Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. — 1994

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ
КОНЦЕПЦИЯ В. М. БЕХТЕРЕВА
В истории отечественной психологической науки с именем Владимира
Михайловича Бехтерева связано окончательное утверждение новой парадигмы
в исследовании психической деятельности, основывающейся на объективном
подходе к объяснению природы психического и методов его изучения1.
Вслед за И. М. Сеченовым он выступает против интроспекционистского
понимания психики, рассматривает всю совокупность психических явлений
и форм человеческого поведения на основе понятия рефлекс. Анализ соче-
тательно-двигательных рефлексов, доступных для объективного внешнего
наблюдения и регистрации, определяется Бехтеревым как основной метод
исследования в созданных им науках, получивших названия объективная
психология и рефлексология. Резкое противопоставление принципов
объективной психологии господствовавшему в тот период времени интрос-
пекционистскому пониманию психики и путей ее изучения, а также конк-
ретный теоретико-методологический уровень разработки психологических
проблем обусловили отказ Бехтерева от рассмотрения психики и сознания
(как главных объектов интроспекционистской психологии) и сведение задач
психологической науки исключительно к анализу внешних проявлений реф-
лекторной деятельности без учета опосредствующих ее психических процес-
сов.
Однако установки Бехтерева — основателя рефлексологического учения
вступали в противоречие с наблюдениями и выводами Бехтерева — учено-
го-экспериментатора как только он вставал на почву конкретных фактов. В
своих экспериментальных исследованиях Бехтерев выходит за рамки утвер-
ждаемой им парадигмы и вновь обращается к психическим явлениям и
психологическим категориям.
Бехтерев был одним из первых, кто уже в конце прошлого—начале
текущего столетия выдвинул и настойчиво проводил идею комплексного
изучения человека. Рассматривая человека в его целостности, как сложное,
многогранное и многоуровневое образование, он ратовал за использование
междисциплинарного взаимодействия, обеспечивающего всестороннее его
изучение. В своей непосредственно исследовательской деятельности ученый
стремился реализовать комплексный подход разными способами: во-первых,
посредством организации комплексных экспериментальных исследований, в
которых конкретный объект (человек) выступал предметом изучения разных
научных дисциплин: физиологии, анатомии, педагогики, психологии, и т. д.;
во-вторых — путем анализа и осмысления на основе единой теоретической
концепции разных сфер и уровней взаимодействия человека с миром. А
это, соответственно, требовало существенного расширения границ и объема
1 Подробное освещение общетеоретических взглядов В. М. Бехтерева, генезиса его психо-
логических и рефлексологических идей дается в статье Б. Ф. Ломова, В. А. Кольцовой,
Е. И. Степановой, помещенной в т. 1 «Памятников психологической мысли» (В. М. Бехтерев.
Объективная психология // Памятники психологической мысли. М., 1991. С. 424—444).

охватываемой исследованием реальности, анализа различных форм челове-
ческой активности, всестороннего изучения человека на основе исследования
всех проявлений его жизнедеятельности. Именно этой стратегии отвечала
разработка Бехтеревым новых отраслей рефлексологии: генетической реф-
лексологии, рефлексологии труда, коллективной рефлексологии и т. д.
Принципиально важное значение имело то, что Бехтерев не ограничивался
анализом только индивидуального поведения человека. Признавая взаимо-
связь поведения человека с поведением других людей, он поставил вопрос
об объективном изучении этой взаимосвязи. Таким образом Бехтерев явился
одним из основателей нового направления психологического исследования —
социальной (или общественной) психологии, рассматриваемой им как
отрасль рефлексологии человека в соответствии с теми же принципами,
которые были выдвинуты и разработаны применительно к исследованию
проблем объективной психологии и рефлексологии индивида. Отсюда на-
звание нового направления — коллективная рефлексология.
Впервые к социально-психологической проблематике Бехтерев обращается
в своей речи на годичном торжественном собрании в Военно-медицинской
Академии в 1897 г. Конкретной темой его выступления явились вопросы
психического влияния, внушения и его роли в обществе2. Определяя свое
отношение к данной проблеме и подчеркивая ее актуальность, Бехтерев
отмечал: «Мне представляется не только современным, но и небезынтересным
остановиться на этом предмете, полном глубокого значения как в повсед-
невной жизни отдельных лиц, так и в социальной жизни народов»3.
Следует отметить, что период конца XIX—начала XX в. характеризовался
острым интересом к социально-психологической проблематике, развива-
ющимся на фоне и под воздействием бурно проявляющихся социальных
процессов, растущих классовых антагонизмов и связанной с этим акту-
ализацией внимания к вопросам общественного развития и его психо-
логическим факторам. Взаимоотношения личности и общества, пути и ме-
тоды общественной детерминации поведения человека, проблемы свободы
воли —все эти вопросы находят отражение на страницах художественных
произведений, публицистической и научной литературы рубежа столетий.
Причем в процессе их решения происходит острая поляризация мнений и
подходов представителей разных направлений научной и общественно-
политической мысли. В конечном счете, независимо от различия в понимании
тех или иных частных вопросов, выделяются две основные тенденции: попыт-
ка поставить во главу угла психологический фактор как важнейший и
определяющий всю динамику и структуру общественных отношений и
противоположное этому стремление рассмотреть явления общественной и
индивидуальной психологии как детерминированные обществом.
Акцентирование внимания на субъективных, психологических факторах
развития общественных и социально-психологических явлений в русской
науке представлено трудами лидера народнической идеологии Н. К. Михай-
ловского; социологов Н. И. Кареева, Е. В. Роберти; экономиста П. Б. Струве;
философов Н. А. Бердяева, С. Н. Бунчакова; психологов А. И. Введенского,
Л. Е. Владиславлева, М. М. Троицкого, М. А. Рейснера и др.4
С позиций экономического детерминизма проблемы развития общества
и всех его подструктур (включая явления общественной психологии) расс-
2 См. Бехтерев В. М. Роль внушения в общественной жизни.//Обозрение психиатрии, не-
врологии и экспериментальной психологии, 1898, № 1—3.
3 Там же. № 1. С. 1.
4 Подробное освещение истории социально-психологических идей в России конца XIX—начала
XX в. дается в работе Е. А. Будиловой «Социально-психологические проблемы в русской
науке». М. 1983.

мотрены в трудах лидера русских марксистов Г. В. Плеханова5 и его пос-
ледователей.
В контексте истории отечественной социологической и социально-психо-
логической мысли социально-психологическим взглядам Бехтерева принад-
лежит особое место. В них —истоки естественнонаучной традиции в иссле-
довании и объяснении общественных (в том числе социально-психо-
логических) явлений, их целостного, системного описания, предполагающего
рассмотрение их в широком природном и социальном контексте.
В поисках «единых принципов мирового процесса» Бехтерев обратился
к законам механики, рассматривая их в качестве универсальных оснований,
действующих на всех уровнях и этажах живой и не живой природы.
Развернутое обоснование этих идей содержится в «Коллективной рефлек-
сологии» Бехтерева, в которой выделяются 23 универсальных закона, дей-
ствующих, по мнению ученого, как в неорганическом мире и в природе,
так и в сфере социальных отношений: закон сохранения энергии, законы
тяготения, отталкивания, инерции, энтропии, непрерывного движения и
изменчивости, и т. д. На основе физических законов Бехтерев пытался дать
объяснение таким сложным социальным процессам, как развитие и преем-
ственность культурных традиций, образование социальных общностей,
динамика общественных взглядов и настроений и т. д.
Сама идея выделения общих законов, лежащих в основе развития неор-
ганического мира, природной, социальной (надорганической) и психической
реальности, придающих целостный характер всему мирозданию, является
привлекательной. Однако определение общего универсального основания в
то же время отнюдь не исключает необходимости выделения и тех
специфических законов, которые отражают качественные характеристики
различных уровней эволюции мира. Именно в изучении и учете взаимо-
действия общих и специфических закономерностей состоит подлинная
диалектика оценки и понимания явлений природы и общества.
Не менее важное место в системе научных взглядов Бехтерева занимает
его энергетическая концепция. Суть ее заключается в утверждении энер-
гетической природы психических явлений, имеющих своей первопричиной
некую «свободную энергию», представляющую «дематериализацию»
физических тел. Понятие энергия таким образом рассматривается в кон-
цепции Бехтерева в качестве базового, субстанциального, предельно широкого,
выступающего в качестве основания как психических, так и материальных
явлений, источника развития и проявления всех форм жизнедеятельности
человека и общества.
В ходе взаимодействия человека с миром внешняя («свободная») энергия,
по Бехтереву, поступает в организм человека через органы чувств и преоб-
разуется в них в нервно-психический процесс. Проявляя те или иные формы
социальной активности, человек (или общество), наоборот, превращает нер-
вно-психическую энергию в свободную энергию, тем самым пополняя
мировое энергетическое пространство. В этом постоянно осуществляющемся
энергообмене между человеком и миром, по Бехтереву, — источник их су-
ществования и развития, их вечности и неуничтожимости.
Особую актуальность энергетические идеи Бехтерева приобретают в на-
стоящее время, в период обострения интереса к проблемам биоэнергетики,
активизации обсуждений и дискуссий об источниках психической энергии,
природе и характеристиках телепатических процессов, экстрасенсорных
5 Об этом см.: Будилова Е. А. Указ. соч.; Кольцова В. А. Проблемы социальной психологии в
трудах Г. В. Плеханова // Психол. журн., 1981, № 5. С. 137—149; Парыгин Б. Д. Вопросы
социальной психологии в работах Г. В. Плеханова // Проблемы общественной психологии.
М., 1965. С. 95—118.

явлений, сверхсенситивных способностей и т. д. Концепция Бехтерева может
стать важным источником исследования и объяснения этих пока еще чрез-
вычайно слабо изученных явлений, что, в свою очередь, выступит условием
расширения возможностей развития и управления внутренней психологиче-
ской средой человека.
Если при рассмотрении природы психических и социально-психо-
логических явлений Бехтерев выступал с позиций механицизма и
энергитизма, то в определении методов психологического исследования он
проявлял себя как сторонник строго объективного подхода. Утверждая
принцип объективности в исследовании психической деятельности индивида,
Бехтерев распространил его и на область социально-психологических явлений.
Указывая на неприменимость методов субъективного анализа, самонаблю-
дения для изучения коллективной или «собирательной личности», он создавал
коллективную рефлексологию на основе объективного метода исследования,
предполагающего, в первую очередь, изучение внешних форм поведения
людей в зависимости от внешних же воздействий. Данное положение обос-
новывалось им посредством двух утверждений. Это, во-первых, мысль о том,
что все внутреннее выражено вовне, и поэтому в исследовании психики
необходимо и достаточно изучить совокупность имеющихся в распоряжении
исследователя внешних объективных данных, и, во-вторых, это —указание
на отсутствие необходимых методических средств для выявления и распоз-
навания внутренних, субъективных переживаний людей. Последнее, с точки
зрения Бехтерева, особенно значимо для коллективной рефлексологии. Ис-
следователь здесь стоит перед задачей по внешним проявлениям реконст-
руировать внутренние переживания других людей, что, согласно взглядам
ученого, невозможно осуществить на основе интроспекционистских методов
самопознания, ибо «бывшее в личном опыте воспроизводится при соответ-
ствующем описании другого человека, однако, воспроизводится не так, как
переживает данное состояние другой, а как сам слушающий переживал его
когда-то» 6.
Дальнейшее развитие социально-психологической теории (в частности,
специального ее направления — социальной перцепции) подтвердило
правильность сделанного Бехтеревым вывода о зависимости социального
восприятия от индивидуального опыта, личностных особенностей
воспринимающего субъекта. С другой стороны была доказана необходимость
и возможность использования в социально-психологическом исследовании
наряду с объективными показателями также и субъективных оценок состо-
яний, переживаний и отношений людей по поводу разных сторон их сов-
местной деятельности и общения.
Бехтерев первым в отечественной психологии дал определение предмета,
задач и методов социальной (или «общественной», как он ее называет)
психологии, сделал попытку разработать ее теоретические основы.
Он указывает, что сферу общественно-психологического исследования
составляет изучение разных социальных групп и социальной стороны
личности: «Предметом общественной психологии является изучение психо-
логической деятельности собраний и сборищ, составляемых из массы лиц,
проявляющих свою нервно-психическую деятельность как целое, благодаря
общению их друг с другом. Безразлично, будет ли это случайная толпа или
общественный митинг, или правительственное собрание — везде проявляются
общее настроение, соборное умственное творчество и коллективные действия
многих лиц, связанных друг с другом теми или иными условиями»7.
6 Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. М.—Пг., 1921. С. 47.
7 Бехтерев В. М. Предмет и задачи общественной психологии как объективной науки. СПб,
1911. С. 8.

В социальной группе между ее членами возникают определенные
психические отношения, обеспечивается согласование их усилий, и на этой
основе появляется «соотносительная деятельность». Задача общественной
психологии состоит в том, чтобы исследовать взаимоотношение личности
и коллектива, выявить закономерности поведения людей в группе, «условия,
при которых нервно-психические явления, развивающиеся в ряде индивидов,
становятся социально-психологическим явлением», возникает совместная де-
ятельность.
Заслугой Бехтерева как одного из основоположников отечественной
социальной психологии является разработка учения о коллективе. Коллектив
рассматривается им как нечто целое, как «собирательная личность», имеющая
свою индивидуальность, зависящую от особенностей составляющих ее лиц.
Бехтерев ставит задачу выделения общих законов, лежащих в основе дея-
тельности коллектива. «Проявления собирательной личности... подчиняются
такой же закономерности, какая открывается при строго объективном реф-
лексологическом изучении проявлений отдельной личности. Притом самые
формы этой закономерности оказываются общими как для отдельной
личности, так и для собирательной личности...»8. Указанная исходная ме-
тодологическая посылка приводит Бехтерева к выводу о необходимости,
исследуя общественную жизнь, прослеживать те же рефлексы «в форме
общественных движений» и то же их развитие, которое имеет место в
деятельности отдельной личности.
Постановка проблемы совокупного или собирательного субъекта (субъекта
коллективной деятельности) как предмета социально-психологического иссле-
дования в трудах Бехтерева заслуживает пристального внимания как чрез-
вычайно актуальная и для социальной психологии сегодняшнего дня. Ведь,
по сути, здесь находит отражение взгляд на социальные общности (группы
и коллективы) не как на механическую сумму, а как на нечто единое и
целостное, что соответствует современным системным представлениям о
природе сложноорганизованных объектов. В подобной постановке вопроса
содержится имплицитное понимание социальной общности как субъекта
психической деятельности, обладающего специфическими внутренними ме-
ханизмами саморазвития.
В то же время здесь проявляется недооценка Бехтеревым своеобразия в
закономерностях поведения личности и социальной группы. Психическая
жизнь человека не ограничивается уровнем рефлекторной деятельности, она
более сложна, включает сознательную регуляцию поведения и деятельности.
В еще большей мере это относится к явлениям социально-психологическим,
представляющим собой качественно иной, более высокий уровень
организации, законы которого не сводимы к законам, регулирующим
индивидуальное бытие человека, тем более —к рефлекторным механизмам
психической деятельности. Как показывают социально-психологические
исследования, включение человека в коллектив или социальную группу
приводит к возникновению ряда новых факторов, к актуализации
специфических социально-психологических механизмов взаимодействия, не
имевших места на уровне индивидуальной психической деятельности
(индивидуальной лишь относительно, ибо деятельность человека всегда
социально опосредована). К этому же выводу приходит фактически и сам
Бехтерев, анализируя полученные им в конкретном социально-психологиче-
ском исследовании данные, характеризующие особенности соотносительной
деятельности людей в группе.
Понятие коллектив определяется Бехтеревым предельно широко как любая
социальная группа или общность вообще. Им дана характеристика разных
8 Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. С. 13.

социальных групп, предложена их классификация. Основой этой
классификации выступает уровень организованности группы, направление
ее активности, степень общности интересов составляющих ее членов. Учиты-
вая указанные показатели, Бехтерев подразделяет коллективы (или группы)
на организованные и неорганизованные, различающиеся по уровню спло-
ченности.
В определении коллективов, сформулированном Бехтеревым, в качестве
главного, доминирующего признака выделяется объединение людей вокруг
общей цели для осуществления совместной деятельности. «Очевидно, что
только общность интересов и задачи является тем стимулом, который побуж-
дает коллектив к единству действий и придает самый смысл существованию
коллектива» 9. Общность цели рождает, в свою очередь, общность организации
и общность деятельности.
Бехтерев подчеркивает интегрирующую функцию цели, рассматривая ее,
таким образом по сути, в качестве системообразующего признака коллектива.
«Всякий нарождающийся самостоятельный коллектив начинает свою жизнь
с самоопределения, ... он устанавливает и выясняет свои собственные задачи
и цели, отмежевывая их от задач и целей других коллективов. Только после
этого устанавливаются определенные отношения такого коллектива к
другим» 10.
В противоположность взглядам Г. Тарда, Г. Лебона, Н. Михайловского
и других Бехтерев подчеркивает необходимость дифференцирования понятий
«организованная общность» и «толпа», учета специфики разных социальных
групп и характера взаимодействия составляющих их лиц. Это положение,
реализуемое Бехтеревым прежде всего в его экспериментальной практике,
является принципиально важным, противостоящим попыткам перенесения
закономерностей поведения людей в толпе на закономерности взаимо-
действия людей в рамках организованных общностей.
В современной отечественной психологии коллектив рассматривается как
высшая ступень групповой организации, характеризующаяся высоким уров-
нем сплоченности, интегрированности деятельности, коллективистической
направленности его членов. В качестве важнейшего его признака, критерия,
дифференцирующего коллектив от других социальных общностей, выделяется
общественная полезность, ценность осуществляемой в коллективе деятель-
ности. Развитие общества ставит перед исследователями новые важные воп-
росы, касающиеся социальной природы коллектива, путей гармонизации
коллективистических и индивидуалистических тенденций в развитии
личности в коллективе, соотношения общественной полезности и личностной
значимости деятельности как факторов, обеспечивающих влияние коллектива
на личность и т. д. В работах Бехтерева мы не найдем ответов на эти
вопросы, но и без этих работ, лежащих в фундаменте отечественной социаль-
ной психологии, сама постановка указанных вопросов едва ли была бы
возможна.
Бехтерев специально изучает вопрос о факторах объединения людей в
социальные общности. Предпосылки процессов социальной интеграции он
видит в «социальных инстинктах», которые «приводят даже животных одного
и того же вида к совместной жизни стадами»11. Важным стимулом
объединения людей в группы является, по Бехтереву, их «взаимная нужда-
емость» друг в друге, проявляемая в филогенезе в виде необходимости
«объединения сил для целей нападения и защиты»12, а в ситуации совместной
9 Там же. С. 41.
10 Там же.
11 Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. С. 93.
12 Там же.

деятельности — в конкретных формах взаимного дополнения индивидами
друг друга, распределения функций и усилий для достижения поставленной
цели: «Недостаточность личности в каком-либо отношении является как бы
импульсом, побуждающим искать восполнения ее в другой личности»13.
Таким образом, в основе объединения людей в социальные группы лежат
социальные предпосылки — «полезность связи в общественном смысле».
Среди факторов социальной интеграции Бехтерев называет также
«социальный отбор», заключающийся, согласно его взглядам, в обеспечении
социальной поддержки тем членам коллектива, которые наиболее полно
отвечают и соответствуют интересам коллектива. Наконец, в число объединя-
ющих группу факторов Бехтерев включал также общение, проявляющееся в
разных формах —в виде взаимного подражания, внушения, убеждения. В
его работах дается глубокий содержательный анализ и характеристика ука-
занных форм психического взаимодействия.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕНИЯ
В ТРУДАХ В. М. БЕХТЕРЕВА
Вопросы общения, взаимного психического влияния людей друг на друга
занимают одно из центральных мест в социально-психологической теории
и коллективном эксперименте В. М. Бехтерева.
Характеризуя роль общения, Бехтерев оценивает его как механизм осу-
ществления совместной деятельности и формирования ее коллективного
субъекта, условие сохранения и распространения индивидуального опыта,
передачи его потомству, обеспечения исторической преемственности обще-
ственных ценностей. Общение у Бехтерева выступает как средство
объединения людей в группы, условие социализации личности. Характеризуя
роль общения в развитии и формировании личности, В. М. Бехтерев писал:
«Различные личности находятся в различных условиях в смысле общения
их с окружающими лицами, а равно и в неодинаковых условиях воспитания,
что также не лишено громадного значения в отношении будущего развития
каждой данной личности»14. Он отмечал, что чем разнообразнее и богаче
общение человека с окружающими его людьми, тем успешнее осуществляется
развитие личности, подчеркивал, что люди, выросшие в общении с более
разнообразным кругом лиц, являются более развитыми по сравнению с
теми людьми, круг общения которых более ограничен. Этот вывод ученого
получил убедительное подтверждение в многочисленных психолого-педа-
гогических исследованиях, а также в конкретной учебно-образовательной и
воспитательной практике.
Социальную роль и функции общения Бехтерев рассматривал на примере
специфических видов общения: подражания и внушения. «Не будь подра-
жания, — писал он, — не могло бы быть и личности как общественной особи,
а между тем подражание черпает свой главный материал из общения с себе
подобными, между которыми благодаря сотрудничеству развивается род
взаимной индукции и взаимовнушения»15.
Значение внушения как фактора проявления общественных процессов
подробно рассматривается Бехтеревым в его работе «Роль внушения в обще-
ственной жизни». Определяя внушение как одну из форм психического
влияния людей друг на друга, Бехтерев относил его к области бессознательной
психической деятельности, непосредственной передаче определенных
«психических состояний от одного лица к другому», протекающему «без
13 Там же. С. 102.
14 Там же. С. 67.
15 Там же. С. 8.

участия воли воспринимающего лица, нередко даже без ясного с его стороны
сознания»16.
Именно специфика внушения как формы «непосредственного прививания
психических состояний, идей, чувствований и ощущений» без опоры на
логические формы убеждения и доказательства определяет практически
универсальный характер внушения в качестве средства психологического
воздействия. Этим обусловлена, по Бехтереву, и роль внушения в общест-
венной жизни как эффективного средства управления массовыми
движениями, объединения людей вокруг общей задачи. Бехтерев отмечал,
что «подчас внушение или прививка идей играет гораздо более видную роль,
нежели логическое убеждение. Всякий общавшийся с народом, знает это
хорошо по собственному опыту...»11. Он вскрывает также условия, при
которых внушающие воздействия протекают эффективно: единство настро-
ений, чувств, переживаний людей; «однородность собрания», его «мо-
ноидеизм»; направленность на единую цель.
Общение Бехтерев разделяет на непосредственное и «посредственное»
(опосредствованное). В основе указанной дифференциации — наличие или
отсутствие каких-либо «посредников» в процессе взаимодействия людей.
Непосредственное общение понимается им в буквальном смысле слова: как
вид межличностного взаимодействия (лицом к лицу), осуществляющегося
исключительно посредством органов чувств человека. Опосредствованное
общение, по его мнению, характеризуется степенью и уровнем опосредст-
вованности.
Содержащееся в работах Бехтерева описание системы посредников
общения представляет большой интерес и существенно расширяет и обога-
щает наши представления о способах передачи информации в процессе
коммуникативного взаимодействия. Давая более широкую, нежели в совре-
менной психологии, трактовку средств общения как всего того, что определяет
коммуникативный процесс и способствует его осуществлению, Бехтерев
использует для этого совокупность понятий: «посредники», «специфические
раздражители», «побудители действий», «средства объединения людей» и т. д.
В более узком смысле слова средства общения определяются им как знаковая
система, используемая для кодирования и передачи коммуникативного воз-
действия.
Особую роль в этом контексте он отводит речи — «устному и печатному
или писанному слову», которая рассматривается им как способ воздействия,
условие интеграции людей в социальные общности, как наиболее важное и
эффективное средство общения или «обмена мыслями в человеческом обще-
стве» 18. Наряду с речью в качестве средств общения Бехтерев выделяет
широкий класс средств невербального воздействия: зрительные (письма,
телеграммы), слуховые (телефон), осязательные (азбука слепых, прикосно-
вения, поцелуи, ласки, побои, половое общение, температурные и
электрические раздражители), обонятельные и др. Заслуживает внимания
также рассмотрение органов чувств как условий или предпосылок интеграции
людей, организации их коммуникативного взаимодействия.
Включение в число посредников общения материальных вещей,
памятников истории и культуры значительно расширяет временные границы
общения, включая в его сферу людей, живущих в разные исторические
периоды. «Посредники могут объединять людей не только находящихся на
огромном расстоянии друг от друга, но и живущих в разные эпохи. Папирусы,
памятники древности, археологические находки разве не объединяют нас с
16 Бехтерев В. М. Роль внушения в общественной жизни. № 1. С. 3.
17 Там же. С. 4.
18 См. Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. С. 105.

людьми, жившими в древние века и даже в доисторическое время? Точно
так же памятники искусства... могут быть посредниками взаимодействия и
общения между людьми, принадлежащими разным народам и разным эпо-
хам»19. Эти положения Бехтерева выводят нас на проблемы исторической
памяти, обозначают перспективы исследований в области исторической
психологии.
Общение людей опосредствуется и всем контекстом их взаимодействия,
ситуацией их жизни и деятельности. В этом плане чрезвычайно важна мысль
ученого о том, что «общая жизнь, общая работа, общая деятельность и
совместно перенесенные невзгоды или радости жизни всем своим существом
служат к объединению коллектива»20. Таким образом, предложенная Бехте-
ревым классификация средств и способов общения и связанная с этим
характеристика его видов является оригинальной, содержащей чрезвычайно
важные, новаторские идеи.
В работах Бехтерева проблема общения рассматривается в контексте
широкого круга вопросов, касающихся структуры группы, процессов груп-
повой динамики. Так, в них обосновывается зависимость способов общения
от конкретных характеристик группы: ее численности, содержания совместно
выполняемой деятельности, ситуации, в которой осуществляется взаимо-
действие, и т. д. Эти положения, сформулированные Бехтеревым, имеют
важное значение для разработки современной социально-психологической
теории общения.
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ОБЩЕНИЯ
Определяя место В. М. Бехтерева в истории отечественной социальной психо-
логии, необходимо прежде всего иметь в виду, что он явился основателем
экспериментального направления в социальной психологии в нашей стране,
обосновал принципы и предложил классификацию методов социально-психо-
логического эмпирического исследования. В их число им были включены:
статистический метод (в современной психологической терминологии — это
метод массового опроса, корреляционного анализа), метод наблюдения, а
также собственно экспериментальный метод. Последний, по мнению Бехте-
рева, предполагал изучение влияния специально вводимого эксперименталь-
ного воздействия или экспериментальной переменной на деятельность кол-
лектива.
Особый интерес для современных исследований, с нашей точки зрения,
представляют групповые эксперименты Бехтерева, направленные на изучение
особенностей «сочетательно-рефлекторной», нервно-психической деятель-
ности коллектива как собирательной личности по сравнению с деятельностью
отдельной личности. В качестве конкретных задач экспериментального иссле-
дования Бехтерев выделял изучение того, как рефлексы отдельной личности
изменяются в коллективе в зависимости от его характера и состава и чем
«рефлексы коллектива» как целого отличаются от «рефлексов отдельной
личности»21.
С целью изучения указанных проблем В. М. Бехтерев совместно с
М. В. Ланге разработал метод экспериментального исследования, в основе
которого лежал принцип сравнительного анализа протекания различных
психических процессов в условиях общения и в ситуации индивидуальной
деятельности.
19 Там же. С. 108.
20 Там же. С. 111.
21 Бехтерев В. М., Ланге М. В. Данные эксперимента в области коллективной рефлексологии
// Новое в рефлексологии и физиологии нервной системы. М.—Л., 1925. С. 306—337.

«Эксперимент в коллективной рефлексологии должен исходить из срав-
нения с данными эксперимента над отдельной личностью, и иного пути
нет, ибо какая же может быть мера для учета влияния сообщества на
деятельность входящей в него личности, как не деятельность отдельной
личности в ее обычной индивидуальной работе. Только исходя из этой
индивидуальной деятельности каждой личности, можно определить, как эта
деятельность изменяется, коль скоро личность будет находиться во время
этой деятельности в сообществе с себе подобными, образующем тот или
другой коллектив»22.
Предложенная Бехтеревым схема группового эксперимента существенно
отличалась от традиционного построения группового эксперимента, которое
использовалось в опытах, осуществляемых в начале века23. Суть их заклю-
чалась в исследовании эффекта «присутствия группы», а тип совместности,
взаимодействия членов группы, реализуемый в данных экспериментах, можно
было бы назвать «работа рядом». Особенность подобных опытов состояла в
том, что несколько испытуемых, выполняя общее для всех задание, находятся
в непосредственной близости друг от друга, но не взаимодействуют в процессе
выполнения деятельности. Взаимовлияние членов группы в данном случае
ограничивается лишь эмоциональным воздействием благодаря присутствию
других людей, а также спонтанно возникающей соревновательной ситуации,
стимулирующей индивидуальную деятельность. Совместная работа
практически отсутствует. По такому же принципу строились и первые
социально-психологические эксперименты Бехтерева. Однако дальнейшие
исследования проблемы влияния группы на личность привели Бехтерева к
отказу от указанной экспериментальной процедуры и разработке классической
модели группового экспериментального исследования, суть которой заклю-
чалась в организации в экспериментальных условиях активного непосред-
ственного взаимодействия испытуемых в процессе выполнения совместной
деятельности. В экспериментах Бехтерева речь шла не об исследовании
влияния «присутствия группы», а об изучении роли общения, взаимодействия
членов группы как фактора определяющего результаты их совместной и
индивидуальной деятельности.
Для этого в процессе организации эксперимента предлагалось исполь-
зовать следующие методические приемы: 1) перед испытуемыми (группой
учащихся, студентов) ставилась единая, общая для всех участников экс-
перимента задача; 2) стимулировалось и поощрялось создание и поддержание
между испытуемыми активного общения в виде обмена мнениями, инфор-
мацией, обсуждения принимаемого решения, согласования полученных вы-
водов; 3) осуществлялось сравнение результатов деятельности испытуемых
в процессе индивидуальной работы до совместного обсуждения (в предтесте)
с аналогичными результатами, полученными после совместного обсуждения
(в посттесте). Это позволило на основе тех изменений, которые возникали
под влиянием группового обсуждения, общения испытуемых, сделать вывод
о характере и степени воздействия общения на результаты деятельности
каждого участника эксперимента. Таким образом была найдена адекватная
задаче исследования экспериментальная процедура.
Исследования Бехтерева, выполненные на основе указанной методики и
имеющие целью изучение специфики протекания различных познавательных
процессов в условиях общения — восприятия (наблюдения), формирования
оценки относительно определенных воспринимаемых предметов и действий,
решения творческих задач и т. д. — свидетельствуют о положительном
22 Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. С. 61.
23 Moede W. Experimentalle Massenpsychologie. Leipzig. 1920.

влиянии общения на протекание и результаты психической деятельности
большинства испытуемых, участников группового взаимодействия.
Полученные данные показали, что общение существенно влияет на точ-
ность и детализацию восприятия: увеличилось число подмеченных испыту-
емыми деталей воспринимаемого объекта, возросла правильность их восп-
роизведения, значительно уменьшилось число иллюзорных, не соответству-
ющих реальной ситуации признаков.
Было установлено, что у разных людей наблюдательность развита в
разной степени (ряд испытуемых за 15-секундное время экспозиции изоб-
ражения объекта сумели подметить и зафиксировать 10 правильных деталей
объекта, в то время как другие —лишь 1—2 детали). Обнаружены различия
и в эффекте группового обсуждения (под влиянием обсуждения одними
испытуемыми было выделено дополнительно 6 новых деталей, другими —
только 2).
Для определения специфики воздействия общения на различные кате-
гории испытуемых Бехтерев распределял всех испытуемых на четыре группы
на основе двух критериев — продуктивность индивидуальной работы
(сильные—слабые) и пол: «сильные мужчины», «слабые мужчины», «сильные
женщины», «слабые женщины». Анализ результатов до проведения экс-
перимента и после него во всех четырех группах испытуемых показал, что
в условиях совместной деятельности и общения выигрывают все группы,
что выражается в повышении результатов их деятельности в посттесте под
влиянием общения. Особенно эффективным оказалось обсуждение для «сла-
бых» испытуемых, у которых правильность ответов под влиянием общения
возросла максимально (в группе «слабых мужчин» — на 38%, в группе «слабых
женщин» —на 44%), в то время как в двух других группах («сильные
мужчины» и «сильные женщины») этот сдвиг составил соответственно 22 и
35%.
В другом исследовании испытуемым предлагалось выделить различия в
сходных изображениях и сходство —в различных.
В результате исследования удалось установить, что и относительно
различия сходных объектов (и лежащего в основе этого процесса анализа),
и относительно определения сходства (т. е. процесса синтеза) проявляется
стимулирующее воздействие общения, имеет место «обогащение личности
после взаимного общего обсуждения как в количественном, так иногда и в
качественном отношении»24.
Полученные в ходе экспериментального исследования данные позволили
Бехтереву сделать вывод о взаимном влиянии личности и группы: личность
оказывает влияние на деятельность коллектива, внося в коллективный резуль-
тат плоды своей индивидуальной деятельности, и сама, в свою очередь,
обогащается в коллективе в процессе взаимодействия с другими членами
группы. Характер и глубина коллективного решения непосредственно зависят
от состава коллектива, большей или меньшей подготовленности его членов
к выполнению того или иного задания.
Наиболее сложным являлся вопрос о влиянии коллектива на интеллек-
туальные, мыслительные процессы. В психологии второй половины XIX—
начала XX в. господствовала идея иррациональности общественной психо-
логии. Экстраполируя данные, полученные при изучении толпы, на все
другие виды социальных общностей — организованные группы, коллективы,
С. Сигеле, Г. Лебон, Г. Тард и другие утверждали, что мыслящий индивид
в группе нивелируется, усредняется, личность теряет свою индивидуальность,
свой творческий потенциал. Объяснение данного тезиса, по мнению Г.
24 Бехтерев В. М., Ланге М. В. Данные эксперимента в области коллективной рефлексологии.
С. 325.

Лебона, кроется в действующем в толпе законе духовного единства, согласно
которому все чувства и мысли людей в толпе как бы сосредоточиваются в
едином фокусе, направляются в единое русло. Творчество рассматривалось
лишь как характеристика индивидуальной деятельности.
Полемизируя с данным мнением, Бехтерев подчеркивал, что, во-первых,
оно опирается на закономерности выявленные при анализе уличной толпы,
и, во-вторых, «вовсе не доказано, что толпа умных людей будет давать
коллективное мнение, которое окажется глупее, нежели в том случае, если
бы оно при тех же самых условиях было высказываемо каждым в одиночку»25.
О нивелировании, усреднении мыслящего индивида в группе, о бессоз-
нательном подчинении личности групповому давлению указывали также
В. Мёде, Г. Оллпорт, экспериментально исследовавшие влияние группы на
личность. Так, Мёде считал, что в интеллектуальной сфере влияние группы
на личность минимально и выражается оно в проявляющейся в группе
тенденции к выравниванию, уподоблению членов группы друг другу в резуль-
тате понижения уровня сильных членов группы до уровня слабых. Кол-
лективное действие, по его мнению, приводит участников взаимодействия
к взаимному уподоблению, унификации26.
Оценивая указанные экспериментальные результаты, Бехтерев дает им
адекватную интерпретацию, отмечая, что они отражают специфику такой
групповой умственной работы, которая отличается отсутствием какого-либо
объединения членов группы в их деятельности, их общения друг с другом
и которая представляет собой, по сути, индивидуальную работу субъектов,
выполняемую в присутствии друг друга. Именно конкретная форма
организации экспериментального исследования определила и полученный
авторами в итоге результат. К совершенно противоположным выводам
приходит Бехтерев, экспериментально исследуя особенности коллективного
творчества.
Он показывает, что хотя творческая мыслительная деятельность в кол-
лективе в большей мере зависит от индивидуальных особенностей лиц, его
составляющих (от их знаний, уровня способностей и подготовленности к
решению задачи), но и здесь влияние коллектива очевидно. «Уже и нынешние
результаты дают полное основание исключить очень распространенное
мнение, что коллектив умственно менее работоспособен по сравнению с
отдельными индивидами, его составляющими, и что он будто бы устраняет
проявления лучших индивидуальных качеств личности. Лучшие индивиду-
альные проявления не только не подавляются, но наоборот, поддерживаются
и оттеняются путем выдвигания их на первый план. С другой стороны,
неправильные или ошибочные показания отдельных лиц либо совершенно
устраняются, либо в большей или меньшей мере исправляются» 27. Удалось
вскрыть некоторые психологические механизмы, актуализирующиеся в ситу-
ации общения в обусловливающие позитивный сдвиг в результатах
мыслительной деятельности участников взаимодействия. Это обмен
мнениями, информацией, усиление взаимного контроля за результатами
деятельности, критика, коррекция и исправление индивидуальных мнений,
решений, отсеивание крайностей и выбор предложения, выдвинутого «хотя
бы одним лицом, но такого, которое наиболее отвечает цели задания»28.
Отсюда вывод Бехтерева: «Лучшая творческая деятельность достигается
путем совместного труда, выполняемого при участии индивидуального и
25 Цит. по: Бехтерев В. М., Ланге М. В. Данные эксперимента в области коллективной
рефлексологии. С. 310.
26 Moede W. Experimentalle Massenpsychologie.
27 Бехтерев В. М., Ланге М. В. Данные эксперимента в области коллективной рефлексологии.
С. 337.
28 Там же. С. 336.

коллективного ума, из которых первый принимает на себя подготовку и
обработку материала, второй же — его критику, пополнение и обобщение»29.
Следует обратить внимание на еще один интересный экспериментальный
факт, полученный Бехтеревым при проведении указанного исследования,—
распределение функций людей при совместном решении задач как условия
продуктивности групповой мыслительной деятельности.
В работах В. М. Бехтерева устанавливается факт выравнивания членов
группы в процессе совместной мыслительной деятельности, но в отличие
от Мёде и Олпорта, говорящих о выравнивании как о сведении более
высокого уровня к более низкому, В. М. Бехтерев доказал его восходящий
характер: выравнивание идет не вниз, а вверх: и в ходе коллективной
деятельности, обсуждения, обмена мнениями «выигрывают» все испытуе-
мые — и сильные и слабые. «Чем сильнее и богаче личность, тем меньше
она черпает из коллективной работы; чем беднее личность, тем она приобре-
тает больше; уравнение происходит таким образом вверх, улучшая слабых,
а не вниз, в смысле ухудшения сильных».30
Разумеется, указанные выводы требуют корректировки с учетом тех новых
данных, которыми располагает современная наука. Так, нельзя согласиться
с безоговорочным утверждением о нивелировании индивидуальных различий
в группе, усреднении характеристики ее членов. Установлено, что, например,
и в экстремальных ситуациях индивидуальные особенности не только не
сглаживаются, но, наоборот, проявляются наиболее ярко и отчетливо.
Проведенные в последние годы исследования показали, что воздействие
общения на психические проявления его участников опосредствуются рядом
факторов, в числе которых — особенности ситуации взаимодействия,
специфика выполняемой деятельности, индивидуально-психологические ха-
рактеристики участников взаимодействия, уровень социально-психо-
логических отношений, согласованности и совместимости и т. д. Отсюда сле-
дует, что при анализе системы «общение — психические процессы индивида»
наряду с регистрацией объективных показателей (сдвигов в процессуальных и
результативных показателях психической деятельности человека) необходимо
исследовать и сам процесс субъект-субъектного и субъект-объектного взаимо-
действия, и комплекс тех условий, факторов, через которые преломляется воз-
действие общения на психику включенных в него индивидов. Лишь столь це-
лостный анализ может обеспечить решение вопроса о закономерностях
динамики и результатов психических процессов в условиях общения.
Именно такая стратегия лежала в основе разработки проблемы общения,
осуществляемой по инициативе и под руководством Б. Ф. Ломова в Институте
психологии АН СССР31. Развивая идеи В. М. Бехтерева, он выдвинул и
обосновал новый подход к исследованию общения как ключевой общепсихо-
логической категории, своеобразному «логическому центру» всей системы
психологической проблематики32. Реально осуществляемая преемственность
идей В. М. Бехтерева, их дальнейшее развитие и углубление на новом этапе
становления социально-психологических знаний — самое убедительное и
красноречивое свидетельство их продуктивности и научной ценности.
29 Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. С. 207.
30 Бехтерев В. М., Ланге М. В. Данные эксперимента в области коллективной рефлексологии.
С. 337.
31 См., например, Проблемы общения в психологии. М., 1981; Мышление: процесс, деятель-
ность, общение. М., 1982; Исследования проблем психологии творчества М., 1983; Психо-
логические исследования общения. М., 1985; Познание и общение. М., 1988; Совместная
деятельность: методология, теория, практика. М., 1988; Ушакова Г. Н., Павлова Н. Д.,
Зачесова И. А. Речь человека в общении. М., 1989; Брушлинский А. В., Поликарпов В. А.
Мышление и общение. Минск, 1990.
32 Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 243.

Эта преемственность идей реализуется прежде всего в следующей системе
координат. Со времен В. М. Бехтерева и до сих пор в психологической науке
очень широкое распространение имеет та общая трактовка социальности
человека и его психики, которая в основе своей была разработана французской
социологической школой (Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль и др.).
С точки зрения создателей этой школы, социальность сводится преиму-
щественно лишь к идеологии, к коллективным представлениям, вообще к
сознанию (общественному). Такая точка зрения перспективна постольку,
поскольку она учитывает качественные, а не одни лишь количественные
изменения человеческой психики в процессе социально-исторического
развития. Особенно существенно, что все это историческое развитие сознания,
по мнению французских авторов, в принципе не может быть сведено к
развитию индивида и индивидуального сознания; оно связано с изменениями
всего общества, всего общественного строя. Эти положительные стороны
данной концепции социальности учитывали и разрабатывали дальше многие
социологи и психологи, в том числе В. М. Бехтерев.
Вместе с тем указанная концепция имела существенные недостатки. Их
преодолевали ученые, использующие и развивающие наиболее перспективные
положения философии К. Маркса. С этих позиций была разработана
принципиально иная концепция социальности, во многом альтернативная
той, которую представляли Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль и их многочислен-
ные последователи. В наиболее систематической разработке этой новой кон-
цепции социальности в психологической науке особенно большую роль,
начиная с 30-х годов, сыграл С. Л. Рубинштейн. Подводя итог своему
позитивному и критическому анализу психологической концепции француз-
ской социологической школы, он справедливо подчеркивал: «Из социальности
таким образом выпадает всякое реальное отношение к природе, к объективно-
му миру и реальное на него воздействие — выпадает общественная
практика» 33 Преодолевая этот существенный недостаток, С. Л. Рубинштейн
разработал в психологии своей субъектно-деятельностный подход, согласно
которому человек и его психика формируются и проявляются в ходе изна-
чально практической деятельности (всегда социальной, творческой, самосто-
ятельной). Здесь исходной основой социальности выступает совместная
практическая деятельность, субъектом которой являются люди, объединенные
в очень разные общности.
Наконец, начиная с 20-х и 30-х годов и до сих пор разрабатывается еще
одна, уже как бы третья концепция социальности, идущая от Э. Кассирера, ран-
него М. М. Бахтина, позднего Л. С. Выготского и др. По их мнению, она не
сводится к двум предыдущим концепциям, поскольку главным фактором
социальности признается знак, символ, речь и т. д., отличающие людей от
животных. Среди специалистов сейчас нет единства взглядов по вопросу о том,
как квалифицировать эту знакоцентрическую теорию. Одни считают ее раз-
новидностью вышеупомянутой психологической концепции французской
социологической школы, другие, напротив, видят в ней реализацию деятельно-
стного подхода. Специальный анализ данной проблемы приводит к выводу, что
речь, знаки, символы и т. д. играют существенную роль в развитии человека
лишь постольку, поскольку он в начале жизненного пути с момента рождения
овладевает ими на основе своих сенсорных, наглядно-действенных, коммуни-
кативных, вообще практических контактов с окружающим миром (людьми, ве-
щами и т. д.). В таком смысле речь вторична по отношению к исходным про-
стейшим практическим действиям и их сенсорным предпосылкам34. Однако,
33 Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С. 136.
34 Подробнее см.: Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философско-психологическая
концепция С. Л. Рубинштейна. М., 1989.

с точки зрения знакоцентрической теории, речь как квинтэссенция социаль-
ности является в данном случае, наоборот, первичной. Тем самым
игнорируется или недооценивается изначальная наглядно-действенная, чувст-
венно-практическая основа, необходимая для возникновения и развития речи.
Соответственно этому социальность ограничена преимущественно теми отно-
шениями между людьми, которые складываются в плане общественного соз-
нания — в отрыве от практической деятельности (трудовой и т. д.). Следова-
тельно, в общей трактовке социальности знакоцентрическая теория в основном
остается на позициях психологической концепции французской социологиче-
ской школы, а не деятельностного подхода.
При жизни В. М. Бехтерева (1857—1927) многие из этих проблем еще
не стояли так остро, хотя отчасти уже и обсуждались в ряде работ. К тому
же деятельностный подход начал интенсивно и систематически разрабаты-
ваться в психологической науке лишь с 30-х годов (уже после его безвре-
менной кончины). Но для того, чтобы правильно понять его вклад в общую
и социальную психологию, учесть сильные и слабые стороны его позиции,
необходимо включить их в вышеуказанный исторический контекст, помо-
гающий лучше высветить некоторые наиболее общие линии в развитии всей
психологической науки от времен В. М. Бехтерева до наших дней.
* * *
Предлагаемая читателю книга — первое переиздание социально-психо-
логических трудов В. М. Бехтерева. Этим диктуется отбор текстов. В книгу,
сформированную по тематическому принципу, включен фундаментальный
труд Бехтерева в области социальной психологии — «Коллективная рефлек-
сология», а также более поздняя его работа, отражающая общую стратегию,
методологию и результаты экспериментальных социально-психологических
исследований автора.
Тексты указанных работ В. М. Бехтерева приводятся в полном объеме
без каких-либо сокращений и изменений. Орфография и пунктуация публику-
емых текстов приводятся в соответствии с современными нормами русского
литературного языка. Проведена работа по унификации публикуемого ма-
териала. С этой целью внесены необходимые дополнения и уточнения в
библиографические описания, произведена сверка ссылок в соответствии с
существующими в настоящее время требованиями, найдены и внесены в
подстрочник оригинала (где это было возможно) названия источников,
использованных и цитированных автором, но не указанных им в
библиографических ссылках. В ряде случаев, когда проверка библиографии
не могла быть проведена (в силу недоступности источников),
библиографические описания приведены в том виде, в котором они даны
автором. Указанные изменения и дополнения специально в тексте не ого-
вариваются. Цитаты, использованные автором, сверены и уточнены. По
тексту работы сделаны необходимые примечания и комментарии. Ком-
ментируемые положения текста оригинала обозначены звездочками.
За помощь в проведении библиографической и технической работы по
подготовке книги выражаем глубокую благодарность сотрудникам лабора-
тории истории психологии Института психологии РАН М. А. Маныкиной,
М. В. Муленковой, И. М. Павленко, Б. Тугайбаевой.
А. В. Брушлинский, В. А. Кольцова

КОЛЛЕКТИВНАЯ РЕФЛЕКСОЛОГИЯ
ЧАСТЬ I
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Если к разным проявлениям отдельной личности в настоящее время
применим строго объективный метод исследования, как я показал в своем
труде «Общие основы рефлексологии человека»1, то по отношению к про-
явлениям коллективной или собирательной личности строго объективный
метод исследования является безусловно обязательным, ибо говорить об
«общественном сознании» или «общественной душе», или, что все равно, о
«душе коллектива», — значит пользоваться лишь образным выражением, ни-
чуть не более. Дело в том, что если человеческий индивид может подвергаться
при условии исследования на себе самом субъективному анализу с помощью
самонаблюдения, то это ни в какой мере не осуществимо по отношению к
коллективному или собирательному индивиду1*.
Между тем до сих пор социологи, как и представители других гуманитар-
ных наук, оперируют с субъективными и часто даже метафизическими
понятиями. Они говорят о коллективных чувствах, представлениях и
восприятиях, о коллективной душе, коллективном сознании, коллективной
воле и т. п., тогда как всякому ясно, что все это в действительности является
лишь обобществлением субъективного состояния своего «я», которое никак
не может быть переносимо на толпу как вообще на какое-либо общество2*.
Даже социологи-неопозитивисты в своих трактатах так и сыплют субъ-
ективными терминами, заимствованными из психологии. Возьмем на выдер-
жку суждения Е. де Роберти о коллективном опыте — явлении несомненно
реальном и объективном. Именно в факте «общественности» — этом неизмен-
ном источнике «духа», или «надорганического явления», в природе —нео-
позитивисты видят не что иное, как длительное непрерывное и многостороннее
взаимодействие, которое во всякой постоянной, а не случайной «соборности»
церебрально богато одаренных живых существ необходимо устанавливается
между свойственными их психофизическими уже сознательными явлениями
и процессами, как-то: ощущениями, восприятиями, представлениями, конкрет-
ными образами и конкретными же суждениями, а также эмоциями, элемен-
тарными чувствами и волевыми импульсами. Это взаимодействие и составляет
все внутреннее содержание коллективного или соборного опыта, поверяющего,
исправляющего, дополняющего, объединяющего и «объективирующего» раз-
розненные и всегда глубоко-субъективные данные опыта биоиндивидуального
(но не опыта личного, составляющего высшую ступень, самый зрелый плод
опыта «соборного»)2 (курсив мой. — Б. М. Бехтерев).
1 См.: Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии человека. М.; Пг., 1923.
2 Роберти Е. В. де. Социология и психология //Новые идеи в социологии. СПб., 1914. Кн.
2. С. 6.

Из этой выдержки нетрудно видеть, как своеобразно неопозитивизм
уживается с индивидуальным субъективизмом.
Весь этот субъективизм, заимствованный из психологии, является в
сущности остатком того антропоморфизма, который ныне с решительностью
изгоняется из биологических наук и, очевидно, должен быть также изгнан
и из социологии, истории и других гуманитарных знаний. Коллективная
рефлексология и представляет собой опыт построения одной из важнейших
областей социологии, называемой часто также общественной, или социальной
психологией3* на строго объективном основании, пользуясь данными опыта
и наблюдения без всяких экскурсий в область субъективизма.
Как известно, социология опиралась до сих пор на две научные
дисциплины: биологию и психологию4*. Но поскольку биология дает этой
науке прочный объективный базис, постольку психология как субъективная
наука делает ее положение шатким. С нашей точки зрения, не должно быть
в социологии психологических доктрин как доктрин субъективного характера
и социология, чтобы быть наукой строго объективной, должна опираться
главным образом на две науки — биологию и разрабатываемую мною реф-
лексологию, на которых последняя должна заменить собой психологию
всюду, где дело идет о познании сторонней человеческой личности и, в
частности, сторонних индивидов, входящих в состав коллектива3.
Мы не будем касаться вопроса — составляет ли рефлексология, эта новая
научная дисциплина, отвлеченную науку или конкретную. Дело не в
теоретическом понимании этой науки, а в ценности ее метода, исключающего
какой бы то ни было субъективизм в изучении человеческой личности. Вот
почему рефлексология, а не психология должна лечь в основание изучения
социального мира.
Остановимся теперь на вопросе об отношении рефлексологии к биологии
и социологии. Не может подлежать сомнению, что человеческая личность
есть продукт общественности5*, ибо без общества человек не был бы чело-
веком. В этом отношении могут быть приведены наблюдения, имеющие
ценность опыта, когда люди, совершенно заброшенные и лишенные
воспитания (как, например, Гаспер Ганс, проживший до 14 лет в хлеву),
не могли не только говорить, но и ходить. Известно также, что люди,
заброшенные кораблекрушением на много лет на пустынные острова, обна-
руживали совершенно ясный умственный упадок. То же наблюдается у лиц,
подвергавшихся долговременному одиночному тюремному заключению. С
другой стороны мы знаем, что дети, выросшие в деревенской обстановке
при малом общении с людьми, представляются отсталыми по сравнению с
детьми города6*. Да и вообще известно, что люди, выросшие в общении с
более разнообразным кругом лиц, являются более развитыми по сравнению
с людьми, которые проводят жизнь вдали от общества.
Отсюда очевидно, какое значение имеет общественность для
формирования человеческой личности, являясь основным фактором ее
развития. Словом, сама личность в высших своих проявлениях есть продукт
общества, которое однако в свою очередь характеризуется составом его членов,
т. е. личностей.
Как известно, неопозитивная школа даже и такие категории, как разум,
цвет, пространство, род, число, причины, субстанции и т. п., сводят к
социальному происхождению, становясь таким образом между эмпиризмом
и классическим априоризмом.
«И в действительности они выражают наиболее общее из отношений,
существующих между вещами. Превосходя своей широтой все другие поня-
3 Там же. Гл. 2.

тия, они управляют всеми сторонами нашей умственной жизни. Поэтому,
если в один и тот же период истории люди не имели однородных понятий
о времени, пространстве, причине, числе и т. д., всякое согласие между
отдельными умами сделалось бы невозможным, а следовательно, стала бы
невозможной и всякая совместная жизнь. В силу этого общество не может
упразднить категорий, заменив их частными и произвольными мнениями,
не упразднивши самого себя. Чтобы иметь возможность жить, оно нуждается
не только в моральном согласии, но и в известном минимуме логического
единомыслия, за пределы которого нельзя было бы переступать по произво-
лу» 4.
Все это конечно не может подлежать сомнению, но сущность вопроса
заключается в том, являются ли в то же время биологическими факторами,
как допускалось ранее, или только социальными фактами, как признает
неопозитивная школа, или, как нам кажется, мы имеем здесь дело с био-
социальными фактами. Вопрос, поставленный таким образом, в действитель-
ности много сложнее, чем может показаться с самого начала7*. Во всяком
случае он требовал бы всестороннего обсуждения и не может быть рассмотрен
в немногих словах. Вот почему мы предпочитаем его совершенно опустить,
тем более что он не входит в нашу задачу. Мы можем лишь заметить здесь,
что в развитии вышеуказанных категорий не мог не играть той или иной
роли индивидуальный опыт, но, очевидно, что коллективный опыт получает
здесь свое особое значение, приводя путем обобществления 8* к уравниванию
и к сглаживанию индивидуального различия как явлений, которые лежат в
их основании.
Что же касается человеческой личности, то некоторые полагают, будто
человек благодаря своему развитию создал общественность. И не может быть
сомнения, что чем развитее в сумме человеческая личность, тем лучшие
общественные формы она создает, а отсюда не подлежит сомнению влияние
развитой личности на общественность. Но спрашивается, обязана ли обще-
ственность развитию личности? Поставленный в такой форме вопрос не
может иметь другого решения, как в отрицательном смысле.
Первым доказательством этому является фактор подражания. Всякому
ясно, в какой мере развитие личности обязано подражанию, которое играет
огромную роль и в воспитании, и всюду вообще в общественной жизни.
Можно определенно сказать, что не будь подражания, не могло бы быть и
личности как общественной особи, а между тем подражание черпает свой
главный материал из общения с себе подобными, с которыми благодаря
сотрудничеству развивается род взаимной индукции и взаимовнушения.
Другим доказательством является язык, происхождение которого также
обязано, с одной стороны, подражанию, с другой стороны, инстинктивной
потребности в общении. Таким образом язык является бесспорным продуктом
общественности, ибо без предварительного сближения индивидов даже нельзя
и представить себе происхождения человеческого языка, а между тем мы
знаем, что человеческая мысль развивалась главным образом благодаря слову
и притом в такой тесной и непосредственной связи с ним, что отвлеченное
мышление вообще не представлялось бы возможным без участия внутренней
речи9*. И действительно, имеются доказательства тому, что дикий перво-
бытный человек был в значительной мере лишен и мысли, и слов, вместо
которых имелись лишь жесты, вскрикивания, восклицания и звукоподра-
жания 10*.
Другим доказательством развития человеческой личности над влиянием
общества является письмо, которое дает возможность распространить широко
4 Дюркгейм Э. Социология и теория познания//Новые идеи в социологии. СПб., 1914.
Кн. 2. С. 40.

по коллективу результаты индивидуального опыта и вместе с тем фиксировать
его на будущие и предбудущие времена, сохраняя его для потомства. Можно
без преувеличения сказать, что человек сделался историческим существом
благодаря своей письменности.
Переход от изобразительной (идеографической) письменности к
фонетической также обозначил собой крупнейший шаг в развитии челове-
ческой личности, немногим уступающий тому значению, какое имело
превращение речи жестов и междометий в членораздельную речь,
состоящую из слов. Бесспорно, что фонетическая письменность вместе с
устным языком и создала цивилизацию культурных народов, ибо благода-
ря и тому, и другому оказалось возможным весь прогресс человечества,
достигнутый в каждом одном поколении, использовать для всех последу-
ющих поколений.
Однако, исключительно ли человеческая личность обязана своим
развитием обществу? Наследственность и то, что относится к прояв-
лениям инстинктов, представляет собою, несомненно, биологическое
явление, а между тем можно ли представить себе развитие личности без
влияния наследственности и без инстинктов. С другой стороны, не обязан
ли человек своей руке, давшей первоначальный язык жестов (в связи с
чем и развивалась человеческая речь), первоначальным развитием своей
личности, быть может, в той же мере, как и в позднейшее время словес-
ному языку? А между тем развитие руки не столько обязано социальным
условиям жизни, сколько биологическим причинам11*. Ведь рука по-
лучила свое развитие главным образом в зависимости от того, что чело-
век благодаря условиям естественного отбора или благодаря непрерывному
упражнению встал на ноги и из четвероногого или, вернее, четверорукого
превратился в двуногое существо.
Да и сама членораздельная речь оказалась возможною лишь с изменением
морды животного в лицевую часть головы, что зависело, вероятно, в известной
мере от изменения условий питания и частью от искусственного приготов-
ления пищи, а это опять-таки представляет собой биологический, а не
социальный фактор 12*. Далее, семья — этот первообраз общественных отно-
шений — не является ли результатом полового влечения? С другой стороны,
социальность не является ли результатом естественного отбора в смысле
лучшего переживания социальных существ, а естественный отбор опять-таки
является биологическим, а не социальным фактором. Мы знаем, с другой
стороны, из рефлексологии, что высшие или сочетательные рефлексы развива-
ются и на почве обыкновенных рефлексов, являющихся чисто
биологическими явлениями. Далее, то, что известно под названием прирож-
денных наклонностей, является результатом наследственной передачи, т. е.
опять-таки фактора чисто биологического. Наконец, высокая одаренность
или гениальность не является ли в значительной мере явлением счастливо
сложившихся наследственных условий, прирожденным даром, при котором
воспитание и эрудиция создают только средства и мотивы к использованию
и применению природных способностей. А между тем можно утверждать с
уверенностью, что какое бы значение ни имела социальная подготовка13*. к
тому или другому открытию или изобретению, не может подлежать сом-
нению, что человек мало одаренный не годен для великих открытий как
дефективный ребенок не в состоянии сделать сложных математических
вычислений.
Отсюда необходимо придти к выводу, что личность первоначально
развивалась под влиянием как биологических, так и социальных факторов,
позднее же преимущественно, хотя и не исключительно, под влиянием
социальных факторов, потому личность должна быть признана явлением
биосоциального происхождения.

Установление этого важного положения достигнуто лишь в позднейший
период времени. Оно было высказано еще в начале 60-х годов Курно5 и
немецким социологом Лацарусом6, несколько позднее этот взгляд проник
и в английскую научную литературу в лице Льюиса7. Но великим поборником
этого положения, положившего его в основу своих социологических трудов,
бесспорно является наш соотечественник профессор Психо-неврологического
института в Петрограде, известный социолог Е. де-Роберти, давший этому
положению название «биосоциальной гипотезы».
По смыслу этой гипотезы или теории человеческий разум является
результатом тесного единения органической природы, изучаемой биологией
и сверхорганической природы, или социальной среды, являющейся предме-
том изучения социологии. По причине этого наука, именуемая психологией,
является, по автору, наукой конкретной (о рефлексологии при создании этой
теории еще не могло быть и речи), биосоциологией, опирающейся как на
биологию, так и на социологию. Она поэтому не может быть наукой отвле-
ченной и не может быть признана основною наукой в научной иерархии.
Однако, было бы большим увлечением признать, как делают некоторые из
неопозитивистов, что человеческая индивидуальность resp., личность, не
имеет иного корня, как в социальности. Нельзя также согласиться с Вормсом,
который признает невозможным разрешить этот вопрос удовлетворительно.
Решение подобных вопросов он предоставляет будущему. По его словам, «не
доказано, чтобы эти вопросы были неразрешимы и никто не может утвер-
ждать, что успехи знания не бросят на них со временем яркого света»8.
С нашей точки зрения теория сочетательного рефлекса дает также воз-
можность установить, что личность, как это выяснилось ранее, все же не
является исключительным результатом общественности. Чтобы защитить
себя от нападения дикого зверя, достаточно было выработаться сочетатель-
ному рефлексу между ревом и видом дикого зверя, с одной стороны, и
возможностью его нападения —с другой: спасением от него благодаря
индивидуальному опыту мог быть только рефлекс бегства или рефлекс
защиты оружием. Общественность в выработке и того, и другого ничуть не
необходима, хотя она и обобществляет путем подражания индивидуально
полезный опыт. Для того чтобы удовлетворить свой голод поеданием ракушек
или плодами банана, дикарю опять-таки не нужно было иметь предваритель-
ный коллективный опыт, ибо для этого достаточно, чтобы образовался путем
частых поисков пищи, вызванных голодом, сочетательный рефлекс между
внешним видом ракушки или плода и утолением голода. В этих и подобных
случаях дело идет об индивидуальном опыте, который, впоследствии обоб-
щаясь, сам по себе воспитывает личность, тем более, что последняя вовсе
не так слабо проявляется у нецивилизованных народов, как думают некоторые.
Но наряду с этими условиями воспитания личности путем индивидуального
опыта, начинающегося с первого дня бытия человеческой личности, создаются
и условия воспитания человеческой личности в играх, сотрудничестве и т. п.
путем коллективного опыта, в котором играет особую роль подражание как
рефлекс исключительно общественного типа.
Нельзя при этом упускать из виду, что и сам коллектив может действовать
и вообще проявлять себя как целое, как собирательная личность, о чем речь
будет в последующем изложении, и что собственно и составляет главный
предмет настоящего сочинения.
5 Курно А. Трактат о связи основных идей в науках и истории.
6 Лацарус Г. Жизнь души. Т. 1. С. 333, 365; Т. 3. С. 381.
7 Льюис Д. Г. Вопросы о жизни и духе. СПб., 1875—1876. Т. 1—2; Он же. Физиологические
основы духа. Б. М. 1877.
8 Вормс Р. Философия общественных наук. Б. М. 1903—1907. Т. 3. С. 95.

До сих пор, как мы знаем, были попытки создавать так называемую
психологию народов, а также социальную психологию, или коллективную,
психологию (Steinthal, Lazarus, Wundt, Дауголл, Копельман и др.), но эти
попытки как основанные на субъективном толковании фактов не обещали
успеха14*.
Задачей настоящего сочинения является, как уже ранее упомянуто, со-
вершенно исключить всякий субъективизм из вопросов коллективных
действий и реакций вообще, как он исключен и из разрабатываемой нами
рефлексологии как объективной науки о человеческой личности.
Не допуская субъективного толкования в вопросах, касающихся иссле-
дования развития общественных или коллективных явлений15*, и, понимая
все такого рода явления как коллективные или общественные рефлексы, мы
признаем необходимым применить к их исследованию тот же строго
объективный метод, который применен нами к изучению отдельной личности,
вследствие чего и наименование настоящему труду мы даем «Коллективная
рефлексология» вместо обычно употребляемого термина общественной, или
социальной, иначе коллективной, психологии.
Вряд ли нужно пояснять здесь, что вопросы, связанные с развитием
общественных явлений или общественных resp. коллективных рефлексов,
требовали от автора новой обработки предмета и нового освещения, ибо то,
что именовалось до сих пор общественной или социальной психологией,
уже в силу своего субъективного метода16* не могло дать в этом отношении
много подходящего материала. К тому же надо заметить, что психологи и
социологи-субъективисты (ибо социология пока еще не перестает быть
наукой в значительной мере субъективной, чего не должно было бы быть),
пользуясь своим субъективным методом, еще могли с некоторой натяжкой
трактовать о толпе как объединенном целом, с «единой душой», но по
отношению ко всем другим формам коллектива затруднение с применением
субъективного метода обнаруживалось уже в значительно большей степени.
Вот почему толпа сделалась излюбленным объектом исследования психологов
и социологов-субъективистов. Но в своем месте будет показана та односто-
ронность, которая проявилась в трудах целого ряда авторов в смысле ха-
рактеристики толпы с субъективной точки зрения. Здесь мы хотели бы
однако указать на другую, более важную ошибку психологов и социологов-
субъективистов в исследовании народных масс и их движений, это — стрем-
ление некоторых из них подчинить последние какому-либо одному общему
принципу.
Так, например, Тард этот общий принцип видит в подражании, тогда
как В. Мак-Дауголл видит его в инстинктах человеческой природы.
Более чем очевидная несостоятельность этих взглядов обусловлена ни
чем иным, как недостатком строгой объективности в исследовании предмета,
допускающим предвзятость той или иной идеи.
Вряд ли нужно здесь распространяться о том, что, например, Тард, этот
талантливый социолог, исходя из предвзятой идеи о значении подражания
в социальной жизни, в своих «законах подражания» слишком преувеличил
в этом отношении его роль и почти не уделяет внимания инициативе
отдельных лиц и общественному творчеству, а если и говорит о том и о
другом, то подобно другим авторам слишком ограничивает его значение и
умаляет его роль в общественной жизни. Вместе с тем, столкнувшись неизбеж-
но с проявлениями обыкновенной жизни, не имеющими ничего общего с
подражанием, он вынужден благодаря предвзятости своей теории подводить
под нее и эти явления под своеобразным наименованием контр-подра-
жания.
С другой стороны, проф. В. Мак-Дауголл, особенно выдвигая природу
инстинктов в индивидуальной жизни, переносит ее целиком на область

общественно-психологических явлений: «Если, — говорит он, — справедлив
тот взгляд, что всюду и всегда человеческая натура имеет одинаковый
природный фундамент, то эта точка зрения послужит столь необходимым
базисом для построения истории развития человеческих общества и учреж-
дений» 9.
Говоря затем о невыясненности вопроса об инстинктах со стороны психо-
логов и о том, что они придают им слишком мало внимания, другие же,
как, например, Шнейдер и Ульям Джемс, признают у человека такое же
количество инстинктов, как и у животных, отводя им соответствующую роль
в определении человеческого поведения, автор придерживается, без доста-
точного основания, последнего взгляда. Вместе с тем он признает за
инстинктом «наследственное и врожденное психофизическое предрасполо-
жение», которое наделяет того, кто им обладает, способностью воспринимать
известные объекты, обращать на них внимание, испытывать особенное чув-
ственное возбуждение при восприятии такого объекта и производить соот-
ветственные особые акты или по крайней мере испытывать импульс к ним.
На этих-то инстинктах автор строит свою социальную психологию, расс-
матривая последовательно роль инстинкта размножения и родительского
инстинкта, инстинкта воинственности или драчливости, стадного инстинкта,
инстинктов, посредством которых религиозные концепции влияют на
социальную жизнь, инстинкт стяжания и строительства: из других же фак-
торов, регулирующих взаимоотношения индивидов общественной жизни,
автор останавливается на подражании, игре и привычках.
Ясно, что, строя свою социальную психологию, В. Мак-Дауголл необос-
нованно пришел к необходимости расширить понятие инстинктов до гипер-
болических размеров. Достаточно сказать, что автор различает в числе
первичных склонностей человеческой души, влияющих на жизнь общества,
кроме вышеуказанных инстинктов, еще инстинкт бегства, инстинкт
отталкивания, инстинкт любопытства, инстинкт самоуничижения и самоу-
веренности и далее целый ряд инстинктов в форме страха, покорности и
т. п. Более чем очевидно, что и признание самих инстинктов того или
другого рода в этом случае стоит в зависимости от предвзятой социально-
психологической теории, сводящейся к «инстинктивному фундаменту» всех
социальных явлений. Словом, дело сводится к искусственному построению
определенной системы, ибо автор начинает исследование с предвзятой мысли,
вытекающей из субъективного метода, вместо того чтобы самые явления
подвергать объективному анализу и из выясняющихся таким образом фактов
строить саму систему.
Применение строго объективного метода к изучению социальных явлений
исключает подобные натянутости, приводящие к ошибочным выводам и
заключениям, вследствие чего, как мы уже говорили, та же строго объективная
точка зрения должна быть приемлема и к разнообразным проявлениям
коллективной или собирательной личности и только эта точка зрения может
вывести эту важную область знания из детского состояния.
Как увидим ниже, строго объективное рассмотрение предмета приводит
неизбежно к выяснению того, что и проявления собирательной личности,
открываемые при анализе общественной жизни, подчиняются такой же
закономерности, какая открывается при строго объективном рефлексологиче-
ском изучении проявлений отдельной личности. Притом самые формы этой
закономерности оказываются общими как для отдельной личности, так и
для собирательной личности, что должно быть признано известным успехом
в области знания, ибо учение о противоположении личности и толпы,
9 Мак-Дауголл В. Основные проблемы социальной психологии. М., 1916. С. 14.

признаваемое многими авторами, писавшими о толпе, в значительной мере
преувеличено17*.
В проявлениях социальной жизни, как будет показано ниже, мы встре-
чаемся в сущности с теми же рефлексами в форме общественных движений
и с тем же их развитием и течением, какие мы находим и в деятельности
отдельной личности. Это для нас должно быть вполне понятным, если мы
примем во внимание, что коллектив есть не что иное, как собрание отдельных
связанных между собою теми или иными интересами личностей, представ-
ляющее собою нечто целое в виде одной коллективной или собирательной
личности.
Вот почему законы проявления деятельности коллектива суть те же, что
и законы проявления деятельности отдельной личности. Иначе, конечно, и
быть не может, ибо коллектив, представляющий собою собирательную
личность, действует в целом как объединенная группа индивидов.
Отсюда понятно, что рефлексология отдельной личности должна
проливать свет на коллективную рефлексологию, как и последняя должна
проливать свет на первую, ибо обе науки, как и должно быть, стоят друг
по отношению к другу в самом тесном соотношении.
В заключение считаю нужным сделать оговорку, что настоящее сочинение
было начато еще в 1910—1911 гг. и тогда же мною были намечены общие
его основы, причем первые его главы были изложены в моей работе «Предмет
и задачи общественной психологии как объективной науки» в 1911 г.10 Вот
почему текст этой работы с необходимыми исправлениями вошел и в
соответствующие места настоящей книги.
В. Бехтерев
I. ВВЕДЕНИЕ
Общественные события являются деяниями человеческих рук, а потому,
каковы бы ни были внешние влияния, их определяющие, сам человек ни
в каком случае не может быть игнорируем как фактор общественных
событий.
Но деятелем здесь является не та или другая личность, а целое общество,
толпа, собрание или коллектив, а это не одно и то же. Отсюда очевидно,
что психология отдельных лиц непригодна для уяснения общественных
движений и развития общественных событий, поскольку отдельная личность
не может быть олицетворением всего общества или народа. На этой почве,
собственно, и возникают попытки создать особую, так называемую социаль-
ную психологию.
Еще в 60-х годах истекшего столетия Steinthal и Lazarus сделали такую
попытку создания «психологии народов». Они исходили из предположения,
что народный дух отличен от индивидуальной души. Существование народ-
ного творчества как бы говорило по их мнению в пользу существования
особого сверхличного сознания18* или собирательного народного духа. Бла-
годаря этому и различия в культуре народов объясняются будто бы особен-
ностями их национального или народного духа.
Но эта попытка не встретила большого сочувствия, так как о сверхличном
сознании или об едином народном духе можно говорить лишь в виде
фигурального сравнения, а ничуть не как о реальном факте.
Дело в том, что, если понимать под сознанием внутреннее содержание
«я», как это вообще общепризнано, то немыслимо делить человеческое соз-
10 Бехтерев В. М. Предмет и задачи общественной психологии как объективной науки //
Вестник знания. 1911. № 1. С. 17—24.

нание на индивидуальное и общественное или народное сознание, понимая
под последним не собирательное сознание отдельных лиц, входящих в состав
народа и его представителей, а нечто выделяющееся как единое сверхличное
сознание. Вполне естественно поэтому, что попытка создать социальную
психологию на таком основании не могла иметь успеха и была встречена
возражениями с разных сторон19*.
Дальнейшим развитием той же идеи, но в другом направлении, является
работа W. Wundt’a относительно «психологии народов». Предметом своего
исследования он взял собственно язык, мифы и обычаи как продукты
коллективной деятельности народного ума и задался целью при этом изучить
те психические законы, которые в них проявились.
Легко видеть, что дело идет здесь уже не о сверхличном или народном
сознании, а об изучении коллективной творческой деятельности и в этом
отношении В. Вундтом несомненно сделан существенный шаг вперед, хотя
им и не создана социальная, или общественная, психология в настоящем
смысле слова20*.
По В. Вундту, общие продукты творческой деятельности обусловливаются
тем, что «творчество одного индивида может быть признано со стороны
другого адекватным выражением его собственных представлений и аффектов,
а потому множество различных лиц могут быть в одинаковой мере творцами
одного и того же представления»11. Дело таким образом сводится к тому,
что в общественных организациях можно говорить об индивидуальных
психических процессах, которые в той мере, в какой они отвечают таким
же процессам других лиц, являются общими продуктами психической де-
ятельности известного ряда лиц. Но в таком случае, очевидно, не может
быть социальной психологии, так как при этом для нее не открывается
никаких новых задач21*, кроме тех, которые входят и в область психологии
отдельных лиц.
Очень многое было сделано для изучения особенностей проявлений толпы
авторами романских народов. Мы упомянем здесь работы Tarde, Le Bon’a,
Sighele и др.
В России психология толпы изучалась Михайловским, а за ним и целым
рядом других авторов. Но толпа является отдельным видом общественных
форм, притом наиболее элементарных из них, представляющим все особен-
ности стадного характера22*. Таким образом, толпа является лишь одним
из объектов исследования науки, изучающей общественные проявления че-
ловеческой деятельности.
К вопросам общественного характера относится и работа автора насто-
ящего труда, вышедшая впервые в 1898 г. под заглавием «Внушение и его
роль в общественной жизни12, в которой оценено значение внушения как
важного фактора в области проявления общественных процессов. С тех пор
до позднейшего времени на русском языке не было попыток охватить так
называемые психические проявления народных масс в целом, если не считать
небольших брошюр, принадлежащих перу различных авторов. За границей
мы имеем ряд трудов, появившихся за это время: Лебона, Тарда, Болдуина,
Де ля Грассери, Росси, Вундта и др. Их общий недостаток — подход к вопросу
с помощью субъективного метода.
В более позднее время появилась у нас работа Копельмана, стремящегося
установить общую точку зрения на этот предмет, причем его анализ приводит
к совершенному исключению народного духа или сверхличного сознания.
По автору, «в основе социальных духовных процессов могут лежать только
11 Wundt W. Völkerpsychologie: Eine Untersuchung der Entwicklungsgesetze von Sprache, Mythus
und Sitte. Leipzig, 1912. Bd. 2. S. 593.
12 См. Бехтерев В. M. Внушение и его роль в общественной жизни. 3-е изд. СПб., 1903.

индивидуально-психические процессов, и потому корень социальных явлений
нельзя искать в чем-либо другом, кроме индивидуальных сознаний,
исключительно индивидуальных, не имеющих никаких социальных отде-
лений» 13.
Автор признает, что социальные продукты, являясь произведением отдель-
ных лиц, обладают характером заключающегося в них объединения индивиду-
альных продуктов, но он не считает возможным делать из этого факта
заключение «о единстве сознаний создавших их индивидуумов, народа».
Он допускает общественное единство или в цивилизованных народах
много отдельных единств под общим названием коллектива, под которым
автор понимает «всякую групповую единицу, объединенную происходящим
в ней процессом установления психического единства» . Объектом кол-
лективной психологии автор и признает такой коллектив. Коллективная
психология поэтому исследует, по автору, не особенный психический процесс,
а берет его в связи с процессами, происходящими в остальных членах
коллектива, и ищет определить суть этой связи, взаимоотношение между
узкими индивидуальными процессами и закономерность, проявляющуюся
при этом.
Эта точка зрения, несомненно, правильнее той, которая заявлялась
другими авторами. К сожалению, автор далее общей постановки вопроса не
пошел и не мог обращаться от субъективной точки зрения в рассматриваемом
предмете.
К тому же в дальнейшем изложении автора снова идет речь «о единстве
сознаний» отдельных индивидов, «о душе коллектива» — в pendant к
индивидуальной душе»15 «о слиянии психик», «образующих единую кол-
лективную душу» и т. п.
Мы полагаем, что в обществах и собраниях можно говорить о взаимо-
действии и до известной степени о нивелировке продуктов соотносительной
(нервно-психической) деятельности отдельных лиц23*, но не о единстве их
в форме «единой коллективной души», что мало обособляет нас от взглядов
Steinthal и Lazarus’a, против которых восстает и сам автор.
По-видимому наиболее полно мысль Копельмана передана в следующем
пункте: «Мы должны себе представить психику каждого индивидуума, слива-
ющегося в большей или меньшей степени с психикой других индивидуумов.
К психическому содержанию индивидуума, к материалу, относящемуся и
выработанному в его мозгу, прибавляется содержание других сознаний.
Таким образом происходит в большей или меньшей степени слияние психик,
они все образуют единую коллективную душу. В этой единой душе, в
объединенном, но вначале многообразном психическом содержании и
происходит ряд процессов, в результате коих получается все большее уничто-
жение этого многообразия, т. е. единство: в ней и происходит единое кол-
лективное творчество»16.
В противовес автору мы знаем, что правильнее говорить «в обществен-
ных группах» о собрании личностей и об их взаимодействии и
нивелировке, что приводит к объединению продуктов творчества, но не о
«единой психике коллектива» или «единой коллективной душе», каковой в
действительности не существует. Словом, аппарат соотношения — мозг и
его соотносительная 24* деятельность17 отдельных лиц, находящихся в
13 Копельман О. Чем должна быть коллективная психология?: Введение к работам по кол-
лективной психологии. Одесса, 1908. С. 9.
14 Там же. С. 37.
15 Там же. С. 42.
16 Там же. С. 42-43.
17 Объективный термин, предложенный мною в рефлексологии на место субъективного
понятия «психическая деятельность».

собраниях и группах, благодаря взаимодействию друг с другом дает в
результате продукты социального творчества, ничуть не утрачивая своей
самобытности и не сливаясь вместе с другими в общую единую психику
или «единую душу».
Далее, мы решительно стоим против всякого субъективизма в оценке
общественной деятельности, который является неизбежным в том случае,
когда речь идет о «единстве сознаний» как основе коллектива.
По нашему мнению, если в индивидуальной психологии возможна речь
о сознании, так как дело идет в этом случае об исследованиях, производимых
путем самонаблюдения над самим собою, и, к сожалению, переносимых без
достаточного определения по аналогии на других лиц, то мы ничуть не
можем пользоваться методом самонаблюдения25*, основанным на аналогии
со своим собственным сознанием, в применении к массе лиц в общественных
группах, допуская при этом гипотетическое «единство душ» или «единство
сознания» и предполагая в то же время единство их содержания, т. е. единство
ощущений, представлений и пр.
Мы полагаем, что во всех случаях, когда речь идет о проявлении соот-
носительной деятельности массы лиц, мы должны, как это говорилось ранее,
совершенно оставить субъективную точку зрения, так как, только фигурально
выражаясь, мы можем говорить о народной душе, о народном чувстве, о
народном представлении, понимая под этим собственно чувства или пред-
ставления многих лиц, особенно из среды руководящего класса населения,
но не слитное чувство или представление массы лиц.
Отсюда очевидно, что в «коллективной рефлексологии», как мы будем
называть новую дисциплину, мы можем говорить о проявлениях соот-
носительной деятельности целой группы лиц и об их внешних реакциях
при тех или иных условиях, а не о субъективной стороне их психики,
которая остается в этом случае вне поля исследования. Иначе говоря, кол-
лективная рефлексология должна быть наукой исключительно и в строгом
смысле слова объективной, а не субъективной26*.
Во всяком общественном деле, какой бы насущной реальностью оно не
вызывалось, есть элемент высшего порядка или, выражаясь более точно,
элемент рефлексологический.
Всем известно, какую роль играет этот элемент в бою, на войне.
Авторитеты совершенно определенно говорят, что успех в бою в большей
мере должен падать на «дух» войск, нежели на их физическую силу.
По словам Мельяра, победа в войне дается не превосходством орудий
разрушения. Есть сила, старая как мир, и тем не менее вечно юная, сила
более страшная, чем пушки и ружье, способная к порождению всевозмож-
ных сюрпризов, ибо она мгновенно созидает самые неожиданные средства
для действия, чрезвычайно разнообразные и в то же время удивительно
соответствующие обстановке. Это сила нравственная. Эта сила,
разлившись 27* в массах, возбуждает, одушевляет их и делает их способ-
ными к принесению величайших жертв для победы. Нравственная сила
заставляет склоняться весы победы на свою сторону. Еще Наполеон ска-
зал, что на войне нравственный элемент относится к физическому, как 3
к 1, и он был прав.
В этом смысле высказывается и военный писатель С. Гершельман.
По его словам, формула, данная Наполеоном, относительно роли нрав-
ственного элемента на войне нисколько не изменилась, напротив, этот
элемент приобрел еще более первенствующее значение18.
18 См.: Гершельман С. К. Нравственный элемент в руках Суворова. Гродно, 1900.

О том же мы читаем у Корфа19, Головина20 и др. писателей. Подробности
по этому поводу можно найти в работе д-ра Шумкова21.
Здесь заметим, что уже исстари было известно, что значит в войсках
энтузиазм, который часто дает перевес над силой. В этом отношении такой
немецкий авторитет, как Бернгарди, защитник создания для Германии
сильной по численности армии, по словам Шеридана, заявляет: «Не следует
никогда забывать, что моральные и интеллектуальные факторы всегда пре-
обладают над другими и в некоторых пределах, довольно впрочем непосто-
янных, они проявляются гораздо могущественнее, чем факторы численности.
Однако, как показывает теория и опыт, при чрезвычайном преобладании
численности становится беспомощным даже и гений, так как масса, действуя
как таковая, если она достаточно велика, может окончательно стереть и
всякие превосходства интеллекта и морали22. Не должно упускать из виду,
что и в этом последнем случае не обходится дело без морального фактора,
который на одну сторону действует, вселяя уверенность в победе, а на другую
действует угнетающе, парализуя ее активность.
Значение такого же морального элемента в труде сказывается хотя бы
тем различием, какое обнаруживается в результате труда —будет ли он
вестись из-под палки по принуждению или по доброй воле, будет ли он
оплачиваем поденно, премиально или сдельно. С другой стороны, общеизве-
стна роль настроения и интереса в труде.
Далее в числе причин, понижающих производительность труда, играет
роль между прочим и неуверенность в успехе того или другого предприятия.
Вообще в работе более, чем в каком-либо другом деле, мы должны считаться
с рефлексологическими моментами, относящимися к рабочему кол-
лективу 28*.
Мода в значительной степени основана на такого рода данных, в которых
особое значение имеет элемент новизны и внушения с одной стороны, и
удовлетворения тщеславия определенных слоев населения —с другой.
И в экономической жизни закон спроса и предложения не является
единственным ее руководителем. Наряду с ним во всех случаях имеет силу
и фактор доверия, значение которого с особенной силою выдвигается в
период экономических потрясений. В этих случаях доверие играет даже
большую роль, нежели экономические факторы29*. Допустим, какая-либо
фирма потерпела ущерб и лишилась имущества. Но если фирма сохранила
к себе доверие, ее не объявляют банкротом, а оказывают ей всевозможное
содействие, помогая ей выйти из затруднительного положения и так или
иначе отправиться от понесенного потрясения.
В условиях торгового обмена также не обходится дело без соответству-
ющего элемента. Разве в торговом обороте не играет роли соблазн и вну-
шение? Наконец, и экономика, и финансовая сфера не обходятся без того
же самого. В конце концов вся денежная система не основана ли на том,
что именуется доверием? Как только доверие к прочности финансовой
системы подорвано, так тотчас же курс бумажных денег летит вниз.
С другой стороны, вот что мы можем извлечь по поводу оценки денежного
обращения из книги Туган-Барановского23 и его же статьи24. При значитель-
ном количестве денег в обращении вследствие умножения покупательной
силы и увеличения спроса на товары мы имеем увеличение цен особенно
19 См.: Корф Н. А О воспитании воли военно-начальников / / Вестник Общества ревнителей
военных знаний. 1906. № 122.
20 См.: Головин Н. Н. Исследование боя. СПб., 1907.
21 См.: Шумков Г. Е. Психика бойцов во время сражений. СПб., Б. г. Вып. 1.
22 См.: Там же.
23 Туган-Барановский М. И. Бумажные деньги и металл. Пг., 1917.
Нужно ли бояться умножения бумажных денег? // Биржевые ведомости. 1917, № 3.

на те, которые являются предметом спроса. За этим следует понижение
дисконтного % вследствие скопления денег в банках и чрезмерного отяго-
щения их кассовой наличности, что в свою очередь приводит к оживлению
предприимчивости и к повышению цен, опять-таки в первое время не вполне
равномерно, хотя со временем пропорциональность цен должна восста-
новиться.
Есть, однако, еще один фактор подъема товарных цен, в связи с
увеличением количества денег в стране — фактор, действующий гораздо бы-
стрее к привилегии к пропорциональному росту всех товарных цен, охватывая
собою весь товарный рынок в совокупности.
Фактор этот всецело психологического свойства в противоположность
двум первым объективным факторам, дело в том, что товарная цена слагается
из сознательных оценок отдельных личностей, причем, денежная цена есть
выражение оценок двоякого рода — оценки приобретаемого товара и оценки
отдаваемых за товар денег как покупательного средства. При обычных ус-
ловиях денежного рынка деньги не являются предметом самостоятельной
расценки. Каждый покупатель расценивает относительное значение для своего
хозяйства различных товаров, которые он может получить в обмен на деньги,
какова ценность самих денег — этот вопрос не возникает перед покупателем
в нормальное время, так как обычно деньги являются ценностью, наименее
колеблющейся в своей величине, в силу чего они и служат мерилом ценности
всех товаров, не будучи сами предметом измерения.
Это все равно, как при определении длины предмета мы говорим «в нем
2 аршина», не задаваясь вопросом, какова длина самого аршина.
В народнохозяйственной жизни бывают моменты, когда этот обычно
столь устойчивый измеритель ценности всех товаров — деньги — теряет свою
устойчивость и начинает изменяться в своей величине.
Общественное сознание, привыкшее исходить из неизменности ценности
денег как общего мерила ценностей всех товаров, с трудом отказывается от
своего традиционного воззрения на неизменность ценности денег.
Однако факты способны разрушить самые закоренелые предрассудки и
поколебать самые упорные предвзятые мнения.
Когда цены того или другого товара начинают расти, то общественное
мнение обычно приписывает этот рост причинам, коренящимся не в области
денег, а в области условий сбыта данного товара.
Но если число товаров, цены которых растут, все увеличивается и подъем
цен принимает длительный и устойчивый характер, охватывая весь товарный
рынок, то общественное сознание капитулирует перед фактами, теряет свое
прежнее доверие к неизменности ценности денег и начинает подвергать
измерению ценность самих денег.
«Не падают ли сами деньги в своей цене?» — спрашивает себя обыватель
и в случае утвердительного ответа, соответственно изменяет свои собственные
товарные расценки. Если, по мнению обывателя, деньги упали в два раза в
своей цене, значит, он может повысить вдвое свои расценки всех товаров.
В этом случае происходит общее и пропорциональное повышение всех
товарных цен не путем игры бессознательных стихийных сил столкновения,
спроса и предложения, а через посредство общественного сознания.
Надо заметить, что в экономической жизни законы рефлексологии про-
являются так же, как и во всех других сферах общественной деятельности.
Так спрос, как и предложение, часто подчиняется закону подражания и
притом то и другое по закону инерции осуществляется в гораздо большей
мере, нежели это надлежало бы по обстоятельствам дела. С другой стороны,
спрос и предложение подчиняются закону дифференцировки, как и другим
законам, ибо первоначально спрос под влиянием потребности принимает
более общую форму и лишь затем он устанавливается в виде спроса на

определенные предметы. А так как всякий акт при прочих равных условиях
осуществляется в сторону наименьшего сопротивления, то и удовлетворение
общественной потребности происходит первоначально в любой стране путем
обмена на деньги, добываемые привычным трудом, и лишь со временем
эта потребность как цель удовлетворяется путем осуществления добывающей
и обрабатывающей промышленности.
«Политическая экономия, — говорит Münsterberg, — должна была посто-
янно считаться с тем фактом, что вся экономическая жизнь в конечном
итоге зависит от хозяйственного человека и что этот хозяйственный человек
обладает не только телом, но и душой. Работа его мускулов регулируется
волевыми возбуждениями его сознания, блага; которые производят и расп-
ределяет хозяйство, должны через посредство чувств воздействовать на соз-
нание человека ... Образование цен на хозяйственные блага или еще какой-
либо другой экономический элемент — все, равно психологические факторы,
требовали всегда к себе особого внимания» 25. «Когда встречаются покупатель
и продавец, когда сталкивается работодатель и рабочий, короче говоря, когда
совершается какой-либо экономический процесс в окружающем нас обществе,
то один человек противостоит другому не как объект, который требует
объяснения, а как субъект, который должен быть не объяснен, а понят (?).
Это справедливо по отношению к нашему повседнему общению с людьми
к каждому разговору, к каждому непосредственному взаимоотношению между
людьми» 26.
Мы знаем, что потребности, возникающие в результате привычки, т. е.
повторного возбуждения одних и тех же сочетаний рефлексов, обусловлива-
ются установившимся вкусом, модой, подражанием; а разве это не сводится
в конце концов опять-таки к сочетательным рефлексам? И затем если этим
определяются потребности, то, очевидно, и предложение должно прино-
равливаться к этим потребностям. Вот, например, один американский
строитель торговых судов заявлял Токвилю, что ему составляет полный
расчет строить непрочные суда ввиду того, что вкус покупателя по отношению
к ним изменчив. Точно так же, если обычай устанавливает для небольшой
сравнительно местности с небольшим населением особый покрой платья,
то, очевидно, что машинное производство его оказалось бы неосуществимым.
Опять-таки и здесь обычай, этот упрочившийся коллективный рефлекс,
является регулятором экономической жизни.
Вообще там, где цены впервые устанавливаются, играет большую роль
установившийся обычай, ибо он определяет потребность. С другой стороны,
спрос и предложение являются основными факторами в деле установления
цен, согласно мнения всех экономистов; но, как мы знаем, и спрос, и
предложение сами по себе могут и должны быть рассматриваемы как кол-
лективные рефлексы.
Надо впрочем заметить, что экономика, как и наука, мало считалась до
сих пор с ролью факторов, лежащих в условиях соотносительной деятельности.
Так, на рынке далеко не всегда цены определяются, как мы уже говорили,
спросом и предложением, или по крайней мере не исключительно ими, ибо
многое еще зависит от так называемого «вкуса» публики, от так называемой
моды, основанной также на условиях соотносительной деятельности, и, на-
конец, от внушения и уменья продавца показать товар. Присмотритесь к
умелому торговцу, как он расхваливает свой товар, как он старается его
показать покупателю, и он его навязывает в значительной мере путем
внушения и убеждений в его доброкачественности, а то и другое в конце
концов зависят от личных качеств самого торговца, т. е. от его уменья и
25 Мюнстерберг Г. Психология и экономическая жизнь. М., 1914. С. 22.
26 Там же. С. 23-24.

сметливости и вообще от развития его соотносительной деятельности. Этим
путем и можно объяснить то обстоятельство, что товар одного и того же
качества одним торговцем может быть продан за одну цену, другим за
другую цену.
Даже область рекламы не обходится без помощи того же самого элемента
и, как известно, эксперименты, поставленные для выяснения воздействия
той или иной формы рекламы на публику американским психологом
Münsterberg’oм, привели к небезынтересным в этом отношении результатам,
о которых распространяться здесь было бы излишне. Рефлексологический
метод строго объективного исследования, в свою очередь, мог бы дать здесь
немало ценных результатов, если бы эта область исследования стоила вообще
большего внимания.
Нечего говорить, что в биржевой игре и денежной спекуляции вообще
моральный элемент представляется общеизвестным и здесь нет надобности
о нем распространяться. Достаточно вспомнить здесь всем известные бирже-
вые навыки, составляющие обычное явление в периоды ажиотажа.
Другим примером таких моментов в экономике и финансовой сфере
являются выигрышные займы. Их притягательная сила, как и всяких вообще
лотерей, общеизвестна, хотя все признают в то же время и невыгодность
помещения в них денежных средств.
Всем известно, как революционный процесс отразился в России на
финансах страны. Восстановив права угнетаемых классов, революция первым
делом должна была обставить их соответственным образом и с материальной
стороны, со стороны их заработка, но осуществление этих прав на лучшее
обеспечение трудовых элементов не сообразовалось с увеличением
интенсивности труда, которая наоборот в начале революции даже резко упала,
а это привело к глубокому нарушению в финансах страны. Откуда могло
государство покрывать необычайный рост расходов, обусловленный неверо-
ятным повышением заработной платы? Очевидно только бумажным станком,
а это, в свою очередь, стало подрывать доверие к стоимости денежных
знаков, откуда быстрое и неудержимое их обесценение.
Нечего говорить, что в отношении наказания и награды моральный
элемент играет огромную роль. Институт смертной казни и суровая
репрессия, признававшаяся необходимостью в прежнее время при недоста-
точной организованности общества, при меньшей возможности предупреж-
дать преступление и при большей грубости нравов, с течением времени
отменяется уголовными кодексами различных стран.
Однако в условиях военного времени введение смертной казни признается
неизбежным как мера устрашения против дезертирства и других тяжких
преступлений в войсковых частях, находящихся на театре военных действий.
Вряд ли нужно говорить здесь о моральном значении поощрительных
наград.
Из всего сказанного ясно значение морального элемента в общественной
жизни.
Да иначе и быть не может. Жизнь общества есть не что иное, как жизнь
собрания или коллектива отдельных индивидов. И если в жизни каждого
индивида его соотносительная деятельность является главной, хотя и не
единственной руководительницей его поведения, то, очевидно, и в жизни
общества или коллектива вышеуказанный элемент должен играть первенст-
вующую роль.
К сожалению, изучение общества с точки зрения коллективной рефлек-
сологии до настоящего времени еще не началось. Правда, имеются очень
почтенные трактаты по общественной психологии, но они большею частью
посвящены изучению тех или иных сторон общественной жизни и, будучи
проникнуты субъективизмом, не охватывают всего предмета. Вот почему мы

вправе утверждать, что несмотря на имеющийся ряд сочинений по тем или
другим вопросам общественной психологии коллективной рефлексологии
как объективной науки, как мы ее понимаем, пока еще не существует.
Спрашивается, однако, как можно себе объяснить это обстоятельство,
особенно, если принять во внимание огромную и детальную разработку
психологии отдельной личности. Казалось бы, что, если в психологии отдель-
ной личности сделаны известные успехи, то их остается только перенести
на собирательную личность, в силу чего развитие общественной науки такого
же рода, казалось бы, должно идти шаг в шаг вслед за психологией отдельной
личности. На самом же деле мы видим другое и это потому, что психо-
логический метод как часто субъективный метод или метод самонаблюдения,
с которым доныне оперирует психология отдельной личности, совершенно
непригоден для изучения собирательной личности.
Хотя мы и говорим по аналогии с самим собой об общественном
сознании, общественном чувстве, общественной мысли, общественной воле,
как мы уже упоминали, самонаблюдении, на котором основаны эти понятия,
относящиеся к отдельной личности, к собирательной личности или к кол-
лективу совершенно неприменимы.
Да и в отношении отдельной сторонней личности я доказываю в своих
«Общих основах рефлексологии человека», необходимость строго объективно-
го изучения соотносительной деятельности, понимая эти отправления30*,
как совокупность высших рефлексов. И надо признать, что если объективное
изучение соотносительной деятельности отдельной личности дает обоснование
особой научной дисциплине, которую я обозначаю именем рефлексологии,
то тем более это имеет силу в деле изучения высших отправлений собиратель-
ной личности или коллектива, где самонаблюдение совершенно неприменимо,
а потому не может быть и субъективной общественной психологии, на-
поминающей нам субъективную психологию отдельной личности.
Очевидно, что к делу изучения высших отправлений собирательной
личности может и должен быть применен исключительно метод объективный,
который был положен нами в основание рефлексологии. Поэтому, относясь
строго объективно к проявлениям собирательной личности или коллектива,
мы можем говорить только о ее соотносительной деятельности, проявления
же ее в коллективе мы можем обозначать аналогично проявлениям отдельной
личности высшими или сочетательными рефлексами. Вследствие этого и
само название науки, составляющей предмет наших изысканий в настоящее
время, мы назовем коллективной или социальной рефлексологией.
Мы увидим ниже, что, идя по этому строго объективному пути, мы
можем делать многие из тех обобщений, которые уже достигнуты в области
рефлексологии отдельной личности и которые делают эту дисциплину строй-
ным научным зданием.
Если рефлексология изучает проявления соотносительной деятельности
отдельных индивидов, то коллективная рефлексология изучает ту же дея-
тельность коллектива. Она показывает, следовательно, как проявляется эта
деятельность в случае, если образуется социальное объединение между не-
сколькими (двумя, тремя и большим числом) индивидами и в какой мере
особенности этой соотносительной деятельности зависят от характера
социальной связи, устанавливаемой между отдельными индивидами.
Отсюда очевидно, что коллективная рефлексология кроме того и даже
прежде всего должна выяснять механизм связи отдельных индивидов между
собою при образовании коллектива.
Но каковы бы ни были результаты взаимоотношений отдельных
индивидов, образующих коллектив, раньше всего этого происходит уста-
новка 31* этих взаимоотношений. Эта установка взаимоотношений всегда
происходит по принципу образования сочетательных рефлексов. Всякий

индивидуальный акт, удовлетворяющий как свои личные интересы, так и
интересы другого, вызывает ответный рефлекс такого же рода или, по
крайней мере, рефлекс с аналогичными результатами, а это и приводит
при повторении к возбуждению соответствующей реакции и установке
отношений на почве взаимности (do at des). Напротив того, всякий
индивидуальный акт, неблагоприятно действующий на соседа, вызывает с
его стороны рефлекс оборонительного характера и приводит к установке
взаимоотношений на почве раздора и возмездия, который впоследствии
входит даже в писаный закон — «око за око, зуб за зуб». Но, конечно,
раньше всяких писаных законов действует неписаный закон, закон обы-
чая, установленный самой жизнью или жизненным опытом коллектива.
Этот же жизненный опыт и приводит к тому, что между сожительству-
ющими устанавливаются в одном случае взаимно благоприятствующие
отношения, в другом случае — взаимно неблагоприятствующие или враж-
дующие отношения. В конце концов эти отношения упрочиваются благо-
даря повторности самих актов, входящих в привычку, а затем и в обы-
чай, традиционно передаваемый из поколения в поколение.
Так как установка благоприятствующих взаимоотношений находит в
большей мере соответствующие условия среди своей семьи, а затем и среди
сородичей, то, естественно, образование уже в первобытную эпоху сущест-
вования человека племенных групп вообще на почве сотрудничества входящих
в них единиц; установка же враждующих взаимоотношений, естественно,
находит благоприятную почву между разными племенными группами. Отсю-
да постоянные войны и нападения одной племенной группы на другую в
условиях первобытной культуры32*.
Так дело происходит в первоначальной доисторический период жизни
человечества с установлением коллектива, причем взаимная согласован-
ность в действиях отдельных членов коллектива еще более закрепляется
благодаря подражанию и рефлекторной заразе33*, с одной стороны, и не-
обходимости применения коллективной обороны и коллективного же на-
падения в целях обеспечения существования самого коллектива, с другой
стороны.
Нет надобности говорить, что необходимость коллективной обороны и
коллективного нападения, представляющих собой не что иное, как кол-
лективные оборонительные и наступательные рефлексы, в такой мере воз-
буждает общие интересы, что является скрепляющим звеном между членами
коллектива; но эти же условия, возбуждая вражду между отдельными груп-
пами или коллективами, приводят в то же время и к разделению этих
коллективов.
Помимо коллективных рефлексов оборонительного и наступательного
характера мы можем иметь и другие формы коллективных рефлексов: кол-
лективное наблюдение, коллективные инстинкты, коллективные эмоции или
мимико-соматические рефлексы, коллективное сосредоточение и т. п., а все
это вместе взятое и составляет предмет изучения коллективной рефлексо-
логии.
Обильный материал для последней дают те моменты в истории народов,
которые сопровождаясь бурными общественными движениями, приводят к
государственным переворотам. Во время революции в один месяц страна
переживает то, что в других условиях она переживает в течение целых
столетий. В такие периоды истории все вообще проявления соотносительной
деятельности общества представляются более яркими и более выпуклыми,
давая тем самым обильный источник для изучения коллективной рефлек-
сологии.
Вот почему многие из тех данных, которые послужили основой для
положений, выставляемых в этой книге, почерпнуты мною из русской

революции, которую мне со всеми другими русскими гражданами, пришлось
переживать как в 1905, так и в 1917 и следующих годах.
В заключение скажем, что общественные явления, будучи очень слож-
ными, не могут быть объяснены какой-либо одной закономерностью, одной
зависимостью, как это полагал известный социолог Тард, устанавливая за-
коны подражания. Дело идет здесь несомненно о более сложных зависимостях,
раскрыть которые можно лишь путем анализа общественных явлений в
разных направлениях34*.
Если анализ такого физического явления, как вихрь, показывает, что
движение частиц земляной пыли и воздуха подчинено целому ряду
зависимостей, характеризующих определенную закономерность явлений,
как то: закон противодействия равного действию, закон притяжения и
отталкивания, закон инерции, закон ритма и т. п., то ясно, что не столь
сложные явления, как общественные движения, должны быть также
результатом целого ряда зависимостей, которые должны быть выяснены
соответствующим анализом.
С тех пор как человеческие действия мы стали выяснять не с точки
зрения субъективной причинности, а с точки зрения строго объективной,
признавая необходимым все действия человеческой личности расс-
матривать как прявления высших или сочетательных рефлексов, в основе
которых лежит энергия, как бы ее ни называли, нервной или нервно-
психической, но во всяком случае энергией, уподобляющейся по своей
природе другим видам энергии, явилась возможность установить законо-
мерное развитие в проявлениях и действиях отдельных личностей27.
Отсюда очевидно, что и в проявлениях народных масс, представляющих
собою собирательную личность, должна быть определенная закономер-
ность их развития.
При этом наблюдение и опыт приводят нас к выводу, что основные
законы соотносительной деятельности собирательной личности те же, что и
для всей вообще живой и неживой природы. Здесь путем анализа раскры-
ваются также общие космические законы, как закон сохранения энергии,
тяготения, отталкивания, противодействия равного действию, подобия, ритма,
энтропии, дифференцировки, обобщения или синтеза, приспособляемости,
отбора, инерции и т. п.
Мы увидим, что мир управляется одними и теми же основными законами,
общими для всех вообще явлений как неорганических, так и органических
и надорганических или социальных, о чем подробнее будет речь в последу-
ющем изложении28.
Иначе и быть не может. Если мир живой природы является результатом
превращения и осложнения неживой природы путем эволюции, а в этом
естественнонаучное мировоззрение не дает основания ни на минуту сомне-
ваться, то спрашивается, почему должны быть одни законы для неорганиче-
ского мира, другие — для органического и третьи — для надорганического
мира.
Если бы это было иначе, то мы должны были бы признать существование
двух или даже трех миров, не имеющих между собой ничего общего, или
что какое-то чудо разделило не только наш земной мир, но и вселенную
на две или три несоизмеримые между собою части, что представлялось бы
явным абсурдом.
27 Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии человека.
28 Бехтерев В. М. Об сновных законах мира при объективном рассмотрении соотносительной
деятельности человека и его социальной жизни с точки зрения рефлексологии: К учению
о космономии как науке об едином мировом процессе // Вопросы изучения и воспитания
личности. Пг., 1921. № 3. С. 353-371.

II. ОПРЕДЕЛЕНИЕ
КОЛЛЕКТИВНОЙ РЕФЛЕКСОЛОГИИ
Понимаемая в вышеуказанном смысле коллективная рефлексология ничуть
не может быть отождествлена с психологией народов в том виде, как понимает
ее В. Вундт. От последней коллективная рефлексология вполне отграничива-
ется, так как предметом ее служат не одни лишь мифы, обычаи и язык
народов, но все вообще проявления коллективной соотносительной деятель-
ности — и притом не только таких больших племенных общественных групп,
как отдельные народы, но и более мелких социальных групп, на которые
разделяются отдельные народы, а также проявления соотносительной дея-
тельности групп, выделяемых народами для установления совместной меж-
дународной деятельности.
Не подлежит сомнению, что мифы, обычаи и язык отражают в себе в
значительной мере особенные черты народа и потому составляют материал
для характерологии каждого народа, — материал, хотя и ценный, но далеко
еще не исчерпывающий предмета в указанном отношении.
Дело в том, что и другие проявления соотносительной деятельности
народа, такие, как наука, искусство, религия, литература и пр., поскольку
они являются оригинальным продуктом деятельности данного народа, также
могут служить в известной мере для характерологии народа. Хотя эти
проявления творческой деятельности и отнесены Вундтом к продуктам
индивидуального творчества или творчества отдельных личностей данного
народа и как бы противополагаются тем продуктам безличного социального
творчества, к каковым, по его взгляду, должны быть отнесены мифы, обычаи
и язык, но несомненно, что и эти продукты творческой деятельности народов
в той мере, в какой они отражают собою проявления коллективной деятель-
ности представителей данного народа, их воззрений и взглядов, не могут
быть исключены их характерологии последнего.
Как бы то ни было, изучение мифов, обычаев и языка народов, имея
особое значение по отношению к их характерологии, ничуть не представ-
ляет собою не только единственного, но даже главного источника изу-
чения коллективной деятельности. При том же коллективная рефлексо-
логия имеет своею целью не столько исследование племенных особенно-
стей соотносительной деятельности, сложившихся под влиянием рода
исторических событий и условий климата и местности, в которой данный
народ живет и развивается, сколько определение общественных настро-
ений, общественной же творческой работы и общественных действий. По-
этому в коллективной рефлексологии, как мы ее понимаем, результаты
исследований относительно мифов, языка и обычаев могут занимать осо-
бый отдел и не могут занимать в ней исключительного или даже первен-
ствующего положения.
Прежде всего мифы и обычаи, идущие из старины и являющиеся
пережитками данного прошлого, не могут характеризовать современное обще-
ство. Равным образом и язык, сложившийся веками, сам по себе не дает
полного материала для рефлексологического исследования современных
общественных групп. В этом случае содержание и внешняя форма тех за-
явлений, которые являются тем или другим народным собранием или
представительством, имеет не меньшее значение для рефлексологической
характеристики самого народа, равно как различные стороны его быта и
проявления народных движений.
Коллективная рефлексология, как показывает и само название, естест-
венно, соприкасается с общей рефлексологией отдельной личности, обособ-
ляясь от нее тем, что она исследует не соотносительные проявления отдельных
индивидов, а соотносительные проявления социальных групп.

В этом смысле имеется известное соотношение между рефлексологией
отдельной личности и коллективной рефлексологией, так как первая
стремится выяснить особенности отдельной личности, найти различие между
индивидуальным складом отдельных лиц и указать рефлексологическую
основу этих различий, тогда как коллективная рефлексология, изучая мас-
совые или коллективные проявления соотносительной деятельности, имеет
в виду собственно выяснить, как путем взаимоотношения отдельных
индивидов в общественных группах и сглаживания их индивидуальных
различий достигаются социальные продукты их соотносительной деятель-
ности.
Не подлежит никакому сомнению, что в проявлениях соотносительной
деятельности социальных или общественных групп имеются известные осо-
бенности, проистекающие из того, что эта деятельность проявляется не в
индивидах, взятых отдельно друг от друга, а в группах и собраниях лиц,
спаянных определенными интересами и действующих поэтому сообще как
одно собирательное целое.
Можно определенно сказать, что даже личности, входящие в состав того
или другого собрания, нередко обнаруживают такие стороны своей соот-
носительной деятельности, которые обычно не проявляются в индивидуаль-
ной жизни35*.
Нередко, например, человек в толпе или собраниях преобразуется до
такой степени, что даже перестает походить на самого себя, т. е. на человека,
каким он является, будучи предоставлен самому себе.
Далее, случается, что человек, спокойный и даже несколько апатичный,
возбуждаясь в толпе или собрании делаемыми здесь заявлениями, быстро
заражается общим настроением и входит в такой пафос, какого он никогда
в условиях индивидуальной жизни не проявил бы.
Благодаря известному подъему настроения, находящему благоприятные
условия в толпе, такого рода лица в своих страстных речах склоняют иногда
массу других лиц к крайним решениям, которые являются, однако, несоот-
ветствующими их спокойному образу действий и поступков в индивидуальной
жизни, где они бывают обыкновенно осторожными и осмотрительными.
Из всего изложенного выше ясно, почему коллективная рефлексология,
выясняющая особенности проявления соотносительной деятельности массы
лиц, должна быть обособлена36* от той рефлексологии, которая имеет своей
задачей исследование соотносительной деятельности отдельных лиц или
общей рефлексологии.
С другой стороны, коллективная рефлексология соприкасается с
социологией, так как изучает основы совокупной деятельности социальных
групп. В этом отношении мы должны сказать, что коллективная рефлексо-
логия является тем промежуточным звеном, которое соединяет между собою
две науки: рефлексологию и социологию.
«Коллективная психология занимает совершенно другую сферу и в своем
развитии идет по пути, диаметрально противоположному социологии; она
имеет права гражданства там, где последняя вовсе не имеет места, и её
законы управляют тем, над чем социологические законы потеряли свою
власть. Чем более временно и случайно собрание индивидов, тем более оно
является неорганическим, тем далее отстоит оно от Спенсеровой аксиомы
и тем скорее входит в сферу наблюдений коллективной психологии»29.
Поэтому толпа, равно как присяжные, съезды, театральная публика,
являясь сборищами более или менее случайными, должны быть изъяты
из ведения законов социологии и подчинены законам коллективной
психологии.
29 Сигеле С. Преступная толпа: Опыт коллективной психологии. СПб., 1893. С. 17.

Вот почему толпа как собрание наиболее неоднородное является излюб-
ленной темой авторов, посвящающих себя изучению законов коллективной
психологии, в том числе и самого Сигеле.
Приблизительно такого же определения держится по отношению к кол-
лективной психологии де ля Грассери30, по мнению которого объектом
коллективной психологии служат более или менее случайные и неорганизо-
ванные агрегаты, не обнаруживающие ни дифференцирования, ни опреде-
ленной координации, ни постоянства взаимоотношений, агрегаты же
организованные являются предметом изучения социологии. Равным образом
и Росси31 по своим взглядам приближается к этому определению, ибо он
отводит для коллективной психологии случайные агрегаты в виде, например,
толпы, для социальной психологии (то же, что психология или характеро-
логия народов) душу народа или расы, а для социологии взаимодействие
первоначально бессознательно автоматическое, а затем постепенно становя-
щееся сознательным.
Однако эти определения грешат прежде всего против социологии, которая,
изучая взаимодействие между людьми, не ограничивает себя той или другой
степенью организованности37*, а в не меньшей степени грешат против
коллективной психологии или рефлексологии по нашей терминологии, ко-
торой отводится небольшой сравнительно уголок в жизни людей, когда они
образуют случайные и неорганизованные собрания.
Если коллективная рефлексология, как мы принимаем, представляет
собою тот объем знаний, который изучает проявления деятельности объеди-
ненных общественных групп или коллективов со строго объективной точки
зрения, то возникает вопрос, что остается на долю собственно социологии.
Не подлежит сомнению, что имеется не только много точек соприкосновения,
но и тесная внутренняя связь между этими научными дисциплинами, из
которых одна изучает возникновение, развитие и установку коллективных
проявлений или поведение общественных групп, тогда как другая —
социология — изучает строение и жизнь самой собирательной личности и
взаимодействие и соотношение общественных сил, главным образом в связи
с разнообразными условиями, как например, расовыми, экономическими,
отчасти политическими, географическими, климатическими и др. Нет на-
добности говорить, что эти факторы не остаются без значения и для кол-
лективных проявлений собирательной личности, но тем не менее их руко-
водящее влияние на строение и жизнь самой собирательной личности и на
соотношение общественных сил стоит вне всякого сомнения. А это все и
составляет область социологии как науки о строении и жизни общества в
определенных условиях, как изучение жизни общества в условиях времени,
следовательно, того или другого периода развития цивилизации и культуры,
составляет предмет исторических наук.
С нашей точки зрения, социология изучает установление самой обще-
ственной жизни, причины социальных явлений, их следствия и взаимоот-
ношение между индивидами, но, задаваясь целью проникнуть в самый
механизм развития социальных явлений38*, который относится всецело к
задачам коллективной рефлексологии. Социология изучает общественные
установления и общественные факты и явления, а также их взаимоотношение,
прилагая к ним, где нужно, психологическое resp. рефлексологическое объяс-
нение. Но собственно исследование проявлений массовой или коллективной
соотносительной деятельности не входит непосредственно в ее задачи. Она
их только прилагает к объяснению тех или иных общественных событий,
30 Grasserie de la. De la psychosociologie // Revue de sociologie. 1912. N 3.
31 Rossi O. Psychologia collectiva. Milano, 1900. P. 213. Idem. Sociologia psychologia collectiva.

из чего выясняется между прочим особое значение коллективной рефлек-
сологии для социологии.
Далее одной из существенных задач социологии, без сомнения, является
изучение сотрудничества и классовой борьбы, которая приводит постоянно
к достижению прав, а затем и к достижению власти обездоленными классами
народа и к ослаблению общественной роли господствующих до того классов.
Если процесс сотрудничества и соглашения обычно приводит к усилению
группы вступающих в сотрудничество сочленов, то процесс борьбы связы-
вается с взаимным ослаблением участников борьбы, которая приводит в
некоторых случаях к господству третьего элемента, иногда даже стороннего
хищника. Последний в этом случае, пользуясь ослаблением данного обще-
ственного организма, легко им овладевает в собственных интересах. Так
было с некоторыми из городских республик Апеннинского полуострова,
например Флоренцией. Так было и в позднейшие времена с Польшей. Все
эти факторы составляют материал социологии, как борьба за существование
есть материал биологии. Но выяснение самого процесса борьбы, ее поводов
и развития ее в том или ином направлении, есть материал коллективной
рефлексологии. Возникновение общественных рефлексов и поводы к ним,
равно как их направление и проявление — это бесспорный предмет общест-
венной или коллективной рефлексологии, тогда как результаты этой борьбы,
как они проявляются в жизни общества, являются предметом ведения
социологии. Равным образом и социально-экономические условия страны,
приводящие к борьбе классов, составляют область социологии. Ясно, что
обе научные дисциплины сливаются друг с другом в значительной части,
но задачи одной изучить возникновение, поводы к нему и самый процесс
развития коллективных рефлексов, задачи другой учитывать результаты и
условия соотношения общественных сил, их столкновения, борьбу и согла-
шения.
Из вышеуказанного ясно, что коллективная рефлексология должна быть
обособлена от социологии, ибо последняя изучает жизнь общества как она
складывается под влиянием климата, местности, расовых, правовых и эко-
номических условий, включая скрещивание в нем интересов более частных
коллективов (борьба партий). Коллективная рефлексология, хотя и дает
богатый материал для социологии и, следовательно, между обеими научными
дисциплинами имеется много точек соприкосновения, но говорить о слиянии
одного знания с другим, как допускают некоторые социологи, особенно из
неопозитивистов, все же нет достаточных оснований39*.
С другой стороны, если принять в соответствии с распространенным
взглядом, что социология изучает явления человеческого взаимодействия,
то коллективная рефлексология как научная дисциплина, изучает явления
отношения человеческих масс, объединенных в коллективы, не только к
другим творческим коллективам или отдельным лицам, но и к животным
и ко всей вообще окружающей среде. Помимо того между социологией и
коллективной рефлексологией имеется и другое различие. Если коллективная
рефлексология имеет основной задачей изучать механизм образования реф-
лексов и поведения коллективов, то, очевидно, дело идет о деятельности
социальных групп, в том или другом отношении объединенных внутри себя,
ибо коллектива не может быть без единений40*. Но социология не может
ограничиваться изучением только тех явлений социального порядка, где
устанавливается то или другое единение. Она простирает свое изучение и
на изучение тех явлений, где, наоборот, обнаруживается разъединение, борьба
или открытая война, хотя бы она происходила между двумя лицами. Она
занята вопросами социальных взаимоотношений, безразлично будет ли
взаимоотношение устанавливаться между объединенными группами или
между индивидами. И несомненно неправы те социологи, которые к социаль-

ным явлениям относят лишь взаимоотношения сходных между собой
индивидов убежденных в одном общем действии (Гиддингс, Болдуин и др.);
наоборот, более правы те авторы, которые к социологии относят весь порядок
явлений социального характера, независимо от содержания самого взаимо-
отношения между индивидами и группами, ими образуемыми. Ибо там,
где существует разъединение и вражда, там имеется, конечно, взаимоотно-
шение общественных групп или отдельных лиц, но в последнем случае
коллектива уже нет41*.
Сама по себе социология, устанавливая связь между теми или другими
социальными явлениями, не может дать и соответствующего объяснения во
многих случаях без обращения к коллективной рефлексологии, так как только
последняя дает возможность во многих случаях ближе определить сущест-
вование внутренней связи между одними и другими социальными явлениями.
В то же время коллективная рефлексология не считает своею прямой
целью изучать самые общественные факты и явления, она изучает лишь
рефлексологический механизм развития общественных явлений, их рефлек-
сологическую подготовку и изучает условия, при которых развиваются сами
явления в ряде индивидов в форме коллективных рефлексов.
Различие между коллективной рефлексологией и социологией лучше
всего может быть выяснено таким образом. Для социолога не существенно
знать, как образуется и какие изменения происходят в деятельности и
реакциях коллектива по сравнению с реакциями и деятельностью отдельных
индивидов. Он может, конечно, этим интересоваться, но это не его прямая
задача, тогда как он естественно признает своей задачей выяснение взаимо-
отношений между социальными группами, как и самый факт установления
социальных групп или коллективов. Таким образом изучение способа
возникновения коллективных групп и особенностей коллективной деятель-
ности по сравнению с индивидуальной — дело коллективной рефлексологии,
тогда как выяснение количества коллективов, их особенностей и взаимоот-
ношений между этими коллективами в среде того или другого народа есть
дело социолога.
Ясно, что способ или механизм возникновения коллективов относится все-
цело к области коллективной рефлексологии, ибо изучать особенности прояв-
ления коллективной деятельности, не выяснив, каков механизм возникно-
вения коллектива, нельзя. Это та именно область, которую еще Тард обозначил
«интерментальной психологией» и которая по его мысли должна лежать в осно-
ве социологии. «Я разумею, — говорит Тард, — не обычную психологию, к ко-
торой можно относиться с заслуженным ей пренебрежением, но то, что я поз-
воляю себе назвать в дальнейшем изложении „взаимной психологией“
(Interpsychologie) ... Междупсихология или междулогика являются в сущности
элементарной социологией, которая одна только и может объяснить
социологию сложную или социологию в тесном смысле слова»32.
Отсюда ясно, что образование коллективов как предмет изучений «интер-
ментальной психологии», точнее говоря «коллективной рефлексологии», в то
же время является базой для социологии.
Сказанного достаточно, чтобы очертить задачи коллективной рефлексо-
логии. Она состоит таким образом в изучении механизма образования
коллектива, с одной стороны, и, с другой, — в изучении способов и проявлений
коллективных рефлексов, образующих в общей совокупности коллективную
деятельность, по сравнению с индивидуальными рефлексами или индивиду-
альной деятельностью.
Словом, социология имеет дело с социальными фактами и явлениями
и их взаимодействием, объясняя и то и другое с рефлексологической или
32 Тард Г. Психология и социология // Новые идеи в социологии. Кн. 2. С. 69, 78.

какой-либо иной точки зрения: коллективная рефлексология имеет дело с
механизмом обобщения или социализации индивидуальных рефлексо-
логических явлений, объясняя, как этим путем образуются коллективные
рефлексы и подготовляется то или иное общественное явление, и вместе с
тем выясняет, как проявляется поведение общественных групп.
Следует иметь в виду, что социальные явления, служащие предметом
изучения социологии, не замыкаются только в схему явлений рефлексо-
логически объясняемых, так как на развитие социальных явлений, как мы
уже упоминали, оказывает влияние и целый ряд других факторов (эко-
номических, правовых, географических, климатических и пр.), между тем
как коллективная рефлексология говорит нам только о рефлексологическом
механизме общественных явлений.
Заметим здесь же, что имеются взгляды, по которым коллективная
психология и социальная психология, по нашей терминологии коллективная
социальная рефлексология, суть не вполне совпадающие вещи. Так Сигеле 33
и де ля Грассери34 под первой понимает науку, изучающую явления чело-
веческого взаимодействия, когда единицы являются «неоднородными», «слу-
чайными», образующими «слабосознательную связь, тогда как организован-
ные агрегаты являются предметом изучения социальной психологии42*.
К такому же взгляду примыкает и Росси 35. Мы не придаем этой тонкости
особого значения, полагая, что коллектив есть коллектив и в том случае,
когда мы имеем толпу, и в том случае, когда мы имеем организованное
общество людей того или иного рода, как, например, научное, торговое или
какое-либо иное общество, кооператив, народ, государство и т. п.43* Некоторые
из авторов, как Лебон36, под названием социальной психологии понимают
не что иное, как расовую психологию. С нашей точки зрения правильнее
было бы обозначить этот предмет исследования коллективной характеро-
логией или характерологией социальных групп, ибо предмет изучения этой
области знания тот же самый, который обнимается с индивидуальной ха-
рактерологией, но относится не к отдельным индивидам, а к целым кол-
лективам того или иного рода.
В заключение отметим, что в зависимости от школ некоторые из авторов
область ведения коллективной рефлексологии включают в социологию, другие
же признают социологию как бы венцом вышеуказанных областей знания.
Так, Росси признает предметом социологии «социальное взаимодействие
сначала бессознательно-автоматическое, а потом все более и более созна-
тельное»37. Сорокин же рассматривает тот же предмет или как часть
социологии или же допускает возможность слияния обеих областей знания
в одно38. Целый ряд других авторов также смотрит на этот вопрос неодина-
ково. Очевидно, что дело в этом случае зависит исключительно от более
ограничительного или более широкого толкования социологии как науки,
изучающей структуру общества и явления взаимодействия составляющих
его единиц.
«Как бы то ни было, но без коллективной рефлексологии социология
обойтись не может. Попытки основать социологию непосредственно на
биологии, минуя психологию, т. е. понять общество как своеобразный
организм, имеющий и структуру, подобную строению индивидуального
организма, или понять его как коллектив, в котором все сводится к законам
33 См.: Сигеле С. Преступная толпа.
34 Grasserie de la. De la psychosociologie.
35 Rossi O. Psychologia collectiva.
36 См.: Лебон Г. Психологические законы эволюции народов. СПб., 1916; Он же. Душа рас.
37 Rossi О. Psychologia collectiva.
38 Сорокин П. А. Система социологии. Пг., 1920. Т. 1. С. 20.

биологии вида, были порождением и той эпохи, и истории естествознания,
когда биология доминировала над другими его областями и задавала тон и
наукам о человеке. Истинною основой социологии может быть только психо-
логия44*, особенно в своей интерментальной части, составляющей переход
от психологии к социологии, если не прямо первую часть ее. Общественность
относится к числу психических явлений, хотя бы на их основе вырастали
известные объективные формы общественной структуры, дающие право смот-
реть на общество не только как на простой коллектив, известным образом
культурнообъединенный, но и как на некоторое сверхличное существо, име-
ющее определенную структуру39.
Приведенные слова мною заимствованы из недавно вышедшей книги
Н. Кареева «Общие основы социологии». Таким же точно образом Н. Кареев
отвергает и построение социологии на основах одного экономического ма-
териализма, основывающегося на экономическом понятии производственных
отношений с устранением «психического элемента. «Если бы эта теория не
была верна, — говорит автор, — все-таки производственные отношения обще-
ства, являющиеся в сущности только известными взаимоотношениями между
отдельными людьми в области материальных отношений, сами возможны
только вследствие способности отдельных членов общественного коллектива
к психическому взаимодействию»40.
«При всем том (чтобы не сказать более решительно) еще большой вопрос,
можно ли свести всю общественную структуру и духовную культуру общества
к значению простых надстроек над чисто хозяйственным («материальным»)
базисом»41. И тем не менее, как известно, еще Д. Ст. Милль в конце своей
«Логики» высказывает взгляд, что социология может быть рассматриваема
как прикладная психология. Но здесь не имелась в виду психология обще-
ственная или коллективная, а та психология, которая изучает внутренний
мир отдельных лиц. Между тем ныне, когда социология является или по
крайней мере должна быть строго объективным знанием, трудно находить
соотношение между нею и индивидуальной психологией. Другое дело кол-
лективная рефлексология, которая исследует строго объективно возникно-
вение отдельных социальных групп или коллективов.
Хотя биологический взгляд на общество как на организм, поддержива-
емый Контом, Спенсером, и позднее Рене, Вормсом, Новиковым и другими,
ныне отжил свой век и все более и более выясняется, что объяснение данных
лингвистики, мифологии и политической экономии возможно только с
помощью психологии, но все же общественная или коллективная рефлек-
сология не есть социология в тесном смысле, хотя она и объясняет многие
социальные явления. Вследствие этого между прочим возникло психологиче-
ское направление45*, поддерживаемое Тардом, Михайловским, Зиммелем, Де-
ловтом и др.
Ясно, что как имеется историко-философское направление, основанное
Кондорсом и развитое Контом с его общественной статикой и динамикой,
как имеется историко-экономическое направление, основанное К. Марксом
и Фр. Энгельсом, как имеется эволюционное направление, начатое Спенсером
и развитое целым рядом авторов: Лилиенфельдом, Эспинасом, Летурно,
Вормсом, Шарле и другими, как имеется статистико-социологическое на-
правление, основанное Кетле, как имеется социально-биологическое направ-
ление Бенжамена Kidd’a и этногеографическое направление Монтескье и
Бокля, так может быть, и существует на самом деле психологическое на-
правление в социологии. Но сказать, что вся общественная жизнь исчерпы-
39 Кареев Н. И. Общие основы социологии. Пг., 1919. С. 11—12.
40 Там же. С. 12.
41 Там же.

вается психологическими resp. рефлексологическими взаимоотношениями
общественных групп, это значит отрицать все экономические, брачные,
этнографические и географические соотношения между отдельными людьми
и группами лиц, а между тем это-то соотношение и лежит прежде всего и
ранее всего в основе борьбы классов и сотрудничества отдельных лиц и
отдельных партий.
Правда, Е. де Роберти в основу социологии кладет принцип биосоциальной
основы, рассматривая ее как науку об общественном поведении людей. И
несомненно, что с точки зрения этого направления социология поглощает
в значительной мере общественную или коллективную рефлексологию. Но
биосоциальный принцип все же не устраняет и экономических и этногеог-
рафических соотношений между людьми, а, следовательно, он приложим
только к части социальных явлений, правда, значительной части, но во
всяком случае не проникает ее всю целиком.
Так, явления общения как основы общественной жизни, взаимоотношения
личности и общества, подражание и повторяемость как явления, лежащие
в основе общественной жизни, — суть факторы психологические, но зато все,
что относится к «самодостаточности» общественных групп представляет со-
бою, несомненно, уже явление не психологического и тем более не
исключительно психологического характера.
С другой стороны, и социальная связь, устанавливаемая при посредстве
сотрудничества и разделения труда, представляет собою явление не столько
психологического, сколько экономического свойства. Как бы не оценивать
важность этих явлений, иначе говоря, безразлично, будем ли мы придавать
главное значение, согласно Конту или Дюркгейму, разделению труда, согласно
Спенсеру, сотрудничеству: или, наконец, будем признавать одинаковую важ-
ность за тем и другим явлением, что ближе соответствует действительности,
но одно несомненно, что одним общением как психическим фактором ни
того, ни другого объяснить не представляется возможным. Во всяком случае
расслоение общества на группы и классы, хотя и стоит в некотором соот-
ношении с чисто психологическими свойствами входящих в них индивидов,
является результатом разделения труда, т. е. явления экономического свойства.
Наконец, и общественные слои, играющие столь важную роль в общественной
жизни, не представляют собой одни общественно-психологические группы,
а опять-таки группы, часто заинтересованные вместе с тем и экономически.
«Совершенно бесполезно спорить, — говорит К. М. Тахтарев, — о том,
какая сторона общественной жизни — экономическая, половая или психиче-
ская—должна считаться более первичной. Не менее бесплодно стремиться
выяснить, какие из основных потребностей человека или формы общения
проявились раньше. На самых разных ступенях развития человечества, какие
только доступны современным научным исследованиям, мы видим человека
общественным существом, чувствующим, мыслящим и действующим,
живущим с самого начала и экономической, и половой, и психологической
жизнью, нравственною, умственною и чувственною, которые все можно
считать одинаково первичными, как и соответствующие человеческие пот-
ребности» 42.
Говоря далее о том, что одинаковая первичность различных общественных
явлений жизни не обозначает их равнозначности, автор замечает: «Эко-
номическая жизнь до сих пор почти всегда и всюду преобладала над психо-
логической и даже половой. Это можно наблюдать не только у народов,
находящихся на низших ступенях развития, но и у более развитых народов,
не только в среде необразованных и необеспеченных классов населения, но
42 Тахтарев К. М. Социология, ее краткая история, научное значение, основные задачи, система
и методы. Пг., 1918. С. 47.

и в среде богатых и образованных, для которых стремление к материальным
удобствам жизни занимает стремление к обеспечению необходимейших
средств существования неимущих классов. Половая жизнь даже в среде
богатых классов гораздо легче приносится в жертву материальным выгодам,
чем наоборот, и то же самое происходит с умственной жизнью. Обыкновенно
ей отдаются силы, остающиеся после удовлетворения других потребностей,
которые считаются более необходимыми»43. Нужды нет, что удовлетворение
всех вообще потребностей, а следовательно, и экономической и половой,
происходит при посредстве соотносительной (психологической) деятельности.
Первым импульсом все же и в том, и в другом случае служат органические
потребности, лежащие в основе соответствующих инстинктов или наследст-
венно-органических рефлексов, которые по этому самому и дают преобла-
дание в развитии и удовлетворении этих потребностей перед удовлетворением
запросов чисто соотносительной деятельности.
Таким образом нельзя не согласиться с тем, что ни одно из существующих
социологических направлений не обнимает собой всего того, «что входит в
содержание социологии как науки об общественной жизни, ее явлениях и
их закономерности. Ни одно из социологических направлений не заключает
в себе полной истины, но, с другой стороны, ни одно из направлений, как
бы односторонне оно ни было, не лишено известной доли истины. Каждое
социологическое направление заключает в себе соответстующую часть истины
и в этом отношении как бы служит некоторым дополнением других»44.
На основании всего вышеизложенного мы не можем отождествлять
социологию с общественной или коллективной рефлексологией и признаем,
что последняя является одной из основ социологии, но не самой социологией.
Немало сближений существует между коллективной рефлексологией и
историей, ибо история, если откинуть вопросы влияния отдельных лиц на
общественные события, есть главным образом история коллективных чело-
веческих деяний. И если бы история ограничивалась только собиранием
одного этого материала, то она представляла бы собой историю коллективных
рефлексов и, следовательно, представляла бы собой или должна была бы
представлять собой общественную или коллективную рефлексологию в
историческом освещении46*.
И действительно, если мы взглянем на историю народов не с обычной
точки зрения в виде отношения лиц и событий, а с точки зрения происхо-
дящих в народном коллективе движений, то мы встретимся с возникающими
то там, то здесь волнами оживления или возбуждения под влиянием опре-
деленных внешних воздействий и условий тех или других коллективных
рефлексов, их распространением по коллективу, часто выходящему за пределы
одной народности или государственного коллектива, целым рядом сопутст-
вующих движений и реакций, гармонирующих с первыми и в то же время
пересекающихся с другими движениями и реакциями, стоящими в противо-
речии с первыми и, следовательно, действующими наперекор, оказывающими
тормозящее на них влияние и ограничивающими их распространение. В
свою очередь эти тормозящие движения и реакции подобно лучам распро-
страняются по коллективу, являясь побудителями целого ряда движений и
реакций: эти последние в свою очередь, хотя и противоречат первым, но
сопутствуются гармоническими отзвуками в других сферах и служат воз-
будителями новых движений и реакций, для которых первые являются
тормозящими условиями. Иначе говоря, в исторической перспективе
социальных событий мы встречаемся со взаимно сталкивающимися кол-
лективными рефлексами, которые, являясь возбудителями целого ряда гар-
43 Там же. С. 48.
44 Там же. С. 13.

моничных с ними коллективных рефлексов, в то же время оказывают
взаимно тормозящее влияние, причем поступательный ход истории обус-
ловливается тем, какие из двух рефлексов возьмут окончательный перевес
и получат наибольшее распространение.
Между тем что может представлять собою коллективная рефлексология
в историческом освещении? Между нею и настоящей историей имеется тоже
различие, какое существует между общественной рефлексологией и
социологией, ибо история должна принять во внимание и особенности
климата, местности, расы, экономических и других влияний, определяющих
историческую жизнь данного народа, что уже выходит за пределы задач
коллективной рефлексологии.
Но если и доисторический период деятельности человека, изучаемый
археологией и при том по тем объектам и обломкам, которые сохранились
в земле в течение большого количества столетий. При этом археология не
ограничивает своей задачи исключительно доисторическим периодом, но и
собирает материал, относящийся к периоду ранних эпох истории человече-
ства, пополняя этим существующие летописные и иные источники.
Особенность археологических изысканий сводится к тому, что при этом
исследуются не действия и реакции древних людей, а результаты этих
действий и реакций; но так как по результатам нетрудно судить о характере
деятельности, условиях быта, экономической жизни и т. п.92*, то археология
и дает возможность воссоздавать коллективную рефлексологию древнего
мира и доисторического мира и в той части, где археология воспроизводит
деятельность отдельных лиц или целых обществ, она даст объективный
материал для суждения об индивидуальной или коллективной рефлексологии
доисторического человека или человека древних времен.
Нужно при этом иметь в виду, что археология захватывает разные
стороны древнего человеческого коллектива, вследствие чего она опять-таки
выходит за рамки доисторической коллективной рефлексологии, ибо уже
теперь мы можем говорить не только об археологии языка, археологии
религий или морфологии археологии художественной, но и археологии про-
мышленной, политической, юридической и т. п. При этом, что особенно
существенно, археология дает нам возможность проследить эволюцию кол-
лективных человеческих решений, ибо, что такое сравнительное языкознание,
описывающее и объясняющее нам происхождение каждого корня и его
судьбу, как не выяснение эволюции языка —этой важнейшей коллективной
символической реакции? Что такое сравнительная мифология, поясняющая
нам происхождение каждого мифа, его развитие и судьбу, как не выявление
коллективной реакции первобытного и древнего человека на выявление
таинственных для него сил природы? То же самое необходимо сказать и
по отношению к вопросам поведения, политики, обмена, права, художест-
венного творчества, выясняемым с помощью археологии. Словом, ключ для
выяснения эволюции коллективных рефлексов в человеческом мире
доисторических времен мы находим в археологических исследованиях подоб-
но тому, как ключ для биологического и анатомического развития органов
тела мы имеем в палеонтологии.
В этом отношении интересно сопоставить развитие детского языка, прев-
ращающегося постепенно в язык взрослых людей, первоначальное развитие
детского рисунка, дающего начало художественному творчеству взрослого
человека и первоначальное установление взаимоотношений между детьми,
переходящее в правовые отношения взрослых, с тем, что показывает нам
археология относительно жизни и деятельности первобытного человека. Из
этих сопоставлений мы убеждаемся, что индивидуальная эволюция челове-
ческих рефлексов как бы повторяет эволюцию рефлексов доисторического
человека48*.

III. ПРЕДМЕТ И МЕТОД КОЛЛЕКТИВНОЙ РЕФЛЕКСОЛОГИИ
Из вышесказанного очевидно, что предметом коллективной рефлексологии
является изучение возникновения, развития и деятельности собраний и
сборищ, проявляющих свою соборную соотносительную деятельность49* как
целое благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них
индивидов.
Совершенно безразлично, будем ли мы иметь перед собой случайно
собравшуюся толпу на улице, привлеченную каким-либо уличным событием,
или мы имеем общественный митинг по поводу одного из собраний, взвол-
новавших общество, или имеется общественное или даже правительственное
собрание лиц для определенной цели, — везде и всюду мы будем встречаться
с проявлением общественных настроений, соборного умственного творчества
и коллективных действий многих лиц, связанных друг с другом теми или
другими интересами, а потому все эти проявления и должны быть предметом
коллективной рефлексологии.
Таким образом предметом коллективной рефлексологии должны быть
проявления соотносительной деятельности общественных или социальных
групп вообще независимо от их характера и цели. Как общая рефлексология
имеет своим предметом изучение соотносительной деятельности отдельных
лиц в связи с теми прошлыми и настоящими влияниями, которые ее
обусловливают45, так и предметом коллективной рефлексологии должны
быть продукты деятельности тех или других социальных групп как известного
целого, объединенного тем или другим цементом партийного, правового,
религиозного, служебного профессионального, школьного или семейного ха-
рактера в связи с высшими и внутренними текущими и прошедшими
условиями, которые в них отражаются.
Очевидно, что предмет коллективной рефлексологии должен иметь в виду
те же стороны соотносительной деятельности, какие имеет в виду и общая
рефлексология, но она исследует при этом деятельность массы лиц, связанных
между собою общностью условий. Таким образом, хотя коллективная реф-
лексология казалось бы, имеет дело с проявлениями соотносительной дея-
тельности массы отдельных лиц, но лиц, спаянных между собою общими
интересами и стало быть в данных условиях общественной деятельности
обнаруживающих проявления коллективной или собирательной соотноситель-
ной деятельности. Поэтому в коллективной рефлексологии мы должны иметь
в виду проявления общественных настроений и мимико-соматических
реакций вообще, общественной наблюдательности, общественного сосредо-
точения, общественного творчества, общественных постановлений и обще-
ственных действий.
Какими бы внешними причинами не устанавливалось объединение тех
или других социальных групп, но, если между отдельными членами данной
группы достигается известное взаимоотношение в смысле большего или
меньшего согласования тех или иных сторон их соотносительной деятель-
ности, коллективные проявления оказываются уже возможными. Особенности
этих проявлений, условия и законы их развития и должны служить предметом
специального изучения коллективной рефлексологии.
Таким образом предметом коллективной рефлексологии должны служить
все проявления соотносительной деятельности в разнообразных общественных
группах и собраниях, начиная с простой толпы, сходок, митингов и кончая
собраниями в форме научных обществ и коллективных учреждений обще-
45 Бехтерев В. М. Объективная психология и ее предмет// Вестник психологии, криминальной
антропологии и гипнотизма. СПб., 1904. Вып. 9—10; Он же. Объективная психология.
СПб., 1907—1912. Отд. отт. Он же. Общие основания рефлексологии. Пг., 1918.

ственного и правительственного характера, в форме так называемых советов,
комитетов и т. п.
Для коллективной рефлексологии не представляется существенными ни
размеры той или другой группы, ни постоянный или временный ее характер,
но она может и должна принимать во внимание условия, объединяющие
данную группу лиц в том или ином отношении и ее прошлое, так как от
того и другого зависит как характер, так и особенности коллективной
относительной деятельности.
Нужно при этом иметь в виду, что деятельность коллектива развивается
теми же путями и по тем же законам, как и деятельность отдельной личности.
Поэтому в деятельности каждого коллектива, как в деятельности отдельной
личности, мы можем различать наследственно-органические проявления,
большую или меньшую возбудимость, коллективное настроение, наблюда-
тельную способность, коллективное сосредоточение, коллективную творческую
деятельность и как одно из ее проявлений суждение, приводимое к опреде-
ленному результату в форме решения или постановления и, наконец, вы-
полнение этого решения или постановления в форме того или иного действия.
Коллективная рефлексология, рассматривая общественные явления в
процессе их зарождения, развития и проявления со строго объективной
стороны, а иначе она рассматривать их и не может, имеет предметом своего
исследования возникновение, развитие и то или другое проявление общест-
венной деятельности или общественного движения как своего рода общест-
венный рефлекс. Поэтому для коллективной рефлексологии не должно су-
ществовать и собственной терминологии наподобие общественного сознания,
общественных чувств, общественного внимания, воли и прочего, а она должна
быть заменена объективной терминологией50*.
Коллектив людей, соотносительную деятельность которого изучает кол-
лективная рефлексология, в основе всегда имеет связующее нечто, как,
например, общее настроение, общее наблюдение, общее сосредоточение, общее
обсуждение, общее решение или постановление и общность или единство
цели и действий. Примером коллектива, связываемого одним настроением,
может служить толпа. Примером коллектива, связываемого общим наблю-
дением и сосредоточением служат театры, концерты, вообще зрелища и
представления всякого рода. Примером коллектива, вызываемого необ-
ходимостью общего обсуждения вопросов, приводящего к тому или другому
постановлению, являются советы, совещания, конференции, комитеты, обще-
ства, съезды и т. п.
Для обсуждения задач, интересующих отдельные классы или определен-
ный круг лиц, являются собрания партий, профессиональные общества,
экономические общества, кооперативные организации и т. п.
Для осуществления физического развития масс и для организованного
труда служат коллективы в виде гимнастических и спортивных обществ,
рабочие артели и т. п.
Для организованной защиты и нападения служат коллективы в виде
войсковых частей, те или другие патриотические организации и т. п.
Примером коллектива, связываемого задачей стяжания, могут служить
тотализаторы, игорные дома, банковские коллективы и т. п.
Наконец, примером коллектива, основанного на единстве определенных
достижений, являются научные и иные организации.
Таким образом коллективы всегда имеют в виду общность интересов в
том или другом отношении, предполагающую единство цели. Эта общность
интересов может быть вполне естественной, вытекающей из самой жизни
и рода занятия (земледельцы, скотоводы, рыбаки, торговцы и т. п.) и может
быть оформленной и регулируемой определенным регламентом (союзы,
кооперативы и т. п.). Наконец, могут быть коллективы, устанавливаемые в

целях осуществления тех или других задач, предустановленных законополо-
жениями как различного рода советы, комитеты, общества, комиссии и т. п.
Общий интерес и единство цели обусловливают связь отдельных членов
коллектива, причем чем больше общих интересов, тем очевидно больше и
сплоченность коллектива. Но кроме общего интереса коллектив предполагает
и общность задачи. Иначе не было бы смысла существования коллектива.
Очевидно, что только общность интересов и задачи является тем стимулом,
который побуждает коллектив к единству действий и придает самый смысл
существованию коллектива. В этом отношении на коллектив нужно смотреть
как на лучшее средство решения определенной задачи. То, что неосуществимо
в полной мере для индивида, может быть осуществимо с помощью согла-
сованной коллективной работы и это-то обстоятельство и оправдывает не-
обходимость создания коллектива.
Если бы не было вообще какого-либо преимущества коллектива по
сравнению с деятельностью отдельных индивидов, то коллектив очевидно и
не существовал бы как явление, не вносящее никакого плюса в условие
человеческой деятельности, ибо всякое общественное явление должно иметь
оправдание своего существования, а коллектив и находит свое оправдание в
том, что он осуществляет задачи, не выполняемые отдельными индивидами,
если они действуют в одиночку.
Каково бы ни было значение коллектива, последний может иметь разные
поводы для своего возникновения и разные условия для своего сплочения
и развития.
Коллективы могут быть неорганизованные и организованные.
Коллективы, связующим звеном которых служит по преимуществу на-
строение или наблюдение, не нуждаются в особой внутренней организации,
ибо они не имеют вперед предустановленной цели. Здесь нет ни заранее
определенных устремлений, ни заранее определенного плана действий, а
потому и внутренняя организация является излишней, — тем более, что такие
коллективы бывают недолговременными. Сюда относятся толпа, театральная
публика и т. п. Такие коллективы нуждаются только во внешнем воздействии
в целях регулирования внешнего порядка, дабы данный коллектив не
осложнил жизни других коллективов.
Все другие коллективы, которые имеют определенные задачи, обязательно
должны иметь свою организацию, целью которой является планомерность
и порядок коллективной работы, а также установление связи между собой
отдельных индивидов коллектива. В целях согласованности совместных
действий, организация этих действий в коллективах выполняется посредством
исполнительного комитета, президиума, управлений, командного состава и
т. п.
Вообще согласованность действий, планомерность устремлений кол-
лектива и достижение его целей осуществляются путем предоставления
полномочий одному лицу или выделенному на этот случай небольшому
коллективу — исполнительному бюро. Этим же путем достигается установ-
ление внутреннего порядка, в случае надобности даже посредством принуж-
дения и репрессий.
Эти небольшие полномочные коллективные учреждения, обладающие на
случай надобности соответствующими средствами принуждения, представ-
ляют собой тот аппарат, при участии которого подготовляются и осущест-
вляются коллективные рефлексы в отношении не только внутреннего порядка
данного коллектива, но и решения определенных задач коллектива.
Ввиду значения внутренней организации и жизнедеятельности коллектива
зарождение каждой организованной общественной индивидуальности или кол-
лектива начинается первоначально с внутренней организации или внутреннего
упорядочения с известным распределением взаимоотношений между отдель-

ными подвидами и их деятельности, после чего в случае, если коллектив явля-
ется жизнеспособным, он постоянно привлекает к себе все большее и большее
количество сочленов, развиваясь таким образом вширь и в то же время все бо-
лее и более объединяясь изнутри. Одновременно с этим обыкновенно идет и
внутренняя деятельность, приводящая к большой специализации отдельных
частей данного коллектива, или его дифференцировке51*.
Со временем и в самом коллективе образуются частные единства, которые
служат выражением той же дифференциации, приводящей к дроблению
разросшегося коллектива на более мелкие коллективы.
Каждый вновь возникший коллектив выясняет свою относительную
позицию среди других, вырабатывает свой план осуществления заданий или
программу и сообразует свои действия с условиями окружающей действитель-
ности.
Коллективы могут разнообразиться не только по составу входящих в них
индивидов (определенной профессии и т. п.), но и по цели, а также и
характеру взаимоотношений между входящими в коллектив индивидами.
Так, мы можем различить, как мы уже говорили, толпу, театральную публику,
уличный митинг, партийное или классовое собрание, законоустановленные
собрания в виде советов, комитетов, совещаний, кооперативов, съездов, со-
юзов, учредительных и других собраний.
В одних из этих коллективов мы имеем случайное собрание индивидов,
как например, в толпе, в других дело идет о собраниях, возникающих
благодаря определенной потребности, например, ввиду жажды зрелищ, удов-
летворения экономических нужд и т. п.
Наконец, мы имеем коллективы, которые не представляют в сущности
отдельных собраний, но тем не менее образуют собою значительные группы
лиц, связанных теми или иными общими интересами. Коллективная дея-
тельность здесь осуществляется через то или иное представительство или
печать. Таковы народ, племя, государственный коллектив, союз народов, все
человечество.
Дело в том, что существует известный предел для непосредственного
общения в целях коллективной деятельности52*. Чем элементарнее цель и
задачи коллектива, тем больших размеров он может достигать53*. Так, толпа
может достигать сотен тысяч. Театральная публика может состоять из не-
скольких тысяч, коллективы, преследующие обмен мнений, могут состоять
из сотен индивидов, редко более, а коллективы, преследующие осуществление
каких-либо конкретных заданий, например, составление законоположения,
не более как из нескольких десятков, а коллективы, преследующие еще более
узкую задачу, например, обработку редакции текста, не могут представлять
собою более нескольких индивидов.
Поэтому коллективы, численность которых уже превосходит вышеобозна-
ченные размеры, должны работать при участии выборного представительства.
Отсюда понятно, что способы общения отдельных членов того или другого
коллектива в зависимости от его размеров и характера не могут быть
одинаковыми. В одних случаях дело идет о непосредственном общении
отдельных членов коллектива, в других случаях общение осуществляется
только через представительство, в третьих случаях только путем письменного
или печатного слова.
Но как бы общение ни достигалось, коллектив всегда предлагает, как
уже говорилось несколько ранее, известное объединение, а потому те кол-
лективы, где собственно общих собраний не существует, таких как народ,
племя, человечество, на самом деле могут быть понимаемы как коллективы
только в той мере, в какой они представляют собою объединение путем
избранного или установленного представительства отдельных собраний и
печатного слова.

Само собой разумеется, что продуктивность работы коллектива никак не
стоит в соотношении с его размерами. В этом отношении нужно иметь в
виду, что в коллективах, от которых требуется больше, чем простое выражение
общего настроения, например, коллективное мнение и суждение, работа идет
тем медленнее, чем больше самый коллектив, но зато работа коллектива в
этом случае тем более охватывает предмет, чем больше самый коллектив
при условии, конечно, создания его из соответствующих индивидов. Однако,
более узкие коллективные задачи, как например, отшлифовка каких-либо
частностей, как мы уже говорили, идет быстрее и правильнее в небольшом
собрании.
Целый ряд авторов, начиная с Оствальда46, в числе которых мы можем
упомянуть Sotvay 47, Воронова 48, Haret, Partuendo, Barcelo, сделали попытку
применить к социальным явлениям энергетическое учение, рассматривая
социальные явления как явления физико-химические. «Что же из этого
получилось, спрашивает П. Сорокин? Мы получили ряд формул вроде того,
что «сознание есть течение нервно-энергетического процесса», что «война,
преступление и наказание» суть явления «утечки энергии», что продажа-
покупка — это реакция обмена» (Оствальд), что «сотрудничество есть сложение
сил», социальная борьба — вычитание сил, «социальная организация — рав-
новесие сил», «вырождение — распадение сил» «право — соотношение сил», и
т. д. Все это, пожалуй, и верно. Но спрашивается, много ли мы приобретаем
от таких аналогий в деле познания социальных явлений или явлений меж-
дучеловеческого взаимодействия? Во всяком случае не больше, чем от ана-
логий начальной памяти «органической школы» в социологии. Все эти
формулы аналогии представляют в лучшем случае трюизмы, в худшем
неточные сравнения. Тот же вывод придется сделать и по адресу попыток
создания «социальной механики», пытающейся все поведение людей и
взаимоотношений между ними подвести под законы обычной механики и
физических явлений» 49. К таким попыткам должны быть отнесены попытки
Haret и Barcelo50.
Однако такое изучение социальных явлений представляет собою изучение
людей как всяких других физических тел. Но люди есть люди, т. е. должны
быть рассматриваемы как аккумуляторы энергий, являющиеся результатом
их прошлого индивидуального опыта и наследственных влияний, и, следо-
вательно, их реакции на те или иные внешние раздражения не могут быть
оцениваемы так же, как оцениваются реакции физических тел, ибо здесь
ответная реакция часто вытекает не из влияния данного раздражения, а
является в гораздо большей мере результатом воздействия прошлых разд-
ражений, нежели данного раздражения, служащего в таком случае лишь
поводом для выявления того, что составляет в сущности результат прошлых
воздействий. То же мы имеем и в коллективах.
Следовательно, вопрос не в том, сводятся ли социальные явления к
физико-химическим веществам или нет, а в том, представляют ли они
какие-либо особенности в своем поведении и как они реагируют на внешние
раздражения. Иначе говоря, проявляют ли они в зависимости от сложившихся
традиций и особенностей своей структуры какие-либо особенности в этих
реакциях или нет.
46 Оствальд В. Философия природы. СПб., 1903; Ostwald W. Energetische Grundlagen der
Kultuiwissenschaft. Leipzig, 1909.
47 Solvay. Notes sur les formules d’intraduction a l’energetique physio — et psychosociologique. P.,
1906.
48 Воронов H. Г. Основания социологии. M., 1912.
49 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 5—6.
50 Barcelo А. P. Mecanique sociale. Milano, 1910.

Отсюда ясно, что подходить к исследованию социальных явлений можно
и должно установленными для естественных наук методами и целью этих
исследований должно быть установление особенностей более сложных
социальных явлений по сравнению с более простыми физическими или
физико-химическими, а также выяснение того, в чем эти более сложные
явления проявляют сходство с более простыми51.
Отсюда ясно, что, если общественные науки, и в частности, та наука,
которая изучает коллективную деятельность, по признанию многих, должны
бы развиваться, пользуясь методами естественных наук, то они не должны
иметь субъективизма ни в своем существе, ни в своем названии.
Однако такая неустоявшаяся наука, как социология, еще не решила
окончательно спора между объективистами и субъективистами.
У Дюркгейма мы постоянно читаем о коллективном сознании, о кол-
лективных представлениях, чувствах и т. п.
Сравнительно недавно Boodin снова возвращается к созданию социальной
души, основываясь на теории межмозговых явлений. «Вместо того, чтобы
отправляться от постулата изолированного духа, как делала психология в
прошлом, стараясь затем объяснить возможность познания одной души
другою путем аналогии, мы должны отправляться от междусубъективной
духовной непрерывности как элементарного факта»52. Другие социологи
стремятся подойти к изучению социальных явлений, придерживаясь более
объективного метода, но в большинстве не успевают в этом. Эти разноречия
обстоятельно представлены между прочим в новом труде П. Сорокина53. По
существу он решается автором в положительном смысле в пользу
объективизма, но, к сожалению, с некоторой, по нашему мнению, совершенно
ненужной уступкой в пользу субъективизма.
Здесь существенно выяснить, действительно ли нужна эта уступка или
она не нужна и так как этот вопрос методологического характера одинаково
относится и к тому объему знаний, который нас здесь занимает, то пред-
ставляется необходимым нам для себя его решить здесь окончательно в ту
или другую сторону. Проследим же этот спор в связи с тенденциями, которые
мы находим в труде П. Сорокина.
Определив социологию как науку «о поведении людей, находящихся в
процессе взаимодействия и о результатах такого поведения», автор не-
сколькими строками выше определяет взаимодействие людей, которое «дано
там, где поведение одного индивида, в одних случаях сопровождаемое соз-
нанием, в других —нет, является функцией поведения другого или других
людей»54. Переходя затем к анализу самих методов исследования и задаваясь
вопросом, следует ли изучать взаимодействие лишь во внешних актах или
в отношении соответствующих психологических переживаний, автор прежде
всего обращает внимание на неопределенность самого понятия психического
и его синонимов («сознание», «душевные явления» и т. п.) и недоступность
психики предмету наблюдения.
Обращаясь к психологии для определения психического, автор находит
своеобразный круг или самое понятие остается неопределенным. По В. Вун-
дту, обычное определение психологии как науки «о состоянии сознания»
делает круг, ибо, если определить вслед за тем, что же такое сознание,
состояние которого должна изучать психология, то ответ будет гласить:
сознание представляет сумму сознаваемых нами состояний55. «Отношение
51 Энергетическая точка зрения при этом вполне допустима, но не в вышеуказанном понимании.
52 Boodin. The existence of social minds // American Journal of sociology. T. 19.
53 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 44—76.
54 Там же. С. 50.
55 Вундт В. Введение в психологию. M., 1912. С. 9.

или определение их (сознания и его элементов), — говорит Геффдинг,—
невозможно»56. То же или приблизительно то же мы встречаем и у других
авторов. Нередко сознание определяется как процесс духовный или
психический, а духовный замещается термином сознательный 57. Не меньший
разброд мысли имеется у психологов и в отношении понятий «ум», «разум»,
«мысль» и т. п. и может быть еще в большей мере по отношению к вопросу,
в каких явлениях можно признать психическое, а в каких нет. Так, одни
авторы, стоя на точке зрения монизма (Геккель, Le Dantek, Petri и др.),
говорят о «клеточном сознании», об «атомной душе», а Геккель и де ля
Грассери говорят даже о психике атомов, молекул и даже о «психологии
минералов». Это учение может быть названо панпсихизмом. Другие (Вундт,
Роденс, Летурно, Эспинас, Дженнингс и др.) приписывают сознание лишь
органической природе, а еще другие присутствие сознания признают только
у тех организмов, которые обладают нервной системой; наконец, некоторая
часть авторов признает его лишь у тех высших животных, которые имеют
серое корковое вещество. Тогда как некоторые из новейших физиологов
(Löeb, отчасти Bohn и др.) выбрасывают совершенно за борт понятие сознания,
затемняя его, с моей точки зрения, неудачным термином «ассоциативная
память» (Löeb).
В последнее время с ясностью стало проявляться в социологии стремление
отрешиться от психологии и субъективизма вообще, как показывают труды
Дюркгейма, Коста, Ваксвейлера и др., но все же в этих трудах на каждом
шагу мы встречаемся с психологическими, т. е. субъективными терминами
и понятиями, а потому истинного объективизма и здесь мы не находим.
В своей «Рефлексологии» я пришел к выводу о необходимости изучать
«соотносительную деятельность», у людей и животных как она проявляется
на внешних акциях и реакциях в связи с внешними же влияниями и
воздействиями, данными как в настоящем, так и в прошлом. Последнему
факту, т. е. зависимости внешних проявлений индивида от прошлых воз-
действий, я придаю особое значение и везде и всюду останавливаюсь на
этом как в «Общих основах рефлексологии человека», так и в более раннем
своем труде «Объективная психология», а между тем упущение этого обсто-
ятельства приводит к некоторым недоразумениям, что будет видно из пос-
ледующего.
При этом и изучение психического мира или процессов сознания не
исключается, но для субъективной психологии мной отмежевывается область
исследования на себе самом путем самонаблюдения и экспериментов,
производимых с подобным самоанализом своих субъективных состояний,
из которых, конечно, возможны и те или другие обобщения по отношению
к субъективному миру вообще и даже философствование на темы о
панпсихизме, но научная мысль по отношению к этим расширениям субъ-
ективизма должна держаться строго ограничительного правила и на место
так называемой психики или сознания у других исследовать разнообразные
отношения организма с окружающей средой путем строго объективного
наблюдения и опыта.
В последнее время в разрешение социальных проблем вошли физиологи,
которые, исключив при своих исследованиях мозговых отправлений «субъ-
ективную» терминологию, стали распространять эту тенденцию и на взаимо-
отношения не только между животными, но и между людьми54*.
На такой же точке зрения, исключающей всю психологию из социальных
наук, стоит и Bentley58.
56 Геффдинг Г. Очерки психологии, основанной на опыте. 6-е изд. СПб.; М., 1914. С. 49.
57 Dictoinary of philosophy and psychology. Consciousness and mind. L., S. a.
58 Bentley A. F. The process of goverment. L., 1908.

К сожалению, в этом споре за объективизм физиологи выдвинули свою
чисто физиологическую точку зрения, распространив ее на ряд социальных
явлений, которые никак не вмещаются в физиологию как науку об отправ-
лениях организма, и этот ложный шаг встретил резкий отпор со стороны
социологов чистой воды. Я говорю о статье д-ра Зеленого (Павловской
школы), по мнению которого научное изучение социальных явлений должно
ограничиться объективным изучением их физиологической стороны вместо
психологической59. В самом деле нельзя забывать, что социология не есть
социальная физиология и не без основания органическая теория социальных
явлений давно уже оставлена, не находя поддержки среди современных
социологов. Вот почему вполне естественно, что один из солидных
американских социологов, Эллвуд дал резкий отпор этим физиологическим
экскурсиям в область социологии, которые скорее ослабляют позицию
объективизма в социологии, нежели ее укрепляют. Так, осуждая неуместную
попытку Павловской школы ввести социологическую социологию, Эллвуд
между прочим замечает, что этот метод, «быть может хорош для изучения
поведения крысы или общества крыс или в лучшем случае поведения
человеческой группы, жившей полмиллиона лет тому назад в первобытном
мире. Цивилизованный же человек живет в мире идей. Для него мир
реальных объектов в значительной степени заменен миром идей, символов,
ценностей. Эти идеи, символы и ценности постепенно развивались и накоп-
лялись в течение всей человеческой истории. Самая история человечества
таким образом представляется как бы развивающейся традицией или
социальным духом, который не может быть понят вне его содержания.
Человеческая культура сама по существу имеет психический характер и эта
культура создала человеческое общество, которое мы знаем60. Если мы не
будем согласны с автором в его субъективном понимании социологии, то
все же нельзя не отдать должного его указанию, что нельзя упрощать сложные
факты до простых физиологических стремлений.
Еще более резкий отпор дан был И. Павлову со стороны В. Вагнера по
поводу предложения первого совершенно упразднить зоопсихологию, или
правильнее сравнительную психологию, поставив на ее место настоящую
физиологию мозга. По поводу одного из своих опытов И. Павлов между
прочим замечает: «Зоопсихолог тот, который хочет проникнуть в собачью
душу, говорит так, что собака обратила внимание и запомнила, что как
только почувствует, что ее кожа раздражается в известном месте, ей вливают
кислоту, а потому, когда ей раздражают только кожу, то она воображает как
бы влитую кислоту и соответствующим образом реагирует, у нее течет слюна
и т. д.» 61.
По поводу этих суждений академика И. Павлова профессор В. Вагнер в
свою очередь замечает: «Вот как профессор Павлов излагает фразы пред-
ставителей науки, привлекающих к себе на протяжении веков внимание
выдающихся ученых и мыслителей. Вложив в уста зоопсихологов эту
галиматью (sic!), профессор Павлов принимается за их суд и пр.»62. «Чтобы
окончательно посрамить последнего (т. е. зоопсихолога. — Авт.) он (И. Пав-
59 Zelenij Г. Rassen und Gesellschaft // Zeitschrift für Biologic Bd. 9.
Недавно сделана новая попытка одним из павловцев углубить этот вопрос о брошюре
П. Зеленого «18 тезисов о „теории новой биологии“: (Проект организации революционно-
научного Совета республики и введения системы физиологических паспортов)» (Изд. Ин.
К. О. Сев.-Кавк. рев. ком. Б. г.). Уже заголовок брошюры говорит сам за себя.
60 Ellwood. Objectivism in sociology // American Journal of Sociology. T. 22.
61 Павлов И. П. Физиология и психология при изучении высшей нервной деятель-
ности // Психиатрическая газета. 1917. № 6. С. 21.
62 Вагнер В. А. Зоопсихология перед судом физиолога И. П. Павлова // Вестник психологии,
криминальной антропологии и педологии. Пг., 1917. Т. 13, Вып. 3. С. 11.

лов. — Авт.) ставит ему задачу, в случае неудовлетворительного решения
которой грозит признать «их точку зрения вообще ненаучной и негодной
для полезного научного исследования». «Экзаменационный вопрос этот за-
ключается в следующем: пр. Павлов, установив обычным путем координацию
деятельности слюнной железы с тремя участками кожи, выяснил, что, когда
железа перестает реагировать на раздражение одного участка кожи, то в
случае раздражения второго —она начинает работать с прежней силой и т.
д. Ответ на этот вопрос дан зоопсихологами гораздо раньше, чем проф.
Павлов начал заниматься физиологией собачьей железы: он заключается в
том, что зоопсихологи проводят определенную грань между явлениями
(действиями) отправления организмов и явлениями (действиями) поведения
животных. Первыми занимается физиология, вторыми зоопсихология. Опы-
ты пр. Павлова имеют в виду отправления животного, из чего само собой
следует, что они лежат за пределами зоопсихологии и что пр. Павлов не
имеет о современной объективной зоопсихологии решительно никакого
понятия»63.
С моей точки зрения, конечно, всякий след субъективизма должен быть
изгнан из зоопсихологии и сравнительной (как и всякой другой) психологии,
которых должны сменить объективные науки —зоо- и сравнительная реф-
лексология, но, разумеется, что физиология останется со своими особыми
задачами и методами, как в свою очередь останутся зоо- и сравнительная
рефлексология со своими особыми задачами и методами64. Да и разработка
вопросов, связанных с отправлениями одной железы в виде условных и
безусловных рефлексов (сочетательных и обыкновенных, по нашей термино-
логии) не может обнять не только другие обширные области знания, как
например, сравнительную рефлексологию, но даже и самую физиологию
мозга, ибо и для последней имеет значение ничуть не один только слюнной
метод условных рефлексов, но еще в большей мере разработанный у нас
метод сочетательных двигательных рефлексов65.
Что касается социологии, то П. Сорокин, проследивший весь этот спор
между «объективистами» и «субъективистами», остался, как мы упоминали
в нерешительной позиции при всей его склонности к объективизму: «Пока
слишком еще несовершенны и незначительны данные, добытые
«объективизмом», говорит он, чтобы можно было социологу совершенно
игнорировать субъективно-психическую сторону человеческой деятельности.
Остается поэтому один путь: свести до минимума пользование психо-
логическими терминами, только в исключительных случаях обращаться к
анализу субъективно-психических переживаний для объяснения того или иного
явления и ввести возможную точность в сферу изучения подобных явлений»66.
Посмотрим, как же применяется автором в социологии это половинчатое
решение.
Прежде всего он говорит о «сознательных» переживаниях и актах по
собственному опыту каждого и признает, что «частным и основным видом
их являются акты целеполагательные, акты волевые и акты, совершаемые
под влиянием идей»67.
Признавая, согласно с В. Вагнером, три формы разряда психических
явлений: рефлексы, инстинкты и разум, автор в отличие от В. Вагнера к
63 Там же.
64 Бехтерев В. М. О зоорефлексологии как научной дисциплине // Вопросы изучения и
воспитания личности. Пг., 1921. № 3. С. 453—472.
65 Бехтерев В. М. Значение исследования двигательной сферы для объективного изучения
нервно-психической сферы человека // Русский врач. СПб., 1909. № 35. С. 1171—1176;
№ 36. С. 1199-1203.
66 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 63.
67 Там же. С. 64.

психическим явлениям относит не инстинкт и разум, а только разум, ибо
инстинкты и по определению В. Вагнера сближаются по общему характеру
с рефлексами, представляясь лишь более сложными по сравнению с ними
актами.
Другое разноречие с В. Вагнером у П. Сорокина заключается в
непризнании тождества разума и сознания с «целеполагательностью». Дело
идет о том, что имеются акты, хотя и разумные, т. е. сознательные, но не
целеполагающие и притом не только привычные, как думает В. Вагнер.
Например, ребенок сознательно заявляет со слов отца «лгать нельзя» или
«мучить кошку гадко, потому что так сказал папа», только и всего.
Задаваясь затем вопросом, не следует ли совершенно игнорировать
психические переживания, которые как прямо нам недоступные не могут
вообще познаваться, причем всякая попытка их познания по внешним их
проявлениям (слова, движения, мимика, жесты и т. п.) неизбежно ведет к
ошибкам, автор решает его в отрицательном смысле. По мнению автора,
если бы дело стояло иначе, то люди не могли бы понимать друг друга и
не могли бы знать, что делается в душе каждого. «Между тем мы на каждом
шагу ставим диагнозы вроде таких: „X не в духе“, „Y что-то загрустил“,
„L гневается“, „A в восторге“, „Д замышляет подлость“ и т. д. И наши
диагнозы оправдываются. На каждом шагу мы говорим с людьми о своих
переживаниях и в большинстве случаев понимаем друг друга»68.
Вопрос однако не в том, понимаем мы или нет, а в том, как и в какой
мере мы их понимаем. На основании слов и мимики другого человека мы
ничуть не воспроизводим его переживания, а воспроизводим свои ана-
логичные переживания, если они были в нашем опыте. Само собой разу-
меется, что, если человек чего-либо подобного не имел в своем внутреннем
опыте, то он не может и воспроизвести его на основании слов другого.
Глухой от рождения не может воспроизвести в своем воображении звуков,
сколько бы ему о них ни говорили и в каких бы красках их ни описывали.
Ребенок, не испытавший вкуса бананов, также воспроизвести его не в сос-
тоянии, сколько бы ему о нем ни говорили. Но бывшее в личном опыте
воспроизводится при соответствующем описании другого человека, однако,
воспроизводится не так, как переживает данное состояние другой, а как сам
слушающий переживал его когда-то. Таким образом, можно и распознавать
переживание другого человека, но именно в той мере, в какой восп-
роизводимые нами аналогичные состояния при данных внешних проявлениях
совпадают с переживаниями другого лица. Когда мы говорим «X не в духе»,
«Y что-то загрустил», «L гневается», «А в восторге» и т. п., то мы воспроизводим
по соответствующим внешним признакам свое нерасположение, свою грусть,
свой гнев, свой восторг и поскольку в общих чертах эти состояния сходны
у меня и у другого индивида, я в состоянии распознать их в другом, ничуть
не более. Но уже такие более частые диагнозы, как «Б обдумывает именно
проблему сознания», «С хочет именно сладкого», «Д замышляет непременно
подлость», а не что-либо другое, быть может, и возможны, но лишь по
догадке, если эти состояния не выражены, т. е. не обозначены словами, а
слова дадут нам возможность воспроизвести опять-таки свое, а не чужое
обдумывание проблемы сознания, свое желание сладкого, свою подлость и
т. п. О симуляции и говорить нечего. Я могу обдумывать подлость и не
показать виду, что я злоумышляю что-либо против другого, а если это так,
то правильно ли пользоваться в научном деле методами субъективной психо-
логии (методы самонаблюдения и методы аналогии, соединенные методы
внешнего и внутреннего наблюдения (по Петражицкому), методы вчувство-
вания, интуиции и инстинктивного понимания выразительных движений)
68 Там же. С. 68

в качестве методов, дополняющих и вспомогательных к методам объективного
изучения внешних актов. Полагаю, нет, неправильно. И неправильно именно
потому, что изучение психических переживаний ничего не прибавляет к
пониманию и уяснению внешних актов55*, вопреки взгляду П. Сорокина.
Свое отношение в этом случае уважаемый автор иллюстрирует между
прочим следующим примером: «почтальон приносит индивиду А две телег-
раммы. А раскрывает первую и читает: „Выезжаю сегодня. Встречай. В“.
А улыбается, вскакивает, зовет прислугу и приказывает Б к пяти часам
приготовить экипаж. Затем раскрывает вторую и читает: „Ваша жена попала
под поезд. Приезжайте. Начальник станции X“. А умирает от „разрыва
сердца“. Здесь перед вами два примера взаимодействия. Сходные разд-
ражители (телеграммы). Один и тот же воздействуемый индивид А. И
совершенно различные эффекты: в первом случае оживленная реакция на
раздражение, во втором — смерть... Спрашивается, могут ли быть вполне
понятными для нас эти два явления, если мы будем стоять на строго
объективной точке зрения? Достаточно ли ясными и объясненными будут
эти факты, если мы заранее исключили из нашего поля зрения всякое
привлечение субъективных переживаний в поле любви, привязанности, ужаса
и тяжести потери, тяжелого горя, чувства одиночества и т. д.? Ответ, думается,
ясен сам собой»69. Однако нельзя забывать, что слова телеграммы важны
не сами по себе как зрительные знаки или звуки. Они состоят из символов,
которые при небольшом различии относятся к совершенно противоположным
фактам. А это уже одно объясняет нам противоположный эффект в одном
и в другом случаях. Нельзя затем забывать, что эффект зависит, как я
постоянно указываю в своих «Основаниях рефлексологии», не от самого
только раздражения как повода к действию, а еще и от ряда предшествующих
или прошлых воздействий, стоящих в связи с данным раздражителем и
реакцией на него56*. А, приняв это во внимание приходится последний
эффект оценивать не только как результат символических этапов телеграммы,
говорящей о несчастии с женой, но еще и о прекращении вследствие ее
смерти всей цепи условий совместной жизни, создавшей определенный
жизненный уклад, с которым человек сжился, о потере навсегда близкого
человека, с которым делил свои благоприятные и неблагоприятные жизнен-
ные условия, которому он так много обязан в своей жизни, к которому
привязан и т. д. и т. п. При этом надо принять во внимание, что человек,
умерший при телеграфном известии о несчастии с женой от разрыва сердца,
страдал, очевидно, тем или иным пороком сердца или во всяком случае
болезненным его состоянием.
Таким образом с точки зрения объективного анализа эффект смерти от
разрыва сердца при телеграфном известии о смерти жены становится со-
вершенно ясным и понятным. Спрашивается, что к этому прибавит субъ-
ективный анализ. Он будет нам говорить о таких воображаемых состояних,
как воспроизведение и переживание в момент получения телеграммы чувства
любви, ужаса и тяжести потери, тяжелого горя, сознаваемого чувства одино-
чества и т. п. Между тем все это «субъективное», которое мы хотели бы
навязать человеку, погибшему при чтении второй телеграммы от разрыва
сердца, может оказаться чистейшим вздором. Ибо человек, страдавший
сердцем, в сущности мог умереть, ничего даже и не воспроизводя в своем
сознании, а просто от шока, вызванного телеграммой с содержанием, ука-
зывающим на несчастье с его женой. Точно так же и в другом примере,
когда «один и тот же акт поднятия руки с протянутым указательным пальцем
может означать и указание дороги, и приказ «идти туда», и повелительное
«выйди вон»; для его понимания вовсе не требуется учета недоступных для
69 Там же. С. 71.

нас психических переживаний указывающего лица, а лишь выяснения его
тона, сопутствующей мимики и установившихся на основании предшеству-
ющих (прошлых) фактов отношений указывающего лица к другому. Далее,
известно, что в случае произнесения слов «ну, и свинья же ты», они обычно
имеют ругательное значение, тогда как в других случаях они обозначают
своеобразную форму ласкового обращения; равным образом выражение «черт
побери» может обозначать досаду, злость или восторг, но в обоих этих
примерах нам надо учитывать вовсе не субъективные недоступные для нас
переживания человека, произносящего данное слово, как полагает П. Сорокин,
а лишь тон, обстановку, характер и привычные способы обращения этого
человека, а равно и отношение его как в прошлом, так и в настоящем к
данному лицу или событию.
Субъективисты, как известно, цель понимают лишь с субъективной точки
зрения, признавая, что цель может быть только сознательно поставлена тем
или другим субъектом70, но биолог под целью понимает нечто объективное,
иногда преднамеченное даже природой, например, цель, осуществляемую
инстинктами как автоматическими актами. В актах личного характера под
целью мы понимаем место устремлений человеческой личности или чело-
веческого коллектива, проявляющегося в его поступках и действиях на
основании прошлого индивидуального опыта или опыта других как восп-
роизведение этих действий в форме определенно связанных сочетательных
рефлексов. Таким образом, и в этом случае нет основания обращаться к
субъективному методу, пользование которым дает почву для суждений, часто
ничего не имеющих общего с научным мышлением.
Вот почему нет никакого основания дополнять изучение взаимодействия
между людьми с помощью объективного метода, учитывающего внешние
формы поведения людей в зависимости от разного рода внешних воздействий,
еще выяснением субъективных или психических переживаний, для точного
распознавания которых у нас не имеется средств и которые ничего вообще
к объективным фактам прибавить не могут.
Итак, метод коллективной рефлексологии, как и социологии, должен
быть исключительно объективный. Коллективная рефлексология, изучая осо-
бенности соотносительной деятельности собраний или группы лиц, не может
становиться на точку зрения того воображаемого собирательного «я» или
сознания толпы, которое стало бы повествовать о всем пережитом толпой
или собранием, так как это явилось бы простым отражением субъективной
точки зрения индивидуального «я», но рассказы отдельных личностей, бывших
в толпе или собрании, могут быть использованы коллективной рефлексо-
логией, поскольку они носят характер объективности, трактуют о внешних
обстоятельствах и поскольку они характеризуют самое развитие обществен-
ного дела. Во всяком случае и эти рассказы должны быть предметом строго
объективного, а не субъективного анализа57*.
В какой мере эта истина еще не усвоена в соответствующей научной
литературе, показывает пример Тарда, который все общественные явления,
насколько они имеют в своей основе «психическую» деятельность человека,
сводит к двум основным силам — желанию и вере или уверенности. Желание
определяет стремление, а вера — достижимость желаемого. Путем сведения
общественных явлений на эти простые силы, по Тарду, решается вопрос об
измеримости социальных фактов.
С другой стороны, Тард, признавая изобретение и подражание основным
элементарным общественным процессом, спрашивает себя, что такое изоб-
ретается и чему такому подражают? «То, что изобретается, то, чему под-
70 См. по этому поводу замечание в книге П. А. Сорокина «Система социологии» (Т. 1. С. 3),
с которым в этом пункте согласиться невозможно.

ражают, представляет собою не что иное, как идею или желание, суждение
или намерение, в которых проявляются в известной мере верование и хотение,
составлющие ... истинную душу всякого слова в языке, всякой молитвы в
религии, всякого мероприятия в государстве, всякой работы в промышлен-
ности, всякого действия в искусстве. Верование и хотение — вот стало быть
сущность (субстанция) и сила; вот те две психологические величины, которые
анализ находит в основании всех с ними скомбинированных чувственных
явлений; а когда изобретательность и за нею подражательность овладеют
ими, воспользуются и организуются, то они же явятся и двумя основными
величинами общественными»71.
Собственно, коллективная рефлексология в отношении своего метода
должна идти по стопам рефлексологии отдельной личности. Поэтому она
должна наблюдать и регистрировать внешнюю сторону поведения массы
лиц, устанавливая соотношение ее с теми предшествующими внешними
влияниями, которые послужили причиной массовой деятельности лиц в
каждом данном случае. При этом, конечно, должен быть принимаем во
внимание как характер, так и состав собрания, так как само собрание
представляет собою как бы общественную индивидуальность и подобно тому,
как индивидуальность в рефлексологии отдельных лиц имеет значение в
отношении проявлений их соотносительной деятельности, так и характер и
состав собрания оказывают огромное влияние на характер и направление
его деятельности.
Таким образом коллективная рефлексология должна не только выяснять
настроение, или «эмоциональную» сторону, точнее, мимико-соматическую
реакцию того или другого собрания и его известную чуткость или впе-
чатлительность, но и его творческую деятельность, а также его решения и
коллективные действия, но все эти проявления массы лиц она должна
рассматривать в связи, с одной стороны, с характером собрания лиц и его
прошлым, с другой стороны — с теми или иными внешними влияниями,
которые послужили основной причиной и условиями деятельности данного
собрания в том или ином случае.
Только этот метод и может правильно осветить нам особенности про-
явлений соотносительной деятельности массы лиц, спаянных между собою
теми или иными общественными условиями.
Одним из важных методов изучения коллективной рефлексологии не-
сомненно следует признать статистический метод, дающий возможность
учитывать действия человеческих масс, но нужно уметь им пользоваться.
Нужно ставить для статистики те самые задачи, которые отвечают опреде-
ленной цели, и собирать материал там, где он может дать соответственные
результаты. Так, если желательно определить общественный темперамент и
настроение, собирайте данные о посещаемости театров, ресторанов, игорных
домов, церквей и о количестве самоубийств; если хотите для себя выяснить
направление общественного кругозора, берите статистику общественных
библиотек и выясняйте, какие книги больше всего в спросе, собирайте
данные о распространении различных периодических изданий и журналов,
возьмите сведения у издателей насчет хода их дела по рубрикам изданий
и т. п. Если хотите знать направление общественной деятельности, собирайте
сведения о количестве молодежи, поступающей в высшие учебные заведения,
о количестве членов различных профессиональных союзов, о распространении
тех или других предприятий. Если хотите знать направление политических
взглядов в данном обществе, считайте количество членов различных
политических партий, количество участников различных политических и
общественных собраний и митингов, количество голосов, поданных при
71 Тард Ж. Законы подражания: Пер. с фр. СПб., 1892. С. 149—150.

выборах за членов тех или других партий и т. п. Если хотите знать о
поведении общества с точки зрения его нравственности, собирайте сведения
о количестве и характере совершенных за известный период времени пре-
ступлений и т. п. Если, наконец, хотите знать о потребностях и вкусах
общества, собирайте сведения по различным фирмам, магазинам и лавкам
о количестве и характере проданных за известное время товаров.
Отсюда ясно, что статистика только тогда будет полезна для коллективной
рефлексологии, когда она отвечает на ее задания. Но при этом мало иметь
данные, нужно еще выяснить причину происходящих перемен в общественной
жизни, а это достигается путем сопоставления с целым рядом других данных,
собираемых тем же статистическим методом. Если при этом устранить
субъективное толкование в отношении получаемых результатов, то мы полу-
чаем строго объективный статистический материал, который позволяет к
тому же установить соотношение человеческих действий с теми или другими
внешними поводами. В область статистики вводятся все виды человеческих
деяний и происшествий в жизни людей, как-то: рождение, бракосочетание,
смерть, естественная или искусственная (самоубийство), преступность, раз-
ного рода болезни, потребление алкоголя и наркотиков, почтовые и иные
сообщения, развитие сухопутного, железнодорожного, подводного и воздуш-
ного передвижения, развитие земледелия, фабричного труда, различного рода
промыслов, торговли и промышленности, распространение книг, развитие
религиозных и политических учений, развитие сберегающих организаций в
виде страхования и т. п. Статистика определяет число однородных деяний,
производимых в том или ином коллективе, и этим самым делает учет, как
та или другая деятельность или состояние коллектива развивается, какие
она терпит отклонения или останавливается в своем развитии, или клонится
к упадку. В то же время статистика учитывает и биологические (пол, возраст),
индивидуальные (происхождение и темперамент), антропологические (раса,
характер), теллурические и метеорологические влияния (характер местности,
климат, время года и т. п.).
Одновременно с тем путем анализа кривых того или иного действия
или состояния коллектива статистика дает нам возможность при сопостав-
лении с другими явлениями и состояниями, изображаемыми также в кривых,
устанавливать между ними взаимные соотношения, которые могут в то же
время подлежать проверке и другими методами. Возьмем пример из
медицины. Если мы определим количество поступлений больных, страда-
ющих прогрессивным параличом, в земские больницы, мы будем иметь
цифры, выражающие степень заболеваемости этой болезнью по губернии.
Сверх этого мы можем взять цифры, выражающие количество потребляемого
населением спирта. И вот оказывается, что кривые прогрессивного паралича
и кривые, выражающие потребление населением спиртных напитков, явля-
ются почти совпадающими. Это дает полное основание признавать, что
между потреблением спиртных напитков населением и развитием прог-
рессивного паралича имеется прямое соотношение как производящей
причины к следствию. Тем не менее это не исключает и другие моменты,
например, влияние сифилиса на развитие паралича, что доказывается иным
путем. Статистический метод имеет еще то ценное качество, что он дает
возможность определять не только состояние коллектива в смысле состава
его членов, их здоровья, роста, рождаемости, трудоспособности и пр., но и
политические и религиозные воззрения его членов, а также их моральные
качества, экономическое положение, развитие грамотности и т. п., наконец,
различные потребности коллектива, их рост и понижение и, наконец,
зависимость их от тех или других условий.
Так путем статистического метода мы выясняем состояние населения в
отношении того или другого образования, определенных форм воспитания,

потребности в книгах определенного характера, потребности в сберегании
себя от стихийных бедствий (пожаров и т. п.) путем страхования, потребности
в переписке, в передвижении, в том или другом одеянии и определенных
пищевых и иных продуктах потребления, в употреблении возбуждающих
средств, наркотиков и т. п., и многое другое в том же роде. Между прочим
вся торговая и промышленная статистика дает указания на целый ряд
потребностей, вызываемых бытом, укладом жизни и обиходом жителей
страны. Можно определенно сказать, что статистика является одним из
важнейших методов коллективной рефлексологии. Не представляя собою
самостоятельной науки, она важна тем, что уточняет выводы коллективной
рефлексологии.
В какой мере статистика является методом, дающим возможность раз-
решения задач коллективной рефлексологии, видно между прочим из того,
что, как мы знаем, та или другая потребность человека представляет собою
его привычный сочетательный рефлекс, общественная же потребность пред-
ставляет собою коллективный сочетательный рефлекс. Развитие этого кол-
лективного сочетательного рефлекса, как и индивидуального сочетательного
рефлекса подлежит определенной законосообразности, сводящейся к тому,
что вначале отмечается медленный рост данной потребности, затем
относительно быстрый подъем, достигающий определенного уровня, вслед
затем снова начинается замедление роста, переходящее в горизонтальную
линию, после чего рост приостанавливается на то или другое время и,
наконец, наступает более или менее медленное понижение этой потребности
благодаря вытеснению ее другими потребностями.
Надо впрочем заметить, что это развитие потребности может нарушиться
теми или иными приходящими условиями и конкурирующими событиями,
вследствие которых в кривой всякой данной потребности могут обнаруживать-
ся те или иные колебания или пертурбации.
Так дальнейший ход общественной потребности вслед за ее развитием
зависит от многих условий, как например, соперничества и вытеснения ее
при посредстве других изобретений, с одной стороны, а с другой —
поощряющих ее условий того или иного рода и т. п.
Из сказанного очевидно, что путем статистики нетрудно проследить
между прочим и действие тормозящих влияний по отношению к той или
иной общественной потребности или общественному движению и смену
этого действия противоположными, так сказать, поощряющими влияниями
при других социальных условиях.
Одним из условий, тормозящих и в то же время возбуждающих (в
зависимости от силы) является в коллективе конкуренция, обязанная
инициативе тех или других лиц, выдвигающих новое изобретение или дела-
ющих новое открытие. Эти-то явления конкуренции, как мы видели, служат
нарушителями правильного течения кривых, изображающих ту или другую
потребность коллектива. Чтобы пояснить это примером, возьмем статистику
преступности, которая регистрирует потребность отрицательного характера в
человеческом обществе жить за счет других и в ущерб другим. Из-за ненор-
мальных условий жизни современного общества эта своеобразная потребность
части общества во всем мире находится в периоде возрастания. Но вот в
Англии на почве борьбы с детской беспризорностью явилось «изобретение» в
виде реформаторий, которое еще не достаточно распространилось по другим
странам, и в результате кривая преступности в Англии начала падать. Другой
пример представляют цифры, отпускаемые русским правительством на обра-
зование. Крайне медленно возрастая из года в год, они особенно резко стали
подниматься в гору, начиная с 1906 г. сначала более медленно, затем быстрее.
Нетрудно догадаться, что это увеличение отпускаемых сумм на образование в
России стоит в зависимости от введения законодательных учреждений.

С начала октябрьской революции мы имеем новый огромный скачок в
расходах на образование (независимо от курса), объясняемый новым строем.
Возьмем расходы Франции на общественные работы. В срок с 1846 по
1849 г. эти цифры сразу возросли, что объясняется введением нового изоб-
ретения в форме железнодорожного строительства.
Тард говорит, что «единственно подражание, а отнюдь не изобретение
подчиняется законам в действительном смысле слова»73. Но спрашивается,
может ли быть подражание без изобретения: да и изобретение не есть ли
в известной мере подражание, переносимое лишь на другую область? Во
всяком случае и изобретения подлежат законности.
Необходимо затем иметь в виду, что статистика устанавливает прежде
всего количественные отношения, между тем как в сущности каждое обще-
ственное явление имеет не только количественную, но и качественную сторону.
Так число посетителей школ может оставаться более или менее одинаковым,
но качество образованности может понижаться или повышаться в
зависимости от подготовки педагогов. Точно так же число приверженцев
правительства может быть более или менее одинаковым по цифрам, тогда
как их привязанность к правительственной форме может прогрессивно падать
и наоборот.
Такого рода условия никогда не следует забывать при анализе
статистических данных. Это, конечно, не обозначает, что эти данные не
могут быть учитываемы цифровым образом, но, очевидно, для этой цели
должен быть собран материал иного рода, где бы выяснилась именно эта
сторона дела.
Необычайно ценны указания статистики на те или иные соотношения
между общественными явлениями, ибо с выяснением этих соотношений
между тем или другим общественным явлением оказывается возможным и
предупреждение этих явлений. Возьмем медицинскую статистику. С помощью
ее нетрудно ответить на вопрос, при каких условиях та или другая эпидемиче-
ская болезнь развивается и при каких ослабляется и, с другой стороны, в
какой степени та или другая мера оказывается полезной: например, в какой
мере прививка против бешенства гарантирует общество от этой болезни и
т. п. Точно также с помощью статистики мы узнаем, в какой мере брак
влияет на уменьшение смертности или в каких размерах увеличивается
число самоубийств, преступлений и болезней личности в городских условиях
жизни по сравнению с деревенскими, в какой мере забота о беспризорном
детстве ограничивает развитие преступлений или как влияет запрет алко-
гольных напитков на уменьшение преступлений, самоубийств и болезней
личности. Эти и многие другие статистические данные не оставляют сомнения
в том, что статистика дает возможность не только уяснять соотношения, но
и указывает, как возможно изменять эти соотношения на пользу человечества.
В конце концов статистика является в сущности массовым наблюдением,
дающим материал для коллективной рефлексологии. Последняя, однако,
нуждается в эксперименте для уточнения и проверки наблюдения. Простей-
шая форма коллективного эксперимента может осуществляться и при пос-
редстве так называемых анкет или опросников58*, рассылаемых в большом
количестве экземпляров. Недостаток этих анкет заключается в том, что
количество получаемых ответов много меньше, нежели рассылаемых анкет
и тем не менее с помощью анкет можно иметь достаточно материала для
соответствующих выводов: притом же постановка вопросов в ней зависит
исключительно от организатора анкеты, что дает возможность анкете придать
проверочный характер. Конечно, успешность анкеты много зависит еще и
73 Там же. С. 147

от характера вопроса, от их постановки и даже от собирателей данных по
анкете, что ни в коем случае не следует упускать из виду.
Другой способ коллективного эксперимента — это метод прямого экс-
перимента над целым коллективом, что может быть осуществляемо более
удачно в школах и в аудиториях. Этот метод, однако, имеет недостаток в
том отношении, что таким образом можно производить эксперимент только
над сравнительно ограниченными коллективами, причем отдельные члены
его находятся в неодинаковых пространственных условиях, а это приводит
к неодинаковому на них воздействию со стороны экспериментатора. Кроме
того и то обстоятельство, что, если испытуемые знают, что над ними
производится эксперимент, то это создает некоторую искусственность обста-
новки, отражающуюся на участниках коллектива. Этих условий избегает
естественный эксперимент, разработанный трудами нашей школы. Сущность
этого метода, применявшегося (д-р Лазурский и др.) в школах и ранее
мною на младенцах (см. работу д-ра Бражас в «Вестн. Псих.»), сводится к
тому, что воспитанникам дается урок, который они выполняют, как всякий
другой урок, не зная, что они служат предметом эксперимента, а между тем
урок дается с таким расчетом, чтобы он мог выявить в результате индивиду-
альные особенности соотносительной деятельности лиц, входящих в школь-
ный коллектив. С таким же успехом можно применять соответственным
образом подобранные игры для детей дошкольного возраста и занятия для
взрослых.
В обоих случаях, однако, оценка результатов с точки зрения их значения
по отношению к коллективу может быть осуществляема лишь при сравнении
их с результатом такого же эксперимента, производимого над отдельными
лицами того же самого коллектива. Наконец, могут быть организованы игры
и занятия таким образом, чтобы коллектив в них участвовал как целое
собрание лиц.
До сих пор эксперимент в целях коллективной рефлексологии в сущности
почти не был осуществлен, а между тем и в этом случае эксперимент должен
сыграть ту же роль, как и в других областях знания. Правда, до сих пор
делались опыты и над коллективом, но не с целью изучать роль самого
коллектива в определенном процессе и не для выяснения того, как личность
изменяется в коллективе, а с побочными целями, например, для выяснения
точности свидетельских показаний. Таковы работы Binet, Stern’a, Claparede’a
и др.
Разработанный у нас так называемый естественный эксперимент, приме-
няемый в школьных классах, опять-таки приводит к тому, чтобы из массы
лиц, т. е. из коллектива, выделить те или другие единицы по их индивиду-
альным особенностям и таким образом здесь речь идет в сущности об
анализе коллектива в отношении его состава.
Но для коллективной рефлексологии наиболее существенным вопросом
является как раз вопрос иного рода: как именно проявления личности
меняются в коллективе или, точнее, что делается с личностью, когда она
становится участником деятельности целого коллектива. В этом отношении
уже наблюдение дает много данных и, несомненно, что и эксперимент может
дать здесь ценные результаты, как показали наши опыты над дошкольниками
детского сада. Другой задачей эксперимента представляется выяснить, чем
вообще реакция коллективной личности на то или иное событие или явление
отличается от реакции, свойственной отдельной личности при тех же самых
или приблизительно одинаковых условиях. В этом направлении применение
коллективного эксперимента является еще предметом будущих исследо-
ваний 59*.
Можно однако найти лишь довольно общие указания относительно данных
эксперимента или скорее наблюдения для выяснения роли коллективной

соотносительной деятельности. Так еще Карл Маркс заявил в главе о
комбинированной работе, что сумма механических сил отдельных работников
отлична от механической силы, развивающейся в то время, когда множество
рук участвуют сообща и одновременно в одной и той же операции. То
действие, которое развивается при этом комбинированном труде, либо вовсе
бы не могло быть достигнуто одиночными усилиями отдельных работников,
либо могло бы быть исполнено ими в гораздо более продолжительный
период времени или только в самом ничтожно размере. Здесь речь идет не
только об увеличении посредством кооперации индивидуальной
производительной силы, но о создании особенной производительной силы
массы74. С другой стороны, мы имеем заслуживащее внимания динамо-
метрическое наблюдение Féré. Этот автор прежде всего убедился относительно
ощущений, что возбуждение, дошедшее или не дошедшее до сознания, всегда
отражается приращением динамического эквивалента, иначе говоря, повы-
шением мышечной силы при измерении ее динамометром. Производя свои
опыты на отдельных индивидах и в толпе, автор убедился, что уже простое
пребывание в толпе сильно поднимает динамические силы. То же можно
наблюдать и на ходьбе.
Ясно, что в толпе имеются условия для возбуждения не одного настроения,
но и развития энергии в такой мере, что это сказывается на усилении
двигательных импульсов.
Других указаний в литературе о применении эксперимента к коллективу
с вышеуказанными целями я не нашел и таким образом ясно, что экс-
периментальную коллективную рефлексологию необходимо еще создавать60*.
Спрашивается, где и как вести коллективный эксперимент? В области
коллективной рефлексологии нельзя рекомендовать пользоваться обычной
лабораторной обстановкой. Нецелесообразно приглашать в лабораторию боль-
шое количество лиц, чтобы над нами производить эксперимент как над
коллективом, ибо это будет все же несколько лиц, а не коллектив или
сообщество, объединенное теми или иными целями и общими условиями.
Лучшим местом для экспериментов по коллективной рефлексологии пока
нужно признавать школу, где мы имеем сообщество сверстников за рабо-
той 61*.
Другим подходящим местом обследования коллективной личности могут
служить детские площадки, где в сущности мы имеем настоящую толпу,
состоящую, правда, из детей, но все же толпу в истинном смысле слова,
над которой может быть проделан настоящий коллективный эксперимент.
При этом результаты этого эксперимента могут быть сравниваемы с резуль-
татами исследований, произведенных при других условиях над теми же или
такими же детьми в одиночку. Подходящим местом исследования могут
служить также гимнастические и спортивные общества специально для вы-
яснения всех вопросов, связанных с коллективными физическими упраж-
нениями, мышечным трудом и т. п.62*
Кроме того здесь легко выяснить, как поднимается энергия личности в
связи с заинтересованностью входящих в коллектив индивидов, например,
при играх или при упражнениях на призы. Для специальных исследований
могут быть использованы хоровые и оркестровые общества63*.
Нечего говорить, что можно иметь в виду и многие другие условия
экспериментального изучения коллективной личности, как, например,
лекционные и иные собрания, некоторые из заводских и фабричных
предприятий64* и т. п.
Из указанного выше ясно, что эксперимент в коллективной рефлексологии
должен исходить из сравнения с данными эксперимента над отдельной
74 См.: Marx К. Das Kapital: Kritik der politischen Oekonomie. Hamburg, 1867. Bd. 1. Кар. 11.

личностью, иного пути нет, ибо какая же может быть мера для учета влияния
сообщества на деятельность входящей в него личности, как не деятельность
отдельной личности в ее обычной индивидуальной работе. Только исходя
из этой индивидуальной деятельности каждой личности можно определить,
как эта деятельность изменяется, коль скоро личность будет находиться во
время этой деятельности в сообществе с себе подобными, образующем тот
или другой коллектив.
В числе вопросов коллективной рефлексологии, подлежащей эксперимен-
тальному разрешению, должен быть поставлен вопрос, как силы отдельных
лиц складываются при общей работе в одном и том же направлении и в
случае одновременности их применения в производстве. Будет ли результат
работы соответствовать сумме затрачиваемой силы каждым из соучаству-
ющих в работе лиц или же будет меньше общей суммы или, наоборот,
будет больше этой суммы. Все эти вопросы подлежат соответствующему
выяснению в деталях. Для этой цели может быть устроен прибор 65*, осно-
ванный на принципе тяги с динамометром, лежащем на пути тяги. При
этом приложение силы каждого поодиночке или многих лиц за раз должно
быть обставлено таким образом, чтобы тяга многими людьми производилась
безусловно в одном направлении в ту или иную сторону. При соответственном
видоизменении для этой цели может быть использован принцип, на котором
основан прибор A. Mosso.
Не менее важны вопросы торможения коллективной работы и притом
как внутреннего торможения в виде утомления или усталости, так и внешнего
торможения, зависящего от внешних тормозящих условий, приводящих к
подавлению мышечных усилий. И эти вопросы могут быть разрешены
экспериментально в коллективном труде, осуществляемом на соответственных
аппаратах при тех или других условиях. Эти опыты, как легко понять,
должны иметь огромное значение для разрешения вопросов, связанных с
научной организацией труда.
Какую роль в этом отношении играет сама коллективная работа в
смысле торможения или оживления энергии трудящихся, покажут все во-
обще опыты при сравнении коллективной работы с одиночной. Но особые
опыты могут быть поставлены для выяснения внешних условий тормо-
жения и растормаживания, которые должны выявить роль тех или других
внешних воздействий в работе коллектива. Можно ожидать здесь неодина-
кового влияния тех или иных внешних воздействий на работу коллектива
в зависимости от самого характера воздействия и от характера работы.
Например, одна музыка содействует физической работе, другая противо-
действует ей. Но та же музыка, которая содействует физической работе,
являясь как бы ободряющим стимулом, может оказывать неблагоприятное
влияние на умственную коллективную деятельность, вызывая отвлечение
сосредоточения.
Другим важным вопросом в коллективной рефлексологии, который может
быть разрешаем экспериментально, является вопрос о влиянии индукции и
внушения. Для этой цели можно пользоваться, например, предъявлением
все более и более удлиняющихся линий с прекращением такого удлинения
на предельном пункте, причем испытуемые целой группой должны отмечать
в своих тетрадях знаками, сколько раз был сделан опыт с предъявлением
удлиняющихся линий и на которой по передку линии произошла остановка
в удлинении линий. Другой способ может состоять в словесном внушении
о предъявлении постепенно удлиняющихся линий, которые будут показы-
ваться одинаковыми. Число записей, отмечающих удлинение линий знаком
+ , покажет действие реализуемого внушения. В обоих случаях должна быть
произведена работа в виде сравнения тех же внушений в одиночку с каждым
лицом порознь. Чтобы проследить роль взаимовнушения в толпе, тот же

опыт может быть проделан так, что вся группа только смотрит с тем, что
каждый. Заметивший остановку удлинения линий в первом случае и прек-
ращение удлинения линий во втором случае, будет заявлять устно, а экс-
периментатор будет сам отмечать число лиц, установивших тот же самый
факт.
Подобные опыты могут быть сделаны с определением цветных оттенков.
Далее может быть произведен опыт с внушением коллективных иллюзий и
галлюцинаций. Один из простых экспериментов этого рода состоит в том,
что экспериментатор делает внушение, что в помещении, где находятся
испытуемые, чувствуется запах гари или какой-либо другой запах и т. п.
Подобные заявления могут быть сделаны совершенно неожиданно в
одном случае во время умственных занятий, например, когда школьники
заняты разрешением какой-либо задачи, в другом случае после некоторого
отдыха от занятий. В таком случае мы получим разницу в результате,
зависящую от большего или меньшего утомления. Очень важно также вы-
яснить роль выжидательного сосредоточения в отношении реализации вну-
шения. Нельзя не придавать также особо важного значения вопросам под-
ражания в толпе. Для этой цели ряд лиц может быть обследован в отношении
среднего темпа мышечных движений, например, деланием штрихов на бумаге,
после чего эти лица могут быть усажены так, чтобы движения рук всех лиц
находились в поле зрения каждого из участников опыта.
Если тот же опыт проделать после предварительного индивидуального
обследования в одном случае вдвоем, а в другом случае с несколькими
лицами, то мы будем иметь возможность выяснить, какую роль играет в
подражании большее или меньшее их число.
Далее такого же рода опыты могут быть поставлены с отвлечением
сосредоточения на каком-либо стороннем раздражении и без такого сосре-
доточения. Этим путем может быть выявлена роль последнего в подобных
случаях. Затем в этих опытах может быть применен сторонний раздражитель
с определенным темпом, например, звуковой или световой, дабы выяснить,
как этот темп отражается на индивидуальных кривых каждого лица, рабо-
тающего порознь или сообща.
Та или другая сила стороннего раздражения и разница в его темпе могут
дать указание и на то, как действует интенсивность и темп стороннего
раздражения в отношении подражания.
В дальнейшем мне представляется чрезвычайно существенным для целей
коллективной рефлексологии выяснить значение соревнования, играющего
столь важную роль во всяком вообще коллективе. Вряд ли можно сомневаться,
что соревнование должно поднимать интенсивность работы в той или другой
степени66*, но спрашивается как оно должно отражаться на качестве той
или иной работы67*.
Для вышеуказанной цели должна быть создана та или иная заинтересо-
ванность в выполнении работы, которая может заключаться в отметке о
первенстве, в выигрыше какого-либо приза и т. д. и т. д. Предмет же работы
может быть взят самый разнообразный. Например, опыт делается с выбором
путем сосчитывания определенной буквы в тексте, выставленном перед кол-
лективом, или со счетом цифр или с воспроизведением слов, восполнением
пропусков и тексте, выполнением задачи, показанием силы на динамометре,
осуществлением какой-либо игры и т. п.
Само собой разумеется, что и эти опыты должны быть проделаны как
в коллективе, так и в одиночку и притом с тем же самым заданием.
В дальнейшем чрезвычайный интерес должны представить работы с
творчеством путем обмена мнениями в коллективе при выявлении того или
иного задания. Для этой цели должно быть даваемо задание такого рода,
которое может быть подвергнуто коллективному выполнению и по поводу

которого должно быть дано соответствующее решение. Эта работа коллектива
с возможно полной записью отдельных мнений и указаний опять-таки
должна быть сопоставлена с индивидуальной работой такого рода, для того
чтобы могли быть выявлены особенности работы коллектива по сравнению
с индивидуальной работой.
В последнем случае эксперимент должен показать, как работает вообще
коллективный ум по сравнению с индивидуальным умом и с количественной,
и с качественной стороны. Из ежедневного опыта в заседаниях мы знаем,
что жизнь требует коллегиальных решений, но целый ряд авторов, как
известно, утверждает, что творчество толпы или коллектива всегда ниже
творчества отдельных индивидов и что даже способные люди в толпе не
могут проявить себя должным образом. Это и должно быть проверено на
опыте68.
Возможны, конечно, и другие способы осуществления коллективной де-
ятельности в экспериментальной постановке и все они должны дать ценный
материал для более точного выяснения вопросов, входящих в область ведения
коллективной рефлексологии.
Кроме того, могут быть использованы те или другие методы специально
для характерологии общественных групп. Здесь необходимо иметь в виду
главным образом выяснение отношений той или другой группы к опреде-
ленным явлениям и фактам, имеющим то или иное жизненное или обще-
ственное значение69*, а также выяснение профессиональных навыков и т. п.
IV. ВЗАИМООТНОШЕНИЕ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА
Развитие личности как социальной особи коренится прежде всего в тех
особых условиях, которые складываются вокруг нее при ее рождении,
вследствие неодинаковой с другими наследственности и обусловленного этим
различия в темпераменте и в развитии и характере наклонностей, а это
обусловливает различные способности в приобретении навыков, что в свою
очередь в связи с внешними условиями, окружающими личность, приводит
к различному ее положению в обществе. Самая обстановка со дня рождения
представляется неодинаковой для различных личностей, откуда возникает
большое разнообразие во внутреннем богатстве каждой личности, состоящем
в приобретении навыков, или так называемых сочетательных рефлексов, и
обеспечивающем различные условия ее существования.
Неопозитивисты, как мы уже говорили, признают, что не общество
есть продукт личности, а наоборот, личность есть продукт общества. В
этом отношении особенно много содействовал укреплению этого взгляда
Э. Дюркгейм, по которому личность без общества не доросла бы до кате-
горий и общих понятий, а следовательно, не могла бы достичь состояния
рассуждающей личности75. Драгическо же, другой представитель той же
школы, уже всю индивидуальную психику сводит к социальной жизни.
Даже развитие сознания он не представляет без общественности. Призна-
вая фактическими условиями появления сознания два процесса — интег-
рацию и дифференциацию или суммирование и относительность и зада-
ваясь вопросом, каков источник этих двух законов, он находит, что
физическая среда как среда неизменяемая в течение истории не могла
быть источником изменчивых контрастов, новизны и сложности, а, следо-
вательно, она не могла быть и источником появления сознания, ибо
относительное однообразие космической среды не могло быть тем воз-
75 См.: Durkheim Е. Representation individuelle et representation collective // Revue metaphisique.
P., 1898; Idem. Les formes élémentaires de la vie religieuse le systéme totémique en Australie.
P., 1912.

будительным условием или стимулом, которое вызвало появление соз-
нания. Наоборот, социальная среда с ее расширением социальных групп
приводит к специализации и разделению труда. «Простой факт слияния
множества мелких социальных кругов и групп в одно общество до беско-
нечности усложняет внутреннюю общественную жизнь, в ней пускаются в
оборот разнообразные способы работы, поведения, мышления и верования
и все они накопляются, усложняются и испытывают непрерывные коле-
бания и перемены, представляющие полный контраст с неподвижностью
и относительным однообразием космической среды»76. Таким образом,
«развитие общественной среды необходимо обусловливает и вызывает
дифференциацию личностей, подвижность и неустойчивость междуличных
отношений, оригинальный характер деятельности и т. д., а главное —
возникает живая борьба, неукротимая конкуренция между членами груп-
пы — все это, в свою очередь, пробуждает и укрепляет сознание»77. В дру-
гом месте той же работы автор формулирует свою мысль следующим
образом: «Сознание обнаруживается там, где жизненные явления,
подчиненные также влиянию физико-химической среды, подвергаются
воздействию социальных условий»78. «Сознание, — говорит в заключении
автор, — есть явление общественное и в основу его можно поставить дока-
занную опытным путем реальность общества. Его можно представить себе
как общественное явление, воплотившееся в организме и нашедшее себе
соответственное выражение на психологическом языке»79. Это крайнее
воззрение, однако, встретило в литературе возражение, которое в особен-
ности развил в своей книге Г. Палант 80. Выдвигая роль физиологии, на-
следственности и расы, он указывает на животных с социальной
организацией, которые не обнаруживают превосходства ума по сравнению
с животными, живущими уединенной жизнью. Пчелы и муравьи,
например, развили коллективный инстинкт, но не имеют индивидуально-
го ума, не проявляют никакого новшества, никакой инициативы. Общест-
венная дифференциация есть плод изобретений, изобретения же «прежде
всего факт биологический и психологический, а затем уже обществен-
ный». Не наблюдается и параллелизма между общественной эволюцией и
степенью совершенствования умов. Роль наследственности не регрессирует,
как полагает Драгическо, если расы благодаря смешению теперь утрачива-
ют свое значение в отношении развития ума, то все же желтая, черная и
белая расы не исключают и умственного различия.
Все вышеизложенное приводит автора к выводу, что, если роль общества
в развитии личности огромна, то все же индивидуальный факт, содержащийся
в биологической природе личности, не может быть окончательно стерт
влиянием общества и таким образом личность представляет и будет всегда
представлять биосоциальное явление. Таким образом автор снова приходит
к выводу, установленному благодаря исследованиям и проникновенному
анализу нашего соотечественника проф. Психо-Неврологического Института
в Петрограде Е. В. Де-Роберти, которому мы обязаны созданием биосоциаль-
ной теории, принятой в настоящее время большинством видных социологов.
Согласно этой теории, человеческий ум или разум является результатом
сочетания органических свойств материи, составляющих предмет изучения
биологии, со сверхорганическими свойствами, изучаемым социологией.
76 Драгическо Д. Отношения между психологией и социологией // Новые идеи в социологии.
Кн. 2. С. 110-111.
77 Там же. С. 111.
78 Там же. С. 114.
79 Там же.
80 См.: Palante G. Les antionmies entre l’mdividu et la société. P., 1914.

Таким образом можно считать установленным, что личность есть явление
биосоциальное. При этом биологическим элементом в ней являются тем-
перамент, инстинкт, наклонности70* и способности71*.
Нельзя при этом забывать, что подготовка личности к социальной дея-
тельности и приспособление ее к социальной среде начинается уже в самом
раннем возрасте вместе с развитием и регуляцией ее действий. Этими
регуляторами являются, с одной стороны, противодействия, запрещения,
осуждения, ограничивающие свободу движений и действующие в виде тор-
мозящих условий, с другой стороны, похвала, поощрения и награды, побуж-
дающие к деятельности и оживляющие последнюю. Путем непосредственного
наблюдения можно доказать, что и то, и другое начинает воздействовать на
ребенка уже с первых дней его жизни соответственным обращением с ним
родной матери или няни. Со временем ребенок знакомится путем опыта с
общими социальными установлениями72* в окружающей среде и усваивает
тем же путем, а равно и путем подражания, что позволено и что не позволено,
что допустимо и что недопустимо. Наконец, знакомство с законами, опре-
деляющими известные репрессии за нарушение минимума требований
относительно поведения индивида в определенной среде, окончательно за-
вершают регуляцию его действий.
Те или другие ограничительные мероприятия, устанавливаемые законом,
являются, с одной стороны, оборонительным актом со стороны коллектива,
с другой — тормозом для стремлений отдельных личностей, выходящих за
пределы социальных установлений. В свою очередь поощрительные меры
являются побудителями работы отдельных лиц на общую пользу. Мало
помалу этим путем поведение отдельных лиц направляется в сторону соот-
ветствия интересам коллектива и из человека постепенно вырабатывается
социальная личность. В этом случае ребенок как бы повторяет историю
создания общественности73*, ибо и развитие общественности шло не иначе,
как путем постепенного подчинения интересов отдельного лица общим инте-
ресам коллектива74*.
На высшей ступени развития человеческого общества со сложной
организацией поведение регулируется уже не мерами действительной или
возможной репрессии, но просто оценкой близких, особенно же оценкой со
стороны общественного мнения, причем слова осуждения, даже только до-
пускаемые, уже достаточны для торможения действий, слова же поощрения
действуют как импульс, побуждающий к деятельности. Очевидно, речь идет
здесь о такой ступени развития личности, на которой социальные навыки
представляются уже готовыми и только нуждаются в тех или других отдель-
ных случаях в направляющем влиянии одобрения или осуждения со стороны
близких или со стороны общественного мнения, или со стороны созданного
личностью принципа.
Для развитой социальной личности даже не требуется похвалы или
осуждения со стороны близких или общества. Она действует по сложившимся
навыкам, ибо приобретенные с воспитанием и жизнью сочетательные реф-
лексы становятся привычками, уже сами по себе определяют поведение
человека в различных случаях. Доброволец, записавшийся в ряды армии и
рискующий своей жизнью, ничуть не руководится одобрением или неодоб-
рением. Он неизбежно действует так, что его жизненные условия склады-
ваются таким образом, что поступить иначе при данных обстоятельствах он
не может. Если кто идет на политическую арену, подвергаясь также известному
риску, он опять-таки идет по пути, который подготовлен всей его прошедшей
жизнью в определенной социальной среде. Так или иначе социальная коо-
перация приводит к соглашению со своими установлениями действий отдель-
ных лиц во всех случаях, где дело идет о достижении коллективных целей,
а это втягивает отдельную личность в общественную или коллективную

жизнь в такой мере, что личность не может поступать иначе, как собразуясь
со своими навыками и традициями, которые складываются вокруг интересов
коллектива как целого.
Известно, что дети в коллективе представляются гораздо более жестокими,
нежели взрослые люди, и это потому что они еще не отражают в себе
социальности в такой мере, чтобы сдерживать свои индивидуальные стрем-
ления и сообразовывать свои поступки с общими интересами. Благодаря
этому и в коллективных действиях дети не проявляют достаточной сдер-
жанности и всегда склонны к более тяжкому осуждению отдельного индивида
из своей среды, нежели взрослые люди. Возможно, что и женские коллективы
в этом отношении окажутся чем-то средним между детскими и мужскими
до тех пор по крайней мере, пока женщина еще не вполне вошла в обще-
ственную жизнь наравне с мужчинами75*.
Надо к этому прибавить, что различные личности находятся в различных
условиях в смысле общения их с окружающими лицами, а равно и в
неодинаковых условиях воспитания, что также не лишено громадного зна-
чения в отношении будущего развития каждой данной личности. Поэтому
индивидуальный облик личности определяется в значительной мере обще-
ством, его инстинктами, обычаями и другими общественными установ-
лениями. Иначе говоря, личность есть в значительной мере продукт самого
общества, представляющего собою миллионы подобных в ряде сменяющих
друг друга поколений. Благодаря совокупности всех условий, неодинаковых
или различных личностей и происходит характерологическое отличие одной
личности как социальной особи от других.
Само собой разумеется, что огромную роль в этом отношении должны
играть профессия и занятия, которые, естественно, отражаются на общем
развитии соотносительной деятельности каждой личности. В особенности
здесь должно быть принято во внимание разделение труда, иногда чрезвы-
чайно мелочное, которое не может не оказывать огромного влияния на
развитие отдельных личностей. Точно так же и различные условия ма-
териального благосостояния должны известным образом отражаться на складе
отдельных личностей.
Таким образом ясно, что окружающие условия оказывают существенное
влияние на развитие личности и закрепляют и поддерживают в ней те или
иные особенности, благодаря своеобразным особенностям той или другой
профессии или различным условиям существования.
Равным образом и условия местности и климата своими внешними
влияниями не могут не отражаться известным образом на развитии личности.
В связи с этим и состояние физического здоровья, перенесенные болезни
и другие органические условия, влияющие на живость и характер движений,
должны быть также приняты во внимание при оценке развития личности.
При всем том, хотя каждая личность кажется чем-то обособленным от
всех других личностей и характеризуется своим комплексом навыков, ибо
она и живет как индивидуальная особа, обнаруживая себя сообразно своему
кругозору, образованию, общественному положению и т. п., но на самом
деле деятельность личности в значительной мере является не индивидуальной,
а социальной81. Так, прежде всего язык, которым пользуется личность,
составляет принадлежность целого народа, а не индивидуальности. Вместе с
тем и поведение личности подчинено законам общественности. Каждая
личность является до известной степени рабом обычая и формы, выраба-
тываемых обществом, и даже предрассудков и суеверий, в нем господствую-
щих. Личность не только пользуется общим для всех языком, но и носит
общественный покрой платья, следует за модой, имеет в той или иной мере
81 См.: Бехтерев В. М. Личность и условия ее развития и здоровья. СПб., 1905.

национальные воззрения, придерживается общепринятых правил, живет
общей со всеми культурой, имеет общие всем правовые и этические понятия,
более или менее общее мировоззрение, общие идеалы и приблизительно
одинаково оценивает те или другие события как прошлые, так и настоящие.
Все это обусловливается тем, что личность благодаря подражанию, нау-
чению и убеждению приобретает с воспитанием господствующие навыки и
взгляды, становясь шаблонным выразителем своей среды 76*.
Равным образом человек имеет общие всем верования и повторяет суж-
дения об окружающем, о создании вселенной, выработанные не им, а другими
и принятые всем обществом. Он живет идеалами, которые общи й другим
и, наконец, он обнаруживает стремления, также общие многим.
Словом, вместо того, чтобы проявлять себя особым образом, личность
оказывается в большинстве своих действий и поступков, а равно и в своих
заявлениях, представителем общества, а не самого себя. Отсюда очевидно,
что личность является больше повторителем, нежели индивидуальным соз-
дателем, иначе говоря, является, как мы сказали уже, в значительной мере
социальным продуктом, а не самобытной особью.
Таким образом личность, входящая в общество, перестает быть сама
собой, она становится одной частью самого общества и в этом смысле
утрачивает значительную долю своего независимого существования, становясь
исполнительницей общественных установлений. Отсюда ясно, что общество
есть нечто такое, что властвует над личностью, так как оно является в
значительной мере руководителем сложных соотношений, в которых отдель-
ные личности являются только исполнительными органами. Иначе говоря,
объединенная соотносительная деятельность общества является как бы рав-
нодействующей77* деятельности входящих в общество личностей и имеет
свои законы развития, основанные на взаимодействии его членов78*.
Коллектив обезличивает отдельные индивиды, давая преобладание количе-
ству, тогда как личность представляет качественные особенности, выявляя со-
бою творческую энергию отдельного лица79*. Поэтому поведение личности в
одиночку и в толпе не может быть одинаковым. «Кажется, однако, и этот пункт
самый главный, что существует полная противоположность между поведением
отдельной личности и личности в толпе. Отдельная личность занята лишь
личными интересами. Личность в толпе руководится общими интересами» 82.
В толпе всплывают все национальные черты характера, а если толпа состоит
из отдельных слоев населения, всплывают все присущие этим слоям особен-
ности. По Тарду, «национальная жизнь всегда будет требовать от индивидуума
пожертвования самыми дорогими ему привычками, пожертвованиями его ча-
стными выгодами для интересов общественных»83.
Даже личности, принадлежащие к разным народам, хотя и говорят на
разных языках, но подчиняются общечеловеческим обычаям в обращении,
имеют одинаковые или приблизительно одинаковые этические и эстетические
понятия, высказывают одинаковые воззрения общего характера, провозгла-
шают более или менее одинаковые общечеловеческие идеалы и т. п.
Правда, в современном обществе мы встречаемся с различными слоями
с классовым разделением, с профессиональными группами, с различными
кружками и прочее, как будто бы разделяющими человечество на отдельные
части: однако, эти подразделения не так глубоки, чтобы уничтожать общность
многих форм внешних проявлений соотносительной деятельности различных
личностей.
Нужно, впрочем, заметить, что и эти подразделения, играя роль ненужных
обществ, так же точно властвуют над отдельными входящими в них лично-
82 Лебон Г. Психология социализма: Пер. с фр. СПб., 1899. С. 54.
83 Тард Ж. Законы подражания. С. 132.

стями, которые в силу этого во всех своих поступках сообразуются с
общепринятыми в данном сообществе обычаями, взглядами и установ-
лениями.
Следовательно, и в этом случае личность является существом социальным
в настоящем смысле слова, повторяя не свои особые, а общие всем взгляды,
выполняя общие всем обычаи, обнаруживая в известных случаях общие
всем действия и т. п.
Все действия личности в этом случае как бы вперед предопределены.
Человек в обществе безусловно подчинен общественным требованиям. Его
платье определено заранее, его обращение с другими подчинено известным
усложнениям, его образ действий связан общественной формой.
Словом, человек, находящийся в общественном месте, является как бы
автоматом, подчиняющимся общим правилам и выполняющим общеприня-
тые обычаи. Лишь в некоторой степени личность может проявить свою
особенность в поступках и в речи и при том главным образом в их
содержании и лишь отчасти в форме, где как и характер поступков, и
содержание речи, а тем более форма, также в значительной мере предопре-
деляются составом собрания.
Под общественным давлением, под всеподавляющим влиянием общест-
венных установлений личность в общественных условиях деятельности почти
не имеет возможности свободно проявлять свои жизненные потребности:
свободно двигаться, нестесненно сидеть, предаваться, когда нужно, отдыху,
свободно дышать и т. п., так как все это строго регулируется общественными
обычаями, правилами, приличием, теми или другими установленными за-
ранее формами и т. п. При этом, как только личность пожелает сделать
попытку выйти из обычно установленных обществом правил, так тотчас же
на нее обрушивается вся сила общественных тисков и снова вводит ее в
свои границы или же в случае более резких отступлений сдавливает ее почти
до полного уничтожения в социальном смысле, как бы мстя ей за смелое
выступление из установленных обществом норм80*.
Говоря о роли общества и власти его над личностью, нельзя забывать
об иге общественного мнения, против которого бессильны бороться иногда
самые сильные натуры81*. Вот например, как Г. Лебон характеризует в этом
отношении древний мир. «Греки, которые, по мнению невежественных крас-
нобаев, наслаждались такой свободой, в действительности были подчинены
игу общественного мнения и обычая. Каждый гражданин был окружен сетью
безусловно ненарушимых верований: никто не смел и думать об оспаривании
общепринятых идей и подчинялся им без протеста. Греческий миф не знал
ни религиозной свободы, ни свободы частной жизни, ни какой бы то ни
было свободы вообще84.
Нужно при этом иметь в виду, что социальные проявления личности
удерживаются и в преемственной передаче из поколения в поколение. В
этом случае, конечно, действует закон эволюции, причем общие или социаль-
ные проявления того или другого сообщества подвергаются непрерывным
изменениям, что случается то быстрее, то медленнее; но несмотря на это
личность каждый раз подчиняется постоянно видоизменяющимся вследствие
преемственного развития социальным проявлениям данного сообщества82*.
Известно, что моды, взгляды и теории меняются иногда с необычайной
быстротой, представлялись таким образом далеко не постоянным явлением,
и тем не менее личность следует всем этим изменениям, подчиняясь таким
образом непрерывно изменяющимся проявлениям общественной жизни.
Из предыдущего ясно, что самая организация общественности основана
на повелительном принципе общества над личностью83*. Обычаи и законы
84 Лебон Г. Психология народов и масс. С. 119.

общества категоричны и требуют почти безусловного подчинения. При
развитии общества все его установления еще более дифференцируются,
стесняя индивидуальные проявления по всем пунктам, ограничивая личные
стремления и уничтожая права отдельных лиц. Вместе с тем с развитием
общества его установления становятся более сложными и в то же время
более императивными в отношении общих нужд коллектива, а потому еще
более стесняют личность.
В конце концов ход и развитие общественной жизни проявляется уста-
новлением определенного взаимоотношения личности и общества, причем
самоопределение личности, регулируемое развитием гражданственности, и
обобществление различных ее проявлений представляются крайне
подвижными процессами, равнодействующая которых постоянно смещается
то в одном, то в другом направлении. Личная свобода и общественная
необходимость, индивидуализм и социализм 84* вот две стороны обществен-
ного процесса, идущего по пути социальной эволюции. При всем том
личность и общество не являются противоположностями, ибо наиболее
совершенное общество может состоять только из наиболее совершенных
личностей. Поэтому в интересах общества не подавлять личность, а, наоборот
ее развивать, лишь бы это развитие шло не в ущерб обществу 85*. Таким
образом обществу надлежит содействовать всестороннему развитию личности,
ограждая лишь себя от распада путем укрепления солидарности между его
сочленами. В этом и только в этом должна быть подача организованного
общества, именуемого государством. Но эта форма соотношения общества
и личности есть дело будущего, ибо до настоящего времени общество подав-
ляло личность своими традициями, обычаями, обрядностями, этикетами и
другими условностями и установлениями86*.
Если доныне общество и подавляло личность, то это ничуть не значит,
что это наиболее правильная форма соотношения личности и общества.
Совершенствование и упорядоченная свобода, высшее развитие творческой
деятельности и вместе с тем создание общественно развитой личности при
равенстве всех вообще прав и при устранении порабощения и эксплуатации
одной личности другою, есть задача будущего общества, пока еще неосуще-
ствленная на земле. В этом случае задача создания совершенной личности
совпадает с осуществлением наиболее совершенного общества. Личность
здесь является высшей общественной ценностью и подавление ее ценных
индивидуальных сторон социальной средой должно быть признано явлением
в полной мере антисоциальным87*.
Тем не менее нельзя упускать из виду, что личность всегда останется
продуктом социальной жизни. В современном обществе первоначально семья,
а затем школа или фабрика и вся общественная среда создает личность.
Последняя таким образом является прямым продуктом общества, в свою
очередь развившегося на почве данной биологической организации лично-
стей, в него входящих88*. При этом все то, чем личность стеснена, и что
представляют собою общественные шаблоны, является продуктом социальной
деятельности самой личности, но в этом случае дело идет о низших сторонах
деятельности личности, уподобляющихся привычным действиям, перехо-
дящим в автоматизм.
Как активные действия отдельного лица благодаря частому упражнению
и привычке становятся автоматичными и шаблонными, так и вышеуказанные
общественные установления упрочились благодаря обычаю и повторению из
рода в род и сделались таким образом общепринятыми и шаблонными.
Касаясь условий общественных отношений, надо сказать, что обычаи и
«общественные шаблоны» в сущности ограничивают личность в той ее
деятельности, которая является более или менее автоматичной. Они не
затрагивают ее индивидуальных проявлений и вместе с тем тех ее сторон,

какие делают личность самобытной единицей с принадлежащими только ей
одной взглядами и стремлениями, насколько, конечно, эти последние не
приводят к нарушению прав других.
Эта индивидуальная сторона личности должна иметь особое значение и
в жизни общественной, так как ею главным образом и определяется прогресс
общества.
Дело в том, что лишь благодаря своим индивидуальным способностям
личность поднимается выше уровня массы и может осуществлять созида-
тельную работу, обеспечивающую поступательный ход умственного развития
человечества.
Можно сказать, что самобытное развитие личности есть основа социаль-
ного прогресса народов, который лучше всего обеспечивается полной свободой
личности в ее взглядах и стремлениях, насколько последние не могут на-
рушать интересы других, и в особенности интересы общества как целого89*.
Несправедливо поэтому придерживаться довольно распространенного
взгляда на взаимоотношение личности и общества, по которому личность
и общество уподобляются двум чашкам весов, колеблющихся в двух противо-
положных направлениях, благодаря чему будто бы интересы общества
выигрывают при подавлении личности и наоборот.
Необходимо напротив того признать, что хорошая общественная
организация, обеспечивая должным образом общественные интересы, пре-
доставляет самобытному развитию личности возможно большую свободу,
ибо лишь в развитии самобытных особенностей личности лежит залог
прогресса народов.
Доказательством могут служить все великие люди, значение которых в
истории неоспоримо. Роль великих людей сводится к синтезу стремлений,
проявленных данной расой90*. Но Г. Лебону, «их открытия всегда являются
результатом длинного ряда предшествующих открытий. Они строят здания
из камней, которые медленно обтесывали их предки»85.
Несомненно, что великие люди являясь частицами отражений своего
народа, в известной мере нарушают равномерный ход эволюционного про-
цесса, не будучи в состоянии изменить или остановить его течение, но и
то, чем проявляют себя великие люди, является обусловленным внешними
поводами, отсутствие которых устранило бы и самое действие.
«В политике,— по Г. Лебону, — настоящие великие люди те, которые
предвидят рождающиеся потребности, события, подготовленные прошлым,
и указывают путь, которого следует держаться. Они так же, как и великие
изобретатели, синтезируют результаты долгого предшествующего труда.
Нельзя быть вождем народа91*, не воплощая его мечтаний. Моисей
олицетворял собою в глазах евреев жажду освобождения, которая таилась
годами в их душах рабов, истерзанных египетскими бичами. Будда сумел
понять бесконечные бедствия своего времени и выразить в религии потреб-
ность любви и жалости, которые в эпохи всеобщего страдания начинали
проявляться в мире. Магомет осуществил объединением религий политиче-
ское объединение народа, разделенного на тысячи враждебных племен.
Артиллерист Наполеон воплотил идеалы великой славы, блеска и рево-
люционной пропаганды, составлявших тогда основные черты народа, который
он в продолжении пятнадцати лет водил через всю Европу, преследуя самые
безумные приключения»86.
Всякий вождь только тогда вождь, когда он сливается в смысле своих
устремлений с войском. Точно так же правитель только тогда правитель,
когда он, являясь выразителем народных устремлений, отождествляет себя
85 Там же. С. 130.
86 Там же. С. 132.

с народом. Letat e’est moi — известная формула одного из видных государей
Франции.
С другой стороны, и народ олицетворяет себя в своем правителе. Он
гордится его славой и живет его счастьем. Тэн прав, когда говорит про
феодальную вотчину как своего рода отечество, которое «смешивается в
мысли с сеньором и его семейством; при таком понятии о сеньоре его
подданные гордятся им, рассказывают друг другу о его военных подвигах,
приветствуют его громкими восклицаниями, когда он проезжает по улице
со своею свитою и наслаждаются по сочувствию окружающей его пышно-
стью» 87.
Что хорошая общественная организация не враг личности, доказывает
также появление в коллективе отдельных личностей, обособляющихся бла-
годаря своим выдающимся индивидуальным качествам, и эти-то индивиду-
альные качества не только не подавляются коллективом, а наоборот — явля-
ются предметом обоготворения, как и самые личности 92*.
Обоготворение народных кумиров достигает иногда крайних размеров.
Достаточно указать в этом отношении на Робеспьера, являвшегося настоящим
богом демократии во Франции времен Великой революции, на Марата,
которого в надгробных речах сравнивали с Христом. «Сердце Иисуса и
сердце Марата —у вас равные права на наше почитание», — вот подлинные
слова одного из ораторов «Как Иисус, — продолжал другой оратор, — Марат
так же страстно любил народ, как Иисус он также ненавидел аристократов,
священников, богатых и бесчестных и также, как Иисус, вел воздержанный
простой образ жизни»88.
Наконец, примером обоготворения является великий Бонапарт, которому,
как при его жизни, так и после смерти, вся Франция оказывала слепое и
благоговейное поклонение. Какое обаяние производил Бонапарт, показывает
рассказ современника при первоначальном представлении Бонапарту
дивизионных генералов, и в том числе Ожеро, после назначения первого
командующим итальянской армией. Надо заметить, что Ожеро, будучи ста-
рым воякой, грубым, героичным, гордившимся и своим ростом, и своей
храбростью, был заранее предубежден против присланного из Парижа «вы-
скочки» и уже заранее возмущался его назначением. Бонапарт заставил себя
ждать. Наконец, он вышел, опоясанный и надев шляпу, объяснил генералам
свои намерения, отдал приказания и отпустил их93*.
Ожеро безмолвствовал и только, когда они уже вышли на улицу, он
спохватился и разразился обычными проклятиями, соглашаясь вместе с
Массеной, что этот маленький генерал внушил ему страх, и он решительно
не может понять, почему с первого взгляда он почувствовал себя уничто-
женным перед его превосходительством89.
Нечего говорить, что обаяние Наполеона росло с каждым новым его
успехом и достигло такой степени, что представлялось равным обаянию
божества. Самые храбрые лица пред ним стушевывались и при приближении
к нему дрожали наподобие ребенка.
Свидетельством этого обаяния является и беспримерная история с вы-
садкой его с острова Эльбы, когда он в несколько недель без кровопролития
ниспровергает всю тогдашнюю власть и становится вновь безграничным
повелителем всей страны. Обаяние его личности следует и за его смертью,
ибо его жизнь и слава о нем сделались легендарными. Вообще великие
полководцы, как Наполеон, Суворов и др., пользовались и после смерти
обаянием, которое граничит с обаянием божества. Вот еще пример: генерал
87 Тэн И. Происхождение общественного строя современной Франции. СПб., 1880. С. 19.
88 Cabanis P. Marat inconnu.
89 См.: Лебон Г. Психология народов и масс. С. 252.

Вандамм, сам бывавший многократно в боях, так описал свое чувство
Норману д’Орнано, поднимаясь в Тюильрийский дворец в 1815 г., когда в
сущности звезда Наполеона уже не могла блистать прежним светом. «Мой
милый, этот человек производит на меня такое обаяние, в котором я не
могу отдать себе отчета, и при том до такой степени, что я, не боявшийся
ни бога, ни черта, приближаясь к нему, дрожу как ребенок, и он бы мог
заставить меня пройти через игольное ушко, чтобы затем бросить меня в
огонь»90. А как действует это обаяние на массы, показывает мастерское
описание гр. Л. Н. Толстым переправы эскадрона поляков через Вислу на
глазах того же Наполеона. «Виват!.. восторженно кричали поляки, расстраивая
фронт и давя друг друга для того, чтобы увидеть его... Было приказано,
отыскав брод, перейти на ту сторону»91. Командир улан пожелал спросить
разрешения переплыть через Вислу, не отыскивая брода, и, получив это
разрешение, тотчас же старый усатый офицер со счастливым лицом и
блестящими глазами с криком «Виват» бросился в реку. «Сотни улан пос-
какали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине течения.
Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей. Лошади тонули,
тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто, держаясь за
гриву. Они старались плыть... и гордились тем, что они плывут и тонут в
этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне, и даже не смот-
ревшего на то, что они делали. Переплыв, они закричали „Виват“, востор-
женно глядя на то место, где стоял Наполеон»92.
То же обаяние окружало и нашего полководца Суворова. Известен факт,
как его солдаты при переходе через Альпы были лишены возможности от
истомления двигаться дальше. Когда об этом доложили Суворову, последний
приказал рыть могилу в горах, чтобы лечь в нее самому. Это подействовало
на войско таким образом, что об истомлении перестали и думать. Поход
продолжался и закончился полной победой.
Тард вполне прав, говоря, когда толпа любуется своим вождем или когда
армия восхищается своими генералами, она любуется сама собою, усваивает
себе то высокое мнение, какое этот человек получает о самом себе и которое
сияет в виде гордости своим происхождением или своим гением на лице
Людовика XIV или Кромвеля, Александра или Сципиона или даже какого-
нибудь народного вождя93. Нечего говорить, что обаяние полководца создает
благоприятную почву для внушения, и это внушение в свою очередь делает
чудеса и спасает положение. Вот как например, Наполеон в бою при Ленато
(6 авг. 1796 г.) магически воздействовал на австрийского офицера, имевшего
за собой силу целого отряда. Передаем эпизод со слов Драгомирова: «Бонапарт
со своей свитой и небольшим конвоем наткнулся на 4-тысячную колонну
австрийцев, от которой к нему подъехал офицер с требованием сдачи. „Знаете
ли вы, с кем говорите? Я — главнокомандующий, за мной вся армия! Как
вы смеете!.. Доложите начальству вашей колонны, что я требую от него
немедленной сдачи! Если оружие не будет положено через 5 мин., я прикажу
расстрелять всех до единого“ И оружие кладут и сдаются»94.
Причина обаяния лежит как в личных качествах, так, конечно, и в
успехе 94*, но личные качества в приведенном примере по-видимому имели
преобладание, ибо и по исчезновению успеха, когда обычно прекращается
и обаяние, оно тем не менее осталось за Наполеоном, как оно осталось и
за другим легендарным героем Карлом XII. Я намеренно привел здесь
90 Гершельман С. К. Нравственный элемент в руках Суворова. 2-е изд. Гродно, 1900. С. 167.
91 Толстой Л. Н. Война и мир. М., 1869. С. 253.
92 Там же.
93 Видимо, речь здесь может идти о: Тард Г. Социальная логика: Пер. с фр. СПб., 1901; Он
же. Психология и социология.
94 Резанов А. С. Армия и толпа

примеры исторических деятелей, имя которых пользовалось обаянием и
после их смерти несмотря на постигшую их в конце концов неудачу и
несмотря на то, что дело, за которое они ратовали, не было истинно народным
делом, каковы, например, борьба за независимость польского народа, свя-
занная с памятью о великом Костюшке, или борьба за свободу и за
объединение итальянского народа, связанная с памятью другой замечательной
личности Гарибальди. В последних случаях вполне естественно, что, пока
жива идея, жив руководящий принцип, за который боролся народ, до тех
пор герой, связавший свое имя с этим принципом, как бы олицетворяющий
его персонально, будет пользоваться обаянием в памяти народа, окружаемый
ореолом славы, доходящий до обоготворения.
Сказанное выше приводит нас к вопросу об искусстве руководить
собирательной личностью95*. Это искусство, очевидно, должно сообразоваться
с характером этой последней. Поэтому одни приемы могут быть для толпы,
другие для организованных масс, третьи для театральной публики и, наконец,
особые приемы могут быть для коллективов, задачи которых сводятся к
суждению96*.
Рассмотрим сначала способы руководства или управления толпой. Прежде
всего сила толпы заключается в ее объединении и однородности, харак-
теризующейся моноидеизмом97* или одноцельностью. Раскол в этом отно-
шении в полной мере губителен. Поэтому искусство в управлении толпой
заключается в том, чтобы поддержать моноидеизм во что бы то ни стало
и устранить возможный раскол всеми возможными средствами. Для этого
пользуются разными способами, которые сводятся к изолированию толпы
от посторонних воздействий и к усилению однородности коллектива всеми
данными, поддерживающими и оправдывающими стремления толпы.
Некоторые из авторов (Тард, Лебон, Сигеле и др.) признают, что толпа
отличается безнадежною тупостью. Однако на самом деле это большое пре-
увеличение. Гиддингс прав, утверждая, что социальный разум98* вовсе не
так уж отличается от индивидуального в своих проявлениях. Но несомненно,
что толпа не может рассуждать и рассуждения для толпы почти не имеют
значения и цены. Толпа связывается в одно целое, главным образом, на-
строением, а потому с толпой говорить надо, не столько убеждая, сколько
рассчитывая возбудить ее горячими словами. А когда это достигнуто, остается
только повелевать, и давать всем пример, ибо последний действует подобно
внушению, чем обычно и пользуются все знаменитые военачальники.
Вообще надо иметь в виду, что, чем более сплочена масса и в особенности
чем более она однородна, тем легче происходит умственная передача, тем
скорее осуществляется социальная зараза и тем склоннее масса к взрывам
энтузиазма под влиянием фанатической проповеди. Всякий индивид погло-
щаемый толпой, теряет в тормозящих влияниях и выигрывает в оживлении
сочетательных рефлексов возражательного характера99*.
В толпе индивид утрачивает благодаря действию внушения значительную
долю критики при ослаблении и притуплении нравственных начал при
повышенной впечатлительности и поразительной внушаемости.
Нечего говорить, что толпа не всегда способна оценивать правильно даже
и самих героев, окружая рабским поклонением нередко тех, которые на
самом деле являются иным героем народа и его судьбы.
Другим средством управления толпой является ее организация. Лишь
случайные толпы лишены своей организации, но именно потому, что они
случайны и лишены организации, они способны на порыв. Но они не могут
проявить выдержки во всяком более сложном действии скопом. На это
способны только организованные толпы народа, каковые мы видим в вой-
сках 100*. Организация толпы должна состоять в правильной дифференциации
толпы на отдельные части, долженствуя выполнять каждая свои функции,

а с другой стороны, в сплочении всех частей общностью действий, принципов
солидарности, единства и взаимной поддержки.
Наконец, и преследование задач в борьбе должно быть доступно разумению
толпы и должно ее воодушевлять. «Совершенство внешней организации
регулярной армии без одухотворяющей ее нравственной силы, — говорит
А. С. Резанов, — не принесет всех ожидаемых выгод, ибо подобный организм
представляет из себя дряхлеющую развалину, напоминая умирающего
льва» 95. Примером могут служить поражение итальянцев в Абиссинии и
долгие малоуспешные действия англичан в Трансваале. Но мало организации
и одушевления. Нужна вера в своего вождя, в свое дело, и в свою силу.
Вера эта должна быть полной и непоколебимой. Она и составляет то, что
носит название нравственной силы в войсках, без которой и лучшая
организация остается бессильной. С тех пор, как вера в вождя и в свое дело
поколеблена, начинается быстрое разложение толпы101*. Так было с Напо-
леоновской армией после достижения Москвы. То же мы видим в русской
армии в период мировой войны, когда недостаток вооружения, неумелое
командование царя и слухи об измене бездарного, грубого и невежественного
военного министра приводили к разочарованию войсковые массы в возмож-
ности победы, а это неизбежно вело к разложению армии, которое пропаганда
лишь окончательно довершила.
Вера в победу несомненно великое дело для толпы, и нужна особенная
предусмотрительность и осторожность, чтобы эта вера не подверглась
излишнему искушению, как было например, в Японскую кампанию. По
словам Г. Мартынова, «в Манчжурской армии почему-то смотрели на обман
как на одно из средств для подъема духа. Например, перед сражениями
постоянно объявляли, что отступления не будет. Затем сами же отдавали
приказ об отходе, сообщали об одержанных нами победах, которые потом
оказывались поражениями, пускали слухи о смерти Куроки и Ойямы (первый
из них умирал 3 раза), о невозможных потерях и повальных болезнях в
японской армии, о появлении неприятельского флота, о голоде и бунтах в
Японии. Нечего говорить, что всегда обман обнаружится так или иначе и
не может не привести к подрыву нравственного авторитета командного
состава и к разочарованию вообще, за которыми следует упадок энергии.
Ясно, что вера в победу должна быть поддерживаема всемерно, и особенно
важно это сделать вовремя. „Дивизия идет на помощь“, — крикнул один из
героев Севастополя и защитники кургана с новой энергией отбросили бе-
зумные атаки врага, будучи подкреплены в деятельности жалкими остатками
нескольких рот»96.
При этом нельзя не принять во внимание необычайное легковерие толпы
и склонность к преувеличению. Вот почему как легко получить со стороны
руководителя народных масс обаяние не по заслугам, так же легко уронить
и всякое к себе доверие.
Возвращаясь к вопросу о коллективах, можно заметить далее, что кол-
лективы проявляют обыкновенно меньше инициативы, чем отдельные
личности, но за то последние могут лучше осуществлять свои намерения
через коллектив.
Как мы уже говорили, одновременно с общностью интересов всякий
коллектив предполагает и определенное самоограничение индивидов в общих
интересах, иначе говоря, известное торможение стремлений отдельных
индивидов, идущих вразрез с общими интересами, но с другой стороны
коллектив оказывает и поддержку всем индивидуальным стремлениям, сог-
ласующимся с общим благом102*.
95 Там же.
96 Там же.

Но если развитие коллективной жизни в ходе истории первоначально
приводило к подавлению личности семейным началом, родом и затем го-
сударством, то вся позднейшая история народов до великой войны приводит
к постоянному устранению тех учреждений, которые излишне стесняют
личность, что ведет к освобождению личности от навязанных ей пут. Личность
постепенно вместе с ходом истории освобождается от уз семейного, пле-
менного и государственного начала и становится на путь самоопределения.
Это без сомнения стоит в прямой связи с развитием и прогрессом
личности. Дело в том, что личность человека представляет собой не только не-
что индивидуальное, но и неповторяемое, и притом чем выше развитие отдель-
ной личности, тем более ценным представляется вклад ее в человеческий кол-
лектив. Вот почему, когда личность представляла собой ограниченное
развитие, ее ценность в коллективе сводилась главным образом к увеличению
самого коллектива в численном отношении, качества же личности не находили
должной оценки в интересах коллектива ввиду их малой ценности вообще.
Самое большее, чем отдельный индивид из посредственностей заявляет
о себе при голосовании — поднятием или неподнятием руки или выходом
в ту или другую дверь, ибо меньшинство все равно должно подчиниться
большинству и лишь в особо исключительных случаях меньшинство заявляет
свой протест. Притом этот протест часто имеет только теоретическое значение,
иначе говоря, оно не выражается в каком-либо действии. Меньшинство лишь
сохраняет свою политическую или общественную физиономию103*, но оно
как бы отпадает от большинства, которое осуществляет свое дело, беспре-
пятственно. Случаи противодействия и столкновений, конечно, возможны в
известные периоды, но лишь тогда, когда меньшинство может опереться на
реальные силы, достаточные для противодействия большинству 104*.
С постепенным развитием личности, само собой разумеется, и ее качества
как единицы, вносящей свою инициативу и специальные способности своего
ума в деятельность всего коллектива, получают особое значение в интересах
последнего.
В силу этого и роль современного государства сводится к возможному
облегчению развития личности и к возможно полному удовлетворению ее
интересов и в то же время к облегчению всех путей к объединению и
сплочению отдельных индивидов в мощный государственный коллектив105*.
Но и самые партии в обществе, а равно и другие коллективы, в том
числе и государство, опять-таки стремятся к самоопределению, но это са-
моопределение имеет целью установление нормальных взаимоотношений
между такими же коллективами и в сущности не должно бы нарушать основ
самоопределения личности, т. е. ее неприкосновенности, неприкосновенного
очага, свободы собраний, слова и союзов, свободы совести и национального
равенства и свободного избрания управляющего органа106*.
Иелинек, как известно, признавал неограниченное всевластие государства
над личностью, устанавливающего само границы своих прав в отношении
личности.
Бенжамен, Констан и наш Ковалевский однако опровергают это учение:
«Я полагаю, — говорит М. Ковалевский, — что господствующее ныне учение...
разделяемо большинством немецких публицистов, о том, что всякая
конституция является не более, как добровольным самоограничением госу-
дарственной власти, не может служить оплотом против той опасности, какую
для свободы представляет доктрина, допускающая неограниченность госу-
дарственного суверенитета»97. В другом месте того же сочинения автор
говорит: «С развиваемой здесь точки зрения нет ни малейшей надобности
признавать за государством то полновластие, которое позволяло бы ему
97 Ковалевский М. М. Общее конституционное право. СПб., 1908. Ч. 2. С. 102.

упразднить свободу самоопределения личности в интересах какой-то госу-
дарственной необходимости. Такой необходимости нет и быть не может, так
как человеческая солидарность требует наоборот сохранения и развития
свободы личного самоопределения»98. И далее: «Государство должно быть
наделено только такими правами, при которых вместо того чтобы быть
тормозом, оно, наоборот, является стражем и охранителем личной самоде-
ятельности, как необходимого условия общественной солидарности»99.
Отсюда очевидно, что правительственный гнет в современных гоударствах
должен был бы парализоваться децентрализацией управления, полным на-
родовластием, ответственностью всех должностных лиц перед судом и не-
отъемлемыми правами личности в отношении свободы собраний, союзов,
совести, национального равенства и прав на избрание своих управителей.
Поэтому современный государственный коллектив в нормальных условиях
предполагает правильно конструированный на основах правительства орган
укрепления, национальное самоуправление и создание местного самоуправ-
ления, избираемого путем голосования.
Качество того или иного коллектива зависит всегда от входящих в него
единиц. Сигеле, входя в обсуждение этого вопроса, высказывается в том
смысле, что аналогия между свойствами единиц и агрегатов107* возможна
лишь при некотором сходстве его частей, при однородности составляющих
его отделов. Космополитическое действие не отражает национальных задач
того или другого народа, как и групп лиц из этого народа: в числе присяжных
лавочник и ученый не выразит столь правильно свое мнение, как собрание
экспертов и т. п. Но одного подобия входящих элементов недостаточно для
установления аналогии между свойствами элементов и свойствами состав-
ляемого ими агрегата. Необходима еще связь между входящими в агрегат
элементами. Поэтому случайные и неорганизованные собрания людей, как
присяжные, театральная публика и толпа, «не могут воспроизводить в своих
проявлениях свойств составляющих их единиц», ибо нет между ними пос-
тоянной органической связи, или например, между членами одной семьи
или членами одного сословия. По Сигеле, вывод, что свойства агрегата
определяются свойствами составляющих его единиц, точен, когда дело идет
об агрегатах, состоящих из изолированных и органически связанных единиц,
но он не точен, когда дело идет о не вполне однородных и мало организо-
ванных частях, и он ошибочен, коль скоро дело идет об агрегате, состоящем
из неоднородных и неорганических частей108*.
При однородности коллектива большое различие в его деятельности
определяется тем, будет ли коллектив состоять из лиц образованных или
необразованных, из лиц с определенными техническими познаниями и опы-
том или из лиц, не имеющих таковых, из лиц определенных профессий
или не принадлежащих к определенному классу общества, или же из лиц,
не принадлежащих к тому или иному общественному классу. Все это не-
сомненно так или иначе проявляется в деятельности коллектива, сообщает
его проявлениям тот или иной отпечаток и придает определенный характер
его выступлениям по тому или иному поводу.
Что касается проявления деятельности коллектива, то это зависит глав-
нейшим образом от его сплоченности. Чем слабее сплоченность и организо-
ванность коллектива, тем меньше имеет коллектив возможности достигнуть
тех целей, ради которых он возник. Так, толпа оказывается страшной самой
сплоченностью. Разъедините толпу в отношении предмета, который ее в дан-
ную пору занимает, и она становится бессильна.
98 Там же. С. 105.
99 Там же. Ч. 106.

Всякое войско держится только своей сплоченностью и организацией.
Разъедините части войск, дезорганизуйте их путем ослабления дисциплины,
основанной на безусловном повиновении, и вы превратите войско в беспо-
рядочный сброд людей, который не способен не только к наступлению и
обороне, но даже и к достойному поведению.
В зависимости от своего соединяющего начала коллективы представля-
ются неодинаковыми и по характеру своих действий. Так, толпу
объединяет настроение, и она руководится в своих действиях только на-
строением, под влиянием которого ее действия представляются как бы
автоматичными.
Наоборот, собрания, занятые умственной работой, осуществляя собой
коллективную деятельность, обнаруживают почти всегда большую осторож-
ность и предусмотрительность в своих действиях.
Но и в собраниях такого рода под влиянием определенных условий
может подняться настроение до определенной высоты, и тогда на
решениях в действиях собрания может сказываться влияние определенно-
го настроения.
Какой бы сложностью коллективы не отличались, их деятельность опре-
деляется равнодействующей всех входящих в них единиц. В сложных кол-
лективах, составленных из ряда меньших коллективов, где имеется пред-
ставительство от последних, мы имеем то же самое с тем лишь различием,
что здесь раньше была дана равнодействующая линия поведения в отдельных
коллективах и затем она осуществляется точно таким же образом в сложных
коллективах.
Коллективная рефлексология должна освещать деятельность коллективов
не только с точки зрения факторов настоящего момента, но и факторов
прошлого времени. Как в развитии отдельной личности ее прошлые условия
и ее прошлый опыт отражаются на характере самой личности и ее стрем-
лениях, так и общественный коллектив не может быть исследуем без
исторического освещения 109*.
Так, например, коллективную деятельность народов Европы, вовлечен-
ных в великую войну, нельзя рассматривать, не обращаясь к прошлым
временам, к давней борьбе за национальность110*, под которой в сущ-
ности протекла вся история прошлого столетия. Испанская война за не-
зависимость. Священный Союз 15-го года, восстановление Греции,
объединение Италии и Германии, федеративное государственное устройст-
во Австро-Венгрии. Русско-Турецкая война, Русско-Японская война и поз-
днейшая Балканская война представляют в сущности разные этапы узко
националистических стремлений разных народов. Но одновременно с тем
происшедшие революции в разных странах и сдвиг общественных сил
в пользу народоправства111* говорят о завоеваниях социализма. Бывшая
великая война возникла на почве будто бы борьбы за право против силы,
но и в ней скрыты националистические стремления как Германии, так и
союзников.
Великая война разделила народы и социалистические тенденции всюду
уступили место националистическим стремлениям; вместе с тем идея интер-
национала112*, казалось, совершенно заглохла в первый период войны; но
чем более определялся ее затяжной характер, тем более начинала пробиваться
вновь идея интернационализма и стали раздаваться призывы к объединению
социалистических партий всего мира. Раньше и прежде всего это выразилось
в особо резкой форме в русской революции, которая, с одной стороны,
устраняла борьбу за национальность, выдвинув своим лозунгом самоопре-
деление народов, и, с другой стороны, сделала решительный сдвиг в сторону
интернационализма.

V-VI. О КОЛЛЕКТИВЕ КАК СОБИРАТЕЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ
Спенсер в своем введении в социологию, руководясь тем, что свойство целого
зависит от состава его частей, высказал, как положение, что важнейшие цели
человеческих обществ стоят в соответствии с главными свойствами отдель-
ного человека, причем самое общество, по Спенсеру, является ни чем иным,
как организмом.
По О. Конту100, человеческое общество представляет собою «личность
всегда существующую», и в этом смысле имеется известное соответствие
взглядов О. Конта и Спенсера. Затем целый ряд других авторов, в том числе
и позднейших, поддерживает сравнение общества с организмом. Но эта
аналогия имеет скорее чисто внешний характер и ныне она по существу
уже оставлена и никто не согласится с тем, что социология должна быть
сведена к биологии113*.
Но и отрешаясь от взглядов на общество как на организм, все же
определить, что такое общество или коллектив или, как я бы предложил
назвать, собирательная личность, не так просто, как кажется с самого начала.
По мнению одних авторов, здесь дело идет о группе индивидов, ока-
зывающих друг другу те или иные услуги и вообще взаимно друг другу
полезных. Этим самым вводится утилитаристический принцип в основу
определения. Но Тард, признавая это определение, хотя и ясным, но
ошибочным, считал бы более предпочтительным юридическое обоснование
общества, в котором сообщественники114* суть те, которые имеют друг на
друга известные права: установленные обычаем, законом или известными
приличиями115*. Наконец возможно было бы, по Тарду, установить
понятие о социальной связи чисто политическое и чисто религиозное,
ибо все те, которые объединены созиданием одного политического плана
и которые объединяются в одно политическое тело, а также те, у которых
одна и та же религия, имели бы истинное право считаться сообщест-
венниками. Сходство политических задач и верований в этом случае, по
Тарду, объясняется подражанием. Поэтому он определяет социальную
группу как собрание существ, поскольку они готовы подражать друг другу
или поскольку они, не подражая друг другу теперь, походят друг на дру-
га, поскольку общие их черты являются старинными копиями с одного и
того же образца101.
Как на наиболее характерную особенность общества многие социологи
указывают на взаимодействие его членов. «Длительное непрерывное много-
стороннее и необходимое взаимодействие, устанавливающееся во всякой
постоянной, а не случайной аггрегации живых существ» —вот что, по де-
Роберти102, является характерным для «общественности». Такого же мнения
держится Зиммель, Новиков, П. Сорокин, отчасти Гумплович (взаимо-
действие групп), Гиддингс, Драгическо, Бугрэ, Фулье, Грассери, Уорд и др.103.
Но недостаточно говорить о взаимодействии, нужно определить еще,
какое взаимодействие здесь имеется в виду. Большинство социологов имеет
ввиду в социальном явлении «психическую» природу взаимодействия, но и
психическое взаимодействие может быть различным116*. Так, например, оно
может определяться взаимной пользой, общей задачей, общим интересом,
общим происхождением, общей связью их на почве подражания (Тард) или
взаимной борьбой и преследованием.
100 Comte Au. Systeme de politique positive. P., S. a.
101 См.: Тард Г. Социальная логика.
102 См.: Роберти Е. В. де. Новая постановка основных вопросов социологии. М., 1909.
103 Сорокин П. А. Границы и предмет социологии// Новые идеи в социологии. Кн. 1. С. 59—
108.

В этом отношении мы встречаемся с большим разноречием между
авторами. Но мы не войдем в подробности этих взглядов. С моей точки
зрения, обществом117* следует признавать всякое единение людей, взаимо-
действующих друг с другом, обусловленное какими бы то ни было общими
интересами118* — политическими, экономическими, религиозными, дело-
выми или какими-либо иными. Мнение Тарда, что обществом следует
признать то, где предполагается сходство, обусловленное подражанием, я
признаю и слишком общим, и в то же время слишком односторонним, ибо,
хотя подражание и может создавать общество, но ведь подражают друг другу
все, даже лица, не образующие общества в настоящем смысле: с другой
стороны, не одно подражание лежит в основе общества, но еще и разделение
труда, которое тоже создает общество, ибо разделение труда предполагает
общество, как равно и подражание, и в сущности без разделения труда нет
общества, как нет его и без подражания 119*.
Собирательной личностью, обществом или коллективом не может быть
названо случайное скопление множества лиц в данный период времени в
определенном месте. Такое скопление народа есть сборище без всякого
объединяющего начала, и так как каждый индивид здесь является обособ-
ленным от других, самим собой, то понятно, что о каком-либо коллективе
в этом случае не может быть и речи120*. Дело обстоит иначе, коль скоро
такая же масса лиц собирается в каком-либо месте не случайно, а привле-
каемая определенной целью или определенным настроением. Здесь мы имеем
уже известное объединение массы лиц одним стимулом, который и приводит
к возникновению коллектива или собирательной личности. Однако нельзя
забывать, что всякое случайное сборище лиц при соответствующих условиях
может легко превратиться в собирательную личность или коллектив. Доста-
точно, чтобы кто-нибудь обратился с речью к случайному сборищу лиц и,
возбудив в нем одно отношение к тому или другому общественному делу
или факту, привил одно настроение или одно стремление как случайное
сборище становится собирательной личностью или коллективом, способным
проявлять себя как целое121*.
Так возникает толпа122*, служившая объектом исследования многих ав-
торов на Западе и у нас, в особенности же Тарда, Лебона, Сигеле, Михай-
ловского и многих других.
Если простое скопление людей не образует собой общества, то и взаимо-
действие между людьми ничуть не обеспечивает непременно единения между
ними. Напротив того, взаимодействие может повести к вражде, к разъ-
единению и даже к полному разрыву всякой связи, как это мы имеем,
например, во время войн. К коллективному единству таким образом приводят
такие формы взаимодействия, которые сближают индивидов друг с другом,
а не разъединяют их123*.
Когда устанавливается коллективное единство при образовании общества,
то для нас возникает вопрос, идет ли здесь дело о чем-либо реальном или
дело идет об одном лишь названии. Целый ряд авторов (не считая старых
представителей органической школы), как Дюркгейм, Гумплович, де Роберти,
Эспинас, Фулье, Гирке и многие другие отвечают на этот вопрос вполне
утвердительно. «Над индивидом есть общество, — говорит Дюркгейм, — оно
не есть воображаемое и номинальное существо, а система действительных
сил»104.
Тард, наоборот, является противником реальности общества.
«Признаюсь, мне очень трудно понять, как может случиться, что, «отбросив
индивидуумов, получим в остатке общество». Если отбросить профессоров, не
104 Дюркгейм Э. О. О разделении общественного труда: Этюд об организации высших обществ.
Одесса, 1900. С. 83.

представляю себе ясно, что останется от университета, кроме одного названия,
которое не выражает ничего, если оно никому не известно со всей совокупно-
стью традиций, с ним связанных. Уже не возвращаемся ли мы к реализму
средних веков»105. Близки к этому взгляду и некоторые другие авторы,
например Duprat. Из русских авторов к этому взгляду до некоторой степени
примыкают П. Лавров, Н. Михайловский и Н. Кареев. Эта русская школа, стоя
на субъективной точке зрения, выдвинула значение личности как высшей
этической ценности, признавая ее, согласно Михайловскому, истинной
социальной индивидуальностью. П. Сорокин этот вопрос подробно разбирает
в своей книге «Система социологии». Он прежде всего опровергает реализм,
заявляя, что «конкретная вещь не может существовать вне и независимо от ее
элементов106. «С другой стороны, выражения „душа общества“, „душа наро-
да“, „народный дух“ и т. д. фигурируют постоянно. Но значит ли это, что есть
какое-то „сознание общества“ или „душа общества“, независимые от сознания
составляющих общество индивидов или имеющие свое собственное существо-
вание вне существования индивидуальных душ? Ответ дает „метод
вычитания“. Отнимите от этой коллективной „души общества“ „души“ всех
составляющих его индивидов, вычтите из социального сознания“ сознание
всех его членов, бывших и сущих, и получите пустое место»107.
Против «самосознания» общества, приписывающего ему процесс мыш-
ления, отличный от мышления отдельных индивидов, высказывается и
Гиддингс108
Но, с другой стороны, П. Сорокин восстает против Тарда и не признает
его тезиса, что в обществе нет ничего, что бы не содержалось в индивидах.
Понимая «общество как совокупность взаимодействующих индивидов», автор
находит, что взаимодействие и есть то новое условие, которое превращает
сумму индивидов в коллективное единство. В этом случае и создается «ряд
свойств, явлений и процессов, которых нет и не может быть в сумме
изолированных индивидов». Но общество существует не вне и независимо
от индивидов, а только как система взаимодействующих единиц. Мы уже
говорили ранее, что взаимодействие не есть единство и при взаимодействии
путем вражды мы получаем не единение, а разъединение. О взаимодействии
можно говорить как о сущности социального процесса, но не как об обяза-
тельном условии создания единства, лежащего в основе общества. Правда,
в каждом обществе происходит борьба, но пока эта борьба не приводит одну
сторону к разрыву с другой, единение еще поддерживается в том или ином
отношении, и, следовательно, мы мыслим общество борющихся партий
в одном общем коллективе, но немыслимо представить себе такое
единство 124*, где одна сторона вполне оторвана от другой и в то же время
обе взаимодействуют через борьбу не на живот, а на смерть.
Некоторые (Тард, Лебон, Сигеле, Михайловский, Резанов и др.) склонны
понятие толпы или «психологической толпы» распространять на все виды
скопа125* людей, так или иначе объединяемых между собою.
Но обозначение различных коллективов одним общим названием «толпа»,
как это делают вышеуказанные авторы, нельзя признать удачным, ибо это
противоречит установившимся терминам и связанным с ними понятиям. Так,
например, А. С. Резанов говорит: «Представителями психологической толпы
могут служить стадо, митинг, полк, театр, конгресс, парламент и т. п., и
т. п.» 109.
105 Тард Г. Социальная логика. С. 2.
106 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 244.
107 Там же.
108 Giddings F. The elemente. S. l., S. a.
109 Резанов А. С. Армия и толпа.

Замечу здесь, что деление Тардом толпы на мужскую, женскую, юно-
шескую, старческую, а также по ее отношению к окружающему на ожида-
ющую, любопытствующую, внимательную, очарованную, манифестирующую,
любящую, ненавидящую, праздную, печальную и т. п. также не выдерживает
никакой критики, ибо, за исключением пола и возраста, один и тот же
коллектив может испытывать поочередно превращения во все эти виды
толпы в течение каких-нибудь нескольких часов времени, не утрачивая
главных основ своей организации.
В результате такого общего обозначения толпой всякого коллектива полу-
чается такая путаница, из которой трудно вообще выбраться. Так, например,
тот же Тард парламентским собраниям уделяет совершенно особое место,
признавая их за «сложные и противоречивые толпы, толпы так сказать
двухголовые, как бывают уроды с двумя головами110. С другой стороны,
академия, по взгляду автора, «суть коллективы взаимно влияющих индивидов,
а не корпорации, основанные на сотрудничестве»111. Далее театральная толпа,
по взгляду Тарда, представляет собою «не постоянную толпу, а толпу напо-
ловину ввиду сидячего положения отдельных личностей, ее составляющих» 112.
Вообще Тард при всех его заслугах большой путаник в определениях и
было бы ошибкой в этом отношении за ним следовать.
Мы не войдем здесь в суждение по поводу разделения коллективов,
признаваемых другими авторами. Скажу лишь, что я по существу не согласен
в этом отношении ни с Тардом, ни с Г. Лебоном, ни с Сигеле, ни с другими
авторами, да и критика их разделения имеется в некоторых работах после-
дующих авторов (см., например, А. С. Резанов «Армия и толпа»). Я думаю,
что было бы правильнее обозначить отдельные коллективы определенными
названиями, которые уже в себе содержали бы указания на различие отдель-
ных коллективов.
В этом отношении собственно толпой мы можем называть скопление
лиц, вызываемое каким-либо временно возникающим поводом.
Эта толпа может быть недостаточно организованной, если в ней не
устанавливается какого-либо порядка для целей объединения ее действий, и
толпа может быть организованной, когда в ней возникает условие более или
менее строгой подчиненности одному лицу как ее вожаку или даже нескольким
индивидам в лице президиума как бывает на сходках, митингах и т. п.
Вожаки уличной толпы, конечно, являются руководителями лишь на то или
другое время, ибо даже при осуществлении какого-либо действия толпы
вожаки могут сменяться и иногда то, что толпа выполняла под влиянием
одного вожака, она оканчивает под влиянием другого вожака. Дело в том,
что каждый вожак выдвигается в толпе, пользуясь объединением ее под тем
или иным лозунгом126*.
Ясно, что в самом принятии толпой вожака уже проявляется активная
роль толпы, как бы утверждающей выбор своего руководителя.
В других случаях скопление лиц происходит с определенной целью: но эта
цель предопределяет пассивную роль самого собрания, которое может слушать
или смотреть и самое большее знаками одобрения или неодобрения опреде-
лять свое отношение к тому, что ему показывают или что заставляют его слу-
шать. Такое скопление, неорганизованное внутри себя, но организованное в
своей цели, мы называем публикой, которую мы видим в театре, концертах,
на лекциях, на литературных вечерах, в молитвенных храмах и т. п.
В третьих случаях, мы имеем скопления лиц также с определенной
целью, но эти скопления не проявляют пассивного отношения к той цели,
110 Там же.
111 Там же.
112 Там же.

которая их привлекает в одно место, а выявляют свое отношение к предмету
их объединения в форме заключения, решения или резолюции, в форме
приговора или постановления, благодаря чему в таких скоплениях каждый
член может заявлять свой индивидуальный взгляд, для чего устанавливается
в таком скоплении определенный порядок обсуждения через выборных лиц.
Такие скопления мы называем собраниями. К этим собраниям должны быть
причислены парламенты, соборы, конгрессы или съезды, различные общества,
присутствия, советы, комитеты, комиссии, кружки, суды и т. п., из которых
каждое собрание имеет те или иные особенности внешнего и внутреннего
характера. Далее необходимо выделить коллективы с согласованной деятель-
ностью как рабочие артели, кооперативы, фабрики, монастыри, банковые
общества и т. п.
Таким образом мы можем различать неорганизованный коллектив —
уличную толпу —и организованные коллективы127* в виде публики и
организованные же рабочие кооперативы как три различных по внутреннему
содержанию формы собирательной личности.
Но имеются еще особые формы коллективов, которые не вмещаются в
вышеуказанные рамки. Один из этих коллективов основан на обучении
старшими младших, это детские сады, учебные заведения, мастерские и
т. п., которые могут быть обозначаемы общим именем школы.
Другой коллектив является уже в результате обучения к действованию
целым коллективом. Сюда следует причислить войска, гимнастические обще-
ства, танцующее общество, оркестры, хоры, общественные игры, воровские
шайки и т. п. Так их скоплениям можно дать общее название организованных
орд128*.
Дальнейшей формой коллектива является собственно объединение лиц,
связанных между собой кровным родством или в других случаях духовным
родством, хотя бы они были пространственно и разъединены. Сюда должны
быть причислены семья, род, племя, народ, сословие, каста, секта, партия,
класс, профессия, круг читателей, церковь и т. п. Такие коллективы могут
быть названы в первом случае родовыми или племенными, а во втором
случае — корпоративными 129*, союзами.
Наконец, имеются коллективы, связанные лишь более или менее общими
взглядами, хотя бы они и не находились в более или менее тесном общении
друг с другом. Такие коллективы могут быть названы миром или средою.
Дело идет здесь о коллективах, имеющих лишь свои более или менее общие
воззрения и даже свои обычаи, представляя тем самым реальный, хотя
физически и неуловимый коллектив, создающий так называемое общест-
венное мнение. Таким коллективом, например, является литературный мир,
военный мир, врачебный мир, педагогический мир и объединяющий их
всех общечеловеческий мир130*. Наконец, большие и сложные коллективы,
связанные одним общим высшим исторически сложившимся установлением
с определенными прерогативами власти и определенной организацией, полу-
чают название государства.
Таким образом необходимо различать по характеру следующие кол-
лективы: толпа, публика, собрания, рабочие кооперативы, школа, организо-
ванные орды, родовые и корпоративные союзы, мир и государственный
коллектив131*. Более детальная характеристика всех этих коллективов здесь
излишня, ибо и сказанного достаточно для уяснения отличия их друг от
друга.
Сущностью всякого коллектива является его объединение, которое, как
видно из предыдущего, может быть независимо от степени этого объединения,
неодинаково и по характеру. Так объединение может выражаться общим
настроением, общим наблюдением, общим обсуждением и общим решением,
общими взглядами и общим действием. Одним из важных объединяющих

условий является организация коллектива. Я не согласен с такими авторами,
как Эспинас, которые под организацией понимают подчинение. Несомненно,
что подчинение предполагает организацию, но оно как понятие не отожде-
ствляется с последней. Подчинение есть отношение к власти, а организация
есть установление связи и порядка132*.
Благодаря установлению связи и порядка всякий коллектив есть как бы
своего рода собирательный организм, который имеет свою историю, ибо
при известных условиях он зачинается, растет и развивается и затем после
более или менее долгой или недолгой жизни распадается и умирает, часто
превращаясь в другие формы коллектива133*.
Как собирательный организм коллектив имеет свое настроение, свою
наблюдательность и восприимчивость, свои взгляды, свое суждение и свои
действия, которые часто не совпадают во всех частях по своему характеру
с такими же проявлениями отдельных личностей, входящих в коллектив134*.
В заключение заметим, что коллектив как собирательный организм живет
и существует за счет индивидуального организма, ибо личность всегда в
той или иной мере подавляется толпой, собранием, корпорацией, всякого
рода общественной и государственной организацией, и чем теснее сплочение
коллектива, тем меньше места проявлению отдельной личности135*. Так, в
дисциплинированных войсках подавление личности достигает наибольшей
степени, наименьше это подавление личности обнаруживается по-видимому
в научных собраниях, ибо научные вопросы не подлежат даже коллективному
решению путем голосования.
Общество подобно живому организму не есть нечто недвижимое, а пред-
ставляет собой подвижное равновесие; оно постоянно движется медленно
или быстро в том или ином направлении. И Тард не без основания оттеняет,
«что общества живут до тех пор, пока они прогрессируют»113.
Вместе с тем общество является созидателем социальных фактов, таких
как язык, общие понятия, религия, обычаи, кодекс и т. п.
Однако понятие об обществе как об организме скорее представляет собой
не что иное, как метафору, ибо учение об обществе—организме ныне, как
мы говорили выше, не разделяется большинством авторов.
По словам Тарда, «метафора органического общества, столь подробно
изложенная во втором томе „Социологии“ Герберта Спенсера. Социология,
...которая была принята только условно, и, кажется, потом была отвергнута, —
была снова взята, выяснена и как будто подтверждена Рене Вормсом в его
докторской диссертации под заглавием „Организм и общество“. Доводя до
крайних пределов это предложение, до его summum ясности и точности, он,
как и Новиков, в своей столь интересной книге „Социальное сознание и
воля“, способствует тому, что избавляет от него науку и не замалчивает ни
одного из возражений, каким оно подвергалось»114.
Всякое вообще общество как собирательная личность имеет свою
индивидуальность136* в зависимости от умственного уровня его сочленов,
от их профессии, от их служебного положения, далее от того цемента,
который связывает отдельных членов в одно сообщество и, наконец, от
племенных особенностей.
Отсюда очевидно, что собирательная личность в различных общественных
и народных собраниях представляется неодинаковой также и в зависимости
от общей объединяющей их цели.
Какой бы формы и какого бы состава не были те или другие собрания 137*,
являющиеся предметом исследования коллективной рефлексологии, они всег-
113 Тард Г. Социальная логика. С. 171.
114 Там же. С. 153.

да обнаруживают совместную деятельность138*, без каковой они являются
сборищем отдельных лиц, не имеющих между собою ничего общего.
Таким образом собирательную личность представляет собою всякая во-
обще толпа, общественное собрание, заседание советов, театральная публика
и т. п., иначе говоря, все виды собраний, объединенных тем или другим
настроением, той или другой целью или действием и т. п., безразлично
будет ли все это определяться каким-либо случайным событием, предписаны
ли цель или действие уставом или установлены обычаем, или каким-либо
иным образом.
Один из ярких примеров собирательной личности представляет собою
уличная толпа, объединяющаяся по какому-либо случайному поводу.
Всякая вообще толпа представляет собою сборище лиц, прежде не
имевших друг с другом ничего общего и объединившихся по какому-либо
внешнему поводу, возбуждающему одно и то же отношение у многих лиц.
Благодаря объединению своих членов толпа представляет собою всегда нечто
целое, одну собирательную личность, в которой составляющие ее отдельные
лица как бы стушевываются. Это объединение толпы происходит, конечно,
не сразу, но почти всегда с необычайной быстротой.
На митингах объединяющим фактором, кроме внешних поводов, воз-
буждающих определенное отношение, является и самый предмет обсуждения.
Поэтому, хотя на митингах могут раздаваться речи различного содержания,
но тем не менее предмет обсуждения является общим для всех, благодаря
чему на митингах создаются объединяющие многих одинаковые лозунги, а
нередко поддерживается этим и одно общее настроение. Лица, не объединя-
ющиеся в этих собраниях и стоящие к ним в резкой оппозиции, обыкновенно
остаются пассивными или оставляют заседание и, следовательно, не мешают
общему ходу дел в подобных собраниях.
В общественных, научных, и служебных собраниях общая умственная
работа определяется известною целью, например, выяснением положения,
исканием истины или регулированием государственной жизни. В общест-
венных и политических союзах дело идет о собраниях, цель которых опре-
делена заранее и указывается писаным уставом, налагающим требования на
лиц, входящих в союз или сообщество. В коммерческих собраниях целью
является успех того предприятия, которое дает почву для собрания и т. п.
Границы собирательной личности могут, конечно, расширяться до целых
городов и стран, население которых сплачивается одними общими интере-
сами. Поэтому мы можем говорить о московском обществе, о кавказском
обществе, о польском обществе, о русском обществе или русских общест-
венных кругах. В таких крупных общественных единицах дело идет, конечно,
об объединении главным образом путем печати и взаимоотношения отдель-
ных групп, но сущность дела от этого мало меняется, так как везде и всюду
дело идет о больших или малых общественных группах, спаянных теми
или другими общими интересами, той или другой целью139*.
Еще более обширную общественную группу представляет собою народ.
Казалось бы, что народ представляет собою нечто столь пестрое, что
о единстве его трудно и говорить, а между тем не подлежит сомнению, что
тот или другой народ живет в каждый данный момент общими интересами,
переживает более или менее общее всем настроение, волнуется одними и
теми же чувствами, возбуждается более или менее одинаковыми обществен-
ными идеалами и живет одними и теми же общественными стремлениями,
создавая одну общую культуру. Эта общность духовной жизни в каждом
данном народе слагается исторически, благодаря целому ряду условий эко-
номических, политических и этнографических, и обусловливается единством
культуры, единством общественно-экономических интересов и единством
исторических судеб в период совместной жизни140*.

Наконец, наиболее обширную группу представляет собою все цивилизо-
ванное человечество, имеющее общие интересы населения земного шара и
руководимое общечеловеческими руководящими принципами141*.
Без сомнения, может быть поставлен вопрос: составляют ли такие большие
группы, как население тех или других стран или государств или даже всего
цивилизованного человечества, предмет коллективной рефлексологии. Здесь
мы имеем сообщества, хотя и связанные одними интересами, но почти
лишенные возможности иного общения друг с другом, кроме печати142*.
Очевидно, что здесь не может быть тех условий, как в обыкновенных
собраниях, и, следовательно, здесь не все применимо из того, что относится
к сообществам и собраниям, где господствует устная речь143*. Тем не менее
не подлежит сомнению, что и в таких больших сообществах дело идет о
группах, обнаруживающих известное общественное настроение, выливающе-
еся в печати и в отдельных собраниях. Равным образом, этими большими
группами путем печати и отдельных собраний обсуждаются и критикуются
события и создаются резолюции, которые являются собирательными
решениями многих групп или отдельных обществ данной страны или го-
сударства. Таким образом и здесь мы имеем дело с материалом коллективной
рефлексологии, но материалом несколько иного рода, нежели в случаях
обыкновенных собраний.
Если государство есть собрание людей, связанных известными установ-
лениями, то, следовательно, к нему применимы те же законы, что и к малым
собраниям. Это легко может быть прослежено на малых государствах с одним
сплошным населением144*, где не имеется племенной розни. В тех же случаях,
когда государство составляет целый конгломерат народов, там собственно кол-
лективу уподобляются племенные группы, живущие одними и теми же инте-
ресами; но независимо от того и в решениях вопросов общего характера, ка-
сающихся всего разноплеменного населения такого государства, содержится
материал, служащий предметом изучения коллективной рефлексологии.
Особенностью больших групп является между прочим то, что все процессы
соотносительной деятельности здесь протекают медленно, ибо огромные
массы лиц вообще более косны; к тому же и способы объединения их
деятельности (печать, отдельные собрания и пр.) более сложны, хотя при
развитых формах самоуправления и при свободе собраний объединение
таких масс происходит много быстрее, чем при иных условиях.
Тем не менее и здесь мы встречаемся и с массовым подъемом настроения
активных элементов общества, и с их угнетением, и с общественным воз-
мущением, негодованием и протестами, и с коллективным умом целых
народностей, как он отражается в повседневной печати и в литературе, а
также в решениях общественных вопросов, и, наконец, с активными прояв-
лениями, выражающимися в тех или других заявлениях или требованиях
отдельных групп, поддерживаемых или не поддерживаемых представитель-
ством всего народа.
Итак, здесь имеются все элементы коллективной соотносительной дея-
тельности, а потому они должны также служить материалом для коллективной
рефлексологии.
Но, как мы знаем, есть формы социальной деятельности, где речь идет
о слуховых и зрительных воздействиях, возбуждающих живую реакцию со
стороны слушателей и зрителей, не призванных, однако, к активному участию
в собраниях. Это — публичные чтения, концерты, театры, зрелища и т. п.
Здесь речь идет собственно о коллективном впечатлении и о развитии
настроения в массе лиц, подобно тому как в индивидуальной жизни чтение
книги дает известный ряд впечатлений и создает настроение читающему
или слушающему лицу. Естественно, возникает вопрос, относятся ли эти
явления к предмету коллективной рефлексологии?

В вышеуказанных собраниях мы имеем публику, которую объединяет
зрелище, и, хотя здесь взаимообщение между членами является лишь кос-
венным, тем не менее нетрудно убедиться, что объединение в театральной
публике, созерцающей то или другое зрелище, или в публике, слушающей
концерт, устанавливается благодаря общему воздействию зрелища или кон-
церта и возбуждению одних и тех же реакций. Поэтому, хотя слушатели и
зрители в этих случаях являются пассивными участниками собрания,
но в сущности они здесь объединены одним общим интересом, обнаружива-
ют сходственные реакции и возбуждаются более или менее одинаковыми
воздействиями и, наконец, совместно заявляют одно и то же отношение
к действиям на сцене или на эстраде знаками одобрения или неодобрения.
Ввиду этого не может быть никакого сомнения, что эти собрания также
являются материалом для коллективной рефлексологии145*.
Если речь идет о чтениях с прениями, то мы имеем уже собрание, не
только воспринимающее, но и рассуждающее, следовательно, проявляющее
не только свое общее настроение, но и свой коллективный ум.
В собраниях же, где принимаются по поводу прочитанного и сделанных
обсуждений еще и решения, мы имеем проявления не только коллективного
сосредоточения и коллективного настроения, но и коллективного ума в форме
коллективных постановлений.
В собирательной личности каждый отдельный индивид, как мы знаем,
более или менее стушевывается в массе, поскольку он не проявляет себя
выразителем мнений отдельной группы лиц или не является началом всего
собрания.
Однако общество или коллектив, действуя всегда как целое собирательное,
не уничтожает роли каждой составляющей его единицы, ибо последняя
влияет на общую равнодействующую, по которой движется коллектив. Чем
сильнее в социальном отношении личность, тем более она направляет рав-
нодействующую в определенную сторону. Это может продолжаться до тех
пор, пока не произойдет конфликт между личностью и коллективом, который
может привести либо к взаимным уступкам и примирению, либо к разрыву.
Так между прочим в период революции происходит смена общественных
деятелей в силу того, что коллектив направляется как бы стихийно в изве-
стном направлении, которое не соответствует уже стремлениям их руко-
водителей, в силу чего последние мало-помалу теряют почву под ногами и
должны отойти в сторону. Впрочем, это явление наблюдается не в рево-
люционное только время, но и в самое обычное, причем конфликт в этих
случаях происходит не только от самого коллектива, но и от каких-либо
обстоятельств, связанных с самой личностью в качестве руководящего деятеля.
Такая точка зрения примиряет существующие по этому поводу не вполне
согласные взгляды в литературе146*.
Из сказанного выше ясно, что для того, чтобы влиять на толпу или
коллектив, нужно иметь дело прежде всего с ее вожаками и только в случае
сговора147* с ними можно при их участии воздействовать на толпу в
желаемом направлении.
Каждый коллектив, как мы уже говорили, имеет свою индивидуальность,
проявляющуюся в особом характере его стремлений, меняющихся впрочем
с течением времени.
«Некоторые народы, проникнутые нравственными и религиозными стрем-
лениями, по существу своему миролюбивы и только с сожалением пускают
в дело оружие; другие же, в интересах своего религиозного или морального
прозелитизма148 проявляют настоящий военный фанатизм или, лучше ска-
зать, ... что одно и то же общество, оставаясь все время верным своему
стремлению по одному и тому же направлению, бывает поочередно воюющим
или работающим, воинственным или промышленным. Египет, обыкновенно

мистический или промышленный, становится время от времени как ... при
Рамзесах, воинственным и завоевательным, нисколько не теряя при этом
своего мистицизма; ислам, теперь миролюбивый, был когда-то глубоко
воинственным. Афиняне, нация по преимуществу эстетическая, долгое время
любили войну, так сказать, с художественной точки зрения; позднее, все так
же оставаясь художниками, они, к сожалению, слишком возлюбили мир во
что бы то ни стало. Никогде не существовало нации более торговой и в
настоящее время более миролюбимой, нежели Голландия; в XVII в. не было
нации более воинственной»115.
Если мы зададимся теперь вопросом, что собственно приводит к развитию
и установлению коллектива, то должны будем иметь в виду прежде всего
социальный инстинкт149*, приводящий даже животных одного и того же
вида к совместной жизни стадами.
Люди более или менее одинаковых взглядов естественно сближаются
между собой, точно так же люди сходственных характеров и темпераментов
имеют взаимное влечение друг к другу. Само собой разумеется, что и
принадлежность к одной и той же профессии создает достаточно общих
интересов, сближающих людей друг с другом.
Другим стимулом к образованию коллективов является взаимная нуж-
даемость индивидов, хотя бы и несхожих между собой, и дарвиновский
естественный отбор, который обусловливает необходимость объединения сил
для целей нападения и защиты, ибо выигрывают те из индивидов, которые
обнаруживают склонность к сообществу с указанными целями, все же осталь-
ные должны подлежать вымиранию. Третьим стимулом является установ-
ляемый мною социальный отбор, состоящий в социальной поддержке со-
ответствующих интересам коллектива сочленов, хотя бы и физических слабых.
Это приводит к развитию и воспитанию социальных склонностей в отдель-
ных индивидах, что и поддерживает социальную связь коллектива, переда-
ваемую преемственно потомству путем социальной наследственности116.
Заметим при этом, что всякое общество существует до тех пор, пока
оно оправдывается жизненными условиями. В этом отношении нельзя не
иметь ввиду закона самодостаточности всякого политического сообщества,
установленного еще Аристотелем117.
В отношении своей соотносительной деятельности коллектив, как мы уже
говорили, не может быть отождествляем с простым скопом150* отдельных лиц;
он всегда имеет свою цельную физиономию, которая представляет коллектив
как целое. Лучше всего это может быть показано на уличной толпе.
«Психология же толпы —... совершенно не то, что психология индивиду-
альных элементов, ее составляющих. В душе толпы зарождаются побуждения,
как идеи, исшедшие из высших слоев народа путем целого ряда прогрессивных
эволюций, прививаются в конце концов душе толпы и живут в ней скрытой,
растительной и могучей жизнью. Тогда и только тогда, они делаются ходячими
мнениями и потом непоколебимыми убеждениями, т. е. основными факто-
рами религии, переворотов, реформ и цивилизации. Толпа —это наследная
почва, в которой коренятся все наши метафизические, политические,
религиозные и социальные миросозерцания, и ее нужно хорошо знать...»118.
115 Там же. С. 246.
116 Бехтерев В. М. Социальный отбор и его биологическое значение// Вестник знания. 1912.
№ 12. С. 947—955; Он же. Значение гармонизма и социального отбора в эволюции
организмов//Природа. 1916. № 10. С. 1130—1158.
117 Сущность этого закона, известного под именем автархии, состоит в том, что всякое
политическое сообщество проявляет свою жизнеспособность лишь до тех пор, пока оно
удовлетворяет потребности своих сочленов, ради которых оно создалось (подробнее об
этом см. в другом месте).
118 Лебон Г. Психология социализма. С. 51.

Толпа, как коллектив, отличается «моноидеизмом» особою впечатлитель-
ностью, необычайной возбудимостью, переходящей часто в жестокость, лег-
коверностью, крайним безрассудством, рефлективностью в действиях, недо-
статком стойкости, поразительной изменчивостью, относительно малой
дифференцированностью и стадной подчиненностью своему вожаку, обус-
ловленной ее повышенной внушаемостью и склонностью к подражанию151*.
В число специальных свойств, характеризующих толпу, мы встречаем,
например, такие: «импульсивность, раздражительность, неспособность обду-
мывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенную чувствительность
и т. п., которые наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам
эволюции, как-то у женщин, дикарей, детей»119.
«Толпа легко становится палачом, но также легко идет и на мученичество.
Из ее недр лились не потоки крови, которые нужны были для того, чтобы
восторжествовала какая-нибудь вера»120.
Численность толпы является причиной уверенности в своем могуществе
и в своей безответственности.
Податливость внушению и легковерие объясняются, по Лебону, выжида-
тельным вниманием и отсутствием критики.
В связи с этим обычными искажениями, которые свойственны вообра-
жению людей, объясняются легенды: в распространении же их играет роль
и зараза.
Легковерие толпы иллюстрируется следующим примером, заимство-
ванным из Г. Лебона: одно время были «все газеты переполнены расска-
зами о двух маленьких утопленницах, вытащенных из Сены. По крайней
мере около дюжины свидетелей признали личность этих детей самым ка-
тегорическим образом. Все их показания были так согласны152*, что в
уме следователя не могло возникнуть никакого сомнения и он написал
уже свидетельство о смерти, но в этот момент, когда хотели хоронить
утопленниц, обнаружилось, что предполагаемые жертвы живы и только
чуть-чуть похожи на утонувших»121. Уверение первого свидетеля,
очевидно, создало иллюзию и в других, которая таким образом распрост-
ранилась на целый ряд свидетелей.
В другом случае в числе прочих даже мать ребенка поддалась такому
же внушению. Вот как об этом случае передает Eclair 25 апреля 1895 г.
Ребенок узнал в мертвом своего товарища, но это была ошибка, вызвавшая
тотчас же целый ряд подобных же ошибок, причем произошла следующая
удивительная вещь: одна женщина, увидев труп ребенка, воскликнула: «Ах,
боже мой, это мой ребенок». Посмотрев ближе, она заметила шрам на лбу
и сказала: «Да, это мой бедный сынок, пропавший в июле месяце. У меня
его похитили и убили!» Женщина эта была превратницей на улице Дюфур
и называлась Шавордэ. При появлении ее зятя, который без всякого коле-
бания объявил: «Вот маленький Филибер», несколько обитателей этой улицы
признали в мертвом ребенке Филибера Шавордэ и даже его собственный
учитель, заметив медаль, признал в мертвеце своего прежнего ученика. И
что же! Соседи, зять, школьный учитель и мать —все ошиблись. Шесть
недель спустя личность ребенка была окончательно установлена: оказалось,
что это был ребенок из Бордо, там убитый и привезенный дилижансом
в Париж.
Повышенную внушаемость толпы пояснит следующий пример:
В одном народном театре, где всегда игралась серьезная драма, «актер,
изображавший изменника, подвергался постоянной опасности при выходе
119 Лебон Г. Психология народов и масс. С. 173.
120 Там же. С. 175.
121 Там же. С. 181.

из театра и его должны были охранять, так как зрители, возмущенные его
воображаемыми преступлениями, готовы были растерзать его»122.
В своей «Психологии народов и масс» Г. Лебон последовательно расс-
матривает следующие стороны толпы. 1. Импульсивность, изменчивость и
раздражительность. 2. Податливость, внушение и легковерие. 3. Преу-
величение и односторонность чувств. 4. Нетерпимость, авторитетность и
консерватизм идей, рассуждение, воображение, влияние рас, традиций, сте-
пени образования и воспитания. Но нам нет надобности увеличивать вы-
держки из сочинения этого очень тонкого наблюдателя, ибо можно опасаться
внушающего влияния его мыслей на читателя, не всегда, однако, заслужива-
ющих полного признания.
Многие авторы отмечают жестокость толпы и признают ее характерной
особенностью толпы, являющейся, будто бы всегда в форме опасного много-
голового зверя. Так, например, Сигеле говорит, что «героизм, доблесть, доброта
могут быть качествами одного индивида; но они никогда или почти никогда
не являются отличительными признаками большого собрания... Толпа —это
субстрат, в котором микроб зла развивается очень легко, тогда как микроб до-
бра умирает почти всегда, не находя подходящих условий жизни».
Подобного же взгляда держится и Тард, по которому душою толпы
является «убийство, грабеж или поджог».
Далее Тэн в известном сочинении 123 по поводу толпы во время фран-
цузской революции говорит, что образ действия толпы — насилие, что вполне
соответствует ее природе: «все, что оказывает ей сопротивление, побивается
ею».
Толпа, образованная из собравшихся случайно по зову, по тревоге, явля-
ется грозной и разрушительной силой. Вошедший в толпу вдруг преобра-
жается в варвара, хуже — в первобытное животное, в кривляющуюся обезьяну,
кровожадную и похотливую.
Близкого к этому взгляду держится и Случевский, когда говорит о «легкой
возбудимости и проявляемой в действиях жестокости», как общем свойстве
толпы124.
К особенному ожесточению толпу приводит по-видимому жажда мщения,
если оказанное ей сопротивление приводит к жертвам со стороны толпы.
Когда толпа возымеет верх, тогда нельзя уже сказать, где будут границы ее
слепого, ничем не удержимого неистовства.
Для примера можно указать на разгром юнкеров в Петрограде во время
второй революции 28 октября 1917 г., которые были на стороне Временного
правительства. Описания газет об этом событии были настолько мрачного
характера, что мы не решаемся их здесь привести.
Не отрицая фактов, на которых построена указанная характеристика толпы,
нельзя не признать все же ее односторонности, ибо отношение толпы опреде-
ляется тем, что соответствует ее настроению. В одном случае толпа является
жестоким зверем, в другом случае толпа способна боготворить и защищать
своего кумира до последней крайности и ради него готова идти на смерть.
В этом отношении Г. Лебон стоит ближе других авторов к истине, когда
он говорит, что «есть преступная толпа, но что есть также толпа доброде-
тельная, героическая и много других». Говоря далее о разрушительной силе
толпы, он замечает, что только толпа способна к проявлению «величайшего
бескорыстия и величайшей преданности» 125.
122 Там же. С. 202.
123 См.: Тэн И. Происхождение современной Франции. СПб., 1907. Т. 2: Анархия.
124 См.: Случевский. Толпа и ее психология//Книжки «Недели». 1893. № 4. С. 5—38; № 5.
С. 5-23.
125 См.: Лебон Г. Психология народов...

И на самом деле, сколько можно было бы отметить этой преданности
до принесения себя в жертву со стороны многих из толпы в минуту смер-
тельной опасности, угрожающей их вожаку, чтобы не останавливаться долго
на этом предмете. Да разве все революции не делались толпами, которые
иногда шли на верную смерть, чтобы отстоять права народа?
По словам Г. Лебона, психологи видели в толпе всегда лишь «дикое
животное, никогда не сытое грабежом и кровью». Но разобравшись немного
в этом вопросе, мы скоро найдем, что наихудшие выходки толпы часто
имели своей исходной точкой совершенно благородные и бескорыстные идеи
и что в конце концов толпа скорее жертва, чем палач. Книга под заглавием
«Добродетельная толпа» была бы несравненно более доказательна, чем книга
под заглавием «Преступная толпа»... В труде, на который я сослался выше,
я обстоятельно доказывал, что одним из самых основных признаков, ко-
ренным образом отличающих индивидуума от толпы, является тот факт,
что первый почти всегда руководится своими личными интересами, тогда
как толпа никогда не повинуется непостоянным, эгоистическим, но всегда
благородным общим интересам. «Героизм, самоотвержение являются гораздо
чаще двигателями толпы, чем отдельного человека. За коллективной жесто-
костью чаще всего кроется убеждение, идея справедливости, потребность в
нравственном удовлетворении, совершенное забвение личных интересов, жер-
тва интересам общим —одним словом, совершенная противоположность
эгоизму» 126.
Однако, толпе самой по себе не присущи ни преступность, ни благоде-
тельность, но и то и другое может в ней возникнуть, смотря по тому, по
каким поводам она собирается и какое направление придадут ее стремлениям
ее вожаки; голодная толпа столь же эгоистична, как и всякий индивид,
требующий себе куска хлеба, политическая же толпа разит все, что стоит
на дороге привитых ей общественных начал нового строя, и возвеличивает
своих героев. Поэтому неправ Г. Лебон, когда он говорит, что «эгоизм, столь
укоренившийся в отдельной личности, — чувство совершенно чуждое толпе,
именно потому, что она неспособна ни обдумывать, ни рассуждать»127.
Толпа не лишена инстинкта самосохранения и, следовательно, она не
лишена и эгоистических стремлений. Одно верно, что, когда мы имеем дело
с преступной толпой, то часто совершаемое преступление имеет своими
мотивами правильно или должно понятое общественное благо153*; тогда как
преступление индивида сравнительно редко имеет общественные мотивы:
гораздо чаще здесь побудителями являются своекорыстные стремления.
В этом отношении толпа имеет как бы нивелирующее влияние на отдель-
ных индивидов, которые, не будучи в состоянии быть вожаками толпы, не
имеют возможности проявить в толпе свою индивидуальность никаким спо-
собом, кроме быть может известной нумерации при подсчете голосов.
Каждый отдельный человек может быть разумен, но в толпе он часто
лишен возможности протестовать, в худшем же случае он поддается влиянию
толпы и сам соучаствует в ее действиях и даже в преступлении.
Нечего говорить, что высокие качества отдельной личности в толпе, не
исключая ее вожаков, не могут найти благоприятных условий для своего
проявления, вследствие чего толпа обычно представляет уровень, значительно
низший, нежели многие из составляющих ее лиц.
Кроме того надо иметь в виду, что отдельная личность в толпе непре-
менно поддается в той или иной мере общему взгляду, прививаемому толпе
демагогическими приемами ее вожаков.
126 Лебон Г. Психология социализма. С. 52—53.
127 Там же. С. 53.

Те лица из офицерской среды, хорошо знающие свои части, пережившие
русскую революцию, с которыми мне пришлось беседовать, единогласно
утверждают, что, говоря в отдельности с тем или другим солдатом, не трудно
его убедить в разумном отношении к делу, но как только тот же солдат
находится в толпе на митинге, он подчиняется общему лозунгу при заранее
подготовленной резолюции и заявляет согласие с ней возгласом «правильно,
правильно».
Здесь коллектив подавляет личность и не только путем внушения со
стороны вожаков, но и тем, что коллектив сильнее и значительнее каждой
отдельной личности. Один человек никогда не дерзает на то, на что дерзает
коллектив. В народной рефлексологии это отношение выражается известной
поговоркой: «на людях и смерть красна».
Но независимо от того всякий вообще коллектив подавляет проявление
отдельной личности своей массой.
Если установилось настроение большинства лиц или отношение его к
какому-либо факту, много ли найдется достаточно смелых, чтобы идти
против общего течения. Даже в собраниях, которые специально предназначены
для обсуждения какого-либо предмета и где обсуждение является целью
собрания, после того как мнение большинства определилось отдельному
лицу бывает трудно выступать против. Тем более это трудно сделать в уличной
толпе, где обсуждения нет, а имеются лишь вожаки, которым толпа подчиня-
ется почти беспрекословно, особенно, если вожак уже ранее снискал к себе
расположение толпы.
Чем сплоченнее и однороднее коллектив, тем он больше имеет моральной
силы и тем он деятельнее, и наоборот. Примером первого могут служить
коммунистические партии, всегда отличавшиеся строгой дисциплиной154*.
Примером второго может служить партия эсеров, которая приняла чрез-
вычайно видное участие в февральском перевороте в России. Но затем, когда
вслед за переворотом в эту партию вошла масса новых членов, даже по
существу мало имевших общего с социализмом, эта партия, несмотря на
огромное число членов, уже не могла играть соответствующей роли ни
в Демократическом совещании, ни в Предпарламенте и даже произошел
совершенно естественный раскол в этой партии, причем одна часть заняла
более правую позицию, другая —более левую155*.
Другой пример — Московское совещание, которое оказалось бесплодным
именно потому, что будучи собрано в момент наиболее критической для
русской революции, встретилось с двумя общественными течениями — цен-
зовой и демократической группами. Последовавшее за ним и собранное в
противовес ему Демократическое совещание в Петрограде, став на гораздо
более радикальную точку зрения, снова кончилось неудачей вследствие раз-
нородности своего состава. Оно кончилось, как известно, неопределенным
голосованием в отношении состава власти — коалиционного с цензовыми
элементами или без цензовых элементов. Ясно, что ни то, ни другое собрание
не имело моральной силы, и Временное правительство не могло руковод-
ствоваться его постановлениями.
Такою же бесплодною оказалась во время русской революции и роль
Предпарламента, от которой сразу откололся большевизм. Ясно, что бывают
моменты, когда коллектив не может остановиться ни на каком решении,
когда партийные предложения отвергаются одно за другим и не создается
одного общего решения, иначе говоря, не вырабатывается ни одной общей
формулы. Это состояние может получаться преимущественно в периоды
тяжелых общественных кризисов и общественного разброда.
Так было между прочим в Совете Республики, в котором прения по делу
государственной обороны привели к тому, что ни одна из предложенных
резолюций не собрала большинства голосов в собрании.

В этом случае сами собрания переживают кризис из-за разделения
голосов и перестают быть деятельными. Они либо срываются одной сто-
роной, с тем чтобы привести их к уничтожению, либо принимают само-
убийственные решения, как это было с Конвентом во время великой
французской революции. Для иллюстрации мы приведем здесь кризис
Конвента в описании известного историка Тэна: «Они одобряют и
предписывают то, к чему сами питают отвращение, не только глупости и
безумия, но и преступления, убийства невинных. Единогласно и при гро-
ме самых бурных аплодисментов левые, соединившись с правыми, посы-
лают на эшафот Дантона, своего естественного главу, великого организа-
тора и руководителя революции. Единогласно и также под шум ап-
лодисментов правая, соединившись с левой, вотирует наихудшие декреты
революционного правительства. Единогласно и при восторженных криках
энтузиазма и выражениях прямого сочувствия Колло д’Эрбуа, Кутону и
Робеспьеру, Конвент посредством произвольных и множественных
избраний удерживает на своем месте человекоубийственное правительство,
которое ненавидится одними за свои убийства и другими за то, что оно
стремится к их истреблению. Равнина и гора, большинство и
меньшинство кончили тем, что согласились вместе содействовать собст-
венному самоубийству»128.
Само собой разумеется, что большая однородность собрания приводит
к более определенным решениям и имеет более моральной силы как для
лиц, примыкающих к группе большинства, так и для противников, ибо
первые находят в нем наиболее яркое отражение своих стремлений, вторые
должны с ним считаться, как с решением более ярким и определенным,
ставящим точку над i.
Половинчатые же решения в более острые периоды человеческой истории
не получают моральной силы, а нейтральность в действиях вызывает недо-
вольство и осуждение, а иногда и озлобленность не в одной какой-либо
стороне, а во всех, и обыкновенно половинчатость в действиях пагубна для
самих лиц, выступающих с ними.
Примером может служить роль жирондистов во время великой фран-
цузской революции, роль кадетов в первой русской революции и роль викжеля
во время второй октябрьской революции, ибо нейтральность последнего
сыграла на руку большевикам, а в результате этой ролью остались недовольны
как большевики, так и более умеренные элементы.
В конце концов действия коллектива определяются его составом, уровнем
развития и господствующим настроением156*.
Что касается состава коллектива, то в это понятие должны входить,
с одной стороны, национальные особенности, характеризующиеся не столько
природными особенностями организации составляющих его индивидов,
сколько условиями социальной наследственности, усвоенной от предков,
путем воспитания общественных традиций, взглядов, обычаев и, наконец,
моральных условий среды, из которой образован коллектив. Но сверх всего
прочего определителем действий коллектива является господствующее в нем
настроение, обусловленное данными обстоятельствами. Наконец, последним
определителем действия коллектива является тот или другой повод, дейст-
вующий наподобие вызова.
Таким образом поведение коллектива, выражающееся его действиями,
жестами и заявлениями, зависит от совокупности вышеуказанных условий
и в этом отношении должно быть признано столь же закономерным, как и
поведение отдельного индивида.
128 См.: Тэн И. Происхождение современной Франции. Т. 2.

VII. О КОЛЛЕКТИВНОМ ОБЪЕДИНЕНИИ
Общественность животного мира или склонность образовывать коллек-
тивы 157* до сих пор еще не получила соответственного естественнонаучного
объяснения. Наибольшей известностью в этом отношении пользуется теория
естественного отбора, по которой индивиды, живущие обществами, имеют
преимущество перед теми, которые не живут обществами, а потому первые
выживают, вторые же вымирают.
Эта теория однако недостаточна, ибо она удовлетворительно может нам
объяснить лишь существование животных, постоянно живущих социальной
жизнью158* как бы по врожденному инстинкту, например, пчел, муравьев,
термитов и т. п., но она не может нам объяснить непостоянных социальных
групп; а между тем в животном царстве мы видим, что социальные группы
часто образуются в известные времена года и в зависимости от тех или
иных жизненных условий, например, в целях нападения и защиты, с изме-
нением же этих условий и социальные группы прекращают свое существо-
вание до наступления новых жизненных условий, вынуждающих снова обра-
зовывать сообщества.
Указанную теорию, с моей точки зрения, следует дополнить теорией
социального отбора129, который обеспечивает существование сообщества,
когда оно образовалось, тем, что в нем поддерживаются наиболее социальные
особи, хотя бы и наиболее слабые в физическом смысле, представлением
им соответствующих условий существования и лучшей защиты, чем в боль-
шей мере обеспечивается их выживание наперекор действию естественного
отбора.
Надо однако заметить, что, не довольствуясь естественным отбором,
некоторые авторы (например, Дауголл и др.) выдвигают теорию социального
инстинкта как фактора, побуждающего к жизни сообществами. Если мы
примем во внимание уже ранее указанный факт, что жизнь сообществами
часто у животных связывается с определенным временем года и с особыми
жизненными условиями, то станет ясно, что и одним инстинктом объяснить
социальность нельзя, как нельзя им объяснить и некоторых явлений
симбиоза.
Вообще говоря, понятием инстинкта несомненно злоупотребляют, ибо к
нему прибегают там, где не находят соответствующего объяснения иным
путем. Во всяком случае, если социальный инстинкт и существует, его
необходимо расшифровать. Между тем теория сочетательного рефлекса может
дать вполне удовлетворительное объяснение для жизни сообществами.
Мы знаем, что многие условия приводят к скоплению индивидов в одном
месте, как например, защитные места от стужи и непогоды, места, предо-
ставляющие обильное питание и т. п., что, естественно, приводит их
к сближению и взаимодействию. Но многократно повторяющееся сближение
и взаимодействие, сопровождающее мимико-соматической (эмоциональной)
реакцией с положительным характером, становится вскоре потребностью
в силу воспроизведения соответственной реакции при одной встрече с себе
подобными при всяких других условиях, а это и создает взаимную тягу
друг к другу существ себе подобных. Даже разнородные, сожительствующие
друг с другом индивиды несомненно привлекаются друг к другу благодаря
вышеуказанному условию. Взгляните на собаку, ласкающуюся при встрече
со своим хозяином. Разве ее оживление и ласкание не являются воспроизве-
дением и имевшей ранее место мимико-соматической реакции? А между
тем эта реакция, несомненно оживляющая жизненные процессы, является
129 См.: Бехтерев В. М. Социальный отбор и его биологическое значение. С. 947—955; Он
же. Значение гармонизма и социального отбора... С. 1130—1158.

безусловно благоприятной для животного, что и заставляет его искать встречи
со своим хозяином, развивая и поддерживая все более и более свою привя-
занность к нему.
Таким образом ясно, что социальность или склонность к образованию
сообществ159* является результатом опыта отдельных индивидов, будучи
основана на развитии положительных мимико-соматических рефлексов,
неизбежно связанных с наступательной реакцией, приводящей к сближению.
То же мы имеем и в обществе людей.
Давно замечено, что сходные индивиды взаимно сближаются160*. «Люди,
однородные с нами по языку, по мировоззрению, по идеалам, по внешнему
виду, говоря коротко, сходные с нами и по внешнему облику и по внутренним
свойствам, близки нам. Это сходство служит как бы притягательной силой,
влекущей нас к социально-сходным индивидам. Дети ищут общества себе
подобных детей. Люди ищут общества себе подобных людей. Между двумя
европейцами взаимно-притягательная сила гораздо больше, чем между евро-
пейцем и варваром. Люди одного социального положения понимают друг дру-
га лучше, чем индивиды различных социальных классов, групп, сословий,
профессий и т. п.»130.
Этот тезис выдвигается вообще целым рядом авторов. М. Дауголл, как
мы уже говорили, объясняет этот факт проявлением стадного инстинкта.
По его словам, «стадный инстинкт животного получает удовлетворение только
в присутствии подобных ему существ и чем более подобия, тем полнее
удовлетворение... Совершенно то же наблюдается у людей... Соединение сход-
ных элементов в обществе происходит именно потому, что мы чувствуем
неодинаковое влечение ко всем социальным агрегатам, но получаем наивы-
сшее удовлетворение стадного импульса в обществе наиболее сходных с нами
людей. У некультурных народов мы обыкновенно встречаемся с общинами
одного и того же племени и с племенами, плотно спаянными кровной
связью, которые живут на смежных землях. ...Та же тенденция обнаружилась
и в создании (в американских Соединенных Штатах) обширных, ограничен-
ных известной местностью общин из выходцев европейских государств.
В наших больших городах она проявляется выделением населения сходной
расы, сходных занятий и социального уклада»131.
То же явление отмечается Дюркгеймом132, Waxweiler’om133, Pareto134,
Гиддингсом135.
Другим объединяющим условием является различие индивидов
(«противоположности сходятся»), но такое, при котором свойства и особен-
ности одного индивида являются дополнением другого индивида. Здесь
импульсом, объединяющим людей, является, как сказано выше, взаимная
нуждаемость. То, чем владеет один индивид, полезно для другого и наоборот
то: что представляет собою другой индивид, полезно для первого. Здесь
связью служит принцип разделения труда, который дает себя знать не только
в общественном деле, но, как известно, и в техническом производстве. Не-
достаточность личности в каком-либо отношении является как бы импульсом,
побуждающим искать восполнения ее в другой личности161*.
Как легко усмотреть, в обоих случаях решающим моментом для установ-
ления связи является полезность этой связи в общественном смысле. В пер-
130 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 227.
131 Мак-Дауголл В. Основные проблемы социальной психологии. С. 220—221.
132 См.: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Этюд об организации высших
обществ. С. 83—84.
133 См.: Waxweiler Е. Esquisse d’une sociologie. Bruxelles, 1906. P. 16—17.
134 См.: Pareto V. Fràite de socioloqie generale. S. l., S. a. Vol. 1. § 1115—1133.
135 См.: Гиддингс Ф. Г. Основания социологии: Анализ явлений ассоциации и социальной
организации. Киев; Харьков, 1898. С. 19—21.

вом случае эта полезность является результатом усиления плодотворности тру-
да путем сложения сходственных сил, в другом случае та же полезность
достигается путем взаимного дополнения недостаточности двух или многих
личностей в том или другом отношениях на почве разделения труда.
Но полезность в данном случае является окончательным результатом
сближения, первоначальным же импульсом к сближению может быть только
развитие благоприятной мимико-соматической реакции при взаимных встре-
чах, о чем речь была выше.
Как известно, П. Кропоткин136 полагал основу образования соединений
во взаимопомощи индивидов. Однако П. Сорокин признает последнюю за
один из факторов объединения, ничуть не более, но, развивая свои возра-
жения, он говорит, что как животные, так и люди входят в соприкосновение
не только для взаимной помощи, но и для «взаимной или односторонней
борьбы и причинения вреда. Лев ищет добычи и входит с ней в соприкос-
новение, паразиты взаимодействуют с организмом, которым они живут, и
взаимодействуют с ним временами весьма длительно. Люди общаются друг
с другом и взаимодействуют опять-таки не только на почве взаимопомощи,
но и взаимоистребления и взаимоугнетения (войны, драки, взаимодействие
капиталиста и рабочего рабовладельца и раба, угнетенного и угнетателя и
т. д.)»137. Все это верно в отношении соприкосновения и взаимодействия,
но о единстве или сообществе в случаях драки, войн и т. п. в сущности не
может быть и речи. Ибо необходимо подчеркнуть, что взаимодействие и
единение далеко не тождественные понятия.
«Нередко на почве антагонизма идей, — говорит П. Сорокин, — возникают
и более острые формы антагонистического взаимодействия, объединяющие
индивидов в продолжительное, антагонистическое коллективное единство.
Простейший пример такого рода явлений —спор двух противников, дохо-
дящий до драки, свалка в парламенте между членами различных партий. Более
широкими и продолжительными видами коллективных единств, образуемых
и поддерживаемых антагонизмом идей и убеждений, могут служить: кол-
лективное антагонистическое единство (взаимодействие) никониан и рас-
кольников, многолетняя борьба между ними, сопровождавшаяся заточением
раскольников в тюрьмы, их ссылкой и сожжением; вторым еще более широким
и весьма длительным взаимодействием, вызванным и поддерживаемым анта-
гонизмом идей и верований, служит коллективное единство католиков и
еретиков, преследовавшихся первыми (взаимодействие «святой инквизиции»
и ее верных с вальденистами, альбигойцами, катарами и др., выражавшееся
в войнах, преследованиях, сожжениях еретиков и т. д.), религиозные споры и
войны, объединявшие надолго противников в коллективное единство (на-
пример, борьба католицизма с протестантством) и т. п.138. В примечании к
этому тексту П. Сорокин поясняет: «Подчеркиваю, что с моей ненормативной
точки зрения, группа взаимодействующих раскольников и никониан — суть
коллективное единство, реальная совокупность, ассоциация 139.
Из этого ясно, что П. Сорокин, с одной стороны, термин «единство»
заменяет термином взаимодействия, признавая их как бы однородными
понятиями в данном условном смысле, с другой стороны, под коллективным
единством он понимает реальную совокупность индивидов, ассоциацию ан-
тагонистического характера, следовательно нечто такое, что не имеет ничего
общего с тем «духовным»162* единством, которое мы понимаем, например,
в случае объединения толпы или какого-либо иного собрания.
136 См.: Кропоткин П. Взаимная помощь как фактор эволюции. Харьков, 1919.
137 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 283.
138 Там же. С. 311-312.
139 Там же. С. 312.

Само собой разумеется, что в таком антагонистическом взаимодействии
имеется причинная зависимость поведения индивидов, и нельзя не сог-
ласиться с П. Сорокиным, что они должны быть таким же объектом изучения
социологии, как и предметом изучения общественной или социальной реф-
лексологии.
Но мы все же будем различать коллективное единство от антагонизма
двух или многих взаимодействующих индивидов, ибо существо и пос-
ледствия этих взаимоотношений и там, и здесь коренным образом
отличны друг от друга: в одном случае — взаимопомощь, в другом слу-
чае—борьба и взаимное истребление. Безусловно верно положение, что
«индивиды могут притягиваться к индивидам» не только «благожелатель-
ными» отношениями, но и враждой. Но из этого все же не следует, что
согласие и антагонизм вмещаются в понятие «единство»163*. Устранение
этого смешивания избавит нас от тех неясностей, которые естественно
вытекают из него в различных случаях обсуждения коллективных прояв-
лений.
Несомненно далее, что антагонистические и абсолютно враждебные
друг другу группы могут образовывать одно солидарное единство, но это
может быть достигаемо путем насильственного подчинения одной группы
другою и путем насильственного введения мер наказания за сепаратизм и
мер поощрения при исполнении соответствующих мероприятий. Вообще
нередко устанавливается единство на основе соподчинения индивидов, ко-
торое затем становится уже привычным, не возбуждая протеста со сторо-
ны подчиненных, как бывает обыкновенно вначале. В другом случае дол-
говременная борьба приводит к истощению энергии борющихся, которые
поэтому мирятся друг с другом и затем солидаризуются. Здесь дело идет
о естественном внутреннем торможении, тогда как в первом случае для
одной группы мы имеем торможение внешнего характера. Но тем не ме-
нее и там, и здесь имеется социальная связь между двумя группами,
которая с течением времени может привести и к единству более или ме-
нее реальному или внутреннему, возникающему на почве единства кажу-
щегося, фиктивного или единства по принуждению.
Итак, единство может быть двух родов: единство внутреннее, или единство
в истинном смысле слова, и единство внешнее —по принуждению или
вынужденное164*.
Первое может возникнуть на почве солидарности интересов и социального
сходства и на почве разделения труда в случае, если группы, входящие в
единство165*, представляются сами по себе самодостаточными, второе —в
силу борьбы и порабощения слабого сильным.
Если толпа предполагает непосредственное объединение преимущест-
венно мотивного, или, объективно выражаясь, мимико-соматического ха-
рактера, в силу чего чем однороднее индивиды по роду своей соот-
носительной деятельности, тем скорее происходит объединение и достига-
ется переход толпы в действие, то собрание, от которого требуется
решение того или другого сложного вопроса, будучи объединено одной
общей задачей, часто даже выигрывает от присутствия разнородных
индивидов, ибо здесь дело заключается не столько в скорости, сколько в
отшлифовке самого решения, обычно многогранного содержания. Вот
почему прения идут оживленнее в том собрании, в котором имеются
представители разных школ и течений, где имеется большее или меньшее
разногласие в мнениях, нежели в том обществе, где все более или менее
солидарны друг с другом.
Как бы то ни было, всякий коллектив предполагает общность интересов
в том или ином отношении, которая и поддерживает единение между членами

коллектива140. Одни коллективы связываются общим настроением,
развившимся на почве какого-либо события, как, например, толпа; другие
же коллективы связываются одним общим зрелищем, возбуждающим те
или другие эмоции, как театральная публика; третьи коллективы связываются
между собою общими занятиями, как профессиональные союзы; четвертые
коллективы связываются между собою теми или иными экономическими
интересами, каковы, например, банковские и другие кооперативы, синдикаты,
тресты и т. п.; пятые коллективы объединены религиозными целями, как
религиозные общины; шестые коллективы связаны одними и теми же
политическими взглядами, как политические партии, или общей опасностью,
как военные коллективы. Словом, без объединения группы людей в том или
ином отношении немыслим и самый коллектив.
Какие же условия166* содействуют объединению в коллективе?
Наиболее важным и наиболее удобным способом общения или обмена
мнениями в человеческом обществе, без сомнения, является речь в широком
смысле слова, т. е. устное и печатное или писаное слово.
Бесспорно, что устная речь, дающая возможность личного обмена
мнениями, сопутствуемого к тому же таким могущественным возбудителем
эмоций, как жесты и выразительные движения, является наиболее важным
средством обмена и общения между людьми. Но ее влияние сильно
ограничивается известными пространственными условиями. Тем не менее
устная речь в известных случаях может быть связующим звеном не только
при личном общении отдельных единиц данной большой группы, но и при
общении друг с другом отдельных общественных групп, так как благодаря
посредникам, послам или делегатам с помощью устной речи может уста-
навливаться общение даже между пространственно-разъединенными груп-
пами лиц.
Этот способ посредственного устного общения, бывший в обычае в
старину, применяемый впрочем в известных случаях и ныне (например,
при посылке представителей одной группы к другой), в значительной мере
уступает место в отношении своей практичности писаному или печатному
слову, которое, правда, лишено таких важных сопровождающих элементов,
как жесты и выразительные движения, но которое, имея возможность вы-
зывать их в читателе, обладает удобствами передачи на громадные расстояния.
Но не одно слово может служить посредником для объединения социаль-
ных групп. Выразительные движения и жесты, несомненно, в этом отношении
имеют немаловажное значение. Действуя непосредственно на человека и
возбуждая подражание, язык жестов в смысле общения иногда оказывается
даже сильнее самого слова, как это можно видеть, например, в возбужденной
толпе.
Несомненно также, что имеются формы объединения социальных групп,
где средством объединения является не столько слово, сколько действие,
возбуждающее эффективное состояние, как это мы имеем, например, в
публике, созерцающей театральное зрелище. Аналогичное явление мы имеем
в молитвенных местах, а иногда и в толпе, где действие нередко является
стимулом для подражания.
Равным образом и в профессиональных группах объединяющим условием
до известной степени является однородная деятельность большинства членов
одной и той же группы.
Сложные согласованные формы движения, как гимнастика, выполняемая
множеством индивидов, или хоровое пение, дающее согласованный голосовой
140 По словам Токвиля, нет общества, которое могло бы процветать, даже просто существовать
без одинаковых верований, потому что без общих идей нет и общего действия, а без
общего действия могут существовать люди, но не общественное тело.

эффект, как известно, уже служат важными средствами социального
объединения167*. Не менее важную объединяющую роль имеют те сложные
формы движений, где разделение различных двигательных ролей как при
игре в театре или разделение труда в производстве преследует определенную
цель —выявить цельное содержание в первом случае и достичь общего
результата труда во втором случае.
Нет надобности говорить, что имеются тысячи других форм движений
как раздражителей, с помощью которых устанавливается взаимодействие
двух и более лиц. Когда это взаимодействие оказывается полезным, оно,
само собой разумеется, взаимно объединяет взаимодействующих лиц, тогда
как взаимодействие, оказывающееся для одной стороны, а тем более для
обеих сторон, вредным, приводит к разъединению или отталкиванию и, если
то или другое из этих взаимодействий удерживается в течение того или
другого времени, то этим оно обязано той или иной форме принуждения.
Вследствие этого с устранением последнего естественно распадается и
объединение. Пример из государственных отношений: Россия и Финляндия
или Россия и Польша, Англия и Ирландия и т. п.
К числу раздражителей, устанавливающих взаимодействие между людьми,
а часто и объединение, относятся также предметы, которые могут иметь
эмблематическое, а нередко и символическое значение. Сюда относятся,
например, мундир, знаменующий принадлежность к определенной чиновной
касте, тот или другой знак, обозначающий принадлежность к определенному
кругу лиц и т. п. Но и другие предметы материальной культуры, как
памятники, дворцы, храмы, даже предметы домашнего быта и обстановки,
короче, все предметы материальной культуры, все, что является результатом
творческой деятельности человека, служат посредниками взаимодействия и
объединения людей. Они «являются настоящими посредниками между
людьми: одним они дают возможность запечатлеть, закрепить результаты
своей работы, своих актов; другим, для которых они являются раздражите-
лями, воспринять эти результаты и реагировать на них. С этой точки зрения
к предметным проводникам могут быть причислены и люди посредники,
передающие раздражение одних людей другим. Отличие их от других пред-
метов в том, что они являются самодвижущимися предметами. Поэтому их
можно называть двигательно-предметными проводниками»141. Вряд ли нужно
говорить здесь, что посредническая роль людей является много большей,
нежели просто «двигательно-предметных проводников». Не говоря о непод-
ходящей терминологии проводника для раздражителя, несомненно, что че-
ловеческий язык в отношении посредничества между людьми делает гораздо
больше, нежели роль самого человека как самодвижущегося предмета. П.
Сорокин, говоря о людях как контактных звеньях цепи проводников, дает
яркие примеры посреднической роли людей в отношении взаимодействия.
«Раздражение, исходящее от одного индивида, сначала передает один про-
водник, в дальнейшем это раздражение переходит к другому проводнику, от
этого к третьему и т. д., пока... не дойдет до человека-адресата142.
Нельзя при этом не принять во внимание, что самое действие разд-
ражителя в этих случаях в значительной мере зависит от личности, служащей
посредником, от личного опыта в прошлом, от его воззрений и склонностей,
благодаря чему и воспринимание и отношение к предметным раздражителям
у каждого посредника может оказаться совершенно особым, «своим». Отсюда
являются всевозможные искажения первоначального факта раздражителя до
неузнаваемости. Эти искажения объясняют нам генеалогию слухов и легенд,
141 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 139.
142 Там же. С. 142.

приобретающих нередко поистине фантастический и даже чудовищный ха-
рактер 168 *.
Из всех предметов обихода наиболее деятельными раздражителями,
приводящими к взаимодействию и объединению между людьми, без всякого
сомнения являются деньги как установленная мера ценности различных
предметов и, когда нужно, замещающая их, а, когда нужно, их вновь вос-
станавливающая путем покупки. Но П. Сорокин прав, когда он подчеркивает
особую рельефность семейных, религиозных и государственных реликвий:
«семейная реликвия, например, локон матери, это священный предмет;
передавая его из поколения в поколение, тем самым передают раздражитель,
который будет говорить: и о славе семьи и о ее чести, будет вызывать
упреки в душе недостойного потомка, гордость в душе достойного: короче,
этот локон является подлинным проводником, соединяющим прошлое с
настоящим, настоящее с будущим. Тоже mutatos mutandums можно применить
и ко всем остальным предметным проводникам»143.
Взаимодействие и общение между людьми может быть непосредственное
и опосредованное169*. Когда люди взаимодействуют без какого-либо пос-
редника при участии своих органов движения, с одной стороны, и
воспринимающих органов, с другой стороны, мы можем говорить о непос-
редственном взаимодействии и общении170*. Во всех других случаях мы
имеем взаимодействие и общение опосредованное. Последнее может осуще-
ствляться при посредстве писем, телеграмм и каких-либо знаков, пальцевой
азбуки глухонемых, например, при посредстве передачи цветов, тех или
других предметов и т. п. Не менее важным посредником взаимодействия и
общения являются звуковые аппараты в виде, например, телефона, музы-
кальных инструментов и т. п. Осязательными посредниками являются: азбука
слепых, разные формы прикосновения, поцелуи и другие формы ласки,
половое общение, побои и другие механические воздействия, тепловые и
электрические раздражения и т. п. Обонятельными посредниками являются
разного рода душистые вещества, вкусовыми — пищевые продукты и другие
вкусовые вещества171*.
Заслуживает внимания, что посредники могут объединять людей, не
только находящихся на огромном расстоянии друг от друга, но и живущих
в разных эпохи. Папирусы, памятники древности, археологические находки
разве не объединяют нас с людьми, жившими в древние века и даже в
доисторическое время? Точно также памятники искусства и даже всякого
рода сооружения могут быть посредниками взаимодействия и общения между
людьми, принадлежащими разным народам и разным эпохам172*.
Вообще пределы взаимодействия между людьми и объединения их при
участии посредников раздвигаются до необычайных пределов: «я взаимо-
действую с моим другом, живущим в Америке, — говорит П. Сорокин. —
Сегодня я получил от него письмо; этот «раздражитель» заставил меня
выполнить ряд актов: написать ответ, сходить в магазин и купить для него
нужную книгу, идти на почту. Письмо его, кроме того, меня «страшно
обрадовало». Короче, мой друг, живущий в Америке, определенным образом
обусловил мои переживания и поступки... Таких фактов, как известно,
ежечасно совершается бесконечное множество. Ученые, журналисты, га-
зетчики, промышленники, правители и т. д., сплошь и рядом разделенные
громадным пространством, общаются и взаимодействуют друг с другом. Из
тех же фактов обыденной жизни известно, что люди могут находиться в
процессе взаимодействия, несмотря на время, лежащее между ними. Вчера
ко мне заходил дворник и, не застав меня дома, передал прислуге, чтобы
я представил карточку об явке на учет. Сегодня мне пришлось почти целый
143 Там же. С. 140.

день провести в хлопотах по этому делу. Это значит, дворник обусловил
мое поведение и переживания несмотря на то, что я его не видел и пришел
к себе несколько часов спустя после его посещения.
Более того, может быть взаимодействие между живыми и мерт-
выми 173 *. Спенсера и Маркса уже нет в живых. Между тем они продол-
жают влиять на множество людей нашего времени и влияние их едва ли
скоро прекратится и в дальнейшем. Своими работами, дошедшими до нас
в виде книг, они вызывают ряд переживаний и действий у многих лиц.
Умерший т. X своим завещанием обусловливает ряд переживаний и
действий у многих индивидов: наследников, душеприказчиков, нотариусов,
судей, членов университета, которому он завещал свою библиотеку, членов
приюта, в пользу которого он сделал отказ и т. д. Из этих фактов ясно,
что фактически ни пространство, ни время не являются препятствием
для взаимодействия между людьми144 и все это благодаря участию тех
или других посредников, которые П. Сорокин, с нашей точки зрения, как
упомянуто, не совсем удачно называет проводниками. Письмо, книга, те-
леграммы, завещательный акт, древняя статуя как передатчик жизни
древних, те или. иные символические знаки и т. п.— все это суть пос-
редники взаимодействия, а не проводники его, к каковым можно
относить среду вообще или ту или иную энергию, в частности, например,
звуковую, электрическую и т. п.174*.
В процессе объединения народных масс в одну социальную группу играют
роль три главных воспринимающих органов: осязание, зрение и слух175*.
По словам Гюйо, «прикосновение есть самое первобытное и самое верное
средство, чтобы привести в общение, в гармонию и социализировать две
нервные системы, два сознания, две жизни»145.
Точно так же Тард придает в толпе большое значение взаимному прикос-
новению или трению (сталкиванию по Сидису), которое действует взаимно
электризующим образом. Объединяющее значение прикосновения известно
и из состояний взаимной любви, которая неизбежно требует при своем
проявлении взаимного прикосновения. Точно так же взаимное прикосновение
действует ободряюще при нападении, связанном с опасностью, поощряет к
обороне в случаях нерешительности и действует успокаивающе в случаях
несчастия или бедствия. С другой стороны, взаимное соприкосновение со-
действует однородным движениям, в чем легко убедиться при ходьбе или
беге, при держании друг друга за руку, а также в танцах и акробатических
упражнениях. Отсюда ясно, что чем теснее толпа, тем легче она объединяется,
что проявляется в однородных движениях и криках. Даже стоячее положение,
дающее возможность более тесного сплочения и большего соприкосновения,
при относительной свободе движения способствует большему объединению
народных масс.
Зрение также является верным пособником объединения народных масс.
По Гюйо, восприятие движения или чувства у других вызывают отзвук в
нас самих. Здесь выдвигается принцип подражания во всей силе. Мимика
эффекта одного вызывает такой же эффект в другом. Жест вожака в известных
случаях может иметь магическое влияние. Наконец, всем известно заража-
ющее влияние движений. Многие ли из танцоров в состоянии воздержаться
при виде увлекающего танца кого-либо из толпы.
Всякому известно как мерные маршевые движения войск увлекают за
собою часть зевак и мальчишек, идущих вслед за ними с тем же темпом
движений. Наконец, движения капельмейстера, как известно, имеют руко-
водящее значение для всего оркестра или хора.
144 Там же. С. 116-117.
145 Гюйо Ж. М. Искусство с точки зрения социологии. СПб., 1891. С. 3.

Даже в мире животных проявляется руководящая роль движения для
всего стада, ибо те или другие движения вожака вызывают путем подра-
жания подобные же движения в других представителях стада. Общеизвест-
на также семейная передача друг другу характера, жестов, почерка, привы-
чек и т. п.
Наконец, движение привлекает сосредоточение, а это обостряет впе-
чатлительность. Возьмите молодого котенка и посмотрите, как он сосредо-
тачивается и следит за каждым движением свернутой бумажки и как без-
различно он относится к той же бумажке, коль скоро она остается не-
подвижной.
По словам Моргана, и новорожденные птенцы «инстинктивно хватают
червя не потому, что это червь, а потому, что это маленький движущийся
предмет», ибо, по словам того же автора, «если двигать пищу перед ново-
рожденными птенцами, то они скорее обратят на нее внимание».
Отсюда ясно, какая роль в толпе выпадает на роль движения, жестов,
мимики и действий ее вожаков и героев, возбуждающих сосредоточение и
тем обостряющих впечатлительность, с одной стороны, а с другой — побуж-
дающих в других случаях к слепому подражанию.
Заразительная сила действий в толпе общеизвестна. Человек, возбужда-
ющий против себя злобу толпы, мог бы спастись, если бы стоящий вблизи
его сосед не ударил его. Это служит сигналом —на него тотчас же набра-
сываются и самосуд толпы имеет свою жертву176*.
Еще большую роль в объединении народных масс играет орган слуха.
Прежде всего при посредстве слуха устанавливается однородность движения
массы лиц. Достаточно указать на роль музыки в маршах, танцах и массовых
гимнастических упражнениях. Такое же значение имеет пение в рабочих
артелях.
Значение музыки в объединении индивидов сказывается и там, где
толпа в ней активно не участвует, а только ее слушает. Когда артист
играет Мусоргского или Скрябина, с физической стороны дело сводится к
тому, что его пальцы, двигая смычком по разным струнам скрипки, вы-
зывают в них колебание, которое посредством колебаний воздуха достига-
ет органа слуха и возбуждает здесь колебания в форме нервной волны,
направляющейся к слуховым областям коры. Последние же посылают
обратные волны к периферии и внутренним органам, приводящие к опре-
деленной мимико-соматической реакции и возбуждают ряд других умст-
венных сочетаний. Эти-то нервные волны у слушателей, будучи вызывае-
мы одинаковым посредником, и объединяют массу лиц, слушающих
артиста. Они получают один и тот же заряд физической энергии и, хотя
эффекты этого заряда в силу различия индивидуальностей не вполне
одинаковы, но то обстоятельство, что имеется нечто общее в мимико-со-
матической реакции у всех индивидов, служит к общему объединению и
приводит к взаимодействию при помощи того же посредника как между
собою, так и с давно умершими композиторами.
С другой стороны, голос имеет значение средства, возбуждающего сос-
редоточение в наибольшей мере. Достаточно, чтобы во время полной тишины
раздался шорох, чтобы глаза всех были направлены в его сторону.
Также и крик или возглас среди массы даже шумно говорящих людей
привлекает общее сосредоточение и тем самым обостряет впечатлительность
толпы.
С другой стороны, голос возбуждает подражание, действуя наподобие
заразы. Всем известно, как трудно удержаться человеку от присоединения к
общей хоровой песне. Также и в толпе при нарастающем настроении выкрики
или лозунги действуют наподобие заразы и их начинают произносить все
или многие из присутствующих.

Особенно важным нам представляется заражающее влияние голоса на
толпу, способствующее ее объединению. Даже интонация в голосе вожака
играет большую роль в смысле влияния на толпу.
Но гораздо более важное влияние в смысле объединяющего фактора
имеет все же слово, внушающая роль которого подробно оценена мною в
книге «Роль внушения в общественной жизни» (СПб., 1898) 146. Всем из-
вестно, что в человеческом обществе главным образом путем слова и
организуются собрания. С другой стороны, в самих собраниях так назы-
ваемые зажигательные речи вожаков действуют не только возбуждающе на
состояние толпы, но и объединяюще, ибо в общем настроении и заклю-
чается объединяющий фактор. О роли слова в этом отношении речь бу-
дет еще впереди.
Помимо того и организация народных масс, приводящая к сплочению
и правильной организации их деятельности, происходит опять-таки при
посредстве словесной или письменной речи177 *.
В связи с вышеизложенным становится понятным, почему общая жизнь,
общая работа, общая деятельность и совместно перенесенные невзгоды или
радости жизни все своим существом служат к объединению коллектива. Так,
известно, какое огромное значение имеют в этом отношении школы учреж-
дения, общежития и пр.
Нельзя не отметить также, что пережитые совместно события имеют
особо важное объединяющее значение для коллектива. Особенно могущест-
венное действие в этом отношении имеют совместно пережитые невзгоды.
Вообще говоря, общее неблагополучие объединяет людей сильнее, чем
общее благополучие.
Из предыдущего ясно, что коллектив только тогда является настоящим
коллективом, т. е. объединенным целым, когда благодаря воздействиям одних
его членов на других устанавливается их единение в том или другом отно-
шении.
VIII. ВЗАИМОВНУШЕНИЕ, ВЗАИМОПОДРАЖАНИЕ
И ВЗАИМОИНДУКЦИЯ КАК ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ФАКТОРЫ
В числе факторов объединяющего характера должны быть более подробно
выяснены такие, как взаимовнушение, взаимоподражание и взаимоиндукция.
По отношению к взаимовнушению все необходимое содержится в моей
специальной работе147 и потому я не считаю нужным здесь вновь оста-
навливаться на этом предмете. Ниже, однако, мы еще к нему вернемся.
Что касается подражания, то по этому предмету имеется уже довольно
обширная литература, которая представлена работами Михайловского, Тарда,
Росси, Лебона, Гарднера, Сигеле, Сидиса, моими, Вигуру и Жукелье и др.
Общий результат этих исследований сводится к тому, что уже собрание
лиц в толпу располагает к развитию взаимной заразы, что и приводит к
объединению их деятельности.
По Binet, производившему опыты над детьми, оказывается, что уже в
силу одного факта собрания детей в одну группу они становятся более
подверженными внушению148.
По Вигуру и Жукелье, уже одно восприятие зевания вызывает у других
повторение того же акта. Рефлекс зевания наиболее заразительный. «Мы
146 Имеется немецкий перевод этого сочинения: Suggestion und Rolle im Socialleben. Wiesbaden,
1898.
147 Бехтерев В. M. Внушение и его роль в общественной жизни.
148 См.: Binet A. La suggestibilité P. 1900. P. 209 etc.

присутствовали при подлинной эпидемии зевания, вызванной в омнибусе
одним фактом восприятия зевания одного из пассажиров»149.
Но, возможно, помимо заразы и непосредственное индуцирование178*
одной личности другою, как то доказывают наши опыты с так называемым
мысленным внушением 150.
Дело идет в таком случае о таких формах воздействия в толпе, где
отдельные лица становятся как бы взаимными резонаторами одних по
отношению к другим.
Как известно, всякое движение, не возбуждающее противодействия в
целях обороны, возбуждает к подражанию, а это уже само по себе приводит
к объединению масс. Есть что-то непосредственно заражающее в тех
движениях, которые являются для нас более или менее привычными и
выполнение которых не вызывает труда. Таковы, например, движения зевания,
смеха, танцев и т. п.
Тард много посвящает в своих трудах вопросам подражания, понимая
под этим термином не одно только индивидуальное подражание в форме
так называемой «психической» заразы, но и расширяя его до степени меж-
классового и международного подражания. В сущности дело сводится к
объединяющему значению взаимоотношений, устанавливающихся в каждом
коллективе, ибо коллектив не будет чем-то целым, коль скоро личность не
воспримет общие свойства коллектива, и с другой стороны, достижения
одной личности, будучи признаны общеполезными, не сделаются общими
достижениями.
В этом именно заключается нивелирующее начало всякого более или
менее организованного коллектива: будет ли он представлять собою
профессиональное общество, народ или государство. Речь идет здесь вообще
о распространении индивидуальных достижений на весь коллектив путем
заимствования и усвоения их другими членами того же коллектива, а это
заимствование и усвоение происходит путем простой индукции, подражания,
внушения и убеждения.
Таким образом роль указанных факторов179* в социальных условиях
огромна, ибо благодаря им устанавливается взаимоотношение между людьми
и достигается коллективное объединение, иначе говоря, благодаря им ста-
новится возможным образование коллектива людей или собирательной
личности. Из этих факторов наиболее ранним по развитию, если исключить
индукцию, является подражательность, свойственная, как мы знаем, и
обширному классу животных. Ее можно наблюдать у детей вскоре после их
рождения и, очевидно, с помощью ее устанавливаются первые социальные
отношения дитяти. Когда ребенок произносит первый подражательный звук,
когда он улыбается в ответ на улыбку матери, когда он повторяет виденное
движение —это начало его социальности, а все это может быть обнаружено
уже в первые недели и месяцы жизни ребенка.
Подражание следует понимать вообще шире, нежели это принято думать.
Подражание может зависеть и от воспроизведения и в этом случае оно
может быть рассматриваемо между прочим с точки зрения исторической
перспективы. «Манускрипт о республике Цицерона находят 2000 лет спустя
после того, как он был написан, его отпечатывают, им вдохновляются; мы
получаем посмертное подражание, которое не имело бы места, если бы
молекулы пергамента перестали существовать и вибрировать и если бы,
кроме того, размножение не шло своим порядком, начиная с Цицерона до
наших дней. «Воспроизведение есть свободное волнообразное колебание, вол-
149 Vigouroux E., Juquellier. Le contagion mentale. P., 1905. P. 27.
150 См.: Доклады к конференциям Института по изучению мозга за 1919 и 1920 гг.//
Вопросы изучения и воспитания личности. Пг., 1920. № 2.

ны которого составляют отдельные миры. Подражание идет еще дальше:
оно действует не только на весьма больших расстояниях, но и через громадные
промежутки времени. Оно устанавливает богатое последствиями соотношение
между изобретателем и подражателем, отделенными друг от друга тысячами
лет; между Ликургом и членом народного конвента, между римским
живописцем, нарисовавшим фреску на стенах Помпеи, и современными
художниками, вдохновляющимися ею. Подражание есть, воспроизведение на
расстоянии»151.
Отсюда понятно, что подражание может быть причиной эпидемии или
восстания, когда революционное движение перебрасывается из одного города
в другой, или может быть причиной воспроизведения исторических событий.
Не воскресли ли вновь благодаря подражанию древние олимпийские игры,
некоторые состязания в виде метания копья или марафонского бега и не
оживляются ли вновь благодаря подражанию старинные созвучия в виде
гекзаметра, а также ритмическая гимнастика и другие формы древнего
искусства.
Тард, объясняющий всю социальную жизнь законами подражания, между
прочим по поводу их значения высказывается следующим образом: «Изве-
стны законы Мальтуса и Дарвина относительно тенденции индивидов данного
вида, размножаться в геометрической прогрессии — истинные законы
лучистого воспроизведения живых индивидов. Таким же образом местное
наречие, употребляемое несколькими семействами, мало помалу, благодаря
подражанию превращается в национальный язык. При возникновении пер-
вобытных обществ искусство тесать камни, приручать собак, делать луки, а
несколько позже —печь хлебы, работать бронзу, извлекать железо и т. д.
должно было распространяться путем заразного подражания, причем каждая
стрела, каждый кусок хлеба, каждый бронзовый крючок, каждый отесанный
камень составляли одновременно и копию, и модель. Так и в наше время
совершается лучеобразное распространение разных полезных сведений с тою
лишь разницею, что увеличившаяся плотность населения и вообще со-
вершившийся за это время прогресс поразительным образом ускоряют это
распространение подобно тому как скорость распространения звука находится
в прямой зависимости от плотности среды»152.
Нет основания сомневаться в особом значении подражания как выдаю-
щегося фактора социальной жизни, столь талантливо разъясненного Тардом
в его книге, но нельзя забывать, что общество состоит не только из подра-
жателей, но и созидателей, а это обусловливает существование кон-
курирующих друг другу индивидов в силу чего подражание не всегда достигает
своей цели ввиду конкуренции, обнаруживающейся со стороны других со-
перничающих индивидов. Таким образом жизнь общественного организма
состоит из подражания и конкуренции или соперничества, между которыми
устанавливается своего рода взаимодействие, приводящее к подвижному
равновесию180 *.
Уже ранее было говорено, что подражание осуществляется в большей
мере по отношению к руководящим лицам. Таким образом дети подражают
родителям, ученики учителям, младшие старшим и т. п. То же имеет
значение по отношению к коллективной среде, где мода начинается всегда
с руководящих слоев населения и передается к низшим слоям. Обратное
заимствование, конечно, не исключается, но оно происходит всегда в меньшей
мере и лишь в известные периоды и не иначе как по особым условиям
достигает значительной степени выраженности. Такова распространяющаяся
время от времени проповедь опрощения, заставляющая рядиться в простой
151 Тард Г. Законы подражания. С. 34—35.
152 Там же. С. 16-17.

покрой платья, есть простую пищу, трудиться наподобие простого народа и
т. п.
Обычно «плебс» подражает «патрициям» в большей мере, чем наоборот; де-
ревня подражает городу больше, чем наоборот; сельские жители городским
больше, чем городские сельским; побежденные — победителям, любящие под-
ражают в большей мере любимым существом, нежели наоборот; аристократия
подражает монарху или президенту и придворным больше, чем обратно и т. п.
Язык, обладающий литературными достоинствами, язык более богатый обо-
ротами, особенно если он является еще и языком народа-победителя, распро-
страняется среди некультурного народа путем подражания в большей мере, не-
жели язык мало культурного народа среди народов высокообразованных181*.
По Тарду, «всякие сходства социального происхождения, замечаемые в
мире общественном, представляют прямое или косвенное следствие подра-
жания во всевозможных его видах: подражания-обычая или подражания-
моды, подражания-симпатии или подражания-повиновения, подражания-обу-
чения или подражания-воспитания, подражания слепого или подражания-
сознательного и т. д.»153. «Великим проводником» всех этих подражаний Тард
признает конечно язык.
Сам язык есть подражание182*. Происхождение европейских языков из
санскритского говорит о бесконечном подражании, где каждое отступление
или изменение представляет собою своего рода открытие или изобретение
неизвестного автора, в свою очередь, вызывающее подражание.
«...Необычайное развитие всякого рода моды, моды по отношению к
одежде, пище, жилищу, потребностям, идеям, учреждениям, искусствам ведет
к превращению всего населения Европы в людей, представляющих собою
издание, набранное одним и тем же шрифтом и выпущенное в нескольких
сотнях миллионов экземпляров»154.
Нельзя однако упускать из виду, что подражание и в коллективах встре-
чается с тормозящими условиями, стоящими на его пути и являющимися
в результате жизненного опыта отдельных индивидов того или другого
коллектива. В самом деле, если русские подражают немцам, англичанам и
французам, то ясно, что они подражают в том, что не противоречит их
укладу жизни и что соответствует в данное время их интересам и их пользе;
все же, что признается несоответствующим их укладу жизни и их интересам,
встречает естественные тормозы и отвергается. То же мы имеем и со стороны
японцев, подражающих западно-европейским странам и нам, русским. Таким
образом подражание встречает известное ограничение, которое сводится к
коллективным тормозам, вырабатываемым жизненным опытом и опреде-
ленным укладом жизни, и к противодействию всему тому, что не соответ-
ствует вкусу, привычкам, установившимся обычаям народа и т. п.
Как мы знаем, подражание встречает тормоз и в личном опыте, благодаря
чему подражание всегда обнаруживается в большей мере в детском возрасте
по сравнению со взрослыми. То же явление, как мы знаем, обнаруживается
в коллективах. Более молодые коллективы берут пример с более старых, и
молодые нации подражают более старым нациям в большей мере, нежели
наоборот. Таким образом русские подражают во многом более старым в
культурном отношении западным державам, которые если кое-что и
заимствуют от русских, то в гораздо меньшей мере, нежели сами русские
от них.
Японцы же как нация, выступившая на арену общественной жизни
позднее русских, подражают в значительной мере западной Европе и русским,
тогда как им подражают менее всего как европейцы, так и мы, русские183*.
153 Там же. С. 14.
154 Там же. С. 15.

Нельзя при этом упускать из виду, что подражание есть важный фактор
прогресса, ибо всякое поступательное движение общества, как и отдельных
индивидов, основано на подражании всякому усовершенствованию, где бы
оно ни оказалось, а достигнутое усовершенствование, приобретенное кол-
лективом или отдельным лицом, обязательно приводит благодаря особен-
ностям индивида к дальнейшему усовершенствованию, которое, передаваясь
путем подражания третьему коллективу или индивиду, вновь приводит к
дальнейшему усовершенствованию.
Помимо этого подражание сокращает и облегчает работу подражающего.
Когда один объект достигает усовершенствования путем личного опыта,
другой, подражающий ему, ничуть не нуждается в производстве того же
опыта, но воспринимает лишь результат, достигнутый опытом другого,
опуская всю предварительную работу. К тому же подражание действует на
всех стадиях развития и совершенствования, благодаря чему оно дает воз-
можность дело начатое одним передавать другому еще в начальном периоде
формирования его, а это дает возможность продолжать его далее, внося в
него свои индивидуальные особенности, что опять-таки может оказаться
продуктивным.
В социальной жизни закон подражания проявляется в том, что ни одно
изобретение не остается принадлежностью одного индивида, а непременно
становится общим достоянием коллектива через то или другое время. Вот
почему наряду с дифференциацией идет, хотя и постепенно, нивелировка
всех народов как залог их объединения184*, ибо ни один народ не создал
полностью своей культуры, а заимствовал различные стороны культуры от
других народов. Это заимствование путем подражания прямого или косвен-
ного является неизбежным для всякого вообще коллектива и для всякого
народа, каким бы оригинальным творчеством он не обладал. Можно лишь
сказать, что народ, которому больше подражают другие народы, обладает
более оригинальным творчеством по сравнению с народами, возбуждающими
подражание в меньшей степени. С другой стороны, можно считать установ-
ленным, что народ, который умеет заимствовать хорошее у других народов,
всегда выигрывает перед остальными народами185*. Само собою понятно,
что все то, что представляется оригинальным в ком-либо, так или иначе
воздействует на других, возбуждая в них стремление к заимствованию и
подражанию. Собственно уже распространение мифов, сказок, легенд, опре-
деленных форм искусства, научных открытий и изобретений основано на
заимствовании и подражании. Особенно замечательно заимствование наро-
дами один от другого мифов, приобретающих вследствие этого обширное
распространение.
Точно так же формы национального искусства в сущности заимствованы
от других, более старых форм искусства и составляют в свою очередь предмет
заимствования другими нациями.
Наука подвержена тому же закону социального уравнения. Как ни высоко
развивается наука у тех или других народов, ее завоевания неизбежно полу-
чают тенденцию к распространению всюду, где существуют благоприятные
условия для ее развития. При этом, само собою разумеется, дело идет часто
лишь о простом заимствовании, но тем не менее научное творчество не
остается обособленным и имеет тенденцию к распространению путем
заимствования же, в результате чего происходит и в этом отношении социаль-
ное уравнение в той или другой мере186*.
То же самое необходимо сказать о технике и индустрии.
Если один народ достигает известной высоты в развитии своей техники
и индустрии, плоды этого развития непременно получают распространение
и среди других народов, уравнивая их в большей или меньшей степени в
использовании достигнутыми усовершенствованиями.

Само собою разумеется, что эти тенденции к уравниванию идут то
быстрее, то медленнее в зависимости от условий социальной среды и других
обстоятельств, но ни один коллектив не остается в обособленном положении
среди других, ибо все народы, все общества и кружки находятся в общении
друг с другом. Конечно, местные условия, большая или меньшая географиче-
ская обособленность и свойственная обществам рутина как выражение закона
инерции, оказывают противодействие такому уравниванию в той или другой
степени, но все же это уравнивание проявляется везде и всюду, где лишь
создаются к тому подходящие условия187*.
Так, в древней истории римляне заимствовали высшие проявления куль-
туры от греков, а побеждаемые ими варвары заимствовали культуру от
римлян, причем впоследствии они даже и в отношении военного искусства
достигли такой степени, что могли сломить упорство римских когорт.
В новейшее время японцы как морская держава быстро восприняли
плоды европейской культуры и сделались в короткое время одной из
цивилизованных стран востока.
Каждое вообще изобретение, способное улучшить условия человеческого
существования и оказывающее человечеству те или другие материальные
блага, как земледелие, приручение животных, изобретение пороха, книгопе-
чатание, открытие силы пара, знание электричества и т. п., а равно и все
завоевания человеческого гения в области литературы, искусства и науки,
явившись первоначально в том или другом месте, быстро становятся до-
стоянием широких масс населения и получают почти всеобщее распростра-
нение.
В результате всякая цивилизация является продуктом приобретений,
сделанных человеческим гением где бы то ни было и лишь воспринятых
данным народом, который впрочем и сам вносит в цивилизацию те или
другие результаты своего творчества.
Заслуживает внимания, что заимствование только тогда дает прочные
результаты, когда оно идет от общего к частному, ибо ранее всего заимству-
ются одним народом от другого установленные принципы, а затем только
учреждения, являющиеся выразителями этих принципов. Так, возрождение
в Западной Европе было подготовлено предварительным изучением греческой
литературы, а ознакомление с трудами английских мыслителей подготовило
заимствование английских учреждений другими странами; знакомство с
французскими политическими учениями дало почву для развития революций
в других странах.
С другой стороны, если к тем или другим учреждениям умы окажутся
недостаточно подготовленными, то в конце концов и вводимые вместе с
ними или вслед за ними учреждения окажутся непрочными. Этим объяс-
няется, например, гибель парламентаризма в Турции до периода великой
войны. Этим же объясняется неустойчивость парламентского строя в рес-
публиках Южной Америки. По той же самой причине и заимствования
обыкновенно распространяются в каждом народе от высших или интеллиген-
тных слоев, постепенно передаваясь, к низшим, ибо первые скорее усваивают
общие принципы и новые мысли, установившиеся в других странах, и
переносят их на родную почву. К тому же благодаря особым условиям,
заимствование облегчается в силу более легкой возможности ознакомиться
высшим слоям общества с новыми особенностями в жизни других стран.
Возьмем моды. Они раньше всего воспринимаются высшими слоями
населения и затем постепенно переходят к низшим слоям, после чего они
оставляются первыми, для того чтобы заимствовать и ввести у себя новую
моду. Здесь, конечно, сказывается в то же время влияние господствующего
класса, пользующегося известным престижем и авторитетностью в населении
и возбуждающего подражание в других классах населения.

В больших коллективах национализм188 * является выразителем единства
его, и все, что поддерживает национальные особенности и традиции в жизни
данного народа, поддерживает и единство. Даже классовые элементы, эти
хранители кастовых особенностей, поддерживают национализм, олицетворя-
ющий единство данного народа, несмотря на то, что в самом своем существе
они отгораживают себя от других коллективных групп того же народа.
Когда мы говорим о подражании, то вопрос наиболее существенный
заключается не в том, что социальность обусловливает подражание и что
социальный динамизм есть подражательный динамизм, а в том, почему
именно он является таковым. В чем заключается причина того, что два
существа или две группы существ начинают подражать друг другу.
По словам Бордье, каждый человек предрасположен к подражательности,
но эта способность достигает своего апогея в собраниях людей: доказатель-
ством служат общественные собрания, где достаточно аплодисмента или
свистка, чтобы возбудить залу в том или другом направлении155.
Сигеле, признавая подражание врожденной способностью, замечает, что
эта способность у человека не только увеличивается в силе, удваивается, но
делается во сто крат интенсивнее в среде толпы, где у всякого возбуждается
воображение и где единство времени и места удивительным образом почти
с быстротой молнии способствует обмену впечатлениями и чувствами156.
О предрасположении к подражанию говорит и Sully 157. Но вопрос, в чем
заключается сущность предрасположения, остается невыясненным.
Тард, а за ним и целый ряд других авторов, сводят общественную заразу
на явления гипнотического внушения.
Говоря о воздействии одной личности на другую, лежащем в основе
социальной жизни и обусловливающем подражание, что было известно еще
Эспинасу и даже Cabanis’y. Тард очень много распространяется на счет
гипнотического влияния и целым рядом примеров и сопоставлений пытается
убедить читателя, что это воздействие вообще ничем по существу не отлича-
ется от воздействия гипнотического и уподобляется состоянию сомнам-
булизма вследствие гипноза. «Представьте себе сомнамбулу, простирающую
подражание своему медиуму до такой степени, что сам он становится
медиумом для третьего, подражающего в свою очередь ему и т. д.... Не в этом
ли состоит социальная жизнь? Такой каскад последовательных, сцепляющихся
взаимно магнетизаций есть общее правило, а взаимная магнетизация, о кото-
рой я сейчас говорил, — только исключение. Обыкновенно какой-нибудь оба-
ятельно действующий человек дает импульс, отражающийся тотчас же на ты-
сячах людей, копирующих его во всем и заимствующих у него его обаятель-
ность, благодаря которой они сами действуют на миллионы дальше стоящих
людей. И только тогда, когда это действие, направленное сверху вниз,
истощится, можно будет заметить — в демократические времена — возникно-
вение нового действия: миллионы людей начинают обморачивать своих ста-
рых медиумов, заставляя их слушаться. Вовсе не страх, не насилие победителя,
а удивление, блеск ощущаемого властного превосходства производит социаль-
ный сомнамбулизм»158. Общество —это подражание, а подражание — род
гипнотизма, так окончательно выражает свои мысли автор.
Если бы дело шло о фигуральном сравнении, то можно было бы не
возражать против этого. Но если принять во внимание, что внушение в
бодрствованном состоянии есть явление более распространенное и более
широкое, нежели гипнотическое, нужно ли доказывать, что воздействие
155 См.: Boodain A. La vie des socrtés. P., 1887.
156 См.: Сигеле С. Преступная толпа: Опыт коллективной психологии. СПб., 1893.
157 См.: Sully. Union mèdec. S. 1. 1869. Vol. 8. P. 369.
158 Тард Ж. Законы подражания. С. 86.

одного человека на другого в обществе не может быть равносильным
гипнотическому воздействию. Можно ли согласиться с тем, что «социальный
человек есть настоящий сомнамбул» и что «социальное состояние как сос-
тояние гипнотическое есть ни что иное, как сон, сон по приказу и сон в
деятельном состоянии?»159 В этом мы видим лишь дань увлечению, свой-
ственному вообще этому писателю, проявлявшему вообще немало увлечения
и при обосновании его «законов подражания». Однако за Тардом и Сиддис
признает, что «я» толпы образуется из подбодрствующих, т. е. подсознатель-
ных «я», чем и объясняется повышенная внушаемость толпы. Еще ранее
того и другого автора говорит о том же предмете и в том же духе наш
Михайловский, которому без сомнения принадлежит первенство этой ги-
потезы.
Вслед за упомянутыми авторами и целый ряд других трактует этот
вопрос с чисто субъективной точки зрения, признавая основным условием
внушаемости в толпе наряду с ограничением произвольных движений, су-
ждение сознания и моноидеизм или заполнение сознания одной идеей. Мы
не последуем за субъективистами и попробуем выяснить объективные условия
внушаемости в толпе. Условия эти сводятся к трем основным: продолжитель-
ное пребывание в одном и том же положении, что помимо ограничения
активных движений приводит к физическому утомлению; продолжительное
же сосредоточение на одном и том же предмете (обычно на самом вожаке
и его речи) приводит к утомлению сосредоточения. С другой стороны,
подготовка, обусловленная демагогическими приемами вожака, сопровожда-
ясь соответствующими жестами и мимикой, обусловливает однородный ха-
рактер настроения, что, в свою очередь, определяет направление активного
отношения толпы, ибо подъем настроения обязательно сопряжен с готовно-
стью к действованию. Как известно, при таких условиях бывает достаточно
одного слова или даже жеста, действующего наподобие приказа, чтобы толпа
совершила известное деяние. Наоборот, упадок настроения есть благоприятная
почва для паники, которая наступает иногда в одно мгновение под влиянием
какого-либо, иногда даже вздорного, заявления или крика189*.
Не следует, однако, забывать, что подражание наблюдается и не в толпе
только, а везде, где имеется то или иное общение людей, где о гипнозе не
может быть и речи. И так как мы знаем, что внушение действует и в
бодрственном состоянии160, то это обстоятельство, без сомнения, должно
быть здесь принято во внимание, вследствие чего гипнотическая теория
должна быть признана по меньшей мере односторонней. Но нельзя упускать
из вида, что и словесное внушение не может объяснять явлений подража-
тельности полностью, ибо во многих случаях о словесном внушении не
может быть и речи. Да и у животных примеры подражательности общеизве-
стны.
Еще Эспинас пришел к выводу, что, если стерегут и оберегают подходы
к гнезду и в случае опасности предупреждают о том других, то это происходит
единственно вследствие вида разъяренного индивида, ибо существует «общий
закон в области интеллектуальной жизни, что вид возбужденного состояния
вызывает проявление того же самого состояния у его свидетеля». Этот закон
однако не новый. Указания на него можно найти у Cabanis’a 161, а, по Сигеле,
он известен был даже Горацию.
Здесь дело идет, таким образом, о непосредственном подражании или о
заразе в настоящем смысле слова, о котором говорит также Жукелье и
Вигуру в сочинении под заглавием «Le contagion mentalee».
159 Там же.
160 См.: Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни.
161 Cabanis P. G. Ouvres completes. P., 1824. Vol 3. P. 14.

По теории Rambasson’a (Phenoménes nerveux intellectuels et mentaux, leur
transmission par contagion), подражание основывается на том, что каждому
«психическому» явлению соответствует движение мозгового характера, вы-
ражающееся внешним образом в изменении физиономии, в жестах и осанке.
Это движение распространяется и в пространстве, передаваясь другому лицу,
и возбуждает в нем те же движения. В силу этого распространения движения
через расстояние осуществляется смех, зевота, печаль и другие явления как
простые, так и более сложные162. И здесь дело идет таким образом ни о
чем ином, как о непосредственной заразе, но ее причина все же остается
невыясненной.
Первоисточник подражания, с нашей точки зрения, в филогенетическом
процессе развития лежит в соперничестве и борьбе в социальных условиях
жизни. Когда найден источник питания каким-либо одним из ряда совместно
живущих животных и оно бросается на пищу, все другие бросаются к тому
же источнику пищи, воспроизводя тот же поступательный рефлекс, животные
же, не выработавшие этого рефлекса непосредственного подражания, проигры-
вают в питании и борьбе и должны по закону естественного отбора вымирать.
В данном случае дело идет таким образом о подражательном рефлексе
наступательного характера. В других случаях животное, встречаясь со своим
естественным врагом, отвечает на нападение с его стороны аналогичным
ему актом нападения или же актом пассивной и активной обороны опять-таки
потому, что всякое животное, не проделывающее этого акта, погибло бы,
вследствие чего акт оборонительного подражания является для всякого живого
существа в условиях соперничества и борьбы жизненно необходимым. Таково
же происхождение и других оборонительных подражательных реакций в
животном царстве, ибо, когда средства нападения истощены и остается
только опасаться бегством, всякое животное, отстающее в этом от своих
соседей, неизбежно погибает. Что это так, показывают и примеры миметизма
низших животных, где подражательный акт производится по отношению к
неодушевленным предметам. Здесь, в свою очередь, выявляется жизненная
необходимость подражательной реакции вообще.
Сверх того должно быть принято во внимание то обстоятельство, что
всякий подражательный акт облегчается тем, что он по существу воспроизво-
дящий акт и потому сравнительно легко осуществим, как всякая копия легче
осуществима, нежели самый творческий акт. При этом лишь с помощью
подражания оказывается возможным коллективное действие, всегда требую-
щее известной согласованности, а следовательно, коллективный опыт без
подражания был бы вообще невозможен. Отсюда также становится ясным
биологическое значение190* способности подражать.
Возможна ли, спрашивается, непосредственная передача энергии нервных
центров от одного индивида другому? До сих пор это представлялось фактом,
ничуть не доказанным, ибо все известные мне попытки найти научное
подтверждение телепатической передаче на расстоянии, так художественно
представленной еще Лермонтовым в его известном стихотворении «Сон»,
пока не дали вполне убедительных результатов.
Необходимо иметь в виду, что целый ряд ученых, и в том числе
математиков, физиков, физиологов, психологов, невропатологов и психиат-
ров, между которыми мы можем назвать имена Цельнера, Крукса, Фере,
Грассе, Рише, Жане, Дюреля, Молля, Флюрнуа, Фогта, Вагнера (старшего)
и некоторых других, старался подойти с той или другой стороны к выяснению
этого вопроса. Но все имевшиеся в этом отношении данные не дали окон-
чательного разрешения проблемы. Предпринимавшиеся в этом направлении
опыты сводились главным образом к отгадыванию задуманных предметов
162 См.: Сигеле С. Преступная толпа.

или указанию их местоположения, к выполнению того или иного действия
и т. п. При этом выяснилось, что эта способность отгадывания, если и
может обнаруживаться, то обыкновенно у лиц нервных, особенно впе-
чатлительных и между прочим легче всего в гипноидном состоянии, у
медиумов, способных впадать в так называемый транс или особое гипноидное
состояние, развивающееся путем самовнушения.
Но такое непосредственное воздействие одного индивида на другого не
исключено и у людей с нервным темпераментом в бодрственном состоянии
и проявляющих способность так называемого непосредственного восприятия.
Между прочим делались и специальные опыты в этом отношении за
границей Ch. Richet, Lehmann’ом и многими другими, у нас —д-ром
Ховриным, Жуком, Котиком и др. Не все из этих опытов одинаковой
ценности и во всяком случае они не дали вполне убедительных результатов
в отношении передачи мыслей на расстояние. Опыты Richet, как известно,
не оказались вполне убедительными, по крайней мере для других. Опыты
д-ра Жука быть может еще могли бы лучше быть использованы в смысле
положительного решения вопроса. Что же касается опытов д-ра Котика, то
несмотря на его убежденность и защиту непосредственной передачи мыслей
на расстоянии его исследования, произведенные с Софьей Штаркер, несом-
ненно явились плодом недостаточной осмотрительности в отношении профес-
сиональных проделок испытуемой и ее отца, как я показал это в одной из
своих работ 163. Другие опыты автора намечают выводы, которые могут
удовлетворять самое пылкое воображение. Но о них можно будет говорить
лишь тогда, когда они получат подтверждение со стороны других авторов.
В данном случае нас собственно интересует простой факт: возможно ли
непосредственное индуцирование одного индивида, т. е. влияние одного лица
на другое без посредства каких-либо знаков или других посредников в этом
деле. Вопрос, поставленный таким образом, как мне кажется, удалось раз-
решить в положительном смысле и притом как путем особых экспериментов
на собаках, так и на основании экспериментов на человеке.
Первые опыты производились мною на дрессированных В. Дуровым
собаках как в Петербурге в моей квартире в 1914 г., так и позднее в Москве
в квартире Д. и в так называемом его «Уголке» и притом производились
мною лично в присутствии и совместно с Д. и в отсутствии Д., с участием
или в присутствии целого ряда ассистентов: Воробьевой, Никоновой-Бехте-
ревой, Щелованова, Флексора, Триродова-Казаченко, проф. Фольдберга, И.
Лева и др.
Опыты эти затем были в разное время продолжены моими учениками
— д-рами Перепелем и Кармановым, затем д-ром Флексором совместно с
д-ром Эйнгорн, и д-ром Ивановым-Смоленским совместно с д-ром Флек-
сором; причем они осуществлялись с известной планомерностью каждый
раз согласно устанавливаемому мною плану. Затем они были повторяемы
и мною самим и в разных условиях.
Общее число сделанных таким образом в разное время опытов над
собаками достигает от 50 до 75. Они были произведены над тремя собаками:
Лордом, Пики и Дэзи. Все эти собаки предварительно путем дрессировки
приучались Д. к «обезволиванию» или послушанию («доместикации»), бла-
годаря чему, когда собака взята на опыт, она остается спокойной и сосре-
доточивается в готовности осуществить то задание, которое ей предстоит
выполнить. Так, Лорд, из сен-бернаров под влиянием мысленного внушения
экспериментатора лаял столько раз, сколько задумывал экспериментатор.
Число, однако, не должно быть большим (не свыше 9), ибо иначе собака
163 См.: Бехтерев В. М. Как производятся опыты так называемые на подмостках театров? //
Русский врач. 1914.

начинала путать вследствие развивающегося автоматизма в лае. Эту же
способность лаять определенное число раз, согласно задуманному количеству,
я открыл и у бульдога Дэзи, с которым проделывались удачные опыты с
«мысленным» внушением или индуцированием даже из другой комнаты при
закрытых дверях. Пики из фокс-терьеров выполняла задуманные действия,
отличавшиеся иногда довольно значительной сложностью, например,
вскочить на стул, стоящий у стены, со стула на столик, со столика подняться
на задние лапы и поцарапать своей лапой висящий у стены портрет, или
вскочить на стоящий у рояля стул и ударить лапой в правую сторону
клавиши рояля, или, например, побежать в другую комнату и направиться
к одному из многих бумажных шаров, разложенных в разных местах комнаты,
и т. п.
Опыты эти подробно описаны мною и моими учениками (д-ром Ива-
новым-Смоленским и д-ром Флексором) и представлены конференции
Института по изучению мозга и психической деятельности в ряде докладов
за 1920 г.164 Здесь же я хотел бы сказать кратко, что в части опытов с
«Пики» и «Дэзи» было сделано все, чтобы устранить возможность предпо-
ложения, что животное при выполнении задания руководится какими-либо
знаками, производимыми хотя бы невольно экспериментатором при этих
опытах. Позднейшие опыты делались так, что задание было известно только
самому экспериментатору (из врачей), который был разобщен с собакой,
т. е. к ней не прикасался, а лишь на расстоянии фисировал ее взор, думая
про себя задание, которое собака должна выполнить, после чего он закрывался
дверьми от собаки; за действиями же последней следил ассистент, не знавший
самого задания. В результате «мысленное» внушение и при этих условиях
выполнялось с достаточной степенью точности.
С бульдогом «Дэзи» опыты делались в отношении воспроизведения того
или другого количества лая путем «мысленного» внушения. Эти опыты
производились даже таким образом, что самое внушение или индуцирование
производилось из другой комнаты при закрытых дверях и несмотря на то
опыты дали положительные результаты.
Что касается опытов над человеком, то объектом их была на первое
время избрана 18-летняя девушка, никогда раньше такими опытами не
занимавшаяся, но отличавшаяся нервною впечатлительностью, необычайно
обостренной зрительной памятью (может повторить до 75 прочитанных
слов, воспроизвести 25 двухначных цифр и т. п.) и, по-видимому, также
двигательной памятью (она прекрасная танцовщица). Самые опыты с нею
производились следующим образом: на столе, перед которым она сидела,
раскладывались в один ряд самые обыкновенные предметы, например, спичка,
коробочка, папироса, гребенка, раковина и т. п., причем в одних опытах
таких предметов было 7, а других —12, в третьих — 8. Экспериментаторы —
я и Д. —сидели на двух рядом стоящих креслах сзади от нее, обращенные
к ней на расстоянии около 5 саженей и, за исключением первых шести
опытов, были отделены от нее еще высокими плотными ширмами.
Предметы, которые были расположены на столе, были перенесены на
билетики в свернутом виде в шляпу, из которой их вынимал затем один
из врачей, следивший в то же время за всеми условиями опытов, и, не
раскрывая, передавал их мне. Развернув билет и увидев написанное на нем
164 Бехтерев В. М. Об основных законах мира в связи с рассмотрением социальной жизни
с точки зрения рефлексологии. С. 171—204; Он же. Болезни личности с точки зрения
рефлексологии//Вопросы изучения и воспитания личности. 1920. № 2. С. 279—318;
Иванов-Смоленский А. Г. Галлюцинации при травматическом психоневрозе//Там же.
С. 327—347; Он же. Опыты мысленного воздействия на животных // Там же. С. 266—271;
Флексор П. Опыты так называемого мысленного внушения животным // Там. же. С. 272—
278.

обозначение предмета, и либо сам брал на себя осуществление опыта, никому
не говоря о задании, либо передавал билетик для осуществления опыта
своему соседу. Самый опыт заключался в том, что каждый из нас усиленно
представлял себе лежавший на столе предмет, соответствующий обозначению
в полученном билетике; девушка же должна была обозначать, какой предмет
был задуман. Вот результаты опытов: на столе разложены 7 простых пред-
метов. Задумывает Д. Последовательно сделано 6 опытов, из них все были
вполне удачны, т. е. предмет каждый раз отгадывался девушкой безошибочно
и только в одном случае он был отгадан не сразу, а после первого неверного
отгадывания было предложено тотчас же повторить опыт, который и привел
на этот раз к положительному результату.
В другой серии опытов мы взяли 12 предметов столь же простых, как
и в первом случае (спичка, карандаш, крючок, зубная щетка, бумажка,
чернильница, ключ, раковина, папиросы, коробка, электрическая лампочка,
пепельница). Шесть новых опытов произведены Д; из них в первых трех
он был отделен от испытуемой ширмами на том же расстоянии, а в трех
других опытах он был отделен большим металлическим экраном (11/2 арш.
высоты и 1 арш, ширины), причем в обоих случаях я сидел непосредственно
рядом с ним. Закрытые бумажки с названиями предметов, как и ранее,
складывались в шляпу и затем каждый раз непосредственно перед опытом
вынимались научным сотрудником. И. Левом и непрочитанными переда-
вались предварительно мне. После того, как я проглядел данную мне записку,
она молча передавалась мною Д., который сосредоточивался на ней, усиленно
представляя соответствующий предмет и намерение взять его со стороны
девушки. Результаты на этот раз оказались следующие. В трех первых опытах
было дано 3 задания: коробка, бумажка и щетка; из них коробка и бумажка
были отгаданы сразу, а щетка тоже была отгадана, но после первого неудачного
обозначения и предложения повторить опыт. Из других 3 опытов с за-
данием—раковина, щетка, ключ —все три последовательно были отгаданы
с первого же разу.
Следующие мои 5 опытов были во всяком случае также достаточно
убедительны. Постановка опытов с той же изоляцией ширмами, на том же
расстоянии около 3 сажень и с лицом, обращенным в обратную сторону.
Подаваемые мне билетики я развертывал, чтобы сосредоточиться мысленно
на предмете; после же опыта я передавал записку для контроля третьему
лицу. Из упомянутых 5 опытов 2 были неудачны, остальные 3 удачны, т. е.
были отгаданы девушкой, причем в 2 случаях со второго раза, а в одном
с 1-го раза.
При удалении на 10 шагов в другую комнату, при закрытых дверях,
были сделаны опыты при 8 предметах, разложенных на столе, с тою же
девушкой; причем из 4 опытов, сделанных Д., удачных было два при
задании — лампочка и окурок, — причем окурок был отгадан не совсем сразу,
а после того, как девушка спросила — «не лампочка ли?», когда же ей сказали
«нет», то она тотчас же определенно ответила «тогда — окурок». Из моих же
2 опытов один опыт оказался удачным, другой же неудачным. Надо заметить,
что в этих опытах избегалось их повторение при неудаче. Таким образом,
и в этих опытах с внушением из другой комнаты при закрытых дверях,
приблизительно наполовину результаты оказались положительными, что без
сомнения не может быть объяснено ни теорией вероятности, ни чем-либо
иным.
Интересно отметить, что на вопрос, почему отгадчица берет при опытах
тот или другой предмет, она пояснила, что ей предмет представляется со
всею ясностью; в другой раз она заявила, что ей представляется ясной одна
половина всех разложенных пред ней предметов и из нее один особенно
ясно и что ее как будто толкает его взять.

Обращает при этом внимание тот факт, что, если экспериментатор
первоначально остановился на одном предмете, а затем перешел на другой,
то ей часто представляется первый предмет.
Аналогичные опыты были производимы затем и над другими объектами
при одинаковой обстановке и дали также положительные результаты. Они
будут опубликованы в другом месте.
Все вышесказанное приводит к выводу, что опыты с так называемым
„мысленным“ внушением или, точнее, с непосредственным индуцированием
удаются как на нервных людях191*, так и на животных. А это убеждает нас
в том, что и в толпе кроме взаимовнушения и так называемой заразы,
вызывающей непосредственное подражание, должен действовать еще особый
фактор в виде прямого воздействия путем непосредственной передачи воз-
буждения центров одного индивида соответствующим центрам другого
индивида192*. Входить в выяснение самого способа передачи мы здесь не
будем, ибо это выходит за пределы нашей задачи, но все же иные намечаются
уже пути, по которым надо идти, чтобы найти правильное объяснение
возможности упомянутой передачи в форме непосредственного воз-
действия 1б5.
Итак, убеждение, словом, взаимовнушение, зараза путем подражания и
прямая индукция — вот факторы, которые действуют в каждом собрании как
в едином коллективе, объединенном одним общим настроением или одним
лозунгом.
В заключение мы остановимся еще на некоторых факторах, имеющих
особое значение при образовании коллективов.
Общеизвестно, что биологические факторы, как например, потребность
питания, приводит к социализации193 * в интересах добывания пищи. Такую
же цементирующую роль представляют собой потребность самосохранения,
которая сплачивает разных людей и разные группы в целях сотрудничества
и в интересах самообороны и нападения. Половая функция равным образом
приводит на почве телесной связи к связи «духовной», которая обычно даже
предшествует физической связи. За союзом брачным может последовать
семья, которая образует естественное единство в силу и материальной, и
«духовной» зависимости членов семей друг от друга, являясь для детей до
полного их возраста по преимуществу односторонней. В дальнейшем дело
идет о кровной или племенной связи, поддерживающей «духовное» родство
и образующей родственный или племенной коллектив.
Не следует забывать, что привычка к общению с людьми, создаваемая
условиями самой жизни, переходит в органическую потребность, которая
время от времени влечет нас в общество для взаимообмена рефлексами.
«Идея, как бы примитивна она ни была, — говорит П. Сорокин — повелительно
толкает человека сообщить ее сочеловеку194 *. Переживания радости, горя,
печали, страха требуют отклика со стороны других. Радость заставляет че-
ловека «излить» ее другому, горе требует утешения, страх, колебание требует
успокоения и одобрения, ненависть толкает к отмщению. Желание что-либо
сделать толкает к другому, чтобы привлечь его к работе по осуществлению
поставленной цели. Все эти переживания стремятся «выйти» за пределы
165 Я имею здесь в виду новейшее исследование академика Е. Лазарева («Recherches sur la
theorie ionique de l’excitation») относительно ионической теории возбуждения, а также
относительно доказанного еще ранее у нас колебания токов действия мозговой коры при
ее функционировании (см.: Тривус С. А. Токи действия в коре полушарий головного мозга
под влиянием периферических раздражений: Дис. ... д-ра мед. наук. СПб., 1900 и работу
д-ра Ларионова, вышедшие из моей лаборатории). При этом колебания электрической
энергии, которыми сопровождается возбуждение коры и проводников, должны неизбежно
сопровождаться развитием герцовских лучей, которые, как известно, передаются в разных
направлениях.

индивидуальной души и делают необходимым обмен с другими индивидами.
И чем они острее, чем интенсивнее, тем сильнее тяга к сочеловеку, возбуж-
даемая ими. Невидимыми, но действенными связями эти потребности
объединяют людей и притягивают их взаимно, подобно невидимой, но
действенной силе магнита, притягивающего железо»166.
Следует иметь в виду, что все члены каждого коллектива взаимодействуют
между собою либо непосредственно, либо опосредствованно. Это значит, что
индивид а действует как раздражитель на индивида б, а индивид б, в свою
очередь, является раздражителем для д. Само собой разумеется, что это
взаимодействие может оказаться, и действительно нередко оказывается, не-
равносильным, ибо один индивид может оказывать большее воздействие на
другого, нежели этот другой на первого195*.
Взаимодействие устанавливается также между вожаком и толпой, между
актером или актерами и публикой, между руководителем митинга и соб-
равшимися на митинге и между председателем собрания и самим собранием.
И здесь это взаимодействие может быть непосредственное и опосредство-
ванное.
Благодаря посредникам коллективное объединение может осуществляться
независимо даже от пространственных и временных условий: то или другое
общество может быть разбросано по разным частям света и даже по всему
земному шару, не теряя известного единства между своими сочленами.
Равным образом «духовное» единство путем традиций и других посредников,
например, писаний и устной передачи, может существовать в коллективе
индивидов, живущих в разные периоды времени. Таковы религиозные
общины, государственные и иные коллективы.
Вообще благоприятствующим условием для развития взаимодействия в
образовании единства личности, таким образом, не одна пространственная
благость, которая сближает людей как бы механически, т. е. вынуждает их
к взаимному обмену между собою, но и существование посредников, к
каковым относятся все предметы, которые могут интересовать многих
индивидов, будут ли то памятники старины, литературные или научные
произведения, технические сооружения, различного рода изобретения, методы
обучения и воспитания, даваемые школой, события того или другого рода
и т. п. и, наконец, общие интересы, возбуждаемые тем или другим явлением, —
вот что собственно является главным посредником к образованию единства
между людьми196*.
IX. О ЯЗЫКЕ КАК ОБЪЕДИНЯЮЩЕМ ФАКТОРЕ
Чем более мы углубляемся в изучение социального мира, тем более мы
убеждаемся, что однородность больших коллективов есть только кажущаяся,
что любой коллектив, раз образовавшись, делится на группы197*, что, надо
заметить, ускользнуло от внимания первых социологов (Кант и др.). Rossi
прав, утверждая, что современный «социолог, пытающийся объяснять
социальные явления, поражается разнообразием реакций, несходных ответов
на сходные стимулы, данные в группе. Здесь существуют контрасты набожные
с ненабожными, смотрящий назад традиционалист со смотрящим вперед,
любитель риска с человеком, боящимся риска и т. д. Народонаселение может
казаться серым лишь издали, вблизи же оно оказывается многоцветным;
группируя сходных с несходными, мы получаем самые различные виды
контрастов и эффектов»167. Но Rossi не прав, когда он объясняет те или
166 Сорокин П. А. Система социологии. Т. 1. С. 310—311; см, также: Ross. Sociological of
control. S. 1., S. a. P. 14.
167 Rossi O. Fondations of sociology. P. 293.

другие социальные группировки «прирожденными различиями индивидов».
Эти прирожденные различия, конечно, не без значения (можно иметь в
виду, например, значение пола, рас и т. п.), но гораздо большее значение
в этом случае имеет среда, воспитывающая лиц с определенными взглядами,
верованиями и тенденциями, которые впитываются нередко уже с молоком
матери. Если самый язык не представляется, как мы знаем, прирожденным
явлением, то тем более таковыми не могут быть взгляды и тенденции
социального характера.
Само собой разумеется, что коллективное единение устанавливается
значительно легче при более однородных группах, нежели при разнородных,
но здесь все зависит от объединяющего стимула. Когда объединяющий
стимул для всех получает особое значение, то самые разнородные индивиды,
даже оппозиционные друг другу, сходятся в отношении своей реактивной
деятельности198*. Так случается, например, во время какой-либо националь-
ной катастрофы: войны, общенародного бедствия и т. п. Примером может
служить бывшая великая мировая война, которая объединила первоначально
все парламентские партии внутри борющихся стран и которая сблизила
между собою разнородные по племенным и культурным особенностям расы:
например, Болгарию, Турцию, Австрию и Германию, с одной стороны,—
Англию, Францию, Италию и Россию с другой.
Одним из важнейших условий, приводящих к коллективному
объединению и его поддерживающих, без сомнения, является, как мы уже
говорили, общность символических рефлексов в виде одного общего языка,
который и сам вырабатывается в результате коллективного единения. На
этом предмете мы еще должны здесь остановиться ввиду его особой важности.
Объединяющее значение языка настолько общеизвестно, что мы можем
быть особенно краткими в этом вопросе. Уже мимический язык199* играет
в этом отношении огромную роль, служа важным объединяющим фактором
во всем животном царстве. В мире человека мимика также не лишена
объединяющего значения, ибо она, как мы знаем, нередко является важ-
нейшим объединяющим фактором, например в толпе, производящей одни
и те же возгласы, одни и те же жесты и другие выразительные движения.
Равным образом мимика и жесты являются важными вспомогательными
средствами в руках оратора, стремящегося объединить слушателей в одной
общей цели, слить их в одном устремлении. Но несравненно более значитель-
ную роль в этом отношении играет звуковой язык или слово, которое
действует на расстоянии, доколе может слышаться звук, и, следовательно,
может играть объединяющую роль и тогда, когда люди лишены возможности
видеть друг друга.
П. Сорокин по поводу языка пишет: «Лица, говорящие одним языком,
абоненты одной — самой удобной, самой дешевой и самой распространенной
в мире телефонной сети. В каждую минуту без всяких усилий и без помощи
телефонной барышни они могут „соединяться“ друг с другом. Лица, не
знающие языка, в эту сеть не входят: для соединения с другими, говорящими
на иных языках, им пути заказаны»168.
Если принять во внимание еще и письменную речь, допускающую поч-
товые и телеграфные сношения между людьми, то ясно, что слово способно
проявлять свое объединяющее значение, не ограничиваясь какими-либо про-
странственными условиями.
По сравнению с примитивным языком жестов, звуковой язык имеет то
преимущество, что дело идет здесь о способе общения, дающем возможность
не быть столь тесно связанным с пространственными условиями, как и
языке жестов, который вообще является в этом отношении приемом общения.
168 Сорокин П. Система социологии. Т. 1. С. 227.

С развитием общественности язык все более и более удаляется от
примитивной реакции, пополняющей язык жестов, становясь более разно-
образной формой общения, в которой жест и интонация становятся только
дополнительной частью; письменный язык как условный уже является даль-
нейшим следствием общественности, будучи совершенно лишен жестов и
интонаций, этих важнейших орудий социального проявления личности, пос-
луживших первоначальной основой для развития устного языка.
Роль языка как символического рефлекса среди людей огромна. Наши
слова похожи на электрический ток, возникающий между людьми, дающий
им возможность влиять друг на друга и обусловливать взаимное поведение.
Их эффекты бывают временами поразительны. «Слово может убить человека».
Недаром в ряде религий, как, например, в браманизме, слово превратилось
в магическую силу, управляющую миром и даже волей богов. Недаром и
в евангелии апостол говорит: «Вначале было слово, и слово было к богу и
бог был словом»169.
В каждом коллективе объединение происходит не без участия языка.
После многих споров и столкновений в результате устанавливается в кол-
лективах относительное согласие умов, в установлении которого, таким обра-
зом, язык играет первенствующую роль. Социальный человек естественно
подчиняется убеждению со стороны своих сотоварищей, а это и дает в
результате коллективное согласие.
Убеждение является обычным способом воздействия на лиц, входящих
в состав коллективных собраний. В сущности всякое обсуждение собранием
того или другого вопроса имеет целью убеждение собрания со стороны
отдельных лиц, выступающих в роли ораторов, в правильности того или
иного положения, благодаря чему собрание в конце концов и приходит к
определенному решению.
Подобным же образом печать действует на коллектив путем убеждения 200*.
Во всяком случае одним из наиболее действительных средств
объединения коллектива путем убеждения является речь на собраниях и
печать. Устная речь действует сильнее печатного слова, ибо она дает слу-
шателю все эмоциональные оттенки самой личности, произносящей речь,
и тем самым возбуждает соответственную реакцию в слушателях,
усиливающуюся еще более благодаря общности настроения собрания. Пе-
чать никогда не может воздействовать так сильно на членов коллектива
201 *, но зато ее действие много шире по своему распространению, ибо она
воздействует так или иначе почти на весь грамотный человеческий кол-
лектив, говорящий на одном языке, а благодаря переводам и на образо-
ванную часть всего коллектива.
Одним из примеров того, как может действовать убеждение на массу
лиц, которые находятся в разброде мысли, показывает пример Керенского,
которому после принятия поста военного министра в ответственный момент
военной русской истории последнего времени, когда нужно было показать
советникам в период братания наших войск с немецкими, идем ли мы с
немцами или против них, силою одного убеждения удалось на время вывести
войска из пассивного состояния и повести их в наступление 18 июля 1917 г.,
увенчавшееся большим успехом. Правда, это была уже последняя вспышка
энергии разлагавшегося коллектива нашей огромной армии.
С другой стороны, роль словесного внушения, выполняемая также с
помощью языка, для объединения масс огромна. Дело идет здесь, само
собой разумеется, о так называемом внушении в бодрствованном состоянии
или о том, что известно под названием личного воздействия на человека.
169 Там же. С. 127.

«Личное влияние одного человека на другого, как мы знаем, представляет
собою элементарное социальное явление и ничем, кроме своих размеров,
не отличается от влияния гипнотизера или гипнотизируемого»170.
Подробнее об этом влиянии я говорю в своем сочинении «Внушение и
его роль в общественной жизни» и потому здесь нет надобности особенно
распространяться по существу этого предмета.
Мы укажем лишь на роль внушения в происхождении коллективных
иллюзий и галлюцинаций, на роль его в развитии общего настроения
народных масс, на роль его в отношении коллективных действий и т. п.
Примеры коллективных иллюзий и галлюцинаций, основанных на
взаимовнушении, были приведены в цитированной выше моей книге. По-
добно иллюзиям и галлюцинациям в воспринимающих органах внушение
может образовывать миражи и в высших областях соотносительной деятель-
ности. Это составляет известный минус в объединяющей роли внушения в
коллективах по сравнению с убеждением несмотря на преимущество его в
отношении быстроты действия.
Всякому известно, что достаточно одной прочувствованной речи в соб-
рании, чтобы все собрание воодушевилось одной и той же эмоцией, причем
самые слова и жесты произнесенной речи как бы непосредственно привива-
ются от оратора к слушателям.
Известно также, что достаточно в толпе, находящейся в помещении,
крикнуть «пожар», чтобы развилась паника. Таким же образом самосуд толпы
часто начинается неосмысленным подстрекательством кого-либо из толпы.
В другом случае одного призыва «бей его!» достаточно, чтобы толпа как по
мановению невидимой руки устремилась на свою жертву.
На роли внушения в значительной мере основано и эпидемическое 202*
распространение некоторых из общественных явлений.
Внушение всегда играло в общественной жизни огромную роль. Между
прочим характерно в этом отношении мнение Г. Лебона. «Если бы при
усвоении какого-либо политического, социального или религиозного убеж-
дения мы руководились бы хотя небольшой дозой ясных, последовательных
размышлений, как это делает последний лавочник, обсуждая свои торговые
дела, то в вопросах политических и религиозных мы не находились бы, как
находимся теперь, в зависимости от моды, окружающей среды, чувств и
потому не носились бы по воле событий и современных мнений»171.
Всякая вообще пропаганда в обществе рассчитана скорее на внушение,
нежели на убеждение 203*. Вот один из примеров организованной пропаганды,
которая даже специально ограничивает оратора опеделенным 4-минутным
сроком, заимствованный нами из газет.
Находящимися в Петрограде американцами получены вполне определен-
ные сведения, что Соединенные Штаты Северной Америки намерены про-
должать войну в тесном единении с Англией, Францией и Италией при
условии однако тесного единства планов военных операций и строгого
действительного взаимного контроля над всеми мерами и мероприятиями,
связанными с вопросами войны и мира.
Нельзя скрывать, что в Соединенных Штатах Америки имеется в неко-
торых кругах своеобразное «пораженческое» течение. Именно некоторым
группам кажется, что не в интересах Америки способствовать победе Англии
над Германией.
Эти «пораженцы» придумывают всякие способы, как окончить войну
таким образом, чтобы победительницею осталась одна Америка, а не Западная
Европа.
170 Тард Г. Социальная логика. С. 93.
171 Лебон Г. Психология социализма. С. 44.

Президент Вильсон обратил внимание на подобную пораженческую про-
паганду и, по его мысли, в Соединенных Штатах были организованы отряды
контрпропаганды.
Самым любопытным является требование, чтобы каждый из этих ораторов
говорил не более четырех минут.
— «Люди четырех минут» —так зовутся эти 15 тысяч пропагандистов.
Подобные ораторы не посещают больших митингов, куда, как известно,
собираются люди уже определенно партийных воззрений.
Нет, они ежедневно посещают театры, кинематографы, рестораны, вокзалы
и т. д. и там обращаются к случайной публике со своими четырехминутными
речами.
Ездят они также в трамваях, в поездках, на пароходах и там тоже держат
короткие речи к пассажирам.
Любопытен тот метод сравнения, которым преимущественно пользуются
ораторы отряда «четырех минут», чтобы быстро создавать у слушателей
требуемое настроение.
— Вот некоторые говорят, что желательна победа Америки над Германией,
но нежелательна победа Англии над тою же Германией, — так начинает
оратор,— но какой же разумный человек может желать, чтобы воры, за-
бравшиеся в его дом, унесли все имущество его жены при условии неприкос-
новенности его личного имущества. Или кто может желать, чтобы его магазин
хорошо торговал, но чтобы кассир магазина ежедневно бросал в печку все
вырученные от торговли деньги.
Такой наглядный способ пропаганды имел соответствующий успех у
американцев 204*.
Однако роль языка в коллективе, само собой разумеется, не ограничивается
его объединяющим значением, ибо благодаря языку достигается и развитие
мировоззрения данного коллектива. Языку мы обязаны совершенствованием
религии и морали, науки и искусств и даже техники. Ибо в конце концов и
религия, и наука, и литература, в том числе и художественная, и, наконец,
техника являются результатом развития и богатства самого языка.
Всем понятно, что без языка не было бы ни того, ни другого, ни третьего
и не была бы возможна даже культура в современном смысле слова.
В культурной жизни народов язык представляет то орудие, которое отве-
чает различным потребностям в эволюции собирательной личности и в том
числе успехам ее литературы, отражающей собою сводку умственных ее
приобретений.
Благодаря именно языку оказалось возможным развитие знаний в че-
ловеческом обществе205*.
Колдун, представляющий собою того первобытного ученого, который на
заре культуры стремится разгадать тайны природы и поставить ее таинствен-
ные силы действовать согласно своей воле, пользуется для своего ремесла
прежде всего языком. Все равно, будет ли целью устранение несчастия или
наказание похитителя, или отыскание потерянного, дело идет о словесной
символизации или символизации иного рода, связанной с событием или с
участвующим в нем лицом, и здесь играет роль примитивное суждение по
аналогии.
Когда бросаются в огонь с определенным заговором стружки, то это
символизирует такую же гибель и корчи врага или похитителя. Когда колдун
прокалывает сердце изображения врага, это символизирует страдание и
грядущую смерть того лица, которое представлено изображением. Эти приемы
рассчитаны в то же время на силу внушения в том случае, когда заклинания
колдуна достигнут уха того, которого колдун намеревается поразить 206*.
Колдуна со временем сменяет знахарь, который является на той стадии
развития общества, когда вера в силу уподобления и символов уже ослабевает,

но сохраняется еще вера в таинственные силы природы, пользование кото-
рыми доступно лицам, специально себя посвятившим их изучению.
Знахаря сменяют первобытные натурфилософы вроде астрологов и
алхимиков, стремящихся сразу понять сущность вещей и достичь универ-
сальных научных ценностей вроде отыскания философского камня.
Лишь за этими первобытными натурфилософами следует настоящий
ученый с его аналитическими методами исследования.
Но и ученый первоначально отдает большую дань скороспелой на-
турфилософии, признавая создаваемые путем диалектики и спекулятивного
мышления таинственные силы природы в целях объяснения различных
неясных для него явлений.
Лишь мало-помалу наука начинает отрешаться от этих ненужных
фетишей и выдвигает вместе с этим значение и роль положительного знания,
основанного на строгой логике, питающейся из фактов наблюдения над
окружающей природой. Роль языка с развитием логического мышления
таким образом в развитии знаний неоценима.
Языку мы обязаны и тем, что относится к эволюции и развитию
общественного мнения.
С тех пор как установился семейный очаг, когда образовался клан и
возникло племя, начали устанавливаться и соответственные должности обще-
ственного характера. Если раньше до образования этих союзов действиями
человека руководил исключительно эгоизм, который самое большее допускал
милость и пощаду врагу, то с этих пор начинается впервые регуляция
действий человека с точки зрения интересов союза. Руководством такого
регулирования везде и всюду является так называемое общественное
мнение 207*, определяющее добро и зло с точки зрения интересов общества,
а не с точки зрения одних личных стремлений. Помимо того со временем
был разработан и специальный аппарат суда и назначены кары за противо-
общественные действия и награды за действия полезные в общественном
смысле. Но суд не устранил силы и значения общественного мнения, игра-
ющего роль как в самых примитивных обществах, так и в позднейших
более развитых социальных организациях.
При этом общественное мнение всегда является более тонким ценителем
человеческих деяний, квалифицируя моральные действия человека, не под-
лежащие даже оценке суда вообще, о которых однако общественное мнение
выносит свой совершенно определенный вердикт. С этим общественным
мнением связывается и то общественное явление, которое известно под
названием популярности, известности и славы и которое является для многих
побудителем к действиям, имеющим общественный характер и общественный
интерес.
«Когда спартанский или афинский герой так легко жертвовал свой жизнью,
чтобы завоевать быструю известность в небольшой стране, то делал это также
в уверенности, что весь мир со всеми его невидимыми силами устремит на не-
го взоры, что эти великие зрители всего мира аплодируют ему и эхо этих ап-
лодисментов продолжится до бесконечности времен и пространств»172.
Во всех этих случаях роль языка неоспорима, ибо только язык создает
возможность существования общественного мнения и он же является его
выразителем. Только язык даст возможность сделать человека популярным,
известным или создать ему славу208*.
Но язык, этот великий объединитель, служит также и разъединению
народных масс, говорящих на разных языках.
По Г. Лебону, с этим «приходится считаться даже в политике, когда
например, гений языка покоренного народа содействует проникновению
172 Тард Г. Социальная логика. С. 303.

идей, законов, религии, верований, литературы, учреждений, которые наме-
реваются ему навязать и которые он принял бы, вероятно, без психологиче-
ского отпора, порождаемого его наречием.
Нижебретанское наречие гораздо больше сделало для того, чтобы восп-
репятствовать слиянию Бретании с Францией, нежели христианство для того,
чтобы этому помочь: точно также арабский язык представляет собой пре-
пятствие на пути к офранцужению Алжира далеко не меньше самого
османлизма».
Вот почему стремление всех правительств направлено к тому, чтобы
государственный язык был один из всех 209*, чтобы команда в войсках велась
на одном и том же языке, иначе государство перестало бы быть единым, а
армия распалась бы на отдельные свои части. Скажем более —без языка
нет общественности и не может быть речи о политических сообществах или
коллективах в настоящем смысле слова.
Однако Тард не прав, когда говорит «что...дитя вступает в жизнь социаль-
ную только с того момента, когда оно начинает говорить»173.
Еще до развития словесного языка ребенок пользуется мимикой и же-
стами для установления своего общения с окружающей средой.
Точно также животные, будучи лишены языка в человеческом смысле,
образуют сообщества и достигают согласия благодаря своей мимике. Язык
в форме членораздельной речи является таким образом лишь усовершенст-
вованным орудием единения человеческого коллектива.
По словам Друммонда, если исследовать содержание языка, оно уносит
вас назад не только к тому, что работали люди своими руками, но также
к тому, что они говорили друг другу во время работы и что они думали,
говоря. «Слово — это счеты для мозга, осязательное выражение умственного
состояния, наследственное имение культурного богатства расы. Старинное
слово подобно старинной монете говорит нам о прежнем обращении мысли
и своим изображением и надписью раскрывает умственную жизнь и замыслы
тех, кто ее чеканил»174.
Как возникает первичный язык, мы имели случай говорить в другом
месте175; но представим себе, что язык образовался, — что за этим следует?
Он развивается, дифференцируясь прибавками членов, удвоениями корней,
приставками, флексиями и т. п. и путем обобщения и сложения разных
корней образует собою сложные и составные слова. Но кроме всего прочего,
мы имеем раздробление языка на отдельные наречия или даже одного языка
на несколько языков, что зависит от географического и экономического
обособления населения, с одной стороны, и различных влияний местного
характера, с другой стороны, влияние соседей, говорящих на другом языке,
иммиграции, смешение народностей и прочее —с другой.
Независимо от того эволюция языка — явление вполне законное, но
эволюция при одинаковых внешних условиях не должна быть везде одина-
ковой. Одно население переживает период политических бурь, другое занима-
ется бойкой торговлей, третье спокойно занимается земледелием. Можно ли
думать, что эти условия не отразятся на языке народов. Этими и рядом
других условий объясняется; как в исторические времена с распадом Римской
империи латинский язык явился родоначальником нескольких романских
языков и многочисленных наречий, как, с другой стороны, славянский язык
раздробился на целый ряд отдельных языков и наречий, как ранее того
санскрит положил основу для целого ряда позднейших языков. Но раздроб-
173 Там же. С. 121.
174 Дрюммон Г. Прогресс и эволюция человека. С. 177.
175 См.: Бехтерев В. М. Объективная психология. СПб., 1912; Он же. Общие основы реф-
лексологии человека.

ление языков идет рядом с их объединением, приводящим, в свою очередь,
к смешению языков, что еще более их отделяет от основного языка пра-
родителя.
Сколько языков уже стерлось с лица земли. Если язык культурных
народов — такой, как латинский или греческий — сохранился до наших дней,
исчезнув из употребления, то это лишь благодаря оставшейся на этих языках
литературе, а многое множество языков давно кануло в лету и почему? Да
потому, что они не выдержали конкуренции с другими языками, по-
лучившими распространение в их стране благодаря ли завоеванию и гос-
подству победителей, говорящих на другом языке, благодаря ли культурному
объединению одного народа с другими. Факт однако тот, что это уничтожение
языка не проходит бесследно. Язык уничтожаемый все же вносит в язык
его поглощающий некоторые особенности, например местные слова, акцент
и т. п., что дает основание говорить собственно не об уничтожении, а о
слиянии или смешении и обобщении одного и другого языка. Наконец,
обобщение языков выражается и в том, что народы стремятся к пользованию
в международных сношениях одним общим языком, создавая для этой цели
искусственные языки. Так после неудачного воляпюка в последнее время
начал входить в употребление эсперанто и можно предвидеть, что в отда-
ленном будущем I наступит тот день, когда все народы земного шара
объединятся, пользуясь для этого одним общим для всего человечества
языком210*.
Так как язык, вообще говоря, есть самое могущественное и самое необ-
ходимое средство общения между людьми, то можно сказать без преу-
величения, что социальные изменения в смысле ассимиляции личности и
сословий, совершившиеся в данной территории после замены колесных
экипажей локомотивами, ничто в сравнении с такого же рода преобразо-
ваниями, совершившимися в результате победы крупного наречия над
мелким жаргоном или языка над наречиями.
Лингвистическое сходство есть условие sine qua поп всех остальных
социальных сходств и, следовательно, всех великих и славных форм чело-
веческой деятельности, которые предполагают существование этих сходств,
служащих канвою для их работы.
«Благодаря языку устанавливается порядок, —и порядок относительно
удивительно стройный,— в том сумбуре противоречивых видений и гал-
люцинаций, которые смущают ум первобытного человека. Язык представляет
собой заранее данную социальному человеку логическую аранжировку подоб-
но тому, как пространство и время даны человеку взятому индивидуально» 176.
Нет надобности останавливаться на том, что это положение ошибочно
в корне, ибо язык эволюционирует вместе с обществом, а не общество
обязано своей эволюцией языку, подобно тому как пространство и время
не заранее даны каждому отдельному человеку, а выработаны коллективным
опытом социального человека (см. ниже).
Крайне своеобразно также представление Тарда о происхождении языка.
По его словам, языки рождаются из религий, хотя они и оказывают впос-
ледствии большие услуги развитию последних «... Я охотно готов был бы
думать, что слово представляет собою логическое последствие расцвета на-
следственной передачи мифов. В самом деле, говорить — значит в сущности
олицетворять божественным образом, одушевлять всякую вещь, свойство
или действие, которые становятся существующими сами по себе и одарен-
ными волшебным могуществом...» 177. «Я могу понимать первобытное слово
только как особого рода звуковой фетиш, самопроизвольно зародившийся
176 Тард Г. Социальная логика. С. 121.
177 Там же. С. 119.

под влиянием обожествления предметов природы и наиболее поразительных
человеческих поступков, число которых увеличивалось по мере того, как
религиозное изучение или смущение начинало относиться к новым пред-
метам и новым деяниям, «переставая быть связанным с прежними»178.
«Итак, всякий корень в языке есть не что иное, как идол, все еще
употребляемый и сохраняемый, а язык не что иное, как вековой остаток
доисторического фетишизма, наивных последовательно угасающих религий,
в некотором роде пепел древних священных огней»179.
Я привожу эти выдержки только для того, чтобы убедиться в том сумбуре
понятий, какой господствует по этому предмету вообще.
Как уже ранее было выяснено, мы понимаем иначе эволюцию языка:
он возник в результате коллективного опыта первоначально как дополнение
к мимике в форме звукоподражания и звуковых рефлексов, обусловленных
внешними и внутренними раздражителями, например при уколах, колотьи
и напряжения, каковы: ах, ой, ну! и т. п., превратившихся позднее по закону
сочетательных рефлексов в междометия, из которых язык затем развивался
путем удвоения, дифференцировки и обобщения, приставок, осложнений
флексий и т. п. Первоначальные звуки, легшие в основу будущего языка
человека, берут начало даже в биологическом ряду животных, и в настоящее
время после работ проф. Гарднера в этом отношении мы имеем уже более
или менее определенные представления. По крайней мере ясно, что обезьяны
обладают несомненно рядом звуковых знаков для обозначения предметов
несложного обезьяньего обихода.
Позднее общие обозначения развиваются из частных. Так, для примера,
слово «devu», обозначавшее ранее ель, хвойное дерево, сделалось затем как
наичаще встречающееся родовым обозначением. Между тем в Исландии,
где деревьев вообще нет, словом «eik» — дуб — обозначается общее или родовое
название дерева. Бог первоначально отождествлялся с небом, солнцем или
солнечным блеском (санскритское devà) или молнией и лишь постепенно
человек дошел до бога, творца вселенной, путем исчезновения из объекта,
обозначаемого этим символом, физических признаков, благодаря чему оста-
лось под именем бога сверхчеловеческое существо.
Как слова утрачивают свое первоначальное значение, показывают,
например, наше «спасибо» и французское «adieu», которые ныне уже совер-
шенно лишены всякого религиозного значения. Вообще же все религиозные
обозначения берут начало из обыденного мира, что как раз стоит в противо-
речии с вышеуказанным взглядом Тарда.
X. О КОЛЛЕКТИВНЫХ РЕФЛЕКСАХ ВООБЩЕ
Если нельзя сомневаться в том, что известный ряд коллективных рефлексов
относится именно к порядку наследственно-органических (инстинктивных),
другой — к порядку высших сочетательных рефлексов, приобретаемых путем
жизненного опыта, примеры чего будут даны в последующем изложении,
то спрашивается, может ли коллектив проявлять рефлексы более простого
характера — рефлексы, называемые нами обыкновенными в общей рефлек-
сологии личности, которые, как известно, протекают вполне машинообразно.
По-видимому, и коллектив не лишен возможности проявления при известных
условиях рефлексов обыкновенного типа211*. К таким именно коллективным
рефлексам обыкновенного типа, по моему мнению, следует отнести кол-
лективные рефлексы в виде паники толпы и безмотивного нападения, т. е.
178 Там же. С. 120.
179 Там же.

коллективных рефлексов оборонительного и наступательного характера,
развивающихся путем заразы.
Паника представляет собою безотчетный оборонительный рефлекс бегства,
проявляемый целым коллективом без всякого соответствия с внешними
обстоятельствами и часто даже без достаточного повода или же при каком-
либо незначительном поводе. Такие паники известны и среди животных
(так называемые стампеды), например в стадах лошадей, свиней и т. п. Уже
в евангелии говорится о вхождении злого духа в стадо свиней, которое
бросается в море и погибает.
Имеются также и позднейшие наблюдения относительно того, как
например, стада овец гибли, падая в пропасть под влиянием развившейся
среди них паники.
Всем известно, как легко среди людей, собравшихся в толпу, разыгры-
ваются чрезвычайно опасные паники при каком-либо неожиданном
происшествии. Достаточно в тесной толпе, сосредоточенной на слушании
увлекательной речи оратора, крикнуть «пожар, спасайся кто может», чтобы
развилась гибельная паника, часто стоящая многих жертв.
Бывали примеры, что этим приемом пользовались даже злонамеренно
лица, чтобы во время паники поживиться за счет других.
Распространяться о развитии паники здесь нет надобности, ибо читатель
может ознакомиться с этим явлением по моей книге «Внушение и его роль
в общественной жизни», где приведено подробное описание паник отчасти
и по личным наблюдениям. Характерной особенностью всех такого рода
паник, помимо их шаблонного, чисто автоматического проявления в форме
безудержного бегства, служит безотчетный характер самого рефлекса, ибо
после паники обыкновенно никто не может сказать, почему он побежал и
как случилось все происшедшее.
Что касается автоматического рефлекса коллективного нападения,
развивающегося путем заразы, то опять-таки эти явления известны и среди
животного мира, и среди людей. Так, когда мы встречаемся со сворой собак,
достаточно бывает неосторожно вызвать нападение какой-либо одной собаки,
чтобы вслед за ней напала вся свора. Нет надобности говорить об опасности
таких случаев нападения. Точно также и в озлобленной толпе людей доста-
точно, чтобы кто-либо из толпы по самому незначительному поводу напал
на кого-либо, чтобы затем вся толпа набросилась на то же лицо, не зная
даже в чем дело.
Наследственно-органические рефлексы имеют одинаковую основу с
такими же рефлексами отдельной личности с тем различием, что здесь дело
идет об обобщении тех проявлений, которыми характеризуются вообще эти
рефлексы у отдельных лиц. Так, погромы лавок или рынков с продуктами
во время голода и разнузданные половые оргии могут служить примерами
таких рефлексов: в первом случае наследственно-органических рефлексов
самосохранения, во втором случае рефлексов полового характера.
Что касается коллективных рефлексов высшего порядка, то они также
могут быть наблюдаемы при тех или иных условиях. Так, коллективные
рефлексы сосредоточения нетрудно наблюдать в любом концерте, в любом
театре, в любой аудитории.
Коллективные символические, и в частности речевые, рефлексы мы
наблюдаем в жестах и возгласах толпы, в хоровом пении и т. д.
Большего пояснения требует собственно развитие личных или целевых
коллективных рефлексов, которые, как и другие сочетательные рефлексы,
возникают на основе опыта. Когда речь идет о личном рефлексе отдель-
ной личности, то дело происходит так: раздражитель А действует на
индивид В, вызывая с его стороны определенную реакцию сосредото-
чения, нападения или обороны, а в известных случаях и подавления

реакции, а все это в зависимости от того, благоприятно ли действует А
на данный индивид или неблагоприятно. Благоприятное действие сопро-
вождается со стороны индивида положительной мимико-соматической
реакцией, неблагоприятное — отрицательной, но и то и другое стоит в
зависимости не только от одного раздражения, но и от состояния
индивида. Повторное воздействие того же самого раздражения вызывает
уже привычку испытывать данное раздражение и под влиянием его
реагировать определенным образом, привычка же создает потребность в
виде внутреннего раздражения от недостатка той мимико-соматической
реакции, которая следовала за внешним раздражением. Под влиянием
этого внутреннее раздражение со временем возникает уже самостоятельно,
т. е. без внешнего раздражителя, приближение которого всегда усиливает
эту потребность в наивысшей степени.
В случае неблагоприятного воздействия внешнего раздражителя речь идет
о том же процесе образования внутреннего раздражения, но с обратным
результатом, т. е. оборонительной реакцией или даже подавлением реакции.
Иначе говоря, создается внутренняя потребность оборонительного действия,
или воздержания от данного воздействия.
Одинаковый результат получается и по отношению к посредствующим
раздражителям. Так, определенный раздражитель может не непосредственно
действовать на индивид, а лишь после воздействия другого предшествующего
или сопутствующего раздражителя.
Например, пищевой продукт может быть скрыт за несъедобной скорлупой
или находиться скрытым под листьями определенного растения или
храниться под почвой в определенных местах и т. п. С другой стороны, и
вредный раздражитель может быть скрыт теми или другими внешними
заграждениями, по устранении которых раздражитель начинает проявлять
свое неблагоприятное или вредное воздействие на организм. В этих случаях
действующий раздражитель имеет своего спутника, причем влияние послед-
него предшествуется воздействием первого.
Но по закону сочетательных рефлексов сопутствующий раздражитель
после повторного воздействия настоящего раздражителя действует и сам,
подобно последнему. В силу этого и раздражители, не оказывающие непос-
редственно того или другого благоприятного или неблагоприятного воз-
действия на организм, становятся неиндифферентными, а возбуждающими
определенную реакцию, привлекающую или отталкивающую индивид в
зависимости от того, в сопутствии каких действительных раздражителей эти
первоначально индифферентные раздражители находятся.
То, что мы имеем по отношению к отдельным индивидам, имеет силу
и по отношению к той или иной общественной группе как коллективному
целому, в силу чего группа относится к внешним воздействиям в соответ-
ствующих случаях совершенно так же, как и отдельный индивид, с тем
различием, что рефлексы отдельных личностей здесь объединяются благодаря
взаимообщению и взаимовнушению 212*.
Так например, развитие восстания как коллективного сочетательного реф-
лекса надо представить себе таким образом, что личный опыт каждого
индивида сделал привычным для него развитие протеста как сочетательного
оборонительного рефлекса, возникающего на почве обыкновенного обо-
ронительного рефлекса при неблагоприятных физических воздействиях. Когда
накопляется достаточно внешних поводов для этого протеста со стороны
многих индивидов, проявления протеста быстро обобщаются в коллективе,
причем развивается в этом смысле благодаря взаимовоздействию и заразе
определенное коллективное единство, еще более усиливающее проявление про-
теста. Когда такое протестующее единство в коллективе образовалось, достаточ-
но малейшего повода как раздражителя, чтобы коллективный протест достиг

степени народного волнения, которое, нарастая все больше и больше, доходит
до коллективного взрыва в форме восстания.
Аналогичный процесс представляет собою развитие коллективного реф-
лекса нападения в форме, например, погромов, войн и т. п.213*.
Согласно вышеприведенному закону сочетательных рефлексов не только
сама цель, но и средство достижения цели в качестве предшествующего
раздражителя должно явиться достаточным для возбуждения рефлекса. Так,
предметы питания являются раздражителем не только для всякого индивида,
но и для коллектива. Но так как приобретение денег обеспечивает получение
необходимых для жизненного обихода предметов и продуктов питания, а
чисто и сопровождается непосредственно затем приобретением того или
другого и во всяком случае ему предшествует, то ясно, что благодаря опыту
по закону сочетательных рефлексов и деньги становятся раздражителем,
возбуждающим ту же реакцию, что и основная цель, т. е. необходимые
предметы и продукты питания, вследствие чего деньги становятся и сами
по себе ближайшею целью действия. На этом процессе развития сочета-
тельных рефлексов, в котором не только сама цель как бывшая в опыте
является раздражителем, но и все средства, ведущие к этой цели, становятся
такими же раздражителями, основаны все процессы обмена в коллективах,
а также все банковские и другие организации214*.
Не следует затем упускать из виду, что то или иное общественное
движение обязано в значительной мере особой пропаганде, которая и служит
нередко к объединению и в то же время к возбуждению действий коллектива.
Пропаганду же ведут обыкновенно агитаторы, которые редко вообще стес-
няются в средствах, чтобы наэлектризовать толпу.
Одним из классических примеров агитационной речи такого рода может
служить речь Антония после смерти Юлия Цезаря в шекспировском изоб-
ражении.
Как бы то ни было, дело агитаторов на опыте знать, когда и где
произносить пред толпой зажигательные речи и тем достигать нужного
эффекта соответствующими средствами, но без агитаторов действие скопом
обыкновенно не обходится.
Сами агитаторы, эти временные руководители толпы, часто далеко не
отличаются даже стойким характером, а иногда даже представляют собой
тех лиц, которые умело скрываются за толпой. При их аресте они не
обнаруживают обычно раскаяния, но зато иногда обнаруживают поразитель-
ную трусость.
Так, один из агитаторов, который во время восстания в Кронштадте 4
и 5 июля без содрогания призывал к расстрелу на улицах безоружных
женщин и детей, во время ареста проявил, если верить газетным сообщениям,
самую позорную трусость.
Он «дрожал, как лист, от страха, что его казнят и с плачем умолял
военные власти везти его в Петроград не под командою кронштадтских
солдат и матросов.
— „Они злы на меня и расстреляют меня“... — лепетал этот агитатор и
вожак толпы».
Само по себе общественное движение является результатом совокупной
деятельности, борьбы и сотрудничества отдельных личностей, групп и целых
обществ или союзов. Как и всякий общественный процесс, оно должно иметь
своим последствием либо заимствование, основанное на подражании, либо
творческий акт. В последнем случае в коллективной жизни общества полу-
чается явление новое и оригинальное в той или иной мере, хотя бы и
сходственное с явлением, однажды уже пережитым в его прошлой жизни.
Всякое общественное движение развивается обыкновенно до тех пор, пока
оно не исчерпает весь запас сил, вызванный к деятельному состоянию

соответственным раздражением в данной среде или пока не встретит соот-
ветствующего противодействия в другом общественном движении или ка-
кой-либо внешней силы, иначе говоря, коллективный рефлекс, как и всякий
сочетательный рефлекс, прекращается вследствие внутреннего или внешнего
торможения. Общественное движение, развиваясь в форме коллективного
рефлекса, достигает в известный момент своего максимума напряжения,
после которого волна этого движения начинает понижаться и, наконец,
спадает точь-в-точь как в сочетательном рефлексе отдельной личности. В
этом случае говорят об общественном сдвиге, когда начинается общественное
движение, о переломе настроения в народных массах, когда общественное
движение достигает своей высоты, и о понижении его, когда движение
начинает ослабевать, сменяясь другим общественным движением215*.
Само собою разумеется, что самый сдвиг, как и перелом, обусловливается
какими-либо особыми признаками, заставляющими массы повернуть свой
фронт в другом направлении.
Так во время великой русской революции, когда время проходило в
бесконечных митингах на улицах и в общественных помещениях, где раз-
давались голоса с призывом уничтожить буржуазию и грабить банки, не-
многие из властей и даже буржуазных слоев населения отдавали себе
отчет об опасности этой пропаганды. Идейная проповедь убийства и
открытого грабежа имела в их глазах такое же законное право на сущест-
вование, как и всякая другая проповедь, и потому во имя провозглашен-
ной свободы слова она не должна была встречать законного противо-
действия.
Точно так же казалось, что и газеты, и листовки, распространяемые в
войсках с призывом к неповиновению начальству, не встречали противо-
действия во имя той же свободы печатного слова.
Но вот появились вооруженные члены рабочих на улицах Петрограда,
начались выстрелы, выросло на глазах всех июльское восстание, потребо-
вавшее применения воинской силы. Для власть имущих открылись глаза
и вместе с тем со времени подавления восстания происходит резкий
перелом в широких кругах, ознаменовавшийся поворотом их против боль-
шевизма.
В результате значительная часть общества и власть стали праветь, сво-
бода собраний и свобода слова были ограничены. Стали применяться
административные меры против личности. «Окопная Правда» и другие га-
зеты были воспрещены и большевистское движение было временно подав-
лено.
По крайней мере некоторое время вожаки из большевиков почти не
могли выступать в собраниях, где их обыкновенно осмеивали, и можно
было говорить о подавлении развившегося общественного движения внешней
силой на то или другое время или о временном его заторможении.
Однако несмотря на все пропаганда среди рабочих и солдат делала свое
дело и 25 октября того же года произошел большевистский переворот, когда
Временное правительство было арестовано. Керенский — глава тогдашнего
правительства — бежал, а сопротивлявшиеся юнкерские части и женские
ударные батальоны были обезоружены, частью же, как было с юнкерами,
расстреляны. Таким образом волна большевистского движения достигла
своего апогея.
Первые месяцы после 25 октября были периодом, когда общественное
движение в смысле большевизма еще возрастало и, наконец, достигло
вершины своей волны, но эта волна не может все время оставаться на своем
гребне и постепенно должна спадать. Она уже и спадает, ибо большевизм
позднейшего времени уже во многом не тот, что был в первые месяцы
после 25 октября.

Также дело происходит и во всех других коллективных рефлексах. На-
чавшись с едва заметных проявлений, новое общественное движение растет,
развивается, достигает своего наибольшего развития и затем постепенно
ослабевает, входя в спокойное русло общественной жизни.
XI. РАЗВИТИЕ КОЛЛЕКТИВНЫХ ДВИЖЕНИЙ
ПО ТИПУ СОЧЕТАТЕЛЬНЫХ РЕФЛЕКСОВ
Из рефлексологии мы знаем, что сочетательный рефлекс развивается на
почве обыкновенного рефлекса и является в сущности его воспроизведением.
То же мы имеем и в отношении коллективных рефлексов. Представим себе
усмиряемую полицейским нарядом толпу, которая устремляется в паническое
бегство под влиянием расстрела, это — обыкновенный коллективный рефлекс.
Когда коллектив подвергается избиению и можно слышать раздающиеся из
его среды проклятия, стоны и раздирающие крики, это тоже обыкновенный
рефлекс. Но когда раздаются те же проклятия, стоны и крики со стороны
коллектива в то время, когда он взволнован прочувствованной речью об
истязаниях, совершенных над близкими ему людьми, это уже сочетательный
коллективный рефлекс. Когда толпа разбегается в стороны под влиянием
простой угрозы, это тоже сочетательный коллективный рефлекс.
Отсюда очевидно, что в отношении развития коллективного сочетатель-
ного рефлекса мы знаем постоянную аналогию с развитием индивидуального
сочетательного рефлекса, ибо ясно, что и там, и здесь сочетательный рефлекс,
будет ли он индивидуальный или коллективный, развивается на почве обык-
новенного рефлекса, являясь его воспроизведением при действии разд-
ражителя, бывшего совместным с рефлексогенным основным раздражением.
Нужно впрочем заметить, что самое раздражение, приводящее к обык-
новенному рефлексу, может быть заменено его символом, т. е. словом или
другим знаком, и в результате получится сочетательный рефлекс такого же
рода. Человек, например, никогда не испытавший на себе действия огнест-
рельного оружия и даже не видевший никогда его применения на деле, тем
не менее отворачивается от него в испуге исключительно под влиянием
рассказов о его смертоносном действии. В этом случае уже одного вида
огнестрельного оружия и даже одного названия оказывается достаточно для
возбуждения оборонительного сочетательного рефлекса. Дело в том, что с
символом неизбежно связывается его значение как оружия, спасение от
которого заключается только в возможном отстранении от его действия.
То же самое мы имеем и в коллективе. Не нужно непременно даже и
самого факта избивания толпы в предшествующем примере усмирения.
Всякое лицо, если не по собственному опыту, то по опыту близких ему лиц,
переданному на словах, знает про смертоносное действие огнестрельного или
холодного оружия. Следовательно, у каждого уже имеется воспитанный в
течение жизни рефлекс обороны при виде оружия и при угрозе им, и этого
достаточно, чтобы толпа, угрожаемая оружием, начала разбегаться.
Если этого не происходит, достаточно бывает одного залпа даже холо-
стыми зарядами, чтобы привести толпу в бегство.
Опять-таки и в этом случае речь идет о сочетательном коллективном
рефлексе, который развивается под влиянием символического раздражителя
в виде простой угрозы, воспроизводя рефлекс, вызываемый в других случаях
действительным раздражением. Из вышеизложенного очевидно, что для обра-
зования коллективного сочетательного рефлекса ничуть не требуется, чтобы
сам коллектив в его целом был непременно подвергнут предварительно
такому внешнему воздействию, которое приводит к развитию обыкновенного
рефлекса. Дело в том, что сочетательный рефлекс может проявиться и без

такого коллективного опыта исключительно под влиянием заявления других
о последствиях вышеуказанного воздействия, а равно и предшествовавшего
опыта отдельных индивидов, входящих в данный коллектив. В последнем
случае опыт отдельных индивидов при посредстве такого орудия, как речь,
распространяется на весь коллектив, становясь его общим достоянием. Это
является для нас понятным из того соображения, что качество коллектива
и его отношения к окружающему миру зависят от состава входящих в него
индивидов, которые могут подвергаться соответственному обучению. Поэтому
естественно, что опыт отдельных индивидов не остается без влияния на
деятельность всего коллектива.
В каждом общественном движении имеется повод в качестве раздражителя.
Швейцарское восстание развилось на подготовленной уже почве после изве-
стного издевательства с требованием стрелять по яблоку на голове сына.
Русская революция 1905 г. началась с расстрела народных толп в январе.
Революция 1917 г. началась с роспуска Государственной Думы на место
требуемого общественным мнением установления ответственного министер-
ства. Берлинское восстание «спартаковцев» 5 января 1919 г. началось с уволь-
нения избранного рабочими берлинского префекта Эйхгорна, который решил
не покидать своего поста как предоставленного ему рабочими.
Ясно, что всякое общественное движение как массовый сочетательный
рефлекс216* возникает под влиянием того или иного раздражения, играющего
роль чаще всего последнего толчка на подготовленной ранее почве.
Чтобы установить в дальнейшем аналогию между проявлениями обще-
ственной или коллективной деятельности и сочетательными рефлексами
отдельной личности, необходимо обратиться к анализу того или иного
общественного движения.
В этом отношении нет лучше примера как войсковые движения, где
путем обучения и дисциплины наподобие дрессировки воспитываются на-
стоящие коллективные сочетательные рефлексы. При слове «стройся» масса
лиц выстраивается в ряды. При слове «вольно» войско освобождается от
требований команды. При команде «равнение направо» все как одно целое
поворачиваются вправо, при команде «равнение налево» все поворачиваются
влево. При команде «готовься» ружья всех поднимаются на прицел; при
слове «пли!» все одновременно дают залп из ружей. Здесь слова команды
являются сочетательным раздражителем, в то время как основным разд-
ражителем является обязательность строевого обучения.
Если мы возьмем массовые гимнастические упражнения, мы встретимся
с тем же заученным сочетательным коллективным движением, когда по
приказу руководителя целая масса лиц проделывает зараз как одно целое
одни и те же движения. Команда в этом, как и в других случаях, может
быть заменена при соответственной дрессировке217* любым знаком: мано-
вением руки, взмахом платка, флажком, выстрелом, звуком рожка или
барабана и т. п., и в результате происходят те же движения. Наконец, после
соответствующего упражнения сложные гимнастические движения, состоящие
в смене одних движений другими в последовательном порядке, могут вы-
полняться под музыку.
Кто бывал на так называемых сокольских слетах218*, тот мог убедиться,
как огромная масса лиц, состоящая из десятков тысяч человек, производит
сложные гимнастические упражнения под звуки музыки. Все как один человек
с определенным звуком музыки поднимают руки, с другим звуком их
опускают, с третьим звуком все опускаются на колени, затем точно также
под темп музыки поднимаются, поворачиваются в сторону и т. п.
То же мы имеем и в танцах. Здесь опять-таки музыка является соче-
тательным раздражителем, а потребность движения как и в предыдущем
случае основным раздражителем. И здесь масса лиц движется в такт музыки,

являющейся привычным сочетательным раздражителем, а слова руководителя
танцев определенным сигналом.
Другой пример представляет большой оркестр. Каждый участник оркестра
имеет перед собой тетрадь нот, по которой он выучил заблаговременно
разыгрываемую пьесу. Теперь сигнал капельмейстера заставляет всех обратить
взор на него и затем под его дирижерскую палочку начинается уже заученная,
ранее согласованная игра на целом ряде инструментов, на которых одни
должны выступать в определенный момент, другие в другой и т. д. Наконец,
последний взмах дирижерской палочки, и вся игра останавливается в один
момент. Разве это не воспитанный сочетательный коллективный рефлекс?
То же самое мы имеем и в хоровом пении, а равно и в театральном
представлении, где роль дирижерской палочки отчасти играет суфлер.
Далее действия пожарных по определенному заданию и согласованные
действия в коллективном труде рабочих — разве это не примеры искусственно
воспитанных коллективных сочетательных рефлексов, совершенно уподобля-
ющихся сочетательным рефлексам отдельной личности? 218 *
Само собой разумеется, что и в жизни вполне естественным путем
воспитываются такого же рода коллективные сочетательные рефлексы.
Так толпа при крике «пожар», или «спасайся кто может», стремглав устрем-
ляется в бегство, чтобы избегнуть несчастья; при крике: «бей вора» она его
избивает. При первых звуках выстрела толпа обращается в беспорядочное бег-
ство и т. п.
Все это примеры естественных сочетательных коллективных рефлексов,
которые вырабатывает или воспитывает сама жизнь.
Каждое вообще сопутствующее обстоятельство при известном раздражении
коллектива теми или другими воздействиями, приводящими к определенной
реакции, приводит к тому, что это сопутствующее обстоятельство само по
себе становится способным вызывать ту же самую реакцию.
Допустим, что один народ находится в войне с другим. Всем известно,
что оборонительные и наступательные действия войск определяются
действиями противника. Эти действия противник старается скрывать. Но
вот неоднократно его наступление сопровождается тем или другим сигналь-
ным знаком и вполне естественно, что в обороняющихся этот же сигнальный
знак, хотя бы он в данном случае и не обозначал собою наступления
неприятеля, вызовет тревогу. Если толпа неоднократно подвергалась расстрелу
со стороны конных патрулей, то достаточно появления в том или другом
числе конных всадников, хотя бы и невооруженных, а в известных случаях
даже одного звука лошадиного топота, чтобы толпа тотчас же разбежалась.
Даже искусственно воспитанные коллективные сочетательные рефлексы
принимаются к различным жизненным условиям. Так толпа при звуках
марша начинает идти в такт музыки, при звуках песни во время общей
работы движения рабочих соразмеряются с песней.
Когда театральная публика рукоплещет артисту и выражает знаки одоб-
рения, она воспроизводит обычные жестикуляторные рефлексы и мимику,
выполняя это целым коллективом сообща. Когда толпа смеется вместе с
тем как смеется артист на сцене, она заражается его смехом, воспроизводя
тот же самый мимический рефлекс. Когда она слушает оркестр, она проявляет
коллективное сосредоточение, как и всякий человек в отдельности взятый 220*.
Когда толпа бежит под угрозами расстрела или нападает на кого-либо,
учиняя расправу, она производит коллективный оборонительный или насту-
пательный сочетательный рефлекс.
Когда она неистовствует, разбивая хлебные или мясные лавки во время
голода, она подчиняется инстинкту самосохранения. Когда хор поет или
толпа кричит, мы имеем дело с коллективным символическим или речевым
рефлексом и т. п.

Ясно, что во всех вышеприведенных случаях мы имеем полное основание
сравнивать деятельность коллектива с деятельностью отдельной личности.
Дело однако представляется много сложнее, когда мы встречаемся не с
толпой, выполняющей то или другое движение или действие, а с массой
лиц в собраниях, когда эти лица приходят после долгих обсуждений к
определенному решению. Здесь как будто мало аналогии с индивидуальной
деятельностью человека. Но возьмем случай, когда человеку дана определенная
задача, которую он должен так или иначе разрешить. В этом случае основным
раздражителем является цель под влиянием необходимости или потребности
дать определенное решение: выполнение же задачи происходит при посредстве
сложных установленных ранее путем воспитания форм суждения, доводов
«за» и «против», оценки всех имевшихся в запасе сведений и различных
встречавшихся в жизни событий.
Нетрудно видеть в выполнении этой задачи известную аналогию и с
коллективной работой в собраниях.
В собраниях речь идет в сущности о такой же деятельности, какую мы
имеем и в деятельности отдельной личности, но работа здесь проявляется
сообща целым коллективом, вследствие чего запас опыта одного лица изме-
няется опытом целого коллектива. При этом искусственно привитая пот-
ребность в разрешении задачи, исполнение долга или ответственность, явля-
ющиеся в подобных случаях руководителями действий коллектива, как и
отдельной личности, могут и должны быть рассматриваемы как основные
раздражители, с которыми сочетается вся коллективная умственная работа,
выполняемая в собрании и приводящая к определенным решениям.
Итак, во всех различных формах проявления деятельности коллектива,
мы имеем полную аналогию с соотносительной деятельностью отдельной
личности и как последнюю мы признаем состоящей из отдельных сочета-
тельных рефлексов, так и в коллективе мы встречаемся с сочетательными
же рефлексами коллективного характера, т. е. выполняемыми сообща целым
коллективом.
Всякое общественное движение всегда идет по пути, образующему линию
поведения всего коллектива как целого.
Но всякий большой коллектив состоит из целого ряда малых коллективов,
которые, в свою очередь, делятся на коллективы меньших размеров и т. д.,
и каждый коллектив, какого бы размера он ни был, имеет свою линию
поведения, представляющую равнодействующую всех устремлений отдельных
индивидов, входящих в данный коллектив. Таким образом линия поведения
всякого большого коллектива является равнодействующей из равнодейству-
ющих целого ряда входящих в состав его меньших коллективов221*.
Так как самый меньший коллектив состоит из двух отдельных
индивидов 222* различного характера и содержания соотносительной деятель-
ности, а все вообще коллективы опять-таки представляют собой абсолютный
состав и, следовательно, обнаруживают различное направление своей линии
поведения, то очевидно, что каждый коллектив либо поддерживается другими
при согласовании их интересов, либо противодействуется ими или тормозится
в своих действиях при разноречии и несогласии. Полного же согласования
всех коллективов, как и полного согласования отдельных индивидов в каждом
коллективе, быть не может.
Необходимо вообще иметь в виду, что всякий коллектив подобно
организму живет, т. е. движется, развиваясь и эволюционируя, причем его
движение обусловливается либо потребностями, либо внешними раздра-
жениями. Первые составляют неотъемлемую часть всякого вообще живого
коллектива, ибо только умирающий и распадающийся коллектив лишается
своих потребностей. Но потребность возникает либо в результате
биологических условий как наследственно-органические рефлексы, либо на

почве сложившейся привычки, вызванной многократными повторениями
определенных сочетательных рефлексов.
В первом случае потребности коллектива рождаются в связи с основанным
на опыте удовлетворением нужд, вытекающих из существа самой организации,
подобно тому как в индивидуальном организме часть потребностей в виде так
называемых инстинктов, определяется природой организации. Так, сюда в
коллективах должны быть отнесены брачные потребности, экономические пот-
ребности, потребности передвижения и т. п. Во втором случае потребности
возникают в результате жизненного опыта, например, потребность в образо-
вании, потребность в играх, развлечениях и т. п. Эти последние потребности
являются результатом жизненного опыта при условиях, приводящих к потреб-
лению или использованию коллективом того или другого материала и вызы-
ваемой в связи с этим стенической реакцией, характеризующейся соответст-
вующими мимико-соматическими рефлексами и рефлексами наступательно-
го характера, направленными к возможному продлению стенической реакции
180. Последняя при повторном воспроизведении становится привычной в такой
мере, что недостаточное ее воспроизведение само становится раздражителем,
вызывая вновь необходимость использования того же материала. Наоборот,
пресыщение известной потребности вызывает астеническую реакцию, сопро-
вождающуюся защитными или оборонительными рефлексами, устраня-
ющими дальнейшее удовлетворение потребности.
В коллективах мы имеем разнообразные, сложившиеся благодаря жизнен-
ному опыту потребности, которые влекут к тем же последствиям и которые
удовлетворяются соответственным образом.
Так потребность сбыта изготовляемых продуктов в стране вызывает
поощрительные меры к вывозу, а избыток иностранного товара, выбрасы-
ваемого на рынок, вызывает заграждение собственного рынка защититель-
ными пошлинами, усиленная иммиграция иностранцами вызывает против
себя защитительные мероприятия и т. п.
Потребности как побуждающие к активности и наступательным рефлексам
являются важнейшими стимулами прогресса, ибо благодаря им выдвигается
на сцену изобретательность, в области которой всякий успех сопровождается
положительной стенической реакцией, побуждающей к дальнейшим завое-
ваниям в области открытий и изобретений, причем потребность в изобре-
тениях именно и приводит в движение человеческий гений. Последний
осуществляет эту потребность при наступлении подходящих условий и со-
ответствующих предпосылок. Вот почему можно утверждать с полным осно-
ванием, что гений проявляется в жизни народов лишь в то время, когда
настает его день 223*.
Даже то, что мы относим к вопросам экономического характера, как
например: обмен в виде купли и продажи, сервитуты, пользование, имуще-
ственная собственность, залоги, передача по наследству, аренда, права дав-
ности и т. п., в конце концов являются не чем иным, как результатом
упрочившихся общественных потребностей, закрепленных законодательством,
следовательно, первично они также являются сочетательными рефлексами в
экономической области как области, удовлетворяющей сложившиеся потреб-
ности коллектива. Самый рынок с его обменом и денежными знаками
является, с одной стороны, в результате потребности или нуждаемости, с
другой стороны, предложения как потребности сбыта продуктов своего труда
при их избытке в целях замены другими, в которых испытывается недостаток;
потребность же, как мы видели, есть не что иное, как сочетательный реф-
лекс 224*. Ясно таким образом, что вся экономическая сторона общественной
жизни развивается по типу сочетательных рефлексов, имея в виду, что
180 О стенической реакции см.: Бехтерев В. М. Объективная психология. Вып. 2. Отд. отт.

общество как живой организм находится в постоянном движении, вследствие
чего соотношение общественных групп в нем находится непрерывно в со-
стоянии подвижного равновесия.
Раздражителем для той или другой потребности коллектива является
внешнее воздействие того или другого рода, благодаря чему при условии
соревнования один коллектив входит в столкновение с другим, осуществляя
право сильного. Так бесправное некогда еврейство, освободившись от бывшего
социального рабства во время февральской русской революции, оказалось
на верху революционной волны в лице многих из видных деятелей революции;
но несмотря на объявленные свободы и равенство национальностей после
первых же месяцев революции начались снова местами еврейские погромы,
хотя в это время страна переживала самый разгар разных свобод и готовилась
впервые к выборам на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голо-
сования. Другой пример: ужасающий деспотизм царского режима привел к
самой бурной из всех революций мира, имевших место в истории вслед за
великой французской революцией, и выдвинул на первое место пролетариат,
ранее безуспешно боровшийся с капитализмом.
Третий пример: возвышение пролетариата в период переворота 25 октября
привело к корниловщине и вызывало в разных слоях общества, особенно в его
буржуазных элементах, стремление к монархизму, что заставляло прибегать
правящие классы к тяжким репрессивным мерам. То же столкновение обще-
ственных стремлений выступает в реакции так называемых демократических
элементов страны на большевизм, стремящийся к углублению революции. Вот
что мы читаем по этому поводу в одной из газет от 19 октября 1917 г.
«Чем яростней и размашистей становится большевизм, тем плотнее
сжимаются ряды государственно мыслящих элементов страны. Медленно, но
упорно совершается эволюция настроения в широких массах населения; леве-
ют демократические советы, революционеры и социал-демократы и правеет
страна.
Этот процесс начался давно, чуть ли не с первых дней упоения демок-
ратическим творчеством революции. Резко обнаружилось начало размеже-
вания государственной и классовой мысли в апрельские дни, на первом
опыте свержения „буржуазного“ правительства левофланговой демократии.
То было началом общественного правления».
Этот процесс реакции как результат столкновения интересов идет более
или менее равномерно лишь в том случае, если не встречает на своем пути
каких-либо новых привходящих обстоятельств. Например, в том же попра-
вении демократических элементов страны в связи с ростом большевизма
таким новым обстоятельством, задержавшим ход этого поправения, явилась
корниловская история. В той же газете мы читаем по этому поводу следующее
в связи с вышеуказанной эволюцией общественного движения.
«Корниловские дни разорвали нить этой эволюции. Демократия снова
отшатнулась от „буржуазии“, слишком поспешно квалифицировав самую
корниловскую историю и роль цензовых элементов в ней. „Контррево-
люционность“ буржуазии снова стала жупелом даже для ответственной и
государственно-мыслящей демократии, которая накануне только шла на ус-
тупки ради сплочения национальных сил в обороне страны и свободы.
Пропасть между классами снова углубилась и расширилась, стороны вновь
оказались дальше друг от друга, чем были до августовских дней, и обе
дальше от общей цели. Пожали всходы этой ложной бури большевики.
Большевики стали захватывать власть в стране демократии, и государ-
ственно мыслящая демократия стала терять влияние в массах, развращенных
и обманутых демагогией».
Когда два исключающих друг друга процесса общественной эволюции
достигают своего наивысшего развития, происходит общественный кризис,

сводящийся к взаимному торможению, за которым следует поворот обще-
ственного движения в том или другом направлении.
В русской революции таким кризисом можно считать момент Демок-
ратического Совещания, закончившегося совершенно противоречивым и бес-
плодным голосованием.
Как всякий кризис, так и общественный кризис должен, конечно, под-
лежать разрешению, и это разрешение может происходить быстро путем
открытого столкновения, в котором более мощное общественное течение
подавляет силой более слабое течение. В других случаях кризис разрешается
медленно, причем мало-помалу слабеющая волна общественного движения
постепенно изживает самое себя.
Условия, при которых разрешение кризиса происходит более бурно,
«критически» или более медленно и мягко, «литически», заключаются в более
активном или менее активном характере общественного движения и зависят
от некоторых других условий (например, быстроты нарастания того или
другого движения и т. п.).
В каждом отдельном социальном коллективе в известное время может
наступить свой кризис.
Так в каждой партии разноречие двух лагерей и двух течений может
приводить к таким кризисам, за которыми следует победа одного или другого
направления.
Кризисом завершились между прочим и прения по обороне в Совете
республики, которые закончились неприятием ни одной из предложенных
формул революции 225*.
Что касается формы коллективного рефлекса, то соответственно характеру
собрания или коллектива рефлекс может представляться неодинаковым. Так
в парламентских собраниях протесты чаще всего ограничиваются горячей
отповедью и самое большее какой-либо выходкой, бранью, выходом из
собрания во время речи оратора и т. п., редко вообще большими эксцессами:
тогда как в толпе речь идет обыкновенно о более резких проявлениях,
например, о расправе самосудом, нередко приводящим к роковым пос-
ледствиям.
С точки зрения сочетательных рефлексов181 объясняется между
прочим и то поразительное явление, когда средство становится само-
целью, как бы замещая ее. Средство как известно предшествует и даже
сопутствует цели и, хотя первоначально цель как раздражитель служит
возбудителем рефлекса, но со временем средство как явление, предшеству-
ющее и сопутствующее цели, является раздражителем, возбуждающим со-
четательный рефлекс. Так во время великих революций проповедь свобо-
ды и равенства как средства к общественному благополучию, в конце кон-
цов, становится самоцелью, приводя на первых порах к разрушению
социального благополучия.
Выше была речь о том, что инстинкт самосохранения приводит к стрем-
лению достичь возможного благополучия при всевозможных условиях жизни.
Следовательно, все, что связано с добычей соответствующего пропитания и
лучшей обстановкой в жизни, является раздражением особой потребности,
связанной с этим инстинктом. Так как денежные знаки и вообще нажива
являются средством удовлетворения этих потребностей, то приобретение
денег связывается с последним как неизбежно ему предшествующее разд-
ражение, а это приводит к тому, что сами деньги как средство удовлетворения
потребностей способны возбуждать те же реакции, которые вызывают и
удовлетворение соответственных потребностей. Таким образом и здесь сред-
ство само по себе становится целью.
181 См.: Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии человека.

У людей, у которых потребности, вытекающие из инстинкта самосохра-
нения, не затормаживаются другими условиями, они естественно поддержива-
ются и развиваются разнообразными жизненными условиями, приводя к
развитию стремления к наживе и стяжанию, которые и выражаются соот-
ветствующими рефлексами.
Но страсть к стяжанию в известных случаях удовлетворяется лучше всего
совместными усилиями, откуда естественно возникновение всякого рода
экономических организаций в человеческом обществе, которые отвечают
инстинкту самосохранения в коллективной жизни.
Можно установить, что наиболее старые жизненные привычки в кол-
лективах держатся прочнее позднее приобретаемых, в чем опять-таки нельзя
не видеть аналогии с индивидуальными рефлексами. Установившийся обряд,
этикет, обычай —вот примеры старых социальных привычек, которые
переживают века без малейших изменений, тогда как мода, не переходя в
привычку, сменяется по времени новой модой, имеющей также недолгов-
ременное существование.
Заметим еще, что в период развития отношений индивида к коллективу
происходит процесс социального обобщения в такой мере, что не только
индивидуальные стремления подчиняются общественным интересам, но и
интересы коллектива становятся для индивида как бы своими, иначе говоря,
отождествляются с личными или индивидуальными. Отсюда происходит то
направление стремлений отдельных индивидов, которое именуется
патриотизмом. Даже интересы коллектива, как например, благосостояние
государства, составляет предмет отождествления с собственными интересами
в такой мере, что все, что благоприятствует этому благосостоянию, возбуждает
в каждом из индивидов положительную стеническую реакцию и наоборот.
В индивидуальной жизни, как мы знаем, не только удовлетворение
физической потребности сопутствуется стенической реакцией, но и деятель-
ность аппарата отношения или так называемая мозговая работа, если она
не приводит к утомлению. И здесь то, что называется творческой умственной
деятельностью и даже самое приобретение знаний обычно сопутствуется
стенической реакцией, что вошло и в самый язык в виде обозначения
стремления к знанию «любознательностью» и «любопытством». Таким обра-
зом стеническая реакция, сопровождающая умственную деятельность до тех
пор, пока она не является утомительной, представляется верным побудитель-
ным условием, приводящим человека к умственному развитию и совершен-
ствованию, которое происходит по законам эволюции. На этом и основана
и роль почина или инициативы в соотносительной деятельности человека.
То же мы имеем и в коллективе, где любопытство и любознательность
еще усиливаются путем примера и подражания. Толпа любопытных на улице,
собирающаяся около какого-либо зеваки, может служить тому примером.
Достаточно, чтобы кто-нибудь на улице стал присматриваться в небо, чтобы
многие из проходящих людей занялись тем же самым. Пусть кто-нибудь в
большом городе остановится на мосту и станет пристально смотреть на воду
протекающей под мостом реки, и можно быть уверенным, что около него
соберется в короткое время толпа любопытных.
Коллективная любознательность лежит в основе всех вообще новых
общественных движений, ибо как бы ни была велика слепая вера в ав-
торитеты, каково бы ни было обаяние славного прошлого и подчинение
заветам предков, благодаря любознательности в коллектив постепенно
проникает новая струя, то или иное нововведение, которое постепенно
распространяется путем подражания на значительную часть лиц, а затем
и на весь коллектив. Таким образом происходит то, что может быть на-
звано общественным сдвигом, то более быстрым, то более медленным,
смотря по обстоятельствам.

Но тут необходимо отметить, что чем дольше длился общественный
застой, основанный также на подражании старине, тем больше развивается
стремление к новизне, к нововведениям, и потому вслед за эпохами застоя
в обществах обычно следуют эпохи возрождения и переворотов и при этом
последние протекают тем бурнее, чем дольше держался застой и чем более
прежний порядок являлся пережитком старины226*.
Во всяком общественном явлении действует привычка и механизация 227*
явлений, связанная с ускорением их продолжительности так же, как и во
всяком индивидуальном действии. Так многие производства, например вы-
делка тканей, часов, всякого рода предметов обихода, сельскохозяйственных
машин и т. п., осуществляются ныне во много раз скорее, нежели в прежнее
время. Но помимо того всякое повторно происходящее общественное явление
упрочивается, становясь как бы привычным сочетательным рефлексом.
Таким образом, например, чужой язык, занявший место родного языка,
становится со временем привычным языком, замещающим собой родной
язык, и даже чуждая структура такого языка становится благодаря привычке
как бы национальной. Известно, например, с какой быстротой особенности
греческого языка с его периодами, метрами и другими оборотами вошли в
плоть и кровь латинского языка, сделавшись прочным достоянием римской
культуры. То же самое мы имеем и в отношении других общественных
явлений. Так, введение всякой новой общественной реформы, будет ли то
школьная, судебная или административная реформа, первоначально привива-
ется с трудом, преодолевая разные трения и препятствия, со временем же
эти реформы входят в обычай и становятся прочным достоянием культуры,
как бы механизируясь благодаря привычке.
Таким же точно образом общепринятые подарки на Востоке, будучи
первоначально добровольными, сделались со временем обычаем и затем,
приобретя форму обязательной любезности, явились своего рода повинно-
стью. Далее на месте подаяний, собиравшихся в пользу погорельцев, со
временем возникли страховые общества. Исполнение священниками треб
производилось первоначально бесплатно, причем население вознаграждало
их добровольными приношениями, со временем же эти добровольные прино-
шения превратились в своего рода повинность, сделавшись обязательными.
Из почестей для сильных мира сего возникла лесть и вежливость, причем
первая сделалась как бы обязательной всюду на Востоке, а последняя сделалась
обязательной в светских кругах Европы. Прежде практиковавшееся падение
ниц перед повелителем сделалось со временем обязательным в форме поклона
и снимания шляпы при встрече со всеми вообще лицами, которым хотят
оказать знак внимания, и прежде всего сюда принадлежат все знакомые.
«...Распространенная потребность слышать лесть, получать визиты и
принимать поклоны по примеру сановников и вельмож послужила во
Франции и других странах скрытой причиной постепенного общего расп-
ространения вежливости»182.
Благодаря тем же условиям долговременное предоставление зрелищ в
древнем Риме народным массам создало своего рода потребность в этом
отношении наряду с хлебом. Отсюда понятно, что народные толпы в Риме
стали требовать того и другого, оглашая воздух криками: «panem et
circenses» 228 *.
Всякое изобретение или открытие порождается общественной потребно-
стью, т. е. сочетательным коллективным раздражителем, который в свою
очередь возник из повторно действующих соответствующих условий. Возьмем
пример: потребность в общении людей основана на развитии культуры, а
эта потребность приводит к изобретениям усовершенствованных путей со-
182 Тард Г. Законы подражания. С. 359.

общения. Создание же этих путей приводит к усилению обмена, который
со временем становится новой общественной потребностью и т. д. Ретрос-
пективно оглядывая весь процесс культурного развития человечества с его
изобретениями и потребностями, мы дойдем до первоначальных основ обще-
ственности, где потребностью отдельных лиц является образование коллектива
благодаря подражанию, которое, в свою очередь, само является потребностью
вследствие его неизбежной повторности в условиях сожительства отдельных
индивидов.
Но подражание, столь неизбежное в общественной жизни, связано с
утратой новизны. В то же время оно связано с сокращением самого процесса,
которому подражают. «Отсюда необходимость новых изобретений, свежих
источников подражания, которые могли бы оживить иссякающую социальную
энергию. Таким образом, например искусство, постепенно вырождается,
религиозные верования утрачивают свою силу и яркость, слова сокращаются,
выражения обесцвечиваются. Почетные титулы (seigneur, превратившиеся в
sieur), приветствия (феодальное коленопреклонение, заменившееся легким
наклонением головы), комплементы, манеры все более и более сокращаются,
ослабляются, упрощаются по мере распространения»183. Еще ранее то же
самое было доказываемо Спенсером.
С другой стороны, ни одно общественное движение не начинается сразу:
оно зарождается постепенно, причем вначале проходит стадию скрытого
состояния, когда в силу общественной косности или инерции оно лишь
мало-помалу, иногда в течение большого числа лет пробивает себе дорогу,
выявляясь на общественную арену. Прежде чем стало вырождаться искусство,
оно должно было расцвесть. Всякое религиозное учение проходит первона-
чальную стадию своего развития, лишь постепенно получая широкое расп-
ространение. Всякий титул, прежде чем потерять свое значение, должен был
вылиться в определенную форму в силу общественной потребности. Всякий
термин и всякое выражение раньше, чем обесцветиться, должны были
появиться и занять свое положение в общественном словаре, действуя на
умы своей новизной и характерностью; всякая манера приветствий и про-
щаний является пережитком общественных отношений, имевших ранее го-
раздо более значительный и реальный смысл.
Словом коллективный рефлекс и в этом отношении развивается по типу
индивидуальных сочетательных рефлексов. Сначала он после скрытого
периода вырастает более или менее быстро; нарастая, он упрочивается,
дифференцируясь при своем распространении путем подражания, а затем,
становясь привычным, утрачивает свою новизну, ослабляется и обесцвечива-
ется, т. е. утрачивает свою роль, как общественный процесс, но он оживляется
вновь при каждом новом толчке. Таким образом и здесь, в коллективном
рефлексе, мы можем различать свои стадии развития, совершенно ана-
логичные тем, которые мы встречаем в индивидуальном сочетательном
рефлексе. Скрытый период, более или менее быстрое нарастание вначале и
затем достижение наибольшей высоты, после чего постепенное ослабление
и окончательное падение при сохранении, однако, способности к проявлению
при всех условиях, его оживляющих и поддерживающих — вот стадии, через
которые проходит общественное движение как коллективный рефлекс.
Мы знаем далее, что стеническая реакция, сопутствующая тому или
иному раздражению, подчиняется общему закону сочетательных рефлексов.
Поэтому, если первично эта реакция сопутствует удовлетворению непосред-
ственных потребностей организма, то с течением жизненного опыта она
начинает сопутствовать и тем средствам, которые стоят в менее непосред-
ственной связи с удовлетворением жизненных потребностей. Так, мы уже
183 Там же. С. 216.

упоминали, что, например, деньги сами по себе как бумажки не могли бы
возбуждать стенической реакции, но как средство возможного приобретения
жизненно необходимых предметов они вызывают стеническую реакцию у
всякого, нуждающегося в этих последних. С другой стороны, достижение
цели при добывании, например пищевых продуктов, в собственном опыте
или в опыте других, возбуждает стеническую реакцию под влиянием удов-
летворения жизненных потребностей, со временем же достижение какой бы
то ни было цели становится вообще средством возбуждения стенической
реакции, хотя бы сама цель при других условиях и не вела непосредственно
к удовлетворению жизненных потребностей.
То же самое, что мы имеем в этом отношении для отдельных индивидов,
имеет значение и для коллектива. Таково, например, развитие коллективной
стенической реакции при удовлетворении патриотических целей государст-
венным коллективом, а также и при достижении средств, которые создают
возможность в будущем удовлетворения патриотических целей. Победа, обес-
печивающая благоприятное для одной страны завершение военных действий,
или союз, который дает возможность рассчитывать в более или менее
отдаленном будущем на удовлетворение жизненных потребностей страны,
уже возбуждают стеническую реакцию коллектива.
В числе коллективных сочетательных рефлексов следует, как мы видели,
иметь в виду и подражание. Последнее является рефлексом, который обес-
печивает приобретение коллективом успехов, достигаемых отдельными
индивидуами. Если на низших ступенях животного царства подражание в
форме мимикрии служит главным образом целям сохранения вида, то на
высших ступенях развития животного царства подражание служит одновре-
менно социальным целям и лежит в основе общественности. В конце концов
вся культура, как мы знаем, основывается на подражании, которое проникает
как жизнь всякого вообще существа с первых его ступеней до той или иной
степени развития организма, так и социальную жизнь, начиная от
примитивных народов, народов-детей, до народов с высшей культурой 229*.
Подражание не только способствует приобретению рефлексов, но оно же
облегчает и выполнение рефлексов, что вытекает из опытов Fére и других
данных. В коллективном труде, как известно, подражание, имея
стимулирующее значение, содействует облегчению работы *.
Мы уже говорили в другом месте, что человек при виде пляски другого
человека и сам начинает плясать, человек, смеющийся, вызывает смех в
другом, человек, зевающий, вызывает зевок у своего соседа и т. п. Отсюда
очевидно, что подражание уже по самой своей природе, будучи облегченной
реакцией, легко при повторении становится потребностью организма, побуж-
дающей к общению его с другими индивидами.
Вот почему подражание является, с одной стороны, стимулом к социаль-
ной жизни, с другой, является неизбежным следствием общения двух и
более социально живущих индивидов.
Можно определенно сказать, что общественность возникает не из одного
только принципа полезности ее для вида, но и из непосредственной, т. е.
биологической, полезности для индивидов самого подражания, которое
приобретает особое значение тем, что при его посредстве достигается
заимствование одним индивидом от другого всякого нового успеха и изоб-
ретения.
Если, как мы убеждаемся, подражание при повторении легко становится
потребностью, то и общение с себе подобными как условие, вызывающее
подражание, становится потребностью231*, а это разрешает нам вопрос всей
вообще социальной проблемы. Мы понимаем, почему возникает в органиче-
ском мире общение с себе подобными. Оно вызывается стремлением к
подражанию, которое, становясь потребностью, при удовлетворении неизбеж-

но сопровождается стенической реакцией. В этом и заключается коренное
условие социального инстинкта.
На подражании и связанной с ним стенической реакции основана и
всякая вообще игра.
Посмотрите, как встреча друг с другом двух щенков их возбуждает,
вследствие чего они тотчас же начинают игру между собой, взаимно подражая
один другому. Что послужило причиной для возбуждения в каждом из них
до сего времени дремавшей энергии? Возможность общения и осу-
ществимость подражания как стимулирующего начала, сопровождаемого
стенической реакцией, вследствие чего и возникает между ними игра, которая
сама по себе неизбежно связана с подражанием. В самом деле, если мы
присмотримся к любой игре, то мы убедимся, что она состоит из взаимного
подражания и в особенности подражания менее опытных более опытным,
и в этом заключается социальное значение игры как метода естественного
обучения в период развития организма 232*.
Из сказанного становится понятным, что в числе жизненно полезных
для организма условий является и общение как неизбежный результат
подражания, являющегося естественным стимулирующим средством, необ-
ходимым организму во всех случаях, когда он находится в полноте своих
сил и не испытывает утомления. Эта потребность представляется столь же
органической, как потребность в свете, в тепле, в питании и т. п.
Заслуживает внимания, что повторность коллективного действия
приводит массы к определенной установке в смысле согласованности
действий отдельных индивидов, причем в этой установке немаловажную
роль играет опять-таки подражание. Всем известно, сколько тренировки
требуется для осуществления хорошо согласованных действий войсковых
частей, в скольких репетициях нуждаются актеры, для того чтобы достичь
согласованности в действиях на сцене, или сколько спевок должны про-
вести люди, участвующие в хоре, который намерен выступать перед
публикой, или сколько требуется репетиций в оркестре, готовящемся осу-
ществить свою программу на эстраде. Тем не менее эта согласованность
всегда достигается в результате упражнения.
Ясно таким образом, что в собирательной личности опыт и подражание
имеют огромное значение не только в отношении воспроизведения однажды
выполненного действия, но и в отношении коллективной согласованности
самих действий, выполняемых массой лиц в определенном порядке и пос-
ледовательности.
XII. КОЛЛЕКТИВНЫЕ НАСЛЕДСТВЕННО-ОРГАНИЧЕСКИЕ
РЕФЛЕКСЫ
Как упомянуто выше, все проявления коллективной деятельности мы вправе
назвать коллективными рефлексами или реакциями, что все равно.
Но проявления этих коллективных рефлексов представляются в различных
случаях неодинаковыми. С целью ближе познакомиться с различными про-
явлениями коллективных рефлексов мы рассмотрим в последовательном
порядке коллективные наследственно-органические рефлексы (инстинкты),
коллективное настроение и коллективные мимико-соматические рефлексы,
коллективное сосредоточение, коллективное наблюдение, коллективное осуж-
дение и коллективные действия 233*.
Начнем с коллективных наследственно-органических рефлексов.
Как в индивидуальной жизни мы различаем наследственно-органические
рефлексы, так и в общественной жизни необходимо иметь в виду проявления
такого же рода коллективных рефлексов, имеющих своею прямой целью

самосохранение и, в частности, питание, удовлетворение брачных потребно-
стей, влечение к сообществу и т. п.184
Удовлетворение естественных потребностей в отношении еды, питья,
защиты от непогоды и холода обычно сопутствуется соответствующей
положительной или стенической мимико-соматической реакцией не только со
стороны растительных функций, что выражается между прочим подъемом де-
ятельности сердца и оживлением дыхательных движений, но и движениями и
действиями наступательного характера, которые приводят или должны
приводить к достижению возможно полного удовлетворения соответствующих
потребностей (процесс еды связан с захватыванием пищевых продуктов, соот-
ветственной их обработкой и поеданием в целях насыщения и т. п., защита от
непогоды связана с пользованием одеждой, с устройством жилища и т. п.).
Допустим, что в стране или в определенной местности существует голод,
как это имеет место, например, во время революции в России и особенно
в столицах Москве и Петербурге. И в результате вопросы продовольствия
в общественных условиях жизни выдвигаются на первый план. Ими пестрят
страницы газет и журналов, о хлебе насущном говорят везде и всюду, куда
бы вы ни пришли. У знакомых, при встречах на улице разговор в конце
концов сводится к пайку, к пищевым продуктам, к еде. Нечего говорить,
что хвосты при хлебных лавках занимаются не только разговорами о хлебе,
но и перебранкой за счет предполагаемых виновников голода. Также и в
действиях отдельных лиц или групп дело идет о преобладающем влиянии
неудовлетворенной потребности питания, что выражается бесчисленными
случаями воровства и грабежей на этой почве. Словом, все общество, прежде
занятое самыми разнообразными интересами, теперь уже преобразилось: нет
более важных интересов в нем, как интересы продовольствия и питания.
Все как бы отступает на второй план перед интересами желудка, которые
доминируют над всеми.
Собственно возбудителем наступательной реакции во всех случаях явля-
ется потребность, возникающая с особой силой при неудовлетворении, тогда
как полное удовлетворение, особенно же пресыщение, сопутствуется обо-
ронительным рефлексом.
Характер самой реакции определяется воздействиями, которые внешние
влияния производят на коллектив. Если речь идет о внешних влияниях,
благоприятно действующих на коллектив, они, возбуждая стеническую
реакцию, приводят к действиям наступательным, направленным к возмож-
ному усилению и продлению этих влияний, тогда как неблагоприятно дей-
ствующие влияния сопровождаются реакцией астенического характера, воз-
буждающей стремление к освобождению от них, иначе говоря, создающей
импульс к движениям и действиям оборонительного же характера.
Так как естественные потребности 234 * или влечения лежат в основе самой
организации индивидов и вызываются органическими условиями, приобре-
таемыми по наследству, а не являются приобретенными подобно другим
потребностям, то они и подводятся нами под понятие наследственно-
органических рефлексов, приводящих к действиям, осуществляющим удов-
летворение естественных потребностей.
Благодаря тому, что удовлетворение тех или других наследственных
органических влечений, как например, защита от неблагоприятных условий,
184 В литературе мы имеем большие разноречия по вопросу о количестве «инстинктов» или
биологических потребностей у человека. Джемс, например, как и Эллвуд и Дауголл, различа-
ют большое число инстинктов, тогда как Дарвин признает у человека лишь ограниченное
количество инстинктов. По Вагнегу, их всего три: питание, размножение, самосохранение.
Питание мы признаем частным видом инстинкта самосохранения. Но к категории
инстинктов должно быть отнесено и влечение к сообществу.

достигается во многих случаях лучше коллективными, а не индивидуальными
усилиями, то это обстоятельство нередко служит руководящим импульсом
для действия скопом. Каждый социально воспитанный индивид, входящий
в сообщество, в сущности тем самым усиливает сообщество, поскольку
каждое сообщество является защитой и охраной индивидов, в него входящих.
Обобществление этого наследственно-органического рефлекса и привело к
развитию норм общежития и установлению власти как организующего начала,
служащего обеспечению внутренней и внешней охраны самого сообщества.
Наследственно-органические рефлексы подвергаются соответствующему
регулированию благодаря сопутствующей им той же стенической реакции,
о которой мы уже говорили выше. Когда наследственно-органические реф-
лексы, будет ли это у животных или у людей, приводят к результатам,
отвечающим нуждам коллектива, в последнем, как мы уже знаем, развивается
стеническая реакция, поддерживающая осуществление рефлекса и его даль-
нейшее развитие до его выполнения, в противном случае, т. е. когда осу-
ществление рефлекса не соответствует в данное время нуждам коллектива,
не возбуждается и стенической реакции, и самый рефлекс задерживается. В
конце концов цель, достигаемая рефлексом при ее осуществлении как бывшая
уже в прежнем опыте становится более или менее постоянным раздражителем,
а потому возбуждает наряду с наследственно-органическими и личные реф-
лексы, приходящие в этом случае на помощь наследственно-органическим
рефлексам и развивающиеся в том же направлении. Таким путем благодаря
опыту приобретается в конце концов навык, содействующий достижению
цели даже еще ранее, чем достигнет соответственного напряжения импульс,
развивающийся под влиянием органических раздражений. Мало того, для
достижения цели в коллективном опыте могут вырабатываться средства,
которые вне зависимости от достижения цели, соответствующей осуществ-
лению рефлекса, для всякого индивида были бы совершенно индифферен-
тными, но с развитием коллективного опыта путем сочетательного рефлекса
становятся возбудителями стенической реакции, а, следовательно, и соот-
ветствующих действий. Таковы упоминавшиеся ранее деньги и другие знаки
и документы, как договоры и прочее, явившиеся в результате коллективного
опыта при обмене товаров и приводящие к удовлетворению влечения к
пище, к приобретению одежды и других предметов, улучшающих благосо-
стояние.
Надо при этом иметь в виду, что в коллективном организме на помощь
приходит нередко и индивидуальный опыт отдельных личностей, который
при известных условиях обобществляется путем подражания. Допустим, что
в данной местности голод. Он возбуждает население к активным действиям,
которые могут вылиться при остроте голода и неудовлетворительном питании
масс в форму погромов. При этом осуществление погромных действий, а
нередко и инициатива самых действий в погромах, происходит благодаря
инициативе отдельных лиц, входящих в состав толпы. Когда собравшаяся
толпа, руководимая недостатком питания, проявляет себя агрессивно, доста-
точно кому-нибудь указать на виновника народного бедствия, как толпа, не
справляясь, действительно ли речь идет о виновнике, производит над ним
свою расправу путем самосуда. При тех же условиях толпа, подошедшая к
хлебной лавке, останавливается в своих действиях, встретившись с пре-
пятствием, казавшимся неодолимым. Но вот кто-то принес лом или топор
и нанес первый удар в дверь, и толпа принимает участие во взламывании
двери, чтобы проникнуть внутрь лавки и разгромить ее. В этом случае
инициатива и действие одного, встречая коллективную поддержку, приводят
к соучастию путем подражания и другие элементы собирательной личности,
что и приводит к обобществлению. Вот почему в коллективных действиях
личный опыт, а за ним и личный почин того или другого индивида имеет