣстный физическій процессъ
(горѣніе, химическое соединеніе, движеніе и т. п.) совершается
во времени, какія-нибудь чувства, которыя мы переживаемъ,
вообще психическія состоянія совершаются во времени. Мы не
можемъ мыслить эти процессы совершающимися не во времени.
Такимъ образомъ понятія пространства и времени являются
необходимыми условіями мышленія вещей и событій. Такія по-
нятія въ силу этого мы назовемъ апріорными условіями по-
знанія или предпосылками познанія. Въ качествѣ такихъ пред-
посылокъ они занимаютъ въ сравненіи съ другими понятіями
особенное мѣсто.
Понятіе числа. Для иллюстраціи апріорныхъ понятій слу-
житъ также понятіе числа. На первый взглядъ кажется, что
понятіе числа имѣетъ эмпирическое происхожденіе, т.-е полу-

чаетъ свое содержаніе изъ чувственнаго опыта. Нѣкоторые сто-
ронники этого взгляда указываютъ на то обстоятельство, что
дѣти учатся считать на пальцахъ посредствомъ камешковъ и
т. п., что способъ счисленія дикарей указываетъ на эмпириче-
ское происхожденіе этого понятія. Такъ, напримѣръ, дикарь
обозначаетъ число „пять" словомъ „вся рука", число „шесть"
обозначаетъ фразой: ^возьми одинъ палецъ другой руки"
и т. п. Словомъ, эти примѣры показываютъ, что понятіе числа
возникаетъ изъ воспріятія чувственныхъ предметовъ и что по-
этому оно имѣетъ эмпирически характеръ.
Но это мнѣніе нельзя считать правильнымъ, потому что
въ дѣйствительности, если бы понятіе числа было эмпириче-
скимъ понятіемъ, то въ вещахъ физически должно было бы су-
ществовать нѣчто, въ силу чего мы имъ приписываемъ число-
выя свойства. Но въ вещахъ ничего такого нѣтъ. Напримѣръ,
возьмемъ слѣдующіе предметы: солнце, орелъ, камень, яблоко,
человѣкъ. Мы можемъ по отношенію къ этимъ предметамъ ска-
зать: „одно солнце", „одно яблоко", „одинъ орелъ", „одинъ
камень", „одинъ человѣкъ". Спрашивается, что въ этихъ ве-
щахъ есть такого общаго, въ силу чего мы имъ приписываемъ
числовое свойство „одинъ". Ясно, что ничего такого въ нихъ
физически не существуетъ. Если бы оно существовало, то мы
его воспринимали бы при помощи органовъ чувствъ, подобно
тому, какъ мы воспринимаемъ посредствомъ органовъ чувствъ
цвѣта, твердость, шероховатость и т. п.
Такимъ образомъ понятіе числа, какъ содержащее элемен-
ты, не получаемые изъ чувственнаго опыта, является понятіемъ
апріорнымъ.
Понятіе причинности. Подъ понятіемъ причинности мы раз-
умѣемъ убѣжденіе въ томъ, что „въ мірѣ существуютъ посто-
янные законы", т.-е., что въ настоящій моментъ въ мірѣ суще-
ствуютъ такіе же законы, какимъ міръ подчинялся нѣсколько
столѣтій тому назадъ. У насъ есть убѣжденіе, что такіе л;е за-
коны будутъ существовать и завтра, и черезъ годъ,и черезъ
сто лѣтъ. Но это убѣжденіе доказано быть не можетъ, потому
что мы ничего не можемъ возразить тому, который сталъ бы
утверждать, что черезъ годъ будутъ дѣйствовать совсѣмъ не тѣ
законы, какіе дѣйствуютъ въ настоящее время. Такимъ обра-
зомъ законъ причинности доказанъ быть не можетъ, по тѣмъ
не менѣе онъ лежить въ основѣ всѣхъ нашихъ научныхъ по

строеній. Въ этомъ смыслѣ онъ, подобно понятію простран-
ства и времени, является предпосылкой познанія.
Понятіе субстанція Въ чувственно воспринимаемомъ мірѣ
мы замѣчаемъ, что все измѣняется, мы усматриваемъ постоянную
смѣну явленій. Одни процессы смѣняютъ другіе, чтобы въ свою
очередь уступить мѣсто третьимъ. Но, чтобы такая смѣна
явленій была понятна, мы должны допустить, что существуетъ
нѣчто, что не измѣняется, что постоянно пребываетъ. Это неиз-
мѣнное, постоянное мы мыслимъ какъ основу явленій, какъ но-
сителя явленій. Такимъ постояннымъ въ естествознаніи, напри-
мѣръ, считаются атомы, носители матеріальныхъ явленій. Это
постоянное называется субстанціей. Понятіе субстанціи является
необходимымъ предположеніемъ нашего познанія: мы не
можемъ мыслить смѣну явленій безъ того, чтобы не мыслить
субстанціи, лежащихъ въ основѣ явленій.
Вопросы для повторенія. Какъ опредѣляется умозаключеніе? Что такое
индукція? Что такое дедукція? Что такое умозаключеніе отъ частнаго къ
частному? Какія понятія мы называемъ высшими? Какія понятія мы назы-
ваемъ эмпирическими? Какія свойства мы приписываемъ пространству?
Какія понятія называются апріорными? Что мы называемъ чистымъ про-
странствомъ и временемъ? Почему мы называемъ понятія пространства и
времени предпосылками познанія? Почему мы считаемъ понятіе числа
апріорнымъ? Въ чемъ заключается понятіе причинности? Какова роль его
въ познаніи? Въ чемъ заключается понятіе субстанціи? Какова роль этого
понятія въ познаніи?
ЧАСТЬ 2-я.
Психологія чувства.
ГЛАВА 25-я.
О чувствахъ вообще.
Опредѣленіе чувствъ. Какъ мы уже видѣли, подъ чув-
ствомъ слѣдуетъ понимать то психическое состояніе, въ
которомъ имѣется налицо удовольствіе или страданіе. Такъ,
напримѣръ, въ „чувствѣ обиды" имѣется налицо страданіе,
въ „чувствѣ восторга" предъ дѣяніями великаго человѣка
имѣется налицо удовольствіе.
Чувство и ощущеніе. Въ обиходной жизни, какъ мы ви-
дѣли, весьма часто смѣшиваютъ терминъ „чувство" съ терми-
номъ „ощущеніе", и именно одно употребляютъ вмѣсто другого.
Это происходитъ отъ того, что въ нашей душевной жизни ощу-
щеніе часто появляется вмѣстѣ съ чувствомъ. Такъ, напримѣръ,

возьмемъ то состояніе, которое мы называемъ голодомъ. Въ
немъ мы имѣемъ дѣло съ „чувствомъ", потому что ему присуще
страданіе, но въ немъ находится также и ощущеніе. Ощуще-
ніе голода по качеству отличается отъ ощущенія жажды, на-
сыщенія и т. п. Вслѣдствіе того, что въ такомъ психическомъ
состояніи, какъ голодъ, имѣется налицо и чувство и ощуще-
ніе, его называютъ то чувствомъ, то ощущеніемъ. Приведемъ
еще примѣры, которые указываютъ на связь между ощуще-
ніями и чувствами. Извѣстно, что ощущеніе сладкаго вкуса
связано съ чувствомъ удовольствія. Но это ощущеніе сладкаго
вкуса должно быть умѣренной силы, если же оно пріобрѣ-
таетъ большую силу, то становится непріятнымъ (приторная
сладость). Ощущеніе горькаго вкуса связано съ чувствомъ
неудовольствія. Ощущеніе горечи слабой силы бываетъ иногда
пріятнымъ. Сильное свѣтовое ощущеніе непріятно, свѣтовое
ощущеніе умѣренной силы доставляетъ удовольствіе и т. д.
Эти примѣры показываютъ, что ощущенія часто связаны
съ тѣми или другими чувствами. Кромѣ того, они указываютъ
на нѣкоторую зависимость чувствъ отъ ощущеній.
Можно также привести соображенія, показывающія, что
чувство не можетъ существовать безъ ощущеній или вообще
безъ познавательныхъ элементовъ. Возьмемъ, напримѣръ, чув-
ства боли, которыя мы можемъ испытывать при раздраженіи
кожи. Эти боли мы обыкновенно отличаемъ другъ отъ друга,
какъ боли „жгучія", „колющія", „острыя", „тупыя" и т. п.
Очевидно, жгучія боли получаются вслѣдствіе того, что къ
чувству боли присоединяются осязательныя ощущенія жженія,
острое чувство боли получается вслѣдствіе того, что къ чув-
ству боли присоединяется осязательное ощущеніе. Изъ этихъ
примѣровъ ясно, что характерныя особенности того или дру-
гого болевого чувства находятся въ зависимости отъ тѣхъ или
иныхъ познавательныхъ элементовъ, которые къ нимъ присо-
единяются. Возьмемъ еще примѣръ изъ чувствъ болѣе высокаго
порядка. Я испыталъ чувство обиды, это чувство связано со стра-
даніемъ. Я потерялъ состояніе, это вызываетъ во мнѣ страданіе.
Но спрашивается: можно ли сказать, что эти страданія тожде-
ственны другъ съ другомъ? Всякій согласится съ тѣмъ, что между
этими двумя видами страданія есть замѣтное различіе. Различіе
между ними обусловливается тѣми или иными познавательными
элементами, которые присоединяются къ нимъ, Когда я испыты-

ваю „страданіе" вслѣдствіе обиды, то къ нему присоединяются
представленія о моемъ „я", о моемъ униженіи, о моемъ отно-
шеніи къ другимъ людямъ и т. п. Когда я испытываю страда-
ніе отъ потери состоянія, то у меня къ чувству страданія при-
соединяются представленія о моемъ прежнемъ богатствѣ, о пред-
стоящей бѣдности, о необходимости переносить всевозможныя
лишенія и т. п. Такимъ образомъ различіе страданій въ обо-
ихъ указанныхъ случаяхъ обусловливается наличностью тѣхъ
или другихъ познавательныхъ элементовъ. Познавательные эле-
менты придаютъ чувствамъ ту или другую окраску.
Изъ этого слѣдуетъ, что чистыхъ чувствъ, т.-е. чувствъ
безъ познавательныхъ элементовъ въ нашей реальной психи-
ческой жизни не существуетъ. Мы можемъ мыслить чувства
безъ познавательныхъ элементовъ, но это будетъ только абс-
тракціей. Въ реальной психической жизни чувства не суще-
ствуютъ безъ тѣхъ или другихъ познавательныхъ элементовъ.
Теперь мы можемъ дать полное опредѣленіе чувства. Не
слѣдуетъ, говоря о чувствахъ, думать только о наличности
элемента удовольствія и страданія, а нужно принять также въ
соображеніе и наличность въ нихъ тѣхъ или другихъ позна-
вательныхъ элементовъ. Поэтому полное опредѣленіе чувства
будетъ слѣдующее: чувство есть такое сложное психическое
состояніе, которое представляетъ соединеніе тѣхъ или дру-
гихъ познавательныхъ элементовъ съ тѣми или иными удо-
вольствіями или страданіями.
Физіологическія основы чувства. Намъ слѣдуетъ разсмо-
трѣть, какіе физіологическіе процессы связаны съ удоволь-
ствіемъ и страданіемъ. Слѣдуетъ именно опредѣлить, что со-
вершается въ нашемъ организмѣ вообще и въ нашей нервной
системѣ въ частности въ то время, когда мы испытываемъ удо-
вольствіе и страданіе.
Что касается процессовъ, совершающихся въ организмѣ во-
обще, то молено сказать, что удовольствія связаны съ повы-
шеніемъ жизненныхъ функцій, а страданія связаны съ по-
ниженіемъ ихъ. Это положеніе можно пояснить слѣдующимъ
примѣромъ. Положимъ, человѣкъ испытываетъ чувство радости.
Изслѣдованія показали, что дыханіе у него становится сильнѣе,
кровеносные сосуды расширяются, сердце бьется сильнѣе,
мускулы напрягаются и, вообще, обнаруживаютъ активность.
Человѣкъ въ радости совершаетъ тѣ или другія движенія: онъ

прыгаетъ, издаетъ крики радости, поетъ и т. п. Совсѣмъ не
то съ человѣкомъ, который испытываетъ страданіе. У него
дыханіе ослабляется, кровеносные сосуды суживаются, сердце
бьется слабѣе и мускулы обнаруживаютъ вялость. Это выра-
жается въ томъ, что походка его медленна, онъ ходитъ, опустивъ
голову; его жизненныя функціи, несомнѣнно, ослаблены. Такимъ
образомъ ясно, что удовольствіе связано съ повышеніемъ
жизненныхъ процессовъ, а страданіе связано съ пониженіемъ ихъ.
На этомъ основаніи нѣкоторые психологи утверждаютъ, что
удовольствія въ большинствѣ случаевъ связаны съ процес-
сами полезными для организма, а страданія въ большин-
ствѣ случаевъ связаны съ процессами вредными для него.
По этой причинѣ живыя существа всегда стремятся къ удо-
вольствіямъ и избѣгаютъ страданій. Благодаря этому происхо-
дитъ сохраненіе жизни, потому что они стремятся только къ
тому, что способствуетъ сохраненію жизни, и избѣгаютъ того,
что способствуетъ разрушенію жизни.
Что касается процессовъ, совершающихся въ нашей нерв-
ной системѣ въ то время, когда мы испытываемъ удовольствіе
или страданіе, то о нихъ можно сказать слѣдующее. Какъ мы
видѣли, въ нервѣ имѣется нервное вещество, которое можетъ
разлагаться и возстанавливаться, истрачиваться и вновь воз-
обновляться. Вмѣсто термина „нервное вещество“ мы можемъ
употребить терминъ „нервная энергія“. Мы можемъ также
сказать, что въ нервѣ въ то время, когда онъ находится въ
дѣятельномъ состояніи, нервная энергія истрачивается, а по-
томъ она можетъ быть возстановлена. Въ нервѣ можетъ про-
исходить расходъ и приходъ энергіи. Чтобы видѣть, какая связь
находится между удовольствіемъ и страданіемъ, съ одной сто-
роны, и приходомъ и расходомъ энергіи, съ другой, возьмемъ
слѣдующій примѣръ. Ребенокъ встаетъ утромъ съ накопив-
шейся въ его нервной системѣ энергіей. Если мы не позволимъ
такому ребенку побѣгать, порѣзвиться, то онъ будетъ испыты-
вать страданіе вслѣдствіе того, что у него въ нервной системѣ
накопилась энергія, которая не истрачивается; у него при-
ходъ энергіи значительно превышаетъ расходъ ея. Но если
ребенку позволить побѣгать вдоволь и порѣзвиться, то онъ
будетъ испытывать удовольствіе. Если, далѣе, ребенокъ через-
чуръ много бѣгалъ и рѣзвился, такъ что истратилъ большин-
ство накопившейся энергіи, то послѣ этого совершеніе того

или другого дѣйствія будетъ доставлять ему страданіе вслѣд-
ствіе того, что расходъ энергіи не можетъ покрываться при-
ходомъ ея. Въ этомъ примѣрѣ мы видимъ смѣну трехъ состо-
яній: страданія, удовольствія и страданія. Мы видимъ также,
что эти состоянія находятся въ какой-то зависимости отъ траты
энергіи: они находятся въ какой-то связи съ отно-
шеніемъ прихода и расхода энергіи въ нервной
системѣ. Мы не станемъ дѣлать попытки точно опредѣлить,
каково именно должно быть отношеніе между приходомъ и
расходомъ энергіи для того, чтобы получилось удовольствіе
или страданіе, а замѣтимъ, что это обстоятельство можетъ
быть выражено формулой Аристотеля, который утверждалъ,
что умѣренное возбужденіе того или другого органа связано
съ удовольствіемъ, а неумѣренное возбужденіе связано со
страданіемъ.
Но слѣдуетъ замѣтить, что это положеніе, указывающее на
связь между удовольствіемъ и страданіемъ и тѣмъ или дру-
гимъ видомъ траты энергіи, можетъ быть доказано только по
отношенію къ элементарнымъ чувствамъ, что же касается выс-
шихъ чувствъ, то такое соотношеніе доказано быть не можетъ.
Напримѣръ, мы никакъ не можемъ даже приблизительно по-
казать, въ какой именно связи находится какое-либо высшее
эстетическое чувство съ тѣмъ или другимъ видомъ траты
энергіи.
Вопросы для повторенія. Какъ определяется чувство? Приведите при-
мѣры, указывающіе на связь между чувствомъ и ощущеніемъ. Какія можно
привести соображенія на пользу того мнѣнія, что чувства не могутъ суще-
ствовать безъ ощущеній? Приведите полное опредѣленіе чувства. Какіе
физіологическіе процессы соотвѣтствуютъ удовольствіямъ и страданіямъ въ
организмѣ вообще и въ нервной системѣ въ частности?
ГЛАВА 26-я.
Классификація чувствъ. Объ аффектахъ. Вос-
произведеніе чувствъ.
Классификація чувствъ. Въ виду большого разнообразія
чувствъ намъ необходимо классифицировать ихъ, но класси-
фикація чувствъ встрѣчаетъ большія затрудненія вслѣдствіе
того, что мы поставлены въ необходимость имѣть дѣло съ тѣми
чувствами, которыя получили опредѣленное выраженіе въ

языкѣ, т.-е. обозначаются тѣмъ или другимъ словомъ, при
чемъ эти обозначенія носятъ характеръ случайный, и часто
подъ однимъ и тѣмъ же словомъ подразумѣвается не одно и
то же. Напр., чувство „гордости" различными лицами пони-
мается различнымъ образомъ. Поэтому отнести чувства въ
строго отграниченные классы не представляется возможнымъ.
Упомянемъ только о нѣкоторыхъ попыткахъ классификаціи
чувствъ. Нѣкоторые психологи предполагали, что лучше всего
раздѣлить чувства на два класса—на пріятныя и непріятныя. Но
эта классификація представляетъ то огромное неудобство, что
иногда мы не знаемъ, куда слѣдуетъ отнести то или другое
чувство. Напримѣръ, „чувство гнѣва"—пріятное или непріят-
ное; можно сказать, что оно — смѣшанное чувство.
Другая классификація, принятая нѣкоторыми нѣмецкими
психологами, состоитъ въ раздѣленіи чувствъ на формальныя и
качественный. Подъ формальными чувствами они понимаютъ тѣ
чувства, которыя являются результатомъ взаимодѣйствія между
представленіями. Напримѣръ, если у меня есть представленіе
о подлинности старинной монеты и представленіе о неподлин-
ности ея, то взаимное существованіе этихъ двухъ представле-
ній въ моемъ сознаніи даетъ начало „чувству сомнѣнія".
Такое чувство, какъ и другія чувства, являющіяся результатомъ
взаимодѣйствія представленій, называются формальными.
Всѣ остальныя чувства называются качественными.
Чтобы составить правильную классификацію чувствъ, слѣ-
дуетъ помнить, что чувства находятся въ зависимости отъ на-
личности тѣхъ или иныхъ познавательныхъ элементовъ. Если
мы возьмемъ, напримѣръ, „чувство зубной боли" и „чувство
гордости", то между ними окажется огромное различіе въ от-
ношеніи познавательныхъ элементовъ, присущихъ тому или
другому чувству. Въ то время, какъ относительно зубной боли
мы можемъ только сказать, что она локализуется въ извѣстной
части полости рта, что она сильна или что она слаба, „чувство
гордости", предполагаетъ цѣлый рядъ очень сложныхъ предста-
вленій, напр., о нашемъ „я", о нашихъ отношеніяхъ къ людямъ,
вообще о возможныхъ взаимныхъ отношеніяхъ между людьми и
т. п. Если мы положимъ въ основу классификаціи большую
или меньшую сложность представленій, сопровождающихъ чув-
ство, то мы можемъ чувства раздѣлить на два большихъ класса:
1) Низшія чувства или физическія и

2) т. н. высшія чувства. Эти послѣднія называются также
чувствованіями и эмоціями. Къ высшимъ чувствамъ относятся,
напр., эстетическое чувство, моральное чувство и т. п.
Низшія чувства. Низшія чувства это тѣ, которыя свя-
заны съ ощущеніями спеціальныхъ органовъ
чувствъ и съ органическими ощущеніями. Напр.,
зрительный аппаратъ нуждается въ умѣренномъ возбужденіи.
Умѣренное свѣтовое возбужденіе, напр., мягкій лунный свѣтъ,
доставляетъ удовольствіе. Ощущеніе цвѣтовъ радуги, вообще
спектральныхъ цвѣтовъ связано съ чувствомъ удовольствія.
Игра цвѣтовъ въ драгоцѣнныхъ камняхъ доставляетъ намъ
удовольствіе. Рѣзкіе звуки доставляютъ намъ страданіе. О
чувствахъ, которыя связаны съ ощущеніями органическими,
мы уже говорили выше.
Физическія чувства, связанныя съ ощущеніями, происходя-
щими отъ дѣятельности внутреннихъ органовъ: сердца, лег-
кихъ, пищеварительнаго аппарата, а также отъ дѣятельности
различныхъ тканей, напр., мускуловъ, часто бываютъ настолько
слабыми, что въ отдѣльности мы ихъ совсѣмъ не замѣчаемъ,
по въ силу того, что такія чувства всегда имѣются налицо,
они доходятъ до нашего сознанія въ видѣ извѣстной суммы
или равнодѣйствующей, и эта сумма называется чувствомъ
жизни. Иногда это чувство бываетъ пріятнымъ, а иногда не-
пріятнымъ.
Прежде чѣмъ перейти къ разсмотрѣнію высшихъ чувствъ,
мы предварительно разсмотримъ, тѣ психическія состоянія, ко-
торыя называются аффектами.
Аффекты. Подъ аффектами мы понимаемъ тѣ чувства,
къ которымъ присоединяется рядъ процессовъ психическихъ
и физіологическихъ, придающихъ имъ особую характерную
окраску. Строго говоря, аффекты не суть только чувства, но чув-
ство входитъ въ нихъ, какъ самый главный составной элементъ.
Характерная особенность аффектовъ заключается въ томъ, что
они оказываютъ дѣйствіе на ходъ представленій, именно, въ
то время, когда мы переживаемъ аффектъ, наша способность
сужденія измѣняется, напр., въ нѣкоторыхъ случаяхъ сужденія
становятся быстрыми, въ другихъ случаяхъ правильный ходъ
сужденія совсѣмъ нарушается. Второй существенной чертой аф-
фектовъ является то, что они получаютъ опредѣленное тѣ-
лесное выраженіе. Напримѣръ, гнѣвъ есть аффектъ; онъ имѣ-

етъ слѣдующее физическое выраженіе. Человѣкъ въ состояніи
гнѣва выпрямляетъ станъ, брови его сморщиваются, глаза рас-
ширяются, руки сжимаются въ кулаки, онъ какъ-будто гото-
вится наносить удары. Радость есть аффектъ; у человѣка, пере-
живающаго аффектъ радости, углы рта поднимаются, онъ улы-
бается или смѣется, онъ издаетъ крики, онъ прыгаетъ, онъ
танцуетъ и т. п.
Аффекты оказываютъ опредѣленное вліяніе на общее со-
стояніе организма. Въ этомъ отношеніи Кантъ дѣлилъ аффекты
на стеническіе и астеническіе, т.-е. возбуждающіе и угне-
тающіе- Стеническіе аффекты повышаютъ дѣятельность орга-
низма, астеническіе, наоборотъ. Возбуждающіе аффекты вызыва-
ютъ усиленное движеніе мышцъ, усиливаютъ дѣятельность серд-
ца, расширяютъ кровеносные сосуды. Угнетающіе аффекты дѣй-
ствуютъ угнетающимъ образомъ на мускулы; подъ ихъ вліяніемъ
біеніе сердца ослабляется, кровеносные сосуды суживаются.
Къ возбуждающимъ аффектамъ молено отнести: радость,
гнѣвъ, ярость, отвращеніе, восторгъ, воодушевленіе и т. п. Къ
угнетающимъ: печаль, страхъ, испугъ, изумленіе, сомнѣніе и т. п.
Само собою разумѣется, что этотъ перечень далеко не мо
жетъ считаться полнымъ. Составленіе такого перечня затруд-
няется тѣмъ обстоятельствомъ, что приходится имѣть дѣло
только съ тѣми аффектами, которые уже получили обозначе-
ніе въ рѣчи.
Такимъ образомъ въ тѣлесномъ выраженіи аффектовъ при-
нимаютъ участіе какъ внутренніе органы, такъ и му-
скулы. Изъ внутреннихъ органовъ принимаютъ участіе кро-
веносные сосуды, сердце, легкія, железы. Если кровеносные
сосуды расширяются, то лицо, напримѣръ, краснѣетъ; если
кровеносные сосуды суживаются, то лицо блѣднѣетъ. Вслѣд-
ствіе замѣтнаго участія деятельности сердца въ выраженіи
аффектовъ, въ народномъ сознаніи „чувство" и „сердце" пред-
ставляютъ собою неразрывно связанныя понятія. Вмѣсто „чув-
ство" часто употребляютъ слово „сердце". Говорятъ, напри-
мѣръ, „сердце сжимается", „сердце разрывается на части" для
выраженія высшаго страданія.
Изъ мышцъ, принимающихъ участіе въ выраженіи аффек-
товъ, слѣдуетъ упомянуть о мышцахъ, которыя своимъ сокра-
щеніемъ производятъ сморщиваніе лба, раскрытіе глазъ, улыбку,
опусканіе угловъ рта и т. п. Такія движенія лицевыхъ муску-

ловъ называются мимическими движеніями. Но въ выраженіи
аффектовъ принимаютъ участіе также и мышцы руки, пред-
плечья и ноги. Такія движенія называются пантомимическими.
Слѣдуетъ упомянуть о томъ обстоятельствѣ, что „аффекты"
въ русской литературѣ весьма часто обозначаются такими
словами, какъ „душевныя движенія" (съ нѣмецкаго Gemuths-
bewegungen) и ,,страсти" (съ французскаго passions).
Чтобы понять вышеприведенное положеніе, по которому
физіологическія выраженія аффектовъ придаютъ имъ характер-
ную окраску, намъ слѣдуетъ разсмотрѣть еще теорію происхо-
жденія аффектовъ, которая была предложена американскимъ
психологомъ Джемсомъ. По этой теоріи, самое существенное
въ аффектахъ — ихъ тѣлесное выраженіе. То чувство, которое
входитъ въ составъ даннаго аффекта, порождается тѣлес-
нымъ выраженіемъ. Это можно объяснить слѣдующимъ образомъ.
По обыкновенному пониманію, у насъ въ сознаніи воз-
никаетъ предварительно извѣстное чувство, а послѣ того
возникаетъ выраженіе этого чувства. У насъ является пред-
варительно „печаль", а затѣмъ выраженіе этого чувства. По мнѣ-
нію Джемса, наоборотъ. Сначала у насъ возникаетъ извѣстное
тѣлесное выраженіе, а затѣмъ возникаетъ чувство, именно,
какъ результатъ этого выраженія. Напр., купецъ получаетъ
извѣстіе, что онъ потерялъ состояніе. Послѣ „представленія"
потери состоянія у него происходитъ суженіе сосудовъ, осла-
бленіе біенія сердца, измѣненія въ дыханіи, измѣненія мышцъ
лица, льются слезы и т. п. Каждый изъ этихъ физіологиче-
скихъ процессовъ является причиной возникновенія ряда ощу-
щеній. Сумма этихъ органическихъ ощущеній и даетъ чувство
печали. Чувство печали есть, такимъ образомъ, сумма ощуще-
ній. По мнѣнію Джемса, если бы устранить всѣ только что
указанные физіологическіе процессы, вызывающіе ощущенія,
то чувства печали не было бы, осталось бы только чистое
представленіе потери состоянія. Это былъ бы чисто позна-
вательный актъ. Это л;е справедливо по отношенію ко всѣмъ
аффектамъ. Свою теорію Джемсъ между прочимъ подтвержда-
етъ тѣмъ, что чувство страха, напр., возникаетъ иногда безъ
причинъ психологическихъ, а порождается причинами исклю-
чительно физіологическаго характера (такъ наз. безпричинный
страхъ). Далѣе, отравленіе алкоголемъ вызываетъ чувство ве-
селья по причинамъ чисто физіологическаго характера.

Нельзя считать правильнымъ сведете чувствъ исключи-
тельно на одни ощущенія. Мы отчетливо замѣчаемъ, что у
насъ раньше возникаютъ чувства, и только по-
томъ возникаетъ выраженіе ихъ. Но въ одномъ
пунктѣ можно считать справедливой теорію Джемса, именно,
что ощущенія, связанныя съ тѣлесными выраженіями аффек-
товъ, придаютъ имъ характерную окраску, т.-е. съ одними
аффектами связывается одинъ комплексъ ощущеній, а съ дру-
гими—другой.
О воспроизведеніи чувствъ. Мы видѣли, что ощущенія
могутъ возобновляться, воспроизводиться. То ощущеніе цвѣта,
которое я испытывалъ вчера, я могу воспроизвести сегодня.
По аналогіи съ воспроизведеніемъ ощущеній мы можемъ по-
ставить вопросъ относительно того, можетъ ли воспроизво-
диться чувство- Напримѣръ, нѣсколько дней тому назадъ я
испыталъ „чувство ужаса". Могу ли я въ настоящую минуту
воспроизвести то „чувство ужаса", которое я тогда пережилъ?
Конечно, да. Вообще можно воспроизвести тѣ чувства, которыя
мы испытали. Въ этомъ, между прочимъ, состоитъ „сладость вос-
поминаній": мы какъ-будто бы еще разъ переживаемъ то, что
мы уже разъ пережили. Мы вспоминаемъ страданія, которыя
испытали, и вслѣдствіе этого воздерживаемся отъ тѣхъ дѣй-
ствій, которыя приводятъ къ нимъ.
Далѣе, мы можемъ поставить тотъ вопросъ, который мы
ставили, когда хотѣли опредѣлить отношеніе между предста-
вленіемъ и ощущеніемъ, именно, мы мол^емъ спросить, прибли-
жается ли воспроизводимое чувство по своей живости къ тому
чувству, которое мы первоначально пережили. Отвѣтъ здѣсь
будетъ тотъ же самый, и даже по отношенію къ чувствамъ
можно сказать въ большей мѣрѣ, чѣмъ по отношенію къ предста-
вленіямъ, что они отличаются по живости и отчетливости отъ
первоначальныхъ ощущеній. Здѣсь, прежде всего, какъ и въ
представленіяхъ, весьма существенную роль играетъ индиви-
дуальность. Одни воспроизводятъ лучше, другіе хуже. Но въ
общемъ воспроизведенныя чувства всегда слабѣе, чѣмъ перво-
начальныя чувства. Человѣкъ, потерпѣвшій наказаніе и испы-
тавшій страданіе, очевидно, до извѣстной степени забываетъ
о томъ страданіи, которое онъ пережилъ, потому что въ боль-
шинствѣ случаевъ проступки не повторялись бы, если бы вос-
произведенныя чувства имѣли такую же интенсивность, ка-

кую они имѣютъ въ то время, когда мы ихъ реально пере-
живаемъ.
Въ русской литературѣ способность воспроизведенія чувствъ
называютъ также „аффективной памятью" или „чувственной
памятью", по въ этой терминологіи особенной надобности не
имѣется.
Вопросы для повторенія. На какіе два класса можно раздѣлить чувства?
Что мы кладемъ въ основу классификаціи чувствованій? Какія чувства мы
называемъ низшими? Приведите нѣсколько примѣровъ низшихъ чувствъ.
Что такое чувство жизни? Что такое аффекты? Какія существенныя черты
аффектовъ? На какіе два класса дѣлятся аффекты? Какіе аффекты отно-
сятся къ тому и другому классу? Какіе органы принимаютъ участіе въ
выраженіи аффектовъ? Изложите теорію Джемса и укажите, что въ ней
истиннаго и что ложнаго? Какъ слѣдуетъ понимать то положеніе, что тѣ-
лесное выраженіе придает ь характерную окраску аффектамъ? Какой во-
просъ можно поставить относительно воспроизведенія чувствъ и какой
можно дать отвѣтъ на него?
ГЛАВА 27-я.
Объ индивидуальныхъ чувствахъ.
Индивидуальныя и соціальныя чувства. Мы видѣли, что
чувства дѣлятся на высшія и низшія и что различіе между
ними сводится главнымъ образомъ къ различію познаватель-
ныхъ элементовъ, присущихъ тѣмъ или другимъ чувствамъ.
Мы мол;емъ въ основу раздѣленія чувствъ положить также
и біологическое понятіе сохраненія жизни, при чемъ подъ со-
храненіемъ жизни мы будемъ понимать не только сохраненіе
жизни просто, но и развитіе ея. Мы знаемъ, что, когда мы пере-
живаемъ то ИЛИ другое чувство, то это переливаніе можетъ быть
связано ИЛИ съ сохраненіемъ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ИЛИ СЪ сохране-
ніемъ ЖИЗНИ другихъ индивидуумовъ. Тѣ чувства, которыя
связаны съ сохраненіемъ личной жизни, мы будемъ назы-
вать индивидуальными чувствами, и тѣ чувства, которыя свя-
заны съ сохраненіемъ жизни другихъ индивидуумовъ, мы
будемъ называть социальными чувствами. Къ числу индиви-
дуальныхъ чувствъ относятся, напримѣръ, „чувство страха",
„чувство гнѣва", и т. п. Къ числу соціальныхъ чувствъ
относятся „чувство любви къ ближнему", „моральное чувство"
и т. п. Есть еще признакъ для отличія чувствъ индивидуаль-
ныхъ отъ чувствъ соціальныхъ, именно, можно предположить,
что чувства индивидуальныя это тѣ чувства, которыя могутъ

быть у существъ, не живущихъ общественной жизнью, а
соціальныя чувства возникаютъ только въ общественной жизни
и развиваются вмѣстѣ съ развитіемъ общественной жизни.
Хотя различіе между соціальными чувствами и между инди-
видуальными не можетъ быть проведено во всей строгости,
однако мы будемъ держаться этого различія и сдѣлаемъ по-
пытку описать индивидуальныя чувства съ точки зрѣнія пси-
хологической и съ точки зрѣнія физіологической.
Чувство страха. Самымъ типичнымъ образчикомъ индиви-
дуальнаго чувства является чувство страха, которое въ своей
высшей формѣ называется чувствомъ ужаса. Чувствомъ стра-
ха мы называемъ такое психическое состояніе, которое воз-
никаетъ въ томъ случаѣ, когда является болѣе или менѣе
ясное представленіе возможнаго наступленія какого-либо
страданія или вообще зла. Чувство страха—то психическое
состояніе, которое испытываетъ живое существо въ то время,
когда оно ожидаетъ опасность. Ему соотвѣтствуетъ физиче-
ское выраженіе этого чувства. У человѣка, испытывающего
это чувство, пріостанавливаются всѣ движенія, онъ занимаетъ
такое положеніе, которое дѣлало бы возможнымъ защиту.
Сердце его начинаетъ ускоренно биться, онъ блѣденъ, му-
скулы начинаютъ дрожать, прекращается выдѣленіе железъ,
напримѣръ, слюны, происходитъ остановка дыханія. Въ общемъ
все указываетъ на пониженіе дѣятельности организма. Напря-
женное состояніе замѣчается только въ тѣхъ органахъ, съ
которыми связанъ процессъ вниманія, напримѣръ, въ органѣ
зрѣнія. Это необходимо для того, чтобы наилучше воспринять
предметъ, вызывающій чувство страха. Изъ самаго описанія
этого чувства видно, что оно тѣснѣйшимъ образомъ свя-
зано съ самосохраненіемъ даннаго существа. Въ чувствѣ
страха животное приготовляется къ защитѣ, оно такъ или
иначе думаетъ о сохраненіи своей жизни. Чувство страха
можетъ существовать у животныхъ, не живущихъ соціальной
жизнью. Такимъ образомъ ясно, что чувство страха подходитъ
подъ то опредѣленіе индивидуальнаго чувства, которое было
дано выше.
Гнѣвъ. Вторымъ образчикомъ индивидуальныхъ чувствъ
можно считать чувство гнѣва и всѣ тѣ чувства, которыя род-
ственны этому послѣднему, напримѣръ, чувство мести, злорад-
ства и негодованія. Чувство гнѣва на высшей степени назы-

вается яростью. Подъ гнѣвомъ мы понимаемъ то душевное со-
стояніе, которое возникаетъ вслѣдствіе нанесенія оскорбле-
нія (или какого-нибудь ущерба) и которое связано со стре-
мленіемъ причинить страданіе другому существу. Въ чувствѣ
гнѣва мы должны различать два момента: первый моментъ,
который проистекаетъ отъ нанесенія оскорбленія, и второй
моментъ, который соотвѣтствуетъ стремленію причинить стра-
данія другому существу.
Между гнѣвомъ и страхомъ есть существенное различіе. Въ
то время какъ чувство страха всецѣло связано со страданіемъ,
чувство гнѣва представляетъ собою смѣшанное чувство и
связано съ извѣстнымъ удовольствіемъ. Правда, мы испыты-
ваемъ страданіе подъ вліяніемъ оскорбленія, но зато, съ дру-
гой стороны, получается нѣкоторое удовольствіе отъ стремле-
нія нанести страданіе другому существу.
Есть различіе также и въ тѣлесныхъ выраженіяхъ обоихъ
этихъ чувствъ. Въ то время какъ страхъ угнетаетъ жизне-
дѣятельность организма, понижаетъ мускульную энергію, гнѣвъ
возбуждаетъ и вмѣстѣ съ тѣмъ повышаетъ мускульную энер-
гію, онъ именно вызываетъ энергичную мускульную дѣятель-
ность. Если принять въ соображеніе это послѣднее обстоя-
тельство, то можно объяснить причину наличности удоволь-
ствія въ чувствѣ гнѣва: именно, чувство гнѣва связано съ
повышеніемъ дѣятельности дыхательныхъ органовъ и органовъ
кровообращенія, а это производитъ повышеніе мозговой дѣя-
тельности, что въ свою очередь въ нѣкоторыхъ случаяхъ мо-
жетъ являться источникомъ пріятнаго возбужденія.
То же самое слѣдуетъ сказать относительно тѣхъ чувствъ,
которыя родственны гнѣву: чувство мести, чувство возмездія
и т. п. Чувство мести безспорно связано съ чувствомъ удо-
вольствія, какъ это было признано уже Гомеромъ, который
говорилъ, что „месть слаще меда". Удовольствіе, которое со-
держится въ чувствѣ мести, часто можно объяснить тѣмъ, что
когда месть намъ удается, то у насъ является сознаніе нашего
превосходства, сознаніе нашей силы, а это сознаніе, какъ мы
сейчасъ увидимъ, связано съ удовольствіемъ.
Связь чувства гнѣва съ самосохраненіемъ очевидна. Живое
существо противодѣйствуетъ тому, что можетъ быть вреднымъ
или опаснымъ для его жизни.
Чувство самоудовлетворенія или чувство силы. Если я,

мысля о самомъ себѣ, о своемъ „я", нахожу въ немъ извѣст-
ныя черты, которыя я считаю цѣнными, то такое предста-
вленіе о моемъ „я" бываетъ связано съ чувствомъ удовольствія.
Если же, мысля о самомъ себѣ, я нахожу черты, которыя я
считаю дурными, то такое представленіе бываетъ связано съ
чувствомъ страданія. Напримѣръ, мнѣ пріятно сознавать, что
я сильный, ловкій, что я умѣю рисовать, что я умѣю стрѣ-
лять, что я имѣю знанія и т. п. Мнѣ непріятно сознавать, что
я болѣзненный, слабый, что я не умѣю дѣлать того или дру-
гого и т. п. Сознаніе присущности нашему „я" какого-либо цѣн-
наго качества вызываетъ у насъ чувство, которое мы можемъ
назвать самоудовлетвореніемъ. Противоположное чувство мож-
но бы было назвать самонеудовлетвореніемъ.
Нетрудно видѣть связь этого чувства съ самосохраненіемъ.
Мы считаемъ цѣннымъ все то, что прямо или косвенно спо-
собствуетъ сохраненію нашего „я". Мы считаемъ дурнымъ все
то, что препятствуетъ самосохраненію.
Самоудовлетвореніе иногда принимаетъ форму чувства гор-
дости, именно въ томъ случаѣ, когда мы замѣчаемъ какое-либо
превосходство наше при сравненіи съ другими. Что касается
тѣлеснаго выраженія чувства гордости, то оно заключается въ
выпрямленіи туловища и приподнятомъ положеніи головы. У
человѣка, испытывающего чувство гордости, дыханіе глубокое,
грудная клѣтка расширена и т. п. Противоположнымъ чувству
гордости является чувство самоуничиженія, которое заключается
въ сознаніи своего безсилія и ничтожества и получаетъ особое
физическое выраженіе въ согбенномъ положеніи тѣла.
Любовь КЪ одобренію. Мы не довольствуемся, какъ въ
только что приведенномъ случаѣ, только лишь своимъ соб-
ственнымъ одобреніемъ, мы ищемъ одобренія у другихъ инди-
видуумовъ. Если наши дѣйствія не находятъ одобренія, то мы
страдаемъ; если находятъ одобреніе, то мы получаемъ удо-
вольствіе. Очевидно, что это чувство возникаетъ въ томъ слу-
чаѣ, когда при совершеніи какого-либо дѣянія или при обна-
руженіи нами тѣхъ или другихъ способностей присутствуютъ
другія лица, которыя могутъ быть свидѣтелями нашихъ дѣя-
ній и могутъ имѣть о нихъ то или иное сужденіе.
Когда мы предполагаемъ, что другіе дурного мнѣнія о
насъ, то въ насъ возникаетъ чувство стыда, которое физически
выражается тѣмъ, что индивидуумъ, испытывающій это чув-

ство, „стыдливо" опускаетъ взоры или закрываетъ лицо руками.
Въ связи съ этимъ находится и явленіе краснѣнія, которое
происходитъ вслѣдствіе сознанія, что нѣчто нехорошее прису-
ще нашему „я", или вслѣдствіе сознанія, что, по крайней
мѣрѣ, другіе думаютъ о насъ такимъ образомъ.
Вотъ перечень тѣхъ чувствъ, которыя мы назвали индиви-
дуальными.
Переходъ отъ индивидуальныхъ чувствъ къ соціальнымъ.
При разсмотрѣніи индивидуальныхъ чувствъ мы исходили изъ
того предположенія, что эти чувства могли бы быть у чело-
вѣка даже въ томъ случаѣ, если бы онъ жилъ внѣ всякой
соціальной среды, если бы вообще не было никакой обще-
ственной жизни, а это предположеніе тѣсно связано съ дру-
гимъ, именно, что соціальныя чувства возникли въ соціаль-
ной жизни.
Но выдѣляя индивидуальныя чувства, мы произвели аб-
стракціи). Въ дѣйствительности мы не знаемъ человѣка внѣ
соціальной среды и потому не можемъ сказать, каковы могли
бы быть его чувства внѣ соціальной среды. Во всякомъ слу-
чаѣ существованіе однихъ только индивидуальныхъ чувствъ
немыслимо: они въ большей или меньшей мѣрѣ связаны съ
соціальными чувствами.
Тѣ, которые признаютъ, что высшая форма общественности
возникаетъ изъ низшихъ, утверждаютъ въ то же время,
что и соціальныя чувства возникаютъ изъ индивидуальныхъ.
Задача психологіи заключается именно въ томъ, чтобы показать,
какимъ образомъ соціальныя чувства возникаютъ изъ инди-
видуальныхъ. Здѣсь можно въ общихъ чертахъ намѣтить тотъ
путь, который проходитъ развитіе соціальныхъ чувствъ изъ
индивидуальныхъ. Въ составъ индивидуальныхъ чувствъ, какъ
мы видѣли, входятъ такія элементарныя чувства, какъ чувство
страха, гнѣва, чувство силы и т. п. Такъ какъ въ соціаль-
ной жизни въ сравненіи съ жизнью во внѣ-соціальной средѣ
привходитъ новый элементъ, именно отношеніе къ другимъ
индивидуумамъ, то очевидно, что присоединеніе „представле-
ній" объ этихъ отношеніяхъ къ указаннымъ чувствамъ даетъ
сложныя соціальныя чувства.
Вопросы для повторенія. Какія чувства называются индивидуальными и
какія соціальными? Какъ опредѣляется чувство страха и каково его фи-
зическое выраженіе? Какъ опредѣляется чувство гнѣва? Что такое само-
удовлетвореніе? Какъ возникаетъ любовь къ одобренію?

ГЛАВА 28-я.
О чувствѣ симпатіи.
Опредѣленіе чувства симпатіи. Мы видѣли, что чувства
могутъ быть раздѣлены на индивидуальныя и соціальныя. Это
раздѣленіе соотвѣтствуетъ до нѣкоторой степени раздѣленію
чувствъ на эгоистическія и альтруистическія. Подъ эгои-
стическими чувствами понимаются тѣ чувства, которыя свя-
заны съ интересами лица, переживающаго это чувство. Подъ
альтруистическими—понимаются тѣ чувства, которыя свя-
заны съ интересами другихъ индивидуумовъ. Такъ какъ аль-
труистическія чувства сложнѣе эгоистическихъ, то можно
сдѣлать предположеніе, что они возникаютъ изъ эгоистическихъ,
и поэтому намъ представляется задача показать, какимъ об-
разомъ чувства альтруистическія возникаютъ изъ эгоистиче-
скихъ. Для разрѣшенія этого вопроса мы разсмотримъ природу
я чувства симпатіи".
Разсмотримъ нѣсколько примѣровъ этого чувства. Поло-
жимъ, въ моемъ присутствіи человѣкъ, испытывающей чувство
боли, страдаетъ и плачетъ; я при созерцаніи проявленія его
страданій также испытываю нѣкоторое страданіе, и у меня
является стремленіе плакать. Въ моемъ присутствіи человѣкъ,
испытывающій радость, смѣется; я при видѣ выраженія радости
испытываю нѣкоторое удовольствіе, иногда у меня является
стремленіе смѣяться, подобно указанному лицу. Спрашивается,
какъ можно объяснить возникновеніе страданія у меня при
видѣ страданія у другого человѣка. Вѣдь онъ страдаетъ вслѣд-
ствіе того, что онъ испытываетъ боль, а у меня боли нѣтъ,
отчего же я страдаю? Это происходитъ вслѣдствіе симпати-
ческаго подражанія, которое заключается въ томъ, что при
воспріятіи проявленія какого-либо чувства мы сами начинаемъ
испытывать это чувство и дѣйствуемъ такъ, какъ если бы
это было наше чувство. Но какъ объяснить происхожденіе
симпатическаго подражанія?
Механизмъ симпатическаго подражанія. Для того, чтобы
объяснить, какимъ образомъ у насъ происходитъ подражаніе
чувствамъ того или другого лица, мы обратимъ вниманіе пре-
жде всего на то, что мы можемъ подражать движеніямъ, кото-
рыя связаны съ этими чувствами. Напримѣръ, если мы видимъ
чье-нибудь смѣющееся лицо, то мы сами невольно улыбаемся,

т.-е. производимъ то же самое движеніе, какое производитъ
воспринимаемое нами лицо. Если мы видимъ, что кто-либо
нахмуриваетъ брови, то мы сами хмуримъ брови. Это подра-
жаніе движеніямъ имѣетъ механическій характеръ. Напримѣръ,
двухмѣсячный ребенокъ улыбается, когда онъ видитъ улыбку
няни, и плачетъ, когда видитъ печальное лицо. Такого рода
подражательныя движенія мы можемъ видѣть по преимуществу
у животныхъ. Если, напримѣръ, залаетъ какая-нибудь собака
во дворѣ, то вслѣдъ за ней начинаютъ лаять и другія. Если
въ стадѣ начнетъ блеять какая-нибудь овца, то вслѣдъ за нею
начинаютъ блеять и другія овцы и т. п. Такимъ образомъ
нужно считать несомпѣннымъ тотъ фактъ, что воспріятіе
нѣкоторыхъ движеній влечетъ за собой стремленіе совершать
эти движенія. Теперь обратимъ вниманіе на другой фактъ,
который намъ необходимъ для объясненія симпатическаго
подражанія чувствамъ, именно, если мы выражаемъ то или
другое чувство, то это выраженіе влечетъ за собою появле-
ніе соотвѣтствующаго чувства. Если мы, напримѣръ, при-
мемъ выраженіе человѣка гнѣвающагося, то у насъ можетъ
въ зачаточной формѣ возникнуть чувство гнѣва.
Изъ этихъ двухъ положеній для насъ дѣлается понятнымъ,
какъ объясняется то, что созерцаніе или воспріятіе проявленій
чувствъ влечетъ за собою переливаніе этихъ чувствъ. Именно, мы
предварительно при воспріятіи движенія производимъ самое дви-
женіе, а результатомъ этого является соотвѣтствующее чувство.
Здѣсь же можно видѣть связь симпатіи съ эгоистическими
чувствами. Если кто-нибудь въ нашемъ присутствіи страдаетъ
и мы стараемся облегчить его страданія, то мы дѣйствуемъ въ
интересахъ другого. Это есть, согласно выше приведенному
опредѣленію, дѣйствіе альтруистическое, по это дѣйствіе мы
совершаемъ потому, что для насъ самихъ невыносимъ видъ
страданія, мы стремимся избавиться отъ нашего собственнаго
страданія. Этотъ примѣръ показываетъ, что извѣстныя дѣй-
ствія, имѣющія альтруистическій характеръ, имѣютъ связь съ
эгоистическими чувствами.
Зависимость чувства симпатіи отъ опыта. Мы разсмо-
трѣли рядъ симпатическихъ подражаній въ области элементар-
ныхъ чувствъ, но подражаніе можетъ существовать и въ сферѣ
сложныхъ чувствъ. Если я читаю какой-нибудь разсказъ, въ
которомъ судьба того или другого героя вызываетъ во мнѣ

жалость, и я хотѣлъ бы, чтобы его жизнь сложилась инымъ
образомъ, то это происходитъ отъ того, что я ему сочувствую,
т.-е. я переживаю тѣ же самыя чувства, которыя пережилъ
онъ. Если я изучаю біографію какой-либо исторической лич-
ности и при этомъ испытываю чувство восторга предъ его
дѣяніями, то это происходитъ отъ того, что я симпатически
ему подражаю.
Но слѣдуетъ замѣтить, что для подражанія тѣмъ или
другимъ чувствамъ необходимо пережить ихъ. Человѣкъ, не
пережившій извѣстнаго чувства, не можетъ ему сочувствовать.
Человѣкъ трусливый не можетъ понимать, т.-е. симпатически
подражать чувствамъ мужественнаго человѣка. Человѣкъ не
голодавшій не можетъ понять страданій голодающаго человѣка.
Нужно знать, каковы проявленія того или другого чувства,
для того, чтобы быть въ состояніи симпатически ему подра-
жать. Человѣкъ „черствый", испытавшій въ жизни какое
нибудь несчастіе или познакомившійся съ какими-либо стра-
даніями, становится способнымъ къ сочувственному подражанію,
т.-е. онъ начинаетъ понимать страданія другихъ. Ребенокъ
можетъ сочувственно переживать только тѣ чувства, которыя онъ
самъ можетъ переживать, напримѣръ, чувства страха, боли,
голода, холода и т. п. Существа, которымъ можетъ симпатически
подражать ребенокъ, суть животныя, потому что кругъ тѣхъ
чувствъ, которыя онъ можетъ переживать, суть главнымъ
образомъ тѣ чувства, которыя можетъ переживать животное.
Но слѣдуетъ замѣтить, что нѣкоторыя чувства мы можемъ
понимать и сочувственно имъ подражать не только въ случа-
яхъ, когда мы ихъ пережили, но и благодаря воображенію.
Такъ, напримѣръ, мы не имѣли случая испытать тѣхъ чувствъ,
которыя переживаетъ рабочій, работая въ глубокой шахтѣ, но
изъ описанія этого чувства другими мы, благодаря воспроиз-
веденіямъ сходныхъ чувствъ, можемъ до нѣкоторой степени
понять чувства рабочаго.
Изъ этого мы можемъ видѣть, что вообще для расширенія
чувства симпатіи необходимо ознакомленіе съ различными сто-
ронами жизни, въ которыхъ имѣютъ мѣсто тѣ или другія чув-
ства, но также необходимо умственное развитіе, потому что
черезъ представленія мы можемъ ознакомиться съ тѣми или
другими чувствами. Напримѣръ, юноша, ознакомившійся изъ
книги „Хижина дяди Тома" со страданіями рабовъ, будетъ,

навѣрное, относиться къ нимъ сочувственно. Мы можемъ вооб-
ще сказать, что умственное развитіе способствуетъ расширенію
симпатіи.
Развитіе симпатіи. Изъ сказаннаго уже ясно, что это чув-
ство можетъ имѣть различную сложность, что оно можетъ раз-
виваться. На первоначальной стадіи развитія человѣчества
чувство симпатіи проявляется въ зачаточной формѣ. Здѣсь стра-
данія одного человѣка не вызываютъ страданій другого, а вмѣ-
стѣ съ тѣмъ не вызываютъ, разумѣется, и содѣйствія другого
лица. Если на этой стадіи развитія и можно говорить о симпа-
тіи, то только лишь о симпатіи семейной. Мать сочувствуетъ
страданію дѣтей, члены одной и той же семьи сочувствуютъ
другъ другу, но здѣсь еще нѣтъ сочувствія тѣмъ, кто нахо-
дится внѣ семьи. Впослѣдствіи, когда люди приходятъ въ болѣе
тѣсное общеніе другъ съ другомъ, симпатія выносится за пре-
дѣлы семьи и переносится на другихъ членовъ одной и той же
общины. Затѣмъ, далѣе, когда члены различныхъ общинъ со-
единяются въ одинъ народъ или государство, то симпатія пе-
реносится на народъ. Что же касается другихъ народовъ, то
они почти не вызываютъ того сочувствія, которое необходимо
для того, чтобы имъ можно было содѣйствовать.
Повидимому, это есть та стадія развитія симпатіи, на ко-
торой остановилось это чувство у современнаго человѣка. Со-
временный культурный человѣкъ относится сочувственно къ
своему народу: для него понятны страданія того народа, къ
которому онъ принадлежитъ, и непонятны страданія другого
народа, въ особенности, когда этотъ народъ чуждъ ему по
своей культурѣ, напримѣръ, для европейца мало понятны стра-
данія негровъ, китайцевъ и т. п. Что касается сочувствія къ
другимъ народамъ, то оно можетъ обнаруживаться только у
наиболѣе развитыхъ представителей современныхъ народовъ.
Когда несчастіе постигаетъ чуждый народъ, то только наибо-
лѣе развитые представители современныхъ намъ народовъ спо-
собны въ той или иной формѣ выразить имъ свое сочувствіе.
Они же создали Общество Краснаго Креста, которое должно
избавлять отъ страданій представителей всѣхъ народовъ безъ
различія національности, религіи, цвѣта кожи и т. п. Но сим-
патія можетъ, расширяясь, выходить за предѣлы сочувствія
человѣку, она можетъ распространяться даже на животныхъ.
Примѣромъ могутъ служить общества покровительства живот-

нымъ. Они призываютъ людей къ сочувствію страданіямъ жи-
вотныхъ.
Симпатія можетъ пріобрѣсти отвлеченный характеръ любви
къ человѣчеству. Но какъ ни несомнѣнна любовь къ человѣче-
ству, она кажется совсѣмъ непонятной, потому что человѣ-
чества реально нѣтъ, реально существуютъ только отдѣльные
люди и отдѣльные народы. Поэтому кажется непонятной любовь
къ тому, чего нѣтъ. На это сомнѣніе нетрудно отвѣтить, если
принять во вниманіе, что извѣстнаго рода чувства можно рас-
пространить на человѣка вообще, потому что мы можемъ мыс-
лить „человѣка вообще". Такимъ же образомъ можно мыслить
и „человѣчество" и на него переносить тѣ или другія чувства.
Разсмотрѣніе развитія чувства симпатіи показываетъ намъ,
какимъ образомъ альтруистическія дѣйствія возникаютъ изъ
эгоистическихъ. Альтруистическія чувства по мѣрѣ развитія
становятся все болѣе и болѣе безкорыстными, т.-е. утра-
чиваютъ свой эгоистическій характеръ, когда, наконецъ, въ
такомъ чувствѣ, какъ чувство любви къ человѣчеству, они пріоб-
рѣтаютъ совершенно безкорыстный характеръ, лишенный
какого бы то ни было эгоистическаго оттѣнка. Человѣкъ при-
носитъ свои интересы въ жертву интересамъ человѣчества, онъ
не думаетъ о себѣ, онъ руководится исключительно любовью
къ человѣчеству.
Вопросы для повторенія. Что такое эгоистическія и альтруистическія чув-
ства? Какъ опредѣляется чувство симпатіи? Въ чемъ заключается симпа-
тическое подражаніе? Объясните, какъ происходитъ симпатическое подра-
жаніе? Какова зависимость чувства симпатіи отъ опыта? Изложите ходъ
развитія симпатіи.
ГЛАВА 29-я.
Моральное чувство. Религіозное чувство.
Опредѣленіе моральнаго чувства. Моральное чувство пред-
ставляетъ собою очень сложное чувство, осложненное многими
познавательными элементами. Вслѣдствіе крайней сложности,
это чувство выступаетъ подъ самыми различными обозначенія-
ми. Его называютъ весьма часто чувствомъ долга, чувствомъ
нравственной обязанности, наконецъ, совѣстью. Это нахо-
дится въ зависимости отъ того, какую сторону въ этомъ чув-
ствѣ усматриваетъ тотъ или иной психологъ.

Это чувство находится въ зависимости отъ признанія, что въ
общественныхъ отношеніяхъ нѣчто должно осуществляться,
нѣчто должно быть совершаемо.
Въ общественныхъ отношеніяхъ есть дѣйствія, которыя счи-
таются хорошими, и есть дѣйствія, которыя считаются дурными.
Напримѣръ, „помогать бѣдному человѣку" — хорошо, а „об-
манывать кого-либо"—дурно. Подъ хорошими дѣйствіями обык-
новенно понимаются такія дѣйствія, которыя способствуютъ
общественности, т.-е. способствуютъ существованію обществен-
ности; подъ дурными дѣйствіями понимаются такія, которыя
разрушаютъ общественность. Напримѣръ, взаимная помощь,
которую оказываютъ другъ другу члены общества, способству-
етъ общественности, а ложь, обманъ разрушаютъ обществен-
ность. Въ самомъ дѣлѣ, если бы люди стали обманывать другъ
друга, то было бы утрачено взаимное довѣріе и общество
перестало бы существовать.
Если я совершаю дѣйствіе, которое называется хорошимъ,
то у меня возникаетъ чувство удовлетворенія, у меня является
сознаніе, что я выполнилъ то, что слѣдуетъ, что должно. Если
я не совершилъ того дѣянія, которое называется хорошимъ,
или совершилъ то дѣйствіе, которое называется дурнымъ, то
у меня является сознаніе, что я не выполнилъ того, что слѣ-
дуетъ, что должно, что я не исполнилъ того, что повелѣваетъ
мнѣ долгъ, я не исполнилъ того, что я нравственно обязанъ
былъ сдѣлать; у меня является раскаяніе по поводу совершен-
наго мною, у меня является угрызеніе совѣсти. Чувство долга,
чувство нравственной обязанности, совѣсть, можно соединить
подъ однимъ понятіемъ „моральнаго чувства".
Такимъ образомъ, моральное чувство есть то чувство, ко-
торое связано съ совершеніемъ того, что для общественной
жизни признается хорошимъ, того, что должно.
Совѣсть. Сущность моральнаго чувства сдѣлается для насъ
яснѣе, если мы разсмотримъ то, что обыкновенно понимается подъ
совѣстью, угрызеніемъ совѣсти, раскаяніемъ.
Я хотѣлъ пойти въ театръ, но не пошелъ, и теперь „со-
жалѣю" объ этомъ; я не оказалъ помощи своему больному со-
сѣду, и теперь „сожалѣю" объ этомъ. Вотъ два сожалѣнія. Но
между ними безспорно есть значительное различіе. Въ театръ
я могу итти, но могу и не итти, а помочь ближнему въ нуждѣ
я долженъ,—это есть нравственный долгъ. Я этого не сдѣ-

лалъ и теперь испытываю „угрызенія совѣсти". Если я, на-
примѣръ, купилъ вещь, которая оказалась непригодной для
меня, то я могу испытывать чувство сожалѣнія, но въ этомъ
чувствѣ очень мало общаго съ тѣмъ чувствомъ „угрызенія со-
вѣсти", которое возникаетъ въ томъ случаѣ, когда я совершаю
что-либо дурное въ нравственномъ смыслѣ. Если я, напримѣръ,
утаилъ деньги, которыя мнѣ довѣрилъ мой другъ, то я испы-
тываю угрызенія совѣсти.
Различіе между душевнымъ состояніемъ, которое мы назы-
ваемъ сожалѣніемъ просто, п угрызеніемъ совѣсти сводится прежде
всего къ тому, что первое имѣетъ личный характеръ, т.-е. ка-
сается исключительно моихъ интересовъ, а второе имѣетъ обще-
ственный характеръ. Далѣе, въ первомъ случаѣ я оцѣниваю
только совершаемое дѣйствіе, а во второмъ случаѣ я оцѣни-
ваю мою собственную личность. Именно, я отношу совершен-
ное мною дѣйствіе къ моей личности. Мнѣ приходитъ въ го-
лову, что я дѣлаю то или другое потому, что я такой, а не
иной. Совершая тотъ пли иной поступокъ, я чувствую, что я
перестаю быть истинно нравственнымъ человѣкомъ, другими
словами, я перестаю быть такимъ, какимъ долженъ быть. Вслѣд-
ствіе этого возникаетъ угрызеніе совѣсти.
* Происхожденіе моральнаго чувства. Слѣдуетъ отмѣтить,
что характерной чертой моральнаго чувства является созна-
ніе повелительности моральнаго чувства, сознаніе, что внѣ
насъ есть нѣчто, что повелѣваетъ. Эта особенность мораль-
наго чувства, которую обыкновенно называютъ „обязатель-
ностью моральнаго чувства", давно уже интересовала фило-
софовъ, и они старались опредѣлить, гдѣ находится источ-
никъ этой обязательности.
Философы такъ наз. интуитивной школы думали, что обяза-
тельный характеръ моральнаго чувства показываетъ, что оно
сверхчувственнаго происхожденія, что моральное чувство пред-
вложено человѣку, что оно врождено человѣку. Это — теорія
врожденности моральнаго чувства. Врожденность моральнаго
чувства доказывается слѣдующими двумя соображеніями: 1) вся-
кій человѣкъ очень хорошо знаетъ, что хорошо и что дурно;
онъ знаетъ, напримѣръ, что обманъ, воровство и т. п. дурно;
а это зависитъ отъ того, что самое моральное чувство и знаніе
моральныхъ правилъ врождено. Кромѣ того, 2) моральное чув-
ство присуще всѣмъ народамъ въ одинаковой мѣрѣ, что опять-

таки можно объяснить только врожденностью этого чувства.
Если бы это чувство было продуктомъ воспитанія, опыта, то
очевидно, что у различныхъ народовъ, которые развиваются
при различныхъ условіяхъ, оно было бы различнымъ.
Сторонники другой теоріи, которую можно назвать теоріей
развитія, возражали слѣдующимъ образомъ противъ врожден-
ности моральнаго чувства: 1) Если люди дѣйствительно въ
большинствѣ случаевъ знаютъ, что хорошо и что дурно, то
это происходитъ не отъ того, что знаніе нравственныхъ пра-
вилъ является врожденнымъ, а отъ того, что эти сужденія при-
вычны. 2) Нельзя согласиться также съ утвержденіемъ, что
моральное чувство въ одинаковой мѣрѣ присуще всѣмъ наро-
дамъ, потому что въ дѣйствительности у различныхъ народовъ
представленія относительно того, что хорошо и что дурно, со-
вершенно различны. То, что мы считаемъ хорошимъ теперь,
то не считалось хорошимъ греками и римлянами. 3) Противъ
врожденности моральнаго чувства говоритъ то обстоятельство,
что есть народы, у которыхъ совершенно отсутствуетъ мораль-
ное чувство и признаніе того, что есть что-либо обязательное.
4) Животнымъ въ большей или меньшей мѣрѣ присуще нрав-
ственное чувство. Мы замѣчаемъ весьма часто у животныхъ
чувство раскаянія по поводу того, что они совершили. Ихъ
раскаяніе совершенно родственно тому угрызенію совѣсти, ко-
торое можетъ испытывать человѣкъ. Слѣдовательно, по этой
теоріи, моральное чувство есть результатъ опыта и воспитанія.
По поводу обѣихъ этихъ теорій мы можемъ сдѣлать слѣ-
дующее замѣчаніе. Главная ошибка сторонниковъ врожден-
ности моральнаго чувства заключается въ томъ, что они смо-
трятъ на моральное чувство, какъ на нѣчто очень простое,
между тѣмъ какъ на самомъ дѣлѣ оно очень сложное и со-
держитъ въ себѣ элементы, которые получаются изъ опыта.
Въ то же время факты, которые приводятъ сторонники
теоріи развитія, весьма сомнительны. Сомнительно существо-
ваніе народовъ, которые живутъ соціальной жизнью и у ко-
торыхъ отсутствовало бы моральное чувство, связанное съ при-
знаніемъ, что есть нѣчто, что должно быть исполняемо. Не
было народа, который былъ бы чуждъ нравственныхъ сужде-
ній. Такъ же сомнительно, чтобы у животныхъ могло быть
чувство угрызенія совѣсти въ томъ смыслѣ, въ какомъ это по-
слѣднее можетъ быть у человѣка. Совѣсть предполагаетъ пред-

ставленіе о личности, котораго не можетъ быть у живот-
ныхъ. Вообще въ приписывали нравственнаго чувства живот-
нымъ обнаруживается обычный антропоморфизмъ, состоящій въ
приписывали имъ чувствъ, которыя возникаютъ въ связи съ
употребленіемъ понятій.
Чтобы понять происхожденіе моральнаго чувства, нужно
обратить вниманіе на то, что это чувство можетъ возникнуть
только въ общественной жизни. У животныхъ, не живущихъ
общественной жизнью, оно не можетъ возникнуть. Кромѣ того,
оно предполагаетъ развитое представленіе о нашемъ „я", о
нашей личности. Какъ бы мы себѣ ни представляли развитіе об-
щественной жизни, будемъ ли мы думать такъ, какъ это дѣ-
лаютъ нѣкоторые ученые, что первоначальнымъ элементомъ
общественной жизни является семья, или будемъ думать, что
таковымъ элементомъ является община, все равно мы должны
признать, что члены семьи или общины должны подчиняться
извѣстнымъ правиламъ, которыя регулируютъ жизнь первобыт-
наго общества. Безъ существованія такихъ правилъ невоз-
можна и сама общественная жизнь. Жизнь первобытнаго
общества даже па самыхъ первоначальныхъ стадіяхъ регули-
руется опредѣленными правилами, исполненіе которыхъ обяза-
тельно для каждаго члена общины. Такъ говорится: „ты не
долженъ убивать", „ты не долженъ красть" и т. п. Всякое
дѣяніе, связанное съ нарушеніемъ этихъ правилъ, связано съ
неодобреніемъ или наказаніемъ. Эти правила, хотя бы они не
были написаны, признаются обязательными всѣми членами
первобытной общины, воплощаются въ ихъ жизнь, передаются
изъ поколѣнія въ поколѣніе.
Принявъ въ соображеніе это обстоятельство, можно объ-
яснить возникновеніе того сознанія обязательности, которое
присуще моральному чувству. Исполненіе правилъ, благодаря
которымъ только и можетъ поддерживаться общественная жизнь,
было всегда обязательно. Эти правила всегда возникаютъ въ
сознаніи человѣка, какъ нѣчто такое, что повелѣвается, что обя-
зательно, что должно осуществиться. Исполненіе этихъ правилъ
такъ часто было соединено съ сознаніемъ обязательности, что
въ силу постоянной ассоціаціи элементъ обязательности при-
соединился къ чувству и придалъ ему характерную окраску.
Религіозное чувство. Словами „религіозное чувство" обо-
значается та группа чувствъ, которыя связаны съ представле-

ніями о Богѣ, о сверхчувственномъ мірѣ. Человѣкъ, размыш-
ляя объ устройствѣ міра, видитъ, что величіе и красота міра
могутъ быть объяснены только въ томъ случаѣ, если допу-
стить, что онъ созданъ могущественнымъ Творцомъ, а мудрое
устройство міра молено понять только въ томъ случаѣ, если
признать, что міромъ правитъ мудрый Правитель. Такимъ
образомъ возникаетъ представленіе о Богѣ, какъ о Творцѣ и
мудромъ Правителѣ міра.
Представленіе о Богѣ, какъ о Творцѣ и Правителѣ міра,
связывается съ представленіемъ высшаго совершенства: Богъ
есть существо всемогущее, премудрое, безконечно благое. Та-
кое представленіе вызываетъ въ человѣкѣ чувство благоговѣнія
къ Богу. Увѣренность въ томъ, что мудрый Правитель міра
ведетъ міровую жизнь къ осуществленію нравственнаго совер-
шенства, соединяется съ надеждой на то, что эта міровая цѣль
осуществится и въ единичной личности и что Богъ руково-
дитъ дѣятельностью человѣка, что Богъ заботится или „пе-
чется" о немъ. Вѣра въ это вызываетъ въ религіозномъ чело-
вѣкѣ чувство благодарности и чувство преданности волѣ Божьей.
Увѣренность въ томъ, что Богъ печется о благѣ человѣка,
порождаетъ въ немъ также надежду на продолженіе существо-
ванія единичной личности или вѣру въ безсмертіе души.
Чувства благоговѣнія, благодарности, преданности соединя-
ются въ одно общее чувство: чувство любви къ Богу.
Вопросы для повторенія. Какія существуютъ обозначенія для мораль-
наго чувства и какъ оно опредѣляется? Какое различіе между сожалѣніемъ
и угрызеніемъ совѣсти? Какова характерная особенность моральнаго чув-
ства? Какія существуютъ двѣ теоріи происхожденія моральнаго чувства?
Каковы недостатки этихъ двухъ теорій? Объясните происхожденіе мораль-
наго чувства. Съ какими представленіями связано религіозное чувство?
Опишите религіозное чувство.
ГЛАВА 30-я.
Интеллектуальныя и эстетическія чувства.
Логическія или интеллектуальный чувства. Есть группа
чувствъ, которая возникаетъ вслѣдствіе того, что между пред-
ставленіями существуютъ опредѣленныя отношенія. Это—чув-
ства, которыя связаны съ тѣми или иными логическими про-
цессами. Они называются логическими или интеллектуальными.
Къ нимъ относятся: изумленіе, сомнѣніе, чувство противорѣчія

и т. п. Чувство изумленія происходитъ вслѣдствіе того, что
въ извѣстный моментъ мы не можемъ приспособить нашего
вниманія къ какому-либо представленію. Это бываетъ въ томъ
случаѣ, когда какое-нибудь представленіе является нашему
сознанію неожиданно, такъ что вниманіе не можетъ приспо-
собиться къ нему.
Въ той или иной связи представленій у насъ можетъ
явиться увѣренность или сомнѣніе. Это тоже есть чувство,
происходящее вслѣдствіе раскрытія отношенія представленій.
Если въ логическихъ процессахъ у насъ имѣется ясность,
порядокъ, понятность, то такіе процессы доставляютъ намъ
чувство удовольствія; неясность, безпорядокъ, непонятность
доставляютъ намъ страданіе. Намъ доставляетъ удовольствіе
всякая теорія, которая связываетъ тотъ пли другой рядъ фак-
товъ, точно такъ же доставляетъ удовольствіе воспріятіе того,
въ чемъ есть опредѣленный планъ, который облегчаетъ намъ
пониманіе. Если въ какомъ-нибудь множествѣ впечатлѣній нахо-
дится единство, которое облегчаетъ обзоръ, пониманіе, то
это облегченіе пониманія доставляетъ намъ удовольствіе. Если
мы чего-либо долго не понимали, а затѣмъ начинаемъ понимать,
то это доставляетъ намъ удовольствіе. Къ числу интеллекту-
альныхъ чувствъ относится то чувство удовольствія, которое
бываетъ связано съ процессомъ отождествленія. Раскрытіе
сходства между какими-либо представленіями, какъ извѣстно,
доставляетъ чувство удовольствія. Въ этомъ заключается пре-
лесть остроты, метафоры, различныхъ отождествленій и т. п.
Съ другой стороны, если кто-нибудь произноситъ рѣчь,
которая вслѣдствіе своей безсвязности непонятна, то мы испы-
тываемъ чувство неудовольствія; наоборотъ, логически постро-
енная рѣчь доставляетъ удовольствіе. Чтеніе неразборчиваго
письма прямо доставляетъ страданіе. Всякое противорѣчіе не-
пріятно. Устраненіе противорѣчій доставляетъ удовольствіе.
Элементарныя эстетическія чувства. Элементарными эсте-
тическими чувствами можно назвать всѣ тѣ чувства, которыя
связаны съ ощущеніями звука, цвѣта, движенія и т. п. Из-
вѣстно, что опредѣленныя сочетанія цвѣтовъ доставляютъ удо-
вольствіе. О такихъ сочетаніяхъ говорятъ, что они образуютъ
гармонію цвѣтовъ. Гармонирующими считаются, напримѣръ, цвѣ-
та красный и зеленый, желтый и фіолетовый, синій и оран-
жевый. Дѣйствительно ли эти цвѣта гармонируютъ другъ съ

другомъ, или, можетъ-быть, существуютъ другія гармоническія
сочетанія, это можетъ быть спорнымъ, но безспорно то, что
такая гармонія цвѣтовъ фактически существуетъ. Дѣйствитель-
но, извѣстныя сочетанія цвѣтовъ фактически доставляютъ намъ
удовольствіе, т.-е. кажутся намъ красивыми. Всѣмъ извѣстно,
что золото, серебро на темномъ фонѣ кажутся намъ красивыми.
Сочетанія нѣкоторыхъ тоновъ кажутся намъ красивыми, на-
примѣръ, октава—сочетаніе, въ которомъ отношеніе между
колебаніями равняется 1:2, или дуодецима, въ которой это от-
ношеніе равняется 1 : 3 и т. п. Нѣкоторые психологи для объ-
ясненія гармоніи звуковъ обращаютъ вниманіе на то явленіе,
которое называется біеніемъ. Если одновременно дѣйствуютъ два
тона, въ которыхъ количество колебаній мало отличается другъ
отъ друга, то въ извѣстный моментъ, вслѣдствіе періодическаго
усиленія и ослабленія звука, происходящаго благодаря совпа-
денію повышеній и пониженій волнъ, можетъ возникнуть явле-
ніе, которое называется біеніемъ и которое доставляетъ неудо-
вольствіе (біеніе можетъ происходить не только отъ соединенія
основныхъ тоновъ, но также и отъ соединенія обертоновъ,
вообще во всякомъ сочетаніи тоновъ). Но тѣ сочетанія тоновъ,
которыя не даютъ этихъ біеній, доставляютъ намъ удоволь-
ствіе, кажутся намъ красивыми. Разумѣется, отсутствіе біеній
не можетъ служить полнымъ объясненіемъ красоты сочетанія
тоновъ, но по крайней мѣрѣ, устанавливается фактъ, что
только тѣ сочетанія тоновъ кажутся красивыми, которыя не
даютъ біеній.
Изъ эстетическихъ удовольствій, которыя связаны съ зри-
тельными воспріятіями, упомянемъ о слѣдующихъ.
Линія кривая съ постепенными переходами намъ кажется
красивой. Если же мы воспринимаемъ ломаную линію, то
она не доставляетъ намъ удовольствія.
Намъ нравится симметрія, намъ нравятся вещи симметри-
ческія. Отъ чего это происходитъ, мы объяснить не можемъ, но
фактъ тотъ, что все симметрическое намъ нравится. Затѣмъ
слѣдуетъ отмѣтить, что намъ кажутся красивыми вещи, раз-
дѣленныя по принципу, такъ наз., золотого или гармоническаго
дѣленія. Это дѣленіе заключается въ слѣдующемъ. Если вещь
въ своихъ частяхъ раздѣляется такимъ образомъ, что въ ней
большая часть такъ относится къ меньшей, какъ вся вещь
относится къ большей, то о ней можно сказать, что она раз-

дѣлена по принципу золотого дѣленія. Если взять вертикаль-
ную линію и пожелать провести поперечную линію къ ней та-
кимъ образомъ, чтобы получился крестъ и чтобы этотъ крестъ
казался наиболѣе красивымъ, то окажется, что вся вертикаль-
ная линія будетъ такъ относиться къ большему отрѣзку, какъ
большій отрѣзокъ къ меньшему. Форматъ книгъ, визитныхъ
карточекъ и т. п. подбирается такимъ образомъ, что въ нихъ
отношеніе большей и меньшей стороны болѣе или менѣе при-
близительно подчиняется этому закону.
Этимъ исчерпывается перечень простѣйшихъ эстетическихъ
чувствъ, которыя непосредственно связаны съ тѣми или дру-
гими ощущеніями. Но звуковыя и цвѣтовыя ощущенія могутъ
вызывать эстетическія чувства не только при извѣстномъ вза-
имномъ расположеніи, но также и въ томъ случаѣ, когда они
связаны ассоціативно съ тѣми или другими представленіями. Въ
музыкѣ можно по ассоціаціи вызывать тѣ или другія предста-
вленія. Напримѣръ, при помощи звуковъ молено изобразить
ураганъ, чувства гнѣвнаго человѣка, тишину въ природѣ, нѣж-
ность и вообще очень сложныя душевныя движенія. Развалины
замка сами по себѣ никакой красоты не содержатъ, но стано-
вятся источникомъ эстетическаго удовольствія вслѣдствіе того,
что по ассоціаціи вызываютъ различныя сложныя представленія.
Этимъ мы закончимъ разсмотрѣніе элементарныхъ эстети-
ческихъ чувствъ съ тѣмъ, чтобы перейти къ высшимъ. Различіе
между этими двумя группами чувствъ заключается главнымъ
образомъ въ томъ, что вторыя для своего осуществленія пред-
полагаютъ большее число представленій.
Возвышенное. Къ числу высшихъ эстетическихъ чувствъ
относится то чувство, которое связано съ воспріятіемъ возвы-
шеннаго. На насъ производитъ эстетическое впечатлѣніе все
огромное по размѣрамъ, напримѣръ, безконечное время, безко-
нечномъ пространства, огромный небесный сводъ. Эстетическое
впечатлѣніе производитъ также все то, что обнаруживаетъ
огромную силу: вулканъ, водопадъ, океанъ и т. п.
Возникновеніе этого чувства объясняется слѣд. образомъ.
Когда мы созерцаемъ дѣянія человѣка могущественнаго, силь-
наго, великаго, то мы переживаемъ чувство восторга. Проис-
ходитъ это благодаря симпатическому подражанію: мы какъ
бы переносимся въ него, мы какъ бы сами становимся спо-
собными совершать его дѣянія. Но мы можемъ указаннымъ

способомъ подражать не только живымъ существамъ, но п не-
одушевленнымъ, они тоже могутъ быть предметомъ подража-
нія: мы ихъ представляемъ какъ бы одушевленными предме-
тами. Вслѣдствіе этого воспріятіе проявляемой ими силы вы-
зываетъ въ насъ чувство восторга. Но отчего же они не
возбуждаютъ въ насъ чувства страха? вѣдь явленія, которыя
намъ кажутся величественными, суть страшныя силы приро-
ды, которыя могутъ намъ угрожать опасностью? На это можно
отвѣтить, что при воспріятіи величественныхъ явленій, т.-е.
явленій, которыя обнаруживаютъ огромную силу, чувство
страха заслоняется чувствомъ восторга.
Комическое. Къ числу эстетическихъ чувствъ относится
также и то чувство, которое связано съ воспріятіемъ смѣш-
ного. Особенностью этого чувства, которое называется чув-
ствомъ смѣшного, является то, что оно сопровождается смѣхомъ,
т.-е. физіологическимъ актомъ, періодически происходящаго,
усиленнаго выдыханія. Объяснить это чувство—значило бы
собственно объяснить, отъ чего происходитъ смѣхъ. Смѣхъ, какъ
чисто физическій актъ, можетъ происходить и по причинамъ
физическаго характера, напримѣръ, подъ вліяніемъ холода,
щекотанія и т. п. Но какія причины психологическаго харак-
тера порождаютъ смѣхъ? По мнѣнію нѣкоторыхъ, смѣшное по-
лучается въ томъ случаѣ, когда мы видимъ какое-либо несо-
отвѣтствіе дѣйствія съ цѣлью. Если, напримѣръ, кто-нибудь
идетъ и падаетъ, то мы смѣемся, потому что получается не-
соотвѣтствіе между цѣлью и дѣйствіемъ, такъ какъ паденіе
нарушило цѣль лица дѣйствующаго. Но это объясненіе нельзя
считать удовлетворительнымъ потому, что развалившійся домъ,
горящее зданіе тоже вѣдь не представляютъ соотвѣтствія ме-
жду цѣлью и дѣйствіемъ, однако не вызываютъ у насъ смѣха.
При психологическомъ объясненіи смѣха мы должны по-
мнить, что смѣшное не является результатомъ одной какой-ни-
будь причины: есть множество причинъ, которыя вызываютъ
смѣхъ. Но наиболѣе общая причина смѣха заключается, по
всей вѣроятности, въ слѣдующемъ. Въ извѣстный моментъ
намъ кажется, что мы созерцаемъ что-то важное, имѣющее
серьезное значеніе, или мы готовимся воспринимать что-нибудь
важное. Вслѣдствіе этого у насъ является на нѣкоторое время
напряженіе вниманія. Соотвѣтственно съ этимъ возникаетъ и
напряженіе нервной системы: мы сдерживаемъ всѣ движенія,

мы препятствуемъ возникновенію какихъ бы то ни было дви-
женій. Но предположимъ, что наше ожиданіе обмануто: то,
что мы воспринимаемъ, оказывается не важнымъ, не серьез-
нымъ, но, наоборотъ, ничтожнымъ, незначительнымъ. Тогда
ему уже не соотвѣтствуетъ то напряженіе, которое у насъ
было; вслѣдствіе этого и нервное напряженіе или возбужденіе,
которое существовало до этого момента, должно уничтожиться
какъ-нибудь, а это можетъ быть только въ томъ случаѣ, если
нервное возбужденіе разрядится, т.-е. произведетъ тѣ или иныя
мускульныя движенія. Эти мускульныя движенія и произво-
дятъ смѣхъ. Но, разумѣется, это объясненіе справедливо толь-
ко для нѣкоторыхъ случаевъ. Другіе случаи требуютъ другого
объясненія.
Вопросы для повторенія. Какія чувства называются интеллектуальными?
Перечислите ихъ. Какія эстетическія чувства связаны съ ощущеніями цвѣ-
товъ, тоновъ? Какія эстетическія чувства связаны съ зрительными воспрія-
тіями? Какова роль ассоціаціи въ элементарныхъ эстетическихъ чувствахъ?
Опишите чувство возвышеннаго. Опишите чувство, связанное съ воспрія-
тіемъ смѣшного. Каково объясненіе смѣха?
ЧАСТЬ 3-я.
Психологія воли.
ГЛАВА 31-я.
Произвольныя и непроизвольныя движенія.
Дѣйствія воли. Мы видѣли, что волевой процессъ отли-
чается отъ другихъ основныхъ психическихъ процессовъ на-
личностью активности, дѣятельности: въ волевомъ
процессѣ мы что-либо совершаемъ, мы производимъ какое
либо измѣненіе во внутреннемъ или во внѣшнемъ мірѣ.
Можно различать два рода дѣйствій, которыя производитъ
воля. Если, напримѣръ, я разсматриваю какой-нибудь пред-
метъ и что-нибудь мѣшаетъ мнѣ его разсматривать, но я тѣмъ
не менѣе удерживаю свое вниманіе на немъ, то вниманіе та-
кого рода является результатомъ дѣйствія воли. Если у меня
возникаетъ какое-нибудь чувство, но я, не желая, чтобы дру-
гіе замѣтили существованіе у меня этого чувства, подавляю
его, то такого рода подавленіе чувствъ является результатомъ
дѣйствія воли. Если, такимъ образомъ, воля оказываетъ дѣй-

ствіе на ходъ представленій или чувствъ, то мы такое дѣй-
ствіе называемъ внутреннимъ дѣйствіемъ воли. Но, благодаря
волѣ, мы можемъ также производить движенія различныхъ
частей нашего тѣла. Напримѣръ. я захотѣлъ поднять руку
и поднялъ ее: это есть результатъ дѣйствія воли. Я захо-
тѣлъ опустить голову и вслѣдствіе этого совершилъ движе-
ніе, необходимое для того, чтобы голова опустилась. Если
воля обнаруживается въ тѣхъ или другихъ движеніяхъ тѣла,
то такого рода дѣйствіе ея называется внѣшнимъ дѣйствіемъ.
Для того, чтобы природа волевого процесса въ собствен-
номъ смыслѣ сдѣлалась для насъ ясной, намъ слѣдуетъ раз-
смотрѣть тѣ движенія, которыя можетъ совершать живое суще-
ство, но которыя не имѣютъ волевого характера.
Движенія. Между тѣми движеніями, которыя совершаетъ
живое существо, принято отличать слѣдующія: 1) рефлективныя,
2) автоматическія или импульсивныя, 3) инстинктивныя и,
наконецъ, 4) движенія волевыя или произвольныя. При раз-
смотрѣніи этихъ движеній мы должны обратить вниманіе на то,
предшествуютъ ли какіе-либо сознательные пси-
хическіе процессы совершенію того или другого дви-
женія.
Разсмотримъ эти движенія по группамъ.
Рефлективныя движенія. Мы уже видѣли, что называется
рефлективными движеніями. Напримѣръ, если въ дыхательное
горло попадаетъ кусочекъ пищи и мы откашливая удаляемъ
его, то этотъ процессъ есть рефлективное движеніе. Это дви-
женіе имѣетъ цѣлесообразный характеръ, т.-е. при его помощи
можетъ достигаться извѣстная цѣль, полезная для организма*);
но въ цѣлесообразности этого движенія, какъ и вообще въ
цѣлесообразности рефлективныхъ движеній, мы совершенно
не участвуемъ. Указанный выше процессъ откашливанія со-
вершается чисто механически, помимо того, желаемъ ли мы
этого или нѣтъ. Это движеніе, какъ и всѣ рефлективныя дви-
женія, имѣетъ механическій характеръ. Механическій характеръ
рефлективныхъ движеній въ особенности очевиденъ въ тѣхъ
движеніяхъ, которыя связаны съ расширеніемъ и съ суживаніемъ
зрачка. Извѣстно, что, если сильный свѣтъ дѣйствуетъ на
*) Целесообразность этихъ движеній такова, что кажется, что мы со-
знательно ставимъ извѣстныя цѣли.

глазъ, то зрачокъ суживается; если на глазъ дѣйствуетъ сла-
бый свѣтъ, то зрачокъ расширяется. Это дѣйствіе совершается
безъ нашего вѣдома, такъ что нельзя сказать, что ему пред-
шествуетъ какое-нибудь психическое состояніе. Если какое
нибудь внѣшнее раздраженіе необходимо влечетъ за собою
извѣстное движеніе, то это есть движеніе рефлективное. Та-
кимъ образомъ слѣдуетъ признать, что рефлективныя движенія
происходятъ не благодаря какимъ-либо сознательнымъ про-
цессам^ а чисто механически. Отмѣтимъ также, что рефлек-
тивныя движенія совершаются благодаря возбужденіямъ, иду-
щимъ извнѣ.
Отъ рефлективныхъ движеній отличаются такъ называемыя
автоматическія или импульсивныя движенія.
Автоматическія или импульсивныя движенія. Примѣромъ
автоматическихъ движеній могутъ служить тѣ движенія, кото-
рыя совершаетъ, напримѣръ, новорожденный ребенокъ. Онъ
движетъ ручкой въ ту или другую сторону, поднимаетъ или
опускаетъ ручки или ножки, испускаетъ крики или вообще
издаетъ какіе-либо звуки. Всѣ эти движенія совершенно не-
цѣлесообразны. т.-е. не направлены на достиженіе какихъ
либо опредѣленныхъ цѣлей, а совершаются какъ попало. Послѣ
пробужденія молодыя животныя часто стремятся производить
различныя движенія, которыя не направлены къ тому, чтобы
достигнуть какой-либо опредѣленной цѣли. Спрашивается,
благодаря чему происходятъ эти движенія? Слѣдуетъ предпо-
ложить, что эти движенія происходятъ благодаря причинамъ
чисто физическаго характера, именно, слѣдуетъ предполо-
жить, что въ нервныхъ центрахъ скопляется нервная энергія,
которая стремится израсходоваться, разрядиться. Вслѣдствіе
этого въ самихъ нервныхъ центрахъ происходятъ какія-то воз-
бужденія, благодаря которымъ и совершаются указанныя дви-
женія. Такимъ образомъ причины, производящія автоматиче-
скія движенія, получаются не извнѣ, какъ это мы имѣемъ въ
рефлективныхъ движеніяхъ, а это есть возбужденія, про-
исходящія въ нервныхъ центрахъ. Нѣтъ возможности
убѣдиться въ томъ, что автоматическимъ движеніямъ предше-
ствуетъ какой-либо опредѣленный психическій актъ. Но можно
допустить, что имъ предшествуетъ какое-либо неясное чув-
ство неудовольствія, отъ котораго живое существо стремится
освободиться.

Инстинктивныя движенія. Когда говорятъ объ инстинктив-
ныхъ движеніяхъ, то имѣютъ въ виду тѣ сложныя движенія,
которыя совершаетъ животное и которыя имѣютъ цѣлесообраз-
ный характеръ, но относительно которыхъ мы должны допу-
стить, что ихъ целесообразность недоступна для сознанія жи-
вотныхъ, находится внѣ сознанія животныхъ. Напримѣръ, бобръ,
родившійся въ неволѣ и не видѣвшій еще зимы, не будучи
наученъ другими бобрами, начинаетъ собирать матеріалъ для
постройки зимняго жилища. Въ этомъ дѣйствіи онъ совершаетъ
цѣлый рядъ движеній, которыя направлены для выполненія
извѣстныхъ цѣлей. Его дѣйствія имѣютъ целесообразный ха-
рактеръ, но очевидно, что эта целесообразность ему совершен-
но непонятна, потому что онъ еще не видѣлъ зимы и не
знаетъ необходимости въ постройкѣ жилища.
Инстинктивныя движенія можетъ производить не только жи-
вотное, но и человѣкъ. Возьмемъ, напримѣръ, процессъ со-
санія у новорожденнаго ребенка. На первый взглядъ могло бы
показаться, что процессъ сосанія есть рефлективное движеніе,
именно, что извѣстное прикосновеніе къ губамъ вызываетъ
раздраженіе, которое въ свою очередь вызываетъ движеніе
губъ. Но это несправедливо потому, что сосательное движеніе
совершается ребенкомъ только въ томъ случаѣ, когда онъ го-
лоденъ, и только до тѣхъ поръ, пока онъ голоденъ. Если у
ребенка наступаетъ насыщеніе, то сосательное движеніе тот-
часъ прекращается. То же самое происходитъ въ томъ случаѣ,
если ко рту ребенка поднести пустую соску. Это ясно пока-
зываетъ, что сосательныя движенія сопровождаются извѣстными
чувствами, что они направлены на устраненіе чувства неудо-
вольствія и достиженіе чувства удовольствія.
Такимъ образомъ различіе между инстинктивными и ре-
флективными движеніями заключается также и въ томъ, что
между тѣмъ какъ рефлективныя движенія совершаются безсо-
знательно, инстинктивныя сопровождаются сознаніемъ.
Волевыя или произвольныя движенія. Если мы разсмо-
тримъ тѣ движенія, которыя называются волевыми или произ-
вольными, то мы тотчасъ увидимъ огромное различіе, которое
существуетъ между ними и между движеніями, разсмотрѣнными
нами выше. Я, напримѣръ, хочу поднять руку; результатомъ
этого хотѣнія является поднятіе руки. Я хочу достать вещь,
которая находится на полу. Для этого я совершаю извѣстнаго

рода движенія. Я хочу прикоснуться къ столу, который нахо-
дится вправо отъ меня, и для этого я совершаю извѣстное
движеніе. Изъ этихъ примѣровъ можно видѣть, что во всѣхъ
этихъ движеніяхъ, которыя мы называемъ волевыми, въ созна-
ніи имѣется налицо извѣстная цѣль. До совершенія
волевого дѣйствія у насъ въ сознаніи имѣется представленіе
цѣли, а также и представленіе тѣхъ движеній, которыя не-
обходимы для достиженія этихъ цѣлей. Я, напримѣръ, знаю,
что если мнѣ нужно достать вещь, которая находится у меня
надъ головой, то для этого я долженъ произвести движеніе
руки вверхъ. Я знаю, что, если нужно достать вещь, которая
находится на полу, то для этого я долженъ наклониться. Пе-
редъ тѣмъ, какъ совершить какое-либо волевое дѣйствіе, я
долженъ представлять себѣ какъ цѣль, такъ и тѣ движенія,
которыя приводятъ къ достиженію этой цѣли. Такимъ образомъ
волевое движеніе есть движеніе, предваряемое представле-
ніемъ цѣли, которая должна быть достигнута, а также и
представленіемъ тѣхъ движеній, которыя необходимы для
достиженія этой цѣли.
Возникновеніе волевыхъ движеній. Если мы разсмотримъ
развитіе психической жизни человѣка, то для насъ сдѣлается
яснымъ, что первоначально возникаютъ движенія, которыя
имѣютъ характеръ непроизвольный. У ребенка мы видимъ
движенія рефлективный, автоматическія и инстинктивный, но
мы не видимъ движеній волевыхъ: эти послѣднія возникаютъ
только впослѣдствіи. Если такъ, то задача психологіи заклю-
чается въ томъ, чтобы прослѣдить, какимъ образомъ изъ
движеній непроизвольныхъ возникаютъ движе-
нія произвольныя.
Это происходитъ такимъ образомъ, что къ непроизволь-
нымъ движеніямъ, и именно къ автоматическим^ присоединяет-
ся представленіе извѣстной цѣли и представленіе движеній,
при помощи которыхъ достигается эта цѣль. Этотъ процессъ
присоединенія представленій можно мыслить приблизительно
слѣдующимъ образомъ. Предположимъ, что ребенокъ совер-
шаетъ автоматически какое-либо движеніе (напримѣръ, руки)
и предположимъ, что это движеніе случайно влечетъ за собою
чувство удовольствія. Предположимъ дальше, что такого рода
движеніе многократно вызывало извѣстное чувство удоволь-
ствія. При такихъ условіяхъ между указаннымъ движеніемъ и

между чувствомъ удовольствія должна установиться ассоціа-
ція. Вслѣдствіе этой ассоціаціи можетъ произойти то, что,
когда у ребенка явится представленіе удовольствія, то
онъ произведетъ и то движеніе, которое приводитъ его къ
этому удовольствію. Напримѣръ, ребенокъ видитъ какой-ни-
будь предметъ. Совершая автоматически различныя безцѣль-
ныя движенія, онъ случайно приводитъ руку въ соприкосно-
веніе съ этимъ предметомъ. Это соприкосновеніе доставляетъ
ему удовольствіе. Пусть это повторится много разъ. Впо-
слѣдствіи онъ можетъ при простомъ воспроизведеніи
этого удовольствія, т.-е. при представленіи его, совершить
то движеніе, которое, какъ онъ знаетъ изъ повторнаго опы-
та, приводитъ его къ этому удовольствію. Такимъ образомъ
изъ автоматическихъ движеній, вслѣдствіе присоединенія къ
нимъ представленій движенія, возникаетъ произвольное дви-
женіе или волевое.
Вопросы для повторенія. Какія дѣйствія воли мы различаемъ? Какія дви-
женія могутъ совершать живыя существа? Какія движенія называются
рефлективными? Какія движенія называются автоматическими? Какое раз-
личіе между движеніями рефлективными и автоматическими? Какія движе-
нія называются инстинктивными? Чѣмъ отличаются инстинктивныя движе-
нія отъ рефлективныхъ и автоматическихъ? Какія движенія называются
волевыми? Чѣмъ отличаются волевыя движенія отъ непроизвольныхъ? Ка-
кимъ образомъ возникаютъ волевыя движенія?
ГЛАВА 32-я.
Элементы волевого акта. Моменты волевого
акта.
Мы видѣли, что волевой актъ представляетъ собою слож-
ный психическій актъ. Намъ слѣдуетъ разсмотрѣть, изъ какихъ
элементовъ онъ складывается. Для этого мы предварительно
разсмотримъ тѣ процессы, которые служатъ подготовительными
ступенями волевого акта. Такими процессами являются, какъ
мы увидимъ, влеченіе и желаніе.
Отношеніе воли къ чувству и движеніямъ. Многимъ
представляется, что, когда мы говоримъ о волѣ, то мы имѣемъ
въ виду такой актъ, который совершенно независимъ отъ
чувствъ и отъ представленій. Но какъ мы уже видѣли въ
прошлой главѣ, представленіе входитъ въ составъ волевого
акта; въ составъ волевого акта входитъ точно такъ же и чув*

ство. Въ волевомъ актѣ мы стремимся или къ достиженію
удовольствія или къ устраненію страданія. Для достиженія
удовольствія и устраненія страданія необходимо совер-
шить движеніе. Такимъ образомъ съ актомъ воли необходи-
мо связаны движенія. Связь воли съ чувствомъ и движенія-
ми особенно замѣтна въ тѣхъ психическихъ состояніяхъ,
которыя называются влеченіями и желаніями и кото-
рыя, по мнѣнію нѣкоторыхъ психологовъ, являются элемен-
тарными волевыми актами.
Влеченіе. Если живое существо испытываетъ чувство не-
удовольствія и обнаруживаетъ стремленіе освободиться отъ
него, но въ то же время не имѣетъ представленія о пред-
метѣ, который можетъ устранить страданіе и доставить удо-
вольствіе, то такое психическое состояніе называется „влече-
ніемъ". Напримѣръ, ребенокъ на извѣстной стадіи развитія
можетъ испытывать голодъ, но въ то же время можетъ не имѣть
никакого представленія о молокѣ, которое могло бы служить
для удовлетворенія чувства голода. Такое состояніе будетъ
влеченіемъ. Можетъ быть также влеченіе къ питью, къ дѣя-
тельности и т. п.
Желаніе, Но влеченіе становится желаніемъ, когда къ нему
присоединяется представленіе предмета, способнаго доставить
удовольствіе или устранить страданіе. Существеннымъ для этого
психическаго состоянія является представленіе предмета, доста-
вляющего чувство удовольствія или устраняющаго страданіе.
Для того, чтобы видѣть различіе между влеченіемъ и желаніемъ,
намъ слѣдуетъ разсмотрѣть нѣсколько примѣровъ. Напри-
мѣръ, можно имѣть „влеченіе" къ пищѣ, не представляя себѣ,
какая именно пища можетъ способствовать удовлетворенію го-
лода; но мы можемъ имѣть только „желаніе" вкуснаго плода,
напр., апельсина, потому что здѣсь есть представленіе опредѣ-
леннаго предмета, доставляющаго удовольствіе. Можно имѣть
„желаніе курить", можно „желать спиртные напитки", можно
имѣть „желаніе общественной дѣятельности", потому что во
всѣхъ этихъ случаяхъ есть представленіе опредѣленныхъ
предметовъ, доставляющихъ удовольствіе.
Такимъ образомъ желаніе связано съ представленіемъ пред-
мета, доставляющаго удовольствіе, а также иногда съ дѣйстві-
емъ, приводящимъ къ удовольствіямъ или устраняющимъ стра-
данія. Желанія могутъ иногда пріобрѣтать очень большую силу,

напр., въ томъ случаѣ, когда они очень долго не удовлетво-
ряются. Напримѣръ, желаніе пить у путешественниковъ въ
жаркихъ странахъ можетъ пріобрѣсти такую силу, что они
стремятся къ удовлетворенію ея посредствомъ воды грязной,
представляющей явную опасность для жизни.
Страсти. Если удовлетвореніе какого-либо желанія, обла-
дающаго большой силой, входитъ въ привычку, то психиче-
ское состояніе, которое возникаетъ вслѣдствіе этого, называет-
ся страстью. Напримѣръ, можетъ быть страсть къ карточной
игрѣ, къ спиртнымъ напиткамъ и т. н. Особенность душевнаго
состоянія человѣка, который преданъ какой-нибудь страсти,
заключается въ томъ, что въ его сознаніи постоянно воз-
никаютъ тѣ представленія, которыя связаны съ
удовлетвореніемъ той или иной страсти. Напри-
мѣръ, человѣкъ, одержимый страстью къ карточной игрѣ, всегда
бываетъ преслѣдуемъ представленіемъ этой игры, представле-
ніемъ о выигрышѣ или вообще о средствахъ такъ или иначе
осуществить игру. Это объясняется тѣмъ, что само представле-
ніе дѣйствій, связанныхъ съ тѣмъ или другимъ удовольствіемъ,
доставляетъ удовольствіе.
Мы разсмотрѣли влеченіе и желаніе, на которыя мы можемъ
смотрѣть, какъ на элементы, которые входятъ въ составъ
воли. Желаніе превращается въ волевой актъ въ томъ случаѣ,
когда къ нему присоединяется дѣйствіе, приводящее къ
достиженію предмета, доставляющаго удовольствіе. Напр.,
мнѣ хочется пить, я протягиваю руку къ стакану съ водой.
Но это будетъ простой волевой актъ. Разсмотримъ сложный
волевой актъ или волевой актъ въ собственномъ смыслѣ слова.
Моменты воли. Возьмемъ какой-нибудь примѣръ сложнаго
волевого акта, чтобы анализировать его и расчленить на извѣст-
ные послѣдовательные моменты. Положимъ, школьникъ идетъ
въ школу и размышляетъ о томъ, что онъ сегодня можетъ быть
спрошенъ, что онъ можетъ получить хорошій баллъ и что,
придя домой, онъ можетъ со стороны своихъ родителей полу-
чить одобреніе за хорошій баллъ. На дорогѣ встрѣчается ему
товарищъ, который предлагаетъ ему вмѣсто того, чтобы итти
въ школу, итти поиграть въ поле. Мальчикъ останавливается
въ раздуміи, его привлекаетъ мысль поиграть, но въ то же
время привлекаетъ и мысль получить одобреніе со стороны
родителей. Ему приходитъ въ голову, что, если онъ получитъ

удовольствіе отъ игры, то вмѣстѣ съ этимъ онъ можетъ полу-
чить и страданіе отъ порицанія со стороны родителей. Онъ
„обсуждаетъ", „размышляетъ", „взвѣшиваетъ", „колеблется",
наконецъ „рѣшаетъ" итти все-таки въ школу и направляетъ
свои шаги къ школѣ. Вотъ примѣръ сложнаго волевого акта.
Каждый легко можетъ видѣть, что въ томъ психическомъ со-
стояніи, которое пережилъ школьникъ, самымъ главнымъ
является его рѣшеніе итти въ школу. Но мы должны обра-
тить вниманіе и на тѣ психическія состоянія, которыя пред-
шествовали рѣшенію, и тѣ, которыя слѣдовали за рѣшеніемъ,
именно, мы должны обратить вниманіе на „обсужденіе", ко-
торое привело къ рѣшенію, и исполненіе рѣшенія, которое
слѣдовало за рѣшеніемъ.
Такимъ образомъ каждый сложный волевой актъ склады-
вается изъ трехъ моментовъ: изъ обсужденія, рѣшенія и ис-
полненія рѣшенія. Эти три момента мы постараемся анали-
зировать, а для этого разсмотримъ предварительно значеніе
терминовъ: „мотивы" и „побужденія".
Мотивы и побужденія. Если мы разсмотримъ какое-нибудь
волевое дѣйствіе, то мы замѣтимъ, что оно состоитъ изъ ряда
дѣйствій, который въ концѣ-концовъ приводитъ къ одному
опредѣленному дѣйствію. Это конечное дѣйствіе мы можемъ
назвать цѣлью дѣйствія. Такъ, напримѣръ, у школьника, ко-
торый пошелъ въ школу, а не въ поле, такою цѣлью было
одобреніе родителей. Эта конечная цѣль опредѣлила его дѣй-
ствіе. Представленіе конечной цѣли какого-либо дѣйствія,
являющееся причиной самаго дѣйствія, называется мотивомъ.
Но причиной волевого дѣйствія могутъ быть не только пред-
ставленія конечныхъ цѣлей дѣйствія, но также и нѣкоторыя
чувства, связанныя съ мотивами. Чувства, связанныя съ мо-
тивами и являющіяся причиной совершенія извѣстнаго дѣй-
ствія или несовершенія его, мы будемъ называть побужде-
ніями. Слѣдуетъ отличить мотивъ отъ побужденія. Въ выше-
приведенномъ примѣрѣ школьника, когда у него являлась
мысль или рѣшеніе итти въ поле, „мотивомъ" такого рѣше-
нія было представленіе игры въ полѣ, а „побуженіемъ" явля-
лось удовольствіе, которое доставляетъ игра.
Обсужденіе. Замѣтивъ значеніе этихъ терминовъ, мы мо-
жемъ легко опредѣлить, въ чемъ заключается сущность про-
цесса обсужденія. На этой стадіи волевого акта въ нашемъ