Бунаков Н. Ф. Как я стал и как перестал быть «учителем учителей». — 1905

Н. Бунаковъ.

КАКЪ Я СТАЛЪ

КАКЪ ПЕРЕСТАЛЪ БЫТЬ „УЧИТЕЛЕМЪ УЧИТЕЛЕЙ".

„Противъ рожна трудно прати".

С -ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія товарищества «Общественная Польза». Большая Подъяческая, № 39, 1906.

КАКЪ Я СТАЛЪ

КАКЪ ПЕРЕСТАЛЪ БЫТЬ „УЧИТЕЛЕМЪ УЧИТЕЛЕЙ".

„Противъ рожна трудно прати"

С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія товарищества «Общественная Польза».

Большая Подъяческая, № 39.

1905.

1.
Первый шагъ.

Въ 1902 году исполнилось 30 лѣтъ моей
скромной дѣятельности въ качествѣ вольнаго
«учителя учителей»...
Скажутъ: что это за фантастическій ти-
тулъ? откуда онъ взялся, и кто дерзаетъ само-
званно присваивать его себѣ?
Въ оправданіе такого моего самозванства
разскажу одинъ эпизодъ изъ моихъ странство-
ваній по Россіи.
Лѣтомъ 1899 года, руководя педагогиче-
скими курсами въ Херсонѣ, я, между прочимъ,
познакомился съ интереснымъ мѣстнымъ му-
зеемъ и съ создателемъ этого музея Викторомъ
Ивановичемъ Гошкевичемъ, котораго просилъ
удѣлить мнѣ, на память о Херсонѣ, кое-что
изъ древностей, добытыхъ посредствомъ рас-
копокъ. Викторъ Ивановичъ былъ настолько
любезенъ, что прислалъ мнѣ цѣлую коллекцію

интереснѣйшихъ вещей, снабдивъ ее ориги-
нальнымъ письмомъ въ такомъ родѣ:
«Оучителей всея земли Рускые оучителю!
Возжелавшю тебѣ посылаю съсуды древнія»...
и т. д... слѣдуетъ перечисленіе и описаніе ве-
ющей, а затѣмъ заключеніе:
се Се все пріими на добрую память отъ сми-
реннаго гробокопателя, области Херсонскія
лѣтописца, инока Виктора».
Вотъ откуда пошелъ титулъ «учителя учи-
телей», который я дерзнулъ присвоить себѣ,
намѣреваясь разсказать о тѣхъ учительскихъ
съѣздахъ и курсахъ, какими мнѣ приходилось
руководить за 30 лѣтъ, о тѣхъ впечатлѣніяхъ
и злоключеніяхъ, какими сопровождалась эта
моя дѣятельность.
Прежде всего скажу, что я вовсе не искалъ
роли «учителя учителей», вовсе не стремился
къ ней: меня выдвинула и поставила-въ это по-
ложеніе непреодолимая и непредвидѣнная мною
сила обстоятельствъ. Да она же, помимо моихъ
личныхъ желаній и стремленій, и столкнула
меня съ этого положенія черезъ тридцать лѣтъ.
Въ 1866 году, послѣ десятилѣтней учи-
тельской службы по мин. народ, пр. и годо-
вого отдыха, который, впрочемъ, былъ отды-

ходеъ только въ смыслѣ замѣны обязательнаго
служебнаго труда свободнымъ, я занялъ мѣсто
преподавателя русскаго языка въ воронежской
военной гимназіи. Произошло это совершенно
случайно, какъ многое бываетъ въ жизни рус-
скихъ людей: мы случайно дѣлаемся либера-
лами и патріотами, педагогами и демагогами...
Казенная учительская карьера, сладости кото-
рой я достаточно испыталъ, вовсе не привле-
кала меня, хотя педагогическое дѣло очень
интересовало* меня, даже захватывало. Надо
сказать, что общественный интересъ къ этому
дѣлу въ тѣ годы, особенно въ Петербургѣ,
былъ сильно возбужденъ, благодаря Ушин-
скому, Резенеру, Стоюнину, гр. Л. Н. Тол-
стому,—и, по мѣрѣ того, какъ онъ замиралъ въ
мин. нар. пр., усиливался и возрасталъ въ
обществѣ. Между прочимъ, это педагогическое
возбужденіе перекинулось изъ мин. нар. пр. въ
вѣдомство военно-учебныхъ заведеній; сюда и
хлынули лучшія русскія педагогическія силы
того времени, которыя оказывались ненужными
въ мин. нар. пр. Я сильно увлекался этимъ
педагогическимъ возбужденіемъ и. рвался къ
живой педагогической работѣ, но все-таки слу-
жить и сдѣлаться оффиціальнымъ педагогомъ

вовсе не намѣревался, особенно въ г. Воронежѣ,
о которомъ не имѣлъ никакого понятія и не
зналъ рѣшительно ничего, кромѣ того, что
это родина Кольцова и Никитина, что въ этомъ
городѣ издаются «Филологическія Записки» и
чуть ли не единственная тогда въ Россіи ча-
стная провинціальная газета (((Воронежскій Ли-
стокъ», нынѣ не существующій). Непредви-
дѣнный случай толкнулъ меня на службу и
въ Воронежъ. Осенью 1865 года пришлось
мнѣ проѣздомъ прожить здѣсь нѣсколько дней.
Я узналъ отъ знакомаго о совершившемся пре-
образованіи мѣстнаго кадетскаго корпуса въ
военную гимназію и о водвореніи новаго ди-
ректора (нынѣ покойнаго), II. І7. Винклера,
котораго я зналъ въ Петербурге.
Преобразованіе кадетскихъ корпусовъ въ
военныя гимназіи, совершенное при военномъ
министрѣ Д. А. Милютинѣ (нынѣ графѣ) и
при начальникѣ военно - учебныхъ заведеній
Н. В, Исаковѣ, а потомъ упраздненное ихъ пре-
емниками (Ванновскимъ и Махотинымъ), было
дѣломъ живой педагогической мысли. Оно не
было простымъ переименованіемъ,—нѣтъ, оно
стремилось изъ притупляющей растлѣвающей
казармы или кантанисткой школы создать жи-

вое учебно-воспитательное учрежденіе, съ реаль-
ной программой и широкими воспитательными
задачами. Насколько осуществились и могли
осуществиться такія прекрасныя стремленія,—
это другой вопросъ. Я думаю, что полное осу-
ществленіе ихъ было прямо невозможно и по
существу, и за недостаткомъ удовлетворитель-
ныхъ исполнителей. Живая педагогическая идея
не могла примириться ни съ безсмысленнымъ
обреченіемъ дѣтей ю-лѣтняго возраста на воен-
ную карьеру безъ всякаго вниманія къ ихъ
индивидуальной природѣ и наклонностямъ, ни
съ интернативнымъ режимомъ, который, какъ
его ни устраивайте, всегда будетъ угнетать жи-
вую человѣческую личность и отзываться казар-
мой. А то и другое, т. е. интернатъ и основная
задача кадетскаго корпуса приготовлять изъ
дѣтей дворянчиковъ (сословность была треть-
имъ роковымъ противорѣчіемъ реформы жи-
вой педагогической идеѣ) исключительно вои-
новъ, то и другое (какъ и сословный харак-
теръ) было обязательнымъ условіемъ преобра-
зованія (можетъ быть, и не по винѣ пре-
образователей), которое потому и явилось
куцымъ, половинчатымъ. Недостатокъ въ ис-
полнителяхъ былъ другой половиной неудачи.

Правда, для приготовленія педагоговъ-препо-
давателей были организованы особые курсы
при 2-ой с.-петербургской военной гимназіи.
Но главная трудность заключалась въ хоро-
шемъ подборѣ не преподавателей, а воспи-
тателей, для приготовленія которыхъ, къ
сожалѣнію, ничего не было сдѣлано, и пре-
обладающимъ контингентомъ для замѣщенія
воспитательскихъ мѣстъ было офицерство,
полуобразованное и безъ всякой педагогиче-
ской подготовки; попадались даже «бурбоны»,
со всѣми замашками упраздненнаго корпуснаго
режима. Вотъ причины, которыя необходимо
должны были ослаблять значеніе реформы,
превосходной по идеѣ.
Я заѣхалъ въ воронежскую военную гим-
назію повидаться съ Винклеромъ, познакомился
съ инспекторомъ гимназіи, на которомъ фор-
мально лежало завѣдываніе учебною частью*
и съ его помощникомъ, извѣстнымъ писате-
лемъ М. Ѳ. Депуле, который завѣдывалъ учеб-
нымъ дѣломъ фактически. Люди оказались
все симпатичные, съ большой энергіей и съ
самыми лучшими стремленіями, понимающіе
смыслъ совершаемой реформы, хотя и упускаю-
щіе изъ виду ея слабыя стороны. Мнѣ пред-

ложили мѣсто преподавателя, которое должно
было скоро освободиться въ гимназіи, и со-
блазняли перспективой живой и самостоятель-
ной педагогической работы. Я соблазнился и
выѣхалъ изъ Воронежа съ тѣмъ, чтобы вер-
нуться сюда на службу.
Такимъ-то образомъ я случайно попалъ въ
чуждый мнѣ городъ Воронежъ, въ уѣздѣ ко-
тораго, повидимому, мнѣ суждено и окончить
свой вѣкъ.
Однако, поселившись въ Воронежѣ, я не
могъ удовлетвориться преподаваніемъ въ воен-
ной гимназіи, дворянскомъ интернатѣ съ про-
граммой средняго учебнаго заведенія; меня
больше интересовало дѣло того начальнаго
обученія, которое я считалъ и считаю фунда-
ментомъ всякаго разумнаго и прочнаго обра-
зованія и самообразованія. Поэтому въ 1867
году я основалъ въ Воронежѣ ,свою начальную
школу на «новыхъ началахъ», т.-е. новыхъ
для того времени и для русской провинціи.
Эта школа дѣйствовала въ Воронежѣ, подъ
моимъ руководствомъ и при постоянномъ мо-
емъ непосредственномъ участіи, до осени 1884
года, т.-е. до переселенія моего изъ Воронежа
въ деревню.

Главными изъ упомянутыхъ «новыхъ» на-
чалъ, конечно, весьма враждебно встрѣченныхъ
тогдашними оффиціальными воронежскими пе-
дагогами, были: во-первыхъ, устраненіе въ
учебно-воспитательномъ дѣлѣ всякаго насилія,
т.-е. наградъ, наказаній, и внѣшней, извнѣ
установленной дисциплины, чтобы развитіе и
обученіе учащихся опиралось исключительно
на живые примѣры, на нравственное воздѣй-
ствіе, на внутренній интересъ занятій, на со-
знаніе и добрую волю учениковъ; во-вторыхъ,
широкое примѣненіе ко всѣмъ занятіямъ, безъ
различія предметовъ, начала наглядности; въ-,
третьихъ, вообще такая организація школь-
ной жизни, чтобы она вела дѣтей къ все-
стороннему и самодѣятельному развитію ихъ
природы. Здѣсь нѣтъ надобности распростра-
няться о томъ, какъ именно и съ какимъ
успѣхомъ примѣнялись и проводились въ
школѣ эти основныя начала. Скажу только,
что школа вела свое дѣло гласно, открыто, у
всѣхъ на виду, открывая свои двери не только
для оффиціальныхъ лицъ, но и для всѣхъ же-
лающихъ, интересующихся дѣломъ; а свои
подробные отчеты она постоянно печатала
и въ мѣстныхъ изданіяхъ, и въ столичныхъ

педагогическихъ журналахъ, правдиво изоб-
ражая въ нихъ какъ педагогическую, такъ
и хозяйственную сторону своей жизни и дѣя-
тельности. Я заговорилъ объ этой школѣ
только потому, что въ ней-то, прежде всего,
я получилъ подготовку и нѣкоторыя права,
чтобы черезъ нѣсколько лѣтъ. выступить въ
роли «учителя учителей».
Моя школа своими отчетами обратила на
себя вниманіе какъ педагогической, такъ и
общей русской прессы. Очень горячую, сочув-
ственную статью о ней напечаталъ въ «С.-Пет,
Вѣдомостяхъ» (ред. Корша) извѣстный тогда
педагогъ Я. М. Симоновичъ, пріѣзжавшій въ
Воронежъ на открытіе «дѣтскаго сада»: онъ
тогда особенно увлекался идеями Фребеля и
усердно пропагандировалъ ихъ -въ Россіи, ста-
раясь придать имъ обработку, соответствую-
щую условіямъ и потребностямъ русской жизни.
Мнѣ лично школа дала массу наблюденій и
цѣннаго опыта. Я получилъ возможность на
дѣлѣ провѣрить тѣ педагогическія идеи и те-
оріи, которыя мнѣ дало изученіе педагогиче-
ской литературы—не только русской, которая
тогда еще была очень бѣдна, а, главнымъ об-
разомъ, конечно, нѣмецкой, богатой и авто-

ритетной въ глазахъ всего образованнаго міра.
Впослѣдствіи мнѣ пришлось перенести не мало
упрековъ и даже глумленій за мнимое при-
страстіе къ нѣмецкимъ педагогическимъ тео-
ріямъ: это было въ пору новаго крикливаго
взрыва у насъ безпардоннаго патріотизма, когда
даже г. Буренинъ заявился патріотомъ и на-
родникомъ, когда наши «самобытники» усердно
кричали, что у насъ все зло отъ «нѣМца»,
который «гадитъ» намъ, какъ прежде гадилъ
французъ. Конечно* я не отрицаю, боль-
шого вліянія нѣмецкой педагогической лите-
ратуры на русскую начальную школу и на Ш
дѣятелей вообще, на меня, грѣшнаго, въ ча-
стности; но по совѣсти не могу признать этого
вліянія злокачественнымъ: оно было и необхо-
димо, неизбѣжно, и безусловно полезно. Оно
было необходимо по той причинѣ, что потреб-
ность создать народную школу, ярко вспыхнув-
шая у насъ послѣ освободительнаго акта 19 фе-
враля, захватила насъ врасплохъ, совершенно не-
готовыми къ дѣлу: у насъ не было ни учебныхъ
книгъ, ни подготовленныхъ умѣлыхъ учите*
лей, ни руководствъ. Поневолѣ пришлось об-
ратиться за живыми примѣрами и образцами
къ сосѣднему народу, богатому и опытомъ, ц

педагогической литературой, обладающему
и прочно поставленной народной школой, и
авторитетными дѣятелями на поприщѣ народ-
наго образованія, вродѣ Адольфа Дистервега,
тогда еще здравствовавшаго и издававшаго
свои «Рейнскіе Листки». При этомъ, конечно,
дѣло не обошлось безъ увлеченій и крайно-
стей. Но увлеченія и преувеличенія прошли
безслѣдно подъ вліяніемъ условій и требованій
русской жизни,—и въ результатѣ получилось
только одно добро. Русская народная школа,
созданная исключительно заботами и жертвами
земства, т.-е. лучшихъ русскихъ людей всѣхъ
сословій, все-таки не сдѣлалась сколкомъ съ
нѣмецкой школы. Нѣмецкая педагогическая
литература дала ей только тѣ общія отвлечен-
ныя идеи, тѣ общечеловѣческія основы разум-
наго обученія, которыя нельзя назвать ни нѣ-
мецкими, ни швейцарскими, ни русскими, ко-
торыми обусловливается человѣчность и разум-
ность дѣла, но отъ которыхъ вовсе не зави-
ситъ его народность, какъ не отъ общихъ
отвлеченныхъ идей зависитъ народность того
или другого произведенія Шиллера, Пушкина,
Гоголя. Къ учебно-воспитательному дѣлу, какъ
къ искусству, вполнѣ примѣнима та истина,

что не отвлеченныя общечеловѣческія идеи
дѣлаютъ его народнымъ, а своеобразное во-
площеніе этихъ идей въ живыхъ народныхъ
образцахъ, примѣненіе ихъ къ родному языку,
къ народной жизни, съ ея содержаніемъ и по-
требностями. Напримѣръ, русская школа заим-
ствовала у нѣмцевъ способъ обученія грамотѣ,
основанный на членораздѣльности человѣче-
скаго говора; но звуковой способъ русской
школы вовсе не , то, что звуковой способъ
школы нѣмецкой, и «Родное Слово» Ушин-
скаго, написанное въ общемъ по образцу, нѣ-
мецкой книжки Шерра, все-таки носитъ на
сёбѣ живую печать русской народности; оно
гораздо народнѣе тѣхъ самобытныхъ букварей
съ азами и складами, какіе еще понынѣ кое-гдѣ
практикуются у насъ,—въ немъ «русскій духъ»,
въ немъ «Русью пахнетъ». Еще примѣръ: рус-
ская школа заимствовала отъ нѣмцевъ идею
наглядности въ обученіи, какъ идею обще-
человѣческую, основанную на прочно устано-
вленныхъ научныхъ положеніяхъ психологіи;
но все-таки наглядность русскаго обученія
вовсе не то, что наглядность въ нѣмецкой
школѣ. То-есть идея-то, какъ отвлеченное
общечеловѣческое начало, одна и та же,

да примѣненіе-то, воплощеніе-то ея иное, со-
образно съ иными условіями и потребностя-
ми, съ инымъ содержаніемъ и характеромъ
русской жизни. Нѣмецкая педагогическая
литература привела насъ къ сознанію необхо-
димости органическаго сліянія въ учебно-вос-
питательномъ дѣлѣ общечеловѣческихъ на-
чалъ съ живымъ народнымъ началомъ, —
и спасибо ей за это!.. Возвращаюсь къ моему
разсказу.
Отдавшись всецѣло педагогической дѣятель-
ности, я этому дѣлу отдалъ и мое время, и
мою мысль, и мое перо. Я сдѣлался дѣятель-
нымъ сотрудникомъ какъ воронежскихъ «Фи-
лологическихъ Записокъ», включавшихъ (и
нынѣ включающихъ) въ свою программу педа-
гогическіе вопросы (преподаваніе родного
языка), такъ и столичныхъ изданій: «Педаго-
гическій Сборникъ» (редакція Н. Хр. Весселя),
«Семья и Школа» (ред. Ю. И. Симашко), «Учи-
тель» (ред. I. И. Паульсона).
Занятія и наблюденія въ школѣ и въ гим-
назіи, между прочимъ, дали мнѣ идеи и мате-
ріалы для двухъ работъ, которыя въ свое время
имѣли значительный успѣхъ и роковое значе-
ніе для моей будущности, въ^смыслѣ моего

вступленія въ роль «учителя учителей». Это бы-
ли: «Концентрическій учебникъ русской грам-
матики», въ которомъ къ изученію языка при-
лагается индуктивный методъ, и «Руководство
къ обученію грамотѣ въ связи съ предметными
уроками и упражненіями въ родномъ языкѣ»,
представлявшее собой первую попытку ввести
процессъ обученія грамотѣ въ общую систему
занятій роднымъ языкомъ. Обѣ эти работы
были изданы редакціей журнала «Семья и
Школа» въ 1870—1871 годахъ; онѣ обратили
на себя вниманіе и вызвали одобреніе не только
такихъ самостоятельныхъ и свободныхъ педа-
гоговъ, какъ Ѳ. Ѳ. Резенеръ, но и оффиціаль-
ныхъ органовъ, какъ, напр., «Журн. Мин. Нар.
Пр.», все еще пока не чуждавшагося педаго-
гическихъ вопросовъ, несмотря на его захуда-
лость съ тѣхъ поръ, какъ его оставилъ К* Д.
Ушинскій.
Въ 1872 году въ Москвѣ происходила все-
россійская политехническая выставка съ очень
полнымъ и богатымъ, для того времени, педа-
гогическимъ отдѣломъ, и особенно по началь-
ному обученію,—отдѣломъ, которымъ завѣды-
валъ начальникъ военно - учебныхъ заведеній
Н. В. Исаковъ. Министерство нар. пр., съ гр.

Д. А.' Толстымъ во главѣ, оставалось въ сто-
ронѣ отъ этой выставки, даже враждебно
относилось къ ней—можетъ быть, именно по
той простой причинѣ, что ему и нечего было
выставлять, такъ какъ для «народнаго просвѣ-
щенія» имъ ничего не было. сдѣлано—ни по-
лезнаго, ни вреднаго; тогда земство еще
одинокой безпрепятственно занималось созда-
ніемъ и установленіемъ русской ' народной
школы, безъ всякихъ тормазовъ и противо-
дѣйствій, но и безъ всякой помощи и поддерж-
ки съ той стороны, откуда оно вправѣ было
того ожидать.
По иниціативѣ Н. В. Исакова, предположено
было при учебномъ отдѣлѣ московской вы-
ставки организовать всероссійскій съѣздъ зем-
скихъ и другихъ народныхъ учителей и учи-
тельница Обиліе учебныхъ пособій для на-
чальнаго обученія, которыя были приготовлены
музеемъ военно-учебныхъ заведеній, фирмой
Фену и К° и «Педагогической библіотекой»
Ну А. Соковнина (въ Москвѣ, на Воздвиженкѣ),
представлялось очень благопріятнымъ условіемъ
для такого съѣзда въ интересахъ только что
народившейся народной школы. Предположенія
были очень широкія: и осмотръ учебныхъ по-

собій съ надлежащими объясненіями, и лекціи
по главнымъ предметамъ элементарнаго курса,
и практическія занятія—уроки въ школѣ, съ
бесѣдами по поводу ихъ, и обсужденіе наи-
болѣе существенныхъ вопросовъ школьнаго
дѣла, примѣнительно къ условіямъ и потреб-
ностямъ русской жизни. Но осуществить уда-
лось только весьма немногое, и то наскоро,
потому что эти предположенія натолкнулись
на упорное противодѣйствіе мин. нар. пр.
Довольно продолжительная борьба двухъ вѣ-
домствъ затянула самое рѣшеніе вопроса о
томъ, быть или не быть задуманному съѣзду.
Вопросъ разрѣшился въ утвердительномъ смы-
слѣ только въ концѣ весны. Приглашенія на
съѣздъ были разосланы земствамъ слишкомъ
поздно. Дѣло пришлось ограничить исключи-
тельно лекціями и осмотромъ учебныхъ пособій.
Съѣздъ вышелъ далеко не всероссійскимъ; но
все-таки собралось съ разныхъ концовъ Россіи
до 800 слушателей, въ числѣ которыхъ было
не мало земскихъ людей. Обширное и вполнѣ
удобное помѣщеніе для лекцій устроили въ
манежѣ. Лекторами были приглашены: по род-
ному языку—я, по ариѲметикѣ—В. А. Евту-
шевскій и по хоровому пѣнію г. Альбрехтъ.

Для меня это приглашеніе явилось совершен-
ной неожиданностью, которая очень смутила
меня, тѣмъ болѣе, что времени для подготовки
въ моемъ распоряженіи было очень мало, не
болѣе трехъ недѣль, а я вовсе не считалъ себя
достаточно подготовленнымъ къ отвѣтствен-
ной роли «учителя учителей». Въ виду совер-
шенно особенныхъ условій только-что народив-
шейся русской народной школы и неподгото-
вленности ея учительства .къ дѣлу, не пред-
ставлялось никакой возможности пользоваться
готовымъ матеріаломъ; было необходимо мно-
гое обрабатывать заново, самостоятельно, по
своему крайнему разумѣнію, — такъ сказать,
«создавать».
Не скажу, чтобы я былъ доволенъ моими
московскими лекціями. Мнѣ приходилось въ
первый разъ примѣнятъ мою лекторскую спо-
собность передъ такой обширной аудиторіей,
да еще рядомъ съ такимъ опытнымъ и само-
увѣреннымъ лекторомъ, каковъ былъ покойный
Евтушевскій. Недовѣрчиво относясь къ своимъ
лекціямъ, я все надѣялся восполнить ихъ про-
бѣлы, подкрѣпить мои дидактическія и мето-
дическія изложенія, освѣтить, иллюстрировать
ихъ примѣрными уроками въ школѣ, но, къ

сожалѣнію, уроки не состоялись, вопреки на-
стояніямъ лекторовъ, такъ какъ Евтушевскій
держался того убѣжденія, что дидактика и
методика безъ живыхъ примѣровъ, въ формѣ
уроковъ, теряетъ 50% своего значенія; а въ
нашихъ лекціяхъ, сообразно съ потребностями
тогдашняго учительства, преобладающую роль
играли именно дидактика и методика; вѣдь то
было учительство, въ большинствѣ, безъ всякой
спеціальной подготовки и съ самымъ умѣрен-
нымъ общеобразовательнымъ цензомъ, попав-
шее въ школу совершенно случайно. Да, кромѣ
того, дидактика и методика тогда были у насъ
совершенной новостью даже и для большин-
ства преподавателей среднихъ учебныхъ заве-
деній; руководящихъ сочиненій по этимъ Пред-
метамъ на русскомъ языкѣ почти вовсе не было
не только оригинальныхъ, но и переводныхъ.
Такъ какъ школы для уроковъ намъ не дали,
то живые дѣйствительные уроки дѣтямъ по-
надобилось замѣнять изложеніемъ сочиненныхъ
уроковъ; но развѣ такія искусственныя иллю-
страціи могли замѣнить живую действитель-
ность?
Какъ-никакъ, все-таки лекціи мнѣ удались
гораздо лучше, нежели я ожидалъ, а живыя

бесѣды, иногда совершенно неожиданныя, но
всегда очень интересныя для меня, которыми
лецкіи нерѣдко сопровождались, окончательно
примирили меня съ этимъ первымъ дебютомъ
въ роли «учителя учителей». Обыкновенно
послѣ лекціи подходило ко мнѣ пять-шесть
бойкихъ молодыхъ людей съ вопросами или
возраженіями по поводу выслушанной лекцій,
требуя объясненій, дополненій, примѣровъ;
возникали споры, дебаты, иногда очень инте-
ресные, и во всякомъ случаѣ шелъ живой,
свободный обмѣнъ мыслей. Бесѣда начиналась
тутъ же въ аудиторіи, а продолжалась въ саду
и часто затягивалась на нѣсколько часовъ,
Даже переносилась ко мнѣ на квартиру.
Впослѣдствіи, когда я привелъ въ порядокъ
и нѣсколько обработалъ мои лекціи, онѣ яви-
лись въ печати подъ названіемъ «Родной языкъ,
какъ предметъ обученія въ народной школѣ съ
трехгодичнымъ курсомъ». Книга удостоилась
даже рекомендаціи мин. нар. пр. и имѣла зна-
чительный успѣхъ; она выдержала 12 изданій.
Что сказать объ учительствѣ новорожден-
ной русской народной школы, собравшемся
на этотъ первый (и послѣдній ?) всероссійскій
съѣздъ? О неподготовленности его къ дѣлу

въ большинствѣ я уже говорилъ, но среди
него замѣчалось не мало живыхъ, преданныхъ
дѣлу и даровитыхъ людей. Опредѣленнаго
типа русскаго народнаго учителя еще не вы-
работалось. Общая масса представляла чрезвы-
чайное разнообразіе. Изъ этой массы, въ общемъ
довольно сѣренькой, на мой взглядъ выдава-
лись учителя вятской и херсонской губерній.
Въ вятской группѣ находился энтузіастъ зем-
ской школы, педагогъ-священникъ Н. Н. Бли-
новъ, симпатичнѣйшій человѣкъ, страстно пре-
данный дѣлу народнаго образованія, широко
понимавшій задачу народной школы. Онъ
тогда былъ уже извѣстенъ своею умною книж-
кой «О способахъ преподаванія предметовъ
элементарнаго курса», написанной горячо и
съ ^хорошимъ пониманіемъ дѣла; а теперь при-
везъ въ Москву въ рукописи свой новый
трудъ «Ученье—свѣтъ», съ которымъ позна-
комилъ меня и съ которымъ я познакомилъ
аудиторію, какъ съ превосходнымъ курсомъ
«родиновѣдѣнія» для народной школы. Книжка
эта была издана въ Москвѣ Мамонтовымъ и
до сихъ поръ пользуется вполнѣ заслужен-
нымъ успѣхомъ.
Вятское и херсонское учительство выдѣля-

лось своею любознательностью, жаждою зна-
нія и свѣта. Еще обращала на себя особенное
вниманіе довольно многочисленная группа вос-
питанниковъ новгородской учительской се-
минаріи (земской, чуть ли не первой въ Россіи);
эта молодежь изъ крестьянъ, бойкая, пытли-
вая, даровитая, явилась въ Москву съ дирек-
торомъ семинаріи во главѣ, извѣстнымъ въ то
время педагогомъ барономъ Ж О. Косинскимъ.
Это былъ чрезвычайно оригинальный, простой
и добрый человѣкъ. Среди своихъ учениковъ,
будущихъ учителей, онъ казался не директо-
ромъ чиновникомъ во вкусѣ гр. Д. А. Тол-
стого, а старшимъ товарищемъ съ большимъ
вліяніемъ, которое опиралось не на внѣшнюю
директорскую власть, а на живую нравствен-
ную силу человѣка больше развитого, больше
знающаго, больше жившаго и мыслившаго.
Въ отношеніяхъ между нимъ и этою крестьян-
скою молодежью было что-то трогательное,
любовное, наивно-возвышенное, чего мнѣ боль-
ше уже никогда не приходилось наблюдать
въ отношеніяхъ между русскими директорами
и ихъ воспитанниками. Оно и понятно: вѣдь
вскорѣ живое педагогическое начало стало
чахнуть и умирать въ нашемъ педагогическомъ

мірѣ, вытѣсняемое бездушнымъ формализмомъ.
Когда приходилось разговаривать съ новго-
родскою молодежью, руководимою М. О. Ко-
синскимъ, вѣрилось, что изъ этихъ здоровыхъ
крестьянскихъ ребятъ выработаются хорошіе и
оригинальные работники для народной школы,
съ прекрасными идеалами, съ устойчивою лю-
бовью къ дѣтямъ народа и къ школѣ, съ
огонькомъ и достаточною долей живого учи-
тельскаго творчества. И эта вѣра такъ радо-
вала въ то время: вѣдь тогда еще никому
въ голову не приходило, чтобы такія-то имен-
но качества и можно было признавать опас-
ными, лишними, нежелательными въ народномъ
учителѣ... Да, была и для нашего отечества
свѣтлая пора возвышенныхъ идеаловъ, благо-
родныхъ увлеченій, беззавѣтной вѣры,—«была
да сплыла»: возвратится ли, повторится ли она
когда нибудь?...
Не знаю, что вышло изъ той новгородской
молодежи въ концѣ концовъ. У М. О. Ко-
синскаго вскорѣ начались нелады и съ мини-
стерствомъ, которое косо смотрѣло на этого
человѣка съ чистою, хрустальною душой, какъ
на либерала-народника, и съ земствомъ, кото-
рому не нравилась самостоятельность избран-

наго имъ директора,—и пришлось этому бла-
городному, недюжинному человѣку отказаться
отъ созданной имъ семинаріи.
Въ общемъ этотъ первый (и послѣдній?)
всероссійскій съѣздъ работниковъ народной
школы и дѣятелей народнаго образованія
нельзя признать удачнымъ, хотя это произошло
отнюдь не по винѣ его иниціаторовъ.
Очевидно было, что многія земства, при-
знавшія дѣло народнаго образованія и сози-
даніе на Руси народной школы одною изъ
краеугольныхъ своихъ задачъ, а вмѣстѣ съ
тѣмъ — сознававшія чрезвычайную трудность
этого дѣла, возлагали большія надежды на
этотъ съѣздъ: они надѣялись, что здѣсь вы-
яснятся хоть нѣкоторые изъ наиболѣе важныхъ
вопросовъ относительно организаціи народной
школы, ея учебной программы и правильной
постановки въ ней учебно-воспитательнаго
дѣла, сообразно съ условіями и потребностями
жизни; они послали сюда наиболѣе чуткихъ
и энергическихъ представителей; они коман-
дировали своихъ лучшихъ, самыхъ надежныхъ
и даровитыхъ учителей и обязали ихъ подроб-

ными отчетами обо всемъ, что они услышатъ
и увидятъ въ Москвѣ на съѣздѣ.
Нельзя сказать, чтобы съѣздъ вовсе не
оправдалъ этихъ надеждъ, но во всякомъ
случаѣ' онъ* далъ меньше, чѣмъ отъ него
ждали и чѣмъ онъ могъ бы дать при иной,
болѣе свободной и болѣе согласной съ жела-
ніями иниціаторовъ, организаціи его.
Во-первыхъ, какъ уже было сказано, ему
недоставало школы для практическихъ занятій,
т.-е. для примѣрныхъ уроковъ прежде всего
лекторовъ-руководителей, а потомъ и желаю-
щихъ изъ курсистовъ. Безъ такой живой
иллюстраціи, сопровождаемой объясненіями и
обсужденіями, дидактическія и методическія
изложенія потеряли и должны были потерять
половину своей цѣны. Въ настоящее время,
когда наше учительство достаточно овладѣло
техникою обученія и примѣненіемъ на прак-
тикѣ общихъ дидактическихъ положеній, когда
оно болѣе или менѣе знакомо съ существую-
щими учебными пособіями и умѣетъ пользо-
ваться ими, такіе уроки, да, пожалуй, и такія
лекціи, какія нужны были тогда, утратили
свое доминирующее значеніе. Но не то было
тридцать лѣтъ тому назадъ.

Во-вторыхъ, съѣзду недоставало живыхъ
и свободныхъ совѣщаній по общимъ школь-
нымъ вопросамъ, особенно важныхъ въ то
время. Народная школа только что возникала
и формировалась. У нея не было ни традицій,
ни опыта, ни запаса наблюденій, ни понимаю-
щихъ дѣло руководителей, ни точно обозна-
ченной задачи, ни выработанной программы,
ни крѣпкой связи съ жизнью.
Всѣ были убѣждены въ одномъ: что дѣтей
освобожденнаго народа надо учишь, не жалѣя
для этого ни средствъ, ни силъ. Даль откры-
валась широкая, просторная, но не было не
только проторенной дороги, даже и примѣр-
ныхъ вѣхъ, чтобы ее проложить. Поэтому
земства и отдѣльныя личности, при самыхъ
лучшихъ пожеланіяхъ, работали вразбродъ и
въ полутьмѣ; каждый на свой страхъ шелъ
впередъ безъ увѣренности, нетвердыми, коле-
блющимися шагами. Понятно, какую большую
и важную службу могъ бы тутъ сослужить
московскій съѣздъ своими совѣщаніями и по-
становленіями, какія ошибки могъ предупре-
дить, какіе существенные вопросы освѣтить.
Вѣдь тутъ собралась масса и горячихъ энту-
зіастовъ, и людей благоразумнаго опыта, и

теоретиковъ-идеалистовъ, и людей близкихъ
къ народу, хорошо знакомыхъ съ его жизнью,
его нуждами и потребностями. Тутъ возмо-
женъ былъ живой обмѣнъ драгоцѣнными
опытами и наблюденіями, жизненными идеями
и планами. Возможны были и цѣнные осно-
вательные выводы.
Грустно подумать, что все это пропало,
благодаря упорному и грубому (чтобы не ска-
зать болѣе) противодѣйствію тѣхъ, кто обя-
занъ бы содѣйствовать правильной организа-
ціи создаваемой народной школы и наилуч-
шей постановкѣ ея дѣла.
Такъ или иначе, но несомнѣнно одно, что
московскій всероссійскій учительскій съѣздъ
1872 года, при всѣхъ его несовершенствахъ,
много способствовалъ оживленію и подъему
интереса къ народной школѣ, къ народному
учителю и къ народному образованію въ рус-
скомъ обществѣ вообще, въ земствѣ особенно.
Земская школа стала предметомъ особеннаго
вниманія. На ея благоустройство обратились
серьезныя заботы; ею интересовались; на нее
уповали, какъ на могучее и единственное вѣр-
ное средство внести въ народную жизнь на-
чала человѣчности, культуры, просвѣщенія.

Ряды ея учительства стали пополняться обра-
зованными и одушевленными безкорыстными
добровольцами. Немного ихъ было, но они
сыграли крупную роль въ исторіи русской
народной школы: это были свѣточи среди
сумерекъ, которые распространяли вокругъ
себя если не особенно яркій, то во всякомъ
случаѣ благотворный свѣтъ. Не безъ ихъ по.-
мощи наша народная земская школа все-таки
подвигалась впередъ, хотя медленно, но не-
уклонно, за тридцать лѣтъ своего существо-
ванія, болѣе обильнаго невзгодами, грозами,
и бурями, нежели ясными солнечными днями.

II.
Съѣзды народныхъ учителей.

Возбужденіе въ русскомъ обществѣ инте-
реса къ народному образованію и къ созда-
ваемой земствомъ народной школѣ, совпавшее
съ московскимъ всероссійскимъ съѣздомъ 1872
года и много усиленное имъ, между прочимъ,
обнаружилось напряженною заботой о подня-
тіи умственнаго и спеціально-педагогическаго
уровня учительства, работающаго въ народной
школѣ. Это было необходимо, чтобы — не
говорю — хорошо', а хотя сносно, поставить
учебно-воспитательное дѣло. Я уже говорилъ,
что находить сколько нибудь подготовленныхъ
начальныхъ учителей тогда у земства не было
никакой возможности; до сихъ поръ не было
заботъ о приготовленіи такихъ учителей и для
такъ называемыхъ ((приходскихъ» училищъ,
въ которыхъ дѣло шло изъ рукъ вонъ плохо;
говорю, какъ очевидецъ, что въ нихъ за три,
за четыре года дѣти (и то далеко не всѣ)

научались только кое-какъ, по складамъ, раз-
бирать печатную книжку, безъ всякаго пони-
манія, да механически списывать прописи. Но
земство, состоящее изъ лучшихъ русскихъ
людей всѣхъ сословій, принимающее дѣло на-
роднаго образованія близко къ сердцу, какъ
одну изъ главнѣйшихъ своихъ гражданскихъ
обязанностей, не могло мириться съ такимъ
учительскомъ. Ему принадлежалъ починъ въ
дѣлѣ устроенія учительскихъ семинарій, школъ,
съѣздовъ и курсовъ. Мнѣ уже приходилось
упоминать о новгородской учительской семи-
наріи, съ бар. М. О. Косинскимъ во главѣ;
здѣсь упомяну о женскихъ учительскихъ шко-
лахъ—въ Твери (Максимовича) и въ Костромѣ.
Какъ на одно изъ сильныхъ и, сравнительно,
скорыхъ средствъ для возможнаго усовершен-
ствованія учительскаго персонала и учебно-
воспитательнаго дѣла въ земскихъ школахъ,
число которыхъ росло съ каждымъ годомъ,
земство смотрѣло на учительскіе съѣзды. Они
не только просвѣтляли педагогическія понятія
учителей, знакомили ихъ съ правильными ме-
тодами обученія, но и подымали ихъ духъ,
воодушевляли и объединяли это учительство,
разбросанное по глухимъ селамъ и деревнямъ,

лишенное всякаго общенія съ культурнымъ
міромъ, съ интеллигентными людьми и между
собою. И вотъ — учительскіе съѣзды стали
очень распространеннымъ явленіемъ во всѣхъ
концахъ Россіи—темной, безграмотной, невѣ-
жественной, но пробудившейся отъ долгаго
сна, жаждущей свѣта и живого дѣла. Отсут-
ствіе преувеличенной регламентаціи давало
полную возможность такъ организовать эти
съѣзды, чтобы они отвѣчали живымъ потреб-
ностямъ школы, учительства и жизни, чѣмъ
обусловливалась ихъ продуктивность. Доста-
точно вспомнить объ извѣстныхъ -съѣздахъ
на югѣ, которые были организованы барономъ
Н. А. Корфомъ, превосходно поставившимъ
земскую школу въ Своемъ александровскомъ
уѣздѣ (екатеринославской губерніи): никакая
учительская семинарія, руководимая чиновни-
ками не можетъ дать работникамъ школы,
того, что давали эти съѣзды, возбуждавшіе
въ нихъ энергію, воодушевленіе и учительское
творчество, т.-е. тѣ живыя силы, безъ кото-
рыхъ невозможно удовлетворительное выпол-
неніе учебно-воспитательнаго дѣла.
Тогда учительскіе съѣзды организовались
безъ всякихъ препятствій, почти «явочнымъ»

порядкомъ, по той программѣ, какая выраба-
тывалась приглашенныхъ руководителемъ по
соглашенію съ пригласившимъ его земствомъ,
безъ всякаго участія въ этомъ дѣлѣ чиновни-
ковъ, очень мало его понимавшихъ. Чиновникъ
обыкновенно молчаливо присутствовалъ на
занятіяхъ съѣзда, съ званіемъ «наблюдателя)),—
больше для проформы, не рискуя вмѣшиваться
въ эти занятія. Оно и понятно: это были
чиновники не только безъ всякихъ педагоги-
ческихъ идей и знаній, но и вообще малообра-
зованные, лишенные всякаго нравственнаго
вліянія на подчиненное имъ учительство. А ру-
ководителей земство избирало изъ лицъ болѣе
или менѣе компетентныхъ, авторитетныхъ въ
учебно - воспитательномъ дѣлѣ, внушающихъ
довѣріе мѣстнымъ ^людямъ, вродѣ бар. Н. А.
Корфа или В. Л. Водовозова. Понятно, что на
такомъ руководителѣ всецѣло и лежала вся
руководящая работа, а наблюдатель-чиновникъ
поневолѣ игралъ совершенно пассивную, говоря
по правдѣ — довольно жалкую роль; на него
никто не обращалъ вниманія, да и самъ онъ
благоразумно не претендовалъ на активное
участіе въ занятіяхъ, превышающихъ его пони-
маніе; а если это былъ человѣкъ совѣстливый,

не вовсе лишенный такта и благороднаго' само-
любія, то онъ прямо устранялся, вполнѣ пола-
гаясь на руководителя и не ставя въ неловкое
положеніе своего синяго вицъ-мундира со свѣт-
лыми пуговицами. Тогда у насъ еще не вырабо-
тался типъ оффиціальнаго педагогическаго
аргуса, полагающаго, что одно званіе уже
дѣлаетъ его компетентнымъ педагогомъ, и
наивно смѣшивающаго педагогическое дѣло съ
полицейскимъ. Задатки этого типа появились
очень скоро: они лежали въ ветхозавѣтныхъ
дореформенныхъ традиціяхъ еще далеко не вы-
вѣтрившихся у насъ и по сію пору. Но полная
выработка этого типа относится къ 90-мъ го-
дамъ; замѣчательные экземпляры его я наблю-
далъ: въ 1897 году въ Тамбовѣ и въ 1902 г.
въ Воронежѣ.
Послѣ московскаго съѣзда 1872 года, въ
число лицъ, облеченныхъ лестнымъ довѣріемъ
земства и оффиціально признаваемыхъ надеж-
ными «учителями учителей», попалъ и я, мно-
гогрѣшный. Съ 1873 года на меня со всѣхъ
сторонъ посыпались земскія предложенія —
принять на себя руководительство съѣздомъ
народныхъ учителей и учительницъ.
Приглашенія эти поставили меня въ необхо-

димость немедленно рѣшить два существенные
вопроса: во-первыхъ, принимать ли подобныя
предложенія, насколько возможно выполненіе
ихъ сообразно съ временемъ и силами, какими
я располагаю, т.-е. запрягаться ли въ упряжку
«учителя учителей»; во-вторыхъ, если «да»,
то какую программу слѣдуетъ признать наибо-
лѣе соответствующей современнымъ потребно-
стямъ школы, чтобы честно послужить дѣлу
народнаго образованія?
Первый вопросъ рѣшался утвердительно
внутреннимъ влеченіемъ, которое побѣдить
или заглушить было прямо невозможно: дѣло
это властно манило меня къ себѣ, и я не въ си-
лахъ былъ уклониться отъ роли «учителя учи-
телей», разъ испытавши ея сладость, увѣровавЪ
и въ свою способность къ этому дѣлу, и въ
полезность этого дѣла, какъ я его понималъ.
Конечно, изъ многихъ предложеній при-
ходилось останавливаться только на нѣкото-
рыхъ,—на всѣ у меня не хватило бы ни вре-
мени, ни силъ.
Первый провинціальный съѣздъ я провелъ
въ Костромѣ, лѣтомъ 1873 года, и подготов-
ка къ этому съѣзду повела къ возможно осно-
вательному рѣшенію вопроса о программѣ за-<

нятій. На этой программѣ я долженъ остано-
виться, потому что она послужила мнѣ схемой
для цѣлаго ряда съѣздовъ, происходившихъ
подъ моимъ руководствомъ. Только схемой,
потому что содержаніе рубрикъ не могло оста-
ваться безъ измѣненій изъ года въ годъ, въ
зависимости какъ отъ разнообразія условій и
потребностей школы и учительства, такъ и отъ
постояннаго движенія впередъ учебно воспи-
тательнаго дѣла, какъ искусства, въ основу
котораго полагаются болѣе или менѣе прочно
установленныя научныя положенія. Особенно
важное значеніе здѣсь имѣли успѣхи психо-
логіи: черезъ нѣсколько лѣтъ отъ Бенеке, на
котораго у насъ опиралась теорія учебно-воспи-
тательнаго искусства въ 60-хъ и 70-хъ годахъ,
ничего не осталось. Содержаніе рубрикъ съ
каждымъ годомъ измѣнялось, но схема сохра-
нялась и, какъ я думаю, будетъ сохраняться
по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока всякіе
спеціально-педагогическіе съѣзды и курсы, въ
силу живой потребности, не замѣнятся обще-
образовательными. Начало такой замѣнѣ бли-
стательно положено павловскими курсами, и
этому нельзя не порадоваться, потому что
паше современное учительство уже далеко не

то, что было четверть вѣка тому назадъ: глав-
ною его потребностью, имъ самимъ сознанною,
стало расширеніе и пополненіе общаго образо-
ванія, научнаго знанія, которымъ слишкомъ
скудно надѣляютъ его наши убогія учитель-
скія семинаріи.
Выработанная мною программа занятій, при
обдумываніи которой я имѣлъ въ виду при-
меръ московскаго съѣзда, съ его достоинства-
ми и недостатками, была такова
і. Теоретическія занятія въ формѣ живыхъ
изложеній и бесѣдъ по вопросамъ учёбно-
воспитательнаго дѣла, съ выясненіемъ науч-
пыхъ положеній, служащихъ обоснованіемъ
его. Вотъ эти-то изложенія всего болѣе под-
лежали измѣненіямъ.и переработкамъ по мѣрѣ
того, какъ оказывалось возможнымъ усиливать
ихъ серьезность и научный характеръ. Тотъ,
преимущественно, такъ сказать «рецептурный»,
дидактическій и методическій матеріалъ, ко-
1) Прошу извиненія у читателей за нѣкоторыя подробно-
сти моихъ теоретическихъ изложеній, здѣсь допущенныя. Говоря
о своей дѣятельности, какъ „учителя учителей", я долженъ; же,
хоть въ самыхъ существенныхъ чертахъ, показать, чему я .ста-
рался научить своихъ Многочисленныхъ (болѣе 4-хъ тысячъ)
учениковъ-учителей. Впрочемъ, я стараюсь не злоупотреблять
вниманіемъ читателей.

торый давали московскія лекціи, мало-по-малу
утрачивалъ свое значеніе, когда ряды учи-
тельства стали пополняться людьми съ поря-
дочной, хотя бы исключительно спеціальной,
подготовкой. Все настойчивѣе и очевиднѣе
проявлялась необходимость въ установленіи и
разъясненій научныхъ положеній психологіи
и логики для прочнаго обоснованія практики
учебно-воспитательнаго дѣла—не въ методи-
ческихъ деталяхъ, не въ смыслѣ пріемовъ обу-
ченія учительской техники, а въ его сущест-
венныхъ чертахъ, для возбужденія самодѣя-
тельной педагогической мысли и учительскаго
творчества.
Такъ какъ моею спеціальностью всегда
было преподаваніе родного языка, то понятно,
что именно4 на этой сторонѣ учебно-воспита-
тельнаго дѣла, главнымъ образомъ, и сосредо-
тачивалось мое вниманіе, а именно—на выра-
боткѣ и разъясненій основныхъ положеній для
правильной постановки въ школѣ: обученія
грамотѣ, чтенія, словесныхъ упражненій и
грамматическихъ занятій. Послѣдовательно и
неуклонно стремился я, чтобы процессъ обуче-
нія грамотѣ входилъ въ общую систему за-
нятій роднымъ языкомъ, чтобы уроки грамоты

непремѣнно были и уроками родного языка.
Точно также я стремился, чтобы главнымъ
предметомъ изученія на урокакъ родного язы-
ка и былъ этотъ самый языкъ, а не мертвая
шаблонная грамматика и условная орѳографія,
а главными занятіями—чтеніе и живыя словес-
ныя упражненія, устныя и письменныя, но не
пустословныя, а непремѣнно содержательныя;
чтобы школьное чтеніе, въ связи съ бесѣдами
нагляднаго характера, обогащало дѣтей народа
реальными знаніями и научало ихъ пользо-
ваться книгой для пріобрѣтенія знаній; чтобы
главнымъ и преобладающимъ письменнымъ
упражненіемъ въ школѣ были—не диктовка,
не списываніе, а сочиненія, т.-е. свободное и
сознательное изложеніе своихъ знаній, мыслей,
чувствованій, желаній. Я убѣжденно и рѣзко
возставалъ противъ неблагоразумной погони
въ народной школѣ за отзубриваніемъ грам-
матики и за правописаніемъ,—погони, которая
непроизводительно отнимаетъ массу дорогого
времени. Рекомендуя самую краткую програм-
му грамматическаго матеріала, преимуществен-
но имѣющаго не орѳографическое, а образова-
тельное значеніе, я неуклонно настаивалъ на
примѣненіи къ разработкѣ этого матеріала

индуктивнаго метода. Не вдаваясь въ деталь-
ную разработку этихъ основныхъ положеній
въ теоріи, ограничиваясь только достаточнымъ
обоснованіемъ и развитіемъ ихъ, я однако же
постоянно иллюстрировалъ ихъ моими уроками
въ школѣ, стараясь давать не образцы для ко-
пированія или подражанія, а только матеріалъ
для возбужденія въ слушателяхъ самодѣятель-
ной мысли и учительскаго творчества. Впослед-
ствіи въ этомъ дѣлѣ мнѣ много помогли вы-
воды психологіи вообще, экспериментальной
психологіи особенно: въ ней я нашелъ прочное
обоснованіе для моихъ существеннѣйшихъ ди-
дактическихъ положеній, которыя безъ такой
опоры могли представляться только произволь-
ными рецептами или смѣлыми догадками.
2. Практическій, занятія въ формѣ примѣр-
ныхъ уроковъ въ школѣ, организованной по
преобладающему типу мѣстной школы,— впро-
чемъ, уроковъ ни для кого не обязательныхъ,
кромѣ руководителя. Я считалъ для себя обя-
зательнымъ давать значительное число такихъ
уроковъ въ видѣ живой иллюстраціи къ
теоретическимъ изложеніямъ, сопровождая
свои уроки объясненіями и обсужденіями: но
обязывать такими уроками курсистовъ—по

очереди или по назначенію- -не признавалъ и
не признаю цѣлесообразнымъ. Во-первыхъ,
живые уроки возможны только по внутрен-
нему влеченію, а не по наряду. Во-вторыхъ,
уроки на съѣздѣ, при многолюдномъ собраніи,
требующіе нѣкоторой привычки, самообладанія
и увѣренности въ себѣ, не для всякаго
возможны: для человѣка застѣнчиваго и нерв-
наго, не обладающаго достаточною внутрен-
нею силой, чтобы преодолѣть свою застен-
чивость и нервность, они истинное страданіе,
въ нѣкоторомъ родѣ—жестокая и вовсе ненуж-
ная пытка. Въ самомъ дѣлѣ, на что она нужна?
Вѣдь урокъ, данный передъ съѣздомъ;, не? имѣ-
етъ цѣлью испытаніе учителя, потому что это
было бы совершенно безсмысленное испытаніе,
которое сплошь да рядомъ бойкаго смѣльчака
возвеличивало бы надъ дѣльнымъ скромнымъ
работникомъ. Не можетъ быть цѣлью его и
наученіе практиканта, потому что одинъ
урокъ, данный передъ съѣздомъ, ничему на-
учить не можетъ, какой бы обстоятельною
критикой, какимъ бы приговоромъ онъ ни
сопровождался. Кстати о приговорахъ. Меня
всегда удивляла манера нѣкоторыхъ руко-
водителей, во-первыхъ? освобождать отъ сво-

бодного обсужденія собственные -уроки, во-
вторыхъ, такъ ставить бесѣды объ урокахъ
практикантовъ, какъ будто учитель—подсу-
димый, котораго надо въ чемъ-то обвинить
или оправдать. Такъ, напримѣръ, было поста-
влено дѣло въ Воронежѣ въ 1902 году.
Правда, что руководительскіе уроки, изъ-
ятые изъ обсужденія, какъ мнимое совершен-
ство, здѣсь были, безъ преувеличенія, ниже
всякой критики. Можетъ быть, именно по-
тому-то они и были гарантированы отъ сво-
боднаго обсужденія, хотя насмѣшливое отно-
шеніе къ нимъ аудиторіи все-таки проры-
валось очевидно: «шила въ мѣшкѣ не ута-
ишь». Но зато уроки учителей-практикан-
товъ сопровождались самыми рѣшительными
и безапелляціонными • приговорами, такъ что
обсужденіе больше походило на разборъ уго-
ловнаго дѣла въ судѣ, нежели на педагогиче-
скую бесѣду.
і На мой взглядъ, котораго я всегда держал-
ся тутъ дѣло не въ приговорѣ объ отдѣль-
номъ урокѣ или отдѣльной личности. Даваніе
уроковъ для такихъ приговоровъ, да еще по
наряду, по распоряженію начальства, безъ пра-
ва и возражать, и вносить въ свой урокъ

собственное учительское творчество,' строго
слѣдуя данному шаблону,—дѣло столько же
безполезное, сколько жестокое. Если ужъ
нужны примѣрные уроки передъ многочислен-
нымъ собраніемъ, то или какъ живая иллю-
страція къ теоретическимъ изложеніямъ, те-
ряющимъ половину своего значенія безъ такой
иллюстраціи, или какъ живой матеріалъ, какъ
почва для педагогической бесѣды о тѣхъ или
другихъ общихъ вопросахъ учебно-воспитатель-
наго дѣла, которая приводила бы къ общимъ
же выводамъ, не возвеличивая и не унижая
личности практиканта, великодушно побѣдив-
шаго естественную застѣнчивость, такъ ска-
зать, жертвующаго собой въ интересахъ обща-
го наученія, и устраняя всякую полемику лич-
наго характера. При правильной постановкѣ
дѣла, при установленіи такого взгляда на
примѣрные уроки, при устраненіи различія
между уроками учителей и уроками руководи-
телей, якобы стоящими выше критики, какъ
нѣкое совершенство, при освобожденіи учи-
телей отъ шаблоновъ, особенно шаблоновъ
сомнительнаго качества, и отъ всякаго на-
силія,—недостатка въ лицахъ, желающихъ
давать уроки, попытать свои силы и послужить

дѣлу общаго наученія, какъ я знаю по опыту,
никогда не бываетъ, а уроки получаются, такъ
сказать, ((естественные», самостоятельные, при-
близительно такіе же, какіе даются этими
самыми практикантами у себя дома, въ своихъ
школахъ, безъ всякой посторонней публики:
это и полезнѣе для дѣла, и гораздо болѣе
знакомитъ руководителя съ истиннымъ до-
стоинствомъ, съ пониманіемъ своего дѣла, съ
дѣйствительными потребностями учителей,
какъ таковыхъ. Въ моей практикѣ мнѣ иногда
случалось наталкиваться на попытки насилія
со стороны наблюдателей-чиновниковъ, съ ко-
торыми и приходилось вступать въ пререканія,
и впослѣдствіи эта невинная свобода въ дѣлѣ
даванія уроковъ была поставлена мнѣ въ вину,
какъ «либеральному» руководителю. Съ нѣко-
торою гордостью могу сказать, что я, не-
смотря на то, за всѣ тридцать лѣтъ моей дѣя-
тельности, какъ «учителя учителей», оставался
вѣренъ самому себѣ.
3. Совѣщательныя занятія въ формѣ сво-
бодныхъ бесѣдъ, подчиненныхъ только пра-
виламъ порядка, охраняющаго свободу мнѣнія
и слова каждой отдѣльной личности, интересы
и благо общества и общаго дѣла. Содержаніе

совѣщаній: во-первыхъ, обсужденіе данныхъ
уроковъ, во-вторыхъ, обмѣнъ наблюденіями и
мнѣніями по поводу прочитанныхъ рефератовъ
и сообщеній по тѣмъ вопросамъ школьнаго
дѣла, внѣкласснаго обученія, жизни и дѣя-
тельности учителя, какіе наиболѣе интересуютъ
и волнуютъ учительство. Рефераты, и сообщенія
приготовлялись или заблаговременно, или во
время съѣзда и не подлежали цензурѣ на-
блюдателя, которая убила бы ихъ главное до-
стоинство—искренность, и бесѣды по поводу
ихъ представляли для всѣхъ особенный инте-
ресъ, а потому имѣли большое значеніе., Онѣ
откровенно и правдиво раскрывали истинное
положеніе мѣстной школы, съ ея учитель-
ствомъ, выясняли ея изъяны и болячки, нужды
и потребности; онѣ сближали учительство,
подымали его духъ, давали ему возможность
«отвести душу», свободно толкуя о томъ, что
всего болѣе его занимаетъ; онѣ пріучали его
свободно, правдиво, искренно высказываться.
Но эти же бесѣды, главнымъ образомъ, давали
всевозможнымъ недругамъ всякой, хотя бы и
самой невинной, свободы оружіе противъ съѣз-
довъ, руководимыхъ независимымъ лицомъ,
какимъ былъ я по .отношенію къ министерству

нар. проев. Эти «Держиморды» насмѣшливо
называли такія бесѣды «говорильней», удивля-
ясь, какъ это возможно позволять народному
учителю «говорить», тогда какъ онъ, по ихъ
мнѣнію, долженъ только слушать и молчать.
Особенно усердно металъ громы и молніи по-
койный Катковъ въ «Московскихъ Вѣдомо-
стяхъ», а потомъ и кн. Мещерскій въ «Гра-
жданинѣ». И, вѣдь, удалось-таки этимъ вра-
гамъ говоренія и апостоламъ молчанія зло-
радно задавить эти живыя учительскія собра-
нія совершенно нелѣпыми правилами о кратко-
срочныхъ курсахъ, которыя появились въ
1875 году, но вошли въ силу, какъ нѣчто
обязательное, только чрезъ десять лѣтъ. Мнѣ
еще придется говорить о нихъ. Трудно создать
живое дѣло, но дЛя того, чтобы убить его,
вовсе не требуется ни свѣтлаго ума, ни гра-
жданскаго мужества.
Изъ массы чисто школьныхъ, педагогиче-
скихъ и методическихъ, вопросовъ, которые
были предметомъ сообщеній, рефератовъ, об-
сужденіи, особенно выдѣлялись, какъ вопросы,
такъ сказать, самые «жгучіе»: объ отношеніи
школы и учителя къ мѣстному населенію, объ
установленіи общенія между учащими лицами,

о самообразованіи учителя, о его правовомъ
положеніи, объ огражденіи его отъ матеріаль-
ной нужды, отъ произвола и насилій со сто-
роны властнаго невѣжества. Говорилось горячо,
правдиво, доказательно; дѣлались умѣренныя,
но справедливыя заявленія и постановленія.
Но все-таки эти «жгучіе» вопросы и черезъ
двадцать лѣтъ оставались, и до сихъ поръ
остаются такими же «жгучими» нерѣшенны-
ми вопросами...
Такова была схема для занятій съѣздовъ,
выработанная мною, одобренная земствами, съ
которыми мнѣ приходилось имѣть дѣло, и въ
свое время санкціонированная начальствомъ.
По этой программѣ, съ необходимою перера-
боткой содержанія рубрикъ, начиная съ 1873
года, кончая 1883-мъ, съ небольшимъ переры-
вомъ, когда мнѣ пришлось быть «изъятымъ»
изъ числа благонадежныхъ руководителей, я
провелъ съѣзды: въ Костромѣ два раза, въ
Херсонѣ, въ Псковѣ два раза, въ Великихъ
Лукахъ, въ Нижне - Тагильскомъ заводѣ, въ
Ирбитѣ и въ Шадринскѣ, всего девять съѣз-
довъ. Кромѣ того, въ 1881 году мнѣ случи-
лось принимать участіе на съѣздѣ учителей и
учительницъ въ С.-Петербурге: я излагалъ

основы обученія грамотѣ~ безъ книгъ, по со-
ставленнымъ мною стѣннымъ таблицамъ.
Особенно памятенъ мнѣ первый мой
съѣздъ—въ Костромѣ, происходившій въ 1873
году, можетъ-быть, именно потому, что онъ
былъ первый, что имъ начались мои педаго-
гическія поѣздки по Россіи въ качествѣ воль-
наго «учителя учителей».
Надо сказать, что то была пора свѣтлыхъ,
такъ сказать, «весеннихъ» впечатлѣній, кото-
рыя не забываются. Тогда вся Россія жила
полною жизнью. Жизнь кипѣла даже въ глу-
хихъ провинціальныхъ городахъ. Всѣ вѣрили
въ полное обновленіе и быстрое движеніе впе-
редъ Такъ долго стоявшаго на одномъ мѣстѣ
отечества. Въ земскихъ учрежденіяхъ, какъ
въ чемъ-то прочномъ, почти непоколебимомъ,
видѣли несомнѣнный залогъ движенія впе-
редъ—безповоротнаго и цѣлесообразнаго. Ме-
жду прочимъ, всѣ рвались съ энтузіазмомъ
отдать свои силы и средства на дѣло просвѣ-
щенія.и, очеловѣченія массы освобожденнаго,
но темнаго и невѣжественнаго народа, надѣясь
просвѣщеніемъ довершить дѣло освобожденія.
Такимъ стремленіемъ было одушевлено и ко-
стромское земство, три года подъ-рядъ у стран-

вавшее учительскіе съѣзды и основавшее жен-
скую учительскую школу по образцу такой же
школы Максимовича въ Твери, и костромское
дворянство, охотно открывшее для учитель-
скихъ съѣздовъ роскошный залъ дворянскаго
собранія, съ интересомъ слѣдившее за всѣми за-
нятіями этихъ съѣздовъ. Первый учительскій
съѣздъ, въ 1872 году, здѣсь велъ В. И. Водо-
возовъ; онъ умѣлъ возбудить въ мѣстномъ учи-
тельствѣ жажду знанія, стремленіе къ самоусо-
вершенствованію, теплое отношеніе къ школѣ
и къ учащимся, оставивъ по себѣ самую лучшую
память, какъ4 многосторонне образованный и
гуманный педагогъ, сподвижникъ Ушинскаго
и Стоюнина. На мою долю выпало; сравнитель-
но, болѣе легкое дѣло—продолжать то, чему
уже было положено хорошее начало. В,ъ
общемъ, занятія шли стройно и одушевленно;
залъ былъ открытъ для всѣхъ желающихъ й
всегда совершенно полонъ. Это присутствіе
многолюдной и разнообразной публики отнюдь
не мѣшало дѣлу, ^напротивъ, оно отчасти слу-
жило коррективомъ, какъ драгоцѣнный общест-
венный контроль, не обидный, не унижающій,
а только сдерживающій; отчасти оно увеличи-
вало подъемъ духа и одушевленіе учительства,

которое съ нѣкоторою гордостью сознавало и
чувствовало себя предметомъ лестнаго обще-
ственнаго вниманія и общественной заботы.
Это вниманіе, эта искренняя забота костром-
ского общества 1873 года обнаружилась фак-
тически вотъ по какому случаю.
Однимъ изъ «жгучихъ» вопросовъ, горячо
обсуждавшихся на совѣщательныхъ занятіяхъ
съѣзда, былъ вопросъ о лучшемъ матеріаль-
номъ обезпеченіи учащихъ лицъ—особенно
на случай болѣзни, потери силъ, обученія дѣ-
тей и т. под.
Надо сказать, что положеніе учащихъ лицъ
въ костромской губерніи тогда было совсѣмъ
печальное; полученныя мною непосредственно
изъ перваго источника свѣдѣнія показали, что
учащія лица здѣсь получаютъ жалованья отъ
70 р. (?) до 200 р. ,въ годъ. Развѣ это не
граничитъ съ нищетой и голоданіемъ? Свѣ-
дѣнія, собранныя мною, я привелъ въ поря-
докъ и напечаталъ при отчетѣ о занятіяхъ
съѣзда ;(см. приложеніе къ докладамъ управы
очередному губернскому земскому собранію
1873 года^ стр. 40—47). При осбужденіи ска-
заннаго вопроса возникла мысль основать
«ссудо-сберегательную кассу народныхъ учите-

лей и учительницъ костромской губерніи».
Избрали для обсужденія вопроса особую ко-
миссію, выработали, обсудили и утвердили
основныя положенія устава кассы.
Представители земства отнеслись къ дѣлу
съ полнымъ сочувствіемъ и обнадежили де-
нежною поддержкой со стороны земства, что
впослѣдствіи и оправдалось: губернское земство
внесло въ кассу единовременно 1.500 рублей и
нѣкоторое время ежегодно вносило въ нее по
500 р, Чтобы положить начало фонду кассы,
безъ котораго она не могла бы функциони-
ровать, былъ устроенъ въ залѣ дворянскаго
собранія литературно - вокально - музыкальный
вечеръ съ участіемъ лучшихъ мѣстныхъ музы-
кальныхъ и вокальныхъ силъ и учительскаго
хора, а также была открыта подписка. Мѣст-
ное общество сочувственно отозвалось на это
благое дѣло: въ числѣ исполнителей, рядомъ
съ народными учителями, охотно выступали
представители провинціальной аристократіи;
билеты разбирались на расхватъ, несмотря на
лѣтнее глухое время и на выселеніе многихъ
мѣстныхъ жителей за-городъ; подписка шла
бойко, — и въ концѣ концовъ, при крайней
умѣренности цѣнъ, въ пользу кассы, за всѣми

расходами, очистилось 733 р. 50. Основныя
положенія устава и денежный отчетъ см. въ
томъ же приложеніи, стр. 47—49.
Если бы постановленія съѣзда были приве-
дены въ исполненіе безъ оттяжекъ, къ кото-
рымъ вообще такъ склонны русскіе люди, очень
часто горячо хватаясь за дѣло, но быстро охла-
дѣвая, то костромская касса была бы чуть ли
не первою въ Россіи кассой взаимопомощи
народныхъ учителей и учительницъ.
Къ сожалѣнію, осуществленіе ея послѣдо-
вало чуть ли не черезъ десять лѣтъ, а велась
она настолько секретно и халатно, что мѣст-
ное учительство только случайно узнало въ
1902 году о томъ, что у него четверть вѣка
существуетъ какая-то касса; нашли и распоря-
дителя-кассира, но не могли добиться ника-
кихъ свѣдѣній о состояніи и дѣятельности
кассы;, основаніе которой было задумано съ
такой горячностью и встрѣтило такое живое
сочувствіе въ мѣстномъ земствѣ и обществѣ.
Были деньги, была касса, а теперь ихъ нѣтъ,—
вотъ и вся недолга... Вся эта поучительная
исторія костромской учительской кассы изло-
жена обстоятельно г. Насимовичемъ во 2-мъ
№ журнала «Русскій Начальный Учитель» за

1903 г. въ отвѣтъ на мой вопросъ, напечатан-
ный въ газетѣ «Сѣверный Край».
Подобная же и еще болѣе грустная судьба
постигла костромскую женскую учительскую
школу, превосходно задуманное и организо-
ванное учрежденіе, къ которому земство въ
1873 году относилось съ такой заботливостью
и съ такими свѣтлыми упованіями. Во главѣ
школы стояла чрезвычайно энергическая и та-
лантливая начальница, выбранная земствомъ,
которая умѣла собрать около себя кружокъ
учительницъ, горячо преданныхъ дѣлу и хо-
рошо понимающихъ его. Эти учительницы
принимали живое участіе во всѣхъ занятіяхъ
съѣзда, интересовались ими, давали истинно
«образцовые» уроки въ школѣ, сближались
съ учительствомъ и оказывали на него самое
благотворное вліяніе. Работницы онѣ были за-
мѣчательныя, одушевленныя и неутомимыя,
Мнѣ очень бы хотѣлось назвать по имени
всѣхъ членовъ этого интереснаго интеллигент-
наго кружка, которыхъ я никогда не забуду;
но, не зная ихъ дальнѣйшей судьбы, я не
считаю себя вправѣ сдѣлать это... Воспитан-
ницы школы, тоже посѣщавшія занятія съѣзда,
производили самое пріятное впечатлѣніе, и я

смѣло предсказывалъ блестящую будущность
этому учрежденію, убѣжденный, что оно дастъ
костромской народной школѣ контингентъ
превосходныхъ учительницъ. Въ слѣдующемъ
же году, опять руководя костромскимъ съѣз-
домъ народныхъ учителей и учительницъ, я
имѣлъ возможность убѣдиться, что мои пред-
сказанія не были ошибочны. Состоялся первый
выпускъ молодыхъ дѣвушекъ, окончившихъ
курсъ школы. Какъ кандидатки на учитель-
скія мѣста въ земскихъ школахъ, эти молодыя
дѣвушки давали пробные уроки при съѣздѣ,—
и что же это были за уроки! Прежде всего—
въ нихъ очевидно сказывалась солидность,
прочность, отчетливость знаній, вынесенныхъ
изъ школы,—эти необходимыя качества, дѣ-
лающія человѣка-способнымъ передавать свое
знаніе ученикамъ просто, ясно, послѣдователь-
но. Затѣмъ—нѣкоторый недостатокъ учитель-
ской техники, пріобрѣтаемой подражаніемъ и
практикой, въ этихъ урокахъ блистательно
замѣнялся учительскимъ творчествомъ и само-
дѣятельной работой зрѣлой мысли, безъ со-
мнѣнія, стоящихъ гораздо выше подражанія
и, такъ называемой, ((опытности)), которая
часто прикрываетъ совершенную безсодержа-

тельность и полное равнодушіе. къ дѣлу. У
меня до сихъ поръ передъ глазами стоитъ по-
истинѣ образцовый урокъ О. Н. Яблоновой,
худенькой и нервной молодой дѣвушки, вло-
жившей въ этотъ урокъ всю душу свою: не
знаю, что сталось съ этой молодой дѣвушкой,
гдѣ она теперь и жива ли, но образъ ея неиз-
гладимо запечатлѣлся въ моей памяти... Если
бы да въ русской народной школѣ побольше
было такихъ учительницъ!.. Но увы! — тогда
судьба костромской женской учительской
школы уже висѣла на волоскѣ. Въ Кострому
явился новый чиновникъ-живоглотъ со всѣми
задатками того типа, о которомъ я упомя-
нулъ, и противъ школы началась настоящая
травля. Симпатичная начальница уѣхала — и
больше уже не возвращалась въ Кострому;
«Живоглотъ» съ глазами «завидущими», и
съ руками «загребущими», съѣлъ безъ соли
самое лучшее созданіе костромского земства...
Вѣчная ему память, т. е. не живоглоту,
благополучно процвѣтающему и понынѣ, а
слишкомъ рано угасшему земскому созданію!
Въ Херсонѣ и Псковѣ я засталъ первое
основаніе казенныхъ учительскихъ семинарій
со всѣми специфическими свойствами казен-

ныхъ учрежденій, да еще созданныхъ гр. Д. А.
Толстымъ: убогая общеобразовательная про-
грамма; преподаватели безъ всякаго знакомства
съ дѣломъ, съ народной жизнью и съ народ-
ной школой; мертвый бюрократически ре-
жимъ; во главѣ не педагогъ, а чиновникъ,—
чего можно было ожидать? Къ счастью,
тогда у насъ еще были благопріятныя вліянія
жизни, выводившія даровитыхъ юношей на
путь самообразованія...
Учительство херсонской губерніи, при всей
его пестротѣ, представляло, въ общемъ, хоро-
шо настроенную толпу работниковъ, вооду-
шевленныхъ вѣрой въ свое дѣло, искренней
жаждой учить и учиться; ядро его составляла
группа молодежи, добровольцевъ обоего пола,
отдававшихъ свои силы народной школѣ изъ
безкорыстнаго стремленія служить дѣлу на-
роднаго образованія.
Много ниже стояло псковское учительство,
представлявшее довольно сѣренькую массу. Но
оба земства были не менѣе, если не болѣе,
воодушевлены благими стремленіями, какъ и
костромское, и.къ занятіямъ съѣзда относились
съ большими заботами и надеждами, какъ и
вообще мѣстное общество; залъ дворянскаго

собранія и въ Псковѣ, и въ Херсонѣ всегда
былъ открытъ для всѣхъ желающихъ и пере-
полненъ.
Въ Псковѣ необыкновенно трогательное
впечатлѣніе производилъ высокій красивый
слѣпой старецъ съ длинной сѣдой бородой,
котораго вводила въ залъ подъ руку внучка-
молодая дѣвушка, народная учительница. При
входѣ его въ залъ, все многолюдное общество
почтительно вставало. Онъ привѣтливо раскла-
нивался, занималъ мѣсто въ переднемъ ряду
и съ какимъ-то сосредоточеннымъ радостнымъ
интересомъ прислушивался къ занятіямъ.
Это былъ возвращенный декабристъ Ми-
хаилъ Александровичъ Назимовъ... Потерявшій
зрѣніе, онъ, однако же, всею душою участво-
валъ въ земской дѣятельности и вносилъ въ
нее не мало свѣта, правды добра. То, что дѣ-
лалось тогда на Руси, казалось ему живымъ
осуществленіемъ его юношескихъ мечтаній, за
которыя онъ заплатилъ цѣною всей своей
жизни, и онъ вѣрилъ въ прочность, въ послѣ-
довательное, неуклонное развитіе тѣхъ начи-
наній, до конца жизни сохранивъ юношескую
способность безпредѣльно вѣрить, любить и
надѣяться. Смерть избавила этого старца-юношу

отъ горькихъ разочарованій, которыя грозили
ему не въ далекомъ будущемъ
Когда мнѣ пришлось вторично руководить
учительскимъ съѣздомъ въ Псковѣ черезъ во-
семь лѣтъ, мнѣ бросилось въ глаза очевидное
движеніе впередъ псковской народной школы
и ея учительства. Это была пора новаго воз-
бужденія въ русскомъ обществѣ и въ земствѣ
интереса къ народной школѣ и заботы о на-
родномъ образованіи, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ
печальнаго охлажденія и застоя,—возбужденія,
которое у насъ проявляется время отъ времени
какими-то симптоматическими, яркими взры-
вами, иногда скоропреходящими и почти без-
слѣдными, иногда, напротивъ, довольно про-
должительными ^ и весьма плодотворными въ
смыслѣ результатовъ*, даже при весьма небла-
гопріятныхъ внѣшнихъ условіяхъ; таково, ка-
жется, общественное возбужденіе, которое мы
переживаемъ нынѣ.
Видными дѣятелями въ псковскомъ земствѣ
тогда были: покойный И. Ф. Фанъ-деръ-Флитъ,
предсѣдатель губернской управы Н. А. Бекле-
шовъ, и предсѣдатель уѣздной управы Д. И.
Ивановъ. Явно замѣчалось особенное оживленіе
й въ обществѣ, и въ земствѣ, и въ учитель-

ствѣ, совершенно обновившемся за восемь лѣтъ.
Особенное вниманіе было обращено на снаб-
женіе школъ наглядными учебными пособіями.
Я всегда имѣлъ обыкновеніе привозить съ
собою на съѣзды большую коллекцію такихъ
пособій, знакомить съ ними учителей и учи-
тельницу практиковать ихъ въ школѣ на
урокахъ. Кромѣ того, очень много пособій
было привезено на псковскій съѣздъ изъ Пе-
тербурга книгопродавцемъ Надѣинымъ и со-
держателемъ типографіи Котоминымъ, псков-
скими уроженцами и друзьями мѣстнаго зем-
ства. Я усердно пропагандировалъ пригото-
вленіе учебныхъ пособій самими учителями, и
одинъ изъ мѣстныхъ учителей познакомилъ
товарищей съ очень остроумною электриче-
ской машиной, искусно приготовленной имъ
изъ простой бутылки.
Не могу не упомянуть объ одной особен-
ности съѣздовъ великолуцкаго и псковскаго,
которая, по ихъ примѣру, впоследствіи такъ
распространилась, что стала общею, практи-
куется и нынѣ, только ужъ не на съѣздахъ,
а на курсахъ. Объ этой особенности я въ
свое время писалъ въ газетѣ «Голосъ», реко-
мендуя ее для подражанія въ интересахъ дѣла,

и моя рекомендація, какъ видно, не прошла
безъ послѣдствій. Я имѣю въ виду благо-
устроенныя общежитія для собравшихся въ
городъ учителей и учительницъ. Первое по-
казало примѣръ великолуцкое уѣздное земство.
Обыкновенно земства, устраивая съѣздъ, вы-
давали учителямъ и учительницамъ на содер-
жаніе суточныя деньги, отъ 50 к. до і р. въ
сутки, предоставляя каждому устраивать свою
жизнь, какъ ему угодно. Если бы даже и
можно было предположить, что этихъ денегъ
хватитъ на пріисканіе удовлетворительнаго по-
мѣщенія со столомъ въ чужомъ, для многихъ
совершенно незнакомомъ городѣ,—- все-таки на
долю учителей и учительницъ падало не мало
весьма непріятныхъ и торопливыхъ заботъ и
хлопотъ въ такое"' время, когда предстояла
серьезная работа, требующая сосредоточенности
и большого умственнаго напряженія: бѣгать
по городу, торговаться, расчитывать, все это
наскоро, второпяхъ, лишь бы какъ нибудь
устроиться къ началу занятій, — и въ концѣ
концовъ все-таки жить кое-какъ, съ большими
неудобствами и съ плохимъ питаніемъ.. Пред-
видя это и заботливо относясь къ учительству,
великолуцкая земская управа приготовила въ

городѣ два общежитія: одно для учительницъ,
другое для учителей, съ хорошими кроватями,
чистымъ бѣльемъ, умываньемъ, чаемъ и проч.,
поручивъ завѣдываніе хозяйствомъ лицамъ,
избраннымъ обществомъ, устроило хорошій
общій обѣдъ въ городскомъ благородномъ
собраніи. По окончаніи утреннихъ занятій, въ
третьемъ часу, всѣ собирались къ общему обѣду
изъ трехъ блюдъ, питательныхъ и вкусно при-
готовленныхъ, а вечеромъ, въ 7 или 8 часовъ,
окончивъ рабочій день, всѣ вмѣстѣ пили чай
въ особомъ залѣ при помѣщеніи съѣзда; за
чаемъ и послѣ чая шла оживленная бесѣда,
иногда хоровое пѣніе. Такимъ образомъ, всѣ
собравшіеся въ городѣ учителя и учительницы,
во-первыхъ, были избавлены въ чужомъ го-
родѣ отъ всякихъ хозяйственныхъ заботъ и
мелочей, могли совершенно спокойно сосредо-
точиться на томъ дѣлѣ, ради котораго собра-
лись; во - вторыхъ, они весь день проводили
вмѣстѣ, что много способствовало ихъ сбли-
женію, свободному обмѣну мыслей и многимъ
соглашеніямъ, весьма важнымъ для успѣшнаго
и дружнаго хода работы, напр., распредѣленію
уроковъ, составленію сообщеній и докладовъ
для товарищескаго обсужденія, обработкѣ про

токоловъ, выясненію разныхъ вопросовъ, уста-
новленію мнѣній и опредѣленій по этимъ во-
просамъ, выбору секретарей и тому под.
Примѣру великолуцкаго земства послѣдо-
вало и псковское, хотя здѣсь устроить обще-
житіе было труднѣе, потому что предстоялъ
съѣздъ гораздо болѣе многолюдный, нежели
въ Великихъ Лукахъ; все же и въ Псковѣ
заботливому земству удалось устроить и хо-
рошія общежитія, и общій обѣдъ въ город-
скомъ саду, и оживленныя вечернія собранія,
собиравшія учительство и облегчавшія согла-
шенія его по спорнымъ вопросамъ
Много своеобразнаго и симпатичнаго при-
шлось мнѣ наблюдать въ постановкѣ народ-
наго образованія въ пермской губерніи, руко-
водя съѣздами въ{ Нижне-Тагильскомъ заводѣ
(верхотурскій уѣздъ), въ Ирбитѣ и Шадрин-
скѣ.
Вообще, эта губернія, широко раскинув-
шаяся по обѣ стороны Уральскаго хребта, съ
ея горнозаводскою промышленностью, рудни-
ками и заводами, представилась мнѣ совершенно
своеобразнымъ краемъ, сравнительно со всѣми
другими губерніями Европейской Россіи, въ
которыхъ мнѣ случилось бывать въ качествѣ

«учителя учителей». Начать съ того, что въ
ней не оказалось вовсе дворянскаго элемента,
съ его все еще сильными барскими традиціями,
и ея земство въ тѣ времена, въ началѣ 80-хъ
годовъ, еще было чисто-крестьянское земство,
которое организовало и земскую медицину*,
и народную школу прямо для себя, почему
врачебное и школьное дѣло тамъ и было по-
ставлено практично, своеобразно и прочно.
Я укажу на нѣкоторыя интересныя и ориги-
нальныя явленія въ дѣлѣ народнаго образова-
нія, которыя обратили на себя особенное вни-
маніе въ этой губерніи во время происходив-
шихъ тамъ подъ моимъ руководствомъ съѣз-
довъ.
Прежде всего, мнѣ нигдѣ еще въ то время
не приходилось наблюдать такого преобладанія
учительницъ надъ учителями, — преобладанія
не только количественнаго, но и качествен-
наго. Впослѣдствіи такое преобладаніе сдѣла-
лось почти всеобщимъ, но въ 80-хъ годахъ
оно было особенностью въ пермской губерніи,
въ которой тогда не было ни одной учитель-
ской семинаріи (можетъ быть, нѣтъ и теперь?).
Между учительницами были и воспитанницы
с.-петербургской земской учительской школы,

очень развитый и хорошо подготовленный, и
институтки, и воспитанницы пермской жен-
ской гимназіи, и камышловскія прогимназистки,
и получившія домашнее образованіе.
Но истиннымъ разсадникомъ народныхъ
учительницъ, хорошо понимающихъ и съ за-
мѣчательнымъ воодушевленіемъ исполняющихъ
свое дѣло, . для этого края тогда служила
екатеринбургская женская гимназія, въ которой
держались еще благородныя традиціи 60-хъ
годовъ. Она дала много не только отличныхъ
учительницъ для школъ екатеринбургскаго,
ирбитскаго, шадринскаго, верхотурскаго уѣз-
довъ, но и стойкихъ подвижницъ народной
школы, отдавшихъ ей всю свою жизнь, всѣ
свои силы. Особенно выдавались своею стой-
костью и своими заслугами сестры Августа и
Елизавета Михайловны Буторины, къ мнѣніямъ
которыхъ, всегда дѣльнымъ, обдуманнымъ и
послѣдовательнымъ, прислушивались и зем-
ство, и даже инспекція. Выросшія въ богатой
семьѣ, онѣ вынесли изъ гимназіи честныя,
идеальныя стремленія, отреклись отъ всѣхъ
соблазновъ богатой праздной жизни и, противъ
воли родителей, ушли работать въ народную
школу, одна въ ирбитскій, другая въ шад-

ринскій уѣздъ. Послѣдняя непосильнымъ тру-
домъ надорвала свои силы и въ 90-хъ годахъ
умерла въ чахоткѣ; первая сильно пріуныла
послѣ смерти сестры, однако, не отказалась
отъ своего дѣла, работая, насколько хватало
силъ, но съ грустью замѣчала, что дѣло на-
роднаго образованія, которому она отдала
свою жизнь, въ ея родномъ краю замѣтно
опускается вслѣдствіе иного строя и духа
земскихъ учрежденій... Екатеринбургскія гим-
назистки тогда съ особенною охотой шли
работать въ народную школу, предпочитая ее
гимназіи или прогимназіи, — и это не слабыя
ученицы, съ грѣхомъ пополамъ дотянувшія
гимназическій курсъ, а самыя лучшія, самыя
даровитыя и сильныя. Онѣ работали съ энер-
гіей, съ настойчивостью, даже съ самоотвер-
женіемъ, мирясь и съ одиночествомъ въ дере-
венской глуши, и съ неблагопріятными сани-
тарно-гигіеническими условіями, которыми, къ
сожалѣнію, страдали школы ирбитскаго и
шадринскаго уѣздовъ; верхотурскій въ этомъ
отношеніи ушелъ впередъ... На съѣздахъ Бу-
торины, конечно, были самыми дѣятельными
участницами. Я особенно любилъ встрѣчаться
съ ними въ квартирѣ ихъ товарки по гимназіи,

Евгеніи Павловны Серебренниковой, извѣстной
женщины-врача, которая одно время жила въ
Ирбитѣ. Эта замѣчательная идеалистка, впо-
слѣдствіи возвратившая зрѣніе тысячамъ пермя-
ковъ, преждевременно сошедшая въ могилу
въ 90-хъ годахъ, тоже вышла изъ екатерин-
бургской женской гимназіи и до конца жизни
не порывала дружеской связи со * своими то-
варками по гимназіи, особенно учительницами,
ободряя и поддерживая ихъ въ честномъ
служеніи народу.
Въ занятіяхъ ирбитскаго съѣзда она при-
нимала самое живое участіе, насколько это
было возможно для лица, не состоящаго въ
числѣ работниковъ школы. Впрочемъ, она
имѣла ту непосредственную прикосновенность
къ занятіямъ съѣзда, что помогала своему
мужу, доктору Павлу Николаевичу Серебрен-
никову, который читалъ учителямъ и учитель-
ницамъ курсъ школьной гигіены, иллюстрируя
его физическими и химическими эксперимента-
ми. Задушевныя бесѣды въ кружкѣ Серебрен-
никовыхъ, вовсе не замкнутомъ, а доступномъ
для всего учительства, или у нихъ въ квартирѣ,
или за городомъ («въ полѣ», по мѣстному
выраженію) вокругъ самовара, были одною

изъ самыхъ свѣтлыхъ и благотворныхъ сторонъ
учительскаго съѣзда въ Ирбитѣ. Въ Шадринскѣ
подобное значеніе принадлежало собраніямъ
въ квартирѣ А. М. Буториной... Да, екатерин-
бургская женская гимназія большую роль
сыграла для пермскаго края, особенно для его
народной школы...
Въ средѣ учителей, принимавшихъ участіе
на пермскихъ съѣздахъ, обращали на себя
невольное вниманіе замѣчательные образчики
самоучекъ изъ крестьянъ, прошедшихъ на-
родную школу, достигшихъ значительнаго
умственнаго развитія и овладѣвшихъ поря-
дочнымъ запасомъ научнаго знанія путемъ
самообразованія. Они пріобрѣли учительскія
права экзаменомъ и работали въ земскихъ
школахъ съ беззавѣтною любовью и съ пол-
нымъ успѣхомъ, а на съѣздѣ давали не столько
красивые и виртуозные, сколько дѣльные и
содержательные уроки. Жажда знанія и живой
работы на благо народу у этихъ учителей-
самоучекъ изъ крестьянъ была поистинѣ
изумительна. Одинъ изъ нихъ (не рѣшаюсь
назвать его фамилію безъ спросу, а спросить
не имѣю возможности) черезъ нѣсколько лѣтъ,
желая поучиться кое-чему полезному, чтобы

потомъ поучить -своихъ односельчанъ, про-
брался въ смоленскую губернію къ покойному
Энгельгардту, болѣе года работалъ у него какъ
чернорабочій, потомъ, отправившись пѣшкомъ,
съ котомкою за плечами, домой, по пути (это
изъ смоленской - то губерніи въ пермскую!)
зашелъ ко мнѣ въ воронежскій уѣздъ, чтобы
повидаться, посмотрѣть мою школу и потол-
ковать о Толстомъ, о школѣ и ея задачахъ,
и т. под.; а черезъ два дня уже двинулся въ
путь на Саратовъ, запасшись отъ меня пись-
момъ къ моему пріятелю, доктору. У этого
доктора въ Саратовѣ была частная лечебница,
такъ моему пермскому другу захотѣлось по-
служить въ этой лечебницѣ, чтобы поучиться
ходить за больными и еще кое-чему, что ему
пригодится для служенія народу въ качествѣ
не только простого учителя, а истиннаго
просвѣтителя. И онъ дѣйствительно посту-
пилъ служителемъ въ эту лечебницу, о чемъ
самъ писалъ мнѣ изъ Саратова, но затѣмъ
я потерялъ изъ виду этого замѣчательнаго
юношу.
'Мнѣ эти учителя-самоучки изъ крестьянъ
представлялись своеобразнымъ типомъ русскаго
народнаго учителя, близко стоящаго къ на-

родной жизни, изъ которой онъ вышелъ,
насквозь проникнутаго ея интересами и страстно
преданнаго дѣлу учительства — не въ узкомъ
школьномъ, а въ широкомъ жизненномъ
смыслѣ. Къ сожалѣнію, у насъ не цѣнятъ и
не любятъ такихъ учителей, тогда какъ изъ
нихъ-то, именно, можетъ быть, и могли бы
выработаться истинные свѣтильники для рус-
скаго народа, какихъ навѣрно не даетъ ему
ни одна изъ нашихъ казенныхъ учительскихъ
семинарій.
Пріятное впечатлѣніе производило на перм-
скихъ съѣздахъ то уваженіе къ личности на-
роднаго учителя, какъ всѣми уважаемаго, всѣмъ
дорогого общественнаго дѣятеля, которое
слишкомъ рѣдко встрѣчается у насъ. Едва ли
гдѣ учительство, работающее въ народной
школѣ, когда нибудь у насъ было поставлено
такъ самостоятельно, какъ въ пермской гу-
берніи, по крайней мѣрѣ—въ уѣздахъ ирбит-
скомъ и шадринскомъ. Учителя и учительницы
ирбитскаго уѣзда въ тѣ времена избирали изъ
своей среды представителей на земское собраніе,
съ правомъ совѣщательнаго голоса. Эти пред-
ставители непосредственно вносили въ собраніе
доклады объ истинномъ положеніи, о нуждахъ.

и потребностяхъ мѣстной школы и мѣстнаго
учителя, о мѣрахъ для улучшенія этого по-
ложенія, для удовлетворенія этихъ нуждъ и
потребностей; они присутствовали при обсу-
жденіи вопросовъ народнаго образованія, да-
вали нужныя разъясненія, отстаивали интересы
школы и учителя. Въ шадринскомъ уѣздѣ
для той же цѣли существовала постоянная
учительская комиссія изъ выборныхъ лицъ,
постановленія которой поступали въ земское
собраніе, какъ цѣнный матеріалъ при обсу-
жденіи вопросовъ по народному образованію.
Послѣдствіемъ такой постановки дѣла яв-
лялись: дѣйствительное знакомство земскаго
собранія съ положеніемъ, нуждами и потреб-
ностями мѣстной школы и мѣстнаго учитель-
ства, основательное обсужденіе вопросовъ по
народному образованію, а слѣдовательно — и
разумное рѣшеніе ихъ, наконецъ, возвышеніе
нравственнаго достоинства учителя. Потому-то
учительство здѣсь въ тѣ времена сознавало
себя не толпой наемниковъ, отбывающихъ
урочную работу по найму, безгласныхъ и
подневольныхъ исполнителей чужой воли, а
нѣкоторою организованною корпораціей, вы-
полняющей всѣми уважаемую общественную

земскую службу, обладающей правомъ своего
мнѣнія и своего голоса въ исполняемой ею
земской службѣ. Отсюда вытекали: и сравни-
тельно лучшее матеріальное положеніе народ-
наго учителя, обезпеченнаго удовлетворитель-
нымъ вознагражденіемъ за его трудъ, и проч-
ность его на мѣстѣ, такъ какъ онъ въ зна-
чительной степени былъ огражденъ отъ всякаго
личнаго произвола и усмотрѣнія, и теплое
отношеніе его къ дѣлу. Здѣсь учителя и учи-
тельницы не смотрѣли вонъ, не убѣгали при
первомъ соблазнительномъ случаѣ къ другому
дѣлу, а всею душой привязывались къ учи-
тельству, рѣдко и неохотно покидали не только
это дѣло, но и то село, ту деревню, ту школу,
гдѣ работали нѣсколько лѣтъ,4—даже въ виду
выгоднаго перемѣщенія.
Такъ ли все это теперь, послѣ извѣстнаго
преобразованія земскихъ учрежденій, которое
на пермскомъ крестьянскомъ земствѣ должно
было отозваться особенно чувствительно^—
этого я не знаю. Думаю, что далеко не такъ...
Понятно, что совѣщательныя занятія на
пермскихъ съѣздахъ, при такихъ условіяхъ*
отличались особенною оживленностью. Перм-
скимъ учителямъ и учительницамъ было о

чемъ потолковать, было чѣмъ подѣлиться
между собою, да они и умѣли, и не боялись
высказываться. Однимъ изъ наиболѣе инте-
ресовавшихъ, даже волновавшихъ ихъ вопро-
совъ въ то время былъ вопросъ о возможно
широкомъ и быстромъ распространеніи толко-
вой грамотности въ народѣ; этотъ вопросъ
не менѣе интересовалъ и тогдашнее пермское
земство. Въ верхотурскомъ уѣздѣ, еще въ
1881 году, въ этихъ видахъ былъ сдѣланъ
опытъ ((подвижной» школы, который, къ
сожалѣнію, не удался. Земства ирбитскаго и
шадринскаго уѣздовъ напали на другой спо-
собъ для достиженія цѣли, болѣе удобоиспол-
нимый, болѣе практичный, какъ показалъ
опытъ, и оба, эти уѣзда, особенно шадрин-
скій, были близки ко всеобщей грамотности,
при томъ не безтолковой грамотности, какою
владѣлъ Чичиковскій Петрушка, а къ созна-
тельной и благородной,—но, увы!—благія на-
чинанія земства были съ корнемъ вырваны об-
стоятельствами, отъ земства не зависящими.
Извѣстный циркуляръ министра нар. пр.
барона Николаи, отъ 14 февраля 1882 года,
установилъ, что «отъ лицъ, занимающихся
домашнимъ обученіемъ грамотѣ въ селахъ, не

требуется учительскаго знанія», что полицей-
скія власти отнюдь не должны преслѣдовать
такихъ «безправныхъ» учителей, хотя бы они
производили обученіе дѣтей не въ одиночку,
а группами, по словесному договору съ роди-
телями, какъ это практикуется во многихъ
сѣверныхъ губерніяхъ. Циркуляръ г. министра
и былъ вызванъ ходатайствомъ тотемскаго
земскаго собранія, вологодской губерніи, «о
возможномъ покровительствѣ закона домаш-
нему обученію грамотѣ среди сельскаго насе-
ленія и о воспрещеніи мѣстной полиціи пре-
слѣдовать такое обученіе»; это у насъ-то, въ
нашемъ царствѣ безграмотности и невѣже-
ства,—«преслѣдованіе обученія!» Конечно, это
была традиція тѣхъ-мрачныхъ временъ, когда
грамотность и .науку признавали дѣломъ вред-
нымъ и опаснымъ...
Опираясь на вышесказанный циркуляръ,—
въ настоящее время, кажется, уже забытый,—
учительство ирбитскаго и шадринскаго уѣз-
довъ предложило своимъ земствамъ придти
на помощь домашнему обученію, придать ему
нѣкоторую организацію, а вмѣстѣ съ тѣмъ
способствовать его успѣшности и удовлетво-
рительности. Оно принимало на себя подго-

товку учителей и учительницъ изъ наиболѣе
способныхъ учениковъ нормальныхъ земскихъ
училищъ и руководящее наблюденіе за ихъ
дѣятельностью. Оба земства съ готовностью
откликнулись на иниціативу своихъ учителей.
Дѣло наладилось такъ: ученикъ или ученица
нормальнаго земскаго училища, окончивъ съ
успѣхомъ курсъ и заявивъ о желаніи зани-
маться домашнимъ обученіемъ, подготовляется
къ этому дѣлу подъ руководствомъ своего
учителя, а потомъ собираетъ вокругъ себя
дѣтей своей деревни и обучаетъ ихъ—опять-
таки подъ руководствомъ учителя ближайшаго
нормальнаго земскаго училища, т. е. по боль-
шей части своего же учителя, который разъ
или два въ недѣлю посѣщаетъ занятія, чтобы
помочь своему бившему ученику замѣчаніями,
совѣтами и примѣромъ. Квартира, гдѣ соби-
раются дѣти, отопленіе и освѣщеніе даются
мѣстнымъ сельскимъ обществомъ, а земство
снабжаетъ этого домашняго «безправнаго»
учителя книгами, бумагой и другими учебными
принадлежностями, а также вознаграждаетъ
его трудъ въ размѣрахъ 6—7 рублей за мѣ-
сяцъ.
Такое, такъ сказать, «организованное до-

машнее обученіе» вызвало полное сочувствіе
со стороны мѣстнаго населенія. Надо сказать,
что здѣсь потребность толковой грамотности
въ народѣ чувствуется и сознается, можетъ
быть, сильнѣе, нежели во многихъ другихъ
мѣстностяхъ Россіи, а населеніе разбросано,
такъ что одно нормальное училище обслужи-
ваетъ значительное число селеній, и малень-
кимъ ребятишкамъ часто приходится ходить
для обученія довольно далеко отъ своей де-
ревни, если при училищѣ нѣтъ общежитія.
На съѣздѣ выяснилось, что въ шадринскомъ
уѣздѣ развитіе дѣла въ той формѣ, какъ было
описано, продолжалось безпрепятственно и
число такихъ школокъ домашняго характера,
поддерживаемымъ земствомъ и руководи-
мыхъ земскими учителями, скоро . возросло
до 48, съ общимъ числомъ учащихся бо-
лѣе тысячи. Свѣдѣнія о ходѣ учебнаго дѣла,
сообщенныя нѣкоторыми изъ учителей-руко-
водителей, особенно А. М. Буториной, о ко-
торой я уже имѣлъ случай говорить, показали,
что это дѣло идетъ вполнѣ успѣшно, и съѣздъ
призналъ, что ученики, пробывшіе двѣ зимы
въ такой домашней школкѣ, могутъ поступать
прямо въ старшее (третье) отдѣленіе нормаль-

наго земскаго училища. Съ подробностями объ
устройствѣ этихъ школокъ и съ ходомъ въ
нихъ учебнаго дѣла желающіе могутъ позна-
комиться по моей книжкѣ: «О домашнихъ
школкахъ грамотности въ народѣ», стран.
36—42.
Но въ ирбитскомъ уѣздѣ, при всей готов-
ности земства поставить это дѣло надлежащимъ
образомъ, при всей готовности учительства по-
работать на его пользу, на первомъ же шагу
возникли довольно странныя недоразумѣнія и
затрудненія. Мѣстный инспекторъ, г. Протодья-
коновъ, которому своевременно было сообщено
управой о задуманныхъ мѣропріятіяхъ земства
для развитія и улучшенія домашняго обученія,
при содѣйствіи земскихъ учителей и учитель-
ницъ, совершенна • неожиданно такъ предста-
вилъ дѣло окружному начальству (въ Орен-
бургъ), будто земство открываетъ новыя на-
родныя училища, съ учителями безъ всякихъ
правъ, безъ разрѣшенія въ установленномъ
порядкѣ и безъ подчиненія этихъ школъ
инспекціи. Результатомъ явилось строгое пред-
писаніе о немедленномъ закрытіи незаконныхъ
училищъ полицейскимъ порядкомъ. Распоря-
женіе получилось какъ разъ во время съѣзда,—

и надо было видѣть то удручающее впечатлѣніе,
какое произвело оно и на земскихъ людей, и
на учительство!
Всѣ знали, изъ какого источника вытекало
это грозное предписаніе, совершенно не гармо-
нирующее съ ((народнымъ просвѣщеніемъ»,—и
волновались и негодовали. Даже полицейскія
власти находились въ неловкомъ и затруднитель-
номъ положеніи, особенно мѣстный исправникъ,
самъ бывшій членомъ училищнаго совѣта, т. е.
органомъ просвѣщенія: требовалось закрывать
какія-то незаконныя училища, а таковыхъ въ
уѣздѣ вовсе не оказывалось, потому что нельзя
же признавать училищемъ десятокъ ребяти-
шекъ, сгруппировавшихся около грамотнаго
подростка для обученія грамотѣ, счету и
молитвамъ; надо было разгонять это вполнѣ
одобрительное собраніе крестьянскихъ дѣтей
и налагать запрещеніе на этого невиннаго
подростка, обучающаго своихъ односельчанъ,
т. е. дѣлающаго похвальное дѣло, а это ка-
залось и жестокимъ, и неразумнымъ, и про-
тиворѣчащимъ циркуляру мин. нар. пр. отъ
14 февраля 1882 года. Такимъ образомъ, если
тотемскому земству приходилось отстаивать
интересы просвѣщенія отъ притязаній полиціи,

то ирбитскому пришлось отстаивать ихъ отъ
преслѣдованій органовъ того именно вѣдомства,
на которомъ лежитъ дѣло просвѣщенія. «Свѣжо
преданіе, а вѣрится съ трудомъ!».
Учительство подняло вопросъ объ органи-
зованномъ домашнемъ обученіи, на основаніи
циркуляра 1882 года, на съѣздѣ. Вопросъ
этотъ нельзя было не признать входящимъ
въ компетенцію съѣзда; съ этимъ согласился
тотъ же г. Протодьяконовъ. Дѣлали факти-
ческія сообщенія. Обсуждали вопросъ со всѣхъ
сторонъ. Говорили убѣжденно, доказательно,
горячо, — и въ концѣ концовъ пришли къ
такимъ выводамъ:
1. Домашнія школки, какъ организованное
домашнее обученіе, при помощи земства, съ
учителями изъ крестьянскихъ подростковъ,
окончившихъ курсъ нормальнаго земскаго учи-
лища и работающихъ подъ руководствомъ
учителей нормальныхъ училищъ, надо при-
знать однимъ изъ самыхъ практичныхъ, пло-
дотворныхъ и симпатичныхъ народу способовъ
для распространенія толковой грамотности въ
крестьянскомъ населеніи.
2. Въ виду циркуляра мин. нар. пр. отъ
14 февраля 1882 года, такое организованное

домашнее обученіе нельзя не признать вполнѣ
законнымъ.
3. Развитіе этого организованнаго домаш-
няго обученія, однако же, отнюдь не жела-
тельно на счетъ нормальнымъ училищъ: оно
должно не подрывать послѣднія, а помогать
имъ, подготовляя для нихъ грамотныхъ уче-
никовъ и возбуждая въ народѣ стремленіе къ
нимъ.
4. Наиболѣе желательно установленіе та-
кого организованнаго домашняго обученія въ
селеніяхъ, отдаленныхъ отъ нормальныхъ
училищъ, или въ тѣхъ, гдѣ нормальное
училище переполнено учащимися и принуждено
пріостанавливать пріемъ приводимыхъ въ него
дѣтей.
О послѣдствіяхъ такого постановленія я
не знаю. Но, во всякомъ случаѣ, они не могли
быть значительны, потому что скоро школы
грамотности перешли отъ земства въ другое
вѣдомство, да 'и составъ земства пермской
губерніи рѣзко измѣнился...
Съ 1884 года я былъ снова «изъятъ» изъ
сонма одобряемыхъ руководителей, да и самые
съѣзды подверглись «изъятію» изъ жизни рус-
ской народной школы, надъ которою вообще

небо стало заволакиваться облаками и даже ту-
чами. На смѣну живыхъ съѣздовъ выдвинулись
мертворожденные курсы по правиламъ 1875
года. Потребовалось точное соблюденіе этихъ
правилъ, утверждающихъ, будто «краткосроч-
ные курсы» могутъ представлять собой
педагогическое учебное заведеніе, третирую-
щихъ учителей, какъ школьниковъ-мальчи-
шекъ, вооружающихъ чиновника-наблюдателя
полноправною властью не только надъ учи-
телями, но и надъ руководителями. Ушинскаго,
съ легкимъ сердцемъ, «заушили» и изгнали
изъ школы, замѣнивъ Барановымъ. Если бы я
не былъ «изъятъ»,—все равно вести живое и
полезное дѣло, при такихъ условіяхъ, было
невозможно: и здравый смыслъ, и простая до-
бросовѣстность заставляли уйти со сцены до
болѣе благопріятнаго времени.
Въ томъ же 1884 году я поселился въ
деревнѣ, въ своемъ маленькомъ имѣніи, въ
воронежскомъ уѣздѣ, и основалъ здѣсь свое
училище, при участіи мѣстнаго земства. Здѣсь
я двѣнадцать лѣтъ посвятилъ провѣркѣ моихъ
понятій о дѣлѣ народнаго образованія на
живой практической работѣ—и только путемъ
печати продолжалъ дѣло «учителя учителей»,

до 1896 года не возвращаясь къ роли «руко-
водителя», даже мало надѣялся на возможность
этого возвращенія. Однако же возвратиться
пришлось... Но прежде, чѣмъ говорить объ
этомъ второмъ періодѣ моей руководительской
деятельности, подведу итоги перваго періода.
Всего, съ 1872 года по 1884 годъ, я дѣй-
ствовалъ, въ качествѣ участника и руководи-
теля, на одиннадцати съѣздахъ народныхъ
учителей и учительницъ и—плохо ли, хорошо
ли—судить не мнѣ поучалъ дѣлу учительства
около двухъ тысячъ учителей и учительницъ,
а именно:
Москва (приблизительно). .750 ч.
Кострома въ первый разъ . . 136 »
Кострома во второй разъ . . 171»
Херсонъ ....... 101 »
Псковъ въ первый разъ . . 59 »
Псковъ во второй разъ . . 136 »
Нижній Тагиль . . . . .131»
Петербургъ (приблизительно) 150 »
Великіе Луки . . . . . . 51»
Ирбитъ . 81 »
Шадринскъ 144 »
Всего 1.9 іо ч.

Съ немногими изъ этихъ двухъ тысячъ ра-
ботниковъ русской народной школы пришлось
мнѣ встрѣчаться еще разъ. Многіе угасли отъ
непосильнаго труда и отъ неблагопріятныхъ,
тяжелыхъ условій учительской жизни; многихъ
унесли невзгоды и бури, пронесшіяся надъ
русской народной школой... Но всѣ немногія
вторичныя встрѣчи были радостныя, теплыя,
сердечныя: мы встрѣчались, безъ преувеличе-
нія, какъ-друзья, какъ родные, какъ братья...

III.
Курсы для учителей.

Двѣнадцатилѣтняя работа въ народной
школѣ, конечно, дала мнѣ массу драгоцѣнныхъ
наблюденій и опытовъ, рядъ твердыхъ, хоро-
шо обоснованныхъ на фактахъ жизни, выво-
довъ. Я теперь окончательно убѣдился, что
нашему народу прежде всего нужна общеобра-
зовательная школа съ достаточно широкою
программой, просвѣтляющая его отношеніе къ
дѣйствительности, расширяющая его умствен-
ный кругозоръ, - культивирующая его бытъ,
очеловѣчивающая его нравы,—и ужъ, конечно,
не съ трехгодичнымъ курсомъ, по 24—30 не-
дѣль въ учебномъ году. Я убѣдился, что соз-
дать такую школу, какая нужна нашему народу,
можетъ только живая общественная сила, обла-
дающая достаточно свободною иниціативой, не
связанная по рукамъ и ногамъ бюрократическою
регламентаціей, но отдѣльныя попытки част-
ныхъ лицъ, безъ общественной поддержки, без-

сильны и почти безрезультатны, утопая въ морѣ
неблагопріятныхъ жизненныхъ условій. Я убѣ-
дилея, что вся наша ((одобренная» народно-учеб-
ная литература, за исключеніемъ живыхъ и ори-
гинальныхъ творческихъ работъ К- Д. Ушин-
скаго и гр. Л. Н. Толстого,—не плодъ жи-
вого педагогическаго творчества, а простая ре-
месленная работа по мертвому казенному ша-
блону, что она не можетъ ничего давать дѣ-
тямъ народа, кромѣ мертвящей скуки и нѣ-
котораго отвращенія къ книгѣ; въ то же вре-
мя я не могъ не видѣть, что установленіемъ
обязательнаго мертваго шаблона, вмѣстѣ съ
изгнаніемъ изъ школы книгъ Ушинскаго, какъ
не подходящихъ подъ этотъ шаблонъ, педа-
гогическое творчество убито у насъ, что не
только какой нибудь Радонежскій или Бара-
новъ, но и самъ Ушинскій, если бы онъ всталъ
изъ гроба, не могъ бы теперь написать жи-
вой книги для народной школы, при условіи
обязательности сказаннаго шаблона...
Я пережилъ въ деревнѣ и страшный голод-
ный годъ котораго никогда не забуду, и не
менѣе страшную пору послѣдней холеры. Ни-
когда еще народное невѣжество и совершенная
безпомощность нашего крестьянства не обна-

жались такъ откровенно, такъ ярко, какъ во
время этихъ бѣдствій. Никогда такъ очевидно
не обнаруживались горькіе результаты вѣковой
опеки, неустанно подавлявшей его человѣческое
достоинство. Никогда живые факты такъ без-
пощадно не разбивали въ пухъ и прахъ славяно-
фильскихъ барскихъ иллюзій о чемъ-то ((таин-
ственномъ)), что якобы «свѣтитъ въ сми-
ренной наготѣ» этого крестьянства (Тют-
чевъ): оказалась самая обыкновенная, забитая,
грубая и невѣжественная нагота, лишенная вся-
каго таинственнаго свѣта.
Впечатлѣніе было настолько подавляющее,
что не только общество встряхнулось, но и въ
оффиціальныхъ сферахъ выдвинулись толки о
необходимости рѣшительно двинуть впередъ
дѣло народнаго образованія. Конечно, здѣсь все
и на этотъ разъ, какъ всегда, окончилось
толками. Но въ земствѣ и въ обществѣ,
послѣ продолжительнаго затишья опять на-
чалось усиленное возбужденіе активнаго инте-
реса къ народной школѣ и вообще къ народно-
му образованію. Дѣло не на шутку оживилось.
Вездѣ пошли разговоры и заботы объ уста-
новленіи всеобщаго, даже обязательнаго обу-
ченія, вырабатывались школьный сѣти, устра-

ивались народно-учебныя библіотеки, чтенія съ
свѣтовыми картинами, народные спектакли;
выдвинулся вопросъ о народныхъ школахъ
высшаго типа съ повышенною программой и
удлиненнымъ курсомъ (вятское земство), о по-
вторительныхъ и дополнительныхъ урокахъ
для бывшихъ учениковъ народной школы и
вообще о внѣшкольномъ обученіи посред-
ствомъ чтеній, бесѣдъ, библіотекъ. Противъ
((обязательности» обученія послышались даже
лицемѣрно-либеральныя возраженія: «для чего-
де это насиліе? Пусть кто хочетъ, тотъ и по-
сылаетъ своихъ дѣтей въ школу, а насиловать,
обязывать, заставлять учить и учиться—это
жестоко и несправедливо!» Признаюсь, меня
всегда раздражалъ этотъ лицемѣрный либера-
лизмъ, который мирится съ обязательностью и
всеобщностью воинской повинности, оправды-
вая ее государственною потребностью, но воз-
стаетъ противъ обязательности и всеобщности
обученія, какъ будто оно тоже не государствен-
ная потребность, да еще потребность совпадаю-
щая и съ интересами будущности обучаемыхъ
дѣтей, чего никакъ нельзя сказать о воинскою
повинности—по крайней мѣрѣ, по'отношеніи
къ большинству людей, ее отбывающихъ...

Много способствовала усиленію пробудив-
шагося общественнаго интереса къ дѣлу на-
роднаго образованія учебная выставка, устроен-
ная въ 1895 г. въ Москвѣ комитетомъ гра-
мотности, состоявшимъ при московскомъ
обществѣ сельскаго хозяйства,—выставка, соб-
ственно говоря, и созданная этимъ обществен-
нымъ возбужденіемъ. На призывъ комитета
откликнулись и земства, и всѣ просвѣтитель-
ныя общества, и частныя лица, и разныя фирмы,
занимающіяся производствомъ учебныхъ посо-
бій, волшебныхъ фонарей и т. под. Получилась
очень интересная и живая выставка, органи-
зованная искренне преданными дѣлу и компе-
тентными людьми, близко стоящими къ народ-
ной школѣ,—выставка, сильная общественнымъ
сочувствіемъ. Эта была прекрасная «лебединая
пѣсня» московскаго комитета грамотности,
дни котораго тогда были сочтены, такъ какъ
онъ, подобно петербургскому комитету, уже
былъ обреченъ на упраздненіе.
Въ слѣдующемъ 1896 году, какъ извѣстно,
происходила всероссійская промышленная вы-
ставка въ Нижнемъ-Новгородѣ, въ общемъ
довольно мизерная, неудачная и убыточная.
При ней тоже былъ устроенъ учебный от-

дѣлъ—уже министерствомъ народнаго просвѣ-
щенія и вѣдомствомъ церковно-приходскихъ
школъ. Привлечена была къ участію и извѣст-
ная устроительница харьковской воскресной
школы Хр. Д. Алчевская; ей поручили организо-
вать выставку воскресныхъ школъ. Надо было
что нибудь устроить и для учителей. Вѣдомство
церковно-приходскихъ школъ устроило курсы, а
министерство—лекціи, для которыхъ отвели залъ
въ огнеупорной постройкѣ, достаточно про-
сторный и приличный. Лекціи имѣли чисто-
случайный характеръ и слѣдовали одна за
другой безъ всякаго опредѣленнаго плана,
который былъ и невозможенъ, потому что и
лекторы, и составъ аудиторіи безпрерывно
мѣнялись: учителя и учительницы допускались
на выставку группами, каждая на опредѣленное
число дней; лекторами по большей части были
случайные добровольцы, которые давали то,
что могли дать безъ «заранѣе обдуманнаго
намѣренія)).
Между прочимъ, вспомнили, что въ 1895
году окончилось 25 лѣтъ со дня смерти
Ушинскаго, котораго недавно «заушили» и
выпроводили изъ народной школы. Должно
быть, теперь на гонителей самаго крупнаго

талантливаго и оригинальнаго русскаго педа-
гоги напалъ «покаянный» стихъ: задуМали
заднимъ числомъ почтить его память, и я
получилъ предложеніе—прочитать учителямъ
й учительницамъ двѣ лекціи объ Ушинскомъ.
Это Мнѣ показалось хорошимъ признакомъ:
какъ будто запахло новымъ, свѣжимъ духомъ,
реабилитаціей «униженныхъ и Оскорбленныхъ».
Я принялъ предложеніе и поѣхалъ въ Нижній,
гдѣ съ радостью встрѣтилъ не мало земскихъ
учителей и учительницъ, старыхъ моихъ зна-
комыхъ по съѣздамъ,—между прочимъ, и Мою
ирбитскую пріятельницу Е. М. Буторину, о
которой упоминалъ во второй главѣ. Лекціи
мнѣ удались, и офиціальный отчетъ засвидѣ-
тельствовалъ ихъ выдающійся успѣхъ, котора-
го онѣ, по его отзыву, вполнѣ заслуживали.
Не знаю, насколько правдивъ былъ этотъ
лестный отзывъ о моихъ лекціяхъ, но й,
действительно, былъ въ ударѣ, говорилъ
горячо, убѣжденно, съ увлеченіемъ, потоМу
что всегда высоко цѣнилъ и благородную
личность, и заслуги Ушинскаго, считая его
настоящимъ «солнцемъ» Аля русской школы.
Я всегда вѣрилъ, что время Ушинскаго) еще
придетъ, и теперь радовался отъ души его

реабилитаціи, которая мнѣ казалась уже на-
чинающеюся. И дѣйствительно, она осуществи-
лась, хотя не такъ скоро, какъ я ожидалъ: въ
концѣ 90-хъ годовъ книгамъ Ушинскаго было
возвращено право гражданства въ начальной
народной школѣ. Мнѣ удалось заинтересовать
личностью и трудами Ушинскаго слушавшее
меня учительство, среди котораго уже доволь-
но было такихъ, которые не знали ни «Родно-
го Слова», ни «Дѣтскаго Міра», ни «Человѣка,
какъ предметъ воспитанія»; теперь всѣ поже-
лали познакомиться съ этими книгами. Воз-
никла было въ средѣ учительства мысль по-
чтить память педагога панихидой, не? осуще-
ствить эту невинную мысль... не пришлось:
пахло демонстраціей. Лекціи—лекціями* а са-
мымъ пріятнымъ въ Нижнемъ для меня была
именно встрѣча со старыми друзьями и часы,
проведенные мною въ обществѣ земскихъ учи-
телей и учительницъ. Конечно, я осмотрѣлъ и
выставку, особенно учебный ея отдѣлъ; внима-
тельно познакомился исъ содержимымъ павильо-
на церковно-приходскихъ школъ, пользуясь лю-
безными объясненіями В. И. Шемякина; не менѣе
внимательно осмотрѣлъ и павильонъ воскрес-
ныхъ школъ, отдавъ надлежащую дань уваженія.

неутомимой Хр. Д.-Алчевской которая только-
что отбыла Московскую выставку, Теперь'от-
бывала Нижегородскую и уже собиралась про-
славятъ успѣхи россійскаго просвѣщенія на
Парижской. Но большую часть моего "времени
въ Нижнемъ я проводилъ въ дешевой чайной,*
по сосѣдству съ той аудиторіей, гдѣ происходи-
ли лекціи, потому что сюда собиралось учитель-
ство,1 а въ томъ числѣ й мои старые Друзья:
воспоминаніямъ, разсказамъ, разговорамъ и
спорамъ не было конца. Здѣсь-то я узналъ о
движеній народнаго • образованія въ Пермской
губерніи за послѣднее время—увы!, не впередъ,
а назадъ, объ упадкѣ въ ней земской дѣятель-
ности, Ь пониженіи самостоятельности и само-
деятельности учительства, о весьма прискорб-
ной перемѣнѣ, происшедшей съ нѣкоторыми
МОИМИ знакомыми.:. Все это было очень грустно
и очень досадно, но совершенно естественно'
й понятно... \ -
Послѣ' нижегородскихъ лекцій, съ 1897
го'да на меня опять посыпались земскія пригла-
шенія—принять на себя руководительство, но
ужѣ не' съѣздами народныхъ учителей и учи-
тельницъ, строго воспрещенными, а курсами-
для нихъ, по правиламъ 1875 г. Я тоже ока-'

зался офиціально-реабилитированнымъ какъ
«учитель учителей», но не для съѣздовъ, $ для
курдовъ. Скажутъ: да не все ли равно? полно,
есть ли существенная разница между тѣми Ц
другими?—Въ идеѣ, конечно, есть—и даже
очень большая.
Съѣздъ — собраніе полноправныхъ лицъ,
стоящихъ у одного и того же дѣла,, желаю-
щихъ объединиться между собою, подѣлиться
другъ съ другомъ своими наблюденіями, опы-
тамъ, размышленіями и выводами въ интере-
сахъ общаго дѣла, сообща обсудить и выяснить
волнующіе ихъ вопросы, недоразумѣнія и
затрудненія, потолковать о лучшей постанов-
ке и о возможномъ усоверщенствованіи , об-
щаго дѣла. Руководитель здѣсь — « старшій
между равными», в;ъ прямомъ смыслѣ «руко-
водитель», направляющій ходъ занятій, чтобы
они не «соскакивали съ рельсовъ», не «выхо-
дили изъ береговъ», объединяющій разнообра-
зіе собравшагося общества, самъ работающій на-
равнѣ со всѣми, вносящій въ общую работу
свое знаніе, свой опытъ, свой живой примѣръ.
Здѣсь онъ можетъ пріобрѣсти авторитетъ^ толь-
ко силою своего таланта и знанія, путемъ добро-
совѣстнаго труда, такта,и нравственнаго вліянія.

Курсы же—это собраніе малознающихъ и
малоопытныхъ учителей, безъ права голоса,
обращенныхъ въ учениковъ, обязанныхъ без-
прекословно исполнять приказанія руководи-
телей-наставниковъ, воспринимать и усваивать
ихъ наставленія, не долженствующихъ «свое
сужденіе имѣть». Руководители здѣсь—настав-
ники, дѣло которыхъ сообщать аудиторіи зна-
нія и умѣнія, да провѣрять, насколько удо-
влетворительно они восприняты, поняты и
усвоены, пожалуй• — аттестовать прилежаніе,
успѣхи и поведеніе курсистовъ, какъ учени-
ковъ. Здѣсь руководители облечены автори-
тетомъ въ силу ихъ; положенія, извнѣ, и не
имѣютъ надобности пріобрѣтать его ни лич-
ными достоинствами, ни личнымъ трудомъ;
они, въ нѣкоторомъ родѣ^ «предержащая
власть»,; съ правомъ требовать полнаго пови-
новенія и прекращать въ зародышѣ всякія
проявленія собственныхъ мнѣній со стороны
аудиторіи. Такъ, по крайней мѣрѣ, выходитъ
по правиламъ 1875 года.
Да, въ идеѣ разница большая. Но возможно
ли было полное примѣненіе этихъ правилъ-о
курсахъ въ 90-хъ годахъ? •
і Можетъ быть, такіе курсы и возможны

были тридцать лѣтъ тому назадъ, когда наше
учительство представляло пеструю толпу, со-
стоявшую изъ недоучившихся семинаристовъ,
неокончившихъ курса учениковъ уѣзднаго
училища и тому подобныхъ недоучекъ, кото-
рые поступааи въ учителя только по тому
побужденію, что больше имъ некуда было
дѣваться, словомъ, «кто съ борку, кто съ
сосенки». Такую толпу неумѣлыхъ работни-
ковъ, безъ всякихъ знаній, безъ пониманія
дѣла, безъ стремленія къ самообразованію,
безъ умѣнія учиться и совершенствоваться
самостоятельно, пожалуй, небезполезно было
собирать на подобные курсы, заставлять учить-
ся и подвергать школьной дисциплинѣ, особен-
но имѣя въ виду, что большинству этихъ
учителей и дѣваться некуда, а потому поневолѣ
приходилось мириться со всякими курсами, со
всякимъ режимомъ, и я самъ зналъ одного
председателя земской управы, который гово-
ритъ такимъ учителямъ, отправляя ихъ; въ
школу: «ну, смотри у меня, учи хорошенько,
не пьянствуй, не дебоширь, а то—въ солдаты
отдамъ!» Онъ грозилъ учителю пальцемъ, и
несчастный учитель вѣрилъ, что этотъ грозный
начальникъ можетъ отдать его въ солдаты.

Но уже въ 80-хъ, тѣмъ болѣе въ 90-хъ го-
дахъ составъ нашего учительства, дѣйствовав-
шаго въ народной школѣ, совершенно измѣ-
нился. Въ ряды его стали поступать почти
исключительно люди, получившіе среднее или
спеціально-учительское образованіе, сознатель-
но, а иногда и по призванію посвящавшіе свои
силы учительскому труду, мыслящіе, искренно
преданные дѣлу народнаго образованія. Изъ
прежняго состава остались немногіе и, конечно,
наиболѣе сильные, сумѣвшіе овладѣть необ-
ходитыми знаніями и умѣньями, проработавшіе
въ школѣ ю, 15, 20 лѣтъ, полюбившіе школу
и школьное дѣло,.. Да, сильно измѣнился
общій характеръ нашего учительства за чет-
верть вѣка. Не то стало его отношеніе къ
дѣлу, не то пониманіе дѣла. Не тѣ умственныя
и нравственныя потребности. Не тѣ недо-
статки, не тѣ и достоинства. Больше гораздо
стало замѣчаться самодѣятельности и самосто-
ятельности, иногда, къ сожалѣнію, переходя-
щей въ преувеличенное самомнѣніе. Не стало
и слѣда бывалой и слѣпой вѣры въ рецепты
и немотивированныя наставленія кабинетныхъ
руководствъ, методикъ, правилъ, программъ;
проявилось не, только критическое, но даже

и скептическое отношеніе къ нимъ. Выходили
въ свѣтъ весьма серьезные труды учителей,
какъ. «Грамматическій задачникъ» Стрѣлкова,
«Книга для чтенія» Ермина и Волотовскаго,
«Сборники ариѲметическихъ задачъ» Лубенца
и Верещагина, «Подвижныя задачи по ариѲ-
метикѣ» Аркадія Топоркова и т. под. Всѣ
эти работы носятъ на себѣ печать самодѣя-
тельной мысли, живого пониманія условій и
потребностей народной жизни и школы.
Журналъ «Русскій начальный учители» от-
крылъ особый отдѣлъ для работъ, статей и
замѣтокъ учителей, въ которыхъ ключемъ
бьетъ сознательное и живое отношеніе работ-
никовъ школы къ своему дѣлу, и всякій, кто
интересуется дѣломъ, найдетъ въ этом> от-
дѣлѣ журнала не мало интереснаго и поучи-
тельнаго... Вмѣстѣ съ тѣмъ, нельзя не видѣть
въ современномъ учительствѣ гораздо больше
идейности,; чувства собственнаго достоинства
и ретиваго стремленія къ научному знанію,
къ самообразованію). Я думаю, что здѣсь боль-
шое значеніе. имѣлъ приливъ къ народной
школѣ образованныхъ дѣвушекъ* съ поря-
дочнымъ*, общимъ образованіемъ, развитыхъ,:
Полныхъ жаждою знанія и (Стремленіемъ вно^

сить свѣтъ въ. Массу темнаго народа, Я говорилъ
3,0 второй, Г44рѣ о той просвѣтительной роли,
которую сыграла въ Пермскомъ краю Екате-
ринбургская женская гимназія, тогда бывшая
исключительнымъ явленіемъ, а къ 90-мъ го-
дамъ сіятельная роль въ средѣ учительства
образованныхъ дѣвушекъ съ идеальными стрем-
леніями, стала уже не исключеніемъ, а общимъ
правиломъ Идейность и высокое идеальное
Настроеніе русскаго народнаго, . учительства
особенно ярко сказалось на съѣздѣ предста-
вителей учительскихъ обществъ взаимопомощи
1902,г. въ Москвѣ, напр., хоть бы по поводу
предложенія г. Шигина: см/ «Образованіе»
1903 :г,, № з, стр. щ и 100/ Какой пре-
красный , примѣръ ц горькій упрекъ нашимъ
высшимъ, сословіямъ* только •< и думающимъ
о расширеніи своихъ преимуществъ и о все-
возможных^ унизительныхъ подачкахъ: .,
Какъ же это учительство подчинять школь-
ному;. режиму курсовъ по правиламъ 1875 го-
да? Удобно Ш благоразумно ли, даже прямо
—возможно ли ставить его въ положеніе
••9
школьниковъ и третировать, какъ неразум-
нымъ подростковъ? Вѣдь,. среди него немало
заслуженныхъ работниковъ, много лѣтъ, силъ

и труда отдавшихъ народной школѣ; не мало
отцовъ семейства; не мало людей почтеннаго
зрѣлаго возраста, съ сѣдиной на головѣ; не
мало такихъ; которые уже выработали опре-
дѣленные взгляды на свое дѣло, имѣющихъ
желаніе, право и возможность отстаивать ихъ?
Такіе вопросы невольно возникали при
первомъ же земскомъ предложеніи руководить
курсами, полученномъ мною въ 1897 т. изъ
Тамбова. Надо было уклониться или поста-
вить дѣло иначе. Я рѣшился попытаться.
«Была не была, придержусь молъ той уже
выработанной, уже испытанной мною програм-
мы, какой держался, когда руководилъ съѣз-
дами, съ надлежащей переработкой содержа-
нія рубрикъ, не обращая вниманія на невоз-
можныя пресловутыя правила, сохраняя отъ
нихъ только названіе «курсовъ»,—допустятъ
ли, нѣтъ ли меня вести занятія по этой про-
граммѣ—все равно, но вести дѣло иначе, ва-
лить его «черезъ пень въ колоду» и ломать
себя, поддѣлываясь подъ невозможныя прави-
ла, кому-то угождая,—я, по совѣсТи, не могу
и не хочу!»
Понятно, что содержаніе рубрикъ при-
шлось много измѣнить: надо было внести въ

нихъ и свой двѣнадцатилѣтній опытъ въ
сельской школѣ, и результаты движенія на-
учной мысли въ области психологическихъ
изученій, служащихъ основой для постановки
учебно-воспитательнаго дѣла.
Тамбовское земство одобрило мою про-
грамму и препроводило ее, куда надлежитъ.
, Однако же разрѣшеніе курсовъ подъ мо-
имъ руководствомъ и по моей программѣ зна-
чительно затянулось: округъ не рѣшился взять
его на свою отвѣтственность. Дѣло доходило
до министерства, и курсы, вмѣсто первой по-
ловины іюня, состоялись только въ концѣ
этого мѣсяца и въ первой половинѣ іюля,
такъ что полное развитіе работы, соединенной
съ усиленнымъ нервнымъ возбужденіемъ и
умственнымъ напряженіемъ, совпало съ самы-
ми сильными жарами. Это было неблагопрі-
ятное условіе для успѣшности работы, кото-
рое много усиливалось еще условіями помѣ-
щенія. Курсы происходили въ залѣ нарышкин-
скаго общества народныхъ чтеній, превосход-
номъ, но не приспособленномъ для много-
людныхъ собраній во время лѣтнихъ жаровъ:
этотъ залъ имѣетъ потолокъ изъ гофриро-
ваннаго желѣза, его громадныя окна не отво-

ряются и снабжены небольшими форточками
только съ: одной стороны, такъ что не было
никакихъ средствъ бороться съ духотой и
жарой, а заниматься приходилось ежедневно
не менѣе 7-ми часовъ.
Какъ ни затянулось разрѣшеніе курсовъ,
все-таки мнѣ удалось провести, мою програм-
му, т> е. въ существѣ дѣла программу былыхъ
съѣздовъ для цѣлаго ряда курсовъ, про-
исходившихъ подъ моимъ руководствомъ въ
«концѣ вѣка»—въ Тамбовѣ, въ Старбдубѣ,
два раз? въ Ярославлѣ, Курскѣ* Херсонѣ и
Одессѣ. Въ своихъ печатныхъ отчетахъ* ко-
торые помѣщались въ оффиціозномъ журналѣ
«Русскій Начальный; Учитель», и также изда-
вались земствами (Тамбовскимъ, Ярославскимъ,
Курскими ; Херсонскимъ)* съ надлежащаго
разрушенія* я* конечно, открыто и недвусмы-
сленно говорилъ о невозможности и непримѣ-
нимости правилъ 1875 года и о томъ* что я
велъ и буду вести курсы* отнюдь не • стѣсня-
ясь этими мертворожденными правилами.
Не скажу* однако, чтобы на практикѣ
мнѣ вездѣ и всегда удавалось избѣжать кон-
фликтовъ и непріятностей, отстоять свободу
и самостоятельность дѣйствій, съ: надлежащею

полнотой осуществить мою программу: прихо-
дилось выдерживать рискованныя схватки и
д&же, сознаюсь не безъ нѣкоторой досады на
себя, дѣлать уступки. Дѣло въ томъ, что къ
этому времени, къ «концу вѣка», у насъ уже
выработался вполнѣ тотъ типъ, такъ сказать,
«Педагогическаго чиновника», о которомъ я
говорилъ въ предыдущей главѣ, и съ нимъ
теперь справиться или поладить было не легко,
какъ съ отчаяннымъ формалистомъ и трусомъ,
дрожащимъ за свое Мѣсто, за свою карьеру.
Напримѣръ, въ ТаМбовѣ, несмотря на обшир-
ное помѣщеніе, въ которое можно свободно
впустить тысячу слушателей, наблюдатель рев-
ниво оберегалъ Двери зала, Не допуская на
курсы никого, кроМѣ курсистовъ въ числѣ і68
человѣкъ, даже лицъ, несомнѣнно близко сто-
ячихъ къ мѣстной народной школѣ, даже
тѣхъ, чьими заботами были созданы и орга-
низованы самые курсы. Такая замкнутость, не
говоря уже о возмутительной несправедли-
вости по Отношенію къ нѣкоторымъ отдѣль-
нымъ лицамъ, на мой взглядъ и вообще была
во&се Не въ интересахъ курсовъ, о чемъ я до-
статочно говорилъ въ своемъ мѣстѣ. А инте-
ресъ къ курсамъ въ мѣстномъ земствѣ й дво-

рянствѣ .былъ, очень .возбужденъ, и неблаго-
разумное устраненіе такихъ элементовъ едва
ли благопріятствовало процвѣтанію, мѣстной
школы: вѣдь это процвѣтаніе невозможно
безъ общественнаго сочувствія и безъ обще-
ственныхъ жертвъ.
На всѣхъ другихъ курсахъ, мною руково-
димыхъ, такой замкнутости не было; входъ
въ залъ былъ открытъ для всѣхъ интересую-
щихся дѣломъ, и, курсы отъ этого, конечно,
ничего не теряли; порядка никто не нарушалъ,
и занятія шли безпрепятственно, скорее—съ
усиленнымъ оживленіемъ и одушевленіемъ.
Даже на курсахъ для учителей и учительницъ
церковно-приходскихъ школъ, къ которымъ
министерскіе чиновники относятся съ нескры-
ваемою ироніей, ничѣмъ съ ихъ стороны.не
оправдываемой, и на которыхъ мнЬ'случилось
участвовать впослѣдствіи (1902 г.) въ Пензѣ,
—двери зала были открыты для всѣхъ--гіке-
лающихъ, сколько ихъ могло помѣститься,
сообразно съ кубическимъ содержаніемъ воз-
духа: здѣсь, какъ видно, лучше памятуютъ,
что свѣтъ надо помѣщать не подъ спудомъ,
а . на видномъ открытомъ: мѣстѣ,—да свѣтитъ
всѣмъ, жаждущимъ свѣта!

Не въ интересахъ дѣла было и другое
произвольное дѣяніе тамбовскаго наблюдателя:
онъ Задержалъ разсылку учителямъ и учи-
тельницамъ примѣрной программы для пред-
варительныхъ письменныхъ работъ, которыя
должны были заблаговременно познакомить
меня съ положеніемъ мѣстной школы (можетъ
быть, именно' это-то и было нежелательно?),
ея нуждами и потребностями, съ желаніями
й стремленіями мѣстнаго учительства, съ во-
просами, наиболѣе его интересующими,'съ1 его
мнѣніями и съ его сужденіями по этимъ во-
просамъ. Программа была получена учителями
и 1 учительницами за нѣсколько дней до; на-
чала занятій, а потому они не имѣли воз-
можности своевременно приготовить основа-
тельно обдуманные и Тщательно обработан-
нымъ сообщеній и докладовъ' для бесѣдъ*
Желанія поработать, высказать свои недора-
зумѣнія, затрудненія, думы, подѣлиться съ
товарищами своими Наблюденіями и опытами;
-^было много, но время ушло: «нашлось бы
Многое, что сообщить о своей дѣятельности
и ея результатахъ», писала одна изъ учитель-
ницъ, «но срокъ данъ такъ коротокъ, что
едва успѣешь дать самые необходимые отвѣты».

Свое желаніе поработать въ этомъ упра-
вленіи учительство доказало тѣми усиліями,
какія обнаружило, стараясь вознаградить по-
терянное, не по его винѣ, время напряженной
работой въ городѣ, на дому, рядомъ съ за-
нятіями въ аудиторіи, Вообще тамбовское
учительство, производившее довольно тяже-
лое впечатлѣніе какой-то пришибленностью
и опасеніемъ «смѣть свое сужденіе имѣть»,
точно оно живетъ постоянно подъ чьим-то
гнетомъ, обнаружило очень много работоспо-
собности, къ сожалѣнію, не одушевленной
самодеятельною, независимою мыслью. Ука-
занные и другіе подобные изъяны въ органи-
заціи и занятіяхъ тамбовскихъ курсовъ, въ
значительной мѣрѣ, объяснялись причинамъ
чисто личнаго характера, вытекая изъ личнаго
раздраженія. Курсы происходили вскорѣ послѣ
знаменитаго, такъ называемаго, «слётовскаго?
дѣла, раскрывшаго публично, въ окружномъ
судѣ, весьма некрасивыя вещи въ деятельно-
сти мѣстныхъ руководителей школы и явно
обнаружившаго, на какой сторонѣ сочувствіе
мѣстнаго общества. «Слетовское дѣло» въ
свое время надѣлало столько шуму, что щ
считаю лишнимъ вдаваться въ изложеніе его.

Но результаты его, между прочимъ, сказались
и щ курсамъ: во-первыхъ, раздраженіемъ мел-
кихъ личныхъ самолюбій, во-вторыхъ, нѣсколь-
ко угнетеннымъ настроеніемъ тамбовскаго
учительства, на которое «слётовскре дѣло»
наложило (некрасивыя) тѣни: даже совершен-
но чистыя личности, поддаваясь корпоратив-
ному чувству, невольно испытывали некото-
рую неловкость, тѣмъ болѣе, что обнаружен-
ные «слётовскимъ дѣломъ» изъяны въ там-
бовскихъ школьныхъ порядкахъ заставляли
меня, какъ руководителя курсовъ, усиленно
налегать на воспитательную сторону школьна-
го дѣла ц на такіе щекотливые вопросы, какъ,
напримѣръ, вопросъ о наказаніяхъ и вообще
объ отношеніи учителя къ ученикамъ. При-
шлось.въ приподнятомъ духѣ, съ особенною
настойчивостью и горячностью, говорить о
безобразіи жестокости, грубости, нетерпимости
со стороны учителя. Это пуще раздрожало
мелкія самолюбія, вызывало стыдливое и бла-
готворное самосознаніе въ однихъ, болѣзнен-
ное чувство обиды въ другихъ* непричаст-
ныхъ къ такому самосознанію; но все это
было необходимо въ интересахъ очищенія
Тамбовской школы отъ позорныхъ изъяновъ

въ будущемъ. Не знаю, на сколько удалось
мнѣ содѣйствовать такому очищенію, но- я
видѣлъ явные признаки его на курсахъ—и въ
урокахъ учителей, въ общемъ весьма Живыхъ
и толковыхъ, и въ бесѣдахъ, и въ частныхъ
разговорахъ. Признаюсь, мнѣ хочется вѣрить,
что курсы, въ связи съ «слётоёскимъ дѣломъ",
въ этомъ отношеніи не прошли безслѣдно Для
Тамбовской школы, тѣмъ болѣе, что и глав-
ныхъ виновниковъ ея деморализаціи скоро не
стало въ Тамбовѣ.
Не смотря на краткость времени, Тамбов-
ское учительство успѣло приготовить на об-
щее обсужденіе, какъ хорошій матеріалъ для
живыхъ бесѣдъ, нѣсколько дѣльныхъ1 й:ТОЛ-
КОВО обработанныхъ докладовъ (о причинахъ;
почему наши школы невольно уклоняются Отъ
выполненія общеобразовательной задачи и отъ
удовлетворительныхъ потребностей народной
жизни», «о желательНыхъ измѣненіяхъ въ дѣ-
лѣ постановки обученія въ народной школѣ»,
«о кумахъ для учителей и учительницъ»,
«сельская школа, какъ проводникъ сельско-
хозяйственныхъ знаній въ среду народа», «О
воспитаніи дѣтей народнаго учителя» и др.1).!!
1 Бесѣды по поводу докладовъ и сообщеній,

подьмающихъ вопросы,, .которые ( наиболѣе
интересуютъ и волнуютъ учительство, говоря
по, правдѣ, были самой интересной и ожив-
ленной частью занятій на всѣхъ курсахъ,
происходившихъ подъ моимъ руководствомъ,
гдѣ удавалось ихъ установить и провести съ
достаточною , свободой и полнотой.;, Правда,
что такія бесѣды отрицаются правилами 187 5 го-
да, но онѣ были включены въ мою программу,
утвержденную учебнымъ начальствомъ, и боль-
шее или меньшее стѣсненіе ихъ. зависѣло отъ
произвола мѣстнаго цензора-^наблюдателя. Наи-
большія препятствія встрѣтились въ Я р о -
славлѣ,; куда проникла Московская, (вѣрнѣе
—-«катковская») зараза «словобоязни»,: и въ
Курскѣ, гдѣ наблюдатель на словахъ непре-
менно хотѣлъ вести бесѣды самъ, но на дѣлѣ
ограничился одною довольно безцвѣтною и
вялою бесѣдой о надѣленіи школъ землею.
ДѢлать нечего, здѣсь пришлось бесѣды по
самымъ интереснымъ, по самымъ важнымъ
вопросамъ привязывать къ обсужденію, у рог
ковъ; иного: средства провести ихъ, безъ не-
пріятныхъ конфликтовъ, не представлялось.
За то вполнѣ удалось придать имъ полный
просторъ и надлежащую полноту—въ Там-

бовѣ, Стародубѣ, Херсонѣ и Одессѣ. Въ Ста-
родубѣ й Одессѣ онѣ прошли безъ всякихъ
столкновеній, протестомъ и препятствій, хотя
въ послѣднемъ городѣ на курсахъ постоянно
присутствовали три чиновника-наблюдателя:
инспекторъ училищъ, директоръ училищъ и
окружный инспекторъ, прикомандированный
попечителемъ,—значитъ, надзоръ былъ осно-
вательный, неупустительный, зоркій.
Въ Тамбовѣ возникли протесты и прере-
канія по поводу самыхъ невинныхъ вопросовъ
школьной практики.
По поводу доклада «о причинахъ, почему
Тамбовскія школы невольно уклоняются отъ
выполненія общеобразовательной задачи и отъ
удовлетворенія потребностей народной жизни
тежду прочимъ, указывали на установленное
въ этихъ школахъ злоупотребленіе диктов-
кой И каллиграфіей: на диктовку и чистопи-
саніе тратится такая* масса времени, что его
на хватаетъ на болѣе важныя для жизни
письменныя упражненія, какъ свободное и
толковое изложеніе своихъ знаній, наблюде-
ній, мыслей, чувствъ, желаній. «Въ виду
такого то циркуляра, я не могу допустить,
чтобы здѣсь подвергались критикѣ уроки

чистописанія и говорилось о сокращеніи
ихъ! а
По поводу доклада «объ играхъ и гимна-
стическихъ упражненіяхъ въ народной школѣ»
говорили о невозможности практиковать гим-
настическія упражненія, если учитель не обла-
даетъ для этого необходимой спеціальной Под-
готовкой и если при школѣ нѣтъ для этого
удовлетворительнаго помѣщенія, потому что
неправильно поставленныя гимнастическія упра-
жненія, да еще въ тѣсномъ и пыльномъ к лас-
сѣ* плохо вентилируемомъ, приносятъ не поль-
зу, а вредъ; между тѣмъ, какъ извѣстно, у
крестьянскихъ: ребятъ столько естественной
гимнастики въ жизни, что искусственная гим-
настика имъ едва ли нужна,—они надъ мей
смѣются, презирая эти странныя, на ихъ взглядъ,
ненужныя выбрасыванія рукъ и ногъ, пово-
роты головы и туловища и т. п. Указано
было авторитетное мнѣніе о гимнастикѣ въ
школѣ покойнаго доктора Е. А. Покровскаго
изъ его доклада въ IV секціи «русскаго об-
щества охраненія народнаго здравія», въ С.-Пе-
тербургѣ.
— Въ виду такого-то циркуляра, я не Могу
допустить, чтобы здѣсь обсуждался вопросъ

о гимнастическихъ упражненіяхъ въ школѣ!
Какъ вамъ нравятся такіе благонравные
протесты?
Все дѣло объясняется опасеніемъ, чтобы
даже разговоры о чистописаніи не сочтены были
кѣмъ-тр за дерзкую критику какихъ-то цир-
куляровъ: наглядный примѣръ того, какъ тру-
сость и низменное самосохраненіе близко гра-
ничатъ... съ чѣмъ? Оказалось, что въ одномъ
циркулярѣ говорится о желательности, чтобы
ученики школъ научились писать достаточно
разборчиво,, но вовсе не рекомендуется всѣ
письменныя упражненія учениковъ сводить на
механическое чистописаніе съ прописей и ман-
кировать всѣми другими письменными упраж-
неніями. Другой циркуляръ говоритъ о жела-
тельности гимнастическихъ упражненій—ко-
нечно, въ тѣхъ начальныхъ школахъ, гдѣ
они возможны, но вовсе не настаиваетъ на
безтолковомъ примѣненіи ихъ во всѣхъ на-
родныхъ Школахъ и при всевозможныхъ
условіяхъ... Удалось уладить дѣло соглаше-
ніемъ, что должно принимать во вниманіе
всякіе циркуляры, но «съ умомъ», памятуя
пословицу о человѣкѣ,; котораго «заставь
Богу молиться, такъ онъ и лобъ разобьетъ».

Эта пословица оказалась настолько убеди-
тельной, что пререканія окончились, и оказа-
лось возможнымъ постановленіе объ устране-
ніи злоупотребленій чистописаніемъ и гимна-
стикой—при отсутствіи благопріятныхъ усло-
вій для правильной постановки гимнастиче-
скихъ упражненій.
-Въ Херсонѣ рѣзкій, Даже грубый, протестъ
билъ вызванъ еще болѣе невиннымъ вопросомъ
«о Желательности установить общеніе между
учащими лицами и дать имъ возможность
посѣщать товарищескіе уроки въ интересахъ
самоусовершенствованія». Грубость протеста,
соединеннаго съ крикомъ сене позволю!» и
сТучаньемъ кулаками по столу, заставила, во
избѣжаніе скандала, прервать мирную бесѣду
и оставить вопросъ безъ обсужденія. Инци-
дентъ остался безъ послѣдствій.'и
Въ Одессѣ съ очень непріятнымъ инциден-
томъ соединился докладъ одного дѣльНаго и
серьёзнаго учителя «объ условіяхъ учитель-
скаго-труда», въ 'которомъ, между прочимъ,
развивалась мысль о необходимости оградить
личность учителя отъ грубаго произвола лю-
дей; недостаточно проникнутыхъ должнымъ
уваженіемъ къ нравственному достоинству учи-

теля. Докладъ былъ одобренъ къ прочтенію
и обсужденію. Инцидентъ не сопровождалъ
этого обсужденія, а предшествовалъ ему, и
произошелъ отъ лица, даже ни имѣвшаго
прямого отношенія къ курсамъ, присутствовав-
шаго на нихъ въ качествѣ посторонняго слу-
шателя, правда, нежелательнаго, но не подле-
жащаго устраненію. Хотѣлось, чтобы доклада
вовсе не было: возникло опасеніе, совершенно
неосновательное, что докладъ будетъ кому-то
заслуженнымъ щелчкомъ—«не въ бровь, а
прямо въ глазъ». Однако, авторъ доклада
рѣшился лучше потерять мѣсто, лишь ,,бы
провести свой докладъ, который интересовалъ
все учительство, какъ посвященный самому
близкому, жгучему, ,такъ сказать— «кровно-
му», вопросу. Докладъ былъ очень серьезный,
дѣльный, совершенно свободный отъ всякихъ
личностей, рѣзкостей и преувеличеній. : Но
докладчикъ все-таки потерялъ мѣсто; впослѣд-
ствіи онъ пристроился въ другой губерніи.
Несправедливость къ уважеамому товарищу,
конечно, произвела самое тяжелое впечатлѣніе
на всю аудиторію, состоящую, слишкомъ изъ
пятисотъ человѣкъ, и вызвала взрывъ неволь-
наго негодованія, которое, впрочемъ, не со-

провождалось ни малѣйшимъ нарушеніемъ по-
рядка на курсахъ; но внѣ ихъ оно выразилось
въ довольно рѣзкой, хотя и деликатной, фор-
мѣ: виновникъ негодованія былъ исключенъ
изъ общей товарищеской группы на фотогра-
фическомъ снимкѣ. Этотъ непріятный инци-
дентъ былъ живымъ подтвержденіемъ мысли
доклада о необходимости оградить личность
учителя отъ грубаго произвола, и негодованіе
пятисотеннаго общества было достойною
оцѣнкою возмутительнаго факта.
Замѣчу, что одесскіе курсы были самыми
многолюдными изъ всѣхъ, какими мнѣ прихо-
дилось руководить; для нихъ нарочито былъ
отведенъ,—конечно, съ разрѣшенія учебнаго
и иного начальства,—обширный залъ город-
ской аудиторій, куда слушатели допускались
&ѣ билетами, заблаговременно полученными
отъ инспектора-наблюдателя.
Самыми малолюдными были стародубскіе
курсы (115 человѣкъ), устроенные за счетъ
черниговскаго губернскаго земства. Стародуб-
ское уѣздное земство не принадлежитъ ни къ
числу богатыхъ, ни къ числу живыхъ. Оно
мнѣ показалось Такимъ же малоподвижнымъ
патріархальнымъ, затхлымъ, какъ малоподвиж-

на, патріархальна, затхла жизнь города Старо-
дуба, довольно глухого и грязнаго, съ пре-
обладаніемъ еврейскаго населенія, нахлынув-
шаго сюда послѣ изгнанія евреевъ изъ Мо-
сквы, принесшаго съ собою свою атмосферу
и раздражающую уличную галду. Жизнь
здѣсь не катится шумнымъ потокомъ, а еле-
еле сочится ручейкомъ, безъ силы, безъ шума,
безъ блеска: болотная жизнь. Въ уѣздѣ 36
школъ съ 2.299 учащимися (2.028 м. и только
271 д.) и 36 учащими лицами; но онѣ крайне
плохо помѣщаются, плохо обставлены, бѣдны
учебными пособіями, очень скупо и неисправно
снабжаются учебными принадлежностями и
почти вовсе лишены какихъ либо школьныхъ
библіотекъ. Учительській трудъ вознаграждает-
ся болѣе, нежели умѣренно: для большинства
2оо рублей въ годъ. Вообще здѣсь заботы
объ учительствѣ видно мало* На курсахъ было
высказано, что даже скромныя наградныя день-
ги учащимъ, ассигнованные земскимъ собра-
ніемъ, по два года лежатъ безъ распредѣленія
между тѣми лицами, для кого они ассигно-
ваны. При всемъ этомъ въ стародубскомъ учи-
тельствѣ .замѣчаётся много преданности, дѣлу
и любви къ школѣ, въ отдѣльныхъ лично-

стяхъ доходящей почти до фанатизма. «Толь-
ко любовь къ школѣ, желаніе служить народ-
ному благу», пишетъ одинъ учитель, «мирятъ
со всѣми лишеніями и заставляютъ забывать
о всѣхъ невзгодахъ». «Уряднику, сидѣльцу,
писарю», пишетъ одна учительница, «жало-
ванья полагается не менѣе 360 рублей; а учи-
телю и учительницѣ, трудъ которыхъ не легче,
едва8 ли не труднѣе,—200 руб. Дѣло народнаго
образованія—хорошее и великое дѣло, и до-
ставляетъ по временамъ минуты нравственнаго
наслажденія. Но при такихъ условіяхъ жизни,
да еще при недостаткѣ въ школѣ учебныхъ
книгъ, бумаги и всѣхъ учебныхъ принадлеж-
ностей,--при всемъ этомъ, приходится больше
страдать, нежели удовлетворяться»...
Когда читаешь ^показанія учащихъ лицъ
Стародубскаго уѣзда на вопросы ихъ жизни,
въ воображеніи невольно рисуются изстрадав-
шіяся человѣческія существа, безъ свѣтлыхъ
воспоминаній въ прошедшемъ, безъ радостей
въ настоящемъ, безъ надеждъ въ будущемъ...
Никакихъ средствъ для удовлетворенія умст-
венныхъ интересовъ у этого ^учительства, ни
библіотекъ, ни газетъ, ни журналовъ, ни интел-
лигентнаго общества, нѣтъ, а изъ 200 рублей

жалованья трудно выгадать что-нибудь на
книги, журналы и газеты.
Хотя на курсахъ были сдѣланы нѣкоторыя
постановленія (какъ у насъ водится, въ формѣ
ходатайствъ) объ улучшеніи жизни учитель-
ства и о снабженіи школъ учебными пособіями
и библіотекамъ но постановленія эти, сколько
мнѣ извѣстно, такъ и остались постановле-
ніями безъ практическихъ результатовъ. Ори-
гинальною особенностью Стародубскихъ кур-
совъ была временная школа, состоявшая при
нихъ: въ то время какъ, напримѣръ, въ Яро-
славлѣ были собраны «приличныя», хорошо
одѣтыя и причесанныя городскія дѣти, маль-
чики въ нарядныхъ рубашечкахъ и сюртучкахъ,
дѣвочки съ бантиками и ленточками,—въ
Стародубѣ были привезены настоящія кресть-
янскія ребята, въ ихъ простыхъ и грубыхъ
деревенскихъ одежахъ, съ ихъ деревенскою
простотой, мѣстнымъ народнымъ говоромъ и
наивною любознательностью, съ довольно
странными для великорусскаго уха фамиліями:
Вейсера, Гребенченокъ, Кучерявенокъ, Несоле-
ный, Голушка, Богомазъ, Злотникъ, Хондочи
и т. под. Въ говорѣ ихъ рѣзко слышался то
малорусскій, то литовскій оттѣнокъ. И что

это были за милыя, чистыя, наивныя и жаж-
дщія» знанія дѣти!* Какъ жадно, толково и
прочно схватывали они все, что имъ сообща-
лось] Какъ интересно и любо было занимать-
ся съ этими истинными дѣтьми народа! За
тридцать лѣтъ мнѣ только два раза при-
шлось встрѣтить ;такъ оригинально и цѣле-
сообразно организованную временную школу:
въ первый разъ это было на съѣздѣ въ Ир-
битѣ, въ 18.83 году.
Съ курсами въ Стародубѣ совпало чество-
ваніе памяти Бѣлинскаго^ 1898 г. ^-пятидеся-
тилетие со дня смерти великаго критика), Я
считалъ постыднымъ обойти, на курсахъ па-
мять такого крупнаго русскаго писателя*, и
посвятилъ ему особую лекцію,, стараясь дать
слушателямъ живой, образъ Бѣлинскаго, какъ
человѣка, до конца жизни искавшаго истины,
И очеркъ его- литературной дѣятельности, какъ
художественнаго критика и толкователя, ве-
личайшихъ геніевъ русской поэзіи, и какъ
публициста, выяснявшаго связь между литера-
турой и общественною жизнью* Послѣ лекціи
аудиторія, почтила память Бѣлинскаго вста-
ваніемъ,
Курсы въ Курскѣ и въ.Херсонѣ совпали

съ празднованіемъ столѣтія со дня рожденія
Пушкина (1899 годъ). Нельзя было не 1 озна-
меновать курсовъ воспоминаніемъ о величай-
шемъ русскомъ поэтѣ, не почтить надлежа-
щимъ образомъ его памяти. Съ этою цѣлью
въ школѣ дѣти читали преимущественно5 Про-
изведенія Пушкина, и, кажется, Мнѣ удалось
доказать доступность русскимъ дѣтямъ даже
такихъ серьезныхъ изъ нихъ, какъ «Пророкъ»
(«Духовной жаждою томимъ»...) или моно-
логъ [Пимена изъ ((Бориса Годунове Послѣ
изученія цѣлой группы произведеній Пушкина;
дѣтямъ былъ данъ очеркъ жизни и деятель-
ности поэта и подарена на память книжкі съ
избранными его произведеніями; предназначен-
ная для школъ (изданіе редакціи ((Русскаго
Начальнаго Учителя»).
Для курсистовъ же й при ихъ непосред-
ственномъ участіи, какъ въ Курскѣ, такъ й
въ Херсонѣ, былъ устроенъ литературно-во-
кальный вечеръ съ лекціей о личности й ли-
тературной дѣятельности Пушкина, съ Ге-
ніемъ и пѣніемъ его стихотвореній, съ испол-
неніемъ сценъ изъ ((Бориса Годунова»і ; 1
Не могу удержаться, чтобы не разсказать-
о курьезномъ эпизодѣ, которымъ сопровожда-

лось представленіе сценъ изъ «Бориса Году-
нова» въ Херсонѣ. Благонамѣренный чинов-
никъ пришелъ въ ужасъ и жаловался своему
генералу, который не присутствовалъ на вечерѣ:
• : ; — Что тутъ было, ваше-ство, простои
сказать нельзя: сидитъ у стола какой-то какъ
будто монахъ и твердитъ: «царевича зарѣ-
зали, царевича зарѣзали;» А у печки на со-
ломѣ валялся мальчишка да разспрашиваетъ:
«какой такой царевичъ? какихъ онъ, гово-
ритъ, былъ лѣтъ?» А потомъ какъ вскочитъ,
да грозить началъ: «доносъ, говоритъ, на-
пишу! несдобровать вамъ, говоритъ, — не
уйдете отъ суда!»
— Да вѣдь это изъ «Бориса Годунова»
Пушкина...
— Эхъ, что вы говорите, ваше-ство: ни-
какого тамъ Бориса. Годунова не было, а
только и были, что старикъ-монахъ у стола
да мальчишка у печки да соломѣ! Никакого
Бориса Годунова не; было... Это только въ
афишѣ, для отвода глазъ, значилось, а ни-
какого Бориса Годунова тамъ не было!-—
Развѣ это непохоже на самый невѣроятный
анекдотъ?. А между тѣмъ это несомнѣнный
фактъ...

Между курсами Курска и Херсона была
одна значительная разница, о которой я уже
упоминалъ: послѣдніе, кромѣ практическихъ
занятій въ 'школѣ, сопровождавшихся Объ-
ясненіями и обсужденіями, и кромѣ лекцій
руководителя, теоретическаго характера, до-
пускали еще болѣе или менѣе свободный об-
мѣнъ мыслей по разнымъ вопросамъ учебно-
воспитательнаго дѣла, школы, жизни и дѣя-
тельности учащихъ лицъ. Это. были очень жи-
выя и содержательныя бесѣды, къ которымъ
очень внимательно прислушивались предста-
вители земства. Въ Курскѣ такія бесѣды, къ
сожалѣнію, не были допущены, и потому
то, главнымъ образомъ, на этихъ курсахъ не
было того оживленія и одушевленія, какое
кипѣло въ Херсонѣ. Къ соЖалѣНію, по-
тому что для земства, которое добросовѣстНо
стремится къ Наилучшей постановкѣ народ-
ной школы, конечно, очень большое значе-
ніе иМѣетъ голосъ учительства, а свободныя
бесѣды на курсахъ въ настоящее время пред-
ставляются чуть ли Не единственнымъ сред-
ствомъ для того, чтобы эстетъ голосъ, съ
надлежащею! Искренностью и полнотой, до-
ходилъ др земства, какъ голосъ не отдѣлЬ*

ныхъ личностей, а всей корпораціи, очищен-
ный отъ всякихъ личныхъ примѣсей и от-
тѣнковъ.
Конечно, можно указать и на другія сред-
ства, но въ настоящее время они едва ли воз-
можны на практикѣ. Я имѣлъ случай гово-
рить, какъ приближали къ себѣ голосъ учи-
тельства нѣкоторыя земства пермской губер-
ніи въ 70-хъ и 80-хъ годахъ. Порайонные
же съѣзды, подъ предсѣдательствомъ инспек-
тора, какіе кое-гдѣ практикуются въ послѣд-
ніе годы, на мой взглядъ, средство ненадеж-
ное и обманчивое... Чувствую нѣкоторую по-
требность остановиться на городѣ Херсонѣ и
его курсахъ, потому что здѣсь мнѣ въ 1899
году пришлось быть во второй разъ, спустя
цѣлую четверть вѣка: въ 1874 году я здѣсь
руководилъ.съѣздомъ. Четверть вѣка — не
малое время. Много пережила за эти 25 лѣтъ
и вообще русская школа, и херсонская въ
частности. Надъ ней то играло ясное сол-
нышко на безоблачномъ небѣ, то проноси-
лись черныя грозовыя тучи съ громомъ и мол-
ніей. Черезъ Херсонскую школу прошли самыя
разнообразныя вліянія: и б. Н. А. Кор фа,
отъ котораго я лично слышалъ самые лестные

для нея отзывы, и г. Гарусова, который,
напротивъ, аттестовалъ ее и ея учительство
не то, что плохо, а прямо ехидно, иг. Ф о р-
маковскаго, который мягко и осторожно
пытался выкурить изъ нея идеальныя тради-
ціи 60 хъ и 70-хъ годовъ, какъ традиціи зло-
вредныя, будто бы уже устарѣлыя, не соот-
вѣтствующія потребностямъ жизни и духу
времени, и многихъ другихъ, не столь замѣ-
чательныхъ, дѣятелей... Должно быть, много
давленіи она, бѣдная, перетерпѣла, если въ
1899 году херсонское учительство коллек-
тивно писало мнѣ въ своемъ адресѣ: «Вы
пришли къ намъ въ минуту, когда мы осо-
бенно нуждались въ нравственной поддержкѣ:
дорогое для насъ дѣло народной школы из-
немогаетъ подъ гнетомъ рутины и форма-
лизма, а между тѣмъ населеніе предъявляетъ
все большіе и большіе духовные запросы»...
Надо сказать, что составъ херсонскаго учи-
тельства за 25 лѣтъ, конечно, измѣнился: не
много встрѣтилъ я въ его средѣ старыхъ дру-
зей, съ которыми познакомился въ 1874 году:
тогда они были юношами, теперь стали почти
стариками. Но, къ удивленію моему, общее
настроеніе херсонскаго учительства сохрани-

лось все то же, несмотря на многія неблаго-
пріятныя вліянія; оно сохранилось въ немно-
гихъ старыхъ работникахъ, перешло и «а ихъ
новыхъ товарищей. Много въ немъ беззавѣт-
вой вѣры въ свое дѣло, много потребности
самообразованія и самоусовершенствованія,
много благородныхъ идеальныхъ стремленій...
Если бы да поменьше регламентами, форма-
лизма и давящей рутины извнѣ, какъ бы оно
воспрянуло, оживилось и двинулось впередъ!..
«Мечты, мечты, гдѣ ваша сладость?»
Въ томъ же 1899 году, когда происходили
курсы въ Курскѣ и Херсонѣ, я былъ пригла-
шенъ къ участію на общеобразовательныхъ
курсахъ въ Павловскѣ для учителей и учи-
тельницъ с.-петербургской губерніи. Здѣсь я
былъ единственнымъ представителемъ спе-
ціально-педагогическаго элемента: я изложилъ
двѣнадцать лекцій «о практикѣ учебнаго дѣла
въ народной школѣ», имѣя въ виду общія
основы воспитывающаго обученія и въ част-
ности—примѣненіе ихъ къ преподаванію род-
ного языка, — по программѣ, предварительно
разсмотрѣнной и одобренной учебнымъ на-
чальствомъ. Въ обшемъ же, курсы были об-
щеобразовательные. Я видѣлъ со стороны со-

бравшагося учительства много вниманія, ин-
тереса и стремленія къ наилучшему< понима-
нію моихъ лекцій и своего дѣла. Учителя
весьма удовлетворительно записали эти лек-
ціи, и запись эта, проредактированная мной,
была напечатана въ журналѣ «Русскій началь-
ный учитель». Они приглашали меня въ свои
общежитія или приходили ко мнѣ на квар-
тиру потолковать о своихъ недоразумѣніяхъ
и затрудненіяхъ, . подѣлиться своими наблю-
деніями, выводами, планами и надеждами. Но
чѣмъ болѣе я сближался, съ ними, тѣмъ оче-
виднее убѣждался, что главный интересъ кур-
совъ для нихъ заключается въ лекціяхъ , об-
щеобразовательнымъ, что они , сознаютъ .не-
достаточность своего общаго образованія, и
совершенную необходимость пополнить его
научными знаніями, расширить свой умствен-
ный кругозоръ, для надлежащаго выполненія
своей миссіи по отношенію къ народной
жизни, какъ миссіи проводниковъ ;свѣт», дур-
наго знанія, человѣчности. Лекціи по исторіи
языка, по исторіи искусствъ, по естествозна-
нію, по психологіи,, ц, т. п. труднѣе.для ихъ
пониманія, но гораздо больше интересуютъ
ихъ, даютъ имъ больше новаго и признаются

ими въ данный моментъ болѣе нужными, не-
жели спеціально-педагогическій. А учитель-
ство это, надо сказать, по своему развитію и
по своимъ идеальнымъ стремленіямъ, вовсе не
стоитъ выше ярославскаго или херсонскаго,—
скорѣе, въ обшемъ, уступаетъ тому и дру-
гому. Я и раньше думалъ, а теперь оконча-
тельно убѣдился, что современному русскому
учительству, учительству «конца вѣка», нужно
совсѣмъ не то, въ чемъ наше учительство ну-
ждалось тридцать-двадцать лѣтъ тому назадъ,
тѣмъ болѣе, что и дѣло его много расшири-
лось. Какъ ни ухудшаются внѣшнія вліянія
на , школу, какъ ни давятъ на нее суровая
регламентація и формализму а жизнь, дѣлаетъ
свое дѣло: школа растетъ, сближается съ на-
родною жизнью, Приспособляется къ. ея по-
требностямъ, создавая новое содержаніе и но-
выя формы для своего обученія. Обученіемъ
молитвамъ, грамотѣ да счету теперь ограни-
чиваться уже нельзя; съ готовыми шаблонами
да одной безсодержательною учительскою тех-
никой, далеко не уѣдешь. Народная школа не-
удержимо, въ силу потребностей жизни, изъ
школы грамотности, какою она была въ 60-хъ
и 70-хъ годахъ, обращается въ образователь-

ную школу съ широкими просвѣтительными
задачами, й было бы безуміемъ насильственно
задерживать этотъ ея естественный ростъ. По-
нятно, что и работники ея чувствуютъ и со-
знаютъ необходимость запасаться научнымъ
знаніемъ, расширять свой умственный круго-
зоръ, развивать въ себѣ самодѣятельную кри-
тическую мысль.
Расширеніе на Педагогическихъ курсахъ об-
щеобразовательнаго элемента за счетъ учи-
тельской техники, которою современное' учи-
тельство овладѣло въ достаточной мѣрѣ, стали
моею задачей, выполненіе которой во всякомъ
другомъ городѣ, по многимъ причинамъ, было
труднѣе, нежели въ Павловскѣ.
И вотъ, въ 1900 году, въ послѣдній разъ
принимая на себя руководство курсами по
установившемуся образцу, я рѣшился сдѣлать
попытку-—внести въ нихъ долю общеобразо-
вательнаго элемента, на сколько это возможно
было для одного человѣка, на которомъ при
томъ же лежитъ довольно сложная спеціаль-
но-педагогическая задача, (преподаваніе род-
ного языка, со всѣми его развѣтвленіями).
Это были курсы—въ Ярославлѣ (во 2-ой
разъ) и въ Одессѣ. Я рѣшительно, хотя съ

большими сомнѣніями, включилъ въ програм-
му: моихъ теоретическихъ изложеній: во-пер-
выхъ, связные очерки по психологіи, вводя
въ. нихъ понятіе объ экспериментальной пси-
хологіи и сообщенія о некоторыхъ ея выво-
дахъ, а частью и по л о г и к ѣ; во-вторыхъ,
связные очерки по исторіи русской литера-
туры, въ связи съ общественною жизнью,
подъ заглавіемъ «просмотра русской литера-
туры съ педагогической точки зрѣнія». Про-
грамма сошла благополучно въ двухъ учеб-
ныхъ округахъ (московскомъ и одесскомъ), и
курсы 1900 года въ Ярославлѣ и Одессѣ, хоть
въ нѣкоторой мѣрѣ, получили общеобразова-
тельный характеръ. Но въ существѣ дѣл&
этого было слишкомъ мало, и я, по совѣсти,
считалъ своимъ долгомъ закончить отчетъ
объ одесскихъ курсахъ такимъ заключеніемъ:
..; «При открытіи курсовъ въ блестящемъ рос-
кошью городѣ Одессѣ, въ его великолѣпной
народной аудиторіи, я началъ свое вступитель-
ное слово заявленіемъ, что предстоящими заня-
тіями намѣреваюсь закончить мою дѣятель-
ность, какъ руководителя курсовъ, какія прак-
тикуются у насъ въ настоящее время».
«Теперь, задумываясь надъ моимъ отче-

томъ объ одесскихъ курсахъ, оживляя* въ
своей душѣ и всѣ трехнедѣльныя занятія, и
все многочисленное собраніе, наполнявшее об-
ширную аудиторію, я все-таки остаюсь при
томъ же намѣреніи».
("Думается, что совсѣмъ не то нужно для со-
временнаго русскаго учительства, съ его пытли-
вою возбужденною мыслью, съ его жаждою зна-
нія, съ его потребностью живого дѣла, съ его
горькимъ опытомъ и тяжелою жизнью». («От-
четъ», изд. херсонскаго губ. земства, стр. 41—42).
Это благое намѣреніе «остановиться» мнѣ
пришлось осуществить и помимо моей воли
не только Ію отношенію къ курсамъ по пра-
виламъ 1875 года, но и по отношенію къ
курсамъ для народныхъ учителей и учитель-
ницъ вообще, хотя бы съ преобладаніемъ въ
нихъ общеобразовательнаго, элемента: я опять
былъ «изъятъ» изъ сонма одобряемыхъ руко-
водителей, и думается, что Навсегда пересталъ
быть вольнымъ «учителемъ учителей»...
Ну, что-жъ, тридцать лѣтъ я служилъ
русской народной школѣ по мѣрѣ моего раз-
умѣнія: пора и честь знать. Остается только
сдѣлать общій подсчетъ моимъ «ученикамъ-
учителямъ».

Общее число моихъ учениковъ-учителей по
съѣздамъ 1910 (см. гл. 2-ая).
Число моихъ учениковъ-учителей по кур-
самъ:
Итакъ, болѣе 4-хъ тысячъ человѣкъ, лю-
бимыхъ мною, дорогихъ мнѣ учителей и учи-
тельницъ, довѣрчиво слушали меня—конечно,
съ разрѣшенія начальства и въ присутствіи на-
блюдателей, облеченныхъ довѣріемъ этого на-
чальства, и вдругъ «изъятъ»... Пусть «изъятъ»,
это не для кого не важно... Но почему? За
какія провинности? Не поучалъ же я эти ты-
сячи довѣрчивыхъ людей чему-нибудь дурному,
вредному, опасному? Не вливалъ же я въ эти
довѣрчивыя души «сенечкинъ ядъ?»
Нижній (приблизительно) ...
300
Тамбовъ » ...
168
Стародубъ » ...
115
Ярославль (въ 1-й разъ) . . .
178
Ярославль (во 2-й разъ) . . .
330
Курскъ » . . ,
341
Херсонъ » ...
232
Павловскъ (приблизительно). .
200
Одесса » ...
Общее число . . .
2368
4278

Эти вопросы не давали мнѣ покоя. И за-
хотѣлось мнѣ суда, но не какого-нибудь до-
реформеннаго, секретнаго и тягучаго суда, а
гласнаго и скораго суда общественной совѣсти.
И судъ этотъ состоялся...

IV.
Еще одно, послѣднее, сказаніе...

Еще одно, послѣднее, сказанье..
Собственно говоря, это былъ не судъ. Это
было только нѣкоторое подобіе суда, съ об-
виненіемъ, съ защитой и съ приговоромъ об-
щественной совѣсти.
Начну съ обвинен ія. Оно было напра-
влено, собственно говоря, на одесскіе курсы
1900 года, но косвенно относилось и ко всѣмъ
съѣздамъ, мною руководимыми Сущность его
заключалась въ томъ, что эти курсы «были
организованы и ведены несогласно съ устано-
вленными правилами 5 августа 1875 года», а
въ чемъ заключались отступленія отъ правилъ,
тому !сЛѣдуютъ пункты х).
Во-первыхъ^ курсы велись' въ зданіи город-
1) Сущность обвиненія извлекаю изъ газеты „Донская
Рѣчь (№ 81 за 1902 г.), перепечатавшей его изъ „Одес-
скимъ Новостей".

ской аудиторіи, а не при учительской семинаріи,
или какомъ-либо другомъ учебномъ заведеніи,
какъ рекомендуютъ правила.
Во-вторыхъ, число слушателей было «крайне
велико, достигая 500 человѣкъ», а это тоже
несогласно съ правилами.
Въ-третьихъ, "вмѣсто живой бесѣды
были допущены чтенія въ формѣ докладовъ».
Въ-четвертыхъ, было допущено «слиш-
комъ большое увлеченіе въ сторону
вопросовъ, главнымъ образомъ, о воспи-
тательно-образовательныхъ сред-
ствахъ воздѣйствія на учениковъ», и руково-
дитель, въ своей вступительной рѣчи, даже
подчеркнулъ, что главное вниманіе его бу-
детъ обращено не на «внѣшнюю сторону», не
на «технику обученія».
Въ-пятыхъ, руководитель, при обсужденіи
вопросовъ училищевѣдѣнія, «затрагивалъ и та-
кія стороны, которыя не входятъ въ сферу
компетентности педагогическихъ курсовъ, какъ,
напримѣръ, попытка практическаго разрѣшенія
вопроса объ улучшеніи матеріальнаго быта учи-
телей основаніемъ общества взаимопомощи,
объ увеличеніи размѣровъ и сокращеніи сро-
ковъ эмеритуры (земской ?) для учащихъ лицъ,

о правѣ пользоваться земскими лошадьми и
т. пі»
Мало того, были допущены: ((обсужденіе та-
кихъ предметовъ, какъ проектъ устава майскаго
союза охраненія птицъ, доклады о наградахъ
и наказаніяхъ въ начальной и средней (N8)
школѣ, уроки фотографіи (N8), обученіе
грамотѣ взрослыхъ, сообщеніе, сдѣланное ста-
тистикомъ Бориневичемъ, о важности стати-
стики и о пріемахъ собиранія статистическихъ
даннныхъ».
Выводъ такой, что «при такомъ уклоненіи
отъ правилъ 1875 года, успѣшность занятій
не поддается точному опредѣленію».
Обвиненіе оказалось, во-первыхъ, не та-
кимъ страшнымъ, чтобы стоило волноваться
и огорчаться: никакого «сенечкина» яда въ
курсахъ, мною проведенныхъ, и въ моихъ по-
ученіяхъ, какъ «учителя учителей», очевидно,
найти не удалось; во-вторыхъ, всѣ обвиненія
оказались настолько неоснованными, что за-
щитѣ ничего не стоило разбить ихъ въ пухъ
и- Прахъ.
Прокуроръ былъ, кажется, изъ отставныхъ
военныхъ и не сообразилъ, что всякое обви-
неніе имѣетъ цѣну только въ томъ случаѣ,

если оно построено на достовѣрныхъ факти-
ческихъ данныхъ и хорошо обосновано: ему
подсунули обвинительный актъ сомнительнаго
достоинства, а онъ, не разобравъ дѣла, подмах-
нулъ. Ну, и Богъ съ нимъ.
Перехожу къ защитѣ. Содержаніе ея
заимствую изъ «Русскихъ Вѣдомостей», изъ
«Одесскихъ Новостей», изъ <;Юга» («О грѣ-
хахъ одесскихъ курсовъ», № 1184), «Донской
Рѣчи» («Письмо въ редакцію», № 105), «Ск-
вернаго Края» (Правда объ одесскихъ кур-
сахъ», № 105).
Матеріалъ защиты располагаю сообразно съ
планомъ обвиненія. . ,, і;
Защита признаетъ справедливымъ, что
курсы были организованы и не ведены согласно
съ правилами 5 августа 1875 года. Но кто-же
сказалъ, что, обвиняемый брался руководить
курсами съ соблюденіемъ этихъ правилъ, ко-
торыя онъ открыто признавалъ отжившими и
невозможными въ печатныхъ отчетахъ о сво-
ихъ прежнихъ курсахъ,—въ отчетахъ, кото-
рыхъ не могло не знать обвиненіе, напр., въ
отчетѣ о тамбовскихъ курсахъ 1897. года (см.
«Русскій нач. учитель» за этотъ годъ: :"Там-
бовскіе курсы для нар. учит, и учительницъ

лѣтомъ 1897 года», стр. а, 3, 4). Кто обязы-
валъ руководителя вести ; курсы, вопреки его
убѣжденіямъ, выработаннымъ тридцатилѣтни-
ми наблюденіями,, опытами,: размышленіями,
тридцатилѣтней работой по дѣлу народнаго
образованія? Онъ съ 1897 года велъ курсы*
Отклоняясь отъ невозможныхъ правилъ, по
необходимости и съ вѣдома начальства, но велъ
пр программѣ, которая была извѣстна учебно-
му начальству, была одобрена имъ,—велъ ихъ
и въ Московскомъ, и въ Кіевскомъ, и въ Харь-
ковскомъ, и въ Одесскомъ округѣ, всегда подъ
надзоромъ чиновниковъ-наблюдателей, не на-
влекая на себя никакихъ нареканій и упрековъ
ни со стороны мѣстныхъ, ни со стороны цен-
тральныхъ властей. Очень ярко было под-
черкнуто отступленіе отъ правилъ 1875 года
й въ его отчетѣ о херсонскихъ курсахъ
1899 гола (изданіе губернскаго земства); а
курсы въ Одессѣ были разрѣшены учебнымъ
начальствомъ именно на тѣхъ же основаніяхъ
И: по той же программѣ, какъ они были введе-
ны въ Херсонѣ, о чемъ руководителя , и увѣ-
домили, Да безъ этого, условія онъ и ж согла-
сился, бы руководить курсами,, признавая такое
дѣло безплоднымъ, не<соотвѣтствующимъ жи-

вымъ потребностямъ школы и учительства.
Виноватъ ли онъ, что русская жизнь и русская
школа, слава Богу, не стояли четверть вѣка
на одномъ мѣстѣ, что школа, съ ея учитель-
скомъ, за это время выросла и не удовлетво-
ряется правилами, отжившими и потерявшими
свой смыслъ, если они когда-нибудь его имѣли?
«Всякому овощу свое время». Какъ бы то ни
было, руководителя совершенно оправдываетъ
то обстоятельство, что онъ организовалъ и
велъ курсы по одобренной программѣ, а за
неуклоннымъ слѣдованіемъ этой программѣ. Въ
Одессѣ наблюдали три чиновника, неукосни-
тельно присутствовавшіе на всѣхъ занятіяхъ:
наблюдатель-инспекторъ училищъ, директоръ
училищъ и прикомандированный къ курсамъ
окружный инспекторъ. При такомъ надзорѣ
изъ рамокъ программы не очень-то выскочишь!
И это вѣрно, что курсы велись не при учи-
тельской семинаріи, но—во-первыхъ—такой се-
минаріи въ Одессѣ не имѣется, а во вторыхъ,
развѣ руководитель выбираетъ помѣщеніе для
курсовъ? Онъ прибылъ уже въ готовое помѣ-
щеніе, выбранное мѣстными людьми,—конечно,
съ разрѣшенія начальства* и приспособленное
для занятій въ ожиданіи руководителя. Въ

Тамбовѣ онъ велъ занятія тоже въ народной
аудиторіи, въ Курскѣ—въ залѣ дворянскаго
дома, въ Павловскѣ курсы ведутся въ дворцо-
вомъ залѣ. Правда, въ Херсонѣ они велись
въ домѣ одного изъ городскихъ училищъ,
но, во-первыхъ, все-таки не при учительской
семинаріи (она имѣется въ Херсонѣ), а во-
вторыхъ, вѣдь это и было невозможное по-
мѣщеніе, гдѣ и курсисты, и дѣти—школьники
обливались потомъ и задыхались отъ недо-
статка воздуха и отъ духоты: неужели это
желательно, хотя и ради соблюденія пресло-
вутыхъ правилъ? Противъ этого невозможнаго
помѣщенія руководитель въ Херсонѣ горячо
протестовалъ, а наблюдатель столь же горячо
отстаивалъ свой выборъ. Но противъ такого
прекраснаго помѣщенія, какъ залъ Одесской
городской аудиторіи, протестовать не прихо-
дилось: оставалось только благодарить и на-
блюдателя, и городское самоуправленіе, и мѣст-
ное начальство.
Слушателей на курсахъ было даже не 500,
какъ говоритъ обвиненіе, а болѣе пятисотъ;
если бы включить въ счетъ лицъ, которыя до-
пускались безъ билетовъ (земскіе люди, члены
городского самоуправленія и т, п.), ихъ на-

считалось бы, можетъ быть, и до шестисотъ.
Но развѣ это зависѣло отъ руководителя?
Вѣдь и билеты раздавалъ, и безъ билетовъ
допускалъ слушателей не руководитель; это
не входило въ кругъ его правъ и обязанно-
стей, да и досуга для этого онъ не имѣлъ: все
его время было занято педагогической рабо-
той. Но, конечно; онъ и не протестовалъ про-
тивъ доступности курсовъ, лишь бы не было
тѣсноты, духоты и безпорядка.
Ни того, ни другого, Ни третьяго не было;
въ аудиторіи все время былъ образцовый по-
рядокъ и полный просторъ. При Такихъ усло-
віяхъ, для руководителя было рѣшительно все
равно, 50 или 500 человѣкъ слушаютъ его
уроки, бесѣды, лекціи; съ своей точки Зрѣнія,
онъ даже сочувствовалъ свободному доступу
на курсы для всѣхъ желающихъ: вѣдь курсы —
просвѣтительное учрежденіе, а прятать свѣтъ
обычай прямо варварскій. При томъ же надо
различать пассивныхъ слушателей отъ актив-
ныхъ курсистовъ, принимающихъ участіе во
всѣхъ занятіяхъ; послѣднихъ въ Одессѣ было
не болѣе 80-ти. Такъ было и въ Ярославлѣ,
и въ Курскѣ, и въ Херсонѣ, курсы котораго

должны были служить образцомъ для орга-
низаціи одесскихъ.
Чтеніе докладовъ, а преимущественно фак-
тическихъ сообщеній, на курсахъ было до-
пущено, согласно съ одобренной программой,
какъ оно было допущено и въ Херсонѣ въ
1899 году, но не «вмѣсто живыхъ бе-
сѣдъ», какъ говоритъ обвиненіе, а именно
для того, чтобы сдѣлать возможными такія
бесѣды; эти доклады и сообщенія служили
для нихъ исходными пунктами и почвой, опре-
дѣляли ихъ содержаніе и границы; безъ этого
бесѣды обратить бы въ безсознательныя и без-
брежный словоизліянія, чего руководитель, ко-
нечно, не могъ желать въ интересахъ дѣла.
Руководитель, 'не отрицая своего заявленія
о томъ, что главною задачею курсовъ должна
быть не столько забота о внѣшней сторонѣ
обученія, о его техникѣ, которою современ-
ное русское учительство уже владѣетъ, сколько
забота объ очеловѣчивающемъ духѣ обученія
и соотвѣтствій его съ общей образовательной
задачей народной школы; не отрицаетъ и за-
мѣченнаго обвиненіемъ увлеченія въ сторону
вопросовъ воспитательно-образовательнаго воз-
дѣйствія на учениковъ; но то и другое' онъ,

по совѣсти, признавалъ и признаетъ не только
соотвѣтствующимъ одобренной программѣ, а
прямо обязательнымъ для, себя нравственнымъ
.долгомъ. Онъ убѣжденъ,* что именно «воспи-
тательно-образовательное—то воздѣйствіе на
учениковъ», которое у насъ слишкомъ долго
упускалось изъ виду въ погонѣ за техникой
обученія, и должно быть главной задачей
хорошо поставленной народной школы,, а ужъ
никакъ не простая выучка грамотѣ и счету.
Онъ думаетъ, что никакое увлеченіе «въ сто-
рону воспитательно-образовательныхъ вопро-
совъ» у насъ не можетъ быть «слишкомъ
большимъ». Кромѣ того, хотя оспаривать это
положеніе очень трудно, все таки выраженіе
обвиненія о «слишкомъ большомъ» увлеченіи
не согласно съ фактами. «Техника обученія»
на Одесскихъ курсахъ вовсе не была обижена:
уроки въ школѣ взяли не менѣе поло-
вины всего времени; дано, было 68 уроковъ
(изъ нихъ 30 руководителемъ), которьіе обстоя-
тельно объяснялись и, разбирались (см. .«От-
четъ» , стр. 5), При этомъ зашита считаетъ
умѣстнымъ и справедливымъ выразитъ жела-
ніе, чтобы обвиненіе,, цитируя, слова руково-
дителя, не. искажало ихъ, какъ это сдѣлано

съ его заявленіемъ о предполагаемомъ харак-
тере занятій (сравни съ 7 стр. «Отчета»). За-
щита полагаетъ, что обвиненіе пользовалось
недоброкачественнымъ матеріаломъ сомнитель-
наго происхожденія, на что будутъ сдѣланы
указаній и впереди. Это очень жаль, детому
что такъ подрывается нравственное достоин-
ство обвиненія.
Это правда, что на курсахъ обсуждались
почти всѣ тѣ вопросы, на которые указы-
ваетъ обвиненіе; допущено было и сообщеніе
статистика г. Бориневича, очень интересное
и полезное. Но защита должна заявить, что
въ число этихъ вопросовъ обвиненіемъ на-
прасно внесены и такіе, о которыхъ на кур-
сахъ даже помину не было, да и быть
не могло напр. о наградахъ и наказаніяхъ въ
средней школѣ, или какіе то уроки фото-
графіи.
Здѣсь чуть-ли не допущено наивное смѣ-
шеніе фотографіи съ орѳографіей.
Опять очевидно, что обвиненіе пользуется
не только недоброкачественнымъ, но, кажется,
даже и невѣжественнымъ или недобросовѣст-
нымъ матеріаломъ, авторъ котораго не пони-
маетъ даже разницы между орѳографіей

и фотографіей. Хотя обвиненію не трудно
было сообразить что въ матеріалѣ, которымъ
оно пользуется, допущена очевидная несообраз-
ность и даже нелѣпость, но, во всякомъ слу-
чаѣ, благоразуміе требовало провѣрять этотъ
подозрительный матеріалъ хоть бы отчетомъ
руководителя, изданнымъ губернской управой,
правдивость котораго не можетъ быть запо-
дозрѣна, потому ^что всѣ занятія на курсахъ
происходили открыто, подъ многолюднымъ
контролемъ... Но главное дѣло въ томъ, что
право допускать къ прочтенію тѣ или другіе
доклады и сообщенія, допускать обсужденіе
тѣхъ или другихъ вопросовъ—въ Одессѣ, какъ
и на всѣхъ другихъ курсахъ, принадлежало
не руководителю. Въ Херсонѣ оно при-
надлежало одному наблюдателю-инспектору,
который и наложилъ свое запрещеніе *) на
вопросъ о посѣщеніи учителями товарище-
скихъ уроковъ.; Въ Одессѣ же оно принадле-
жало тремъ чиновникамъ, безъ согласія ко-
торыхъ на курсахъ ничего не дѣлалось и не
могло дѣлаться. Могли бы пройти и невоз-
можные вопросы о наградахъ и наказаніяхъ въ
1) Объ этомъ см. въ 3-ьей главѣ.

средней школѣ и о фотографіи, если бы
они были допущены чиновниками — наблюда-
телями, и руководитель не понималъ ихъ не-
умѣстности.
Но верхъ несообразности представляетъ
выводъ обвиненія о томъ, что успѣшность
занятій не поддается точному опредѣ-
ленію по причинѣ уклоненій отъ правилъ
1875 года? Что понимаетъ обвиненіе подъ
успѣшностью занятій: успѣшное ли вы-
полненіе одобренной начальствомъ программы?
удовлетворительность ли вниманія со стороны
курсистовъ? размѣры ли результатовъ отъ кур-
совыхъ занятій для усовершенствовав мѣст-
ной школы, ея учительства и учебно-воспита-
тельнаго дѣла?.. Думаю, что обвиненіе гово-
ритъ объ успѣшности въ послѣднемъ смыслѣ,
потому что успѣшное выполненіе программы
и внимательное отношеніе аудиторіи къ заня-
тіямъ не подлежатъ сомнѣнію, котораго и об-
виненіе не выражаетъ.
Во всякомъ случаѣ, какое же тутъ можетъ
быть точное опредѣленіе, съ какой бы
педантической точностью не соблюдались пре-
словутыя правила?
Толковать же о результатахъ занятій для

практики учебно-воспитательнаго дѣла въ шко-
лахъ на основаніи какихъ-то постороннихъ ма-
теріаловъ, да еще подозрительнаго достоин-
ства, даже и на основаніи правдиваго отчета,
изданнаго губернской управой, а тѣмъ болѣе
добиваться точнаго опредѣленія этихъ
результатовъ, — прямо непонятная наивность.
Результаты эти могутъ обнаружиться только
по истеченіи достаточнаго времени и въ тѣхъ
школахъ, гдѣ работаютъ слушатели курсовъ.
Только показанія сказанныхъ слушателей въ
этомъ отношеніи и могутъ имѣть цѣну, но и
они точнаго, опредѣленія полученныхъ
результатовъ дать не могутъ.
Защита сожалѣетъ, что ей приходится объ-
яснять обвиненію такія простыя и очевидныя
истины, пониманіе которыхъ, казалось бы, для
него обязательно: что дѣлать, «сама себя раба
бьетъ, если нечисто жнетъ».
Въ дополненіе къ обвиненію и защитѣ,
чтобы объяснить исходъ процесса, приведу
три свидѣтельскія показанія.
Ярославское губернское земское собраніе
въ концѣ 1900 года постановило: «выразить
Н. Ѳ. Бунакову глубокую благодарность за
плодотворные труды на пользу ярославской

народной школы въ качествѣ руководителя
на бывшихъ лѣтомъ 1900 года въ г. Ярославлѣ
педагогическихъ курсахъ»; о чемъ меня и увѣ-
домила губернская управа.
Учительство, работавшее въ Одессѣ, по-
чтило меня адресомъ въ которомъ, между про-
чимъ, говоритъ: «Вы сплотили, сблизили срод-
нили ' всѣхъ насъ, подняли нашъ падающій
духъ, вдохнули въ насъ желаніе взяться за
свой тяжелый трудъ съ новой энергіей и об-
новленными силами»...
Одинъ изъ слушателей одесскихъ курсовъ
въ 1256 № газеты «Югъ» печатью заявилъ за
себя и за своихъ товарищей: «Большое спа-
сибо Н. Ѳ. Бунакову за то, что онъ въ сво-
ихъ занятіяхъ остановился не на внѣшней сто-
ронѣ, не на техникѣ обученія, а на вопросахъ
примѣненія психологіи и логики къ учебно-
воспитательному дѣлу; это значительно облег-
чило нашъ трудъ и озарило пониманіе его свѣ-
томъ научной мысли,—въ этомъ я успѣлъ
уже достаточно убѣдиться»... «И очень есте-
ственно, что мы разъѣзжались (съ курсовъ)
по своимъ школамъ нравственно бодрыми, съ
свѣжимъ запасомъ новыхъ, болѣе широкихъ
и плодотворныхъ педагогическихъ и научныхъ

идей, внося въ дѣтскую жизнь больше теплоты
и свѣта».
Результатомъ этого судебного процесса
было слѣдующее: я получилъ приглашенія
принять участіе въ руководительствѣ курсами
для народныхъ учителей и учительницъ отъ
земствъ изъ Ярославля, Бердянска, Воронежа,
Владиміра, Тулы, Рязани, Твери, Самары, Там-
бова, Александровска, Уфы и отъ вѣдомства
церковно-приходскихъ школъ изъ Пензы.
Это были какъ бы двѣнадцать при-
сяжныхъ засѣдателей, выразителей суда об-
щественной совѣсти, вынесшихъ мнѣ оправ-
дательный приговоръ.
Само собой разумѣется, что изъ всѣхъ этихъ
лестныхъ приглашеній для меня было доступно
только то, на которое не могла простираться
сила постигшаго меня «изъятія». Токово было
приглашеніе изъ Пензы, которое было для
меня еще симпатично и дорого тѣмъ, что курсы
тамъ предполагались (и дѣйствительно были)
съ значительной долей общеобразова-
тельна• элемента, и что оно исходило,
между прочимъ, отъ лица учительства.
Вотъ почему въ 1902 году я поѣхалъ руко-
водить курсами для учителей и учительницъ

церковно-приходскихъ школъ въ Пензу, гдѣ
имѣлъ полную возможность поставить на пер-
вый планъ не методическіе шаблоны и мелочи,
не учительскую технику, а вопросы воспита-
тельно-образовательнаго воздѣйствія на уче-
никовъ, а къ общему числу моихъ учениковъ-
учителей прибавить еще 172, такъ что общее
число возросло до 4450.
Закончивъ пензенскими курсами мою три-
дцатилѣтнюю дѣятельность, какъ «учителя-
учителей», я считаю, что я торжественно
оправданъ судомъ общественной совѣсти,—и
больше мнѣ ничего не нужно.
С. Петино.
1903 г. IV—15.

Бунаков Н. Ф. Как я стал и как перестал быть «учителем учителей». — 1905

ОГЛАВЛЕНІЕ.