Бернштейн Н. А. Биомеханика и физиология движений. — 1997

О построении
движений

Предисловие
Работа над предлагаемой книгой1 была начата еще в
1939 г., и уже в 1940 г. в журнале «Теория и практика
физической культуры» были опубликованы подробные те-
зисы ее первых частей. Разразившаяся гроза Великой Оте-
чественной войны прервала подготовку этой книги к печа-
ти. В последний год войны автор заново написал весь
текст, подвергнув его коренной переработке, значительно
уточнив и пополнив новыми материалами. Извлечение из
центральной части книги — теории уровней построения
движений — в сокращенном виде вышло в свет в 1945 г. в
сборнике «Движение и деятельность»; параллельно с этим
автор получил возможность включить популяризирован-
ное изложение основ излагаемой здесь теории координа-
ции движений в «Учебник физиологии для вузов по физи-
ческой культуре» под редакцией профессора М. Маршака,
вышедший в 1946 г., — возможность, за которую автор
глубоко признателен редактору названного руководства.
Представляя собой в некоторых отношениях итог двад-
цатипятилетней работы автора и окружавшего его научно-
го коллектива в области физиологии движений человека,
настоящая книга является в то же время попыткой обобще-
ния и подытоживания материалов и концепций по вопро-
сам координации движений в норме и патологии, скопив-
шихся и назревших в мировой литературе. Значительная
часть не только идей, но и терминов этой книги отнюдь не
новы; в частности, с идеей разноуровневой структуры и
регуляции двигательных актов мы встречаемся впервые
уже у Hughlihgs Jackson, а термин «уровень» в контексте
«уровни переключения с афферентных путей на моторную
систему» применен академиком Л. А. Орбели в его «Лекци-
ях по физиологии нервной системы» в 1934 г. Вполне есте-
ственно, прибегая к этому же термину, автор в этой книге,
однако, существенно изменяет его содержание сравнитель-
1 Бернштейн H.A.. О построении движений. — М., 1947.

но с его трактовкой у Л. А. Орбели: а) подчеркивая, что в
материальном субстрате каждого из центрально-нервных
координационных уровней обязательно содержатся как
эффекторные, так и свои особые рецепторные образова-
ния, б) устанавливая в качестве причины выдвижения того
или другого из уровней на роль ведущего по данному дви-
жению (вообще не указываемой Л. А. Орбели) содержание
и структуру подлежащей решению двигательной задачи и
в) давая конкретный перечень наблюдаемых у человека
координационных уровней и их подробное описание.
Кроме двух упомянутых классиков нервной физиоло-
гии, мы встречаемся с фрагментарными высказываниями,
созвучными настоящей книге, и у целого ряда других авто-
ров, как-то: Sherrington, Graham Brown, Goldstein, О.
Foerster, Lindhard, Wachholder, Monakow, M.O. Гуревич и
др.: эти идеи действительно, как принято выражаться, «но-
сятся в воздухе».
Несомненно, уже настало время для подведения итогов
и обобщений по линии координационной физиологии, и
откладывать подобное обобщение на более долгий срок бы-
ло бы неправильным. Тем не менее автор больше, чем кто
бы то ни было, сознает все существенные недочеты своего
труда: недостаточную полноту фактического материала,
гипотетичность некоторых построений, субъективную на-
правленность отдельных выводов. В известных отношени-
ях эта книга есть, может быть, в большей мере программа
предстоящих неотложных исследований, нежели догмати-
ческий отчет о твердо установленных результатах. Автора
ободряет сознание, что на некоторых этапах научной рабо-
ты удачно намеченная программа может также принести
свою долю пользы. По крайней мере к настоящему мо-
менту обнаружилось, что ряд положений, содержащихся
в этой книге, способен заинтересовать и в известной сте-
пени обслужить практиков из таких разнородных обла-
стей, как физическое воспитание, невропатологическая
семиотика и диагностика, психофизиология труда и обо-
ронных специальностей, педагогика художественного
исполнительства и т.д.
Автор готов приветствовать самую суровую критику, лишь
бы она способствовала общему успеху естественной науки. Ес-
ли даже эта критика будет уничтожающей для настоящей

книги, но пробудит к жизни мысли и построения, при-
ближающие нас к объективной истине, — автор будет
удовлетворен сознанием, что все же книга смогла послу-
жить одним из скромных кирпичей для фундамента фи-
зиологии будущего.
Москва, январь 1947 г.
Ник. Бернштейн

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДВИЖЕНИЯ
Глава первая
О ПРОИСХОЖДЕНИИ
ДВИГАТЕЛЬНОЙ ФУНКЦИИ
Из всех областей вопросов, относящихся к компетен-
ции общей физиологии, ни одна не является столь специ-
фически человеческой, как область физиологии двигатель-
ных функций, несмотря на наличие и здесь бесспорной и
непрерывной преемственности от филогенетических пред-
ков. Дело в том, что больше ни в одной системе физиологи-
ческих функций не имел места такой интенсивный и вдо-
бавок убыстряющийся филогенетический прогресс. Едва
ли мы смогли бы отметить существенные сдвиги в смысле
эволюционного прогресса между любым представителем
теплокровных и человеком в какой бы то ни было иной
функциональной сфере — хотя бы в области вегетативных
функций дыхания, кровообращения, обмена и т.д.1 Иск-
лючение в смысле, несомненно, еще более бурного про-
гресса составляет только область, выделенная по методо-
логическому признаку в ведение самостоятельной науки
— область явлений психической жизни, или, как нам бу-
дет удобнее для связного контекста обозначать ее здесь,
область центральных замыкательных систем нервного ап-
парата. Но тот самый вопрос метода, который послужил к
ее выделению в самостоятельную научную ветвь, создает
1 Не упоминаем здесь о физиологии труда, представляющей собой неос-
поримо и монопольно отрасль физиологии человека. Физиология труда
— подразумевается в основном физического труда — либо изучает са-
мый процесс труда, т.е. трудовые движения, и тогда это физиология
движений: либо когда она обращается к вегетативным отправлениям, то
изучает функции, сами по себе не изменившиеся у человека по сравне-
нию с животными, но лишь поставленные в измененные условия, не
встречающиеся у животных. Движения же, как трудовые, так и бесчис-
ленные другие, у человека изменились сами сравнительно с тем, чем
располагают животные.

здесь непреодолимое добавочное осложнение. Если бы за-
хотели представить упомянутый прогресс графически, то
для функции дыхания или обмена он изобразился бы ли-
нией, вряд ли существенно отклоняющейся — в пределах
филогенеза теплокровных — от параллельности с осью аб-
сцисс. Кривая развития психических функций имела бы
все основания выглядеть на подобном графике очень круто
восходящею кверху; но, к сожалению, мы имели бы объек-
тивное право нанести на чертеж только ее самую правую
(самую верхнюю) площадку, относящуюся к человеку. Вся
остальная кривая осталась бы в области гипотез из-за пол-
ного отсутствия объективного материала, касающегося
животных, несмотря на всю героику объединенных усилий
зоопсихологов, бихевиористов и кондиционалистов. И
только для двигательных отправлений мы можем вполне
реально и объективно построить полностью их эволюцион-
ную кривую, круто восходящую к правому концу графика
и далеко обгоняющую темпами своего развития сам по себе
весьма не медленно эволюционирующий их морфологиче-
ский центрально-нервный субстрат. Уже одно это обстоя-
тельство делает физиологию движений интересной для
психолога и невролога, даже независимо от того значения,
какое она имеет для них в качестве необходимого pendant
к несравненно лучше разработанной отрасли психофизио-
логии рецепторных функций.
Но, помимо этого обстоятельства, огромное эволюци-
онное значение двигательной функции оттеняется еще
длительностью того срока, в течение которого она занима-
ла ведущее положение в филогенезе соматического аппа-
рата в целом. Рекордный темп роста и эволюции централь-
ных замыкательных систем объясняется именно тем, что
этим системам пришлось за тот же промежуток времени
проделать больший путь развития: они начали ниже эф-
фекторики, а кончают выше. Руководящая роль как по по-
ложению, так и по ведущему значению в филогенетиче-
ской эволюции досталась им сравнительно недавно, тогда
как раньше они исполняли (и сейчас исполняют у менее
развитых организмов) значительно более скромные вспо-
могательные обязанности интегрирующей связи между ре-
цепторикой и эффекторикой. Современный нам массив
животного мира — живая книга филогенетической исто-
рии — сохранил нам память о ранней биографии этого ор-
гана, едва лишь начинавшего (у кишечнополостных и иг-

локожих) свою впоследствии головокружительную карье-
ру мало заметной работой связиста, только что введшего в
физиологический обиход новый, биоэлектрический (теле-
графный) способ связи на место более древнего способа
вещественных гуморальных (так сказать, почтовых) сиг-
нальных пересылок. Однако поворотным пунктом в исто-
рии центральных замыкательных систем явилось другое
обстоятельство — появление продолговатых животных
форм на смену древнейшим округлосимметричным (лучи-
стым) формам. Это определило собой преобладание пере-
днего, ротового, конца тела, первым сталкивающегося как с
добычей, так и с опасностью, и тем самым оказавшегося пе-
ред биологической необходимостью сигнализации всем про-
чим метамерам, возглавления и объединения их движений и
инициативы этих движений. Головной конец становится
главным концом. В этом пункте — зародыш централизован-
ных нервных систем на месте древних диффузных (Reflex-
Republics Uexküll). Далее, у головных метамеров оказались
все предпосылки к возникновению и развитию на них теле-
рецепторов, трансформировавшихся каждый путем утонче-
ния и усовершенствования из одной из древних контактных
категорий (обоняние — из вкусового хеморецептора, слух —
из вибрационной, зрение — из кожной фотохимической чув-
ствительности). Телерецепторы оказались могучим центра-
лизующим фактором уже потому, что дали животному воз-
можность реагировать на раздражитель, по сравнению с от-
даленностью которого собственные размеры его тела
ничтожно малы; это выдвинуло на первый план локомотор-
ные перемещения в пространстве всего тела как целого, от-
теснив в число второстепенных частные метамерные реак-
ции, преобладавшие в эпоху господства тангорецепторов.
Биологическая необходимость локомоций привела к воз-
никновению мощных интегрирующих, синергирующих ап-
паратов центральной нервной системы — древнейших во
всем филогенезе позвоночной группы действительно цент-
ральных нервных образований и при этом не превзойден-
ных, как увидим ниже, вплоть до человека в отношении
способности к обширнейшим двигательным интеграциям и
мышечным синергиям: речь идет о таламо-паллидарной
двигательной системе, или уровне, как мы будем называть
ее в дальнейшем (см. гл. IV).
Как справедливо замечает Sherrington, «телерецепторы
создали головной мозг», точнее — именно то, что мы выше

назвали центральными замыкательными системами (нало-
жив попутно централизующий отпечаток и на спинной
мозг, некогда чисто метамерный, в более позднем филоге-
незе приобретший несомненные черты центрального обра-
зования); но дело в том, что рецепторы, и именно телере-
цепторы в наибольшей мере, сами являются вторичными,
производными приборами, и здесь необходимо углубить и
продолжить ход рассуждений Sherrington.
В процессе эволюции соматической системы (разве лишь
за исключением самого последнего филогенетического от-
резка) определяющим звеном являются эффекторные функ-
ции. Судьбу индивидуума в борьбе за существование решают
его действия — большая или меньшая степень их адекватно-
сти во все осложняющемся процессе приспособления. Рецеп-
торика здесь представляет собой уже подсобную, обслужива-
ющую функцию. Нигде в филогенезе созерцание мира не
фигурирует как самоцель, как нечто самодовлеющее. Рецеп-
торные системы являются либо сигнальными — мы уже виде-
ли их в этой роли, — и тогда любая степень их совершенства
не в состоянии сама по себе обеспечить особи биологического
преимущества в случае одновременной дефектности обслу-
живаемого ими эффекторного аппарата, либо они процессу-
ально обеспечивают полноценную, координированную рабо-
ту эффекторов — в этой роли мы еще увидим их ниже, — и
здесь подсобный характер их деятельности вытекает из само-
го существа выполняемой ими задачи. Таким образом, и в
сигнальной, и в коррекционной роли рецепторы состоят при
эффекторных аппаратах, влияя на биологическую судьбу
особи или вида не иначе, как через эти последние. Централь-
ные замыкательные системы в этом аспекте исторически яв-
ляются уже подсобными приборами для подсобных.
Мы покажем дальше, каким путем возникновение и
развитие как самих телерецепторов, так и еще более важ-
ных для координационной функции сензорных синтезов,
опирающихся на центральные замыкательные системы,
определяются вырастающими и осложняющимися запро-
сами со стороны эффекторики.
Усложнение возникающих перед организмом двига-
тельных задач и откликающееся на него обогащение коор-
динационных ресурсов особи совершаются по двум лини-
ям. С одной стороны, двигательные задачи делаются более
сложными в прямом смысле слова. Возрастает разнообра-
зие реакций, требующихся от организма. К самим этим

реакциям предъявляются более высокие требования в от-
ношении дифференцированности и точности; наконец, ос-
ложняется смысловая сторона движений, действий и по-
ступков животного. Достаточно напомнить, насколько, на-
пример, аэродинамический полет птицы сложнее почти
полностью гидростатического плавания рыбы или насколь-
ко богаче по контингентам участвующих движений охота
хищного млекопитающего по сравнению с охотой акулы.
Молодая отрасль проворных теплокровных млекопитаю-
щих победила тугоподвижных юрских завров именно
своею более совершенной моторикой.1 С другой стороны, в
общем составе встающих перед организмом двигательных,
задач все возрастает процент задач разовых, непредвиден-
ных, экстемпоральных за счет более древних шаблонных
ситуаций. Все многочисленные исследования «пластично-
сти нервной системы» показывают наряду с эволюционным
возрастанием приспособляемости центральной нервной
системы к нетрафаретным изменениям условий немедлен-
ность, почти мгновенность ее перестроек при самых фан-
тастических постановках опыта. Но даже если оставить в
стороне эксквизитные экспериментальные анастомозы
мышц и нервов, то гораздо более будничный факт возра-
стающей по ходу филогенеза способности к накоплению
индивидуального опыта, к замыканию новых условных
связей, т.е. опять-таки к выходу за рамки родовых стерео-
типов, подтверждает высказанное положение.
Слегка схематизируя, можно сказать, что первая из
двух упомянутых линий развития двигательных координа-
ций обеспечивается и сопутствуется преимущественно
эволюцией рецепторики, вторая — эволюцией централь-
ных замыкательных систем. Во-первых, по линии рецепто-
рики идет систематическое качественное усовершенство-
вание рецепторных устройств, ведущих свое начало с са-
мого древнего филогенеза: переслоение древней
(палеокинетической, см. гл. III) протопатической так-
тильной чувствительности более новою и тонко работаю-
щей эпикритической, реализующейся посредством неоки-
нетического нервного процесса; появление младшей
(опять-таки неокинетической) формы проприоцепторики
— геометрической, воспринимающей позы и скорости и
1 Мы увидим ниже (см. гл. VII), что это была в основном победа корти-
кальной приспособительной моторики над древней экстрапирамидной
моторикой стереотипов.

возглавляемой неолабиринтом полукружных каналов, —
на фоне древней проприоцепторики тропизмов, возглав-
ленной отолитовым аппаратом (палеолабиринтом) и при-
способленной к оценке давлений, напряжений и усилий, к
ориентировке в поле тяготения и т.п. Во-вторых, все более
развивается и приобретает главенствующее положение си-
стема телерецепторов, внесшая в эволюцию центральных
замыкательных систем и головного мозга в целом весь тот
глубокий качественный переворот, о котором уже говори-
лось выше и который обусловливался постепенным утвер-
ждением примата рецепторов этого класса. В частности,
важнейшими сопутствующими структурными обстоятель-
ствами здесь являются: 1) переход от одноневронной тала-
мической схемы центростремительного нервного пути к
схеме кортикальной афферентации, состоящей из двух и
еще более невронов, что знаменует собой отнюдь не только
появление пары лишних синаптических перерывов на пути
сензорного импульса, а глубокую качественную перера-
ботку чувствительных сигналов в промежуточных гангли-
озных ядрах; 2) переход от островной системы нервнокле-
точных сензорных ядер к двумерно развернутой слоистой
системе, характерной для коры полушарий; значение обо-
их этих переходов для эволюции координационной функ-
ции уяснится в дальнейшем; 3) приспособительная эволю-
ция рецепторики совершается по линии формирования все
усложняющихся синтетических сензорных полей, о кото-
рых речь будет ниже, в гл. IV и V. Эти сензорные синтезы,
в которых сырые рецепции отдельных органов чувств сли-
ваются вместе с мнестическими компонентами из индиви-
дуального опыта особи в глубоко переработанные и обоб-
щенные направляющие для координированных движений
и действий, в свою очередь стимулируют и направляют
рост и развитие центральных замыкательных систем в не
меньшей мере, нежели это делают телерецепторы. Фило-
генетическое формирование этого ряда постепенно услож-
няющихся полей сопряжено с непрерывным ростом удель-
ного веса мнестической слагающей — иначе говоря, инди-
видуальной памяти. 1
1 Рост направляющего влияния телерецепторики на эволюцию двига-
тельных функций объясняется еще и тем, что ею были вызваны к жизни
сложные интегративные двигательные формы (локомоции и т. п.), а эти
последние потребовали применения сензорных коррекций (см. гл. II).
Таким образом, движения стали volens-nolens опираться на рецептори-

В той же слегка схематизированной интерпретации
вторая линия развития эффекторики — линия возрастания
удельного веса разовых реакций, опирающихся на накоп-
ленный и организуемый особью индивидуальный опыт,
связана по преимуществу с эволюцией центральных замы-
кательных систем, имеющих своим субстратом кору боль-
ших полушарий. Развитие последней обеспечивает орга-
низму и возможность прогрессивного усложнения смысло-
вой структуры его действий и увеличение его
мнестических средств; этим путем центральные замыка-
тельные системы переходят на какой-то из ступеней эво-
люции из подчиненного положения в положение возглав-
ляющих и направляющих дальнейшее развитие всей нерв-
но-соматической системы в целом.
Рис. 1. Продольные разрезы головного мозга позвоночных животных
Слева — мозг акулы, ящерицы, кролика; справа — человека. Темной
краской изображен «новый мозг», светло-серой — «старый мозг», темно-
серой — мозговые желудочки У — обонятельные доли; 2 — pallidum; 3 —
промежуточный мозг; 4 — зрительный бугор; 5 — мозжечок; 6 — продол-
говатый мозг
Ход филогенетического развития строения централь-
ной нервной системы (рис. 1), в отличие от всех прочих
органов и систем тела, состоит не только (и даже не столь-
ко) в количественном разрастании, сколько в качествен-
ном обрастании ее новыми образованиями, не имеющими
гомологов в предшествующих этапах филогенеза и по
ку, в то время как у древнейших форм, наоборот, рецепции вытекали из
движения (ощупывания у червей и гусениц и пр.).

большей части представляющими собой надстройки на
один (или больше) неврональный этаж на пути следования
нервного процесса. Этот принцип приводит к неминуемой
скачкообразности развития центральной нервной системы
уже из-за дискретности невронной схемы: осложнение ре-
флекторной дуги или вообще любого маршрута нервного
импульса внутри центральной нервной системы возможно
не иначе, как на целое число новых промежуточных не-
вронов. Путь, по которому центральная нервная система в
своем развитии преодолевает эту скачкообразность,
вскрывается эпизодами, подобными, например, ходу раз-
вития зрительного аппарата от амфибий до птиц, с перехо-
дом его от одноневронной схемы «сетчатка — ядра по-
крышки» к двухневронной: «сетчатка — наружные колен-
чатые тела — зрительная зона коры полушарий». На
протяжении какого-то этапа развития оба аппарата, и ста-
рый, и новый, действуют рядом, после чего первый или
инволюционирует, как это и случилось с мезэнфалически-
ми центрами зрения, или, чаще, модифицируется так, что-
бы образовать вместе со вторым более сложный функцио-
нальный синтез. Так было, например, с постепенным раз-
витием эффекторных аппаратов мозга (рис. 2). Таким
порядком мало-помалу формируется структура из многих
совместно работающих неврональных этажей.
Необходимо, впрочем, подчеркнуть, что соответственно
чрезвычайно общему биологическому принципу постепенной
смены ведущих звеньев, проявления которого мы уже видели в
чередовании эффекторики, рецепторики и центральных за-
мыкательных систем в роли ведущих определителей эволю-
ции мозга, и сам невронный принцип строения нервной систе-
мы родился отнюдь не сразу и не был изначальным спутником
эволюции центральной нервной системы. Нервные системы у
praevertebrata не невронны; и у позвоночных, до высших мле-
копитающих включительно, вегетативные системы в их по-
стганглионарной части построены гораздо ближе к невропиль-
ной, нежели к невронной схеме. Наиболее своеобразно, что и
самые центральные нервные системы высших позвоночных
работают по отношению к одним отправлениям как построен-
ные по невронному принципу и в то же самое время по отно-
шению к другим классам функций — как самый неоспоримый
сплошной, диффузный невропиль. Не исключена, видимо,
возможность того, что первый слой коры полушарий и морфо-
логически построен по типу
невропиля; то же представляется

Рис. 2. Схемы постепенного «обрастания» эффекторных систем мозга
Сензорные ядра изображены округлыми, эффекторные — угловатыми
контурами А — спинальный уровень: переферические сензоневрон и мо-
тоневрон с синаптической связью между ними; Б — таламо-паллидар-
ный уровень; ЗБ — зрительный бугор, П — pallidum, М — кора мозжеч-
ка; В — появление моторной коры (КП) и пирамидного пути; С — фило-
генетически новейшее и главенствующее эффекторное ядро stiatum
экстрапирамидной системы
более чем вероятным по отношению к целому ряду корти-
кальных мелкоклеточных скоплений1
Многие из упомянутых выше неврональных надстроек,
возникавших в центральной системе по ходу ее эволюци-
онного обрастания, возглавляли в какой-либо из фаз фило-
генеза всю центральную нервную систему, переслаиваясь
в последующей эволюции еще более молодыми и захваты-
вающими верховное положение образованиями. Здесь дол-
жно быть упомянуто еще одно осложнение, обусловливаю-
щее, в свою очередь, смещение важнейших отправлений
центральной нервной системы и изменение их соотноше-
ний, качеств и удельных весов, — это отмечаемая всеми
1 Трудно предвидеть, как разрешится в морфологическом плане спор
между невронистами и антиневронистами. Может быть, шансы увидеть
синапс под микроскопом не выше, чем вероятность, гуляя по полю,
споткнуться о меридиан. Однако уже сейчас бесспорно, 1) что функци-
онально синапсы являются точками нарушения непрерывности между
отдельными возбудимыми элементами и 2) что невропильный тип стро-
ения существует наряду с невронным в высокоорганизованных нервных
системах, будучи столь же тесно связан с палеобразованиями и отправ-
лениями, сколь невронный тип связан с неообразованиями.

исследователями истории мозга, начиная с Monakow и
Economo, прогрессивная «энцефализация» функций. Под
этим термином подразумеваются два факта или, может
быть, две стороны явлений: 1) прогрессирующая утрата
самостоятельности и функциональное обеднение каудаль-
ных отрезков центральной нервной системы — спинного
мозга и 2) постепенное перемещение «центров» тех или
других физиологических функций мозга во все более
орально расположенные ядра. Этот неуклонно совершаю-
щийся процесс может быть прямым образом связан с обри-
сованной выше сменой ролей и все более выявляющимся
приматом головного мозга. Начиная с какого-то эволюци-
онного момента, головные ганглии из положения обслужи-
вающих и интегрирующих приборов при телерецепторах
превращаются в доминирующий орган, в дальнейшем су-
веренно направляющий весь ход последующего развития.
Примат центральной нервной системы в переживаемом пе-
риоде эволюции и ее определяющее влияние не только на
узко анимальную сферу, но и на вегетатику, трофику, ме-
таболизм, иммунобиологию и т.д. не вызывают сомнений.
Усложнение двигательных задач, неминуемо требую-
щих разрешения со стороны особи, и само по себе соверша-
ется отнюдь не плавно и постепенно; наоборот, перемены в
образе жизни, зоологическом окружении, экологической
обстановке и т.д. приводят к накоплению все больших масс
качественно новых координационных проблем с не встре-
чавшимися ранее и не имевшими возможности войти в
обиход особыми чертами смысловой структуры, двигатель-
ного состава, потребного сензорного контроля и т.д. В тече-
ние какого-то времени животные справляются с этими не-
обычными задачами при помощи своих наличных ресур-
сов; однако рано или поздно противоречие между новыми
смысловыми и сензорными качествами нахлынувших за-
дач и неадекватными им координационными средствами
животного приводит путем отбора к преобладанию особей,
способных справиться с этими новыми качествами, и этим
сразу, скачком, получить в свое распоряжение целый но-
вый класс движений, однородных по своему типу и уровню
сложности и сходных между собой по качествам потребно-
го сензорного контроля. Если бы эволюционное развитие
совершалось по Ламарку, в порядке постепенного упраж-
нения рабочих органов, то можно было бы, пожалуй, ожи-
дать каких-либо гипертрофических, количественных, по-

степенна образующихся приспособительных изменений
мозга. Но, осуществляясь по принципу отбора, развитие
центральной нервной системы в ответ на новые классы
двигательных задач не может протекать иначе, как в виде
накапливающегося преобладания индивидуумов с качест-
венно отличным, мутировавшим в каких-то отношениях
мозгом. Возникновение в филогенезе очередной новой
мозговой надстройки знаменует собой биологический от-
клик на новое качество или класс двигательных задач.
Как будет показано ниже, это обязательно означает в то
же время появление нового синтетического сензорного
поля, а тем самым и появление возможности реализации
нового класса или контингента движений качественно
иначе строящихся и иначе управляемых, нежели те, кото-
рые были доступны виду до этих пор. Мы обозначаем всю
перечисленную совокупность морфологических и функци-
ональных сторон, характерных для такого нового класса
движений, как очередной уровень построения движений и
двигательных координаций.
Сказанное выше о линиях усложнения двигательных
задач, возникающих перед организмом, позволяет оце-
нить и те направления, по которым совершалось поочеред-
ное развитие возникавших один за другим координацион-
ных уровней построения.
Более новые в филогенезе, они же и более высокие,
уровни становятся:
1) все более тесно связанными с телерецепторикой и
надстроенными над ней обобщающими системами в коре
головного мозга;
2) все более экстемпоральными, т.е. пригодными для
осуществления разовых координационных решений и пла-
стических переключений;
3) все более синтетичными, т.е. опирающимися на
сложные психологически организованные синтетические
сензорные поля; наконец,
4) все более богатыми мнестическими элементами, на-
копленными из индивидуального опыта. В этих же направ-
лениях изменяются и облики тех движений, и действий,
которые ведутся на соответственных уровнях.
Каждый новый уровень приносит с собой комплект но-
вых движений, какие раньше были организму недоступны.
Следует сразу отвергнуть как неверное, старое представ-
ление, будто филогенетически более молодые надстройки

обеспечивают в основном новые качества координаций и,
следовательно, будто каждый из разновозрастных мозго-
вых морфологических этажей равнозначен какой-то одной
стороне координационной отделки любого целостного дви-
жения. Каждый новый морфологический этаж мозга, каж-
дый очередной функциональный уровень построения со-
держит и приносит с собой не новые качества движений, а
новые полноценные движения. В нервной системе высоко-
развитого позвоночного содержащимся в ней N структур-
ным этажам и доступным для нее N уровням соответствует
не N групп качеств движения, а N особых списков или
контингентов движений, вполне законченных и биологи-
чески пригодных для решения определенных, посильных
им задач. Было бы очень трудно понять, какой биологиче-
ский смысл и какое оправдание своего существования мог-
ли бы иметь движения-недоноски, лишенные в течение
долгих веков филогенетической эволюции какой-либо су-
щественной группы координационных качеств или, наобо-
рот, представляющие собой наборы второстепенных, вспо-
могательных качеств без самого главного смыслового опре-
делителя — фон без фигуры. В истории развития каждый
из уровней построения, констатируемых у человека, был
на каком-то этапе наивысшим (разумеется, с известными
поправками в отношении эволюции контингентов — см.
гл. III) и определял собой «потолок» координационных
возможностей организма, обрывавший сверху список до-
ступных ему в ту пору движений; но на каждом подобном
этапе эти движения были вполне закруглены и координа-
ционно оформлены в меру тех скромных двигательных за-
дач, какие им предстояло разрешать.
Всего ярче подкрепляется это положение о континген-
тности движений каждого очередного уровня клиниче-
скими фактами выпадений движений при четко локализо-
ванных очагах или четко системных поражениях в цент-
ральной нервной системе. В этих случаях как общий закон
(уже подмеченный клинической невропатологией) выпа-
дают не качества всяких движений, а целые списки или
классы движений или их фоновых компонент. Что особен-
но поражает наблюдателя в подобных случаях, — это чет-
кая избирательность выпадений и полная интактность
других движений, иногда очень похожих по своему облику
на выпавшие, но резко отличающихся от них своей смыс-
ловой стороной. Один больной не может поднять руку по

приказанию «подними руку», но без затруднения подни-
мает ее по заданию «сними фуражку»; другой лишен не-
произвольной мимики настолько, что производит впечат-
ление страдающего полным парезом всей лицевой муску-
латуры, и в то же время легко и точно выполняет любые
произвольные движения губ, носа, век, лба и т.д. в порядке
намеренного подражания или по словесному заданию; тре-
тий больной (гемиплегик) не способен к произвольным
движениям в плечевом суставе парализованной руки, не
может, особенно в полусне, в полунаркозе или в аффекте,
выполнять те же движения как компоненты синергических
непроизвольных актов; четвертый пациент не может по
заданию начертить на бумаге кружок или косой крестик,
но без всякого труда изображает на ней буквы «О» и «X»;
пятый не может ступить ни одного шага по гладкому полу,
а разметка последнего равноотстоящими поперечными по-
лосками, как по волшебству, возвращает ему все возмож-
ности ходьбы и т.д. Таких примеров бесконечно много, и
они чрезвычайно разнообразны. В этих случаях часто до-
статочно умело переключить выпавшее движение на дру-
гой, уцелевший уровень, изменив с этой целью формули-
ровку двигательного задания, чтобы разом достигнуть едва
ли не полной реституции.
Упомянутый выше принцип морфогенеза центральной
нервной системы по типу обрастания приводит к тому, что
центральная нервная система высокоразвитого позвоноч-
ного, например антропоида или человека, представляет со-
бой своего рода геологический разрез, отображающий в со-
существовании всю историю развития нервных систем, на-
чиная от диффузных невропилей низших беспозвоночных
и простейших спинальных рефлекторных дуг первобытных
хордовых. Все это воспроизведено в такой высокоорганизо-
ванной нервной системе, в ее последовательных наслоени-
ях, этажах и надстройках с не меньшей точностью, чем,
например, индивидуальная история дерева — в его древес-
ных кольцах.
На фоне этого факта представляется очень интересным
и многозначительным, что координационные континген-
ты движений человека образуют точно такого же рода си-
мультанную рекапитуляцию всей истории животных дви-
жений, начиная от таких прадвижений, как перистальти-
коподобные движения кольчатого червя или
глотательно-рвотные движения голотурии. Такая рекапи-

туляция обнаруживает при этом неоспоримые преимуще-
ства перед невроморфологией, поскольку воспроизводит
филогенез не в статике и не в символике гистологических
обликов нервных ядер, ничего не сообщающих нам о своей
функциональной сущности, а в динамике, в самих движе-
ниях, доступных точным сравнениям как по своему содер-
жанию и смыслу, так и по своему оформлению, с движени-
ями современных нам представителей всех ступеней фило-
генетической лестницы. У самого дна глубокой шахты,
опускаемой нами в толщу двигательных координаций че-
ловека, мы находим древнейшие палеокинетические коор-
динации, отошедшие у высших позвоночных в удел вегета-
тивным отправлениям: перистальтические движения ки-
шечника, стрикционно-дилятационные движения в
сосудистой системе, сфинктерах желудка, желчного пузы-
ря, прямой кишки и т.д. Поднимаясь выше, мы встречаем-
ся с первичными, самыми элементарными и по структуре,
и по определяющей их афферентации неокинетическими
координациями — спинальными рефлексами, подробно
изученными школой Sherrington. Еще выше мы вступаем в
область движений с более сложной биологической мотиви-
ровкой и с афферентацией, синтетически включающей как
телерецепции, так и индивидуальные мнестические ком-
поненты, — в область подлинной психофизиологии. Еще
более кверху, еще в большей и более невозместимой мере
зависящие от деятельности коры полушарий залегают са-
мые молодые в филогенезе специфически человеческие ко-
ординации, мотивы к возникновению которых уже никак
нельзя свести к чисто биологической причинности: в пер-
вую очередь координации речи, письма и предметных,
трудовых действий с их социально-психологической обус-
ловленностью. Каждое из этих последовательных наслое-
ний связано с очередным новым морфологическим суб-
стратом, и каждое, как будет показано ниже, не отрицает
нижележащих, более древних координационных напласто-
ваний, но сливается с ними в очень своеобразный и много-
образный синтез.
В последующих главах, начиная с третьей, будут даны
общие характеристики этих последовательно формировав-
шихся и образовавших иерархическую систему уровней
построения; попутно будут охарактеризованы важнейшие
общие факты, относящиеся к теории координационной

функции. Предварительно, однако, должны быть сделаны
некоторые общие разъяснения.
Глава вторая
О ПОСТРОЕНИИ ДВИЖЕНИЙ
Двигательная система позвоночных включает в себя: а)
пассивную часть — жесткий сочлененный скелет и б) ак-
тивную часть — поперечнополосатую мускулатуру со всем
ее оснащением. Пассивный двигательный аппарат состав-
ляется из костных звеньев, располагающихся преимущест-
венно вдоль оси органов (аксиально), а потому не обеспе-
чивающих устойчивости системы без постоянного актив-
ного участия мускулатуры.1 Эти звенья подвижно
сочленены между собой, образуя так называемые кинема-
тические цепи. Мышечные массивы, анатомическое чле-
нение которых на отдельные мускулы имеет по большей
части чисто морфологическое основание, без существен-
ной значимости для биодинамики, облекают эти аксиаль-
ные кинематические цепи снаружи, повинуясь в своем
размещении также преимущественно причинам чисто
морфогенетического порядка, поскольку (эта теорема
очень легко доказывается) биодинамическое и решающе
важное значение имеет расположение и направление кон-
цевых отрезков мышечных сухожилий, в то время как рас-
положение мышечных брюшков не имеет никакого. В
дальнейшем под скелетными кинематическими цепями бу-
дут подразумеваться не одни только кости с их суставами,
а подвижные органы, взятые в целом.
1 Неокинетические двигательные системы (см. гл. III) имеют место в фи-
логенезе у членистоногих и позвоночных. У обоих этих классов живо-
тных они принесли с собой быструю и мощную подвижность, резко
отличающую их от более древних, мягкотелых классов. Но задача ус-
тойчивости (статокинетическая проблема) решена у членистоногих и
позвоночных принципиально по-разному. У первых скелеты звеньев об-
лекают их снаружи, как панцири, не требуя мышечной активности для
поддержания устойчивой позы. Это доказывается уже тем, что осторож-
но убитое насекомое (наркотизированное) не падает, как позвоночное.
В связи с этим мышечная ткань членистоногих не несет статической
нагрузки; она бедна саркоплазмой, грубо исчерчена и т.д.
Жесткие скелеты являются необходимым оборудованием для передачи
динамических усилий быстрой и мощной поперечнополосатой мускула-
туры. Почти единственное исключение представляет только бесскелет-
ная поперечнополосатая мышца сердца, для которой заменою жесткого
внешнего скелета служит гидродинамическое сопротивление, встречае-
мое ею в несжимаемой жидкости крови.

Мера взаимной подвижности двух звеньев кинематиче-
ской цепи определяется в механике числом так называе-
мых степеней свободы подвижности и деформируемости.
Каждая степень свободы подвижности более или менее
точно совпадает с отдельным, независимым направлением
подвижности в том или другом суставе. Одноосные, напри-
мер блоковидные, суставы обладают одной степенью;
яйцевидные и седловидные суставы (соответствующие
примеры: лучезапястный сустав и запястно-пястный сус-
тав большого пальца руки) имеют по две, шаровидные сус-
тавы — по три степени свободы подвижности. Степени сво-
боды подвижности характеризуют собой не размах или ко-
личественную меру подвижности (например, сгибаемости
на большее или меньшее число градусов в сочленении), а
качественную меру многообразия направлений и форм
этой подвижности, которое может в некоторых случаях
оказаться очень большим и при умеренных количествен-
ных амплитудах. Примерами могут служить: подвижность
локтевой кости относительно плечевой, имеющая одну
степень свободы, и деформируемость грудного отдела по-
звоночного столба, теоретически насчитывающая их 66.
Число степеней свободы взаимной подвижности звень-
ев кинематической цепи (или, иными словами, свободы
деформируемости кинематической цепи) есть не что иное,
как необходимое и достаточное число независимых друг
от друга координат, которые должны быть назначены для
того, чтобы поза органа оказалась вполне определенной.
Так, например, для определения положения плеча относи-
тельно лопатки (при наличии у лопаточно-плечевого со-
членения трех степеней свободы) необходимо и достаточно
назначить три координаты (например, координаты сгиба-
ния — разгибания, приведения — отведения, продольной
ротации). Очень важно отметить, что количество степеней
свободы цепи не зависит от выбора той или иной системы
координат или обозначений, т.е. является объективно при-
сущим самой цепи. Заметим еще, что число степеней сво-
боды деформации многозвенной цепи либо равно сумме
чисел степеней свободы всех ее сочленений (так называе-
мые незамкнутые цепи), либо несколько меньше ее (замк-
нутые цепи).
Подвижности кинематических цепей человеческого те-
ла огромны и исчисляются девятками степеней свободы.
Подвижность запястья относительно лопатки и подвиж-

ность предплюсны относительно таза насчитывают по 7
степеней, кончика пальца относительно грудной клетки —
16 степеней. Обладание подвижными пальцами обогащает
подвижность и деформируемость руки по сравнению с пе-
редней конечностью, например, однокопытных четвероно-
гих на 22 добавочных степени. Для сравнения укажем, что
преобладающее большинство машин, работающих без не-
прерывного управления человеком, обладает при всей ка-
жущейся сложности рычажных и шестеренных кинемати-
ческих цепей всего одной степенью свободы, т.е. тем, что
носит название вынужденного движения: например, мно-
гоцилиндровый дизель или газетопечатная ротационная
машина. Две степени встречаются редко (например, цент-
робежные регуляторы), три степени совершенно неупотре-
бительны — настолько бурно возрастает сложность управ-
ления кинематическими цепями с прибавлением новых
степеней свободы. Теоретически шестью степенями свобо-
ды обладает летящий снаряд (пушечное ядро, пуля, мина)
— предмет изучения внешней баллистики. Здесь необхо-
димо отметить: а) очень большую неточность управления
его полетом и попаданием и б) необходимость пристрелки
и корректировки, к чему мы еще вернемся ниже.
Указанное первое резкое отличие кинематических це-
пей живого тела от искусственных машин должно быть са-
мым выразительным образом подчеркнуто.
Отсутствие в искусственных машинах кинематических
цепей с многими степенями свободы объясняется чрезвы-
чайно большими трудностями управления движениями та-
ких цепей. Самая основная из них состоит вот в чем. Одна
степень свободы характеризует при любой сложности и
многозвенности кинематической цепи так называемый вы-
нужденный тип движения. Это значит, что в подобной си-
стеме каждая из ее подвижных точек неотрывно привязана
к одной определенной траектории. Эта траектория может
обладать любой формой, простой или сложной; точка име-
ет возможность двигаться по ней вперед или назад, быст-
рее или медленнее и т.д., но сам по себе путь движения для
нее предрешен. Появление у системы еще хотя бы одной
степени свободы сверх первой означает переход от одной
траектории для каждой точки не к нескольким или даже
многим, а к целому участку некоторой поверхности, по
которой точка с двумя степенями свободы получает воз-
можность двигаться абсолютно любым образом по бесчис-

ленному множеству равнодоступных траекторий. Так, на-
пример, кончик пера, пока он не отрывается от поверхно-
сти бумаги, обладает двумя степенями свободы; при этом,
очевидно, разнообразие доступных ему траекторий совпа-
дает с разнообразием всего того, что когда-либо могло быть
или было написано и нарисовано пером на листе бумаги.
Таким образом, переход от одной степени свободы, т.е.
от вынужденного типа подвижности, к двум или несколь-
ким степеням знаменует собой возникновение необходи-
мости выбора или трассирования траектории движения.
Живой организм всегда имеет возможность обосновать
свой выбор и планировку той или другой траектории; для
машины же необходимо в подобном случае предусмотреть
специальное устройство, способное целесообразно обес-
печить такого рода выбор, иначе движение будет обречено
на хаотичность. Примером устройства указанного харак-
тера может служить автоматический жиро-пилот. По-
движность судна (рассматриваемого как материальная
точка) на поверхности моря имеет как раз две степени сво-
боды; жиро-пилот обеспечивает выбор среди бесконечного
количества разновозможных для корабля траекторий той
из них, которая отвечает заданному компасному курсу.
Следовательно, как вытекает из всего рассмотренного
выше, между одной и несколькими степенями свободы
имеет место очень важный принципиальный качественный
скачок. Крайняя редкость в технике невынужденных по-
движных систем объясняется прежде всего именно трудно-
стями устройств для автоматического непрерывного це-
лесообразного выбора. Кроме того, при многих степенях
свободы у системы суммируются, конечно, и погрешности,
приносимые каждой из степеней свободы; при большом ко-
личестве последних суммарная ошибка сможет вырасти до
такой величины, которая покроет все преимущества, в
принципе создаваемые богатым разнообразием подвижно-
сти сложной цепи. Например если каждая из степеней сво-
боды руки и пальца пианиста, сидящего за инструментом,
даст погрешность всего в 1°, то, суммируясь, эти погрешно-
сти смогут дать отклонение кончика пальца на 5 — 6 см
(хотя по отдельным звеньям, например, пальцевых фа-
ланг, составляющие погрешности не превысят при этом
0,05 см), т.е. вызовут промахивание на терцию или квар-
ту. Необходимо еще принять в расчет неизбежную куму-
ляцию погрешностей во времени, не устранимую никакой

феноменальной точностью первоначальной пригонки дви-
жущихся частей, к тому же в кинематических цепях живо-
го тела позвоночника заведомо не очень высокой.
Еще более существенное значение имеют осложнения
динамические. В сложной кинематической цепи, каждое зве-
но которой обладает известной тяжелой и инертной массой,
всякая сила, возникающая в одном из звеньев, тотчас же
вызывает целую систему реактивных или отраженных сил,
передающихся на все остальные звенья. Это взаимное влия-
ние звеньев цепи друг на друга во всех мыслимых сочетаниях
создает в общей совокупности огромное количество силовых
взаимодействий, совершенно необозримое математически и
представляющее непреодолимые трудности для аналитиче-
ского решения. Эти реактивные силы наслаиваются на те
силы, которые находятся в распоряжении организма для уп-
равления движениями системы, и на внешние силы, подвла-
стные ему всегда лишь в большей или меньшей степени, и
делают общую динамическую картину движения цепи чрез-
вычайно осложненной, а главное — практически непредус-
мотримой из-за их крайней механической запутанности.
Сделать движение многозвенной цепи точным все-таки воз-
можно, хотя бы в теории, для этого достаточно повысить в
неимоверной степени точность пригонки ее частей друг к
другу. Сделать такую многозвенную цепь послушной невоз-
можно принципиально, потому что никакая теория не в со-
стоянии управиться с бурно возрастающим изобилием и
сложностью реактивных сил и взаимодействий между звень-
ями цепи. Для такой системы, как, например, рука, удается
определить математически лишь самый начальный момент
ее движения под действием той или иной мышцы. Устано-
вить, как потечет движение дальше, оказывается уже нераз-
решимой задачей.
Для того чтобы статически зафиксировать позу слож-
ной кинематической цепи, необходимо закрепить каждую
из имеющихся у нее степеней свободы независимыми друг
от друга связями, по одной на каждую степень. Роль этих
связей в организме позвоночного большей частью испол-
няют мышцы, реже и в известном проценте — внешние
силы. Совершенно аналогичное положение создается и в
динамике.
Как бы сложна ни была кинематическая цепь, ее дви-
жение всякий раз оказывается хотя и не предусморимым
заранее, но, очевидно, совершенно определенным и потен-

циально доступным сколь угодно точному динамическому
анализу post factum. Следовательно, при как угодно обус-
ловленном движении любой кинематической цепи равно-
действующие всех приложенных к ней сил и моментов
фактически свяжут все степени свободы ее элементов, кро-
ме одной для каждого, — той, по которой в действительно-
сти совершилось подвергшееся наблюдению движение. Та-
ким образом, если, кроме статических сил, принять в рас-
чет и все динамические, то можно трактовать любое
движение какой угодно цепи как динамически вынужден-
ное, причем место недостающих связей для закрепления
избыточных степеней свободы занимают динамические си-
лы, внутренние и внешние. От этого, однако, не получает-
ся много проку. Спора нет, что совокупность всех действу-
ющих сил, и внутренних, и реактивных, и внешних, свя-
жет все избыточные степени свободы звеньев и поведет эти
последние по каким-то вполне определенным траектори-
ям, но только траектории эти имеют все основания ока-
заться не теми, которые нам нужны.
Очевидно, мы вправе назвать кинематическую цепь уп-
равляемой только в том случае, если мы в состоянии назна-
чить определенные, желательные для нас траектории (и
скорости) движения для каждого из элементов цепи и заста-
вить эти элементы двигаться по назначенным им путям. А
для этого нужно, чтобы мы всегда располагали реальными
средствами для связывания избыточных степеней свободы
такой цепи, т.е. так или иначе имели в повиновении всю
совокупность тех сил, которые возникают и разыгрываются
при движении цепи. В этом преодолении избыточных сте-
пеней свободы движущегося органа, т. е. в превращении по-
следнего в управляемую систему, как раз и заключается ос-
новная задача координации движений.
Трудность, зависящая от того, что у организма всякий
раз оказывается в повиновении только небольшая часть
всех тех сил, равнодействующие которых обусловливают
движения цепи, сама по себе уже очень велика, особенно
если принять во внимание ту щедрость, с какой организм
наделяет свои кинематические цепи степенями свободы.
Уже одна эта «беззаботность» к количеству степеней сво-
боды должна бы подсказать, что свойственный ему прин-
цип управления в корне отличается от знакомых нам в
настоящее время по искусственным сооружениям. И, не-
смотря на это, в течение долгих десятилетий развития

нервной физиологии держалось (а в учебниках и до насто-
ящего времени держится) убеждение, что зависимость
между мышечным напряжением и движением столь же
проста, пряма и однозначна, как, например, зависимость
между движениями поршня паровозного цилиндра и вра-
щениями ведущего колеса. К сожалению, в фактическом
материале биодинамики мы имеем множество случаев,
когда на всем протяжении кинематической цепи включе-
ны только сгибательные мышцы, а при этом все сочлене-
ния этой цепи испытывают только разгибательные угло-
вые ускорения, или наоборот. Случаи же, когда мышца,
переброшенная через сочленение А, вызывает угловые ус-
корения во всех прочих сочленениях В, С, D... и т.д. кине-
матической цепи, резко преобладают над случаями, когда
она этого не делает. Ниже будет проанализировано не-
сколько типичных примеров указанного характера. И вот,
как будто для того, чтобы, наконец, пробудить наше вни-
мание и заставить всмотреться в реальный координацион-
ный процесс, природа нагромождает на осложнения, свя-
занные с огромной свободой подвижности скелетных кине-
матических цепей, еще одну трудность, в свою очередь
намного осложняющую проблему центрального управле-
ния движением. Эта новая трудность в том, что двигателя-
ми кинематических цепей организма служат упругие тя-
жи, перекинутые между звеньями, — скелетные мышцы.
Дело в том, что поперечнополосатая мышца представ-
ляет собой своеобразно упругое образование, хотя и не да-
ющее прямой пропорциональности между приростами
длин и приростами напряжений, но тем не менее характе-
ризуемое для каждого из своих физиологических состоя-
ний вполне определенной кривой зависимости между обе-
ими этими величинами. Иными словами, напряжение
мышцы (или, что одно и то же, развиваемое ею усилие)
есть функция сразу двух переменных: ее физиологическо-
го состояния и ее наличной длины. Полная картина зави-
симости между эффекторным процессом или физиологиче-
ским состоянием мышцы, с одной стороны, и развиваемым
ею напряжением — с другой, может быть представлена
только в виде целого семейства кривых (рис.3). Каждая
кривая подобного семейства изображает то или другое фи-
зиологическое состояние мышцы;1 каждая точка такой
1 То есть функцию процентного количества активно работающих мионов,

кривой — степень напряжения как функцию длины при
этом физиологическом состоянии. Посылая в мышцу ка-
кую-то определенную совокупность импульсов, централь-
ная нервная система назначает этим одну из кривых упо-
мянутого семейства, но, как это легко понять, отсюда еще
очень далеко до того, чтобы определилась та или другая
точка на этой кривой, т.е. фактически развиваемое мыш-
цей усилие. Итак, получается, что из всей совокупности
сил, определяющих движение сложной кинематической
цепи, — сил внутренних, реактивных и внешних — орга-
низму хотя в некоторой мере подвластна только первая
категория сил; но, как мы сейчас убеждаемся, и по отноше-
нию к этим внутренним силам нет и не может быть одно-
значной зависимости между эффекторным процессом и
возникающей за счет его силой. При этой же самой им-
пульсации она может оказаться двадцать раз подряд совер-
шенно разной в зависимости только от позы (и скорости
деформации) кинематической цепи — от переменных, ко-
торые, в свою очередь, в очень многом зависят от не под-
властных организму внешних и реактивных сил.
На самом деле положение еще сложнее, чем это каза-
лось до сих пор. Напряжение, развиваемое мышцей, так
или иначе входит составной частью в систему тех сил, ко-
торые вызывают перемещения и деформации кинематиче-
ской цепи. При деформации цепи смещаются и точки при-
крепления концов мышцы к костям, т.е. происходит вто-
ричным порядком изменение ее длины в ту или другую
сторону.1 Таким образом, изменение напряжения мышцы
изменяет ее наличную длину, а это изменение длины вы-
зывает, в свою очередь, изменение напряжения мышцы.
Здесь имеет место кольцевая взаимозависимость причин и
следствий, выражаемая на языке математики дифферен-
циальными уравнениями второго порядка.2 Мы обознача-
качества включенных в работу мионов, параметров возбудимости каж-
дого из них и т. д.
1 Из этого вывода, как заметит внимательный читатель, следует, что со-
кращение мышцы есть не причина движения, а его следствие. При всей
кажущейся парадоксальности это заключение верно, а действительная
последовательность причин и следствий здесь такова: 1) изменение на-
пряжения мышцы, 2) смещение костей с находящимися на них точками
прикрепления концов мышцы, 3) изменение длины мышцы. Точно так
же, например, расширение пара в паровом цилиндре есть не причина, а
следствие движения поршня, в то время как причиной этого движения

Рис. 3. Семейство линий зависимости между мерой возбуждения, длиной
и напряжением мышцы (схема)
Линии 0 — 12 соответствуют постепенному нарастанию механической
меры возбуждения мышцы от полной денервации (I) до наивысшей дозы
возбуждения (Е); по абсциссам отложены (по логарифмической шкале)
процентные изменения длины мышцы по отношению к максимальному
сокращению, принятому за 1; по ординатам также в логарифмическом
масштабе — приросты напряжения Р. Подробности в тексте
ем эту кольцевую зависимость как периферический цикл
взаимодействий.
Итак, между мышечным напряжением и результирую-
щим движением нет и не может быть однозначной зависи-
мости; здесь имеет место принципиальная неопределен-
ность.1 В этом факте — второе капитальное различие
между механикой живого организма позвоночного и меха-
никой искусственных сооружений.
Могло бы показаться, что система звеньев, соединенная
2 Указанная кольцевая взаимозависимость еще несколько осложняется
тем обстоятельством, что при движениях в сочленении изменяется угол
между осью мышцы и осями соединенных с ней костных звеньев, т.е.
изменяется плечо рычага, входящее сомножителем в выражение враща-
ющего силового момента мышцы. Вследствие этого уравнение, которое
должно выражать зависимость между мышечным силовым моментом и
движением, становится более сложным, и его уже не удается предста-
вить в виде простого дифференциального уравнения второго порядка,
который оно имело бы без указанного добавочного осложнения.
1 Неопределенность не означает неопределимости. Последнее выраже-
ние обозначало бы отрицание причинности; первое выражает лишь от-
сутствие однозначности (сравнить, например, термин «неопределен-
ные уравнения»).

не одной упругой связью, как в рассмотренном выше слу-
чае, а двумя связями-антагонистами (рис. 4, 5), свободна
от указанной неопределенности. На самом деле отличие
здесь только кажущееся. Систему с двумя упругими анта-
гонистами можно точно так же привести в любое угловое
положение соответственным подбором внешних сил, как
бы в данный момент ни вели себя упругие связи системы.
При заданных неизменных внешних силах организм мо-
жет, правда, так подобрать соотношения напряжений в
обоих антагонистах, чтобы обеспечить любой желаемый
угол в шарнире; но достаточно внешним силам переме-
ниться, чтобы для того же самого угла потребовались уже
совершенно другие соотношения напряжений. А так как и
в этом примере внешние силы никак не зависят от цент-
ральной нервной системы, то положение о принципиаль-
ной неопределенности остается в полной силе.
Рис. 4. Подвижное звено, управляемое в его движениях
двумя мышцами-антагонистами
Рис. 5. Схема-план системы, изображенной на предыдущем рисунке
Подробности см. в тексте

Следует еще заметить, что для данной мышцы внешни-
ми силами являются, по сути дела, не только силы строго
внешние, как, например, сила тяжести, сила нападающего
противника и т.п., но и силы мышц других, удаленных
суставных систем самого организма в их прямом и реак-
тивном действии. Если строго внешние силы вообще невоз-
можно предучесть, кроме немногих исключений, то этот
второй вид сил, так сказать, условно внешние силы, орга-
низм в принципе мог бы предучесть и скоординировать за-
ранее, так как от него самого зависит послать в определен-
ную мышечно-суставную группу те или другие импульсы.
Но достаточно вспомнить сказанное выше о не поддающейся
никакому анализу сложности реактивных взаимодействий в
многозвенных цепях, чтобы понять, что практически пред-
учесть эти реактивные силы и то, как они скажутся на дви-
жении какой-либо удаленной подвижной части тела, все рав-
но невозможно. Если для сообщения данному суставу того
или другого углового положения или угловой скорости недо-
статочно создать определенное соотношение между упруго-
стями двух его мышц-антагонистов, а необходимо еще в ши-
роких пределах изменять и дозировать это соотношение в
зависимости от того, каковы позы, нагрузки и ускорения во
всех окружающих суставах, то это значит, что между состо-
янием мышц данного сустава и его движением нет постоян-
ной однозначной зависимости. Следовательно, и по отноше-
нию к реактивным силам справедливо все сказанное выше о
силах внешних. Более того: поскольку реактивные силы в
многозвенных цепях почти всегда и сложнее, и изменчивее,
чем силы чисто внешние, постольку искажающее и осложня-
ющее влияние первых на динамику движения значительно
больше, чем влияние вторых.
Ниже будет рассмотрено, каким путем центральная
нервная система выходит из перечисленных трудностей
координирования движений. Здесь необходимо только
указать, что осложнения, вносимые вмешательством
внешних реактивных и инерционных сил и фактом неодно-
значности связи между мышечным возбуждением, напря-
жением и движением, гораздо более часты и значительны,
чем это обычно думают. Весь длительный опыт нашей экс-
периментальной работы над движениями человека пока-
зал, что случаи, когда при данном движении фактически
напрягаются совсем другие мышцы, в другое время и дру-
гим образом, чем это ожидалось бы по элементарному ана-

томическому анализу, гораздо более часты, тем те, когда
поведение мышц до конца понятно и классично. Есть много
элементов движений, в которых пока вообще не удается
доискаться объяснения поведения каждой мышечной груп-
пы; в иных случаях анализ внешней и реактивной динами-
ки доступен и ясно обнаруживает логику этих неожидан-
ных для первого взгляда мышечных действий, но эта логи-
ка далеко отличается от элементарной логики учебников.
Рассмотрим несколько примеров.
I. Эффект действия инерционных сил
При рубке зубилом около половины всего движения замаха (рис.6)
совершается при активном напряжении всех мышц, тянущих руку вниз и
вперед, хотя движение направлено в это время вверх и назад. Это объясня-
ется тем, что рука с молотком, обладающая в сумме значительным момен-
том инерции и получившая в первой половине замаха довольно большую
инерцию движения назад за счет сил отдачи и мышечной активности,
должна быть остановлена и при этом деформирована, натягивая разгиба-
тельные мышцы так, как это требуется для нанесения удара. Пример
движений, совершающихся против направления действия мышц, можно
встретить во всевозможных ритмических движениях (ходьба, бег, игра на
фортепиано и т.п.). Этот случай прост для анализа, так как указанная
противоположность выдает себя замедляющимся характером движения.
II. Эффект действия внешней силы тяжести
Окончание гимнастического движения выхода в стой на кистях (рис.
7) состоит в медленном поднимании всего тела вверх посредством посте-
пенного распрямления локтевых суставов. Вследствие своей медленности
движение никак не осложнено инерционными или реактивными силами.
Тем не менее оказывается, что разгибание локтей на угол 90° настолько
сильное, что оно поднимает кверху весь корпус, совершается не разгиба-
телями локтя, почти бездействующими, а мышцами, дающими переднюю
флексию плечевого сочленения (m. deltoideus, m. pectoralis major, т.
serratus anterior).
Объяснения этого своеобразного случая работы сильно нагруженного
сустава против нагрузки целиком за счет не проходящих через него мышц
довольно просто. Из рис. 7 видно, что на протяжении описываемого дви-
жения общий центр тяжести тела находится в одной вертикальной пло-
скости с обеими точками опоры — кистями (иначе при медленном движе-
нии гимнаст утратил бы равновесие), с осями предплечий и обоими лок-
тевыми суставами. Момент силы тяжести относительно этих суставов
близок к нулю, а, следовательно, по правилу равенства действия и проти-
водействия близки к нулю и моменты локтевой мускулатуры. Напряже-
ние разгибателей локтя при позах рис.7 привело бы не к подъему тела, а к
опрокидыванию его против часовой стрелки.

Рис 6. Последовательные положения руки и молотка при рубке зубилом
Наверху — замах, внизу — удар. Четыре позы, соединенные стрелками,
— фазы замахового движения, во время которых усилия направлены
вперед (работа автора, 1923 г.)
Из всех сочленений руки момент силы тяжести велик только для пле-
чевых суставов; их-то мускулатура и работает, увеличивая угол между
плечами и туловищем и этим поднимая тело гимнаста.
III. Эффект действия реактивных и инерционных сил
Этот пример сложнее предыдущих. При беге, вскоре после отрыва
маховой ноги от опоры, начинается интенсивное, ускоренное сгибание ее
колена (рис.8) с большой угловой скоростью, достигающей у спринтеров
3,6 — 3,7 об/с, — скоростью вращения колес паровоза экспресса на пол-
ном ходу. Это движение, подтягивающее пятку к самой ягодице за 0,15 —
0,10 с. совершается почти на всем протяжении при значительном переве-
се напряжения разгибателей колена. В случае бега мирового рекордсмена
Лядумега это сгибание при общей длительности 0,273 с в течение первых
0,198 с совершается ускоренно и лишь в течение остальных 0,075 с —
замедленно, причем как раз в конце этого последнего интервала, когда
работа разгибателей находит себе внешнее отражение в замедлении сги-
бания, наступает на 0,011 с перевес сгибательной мускулатуры.
В самых общих чертах явление это объясняется тем, что отброс стопы
кверху от опоры, совершающийся главным образом за счет реактивного
эффекта от контралатеральной ноги, настолько силен, что стопу не только
не приходится гнать кверху активным сгибанием колена, а, наоборот, при-
ходится притормаживать ее для предохранения от удара ее об ягодицу.

Рис.7. Три последовательные фазы подъема в стой на кистях
Движение разгибания локтей совершается за счет работы мышц-сгибате-
лей плечевого сочленения (работа M. Украна, ГЦОЛИФК — лаборатория
изучения движений ЦНИИФК)
IV. Эффект действия реактивных и инерционных сил
Пример аналогичен предыдущему и также заимствован из исследова-
ния автора по бегу. После прохождения маховой ноги мимо опорной
(рис.9) в первой имеет место: а) падение продольной скорости колена,
т.е. притормаживание бедра, и б) убыстрение движения стопы вперед,
т. е. разгибательное угловое ускорение в коленном сочленении. Сопостав-
ление того, что при этом казалось бы необходимым ожидать от мышц, с
тем, что совершается на самом деле, удобнее всего сделать в виде следую-
щей таблички:
Сочленение
Его поза
(см. рис.
9)
Наблюдаемое
ускорение
движения
Усилие,
ожидаемое
по «логике»
Усилие,
имеющее
место в
действи-
тельности
Тазобед-
ренное
Сильно
разогнуто
(вперед)
Замедляет свое
разгибание
(подвергается
сгибательному
ускорению)
Сгибательное
(?)
Падение
ранее
бывшего
сгибатель-
ного усилия
до нуля (ζ)
Коленное
Макси-
мально
согнуто
Максимум
разгибательного
ускорения
Разгиба-
тельное
Большая
сгибательная
волна (ζ)

Итак, все происходит как раз наоборот, особенно ярко — в коленном
сочленении. В примере I направления ускорения совпадало с направлени-
ем мышечных усилий, хотя направление движения и было противополож-
Рис. 8. Одна из фаз бега мирового рекордсмена Ж. Лядумега
Фаза, в которой у мастеров бега, как правило, убыстряющееся сгибание
колена задней ноги протекает при непрерывном перевесе разгибательных
напряжений в коленной мускулатуре (работа автора, ЦНИИФК, 1936 —
1939 гг.; фото автора переведено в схему. — Примеч. ред.)
но последним. В данном примере имеют место противоречия между на-
правлениями мышечных усилий и результирующих ускорений. Это было
бы немыслимо в динамике материальной точки; в динамике же связан-
ной кинематической системы подобные противоречия могут обусловли-
ваться столкновениями реактивных и инерционных сил. Общее объясне-
ние как описанного случая, так и других подобных ему — в том, что в
направлении наблюдаемого фактического ускорения на звено действуют
мощные реактивные силы, и собственных мышечных усилий, хотя они и
направлены в прямо противоположную сторону, не хватает на то, чтобы
полностью погасить реактивную силу, так что она все-таки ускоряет дви-
жение звена в своем направлении.
Трудность, создаваемая для планомерной координации
фактами неоднозначности в кольцевой зависимости, сама
по себе настолько глубока и принципиальна, что на ее фо-
не стушевываются обрисованные выше трудности, связан-
ные с непослушностью цепей со многими степенями свобо-
ды. Этим и объясняется то, что мы позволили себе выше
образно назвать беззаботностью природы по части изоби-
лия допускаемых ею степеней свободы подвижности: нахо-
дя путь к преодолению принципиальной трудности неод-
нозначности, она тем самым полностью решает менее

Рис. 9. Фазы бега мирового рекордсмена Ж. Лядумега, дающие резкое
противоречие между направлениями мышечных усилий и угловых уско-
рений в сочленениях маховой ноги (работа автора, ЦНИИФК, 1936 —
1939 гг.; фото автора переведено в схему. — Примеч.ред.)
трудную и непринципиальную задачу многостепенности, а
тут уже, как мы скоро увидим, действительно все равно,
будет ли перед нами цепь о пяти или семидесяти пяти сте-
пенях свободы.
Путь, найденный природой к преодолению охарактери-
зованных трудностей, прямо подсказывается тем фактом
двоякой обусловленности мышечных напряжений, кото-
рый мы выше интерпретировали посредством семейств
кривых (см. рис. 3). Раз при данном физиологическом со-
стоянии мышцы напряжение ее зависит от ее наличной
длины (мы пока отвлекаемся от осложняющего влияния
мышечной вязкости, которое принципиально не меняет де-
ла), значит, центральная нервная система будет реально в
состоянии придать мышце то иди иное требующееся на-
пряжение в том и только в том случае, если она будет в
курсе этой наличной длины мышцы и всех претерпеваемых
ею изменений. Решение вопроса о неоднозначности лежит
в использовании для регулирования эффекторного процес-
са сензорных сигналов о позе кинематической цепи и о
мере растяжения каждой из влияющих на ее движения
мышц. Далее уже легко представить себе, что при наличии
такого непрерывно текущего потока сигналов с периферии
центральной нервной системе в принципе нетрудно спра-
виться с любой расточительностью по части степеней сво-

боды подвижности. Действительно, как только орган, на-
ходящийся под действием внешних и реактивных сил,
плюс еще какая-то добавка внутренних мышечных сил от-
клонится в своем результирующем движении от того, что
входит в намерения центральной нервной системы, эта по-
следняя получит исчерпывающую сигнализацию об этом
отклонении, достаточную для того, чтобы внести в эффек-
торный процесс соответственные адекватные поправки.
Весь изложенный принцип координирования заслуживает
поэтому названия принципа сензорных коррекций.1
Сказанное вполне объясняет, почему расстройства в
эффекторных аппаратах центральной нервной системы,
как правило, не влекут за собой чистых нарушений коор-
динации, давая только синдромы параличей, парезов,
контрактур и т.п., и почему обязательно непорядки в аф-
ферентных системах вызывают нарушения движений
атактического типа, т.е. расстройства координации. Ниже
будет показано, что афферентным системам, кроме вто-
рично-коррекционной, принадлежит еще очень важная
для двигательного процесса инициативная, установочная
и пусковая роль; поэтому не удивительно, что в результате
чисто афферентационных нарушений нередко возникают,
кроме дискоординаций, даже и расстройства с четким об-
ликом параличей, парезов и т.п., с хорошим восстановле-
нием движений после каких-либо викарных возмещений
утраченной афферентации.
Все известные в клинике формы органических рас-
стройств координации всегда связаны с заболеваниями ре-
цепторных аппаратов и их проводящих путей: вестибу-
лярных аппаратов (лабиринтная или вестибулярная атак-
сия), рецепторных систем мозжечка (церебеллярная
атаксия), задних столбов спинного мозга, проводящих
проприоцептивную и тактильную импульсацию (табети-
ческая атаксия) и т.д. Экспериментально у животных пе-
ререзка двигательных (передних) корешков одной из ко-
нечностей ведет к параличу этой конечности, тогда как
перерезка задних корешков (деафферентация) приводит к
резким нарушениям координации. У лягушки деафферен-
тация задней лапки может не дать заметных на глаз при-
1 В моторике животных — носителей гладкой мускулатуры — принцип
сензорных коррекций не играет ощутимой роли, что очень характерным
образом отражается в их движениях: а) преимущественно метамерных
и б) хаотически ощупывающих.

знаков расстройства координации; но достаточно парали-
зовать или ампутировать унилатеральную переднюю ко-
нечность, чтобы последовало немедленное резкое наруше-
ние координации в ранее деафферентированной задней
лапке. Очевидно, наличие нормальной подвижности в пе-
редней лапке создает какую-то обходную (коллатераль-
ную) компенсацию для обесчувствленной задней, и на
этой компенсации, как на ниточке, кое-как держится ко-
ординация задней лапки. Но достаточно перерезать и эту
ниточку, никак не трогая задней конечности, чтобы диско-
ординация обнаружилась в ней в полной мере.
И у человека возможны компенсации, способные пре-
одолеть в той или иной мере органическую атаксию; и
всегда они осуществляются путем включения в двигатель-
ный процесс нового вида чувствительности. Известно, как
резко ухудшаются движения табетика при закрывании
глаз, т.е. в какой большой мере используется им для ком-
пенсации зрение. Восстановление в той или иной мере по-
ходки у тех же табетиков хорошо удавалось иногда при
помощи бандажей, производивших переменное давление
на кожу живота при движениях бедер, вызывая этим ком-
пенсационные осязательные ощущения.
Как будет показано ниже, все виды афферентации ор-
ганизма принимают в разных случаях и в разной мере уча-
стие в осуществлении сензорных коррекций. Иными сло-
вами: каждому виду и качеству чувствительности доводит-
ся в очередь с ее основной экстероцептивной (иногда и
энтероцептивной) работой выполнять функции наблюде-
ния за движениями собственного тела и сигнализировать о
них в центральную нервную систему в порядке выполне-
ния сензорных коррекций. Используя и далее терминоло-
гию Sherrington, мы назовем всю совокупность рецептор-
ных отправлений этого рода проприоцепторикой в широ-
ком, или функциональном, смысле. Однако сам основной
факт, в первую очередь требующий подобного корригиро-
вания, — факт зависимости мышечного напряжения от
длины мышцы — говорит о том, что самое первоочередное
и непосредственное участие в реализации этих коррекций
принимает проприоцептивная система в узком смысле
слова — система сензорных сигналов о позах, сочленовных
угловых скоростях, мышечных растяжениях и напряжени-
ях. Мышца, вызывая своей деятельностью изменения в
движении кинематической цепи, раздражает при этом

чувствительные окончания проприоцепторов sensu stricto
(«периферийное замыкание»), а эти проприоцептивные
сигналы, замыкаясь в центральной нервной системе на эф-
фекторные пути, вносят изменения в эффекторный поток,
т.е. в физиологическое состояние мышцы («центральное
замыкание»). Перед нами, таким образом, не рефлекорная
дуга, а другая форма взаимоотношений между афферент-
ным и эффекторным процессом, характеристическая для
всех координационных процессов, — рефлекторное коль-
цо (рис. 10). Таким образом, здесь снова вскрывается кар-
тина кругового взаимодействия, очень напоминающая ту,
которая была обрисована выше, при анализе взаимоотно-
шений между мышечным напряжением и движением,
только развертывающаяся в другом плане, уже не чисто
биомеханически, а через посредство центральной нервной
системы. И этот случай взаимодействия мог бы быть теоре-
тически представлен в форме дифференциального уравне-
ния, хотя мы пока еще далеки от возможности реально
построить его.
Рефлекторное кольцо, представляющее собой фундамен-
тальную форму протекания двигательного нервного процес-
са, может быть с наибольшей степенью наглядности изобра-
жено в виде такого схематического четырехугольника:
Итак, и это очень важно с самого начала подчеркнуть и
отметить, координация есть не какая-то особая точность
или тонкость эффекторных нервных импульсов, а особая
группа физиологических механизмов, создающих непре-
рывное организованное циклическое взаимодействие
между рецепторным и эффекторным процессом. Никакой
тончайший анализ не мог бы найти в эффекторном им-
пульсе признаков или элементов «координации»: их там
нет. Координация, подготовляет ли она двигательную пери-
ферию к принятию эффекторного импульса или оформляет и
соразмеряет самый импульс соответственно конкретному
учету периферической ситуации, все равно лежит вне эф-
фекторного импульса, в известном смысле — над ним.
***
Подведем основные итоги. Два решающих обстоятель-
ства: 1) факт избытка кинематических степеней свободы,
зависящих от строения сочленений, и 2) факт упругой мы-
шечной связи между звеньями подвижных цепей, из кото-
рого проистекает неопределенная, неоднозначная зависи-

Рис. 10. Схема проприоцептивного рефлекторного кольца
мость между мышечной активностью и движением и кото-
рый можно рассматривать как эквивалент еще некоторого
числа динамических степеней свободы, — оба в совокупно-
сти делают органы движения принципиально неуправляе

мыми системами для каких бы то ни было качеств или
сколь угодно тонких форм чисто эффекторных следова-
ний импульсов. Силы, обусловливающие фактическое
движение каждого звена кинематической цепи, могут быть
представлены каждая в виде геометрической суммы трех
составляющих: 1) силы, исходящей от активного двигателя
системы, — в данном случае от мышцы; по большей части
силы этого рода являются внутренними силами; 2) внеш-
них сил (тяжести, сопротивления внешней среды и т.п.) и
3) реактивных сил, количество и разнообразие которых,
как уже было сказано, бурно возрастает с увеличением
числа степеней свободы. Сензорная коррекция эффектор-
ных импульсов, управляющих мышечной активностью,
ведется так, чтобы равнодействующие всех упомянутых
участвующих в движении сил, и внутренних, и внешних, и
реактивных, вели движущуюся систему из ее исходного
состояния в требуемом направлении, с требуемой силой и
скоростью. В каждую такую равнодействующую, состоя-
щую из трех динамических «паев» (активного, внешнего,
реактивного), эффекторика вносит только один пай. По-
нятно, что структура этого одного пая из трех тем сильнее
отличается от их общей результирующей суммы, чем боль-
ше в движении участвуют реактивные и внешние силы и
чем экономичнее оно построено в отношении расходова-
ния активной мышечной работы. Это-то несоответствие
между первой категорией сил — единственной прямо под-
властной управлению — и результирующей кинетикой це-
пи и делает столь трудно управляемыми кинематические
цепи со многими кинематическими и динамическими сте-
пенями свободы. Сюда прибавляется еще и то, что даже
при небольших допусках и конструктивных нестрогостях,
всегда возможных и у очень точно выполненных машин, а
в живых кинематических цепях подчас весьма значитель-
ных, резко возрастает неодинаковость и непостоянство ре-
активных сил от раза к разу при повторных циклах одина-
ковых движений. Это обстоятельство делает реактивные
силовые наслоения помимо их сложности еще и практиче-
ски не предусмотримыми.
С другой стороны, неоспоримо (в гл. VIII будет подроб-
но проанализировано на фактическом материале), что
движение тем экономичнее, а следовательно, и рациональ-
нее, чем в большей мере организм использует для его вы-
полнения реактивные и внешние силы и чем меньше ему

приходится привносить активных мышечных добавок. Но,
очевидно, чем меньше эти добавки, тем меньше сходства
остается между формой их протекания и той суммарной
силовой равнодействующей сил всех трех видов, которая
фактически выполняет реализуемое организмом движе-
ние. В наиболее совершенных по своей биодинамике дви-
жениях (динамически устойчивых, см. гл. IV и VIII) это
явление достигает максимума, и сходство между мышеч-
ной формулой и движением остается не более значитель-
ным, чем, например, сходство между работой вспомога-
тельного судового дизеля, включаемого время от времени,
и курсом парусного судна, идущего под сильным попутным
ветром. Всем хорошо знакомо искусство парящего полета
морских птиц, способных пролетать большие расстояния,
почти не работая крыльями, за счет одних только мастерски
используемых ими колебаний воздушных течений, — искус-
ство, которому все лучше подражает и человек в своем пла-
нерном спорте, но гораздо менее известно то, что и в обыден-
ной моторике ходьбы, бега, трудовых приемов и т.д. соотно-
шения между кривыми мышечной активности и кривыми
результирующих усилий и движений мало чем отличаются в
принципе от упомянутой кинетики альбатроса.
По этим причинам для перевода с языка пространствен-
но-кинематических представлений, на котором психоло-
гически строится первичный проект движения, на язык
фактической мышечной динамики требуется довольно
сложная перешифровка, которая вдобавок тем сложнее и
прихотливее, чем совершеннее выполняемое движение,
т.е. чем лучше выработан двигательный навык. Если к это-
му прибавить еще, что по причине указанного выше отсут-
ствия однозначности эти шифры к тому же меняются от
раза к разу при повторных выполнениях движения, то у
нас останется очень немного от тех старых представлений
о выработке нового навыка как условной связи, согласно
которым такая выработка совершается путем «проторе-
ния» в результате серии точно одинаковых повторений.
Для дальнейшего следует отметить еще, что в сложных дви-
гательных актах, реализуемых высшими кортикальными си-
стемами, сплошь и рядом требуется несколько наложенных
одна на другую последовательно совершаемых перешифро-
вок разного механизма и разного смыслового содержания.
Приведем пример, являющийся выразительной иллю-
страцией к сказанному.

Для интегрирования дифференциального уравнения
второго порядка, т.е. для нахождения одного из бесчислен-
ных возможных для него конкретных решений, необходи-
мо подставить в общее решение по меньшей мере два на-
чальных условия, не зависящих от самого уравнения. В
случае уравнения, определяющего движение кинетиче-
ской системы с упругими связями, такими начальными ус-
ловиями могут послужить, например, исходные положе-
ния и начальные скорости элементов цепи. Это и есть как
раз данные того порядка явлений, которые сигнализиру-
ются в центральную нервную систему проприоцептивны-
Рис. 11. Слева — кривые перемещений (по вертикальной слагающей)
пятки (р) и носка (я) в двух последовательных шагах табетика. Справа
— кривые вертикальных ускорений пятки (наверху) и вертикальных
усилий в центре тяжести стопы (внизу) в тех же самых двух шагах.
Рисунок ясно показывает, что в основе двух резко различных между со-
бой движений шагов у табетика могут лежать очень сходные между собой
циклы ускорений и усилий (работа В. Фарфеля и автора, ВИЭМ. 1935 г.)
ми органами по ходу осуществления сензорных коррекций.
Очевидно, если по каким-либо причинам проприоцептив-
ная афферентация (в широком смысле) выключена, то
центральная нервная система не будет располагать ни ука-
занными, ни другими эквивалентными им данными для
выбора того или другого из возможных решений диффе-
ренциального уравнения. Отсюда вместо приспособитель-
но-видоизменяемых следований импульсов, которые посы-
лаются ею в норме и дают при циклических движениях
чеканно одинаковые циклы, центральная нервная система
будет раз за разом посылать на периферию стереотипные,
одинаковые цепочки импульсов, не ведая, с какими ситуа-
циями они там столкнутся. В результате, разумеется, пол-

учится картина, как раз обратная только что обрисованной
для нормы: одинаковые серии импульсов приведут к резко
непохожим одни на другой циклам движения.
Так, действительно, и происходит при характернейшей
Рис. 12. Слева — кривые перемещений (по вертикальной слагающей)
пятки (р) и носка (я) в двух последовательных шагах нормального субъ-
екта. Справа — кривая вертикальных усилий в центре тяжести стопы в
тех же двух шагах. Перемещения идеально одинаковы в обоих шагах;
вариативность усилий от шага к шагу немногим отличается от таковой в
предыдущем рисунке (работа автора, ВИЭМ, 1935 г.)
болезненной форме системного выключения проводящих
путей проприоцепторики в спинном мозгу — при tabes
dorsalis. Приведенные рис. 11 и 12 подтверждают сказан-
ное сопоставлением двух групп кривых. На рис. 11 (спра-
ва) помещены кривые вертикальных ускорений и динами-
ческих усилий в центре тяжести стопы тяжелого табетика
и рядом (слева) две кривые результирующих перемещений
переднего и заднего концов стопы этого же больного в двух
соответствующих последовательных шагах. На рис. 12 по-
мещены для сравнения такие же кривые для случая здоро-
вой, нормальной ходьбы. Из рисунков ясно видно, что ва-
риативность кривой усилий от шага к шагу мало чем отли-
чается у табетика от того, что имеет место и в норме. Но в
то время как кривые движений у здорового субъекта совер-
шенно неотличимы в последовательных шагах, у больного
они дают резко выраженную разницу циклов. За неприня-

тие в расчет данных об имеющих место в очередном шаге
начальных условий и за стереотипную одинаковость им-
пульсовых серий, без адекватных перешифровок, орга-
низм расплачивается в лучшем случае резкой деавто-
матизацией походки, а в худшем — полной потерей ус-
тойчивости.
Итак, в наиболее точном определении координация
движений есть преодоление избыточных степеней свобо-
ды движущегося органа, иными словами, превращение по-
следнего в управляемую систему. Указанная в определе-
нии задача решается по принципу сензорных коррекций,
осуществляемых совместно самыми различными система-
ми афферентации и протекающих по основной структур-
ной формуле рефлекторного кольца.
Состав тех афферентационных ансамблей, которые
участвуют в координировании данного движения, в осуще-
ствлении требуемых коррекций и в обеспечении адекват-
ных перешифровок для эффекторных импульсов, а также
вся совокупность системных взаимоотношений между ни-
ми обозначаются нами как построение данного движения.
Необходимо подчеркнуть, что хотя все имеющиеся в
распоряжении организма виды рецепторных аппаратов
принимают участие в осуществлении сензорных коррек-
ций и выполнении требуемых для этого перешифровок в
разных планах и различных уровнях, однако ни в одном
случае (кроме, может быть, простейших прарефлексов)
эти акты корригирования не реализуются сырыми рецеп-
торными сигналами от отдельных, изолированных по при-
знаку качества афферентационных систем. Наоборот, сен-
зорные коррекции всегда ведутся уже целыми синтезами,
все более усложнящимися от низа кверху и строящимися
из подвергшихся глубокой интеграционной переработке
сензорных сигналов очень разнообразных качеств. Эти
синтезы, или сензорные поля, и определяют собой то, что
мы обозначаем как уровни построения тех или иных дви-
жений. Каждая двигательная задача находит себе в зави-
симости от своего содержания и смысловой структуры
тот или иной уровень, иначе говоря, тот или иной сен-
зорный синтез, который наиболее адекватен по качеству
и составу образующих его афферентаций и по принципу
их синтетического объединения требующемуся решению
этой задачи. Этот уровень и определяется как ведущий

уровень для данного движения в отношении осуществле-
ния важнейших, решающих сензорных коррекций и вы-
полнения требуемых для этого перешифровок.
Лучше всего понятие о различных ведущих уровнях по-
строения уяснится из примерного сопоставления ряда
движений, сходных по своему внешнему оформлению, но
резко различных между собой по уровневому составу.
Человек может совершить, положим, круговое движе-
ние рукой в ряде чрезвычайно не сходных между собой
ситуаций. Например: А. При очень быстром фортепианном
«вибрато», т.е. при повторении одной и той же ноты или
октавы с частотой 6 — 8 раз в секунду нередко точки кисти
и предплечья движутся у выдающихся виртуозов по не-
большим кружочкам (или овалам). В. Можно описать ру-
кой круг в воздухе в порядке выполнения гимнастического
упражнения или хореографического движения. С. Человек
может обвести карандашом нарисованный или вытеснен-
ный на бумаге круг (С1) или же срисовать круг (С2), кото-
рый он видит перед собой. D. Он может совершить круговое
движение рукой, делая стежок иглы или распутывая узел.
Е. Доказывая геометрическую теорему, он может изобразить
на доске круг, являющийся составной частью чертежа, при-
меняемого им для доказательства. Все это будут круги или их
более или менее близкие подобия, но тем не менее во всех
перечисленных примерах их центрально-нервные корни, их
(как будет показано ниже) уровни построения будут суще-
ственно разными. Во всех упомянутых вариантах мы встре-
тимся и с различиями в механике движения, в его внешней,
пространственно-динамической картине и, что еще более
важно, с глубокими различиями координационных механиз-
мов, определяющих эти движения.
Прежде всего нельзя не заметить, что все эти круговые
движения связаны всякий раз с другими афферентациями.
Кружки по типу примера Л (доказательства будут приве-
дены в гл. III — VI) получаются непроизвольно, в порядке
неосознаваемого проприоцептивного рефлекса. Круг тан-
цевально-гимнастический (В) точно так же обводится
главным образом под знаком проприоцептивной коррек-
ции, но уже не элементарно-рефлекторной, а в значитель-
ной части осознаваемой и обнаруживающей преобладание
уже не мышечно-силовых, а суставно-пространственных

компонент проприоафферентации. Круг обрисовываемый
(С1) или срисовываемый (С2) ведется с главенствующим
контролем зрения — в первом случае более непосредствен-
ным и примитивным, во втором — осуществляемым очень
сложной синтетической афферентационной системой
«зрительно-пространственного поля». В случае D ведущей
афферентационной системой является представление о
предмете, апперцепция предмета, осмысление его формы
и значения, дающее активный результат в виде действия
или серии действий, направленных к целесообразному ма-
нипулированию с этим предметом. Наконец, в случае Е —
круга, изображаемого лектором математики на доске, веду-
щим моментом является не столько воспроизведение геомет-
рической формы круга (как было бы, если на кафедре вместо
учителя математики находился учитель рисования), сколько
полуусловное изображение соотношений рисуемой окружно-
сти с другими элементами математического чертежа. Иска-
жение правильной формы круга не нарушит замысла лекто-
ра и не пробудит в его моторике никаких коррекционных
импульсов, которые, наоборот, немедленно возникли бы в
этой же ситуации у учителя рисования.
Все перечисленные движения (от Л до Е) будут по их
мышечно-суставным схемам кругами, но их реализация,
их построение, проводимое центральной нервной систе-
мой, будет для каждой из поименованных разновидностей
протекать на другом уровне.
Очень характерный пример практического использова-
ния этих данных для восстановительной терапии движе-
ний дает проведенная в течение настоящей войны серия
исследований А.Н. Леонтьева и его сотрудников (ВИЭМ —
Институт психологии). По их наблюдениям, даже в случае
грубого периферического нарушения движений вследствие
анкилоза или тяжелой контрактуры амплитуда возмож-
ных произвольных движений пораженной руки способна
изменяться в очень широких пределах за счет изменений
одной только формулировки двигательного задания, т.е.
переключения исполняемого движения на тот или другой
уровень. Например, на приказание «поднять руку как
можно выше» больной поднимает ее до определенного
штриха на (не видимой ему) измерительной рейке. На сле-
дующее затем приказание тронуть пальцем высоко распо-

ложенную видимую точку на листе бумаги больной подни-
мает руку уже на 10 — 12 см выше; если же задание будет
выражено в виде: «сними с крючка повешенный на нем
предмет», то это обеспечит увеличение амплитуды подъ-
ема еще на десяток сантиметров. Контрольная проба подъ-
ема по беспредметному заданию (как в начале опыта) по-
казывает, что завоеванные уже десятки сантиметров со-
храняют силу только по отношению к вызвавшим их
формулировкам. Легко заметить, что три последователь-
ных задания Леонтьева относятся соответственно к выше-
названным уровням В, С и D. Пример показывает, как
различны между собой иннервационные и мышечные фор-
мулы, производящие совершенно однотипные на вид дви-
жения, но в разных уровнях.
Характеристика отдельных уровней построения движе-
ний, насколько их удается расчленить к настоящему вре-
мени, приводится в гл. III — VI; обрисовка динамики их
возникновения и развития двигательных координации в
фило- и онтогенезе — в гл. VII и VIII. Здесь необходимо
сделать еще только одно примечание.
Ни одно движение (может быть, за редчайшими исклю-
чениями) не обслуживается по всем его координационным
деталям одним только ведущим уровнем построения. Мы
увидим ниже, что в начале формирования нового индиви-
дуального двигательного навыка действительно почти все
коррекции суррогатно ведутся ведущим уровнем-инициа-
тором, но вскоре положение изменяется. Каждая из техни-
ческих сторон и деталей выполняемого сложного движения
рано или поздно находит для себя среди нижележащих
уровней такой, афферентации которого наиболее адекват-
ны этой детали по качествам обеспечиваемых ими сензор-
ных коррекций. Таким образом, постепенно, в результате
ряда последовательных переключений и скачков образует-
ся сложная многоуровневая постройка, возглавляемая ве-
дущим уровнем, адекватным смысловой структуре двига-
тельного акта и реализующим только самые основные, ре-
шающие в смысловом отношении коррекции. Под его
дирижированием в выполнении движения участвует, да-
лее, ряд фоновых уровней, которые обслуживают фоновые
или технические компоненты движения: тонус, иннерва-
цию и денервацию, реципрокное торможение, сложные си-

нергии и т.п. Процесс переключения технических компо-
нент движения в низовые, фоновые уровни есть то, что
называется обычно автоматизацией движения. Во вся-
ком движении, какова бы ни была его абсолютная уровне-
вая высота, осознается один только его ведущий уровень
и только те из коррекций, которые ведутся непосредствен-
но на нем самом. Так, например, если очередной двига-
тельный акт есть завязывание узла, текущее на уровне D,
то его технические компоненты из уровня пространствен-
ного поля С, как правило, не достигают порога сознания.
Если же следующее за ним движение — потягивание или
улыбка, протекающие на уровне В, то этот уровень осозна-
ется, хотя он абсолютно и ниже, чем С. Конечно, из этого
не следует, чтобы степень сознательности была одинако-
вой у каждого ведущего уровня; наоборот, и степень осоз-
наваемости, и степень произвольности растет с перехо-
дом по уровням снизу вверх.
Переключение технической компоненты из ведущего
уровня в тот или другой из низовых фоновых приводит,
согласно сказанному, к уходу этой компоненты из поля
сознания, а это явление как раз и заслужило название ав-
томатизации. Вполне понятна выгодность автоматизации,
ведущей к разгрузке сознания от побочного, технического
материала и этим создающей для него возможность сосре-
доточиться на самых существенных и ответственных сто-
ронах движения, к тому же, как правило, изобилующих
непредвиденностями всякого рода, требующими быстрых и
находчивых переключений. Противоположный описанно-
му процесс временного или полного разрушения автомати-
зации носит название деавтоматизации. Оба эти процес-
са подробнее освещены в гл. VIII и IX.
Закончим настоящую главу описью уровней построе-
ния, характеризуемых во второй части этой книги. А —
уровень палеокинетических регуляций, он же рубро-спи-
нальный уровень центральной нервной системы. В — уро-
вень синергии, он же таламо-паллидарный уровень. С —
уровень пространственного поля, он же пирамидно-стри-
альный уровень. Распадается на два подуровня: СУ —
стриальный, принадлежащий к экстрапирамидной систе-
ме, и С2 — пирамидный, относящийся к группе кортикаль-
ных уровней. D — уровень действий (предметных дейст-

вий, смысловых цепей и т.п.), он же теменно-премоторный
уровень. Е — группа высших кортикальных уровней сим-
волических координаций (письма, речи и т.п.).
В характеристиках уровней построения будет придер-
живаться по возможности единообразного плана: локали-
зация и субстраты; ведущая афферентация; характеристи-
ческие свойства движений; самостоятельные движения,
управляемые данным уровнем; фоновая роль уровня в дви-
гательных актах вышележащих уровней; дисфункции и
патологические синдромы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
УРОВНИ ПОСТРОЕНИЯ
ДВИЖЕНИЙ
Глава третья
СУБКОРТИКАЛЬНЫЕ УРОВНИ
ПОСТРОЕНИЯ
Рубро-спинальный уровень
палеокинетических регуляций А
Обращаемся к поочередной психо-физиологической ха-
рактеристике наметившихся к настоящему времени уровней
построения движений от наинизших до наиболее новых по
генезу и сложных по структуре. Ввиду новизны вопроса в
последующем изложении невозможно избегнуть ряда не
вполне еще ясных, а быть может, и спорных пунктов.
Характеристике самого низшего из уровней, обладаю-
щего у человека функциональной самостоятельностью, —
рубро-спинального уровня палеокинетических регуляций,
необходимо предпослать некоторые данные об особенно-
стях микрофизиологии нервно-мышечного процесса, игра-
ющих в этом уровне определяющую роль.
Древнейшими двигательными аппаратами, сохранив-
шимися у человека со времени наиболее примитивных
многоклеточных организмов, являются подвижные систе-
мы внутренностей, оснащенные гладкой мускулатурой и
иннервируемые от вегетативной нервной системы. Вся со-
вокупность нервных и мышечных элементов группы заслу-
живает названия палеокинетической системы в противо-
положность неокинетической системе соматического кост-
но-суставно-мышечного аппарата, связанного с сетью
периферических миэлинизированных нервных аксонов и с
центральной нервной системой.
Движения гладких мышц палеокинетической системы
медленны, диффузны; это даже не столько движения,
сколько неторопливые смены различных стационарных

значений длины мышечных клеток, способной оставаться
неопределенно долго на каждом из них. Мышцы палеоки-
нетической системы могут при известных условиях разви-
вать значительные усилия, но лишь медленно, на низкой
мощности (например, запирательное усилие раковинных
створок у моллюсков).
Мышцы палеокинетической системы склонны к образо-
ванию сплошных сетей (синцитиев), нервы — столь же
сплошных сплетений с обильными анастомозами (невропи-
лей). В прямой связи с этим палеокинетический нервный
процесс очень склонен к иррадиациям. Среди сложных си-
нергии палеокинетического аппарата большое место зани-
мают статокинетические (формоприспособительные) про-
цессы плавных изменений форм и очертаний органа. Прав-
да, этому очень способствуют бесскелетные устройства
всей сомы у тех животных, у которых палеосистема являет-
ся единственной, и внутренних, опять-таки бесскелетных,
органов у позвоночных.
Постепенно назревавшая в филогенезе потребность в
быстрых и мощных движениях привела на одной из его
ступеней к возникновению и строго параллельному разви-
тию: а) жестких костно-суставных кинематических цепей
скелета и б) поперечнополосатой мускулатуры с ее нерв-
ным оборудованием, вместе образовавших то, что мы обоз-
начаем термином «неокинетическая система». Пассивная
часть (а) этой системы является необходимым спутником
активной части (б), так как полномерное использование
скорости и мощности поперечнополосатой мышцы требует
жестких рычажных устройств для передачи больших и бы-
стро изменяющихся усилий, развиваемых такой мышцей,
и для сопротивления подчас огромным инерционным си-
лам, возникающим при ее работе (рис. 13).1
Неокинетический процесс как в нервном, так и в попе-
речнополосатом мышечном элементе имеет характер быст-
рой и краткой вспышки, длящейся у теплокровных немно-
гие миллисекунды и связанной со столь же быстрым разви-
тием на волокне поверхностной электроотрицательности
(spike — спайк). Эта вспышка, вполне стандартная по ха-
рактеру протекания и сопутствуемая развитием преходя-
щей краткосрочной невозбудимости (абсолютной рефрак-
1 У насекомых ускорения, испытываемые их крыльями, могут достигать
значений, в сотни раз превосходящих ускорение силы тяжести.

Рис. 13. Амплитуды ускоренной при различных синусоидальных колеба-
тельных движениях у человека и животных
По абсциссам отложены (в логарифмическом масштабе): внизу — частоты
V, Гц, наверху — темпы Т в минуту; по ординатам: размахи (удвоенные
амплитуды) движений 2A, см. Наклонные линии соответствуют различ-
ным амплитудам ускорений в единицах ускорения силы тяжести, от
0,0001 до 10 000g. Буквы от А до Y помещены в пунктах сетки, соответству-
ющих различным колебательным движениям; наклонные линии, близ ко-
торых они располагаются, характеризуют соответствующие амплитуды ус-
корений
А — ритмические сокращения гладкой мускулатуры матки; В — движе-
ния дождевого червя; С — перистальтика кишечника; D — письмо млад-
шего школьника; Е — движения гусеницы; F — мерцательный эпите-
лий; G — движение скорописи; Н — сердце человека; I — сердце мыши;
К — движение кисти с молотком при рубке зубилом; L — тремор при
паркинсонизме; М — движения центра тяжести всей ноги при ходьбе; N
— движения «ног»-щупальцев спрута; О — движения стоп при антраша;
Р — быстрейшее vibrato на фортепиано; Q — движения стоп при ходьбе;
R — движения ног мухи при ходьбе; S — движения центра тяжести всей
ноги при беше; Т — движения стопы при беге; U — крылья воробья при
полете; V — движения стопы мышцы при беге; W — крыло большой
стрекозы при полете; X — то же, крыло мухи; Y — то же, крыло москита
терности), распространяется вместе со сдвигом потенциа-
ла вдоль волокна с высокой скоростью, являющейся функ-
цией калибра нервного или мышечного волокна (чем во-
локно толще, тем скорость выше) 1 и представляющей со-
1 Функциями калибра волокна неокинетической системы как нервного,

бой так называемую фазовую скорость. Иными словами,
это не есть скорость действительного перемещения чего-
либо — материи или энергии, но лишь скорость последо-
вательного возникновения местных, стационарных про-
цессов, провоцирующих друг друга от точки к точке. Из
фазового характера распространения процесса прямо сле-
дует его бездекрементность. В неокинетической системе
нацело господствует закон изолированного проведения
фазовой волны возбуждения.
Вслед за возникновением вспышки возбуждения в точ-
ке волокна развертываются две параллельно текущие по-
следовательности следовых процессов, доказанным обра-
зом представляющих собой две стороны одного и того же
физиологического ряда: 1) смена следовых биоэлектриче-
ских потенциалов и 2) ряд сдвигов уровней возбудимости
и всех амплитудных и скоростных показателей протека-
ния возбуждения (рис. 14). Вслед за вспышкой возбужде-
Рис. 14 Полусхема изменении биоэлектрических потенциалов возбуди-
мого элемента при разряде неокинетического возбуждения
так и мышечного являются, помимо скорости проведения, и все осталь-
ные параметры возбудимости и самого возбуждения. Как нервные, так и
поперечнополосатые мышечные волокна образуют у высших млекопи-
тающих целые наборы (сортаменты), образующие непрерывные града-
ции калибров и параметров и лишь с известной искусственностью под-
разделяемые на группы (типы А, В и С Gasser и белые и красные
мышечные волокна Krause). Несомненно, эти сортаменты являются би-
ологическим вспомогательным средством для компенсации однообразия
и негибкости неокинетического возбудительного процесса, (см. ниже).

ния в период опадания spike начинается постепенное вос-
становление возбудимости (относительная рефрактер-
ность). Спустя несколько миллисекунд от начала вспышки
возбуждения (эти длительности сильно колеблются у раз-
ных волокон в зависимости от их калибров и связанных с
ними общих скоростных характеристик) наступает фаза
следового минус-потенциала, во многие десятки раз более
низкого по амплитуде по сравнению со спайком. Эта фаза
точно совпадает своим началом и концом с супернормаль-
ной фазой повышенной возбудимости. По ее миновании
параллельно же развиваются в 10-20 раз более длительная
и во столько же раз более слабая по амплитуде фаза следо-
вого плюс-потенциала и фаза понижения возбудимости —
субнормальная. У разных типов волокон как длительно-
сти, так и качественные тонкости этой смены фаз несколь-
ко вариируют, но во всех случаях сохраняется неукосни-
тельное соответствие между знаком и временными грани-
цами фазы по потенциалу и теми же сторонами фазы
изменений физиологических характеристик.
Так детально описать весь ход смены явлений, сопро-
вождающих вспышку неокинетического возбуждения, воз-
можно потому, что этот ход абсолютно стандартен для
каждого данного неокинетического элемента, почти не ва-
риируя и между разными элементами. Инвентарь явлений
и ресурсов неокинетического возбуждения, способного к
скоростному фазовому распространению и к вызыванию
физического сокращения поперчнополосатой мышцы, пол-
ностью исчерпывается отрывистым спайком с его всегда
одинаково построенным следовым хвостом.
Вдобавок к этому при данном физиологическом состоя-
нии точки неокинетического элемента никакие изменения
качества или силы возбуждающего воздействия не в состо-
янии ровно ничего изменить ни в количественной, ни тем
более в качественной картине описанных явлений. Этот
последний факт известен под именем закона «все или ни-
чего». Он означает, что неокинетическая возбудимость об-
ладает альтернативными свойствами: возбуждение либо
наступает, либо не наступает, без количественной зависи-
мости от раздражения. Таким образом, этот закон необхо-
димо предполагает наличие острых и четких порогов воз-
будимости, действительно присущих всем сторонам нео-
кинетического процесса.
В анизотропных дисках поперечнополосатого мышеч-

ного волокна вспышке возбуждения сопутствует столь же
кратковременный сдвиг всех механических показателей:
длины покоя, модуля упругости и коэффициента вязкости,
в сторону укорочения первой и увеличения двух послед-
них,1 после чего все они почти мгновенным скачком воз-
вращаются к своему исходному состоянию. Ни нервный,
ни мышечный элемент неокинетической системы ни по
биоэлектрическим показателям возбуждения, ни по меха-
ническим показателям мышцы не может пробыть в дея-
тельном состоянии дольше примерно десятка своих хро-
наксий. Таким образом, деятельное состояние неоэле-
мента есть резко неустойчивое состояние, в то время
как покой такого элемента является устойчивым состояни-
ем, способным длиться неопределенно долго. Отметим
еще, что деятельное состояние неоэлмента всегда сопро-
вождается электроотрицательной вспышкой, никогда не
обнаруживая чего-либо вроде «спайков-позитронов».
Механические явления в поперечнополосатой мышце в
результате вспышки возбуждения сложны главным обра-
зом вследствие целого ряда привходящих явлений как ме-
ханического, так и структурного порядка. В момент воз-
буждения в анизотропных дисках мышечного волокна поч-
ти мгновенно возникают огромные сократительные
напряжения. Эти напряжения перехватываются растяги-
вающимися за их счет упругими пассивными изотропными
дисками, играющими роль буферов-аккумуляторов упру-
гой энергии и значительно более медленно и плавно вновь
укорачивающимися, отдавая эту энергию через сухожи-
лия и костные рычаги во внешний мир. Вспышка возбуж-
дения, возникшая на волокне первоначально в области
нервно-мышечной пластинки, распространяется тем вре-
менем в виде фазовой волны в обе стороны вдоль волокна.
Наряду с этой волной вдоль мышечного волокна распрост-
раняется еще упругая волна механического напряжения,
имеющая скорость примерно того же порядка, но совер-
шенно иной природы. Немгновенность распространения
вдоль мышцы обеих этих волн (приводящая, например, к
тому, что при физиологической частоте тетануса около 100
Гц на протяжении длинной мышцы, вроде m. sartorius че-
ловека, длина как упругой, так и эксцитарной волны укла-
1 Относительно направления изменения модуля упругости во время
вспышки возбуждения еще не существует полного единогласия.

дывается 4 — 5 раз) в сочетании еще с неодновременно-
стью вовлечения в возбудительный процесс всех мионов
данной мышцы и с упомянутой выше буферной работой
изотропных дисков приводит к большому смягчению и сли-
янию грубых и молниеносных контрактильных взрывов,
превращая их серии в хорошо известную всем плавную и
тонко дозированную работу скелетных мышц. Однако наи-
большую роль в регуляции однообразных неокинетиче-
ских вспышек играет другой процесс, который будет осве-
щен несколько ниже.
Палеокинетический процесс в безмякотном нервном во-
локне и гладкой мышечной клетке почти по всем признакам
резко, до полной противоположности, отличается от только
что описанного неокинетического стереотипа. Прежде всего
нервный процесс в палеокинетической системе не имеет ха-
рактера стандартной вспышки; он не дает явления спайка с
его высоким минус-потенциалом и сопутствующей рефрак-
терностью. Вместо этого он характеризуется медленными и
длительными сдвигами потенциала с самыми разнообразны-
ми очертаниями кривых и с возможностью отклонений как в
сторону минуса, так и в сторону плюса. Вместо характерной
для неокинетического процесса антитезы «возбуждение»
(неустойчивое) — «покой» (устойчивый) палеопроцесс про-
текает под знаком антитезы «состояние возбуждения — со-
стояние угнетения или торможения». Первое из них сопро-
вождается сдвигом потенциала в сторону минуса, второе — в
сторону плюса, и оба обладают одинаковой степенью устой-
чивости. Какого-либо особого уровня нуля или покоя, кото-
рый как-либо качественно отличался бы от всех прочих, па-
леокинетический процесс не знает.
Далее палеопроцессу чужды ограничения, создаваемые
законом «все или ничего». Обнаруживаемые им смещения
потенциала и изменения длины и напряжения гладких мы-
шечных волокон протекают с самыми разнообразными гра-
дациями силы и деятельности. Не подчиняясь закону «все
или ничего», палеокинетический процесс чужд и его необ-
ходимому спутнику — явлению стойких порогов: мера воз-
будимости палеокинетического элемента может колебать-
ся в гораздо более широких пределах, нежели у неоэлемен-
та, но при этом даже на самые слабые раздражения
палеоэлемент откликается какими-то, хотя бы и слабыми,
изменениями степени своей возбужденности. Для возбуди-
мости неокинетического элемента характеристичны те

минимальные константы раздражения, ниже которых он
уже перестает отвечать; для возбудимости же палеоэле-
мента характеристичными являются те коэффициенты
пропорциональности, которые определяют зависимость
между изменениями силы раздражения и изменениями ре-
зультирующего ответа.
Не обнаруживая взрывообразных вспышек возбужде-
ния на гомогенном фоне покоя, палеокинетический про-
цесс не дает и явления фазовой волны: его протяжные
сдвиги растекаются по волокну медленно и со значитель-
ным декрементом. Наконец, в противоположность откли-
канию на надпороговые раздражения «ударом на удар»,
характерному для типа возбудимости неоэлемента, палео-
кинетические элементы возбудимы не сразу: они требуют
повторной и настойчивой раскачки (так называемый ите-
ративный тип возбудимости Lapicque), но зато после пре-
кращения серии возбуждающих воздействий часто обнару-
живают оборотную сторону той же инерции — дают для-
щийся еще некоторое время остаточный разряд.
Самый механизм распространения, а особенно переда-
чи нервного процесса с одного элемента на другой, резко
различен у обеих описываемых систем: в неокинетическом
аппарате если и не господствует, то, во всяком случае,
занимает очень видное место биоэлектрический запаль-
ный процесс, в то время как в палеокинетической системе
главенствует филогенетически древний гуморальный ме-
ханизм передачи. 1
1 В то время как синапсы палеокинетической системы не обнаруживают
каких-либо резких функциональных различий от аксонов и мышечных
клеток этой системы, неокинетические синапсы (мионевральные в
меньшей, спинальные в очень высокой степени) наделены целым комп-
лексом глубоких функциональных отличий от проводящих и контрак-
тильных неокинетических элементов. По еще очень неясным причинам
синапсы неокинетической системы представляют собой своего рода па-
леокинетические островки, в известном смысле анахронизм в новодви-
гательной системе, налагающие свой отпечаток на все проявления ее
жизнедеятельности в целостном организме.
Спинальные синапсы изъяты из действия закона «все или ничего». Они
обладают итеративностью, т.е. требуют либо длитетельной раскачки,
либо конвергирующего воздействия на них со стороны многих афферен-
тных невронов. Та же инерция сказывается и в свойственном им явле-
нии остаточного разряда. В спинальных синапсах имеют место смены
электротонических состояний с очень большой амплитудой изменений.
Эти состояния могут обуславливаться в них как в результате импульса-
ции со стороны стволовых ганглиев головного мозга, так и в результате
суммации раздражений, получаемых с чувствительных или вставочных

Предельное однообразие, негибкость и отрывистость
неокинетического процесса, единственного, чем распола-
гает для своих отправлений соматическая нервная систе-
ма, были бы слишком дорогой платой за принесенные им
преимущества быстроты и мощности, если бы не одна
группа фактов фундаментального значения, вносящая на-
стоятельно необходимый здесь корректив.
Прежде всего нужно констатировать, что перечень фи-
зиологических отправлений, доступных неокинетическо-
му элементу, исчерпывается стандартной неокинетиче-
ской вспышкой только, если ограничить круг рассматри-
ваемых явлений теми, которые характеризуются
скоростным распространением по типу фазовой волны. За
пределами этого ограничительного условия существует це-
лая широкая область явлений, присущих этим же элемен-
там и обнаруженных позднее из-за их значительно более
трудной наблюдаемости. Явления этой области, относясь,
несомненно, также к категории возбудительных процес-
сов, резко обособляются от неокинетического процесса це-
лым рядом четких отличий. Несколько расширяя рамки
употребительного в нервной физиологии термина, мы
обозначим для начала эту область явлений как явления
невронов. Эти электротонические состояния могут обладать как тем, так
и другим знаком (это так называемре central excitatory state и central
inhibitory state Sherrington), т.е. проявляться в повышении или угнете-
нии их возбудимости и проводимости. Первый вид сдвига обозначается
еще как «облегчение» (facilitation); второй — известен в случае цент-
рального происхождения под названием субординационного торможе-
ния, сеченовского торможения и др.
Именно в синапсах всего яснее выражена роль, выпадающая в неокине-
тической системе на долю гуморальных механизмов передачи возбуж-
дения. Весь процесс прохождения залпов возбуждения через спиналь-
ные синапсы неоспоримо совершается при существенном участии
биоэлектрической слагающей: это отчетливее всего доказывается их
способностью пропускать через себя цепочки спайков точным счетом. В
то же время наличие гуморальной компоненты в процессе синаптиче-
ской передачи возбуждения в настоящее время доказано неоспоримо,
хотя и не достигнуто еще полного единодушия по вопросу о механизме
совместного действия обоих факторов. Очень вероятно, что синаптиче-
ская задержка проведения возбуждения обусловливается именно превра-
щением возбуди тельного процесса в области синапса из биоэлектриче-
ской фазовой волны в более сложное электрохимическое явление.
Таким образом, в итоге необходимо признать за спинальными синапсами
неокинетической системы целый ряд важнейших черт палеокинетическо-
го характера, совершенно чуждых как нервному, так и мышечному волок-
ну неокинетической системы.

альтерации, а вызывающие их воздействия — как альте-
рирующие агенты.
Эти агенты удобно подразделяются на три группы: 1)
электрическое поле подпороговой интенсивности, 2) дру-
гие адекватные возбудители неокинетического процесса
при подпороговой дозировке и 3) ряд фармако-химических
агентов, являющихся обычно адекватным возбудителями
для палеокинетической системы, но неадекватных по от-
ношению к неокинетическому возбуждению. В качестве
типового представителя альтерирующих агентов лучше
всего подходит первая группа. Действие их обнаруживает-
ся в нескольких закономерных рядах явлений.
Во-первых, они вызывают смещение всех порогов, ха-
рактеризующих меру возбудимости элемента к неокине-
тическому процессу. Во-вторых, параллельно этому вызы-
ваются и смещения всех амплитудных и скоростных харак-
теристик протекания самой неокинетической вспышки
возбуждения: вольтажа спайка и следовых биоэлектриче-
ских явлений, длительности всех последовательных фаз
стандартной цепочки возбуждения, скорости распростра-
нения фазовой волны и т.д. В-третьих, специально в мы-
шечном волокне параллельно уже перечисленным смеше-
ниям возникают еще сдвиги всех механических парамет-
ров: и длины покоя, и модуля упругости, и коэффициента
вязкости. Тем самым, следовательно, смещается и кривая
зависимости между длиной мышечного элемента и его на-
пряжением, характеристическая диаграмма длин напря-
жений (см. рис. 3).
Если альтерирующим агентом является экзогенное
электрическое поле, то вся перечисленная совокупность
смещений есть не что иное, как пфлюгеровский электро-
тон. Все имеющиеся данные о проявлениях электротона
на неокинетическом элементе согласно свидетельствуют о
не знающем изъятий правиле параллелизма протекания
всех перечислявшихся смещений. Нарастание положи-
тельного потенциала (анэлектротона) вызывает посте-
пенно усиливающиеся смещения в сторону общего угнете-
ния, способного прогрессировать вплоть до полного пара-
лича возбудимости и жизнедеятельности. Нарастание
электроотрицательности протекает двуфазно, как это бы-
ло впервые установлено и изучено Н.Е. Введенским, на-
звавшим эту группу явлений парабиозом. Умеренный от-
рицательный потенциал (катэлектротон) сопровождается

сдвигами в направлении снижения порогов, увеличения
амплитудных и скоростных показателей возбуждения и
смещениями мышечных параметров в сократительном на-
правлении. Прогрессивное нарастание катэлектротона
проводит все указанные экзальтационные сдвиги через не-
который максимум, вслед за которым начинается их об-
ратное развитие с последующим переходом во все углубля-
ющееся угнетение, способное, как и при анэлектротоне,
дойти до полного паралича. Это катэлектротоническое или
парабиотическое угнетение вслед за перевозбуждением
представляет собой, скорее всего, угнетение вследствие
перевозбуждения и, действительно, в ряде вариантов опы-
тов Введенского производит впечатление оглушения нерв-
но-мышечного субстрата чрезмерной для него возбуди-
тельной нагрузкой.
К настоящему времени можно считать твердо установ-
ленной справедливость правила параллелизма смещений
по отношению ко всем без исключения видам альтерирую-
щих агентов любой группы. Хотя одни и те же агенты бы-
вают способны при различных дозировках и различных ус-
ловиях опыта вызывать смещения то катэлектротониче-
ского, то анэлектротонического знака, однако
неукоснительно во всех случаях тот или другой знак сме-
щения оказывается охватывающим весь список смещае-
мых характеристик.
Особенно важно подчеркнуть, что, каковы бы ни были
причины, обусловившие альтерационные смещения в нео-
кинетическом элементе, эти смещения всегда сопровожда-
ются возникновением в альтерированном пункте эндоген-
ного электрического поля того или другого знака, т.е. сме-
щениями биоэлектрического потенциала. Амплитуды этих
смещений потенциала имеют тот же порядок величины
(близ 1 млВ и ниже), что и следовые потенциалы неокине-
тической вспышки и «медленные потенциалы» палеокине-
тического нервного процесса, т.е. они намного ниже сме-
щений потенциала при неокинетическом спайке. Знак эн-
догенного поля, возникающего в связи с альтерацией, т.е.
появление кат- или анэлектротонического смещения,
строго согласуется с экзальтационным или тормозным ха-
рактером альтерационных изменений, таким образом, все
виды альтераций, т.е. все протекающие по правилу парал-
лелизма смещения показателей возбудимости и возбужде-

ния неокинетического элемента, глубоко и неразрывно
связаны с явлениями электротона.
Может быть, наиболее замечательная сторона альтера-
ционного круга явлений сводится к следующему. Как ука-
зано, альтерационные смещения показателей сопровожда-
ются сравнительно медленными, длительными и низко-
вольтными смещениями биоэлектрического потенциала,
совершающимися в разных случаях как в сторону минуса,
так и в сторону плюса. Среди них нет более устойчивых
или менее устойчивых состояний; они протекают под зна-
ком антитезы «состояние экзальтации — состояние угнете-
ния или торможения», причем оба эти состояния обладают
одинаковой степенью устойчивости. Какого-либо особого,
качественно отличного от всех прочих уровня нуля или
покоя среди них нет.
Альтерационные смещения показателей не связаны ог-
раничениями, налагаемыми законом «все или ничего», и
протекают с самыми разнообразными градациями интен-
сивности. Не подчиняясь закону «все или ничего», альте-
рации чужды и явлению стойких порогов: даже на самые
слабые альтерирующие воздействия неокинетический эле-
мент откликается какими-то, хотя бы и слабыми, смеще-
ниями своих характеристик.
Далее, процесс альтерационного смещения распростра-
няется вдоль элемента не по типу фазовой волны: его про-
тяжные сдвиги растекаются по волокну медленно и со зна-
чительным декрементом. Наконец, электротонические
смещения показателей возбудимости и характеристик воз-
буждения, если вызывать их посредством адекватных, но
подпороговых раздражений, не проявляются с первого раз-
дражения, а требуют повторной и настойчивой раскачки
(так называемая суммация подпороговых раздражений),
но зато после прекращения серии смещающих воздействий
часто обнаруживают явление, во всех отношениях сходное
с остаточным разрядом.
Если еще добавить ко всему сказанному, что в настоя-
щее время гуморальный, медиаторный характер альтера-
ционных смещений не подвергается никакому сомнению,
то окажется, что описанная картина смещений всех харак-
теристик возбудимости неокинетического элемента и
протекания его возбудительной вспышки есть не что
иное, как палеокинетический процесс, перенесенный на
неокинетический субстрат со всеми своими свойствами,

включая даже такие (например, способность к иррадиа-
ции), которые, казалось бы, стоят в прямом противоречии
с его морфологической структурой. Итак, пороги возбуди-
мости, амплитуда и быстрота протекания спайка, скорость
распространения фазовой волны, длительности, интенсив-
ности и сопутствующие потенциалы постэксцитаторных
фаз, механические параметры поперечнополосатой мыш-
цы — короче говоря, все свойства и стороны неокинетиче-
ского процесса обладают закономерной изменяемостью в
неразрывной связи и строгом параллелизме с проявлени-
ями палеокинетического процесса, развертывающегося
на том же субстрате. Неоспоримо, что под этой связью и
параллелизмом скрыта прямая причинная обусловлен-
ность, свидетельствующая о том, что палеокинетический
процесс обладает способностью являться регулятором не-
окинетического процесса, обеспечивающим последнему
ту самую гибкость и настраиваемость, которой так недо-
стает ему, взятому в изолированном виде.
В частности, применительно к скелетной мышце уста-
новленное выше тождество между совокупностью электро-
тонических смещений и палеокинетическим процессом
приводит к очень важному выводу. В полном соответствии
с ним и охарактеризованные выше электротонические сме-
щения мышечных параметров — длины покоя и коэффи-
циентов упругости и вязкости — обнаруживают полную
аналогию с основным механическим сократительным про-
цессом палеокинетической гладкой мышцы; это есть физи-
ологическая деятельность поперечнополосатой мышцы
по образу и подобию гладкой. Обобщая все известное по
этому поводу, мы имеем все основания утверждать, что это
есть тот самый круг явлений, который обозначается терми-
ном «физиологический тонус поперечнополосатой мыш-
цы», до сих пор не имеющим точного и общепринятого оп-
ределения. Все изложенное и приводит нас к этому иско-
мому точному определению: мышечный тонус есть
палеокинетический модус работы поперечнополосатой
мышцы, иными словами — деятельность ее по образу и
подобию гладкой мышцы. Это определение согласуется со
всем имеющимся фактическим материалом и при этом от-
крывает очень широкие горизонты для дальнейших физио-
логических обобщений накопленных к настоящему момен-
ту фактов.
Прежде всего из сказанного следует, что физиологиче-

ский тонус скелетной мышцы есть сложная и целостная
совокупность явлений отнюдь не одного только механиче-
ского порядка. В соответствии с правилом параллелизма
катэлектротоническое смещение тонуса мышцы проявляет
себя, с одной стороны, уменьшением длины покоя волокна
(т.е. его укорочением), сопровождаемым возрастанием его
коэффициентов упругости и вязкости; с другой же сторо-
ны, оно выражается в увеличении его возбудимости, т.е.
снижении всех порогов, и в возрастании амплитуд всех
сторон неокинетического физического сокращения: его вы-
соты, мощности, скорости, амплитуды спайка и т.д. Иначе
говоря (слегка жертвуя точностью определений в интере-
сах наглядности), в механическом плане катэлектротони-
ческий сдвиг тонуса проявляет себя двояко: в виде нараста-
ния тонического напряжения мышцы и в виде создания
предпосылок для усиления фазического сокращения и на-
пряжения (неокинетической вспышки), разыгрывающих-
ся на его фоне. Анэлектротоническое смещение (угнете-
ние) тонуса проявляет себя всесторонне-обратным обра-
зом, вплоть до полного блокирования неокинетического
процесса.
Рядом с этим следует отметить, что подчеркивавшийся
выше строгий параллелизм между постэксцитаторными
фазами колебаний возбудимости и сопутствующими коле-
баниями следовых потенциалов может теперь уже легко
быть расценен как имеющий все ту же электротоническую
природу. Таким образом, серия постэксцитаторных сдви-
гов, охватывающих совокупность всех сторон возбудимо-
сти и возбуждения по правилу параллелизма, есть не что
иное, как молниеносно быстрая последовательность аль-
тераций сменяющихся знаков. Сопоставляя этот вывод с
данным выше определением физиологического тонуса нео-
кинетической мышцы, мы обнаружим, что тонические
смещения отнюдь не обязательно медлительны по своей
природе: цепочка постэксцитаторных смещений включает
в себя и быструю, закономерную последовательность коле-
баний механических параметров тонуса. Как показывает
точный анализ, при оптимуме частоты тетанизации эти
быстрые следовые смещения тонуса прямо способствуют
увеличению высоты и слитности тетануса.
Определение тонической деятельности поперечнопо-
лосатой мышцы как палеокинетического модуса ее рабо-
ты подкрепляется и констатированными при ее тониче-

ских сокращениях медленными, низковольтными сдвига-
ми биоэлектрических потенциалов, и доступностью для
этих сокращений любой длительности, и возможностью
для них любых градаций интенсивности, т.е. их иммуните-
том по отношению к закону «все или ничего», и отсутстви-
ем в них явления фазовой волны, и, наконец, равной воз-
можностью для них изменений обоих знаков. Действи-
тельно, в области тонической деятельности
поперечнополосатой мышце доступно как активное уко-
рочение, так и активное удлинение, совершенно чуждое
неокинетическому процессу. Такого рода активное уд-
линение наблюдается, например, при явлении рецип-
рокного расслабления мышц-антагонистов, играющем
важнейшую роль в координации и описываемом ниже.
Сделанный подробный анализ альтерационных, иначе
— электротонических, иначе — палеокинетических, явле-
ний в неокинетической нервно-мышечной системе и тех
регуляционных возможностей, которыми обладает палео-
кинетический процесс по отношению к неокинетическому
взрывному стандарту, нужен был в настоящем изложении
потому, что (как это уже проскальзывало и выше) все эти
явления отнюдь не относятся к числу только экзогенно вы-
зываемых, искусственных процессов. Как показывает ши-
рокий круг разнороднейших наблюдений, все те явления,
которые мы обобщили под названием палеокинетического
процесса, действительно непрерывно имеют место в физи-
ологических условиях на неокинетических субстратах не-
поврежденного организма, играя в них координационную
роль первостепенной важности. У высших позвоночных
этот процесс является орудием центральной регуляции и
возникает в стволовых мезэнцефалических ганглиях голо-
вного мозга спускаясь оттуда по проводящим путям спин-
ного мозга к синапсам передних рогов и далее — по мото-
невронам — к скелетным мышцам. Этот центрально уп-
равляемый палеокинетический регуляционный процесс
многократно просвечивал в наблюдениях разных авторов,
по большей части и не подозревавших, что они наблюдают
один и тот же цикл процессов. И спинномозговые «медлен-
ные потенциалы» американских авторов, и переменные со-
стояния возбудимости и угнетения (CES и CIS)
Sherrington, и интермиттирующий фактор Barron и
Matthews, и субординация Lapicque, и торможение Сече-
нова, и т.д. — все это может сейчас уже, без сомнений,

быть причислено к проявлениям описываемого регуляци-
онного цикла. Как будет далее показано, этот цикл и пред-
ставляет собой физиологическое содержание функции на-
инизшего из координационных уровней построения чело-
века — рубро-спинального уровня палеокинетических
регуляций А, к характеристике которого мы и переходим.
Итак, в скудное однообразие слепого разряда энергии,
каким, по сути дела, является неокинетический взрывной
процесс, физиология центральной нервной системы вносит
существенный корректив. Палеокинетическая, тониче-
ская (электротоническая плюс гуморальная) деятель-
ность стволовых аппаратов центральной нервной сис-
темы берет на себя в известном смысле возглавление и
регуляцию филогенетически более нового, но обладающе-
го целым рядом отрицательных сторон неокинетического,
фазического (биоэлектрического) процесса. Эта регуля-
ция не вмешивается в самое протекание неокинетических
спайковых залпов, ничего не прибавляет к ним и не убав-
ляет от них: она лишь создает для них преднастройку,
предустанавливает значения констант и параметров, по
которым будет далее развертываться протекание неокине-
тического процесса. Образно можно было бы сравнить ее
действие с зажатием пальцем скрипичной струны, которое
само не создает звука, но определяет то, какой звук будет
далее извлечен движением смычка, или же с установкой на
клавишах арифмометра требуемого многозначного числа,
которое затем, после поворота рукоятки, появится в циф-
ровых окошечках аппарата. Не случайно то, что Lapicque
сравнил одно из подмеченных им проявлений этого подго-
товительно-регуляционного процесса с переводом желез-
нодорожных стрелок (aiguillage), к чему мы еще вернемся
ниже.
Уровень палеокинетических регуляций, он же рубро-
спинальный уровень, обозначенный в сводной описи сим-
волом А, по осуществляемым им функциям есть не только
низший, но и неоспоримо древнейший в филогенезе, чего,
однако, нельзя сказать о его субстратах у человека. Анато-
мическая ядерная система группы красного ядра сформи-
ровалась только у млекопитающих, и туда мигрировал в
порядке энцефализации целый ряд функций, выполняю-
щихся и доныне выполняемых у нижестоящих позвоноч-
ных системою спинного мозга. Весь этот ход развития бу-
дет освещен ниже, в гл. VII.

Спинной мозг, взятый в отдельности, т.е. мысленно от-
деленный от мозгового ствола ниже уровня красных ядер,
настолько инволюционировал у человека по ходу процесса
энцефализации, что не обусловливает не только каких-ли-
бо самостоятельных движений, но даже внятных фоновых
компонент. Все, что он может дать изолированно, — это в
лучшем случае один-два искусственно вызываемых кли-
нических рефлекса. Неверно было бы, однако, заключать
отсюда, что мы приписываем ему только чисто передаточ-
ную роль. Как сейчас будет указано, активная роль спин-
ного мозга у человека еще довольно многообразна, но
только нет ни одного естественного физиологического про-
цесса, в котором он выступал бы в одиночку, а не как одно
неразрывное целое со стволовой (мезэнцефалической) ча-
стью головного мозга. Именно в силу этого мы даем описы-
ваемой системе наименование рубро-спинального уровня.
Анатомический субстрат рубро-спинального уровня
(т.е. совокупность органов, без которых функция этого
уровня невозможна) составляют: спинной мозг с его кле-
точными образованиями и по крайней мере частью прово-
дящих путей; группа клеточных ядер в стволе головного
мозга, которую мы для краткости обозначаем как группу
красного ядра и которая включает в себя само красное ядро
с его двумя частями (palaeorubrum и neorubrum),
substantiam nigram, ядро Даркшевича и, может быть, люи-
сово тело, область hypothalami, ядро Дейтерса, древний
мозжечок и, наконец, в каких-то не вполне ясных функци-
ональных отношениях, центральная часть вегетативного,
парасимпатического и симпатического нервного аппарата.
Афферентации, определяющие собой характер работы
уровня, построенного на этом субстрате, представляют в
основном: а) древнейшие компоненты проприоцептивной
чувствительности — то, что можно обозначить как про-
приоцепторику тропизмов, — исходящие из концевых ап-
паратов, воспринимающих величину и направление мы-
шечных напряжений и усилий, и из отолитовых аппаратов
уха (палеолабиринтов), и б) древнейшие же компоненты
танго-рецепторики, а именно то, что объединяется под
термином «протопатическая чувствительность». Относи-
тельно этой последней не подлежит уже никакому сомне-
нию палеокинетический характер ее протекания, особенно
явно выступающий при так называемых гиперпатиях, т.е.
синдромах выпадения эпикритической чувствительности

при соответственно локализованных мозговых очагах: ите-
ративная медленность раскачки, остаточный разряд, нако-
нец, ясно выраженная иррадиация. Микрофизиологиче-
ский характер древнепроприоцептивного процесса еще не
очень ясен. Вся перечисленная афферентация, объединен-
ная в довольно несложный синтез, сигнализирует живо-
тному о положении и направленности его тела в поле тяго-
тения и, что, может быть, является наиболее существен-
ным для координации, о величинах растяжения (по длине)
и напряжения (по силе) скелетных мышц. Именно этот
уровень выполняет в самом основном тот круговой коррек-
ционный процесс согласования эффекторной активности
каждой мышцы с ее наличной длиной, схема которого была
обрисована в гл. II под именем рефлекторного кольца.
Здесь необходимо осветить один очень общий принцип.
Основываясь на отмеченном выше факте эволюции цент-
ральной нервной системы по типу качественного обраста-
ния (а не количественного разрастания), можно было бы
представить себе центральную нервную систему при функ-
ционировании некоторого уровня Р работающего так, как
если бы она была усечена сверху вплоть до ядерных суб-
стратов этого уровня. Это, однако, совершенно неверно.
Если бы можно было иметь в своем распоряжении некий
светофильтр, через который центральная нервная система
высшего млекопитающего могла быть наблюдаема в строго
«монохроматическом свете» одного определенного уровня
(фигуральное пожелание, возникшее по аналогии с до-
ступной современным астрономам возможностью наблю-
дать солнечную поверхность в монохроматических лучах
одной определенной спектральной линии), то через свето-
фильтр уровня Р она оказалась бы видимой по-прежнему в
полной комплектности всех ее активных образований,
вплоть до самых новейших, т.е. работающею и в этом слу-
чае как одно неделимое целое, но при этом не преминули
бы обнаружиться два капитальных факта, с необходимо-
стью уясняющихся косвенно и из наблюдений, доступных
сейчас. Во-первых, при таком монохроматическом аспекте
оказались бы резко измененными пропорции, функцио-
нальные удельные веса и даже размеры структурных час-
тей мозга по сравнению с их фактическим обликом, соеди-
нения же, синапсы и проводящие пути одни резко подчер-
кнулись бы, другие, наоборот, стушевались до полной
нераспознаваемости. Во-вторых же, тот физиологический

процесс, который вычленился при подобном наблюдении и
из всех текущих в центральной нервной системе процес-
сов, обнаружил бы четко своеобразные особенности и ха-
рактеристики, притом очень близко сходные с теми, кото-
рыми он обладает на низших ступенях филогенеза, у тех
видов, у которых этот уровень Р и его определяющие мор-
фологические субстраты являются потолком их возможно-
стей и морфогенетических достижений. Таким образом,
центральная нервная система высшего млекопитающего
ведет древний по всем своим свойствам физиологический
процесс, характерный для уровня Р, на измененном и обо-
гащенном субстрате, неизбежно стилизующем его не-
сколько по-иному и делающем его одновременно и таким и
не таким, каким он был некогда, в эпоху главенствования
уровня Р. Если двигательный акт, реализуемый централь-
ной нервной системой, представляет собой сложную струк-
туру с рядом фоновых уровней под верховным управлением
ведущего, то на одном и том же неделимом субстрате цент-
ральной нервной системы высшего млекопитающего одно-
временно и совместно протекает ряд резко не сходных между
собой физиологических процессов, не только не сбивающих
друг друга в здоровой норме, но, наоборот, взаимодействую-
щих между собой и дооформляющих друг друга.
Именно такой случай с особенной четкостью выявляет-
ся применительно к функции рассматриваемого рубро-
спинального уровня Л. Если начать с субстрата, то наблю-
даемый через монохроматическое стекло марки «А» голо-
вной мозг еще очень мал, беден и по преимуществу
мелкоклеточен; в его кору сензорные импульсы уровня А
затекают скудно, диффузно, не часто достигая поля созна-
ния. Самое важное то, что этот головной конец — далеко
еще не главный конец; это скорее «спинной мозг головы»,
обслуживающий головные метамеры, как erteria coronariа
обслуживает сердечную мышцу. Весь ствол центральной
нервной системы в целом по уровню А еще очень отчетливо
функционально метамерен и особенно явственно связан с
вегетативной нервной системой (в стекла марок других,
вышележащих уровней эта связь почти не видима).
Процесс, развертывающийся на этом субстрате, есть не
что иное, как рассмотренный в начале этой главы палеоки-
нетический возбудительно-тормозной процесс, которому
и было уделено там место не во имя тех движений, которы-
ми он ведает во внутренних органах и которые в общем

балансе психомоторики представляют мало интереса, а
именно в связи с той ролью, которая выпадает ему в обла-
сти соматических координационных регуляций. Как будет
видно из последующего изложения, в каждом уровне по-
строения физиологический процесс имеет свои приемы
осуществления сензорных коррекций, свои особенности
протекания и работы, характерные для него не в меньшей
степени, нежели качественный состав образующих его аф-
ферентаций. Способ координационного управления, ха-
рактерный для рубро-спинального уровня Л, есть исходя-
щее из центральной нервной системы и протекающее на
неокинетической нервной и мышечной сети регулирующее
воздействие на неокинетический, тетанический эффектор-
ный процесс посредством палеокинетических, электрото-
нических смещений его характеристик, — как раз тот цикл
явлений, которому была посвящена первая часть этой гла-
вы. Очень своеобразно, что палеокинетический процесс,
родившийся в филогенезе вместе со своим специфическим
субстратом — безмякотной, невропилевой нервной сетью и
системой гладких мышц, и продолжающий даже у высших
млекопитающих протекать на нем же в ограниченных пре-
делах вегетативного аппарата, в то же время сумел аккли-
матизировать и на неокинетическом субстрате, казалось
бы, резко чуждом ему как по эпохе своего возникновения,
так и по всем своим структурным свойствам. На этом суб-
страте, обеспечивающем миэлиновыми оболочками своих
аксонов все условия для «закона изолированного проведе-
ния» фазовых волн неокинетического возбуждения, он
как-то умудряется иррадиировать ничуть не хуже, чем на
палеокинетическом невропиле, насквозь пронизанном и
простеганном анастомозами. Там, где неокинетический
взрывной процесс встречает острые, трудно смещаемые
пороги, палеокинетика течет характерным для нее беспо-
роговым стилем с обширными итеративными смещениями
показателей возбудимости. О том значении, какое имеет
этот процесс для организации неокинетических цепей
возбуждения, было уже сказано выше; нужно еще рас-
смотреть, в каких явлениях обнаруживает себя эта регу-
ляция и какие стороны координационного процесса она
обслуживает.
Прежде всего на долю рубро-спинального уровня выпа-
дает ряд так называемых спинальных рефлексов, в свое
время очень подробно изученных школой Sherrington и, в

сущности, представляющих собой переходной фазис от чи-
сто метамерного модуса работы спинного мозга к некото-
рой интеграции. Здесь, на этом уровне, интеграция осуще-
ствляется еще в порядке плюрисегментальных иннерва-
ции, постепенного иррадиационного вовлечения в работу
возрастающего числа метамеров и, наконец, что образует
собой уже более высокую качественную ступень, в порядке
одновременного и последовательного распределения воз-
буждений и торможений не только по мышцам метамеров,
но и по антагонистическим парам мышц конечностей —
образований, филогенетически более молодых, нежели
метамеры. Наиболее характерным среди рефлексов этой
группы является рефлекс реципрокной иннервации и де-
нервации антагонистов, лежащий в основе всякого вообще
движения конечностей. Этот рефлекс обеспечивает при
вступлении одной из мышц конечности или пояса в актив-
ный тетанус денервацию ее антагониста. Из сказанного в
первой части этой главы следует, что эта денервация есть
анэлектротоническое снижение тонуса, сопровождае-
мое, конечно, параллельными анэлектротоническими
сдвигами всех показателей возбудимости и параметров
протекания возбуждения. Реципрокная денервация сопро-
вождается спонтанным удлинением мышцы, не связанным
с растягиванием мышцы какой-либо вне ее возникающей
силой, поскольку такое же удлинение можно наблюдать и
на мышце с перерезанным и отпрепарированным конце-
вым сухожилием. Это удлинение мышцы яснее всего дока-
зывает палеокинетический характер совершающегося в
ней процесса, поскольку неокинетический спайк, всегда
электроотрицательный, во всех случаях дает укорочение
мышцы; и только сдвиг потенциала в сторону плюса, до-
ступный биполярному палеокинетическому процессу, спо-
собен обусловить ее удлинение.
Раз речь уже зашла о спинальных рефлексах, нельзя не
вспомнить о мнении, еще недавно имевшем многочислен
ных адептов: всякое сколь угодно сложное координирован-
ное движение может быть рассматриваемо как мозаика
(или синтез — слово здесь мало меняет суть дела) из ре-
флексов. Современная неврологическая концепция реши-
тельно отмежевывается от подобного атомизма. Для того
чтобы получить простые рефлексы, надо не целостное дви-
жение разбить на отдельные кусочки, а надо расположить
все возможные для человека целостные движения в ряд в

порядке их возрастающей сложности, и тогда на том конце
ряда, куда мы отнесем наименее сложные, мы найдем и все
рефлексы.
К множеству аргументов, способных подкрепить это
положение, теория координации добавляет один новый,
может быть, наиболее сильный. Каждый уровень построе-
ния отличается от других по качеству и составу определя-
ющих его афферентаций. Построить одно движение вы-
сшего уровня из множества движений низовых уровней,
например из рефлексов уровня А, так же невозможна, как
невозможно из тысячи осязательных или проприоцептив-
ных ощущений скомбинировать хотя одно зрительное.
Совсем иное дело — участие элементарных движений
или элементов движения, управляемых низовым уровнем,
в построении сложного координированного акта, ведуще-
гося на одном из вышележащих уровней. Здесь необходимо
установить полную ясность. Нет и не может быть таких
движений, управляемых каким-либо уровнем, из которых,
как из кирпичей, составлялось бы движение более высоко-
го уровня. Но процессы замыкания с рецепторики на эф-
фекторику в порядке функционально-проприоцептивного
рефлекторного кольца, процесса координационной зашиф-
ровки импульсов необходимым образом текут в низовых
уровнях при реализации движения более высокого уровня,
создавая для него то что может быть названо «черновой
техникой» движения, используя те необходимые афферен-
тации, которые до более высоко расположенных уровней и
не доходят, и разгружая эти верхние уровни от вникания в
бесчисленные вспомогательные ингредиенты, необходи-
мые каждому движению. Именно в силу этого обстоятель-
ства при определении понятия уровней построения везде
говорилось о ведущих уровнях, а не о единственных или
монопольных по данному движению. Ниже мы увидим на
ряде примеров, как явственно вскрывается иногда струк-
турная многослойность того или другого движения; сейчас
упомянем только, что ведущий уровень явно распростра-
няет свой контроль на все нижележащие, фоновые уровни,
участвующие в данном движении, так что каждый из по-
следних исполняет свою партию в оркестре движения, но
уже теряя в какой-то мере свое индивидуальное лицо и
звуча только из-под палочки уровня-дирижера.
Следующую группу процессов, выполняемых рубро-
спинальным уровнем, для которых рубральное происхож-

дение точно доказано, составляет то, что называется суб-
ординацией хронаксий, т.е. центральное регулирование
скоростных показателей возбудимости мотонов.1 Это явле-
ние было впервые констатировано L. & M. Lapicque при
изучении хронаксии и потому обычно относится только к
ней одной; но не знающее исключений правило паралле-
лизма смещений сохраняет свою силу и здесь, т.е. суборди-
национный процесс смещает все характеристики возбуди-
мости и фазового процесса в нервном и мышечном элемен-
те, а равным образом и механические параметры мышцы,
характеризующие ее тонус. Субординация имеет в боль-
шинстве случаев тормозной, анэлектротонический харак-
тер, хотя с несомненностью доказаны и субординационные
сдвиги противоположного знака. Необходимо отметить,
что в то время, как процесс возбуждения с сопутствующим
ему электроотрицательным сдвигом потенциала несом-
ненно един во всей нервной системе высшего позвоночно-
го, явления угнетения или торможения явно очень много-
образны по своей физиологической природе.
Координационное значение субординации указано бы-
ло уже самими открывшими ее авторами. Поскольку, со-
гласно Lapicque, необходимым условием для синаптиче-
ской проводимости является изохронизм (хотя бы и очень
приблизительный) обоих разделяемых синапсом возбуди-
мых образований — двух невронов или мотоневрона и
мышцы, поскольку планомерные смещения хронаксий по-
средством субординации, способные превращать изохро-
низм в гетерохронизм и обратно в синапсах клеток пере-
дних рогов спинного мозга, могут, по выражению Lapicque,
«переводить стрелки» для эффекторного импульса, не да-
вая ему, как правило, затекать одновременно в оба члена
антагонистической мышечной пары. Очевидно, подобный
перевод стрелок («aiguillage») — все тот же акт реципрок-
ной иннервации и денервации антагонистов, описанный
Sherrington, но отмеченный с новой точки зрения. Несом-
ненно, Lapicque удалось глубже, чем Sherrington, про-
никнуть во внутреннюю физиологическую сущность это-
го акта.
Следующая группа явлений, происходящих из системы
красного ядра, — явлений, впервые указанных тем же
1 Мотоном мы называем совокупность: а) мотоневрона и б) соединенного
с ним мышечного пучка — так называемого миона. Термин «мотон»
является синонимом английского термина «motor unit».

Sherrington и детально изученных Magnus, de Kleijn и
Rademaker, а именно группа тонических рефлексов, не
требует особых разъяснений для установления ее полного
тождества со всеми явлениями, рассмотренными выше. В
настоящее время нет более сомнения, что и мышечный то-
нус (по крайней мере, в его наиболее типических проявле-
ниях), и субординация, и еще целый ряд явлений, которые
будут перечислены ниже, представляют собой даже не раз-
ные стороны одного основного явления, а всего лишь раз-
ные способы смотреть на одно и то же явление и экспери-
ментально вызывать его.
Под названием мышечного тонуса в настоящее время
объединяется так много явлений, что не удивительно, до
какой степени это понятие стало в конце концов трудным
для определения. К группе явлений, подводимых под этот
термин, относится и целиком гуморальный «пратонус»,
изучавшийся Uexcküll на низших беспозвоночных и сам
переливающийся, как жидкость, по их лучам и конечно-
стям. И тот (очевидно, основной) сложный палеокинети-
ческий синтез угморальноэлектротонических смещений
возбудительных и механических характеристик попереч-
нополосатой мышцы, который уже был охарактеризован и
выглядит в механическом плане как работа (сокращение
и расслабление) поперечнополосатой мышцы по образу и
подобию гладкой. И две разновидности скорее всего имен-
но этого палеокинетического тонуса, настолько резко не-
сходные, что в них нелегко усмотреть явления одного об-
щего генеза: а) эластический тонус, повышающийся при
кортикальных гемиплегиях, и б) вязкий тонус, нарастаю-
щий при поражениях среднего звена экстрапирамидной си-
стемы. За упомянутыми видами тонуса следуют более мо-
лодые, но все еще явно тонические формации: те тониче-
ские сокращения, которые получила на мышцах
децеребрированной кошки Briscoe (а за ней А. А. Горшков
и А. А. Гусева из лаборатории А. А. Ухтомского), действуя
на них непрямыми электрическими раздражениями подпо-
роговой частоты и силы. Судя по частотам, применявшим-
ся этими экспериментаторами, тонусу этой разновидности
соответствует в электромиограммах частотная полоса
между примерно 15 и 30 Гц. Наконец, сюда же приходится
отнести те уже прямо переходные формы между тонусом и
тетанусом, которые иногда так и называются «тетаниче-
ским тонусом» и наблюдаются, например, при шейно-ту-

ловищных стато-кинетических рефлексах. Называть всю
эту массу разнороднейших явлений одним и тем же обоз-
начением «тонус» в настоящее время ничуть не лучше, чем
называть, например, все процессы, протекающие в пище-
вом тракте от верха до низа, одним словом «пищеварение»,
не подразделяя далее этого понятия.
Итак, для ясности необходимо, во-первых, выделить
изо всей этой пестрой массы по возможности узкую и гомо-
генную группу явлений, за которой должно быть удержано
название тонуса, и, во-вторых, дать этой группе возможно
более четкое определение. Мы будем в дальнейшем изло-
жении понимать под мышечным тонусом палеокинетиче-
ский модус работы поперечнополосатой мышцы, взятый
в его целом, т.е. включающий в себя не только смещения
механических параметров мышцы, но и все сдвиги, нераз-
рывно связанные с этими смещениями согласно правилу
параллелизма. С этой точки зрения тонус мышцы есть от-
нюдь не только наличное состояние упругости и вязкости
мышечной ткани и изменения этого состояния, но и вся
совокупность явлений гибкого и пластичного реагирова-
ния возбудимости мышечного массива в условиях работы
целостного организма. Тонус есть текучее состояние под-
готовленности нервно-мышечной периферии к избира-
тельному принятию эффекторного процесса и к его реа-
лизации. Сюда отходят, таким образом, и самостоятель-
ные тонические сокращения, и расслабления скелетных
мышц, и механический фон совокупности коэффициентов
упругости и возбудимости, на котором протекают актив-
ные неокинетические тетанусы, и, наконец, вся совокуп-
ность явлений предварительной установки нервно-мышеч-
ной периферии на имеющую прибыть к ней эффекторную
импульсацию.
В частности, единство тонических и субординационных
явлений доходит до того, что даже одни и те же способы
нанесения раздражения вестибулярному аппарату вызы-
вают как характерные магнусовские сдвиги шейного и ту-
ловищного тонуса, так и субординационные смещения
хронаксий. Как субординационному «переводу стрелок» в
спинальных синапсах сопутствует заодно снижение тонуса
антагонистов в соответствии с правилом параллелизма,
т.е. реципрокное расслабление, так и обратно, перераспре-
деление тонуса, наблюдаемые при вращениях головы и
всякого рода раздражениях вестибулярного (отолитового)

аппарата, сопровождаются попутно перераспределением
возбудимости мышечного массива и его «готовности» к те-
танусам: в тех группах мышц, в которых имеет место по-
вышение тонуса, отмечается и увеличение (всякой, а в ча-
стности, электрической) возбудимости.
Палеокинетические явления в самых различных разде-
лах и этажах центральной нервной системы, имеющие не-
сомненное регуляционное значение и во многих случаях
ясно вскрывающие свое родство с управлением возбудимо-
стью и проводимостью нервных образований по отноше-
нию к неокинетическим потокам, должны также быть при-
числены к разделу отправлений анализируемого уровня
построения. Так, следует упомянуть об обширных группах
явлений, обобщенных Sherrington как центральные состо-
яния возбужденности и угнетения (Central excitatory state
и Central inhibitory state, сокращенно CES и CIS), характе-
ризующие общее состояние спинного мозга или того или
иного из его рефлекторных полей, интересные в том отно-
шении, что сам автор упомянутых терминов, а вслед за
ним в последнее время и Fulton, подчеркнули их неоспори-
мо гуморальный характер. Эта черта гуморализма роднит
обсуждаемые состояния опять-таки с палеопроцессом и по-
зволяет видеть в них, может быть, наиболее обобщенные
формулировки центрального палеокинетического регуля-
ционного механизма рубро-спинального уровня. Записан-
ные со спинного мозга характерные «медленные потенциа-
лы» (slow potentials) чрезвычайно похожи по всему облику
кривых на палеокинетические процессы, записанные ос-
циллографическим путем с их исконных субстратов во
внутренних органах.
Одним из убедительных доказательств того, что цент-
ральная нервная система работает для рубро-спинальной па-
леокинетики не усеченно, а своим полным составом, являет-
ся факт записи медленных биоэлектрических кривых, впол-
не аналогичных с вышеупомянутыми, и с коры полушарий.
На электроэнцефалограммах коры, записанных синхронно с
кривой биоэлектрических потенциалов работающей мышцы,
проступают совершенно ясно наложенные одна на другую
две различные ритмовые группы. Одна из них, охватываю-
щая частотную полосу примерно от 40 до 80 Гц, бывает часто
синхронной «удар в удар» со спайками тетанической цепоч-
ки, параллельно записываемой с мышцы (рис. 15); это так
называемый β-ритм (Berger). Вторая группа, в которой ана-

Рис. 15. Наверху — электромиограмма короткого произвольного изомет-
рического напряжения бицепса человека. Ординаты: отметка времени —
25-е доли секунды (работа автора и Л. Осипова, ЦНИИФК, 1941 г.). Под
электромиограммой — «партитурное» разложение ее по методу автора
на составляющие колебания. Над каждым из колебательных залпов указа-
на его частота, Гц. Цифры слева — длительности применявшихся для
анализа «испытательных периодов» в 1/650 долях секунды
лиз вскрывает целый спектр различных частот от 6 — 8 до
15 Гц, носит название α-ритма. Палеокинетический харак-
тер этой медленной группы вне всяких сомнений, хотя явле-
ния здесь сильно осложнены по сравнению с периферией, как
это и подобает коре головного мозга.
Характерными местами возникновения α-волн являются
мелкоклеточные поля и слои коры, относящиеся к филогене-

тически древним структурам (например, зрительная зона
area striata), в то время как спайкообразные β-волны гене-
рируются, как правило, филогенетически более новыми
крупноклеточными образованиями. В преобладающей части
ганглиозные образования, от которых начинаются длинные
эффекторные аксоны, крупноклеточны; таковы пятый слой
пирамидного поля коры, pallidum, эффекторные клетки
corporis striati, отдел красного ядра, дающий начало рубро-
спинальному тракту Monakow, и т.п. Наоборот, мелкограну-
лярные структуры характерны преимущественно для непро-
екционных отделов коры, и не исключено, что преобладаю-
щая часть мелких клеток этих полей вовсе не посылает
аксонов в белое вещество, входя в качестве составных эле-
ментов в древнетипные невропильные образования.
Следующая группа соображений в пользу палеокине-
тической природы α-ритмов была высказываема в разных
вариантах уже многими авторитетными исследователями
(Rohracher, Kornmüller, Adrian, Walsh и др.) и, видимо,
начинает приобретать общее признание. Это аргументы,
говорящие о тесной связи α-ритмов с гуморальными, мета-
болическими процессами в ганглиозных образованиях
(сравнить с метаболической трактовкой следовых потен-
циалов в аксоне!) и, в частности, с процессами ассимиля-
ции и ресинтеза. Об этом говорит поведение β-ритмов как
«токов покоя», наиболее четко выявляющихся при полном
эмоциональном спокойствии и бездеятельности испытуе-
мого, изолированного от внешних раздражений, и немед-
ленно исчезающих с возобновлением активности мозга. В
то же время а-волны не являются выразителями чистого
базального обмена, поскольку они, как правило, исчезают
во время сна. Связь их с состоянием покоя и недеятельно-
сти, с одной стороны, с другой же — то обстоятельство, что
в бодрственном состоянии их не удается подавить более
чем на несколько десятков секунд, после чего они проры-
ваются вновь с такой же неукоснительностью, как задер-
жанное дыхание, свидетельствует с наибольшей вероятно-
стью именно о их ассимилятивной роли. Во сне их нет
именно потому, что при отсутствии диссимиляции нет не-
обходимости в ассимиляции. 1
1 По вопросу о причинах высоких амплитуд а-волн в электроэнцефалог-
раммах, в отличие от характерной для периферических палеопроцессов
низковольтности — см. мою статью «Назревшие вопросы современной

Еще одно явление, нередко явственно выступающее на
электроэнцефалограммах, уже совсем отчетливо говорит о
регуляционном и именно электротоническом характере
влияния палеокинетического α-процесса на тетанические
β-спайки. На очень многих электроэнцефалографических
записях можно видеть, что всякий раз, как медленная вол-
на а-ритма поднимается кверху, в область электроотрица-
тельных (катэлектротонических) потенциалов, амплиту-
ды нанизанных на нее β-спайков увеличиваются; наобо-
рот, в углублениях медленной α-кривой, т.е. в ее
анэлектротонических фазах, β-спайки становятся мельче
или даже исчезают вовсе (М.Н. Ливанов). Трудно было бы
придумать более выразительную и наглядную иллюстра-
цию сосуществования палео- и неопроцессов и электрото-
нического регуляционного влияния первого на второй.
Анэлектротонические долины могут достигать такой глу-
бины, что она вызывает полное тормозное блокирование
«спайкового» процесса на все то время, пока эти долины
длятся. Такое явление было действительно обнаружено на
спинному мозгу в 1935 г. Barron и Matthews и приписано
ими действию некоего «интермиттирующего фактора»
(intermittent factor); это дало палеорегуляционному про-
цессу еще одно, (n+1)-е имя, в чем он вряд ли так уж остро
нуждался.
Фундаментальным процессом, определяющим собой
координационную функцию рубро-спинального уровня,
является, конечно, процесс осуществления сензорных кор-
рекций, приходящихся на его долю. Как уже было показа-
но в гл.ІІ, напряжение мышцы есть величина, определяю-
щаяся уравнением с двумя неизвестными; оно зависит: 1)
от физиологического состояния мышцы (того, что можно
назвать механической мерой ее возбуждения) и 2) от ее
наличной длины (и еще скорости деформации). Текущее
значение второй переменной, непосредственно не подвла-
стной центральной нервной системе, сигнализируется ей
через проприоафферентацию: и задача центральной нерв-
ной системы — подставить в уравнение такое значение
первой переменной, т.е. так оформить возбудительный
процесс в мышце, чтобы результирующее решение уравне-
ния дало величину механического усилия, как раз требуе-
мую по условиям движения. Это и есть то, что уровень А
нервной физиологии» (Физиол. журн. СССР. 1945. № 5 — 6).

делает непрерывно, от миллисекунды к миллисекунде; и
мы знаем теперь, как именно он это делает. Он не добавля-
ет к неокинетическому процессу, текущему транзитом че-
рез его эффекторный субстрат, ни одного лишнего спайка,
но все время дозирует электротоническим путем эти тета-
нические гребешки, что, кстати сказать, он может делать
трояко. Во-первых, он может непосредственно воздейст-
вовать на амплитуды спайков этих гребешков, создавая
для них ту или другую электротоническую подкладку; во-
вторых, может создавать в том или ином процентре мото-
нов временную синаптическую непроводимость — либо
посредством гетерохронизма, либо путем включения «ин-
термиттирующего фактора»; наконец, в-третьих, может
еще непосредственно и очень гибко регулировать механи-
ческую сторону мышечного тонуса.1
Очень важно указать, что красное ядро является око-
нечным эффектором, — так сказать, последним каскадом,
— экстрапирамидной эффекторной системы, от которого
начинается конечный общий путь всей этой системы, спу-
скающийся к клеткам передних рогов, — рубро-спиналь-
ный тракт Monakow. Нервный процесс, нисходящий по
этому тракту и возникающий в образованиях экстрапира-
мидной системы, striatum и pallidum, разумеется, есть нео-
кинетический, тетанический процесс, и красное ядро дол-
жно обладать предпосылками к его передаче, даже если бы
само оно в норме могло издавать только палеокинетиче-
ские звучания. Очень вероятной предпосылкой такого рода
является наличие в его составе крупноклеточного каудаль-
ного ядра, от которого и начинается преобладающая часть
аксонов монаковского тракта; в составе включенного па-
раллельно с ним ядра substantia nigra также имеется круп-
ноклеточная часть, архитектонически близкая к pallidum
и связанная с центробежными проекционными путями.
Но, кроме этого, функционально и сам уровень А, по край-
ней мере в патологических случаях, несомненно, в состоя-
нии генерировать неокинетический процесс, хотя бы в яв-
лении «тремора покоя», о котором речь будет идти ниже.
1 Кажущаяся четвертая возможность — повлиять на амплитуды тетани-
ческих спайков путем создания затрудненных условий проводимости в
синапсах — в действительности отпадает в силу закона «все или ничего»
и бездекрементности проведения неовозбуждения: если проводимость
синапса клетки переднего рота и будет ослаблена, то это никак не по-
чувствуется уже в нескольких миллиметрах вниз от него по течению.

Вряд ли можно уверенно найти у здорово человека хотя
одно самостоятельное движение, возглавляемое уровнем
палеокинетических регуляций как ведущим. Наиболее чи-
стые случаи самостоятельных выступлений этого уровня,
когда в силу его роли, в принципе несомненно фоновой, он
все же выдвигается на передние планы, — это, во-первых,
непроизвольные дрожательные движения: дрожь от холо-
да, стучание зубами от страха, вздрагивание и т.п., а в
области произвольной моторики — быстрые ритмические
Рис.18. «Соскок прогнувшись» в исполнении спортсменки A.K. на кон-
курсе журнала «Гимнастика» (1937)
вибрационные движения по механизму «рефлекторного
кольца»; во-вторых, движения, связанные с принятием и
удержанием определенной позы. К первым относятся, поч-
ти несомненно, быстрейшие фортепианные «vibrato» со
скоростью 7 — 8 ударов в секунду, в тех случаях, когда они
протекают по типу вынужденно колебательных движений
(рис. 17)1 пальцевые вибрации левой руки у скрипачей и
виолончелистов; может быть, быстрые автоматизирован-
ные просупинации обмахивания веером и т.п. Вторая груп-
па яснее всего наблюдаема тогда, когда уровень А оказыва-
ется в ведущей роли в одной из фаз сложного цепного дви-
гательного акта: например, в полетной фазе прыжка в воду
(рис. 18 и 19) и т.п. Из характерных патологических про-
1 Рис. 16 не помещен, в тексте ссылка у автора отсутствует: рис. 17
не помещен. — Примеч. ред.

Рис. 19. Фигурки последовательных положений тела при стартовом
прыжке в воду
Прорисовка по циклоснимку. Вероятный случай более или менее чисто-
го ведущего положения уровня А (работа С. Спицына, ЦНИИФК, 1939
явлений первой группы движений, где уровень А выступа-
ет в действительно чистом ведущем виде, должен быть на-
зван «тремор покоя» паркинсоников, непроизвольный,
четко ритмичный, протекающий по безукоризненно пра-
вильным синусоидам (рис. 23).1
Зато реализуемые этим уровнем технические фоны на-
столько многообразны, что невозможно представить себе ни
одного двигательного акта вышележащих уровней, который не
был насыщен ими в виде как симультанных, так и сукцессив-
ных составляющих. Основной фон, обеспечивающий возмож-
ность какого бы то ни было движения, есть фон гибко реактив-
ного тонуса всего мышечного массива тела, — тот самый фон,
нарушение которого при очаговых поражениях этого уровня
дает так называемый амиостатический (нарушающий мышеч-
ную статику) симптомокомплекс. Уже очень многие авторы
подчеркивали, что тонус скелетной мускулатуры чрезвычайно
подвижен, реактивен и приспособителен и представляет собой
фон как самый глубинный и основной для перспективы всей
картины, так и самый древний по филогенезу. Интересно, что в
исполнение этой роли «фона всех фонов» палеокинетический
процесс рубро-спинального уровня принес с собой с палеотер-
ритории еще одно характерное свойство, оживающее перед на-
ми в моторике низших беспозвоночных: статокинетическую,
формоприспособительную функцию. Всего же курьезнее то,
1 Рис. 20 — 22 не помещены, в тексте ссылка у автора отсутствует. —
Примеч. ред.

что если высшее млекопитающее (это особенно ярко за-
метно, например, на хищных кошачьих) когда-нибудь и в
чем-нибудь бывает похоже своей моторикой на бесскелет-
ных беспозвоночных, то это именно в области шейно-туловищ-
ных тонических рубро-спинальных движений позвоночника.
Статические компоненты из рубро-спинального уровня
обнаруживаются еще в хваточных позах. Здесь подразуме-
вается не схватывание (выполняемое более высокими уров-
нями), а держание, как простое, так и квалифицированное
держание инструмента, рукояти, обрабатываемого предмета
и т.п. В этих тонически поддерживаемых позах очень ярко
проступает снова формоприспособительная, пластическая (в
кинематическом смысле слова) функция этого уровня; к ней
относится, например, отмеченный Bethe принцип пластиче-
ского сопряжения (Princip der gleitenden Kopplung) пальцев
руки, которому он старался подражать в своих кистевых про-
тезах (см. рис. 74 и 75).
Кинетические фоновые слагающие этого уровня прояв-
ляются в целом ряде ритмических произвольных движе-
ний высших уровней, сказываясь в виде примеси к ним
типа вынужденных колебаний. Они хорошо выражены в
движении руки с молотком при ритмическом процессе руб-
ки зубилом, в движениях крыла птицы при полете (как это
вытекает из анализа записей Е. Marey), движениях рук и
ног при локомоциях и т.д.1 Быстрая сходимость рядов
Fourier, интерпретирующих живые ритмические движе-
ния, есть, по-видимому, очень надежный признак наличия
в данном движении кинетических компонент из этого
уровня. Если в быстрое ритмическое движение вовлечена
несложная кинематическая цепь, например одна только
кисть руки (катание пилюль у паркинсоников) или только
просупинационная система (обмахивание веером), то дви-
жения, управляемые этим уровнем, представляют собой
почти чистые синусоиды.
Патологические нарушения работы рубро-спинально-
го уровня проявляются прежде всего в расстройствах по
линии тонуса — дистониях.2 Общеизвестное явление деце-
1 См. наши экспериментальные исследования перечисленных движений
и их анализы.
2 Заметим для последующего, что типические нарушения в следующем
кверху уровне синергий В удобно обозначить как асинергии и диссенер-
гии нарушения в уровне С — как атаксии и дистаксии, наконец, нару-
шения в предметном уровне D — как апраксии и диспраксии.

ребрационной ригидности, возникающее у млекопитаю-
щих при перерезке мозгового ствола ниже уровня красных
ядер и сводящееся к исчезновению функциональной субор-
динации и к застыванию тонуса мышц на некоей стацио-
нарной формуле (различной у разных видов животных),
обусловливается выпадением функций именно этого уров-
ня. У человека, как уже сказано, дисфункция уровня А
дает амиостатический симптомокомплекс; в тяжелых слу-
чаях она может давать явления резкой общей гипертонии,
каталепсии, «восковой гибкости» (flexibilitas cerea). Дро-
жательный паралич Parkinson есть сводка целого ряда явле-
ний нарушения в описываемом уровне, по преимуществу яв-
лений гипердинамии в связи с утратой регуляции сверху.
Расстройства распределения и приспособительной реактив-
ности мышечного тонуса очень часто сопровождают наруше-
ния в других, выше лежащих уровнях, но всегда свидетельст-
вуют о втягивании в болезненный процесс ребро-спинально-
го уровня — абсолютного монополиста по тонусу во всей
центральной нервной системе. Здесь могут иметь место как
гипо-, так и гипертонические синдромы, и всего чаще синд-
ромы не столько количественного сдвига тонуса в ту или дру-
гую сторону, сколько нарушений его рефлекторной, приспо-
собительной регуляции. Атаксия при спинной сухотке захва-
тывает более высокий уровень построения С (см. ниже), но
всегда сопровождается явлениями расстройства тонуса — ги-
потонии, идущими из описываемого уровня.
Следующим характерным проявлением дисфункции уров-
ня А являются треморы, а именно обе наиболее типические
разновидности треморов, фигурирующих в семиотике нерв-
ных болезней. Показателем гиперфункции эффекторов уровня
А является упоминавшийся уже тремор покоя — неотъемле-
мая часть паркинсонизма, частый, но неторопливый (8 — 10
Гц, α-ритм, любопытным образом совпадающий с а-ритмом
Бергера), ритмичный, монотонный, запечатлевающийся на
циклографических снимках в виде идеально правильной сину-
соиды (см. рис. 23). Этот тремор может постигать и голову, и
дистальные звенья всех конечностей. Во время выполнения
произвольных движений он либо скрадывается, стушевывает-
ся на их фоне, либо же и в самом деле затихает, 1
1 Близость паркинсонического «Ruhetremor» с αритмом потенциалов
мозга не ограничивается сходством частот обоих явлений, которое легко
могло бы быть и случайным. Как тот, так и другой феномен: а) исчезают
во время сна; b) проявляются яснее всего при полном покое; с) исчезают

Рис. 23. Кимоциклограмма паркинсонического тремора кисти как тип
самостоятельного движения в уровне А
Отметим чисто синусоидальный характер кривой (больная проф. M.
Гуревича, работа автора, 1924 г.)
Рис. 24. Кимоциклограмма интенционного тремора обеих рук у пациен-
та, страдающего сложным экстрапирамидным синдромом (болезнь Лит-
тля, работа автора, 1926 г.)
Гипофункция рубро-спинального уровня проявляется в
виде значительно более интересного феномена интенцион-
ного тремора. Во время покоя больного тремор этот в про-
тивоположность предыдущей форме отсутствует; но доста-
точно больному начать какое-либо движение или даже
с началом активной деятельности; d) могут при продолжении деятель-
ности прорываться вновь. В этом явном сродстве еще одно подтвержде-
ние палеокинетичности а-феномена. Электромиографическая картина
тремора покоя — интермиттирующие ритмические залпы спайков, прямо
говорящие о выше упоминавшейся периодической центральной блокиров-
ке.

Рис. 25. Горизонтальный срез головного мозга на небольшом расстоянии
от его основания
NC, NC — головная и хвостовая часть nuclei caudat; Pt — putamem; PI —
globus pallidus; Th — thalamus opticus; Nd — зубчатое ядро мозжечка; С
— моторная зона коры полушария (из атласа E. Flatau)
Рис. 25а. Разрез головного мозга человека сверху, спереди вниз и назад
1 — схема пирамидного пути; 2 — паллидо-рубро-спинального; 3 —
мозжечкового (дентато-вестибуло-спинального). Перекресты путей 2 и
3 не показаны
только намереваться начать его (intentio — намерение),
как тотчас же пораженная конечность впадает в состояние
неправильных, суетливых, непослушных колебаний. Чем
больше старается пациент затормозить свой тремор, тем
сильнее он разгорается (рис. 24).
Суть интенционного тремора, легко понятная в свете
излагаемой здесь теории координаций, в нарушении или
полном выпадении функции реципрокной иннервации и
денервации антагонистов. Если в норме эффекторный им-
пульс, направившийся в мышцу Р, тем самым автоматиче-
ски отключает ее антагониста, мышцу Q, создавая гете-
рохронические условия на синапсах ее мононевронов, то
при выпадении механизма реципрокности эффекторный
процесс затекает в оба антагонихта разом; затекает, разу-
меется, дезорганизованно, без какой-либо взаимной дози-
ровки, вызывая этим борьбу между обоими, проявляющу-
юся в виде колебательных бросков конечности то в одну, то
в другую сторону. Так же, как и ранее упоминавшийся
симптом гипофункции уровня Л — гипотония, — описыва-
емый интенционный тремор, как правило, сопровождает

атаксию, связанную с поражением уровня С; каждый не-
вропатолог знает, как сильно он затрудняет при этом по-
следнем синдроме выполнение пальце-носовой или пяточ-
но-коленной пробы.
Глава четвертая
СУБКОРТИКАЛЬНЫЕ УРОВНИ
ПОСТРОЕНИЯ
Уровень синергий и штампов1
или таламо-паллидарный уровень £
Следующий кверху по иерархическому порядку уро-
вень построения есть уровень синергий и штампов, иначе
— таламо-паллидарный уровень, обозначаемый нами бук-
вой В. Он не является строго следующим за уровнем Л по
хронологическому порядку филогенеза — это доказывает-
ся хотя бы уже тем, что уровень палеокинетических регу-
ляций с самого начала имел, очевидно, что регулировать в
виде какого-то неокинетического потока, транзитом про-
текающего через его субстраты, и у высших позвоночных
как раз доставляемого pallidum. Таким образом, с одной
стороны, субстраты уровня Л у высших позвоночных фи-
логенетически новее, нежели субстраты уровня синергий,
поскольку древнейшие отправления уровня Л сравнитель-
но недавно обрели себе новое анатомическое обиталище в
виде группы красного ядра и hypothalami, переключив-
шись туда из глубин спинного мозга. С другой же стороны,
отправления уровня синергий В филогенетически более
новы. Это проявляется, во-первых, в том, что этот уровень
позднее, чем А, достигает в филогенезе кульминационных
точек своего развития; во-вторых, в том, что уровень В
есть, так или иначе, первый во всем филогенезе настоящий
неокинетический уровень, реализующий эффекторику по-
средством тетанических, спайковых процессов; наконец,
в-третьих, в том, что самый принцип его работы новее, чем
тот, который характеризует функцию уровня А. Если уро-
вень А есть в наибольшей мере уровень моторики тулови-
ща и его сегментов, то уровень В есть уровень тела —
1 В англо-американской литературе для штампов этого рода применяется
название «patterns» (узоры, стандартные образцы, модели и т.п.) —
слово очень меткое, но, к сожалению, не имеющее точного русского
синонима

локомоторной мышцы, оснащенной четырьмя конечно-
стями-движителями.
Уровень синергий есть первый в филогенезе действи-
тельно централизующий, возглавляющий на одной из сту-
пеней развития всю соматическую моторику. Его субстрат
— древнейший в морфогенезе позвоночных настоящий го-
ловной, центральный мозг, а не только головной отрезок
спинного мозга, как субстрат уровня А. Уровень синергий
осуществляет интеграции выполняемых им процессов,
чрезвычайно обширные по охвату мускулатуры; он рожден
спросом на целостные локомоторные движения, хотя по
ходу прогрессивной энцефализации управление ими в
дальнейшем ушло от него кверху. В отношении огромных
синергетических хоров, которыми он в состоянии дирижи-
ровать, этот уровень представляет собой некоторую вер-
шину, после которой эволюция делает в известном смысле
шаг назад: следующий кверху и заведомо более новый уро-
вень С (см. гл. V) несравненно скупее и сдержаннее описы-
ваемого по части симультанно включаемых в движение ко-
нечностей и мышечных групп.
Анатомический субстрат уровня синергий у высших
млекопитающих и человека — две пары самых крупных в
головном мозгу подкорковых ядре: зрительные бугры
(thalami optici) в качестве афферентационных центров и
бледные тела (globi pallidi, pallida) в качестве эффектор-
ных (рис. 25 и 25,а). В зрительные бугры сходятся вторые,
считая от периферии тела, невроны всей проприоцептив-
ной тангорецепторики. Сензорные пути телерецепторов
обоняния, слуха и зрения ни в древнем, ни в новом филоге-
незе не имели прямого отношения к этому образованию.
Thalamus opticus — древнейший и когда-то, до разви-
тия коры большого мозга, высший центр всей тангорецеп-
торики, являющийся и до настоящего времени «централь-
ной переработочной мастерской чувственных впечатле-
ний» (выражение Monakow.) Между зрительным бугром и
pallidum имеются очень богато представленные двусторон-
ние проводниковые связи. Pallidum есть чистый эффектор
очень гомогенного микроскопического строения (см. гл.
VII), являющийся средним этажом экстрапирамидной эф-
фекторной системы. Ему иерархически подчинен нижний
этаж этой системы — уже рассмотренная выше группа
красного ядра; сам он подчинен другому большому подкор-
ковому эффектору — полосатому телу (corpus striatum —

образование, слагающееся из ядер nucleus caudatus и
putamen). Центробежные пути из pallidum все оканчива-
ются в пределах группы красного ядра и не имеют собст-
венных выходов к клеткам передних рогов спинного мозга.
Характеристическая ведущая афферентация таламо-
паллидарного уровня есть, как и для предыдущего уровня,
по преимуществу проприорецепторика, но уже содержа-
щая совершенно другие компоненты и имеющая иной
стиль, нежели проприорецепторика уровня A. Во-первых,
судя по характерным для уровня B движениям, здесь пре-
обладает новая, суставно-угловая, геометрическая про-
приорецепторика скоростей и положений, к которой при-
соединяется еще обширный комплекс общей экстероцеп-
тивной чувствительности как протопатической (рецепции
давления, глубинного осязания), так и эпикритической
(дифференцированные осязательные рецепции прикосно-
вения, трения, болевая, вибрационная и температурная
чувствительность, с присущим этим рецепциям точными
«местными знаками»). Во-вторых, все эти рецепции, как
чисто проприоцептивные, так и восполняющие их экстеро-
цептивные осязательные, ведут в этом уровне построение,
зашифровку и коррекцию движения, уже подвергшись
предварительно значительной центральной переработке и
синтезу, намного более сложному и дифференцированно-
му, чем примитивный синтез рубро-спинального уровня.
Ощутимых связей с вестибулярной системой у описывае-
мого уровня не имеется.
Если какой-нибудь из сензорных синтезов, управляю-
щих координацией различных уровней центральной нерв-
ной системы у человека, можно с полным правом назвать
проприоцептивным, то это именно рассматриваемый син-
тез таламо-паллидарного уровня. Если обобщить всю ха-
рактерную для описываемого уровня афферентацию, то
это окажется афферентация собственного тела, пропри-
орецепторика par excellence. Тело в этом уровне построе-
ния есть и исходная система координат, к которой соотно-
сятся рецепции и движения, и конечная цель этих рецеп-
ций и движений. Объединяясь вместе, обрастая попутно
местными знаками и обобщаясь по какой-то единой для
всех сигналов системе координат собственного тела, все
эти бесчисленные тактильные и проприоцептивные рецеп-
ции срастаются в исключительно полную и обстоятельную
информацию об его двигательном аппарате. Это налагает

характерный отпечаток и на движения, выполняемые этим
уровнем: это обычно движения всего тела, лишь с ним од-
ним связанные, безотносительные к чему-либо, находяще-
муся вовне; движения как самоцели, корригируемые ос-
новным образом лишь по линиям своей внутренней гармо-
нии и организованности. Они заслуживали бы по аналогии
с наименованием корригирующего их сензорного синтеза
названия проприомоторных отправлений и реакций. Зато
при указанных ограничениях эти проприомоторные двига-
тельные проявления достигают очень высокого развития и
дифференциации. К ним применялось много различных
названий: двигательные формулы, синергии, узоры или
штампы (patterns), низшие автоматизмы и т.д.
За таламо-паллидарной системой, уже довольно давно
и хорошо изученной, числятся три важнейших координа-
ционных качества, отличающие ее от других кинетиче-
ских систем человеческого организма.
Первое из них есть приспособленность уровня В к об-
ширным мышечным синергиям, т.е. способность вести вы-
сокослаженные движения всего тела, вовлекающие в со-
гласованную работу многие десятки мышц. Очаговые по-
ражения этой системы, как thalamus, так и pallidum,
влекут за собой характерные диссинергии, т.е. выпадения
подобных ансамблевых движений, с суррогатной, викар-
ной заменой их скованными, принужденными, неловкими
движениями, наблюдаемыми, например, у паркинсоников.
Было вполне естественным с классической точки зре-
ния делать ответственным как за эти синергии в норме, так
и за их выпадения в патологических случаях pallidum как
основной эффектор системы. Именно в нем, то в его цито-
архитектонике, то в его проводящих путях, то даже в осо-
бенностях его биохимизма, пытались искать объяснения
подобной таинственной способности, недоступной больше
ни одному из эффекторов центральной нервной системы. И
только излагаемая в этой книге теория координации как
процесса, целиком базирующегося на принципе сензорных
коррекций, повернула вопрос на 180 и устремила решаю-
щее внимание не на эффектор системы pallidum, а на ее
афферентацию, и тогда очень многое стало ясным. Очевид-
но, pallidum способен легко, стройно и плавно вести слож-
ные синергии обширных кинематических цепей прежде
всего потому, что больше ни один эффектор нашего тела
ни из вышележащих, ни из низовых этажей мозга не имеет

и не может иметь такой полной и обстоятельной и притом в
такой же мере из первых рук полученной информации о
положениях и движениях собственного тела, как та, кото-
рую pallidum получает от системы зрительного бугра. Его
координации «проприомоторны» по своему характеру и
смыслу именно потому, что их ведет и корригирует глав-
ное проприоцептивное ядро центральной нервной систе-
мы, совершенно оторванное у высших млекопитающих и
человека от дистантных рецепторов, но зато централизую-
щее в себе все то, что связано с собственным телом и его
контактными ощущениями.
В гл. II уже было указано, что непослушность и трудная
управляемость кинематических цепей бурно возрастает с
увеличением количества степеней свободы цепи, т.е., в ча-
стности, с увеличением числа входящих в нее сочленений,
вследствие того что при этом очень интенсивно возрастают
и усложняются реактивные силы, сбивающие движение
цепи. Имея в своем распоряжении быструю (с минималь-
ным числом синаптических задержек) и полную афферен-
тную сигнализацию обо всех динамических явлениях на
периферии тела, таламо-паллидарный уровень имеет все
возможности к своевременному парированию этих сил и к
превращению кинетической цепи в управляемую систему.
Огромные осложнения, привносимые реактивными силами
во всякое движение, позволяют высказать в виде общего
утверждения, что трудно не управление зараз тридцатью
мышцами, а трудно управление зараз тремя сочленениями
одной цепи. Понятно, что уровень синергий, всегда будучи
в состоянии на ходу решать более трудную часть задачи —
преодоление реактивных сил и симультанное управление
многозвенными маятниками конечностей, попутно уже с
легкостью разрешает и более простую часть той же задачи
— управление десятками протагонистов, антагонистов и
синергетов.
Второе координационное качество, характеризующее
стиль работы уровня В, есть способность столь же стройно
и налаженно вести движение во времени, обеспечивать
правильные чередования, например, перекрестные чере-
дования движений всех конечностей при локомоциях, объ-
единять в общем ритме, соблюдаемом с точностью до мил-
лисекунд, движения многозвенных маятников конечно-
стей, имеющих очень многообразные и сложные спектры
собственных частот колебаний, и т.д. Это качество стоит,

очевидно, в самом тесном родстве с первым. Следует доба-
вить только, что и смысловая сторона движений уровня В
направленных на собственное тело и безотносительных к
внешнему миру, и естественно напрашивающаяся для низ
(в силу строения наших конечностей) периодическая, по
вторительная форма приводят к заметной склонности
уровня синергий к ритмическим, качательным, повторным
движениям с очень разнообразными и сложными, но точно
воспроизводимыми от раза к разу ритмовыми узорами (см.
ниже рис. 29 — 31). Вполне естественно, что среди движе
ний, направленных на достижение какой-либо внешней
цели (определенной точки внешнего пространства, при
косновения к внешнему объекту и т.д.) будет гораздо боль
ший процент таких, в которых по достижении цели конце
вое реле центральной нервной системы срабатывает на ос
тановку, нежели среди самодовлеющих движений
связанных только с собственным телом. Здесь, наоборот, за
отсутствием смыслового, внешнего конца и при наличии
множества кинематических и эластических предрасположе
ний к возвратным движениям очень легко могут появляться
замыкания концевых реле на обратный ход. И в области рит
мического построения описываемый уровень обладает высо
корасчлененной и совершенной техникой, превосходя в этом
отношении все другие уровни построения.
Сказанное выше о концевых переключениях должно
как нам кажется, уяснить вопрос о природе ритмических и
циклических движений вообще. Очевидно, ни один какой
либо уровень построения не может иметь основания к мо
нополизму по части ритмических и циклических движе
ний, и ни одно движение (за исключением, может быть
только элементарнейших треморов и вынужденных упру
гих колебаний из уровня Л) не обладает обязательной, им
манентной цикличностью, свойственной самому его мо
торному существу. Цикличность может встречаться и
встречается в действительности на каждом из уровней
ритмичность — тоже, и решение альтернативы, потечет ли
движение по пути возвратов и повторений или исчерпается
как однократное, зависит не от его двигательной струк
туры, а только от его смыслового содержания: в одних
движениях преобладают мотивы к однократности, в других
— к повторительности. Другое дело, что в разных уровнях
и повторительные реле срабатывают по-разному, и ритми
ко-циклические качества в них получаются различными

Каждый уровень оформляет движения в своем особом ладу
и тональности.
При выполнении фоновых компонент для движений
вышележащих уровней уровень синергий точно так же
большей частью берет на себя ритмические последования.
Более того: он каким-то не вполне понятным путем создает
и вносит внутренний, проприомоторный ритм в движения
вышележащего уровня, ни смысловая задача которых, ни
создаваемые ими сигнальные или пусковые афферентации
не содержат в себе никаких предпосылок к ритму и повтор-
ности: например, в локомоции как перемещения всего тела
к какой-то более или менее отдаленной пространственной
цели. При некоторых формах поражений уровня синергий
этот механизм перешифровки задачи непериодического
перемещения в форму ритмического шагания оказывается
нарушенным, и тогда получаются своеобразные случаи,
когда пациент не в состоянии ступить ни одного шага по
гладкому полу, но быстро и бойко шагает по лестнице,
зрительное восприятие ступенек которой викарно замеща-
ет ему утерянный внутренний механизм, ритмизирующий
внешнее апериодическое пространство.
Наконец, третье свойство рассматриваемого уровня,
заслуживающее упоминания, — это очень ярко бросающа-
яся в глаза наклонность его к штампам, к чеканной повто-
ряемости движений, все равно, ритмических или одно-
кратных, но похожих друг на друга, как две монеты. И это
хорошо известное неврологам свойство пытались объяс-
нять какими-то особыми (впрочем, еще вполне гипотетич-
ными) качествами pallidum как эффектора, тогда как фак-
тически и здесь дело обстоит совершенно иначе.
Прежде всего необходимо напомнить, что внешние, а
особенно реактивные силы при циклических движениях
отнюдь не повторяются стереотипно от разу к разу. Наобо-
рот, поскольку единый ритм вынужденного повторитель-
ного движения многозвенного маятника конечности необ-
ходимым образом не совпадает с большинством разнооб-
разных собственных частот его составных элементов,
постольку реактивные силы обязательно будут создавать с
экзогенной частотой, сообщаемой звеньям через мышцы,
очень сложные и изменчивые динамические интерферен-
ции. А это значит, что движения подобного многозвенного
маятника смогут быть одинаковыми от раза к разу только в
том случае, если активные мышечные динамические до-

бавки будут приспособительно заметно отличаться друг от
друга в последовательных циклах. Уровню синергий нуж-
но все богатство и совершенство его таламических аффе-
рентаций, чтобы гибко лавировать между всеми этими ре-
активными силами и превращать их динамическую неуря-
дицу в штампованный узор. Не будучи достаточно
привычными к механике, невропатологи и не подозревают
той огромной черновой работы, которая выпадает при этом
на долю уровня В и молча, терпеливо выполняется им в
субкортикальных трюмах мозга. Таким образом, менее
всего приходится представлять себе pallidum в виде како-
го-то склада клише, которое он включает по требованию,
точно очередные патефонные пластинки. Его движения
только потому и могут быть столь стереотипными, что он
сам совсем не стереотипен.
Действительные причины склонности уровня синергий
к штампам вскрываются при более глубоком анализе фи-
зиологических и биодинамических закономерностей его
движений. Откладывая детальный анализ этого вопроса до
гл. VIII, заметим пока, что по ходу выработки двигатель-
ного навыка совершается, как правило, ряд значительных
качественных изменений в самых принципах управления
осваиваемым движением. Для большинства крупных, гло-
бальных движений, к которым преимущественно принад-
лежат отправления описываемого уровня, а также для бы-
стрых ритмических или однократных движений со значи-
тельными амплитудами возникающих при них
инерционных сил могут быть найдены такие формы, при
которых каждое отклонение движения от правильной тра-
ектории вызывает появление реактивных сил, стремящих-
ся вернуть звено на его прежний путь. Если организму
удается найти такие структуры движения, которые в ка-
кой-то мере удовлетворяют этому определению так назы-
ваемых динамически устойчивых движений,1 то ему уже
не только не приходится активно парировать сбивающие
реактивные силы фазическими тетаническими залпами
(как на более ранних стадиях выработки навыка), но, нао-
борот, он обретает возможность прямо использовать их к
своей всесторонней выгоде. Как показывают точные цик-
лограмметрические анализы, это приводит к двум резуль-
1 В гл. VIII дается более подробная характеристика явления динамиче-
ской устойчивости и приводится ряд биодинамических примеров дви-
жений этого рода.

татам. Прежде всего, снятие активных усилий, затрачи-
вавшихся на гашение реактивностей, уже само по себе со-
здает заметную экономию как чисто энергетическую, так
и иннерционную, поскольку движение в соответствующих
своих отрезках начинает течь само собой, не нуждаясь бо-
лее в пристальном контроле и коррекции. А затем подо-
бные динамически устойчивые формы — это, очевидно,
формы, наиболее согласующиеся со строением кинемати-
ческих цепей тела, а потому и наиболее экономичные сами
по себе. Действительно, достижение такой стадии разви-
тия сопровождается одновременно и уменьшением количе-
ства силовых волн в циклограмметрических динамических
кривых, и заметным снижением их амплитуд, т.е. сущест-
венным увеличением коэффициента полезного действия.
Ясно, что для каждой данной двигательной задачи не
может существовать много подобных решений. Их, дейст-
вительно, имеется либо по одному-единственному, либо, в
лучшем случае, единицы на каждую задачу. По понятным
причинам движения, близкие по форме к динамически ус-
тойчивым, но сами не являющиеся таковыми, будут на-
сильственно загоняемы реактивными силами в траектории
устойчивых движений. Это делает динамически устойчи-
вые решения дискретными, разделенными между собой по-
лями неустойчивых саморазрушающих форм, к тому же,
вследствие своей трудной повторяемости, мало доступных
заучиванию. Таким путем создается дивергенция устойчи-
вых форм или стилей движения как при сознательной тре-
нировке взрослых, так и при развитии у ребенка, напри-
мер, ходьбы и бега, вначале взаимно неотличимых. Выра-
ботка и закрепление таких динамически устойчивых форм
движений, автоматически отливающихся в небольшое раз-
нообразие дискретных штампов, и приводят к образова-
нию стойких рисунков или формул движения, характер-
ных для талам-паллидарного уровня. Суть дела здесь не в
эффекторных стереотипах, в которых раньше усматрива-
лась разгадка паллидарных штампов и внутренняя проти-
воречивость которых вскрыта выше. Действительная при-
чина в том, что для огромных, сложных и гармоничных
синергий, какими являются, в частности, локомоции, воз-
можны и выполнимы лишь крайне немногие двигательные
решения задачи об увязке между собой фактической внеш-
ней цели движения, кинетической структуры двигательно-

го аппарата и возникающей из их столкновения реактив-
ной динамики.
При всем исключительном совершенстве афферента-
ций и богатстве координационных возможностей уровня
синергии он сохранил у человека очень мало самостоя-
тельных, ведущихся на нем движений. На первом месте
среди них следует поставить «триаду»: движения вырази-
тельной мимики, пантомимы и пластики, т.е. совокуп-
ность не символических, а непосредственно эмоциональ-
ных движений лица, конечностей и всего тела. В очень
большой мере сюда относятся, далее, движения хореогра-
фические — не столько западного, локомоторного, сколько
восточного, пластического танца. В целом двигательный
акт танца строится выше рассматриваемого уровня, как и
все вообще движения с экзогенным ритмом. Уровень сине-
ргий при его бедных связях с телерецепторикой не приспо-
соблен к использованию ни зрительного, ни слухового кон-
троля и управления.
Почти не выходя за пределы характеризуемого уровня,
протекают многие из движений вольной бесснарядовой
гимнастики: наклоны корпуса, изгибы, откидывания тела,
разнообразные пластико-ритмические движения. Нако-
нец, сюда же отойдет группа полунепроизвольных движе-
ний — потягивания всем телом, расправления членов, дви-
жений ласкания (объятия, поцелуи и т.д.), привычных мо-
нотонно-машинальных движений и т.п. Все движения
этого рода плавны, гармоничны, обладают грацией даже у
неграциозных людей. Если они ритмичны и повторны, то
уже не по примитивной формуле синусоиды (как в уровне
А), а по более замысловатым и разнообразным штампам
(см. ниже рис. 29 — 31).
Процентное содержание самостоятельных движений
этого уровня значительно выше в моторном инвентаре ма-
лых грудных детей, о чем будет речь в гл. VII. Из них
заслуживает упоминания предшествующий развитию
ходьбы билатеральный чередовательный рефлекс «шага-
ния» (stepping) — ритмических дрыганий ножками при ле-
жании на спине, свидетельствующий о принадлежности к
уровню синергий у человека важнейших фонов ходьбы,
еще у хищных млекопитающих локализующихся не выше
спинного мозга.
Для уяснения причин такой неожиданной бедности
контингентов самостоятельных движений, ведущихся на

уровне В у человека, необходимо указать, чего не хватает
этому уровню для возможности самостоятельного выпол-
нения большего количества движений. Как мы видели,
слабая сторона уровня синергий заключается отнюдь не в
однообразии или примитивности доступных ему движе-
ний: наоборот, это есть уровень «владения своим телом»,
способный находить и осуществлять огромное количество
сложных рисунков движения, разнообразных и по конфи-
гурации и по ритму и обладающих недосягаемой для дру-
гих уровней степенью слаженности. Далее, именно этот
уровень благодаря своей особенно интимной и разносто-
ронней связи с проприцептивной афферентацией больше
всех других приспособлен к обузданию реактивных сил и к
созданию экономичных траекторий «динамически устой-
чивого» типа. Очень возможно, что и на обширнейшие си-
нергии мышц он отваживается именно поэтому. Реаль-
ность синергий pallidi не в том, конечно, что он, как дума-
ют иные неврологи, умеет посылать какие-то особо
сложные и искусные эффекторные импульсы, а в том, что
его совершенно исключительная афферентация обеспечи-
вает безукоризненную управляемость периферии. Сла-
бость уровня синергий не в качестве или недостаточном
богатстве его афферентаций, а в их односторонности.
Ему не хватает дистантных рецепторов и их синтеза, веду-
щего к овладению внешним пространством. Его система
координат привязана не к окружающему эвклидову про-
странству — обширному, несдвигаемому и апериодическо-
му, — а к собственному телу. Это уровень слишком интра-
вертирован. Он не годится ни в штурманы, ни в пилоты
движения; он — его призванный бортмеханик.
Фоновая роль уровня синергий огромна и не уступает
по своему значению роли уровня Л. Будучи не в состоянии
из-за отрыва от телерецепторов и слабости связей с вести-
булярной системой и мозжечком вести много самостоя-
тельных движений, уровень синергий с готовностью берет
на себя всю внутреннюю черновую технику сложного дви-
жения, если другой вышележащий и более экстравертиро-
ванный уровень обеспечивает его приспособление к внеш-
нему миру и внешним предметам. Таким путем уровень В
обеспечивает всю внутреннюю координационную под-
кладку локомоторных движений — ходьбы, бега и т.д.,
полностью оформляя всю кинетику этих гигантских сине-
ргий, но, так сказать, в отвлеченном виде, вне конкретной

обстановки. Ходьба должна совершаться куда-то, по ка-
кой-то поверхности, мимо каких-то препятствий, по не-
ровностям, ступенькам, поворотам и т.п.; все это — вещи и
мотивы, недоступные афферентации данного уровня.
Именно поэтому поражения striati влекут за собой распад
ходьбы, хотя вся ее мышечная динамика реализуется тала-
мо-паллидарной системой: выключение striati лишает
ходьбу необходимого ей пилотажа, обрекая ее на холостой
ход. Зато при интактности следующего кверху уровня про-
странственного поля С штампы и синергии разбираемого
уровня обеспечивают протекание всевозможных движений
уровня С: локомоций, перемещений и переносов, балли-
стических движений, метких подражательных и многих
иных движений, о чем речь будет в следующей главе (рис.
26; рис. 27, не помещен. — Примеч. ред.).
Рис.26. Моментальный снимок позы при фигурном катании на коньках
как характерный пример обширной синергии в уровне В (воспроизведе-
но из журнала «Физкультура и спорт», 1936 г.)
Вряд ли без фонового участия уровня синергий были бы
мыслимы и многочисленные целевые двигательные акты,
относящиеся к уровням выше С. Уровень синергий может
участвовать в этих сложных движениях двояко: 1) или он
уже упомянутым образом подкрепляет локомоцию в уров-
не С, а она в свою очередь обеспечивает технический фон
для движения более высокого уровня построения — игры в
теннис или футбол, работа сцепщика поездов или стале-

прокатчика, движений военной атаки и т.п. (рис. 28, не
помещен. — Примеч. ред.); 2) или же он непосредственно
Рис. 29. Кимоциклорамма движений рук при опиловке как тип харак-
терной фоновой синергии в уровне В
Отметим чрезвычайную ритмичность и повторяемость узора движения
при значительно большей сложности его контуров по сравнению с сину-
соидальными треморами в уровне А (работа автора, 1924 г.)
Рис. 30. Сложные ритмические синергетические силовые узоры
(patterns) при нормальной ходьбе человека
Наверху — кривые вертикальной слагающей усилий в центрах тяжести
правой и левой ноги, наложенные друг на друга. Посредине — верти-
кальная слагающая усилий в общем центре тяжести обеих ног. Внизу —
вертикальная слагающая усилий в общем центре тяжести всего тела (ра-
бота автора, ВИЭМ, 1935 г.)
создает те или иные фоновые компоненты для одного из
высших уровней. Очень выразительным примером этого
варианта взаимоотношений может послужить скоропись,
т.е. автоматизированное письмо, более детальный анализ
которого будет помещен ниже (см. гл. VIII). В этом акте
очень ярко видны два одновременно работающих и в рав-
ной мере необходимых уровня (фактически в акте письма

Рис. 31. Наверху — кривые вертикальной слагающей усилий в центре
тяжести всей ноги при нормальной ходьбе человека (у трех разных ис-
пытуемых). Внизу — кривые продольных ускорений в основных пунктах
ноги при нормальной ходьбе (сверху вниз): тазобедренное сочленение,
коленное сочленение, голеностопное сочленение и кончик стопы. Кри-
вые приводятся как образчик сложных ритмических силовых узоров,
обеспечиваемых уровнем синергий (работа автора, ВИЭМ, 1935 г.)

их больше), один из которых является ведущим, другой —
техническим и подчиненным. Подчиненный уровень В да-
ет в этом акте колебательную синерию предплечья, кисти
и пальцев, обычно текущую с явственным ритмом и хоро-
шо проступающую при вступительных раскачках руки
вхолостую, применяемых многими любителями своего по
черка. Более высокие уровни D и Е (см. гл. VI) накладыва-
ют на эти монотонные ритмические колыхания свои смыс-
ловые изменения, превращают их в ациклические и вяжут
из них буквы и слова. Используя образ из области радио-
техники, можно очень точно сказать, что смысловой уро-
вень Е модулирует колебания, задаваемые (неграмотным)
уровнем синергий, подобно тому, как звуки речи, подавае-
мые в микрофон, модулируют монотонные высокочастот-
ные колебания, генерируемые передатчиком, превращая
их в ациклические и наделяя значением и смыслом.
В этом же варианте — модулирования монотонных си-
нергий уровня В более высокими уровнями — протекает и
большое количество трудовых и производственных движе-
ний, особенно из числа высокоавтоматизированных цик-
лических процессов (рис. 29 — 32), о чем уместнее будет
говорить при характеристике их ведущих уровней.
Очень существенна роль синергий таламо-паллидарно-
го уровня в автоматизации двигательных навыков. Авто-
матизация возможна в самых разнообразных уровнях и
сводится к передаче ряда технических координационных
компонент двигательного акта в нижележащие, не созна-
ваемые в данный момент уровни (как указывалось, осозна-
ется всегда только ведущий уровень совершаемого движе-
ния, какова бы ни была его абсолютная высота). Очень
выразительны и часты случаи автоматизации, связанные с
переключениями компонент на уровень синергий. При
этом либо в уровне В постепенно вырабатываются по моти-
вам и побуждениям ведущего уровня новые двигательные
комбинации, новые синергии, которые и замещают собой
первоначальные временные координационные построения
на ведущем уровне данного движения; либо же, может
быть, вырабатывается в иных случаях и умение использо-
вать уже имеющиеся готовые автоматизмы из богатых
фондов этого уровня.
В патологических случаях резко различные между со-
бой картины возникают: 1) при гипофункции (или выпаде-
нии) и 2) при гиперфункции данного уровня, обусловлива-
107

Рис. 32. Кривые изменения углов руки при автоматизированном движе-
нии хлебания ложкой
Сверху вниз: а — угол приведения — отведения плеча, Р — угол сгиба-
ния — разгибания плеча, γ — угол ротации плеча, δ — локтевой угол, е
— угол просупинации, ζ — угол сгибания и разгибания кисти в запястье,
η — угол приведения и отведения кисти. В движении отчетливо видна
(фоновая) синергия первых четырех степеней свободы (α, β, γ, δ), даю-
щих почти одинаковые между собой по форме кривые, несмотря на боль-
шое разнообразие и взаимную независимость управляющих ими мышц.
Степени свободы ε и ζ дают на протяжении первой трети движения свою
отдельную прямую, на протяжении остальной части движений — обрат-
ную синергию (работа О. Зальцберг и автора, Московское научно-иссле-
довательское бюро протезирования, 1939 г.)

емой, как правило, выпадением верхнего экстрапирамид-
ного этажа и осуществляемой им регуляции функций та-
ламо-паллидарного уровня. Выпадение уровня В дает сим-
птомокомплекс паркинсонизма, складывающийся из вы-
ключения отправлений самого уровня синергий и из
снятия его контроля над уровнем А, впадающим вследст-
вие этого в состояние перевозбуждения (гипердинамии).
При этом синдроме исчезают или резко убывают все те
моторные проявления, которые представляют собой и са-
мостоятельные, и фоновые двигательные отправления
уровня В. За счет выпадения «триады» получается амимия,
скованность позы, скудость жестов, отсутствие вырази-
тельных движений (см. рис. 20); подтверждая теоретиче-
ские воззрения James и Lange, беднеет в связи с этим и
субъективная эмоциональная жизнь больного. Резко
уменьшается количество автоматизмов. Выпадение фоно-
вых синергий дает себя знать в деавтоматизации как ходь-
бы, так и всевозможных предметных навыков: исчезнове-
ние упоминавшихся уже специфических для этого уровня
механизмов ритмизирующей перешифровки в свою оче-
редь разрушает многие автоматизированные акты и, кроме
того, способствует развитию персевераций, о которых бу-
дет сказано дальше. Растормаживание нижележащего
уровня А приводит при этом к развитию общей ригидной
гипертонии и треморов покоя.
Для каждого уровня построения, как это будет подроб-
нее показано в гл. IX, характерны свои особые виды персе-
верации, т.е. невозможности по произволу прекратить раз
начатое движение или ритмический процесс, изменить
принятую позу и т.д. На уровне А такие персеверации об-
наруживают себя в виде восковой, каталептоидной гибко-
сти, застывания позы и т.д. На уровне синергии персевера-
ции характернее всего проявляются в виде ослабления пу-
сковых и останавливающих механизмов — тех самых
начальных и концевых «реле», о которых выше уже была
речь. В результате получается резкий паралич инициати-
вы: затруднительность начать идти, не меньшая трудность
остановиться, если уже пошел, и т.д. Если такого больного
толкнуть назад или вбок, он пойдет задом или боком, ис-
пытывая большие затруднения, чтобы остановиться (так
называемая ретропульсия и латеропульсия).
Патологическая гиперфункция уровня синергий сказы-
вается в возникновении разнообразных гиперкинезов, из-
быточных синергий и синкинезий (под последними мы бу-
дем подразумевать совместные движения бесполезного,

Рис. 33. Моментальный снимок руки при атетозе (по Monakow, из руко-
водства L. Mohr und R. Staehelin)
патологического характера). На первый план проступают
непроизвольные рудиментарные движения, например, со-
вокупность движений так называемого атетозного синдро-
ма Foerster: фиксации, обхватывающие движения, хваточ-
но-держательные жесты, реактивно-выразительные дви-
жения без цели и смысла, движения типа ползания и
лазания. Вся совокупность нарушений этой группы заслу-
живает названия гиперкинетической диссинергии (рис.
33; рис. 34 — 36, не помещены. — Примеч. ред.).
Возникающая в результате тех или иных растормажи-
вающих болезненных процессов гиперфункция уровня В
как бы распахивает двери филогенетического зверинца,
глубоко затаенного в норме. И тогда из глубин моторики
вылезают уродливые, гротескные фоны без фигур и пере-
дних планов, без смысла и адекватности: всяческие торзи-
онные спазмы, обломки древних движений, атетозы, хо-
реи, непроизвольные рычания и вскрикивания — психомо-
торные химеры, безумие эффекторики.
Глава пятая
КОРТИКАЛЬНЫЕ УРОВНИ ПОСТРОЕНИЯ
Пирамидно-стриальный уровень
пространственного поля С
Уровень пространственного поля, как мы его называ-
ем по его наиболее характерной черте, — он же пирамид-
но-стриальный уровень С — представляет собой очень
110

сложный и, по-видимому, далеко не вдруг оформившийся
объект. Насколько сейчас возможно судить, это скорее все-
го не один, а нечто вроде двух раздельных уровней, один
из которых в какой-то мере подчинен другому. Это утвер-
ждение подкрепляется и тем, что анатомические приборы,
обеспечивающие его работу, имеют далеко не одинаковый
филогенетический возраст. Однако бесспорно, что это не
два самостоятельных, независимых образования; их функ-
циональная слитность заставляет описывать этот уровень
как нечто целое, только со ссылками там, где это необхо-
димо, на подуровни С1 и С2. Уровень С представляет не-
сомненный интерес и для психолога ярко выразившейся в
нем той формой афферентной сигнализации, которая пол-
учила выше (см. гл. II) обозначение сензорного синтеза
или сензорного поля, и для физиолога и невропатолога
своей слитной двойственностью и тем, что составляет ха-
рактерную особенность его координационных отправле-
ний: вериативностью и пластичностью.1
Сложная структура уровня пространственного поля
проявляется прежде всего в том, что он имеет два выхода
на эффекторную периферию: и пирамидный, и экстрапи-
рамидный. Проводимое классической неврологией проти-
вополагающее разделение всей моторики на пирамидную и
экстрапирамидную не совпадает своими границами с водо-
разделом между описываемыми в этой книге уровнями по-
строения, пролегающим более или менее точно между
striatum и pallidum. Грань между пирамидной и стриаль-
ной (экстрапирамидной) системами не стерта, однако, в
функции уровня С и проявляет себя в разделении двух
вышеназванных подуровней, отличающихся один от дру-
гого и по оттенкам структуры их сензорных полей, и по
контингентам реализуемых ими движений, и по филогене-
тическим биографиям обоих.
Уровень С резко отличается от предыдущего уровня сине-
ргий как по ведущей афферентации, так и по смысловому
содержанию свойственных ему движений и целому ряду их
1 Очень напрашивается предположение, что указанная двойственность
субстратов уровня С у человека обусловливается переживаемым им в
настоящее время энцефализационным переходом из экстрапирамидной
системы в пирамидную. Конечно, этот процесс протекает настолько
медленно, что его невозможно непосредственно заметить; но, видимо,
через соответственное количество тысячелетий этот уровень, у птиц и
низших млекопитающих еще полностью стриальный, окончательно пе-
реключится у человека в кору полушарий.

внешних характеристик. Ведущая афферентация этого
уровня есть синтетическое пространственное поле.
Выше уже говорилось о том, что для высокоорганизо-
ванных уровней построения не приходится понимать под
афферентацией первичную, сырую рецепторику. Уже при
описании уровня синергий мы имели случай упомянуть о
том, что его ведущая афферентация формируется в ре-
зультате синтетической переработки первичного сензор-
ного материала в системе подкорковых ядер. Афферента-
ции позы, реактивной динамики, угловых скоростей звень-
ев и систем тела представляют собой синтезы первичных
проприо- и тангорецептивных ощущений, обросшие от-
метками местных знаков и упорядоченные в какой-то еди-
ной для всего тела системе координат. Значительно более
синтетична, обобщена и, главное, объективирована аффе-
рентация уровня пространственного поля С. В ее состав
мощной струей вливается кортикальная слагающая, прав-
да, пока еще в виде самых периферийных полей коры, ее
«входных и выходных ворот», по выражению Monakow. Ее
первичные сензорные станции в коре больших полушарий
таковы: зрительные поля (area striata, 17 и 18 Brodmann),
осязательно-проприоцептивные (заднецентральная изви-
лина, Brodmann), видимо, в какой-то мере слуховые и вес-
тибулярные. Наконец, к афферентационным субстратам
этого уровня принадлежит и кора полушарий нового моз-
жечка (neocerebelli). Итак, тангорецепторика фигурирует
в составе синтетической уровневой афферентации уже
второй раз, участвовав перед этим в образовании сензор-
ного синтеза уровня синергий. Здесь она появляется силь-
но преображенной, пройдя в зрительных буграх сложную
предварительную переработку и отсев и включив в свой
маршрут еще один добавочный неврон. Этот сензорный
полусырой материал неразрывно срастается со следами,
сохраненными памятью, и изо всей переименованной сово-
купности индивидуально и прижизненно конструируется
нерасчленимый синтез «пространственного поля» — обра-
зования, хорошо известного психологам в процессах упо-
рядоченного восприятия, но гораздо менее знакомого не-
врофизиологам в роли ведущей эффекторно-координаци-
онной формации.
Поле пространства, в котором организуются движения
животного, разумеется, филогенетически гораздо древнее,
нежели плукортикальный уровень С. Не лишено интереса

проследить его постепенную эволюцию, в известной мере
одномоментно отраженную в нервных системах высших
позвоночных. Элементы организации пространства име-
ются уже в самом низовом уровне А, где она проявляется в
виде примитивных тропизмов тяготения, выступая как
почти беспримесная полярность верха и низа. В таком
именно виде мы встречаемся с пространством как коорди-
национным фактором и у насквозь палеокинетических
бесскелетных беспозвоночных, где поля тяготения опреде-
ляет и стойко выдерживаемое расположение тела в про-
странстве, и распределение мышечного тонуса (Uexküll). В
первом неокинетическом, централизующем уровне В про-
странство проявляет себя в виде системы координат собст-
венного тела, обобщенной в единой системе местных зна-
ков, но еще не спроецированной на внешнее дистантное
окружение. Переход к уровню С знаменует собой скачок к
содержанию, несравненно более сложному и отвлеченному
от первичной рецепторики.1
Пространственное поле уровня С не есть ни ощущение,
ни их сумма. Пока оно формируется, в нем участвуют и зри-
тельные ощущения, и глазодвигательные ощущения, связан-
ные с аккомодацией и стереоскопическим зрением, и осяза-
тельные ощущения с их местными знаками, и проприоцепто-
рика всего тела, возглавленная вестибулярными
ощущениями тяготения и ускорений, и, несомненно, бесчис-
ленные осколки с других рецепторных систем. В нем возмож-
ны многочисленные компенсации и викарные взаимозаме-
ны, так как, например, слепорожденные вырабатывают себе
без помощи зрения афферентационное поле, настолько сход-
ное с пространственным полем зрячих, что ни в области гео-
метрических представлений, ни в области пространственной
моторики не впадают со зрячими почти ни в какие противо-
речия. Когда это поле создалось и выработалось, оно уже
настолько абстрагируется от первичных рецепций, лежащих
в его основе, что уловить в нем их следы становится невоз-
можным самому пристальному самонаблюдению.
Самый замечательный по резкому отличию от аффе-
рентации предыдущего уровня признак пространственного
поля — это его объективность. Оформившееся простран-
ственное поле полностью соотнесено с внешним миром и
1 Эволюция пространственного синтеза в вышележащем уровне D обри-
сована в гл. VI.

освобождено от той неотрывной связи с собственным те-
лом, которая так сковывает и обесценивает пространствен-
ный синтез уровня синергий. Далее, пространственное по-
ле уровня С обширно, несдвигаемо и гомогенно. Обшир-
ность во многом обеспечивается участием телерецепторов
в его построении; однако это поле обладает теми же свой-
ствами и у слепорожденных, использующих для его фор-
мирования локомоцию в сочетании с активным осязанием
(пальпацией). Лишенная обоих главных телерецепторов
Helen Keller могла изучить геометрию, понимала и любила
скульптуру, в своих литературных работах выражалась о
пространстве как зрячая. Еще важнее для объективации
пространственного поля прочно связанное с ним ощущение
его несдвигаемости. Когда мы ходим, поднимаемся на лес-
тницу, поворачиваемся кругом себя, мы не только знаем,
но и ощущаем со всей наглядностью и непосредственность,
что перемещаемся мы, в то время как пространство с на-
полняющими его предметами неподвижно, хотя все рецеп-
торы говорят нам об обратном.1 Если можно так выразить-
ся, каждый субъект еще с раннего детства преодолевает
для себя эгоцентрическую, птоломеевскую систему миро-
восприятия, заменяя ее коперниканской.
Далее, пространственное поле гомогенно и апериодич-
но, т.е. однородно во всех своих частях и не содержит в
себе никаких элементов чередования или циклической по-
вторяемости, которых так много в координатной системе
собственного тела, на уровне синергий.2
1 Эта уверенность в несмещаемости пространства настолько прочна в
норме, что случаи, когда, покачнувшись или перевернувшись, человек
ощущает, будто качнулось или перевернулось внешнее пространство,
свидетельствуют уже о патологическом расстройстве вестибуло-моз-
жечковой системы («головокружение»).
2 В несомненной связи с этой апериодичностью пространственного поля
стоит встречающееся у паркинсоников явление, уже упоминавшееся в
гл. IV; полная невозможность ходить по не размеченной тем или другим
способом поверхности. Такая потеря способности шагать иначе, как по
разметкам, обычно трактуется как результат потери побуждений
(«Antriebe») к самопроизвольному движению, а разметки пола понима-
ются как экзогенный суррогат для замены этих побуждений. Объясне-
ние это натянуто, так как в конце концов, какие есть у нас основания
полагать, что черта на полу может заменить собой побуждение к оче-
редному ступанию ногой? Здесь для объяснения одной догадки подстав-
ляется другая. Гораздо более убедительно объяснение, прямо вытекаю-
щее из сказанного выше о свойствах пространственного поля. У
паркинсоников избирательно поражается уровень синергий, особенно
приспособленных по всем свойствам своей афферентации к кольцевым

Следующими важнейшими свойствами пространствен-
ного поля являются его метричность и геометричность.
Оно включает в себя точную и взыскательную оценку про-
тяжений, размеров и форм, входящих в качестве сущест-
венных признаков также и в движения, выполняемые на
этом уровне: это область точности и меткости. Геомет-
ричность пространственного поля характеризует в наи-
большей мере верхний, кортикальный подуровень С2, про-
являясь в соблюдении геометрической формы и геометри-
ческого подобия. Наделенное всеми перечисленными
свойствами пространственное поле уровня С представляет
собой самое объективное из «пространств», сопряженных с
последовательными уровнями построения; дальше кверху,
в уровне действий (см. гл. VI), оно эволюционирует в сто-
рону схематизации и, выигрывая в смысловой упорядочен-
ности, несомненно, теряет зато в строго объективном, фо-
тографическом соответствии действительным метриче-
ским соотношениям.
Пространство уровня С отнюдь не пустое: оно заполне-
но объектами, имеющими размер, форму и массу, и сила-
ми, действующими между этими объектами. Эти силы то-
же относятся нами к внешним координатам; они исходят
от внешних тел и привязаны к ним, а не к нашему телу, мы
и силовое поле проецируем во внешнее пространство.
Этими свойствами пространственного поля как веду-
щей афферентации определяются и основные характери-
стики управляемых им движений.
Движения, самостоятельно ведущиеся на уровне про-
странственного поля, образуют у человека уже чрезвычай-
но обильный класс, резко отличающийся по своему богат-
ству и разнообразию от более чем скудного ассортимента,
проприоцептивным замыканиям, к ритмическим чередованиям и повто-
рениям. В результате такого поражения деавтоматизируются цикли-
ческие процессы, протекавшие раньше на этом уровне, — в первую оче-
редь ходьба. Разрушается и тот механизм перешифровки, который в
норме превращает побуждение к перемещению своего тела в апериоди-
ческом пространственном поле в периодический, циклический акт ша-
гания, реализуемый уровнем синергий. С распадом этого уровня нару-
шается не побуждение к движению, а способность находить в
апериодическом пространстве предпосылки для периодических актов.
Бумажные посылки или меловые черты на полу являются суррогатами
именно для этих предпосылок: они периодизируют пространственное
поле. Для нормального человека ходьба по полосам или, например, по
шпалам создает, наоборот, добавочные затруднения, сбивая (деавтома-
тизируя) привычный механизм перешифровки (см. гл. VIII).

обнаруженного нами на уровне синергий. Прежде чем об-
ращаться к их характеристике, следует упомянуть, что
класс движений уровня пространственного поля образует
собой «потолок» моторных возможностей: а) у высших ре-
птилий, б) у птиц (у перелетных и хищных птиц стриаль-
ный подуровень С1 проходит в некоторых отношениях че-
рез кульминационную точку своего филогенетического
развития) и в) у низших млекопитающих, а также у чело-
века в его раннем онтогенезе — приблизительно до второго
года жизни, продолжая резко преобладать у него в течение
всего детства. У высших млекопитающих начинает понем-
ногу формироваться чисто кортикальный уровень действий
D, но только у человека имеет место чрезвычайно интенсив-
ный рост количества и сложности предметных и цепных дей-
ствий этого уровня и формирование чуждых вообще всем
животным высших кортикальных символических уровней
(группа Е), в связи с чем и относительное количество движе-
ний из уровня пространственного поля, и во многом степень
их совершенства начинают ощутимо падать.
Движения уровня пространственного поля имеют
прежде всего ясно выраженный целевой характер: они ве-
дут откуда-то, куда-то и зачем-то.1 Эти движения экстра-
вертированы, обращены на внешний мир в не меньшей ме-
ре, чем движения уровня синергий интравертированы.
Движения уровня С несут, давят, тянут, берут, рвут, пере-
брасывают. Соответственно с этим они имеют начало и
конец, приступ и достижение, замах и бросок или удар.
Движения в пространственном поле всегда по своей сути
переместительны; если их внешнее оформление иногда
по необходимости и циклично в силу устройства наших
конечностей (ходьба, бег), то по своей смысловой структу-
ре описываемые движения так же апериодичны, как и само
пространство, в котором они текут.
Переместительное движение по самой своей сути пред-
полагает прилаживание к условиям того внешнего про-
странства, в котором оно протекает. Эта приспособителъ-
1 Это не значит, разумеется, что мы отказываем движениям уровня сине-
ргий в целесообразности: в любом уровне движение, правильно решаю-
щее возникшую перед особью задачу, целесообразно. Но при этом дви-
жения в уровне С, все равно — однократные или повторные, всегда
приводят к явственному целевому конечному результату (переклады-
вание вещи, вбивание гвоздя и т.п.), а движения в уровне синергий —
нет (двенадцать подряд гимнастических приседаний или улыбка).

ность к пространству, владение пространством есть
третья характерная черта движений рассматриваемого
уровня, совершенно чуждая нижележащим уровням по-
строения. Она проявляется в двух планах или оттенках,
намечающих грань между обоими упоминавшимися под-
уровнями. В нижнем (стриальном) подуровне она проявля-
ется как приспособительность по ходу процесса. В уровне
синергий, например, заканчивается и оформляется в де-
тстве сложнейший синергетический концерт ходьбы, но
ходьбы, так сказать, холостой или абстрактной. Стриаль-
ный подуровень адаптирует этот акт к рельефу и консистен-
ции дороги, к уклонам, закруглениям, скользким местам, к
бесчисленным мелким коллизиям, о которых босая нога мог-
ла бы многое рассказать обутой. Все эти изменения и прила-
живания — прилаживания уже к внешнему полю, а не к
собственному телу и его динамике, как это было на уровне
синергий, технически необходимы для того, чтобы ходьба
могла стать реальным, практически применимым актом. Эту
группу приспособлений можно определить как проекцию
двигательного процесса на внешнее реальное пространство с
его силами и объектами. В верхнем подуровне С2 та же при-
способительность к внешнему пространству становится тонь-
ше и специализированнее, приобретая более выраженный
целевой, или финальный, характер, и превращается в про-
екцию движения на его конечную точку во внешнем про-
странстве с установкой на точность или меткость. Этот под-
уровень в очень большой мере индифферентен к траектори-
ям, способу и характеру выполнения промежуточных этапов
перемещения, полностью перенося коррекционное ударение
в конечный пункт, в который, как в фокус, должны собраться
все возможные (и фактически встречающиеся при повторе-
ниях в силу вариативности) траектории данного движения.
Далее, так как владение внешним пространством не-
возможно без уменья справляться с внешними силами, к
движениям уровня пространственного поля относятся и
движения силовые: поднимание тяжестей, баллистические
(ударные, метательные) движения и т.п.
Следующая общая черта движений описываемого уров-
ня тесно связана с упоминавшейся уже объективированной
однородностью пространственного поля и очень характер-
ным образом выделяет эти движения среди других. Эту
черту можно было бы назвать пространственной обуслов-
ленностью движений в противовес позной обусловленно-

сти, господствующей на уровне синергий. Движения уров-
ня С очень четко связаны со своими плацдармами во внеш-
нем пространстве и очень мало связаны при этом с позой
собственного тела в целом и даже с позициями промежу-
точных звеньев самой движущейся конечности. Скрипач,
у которого моторика движений смычка базируется в основ-
ном на уровне синергий,1 никогда не решится изменить
позу правой руки и стандартный рисунок ее межзвенных
углов ни по отношению к инструменту, ни по отношению к
верхней части туловища. Наоборот, у пианиста, двига-
тельный состав координаций которого теснее всего связан с
уровнем пространственного поля, самые разнообразные
изменения позы тела и положений играющих рук никак не
сказываются ни на меткости, ни на точности исполнения,
ни на его темпе, причем в число таких изменений можно
(эксперимента или фокуса ради) включить и самые при-
чудливые, акробатические позиции тела. Излишне под-
черкивать, как сильно могут изменяться при этом все по-
зные и угловые соотношения играющих рук. Наоборот, то,
что пианисты называют туше и что непосредственно отно-
сится к способам извлечения звука и к художественным
качествам последнего, будучи основано на фоновом уровне
синергий, уже теснейшим образом связано с посадкой и
позой рук. Это хорошо известно каждому музыканту-педа-
гогу, и во имя этого ни один художник эстрады никогда не
примирится с малейшей небрежностью в качествах табуре-
та, подставленного к инструменту. Элемент меткости
(пространственное поле) не сбивается от изменений посад-
ки и позы, а в то же время элемент туше (синергии) чувст-
вителен к ним так же, как и координации смычковой руки
скрипача.
Эта противоположность между уровнями В и С нужда-
ется в анализе. Низко стоящий уровень синергий, являю-
щийся одним из старейших в филогенезе проявлений це-
ребральной интеграции движений и ознаменовавший сво-
им появлением возникновение возможности огромных,
охватывающих все тело синергий, в то же время педанти-
чески нетерпим к малейшим изменениям двигательного
состава реализуемых им движений и фонов и чрезвычайно
1 Точнее говоря, этот уровень ведет важнейшие из фоновых компонет
двигательного состава этого акта, протекающего в самом главном и це-
лом (в неразрывной связи с работой левой руки) на высших кортикаль-
ных уровнях.

склонен к образованию стойких штампов и стереотипов
движения. Это объясняется тем, что построение движений
уровня синергий и всех его сензорных коррекций исходит
из собственного тела, из проприоцептивных ощущений
поз этого тела, суставных углов и т.д. Эти позы, последова-
тельно проходимые во время движения (а также и те реак-
тивные силы, которые неизбежно возникают при этом), и
становятся самой сутью движений, закрепляясь в виде на-
выка. Такому закреплению стандартной формулы, несом-
ненно, способствует и образование свойственных этому
уровню динамически устойчивых форм движения, кото-
рые автоматически препятствуют всяким отклонениям от
раз найденного стереотипа (см. гл. VIII), но дело отнюдь
не только в них одних, так как и медленные движения в
уровне синергий, не проявляющие механических предпо-
сылок к динамической устойчивости, тоже тяготеют в этом
уровне к стереотипам.
Резко отличный по всем своим свойствам от этой штам-
пообразности характер движений уровня пространствен-
ного поля подводит вплотную к большой группе явлений,
имеющих первостепенную важность. Речь идет о взаимо-
отношениях между точностью и вариативностью, за-
трагивающих попутно и еще целый ряд других свойств ко-
ординационного процесса.
Дело в том, что в зависимости от смыслового характера
задач, свойственных тому или другому уровню, и от тесно
связанного с ним качества и состава его корригирующих
афферентаций в каждом уровне по-другому расставляются
ударения между важным и неважным, по-своему прово-
дятся знаки равенства между не вполне одинаковыми дви-
жениями или их компонентами. Среди бесчисленных воз-
можных сторон движения, подлежащих сензорной коррек-
ции, каждый из уровней вычленяет те, к которым он
особенно взыскателен и для управления которыми он наи-
более адекватно вооружен, отделяя их от тех, к которым
он остается более или менее индифферентным. Очевидно,
по отношению к первым он будет соблюдать максимально
доступную ему устойчивость и точность, в то время как
вторые будут в большей степени предоставлены им либо на
волю случайности, либо на коррекцию, проводимую фоно-
выми уровнями, если какой-нибудь из них, в свою оче-
редь, заинтересован в корригировании этой стороны и в
выдерживании ее на высокой марке точности.

Так, например, верхний подуровень пространственного
поля С2 делает решающее ударение на точности попада-
ния, или меткости: меткости броска, удара, точности по-
казывания или прикосновения, а в более сложном оформ-
лении на точности воспроизведения видимой формы, на-
пример, срисовывания фигуры с соблюдением
геометрического подобия. При этом подуровень С2 в боль-
шой степени безразличен к путям достижения требуемой
финальной меткости и к поведению органа в промежуточ-
ных точках. Нижний подуровень С1 столь же требователен
к точности, реализуемой по ходу движения: прилажива-
нию ходьбы к неровностям почвы, ступенькам, подъемам и
спускам, прилаживанию движений карандаша к обведе-
нию нарисованного контура, движений напильника — к
конфигурации обрабатываемой поверхности и т.д. Уровень
действий D, о котором речь будет ниже (см. гл. VI), столь же
требователен по отношению к конечному результату смыс-
ловой цепи движений при заметном индифферентизме к со-
ставу рабочих приемов и последовательных исполнительных
элементов цепи. Примеры было бы легко умножить.
Есть очень много движений, для которых установить
объективный критерий точности значительно труднее, не-
жели для движений, связанных с меткостью попадания.
Здесь на помощь приходит то обстоятельство, что, естест-
венно, уровни допускают по отношению к безразличным
для них сторонам и компонентам движения значительно
более высокую вариативность, нежели по отношению к
тем, которые имеют для них первостепенное значение. Та-
ким образом определяется очень характерный признак
принадлежности движения к тому или другому уровню или
же к его уровневому составу, который можно было бы на-
звать признаком специфической вариативности (см. гл.
IX). Помимо качественных отличий в направлениях и сто-
ронах, предоставляемых разными уровнями на долю вари-
ативности, имеет место и очень выразительный количест-
венный рост вариативности снизу вверх, от уровня к
уровню, стоящий в несомненной связи с упоминавшимся
еще в гл. I ходом биологической эволюции двигательных
задач в направлении все растущего разнообразия и при-
способительности. Действительно, вариативность явля-
ется оборотной стороной точности: не располагай тот
или иной уровень известными резервами вариативности и
изменяемости реализуемых им движений, он был бы не в

состоянии гибко и точно прилаживать их к разнохарак-
терным условиям действительности.
Вариативность и изменяемость движений уровня сине-
ргий крайне незначительны,1 что отчасти искупается вы-
сокой тщательностью отделки и амплитудой синергетиче-
ского охвата, присущими его двигательным штампам. Ва-
риативность подуровня С1, а особенно С2, значительно
выше, как будет еще показано на ряде примеров.2 Еще
больше она у уровня действий D, хотя там вступают в силу
некоторые характерные ограничения.
То самое явление, которое в непроизвольном плане вы-
глядит как вариативность, в плане преднамеренном и це-
левом обращается во взаимозаменяемость двигательных
компонент и переключаемость движения с одного органа
на другой. Движения уровня пространственного поля об-
наруживают в резком отличии от движений и фоновых ко-
ординаций, управляемых уровнем синергий, очень боль-
шую переключаемость. Показать точку одинаково легко и
точно можно и пальцем правой руки, и пальцем левой, а в
случае надобности пальцем ноги, носом и т.д. Взять пред-
мет, поднять с пола карандаш, нажать кнопку звонка, под-
нять щеколду, дернуть за веревку можно с равной легко-
стью как одной, так и другой рукой, с любого бока и любым
способом. Штампы уровня синергии, привязанные к опре-
деленным позициям конечностей, конечно, тем более при-
1 Наши циклограмматические измерения многих случаев высокоавтома-
тизированных циклических движений, как ходьба, бег, опиловка и т.п.,
показали, что вариативность последовательных синергетических цик-
лов обычно не превышает нескольких миллиметров по пространствен-
ным координатам траекторий и нескольких миллисекунд по длительно-
стям.
2 Характерная черта соотношений между вариативностью и точностью
видна из следующего примера. Если испытуемый повторяет несколько
раз (на уровне синергий) круговое движение рукой в порядке гимнасти-
ческого упражнения, то, как показывает обмер циклограмм, последова-
тельные круги отклоняются друг от друга не более чем на 10 — 15 мм —
настолько точна здесь координация. Если же движение состоит в уколе
иглой начерченной точки (уровень пространственного поля), то точ-
ность самого укола оказывается намного выше, чем у предыдущего дви-
жения; до долей миллиметра; а в то же время те траектории, по которым
рука при повторных уколах двигалась к бумаге, могут расходиться друг
с другом на многие сантиметры. Таким образом, целевая точность (от-
сутствующая в уровне синергий) во много раз превосходит точность,
доступную уровню В, но при этом уровень пространственного поля
очень мало озабочивается тем, по каким путям и какими средствами
организуется эта финальная точность.

вязаны к самой конечности; освоившей их. В вышележа-
щем уровне D уже отчетливо сказывается функциональ-
ная неравноценность правой и левой руки за счет доминан-
тности одного из полушарий; таким образом, переключае-
мость, несомненно, проходит в описываемом уровне С
через свой максимум.
В уровне пространственного поля легко переключаемы
не только траектории движения и исполнительные органы,
переключаемы также приемы. При ходьбе в реальных ус-
ловиях: на пересеченной местности, в горах и т.д., задача
движения-перемещение в определенное место — по ходу
дела решается десятками способов: ходьбой, прыжком,
ползком, бегом, карабканьем. Мальчику нужно пройти сто
шагов; он из них часть пройдет, часть пробежит, часть
проскачет на одной ножке или пройдется колесом. Челове-
ку, умеющему ездить на велосипеде, совершенно безраз-
лично, какой рукой, в каком месте и какой хваткой де-
ржаться за руль; очень легко научается он ездить и без
руля и тому подобному.
У упоминавшегося уже ранее скрипача движения левой
руки строятся в отношении важнейших двигательных фо-
нов на уровне пространственного поля, как и движения
рук пианиста. Здесь, как известно, не только с большой
легкостью совершается смена позиций кисти или смена из-
бранной для исполнения струны (знаменитые виртуозы,
когда у них лопались на эстраде струны, не раз доводили до
конца труднейшие концерты на одном баске), но и легко
осуществляется переключение, например, со скрипки на
альт, хотя у последнего длина грифа, т.е. и все аппликату-
ры, все требуемые взаимные расстояния между концами
пальцев, почти в полтора раза больше, чем у скрипача.
Хорошему скрипачу легко дается усвоение аппликатуры
даже виолончели, хотя здесь изменены уже не только раз-
меры, но и положение, и направление грифа.
Другой аспект все той же переключаемости, свойствен-
ной уровню пространственного поля, — это пресловутая
«пластичность» нервной системы, обнаруживающаяся
во всевозможных экспериментах с ампутациями и нервны-
ми и мышечными анастомозами. Достаточно просмотреть
соответствующую литературу (Bethe, Osborne, Kilvington,
П. К. Анохин, Э.А. Асратян и др.), чтобы убедиться, что все
отмечавшиеся экспериментаторами быстрые перестройки
и переключения в опытах этого рода относились к движе-

ниям на уровне пространственного поля: с движениями из
уровня синергий их постигло бы горькое разочарование.
Подобные же явления ярко выражены у ампутированных
людей-инвалидов (рис.37 — 39, не помещены. — Примеч.
ред.). Так, инвалиды, лишенные обеих рук, легко науча-
ются писать ногой или ртом. Автор наблюдал в 1941 г.
девушку, лишившуюся при железнодорожной катастрофе
Рис. 40. Письмо бездвурукого Я. (см. левую сторону рис. 38)
Сверху — карандашом, зажатым в зубах, снизу — пером, зажатым в
щипчики ручного протеза. Несомненно наличие в обоих случаях некото-
рых общих особенностей почерка (конец слова «Привет», группы букв
«конфе», «Ярош» и т.д.)
обеих рук и одной ноги. Она обучалась в средней школе и
умела хорошо писать: а) ртом, б) уцелевшей ногой и в)
искусственной рукой. Что очень характерно для координа-
ций уровня пространственного поля, почерк ее при всех
трех приемах сохранял свои характерные черты (рис. 41,
не помещен. — Примеч. ред.), т.е. также обнаруживал
свойство переключаемости. На рис. 40 приведено письмо
бездвурукого мужчины; один отрывок написан каранда-
шом, зажатым в зубах, другой — пером, зажатым в щип-
чики ручного протеза. Рисунок ясно показывает, как про-
странственный контур движения находит себе дорогу че-
рез самые разнообразные перешифровки. С движениями
уровня синергий ничего подобного не получается из-за не-
смещаемости штампов.

Надо заметить, что и у здоровых людей почерк прояв-
ляет подобную же переключаемость. Нам безразлично,
писать ли мелко или крупно, пером на горизонтальной или
мелом на вертикальной плоскости, хотя при этих вариан-
тах движения вовлекаются в работу совершенно разные
мышцы и разным образом. Автор ставил опыт над интелли-
гентным субъектом, заставив его без какой бы то ни было
предварительной тренировки писать карандашом, прочно
укреплявшимся: 1) к правому запястью, 2) к правому лок-
тю, 3) к правому надплечью, к кончику 4) правой и 5)
левой стопы, а кроме того, карандашом, взятым 6) в зубы и
7) в левые пальцы (рис. 42, не помещен. — Примеч. ред.).
Во всех этих переключениях письмо удавалось сразу, хотя
и с известным трудом; результаты опыта приведены на
рис. 43. Интересно, что плавная округлость скорописного
почерка (создаваемая фоновыми координациями уровня
синергий) не удержалась ни в одном из вариантов письма,
кроме привычного писания правой кистью; в то же время
почерковый характер отдельных букв, связанный с кор-
рекциями уровня С, сохранен всюду очень отчетливо.
Все проявления переключаемости, о которых речь шла
в последней группе примеров, относятся уже к верхнему
подуровню пространственного поля. Этот подуровень в
еще большей мере, чем нижний, проявляет свойства осво-
божденности от жестких измерителей низовых уровней.
Нам не только безразлично, изобразить ли квадрат, круг,
букву и т.п. на горизонтальной или на вертикальной по-
верхности, длинным или коротким карандашом или прямо
пальцем; нам в равной мере безразлично, изобразить ли
эти контуры мелко или крупно. Если нижний подуровень
сочетает позную и сутавно-угловую переключаемость с со-
хранением пространственного тождества (конгруэнт-
ности), то подуровень С2 распространяет эту же переклю-
чаемость и на случай сохранения геометрического подо-
бия. Пример с почерком, может быть, особенно разителен,
показывая, как ведущий геометрический образ пролагает
себе путь через любые мышечные системы, через любые
иннервации, при любых масштабах. Срисовывая находя-
щийся перед глазами рисунок или натуру, рисовальщик
воспроизводит их с точным соблюдением геометрического
подобия, и, во всяком случае, степень трудности такого
воспроизведения меньше всего зависит для него от выбран-
ного масштаба рисунка.

-Рис 43. «Пластичность нервной системы» при письме различными пун-
ктами конечностей
1и 2 — нормальная скоропись пальцами правой руки; 3 — карандаш
удерживается в пальцах правой руки, письмо производится раскачивани-
ями правой кисти как целого; 4 — карандаш укреплен около шиловидного
отростка правой лучевой кости; 5 — карандаш укреплен около медиально-
го надмыщелка правой плечевой кости; 6 — карандаш укреплен на правом
надплечье; 7 — карандаш укреплен к носку ботинка правой ноги; 8 —
карандаш удерживается зубами и прибинтован к голове; 9 — карандаш
удерживается пальцами левой кисти; 10 — карандаш укреплен к носку
ботинка левой ноги. Линии внизу каждого факсимиле — 5 см натуральной
величины. Испытуемый — нормальный натренировавшийся субъект с
преобладанием предметного уровня в моторике. На рисунке видны: а)
весьма большая сохраняемость характера почерка; б) почти полная не-
преключаемость фоновых синергии скорописи (округлость, плавность),
резко отличающихся варианты 1, 2 и 3 от всех остальных; в) обширная
переключаемость компоненты уровня пространственного поля; г) наличие
координации предметного уровня, характеризуемого резким ухудшением
почерковой координации при переключениях на левую сторону тела (ва-
рианты 9 и 10) (работа автора, ЦНИИФК, 1940 г.)

Обобщая, нужно сказать, что во всех рассмотренных
случаях движущуюся конечность (точнее говоря, ее рабо-
чую точку) ведет пространственный контур движения: в
подуровне СУ — непосредственно заданный (типовое дви-
жение — обведение предъявленной фигуры); в подуровне
С2 — заданный или представляемый как геометрическая
форма, без ограничения местоположения и масштаба (ти-
повое движение — срисовывание фигуры). Именно по от-
ношению к рабочей точке и соблюдается в описываемом
уровне наинизшая вариативность и наибольшая точность.
Особенно замечательны случаи, когда рабочей точкой слу-
жит не какой-либо пункт самой конечности, а пункт на
продолжающем ее орудии: кончик пера, карандаша, ножа,
центр теннисной ракетки, боек молотка и т.п. В этих слу-
чаях при развитом двигательном навыке, несмотря на то,
что эти рабочие пункты орудий лишены каких-либо воз-
можностей для прямой сензорной сигнализации, корриги-
рование их движения осуществляется все же отнюдь не
только посредством зрения. Это ясно подтверждается тем,
что при автоматизации такого навыка очень часто оказы-
вается возможной работа не глядя. Это может означать
только, что в проприоцептивной сензорно-коррекционной
системе с помощью зрения вырабатываются соответствен-
ные перешифровки, переводящие пространственные ощу-
щения в элементах конечности на язык соответствующих
этим ощущениям позиций и перемещений рабочей точки. 1
Наконец, все те же явления вариативности и переклю-
чаемости и уже обрисованная гибкая приспособляемость
уровня С к изменчивым условиям действительности игра-
ют самую главную роль в осуществлении экстемпорально-
сти, отмечавшейся еще в гл. I в числе сторон и направле-
ний развития двигательных реакций в филогенезе. Дейст-
вительно, уровни, хорошо приноровленные к выполнению
штампов, мало пригодны для реализации разовых, непред-
виденных двигательных реакций, может быть, именно в
силу большой и громоздкой сложности выполняемых ими
координаций. Штампы уровня синергий могут быть очень
точно пригнанными, отработанными, обладать сыгранно-
1 И проприоцептивная оценка положения в пространстве кончика собст-
венного пальца дается менее всего рецепторами, помещающимися на
нем самом, и создается синтетически по данным проприоафферентации
всех пунктов руки; только в этом случае навык оценки положения проч-
но автоматизирован еще с детства.

стью, охватывая иногда огромные ансамбли мышц и сочле-
Рис.44. Левое полушарие мозга человека с обозначением движений,
получающихся при фарадическом раздражении различных точек коры
— по F. Krause, сводка результатов, полученных при хирургических
операциях (из руководства L. Mohr und R. Staehelin)
нений, но создавать новые, внезапные двигательные ком-
бинации этому уровню так же трудно, как оркестру играть
импровизацию. Наоборот, более высокие уровни, легко
идущие в непроизвольном плане на допущение вариаций в
отдельных сторонах и компонентах движения, с той же
легкостью осуществляют по побуждениям удобства или
необходимости преднамеренные разовые модификации
своих (обычно более простых и портативных) движений,
откликающихся на то или другое нетрафаретное измене-
ние ситуации. Если сензорные коррекции уровня органи-
зованы так, что допускают возможность целого ряда экви-
валентных путей, ведущих к одному и тому же результату
и легко взаимозаменяемых, то эта же способность к пере-
ключению и прокладыванию различных от случая к слу-
чаю тропинок к неизменной цели позволяет легко нащу-
пывать и новые комбинации движений. Экстемпораль-
ность, как правило, не проявляется по отношению к тем
сторонам движения, которые данный уровень выдержива-
ет точно, на низкой вариативности. Здесь гибкость и при-

Рис.45. Карта левого полушария большого мозга человека с отметкой
важнейших моторных полей
Пирамидное поле 4 зачернено, основное премоторное поле 6аа, распо-
ложенное непосредственно кпереди от него, покрыто горизонтальной
штриховкой (по О. Foerster)
способляемость двигательного аппарата проявляют себя
только медленно, путем длительных перестроек на основе
накапливаемого опыта.
Таковы общие черты движений и координаций уровня
пространственного поля. Обращаемся к его локализации.
О мозговых субстратах его афферентационой части бы-
ло уже сказано в начале этой главы. Эффекторных образо-
ваний у этого уровня, по меньшей мере, два, что и под-
крепляет в первую очередь проводимое здесь разделение
его на два подуровня: 1) corpus striatum (полосатое тело),
анатомически составленное из двух далеко оставленных
друг от друга ядер, nuclei caudati (хвостатого ядра) и
putaminis (скорлупы), и являющееся верхним этажом экс-
трапирамидной эффекторной системы, и 2) гигантопира-
мидное поле 4 коры полушарий, представляющее собой
«выходные кортикальные ворота» пирамидной эффектор-
ной системы. Оба эти образования филогенетически резко
разновозрастны (см. гл. VII); это позволяет предполагать,
что и в функциональном плане нижний подуровень сфор-
мировался в филогенезе раньше верхнего (рис. 44 — 47,
рис. 48, не помещен. — Примеч. ред., а также рис. 25).
При всей существующей до сих пор неполноте сведений
об афферентациях striatum бесспорно, что они отличаются

Рис. 46. Наружная поверхность левого полушария большого мозга чело-
века с обозначением движений, получающихся при электрическом раз-
дражении различных пунктов коры (по О. Foerster)
по своему качеству и составу от афферентации пирамид-
ной эффекторной системы. Наряду с резкими несходства-
ми клинических картин выпадений при поражениях
striatum и пирамидной эффекторной системы это обстоя-
тельство служит сильным аргументом для признания двух
раздельных подуровней. Клиницисту труднее было бы
признать обе названные анатомические системы за один
целостный уровень, чем примириться с расчленением его
на два слоя. Однако в действительности пропасть между
пирамидной эффекторной системой и верхним этажом экс-
трапирамидной эффекторной системы, несомненно, не так
велика. Во-первых, клиницисты имеют дело не с отправле-
ниями, а с выпадениями, не с функцией, а с дисфункцией,
что далеко не одно и то же. Во-вторых, большая часть того,
что понимается в широком невропатологическом обиходе
под экстрапирамидными движениями, относится к таламо-
паллидарному уровню синергий. Эти синергии, как было
показано выше, либо самостоятельно реализуются в уров-
не В, либо же нуждаются для своего осуществления в пило-
таже со стороны striatum или пирамидной эффекторной

Рис.47. Цитоархитектоническая карта наружной поверхности левого
полушария большого мозга человека
Различные по микроскопической структуре поля обозначены их номера-
ми по Brodmann и различными видами штриховки. Пирамидные поля 4
покрыты черными кружочками, премоторные поля 6 — белыми больши-
ми кружками (по Brodmann)
системы. Трудность реализации синергий этого фонового
типа без помощи striatum заставила (ошибочно) относить
их к последнему, и это, действительно, сделало различие
между пирамидно-кортикальными и стрио-паллидарными
движениями очень глубоким. Однако нужно расценивать
явление точнее.
Если оставить в стороне действительно резкую антите-
зу между уровнями В и С, достаточно подчеркнутую в
предшествующем изложении, и обратиться хотя бы к сви-
детельствам клинической литературы о стриальной пато-
логии, то окажется, что, в то время как таламо-паллидар-
ный уровень у человека полностью интравертирован,
striatun с его афферентными системами тесно связан с реа-

лизацией движений в пространстве. Foerster связывает с
ним стояние, сидение и ходьбу. Graham Brown относит на
долю striatum бег, например, локомоторные движения тен-
нисиста, т.е. четкие образцы движений на нижнем под-
уровне пространственного поля. С. & О. Vogt приписывают
striatum «высококоординированные двигательные импуль-
сы, связанные с речью и движениями туловища и конечно-
стей». Jacob считает striatum центром выразительных и ре-
активно-оборонительных движений,1 ориентировочных и
установочных движений, составных двигательных и стати-
стических элементов сидения, стояния и ходьбы — все они
явно относятся к движениям из класса пространственного
поля. Примерно так же характеризует striatum Schilder. В
эти данные клиницистами характеристики striatum цели-
ком укладывается то, что было описано выше как проек-
ция двигательного процесса на внешнее пространство, как
текучее прилаживание к пространству и его силовому по-
лю по ходу двигательного акта.2
Характерных функциональных отличий кортикальной
пирамидной эффекторной системы от системы striatum
два. Во-первых, пирамидная эффекторная система значи-
тельно интимнее связана со зрительной, а стриальная сис-
тема — с проприоцептивной афферентацией; поэтому дви-
гательные свойства точности и меткости преобладающим
образом связываются с пирамидным аппаратом и первыми
выпадают при его поражениях. Во-вторых, при нарушени-
ях целости пирамидной эффекторной системы страдают
преимущественно произвольные движения, а при экстра-
пирамидных поражениях — непроизвольные. Это разли-
чие, само по себе глубокое и важное, лежит в совершенно
другом плане, нежели рассматриваемый здесь вопрос о ка-
чествах двигательных координаций, и уже получило выше
(см. гл. II) освещение о общем указании на постепенный
рост снизу вверх как произвольности, так и осознанности
движений последовательных уровней.
Перечень самостоятельных, целостных движений, веду-
1 О некотором смешении в этом пункте функций striatum и pallidum см.
гл. VIII.
2 Проницательнейший неврофизиолог XIX в. Н. Jackson еще в конце 60-х
годов высказывал, что передняя центральная извилина коры представ-
ляет собой вместе со striatum «средний уровень» в организации двига-
тельного аппарата и что зоны, расположенные кпереди от пирамидного
поля, являются также моторными; они представляют собой высшие дви-
гательные центры (Н. Jackson, изд. 1927 г., с. 36 и 40).

Рис. 49. Типичная циклограмма нормальной ходьбы. Левая сторона тела.
Кривые отдельных точек тела, подобно кривым рис. 29, дают характерный
образец синергетического фонового узора в уровне В с присущей ему рит-
мичностью, стандартностью последовательных циклов и быстрой сходи-
мостью выражающих эти кривые рядов Фурье (работа автора, ВИЭМ,
1935 г.)
Рис. 50. Тип локомоторного движения в уровне пространственного поля С1
Последовательные положения правой стороны тела при беге стилей
миттельштрек (мировой рекордсмен Ж. Лядумег). Частота изображае-
мых поз 187 в секунду (работа автора, ЦНИИФК, 1936 — 1939 гг.)

щихся на уровне пространственного поля, настолько обши-
рен, что какая бы то ни было возможность составления их
каталога совершенно исключается. Все, что реально воз-
можно сделать, — это выделить важнейшие виды и группы
этих движений и снабдить опись этих основных групп не-
многими более или менее наудачу взятыми примерами.
I. Всевозможные локомоции: ходьба (рис. 49), бег (рис.
50), ползание, лазание плавание (рис. 51 — 53, не помеще-
Рис 54. Схематический план-чертеж пути проекции общего центра тя-
жести тела и путей коньков при беге на коньках по прямой
Для ясности схемы поперечные размеры и кривизна значительно пре-
увеличены. Кривизна пути общего центра тяжести всюду (кроме толчко-
вых двухопорных фаз) обращена выпуклой стороной к опорному коньку;
она тем больше, чем дальше отстоит проекция общего центра тяжести от
пути конька, что характеризует динамически уравновешенный характер
движения в разбираемом случае (работа автора, ЦНИИФК, 1939 г.)
ны. — Примеч. ред.), ходьба по канату, ходьба на руках и
т.п. Далее, сюда же относятся локомоции на приспособле-
ниях: бег на коньках (рис. 54), ходьба на лыжах (рис. 55),
на ходулях, езда на велосипеде, гребля и т.д. Все это будут
циклические локомоторные процессы. За ними следуют
ациклические локомоции: прыжки с разбега (рис. 56; рис.
57 — 59, не помещены. — Примеч. ред.), а также см. рис.
Рис. 55. Фигурки последовательных положений тела при ходьбе на лы-
жах (по циклограмме автора и Н. Садчикова, ЦНИИФК, 1939 —
1940 гг.)
100) и с места; в длину, в высоту, в глубину; прыжки в
цель (например, в окно, через обруч и т. п.), прыжки на
лошади, акробатические прыжки и т.п. Наконец, к группе
локомоций нужно отнести и движения ходьбы с тягой или
толканием (повозки, невода, бурлацкой лямки, спортив-

Рис. 56. Тип локомоторного движения в уровне пространственного поля С1
Последовательные положения левой ноги при прыжке в длину с разбега
(работа Н. Садчикова, ЦНИИФК, 1938 — 1939 гг.)
ное упражнение «перетягивание каната» и т. п.). Все это —
Рис. 60. Тип нелокомоторного движения в уровне пространственного поля С1
Часть движения «всклопки» чемпиона СССр Рцхиладзе на параллель-
ных брусьях. Последовательные положения левой стороны тела с часто-
той 130 поз в секунду (работа автора, ЦНИИФК, 1937 г.)
переносы всего тела в пространстве
II. Нелокомоторные движения всего тела в пространст-
ве. Сюда войдут сальто, акробатические движения, упражне-
ния на брусьях, кольцах, турнике, трапеции и т.п. (рис. 60).
III. Движения «манипулирования с пространством» от-

Рис. 61. Типы движений в уровне пространственного поля: кимоцик-
лограмма исполнения седьмого вальса Шопена
Снимок сделан сверху. На каждой кисти помещены по две лампочки.
На рисунке даны 16 тактов (с 33-го по 48-й). Отчетливо видна разница
получающихся в этом уровне двигательных узоров от штампованных
«patterns» уровня синергий (работа А. Шевеса и автора. Муз.-пед. лабо-
ратория Московской консерватории, 1949 г.). Отметим интересное
пресевераторное движение левой руки близ буквы А, приходящееся на
целотактную паузу
Рис. 63. Циклограмма движения правой руки при рубке зубилом —
типического движения пространственного уровня, являющегося фоно-
вой частью двуручного рабочего процесса в уровне предметного дейст-
вия (работа автора, 1924 г.)
Траектории: m — головка молотка, d — пястно-фаланговое, р — луче-
запястное, с — локтевое, s — плечевое сочленение

Рис. 64. Серия последовательных вертикальных ударов кузнечной ку-
валдой, характеризующая высокую автоматизированность и значи-
тельную кучность исполнения движения (работа автора, ЦИТ, 1924 г.)
Рис. 66. Кривые угловых смещений звеньев правой руки по степеням
свободы в последнюю четверть секунды перед броском гранаты с разбега
Порядок и номенклатура кривых — те же, что на рис. 32. Рисунок
обнаруживает начальную, сравнительно медленную часть метательной
синергии и резкий типично пирамидный взрыв энергии в течение по-
следних 7 — 8 сотых секунды перед броском (работа автора, ЦНИИФК,
1940 г.)
дельных частей тела. Среди них встретятся и движения,
которые можно было бы назвать «локомоциями конечно-
стей», например, движения рук машинистки на пишущей
машинке или музыкантов по аппликатуре инструмента
(левая рука у смычкистов, обе руки у пианиста, арфиста,
баяниста, ноги органиста и т. д.); к этим движениям даже в
обиходной речи привились локомоторные термины: «бег-
лость пальцев», «пальцы забегали по струнам» и т.п. (рис.
61). Сюда же относятся и движения с той же беглостью паль-
цев, но без переноса руки, например, движения пальцев боди-
ста или играющего на духовом инструменте. Другие движения

Рис. 67. Фигурки последовательных положений правой стороны тела
при уколе штыком
Тип самостоятельного локомоторного фона с «нахлобученным» на не-
го однократным целевым актом в уровне С2 (работа Л. Осипова,
ЦНИИФК, 1940 г.)
этой же группы представляют собой однократные целевые
переносы в точных пространственных координатах: движения

указывания, прикосновения, укола, обвода контура и т.п.1
(рис. 62, не помещен. — Примеч. ред.).
IV. Перемещение вещей в пространстве: движения
взятия, схватывания, ловли летящего или движущегося
предмета, передвигания, перекладывания, переноса и т.п.;
всовывание, вдавливание, доставание, навивка, наматы-
вание; преодолевание внешних сил: подъем тяжестей, на-
тягивание лука или струны и т.п.
Перечисленные группы тяготеют основным образом к
нижнему подуровню С1.
V. Переходную группу, не вполне ясную в отношении
ее принадлежности к нижнему или верхнему подуровню,
образуют баллистические движения. Те из них, которые
делают преимущественную установку на силу, видимо, бо-
лее тесно связаны с нижним подуровнем С1. Сюда относят-
ся силовые ударные и метательные движения: толкание
ядра, метание гранаты или связки, диска, молотка; удар
молотобойца, рывок штанги и т.п. (рис. 64, 66; рис. 65, не
помещен. — Примеч. ред.). Зрительный контроль в движе-
ниях этой подгруппы второстепенен; это подтверждается
тем, что перечисленные движения доступны слепому. Дру-
гие баллистические движения, имеющие установку на
меткость, тяготеют к верхнему подуровню: метание копья
или мяча в цель; теннис, городки, крокет; работа жонгле-
ра; удар кузнеца или рубщика зубилом; укол штыком и
т.д. Все эти движения требуют зрительного контроля и не-
доступны слепым (рис. 63, 67).
VI. Движения прицеливания: наводка зрительной тру-
бы, диоптра, целика, подготовительные движения перед
точным уколом (игла, ножка циркуля и т.п.) или разре-
зом; прицеливание из бьющего вдаль оружия, прицелы на
биллиарде, в крокете и т.п.; установочно-выжидательные
движения вратаря в футбольной игре; у животных — стой-
ка хищного животного перед прыжком-нападением и т.д.
Зрительный контроль с учетом глубины, перспективы,
словом, всей дистантной геометрии пространственного по-
ля, существенно необходим для этой группы.
VII. Подражательные и копирующие движения: имита-
ция зрительно воспринимаемых движений и действий дру-
гого лица; срисовывание (с натуры или с рисунка); изобра-
1 Но не движение, например, закладывания ноги на ногу при сидении; не
связанное с координатами пространства и идущее на уровне В.

жение предмета или действия жестами (изобразительная
пантомима в отличие от полунепроизвольной, эмоцио-
нально-выразительной пантомимы уровня синергий); пе-
Рис. 68 и 69. Циклограммы ходьбы с завязанными глазами по заданному
контуру треугольника
Снято сверху. Слева — нормально выполненное задание в уровне про-
странственного поля; справа — атактическое нарушение ходьбы с ги-
перметрией (работа Н. Озерецкого и автора ЦИТ, 1924 г.)
редразнивание и пародирование движений (?) и т.д. Верх-
ний подуровень существенно необходим.
Не будем давать здесь примеров движений, в которые
уровень С пространственного поля входит как фон. Такие
движения высших уровней чрезвычайно многочисленны.
Дело в том, что уровню пространственного поля недоступ-
но выполнение сложных смысловых действий, которые
связаны с предметом и орудием (кроме простейших пере-
мещений их); здесь выступает на сцену следующий кверху
уровень действий D. В вышеприведенном обзоре движе-
ний, ведущихся на уровне пространственного поля, мало
производственных и трудовых движений и относительно
много спортивных и акробатических. Труд же и производ-
ство, как правило, имеют дело с предметом и лишь в ре-
дких случаях — с пространством и его силовым полем.
Естественно, что в инвентаре уровня С оказываются пре-
обладающими, во-первых, локомоции, а во-вторых, спор-
тивно-гимнастические процессы. Но трудно было бы на-
считать много движений высших уровней, не связанных с
уровнем С как с фоном, уже потому, что смысловое мани-
пулирование с предметом требует в преобладающей части
случаев владения пространством как естественной предпо-
сылки. Как показано ниже, уровень пространственного по-
ля подслаивает эти действия предметного уровня двояким

образом: 1) как более или менее самостоятельный фон,
обеспечивающий перемещение всего тела, точность и мет-
кость отдельных вспомогательных движений в качестве
технических предпосылок для выполнения предметного
действия (например, ходьба, являющаяся необходимым
фоном для таких трудовых операций, как косьба, прокатка
стали, работа сцепщика поездов и т. п.), и 2) в уровне про-
странственного поля формируются по мотивам и побужде-.
ниям вышележащего уровня и для его обслуживания спе-
циальные фоновые координации — так называемые вы-
сшие автоматизмы, или сноровки (Handfertigkeiten,
skills), о которых будет речь в гл. VI и VIII.
Остановимся вкратце на явлениях дисфункции рас-
сматриваемого уровня. Если нарушения на рубро-спиналь-
ном уровне А заслуживали названия дистоний, нарушения
в таламо-паллидарном уровне В — названия диссенергий,
то дисфункции уровня С хорошо объединяются под именем
дистаксий, или атаксий, т.е. того, что в просторечии при-
нято называть «нарушениями координации». Все извест-
ные в клинике виды атаксий связаны с поражениями аффе-
рентаций именно описываемого уровня. Таковы вестибу-
лярная и мозжечковая атаксии; такова, по сути, и
табетическая атаксия, хотя она осложняется, как указыва-
лось выше, еще дистоническими нарушениями в уровне А.
Все эти виды атаксий не затрагивают уровня синергий и не
влияют прямым образом на уровни выше С, но они резко
избирательно нарушают пространственную координацию,
в первую очередь равновесие, локомоции и точность (мет-
кость). Табетическая атаксия, вызывая побочным поряд-
ком синдром дистонии, выбивает до известной степени по-
чву из-под ног и у уровня синергий, опирающегося на эф-
фектор уровня А — красное ядро. Движения уровней выше
С разрушаются вторично постольку, поскольку выпадают
имеющиеся почти у всех их технические фоны из уровня
пространственного поля. Довольно явственный, хотя и ско-
ро проходящий синдром атаксии может дать недавно насту-
пившая, еще не компенсированная слепота (рис. 68 и 69).
При поражении на основном эффекторном пути этого
уровня — пирамидном пути — первыми вслед за общим
шоком выступают спастические параличи, сменяющиеся
затем парезами за счет экстрапирамидной (отчасти контр-
алатеральной) компенсации. При этом обнаруживаются
избирательные дефекты как раз в областях, причисленных

выше к комплексу пространственного поля: выпадение или
ухудшение качества точных движений, затруднительность
выполнения целевых движений при сохранности движе-
ний мимических, выразительных, позных и т.д. При пора-
жениях в эффекторном звене атаксия не проявляется так
резко, как при поражениях афферентации (см. гл. IX); но
тем не менее, хотя атаксия и зависит в преобладающей
мере от афферентации, а не от эффекторики, все же атак-
тический характер пирамидных расстройств бесспорен.
Что касается поражений striatum как эффектора, то его
выпадения влекут за собой избирательные расстройства
движений нижнего подуровня С1, обычно заслоняемые яв-
лениями патологической гиперфункции pallidi.
Глава шестая
КОРТИКАЛЬНЫЕ УРОВНИ ПОСТРОЕНИЯ
Теменно-премоторный уровень действий (D)
Высшие кортикальные уровни
Все координации и значительная часть движений, опи-
санные в предыдущих главах, принадлежат и животным не
в меньшей мере, чем человеку. Более того: на самых раз-
личных ступенях эволюционной лестницы позвоночных
мы встречаем виды, обладающие более высоким развитием
тех или других сторон и проявлений уровня пространст-
венного поля, чем у человека; животных с более резвым и
выносливым бегом, лучше лазающих, совершеннее плава-
ющих, нежели человек, обладающих большей коррекци-
онной зоркостью, более тонкой зрительной или обонятель-
ной ориентировкой в пространстве, более метким и точ-
ным нападением. Все говорит за то, что кульминационные
точки развития по этому уровню уже пройдены. Правда,
списки движений уровня пространственного поля у чело-
века богаче, чем у каких бы то ни было животных, но более
внимательное рассмотрение, которое отчасти найдет свое
отражение и в этой главе, показывает, что многие из этих
человеческих движений, якобы из уровня пространствен-
ного поля, на самом деле лишь обильно, подавляюще, на-
сыщены фонами из этого уровня, принадлежа по признаку
ведущих афферентаций к более высокому уровню построе-
ния. В связи с этим отсутствием параллелизма между об-
щим ходом эволюции центральной нервной системы и сте-
пенью развития уровня пространственного поля нельзя не

отметить, что этот уровень, в сущности, еще не кортикаль-
ный. Правда, у человека и высших млекопитающих он свя-
зан с корой полушарий, но лишь с самой ее периферией —
с пирамидными полями, очень метко названными кем-то
«передними рогами головного мозга», и ничуть не хуже
работает у тех животных, у которых нет ни коры, ни пира-
мидного пути.
Наоборот, уровень, о котором идет речь в настоящей
главе, целиком кортикален (он, правда, имеет очень раз-
нообразные связи, широко распространяющиеся и на суб-
кортикальные системы, причины чего уяснятся из даль-
нейшего) и составляет почти исключительную принадлеж-
ность человека. Такое резкое отличие его по
эволюционному положению от нижележащих уровней
подчеркивает огромные, далеко еще недооцененные, прин-
ципиальные отличия коры от более древнего ядерного типа
организации нервных агрегатов. Уже в гл. I было указано,
что головной мозг на очень большом отрезке филогенети-
ческой истории выполнял подсобные функции при эффек-
торах и высших рецепторах, развиваясь у них на поводу, и
лишь сравнительно недавно вышел на ведущие позиции.
По-видимому, принцип коры открыл совершенно новые,
неизведанные возможности. Судя по многим признакам,
сейчас происходит (вряд ли уловимый непосредственно,
как простой глаз не видит хода часовой стрелки) интенсив-
ный рост биологического примата нервизма, когда голо-
вной мозг возглавляет и эволюционно ведет за собой не
только всю соматическую систему, но и вообще всю жизне-
деятельность, как в норме, так и в патологии. Сама собою
напрашивается мысль, что все эти возможности открылись
для мозга благодаря коре с ее совершенно особой структу-
рой. Как знать, к чему это поведет в ближайшие миллио-
нолетия?
Излагаемая в этой книге теория координаций основы-
вается на положении, что качественно различные аффе-
рентации связанные с различными анатомически локали-
зуемыми образованиями центральной нервной системы,
координационно управляют различными группами движе-
ний, очень несходными между собой по ряду признаков.
Для стволовой и подкорковой части мозга это положение
создавало удобные и легко применимые систематизацион-
ные признаки, так как там мы находили четко раздельные

между собой афферентационные системы и столь же явст-
венные анатомические, неврональные соотношения.
Наоборот, оба эти признака очень сильно осложняются
и делаются расплывчатыми при переходе к кортикальным
образованиям. Уже на уровне пространственного поля, аф-
ферентация которого захватывает ряд низовых, древней-
ших полей коры полушарий, мы встретились с очень слож-
ным афферентационным синтезом, чрезвычайно обобщен-
ным и далеким от первичных сензорных элементов.
Афферентация более высоких уровней построения движе-
ний еще сильнее обобщена, еще дальше отодвинута от пер-
вичных рецепций и в еще большей мере опирается на мне-
стический (сохраняемый памятью) багаж предшествую-
щего опыта. Расчленить афферентационные уровни, а тем
более отнести их к определенным кортикальным полям и
системам проводящих путей представляется здесь чрезвы-
чайно трудным делом.
С чисто морфологической стороны строение коры пол-
ушарий вполне соответствует этой функциональной слит-
ности и обобщенности. В то время как в нижележащих сис-
темах мы имеем перед собой раздельные клеточные ядра,
связываемые между собой пучками волокон, довольно лег-
ко анализируемыми и по их неврональному составу, и по
иерархическим взаимоотношениям, кора мозга построена
как сплошной слой клеток, простеганный во всех направ-
лениях сплошным же слоем волокон белого вещества. Кро-
ме первичных полей и слоев («входных и выходных ворот
коры») и тесно примыкающих к ним вторичных (как area
parastriata, или премоторная зона), все остальные цитоар-
хитектонические отделы коры полушарий не обнаружива-
ют уловимых иерархических соотношений, а может быть,
и не имеют их в раз навсегда постоянном виде. Проблема
кортикальной локализации бесспорно принадлежит к чис-
лу труднейших принципиальных проблем современной не-
врологии, и это в значительной степени именно потому,
что в коре особенно сложны и особенно функционально
изменчивы связи и соотношения ее анатомических
приборов.
Эта синтетичность функций, слитность морфологиче-
ского строения и осложненность иерархических взаимоот-
ношений проявляются, конечно, и в том, что уровни по-
строения движений, связанные с корой, оказываются го-
раздо более неявными, переходящими один в другой и

лишь с большим трудом поддающимися описательному вы-
членению. В некоторых случаях, при анализе некоторых
видов движений, явственно обнаруживается наличие це-
лого ряда иерархически подчиненных друг другу уровней,
каждый из которых дает себя знать в таком анализе либо
своей особой перешифровкой, либо своим особым качест-
вом избирательных патологических нарушений. В других
случаях, наоборот, даже расчленение двух четко раздель-
ных уровней невыполнимо с достаточной уверенностью.
Физиологический анализ движений кортикальных
уровней находится еще в зачаточном состоянии. Основной
материал для анализов этих движений до сих пор дает кли-
ника очаговых поражений головного мозга и, в некоторой
малой степени, опыты с экстирпациями корковых участ-
ков у высших обезьян. С этим-то материалом, обладаю-
щим всеми принципиальными недостатками материалов
клинических выпадений, нам и придется теперь преиму-
щественно иметь дело.
Как следует из всего сказанного, мы не имеем права при-
писывать намечаемым здесь кортикальным координацион-
ным уровням ту же анатомическую и функциональную чет-
кость, какая, естественно, устанавливалась для уровней ни-
зовых (впрочем, уже в уровне С пришлось выделить два
сросшихся между собой подуровня). Может быть, правиль-
нее будет, до последующих уясняющих экспериментов рас-
сматривать описываемые в дальнейшем уровни D и Е как
многослойные комплексы уровней с пока не уловимыми, а
может быть, и объективно нестойкими подразделениями
между ними, но при этом избегать догадок, не оправдывае-
мых имеющимся фактическим материалом.
Описываемый в этой главе уровень D почти монополь-
но принадлежит человеку, недаром именно в нем строятся
главнейшие фоны речевых и графических координаций, и
явно еще далек от своей кульминации. Он едва-едва пред-
ставлен в виде единичных проявлений у наиболее высоко-
развитых млекопитающих — лошади, собаки, слона; у
Брэма можно найти на эту тему много более или менее
правдоподобных историй. Даже у высших обезьян процент
его очень мал, и (как и у человека в раннем онтогенезе, на
втором году жизни) к нему прибегают только после неуда-
чи решить возникшую задачу на более привычных ниже-
лежащих уровнях. Эта специфическая присущность чело-
веку описываемого «уровня действий» и явилась причиной

того, что он был первоначально нащупан клиницистами в
негативной форме выпадений при локализованных опреде-
ленных образом кортикальных очагах. Надо сказать, что и
на человеке экспериментальная физиология до сих пор не
может что-либо добавить к фактам, добытым клинициста-
ми, так как раздражение обнаженной коры, регистрация
биоэлектрических потенциалов мозга и т.п. не в состоянии
пока ничего установить по этому поводу. Мы также возь-
мем за отправную точку негативное определение, но по-
ставим себе задачу дойти до возможно более ясной пози-
тивной характеристики анализируемого уровня.
Для всех очень многообразных и разнохарактерных
клинических картин двигательных нарушений в уровне
действий (эти картины объединяются под общим названи-
ем апраксий, хотя удачнее было бы называть их диспрак-
сиями) характерно не только отсутствие каких-либо стой-
ких моторных выпадений — параличей, парезов и т.п., но
и каких-либо стабильных расстройств координации в об-
щеупотребительном значении этого слова. При апрактиче-
ском нарушении страдает не координация двигательного
акта, а его реализация. При наличии полного понимания
сути и смысла возникшей двигательной задачи (этим ап-
рактик отличается от агностика, у которого подвергается
распаду самое осмышление задачи) утрачивается тот мос-
тик, который ведет от восприятия задачи к ее двигательно-
му решению. Апрактик не безрук — он только беспомо-
щен. В противоположность атактику с распадом уровня
пространственного поля, которого не слушаются собствен-
ные руки, больному описываемой категории (в случае, не
осложненном привходящими фоновыми нарушениями) по-
корны все органы, но он сам не умеет сделать посредством
их ничего, что выходило бы за пределы элементарных дви-
гательных комбинаций, доступных и высшим животным.
При этом пациент безнадежно теряет способность к приоб-
ретению или восстановлению умений и навыков, сколько-
нибудь превышающих эти элементарности. Правильно ос-
мысляя задачу, апрактик не заблуждается и относительно
своего неуспеха в ее решении: как правило, он недоволен
собой, отличаясь этим от тех душевнобольных, у которых
подобный же неуспех бывает связан с утратой критической
оценки своих действий. Итак, на фоне сохранности как
активной подвижности, так и элементарной кинетической
управляемости моторной периферии, при отсутствии ка-

ких-либо грубых потерь в силе, скорости, точности движе-
ний и т.п., налицо факт выпадения огромных континген-
тов двигательных актов и их усвояемости.
Обширные клинические наблюдения над больными это-
го рода, восходящие еще к Nothnagel и Н. Jackson и в пер-
вые глубоко проанализированнные Liepmann в 900-х го-
дах, позволяют прежде всего выделить в качестве особого
координационного уровня класс действий (иначе — пред-
метных действий, смысловых цепей и т. п.). Это выделение
вполне оправдывается четкой избирательностью выпаде-
ний двигательных актов этого класса при кортикальных
болезненных или травматических очагах с различными, но
вполне определенными локализациями. Анализ того, что
теряется при таких очагах в области двигательных коорди-
наций, а что сохраняется без ощутимых изменений, позво-
ляет отграничить уровень действий от ранее описанных
уровней и наметить его важнейшие позитивные отличи-
тельные особенности.
Рис. 70. Схема расположения на полушарии пирамидного поля 4 и пре-
моторных полей 6 (по О. Foerster)
Невозможно было бы говорить о кортикальной локали-
зации этого уровня, не разбередив попутно всю сложную
проблему кортикальных локализаций в ее целом. Все, на
что мы можем быть сейчас уполномочены, — это на выде-
ление тех полей коры, без которых нормальное функцио-
нирование уровня действий невозможно и поражения ко-
торых вызывают очерченные выше синдромы апрактиче-
ских расстройств. Как общее правило, факты связи
определенных локальных поражений в коре полушарий с
определенными же функциональными синдромами выпа-

дений доказывают только, что эти особые места пораже-
ний являются пунктами обязательного транзита данной
формы нервного процесса — узловыми станциями, без
прохода через которые эта форма нервного процесса не
имеет возможностей к реализации. Только такие пункты
обязательного транзита, очевидно, соответственно «вход-
ные» и «выходные ворота» нервного процесса данного
уровня, и могут быть сейчас указаны для локализации
уровня действий. Характерным образом эти поля группи-
руются в двух участках каждого полушария, довольно да-
леко отстоящих друг от друга. Одна группа располагается в
нижних отделах теменной доли полушария, занимая сре-
динное положение между сензорными полями зрительных
(затылочная доля) и слуховых восприятий (височная до-
ля) и полями синтетической танго-рецепторики (задняя
центральная извилина), равно как и примыкающими к
ним интермедиарными зонами. Вторая группа полей этой
системы помещается непосредственно впереди от двига-
тельного пирамидного поля 4; ее называют обычно премо-
торной зоной (группа 6а и 6b Brodmann). К нижней гра-
Рис. 71. Расположение на полушарии пирамидных полей 4 и премотор-
ных полей 6 у разных животных и их постепенная филогенетическая
дифференциация
I — еж; II — кролик; III — мартышка (по O. Foerster)

Рис. 72. Схема связей коры большого мозга с подкорковыми ядрами (по
О. Foerster),
Верхняя полоска — кора, внизу — периферические мотоневроны, сое-
диненные с мышечными единицами, — мотоны. Римские цифры от III
до XII — ядра черепно-мозговых нервов. N.R. — красное ядро; N.J. —
ядро Льюиса; S.N. — substantia nigra; N.D. — зубчатое ядро мозжечка;
N. Deit — ядро Дейтерса; N. — caud. — хвостатое ядро (striatum); Pall. —
pallidum
нице премоторной зоны примыкает вплотную поле «двига-
тельного центра речи» Брока (рис. 47, 70 — 72).
Первая группа полей тесно связана и анатомически, и
функционально с афферентационными, первичными и
вторичными, полями осязания, слуха и зрения, между ко-
торыми она и залегает. Что касается премоторных полей,
то их функциальная близость к эффекторике доказывает-
ся уже тем, что электрические раздражения обнаженной
поверхности коры в их области дают движения отдельных
частей тела, чего никак не получается при раздражениях в
теменной области. Эффекты раздражения премоторных
полей отличаются от эффектов прямого раздражения пи-
рамидной зоны более высокими порогами, ярко выражен-
ными явлениями суммации раздражений, облегчения и ос-
таточного разряда, значительной временной задержкой
наступления двигательной реакции на раздражения и, на-
конец, тем, что возникающие в результате их двигатель-
ные ответы не являются изолированными эффектами с од-
ной мышцы или узкой мышечной группы (как при раздра-

жениях пирамидной зоны), а представляют собой уже сво-
его рода обломки целостных движений, синергетически
вовлекающих в реакцию как взаимно антагонистические,
так и протагонистические мышечные группы О. Vogt на-
шел, что надрез коры вдоль границы между премоторными
и пирамидными полями немедленно снимает эти эффекты,
т.е. что двигательные реакции на раздражения премотор-
ных полей возможны не иначе, как транзитом с премо-
торного поля на пирамидную систему и пирамидный эф-
фекторный путь. Миэлоархитектонические исследования
проводящих путей головного мозга показали, однако, что
премоторные поля имеют связи не только с пирамидными
полями коры, но и с паллидумом и даже с низовой ядерной
группой экстрапирамидной эффекторной системы (см.
рис. 72) (относительно связей со striatum вопрос еще не
достаточно ясен). Таким образом, премоторные поля эф-
фекторны и по местоположению, и по связям, и по эффек-
там экспериментальных раздражителей, но в то же время
не представляют собой эффектора не только прямого и яс-
ного типа, как, например, гигантоцеллюлярный пятый
слой пирамидного поля, но и осложненного иерархической
многоэтажностью, как striatum. Тем не менее, как будет
показано ниже, то, что распадается при теменных очагах,
явно представляет собой афферентационные функции sui
generis, а те отправления, которые испытывают наиболее
яркий ущерб при разрушении премоторных полей, очень
близки по своему смыслу к эффекторике, но только рас-
крывают это понятие в совсем новом и своеобразном содер-
жании. Положение премоторных полей в функциональном
отношении напоминает положение полей 18 и 19 зрительной
области: это, так сказать, вторичные эффекторные зоны.
Очерк локализации кортикальных аппаратов уровня
действий страдал бы существенным пробелом, если бы мы
не упомянули здесь же еще об одной важной ее черте. Не-
обходимой зоной для обеспечения отправлений уровня
действий является левая нижне-теменная область, связан-
ная по закону, общему для всей коры полушарий, с правой
стороной тела. В прямой связи с этим в уровне действий
впервые отчетливо проступает неравнозначность обеих
сторон тела, т. е. праворукость (или леворукость). В уровне
пространственного поля, а еще более в нижних уровнях В
и А эта функциональная неравнозначность незаметна.1
1 Как будет подробнее показано в гл. VII, в результате резкого преоблада-
ния взрослого человека уровня действий и его двигательных контингент-

Как было указано в предыдущей главе, для движений
уровня пространственного поля очень легко осуществляет-
ся викарная подстановка одной руки вместо другой. В
уровне действий и общая сноровка каждой руки, и наде-
ленность их теми или другими частными приобретенными
при жизни навыками могут быть очень разными по качест-
ву и составу, что может пригодиться как вспомогательный
признак для распознавания принадлежности двигательно-
го акта к уровням С или D: навыки, относящиеся к уровню
действий и опирающиеся на его ведущие афферентации,
не дают, как правило, легких переносов или викариатов из
одной руки в другую.
Обращаемся к функциональному анализу описываемо-
го уровня. Как и в предшествующих разделах, мы дадим
вначале характеристику его афферентации, затем общий
очерк определяющих свойств его двигательных отправле-
ний, и только обзор характеристических функциональных
выпадений будет целесообразнее в очерке данного уровня
предпослать перечню его нормальных целостных двига-
тельных актов.
Ведущая афферентация уровня действий D есть пред-
мет. Очевидно, причисление предмета к разряду афферен-
таций подразумевает очень широкую трактовку последне-
го термина. Психологический образ предмета представля-
ет собой результат гораздо более глубоких обобщений и
гораздо более сложной синтетической связи между сензор-
ными и мнестическими составляющими, нежели синтез,
описанный в предыдущем разделе под названием про-
странственного поля.
Ведущим мотивом в уровне действий является собст-
венно не предмет сам по себе, как геометрическая форма,
как нечто с определенной массой, консистенцией и т.п.
(см. об этом ниже), а смысловая сторона действия с пред-
метом — все равно, фигурирует ли предмет в этом дейст-
вии как его объект или еще и как его орудие. Именно этот
мотив разрушается при так называемой агностической
(иначе — идеаторной) апраксии, о которой будет подроб-
нее сказано в последующем тексте. Афферентационными
тов над всеми другими уровнями построения постепенно создается об-
щий перевес развития доминантной стороны двигательного аппарата
над субдоминантной: перевес силы, быстроты и т.п. правой руки над
левой, что сказывается затем уже вторичным порядком и на движениях
низших уровней.

системами описываемого уровня являются те функцио-
нальные системы, которые осмысляют чувственно предъ-
явленный предмет и определяют, что именно и в каком
цепном порядке можно и нужно делать с этим предметом.
Для последующего анализа целесообразно ввести два
понятия, созданные невропатологами и обладающие не-
сомненной эвристической ценностью: понятия смысловой
структуры действия и его двигательного состава. Смыс-
ловая структура двигательного акта определяется содер-
жанием возникшей задачи и, в свою очередь, сама опреде-
ляет тот сензорный или сензорно-гностический синтез, ко-
торый адекватен задаче и может обеспечить ее
разрешение, и тем самым определяет и созвучный этой
задаче ведущий уровень построения. Двигательный состав
действия есть уже результат столкновения между собой,
как бы итог подстановки в некоторое общее уравнение,
двигательной задачи и кинетических возможностей, нахо-
дящихся в распоряжении организма для ее решения. Дви-
гательный состав включает в себя и перечень последова-
тельных элементов цепи, если речь идет о цепном дейст-
вии, и определении двигательных приемов,
соответствующих этим элементам, и фоновый состав си-
мультанных компонент сложного движения. Двигатель-
ный состав определяется и биомеханическим устройством
рычагов и кинематических цепей тела, и иннервационны-
ми ресурсами, и фактическим инвентарем сензорных кор-
рекций и, наконец, орудием, которое может быть примене-
но для выполнения потребовавшегося действия. Таким об-
разом, двигательный состав есть функция как задачи, так
и ее исполнителя. Одну и ту же задачу быстрого перемеще-
ния в пространстве человек решает спринтом (или велоси-
педной ездой и т. п.), лошадь — галопом, птица — полетом
и т.д. Выявление и формирование двигательного состава
движений и действий рассматриваются в гл. VIII.
После этого небольшого отступления обратимся к
смысловой структуре действий рассматриваемого здесь
класса, поскольку она самым непосредственным образом
связана с афферентационной стороной работы уровня, так
же как двигательный состав действий неразрывно слит с
его эффекторной частью.
Название «предметных действий», часто присваивае-
мое смысловым цепям уровня D, несомненно, оправдано
подавляющим процентом в этом уровне актов, имеющих

по самому их существу дело с предметом. В этом проявля-
ется характерное для психологической иерархии уровней
постепенное возрастание их объективации, направленно-
сти на активное, изменяющее мир взаимодействие с по-
следним. Предметность как свойство координационных
контингентов движений неуклонно «энцефализируется». В
удел низовым уровням параллельно с переходом их во все
возрастающей мере на служебные, фоновые рельсы доста-
ются преимущественно «проприомоторные» движения и
компоненты, обуздывание и мобилизация собственного те-
ла, представляющего по мере увеличения его подвижности
и возрастания утонченной сложности предъявляемых к не-
му требований все большие трудности для управления.
Бесспорно и то, что сами по себе контингенты движений
становятся по ходу эволюции все более предметными; роль
руки в этом процессе оттенена в достаточной мере осново-
положниками современного научного мировоззрения.
Предмет фигурирует в двигательных актах уровня дейст-
вий и как объект для манипулирования с ним, и как орудие
действования, и, наконец, как символ, облегчающий и
конкретизирующий отвлеченные действия: чертеж, шах-
матная фигура, написанная буква или иероглиф и т.д. Не-
сомненна, впрочем, принадлежность к этому же уровню и
целого ряда совсем беспредметных действий (если только
не расширять до неимоверности пределы понятия предме-
та): спортивных игр, тактических боевых действий и т.п.
Большой интерес для учения о координации представ-
ляет далеко еще недоисследованная особенность предмет-
ных действий, выражающаяся в ведущей роли захватывае-
мой предметом при подобных действиях, и свидетельству-
ющая о чрезвычайно глубоких, всецело ускользающих от
сознания, координационных перешифровках. Когда пред-
мет фигурирует в качестве инструмента при высокоавто-
матизированной привычной работе, он прямо переживает-
ся исполнителем действия как органическая часть собст-
венного тела, вплоть до иллюзии активного, ведущего
управления движениями, как будто бы исходящего из это-
го инструмента.
Предмет сам по себе существует в пространстве и во
времени. Точно так же и смысловая сторона действования
с этим предметом содержит в себе смысловое восприятие и
расчленение пространства, в котором организуется дей-
ствие, и синтетическое переживание времени, в котором

Рис. 73. Наверху — ряд разновидностей топологического класса пятико-
нечной звезды; внизу — одна замкнутая фигурка, не принадлежащая к
этому классу, и серия представителей топологического класса буквы А
строится последовательность и смысловая связь элементов
цепного действия. Афферентация уровня действий вклю-
чает в себя и синтетическое пространство, и синтетическое
время, но в совершенно другом виде, с другими характери-
стиками, нежели те, с какими они встречались на нижеле-
жащих уровнях построения. Очерк изменений и осложне-
ний обеих этих психо-физиологических категорий при
восхождении к уровню действий поможет яснее выделить
их особенности, присущие этому уровню.
Уже в предыдущем разделе была рассмотрена эволю-
ция синтеза «пространства» от самых низовых уровней
до верхнего подуровня пространственного поля. Подробно
проанализированное там пространство этого последнего
подуровня, полностью экстраецированное, метричное (т.е.
наделенное масштабом) и геометричное (т.е. содержащее
компоненты геометрической формы и геометрического
подобия), представляет собой самое объективированное из
«пространств», присущих различным уровням построения
движений. Оно опирается на филогенетически наиболее
новую и наиболее совершенную рецепторику по сравне-
нию с нижележащими уровнями и притом строится в са-
мых периферических системах коры по сравнению с выше-
лежащими уровнями, уже более абстрагированными и бо-
лее далекими от первичного сензорного материала.
Пространство, в котором организуются предметные
действия, обладает целым рядом особенностей, оказываю-
щих влияние не только на структуру общего ведущего аф-
ферентационного синтеза этого уровня, но и на само коор-

динационное построение протекающих в нем движений.
Уже на уровне С2 наметился отрыв от несмещаемой коор-
динаты (возможность срисовывания вместо обрисовывания
по типу С2 и от неизменного масштаба (появление под-
обия вместо конгруентности, характерной для С1). На
уровне действий абстрагирующее преобразование про-
странства идет еще дальше. Вместо геометрической формы
появляется схема, т. е. метрические, размерные соотно-
шения заменяются топологическими, качественными
соотношениями. Пространство предметного уровня теря-
ет в конкретности, но зато выигрывает в упорядочении,
осмыслении, выделении существенного по сравнению с
уровнем пространственного поля. В нем выделяются и ор-
ганизуются качественные понятия замкнутой и разомкну-
той фигуры, представления «над» и «под», «вне», «внутри»,
«между» и т.п. Происходит то, что психологи называют
категориальной организацией пространства, и то, что
обозначается нами здесь как возобладание топологической
смысловой схемы над геометрической формой.
Во всяком геометрическом образе мы можем различать
его топологию и его метрику. Топологией геометрическо-
го объекта следует называть совокупность его качествен-
ных особенностей, вне зависимости от его величины, фор-
мы, той или иной кривизны его очертаний и т.д. К тополо-
гическим свойствам линейной фигуры нужно относить,
например, следующие: замкнутая это фигура или незамк-
нутая, пересекают ее линии сами себя, как в восьмерке,
или не пересекают, как в окружности, и т.д. Кроме этих
свойств, лишенных в своем определении какого бы то ни
было признака количества, мы должны будем в нашем ас-
пекте отнести к топологическим свойствам и такие, кото-
рые включают в себя число, по-прежнему не включая, од-
нако, никакой меры. К таким свойствам можно отнести,
например, четырехугольность, принадлежность к типу пя-
тиконечной звезды и т.п. Все фигуры верхнего ряда на рис.
73 принадлежат к одному и тому же топологическому
классу, будучи при этом совершенно несходными между
собой в отношении метрики. Действительно, все они име-
ют по пяти углов, или лучей, все содержат по пяти пересе-
чений составляющих их линий и т.д. Фигура 6 того же
рисунка относится уже к другому классу, содержа четыре
угла и одно пересечение, обладая в то же время общностью
с первыми пятью фигурами по признаку замкнутой фигу-

ры с пересекающимися линиями. Для характеристики то-
пологических свойств этого рода на знакомом и привычном
примере следует указать, что каждая буква печатного
шрифта есть отдельный топологический класс, причем к
единому классу буквы «А» принадлежат, очевидно, про-
писные буквы «А» всех размеров шрифта, очертаний, гар-
нитур и т.д., если только пренебречь некоторыми добавоч-
ными черточками чисто каллиграфического значения. На-
рисованные мелом фигуры «игры в классы», каждую весну
во множестве появляющиеся на тротуарах, — тоже пред-
ставители одного и того же топологического класса для
каждой разновидности игры, и при этом совершенно неза-
висимо ни от масштаба рисунка, ни от уменья рисовавше-
го. Привычная схема, по которой данный ребенок рисует
«дом» или «человека», также обычно есть определенный
топологический класс — и не более того.
Именно эти-то категории, целиком принадлежащие то-
пологии, а не геометрической метрике, определяют собой
свойства пространственного синтеза уровня D. Как раз
очень выразительным проявлением примата топологиче-
ской схемы над формой в описываемом уровне служат эле-
менты двух характернейших его отправлений: буква в ее
написании и речевой звук в его фонетической реализации.
Обращаясь к букве как объекту, более осязаемому и удоб-
ному для характеристики, отметим, что не только ее смыс-
ловая суть зависит исключительно от топологии взаимного
расположения ее штрихов, а не от геометрических призна-
ков, но и движения при ее написании столь же топологич-
ны, не связаны ни с метрикой размера, ни с метрикой фор-
мы и геометрического подобия.
В связи со сделанным выше анализом эволюции аффе-
рентационного пространства, стиль которого на каждом из
уровней через сензорные коррекции определяет и стиль
получающихся на нем движений, заслуживает внимания
одно интересное явление. Выше уже было указано, что ав-
томатизация движения состоит в переключении ряда коор-
динационных фоновых компонент движения в нижележа-
щие уровни, что связано и с их переключением на другие
афферентации. Отсюда следует, что в частном, но очень
распространенном случае автоматизации фоновых компо-
нент вниз, на уровень синергий, эта автоматизация долж-
на сопровождаться заменой зрительной афферентации на
осязательно-проприоцептивную, т.е. выключением зри-

тельного контроля над соответствующей компонентой.
Логика требует, если наша обобщенная трактовка автома-
тизации верна, чтобы существовали и такие случаи авто-
матизации (на этот раз связанные с передачей из уровня
действий вниз на уровень пространственного поля), при
которых ее наступление сопровождалось бы не снятием, а,
наоборот, включением зрительных коррекций. Действи-
тельно, такие случаи существуют. Нормальный взрослый с
обычным для нормы резким преобладанием предметного
уровня рисует всегда схемы, а не формы — то, что он ос-
мысляет и обобщает, а не то, что он видит. Поэтому чело-
веку, обучающемуся рисовать, приходится учиться видеть
окружающий мир таким, каким он фактически рисуется
на его сетчатке, учиться смотреть на натуру и воспроизво-
дить ее в правильном освещении и перспективе, а не ос-
мыслять натуру и рисовать вместо нее идеограммы, как
делают все, не умеющие рисовать. Приобретение уменья
или навыка рисования с натуры — очень показательный
случай такой автоматизации процесса, строящегося на
уровне действий, самая суть которая как раз и состоит в
уменье включить оптический контроль. Разумеется, он ис-
пользуется у умелых рисовальщиков бессознательно, как
это и подобает всякому автоматизированному акту.1
Не умножая примеров, необходимо прибавить к харак-
теристике пространственного синтеза уровня действий еще
только две вещи.
Во-первых, не только в плане афферентации, но и в
плане управляемой ею эффекторики пространство уровня
D строится по принципу топологической схемы, а не гео-
1 Художник И. Грабарь сообщает в своих воспоминаниях о натурном
классе Академии художеств очень характерный эпизод: «одному из ри-
совавших здесь Павел Петрович (известный художник-педагог П. П.
Чистяков) упорно не хотел давать указаний, избегая заглядывать в его
рисунок. Тот решился, наконец, спросить, почему он ему не скажет
чего-нибудь, и получил такой ответ:
— Да что говорить-то? У вас есть дома прислуга?
— Есть.
— Ну больше ничего и не надо. Возьмите натурщика, посадите прислу-
гу сзади себя и только велите через каждые пять минут повторять: «Ба-
рин, поглядите на натуру». Только и всего. Мигом она вас научит. А то
ведь вы все от себя рисуете, на натуру-то и не смотрите» (Грабарь И.
Моя жизнь. М., 1937. С. 101).
Если такие замечания возможны в натурном классе Академии худо-
жеств, да еще в эпоху самого разгара реалистических устремлений в
живописи, то что же говорить о простых смертных?

метрической формы. Это не значит, конечно, что движе-
ния, поднявшиеся до этого уровня, обязательно перестают
быть метричными, а значит только, что все, вносимое в
движения этим уровнем, топологично, а не метрично.
Если в уровне действий встречаются метричные движения,
это говорит о том, что в них для обслуживания какой-либо
фоновой компоненты участвует уровень пространственно-
го поля. Но разница с самостоятельными движениями в
уровне С та, что эти последние движения не могут не быть
метричными (иначе это уже распад уровня С, атаксия),
тогда как двигательные акты уровня действий не метрич-
ны, как правило, и метричны только в упомянутых част-
ных случаях. Почерк не метричен — об этом уже упомина-
лось. Не метрично снимание шляпы, закуривание папиро-
сы, изображение домика или человека. По самому
глубокому своему существу топологично, а не метрично
завязывание и развязывание узла, надевание резинового
колечка на коробку, набирание кружкой воды из водовме-
стилища и т.п. Во всех этих случаях вопрос об успехе дви-
жения решается по его качественному (топологическому),
а не метрическому результату: узел вышел или не вышел,
колечко наделось или прошло мимо, кружка попала в ван-
ну или нет, пролила набранную воду или нет и т.п. Поэто-
му получается, что у атактика, испытавшего распад уров-
ня пространственного поля, значительная часть движений
уровня действий не гибнет, и страдают только те предметы
действия, которые существенно нуждаются в метрических
фонах из уровня С.
Во-вторых, описанное сейчас качественное, смысловое
преобразование пространства, свойственное уровню дейст-
вий, тесно связано с формированием самого понятия пред-
мета. Оно совершается не беспричинно и абстрактно, а
представляет собой одну из сторон эволюции геометриче-
ского (зрительного или осязательно-проприоцептивного)
образа — цветного, весомого, смещаемого и т.п. — в обоб-
щенный смысловой образ вещи или предмета. Для геомет-
рического образа существенна его форма и метрика; для
предмета то и другое весьма второстепенно. Бесспорно,
метрика является определяющей для таких предметов спе-
циального назначения, как линейка, лупа, лезвие ножа,
транспортир. Но что существенно, например, для чашки
как объекта для смысловых манипуляций? Ни ее ширина,
ни высота, ни обладание круглой или квадратной формой

не имеют существенного значения; ей важно иметь сплош-
ные стенки, целое дно и ручку — все признаки чисто топо-
логические. По этим признакам каждый ребенок осмыслит
чашку, даже если перед этим он никогда не встречал ча-
шек с подобной метрикой, и сумеет правильно применить
ее по назначению. Что существенного содержится в метри-
ке таких предметов, как бутылка, вилка, шпилька, моло-
ток, пуговица, карандаш? Конечно, каждый из нас испы-
тал бы мало удовольствия, если бы его обули только в топо-
логический, но не метрический ботинок, — но уже было
упомянуто о значимости в некоторых ситуациях метрич-
ных фонов.
Время проделывает не меньший путь развития от уров-
ня к уровню, но его эволюция изучена меньше. В уровне
синергий оно всего яснее проступает как ритм (т.е. как
временной узор); в уровне пространственного поля — как
момент (например, при прицеливании), синхронность,
длительность, скорость. В уровне действий оно выступает
Рис. 74. Кистевой активный охватывающий протез Bethe, построенный
им по принципу «скользящего сопряжения»
как смысловая или причинная последовательность; как

связь сукцессивных элементов цепи, из которых слагается
действие. Время организуется в предметном уровне тоже
не метрически, а топологически или категориально: в нем
откристаллизовываются элементы «прежде», «потом»,
«post hoc» и «propter hoc».
Эволюция взаимоотношений пространственных и вре-
менных синтезов с афферентными и эффекторными систе-
мами соответственных уровней складывается существенно
по-разному. Пространственные синтезы на всех уровнях
теснее связаны с афферентацией. На уровне С они образу-
ют объективированное внешнее поле для упорядоченной
экстраекции чувственных восприятий. На уровне дейст-
вий они создают предпосылки для смыслового упорядоче-
ния мира, помогая вычленению из него объектов для ак-
тивных манипуляций. Так из афферентации вырастает
(субъективное) пространство, из пространства — предмет,
из предмета — наиболее обобщенные объективные поня-
тия. Наоборот, временные синтезы на всех уровнях стоят
Рис. 75. Схема Bethe, изображающая сущность механизма «скользяще-
го сопряжения» (der gleitenden Kopplebg), примененного им для кисте-
вого протеза
ближе к эффекторике. На уровне синергий они влиты в
самый состав движения, воплощая его ритмовую динами-

ку. На уровне пространственного поля они определяют
скорость, темп, верное мгновение для меткого активного
реагирования. На уровне предметного действия время пре-
творяется уже в смысловую связь и цепную последователь-
ность активных действий по отношению к объекту. Из эф-
фекторики вырастает таким путем (субъективное) время,
из времени — смысловое действие; из последнего на наибо-
лее высоких уровнях — поведение; наконец, верховный
синтез поведения — личность или субъект. Здесь пред-
ставляет бесспорный интерес то обстоятельство, что, со-
гласно закону Bell и Magendie, не только у древнейшего
(спинного и стволового) мозга афферентационной сторо-
ной является его спинная (у человека — задняя) сторона,
но и кортикальные поля, как связанные непосредственно с
сырой рецепторикой, затылочные, височные и заднецент-
ральные, так и интермедиарные поля теменной доли, свя-
занные со смысловой организацией категорий пространст-
ва и объекта, заполняют собой задние же половины боль-
ших полушарий. Таким образом, эволюционная цепочка
«афферентация пространство метрическое и топологиче-
ское — вещь — объект в его наивысшем обобщении» с са-
мого начала и до конца остается связанной с задними отде-
лами мозга. Наоборот, цепочка «эффекторика — время —
субъект» точно так же на всех уровнях проявляет более
близкое системное сродство с передними, эффекторными
отделами мозга и сильнее дезорганизуется при соответст-
венно локализованных болезненных очагах. Это своеоб-
разное развитие и продолжение закона Bell и Magendie
находит свое отражение и в локализации рабочих аппара-
тов уровня действия, как будет вскоре показано.
Точно так же, как пространство и время, предмет не
впервые появляется на сцену в двигательных актах уровня
действий. Наоборот, взаимоотношения движущегося орга-
на с предметом имеют по необходимости место на всех
уровнях построения, но только строятся во всех них по-
разному. Это стоит отметить хотя бы для того, чтобы пре-
достеречь от причисления к уровню действий при система-
тизации движений или диагностике их нарушений того,
что к нему безусловно не относится.
Схватывание и держание предмета встречаются у чело-
века уже на самом низовом уровне построения — на рубро-
спинальном уровне A, начиная от тонических фиксаций,
наблюдаемых у новорожденного ребенка с первых же дней

жизни (см. гл. VII). Уже не в роли ведущего уровня, как у
младенца, а в порядке реализации фонов уровень А участ-
вует в акте схватывания и держания предмета и у взросло-
го. Именно он обеспечивает то безукоризненное обхваты-
вание, облегание вещи пальцами при любой форме, кото-
рое навело Bethe на практически ценную мысль об
устройстве обхватывающего кистевого протеза (рис. 74 и
75), но при этом на неправильное теоретическое обобще-
ние. Он был не прав в том, что сблизил этот механизм
приспосабливания кисти к форме вещи, механизм «сколь-
зящего сопряжения», не с явлениями пластического или
текучего юкскюллевского тонуса, как бы следовало, а с
механизмами компенсационного приспособления при ло-
комоциях, которые, как мы видели, реализуются гораздо
выше, уже на уровне пространственного поля. Это привело
к попытке отождествления двух механизмов, ни анатоми-
чески, ни функционально не имеющих между собой ничего
общего, и отдалило Bethe от правильного решения вопроса.
Уровень синергии участвует как фон в целом ряде пред-
метных движений — либо косвенно, через поддерживание
локомоции, в свою очередь играющей роль фона в пред-
метном действии, либо в порядке осуществления прямой
фоновой синергии. Однако непосредственно с предметом
как таковым этот уровень общается мало. Явственные
предметные компоненты мы находим вновь только в уров-
не пространственного поля. Предмет представлен в этом
уровне очень разнообразно.
Во-первых, он фигурирует в нем как пункт для прило-
жения сил, как физическое тело, нечто весомое и смещае-
мое. Мяч в спортивной игре,1 ядро или диск в соответству-
ющих упражнениях — это не предметы, как объекты или
орудия действования из уровня D, а вещи из уровня про-
странственного поля, обладающие определенной формой и
консистенцией, весомые и смещаемые, в сущности, — ма-
териальные точки, в качестве каковых их и приходится
очень часто рассматривать в биомеханике.
Во-вторых, предмет в уровне пространственного поля
— это нечто такое, что можно взять, достать, положить,
принести, забросить, засунуть, выхватить. В этом направ-
лении очень интересны наблюдения над животными, для
1 Спортивная игра как целое строится уже в уровне действий; здесь речь
идет об отдельных сукцессивных эпизодах действий с мячом.

которых уровень действий или вовсе недоступен, или тру-
ден. Если курица видит корм, находящийся за решеткой,
то она в состоянии реагировать на него только в уровне
пространственного поля, т.е. бесплодно рваться к нему по
оптической прямой кратчайшего расстояния. Собака или
обезьяна уже довольно легко переключается в подобном
случае на уровень предметного (цепного) действия, идет
не к объекту, а прочь от него, туда, где в решетке есть
калитка, т.е. включает в свое поведение два последова-
тельных взаимно обусловленных акта, первый из которых
имеет мотивы не пространственные, а смысловые отноше-
ния. Высшие обезьяны способны в аналогичной ситуации
подняться до применения орудия (например, сходить за
палкой). Но та же обезьяна, прежде чем произвести что-ли-
бо с предметом на уровне действий (например, соорудить
башню из ящиков, чтобы достать высокоподвешенный плод),
будет некоторое время бесплодно (на этот раз буквально)
подпрыгивать и рваться к нему, пытаясь схватить его по пря-
мой линии на уровне пространственного поля.
В-третьих, к уровню пространственного поля прихо-
дится причислить и некоторые случаи манипулирования с
предметом, т.е. случаи, которые по первому взгляду прямо
напрашиваются на причисление их к уровню действий.
Получив, например, в руки деревянное разъемное яйцо,
полуторагодовалый ребенок (здесь приходиться точно ого-
варивать возраст) или высшая обезьяна способны осмыс-
лить его как вещь, которую можно и которую стоит рас-
крыть. Их афферентации, таким образом, начинают уже
подбираться вплотную к уровню действий. Но и ребенок, и
обезьяна подходят к решению возникшей задачи чисто ге-
ометрически: раз яйцо раскрывается в стороны, значит для
раскрытия надо и тянуть его половинки прямо в стороны.
Это и предпринимается с напряжением всех сил, что не-
редко приводит в результате к тому, что как половинки
яйца, так и его содержимое разлетаются во всех направле-
ниях. Движения обоих ведет геометрический образ рас-
крывающегося яйца, а не предметный опыт, который мог
бы подсказать им гораздо более надежные приемы откры-
вания, расходящиеся с этим геометрическим образом (по-
качивание, откручивание и т.п.). Только тогда, когда это
будет постигнуто, можно будет говорить о том, что дейст-
вие открывания переключилось на предметный уровень.
Итак, целый ряд случаев общения с предметом надо с

самого начала исключить из описи движений, ведущихся
на уровне действий: в первую очередь движения хватки,
не только простой пластической (держание яблока, коль-
ца, ручки чемодана и т.п.), но и квалифицированной хват-
ки рабочего инструмента, и, далее, все те формы обраще-
ния, в которых предмет фигурирует как материальная
точка в пространстве или ведет движение как геометри-
ческий образ. Все эти движения и расстраиваются при по-
ражениях соответствующих низовых уровней, в то время
как при них всегда уцелевают те из движений предметного
уровня D, в которых фоны пространственного поля прини-
мают лишь второстепенное участие, например движения
одевания, умывания, утирания полотенцем, открывания
коробки и т.п.
Прежде чем обратиться к перечням конкретных целост-
ных двигательных актов уровня действий, мы должны крат-
ко резюмировать их общие характерные черты при полно-
ценной работе соответствующих отделов центральной нерв-
ной системы — общую характеристику тех двигательных
действий, которые можно было бы назвать «праксиями».
Движения в уровне предметного действия представля-
ют собой смысловые акты, т.е. это не столько движения,
сколько уже элементарные поступки, определяемые смыс-
лом поставленной задачи. Надеть и застегнуть пальто,
смазать лыжи мазью, загнать футбольный мяч в ворота
противника, культурно съесть яйцо, запечатать письмо в
конверт, очинить карандаш, обстругать плоскость доски —
вот ряд примеров простейших предметных действий; и
каждое из них представляет собой совокупность движе-
ний, которые в целом решают определенную смысловую
задачу. В преобладающем числе случаев эти действия
строятся как сукцессивные цепи, более или менее сложные
по составу и имеющие в качестве связей между составляю-
щими элементами не пространственные (кинетические,
геометрические), а смысловые мотивы, не сводимые к про-
стым перемещениям вещей в пространстве или преодоле-
ванию сил.
В случаях, когда действие на уровне D является подо-
бным цепным процессом, среди движений-звеньев, обра-
зующих его двигательный состав, можно по большей части
вычленить ведущие движения-звенья, реализующие суще-
ственные смысловые этапы действия, и вспомогательные
или фоновые, играющие второстепенную по смыслу, но

нужную служебную роль. Такими вспомогательными дви-
жениями-звеньями являются прежде всего всякого рода
возрастные холостые движения (пиление, строгание, реза-
ние, штрихование и пр.) и движения замаха (ударные ра-
бочие операции), а затем и многочисленные самостоятель-
ные сукцессивные звенья подсобного назначения: взять
орудие и опять отложить его по использовании, придви-
нуть вещь, придержать, смахнуть рабочие отходы и т.п.
Признак вариативности проявляется в актах этого
уровня новым и очень характерным образом. Для уровня В
показательным являлось почти полное отсутствие вариа-
тивности траекторий и поз, т.е. стойкая связь между сутью
данного движения и его пространственно-кинематическим
рисунком, подкрепленная еще во многих случаях явлени-
ем динамической устойчивости. На уровне С мы встрети-
лись уже с явлением широкой допускаемой взаимозаменя-
емости поз и траекторий и даже взаимозаменяемости ис-
полнительных органов при точном, или инвариантном,
отношении только к финальным, целевым координатам. В
уровне действий вариативность, или взаимозаменяемость,
идет еще дальше. И локализация уровня действий в коре,
принесшей с собой в нервную физиологию максимальные
возможности переключаемости и экстомпоральности, и ве-
дущая роль в данном уровне смысловой стороны более или
менее сложных манипуляций с предметом — все сообща
ведет к огромному возрастанию в нем приспособительной
вариативности. Даже в наиболее привычных, профессио-
нальных, высокоавтоматизированных действиях в двух
последовательных одинаковых операциях кряду не повто-
ряются в точности ни номенклатура последовательных
звеньев цепи, ни их порядок, ни число повторений отдель-
ных звеньев. Здесь легко заменяются одни другими не
только траектории или исполнительные органы, но и це-
лые звенья цепи, которая реализует данное действие. Если
мастеру нужно согнуть по длине вдвое узкую полоску жес-
ти, то цепочка его движений в целом ведется требуемым
результатом, самые же движения-звенья цепочки могут
бесконечно разнообразиться. Он попробует сделать сгиб
руками или плоскогубцами, в тисках или без них, посту-
чит или не постучит по сгибу молотком (сперва еще достав
его из шкафа посредством движения из инвентаря уровня
пространственного поля), придавит или придержит изде-
лие тем или другим приемом и жестом и т.п. Не говорим

уже о том, что все имеющееся в предметном действии не от
метрики, а от топологии (т.е. как раз самое характерное
для этого уровня) по самой сути предполагает вариатив-
ность или индифферентность по адресу точной пространст-
венной координаты. Неизменной и строго выдерживаемой
остается всегда только основная, результативная суть дей-
ствия, и как раз во имя ее максимально строгого выдержи-
вания все вспомогательные, фоновые компоненты лавиру-
ют и приспособляются в очень широких пределах. Однако
в этой переключаемости и вариативной взаимозаменяемо-
сти элементов нельзя не заметить двух очень существен-
ных и характерных ограничений, каждое из которых скры-
вает за собой целую физиологическую проблему. Мы вер-
немся к этому вопросу несколько ниже в связи с анализом
двигательного состава действий.
Одна особенность движений в предметном уровне, тес-
но связанная с рассмотренной выше смысловой организа-
цией пространства, дает для них признак, правда, лишь
негативный, но зато очень выразительный и часто хорошо
пригодный для распознавания движений предметного
уровня и для уловления момента его онтогенетического
вызревания над более ранним по генезу уровнем простран-
ственного поля. Дело в том, что движение в предметном
уровне ведет не пространственный, а смысловой образ, и
двигательные компоненты цепей уровня действий дикту-
ются и подбираются по смысловой сущности предмета и
того, что должно быть проделано над ним. Поскольку же
эта смысловая сущность далеко не всегда совпадает с гео-
метрической формой, с пространственно-кинематически-
ми свойствами предмета, постольку среди движений-
звеньев предметных действий вычленяется довольно высо-
кий процент движений, ведущих не туда, куда
непосредственно зовет пространственное восприятие и ос-
мысление предмета. Выше, при разборе предметных дви-
жений уровня пространственного поля было уже приведе-
но несколько примеров двигательных актов, в которых
движение ведется пространственным образом; в одних из
движений этого рода уровень пространственного поля ока-
зывался достаточным и адекватным, в других — приводил
к полному или частичному неуспеху всего предприятия.
Процедура споласкивания кисточки в стакане с водой при
рисовании на бумаге, открывания подъемной крышки шка-
тулки путем прижатия ее книзу, извлечения винта из до-

ски посредством не вытаскивания, а вращения его, повора
чивания лодки против часовой стрелки путем поворота ру
левой пластины по часовой стрелке — все это примеры
сукцессивных составляющих, ведущих «не туда», расхо
дящихся с прямой геометрической логикой действия
предметом. Совершенно правильна забота конструкторов в
том, чтобы в сложных механизмах геометрическая логик
рычагов управления совпадала с предметной, технологи
ческой логикой: прекрасным примером могут служить хо
тя бы органы управления современных самолетов. Впро
чем, автоматизируемость предметных актов, постоянно
изобилующих компонентами из категории «не туда», так
велика, а описанная выше иллюзия непосредственного
срастания своих органов с органами машины или инстру
ментом так действенна, что были, например, случаи, когда
летчики времен первой мировой войны, до стандартизации
летательных машин, с удивлением узнавали от механи
ков, что схема управления того самолета, на котором он
только что впервые в жизни летали, прямо противополож
на общепринятой и привычной им за весь их предыдущий
стаж.1 Выучиться ездить на велосипеде, скрестив рук
так, чтобы правая кисть держала левую ветвь рулевой вил-
ки, а левая — правую, гораздо легче, чем может показать
ся на первый взгляд.
Итак, в отношении к предмету смысл действия уровня
D состоит уже не в его перемещениях, а в гораздо более
разнообразных и сложных формах изменения окружаю-
щей действительности. Зажигание спички, бритье, стирка
варка пищи, чистка башмака — в быту, изоляция электро-
проводки, крашение, сварка, заклепка, шлифовка и т.п. —
на производстве представляют собой примеры простейших
действий, результат и смысл которых явственно выходят
за пределы перемещения вещей в пространстве. Произвол-
ственные процессы особенно очевидны в этом отношении
не нуждаются в отдельной мотивировке. Орудие, как
предмет, мыслимо и на уровнях ниже предметного (напри-
мер, крокетный молоток, теннисная ракетка, хоккейная
клюшка и т.п.), и то новое, что вносится в движения пред-
метным уровнем, состоит не столько в факте применения
орудия, сколько в способе и задаче этого применения.
1 Такой случай был сообщен мне профессором С.Г. Геллерштейном, ко-
торому я выражаю мою благодарность.

Не менее характерными чертами обладают двигатель-
ные акты уровня действий и в отношении их двигательно-
го состава. Прежде всего привлекает к себе внимание
большая и специфическая упражняемость действий, их
высокая автоматизируемость и свойственность этим ак-
там явления, получившего в литературе обозначения вы-
сших автоматизмов, предметных навыков, сноровок,
stilled movement, Handfertigkeiten и т.п. Эти сноровки, или
высшие автоматизмы, настолько многочисленны, настоль-
ко широко присущи и бытовым, и профессиональным дей-
ствиям, наконец, настолько своеобразны по их качествам,
что возникает настоятельное предположение, не представ-
ляют ли они собой все в совокупности особого координаци-
онного уровня, фонового по отношению к обслуживаемому
ими уровню смысловых цепей — действий, но расположен-
ного выше всех ранее описанных. Бесспорно, что эти сно-
ровки никогда сами по себе не являются предметными
действиями, т.е. не содержат в себе определяющей смыс-
ловой компоненты. Это подтверждается и тем, что при аг-
ностической и идеаторной формах апраксии они могут
полностью сохраняться, но при этом, лишенные смыслово-
го управления, приводят к абсурдным результатам. При
дементном распаде психики точно так же встречаются
вполне сохранные автоматизмы с нелепыми результатами:
старчески дементная больная прекрасно вяжет чулок с
двенадцатью пятками, пациент-шизофреник пишет ще-
гольским почерком бессмысленные персеверации букв и
т.п. Автоматизмы являются в предметном действии не
смысловыми элементами, а техническими средствами, и
это уже доказывает, что сами по себе они организуются
где-то ниже предметного уровня.
Предположение, что высшие автоматизмы образуют
свой особый уровень, подчиненный предметному, как буд-
то подкрепляется еще и тем, что они имеют и свою особую
локализацию в коре, разумеется, локализацию только в
смысле местоположения очагов, обусловливающих их вы-
падение: именно они и разрушаются при поражениях так
называемых премоторных полей коры (см. ниже), и в их
выпадении как раз и состоит то, что носит название премо-
торного синдрома. И тем не менее это предположение не-
верно, и природа всех высших автоматизмов описываемой
категории совершенно иная.
Прежде всего надо отметить, что с явлением автомати-

зации мы встречались уже и раньше, при описании работы
уровня пространственного поля, и там было установлено,
что это явление сводится к постепенно совершающемуся
переключению ряда фоновых компонент сложного двига-
тельного акта на нижележащие уровни, туда, где для них
обретаются наиболее адекватные сензорные коррекцион-
ные синтезы. Нет убедительных причин отвергать подо-
бный же механизм и для образования высших, предметных
автоматизмов.
Далее, внимательный анализ всевозможных высших ав-
томатизмов (фактически выполненный нами над большим
числом объектов при помощи циклограмметрического мето-
да), как бытовых, так и профессиональных, спортивных, во-
енных, навыка скорописи и т.д., убеждает в том принципи-
ально решающем обстоятельстве, что ни один из них не со-
держит ни в своих координационных коррекциях, ни в своем
двигательном составе ничего, что выходило бы за пределы
работы уже известных нам и ранее описанных уровней. Мы
не обнаруживаем по отношению ни к одному из этих автома-
тизмов особого сензорного синтеза, а это ведь и определяет в
самом основном наличие и состав самостоятельного уровня
построения. Ни в одном из этих высших автоматизмов не
находится каких-либо новых черт характера или стиля коор-
динационного процесса, каких-либо новых особенностей ва-
риативности, переключаемости, переноса, сбиваемости, сло-
вом, чего-либо из всех тех свойств и признаков, наличие
которых необходимо для присуждения определенному двига-
тельному контингенту степени «уровня».
Переходя от негативных аргументов к позитивным, мы
убеждаемся далее в том, что каждый высший автоматизм
обязательно носит явственные и неоспоримые черты одно-
го из уже известных нам уровней построения, начиная от
уровня С и далее книзу. Все их координации при внима-
тельном анализе изобличают в них то свойства простран-
ственного поля (например, автоматизмы удара молотком у
кузнеца, движений с напильником или ножовкой у слеса-
ря), то свойства уровня синергий (например, движения вя-
зальных спиц, смычка скрипача и т.д.), то даже свойства
рубро-спинального уровня (хватка ручки инструмента или
станка, катание пилюль и т.п.) Все критерии, по которым
мы можем в настоящее время производить анализы уров-
невой принадлежности, и на первом месте между ними,
разумеется, критерий определяющего сензорного синтеза,

«поля», неизменно приводят во всех случаях к приписке
этих двигательных компонент предметных действий в
один из нижележащих, допредметных уровней. У более
сложных автоматизмов возможно найти целую иерархию
реализующих их уровней с настоящими фоновыми струк-
турами, так сказать, второго порядка.
Как общее правило, предметный уровень не находит по-
добных сноровок, или автоматизмов, в готовом виде в ин-
вентаре нижележащих уровней и вынужден их специально
вырабатывать для осваиваемых им действий. Характерным
свойством автоматизмов этой категории является их благо-
приобретенность. Процесс их выработки имеет ряд осо-
бенностей, проливающих свет и на их центрально-нервную
структуру. Осваиваемый впервые двигательный элемент
цепного предметного действия строится первоначально це-
ликом из единичных сознательных произвольных компо-
нент, реализуемых чаще всего через пирамидную эффек-
торную систему. В этой стадии (у абсолютного новичка)
вырабатываемый автоматизм очень напоминает собой ос-
татки аналогичного автоматизма у премоторного апракти-
ка; движение разрознено, беспомощно и пробивается впе-
ред только на костылях активного, сознательного внима-
ния, часто сопровождаясь широкими иррадиациями
эффекторного возбуждения, бесполезными синкинезиями
и т.д. Если эффекторные приборы уровня действий функ-
ционируют правильно, то постепенно кортикальные аффе-
рентации начинают сменяться афферентациями нижеле-
жащих уровней; мало-помалу увеличивают свой удельный
вес экстрапирамидные слагающие; в движении образуются
компоненты несознаваемые, непроизвольные и все более
адекватные. Активное внимание разгружается, разгружа-
ется и ведущий уровень, который вместо всех решительно
деталей движения оставляет за собой лишь те, которые
существенно нуждаются в его специфических афферента-
ционных качествах. Движение автоматизируется.
Этот процесс прижизненной активной выработки авто-
матизмов указывает на то, что хотя сам по себе автома-
тизм не содержит в себе ничего, кроме компонент уровня
пространственного поля и еще ниже лежащих уровней, и
хотя в выработанном виде он и реализуется полностью на
этих подчиненных уровнях, но в самих этих уровнях и в их
ведущих афферентациях нет и не может быть мотивов
ни к формированию, ни к вызыванию («экфории»)1 тех
1 Мы используем этот удобный термин, введенный Semon, что нимало не

двигательных и координационных комбинаций, которые
мы относим к классу высших автоматизмов. Все техниче-
ское, координационное управление ими осуществляется
полностью на тех или иных низовых уровнях, но возникно-
вение, выработка и отшлифовка этих комбинаций, а также
пуск их в ход по мере надобности возможны не иначе, как
по мотивам и побуждениям, исходящим из уровня дейст-
вий.1 Какие могли бы быть причины к тому, чтобы произ-
водить те или другие точные и налаженные движения иг-
лой, рубанком, резцом, микрометром микроскопа, нако-
нец, пером, пишущим эти строки, если бы эти движения
оказались в какой-то момент самодовлеющими, закончен-
ными в себе не только в своем двигательном составе, но и в
своей смысловой структуре и сути? Так, например, техни-
ка вколачивания гвоздя молотком есть типичное баллисти-
ческое целевое движение в уровне пространственного по-
ля, еще и со своими вспомогательными фонами из уровня
синергий (междусуставная координация, борьба с реак-
тивными силами и пр.), и его основные черты — сила уда-
ра, меткость попадания — корригируются афферентацией
пространственного поля. В то же время ведущий координа-
ционный контроль над этими движениями выполняется
уровнем предметного действия, уже осмысляющим весь
процесс в целом и решающим основную смысловую зада-
чу: «чтобы гвоздь был вбит». Именно этот уровень опреде-
ляет, нужно ли в очередной раз ударить сильно или слабо,
прямо или вкось, или постучать по согнувшемуся гвоздю
сбоку, или перестать ударять, когда гвоздь вошел на требо-
вавшуюся глубину. Именно в этом уровне, и только в нем
одном, содержатся мотивы к выработке навыка размашно-
го стучания молотком, имеющего смысл только примени-
тельно к указанной задаче.
По поводу описываемых высших автоматизмов и было
сказано в начале этой главы, что контингенты движений
уровня пространственного поля у человека много богаче,
чем у каких бы то ни было животных: у этих последних нет
мотивов к образованию подобных контингентов, хотя и
есть налицо немало фактических двигательных, координа-
ционных возможностей к этому, что доказывается их дрес-
обязывает следовать и его взглядам на вещи.
1 Нечто подобное этому типу взаимоотношений мы видели выше на при-
мере взаимоотношений стриального подуровня и уровня синергий в ак-
те ходьбы.

сируемостью. Вспомним (чтобы не рыться слишком долго в
цирковых программах) хотя бы эльберфельдских лошадей
или речь попугаев. «Заяц, ежели его бить, спички может
зажигать», как заметил один из героев чеховских расска-
зов. В том-то и дело, что человек зажигает спички по иным
побудительным мотивам.
Анализ высших автоматизмов вскрывает нам физиоло-
гическую роль премоторных систем, разрушение кото-
рых приводит к общей деавтоматизации действий уровня
D, к потере всякой возможности как экфории, так и нового
формирования высших автоматизмов. Очевидно, в норме
премоторные системы работают как своеобразные посред-
ники (хотелось бы назвать их «экформаторами», если бы
не уродливость пристегивания латинского суффикса к гре-
ческому корню), устанавливающие и поддерживающие
связь между кортикальными констелляциями уровня дей-
ствий, с одной стороны, и нижележащими уровнями по-
строения — с другой. Это заключение хорошо подкрепля-
ется фактом изобилия и хорошо изученными направления-
ми проводящих путей от премоторных полей коры как к
пирамидным полям и pallidum, так и к лобным долям пол-
ушарий, через которые устанавливается, таким образом,
связь премоторных систем с мощным лобно-мосто-мозжеч-
ковым трактом. Передача, осуществляемая премоторными
системами, совершается не на нижележащие эффекторы, а
именно на уровни как целостные образования с принадле-
жащими им и афферентационными, и центрально-замыка-
тельными, и собственными эффекторными аппаратами. В
чем именно состоят импульсы, посылаемые премоторными
полями, пока еще совершенно невозможно сказать, но не-
сомненно, что эти поля так или иначе играют в системе
уровня действий глубоко своеобразную роль эффектора
особого рода. Выбытие их из строя разом лишает систему
уровня действий выхода на эффекторную периферию по
всем линиям, кроме тех немногочисленных и чрезвычайно
абстрагированных собственных коррекций, о которых го-
ворилось выше.
Теперь уместно вернуться к вопросу о вариативности
двигательного состава действий, обратившись к нему с но-
вой точки зрения. Если раньше, при анализе смысловой
структуры действий, мы должны были констатировать
очень далеко идущую вариативность и поэлементную вза-
имозаменяемость в их двигательном составе, в комбиниро-

вании между собой отдельных двигательных элементов це-
пи, так сказать, в составлении слов из элементов — букв,
то теперь необходимо отметить наличие вариативности и в
самих по себе элементах двигательного состава — в самих
буквах. Не только число и последовательность стежков иг-
лой или движений скальпелем у хирурга или поворотов
сверла у механика меняются от операции к операции, но и
сами по себе движения руки с иглой, скальпелем, косой,
напильником, дрелью и т.п. никогда в точности не повто-
ряют друг друга. И тут обнаруживается, что отдельные
двигательные элементы (все равно, одновременные или
сукцессивные) чрезвычайно резко разнятся между собой
по степени их внутренней вариативности. Тут же рядом,
один вслед за другим, могут встречаться два элемента це-
пи, два автоматизма, один из которых стоек, как черты
лица, другой изменчив, как его выражение. Приглядыва-
ясь пристальнее к тем и другим, мы можем теперь легко
установить и причину этой, так сказать, «вариативности
вариативности». Каждый из этих фонов сложного цепного
акта действия вариативен в меру того фонового уровня,
на котором он построен. Таким именно образом автома-
тизмы, представляющие собой координационные комбина-
ции на уровне синергий, вариативны в самой малой степе-
ни; реализуемые на уровне пространственного поля, обла-
дают той максимальной степенью переключаемости и
«пластичности», которая постоянно присуща этому уров-
ню, и т.д.
В гл. V было уже упомянуто о признаке «специфиче-
ской вариативности», характеризующем разные уровни
построения, — признаке, принимающем во внимание как
количественные, так и главным образом качественные осо-
бенности наблюдаемых вариаций. Этот признак может
быть с успехом применен не только для определения уров-
невой принадлежности самостоятельных движений, но и
для оценки структуры и этажности фоновых «высших ав-
томатизмов» уровня действий.
Вторая характерная черта вариативности двигательно-
го состава действия связана с четко проступающим разли-
чием между правой и левой рукой, с наличием доминант-
ной (ведущей) и субдоминантной стороны тела и т.д. Ни в
движениях уровня пространственного поля, ни в моторике
еще ниже лежащих уровней эта разница почти или вовсе
не заметна. В уровне синергий прикованность движений и

коррекций к осваивающим их конечностям настолько зна-
чительна, а вариативность и переключаемость настолько
низки, что функциональные различия правой и левой руки
трудно заметить: они полностью маскируются несмещае-
мостью стереотипов этого уровня. Но в уровне пространст-
венного поля левая рука во всех случаях легко заменяет
правую, и обычно различия в точности, меткости и бегло-
сти рук здесь ничтожны. Достаточно вспомнить, напри-
мер, работу обеих рук при игре на фортепиано, арфе и т.п.
Это обстоятельство стоит, конечно, в непосредственной
связи с тем, что только с субстратов уровня действий (D)
начинается неравно ценность правой и левой стороны.
Здесь определяется доминантное полушарие, как правило,
то, в котором помещаются центры речи, и именно здесь
вступает в силу заметное отставание одной стороны тела
от другой и по ловкости движений, и по усвояемости навы-
ков (оказывая затем уже вторичным, отраженным путем
известное влияние и на двигательный багаж нижележащих
уровней). Бесспорно, не случайно и заслуживает внима-
ния, что ни в одной из геометрических конфигураций, до-
ступных восприятию и графическому воспроизведению на
уровне пространственного поля, не имеет места различие
между левой правой стороной, например, между лево- и
правосторонними взаимно симметричными орнаменталь-
ными фигурами. Очень нетрудно запомнить и потом опоз-
нать на большом сводном листе ранее предъявлявшуюся на
несколько секунд неравнобокую геометрическую фигуру,
но чрезвычайно трудно запомнить при этом ее правую или
левую ориентированность и не сделать ошибки при узна-
вании, если в свободной таблице имеются как правый, так
и левый вариант. В то же время знаки, воспринимаемые в
уровне действий, — буквы, цифры или условные шифро-
вые значки, запоминаются и воспроизводятся с точным
различием правых и левых вариантов и, за исключением
детей, наклонность которых к зеркальному писанию букв
как раз объясняется недоразвитием у них уровня действий
(см. гл. VII), каждый без колебания различает наделенные
смыслом знаки И и N, Я и R, з и ε, σ и δ, s и г и т.д.
Если теперь обратиться от нормы к патологии, к анали-
зу тех клинических синдромов, называемых апраксиями
или диспраксиями, изучение которых и помогло в самом
основном установить существенные позитивные черты
уровня действий, то после всего изложенного определение

и систематизация этих синдромов не представят особых
затруднений. Разумеется, мы коснемся здесь клинических
картин не более чем это необходимо для уяснения основ-
ных предметов изложения.
Опираясь на введенные выше понятия смысловой
структуры и двигательного состава моторных актов, мож-
но коротко и с достаточной точностью сказать, что болез-
ненные или травматические очаги в нижне-теменных от-
делах полушарий (с особенной выразительностью — в ве-
дущем, обычно левом полушарии) влекут за собой
нарушения в смысловой структуре сложных двигатель-
ных актов или действий, а очаги в премоторных полях —
нарушения в их двигательном составе.
Нижне-теменные синдромы (среди них различают не-
сколько нюансов, именуемых агностической, амнестиче-
ской и идеаторной формами) можно объединить под общим
названием сензорных, или гностических, апраксий, отте-
няя этим их своеобразно афферентационный характер; по
имени впервые детально изучившего их автора они заслу-
живают названия апраксий Liepmann. Во всех этих разно-
видностях поражается смысловая структура предметного
действия. И по локальной, и по функциональной близости
апраксии этой категории часто сопутствуются аптически-
ми и слуховыми агнозиями, алексией, сензорной афазией
и т.п. Действия, избирательно страдающие при поражени-
ях этого рода, чаще всего представляют собой сложные
смысловые цепи, сукцессивные последования движений,
объединяемых общностью смысла и цели разрешаемой
двигательной задачи. В связи с этим нарушения смысловой
структуры, характерные для апраксий Liepmann, обычно
представляют собой смысловые искажения подобных це-
пей. При этом либо происходит полный распад общего пла-
на движения, либо этот план остается целым в своих ос-
новных контурах, но при его реализации наступают разно-
образные нарушения. Или из цепи выпадают отдельные
звенья, что обессмысливает всю цепь, или наоборот, в нее
впутываются звенья, не относящиеся к делу или имеют
место нарушения смыслового порядка следования звеньев,
самих по себе верных, или обрывы цепи до ее завершения,
или, наконец, соскальзывание на смежные смысловые це-
пи, нередко даже не в силу их сбивающего сходства, а в
порядке персеверации элементов цепи, предпринимав-
шейся перед этим. Естественно, что при синдроме

Liepmann сложные смысловые цепи по большей части
страдают сильнее, нарушаются раньше, чем более про-
стые; элементарные предметные действия, как, например,
одевание, самообслуживание, рассматриваются меньше.
Движения больных при этих формах апраксии не дискоор-
динированы и не аморфны; они только перепутаны и не
адекватны смыслу действия. То, что здесь нарушаются
именно основной проект движения, а не техника выполне-
ния его деталей, лучше всего подтверждается тем, что под-
ражание цепным действиям, выполняемым на глазах боль-
ного другим лицом, удается больному легче, чем спонтан-
ное (самопроизвольное) выполнение, поскольку этим
путем больной получает подсказ номенклатуры и последо-
вательности двигательных звеньев цепи, а реализация
каждого из них самого по себе у него не нарушена в силу
интактности двигательного состава его действий. Наруше-
ния смысловой структуры могут проявляться и в более тон-
ких формах, вскрывая лежавшие в их основе либо рас-
стройства осмысляющего восприятия пространства, либо
дефекты осмысления предмета как орудия или объекта ма-
нипуляций (рис. 76, не помещен. — Примеч. ред.). Это уже
переходная область к агнозиям, с которыми фактические
картины (не оголенные схемы) апраксий Liepmann не име-
ют резко проложенной границы.
Тесная связь уровня действий с фоновыми уровнями и
легкость, с какой эти последние вовлекаются в норме в
подчиненное сотрудничество с ним, открывают возмож-
ность для еще одного классификационного подразделения
сензорных апраксий, намеченного А. Лурия. Это подразде-
ление базируется на том, какими именно фонами оснащен-
ные двигательные акты преимущественно и избирательно
страдают при данной форме поражения, и подчеркивает,
что в разных случаях (может быть, при разных локализа-
ционных нюансах, пока еще не известных) избирательно
задеваются связи субстратов уровня действий с субстрата-
ми тех или иных различных низовых уровней. Нарушение
связей с уровнем синергий дает то, что Лурия обозначает
как «апраксию позы», разрыв с уровнем пространственно-
го поля — «апраксию пространства», наконец, какие-то
эссенциальные нарушения в самих субстратах уровня дей-
ствий — апраксию в узком смысле слова, характеризуе-
мую преимущественно непорядками в символических или
связанных с гнозисом отправлениях этого уровня. Эта

классификация обещает многое, хотя и нуждается еще в
дальнейшей разработке.
Вторая группа апрактических расстройств с локализа-
цией очагов в премоторных полях также включает не-
сколько разновидностей, которые можно объединить под
общим названием кинетических, или премоторных, ап-
раксий, или, в pendant к апраксиям Липмана, под именем
апраксий Клейста.1 Эти синдромы представляют собой в
противоположность предыдущим нарушения в протекании
двигательного состава действия при сохранности всей
основы его смысловой структуры. Как и у сензорного ап-
рактика, у премоторного больного нарушены механизмы
реализации действия; и у него подорван мост, ведущий от
(интактного) понимания задачи к ее разрешению, но подо-
рван он в другом пролете. По характеристике Клейста, в
противоположность сензорной апраксии последователь-
ность звеньев данного действия остается целой, но выпол-
нение отдельных звеньев оказывается дефектным; насту-
пает «огрубление и искалечение двигательной формы, уз-
наваемой еще по ее общим контурам» (Kleist). Как
отмечает этот автор, нарушение проявляется далеко не с
одинаковой силой для разных видов движений. В частности,
сложные смысловые предметные действия здесь нарушаются
меньше (при идеаторной апраксии они как раз страдают
Рис. 77. Задача на выполнение сукцессивной структуры
Воспроизведение карандашом извилистых фигур, образцы которых поме-
щены слева. Больной, страдающий менингеомой левой премоторной зоны;
опыт на 4-й день после ее оперативного удаления. «Характерной особенно-
стью рисунков является то, что больной не мог овладеть ими как единой
динамической структурой. Так, фигура А превратилась в сумму изолирован-
ных движений, из которых больной пытался складывать графическую струк-
туру; этот же разорванный характер движений и невозможность овладеть
кинетической мелодией особенно видны на фигуре Б, изображение которой
превращается в ряд разорванных штрихов. Еще на 20-й день после операции
трудность овладения кинетической мелодией проявляется достаточно резко»
(А. Лурия. Уч. зап. каф. психологии МГУ, 1945 г.)
1 Сам Kleist обозначает выделенную им наиболее характерную форму
премоторной апраксий трудно переводимым термином «gliedkinetische
Apraxie».

сильнее всего), так как общий контур, или проект, движе-
ния остается для больного ясным, а в замену расстроив-
шихся частных координаций он еще сохраняет возмож-
ность пойти обходным компенсационным путем, руковод-
ствуясь конечным смыслом и целью предпринятого акта.
Премоторный больной в состоянии правильно спроек-
тировать действие в отношении его двигательного состава,
в состоянии даже наметить и расписать по партиям ту пар-
титуру движения, которая была образно упомянута выше,
но он становится беспомощным в осуществлении его эле-
ментов. Уже поверхностное наблюдение отмечает, что
движения его неловки, тугодумны, лишены непринужден-
ной непосредственности. Он как бы скандирует их, читает
свои движения по складам. Психологически пассивные
элементы, чередующиеся во всяком движении с активны-
ми: опускание руки после выполнения поднятия, опуска-
ние кнопки после нажима на нее, расслабление после на-
пряжения и т.п. — все это у него одинаково активно, тре-
Рис. 78. Исполнение ритмичного текста субъектом, получившим осколочное
непроникающее ранение правой и отчасти левой премоторной области, па-
расагиттально, соответственно задней части верхней лобной извилины
Верхняя кривая — правая рука спустя 5 мес. после ранения (вскоре после
операции, обусловленной незаживавшим свищом). По признанию самого
больного, характерному для полной сохранности самокритики у больных
этого рода, «почему-то не получается, хотя это очень просто и понятно;
быстро — труднее». Нижняя кривая — та же правая рука после длитель-
ной безуспешной тренировки (около 3 мес.); правильная акцентировка
получилась только путем зрительного опосредствования с помощью опти-
ческой схемы: II''' (Е. Школьник-Яррос. «Нарушение движений при по-
ражении премоторной зоны», Ин-т неврологии АМН, 1945)
бует особого акта внимания и особого изъявления воли. По
характеристике Лурия, поражается обобщенный, систем-
ный характер движения, при котором единичные двига-
тельные элементы органически включаются в ткань двига-
тельного состава действия. Нарушается и исчезает «дина-
мический фон» движения — свойственные норме
обобщения во времени последовательных активных и пас-

сивных элементов. Из единого замкнутого акта, включаю-
щего в себя и активную, и пассивную часть, движение пре-
вращается в последовательный акт не слитных, сплошь ак-
тивных перемещений, из плавного делается толчкообраз-
ным, саккадированным, похожим на гимнастические
движения по команде. Единая «кинетическая мелодия»
привычного движения, в норме текущая автоматически,
превращается в серии единичных, деавтоматизированных
актов. Схема заменяется суммой.
Нарушения в протекании двигательного состава дейст-
вия сказываются с особенной яркостью в важнейшем из
признаков премоторной апраксии, являющемся, может
быть, наиболее точным ее определителем: в глубоком рас-
паде двигательных навыков, т.е. в деавтоматизации
смысловых или предметных цепей. Как отметил уже Н.
Jackson, при апраксии этого типа выпадают не элементар-
ные, подкорковые автоматизмы (т.е. не возникает деавто-
матизациии движений, ведущихся нижележащими уров-
нями построения. — Н. Б.), а высшие кортикальные авто-
матизмы, т.е. механизмы осуществления сложного
действия по единой динамической схеме.
Все, что у нормального субъекта в его обыденной пред-
метной деятельности совершается автоматизированно, са-
мо собой, бессознательно и с привычной ловкостью: засте-
гивание пуговицы, зажигание спички, расчесывание волос
и т.п., при наличии премоторного очага резко деавтомати-
зируется, становится неуклюжим и неудачливым, как де-
лаемое ребенком первый раз в жизни. Безвозвратно утра-
чиваются более тонкие профессиональные и художествен-
ные навыки, и в последующем даже самое упорное,
настойчивое, длящееся целые месяцы упражнение не в со-
стоянии восстановить и простейшего из них. Более глубо-
кий анализ показывает, в каком именно звене разрывают-
ся связи у больного описываемого типа. Премоторный ап-
рактик теряет возможность фактической реализации
разверстки компонент движений по фоновым уровням,
уже упоминавшейся раньше; в этом-то, несомненно, и за-
ключается самый стержень постигшей его общей деавтома-
тизации (рис. 77 и 78).
Автоматизация есть с точки зрения излагаемой здесь
концепции переключение тех или иных структурных ком-

понент двигательного акта на нижележащие, в данный мо-
мент не осознаваемые уровни, что связано и с переключе-
нием этих компонент на другие афферентации. Отсюда
следует, что деавтоматизация — это потеря возможности
фонового использования того низового уровня, на которой
были раньше переключены те или другие компоненты дви-
жения. Такая потеря может быть обусловлена либо распа-
дом самого низового уровня, либо же нарушением функци-
ональной связи между анатомическими субстратами веду-
щего уровня и того низового, о котором идет речь. Обе эти
формы деавтоматизации могут быть наблюдаемы и по отно-
шению к более низким уровням, нежели уровень действий.
Хороший пример первой формы деавтоматизации пред-
ставляет собой разрушение скорописи у паркинсоников.
Первопричина испытываемых ими выпадений — распад
субстратов уровня синергий — приводит к утрате уже упо-
минавшейся несущей вибрационной синергии скорописи;
эту утерянную синергию им приходится возмещать на
уровне пространственного поля, который у них не нару-
шен. И вот, очень любопытно наблюдать, как паркинсоник
с сильным тремором рук, едва способный вывести дрожа-
щим почерком свое имя и фамилию, тут же вслед за этим
рисует совершенно твердой рукой заказанный ему кружок
или крестик. Письмо, издавна усвоенное им со структур-
ным, фоновым участием уровня синергий, деавтоматизи-
ровалось и распалось с его разрушением, а рисование
кружка, никогда не бывшее автоматизированным подо-
бным же образом, осталось совершенно незатронутым. Ин-
тересно, что и вообще у паркинсоников обычно пирамид-
ные иннервации в гораздо большей степени гасят прису-
щий им тремор конечностей, нежели исходящие в норме из
экстрапирамидной системы.
Вторая разновидность деавтоматизации была уже упо-
мянута выше примерно к тому же паркинсонизму: подра-
зумевается тот встречающийся при этом заболевании син-
дром, при котором теряется возможность спонтанной ходь-
бы по неразмеченной поверхности. Выше (см. гл. V) было
указано, что в этом синдроме мы имеем дело с формой
деавтоматизации ходьбы, зависящей уже не от распада
уровня синергий, а от нарушения тех механизмов пере-
шифровки, которые выполняют в норме перевод с аперио-

дического языка уровня пространственного поля на перио-
дический или циклический язык уровня синергий. Именно
к этому-то второму типу — нарушению механизмов связи
или перешифровки — следует отнести и те деавтоматиза-
ции, которые характерны для премоторной апраксии
Клейста.
Действительно, при этом синдроме не выпадают ника-
кие движения из нижележащих уровней, не выпадает, в
частности, и возможность произвольных движений; следо-
вательно, ни один эффекторный прибор не оказывается
при нем выключенным или пораженным. А между тем на-
рушение движений, свойственное этой форме апраксии,
имеет ясно выраженный эффекторный, а не афферентаци-
онный характер. Очевидно, эффекторный характер двига-
тельного нарушения при целости как всех анатомических
эффекторных звеньев, так и всех опирающихся на них ни-
зовых уровней построения может выразиться только в де~
автоматизации, обусловленной не нарушением в самих
по себе низовых уровнях, а потерей возможности управ-
ления ими со стороны уровня действий. При этом теряет-
ся только возможность их фонового, автоматизационного
использования, в то время как для афферентаций нижеле-
жащих уровней эти же эффекторы продолжают оставаться
вполне управляемыми. Характеристика наступающих при
апраксии Клейста деавтоматизаций может быть еще не-
сколько уточнена указанием, что наиболее резко наруша-
ется при ней автоматизационная связь с уровнем сине-
ргий, менее резко связь с подуровнем striatum (С1) ив
наименьшей степени — связь с пирамидным подуровнем
пространственного поля (С2). Это следует как из того, что
по мере перехода от наиболее легких форм премоторных
поражений к наиболее тяжелым деавтоматизации выявля-
ются именно в указанном порядке,1 так и из наблюдений
над самим характером и уровневой структурой утрачивае-
мых автоматизмов.
1 Первыми деавтоматизируются ловкие движения, искусные манипуля-
ции и т.д., т.е. теряется возможность использования фоновых синергий;
далее — «динамические адекватные схемы», т.е. движения манипули-
рования с пространством (С1); наконец, в последнюю очередь — вооб-
ще произвольные движения (пирамидный подуровень (С2), так назы-
ваемая моторная апраксия).

Как теперь легко представить себе, премоторный боль-
ной может сохранять в потенции все возможности проек-
тировки двигательного состава действия (поэтому он, в от-
личие от идеаторного апрактика, не путается в порядке и
группировании звеньев цепи), но только средства реализо-
вать запроектированную фоновую разверстку у него пара-
лизованы. Во-первых, это лишает больного всех низовых
перешифровок, обеспечивающих в норме и метрику дви-
жений, и их ритмизацию, и смену иннерваций и денерва-
ций и т.п.,1 отсюда напряженная скандированность его
движений, чтение их по складам, как мы выразили это
выше. Во-вторых, это лишает больного существеннейшего
свойства автоматизмов — их бессознательной регулируе-
мости и ведет к тому, что каждая мелочь в движении тре-
бует от него и направленного внимания, и отдельного акта
воли. В-третьих же, наконец, это губит все приобретенные
им в предшествующей жизни уменья и навыки; по-види-
мому, гибнут-то здесь даже не сами эти координационные
формы, а только их доступность для эйфории; утрачивает-
ся и всякая возможность выработки новых. Производит
очень тяжелое впечатление, когда интеллектуально пол-
ноценный человек после двух-трех месяцев добросовест-
ной ежедневной тренировки не в состоянии освоить даже
навыка простого ритмического постукивания пальцем,
вроде «спондея-анапеста», и т.д. Об этом не стоило бы,
может быть, упоминать здесь, если бы факт сохранности
всех низовых уровней у такого больного не давал больших
шансов за фактическую сохранность у него и всех навы-
ков; портфель со всеми бумагами цел, потерян только клю-
чик от него. Это уже дает некоторую лечебную перспекти-
ву; может быть, не в далеком будущем и удастся если и не
найти ключик, так сделать новый.
В обширном кругу двигательных актов, совершаемых
нормальным- человеком на уровне действий (D), очень не-
легко найти убедительные принципы для классификации.
1 В числе таких низовых, в норме бессознательных перешифровок премо-
торные больные часто утрачивают так называемую антеципацию (см.
гл. VIII), т.е. способность предваряющего, предусматривающего плани-
рования своих движений. Премоторный больной, на середине пути ко-
торого поставлен стул, не пойдет с самого начала слегка вкось чтобы
миновать его, а двинется прямо к конечной цели и, лишь вплотную
подойдя к стулу, крутым поворотом обойдет его (наблюдение А. Лурия).

Разнообразие как смысловых структур, так и двигатель-
ных составов, как точек приложения по существу, так и
видов внешнего кинетического оформления столь значи-
тельно, что не позволяет уже свести акты этого уровня в
таблицу, подобную той, какой было выше закончено опи-
сание уровня пространственного поля. Наиболее удобный
путь для внесения некоторой системы в царящее в уровне
действий исключительное многообразие открывается бла-
годаря характеристической особенности уровня D: богатст-
ву очень разнородных и подчас сложных фоновых струк-
тур, которым и было уделено много места в обрисовке как
нормы, так и патологии этого уровня. Не претендуя ни на
полноту, ни на выверенную точность, закончим этот раз-
дел изложения эскизом описи видов действий, подразде-
ленных по указанному ведущему признаку. В каждой
группе будут даны (лишь очень немногие, взятые совер-
шенно наудачу) примеры соответственных действий из об-
ластей: а) производственных, б) бытовых и в) спортивно-
игровых процессов.
Группа I. Двигательные акты со сравнительно малым
участием технических фонов (высших автоматизмов).1
Сюда войдут предметные ориентировочные движения:
ощупывания, разглядывания, примеривания, сравнива-
ния, выбирания и т.п. Сюда же следует отнести всевозмож-
ные предметные действия новичка и обходные (компенса-
ционные) действия премоторных апрактиков. Далее, в эту
же группу войдут многие цепи из тех, которые можно бы
по аналогии с соответственной группой из уровня С на-
звать топологическим манипулированием с пространст-
вом: изображение на бумаге заданной фигуры или значка;
схематическое рисование, имеющее место у всех не умею-
щих рисовать; устанавливание предмета, переворачива-
ние, насыпание, наливание, открывание задвижек, коро-
бок и т.п. Сюда же, видимо, надо включить элементарные
движения (например, постукивания) в сложных ритмах.
Именно в этой «общечеловеческой» группе предметных
действий, не включающей в себя специальных навыков,
1 Едва ли требуется специальная оговорка об обязательном наличии фо
нов из уровня А во всех действиях, ведущихся на уровне D.

естественно, легче всего находится материал для разовых
диагностических проб на больных.
Группа II. Акты с преобладанием фонового участия вер-
хнего подуровня пространственного поля С2. К ним отно-
сятся действия, технические фоны и навыки которых тесно
связаны с точностью, метричностью движений, значимо-
стью оптического контроля: черчение, гравирование, сбор-
ка механизмов, манипуляции с точными приборами (счет-
ной линейкой, микрометром, рейтером точных весов и
т.п.), операция токаря, хирурга, оптика, резчика, апте-
карского лаборанта, часовщика и т.д. Из области бытовых
движений в эту группу войдут: вдевание нитки в иглу,
накапывание лекарства, заточка карандаша. Спортивных
движений, характерных для этой группы, подыскать не
удается; из игровых манипуляций к ней подходят действия
с головоломками типа шариков в застекленной коробочке,
которые нужно раскатать по местам, карточные домики,
малоустойчивые фигурки, которые требуется установить в
равновесии, игра в бирюльки и т.п.
Группа III. Акты с преобладанием фонового участия
нижнего подуровня пространственного поля СУ. Из про-
изводственных действий: движения сцепщика поездов,
шофера, паровозного машиниста, опиловщика, шлифо-
вальщика, кузнеца, обойщика мебели, прачки и т.п. Из
бытовых операций: глажение утюгом, причесывание,
бритье шнуровка обуви, раскатывание теста, перелисты-
вание книги, включение электроприборов, закуривание и
т.п. Из гимнастических и игровых движений: влезание по
веревке на веревочную лестницу или на дерево, баланси-
рование предметами в положениях неустойчивого равно-
весия, игра «диаболо» и т.д. Все эти акты в той или иной
степени содержат вторичные фоны («вторым планом») из
уровня синергий.
Группа IV. Акты с преобладающим фоновым участием
уровня синергий В. Из производственных операций: работа
косца, молотобойца, сноповязальщика, землекопа, пряхи;
работа, связанная с кручением рукоятей (лебедка, коло-
дезь, ручная типографская машина и т.д.); многие конвей-
ерные операции. Из бытовых действий: вязание на спицах,
завязывание узлов, мотание ниток, намыливание и мытье
тела, заплетание косы, надевание одежды. Спортивные и

игровые движения: французская борьба, дзю-до; в некото-
рой мере — прыжок с шестом; игры с бечевочным кольцом,
из которого образуются различные узоры путем поочеред-
ного перенимания его с пальцев партнера. Далее — наука
развертывается вне плоскости бытовой морали — сюда же
следует отнести шулерские приемы, аналогичные им фо-
кусы «ловкости рук» и многие воровские приемы, в кото-
рых, как известно, координация иногда (к сожалению) до-
стигает очень высокого совершенства.
Группа V. Акты с необходимым фоновым участием как
уровня пространственного поля, так и уровня синергий.
Из рабочих и производственных действий — прежде всего
письмо и речедвигательный процесс.1 Далее, операция ра-
бочего при прокатных станах, матроса на парусных судах
и другие подобные действия, присущие так называемым
опасным профессиям; операции мастера на швейной ма-
шине, закройщика кожи и тканей, наборщика, типограф-
ская накладка и фальцовка, наконец, многие из высокора-
ционализированных рабочих навыков, применяемых мас-
терами стахановского труда. Из бытовых процессов:
шитье, вышивание, чистка плодов и овощей, выпиливание
и т. д. Из спортивно-игровых движений: фехтование, штыко-
вой бой, стрельба из лука, метание сложных охотничьих
приспособлений: гарпуна, бумеранга, лассо и т. п.; многие из
действий горного и горнолыжного спорта, джигитовка и т. п.;
гребля, «ассистирование» в партерной акробатике и балете.
Группа VI. Акты с преобладанием фонового участия руб-
ро-спинального уровня A; катание пилюль, некоторые из
движений массажа; vibrato левой руки скрипача; обмахива-
ние веером; ряд производственных фиксаций и хваток.
Уровни, лежащие выше уровня действий (группа E)
Общие характеристики существенных черт движений и
действий уровня D, данные в настоящей главе, ясно пока-
зывают, что еще не все высшие интеллектуальные двига-
тельные акты могут найти себе место в этом уровне. В
координационный уровень действий не попадают, напри-
мер, символические или условные смысловые действия, к
которым в первую очередь относятся не технически-исполнительные,
1 См. об этом ниже в гл. VII и VIII.

нительные, а ведущие в смысловом отношении координа-
ции речи и письма; двигательные цепи, объединяемые не
предметом, а мнестической схемой, отвлеченным задани-
ем или замыслом и т.д., например, художественное испол-
нение, музыкальное или хореографическое; движения,
изображающие предметное действие при отсутствии ре-
ального объекта этого действия; предметные действия, для
которых предмет является уже не непосредственным объ-
ектом, а вспомогательным средством для воспроизведения
в нем или с его помощью абстрагированных, непредметных
соотношений. Существование подобных движений и дей-
ствий убедительно свидетельствует о наличии в инвентаре
человеческих координаций одного или нескольких уров-
ней, иерархически более высоких, нежели уровень D.
Необходимо оговориться, что наличие у человека моти-
вов и психологических условий для действий, значительно
возвышающихся над конкретным, элементарным обраще-
нием с предметами, не подлежит никакому сомнению.
Трудность заключается только в том, чтобы выяснить, ска-
зываются ли, и если да, то в какой мере, эти отличия моти-
вировки и психологической обусловленности действий и
на внешнем, координационном оформлении и коорригиро-
вании движений, о чем здесь только и идет речь. Когда
животное бежит один раз потому, что ему необходимо бы-
стро перекрыть известное расстояние (подуровень С1), а
другой раз бежит нацелившись на то, чтобы с разбега схва-
тить подвешенный плод или намеченную жертву (фон С1 к
основному акту в С2), то разница в построении и сензор-
ных коррекций, и самого результирующего движения в
обоих случаях не вызывает сомнений. Но когда человек
наносит другому удар кинжалом в порядке элементарной
самозащиты или грабительского нападения (уровень D),
то у нас не может быть достаточных оснований ожидать
существенно иного координационного оформления, если
субъектом подобного же акта будет Дамон, Занд или Шар-
лотта Кордэ. Необходимо обратиться прежде всего а ана-
лизу двигательного состава подобных действий, за кото-
рыми подозреваются высшие координационные уровни.
Анализ некоторых особенно сложных и интеллектуали-
зированных актов поведения, например письма или речи,
устанавливает в них наличие большого числа иерархиче-

ски наслоенных этажей, или, что сводится к тому же само-
му, наличие иерархически наслоенных одна на другую ко-
ординационных перешифровок в большем количестве, не-
жели число насчитываемых нами уровней до предметного
включительно. В акте письма, например, мы имеем налицо
уровень синергий, задающий основную колебательную си-
нергию скорописи; уровень пространственного поля С,
обеспечивающий адаптацию движения пера к поверхности
бумаги и соблюдение геометрических особенностей почер-
ка при допущении пластической вариативности величины
букв, положение листа, позы пишущего и т.д.; наконец,
уровень действий D, определяющий топологические осо-
бенности почерка, верховно управляющий высшим авто-
матизмом скорописи и осуществляющий правильные ал-
фавитные начертания букв (то, что мы выше назвали мо-
дулированием скорописной колебательной синергии
уровня В). Легко убедиться, что над всеми этими уровнями
или перешифровками остаются еще по меньшей мере две
координационных перешифровки, не нашедшие себе места
в уровнях построения, рассмотренных до этого момента.
Во-первых, идя снизу вверх, это будет перешифровка фо-
нетическая и грамматическая (один или даже два отдель-
ных, подчиненных один другому процесса), т.е. перевод
фонетического образа речевого звука на язык азбучного
начертания, и перевод фонетического образа слова на
язык грамматически верного буквенного подбора
(spelling): «счетчик», когда звучит «щоччик», «Worcester»
когда звучит «Uuste», и т.п. Во-вторых, это будет пере-
шифровка смысловая, т.е. превращение зерна мысли или
фразы на знакомом, но не родном языке или высказыва-
ния, помнящегося лишь по его общему смыслу, и т.д., в
звуковой и, далее, графический образ слов, которые мы
намерены написать. Еще более отчетлив пример написа-
ния чисел, где над фонетической перешифровкой («три» —
«3», «двести» — «200») стоит еще смысловая или арифмо-
грамматическая перешифровка («триста семь» — 307, а не
300 — 7; «einundzwanzig» — 21, а не 1 — 20; «quatre-vingt
dix-huit» — 98, а не 4 — 20 — 10 — 8 и т.д.). Под каждой из
таких иерархических перешифровок угадывается свой осо-
бый уровень построения. Наконец, и патологические при-
знаки, в особенности признак персеверации (см. гл. IX),

тоже в целом ряде случаев указывает на раздельные уров-
ни лежащие выше D, каждый из которых просвечивает в
патологических случаях своей особой, иначе построенной
персеверацией. Нижеследующий пример из области уже
проанализированных нами уровней может пояснить ска-
занное. Пациент, персеверирующий в уровнях В или С1,
исполняя задание нарисовать кружок, не может остано-
виться после первого обведения контура и рисует или не-
скончаемый клубок на одном месте, или штопоровидную
спираль (см. рис. 96). Если же персеверация обусловлена
поражением в уровне действий, то подобное же задание
вызывает появление целой вереницы отдельных кружков,
каждый из которых ничем не патологичен сам по себе, но
которые в совокупности могут заполнить собой целый
лист. Разные уровни из числа уже знакомых нам дали на
одно и то же задание совершенно различные персеверации.
Аналогичным образом при поражении в предметном
уровне D пациент, способный написать по заданию, на-
пример, цифру 8, но склонный к персеверации, может вос-
произвести заданную цифру в виде целого клубка восьме-
рок по одному месту (персеверация в высших автоматиз-
мах уровня действий) или в виде бесконечной серии
восьмерок: 8 8 8 8... (персеверация в смысловой схеме са-
мого уровня D). Этот же больной на задание написать «сто
двадцать» пишет 122222..., т.е. уже на втором звене верно
начатого действия впадает в персеверацию последнего из
указанных типов, но другой пациент на то же самое отве-
чает такой персеверацией: 120 120 120... Несомненно, что
переход в предыдущей паре наблюдений от штопоровид-
ной персеверации кружка к нескончаемой серии безупреч-
ных кружков вполне аналогичен описанному сейчас пере-
ходу от 122222... к 120 120 120, и если там этот переход
был связан с повышением персеверации на один уровне-
вый этаж, то у нас есть все основания ожидать и здесь
подобного же соотношения. Налицо более сложный и высо-
кий тип персеверации, ясно говорящий за то, что здесь
затронута перешифровка, стоящая выше уровня D. То же,
по-видимому, справедливо и по отношению к больному,
который задание написать 120 исполняет так «10020», т.е.
уже без персеверационных явлений обнаруживает разру-
шение в той области, где должна в норме совершаться

арифмо-грамматическая перешифровка, и этим подтверж-
дает действительное существование такой области.
В ответ на предложение нарисовать дом больной,1 пер-
северирующий в уровне D, изображает либо общеприня-
тую схему домика много раз по одному месту, либо целую
улицу схематических домиков. Но к какому уровню отне-
сти персеверацию больного, который исполняет это зада-
ние, рисуя сперва крышу в виде буквы Д, а под ней —
запутанный клубок линий, ясно обнаруживающий, одна-
ко, что за Д-образной крышей последовали сначала круго-
вые, О-образные, а под конец — ломаные, М-образные ли-
нии? Это уже не схема дома в уровне D, а какая-то слож-
ная смесь схематического рисунка, идеографического
иероглифа и письменного обозначения «ДОМ», свидетель-
ствующая о нарушении по меньшей мере в еще одном воз-
вышающемся над D уровне, в котором смыкаются между
собой предметные схемы и речевые, письменные начерта-
ния. Ведь несомненно, что и исторически иероглифы егип-
тян и китайцев возникли не в результате чисто интеллек-
туалистически продуманной условной символики, а в по-
рядке слитного, синкретического мышления более
примитивного типа, которое в ту пору могло проявиться и
в соответственных синтетических графических координа-
циях в норме, а в наше время всплывает тут и там в пато-
логических случаях, как и еще многие другие формы при-
митивного мышления, а может быть, и моторики.
Все эти факты — и существование целостных двига-
тельных актов, не укладывающихся в рамки уровня D, и
многоярусные перешифровки, замечаемые в норме, и мно-
гоэтажные выпадения или персеверации, наблюдающиеся
в патологии, — говорят в пользу существования по мень-
шей мере еще одного уровня, доминирующего над уровнем
действий D, а вероятнее, еще нескольких подобных уров-
ней. Однако недостаточность материала в этом направле-
нии пока еще настолько ощутима, что единственно пра-
вильный выход для настоящего момента — объединить
провизорно все возможные здесь высшие уровни в одну
группу Е, поскольку даже при этом условии их удастся
1 Ряд приводимых здесь примеров больных автор заимствует из наблюде-
ний А. Лурия, которому приносит живейшую благодарность.

охарактеризовать только в самых суммарных чертах. Для
этой уровневой группы сейчас невозможно, как кажется,
конкретизировать ни ее ведущих афферентация, ни корти-
кальной локализации (кроме только явно существенных
для ее эффекторики лобных долей полушарий, в частно-
сти, полей 9 и 10 Brodmann).
Прежде всего нужно обосновать утверждение, что в
группе Е мы имеем дело действительно с координационны-
ми уровнями, а не только с чисто психологическими над-
стройками, т.е. что двигательные акты, относящиеся к
этой группе, не являются суммами движений, полностью
управляемых и координируемых более низовыми уровня-
ми и только сцепляемых между собой психологическими
мотивами нового рода, а представляют собой настоящие
целостные координации с особыми качествами. При всей
недостаточности экспериментального материала и связан-
ной с этим очень большой трудности найти достаточно вес-
кие обоснования для этого положения можно все-таки и
сейчас высказать ряд аргументов в его пользу.
Первый аргумент вытекает из того понимания структу-
ры актов уровня действий и функций премоторной систе-
мы, которые явились результатом приведенного выше ана-
лиза этого уровня. Этот анализ доказал возможность коор-
динационного управления двигательными процессами
«сверху вниз», позволив установить, что высшие автома-
тизмы, встреченные нами там, не являются ни в какой
мере суммами движений уровней В и С, а представляют
собой совершенно особые координационные комбинации,
управляемые по специфическим директивам предметного
уровня, через его собственный эффекторный выход — пре-
моторные поля. Эти автоматизированные компоненты и
фоны предметного уровня, эти «высшие автоматизмы» те-
кут в силу своей автоматизированности ниже порога со-
знания, всегда пребывающего в ведущем в данный момент
уровне. Совершенно естественно заключить, что если мы
встретимся с целостным предметным действием или цепью
таких действий, текущими автоматизированно и бессозна-
тельно и приводящими при этом к смысловому результату,
возвышающемуся над возможностями самого предметного
уровня, то перед нами будет проявление аналогичного ко-
ординационного процесса, локализованного на одну уров-

невую ступень выше процессов уровня действий. Такие
факты действительно существуют. К ним прежде всего
следует причислить движения речи и письма.
Как уже было указано в предыдущем разделе, речедви-
гательный процесс представляет собой координацию, те-
кущую на уровне действий, с техническими фонами во
всех нижележащих уровнях. Это доказывается и близким
клиническим сродством между моторными афазиями и ап-
раксиями премоторной группы, и близостью, локальной и
иннервационной, между премоторными полями коры и ре-
чедвигательным полем Broca, и схемно-топологическим
характером построения речедвигательных отправлений, и
наличием в них черт, совершенно аналогичных почерку,
— произношения или акцента, т.е. качественной манеры,
не нарушающейся при изменениях метрической стороны
речи (громкости, быстроты, высоты тона голоса); доказы-
вается, наконец, ясно выраженной монопольной смысло-
вой связью их с предметом на некоторых ранних стадиях
онтогенетического развития речи. Называние предмета,
так же как написание буквы или списывание слова, стро-
ится в уровне предметного действия D. Когда же мы встре-
чаемся с этими полностью принадлежащими предметному
уровню координациями в служебной, подчиненной, роли в
бессознательном или автоматическом протекании и в та-
ких цепных синтезах, которые в целом не могут быть мо-
тивированными предметным уровнем, т.е. встречаемся со
смысловой связной речью или таким же письмом, мы
имеем очень много оснований признать управляющие ими
механизмы за особый координационный уровень в точном
смысле этого слова. Аналогия речедвигательного процесса с
высшими автоматизмами действительно очень велика, и хо-
тя подробное ее прослеживание выходит из рамок этой кни-
ги, но одну существенную ее черту необходимо указать.
Выше было установлено, что движения, из которых по-
строены автоматизмы уровня действий, несмотря на то,
что координируются всегда в уровнях ниже его, тем не
менее представляют собой такие двигательные формы и
комбинации, которые не могли бы возникнуть в своих
уровнях сами по себе, без директивного управления свы-
ше, за полным отсутствием в этих уровнях мотивов к фор-
мированию подобных двигательных отправлений. Точно

так же, если в предметном уровне находятся достаточные
методы к возникновению речевого называния воспринима-
емого конкретного предмета, то как для появления более
высокоорганизованных семантических (словесных) форм
(глаголы, числительные, союзы и т.д.), так и для появле-
ния высших грамматических форм (склонение, спряже-
ние, синтактическое построение речи) в предметном уров-
не мотивов нет и не может быть. Таким образом, управле-
ние речью с того момента, как оно переходит от уровня D к
более высокой уровневой группе Е, отнюдь не сводится к
сцеплению или нанизыванию уже имеющихся (фактиче-
ски или потенциально) в предметном уровне речевых
форм, а создает на этом последнем уровне новые формы —
и сематические, и грамматические, столь же речедвига-
тельные, как и наименования конкретно воспринимаемых
предметов, столь же полно координационно связанные с
уровнем D, но генетически совершенно чуждые ему.1
К подобным же случаям возникновения особых коорди-
наций уровня действий, бессознательно протекающих под
контролем более высокого уровня, следует отнести некото-
рые формы координаций музыкального исполнения. Сюда
нужно прежде всего причислить координации смычка. Вы-
ше, при разборе движений уровня пространственного поля
(см. гл. V), было указано, что этот уровень практически
никак не участвует в построении движений смычковой ру-
ки. Зато уровень действий непосредственно связан с мани-
пулированием этим своеобразным орудием, манипулиро-
ванием, никак не сводимым ни к одной только хватке, ни к
перемещению вещей в пространстве. Если, несмотря на
это, движения со смычком не были рассмотрены среди ак-
тов уровня действий, то именно потому, что эти движения
1 Одна интересная подробность характеризует отличие этих «сверхвысших»
автоматизмов, проицирующихся из Е в D, от обыкновенных, являющихся
проекциями из D в С и ниже. Выработка предметного автоматизма, т.е.
автоматизационная передача координаций из предметного уровня в уро-
вень пространственного поля или в уровень синергий, сопровождается по
разъясненным уже причинам превращением топологического движения в
метричное. Действительно, автоматизмы предметного уровня всегда мет-
ричны, как известно всякому наблюдавшему их. Наоборот, автоматизмы,
которые мы назвали «сверхвысшими» (из Е и D), как речь, письмо, дви-
жения смычковой руки скрипача, могут при любой степени автоматиза-
ции сохранить топологический характер.

ведутся не им, а выше его лежащей группой Е. Мотивы к
тому, чтобы именно вот так водить волосами смычка по
жилам, натянутым на грифе, не могут возникнуть на уров-
не смысловых предметных действий уже потому, что такое
вождение лишено какого бы то ни было прямого смысла,
связанного с вещью. Еще существеннее и самым тесным
образом смыкается с нашим основным определением коор-
динации то, что уровень D не имеет в своем распоряжении
средств для адекватной сензорной коррекции подобного
движения: ни художественно ценный звук, ни тем более
выразительная динамика звукового последования, опреде-
ляемая целостной художественной концепцией исполни-
теля, не содержатся в афферентационном синтезе пред-
метного уровня, а между тем именно они и определяют
собой управление всей совокупностью координационных
коррекций скрипача или виолончелиста.
Итак, общая схема построения координаций смычковой
руки скрипача следующая:
Е — ведущий уровень, создающий мотив для двига-
тельного акта и осуществляющий его основную смысловую
коррекцию — приведение звукового результата в соответ-
ствие с намерением.
D — манипулирование с предметом — «сверхвысший»
автоматизированный навык.
С — не участвует.
В — основные синергии (вторичные фоны), реализую-
щие «сверхвысший» автоматизм уровня D.
А — специфическая хватка.
Неверно было бы думать, что для подобных схем по-
строения под ведущим контролем высшей уровневой груп-
пы Е фоновое участие уровня D является непременным
условием. Для них существенно именно ведущее положе-
ние, занимаемое группой Е, а отнюдь не тот или иной фо-
новый состав. Например, движения руки пианиста строят-
ся по следующей примерной схеме:
Е — ведущий уровень (см. сказанное о нем выше).
D — видимо, не участвует.
С — пространственные целевые, силовые и меткие дви-
жения в пространственном поле.
В — фоновые синергии: а) туше, связанного с позой тела
и постановкой рук; б) фоновых компонент для уровня С.

Таким образом, во-первых, существование автоматиз-
мов, управляемых и мотивационно, и коррекционно из
уровней, расположенных выше предметного и даже не
всегда нуждающихся в его посредничестве, явно свиде-
тельствует о том, что эти верховные уровни не только со-
здают особые чисто психологические надстройки для моти-
вации движений, но и имеют на эти последние несомнен-
ное прямо координационное влияние. Во-вторых, как было
отмечено вначале, с этими верховными уровнями связаны
перешифровки и патологические персеверации, не умеща-
ющиеся в более низких уровнях построения. Это также
убедительно говорит в пользу того, что перед нами настоя-
щие уровни построения, имеющие свои особые координа-
ционные механизмы. Наконец, в-третьих, эта верховная
группа Е имеет и свои качественно особые выпадения. Вы-
падения этой группы Е приходится (в очень близкой ана-
логии с уровнем действий D) разбить на два класса. К пер-
вому из них нужно отнести группу клинических рас-
стройств, в свое время объединенных Monakow под
названием асемических: сензорные афазию, алексию,
асимболию, амузию и т.д., т.е. соответственно утраты
смысловой речи, чтения, запаса слов, способности к музы-
кальному восприятию и т.д. Все эти виды выпадений объе-
диняются одним общим признаком: потерей в той или иной
области смысловых (уже не предметных) мотивов, и таким
образом приближаются по характеру к выпадениям в аф-
ферентационном поле по типу апраксий Липмана. Второй
класс выпадений в уровневой группе Е дает характерный
«лобный синдром» с определяющей его разрозненностью
поведения, утерей связи между сделанным и тем, что пред-
стоит сделать, распадом соответствия между ситуацией и
действованием и т.д., т.е. синдром с эффекторным обликом
выпадения. И те и другие выпадения вызываются пораже-
нием головного мозга в отделах, отличающихся по своей
локализации от поражений, дающих апрактические рас-
стройства, и создают двигательные нарушения других ти-
пов по сравнению с апраксиями.
Таковы доводы, которые могут быть приведены в насто-
ящее время в пользу самостоятельного существования сис-
темы Е как особой координационной группы.
Мы не решимся предпринимать какой-либо классифи-

кационной попытки двигательных актов в охарактеризо-
ванной верховной уровневой группе. Помимо всего, здесь
слишком велик риск впасть в ошибку, относя к числу ак-
тов, координируемых этой уровневой группой, и движе-
ния, только мотивируемые ею, но почти наверное строя-
щиеся координационно полностью на нижележащих уров-
нях с D включительно. С полной уверенностью можно
отнести к координациями верховной труппы: 1) все разно-
видности речи и письменности (устная речь, пальцевая
речь глухонемых, морзирование, сигнализация флажками
и т.п.; письмо от руки, машинопись, стенография, работа
на буквопечатающем телеграфе и наборных машинах и
т.п.) и 2) музыкальное, театральное и хореографическое
исполнение — non multa, sed multum.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РАЗВИТИЕ И РАСПАД
Глава седьмая
ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ
УРОВНЕЙ ПОСТРОЕНИЯ
Предшествующие главы показали, какое существенное
значение для понимания механизмов координации и
структуры уровней построения имеет история их разви-
тия, как родовая, так и индивидуальная. Вопросы онтоге-
неза моториума и моторики освещены в литературе мень-
ше, нежели неоднократно рассматривавшиеся проблемы
их филогенеза и морфогенеза двигательных аппаратов (R.
du Bois-Reymond, Spatz, Veraguth, Rose, Edinger, M.O. Гу-
ревич и др.), поэтому мы несколько подробнее остановим-
ся на первых.
Необходимо с самого начала резко ограничить прило-
жимость к обсуждаемым проблемам «биогенетического за-
кона» Haeckel. В области моторики между родовой и инди-
видуальной историей развития имеется целый ряд как
принципиальных, так и фактических расхождений. Во-
первых, двигательный аппарат древнего низкоразвитого
позвоночного полностью отвечал тем несложным мотор-
ным задачам, которые предъявлялись ему жизнью; мото-
риум же человеческого младенца, а тем более эмбриона,
вообще почти никаких двигательных задач разрешать не
может. Во-вторых, является правилом, что в онтогенезе
функциональная готовность постепенно, одних за други-
ми, созревающих нервных приборов наступает значитель-
но позднее, чем их же анатомическая зрелость и заверше-
ние морфологического развития. На каждой очередной
ступени онтогенеза решение задач, представляющих собой
для этой ситуации двигательный «потолок» особи, совер-
шается при наличии и несомненном соучастии вполне со-
зревших вышестоящих и более молодых по филогенезу об-
разований, которых у низших позвоночных нет и следа

(Spatz, Minkowski). У ребенка, ползающего по полу, на
втором году жизни пирамидная система анатомически уже
вполне оформлена и налагает свой стилизующий отпеча-
ток на стриопаллидарный, т.е. экстрапирамидный в своей
основе, акт ползания, в то время как у пресмыкающихся,
совершенно лишенных пирамидной коры, этот же акт вы-
полняется striatum вполне автономно, с неминуемо про-
истекающими отсюда форономическими отличиями от
ползания ребенка.
В-третьих, резкие отличия между фило- и онтогенезом
двигательных отправлений обусловливаются неуклонным
процессом эволюционной энцефализации. Не только
вновь образовавшийся в порядке «обрастания» нервной си-
стемы центр А перенимает функции, ранее локализовав-
шиеся в древнем ядре B, отныне становящемся подчинен-
ной системой, но и многочисленные функции, осуществ-
лявшиеся до этого времени еще более старыми и низовыми
системами С, D и т.д., теперь мигрируют в «освободившее-
ся» ядро В. Этим путем древнейшие центры, как, напри-
мер, спинной мозг, все больше и больше утрачивают и в
степени своей самостоятельности, и в инвентаре выпол-
нявшихся ими движений. Спинной мозг, способный у ам-
фибий викарно вести после децеребрации такой сложный
акт, как локомоция, или pallidum, способный к такому же
викариату у рептилий и птиц, у человека уже фактически
не пригодны ни для подобного замещения, ни вообще для
чего-либо, кроме фонового обслуживания высших движе-
ний элементарными автоматизмами. Итак, и спинной
мозг, и pallidum рыбы или амфибии функционально очень
мало похожи на их гомологи у примата и человека как
взрослого, так и в грудном возрасте; поэтому с самого на-
чала трудно ожидать здесь каких-либо близких соответст-
вий между ходом развития моторики в фило- и онтогенезе,
и это несмотря на довольно точное в общем воспроизведе-
ние в онтогенезе процесса постепенного эволюционного
обрастания центральной нервной системы, выражающееся
в постепенной же миэлинизации мозговых систем в утроб-
ном и раннем постнатальном периоде.
Отвечая усложняющимся координационным задачам и
попутно обретая возможность более высокопробного ис-
полнения древних движений, центральная нервная систе-
ма позвоночных проходит в своей эволюционной истории
несколько последовательных этапов, не так уж резко раз-

граниченных между собой, как это принято изображать
ради схематизации, но несомненно представляющих свое-
го рода качественные скачки вперед.
Необходимо напомнить, что каждая более новая коор-
динационная система, обогащающая животный вид целым
списком новых движений и обозначаемая нами как очеред-
ной уровень построения движений, вносит в обиход цент-
ральной нервной системы животного прежде всего новый
класс сензорных коррекций, т.е. если и не новое по воспри-
нимаемому материалу качество чувствительности, то обя-
зательно новые способы восприятия этого материала, его
оценки, осмысления и синтезирования с донесениями дру-
гих органов чувств, и вытекающее из этого измененное на
новый лад реактивное отношение к внешнему миру. Ана-
томические субстраты координационных уровней, после-
довательно формирующихся в филогенезе, обязательно
включают как моторные, так и сензорные центры, взаимо-
связь которых в пределах данного уровня бывает особенно
тесной. Так, параллельно с эффекторными центрами уров-
ня палеокинетических регуляций, которыми у низших по-
звоночных служат ганглиозные элементы спинного мозга,
а у млекопитающих в результате энцефализационного пе-
ремещения сравнительно молодые по филогенезу образо-
вания группы красного ядра, развиваются древние сензор-
ные центры покрышки и hypothalami. Развитие уровня си-
нергий, эффекторно обслуживаемого pallido, идет в ногу с
формированием основных массивов главного сензорного
средоточия головного мозга — зрительного бугра. Пира-
мидно-стриальному уровню пространственного поля, уже
наполовину кортикальному, соответствует возникновение
«транзитных» ядер metathalami — наружных и внутренних
коленчатых тел, узла ganglion habenulae и обширных пер-
вично сензорных полей коры. Уровень действий оснащен в
качестве эффекторов группами премоторных полей коры
(6, 8, 42 Brodmann), а сензорно (точнее говоря, здесь уже
гностически) — системой нижнетеменных полей, окру-
женных вторичными и третичными зонами кортикальных
центров осязания, зрения и слуха. К этому же уровню,
наиболее сложному и по обилию выполняемых им движе-
ний, и по разнообразию сензорно-гностических коррек-
ций, и, наконец, по множеству подчиняющихся ему «вы-
сших автоматизмов», примыкает в качестве содействую-
щей системы мощный лобно-мосто-мозжечковый агрегат,

попутно простирающий свои ветви глубоко в экстрапира-
мидную систему и создающий функциональную связь
между фронтальными эффекторными центрами уровня и
сензорной корой мозжечка.
Моторные центры головного мозга формируются в эмб-
риогенезе из двух зародышевых пластинок, обозначаемых
Spatz как пристроечная (Flügelplatte) и основная
(Grundplatte). Из последней, расположенной вентрально,
формируется в основном экстрапирамидная, а из первой,
дорзальной, — пирамидная эффекторная система.
Удобнее всего обозревать общий порядок развития и
принадлежности составных элементов обеих систем к тем
или другим зародышевым пузырям мозга, пользуясь ниже-
Пузыри мозга
Пластинки
Rhombencep-
halon
Mesencep-
halon
Diencephalon
Telencep-
halon
Дозральная
пластинка —
пирамидная
система
Кора
мозжечка
Tectum
Corpora
quadrigemina
Thalamus
opticus
Corpara
geniculata
(metathala-
mus)
Ganglion
habenulae
(epithalamus)
Кора полу-
шарий
большого
мозга
Вентральная
пластинка —
экстапира-
мидная
система
Nucleus
dentatus
мозжечка;
Nucleus
Deiters
Nucleleus
ruber
Substantia
nigra Nucleus
nervi III
Palidum
Hypothalamus
Tuber
cinereum
Corpus Luysii
Striatum
a) nucleus
caudatus
b) puta men
Ряд полей
коры полу-
шарий
Все органы, перечисленные в этой свободной табличке,
имеют определенные хронологические пункты возникно-
вения в сложной летописи последовательного «обраста-
ния» мозга. Многие из них, кроме того, распадаются на
резко разновозрастные подразделы, отличающиеся друг от
друга и по микроскопическому строению, и по связям, и по
функциям (рис. 79).
Мозжечок подразделяют на: а) древний
(palaeocerebellum) и b) новый (neocerebellum). К первому
относится медиальная непарная часть мозжечка — червя-
чок и небольшие дольки его полушарий — flocculus, имею-

Рис. 79. Схема основных ядер и проводящих путей мозга с указанием
распределения их по координационным уровням A-D
Для удобообозримости схемы действительное пространственное распо-
ложение ядер сильно искажено. Ядра: R — красное ядро, D — ядро
Дейтерса, Cq — четверохолмие, Hth — hypothalamus, Nd — зубчатое
ядро, Р — pallidum, Gm — внутреннее и С/ — наружное коленчатое
тело; Crb — кора мозжечка, Str — striatum, Th — зрительный бугор, Pm
— премоторная зона коры, Pyr — пирамидная область, Pc — постцент-
ральная извилина, Ас — слуховая, Opt — зрительная зона, Par — те-
менная область, Пути: Руг — пирамидный, Rsm — рубро-спинальный,
Ts — тектоспитальный, Vs — вестибулоспинальный, Sth — спинотала-
мический, Fp — заднестолбовой, Scrb — спиноцеребеллярный, Fpc —
фронто-понтоцеребеллярный, Otpc — затылочно-височно-понтоцере-
беллярный путь

щиеся у всех позвоночных, кроме ланцетника, и достигаю-
щие высокого морфологического развития у птиц. В состав
нового мозжечка входят его полушария, появляющиеся в
филогенезе только у млекопитающих. В онтогенезе древ-
ние отделы мозжечка уже вполне зрелы и обложены миэ-
лином к моменту рождения ребенка, тогда как кора его
полушарий миэлинизируется лишь на протяжении первого
полугодия жизни. Зубчатое ядро мозжечка — его эффек-
торная часть — также расчленяется на два отдела, тесно
связанные соответственно с древним и новым мозжечком.
Оба эти отдела дают обильную сеть проводящих путей, окан-
чивающихся либо в красном ядре, либо в ядре Дейтерса.
Красное ядро — ведущий представитель экстрапира-
мидной эффекторной системы в среднем мозгу — опять-та-
ки распадается у человека и приматов на две части, имену-
емые palaeo- и neorubrum. Древняя часть ядра, крупнокле-
точная, расположена каудально; как раз от нее и
начинается рубро-спинальный эффекторный тракт
Monakow. Она имеется у всех млекопитающих, начиная от
самых низших.1 С боков и спереди от нее помещаются бо-
лее молодые разделы: крупноклеточный отдел с местными
связями, ретикулярное ядро, в котором оканчиваются це-
ребелло-фугальные пути, и, наконец, собственно
neorubrum — ядро с мелкоклеточным строением, связан-
ное главным образом с лобной корой и operculum. Это по-
следнее ядро имеется только у наивысших млекопитаю-
щих — хищных и приматов, увеличиваясь и развиваясь в
филогенезе параллельно с корой полушарий.
Развивающееся рядом с rubrum ядро substantia nigra
связано с корой полушарий, может быть, еще теснее, чем
neorubrum. Это самое крупное из ядер среднего мозга пиг-
ментировано (т.е. заслуживает эпитета «nigra») только у
человека. Оно возникает в филогенезе сравнительно позд-
но. Это ядро распадается на две разновозрастные части.
Более старая часть не пигментирована, бедна клетками и
похожа по строению на pallidum, с которым связана очень
интимно. Более новая часть соединена двусторонними про-
1 Ни для красного ядра, ни для substantia nigra и corpus Luysii млекопита-
ющих не установлено надежных гомологов у рептилий и птиц. Само
красное ядро очень сильно изменяется в филогенезе млекопитающих.
Для substantia nigra предположительными гомологами у птиц являются
nuclei ectopedunculares, для corpus Luysii — nucleus rotundus (Ariëns
Kappers, Spatz).

водящими путями как с обоими прочими центрами экстра-
пирамидной эффекторной системы, красным ядром и
striatum, так и с корой полушарий.
Самые обширные из мозговых ядер, являющихся суб-
стратами координационно-двигательных отправлений
центральной нервной системы, развиваются из промежу-
точного мозга (diencephalon): это гигантская сензорная си-
стема зрительного бугра с его придатками и большой центр
экстрапирамидной эффекторной системы — pallidum.
Система зрительного бугра составляется из собственно
thalamus и придатков его: metathalami, которому принад-
лежат промежуточные центры зрения и слуха — коленча-
тые тела, и epithalami, включающего такой же транзитный
центр обоняния — ganglion habenulae. Thalamus в тесном
смысле распадается на: а) разделы, к которым прибывают
вторые невроны проводящих сензорных путей с периферии
тела, и в) разделы, обладающие двусторонними невронны-
ми связями с вышестоящими центрами — с корой полуша-
рий. В первых, более каудальных, оканчиваются аксоны
задних столбов и спино-таламического тракта спинного
мозга и аксоны тройничного нерва, т.е. полностью вся
тангорецепторика, за исключением только вкуса: про-
приоцептивная, осязательная, болевая и температурная
чувствительность со всего тела. Thalamus обладает исклю-
чительным обилием центрально-нервных связей и богатой
цитоархитектонической расчлененностью (О. & С. Vogt
насчитывают в нем у обезьян свыше 40 участков). Следует
отметить резкий, не отразившийся биогенетически в ин-
дивидуальном развитии человека перелом, пережитый
зрительным бугром в эволюционной истории. Гомологи
зрительных бугров у холоднокровных Gobi optici) являют-
ся верховными центрами тангорецепторики, в то время
как такая же верховная функция для телерецепторов реа-
лизуется ядрами покрышки среднего мозга. У птиц и мле-
копитающих с появлением и развитием сензорной коры
полушарий (гораздо более древней, чем моторная) вся
чувствительность постепенно переключается на двухнев-
ронную внутримозговую схему: thalamus в тесном смысле
становится транзитным центром для тангорецепторики, а
его более молодые придатки, meta- и epithalamus — для
телерецепторики, транслируя сензорную сигнализацию
обоих видов в кору. Эта передача совершается с очень глу-
бокой предварительной переработкой сигналов в системе

thalami, причем значительный их процент отсеивается та-
ламической системой, обращается ею через обширные си-
наптические связи thalami непосредственно в экстрапира-
мидную эффекторную систему и в связи с этим не достига-
ет порога сознания, обеспечивая в то же время адекватные
координированные реакции и их фоновые элементы.
Верховный, эффекторный центр низших позвоночных
(рыб и амфибий), pallidum, цитоархитектонически по-
строен очень просто. Он не расчленяется на поля; в нем
резко преобладает один вид клеток — крупных, с длинны-
ми дендритами, похожих на двигательные клетки мотор-
ной зоны коры. Внутри самого pallidi пролегает много миэ-
линизированных аксонов, придающих ему бледную окра-
ску, обусловившую его название. Corpus Luysii, тесно
примыкающее к pallido и по связям, и по ходу развития,
появляется, однако, в филогенезе гораздо позднее его —
только у млекопитающих. Сам pallidum очень мало изме-
няется в филогенезе; он только разделяется на две части
прослойкой белого вещества, начиная с приматов. Связи
pallidi определяются его срединным положением в экстра-
пирамидной эффекторной системе: к нему подходят объе-
мистые пучки волокон от его сензорного спутника — зри-
тельного бугра и от возглавляющего pallidum эффекторно-
го центра — полосатого тела (striatum). От него отходит
массивный проводящий путь к контралатеральному красно-
му ядру (это и есть эффекторный путь pallidi) и к его менее
значительным соседям. У человека к моменту рождения все
эти пути миэлинизированы и вполне готовы к действию.
Наконец, из оконечного мозгового раздвоенного пузы-
ря (telencephalon) возникают и развиваются высшие эф-
фекторные приборы головного мозга, наиболее новые фи-
логенетические: corpus striatum, или полосатое тело, — из
вентральной зародышевой пластинки, а эффекторные по-
ля коры (пирамидные, премоторные и фронтальные) — из
дорзальной пластинки.
Striatum возникает в филогенезе, начиная с пресмыка-
ющихся; его появление ставят в связь с утверждающимся
переходом на сухопутные формы локомоций (ползание,
лазание по скалам и деревьям), свойственные еще живо-
тным. Он достигает вершины своего развития у птиц, еще
лишенных пирамидной системы и полушарий мозжечка. У
млекопитающих striatum разделяется на два парных ядра,
территориально далеко расходящихся друг от друга: хво-

статое ядро (п. caudatus) и скорлупу (putamen). У человека
стриальная система еще не развита к моменту рождения и
одевается миэлином только к пятому-шестому месяцу жиз-
ни. Striatum построен сложнее pallidi; он содержит два вида
клеток, не обнаруживая, впрочем, какой-либо расчлененно-
сти по цитоархитектоническому признаку. Напротив,
putamen очень сходен по своему строению с nucleo caudato.
Из двух типов клеток striati многочисленные мелкие, с
короткими аксонами, не выходящими за его пределы, счи-
таются его рецепторными клетками. Редко разбросанные
там и сям крупные эффекторные клетки все направляют
свои аксоны в pallidum: других эффекторных выходов у
striatum явно нет. Афферентация striati почти целиком
проистекает из thalamus. Связь с корой полушарий, для
pallidum бесспорная, здесь не доказана.
Новейшие органы моторики в головном мозгу, возника-
ющие и развивающиеся позднее других как в фило-, так и
в онтогенезе, — это пирамидная эффекторная система и
в известном смысле надстроенные над ней фронтальные
системы коры полушарий. В филогенезе пирамидная эф-
фекторная система появляется только у млекопитающих.
У низших млекопитающих — грызунов — имеется вначале
только одно гигантопирамидное поле 4 с эффекторными
клетками Беца в пятом слое, но оно уже велико и порядоч-
но расчленено. У более одаренных моторно грызунов, как
белка и заяц, намечается премоторная зона 6 Vogt (М. О.
Гуревич, Г.Х. Быховская; см. рис. 71). Передняя грануляр-
ная область (поля 8 и 12) появляется только у хищных, у
которых премоторные поля 6 достигают значительного
развития. У собакоголовых обезьян прибавляется еще поле
9 в лобных долях, у высших обезьян — фронтальные поля
10 и 11; наконец, у человека появляется еще целая полоса
совсем новых полей в лобной доле (44 по 47 Brodmann), а
премоторная зона начинает резко преобладать над первич-
ной моторной пирамидной зоной. Функциональная рас-
члененность последней у высших обезьян и человека очень
велика, обеспечивая точную соматотопическую проекцию
почти каждой мышцы тела. Правда, изобилующие как
между отдельными возбудимыми элементами пирамидной
зоны, так и между ними и элементами примыкающего к
ней спереди премоторного поля крайне динамичные и тон-
кие функциональные взаимовлияния очень осложняют эту
сомато-топическую ясность; всевозможные явления облег-

чения (facilitation), одновременной и сукцессивной индук-
ции и т.д. в значительной степени маскируют и смазывают
ее при точных опытах (Leyton & Sherrington, Grünbaum,
Lashley и др.).
В онтогенезе эти кортикальные системы созревают еще
значительно позднее экстрапирамидных: у человека пира-
мидная эффекторная система и ее проводящий путь в
спинной мозг окончательно миэлинизируются только во
втором полугодии внеутробной жизни, а премоторные и
фронтальные системы — на втором году жизни. Как будет
показано ниже, эта постепенность очень явственно сказы-
вается на развитии моторики маленького ребенка.
Приведенный очерк морфогенеза эффекторных систем
необходимо дополнить хотя бы самым кратким обзором
филогенетической истории развития их физиологических
отправлений.
Следующая схема была предложена в основном Foix-
Nicolesco и дополнена М.О. Гуревичем, а позднее — авто-
ром. Она разделяет весь ход постепенного обогащения мо-
торики позвоночных на четыре последовательные ступени.
Эти ступени сопряжены с вступлением в строй, по преж-
ним авторам, очередных, более новых и высокостоящих
эффекторных ядер, а по воззрениям, излагаемым в насто-
ящей книге, — очередных, переслаивающих друг друга ко-
ординационных уровней построения, включающих в со-
став своих субстратов как эффекторные, так и рецептор-
ные структурные элементы. Как это будет видно из
дальнейшего, схема Foix-Nucolesco очень близка к нашей,
изложенной в предыдущих главах, лестнице уровней.
Самая ранняя из этих ступеней соответствует примату
талама-паллидарной системы и имеет место у рыб, отча-
сти у земноводных. Для нее характерны монотонные,
плавные движения, охватывающие все тело, представляю-
щие собой что-то вроде перистальтических волн. Эти дви-
жения — плавников, хвостовых перьев и т.п. — не прекра-
щаются ни на минуту даже и при спокойном стоянии рыбы
на одном месте. В инвентаре движений почти все 100% со-
ставляют плавательные локомоции, оформляемые как край-
не обобщенные, охватывающие все тело синергии. Движения
по большей части неторопливы, округлы и ритмичны.
Вторая ступень характеризуется первенствующим по-
ложением striati, т.е. того образования, которое соответст-
вует в нашей систематизации нижнему подуровню С1 про-

странственного поля. Эта ступень начинает развиваться
у сухопутных амфибий, четко представлена у рептилий и
достигает кульминационной точки своего развития у птиц.
Преобладание striati с доступными ему качествами сензор-
ных коррекций обеспечивает этим животным их сложные
локомоции ползания, лазания и летания — передвижения
уже не «туловищного», а «конечностного» стиля. Очень
высокой ступени развития достигает владение равновесия.
Статика уравновешенной позы не составляет проблемы
для рыбы; здесь, напротив, вырабатываемая целая система
стато-кинетических регулирующих механизмов. Сохра-
няя все фоновые синергетические возможности, обеспечи-
ваемые им ушедшей вглубь таламо-паллидарной систе-
мой, животные эти располагают уже средствами для их
затормаживания и регуляции. Они способны застывать не-
подвижно и, наоборот, делать порывистые броски. Движе-
ния туловища, головы и шеи имеют своеобразный атетоид-
ный характер, вязкий, тестообразный, сменяясь времена-
ми на восковую, статуеобразную неподвижность,
совершенно чуждую млекопитающим. Этот самый стиль, к
слову сказать, сохраняют движения данного уровня и у
человека, когда патологические условия вызывают его ги-
перфункцию. Наряду с осложнением и увеличением раз-
нообразия локомоций имеет место и возникновение целого
ряда движений других категорий, иногда достигающих вы-
сокого координационного совершенства и создающих
(вполне ложную) иллюзию принадлежности их к уровню
действий (например, витье гнезд). Птице доступны много-
численные движения, никогда не встречаемые у рыбы:
движения туалета, смазывание перьев жиром, кормление
птенцов и т.п. Здесь впервые появляются выразительные
движения и звуки: мертвенные крики лягушек сменяются
песней, возникает и танец. Ориентировка в пространстве и
точность целевых локомоторных перемещений достигают
высокого совершенства, говоря о начинающемся уже (у на-
иболее высокоразвитых хищных птиц) развитии верхнего
подуровня пространственного поля С2. Истинных пред-
метных действий — праксий из уровня D еще нет и следа.
Пластичность и способность к построению новых двига-
тельных комбинаций очень низки.
Третья ступень — господство уровня пространствен-
ного поля С во всем его объеме, сопряженное с возникно-
вением и развитием пирамидной эффекторной системы и

наступающее впервые у млекопитающих. Опять-таки, не
теряя качественно ничего из координаций, приобретенных
на предыдущих двух ступенях, животные приобретают
сверх этого большой и все возрастающий процент одно-
кратных, не стереотипных целевых движений нападения,
охоты, скачка и т.д. Все более возрастает пластичность,
дрессируемость, способность к импровизации ad hoc новых
двигательных комбинаций. Резко разнообразятся движе-
ния туалета и самообслуживания. Очень обильными стано-
вятся образующие уже переход к предметным действиям
игры в компании, педагогические действия и показы и т.д.,
отсутствующие у более древних классов позвоночных. На-
ряду с выразительными звуками и интонациями появляет-
ся мимика и выразительные движения. Вся совокупность
движений утрачивает тот вязкий, липкий стиль, сменяе-
мый статуеобразными застываниями тела, который везде и
всегда свойствен преобладанию стриальных иннерваций.
Движения становятся эластичными, напоминающими
движения пружины; покой перестает быть абсолютным,
насыщаясь то адверсивными, настораживательными дви-
жениями, то привычными ритмическими покачиваниями
хвоста, то еще иной непроизвольной двигательной мело-
чью. Постепенно начинают появляться истинные смысло-
вые цепи, свидетельствующие о возникновении зачатков
предметного уровня.
Намеченная М.О. Гуревичем четвертая, фронталь-
ная; ступень приобретает главенствующее положение у
приматов и человека, но скачок, проделываемый ею от вы-
сшей обезьяны до человека, колоссален. Если в экстрапи-
рамидных движениях человек совершил по сравнению с
птицами неоспоримый шаг назад; если в движениях, вхо-
дящих в инвентарь уровня пространственного поля, целый
ряд млекопитающих превосходит своей моторикой челове-
ка: одни — по резвости, другие — по силе, третьи — по
меткости, устойчивости, неутомимости, дальности прыж-
ка, совершенству равновесия и т.п., то в области предмет-
ных действий и смысловых цепей все, чем располагают
даже антропоидные обезьяны, является лишь элементар-
ными зачатками по сравнению с неисчислимыми психомо-
торными богатствами, освоенными человеком. В предыду-
щей главе были рассмотрены как немногочисленные при-
меры действий из уровня D у млекопитающих, так и
главные характеристики двигательных проявлений этого