Ананьев Б. Г. Психология и проблемы человекознания. — 1996

ПСИХОЛОГИ ОТЕЧЕСТВА

ИЗБРАННЫЕ

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ

ТРУДЫ

в 70-ти томах

Главный редактор

Д. И. ФЕЛЬДШТЕЙН

Члены редакционной коллегии:

А. Г. Асмолов

А. А. Бодалев

С. К. Бондырева

А. В. Брушлинский

В. П. Зинченко

Е. А. Климов

О. А. Конопкин

А. М. Матюшкин

А. И. Подольский

В. В. Рубцов

В. Д. Шадриков

М. Г. Ярошевский

Москва — Воронеж

1996

ББК 88.5

А 64

Печатается по решению Редакционно-издательского совета

Московского психолого-социального института

Рецензент:

Академик АПСН, доктор психологических наук, профессор Г. А. Ковалев

Автор вступительной статьи и составитель Академик РАО и АПСН, доктор психологических наук, профессор А. А. Бодалев

Ананьев Б. Г.

А 64 Психология и проблемы человекознания / Под редакцией А. А. Бодалева — М.: Издательство «Институт практической психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996. — 384 с.

ISBN 5-87224-099-6 ББК 88.5

В данную книгу избранных трудов выдающегося психолога вошли его работы, которые отражают основные направления современного человекознания. Здесь показана взаимосвязь труда, познания и общения, раскрыты особенности структуры личности, ее становления.

Книга предназначена для психологов, педагогов и студентов, готовящихся к психолого-педагогической деятельности.

ISBN 5-87224-099-6

Об основном вкладе Б. Г. Ананьева в психологическую науку

Оценить вклад ученого в развитие науки — дело чрезвычайно сложное. Это особенно трудно сделать в отношении человека такого масштаба как Б. Г. Ананьев (1907— 1972), который как теоретик и экспериментатор ярко проявил себя при исследовании широчайшего спектра проблем в психологии, фактически основал новую научную школу, который состоялся и как талантливый педагог и организатор, создав последовательно кафедру, отделение, факультет психологии в Ленинградском университете, а затем организовав при нем институт комплексных социальных исследований. Поэтому, наверное, надо начать с главного из сделанного Б. Г. Ананьевым, тем более, что это главное определило характер и результат всех других направлений его деятельности.

А главным в его творчестве, не только по нашему мнению, но и по мнению многих других ученых, является продолжавшаяся в течение всей его жизни в науке разработка им принципиально нового методологического подхода к исследованию психики.

Исходя из диалектико-материалистического понимания природы человека, множественной, системной детерминации его поведения, деятельности и развития, его многоуровневой структуры, эффектом которой является психика, он как крупный теоретик и экспериментатор обосновал, развил и успешно применил для решения интересовавших его в человекознании, и конкретно в психологии, проблем комплексный подход — особую методологическую стратегию, ориентированную на многоаспектное, междисциплинарное познание сложных разнокачественных объектов и их множественной причинной обусловленности, результатом которого оказывается целостное представление об объекте [1].

Логика Б. Г. Ананьева при этом была такова: поскольку поведение человека определяется условиями его прошлой жизни, значимыми для него обстоятельствами, а также его наследственными и врожденными особенностями, то надо эти условия, обстоятельства и особенности (шире — все органические основания психики) изучать, привлекая по необходимости методы и данные смежных наук. Через связь поведения с мозгом и организмом в целом психология, подчеркивал Б. Г. Ананьев, смыкается с естественными науками, а через связь с условиями жизни человека в обществе — с социальными, гуманитарными и техническими науками.

Акцентируя внимание на сути комплексного подхода, разработанного и успешно примененного в научной школе Ананьева, вместе с тем следует особо подчеркнуть, что концептуальная трактовка ученым человека и его психики как объектов научного исследования в содержательном отношении существенно отличается от традиционной.

Принцип целостности человека [2] явился системообразующим в его концепции, что и обусловило ее своеобразный антропологизм. Этот принцип делает более явной сложную и многоуровневую детерминацию психического со стороны структуры человека как субъекта, в которую входят не только собственно личностные свойства и состояния, формируемые социумом, но и природные, индивидные характеристики — свойства человека в целом.

Вся эта система свойств человека опосредует внешние детерминирующие воздействия, в результате чего и возникают психический процесс и поведенческий акт. Предметом психологии поэтому является, по мнению Б. Г. Ананьева, многоуровневая системная организация психики, рассматриваемая во всех ее связях с разными сторонами природы человека — его структурой, развитием и деятельностью [3].

Обосновав необходимость системно-комплексного изучения человека и его психики и нетрадиционно определив предмет психологии, Б. Г. Ананьев в избранной им логике трактует принципы детерминизма и развития. Для раскрытия первого принципа, как было показано выше, он использует антропологический принцип, но не только его, а еще и принцип отражения, который указывает на детерминирующую роль объекта, воздействующего на субъект,

а кроме того и фиксирует зависимость психических явлений от материальной действительности.

Принцип развития [4], в понимании Б. Г. Ананьева, показывает на исторический характер детерминации психического. Внутренние условия, преломляющие внешние воздействия, в процессах жизнетворчества, осуществления деятельности, функционирования, поведения постоянно изменяются, формируются, эволюционируют и инволюционируют.

Движущей силой психического развития, согласно представлениям Б. Г. Ананьева, являются внутренние противоречия, которые возникают потому, что психические структуры неоднородны. Так, например, уже в психическом процессе дают о себе знать и онтогенетические, и натуральные, психофизиологические функции, и органические потребности, а также высшие формы мотивации — познавательной, моральной, эстетической. И еще сложнее, многокомпонентнее, многоуровневее эта картина в психических свойствах и состояниях.

К факторам развития Б. Г. Ананьев относил наследственность, разнообразные условия природной и социальной среды, обучения и воспитания, сформировавшуюся к данному моменту структуру личности, индивидуальность.

Последовательно применяя принцип развития при анализе психофизиологических функций, психических процессов, психических свойств и состояний человека, Б. Г. Ананьев особенно глубоко опирался на него в своей концепции онтопсихологии, сутью которой являлось психологическое исследование бытия человека как индивида и личности, субъекта и индивидуальности в онтогенезе [5].

Разведение этих понятий — индивид, личность, субъект деятельности — Б. Г. Ананьев считал принципиально важным как для человекознания в целом, так и для психологии.

Анализируя индивидные характеристики человека [6], он одни из них относит к первичным свойствам, другие — к вторичным. Три группы природных свойств (конституционно-половые, нейродинамические, билатеральные — особенности симметрии организма) образуют класс первичных свойств. Темперамент, органические потребности в классификации Б. Г. Ананьева составляют класс вторичных свойств.

Эти вторичные свойства (темперамент, структура орга-

нических потребностей) зависят от всей совокупности первичных свойств, а не от отдельно взятых. Вместе с тем каждое из входящих названий класса первичных свойств оказывается одним из источников образования определенных вторичных свойств. Это доказано в отношении типологических свойств нервной системы, обусловливающих, с одной стороны, темперамент, а с другой — задатки.

Основная форма развития как первичных, так и вторичных свойств — онтогенетическая эволюция, осуществляющаяся по определенной филогенетической программе, но постоянно модифицируется в зависимости от диапазона возрастной и индивидуальной изменчивости.

Понятие личности, по Б. Г. Ананьеву, это не весь человек, а его социальное качество, его психосоциальные свойства. Конкретно, исходными характеристиками человека как личности являются ее статус в обществе, роли и ценностные ориентации. Эти личностные характеристики определяют особенности мотивации. Вершиной интеграции личностных свойств является характер. Свойства человека как личности находят свое выражение и развитии в жизненном пути человека в обществе, в его социальной биографии.

Раскрывая содержание понятия субъекта [8], Б. Г. Ананьев связывает его с деятельностью, ее предметом, орудиями, операциями.

Субъект, подчеркивает он, не сводится только к субъективным явлениям. Структура субъекта интегрирует свойства индивида и личности, определяющие готовность и способность к выполнению деятельности и достижению в ней определенного уровня продуктивности. Поэтому структура субъекта — это структура потенциалов человека, начиная с его жизнеспособности и трудоспособности и кончая талантом и гениальностью.

Основываясь на результатах многочисленных экспериментов, Б. Г. Ананьев показывает, что одно из центральных мест среди потенциалов субъекта занимает интеллект [9] — многоуровневая и многокомпонентная организация познавательных сил, в которую входят психофизиологические функции, психические процессы, состояния и свойства. Интеллект, как показали эти же тщательно выполненные эксперименты, заземлен в жизнедеятельность, а его продуктивность зависит не только от степени овладения

операциями и характера мотивации, но и от энергетического обеспечения организмом процессов переработки информации и принятия решения, что выражается в так называемой цене интеллектуального напряжения.

Если дальше конкретизировать эти данные исследования, то оказывается, что для определенных уровней интеллектуального напряжения существуют соответствующие вегетативные, биохимические и психомоторные эквиваленты, видоизменяющиеся в зависимости от типа телосложения и свойств нервной системы. Наличие таких эквивалентов объясняет механизм [10] гетерогенного влияния умственного воспитания и обучения на физическое развитие и здоровье.

Несмотря на многообразие отдельных проблем, разрабатывавшихся Б. Г. Ананьевым на протяжении всей его жизни, проблема индивидуального развития человека (после решения проблемы комплексного подхода) была основной в его творчестве.

Конечным продуктом онтогенетического развития человека, полагал Б. Г. Ананьев, является обретение им собственной индивидуальности, когда он становится субъектом своего жизнетворчества, самостоятельного, глубоко осознанного выстраивания своего жизненного пути. Такая индивидуальность [11] фактически представляет собой полисистемное образование, интегрирующее важнейшие свойства личности, субъекта и индивида, присущие определенному конкретному человеку. Сознание и самосознание индивидуальности — это внутренний мир человека, который, по выражению Б. Г. Ананьева, постоянно работает. Результат работы этого внутреннего мира, так или иначе влияя на познанное человеком во внешнем мире и в самом себе, на возникшие при этом переживания, опосредует деятельность и поведение в заданных ему или созданных им самим обстоятельствах.

Как уже указывалось в другой связи, индивидуальное развитие Б. Г. Ананьев рассматривал как внутренне противоречивый процесс, зависящий от множества факторов: наследственности, среды воспитания, собственной практической деятельности и т. д. Сложность структуры и полифакторность развития объясняют неравномерность изменений и гетерохромность развития человека на всех его стадиях.

В онтогенезе человека возникают и преодолеваются многие противоречия между наследственностью и средой, — писал Б. Г. Ананьев, — различными регуляторами жизнедеятельности (гуморальными и нерными, кортикоретикулярными и кортикальными, первосигнальными и второсигнальными системами, органами и тканями) в целостной структуре организма. Одним из существенных проявлений внутренних противоречий онтогенетической эволюции следует считать неравномерность развития различных систем и их регуляторов [12].

Неравномерность развития различных функциональных систем человека, имеющая в своей основе сложную взаимосвязь революционных и инволюционных процессов, обусловливаемая также конкретными условиями жизни, является, по мнению Б. Г. Ананьева, тем механизмом, который обеспечивает развитие как целостный процесс. Существенно, что этой закономерности подчиняются как более простые, так и более сложные психические процессы.

Особенности гетерохронности Б. Г. Ананьев прослеживал не только при исследовании развития свойств человека как индивида. Он обнаружил ее и изучая формирование личности. Внутренняя противоречивость развития личности, проявляющаяся в неравномерности и гетерохронности смены ее общественных функций, ролей и состояний, — писал он, — является фактором, усиливающим противоречивость онтогенетической эволюции [13].

Таким образом, изменчивость является основной характеристикой личностных свойств, и проявляется она на протяжении всего жизненного пути человека. Механизмом этой изменчивости, так же как в случае развития индивидуальных свойств, является гетерохронность развития. Эту мысль Б. Г. Ананьев неоднократно подчеркивал в своих работах. Индивидуальная изменчивость свойств человека как личности, писал он, — определяется взаимодействием основных компонентов статуса (экономического, правового, семейного, школьного и т. д.), сменой ролей и систем отношений в коллективах (макро- и микрогруппах), в общем социальном становлении человека. Соответственно характеру этого взаимодействия развитие отдельных свойств происходит неравномерно и в каждый отдельный момент гетерохронно [14].

Такая же неравномерность развития отчетливо им об-

наруживается и при исследовании процесса становления человека как субъекта различных видов деятельности.

Имея в виду неравномерность развития человека как индивида и множественность факторов, которые определяют конкретные характеристики этого процесса и его результат (об этом у нас речь шла выше), представляя неравномерность развития человека как личности и обусловленность ее действием широкого спектра своих специфических причин, а также фиксируя неравномерность развития человека как субъекта деятельности в сопряжении со всеми факторами, которые характерны для этого случая, нетрудно заключить, насколько сложным оказывается интегрирование всех этих аспектов развития в индивидуальности и насколько, а поэтому непросто изучать как сам процесс этого интегрирования, так и его результат.

Комплексно решая эту чрезвычайно трудоемкую задачу, потребовавшую выявления громадного числа взаимосвязей между индивидными, личностными и субъектнодеятельностными особенностями человека, широко используя для достижения этой цели математические методы обработки данных, особенно корреляционный и факторный анализ, Б. Г. Ананьев и его ученики эмпирически обосновали теоретические представления об индивидуальности как конкретном воплощении психо-биосоциальной целостности человека [15].

Благодаря этому комплексному исследованию человек предстал как структурированное целое, определяемое гомо- и гетерогенными связями. Полученные при этом эмпирические данные показали, что в любом факторе структуры личности обнаруживаются корреляционные связи между разнородными свойствами, функциями, соматическими и психическими ее особенностями. По предположению, высказанному Б. Г. Ананьевым, эти корреляционные плеяды являются конкретной формой внутренних условий, детерминирующих психические процессы, а в конечном счете — поведение.

Эта часть проведенного комплексного исследования также показала, что определенный комплекс коррелируемых свойств индивида (возрастно-половых, конституционально-биохимических) — входит в структуру личности [16]. Таким образом, из этого факта следует, что, изучая

личность, индивидуальность, нельзя полностью абстрагироваться от процессов в организме, особенно в мозгу. Напротив, остро встает вопрос о сущности переходов от органических и психофизиологических процессов к психическим, к духовным.

Поскольку названные исследования выявили у человека разноуровневые свойства и прослеживали их взаимосвязи, наглядно представляемые в определенных и конкретных корреляционных плеядах, в разные возрастные периоды его жизни и одновременно соотносили их с продуктивностью его поведения и деятельности, то фактически этими работами было положено начало новой науки — акмеологии [17], предметом которой является изучение закономерностей достижения человеком вершины в своем индивидном, личностном и субъектнодеятельностном развитии, это достижение, как правило, имеет место, когда человек в своем развитии поднимается на ступень зрелости [18].

В серии работ, также выполненных под руководством Б. Г. Ананьева с применением комплексного метода, было выяснено, что зрелость человека также полна динамичных и противоречивых изменений и изобилует моментами повышения и понижения психофизиологических функций, а также продуктивности психических процессов.

Сам Б. Г. Ананьев, опираясь на полученные его сотрудниками экспериментальные данные, пишет об этом так: «Противоречивое совмещение разнородных процессов образует сложную структуру развития психофизиологических функций взрослого человека не только в период как ранней, так и средней зрелости. Эта структура видоизменяется в различные периоды, как это можно представить из соотношения моментов развития в различные микропериоды зрелости. Наименьшая частота моментов относится к стабилизации функционального уровня... Наибольшая частота моментов относится к положительным сдвигам (повышению функционального уровня). Обращают на себя внимание и значительные отрицательные сдвиги (моменты понижения). Однако ряд отрицательных сдвигов предшествует оптимумам, они являются, таким образом, скрытым периодом перестройки функций, подготавливающим их подъем» [19].

Исследованиями было обнаружено, что определенные

количественные накопления изменений, например, в памяти выступали необходимым условием для качественных изменений в протекании процесса мышления. Такие же тенденции наблюдались и в индивидных, личностных и субъектнодеятельностных свойствах взрослого, зрелого человека. Например, положительные изменения в мотивационной сфере личности при выполнении конкретной деятельности выступали условием более быстрого развития способностей, необходимых для успешного выполнения этой деятельности.

Исследования рассматриваемого цикла показали, что возрасту зрелости соответствует определенный «паттерн» корреляций между разными функциями и свойствами индивида, личности [20] и субъекта деятельности, что дало основание предположить существование своих «паттернов» общего, особенного и единичного.

Одновременно в этих исследованиях экспериментальным путем была проверена возможность с помощью направленного воздействия, которому сообщались определенные параметры, вносить изменения в названные «паттерны» или, что проще, в отдельные функции и свойства, учитывая наличие между ними взаимосвязей, выявленных в исследовании.

Оценивая обнаруженные благодаря применению комплексного подхода к изучению человека как целостной системы новые феномены, закономерности и механизмы, Б. Г. Ананьев делает обоснованный вывод, что активная опора на них позволит более успешно, чем раньше управлять развитием: точнее выявлять сензитивные периоды для формирования той или иной функции, прицельнее корректировать проявления того или иного свойства, с более тесной привязкой к индивидным, личностным и субъектнодеятельностным характеристикам и их взаимосвязям строить процесс обучения и воспитания, предотвращать раннее старение, выводить развитие каждого человека на уровень действительного акме.

Констатируя состояние разработки этой проблемы, Б. Г. Ананьев отмечает, что изучение взаимосвязей между формированием и развитием различных свойств у человека пока преимущественно было сосредоточено на изучении однородных гомогенных связей между определенной частью воспитания и соответствующей ей стороне развития.

Опираясь на получаемые таким путем знания, можно было прогнозировать, по его утверждению, получение лишь локально-однолинейных эффектов в воспитании.

И только когда будет обеспечено изучение внутренних взаимосвязей между основными сторонами развития человека, тогда выступит во всем своем исключительном значении другой ряд зависимостей между частями воспитания и отдельными сторонами развития — разнородных, перекрестных, гетерогенных связей, и знание их откроет возможность планировать, прогнозировать и получать более мощные и отдаленные во времени от момента воздействия на личность изменения в ее структуре [21].

Обобщая все сказанное выше, можно утверждать: в методологическом плане комплексные исследования, проведенные Б. Г. Ананьевым и его учениками, представляют собой хорошо просматривающийся прорыв к системному синтезу, что обусловлен целенаправленным изучением основных «ипостасей» человека — индивида, личности, субъекта деятельности и взаимосвязей между ними как целостно трактуемой структуры, детерминирующей психические явления «изнутри» [22].

Не отрицая важности проведения психологических исследований в традиционном ключе и не умаляя значения получаемых при этом новых научных фактов, Б. Г. Ананьев и его единомышленники предприняли капитальную по своей научной ценности попытку намного продвинуть вперед изучение психики, применяя качественно обновленный объективный подход, начало которому было положено учителем Б. Г. Ананьева В. М. Бехтеревым.

***

Мы очень коротко охарактеризовали содержание научной деятельности Б. Г. Ананьева. Диапазон конкретных проблем психологии, которые он на теоретическом и на экспериментальном уровне освещал в своих многочисленных исследованиях, очень широк: все виды психических процессов и психических свойств, их взаимосвязи и развитие на протяжении жизни человека, характер билатерального регулирования онтогенетического развития, психологический анализ труда, учения, общения, творчества, психология искусства, наиболее актуальные проблемы истории

психологии, нарушения в психике при черепно-мозговых ранениях и многие другие проблемы. Но мы сознательно ушли от пересказа результатов, к которым пришел Б. Г. Ананьев в каждом из них, сосредоточив внимание на раскрытии стержневой идеи, которая пронизывала и объединяла все научное творчество Б. Г. Ананьева, и которую он так или иначе подкреплял и развивал в каждом очередном для него конкретном исследовании.

В одной из последних работ, говоря о психологии будущего, Б. Г. Ананьев писал: «В наши дни осуществляется историческая миссия психологии как интегратора всех сфер человекознания и основного средства построения общей теории. Мы находимся еще в самом начале этого нового научного движения. Экстраполяция его тенденций позволяет уверенно представлять картину психологии будущего, интенсивного развития многих новых дисциплин теоретической и прикладной психологии... Каждое новое достижение психологического анализа способствует прогрессу психологического синтеза именно теперь, когда наша наука вступила на путь изучения своего рода больших систем, из которых образуется психологическая структура человека» [23].

Многогранность, глубина, емкость исследований Б. Г. Ананьева, масштабность его идей, смелость его поисков служат надежным фундаментом для творчества его учеников и всех тех, кто готов столь же страстно, убежденно, ответственно приближать то будущее психологии, о котором мечтал, которое творил Б. Г. Ананьев.

Литература

1. Ананьев Б. Г. Проблема человека в современной науке. — В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М. Изд. «Наука». 1977, с. 5—49.

2. Там же. Некоторые вопросы методологии психологического исследования, с. 275—332.

2. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л. Изд. ЛГУ. 1968, гл. 1.

Ананьев Б. Г. Будущее психологии. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 363—373.

3. Ананьев Б. Г. Общественная детерминация индивидуального сознания. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 149—173.

4. Ананьев Б. Г. Основные характеристики человека и его развития. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 197—211.

Ананьев Б. Г. Онтогенез и жизненный путь человека. В кн. Б. Г. Ананьев. Избранные психологические труды. М., Изд. Педагогика. 1980. т. I, с. 65—120.

Там же. К проблеме возраста в современной психологии. с. 186—200.

5. Ананьев Б. Г. К онтопсихологии человека. В кн. Теоретическая и прикладная психология в Ленинградском университете. Л., Изд. ЛГУ. 1969, с. 46.

6. Ананьев Б. Г. Науки о человеке как индивиде и его онтогенезе. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. М. Изд. Педагогика. 1980, т. 1, с. 45—49.

Ананьев Б. Г. Важная проблема современной педагогической антропологии (онтогенетические свойства человека и их взаимосвязь). Ж. Советская педагогика. 1966, № 1.

7. Ананьев Б. Г. Психологическая структура личности и ее становление в процессе индивидуального развития человека. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 229—275.

8. Ананьев Б. Г. Психологическая структура человека как субъекта. В кн. Человек и общество. Л. Изд. ЛГУ, вып. 2.

9. Ананьев Б. Г. Будущее психологии. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 371.

Ананьев Б. Г. Межфункциональные связи в структуре интеллекта взрослого человека. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 357—363.

10. Ананьев Б. Г. Структура индивидуального развития как проблема современной педагогической антропологии. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. Т. II, с. 47.

11. Ананьев Б. Г. Структура индивидуального развития человека. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания.

Ананьев Б. Г. Сенсорно-перцептивные характеристики индивидуального развития человека. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. Т. I, с. 180—186.

Ананьев Б. Г. Структура индивидуального развития как проблема современной педагогической антропологии. В кн. Избранные психологические труды. Т. II, с. 40—52.

12. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л. 1968, с. 103

13. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л. 1968, с. 105.

14. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л. 1968, с. 105

15. Ананьев Б. Г. Человек как предмет воспитания (перспективы педагогической антропологии). В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. М. 1980. Т. II, с. 10—26.

Ананьев Б. Г. Структура индивидуального развития человека. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 211—229.

Ананьев Б. Г. Сенсорно-перцептивные характеристики индивидуального развития человека. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды, Т. I, с. 180—186.

16. Ананьев Б. Г. Некоторые черты психологической структуры личности. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. с. 258.

17. Ананьев Б. Г. Структура развития психо-физиологических функций взрослого человека. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. Т. I, с. 201.

18. Ананьев Б. Г. Новый раздел современной возрастной и педагоги-

ческой психологии. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 333—341.

19. Ананьев Б. Г. Некоторые проблемы психологии взрослых. В кн. О проблемах современного человекознания, с. 332—363.

21. Ананьев Б. Г. Проблемы педагогической антропологии. В кн. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. Т. II, с. 28—29.

22. Ананьев Б. Г. Основные характеристики человека и его развития. В кн. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания, с. 209—211.

23. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М. 1977, с. 369—371.

I
Проблема человека
в современной науке
МНОГООБРАЗИЕ ПОДХОДОВ К ИЗУЧЕНИЮ
ЧЕЛОВЕКА И ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ
НАУЧНЫХ ДИСЦИПЛИН
Современная наука все более полно охватывает много-
образные отношения и связи человека с миром (абиотиче-
ские и биотические факторы природы -* человек; общество
и его историческое развитие ^ человек; человек ^ техни-
ка; человек ^ культура; человек и общество -» Земля и
космос).
В системе тех или иных связей человек изучается то
как продукт биологической эволюции — вид Homo sapiens,
то как субъект и объект исторического процесса — лич-
ность, то как естественный индивид с присущей ему гене-
тической программой развития и определенным диапазо-
ном изменчивости. Исключительно важное значение име-
ет исследование человека как основной производительной
силы общества, субъекта труда и ведущего звена в системе
«человек — машина», как субъекта познания, коммуника-
ции и управления, как предмета воспитания и т. д.
Подобного многообразия подходов к изучению челове-
ка еще никогда не знала история науки. Все возрастающее
многообразие аспектов человекознания — специфическое
явление современности, связанное со всем прогрессом на-
учного познания и его приложения к различным областям
общественной практики.
Эти приложения связаны с так называемыми человече-
скими факторами в промышленном и сельскохозяйствен-
ном производствах, в системах управления народным хо-
зяйством, транспортом, строительством и т. д. На основе
учета такого рода факторов достигаются научная органи-
зация труда, оптимизация управления и массового обслу-

живания населения, повышение эффективности воспита-
ния и образования, лечения и профилактики заболеваний,
особенно нервно-психических и сердечно-сосудистых, в
наибольшей мере зависящих от человеческих, взаимоотно-
шений.
В настоящее время складывается сложно разветвлен-
ная система теоретического и практического человекозна-
ния, значение которого для будущности человечества не
менее велико, чем значение фундаментальных наук о при-
роде, с которыми связано овладение силами природы, ее
энергетическими и пищевыми ресурсами, освоение космо-
са и т. д.
Для социального прогнозирования необходимы науч-
ные знания о резервах и ресурсах самого человеческого
развития, об истинных потенциалах этого развития, еще
крайне недостаточно использующихся обществом.
Благодаря крупным достижениям в научном познании
человека и ускорению прогресса в этой области уже в на_-
стоящее время жизнь обогащается более эффективными
средствами организации производства, градостроительст-
ва, массовых коммуникаций и обучения на всех уровнях
образования, здравоохранения, социального обеспечения
и т. д. Не меньшее значение имеет оптимальное сочетание
такого их взаимодействия в образе жизни людей, которое в
наибольшей мере соответствует структуре человеческого
развития.
В ближайшее десятилетие теоретическое и практиче-
ское человекознание станет одним из главнейших центров
научного развития. Об этом можно судить по трем важным
особенностям развития современной науки, связанным
именно с проблемой человека. Первой из них является
превращение проблемы человека, в общую проблему всей
науки в целом, всех ее разделов, включая точные и техни-
ческие науки. Вторая особенность заключается во все воз-
растающей дифференциации научного изучения человека,
углубленной специализации отдельных дисциплин и их
дроблении на ряд все более частных учений. Наконец,
третья особенность современного научного развития ха-
рактеризуется тенденцией к объединению различных на-
ук, аспектов и методов исследования человека в различ-
ные комплексные системы, к построению синтетических
характеристик человеческого развития.

Эти особенности связаны с возникновением новых по-
граничных дисциплин и соединением посредством их мно-
гих, ранее далеких одна от другой областей естествознания
и истории, гуманитарных наук и техники, медицины и пе-
дагогики.
Во второй половине XX в. значительно изменяются вза-
имосвязи между разными науками, изучающими человека
как организм и личность, явление природы и истории,
предмет воспитания и т. д. Непосредственно соприкасают-
ся естествознание и общественные науки, медицина и пе-
дагогика, экономические и технические науки. С возник-
новением кибернетики к изучению человека приближаются
и науки физико-математические. Успехи биохимии дела-
ют все ощутимее общий вклад естествознания в изучение
саморегулирующихся систем человеческого организма. На
границах между биохимией, эндокринологией, физиоло-
гией высшей нервной деятельности и психологией возни-
кает психофармакология. Подобным же образом на стыках
между кибернетикой, биологией, физиологией и психоло-
гией возникает бионика с ее главным отделом — моделиро-
ванием мозговых систем, особенно анализаторов внешней
среды. На границах между кибернетикой, физиологией,
психологией и педагогикой начинает развиваться теория
программированного обучения.
Взаимные переходы между разными науками, которые
отнюдь не всегда были смежными, означают глубокие из-
менения в общей структуре науки. «Смежность» наук —
явление историческое. Чем больше научное познание про-
никает в общие законы бытия, тем явственнее вырисовы-
вается картина единства материального мира и умножает-
ся число смежных наук. Относительность обособления на-
ук сказывается в непрерывном преобразовании их границ
и взаимосвязей, которое следует учитывать в целях пра-
вильного прогноза и управления движением науки.
«Смежность» представляет собой своего рода преобра-
зование прикладных функций одной науки по отношению
к другой. Такое преобразование, сохраняя и совершенст-
вуя в определенной мере эти функции, вместе с тем откры-
вает для науки новую область познания. Так было, напри-
мер, с биофизикой и биохимией, которые начали свое су-
ществование с приложения физических и химических
методов к изучению живой природы, а затем стали важны-

ми самостоятельными отраслями, не только пограничны-
ми, но и объединяющими биологию с науками о более об-
щих законах природы.
Принципиально новые возможности научного изуче-
ния человека открылись с возникновением биофизики
(включая молекулярную биофизику), биохимии и совре-
менного моделирования в биологии.
Кибернетический подход к изучению человека как
сложнейшей саморегулирующейся и самонастраивающей-
ся системы проложил пути математизации антропологии.
Теперь уже невозможно представить себе эту область без
физического, химического и математического изучения
природы человека и его связей с окружающим миром.
Тот факт, что математика, физика, химия, а вслед за
ними и технические науки непосредственно занялись изу-
чением человека, имел важное значение и для их собст-
венного развития.
Дело в том, что фронтальное внедрение физики и хи-
мии в естествознание человека и математизация антропо-
логических наук повлекли за собой участие фундамен-
тальных областей естествознания в исследовании различ-
ных параметров человеческого развития — своеобразную
антропологизацию точных и технических наук.
Примечательно, что технические науки «антропологи-
зировались» прежде всего в двух направлениях. Одно из
них, первоначально связанное с техникой связи (особенно
радио и телевидением), сосредоточилось на исследовании
и техническом воспроизведении процессов коммуникации,
в том числе оптимальных условий приема и передачи ин-
формации по определенным каналам. Ряд современных
понятий кибернетики и теории информации (например,
понятий и терминов «шумы», «помехи», «каналы связи»,
«надежность») непосредственно связан с техникой связи.
Именно передача и прием по каналам связи человеческой
речи поставили фундаментальные-проблемы теории ком-
муникации, впоследствии не ограничившиеся акустикос-
луховым каналом исключившие в коммуникационные си-
стемы оптико-зрительные (телевизионные) средства в со-
четании с акустико-слуховыми.
Другое направление «антропологизации» технических
наук связано с автоматическим регулированием машин и
механизмов. Технический прогресс в наибольшей мере

проявился в быстрых темпах развития средств автоматиче-
ского регулирования. Благодаря этому в колоссальной ме-
ре возросла производительность оборудования, а управле-
ние производством получило новые'неограниченные воз-
можности.
Человек как важнейшее звено системы управления ма-
шинами и механизмами принимает сложнейшую инфор-
мацию о ходе технологических процессов и состоянии ме-
ханизмов, осуществляя управление системой определенных
действий и движений (дозировочных, следящих и т. д.) по-
средством так называемых органов управления. Положе-
ние человека в области материального производства, ко-
нечно, изменялось неоднократно. Было время, когда фи-
зическая сила человека была основным энергетическим
фактором производства. По мере использования все более
мощных источников энергии природного окружения на
смену энергетическим функциям человека пришли тех-
нологические функции — инструментальная и ручная ра-
бота на станках, машинах и других механизмах. С разви-
тием машин и оборудования со сложными системами, с
автоматическим управлением и технологические функции
передаются техническим средствам, а человек корректи-
рует и направляет их деятельность. Эта регулирующе-кон-
трольная функция человеческого труда автоматизирует-
ся с помощью кибернетических устройств, и, таким обра-
зом, вслед за автоматизацией физического труда приходит
автоматизация труда умственного. Однако в любых систе-
мах автоматического регулирования человек остается ре-
шающим звеном, а поэтому при проектировании самых со-
вершенных машин учитываются критерии взаимосоответ-
ствия человека й машины.
Таким образом, в технике коммуникации и автомати-
ческого регулирования производственных процессов, то
есть в сферах общения и труда, в двух решающих областях
человеческой деятельности, произошла встреча техниче-
ских и,антропологических наук. Обе группы наук не толь-
ко развиваются рядом, но и все глубже взаимопроникают
друг в друга. К ним присоединяется еще одна новейшая
область техники ~- вычислительная в широком смысле
слова, включающая разнообразные электронно-вычисли-
тельные устройства, «думающие» машины, автоматиче-
ские средства экономического управления, планирования

и-учета, научного исследования и моделирования творче-
ской деятельности человека.
Теперь технические науки входят в третью, главней-
шую сферу человеческой деятельности. Вслед за трудом
(автоматизация производства) и общением (средства комму-
никации) техника вплотную подошла к познанию, усиливая,
таким образом, самые важные сущностные силы человека
как субъекта труда, общения и познания. Образование
этих новых связей между техническими и антропологиче-
скими науками — весьма примечательное явление совре-
менности. Вряд ли кто-либо из антропологов в начале на-
шего столетия допускал возможность таких связей. Даже
сравнительно недавно антропология и другие специальные
науки о человеке (психология, анатомия и физиология че-
ловека, гигиена и т. д.) представляли собой обособленную
систему наук, располагавшуюся на периферии биологии и
истории.
В середине нашего столетия изменилось, причем весь-
ма существенно, положение антропологических наук в об-
щей системе биологического знания. Прежде всего следует
отмерить формирование в качестве крупной антропологи-
ческой науки теоретической медицины и синтезирование в
ней важнейших достижений всех биологических наук при-
менительно к норме и патологии человеческого организма.
Можно сказать, что через Теоретическую медицину и все
медицинские науки биология в целом все более вовлекает-
ся в научное познание человека. Вместе с тем общебиоло-
гическая и антропологическая направленность медицин-
ских наук приводит к некоторым существенным дополне-
ниям ее предмета. Не только патология, соизмеряемая с
эталонами нормы, но и сама норма, или природа здоровья,
становятся предметом медико-биологических исследова-
ний, специализирующихся на анализе тех или иных пара-
метров человеческого развития. Эволюционные и генети-
ческие концепции современной биологии применяются к
изучению этих параметров при помощи ее аналитических
методов, глубоко проникающих в природные свойства че-
ловеческого развития. Особенно важно отметить прогресс
биологических наук в изучении отдельных онтогенетиче-
ских свойств индивидуального развития, связанных с на-
следственной программой и структурой филогенетическо-
го развития.

В естественных науках накоплены данные об отдель-
ных классах природных свойств человека. Достаточно со-
слаться на ряд научных дисциплин, возникших в нашем
столетии, каждая из которых точно соответствует одному
из видов этих свойств.
Первой из них является возрастная физиология и мор-
фология, именуемая иногда возрастной биологией, онто-
физиологией и т. д. В ее структуру включается серия уче-
ний о росте и созреваний, зрелости, старении и старости
(геронтология). Специальное изучение возрастных осо-
бенностей и основных фаз онтогенетического развития,
как известно, составляет важную область современной
психологии, подразделяющейся на «детскую», «возраст-
ную», «генетическую». Углубленное биохимическое, био-
физическое, морфологическое, экспериментально-генети-
ческое исследование возрастных особенностей позволяет
определить их как первичные свойства индивида, обнару-
живаемые на всех уровнях жизнедеятельности, включая
молекулярный.
Второй специальной дисциплиной новейшего времени
является сексология, то есть изучение закономерностей
полового диморфизма в филогенезе — онтогенезе, вклю-
чая сложнейшие психофизиологические характеристики
этого диморфизма у человека, связанные с историей есте-
ственного разделения труда, брака и семьи, с воспитанием
и т. д. Несомненно, на развитие сексологии сильно повлия-
ла психоаналитическая концепция Фрейда. Однако было
бы ошибочным полагать, что вея сексология содержит ги-
пертрофию либидо и состоит лишь из спекулятивных теорий.
Благодаря успехам экспериментальной генетики, эмбрио-
логии, эндокринологии, биохимии и других наук механизм
образования пола, периодизация полового диморфизма и
его влияние на общесоматическое и нервнопсихическое
развитие человека раскрываются с большой глубиной.
Имеются основания считать, что эти свойства индивида
непосредственно связаны с его генотипической организа-
цией и проявляются на всех уровнях жизнедеятельности и
поведения.
Третья научная дисциплина новейшего времени — со-
матология — учение о целостности человеческого тела, его
структурно-динамической организации, типах телосложе-
ния и т. д. В отличие от прежних учений о конституциональ-

ных типах, в которых преобладало психоморфологическое
параллелистическое представление, конституциональную
структуру телосложения человека ныне рассматривают
как соединение гуморально-эндокринных и метаболиче-
ских характеристик с более точным комплексным опреде-
лением параметров морфологической структуры человече-
ского тела. Все большее значение придается корреляции
между общесоматическими и нейропсихическими особен-
ностями человека, ведущей роли центральной нервной си-
стемы в общей системе нейрогуморального регулирования.
В связи с развитием комплексных подходов к изучению
человечества соматология, как и сексология, несомненно
займет надлежащее место в системе изучения человека и
законов его онтогенетического развития.
Четвертая научная дисциплина — типология высшей
нервной деятельности — полностью обязана своим воз-
никновением и развитием советской науке. Физиологиче-
ские и психологические исследования нейродинамических
свойств человека открыли эпоху в познании природных
особенностей личности. Без преувеличения можно ска-
зать, что типология высшей нервной деятельности состав-
ляет' самую общую основу таких наук, как психология,
медицина и педагогика.
Имеются основания считать, что объекты онтофизио-
логии и возрастной психологии, сексологии, соматологии и
типологии высшей нервной деятельности — определенные
свойства индивида — являются исходными, первичными
особенностями человеческой природы. Поэтому комплекс-
ное изучение природы человека располагает сводом зна-
ний, накопленных каждой из этих дисциплин. Однако при
комплексном изучении человека как индивида нельзя ог-
раничиться суммированием,сводных данных, взятых из
каждой дисциплины порознь. Основная и самая сложная
задача — обнаружить взаимосвязи между первичными
природными свойствами. Эта задача является одной из
очередных Для современной прикладной антропологии,
поскольку исследования разнородных взаимосвязей между
первичными природными свойствами открывают пути для
управления ими в процессе воспитания, лечения и охраны
здоровья человека, а также в целях обеспечения необходи-
мой структуры потребления в системах массового обслу-
живания населения.

Особенно важно знать, какие из связей (и между какими
именно свойствами) существенны для образования сенси-
тивных состояний развития, благоприятствующих эффек-
тивности воспитания и обучения. Использование в совре-
менных исследованиях разнообразных приемов корреля-
ционного и факториального анализа позволяет довольно
точно определить меру и тенденцию внутренних взаимо-
связей между онтогенетическими свойствами, влияющим
на психическое развитие.
Несомненно, количественное описание и определение
взаимосвязей между различными сторонами и компонен-
тами человеческого развития имеют исключительное зна-
чение для современного человекознания, так как такое оп-
ределение способствует пониманию целостности человече-
ского развития. Применяемые в человекознании методы
современной математики следует полнее использовать для
интеграции всех знаний о человеке и их приложений в
системе единой и общей теории, охватывающей все воз-
можные аспекты изучения человека. Современная наука
еще не располагает такой теорией, хотя, несомненно, на-
ходится на пути к ее созданию. Решающее значение в этом
смысле имеет сближение естествознания и общественных
наук на почве диалектического материализма.
Выдвижение проблемы человека в центр всей совре-
менной науки связано с принципиально новыми взаимоот-
ношениями между науками о природе и об обществе, так
как именно в человеке объединены природа и история бес-
численным рядом связей и зависимостей.
Общественно-исторические законы человеческого раз-
вития, опосредствующие его природу, механизмы и дина-
мику функций, все больше учитываются естествоиспыта-
телями. Социальные факторы индивидуального развития
человека не только дополняют абиотические и биотиче-
ские факторы в их воздействии на это развитие, но и регу-
лируют их взаимодействие. Для характеристики положе-
ния проблемы человека в современной науке весьма важ-
ны изменения, происходящие в структуре гуманитарного
знания. Возникают многие новые научные дисциплины,
дополняющие уже существующие общественные науки
(например, социологию, этику, педагогику и др.).
Среди новых гуманитарных дисциплин, имеющих важ-
нейшее значение для общей теории человекознания, сле-

дует отметить эргономику, которую можно было бы опре-
делить как специальную науку о трудовой деятельности
человека. Поскольку эта деятельность не может быть оп-
ределена только характеристиками свойств человека как
организма и субъекта, требуется исследование техники и
технологии, составляющих социальный и вещественный
аппарат трудовой деятельности. Поэтому эргономика
представляет собой и особый подход к этой технике как к
совокупности усилителей, преобразователей и ускорите-
лей психофизиологических функций человека. Наконец,
важный аспект эргономики составляет экономическая ор-
ганизация производства и социальные функции работы че-
ловека*
Весьма примечательно возникновение специальной дис-
циплины о знаковых системах (как языковых, так и нея-
зыковых) — семиотики. Для изучения механизмов куль-
турного развития человека эта дисциплина имеет столь же
важное значение, как эргономика для понимания его тру-
довой деятельности.
Из новых дисциплин следует особо отметить аксиоло-
гию — науку о ценностях жизни и культуры, исследующую
важные стороны духовного развития общества и человека,
содержание внутреннего мира личности и ее ценностные
Ориентации. Семиотика и аксиология, будучи философ-
скими дисциплинами, приобретают вместе с тем черты
конкретных специальных, наук в системе познания челове-
ка как субъекта и личности.
На базе психологии, логики и теории познания, с одной
стороны, нейрофизиологии и биофизики — с другой, скла-
дывается эвристика — общая теория мыслительных по-
исков и творческого мышления человека. Параллельно с
нею развивается науковедение как общественно-историче-
ская дисциплина, а также более специальные психологи-
ческие дисциплины (психология науки, психология искусст-
ва и т. д.) как исследования видов творческой деятельности.
Пограничными дисциплинами являются психолингвисти-
ка, объединяющая психологию речи и общения с общей
теорией языка, характерология, объединяющая психоло-
гию личности с социологией и этикой, а также все области
прикладной психологии (инженерная, экономическая, юри-
дическая, педагогическая и т. д.).
Некоторые из перечисленных дисциплин носят не толь-

ко специализированный, но и комплексный характер, объ-
единяющий на изучении тех или иных характеристик че-
ловека отдельные части наук, относящихся к различным
областям познания.
Для развития современной науки, как известно, харак-
терно совмещение двух противоположных тенденций —
все более возрастающей дифференциации и все более мощ-
ной интеграции различных наук. Возникновение в послед-
ние десятилетия специальных дисциплин объясняется, ко-
нечно, растущей дифференциацией и прогрессом аналити-
ческих методов науки. Однако в области человекознания
эта тенденция теснейшим образом переплетается с синте-
тическими подходами к реальным целостным, или слож-
ным, видам человеческой деятельности. Поэтому специа-
лизация знания в этой области чаще всего сочетается с
комплексным объединением отдельных частных учений в
общую теорию того или иного образования, свойства или
вида человеческой деятельности.
Выдвижение проблемы человека в качестве общей для
всей современной науки коренным образом изменяет поло-
жение психологии в системе наук, поскольку именно пси-
хология становится орудием связи между всеми областями
познания человека, средством объединения различных
разделов естествознания и общественных наук в новом
синтетическом человекознании. Однако интеграция этих
наук, сочетающаяся с дальнейшим развитием их специа-
лизации, определяется прежде всего прогрессом философ-
ского учения о человеке.
Потребность в едином фундаментальном учении о че-
ловеке остро ощущается в различных областях обществен-
ной практики.
Стремление преодолеть частичность и односторонность
в'практической работе с людьми, связать воедино различ-
ные виды этой работы становится все более характерным
для жизни нашего общества.
Оптимизация производства в современных условиях свя-
зана с оптимизацией управления и рациональной организа-
цией труда. Проблемы научной организации труда реша-
ются на всех уровнях хозяйства и управления. В подавля-
ющем большинстве эти проблемы касаются человеческих
факторов производства. Эти факторы особенно важны для
структуры потребления, являющегося своего рода обрат-

ной связью в производстве. Организация обслуживания в
соответствии со структурой потребностей человека и тре-
бованиями современности имеет огромное значение для
общей системы управления экономической жизнью обще-
ства. В настоящее время с человекознанием соприкасаются
политическая экономия и конкретные экономические нау-
ки, все чаще связывающиеся с антрополого-психологиче-
скими, социологическими, педагогическими и медико-би-
ологическими аспектами исследования человека.
Весьма существенные сдвиги происходят в структуре
здравоохранения, для которого характерны тенденции
сближения с общей организацией образа жизни людей и
воспитанием в широком смысле слова.
Для современной медицины характерно сочетание хи-
рургии и терапии с профилактикой и гигиеной. Все большее
внимание наряду с познанием природы болезней уделяется
здоровью и комплексу факторов, повышающих жизнеспо-
собность, жизнестойкость и долголетие человека. Отсюда
преодоление биологической и патофизиологической ограни-
ченности старой медицины, ее чисто соматического направ-
ления, все возрастающее внимание к социально-экономи-
ческим, технико-культурным, морально-психологическим
условиям жизни людей, определяющим нормальное функ-
ционирование организма человека. Сближение медицины
с экономикой и техникой (например, в индустриальной
медицине), особенно с педагогикой, — одна из тенденций в
развитии современного здравоохранения.
В развитии педагогики и народного образования преоб-
ладает идея системы воспитания как направленного воз-
действия общества на формирование индивида, системы, в
которой умственное образование и обучение неразрывно
связаны с нравственным, эстетическим и физическим вос-
питанием, с одной стороны, и производственно-политех-
ническим — с другой.
В современных условиях возросло значение педагоги-
ческой организации образа и режима жизни, подрастающе-
го поколения, а также различных средств физического вос-
питания. Все это говорит о существенном сближении вос-
питания с гигиеной и профилактикой, со всей системой
охраны и укрепления здоровья и обеспечения долголетия.
Таков объективный ход развития практики, наиболее
интенсивный и быстрый в условиях социалистического об-

щества. Этот ход связывает различные виды общественной
жизни и управления, сближая науки, ранее далекие друг
от друга.
Итак, не только наука, но и практика испытывает по-
требность в единой теории человекознания, в сближении и
интеграции всех средств познания человека и руководства
его развитием. Естественно, основу такой общей теории
должна составлять философия, для которой человек — ве-
ликая, вечная и универсальная проблема.
ФИЛОСОФСКОЕ ОБОБЩЕНИЕ ЗНАНИЙ
О ЧЕЛОВЕКЕ И ИНТЕГРАЦИЯ
НАУЧНЫХ ДИСЦИПЛИН
...Крайне усложняющаяся система изучения человеч-
ка, охватившая почти весь диапазон познания (от физи-
ко-математических наук до гуманитарных), предъявляет
новые требования к философскому учению о человеке...
Разумеется, для этого сама философия в современных
условиях должна «опираться» (по словам Ф. В. Констан-
тинова) на большой ряд специальных наук, многие из ко-
торых возникли лишь в последние десятилетия. Имеют-
ся в виду, конечно, не извлечения из этих наук в качестве
иллюстрации того или иного философского положения, а
теоретическое исследование и обобщение разнородных на-
учных данных в целях открытия общих свойств и законо-
мерностей человеческого развития, которые еще далеко не
полностью изучены.
В сфере человекознания, как показал опыт последних
десятилетий, все больше открывается глубина непознан-
ного, недостаточность нашего знания исторической приро-
ды человека и гигантского потенциала этой природы. Поэ-
тому создание новых дисциплин и междисциплинарных
связей между науками о человеке следует расценивать как
новый подступ к фронтальному наступлению науки на
непознанные еще явления и законы человеческого разви-
тия, как важнейший момент, предшествующий великим
открытиям в этой области.
Понимание перспектив и стратегии исследований в об-
ласти человекознания, неразрывно связанное с отчетливым
осознанием нерешенности ряда ее проблем, основывается
на фундаменте накопленных научных данных и относи-

тельном решении других проблем. Такое понимание есть
вместе с тем убеждение в принципиальной познаваемости
законов человеческого развития, сущности человека, иск-
лючающее всякую возможность агностицизма, вновь рас-
пространившегося в современной идеалистической фило-
софии, особенно в экзистенциализме.
Различные концепции экзистенциализма используют
нерешенность ряда проблем человекознания или крайнюю
сложность их решения в качестве аргумента принципиаль-
ной непознаваемости человеческой сущности и особенно
внутреннего мира человека. В этом плане представляется
весьма уместным критическое замечание Т. И. Ойзермана
по поводу мистификации проблемы человека экзистенциа-
лизмом, «исходным положением которого является утвер-
ждение, что история общества, совокупный человеческий
опыт, развитие науки о человеке не только не приблизили
нас к познанию человека, но, напротив, все более удаляют
нас от этой цели. Именно в этом смысле следует понимать
следующие изречения Г. Марселя: «Хотя мы все более и
более узнаем о человеке, его сущность, по-видимому, все
менее и менее для нас ясна. Я даже склоняюсь к тому,
чтобы поставить вопрос так: не делает ли нас в конечном
счете слепыми именно это обилие знаний о частностях.
Итак, экзистенциализм выступает как учение о принци-
пиально якобы непознаваемой (все более непонятной, не-
постижимой) сущности человека» [Ойзерман Т. И., 1964,
с. 331 ].
В другой своей критической работе «Философия кризи-
са и кризис философии» Т. И. Ойзерман вновь подчеркива-
ет эту агностическую позицию экзистенциализма. Он пи-
шет: «Экзистенциализм объявляет предметом своего исс-
ледования человека, но вместе с тем считает, что человек
непознаваем, многообразные знания о человеке, по мне-
нию экзистенциалистов, все далее уводят нас от понима-
ния человека» [Ойзерман Т. И., 1966, с 38 1.
Спекуляция на трудностях познания и непознанности
отдельных, сторон и законов человеческого развития со-
ставляет важный момент агностицизма, который, конечно,
нельзя преодолеть декларативным провозглашением ре-
шенное• всех основных проблем человекознания и позна-
ваемости законов человеческого развития. Между тем в
некоторых работах по критике современного экзистенциа-

лизма проскальзывают подобные декларативные утверж-
дения, порождающие иллюзии решенности нерешенных
проблем и нередко сводящие всю совокупность наук, необ-
ходимую для их решения, лишь к социологии.
Скептическое отношение экзистенциализма к наукам о
человеке вытекает из самой сути этой философии, являю-
щейся одним из течений идеалистического антропологиз-
ма. Философская антропология, или онтология человека, в
экзистенциалистском толковании направлена не только,
против исторического материализма, но и против фило-
софской антропологии материализма вообще, философ-
ских проблем человека в диалектическом материализме
особенно. Надо учесть, что одной из самых фундаменталь-
ных проблем диалектического материализма является че-
ловек как субъект познания, отражающий объективный
мир и преобразующий его посредством практики. Гносео-
логический и психологический анализы субъекта в его
обусловленности объективной действительностью и обще-
ственной практикой тесно связаны с решением проблемы
человека как личности в историческом материализме. Но
отождествление этих двух проблем было бы серьезной
ошибкой, и потому вряд ли правильно считать историче-
ский материализм единственным учением марксизма, ре-
шающим проблему человека. В теории диалектического
материализма важное место занимает единство законов
природы и общества, специфическое проявление этого
единства в человеческом развитии. И именно на основе
такого понимания в историческом материализме решают-
ся проблема антропогенеза и социогенеза в их единстве,
проблема социально-биологических связей и т. д...
Первоначально антропология трактовалась как систе-
ма наук о человеке, хотя в дальнейшем произошло извест-
ное ограничение ее предмета специальным развитием ант-
ропологии как отдельной науки, изучающей изменение
природы человека под влиянием общественно-историче-
ских условий. Но стремление к целостному научному по-
знанию человека в единстве его физического, умственного
и нравственного развития, его природы и общественных
свойств проходит красной нитью через прогрессивные на-
правления русской научной мысли второй половины XIX в.
В сокровищницу мировой педагогики вошел классиче-
ский труд К. Д. Ушинского «Человек как предмет воспита-

ни я», имеющий выразительный подзаголовок «Опыт педаго-
тической антропологии». В XX в. замечательный русский
ученый П. Ф. Лесгафт был последним представителем по-
добного антропологического подхода к различным сторо-
нам развития человека. Ему принадлежит честь создания
функциональной анатомии человека, обнаружившей глу-
бокие влияния экономических условий и процесса труда
на изменение структуры и динамики человеческого орга-
низма. Одновременно он создает оригинальное учение о ти-
пах, темпераменте и характере человека, в котором вскры-
вает решающую роль общественной среды и воспитания в
формировании человека. Им создана научная теория фи-
зического воспитания, связывающая его с воспитанием
нравственным и умственным. В различных трудах Лесгаф-
та по анатомии и физиологии, психологии и педагогике,
гигиене и общей теории развития организма человек вы-
ступает как целостный организм и общественный индивид
одновременно. Хотя труды Чернышевского и других рево-
люционных демократов, а также труды К. Д. Ушинского,
П. Ф. Лесгафта далеко не тождественны по своим обще-
ственно-политическим и философским основам, однако их
сближает стремление к целостному научному знанию о че-
ловеке, продиктованное страстным гуманизмом.
Чем же объяснить тот факт, что последующее развитие
науки отошло от «антропологизме», осуществлялось пре-
имущественно в разных, обособленных друг от друга на-
правлениях? Одной из главных причин явился кризис нау-
ки,... захвативший и область наук о человеке. Вследствие
этого кризиса идеалистические и дуалистические концеп-
ции заняли господствующее положение... Ученые проти-
вопоставили философскому антропологизму теорию Двух
факторов — биологического и социального — в развитии
человека. За психофизическим дуализмом последовал дуа-
лизм «биосоциальный», особенно проявивший себя в соц-
иологическом учении Дюркгейма, в психоанализе Фрейда,
в конституционализме ряда клиницистов (Кречмера, Ма-
теса и др.). Этому биосоциальному дуализму метафизиче-
ский материализм не мог противопоставить ничего, кроме
антропологического принципа, в свое время сыгравшего
прогрессивную роль, но не вскрывшего сложную диалекти-
ку естественного и общественного в развитии человека.
Одной из причин отхода от антропологического прин-

ципа как целостного похода к изучению человека являлась
все большая дифференциация научных знаний в области
как естествознания, так и общественных наук. Создание
философских основ единой теории развития человека ста-
ло возможным лишь на основе диалектического метода,
общего для естествознания и наук об обществе.
В современной науке созданы все необходимые предпо-
сылки для объединения естествознания и общественных
наук на основе целостного познания человека.
Некоторые области науки — антропология, археоло-
гия, экспериментальная фонетика, психология, физиоло-
гия высшей нервной деятельности — существенно продви-
нулись к построению такой теории развития человека.
Антропология с помощью археологии и сравнительной
анатомии, а частично сравнительной этнографии и языко-
знания привела к дальнейшему развитию теории антропоге-
неза... Принципиальное значение для построения будущего
исторического естествознания человека имеет созданное в
советские годы учение И. П. Павлова о двух сигнальных
системах высшей нервной деятельности человека.
И. П. Павлов считал бесспорным социальный генезис
второй сигнальной системы, порожденной языком как осо-
бым общественным явлением. Уже доказано прямое влия-
ние общественно-трудовой практики людей на высшую
нервную деятельность человека в целом, начиная с ее пер-
вой сигнальной системы. Исторический подход к рефлек-
торной деятельности головного мозга человека, являющего-
ся органом сознания, приобретает признание все большего
числа естествоиспытателей в области анатомии, морфоло-
гии, физиологии, клинической неврологии. Благодаря тако-
му подходу естествознание сближается с общественно-исто-
рическими науками, что открывает новые пути целостного
научного познания человека, которому в современных ус-
ловиях должна соответствовать система наук о человеке,
объединяющая различные области естествознания и обще-
ственных наук.
Современное человекознание по существу своему есть
историческое естествознание человека.
Не отделение человека как субъекта и объекта истории
от природы, не игнорирование человеческой природы как
биологического начала в человеческой организации, а диа-
лектическое единство истории и природы, преобразование

природы историческим развитием — такова традиция мар-
ксизма. К этому следует добавить, что в марксистской тео-
рии познания сознание рассматривается как историческая
категория и продукт общественного развития человека,
хотя, разумеется, оно есть функция мозга, то есть особым
образом организованной материи. Вместе с тем сознание
субъективно и не отделимо от субъекта, которым является
сам человек как общественный и естественный индивид.
Единство истории и природы в развитии человека — тако-
во монистическое понимание человека, ставшее одним из
величайших завоеваний науки. Именно из этих монисти-
ческих позиций, впервые радикально устранивших дуа-
лизм в понимании человека (социобиологический и психо-
физиологический), следует исходить как при позитивном
решении проблем человекознания, так и при критике со-
временной буржуазной философии, в том числе и экзи-
стенциализма. Различные концепции идеалистической фи-
лософской антропологии мистифицируют проблемы лич-
ности, индивидуальности, «я» путем их обособления от
социальной и физической жизни индивидов', как это делал
в свое время Макс Штирнер, критика которого основопо-
ложниками марксизма общеизвестна. Именно в этом обо-
соблении заключен гносеологический смысл игнорирования
так называемой философской антропологией достижений
современного естествознания, психологии, общественных
наук в изучении человека. Дело в том, что из современной
научной картины человеческого развития никак не следу-
ет вывод о природных истоках отчуждения.
В одной из своих работ Т. И. Ойзерман, критикуя экзи-
стенциалистскую концепцию, согласно которой источни-
ком отчуждения является антропологическая природа че-
ловека, пишет: «Эта концепция увековечивает отчуждение,
изображая его независимым от каких-либо исторических
условий и социально-экономической структуры общества».
...Достижения конкретных наук о человеке обобщают-
ся не на самом высоком уровне интеграции вследствие то-
го, что человек как предмет научного познания в совре-
менной философской литературе занимает еще недоста-
точное место. В большей степени внимание философов
сосредоточено на понятиях «человек», «человечность» и
т. д. как исторически классовых по своей сущности явлени-
ях отражения. Действительно, философский анализ поня-

тий человекознания имеет важное значение. П. Н. Федосе-
ев убедительно показал, что само понятие «человек» пред-
ставляет собой продукт социальной теории. Социальная
область, равно как и социальная теория, всегда служила
ареной ожесточенной борьбы интересов [Федосеев П. Н.,
1964, с. 6]. Поэтому в процессе исторического развития
изменились как понятие «человек», так и область жизни
людей, на которую распространялось понятие «человеч-
ность». Интересно отметить, что эти понятия все более
«демократизировались» и вместе с тем как бы «персонифи-
цировались» в том смысле, что слова «человек —- лич-
ность» стали взаимообратимыми понятиями...
...В отношении современной идеалистической фило-
софской антропологии В. Г. Мысливченко и П. Р. Корнеев
правильно заметили, что если антропологические фило-
софские системы нарождающейся буржуазии носили пре-
имущественно натуралистический характер (человек рас-
сматривался как часть природы и его свойства выводились
из свойств естественного мира), то в современной фило-
софской антропологии «проблема человека решается на ос-
нове виталистической биологии и иррационалистической
психологии. Таким образом, антропологический принцип
в зарубежной философии превратился в средство обоснова-
ния идеалистических концепций человека, в средство фаль-
сификации действительных проблем человека и общества»
[Мысливченко В. Г. и Корнеев П. Р., 1965, с. 37 ].
К этому надо добавить, что подобная фальсификация
связана с искажением или третированием современных на-
учных знаний о человеческом развитии. Поэтому все более
острыми становятся противоречия между философской ан-
тропологией и конкретными науками о человеке, теорети-
ческими и прикладными. Вместе с тем нельзя не отметить
сохраняющегося влияния идеалистической философской
антропологии в некоторых направлениях клинической ме-
дицины. Необходимо положительное материалистическое
решение проблем органического развития человека в усло-
виях современного социального и технического развития.
В этой связи надо упомянуть работы английского филосо-
фа Д. Льюиса, уделившего некоторое внимание вопросу
взаимосвязи социального и биологического в человеческом
развитии [Льюис Д., 1964].
Современная философия реализует монистический под-

ход к человеку, рассматривая в единстве физическую и
психическую его природу.
Вместе с тем единство социального и биологического
всегда учитывается- при объяснении механизма действия
социальной причинности через совокупность внутренних
условий человеческого организма.
Наиболее интересные учения в области общей патоло-
гии и гигиены, антропологии, демографии, геронтологии,
психофизиологии и других наук связаны с изучением со-
циальных факторов долголетия, акселерации, глубоких
изменений в структуре заболеваний и т. д. В этом отноше-
нии примечательны явления сильно прогрессирующей мо-
дальной и нормальной продолжительности жизни челове-
ка, эволюционирующих в процессе исторического разви-
тия общества.
Социально обусловленное развитие человеческой жиз-
недеятельности есть часть общефилософской проблемы
человека. Проблема жизни и смерти человека, деятельно-
сти и сознания — в общем реального бытия человека в
конкретно-исторических условиях ;— не может быть узур-
пирована экзистенциализмом и другими направлениям
идеалистического антропологизма в современной зарубеж-
ной философии.
Проблема человека и его жизни в обществе и природе
не сводится лишь к социологии личности, как бы ни была
важна зга сторона вопроса. Существуют to другие стороны
этой общей для современной науки проблемы (онтологиче-
ская, гносеологическая, психологическая, естественнона-
учная).
...Многообразие подходов современной науки к изуче-
нию человека, отмеченное выше, не является, конечно,
только следствием все большего расчленения теоретиче-
ской мысли. Это многообразие подходов есть отражение
многообразия самих феноменов человека, выступающего
как вид Homo sapiens и индивид, как человечество в его
историческом существовании и личность, как субъект и
индивидуальность.
Между всеми этими характеристиками человека суще-
ствуют многообразные взаимосвязи, относящиеся к раз-
ным классам зависимостей (структурных, функциональных,
причинно-следственных и др.), объединяющих общество
и природу. Познание этих взаимосвязей — необходимое

условие практического овладения управлением человече-
ским развитием. Философское обобщение разнородных на-
учных знаний о взаимосвязях общественного и индивиду-
ального развития человека является одним из важнейших
путей построения общей теории человекознания. Комп-
лексное изучение и решение крупных проблем обществен-
ного развития (например, повышения производительности
труда и технического прогресса, построения оптимальных
режимов воспитания и т. д.) должны основываться на изве-
стной общей теории связей между отдельными характери-
стиками этого развития.
По мере увеличения числа специальных дисциплин и
аспектов в том или ином исследовательском комплексе по-
требность в общей теории становится все более настоятель-
ной. Это достаточно ясно обнаруживается при анализе со-
временного состояния проблем, связанных с техническим
прогрессом и новыми взаимоотношениями между челове-
ком и машиной.
В современных условиях автоматизации производства
качественно изменяются соотношения между человеком и
машиной. Вместе с развитием техники автоматического
регулирования и дистанционного управления машинами
все большее значение приобретает оператор, связанный с
другими, автоматическими звеньями системы управления.
При изучении этих взаимосвязей между человеком и ма-
шинами в одной системе управления необходимо использо-
вать количественные методы новейшей теории информации
и общие законы управления и регулирования, составляю-
щие предмет кибернетики. В этом изучении принимают
участие, конечно, не только математики, физики и специ-
алисты по теории автоматического регулирования, но и
специалисты в области антропологических наук (психоло-
гии, психофизиологии, физиологии человека, гигиены труда
и т. д.). Общим языком для них все больше становится
язык кибернетики и теории информации, с помощью кото-
рого можно в допустимых пределах найти общее в работе
человека и автомата как управляющих систем или своеоб-
разных кибернетических машин, определить эффектив-
ные условия передачи информации от человека к машине
и от машины к человеку, оптимальные характеристики уп-
равления и регулирования во всей системе управления ма-
шинами, включающей человека и автоматические устрой-

ства. Специальные задачи именно в этой области решает
инженерная психология путем сравнительного изучения
особенностей информационных процессов, обработки и со-
хранения информации, структуры регулирующих дейст-
вий и т. д.
Положительное значение опыта моделирования и изу-
чения человека с «инженерной» точки зрения в теоретиче-
ском отношении заключается в возможности глубже про-
никнуть в одну из закономерностей общественного развития
естественной природы человека. Современная автоматика
является новым проявлением этой закономерности соци-
ально-исторического опосредования природных свойств
человека.
Известно, что благодаря материальному производству,
особенно производству средств производства, общество во-
оружает человека самыми разнообразными техническими
средствами, бесконечно «усиливающими» естественные
органы человеческого тела, а подчас и создающими новые
подвижные функциональные системы или «функциональ-
ные органы», то есть орудия в самом широком смысле сло-
ва. С помощью таких технических средств человек воздей-
ствует на окружающую природу, изменяет ее, а в процессе
ее изменения преобразует и собственную природу.
В свете научного понимания историческая взаимосвязь
между органом и орудием раскрывается как'одна из суще-
ственных линий общественной детерминации природы че-
ловека. Обратное влияние практической деятельности че-
ловека на развитие его мозга и сознания было впервые
открыто марксизмом, а изучено лишь в наше время, когда
принцип обратной связи позволил Обнаружить активное
участие предметных действий и вообще эффекторных ак-
тов в механизме рефлекторного кольца.
Благодаря прогрессу техники безгранично увеличива-
ется мощь воздействия человека на природные силы внеш-
него мира. Первоначально это воздействие ограничивалось
сферой создания орудий, механизмов и машин, являю-
щихся усилителями мышечной силы человека. Такие ору-
дий позволяли замену энергетических и технологических
функций человеческой руки соответствующими приспо-
соблениями. Именно в сфере физического производствен-
ного труда первоначально возникла система «орган — ору-
дие», как ее выразительно назвал болгарский философ То-

дор Павлов. Такой системой впервые стала человеческая
рука, являющаяся, по определению Энгельса, естествен-
ным органом, а вместе с тем и продуктом труда. Рука чело-
века развилась в непревзойденную по своей универсально-
сти сложную систему с обратной связью. Рука человека
является полиэффекторным органом, так как, кроме тру-
дового действия, она стала осуществлять функции позна-
ния внешнего мира, стала органом восприятия — активно-
го осязания, представляющего собой сочетание тактиль-
ной и температурной чувствительности с кинестезией. В
эволюции самого осязания все большее значение приобре-
тала его инструментализованная, или опосредствованная,
форма.
Но рука является не только комплексным органом тру-
да и познания. Ее полиэффекторность носит более широ-
кий характер, так как рука участвует в процессах общения
и поведения благодаря своей выразительной, экспрессив-
ной — жестикуляторной функции. В истоках же этой пора-
зительной полиэффекторности руки человека находится
система «орган — орудие», первоначально сложившаяся в
сфере материального производства. Однако с этой сферой
«совместилось» развитие активного осязания как специфи-
чески познавательной функции руки, а это означало пере-
нос принципа взаимосвязи органа и орудия из сферы труда
в сферу познания (правда, в сферу лишь чувственной, об-
разной его формы).
С успехами техники развились такие исторически сло-
жившиеся системы, как «рука + механические орудия»,
«глаз + оптика», «ухо + акустика». Благодаря такому соче-
танию органов человеческого тела— анализаторных сис-
тем мозга — с орудиями бесконечно расширяется сфера
чувственного познания, постепенно возрастает так назы-
ваемая «разрешающая сила» органов чувств человека.
Можно сказать, что «каналы связи» и «информационные
системы» человеческого мозга на каждой ступени цивили-
зации таковы, какими их делает соединение со все совер-
шенствующимися техническими приспособлениями, «ору-
диями» в самом широком смысле слова.
Одна из замечательных черт научно-технического раз-
вития в наше время заключается в том, что ныне эта же
закономерность распространяется за пределы чувственно-
го познания, вторгается все более решительно в сложней-

шую сферу логического познания. Современные универ-
сальные счетно-решающие устройства являются орудиями
мыслительной деятельности, и именно в качестве таковых
они — логические автоматы. Смысл применения киберне-
тических устройств заключается, конечно, не в том, что
они, «превосходя» человека, делают излишней его роль в
труде и творчестве, а в том, что они вооружают логическое
познание и умственный труд техническими средствами,
бесконечно «усиливающими» мыслительные способности
человека и повышающими «разрешающую силу» всей моз-
говой деятельности в целом.
Необходимость изучения человека как звена системы
управления машинами возникла в связи с непосредствен-
ными нуждами технического прогресса и имеет практиче-
ское значение для целей проектирования более совершен-
ных автоматов. Поэтому такое изучение подчас толкуется
односторонне, в плане так называемых человеческих фак-
торов — техники. Но не менее важна и другая, психолого-
антропологическая сторона, связанная с ролью техники в
развитии самого человека. Сочетание обеих сторон впер-
вые обусловило вовлечение технических и физико-мате-
матических наук в комплексное изучение человека, жиз-
ненно необходимое для общественного развития.
Рассмотренный аспект комплексного изучения челове-
ка хотя и имеет исключительное значение для решения
ряда практических и теоретических задач, все же состав-
ляет только часть более общей проблемы человека как
субъекта труда. Эту проблему с разных сторон изучают
отдельные биологические и социальные науки. Физиоло-
гия трудовых процессов исследует как механизмы работо-
способности и отдыха, факторы утомления и восстановле-
ния функциональной работоспособности, так и связь этих
явлений с типологическими особенностями нервной деятель-
ности, с общим состоянием человеческого организма и т. д.
Непосредственно на данных физиологии, биофизики и
биохимии трудовых процессов основывается гигиена тру-
да, с которой в свою очередь связаны профилактика и тера-
пия профессиональных заболеваний, а также другие обла-
сти социальной гигиены. На основе гигиенических и иных
медицинских показаний формируются требования к нор-
мативам рабочего времени, соотношению работы и отды-
ха, регулированию нагрузок, эффективным условиям пре-

одоления утомления и т. д., которые относятся к области
Организации производства и охраны труда, к широкой сфе-
ре конкретной экономики и трудового права. А эта сфера в
свою очередь входит в предмет социологии и других обще-
ственных наук.
Вместе с тем изучение трудовых процессов, работоспо-
собности и утомления не может быть замкнуто внутри фи-
зиологии и медицины; человек как субъект труда есть со-
знательный производитель материальных и культурных
ценностей, от уровня работы и степени активности которого
во многом зависит производительность труда и, в частно-
сти, производительность средств труда, которые им созда-
ются и совершенствуются в процессе производства. Мотивы
трудовой деятельности... тесно связаны со всем общест-
венным развитием личности и являются мощным субъек-
тивным фактором повышения производительности труда.
Поэтому ясно, что подход к человеку как к субъекту
труда требует разностороннего исследования морально-
психологической стороны трудовой деятельности человека
в конкретных условиях того или другого производства. Эту
сторону проблемы должны изучать специалисты в области
психологии, этики и социологии, которые все еще далеки
друг от друга. Между тем от их взаимодействия многое
зависит в деле изучения превращения труда в первую жиз-
ненную потребность... Поэтому в комплексе наук должны
занять свое место теория трудового воспитания й конкрет-
ные методики производственно-трудового обучения подра-
стающего поколения.
Проблема человека как субъекта труда охватывает не
только сферу трудовых мотивов и отношений, но и собст-
венно психофизиологическую организацию человека, свой-
ствами которой являются трудоспособность, общая ода-
ренность и специальные способности.
Мы показали, насколько многообразны и сложны раз-
деление и объединение функций разных наук в отношении
лишь одной из проблем человекознания — человека как
субъекта труда и основной производительной силы обще-
ства. Дифференциация наук, однако, явно преобладает
над процессом их интеграции, для которой особое значе-
ние имеет общая теория связей между основными сторона-
ми человеческого развития.
Аналогичное положение можно отметить в отношении

другой проблемы — человека как предмета воспитания. По
мере прогрессивного развития психологии, физиологии и
других наук о человеке возрастают возможности их педа-
гогических приложений. Ближайшее будущее педагогики
безусловно связано с расширяющимся включением в ее
сферу этих приложений, особенно относящихся к исполь-
зованию в целях воспитания ресурсов и резервов человече-
ского развития.
Дело в том, что многие дисциплины современной пси-
хологии и физиологии, а также смежных с ними биофизи-
ки, биохимии и генетики поведения сосредоточиваются на
двух проблемах, особо важных для педагогики: 1) природа
научения, его структура, механизмы и факторы, для уп-
равления которыми необходим подбор оптимальных режи-
мов научения различным действиям; 2) формирование ин-
дивида, выявление закономерностей онтогенеза человека,
объединяющих природу и историю под совокупным влия-
нием наследственности, обстоятельств жизни, воспитания
и человеческой деятельности.
Бесконечно возросли возможности педагогических при-
ложений и других наук: антропологии, демографии, этно-
графии, социологии и т. д. К этим наукам, изучающим
человека, ныне присоединились физико-математические и
технические. Результаты их своеобразной антропологиза-
ции уже включаются в обиход -народного образования в
виде фундаментальных основ программированного обуче-
ния и разнообразных обучающих машин.
Особо следует выделить кибернетический подход к раз-
личным проблемам педагогической антропологии. Успехи
программированного обучения, изучение алгоритмов раз-
личных процессов усвоения знаний и навыков, формали-
зация этих процессов и конструирование различных типов
обучающих электронных устройств свидетельствуют о на-
чале нового этапа в развитии методики и техники обуче-
ния. Кибернетический подход позволяет определить опти-
мальные режимы обучения, использовать обратные связи в
этом процессе с наибольшим аффектом и повысить актив-
ность самих обучающихся. Но дело не только в этом. С
помощью математической логики, теории информации и
экспериментальной психологии кибернетика строит моде-
ли умственной деятельности, особенно соотношения в ней
каналов, блоков отбора и переработки информации, опе-

ративной и долговременной памяти, логических систем и
механизмов обратных связей, посредством которых регу-
лируется система действий.
Сложный синтез наук в виде принципов моделирова-
ния умственной деятельности и процессов научения, не-
сомненно, входит в современную педагогическую антропо-
логию как одна из ее фундаментальных частей.
Кибернетический подход не ограничивается лишь умс-
твенной деятельностью человека. В ближайшем будущем/
вероятно, кибернетический подход и моделирование раз-
личных параметров успешно распространится на более об-
щие процессы поведения и индивидуального развития. Уже в
настоящее время возможно некоторое моделирование ак-
тов поведения и взаимодействия индивидов в групповой
деятельности, например работы операторов в сложных си-
стемах дистанционного управления машинами. Подобное
социально-психологическое моделирование с широким ис-
пользованием математических методов, теории информации
и связи, математической теории игр, экспериментальной
психологии и нейродинамической типологии коренным об-
разом изменяет наши знания о возможностях управления
индивидуальным развитием человека, его поведением в
самом широком смысле слова.
Накоплен огромный экспериментальный материал по
исследованию поведения в различных ситуациях, на раз-
ных уровнях развития филогенеза и онтогенеза, под влия-
нием различных факторов. Накопление этой гигантской
массы экспериментальных данных позволяет в последнее
десятилетие применить различные методы математиче-
ской обработки, с помощью которых создается своеобраз-
ная статистика поведения. Детерминизм и строгий анализ
связей определенных фактов поведения с конкретными ус-
ловиями жизни делают принципиально возможным выяв-
ление алгоритма процессов поведения и их приуроченности
к определенным результатам внешних влияний и свойств
человека. Это тем более важно, что воспитание поведения
всегда есть й научение определенным способам и нормам,
процедурам и правилам регулирования действий. Воспита-
ние, конечно, ни в коем случае не сводится к процессам
научения нормам и правилам поведения, но и невозможно
без этих процессов, составляющих один из важнейших ме-
ханизмов развития поведения человека. Понятие «науче-

ние» относится к сферам как обучения, так и воспитания,
поскольку они содержат в себе существенные признаки об-
разования индивидуального опыта в определенных усло-
виях управления поведением.
В сфере воспитания, очевидно, научение нормам и пра-
вилам поведения, руководство их усвоением и применени-
ем в жизни зависят от характера подкрепления действий и
мотивации поведения. Под влиянием сложной системы со-
циальных связей, в которой осуществляется воспитание,
научение приобретает определенный характер и достигает
той или иной эффективности в зависимости от степени
включения воспитанника в эту систему. Опосредованность
научения целями, структурой и методами воспитания из-
вестна, но не менее известно и то, что ни один из первона-
чальных этапов воспитания — умственного, физического,
нравственного и эстетического — не осуществляется поми-
мо научения соответствующим актам поведения и регули-
рованию действий. Поэтому можно воспроизвести порядок
развертывания актов поведения в определенных условиях
и отобрать оптимальный вариант с тем или иным комплек-
сом рациональных методов формирования поведения. Со-
здание подобных моделей поведения и оптимальных режи-
мов воспитания, вероятно, дело ближайшего будущего.
С превращением человекознания в одну из генеральных
проблем всей современной науки и расширением фронта
его педагогических приложений создается новая ситуация
развития и для самой педагогики, весьма благоприятству-
ющая ее прогрессу и повышению практической эффектив-
ности. Однако существует и некоторая опасность, таящая-
ся в такой ситуации: поток крайне разнородной научной
информации уже сейчас превышает возможность ее своев-
ременной переработки; некоторые из педагогических при-
ложений гипертрофируются и противопоставляются самой
педагогике, претендуя на собственную теорию воспита-
ния; возрастает дробность подходов к воспитанию и обуче-
нию, обусловленная прогрессирующей дифференциацией
отдельных наук о человеке. Преодолеть такие тенденции
можно лишь путем строгого отбора, организации и интег-
рации педагогических приложений разных наук в системе
самой педагогики, путем последовательного развития ее
философских основ.
Опираясь на современные данные отдельных наук о че-

ловеке педагогическая антропология может решать труд-
нейшую, но вместе с тем и особенно важную для педагоги-
ки проблему структуры индивидуального развития челове-
ка, взаимосвязей в этой структуре между ее отдельными
сторонами (умственной, физической, нравственной и т. д.),
на которые и ориентированы соответствующие компонен-
ты системы коммунистического воспитания. Для достиже-
ния высокой эффективности воспитательно-образователь-
ных воздействий на все области процесса формирования
человека педагогика должна располагать научными дан-
ными о взаимосвязях и оптимальных сочетаниях между
физическим, умственным, нравственным и другими сторо-
нами единого процесса развития.
Взаимосвязь воспитания и развития подрастающего по-
коления — одно из проявлений взаимосвязи общественно-
го и индивидуального развития. Это фундаментальная фи-
лософская проблема педагогики и психологии. Решение
этой проблемы связано прежде всего с дифференциацией
самого развития по отдельным сторонам, подобно тому как
воспитание разделяется на различные части (воспитание
умственное,, нравственное, физическое и т. д.). Принципы
дифференциации развития и дифференциации воспитания
совпадают в такой мере, что каждая часть воспитания со-
вмещается с соответствующим видом развития (умствен-
ное воспитание в процессе обучения — умственное разви-
тие, физическое воспитание — физическое развитие и т. д.).
При этом учитывается, конечно, что такое совмещение от-
носительно. Этот принцип, однако, игнорирует противоре-
чия между соответствующими частями воспитания и вида-
ми развития, а также оставляет без внимания то, что, кроме
непосредственных, гомогенных связей между явлениями
воспитания и развития, существуют связи, гетерогенные.
Примером гетерогенных связей может служить все более
усиливающееся воздействие умственного воспитания на
физическое развитие детей, особенно на ускорение созре-
вания функций афферентных и эфферентных систем, ней-
рогуморальных регуляторов и др. По своей распространен-
ности гетерогенные связи между явлениями воспитания и
развития вряд ли уступают связям гомогенным. Дело в
том, что во всех видах развития, какими бы они ни пред-
ставлялись специализированными, проявляется единство
развития человека как сложнейшего организма (индиви-

да), личности, субъекта (познания, деятельности, обще-
ния), индивидуальности. Целостность человеческого раз-
вития составляет его специфическое качество.
Взаимосвязи между отдельными видами развития раз-
нообразны: они могут быть отношениями функциональной
зависимости, причинно-следственной обусловленности, про-
странственно-временными, но прежде всего они выступа-
ют как структурные взаимосвязи, то есть как связи частей
в единой структуре. Эти структурные связи разнородны и
выражают определенную меру близости или отдаленности
связывающихся между собой компонентов развития, со-
вместимости или противоречивости конкретных свойств. В
силу этого накладываются значительные ограничения не
только на принцип дифференциации развития, но и на
аналогичный принцип дифференциации воспитания на
специальные части.
Хорошо известно, что все стороны воспитания так или
иначе взаимосвязаны в единой системе учебно-воспита-
тельной работы с детьми. Первенствующее значение при-
дается системе средств и содержанию воспитательского
воздействия на формирующегося человека. Однако не все
части воспитания связываются в любой момент развития
со всеми другими частями воспитательно-образовательной
системы. Определение оптимальных сочетаний умствен-
ного воспитания с нравственным, нравственного с физиче-
ским Для обеспечения высокой эффективности всей систе-
мы воспитания составляет одну из очередных задач педа-
гогики. Конечно, оптимальные сочетания различных
частей воспитания не будут универсальными для всех сту-
пеней и периодов развития. Те или иные сочетания частей
воспитания приобретают значение оптимальных лишь при
условии определенного соответствия особенностям разви-
тия человека как предмета воспитания.
В свою очередь и структура индивидуального развития,
многообразно определяемая обстоятельствами жизни, сис-
темой воспитания и способом деятельности формирующе-
гося человека, выступает с разной мерой готовности к пре-
образованиям соответственно программы воспитания. Из-
менение меры сенситивности формирующегося человека
по отношению к определенным воспитательным воздейст-
виям связано с глубокими структурными особенностями
самого индивидуального развития (онтогенеза) человека и

с историей его воспитания, образования и обучения, опос-
редующих это развитие.
Могучая сила общественного формирования человека
посредством воспитания проявляется не только в том, что
он, осваивая исторически сложившийся опыт человечест-
ва, современные средства и способы деятельности, стано-
вится культурным, обученным и воспитанным, но и в том,
что в процессе этого освоения он приобретает новые свой-
ства развития за многие годы жизни человека, начиная с
первого года, весьма важные для образования сенситивных
состояний. Механизм их коренится в первичных свойствах
онтогенетического развития человека.
Известно, что любое сложное образование личности и
индивидуальности формируется на основе определенного
ансамбля природных свойств человека как индивида. Обыч-
но говорят в таких случаях, что природной основой харак-
тера является темперамент, способностей — задатки, ин-
тересов и мотивации поведения — структура органических
потребностей и т. д. Существует общий генетический по-
рядок, определяющий возникновение в процессе социаль-
ного формирования личности сложных образований инди-
видуальности и природных свойств индивида.
В любой из проблем человекознания (подобно рассмот-
ренным выше проблемам) взаимодействие естествознания,
психологии и общественных наук основывается на фило-
софском учении о человеке. Уже в настоящее время взаи-
модействие наук, относящихся к естествознанию, с одной
стороны, и обществоведению — с другой, служит делу ин-
теграции знаний о человеке (в целях воспитания, научной
организации труда и т. д.). Поучителен возрастающий
масштаб такой интеграции при решении новых задач, на-
пример, освоения космоса или адаптации человека к глу-
боководным погружениям и т. д. С каждым важным шагом
технические взаимоотношения, требующие правового и
морального регулирования, преобразуются в духовные
ценности, включающие и человеческие качества, в том
числе душевное и физическое здоровье. Даже пересадка
органов (например, сердца), взаимоотношения донора и
перцепиента при современных хирургических операциях
становятся морально-правовой и философской проблемой,
относящейся к смыслу и ценности человеческой жизни для
общества. Интеграция разнородных научных знаний о че-

ловеке может быть полностью осуществлена лишь на уров-
не философского учения о человеке, раскрывающего диа-
лектику природы и общества.
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ СВЯЗИ В ИЗУЧЕНИИ
ЧЕЛОВЕКА И КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК
Одним из наиболее характерных проявлений интегра-
ции научных дисциплин в области человекознания можно
считать развитие междисциплинарных связей, особенно
между психологией и многими науками, естественными и
общественными.
На XVIII Международном психологическом конгрессе
(Москва, август 1966 г.) выдающийся швейцарский уче-
ный Ж. Пиаже в лекции «Психология, междисциплинар-
ные связи и система наук» справедливо подчеркнул соот-
ветствие в области естественных и точных наук (например,
между физикой и математикой), в области же обществен-
ных наук о человеке наблюдается, по его словам, обратное
положение: «Приходится с беспокойством констатировать,
насколько незначителен обмен между науками, возможно,
в силу отсутствия четких иерархических связей между ни-
ми» [Пиаже Ж., 1966, с. 2].
Вопрос о недостаточном развитии междисциплинарных
связей в области изучения общества и человека приобрел
международный характер: «Эти недостатки настолько зна-
чительны, что ЮНЕСКО в общем докладе о современных
тенденциях в общественных или гуманитарных науках ре-
шила посвятить специальный раздел изучению междис-
циплинарных связей и еще один раздел положению этих
дисциплин в системе наук» [Там же, с. 3 ]. В своем блестя-
щем и глубоком обзоре Пиаже последовательно рассмот-
рел междисциплинарные связи психологии с математикой,
физикой, кибернетикой, общей биологией, генетикой, со-
циологией, политической экономией, лингвистикой, логи-
кой. В заключение он сказал: «...Я хотел выразить чувство
некоторой гордости по поводу того, что психология зани-
мает ключевую позицию в системе наук. С одной стороны,
психология зависит от всех других наук и видит в психоло-
гической жизни результат физико-химических, биологи-
ческих, социальных, лингвистических, экономических и
других факторов, которые изучаются всеми пауками, за-

нимающимися объектами внешнего мира. Но, с другой сто-
роны, ни одна из этих наук невозможна без логико-мате-
матических координации, которые выражают структуру
реальности, но овладение которыми возможно только че-
рез' воздействие организма на объекты, и только психоло-
гия позволяет изучить эту деятельность в развитии» [Там
же, с. 36].
Фактически вся работа XVIII Международного психо-
логического конгресса в Москве подтвердила правильность
этих положений и важную роль психологии в развитии
междисциплинарных связей. В работе конгресса приняли
участие наряду с психологами математики, физики, химики,
физиологи, врачи, инженеры, социологи, педагоги. Это
позволило обсудить различные аспекты психологических
проблем, которые многократно рассматривались на разных
симпозиумах.
Современная психология представляет собой сильно
разветвленную систему теоретических и прикладных дис-
циплин, развивающихся на границах многих наук. Доста-
точно перечислить некоторые из них: математическая пси-
хология и психофизика, инженерная и космическая психо-
логия, психофизиология, нейропсихология и медицинская
психология, генетика поведения, возрастная и педагогиче-
ская психология, психолингвистика, социальная психология
и т. д. Благодаря этому разветвлению и все более расширя-
ющимся связям с другими науками о человеке, обществе и
труде достигается высокая эффективность исследования
человека в различными видах его деятельности и на раз-
ных фазах развития в зависимости от социальных, биоген-
ных и абиогенных факторов, в различных условиях суще-
ствования, включая экстремальные условия, создаваемые
космическими полетами, глубоководными погружениями,
длительной сенсорной изоляцией и т. д. Подобной разно-
сторонности и комплексности изучения человека наука не
знала еще десятилетие назад. Огромный прогресс в этом
отношении связан с успешным развитием междисципли-
нарных связей психологии с другими науками и исследова-
ниями широчайшего круга проблем — от элементарных
психических процессов до сложнейших интегральных об-
разований, психологической структуры личности, мотива-
ции поведения и динамики взаимодействия людей в раз-
личных видах деятельности.

В связи с важными сдвигами, выдвигающими проблему
человека в центр современной науки, существенно изме-
няется положение психологии в общей системе научного
познания. Психология становится важным орудием связи
между всеми средствами познания человека, объединения
различных разделов естествознания и общественных наук
в новом синтетическом человекознании.
На протяжении многих десятилетий положение психо-
логии в системе наук складывалось как нельзя более дра-
матически. Ее определяли то как науку естественную (био-
логическую), то как науку общественную (историческую),
то как «смешанную» (биосоциальную и социобиологиче-
скую). Известны попытки увековечить подобную двойст-
венность психологии и констатировать существование двух
психологии — описательной и объяснительной. Так или
иначе промежуточное положение психологии, относящей-
ся к наукам об обществе и природе одновременно, всегда
расценивалось как своего рода аномалия научного позна-
ния, принципиальный дефект психологического познания.
Однако в настоящее время «дефект» психологии, ее «ано-
малия» оборачиваются принципиальными выгодами для
всей современной науки.
Объединение естествознания и истории происходит в
значительной мере на почве психологии, своеобразие ко-
торой заключается в том, что изучаемый ею человек как
субъект может быть понят как личность и индивид (цело-
стный организм) одновременно. Более того, психологиче-
ское познание человека становится в современных услови-
ях одной из общих моделей человекознания, поскольку ис-
следование многообразных отношений человека к миру
невозможно без исследования его сложнейшей структуры,
а эту структуру тем более нельзя понять вне системы отно-
шений человека к обществу и природе, звеном которых он
является.
Общие модели человекознания, объединяющие законы
истории и природы человека, должны быть моделями его
исторической природы. К их построению ближе всего со-
временная психология в силу ее «ключевого», по выраже-
нию Ж. Пиаже, положения в системе наук о человеке бла-
годаря осуществляемой ею функции связи между естество-
знанием и обществознанием, определяющими ее развитие.

Именно в этой функции связи мы всегда видели историче-
скую миссию психологии, и опыт развития науки за пос-
леднее десятилетие подтвердил правильность такой оценки.
Речь Ж. Пиаже («Восприятие пространства и време-
ни») на XVIII Международном психологическом конгрес-
се, а также симпозиум-«Восприятие пространства и време-
ни» подтверди ли j_ что события развернулись именно так,
как представлялось в 1957 г., когда положение психологии
было еще очень нелегким и о междисциплинарных связях
в изучении человека и общества говорить было, как каза-
лось многим, преждевременным. Позволим себе полно-
стью привести здесь заключительную часть нашей статьи
«Человек как общая проблема современной науки»: «По-
знание закономерностей психической деятельности чело-
века раскрывает основные природные и общественно-исто-
рические источники развития человека, взаимосвязи кото-
рых порождают целостность человека и многообразие его
отношений к объективной действительности. Нам пред-
ставляется, что недооценка теоретического и практическо-
го значения психологии не только не есть признак научного
прогресса, но, напротив, есть проявление раздробленности
и разобщенности между естественными и общественными
науками о человеке. Необходимые взаимосвязи между ес-
тественными и общественными науками о человеке нельзя
обеспечить полностью без всестороннего развития психо-
логической науки, объединяющей естествознание и исто-
рию, медицину и педагогику, технические и экономиче-
ские науки в целостном изучении человека») [Ананьев Б. Г.,
1957, с. 100—101 ].
Потребности общества, ход научного познания, настоя-
тельно требуют всестороннего познания человека основ-
ными средствами современной науки. Организация комп-
лексных научных исследований в этой области является
назревшим делом, весьма важным для всех областей прак-
тической работы с людьми. В настоящее время в Ленинг-
радском государственном университете сложились два но-
вых крупных центра, осуществляющих сложные программы
подобных междисциплинарных исследований: Институт
комплексных социальных исследований включающий ряд
лабораторий различных профилей (от экономического и
социологического до социально-психологического и антро-

пологического), и факультет психологии в качестве одно-
го из центров человекознания.
Итак, междисциплинарные связи в изучении человека
и общества, в которых проявляется интеграция научных
дисциплин, воплощаются в комплексные проблемы кол-
лективных исследований, и, надо полагать, обособлен-
ность наук осталась в прошлом.
В связи с этим новым явлением в научном развитии
возникают проблемы, затрагивающие структуру научного
познания в целом, в том числе проблема классификации
наук на современном этапе их развития. Ж. Пиаже в уже
упоминавшейся лекции особо отметил, что «нельзя ничего
понять в классификации наук, если ее рассматривать статич-
но, в то время как познание находится в вечном становлении
или в непрерывном формировании» [Пиаже Ж., 1966 ]. По-
этому он критически относится к различным линейным
классификациям, начиная с классификации О. Конта.
По мнению Ж. Пиаже, в каждой науке следует рас-
сматривать: а) объект, б) теоретическую структуру, в) соб-
ственную эпистемологию, а поэтому современная класси-
фикация наук должна носить нелинейный характер. Вме-
сте с тем Ж. Пиаже считает, что подобная трехмерность
дозволяет более точно дифференцировать междисципли-
нарные связи. На примере психологии это положение по-
ясняется следующим образом: «Если логика, математика
или физика ни в коей мере не зависят от психологии в
своих методах и теоретических структурах, то они зависят
от нее в своей эпистемологии, так как все эти науки явля-
ются результатом частной или общей деятельности субъ-
екта или организма над объектами, и как раз психология,
опираясь на биологию, дает объяснение этим действиям.
Поэтому психология занимает центральное место не толь-
ко как продукт всех других наук, но и как возможный
источник объяснения их формулирования и развития» [Пиа-
же Ж., 1966, с. 34].
Мысль о том, что междисциплинарные связи могут об-
разовываться не глобально, а по одному из измерений, в
том числе по генезису знания, а тем более по объекту или
методам исследования, представляется особенно важной.
Несомненно, «связи между науками выражаются не одно-
направленным, а двусторонними стрелками, иначе говоря,

круговыми связями или по спирали, что соответствует ду-
ху диалектики» [Там же, с. 38—39]. Последнее замечание
относится к классификации наук Б. М. Кедровым, которую
Ж. Пиаже оценил весьма высоко за ее нелинейный харак-
тер и правильное в общем решение вопроса о месте психо-
логии в системе наук: «...Она представляет собой большой
интерес для психологии, которая занимает в этой класси-
фикации центральное место. Классификационная схема,
предложенная Б. Кедровым,, представляет собой треуголь-
ник, вершину которого составляют естественные науки;
психология расположена в самом центре треугольника»
[Там же, с. 37—38 ].
Можно присоединиться к этой характеристике и отме-
тить крупный вклад Б. М. Кедрова в теорию познания и
специальное учение о классификации наук [Кедров Б. М.,
1961 ], первым из современных философов, рассмотрев-
шим структуру научного познания в целом, руководствуясь
объективными критериями классификации форм движу-
щейся материи... Б. М. Кедров [1962] в сложной структуре
современной науки верно определил место психологии, а
тем самым и ближайшее будущее ее междисциплинарных
связей. Академик Ф. В. Константинов отметил, что «пси-
хология, находясь ровно посередине между естествознани-
ем и обществоведением, является среди конкретных наук
главным связующим звеном между естественными наука-
ми» [Константинов Ф. В., 1967, с. 346—347 ].
Ж. Пиаже в своей трехмерной классификации выделил
эпистемологический критерий связи, который относится к
человеку как к «субъекту». Впрочем, в известном смысле
Пиаже отождествляет понятия «субъект» и «организм» с
его системой саморегулирования и активными действиями
именно потому, что организм в целом рассматривается как
субъект. Остальные определения и характеристики, осо-
бенно человека как личности, им не принимались во вни-
мание, так как в человеке Пиаже прежде всего усматрива-
ет высшую ступень психического развития, интересующего
его как биолога и психолога. Рассмотрим теперь положение
человекознания в классификационной схеме Б. М. Кедро-
ва, которая представляет тем больший интерес, что пред-
ложена философом.
Рассмотрим основу («скелет») общей классификации на-
ук, в которой принят принцип соответствия наук объектам.

Схема классификации наук Б. М. Кедрова
Слева на этой схеме представлены объекты, справа —
науки. К объектам относятся природа (неорганическая и
органическая) и человек. Как видим, уже в классифика-
ции объектов познания Б. М. Кедров выделяет человека
как фундаментальный объект познания. Однако понима-
ние этого объекта скорее социологическое. Б. М. Кедрову
принадлежит следующее определение: «Человек, то есть
общество и мышление (человеческие)». Проблема челове-
ка, как видим, исследуется в группе социальных, фило-
софских и гуманитарных наук. Приведем классификаци-
онную схему полностью [Кедров Б. М., 1962, с. 581 ].
Жирными линиями обозначены связи первого порядка
— между тремя главными разделами науки. Пунктирными
линиями обозначены связи второго порядка — между нау-
ками, которые располагаются на стыке главных, но не вхо-
дят целиком ни в одну из них (технические науки в широ-
ком понимании, включая сельское хозяйство и медицин-
ские науки). Что касается психологии, то Б. М. Кедров
пишет следующее: «Между всеми тремя главными разде-
лами стоит психология в качестве самостоятельной науки,
изучающей психическую деятельность человека с естест-
венноисторической стороны (отсюда ее связь с физиоло-
гией высшей нервной деятельности, то есть отраслью есте-
ствознания) и с социальной стороны (отсюда ее связь, в
частности, с педагогикой как отраслью общественной нау-

ки). Но еще теснее ее связь с логикой (наукой о мышлении
как частью философии)» [Кедров Б. М., 1962, с. 582 ].
Таким образом, психология как наука о психической
деятельности человека находится между тремя главными
разделами. Однако в данный момент интересен более об-
щий вопрос о положении всей проблемы человека в совре-
менной науке. Рассмотрим в связи с этим один из возмож-
ных вариантов перехода от разветвленной к однолинейной
классификации наук Б. М. Кедрова:
Философские науки
Диалектика
Логика
Математические науки
Математическая логика
Математика
и практическая математика, включая
кибернетику
Естественные и технические науки
Механика
и прикладная механика
Астрономия
и космонавтика
Астрофизика
Физика
и техническая физика
Химическая физика
Физическая химия
Химия
и химико-технические науки с метал-
лургией-и горное дело
Геохимия
Геология
География
Биохимия
и сельскохозяйственные науки
Биология
и медицинские науки
Физиология человека
Антропология
Социальные науки
История
Археология
Этнография
Экономическая география
Социально-экономическая
статистика
Науки о базисе и надстройках:
политическая экономия.

науки о государстве и праве, ис-
тория искусства и искусствоведе-
ние ИТ. д.
Языкознание
Психология
и педагогическая наука и другие
науки.
В этой схеме науки о человеке представлены в биологи-
ческом цикле (физиология человека, антропология и их
приложения в медицинских дисциплинах), в социальных
науках и психологии (с их приложением в педагогических
науках). По сравнению с нелинейной классификацией в
этой схеме проблема человека представлена более полно и
охватывает не только социальные, но и естественные нау-
ки во многих разделах. Однако в рассматриваемой класси-
фикации функции естествознания представляются крайне
аморфными и второстепенными по сравнению с социаль-
ными науками как науками о человеке, поскольку понятие
«человек» идентифицируется с понятиями «общество и
мышление». Между тем значение естествознания в со-
временной системе наук о человеке не уменьшается, а
возрастает, так как в изучение человека все более успеш-
но включаются многие точные и естественные науки с
их техническими приложениями.
Особая сложность классификации наук о человеке в со-
временных условиях заключается в том, что проблема че-
ловека как общая для всей науки охватывает почти все
разделы знаний, поэтому она не может быть локализована
в определенной области системы наук в той мере, в какой
это было возможно еще полвека назад. Вместе с тем свое-
образная антропологизация и гуманизация многих обла-
стей знаний, впервые подступающих к исследованию чело-
века, характеризуют явление генерализации антропологи-
ческих подходов во всей системе наук.
Классификация наук о человеке в наше время стано-
вится своего рода дублером общей классификации наук.
Становление системы человекознания — новое явление в
научном развитии. Классификация наук о человеке долж-
на отражать объективные тенденции и пути этого станов-
ления, ориентируясь на те стержневые проблемы челове-
кознания, которые служат естественными центрами меж-
дисциплинарных связей. Вопрос об этих связях нельзя
решать безотносительно к объективному ходу становления

системы человекознания, охватывающей почти всю систе-
му современной науки. В постановке вопроса о междис-
циплинарных связях у Ж. Пиаже, как мы видим, определя-
ющим началом было стремление объединить разные науки
по одному из параметров научного знания — генетическо-
му пониманию самого знания в духе генетической эписте-
мологии и разрабатываемой им детской психологии. О сис-
теме человекознания в целом и междисциплинарных свя-
зей внутри этой системы Ж. Пиаже и не ставит вопроса,
хотя по отношению к генетической психологии им был ох-
вачен довольно широкий круг таких связей.
Иначе обстоит дело с американским научным движени-
ем в пользу междисциплинарных связей, поскольку, по
определению Джона Гиллина (1954), оно направлено на
создание междисциплинарных интегрированных наук о
социальном человеке. Однако весь замысел этого движе-
ния заключается в сведении к общим началам и направле-
ниям (конвергенции) трех наук: антропологии, психоло-
гии и социологии. Конечно, известный шаг вперед по срав-
нению с взаимообособленностью этих наук имеется и в
этом движении, однако речь, как видим, не идет о создании
системы человекознания. К тому же междисциплинарные
связи в таком толковании ограничиваются утилитарными
задачами взаимосогласования, устранения-дублирования,
заимствования идей и т. д. с помощью интегрированной
социальной науки. Все это, несмотря на кажущуюся зна-
чительность замысла, на самом деле есть глубокий провин-
циализм теоретической мысли, противостоящий действи-
тельно грандиозному процессу становления современной
системы человекознания с множеством междисциплинар-
ных связей.

II
Сенсорно-перцептивная
организация человека
Многообразие сенсорных систем и единство их органи-
зации — важное положение современной науки, распола-
гающей фундаментальными знаниями о каналах связи
между организмом и средой, механизмах «входа» в ре-
флекторных кольцах мозговой деятельности и т. д.
Благодаря новым кибернетическим концепциям сложи-
лось понимание мозговой работы как информационной де-
ятельности, осуществляемой всей многообразной совокуп-
ностью сенсорно-перцептивных аппаратов. Именно в этой
деятельности и заключена наиболее общая работа голо-
вного мозга как единого гигантского анализатора внеш-
ней и внутренней среды организма.
В 70-е годы XX столетия полностью приобретают свое
значение замечательные мысли И. П. Павлова о том, что
«большие полушария представляют главнейшим образом
мозговой конец-анализатора. Следовательно, все большие
полушария заняты... воспринимающими центрами, то есть
мозговыми концами анализаторов» [Павлов И. П., 1951, с.
ПО]. Эти концы «сцеплены», по выражению Павлова, с
замыкательными и исполнительными приборами рефлек-
торной системы, обеспечивающей целостность сложного
организма, единство его ориентировки и поведения в окру-
жающем мире, а вместе с тем регулирование процессов
жизнедеятельности и состояний внутренней среды.
В новейшей психофизиологии получила дальнейшее
развитие павловская концепция единства двух основных
нервных механизмов: анализаторов и временных связей.
Образование и дифференцировка временных связей — ус-
ловных рефлексов с того или иного анализатора — расши-
ряют границы и области его деятельности, поскольку все
более отдаленные и разнообразные сигналы внешнего ми-
ра разделяются на свои элементы («дробятся на мельчай-

шие отдельности»). Благодаря механизму временных свя-
зей работа анализатора становится все более гибкой, из-
менчивой, тонко отражающей изменяющиеся условия жиз-
ни («колебания» во внешней и внутренней среде).
Динамика абсолютной и разностной чувствительности
разных модальностей объяснима именно воздействием ме-
ханизма временных связей на уровень развития и состоя-
ния механизма анализаторов.
Это же воздействие определяет в значительной мере
межанализаторные связи как механизм взаимодействия
ощущений разных модальностей. Среди ассоциаций ощу-
щений, как было показано нами (1961), особое значение
имеют интермодальные ассоциации ощущений, выражаю-
щие .целостность чувственного отражения человеком
объективной действительности.
Единство организации многих сенсорных систем, опре-
деляющее эту целостность чувственного отражения, все
более углубленно изучается современной наукой. Однако
на пути этого изучения имеются трудности, с которыми
сталкивались еще в прошлом столетии классическая физи-
ология органов чувств и психофизика. Осталась неразре-
шенной проблема группирования (классификации) сен-
сорных функций по степени их сходства и общности проис-
хождения. До настоящего времени ни в нейрофизиологии,
ни в экспериментальной психологии не существует обще-
принятых принципов систематики сенсорных функций и
их классификаций. Не разработано и необходимое для по-
нимания и управления сенсорно-перцептивным развитием
человека представление о тех объективных порядках и за-
висимостях, которые специфичны для сенсорной организа-
ции человека.
Именно в концепции сенсорной организации человека,
которая еще ждет своей разработки, должны объединиться
многие частные учения об отдельных видах чувствитель-
ности у человека, существующие до настоящего времени
обособленно. Предложенное автором данного труда в 1960 г.
понятие о сенсорной организации человека не получило
общего признания, но оно относится к полезным орудиям
синтетического исследования сенсорно-перцептивных про-
цессов.
Опыт развития науки показал, что объединение этих
частных учений об отдельных сенсорных модальностях

только на почве определения общих зависимостей сенсор-
ных реакций от природы стимула (основного психофизи-
ческого закона) недостаточно. Остается непреодоленной и
одна из основных трудностей, с которой сталкивалась клас-
сическая психофизиология, — определение важности сен-
сорных функций для самого процесса жизнедеятельности,
то есть преодоление все еще распространенного эпифено-
менализма в этой области.
Между тем многие данные свидетельствуют о том, что
сенсорно-перцептивные процессы, будучи отражением объ-
ективной действительности и регуляторами деятельности,
относятся, видимо, к коренным феноменам жизнедеятель-
ности, связанным с глубокими слоями целостной структу-
ры человеческого развития личности.
Широко распространенное и в настоящее время пред-
ставление о том, что сенсорно-перцептивные процессы от-
носятся к низшим психическим функциям и, составляя
как бы периферию субъекта, не входят в его основную
структуру и индифферентны к личности, надо признать
безнадежно устаревшим. Точно так же не соответствует
современному состоянию науки отделение процессов отра-
жения и регуляции действий от метаболизма и общих про-
цессов жизнедеятельности. Можно, конечно, понять гносе-
ологические причины такого научного заблуждения. Дело
в том, что основными моделями сенсорно-перцептивных
процессов всегда избирались и избираются зрение и слух,
области так называемых физических чувств, в меньшей
мере — осязание и другие, так называемые механические
чувства и почти никогда — вкус, обоняние, интероцептив-
ные, так называемые химические чувства, непосредствен-
но включающиеся в метаболические процессы.
Кроме того, при изучении ощущений и восприятий не-
достаточно определялись их общесоматические, вегета-
тивные и биохимические корреляты и эквиваленты. Меж-
ду тем человеку в целом, как индивиду и личности, соот-
ветствует лишь сенсорно-перцептивная организация как
единая система анализаторов всех без исключения мо-
дальностей, включенная в свою очередь в общую структу-
ру человеческого развития. Но что представляет собой эта
единая система анализаторов человека, или полиструкту-
ра сенсорных систем человека? Почему так трудно разре-
шить этот, казалось бы, вовсе несложный вопрос? Вероятно,

есть смысл обратиться к прошлому, чтобы понять некото-
рые специфические затруднения с систематикой и класси-
фикацией сенсорных функций.
Известно, что классическая физиология органов чувств
и экспериментальная психология XIX в. значительно рас-
ширили научные знания о составе ощущений, то есть ви-
дах чувствительности или сенсорных функциях человека.
Достаточно указать на открытие ряда функций, изучение
которых открыло новые области для теоретической и при-
кладной психологии: вестибулярного чувства — ощуще-
ние равновесия и ускорения, мышечно-суставного чувства
или кинестезии, общеорганических ощущений внутрен-
ней среды организма или «валового чувства», позже обоз-
наченного как сенестезия. Вместе с тем подверглись рас-
членению некоторые сложные сенсорно-перцептивные об-
разования, например осязание, являющееся сочетанием
тактильных, температурных и болевых ощущений, суще-
ствующих не только в этом сочетании, но и самостоятель-
но, в качестве особых видов чувствительности.
Все эти важные новые знания противоречили традици-
онным представлениям о пятичленном составе чувствен-
ного познания, почти не изменявшимся на протяжении
многих веков со времен Аристотеля. Еще более противоре-
чили этим представлениям сравнительно-психологические
и эволюционно-биологические данные об особенностях
сенсорных функций у многих беспозвоночных и позвоноч-
ных животных. Постепенно обнаруживались исключи-
тельные различия в их сенсорных функциях, обусловлен-
ных различиями в среде обитания и способах приспособле-
ния к ней. Вместе с тем открывались все новые и новые
(для теории познания и конкретных наук) сенсорные эф-
фекты воздействия ультрафиолетовых и инфракрасных
световых лучей, ориентации по ультразвукам и вибрации,
в том числе инфразвукового характера, сенсорные реак-
ции на изменения влажности, а не только температуры
среды, сенсорные приспособления к гравитационным си-
лам, а также многообразные сенсорные реакции на изме-
нения химического состава всех компонентов среды обита-
ния, включая надорганизменные образования (видовые и
межвидовые), с которыми связаны те или иные возможно-
сти коммуникаций.
К XX столетию естествознание и экспериментальная,

психология (общая и сравнительно-эволюционная) нако-
пили такой огромный материал о многообразии сенсорных
систем, что возникла настоятельная необходимость в сис-
тематизации этих знаний.
Главнейшие из этих принципов — группирование по
сходству и различию функций, общности происхождения,
уровням развития и т. д. выступили в виде классификаций
ощущений органов чувств.
Одной из первых и наиболее распространенных в XIX в.
классификаций было группирование сенсорных функций
по пространственному или временному признаку. К «про-
странственным» чувствам относили зрение, а затем — вес-
тибулярное чувство, к «временным» — слух и обоняние, к
пространственно-временным — пассивное и активное ося-
зание, мышечно-суставное чувство. В эту классификацию
укладывались не все сенсорные функции (например, вкус).
Но дело не только в этом. Оказалось, фактор времени име-
ет важное значение в зрительных и статико-динамических
функциях, а типично «временное» чувство — слух в своем
бинауральном эффекте — является фундаментальным ви-
дом пространственной ориентации. Установлено, что диф-
ференцировка пространственных и временных свойств
объекта относится к общим характеристикам ощущений
любой модальности. Что касается пространственного раз-
личения, то оно осуществляется всеми сенсорными систе-
мами. Восприятие пространства как интермодальная струк-
тура признается многими современными исследователями
(1969), в том числе и теми, кто придает особое руководя-
щее значение в этой структуре лишь некоторым из сенсор-
ных систем как специальных анализаторов пространства.
И. С. Бериташвили пишет, что «отдельные виды рецеп-
торов — слуховые, обонятельные, кожные и мышечные, а
также интерорецепторы в определенных условиях могут
иметь существенное значение в происхождении простран-
ственной ориентации [Бериташвили И. С, 1959, с. 325] и
что... все рецепторы принимают участие в пространствен-
ной ориентации. Но только зрительные и лабиринтные ре-
цепторы определяют пространственное расположение внеш-
них объектов к окружающей среде и их пространственные
отношения к самому животному» [Там же, с. 329].
В последующем И. С. Бериташвили сформулировал на
этом основании положение о «целостности психонервной

деятельности коры большого мозга» [Там же, 1961. с. 86 ].
В физиологической психологии XIX в. В. Вундт предлагал
классификацию ощущений по их источникам: физическим
(зрительные, слуховые и др.), механическим (осязание),
химическим (вкус, обоняние). Эта интересная мысль не
получила, однако, развития.
Более устойчивыми оказались представления о разно-
уровневом характере разных видов рецепций, согласно ко-
торым одни из них являются высшими по уровню развития
(и более поздними по происхождению), другие — низши-
ми по уровню развития (и более ранними по происхожде-
нию). Зрение и слух определялись в качестве высших, а
все остальные — так называемых низших чувств.
С этими представлениями связывались определенные
генетические концепции более общего порядка, относящи-
еся к эволюции головного мозга и нервно-психической де-
ятельности. Одна из таких концепций разработана А. А. Ух-
томским, выделившим в качестве высших рецепций зре-
ние и слух. Примечательно, однако, что он признавал
приоритет в образовании геометрических знаний за осяза-
нием и полагал, что развитие заключается не только в том,
что «первоначальная осязательная и осязательно-зритель-
ная геометрия перестраивается в чисто зрительную гео-
метрию» [Ухтомский А. А., 1945, с. 123], но и в том, что
современная наука восстанавливает права «осязательной
геометрии» с ее принципом «действия прикосновением».
Пересмотр представлений о разноуровневой принад-
лежности тех или иных сенсорных систем был связан с
многолетней дискуссией о протопатической и эпикритиче-
ской чувствительности, описанной Хэдом на модели кож-
ных рецепций человека. В качестве эпикритической, или
дискриминативной, чувствительности высшего уровня бы-
ла выделена тактильная чувствительность, а протопатиче-
ской чувствительности архаического, низшего уровня —
болевая. Согласно такому определению, именна с генети-
ческих позиций тактильная чувствительность должна оп-
ределяться в качестве высшей рецепции. С аналогичных
позиций Д. Баркрофт расчленил зрительную систему на
протопатичесгую (в виде палочкого — ахроматического
зрения) и эпикритическую (в виде колбочкого — хромати-
ческого зрения), обнаружив в этой системе совмещение
низшего и высшего сенсорных уровней.

Дифференциация по уровням развития оказалась, та-
ким образом, применимой не только для сопоставления
разных сенсорных систем, но и для анализа каждой из них,
а поэтому теряла смысл как принцип их группирования.
В ходе развития нейрофизиологии и эксперименталь-
ной психологии стало очевидным, что пространственно-
временные и многоуровневые принципы классификации
ощущений не могут применяться обособленно. К тому же
генетический принцип классификации сенсорных систем
плодотворен лишь в том случае, если он связывает генезис
сенсорных систем с общей эволюцией больших полушарий
головного мозга. Именно так построил свою классифика-
цию сенсорных функций Ч. Шеррингтон, связавший в ней
пространственный и разноуровневый принципы группиро-
вания с общей концепцией становления интегральной дея-
тельности нервной системы. Именно этим, вероятно, объ-
ясняется длительное существование этой классификации и
ее современное использование в различных модификациях
(включая павловское деление на внешние и внутренние
анализаторы).
Однако классификацию Шеррингтона использовали
как рабочую операцию группирования нередко безотноси-
тельно к его общей концепции, предложенной в 1906 г., и
которая в отличие от последних натурфилософских дуали-
стических идей Шеррйнгтона не утратила своего значения
для современной науки. Шеррингтон один из первых раз-
вил идею целостности структуры и деятельности нервной
системы, причем в конечном счете его интересовала воз-
можность объяснения механизмов, обеспечивающих един-
ство организации человека как индивида. «Центральная
нервная система, хотя и может быть подразделена на от-
дельные механизмы, — писал Шеррингтон, — представля-
ет собой единое гармоничное и сложное целое» [Шерринг-
тон Ч., 1969, с 22 ]. Для изучения этой системы как целого
необходимо, по его мнению, изучать рецепторные органы,
в которых начинаются реакции организма, в определен-
ных структурных образованиях, какими являются рецеп-
тивные поля: экстероцептивные, проприоцептивные, ин-
тероцептивные. Таким образом, Шеррингтон, определил
первый, по его мнению, принцип физиологической класси-
фикации сенсорных функций, которым он считал необхо-
димо заменить распространенную в физиологии и психо-

логии классификацию по физико-химическим источникам
(адекватным стимулам). «Непрерывность его существова-
ния во времени, постоянство его точек зрений, порой в
какой-то мере нарушаемое, — писал Шерринггон, — не-
повторимая индивидуальность его жизненного опыта —
все это объединяется в виде целостной сущности» [Там же,
с. 292 ]. Он писал в этой связи, что «в некоторых отношениях
физико-химическая схема, классифицирующая раздраже-
ния, не имеет физиологического содержания. Так, напри-
мер, ноцицептивные органы кожи, возможно, представля-
ющие собой свободные нервные окончания, не обладают
избирательной чувствительностью в том смысле, что
они могут быть возбуждены физическими и химическими
раздражителями различного рода (лучистая энергия, ме-
ханическое раздражение, кислота, щелочь, электрический
ток и т. д.)» [Там же, с. 301 ].
И. П. Павлов принял в общем этот принцип физиологи-
ческой классификации, но для определения качества каж-
дого из анализаторов использовал физико-химические ха-
рактеристики сигнала. Отсюда наименование анализато-
ров: световой, звуковой, кожно-механический, запаховый
и т. д., а не зрительный, слуховой, как обычно классифи-
цировались рецепторные органы.
Итак, первый принцип классификации, предложенной
Шеррингтоном, — отнесенность рецепторного органа к оп-
ределенному рецепторному полю. Тем самым определя-
лись функциональные связи и зависимости той или иной
сенсорной функции от других, относящихся к тому же ре-
цепторному полю. Весьма существенным результатом био-
логической эволюции, приспособления к внешней среде
Шеррингтон считал «обилие рецепторов в экстероцептив-
ном поле, сравнительную скудность рецепторов интеро-
цептивного поля» [Там же, с. 299 ]. Именно поэтому необ-
ходимо ввести специальное группирование экстероцепто-
ров, с чем и связан второй принцип физиологической
классификации Шеррингтона: разделение их на дистант-
ные и контактные — по пространственному признаку —
отношения между сигналом и рецепторной поверхностью в
момент реакции. Это разделение позволило Шеррингтону
вновь обратиться к головному мозгу как целому и оценить
вклад определенных сенсорных систем в эволюцию мозга.
Шеррингтон прямо формулирует положение о том, что

«головной мозг представляет собой часть нервной сис-
темы, которая возникла на основе и как следствие разви-
тия дистантных рецепторных органов» [Там же, с. 307 ].
В другом месте он подчеркивал специально: «Дистантные
рецепторы поэтому вносят наибольший вклад в процесс
совершенствования головного мозга» [Там же, с 314 ].
Как видим, Шеррингтон был весьма близок к выделе-
нию пространства среды как одного из главных факторов
эволюции мозга. Для него этот фактор, однако, ограничи-
вался протяженностью и расстоянием между объектом и
чувствующей системой. При этом Шеррингтон не обратил
особого внимания на то, что все дистантные рецепторы —
парные, билатеральные связи между которыми имеют от-
ношение к парной структуре больших полушарий головно-
го мозга.
В настоящее время этот фактор может рассматриваться
как определяющий генезис и прогресс парной деятельно-
сти больших полушарий головного мозга, являющийся
специальным приспособлением организма к пространст-
венным условиям существования в определенной среде
обитания. Сравнительно-физиологические и эволюцион-
но-морфологические исследования В. Л. Бианки убеди-
тельно доказывают связь парной функции головного мозга
с прогрессом пространственной ориентации. Не вызывает
сомнения высказанное нами в 1948—1960 гг. положение о
том, что парная работа больших полушарий обусловливает
работу парных дистантрецепторов.
Тем не менее надо признать весьма дальновидным вы-
деление Шерринггоном именно этого пространственного
признака для дифференциации экстероцепторов. Впервые
выдвинуто им положение о том, что «двигательные цепочки»
— развертки актов поведения — активизируются главным
образом дистантными рецепторами. Благодаря образуе-
мым ими распространенным связывающим путям («вста-
вочному пути») возникает общий путь как наиболее совер-
шенный механизм приспособления. «...Дистантные рецеп-
торы дают начало предваряющим», или опережающим,
реакциям, то есть реакциям, которые предшествуют ко-
нечным, или завершающим реакциям» [Там же, с. 311 ].
Шеррингтон пришел к важному выводу, что «способ-
ность к передвижению тела и дистантная рецепция — два
явления, настолько связанные друг с другом, что физиоло-

гия одного не может быть без физиологии другого» [Там
же, с. 315 ].
В каком же положении оказывается другая часть эксте-
роцептивного поля — контактная рецепция? Какова ее
роль в регуляции актов поведения? На эти вопросы Шер-
рингтон дал общий ответ: «Поведение животных ясно по-
казывает, что одна группа рецепторов контролирует на-
правление реакции (проглатывание или выбрасывание ве-
щества, уже найденного и принадлежавшего животному,
то есть уже находящегося во рту у животного); другая груп-
па рецепторов — дистантные рецепторы — запускает и
контролирует сложные реакции животного, которые пред-
шествуют глотанию, а именно всю ту последовательность
реакций, которые ограничиваются понятием поисков пи-
щи. Эти реакции предшествуют и подводят к реакциям,
возникающим с недистантных рецепторов. Это отношение
реакций с дистантных рецепторов к реакциям с недистант-
ных рецепторов типично» [Там же, с. 308 ]. Именно в этом
сложном передаточном механизме, переводящем предва-
ряющие реакции в завершающие через цепи связей между
экстероцептивными аппаратами, и заключена целост-
ность сенсорной работы мозга. Особенно важно функцио-
нирование подобного передаточного механизма от обоняния
к вкусу, от зрения к вестибулярному и мышечно-суставно-
му чувству. Шеррингтон рассматривал вкус как типичную
контактную экстероцепцию и не учитывал его связи с ин-
тероцепцией. Между тем вкусовая рецепция имеет двой-
ную сигнализацию (не только химический состав пищи, но
и изменение химизации внутренней среды организма в со-
стоянии голодания, сытости и т. д.), что было установлено
Н. К. Гусевым в психологической лаборатории Института
мозга им. В. М. Бехтерева [1940]. Оставалась совершенно
незатронутой область интероцепции и ее отношение к раз-
ным частям экстероцептивного поля. Однако в те времена
интероцептивные функции были недоступны для экспери-
ментального исследования. Но и намеченного Шеррингто-
ном плана исследования структуры экстероцептивного
поля и взаимодействия в нем дистантной и контактной
чувствительности было достаточно для интенсивного раз-
вития нейрофизиологии и экспериментальной психологии.
Шеррингтон первый в нашем столетии пытался не только
обобщить накопленный к XX в. огромный материал о мно-

гообразии сенсорных функций, но и объяснить единство
их организации. Именно поэтому стали возможными сис-
тематика и классификация сенсорных функций, которую
он считал необходимым орудием теоретического исследо-
вания интегративной деятельности нервной системы. Про-
шедшие после этого десятилетия особенно отличаются ус-
пехами экспериментальных и математических методов в
изучении сенсорных систем. Необычайно возросли науч-
ные знания об отдельных системах и общих законах их
развития. Тем более удивительно, что в их систематике и
классификации не создано новых принципов; кроме того, все
больше отдаляется возможность построения научной клас-
сификации, соответствующей структуре чувственного по-
знания человека объективной деятельности. Спустя 60 лет
после публикации «Интегративной деятельности нервной
системы» опубликована весьма ценная сводная работа Кай
фон Фиендта, посвященная сенсорно-перцептивным функ-
циям человека. В этой работе обобщен обширный материал
современной нейрофизиологии и экспериментальной пси-
хологии, представлены основные теоретические и при-
кладные аспекты современного знания о восприятиях. Но
примечательно, что в специальном параграфе «Классифи-
кация ощущений», основываясь именно на концепции
Шеррингтона и анализируя в свете новейших данных те
же взаимоотношения между обонянием и вкусом, автор
приходит к выводу, что вследствие множества тонких пе-
реходов и взаимосвязей все более затруднительно как вы-
членение отдельных сенсорных систем, так и особенно их
группирование. В настоящий момент, по его мнению, по-
строение научной классификации ощущений вряд ли осу-
ществимо. Этот классификационный путь изучения мно-
гообразия сенсорных систем и единства их организации
оказался, таким образом, весьма трудным и для науки на-
ших дней.
Различные тенденции к построению общих моделей
полисенсорной деятельности человека в современной пси-
хологии в большей степени, чем рассмотренный выше
классификационный путь, связаны с сопоставлением сен-
сорных систем человека по различным характеристикам
(пороговых величин, времени реакций, скорости образова-
ния и упрочения временных связей, особенностей взаимо-
действия ощущений разных модальностей и т. д.).

Необходимость сопоставления различных сенсорных
систем возникла в современной психофизике в связи с по-
пытками дать определение стимула, которое, по С. С. Сти-
венсу, является ее единственной проблемой. Стивенс пи-
шет, что «в известном отношении перед психофизикой сто-
ит только одна проблема — определение стимула... полное
определение стимула данного ответа включает установле-
ние детальных особенностей всех преобразований среды,
как внешней, так и внутренней, при которой ответ остает-
ся инвариантным» [Стивенс С. С., 1960, с. 63]. Но для
решения этой одной проблемы — определения стимула,
всеобщего для любых сенсорных модальностей, — требуется
изучение ряда проблем, которые по классификации Сти-
венса следующие: абсолютные пороги, разностные пороги,
порядок, равенство интервалов и отношений, оценка сти-
мулов.*
Среди этих проблем особое значение для построения
общих моделей полисенсорной деятельности имеет уста-
новление равенства (проблема эквивалентов) и равных от-
ношений. Установление равенства различных параметров
сигнала — чрезвычайно сложная операция и в пределах
одной сенсорной модальности. Обычными примерами по-
добного установления эквивалентов являются изофоно-
метрические (равная громкость — равная высота звука),
изофотометрические (равная яркость — одинаковый цве-
товой оттенок) и другие характеристики, которые Стивенс
относит к операциям установления инвариантности.
Установление равных отношений посредством построе-
ния шкал для определенных величин также первоначально
ограничивалось отдельными сенсорными модальностями.
Такие шкалы созданы для зрительной системы (зритель-
но-воспринимаемой яркости, множественности мелькаю-
щих объектов и т. д.), слуховой системы (громкости, высо-
ты тона), вкусовой (сладкого, кислого, соленого, горького
качества), температурной (тепла), кинестезии (ощуще-
ний веса) и т. д.
В результате шкалирования величин (и частичной их
перекрестной проверки) были определены средние значе-
ния для этих величин и введены термины — названия единиц
* Все эти проблемы сейчас решаются при помощи экспериментального и
математического аппарата психологии, особенно — эффективного при-
менения шкал: наименований, порядка, интервалов, отношений.

ниц, принимаемых в данной сенсорной модальности. При-
ведем некоторые из них: сон (единица громкости), флат
(слуховые биения), бриль (зрительно воспринимаемая яр-
кость) , мак (зрительно воспринимаемая длина), вар (зри-
тельно воспринимаемая площадь), хрон (длительность),
густ (вкус), вег (тяжесть) и др. Большую роль в этом на-
учном достижении сыграл Стивене, труды которого пол-
учили широкое признание, и вместе с тем их разнообраз-
ные критические оценки, что достаточно полно отражено в.
литературе.
Большинство критиков концепции Стивенса не разде-
ляли его убежденности в простоте сенсорной метрики и
возможностей сведения психофизических закономернос-
тей к установлению степенной функции с характерным
для каждой модальности значением показателя. Тем не
менее в современной психофизике именно Стивене с уче-
никами и сотрудниками осуществил серию сравнительных
исследований путем сопоставления шкал, относящихся к
различным модальностям. Этот новый способ гетеросен-
сорного уравнивания был предложен как еще одно доказа-
тельство степенной функции в качестве фундаментального
психофизического закона, общего для всех модальностей.
Однако гетеросенсорное уравнивание оказалось полезным
средством и для других подходов в изучении сенсорных
систем, в частности для интересующей нас проблемы сен-
сорной организации человека. После серии раздельных ис-
следований по отдельным модальностям в 1960 г. С. С. Сти-
вене, Дж. К. Стивене и Мак проводят комплексный экспе-
римент на одних и тех же испытуемых (10 человек), у
которых определялись сенсорные реакции на девять раз-
личных по модальностям сигналов (тепловой раздражи-
тель, холодовой, вибрация, поднятие груза, давление на
ладонь, электрический удар, белый шум, тон в 1000 герц,
белый свет). Все эти реакции уравнивались с динамомет-
рической силой, субъективная шкала интенсивностей ко-
торой была разработана ранее Дж. К. Стивенсом.
В результате этого исследования с целью гетеросенсор-
ного уравнивания было установлено, что все модальности
соизмеримы (по мнению авторов, именно в степенной фун-
кции) при условии приведения к общим показателям раз-
личных шкал. Вместе с тем обнаружилось, что особенно
интересно, группирование значений по отдельным модаль-

ностям по степени их близости (например, сенсорных ре-
акций на белый шум, тон белый свет, с одной стороны; на
электрический удар, термические и механические стиму-
лы — с другой).
После этой работы появилось много других исследова-
ний подобного рода (гетеросенсорного уравнивания), авто-
ры которых критически отнеслись к психофизической кон-
цепции Стивенса и к возможности определения эквива-
лентов за пределами сенсорной системы. Однако шаг был
сделан, и перед психофизикой встала проблема сенсорных
аналогов и даже гомологов как показателей общей приро-
ды сенсорной работы человеческого мозга.
Помимо психофизики в экспериментальной психоло-
гии подобные сравнительно-сенсорные сопоставления все
более распространялись при хронометрических определе-
ниях сенсорных реакций (простых и реакций выбора), их
времени в зависимости от различных факторов.
Обширная сводка данных о BP различных сенсорных
модальностей приведена в известной монографии Е. И. Бой-
ко и в основном труде по инженерной психологии Б. Ф. Ло-
мова [Ломов Б. Ф., 1963].
Сопоставление данных разных авторов о латентном пе-
риоде сенсомоторных реакций анализаторов дало основа-
ние заключить, что «причину различий между величинами,
латентных периодов реакции нужно искать, по-видимому,
в истории развития механизмов регуляции движений..., в
соотношениях величин латентных периодов отражается
соотношение ролей каждого из анализаторов в рефлектор-
ном механизме регуляции» [с. 42]. Этот генетический и
структурный подход к сравнительной оценке BP различных
модальностей открывает новые возможности и для пони-
мания единства организации сенсорных систем, их много-
образия и принципов группирования. В связи с этим инте-
ресующим нас вопросом произведем пробу сопоставления
хронометрических характеристик сенсорных систем.
Если расположить средние величины (в их наименьших
и наибольших значениях по данным разных авторов), то
получится на первый взгляд весьма пестрая картина. К
наименьшим величинам латентных периодов относятся
реакции: тактильные (прикосновение) — 90—200, слухо-
вые (звук) — 120—180, болевые — 130—890, зрительные
(свет) — 150—220. Обращает на себя внимание различие в

диапазонах латентных периодов (различиях между наи-
меньшими и наибольшими значениями), весьма малых в
слуховой (60) и зрительной (70) модальностях, что свиде-
тельствует о стабилизированности и малом показателе ин-
дивидуальной изменчивости. Эти явления особенно отчет-
ливо выделяются при сопоставлении с латентными периода-
ми других модальностей: температурной (тепло и холод)
— 280—1600, вкусовой (соленое) — 310, обонятельной —
310—390, вестибулярной — 400, вкусовой (сладкое) —
450, кислое — 540, горькое — 1080. Наибольшие средние
величины BP обнаруживают большая часть вкусовых ка-
честв и вестибулярные реакции, а наибольший диапазон
— температурная рецепция. Это сопоставление показыва-
ет, как и подчеркивал Б. Ф. Ломов, что различия в величи-
нах латентных периодов есть свидетельство различной роли
анализаторов в целостном, системном механизме регуля-
ции движений. Поскольку «тактильная является генетиче-
ски исходной и наиболее интимно связанной с движения-
ми» [Там же, 1963, с. 42], постольку наиболее кратким
латентным периодом отличаются тактильные реакции на
кожно-механические сигналы. Интимно связаны с движе-
ниями кожно-болевые реакции, и их охранительно сиг-
нальная функция проявляется в относительной срочности
реакций, хотя и с диапазоном 130—890 м/сек.
Нельзя в связи с этим сопоставлением BP тактильной и
болевой рецепции не вспомнить замечательного предполо-
жения А. А. Ухтомского об их отношении к регуляции дви-
жений. Среди всех рецепций именно они — непосредст-
венные сигналы, организующие ту или иную двигатель-
ную реакцию, и в этом смысле — их непосредственные
регуляторы. Самой древней и поэтому диффузной сигна-
лизацией являются кожно-болевые реакции, организую-
щие оборонительно-двигательную реакцию и сопряжен-
ные с ней аффектные состояния страдания, страха и т. д.
Более поздней по генезису и весьма дифференцированной
(й в этом смысле дискриминативной) является тактильная
рецепция, организующая двигательные реакции высокого
уровня активности (направленные на соприкосновение с
объектом, его удержание и захват). Эти активные движе-
ния, регулируемые тактильными сигналами, сопровожда-
ются положительными стеническими чувствами (наслаж-

дения, тонизации и т. д.); они — источники познания
внутренних свойств объекта (упругости, плотности и т. д.).
Концепция Ухтомского, таким образом, объединила ге-
незис двигательных систем с их афферентацией и постави-
ла вопрос об их различном значении для происхождения
интеллекта. В связи с этой концепцией общность и разли-
чия хронометрических показателей тактильных и болевых
реакций действительно объяснимы лишь в связи с исто-
рией развития механизмов регуляции движения. Чем же
объясняется тот факт, что в эту же область наименьших
величин латентных периодов входят слуховые и зритель-
ные реакции? Думается, что предложенная Шеррингтоном
концепция предвосхищающих.реакций посредством дис-
тантных рецепторов и организации с их участием сложных
локомоторных актов вполне объясняет это явление, что в
общем также подтверждает предложенную Б. Ф. Ломовым
гипотезу о соотносительной роли анализаторов в механиз-
ме регуляции движений, тем более что эта гипотеза в от-
личие от шеррингтоновского представления, но в полном
согласии с концепцией Ухтомского включает в механизм
регуляции движения «контактные» рецепции. Новые воз-
можности анализа в этом отношении представляют экспе-
риментальные данные космической психофизиологии [Душ-
ков Б. А., 1969, с. 295—318; Чхаиздзе Л. В., 1965, с 111 ].
Другой специальный вопрос теории ощущений, возни-
кающий при сопоставлении данных о BP с разных анализа-
торов, относится к хронометрическим характеристикам
температурной рецепции (наиболыний диапазон 280—
1600 м/сек) и вкусовой рецепции (наибольшие средние ве-
личины латентных периодов для всех вкусовых качеств).
Эти факты нельзя объяснить отдаленностью их от меха-
низма регуляции движения, тем более что температурная
рецепция обычно относится к видам кожной рецепции, а
вкусовая имеет непосредственное биологическое значение
для актов поведения. Мы предполагаем, что эти факты объ-
яснимы лишь в свете двойной природы этих видов рецеп-
ции, связывающих внешнюю и внутреннюю среду орга-
низма, являющиеся, таким образом, экстеро-интероцеп-
тивными.
Это явление недостаточно учитывалось Шеррингтоном, в
концепции которого переходные формы рецепции отсутст-
вуют. Между тем температурная рецепция есть афферен-

тация теплообмена между организмом и средой, сигнали-
зация процессов терморегуляции, а не непосредственно
изменений температуры внешней среды. Динамика вкусо-
вых ощущений также связана с метаболическими процес-
сами во внутренней среде организма, особенно с углевод-
ным и минеральным обменом.
Сравнительное изучение различных сенсорных систем
человека в современных условиях все ускоряющегося техни-
ческого прогресса приобрело важное практическое значение.
Дело в том, что в подавляющем большинстве индикацион-
ных устройств сложных систем дистанционного управле-
ния машинами и механизмами используются оптические и
акустические сигналы. Это уже в настоящее время приве-
ло к колоссальной перегрузке зрительных и слуховых сис-
тем, которая лишь частично устраняется переводом их на
более высокий, обобщенный с помощью оптимального ко-
дирования уровень деятельности. Современная инженер-
ная психология пришла к выводу, что «индикаторы, рас-
считанные на визуальный и слуховой прием информации,
вряд ли всегда являются наилучшими. В некоторых случа-
ях более целесообразно использовать другие анализаторы»
[Ломов Б, Ф,, 1963, с 165]. Поэтому Б. Ф. Ломов считает,
что «проблема разгрузки зрения является частью более об-
щей программы выбора модальности сигнала и рациональ-
ного распределения информации между равными анализа-
торами» [Там же].
Инженерная психология в целях оптимального выбора
модальности сигнала — канала приема информации разра-
ботала новый подход к исследованию сенсорных систем и
реакций — определения диапазонов обнаружения сигнала,
с которыми сопоставляются более сложные сенсорно-пер-
цептивные реакции различения и опознания сигналов. Ин-
женерной психологии на новой основе пришлось заниматься
фундаментальными явлениями полисенсорной деятельно-
сти человека и столкнуться с фактом неизученности многих
ее сторон, относящихся к большинству сенсорных систем.
Примечательно, что в сводке Дж. Маубрея и Ф. Джелдарда
о сравнительной характеристике обнаружения и различения
стимулов разных модальностей приведены известные им
числа различимьгх градаций (относительная различимость).
Таковы, например, числа различимых градаций для часто-
ты чистого тона (1800 градаций), интенсивности белого

света (570), прерывистого белого шума (460), прерывисто-
го белого света (375), цвета (128) [Там же, с. 158—159].
Но против таких характеристик, как различение давления
(кожномеханическая и вибрационная чувствительности),
температура (температурная чувствительность), поло-
жение тела и движения, угловое и линейное ускорения
(статико-динамическая гравитационная чувствительность),
запах (обоняние), вкус (вкусовая), всюду обозначено «не-
известно». Это же отмечено для верхних порогов диапазо-
на обнаружения в системах вестибулярной, обонятельной,
вкусовой. К этому можно добавить кинестезию и всю об-
ласть интероцепции.
Таким образом, определена область неизвестного, что
существенно для нового продвижения по пути познания
сенсорной организации человека.
Уже в настоящее время психофизиология получила в
новых инженерно-психологических подходах важное сред-
ство определения еще почти неиспользованных потенциалов
сенсорного развития человека. Ф. Джелдард [1964 ] описал
экспериментально выработанные кожные системы связи,
используемые для передачи информации с помощью спе-
циального кода, изобретенного Хауэллом. Джелдард пока-
зал, что посредством вибраторов, размещенных на груди
оператора, может передаваться информация со скоростью,
в 3 раза превышающей скорость работы с азбукой Морзе.
При этом обеспечивается большой набор степеней диффе-
ренцировки сигналов по местоположению, интенсивности
и длительности (свойств первого порядка), временные и
пространственные изменения соотношений между сигна-
лами (свойства второго порядка).
Именно эти подходы, непосредственно связанные с
проектированием новой техники и, следовательно, с про-
ектированием высших форм производственной деятельно-
сти людей, обнаружили недостаточность ограниченного
зрительно-слухового диапазона и потенциала человече-
ской деятельности и поставили проблему более полного
использования всех сенсорных систем человека.
* • *
Мы рассмотрели некоторые современные аспекты и
подходы к изучению многообразия и единства организа-

ции сенсорных систем: принципы их классификации, срав-
нительного анализа их психофизических и хронометричес-
ких характеристик, инженерно-психологической оценки ин-
формационной ценности сигналов различных модальностей.
Мы считаем вполне допустимым привлечение этих час-
тных учений о сенсорных системах для обоснования по-
ставленной нами проблемы сенсорной организации чело-
века. Еще более непосредственно подходят к этой проблеме
различные учения о закономерностях межанализаторных
связей и образования интермодальных сенсорных объеди-
нений различных видов. К этим учениям относятся прежде
всего те принципы координации нервных (сенсорных) цент-
ров, которые были сформулированы Шеррингтоном и при-
няты нейрофизиологией для объяснения механизма «об-
щего пути» в осуществлении двигательных актов; принцип
доминанты Ухтомского, объясняющий механизм образова-
ния и преобразования целых констелляций нервных цент-
ров — субстрата восприятия (целостного образа) и внима-
ния в прямой интерпретации самого Ухтомского; наконец,
принцип детерминации временными связями анализатор-
ных деятельностей и образования сложных функциональ-
ных систем с переменной сигнализацией, по Павлову.
В современных нейрофизиологических исследованиях
И. С. Бериташвили, П. К. Анохина, Э. Ш. Айрапетьянца и
их сотрудников эти принципы получили дальнейшее раз-
витие. Систематическое изучение межанализаторных свя-
зей в сложных актах высшей нервной деятельности приве-
ло Айрапетьянца и А. С. Батуева к важным заключениям о
механизмах, характеризующих конвергенцию анализа-
торных систем. «...Принцип конвергенции, — пишут они,
— описанный Шеррингтоном для спинномозговых коорди-
нации, должен быть расширен для всех уровней нервной
организации — от отдельного нейрона до корковых аппа-
ратов всех анализаторов. Синтетическая деятельность всех
анализаторов, координация всех функций, иначе говоря,
осуществление конкретного, всегда сложного акта высшей
нервной деятельности отражают динамику афферентной
анализаторной конкуренции и основываются на механиз-
мах функциональной конвергенции» [Айрапетьянц Э. Ш.,
Батуев А. С, 1969, с. 66 ]. Среди всех аппаратов коры голо-
вного мозга животных они особо выделяют область, в кото-
рой совмещаются и перекрываются центральные аппараты

двигательных и висцеральных анализаторов. Э. Ш. Айра-
петьянц и А. С. Батуев выразительно называют эту об-
ласть коры фронтальным эпицентром конвергенции всех
анализаторов.
В многолетних исследованиях Э. Ш. Айрапетьянца и
его сотрудников установлено, что двигательный анализа-
тор выполняет своеобразную службу связи между всеми
анализаторами внешней и внутренней среды, организуя их
координацию в сложных актах поведения. В эти акты вов-
лекаются различные кортикоретикулярные аппараты ре-
гуляции внутренней среды, и поэтому участие висцераль-
ных интероцептивных анализаторов всегда имеет место,
особенно в связи с двигательным анализатором. Обнару-
жение морфофизиологического субстрата конвергенции
анализаторных систем свидетельствует о том, что условно-
рефлекторное взаимодействие анализаторов имеет фунда-
ментальную основу в самой организации мозговой структу-
ры, филогенетическое становление которой характеризу-
ется перемещением фокусов конвергенции в соответствии
с эволюцией мозга. Сравнительно физиологические иссле-
дования Э. Ш. Айрапетьянца и А. С. Батуева, о которых
идет сейчас речь, утверждают нас в предположении, что
существуют не только временные (условнорефлекторные),
но и постоянные (безусловнорефлекторные) связи между
анализаторами [Ананьев Б. Г., 1962]. Именно эти посто-
янные межанализаторные связи, заложенные в самой, фи-
логенетически образовавшейся структуре мозга, опреде-
ляют диапазон возможностей образования условнорефлек-
торных связей, так сказать, потенциал полисенсорного
функционирования мозга на определенной ступени его
эволюции.
Э. Ш. Айрапетьянц и А. С. Батуев полагают, что важ-
ной системой обеспечения интегральной деятельности
мозга является механизм физиологического замещения
(витарирования), который не ограничивается лишь заме-
щением поврежденных или выключенных участков мозга.
Они пишут, что «виртуальный механизм, а вместе с ним
и викарирование вложены в ресурсы нормально функцио-
нирующего мозга и в определенных кризисных ситуациях
или в условиях новообразования связей, когда их осуще-
ствление затруднено. В филогенетическом ряду живот-
ных на этапах эволюции нервной системы отчетливо вы -

ступает согласованная триада совершенствования анали-
заторных систем — расширение диапазона конвергенции,
подвижность интеграции, лабильность викарирования
(подчеркнуто нами. — Б. А.)» [1969]. Нам представляются
эти выводы фундаментальными и для психофизиологии
человека. Они имеют особое значение для понимания ха-
рактеристик развития, образующих целостную сенсорную
организацию человека. В настоящее время в пользу такого
подхода говорят многие факты и положения психофизиоло-
гии человека, в которой усиливаются тенденции к изучению
межанализаторных связей и сенсорных взаимодействий.
Интересна в этом отношении классификация межанали-
заторных связей, предложенная Е. Н. Соколовым, объеди-
нившим их в две большие группы: активирующие и инфор-
мирующие. Е. Н. Соколов к активирующим связям относит
не только условнорефлекторные, но и безусловнорефлек-
торные связи при действии побочных раздражителей. Ос-
новным эффектом активирующих связей является измене-
ние чувствительности, которое носит двухфазный харак-
тер: во время действия побочного раздражителя сдвиги
чувствительности происходят в одном направлении, после
прекращения действия — в противоположном.
Из многочисленных опытов в нейрофизиологии и экс-
периментальной психологии известно, что эти сдвиги за-
висят прежде всего от силы побочного раздражителя (сла-
бые повышают чувствительность, сильные понижают) и от
исходного состояния анализатора (эффект побочного раз-
дражителя обратно пропорционален характеристике этого
состояния).
Активирующие связи проявляются не только при дей-
ствии пороговых, но и подпороговых побочных раздражи-
телей. Однако все активирующие связи, влияющие на ди-
намику состояний и уровни чувствительности сенсорных
систем, не сказываются на содержании чувственных обра-
зов, нейтральны по отношению к их информационной
структуре.
Информирующие связи, напротив, оказывают непос-
редственное влияние на эту структуру и содержание обра-
за. Ассоциации ощущений различных модальностей и ин-
термодальные переключения (из одной сенсорной системы
в другие), синтезирование образов в сложные наглядные
образования и т. д. — все это вносит новые потоки инфор-

мации об определенных объектах и их свойствах, ориенти-
руя человека в разнообразных отношениях. К информаци-
онным связям могут относиться и сложные функциональные
системы перцептивных действий (визуального наблюде-
ния, активного осязания и т. д.), объединяющих несколько
сенсорных систем при доминировании одной из них.
Исключительна заслуга выдающихся психофизиологов
Л. А. Орбели, С В. Кравкова, Г. X. Кекчеева и других в
изучении тех связей, которые Е. Н. Соколов назвал акти-
вирующими. С. В. Кравков [1948) первый обобщил огром-
ный экспериментальный материал в этой области и описал
основные закономерности функционирования связей дан-
ного рода.
Мы отнесли все явления сдвигов чувствительности со-
пряженных анализаторов к основным эффектам ассоциаций
ощущений, то есть информационных связей, если употреб-
лять терминологию Е. Н. Соколова [1959]. В структуре
любой ассоциации ощущений имеются компоненты, одни
из которых выполняют функцию сигнала, другие — под-
крепления. Поэтому в ассоциации ощущения элемент ин-
формации всегда связан с наличием активации в форме
подкрепления.
Ассоциация ощущений определяется непосредствен-
ным совместным (одновременным или последовательным)
воздействием внешних предметов на различные анализа-
торы, «аналитические рецепторы головного мозга», как их
назвал И. М, Сеченов, основатель современной материа-
листической теории ассоциации ощущений. Именно он по-
ложил начало пониманию единства ощущений и движе-
ний, всегда включенных в ассоциации ощущений в виде
своих кинестетических эффектов. Психическая жизнь в
состоянии бодрствования непрерывна, по Сеченову, благо-
даря образованию из многих ассоциаций рядов и цепей
связей. В онтогенетическом развитии благодаря удлине-
нию и упрочению этих ассоциативных цепей возрастают
время бодрствования и степень активности индивида. Ощу-
щения не только связываются между собой в той или иной
форме ассоциации, но и развиваются благодаря им. Одна-
ко в бодрствовании и переходных состояниях (от сна к бод-
рствованию и от него ко сну) происходит преобразование,
в том числе и разобщение, сложившихся ассоциаций —
дисассоциация, которой Сеченов придавал большое значе-

ние во взаимоотношениях сенсорных функций. Эти про-
цессы образования цепей ассоциаций и дисассоциаций ле-
жат в основе развития всех более сложных психических
явлений, чувственных знаний человека о внешнем мире и
самом себе. Сеченов писал: «При анализе ассоциирован-
ных ощущений человек впервые встречается сам с собой.
Отделением в деле ощущений всего субъективного кладет-
ся начало самоощущения, самосознания» [Сеченов И. М.,
1947, с. 131].
Применяя сеченовскую концепцию ассоциации ощу-
щений в современных условиях, мы пришли к выводу о
. необходимости выделения двух основных классов таких
ассоциаций: 1) интрамодальных (например, зрительно-
зрительных, тактильно-тактильных и т. д.) и 2) интермо-
дальных (например, зрительно-тактильных, обонятель-
новкусовых и т. д.), которые дифференцируются на ряд
видов и разновидностей, описанных нами в специальной
работе [1955].
В процессе развития именно интермодальные ассоциа-
ции играют ведущую роль и на каждой его ступени подго-
тавливают условия для образования и преобразования ин-
трамодальных ассоциаций. Вместе с тем интермодальные
связи становятся механизмом сложных стереотипов пове-
дения. Именно поэтому в них всегда можно обнаружить в
качестве постоянного звена кинестетические ощущения в
форме моторно-кинестетических и рече-кинестетических
сигналов. Тот факт, что акт видения (наблюдение) есть
зрительно-моторно-кинестетический, акт слушания —
слухо-рече-кинестетический, акт ощупывания — тактиль-
но-кинестетический, акт нюхания — обонятельно-кине-
стетические ассоциативные цепи, свидетельствует об обя-
зательном участии в сенсорных процессах ощущений от
рефлекторного движения (моторного или речевого) в ответ
на оптические, акустические, механические, химические
и другие сигналы.
Серьезной научной проблемой продолжает оставаться
вопрос о том, почему ощущения любой модальности в од-
них случаях связываются с артикуляционными движения-
ми речевого аппарата, а в других — с движениями рабочих
органов (рук), опорно-двигательного аппарата и других
частей скелето-двигательной структуры человека.
Интермодальные ассоциации ощущений выражают не

только целостность чувственного отражения человеком
объективной действительности, единства материального
мира, но и активность этого отражения, начиная с самых
общих и элементарных сенсорных процессов.
Наиболее изученными ассоциативными интермодаль-
ными структурами такого рода являются: зрительно-мо-
торная (точнее зрительно-тактильно-моторно-кинестети-
ческая) координация в трудовых, графических, гностиче-
ских и других действиях, слухо-рече-кинестетическая
координация в устной речи, слухо-рече-кинестетическая,
зрительно-кинестетическая координация в письменной
речи, тактильно-температурно-кинестетическая орга-
низация активного осязания и т. д.
В новейшей психофизиологии и патопсихологии все
большее внимание привлекают феномены соместезии как
комплексного образования, объединяющего все виды кожной
рецепции (тактильной, температурной, болевой), кинес-
тезию и интерорецепцию. Соместезия представляет имен-
но ту чувственную основу самосознания, которую Сеченов
считал сенсорным источником личности. Изучение соме-
стезии и роли отдельных сенсорных систем, включая инте-
роцепцию (сенестезию), имеет весьма важное значение
для понимания механизмов «схемы тела» [Дженкинс В.,
1963; Ананьев Б. Г. и Торнова А. И., 1941; Меерович Г. И.,
1939 ].
По сравнению с малыми интермодальными ассоциациями
соместезия, гаптика (активное осязание), зрительно-мо-
торные координации, рече-слуховые и рече-зрительно-слу-
ховые координации являются крупными блоками сенсор-
ной организации человека, каждый из которых функцио-
нирует по собственным закономерностям взаимодействия.
Однако между этими крупными блоками существуют как
генетические (по порядку развития и последовательности
их развертки), так и структурные зависимости в пределах
единой сенсорной организации человека. Эти генетиче-
ские и структурные зависимости варьируют в связи с воз-
растно-половыми и индивидуально-типическими особен-
ностями людей. Одним из наиболее интересных и все еще
плохо изученных явлений индивидуальной изменчивости
сенсорной организации человека и ее отдельных «крупных
блоков» приходится считать синестезию, комплексное
полисенсорное образование слитности интермодальных

образов и смешанных каналов связи (например, цветового
слуха, кожного зрения, запахового вкуса и т. д.). Это явле-
ние противоположно тому обособлению сенсорных систем
в нейродинамической картине личности, которое дало ос-
нование Б. М. Теплову выделить парциальные типы нерв-
ной системы по одной из сенсорной (анализаторной) мо-
дальности.
Изучение феноменов слияния или, напротив, крайнего
обособления сенсорных систем в общей структуре чувст-
венного познания составит одну из ближайших задач на-
учного исследования.
* • *
Несомненно, виды ощущений и их взаимосвязь нахо-
дятся в причинной зависимости от форм движения мате-
рии в их взаимосвязях и взаимопереходах. Обращает на
себя внимание дублирование сенсорных функций в про-
цессе отражения одной и той же формы движущейся мате-
рии, но в разных ее свойствах и отношениях. Так, тактиль-
ные, вибрационные, мышечные, вестибулярные ощущения
отражают определенные моменты и свойства механическо-
го движения различных тел, в том числе и тела человека.
Зрительные, слуховые, вибрационные, температурные свя-
заны с различными свойствами молекулярного движения,
а обоняние и вкус — с химической природой вещества и
химической реакцией как особой химической формой дви-
жущейся материи. Интерорецепция, вкусовые, болевые и
температурные ощущения специфически связаны с основ-
ными, явлениями жизнедеятельности — биологической
формой движения материи. Общность объекта отражения
— движущейся материи проявляется и в близости различ-
ных анализаторов в отражении пространства и времени
как основных форм существования материи.
В совместной деятельности различных анализаторов
имеется объективный порядок постоянных взаимосвязей,
определяемых общностью объектов отражения в их взаи-
модействии и взаимопроникновении. Можно наметить из-
вестный порядок «цепочек» взаимосвязей. Эти цепочки не
носят, конечно, линейного характера. Напротив, такой по-
рядок можно выразить в сложно разветвленной цепи взаи-
мосвязей по многим признакам.

Зрительные, тактильные, мышечно-суставные и стати-
ко-динамические ощущения составляют один ряд этой це-
пи. Через тактильные ощущения этот ряд соединяется с
вибрационными, а через вибрационные — со слуховыми,
которые в свою очередь связываются с мышечными ощу-
щениями (артикуляционными и голосовыми). Особый ряд
в системе анализаторных взаимосвязей составляют хими-
ческие чувства (обоняние, вкус, хеморецепция внутрен-
ней среды), которые связываются с другими сенсорными
явлениями жизнедеятельности (особенно.температурными
и болевыми). Тактильные ощущения сопровождают многие
другие чувственные деятельности (вкус, обоняние, слух,
температурные ощущения и т. д.), что объясняется особой
ролью кожи как покрова и барьера тела, а вместе с тем
участника основных процессов обмена веществ. Кинестезия
является обязательным членом любой ассоциации ощуще-
ния, благодаря чему процессы отражения и накопления
индивидуального опыта всегда проникают друг в друга.
Этот весьма беглый набросок показывает, что сущест-
вует известная система постоянных межанализаторных
взаимосвязей, источник которой заключен в целостной со-
вокупности материального мира, в объективных взаимо-
связях между различными формами движущейся материи.
Вместе с составом чувственного отражения система этих
взаимосвязей образует структуру чувственного познания,
определяющую сенсорную организацию человека.
Современные научные исследования, в том числе и на-
ши, свидетельствуют о высокой коррелируемости различ-
ных сенсорных функций, о сопряженности многих сенсор-
ных систем, в общем о целостности сенсорного развития
человека. Существуют не только временные, но и постоян-
ные межанализаторные связи, обусловленные филогене-
тическими приспособлениями комплексов анализаторов к
основным формам вещества, энергии, информации. Струк-
тура таких связей у человека исторически преобразована,
и сенсорная организация относится к наиболее важным
проявлениям его исторической природы. В этой целостной
системе образуются межфункциональные сенсорные струк-
туры и сложно разветвленные сенсорные цепи. Генетиче-
ским началом этих цепей являются тактильные функ-
ции, а их всеобщим эффектом — зрительное восприятие. К
таким цепям относятся: 1) тактильно-вибрационно-слу-

ховые, 2) тактильно-кинестетические, -3) тактильно-
температурно-болевые, 4) тактильно-вкусо-обонятель-
ные, интероцептивные.
Все эти цепи представляют собой потоки разнообразной
информации о внешней и внутренней среде, которые как
бы сходятся в зрительных, кинестетических и гравитаци-
онных узлах единой сенсорной организации человека. В
процессе исторического развития и на его основе онтогене-
тической эволюции внутри этой организации образуются
межанализаторные интермодальные сенсорные системы с
высокими уровнями интеграции, переходящие в перцеп-
тивные системы.
Одной из них является речеслуховая система, включаю-
щая собственно слуховые, вибрационные, гравитационные,
кинестетические, тактильные и другие сигналы, кодируе-
мые соответственно языковым единицам. С рече-слуховой
системой связана вербализация всего чувственного опыта
человека.
Другой сенсорной системой, интегрирующей сигналы
любой модальности (от тактильной до интероцептивной),
является зрительная система. Универсальность ее в интег-
рировании и переинтегрировании любых по модальности
сигналов поразительна. В любом акте зрительного воспри-
ятия можно обнаружить сложнейший полимодальный ме-
ханизм.
40 лет назад П. П. Блонский высказал предположение,
что зрительные образы всегда представляют собой слияние
собственно-зрительных сигналов со зрительно-преобразо-
ванными сигналами других модальностей. Современная пси-
хофизиология вполне подтверждает такое предположение.
Действительно, зрительная система всегда работает как
интегратор и преобразователь сигналов всех модальностей.
Сопоставление данных генетической психологии ре-
бенка и общей психологии показывает существенные пре-
образования положения зрительных функций среди дру-
гих сенсорных функций. Доминирование зрительных фун-
кций связано с перестройкой взаимоотношений между
другими сенсорными, точнее, сенсомоторными функция-
ми, и должно рассматриваться как продукт их совместного
развития. В раннем детстве неравномерность становления
анализаторных систем имеет одной из своих основных
черт опережающее развитие механических и химических

рецепций (сравнительно со зрительной рецепцией); одна-
ко уже к концу первого года жизни происходит их вырав-
нивание. В последующем ходе онтогенеза зрительная сис-
тема становится доминирующей на перцептивном уровне
благодаря свойствам интеграции и преобразования сенсор-
ных функций, переводу сигналов любой модальности на
предметно-пространственные схемы, то есть визуализа-
ции всего чувственного опыта в целом. Специальным вы-
ражением зрительно-перцептивной работы является наб-
людение. С. Л. Рубинштейн почти 30 лет назад предвидел,
что рациональным подходом к исследованию зрительного
восприятия может быть лишь его изучение как особой дея-
тельности наблюдения. Наши исследования позволяют вы-
делить три основные формы развития наблюдения как дея-
тельности этой системы: а) наблюдение — управление объек-
тами и операциями с ними, б) наблюдение — изображение
плоскостное и объемное, в) наблюдение — чтение, состав-
ляющее общий механизм знаковых операций. Единство
гностических и коммуникативных функций зрительной
системы представлено в социальной перцепции, восприя-
тии человека человеком. Зрительная система как преобра-
зователь и интегратор всего чувственного опыта человека
выступает не только на перцептивном уровне, но и на
уровне представлений. Высокую устойчивость эта система
проявляет и в глубокой старости, когда имеет место инво-
люция самих зрительных функций.
Интрамодальные связи обнаруживаются в корреляци-
онных изменениях сенсорных функций одного и того же
анализатора в различные моменты индивидуального раз-
вития, например, связи между расширением поля зрения,
изменением его пространственной организации и остротой
зрения. Подобные корреляционные преобразования про-
слежены у нас как в детском, так и в старческом возрасте.
Для теории индивидуально психического развития че-
ловека важное значение имеет открытие оптимумов абсо-
лютной и разностной чувствительности многих модально-
стей в периоды поздней юности и ранней взрослости, то
есть после завершения основных процессов роста и созре-
вания, которыми генетическая психология обычно ограни-
чивала сенсорное развитие человека. Такое ограничение
надо признать ошибочным, тем более что хронометриче-
ские исследования времени реакции показывают, что мак-

симальное сокращение латентного периода всех видов пси-
хических реакций, начиная с простых сенсомоторных,
имеет место именно в периоды поздней юности — ранней
взрослости.
Изучение эволюции зрительной системы, речевого слу-
ха и кинестезии показывает, что в определенных условиях
жизни и деятельности человека оптимумы этих функций и
других модальностей, сенсибилизированных и находящих-
ся под постоянной нагрузкой, перемещаются в более позд-
ние периоды жизни. При этом они стабилизируются на вы-
соком уровне и противостоят инволюционным процессам.
Сенсорно-перцептивные характеристики возрастных,
половых и индивидуально типических (в том числе нейро-
динамических) особенностей человека необходимы для оп-
ределения потенциалов развития — трудоспособности,
одаренности и специальных способностей.
Новейшие исследования в этой области представляются
весьма перспективными для познания сензитивности как
свойства личности и сензитивных периодов развития че-
ловека, составляющих общую проблему для учения как о
психических процессах, так и о психических свойствах
личности. Мы вплотную подошли к этой перспективной
проблеме всей психологии человека в связи с новыми зна-
ниями о сенсорно-перцептивных процессах как индикато-
рах (и даже стабилизаторах) индивидуального развития
человека.
Состав и структура чувственного отражения образуют
сенсорную организацию, зависящую от образа жизни и де-
ятельности животного организма. В зависимости от этих
образующих складываются определенное взаимодействие
анализаторов, их соподчинение, относительное доминиро-
вание одних чувствующих систем над другими, а также
общее направление развития каждой из них.
Совокупность анализаторов с их мозговыми концами и
эффекторами отражает окружающую организм среду в це-
лом, но именно как среду обитания, включая весь процесс
взаимодействия организма с жизненно необходимыми ус-
ловиями внешней среды.
Известно, что поведение животных, стоящих на разных
ступенях филогенетической лестницы, отличается по уров-
ню развития, то есть по сложности постоянных и перемен-
ных связей организма со средой, по преобладанию безус-

ловнорефлекторных или условнорефлекторных форм по-
ведения. Менее известно весьма существенное различие в
их поведении, определяемое составом и структурой анали-
заторной деятельности нервной системы, мозга. Между
тем все более и более накапливаются факты, свидетельст-
вующие о биологической обусловленности направления
развития отдельных рецепций, о значении их в процессе
приспособления данных организмов к определенным усло-
виям жизни. Ультразвуки, например, не только использу-
ются и генерируются различными представителями живо-
тного мира, но также служат им средствами сигнализации
и ориентировки в окружающей среде. То же следует ска-
зать об ультрафиолетовых лучах, радиоволнах и т. д. [Ор-
бели Л. А., 1958 ]. Отсюда следует, что своеобразие биоло-
гических условий создает в природе многие виды рецепций,
которые не имеют аналогии с анализаторной деятельно-
стью человека [Элтрингем Г., 1934]. Но нередко стремле-
ние расположить в линейном порядке развитие рецепций
приводит к тому, что к одному и тому же анализатору
приурочиваются разные сенсорные функции. Так, органу
боковой линии рыб некоторые физиологи придают функ-
ции слухового анализатора на том основании, что он восп-
ринимает вибрации водной среды, хотя только часть этой
боковой линии дифференцирует колебания частотой от 18
до 25 герц. К кожкому анализатору относятся вибраторные
реакции паука, вызванные колебаниями паутины, и т. д.
[Демирчоглян Г. Г., 1956].
На самом деле многообразие рецепторов и рецепций в
животном мире ни в какой мере не может быть сведено к
той группе анализаторов, которая свойственна человеку.
Несомненно также, что развитие рецепций не сводится
только к прогрессу одних функций за счет редуцирования
других сенсорных функций, например зрения за счет обо-
няния, как это изображается в истории развития приматов
[Вебер М., 1935].
Несомненно, существуют сопряженные, коррелятивные
изменения рецепций, зависящие от общего образа жизни
данного животного вида в определенной среде обитания.
Но такие коррелятивные изменения идут в разных направ-
лениях, которые могут быть поняты лишь экологически.
Именно среда обитания, образ жизни и способ деятель-
ности обусловливают соотношение видов рецепций в дан-

ной сенсорной организации животные, в которой ядром
являются группы анализаторов, специфичные для данной
среды обитания.
Остановимся вкратце на известных рецепциях у рыб,
резко отличающихся от других животных по среде обита-
ния. Особенно важно в ориентировке и поведении зрение
(например, при погоне за добычей).
Новейшими исследованиями (В. Л. Бианки из лабора-
тории Э. Ш. Айрапетьянца) показано, что рыбы обладают
в известной степени бинокулярным зрением. «После выра-
ботки с обоих глаз условного рефлекса и последующей
энуклеации одного из них резко нарушается дифференци-
рование места нахождения, например бусинки. Оба глаза
осуществляют совместную и симметричную деятельность:
выработка условного рефлекса с одного глаза оказывается
уже готовой при пробе со стороны другого глаза» [Айра-
петьянц Э. Ш., 1958, с. 111 ]. Зрение выполняет специфи-
ческую роль в приспособлении, участвуя в образовании
мимикрии, изменение окраски поверхности всей рыбы со-
ответственно цвету дна, «экстирпация обоих глаз выключа-
ет эту приспособительную реакцию» [Демирчоглян Г. Г.,
1956, с 17 ]. Тем не менее зрение нельзя считать ведущей
рецепцией у рыб.
Методом условных рефлексов было доказано, что рыбы
обладают слухом, особенно обитающие на большой глуби-
не. Слуховая функция у них связана со звуковой сигнали-
зацией, заменяющей световую на больших глубинах. Ры-
бам свойственна и тактильная чувствительность: некото-
рые участки тела, особенно «усы» сомовых рыб, выполняют
функцию ощупывания предметов. Однако слух и осязание,
подобно зрению, не определяют основного направления
ориентировки рыб в водной среде, хотя и способствуют
осуществлению такого направления.
Эти рецепции определяются осью (орган боковой ли-
нии — хеморецепция поверхности тела), вокруг которой
центрируются все остальные рецепции.
Благодаря органу боковой линии «рыба удерживает
симметричную установку тела по отношению к жидкой сре-
де, струящейся под влиянием своего течения навстречу жи-
вотному или под влиянием быстрой локомоции самой ры-
бы... Кроме того, боковая линия ориентирует, по-видимо-

му, в меняющихся условиях давления» [Ухтомский А. А.,
1954, с. 81].
Но функции органа боковой линии и вестибулярного
аппарата, который связан с ней в общей структуре нервной
системы, не могут отождествляться. В органе боковой ли-
нии объединены статико-динамические, вибраторные и
тактильные сигнализации, которые в дальнейшем специа-
лизируются.
Подобное же явление обнаруживается в диффузной хе-
морецепции поверхности тела рыб. При изучении золотых
рыбок, некоторых сомовых и карповых рыб М. Паркер об-
наружил, что они отвечают активно-двигательными ре-
флексами на подведение к боку струйки мясного сока или
кусочка ваты, пропитанной этим соком. В коже этих живо-
тных были обнаружены чувствительные элементы, весьма
сходные с вкусовыми луковичками. С подобной диффуз-
ной хеморецепцией связан генезис и обоняния, не говоря
уже о хеморецепции внутренней среды. Но у некоторых
рыб обоняние достигает такого развития, что Эдингер оха-
рактеризовал большой мозг акулы как гипертрофию обо-
нятельных долей.
Из этого краткого экскурса видно, что именно среда
обитания и образ жизни определяют у рыб соотношение
разных видов рецепции, их сенсорную организацию.
Показательна в этом же отношении структура анализа-
торной деятельности головного мозга млекопитающих, в
том числе приматов, представляющих особый интерес для
понимания животных корней антропогенезиса.
Эволюция отдельных видов рецепций от лемуров до ан-
тропоидов особенно хорошо прослежена в отношении обо-
няния и зрения. Подотряд лемуров по обонянию еще нахо-
дится на границе макросматических и микросматических
животных. У лемуров начинается редукция перифериче-
ского и частично центрального отделов обонятельных ор-
ганов. Подотряд долгопят уже относится к группе микро-
сматических животных, что связано с исключительным
развитием у них зрительных органов.
Однако нельзя полностью объяснить редукцию обоня-
ния возрастанием роли и тонкости зрительного органа, ко-
торый у антропоидов значительно совершеннее деятельно-
сти этого органа у низших обезьян, у которых редукция
обонятельных органов большая, чем у антропоидов. Уже у

низших обезьян (по сравнению с лемурами и долгопятами)
изменяется положение глаз, передвинутых с боковых сто-
рон черепа на его переднюю поверхность, что благоприят-
ствует бинокулярному видению.
Однако перекрест зрительных нервов еще неполный.
Он более выражен у антропоидов. Хотя в сетчатке глаз у
всех обезьян уже имеются желтое пятно и центральная
ямка, необходимые для дифференцирования дневного (цвет-
ного) зрения, однако у антропоидов оно достигает несрав-
ненно более высокого уровня развития. Но и обоняние у
антропоидов более дифференцированно по сравнению с
низшими обезьянами, у которых резко выражена редукция
обонятельных органов.
Сопряженное изменение обоняния и зрения в развитии
приматов, несмотря на различное значение этих видов
чувствительности, все еще составляет часть развивающей-
ся структуры анализаторной деятельности мозга.
Сравнительно с лемурами у долгопят ограничивается
не только обонятельная, но и слуховая функция. Между
тем у низших обезьян, особенно у антропоидов, слуховая
функция более дифференцируется и приобретает важное
значение сигнализции в стадной жизни и ориентировки в
пространстве.
Все большее значение приобретает вестибулярная функ-
ция. Избирательный характер сенсорного прогресса приоб-
ретает кинестезия, особенно кистей рук. Именно кинесте-
зия и связанные с ней зачатки активного осязания образуют
вместе со зрением «ось» сенсорной организации обезьян.
Среда обитания различных подотрядов приматов во мно-
гом сходна. Эволюционные изменения связаны не только
со средой, но и с изменением характера деятельности са-
мих животных. Все большее значение приобретают мани-
пулятивная деятельность, специализация конечностей не
только на передвижении, но и на оперировании с предме-
тами. Зрительно-моторная координация развивается одно-
временно по двум направлениям: дальномерности зрения и
прицельных прыжков, с одной стороны, ощупывания пред-
метов относительно раздельными движениями пальцев и
рассматривания предметов вблизи — с другой. Соответст-
венно развиваются статико-динамические и тактильные
аппараты. В.условиях стадной жизни звуковая сигнализа-

ция выступает в важной биологической роли, соответст-
венно которой дифференцируется слуховой аппарат.
В образе жизни приматов важную роль играет актив-
ный способ их деятельности, с которым связано и прогрес-
сивное развитие сложных ориентировочных рефлексов,
хорошо изученных Н. Ю. Войтонисом [1949].
Сенсорная организация обезьян, особенно антропои-
дов, наиболее близка к сенсорной организации человека.
Однако между ними имеются качественные различия,
обусловленные непосредственным влиянием труда и языка
на развитие анализаторных деятельностей мозга.
Положение о том, что сенсорная организация есть отра-
жение среды обитания, образа жизни и способа деятельно-
сти, остается, конечно, в силе и в отношении человека.
Однако эволюционно-биологический подход оказывается
совершенно недостаточным для объяснения специфичес-
кого характера этих факторов, определяющих сенсорную
организацию человека.
Окружающая человека среда, среда его обитания — не
только естественные силы природы, но прежде всего «исто-
рическая природа», созданная трудом людей: промышлен-
ность и сельское хозяйство, города и села, материальные и
культурные ценности, в общем преобразованные челове-
ком силы природы. Изменение природы человеком в про-
цессе труда непрерывно преобразует окружающую среду,
благодаря труду люди сами создают свою «среду обита-
ния». Практически воздействуя на окружающую природу,
люди расширяют среду обитания, а благодаря научному
познанию и технике используют все новые и новые виды
энергии, превращая их в компоненты этой среды.
Прогресс науки и техники по мере гигантского роста
производительных сил выводит человека за пределы не-
посредственной среды обитания.
Образ жизни людей, общественную основу которого со-
ставляет материальное производство средств производст-
ва, средств потребления — именно труд... основной способ
деятельности человека, преобразующей окружающую че-
ловека природу.
Известно, что в процессе воздействия человека на при-
роду изменилась его собственная природа, в том числе и
его сенсорная организация...
Первыми ближайшими следствиями труда являются пе-

реход к прямохождению, вертикальному положению тела
и специализация конечностей (верхних на предметных дей-
ствиях — операциях труда, нижних — на передвижении).
Эти изменения повлекли за собой существенные сен-
сорные новообразования вестибулярных и кинестетиче-
ских функций. Исторически сложилась система рефлексов
на предупреждение потери равновесия.
С этой пластичной системой связано развитие статико-
динамических ощущений, отражающих самые различные
координаты пространственного положения человеческого
тела и ускорения при его передвижении, а также переме-
щении точки опоры его тела (в различных видах транспор-
та). Вертикальное положение тела изменило направление
и объем обозреваемой среды; непосредственно повлияло на
структуру поля зрения человека. Образовалась вместе с
тем характерная для человека оптико-вестибулярная связь,
которую А. А Ухтомский справедливо считал ядром «на-
блюдательской позы»).
Еще более глубокое изменение внесло в сенсорную ор-
ганизацию человека преобразование двигательного аппа-
рата, а следовательно, двигательного анализатора, кото-
рый у всех животных является единым. У человека в связи
с разделением функций между верхними и нижними ко-
нечностями существенно изменилась нервная регуляция
опорно-двигательного аппарата и аппарата рабочих дви-
жений рук. Фактически мы имеем не один, общий для всех
двигательных функций кинестетический анализатор, а два,
соединенных в единую систему. К этому надо добавить,
что из двигательного анализатора, как справедливо под-
черкнул Н. И. Красногорский, выделился вполне самосто-
ятельный речедвигательный анализатор, также интимно
связанный с общедвигательными кинестетическими функ-
циями.
Все эти изменения сенсорной организации под прямым
влиянием трудовой деятельности можно понять лишь при
учете роли эффекторов в изменении рецепторов (через за-
мыкательные приборы коры головного мозга).
Особенно мощными были прямые влияния деятельно-
сти рук на изменение всей сенсорной организации челове-
ка. Рука человека «является не только органом труда, она
также и продукт его».* Только благодаря труду рука стала
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 488.

универсальным орудием, естественным органом творчест-
ва во всех сферах человеческой деятельности. Касаясь ан-
тропогенезиса, Ф. Энгельс заметил: «...рука не была чем-
то самодовлеющим. Она была только одним из членов, це-
лого, в высшей степени сложного организма. И то, что шло
на пользу руке, шло также на пользу всему телу, которому
она служила, и шло на пользу в двояком отношении».*
Во-первых, в силу закона соотношения сопряженных из-
менений совершенствование человеческой руки оказывало
опосредствованное влияние на другие части тела. Во-вто-
рых, развитие руки оказывало прямое воздействие на ос-
тальные органы, так как связанное с рукой и трудом воз-
действие человека на природу расширяло кругозор челове-
ка, открывало человеку все новые, до того не известные
свойства. И именно из практического действия возникло
умственное развитие, вплоть до самых сложных интеллек-
туальных операций.
Рука как самая подвижная и рабочая двигательная сис-
тема только у человека стала самостоятельным рецепто-
ром, точнее, комплексом рецепторов, образующих активное
осязание путем сочетания тончайшей тактильной рецеп-
ции с кинестезией рук, а также при участии терморецепто-
ров кожи.
В самых начальных актах труда человек оперировал
двумя вещами: предметом и орудием труда. Реконструк-
ция археологом С. А. Семеновым [1957 ] актов труда в ус-
ловиях первобытной техники позволяет представить дета-
ли взаимодействия обеих рук в этих актах. Правая рука
оперировала орудием труда, а левая — предметом, мате-
риалом для обработки. С этой приуроченностью связано
преимущественное развитие статического напряжения
мышц в левой руке, динамического напряжения — в пра-
вой. Вместе с тем происходило изменение развития так-
тильной рецепции, так как она достигала высокого разви-
тия на левой руке, получающей непосредственные сигналы
об изменении свойств обрабатываемых материалов, осо-
бенно их фактуры и упругости. Сигнальные функции обе-
их рук (тактильно-кинестетические) образовали единую
координатную систему с дифференцированными компо-
нентами — пальцами. В этой системе устанавливалось
весьма подвижное равновесие между пальцами, находя-
* Там же.

щимися в движении и покое при ощупывании и манипули-
ровании с предметом, причем особую роль «подвижной ла-
дони» стали играть большие пальцы обеих рук, а собственно
познавательную функцию — указательный палец, движе-
ниям которого сопутствуют движения или покой осталь-
ных пальцев.
Исключительное развитие у человека приобрело инст-
рументальное опосредствованное ощупывание посредст-
вом «зонда», которое достигает большой точности и в усло-
виях, когда ощупываемый предмет скрыт от зрения. Одна-
ко наиболее важным результатом развития руки является
перестройка зрительной рецепции. Глаз стал «учеником
видящей руки» благодаря прочно замкнутой зрительномо-
торной координации. Зрительно-тактильно-кинестетиче-
ская связь вместе с оптико-вестибулярной установкой об-
разовали ядро сенсорной организации человека.
Доминирование зрения в этой организации обеспечива-
ется именно этими двумя родами связей, в которые оно
включено. Качественно преобразовалось и само зрение,
характеризующееся сочетанием ахроматического и хрома-
тического видения, высоким развитием цветоразличения,
дальнозоркостью или глубинностью пространственного ви-
дения, структурной целостностью. И именно зрение почти
до самых последних дней выводило человека за пределы
Земли, в космическое пространство.
Вместе с трудом необходимо возникла речь, а с нею
качественно преобразовался слух. Речевой слух человека
представляет собой новую форму слуховой рецепции, по-
рожденную языком как основным средством общения.
Ныне общепризнанно, что физиологические механиз-
мы слуха человека общественно обусловлены. Крупный
советский физиолог А. А. Ухтомский писал о том, что «на
слух у человека ложится исключительная и ответственная
практическая задача, уходящая далеко за границы физиоло-
гии: задача служить опорой и посредником в деле организа-
ции речи и собеседования» [Ухтомский А. А., 1954, с. 220'].
Продуктом исторического развития человека является
и музыкальный слух (звуковысотный, мелодический, гар-
монический, ладоритмический). Но как показал А, Н. Ле-
онтьев, развитие человеческого слуха непосредственно
связано с развитием эффекторных компонентов единого
рефлекторного кольца, образующего слуховой механизм.

Исключительное значение для развития специально рече-
вого и музыкального слуха имело развитие функций ре-
чедвигательного аппарата с его сложной синестезией. Поэ-
тому правомерно включить в ядро сенсорной организации
человека слуховую рецепцию, особенно речевой слух, от-
ражающий звуковую природу родного языка.
Речевые анализаторы (речедвигательный и речеслухо-
вой) являются непосредственными органами второй сиг-
нальной системы, влияние которой на первую сигнальную
систему человека многообразно.
К ядру сенсорной организации человека примыкают в
разных связях тактильная рецепция всей кожи человече-
ского тела, особо развитая в дистальных его частях; темпе-
ратурная и болевая рецепции, причем на терморецепции
прямо сказывается искусственное регулирование челове-
ком температуры среды и тела (охлаждение или утепление
жилища, та или иная одежда и т. д.).
Существенно изменились по сравнению со всеми живо-
тными виды хеморецепции у человека. Под влиянием хи-
мической переработки пищи, начиная с самых ранних
проб использования огня, качественно изменился пищевой
обмен между организмом и средой, а с ним и вкусовая ре-
цепция, являющаяся главной сигнализацией этого обмена.
Общественные условия производства средств потребления,
видоизменяющиеся у разных народов, породили не только
национальную кухню, но и специфические черты вкусо-
вой рецепции.
Изменилось и обоняние, развивающееся в разных на-
правлениях в связи с необходимостью распознавать свой-
ства химических соединений, дифференцировать пахучие
вещества и т. д. С этими изменениями пищевого обмена и
вкусовой сигнализации непосредственно связано измене-
ние хеморецепции внутренней среды человеческого орга-
низма.
В сенсорном развитии человека нельзя обнаружить «ре-
дуцирование» какой-либо рецепции сравнительно с други-
ми приматами, хотя соотношение рецепций приобрело ка-
чественно иной вид вследствие общественного образа жизни
и трудовой деятельности. Это соотношение, образующее
качественно своеобразную сенсорную организацию чело-
века, есть продукт исторического развития анализаторов,
чувствующих систем головного мозга человека.

Современная наука полностью подтверждает положе-
ние Ф. Энгельса о том, что «развитие мозга вообще сопро-
вождается усовершенствованием всех чувств в их совокуп-
ности».
Ф. Энгельс считал весьма важным положение, что труд
качественно изменил все чувства человека, а не только
какие-либо из них. По происхождению виды ощущений не
могут разделяться на «высшие» и «низшие», как это неред-
ко делается в психологии и физиологии. За таким разделе-
нием скрыта идея историчности одних (например, зрения
и слуха, которые обычно относятся к «высшим чувствам»),
«биологичности» других (осязания, обоняния, вкуса, кото-
рые относятся к «низшим чувствам»). «Социо-биологиче-
ский» дуализм вносится в теорию ощущений вопреки всем
фактам науки. В своей антропогенетической теории Ф. Эн-
гельс, напротив, подчеркивал, что не только зрение чело-
века является продуктом общественно-трудового развития.
Известно, что Ф. Энгельс писал об обонянии и осязании:
«Собака обладает значительно более тонким обонянием,
чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов,
которые для человека являются определенными признака-
ми различных вещей. А чувство осязания, которым обезья-
на едва-едва обладает в самой грубой, зачаточной форме,
выработалось только вместе с развитием самой человече-
ской руки, благодаря труду».**
Ф. Энгельс, как видим, не допускал мысли о редуциро-
вании этих видов ощущений сравнительно с прогрессом
зрения и слуха. Это и понятно, так как с самого начала
марксизм выдвинул новаторскую идею о том, что все ощу-
щения — продукт всемирной истории.
Чувствующие деятельности головного мозга, конечно,
общи животным и человеку. Но еще более важно понять
специфичность сенсорной организации человека в целом,
которая отражает общественный -образ жизни, трудовой
характер деятельности; преобразующей окружающую при-
роду, а вместе с тем собственную природу человека.
Прекратился ли этот процесс исторического развития
анализаторов под влиянием трудового преобразования при-
роды с того момента, когда человек выделился из природы?
На этот вопрос Ф. Энгельс дал ясный отрицательный
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 490.
**Там же.

ответ. Он писал: «Это дальнейшее развитие с момента
окончательного отделения человека от обезьяны отнюдь не
закончилось, а, наоборот, продолжалось и после этого; бу-
дучи у различных народов и в различные эпохи по степени
и по направлению различным, иногда даже прерываясь ме-
стными и временными движениями назад, оно в общем и
целом могучей поступью шло вперед, получив, с одной
стороны, новый мощный толчок, а с другой стороны — бо-
лее определенное направление благодаря тому, что с появ-
лением готового человека возник вдобавок еще новый эле-
мент — общество».*
Это положение полностью подтверждается современ-
ной наукой, данные которой позволяют наметить три ос-
новных фактора дальнейшего прогресса ощущений челове-
ка: 1) непосредственное влияние трудовой деятельности
людей на- повышение чувствительности (сенсибилизации)
тех анализаторных систем, которые включены в акты тру-
да; 2) прогрессивное развитие орудий труда, технических
средств, расширяющих поле чувственного познания, опос-
редствующих развитие соответствующих видов чувстви-
тельности; 3) обратное влияние логического мышления,
имеющего своим источником чувственное познание, на со-
вершенствование способов этого познания.
Сенсибилизация есть типичное явление развития чув-
ствительности, когда это изменение ее приобретает посто-
янный и прогрессирующий характер.
В настоящее время установлен ряд объективных усло-
вий, которые в эксперименте приводят к повышению чув-
ствительности. Однако не все они выполняют роль посто-
янно действующего и активизирующего условия. Некоторые
из них действуют весьма эффективно лишь кратковремен-
но и в определенных экспериментальных условиях. В этом
легко убедиться из самого краткого обзора уже известных
нам условий сенсибилизации.
Одним из наиболее хорошо изученных условий являет-
ся, например, адаптация (темновая адаптация для свето-
ощущений, адаптация к тишине для ощущения громкости
звуков и т. д.). В процессе и в результате ее отмечаются
огромные сдвиги чувствительности. Однако они существуют
кратковременно, причем эффективность адаптационных
средств зависит от множества сопутствующих условий.
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 490.

Так же кратковременна и относительна сенсибилизи-
рующая роль тех фармакологических веществ, которые
вовлекают вегетативную нервную систему в тонизацию
тех или иных анализаторных систем. В момент действия
этих веществ могут быть получены значительные сдвиги
порогов, однако последействие их кратковременно, при-
чем оно не оказывает существенного влияния на последу-
ющее развитие анализатора.
В физиологии и психологии разносторонне изучена
сенсибилизирующая роль взаимодействия различных ви-
дов анализаторной деятельности в системе одного анализа-
тора (например, перенос различительных навыков с одних
цветовых объектов на другие), равно как и различных ана-
лизаторов. В специальных советских научных трудах по
этому вопросу показано, что при совместной работе раз-
ных анализаторов в определенных условиях повышается
чувствительность одного из них, играющего в данных ус-
ловиях доминирующую роль. В этих условиях побочные
раздражители, падающие на другие анализаторы, усили-
вают основной очаг возбуждения. В настоящее время подо-
бные явления вполне объяснимы законом взаимной индук-
ции нервных процессов.
Интересно отметить, что сдвиги чувствительности и в
этих условиях не очень значительны, мало устойчивы и
редко переносятся в другие условия.
В последние годы получены экспериментальные дан-
ные о влиянии слова на повышение чувствительности того
или иного анализатора, что свидетельствует о второсиг-
нальной регуляции деятельности анализаторов. Однако и
это влияние на чувствительность опять-таки ограничено
многими условиями, прежде всего тем, насколько прочны
ранее выработанные voiOBHbie рефлексы с данного анали-
затора.
Особенно много научных данных получено в отноше-
нии влияния упражнения на повышение чувствительно-
сти, Эти факты вполне укладываются в указанное выше
объяснение всех явлений такого рода (наличие глубокой
взаимозависимости между двумя основными механизмами
нервной деятельности: анализаторами и временными свя-
зями). Факты упражняемости в различной деятельности
свидетельствуют о том, что выработка условных рефлек-
сов с анализатора повышает его работоспособность, делает

анализатор чувствительным к тем раздражителям, кото-
рые до этого были неощущаемыми или неразличаемыми.
Экспериментальные данные Б. М. Теплова свидетель-
ствуют об исключительных сдвигах звуковысотного разли-
чения под влиянием экспериментальной тренировки. На-
пример, у одного испытуемого первоначальный порог раз-
личения равнялся 32 центам, во втором испытании — 28, в
третьем — 22, в четвертом — 16 центам. В другом случае
В. М. Теплов добился сдвига порога с величины в 226 цен-
тов, в первом испытании до 94 — в последнем опыте. Зна-
чительное снижение порогов различения, то есть повыше-
ние чувствительности, убедительно показано и в других
исследованиях Б. М. Теплова.
В области зрения подобное же влияние эксперимен-
тальной тренировки в условиях решения испытуемыми
значимых для них задач убедительно показано в точных и
интересных опытах Л. А. Шварца. Одним из выводов авто-
ра является положение о том, что «чувствительность зре-
ния при узнавании несложных фигур... может быть увели-
чена под действием упражнений до 1000—1250% по отно-
шению к исходному уровню». Общим механизмом этих
сдвигов чувствительности является образование новых си-
стем условных рефлексов с того или иного анализатора.
Особое значение имеет дифференцировка временных свя-
зей, являющихся непосредственной основой различения.
Опыты с экспериментальной тренировкой чувствитель-
ности обнаруживают так же, как и указанные выше иссле-
дования других объективных условий, ее изменения. Дан-
ные этих экспериментов весьма существенны, так как, они
свидетельствуют об отсутствии строгих лимитов чувстви-
тельности и о больших возможностях ее повышения.
Однако не менее важен вопрос и о тех условиях, кото-
рые превращают эти возможности в действительность, и не
только формируют новые возможности различения, но и
реализуют эти возможности.
Имеются основания считать, что именно таким услови-
ем является трудовая деятельность человека.
Факты особого сенсибилизирующего действия трудовой
деятельности еще не выделены из множества разнородных
данных о влиянии упражнения на изменение функцио-
нальных состояний органов чувств и анализаторов в це-
лом. Между тем они заслуживают особого рассмотрения.

Это можно показать на ценных материалах Л. И. Селец-
кой, рассматривавшей полученные ею экспериментальные
данные как материалы к проблеме упражняемости органов
чувств вообще. Основным вопросом некоторых исследова-
ний Селецкой явилось сенсибилизирующее влияние уп-
ражнений. Сопоставляя добытые факты с данными об
обычных уровнях чувствительности, она обнаружила зна-
чительное повышение (по сравнению с обычным уровнем)
цветового зрения у сталеваров, специализированного в об-
ласти некоторых коротковолновых раздражителей. По от-
тенкам воспринимаемого цвета сталевар составляет суж-
дение о температуре стенки печи и в связи с этим регули-
рует ее температуру. Изменение яркости и насыщенности
цвета плавки металла является для него сигналом измене-
ния самого технологического процесса. Цветоразличение
сталевара включено в его трудовую деятельность, оно при-
обретает для него жизненно необходимое значение. В про-
цессе квалифицированного решения производственной за-
дачи изменяется уровень чувствительности. В данном слу-
чае влияет не только тренировка как таковая. Упражнение
включено здесь в производственную деятельность в целом,
связано с предметом и орудиями труда, с общим целенап-
равленным и планомерным характером трудового процесса.
В иных производственных условиях создаются постоян-
ные условия повышения чувствительности других видов.
Так, Л. И. Селецкой показано, что у рабочих-шлифоваль-
щиков зрительная чувствительность развивается в области
дифференцировки величин: различения величины просве-
тов в деталях. По сравнению с обычным уровнем различи-
тельная чувствительность опытных шлифовальщиков воз-
растает в 20 раз.
В области слуха поучительные данные были получены
в нашей лаборатории В. И. Кауфманом. Им были обнару-
жены значительные различия в уровнях чувствительности
к громкости звуков. Он показал, что наиболее высокого
размера «громкостная» абсолютная и различительная чувст-
вительность к минимальным интенсивностям и разностям
силы звуков достигает у тех людей, для которых измене-
ние громкости является показателем изменения состояния
предметов их труда. Так, высоко сенсибилизированной
оказалась чувствительность к громкости у опытных вра-
чей-терапевтов, постоянно пользующихся в системе диаг-

ностических средств приемом аускультации (выслушива-
ние больных). Изменение, например, громкости шумов и
тонов сердца и легких для такого врача является показате-
лем состояния внутренних органов.
Сходный уровень «громкостной» чувствительности об-
наружен В. И. Кауфманом у авто- и авиамехаников, ис-
пользующих выслушивание мотора как один из приемов
определения состояния двигателя.
Повышение чувствительности к громкости у этих лю-
дей неодинаково в отношении шумов и тонов. К громкости
шумов чувствительность у них выше обычного уровня в 2
раза, а к музыкальным тонам — в 1,5 раза.
В области изучения развития музыкального слуха по-
мимо уже указанных данных, полученных Б. М. Тепло-
вым, надо отметить исследование звуковысотного слуха
музыкантов В. И. Кауфманом. В его работе эксперимен-
тально доказано, что музыканты не только отличаются от
немузыкантов высоким уровнем звуковысотного различе-
ния, но что имеются более специальные различия между
музыкантами разных категорий. При сравнении опытных
пианистов с опытными скрипачами, виолончелистами и
другими так называемыми инструменталистами оказа-
лось, что пианисты менее чувствительны к малым высот-
ным разностям (менее 1А тона), нежели инструментали-
сты. В. И. Кауфман нашел причину этого различия в том,
что пианисты и инструменталисты практически относятся
к высоте звука по-разному. Известно, что пианисты опери-
руют с готовым темперированным строем, а остальным му-
зыкантам приходится самим «добывать» высоту звука, как
бы заново настраивая каждый раз свой инструмент. По-
скольку высота звука этими музыкантами не только восп-
ринимается, но и воспроизводится соответствующими дей-
ствиями, постольку в этих случаях значительно повыша-
ется различительная чувствительность к малым разностям
звуков.
В области вкуса аналогичные данные о влиянии прак-
тической деятельности были получены в нашей лаборато-
рии Н. К. Гусевым. В экспериментальных условиях им
сравнивались уровни вкусового различения пищи у специ-
алистов-дегустаторов и у других людей. При дегустации
проба вкусовых качеств отделена от процесса потребления
пищи, то есть вкусовое различение превращается в специ-

альную деятельность. Деятельность дегустатора приводит
к значительному повышению абсолютной и разностной
чувствительности по отношению ко всем вкусовым качест-
вам (сладкому, соленому, кислому, горькому). В экспери-
ментальных условиях подобного уровня сенсибилизации
нельзя было достигнуть специальной тренировкой.
Сопоставляя эти данные о деятельности разных анали-
заторов, можно предположить, что физиологической осно-
вой во всех подобных случаях является образование и уп-
рочение под влиянием труда специальных динамических
стереотипов. Всюду здесь — условнорефлекторное измене-
ние анализаторных систем человека. Однако особо важны-
ми в указанных случаях являются те жизненные, обще-
ственно-трудовые условия, которые упрочивают, придают
системность подобным условнорефлекторным изменениям.
Предстоит еще исследовать и исследовать эти условия,
учитывая чрезмерную сложность трудовых процессов, раз-
личное взаимодействие в них субъекта труда, предмета и
орудий труда.
В проведенных нами опытах мы обнаружили, что раз-
деление сенсорно-двигательных функций обеих рук обус-
ловлено различной приуроченностью их к предмету и ору-
диям труда. У одного и того все человека оказались разные
направления развития кинестетической и тактильной чув-
ствительности. Например, у правшей кинестезия больше
развита в правой руке, но левая рука оказывается более
специализированной на тактильном различении. Имеется
основание предположить, что эти различия вызываются
специализацией правой руки на оперирование с орудиями
труда и специализацией левой руки на оперирование с
предметом труда, с чем связан различный характер сигна-
лов (преимущественно кинестезических с правой руки и
преимущественно тактильных с левой).
Взаимодействие орудий и предмета труда в трудовой
деятельности человека требует специального изучения осо-
бенностей отражения как каждого из них, так и их взаимо-
связи в анализаторной деятельности человека.
Ныне известно, что совершенствование мозга и органов
чувств прогрессивно развивается под влиянием производ-
ства материальной жизни общества. В социалистическом
обществе освобожденный от эксплуатации труд стал мощ-
ным средством всестороннего развития физических и умс-

твенных способностей человека. Изучение его могучего
влияния на развитие этих способностей составляет одну из
важнейших задач психологии. Решение этой задачи требу-
ет более глубокого психологического изучения различных
видов деятельности человека, ее влияния на непосредст-
венно чувственное и опосредствованно логическое отраже-
ние объективной деятельности.
Это следует подчеркнуть особенно в связи со сложив-
шимся за последние годы положением, когда внимание к
воздействию языка как особого общественного условия на
формирование и развитие второй сигнальной системы (суб-
страт мышления) заслонило собой изучение непосредст-
венного влияния труда на изменение природы человека.
Нет никакого основания противопоставлять воздейст-
вия языка и труда. Как в историческом, так и в индивиду-
альном развитии оба этих конкретных условия человече-
ского сознания действуют совместно, общественно обус-
ловливая человеческую природу в целом при ведущем
значении труда.
Благодаря успехам науки и техники, производству
средств производства постоянно расширяются границы по-
знания, начиная с чувственного отражения человеком объ-
ективной действительности. На заре человеческой истории
первой образовалась система: рука — орудие труда, дви-
нувшая вперед тактильную рецепцию и кинестезию. В
дальнейшем такие системы (анализатор — инструмент,
орудие, техническое приспособление, увеличивающее раз-
личительную способность анализатора) образовались в
разных чувственных деятельностях человека. Т. Павлов
справедливо считает такие системы (орган чувств + ору-
дие) специфическим условием развития чувствительности
человека.
Орудие не заменяет органа чувств человека, а беско-
нечно расширяет его возможности. Это ясно видно на при-
мере развития оптической техники, благодаря которой не-
видимое становится видимым, ощущаемым. Очки, лупы,
микроскопы не только устраняют дефекты глаз, недоста-
ток их аккомодации, но и позволяют видеть тела мельчай-
ших размеров. Телескопы делают видимыми отдаленные
от Земли космические тела. Бинокли и стереотрубы увели-
чивают во много раз разрещающую силу глаз и ощущение
глубины. Дальномеры, раздвигающие границы остроты

зрения, определяют с большой точностью расстояния до
далеких предметов. Спектрографы и спектроскопы разла-
гают световые радиации и делают видимыми составные
элементы и источники радиации. Фотографические, кине-
матографические и телевизионные аппараты, радарные
установки фиксируют и развертывают не ограниченные
временем и пространством картины окружающего мира и
т.д. [Слюсарев Г. Г., 1946].
Благодаря технике превращения одних видов энергии в
другие видимыми становятся любые явления, в том числе и
электрические процессы в самом головном мозгу (его био-
электрическая активность, воспроизводимая на экране
электроэнцефалографа).
Подобным же образом развивается, особенное XX в.,
система слухо-акустической техники. Телеграфная и те-
лефонная связь, радиотехника, стереозвуковое кино, ис-
пользуемое и как метод исследования, звукоулавливатели
и пеленгаторы и т. д. бесконечно расширяют возможности
человеческого слуха. Развитие акустической техники пре-
одолевает границы пространства и времени, открывает пе-
ред человеком новые возможности для уточнения и расши-
рения слуха как одного из важнейших орудий чувственно-
го познания.
Развитие пищевой и химической промышленности иг-
рает подобную же роль в процессе вкуса и обоняния.
Поступательное движение науки и техники обогащает
все анализаторы внешней среды все более могучими сред-
ствами различения предметов окружающего мира, их
свойств и отношений, совершенствуя и изменяя характер
труда людей; эти средства вместе с тем являются фактора-
ми прогресса мозговой деятельности людей, их физиче-
ских и умственных способностей.
Важным фактором развития чувствительности анали-
заторов человека является совместная деятельность пер-
вой и второй сигнальных систем, которую И. П. Павлов
считал существенной особенностью высшей нервной дея-
тельности человека. Первая сигнальная система есть осно-
ва для второй, то .есть основа субстрата речи и мышления.
Однако вторая сигнальная система перестраивает деятель-
ность первой, поднимает ее на более высокий уровень, со-
ответствующий общественному развитию в каждый дан-
ный момент.

В гносеологическом отношении это явление означает
диалектическую взаимосвязь между ощущением и мышле-
нием, включающую и обратное влияние логического мыш-
ления на его чувственную основу.
Логическое, теоретическое, или научное, мышление,
обобщающее знания, накопленные человечеством, отра-
жающее объективные законы мира, определяет уровень и
направленность различения объектов, категориальный ха-
рактер восприятия любой модальности.
Поэтому специальное устройство человеческих рецеп-
торов «не является абсолютной границей для человеческо-
го познания.
К нашему глазу присоединяются не только еще другие
чувства, но и деятельность нашего мышления».*
Логическое мышление и речь как его орудие и форма
существования способствуют включению каждого нового
чувственного знания в определенную систему познания, в
определенный вид познавательной деятельности. Одним
из них является наблюдение, представляющее собой един-
ство восприятия и мышления; точность и систематичность
визуальных показаний зависят от логической организации
гипотезы, обобщенных знаний, опосредствующих каждое
из визуальных показаний. Не только в отношении визу-
альных, но и любых других показаний органов чувств ус-
тановлено, что перцепция (восприятие) всегда так или
иначе связана с апперцепцией, материалистическое пони-
мание которой сводится к обратному влиянию второй сиг-
нальной системы на первую.
Обобщенные и осмысленные знания не только ускоря-
ют процесс различения и распознавания объектов, но и
определяют точность их результатов. Это ясно показано
психологией в самых разнообразных случаях (распознава-
ние состава пищевых веществ при дегустации, точность
визуальных показаний при пользовании оптическими при-
борами, например, при микроскопировании, слухоразли-
чении малых фонематических разностей при усвоении
звукового строя иностранного языка и т. д.). Поэтому раз-
витие логического мышления и речи психология рассмат-
ривает в качестве одного из важнейших условий сенсомо-
торного развития человека.
Как все факторы развития сенсорной организации че-
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 554.

ловека, так и этот фактор делают особенно важным обуче-
ние и воспитание сенсомоторных качеств, необходимых
для развития способностей человека.
Роль мышления и речи в общем процессе умственного
развития человека настолько велика, а рациональное по-
знание делает столь потрясающие успехи в нашем столе-
тии, что подчас возникает вопрос о «замене» чувственного
познания рациональным во всех отношениях. К этому надо
добавить, что успехи автоматизации производства, внед-
рение телемеханики и саморегулируемых систем, в том
числе и кибернетических машин, также создают види-
мость, будто бы умственный труд полностью вытесняет
физический труд с его сенсомоторной организацией.
На самом деле такая постановка вопроса ложная как в
отношении познания; так и в отношении труда. Самые да-
леко идущие успехи науки и техники рассчитаны не толь-
ко на мыслящего, но и ощущающего человека. Познавае-
мые с помощью современных электронных приборов явле-
ния внешнего мира регистрируются в виде визуальных или
слышимых сигналов, рассчитанных, конечно, не на слепо-
го и глухого, а на зрячего и слышащего работника. Сигна-
лы, получаемые посредством этих приборов, должны быть
расшифрованы, декодированы посредством аналитико-син-
тетической деятельности человеческого мозга, что относится
и к самым удивительным кибернетическим машинам.
Автоматизация производства увеличила во много раз
значение скорости и точности распознавания человеком
чувственных сигналов для управления и регулирования
работы системы машин. Но дело не только в распознава-
нии, но и в срочности моторных реакций, даже если они
сводятся к нажатию кнопки. С автоматизацией производ-
ства возрастает значение срочных и точных сенсомотор-
ных-реакций, опосредствованных системой технических
знаний и развитым логическим мышлением. Именно поэ-
тому важное значение приобретает новая область психоло-
гии труда — инженерная психология. В этой области про-
водятся интересные исследования, посвященные работе
человека с приборами-показателями и органами управле-
ния, требованиям новой техники к сенсомоторной сфере
человека, учет особенностей этой сферы при конструиро-
вании машин [Левандовский Н. Г., 1958, с. 167—174].
Тенденция развития современного производства в услови-

ях социалистического общества заключается не в уничто-
жении физического труда умственным, а в их соединении,
в стирании существенных различий между ними.
Современный производственный труд все более стано-
вится одновременно физическим и умственным. Возраста-
ние роли умственного труда с совершенствованием науки и
техники, с прогрессом материального производства озна-
чает вместе с тем переход на новую ступень и физического
труда, характеризующуюся высокой культурой сенсомо-
торных функций человека.
Непонимание этой простой истины, содержащейся в са-
мих основах диалектико-материалистической теории по-
знания и историческом материализме, приводит к грубым
ошибкам в деле воспитания подрастающих поколений, к
отрыву обучения от производительного труда, который
всегда представляет и будет представлять определенную
взаимосвязь умственного и физического труда.
При этом надо иметь в виду, что не только физический,
но и умственный труд предполагает наличие так называе-
мых физических способностей, под которыми разумеются
сенсомоторные качества, готовность человека к продуктив-
ной работе а определенных отношениях, которая требует
объединения анализаторов и эффекторов при оперирова-
нии с известными предметами труда. Для ученого, инже-
нера, агронома, педагога сенсорная культура наблюдения
и система моторных умений необходимы так же, как для
художника, музыканта, писателя развитые цветоразличе-
ние, музыкальный слух, наглядные образы в мышлении,
сочетаемые со сложнейшими моторными навыками и уме-
ниями.
Богатство и многообразие ощущений, чувственного от-
ражения человеком объективной действительности есть
одно из условий не только деятельности, но и всего процес-
са жизни человека, которая невозможна без непосредст-
венной связи с жизнью окружающего мира, бесконечного
богатства его явлений, свойств и отношений. Свести жизнь
человека только к рациональному отношению к действи-
тельности означало бы лишить человека чувственных ис-
точников не только мышления, но также эмоций, возника-
ющих на основе потребностей с их бесконечно разнообраз-
ной сенсомоторной «гаммой» и «палитрой» красок. Нечего
говорить о том, что такое ограничение прежде всего испы-

тала бы сама человеческая деятельность, которая регули-
руется не только «второсигнальными» импульсами, но и
непосредственным отражением, живой связью человека с
, окружающим миром, самим процессом материальной жиз-
ни человека.
Теоретическое мышление сделало гигантские успехи в
познании Вселенной. Однако практическое освоение кос-
мического пространства связано с необходимостью созда-
ния не только надлежащих средств полета, преодолеваю-
щих земное притяжение, но и существенных приспособле-
ний в самом человеке.
Успехи точных наук, техники и современного социали-
стического производства делают вполне реальным освое-
ние человеком космического пространства. Биофизика,
биохимия и физиология, непосредственно связанные с ави-
ационной медициной, вплотную приступили к разработке
новых проблем, возникших в связи с возможным выходом
человека за пределы нашей планеты.
Опыты на животных, как всегда делалось это в естест-
вознании, подготавливают почву для решения антрополо-
гических проблем. Вместе с тем очевидно, что именно в
этой области результаты опытов на животных должны быть
переносимы на человеках особой осторожностью.
Эффект потери тяжести (невесомость организма в ус-
ловиях космического полета) имеет много общего для жи-
вотных и человека. Но существенные отличия в природе
животных и человека неизбежно скажутся на способах их
ориентировки в условиях космического пространства. Поэ-
тому К. Э. Циолковский в своих трудах об исследовании
космического пространства реактивными приборами спе-
циально различал изменения в природе животных и чело-
века, обращая особое внимание на важность возникающих
у человека ощущений невесомости и связанной с ними пе-
рестройкой всей системы поведения.
Не всем известно, что наряду с классическими трудами
по реактивной технике К. Э. Циолковскому принадлежат
оригинальные работы по натурфилософии и психологии. В
этих работах многое представляет специальный интерес
для проблемы отношения человека к Земле и ко Вселенной
в процессе чувственного и логического отражения окружа-
ющего мира.
Объективный ход изучения качественных особенностей

ощущения человека неизбежно приводил к постановке
данной проблемы. Изучение эволюции зрения и бесконеч-
ного расширения его возможностей в связи с прогрессом
оптической техники не случайно стало в центре исследова-
ний сенсорных функций человека.
Известно, что именно зрительные ощущения и восприя-
тия стали опорой теоретического мышления в исследовании
Вселенной. Напомним, кстати, что не только в психологии
и физиологии, но и в астрономии были найдены методы
экспериментального исследования зрительных функций.
Вооруженный глаз, снабженный оптической техникой,
стал проводником человека по Вселенной. В свою очередь
познание Вселенной, особенно электромагнитного излуче-
ния Солнца, позволило глубже понять природу зрения как
отражение природы света.
С. И. Вавилов образно назвал человеческий глаз «сол-
нечным» в том смысле, что он создан приспособлением ор-
ганизмов к жизненно важным для них солнечным лучам,
что он является тончайшим анализатором световой энер-
гии Солнца.
Но не менее правильно и то, что человеческое зрение
«земное», так как световой анализатор человека исключи-
тельно приспособлен к условиям жизни на Земле, о чем
свидетельствуют суточные колебания хроматического и
ахроматического зрения, предметность зрительного восп-
риятия и особенно закономерности пространственного ви-
дения.
Психо-физиологические исследования ясно показывают,
что в общей динамике зрения и пространственного виде-
ния исключительную роль играют не только пространст-
венные положения окружающих человека вещей, но и поло-
жение тела человека относительно горизонтальной плоско-
сти Земли.
Полностью оправдывается мысль А. А. Ухтомского о
том, что факты зрения определяются сложной ассоциатив-
ной цепью: зрение — кинестезия — вестибулярные ощу-
щения (равновесия и ускорения). Но такая цепь специ-
фична только для человека с его прямохождением и верти-
кальным положением, в известной мере противостоящими
земному притяжению. Именно с этой цепью зрительно-ве-
стибулярно-кинестезических рефлексов связаны коорди-

наты полей зрения человека, взаимодействие монокуляр-
ных систем и т. д.
Новейшие исследования бинаурального слуха также
показали зависимость слуховой ориентировки от общего
положения человеческого тела в пространстве, особенно от
исторически сложившихся условных вестибулярных ре-
флексов.
С положением в пространстве связана вся специфиче-
ская для человека стереотипия взаимосвязей между обои-
ми полушариями головного мозга, характерное для него
отсутствие симметрии в функциях парных органов чувств.
Явление функциональной асимметрии в пространствен-
ном различении характеризует деятельность анализаторов
человека: даже у высших обезьян оно имеется лишь в зача-
точном виде. У человека подобная анализаторная асим-
метрия отмечена во всех областях чувствительности: зре-
нии, слухе, тактильной- и вибрационной чувствительно-
сти, кинестезии, обонянии и др. В связи с зависимостью
этих явлений от своеобразных условий парной работы
больших полушарий головного мозга человека отчетливо
выступает особое значение вестибулярных функций, кото-
рые еще недостаточно изучены психологически. В настоя-
щее время известно, что стационарное возбуждение вести-
булярного аппарата человека является фоном, на котором
возникают срочные корковые реакции на определенные
раздражители, а именно: 1) тяжесть с ее направлением
(рецепторные сигналы, которые идут от отолитовых орга-
нов) ; 2) ускорения положительные и отрицательные (ре-
цепторные сигналы от полукружных каналов).
Возникающие корковые реакции на перемены тяжести
тела человека вызывают торможение фондовой автомати-
ческой регуляции равновесия тела (включая функции моз-
жечка). На основе условнорефлекторной регуляции уста-
новок тела в целом и его анализаторных механизмов (в
том числе и установок зрительных осей, общей позы, коор-
динации рук и т. д.) вырабатывается любое сенсорное уме-
ние: видеть, рассматривать, слышать, ощупывать и т. д.
В ассоциативной структуре любой чувственной дея-
тельности человеческого мозга эти вестибулярные компо-
ненты обязательны, хотя нередко находятся в скрытом или
опосредствованном виде.
В теоретических и научно-фантастических произведе-

ниях К. Э. Циолковского обрисована некоторая гипотети-
ческая картина потери веса человеком в условиях косми-
ческого полета, ее последствия для ориентировки в про-
странстве и поведении. Эта картина представляется от-
нюдь не только фантастической, когда мы сопоставляем ее
идеи и образы с итогами научного изучения системы ощу-
щений человека. Именно анализаторные деятельности че-
ловеческого мозга, во всех деталях определяющиеся усло-
виями существования и положением человеческого тела на
Земле, должны быть в первую очередь приняты во внима-
ние при подготовке человека к космическим полетам.
И в этом случае сенсорная организация человека вхо-
дит в общий комплекс проблем дальнейшего прогресса че-
ловека как общественного индивида и сложнейшего орга-
низма, субъекта познания и практической деятельности.
Чувствительность как способность к ощущению явля-
ется потенциалом анализатора, который в физиологии и
психологии определяют по величине, обратно пропорцио-
нальной порогу раздражения. Соответственно характеру
этого, порога обнаруживается абсолютная или различи-
тельная чувствительность. То или иное состояние чувстви-
тельности является вместе с тем показателем уровня раз-
вития данного анализатора, его функциональной динами-
ки и работоспособности в определенных условиях жизни.
Общеизвестно, что чувствительность всегда модальна;
она выражает потенциальное свойство определенного ана-
лизатора в. отношении данных раздражителей (оптичес-
ких, акустических, механических, электрических и т. д.),
которое видоизменяется в зависимости от качества, интен-
сивности, локализации и времени действия раздражителя.
Поэтому у одного и того же человека одновременно
имеется много форм абсолютной и различительной чувст-
вительности, развитых неравномерно и отличных друг от
друга по уровню. Так, у одного и того же человека может
быть повышенная разностная чувствительность в области
пространственного видения или речевого слуха и одновре-
менно пониженная чувствительность цветового зрения
или музыкального слуха.
Нередко, особенно при одностороннем развитии и ран-
ней специализации человека, возникают противоречия
между различными видами чувствительности в общей сен-
сорной организации человека. Это явление эксперимен-

тально установлено также при сравнительном изучении
простых реакций и реакций выбора у одних и тех же людей
при действии на них световых, звуковых и других раздра-
жителей.
Неравномерное развитие в разных видов чувствитель-
ности в этой структуре проявляется не только в сфере вос-
приятия, но также памяти и мышления. Об этом свиде-
тельствуют достаточно изученные явления зависимости
запоминания от сенсорного способа заучивания (зритель-
ного, слухового, кинестетически двигательного). У одних
людей эффективным является включение зрения, а у дру-
гих выключение его при воспроизведении заучиваемого
материала. Подобным же образом обстоит дело с участием
слуха, кинестезии и т. д. Поэтому типы памяти, описанные
в психологии, являются характеристикой ведущего для
данной группы людей „типа чувственных представлений
(зрительных, слуховых и т. д.), зависящих от соотношения
разных видов чувствительности в сенсорной организации
человека.
С аналогичными явлениями доминирования тех или
иных чувственных образов мы встречаемся в области внут-
ренней речи и мыслительных процессов, динамики образов
воображения в процессе изобразительного, музыкального,
поэтического, технического творчества.
Все эти факты, равно как отсутствие каких-либо пря-
мых корреляций между уровнями разных видов чувстви-
тельности у одного и того же человека, как будто говорят
об отсутствии общего для данного индивида типа и уровня
чувствительности. Создается впечатление, что единство
индивидуальности отсутствует в ее сенсорном развитии,
что сфера ощущений не имеет никакого отношения к чело-
веческой личности.
Но такое допущение возможно только в том случае,
если мы будем подходить к человеческому индивиду как к
случайному набору различных видов чувствительности, иг-
норируя структурный характер его сенсорной организации.
Согласно данным современной науки, существуют не
только частные виды чувствительности (как потенциаль-
ные свойства отдельных анализаторов) к но и общий для
данного человека способ чувствительности, являющийся
свойством сенсорной организации человека в целом. Это

общее свойство в психологии называется сенситивностью,
которая входит в структуру темперамента.
Сенситивность определяют по ряду признаков возник-
новения и протекания сенсомоторных реакций независимо
от того, к какой модальности они принадлежат (зритель-
ной, вкусовой и т. д.).
К этим признакам относятся прежде всего устойчивые
проявления общего темпа возникновения и развертывания
сенсомоторных реакций (скорость возникновения, дли-
тельность протекания, эффект последействия), психомо-
торного ритма (способа переключения с одного вида чувст-
венного различения на другой, плавность или скачко-
образность перехода, вообще — особенности временной
организации сенсомоторных актов).
При этом наиболее показательным является способ пе-
реключения, связанный с пластичностью всей мозговой
организации человека.
Тот или иной общий способ чувствительности характери-
зуется силой реакции (сенсорной, моторной, вегетативной),
которой человек отвечает на самые различные раздражи-
тели. Однако в одних случаях сила сенсорных, моторных,
сосудистых, секреторных реакций может совпадать, а в
других — быть избирательной, совпадая частично (напри-
мер, в сенсорных и сосудистых реакциях). Поэтому о глу-
бине сенситивности нужно судить по сочетанию различ-
ных показателей, особенно по последействию эффектов в
виде следовых реакций (непосредственных образов памя-
ти, образованию представлений и их ассоциаций). Сенси-
тивность неразрывно связана с типом эмоциональности:
эмоциональной возбудимости или тормозимости, эффек-
тивности или инертности, однообразия или множественно-
сти эмоциональных состояний при изменении внешних ус-
ловий и т. д.
Несмотря на большое разнообразие видов и уровней
чувствительности у одного и того же человека, сенситив-
ность является общей, относительно устойчивой особенно-
стью личности, которая проявляется в разных условиях,
при действии самых различных по своей природе внешних
раздражителей.
Более подробное исследование этого общего свойства
сенсорной организации человека свидетельствует о том,
что оно существенно не только для определения типа тем-

перамента, но и способностей человека к разным видам
деятельности. Очевидно, это свойство выражает тип нерв-
ной системы человека в целом.
Известно, что общие для животных и человека типы
нервной системы, изученные И. П. Павловым и его шко-
лой, заключаются в особенностях соотношения следую-
щих важнейших признаков: 1) силы или слабости нервных
процессов; 2) подвижности или малоподвижности этих
процессов; 3) взаимодействии возбуждения и торможения
(преобладание возбуждения над торможением, преоблада-
ние торможения над возбуждением, равновесие между ни-
ми). Соотношение этих параметров образует целостный
тип нервной системы, составляющий основу темперамента
и способностей.
Тип нервной системы конкретного человека влияет на
общий характер чувствительности всех его анализаторов.
Это влияние заключается в том, что: 1) скорость ощуще-
ния и различения зависит от того, подвижны или нет нерв-
ные процессы, находятся ли они в равновесии или преобла-
дает один процесс над другим (у подвижного типа эта ско-
рость будет большей, у уравновешенного или тормозного
типа дифференцировка раздражителей более точная и т. д.);
2) устойчивость уровня чувствительности зависит от того,
каковы сила нервных процессов, их подвижность и равно-
весие (более неустойчивая у возбудимого типа, инертная у
тормозного и т. д.); 3) эмоциональная реактивность обус-
ловлена воздействием раздражителей на рецепторы (боль-
шая у слабого типа, наименьшая у сильного, уравновешен-
ного, малоподвижного типа и т. д.).
Именно эти общие черты типа нервной системы конк-
ретной личности, имеющие место в разных формах чувст-
вительности у одного и того же человека, выражаются в
сенситивности.
Однако отношения между общим типом нервной систе-
мы и сенситивностью более сложны и противоречивы, чем
можно было бы предполагать. Это противоречие особенно
ясно обнаруживается при исследовании слабого (меланхо-
личного) типа. Выявляемая посредством двигательных,
секреторных или сосудистых условных рефлексов нейро-
динамика этого типа свидетельствует о слабости и мало-
подвижности нервных процессов. Однако ориентировоч-
ные рефлексы у людей этого типа обладают высокими по-

казателями, а по скорости и точности дифференцировки
различных раздражителей они нередко оставляют позади
себя представителей сильных типов нервной системы, тем-
перамента (особенно холериков). Очевидно, судить о сен-
ситивности без учета качества и скорости самих сенсорных
процессов было бы неправильно.
Сложные, а подчас противоречивые отношения между
общим типом нервной системы и избирательным характе-
ром сенситивности объясняются тем, что как и все в приро-
де, в типе нервной системы человека общее не существует
без особенного. Б. М. Теплое и его сотрудники доказали,
что у человека общий тип нервной системы сочетается с
тем или иным парциальным типом.
Исследуя общие типы высшей нервной деятельности
животных и человека, Б. М. Теплов обратил особое внима-
ние на различие по силе, уравновешенности и подвижно-
сти нервных процессов в разных анализаторах, вообще в
отдельных областях больших полушарий головного мозга.
На оснований многочисленных данных павловской шко-
лы Б. М. Теплов заключил, что «в этом отношении индиви-
дуальные различия между собаками, по-видимому, неве-
лики» [Теплов Б. М., 1956, с. 101 ].
Более значительными и существенными являются ви-
довые, филогенетические различия, выражающиеся в ве-
дущей афферентации (Э. Г. Вацуро) за счет большей силы
нервных процессов то в слуховом анализаторе (собаки), то
в кинестетическом (у антропоидов) и т. д.
Обсуждая принцип ведущей афферентации, выдвину-
тый Э. Г. Вацуро по отношению к филогенезу поведения,
Б. М. Теплов соглашается с Э. Г. Вацуро, что у человека
ведущим является не тот или иной анализатор, а вторая
сигнальная система.
Однако механизм анализаторов нельзя отождествлять с
механизмом внутренних временных связей не только вто-
рой, но и первой сигнальной системы. Вацуро допускает
смешение основных физиологических понятий. Не требует
доказательств, что и вторая сигнальная система не может
быть замкнута в замыкательных приборах коры головного
мозга. В действительности она не функционирует без своих
органов: речедвигательного и речеслухового анализаторов.
Однако и этому положению Б. М. Теплов внес важное
дополнение, заметив, что «у отдельных людей как их инди-

видуальное различие может выступать «ведущая афферен-
тация» [Теплов Б. М., 1956, с. 142]. Исследования Тепло-
ва и его сотрудников убедительно показывают, что общий
тип нервной системы сочетается у человека с парциальным
типом: с особенностями силы, подвижности и взаимодейст-
вия нервных процессов в определенных областях коры го-
ловного мозга.
Такое сочетание позволяет понять взаимосвязь между
сенситивностью и соотношением в развитии отдельных ви-
дов чувствительности, то есть, между общими и особенными
свойствами сенсорной организации человека. Б. М. Теплов
глубоко прав, считая парциальные типы «признаком инди-
видуальности», специфическим для человека.
С этих позиций возможно объяснить многочисленные
факты индивидуальных различий чувствительности.
В современной зарубежной психологии и физиологии
широко распространено мнение, что чувствительность
есть наследственно обусловленное предрасположение ре-
цепторов к определенному уровню реагирования, что свя-
зано с прямыми попытками применить генетику Менделя
к объяснению происхождения индивидуальных различий в
чувствительности, например во вкусовом различении. Так,
Снайдер утверждает, что существует наследственная обус-
ловленность индивидуальных различий вкусового разли-
чения. Обследовав 100 семейств, он пришел к выводу, что
«если ни один из родителей не ощущал вкуса смеси, то ни
один из детей не может чувствовать этот вкус». Блэйколн и
Фокс категорически формулируют наследственную обус-
ловленность индивидуальных различий вкусовой чувстви-
тельности в своих выводах: 1) «люди имеют врожденные
различия в сенсорном отношении»; 2) закон Менделя объ-
ясняет образование индивидуальных различий чувстви-
тельности у человека.
Сходное толкование мы встречаем у Г. Д. Сишора. Ут-
верждая, что индивидуальные различия звуковысотного
восприятия объясняются «структурными различиями орга-
нов чувств», этот автор приходит к выводу, что «музы-
кальное дарование не только само по себе врожденно, но
оно врожденно в специфических типах». В одной из своих
работ Сишор утверждал, что все индивидуальные разли-
чия чувствительности врожденны и не изменяются от уп-
ражнения.

Однако теория Сишора убедительно опровергнута совет-
скими учеными (Б. М. Тепловым, В. И. Кауфманом и др.).
Обнаруженная В. И. Кауфманом разница в звуковысот-
ном различении между пианистами и инструменталистами
была им объяснена тем, что пианисты пользуются готовым
темперированным строем, а инструменталисты — главным
образом натуральным. Звуковысотное различение зависит
от того, в каких способах практического отношения к зву-
ку функционирует восприятие высоты звука. Такая поста-
новка вопроса в корне противоположна претенциозным
взглядам Сишора.
В работах по изучению вкуса Н. К. Гусев показал, что
индивидуальное варьирование вкусовых порогов находит-
ся в прямой связи с различными способами интеллектуаль-
ного опосредствования в процессе вкусового различения
[1940]. Исследование динамики обонятельной чувстви-
тельности обнаружило, что индивидуальное повышение и
понижение порогов обоняния варьируют в зависимости от
способа взаимодействия ощущения и мышления. Так, со-
гласно этим данным, правильность распознавания запахов
и преодоления обонятельных иллюзий находится в зависи-
мости от процесса образования представлений о запахе (как
правило, обонятельная чувствительность под влиянием
представлений повышается). Аналогичные данные пол-
учены нами в отношении зрения, осязания, болевой чувст-
вительности. Они свидетельствуют о зависимости способа
чувствительности от типа соотношения первой и второй
сигнальных систем, от направлений развития индивиду-
ального опыта человека, формирующегося в процессе его
жизни и деятельности.
Характерно, что разнообразные индивидуальные раз-
личия существуют в пределах зоны общей закономерно-
сти. Известно, что пороговые концентрации различны в
отношении разных вкусовых веществ (например, сахар —
одна часть на 200 частей воды, соль — одна часть на 2 тыс
частей воды, хинин — одна часть на 30 тыс частей воды).
Соответственно и индивидуальные различия подчас очень
значительные, варьируют в пределах сотых, тысячных, де-
сятитысячных концентраций, являющихся общими поро-
говыми зонами для вкусового различения. В работе А. И. Зо-
това, посвященной исследованию цветоощущения, эти ин-
дивидуальные различия показаны также в пределах зоны

общей закономерности. Отличаясь по степени отклонения
(например, в восприятии зеленого цвета при смешении
цветов возможно увеличение оранжевого компонента до
45%), изменение насыщенности или интенсивности не от-
личается по характеру, то есть направлению.
С аналогичным фактом общей зональности индивиду-
альных различий мы встречаемся в исследовании болевой
чувствительности, где общей закономерностью является
снижение порогов, то есть увеличение чувствительности к
боли, но степень колебаний различна (сдвиги от 3 до 12).
Таким образом, общие закономерности не только не отвер-
гаются индивидуальными отклонениями, но, напротив,
подтверждаются ими. Общая закономерность многообраз-
но раскрывается в единичных проявлениях. Следователь-
но, индивидуальные различия в чувствительности не абсо-
лютны (как это выражается в тезисе о том, что сенсорный
мир индивидуальности совершенно отграничен), но отно-
сительны к способам деятельности, в которых они Форми-
руются, к объективным условиям, в которых они функцио-
нируют.
Интересны в этом отношении данные А. И. Зотова о
роли угла зрения в цветоощущении: чем больше угол зре-
ния, под которым воспринимается цвет, тем меньше про-
являются индивидуальные различия, тем больше процессы
восприятия приближаются к положительной критической
точке. Напротив, с уменьшением угла зрения индивиду-
альные различия увеличиваются. Следовательно, сущест-
вует обратно пропорциональная связь между величиной
угла зрения и степенью индивидуального отклонения.
Индивидуализация чувствительности закономерна уже
потому, что и в сфере чувствительности условнорефлек-
торный механизм является определяющим. На это указы-
вают и новейшие исследования индивидуально приобре-
тенных изменений чувствительности в процессе восприя-
тия и узнавания.
Работа второй сигнальной системы в виде общих пред-
ставлений и мыслительных процессов перестраивает и сен-
сибилизирует работу органов чувств; физиологически это
означает сенсибилизирующую роль высших отделов коры
головного мозга в отношении органов чувств. Можно пола-
гать, что, несмотря на генетическое значение различий в
структуре и функциях органов чувств, главное генетичес-

кое основание для образования индивидуальных различий
чувствительности заключено в рефлекторной работе коры.
Наследственно врожденные предпосылки индивидуаль-
ных различий чувствительности связаны с типологически-
ми особенностями нервной системы в значительно боль-
шей мере, чем с морфологической конституцией рецепто-
ров. Но эти наследственно врожденные предпосылки сами
по себе еще не определяют индивидуального своеобразия
чувствительности, зависящего от направления развития
жизненного опыта человека в определенных условиях объ-
ективной действительности. Относительная неравномер-
ность в развитии разных видов чувствительности, образо-
вание «ведущей афферентации» в сенсорной организации
человека объясняются тем, что в зависимости от структу-
ры деятельности и условий жизни приобретают ведущее
значение определенные виды внешних воздействий, вхо-
дящие в состав этой структуры, и условий.
Поэтому индивидуальные различия чувствительности
являются результатом совокупного действия общего и пар-
циального типов нервной системы, структуры деятельно-
сти и накопления жизненного опыта.
Индивидуальные различия и особенности сенсорного
развития возникают не сразу с рождением человека. На
первом году жизни последовательно, а не одновременно
формируется различная анализаторная деятельность по
мере выработки системы условных рефлексов. Но между
детьми не обнаруживается значительных различий в уров-
не чувствительности одного и того же анализатора. Доми-
нирование тактильной рецепции и кинестезии над зрени-
ем и слухом у годовалого ребенка есть возрастная особен-
ность, по отношению к которой индивидуальные вариации
ничтожны.
В последующем, напротив, доминирование слуха и зре-
ния определяет сенсорную организацию ребенка и подро-
стка в условиях обучения, в которых слово воспитателя и
наглядные средства играют ведущую роль. Такое домини-
рование также относится к возрастным, а не к индивиду-
альным особенностям чувствительности, хотя индивиду-
альные особенности приобретают более выраженный ха-
рактер.
Но один взрослый человек отличается от другого весь-
ма значительно по своей сенсорной организации; прежде

всего это отличие объясняется различием предмета и средств
(техники) трудовой деятельности, образа и условий жиз-
ни, создаваемых трудом самого человека. Возможности
парциального типа нервной системы переходят в действи-
тельность благодаря практической деятельности человека,
накоплению им жизненного опыта в определенных на-
правлениях.
Имеющиеся в науке данные об индивидуальных разли-
чиях чувствительности относятся именно к взрослым лю-
дям, лишь частично — к подросткам. Очевидно, в процессе
жизни индивидуализация чувствительности прогрессиру-
ет, что связано с общим процессом развития личности.
При такой постановке вопроса возникает необходи-
мость изучить сенсорные сдвиги в процессе старения, из-
менения сенсорной организации в старости. Известно, что
у старых людей постепенно снижаются уровни чувстви-
тельности зрения (особенно остроты зрения), слуха, обо-
няния и т. д. Однако никаких возрастных норм такого из-
менения чувствительности не удалось установить в силу
значительных индивидуальных различий в одном и том же
возрасте. Изученные случаи долголетия, напротив, свиде-
тельствуют о том, что возможно сохранение различитель-
ных функций анализаторов и в глубокой старости, если
она деятельна, то есть если не прекращается трудовая дея-
тельность в том или ином виде.
Но особенно интересно явление возрастания индивиду-
альных различий чувствительности, отмеченное француз-
ским психологом Е. Гавини. Она доложила на XIII Между-
народном конгрессе по прикладной психологии результаты
длительного экспериментального исследования зрения и
слуха у стареющих и старых людей. Сопоставляя данные,
полученные в результате наблюдения за людьми от 50 до
80 лет, она пришла к выводу, что старение в общем скорее
проявляется в снижении точности различения, чем в ско-
рости сенсорных реакций. Только в 80 годам обнаружива-
ется «тотальное» снижение зрительных и слуховых функ-
ций. Возрастной диапазон оказался очень значительным в
пределах 30 лет жизни.
Более существенным, как показывают эксперименты,
являются индивидуальные различия, которые не умень-
шаются, а возрастают по мере старения.
Эти выводы, конечно, нуждаются в проверке. Однако

они показывают, что возрастного доминирования слуха
или зрения в старости не существует, равно как и законо-
мерного снижения каждой из этих функций безотноси-
тельно к сложившейся в процессе жизни личности сенсор-
ной организации человека.
Изучение сенсорного развития от рождения до глубо-
кой старости составляет одну из важных задач теории ощу-
щений, причем оно особенно необходимо для понимания
роли всей сенсорной организации человека в осуществле-
нии функции каждого из видов чувствительности. Но уже
сейчас становится ясно, что старение не есть механическое
обратное развитие, сопровождаемое последовательным ре-
дуцированием органов чувств, как это представлялось до
недавнего времени.
Еще в «Феноменологии духа» Гегель наметил схему ин-
дивидуального развития-, в которой чувственное познание
приписывалось ребенку, а рациональное — взрослому че-
ловеку и старику. Последний изображался Гегелем как
«рациональное существо», лишенное всех живых связей с
окружающим миром. Эту тенденцию продолжил Макс
Штирнер, «возрастную феноменологию» которого разру-
шили до основания К. Маркс и Ф. Энгельс. Единство чувст-
венного и логического на основе практики и языка есть
общая закономерность познания. Изменение соотношений
между чувственным и логическим происходит в пределах
этой общей закономерности. «Чувственность» познания
существует до тех пор, пока человек существует, живет,
общаясь с внешним миром посредством чувствующих сис-
тем мозга. Сложившаяся в ходе жизни и деятельности че-
ловека сенсорная организация сама становится одним из
факторов его жизнеспособности и жизнестойкости. В этом
смысле слова можно сказать, что сенсорная организация —
не только продукт жизни человека, но и одно из условий
его долголетия.
* * *
Современные специальные теории познания в области
физики, биологии и других наук признают, что возрастаю-
щее значение абстракций и идеализации в научных иссле-
дованиях сочетается с прогрессом наглядных схем и чувст-
венных образов в процессе научного исследования (осо-

бенно в процессе наблюдения и эксперимента). Человек
как субъект прежде всего основных социальных деятельно-
стей — труда, общения, познания — пользуется многооб-
разным аппаратом сенсомоторных и речемыслительных
функций, обеспечивающих чувственно образное и логиче-
ское отражение действительности и ее преобразование.
Восприятие как интегральный образ и регулятор дейст-
вий (трудовых, коммуникативных, гностических, игро-
вых, учебных и т. д.) составляет обязательный и активный
компонент каждой из социальных деятельностей человека.
Вместе с тем именно в процессе этих деятельностей фор-
мируется система операций, обеспечивающих адекват-
ность, селективность и другие свойства восприятия. Благо-
даря разнообразию практических отношений человека к
действительности (через деятельность) восприятие участ-
вует в удовлетворении человеческих потребностей и само
становится фактором их развития.
Восприятие как процесс формирования и функциони-
рования чувственного образа действительности есть слож-
ное сочетание весьма различных образований — функцио-
нальных, операционных и мотивационных.
К функциональным образованиям относятся сенсорные
функции различных модальностей (зрительные, слухо-
вые, тактильные и т. д.), мнемические, психомоторные и
тонические, речедвигательные и т д.
Функциональные механизмы восприятия всегда пол-
имодальны и системны; они постепенно и последовательно
складываются в процессе накопления и обобщения инди-
видуального опыта. Естественно, что поэтому они опреде-
ляются изучением и cgoco6aMH воспитания функций. Вме-
сте с тем потенциалы и уровни достижения в тренировке
этих функций зависят от природных свойств человека,
особенно возрастных и нейродинамических. Достаточно
сослаться на общеизвестную зависимость эволюции остро-
ты зрения и слуха, сенсорных полей, глазомера и восприя-
тия глубины от созревания.
Отмечается зависимость темпов и последовательности
формирования восприятия величины, формы, цвета от
возрастных особенностей развития ребенка в первые годы
жизни. В определенные возрастные периоды роста и созре-
вания корреляции между этими функциями то усиливают-

ся, то ослабляются, изменяют свой знак (из положитель-
ных становятся отрицательными) и т. д.
Не менее интересны непосредственные зависимости
эволюции и инволюции сенсомоторных, мнемических и
других функций от процесса старения. Так, отмечается
определенная последовательность в ограничении и сниже-
нии слуховой чувствительности, начиная с высоких час-
тот, с постепенным переходом к средним и лишь в самые
поздние годы — к низким. Имеются данные о возрастных
изменениях самой структуры сенсорных полей (особенно
поля зрения) в процессе старения. Есть основания пола-
гать, что в этом процессе особенно изменяются мнемиче-
ские функции, причем эти изменения все более углубляют
различия между оперативной и долговременной памятью.
Психомоторные функции на всех уровнях, включая мик-
родвижения, изменяются в процессах созревания, зрелост-
ных преобразованиях, старения.
В общем возрастные изменения функционального со-
става восприятия свидетельствуют о действии биологиче-
ских закономерностей (онтогенеза) и прямом влиянии при-
родных свойств человека на эту сторону перцептивных
процессов. Об этом свидетельствуют также влияние типо-
логических свойств нервной системы на уровень чувстви-
тельности анализаторных систем, предел их выносливо-
сти, скорость и точность психомоторных реакций, глубина
и прочность следов памяти, то есть состояние мнемических
функций, и т. д.
Генотипическая обусловленность онтогенетических
свойств человека, последовательно развивающихся во вре-
мени, в ходе развития, составляет основу функциональ-
ных механизмов перцептивных процессов. Но, как уже от-
мечалось, эта основа реально существует лишь во взаимо-
связи с накоплением индивидуального опыта посредством
образования, дифференцировки и генерализации услов-
ных связей, в которых и осуществляется тренировка функ-
ций. Эту сторону перцептивных процессов составляют
сложные системы перцептивных действий, которые можно
назвать операционными механизмами перцептивных про-
цессов. К ним относятся измерительные, соизмеритель-
ные, построительные, корригирующие, контрольные, то-
нически регуляторные и другие действия, формирующиеся
в процессе практического оперирования с вещами и явления-

ми — специальными объектами наблюдения. Совмещение
афферентно-эфферентных аппаратов и усиление обрат-
ных связей составляют одну из основных характеристик
операционных механизмов восприятия, складывающихся
в процессе накопления индивидуального опыта путем нау-
чения и усвоения индивидом общественного опыта.
Каждая из систем перцептивных действий формирует-
ся и функционирует определенным порядком, алгоритм
которого может быть установлен путем пооперационного
анализа. Общее для всех известных перцептивных дейст-
вий состоит в том, что они являются продуктами индиви-
дуального развития и жизненного опыта, формируясь в тех
или иных рамках научения. Поэтому они, эти перцептив-
ные действия, не заданы самой организацией анализато-
ров. Напротив, путем построения оптимальных режимов
деятельности наблюдения и отбора наиболее эффективных
перцептивных действий можно значительно раздвинуть
границы чувственного познания. Поскольку перцептив-
ные действия осуществляются с помощью различных тех-
нических и культурных средств (выступающих как орудия
и знаки, своего рода усилители функций), постольку эти
опосредованные функции специфичны для операционных
механизмов восприятия. Однако овладение этими средст-
вами требует не только времени, но и определенного уров-
ня функционального развития, когда становится возмож-
ным оперирование орудиями и знаками. Это, как правило,
становится возможным с формированием у ребенка пер-
вичных механизмов устной речи, манипулятивных опера-
ций с вещами и овладением стереотипом вертикального
положения. Именно на второй-третий год жизни прихо-
дится исходный период формирования перцептивных дей-
ствий, но наиболее важный период относится к более позд-
нему времени дошкольного детства;
Однако те или иные проявления первоначального синк-
ретизма восприятия дают о себе знать до начала система-
тического научения правилам наблюдения. Несовпадение
во времени начальных моментов развития функциональ-
ных и операционных механизмов восприятия подтвержда-
ется многими экспериментальными данными. Функцио-
нальные механизмы в своем первоначальном, очень ран-
нем возникновении (в первые недели сознательной жизни)
реализуют филогенетическую программу и складываются

задолго до возникновения операционных механизмов, со-
ставляя их внутреннее основание. На этом основании в
процессе научения, воспитания и накопления опыта пове-
дения строится все более усложняющаяся система перцеп-
тивных действий, то есть операционные механизмы восп-
риятия. С их образованием вступают в новую фазу разви-
тия и функциональные механизму, так как возможности
их прогрессивно возрастают, повышается уровень их сис-
темности.
В некоторые периоды индивидуального развития (школь-
ный возраст, юность и зрелость) между операционными и
функциональными механизмами устанавливаются извест-
ная соразмерность развития, относительное взаимосоот-
ветствие.
Принципиально важным для теории восприятия явля-
ется исследование тех изменений, которыми характеризу-
ется перцептивное развитие в процессе старения. Обнару-
жены многие факты инволюции сенсомоторных и других
функций, хотя эта инволюция гетерохронна и характери-
зуется более ранними сроками для одних, более поздними
— для других. Подобные факты давали основание ожи-
дать, что соответственно этой инволюции сенсорных, мо-
торных, мнемических и других функций должна была бы
происходить и инволюция перцептивных процессов. Одна-
ко имеются многие другие данные, свидетельствующие о
том, что подобной инволюции противостоят какие-то мощ-
ные силы индивидуального развития, скрытые и в самих
перцептивных процессах.
В сфере профессионально-трудового опыта, в том числе
научного, технического и художественного, имеются мно-
гие факты высокой продуктивности и точности наблюде-
ния, несмотря на известное ограничение сенсомоторных
функций и замедление скорости реакций. За пределами
профессионально-трудового опыта у этих же стареющих,
пожилых и престарелых людей легко заметить симптомы
инволюции функций. Такое расхождение фактов объясня-
ется тем, что в этом возрасте вновь нарастает и усиливает-
ся объективное противоречие между функциональными и
операционными механизмами восприятия. Гетерохронной
инволюции функциональных механизмов противостоит
стабилизированная система перцептивных действий, не-
посредственно зависящая от деятельности и ее культурно-

технических средств, а не от возраста и других природных
свойств субъекта. Если человек в пожилом и старческом
возрасте продолжает и совершенствует свою деятельность,
включающую те или иные операции наблюдения, то явле-
ния инволюции перекрываются и компенсируются явлени-
ями операционного прогресса.
Структура перцептивных процессов внутренне проти-
воречива, и именно с основным противоречием между
функциональными и операционными механизмами восп-
риятия связаны движущие силы развития. К этому основ-
ному противоречию перцептивного развития присоединя-
ется другое, связанное со всем ходом жизнедеятельности
человека и его взаимодействия с окружающим миром.
Речь идет о мотивационной стороне перцептивных процес-
сов, определяющей их направленность, селективность и
напряженность. Потребность в видении, слышании и дру-
гих видах чувственной деятельности и возникновение сен-
сорного голода при невозможности удовлетворения таких
потребностей, установки на выделение определенных
свойств объекта в ситуации, гностические интересы и т. д.
оказывают регулирующее влияние как на функциональ-
ные, так и на операционные механизмы. Эти влияния еще
недостаточно изучены, но уже известно, что эффекты их
различны в отношении обоих видов механизмов. Общее
заключается лишь в том, что подкрепление и обусловлива-
ние мотивацией обеспечивают необходимый тонус каждо-
го из них.
Предложенный здесь способ анализа перцептивных
процессов как совокупности и взаимодействия трех состав-
ляющих образований (функциональных, операционных и
мотивационных), на наш взгляд, совершенно необходим
при рассмотрении связей этих процессов и индивидуально-
го развития, в ходе которого противоречиво изменяется их
структура. Эти изменения строго детерминированы зако-
номерностями онтогенеза и социальной историей лично-
сти, ее практической деятельности и могут считаться важ-
ными симптомами индивидуального развития человека.
Восприятие обычно определяется как целостный образ,
отражающий единство структуры и свойств объекта. К это-
му определению следовало бы добавить, что этот образ вы-
ражает вместе с тем целостность субъекта и взаимосвязь в
нем различных свойств. При таком подходе целостный,

или интегральный, образ может рассматриваться как свое-
образный функциональный орган поведения, влияющий
на организацию многих состояний жизнедеятельности в
определенных ситуациях развития. Такой подход к восп-
риятию как интегральному образу — функциональному
органу, поведению-регулятору состояний жизнедеятель-
ности впервые был намечен выдающимся советским физи-
ологом А. А. Ухтомским в его учении о доминанте. Он счи-
тал важнейшим психологическим эффектом доминанты
интегральный образ как образователь сложнейших аффе-
рентных синтезов из огромной массы текущей информа-
ции. Особенно интересно и то, что динамика доминанты
является не менее важным механизмом «переинтегрирова-
ния» старого опыта, что существенно для понимания не-
прерывности процесса познания. В связи с этим находится
одно из основных определений доминанты: «Всякий раз,
как имеется налицо симптомокомплекс доминанты, имеет-
ся и предопределенный ею вектор поведения. И ее естест-
венно назвать органом поведения, хотя она и подвижна,
как вихревое движение Декарта» [Ухтомский А. А., 1950 ].
Напомним, что А. А. Ухтомский видел в динамическом
симптомокомплексе доминанты целостность изменений
организма, охватывающих все мозговые и соматические
аппараты. Об этом он писал следующее: «По всем данным,
доминанта в полном разгаре есть комплекс определенных
симптомов во всем организме: и в мышцах, и в секреторной
работе, и в сосудистой деятельности. Поэтому она пред-
ставляется скорее как определенная констелляция цент-
ров с повышенной возбудимостью в разнообразных эта-
пах головного и спинного мозга, а также в автономной
системе» [Там же, с. 144]. Другим определением доми-
нанты является характеристика ее как принципа опти-
мального активного действия. Ухтомский писал в этой свя-
зи, что «однажды начавши усиленно работать, нервная
система на высоте своего действия вовлекает в сферу
работы организма все новые и новые порции энергии со
стороны. Как далеко здесь от «наименьшего действия»!».
В объединении в доминанте ряда разнородных свойств
(констелляции нервных центров, регулятора состояний
жизнедеятельности, функционального органа поведения,
интегрального образа) проявляется принцип оптимального
действия центральной нервной системы, который А. А. Ух-

томский противопоставлял часто критикуемому им прин-
ципу «наименьшего действия», или экономии сил организ-
ма. Восприятие как интегральный образ, функционирую-
щий по принципу оптимального действия, ни в какой мере
не является эпифеноменом поведения. Напротив, именно
этот принцип и объединение функций интегрального образа
с регуляцией состояний жизнедеятельности требуют под-
хода к восприятию как к активному компоненту поведения,
важному феномену индивидуального развития человека.
Перцептивные процессы с их сложной, противоречивой
структурой являются не только продуктом индивидуаль-
ного развития, но и одним из его факторов. Обратное вли-
яние перцептивных процессов на индивидуальное разви-
тие в целом обнаруживается при исследовании каждого из
составляющих образований. Известно, что дефекты сен-
сорного развития (при периферической слепоте, глухоте и
слепо-глухоте), резко ограничивающие функциональные
возможности, не только препятствуют образованию слож-
ных перцептивных систем, но и задерживают нормальный
ход онтогенетического развития.
Нарушения психомоторики и кинестезии при перифе-
рических двигательных параличах у ребенка приводят к
аналогичным результатам. Лишь благодаря социальному,
научному и педагогическому прогрессу были найдены ком-
пенсации этих дефектов, к которым относится образова-
ние в процессе воспитания новых функциональных систем
и активных действий, перцептивных операций, нормали-
зующих общий ход поведения и жизнедеятельности таких
деталей. При различных мозговых очаговых поражениях,
нарушающих функциональные механизмы восприятия,
происходит не только расстройство поведения из-за явле-
ния агнозии, апраксии, афазии, дезориентации, но и отно-
сительное нарушение жизнедеятельности в целом. Напро-
тив, специальные методы восстановления нарушаемых
функций (восстановительной терапии) или их естествен-
ная реституция влияет не только на их нормализацию, но
и на общее состояние здоровья.
Восприятие, как и ощущение, на основе которого оно
возникает, есть непосредственно чувственное отражение
человеком внешнего мира и регулятор взаимодействия че-
ловека с предметами и явлениями окружающей среды. По-
этому сенсомоторные и перцептивные процессы составляют

основу психического развития человека и важную сторону
человеческой жизнедеятельности в целом. Функциональ-
ные механизмы восприятия являются одним из факторов,
обеспечивающие нормальный ход взаимодействия орга-
низма со средой и благосостояние, здоровье индивида.
Операционные механизмы восприятия, с которыми
связаны наиболее активные и обобщенные компоненты
перцептивных процессов, обеспечивают не только реали-
зацию их функциональных потенциалов, но и необходи-
мые приспособления, противостоящие их ослаблению, на-
рушению или инволюции. В этом смысле операционные
механизмы выступают как фактор стабилизации функ-
ций, что особенно важно для сохранения уровня жизнедея-
тельности и долголетия.
Что касается мотивации восприятия, то она является
фактором индивидуального развития в четырех направлени-
ях: органическом, гностическом, этическом и эстетическом.
Органическое направление связано с обслуживанием
безусловных рефлексов на сохранение постоянства веще-
ства и внутренней среды, оборонительно-защитных, раз-
множения и родительских функций, рефлексов на эколо-
гические стимулы и т. д. Это направление мотивации об-
щее для животных и человека, а остальные специфичны
только для человека.
Благодаря историческому развитию познания (в един-
стве его чувственной и логической сторон) потребность в
знании и методах, с помощью которых оно образуется, яв-
ляется одной из основных духовных потребностей индиви-
да. От элементарных ориентировочно-исследовательских
реакций до сложнейших видов любознательности и позна-
вательных интересов эта гностическая мотивация влияет
на различные уровни жизни человека и его перцептивные
свойства. Этическая мотивация выражает потребность че-
ловека в людях и социальных связях; она возникает и раз-
вивается в процессе общения, отражая нравственные усло-
вия жизни индивида. Эстетическая мотивация, вероятно,
строится на основе взаимодействия гностических и этиче-
ских мотивов и лредставляет собой наиболее сложный вид
восприятия как наслаждения эстетическими свойствами
объективной действительности. Существует известная по-
следовательность формирования и развертывания этой
разнородной цепи мотивов (от органических до эстетиче-

ских). Фактором индивидуального развития является, ко-
нечно, не одиночный мотив, а эта цепь мотивации, как
важное образование в перцептивном развитии человека.
Само собой разумеется, расчленение единой структуры
перцептивного процесса на функциональные и операцион-
ные механизмы с различными направлениями мотивации
относительно и условно. Такое расчленение имеет смысл
именно для выяснения взаимосвязей между перцептивны-
ми процессами и индивидуальным развитием.
Мы показали целесообразность постановки этой про-
блемы восприятия как продукта и вместе с тем фактора
индивидуального развития. Исследование перцептивных
процессов различных видов (восприятия предмета или его
изображения, пространства и времени, движущихся объ-
ектов и т. д.) всегда ориентировано на определенную мо-
дальность восприятия в зависимости от анализаторной си-
стемы (зрительной, слуховой и т. д.). В специальных слу-
чаях применяются комплексные или комбинированные
объединения анализаторных систем на решение общей
перцептивной задачи (зрительно-слуховой, зрительно-ки-
нестетической, зрительно-слухо-вестибулярной и т. д.).
При исследовании феноменов переноса сенсорных навы-
ков, установки и восприятия, генерализации временных
связей применяются различные методы транспозиции пер-
цептивных компонентов из одной модальности в другую
(например, из зрительной в осязательную, из осязатель-
ной в слуховую и т. д.). Во всех случаях, как общих, так и
специальных, исходной моделью и принципиальной схе-
мой перцептивного процесса является зрительный образ.
Примечательно, что сходное положение имеется и в те-
ории представлений. В качестве наиболее распространен-
ных форм отмечаются зрительные представления, причем
не только в состоянии бодрствования, но и в просоночных
состояниях, и во сне (сновидения).
Экспериментально установлено, что при воздействии
внешних сигналов на спящего человека большая часть из
них, если они не пробуждают человека, вызывают реакции
в виде сновидного преобразования сигнала (тактильного,
температурного, обонятельного, вкусового и т. д.).
Зрительный характер представления в состоянии об-
щей пониженной возбудимости мозга и сохранение в каче-
стве «сторожевого пункта» не зрительной, а слуховой зоны

— явление удивительное, до настоящего времени еще не
разъясненное. Но не менее удивительно и подобное же
преобразование неоптических сигналов в зрительные об-
разы в состоянии бодрствования. На это явление обратил
внимание П. П. Блонский, разработавший одну из наиболее
интересных концепций образной памяти, первым предпо-
ложив, что в норме, вероятно, не существует никакого друго-
го синтеза разнородных впечатлений, кроме зрительного.
Целесообразно рассмотреть в свете такой интерпрета-
ции приведенные им экспериментальные данные В. Рогерса,
который в опытах пользовался разными раздражителями,
возбуждавшими те или иные органы (уши, глаза, палец
руки), и наблюдал, какие именно ощущения возникают в
момент воздействия у его испытуемых. Таким путем он
установил, что, помимо непосредственного действия на
данный орган, обязательно еще возникает добавочный эф-
фект, заключающийся в появлении ассоциированных с те-
ми или иными сигналами образов представлений.
Общая масса психических реакций на раздражение то-
го или иного органа распределяется между ощущениями и
представлениями неравномерно. Однако"обращает на себя
внимание разное поведение органов. Зрительный орган в
наибольшей степени характеризуется сочетанием ощуще-
ний и представлений собственной модальности, между тем
как тактильный и слуховой характеризуются сочетанием
разномодальных ощущений и представлений, причем наи-
большая частота связана со зрительными образами.
Более специальный анализ самих представлений, ассо-
циативно сопряженных со слуховыми и тактильными ощу-
щениями, позволил классифицировать образы-представ-
ления и распределить наблюдавшиеся случаи по трем ви-
дам образов: 1) отзвуки или репродуктивные возбуждения
(Р), 2) интерпретации (И) и 3) детализации (Д). Резуль-
таты распределения любопытны. Оказалось, образ-отзвук
всегда той же модальности, что и основное раздражение,
то есть является репродукцией однородного опыта. Слухо-
вых образов такого типа больше, чем осязательных, но в
общем таких элементарных представлений возникало мало
сравнительно с образами типов интерпретации или дета-
лизации, которые носили уже не осязательный или слухо-
вой характер, а зрительный. Вторичные, или сопряжен-
ные, зрительные представления выполняют, как мы дума-

ем, службу связи, объединяющую любые новые сигналы и
впечатления о них с бесконечными ассоциативными моти-
вами жизненного опыта. В таком же плане можно истолко-
вать явления синестезии, большая часть которых характе-
ризуется переключением сигнала на зрительный канал связи
(слухо-зрительные и тактильно-зрительные синестезии).
Эта служба связи сохраняется и в общем заторможенном
состоянии мозга, проявляясь в специфическом виде сно-
в ил ной деятельности человека. Чтобы она возникла и ста-
билизировалась, требуется накопление ассоциативных масс
интермодального характера, то есть межанализаторных свя-
зей, эффекты которых переводятся на общий алфавит зри-
тельных образов.
Подобный способ зрительного кодирования и перекоди-
рования ассоциированных сигналов онтогенетически фор-
мируется сравнительно поздно (по нашим наблюдениям, в
период с двух-трех- до пяти-шестилетнего возраста).
Именно поэтому, несмотря на то, что в первые годы жизни
сон занимает наибольшее время, сновидная деятельность
незначительна и носит, вероятно, более проприоцептив-
ный характер (сны — «падения» и «взлеты»). Впрочем,
было бы правильнее сказать, что именно вследствие незна-
чительного времени бодрствования и относительной разоб-
щенности анализаторных систем маленький ребенок не ха-
рактеризуется сновидной деятельностью.
Обратим, однако, внимание на период, когда у ребенка
эта деятельность складывается. Это период овладения язы-
ком, наиболее интенсивного формирования словарного со-
става и грамматического строя его речи, с которыми связа-
ны глубокие преобразования его психологической струк-
туры и формирования мышления. Устная речь — основная
форма коммуникаций, представляющая собой сочетание
слушания (пассивная речь) и говорения (активная речь).
Казалось бы, до первоначального обучения ребенка грамо-
те, то есть чтению и письму с буквенным аппаратом и зри-
тельно-моторной координацией, речь ребенка носит чисто
слуховой и артикуляционный характер, лишенный какого-
либо зрительного соучастия. В действительности же зри-
тельная апперцепция и здесь имеет важнейшее значение,
так как усвоение ребенком словарного состава языка про-
исходит путем ассоциирования слухового образа слова со
зрительным, обозначаемого этим словом предмета. Пред-

метная отнесенность слова для ребенка — первая реаль-
ность речи — есть вместе с тем зрительное включение в
ассоциативные массы обозначенных словом образов вещей.
В развитии речи ребенка также обнаруживаем перевод
слуховых лексических представлений на алфавит зритель-
ных образов. Это процесс необратимый, и поэтому у позд-
но ослепших людей продолжает действовать такой пере-
вод, несмотря на то, что выключение зрительного рецептора
полностью лишило этих людей непосредственных источ-
ников информации об оптических сигналах. Автоматизм
такого перевода на алфавит зрительных образов или зри-
тельного кодирования тормозит включение активного ося-
зания в той его развитой форме, которая характерна для
рано ослепших.
Но и слепорожденные, обладающие высоким развитием
активного осязания и переводом на тактильно-кинестети-
ческий алфавит всех образцов, также испытывают ряд ог-
раничений вследствие того, что словарный состав общена-
родного языка, которым они пользуются, в очень многих
своих элементах (особенно существительных) носит пе-
чать зрительного опыта человечества.
Мы обратили внимание на то, что как в психическом
развитии человека, так и в духовном развитии человечест-
ва теснейшим образом связаны обе эти тенденции: перевод
всех образов любой модальности на зрительные схемы
(тенденция визуализации чувственного опыта) и развитие
обозначающей (сигнификативной) функции речи посредст-
вом абстрагирующей и обобщающей работы мысли. Вслед-
ствие этого развития речи, опосредующего и регулирую-
щего общий ход психической деятельности, происходит
вербализация всего жизненного опыта.
На основании ряда исследований мы пришли к выводу,
что визуализация и вербализация в их взаимосвязях опре-
деляют механизм и динамику представлений человека.
Одним из таких исследований было наше клиникопсихоло-
гическое изучение расстройств сновидной деятельности
при афазиях. Подобные расстройства известны при случа-
ях зрительных агнозий, что вполне понятно при учете оча-
говых поражений зрительных центров. Обнаруженный на-
ми феномен при афазиях с их очаговыми поражениями
речевых центров свидетельствовал о том, что расстройство
сновидной деятельности возникает при поражении каждо-

го звена визуально-словесной цепи при нарушении взаи-
мосвязи между системами зрительной интеграции Опыта и
сигнификативно-регуляторной организации речи.
В мозговой патологии проявился тот же закон, что и в
раннем онтогенезе поведения. Интимная связь зрительной
интеграции и мощного развития сигнификации в развитии
человека несомненна.
Однако до настоящего времени эта связь недостаточно
учитывалась в историко-культурных исследованиях (на-
пример, в анализе происхождения изобразительного искус-
ства доисторического человечества, в исследовании ранне-
го онтогенеза изобразительной деятельности ребенка).
Несомненно огромное влияние речи на перцептивный
прогресс ребенка. Но не менее значительно влияние этого
прогресса в форме зрительной интеграции опыта на ста-
новление и развитие детской речи, чему уделено очень ма-
ло внимания.
Итак, мы имеем основания констатировать доминиру-
ющее значение зрительной системы для человека, доми-
нантной не только потому, что она является самым мощ-
ным источником информации о внешнем мире, обладает
наибольшей дальномерностью и стереоскопичностьк) сен-
сорных функций. В качестве таковой она встречает силь-
ную конкуренцию со стороны слуховой системы, которая
благодаря звуковому характеру языка и бинауральным
функциям мало уступает зрительной. Кроме того, все ос-
тальные рецепции в общей массе, особенно кожные рецеп-
ции (тактильные, температурные, болевые) и кинестезия,
составляют не менее мощный источник системной сенсор-
ной работы мозга человека.
Новейшие исследования, связанные с проблемами тре-
нировки человека к космическим полетам, обнаружили
явление сенсорного голода в условиях зрительной изоля-
ции и исключительную важность для поддержания общего
рабочего тонуса мозга сенсорных сигналов разных модаль-
ностей. Кроме того, из учения о доминанте известно, что
тот или иной сенсорный нервный центр становится доми-
нантным лишь на известный отрезок времени, пока дейст-
вует совокупность биологических факторов, определяю-
щая доминантное положение одного очага и субдоминант-
ное других. Доминантность зрительной системы не может
в общем объясняться только ее собственным информацион-

ным материалом и превосходством оптических сигналов.
Мы полагаем, что доминантность зрительной системы оп-
ределяется также тем, что она играет роль внутреннего
канала связи между всеми анализаторными системами (по-
добно кинестетическому анализатору) и является органом
— преобразователем сигналов. Такое необычное для ана-
лизаторных систем мозга свойство у человека зрительная
система приобретает благодаря сочетанию четырех факто-
ров: 1) целостного предметного характера образа, то есть
отражения структурного единства воспринимаемых ве-
щей, относимых к определенному пространству окружаю-
щей среды; 2) предметного действия, посредством которого
человек оперирует этими вещами и изменяет их, практи-
чески преобразуя их структуру и свойства, а восприятие в
свою очередь является регулятором действия; 3) сигнифи-
кации воспринимаемых вещей, благодаря чему обобщает-
ся, абстрагируется и сохраняется в качестве констант пре-
цептивное знание; 4) пространственной организации си-
мультанного образа.
Таковы, на наш взгляд, основания для объяснения по-
разительного феномена доминантности зрительной системы,
обладающей способностью превращать незримое в зримое,
визуализировать любые чувственные сигналы (кинестети-
ческие, вкусовые, обонятельные, вистибулярные, внутри-
органические) .
Зрительная система работает на трех уровнях: сенсор-
ном (ощущения), перцептивном (восприятия), апперцеп-
тивном (представления). Такое совмещение имеется и в
слуховой системе, которая, однако, работает на последнем
уровне (апперцептивном) в специализированных формах
речевых или музыкальных представлений, не обладая к
тому же способностью преобразования сигнала.
Что касается активного осязания, то оно является не
одномодальной характеристикой, а комплексной системой,
объединяющей тактильные, болевые, температурные и ки-
нестетические ощущения, производимые четырьмя раз-
личными анализаторами.
Итак, уникальность благодаря социальному развитию
человека зрительной системы имеет первостепенное зна-
чение, так как визуальная репрезентация является одним
из важных механизмов интеллектуальной деятельности и
повседневного поведения человека.

Психическое развитие ребенка поразительно тем, что
доминантной становится система, которая у новорожден-
ного человека в наименьшей степени жизненно значима.
Зрительный орган функционирует в ряду других, ни-
сколько не выделяясь в этот период, осуществляя элемен-
тарные защитные и ориентировочно-установочные реак-
ции. В первый месяц жизни вырабатываются, по данным
Н. И. Касаткина, положительные условные рефлексы лишь
с обонятельного, вестибулярного и слухового рецепторов.
Первый положительный условный рефлекс зрительного
анализатора был получен лишь на втором месяце жизни
[Касаткин Н. И., 1948].
По новейшим данным, в первые две недели жизни не-
подвижный световой раздражитель зрительно-двигатель-
ных реакций не вызывает. В этот период движение глаз
возникает только в том случае, когда отраженный от дви-
жущегося объекта луч света, перемещаясь по сетчатке, пе-
ресекает строго ограниченную рецепторную зону в пределах
5° по вертикальному и 10° по горизонтальному меридиа-
нам. Однако сложные механизмы согласованных движе-
ний обоих глаз формируются к двум месяцам жизни. На
пятом месяце движения глаз возникают и при положении
сигнала под углом в 30° к зрительной оси.
По нашим наблюдениям, глазодвигательные реакции
ребенка на движущийся видимый объект приобретают бо-
лее активный и упорядоченный характер в том случае, ес-
ли объект движется прерывно и является звучащим, вызы-
вающим слуховую ориентировочную реакцию.
За несколько месяцев развития, с 2 до 5—6 месяцев
жизни, зрительная система с помощью слуховых ориенти-
ровочных реакций, тактильных и кинестетических, вкусо-
вых, вестибулярных и других ощущений настолько обгоняет
в своем процессе остальные анализаторные деятельности,
что становится в первый ряд чувственной деятельности ре-
бенка.
В период 2,5—4,5 месяцев благодаря сочетанию опти-
ко-акустических свойств предмета с механическими, ощу-
щаемыми тактильно и кинестетически, ребенок открывает
впервые такие качества вещей, как непроницаемость, твер-
дость, тяжесть, фактуру поверхности в различных градаци-
ях. Последующий ход зрительного перцептивного разви-
тия определяется прогрессом предметных действий ребенка

и образованием единой зрительно-моторно-вестибулярной
системы поведения. Поэтому нет оснований на этой стадии
развития рассматривать формирующуюся зрительную пер-
цепцию как «чисто» зрительное обследование объекта и
построение его образа посредством движений глаз и орга-
низации лишь сетчаточных элементов.
Необходимо характеризовать становление зрительной
перцепции в связи с основными этапами развития деятель-
ности ребенка, формирования его как общественного ин-
дивида в процессе воспитания. Такой подход позволил А.
В. Запорожцу на материале большой группы эксперимен-
тальных исследований определить основные стадии разви-
тия восприятия как этапы формирования перцептивных
действий.
В отношении первых месяцев жизни установлено, что
ориентировочные движения, в том числе и ориентировочные
движения глаз, «выполняют лишь ориентировочно-уста-
новочную функцию (устанавливают рецептор на восприя-
тие определенного рода сигналов), но не функцию ориен-
тировочно-исследовательскую (не производят обследование
и не моделируют его свойств)» [Запорожец А. В., 1966].
Ссылаясь на эксперименты Л. В. Венгера, Р. Фантца и
других, он заключает, что в этот период «еще не происхо-
дит формирование константных, предметных перцептив-
ных образов» [Там же, с 37 ].
Такое формирование соотнесено с этапами развития де-
ятельности ребенка. На первом этапе перцептивный процесс
строится посредством предметных, практических действий
с вещами. Поэтому «на начальных этапах сенсорного обу-
чения сами действия, которые требуется выполнить, пред-
лагаемые ребенку сенсорные эталоны, а также создавае-
мые им модели воспринимаемого предмета выступают в
своей внешней материальной форме» [Там же, с. 41 ]. На
втором этапе происходит вычленение собственно перцеп-
тивных действий (в форме осязательного и зрительного об-
следования объектов). Перестроившиеся под влиянием
практической деятельности сенсорные процессы «сами
превращаются в своеобразные, перцептивные действия,
которые осуществляются с помощью движений рецептор-
ных аппаратов — предвосхищают последующие практиче-
ские действия» [Запорожец А. В., 1966, с. 42]. Особенности
этого этапа и образования системы перцептивных дейст-

вий были всесторонне изучены в лаборатории А. В. Запо-
рожца.
В. П. Зинченко весьма интересно сопоставил в ранней
онтогенетической эволюции развитие перцептивных дей-
ствий руки (осязательно-двигательных) и глаза (зритель-
но-двигательных). В. П. Зинченко [1966] пришел на осно-
вании этого изучения, в числе прочих заключений, к двум
важным выводам: 1) разные способы ознакомления и выбо-
ра у детей формируются не одновременно; 2) с возрастом
наблюдается сближение эффективности разных Способов
ознакомления и выбора. Это означает, что по отношению к
одной задаче или классу задач формируется взаимозаме-
няемость различных способов преобразования информации.
Особенно важен для перцептивного развития ребенка
третий этап, описанный А. В. Запорожцем. На этом этапе
перцептивные действия, по его словам, свертываются; вре-
мя их протекания сокращается, их эффекторные звенья
оттормаживаются. Однако за этой внешней характеристи-
кой видения скрываются глубокие внутренние преобразо-
вания: «...на данном этапе внешнее действие превращает-
ся в действие идеальное, в движение внимания по полю
восприятия» [Запорожец А. В., 1966, с. 43].
Для генетической теории восприятия эти данные весьма
важны, так как подтверждают роль деятельности в станов-
лении восприятия и значение в его комплексной структуре
перцептивных действий, являющихся своего рода опера-
ционными механизмами. Эти механизмы социально-исто-
рические по своей природе,, так как ребенок в процессе
воспитания усваивает исторически сложившиеся способы
обследования вещей (выслушивания, рассматривания, ощу-
пывания и т. д.) и общественно выработанные системы сен-
сорных эталонов (общепринятая звуковысотная шкала му-
зыкальных звуков, «решетка фонем» родного языка или же
система геометрических форм) [Запорожец А. В., 1963,
с. 35].
Не менее важное влияние на процесс формирования
восприятия ребенка (кроме практической деятельности и
освоения общественно сложившихся сенсорных эталонов)
оказывает процесс оречевления, вербализации чувствен-
ного опыта ребенка, наиболее интенсивный, как было ра-
нее указано, в эти же онтогенетические периоды.
В нашей психологической литературе наиболее обстоя-

тельные исследования выполнены Г. Л. Розенгарт-Пупко в
отношении раннего детства [1948 ] и А. А. Люблинской —
дошкольного периода [1969 ], Д. Б. Эльконина — общения
и речи в развитии познавательной, в том числе и перцеп-
тивной, деятельности [ 1960 ].
У детей ясельного возраста образуется прямая связь
предмета со словом, а у школьников — опосредованная
через другие известные слова (в определенной лексиче-
ской и грамматической системе).
В психическом развитии детей младшего школьного
возраста оба фактора (деятельности и речи) конвергиру-
ют, создавая единую базу перцептивного прогресса детей .в
процессе начального обучения. Научение детей правилам
и операциям основных учебных деятельностей (наблюдение,
слушание, измерение, изображение, построение и т. д.)
всегда соразмерно введению в словарный состав речи детей
терминов, обозначающих различные свойства и отноше-
ния вещей, чувственно воспринимаемых или представляе-
мых ими.
Благодаря этой взаимосвязанности операций и обозна-
чениям выявляемых операциями предметных свойств до-
стигается значительный прогресс в перцептивном развитии.
На этой основе восприятие ребенка становится важным
средством (особенно при соблюдении принципа наглядно-
сти обучения) усвоения знаний и развития мышления и
процессе этого усвоения. Особенно показательны сдвиги в
перспективном развитии детей (от первых месяцев жизни
до подросткового возраста и юности) в таких видах воспри-
ятия, которые связаны с дифференцировкой отношений
(пространственных и временных).
Онтогенетическая эволюция восприятия пространства
была подробно описана нами совместно с Е. Ф. Рыбалко на
основании многолетних исследований [Ананьев Б. Г. и Ры-
балко Е. Ф., 1964 ]. Онтогенетическая эволюция восприя-
тия времени охарактеризована Д. Б. Элькониным [1962 ].
Эксперименты, проводимые Л. Д. Ефимовой, изучав-
шей представления детей младшего школьного возраста о
глубине исторического времени, обнаружили ряд явлений
перестройки перцептивного времени в этот период под
влиянием нового режима и ритма жизни в школе, с одной
стороны, первоначально усваиваемых исторических зна-
ний — с другой.

Весьма выразительно определил суть всех преобразова-
ний в перцептивном развитии С. Л. Рубинштейн. «Разви-
тие высших форм восприятия, — писал он, — приводит его
к превращению в направленную, сознательно регулируе-
мую операцию; по мере того как восприятие становится
сознательным и целенаправленным актом, оно превраща-
ется в наблюдение». «Возникновение наблюдения означает
по существу первое выделение из практической деятельно-
сти — деятельности «теоретической», познавательной»
[Рубинштейн С. Л., 1946, с. 279].
Развитие восприятия в онтогенезе человека изучено
более или менее обстоятельно лишь на самых ранних фа-
зах. Поэтому в психологии о возрастных особенностях вос-
приятия долгое время судили лишь по контрастным харак-
теристикам зрелого (сформированного и завершившего
свое развитие) восприятия взрослого человека и формиру-
ющегося, находящегося в процессе непрерывного станов-
ления восприятия ребенка в преддошкольном и дошколь-
ном возрасте. Тем самым перцептивная характеристика
взрослого человека принималась за константу, не испыты-
вающую каких-либо преобразований до какого-то неопре-
деленного пункта старости.
Одни исследователи утверждали, что специфичность
самой ранней формы восприятия в ее синкретизме, гло-
бальной целостности и отсутствии анализа объекта, а дру-
гие, напротив, считали, что распространение среди ма-
леньких детей феномена перечисления объектов или их
частей и свойств свидетельствует о преобладании аналити-
ческих функций и отсутствии синтеза впечатлений.
С. Л. Рубинштейн, критически рассмотрев обе концеп-
ции, показал, что эти противоречия объясняются искусст-
венным обособлением восприятия ребенка от интенсивно-
го формирования его мышления в процессе воспитания. Но
если рассматривать реальное единство восприятия и мыш-
ления в структуре наблюдения, то обе характеристики от-
носятся к способам интерпретации впечатлений, смена ко-
торых составляет определенные стадии наблюдения. Это
важное положение не объясняет, однако, многие факты
более раннего формирования перцептивной величины срав-
нительно с перцептивной формой, восприятия цвета срав-
нительно с восприятием формы, восприятие пространства
сравнительно с восприятием времени и т. д.

Другие явления перцептивного развития могут быть
лишь частично объяснены эволюцией интерпретацион-
ных, речемыслительных характеристик восприятия. К та-
ким явлениям относится более позднее возникновение спо-
собности к восприятию изображений предметов сравни-
тельно с восприятием самих предметов; восприятие знака
сравнительно с восприятием плоскостного изображения
объекта и т. д. Дело в TQM, ЧТО, ПОМИМО абстрагирования и
логического обобщения этих перцептивных компонентов и
связного словесного описания их в повествовании, для по-
следовательного развития этих форм восприятия требует-
ся более высокий уровень различительной деятельности и
перцептивного синтеза (особенно в форме зрительной ин-
теграции разнородного чувственного опыта). К тому же
мышление и речь как факторы перцептивного прогресса
воздействуют на него не извне, а изнутри, в процессе не-
посредственного взаимодействия субъекта с объектами
внешнего мира.
Развитие самого мышления с известным течением зри-
тельных или осязательно-двигательных образов, ассоциа-
тивно соединенных в ряды и цепи, Й. М. Сеченов [1947]
называл предметным мышлением. Эта начальная форма
мышления есть вместе с тем связывание в сложно органи-
зованную перцептивную систему различных образов и
сенсорных состояний.
Впервые в экспериментальной психологии такого рода яв-
ление у взрослого человека удалось обнаружить Н. Н. Ланге.
Всякое восприятие, согласно его данным, есть многофаз-
ный процесс, причем каждая предыдущая фаза представ-
ляет психическое состояние более неопределенное (начи-
ная с осознания «нечто» в поле зрения, то есть обнаруже-
ния сигнала), а каждая последующая более
дифференцированное. Поэтому каждая предыдущая фаза
восприятия есть субъект для последующей, являющейся
предикатом, то есть определением предшествующей.
Н. Н. Ланге открыл закон перцепции, согласно которо-
му процесс восприятия строится как наглядное суждение
об объекте; поэтому в процессе восприятия выражается об-
щая черта суждений — предшествование субъекта преди-
кату и развитие субъекта посредством предиката. Помимо
экспериментальных доказательств, Н. Н. Ланге ссылался
также на данные из истории языка, согласно которым без-

личные формы предложения первичны. По его мнению,
эти формы соответствуют первичным ступеням перцеп-
ции, то есть неопределенности состояния субъектов на-
глядного, суждений, осознаваемых затем лишь путем пре-
дикативных определений.
Еще в опытах Н. Н. Ланге обнаружилось, что восприя-
тие не только интерпретируется мышлением, но само осу-
ществляется как наглядное, особенно зрительное сужде-
ние, тесно связанное со структурой предложения в разви-
тии языка.
Более полное понимание субъектно-предикативного
строя зрительного суждения удалось достигнуть много лет
спустя благодаря значительным достижениям как в теории
восприятия, так й в теории мышления и речи.
Систематическое исследование восприятия предмета и
рисунка привело Н. И. Волкова к выводу о том, что «зри-
тельное суждение образует важнейшее ядро активного
зрительного восприятия. В последовательности зритель-
ных суждений пассивное, чисто сенсорное отражение —
зрительный образ — дополняется выборочным активным
отражением для сравнения, для изображения, для любого
переноса на другие предметы восприятия» [Волков Н. Н.,
1950, с. 377]. Благодаря этому, как экспериментально по-
казано Н. Н. Волковым, восприятие проекционных (перс-
пективных) отношений совмещается с восприятием объем-
ной формы предмета и светлотных отношений, зависящих
от освещенности объекта. Б общем восприятие как дина-
мика образа, или цепь его преобразований, неразрывно
связано с многоактным развертыванием зрительных суж-
дений в единой структуре наблюдения.
Для генетического понимания этой структуры весьма
важное значение имели исследования Выготского.
В своей теории внутренней речи, ее происхождения из
внешней путем интериоризации и редуцирования ее субъ-
ектных компонентов он установил весьма важное для эво-
люции наблюдений положение о предикативности внут-
ренней речи и ее планирующей функции в деятельности.
Зрительные суждения и многоактность наблюдения, веро-
ятно, интимно связаны с прогрессом внутренней речи, ее
редуцированным синтаксисом и преобладанием предика-
тивных определений [Выготский Л. С, 1934, с 210—211 ].
Новые подходы к теории восприятия возникли в по-

следние десятилетия в связи с применением основных по-
нятий теории информации и ее математических методов,
обычно относимых, впрочем, только к развитому, зрелому
восприятию взрослого человека как оператора в системе
«человек — машина».
В этой теории определение сигнала и его отдельного
состояния (символа) сочетается с определением алфавита
как совокупности таких состояний.
Б. Ф. Ломов пишет, что, «пожалуй, наиболее трудный
вопрос для психологических исследований — это вопрос о
том, как определить алфавит в каждом конкретном случае.
Предположим, что человек воспринимает некоторый
незнакомый предмет. Чтобы вычислить, сколько информа-
ции он получил, надо знать, какова длина алфавита, то
есть надо знать общее число всех существующих предме-
тов и вероятность встречи человека с каждым из них» [Ло-
мов Б. Ф., 1966, с 174].
В связи с этим исследователям приходится прибегать к
различным ограничениям, в том числе и к сведению всех
свойств восприятия к категориальности.
Б. Ф. Ломов замечает по поводу такого ограничения:
«Во-первых, хотя восприятие, во всяком случае развитое,
и включает момент отнесения объекта к категории, оно не
исчерпывается этим моментом. Более того, категориаль-
ность является не основной, а производной чертой, возни-
кающей лишь на сравнительно высоких ступенях разви-
тия. Во-вторых, сенсорное обобщение, характерное для
восприятия, далеко не всегда осуществляется на основе тех
же признаков, что и логическое» [Ломов Б. Ф., 1966, с.
75 ]. Б. Ф. Ломов рассматривает и некоторые другие момен-
ты и заключает, что такой способ количественного анали-
за может быть применен не для определения восприятия, а
лишь для информационных характеристик категориально-
го узнавания. Следует обратить внимание на важность по-
ложения об отличии сенсорного обобщения от логического.
В отношении восприятия цвета (сенсорных синтезов) и сло-
весных обозначений (классификации названий цвета) это
экспериментально показано Ф. Н. Шемякиным и 3. М. Ис-
томиной.
Различие процессов восприятия как формирования эта-
лона и опознания как сличения этого эталона в различных
объектах, и их состояниях несомненно. Хотя опознание,

конечно, возможно только на основе сформированного вос-
приятия, а восприятие развивается благодаря практике
опознания.
Подход к восприятию с позиций анализа механизмов
опознания открывает поэтому некоторые новые стороны в
процессе наблюдения, в котором сливаются собственно
перцептивные и апперцептивные процессы. В этом отно-
шении интересны исследования В. Д. Глезера и его сотруд-
ников.
Благодаря специально разработанной методике В. Д. Гле-
зер обнаружил, что время опознания сложного рисунка оп-
ределяется «не элементами изображения, а сложными
признаками, разделяющими один образ от другого в дан-
ном алфавите» [Ломов Б. Ф., 1966, с. 175]. Процесс опоз-
нания образов происходит путем разворачивания сложных
признаков. Лишь после достаточной информации о первом
образе зрительная система переходит к опознанию другого
образа. Подобное оперирование образами и различными
их алфавитами дало основание В. Д. Глезеру говорить о
«словаре зрительных образов».
Продолжая такую аналогию, можно было бы говорить
не только о словаре зрительных образовано и о своеобраз-
ном синтаксисе наблюдения, обусловленном внутренней
речью и многоактностью визуально-вербальных компонен-
тов наблюдения. Однако и словарь зрительных образов, и
синтаксис наблюдения не являются чисто натуральными
процессами, если употреблять терминологию Л. С. Выгот-
ского. Они не являются и чисто культурными, поскольку
подчиняются общим законам построения изображений на
сетчатке и в зрительных центрах головного мозга. Мы име-
ем в этих случаях проявление сплава натуральных и куль-
турных процессов, благодаря которым наблюдение как
специально обусловленная деятельность человека преоб-
разует и упорядочивает функции не только посредством
речи и мышления, но и системой перцептивных действий.
Исторически наблюдение возникло в процессе труда
как систематизированное, наглядное суждение о видимых
связях между орудием труда и изменениях, проводимых с
его помощью в предмете труда.
Развитие трудовой деятельности как многоактной и по-
лиоперационной производительной деятельности хорошо
иллюстрируется, например, сопоставлением количества

действий при оббивке гальки австралопитеком (одна опе-
рация в пять действий), изготовлении ручного зубила
шелльского периода питекантропом (одна операция в 32
действия), изготовление остроконечника человеком сред-
него палеолита (четыре операции в 102 действия), изго-
товлении кремневого ножа с роговой рукояткой человеком
позднего палеолита (11 операций в 205 действий) и т. д.
В процессе труда развитие мышления неразрывно свя-
зано с прогрессивным возрастанием наглядных операций,
сопряженных с усложнением рабочих движений обеих рук
и зрительно-моторной координации [Семенов С. А., 1957].
В ходе исторического развития техники и культуры на-
блюдение эволюционировало в нескольких направлениях,
каждое из которых связано с различием объектов и опера-
ционных систем.
Главнейшим из этих направлений является развитие
перцептивно-апперцептивного аппарата трудовой деятель-
ности. В современных условиях этот аппарат выступает
как основная характеристика деятельности оператора в си-
стеме «человек — машина».
Наиболее сложным и специфическим для современного
состояния наблюдательской деятельности оператора явля-
ется слежение в различных его разновидностях (преследу-
ющее и компенсаторное, одномерное и двухмерное, зри-
тельное слежение, зрительно-слуховое, бисенсорное и т. д.).
Слежение не ограничивается реакциями наблюдения, оно
включает и так называемые реакции предвидения путем
экстраполяции данных наблюдений и срочные дозировоч-
ные двигательные реакции при дистанционном управле-
нии механизмами.
Из этих трех компонентов слежения (наблюдения, пред-
видения, управления при помощи движения) ведущим яв-
ляется наблюдение. В современных производственных ус-
ловиях наблюдение осуществляется не столько непосред-
ственно за изменением технологического процесса по
признакам изменяемых им вещей (сырья, инструментов и
т.д.), сколько по показаниям индикационных устройств и
их сигнальных средств. Контрольно-измерительная аппа-
ратура и органы дистанционного управления с их шкалами
показаний обусловливают построение наблюдения как
своего рода чтения технических сигналов. Не случайно в

обиход вошли термины «читаемость шкал», «чтение при-
боров» и т. д.
Разумеется, такие наблюдения-чтения могут строиться
лишь на основе специального научения и технического об-
разования с обязательной помощью усвоенного кода зри-
тельных сигналов и принципов их декодирования в про-
цессе управления.
Реакции наблюдения в виде процедур чтения распрост-
раняются с буквенной и числовой (цифры) форм на любую
другую форму знаковой индикации (геометрические фигу-
ры, символы, цветовые обозначения и т. д.).
Реакции наблюдения составляют важнейший момент
трудовой деятельности не только оператора в системе «че-
ловек — машина», но и человека-регулятора в больших
системах.
Оперативное мышление дежурного на энергосистемах
или диспетчера на крупных железнодорожных станциях
всегда включает наглядные операции в виде реакций на-
блюдения и диагностических суждений о состоянии боль-
шой системы [Пушкин В. Н., 1965].
Широкое применение телевидения на производстве и
транспорте для целей наблюдения и регулирования произ-
водственных процессов хотя и не устраняет реакций на-
блюдения по знаковым индикациям, но все же значитель-
но увеличивает натуральное наблюдение по совокупности
сигналов.
Исключительно велика роль наблюдения в процессе по-
знания. Известно, что в естествознании наблюдение явля-
лось основным методом, на базе которого строились дру-
гие, в том числе и экспериментальные, методы. В новей-
шем естествознании наблюдение усовершенствовалось с
помощью различных средств фиксации (фотокиносъемка с
последующей покадровой обработкой, видеомагнитофон-
ная запись с последующим частотным анализом) и регист-
рации (электрической, пневматической и т. д.). Поэтому в
современных условиях естествоиспытатель является не
только наблюдателем-натуралистом, но и наблюдателем-
оператором, который судит о течении опыта по сигналам
индикационных устройств.
Познавательные функции наблюдения определяются
его местом в системе экспериментальных и теоретических
средств, техникой фиксации и регистрации, сочетанием

натуральной (предметной) и опосредствованной (знако-
вой) форм. Важное значение имеют объекты наблюдения
(тела, явления и процессы неживой природы, раститель-
ные и животные организмы, их сообщества, люди и их об-
щественные отношения, различные процессы обществен-
ной жизни, человек, его поведение и внешний облик).
Объектом определяются программа наблюдения и спе-
цифичность ее реализации с помощью общих средств на-
блюдения как в науке, так и в искусстве. Пейзажисты и
портретисты, например, существенно отличаются самой
организацией наблюдения, а не только техникой изобра-
жения. В изобразительном искусстве (рисунок, живопись,
скульптура) действительность воспроизводится с извест-
ной типизацией, моделируется с известной идеализацией.
Наблюдение-изображение составляет целостную систему,
в которой построение изображения на основе наблюдения
обусловливает правила «чтения». Наблюдение в процессе
изучения и «съемки» натуры постепенно превращается в
серию последовательных сопоставлений изображения с на-
турой, а затем сосредоточивается на самом изображении.
Особое место в жизни людей занимают, конечно, сами
люди, и поэтому изображение человека с самого начала
возникновения первобытного искусства поразительно диф-
ференцированно по сюжету, технике и манере исполне-
ния. Эти изображения в виде произведений малых форм,
скульптуры, барельефа, гравюры, росписи на стенах пе-
щер, каменных плитах, обломках костей фиксировали об-
разы человека. Среди палеолитических изображений че-
ловека наиболее частыми и дифференцированными были
женские изображения. Это явление связано, как предпола-
гают, с социальной ценностью женщины для рода как хра-
нительницы очага и непрерывности самого рода. Не менее
интересно и то, что среди палеолитических изображений
найдены человеческие фигуры неясного пола, своего рода
обобщенный образ человека, как бы абстрагированный от
половых особенностей; по манере исполнения реалистиче-
ские изображения часто дополнялись условными.
Мы не можем считать воплощенные человеческие обра-
зы идентичными образам людей реальных. Различие меж-
ду образом и прообразом всегда возникает за счет техники
и манеры исполнения, фантазии и концепции художника.
И тем не менее даже для условного изображения, а тем

более реалистического, остается обязательным правило
взаимозависимости наблюдения и изображения, действу-
ющее и на самых ранних стадиях развития изобразитель-
ного искусства.
Поэтому в известных границах допустимо судить по
изображению о том, как художник воспринимал натуру
(прообраз) в процессе наблюдения. Не случайно внимание
ученых привлек ранний этап детского изобразительного
творчества, главнейшей темой которого является человек
в исполнении самых маленьких детей — «головоногий че-
ловек». Теперь нам известно, что такое изображение объ-
ясняется не только несовершенством графических движе-
ний ребенка, но и генетическим своеобразием его сознания
и самосознания.
Выделение человека как объекта наблюдения и изобра-
жения — явление социального развития ребенка и форми-
рования особого вида чувственного опыта — социальной
перцепции. Образы человека, строящиеся благодаря такой
перцепции, регулируют процесс общения и разнообразные
виды совместной деятельности. Этот социальный смысл вос-
приятия человека человеком специально выделен А. А. Бо-
далевым в его экспериментально-психологическом иссле-
довании [Бодалев А. А., 1965].
Интересно отметить, что среди изученных им 600 про-
изведений юных художников (от 4 до 14 лет) были работы
разного содержания: пейзажи, индустрия, животные, лю-
ди, действующие и позирующие, иллюстрации к сказкам и
натюрморты. Однако человек, независимо от этих видов
изобразительной деятельности, воспроизведен в 68% всех
работ.
Соотношение между рисунком и изображением человека
и тех, где нет человека, несколько изменяется с возрастом,
ино вес же отмечается относительное постоянство приори-
тета первого из видов изображения.
С этими данными А. А. Бодалев сопоставил полученные
им возрастные характеристики образов человека, пол-
ученные экспериментальным путем с помощью так назы-
ваемых словесных портретов. Оказалось, с возрастом (от
7—8 до 21—26 лет) неуклонно падает (в 14,9 раза) вклю-
чение в словесный портрет описания элементов, образую-
щих оформление внешности. Это значит, что временные,
ситуативные и подчас случайные признаки внешнего об-

лика человека уступают свое сигнальное значение другим,
более существенным для процессов общения и познания.
Действительно, отмечается возрастание в 3,6 раза числа
элементов, характеризующих экспрессивные черты пове-
дения человека, и в 2,2 раза числа признаков, характериз-
ующих физический облик, конституционные и другие осо-
бенности тела.
Тенденции социальной перцепции в изобразительной
деятельности и словесном описании человеческого образа
совпадают, что характеризует некоторые общие законо-
мерности эволюции наблюдения, объектом которого явля-
ется человек.
Система «наблюдение — изображение» не ограничивает-
ся, конечно,'этим объектом. Независимо от объекта реализм
изображения определяется соотношением наблюдения и
адекватных приемов изображения. На процесс восприятия
предмета и пространственных отношений (например, го-
ризонтали и вертикали) переносится накопленный опыт
изобразительной деятельности. Обратное, причем сенси-
билизирующее, влияние изобразительной деятельности на
процесс восприятия хорошо иллюстрируется сопоставле-
нием средних ошибок при оценке отклонения (стрелки
прибора) от вертикали к горизонтали двух групп: рисую-
щих и нерисующих, которые одинаково не встречались с
подобным заданием в прошлом.
Как в системе «наблюдение — управление» (работа
оператора), так и в системе «наблюдение — изображение»
собственно перцептивные операции наблюдения рациона-
лизируются и перестраиваются в процессе деятельности
(управления или изобразительной), а образующие эти
перцептивные операции сенсорные функции сенсибилизи-
руются.
Это же положение полностью относится к системе «на-
блюдение — письменность» (письмо и чтение). Историче-
ски эта система возникла в культурном развитии человека
первоначально как .система «наблюдение — идеографиче-
ская письменность» и строилась по принципам, во многом
сходным с системой «наблюдение — изображение», осо-
бенно в условных схематизациях образа. В последующем
ходе культурно-исторического развития письменность диф-
ференцировалась преимущественно как алфабетическая.
По характеристике Дирингера, «главным достижением

в создании алфавита было не изображение знака, а введе-
ние чисто алфавитной системы, в которой каждый звук
обозначался одним-единственным знаком» [Дирингер Д.,
1963 ]. G этим величайшим культурным изобретением свя-
зано образование сложнейшего функционального меха-
низма — комплекса зрительно-слухо-кинестетических
связей; слышимое и произносимое в структуре звукового
языка слово стало видимым. Звуки фонем, зафиксирован-
ные в графемах, приобрели свойство константности.
Но не в меньшей степени, чем визуализация, благодаря
письменности речи имела значение вербализация зритель-
ного восприятия. Дело не только во второсигнальном регу-
лировании зрительных образов, в построении систем сло-
варя этих образов и синтаксиса наблюдения, но и в том,
что объектом восприятия стала система знаков, а различе-
ние свойств каждого отдельного знака осуществимо только
относительно к системе в целом.
Поэтому письмо и чтение развивались как строго регу-
лируемые определенными правилами операции со знаками
в определенной системе, причем начальная точка отсчета
и направление письма определили начальную точку отсче-
та и направление процесса чтения.
Вопрос о причинах выбора и фиксации того или иного
направления письма еще нельзя считать решенным, хотя
имеются основания предположить влияние фактуры по-
верхности (орудий письменности, положение пишущего
человека и других факторов). Среди направлений и точек
отсчета в доалфабетических видах письменности специа-
листы отметили письмо справа налево и слева направо,
бустрофедон (последовательный переход от строки к стро-
ке по горизонтали, справа налево, а затем слева направо, и
наоборот), письмо от центра по секторам окружности, по
вертикали сверху вниз и снизу вверх — в общем бесконеч-
но разнообразное множество направлений построения стро-
ки, столбика (столбца), общей пространственной структу-
ры письменного текста.
С изобретением и совершенствованием системы алфа-
бетической письменности положение существенно изме-
нилось, хотя и не сразу, а постепенно, на протяжении дли-
тельного времени. Это отмечает Д. Дирингер. «Как и се-
митские алфавитные письменности, древнейшее греческое
письмо имело направление справа налево... в дальнейшем

оно сменилось бустрофедоном... Оба указанных способа
письма сочетались иногда с вертикальным направлением
— снизу вверх. Сохранилось, однако, несколько ранних
надписей, написанных слева направо... После 500 г. до н.
э. встречается уже только одно направление — слева на-
право и сверху внизу» [Дирингер Д., 1963, с. 525].
Стереотипизация направлений письма как основной
графической деятельности в системе письменности опреде-
лила порядок чтения, построение и развертку зрительной
системы, оперирование графемами, впрочем, и не только
графемами. Этот порядок у народов, пользующихся алфа-
бетической системой на греческой или латинской основе,
определил не только развитие системы операции чтения,
но и аналогичную систему построения изображений и чте-
ния рисунка слева направо, хотя соотношение вертикали
— горизонтали определяется специфическими закономер-
ностями самого рисунка. У народов, пользующихся други-
ми алфабетическими системами (древнееврейской, араб-
ской), вся система ориентации противоположна, причем
справа налево развертываются не только письмо и чтение,
но, по-видимому, порядок счета, чтение и построение ри-
сунка.
В других, неалфабетических системах письменности
(китайской, японской) операции письма, чтения и постро-
ения рисунка определяются вертикальным расположением
знаковых рядов.
В системе «наблюдение — письменность» складывается,
следовательно, такая культурная организация натураль-
ных процессов зрительного восприятия, которая жестко
детерминирует порядок операций с графемами, числами,
изображениями и любыми другими оптическими сигналами.
Такое предположение мы сформулировали на основа-
нии длительного исследования взаимосвязей между чтени-
ем, письмом, рисованием, ручным трудом, физическими
упражнениями у детей. В процессе первоначального обу-
чения дети 7—8 лет допускают однородные ошибки про-
странственного и количественного анализов, особенно в
определении положения знака, количества его элементов
и направления — начальной точки отсчета в системе по-
строения графических, предметных и гимнастических дви-
жений [Ананьев Б. Г., 1954].
Во второй четверти первого года обучения эти ошибки

составили 29,5% общего числа ошибок в их письменной
речи. Лишь приблизительно с третьей четверти первого
года обучения ошибки пространственного и количествен-
ного анализов графем сменяются собственно звуковыми
ошибками, которые затем устраняются основными при-
емами воспитания культуры устной и письменной речи.
В дальнейшем мы обнаружили, что явления стереоти-
пизации и стабилизации порядка действий, связанные с
определенной национальной культурой и способом обуче-
ния, распространяются на всю систему пространственной
ориентации человека, включая измерение, изображение,
построение, моделирование и оценку собственного поло-
жения в пространстве [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф., 1964 ].
Новейшие экспериментальные исследования в области
инженерной психологии и психофизиологии скорее всего
подтверждают наше предположение и позволяют распро-
странить его на всю область чтения знаковой индикации,
независимо оттого, являются ли эти знаки геометрически-
ми фигурами, буквами, цифрами и т. д.
Все это укрепляет наше понимание социально-куль-
турной обусловленности так называемых натуральных си-
стем отсчета в любых видах человеческого восприятия.
Несомненно, особое значение для всей эволюции на-
блюдения, связанного с любыми видами деятельности,
имело развитие системы «наблюдение — письменность». В
этой системе, более чем в других, выражены операцион-
ный порядок наблюдения, вообще весь цикл развертыва-
ния совокупности операций, организующих множество
макро- и микродвижений (глаз, рук, корпуса тела, общего
положения тела и т. д.). Спор о том, важны или нет движе-
ния глаз в построении зрительных образов, теряет смысл
при анализе процесса чтения, письма или зрительного об-
зора индикационного устройства, а также чтения рисунка,
если мы подходим к зрительному образу как компоненту
целостной системы наблюдения. От характера этой системы
зависят направление, масса и структура движений глаз.
Изучение Э. Тейлором эволюции беглости чтения на
большом материале (5 тыс. учащихся начальной и средней
школы, колледжа) показало, что эта эволюция может быть
точно «измерена» такими характеристиками движений
глаз, как фиксация, ее длительность и возвращение (для
повторного чтения), с которыми можно соотносить сред-

ний объем узнавания и среднюю скорость понимания (чис-
ло слов в минуту). Так, от первого класса начальной шко-
лы до колледжа фиксация на 100 слов сокращается в 3,2
раза, а средняя длительность фиксации уменьшается (с
0,33 сек. в первом классе до 0,23 сек. в колледже). Возра-
стает объем узнавания в момент фиксации (с 0,42 в первом
классе до 1,33 в колледже). Особенно показательным явля-
ется увеличение в 4,5 раза средней скорости понимания
(числа слов в секунду) [Ярбус А. Л., 1965].
Ускорение речемыслительных процессов при чтении
связано с редуцированием движений глаз и образованием
обобщенных зрительно-моторных установок. Тем не менее
остается постоянным положение с временной организа-
цией смены таких установок в процессе наблюдения, со-
вершенствование которого сопровождается возрастанием ап-
перцептивной регуляции перцептивно-сенсорных потоков.
Еще до начала систематического обучения ребенка он
усваивает определенные правила и процедуры наблюдения
(рассматривание предметов и изображений, ощупывание и
т. д.). Однако лишь в школе наблюдение вместе со слуша-
нием становится универсальной формой учения благодаря
тому, что оно (наблюдение) включается во многие систе-
мы: «наблюдение — измерение», «наблюдение — чтение»,
«наблюдение — изобразительная деятельность», «наблю-
дение— моделирование и трудовые операции», «наблюдение
— построение и перепостроение гимнастических движе-
ний» и т. д. [Ананьев Б. Г., 1958]. Воспитание наблюда-
тельности как свойства личности и интеллекта оказывает-
ся поэтому одной из общих задач школьного обучения.
Решение этой задачи на протяжении многих лет обуче-
ния и всеми его средствами обеспечивает сформирован-
ное• к началу самостоятельной деятельности (трудовой,
познавательной, общественно-политической) человека в
обществе системы операций наблюдения — операционных
механизмов восприятия. Эти механизмы складываются
много позже функциональных механизмов восприятия,
образующихся во взаимодействии сенсомоторных функ-
ций с мнемическими, речевыми и др. Поэтому «возраст»
операционных и функциональных механизмов не совпада-
ет: операционные механизмы относительно «моложе» фун-
кциональных и «стареют» позже, причем в зависимости от
сочетания двух факторов: 1) интенсификации общего про-

цесса старения организма и 2) ослабления трудовой и по-
знавательной активности, особенно после прекращения
основной профессионально-трудовой деятельности.
Именно это генетическое различие операционных и
функциональных механизмов восприятия, маскируемое
более мощными проявлениями их взаимосвязи в реальных.
процессах наблюдения, ставит исследователей проблемы
старения перцептивных способностей человека в трудное
положение. Бесспорно, хотя и гетерохронно, все более резко
выражающееся ослабление сенсорно-перцептивных функ-
ций. Однако старые люди более существенно отличаются
друг от друга, чем молодые, по наблюдательности и спо-
собностям оперировать огромными массами зрительных
образов, превосходящими, конечно, апперцептивный фонд
молодых людей.
Различие между активным долголетием и продолжени-
ем общественно-трудовой деятельности и интенсивным
старением людей, полностью освободившихся от этой дея-
тельности и ушедших на покой, как известно, во всех нор-
мальных случаях (кроме патологических форм старения)
не в пользу последних.
С возрастом повышаются точность диагностических
оценок в работе опытного врача, педагога, руководителя
трудовых коллективов, диспетчера и т. д. и глубина зри-
тельных суждений, несмотря на постепенное ослабление
зрительных функций. Благодаря операционным механизмам
восприятия в структуре наблюдения возникает сила, про-
тиводействующая старению перцептивных способностей.
Жизнь и деятельность многих выдающихся людей под-
тверждают это предположение. Великие натуралисты не
только доходили до глубокой старости, но и сохранили по-
разительную ясность видения изучавшихся ими явлений
природы. Ч. Дарвин и И. П. Павлов — типичные предста-
вители этого класса деятелей. В изобразительном искусст-
ве подобных примеров множество. Быть может, наиболее
показательны в этом отношении наши современники —
живописец М. Сарьян и скульптор С. Коненков. В художе-
ственной прозе непревзойденной вершиной остается твор-
чество Л. Толстого, реализм которого основан на гигант-
ской сфере наблюдения и необозримом «словаре зритель-
ных образов».
И в этих, и в более обыденных случаях активного дол-

голетия относительная сохранность перцептивных процес-
сов объясняется, кроме противостоящих старению опера-
ционных механизмов, высоким уровнем мотивации, инте-
ресами к окружающей действительности, потребностями в
знаниях, общения с людьми и созидания ценностей. Имен-
но эти внутренние побуждения обеспечивают необходимое
для тех или иных перцептивных операций психофизиоло-
гическое напряжение.
Уместно напомнить, что оптимальные возможности
любой функции, в том числе и сенсорной, определяются
лишь под нагрузкой. Однако эти нагрузки, необходимые и
полезные для функционирования сенсорных органов, в
старости не должны быть извне навязанными, заданными
условиями. Именно в поздние периоды человеческой жиз-
ни, гораздо более чем в ранние, функциональная работо-
способность сенсорных и двигательных органов зависит от
силы внутренних побуждений.
К мотивации относятся различные формы установки,
влияние которых на динамику сенсомоторных процессов и
восприятие изучено в школе Д. Н. Узнадзе. Эти процессы и
перцептивные акты обусловлены не прямым воздействием
внешних сигналов на рецепторы, а сложным взаимодейст-
вием целостного организма с его потребностями и внешней
среды с ее меняющимися ситуациями. Установки как отно-
шения потребности к ситуации влияют на образование и
молярных структур в виде целостных форм развития, по-
ведения и молекулярных, частных феноменов психическо-
го развития, в том числе и восприятия. Влияние установок
на течение восприятия является одним из факторов сенси-
билизации сенсорноперцептивных функций, повышаю-
щих уровень их активности и работоспособности в опреде-
ленных условиях потребностей.
Однако нет возможности объяснить мотивацию наблю-
дения как особую познавательную деятельность со сложной
системой перцептивных действий, ограничиваясь установ-
кой, которую сам Д. Н. Узнадзе считал первым, низшим
уровнем психической жизни, импульсивной и быстротеч-
ной, характеризуемой непрерывно сменяющимися момен-
тами, психическими состояниями. Вторым, высшим, спе-
цифически человеческим он считал уровень объективации
благодаря социальной природе человека и созданию им
ценностей жизни и культуры [Узнадзе Д. Н., 1966]. Этот

уровень целенаправленной сознательной жизни противо-
стоит как случайным внешним воздействиям, так и потоку
внутренних импульсов. Именно на этом уровне возника-
ют логическое мышление и язык, произвольное внима-
ние и воля.
Можно полагать, что и наблюдение как организация
перцептивных процессов в процессе деятельности, направ-
ленной на познание внешнего мира, относится также к
уровню объективации. Поэтому продуктивность, как и ак-
тивность, целенаправленность, избирательность и другие
свойства наблюдения, с возрастом не снижается, а повыша-
ется, причем в очень широком диапазоне зрелости, вклю-
чая, по Биррену, «позднюю зрелость» — пожилой или даже
старческий возраст. Определять перцептивный потенциал
взрослых людей необходимо не по отдельным параметрам
отдельного перцептивного акта, а по состоянию и возмож-
ностям определенных свойств наблюдения, включенных в
жизненно важную для него форму общественно-трудовой
деятельности.
Однако специализация сенсорно-перцептивных функ-
ций в процессе деятельности эффективна именно тогда,
когда общие свойства этих же функций стабилизированы.
Стабилизация функций на высоком уровне определяет-
ся образованием сложных операциональных систем и уси-
ленной мотивацией.
В качестве таких систем выступают различные виды
наблюдений, организованные комплексы перцептивных
действий и установок, с помощью которых происходит
преобразование сигналов, перевод сигналов любой модаль-
ности на зрительный алфавит, использование его как об-
щего механизма восприятия.
В этом процессе становления устойчивых рабочих пер-
цептивных систем важнейшая роль принадлежит перцеп-
тивным константам и их корреляциям, с которыми связана
целостность сенсорно-перцептивного опыта человека.

III
Взаимосвязи труда, познания
и общения в индивидуальном
развитии человека
ОБЩЕСТВЕННАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯ
ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ
Известно, что сознание — субъективное отражение
объективной действительности — является продуктом реф-
лекторной деятельности мозга человека. Закономерности и
механизм этой деятельности, составляющие материаль-
ный субстрат сознания, сами обусловлены объективной
действительностью, то есть природой и обществом, воздей-
ствие которых составляет непременные условия существо-
вания человека как организма и личности.
В этом смысле нет оснований считать психические яв-
ления, феномены сознания следствием физиологических
причин, так как рефлекторная, то есть отражательная, де-
ятельность мозга в целом составляет следствие воздейст-
вия материального мира на человеческий организм. Поэ-
тому исследование причинной обусловленности сознания
по необходимости должно захватывать сложнейшие цепи
причинно-следственных зависимостей человека и его моз-
га от внешнего мира. Но воздействие природы и общества
на человека осуществляется лишь через внутреннее, пу-
тем действия внутренних закономерностей рефлекторной
деятельности мозга, его системной организации.
В научной литературе наиболее полно такая позиция
представлена в известном труде С. Л. Рубинштейна «Бы-
тие и сознание», который исходил из марксистско-ленин-
ского понимания сущности сознания. Ему принадлежат
весьма глубокие идеи относительно развития материали-
стического детерминизма в рефлекторной теории Сечено-
ва — Павлова и определении философского смысла пав-
ловского принципа детерминизма. В этом же направлении

ныне развиваются работы его учеников и последователей,
в том числе Е. В. Шороховой, итоги исследований которой
представлены в монографии «Проблема сознания в фило-
софии и естествознании» [1961 ].
Проблема детерминации психического сознания стояла
в центре обсуждения современного состояния физиологии
высшей нервной деятельности и психологии на Всесоюз-
ном совещании по философским проблемам физиологии
высшей нервной деятельности и психологии. Все это свиде-
тельствует о значительном теоретическом прогрессе в по-
знании причинных зависимостей мозга, его высшей нерв-
ной деятельности и сознания от материального мира. Од-
нако нельзя и преувеличивать значения этих успехов. Как
в труде Рубинштейна «Бытие и сознание», так и в последу-
ющем развитии теоретического исследования детермина-
ции сознания проблема решается глобально, в самом об-
щем виде, вследствие чего неизбежно возникают чисто на-
туралистические представления о причинной зависимости
рефлекторной работы человеческого мозга от физико-хи-
мической природы воздействий внешней среды на челове-
ка. Такие представления, конечно, правомерны и необхо-
димы для материалистической теории познания. Ясно, что
образы (парциальные, целостные, наглядные, репрезента-
тивные и т. д.) суть модели тех воздействий, которые можно
охарактеризовать как различные формы вещества и фор-
мы движения материи, определяющих деятельность орга-
нов чувств.
Тем не менее материальную детерминацию человече-
ского сознания невозможно отграничить такими природ-
ными зависимостями и связями. Человек и природа —
фундаментальная проблема, охватывающая и самого чело-
века как явление природы, и природу в целом, особенно
биогеносферу и космические влияния на ее развитие. С
успехом современного естествознания все более сложной и
многочисленной оказывается цепь причинных зависимо-
стей человека (как сложнейшего организма, то есть при-
родного явления) от природы, ее гравитационных сил и
различных видов энергии, биогеохимических структур и
внутренних закономерностей развития биоценоза.
Познание объективных законов природы открывает
нам, следовательно, и те причинно-следственные связи,
которые определяют развитие человека как явления при-

роды. Эти связи, вероятно, бесконечны, так как не ограни-
чиваются органической и неорганической материей нашей
Земли, но уходят далеко в глубины Вселенной. Однако ос-
новной комплекс этих зависимостей связан, конечно, с
конкретными физико-географическими характеристиками
условий жизни человека и особенно с растительным и жи-
вотным миром окружающей его среды.
В этом смысле природа есть среда обитания, и такой
экологический подход допустим и в отношении человека,
хотя рассматриваемая в этом аспекте взаимосвязь челове-
ка и природы значительно суживается. Во всяком случае,
материальную детерминацию сознания человека объяс-
нить подобным экологическим представлением о системе
«человек — природная среда обитания» невозможно.
Известно, что экологические факторы успешно исполь-
зуются для подобных целей в сравнительной физиологии
животных и эволюционной психологии. Принцип значи-
мости сигналов и их биологической роли в регуляции пове-
дения животных оказался одним из самых эффективных
путей в познании законов их психического развития. Но в
психологии человека принцип значимости и сигнальности
в значительной мере утратил свой экологический смысл и
приобрел иной характер, связанный с качественно своеоб-
разными условиями жизни человека как общественного
индивида.
Жизнь человека в обществе опосредует все его отноше-
ния к природе — органической и неорганической. Сель-
ское хозяйство и промышленность,., техника и все средства
цивилизации составляют такую «искусственную среду»,
созданную общественным трудом, которая отделила чело-
века от среды природной, вернее преобразовала ее значи-
тельную часть в производительные силы общества и жиз-
ненные условия общественного развития индивидуальности.
С каждым новым поколением усиливается мощь воз-
действия материальных и культурных сил «искусственной
среды» на изменение природной среды, а через эти измене-
ния — вновь на человеческое развитие.
Эта мощь настолько разительна и перспективы ее воз-
растания настолько велики, что И. М. Забелин [1963] счи-
тает прогрессирующее усиление обратных влияний изме-
няемой в процессе технического прогресса природной среды

на самого человека одним из важнейших факторов совре-
менного развития человека.
Так или иначе, но даже в плане причинно-следствен-
ных связей и зависимостей между природой и человеком,
как видим, невозможно ограничиваться чисто натурали-
стической трактовкой детерминации сознания человека.
Общественно-историческая обусловленность взаимо-
связей между человеком и природой составляет важней-
шее звено в цепи материальной детерминации сознания.
Само собой разумеется, в этой цепи особое место занимает
созданная обществом искусственная среда как совокуп-
ность материальных и культурных условий жизни человека.
Социальная детерминация сознания осуществляется пу-
тем взаимодействия человека с этими, жизненно необхо-
димыми условиями, и в этом смысле человек с его сознани-
ем есть продукт конкретно-исторической социальной сре-
дь). Однако человек является не только объектом для ее
воздействия, не только сложным организмом, поставлен-
ным в социальную среду и реагирующим на ее воздейст-
вия. Эта среда сама создается и изменяется людьми в про-
цессе развития материального производства, культуры и
цивилизации в широком смысле этого слова. Поэтому со-
циальная среда неразрывно связана с общественной сущ-
ностью самого человека, с внутренними закономерностями
развития человека как общественного существа.
Проблема социальной детерминации в отличие от бо-
лее общей проблемы причинной обусловленности сознания
материей включает в себя характеристику человека как
субъекта деятельности, в процессе осуществления которой
изменяется и социальная среда.
Деятельность человека как фактор человеческого раз-
вития составляет необходимое звено в сложной цепи при-
чинно-следственных зависимостей сознания от обществен-
ного бытия. Яне действия этого фактора не могут быть в
-должной мере поняты сложные эффекты воздействия со-
циальной среды на человека и его сознание. Следует, как
нам представляется, охарактеризовать один из важнейших
аспектов социальной детерминации человека, связанной с
воздействием на него общественной среды. Но этот аспект,
конечно, не исчерпывает всего многообразия социальной
детерминации индивидуального развития человека. Исто-
рически классовая структура общественной среды и поло-

жение самого человека, обусловленное этой структурой,
приводят в антагонистическом обществе к специфическим
действиям экономических, политических, правовых, нрав-
ственных и других сторон общественной жизни на разви-
тие личности человека. Между этими воздействиями на
личность возникают противоречия, порождающие и внут-
ренние конфликты...
Общеизвестно, что социальная детерминация индиви-
дуального сознания в классовом обществе носит классовый
характер. Однако недостаточно изучена как в плане обще-
го, так и особенного в индивидуальном сознании роль от-
дельных факторов: экономического, политического, пра-
вового, нравственного и т. д. Недостаточно дифференциро-
вано воздействие на человека процесса материального
производства и идеологической надстройки, особенно ее
отдельных частей. Вследствие этого возможно, вопрос о
социальной детерминации индивидуального сознания ос-
тается еще недостаточно изученным.
Известный шаг вперед в постановке этого вопроса пред-
ставляет собой рассмотрение причинно-следственных за-
висимостей индивидуального сознания, идеологии и куль-
туры в широком смысле слова. Начиная с культурно-исто-
рической концепции Л. С. Выготского в отечественной
психологии делались неоднократные пробы такого рас-
смотрения, достигшие известного успеха в новейших исс-
ледованиях А. Н. Леонтьева и его сотрудников.
Согласно А. Н. Леонтьеву, все психическое развитие
человека социально детерминировано процессом усвоения
индивидом общественного опыта, накопленных человече-
ством знаний и способов деятельности. На место приспо-
собления в эволюции животных ставится усвоение как спе-
цифически человеческая категория превращения обще-
ственного в индивидуальное, то есть как основная форма
социальной причинности.
В связи с этим важна идея об интериоризации действий
и возникновении внутреннего из внешнего. Эта идея тесно
связана с многими подходами к изучению психического
развития, в том числе и с рефлекторной гипотезой И. М.
Сеченова, в которой психогенетические концепции нахо-
дят известные подтверждения. Нельзя, однако, не учиты-
вать и того, что категория интериоризации применяется
совершенно безотносительно к рефлекторной гипотезе, а

подчас и против нее для объяснения того, что Ж. Пиаже
называет процессом «социализации» индивида, Здесь нет
возможности подвергнуть критике допустимое в западно-
европейской, особенно французской, психологии отожде-
ствление явлений «социализации» и «интериоризации».
Но нельзя не отметить, что, несмотря на внешнее терми-
нологическое сходство, в описании явлений социального
развития человеческой психики существует глубокое внут-
реннее расхождение между концепциями социальной при-
чинности индивидуального сознания в отечественной и за-
рубежной психологии. Несомненно, что А. Н. Леонтьеву и
его сотрудникам удалось схватить в связях процессов усво-
ения — интериоризации важное звено социальной детер-
минации человека. Усвоение — деятельность субъекта в
исторически сложившемся мире материальных и культур-
ных ценностей, накопленных человечеством в процессе его
общественного развития.
Это понимание исторического развития психики чело-
века тесно.связано с более общей концепцией психического
развития, согласно которой психика формируется в дея-
тельности и в значительной степени является ее продукт
том. Поэтому в данном аспекте проблемы социальной де-
терминации деятельность человека рассматривается как
необходимое звено в цепи каузальных связей и зависимо-
стей индивида от общественного развития.
Подход к развитию индивидуального как к усвоению
общественных ценностей, норм и способов деятельности
позволяет понять особую роль воспитания как ведущего
(направленного) способа общественного формирования ин-
дивида.
Воспитание как целенаправленное социальное воздей-
ствие на индивида и общественное формирование лично-
сти, как известно, является одним из важнейших факторов
социальной детерминации индивидуального сознания.
В этом смысле правомерно сказать, что человек — про-
дукт воспитания не в меньшей, а, возможно, в большей
степени, чем продукт социальной среды в узком смысле
слова — непосредственных условий жизни человека в бли-
жайшем социальном окружении. Но и об этом отношении
воспитания и его эффектов — воспитанности и развитости
индивидуума — следует сказать, что они невозможны без

возрастающего вовлечения самого индивида в процесс вос-
питания.
Одно из самых аргументированных положений педаго-
гической концепции А. С. Макаренко заключается в том,
что ребенок и подросток рассматриваются не только в ка-
честве объекта, но и субъекта воспитания. Без преувеличе-
ния можно сказать, что А. С. Макаренко открыл важней-
шую педагогическую закономерность — переход воспита-
ния в самовоспитание. Такой переход осуществляется, как
известно, в процессе развития педагогических требований,
формирования коллектива и становления коллективной
деятельности, объединенной перспективными линиями и
повседневным решением практических задач. Поскольку
взаимоотношения между личностью и обществом в процессе
воспитания, по правильной мысли А. С. Макаренко, осуще-
ствляются посредством коллектива и в коллективе, постоль-
ку и деятельность индивида носит коллективный характер.
Однако от этого она не перестает быть его деятельностью,
его активным практическим отношением к обществу и
природе, окружающему миру. В процессе превращения пе-
дагогических требований, разделяемых коллективом вос-
питанников, во внутреннее требование отдельной лично-
сти к самой себе строится и система регуляции поведения,
морально воспитанная воля.
Эти идеи А. С. Макаренко... представляют выдающий-
ся интерес для теории социальной детерминации развития
человека.
Именно в свете этих идей более глубоко уясняется ме-
ханизм детерминации посредством возрастающего участия
самой деятельности человека в организации и руководстве
его развитием.
С какой бы стороны мы ни рассматривали социальную
детерминацию индивидуально-психического развития че-
ловека, очевидно, что одним из главнейших ее эффектов
является то, что человек как объект общественных воздей-
ствий в той или иной форме (направленных или ненаправ-
ленных обстоятельств жизни или средств воспитания и т. д.)
становится субъектом этих воздействий в результате соб-
ственной деятельности.
В интересующем нас плане социальной детерминации
индивидуально-психического развития понятия субъекта
и деятельности оказываются неотделимыми. Превращение

человека из объекта в субъект осуществляется лишь по-
средством деятельности, в которой реализуются те или
иные социальные функции человека.
Конечно, такое сближение этих понятий вообще дикту-
ется диалектико-материалистическим пониманием психики.
Но применительно к проблеме социальной детерминации,
как увидим, речь пойдет об определенных видах деятель-
ности, которые являются индивидуальными, но вместе с
тем общественными, поскольку они всегда есть деятель-
ность совокупных индивидов, групп и коллективов, со-
ставляющих определенную часть общества.
Что касается более общего подхода к изучению психи-
ки и сознания в нашей науке, то такой подход сформули-
рован в известном принципе: сознание не только проявля-
ется, но и формируется в деятельности. Этот принцип имеет
методологическое значение как в том смысле, что опреде-
ляет объективную познаваемость субъективного, так и в
том, что указывает на возможность генетического исследо-
вания различных форм отражения в связи, с реальным
процессом жизни и деятельности.
Принцип единства сознания и деятельности уже давно
стал рабочим принципом в отечественной психологиче-
ской науке, причем во всех ее областях и проблемах. Уже в
конце 30-х — начале 40-х годов было положено основание
новому пути психологического познания.
В ряде работ С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева,
Б. М. Теплова, А. А. Смирнова* и других были сформулиро-
ваны важные аспекты нового подхода к изучению созна-
ния. В наиболее отчетливой и обобщенной форме принцип
единства сознания и деятельности был представлен в изве-
стном труде С. Л. Рубинштейна [1945 ].
За последние 20 лет такое понимание стало всеобщим
для ученых нашей страны. Однако объективный ход науч-
ных исследований приводит к близкому пониманию некото-
рых видных ученых и в других странах. Кроме А. Валлона...
следует упомянуть некоторых ученых стихийно ставших
на позиции наследования психического развития через
изучение структуры деятельности и действия. К ним сле-
дует отнести таких выдающихся психологов, как П. Жанэ,
Ф. Бартлетта, Мира Лопеца и других, отвергающих чисто
бихевиористический подход к деятельности, но вместе с
тем считающих бесплодным и субъективистское толкова-

ние сознания. В таких условиях ход исследований и общей
интерпретации психологических фактов неизбежно при-
водил к выводу, что изучение деятельности, ее структуры,
целей, психической регуляции ее динамики, продуктивно-
сти самих продуктов деятельности открывает исключи-
тельные возможности для психологического познания.
Возможно, возрастающий на Западе интерес к советс-
кой психологической науке в известной мере подкрепляется
теми внутренними сдвигами в западноевропейской и аме-
риканской науке, которые связаны с объективным ходом
современных экспериментально-психологических исследо-
ваний. Мы можем быть удовлетворены тем, что отечествен-
ная психология... сознательно встала на путь объективного
познания субъективного через исследование деятельности
и ее психической регуляции, к которому стихийно прибли-
жаются наиболее серьезные исследования в западной науке.
Но возвратимся, однако, к труду СЛ. Рубинштейна, в
котором этот новый подход выступил уже в более или ме-
нее зрелом виде. Уже в 1940 г. С. Л. Рубинштейн сделал
попытку более конкретного рассмотрения психологиче-
ской структуры деятельности и отдельного действия, а
вместе с тем основных видов деятельности, являющихся,
по его мнению, и основными этапами формирования и раз-
вития сознания. Предложенная им классификация основ-
ных видов деятельности носит поэтому ярко выраженный
генетический характер.
В процессе онтогенетического развития человека про-
исходит смена одного вида деятельности другим, хотя воз-
можны и такие состояния, даже отдельные переходные пе-
риоды, в которых противоречиво совмещаются вновь воз-
никающие и «отмирающие» виды деятельности человека.
Как классификация, так и предложенный С. Л. Рубинш-
тейном генетический принцип построения их в определен-
ном порядке, последовательности почти без изменений
вошли во все последующие пособия, учебники и моногра-
фии по детской психологии. Речь идет об известной триа-
де: игра, учение и труд.
Вслед за С. Л: Рубинштейном эти виды деятельности
стали рассматриваться как фундаментальные формы пси-
хического развития человека, формирования его сознания
и личности от рождения до.зрелости. Ранний онтогенез и
эволюция психики маленького ребенка целиком связаны с

развитием игры под руководством взрослых, в процессе кон-
такта с которыми закладываются определенные элементы
психической готовности ребенка к учению. В первые годы
начального обучения учение уже становится ведущей фор-
мой деятельности, но все же совмещается с некоторыми
элементами игры, хотя и преобразованной учением.
В процессе учения как основной деятельности детей и
подростков в условиях обучения постепенно формируется
готовность к труду, который становится основной формой
деятельности взрослого человека. Такова вкратце концеп-
ция основных форм (или видов) деятельности в процессе
онтогенетического развития человека.
Естественно, такая концепция объясняет причинную
зависимость человеческого развития от законов историче-
ского развития общества. Это необходимо, отметить, что
игра и учение рассматриваются в качестве подготовитель-
ных к труду деятельности, в которых формируется
индивидуальное сознание.
Однако эти формы деятельности охватывают по време-
ни основные периоды роста, созревания и формирования
личности. Что касается труда, то рассматриваемая кон-
цепция фактически исключала его из факторов становле-
ния индивидуального сознания и формирования личности,
поскольку весь этот длительный процесс выполняет функ-
цию лишь подготовки к труду как основной, да, пожалуй, с
этой точки зрения и единственной формы деятельности
взрослого человека. С. Л. Рубинштейн и другие исследова-
тели полагали, конечно, что исторически развитие челове-
ка начинается с труда, который сделал человека челове-
ком. Они правильно подчеркивали, что исторически и уче-
ние, и игра сформировались как продукты развития труда,
общественно-трудовой практики людей. Именно путем та-
кого сопоставления двух планов развития — общественно-
исторического и индивидуального — и строилось представле-
ние об определяющей роли труда в человеческом развитии.
Однако, несмотря на наличие рациональных моментов в
такой трактовке, эта концепция в целом оказывается несо-
стоятельной, что обнаружилось практически во всей обла-
сти воспитания и обучения подрастающего поколения.
Обособление учения от производительного, а еще ранее
— от так называемого общественно полезного труда, оп-
равдываемое с такой точки зрения, нанесло определенный

ущерб делу воспитания. Без обучения самому труду и эле-
ментам посильного для детей различных возрастов обще-
ственно полезного труда невозможно сформировать и го-
товность к труду; не только игра, но и учение как усвоение
знаний недостаточны для формирования такой готовности.
Коренная перестройка дела образования во всех ее звеньях
подтвердила необходимость в целях подготовки подраста-
ющего поколения к жизни и всестороннего развития лич-
ности соединения обучения с трудом. Представляются ин-
тересными в этом отношении сдвиги в дошкольном воспи-
тании. Дело не только в том, что в систему дошкольного
воспитания введены элементы обучения и тем самым более
непосредственно закладываются основы учебной деятель-
ности, необходимые для школьного обучения. Правда, это
нововведение тоже показательно, так как свидетельство-
вало об ошибочности представления о том, будто развитие
игры само по себе подготавливает ребенка к учению. Сле-
довательно, как в отношении связей «учение — труд», так
и связей «игра — учение» не подтвердилась гипотеза о том,
что одна форма деятельности возникает из другой вследст-
вие внутренних законов индивидуального развития. Боль-
ше того, оказалось, что не только учение должно быть бо-
лее ранним в сочетании с игрой у дошкольников, но и сам
труд в виде/гак называемого самообслуживания и простей-
ших операций общественно полезной деятельности должен
иметь место в детском саду.
Генетическая концепция деятельностей показала свою
недостаточность и в отношении взрослых людей. С перехо-
дом от учения к труду, согласно з>той концепции, начина-
ется зрелость гражданская, умственная и моральная. При
этом, согласно общему генетическому принципу, предше-
ствующая форма деятельности уступает место новой, по-
степенно как бы отмирает и превращается в своего рода
пережиточный феномен развития. JB свое время педагоги и
психологи старались продемонстрировать такой феномен
на противоречии между игровой и учебной деятельностью
маленького школьника. В картине этих противоречий игра
выступала в роли своеобразного промежуточного феномена.
Подобных прямых попыток в отношении учения у взрос-
лого человека не делалось, но и трактовка связей «игра —
учение» является столь же антигенетической, как и воз-
можное с этой точки зрения рассмотрение учения у взроет

лого человека как пережиточного феномена по отношению
к труду. Но таких попыток, конечно, не делалось ввиду
совершенной нелепости такого представления, несовме-
стимости его со всей современностью, с практической жиз-
нью нашего общества.
Тесная связь современного труда с наукой и необходи-
мость постоянного совершенствования не только профес-
сионально-трудового мастерства, но и знания самоочевид-
на. Жизнь показала, что не только учение должно соеди-
няться с трудом, но и труд с учением, причем независимо
от уровня профессиональной подготовки, квалификации и
возраста. Такая связь — общий закон развития людей в
социалистическом обществе.
Приходится отметить, что не так просто обстоит дело и
с игрой, которую многие специалисты в детской психоло-
гии превратили в возрастную форму предметной деятель-
ности, специфическую именно для ребенка с первого года
жизни до начала систематического учения, то есть до «сня-
тия» игры учением.
Между тем игра как особая форма деятельности имеет
свою историю развития, охватывающую также все перио-
ды человеческой жизни. В подростковом и юношеском, мо-
лодом и среднем, даже пожилом возрасте существуют раз-
нообразные ее проявления и меняющиеся виды «любитель-
ства» в области спорта, искусства, коллекционирования и
т. д. Игровая деятельность взрослых людей составляет
важную сторону их жизни, связанную с так называемым
свободным временем. В этих условиях существуют такие
незаметные переходы от труда к игре и учению, которые
затрудняют какую-либо однозначную характеристику че-
ловеческой деятельности.
Есть еще значительная сфера жизни людей, которая
подчас обедняется вследствие какой-то странной фарисей-
ской боязни. Эта сфера жизни — развлечения, необходи-
мые для отдыха и эмоционального развития человека. Ду-
мается, что все это составляет бесчисленные варианты иг-
ровой деятельности, необходимо включающейся в процесс
жизни и развития людей.
Но если это так, то распространенная в советской пси-
хологии генетическая, «возрастная» классификация видов
или форм деятельности несостоятельна и теоретически.
Вместо «диалектики» смены и снятия одних форм деятель-

ности другими обнаруживается довольно топорная мета-
физика в толковании их периодов и закономерностей ин-
дивидуального развития.
Особенно неприемлемой представляется рядоположность
по значению (для разных периодов) игры, учения и труда.
Не изменяет положения и оговорка, что игра и учение ис-
торически обусловлены трудом, так как в онтогенезе эта
обусловленность себя не только не проявляет, но как будто
бы даже отрицается ходом развития, при котором сущест-
вует односторонняя зависимость учения от игры, а труда
— от учения.
Ранее указывалось, что отечественная психологическая
наука внесла существенный вклад в развитие материали-
стического детерминизма учением о единстве сознания и
деятельности, о деятельности субъекта как необходимого
звена в причинной цепи, обусловливающей психическое
развитие. Вместе с тем отмечалось, что это учение не достиг-
ло такого уровня, который давал бы возможность вскрыть
всеобщий для человека характер социальной детермина-
ции его психических процессов и свойств личности. Это
достаточно ясно следует из картины развития основных
видов (или форм) деятельности человека, которую мы рас-
смотрели.
Каждая из этих форм, взятая отдельно, социально-ис-
торически обусловлена. Поэтому в зависимости от обще-
ственно-экономической формации и классового положе-
ния семьи ребенка или подростка изменяются цели, мотивы,
способы, уровни, результаты игры или учения. В зависи-
мости от этих условий определяется конкретная форма
труда — физического или умственного, а также включение
его в определенную систему производственных отноше-
ний. В детской и педагогической психологии, равно как ив
дошкольной и школьной педагогике, убедительно показа-
на классовая обусловленность деятельности и ее психоло-
гической структуры в классовом обществе. Тем большее
значение для понимания качественно новых путей развития
человеческого сознания имеет освобождение труда и всех
других видов человеческой деятельности от эксплуатации.
Однако остается недостаточно ясным, каким образом
сама человеческая деятельность, ее конкретные формы
или виды выступают в качестве факторов детерминации
психического' развития.

Исключением является, пожалуй, учение, которое трак-
туется как специфическое для человека усвоение обще-
ственного опыта, накопленного человечеством фонда зна-
ния и трудового опыта. Поэтому само учение отражает
процесс слияния общественного с индивидуальным, фор-
мирования индивидуальности посредством содержания и
методов обучения и воспитания. Подчас даже утверждают,
что все психическое развитие ребенка-школьника есть ус-
воение общественного опыта, благодаря чему и самые об-
щественные условия, первоначально являющиеся для него
внешними, затем становятся внутренними. Происходит
это в тех случаях, когда ребенок или подросток сам опери-
рует в своей деятельности теми или иными исторически
сложившимися способами социальной деятельности и осоз-
нает цели, предметы и результаты своей деятельности.
Происходит это, следовательно, в тех случаях, когда
осуществляется усвоение как интериоризация.
Учение в конечном счете предстает как усвоение, меха-
низмом которого является интериоризация. Внешние дейст-
вия в процессе учения становятся внутренними, умствен-
ными действиями субъекта, сознание которого фактически
превращается в продукт его собственной деятельности.
Но оставим в стороне гносеологическую сторону этой
теории, которая не очень ясно решает вопрос о соотноше-
нии объективной действительности и деятельности в струк-
туре сознания. Обратимся к другой, собственно психологи-
ческой стороне этой теории как общей концепции психи-
ческого развития, которая должна объяснять механизм
социальной детерминации другими видами деятельности
индивидуально-психологического развития.
Концепцию усвоения индивидов социального опыта
путем интериоризации приложили и,к объяснению роли
игры в психическом развитии ребенка (особенно Д. Б. Эль-
конин и А. В. Запорожец с их сотрудниками), достигнув
интересных результатов. А. В. Запорожцу удалось пока-
зать, как ребенок в предметных игровых действиях осваи-
вает социальные эталоны тех или иных способов и уровней
функционального развития/Развитие произвольных дви-
жений предстает в результате этих исследований как фор-
мирование предметных действий их целями, мотивами,
способами и результатами, влияющими на изменения ус-
ловий воспитания ребенка. Д. Б. Зльконин подошел к игре

с другой стороны — включения ребенка в общественные
связи, развития посредством игры (особенно ролевой и фа-
бульной) коммуникативных свойств поведения и личности
ребенка. Здесь социальная детерминация выступает по-
средством «вращивания» общественных связей внутрь де-
тского сознания и интериоризации нравственных норм и
отношений.
Но особенно интересно отметить, что в том и другом
подходе, как это ни парадоксально, социальная детерми-
нация психического развития осуществляется через игру
ребенка, которая оказывается при ближайшем рассмотре-
нии лишь средством развития других деятельностей, но не
основной формой развития ребенка в дошкольном возра-
сте, как это всегда утверждается.
В многолетних исследованиях А. В. Запорожца игра ре-
бенка выступает преимущественно как средство развития
познавательных сил ребенка, познания внешнего мира по-
средством активных ориентировочных действий и повсед-
невной деятельности.
Усвоение ребенком эталонов и норм умственной дея-
тельности в соответствии с достигнутым современным об-
щественным развитием уровнем цивилизации свидетель-
ствует о том, что познания ребенка причинно обусловлены
современным уровнем развития познания как обществен-
но-исторического культурного достояния человечества.
Это очень важный вывод, но он доказывает лишь то,
что познание с самого начала благодаря, общественному
руководству индивидуальным развитием (воспитанию) есть
основная форма деятельности индивида именно вследствие
того, что познание есть всемирно-исторический процесс
целенаправленного и обобщенного отражения людьми объ-
ективных законов природы, общества и самого сознания.
Подобно этому выводу приходится заключить, что исс-
ледование роли игры в развитии общественного поведения
и свойств личности выявляет лишь то, что игра как средст-
во весьма эффективно в образовании и развитии другой
важнейшей основной формы деятельности, а именно — об-
щения, которое столь же социально, сколь и индивидуально.
Больше того. Именно благодаря развитию в процессе
воспитания познания и общения, их взаимодействия и сли-
яния в разнообразных формах и возникает (на их основе)
такая синтетическая форма деятельности ребенка, как иг-

ровая. Если не считать процессуальной «спонтанной» иг-
ры, общей для ребенка и детенышей всех животных, то все
формы игры — предметной, фабульной и ролевой, дидак-
тической, театрализованной и т. д. — представляют собой
те или иные интеграции элементов познания и общения.
Вычленение этих элементов в их действительном зна-
чении осложняется обычно смешением понятий в детской
психологии, когда «игра» обозначает и конкретное условие
воспитания (содержание и методы организации различных
игр, включая и так называемые свободные творческие иг-
ры, а не только специально организованные ролевые, ди-
дактические и т. д.), и самую деятельность ребенка, а так-
же эффект этой деятельности в виде той или иной психоло-
гической характеристики.
Иначе говоря, здесь положение таково, каким оно было
в свое время в дидактике, когда отождествлялись обучение
и учение самого ребенка, а тем самым — обучение и психи-
ческое развитие школьника.
Подмена единства воспитания и развития их тождест-
вом, конечно, недопустима ни в отношении учения, ни в
отношении игры. Игра как средство развития есть, собст-
венно говоря, определенная форма дошкольного воспита-
ния. Игра как собственная деятельность ребенка в этих
условиях воспитания есть результат развития более общи*
основных форм его деятельности — познания и общения.
В связи с этим более понятна особая регулирующая и
формирующая роль речи в развитии игровой деятельности
ребенка. Дело в том, что речь является именно тем основ-
ным средством общения, посредством которого и осуществ-
ляется процесс усвоения ребенком исторически сложив-
шихся знаний, то есть процесс становления его логического
мышления и других опосредствованных форм познава-
тельной деятельности. Но все же дело не в самой речи,
которую нередко фетишизируют как фактор психического
развития, а в том синтезе общения и познания, который
составляет основу языка и речи. Познание в его двух фор-
мах — непосредственно образного и логически понятийного
— есть одна из основных сил общественно-исторического
развития человечества, так как наука и искусство позна-
ния непрерывно связаны со всей структурой общественно-
го сознания, вырастающего на почве определенного мате-
риального производства, общественно-трудовой практики.

В этом смысле познание — исторический процесс на-
копления духовных ценностей, отражающих объективные
законы природы и общества, межчеловеческих отношений
и жизни самого человека. Каждый индивид вместе со сво-
им поколением включается в этот процесс и прежде всего
«усваивает» продукты общественного развития: опреде-
ленные духовные ценности класса и эпохи, образующие
путем интериоризации его внутренний мир.
Воздействие науки и искусства на формирование инди-
видуального сознания бесконечно многообразно. Это воз-
действие, конечно, составляет важную форму социальной
детерминации индивидуального сознания. Однако из воз-
действия может возникнуть лишь реакция индивида, хотя
бы и очень сложная. Акция, действие возникают лишь в
процессе взаимодействия.индивида и общества, а не одно-
стороннего воздействия общества на личности...
Непосредственное участие в историческом развитии
духовных ценностей общества осуществляется благодаря
творческой деятельности, производства новых знаний, ду-
ховных ценностей общества. Объективация внутреннего
мира человека, его творческих замыслов и реализация по-
тенций составляют необходимый момент воздействия лич-
ности на общество, превращение личного в общественное.
Такого рода сочетание и взаимопереход интериоризации и
экстериоризации, объективации и «субъективации» может
быть, конечно, только в деятельности, в познавательной
деятельности и осуществляется как процесс социальной
детерминации индивидуального сознания.
Еще более очевиден характер взаимодействия, а не од-
ностороннего воздействия в структуре и динамике обще-
ния любых видов коммуникаций.
В процессе общения люди являются одновременно (или
последовательно) объектами и субъектами.
В процессе общения происходит не только обмен мыс-
лями посредством речи, но, как известно, любая совмест-
ная деятельность, с которой связаны те или иные симпати-
ческие переживания и совокупные результаты сотрудни-
чества, а также те или иные конфликты и моральные
противоречия.
Именно благодаря общению поступок Л становится об-
стоятельством жизни В, С, Д ит. д., а их поступки, экс-
прессивные действия сказываются на поведении Л. Этот

взаимопереход поступка в обстоятельства жизни и собы-
тия составляет постоянную характеристику совместной
жизни и деятельности людей в различных видах коммуни-
каций. Каждый из этих видов имеет свою идеологическую
характеристику и социально-политические источники.
Любой коллектив имеет свою историю и объективные
закономерности развития, определяющие место и функ-
цию индивида, связанного с другими отношениями.
Не требует в общем особых доказательств положение о
том, что общение внутри групп, межгрупповое в коллекти-
ве, межколлективное есть один из самых важнейших кана-
лов социальной детерминации индивидуального развития.
Однако и здесь только в процессе взаимодействия человека
с человеком, группой, коллективом и т. д. происходит цир-
куляция всех тех коммуникативных средств, посредством
которых осуществляется эта детерминация. Собственная
деятельность личности в группе и коллективе составляет
необходимое условие такой детерминации. В процессе об-
щения происходит взаимосогласование ритма, темпа и спо-
собов работы на основе растущего взаимопонимания и вза-
имооценки. Естественно, такое взаимопонимание в про-
цессе общения предполагает более или менее адекватное
чувственное отражение человека в человеке, накопление
информации и регулирование взаимных отношений на ос-
нове общих целей и реальной информации. Благодаря на-
коплению опыта и общению формируются определенные
нравственные отношения и коммуникативные свойства лич-
ности. Больше того, именно процессы общения, жизнен-
ный опыт совместной деятельности составляют источник
знаний человека о человеке, о людях, то есть психологиче-
ское познание —- основа самопознания и саморегуляции.
Общение как деятельность общественного индивида да-
леко не всегда принимается во внимание. Между тем имен-
но личностная характеристика коммуникации и дает воз-
можность понять то условие, при котором коммуникации в
различных формах социальной жизни детерминируют на-
иболее глубокие процессы динамики личности, ее структу-
ру и механизмы развития. К такому выводу мы пришли на
основании многих наблюдений.
В свое время цикл наших исследований охватывал ряд
явлений психического развития человека, относящихся к
области теории характера и психологии общения. В целях

исследований генезиса и источников характерологических
свойств ребенка изучалось формирование самосознания
ребенка в первые годы его жизни, самооценки и ее роли в
образовании характера, зависимости самооценки от оце-
ночных взаимоотношений в процессе общения, особенно,
от педагогической оценки, и т. д.
-Результаты этих исследований были опубликованы в
свое время в монографии «Психология педагогической
оценки» [1935], «Воспитание характера школьника» (1941),
«К постановке проблемы развития детского самосознания»
(1948). В последующем к онтогенетическому и педагогиче-
скому аспектам психологии общения примкнул клинико-
психопатологический аспект, определивший специальное
рассмотрение нарушений коммуникативных функций речи,
а также изучение некоторых особенностей речевого разви-
тия детей в процессе их начального обучения.
Объективный ход этих исследований раскрывал опре-
деленную взаимосвязь процессов общения й познания в
некоторых пунктах развития человека, а именно — сенсо-
моторного развития, связанного с изменением функций и
эволюцией познавательной деятельности в целом. На ран-
них этапах онтогенетического развития человека особенно
важную роль, как показали наши исследования, играет на-
копление сенсорных синтезов в процессе общения. С таки-
ми синтезами связаны не только представления ребенка о
людях, то есть образцы, регулирующие его действие в про-
цессе общения, но и сложные симпатические чувства (нрав-
ственные и эстетические). Речь и поступки, действия и
выразительные движения, то есть поведение в широком
смысле слова, с самого раннего этапа человеческого разви-
тия регулируются процессом отражения, неразрывно свя-
занного у людей с многообразными формами общения.
Вместе с тем процесс общения представляет сложнейший
комплекс взаимоотношений между людьми и отношений
личности к людям, к совместной деятельности и самой се-
бе. Эти взаимоотношения и отношения в процессе общения
переплетены с отношениями личности в процессе позна-
ния внешнего мира.
В другом цикле исследований, а,именно по проблеме
взаимосвязи воспитания и развития детей s процессе их
начального обучения, обнаружились сходные результаты.
Сложные формы общественного поведения детей, склады -

вающиеся в процессе их обучения и воспитания, неразрыв-
но связаны с качественными изменениями сенсомоторного
развития ребенка. В сдвигах этого развития находит одно
из самых глубоких выражений эффект конвергенции по-
знания и общения.
Основным и главным источником такого эффекта явля-
ется труд.
Современная наука во многих подробностях раскрыва-
ет положение о том, что все чувственные деятельности че-
ловеческого мозга преобразованы в процессе историческо-
го развития труда. Созданные трудом различные системы
«орган — орудие» бесконечно повышают «разрешающую
силу» каждого анализатора, а соединение этих систем с
языком и логическим теоретическим мышлением состав-
ляет цепь факторов сенсибилизации, с которой связано
развитие умения и мастерства.
В одной из наших работ совместно с Л. М. Веккером,
Б. Ф. Ломовым и А. В. Ярмоленко удалось показать, что
активное осязание руки человека как естественного органа
и продукта труда, одновременно являющегося органом по-
знания, есть некоторая общая модель взаимосвязи этих
процессов, определяющей структуру индивидуального со-
знания. При таком подходе возможно ближе подойти к неко-
торым закономерностям функционирования и зрительного
' образа в. условиях современных видов трудовой деятельно-
сти, а именно — к управлению машинами по показаниям
приборов.
В сенсомоторном развитии проявляется эффект многооб-
разных конвергенции труда, общения и познания, посред-
ством которых это развитие социально детерминировано.
Разумеется, социальная Детерминация сенсомоторного
развития' лишь частный случай тех эффектов, которые
производятся взаимосвязью труда, познания и общения,
Все формы психического развития человека являются по-
добными эффектами, в которых непосредственно выступа-
ет общность разных сторон личности. В качестве природ-
ных истоков этой общности, вероятно, имеют значение и
основные свойства нервной системы, проявляющиеся как в
темпераменте, так и в одаренности, как в мотивации пове-
дения, так и в особенностях функциональной динамики.
Человек как индивидуальность всегда есть, конечно, инди-

вид со всеми его структурно-динамическими особенностя-
ми. Но не только индивид...
Сущность личности составляет общественные отноше-
ния. Именно этими отношениями посредством основных
социальных видов деятельности (труда, общения и позна-
ния) созидается и существует индивидуальность человека,
опосредствуется и развивается его природа, в том числе и
основные свойства нервной системы.
Имеются, следовательно, различные основания счи-
тать общность разных сторон личности фактом фундамен-
тального значения, поскольку основные формы социальной
деятельности человека, в которых формируются и реали-
зуются его отношения, имеют общие эффекты, производи-
мые их конвергенцией.
К этим эффектам, несомненно, относятся и различные
потенциальные свойства личности: жизнеспособность, рабо-
тоспособность, одаренность, специальные способности и т. д.
Но что представляют собой эти потенциальные харак-
теристики личности, ее скрытые возможности, резервы и
ресурсы человеческого развития? При всем значении мо-
тивационной стороны поведения, то есть направленности
личности, эти характеристики не могут быть сведены к ней
или объяснены полностью ее влиянием. Что касается уров-
ня развития (второй стороны личности, как отметил В. Н.
Мясищев), то он характеризуется не только достигнутым в
данный момент комплексом знаний, навыков и умений, но
и возрастанием под их воздействием самих возможностей.
Поэтому потенциальные характеристики личности всегда
связаны с уровнем ее развития, но также не могут быть
полностью сведены к этой стороне личности. Третьей сто-
роной личности, по В. Н. Мясищеву, является ее структур-
ная характеристика, которая освещает нам человека со
стороны его цельности или расщепленности, последова-
тельности или противоречивости, устойчивости или из-
менчивости, глубины или поверхностности, преобладания
или относительной недостаточности тех или иных психи-
чески^ функций.
Из этого определения следует, что в структуру лично-
сти включается характеристика функционального развития
человека. Не менее примечательно для взглядов В. Н. Мя-
сищева, известного своей последовательностью в проведе-
нии личностного подхода ко всем психологическим про-

блемам, что возможности развития личности связываются
именно с ее функциональной характеристикой. В. Н. Мя-
сищев писал: «До сих. пор мы говорили о личности с точки
зрения ее отношений. Было бы несправедливо, однако, ог-
раничиться только этим и не рассмотреть личность с точки
зрения ее возможностей, то есть не осветить и функцио-
нальную ее сторону» [1936, с. 35].
В трудовой деятельности эти функциональные возмож-
ности определяются отношениями человека, но вместе с
тем сами влияют на процесс и конечный результат реали-
зации отношений в трудовой деятельности людей. В дру-
гой своей ранней работе «Работоспособность и болезни
личности» [1935] В. Н. Мясищев показал, что динамика
работоспособности является сложнейшим синтезом отно-
шений личности и функционального состава процесса ее
работы, включенном в определенную систему отношений.
В этой связи В. Н. Мясищев писал о необходимости рас-
сматривать болезнь «не только с точки зрения нарушений
функций организма, но и с точки зрения производственной
декомпенсации, выключающей человека из трудового про-
цесса и трудового коллектива. Естественно, вопрос о тру-
доспособности, о степени и характере ее восстановления,
который практически и раньше играл определяющую роль
в нашем понимании болезни, приобретает принципиаль-
ное и решающее значение» [Мясищев В. Н., 1935, с. 35].
Трудоспособность, следовательно, является ядром потен-
циальной характеристики личности, рассматриваемой со
стороны ее структуры и уровня развития.
Этому соответствует вместе с тем главная роль трудо-
вых установок, умений и знаний личности в системе отно-
шений и направленности личности: «Изучая личность с
.точки зрения ее отношений, мы должны в первую очередь
изучить ее отношение к труду, выяснить их характер, ход,
условия и перспективы развития» [Там же,с 36 ].
Спустя четверть века В. Н. Мясищев развивает эти
идеи в монографии «Способности», написанной совместно
с А. Г. Ковалевым. Подчеркивая основные положения о
том, что «движущей силой развития способностей являет-
ся труд» [1960, с. 27 ], авторы заключают вместе с тем, что
«способность представляет не простое свойство, а ансамбль
различных свойств личности, выражая не только особен-
ности ее функционального механизма, но и особенности
системы ее отношений к действительности» [Там же, с. 29],

Приведенных ссылок достаточно для понимания пози-
ции, согласно которой изучение системы отношений не
только не исключает, но, напротив, предполагает изуче-
ние функционального механизма развития личности, в
том числе ее направленности и структуры. В еще большей
мере исследования этого механизма оказываются зависи-
мыми от изучения отношений, влияющих на динамику и
уровень психического развития.
Познание и общение являются, как было показано вы-
ше, основными формами деятельности индивидуального
человека с самого начала формирования его личности, по-
средством.которых осуществляется социальная детермина-
ция многих сторон ее психического развития. Как игра,
так и учение выступают эффектами взаимосвязей обще-
ния и познания, а вместе с тем важными средствами даль-
нейшей эволюции каждой из этих основных форм, соот-
ветствующих фундаментальным процессам общественного
развития.
Общение как межиндивидуальная связь и взаимодейст-
вие определяется, конечно, системой конкретных обще-
ственных отношений, в которые оно включено. Как меж-
индивидуальная связь и индивидуальная форма деятель-
ности, осуществляемая посредством этой связи, общение,
всегда соотнесено с определенными исторически сложив-
шимися и социально необходимыми формами коммуника-
ций, регулируется нормами общественного поведения и
морали. Именно поэтому практически невозможно отде-
лить в структуре и динамике общения личное от обще-
ственного, провести резкую грань между ними. Затрудни-
тельно также, несмотря на меняющийся индивидуальный
состав различных коллективов и средств коммуникаций,
полностью абстрагировать их от конкретных людей с их
индивидуально психическими особенностями.
Дело в том, что общение — столь же социальное, сколь
и индивидуальное явление. Поэтому так неразрывно свя-
зано социальное и индивидуальное в важнейшем средстве
общения — языке, механизмом которого является речь.
Пантомимика и жестикуляция, то есть внеречевые формы
общения, становятся таковыми именно тогда, когда экс-
прессия поведения выполняет коммуникативную функ-
цию, не ограничиваясь выразительными движениями. Ре-
гуляторами поведения в условиях общения становятся
нравственно-эстетические оценки, социальная сущность

которых общеизвестна. Вполне аналогичны связи индиви-
дуального и социального в познании как одной из основ-
ных форм человеческой деятельности. Отражение объек-
тивного мира в образах и понятиях, в непосредственно
чувственном и логическом знании есть индивидуальная
познавательная деятельность каждого человека. Однако
накопление' и обобщение чувственных, образных знаний
происходит при обязательном регулирующем участии ре-
чи, которая вместе с тем является основным средством ус-
воения человеком исторически накопленных человечест-
вом обобщенных и опосредованных систем знаний, спосо-
бов познания и методов деятельности. Познание индивида
и складывается путем соединения его жизненного опыта в
его непосредственно чувственном выражении с системами
знаний, существующих всегда в языковой форме и конк-
ретных структурах общественного сознания, особенно на-
уки и искусства. Познание всегда представляет собой изве-
стное сочетание индивидуального и общественного созна-
ния. Однако это не значит, что индивидуальное сознание
сводится к познанию, ограничивается им. Сознание инди-
видуального человека является эффектом совместного
развития познания, общения и труда, их разнообразных
конвергенции. Нет сомнения в том, что с ранних лет это
сознание выступает в качестве такого эффекта конверген-
ции общения й познания.
Возможно ли, однако, что общение и познание, равно
как игра и учение, в раннем онтогенезе порождают созна-
ние индивида без всякого участия труда, хотя исторически
именно трудом порождены любые другие виды человече-
ской деятельности и специфические черты общественного
сознания.
Подобное исключение из общего закона человеческого
развития не имеет места в индивидуальном развитии, в
том числе и на ранних этапах онтогенеза, кроме, конечно,
младенчества.
СТАДИАЛЬНОСТЬ РАЗВИТИЯ
ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ И ТРУД
Сознание как высшая форма психики характеризуется
рядом признаков. К числу их относится активный харак-
тер отражения, включающий не только моделирование

свойств внешних воздействий, являющихся источником
образа или мысли, но и изменение этих свойств под влия-
нием человеческой деятельности, то есть труда,- Внутрен-
няя диалектика сознания — переход от ощущения к мысли
посредством языка — регулируется практикой. Как созна-
ние психическая деятельность есть динамическое соотне-
сение чувственных и логических знаний, их система, рабо-
тающая как единое целое и определяющая каждое отдельное
знание. Эта работающая система есть состояние бодрство-
вания человека, или, другими словами, специфически че-
ловеческая характеристика бодрствования есть сознание.
В этом, конечно, нет ничего нового, но такое сближе-
ние сознания и бодрствования, произведенное с наиболь-
шей тщательностью П. П. Блонским, позволяет познать
самое сознание как одно из проявлений человеческой ра-
боты, как внутренний план человеческой деятельности,
воздействующий на внешние условия жизни человека. Из-
вестно, что сознание человека — продукт развития.
Ребенок Q определенного возраста осознает эффект, ре-
зультат произведенного им действия, причем именно пото-
му, что этот результат нагляден, зрим. Можно даже ска-
зать, что первоначальные факты сознания — это восприя-
тие й переживание ребенком результатов собственного
действия, предметного в форме самообслуживания (одева-
ния или кормления) или игры, графического действия (по-
строение изображения на плоскости листа). Следовательно,
сознание выступает как составная часть эффекта действия
и поэтому неизбежно моментально. Однако в процессе вос-
питания и накопления жизненного опыта подобная момен-
тальность постепенно сменяется внутренней связанностью
состояний сознания, так как осознаются не только эффек-
ты действий, но и процессы деятельности ребенка. Глав-
ным образом под влиянием речи и усвоениях се помощью
общественного опыта, исторически сложившихся способов
деятельности сознание распространяется на весь процесс
деятельности, причем последовательность этого распрост-
ранения обратная, то есть идет от конца (эффект дейст-
вия). Наступает время, обычно относящееся к пяти-шести
годам, когда сознание ребенка охватывает полностью весь
процесс деятельности, начиная с подготовки к действию в
форме складывающегося замысла и намерения, известного
внутреннего плана, намечаемого на тот или иной срок дей-

ствия, первоначально краткий, а затем все более расширя-
ющийся по своим временным диапазонам.
По мере такого расширения возникает возможность бо-
лее длительного удержания в сознании целей деятельно-
сти. От осознания отдельных моментов действия ребенок
переходит полностью к целенаправленной планомерной
деятельности — таков путь индивидуального развития со-
знания, благодаря которому все состояние бодрствования
становится сплошным «потоком сознания», переключае-
мого с одного вида деятельности на другой.
Особенность'такого хода развития дает возможность
понять одну из самых замечательных черт сознания — от-
носительную непрерывность его состояний, образующих
общность различных психических процессов и их отнесен-
ность к «я», то есть к самосознанию субъекта. Механизмом
этой непрерывности состояний сознания является разви-
тие ассоциаций, образование из них ассоциативных рядов,
а из них— ассоциативных, сложно разветвленных систем
и межсистем информационных потоков. Однако в процессе
образования каждой новой системы из определенных ассо-
циативных масс происходит диссоциация, разобщение эле-
ментов ранее образованных ассоциаций С этими момента-
ми диссоциаций связан перерыв непрерывности ассоциа-
тивных потоков, когда в какой-то временной промежуток
общее состояние сознательного регулирования деятельно-
сти сменяется бессознательным течением процесса. При-
рода такого течения отличается от состояний, возникаю-
щих в результате длительной автоматизации тех или иных
актов, когда первоначально сознательное действие стано-
вится бессознательным.
Особенность рассматриваемых случаев бессознательно-
го течения состояний бодрствования заключается в том,
что они совпадают либо с моментами пауз между деятель-
ностями, либо с дизассоциациями, а чаще всего с сочетани-
ем тех и других моментов.
Так или иначе, но функционирование и само становле-
ние сознания понятно только как характеристика регули-
рования деятельности, практического взаимодействия че-
ловека с внешним миром. Сознание как активное отражение
объективной действительности есть регулирование прак-
тической деятельности человека в окружающем его мире.
Благодаря накоплению жизненного опыта, то есть опыта

отражения и самой практической деятельности, усвоению
через язык исторически сложившихся знаний сознание
становится совокупностью субъективных отношений чело-
века к природе, обществу, людям и самому себе. Но есть
более общее субъективное отношение, в известном смысле
порождающее само сознание: отношение к труду, практи-
ческой деятельности, посредством которой человек не при-
спосабливается к окружающей среде, а подчиняет ее собст-
венным нуждам, заставляет служить потребностям обще-
ства. Эта преобразующая мощь трудового воздействия
людей на природу осознается в различных формах творче-
ской деятельности человека, но общим для этих форм яв-
ляется субъективное отношение к труду как главной цен-
ности, образующей внутренний мир человека.
С этой ценностью связано развитие личности как дея-
теля — производителя материальных и духовных благ для
общества, для других людей, основной круг интересов,
привязанностей и вкусов, реализованных идеалов и склон-
ностей, то есть самых существенных мотивов поведения
человека. Естественно, конец трудовой деятельности не-
избежно становится финалом самой человеческой жизни,
драматической развязкой в форме открытого или скрытого
конфликта человека и мира. Психологическая драма ста-
рости человека, как на это справедливо указывают многие
исследователи, заключается не только в том, что старый
человек постепенно теряет своих близких и вообще людей
своего поколения, но и в том, что он выключается из обще-
ственного процесса совокупного производительного труда,
перестает трудиться, пользуясь правом на пенсионное
обеспечение. При этом причиной дезинтеграции личности
является не только само прекращение систематического
труда, но и постепенное разрушение в самом внутреннем
мире человека главной ценности — переживания труда
как блага, как субъективного творческого отношения че-
ловека к окружающему миру. Именно поэтому сохранение
трудового тонуса, продолжение в разных видах обществен-
но полезной деятельности и после наступления пенсионно-
го возраста является важнейшим условием морально-пси-
хического здоровья пожилых и старых людей.
Сравнительное исследование различных форм развития
трудовой деятельности необходимо для понимания стади-
альности индивидуального сознания. Но при этом следует

не забывать, что существуют не только профессионально
определенные специализированные по технике операции
виды трудовой деятельности людей. Сведение труда к про-
фессиональному труду широко распространено в социаль-
но-экономической и психологической литературе. Вместе
с тем труд не есть просто мышечная работа, производимая
в форме тех или иных затрат мускульной энергии в едини-
цы времени, как это представляют нередко в физиологиче-
ских исследованиях процесса работоспособности. Всякий
труд есть взаимодействие субъекта труда с предметом труда
посредством орудии, механизмов, технических устройств,
в результате которого (взаимодействия) создается продукт
труда.
Следовательно, не любая трата мышечной или нервной
энергии, не то или иное построение движений, а продук-
тивная деятельность, производимая посредством орудий
труда и вносящая изменения в окружающую среду, состав-
ляет специфику труда независимо от того, носит ли он спе-
циализированный, профессиональный или, напротив, бо-
лее элементарный характер общих трудовых операций,
посредством которых осуществляется любое практическое
действие с предметами окружающей среды.
В старости, далеко за пределами наступления пенсион-
ного возраста, возможны все виды трудовой деятельности,
включая высокое мастерство, в определенной сфере про-
фессионального труда. Однако на производстве необходи-
мы определенные рамки рабочего дня и нормы. Поэтому
применение сил в производстве часто оказывается затруд-
нительным для старого человека, хотя и здесь изыскива-
ются разнообразные возможности участия старых рабочих
в общей работе производственного коллектива, его борьбе
за технический прогресс и усовершенствование производ-
ства. Во всех остальных сферах труда нет каких-либо объ-
ективных причин, препятствующих нормальной трудовой
деятельности старых людей, при условии ясности их созна-
ния, то есть относительной целостности и связности, не-
прерывности их внутренних состояний.
Сохранение и воспроизведение трудоспособности ста-
рых людей есть, как можно думать, основное условие со-
хранения и воспроизведения самого сознания людей на
поздних стадиях онтогенеза. Если этот вывод правомерен в
отношении поздних стадий онтогенеза человека, а в этом

сомневаться не приходится, то, очевидно, будучи всеоб-
щим, он правомерен и по отношению к ранним стадиям
онтогенеза.
В дошкольной Педагогике и детской психологии, впро-
чем, до недавнего времени, были распространены пред-
ставления, что все действия ребенка суть феномены игро-
вой деятельности, которая исторически порождена тру-
дом, онтогенетически есть подготовка к учению и труду,
но.сама решительно несовместима с трудом.
В раннем детстве и дошкольном возрасте движения оп-
редмечиваются, становятся человеческими действиями с
их речевой (второсигнальной) регуляцией и ориентиров-
кой на исторически сложившиеся социальные эталоны, но
лишь якобы постольку, поскольку они включены в игро-
вую деятельность. Не требует доказательств положение об
особой формирующей роли игры в психическом развитии
ребенка. Однако эта роль не может и не должна маскиро-
вать процесс реальной жизни ребенка, который осуществ-
ляется не посредством игры, а трудовых действий, хотя и
весьма элементарных. Без этих действий ребенок практи-
чески не может удовлетворить ни одну из своих потребно-
стей, разумеется, с того момента, когда взрослые прекра-
щают кормить его с ложечки.
Все действии так называемого самообслуживаниа (кор-
мления, одевания и обувания, ухода за собой, своей ком-
натой и т. д.), участие в домашнем труде составляют важ-
ную сторону повседневной жизни ребенка в семье.
Пренебрежительное отношение педагогики и психоло-
гии к этой стороне жизни ребенка основано на глубоко
ошибочной посылке о «техническом» значении таких дей-
ствий, якобы не оказывающих влияния на психическое
развитие детей.
Лишь в самое последнее время теория дошкольного вос-
питания стала разрабатывать методику трудового воспита-
ния детей раннего возраста, но преимущественно в условиях
яслей и детского сада, то есть общественного воспитания.
Трудовое воспитание детей как в условиях общественного,
так и семейного воспитания начинается с организации ре-
жима и образа жизни при активном участии самого ребен-
ка посредством так называемого самообслуживания. Затем
уже в специальных условиях общественного воспитания
(детского сада, особенно школы) эта элементарная форма

трудовой деятельности сочетается с разнообразными дей-
ствиями общественно полезной работы, являющейся иск-
лючительно важным средством коммунистического воспи-
тания подрастающих поколений. Лишь на основе посте-
пенного накопления практического опыта различных видов
трудовой деятельности и усвоения суммы научных знаний
становится возможным переход (в подростковом возрасте)
к производительному труду в собственном, экономиче-
ском, смысле слова. Однако ни в коем случае нельзя пола-
гать, что именно в этот период начинает свое развитие
трудовая деятельность человека, если рассматривать это
развитие онтогенетически.
Очевидно, такой переход имеет не только частное зна-
чение для расширения психического развития в процессе
формирования личности, но и общее значение для понима-
ния трудоспособности человека.
При изучении человека как субъекта труда выделяются
свойства, необходимые для продуктивного выполнения
тех или иных видов деятельности и для функционирования
в этих видах конкретных систем знаний, навыков, умения.
В совокупности этих свойств человека как субъекта труда
и главной производительной силы общества важное место
Занимает трудоспособность. Изучение этого свойства име-
ет особое значение для определения внутренних факторов
повышения производительности труда за счет автоматиза-
ции, и комплексной механизации производственных про-
цессов, а также благодаря совершенствованию методов ор-
ганизации труда и всей экономики производства. Вместе с
тем повышение производительности труда определяется
рядом других факторов: ростом квалификации и совер-
шенствования мастерства, общим повышением культуры и
образованности кадров, активизацией интересов и любви к
труду, с чем связано превращение труда в первую жизнен-
ную потребность.
Значение этих морально-психологических и общекуль-
турных факторов трудно переоценить, когда рассматривает-
ся вся совокупность условий повышения производительно-
сти труда в современных условиях. Эти факторы составляют
как бы внутренние условия прогресса производительности
труда, так как они характеризуют развитие самого челове-
ка как субъекта труда и технического прогресса.
В связи с пониманием трудоспособности как синтеза фун-

кциональной работоспособности организма и его приспо-
собленности к определенным условиям работы и профессии
особое значение имеет анализ профессионально-производ-
ственных факторов, составляющих основные требования,
предъявляемые к человеку, работающему в конкретных
производственных условиях. Влияние этих факторов, осо-
бенно их комплекса, на функциональное состояние орга-
низма работающего человека является предметом изуче-
ния физиологии и гигиены труда, на основе которых стро-
ится врачебно-трудовая экспертиза.
К числу основных профессионально-производственных
факторов прежде всего относят физические напряжения,
которые градуируются.по определенной шкале. В свое вре-
мя, когда лишь складывалась теория врачебно-трудовой
экспертизы, первым среди профессионально-производст-
венных факторов считалось физическое, или мышечное,
напряжение.
Этому фактору соответствовало и ведущее для недавне-
го прошлого производства положение ручного труда в са-
мых трудоемких операциях. Без преувеличения можно
сказать, что в этих условиях сам человек рассматривался
как энергетический механизм или, во всяком случае, с
точки зрения его приспособленности к выполнению энер-
гетических функций в производственных процессах.
За последние десятилетия, особенно за последние годы,
в связи с огромным развитием энерговооруженности про-
изводства, комплексной механизацией и автоматизацией
производства, «энергетические» компоненты трудоспособ-
ности постепенно снижаются, ослабляются мышечные уси-
лия, сочетаясь с другими разнообразными факторами.
Вынужденные положения тела во время работы облег-
чаются другими, более сложными факторами, к числу ко-
торых, приобретающих все более важное значение в усло-
виях современного производства, относятся разные виды
нервно-психического напряжения. Об этом факторе весьма
ясно пишет В. М. Бурейко: «При современном уровне раз-
вития техники труд человека характеризуется не столько
физическими усилиями, сколько более сложным умствен-
ным действием. Регулирование сложных механизмов, ма-
нипулирование всевозможными рычагами управления по
плану, заранее продуманному работником, представляет
определенную форму умственной деятельности, которая

становится возможной благодаря более или менее длитель-
ному обучению. Разделение труда на физический и умст-
венный все меньше характеризует различие между отдель-
ными профессиями, различные виды труда отличаются
степенью и формами нервно-психического напряжения».
Это весьма верное определение происходящих в насто-
ящее время сдвигов в общем развитии трудовой деятельно-
сти В. М. Бурейко конкретизирует несколько односторон-
не, считая типичными для них профессии пилота, шофера,
машиниста, крановщика, предъявляющие высокие требо-
вания к нервно-психической сфере в связи с необходимо-
стью срочного и точного реагирования при возникновении
аварийных ситуаций. Для этих профессий, объединяемых
условным термином «водительских», существенны эмоци-
ональная устойчивость и сохранность реагирования при
неожиданных переключениях. Однако подобные требова-
ния к деятельности характерны не только для водитель-
ских профессий с их ориентировками и установками на
безаварийность. Для современного производства в услови-
ях автоматизации все более типичной и массовой профес-
сией становится деятельность оператора, управляющего
машинами по приборам. Различные виды деятельности
оператора включают в себя сложные ориентировки, дози-
ровочные реакции при работе с органами управления на
основе тонкого различения индикаций на шкалах прибо-
ров, сигнализирующих о технологическом процессе. Но ес-
ли для водительских профессий уже выработаны объектив-
ные приемы практической диагностики трудоспособности,
то по отношению к этой, наиболее перспективной произ-
водственной профессии операторов такой диагностики еще
не существует. Нет и обоснованной системы противопока-
заний, так как не в полной мере представляется действи-
тельная мера нервно-психического напряжения в работе
оператора, влияние этого напряжения на тонус мышечной
системы, состояние сердечно-сосудистой и эндокринных
систем и т. д.
К числу должностей, требующих высокого уровня нерв-
но-психической сферы, относят организационную работу
типа администратора крупных учреждений, начальника
большого цеха и т. д. Здесь наиболее важными являются
такие интеллектуальные качества, как широта охвата («го-
ризонт»), быстрота принятия решения, распределение вни-

мания. Хотя и нет аварийных ситуаций в общепринятом
смысле слова, как бывает в водительских профессиях, но
решение новых й крупных проблем само составляет ситуа-
цию с высокой степенью умственного напряжения, а орга-
низация коллективных усилий всегда связана с преодоле-
нием не только внешних препятствий и трудностей, но и
конфликтов. Такие особенности организаторской деятель-
ности обнаруживаются как в сфере материального произ-
водства* так и за его пределами.
Противопоказания к-этой деятельности хотя и нееколь-
ко видоизменяются в зависимости от этих условий, но все
же в общем совпадают.главным образом по отношению к
центральной нервной системе и сердечно-сосудистой реак-
тивности. «Средние» требования к нервно-психическому
напряжению по такой классификации относятся к профес-
сиям интеллектуального труда: учителя, юриста, врача,
научного работника и др. Наконец, незначительное нерв-
но-психическое напряжение связано с работой, где ситуа-
ция изменяется мало, трудовые акты стереотипны и отно-
сительно постоянно распределение внимания на несколько
объектов (работа учетчика, табельщика, некоторые ста-
ночные работы, счетная и канцелярская работа). Эти раз-
личия нервно-психического напряжения, несравненно бо-
лее далекие от той нормативности, которая установлена в
отношении физического напряжения по степени и качест-
ву, составляют, очевидно, наиболее важную сторону тру-
доспособности человека в современных условиях.
Если физическое напряжение можно назвать ядром
трудоспособности человека как рабочей силы или энерге-
тического механизма, то нервно-психическое напряжение
составляет такое же ядро трудоспособности человека как
ведущего звена системы управления машинами. Это сопо-
ставление является серьезным аргументом в пользу понима-
ния трудоспособности человека как исторической категории.
В этой связи отметим, что с дифференциацией и услож-
нением технических средств различные анализаторные си-
стемы человека как субъекта труда испытывают все возра-
стающие нагрузки не только и не столько по интенсивности
раздражений, сколько по задачам различения и ориенти-
ровки.
В теории экспертизы трудоспособности имеется суще-
ственное расхождение между двумя подходами: общей ме-

ходики врачебно-трудовой экспертизы и судебной медици-
ны, имеющей дело с более сложными переплетениями тру-
дового права и медицины. Подход судебной медицины к
диагностике трудоспособности представляет собой особый
интерес для психологической теории трудоспособности в
связи с тем, что судебно-медицинская практика должна
давать заключение не только о профессиональной трудо-
способности, но также и об общей трудоспособности, кото-
рую вовсе не учитывает практика ВТЭК. «Для судебных
целей требуется определение степени утраты общей и про-
фессиональной трудоспособности в процентах по отноше-
нию к полной трудоспособности, принимаемой за 100%.
ВТЭК применяет другую классификацию утраты трудо-
способности и решительно отвергает процентную систему»
[Трегубое С Л., 1960, с 15].
Судебно-медицинская экспертиза имеет дело с особы-
ми случаями потери или ограничения трудоспособности,
которые по своему происхождению связаны с увечьем,
травмой в узком и широком смысле слова. В более широ-
ком толковании к травме относят также перенапряжения,
неблагоприятные условия работы и профессиональную вред-
ность. Для оценки степени тяжести травмы и степени огра-
ничения трудоспособности судебно-медицинская экспер-
тиза обязана дать заключение не только о состоянии про-
фессионально-производственной трудоспособности, но и о
том, что носит названия общей трудоспособности.
С. Л. Трегубое считает диагностику общей трудоспо-
собности особенно важным, хотя и весьма трудным делом в
связи с неразработанностью этой проблемы. Он считает
неправильным широко распространенное юридическое оп-
ределение в теории гражданского права, общей трудоспо-
собности, согласно которой она есть способность выпол-
нять неквалифицированный труд. Неквалифицированный
труд должен рассматриваться как выполнение профессио-
нальной деятельности, хотя и самого низшего разряда. По-
этому в целях экспертизы утрата способности выполнять
такую деятельность должна оцениваться по линии профес-
сионально-производственной, а не общей трудоспособно-
сти. СЛ. Трегубов не соглашается и с общепринятой в
медицинской экспертизе классификацией Н. Д. Вигдорчи-
ка, разделяющего трудоспособность на специальную, про-
фессиональную и возможность самообслуживания. Это по-

следняя форма в известном отношении близка к способно-
сти выполнять неквалифицированный труд. На практике
такое низведение общей трудоспособности до самого ни-
зшего уровня труда (неквалифицированного) приводит не-
редко к грубым судебным ошибкам.
С. Л. Трегубов пытается дать более позитивное опреде-
ление общей трудоспособности, возражая против низведе-
ния ее до способности выполнять неквалифицированный
труд и тем более до уровня выполнения операций самообс-
луживания. Нельзя общую трудоспособность низводить до
пределов самых примитивных манипуляций. «Мы подразу-
меваем под общей трудоспособностью, — пишет С. Л. Тре-
губов, — способность человека выполнять довольно широ-
кий круг простейших трудовых процессов, необходимых
для удовлетворения его бытовых нужд, но не регулируе-
мых никакими извне предписанными нормами: самостоя-
тельно передвигаться, приготовлять себе пищу, сохранять
в порядке одежду, жилье, личное имущество. Человек, об-
ладающий достаточным запасом физических и умствен-
ных сил для того, чтобы обслуживать себя, обладает общей
трудоспособностью» [Там же, с. 16].
В этом определении в качестве ядра выделяется способ-
ность к самообслуживанию, хотя автор и критиковал отне-
сение общей трудоспособности к самым примитивным ма-
нипуляциям. Более существенным, чем это определение,
является построение шкалы оценки степени постоянной
утраты общей трудоспособности от несчастных случаев, из
которой отчетливо видна сравнительная роль отдельных
человеческих органов и функций в структуре общей трудо-
способности.
Наиболее тяжелые случаи утраты трудоспособности свя-
заны с травматическими изменениями центральной нерв-
ной системы, причем расстройства собственно корковых
функций квалифицируются как наивысшая степень утра-
ты общей трудоспособности, с которой могут сравниваться
лишь самые тяжелые хронические заболевания органов
дыхания и кровообращения. Что касается костно-мышеч-
ной системы, то степень утраты той или иной функции
оценивается в зависимости от возможного участия данного
органа или его компонента в трудовых действиях (напри-
мер, указательный или безымянный палец правой или ле-
вой руки).

Одним из критериев постоянства утраты, то есть необ-
ратимости пораженных органов и их функций, является
невозможность или малая вероятность восстановления или
по крайней мере компенсации.утраченных функций. Если
же экспертиза признает возможной последующую компен-
сацию, то соответственно уменьшается индекс утраты той
или иной функции. Естественно, с успехами восстанови-
тельной терапии, протезирования органов в широком смыс-
ле слова и теории компенсации функций возрастают воз-
можности, по которым судят об объеме общей трудоспособ-
ности.
Такой подход значительно более содержателен, нежели
оценка по сохранившимся двигательным умениям и навы-
кам в форме действий самообслуживания. Но этот подход,
строящийся посредством гипотезы возможных компенса-
ций, убеждает нас в универсальности механизма образова-
ния новых функциональных систем как общего механизма
развития.
Сохранность общего механизма развития и системы эле-
ментарных трудовых действий составляет две неразрывно
связанные стороны общей трудоспособности. Взаимодейст-
вие ее с конкретными объективными характеристиками
условий и техники определенных видов труда образует
профессиональную трудоспособность, всегда соотнесенную с
требованиями и нормами профессиональной деятельности.
• Конечно, не следует забывать, что трудоспособность —
категория историческая, видоизменяющаяся с развитием
производства и общественной организацией трудовых про-
цессов. По мере обобществления производительных сил,
технического прогресса и увеличения роли науки в их раз-
витии происходит стирание существенных различий меж-
ду физическим и умственным трудом, глубокие изменения
в самом человеке как субъекте труда. Это значит, между
прочим, что возрастает и усложняется роль психической
регуляции трудовых действий, более непосредственно ска-
зывается общий механизм развития человека в переклю-
чениях с одной деятельности на другую, в совмещении
профессий и даже более далеких друг от друга видов дея-
тельности (например, научно-технической и хозяйствен-
ной). Поэтому уже сейчас по мере коренного изменения и
отмирания общественного разделения труда можно заме-
тить существенное изменение всей совокупности призна-

ков профессиональной трудоспособности, как это видно,
например, в том, что диагностическая шкала мышечных
усилий постепенно заменяется новой диагностической шка-
лой психофизических напряжений, общих для самых раз-
нородных профессий. В дальнейшем эта тенденция должна
усиливаться, что означает известное приближение про-
фессиональной трудоспособности к общей.
Вместе с тем в так называемую элементарную трудо-
вую деятельность все более начинают входить наряду с
физическими, предметными действия умственные; пока-
зателем общей трудоспособности оказываются определен-
ные симптомы обучаемости и другие проявления общего
механизма развития.
Стало быть, общая трудоспособность человека является
продуктом его индивидуально-психологического развития
в конкретных социальных условиях, а вместе с тем — одной
из самых постоянных характеристик человека как субъек-
та и личности. Это значит также, что ее образование про-
исходит задолго до начала профессионального труда, а ее
развитие не прекращается с завершением какой-либо кон-
кретной систематической формы профессионального труда.
То, что общая трудоспособность во все периоды зрелости
ни в какой мере не означает превращение ее в функцию
профессионального труда, в нашем обществе покрывают
возрастающие возможности более общих форм производ-
ственной деятельности, сочетающей в себе различные ха-
рактеристики физического и умственного труда. Но такие
возможности складываются только благодаря изменению
социальных условий и техники труда, существенным из-
менениям в общественном руководстве индивидуальным
развитием, то есть в системе воспитания и более раннего
формирования готовности к профессиональному труду пу-
тем последовательного развития общей трудоспособности
и трудовой мотивации.
Такое представление более правильно, чем распростра-
ненное в современной психологии мнение о том, что труд
становится деятельностью индивида только с наступлени-
ем зрелости и с началом профессиональной деятельности.
Ведь с этим мнением связано и молчаливое признание то-
го, что труд, создавший человека в процессе исторического
развития общества, не играет никакой роли в формирова-
нии индивидуальности и индивидуального сознания, меж-

ду тем как последние последовательно развиваются снача-
ла в игре, а затем учении.
Между тем, как мы пытались сказать, труд постепенно
и последовательно развивается от самых элементарных об-
щих форм до сложных профессиональных и межпрофесси-
ональных форм.
Развитие трудовой деятельности индивида проходит
много фаз и этапов, которым соответствует и глубокое из-
менение в структуре индивидуального сознания. Но чело-
век как субъект труда, разумеется, развивается и как субъ-
ект познания и общения. В единую систему выстраивается
вся многообразная цепь вторичных видов деятельности,
своего рода синтезов труда и познания, познания и обще-
ния, общения и труда. К таким вторичным видам деятель-
ности следует отнести игру и учение, которые не отмирают
со зрелостью человека, а продолжают развиваться в новых
условиях. Эффектами конвергенции основных видов дея-
тельности человека в процессе его индивидуального разви-
тия являются характер и способности, общая одаренность
й трудоспособность человека, вся совокупность его налич-
ных ресурсов и потенциальных сил, резервов психического
развития.

IV
Психологическая структура
личности и ее становление
в процессе индивидуального
развития человека
ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
ЧЕЛОВЕКА И ЕГО РАЗВИТИЯ
Проблема личности, являясь одной из центральных в
теоретической и прикладной психологии, выступает как
исследование характеристики психических свойств и от-
ношений личности (общая психология личности), индиви-
дуальных особенностей и различий между людьми (диф-
ференциальная психология), межличностных связей,
статуса и ролей личности в различных общностях (со-
циальная психология), субъекта общественного поведе-
ния и конкретных видов деятельности (все области при-
кладной психологии).
В каждой из этих психологических дисциплин пробле-
ма личности включена в определенный контекст и соответ-
ствующую систему пограничных для нее проблем, понятий
и операций исследования. В общей психологии, помимо
характеристик отношений личности, иерархии ее тенден-
ций и мотивов, специальное значение имеет изучение пси-
хических свойств как высшей интеграции всех феноменов
психического развития человека (психических состояний
и процессов, потребностей, психофизиологических функ-
ций). В такой плоскости рассматриваемые психологиче-
ские свойства человека имеют своими источниками более
частные феномены, которые не только субординационно
связаны с этими высшими уровнями обобщения, но и сами
являются их генетическими корнями.
Метаморфозы психического развития — превращение
психофизиологических функций и потребностей в психи-

ческие процессы и состояния; превращение их в психиче-
ские свойства человека — изучены еще крайне недостаточ-
но по вполне понятной причине новизны и неразработан-
ности генетических методов исследования.
Лишь в процессе длительного и многокачественного ин-
дивидуального развития обнаруживаются объективный
ход становления нервно-психического аппарата человека,
изменение взаимосвязей между всеми его характеристика-
ми, образование и преобразование различного уровня их
интеграции, высшей из которых является структура лич-
ности (организация и синтез ее свойств).
Генетический метод исследования таких метаморфоз
развития, вероятно, потребует множество специальных и
частных исследований, прежде чем сможет стать орудием
построения научной концепции, объясняющей закономер-
ность становления психических свойств человека.
Мы сделали одну из проб такого генетического исследова-
ния в совместной работе с М. Д. Дворящиной и Н. А. Куд-
рявцевой, выполненной в 1965—1967 гг. [1968].
Избранные для этой цели явления константности восп-
риятия были прослежены методом возрастных срезов на
протяжении всех основных стадий онтогенетической эво-
люции — от ранних лет до поздней старости. Таким спосо-
бом было обнаружено, что константность восприятия —
специфический индикатор индивидуального развития и
вместе с тем стабилизатор сенсорно-перцептивных харак-
теристик, противостоящих инволюционным процессам. В
связи с этим выводом пришлось рассмотреть отношение
константности восприятия к другим феноменам развития.
При этом мы учитывали разнородность и многозначность
зависимостей перцептивных процессов от индивидуального
развития человека. Восприятие как процесс формирования
и функционирования чувственного образа действительно-
сти есть сложное сочетание весьма различных образований
— функциональных, операционных и мотивационных.
К функциональным образованиям относятся сенсорные
функции различных модальностей (зрительные, слухо-
вые, тактильные и т. д.), мнемические, психомоторные и
тонические, речедвигательные и т. д. Функциональные ме-
ханизмы восприятия всегда полимодальны и системны; они
постепенно и последовательно складываются в процессе на-
копления и обобщения индивидуального опыта. Естествен-

но, они определяются научением и способами воспитания
функций. Вместе с тем потенциалы и уровни достижения в
тренировке этих функций зависят от природных свойств
человека, особенно возрастных и нейродинамических.
Достаточно сослаться на общеизвестную зависимость
эволюции остроты зрения и слуха, сенсорных полей, гла-
зомера и восприятия глубины от созревания.
Зависимость темпов и последовательность формирова-
ния восприятия величины, формы, цвета dt возрастных
особенностей развития ребенка в первые годы жизни оче-
видны. В определенные возрастные периоды роста и созре-
вания корреляции между этими функциями то усиливаются,
то ослабляются, изменяют свой знак (из положительных
становятся отрицательными) и т. д. Не менее интересны
непосредственные зависимости эволюции и инволюции
сенсомоторных, мнемических и других функций от про-
цесса старения. Так, отмечается определенная последова-
тельность в ограничении и снижении слуховой чувстви-
тельности, начиная с высоких частот, с постепенным пере-
ходом к средним и лишь в самые поздние годы'— к низким.
Имеются данные о возрастных изменениях самой структу-
ры сенсорных полей (особенно полей зрения) в процессе
старения. Есть основания полагать, что в этом процессе
особенно изменяются мнемические функции, причем эти
изменения все более углубляют различия между оператив-
ной и долговременной памятью. Психомоторные функции
на всех уровнях, включая микродвижения, изменяются в
процессах созревания, зрелостных преобразованиях, ста-
рения. В общем возрастные изменения функционального
состава восприятия свидетельствуют о действии биологи-
ческих закономерностей (онтогенеза) и прямом влиянии
природных свойств человека на эту сторону перцептивных
процессов. Об этом свидетельствуют также влияние типо-
логических свойств нервной системы на уровень чувстви-
тельности анализаторных систем, предел их выносливо-
сти, скорость и точность психомоторных реакций, глубину
и прочность следов памяти, то есть состояние мнемических
функций, и т. д.
Функциональные образования, входящие в структуру
перцептивных процессов, в значительной мере определя-
ются такими свойствами индивидуального развития, как

возрастные и индивидуально-типические (нейродинами-
ческие и др.) особенности.
Обучение и индивидуальный жизненный опыт, как мож-
но предполагать, действуют на эти функциональные обра-
зования опосредованно, лишь в соответствии с возрастны-
ми и индивидуально-типическими особенностями. Геноти-
пическая. обусловленность онтогенетических свойств
человека, последовательно развивающихся во времени в
ходе развития, составляет основу функциональных меха-
низмов перцептивных процессов. Однако эта основа реаль-
но, существует лишь во взаимосвязи с накоплением инди-
видуального опыта посредством образования, дифферен-
цировки и генерализации условных связей, в которых и
осуществляется тренировка функций. Эту сторону перцеп-
тивных процессов составляют сложные системы перцептив-
ных действий, которые можно назвать операционными ме-
ханизмами перцептивных процессов. К ним относятся из-
мерительные, соизмерительные, построительные,
корригирующе контрольные, тонически регуляторные и
другие действия, формирующиеся в процессе практическо-
го оперирования с вещами и явлениями — специальными
объектами наблюдения. Совмещение афферентно-эффе-
рентных аппаратов и усиление обратных связей составля-
ют одну из основных характеристик операционных меха-
низмов восприятия, складывающихся в процессе накопле-
ния индивидуального опыта путем научения и усвоения
индивидом общественного опыта.
Каждая из систем перцептивных действий формирует-
ся и функционирует определенным порядком, алгоритм
которого может быть установлен путем пооперационного
анализа. Все известные перцептивные действия возникают
вследствие индивидуального развития и жизненного опы-
та, формируясь в тех или иных рамках научения. Поэтому
перцептивные действия не заданы самой организацией
анализаторов. Напротив, путем построения оптимальных
режимов деятельности наблюдения и отбора наиболее эф-
фективных перцептивных действий можно значительно
раздвинуть границы чувственного познания. Поскольку
перцептивные действия осуществляются с помощью раз-
личных технических и культурных средств (выступающих
как орудия и знаки, своего рода усилители функций), по-
стольку эти опосредствованные функции специфичны для

операционных механизмов восприятия. Однако овладение
этими средствами требует не только времени, но и опреде-
ленного уровня функционального развития, когда стано-
вится возможным оперирование орудиями и знаками, то
есть с формированием у ребенка первичных механизмов
устной речи, манипулятивных операций с вещами и овла-
дением стереотипом вертикального положения. Именно на
второй-третий год жизни приходится исходный период фор-
мирования перцептивных действий; но наиболее важный
период относится к более позднему времени дошкольного
детства. Однако те или иные проявления первоначального
синкретизма восприятия дают о себе знать до начала сис-
тематического научения правилам наблюдения (особенно
в связи с научением правилам чтения рисунка и плана
словесных описаний ситуации).
Несовпадение во времени начальных моментов разви-
тия функциональных и операционных механизмов воспри-
ятия подтверждается многими экспериментальными данны-
ми. Функциональные механизмы в своем первоначальном,
очень раннем возникновении (в первые недели постна-
тальной жизни) реализуют филогенетическую программу
и складываются задолго до возникновения операционных
механизмов, составляя их внутреннее основание, на кото-
ром в процессе научения, воспитания и накопления опыта
поведения строится все более усложняющаяся система пер-
цептивных действий, то есть операционные механизмы вос-
приятия. С их образованием вступают в новую фазу разви-
тия и функциональные механизмы, так как возможности
их прогрессивно возрастают, повышается уровень их сис-
темности. В некоторые периоды индивидуального разви-
тия, к которым, как можно полагать, относится школьный
возраст, юность и зрелость человека, между операционны-
ми и функциональными механизмами устанавливается из-
вестная соразмерность развития, относительное взаимосо-
ответствие.
Принципиально важным для теории восприятия явля-
ется исследование тех изменений, которыми характеризует-
ся перцептивное развитие в процессе старения. Уже обна-
ружены многие факты инволюции сенсомоторных и других
функций, хотя эта инволюция гетерохронна и характери-
зуется более ранними сроками для одних, более поздними
— для других.- Подобные факты давали основание ожи-

дать, что соответственно этой инволюции сенсорных, мо-
торных, мнемических и других функций должна была бы
происходить и инволюция перцептивных процессов. Одна-
ко многие другие данные свидетельствуют.о том, что подо-
бной инволюции противостоят мощные силы индивидуаль-
ного развития, скрытые и в самих перцептивных процес-
сах. В сфере профессионально-трудового опыта, в том числе
научного, технического и художественного, многие факты
подтверждают высокую продуктивность и точность наблю-
дения, несмотря на известное ограничение сенсомоторных
функций и замедление скорости реакций. За пределами
профессионально-трудового опыта у этих же стареющих,
пожилых и престарелых людей легко заметить симптомы
инволюции функций. Такое расхождение фактов объясня-
ется тем, что в этих возрастах вновь нарастает и усилива-
ется объективное противоречие между функциональными
и операционными механизмами восприятия. Гетерохрон-
ной инволюции функциональных механизмов противосто-
ит стабилизированная система перцептивных действий,
непосредственно зависящая от деятельности и ее культур-
но-технических средств, а не от возраста и других природ-
ных свойств субъекта. Если в пожилом и старческом возра-
сте продолжать и совершенствовать свою деятельность,
включающую те или иные операции наблюдения, то явле-
ния инволюции перекрываются и компенсируются опера-
ционным прогрессом.
Структура перцептивных процессов внутренне проти-
воречива, именно с этим основным противоречием между
функциональными и операционными механизмами восп-
риятия в процессе индивидуально-психического развития
человека связаны движущие силы этого развития. К этому
основному противоречию перцептивного развития присое-
диняется другое, связанное со всем ходом жизнедеятельно-
сти человека и его взаимодействия с окружающим миром.
Речь идет о мотивационной стороне перцептивных про-
цессов, определяющей направленность, селективность и
напряженность перцептивных актов. Потребность в виде-
нии, слышании и других видах чувственной деятельности
и возникновение сенсорного голода при невозможности
удовлетворения таких потребностей, установки на выделе-
ние определенных свойств объекта в ситуации, гностиче-
ские интересы и т. д. оказывают регулирующее влияние

как на функциональные, так и на операционные механиз-
мы. Это влияние еще недостаточно изучено, но уже изве-
стно, что эффекты их различны в отношении обоих видов
механизмов. Общее заключается лишь в том, что подкреп-
ление и обусловливание мотивацией обеспечивает необхо-
димый тонус каждого из них.
Предложенный здесь способ анализа перцептивных про-
цессов как совокупности и взаимодействия трех составля-
ющих образований (функциональных, операционных и
мотивационных), на наш взгляд, совершенно необходим
при рассмотрении связей этих процессов и индивидуально-
го развития, в ходе которого противоречиво изменяется
структура этих процессов. Эти изменения строго детерми-
нированы закономерностями онтогенеза и социальной ис-
торией личности, ее практической деятельности и могут
считаться важными симптомами индивидуально-психичес-
кого развития человека. В этом смысле и было ранее сказа-
но, что изменения перцептивных процессов могуг рассмат-
риваться как индикаторы этого развития. Но перцептив-
ные процессы с их сложной, противоречивой структурой
являются не только продуктом индивидуального развития,
но и одним из его факторов.
Обратное влияние перцептивных процессов на индиви-
дуальное развитие в целом обнаруживается при исследова-
нии каждого из составляющих образований. Известно, что
дефекты сенсорного развития (при периферической слепо-
те, глухоте и слепоглухоте), резко ограничивающие функ-
циональные возможности, не только препятствуют образо-
ванию сложных перцептивных систем, но и задерживают
нормальный ход онтогенетического развития.
Нарушения психомоторики и кинестезии при перифе-
рических двигательных параличах у ребенка приводят к
аналогичным результатам. Лишь благодаря социальному,
научному и педагогическому процессам были найдены ком-
пенсации этих дефектов, к которым относится образова-
ние в процессе воспитания новых функциональных систем
и активных действий, перцептивных операций, нормали-
зующих общий ход поведения и жизнедеятельности таких де-
тей. При различных мозговых очаговых поражениях, на-
рушающих функциональные механизмы восприятия, про-
исходит не только расстройство поведения из-за явлений
агнозии, апраксии, афазии, дезориентации-, но и относи-

тельное нарушение жизнедеятельности в целом. Напротив,
специальные методы восстановления нарушенных функ-
ций (так называемой восстановительной терапии), или их
естественная реституция, влияет не только на их нормали-
зацию, но и на общее состояние здоровья.
Восприятие, как и составляющие его основу ощущения,
есть непосредственно чувственное отражение человеком
внешнего мира и регулятор взаимодействия человека с
предметами и явлениями окружающей среды. Поэтому
сенсомоторные и перцептивные процессы составляют ос-
нову психического развития человека и важную .сторону
человеческой жизнедеятельности в целом. Функциональ-
ные механизмы восприятия являются одним из факторов,
обеспечивающих нормальный ход взаимодействия орга-
низма со средой и благосостояние, здоровье индивида.
Операционные механизмы восприятия, с которыми свя-
заны наиболее активные и обобщенные компоненты пер-
цептивных процессов, обеспечивают не только реализа-
цию их функциональных потенциалов, но и необходимые
приспособления, противостоящие их ослаблению, наруше-
нию их инволюции. В этом смысле операционные механиз-
мы выступают как фактор стабилизации функций, что осо-
бенно важно для сохранения уровня жизнедеятельности и
долголетия. Что касается мотивации восприятия, то она
является фактором индивидуального развития в четырех
направлениях: органическом, гностическом, этическом и
эстетическом.
Органическое направление связано с обслуживанием
основных безусловных рефлексов на сохранение постоян-
ства вещества и внутренней среды, оборонительно защит-
ных, размножения и родительских функций, рефлексов на
экологические стимулы и т. д. Это направление мотивации
общо для животных и человека, а остальные специфичны
только для человека.
Благодаря историческому развитию познания (в един-
стве его чувственной и логической сторон) потребность в
знании и методах, с помощью которых оно образуется, яв-
ляется одной из основных духовных потребностей индиви-
да: эта гностическая мотивация влияет на различные уров-
ни жизни человека и его перцептивные свойства. От эле-
ментарных ориентировочно-исследовательских реакций до
сложнейших видов любознательности, познавательных ин-

тересов. Этическая мотивация выражает потребность че-
ловека в людях и социальных связях; она возникает и раз-
вивается в процессе общения, отражая нравственные усло-
вия жизни индивида. Эстетическая мотивация, вероятно,
строится на основе взаимодействия гностических и этиче-
ских мотивов и представляет собой наиболее сложный вид
восприятия как наслаждения эстетическими свойствами
объективной действительности. Существует известная по-
следовательность формирования и развертывания этой раз-
нородной цепи мотивов (от органических до эстетических).
Индивидуальное развитие основано, конечно, не на оди-
ночном мотиве, а это цепь мотивации, являющаяся важ-
ным образованием в перцептивном развитии человека. Са-
мо собой разумеется, расчленение единой структуры пер-
цептивного процесса на функциональные и операционные
механизмы с различными направлениями мотивации от-
носительно и условно. Такое расчленение «имеет смысл
именно для выяснения взаимосвязей между перцептивны-
ми процессами и индивидуальным развитием.
Мы показали целесообразность постановки этой про-
блемы восприятия как продукта и вместе с тем фактора
индивидуального развития. Принципиально такой же под-
ход осуществим в отношении других основных психических
процессов. Среди психофизиологических функций фунда-
ментальное положение занимают мнемические — запечат-
ление, сохранение и репродуктивное функционирование
следовых образований индивидуального опыта. Новейшие
исследования убедительно показали существование этих
функций на различных уровнях (от поведенческого до ней-
ронного, возможно даже молекулярного).
Вместе с тем экспериментальная психология на протя-
жении ряда десятилетий занималась такими явлениями
мнемической деятельности, которые никак не могли быть
сведены к мнемическим функциям. К этим явлениям отно-
сятся, например, разнообразные средства и приемы заучи-
вания, с помощью которых строится произвольное запо-
минание, следовательно, произвольное воспроизведение.
Разностороннее изучение явления реконструкции в сохра-
нении и репродуктивной деятельности, равно как и припо-
минания режимов и правил воспроизведения, обнаружило
участие во всех процессах памяти специализированных
операций, носящих иногда название мнемотехнических.

Не менее примечательна зависимость эффектов сохра-
нения и воспроизведения от установки на сохранение и
последующее использование заученного материала, на-
пряжения познавательных и других потребностей, в общей
мотивации поведения. На более высоком уровне интеллек-
туальной деятельности интересы, убеждения, идеи — раз-
нообразные фильтры и результаты определяют ход разви-
тия мнемических функций и операций.
Есть, следовательно, все основания распространить сфор-
мулированные нами положения о тройном составе психи-
ческого процесса (функциональном, операционном и мо-
тивационном) и на область памяти. Это положение оказы-
вается полезным при ознакомлении с действительно
весьма разнородными явлениями в онтогенетической эво-
люции феноменов памяти. Можно предположить, что эта
разнородность объясняется неравномерным становлением
и различным генезисом функциональных, операционных
и мотивационных механизмов памяти.
Еще Г. Эббингауз сформулировал положение о трех-
фазной характеристике онтогенеза памяти: постепенный
прогресс до 25 лет,, затем стабилизация уровня функций с
25 по 50 лет и, наконец,, инволюция и регресс памяти,
специально изученный Рибо и его последователями. Неко-
торые из исследователей шли дальше Эббингауза и полага-
ли, что прекращение прогресса памяти есть вместе с тем
начало ее регресса. В современной психологии накоплен
огромный экспериментальный материал, который позво-
ляет значительно более дифференциально решать вопрос,
не отождествляя все процессы памяти и не сводя их к мне-
мическому эффекту пластичности нервного субстрата в
начальные периоды онтогенеза. Проблема самовоспитания
и культуры памяти взрослых, анализ жалоб и субъектив-
ных показаний об ослаблении процессов памяти не только
в пожилом и среднем, но даже и в молодом возрасте изуче-
ны в психологии недостаточно, причем главным образом
не в связи с обучением и самообразованием взрослых.
Процессы памяти разнородны, и различие эксперимен-
тальных данных объясняется именно этой разнородно-
стью. Прежде всего приведем факты, свидетельствующие о
действительном снижении некоторых процессов памяти за
период с 20 до 50 лет, то есть до интенсивного старения.
Раньше всего это происходит с образной памятью, причем

ослабление и полное исчезновение так называемой эйде-
тической памяти обнаруживаются к подростковому возра-
сту. По данным Джонса Конрада, снижение ассоциативной
памяти начинается с 20 лет и отчетливо ускоряется после
45. Конкретная память за период с 30 до 50 лет снижается,
согласно Вигасу, на 30—35%. По мнению С. Пако, не очень
обоснованному, логическая память снижается на 35—40%
в период между 20—50 годами. Однако, сопоставляя мате-
риалы опытов в связи с образовательным уровнем испыту-
емых, Пако признает, что в отношении некоторых функ-
ций памяти менее образованные молодые люди как бы на-
ходятся на. уровне более образованных пожилых людей.
Эти функции, конечно, представляют для нас наибольший
интерес. Одной из них является так называемая непосред-
ственная память, оцениваемая в опытах Майльса количе-
ством букв, правильно замененных в течение пяти минут.
Непосредственное воспроизведение таких действий и эле-
ментов опыта имеет обратное значение для регуляции по-
ведения и трудовой деятельности и определяется как опе-
ративная память. Возрастные изменения этого вида памяти
.весьма примечательны. По Майльсу, в 10—17 лет количе-
ство букв, правильно и срочно законторованных, равно
60, а в 18—29 лет это число возрастает до 76.
Рост объема оперативной памяти продолжается и в по-
следующий возрастной период: с 30 до 49 лет эта величина
достигает 80 элементов. Зато сразу же после этого в группе
людей 50—69 лет объем непосредственной памяти снижа-
ется до 51.
В других опытах Майльса, изучающего усвоение переста-
новок букв в алфавите группами испытуемых разных воз-
растов, оказалось, что наивысшие оценки получили испыту-
емые 30—49 лет, затем испытуемые из группы 18—29 лет и
лишь после этого самая младшая из групп (10—-17 лет) и,
естественно, самые старшие группы (с 50 до 89 лет).
В опытах Грекова с группами молодых (от 25 до 33 лет)
и старых (свыше 70 лет) было установлено, что структура
воспроизведения у молодых качественно отличается от
структуры воспроизведения у старых людей. У молодых
имеется не только точное воспроизведение материала (двух
рассказов), но и искажение при воспроизведении, причем
чаще легкое, чем значительное. Однако в этом возрасте не
встречается таких феноменов, как: глубокие забывания

второго рассказа при удовлетворительном воспроизведе-
нии первого, глубокие искажения первого рассказа при за-
бывании второго, забывания через сутки даже при повтор-
ном предъявлении материалов.
Между тем у старых людей, хотя возможны и исключе-
ния, встречаются подобные явления. Память на числа оказа-
лась совершенно несравнимой. Такая задача была непосиль-
ной для старых. Забывания числового материала наступа-
ли у них уже на вторые сутки. То же самое с заучиванием
бессмысленных слогов и с моторной памятью на последова-
тельность движений. Между тем у лиц 25—33-летнего воз-
раста полного забывания числа, последовательности дви-
жений, бессмысленных слогов так и не наступало до конца
экспериментального срока (60 дней).
Все эти факты позволяют думать, что представление о
ранней инволюции памяти у взрослых людей не соответст-
вует действительным потенциалам если не всех, то многих
и потому важных процессов памяти. Здесь действует та же
закономерность, что и в перцептивных процессах: форми-
руется и достигает наивысшего уровня в молодом и сред-
нем возрасте общая система памяти, на базе которой начи-
нает развиваться специализированная система закрепле-
ния и воспроизведения опыта и знаний, необходимых для
данной практической деятельности.
В теории интеллекта в общем тоже констатированы
большинством исследователей относительно ранние сроки
появление оптимумов функционального развития и посте-
пенное снижение с возрастом функциональной работоспо-
собности мышления, памяти и произвольного внимания.
В обзорах С. Пако и К. Ховланда [1963] приведены
мнения и аргументы многих авторов, полагающих, что оп-
тимум развития интеллектуальных функций располагает-
ся между 18—20 годами. Если принять, по Фульдсу и Раве-
ну, логическую способность 20-летнего человека за эта-
лон, то в 30 лет она будет равна 96, в 40 лет — 87, в 50 лет
— 80 й в 60 лет — 75 от эталона [Пако С, 1960 ].
Пако полагает, что в общем оптимум интеллектуаль-
ных функций достигается в юности — ранней молодости,
интенсивность же их инволюции зависит от двух факто-
ров. Внутренним фактором является одаренность. У более
одаренных интеллектуальный процесс более длительный и
инволюция нарастает позже, чем у менее одаренных. Внеш-

ним фактором, зависящим от социально-экономических и
культурных условий, является образование, которое, по
его мнению, противостоит старению, затормаживает инво-
люционный процесс.
В. Овенс и Л. Шоенфельдт [1966], на исследование ко-
торых мы сослались выше, показали посредством совмеще-
ния методов лонгитюдинального и возрастных срезов, что
вербально-логические функции, достигающие первого оп-
тимума в ранней молодости, могут возрастать в зрелые
годы до 50 лет и снижаются лишь к 60 годам.
При определении общей интеллектуальной активности
по способу возрастных срезов они получили картину ста-
ционарного состояния интеллекта, с 18 до 60 лет находя-
щегося почти на одном и том же уровне. По более тонкому
лонгитюдинальному методу, учитывающему индивиду-
альные модификации и генетические связи, выявилось
резкое возрастание индекса от 18 до 50 лет, после имелось
постепенное и незначительное снижение индексов. Этими
авторами отмечены явно выраженные прогрессивные сдви-
ги, эволюция, а не инволюция общих характеристик ин-
теллекта взрослых людей. Должна быть принята во внима-
ние, однако, постоянная тренируемость интеллектуаль-
ных функций у лиц умственного труда, с которыми они
имели дело.
Наиболее представительные возрастные характеристи-
ки взрослых людей получены Д. Векслером, по которому
эволюция интеллектуального развития охватывает значи-
тельный период с 19 по 30 лет. Пики некоторых функций,
например лексических, достигают максимума в 40 лет
(10,5 по сравнению с 17 годами, когда эта функция оцени-
вается в 8,4). Другие функции снижаются после 30 лет,
такое снижение характерно для интеллектуальных функ-
ций, связанных скорее не с речью, а с моторикой. При
суммарном сопоставлении данных юношеского (18—19
лет> и молодого (25—34 года) возраста более высокие по-
казатели интеллектуальных функций обнаруживаются в
молодом возрасте, что расходится с мнением большинства
авторов о юношеском оптимуме функционального разви-
тия интеллекта. Однако такое расхождение поучительно:
оно вновь ставит нас, на этот раз в области интеллекта,
перед фактом гетерохронности функционального разви-
тия в зависимости от различных условий. По отношению к

интеллектуальным функциям такими условиями являют-
ся: речевая или «моторная» прикладная форма умственной
деятельности, образование и обученность, сформирован-
ное умственных операций, перенос опыта, познаватель-
ные интересы (мотивация) и т. д.
Наиболее обстоятельно изучена зависимость интеллек-
туальных функций от словесного и моторного научений.
Моторное научение, весьма успешное в детстве и в ранние
периоды зрелости, оказывается малоэффективным в позд-
ние периоды. Словесноенаучение, напротив, приобретает
более эффективный характер по мере индивидуального
развития и может применяться в более поздние периоды
Зрелости, что, очевидно, связано с возрастающей мощью
второй сигнальной системы. Особенно важна качественная
сторона вербального научения: преобразования самой
структуры речи — лексической и грамматической, специ-
ально изучавшееся Е. Харке. Сопоставление в этом иссле-
довании учащихся 12, 18 и 30-летнего возраста дало воз-
можность выявить прогресс структуры у взрослых сравни-
тельно с подростками и детьми. Одним из проявлений
этого прогресса является переход от простого предложения
к сложнораспространенному с двумя-четырьмя членами, с
чем Е. Харке связывает возросшие возможности речемыс-
лительной деятельности человека в зрелом возрасте.
В ряде своих сравнительно возрастных исследований
В. А. Греков [1964] сопоставлял молодых людей (25—33
лет) со старыми (свыше 70 лет), в том числе по весьма
важным показателям — подвижности и пластичности —
образованию и переделке речевого стереотипа.
По его данным, у молодых такой стереотип образовыва-
ется самопроизвольно, сразу (43%), у стариков же —
только в 8%. У последних значительно чаще стереотип
образовывался некоторое время спустя (48% случаев), что
у молодых встречалось только в 28,5% случаев. Стереотип
образовывался не на все слова-раздражители (24% у ста-
риков), даже по инструкции (12%), и вовсе не образовы-
вался у 8% старых людей. Переделка речевых стереотипов
не встречала каких-либо затруднений в группе молодых, в
то время как в группе старых переделка словесных реак-
ций была затруднительной как на положительные, так и
на тормозные сигналы.
В общем сравнительно с подростковым и со старческим

возрастом люди в молодой и средней фазах зрелости обна-
руживают наиболее высокие реакции переключения и пе-
рестройки ранее усвоенных словесных связей.
Имеются многие факты, свидетельствующие о гетерох-
ронности эволюции и инволюции интеллектуальных фун-
кций, подобно тому как гетерохронны сенсорно-перцеп-
тивные сдвиги. Вследствие этого представления о пике,
или оптимуме, в какой-либо один период для всех функ-
ций оказываются искусственными.
Принципиально сходная структура развития обнару-
живается и в психофизиологической эволюции от 20 до 80
лет, охарактеризованной Б. Д. Бромлеем на основании
массовых обследований психодиагностическим методом
Векслера — Беллвью. Этим методом оценивались вербаль-
ные и невербальные функции, онтогенетические измене-
ния которых распределялись крайне неравномерно. Осо-
бенно примечателен противоположный ход развития неко-
торых вербальных (информированность, определения
слов) и невербальных функций (кодирования цифр гео-
метрическими фигурами, практический интеллект, опре-
делявшийся известной пробой Косса). Уже в 30—35 лет
отмечается постепенная стабилизация, а затем снижение
невербальных функций, которое становится резко выра-
женным к 40 годам жизни, между тем вербальные функ-
ции именно с этого периода прогрессируют наиболее ин-
тенсивно, достигая наиболее высокого уровня после 40—45
лет. Несомненно, речемыслительные, второсигнальные
функции противостоят общему процессу старения и сами
претерпевают инволюционные сдвиги значительно позже
всех других психофизиологических функций.
Эти важнейшие приобретения исторической природы
человека становятся решающим фактором онтогенетиче-
ской эволюции человека. Не менее важным фактором этой
эволюции является сенсибилизация функций в процессе
практической (трудовой) деятельности человека. Сово-
купное развитие этих факторов определяет двухфазный
характер одних и тех же психофизиологических функций
человека.
На первой из них происходят общий, фронтальный
прогресс функций в ходе созревания и в ранние эволюци-
онные изменения зрелости (в юности, молодости и начале
среднего возраста). В этой зоне обычно и располагается

пик той или иной функции в самом общем (еще не специа-
лизированном) состоянии.
На второй фазе эволюции тех же функций совершает-
ся их специализация применительно к определенным объ-
ектам, операциям деятельности и более или менее значи-
тельным по масштабам сферам жизни. Эта вторая фаза
наступает только на наиболее высоком уровне функцио-
нальных достижений в первой фазе и «накладывается» на
нее. Пик функционального развития достигается в более
поздние периоды зрелости, причем не исключено, что оп-
тимум специализированных функций может совпадать с
начавшейся инволюцией общих свойств этих же функ-
ций, что еще характерно для развития речемыслительных
функций и процессов, составляющих механизм, а вместе с
тем и основной продукт теоретической деятельности, или
интеллектуальный регулятор практической деятельности.
Двухфазное развитие психофизиологической эволю-
ции человека — проявление единства человека как инди-
вида и личности — субъекта деятельности.
Длительность второй фазы определяется степенью ак-
тивности человека как субъекта и личности, продуктивно-
стью его труда и общественной значимостью его вклада в
общий фонд материальных и духовных ценностей общества.
Вариабельность каждой из фаз, особенно второй, ее
нижнего и верхнего пределов определяется, однако, не хо-
дом онтогенетической эволюции человека, а его жизнен-
ным путем в конкретных условиях исторической эпохи.
Старты основных видов деятельности и специальных
способностей определяются в периоде поздней юности и
ранней взрослости, к которой относится становление ос-
новного ансамбля социальных ролей и статусов личности.
Обобщенность информации в языке и структура актив-
ного развития функции общения в процессах труда объяс-
няют определенные преимущества в интеллектуальном
развитии людей более старших возрастов. Известно, что
вербально-логические функции продолжают свой прогресс
и тогда, когда эволюция старости уже глубоко затронула
невербальный интеллект и сенсомоторику человека. В пре-
делах всех фаз взрослости не найдено каких-либо непрео-
долимых барьеров для вербального и словесного обучения.
Но каковы возможности развития невербального ин-
теллекта и его связей с вербальным интеллектом?

Пока мы можем судить об изменениях отношений меж-
ду ними в общей структуре интеллекта периода ранней
зрелости. На основании обширных материалов комплекс-
ного исследования университетских психологов и сектора
психологии Ленинградского института АПН СССР мы по-
лучили доказательства того, что в структуре интеллекта
взрослого человека главное значение имеет взаимосвязь
образного и логического, то есть непосредственного и опос-
редованного отражения действительности. Речь идет об
интеллекте взрослого человека, за которым подавляющее
большинство авторов не признает значения чувственно--
образного мышления, считая, что зрелый интеллект есть
полное господство логического мышления вследствие сня-
тия сенсорно-перцептивных свойств логическими. Вспом-
ним, что Л. С. Выготский считал, что уже к концу периода
созревания процессы восприятия полностью снимаются
процессом логического мышления и речи, что интеллекту-
альное развитие обеспечивается лишь высшими интеллек-
туальными функциями — вербально-логическими. Наши
новые данные показывают применительно к поздней юно-
сти — ранней взрослости ошибочность такого представле-
ния об абсолютной логизации и вербализации интеллекта
взрослого человека.
Весьма важным подтверждением нашего тезиса о единст-
ве логического и образного в структуре интеллекта взрос-
лого человека является массовый материал, который пол-
учен по стандартной методике Векслера.
По данным Л. А. Барановой, В. И. Сергеевой и В. П. Ли-
сенковой, наиболее высокие показатели обнаруживают мо-
лодые люди 19 лет. Аналогичные выводы сделаны незави-
симо от них по другим методикам: Я. И. Петровым — в
отношении функции памяти, где самые лучшие показате-
ли тоже дает 19-летний возраст; Н. А. Розе — в отношении
функции психомоторики, относящейся совсем к другой об-
ласти развития. Возможно, что именно на 19 лет прихо-
дится один из главных сенситивных периодов развития
взрослого человека, а вместе с тем и наибольший процент
самых высоких коэффициентов умственного развития.
В ближайшем будущем проблема сенситивных перио-
дов умственного развития взрослых людей будет разраба-
тываться специально. Обратимся к сопоставлению данных
о вербальном и невербальном интеллекте, полученных у

наших 800 испытуемых. Кривая вербального интеллекта
располагается на более высоком уровне, чем кривая невер-
бального интеллекта. К тому же только в невербальном
интеллекте по двум показателям из пяти имеется некото-
рое снижение уровня интеллектуального развития (по тес-
там «набор символов» и «сложение фигур»). Таким обра-
зом, фактор логический явно доминирует над фактором
обравным, но это вовсе не значит, что образного фактора
здесь нет. Однако образный интеллект в этой связи с вер-
бальным занимает необходимое место в общей структуре
интеллекта, это подтверждено всеми методами математи-
ческой обработки.
С возрастом не увеличивается, а уменьшается расхож-
дение уровней вербального и невербального интеллекта.
Наибольшее расхождение между вербальным и невербаль-
ным проявляется у 19-летних людей, а наименьшее из тех,
которых мы нынче изучили, — у 21-летних людей.
Особое значение имеют обнаруженные в наших кол-
лективных исследованиях корреляции с вербально-логи-
ческим и образным мышлением практического интеллек-
та; последний занимает совершенно особое, центральное
место в общей структуре интеллекта.
Каждый из компонентов этой структуры имеет строго
определенное место в корреляционной плеяде и связан оп-
ределенным количеством связей с другими. Некоторые из
компонентов характеризуются напротив, обособленно-
стью и находятся на периферии этой плеяды, которая со-
ставляет как бы переходное состояние по отношению к
другим функциям. Однако, как можно предполагать, меж-
функциональные связи, или плеяды, изменчивы, и сопо-
ставления более отдаленных возрастных трупп покажут
степень их преобразования, а также позволят выделить бо-
лее стабильные и менее стабильные компонеты той или
другой функции.
Представление о внутренней разнородности и противоре-
чивости каждой из интеллектуальных функций оказалось
очень важным для понимания исследующихся в процессе
развития,межфункциональных связей. Это представление
подготовило нас к тому, чтобы понимать взаимодействия
функций не глобально, не тотально, не целиком, в общем,
безразлично, не индифферентно по отношению к любым
компонентам других функций, а парциально, избиратель-

но, в известном соответствии с внутренними функциями
соответствующих компонентов.
Межфункциональные связи определялись корреляци-
онным анализом на различных уровнях надежности. Наи-
менее надежный процентный уровень дал наибольшее ко-
личество связей, часть из которых осталась в корреляци-
онных плеядах с более высоким уровнем надежности.
Вместе с тем нигде не существуют только положительные
или только отрицательные корреляции, они обычно отно-
сятся друг к другу в известной пропорции, чаще всего как
три к одному (положительных к отрицательным).
Возможно, в процессе развития эти связи изменяются
не только качественно, но и количественно. По характеру
эти связи, очевидно, детерминированы внутренней приро-
дой каждой из функций. В качестве примера можно приве-
сти положительные корреляции образного мышления с не-
произвольным запоминанием и нейродинамическими ха-
рактеристиками и отрицательные корреляции того же
образного мышления с произвольным запоминанием и не-
которыми операциями логического мышления. Среди свя-
зей внимания с другими функциями — 18 положительных
и только 4 отрицательные корреляции на 5%-ном уровне,
что свидетельствует о всеобщем участии регуляторных
функций в интеллектуальной деятельности. На более вы-
соком уровне надежности выделяются по своему значению
положительные корреляции между объемом внимания и
произвольным запоминанием. В центре межфункциональ-
ных связей на всех уровнях находятся положительные кор-
реляции между вербальным и невербальным интеллектом,
а также общим коэффициентом интеллектуального разви-
тия, по Векслеру, со всеми другими функциями.
Все это несомненно подтверждает, что связь между вер-
бальным и невербальным интеллектом составляет ядро
структуры интеллекта. Но особенно поразительным фак-
том, совершенно неожиданным и не вытекающим из совре-
менной теории структуры интеллекта, надо признать то,
что на всех уровнях надежности наряду с вербальным и
невербальным интеллектом в центре межфункциональных
связей, в ядре межфункциональных связей находится
практическое мышление, которым обычно пренебрегают
общая психология, теория интеллекта и логика. Если логи-
ческое мышление связано с образным отрицательной кор-

реляцией, а образное мышление с логическим — тоже от-
рицательной корреляцией, то практическое мышление
связано с тем и другим положительной корреляцией. Оно
вообще имеет наибольшее число связей, наибольшую мощ-
ность связей и составляет самый активный компонент
межфункциональных плеяд.
Разнообразные феномены и виды мыслительной работы
взрослого человека обнаруживают дифференциацию,
весьма сходную с вышеописанной дифференциацией сен-
сорно-перцептивных и мнемических процессов. Наиболее
очевиден, особенно в отношении вербального и практиче-
ского интеллекта, операционный механизм этих явлений.
Логические операции и построение из них сложных рацио-
нальных систем характеризуют любой из феноменов ин-
теллекта.
Логико-математические координации, как показал Ж.
Пиаже, имеют свою онтогенетическую историю, с которой
связано само формирование субъекта.
Не меньшее значение имеет гностическая мотивация —
возникновения и развития потребностей познания, с кото-
рыми связано выделение объекта и проблемы, теоретиче-
ский интерес и необходимый уровень активности, опреде-
ляющий неотступность думания.
Вместе с тем при смене операций или мотива интеллек-
туальной деятельности часто сохраняются скорость и точ-
ность интеллектуальной реакции, ориентировка в ситуа-
ции или решении задачи, в программировании и регуля-
ции сложных действий.
Существование высших, то есть интеллектуальных,
вербально-логических функций в собственном смысле слова
подтверждается современной нейропсихологией. Особенно
интересны сравнительно вербальные данные, в частности
сопоставления детского, взрослого, старческого интеллек-
та; при этом сопоставлении обнаруживается ослабление
речемыслительных функций при сохранении и прогрессе
операционных механизмов мышления в пожилом и старче-
ском возрасте. Операционные механизмы и здесь, подобно
мнемической и перцептивной деятельности, оказывают со-
противление инволюционным процессам. Сенсорно-пер-
цептивные, мнемические, вербально-логические процес-
сы, следовательно, — сложные образования, в которых
взаимодействуют функциональные, операционные и мо-

тивационные механизмы, относящиеся к различным клас-
сам характеристик человека. Эти характеристики лишь
относительно обособлены друг от друга, но при всей их
взаимосвязи нельзя не учитывать различные источники
этих механизмов.
Функциональные механизмы связаны с определенными
структурами и являются эффектами тех или иных нейро-
динамических свойств, генерируемых этими структурами.
Иначе говоря, функциональные механизмы могут быть по-
няты лишь в связи с основными характеристиками челове-
ка как индивида. Поэтому эти функциональные механиз-
мы детерминированы онтогенетической эволюцией и при-
родной организацией человеческого индивида. Мы имеем
много данных в пользу положения о подверженности пси-
хофизиологических функций непосредственным влияниям
факторов возраста (роста и созревания, зрелостных преоб-
разований, старения и старости), нейродинамических и
конституциональных особенностей человека. Все эти фак-
торы, напротив, не оказывают какого-либо прямого влия-
ния на операционные механизмы, складывающиеся в про-
цессе той или иной деятельности самого человека (теоре-
тической и практической).
Тренировка психофизиологических функций в процес-
се деятельности и образование тех или иных систем вре-
менных связей еще недостаточны для развития операцион-
ных механизмов. Они строятся по определенным правилам
и процедурам, исторически сложившимся в социальном
развитии человека, образуя тот или иной порядок взаимо-
связанных действий с определенными орудиями или зна-
ковыми системами, то есть средствами техники и культуры.
Именно эта опосредованность социальными, технически-
ми и культурными компонентами деятельности характе-
ризует операционные механизмы (перцептивные и мнеми-
ческие действия, логические и грамматические операции).
Операционные механизмы не содержатся в самом мозге
— субстрате сознания, они усваиваются индивидом в про-
цессе воспитания, образования, в общей его социализации, и
носят конкретно-исторический характер. В зависимости от
уровня техники и культуры, накопленного трудового опы-
та и мастерства складывается тот или иной операционный
механизм конкретной человеческой деятельности (с ее оп-

ределенным предметом и орудиями труда, технологией и
Организацией),
Иначе говоря, операционные механизмы относятся к
характеристикам человека как субъекта деятельности.
Наконец, мотивационные механизмы, включающие
все уровни мотивации (от органических потребностей до
ценностных ориентации) относятся к характеристикам че-
ловека как индивидам личности.
Подобное строение психических процессов обнаружи-
вается не только в гностических, интеллектуальных, но и в
эмоционально-волевых.
Тонические психофизиологические функции, связан-
ные с метаболическими и эндогенными процессами жизне-
деятельности, генерируемые кортико-ретикулярными ап-
паратами, включаются в сложные системы общественного
поведения с их символикой, правилами и моральными нор-
мами, отношениями, регулируемыми правом и моралью.
Эти системы целенаправленных и ценностноориентиро-
ванных поступков представляют собой своеобразный опе-
рационный механизм эмоционально-волевых процессов.
Мотивационный механизм этих процессов развертыва-
ется на уровне нравственных и эстетических чувствова-
ний, идеалов и вкусов.
В каждом из психических процессов, как можно ду-
мать, представлены проекции всех основных характери-
стик человека как индивида, личности и субъекта деятель-
ности.
Объединение психических процессов в сложные ансам-
бли — психические состояния и свойства, надо думать,
способствует образованию этих более высоких уровней ин-
теграции благодаря взаимосвязи основных характеристик
человека, его целостности и единства.
Структура личности имеет своим генетическим источ-
ником длительные и разнообразные метаморфозы психи-
ческих феноменов, особенно их интеграцию по рассмот-
ренному нами типу. В этом смысле структура личности —
продукт индивидуально-психического развития, которая
выступает в трех планах: онтогенетической эволюции
психофизиологических функций, Становления деятель-
ности и истории развития человека как субъекта труда,
познания и общения, наконец, как жизненного пути чело-
века — истории личности. Вместе с тем структура лично-

сти, сложившаяся в процессе индивидуального развития
человека, сама детерминирует направление, степень изме-
нения и уровень развития всех феноменов психического
развития. С. Л. Рубинштейн именно в этой структуре лич-
ности, в комплексе личностных свойств усматривал те внут-
ренние условия, через которые действуют те или иные внеш-
ние факторы.
Промежуточные переменные, между ситуацией и пове-
денческой реакцией на нее образуются из взаимодействия
основных характеристик человека, характером которых
является структура личности.
Мы подробно рассмотрели эти характеристики в дру-
гой, более общей нашей работе [Ананьев Б. Г., 1969].
Поэтому мы ограничиваемся здесь схематическим опи-
санием этих характеристик, которые образуют структуру
человека как индивида, личности и субъекта деятельности.
Характеристики человека как индивида
Имеются основания для выделения двух основных клас-
сов индивидных свойств: 1) возрастно-половых и 2) инди-
видуально-типических. В первый из них входят возраст-
ные свойства, последовательно развертывающиеся в про-
цессе становления индивида (стадии онтогенетической
эволюции) и половой диморфизм, интенсивность которого
соответствует онтогенетическим стадиям. Во второй класс
входят конституциональные особенности (телосложение
и биохимическая индивидуальность), ней родин омические
свойства мозга, особенности функциональной геометрии
больших полушарий (симметрии — асимметрии функцио-
нирования парных рецепторов и эффекторов). Все эти
свойства являются первичными и существуют на всех
уровнях, включая клеточный и молекулярный (за исклю-
чением нейродинамических и билатеральных свойств ор-
ганного и организменного уровней).
Взаимодействие возрастно-половых и индивидуально-
типических свойств определяет динамику психофизиоло-
гических функций (сенсорных, мнемических, вербально-
логических и т. д.) и структуру органических потребно-
стей.
Эти свойства индивида можно назвать вторичными,
производными эффектами основных параметров индиви-
да. Есть основания предполагать, что высшая интеграция

всех этих свойств представлена в темпераменте, с одной
стороны, и задатках — с другой.
Основная форма развития всех этих свойств — онтоге-
нетическая эволюция, осуществляющаяся по определен-
ной филогенетической программе, но постоянно модифи-
цирующаяся все возрастающими под влиянием социаль-
ной истории человечества диапазонами возрастной и
индивидуальной изменчивости. По мере развертывания
самих онтогенетических стадий усиливается фактор инди-
видуальной изменчивости, что связано с активным воздей-
ствием социальных свойств личности на структурно-дина-
мические особенности индивида, являющиеся их генетиче-
скими источниками.
Характеристики человека как личности
Исходным моментом структурно-динамических свойств
личности является ее статус в обществе (экономические,
политические и правовые, идеологические и т. д. положе-
ния в обществе), равно как статус общности, в которой
складывалась и формировалась данная личность. На осно-
ве статуса и в постоянной взаимосвязи с ним строятся сис-
темы: а) общественных функций-ролей и б) целей и ценно-
стных ориентации.
Можно сказать, что статус, роли и ценностные ориен-
тации образуют первичный класс личностных свойств,
интегрируемых определенной структурой личности. Эти
личностные характеристики определяют особенности мо-
тивации поведения, структуру общественного поведения,
составляющих как бы второй ряд личностных свойств. Вы-
сшим интегрированным эффектом взаимодействия пер-
вичных и вторичных личностных свойств является харак-
тер человека, с одной стороны, склон ноет и — с другой.
Основная форма развития личностных свойств человека —
жизненный путь человека в обществе, его социальная био-
графия.
Основные характеристики человека как субъекта дея-
тельности
Исходными характеристиками человека в этой сфере
развития являются сознание (как отражение объективной
деятельности) и деятельность (как преобразование дейст-
вительности). Человек как субъект практической деятель-
ности характеризуется не только его собственными свойст-
вами, но и теми техническими средствами труда, которые

выступают своего рода усилителями, ускорителями и пре-
образователями его функций. Как субъект теоретической
деятельности человек в такой же мере характеризуется
знаниями и умениями, связанными с оперированием спе-
цифическими знаковыми системами.
Высшей интеграцией субъектных свойств является твор-
чество, а наиболее обобщенными эффектами (а вместе с
тем потенциалами) — способности и талант.
Основными формами развития субъектных свойств че-
ловека являются подготовка, старт, кульминация и фи-
ниш, в общем история производственной деятельности че-
ловека .в обществе.
Разумеется, разделение человеческих свойств на инди-
видные, личностные и субъектные относительно, так как
они суть характеристики человека как.целого, являющего-
ся одновременно, природным и общественным существом.
Ядро этого целого — структура личности, в которой пере-
секаются (обобщаются) важнейшие свойства не только
личности, но также индивида и субъекта.
СТРУКТУРА ИНДИВИДУАЛЬНОГО
РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА
Современная наука располагает вполне объективным
подходом к изучению целостности организма и его онтоге-
нетического развития, к познанию и овладению внутрен-
ними связями между всеми частями структуры развития
живых систем. Современное естествознание с его подходом
к организму как к целостной, сложной, саморегулирующей-
ся системе успешно применяет новейшие математические
методы исследования связей между отдельными феноме-
нами развития. Благодаря этому мы знаем, что корреля-
тивные зависимости между органами и функциями орга-
низма составляют важную характеристику его целостности.
На различных стадиях онтогенеза коррелятивные отно-
шения существенно изменяются по типам и значению для
индивидуального развития. Обратимся к открытым круп-
нейшим советским биологом Шмальгаузеном трем типам
корреляций: 1) геномные взаимосвязи, обусловленные ге-
нами через биохимические процессы, происходящие в
клетках того же самого материала, в котором реализуются
изменения; 2) морфологические корреляции между орга-

нами также непосредственно запрограммированы, но осу-
ществляются путем передачи вещества или возбуждения
от одной части к другой; 3) эргонтические взаимозависи-
мости, которые определяются функционированием самих
членов корреляционной пары, влияющей на изменение их
строения и способа функционирования. Геномные и мор-
фологические корреляции специфичны для периодов роста
и созревания, то есть детства и отрочества.
Вследствие этих корреляционных объединений разных
органов, систем и их функций происходят передача, пере-
брос, преобразование одних функций под влиянием изме-
нения других.
Этот корреляционный порядок исключает возможность
чисто локального изменения одних функций под внешним
воздействием без тех или иных сопутствующих сдвигов в
других функциях.
Более активными и глубокими по отдаленности и мно-
гообразию эффектов являются корреляции третьего типа
— эргонтические, которые постепенно развертываются к
концу периодов роста и созревания и приобретают решаю-
щее значение для взрослого организма и его сформировав-
шихся функций.
При любом типе корреляций изменяется весь организм,
и это изменение влияет на дальнейший ход онтогенеза в
целом.
В свою очередь, сохранению целостности способствуют
только те коррелятивные связи, которые соответствуют
внешним условиям существования. Среда, таким образом,
выступает как важнейший определитель целесообразности
коррелятивных связей в структуре самого организма.
Проблема человеческого развития несоизмерима по
всей сложности с любой из биологических проблем. Чело-
веческое развитие обусловлено взаимодействием многих
факторов: наследственности, среды, биогенной, абиоген-
ной, социальной, воспитания (вернее, многих его видов
как направленного воздействия общества на формирование
личности), собственной практической деятельности чело-
века. Эти факторы действуют не порознь, а вместе на
сложную структуру развития, то есть цепь корреляций
между многими нейропсихическими функциями, процес-
сами, состояниями и свойствами личности.
Управление процессом развития реально осуществля-

ется посредством регулирования этих связей, то есть по-
средством управления коррелятивными зависимостями
между определенными психофизиологическими функция-
ми и свойствами личности.
Внутриорганические причины дизассоциации функций
ослабляются или усиливаются социально-педагогически-
ми факторами, которые всегда так или иначе связаны кор-
реляционными зависимостями одной и той же функции от
других той же модальности. Если не учитывать этих зави-
симостей и их сдвигов в, разные периоды жизни и периоды
воспитания, то можно прийти к ошибочным заключениям
о прямой зависимости функции от какой-либо внешней
причины. На самом деле существуют цепочки, или плея-
ды, корреляций, которые составляют внутренние условия
работы любой нервно-психической функции. Эти плеяды,
разумеется, усложняются по мере перехода к.речемысли-
тельным процессам, играющим ведущую роль в процессе
умственного развития человека.
Статистически достоверные корреляционные плеяды
получены Я. И. Перовым, обнаружившим в зрительной па-
мяти юношей и девушек комплекс зависимостей между
различными мнемическими функциями. Далеко не все из
них коррелируют с любой из других мнемических функ-
ций, однако все они без исключения коррелируют с объе-
мом памяти на слова. Опыты В. Н. Андреевой на тех же
испытуемых показали, что аналогичные положения имеют-
ся в слуховой памяти, где центральное положение занимает
в корреляционной плеяде также объем словесной памяти.
Сходные явления замечены нами при исследовании
внимания. В центре корреляции между объемом внима-
ния, переключением, концентрацией, помехоустойчиво-
стью и другими свойствами находится объем перцептивно-
го внимания, в свою очередь, положительно коррелирую-
щий с силой нервных процессов.
Можно предположить, что общая емкость, или объем
работы функции в единицу времени является важным по-
казателем умственной способности. Об этом же говорят
предварительные данные Е. И. Степановой и других о кор-
реляционных связях между различными характеристиками
мышления. Объем отбираемых в мыслительных процессах
понятий, емкость семантического поля и объем активного
словарного состава в речи обычно положительно коррели-

руют с продуктивностью, системностью и произвольнос-
тью этих процессов.
Теснейшая связь объемных характеристик разных ин-
теллектуальных функций со всеми другими их характери-
стиками не означает, однако, что сущность этих функций
— лишь в информационной емкости или пропускной спо-
собности мозгового аппарата. Эта коррелятивная значи-
мость не в меньшей мере свидетельствует о зависимости,
хотя и не в равной степени, объемной характеристики
функций от всех других. Следовательно, таким важным
для общей структуры умственной деятельности свойством
можно управлять, изменяя любую функцию в процессе обу-
чения, но при этом обязательно учитывая возможность со-
пряженного или сопутствующего изменения других функ-
ций и характеристик.
Новейшие экспериментальные данные и их математи-
ческая обработка средствами корреляционного, факторно-
го, дискриминантного анализов делают мысль Л. С. Выгот-
ского о межфункциональных связях положительным выво-
дом современной науки. Вместе с тем для педагогической
антропологии создается реальная возможность объяснить
механизмы гомогенных и гетерогенных связей между вос-
питанием и развитием, найти средства управления этими
связями для обеспечения глубинных эффектов воспита-
ния. Структурный подход оказывается весьма эффектив-
ным и при исследовании развития одной функции или про-
цесса, если в них включены многие операции и компоненты.
В коллективном совместном исследовании лаборатории
дифференциальной психологии Ленинградского универси-
тета и сектора психологии НИИ АПН СССР уже несколько
лет ведется комплексное структурное исследование умст-
венного развития. Обнаружены различные сложно ветвя-
щиеся цепи психофизиологических корреляции между
сенсорно-перцептивными, мнемическими, вербально-ло-
гическими функциями. Эти цепи, или плеяды, психофизи-
ологических корреляций находятся в состоянии постоян-
ного развития и преобразования, усиливающегося или ос-
лабляющегося, ускоряющегося или замедляющегося под
влиянием самой умственной деятельности. Совместная ак-
тивность коррелируемых функций есть нормальное состо-
яние человеческого интеллекта, имеющее значение для
жизнедеятельности в целом.

В наших коллективных комплексных исследованиях
развития интеллектуальных функций измеряются различ-
ные общесоматические и вегетативные изменения, связан-
ные с интеллектуальным напряжением. Измерения сдви-
гов (в общем обмене содержания сахара в крови, кислород-
ной насыщенности крови, потоотделения, артериального
давления крови, мышечного тонуса и т. д.) показывают в
подавляющем количестве случаев, что для определенных
уровней интеллектуального напряжения существуют оп-
ределенные вегетативные, биохимические и психомотор-
ные эквиваленты, видоизменяемые в зависимости от типа
телосложения и свойств нервной системы. Наличие таких
эквивалентов объясняет механизм гетерогенного влияния
умственного воспитания и обучения на физическое развитие
и общее состояние здоровья. Психофизическое здоровье
зависит от правильно организованной умственной работы,,
что способствует не только установлению эмоционального
тонуса, необходимого для нормальной жизнедеятельности,
но и упорядочению вегетативных и психомоторных реак-
ций, то есть нормальному ходу процессов жизнедеятельно-
сти. В этой связи приобретают значение некоторые выводы
современной геронтологии о факторах долголетия. Обра-
зование и умственный труд, постоянная тренируемость
умственных функций составляют главнейший фактор
сохранения жизнестойкости и жизнеспособности долго-
летия человека, если этот фактор, разумеется, подкреп-
ляется действием режима жизни, питания и физической
работой. Однако среди этих факторов умственный труд,
обеспеченный необходимым образованием и культурой
учения, является ведущей силой, противостоящей инволю-
ционным процессам. Исследования С. Пако, С. Майльса,
К. И. Пархона, Т. Ф. Бурльера и многих других убеждают
«в том, что физическое долголетие есть интегральный ре-
зультат многих обстоятельств жизни, форм воспитания и
видов деятельности самого человека, но в этом интеграль-
ном эффекте воспитанность интеллекта и способность са-
мообразования занимают центральное место.
Можно даже предположить, основываясь на данных, о
которых сейчас пойдет речь, что в некоторых отношениях
гетерогенные влияния умственного воспитания на физиче-
ское развитие приближаются по мощи к гомогенным влия-
ниям физического воспитания на физическое развитие. В

этом отношении любопытны данные Ментоя, Ван-Хусса,
Олсона и других, опубликованные в 1956 г. Они изучали
физическое состояние бывших воспитанников Мичиган-
ского университета, усиленно занимавшихся спортом во
время обучения в университете, и их товарищей — неспор-
тсменов. Достоверных различий в состоянии сердечно-со-
судистой системы и других функций они не обнаружили.
Любопытна статистика, собранная в Кембриджском
университете, где изучалась продолжительность жизни
бывших студентов этого известного английского универси-
тета, сопоставляя спортсменов и неспортсменов, занятых
умственным тру дом. Средний возраст умерших среди спорт-
сменов 67—79 лет, а неспортсменов — 69—81 год. Среди
долгожителей в возрасте 80 лет неспортсменов было боль-
ше (231), чем спортсменов (186), а в 90 лет эти различия
значительно сгладились, хотя и здесь неспортсменов было
несколько больше (26 по отношению к 23).
Как видим, наряду с физическим воспитанием, то есть
гомогенным воздействием, умственное воспитание, то есть
гетерогенное воздействие, определяет физическое разви-
тие человека.
О таких гетерогенных влияниях свидетельствуют и об-
щеизвестные факты уменьшения латентного периода вре-
мени реакций всех типов (двигательных, сосудодвигатель-
ных, речедвигательных) под воздействием умственного
упражнения и уровня образования.
Поскольку современная наука располагает достаточ-
ным числом фактов такого рода, полученных на человеке,
постольку можно с полным основанием переносить в ант-
ропологическую область выводы, относящиеся к опытам по
научению животных. Шведский нейробиолог Г. Хольгер
разработал методику выделения изолированных живых
клеток мозга, а затем ядра из тела нейрона для анализа его
компонентов, особенно РНК, содержание которой в мозго-
вой клетке превышает содержание в любой другой клетке.
Своих экспериментальных животных он ставил в разные
условия тренировки, научая их выполнять определенные
действия, например, карабкаться по проволоке за пищей,
балансировать на проволоке, вращаться на центрифуге и
т. д. Сразу же после высшей точки подобного возбуждения
и достижения выучки этих животных умерщвляли и затем
изучали биохимические сдвиги в ядре нейрона. С этими

опытами сопоставлялись данные, полученные на живо-
тных, не проходивших экспериментальных процедур нау-
чения. Хольгер обнаружил, что содержание РНК в нейро-
нах «обученных» им крыс увеличилось на 12% по сравне-
нию с клетками мозга крыс, живущих в обычных условиях.
Но дело не только в этом; оказалось, что небольшая часть
этой РНК отличается последовательностью оснований или
химическим составом от любой РНК, обнаруживаемой в
нейронах «необученных», контрольных животных. В этих
отличающихся молекулах РНК, очевидно, закодированы
вновь приобретенные навыки.
После этих поразительных опытов возникла гипотеза о
молекулярных основах памяти и особой связи этих основ с
изменениями РНК под влиянием научения. На XVIII Меж-
дународном психологическом конгрессе в Москве особое
внимание привлек 20-й симпозиум «Биологические основы
следов памяти», на котором были доложены многие иссле-
дования нейрохимических сдвигов под влиянием науче-
ния. Нет никаких оснований полагать, что подобных сдви-
гов не может быт* у человека. Напротив, надо думать, что
у человека все это происходит в несоизмеримо больших
масштабах и с большими скоростями. Воздействие науче-
ния, новообразований поведения, умственной работы на
физическое развитие осуществляется, видимо, грандиоз-
ным ансамблем механизмов, включая молекулярные пре-
образования в нейронах.
Особое значение в ансамбле таких механизмов имеют
соотношение двух сигнальных систем, все возрастающая в
процессе развития активность второсигнальных, речевых
механизмов.
Второсигнальная, речевая регуляция двигательных ак-
тов, их замещение скрытой, внутренней речью и редуци-
рованной моторикой начинают проявлять себя в школьном
возрасте. Вместе с тем через такую регуляцию возникает и
упрочивается воздействие речемыслительных процессов
на многообразные психосоматические состояния.
В реальном человеческом развитии нет, конечно, ка-
ких-либо фиксированных границ между умственным и фи-
зическим, речедвигательным и двигательным, корковым и
висцерально-общесоматическим развитием. Переходы меж-
ду ними и взаимовлияния оказались столь обширными и
всеохватывающими, что наши представления о целостно-

сти организма в структуре его развития встали на универ-
сальную основу. Вместе с тем возникла новая возможность
управления многими сторонами развития через регуляцию
одной из них посредством тренировки определенных функ-
ций и их связей в процессе научения. Так сложилось со-
временное представление о психосоматических образова-
ниях и психогигиенической ценности различных средств
воспитания и научения.
Еще в 1932 г. Н. И. Красногорский, первый проложив-
ший путь павловскому учению в педиатрию, доказал воз-
можность образования у здоровых детей условных рефлексов
сердца. Им были выработаны условное ускорение (тахи-
кардия) и условное замедление (брадикардия) сердечного
ритма, а затем и следовые условные рефлексы сердца. В
дальнейшем было доказано, что следовая реакция может
сочетаться со словом, и только действие слова воспроизво-
дит всю картину изменения сердечного ритма под влияни-
ем умственных и эмоциональных нагрузок.
За последние десятилетия накопилось много данных об
условно-рефлекторном сужении и расширении сосудов, о
влиянии умственных напряжений на биохимические сдви-
ги (например, изменения содержания сахара в крови, газо-
обмена, минерального обмена и т. д.).
В своей вечерней лекции на XVIII Международном пси-
хологическом конгрессе «Экспериментальные исследова-
ния по теории обучения и психопатологии» Н. Миллер из
Рокфеллеровского института показал, что сосудистые ре-
акции могут изменяться при обучении.
Эксперименты на слюнной железе, толстой кишке, сер-
дечно-сосудистой системе свидетельствуют, по его словам,
о том, что реакции этих органов, находящихся под контро-
лем вегетативной нервной системы, можно изменить выра-
боткой инструментальных условных рефлексов, что веге-
тативная и анимальная нервная система подчиняется
одним и тем же законам обучения.
Можно думать, что гетерогенные зависимости физиче-
ского развития от обучения и умственного воспитания
протекают, вероятно, именно по такому типу психосомати-
ческих (или кортико-висцеральных) образований. Вследст-
вие этого же происходит обратное влияние измененного
соматического состояния на интеллектуальную деятель-
ность человека. Психосоматическое состояние и связанные

с ним метаболические, биохимические характеристики со-
ставляют общий реактивный фон, на котором развертыва-
ются те или иные интеллектуальные напряжения. Не толь-
ко после таких напряжений (например, экзаменов или ин-
теллектуальных испытаний), но и перед ними, как бы
опережая эффект напряжения, обнаруживаются сдвиги
сердечного ритма, сосудистого тонуса, углеводного обме-
на, кожногальванической реактивности и многих других
психосоматических феноменов.
Гетерогенные связи ведут от умственного воспита-
ния к физическому развитию (разумеется, через связи ум-
ственной деятельности, с общим реактивным фоном орга-
низма) , а от него — к различным явлениям эмоционально-
волевой жизни человека, к мотивации поведения и более
специально — к мотивации обучения. Все это составляет
по существу сферу нравственного воспитания. Этот неза-
метный переход от умственного к физическому и от него к
нравственному воспитанию повседневно совершается цик-
лом гетерогенных связей и легко может быть воспроизве-
ден в экспериментальных условиях современной психофи-
зиологией. В уже упомянутой лекции американского уче-
ного Н. Миллера рассматриваются в качестве моделей два
случая: двое мальчиков очень боятся экзамена в школе,
чувствуют, что, вероятнее всего, они его не сдадут. Страх
вызывает у них появление ряда симптомов, являющихся
обычной реакцией на страх. В зависимости от поведения
родителей и их избирательного отношения к этим симпто-
мам у одного подкрепляются сердечно-сосудистые симп-
томы, а у другого — желудочно-кишечные. Внезапное
уменьшение интенсивности страха вследствие «защитно-
го» поведения родителей выступает как мощное подкреп-
ление. Вследствие этого, по словам Миллера, «два ребенка
могут научиться разным типам психосоматических реак-
ций на стресс-ситуацию».
Подобные функции подкрепления различных реакций
еще чаще выполняет педагогическая оценка в процессе
обучения. В некоторых ситуациях интеллектуального на-
пряжения учащегося и ожидания им оценки выполненной
работы отсутствие педагогической оценки оказывает бо-
лее депрессирующее влияние, чем явное неодобрение учи-
теля. В экспериментальных моделях это явление было по-
казано Герлоком, Сергеевым и др.

Педагогическая оценка ориентирует детей в состоя-
нии их собственных знаний и стимулирует, порождая сдви-
ги в мотивации поведения. Не менее важно то, что педаго-
гическая оценка создает психологическую ситуацию обу-
чения; а) сдвиги в самооценке учащегося и уровне его
притязания, в отношении к учению; б) эмотивно-напря-
женное поле взаимоотношений между самими учащимися,
оценивающим учителем и оцениваемым учащимся; в), из-
менение в позиции учителя, степени его авторитета и по-
следующих влияний на развитие учащихся. Все это проис-
ходит, конечно, не в отдельный момент урока-опроса, а на
протяжении всего цикла совместной работы и жизни в
школе, как было показано нами еще в 1935 г.
Подобные ситуации составляют мотивационный под-
текст обучения, образуемый, как видим, социально-психо-
логическими, нравственными связями, определяющими
интеллектуальное напряжение. Оно снимается, конечно,
лишь нравственным воспитанием, формированием обще-
ственных связей в процессе обучения, созданием духа со-
вместной умственной работы.
Подобные влияния имеют специфически человеческий
социальный характер, так как выражают общественную
природу обучения. Оно не есть только передача и усвоение
информации — знаний и правил деятельности. Обучение
есть вместе с тем общение, коммуникация, соответствую-
щая структуре общества и господствующему в нем типу
межлюдских взаимоотношений. Именно вследствие этого
обучение, являющееся главным средством образования,
умственного воспитания, неизбежно оказывает гетероген-
ное влияние на нравственное развитие учащихся.
Историческое время, как и все общественное развитие,
одним из параметров которого оно является, имеет перво-
степенное значение для индивидуального развития чело-
века. Все события этого развития (биографические даты)
всегда располагаются относительно к системе измерения
исторического времени.
События в жизни отдельного народа и всего человечест-
ва (политические, экономические, культурные, техниче-
ские преобразования и социальные конфликты, обуслов-
ленные классовой борьбой, научные открытия и т. д.) оп-
ределяют даты исторического времени и определенные
системы его отсчета.

Объективное социально-экономическое различие меж-
ду событиями в ходе исторического развития определяют
различия между поколениями людей, живущих в одной и
той же общественной среде, но проходивших и проходящих
одну и ту же возрастную фазу в изменяющихся обстоя-
тельствах общественного развития. Возрастная изменчи-
вость индивидов одного и того же хронологического и био-
логического возраста, но относящихся к разным поколени-
ям, обусловлена, конечно, социально-историческими, а не
биологическими (генетическими) причинами.
В истории психологии было найдено много фактов, сви-
детельствующих о зависимости конкретных психических
состояний и процессов индивида от исторического времени.
Историческое время как таковое, конечно, издавна изу-
чается в общественных науках. Но глубокое проникнове-
ние исторического времени во внутренний механизм инди-
видуально-психического развития обнаружено лишь но-
вейшей психологией, и оно послужило основанием для
постановки вопроса о более широких генетических связях
в этом развитии, не ограничивающимся онтогенетически-
ми характеристиками. Психологическое изменение струк-
туры личности, ее характера и таланта уже немыслимо вне
категории исторического времени, то есть параметра об-
щественного развития и одной из характеристик историче-
ской эпохи, современниками которой являются данная
конкретная популяция и принадлежащая к ней личность.
. Но не только структура личности и ее свойства воспро-
изводят типичные характеры эпохи, отражают обществен-
ное становление в определенных моментах исторического
времени.
В масштабах этого времени в соответствии с уровнем
цивилизации и исторически сложившимся способом дея-
тельности организуется структура субъекта познания и
различных видов деятельности, обусловленная современ-
ным состоянием производства науки и искусства. Поэтому
исторически конкретны характеристики рационального и
эмпирического в познании, логические, вербальные, мне-
мические и другие компоненты познавательной деятельно-
сти человека.
Историческая психология еще лишь формируется как
особая дисциплина. Но уже имеются некоторые важные
факты. Так, системы произвольной памяти и течение вос-

поминании зависят от расположения их относительно к
«оси» исторического времени.
Субъективная картина жизненного пути в самосозна-
нии человека всегда строится соответственно параллели
индивидуального и социального развития, соизмеряемой в
биографо-исторических датах. В социальной психологии
наблюдения за изменениями моды в разных сферах жизни
обнаружили быструю смену перцептивных установок лю-
дей в зависимости от хода исторического времени. Оказа-
лось, что восприятие человека и социальных групп челове-
ком (социальная перцепция) всегда соотнесено с особенно-
стями исторической эпохи и жизни народа, оно может быть
измеряемо и с помощью системы исторического времени.
Такое измерение распространяется на всю сферу эстетиче-
ского восприятия; «историзм» человеческого восприятия
распространяется фактически на все вещи и предметы, со-
зданные людьми в процессе общественного производства и
образующие искусственную среду обитания, расположив-
шуюся в естественной среде обитания (природе).
С историческим подходом к личности и ее психической
деятельности связаны онтологические поиски в психоло-
гии путем построения теории личности «во времени» в про-
тивовес чисто структурным ее определениям, абстрагиро-
ванном от реального временного протекания ее жизненно-
го цикла. Таких поисков было много, причем почти все они
были начаты в 20—30-х годах нашего столетия.
Отменим наиболее интересные из них, хотя в методоло-
гическом отношении они представляются современному
исследователю крайне несовершенными. Особо следует
выделить выдающегося французского ученого Пьера Жане,
первым попытавшегося обозреть психологическую эволю-
цию личности в реальном временном протекании, соотне-
сти возрастные фазы и биографические ступени жизненного
пути, связать биологическое, психологическое и историче-
ское время в единой системе координат эволюции лично-
сти. Замечательный ученый и клиницист не мог в силу
состояния науки того времени и противоречий собственной
методологической позиции решить поставленные им воп-
росы, но мы обязаны ему важным началом генетической
теории личности.
Исследования Жане имели и важное методологическое
значение для разработки специальных принципов изуче-

ния психологической эволюции личности (психологиче-
ского, лонгитюдинального и др.).
Другую концепцию этой эволюции предложила Шар-
лотта Бюлер, чей труд о человеческой жизни как психоло-
гической проблеме считается одним из исходных для изу-
чения жизненного цикла и генетических связей между его
фазами. Ш. Бюлер наметила три аспекта такого изучения.
Первым из них является биолого-биографический аспект
— исследования объективных условий жизни, основных
событий окружающей среды и поведения человека в этой
среде. Второй аспект связан с изучением истории пережи-
ваний, становления и изменения ценностей, эволюции
внутреннего мира человека. Третий аспект касается про-
дуктов деятельности, истории творчества индивида в раз-
ных случаях жизни, в общем, уровня и масштаба объекти-
вации сознания.
Ш. Бюлер принадлежит одна из первых попыток иссле-
довать различные типы жизненных циклов и роль отдель-
ных факторов, фаз и структурно-динамических особенно-
стей личности в образовании этих типов. Вопреки ее идеа-
листической концепций эмпирический материал оказался
весьма важным сводом знаний о целостности и генетиче-
ских связях жизненного пути человека.
В эти годы складываются новая отечественная психоло-
гия и научная позиция одного из ее выдающихся предста-
вителей — С. Л. Рубинштейна, посвятившего проблеме
жизненного пути личности специальные главы общетеоре-
тических трудов [Рубинштейн С. Л., 1940, 1946].
Генетическое исследование взаимосвязей между дея-
тельностью человека и его сознанием было намечено в
этих трудах в связи с основными проблемами психологии
личности.
Рубинштейн в общей форме исследовал действие как
«клеточку» сознания и деятельности в их единстве и обос-
новал принцип структурного анализа человека как субъекта.
Применение принципа развития к этому структурному
анализу привело к разработке генетической классифика-
ции основных видов деятельности человека как ступеней
его развития.
В более общем плане безотносительно к проблемам
жизненного пути человека исторический подход к созна-

нию и деятельности человека разработан Л. С. Выготским
[1960] и А. Н.Леонтьевым [1965].
Предложенную им классификацию схематически мож-
но представить в следующем виде:
В филогенезе и историческом
развитии человека
В онтогенезе
человека
Игра Учение
Труд
Труд
Учение
Игра
Динамическая структура становления человека в та-
ком понимании характеризуется направленностью (вернее
однонаправленностью) и однозначной генетической зави-
симостью высшей формы от низшей.
Соответственно этому пониманию в процессе развития
игры формируется готовность к обучению, а в процессе
развития учения — готовность к труду. Таковы, по Рубин-
штейну, генетические связи между фазами жизни.
Заслуживают особого упоминания сравнительно био-
графические исследования, выявляющие пики творческого
развития, или время первичного проявления таланта, воз-
растные распределения периодов, подъема и упадка про-
дуктивности таланта.
Сравнительно статистический анализ биографических
дат и событий обнаруживает сложное переплетение биоло-
гического и исторического времени в хронологическом
возрасте человека. В определенных ситуациях развития
хронологический возраст функционирует как один из со-
циальных регуляторов. Интересно явление «входа» (вклю-
чения) и «выхода» (выключения) человека из обществен-
ной деятельности, описанное психологом В. Шевчуком на
основании обработки им известных данных Ф. Гизе. Эти
данные показывают исторические сдвиги возрастной из-
менчивости, но вместе с тем и более общие социально-био-
логические преобразования, расширяющие диапазон воз-
растных возможностей человека в те же самые промежутки
жизненного пути, которые оценивались у предшествую-
щих поколений. Но как бы ни варьировали сроки «включе-
ния» человека в общественную жизнь в качестве самостоя-
тельного деятеля, сам факт начала деятельности имеет
фундаментальное значение для жизненного пути челове-
ка. Все предшествующее развитие (от рождения до зрело-
сти) совпадает с последовательной сменой ступени воспи-

тания, образования и обучения формирующегося человека.
Все эти ступени преемственно взаимосвязаны и перспек-
тивно ориентированы на подготовку человека к самостоя-
тельной жизни в обществе, но составляют все же лишь
подготовительную фазу жизненного пути человека. В ге-
нетическом отношении эта фаза исключительно важна не
только потому, что воспитание есть основная форма на-
правленного воздействия общества на растущего человека,
социального управления процессом его формирования как
личности. Не в менышей мере важно и то, что в процессе
этого социального формирования личности человек обра-
зуется как субъект общественного поведения и познания,
сказывается его готовность к труду.
Постепенный переход от воспитания к самовоспита-
нию, от объекта воспитания к положению субъекта воспи-
тания проявляется во многих феноменах умственной и мо-
ральной активности человека. Общим эффектом этого про-
цесса является жизненный план, с которым юноша или
девушка вступает в самостоятельную жизнь. Выбор про-
фессии, ценностная ориентация на ту или иную сферу об-
щественной жизни, идеалы и цели, которые в самом общем
виде определяют общественное поведение и отношения пе-
ред порогом самостоятельной деятельности, — все это от-
дельные моменты, характеризующие начало самостоя-
тельной жизни в обществе. Прежде всего оно есть старт
самостоятельной профессиональной деятельности. По дан-
ным В. Шевчука, отношение точки старта к различным
периодам отрочества, юности и зрелости таково: в период
11—20 лет — 12,5%, 21—30 — 66%, 31—40 — 17,4% и
т. д. В общем старт творческой деятельности совпадает с
самым значительным по мощности периодом самостоя-
тельного включения в общественную жизнь.
Однако эти общие и средние данные значительно изме-
няются при рассмотрении точек старта в различных видах
деятельности. В наиболее ранние годы они располагаются
в такой последовательности начиная с балета, музыки, по-
эзии. Наиболее поздние, даже за пределами третьего деся-
тилетия, — наука, философия, политика.
Но дело не только во времени старту, в хронологии на-
чала творческой деятельности.. По мнению Д. Освальда,
начало в научной деятельности определяет многое в за-
мыслах и стратегии научной деятельности в более поздние

годы. О высокой продуктивности начального периода на-
учного творчества свидетельствуют обработанные Г. Лема-
ном биографические данные о важных трудах, открытиях
молодых ученых, особенно в области математики и химии.
Путем сопоставления подобных данных за несколько веков
он пришел к выводу, что творческая активность начинаю-
щих ученых возрастает, «энергия старта» в общем прогрес-
сирует. Все это, конечно, связано с общим прогрессом нау-
ки, методами подготовки ученых и т. д.
С прогрессом содержания и методов профессиональной
подготовки в разных видах деятельности, повышающих
уровень и ускоряющих темпы формирования субъекта тру-
да, подобная тенденция проявляется достаточно опреде-
ленно, особенно в нашей стране.
Еще больший интерес исследователей привлек другой мо-
мент в жизненном пути личности — кульминационный мо-
мент наивысших достижений в избранной ею деятельности.
Существует определенная зависимость кульминации от
общего времени и объема деятельности с момента старта.
Так, кульминационные моменты в хореографической
деятельности располагаются между 20—25 годами, в му-
зыкальной и в поэтической деятельности — между 30—35
годами (по данным В. Шевчука и др.), в то время как в
научной, философской и педагогической областях кульми-
нация достигается значительно позже, между 40—55 годами.
В обширных статистико-психологических исследовани-
ях Лемана а в качестве кульминационных периодов науч-
ного творчества указываются периоды 35—40 и 40—45 лет.
Однако в зависимости от структуры и методов той или иной
науки кульминационные «пики» значительно варьируют.
Более ранние (до 30 лет) достижения высшей продуктивно-
сти отмечаются у химиков, затем (до 30—34 лет) у матема-
тиков и физиков, инженеров в области электроники. Более
поздние (30—39 лет) кульминации отмечены среди астро-
номов, геологов, патологов. Средняя величина кульмина-
ции многих специальностей около 37 лет. Аналогичные
расчеты сделаны им и другими исследователями по отно-
шению к различным областям науки, техники, искусства.
Стремление выразить в хронологических датах онтоге-
нетической эволюции человека вехи жизненного пути оп-
равданы, конечно, тем, что возраст человека всегда есть
конвергенция биологического, исторического и психологи-

ческого времени. Однако условность средних величин куль-
минации не требует особых доказательств. Дело в том, что
снижение продуктивности ученого, художника, писателя,
инженера может быть временным. После периода сниже-
ния или творческого упадка чаще всего наступают новый
подъем, новая кульминация, которую по зрелости дости-
жений трудно сопоставить с предшествующими, если даже
они были в количественном отношении более продуктив-
ными. Многими исследователями признается существова-
ние второй кульминации в более поздние годы, но в оценке
ее объема и значимости существуют серьезные расхожде-
ния. Это все вопросы, требующие исследования на очень
большом и современном материале, причем не только нау-
ки и искусства, но и всех видов общественного производст-
ва и культуры.
Однако существуют определенные зависимости куль-
минации от старта деятельности, от истории воспитания
личности. Можно также предполагать связь между фини-
шем и кульминацией, а через нее — со всей предшествую-
щей историей человека как личности и субъекта.
В психологии и геронтологии имеются исследования,
относящие завершающий момент творческой деятельности
лишь к возрасту после 60—70 лет. Таких людей все же
много, причем в последнее десятилетие их количество не-
сколько даже увеличивается. Бесспорно, это связано как с
фактом одаренности, так и с благоприятными условиями
для творческой деятельности в современных условиях. Верх-
ний период одаренности нельзя определить, его нельзя вы-
разить как трудоспособность, поддающуюся нормированию.
Не менее очевидно и то, что «финиш» деятельности не есть
лишь функция старения как онтогенетической теории. Го-
воря об этом «финише», мы имеем в виду завершение раз-
вития субъекта деятельности и познания, которое зависит
не только от старения, но и от всей совокупности отноше-
ний, позиций и условий жизни личности в обществе.
Мы не можем считать все потенциалы личности и субъ-
екта «исчерпанными» в процессе старения индивида; это
подтверждают факты, которые мы рассматривали раньше.
Поэтому в ближайшем будущем человечество, надо пола-
гать, найдет более рациональные способы использования
этих потенциалов в такие моменты жизненного пути, ко-

торые в наибольшей степени характеризуются накоплени-
ем жизненного опыта.
Жизнь человека как история личности в конкретную
историческую эпоху и как история развития его деятель-
ности в обществе складывается из многих систем обще-
ственных отношений в определенных обстоятельствах, из.
многих поступков и действий самого человека, превраща-
ющихся в новые обстоятельства, формируются пути окру-
жающих и его собственной жизни. Человек во многом ста-
новится таким, каким его делает жизнь, определенные об-
стоятельства.
Он, конечно, не является пассивным продуктом обще-
ственной среды или жертвой игры генетических сил. Со-
здание и изменение обстоятельств современной жизни соб-
ственным поведением и трудом, образование собственной
среды развития посредством общественных связей (това-
рищества, дружбы, любви, брака и семьи, включения в
разнообразные малые и большие группы — коллективы) —
все это проявления социальной активности человека в
его собственной жизни.
Фазный характер развития этой активности в смене со-
стояний основной (творческой, профессиональной) дея-
тельности может быть более или менее точно определен
хронологически биографическим методом. Эти фазы, как
мы видели: подготовительная, старт, кульминация («пик»),
финиш; каждая из них есть определенное изменение субъ-
екта деятельности, его структуры и продуктивности.
Значительно сложнее обстоит дело с определением ана-
логичных фаз в отношении истории развития человека как
личности. Несомненно лишь, что подготовительные фазы
развития личности и субъекта совпадают. Однако опреде-
лить основные моменты становления, стабилизации и «фи-
ниша» личности возможно лишь путем сопоставления
сдвигов по многим параметрам социального развития че-
ловека: гражданского состояния, экономического положе-
ния, семейного статуса, совмещения, консолидации или
разобщения социальной функции — ролей, характера цен-
ностей и их переоценки в определенных исторических об-
стоятельствах, смены среды развития и коммуникаций,
конфликтных ситуаций и решения жизненных проблем,
осуществленности или неосуществленности жизненного
плана, успеха или неуспеха — триумфа или поражения в

борьбе. Определение фаз развития личности по комплексу
подобных параметров — одна из важных задач научной
теории личности в социологии и психологии.
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ
И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ
Представление о терминологии в этой области может
дать «Философская энциклопедия», в которой понятия си-
стематизированы, чего нельзя сказать даже об основных
учебных пособиях и руководствах, в которых обычно от-
сутствуют определения понятий «индивид» (индивидуум)
и «индивидуальность» человека.
Первое из определений встречается лишь в специаль-
ных работах по философии естествознания, посвященных
рассмотрению фундаментальной проблемы биологии — от-
ношения особи, отдельного индивида к виду, точнее, онто-
генеза к филогенезу. Однако за пределами философии ес-
тествознания понятия «индивид», «особь» применительно
к человеку, его развитию в онтологическом и гносеологи-
ческом планах почти не встречаются. Истолкование в об-
щефилософском плане можно уяснить из определения это-
го слова (индивид, индивидуум) в «Философской энцикло-
педии» (т. 2), в котором подчеркивается, что индивид —
единичный, отдельный, фиксированный, тем или иным
способом выделенный отграниченный предмет, отдельная,
обособленная сущность или существо, особь, каждый само-
стоятельно существующий живой организм, отдельная чело-
веческая личность в отличие от человеческих коллективов.
В этом философском определении не проводится како-
го-либо различия в употреблении терминов применитель-
но к отдельному живому организму вообще и к конкретно-
му человеку.
Можно отметить идентификацию понятий «индивид»,
«человек» и «личность», поскольку личность противопо-
ставляется коллективам. Термин «индивидуальность» во
2-м томе «Философской энциклопедии» отсутствует, хотя
вслед за словом «индивид» идет большая статья «Индиви-
дуализм», в которой содержится весьма содержательная
критика основных буржуазных социологических и этиче-
ских концепций о личности и ее мнимой независимости от
общества.

Позитивные элементы в данной статье касаются общих
определений с позиций марксизма-ленинизма личности и
ее общественной сущности. Таким образом, касаясь от-
дельного человеческого существа как сложнейшего цело-
стного организма, общественного деятеля, субъекта позна-
ния и практической деятельности, приходится во всех слу-
чаях употреблять лишь одно понятие — личность.
В 3-м томе «Философской энциклопедии» И. С Кон
начинает весьма интересный обзор проблемы личности в
социологии с определений понятий. Он пишет: «Понятие
личности следует отличать от понятия индивида и индиви-
дуальности. Понятие «человеческий индивид» обозначает
лишь принадлежность к человеческому роду и не включа-
ет конкретных социальных или психологических характе-
ристик. Понятие «индивидуальность», с которым опериру-
ет психология, обозначает совокупность унаследованных и
выработанных в процессе онтогенеза физических и психи-
ческих особенностей, отличающих данного индивида от
всех остальных. Понятие «личность» обозначает целостно-
го человека в единстве его индивидуальных способностей и
выполняемых им социальных функций (ролей)... Лич-
ность социальна, поскольку все ее роли и ее самосознание
— продукт общественного развития» [Кон И. С, 1964 ].
Это различие понятий нам представляется близким к
истине в отношении индивида и личности, но недостаточ-
ным, как будет показано, для определения индивидуаль-
ности.
Что касается понятия «личность», то И. С. Кон, как и
многие другие философы и социологи, считает относимым
именно к личности определение общественной сущности
человека. Знаменитое положение К. Маркса о том, что
«...сущность человека не есть абстракт, присущий отдель-
ному индивиду. В своей действительности она есть сово-
купность всех общественных отношений»*, обычно интер-
претируется как определение сущности личности, хотя
можно думать, оно относится ко всем категориям челове-
ческого развития и его состояниям.
Ф. В. Константинов пишет: «..Личность, человек, ес-
ли его не отнести к тому или иному исторически существу-
ющему обществу, к той или иной социальной группе, клас-
су, — это наихудшая и самая тощая абстракция» [Кон-
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 3, с. 3.

стантинов Ф. В., 1965 ] (подчеркнуто нами. — Б. Л.). Иден-
тификация понятий человека и личности, однако, не явля-
ется полной и в работах Ф. В. Константинова. Несколько
ранее он писал, что «весь опыт человечества свидетельст-
вует о том, что сущностью человека является совокупность
общественных отношений. Это они в первую очередь фор-
мируют личность, обусловливают его интеллектуальный
облик» [Там же, 1964 ] (подчеркнуто нами. — Б. А.). Допу-
скается, следовательно, некоторое различие между сущно-
стью человека в целом и его личностью.
Но каково это различие с философско-социологической
точки зрения? Эти основные понятия так определяет В. П.
Тугаринов: «...По своему объему понятия «человек» и
«личность» действительно идентичны: три миллиарда лю-
дей на Земле суть три миллиарда личностей (минус ука-
занные исключения)» [Тугаринов В. П., 1965, с. 4 ]. «Но по
своему содержанию эти два понятия отнюдь не тождест-
венны. Понятие «личность» указывает на свойство человека,
а человек есть носитель этого свойства» [Там же, с. 42].
Далее подчеркивается, что «свойство быть личностью при-
суще человеку не как биологическому существу, а как со-
циальному существу, то есть общественно-историческому
человеку как совокупности общественных отношений»
[Там же, с. 43].
Различение человека и личности, субстрата и свойства,
весьма важно, причем, как мы видели ранее и потому, что
этот субстрат есть носитель многих свойств, не только лич-
ности.
Но после такого различия и абстрагирования свойства
личности от человека как носителя этого свойства необхо-
димо, по мнению В. П. Тугаринова, дифференцировать са-
мо свойство, представить его более полно как выражение
общественной природы человека, совокупность определен-
ных качеств.
Согласно автору, «личность — это человек, обладаю-
щий исторически обусловленной степенью разумности и
ответственности перед обществом, пользующийся (или
способный пользоваться) в соответствии со своими внут-
ренними качествами определенными правами и свобода-
ми, вносящий своей индивидуальной деятельностью вклад
в развитие общества и ведущий образ жизни, соответству-
ющий идеалам его эпохи или класса» [Там же, с. 88 ].

В число основных признаков личности В. П. Тугаринов
включает наряду с разумностью, ответственностью, свобо-
дой, личным достоинством и индивидуальность.
При этом индивидуальное интерпретируется как не-
повторимое, присущее только данной личности. Но и в
этом смысле индивидуальное все же есть только вариант
общезначимого. Самое существенное в индивидуальности,
по мнению В. П. Тугаринова, ее направленность. «Инди-
видуальность становится общественной ценностью, — пи-
шет автор, — лишь тогда, когда ее проявления направлены
на служение обществу и общественному прогрессу» [Там
же, с. 72].
И. С. Кон также отмечает, что, «будучи социальной,
личность в то же время индивидуальна, неповторима, так
как данная структура и сочетание ролей и такое именно их
осознание характерны лишь для этого человека и ни для
кого другого..., одни и те же объективные условия в соче-
тании с разной индивидуальностью дают разный тип лич-
ности» [Кон И. С, 1964, с. 196].
В связи с этим он определяет различие социологическо-
го и психологического аспектов в изучении личности, под-
разумевая приуроченность последнего к анализу индиви-
дуальных параметров личности. В. А. Ядов со ссылкой на
И. С. Кона отделяет индивидуальное от социально-типич-
ного в личности и рассматривает лишь последнее в качестве
предмета социологического исследования: «Предмет марк-
систской социологии — общественные отношения, лежа-
щие в основе межличностного или группового взаимодей-
ствия. Поэтому мы полагаем, что индивиды интересуют
социолога не как личности в точном смысле слова (индиви-
дуальная неповторимость), но как представители некото-
рых социальных типов» [Ядов В. С, 1967, с 21 ].
Вопрос о личности и индивидуальности человека при-
обрел особое значение в связи с критикой неотомистского
их понимания, персонализма и экзистенциализма. Р. Мил-
лер рассматривает аспекты этих философско-социологиче-
ских проблем, правильно выделяя положение о том, что
«все богатство человеческой природы основано на множе-
ственности и разнообразии способов выражения общего в
индивидуальном» [Цит. по: Ядов В. С, 1967, с 162]. «Так
как отдельный человек может развить свои индивидуаль-
ные задатки, черты характера и т. д. только в обществе, во

взаимодействии с другими людьми..., то богатство его ин-
дивидуальности является по существу лишь результатом
универсального обмена способностями, навыками и по-
требностями всех» [Там же, с. 136]. Он придает более точ-
ное выражение своей мысли в следующем определении:
«Индивидуальность человека есть особая связь всеобщих
признаков, существенных черт и свойств исторически воз-
никшего, общественного человека, которая вследствие
соответствующих конкретных условий жизни каждого от-
дельного человека всегда принимает и конкретно-индиви-
дуальный вид» [Там же ]. Автора занимает в этой взаимо-
связи общего и единичного спецификация, с одной сторо-
ны, подходов социологии и этики, занимающихся общим
(социальным, классовым), прояляющимся в индивидуаль-
ном, а с другой — психологии. По мнению Р. Миллера, «в
силу предмета своего исследования она больше, чем этика,
направлена на индивидуальные различия, на индивиду-
альные особенности каждого отдельного человека» [Там
же, с. 163 ].
По существу говоря, Р. Миллер, хотя и стремился пози-
тивно разработать философскую теорию индивидуально-
сти, пришел к разделению социально-типического и инди-
видуального в личности, полагаясь на психологическое
признание индивидуальности или индивидуального в лич-
ности. Расчеты на психологию высказывались, как мы ви-
дели, И. С Коном и другими в'связи с этим аспектом про-
блемы личности.
Обратимся к определениям этих понятий в нашей пси-
хологической литературе. Приходится признать, что сход-
ную с философско-социологической литературой иденти-
фикацию понятий «человек» и «личность» и непосредст-
венность понятия «индивидуальность» мы встречаем в
психологической литературе.
Идентификация понятий «человек» и «личность» свой-
ственна почти всем ученым, высказывающимся по пробле-
мам психологического целостного изучения человека, не-
зависимо от их общетеоретических позиций. Для нагляд-
ности приведем аналогичные высказывания различных
психологов.
С Л. Рубинштейн: «Психологическая характеристика
человека (личности), очевидно, не может состоять из про-
стой суммы свойств, каждое из которых выражалось бы

психологически специфическим ответом на обращенные к
нему воздействия. Это означало бы полное расщепление
личности и вело бы к прочному механистическому пред-
ставлению о том, будто бы каждое воздействие на человека
«поштучно» определяет свой эффект, независимо от той,
обусловленной другими воздействиями динамической си-
туации, в которой это воздействие осуществляется. Здесь
— центральное звено «психологии личности». Здесь — от-
правной и конечный пункт для полноценного учения о моти-
вации. Раскрытие внутренних закономерностей динамиче-
ских соотношений, через которые преломляются в человеке
все.внешние воздействия на него, — важнейшая из важней-
ших задач психологии» [Рубинштейн С. Л., 1957, с. 17].
В 1957 г. С. Л. Рубинштейн еще более определенно вы-
сказывается в пользу идентификации понятий «человек» и
«личность». Он писал: «Введение в психологию понятия
личности означает прежде всего, что в объяснении психи-
ческих явлений исходят из реального бытия человека как
материального существа в его взаимоотношениях с мате-
риальным миром. Все психологические явления в их взаи-
мосвязях принадлежат конкретному, живому, действую-
щему человеку; все они являются зависимыми и производ-
ными от природного и общественного бытия человека и
закономерностей, его определяющих» [Рубинштейн СЛ.,
1947, с. 30—32 ].
К. Н. Корнилов: «Для того чтобы уточнить понятие
личности, мы должны провести резкое отличие задач, сто-
ящих перед психологией личности от задач общей психо-
логии, хотя последняя также изучает личность человека...
Общая психология изучает общие психологические зако-
номерности, присущие всем людям, независимо от их расо-
вых, политических и идеологических воззрений, в то время
как психология личности имеет дело с закономерностями
частного порядка, присущими данному индивиду, и ставит
своей задачей изучение индивидуально-типических осо-
бенностей личности...
Мою точку зрения, что «личность в целом» не является
и не может являться непосредственным предметом психо-
логии, я обосновываю следующим образом. Понятие лич-
ности очень сложно по своей структуре... На долю психо-
логии приходится изучение только психологии сознания,
личности» [Корнилов К. Н., 1957, с. 133, 134].

Д. Н. Узнадзе: «Наша наука призвана поставить вопрос
о психологическом анализе и изучении закономерностей
человеческой деятельности, поскольку она представляет
собой предпосылку психической жизни, вырастающей и
развивающейся на ее базе. При этом понимание психиче-
ской активности человека, согласно которому она включа-
ет в себя активность субъекта как целого, предполагает,
что психология должна приступить к своей работе, иссле-
дуя в первую очередь субъект, личность как целое, но не
отдельные акты его психической деятельности. Изучение
этой деятельности нам покажет в дальнейшем, что и пси-
хическая деятельность человека — явление его сознания,
изучавшаяся до настоящего времени в известном смысле
как самостоятельная, независимая сущность, представляет
собой не более как дальнейшие спецификации, определения
этого личностного целого» [Узнадзе Д. Н., 1961, с. 167 ].
Б. М. Теплов: «Большинство психологов согласны с тем,
что проблема психологии личности не сводится к проблеме
индивидуально-типических различий. Проблемы психоло-
гии личности — это проблемы прежде всего общей психо-
логии, а уже затем «индивидуальной» или «дифференци-
альной» психологии. Недостаточная разработанность об-
щей психологии личности является, несомненно, одной из
причин явной неудовлетворенности в разработке вопросов
индивидуально-психологических различий» [Теплов Б. М.,
1956, с. 109].
В. Я. Мясищев: «Современная научная психология
сформулировала свои принципиальные и исторические по-
зиции. Однако она страдает еще недоразвитием, и сущест-
венным пробелом ее является то, что психика рассматри-
вается преимущественно как процессы, но носитель их —-
личность — изучается недостаточно. Деятельность иссле-
дуется в отрыве от деятеля. Объект — процессы психиче-
ской деятельности — изучается без субъекта — личности»
[Мясищев В. Н., 1960, с. 7]. Далее В. Н. Мясищев еще
более определенно формирует свою позицию: «Психология
безличных процессов должна быть заменена психологией
деятельности личности, или личности в деятельности» [Там
же, с 11].
А. Г. Ковалев: «Когда говорят о психологии личности,
то некоторые психологи имеют в виду только исследования
индивидуально-психологических особенностей человека.

Такое сужение предмета психологии личности неправиль-
но. Психология личности имеет своим предметом духов-
ный мир живой человеческой личности, в котором прояв-
ляется единство общего, особенного и единичного» [Кова-
лев А. Г., 1963, с. 16—17]. Далее А. Г. Ковалев уточняет
это положение и пишет: «Спрашивается, что же подлежит
исследованию в психологии личности: общее, особенное
или индивидуальное? Безусловно, что исследованию под-
лежит общее и особенное. Как всякая наука, так и психо-
логия восходит от единичного к общему. Психолог иссле-
дует многочисленный класс индивидуальностей, отвлека-
ясь от частного и случайного, второстепенного в духовном
облике каждого; обобщая данные, он устанавливает за-
кономерное, то есть всегда общее или особенное... Инди-
видуальное бесконечно разнообразно. Несущественное в
индивидуальном научного значения не имеет, от него от-
влекаются, хотя в.практике работы должно постоянно учи-
тываться как вариант типического или отклонения от ти-
пического» [Там же].
У А. Г. Ковалева мы встречаем понятия «индивидуаль-
ность», но как видим, он счел возможным исключить это
понятие из области так называемой психологии личности.
Обзор теоретических положений работ ученых можно
было бы продолжать бесконечно, но мы закончим его вы-
сказыванием А. В. Веденова, неоднократно выступавшего
со статьями пО вопросам психологии личности.
Одна из этих работ называется «Личность как предмет
психологии». В этой статье он очень четко определяет свою
позицию: «Личность как предмет психологии не является
какой-то отдельной частью психологической науки, ка-
ким-то отдельным разделом курсов психологии, отдельной
главой, расположенной наряду с ее другими разделами.
Поскольку психология изучает психическую жизнь чело-
века, она является наукой о психических функциях, про-
цессах и свойствах человеческой личности; закономерности
психической жизни человека обусловлены закономерно-
стями развития его личности» [Веденов А. В., 1956, с. 20 ].
Многие исследователи подчеркивают необходимость вме-
сте с тем ограничить и отграничить область психологии
личности, поскольку изучение общественных отношений,
составляющих ее сущность, входит в непосредственные за-
дачи марксистской социологии. Различие между авторами

становится более острым после такого ограничения, так
как одни из них понимают область психологии личности
лишь как исследования индивидуально-типических осо-
бенностей личности (например, К. Н. Корнилов), а другие
полагают, что эта область более широка, включая общую
теорию психических свойств человека в их связи с психи-
ческими состояниями и процессами (например, Б. М. Теп-
лов), всю совокупность субъективных отношений человека
к объективной действительности и самому себе (например,
В. Н. Мясищев), основные социально-психологические ха-
рактеристики личности (например, В. И. Селиванов).
Следует считать бесспорным вопрос о своеобразии со-
циально-психологического изучения личности. Даже бо-
лее того, личность как объект исследования — общий пред-
мет социологии и социальной психологии, а определение
понятия «личность» в этих науках наиболее адекватно.
Что касается определения этого понятия в психологии (об-
щей и дифференциальной), то оно всегда крайне аморфно
и охватывает огромный диапазон определений, отличаю-
щихся одним лишь общим признаком — психологией лич-
ности. Иначе как через выделение курсивом мысли, что
изучается не вся личность, а только ее психология, опреде-
лить специфические черты конкретного, целостного чело-
века не удается.
Иногда в психологию личности вводят индивида ©пос-
редственно как единичное проявление общих свойств нер-
вной системы. Так поступают все современные исследова-
тели нейродинамической типологии человека, несомненно
обогащающей психофизиологический фундамент теории
личности, если пользоваться общеупотребительной терми-
нологией. Однако В. С Мерлин и его сотрудники справед-
ливо подчеркивают психологическую многозначность этих
свойств, что весьма усложняет непосредственное прямое
использование физиологических определений свойств че-
ловеческого индивида в контексте истории жизни и дея-
тельности конкретной личности. Такая позиция позволяет
включить основные определения индивида в более полное
определение личности, хотя оставляет открытым вопрос о
том, с какими качественными преобразованиями человека
как личности мы встречаемся при таком включении.
Во всяком случае ценные исследования Б. М. Теплова,
В. С. Мерлина и их сотрудников вселяют уверенность, что

современное научное понимание человека включает един-
ство его природы и истории; личность человека есть эф-
фект их конвергенции, характеристика их постоянной взаи-
мосвязи. Это же положение очень ярко определил С. Л. Ру-
бинштейн в своих последних работах. Преждевременная
смерть этого замечательного ученого прервала ход разви-
тия глубоких мыслей о психологическом изучении лично-
сти, которые были связаны с его общим пониманием диа-
лектико-материалистического детерминизма. Напомним
некоторые из этих мыслей, заинтересовавших в свое время
многих психологов.
С. Л. Рубинштейн ввел в психологию различение инди-
видуальных и личностных свойств личности. «Свойства
личности никак не сводится к ее индивидуальным особен-
ностям, — писал С Л. Рубинштейн в 1957 г. — Они вклю-
чают и общее, и особенное, и единичное. Личность тем
значительнее, чем больше в индивидуальном преломлении
в ней представлено всеобщее. Индивидуальные свойства
личности это не одно и то же, что личностные свойства
индивида, то есть свойства, характеризующие его как лич-
ность» [Рубинштейн С. Л., 1957, с. 30—32].
В этом различении индивидуальных и личностных
свойств СЛ. Рубинштейн сделал лишь самые начальные
попытки различить понятия «индивид», «личность», «ин-
дивидуальность», которые соответствуют главным харак-
теристикам человека. Но это различие носит линейный ха-
рактер, оно не отражает еще сложнейших обратных связей
между этими характеристиками.
О соотношении индивидуальности и личности С Л. Ру-
бинштейн писал: «Человек есть индивидуальность в силу на-
личия у него особенных единичных неповторимых свойств,
человек есть личность в силу того, что он сознательно оп-
ределяет свое отношение к окружающему. Человек есть
личность, поскольку у него свое лицо. Человек есть в мак-
симальной мере личность, когда в ней минимум нейтраль-
ности, безразличия, равнодушия, максимум «партийно-
сти» по отношению ко всему общественно значимому. По-
этому для человека как личности такое фундаментальное
значение имеет сознание не только как знания, но и как
отношения. Без сознания, без способности сознательно за-
нять определенную позицию нет личности» [Там же].
Вместе с тем С- Л. Рубинштейн оговаривается, что в дан-

ное определение должны входить также и неосознанные
тенденции личности, вообще все то, что составляет «ядро»
личности, ее «я».
Таким образом, в личностные свойства входят ее на-
правленность, тенденции, черты характера и способности,
поскольку они являются обобщенными результатами дея-
тельности и ее потенциалами.
Осталось неучтенным определение индивидуальных
свойств, к которым относятся не только «неповторимые»
явления индивидуальности, но, как можно думать из всего
подтекста этой работы С. Л. Рубинштейна, природные
свойства индивида, которым он всегда придавал большое
значение. Таким образом, индивидуальное фигурирует и в
собственном смысле как психологическая неповторимость
отдельного, единичного человека, взятого в целом, во всех
его свойствах и отношениях, так и в естественнонаучном
толковании как индивида с комплексом определенных
природных свойств. Подобное сближение, а в некоторых
случаях и отождествление оправдано тем, что индивиду-
альность всегда есть индивид с комплексом природных
свойств, хотя, конечно, не всякий индивид является инди-
видуальностью.
На наш взгляд, как будет показано далее, этому инди-
виду нужно стать личностью. Сложные субординацион-
ные, «иерархические» связи индивид — личность — инди-
видуальность будут рассмотрены ниже. Здесь ограничимся
замечанием, что С. Л. Рубинштейн ясно сознавал невоз-
можность понимания личности как совокупности внутрен-
них условий, через которые действует социальная детер-
минация, без достаточного учета комплекса ее природных
свойств. Другое дело, что этот комплекс им обозначался то
как индивид, то как индивидуальность. Важнее здесь отме-
тить то, что личность, по мысли С. Л. Рубинштейна, обяза-
тельно включает в себя и преобразует комплекс природ-
ных свойств конкретного («единичного») человека.
Посмертно был опубликован незаконченный труд «Че-
ловек и мир», в котором С. Л. Рубинштейн предполагал
развить свою концепцию личности [1972 ].
Иначе думал, как известно, К. Н. Корнилов. Указывая
на сложность понятия человеческой личности, он призна-
вал в качестве генетической основы этого понятия данные
антропологии. «Вместе с тем, — писал он, — никаких воп-

росов о личности здесь еще нет, поскольку речь идет о
человеке, который находился еще на предысторическом
этапе своего развития» [Корнилов К. Н., 1967, с. 135].
Подобный взгляд на антропологию развивают, как это ни
странно, многие антропологи, а поэтому нельзя требовать
от автора психологической работы более широких взглядов
на предмет антропологии. Но вот что далее писал К. Н.
Корнилов о структуре человеческого организма, не имею-
щей, на его взгляд, никакого отношения к личности: «В
структуре человеческого организма мы имеем далее био-
логические особенности, изучаемые биологическими нау-
ками, в том числе и физиологией человека с ее учением о
высшей нервной деятельности, вскрывающим естественно-
научные основы психических процессов. Но и здесь — ни в
одной из биологических наук — не возникает еще вопрос о
личности человека» [Там же, с. 137].
Подобная позиция тем более трудно объяснима, что сам
К. Н. Корнилов ограничивал психологию личности лишь
изучением индивидуально-типических особенностей, тес-
но связанных, как ранее он признавал, с природными свой-
ствами человека.
Краткое обозрение основных взглядов на психологиче-
ские подходы к изучению личности, индивидуальности,
индивида показало, что основным, даже единственным,
понятием в этой области признается понятие «личность»:
Большинство отечественных психологов в это понятие вклю-
чает и комплекс природных свойств, психологическая мно-
гозначность которых определяется системой обществен-
ных отношений, в которую включена личность.
Подобное понимание в сжатом виде и изложено А. В. Пет-
ровским в статье «Личность в психологии», продолжившим
рассмотрение проблемы личности, начатое И. С. Коном в
«Философской энциклопедии». «Человеческую личность,
— пишет А. В. Петровский, — характеризует система от-
ношений, обусловленных ее жизнью в обществе. В процес-
се отражения объективного мира активно действующая
личность выступает как целое, в котором познание объек-
тивного осуществляется в единстве с его переживанием»
[Петровский А. В., 1964, с. 21]. Употребляется понятие
«психологический склад личности», который является, по
словам автора, «производным от деятельности человека и
детерминирован прежде всего развитием общественных

условий его жизни» [1964]. Слово «индивидуальность» ис-
пользуется как идентичное неповторимости в следующем
описании психических свойств личности. «К психическим
свойствам личности относятся характер, темперамент, спо-
собности'человека, совокупность преобладающих чувств и
мотивов его деятельности, а также особенности протека-
ния психических процессов. Это неповторимое в своей ин-
дивидуальности сочетание свойств у каждого конкретного
человека образует устойчивое единство, которое можно
рассматривать как относительное постоянство психиче-
ского облика или склада личности» [Платонов К. К., 1965,
с. 19—20 L
В этих определениях многие характеристики человека
как психофизического существа — индивида, личности,
индивидуальности — как бы перекрывают друг друга. Из
всего набора необходимых для полного определения свойств
человека не указывалось специально понятие «субъект»,
которому придавали важное значение С. Л. Рубинштейн,
Д. Н. Узнадзе и др.
В последнее время определение личности как субъекта
было дано К. К. Платоновым. «Личностью, — пишет он, —
является конкретный человек как носитель сознания. Как
только у ребенка начинает появляться сознание, он начи-
нает становиться личностью, — продолжает автор. — Чем
полнее у человека развито сознание и его высшая форма —
самосознание, тем полнее и ярче развита его личность.
Психические болезни являются одновременно и болезнями
сознания, и болезнями личности. Нарушая различные сто-
роны сознания, они тем самым разрушают личность» [Пла-
тонов К. К., 1965, с. 37 ]. Все остальные определения лич-
ности, ее свойств, отношений и структур являются, согласно
этой точке зрения, производными от определения личности
как носителя сознания — субъекта. Среди них К. К. Пла-
тонов отмечает понятие «я». «Иногда понятия «личность»
и «я» отождествляются, с чем, однако, согласиться нельзя.
«Личность» — понятие более широкое, а «я» связано в ос-
новном с осознанием противопоставления себя окружаю-
щему миру и с понятием преемственности сознания» [Там
же, с. 35].
Определение личности посредством понятия субъекта
позволяет выделить комплекс важных характеристик лич-
ности. Однако сама трактовка субъекта как носителя со-

знания ограничивает не только понятие субъекта, но и
личности, поскольку исключает из сферы ее психического
развития бессознательные или несознаваемые пережива-
ния, мотивы, установки и т. д. Впрочем, даже и при таком
расширении понятия личности оно не исчерпывается лишь
психологическими характеристиками, поскольку ее статус
и социальные функции сами являются определителями
этих характеристик.
Наш краткий обзор определений понятий показывает
тесную взаимосвязь этих дефиниций, тенденцию к иден-
тификации наиболее близких из них, широко распростра-
ненные способы раскрытия одних свойств через определе-
ние других. Подобное положение лишь частично объясня-
ется недостаточной теоретической разработкой проблемы
структуры человека и взаимодействия в ней различных
классов свойств. В основном это положение отражает объ-
ективную взаимосвязь различных классов свойств в цело-
стной структуре человека, имеющего, как мы знаем, мно-
гие генетические линии развития и гетерохронно протека-
ющие изменения различных свойств этой структуры.
Личность как общественный индивид всегда выполняет
определенную совокупность общественных функций. Каж-
дая из этих функций осуществляется путем своеобразного
общественного поведения, строится в виде известных про-
цедур поведения и обусловливающих их мотиваций. Эти
процедуры, мотивы и общественные функции личности в
целом детерминированы нормами морали, права и други-
ми явлениями общественного развития. Они ориентирова-
ны на определенные эталоны общественного поведения,
соответствующие' классовому сознанию или господствую-
щей идеологии. Любая деятельность человека осуществля-
ется в системе объектно-субъектных отношений, то есть
социальных связей и взаимосвязей, которые образуют че-
ловека как общественное существо — личность, субъекта и
объекта исторического процесса.
Деятельность (труд, общение и познание, игра и уче-
ние, спорт и самодеятельность разных видов) осуществля-
ется лишь в системе этих связей и взаимозависимостей.
Поэтому субъект деятельности — личность и характеризу-
ется теми или иными правами и обязанностями, которые
общество ей присваивает, функциями и ролью, которую она
играет в малой группе, коллективе и обществе в целом...

...Говоря о том, что субъект деятельности — личность,
мы должны иметь в виду, что оба эти определения челове-
ка взаимосвязаны в такой мере, что субъект — обществен-
ное образование, а личность образуется и развивается по-
средством определенных деятельностей в обществе. Именно
личность, а не организм человека, не природный индивид,
рассматриваемый в сфере биологических законов, — носи-
тель свойств человека как субъекта. Поэтому для обнару-
жения этих свойств необходимо исследовать человека как
личность в системе общественных отношений. Сложней-
шая целостная структура человека как субъекта раскрыва-
ется лишь на социальном уровне развития человека как
личности. Уровень активности человека и социальный
уровень его существования в общем совпадают. Однако
уже из противоречия между развитием деятельности и ре-
альным положением человека в обществе видно, что сов-
падение субъекта и личности относительно. Больше того,
именно расхождение между ними составляет главнейшую
психологическую форму человеческой истории. Ранг лич-
ности, ее масштаб и роль в классовом антагонистическом
обществе определяются множеством факторов, не имею-
щих никакого отношения к продуктивности основных дея-
тельностей.
...Один из факторов обусловливающий обособление в
человеке личности и субъекта, это позиции личности в об-
ществе, в сложной системе иерархии отношений. Всякого
рода привилегии (сословные, классовые, расовые, нацио-
нальные, профессиональные и т. д.) определяют престиж,
репутацию и популярность личности независимо от ее
личных свойств и вклада в общественное развитие. Актив-
ность личности может выступать и в форме использования
этих привилегий как средства воздействия на других лю-
дей и присвоения продуктов их деятельности силой приви-
легий. В такой позиции свойства субъекта не имеют како-
го-либо значения для личности, объективно формирую-
щейся согласно экстремистской и агрессивной стратегии
присвоения путем отчуждения продуктов деятельности
других людей, а подчас и их потенциалов.
Лишь с ликвидацией эксплуатации человека человеком
личность в полной мере становится субъектом, и ее истин-
ная ценность начинает измеряться творческим вкладом в
общественное развитие. Легко заметить, что совпадение

личности с субъектом определяется экстериоризацией, со-
циальной отдачей личности. Этой экстериоризации, ко-
нечно, предшествует длительная история развития лично-
сти путем интериоризации, однако впоследствии между
этими двумя линиями развития явно возрастает перевес
экстериоризации над интериоризацией. В психическом
развитии человека потребление культурных ценностей на-
ходится в определенной зависимости от производства са-
мим человеком какого-то минимума этих ценностей. Но
это-особый вопрос, требующий специального рассмотрения
в дальнейшем. В данный момент важно подчеркнуть, что в
единой структуре человека характеристика субъекта дея-
тельности в обществе так или иначе взаимосвязана с ха-
рактеристиками человека как личности, то есть члена оп-
ределенного общества, класса, сословия, профессиональ-
ной группы и т.-д. Однако в этой взаимосвязи имеются
ограничения в результате действия двух рассмотренных
выше факторов, вследствие чего возможно относительное
«отделение» личности от свойств субъекта, то есть расщеп-
ление структуры человека.
Совпадение личности и субъекта относительно даже
при максимальном сближении их свойств, так как субъект
характеризуется совокупностью деятельностей и мерой их
продуктивности, а личность — совокупностью обществен-
ных отношений (экономических, политических, правовых,
нравственных и т. д.).
Это различие в характеристиках исторически изменя-
ется, усиливаясь по мере развития антагонистического об-
щества и ослабляясь в ходе общественного развития по со-
циалистическому пути. Однако это различие сохранится,
вероятно, во все времена, поскольку деятельность и отно-
шения, ею порождаемые и ее определяющие, не могут
быть полностью идентичными в социальном и психологи-
ческом аспектах.
Субъект, таким образом, всегда личность, а личность
— субъект, но субъект не только личность, а личность не
только субъект, так-как, помимо различия самих характе-
ристик деятельности и отношений, существует еще разли-
чие в принадлежности этих характеристик к более общим
структурам. Дело в том, что личность как общественный
индивид не есть отдельная (саморегулирующаяся) систе-
ма, не есть единичный элемент общества, из совокупности

которых строится и с помощью которых функционирует
общество. Такой структурной единицей, «элементом» об-
щества является не отдельный человеческий индивид с его
отношениями к обществу, а группа, взаимоответственные
связи которой внутри нее и между другими группами, к
обществу в целом создают коллектив.
Каждая группа (малая или большая) имеет структуру и
инструкции, определяющие функции и роль каждого ее
представителя. Понятие человека не ограничивается поня-
тием личности, и, безусловно, прав был А. С. Макаренко,
полагавший, что отношение личности к обществу осущест-
вляется посредством коллектива, равно как и отношение
общества к личности осуществляется через коллектив.
Тем более если проводить такое ограничение последова-
тельно, личность не входит в какие-либо связи с природой,
абиотическими и биотическими факторами окружающей
среды помимо тех или иных общественных функций по
использованию или охране природных ресурсов общества.
Эстетическое отношение к природе связано с общим ти-
пом общественных отношений и нравственными идеалами
личности как члена определенного класса, сословия, про-
фессии и т. д. Больше того, личность, непосредственно свя-
занная со структурой своей группы и общества, не входит в
непосредственные связи и с природой данного индивида, за
исключением некоторых из его свойств. К таким исключе-
ниям можно отнести возрастно-половые свойства природ-
ной организации человека. Поэтому личность является
только социальным образованием, объектом и субъектом
исторического процесса. Ни социологические, ни биосоци-
альные концепции не могут раскрыть ее сущность и свой-
ства, существующие в форме многообразных обществен-
ных отношений.
Формирование личности путем интериоризации — при-
своения продуктов общественного опыта и культуры в про-
цессе воспитания и обучения — есть вместе с тем освоение
определенных позиций, ролей и функций, совокупность
которых характеризует ее социальную структуру.
Все сферы мотивации и ценностей детерминированы
именно этим общественным становлением личности.
Приведем ряд характеристик личности, ее основных
параметров. Личность — прежде всего современник опре-
деленной эпохи, и это определяет множество ее социально-
психологических свойств. В той или иной эпохе личность

занимает определенное положение в классовой структуре
общества. Принадлежность личности к определенному
классу составляет другое основное ее определение, с кото-
рым непосредственно связано положение личности в обще-
стве. Отсюда также следуют экономическое состояние и
род деятельности,- политическое состояние и род деятельно-
сти как субъекта общественно-политической деятельности
(как члена организации); правовое строение и структура
прав и обязанностей личности как гражданина, нравствен-
ное поведение и сознание (структура духовных ценно-
стей). К этому следует добавить, что личность всегда опре-
деляется и характеристикой ее движения как сверстника
определенного поколения, семейной структурой и положе-
нием ее в этой структуре (как отца или матери, сына й
дочери и т. д.). Весьма существенной характеристикой че-
ловека как личности является ее национальная принад-
лежность, а в условиях расовой дискриминации капитали-
стического общества — и принадлежность к определенной
расе (привилегированной или угнетенной), хотя сама раса
не является социальным образованием, а есть феномен ис-
торической природы человека.
Таким образом, все перечисленные выше характери-
стики личности есть действительно характеристики и об-
щественных отношений и функций, ими определяемых.
Для этих характеристик не всегда существенны свойства
человека как субъекта и почти не имеют значения природ-
ные свойства человека как индивида. Любые из них могут
быть включены в любые из социальных связей.
Личность как общественный индивид всегда выполняет
определенную совокупность общественных функций. Каж-
дая из них осуществляется путем своеобразного общест-
венного поведения, строится в виде известных процедур
поведения и обусловливающих их мотиваций. Эти проце-
дуры, мотивы и общественные функции личности в целом
детерминированы нормами морали, права и другими явле-
ниями общественного развития. Они ориентированы на оп-
ределенные эталоны общественного поведения, соответст-
вующие классовому сознанию господствующей идеологии.
В современной зарубежной психологии личности и со-
циальной психологии широко распространены представле-
ния о личности как известном наборе ролей, которые она
играет в обществе. Это представление превращает «роль» в
первичный феномен личности, определяющий меру его из-

начального конфликта с обществом. На самом деле конк-
ретная «роль» личности запрограммирована, задана до-
вольно жестко той общественной функцией, которую она
со всей необходимостью выполняет в определенной соци-
альной ситуации развития.
Переход от одной функции к другой, от одного уровня
обязанностей и прав к другому совершается по мере накоп-
ления общественного опыта и возрастной эволюции. Каж-
дое общество и государство регулируют эти переходы оп-
ределенными возрастными индексами права: избиратель-
ного, трудового, уголовного ит. д. То, что почти всегда во
всех системах законодательства, несмотря на их принци-
пиальные классовые различия, не совпадают эти возраст-
ные индексы (например, избирательного права, получения
паспорта, уголовной ответственности, разные меры опре-
деления трудоспособности рабочих, подростков и молодых
людей), свидетельствует об учете неравномерного харак-
тера развития «ролей» личности одного и того же формиру-
ющегося человека.
Кроме возрастных индексов, характеризующих ниж-
ние пределы правоспособности, трудоспособности челове-
ка, существуют верхние пределы в смене «ролей» лично-
сти. Некоторые из них датируются сравнительно рано:
право на поступление в высшее учебное заведение или ас-
пирантуру. Роль студента или аспиранта очерчена грани-
цами между молодым и средним возрастом, но повышение
квалификации или участие в системах самообразования не
имеет у нас каких-то возрастных лимитов.
Весьма интересная картина представляется в области
трудового законодательства и социального обеспечения.
Здесь верхняя граница трудоспособности определена у нас
для мужчин в 60 лет, для женщин — в 55 лет, которая
одновременно является нижней пенсионной границей. На
этом пороге прекращает свое действие обязанность тру-
диться, но сохраняется право на труд, совмещающийся с
правом на социальное обеспечение. Более отдалены верх-
ние пределы общественных деятельностей, различных ви-
дов самодеятельности, не имеющих жестких возрастных
лимитов. Все это важные моменты развития человека как
общественного индивида, участвующего в различных со-
циальных структурах, но находящегося всегда в опреде-
ленной фазе психофизиологического развития.
Современная отечественная психология уделяет боль-

шое внимание индивидуально-типическим особенностям
личности, соотнеся типические отражения в личности ти-
пических характеров эпохи с типическими в смысле кон-
стелляции нейродинамических свойств человеческой при-
роды. Эта нейродинамическая констелляция, равно как и
характерологические особенности, ни в какой мере не ска-
зывается на модификации прав и обязанностей личности в
обществе, не определяет регулирования нижних и верхних
пределов того или иного вида общественного функциони-
рования человека.
...Но в современном обществе значение общественных
регуляторов имеют не эти соотношения, равно как и лю-
бые другие индивидуально-типические различия, а возра-
стные и половые различия, что обеспечивает более высо-
кий уровень заботы государства о женщине.
Планирование, программирование и проектирование
любых оптимальных режимов воспитания, организации
труда, быта, отдыха и т. д. также невозможно без возраст-
но-половых характеристик личностей, на которые ориен-
тированы эти режимы, как невозможно какое-либо плани-
рование производства без общего расчета трудоспособного
населения. Известно, что планирование систем распреде-
ления, обслуживания, образования, здравоохранения не-
возможно без точного учета возрастно-половой структуры
народонаселения, обеспечивающей вероятность учета ма-
териальных и духовных потребностей каждой конкретной
личности.
Ранее высказанные нами положения о взаимопроник-
новении, онтогенетической эволюции и жизненного пути
человека уместно напомнить здесь, так как личностные
преобразования всегда связаны с возрастно-половыми и
индивидуально-типическими изменениями. Эти противо-
речивые связи особенно проявляют себя в динамике и струк-
туре потребностей, установок, интересов, в общей мотива-
ции поведения и ценностных ориентации личности...
НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ЛИЧНОСТИ
Теоретическое и экспериментальное исследование
структуры личности составляет одну из новейших обла-
стей психологии. Становление этой области имеет давнюю

историю, которую еще следует критически изучить в це-
лях более глубокого понимания истоков структурного исс-
ледования личности. Это отмечено В. Г. Норакидзе, кото-
рый писал недавно, что «уже с момента зарождения научной
психологии было подмечено, что личность представляет
собой не только множественность, но и одновременно
структуру. Эта структура подчиняется общим законам, и
для изучения индивидуального своеобразия личности не-
обходимо знание общей структуры психики; тогда же было
указано, что формирование структуры обусловлено опре-
деленными факторами» [Норакидзе В. Г., 1966, с. 11]. В
нашем столетии эта проблема ставилась и решалась в соот-
ветствии с теоретическими позициями различных концеп-
ций, критически рассмотренных В. Г. Норакидзе. Он пока-
зал, что «в зарубежной психологии не удалось согласовать
множественность психической жизни личности с фактом
целостности ее структуры; не удалось дать монистическое
объяснение этим двум фактам, рассмотреть целостность
личности, типологию этой целостности в единстве с поро-
дившими ее факторами» [Там же, с. 22]. Однако накопле-
ние научных данных и все более расширяющаяся сфера
явлений человеческого развития, изучаемая эксперимен-
тальной психологией, свидетельствуют об известном про-
грессе структурного анализа личности, особенно в отечест-
венной психологии, материалистический монизм и историзм
которой позволяют ставить и решать проблему структуры
личности на объективном основании. Одной из проб такого
объективного и монистического определения структуры лич-
ности с позиций теории установки является труд В. Г. Нора-
кидзе, экспериментальные исследования которого обнару-
жили особое значение фиксированной установки в харак-
терообразовании, — одной из важнейших сторон процесса
становления структуры личности.
Среди многих интересных работ по теории личности, ее
структуры в психологии особенно выделяются работы
А. Г. Ковалева, В. Н. Мясищева и К. К. Платонова, рас-
хождения между которыми в толковании понятия структу-
ры личности весьма характерны для современного состоя-
ния проблемы.
А. Г. Ковалев ставит вопрос о целостном духовном об-
лике личности, его происхождении и строении как вопрос о
синтезе сложных структур: темперамента (структуры при-

родных свойств)/направленность (система потребностей,
интересов и идеалов), способностей (система интеллекту-
альных, волевых и эмоциональных свойств). Все эти струк-
туры возникают из взаимосвязи психических свойств лич-
ности, характеризующих «устойчивый, постоянный уровень
активности, обеспечивающий наилучшее приспособление
индивида к воздействующим раздражителям вследствие
наибольшей адекватности их отражения. В процессе дея-
тельности свойства определенным образом связываются
друг с другом в соответствии с требованиями деятельно-
сти» [Ковалев А. Г., 1963, с. 11 ].
Так складываются, по мнению А. Г. Ковалева, сложные
структуры, синтезом которых является личность.
В психологической литературе высказываются различ-
ные мнения относительно уровня интеграции, характери-
зующего структуру личности. В своей известной концеп-
ции психологии отношения В. Н. Мясищев единство личнос-
ти характеризует направленностью, уровнем развития,
структурой личности и динамикой нервно-психической
реактивности (темпераментом). С этой точки зрения,
структура личности есть лишь одно из определений ее
единства и целостности, то есть более частная характери-
стика личности, интеграционные особенности которой свя-
заны с мотивацией, отношениями и тенденциями личности.
Согласно В. Н. Мясищеву, «вопросы структуры — это...
соотношения содержательных тенденций, они, реализуясь
в различных видах деятельности, связанных с условиями
жизни соответственного исторического момента, вытека-
ют из основных отношений, то есть стремлений, требова-
ний, принципов и потребностей... структура более отчет-
ливо обнаруживается в относительной определяющей роли
отдельных потребностей. Еще более характерным оказы-
вается интегральное соотношение основных тенденций
личности, которое позволяет говорить о гармоничности,
цельности, единстве или двойственности, расщепленно-
сти, отсутствии единства личности» [Мясищев В. Н., 1969,
с. 38].
Иначе представляет себе уровень интеграции в струк-
туре личности К. К. Платонов. Он подчеркивает необходи-
мость более точного определения этого понятия, говоря о
динамической функциональной структуре личности и ука-
зывая на возможности более детальной и более общей ха-

рактеристики. «Наиболее общей структурой личности
является отнесение всех ее особенностей и черт к одной из
четырех групп, образующих четыре основные стороны лич-
ности...» [Платонов К. К., 1965, с. 37 ]. Эти группы следу-
ющие: 1) социально обусловленные особенности (направ-
ленность, моральные качества); 2) биологически обуслов-
ленные особенности (темперамент, задатки, инстинкты,
простейшие потребности); 3) опыт (объем и качество име-
ющихся знаний, навыков, умений и привычек); 4) индиви-
дуальные особенности различных психических процессов.
Взаимосвязь между этими группами особенностей при ве-
дущей роли так называемых социально обусловленных
свойств образует структуру личности, являющуюся таким
образом, по К. К. Платонову, наиболее высоким уровнем
интеграции в сфере явлений личности.
Нам представлялось целесообразным не противопоста-
вить, а сопоставить различные взгляды по степени интег-
рации личностных свойств в структуре личности, так как
противоречивые взгляды отражают объективную сложно-
сть взаимопереходов между интегрированностью и диффе-
ренцированностью явлений развития личности.
С одной стороны, это развитие действительно есть воз-
растающая по масштабам и уровням интеграция — образо-
вание крупных «блоков», систем или структур, синтез ко-
торых в определенный момент жизни человека выступает
как наиболее общая структура личности. Напомним, что
С Л. Рубинштейн считал специфическим для психическо-
го развития личности именно интеграцию. Так, способно-
сти определялись им как «закрепленная в индивиде сис-
тема обобщенных психических деятельностей» [Рубинш-
тейн С. Л., 1959, с. 125], а характер — как «закрепленная
в индивиде система генерализованных обобщенных психи-
ческих деятельностей» [Там же, с. 134]. С другой-стороны,
развитие личности есть и все возрастающая дифференциа-
ция ее психофизиологических функций, процессов, состо-
яний и личностных свойств, соразмерная прогрессирующей
интеграции. Естественно, изменение в объеме и способах
организации свойств, составляющих структуру личности,
связано с реальным составом этой структуры, с конкрет-
ными характеристиками ее компонентов. К. К. Платонов
правильно подчеркивает, что «с понятием структуры диа-
лектически связано понятие элементов. Вне этой диалек-

тики любую структуру достаточно глубоко понять невоз-
можно. .. структура личности меняется в зависимости от ее
элементов» [Платонов К. К., 1965, с. 37]. Он вводит также
понятие «структурной единицы личности» [Там же, с.
39 ], в которой выступают взаимосвязанные стороны лич-
ности.
Теоретические поиски в этой области хотя и противоре-
чивы, но весьма полезны именно для понимания конвер-
гентных и дивергентных отношений между интеграцией и
дифференциацией явлений личностного развития.
Рассмотрение статуса, социальных функций и ролей,
целей деятельности и ценностных ориентации личности
позволяет понять как зависимость ее от конкретных соци-
альных структур, так и активность самой личности в об-
щем процессе функционирования тех или иных социаль-
ных (например, производственных) образований. Совре-
менная психология все более глубоко проникает в связь,
существующую между интериндивидуальной структурой
того социального целого, к которому принадлежит лич-
ность, и интериндивидуальной структурой самой лично-
сти. Многообразие связей личности с обществом в целом,
различными социальными группами и институциями оп-
ределяет интраиндивидуальную структуру личности, ор-
ганизацию личностных свойств и ее внутренний мир. В
свою очередь сформировавшиеся и ставшие устойчивыми
образованиями комплексы личностных свойств регулиру-
ют объем и меру активности социальных контактов лично-
сти, оказывают влияние на образование собственной среды
развития.
Как и всякая структура, интраиндивидуальная структура
есть целостное образование и определенная организация
свойств. Функционирование такого образования возможно
лишь посредством взаимодействия различных свойств, яв-
ляющихся компонентами структуры личности. Исследова-
ние компонентов, относящихся к разным уровням и сто-
ронам развития личности, при структурном изучении этого
развития обязательно сочетается с исследованием различ-
ных видов взаимосвязей между этими компонентами. Из-
вестно, что далеко не все психофизиологические функции,
психические процессы и состояния входят в структуру
личности. Из множества социальных ролей, установок,
ценностных ориентации лишь некоторые входят в струк-

туру личности. Вместе с тем в эту структуру могут войти
свойства индивида, многократно опосредствованные соци-
альными свойствами личности, но сами относящиеся к био-
физиологическим характеристикам организма (например,
подвижность или инертность нервной системы, тип мета-
болизма и т. д.). Структура личности включает, следова-
тельно, структуру индивида в виде наиболее общих и акту-
альных для жизнедеятельности и поведения комплексов
органических свойств. Эту связь нельзя, конечно, пони-
мать упрощенно как прямую корреляционную зависи-
мость структуры личности от соматической конституции,
типа нервной системы и т. д.
Новейшие исследования показывают весьма сложные
корреляционные плеяды, объединяющие разные социаль-
ные, социально-психологические и психофизиологические
характеристики человека. Факторный анализ позволяет
выявить вес, относительное значение групп или комплек-
сов разнородных характеристик, в которые входят некото-
рые нейродинамические свойства (сила, динамичность,
подвижность нервных процессов) и конституционально-
биохимические особенности организма (обмена веществ,
энергетического баланса, морфологической структуры те-
ла). В коллективном комплексном исследовании нашей ла-
боратории дифференциальной психологии и антрополо-
гии* получены серии корреляционных плеяд.
Следовательно, определенный комплекс коррелируемых
свойств индивида (возрастно-половых, нейродинамичес-
ких, конституционно-биохимических) входит в структу-
ру личности.
В современной науке идеи сложных динамических струк-
тур, объединяющих социальные и психофизиологические
особенности человека, приобретают все большее значение.
В этом направлении строятся различные новейшие интер-
претации связей внешней и внутренней направленности
личности (ее~экстра и интравертированности) с различны-
ми энергетическими, впервые описанными К. Юнгом, и
нейрофизиологическими характеристиками человека, по-
лученными Г. Айзенком и др.
В отечественной психологии накоплен эксперимен-
* В исследовании принимали участие Г. И. Акинщикова, М. Д. Дворяши-
на, Т. П. Кистер, И. M. Палей, Н. А. Розе, Н. Н. Обозов, К. Д. Шафран-
ская, аспиранты, лаборанты и студенты факультета психологии ЛГУ.

тальный опыт, включающий именно эти характеристики.
А, Г. Ковалев и В. Н. Мясищев выделяют в качестве основ-
ных структурных особенностей личности соотношения со-
циальных и индивидуальных тенденций в синтезе свойств
личности. Они указывают, что «основные структурные
особенности личности определяются господством односто-
ронних лично-эгоистических (индивидуалистических) тен-
денций или безличной социальностью в связи с подавлени-
ем индивидуальности, или гармоническим синтезом соци-
ального и индивидуального в личности, или внутренним
противоречием социального и индивидуального, или, на-
конец, приспособительным прикрытием индивидуального
внешне социальным» [1963, с 28).
Согласна известной концепции В. Н. Мясищева [I960),
единство личности характеризуется направленностью,
уровнем развития, структурой личности и динамикой
темперамента, именно со структурными особенностями
личности связываются мера и своеобразие ее целостности.
Иначе подходит к «структуре психической жизни лич-
ности» А. Г. Ковалев. Он полагает, что эта структура образу-
ется путем соотношения психических процессов, психиче-
ских состояний и психических свойств личности. А. Г. Ко-
валев пишет, что «развитие психической деятельности идет
от динамического ко все более устойчивому. Чрезвычайно
динамичны психические процессы, менее динамичны сос-
тояния, устойчивы психические свойства личности... Вме-
сте с тем образование свойств не снимает динамичности
психических процессов, а упорядочивает ее. Развитие идет
от разрозненных свойств к сложным интегральным образо-
ваниям или структурам": направленности, способности, ха-
рактера. Синтез структур характеризует целостный ду-
ховный облик человека». [Ковалев А. Г., 1963, с. 16 ].
А. Г. Ковалев, относя к числу сложных структур и тем-
перамент, называет его «структурой природных свойств»
(нейродинамические свойства мозга). Сложными структу-
рами также он считает направленность (система потреб-
ностей, интересов и идеалов), способности (система ин-
теллектуальных, волевых и эмоциональных свойств).
Структуры представляют собой высший уровень регуля-
ции деятельностью и поведением в соответствии с требова-
ниями ситуации и предмета труда. В синтезе эти структуры
составляют своеобразный духовный облик, или характер

человека. Многообразие этих структур влияет на существо
внутренних противоречий, к которым А. Г. Ковалев отно-
сит те из них, которые возникают вследствие неравномер-
ного развития отдельных сторон личности: противоречия
между притязаниями личности и ее объективными воз-
можностями, противоречия между чувственным и логиче-
ским в процессе отражения, а также разумом и чувством,
несоответствия природных данных приобретенным свойст-
вам личности и т. д.
Статус и социальные функции — роли, мотивация по-
ведения и ценностные ориентации, структура и динамика
отношений — все это характеристики личности, определя-
ющие ее мировоззрение, жизненную направленность, об-
щественное поведение, основные тенденции развития. Со-
вокупность таких свойств и составляет характер как систему
свойств личности, ее субъективных отношений к обще-
ству, другим людям, деятельности, самой себе, постоянно
реализующихся в общественном поведении, закрепленных в
образе жизни. Переход отношений в черты характера —
одна из основных закономерностей характерообразования.
Впервые эта закономерность была обнаружена А. Ф. Ла-
зурским, для которого отношения личности и генезис ха-
рактерообразования оказались категориями одного порядка.
В его программе исследований в целях классификации
личностей было выделено 15 групп отношений личности к
различным явлениям природы, общества, ценностям, к се-
бе, ко всему, что составляет объекты этих отношений. В
эти 15 групп входят отношения к вещам, природе и живо-
тным, отдельным людям (равным, высшим и низшим по
общественному положению), социальной группе (общест-
венное и корпоративное сознание), противоположному полу
(чувственная и романтическая любовь), семье, государству,
труду, материальному обеспечению, собственности, к пра-
ву и нормам поведения, нравственности, мировоззрению и
религии, науке и искусству, к самому себе (к своей физи-
ческой и психической жизни, к своей личности). Личность
в этом смысле есть субъект отношений. Вслед за А. Ф. Ла-
зурским В. Н. Мясищев и его ученики развивают эту пло-
дотворную концепцию, в которой единство и многообразие
личности раскрываются через взаимосвязь и многообразие
отношений. Структурной интеграцией отношений явля-
ется именно характер личности.

Крупнейшим вкладом в теорию личности и характеро-
логию является педагогическое учение А. С; Макаренко.
.. .Это учение необычайно глубоко показало формирование
личности как члена микро- и макрогрупп (коллектива),
через которые личность входит в более широкие системы
общественных связей и взаимозависимостей. В процессе
социального формирования человека складывается его
нравственный опыт, постоянно практикуемый в обще-
ственном поведении, а вместе с ним комплекс ценностей и
собственных свойств человека.
А. Ф. Лазурский полагал, что личности различаются по
преобладанию в них внешних и внутренних источников
развития («экзопсихики» и «эндопсихики»). Впоследствии
К. Юнг предложил известную классификацию экстра- и
интравертированных личностей. Е. Блейлер, Э. Кречмер,
А. Адлер и другие использовали различные принципы со-
циалъно-внешней и индивидуально-внутренней ориента-
ции личности в качестве критериев ее определения.
Однако социальный генезис характерологических свойств,
включая эгоцентрические, аутистические и антисоциаль-
ные черты личности, оставался закрытой книгой до тех
пор, пока исследование процесса формирования отноше-
ний личности не было совмещено с изучением взаимоот-
ношений между людьми, начиная с раннего детства, в той
или иной структуре социальной группы. Именно в этом
плане педагогический опыт и учение А. С. Макаренко были
своего рода психологическим открытием, поскольку рас-
крывался социогенез характера, прослеживался переход
внешних коллективных взаимосвязей во внутренние отно-
шения человека к окружающему миру.
Человек становится субъектом отношений по мере
того, как он развивается во множестве жизненных ситуа-
ций в качестве объекта отношений со стороны других лю-
дей, коллектива и руководителей, людей, находившихся в
различных социальных позициях и играющих различные
роли в истории его развития.
Переход взаимоотношений, интериндивидуальных свя-
зей, функционирующих в определенных обстоятельствах
жизни, в интраиндивидуальные связи является обязатель-
ным условием образования структуры личности и ее ха-
рактера. Таков основной вывод из цикла исследований,
проведенных нами совместно с группой сотрудников в секто-

ре психологии Института по изучению мозга им.
В. М. Бехтерева.
На основании индивидуально-монографических и со-
циально-психологических исследований мы пришли к вы-
воду, что существует определенная объективная последо-
вательность в процессе характерообразования. Раньше
всего непосредственно в жизни социальной группы из вза-
имоотношений между ее членами возникают отношения
личности к другим людям,* которые, закрепляясь в прак-
тике общественного поведения, превращаются в наиболее
общие и первичные черты характера, названные нами ком-
муникативными.** Эти черты характера в свою очередь
становятся внутренним основанием для образования дру-
гих характерологических свойств (интеллектуальных, во-
левых, эмоционально-мотивационных и др.).
Все эти свойства, базирующиеся на коммуникативных
свойствах характера, возникают в процессе развития от
тех или иных видов деятельности, из разнообразных отно-
шений к жизненным обстоятельствам и событиям.
Длительные (лонгитюдинальные) наблюдения за одни-
ми и теми же детьми позволили прослеживать развитие
этих отношений, многократно проявляющихся в жизнен-
ных ситуациях, их превращение во внутренние свойства
личности, если они подкреплялись всей системой воспита-
ния и опытом общественного поведения самих детей.
Наиболее поздним (по сравнению с другими свойства-
ми) является образование отношений формирующегося
человека к самому себе. Во всех видах деятельности и по-
ведения эти отношения следуют за отношениями к ситуа-
ции, предмету и средствам деятельности, другим людям.
Лишь пройдя через многие объекты отношений, дознание
становится само объектом в самосознании.' Требуется на-
копление опыта множества подобных осознаний себя субъ-
ектом поведения и реализации в поведении, чтобы эти от-
ношения к себе превратились в свойства характера, кото-
рые мы назвали рефлексивными.
Однако именно эти свойства, хотя и являются наиболее
поздними и зависимыми от всех остальных, завершают
* Эти отношения фиксируются в виде определенных позиций, рангов по-
пулярности, репутации, престижа, авторитета и т. д.
**Эти свойства включают способы общения и общительности, привязан-
ности и вкуса.

структуру характера и определяют его целостность. В этом
смысле они наиболее тесно связаны с целями жизни и дея-
тельности, ценностными ориентациями, установками, вы-
полняя функцию саморегулирования и контроля развития.
Прошло более четверти века с тех пор, и, как нам пред-
ставляется, развитие характерологии в общем подтверж-
дает такие представления о процессе характерообразова-
ния. Особенно показательны новейшие данные о коммуни-
кации и их роли в динамике структурных особенностей
личности, о регулятивном значении восприятия и понима-
ния человека человеком для процесса общения и самопоз-
нания. Социальная перцепция и взаимопонимание в про-
цессе общения зависят от характера информации о людях,
особенностей приема и переработки ее в социальном раз-
витии личности.
О генетическом значении этой информации для психи-
ческого развития личности свидетельствуют современные
исследования, посвященные восприятию человека челове-
ком — социальной перцепции. Эта форма восприятия, как
показал А. А. Бодалев [1965], составляет психологический
аспект процесса коммуникации и информационно-регули-
рующий механизм общественного поведения. Нам особен-
но хотелось бы подчеркнуть характерологический смысл
этих исследований. Экспериментальные данные А. А. Бо-
далева и его сотрудников показывают, что с накоплением
и обобщением опыта общения повышается уровень соци-
альной перцепции и саморегуляции поведения. В сфере
восприятия проявляется общая закономерность характеро-
образования — образование рефлексивных свойств лично-
сти на основе коммуникативных.
На любом уровне и при любой сложности поведения
личности существует взаимозависимость между информа-
цией о людях и межличностных отношениях, коммуника-
цией и саморегуляцией поступков человека в процессе об-
щения, преобразованиями внутреннего мира самой лично-
сти. Поведение человека выступает не только как сложный
комплекс видов социальных деятельностей человека, с по-
мощью которой опредмечивается окружающая ого природа,
но и как общение, практическое взаимодействие с людьми
в различных социальных структурах.
Внутренний план и программы поведения личности в об-
ществе не исчерпываются установками и другими формами

мотивации. Исследование социального статуса и социаль-
ных ролей личности, то есть объективных характеристик,
выявляет активное участие самой личности в изменении
статуса и социальных функций. Сложный и долговремен-
ный характер активности субъекта является показателем
приспособленных к отдельным ситуациям не только так-
тик поведения, но и стратегий достижения посредством
этих тактик далеких целей, общих идей и принципов ми-
ровоззрения.
Именно стратегическая организация поведения вклю-
чает интеллект и волю в структуру личности, соединяя их
с потребностями, интересами, всей мотивацией поведения,
личности. В реальном процессе поведения взаимодейству-
ют все «блоки» коррелируемых функций (от сенсомотор-
ных и вербально-логических до нейрогуморальных и мета-
болических). При любом типе корреляции в той или иной
степени изменяется человек в целом как личность и как
индивид (организм). Однако сохранению целостности ор-
ганизма и личности способствуют только те коррелятив-
ные связи, которые соответствуют объективным условиям
существования человека в данной социальной и природной
среде. Общая организация свойств личности в определен-
ной структуре еще далеко не изучена. Предстоит многое
сделать для определения типов или видов связей между
этими свойствами. Вероятно существование не только
функциональных зависимостей между ними, но и других
зависимостей (каузальных, структурных, генетических и
т. д.). Все большее значение для такого исследования свя-
зей в интраиндивидуальной структуре приобретут методы
корреляционного, факторного, дискриминантного анали-
зов. Нельзя, однако, недооценивать важность теоретиче-
ских конструкций и различных идеализированных схем
построения таких структур.
И. М. Палей сопоставил различные принципы построе-
ния таких структур в зарубежной психологии личности,
особенно иерархической и автономной. В первой из них он,
как и Г. Айзенк, считает, что существует многоуровневая
организация свойств, в которой они субординированы, бо-
лее частные детерминированы более общими. Например,
субъективизм, возбудимость, ригидность и т. д. представ-
ляют более частные формы выражения интравертирован-
ности. И. М. Палей видит в этой иерархической конструк-

ции основной смысл в соподчинении свойств по степени
обобщенности черт личности.
В противоположность этому Р. Кеттел выделил ряд
факторов, по отношению к которым существуют соподчи-
ненные явления личности. Однако по отношению друг к
другу все эти факторы независимы, автономны в общей
структуре личности, в которой они своеобразно располо-
жены. Поэтому между такими факторами, как шизотимия
— циклотимия, подозрительность — доверчивость, совест-
ливость — приспосабливаемость и т. д., не существует не-
обходимых взаимосвязей, хотя возможны различные слу-
чайные совмещения их эффектов в поведении. Преодоле-
ние противоречий между интеграцией и дифференциацией
свойств в структуре личности, степени их обобщенности и
конкретности оказывается непосильной задачей для совре-
менной зарубежной психологии личности.
Мы думаем, однако, что структура личности строится
не по одному, а по двум принципам одновременно: 1) суб-
ординационному, или иерархическому, при котором более
сложные и более общие социальные свойства личности
подчиняют себе более элементарные и частные социаль-
ные и психофизиологические свойства; 2) координацион-
ному, при котором взаимодействие осуществляется на па-
ритетных началах, допускающих ряд степеней свободы
для коррелируемых свойств, то есть относительную авто-
номию каждого из них.
ГЕНЕТИЧЕСКИЕ И СТРУКТУРНЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ
В РАЗВИТИИ ЛИЧНОСТИ
Теория и метод развития в современной психологии яв-
ляются одним из новейших подтверждений материалисти-
ческой диалектики. Генетические подходы полностью ут-
вердились в сравнительной, возрастной (детской), общей и
прикладной психологии, эти подходы проникают в диффе-
ренциальную психологию и характерологию, в психоло-
гию воспитания и социальную психологию личности.
Генетическая психология личности — одно из приме-
чательных явлений современного исследования так назы-
ваемой социализации личности, становления ее отноше-
ний, установок и свойств в ходе общественного воспитания

и обучения, в зависимости от смены общественных ролей и
общностей.
В настоящее время, как можно судить по состоянию
всей проблемы человека в современной науке, вычленяют-
ся три основных, генетических подхода к человеческому
развитию.
Первым из них является онтогенетика человека, исс-
ледующая метрические и топологические свойства време-
ни индивидуальной жизни человеческого организма, про-
цесс ее становления в определенной последовательности
смены состояний или фаз развития (возрастов) [Анань-
ев Б. Г., 1968а, 19686].
Вторым, более поздним по времени и лишь оформляю-
щимся в наше время является генетический подход к эво-
люции личности как общественного индивида. Этот подход
можно условно обозначить как генетическую персонали-
стику, представляющую собой теорию и метод биографи-
ческого исследования жизненного пути человека, основ-
ных событий, конфликтов, продуктов и ценностей, развер-
тывающихся на протяжении жизни человека в данных
общественно-исторических условиях.
Биографический метод является одним из историче-
ских в исследовании, применяемый в области психологии
личности.
Наконец, третий генетический подход ориентирован на
изучение истории развития деятельности той или иной
конкретной личности, продуктов этой деятельности, то
есть созидаемых личностью материальных и духовных
ценностей.
Этот праксиологический, или праксиметрический, ана-
лиз личности со стороны истории ее деятельности близко
соприкасается с биографическим анализом истории жиз-
ненного пути личности в обществе.
Фазы жизненного пути датируются историческими со-
бытиями, сменой способов воспитания, изменениями в об-
разе жизни и системе отношений, сумме ценностей и жиз-
ненной программе — целях и смысле жизни, которыми
данная личность владеет. Фазы жизненного пути наклады-
ваются на возрастные стадии онтогенеза, причем в такой
степени, что в настоящее время некоторые возрастные ста-
дии обозначаются именно как фазы жизненного пути, на-
пример, преддошкольное, дошкольное и школьное детство.

Практически ступени общественного воспитания, образо-
вания и обучения, составляющие совокупность подготови-
тельных фаз жизненного пути, формирования личности,
стали определяющими характеристиками периодов роста и
созревания индивида.
В процессах общественного воспитания и образования у
всех формирующихся личностей в данных подрастающих
поколениях складываются «типичные характеры эпохи»,
социально ценные свойства поведения и интеллекта, осно-
вы мировоззрения и готовность к труду. Индивидуальная
изменчивость всех этих свойств человека как личности оп-
ределяется взаимодействием основных компонентов ста-
туса (экономического, правового, семейного, школьного и
т. д.), сменой полей и систем отношений в коллективах
(макро- и микрогруппах), в общем социальном становле-
нии человека. Соответственно характеру этого взаимодей-
ствия развитие отдельных свойств происходит неравно-
мерно и в каждый отдельный момент этого развития —
гетерохронно с еще большим диапазоном расхождений
между «старыми» ролями, более ранними, общими и более
поздними специальными общественными функциями лично-
сти, чем это происходит в возрастной эволюции организма.
Внутренняя противоречивость развития личности, про-
являющаяся в неравномерности и гетерохронности смены
ее состояний, усиливает внутреннюю противоречивость
онтогенетической эволюции, особенно вследствие специ-
фического влияния социального развития личности на ин-
тенсификацию корковых, прежде всего вербальных, рече-
мыслительных, процессов мозговой деятельности челове-
ка. Однако такое влияние истории становления личности
на онтогенетическую эволюцию индивида возникает толь-
ко на определенной стадии онтогенеза и постепенно возра-
стает по мере накопления жизненного опыта и социальной
активности личности. Это- и понятно, поскольку начало
личности наступает намного позже, чем начало индивида.
Социальная обусловленность развития и наличие слож-
ного индивидуально приобретенного нервно-психического
аппарата поведения еще недостаточны для утверждения,
что новорожденный младенец — личность, что начало
личности — моменты рождения, начало лепета, появле-
ния первых избирательных реакций на человека и т. д.
Нельзя считать более убедительным доказательством и тот

факт, что типологические свойства нервной системы и
темперамент, равно как и задатки, считающиеся так назы-
ваемой природной основой личности, проявляются в эти
периоды с достаточной полнотой. Все эти свойства челове-
ка как индивида, генотипически обусловленные, первона-
чально существуют независимо от того, какая личность, с
какими наборами социальных характеристик будет ими
обладать.
На основе самых различных типов нервной системы мо-
жет быть сформирован один и тот же тип характера, равно
как контрастные характеристические свойства могут обна-
ружиться у людей с одним и тем же типом нервной систе-
мы. Лишь в ходе формирования человека эти свойства
включаются в общую структуру личности и ею опосреду-
ются. Однако на первых этапах формирования личности
эти свойства влияют на темпы и направления образова-
ния личностных свойств человека, сущность и история ко-
торых связана, однако, не с онтогенезом и филогенезом, а
с современным для данного общества и народа укладом
жизни, с историей общественного, особенно культурного,
политического и правового развития, определившего ста-
новление современного образа жизни, в котором начинает
свою жизнь человек, родившийся в определенном месте
данной страны, в семье, занимающей определенное поло-
жение в обществе, родители которого обладают тем или
иным экономическим, политическим и правовым статусом
(соотношением прав и обязанностей). С момента рожде-
ния человек поставлен в эти условия, он застает их гото-
выми, и его первоначальное развитие, конечно, есть фор-
мирование новых свойств, не отделимое от адаптации к
этим условиям.
Статус семьи объективно есть и его статус; однако
пройдет несколько лет, когда ребенок постепенно начнет
осознавать себя частью определенного социального цело-
го, все компоненты статуса своей семьи как собственные
характеристики.
С момента рождения ребенка происходит существенное
изменение образа жизни супругов, у которых появились
новые общественные функции и роли родителей как вос-
питателей — матери й отца.
Современная психология личности достаточно убеди-
тельно показала, что как во всем человеческом развитии,

преобразовавшем инстинктивные механизмы поведения,
так и в родительском поведении мы не найдем прямых не-
посредственных проявлений родительского инстинкта жи-
вотных предков человека. Женщина, родившая ребенка,
выполняет свои материнские функции в зависимости от
обычаев, норм поведения в семье, положения женщины в
обществе, принадлежности к определенному классу, пра-
вовой организации семьи и т. д. Она может и не стать ма-
терью, выполняя функции кормления и некоторых забот
о ребенке. Мать — воспитатель и духовный наставник де-
тей, она для ребенка — олицетворенная любовь. Функции
матери-воспитательницы осваиваются с неодинаковым ус-
пехом, так как существует огромный диапазон материн-
ских дарований и талантов.
Тем более все это относится к социальным функциям
общества и освоению молодым мужчиной-супругом новой
для него роли отца.
Формирование ребенка как личности происходит в за-
висимости не только от CTaVyca семьи, который он застает
сложившимся, но и от освоения его родителями новых для
них семейных ролей. Духовная атмосфера семьи, относи-
тельное согласие или напряженность во взаимоотношени-
ях, близость родителей к ребенку, общность стратегии и
тактики воспитания зависят в большей степени от этих
социальных функций и ролей родителей, чем от статуса
семьи, несмотря на его весьма важное значение.
Но как статус, так и эти роли, объективно формирую-
щие ребенка, в первые месяцы жизни еще не составляют
его собственной биографии. Роль сына или дочери, содер-
жащиеся в ней общественные функции, ребенок начинает
осваивать и осуществлять позже, и это составляет один из
моментов становления личности.
Для ее образования недостаточно дифференцировки
среди многих раздражителей человеческого лица или голо-
са, недостаточно улыбки или гримасы в ответ на улыбку
или гримасу взрослого, лепета при обращении к ребенку
речи взрослого, то есть всего того, что нередко считается
исходными моментами социализации и персонификации.
Это весьма важные предпосылки, внутренние условия, не-
обходимые для формирования личности. Однако лишь с
образованием постоянного комплекса социальных связей,
регулируемых нормами и правилами, средств общения с их

знаковым аппаратом (прежде всего словарным составом и
грамматическим строем языка), предметной деятельности
с ее социальной мотивацией, освоением семейных и других
ролей связано формирование,начальных свойств личности.
Подобно тому как начало индивида — долгий и много-
фазный процесс эмбриогенеза, так и начало личности
долгий и многофазный процесс ранней социализации инди-
вида, наиболее интенсивно протекающий в двух-трехлет-
нем возрасте.
В последующем становление свойств личности проте-
кает неравномерно и гетерохронно, соответственно после-
довательности в усвоении ролей и смене позиций ребенка в
обществе. Эта гетерохронность личностного формирова-
ния накладывается на гетерохронность созревания инди-
вида и усиливает общий эффект разновременности основ-
ных состояний человека.
Бесспорно, точки отсчета для начала онтогенеза и исто-
рии личности разделены многими месяцами жизни и суще-
ственно различными факторами. Личность всегда моложе
индивида в одном и том же человеке, история личности,
или жизненный путь (биография), хотя и считается с даты
рождения, однако начинается много позже, и основными
ранними ее вехами являются поступление ребенка в де-
тский сад или, что особенно важно, в школу, с которыми
связаны более обширный круг социальных связей и вклю-
чение в систему института и общностей, свойственных со-
временности, открывающих отдельному человеку доступ
к истории человечества (через усвоение суммы знаний,
традиций и т. д.) и к программам его будущего.
Становление человека как личности связано с относи-
тельно высоким уровнем нервно-психического развития,
являющимся необходимым внутренним условием этого
становления. Под влиянием социальной среды и воспита-
ния складывается определенный тип отражения, ориента-
ции в окружающей сфере и регуляции движения у ребен-
ка, сознания, то есть самая общая структура человека как
субъекта познания.
Еще до самостоятельного передвижения и активной речи
складываются необходимая для предметной деятельности
сенсомоторная структура и наиболее общие типы предмет-
ных действий рук. Одновременно со свойствами субъекта
познания формируются свойства субъекта деятельности.

На оба вида новых свойств огромное влияние оказывает
комплекс социальных связей, из которого берет свое нача-
ло личность. Однако субъективные свойства непосредст-
венно детерминированы предметным миром, объективными
свойствами предметной деятельности, в структуре кото-
рых оказывают свое влияние на формирование субъектив-
ных черт социальные связи.
Надо иметь, однако, в виду, что социальное формиро-
вание человека не ограничивается формированием лично-
сти — субъекта общественного поведения и коммуника-
ций. Социальное формирование человека — это вместе с
тем образование человека как субъекта познания и дея-
тельности, начиная с игры и учения, кончая трудом, если
следовать известной классификации видов человеческой
деятельности. И надо признать, что становление этих
свойств предшествует формированию личностных свойств,
и в последующем ходе жизненного пути человека взаимо-
связь этих свойств оказывается наиболее важной. Переход
от игры к учению* смена различных видов учения, подго-
товка к труду в обществе и т. д. — это одновременно ста-
дии развития свойств субъекта познания и деятельности и
изменения социальных позиций, ролей в обществе и сдви-
гов в статусе, то есть личностные преобразования.
Однако эта взаимосвязь противоречива, и различия
этих свойств в определенные моменты развития и в зави-
симости от социальных условий превращаются в противо-
речия, временным выражением которых являются гетерох-
ронность развития этих свойств формирующегося человека.
Подобные противоречия проявляются в несовпадениях мо-
ментов и направлений реализации мотивов общественно-
го поведения и познавательных интересов, относитель-
ном обособлении нравственных, эстетических и гностиче-
ских ценностей, тенденции личности и ее потенции как
субъекта познания и деятельности.
Не менее трудным, чем объективное определение «на-
чала» индивида, личности, субъекта и гетерохронности
всех этих состояний формирования человека, является оп-
ределение объективных критериев зрелости человека. Не
Случайно именно эти трудности привели в современной
психологической литературе к замене понятия «зрелость»
понятием «взрослость» с тем, чтобы избежать многих ос-
ложнений, считающихся подчас неодолимыми.

Зрелость человека как индивида — соматическая и по-
ловая — определяется по биологическим критериям. Срав-
нительно с другими приматами человек в этом отношении
обладает лишь большим диапазоном индивидуальной из-
менчивости моментов завершения соматического и поло-
вого созревания, наступления физической зрелости.
Однако если у всех животных, включая приматов, фи-
зическая зрелость означает глобальную зрелость всего ор-
ганизма — его жизнедеятельности и механизмов поведе-
ния, то у человека нервно-психическое развитие не укла-
дывается полностью в рамки физического созревания и
зрелости.
Интеллектуальное развитие, неразрывно связанное с
образованием, имеет свои критерии умственной зрелости
в определенном объеме и уровне знаний, свойственных
данной системе образования в данную историческую эпо-
ху. Как явление умственной зрелости, так и критерии ее
определения исторические. В еще большей мере такими
являются многочисленные феномены гражданской зрело-
сти, с наступлением которой человек полностью стано-
вится юридически дееспособным лицом, субъектом граж-
данских прав, например, избирательных, политическим
деятелем и т. д. Все эти феномены варьируют в зависимо-
сти от общественно-экономической формации, классовой
структуры общества, национальных особенностей и тради-
ций и т. д. и ни в какой мере не зависят от состояний
физического развития человека. В общественной жизни
важное значение имеет определение трудовой зрелости,
то есть полного объема трудоспособности, критерии кото-
рого в значительной мере связаны с учетом состояний фи-
зического и умственного развития.
Следовательно, наступление зрелости человека как ин-
дивида («физическая» зрелость), личности («гражданс-
кая»), субъекта познания («умственная» зрелость) и труда
(«трудоспособность») во времени не совпадает, и подобная
гетерохронность зрелости сохраняется во всех формациях.
Еще более выражена разновременность моментов, харак-
теризующих финал человеческой жизни. Таким финалом
для индивида является смерть, с которой, разумеется, пре-
кращается всякое материальное существование и всех дру-
гих состояний человека как личности и субъекта деятель-
ности. Однако историческая личность и творческий дея-

тель, оставившие потомкам выдающиеся материальные и
духовные ценности, то есть активные субъекты познания и
труда, обретают социальное бессмертие, идеальная форма
существования которого оказывается реальной силой об-
щественного развития.
Но нас в большей мере, чем бессмертие, интересует па-
радокс завершения человеческой жизни. Парадокс этот за-
ключается в том, что во многих случаях те или другие
формы человеческого существования прекращаются еще
при жизни человека как индивида, то есть их умирание
наступает раньше, чем физическое одряхление от старости.
Мы не имеем в виду «гражданскую» или «политиче-
скую» смерть при жизни человека, которая может насту-
пить в любом возрасте вследствие особых обстоятельств и
которая, конечно, деперсонализирует человека, лишает
его функций личности.
Речь идет о, так сказать, нормальном состоянии, при
котором человек сам развивается в направлении растущей
социальной изоляции, постепенно отказываясь от многих
функций и ролей в обществе, используя свое право на со-
циальное обеспечение. Постепенное «освобождение» от
обязанностей и связанных с ними функций приводит к со-
размерному сужению объема личностных свойств, к де-
формации структуры личности. Между тем статус челове-
ка как личности и комплекс ее ролей, от которых зависит
и комплекс личностных свойств, не определяются перио-
дами старения.
Современные научные данные о долгожителях свиде-
тельствуют о том, что одной из этих характеристик явля-
ется живая связь с современностью, а не социальная изо-
ляция, сопротивление внешним и внутренним условиям,
благоприятствующим такой изоляции (почти полное от-
сутствие сверстников в своей среде, резкое понижение зре-
ния, слуха и т. д.). Связь с современностью влияет на со-
хранность личности, обеспечивает ее до самой смерти че-
ловека, даже если она наступает и после ста лет жизни.
Подобные явления, которые можно назвать деформа-
цией личности, возникают обычно лишь в связи с прекра-
щением профессиональной трудовой деятельности в той
или иной области общественной жизни, производства и
культуры. Иначе говоря, такая деформация — следствие
коренного изменения образа жизни и деятельности, стату-

са и ролей человека в обществе, главнейшими из которых
являются производство, созидание материальных и ду-
ховных ценностей. Внезапное блокирование всех потенци-
алов трудоспособности, и одаренности человека с прекра-
щением многолетнего труда не может не вызвать глубоких
перестроек в структуре человека как субъекта деятельно-
сти, а поэтому и личности.
В последние десятилетия человеческой жизни гетерох-
ронность состояний личности и субъекта уменьшается, а
их взаимозависимость во времени усиливается. Но тем бо-
лее возрастает дистанция между ними и временными ха-
рактеристиками человека как индивида, то есть возрастом
на поздней стадии онтогенеза. Та или иная степень со-
хранности, деградации или полного одряхления является
функцией не только возраста, но й социально-трудовой
активности, то есть продуктом не только онтогенетической
эволюции, но и жизненного пути человека как личности и
субъекта деятельности.
Эти формы существования и развития человека, изме-
няющиеся в разные периоды человеческой жизни, харак-
теризуются специфическими комплексами психофизиоло-
гических особенностей, которые будут рассмотрены в по-
следующих главах.
Противоречия между этими формами с их различными
психофизиологическими характеристиками не могут от-
влекать нас от единства человека во всей множественно-
сти его состояний и свойств. Это единство представлено в
исторической природе человека, взаимопроникновении
социального и биологического, социальной детерминации
биофизиологических механизмов, развития, слиянии на-
турального и культурного развития человека в его психи-
ческой эволюции, в развитии индивидуального сознания.
Общим эффектом этого слияния, интеграции всех свойств
человека как индивида, личности и субъекта деятельности
является индивидуальность с ее целостной организацией
этих свойств и их саморегуляцией. Самосознание и «я» —
ядро личности с определенной взаимосвязью основных
тенденций, генетически связанных с личностью, и по-
тенций, генетически связанных с субъектом деятельно-
сти, характер и талант человека с их неповторимостью —
все это самые поздние продукты развития человека.
Вместе с тем образование индивидуальности и обуслов-

ленное ею единое направление развития индивида, лично-
сти и субъекта в общей структуре человека стабилизируют
эту структуру и являются одними из важных факторов вы-
сокой жизнеспособности и долголетия.
Гетерохронность различных форм индивидуального
развития человека (онтогенетической, личностно-биогра-
фической, субъектно-практической) является одним из
показателей внутренней противоречивости этого развития
и его полифакторной обусловленности.
Множественность состояний и фаз развития не должна,
однако, затенять единство личности, ее структурную ор-
ганизованность и целостность.
Генетические связи перекрещиваются и конвергиру-
ют в целостных образованиях — комплексах структур-
ных связей.
Сочетание генетических и структурных подходов тре-
бует построения системы методов психологического иссле-
дования, ориентированных на изучение личности и ее раз-
витие.

V
Некоторые вопросы методологии
психологического исследования
Прогресс современной психологии в значительной сте-
пени связан с развитием в ней экспериментальных и мате-
матических методов.
Сперва экспериментальные области психологии состав-
ляли один из ее разделов, существовавший наряду с други-
ми. Но на рубеже XX в. экспериментальный метод начина-
ет применяться во всех ее областях.
Современная психология действительно, почти полно-
стью (включая наиболее сложные проблемы психологии
личности) стала экспериментальной наукой, причем в та-
кой мере, что понятия «научная психология» и «экспери-
ментальная психология» идентифицировались. Обобщение
экспериментально полученных данных в крупных моно-
графиях и пособиях по общей психологии нередко обозна-
чается как свод экспериментальной психологии. Извест-
ны, например, сводные труды Р. Вудвортса, П. Фресса и
Ж. Пиаже, С Стивенса, А. Л. Рошки и др.
Определение всей современной научной психологии как
экспериментальной проверено, поскольку область приме-
нения эксперимента в психологии все более расширяется,
и в настоящее время большинство психологических проб-
лем разрабатывается экспериментальными методами, в том
числе и сложнейшие проблемы интеллекта и личности.
Однако такое определение недостаточно, поскольку
экспериментальные методы не исчерпывают научного ап-
парата современной психологии. В этом аппарате, напри-
мер, все более разнообразное и весьма эффективное при-
менение получают математико-статистические и матема-
тико-логические методы.
Математизация современной психологии распростра-
няется на все ее разделы и дисциплины без какого-либо
исключения. В этом смысле психология в ближайшем бу-

дущем может стать математической в такой же мере, в
какой она уже является экспериментальной наукой.
Положение этих методов в системе современной психо-
логии двойственно. С одной стороны, как указывалось вы-
ше, вся современная психология становится эксперимен-
тальной (все ее дисциплины — от общей до социальной, от
космической до педагогической), но, с другой стороны,
экспериментальная психология не только в прошлом, но и
в настоящем остается специальной дисциплиной («отрас-
лью») с собственной методологией, методиками и техни-
кой, со специфическими проблемами программирования
научных исследований и обобщения экспериментальных
данных. Математические методы обработки этих данных
относятся, по определению Генчо Д. Пирьова, к вспомога-
тельным для экспериментальной психологии. Правомер-
ность рассмотрения экспериментальной психологии как
особой дисциплины не только в прошлом, но и в настоящем
показана Генчо Д. Пирьовым, К. А, Рамулем и др.
Аналогично положение математических методов в со-
временной психологии. С одной стороны, для нашей науки
характерен процесс всеобщей математизации, охватываю-
щей все ее дисциплины (от общей до генетической, диффе-
ренциальной и социальной, от космической и инженерной
до педагогической и медицинской). С другой стороны, не
менее характерно выделение в системе психологии особой
дисциплины — математической психологии с собствен-
ной методологией, методиками и техникой (измерение,
вычисление, моделирование). Любопытно, что в этой спе-
циальной дисциплине — математической психологии —
построение моделей или каких-либо принципов измерения
и счисления ни в какой мере не детерминировано требова-
ниями экспериментальных методов, которые здесь могут в
свою очередь рассматриваться в качестве «вспомогатель-
ных». В подобной двойственности положения эксперимен-
та и математических методов в современной психологии
объективно проявляется различие функционирования в
научном познании его операций с объектами и самих объ-
ектов. Экспериментальные или математические методы
суть прежде всего сложные системы операций с объектами,
которыми в психологии являются многообразные феноме-
ны поведения и психической деятельности. Вместе с тем

для научного познания эти сложные системы сами являют-
ся гносеологическими объектами.
Несомненно, подобным же образом должно склады-
ваться положение и с другими методами психологического
исследования, которые функционируют как системы опе-
раций с психологическими объектами и как гносеологиче-
ские объекты для самой психологической науки. Однако
неравномерность развития науки вообще, психологии в ча-
стности, сказывается не только в неравномерности разви-
тия психологических дисциплин, но и в известной диспро-
порциональности методов научного исследования относи-
тельно различных психологических дисциплин.
Управление ходом развития науки, прогнозирование ее
главнейших тенденций развития, планирование научных
исследований в больших масштабах (включая общегосу-
дарственный или региональный, международный) требуют,
конечно, фундаментального знания о реальном состоянии
научного аппарата данной науки, его неиспользованных
возможностей и об оптимальном соотношении различных
методов в общей методологической структуре психологии.
Для этого, конечно, в качестве предварительного усло-
вия нужно располагать хотя бы ориентировочной класси-
фикацией методов исследования, уже существующих в
психологии и взаимодействия которых определяют струк-
туру ее методов. Нельзя не отметить, что этим предвари-
тельным условием мы фактически не обладаем, так как из
всей структуры методов современной психологии методо-
логическому анализу в таком направлении подвергались
преимущественно экспериментальные и математические
методы, в неизмеримо меньшей степени — генетические;
все остальные методы современной психологии остаются
вне поля зрения современной методологии.
При построении даже самой ориентировочной класси-
фикации методов психологического исследования необхо-
димо учитывать всю сферу действия психологической нау-
ки, которая непрерывно расширяется.
Современная психология, как известно, представляет
собой сильно разветвленную систему теоретических и при-
кладных дисциплин, развивающихся на границах со мно-
гими науками о природе, обществе и человеке. Достаточно
перечислить некоторые из них: математическая психоло-
гия и психофизика, психофизиология и нейропсихология,

психофизиологическая бионика, генетика поведения, зоо-
психология и сравнительная психология, патопсихология
и психофармакология, генетическая и возрастная психо-
логия, дифференциальная психология и характерология,
историческая и социальная психология, психолингвисти-
ка, юридическая психология или психология права, педа-
гогическая психология, медицинская психология, психо-
логия спорта, психология труда, инженерная психология,
космическая психология и др.
Благодаря этому разветвлению и все более расширяю-
щимся связям с другими науками значительно повышается
эффективность психологических исследований в общей си-
стеме изучения человека в различных видах его деятель-
ности, на разных стадиях его развития и в зависимости от
разных факторов (социальных, биогенных и абиогенных),
в различных условиях его существования, включая экспе-
риментальные условия, создаваемые космическими поле-
тами, глубоководными погружениями, длительной сенсор-
ной изоляцией и т. д.
В связи с важными сдвигами в социальном и научном
развитии, выдвигающими проблему человека в центр нау-
ки, существенно изменяется положение психологии в об-
щей системе научного познания. Психология становится
важным орудием связи между всеми средствами познания
человека, объединяя различные разделы естествознания и
общественных наук. Это объединение происходит в значи-
тельной мере на почве психологии, своеобразие которой
заключается в том, что изучаемый ею человек как субъект
деятельности может быть понят лишь как личность и
индивид (целостный организм) одновременно. Психологи-
ческое познание человека становится в современных усло-
виях одной из самых общих моделей человекознания, по-
скольку исследование многообразных отношений человека
к миру невозможно без исследования его сложнейшей струк-
туры, а эту структуру тем более невозможно понять без
системы отношений человека к обществу и природе, зве-
ном которых он является. Общие модели человекознания,
объединяющие законы общества и природы, должны быть
моделями его исторической природы [Ананьев Б. Г., 1969].
К их построению ближе всего современная психология в
силу ее «ключевого», по выражению Ж. Пиаже [1966],
положения в системе наук.

Постановка и решение методологических проблем пси-
хологии должны учитывать эти существенные изменения в
структуре современной науки: прежде всего возрастающее
увеличение смежных для психологии наук, которыми в на-
стоящее время благодаря кибернетике становятся также
математические и технические науки. С преобразованием
прикладных функций этих наук в структуре психологии в
новые теоретические принципы или даже особые дисцип-
лины (например, в математическую психологию, общую
теорию моделирования психических процессов, инженер-
ную психологию и т. д.) в область психологии входят новые
методы исследования, в том числе математического описа-
ния психических процессов, их моделирования в элект-
ронных устройствах и т. д.
Применение в психологии методов других наук, осо-
бенно общих наук о природе (механики, физики и химии),
имеет более чем вековую историю. Собственно говоря,
именно с применения физических методов началась исто-
рия экспериментальной психологии, связанная с формиро-
ванием психофизики. Трансформированные в физиологии
органов чувств и нервно-мышечной системы физико-хи-
мические методы исследования были перенесены далее в
экспериментальную психологию и положили основание
психофизиологии. Подобная закономерность проявлялась
на протяжении всего процесса развития эксперименталь-
ной психологии.
Особенно стремительно происходит психологическое
преобразование методов естествознания в последние деся-
тилетия. Помимо указанных выше преобразований мате-
матико-кибернетических методов в психологические, сле-
дует отметить применение в сравнительной, возрастной и
дифференциальной психологии методов современной гене-
тики; применение в медицинской и патологической пси-
хологии, в нейропсихологии и дифференциальной психоло-
гии новейших биохимических методов, которые проникают
далее в общую, сравнительную и возрастную психологию.
Помимо частной дисциплины — психофармакологии, со-
здаваемой посредством новейшей биохимии и фармаколо-
гии, биохимические методы создают принципиально но-
вые возможности для познания энергетических механиз-
мов нервно-психической деятельности.
Для сравнительной психологии и зоопсихологии новый

этап развития связан с применением классического метода
физиологии высшей нервной деятельности — метода ус-
ловных рефлексов, а также новейших методов современ-
ной экспериментальной экологии. Общеизвестно револю-
ционизирующее влияние новейших электрофизиологиче-
ских методов на современную экспериментальную
психологию.
Новым для методологического развития психологии яв-
ляется применение в ней неэкспериментальных методов
различных социальных наук, значительно расширяющих
возможности психологического изучения личности: срав-
нительный метод языкознания, текстологический метод
литературоведения, документологические и биографиче-
ские методы исторических наук, разнообразные методы
социальной статистики (демографической, экономической
и т. д.). По мере развития исторической, социальной, диф-
ференциальной психологии и характерологии, психологии
искусства и психологии науки, сравнительной психологии
профессий и других дисциплин, пограничных с гуманитар-
ными науками, в психологии получают все: большее рас-
пространение качественные и количественные методы
этих наук.
Не менее важны для понимания ближайшего будущего
развитие психологических методов и их применение во
многих других науках. Надо особо отметить, что подобное
явление возникает впервые за все время существования
психологии и является одним из демонстративных призна-
ков ее научной зрелости.
В качестве некоторых примеров можно привести пере-
нос из психологии методов пооперационного анализа про-
цесса научения, распространившихся в технических, ма-
тематических и педагогических науках в связи с построе-
нием системы программированного обучения; методов
структурного анализа речи, используемых в психолингви-
стике, структурном и прикладном языкознании; методов
тестирования и принципов шкалирования в педагогиче-
ских и медицинских науках и т. д. Некоторые математико-
статистические методы, широко используемые в современ-
ном естествознании, социологии, педагогических и клини-
ческих науках (например, метод фактурного анализа),
впервые были предложены при обработке эксперименталь-
но-психологических данных.

Процесс «миграции» методов одной науки в сферу дру-
гих все больше захватывает психологию, что объясняется
не только общей закономерностью все возрастающей ин-
теграции наук, но и тем специфическим изменением поло-
жения психологии в системе наук, о котором говорилось
выше. Из этого следует, что обсуждение интересующих
нас вопросов о методах современной психологии не может
быть достаточным без учета применения в психологии ме-
тодов других наук и проверки психологических методов
посредством их применения в других науках.
Методологический анализ научного аппарата совре-
менной психологии должен, очевидно, включать по воз-
можности не только общие для всех психологических дис-
циплин методы, но и методы частные, функционирующие
лишь в некоторых из них. Координация и субординация
методов в общей методологической структуре современной
психологии, порядок их взаимодействия, сравнительная
эффективность отдельных методов или их комплексов —
все это важные вопросы теории психологического позна-
ния на современном, достаточно высоком уровне ее разви-
тия. В современной отечественной психологии различают:
1) общие принципы научного изучения психических явле-
ний и 2) основные методы психологических исследований,
определяемые этими принципами. Так, С. Л. Рубинштейн
и А. Н. Соколов построили совместно написанную ими гла-
ву «Предмет, задачи и методы психологии» в учебнике «Пси-
хология». Раздел о методах психологии эти авторы начинают
с характеристики «общих принципов научного изучения
психических явлений». «Научное изучение психической
деятельности человека и психических особенностей лич-
ности, — пишут авторы, — возможно только на основе
диалектико-материалистического метода познания»
[1962, сТ 23 ].
К общим принципам научного изучения психических
явлений относятся отражение объективной истины, про-
верка изучаемых закономерностей на практике, строгая
объективность изучения психики, исследование психиче-
ских явлений в процессе человеческой деятельности, нако-
нец, изучение всех психологических феноменов в разви-
тии — филогенетическом и онтогенетическом, социально-
историческом и индивидуальном. Специально выделяется
в качестве принципа научного изучения психических яв-

лений введение в исследование активных преобразующих
факторов, прежде всего «упражнения: в труде, в условиях
обучения и воспитания, под влиянием специально органи-
зованных и целенаправленных воздействий на человека,
способствующих формированию его психической деятель-
ности и психических свойств личности» [Там же, с. 25].
Это положение является дальнейшим развитием идеи, вы-
сказанной С. Л. Рубинштейном о необходимости педагоги-
зации психологического изучения ребенка [Там же, с. 30 ].
С. Л. Рубинштейн придавал исключительно важное
значение введению активного формирующего воздействия
в психологические исследования, считая это особым прин-
ципом советской психологии. Он писал в этой связи следу-
ющее: «То положение, что надо изучать детей, обучая их,
является частным случаем более общего положения,
согласно которому мы познаем явления действительности,
воздействуя на них (в частности, самое глубокое и конк-
ретное познание людей достигается в процессе их передел-
ки) . Это одно из основных положений нашей общей мето-
дологии и теории познания» [Рубинштейн С Л., 1959, с. 16 ].
Известно, что идея об активном преобразующем харак-
тере метода исследования стала одним из основных поло-
жений педагогической и детской психологии; с ее плодо-
творным развитием связаны многие успехи и других разде-
лов современной советской психологической науки. Тем
не менее этот принцип может быть лишь дополнительным,
несмотря на все его значение, поскольку влияние активно-
го воздействия на формирование того или иного психиче-
ского явления само определяется объективным знанием за-
кономерностей этого формирования, детерминацией его
внутренними и внешними условиями.
Возможно, именно в связи с этим С. Л. Рубинштейн в
своем последнем философско-психологическом труде в ка-
честве центрального принципа научного изучения психи-
ческих явлений выдвинул детерминизм. Он писал, что
«теория отражения диалектического материализма пред-
ставляет собой по существу распространение... сформу-
лированного диалектико-материалистического детер-
минизма на теорию познания» [Там же, с. 16 ]. Особенно
интересным является заключение, которым С. Л. Рубинш-
тейн завершил свое теоретическое исследование и в кото-
ром вместе с тем наметил известную программу дальней-

шего развития психологии в детерминистическом на-
правлении.
В последнее десятилетие подчеркивается вероятност-
ный характер психической деятельности, и с признанием
важности такой характеристики связаны поиски новых
принципов и методов психологического исследования.
Единство детерминистического и вероятностного под-
ходов к исследованию психических явлений составляет
важную черту современной методологии психологического
исследования.
Эффективность применения этих принципов, в том
числе и детерминистического, требует учета некоторых
условий. В качестве основного условия научного детерми-
нистического изучения психических процессов (и поведе-
ния человека) С. Л. Рубинштейн считал изучение этих
процессов «в личностном плане, исходя из реального бы-
тия человека» [Там же, с. 343 ]. В конечном счете все про-
блемы психологии («психофизиологическая» проблема от-
ношения идеального к материальному и др.) сводятся, по
выражению С. Л. Рубинштейна, к проблеме человека. С
этой проблемой связано, как подчеркивал С. Л. Рубинш-
тейн, «все будущее психологии». Примечательны самые
последние строки этой книги: «В разных системах сущест-
венных для него связей и отношений человек выступает в
разном качестве. Лишь всесторонне выявив его во всех су-
щественных связях с миром, можно раскрыть его подлин-
ную сущность и место в жизни» [Там же, с. 344].
Несколько позже мы сделали попытку разобраться в
судьбах антропологического принципа в философии и
психологии, в том числе и в причинах, которые обуслови-
ли ошибочную интерпретацию этого принципа. Подобный
анализ стал необходим в связи с тем, что изучение челове-
ка в середине XX столетия превратилось в общую пробле-
му всей современной науки, включая и те области знания,
которые ранее никогда не занимались антропологически-
ми вопросами (например, математические и технические
науки). Именно в этом изменении проблемы человека,
ставшей общей и узловой для всей современной науки, мы
видим источник изменений положения психологии в сис-
теме современной науки. Из этого анализа следовал пер-
вый вывод о необходимости комплексного изучения чело-
века [1962] и второй вывод — об определенной ориента-

ции (диагностической) психологического исследования в
комплексном изучении человека [1968 ].
Все эти методологические поиски имеют непосредст-
венное отношение к определению системы методов психо-
логического исследования, их взаимосвязи с методами
других наук в комплексном изучении человека. Особенно
актуальным становится вопрос о классификации методов и
принципах их подбора в определенных целях. Вместе с тем
обнаруживается принципиальная ошибочность противопо-
ставления одних методов другим и абсолютизация некото-
рых из методов, в том числе и наиболее эффективных (на-
пример, экспериментального или математического).
Понимание относительности границ каждого из мето-
дов психологического исследования, порядка их взаимо-
действия и критериев совокупного эффекта основывается
на марксистско-ленинской методологии.
Определяющее значение диалектики развития выдви-
нуло различные генетические и исторические принципы
психологии на передний план, как это было особенно пока-
зано Л. С Выготским и А. Н. Леонтьевым. В области пси-
хологии также проявилось совпадение теории познания с
диалектикой, впервые установленное марксистско-ленин-
ской методологией. Гносеологическое значение генетиче-
ских и исторических принципов в современной психологии
столь велико, что, очевидно, этими принципами должна
определяться та или иная констелляция конкретных мето-
дов исследования в любой области психологии.
Но диалектика самого процесса научного познания, оп-
ределяющая методологические основы научного исследо-
вания, не сводится лишь к специальным генетическим и
историческим принципам, а охватывает всю структуру и
весь процесс движения научного познания. Диалектика
познания охватывает как основные ступени (уровни), так
и основные стороны (формы) познаваемой действительно-
сти. Именно благодаря диалектическому характеру позна-
ния современная физика объединила в целостной картине
мира грандиозную цель знаний — от астрофизики и космо-
логических представлений о галактиках, звездных ассоци-
ациях и Вселенной до ядерной физики с ее фундаменталь-
ными открытиями элементарных частиц в системе микро-
мира. За последние десятилетия в биологии определилась
позиция в отношении многоуровневой организации жиз-

ни, клеточные и тканевые структуры, органы и их систе-
мы, целостные организмы и надорганизменные метаструк-
туры (биоценозы, биогеносферы).
Опыт развития естествознания в нашем столетии пока-
зал особое значение для научного прогресса познания мно-
гоуровневой организации объектов и процессов, в них про-
исходящих, единства материального мира и многообразия
его взаимосвязей. В гносеологическом отношении сущест-
венным оказалось все большее «уточнение» аналитиче-
ских средств и все большее «укрупнение» масштаба синте-
тических средств естествознания. Дифференциация и ин-
теграция характеризуют не только знания, но и методы.
Современная психология несколько позже естествозна-
ния вступила на этот путь. Следует напомнить, что еще в
30—40-х годах нашего столетия разгорались споры об «эле-
ментарной» и «структурной» психологии, об «устарелости»
психофизики с ее сенсорными объектами и новизне персо-
налистских претензий на безраздельное господство в пси-
хологии. За противопоставлением синтетических средств
аналитическим, личностных процессов — «абстрактному
функционализму» скрывалась непреодолимая еще мета-
физика в понимании предмета психологии, многоуровне-
вой организации психической деятельности.
В настоящее время и в психологической науке строится
гносеологический ряд, воспроизводящий эту сложную ор-
ганизацию, начиная от дискретных сигналов и отдельных
параметров ощущений до сложнейших структур личности
и индивидуальности, надличностных и межличных связей
в процессах коммуникаций, труда и познания.
Очевидно, построение этого гносеологического ряда_
важно не только для разработки концепций, объясняющих
диалектику психического развития в виде цепи переходов
и преобразований ее феноменов. Не менее существенна
методологическая функция такого построения, определя-
ющая меру соотношения аналитических и синтетических
методов исследования, масштабы как анализа, так и син-
теза определения оперативных единиц каждого из них.
Диалектика научного познания охватывает не только раз-
ные уровни, но и разные формы (стороны) изучаемого
предмета. Открытая марксистско-ленинской философией
диалектика перехода от живого созерцания к абстрактно-
му мышлению и от него к практике обеспечивает взаимо-

связь эмпирических и рациональных методов исследования,
сочетание различных модификаций обоих видов средств
научного познания и прогрессирующее их проникновение
в глубинные процессы и механизмы. В отношении рацио-
нальных (логических) методов исследования возникли но-
вые возможности их усиления в связи с эвристикой и перс-
пективами научного прогнозирования. Допускается пла-
нирование открытий и изобретений при условии выбора
правильных стратегий познания. Подобные стратегии вклю-
чают не только проектирование задач и путей исследова-
ния на основе вероятностного прогнозирования, но и по-
строение ряда моделей данного процесса познания, вклю-
чающего серии «шагов» или смены операций во времени,
динамической организации методов, наконец, проверки
моделей и результатов самого исследования на практике.
Огромный прогресс рациональных методов современ-
ной науки в значительной степени связан с успехами мате-
матической логики, вычислительной техники, семиотики
и техники построения знаковых систем. Решение гносео-
логических вопросов семиотики на основе марксистско-ле-
нинской методологии открывает новые возможности раз-
вития рациональных методов научного познания.
С. Стивене во вступительной главе «Экспериментальной
психологии» рассмотрел приложение к психологии трех
главнейших областей семиотики: а) синтактики, изучаю-
щей отношения между знаками; б) семантики, изучающей
отношения знаков к объектам; в) прагматики, изучающей
отношения знаков к тем, кто ими пользуется [Стивене С,
1960, с. 21].
С. Стивене, как и некоторые другие ученые, переоце-
нивает гносеологическое значение семиотики для современ-
ной психологии. Обособление знаковых систем от критериев
истинности научного знания и его объективного содержа-
ния неизбежно ведет к идеалистическим концепциям в лю-
бой науке, в том числе и в психологии. В действительности
знаковые системы есть специфическая для рациональных
методов познания техника кодирования и декодирования
сигналов, знаний, операций и их порядков. Психологиче-
ской науке еще предстоит большой путь движения в этом
направлении: создание специфических для общей психо-
логии и специальных психологических дисциплин знаковых

систем и систем величин (начиная с психофизических),
используемых в качестве международных стандартов. От-
сутствие таких стандартов и общепринятых знаковых систем
является в настоящее время серьезным тормозом в разви-
тии психологии, особенно экспериментальной и приклад-
ной. Психологическая семиотика — задача ближайшего
будущего, решение которой должно ускорить прогресс
психологической теории и ее рациональных методов.
Было бы ошибочно полагать, однако, что в современной
науке, психологии в частности, прогрессируют лишь раци-
ональные методы с помощью знаковых систем. В огромной
мере возросшие возможности обработки и интерпретации
научных данных посредством рациональных методов зави-
сят от прогресса эмпирических методов, техника которых
связана с приборами и аппаратами, специальными техни-
ческими устройствами разных видов (сигнализационных
или стимуляционных экранов, фиксационных и регистра-
ционных аппаратов, контрольно-измерительных прибо-
ров, вычислительных машин и т. д.).
Первоначально прибор как техническое орудие эмпири-
ческого метода использовался только в психофизиологиче-
ском эксперименте. В настоящее время приборы и аппараты
все больше используются и в психологическом наблюде-
нии (например, первичная киносъемка или магнитофон-
ная запись речи с последующей покадровой обработкой
фильма, наблюдения на дешифраторах или обработка маг-
нитофонных лент на анализаторах).
Знаменательны изменения и в самой эксперименталь-
ной технике. Многие десятилетия применяемые в психоло-
гических опытах приборы были рассчитаны на одиночные
сигналы и измерение отдельных реакций. Современные
технические устройства носят комплексный характер, яв-
ляются своего рода исследовательскими «комбайнами» и
позволяют одновременно производить многие операции
стимуляции и регистрации процессов в опыте. Это означает
своеобразное совмещение с аналитическими функциями
научного прибора новых для него синтетических функций.
Благодаря радиоэлектронике экспериментально-психоло-
гические средства выносятся далеко за пределы лаборато-
рии (в кабину космического корабля, в район действия ак-

валангиста или на спортивный стадион) с помощью теле-
метрических систем.
Границы применения эмпирических методов в совре-
менной психологии так же расширяются посредством тех-
нических средств, как аналогичные границы рациональ-
ных методов применением знаковых систем.
Методологические перспективы знаковых и техниче-
ских средств современной психологии исключительно вы-
соки. Именно поэтому в интересах решения самих методо-
логических проблем психологии необходимо уделить осо-
бое внимание проектированию новых, более совершенных
систем психологических аппаратов и приборов, с одной
стороны, и знаковых систем, единых международных сис-
тем величин и научной терминологии — с другой.
В советской психологической науке удалось во многом
успешно реализовать марксистско-ленинские положения о
практике как критерии истины, о единстве теории и прак-
тики.
Это единство выступает как в форме применения и про-
верки на практике (производственной, педагогической,
лечебной и т. д.) результатов психологических исследова-
ний, так и в теоретическом обобщении лучших достиже-
ний практического опыта.
Единство теории и практики как методологический
принцип в психологии имеет особый гносеологический
смысл, так как именно на его основе обеспечивается воз-
можность объективного познания субъективного.
Интериоризация и экетериоризация — основные спосо-
бы образования психического и его объективации в дея-
тельности человека (практической и теоретической), ис-
следования психического как субъективного отражения
объективной действительности и как внутреннего мира че-
ловека, что возможно лишь посредством изучения самого
человека как субъекта деятельности, реально существу-
ющего в системе общественных отношений и взаимодейст-
вия общества с природой.
Методологическое становление советской психологии
связано с острой борьбой против как субъективизма, так и
объективизма, в конечном счете совпадающих в призна-
нии непознаваемости внутреннего мира человека.
Психологический агностицизм был последним оружи-

ем русской идеалистической психологии, как об этом крас-
норечиво свидетельствует так называемый основной пси-
хофизиологический закон А. И. Введенского [1917] —
«чужая душа недоказуема и неопровергаема» и агностиче-
ская интерпретация проблемы чужого «я».
Обособление субъективного, являющегося свойством
субъекта, от самого субъекта как реального, общественно-
го индивида и сложнейшего целостного организма, вклю-
ченного в цепь взаимосвязей природы, осуществлялось
именно посредством обособления психических явлений от
человеческой деятельности. Принципиально важные для
советской психологии положения о единстве сознания и
деятельности, о психологическом строении самой деятель-
ности и объективации в ней сознания человека связано с
реализацией марксистско-ленинского гносеологического
принципа единства теории и практики. Принцип единства
теории и практики реализуется во всех областях общей и
прикладной психологии; он своеобразно модифицируется
в различных методах психологического исследования, на-
чиная от наблюдения и эксперимента (особенно психоло-
го-педагогического, клинико-психологического, производ-
ственного) и кончая методом изучения продуктов деятель-
ности и психологического изучения личности в коллективе
(производственном, педагогическом и т. д.).
Методология научного познания определяет методику
и технику конкретных научных исследований, но в свою
очередь зависит от их реального состояния и прогресса
фактических знаний, добытых посредством определенных
методических и технических средств. Тем более сущест-
венно в каждый из этапов развития методологии научного
познания вновь рассматривать сложившиеся комплексы
методических и технических средств, определяя тем са-
мым конкретные пути реализации научных стратегий.
Одним -из способов такого рассмотрения может быть по-
строение классификаций методов исследования и их моди-
фикаций. Классификационных схем в методологии психо-
логического познания еще мало; чаще описывались от-
дельные методы или перечни рекомендуемых (в целях
психологического образования) психологических методов.
Одним из первых попытался построить систему методов
психологии С. Л. Рубинштейн. В «Основах общей психоло-

гии» он выделил в качестве основных методов наблюдение
и эксперимент. В первом С. Л. Рубинштейн различал «внеш-
нее» (объективное) и внутреннее (самонаблюдение), ре-
шительно отвергая интроспекционизм и подчеркивая при-
оритет объективного наблюдения, которое в свою очередь
возможно в виде прямого или косвенного наблюдения.
Среди экспериментально-психологических методов он
различал лабораторный, естественный, психолого-педаго-
гический с программой активных, формирующих воздей-
ствий на психическое развитие ребенка. В качестве допол-
нительного, или вспомогательного, экспериментального
метода С. Л. Рубинштейн выделяет физиологический экс-
перимент, особенно метод условных рефлексов.
Кроме наблюдения и эксперимента, составляющих ос-
нову всего научного аппарата психологии, С. Л. Рубинш-
тейн выделял разнообразные приемы изучения продуктов
деятельности (например, памятников культуры или ору-
дий труда в исторической психологии, детских рисунков
или других продуктов художественного творчества ребен-
ка в генетической психологии). Особое внимание среди до-
полнительных методов он уделил беседе в различных вари-
антах (психоаналитической беседе Фрейда, так называе-
мой клинической беседе в генетической психологии
Пиаже, психолого-педагогической беседе) и анкете (при
изучении массовидных явлений).
В другой плоскости им рассмотрены сравнительный ме-
тод (особенно сопоставление данных нормального и пато-
логического развития) и генетический метод, которому он
придавал универсальное значение в детской психологии (в
известном отношении и сравнительный метод может ин-
терпретироваться в качестве модификации генетического
метода психологии). Впрочем, С Л. Рубинштейн нередко
ставил знак равенства между генетическим принципом и
генетическим методом, хотя генетический принцип, не-
сомненно, определяет не только собственно генетические,
но и все другие методы психологического исследования...
Так, он поставил под сомнение «внутреннее» наблюдение,
или самонаблюдение. Хотя он и не отвергал этот метод
полностью, но фактически свел его к словесному отчету,
сопровождающему тот или иной акт действия. Самонаблю-
дение как метод им был настолько близко поставлен к инт-

роспекционизму идеалистической психологии, что почти
отождествлен с принципом интроспекции субъективист-
ских концепций. Полное отождествление метода самонаб-
людения с принципом интроспекции было осуществлено
несколько позднее Б. М. Тепловым.
В «Основах общей психологии» идентификация метода
исследования и принципа интроспекции была доведена до
конца при обсуждении вопроса о тестах, которые им от-
вергались вследствие «антинаучного подхода к методике
исследования» [Рубинштейн С. Л., 1946, с 42] и реакци-
онности истолкования результатов массовых психологиче-
ских испытаний, механической поведенческой интерпре-
тации фактов психического развития. Однако он дал пол-
ностью определение теста в собственном смысле слова как
испытаний, дефекты которого вовсе не предопределены шка-
лированием и стандартным характером: «Многие совре-
менные тестовые методики, используемые в целях опреде-
ления личностных свойств и эмоционально-волевой сферы,
строятся иначе, по так называемым прожективным спосо-
бам. Однако именно эти способы оказываются более удоб-
ным орудием для неофрейдизма и экзистенциалистских
толкований внутреннего мира человека» [Там же, с. 44].
Возражения С Л. Рубинштейна против стандартизации
психологических испытаний и математико-статистичес-
ких критериев определения уровня или структуры функ-
ционального развития не могут быть признаны серьезны-
ми; они еще лишний раз показывают опасность отождеств-
ления эмпирического и рационального в методологии,
методике и технике исследования с принципом интерпре-
тации фактических данных.
В современной психологии наиболее полную классифи-
кационную схему методов психологического исследования
предложил болгарский психолог Генчо Д. Пирьов, кото-
рую приводим полностью [Пирьов Г. Д., с. 64—65].
Эта схема предложена Пирьовым в целях определения
места экспериментальных методов в общей системе науч-
но-психологического познания.
Его классификация во многом соответствует современно-
му состоянию научного аппарата современной психологии.

Классификация методов психологических исследований
I. Наблю-
дение
1. Объек-
тивное наб-
людение
2. Самонаб-
людение
а) Непос-
редственное
б) Опосред-
ствованное
а) Непос-
редственное
б) Опосред-
ствованное
Индивидуальное и коллек-
тивное
Интенсивно-экстенсивное
Объективно-клиническое
Анкеты, вопросники, изу-
чение продуктов деятель-
ности
Словесный отчет
Дневники, автобиографии,
воспоминания, письма
II. Экспери-
мент
1. Лабора-
торный
2. Естест-
венный
3. Психоло-
го-педагоги-
ческий
а) Класси-
ческий экс-
перимент
б) Метод
тестов (пси-
хометрия)
В условиях
труда
В условиях
учения
В условиях
игры
Констатиру-
ющий
Формирующий
(обучающий)
Метод раздражения
Метод выразительных
движений
Волевые
Метод
реакции
реакций
Неволевые
реакции
Нестандартизированные
исследования отдельных
психических процессов
Испытания
общей ода-
ренности и
специаль-
ных способ-
ностей
Стандарти-
зированные
Аналитиче-
ские и син-
тетические
Индивиду-
альные и
коллектив-
ные
Столбики с
точками

III. Модели-
рование
Физическое и математическое
Имитационное и схематическое
Кибернетическое
IV. Психо-
логическая
характерис-
тика
(Синтетический методический прием)
V. Вспомо-
гательные
методы
а) Физиологические, фармакологические, биохимиче-
ские и др.
б) Математические (статистические)
в) Графические
VI. Специ-
альные ме-
тодические
подходы
а) Генетиче-
ские эволю-
ционные)
филогенетические
Биографиче-
ский метод
онтогенетические
Лонгитюди-
нальный ме-
тод
б) Сравнительный подход
в) Психопатологический подход
Вполне достаточно сослаться на указанные им модифи-
кации метода моделирования, разветвленную систему экс-
периментальных методов, в которую, по его мнению,
включены модификации тестов (стандартизованных и не-
стандартизованных), сочетание различных средств непос-
редственного и опосредствованного познания в объектив-
ном наблюдении и самонаблюдении.
Вместе с тем противоречия в современной методологии,
методике и технике психологии достаточно глубоко отра-
зились в предлагаемой классификации. Первые из этих
противоречий заключаются в несопоставимости или неод-
нозначности различных методов исследования по их поло-
жению в методологическом ряду, вернее — в невозможно-
сти линейного построения классификации. Не случайно
Пирьов применяет различные термины по отношению к
тем или иным группам методов: а) методы (например, на-
блюдение, эксперимент, моделирование, вспомогательные
методы); б) методический прием (синтетическая характе-
ристика) ; в) методический подход (генетический, сравни-
тельный, психопатологический). Действительно, сущест-
вует весьма значительное различие между, например,
лонгитюдинальным исследованием и моделированием как
методом, «классическим» экспериментом и биографиче-
ским описанием, с помощью которых изучаются подчас од-
ни и те же феномены.
Организация, процедуры и операции исследований

строятся в зависимости от задач и методологии изучения
этих феноменов. Разные типы построений заслуживают
специального анализа, которым мы займемся далее. Ме-
тод, прием, подход — эти определения недостаточны для
характеристики тех или иных операций исследований, на-
ходящихся в зависимости друг от друга и занимающих раз-
ное функциональное положение в системе методов совре-
менной психологии.
Другим противоречием современного состояния психо-
логии является двойственное положение используемых в
экспериментальной психологии методов других наук.
Многие из них — модификации метода условных рефлек-
сов от секреторной и двигательной до мигательной или со-
судистой, электрофизиологические методы, от электроэн-
цефалографии до электрокардиографии и электромиогра-
фии, фармакологические и биохимические пробы и т. д.
все больше применяются в психологии в качестве основ-
ных операций исследования. Вместе с тем они чаще всего
определяются в качестве «вспомогательных». Достаточно
вспомнить аргументацию С. Л. Рубинштейна и определе-
ние положения этих методов в классификационной схеме
Г, Пирьова. Математические методы (статистические)
Г. Пирьовым отнесены к «вспомогательным», хотя матема-
тико-логические методы — к одному из основных методов
— моделированию, который, по Пирьову, состоит из физи-
ческого, математического, кибернетического моделирова-
ния, то есть методов других наук. То, что допущено Пирь-
овым в отношении моделирования, с таким же основанием
должно быть допущено в отношении экспериментальных
методов других наук, которые приобретают равные права с
«классическими» и специфическими для психологии метода-
ми, когда они применяются в системе психологических опе-
раций и направлены на решение психологических проблем.
Рассмотрим один из случаев такого рода — многолет-
нее исследование А, Н. Соколова, посвященное внутрен-
ней речи. Известно, что наиболее глубокое проникновение
в механизмы внутренней речи удалось осуществить с по-
мощью электромиографического метода, который отнюдь
не был для А. Н. Соколова вспомогательным, но использо-
вался в качестве основного средства при анализе механиз-
мов тех процессов внутренней речи и мышления, которые
экспериментально воспроизводились и анализировались с

помощью других основных собственно-психологических
средств. Именно с того момента, когда стало очевидным
фундаментальное значение редукции артикуляционных
механизмов при переходе от устной речи к внутренней,
электромиографический метод должен был привлекаться в
качестве основного и адекватного средства исследования
[Соколов А. Н., 1968]. Но артикуляционная редукция —
лишь одно из явлений внутренней речи с ее особой лекси-
ческой и грамматической структурой, изучение которых
потребовала комплекса психологических средств, а в буду-
щем, вероятно, и лингвистических методов. В аналогич-
ном положении находятся современные психологические
исследования зрительной системы, в которых широко ис-
пользуются различные способы регистрации движения
глаз [ЯрбусА. А., 1965].
Особенно важны достижения психологии в анализе
зрительных перцептивных действий при решении раз-
личных гностических и трудовых задач.
Подобных примеров можно привести множество в отно-
шении как электрофизиологических, так и математиче-
ских методов. Все большее распространение этих методов в
психологии и превращение их в собственное орудие позна-
ния связано как с возрастающими связями психологии с
другими науками в изучении человека которое все более
становится комплексным, так и с актуальным значением
для материалистической психологии субстрата и механиз-
ма психических явлений. Изучение этих явлений во взаи-
мосвязях потребовало специальных методов анализа свя-
зей (функциональных, структурных, каузальных и т. д.).
Именно математико-статистические методы корреляцион-
ного и факторного анализов оказались адекватными сред-
ствами такого анализа. Методология и теория, определение
задач и построение всей системы операций в психологиче-
ских исследованиях остаются психологическими независи-
мо от того, из какой науки и с какой техникой извлекается
какой-либо метод, включаемый в эту систему операций.
При этом границы психологического исследования могут
значительно расширяться, и оно может относиться к пси-
хофизическим, психофизиологическим, психобиохимиче-
ским (психофармакологическим и т. д.), оставаясь иссле-
дованием «подлинно психологическим», если применить
терминологию С. Д. Рубинштейна. В условиях взаимодей-

ствия наук и развития междисциплинарных связей по объ-
екту, методологической структуре и генетической эписте-
мологии (Ж. Пиаже) подобные переносы методик и техники
исследования будут все более частыми. При этом переносе,
разумеется, они изменяют свое назначение и регулируют-
ся программой, соответствующей предмету другой науки.
Сходное положение с адаптацией психологических ме-
тодов и их ассимиляцией системой операций других наук
отмечается, например, в области физиологии: классиче-
ский метод реакций в психометрии трансформировался в
методику условных рефлексов с речевым подкреплением,
ассоциативный эксперимент или тест Бурдона—Анфимова
используется для целей анализа временных связей второй
сигнальной системы и т. д. Именно поэтому мы не считаем
целесообразным выделять методы других наук в качестве
«вспомогательных».
«Основные» методы классификации Пирьова относятся
к разным по своему значению в познании категориям (под-
ходы, приемы, собственные методы). Такое отнесение не
имеет операционального значения для программирования
и управления исследовательской работой в научных цент-
рах с коллективами ученых различных квалификаций, со
специализацией и кооперацией отдельных подразделений
этих групп. Для такой цели необходима такая рабочая ква-
лификация методов исследования, которая соответствова-
ла бы порядку операций в научном исследовании, опреде-
ленному целостному циклу современного психологического
исследования. Планирование и программирование иссле-
дования не ограничиваются определением проблемы и реа-
лизацией ее совокупности тем. Планируются и програм-
мируются система методов и порядок их применения,
связанные с гипотезами и концепциями исследования, ос-
нованными на критическом анализе истории и состояния
вопроса, обобщении итогов предшествующего исследования.
Непосредственно с этими стратегическими линиями ис-
следования и регулируется взаимодействие всех других
методов, вводимых в тот или иной момент исследования.
Эти методы, входящие в первую группу, можно назвать
организационными, к ним относится методы сравнитель-
ный, лонгитюдинальный, комплексный. Они действуют на
протяжении всего исследования, и их эффективность опре-
деляется по конечным результатам исследования (теоре-

тическим — в виде известных концепций, практическим
— в виде определенных рекомендаций к совершенствова-
нию или созданию нового средства обучения, диагностики
и лечения, управления и т. д.).
Вторую самую обширную группу методов, составля-
ют эмпирические способы добывания научных данных, об-
разования фактов. К этой группе относятся наблюдение и
самонаблюдение (обсервационные методы), эксперимен-
тальные методы (лабораторного, полевого, естественно-
го, формирующего или психолого-педагогического), пси-
ходиагностические методы (тесты стандартизованные и
прожективные; анкеты современных типов; социометрия,
интервью и беседы); приемы анализа процессов и продук-
тов деятельности (хронометрия, циклография, професси-
ографическое описание, оценка изделий и выполненных
работ, в том числе ученических, произведений и т. д.), кото-
рые можно назвать праксиметрическими методами; моде-
лирование (математическое, кибернетическое и т. д.), био-
графические методы (анализ фактов, дат и событий жиз-
ненного пути человека, документации, свидетельств и т. д.).
Применение отдельных методов или их констелляций
зависит от того, каким организационным методом (срав-
нительным, лонгитюдинальным, комплексным) пользует-
ся исследователь.
Третью группу методов составляют приемы обработ-
ки данных (экспериментальных и др.). К этим методам
относятся количественный (математико-статистический)
анализ, с одной стороны, качественный — с другой (в том
числе дифференциация материала по типам, группам, ва-
риантам и составление психологической казуистики, то
есть описание случаев, как наиболее полно выражающих
типы и варианты, так и являющихся исключениями или
нарушениями общих правил).
Наконец, четвертую группу — интерпретационных
методов — составляют различные варианты генетическо-
го и структурного методов. Вариантами генетического
метода являются филогенетический, онтогенетический/
генетический в специальном смысле слова (генетики пове-
дения и индивидуальных свойств), социогенетический, ис-
торический (в исторической психологии). Генетический
метод может охватывать все уровни развития, от нейрон-
ного до поведенческого, то есть от молекулярного (в широ-

ком смысле слова) до молярного. Различные варианты
этого метода есть способы теоретического исследования ге-
нетических связей между изучаемыми явлениями. Взаи-
мосвязи между частями и целыми, то есть функциями и
личностью, отдельными параметрами развития и организ-
мом в определенный момент его жизни определяются струк-
турными методами (психографией, типологической клас-
сификацией, психологическим профилем).
Таким образом, в современной психологии складывается
система методов, охватывающих цикл исследования (орга-
низационных, эмпирических, количественно-качествен-
ного анализа научных данных, интерпретационных).
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
МЕТОДОВ ИССЛЕДОВАНИЯ
К.наиболее сложившимся и проверенным на опыте ор-
ганизационным относится метод сравнительный, видоиз-
меняющийся в различных психологических дисциплинах.
В эволюционной биопсихологии, носящей также название
сравнительной, исследование организуется сопоставлени-
ем (одновременным и последовательным) разных ступеней
эволюции или разных уровней развития по определенным
параметрам. Проектирование и осуществление такого исс-
ледования в течение длительного времени и различными
методиками (особенно наблюдение и эксперименты) весьма
сложны, требуют особой инструментовки. Первоначально
сравнительный метод применялся для целей изучения фи-
логенеза поведения и психической деятельности, но затем
был специально применен для изучения онтогенетической
эволюции, например, у приматов. Сравнительный метод
как общий в организации исследования, направляющий
его ход и регулирующий взаимодействия всех методик,
широко применяется в общей психологии (как сопоставле-
ние различных контингентов испытуемых или «выборок»),
в специальной психологии (различных типов малых групп,
демографических, профессиональных этнографических и
других контингентов), в патопсихологии и психодефекто-
логии (сравнение людей с дефектами: сенсорными, мотор-
ными, интеллектуальными, со здоровыми, нормально ви-
дящими, слышащими и т. д.).
В детской психологии и психогеронтологии сравнитель-

ный метод выступил как специальный метод возрастных,
или «поперечных», срезов. Подавляющая часть исследова-
ний в этой области, хотя и отличается по эксперименталь-
ной методике и технике, по проблемам и теоретическим
конструкциям, выполнена подобным способом. Сравни-
тельно возрастные исследования могут охватывать различ-
ные фазы одного или двух смежных периодов (например,
детства и отрочества), но в отношении всего комплекса
изучаемых явлений (например, восприятия или мышле-
ния). Таковы капитальные исследования Ж. Пиаже и
Инельдера [1963], в том числе и одно из наиболее значи-
тельных в области генезиса мышления.
Другую модификацию сравнительно возрастного мето-
да представляет выборочное сопоставление отдельных пе-
риодов, производимое с целью выявления эволюционно-
инволюционных характеристик динамики изучаемого пси-
хического процесса. К числу наиболее интересных и
поучительных исследований такого рода относится цикл
исследований А. А. Смирнова и его сотрудников по пробле-
ме памяти: сопоставлялись особенности некоторых мнеми-
ческих процессов у дошкольников, школьников, взрослых
людей. В последующем под руководством А. А. Смирнова
исследовалась память людей и в более позднем возрасте.
Как же проводилась работа подобного типа? В. И. Са-
мохвалова так описывает ход своего исследования возраст-
ных и индивидуальных различий в запоминании разных
видов материала: «Первая часть исследования была прове-
дена со взрослыми. Испытуемыми были студенты МГУ и
МГПИ (разных факультетов) в возрасте 21—22 лет (всего
32 человека)... Для изучения же вопроса об изменении
показателей корреляции с возрастом или о стабильности
корреляции мы провели в дальнейшем аналогичные опыты
с учащимися И, V и VIII классов. В общей сложности в
опытах участвовало 90 школьников, по 30 человек каждо-
го возраста. В каждую возрастную группу входили поров-
ну учащиеся разной успеваемости. Каждый учащийся зау-
чивал все виды материала» (Цит. по: Смирнов А. А., 1957,
с. 246).
По отношению к сравнительно-возрастному методу ис-
следования мнемических процессов, о котором идет речь,
каждая из экспериментальных методик является частью
программы. В этой программе взрослые (однородная груп-

па студенческого возраста) играют роль эталона и комп-
лекса критериев для сравнительной оценки степени фор-
мируемое или сформированное мнемического процесса.
Полный цикл возрастных сопоставлений представлен в
нашей коллективной работе, посвященной онтогенетиче-
ским изменениям перцептивных констант [Ананьев Б. Г.,
Дворяшина М. Д., Кудрявцева Н. А., 1968].
Основные периоды человеческой жизни (от раннего де-
тства до глубокой старости) сравнивались лишь по одному
параметру зрительного восприятия — константности. Ме-
тодом возрастных, или поперечных, срезов было выявлено
значение этого параметра как индикатора индивидуально-
го развития.
В другом цикле наших исследований метод возрастных
срезов был применен для определений онтогенетических
преобразований комплекса зрительно-пространственных
функций (поля зрения, остроты зрения, линейного глазо-
мера) . Посредством этого сравнительного метода выявле-
ны как особенности созревания и старения каждой из этих
функций, так и типы межфункциональных корреляций в
различные периоды жизни [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф.,
1964 ].
Сравнительный метод в возрастной психологии до по-
следнего времени был главным и наиболее распространен-
ным для организации всего исследовательского цикла. Па-
раллельно с ним в возрастной или генетической психологии
стал разрабатываться и применяться лонгитюдинальный
метод. Специальному обсуждению принципов построения
этого метода был посвящен один из симпозиумов XVIII
Международного психологического конгресса — «Изуче-
ние хода психического развития ребенка» (организатор Р.
Заззо). Обобщение некоторого опыта позволило Р. Заззо
оценить эффективность этого метода сравнительно с мето-
дом возрастных или поперечных срезов. Лонгитюдиналь-
ный метод более точен в определении возможностей разви-
тия, и его преимущество перед методом возрастных срезов
сказывается при решении двух проблем: 1) предвидение
дальнейшего хода психической эволюции, научного обос-
нования психологического прогноза; 2) определение гене-
тических связей между фазами психического развития.
Лонгитюдинальный метод устраняет такой серьезный не-
достаток метода поперечных срезов (сравнительно возра-

стного), как уравнения всех индивидов данного возраста и
данной популяции, которые на самом деле не могут оказы-
ваться в одной и той же точке онтогенетической эволюции,
так как совершают свое развитие с разной скоростью и
различным путем. Лонгитюдинальный метод сложнее ме-
тода «поперечных» срезов, он более индивидуализирован и
поэтому применим в организации исследования в области
возрастной или генетической психологии.
Путь непрерывного прослеживания хода психологиче-
ского развития заранее определен программой, рассчитан-
ной на ряд лет; на короткие дистанции применение его
неэффективно. Длительное наблюдение и постоянное вос-
произведение тех или иных функциональных проб (тес-
тов) , сопоставимых по определенным критериям экспери-
ментальных заданий, при одновременном использовании
других методов (биографического, анализа продуктов дея-
тельности и т. д.) — все это характеризует полиоперацио-
нальный состав лонгитюдинального метода как способа ор-
ганизации многолетнего исследовательского цикла. Не-
посредственным итогом его применения является
индивидуальная монография или некоторая совокупность
таких монографий, описывающих ход психического разви-
тия, охватывающих ряд фаз периодов человеческой жиз-
ни. Сопоставление таких индивидуальных монографий по-
зволяет достаточно полно представить диапазон колеба-
ний возрастных норм и моменты перехода от одной фазы
развития к другой. Однако построение серии функцио-
нальных проб и экспериментальных методов, периодиче-
ски повторяемых при изучении одного итого же человека,
— дело крайне сложное, так как адаптация испытуемого к
условиям опыта, специальная тренированность могут вли-
ять на картину развития. Кроме того, узкая база такого
исследования, ограниченного небольшим количеством из-
бранных объектов, не дает оснований для построения воз-
растных синдромов, успешно осуществляемого посредст-
вом сравнительного метода «поперечных» срезов. Именно
поэтому Р. Заззо рекомендовал сочетать оба метода в гене-
тической психологии.
Подобное сочетание лонгитюдинального и сравнитель-
ного методов целесообразно и в других областях психоло-
гии, особенно в дифференциальной. В клинической психо-
логии (патопсихологии) казуистический анализ, основан-

ный на лонгитюдинальных данных, обычно накладывается
на патопсихологические синдромы, полученные сравни-
тельным методом (при изучении больных нервнопсихиче-
скими заболеваниями или сопоставления их со здоровыми
людьми). В психологии спорта лонгитюдинальные способы
организации исследования имеют особое значение в соче-
тании с данными массового обследования спортсменов раз-
ных специальностей, квалификации, стажа и т. д.
Как сравнительный, так и лонгитюдинальный методы
могут применяться при изучении отдельных психофизио-
логических функций, психических процессов, состояний,
свойств личности. От предмета исследования зависят мас-
штаб организации всего цикла работы, состав методик и
применяемая техника. Однако в современных условиях
психологические исследования все чаще включаются в
сложные комплексные системы, в которых участвуют мно-
гие другие науки, необходимые для решения актуальных
практических задач (например, научной организации тру-
да). Исключительное значение проблемы человеческих
факторов в различных видах общественной практики (от
организации производства до массового обслуживания на-
селения) определяет важность подобных комплексных, то
есть междисциплинарных, исследований.
Подобно сравнительному и лонгитюдинальному мето-
дам, вовсе не представляющими сами по себе какой-либо
теории, не являющихся способами организации исследова-
тельского цикла, комплексный метод сам по себе еще не
есть концепция целостности изучаемых феноменов, но,
бесспорно, он направлен на построение такого исследова-
тельского цикла, который обеспечивал бы в будущем по-
строение такой концепции. Программа комплексного меж-
дисциплинарного исследования определяется общностью
изучаемого объекта и разделением функций между отдель-
ными дисциплинами, периодическим сопоставлением дан-
ных и их обобщением, главным образом касающихся свя-
зей и взаимосвязей между явлениями разного рода (напри-
мер, физического и психического развития, социального
статуса личности и ее характерологических свойств, эко-
номических показателей производительности труда и ин-
дивидуального стиля трудовой деятельности и т. д.).
Социолого-психологические, экономико-эргономичес-
кие, антрополого-психофизиологические и другие комп-

лексные исследования предъявляют особые требования к
построению оптимальных режимов исследования, опера-
тивного управления разнородным составом методик, с по-
мощью которых добывается и обрабатывается (особенно
статистически) большой материал, на основании которого
делаются выводы о совершенствовании тех или иных обла-
стей практики.
Методика и техника комплексных исследований лишь
начинают разрабатываться. Однако возрастающее значе-
ние психологии в системе наук и взаимодействий между
ними требует уделить особое внимание построению комп-
лексных исследований в области производства, массового
обслуживания, здравоохранения и, конечно, образования
и воспитания, имеющих порвостепенное значение. Комп-
лексные объединения психологов, педагогов и педиатров,
физиологов и антропологов, методистов разных профилей
могут оказаться особенно полезными для обеспечения
единства педагогических воздействий и оптимальных вза-
имосвязей между воспитанием, обучением и развитием.
Среди эмпирических методов психологии, с помощью
которых добываются факты исследования, исходное значе-
ние имеет объективное наблюдение (сплошное или выбо-
рочное) , методика которого претерпела за последнее время
значительное изменение благодаря применению различ-
ных фиксационных и других технических средств (фото-
графических, кинематографических, звукотехнических,
телевизионных). С помощью этих средств (включая полу-
проницаемые экраны и камеры) обеспечивается сохран-
ность натуральной картины поведения и его динамики в
определенных условиях. Специальные электронные уст-
ройства дают возможность автоматизации фиксационных
средств посредством покадровой обработки наблюдатель-
ского фильма (на специальных дешифраторах), получения
хронометрических показателей и построения циклограм-
мы актов поведения. Аналогичным образом обработка с по-
мощью акустических анализаторов магнитофонных записей
голоса и речи человека, звуковой сигнализации животных
дает частотные и временные характеристики, уточняющие
факты наблюдения.
С внедрением в практику психологического исследова-
ния технических средств наблюдения, фиксации и обра-
ботки их данных метод объективного наблюдения вновь

занимает первостепенное положение, разделяя его с экс-
периментальным.
Обсервационным методом является не только объек-
тивное наблюдение, но и самонаблюдение, по поводу кото-
рого как специфического метода психологии и главного
орудия идеалистического интроспекционизма высказыва-
ются диаметрально противоположные суждения.
Для нас самонаблюдение — не методологическая, а ме-
тодическая обработка, которая еще ожидает систематиче-
ского изучения и технических совершенствований. Несом-
ненно, сама возможность самонаблюдения, то есть уровень
самоанализа, является показателем,психического разви-
тия человека. В этом смысле должны быть показательны
различия в объеме, составе и степени сложности показа-
ний взрослого человека, подростка, маленького ребенка,
показаний, выражающих особенности становления само-
сознания человека. Нет сомнения в ошибочности предо-
ставления самосознания как проявления лишь субъектив-
ного в форме самонаблюдения. Подобно всем явлениям
психической деятельности самосознание объективируется
в деятельности, в реальных позициях личности и ее по-
ступках, в уровне притязаний и динамике отношений к
окружающим, в различных типах коммуникаций. Поэто-
му не следует ставить знак равенства между самонаблюде-
нием и специальным исследованием самосознания, тем бо-
лее что самонаблюдение выступает как компонент многих
других методов при изучении психических реакций, актов
поведения, форм деятельности в виде словесного отчета.
Тем не менее самонаблюдение как обсервационный ме-
тод имеет особый смысл при изучении динамики сознания,
являющегося одновременно субъективным отражением
объективной действительности и внутренним миром чело-
века, самосознания как субъективной программы личности
и ее саморегуляции. В этом плане особую ценность имеют
приемы и данные опосредствованного самонаблюдения
(дневники, автобиографические материалы, переписка и
т. д.). В различных областях психологии используют дан-
ные самонаблюдения в соответствии с предметом и общей
организацией исследования. В медицинской практике
всегда используется материал субъективного анамнеза, со-
поставляемого с данными клинического и лабораторного
исследования (объективного анамнеза).

В медицинской психологии аутопластическая (субъек-
тивная) картина болезни воспроизводится на основании
обоих видов анамнеза подобно тому, как в патопсихоло-
гии определяется расстройство схемы тела по совмещен-
ным данным объективного наблюдения и самонаблюдения
больного.
Во всех видах прикладной психологии — от психологии
труда до космической психологии — самонаблюдение при-
меняется в различных модификациях и в связи с другими
объективными методами. Особенное значение имеет описа-
ние самочувствия в тех или иных состояниях деятельности,
динамики представлений и переживаний, мотивов поведе-
ния. С введением экспериментальных методов в психоло-
гию и применением фармакологических средств самонаб-
людение используется как специальный прием анализа
субъективных изменений под влиянием различных физи-
ко-химических воздействий. Начало этому положено Н.
Н. Ланге, испытавшему на себе действие гашиша и описав-
шего своеобразное галлюцинаторное состояние. Подобных
исследований было проведено множество и до возникнове-
ния психофармакологии. В современной психологии опре-
деление эффектов фармакологических и иных воздействий
осуществляется по совокупности объективных и субъек-
тивных показателей.
Исторически экспериментально-психологические ме-
тоды возникли на базе обсервационных и первоначально
ими определялись. В последующем развитии научной пси-
хологии особенно успешно развивались эксперименталь-
ные методы и техника лабораторного исследования, ска-
завшие влияние на развитие обсервационных методов,
вступивших, как указывалось, на новую ступень своего
развития.
Экспериментальные методы в психологии столь мно-
гообразны, что ни в одном из пособий по эксперименталь-
ной психологии невозможно полное описание всех экспе-
риментальных методик как сложных систем специальных
операций и процедур, осуществляемых в специально обо-
рудованных камерах и кабинетах с помощью сложных
приборов, аппаратов и других технических устройств.
Первой формой экспериментального метода в психологии
является так называемый лабораторный эксперимент.
Обозначение это, конечно, чисто формальное и имеет

смысл лишь и сопоставлении с другими видами экспери-
мента — «естественного» и психолого-педагогического.
Классические формы лабораторного эксперимента —
метод психических реакций, существующий во многих ва-
риантах (простой, сенсорной и моторной реакции, реакции
выбора, реакции на движущийся объект и т. д.), психофи-
зические методы (определение порогов и динамики чувст-
вительности т- абсолютной и дифференциальной — раз-
личных модальностей). Эти методы получили исключи-
тельное развитие не только в психологии, но и во многих
смежных науках. В самой психологии прогресс теории и
экспериментальной техники обусловил дальнейшее совер-
шенствование этих методов. Вслед за ними эксперимен-
тальная психология начала пополняться различными пси-
хометрическими методами исследования мнемических,
перцептивных, апперцептивных, аттенционных процес-
сов. Каждому из них соответствуют особая аппаратура и
специфическая техника проведения опытов. Несколько
позже открылись возможности экспериментального изуче-
ния процессов мышления и речевых функций. Благодаря
успешному развитию этого изучения созданы эксперимен-
тальные основы семиотики и современная эвристика, для
которой экспериментальная психология мышления имеет
не меньшее значение, чем математическая логика.
Во многих функциональных и процессуальных экспе-
риментально-психологических исследованиях использу-
ются разнообразные физиологические (особенно условно-
рефлекторные и электрофизиологические) и физико-хи-
мические методы, а при изучении речемыслительных
процессов — лингвистические и логические методы иссле-
дования. Проектирование лабораторных помещений, вы-
бор изоляционных материалов и устройств, новой техники
(аппаратуры) и т. д. — особая область экспериментальной
психологии, ее инженерных и экономических основ, раз-
рабатываемых пока еще недостаточно. Прогресс экспери-
ментально-психологической техники связан с все более
широким внедрением радиоэлектроники и автоматики и
некоторых типов приборов и аппаратов, особенно сигнали-
зационно-стимуляционных, благодаря чему строятся про-
граммы с любыми комплексами сигналов и с любыми гра-
дациями их интенсивности.
Распространение электрофизиологических устройств

приводит к все более разнообразной и комплексной реги-
страционной аппаратуре. Иногда в эту аппаратуру вклю-
чаются счетные операции, итоги которых выдаются в виде
количественных показателей стимулов и реакций. Разви-
тие сигнализационной и регистрационной аппаратуры по-
ка еще недостаточно взаимосвязано, и поэтому еще нередки
случаи, когда сложный комплекс сигналов прибора обеспе-
чивает лишь хронометрические показатели двигательных
или речевых показателей. В будущем надо ожидать боль-
шего взаимосогласования и интеграции обоих типов аппа-
ратуры. П. Фресс отметил две дилеммы, стоящие перед
современной экспериментальной психологией: 1) качест-
венно-количественное исследование в лаборатории; 2) изу-
чение в реальной жизни [«Экспериментальная психология»,
1966 ]. Эти дилеммы разрешаются не внутри лабораторного,
или классического, эксперимента, а экспериментальной
психологией в целом. В последние десятилетия, причем в
значительной степени благодаря электронике, возникла
возможность выхода экспериментально-психологической
техники за пределы лаборатории. Этот вид эксперимен-
тально-психологического метода можно назвать полевым
экспериментальным методом, использующим более пор-
тативную аппаратуру и сокращенные циклы эксперимен-
тальных процедур. В настоящее время полевые экспери-
менты широко практикуются в психофизиологии труда,
авиационной и космической психологии, особенно в пси-
хологии спорта и военной психологии.
Весьма интересные перспективы для развития лабора-
торного и полевого эксперимента открывает социально-
психологическое исследование межличностных отношений в
малых группах, групповые и коллективные эксперименты
с помощью гомеостатов разных типов, телевизионных ус-
тановок с обратной связью, методики «подставной группы»
ит. д.
Естественный и психолого-педагогический экспери-
менты весьма основательно разработаны в психологии и
подробно описаны в психолого-педагогических исследова-
ниях (Н. А. Менчинской, Г. С. Костюка, А. А. Люблин-
ской, М. Н. Шардкова и др.).
В современных условиях беседа представляет собой до-
полнение к экспериментальным методам или, что особен-
но характерно для генетической и патологической психо-

логии, вариант естественного эксперимента, воспроиз-
водящего определенную ситуацию общения и взаимной
информации. В социальной психологии беседа выступает в
качестве самостоятельного метода интервью, имеет свою
специальную технику сбора: информацию, принципы,
градуирование ответов и шкалу оценок. На основании ин-
тервью, так же как анкет различных типов и вопросников,
распознаются состояния (общественного мнения, общест-
венных настроений, социальных ожиданий, ролевого пове-
дения), и осуществляется принятие решений. Иначе говоря,
интервью, анкеты и вопросники (например, айзенковские
вопросники, на основании анализа которых определяются
экстраверсия — интраверсия, мера нейротизма и т. д.) яв-
ляются психодиагностическими средствами и должны
быть отнесены к этой группе эмпирических методов.
К психодиагностическим методам относятся также
социометрические, посредством которых определяются
статус личности в группах (малой и большой), показатели
эмоциональной экспансии и т. д. Обширный и все более
распространяющийся исторический прием представляют
тесты, или массовые психологические испытания. Критика
этого метода в советской научной литературе была обра-
щена главным образом на тенденцию буржуазной интерп-
ретации данных, получаемых с помощью одного из глав-
нейших видов тестов, притязающего на-определение ин-
теллектуальных способностей, или умственной одаренности.
Использование этих тестов в целях социального отбора но-
сит реакционный характер и направлено против демокра-
тизации образования и культуры. Отмечались чрезмерная
формализация оценок и ориентация на результаты реше-
ния задач, игнорирующие своеобразие процесса интеллек-
туальной деятельности. Серьезным недостатком многих
тестов на определение интеллекта является их произволь-
ный характер: конструирование и введение в массовую
практику тестов и субтестов, не прошедших нормального
исследовательского цикла в условиях специальных лабо-
раторий.
В диагностические методы должны переходить наибо-
лее эффективные и пригодные к скоростному массовому
применению модификации экспериментальных методов,
особенно полевых. Некоторые психолого-диагностические
тестовые системы (например, система и шкала Д. Вексле-

pa) удовлетворяют этим требованиям, поскольку большая
часть субтестов взята из экспериментальной практики.
Однако существует множество тестов, не прошедших исс-
ледовательских циклов, необходимых для выработки стро-
гого психодиагностического средства.
Среди тестов следует различать стандартизированные
и нестандартизированные, причем первые имеют разное
назначение: тесты успешности (шкала оценок знаний)
бланк9вых типов, широко распространяемых в процессе
обучения, тесты интеллекта, среди которых имеются не
только преследующие цель прямого определения умствен-
ной одаренности, но и ориентированные на выяснение
уровня и структуры интеллекта (вербального и невер-
бального, общего), тесты профессиональной пригодности
или профессиональной трудоспособности, видоизменяю-
щиеся в зависимости от профессиографических профилей.
В целях психодиагностики свойств личности, ее харак-
терологических черт и мотивов деятельности чаще приме-
няются прожективные тесты (например, «пятна» Роршаха
и др.). Существующая техника обработки данных прожек-
тивных тестов еще очень несовершенна и не исключает
возможности субъективистских толкований, особенно в
психоаналитическом или транзактном духе. Однако усо-
вершенствование прожективных тестов и построение объ-
ективных систем оценок их результатов вполне возможны
и будут способствовать развитию психодиагностики.
В качестве психодиагностических средств могут быть
использованы психомоторные испытания (например, тесты
Н. Озерецкого или бразильского психолога Мира Лопеца),
психовегетативные пробы (особенно кожно-гальваниче-
ской реактивности, потоотделения, измерения артериаль-
ного давления при различных физических и умственных
нагрузках и т. д.).
Благодаря успехам советской психофизиологической шко-
лы Б. М. Теплова вводится в систему психодиагностичес-
ких средств много ценных функциональных проб или тестов
нейродинамических свойств человека (силы возбудитель-
ного и тормозного процессов, подвижности, динамичности
и т. д.). В этих же целях используется нейрохронометрия,
разрабатываемая Е. А. Бойко и его сотрудниками. Созда-
ние единой системы современной психодиагностики — ак-

туальная задача отечественной психологии, которую сле-
дует решить коллективными усилиями в ближайшие годы.
Среди праксиметрических методов хронометраж ра-
бочих или спортивных движений, циклографическая за-
пись актов поведения, или трудовых действий, профессио-
ведческое описание целостного производственного комп-
лекса имеют хорошо разработанные методики и технику.
Иначе обстоит дело с анализом продуктов деятельно-
сти (изделий, художественных, литературных, научных
произведений, изобретений и рационализации, школьных
сочинений и учебных работ). Для каждого из этих видов
продукции человеческой деятельности должна быть разра-
ботана соответствующая техника анализа (измерения оп-
ределенных количественных характеристик и оценка ка-
чества, в том числе новизны и индивидуальности резуль-
татов теоретической и практической деятельности). В этом
отношении могут оказаться полезными исследования под-
готовительных рукописных и готовых материалов литера-
турного, художественного, технического и научного твор-
чества.
Моделирование — новый метод, вернее, новые методы
теоретического исследования, необходимые как для позна-
ния психических явлений, так и для воспроизведения в
технических устройствах параметров, наиболее близких к
этим явлениям, их информационной функции и саморегу-
ляции.
Биографический метод — собирание и анализ данных о
жизненном пути человека как личности и субъекта дея-
тельности (анализ человеческой документации, свиде-
тельств современников, продуктов деятельности самого
человека и т. д.) еще слабо разработан в психологии даже в
таких областях, как психология Личности, характероло-
гия, психология искусства, пока отсутствуют разработан-
ная методика и техника составления коллекций докумен-
тов и материалов, критериев оценки различных компонен-
тов биографии и определения типов жизненного пути.
Однако сравнительное изучение биографий (например,
биографии ученых Леймана, Прайса и др.) для целей опре-
деления оптимальных периодов творчества и фаз станов-
ления таланта может оказаться весьма полезным для раз-
работки методики биографических исследований.
Специальную группу «обрабатывающих» методов исс-

ледования составляют количественные (статистические)
методы: анализы дисперсионный, корреляционный, фак-
торный, дискриминантный, применяемые в целях психо-
логического измерения.
Качественный анализ заключается в дифференциации
обрабатываемого материала по типам, видам, вариантам,
в общем в категоризации количественно обработанного
материала, что необходимо для подготовки обобщающей
фазы исследования. Одним из обрабатывающих способов
качественного анализа является психологическая казуисти-
ка — описание случаев, наиболее типичных как для дан-
ной популяции или се основных уровней, так и являющих-
ся исключениями. Интерпретационные методы синтеги-
ческого характера в психологии складываются в настоящее
время в зависимости от двух основных видов взаимосвязей
психических явлений — «вертикальных» генетических
связей между фазами и уровнями развития и структур-
ных «горизонтальных» связей между всеми изученными
характеристиками личности. Генетический метод интерп-
ретирует весь обработанный материал исследования в ха-
рактеристиках развития, выделяя фазы стадии, крити-
ческие моменты процесса становления психических функ-
ций, образований или свойств личности. Структурный
метод интерпретирует весь обработанный материал иссле-
дования в характеристиках систем и типов связей между
ними, образующих личность, социальную группу и т. д.
Специфическое выражение этого метода представляет со-
бой психография.
В сущности на этом методологическом уровне метод
становится в известном смысле теорией, определяет путь
формирования концепций и новых гипотез, детерминиру-
ющих дальнейшие исследовательские циклы психологиче-
ского познания. Разработка методологических проблем —
дело ближайшего будущего и всего коллектива#ученых.
КОМПЛЕКСНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА
Взаимозависимость и взаимодействие отдельных дис-
циплин усиливают совокупную мощь науки в интересах
общественного развития.
Междисциплинарные связи охватили все естествозна-

ние, объединили его и способствовали созданию целостной
картины природы на различных уровнях (от элементарных
частиц и молекулярных основ жизни до галактик и биогенос-
феры Земли). Предвидение Энгельсом подобного хода науч-
ного развития подтвердилось, и, как это показал Б. М. Кед-
ров, взаимосвязь и взаимодействие естественных наук
составляют динамическую организацию современного ес-
тествознания, основу классификации наук.
Начало подобного процесса обнаруживается и в разных
областях общественно-исторических наук, внутри кото-
рых увеличивается число смежных зон. Однако за преде-
лами общего естествознания лишь в области психологии
междисциплинарные связи приобрели разносторонний и
принципиальный характер. Философский смысл этих свя-
зей с позиций теории отражения впервые был глубоко рас-
крыт С. Л. Рубинштейном в его замечательных моногра-
фиях «Бытие и сознание» [1957} и «Принципы и пути раз-
вития психологии». Первая из этих монографий имеет
подзаголовок: «О месте психического во всеобщей взаимо-
связи явлений материального мира».
Благодаря теории отражения, историческим принци-
пам и рефлекторной концепции советская психология име-
ет развитые и многосторонние связи с философией, обще-
ственными науками, естествознанием. Именно в Москве
на XVIII Международном психологическом конгрессе вы-
дающийся психолог современности Жан Пиаже нашел са-
мых внимательных слушателей для своей прекрасной ве-
черней лекции «Психология, междисциплинарные связи и
система наук». Напомню заключительную часть его вечер-
ней лекции, которую уместно привести.
«Я хотел выразить чувство некоторой гордости, — гово-
рил Пиаже, — по поводу того, что психология занимает
ключевую позицию в системе наук. С одной стороны, пси-
хология зависит от всех других наук и видит в психологиче-
ской жизни результат физико-химических, биологических,
социальных, лингвистических, экономических и других
факторов, которые изучаются всеми науками, занимаю-
щимися объектами внешнего мира. Но, с другой стороны,
ни одна из этих наук невозможна без логико-математиче-
ских координации... овладение которыми возможно толь-
ко через воздействие организма на объекты, и только пси-

хология позволяет изучать эту деятельность в развитии»
[Пиаже Ж., 1966, с. 152].
Пиаже особо подчеркивал, что междисциплинарные
связи психологии с другими науками осуществляются в
эпистемологическом, гносеологическом отношении* по-
скольку, по его выражению, все науки являются результа-
тами действий субъекта над объектами, и «как раз психо-
логия, опираясь на биологию, дает объяснение этим дейст-
виям».
Генетический подход к эпистемологическим проблемам
действительно весьма важен и нов для науковедения; экс-
периментальное обоснование этого подхода связано с иссле-
дованиями самого Ж. Пиаже, Л. С. Выготского, П. П. Блон-
ского и.А. Валлона.
Перенос принципов генетической эпистемологии из
психологии во многие другие науки, как убедительно по-
казал Пиаже, явился важной формой междисциплинарных
связей психологии, влияющей на формирование современ-
ной системы науки, которой может соответствовать только
нелинейная классификация науки.
Построение междисциплинарных связей на основе ге-
нетической эпистемологии все же не привело к каким-ли-
бо крупным комплексным исследованиям даже в таких
проблемах, которые могут решаться только в генетической
плоскости (например, процесс научения или формирова-
ния индивида). И сам Пиаже, как известно, говоря о меж-
дисциплинарных связях психологии, даже не упомянул о
таком научном движении современности, как комплексная
организация исследований с участием психологии, кото-
рое приобрело в последнее десятилетие огромный размах
не только в прикладных, но и в теоретических науках.
Междисциплинарные связи могут ограничиваться сфе-
рой взаимного обмена информацией между смежными на-
уками, взаимосогласованием понятий, принципов или ве-
личин, заимствованием, устранением излишнего дублиро-
вания и т. д. Например, так представляет Джон Гиллин
междисциплинарные связи между психологией, социоло-
гией и антропологией в целях их координации. Наряду с
обобщением разнородных знаний, уже добытых в смежных
науках, координация исследований и программ развития
широко применяется в междисциплинарных объединениях
с участием психологии. Ознакомление с такими объедине-

ниями показывает, однако, что междисциплинарные связи
не ограничиваются областью генетической эпистемологии.
Пиаже справедливо полагал, что глобальных связей между
отдельными науками не существует; междисциплинарные
связи образуются по какому-либо определенному пара-
метру науки: ее объекту, теоретической структуре и
собственной эпистемологии. Однако ни по объекту, ни по
теоретической структуре, согласно Пиаже, математика
или лингвистика, политическая экономия или физика не
связаны с психологией и не зависят от нее не только непос-
редственно, но и опосредованно.
Опыт развития науки учит вместе с тем тому, что об-
щность объекта и теоретическая структура имеют для
междисциплинарных связей психологии не меньшее зна-
чение, чем генетическая эпистемология.
Комплексные исследования, являющиеся оптимальным
осуществлением междисциплинарных связей, возникают
там, где имеется именно общность объекта, причем в этом
случае междисциплинарные связи психологии становятся
наиболее активными. Коренные изменения положения
психологии в системе современной науки связаны, как
можно думать, с особой функцией, выполняемой психоло-
гией в междисциплинарных связях по определенному па-
раметру, а именно общности объекта, которым становится
для всей современной науки человек.
В последнее десятилетие начала складываться сложно
разветвленная система теоретического и практического
человекознания, которая для будущности человечества
имеет не меньшее значение, чем фундаментальные науки
о природе, с которыми связано овладение ее энергетиче-
скими и пищевыми,ресурсами, освоение космоса и т. д. Для
общественного развития необходима система научных зна-
ний о резервах и ресурсах самого человеческого развития,
об истинных потенциалах этого развития, еще крайне не-
достаточно используемых обществом. Технический про-
гресс не только не ограничил значение этих потенциалов,
но, напротив, бесконечно умножил функции за счет тех-
нических устройств как усилителей, ускорителей и преоб-
разователей этих потенциалов.
Именно поэтому в современных условиях возрастает
значение человеческих факторов в производстве, систе-
мах управления и массового обслуживания, обучения на

всех уровнях, коммуникации и т. д. Существуют и многие
другие причины, определяющие стремительный рост исс-
ледований и практических решений в области человекоз-
нания, которое становится одним из главнейших центров
всей современной науки.
Еще в начале XX в. существовала небольшая группа
наук, изучавшая человека в различных его свойствах и
связях. Эта группа, включая психологию, составляла «njpo-
винциальную» область науки, располагавшуюся на пери-
ферии биологии и истории, обособленную от общего есте-
ствознания, от точных и технических наук. Лишь немно-
гие ученые понимали устарелость и вредность для общего
развития науки подобного положения человекознания.
Первым из них был В. М. Бехтерев, создавший в начале
XX в. Санкт-Петербургский психоневрологический инсти-
тут — первый университет в царской России, где все фа-
культеты, независимо от профиля, включали антрополо-
гию и психоневрологию человека.
После революции в бехтеревском институте по изуче-
нию мозга и психической деятельности были заложены ос-
новы комплексного изучения человека. Об этом уместно
вспомнить теперь, в эпоху фронтального движения всех
основных наук к познанию человека. По мере применения
к изучению человека новейших физико-математических и
математических методов, кибернетических концепций,
учета человеческих факторов в технических науках все
эти науки входят в систему современного человекознания
наряду с многими биологическими, историческими, педа-
гогическими, медицинскими и другими науками.
Своеобразная антропологизация и гуманизация мно-
гих областей знания, впервые подступающих к изучению
человека, — новое явление в общем развитии науки. Бла-
годаря этому и другим явлениям научного развития обес-
печивается более полное сопоставление природных чело-
веческих и технических систем и моделирования высших
человеческих функций в автоматических устройствах.
Не менее важны для успехов человекознания развитие
общественных наук... Изучение общества во всех его свя-
зях и отношениях выдвинуло на один из самых передовых
планов проблему личности, ее статуса и ролей в обще-
ственной жизни, ее общественное поведение и внутренний

мир, наконец, межличностные связи в малых группах, их
структуре и динамике.
Следует также отметить здесь исключительный прог-
ресс биологических наук в изучении человека и формиро-
вание теоретической медицины.
Выдвижение проблемы человека в центр всей совре-
менной науки связано с принципиально новыми взаимоот-
ношениями между науками о природе и науками об обще-
стве, так как только в человеке природа и история объеди-
няются бесчисленным рядом связей и зависимостей в
одном объекте, ядром которого является его существова-
ние как личности, субъекта практической деятельности и
познания.
Именно на этой теоретической основе происходит все
возрастающее сближение медицины и педагогики. Выдви-
жение на первый план идеи целостности организма и
принципов его саморегуляции в связи с совокупным дейст-
вием абиотических, биотических и социальных факторов
способствует построению все более современных гигиени-
ческих и профилактических систем, охватывающих все
уровни жизнедеятельности человека в обществе, от моле-
кулярного до молярного, то есть личности и ее нервно-пси-
хического здоровья. В свою очередь общественное воспита-
ние (умственное, физическое, нравственное) все более
сближается с гигиеной, со всей системой охраны и укреп-
ления здоровья, обеспечения долголетия и жизнестойко-
сти человека. Еще более явственны моменты соприкосно-
вения технических наук с медицинскими и педагогически-
ми. Стремительный прогресс телеметрических средств
медико-биологических исследований, моделирования жи-
вых систем и мозговой деятельности человека, обучающих
машин и тренажеров, программированного обучения и т. д.
— все это эффекты их взаимодействия.
Общеизвестны современные тенденции НОТ, составля-
ющие одну из главнейших областей прикладной экономики
— сочетание материальных и моральных стимулов труда,
совершенствования техники производства с укреплением
здоровья трудящихся и развитием их личности. Медико-пе-
дагогические компоненты НОТ ныне не менее существенны,
чем технико-экономические. В области НОТ эффективны-
ми оказались именно комплексные решения, отвечающие
целостной структуре человеческой деятельности, ее зави-

симости от технико-экономических и социально-психоло-
гических факторов, с одной стороны, потенциалов челове-
ческого развития и мотивов поведения — с другой.
Еще в 20-х годах в нашей стране подобным образом
строились учреждения и организации НОТ. В современ-
ных условиях подобным образом осуществляются работы
не только в специализированных учреждениях, но и не-
посредственно на крупных предприятиях. Значительный
интерес представляет аналогичный зарубежный опыт, на-
пример, Ассоциация индустриальной медицины при Кемб-
риджском университете в Англии, включающая, помимо
собственно медико-гигиенических, технико-экономичес-
кие и демографические исследования. В этот комплекс
входила возглавлявшаяся выдающимся английским уче-
ным Бартлеттом группа, изучающая психологию труда и
инженерную психологию. Весьма интересным комплекс-
ным учреждением был институт профессиональной ориен-
тации и селекции в Рио-де-Жанейро, в котором по единой
программе работали, изучая одних и тех же людей, психо-
логи и экономисты, врачи и педагоги, инженеры и матема-
тики. Еще больше, чем НОТ, оказалось в зависимости от
успеха комплексирования дело отбора, подготовки и науч-
ного наблюдения в области космонавтики. Ценнейшие на-
учные данные, опубликованные в последние годы, носят
широкий комплексный характер в цикле, называемом ме-
дико-биологическими исследованиями. О месте психоло-
гических исследований и эффекте подготовки космонавтов
мы узнаем не только из кратких сообщений в этом цикле,
но и из книг самих космонавтов, написанных совместно с
врачом-психологом В. Ф. Лебедевым: книги Ю. А. Гагари-
на и В. Ф. Лебедева «Психология и космос», А. А. Леонова
и В. Ф. Лебедева «Восприятие пространства и-времени в
космосе» и др.
Одной из особенностей современного научного разви-
тия является построение различных систем комплексного
изучения человека при участии психологии. Состав этих
междисциплинарных систем с широчайшим диапазоном
(от точных и биологических до философско-социологиче-
ских и технических) меняется в зависимости от человече-
ских факторов в той или иной области практической рабо-
ты с людьми.
Однако постоянным компонентом таких систем остает-

ся психология, изучающая человека как субъекта деятель-
ности, личность и вместе с тем сложнейшую живую систе-
му с многими механизмами отражения и регуляции.
Благодаря все более глубокому проникновению почти
во все сферы организации человеческой деятельности и
структурно-динамические свойства человека как индиви-
да и личности, субъекта и индивидуальности психология
становится ядром человекознания, своего рода централь-
ным узлом, в котором переплетаются связи между всеми
науками о человеке и его зависимостях от природы, обще-
ства, культуры и техники, о воздействиях человека на ок-
ружающий мир, включая преобразования биогеносферы
Земли и освоение космоса. Эти сложные связи во многом
определяют пути развития самой психологии.
Современная психология представляет собой сильно
разветвленную систему теоретических и прикладных дис-
циплин. Достаточно перечислить некоторые из них: мате-
матическая психология и психофизика, психофизиология
и нейропсихология, зоопсихология и генетика поведения,
психофармакология, социальная психология и психолинг-
вистика, наконец, психология педагогическая, медицин-
ская, спортивная, военная, судебная, инженерная, авиа-
ционная, космическая и т. д.
Теоретическая структура психологии в современных
условиях благоприятствует интеграции знаний о человеке,
поскольку наша наука, помимо собственных задач, изуча-
ет связи между всеми областями человекознания, как тео-
ретического, так и прикладного. И именно эта функция
связи и все более значительный вклад в познание человека
способствуют высокому престижу психологии в современ-
ной науке.
Как известно, еще в недавнем прошлом положение пси-
хологии в системе наук было драматически неопределен-
ным: ей не находилось места во многих классификациях
наук, а предмет ее разделялся между физиологией и соц-
иологией. И сами психологи нередко утверждали право-
мерность наличия двух психологии — описательной и объ-
яснительной, исторической и естественнонаучной.
Разобщенность и взаимообособленность общественных
наук и естествознания в изучении человека создавали си-
туацию дуализма природы и истории в самом человече-
ском развитии. В такой ситуации промежуточное положе-

ние психологии можно рассматривать как своего рода ано-
малию научного познания. Но в последние десятилетия
естественные и общественные науки стремительно сбли-
жаются. .. естествознание и науки об обществе сливаются в
единое историческое естествознание человека...
Такое слияние происходит прежде всего в области пси-
хологии, теоретическая структура которой способствует
прогрессу междисциплинарных связей между всеми нау-
ками, изучающими человека. Поэтому междисциплинарные
связи психологии и ее место в системе наук не ограничива-
ются областью эпистемологии, как это полагает Пиаже.
При построении и осуществлении программ комплексного
изучения человека как общей проблемы всей современной
науки и эффективного использования человеческих фак-
торов в любой области материальной и духовной жизни
общества особо важны междисциплинарные связи психо-
логии по объекту и теоретической структуре.
Программирование комплексных исследований само по
себе представляет крупную методологическую задачу. По-
требность в таких исследованиях возникает лишь на опре-
деленном уровне многих разнородных специальных иссле-
дований, когда отдельные параметры и характеристики
развития еще не объясняют целостной природы многих
факторов, то конвергирующих, то дивергирующих в об-
щем эффекте поведения. Переход от сепаратных специ-
альных исследований к комплексному, синтезирующему,
изучению означает сосредоточение сил и средств на позна-
нии связей, отношений и зависимостей между всеми ха-
рактеристиками объекта и ситуации его развития, опреде-
ляющих целостность и саморегуляцию объекта.
Если необходимый набор этих характеристик достига-
ется объективными методами, особенно эксперименталь-
ными, то для основных операций определения и исчисле-
ния связей и зависимостей между ними используются со-
временные математико-статистические и
математико-логические методы, высокая эффективность
которых в психологии и других науках о человеке общеиз-
вестна. Вместе с тем все более очевидно и то, что эти мето-
ды сами по себе, без специальной теории связей, не могут
дифференцировать род и вид связей: каузальных, струк-
турных, функциональных, пространственно-временных и
т. д.

Разработка такой специальной теории связей насущно
необходима для целей комплексного изучения человека;
программа такого изучения, конечно, чрезвычайно зави-
сит от числа научных дисциплин и возможного объёма исс-
ледуемых характеристик человека. Однако три главных
раздела программы так или иначе представлены в таком
комплексе, и связи между ними имеют решающее значе-
ние. К этим разделам относятся:
1) основные факторы и условия, детерминирующие
человеческое развитие (начиная с социально-экономичес-
ких, политико-правовых, идеологических, педагогических
и кончая биотическими и абиотическими факторами среды
обитания);
2) основные характеристики самого человеческого раз-
вития, его внутренние закономерности, механизмы и фа-
зы эволюции, стабилизации и инволюции;
3) основные компоненты целостной структуры чело-
века, складывающейся в процессе этого развития, взаимо-
связь между этими компонентами, определяющая любую
реакцию личности на те или иные внешние воздействия.
Сквозными для всех трех разделов программы могут
считаться параметры деятельности человека — практи-
ческой и теоретической. Современной советской психоло-
гией достоверно установлено, что именно в деятельности
осуществляются циклы интериоризации и экстериоризации
как освоения исторического опыта и среды обитания, так и
создания собственной среды развития посредством произ-
водства материальных и духовных ценностей общества.
Поэтому комплексное изучение деятельности челове-
ка, факторов и условий, определяющих ее продуктив-
ность, успешность, зависимость от развития и влияние на
развитие, влияние на структурообразование человека и
зависимость от личности, мотивации и потенциалов чело-
века, имеет главное значение для выполнения всей про-
граммы в целом.
Основными формами деятельности человека, как изве-
стно, являются труд и комплексное изучение трудовой де-
ятельности в условиях современного высокоразвитого со-
циалистического производства, что особо важно для решения
перспективных проблем социального развития, которыми
предстояло заняться созданному в 1964 г. в ЛГУ ИКСИ,
включающему и психологические лаборатории.

Однако в избранном нами направлении изучения взаи-
мосвязи человек<а и общества существенным было изуче-
ние самого трудящегося человека в определенных услови-
ях производственного коллектива и общественной жизни,
а не только процесса и результатов (производительности)
труда.
Человек как субъект трудовой деятельности обладает
определенными потенциалами — трудоспособностью и ра-
ботоспособностью, специальными способностями, актив-
ностью в форме ценностных ориентации, мотивов, нако-
нец, сформированным в самой деятельности практическим
опытом с различными степенями обобщенности. И именно
подход к трудовой деятельности не только со стороны ее
технологии и оценки ее продуктивности, но и структуры
самого субъекта позволил нам поставить вопрос о других
формах человеческой деятельности, получающих высокое
развитие в нашем обществе и влияющих все более на про-
изводительность труда вследствие своего существенного
значения для личности трудящегося человека. Этими фор-
мами являются общение и познание, коммуникация и тео-
ретическая деятельность, многообразие межличностных
внутригрупповых и межгрупповых взаимосвязей; эти фор-
мы заключаются в привязанностях и консолидациях, в ду-
ховной общности людей, в умственной активности, в по-
стоянном образовании и самообразовании, в культурных
запросах, в мыслительных поисках в самом процессе тру-
да, рационализаторстве и т. д.
Сочетание в человеке свойств субъекта труда, общения
и познания определяет организацию человека как субъекта
деятельности и личности. Вместе с тем именно эта взаимо-
связь вносит много нового в социальное развитие произ-
водственных коллективов. Программы и планы этого раз-
вития в современных условиях решения задачи коммуни-
стического строительства должны строиться на научных
условиях и всесторонне учитывать человеческие факторы.
Одной из крупных научно-практических работ такого
рода, в которых участвовали наши лаборатории социальной
психологии и дифференциальной психологии и антрополо-
гии, было комплексное исследование завода «Светлана»
(1964—1967 гг.). Исследование проводилось социологами,
экономистами, юристами, психологами и физиологами

труда. Это был первый опыт комплексного изучения чело-
века, материалы которого опубликованы и будут еще пуб-
ликоваться в серии выпусков ЛГУ «Человек и общество».
Цель такого исследования заключалась в разработке со-
вместно с коллективом завода «Светлана», этого передово-
го ленинградского предприятия, конкретной программы
его социального развития, включающей пути проведения
экономической реформы, оптимизации управления на
всех его ступенях, НОТ и более полное использование воз-
можностей предприятия для удовлетворения материаль-
ных и духовных потребностей работников завода.
После завершения всей работы по планированию соци-
ального развития и успешного выполнения этих планов
можно было уверенно говорить о пользе подобных комп-
лексных социальных исследований.
...Были пространственно перестроены потолки и опре-
делен условия оптимальной совместимости работниц-
монтажниц на этом участке сборки радиоламп; разработана
система факторов, обеспечивающих благоприятный соци-
ально-психологический климат; сконструированы различ-
ные приспособления к рабочим местам, тренажеры, мно-
гие рекомендации к отбору, обучению и переобучению,
обслуживанию работниц и т. д.
Подобная комплексная работа проводилась на других
ленинградских предприятиях, и интерес к этой научно-
практической деятельности ЛГУ с участием психологов
был очень высокий.
...В связи с построением и осуществлением различных
комплексных систем изучения человека и практическим,
решением вопросов НОТ, оптимизацией систем управле-
ния, обучения, массового обслуживания и т. д. необходима
специальная ориентация методов психологического иссле-
дования, особенно экспериментальных.
Направленность этих методов на определение уровней
развития психофизиологических функций, процессов, со-
стояний и свойств личности, структурных особенностей
каждого из них и их констелляций, оборудующих сложные
синдромы поведения, распознавания состояний человека
при действии различных стимуляторов, стрессоров, фруст-
раторов и сложных ситуаций, определения потенциалов
человеческого развития (работоспособности, трудоспо-

собности, одаренности, специальных способностей и т. д.)
— все это придает современным психологическим методам
диагностический характер.
В испытании эффективности вновь вводимого средства
в системе НОТ, массовой коммуникации (например, теле-
видения) или образования (например, различных типов
обучающих машин) все чаще применяются психологиче-
ские методы, определяющие результаты (сдвиги в поведе-
нии, интеллекте, в мотивации, работоспособности и т. д.).
Диагностика сдвигов как специфических эффектов тех
или иных приемов совершенствования управления процес-
сом развития приобрела большое значение при решении
проблем начального обучения в нашей школе. Известно,
что советскими психологами разработаны новые системы
этого обучения, испытывающиеся в массовом опыте. Одна
из таких систем, разработанная под руководством Д. Б.
Эльконина и В. В. Давыдова, испытывалась по своему воз-
действию на умственное развитие детей с помощью мето-
дики Я. А. Пономарева, определяющего внутренний план
действий (ВПД). С помощью этой методики было обнару-
жено, что в обычных условиях в контрольных классах
лишь 39% детей достигали высокого интеллектуального
уровня, причем отмечено явление постепенного затухания
кривой интеллектуального роста учащихся с I по IV класс.
Между тем в экспериментальных классах показатель ВПД
обнаружил прогрессивное возрастание и более высокий уро-
вень интеллектуальных возможностей детей. В начале обу-
чения этот показатель равнялся 0,2%, к концу первого клас-
са — 19, второго — 37, третьего — 59, четвертого — 75%.
Для определения эффективности экспериментального
обучения, очевидно, было недостаточно показателей ус-
пешности обучения по уровню знаний, навыков и умений.
Избранный методический прием позволил найти какие-то
соизмеримые величины интеллектуального роста в про-
цессе усвоения знания, то есть выступил в психодиагно-
стической функции. Однако другие, проверяемые в массо-
вом опыте, новые системы начального обучения, насколь-
ко известно, не основывались на методике Пономарева,
хотя, возможно, прибегали к какому-либо другому средст-
ву для измерения интеллектуальных сдвигов. Между тем
системы начального обучения, предложенные Элькони-

ным и Давыдовым, а также Л. В. Занковым, значительно
отличаются друг от друга, и суждение об их сравнительной
ценности по главному эффекту — влиянию обучения на
умственное развитие детей — не может быть достаточно
обоснованным без применения одних и тех же психодиаг-
ностических средств.
Приходится уже не в первый раз рассматривать на этом
примере один из самых острых вопросов нарождающейся у
нас прикладной психологии во всех ее ответвлениях, в том
числе инженерной и педагогической, — стандартизацию
тех из психологических методов, которые служат диагнос-
тическими. Трудности разработки экспериментальной ме-
тодики, адекватной объекту и оснащенной техникой (сиг-
нализационной, фиксационной, регистрационной), извест-
ны. Допустим, что после многих исследований с помощью
вновь разработанной методики она может быть сравни-
тельно упрощена, приспособлена для массовых обследова-
ний и в полевых условиях. Однако всего этого недостаточно,
чтобы она превратилась в психодиагностическое средство.
Для этого необходимы по крайней мере еще два серьезней-
ших условия: 1) установление в предварительных массо-
вых обследованиях, причем в разных условиях и с учетом
демографических, этнографических и социально-эконо-
мических различий между группами населения, диапазо-
на нормальных колебаний основных величин; 2) согласо-
вание принципов построения шкал оценок с градациями,
соответствующими нормальным колебаниям основных
величин.
При выполнении этих условий может быть обеспечена
стандартизация метода, используемого в диагностичес-
ких целях. В современной психологии достигнуты значи-
тельные успехи в математическом обосновании шкалиро-
вания различных величин и в разных областях установлены
диапазоны нормальных колебаний различных характери-
стик, особенно сенсомоторных, мнемических и вербально-
логических. Однако отсутствуют как международные, так
и национальные стандарты даже в такой области, как ин-
женерная психология, непосредственно участвующая в
проектировании высшей техники. В основных руководст-
вах, включая известный труд Чапаниса, нет свода кон-
стант и эталонов основных психофизиологических ха-

рактеристик человека, с которыми должны согласовывать-
ся основные параметры вновь конструируемых индикаци-
онных устройств и органов управления в системах «чело-
век — машина». Между тем в этом труде, как и во многих
других, приводятся сводные данные для антропометриче-
ских величин, имеющие значение для определения габари-
тов рабочего места и комфортности работы оператора.
Бесспорно, психометрические данные неизмеримо бо-
лее динамичны, многозначны и зависят от всей цепи фак-
торов. Нет сомнений, однако, что в ближайшем будущем
можно добыть не только основные величины, но и многие
дополнительные к ним коррекции, основанные на их вари-
ативности в зависимости от возраста и пола, соматических
и нейродинамических особенностей, рода деятельности и
жизненного опыта, образования, демографических харак-
теристик и т. д.
Одним из первых ученых, сделавших реальные шаги в
определении величин сенсорного развития взрослого чело-
века, что особенно важно для НОТ, обучения и переобуче-
ния взрослых, был биофизик и психофизиолог академик
Лазарев. Он сопоставил эволюцию пороговых характери-
стик зрительной, слуховой и моторной реакций и получил
оптимум сенсомоторного развития в 20-летнем возрасте. В
последние десятилетия были получены многие данные, ко-
торые хотя и расходятся в деталях, но совпадают в опреде-
лении зоны оптимума сенсомоторного развития не в де-
тском, отроческом или юношеском возрастах, а в период
ранней взрослости (от 21 до 25 лет). Косвенно доказывают
правильность этого положения данные о наименьшем ла-
тентном периоде BP не у детей и подростков, как можно
было ожидать, а у молодых людей так называемого студен-
ческого возраста, то есть фаз поздней юности и ранней
зрелости. На это положение, кажущееся парадоксальным,
обратил внимание Бойко в своей ценной монографии о BP
человека, кстати, единственной, к которой приложен свод
психометрических величин.
По многим данным (В. Овенса, Д. Векслера, Д. Б. Бром-
лей и др.), вербально-логические функции развиваются
иначе, и оптимум их возможностей располагается позже, в
периоды ранней и средней взрослости, между 23—25 года-
ми жизни. Поэтому за эталоны должны быть приняты эти

возрастные состояния основных величин так называемого
вербального интеллекта.
Соответственно различаются периоды стабилизации и
периоды инволюции сенсорно-перцептивных и вербально-
логических функций. Гетерохронность эволюции психо-
физиологических функций — фундаментальный факт, с
которым нужно особенно считаться при определении эта-
лонов и норм психического развития, обеспечиваемого
стандартизацией психодиагностических методов.
Взаимосвязь функций или процессов, состояний или
свойств в целостной структуре психического развития че-
ловека — один из основных вопросов психодиагностики.
Те или иные величины и характеристики, получаемые
при исследовании, могут правильно определять уровень и
качественное своеобразие психологических феноменов
лишь в соотношениях, относительно друг к другу и более
общим факторам развития. Поэтому особенно важно на
одних и тех же людях получать основные характеристики
и величины, исследуя их реальные взаимосвязи в процессе
развития. Было бы целесообразно систематически опреде-
лять серию величин в том периоде человеческой жизни, в
котором располагаются оптимумы психофизиологических
функций человека, то есть в периоде поздней юности —
ранней взрослости. Тем самым мы получили бы необходи-
мую основу для построения норм, или эталонов, интеллек-
туального развития взрослых людей и определения потен-
циалов их обучаемости (или переобучаемости) на всем про-
тяжении зрелости, вплоть до интенсивного геронтогенеза,
нижние пределы которого, впрочем, еще не установлены.
В общей программе комплексного исследования разви-
тия психофизиологических функций взрослых людей (от
18—35 лет) мы поставили задачу систематически просле-
дить эволюцию этих функций в периоды поздней юности,
ранней и средней взрослости, выявить нижние и верхние
границы этих периодов, определить микровозрастные раз-
личия между основными величинами интеллектуальных
функций и взаимосвязи между ними, а также определить
величины, характеризующие психомоторные и сенсорно-
перцептивные функции, различные виды внимания, опера-
тивную и долговременную память, различные вербально-ло-
гические функции и практический интеллект, некоторые

нейродинамические свойства, особенно силу и динамич-
ность нервных процессов человека.
Мы имели возможность благодаря такой обширной и
многосторонней программе определять не только состоя-
ние отдельных функций, но и динамику их взаимосвязи в
различные периоды развития. Разумеется, получить столь
сложные картины интеллектуальных синдромов мы не
могли на массовом материале, изучение которого требует
соответствующих экспресс-методов, уже испытанных в
различных условиях. Поэтому мы соединили собственную
методическую систему с массовой методикой Векслера, оп-
ределяющей не только уровень интеллектуального разви-
тия, но и его структуру благодаря удачному подбору тестов
на определение особенностей вербального и невербального
интеллекта, Таким путем нами были получены массовые
данные о микровозрастных различиях в интеллектуальном
развитии взрослых людей в периоды поздней юности и
ранней взрослости (изучено около 800 человек), с которы-
ми сопоставлены экспериментальные данные углубленных
исследований интеллектуальных синдромов.
Все эти данные обрабатывались по определенной про-
грамме вычислительными машинами. С помощью корре-
ляционного, факторного и дискриминантного анализов мы
получили разнообразные характеристики связей между
интеллектуальными функциями, образующие сложные
синдромы интеллекта, а также между этими синдромами и
нейродинамическими свойствами, среди которых особо вы-
делялась динамичность, впервые, как известно, описанная
Небылицыным. Возрастная и индивидуальная изменчи-
вость интеллектуальных функций в их взаимосвязи прояв-
ляется как в различных корреляционных плеядах, так и в
варьировании веса каждого из факторов, установленных
при сводной обработке экспериментального материала. К
этим факторам относятся прежде всего общий интеллект,
нейродинамический и аттенционный факторы (внима-
ния и произвольной регуляции интеллектуальных функ-
ций). Мы получили серьезные подтверждения правомер-
ности различения вербального и невербального интеллек-
та, уровни которых чаще всего не совпадают у одних и тех
же людей и проявляются в отрицательных корреляцион-
ных связях. По мере «взросления» это явление усиливает-

ся за счет возрастания ведущей роли второсигнальных свя-
зей. Вербальные, как и невербальные, образные функции
их положительно коррелируют с практическим интеллек-
том, как бы интегрирующим и включающим в себя оба
этих вида интеллекта.
Общие характеристики периода ранней взрослости, как
и те характеристики периода среднего возраста, которые
мы будем получать, модифицируются по каждому отдель-
ному году или возрастному контингенту, полу, образова-
нию и т. д. Вместе с тем мы имеем возможность, пользуясь
в качестве норм и эталонов этими величинами, строить
индивидуальные характеристики интеллекта, то есть ди-
агностировать его состояние и потенциалы в целях диффе-
ренцированного обучения взрослых людей на разных уров-
нях образования. Наши данные в подобных педагогиче-
ских целях используются сектором дидактики школ для
взрослых института вечерних школ (под руководством
Е. П. Тонконогой).
Важное значение имеют лонгитюдинальные исследова-
ния наших студентов с момента зачисления их на факуль-
тет психологии.
Мы стремимся корректировать экспериментальные
данные жизненными показателями умственной активно-
сти и поведения студентов в процессе их деятельности
(учебной, исследовательской, общественной). В практиче-
ском отношении это исследование направлено на решение
некоторых важных проблем психогигиены и педагогики
высшей школы.
На материале изучения процесса деятельности 120 сту-
дентов получена (после математической обработки) серия
корреляционных плеяд, включающих связи характероло-
гических черт (интравертированности или экстравертиро-
ванности), интеллекта (вербального и невербального),
различных психомоторных, вегетативных, биохимических
функций. Изучение проводилось не только в обычных ус-
ловиях, но и в ситуациях интеллектуального напряжения
(экзаменов). Путем сопоставления функциональных проб
в состояниях, предшествующих экзаменам (ожидание) и
непосредственно следующих за ним (переживание успеха
или неуспеха, умственного утомления и т. д.), были уста-
новлены психофизиологические сдвиги, характеризующие

роль интеллектуального напряжения у разных людей со
структурными особенностями их личности.
С помощью корреляционного и факторного анализов
был обнаружен ряд комплексов, состоящих из разнород-
ных показателей. Эти комплексы входят, как мы имеем
основание полагать, в структуру личности. Наиболее зна-
чимый, первый фактор (длина вектора — 12,3%) — ин-
теллектуальный, включающий ряд положительных кор-
реляций с общим показателем умственного развития (0,81),
вербального интеллекта (0,57), невербального (0,72), вни-
мания (0,62), общей успеваемости учения (0,40). В теории
личности часто недооценивалось значение интеллекта в
структуре личности. Вместе с тем в теории интеллекта сла-
бо отражены социальные и психологические характери-
стики личности, опосредствующие ее интеллектуальные
функции. Нам представляется, что взаимообособление
личности и интеллекта противоречит реальному развитию
человека, в котором социальные функции, общественное
поведение и ее мотивации всегда связаны с процессом от-
ражения человеком окружающего мира, особенно с позна-
нием общества, других людей и самого себя. Поэтому ин-
теллектуальный фактор и оказывается столь важным для
структуры личности. В этот же интеллектуальный фак-
тор входит отрицательная корреляция с основным обменом
(-0,46).
Следовательно, более высокий интеллектуальный уро-
вень личности характеризуется не только более высокими
уровнями внимания и успешностью (продуктивностью)
умственной работы, но и меньшими, чем в других случаях,
энергетическими затратами организма на процесс умст-
венной деятельности. Однако известны случаи, когда вы-
сокая умственная активность определяется не только боль-
шим интеллектуальным потенциалом, но и весьма значи-
тельными энергетическими тратами, что влечет за собой
известное истощение. Дифференциация подобных связей
между интеллектом и реактивностью организма весьма
важна для индивидуального подхода.
Так или иначе, но показатель основного обмена нахо-
дится в центре корреляционной плеяды, объединяющей
ряд вегетативных и биохимических реакций, специфич-
ных для данного человека. Таким образом, через этот ме-

таболический центр интеллектуальные функции связыва-
ются с многими другими состояниями организма, образую-
щими общий фон интеллектуального напряжения (то есть
интеллектуально-аффективно-волевого, целостного со-
стояния личности). Подобным же образом (из разнород-
ных корреляционных плеяд с разнородным составом пси-
хологических и физиолого-биохимических показателей)
строятся другие факторы с меньшим весом. Так, в фактор
интраверсии — экстраверсии (весом 8,8%) вошли как их
психологические показатели, так и метаболические харак-
теристики, с которыми эти психологические показатели
связаны более, чем с некоторыми другими психологиче-
скими параметрами.
Фактор нейротизма, выделявшийся в качестве самосто-
ятельного, включает не только характеристику степени
эмоциональной уравновешенности или неуравновешенно-
сти, но и ряд вегетативных эффектов (психогальваниче-
ской реактивности, потоотделения и т. д.), а также те по-
казатели интеллекта, с которыми имеется положительная
корреляция. Особенно интересен факт стабильности или
лабильности билатеральных связей между обоими пол-
ушариями головного мозга, отмечаемый в стрессовой ситу-
ации. Смена функциональной симметрии на асимметрию
и, наоборот, усиление или ослабление правшества или
левшества в различных функциях (моторных, сенсорных
или вегетативных) оказались индивидуальными показате-
лями, коррелирующими как с интеллектом, так и с некото-
рыми особенностями характера. В любом из факторов, оп-
ределяющих структуру личности, обнаруживаются корре-
ляционные плеяды, сложно ветвящиеся цепи связи между
отношениями и свойствами личности, интеллектуальными
и другими психическими функциями, соматическими и
нейродинамическими особенностями человека.
Иначе говоря, целостный человек как социальное и
психофизическое единство выступает в любом из парамет-
ров, характеризующих структуру личности. Однако опре-
деляющим и ведущим началом в этой структуре являются
социальные качества, сформированные на основе статуса и
комплекса социальных функций человека. На нашем ма-
териале изучения студентов двух первых курсов социомет-
рическое исследование обнаружило тенденции повышения

статуса личности в курсовом коллективе сравнительно с
малой группой. Вместе с тем сопоставление дифференци-
ально-психологических и социально-психологических
данных об одних и тех же людях обнаружило особую связь
между статусом, характером и интеллектом. Наиболее не-
посредственно сказывается зависимость межфункцио-
нальных корреляционных плеяд от характеристик основ-
ной деятельности, в частности от учения в той или иной
структуре образования.
Сопоставление предварительных данных упомянутых
комплексных исследований позволяет допустить возмож-
ность создания системы психологической диагностики,
применяемой в различных условиях деятельности и для
решения различных практических задач в целях полного
использования потенциалов человеческого развития.
Наши исследования свидетельствуют о том, что целост-
ный человек как социальное и психофизиологическое су-
щество выступает в любом из параметров, характеризую-
щих структуру личности.

VI
Некоторые проблемы
психологии взрослых
Прогресс науки и техники предъявляет все большие
требования к культурному развитию человека... Высокого
научно-технического уровня производства можно достиг-
нуть при обязательном обучении взрослых на всех уровнях
образования, вплоть до подготовки научных кадров. Тех-
ническое перевооружение производства и возникновение
новых профессий требуют дообучения и переобучения
взрослых людей непосредственно в процессе их трудовой
деятельности. Постоянное совершенствование квалифика-
ции всех кадров, включая высшие звенья управления и
сферу науки, обусловлено самим ходом научно-техниче-
ской революции, гигантским ростом информации и масш-
табов человеческой деятельности.
Все эти особенности культурного развития означают и
новые, значительно большие, чем когда-либо в истории
человечества, требования к интеллекту взрослого челове-
ка, его мобильности и переключаемости. Эти требования
не ограничиваются суммированием, обобщением и отбо-
ром информации, все возрастающей массы знаний, умений
и навыков, но включают преобразования концептуальных
систем и самого аппарата деятельности. Речь идет об ин-
теллектуальных потенциалах взрослого человека, его го-
товности к принципиально новому ходу индивидуального
развития, о характеристике психофизиологических воз-
можностей его обучения, то есть об обучаемости в разные
периоды зрелости, и не только в более молодые, но и более
поздние годы трудоспособной жизни.
НОВЫЙ РАЗДЕЛ СОВРЕМЕННОЙ ВОЗРАСТНОЙ
И ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Фундаментальные отделы экспериментальной психо-

логии (психофизика, психометрия, общая и дифференци-
альная психофизиология) связаны преимущественно с из-
мерением различных характеристик взрослого человека.
Математически обработанные результаты этих измерений
и данные научных исследований о закономерностях психи-
ческой деятельности взрослых людей составляют основы
общей психологии.
Изучение различных видов деятельности взрослых лю-
дей в обществе и определение оптимальных факторов уп-
равления той или иной деятельностью составляют содер-
жание большинства дисциплин прикладной психологии
(психологии труда, инженерной, авиационной, космиче-
ской, военной, психологии спорта и др.). Несомненно,
многие комплексы психологических знаний и смежных на-
ук (физиологии, антропологии, социологии и др.) построе-
ны на материалах разностороннего изучения сформиро-
вавшегося, развитого, зрелого человека как личности. По-
этому психологические характеристики взрослых людей
выполняют функции эталонов по отношению к различным
состояниям роста, созревания и формирования личности в
периоды детства, отрочества и юности. На эти эталоны
ориентированы оценки сдвигов в развитии человека от со-
зревания к зрелости, измерение этого движения и опреде-
ление критериев зрелости — общесоматической, половой,
интеллектуальной гражданской и т. д.
Вначале психологи предполагали, что такие эталоны
позволят измерять возрастную изменчивость во все перио-
ды индивидуального развития, так как возрастная измен-
чивость якобы не свойственна психологическим характе-
ристикам взрослых, во всяком случае в пределах от 20 до
45 лет. Такое допущение имело положительное значение
для первоначального построения возрастной психологии,
специализированной на изучении ранних периодов инди-
видуального развития человека. Эта область психологии
явилась одной из основ теории психического развития и
способствовала пониманию генезиса сознания человека.
Современная зарубежная психология характеризует
генезис интеллекта, то есть его возникновение и становле-
ние, как ряд стадий развития, завершаемого образованием
«логики взрослого». Наибольшую известность приобрел
описанный Жаном Пиаже последовательный ход становле-
ния интеллекта человека в его индивидуальном развитии.

В работе «Логика и психология» Ж. Пиаже [1969] писал,
что «в построении операций можно выделить четыре ос-
новные стадии, занимающие период от рождения до зрело-
сти» [Пиаже Ж., 1969, с. 580]. Это следующие стадии: 1)
сенсомоторный период (0,2 года); 2) дооперационная
мысль (от 2 до 7 лет); 3) конкретные операции (от 7 до 11
лет); 4) пропозициональные, или формальные, операции
(от 11 —12 до 14—15 лет), когда «у ребенка формируется
логика взрослого» [Там же, с 587]. После этого момента,
совпадающего с подростковым возрастом, происходят мно-
гие количественные изменения, характеризующие, по его
мнению, совершенствование и завершение структуры «ло-
гики взрослого».
В соответствии с этой концепцией качественное преоб-
разование интеллекта взрослого и его механизмов вряд ли
возможно, а высшие проявления интеллектуальной актив-
ности («оптимумы» интеллектуальной деятельности) сле-
дует относить лишь к моментам завершения процессов
формирования личности.
Оптимумы этих функций, однако, были открыты не в
подростковом возрасте, а в периоды юности и ранней
взрослости. Именно в «студенческом» возрасте обнаруже-
ны наименьшие величины латентного периода реакций на
простые, комбинированные и словесные сигналы, оптиму-
мы абсолютной и разностной чувствительности анализато-
ров внешней среды, наибольшая пластичность и переклю-
чаемость в образовании сложных психомоторных и других
навыков. Сравнительно с другими возрастными периодами
в годы юности и молодости отмечается наивысшая скоро-
сть оперативной памяти и переключения внимания, а так-
же решения вербально-логических задач. В личностном
отношении этот возраст имеет особое значение как период
наиболее активного развития нравственных и эстетиче-
ских чувств, становления и стабилизации характера и, что
особенно важно, овладения полным комплексом социаль-
ных функций взрослого человека, включая гражданские,
общественно-политические, профессионально-трудовые.
Действительно, многие психофизиологические опти-
мумы совпадают с этим важнейшим этапом становления
человека как личности и активного члена общества, впер-
вые в своей жизни формирующего собственную среду раз-
вития.

Но юность и молодость — это фазы жизни взрослого
человека. Таким образом, речь идет о распространении тех
или иных определений сдвигов развития на психологиче-
ские характеристики взрослых, что опровергает взгляды
буржуазных психологов в отношении генезиса интеллек-
та. Итак, понятие возрастной изменчивости психофизио-
логических характеристик оказалось приложимым и к
взрослому человеку, вопреки мнению известного швей-
царского психолога Э. Клапареда, еще в 20-х годах нашего
столетия назвавшего этот возраст «психической окамене-
лостью».
Исследование возрастной изменчивости всех характе-
ристик организма и личности взрослого человека приобре-
ло систематический характер с возникновением современ-
ной геронтологии — науки о процессах старения, старости
и факторах долголетия. Первоначально в геронтологии со-
поставлялись характеристики старых людей, особенно
долгожителей, и людей среднего и молодого возраста, при-
чем в качестве эталонов для определения степени сниже-
ния функций или их сохранности в общем инволюционном
процессе избирались именно данные о молодых людях.
По мере выяснения многомерного характера этого про-
цесса и разновременности явления старения в разных сис-
темах организма геронтологам пришлось обратить особое
внимание на самые ранние его проявления. Одним из ос-
новных понятий геронтологии стало понятие «геронтоге-
нез», включающее генетический подход современной науки
к изучению старости и долголетия. Многочисленные исс-
ледования геронтогенеза действительно позволили опре-
делить, что микроинволюционные сдвиги возникают на-
много раньше периода старости, распределяясь по десяти-
летиям жизни взрослого человека.
В общей форме эти микроинволюционные сдвиги при-
писываются к интеллектуальным функциям. В работах С.
Пако [1960 ] и К. Ховланда [1960 ] приведены мнения ряда
авторов, полагающих, что оптимум развития этих функ-
ций располагается между 18—20 годами. Приняв этот оп-
тимум за эталон, некоторые ученые оценивают уровень
логической способности 30-летнего человека в 96%, 40-
летнего — в 87, 50-летнего — в 80, 60-летнего — в 75% от
этого эталона. Интенсивность подобных микроинволюци-
онных сдвигов, по С. Пако, зависит от двух факторов —

внутреннего — одаренности (у более одаренных интеллек-
туальный процесс длительный, и инволюция нарастает по-
зже, чем у менее одаренных) и внешнего, зависящего от
социально-экономических и культурных условий, образо-
вания, которое, по его мнению, затормаживает инволюци-
онный процесс.
Однако геронтологи пришли к выводу, что наряду с
микроинволюционными процессами существуют и другие
процессы и факторы, противостоящие инволюционным си-
лам. За кажущимся состоянием равновесия и стабилиза-
цией всех функций на высоком уровне, зрелость человека
представляет собой на самом деле борьбу противоречивых
процессов, следствием которых является состояние нерав-
новесия с постепенной тенденцией к необратимым сдвигам
инволюционного характера. Современная геронтология
отбросила прежние представления о тотальном и одновре-
менном старении всех жизненных функций и уделяет из-
вестное внимание проблеме долголетия, хотя специально
процессы, противостоящие старению, еще и не изучаются;
Между тем именно эти процессы составляют специфиче-
ские характеристики зрелости.
Эти подходы генетической психологии, рассматриваю-
щей зрелость лишь как продукт и своего рода финал инди-
видуально-психического развития человека, и геронтоло-
гии, ищущей в ней истоки процессов старения, конечно,
недостаточны для понимания природы зрелости, ибо не
раскрывают ее психофизиологической динамики и тем бо-
лее потенциалов развития взрослых людей. Парадоксально,
но в центре психологического познания развития человека
оказался ранний и поздний онтогенез, а на «периферии» —
те фазы, когда человек живет наиболее продуктивной,
творческой и социально-активной жизнью.
Дело в том, что для определения нижней границы зре-
лости необходимы знания как о генезисе тех психофизио-
логических структур, сформированность которых обеспе-
чивает оптимальные режимы их функционирования, так и
о возрастных синдромах отрочества и юности. В такой же
мере для определения верхней границы зрелости необхо-
димы знания о процессах и эффектах старения, завершаю-
щихся определенными синдромами старости.
Благодаря почти вековому накоплению знаний о струк-
турах развития психофизиологических функций взрослого

человека обнаружены примечательные онтогенетические
сдвиги: ускорение процессов созревания (общесоматиче-
ского, полового, нервно-психического) и замедление про-
цессов старения, особенно в сфере интеллекта и личности
современного человека. Основным следствием этих онто-
генетических преобразований является расширение возра-
стного диапазона зрелости, потенциалов ее трудоспособно-
сти, интеллектуального и личностного развития.
Все это свидетельствует о том, что единая научная тео-
рия индивидуально-психического развития не может быть
построена без специальной разработки ее фундаменталь-
ного раздела — возрастной психологии зрелости или
взрослости. Впервые эта задача была поставлена в 1928 г.
Н. Н. Рыбниковым, предложившим назвать новый раздел
возрастной психологии «акмеологией». В последующие де-
сятилетия в связи с потребностями практики интенсивно
развиваются прикладные аспекты психологии взрослых в
областях индустриальной, спортивной, военной, авиаци-
онной и космической психологии.
В 50—60-х годах были обобщены некоторые итоги срав-
нения экспериментальных данных ряда зарубежных авторов
о различных возрастных периодах зрелости (В. Шевчука,
Д. Векслера, Д. Б. Бромлея, Н. Бейли и др.). В последние
десятилетия накопились ценные материалы о периодиза-
ции жизненного пути личности в обществе, ритме жизни и
творчества взрослых людей (работы советского психофи-
зиолога Н. Пэрна и др.). Эти материалы также способство-
вали выделению психологии взрослых в самостоятельный
раздел современной возрастной психологии.
Вместе с тем психология взрослых стала и новым разде-
лом современной педагогической психологии. Дидактика и
педагогическая психология всегда имели своим предметом
процессы обучения и учения подрастающего поколения об-
щества. Обучаемость детей и подростков обычно относят к
естественным свойствам их развития. Именно поэтому ди-
дактика и педагогическая психология базируются на воз-
растной физиологии и психологии, изучающих закономер-
ности индивидуального развития. Фундаментальной общей
проблемой педагогики, психологии и физиологии является
взаимосвязь воспитания, обучения и развития детей. Ре-
шение этой проблемы предполагает определение ведущей
роли воспитания и обучения (основных средств социализа-

ции индивида) в развитии детей, учет их возрастных осо-
бенностей как фактора эффективности обучения.
Обучаемость как одно из коренных свойств развития
ребенка и подростка связывается с высокой пластичностью
их мозга, динамикой процессов созревания (общесомати-
ческого, полового, нервно-психического), формированием
функциональных мозговых систем, освоением индивидом
общественного опыта, формированием интеллектуальных
действий, социально-типических свойств личности и т. д.
Именно эти признаки развития ребенка и подростка явля-
ются основой общей теории индивидуально-психического
развития человека, ограниченного периодами детства, от-
рочества и юности.
Возникшая на Западе в 20-х годах нашего столетия тео-
рия обучения взрослых долгое время находилась в сложной
ситуации. Применение к обучению взрослых принципов и
правил дидактики, методики и техники обучения, сложив-
шихся на основе длительного педагогического опыта «де-
тских» школ, требовало существенных видоизменений с
учетом жизненного опыта взрослых людей, сформирован-
ных физически, интеллектуально и нравственно. Истори-
ческие условия того времени во многом определялись ги-
гантскими социальными сдвигами во всем мире под влия-
нием Великой Октябрьской социалистической революции,
в том числе демократизацией образования. Характерным
для того времени было также вовлечение в индустриаль-
ный труд огромных масс необученных взрослых.
Взрослые, впервые начинавшие учиться (грамоте, ос-
новам наук, индустриальным профессиям и т. д.), оказа-
лись новым объектом для дидактики и педагогической пси-
хологии. Определение рациональных путей их обучения
(начального, среднего, профессионально-технического об-
разования) само нуждалось в выявлении^ внутренних воз-
можностей обучения (обучаемости) взрослых в разные пе-
риоды их жизни (молодости, среднем и пожилом возра-
стах), в положительном решении вопроса о потенциалах
их интеллектуального развития. Все эти характеристики
развития относятся к взрослым, к которым никогда ранее
не применялись категории развития.
Практический опыт ликвидации массовой неграмотности
и малограмотности в нашей стране, успешное вовлечение
широких масс трудящихся в индустриальный труд, многие

другие убедительные свидетельства обучаемости взрослых
людей вошли в острое противоречие с традиционными
представлениями зарубежной психологии о том, что якобы
после завершения созревания и формирования личности
«способность к ассимиляции утрачивается». Вот что, на-
пример, писал в 1931 г. известный психолог Е. Н. Гурьянов
в предисловии к русскому переводу одной из первых книг
по психологии обучения взрослых: «Проблема обучения
взрослых является одной из наименее разработанных». К
тому же «в массах господствует воспитанное старой психо-
логией и педагогикой предубеждение, что взрослый менее
способен к обучению, чем подрастающий, что для обуче-
ния в возрасте старше 35—40 лет требуется огромнейшая
затрата энергии и что результаты такого обучения едва ли
могут оправдать затраченное на них время и средства»
[цит. по кн.: Торндайк Э., Бриджмен Э., Тилтон Н., Вудь-
ярд Э., 1931, с. 5]. Во введении к этой книге ее авторы,
американские психологи, писали: «Психология и общие
педагогические дисциплины не дали до сих пор удовлетво-
рительного ответа на вопросы, связанные с обучением
взрослых. В большинстве случаев психология и педагогика
или пренебрегали этими проблемами, или считали пра-
вильными традиционные, общепринятые мнения» [Там
же, с. 12].
В качестве примера таких мнений авторы приводят ка-
тегорическое заявление известного американского психо-
лога В. Джемса: «После 25 лет взрослые не могут приобре-
сти новые идеи. Бескорыстная, незаинтересованная любо-
знательность проходит, умственные связи установлены,
способность к ассимиляции исчерпана». Типичным счита-
ли они и мнение Холлингворста, согласно которому с по-
вышением возраста понижаются способности к обучению.
Все же Холлингворст признавал необходимость специаль-
ного изучения вопроса о возрастных изменениях интел-
лекта у взрослых. «Что касается темпа изменения умст-
венных процессов в связи с возрастом, — писал он, — точ-
ное определение его — дело дальнейших исследований». Э.
Торндайк и его соавторы считали, что, «несмотря на важ-
ность вопроса, до сих пор не было проведено ни одного
исчерпывающего систематического исследования для вы-
яснения, в какой степени детство и юность имеют преиму-
щество в отношении способности к обучению перед возра-

стом от 20 до 40 лет» [Там же, с. 13]. Их собственные
исследования, вызвавшие интерес и в нашей стране, яви-
лись одной из первых проб, доказывавших, с одной сторо-
ны, факт возрастной изменчивости многих интеллектуаль-
ных функций (не только элементарных, но и высших), с
другой — существование значительных потенциалов умст-
венного развития и высокой обучаемости у взрослых не
только молодого, но и среднего возраста.
Однако американских психологов интересовала лишь
утилитарная сторона вопроса, и прагматизм общей кон-
цепции обучения ограничил их подход к вопросу об обуча-
емости взрослых как части более общей проблемы индиви-
дуально-типического развития человека в зрелые годы
жизни. Между тем психолого-педагогическая проблема
обучения взрослых должна была решаться по аналогии с
педагогической психологией обучения и воспитания детей
на базе изучения процессов развития, в соответствии с осо-
бенностями которого должны определяться оптимальные
режимы обучения.
В современной психологии круг психолого-педагогиче-
ских исследований, связанных с обучением взрослых, по-
степенно расширяется, и информация об этих исследова-
ниях с известными теоретическими комментариями о пси-
хологической природе зрелости публикуется не только в
статьях, но и в монографиях [Ананьев Б. Г., 1968; исследо-
ватели из ГДР — Э. Харке, 1966; X. Лёве, 1970 ].
Так, X. Лёве, подводя итоги своей обширной исследова-
тельской работы с 1957 г. и подчеркивая тесную связь меж-
ду определением обучаемости взрослых и направлением
развития человека во взрослом возрасте, писал: «По срав-
нению с многочисленными научными, едва поддающимися
обзору результатами в области детской и молодежной пси-
хологии, психология взрослых была сильно запущена. Это
распространяется не только на эксперименты и исследова-
ния в отношении учения и психологии развития, но и на
научное создание теории в отношении взрослых» [Lowe i.,
1970, с. 282 ].
Современная экспериментальная психология обучения
взрослых выделилась в особый раздел педагогической пси-
хологии, тесно связанный с другими областями приклад-
ной психологии. Педагогическая психология взрослых в
свою очередь дифференцировалась по уровням образова-

ния, уже не ограничиваясь элементарным обучением, а
последовательно охватывая общеобразовательные школы
для взрослых, систему профессионально-технического об-
разования, высшее образование разных профилей, нако-
нец, аспирантуру. Новые вопросы ставит практика непре-
рывного повышения квалификации и усовершенствования
самообразования и самовоспитания взрослых людей на
всем протяжении их трудовой и общественно-политиче-
ской деятельности.
ВОЗРАСТНАЯ ПЕРИОДИЗАЦИЯ ФАЗ
РАЗВИТИЯ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА
Накопление научных данных (экспериментальных, био-
графических, демографических) об отдельных фазах жиз-
ни взрослых способствовало построению различных срав-
нительных характеристик этих фаз и выявлению некоторых
общих принципов периодизации жизненного цикла чело-
века, с помощью которых зрелостные изменения отграни-
чивались от юности, с одной стороны, и старости — с дру-
гой. Некоторые отечественные антропологи начало зрелости
называют юностью. Например, по мнению В. В. Гинзбур-
га, этот период у мужчин охватывает время от 16—18 до
22—24 лет, у женщин — от 15—16'до 18—20 лет, В. В.
Бунак считает, что ранняя юность ограничена 17—20 года-
ми, а поздняя юность охватывает период от 20 до 25 лет.
Расходятся мнения и зарубежных ученых: Д. Б. Бромлей
называет ранней взрослостью период от 21 до 25 лет,
Д. Биррен объединяет юность и раннюю взрослость в один
общий период — от 17 до 25 лет.
Еще большей неопределенностью отличаются характери-
стики и временные границы среднего возраста или средней
взрослости: от 20 до 35 лет (Д. Векслер), 25—40 (Д. Б. Бром-
лей), 25—50 (Д. Биррен), 36—60 лет (согласно междуна-
родной классификации возрастов). Биррен обозначает весь
диапазон развития между юностью и старостью как периоды
зрелости: Д. Бромлей — как периоды взрослости, а В. В. Гин-
збург и В. В. Бунак ранний период называют возмужало-
стью и взрослостью, а поздний (40—55 лет) — зрелостью.
Немецкий антрополог Г. Гримм не расчленяет взрослость
на отдельные периоды и называет весь этот диапазон жиз-

ненных фаз трудоспособным возрастом, как это принято в
демографии.
Еще более разнообразна картина метрических опреде-
лений отдельных фаз взрослости и, следовательно, возра-
стных границ между ее отдельными состояниями. Инте-
ресно сопоставить метрические характеристики нижних и
верхних границ взрослости в различных периодизациях.
Нижняя граница взрослости располагается, по Д. Биррену,
в 17 лет (завершение юности), по Д. Б. Бромлею — в 21
год, по международной классификации: в 20 лет — для
женщин и 21 год — для мужчин, по В. В. Бунаку — в 25 лет
ит. д.
Верхняя граница зрелости и начало старости еще более
варьируются в различных периодизациях в огромном диа-
пазоне: от 55 лет (В. В. Бунак, В. В. Гинзбург, Д. Б. Бром-
лей, Д. Векслер), 60 лет (Г. Гримм и большинство демогра-
фов) до 75 лет (Д. Биррен). Тем более трудным оказалось
дробление самой зрелости — взрослости на качественно
своеобразные фазы или периоды, между которыми имеют-
ся, объективно еще никем не установленные переходы и
границы, например, между молодостью и средним возра-
стом, средним возрастом и пожилым. Особенно трудным
оказался вопрос о том, к каким основным периодам отне-
сти переходные фазы от созревания к зрелости (юность) и
от старения к старости (пожилой возраст).
Наряду с включением юности в ряд взрослых периодов
имеется тенденция выделить большую группу возрастных
зон, объединенных процессом завершения, социализации
и становления системы социальных ролей — «молодежь», в
которую включаются люди в возрастных пределах от 14 до
30 или 35 лет [Лисовский В. Т., 1971 ]. Показательно и то,
что все возрастные периоды в пределах зрелости округля-
ются и измеряются 15—25 годами каждый, за исключени-
ем ранней взрослости, длящейся, по Д. Б. Бромлею, всего 4
года (от 21 до 25 лет), а по Д. Биррену — 8 лет (от 17 до 25
лет). Так, средняя взрослость, по Д. Б. Бромлею, относит-
ся к 25—40 годам, а по Д. Биррену — к 25—50 годам жиз-
ни. Поздняя взрослость или зрелость датируется В. В. Бу-
наком и В. В. Гинзбургом в 24—55 лет, Д. Б. Бромлеем — в
40—55 лет, а Д. Бирреном — в 50—75 лет.
При таком «округлении» дат и глобальном подходе к
определению разных фаз развития взрослого человека нет

возможности выделить моменты перехода — качественные
преобразования как прогрессивного, так и инволюционно-
го характера. В отношении инволюционных свойств уста-
новлены, например, симптомы и механизмы: менопаузы
— у женщин, климакса — у женщин и мужчин. Однако
еще нет даже приближения к анализу тех критических мо-
ментов развития, которые связаны с оптимумами различ-
ных функций и могут быть истолкованы как своеобразные
сенситивные периоды развития (особо чувствительные к
внешним воздействиям и обучению) у взрослых.
Таким образом, до сих пор нет серьезных эмпириче-
ских оснований для той или иной периодизации, что лиш-
ний раз свидетельствует о слабой разработанности проб-
лем возрастной изменчивости психического развития взрос-
лых людей.
Для подобного анализа, по нашему мнению, требуется
иной принцип организации исследований, чем тот, кото-
рый обычно принят в возрастной психологии, медицине,
физиологии, антропологии и демографии, сопоставляю-
щих разные возрастные группы людей по обобщенным (ок-
ругленным) датам — например, 20—29 лет, 30—39, 40—49
и т. д., или 20—24, 25—£9, 30—34 и т. д. Мы считаем, что
метод возрастных сопоставлений, или поперечных срезов,
развития должен быть более дифференцированным и про-
слеживающим ход развития в такой мере, чтобы имелась
возможность обнаружить моменты повышения (оптиму-
мы), стабилизации или, напротив, явно выраженного по-
нижения функций. В отношении последних, своего рода
критических моментов развития определить инволюцион-
ный характер, или временный эффект перестройки функ-
ций возможно лишь путем сопоставления непрерывного
ряда преобразований развития взрослого человека. Пред-
варительные итоги подобных исследований рассматрива-
ются в следующих разделах книги.
СТРУКТУРА РАЗВИТИЯ
ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ
ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА
Замысел комплексного исследования психофизиологи-
ческой эволюции взрослого человека и построения экспе-
риментальной акмеологии был сформулирован еще в 1957 г.

[Ананьев Б. Г., 1957а], но удалось его провести много по-
зже — в коллективном комплексном исследовании, нача-
том в 1965 г. Это исследование осуществлялось параллель-
но двумя циклами работ. Первый цикл работ (сектора пси-
хологии НИИ общего образования взрослых и лаборатории
дифференциальной психологии Ленинградского государст-
венного университета) развертывался, последовательно
охватывая возрастные контингенты год за годом от 18 до 35
лет. По каждому из этих годов жизни (18, 19, 20 и т. д.)
охватывался определенный возрастной массив (выборка
равнялась 100 испытуемым — 50 мужчинам и 50 женщи-
нам). В каждом из этих массивов были представлены четы-
ре группы с различными уровнями образования: I группа
— имеющие восьмилетнее образование и нигде не обучаю-
щиеся далее, II группа — учащиеся IX и X классов общеоб-
разовательной школы рабочей молодежи (для взрослых),
III группа — имеющие законченное среднее образование,
IV группа — студенты высших учебных заведений. Кроме
того, для старших возрастов отбиралась еще одна группа
лиц, имеющих законченное высшее образование. Подо-
бное варьирование фактора образования было необходи-
мым для изучения уровня и структуры интеллекта. Срав-
нение групп по показателям интеллектуального развития
обнаружило важную роль не только уровня образования,
но и учения как способа интеллектуальной деятельности.
Благодаря комплексному характеру исследования ос-
новные интеллектуальные функции (различные формы
восприятия, мышления, памяти, внимания), общая струк-
тура интеллекта изучались в их взаимосвязи с более общи-
ми характеристиками (нейродинамическими, психомотор-
ными) . Математико-статистическая обработка этих данных
выявила связи между этими функциями и характеристи-
ками, дающие основание для построения целостных харак-
теристик микропериодов и макропериодов на всем диапа-
зоне возрастной изменчивости от 18 до 35 лет включительно.
За 1965—1970 гг. в индивидуальных экспериментах при-
няли участие 1800 человек, из которых свыше 400 прошли
и углубленное дифференциально-психологическое иссле-
дование. Этот цикл исследований строился, как мы видим,
по типу «возрастных срезов» или сопоставления фаз разви-
тия разных людей.
Второй цикл комплексного исследования личности,

осуществлявшийся лабораторией дифференциальной пси-
хологии ЛГУ, строился по другому типу — прослежива-
лось развитие одних и тех же людей в сходных условиях
жизни. Исследование этого типа — «длинник» или лонги-
тюдинальное изучение, — проводилось так: на протяже-
нии 5 лет обучения в университете изучались одни и те же
студенты по программе, включавшей их интеллектуальное
развитие, общую реактивность и нейродинамику, сенсор-
ные процессы и восприятие, психомоторику, мотивацию
поведения и характер. По этому циклу исследования было
изучено свыше 350 человек.
Полученные нами экспериментальные данные (обоих
циклов комплексных коллективных исследований) обра-
батывались в соизмеримых единицах (по общим для всех
характеристик измерительным шкалам) и с помощью со-
временных методов математической статистики. В итоге
многолетних комплексных исследований мы имели воз-
можность сопоставить (в метрических величинах возраста
— годах жизни) такие моменты, взаимодействие которых
образует структуру развития психофизиологических фун-
кций взрослого человека (при возрастном диапазоне от 18
до 35 лет).
Природа психофизиологического развития зрелости
разнородна и противоречива, представляет собой сложную
структуру различных процессов: повышения функцио-
нального уровня различных механизмов деятельности,
стабилизации этих уровней и их понижения, которые .еще
нельзя отождествлять с явлениями инволюции функций. С
неравномерностью и разновременностью (гетерохронно-
стью) развития психофизиологических функций мы столк-
нулись в самом начале этих исследований, а именно при
изучении динамики развития в период поздней юности —
ранней взрослости, то есть студенческого возраста.
Большинство исследователей описывает процесс разви-
тия человека в этом возрасте как непрерывное нарастание
функциональной работоспособности и продуктивности,
динамики прогрессивного движения без каких-либо пони-
жений и кризисов, даже без стабилизации функций. Не-
сомненно, в студенческом возрасте имеются наибольшие
возможности развития; именно в этом возрастном диапа-
зоне расположены сенситивные периоды, которыми еще
недостаточно воспользовались при обучении. Тем не ме-

нее, непрерывное прослеживание микровозрастных сдви-
гов в пределах этого возрастного диапазона показало, что
этот диапазон более противоречив, чем предполагалось в
возрастной психологии и психофизиологии. В сложной
структуре этого периода развития моменты повышения од-
ной функции («пики» или «оптимумы») совмещаются не
только с моментами стабилизации, но и понижения других
функций.
Противоречивое совмещение разнородных процессов
образует сложную структуру развития психофизиологиче-
ских функций взрослого человека не только в период как
ранней, так и средней зрелости. Эта структура видоизме-
няется в различные периоды, как это можно представить
из соотношения моментов развития в различные микропе-
риоды зрелости (%)
Микропериоды
(годы)
Повышение
функциональ-
ного уровня
Стабилизация
функциональ-
ного УРОВНЯ
Понижение
функциональ-
ного уровня
18—22
46.8
20,6
32,6
23—27
44,0
19,8
36,2
28—32
46.2
15,8
38,0
33—35
11,2
33,3
55,5
наименьшая частота моментов относится к стабилизации
функционального уровня. Причем длительность этих со-
стояний измеряется двумя-тремя годами. Наибольшая час-
тота моментов относится к положительным сдвигам (повы-
шению функционального уровня). Обращают на себя вни-
мание и значительные отрицательные сдвиги (моменты
понижения). Однако ряд отрицательных сдвигов предше-
ствует оптимумам, они являются, таким образом, скры-
тым периодом перестройки функций, подготавливающим
ее подъем.
При исследовании сопоставлялись моменты развития
как интеллектуальных функций (мышления, памяти, вни-
мания), так и нейродинамических характеристик (силы и
динамичности нервных процессов) и наряду с этим — пси-
хомоторные и общефизиологические показатели, связан-
ные с энергетическими процессами (основной обмен, теп-
лопродукция и т. д.).
Эта противоречивая структура развития характеризует
как самые сложные образования (например, общий, вер-
бальный и невербальный интеллект, логические и мнеми-

ческие функции), так и самые элементарные процессы
(например, теплообразование и метаболизм) и свойства
индивида (нейродинамические характеристики). Напри-
мер, наибольшие величины положительных сдвигов отме-
чены в насыщении крови кислородом, общем интеллекте,
динамичности торможения, вербальном интеллекте и т. д.,
а наименьшие — в невербальном интеллекте, с одной сто-
роны, в динамичности возбуждения и теплообразовании —
с другой.
Не менее интересны качественные характеристики от-
рицательных сдвигов. Наибольшие величины сдвигов от-
мечены в области невербального интеллекта, памяти, ди-
намичности возбуждения, психомоторике, а наименьшие,
с одной стороны, в мышлении, с другой — в насыщении
крови кислородом. Что касается моментов стабилизации,
то наибольшие величины относятся к области вербального
интеллекта и внимания, с одной стороны, теплообразова-
ния— с другой.
Мы не приводим аналогичных данных о динамике ос-
новного обмена, артериального давления крови, остроты
зрения, перцептивных констант и других функций разного
уровня. Развитие и этих функций продолжается в различ-
ных направлениях, и ни в одной из них не отмечено на
всем возрастном диапазоне доминирование моментов ста-
билизации функционального уровня. Следовательно, эти
структурные особенности психофизиологического разви-
тия взрослых людей имеют общий характер и определяют
его многоуровневую природу.
ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКАЯ
ДИНАМИКА ВЗРОСЛОСТИ
Каждый из периодов развития взрослого человека (со-
стоящий в свою очередь из серии микропериодов) противо-
речиво сочетает разные процессы становления: нарастание
мощи одних функций, понижение работоспособности дру-
гих, стабилизацию уровней функционирования ряда ха-
рактеристик. Структура развития взрослости — зрелости
значительно сложнее, чем любая более однородная и одно-
направленная структура периодов созревания и старения.
По отношению к ранним фазам онтогенеза установлено,
что рост и созревание разных тканей, органов и систем

организма протекают разновременно (гетерохронно); по-
рядок роста и созревания выражает определенные зависи-
мости одних органов и систем от других. Существуют гра-
диенты созревания, то есть разности в порядке и темпах
развития (например, более быстрое созревание дистальной
части нижней конечности сравнительно с проксимальной;
опережающий по сравнению с туловищем рост головы; ту-
ловища по сравнению с конечностями; более раннее созре-
вание проекционных путей головного мозга сравнительно
С комиссуральными, а комиссуральных сравнительно с ас-
социационными и т. д.).
Градиенты созревания различных органов и систем рас-
сматриваются как проявление организации роста, его упо-
рядочения и регуляции, поддержание постоянства в разви-
вающихся системах (так называемого гомеореза), по-
скольку скорости развития различных частей этих систем
согласованы. Гетерохронность функционирования разных
органов есть, следовательно, одно из проявлений целост-
ности организма. В современной науке установлено, что не
только созревание, но и старение характеризуется гете-
рохронностью функциональных сдвигов, в связи с чем ин-
волюция лишь постепенно распространяется по разным сис-
темам и уровням жизнедеятельности организма как целого.
В психофизиологии взрослых до недавнего времени не
было данных, позволяющих судить о гетерохронном разви-
тии различных функций, за исключением психомоторных
и речевых. Д. Б. Бромлей, В. Шевчук и другие исследова-
тели указывают на значительно более ранние сроки опти-
мумов и кульминационных достижений для психомоторных
функций и основанных на них видах деятельности (спор-
тивной, хореографической). Отмечены и более ранние сро-
ки инволюции психомоторных функций (сравнительно с
речевыми).
По данным ряда исследователей, моторное научение,
весьма успешное в детстве и в ранние периоды зрелости,
оказывается малоэффективным в среднем и тем более по-
жилом возрасте. Словесное научение, напротив, приобре-
тает более эффективный характер по мере индивидуального
развития и может с успехом применяться в более поздние
периоды зрелости, что свидетельствует о возрастающей
мощи второй сигнальной системы. Сравнительная долго-
вечность вербальных функций, конечно, характеризует

поступательный ход психофизиологической эволюции
взрослого человека. Однако вряд ли это прогрессирующее
нарастание вербальных функций происходит за счет инво-
люции психомоторных функций. Это столь же маловеро-
ятно, как объяснение более раннего старения психомотор-
ных функций прогрессом речевых функций. Общеизвестно
многообразие психомоторных функций, рабочих поз и ма-
нипулирования при разных видах трудовой, спортивной,
графической и другой деятельности.
Движения опорно-двигательного аппарата (ходьба, бег
и т. д.), выразительные движения в структуре поведения
(мимика, жестикуляция) характеризуются пространст-
венными, временными и собственно силовыми параметра-
ми, которые развиваются гетерохронно и у взрослого чело-
века. Например, по данным нашей лаборатории, сила рук
(как правой, так и левой) максимальна у мужчин 18—19
лет значительно выше мышечной силы мужчин 30—35 лет.
Скорость двигательных реакций (время обведения фигур,
скорость ходьбы) у 18—19-летних превышает это время у
старшей группы. Однако точность ходьбы (степень откло-
нения от прямой в градусах) у более старших вдвое выше
при открытых глазах, а при закрытых глазах — в 5 раз.
При обведении фигур точность движения старших оказа-
лась также более высокой; показательно и различное дей-
ствие вестибулярной нагрузки (после вращения): старшие
(30—35 лет) сохраняют превосходство в точности движе-
ний, а младшие — в скорости. Эти различия выражают
гетерохронность развития пространственных и временных
параметров одних и тех же двигательных структур.
Новейшие исследования Н. А. Розе показали, что пери-
од поздней юности отличается наиболее высоким уровнем
дифференцированного усилия мышечного тонуса кисти
рук, но по отдельным показателям уступает следующему
периоду — ранней взрослости (по характеристике волево-
го усилия, пространственному определению центрального
положения головы, равномерному распределению тяжести
тела, точности графических движений). Период ранней
взрослости (21—25 лет) в психомоторном отношении име-
ет ряд преимуществ перед поздней юностью в фоновом
(обычном) состоянии. Но и позднее (в 30—35 лет), когда
отмечается снижение уровня ряда психомоторных функ-
ций в фоновом состоянии, обнаружена большая устойчивость

вость (сравнительно с периодами юности и ранней взрос-
лости) психемоторных функций в условиях повышенных
нагрузок.
Эти явления психомоторного развития взрослых связа-
ны с возрастающим вовлечением левой руки и правого
полушария в психомоторные структуры, с увеличением
пластичности механизмов двигательной асимметрии (до-
минирование правой или левой руки), сменой видов асим-
метрии, расширением системы связей психомоторных
функций с другими функциями (нейродинамическими,
психовегетативными и интеллектуальными). Разнород-
ность структуры развития взрослого человека проявляется
и в психомоторной сфере.
Со времен И. М. Сеченова известно, что регулятором
движений человека является образ. Зрительно-моторная
координация и зрительная регуляция сложных предмет-
ных действий подкрепляются все возрастающей по тонко-
сти анализа скелетно-мускульной энергии кинестезией
(мышечным чувством). Подход к психомоторным функци-
ям взрослого человека с этой стороны особенно важен для
понимания механизмов таких действий, как, например,
слежение, дозировочные микродвижения, упреждающие
(экстраполяционные) двигательные реакции на движу-
щийся объект и др.
В условиях современного научно-технического про-
гресса сенсомоторные реакции операторов достигают высо-
кой сложности, причем наибольшее усложнение касается
структуры восприятия оператором сигналов (их обнаруже-
ния, различения и опознания). Поскольку перестройка де-
ятельности в этих условиях охватывает взрослых людей
разного возраста, в том числе среднего и пожилого, боль-
шой практический интерес представляет вопрос о потенциа-
лах сенсорно-перцептивного развития взрослого человека.
Один из ведущих специалистов по психологии взрос-
лых В. Шевчук обнаружил, что у взрослых людей посте-
пенно снижается уровень элементарных зрительных фун-
кций, но одновременно повышается уровень и общая куль-
тура наблюдения, с помощью которого и регулируется
процесс деятельности. Он объяснил это противоречие тем,
что мышление продолжает развиваться и полностью опре-
деляет восприятие, категориальность которого нередко
рассматривается как функция мышления. Это объяснение,

как нам представляется, недостаточно учитывает первич-
ную (по отношению к мышлению) роль сенсорно-перцеп-
тивных процессов и их потенциал, связанный с самыми
основными и важными процессами аналитико-синтетиче-
ской деятельности головного мозга человека.
Рассмотрим некоторые новевшие данные о развитии сен-
сорно-перцептивных процессов у взрослых, полученные в
нашей лаборатории. Систематическое исследование возра-
стных особенностей (от раннего детства до старости), объема
и структуры поля зрения было осуществлено Е. Ф. Рыбал-
ко. С помощью современных экспериментальных и мате-
матических методов ею установлено, что объем восприя-
тия достигает своего оптимума у взрослых людей в среднем
возрасте (с 30 лет) и сохраняется на высоком уровне и у
пожилых людей. Однако в разные периоды зрелости этот
оптимум обусловливается разными механизмами, что сви-
детельствует о перестройке всей воспринимающей дея-
тельности аппарата восприятия. О структурной динамике
поля зрения свидетельствует ряд преобразований во взаи-
модействии монокулярных полей зрения (правого и левого
глаза), смена доминирования в бинокулярном поле того
или иного глаза, а также соотношения горизонтали — вер-
тикали в структуре поля зрения. М. Д. Дворяшина охвати-
ла весь диапазон перцептивного развития (от детства до
старости) в отношении константности восприятия, одного
из самых фундаментальных его свойств. В отношении как
константы формы, так и константы величины было уста-
новлено преимущестренное влияние у взрослых (сравни-
тельно с детьми и подростками) измерительной практики и
геометрических знаний на перцептивные константы.
Таким образом, практический (профессионально-тру-
довой) опыт имеет решающее значение для перцептивного
развития взрослых, повышая чувствительность и стабили-
зируя зрительную систему на высоком уровне. При сопо-
ставлении разных возрастных групп установлено, что не-
которые свойства восприятия с возрастом улучшаются, а
некоторые ухудшаются, то есть действие возрастного фак-
тора разнонаправленно.
Сложная структура развития взрослых проявляется,
как мы видим, не только в психомоторных, но и в перцеп-
тивных функциях. Специальное изучение гетерохронного
развития различных сенсорно-перцептивных функций в пе-

риоды поздней юности — ранней взрослости, осуществлен-
ное Л. Н. Гольбиной и В. Н. Панферовым, сопоставление
12 характеристик этих функций и связанных с ними ин-
теллектуальных процессов показало, что с 18 до 23 лет уро-
вень некоторых функций повышается (объем поля зрения,
глазомер, дифференцированное узнавание, пространст-
венное представление, константность опознания, внима-
ние), других — понижается (острота зрения, кратковре-
менная зрительная память) или стабилизируется (наблю-
дательность, общеинтеллектуальное развитие).
Между различными направлениями сдвигов перцеп-
тивного развития обнаружены определенные корреляци-
онные зависимости. Усиление сенсорно-перцептивного
комплекса первого уровня категориального восприятия
(узнавание) в 20 лет вызывало временное ослабление кор-
реляционной мощности второго уровня восприятия (опоз-
нание). Наибольшие различия между этими уровнями об-
наружены в 18 лет. К 22—23 годам показатели эффектив-
ности узнавания и опознавания сближаются, причем
усиление их взаимосвязи сопровождается повышением об-
щей продуктивности восприятия.
Развитие перцептивного внимания взрослых исследо-
валось Л. Н. Фоменко, изучившим объем, избиратель-
ность, переключаемость, устойчивость и концентрацию
внимания, возрастная изменчивость которых носит ясно
выраженный гетерохронный характер. Установлено, что
наиболее высокий уровень объема внимания характеризу-
ет среднюю, а не раннюю взрослость. Оптимум объемной
характеристики внимания относится к 33 годам, а весь пе-
риод повышения уровня охватывает возрасты от 27 до 35
лет. Наименьший объем внимания свойствен периоду поз-
дней юности (18—21 год), что в общем согласуется с дина-
микой развития перцептивных функций, отмеченной вы-
ше. 13 этом же направлении развивается избирательность
внимания, оптимум которой относится к 33 годам жизни.
Несколько раньше (29 лет), но также в среднем возрасте
располагается наиболее высокий уровень переключения
внимания. Устойчивость внимания усиливается начиная с
22 лет и достигает оптимума в 34 года. Динамика концент-
рации внимания имеет более выраженный ритмический
характер: повышение уровня (с 18—20 лет) сменяется по-

степенным понижением (особенно в 22—24 года), стабили-
зацией и повышением функции на более высоком уровне.
Существуют прочные корреляции между объемом, пе-
реключением и устойчивостью внимания, с одной сторо-
ны, избирательностью и концентрацией — с другой. Вни-
мание, как известно, является регулятивной функцией, а
его эволюция свидетельствует о длительном процессе фор-
мирования и преобразования механизмов регулирования
умственной деятельности у взрослого человека. Физиоло-
гические основы внимания уясняются в свете принципа
доминанты А. А.. Ухтомского и учения И. П. Павлова о
взаимной индукции нервных процессов.
В нашем исследовании изучалась возрастная изменчи-
вость некоторых свойств этих процессов (сила — чувстви-
тельность нервной системы, динамичность возбуждения и
динамичность торможения). Полученные данные были
скоррелированы с различными другими характеристиками
развития (интеллектуальными и психомоторными), в том
числе и внимания взрослых.
В опытах Н. Г. Зыряновой констатировано замедление с
возрастом времени реакции (на свет или звук), сопряжен-
ной с возрастанием средних величин отклонения, объясня-
емого постепенным ослаблением возбудитеньного процес-
са и уменьшением его сопротивления внешнему торможе-
нию. Первоначально, в 18.—21 год, имеется несоответствие
в скорости реагирования на свет и звук, но затем межана-
лизаторные различия по силе — чувствительности исчеза-
ют, а в 29—33 года положительная корреляция между ними
достигает высокого уровня значимости. Особенности гете-
рохронного развития возбудительного и тормозного про-
цессов, определяемых по одному и тому же параметру —
динамичности установлены В. Д. Небылициным.
Динамичность возбуждения в своем развитии обнару-
живает нарастание и оптимум в 19—21 год, понижение в
22—24 года и некоторые подъемы в 25—28 лет, вновь по-
нижение и стабилизацию на относительно низком уровне.
Динамичность торможения, напротив, не только не пони-
жается с возрастом, а несколько даже увеличивается, об-
наруживая в своем развитии оптимумы.в 19, 22—24 и 29—
33 года.
Возрастание роли тормозных процессов в нейродина-

мике взрослого человека проявляется в изменении типов
неуравновешенности: преобладание возбуждения наибо-
лее заметно в группе самых молодых (18—21 год), где
встречается 47% возбудимых, и наименее — в старших
возрастных группах, в которых число возбудимых снижа-
ется до 27%. Напротив, неуравновешенных в сторону тор-
можения встречается в старших группах д0 50%, равно
как с возрастом увеличивается число уравновешенных (по
нейродинамике) испытуемых.
Интересны особенности корреляции нейродинамичес-
ких свойств и мнемических функций. В 18—21 год имеется
положительная корреляция между чувствительностью нерв-
ной системы и эффективностью запоминания, а в 29—35
лет — между выносливостью нервной системы и эффек-
тивностью запоминания. Для группы в 18—21 год более
характерна корреляция между динамичностью возбужде-
ния и мнемическими функциями, а для группы в 29—35
лет — между этими функциями и динамичностью тормо-
жения.
Наши данные значительно дополняют, а частично и ис-
правляют описанные в зарубежной психологии возрастные
характеристики развития вербального и невербального ин-
теллекта у взрослых. Д. Векслер показал, что пики некото-
рых вербальных функций достигают максимума в 40 лет;
другие функции понижаются после 30 лет (функции не-
вербального интеллекта). Более высокие показатели обна-
руживаются в диапазоне 25—34 лет, а не в юности (18—19
лет), что расходится с мнением многих авторов (особенно
Ш. Бюллер и ее последователей) о юношеском оптимуме
функционального развития интеллекта. Некоторые совре-
менные зарубежные исследователи (Д. Б. Бромлей, Н. До-
ппельт и С. Валлидж) подтверждают выводы Д. Векслера и
указывают, что лексические функции и осведомленность
непрерывно возрастают после 25 лет, а невербальные фун-
кции начинают снижаться с этого момента, достигая низ-
кого уровня в 40 лет.
Наши данные о развитии психомоторных, перцептив-
ных функций, внимания и нейродинамических характери-
стик свидетельствуют о более сложной картине развития,
включающей основы механизмов именно той формы ин-
теллекта, которую называют невербальной. Л. А. Барано-

ва, Л. Н. Грановская, М. Д. Дворяшина установили, что
ход развития общего интеллекта характеризуется чередо-
ванием моментов повышения и понижения уровня. Пики,
или оптимумы, отмечены в 19, 22, 24—26, 35, но особенно
в 29—30 лет; понижение — в 23, 31—34, но особенно в
20—21 год. Стабилизация достигнутого уровня обнаруже-
на лишь в 26—27 и 32—33 года. Несколько чаще встреча-
ются эти моменты стабилизации уровня в развитии вер-
бального интеллекта (в 20—21 год, 23—24 года, 26—28 и
32—34 года). Пики, или оптимумы, обнаруживаются здесь
в 19, 22, 25—26 и особенно в 30 лет, а моменты снижения
— в 20—21 и 23—24 (стабилизация на сниженном уровне),
а затем после 30 лет.
Неравномернее ход развития невербального интеллек-
та, в котором стабилизация отмечается лишь однажды в
поздний период — в 31—33 года, причем на относительно
высоком уровне. Пики, или оптимумы, невербального раз-
вития приходятся на следующие годы — 19, 21, 25, 29, 34,
а моменты снижения уровня — на 20, 22—24, 26—27, 30 и
35 лет.
Стабилизация функционального уровня для всех видов
интеллекта является, следовательно, частным случаем, а
не общим законом. Не обнаружено и фронтального усиле-
ния моментов понижения функций к концу периода, кото-
рое можно было бы однозначно определить как симптом,
инволюции. Особенно существенно то, что во всех случаях
относительное снижение уровня после 30 лет происходит
после наибольшего пика и поэтому по шкале занимает бо-
лее высокое положение, чем, например, оптимум функций
в периоды поздней юности — ранней взрослости. При изу-
чении интеллекта и его функций нами специально учиты-
вался уровень образования; приводимое данные характер-
ны для всех уровней образования.
Возрастная динамика мнемических функций (исследо-
вание Я. И. Петрова) отличается чрезвычайной лабильно-
стью и противоречивостью. Моменты стабилизации отно-
сятся только к 21—22 годам (на сниженном уровне) и к
23—24 годам (на повышенном уровне). Размах колебаний
между пиками развития и моментами снижения мнемиче-
ских функций весьма значительный. Периоды наибольше-
го снижения в 24—26 лет сменяются периодом наибольше-

го подъема в 27—30 лет. Чередование этих моментов повы-
шения (19, 23, 32 года) и понижения (20—21, 31, 33—35
лет) с постепенно уменьшающейся разностью между ними
характеризует неравномерность мнемического развития с
более выраженной, чем в общем интеллекте, тенденцией к
последовательному снижению функционального уровня.
В исследовании Е. И. Степановой моменты стабилиза-
ции возрастной динамики мыслительных функций (отно-
сящихся к образному, словесно-логическому и практиче-
скому мышлению) отмечены лишь в начале (18—19 лет) и
в конце (34—35 лет) изучаемого возрастного диапазона.
Оптимумы располагаются в 20, 23, 25, 30, 32 года, а сни-
жение — в 21—22, 24, 26, 28, 31, 33—35 лет. Сопоставле-
ние этих моментов у разных по уровню образования групп
показывает зависимость общего хода развития мышления
от уровня образования и практического опыта.
Вместе с тем в старших возрастах по мере накопления
жизненного опыта и его профессионализации усиливается
влияние на интеллектуальное развитие человека, его ин-
дивидуального стиля умственной работы, связанного как с
образованием, так и с индивидуально-типическими осо-
бенностями. Косвенное влияние на изменение степени
сложности мыслительных операций оказывает и возраст,
но именно в связи с образованием. По данным Ю. Н. Ку-
люткина и Г. С. Сухобской, у людей с высшим образовани-
ем не происходит сколько-нибудь заметных изменений в
уровне их операциональных структур. Между тем у испы-
туемых тех же возрастов, имеющих незаконченное сред-
нее образование, наблюдается снижение с возрастом сте-
пени сложности операций.
Сопоставляя разные типы решения эвристических задач
(по характеру выдвижения гипотез, их проверки и обосно-
вания), Ю. Н. Кулюткин обнаружил, что с возрастом уси-
ливается тенденция к сокращению крайних решений (как
импульсивных, так и замедленных) и к возрастанию числа
решений уравновешенных. Этот вывод тем более интере-
сен, что относится к мыслительным операциям взрослых
людей (18—35 лет), то есть к «логике взрослого», дина-
мизм которой исследован еще совершенно недостаточно.
Мы придаем всем этим экспериментальным данным осо-
бое теоретическое значение именно потому, что они отно-

сятся к психофизиологическим характеристикам человека,
связанным с фундаментальными мозговыми механизмами
онтогенетического развития. Эти данные свидетельствуют
о закономерностях образования и преобразования как
уровневых, так й структурных характеристик нервно-пси-
хического развития и после наступления зрелости, причем
не только в связи с прогрессом второй сигнальной системы,
но и с общими основами аналитико-синтетической дея-
тельности мозга.
МЕЖФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ СВЯЗИ В СТРУКТУРЕ
ИНТЕЛЛЕКТА ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА
Преимущества комплексного изучения многих харак-
теристик одних и тех же людей (как с помощью метода
возрастных или поперечных срезов, так и «длинника», или
лонгитюдинального метода изучения процессов развития
взрослых) сказались не только в возможности определения
гетерохронности развития разных функций, но и единой
структуры интеллекта и личности.
Большое число экспериментальных данных, вполне
удовлетворяющее, требованиям статистических выборок,
обрабатывалось математико-статистически, особенно в це-
лях выявления корреляции между различными характери-
стиками и определения веса того или иного фактора интел-
лектуального развития взрослых. Благодаря применению
графических средств метода корречяционных плеяд уста-
новлено, что в 18—21 год корреляционная плеяда из раз-
ных функций выступает в виде относительно простой
структуры — цепочки связи. С 22—25-летнего возраста
корреляционные связи образуют сложноветвящийся комп-
лекс, группирующийся вокруг двух центров — мнемологи-
ческого (единая структура памяти — мышления) и аттен-
ционного (фактор внимания).
Этот комплекс сохраняется по своей структуре, но уве-
личивается по количеству положительных и отрицатель-
ных корреляций. В 30—35 лет весь сложноветвящийся
комплекс перестраивается в связи с тем, что единый мне-
мологический центр расщепляется и возникают два само-
стоятельных ядра (мнемическое и логическое) при сохра-
няющем свое положение аттенционном факторе. Отметим,

что положение аттенционного фактора существенно меня-
ется в ходе развития: в период поздней юности (18—21
год) он занимает четвертое место, а начиная с периода
ранней взрослости (22—25 лет) — второе место и в после-
дующие периоды среднего возраста прочно занимает это
место, что свидетельствует об особой важности регуляции
всех интеллектуальных свойств взрослого человека, учи-
тывая всевозрастающее число корреляционных связей, а
также их тесноту и мощность.
Согласно предварительным данным, в 34—35 лет кор-
реляционная структура упрощается и группируется вокруг
двух центров: логического и аттенционного. Есть и другие
признаки усиления целостности интеллекта, выраженные
встановлении его иерархической структуры. Несомненно,
становление этой целостности — многолетний и противо-
речивый процесс, в котором определяющую роль играют
образование (объем усвоенных знаний и общий уровень
информации) и учение, то есть деятельность, с помощью
которой происходит усвоение знаний, навыков, умений.
Особое значение имеет фактор учения, как постоянной
умственной работы, определяющей общий высокий тонус
интеллекта. Именно поэтому в структуре интеллекта (его
корреляционных плеядах) особенно важное положение за-
нимают мышление и память, различные характеристики
которых развиваются, хотя и асинхронно, но сопряженно и
взаимозависимо.
В развитии памяти, как и мышления, намечается не-
сколько периодов, сопоставление которых обнаруживает
удивительный феномен — своего рода мнемологический
градиент. В 19, 24, 28 лет мнемические функции опережа-
ют развитие логических, в 20, 23, 25, 31 и особенно в 32
года резко снижаются по уровню сравнительно с мышлени-
ем; лишь в 22, 26, 34 года совпадают моменты снижения
обеих функций, а в 30 лет — моменты общего, повышения.
Очевидно, изменение одной функции происходит в за-
висимости от преобразования другой. Эта взаимозависи-
мость ясно обнаруживается не только при наложении кри-
вой развития одной функции,на другую, но и посредством
математико-статистических методов — корреляционного
и факторного анализа. Объяснение этой межфункциональ-
ной зависимости крайне затруднительно с точки зрения

существующих в психологии и педагогике теорий, ставя-
щих мнемические процессы в одностороннюю зависимость
от процесса мышления и логических операций.
Процессами памяти стали особенно интересоваться в
последние десятилетия в связи с некоторыми кибернетиче-
скими концепциями и достижениями в изучении молеку-
лярных основ памяти. Полученные нашим коллективным
исследованием данные о противоречиях мнемологического
развития взрослых могут быть интерпретированы в связи с
этими новейшими подходами.
Память и мышление. — основные формы переработки
информации, и в этом их общая природа. Усвоенная с по-
мощью понимания и запоминания информация перераба-
тывается путем своего рода «прессования», осуществляе-
мого памятью, и «фильтрации» посредством ценностно-
ориентированного мышления. На основе этих первичных
операций строится обобщение первого уровня, выступаю-
щего в форме глобального или избирательного сохранения
усвоенного. Именно эта сохраненная информация стано-
вится объектом все новых и новых логических действий,
главным образом с помощью перекодирования единиц ин-
формации и их групп, построения из них новых смысловых
систем и абстрагирования — образования новых понятий.
Так строится с помощью мышления второй уровень обоб-
щения в виде рациональной систематизации знаний, кото-
рый приводит к перестройке механизмов «фильтрации» и
«прессования» вновь усваиваемых знаний. Наконец, при
достаточном расширении объема информации и его интег-
ративной организации строится третий уровень обобщений
— концептуальный — формирование гипотез и концепций,
совершенствование всей системы логических операций.
Такое понимание позволяет найти подступ к объясне-
нию связи между моментами понижения, у ровня логиче-
ских и повышения мнемических функций, возникающи-
ми, возможно, в критических пунктах развития интеллекта,
когда избыточность обобщений и абстрагирования ограни-
чивает накопление и сохранение вновь усваиваемой ин-
формации. Напротив, повышение, логических функций
при понижении мнемических возникает, возможно, имен-
но тогда, когда накопление избыточной и сохранение всей

информации происходит при некотором снижении эффек-
тивности «фильтрации» вновь усваиваемых знаний.
Регулирование процессов накопления, сохранения и
логического преобразования знаний (в гипотезы, концеп-
ции, принципы деятельности) в процессе обучения, оче-
видно, должно учитывать изменяющиеся взаимоотноше-
ния между памятью и мышлением на всем протяжении ин-
теллектуального развития.
Несомненно, в теории интеллекта, взрослого человека
эта сложная диалектика памяти и мышления занимает одно
из важнейших мест. Жизненный опыт, столь существен-
ный для различий между взрослыми людьми, представлен
во все более усложняющихся с возрастом мнемологичес-
ких структурах. Дальнейшее изучение нами более стар-
ших возрастов (35—50 лет) должно способствовать более
глубокому пониманию этих структур.
Сложная социальная и психологическая природа жиз-
ненного опыта личности, связанного с ее жизненным пу-
тем (биографией) и историей деятельности в обществе,
должна стать специальной проблемой психологии взрос-
лых. В зарубежных исследованиях все еще наблюдается
известное обособление теории интеллекта и теории лично-
сти. Между тем, глубокие связи между ними, особенно
проявляющиеся в мотивации умственной деятельности,
зависящей от установок, потребностей, интересов и идеа-
лов личности, уровня ее притязаний и т. д. во многом опре-
деляют активность интеллекта. В свою очередь, характе-
рологические свойства личности и структура ее мотивов
зависят также от степени объективности ее отношений к
действительности, опыта познания мира и общего разви-
тия интеллекта. Сложные взаимосвязи между личностью и
интеллектом обнаружены в ряде биографических исследо-
ваний педагогов (Н. В. Кузьмина), ученых (3. Ф. Есарова),
шахматистов (Н. В. Крогиус), конструкторов (М. Г. Дав-
летшин).
Исследования лаборатории дифференциальной психо-
логии Ленинградского государственного университета (рабо-
ты Г. И. Акинщиковой, Л. Н. Гольбиной, М. Д. Дворяшиной,
И. М. Палея, Б. С. Одерышева, Н. Н. Обозова, К. Д. Шаф-
ранской и др.) помогли обнаружить сложные связи между
интеллектуальными и характерологическими особеннос-

тями, с одной стороны, нейродинамическими, психовеге-
тативными, метаболическими характеристиками взросло-
го человека — с другой. Эти сложные связи включены в
более общие социально-психологические структуры и за-
висят от социального статуса личности в группах и коллек-
тиве, степени развития ее социальных функций и успеш-
ности работы. В определенном смысле эти сложные связи
управляются более общими социально-психологическими
структурами.
Возрастная психофизиология взрослых, дифференци-
альная психология личности и социальная психология дол-
жны строиться в одной системе, что представляется нам
особенно важным для прикладной психологии, в том числе
для педагогической психологии взрослых.
Теория обучения взрослых до недавнего времени не
располагала даже приблизительными данными о возраст-
ных изменениях человека в различные периоды зрелости.
Обычное разделение зрелости, или взрослости, на моло-
дость, средний и пожилой возраст выявляло лишь качест-
венное своеобразие нижней (молодость) и верхней (пожи-
лой возраст) границы зрелости, наличие в первом из них
прогрессивных сдвигов развития, а во втором г— инволю-
ционных процессов, объединяющих пожилой возраст с по-
следующими фазами старости. Такое разделение границы
между юностью и молодостью, между пожилым возрастом
и старостью не давало возможности описать комплекс при-
знаков наступающей фазы развития, определить момент ее
наступления и длительность протекания. Характеристика
среднего возраста как некоторого стационарного состояния
равнодействия эволюционно-инволюционных процессов
также не содержала какого-либо комплекса признаков ка-
чественных психологических изменений (личности и ин-
теллекта, механизмов поведения и жизнедеятельности).
Все это исключало возможность психологического обосно-
вания форм и методов обучения взрослых и тренировки их
психофизиологических свойств.
Накопленные за последнее время научные данные о
возрастных изменениях взрослых людей, а также новей-
шее понимание целостности онтогенеза, единства и взаи-
мосвязи всех периодов человеческого развития позволяют
подойти к построению психофизиологической периодиза-

ции возрастных фаз зрелости, или взрослости, характери-
зующей типологические и метрические свойства этих фаз
человеческой жизни.
В ходе развития взрослого человека возрастает степень
обучаемости при некотором замедлении скорости интел-
лектуальных реакций. На основе определенных возрастных
синдромов представляется возможным построение ориен-
тировочных характеристик обучаемости взрослых людей в
разные периоды зрелости.
Общее и специальное образование для взрослых выпол-
няет не только культурную и техническую функцию, но и
помогает достижению высокой жизнеспособности и жизне-
стойкости человека. Развитие интеллекта и личности, спо-
собность к обучению, постоянному самообразованию взрос-
лого человека — огромная сила, противостоящая инволю-
ционным процессам...

VII
Будущее психологии
XX век — несомненно самая значительная эпоха не
только в истории общества, но и истории науки.
В подтверждение этой мысли обычно говорят о гигант-
ском росте научной информации, удвоении ее объема, про-
исходящем каждые 5—10 лет. Но главное не в этом. Ин-
формационный взрыв — всего лишь следствие двух глав-
ных процессов науки. Прежде всего — это превращение
науки непосредственно в производительную силу обще-
ства. ...Другой важный процесс — великая научная рево-
люция, потрясшая все здание познания, преобразовавшая
и методологию и технологию науки.
Предвидели ли эти изменения в науке сами естествоис-
пытатели? К сожалению, на этот вопрос мы должны отве-
тить отрицательно. Сама себя наука осознала значительно
позже, когда изменения достигли такого размаха, .что не
заметить их было уже нельзя. Этот факт связан с датой
возникновения новой науки — науковедения. В 1939 г. вы-
шла книга Джона Бернала «Социальная функция науки».
Этой книгой были заложены основы науковедения и про-
гнозирования научно-технического развития. Ближайшее
будущее науки Бернал связывает с ядерной физикой и ра-
диоэлектроникой, прикладной математикой и теорией ав-
томатического регулирования, химией высокомолекулярных
соединений и биохимией. Все это подтвердилось. Именно
эти науки лидировали в годы второй мировой войны и пер-
вое десятилетие после ее окончания.
Спустя четверть века, в 1964 г., когда уже сложилось
науковедение и можно было строить более точные прогно-
зы, Бернал отметил развитие двух фундаментальных на-
правлений научной революции, энергетического и логико-
математического. Вместе с тем он признал, что не менее
перспективно и третье направление, связанное с молеку-
лярной биологией, ультрабиохимией клетки и теорией ге-
нетического кода.

Рассматривались Берналом социальные и гуманитар-
ные науки. И только психология в этих общих контурах
науки будущего отсутствовала.
В 1955 г. известный английский физик Джорди Томсон
попытался обрисовать «предвидимое будущее» науки: но-
вые виды энергии, энергетика материалов и их сочетаний,
транспорт и связь, ракетостроение и космоплавание, уп-
равление погодой, климатом, продовольственными ресур-
сами надводного и подводного растительного, животного
мира, демографическими процессами, прогресс медицины
и образования. Его прогнозы производили впечатление
очень достоверных.
Однако Дж. Томсон допустил вместе с тем самые широ-
кие спекуляции в социально-культурных и технико-эко-
номических прогнозах. Он считал, что «психология не
принадлежит к числу точных наук» и не станет таковой в
ближайшем будущем, что общественные науки еще ожи-
дают своего Ньютона.
В отличие от Томсона академик П. Л. Капица в своей
работе «Будущее науки» подчеркивал, что... существуют
базисные науки в этой области — науки о высшей нервной
деятельности человека.
...Справедливости ради, нужно признать, что другой
реакции на возвышение психологии и не могло быть. В
начале нашего века существовала лишь небольшая группа
наук, изучавшая человека, включавшая и психологию.
Психология представляла самую «провинциальную» об-
ласть науки, обособленную от общего естествознания, точ-
ных и технических наук. Лишь немногие ученые понимали
нелепость такого положения. Одним из них был В. М. Бех-
терев, создавший 60 лет назад Психоневрологический инс-
титут. Именно и нем после революции были заложены ос-
новы комплексного изучения человека. Дальнейшее раз-
витие психологии тоже не сулило такого стремительного
взлета.
Но оставим на время анализ сложившейся в то время
ситуации и перейдем к прогнозам, которые были сделаны
недавно. В одной из последних работ кибернетика и хирур-
га профессора А. Амосова «Моделирование — орудие про-
гноза и управления» [1968] говорится, что особое место
среди наук будущего займет психология. В частности, со-
циальная психология, экспериментальная психология и

психофармакология. Именно социальной психологии, счи-
тает автор, предстоит построить более или менее полные
модели психики человека с учетом возраста, пола, геогра-
фической принадлежности, профессии и социального ста-
туса. Социально-психологическая служба будет способст-
вовать развитию общества и проектировать в нем те или
иные совершенствования. Экспериментальная психология
будет изучать человека, а психофармакология включится
в управление его психической деятельностью и поддержа-
ние ее нормального активного состояния.
По мнению известного географа и писателя И. Забели-
на, краеугольной дисциплиной в науке будущего станет
историческая психология. Этот прогноз основывается на
Оценке все возрастающей роли идеальных явлений и пред-
ставлений в общественной и личной жизни людей. Именно
эти идеальные представления все более регулируют взаи-
модействие человека с природой.
Американские ученые Лессе и Вульф считают, что уже
в 80-х годах нашего века полностью восторжествует новое
научное понимание целостности человеческого развития,
заключающееся в неотделимости друг от друга духовного,
физического и социального развития человека. Это будет
означать глубокую реформу теоретической и практиче-
ской медицины. Медики будущего, как полагают Лессе и
Вульф, будут обладать средствами распознавать взаимо-
связи и управлять взаимосвязями между тремя основными
характеристиками человека: физиодинамикой, психоди-
намикой, социодинамикой. Причем центральное положе-
ние в системе этих взаимосвязей займет психодинамика.
Происходит своеобразная антропологизация и гуманиза-
ция многих областей знания...
В комплексном изучении общества на передний план
выдвигается проблема личности, ее статуса и роли в обще-
ственной жизни. «...Изменения в одной из сфер человече-
ских функций, — говорят они, — неминуемо сопровожда-
ются изменением в других... до тех пор, пока не устано-
вится относительное равновесие. Такие изменения влияют
на любой аспект жизни человека и по принципу обратной
связи — на жизнь общества». Особую важность эти зависи-
мости приобретают в условиях предстоящей перенаселен-
ности городов и чрезвычайного усиления групповых начал
в человеческом существовании. В этих условиях будет все

более вероятным рост эмоциональной напряженности с его
неизбежными срывами.
Кажется, что между прогнозами Бернала, Томсона, Ка-
пицы, с одной стороны, и Амосова, Забелина, Лессе и
Вульфа — с другой, лежит целая эпоха. Не исключено, что
так оно и есть. Возможно, 60—70-е годы действительно
относятся к новой эпохе.
Что же это за эпоха и почему именно с ней так тесно
связаны судьбы психологии? Общеизвестно, что вслед за
научной революцией в фундаментальных отделах общего
естествознания (астрономии, физики, химии и т. д.) раз-
вернулась грандиозная революция в биологии. Полностью
преобразовались биофизика и биохимия, возникли моле-
кулярная биология и теория генетического кода, вирусоло-
гия, теория микроэволюции, эволюционная экология и эт-
нология, электрофизиология глубоких структур мозга,
экспериментальная патология и психоневрология.
Приблизительно в этот же период складывается кибер-
нетика — комплексная наука или констелляция (совокуп-
ность) разнородных наук, относящихся к живой природе,
человеку и обществу, новой технике. Примечательно, что
никто из науковедов не прогнозировал ее возникновение
методом экстраполяции.
В последнее десятилетие совершен грандиозный скачок
в освоении космоса, который вывел в авангардный ряд на-
ук новые разделы теоретической астрономии, математики,
механики, почти всех технических наук, геофизики и аст-
рофизики, метеорологии, научного приборостроения, ки-
бернетики, радиоэлектроники, космической биологии и
медицины, новых отделов правоведения, социального про-
гнозирования. Стало быть, у нас есть все основания гово-
рить о становлении новой системы наук — наук космиче-
ской эры. Мы убеждаемся, что локализовать этот процесс в
какой-либо отдельной группе наук невозможно, а следова-
тельно, и невозможно прогнозировать будущее науки
лишь путем экстраполяции тенденций развития отдельной
науки, искусственно обособляя ее от многих других.
Наука едина. Единство системы познания отражает един-
ство и взаимосвязь природы, общества и самого познания.
Развитие науки как целостной гностической системы
осуществляется по своим внутренним закономерностям,
главнейшей из которых является впервые описанная Ф.

Энгельсом неравномерность развития наук и их последо-
вательные преобразования, а также возникновение погра-
ничных дисциплин. В последнее время их появляется все
больше и больше.
Эха же закономерность определяет стремительную пе-
рестройку тех или иных констелляций (совокупностей)
наук. Сейчас формируются две гигантские констелляции,
центры которых находятся в естествознании, точных и
технических науках: кибернетика и космонавтика, или ас-
тронавтика. Но этим реальное положение не исчерпывается.
Нельзя не отметить всевозрастающее сближение естест-
венных и общественных наук... Этот процесс идет во всех
науках — точных, естественных, гуманитарных, педагоги-
ческих, медицинских, технических. Огромная масса дис-
циплин (около 200) строится в разряды, классы и подси-
стемы, образующие в своей совокупности человекознание.
Такими подсистемами являются: а) науки о человеке
как биологическом виде, б) науки о человечестве, в) науки
о взаимодействии человека с природой, ноосфере и освое-
нии космоса, г) онтогенетика человека, д) науки о лично-
сти, или персоналистика, е) науки о человеке как субъекте
практической и теоретической деятельности.
В каждой из отмеченных констелляций состав и центры
всех подсистем каждый раз могут меняться. Только психо-
логические науки остаются их постоянным компонентом.
Именно в этой всеобщности психологии и заключена суть
ее удивительных метаморфоз в последние десятилетия.
Еще в начале нашего века структура психологии пред-
ставлялась крайне простой, ее главными частями были
зоопсихология и психология человека. В зачаточном состо-
янии находились физиологическая психология, этнопси-
хология, психология права и психология языка. Они не
имели собственного операционального «аппарата. Лишь
психофизика, с которой и началось по существу формиро-
вание экспериментальной психологии, обладала таким ап-
паратом. Она-то и связала психологию с общим естество-
знанием.
В 50—60-х годах нашего века научная революция рас-
пространяется уже на всю область психологического по-
знания и превращает ее в одно из самых мощных средств
интеграции всех наук о человеке. Математизация охваты-
вает все без исключения ее разделы, а экспериментальная

и прикладная психология становятся ее ведущим направ-
лением. На границе с медико-биологическими науками
развиваются экспериментальная психофизиология чело-
века, нейропсихология, психофармакология, психосома-
тология; с гуманитарными — социальная психология масс
и больших общностей, структуры и динамики малых групп,
массовых коммуникаций, теория социализации личности
и так далее. К этому же разряду следует отнести психоло-
гию труда, эргономику, социальную психологию произ-
водства и управления, экономическую психологию раз-
личных сфер массового обслуживания, педагогическую
психологию всех уровней образования, включая обучение
взрослых и высшую школу, клиническую психологию и
социальную психогигиену, военную психологию, психоло-
гию спорта и физической культуры.
Во многих странах (в том числе и в нашей стране) скла-
дывается и функционирует система психологической служ-
бы. Особенно это относится к делу освоения космоса, где
используется весь новейший аппарат экспериментальной,
математической и прикладной психологии в целях диагно-
стики и тренажа, отбора и построения оптимальных режи-
мов деятельности человека за пределами Земли. Мы вплот-
ную подошли к проблеме оптимальных режимов деятель-
ности человека в земных условиях. Уже сегодня здесь это
нужно не меньше, чем в Космосе. Для общественного раз-
вития необходима система научных знаний о резервах и
ресурсах самого человеческого развития, о его истинных
потенциалах, еще крайне недостаточно используемых об-
ществом. Технический прогресс не только не умаляет зна-
чение этих потенциалов, но, напротив, увеличивает —
ведь технические устройства выступают всего лишь как
усилители потенций, уже имеющихся в человеке.
В наши дни осуществляется историческая миссия пси-
хологии как интегратора всех сфер человекознания и ос-
новного средства построения его общей теории. Мы нахо-
димся еще в самом начале этого нового научного движения.
Экстраполяция его тенденций позволяет с уверенностью
представлять картину психологии будущего, интенсивного
развития многих новых дисциплин теоретической и при-
кладной психологии.
Среди них будут науки, исследующие отдельные периоды
человеческой жизни и их нервно-психические структуры

— генетическая психология, акмеология, психогеронтоло-
гия, наконец, онтопсихология человека, объединяющая
все части возрастной и дифференциальной психологии, ха-
рактерологию. К ним же примыкают вновь складывающи-
еся дисциплины о творческой деятельности человека — эв-
ристика, психология науки, психология искусства. Этот
важный процесс.естественно завершится образованием
праксиологии как общей теории человеческой деятельно-
сти, ее стратегий, программ и систем действий.
Подходы к человеческому сознанию со стороны дея-
тельности, в которой оно формируется, функционирует и
объективируется, и со стороны целостного реального чело-
века — субъекта этой деятельности — обеспечат подлинно
научное исследование сознания и психической деятельно-
сти человека. Этой же цели будут служить психофизиоло-
гическая бионика и математика.
Эти дисциплины вместе с онтопсихологией и праксио-
логией, исторической и социальной психологией в бли-
жайшем будущем заложат основы новой теории психики и
сознания как высших форм отражения, ориентации и регу-
ляции человеческой деятельности. Будет построена еди-
ная классификация всех феноменов психического разви-
тия начиная с психофизиологических функций и кончая
психическими свойствами личности — характером и та-
лантом.
Есть все основания ожидать в психологии открытия пе-
риодического закона нашего микрокосмоса — классифика-
ций психических свойств, состояний и процессов, подобно-
го периодическому закону, открытому в макрокосмосе сто-
летие назад великим Менделеевым. Нечего говорить о том,
что овладение подобным объективным порядком развития
психики коренным образом оптимизирует процессы воспи-
тания, управления, организации труда и т. д.
Самое важное из последствий такого открытия — со-
здание научной основы проектирования личности и ее
стратегий, ее формирования. Особенно важно это для про-
гнозирования. Ведь не секрет, что расплывчатые или гру-
босхематические представления о будущем самого человека,-
его таланте и характере — слабейший пункт всех прогно-
стических построений. Оказалось более просто спроекти-
ровать системы с миллиардными социальными общностя-
ми, искусственные спутники Юпитера, сверхразумных ро-

ботов и подводные плантации, чем представить облик че-
ловеческой индивидуальности.
Поверхностные представления о будущем человечес-
кой индивидуальности породили и удивительную парадок-
сальность проблемы интеллекта. Уже достигнуто создание
искусственного интеллекта (ЭВМ) и новейшей интеллек-
туальной технологии. С их помощью развивается мощная
индустрия знания и с гигантскими скоростями возрастает
общий объем информации. Кроме этого разрабатываются
самые поразительные средства манипулирования интеллек-
том (психо-формакологические, гипнопедические и т. д.).
В то же время наряду с этим зарубежные теоретики допу-
скают, что средняя интеллектуальность народонаселения
постоянна и все блага электронной цивилизации не спо-
собны увеличить интеллектуальные потенциалы людей с
ограниченными способностями, число которых будет воз-
растать в условиях демографического взрыва!
Среди подобных гипотез о будущем человеческого ин-
теллекта на Западе популярны идеи генетического контроля
и селекции интеллектуальной одаренности, непосредст-
венного ввода уже обобщенной и переработанной инфор-
мации в мозг, форсированного развития стерильного ин-
теллекта, полностью освобожденного от проб и ошибок.
Все эти гипотезы об интеллекте крайне ограниченны, вне-
историчны и метафизичны.
В общей совокупности потенциалов человеческого раз-
вития интеллект, конечно, занимает особое положение.
Однако понять его возможно лишь как многоуровневую
организацию познавательных сил, охватывающую психо-
физиологические процессы, состояния и свойства личности.
Эта организация в свою очередь связана с нейродинамиче-
скими, вегетативными и метаболическими характеристика-
ми человека. Они являются своеобразными эквивалентами
интеллекта и определяют меру умственной работоспособ-
ности и цену интеллектуального напряжения, степени их
полезности и вредности для здоровья.
Общая интеллектуальная одаренность относится, веро-
ятно, к тому же классу ресурсов человеческого развития, к
которому принадлежит социальная продуктивность и трудо-
способность, с одной стороны, жизнеспособность и долголе-
тие — с другой. Наука лишь приближается к исследованию
взаимозависимостей этих потенциальных сил человече-

ского развития, но уже сейчас ясно, что можно повысить,
например, уровень жизнеспособности человека.
В центре внимания современной психологии — мотива-
ция поведения человека. Известно ведь, что в зависимости
от цели деятельности (мотива) меняется и человеческая
активность. Мы еще далеки от понимания целостности мо-
тивационной сферы, охватывающей различные уровни ак-
тивности — от органических потребностей до ценностных
ориентации- Все это — задачи ближайшего будущего пси-
хологии, которая вплотную подходит к познанию всей ар-
хитектуры внутреннего мира человека и его творческой
деятельности.
Не менее важна и проблема формирования психиче-
ских свойств личности. Мы пока еще недостаточно пред-
ставляем себе те объективные законы которые определяют
это. развитие, где, когда и почему возникают «критиче-
ские», сенситивные периоды этого развития, как сочетает-
ся дискретное и непрерывное в развитии человека. Между
тем без таких знаний, строго обоснованных наукой, вряд
ли можно эффективно решать задачи воспитания людей и
их обучения. Сейчас наступает то время, когда научное
исследование закономерностей психического развития че-
ловека, психологических свойств его личности, становится
необходимым условием дальнейшего совершенствования
всех форм, методов и средств работы с людьми.
По мере поступательного развития науки психологиче-
ские проблемы будут играть все большую и большую роль.
Недалеко то время, когда психология займет одно из важ-
нейших мест в общей системе научного знания.
Исключительно велика в этом познании роль современ-
ных аналитических экспериментальных средств и новей-
ших методов микропсихофизиологии. Но каждое новое до-
стижение психологического анализа способствует прогрес-
су психологического синтеза именно теперь, когда наша
наука вступила на путь изучения своего рода больших сис-
тем, из которых образуется психологическая структура че-
ловека.

Литература

Айрапетьянц Э. Ш. К вопросу об эволюции взаимодействия внешних и внутренних рецепторов. — В кн.: Эволюция функций нервной системы. М. — Л., Медгиз, 1958.

Айрапетьянц Э. Ш., Батуев А. С. Принцип конвергенции анализаторных систем. Л., «Наука», 1969.

Ананьев Б. Г. Психология педагогической оценки. — Труды Института мозга им. В. М. Бехтерева, 1935.

Ананьев Б. Г., Торнова А. И. Сенестезия и схема тела. — Труды института мозга им. В. М. Бехтерева. Л., 1941.

Ананьев Б. Г. Функциональные асимметрии в осязательно-пространственном различии. — «Ученые записки ЛГУ», 1954, № 189.

Ананьев Б. Г. Ассоциация ощущений. — «Ученые записки философского факультета ЛГУ», 1955, № 203.

Ананьев Б. Г. Пространственное различение. Л., Изд-во ЛГУ, 1955.

Ананьев Б. Г. Человек как общая проблема современной науки. — «Вестник ЛГУ», 1957а, № 11.

Ананьев Б. Г. О системе возрастной психологии. — «Вопросы психологии», 1957б, № 5.

Ананьев Б. Г. Вклад советской психологической науки в теорию ощущений. — «Вопросы психологии», 1958, № 1.

Ананьев Б. Г., Сорокина А. И. Первоначальное обучение и воспитание. М., Изд-во АПН РСФСР, 1958.

Ананьев Б. Г., Веккер Л. М., Ломов Б. Ф., Ярмоленко А. В. Осязание в процессах познания и труда. М., Изд-во АПН РСФСР, 1959.

Ананьев Б. Г. Развитие детей в процессе начального обучения и воспитания. — В кн.: Проблемы обучения и воспитания в начальной школе. М., Учпедгиз. 1960.

Ананьев Б. Г. Теория ощущений. Л., Изд-во ЛГУ, 1961.

Ананьев Б. Г. Комплексное изучение человека как очередная задача современной науки. — «Вестник ЛГУ», 1962, № 23.

Аананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф. Особенности восприятия пространства у детей. — М., «Просвещение», 1964.

Ананьев Б. Г. Человек как предмет воспитания. — «Советская педагогика», 1965, № 1.

Ананьев Б. Г. Сенсорно-перцептивные характеристики развития человека. — «Вопросы психологии», 1968, № 1.

Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., Изд-во ЛГУ, 1968а.

Ананьев Б. Г., Дворянина М. Д., Кудрявцева Н. А. Индивидуальное развитие человека и константность восприятия. М., «Просвещение», 1968б.

Бериташвили И. С. О нервных механизмах пространственной ориен-

тации высших позвоночных животных. Тбилиси. Изд-во АН Груз. ССР, 1959.

Бериташвили Н. С. Нервные механизмы поведения высших позвоночных животных. — М., Изд-во АН СССР, 1961.

Бодалев А. А. Восприятие человека человеком. Л., 1965.

Бульер Ф. Методы определения биологического возраста человека. — В кн.: Проблемы старения и долголетия. М., «Наука». 1966.

Валлон А. От действия к мысли. М., ИЛ, 1956.

Вебер М. Приматы. М., Биомедгиз, 1935.

Введенский А. И. Психология без всякой метафизики. Пг., 1917.

Войтонис Н. Ю. Предыстория интеллекта. М., Изд-во АН СССР, 1949.

Волков Н. Н. Восприятие предмета и рисунка. М., Изд-во АПН РСФСР, 1950.

Восприятие и действие. Под ред. А. В. Запорожца. М., «Просвещение», 1967.

Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., Изд-во АПН, 1960.

Греков Б. А. Образование и переделка речевого стереотипа у лиц старше 70 лет. — В кн.: Процессы естественного и патологического старения. М. — Л., 1964.

Гусев Н. К. Изменение вкусовой чувствительности в связи с динамикой потребности в пище. — Труды Института мозга им. В. М. Бехтерева, т. XIII. Л., 1940а.

Гусев Н. К. Интеллектуальное опосредование вкусовых ощущений. — Труды Института мозга им. В. М. Бехтерева, т. XIII. Л., 1940б.

Демирчоглян Г. Г. Физиология анализаторов. М., Учпедгиз, 1956.

Джелдард Ф. Кожные системы связи. — В кн.: Теория связи в сенсорных системах. М., 1964.

Джеймс В. Психология. СПб., 1910.

Дженкинс В. Соместетическая чувствительность. — В кн.: Экспериментальная психология, т. 1. М., ИЛ, 1960.

Дирингер Д. Алфавит. М., ИЛ, 1963.

Душков Б. А. Двигательная активность человека в условиях гермока-меры и космического полета. М., «Медицина», 1969.

Забелин И. М. Человек, коммунизм, природа и наука. — «Новый мир», 1963а, № 1.

Забелин И. М. Физическая география и науки будущего, М., Географгиз, 1963б.

Запорожец А. В. Развитие ощущений и восприятий в раннем и дошкольном возрасте. — Тезисы докладов на II Всесоюзном съезде психологов. М., 1963.

Запорожец А. В. Развитие восприятия в раннем и дошкольном возрасте. М., «Просвещение», 1966.

Зинченко В. П. Восприятие как действие. Автореф. докт. дисс. Л., 1966.

Касаткин Н. П. Ранние условные рефлексы в онтогенезе человека. М., Изд-во АМН СССР, 1948.

Кедров Б. М. Классификация наук, т. I. М., Изд-во АН СССР, 1961.

Кедров Б. М. Науки. — В кн.: Философская энциклопедия, т. III. М., изд-во «Советская энциклопедия», 1962.

Ковалев А. Г., Мясищев В. Н. Психические особенности человека, т. II. Способности. Л., Изд-во ЛГУ, 1960.

Ковалев А. Г. Психология личности. Л., Изд-во ЛГУ, 1963.

Ковалев А. Г., Мясищев В. Н. Психология личности и социальная практика. — «Вопросы психологии», 1963, № 6.

Кон И. С. Личность в философии и социологии. — «Философская энциклопедия», т. III. М., изд-во «Советская энциклопедия», 1962.

Константинов Ф. В. Человек и общество. — В кн.: Человек и эпоха. М.; «Наука», 1964.

Константинов Ф. В. Заключительное слово на симпозиуме «Проблемы сознания». — В кн.: Сознание. М., 1967.

Корнилов К А. Принципы изучения методологии личности советского человека. — «Вопросы психологии», 1957, № 5.

Кравков С. В. Взаимодействие органов чувств. М., Изд-во АН СССР, 1948.

Левандовский Н. Г. Некоторые проблемы англо-американской инженерной психологии. — «Вопросы психологии», 1958, № 5.

Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., «Мысль», 1965.

Лисовский В. Т. Молодежь как социальная категория. — В кн.: Возрастная психология взрослых, вып. 2. Л., 1971.

Ломов Б. Ф. Человек и техника. Л., Изд-во ЛГУ, 1963.

Льюис Д. Человек и эволюция. М., «Прогресс», 1964.

Люблинская А. А. Очерки психического развития ребенка. М., Изд-во АПН РСФСР, 1959.

Люблинская А. Л. Роль речи в развитии зрительного восприятия у детей. — В кн.: Вопросы детской и общей психологии. М., Изд-во АПН РСФСР, 1954.

Меерович Г. И. Схема тела. Л., 1939.

Мерлин В. С. Очерк теории темперамента. М., «Просвещение», 1964.

Мысливченко В. Г., Корнеев П. Р. Современный экзистенциализм. — В кн.: История философии, т. VI, кн. 2. М., «Наука», 1967.

Мясищев В. Н. Работоспособность и болезнь личности. — «Невропатология, психиатрия и психогигиена», т. IV, вып. 9—10, 1935.

Мясищев В. Н. Личность и труд аномалийного ребенка. — В кн.: «Личность и неврозы». Изд-во ЛГУ, 1960.

Норакидзе В. Г. Типы характеров и фиксированная установка. Тбилиси, 1966.

Ойзерман Т. И. Человек и его отчуждения. — В кн.: Человек и эпоха. М., «Наука», 1964.

Ойзерман Т. И. Послесловие к книге Т. Шварца «От Шопенгауэра к Хайдеггеру». М., «Прогресс», 1964.

Ойзерман Т. И. Философия кризиса и кризис философии. — В кн.: Современный экзистенциализм. М., «Мысль», 1966.

Орбели Л. А. Основные задачи и методы эволюционной физиологии. — В кн.: Эволюция функций нервной системы. М., Медгиз, 1958.

Павлов И. П. Собрание сочинений, т. 3, кн. 1. М., Изд-во АН СССР, 1951.

Пако С. Строение психологических особенностей человека. — В кн.: Основы геронтологии. М., Медгиз, 1960.

Пархон К. И. Возрастная биология. М., ИЛ., 1959.

Петровский А. В: Личность в психологии. — «Философская энциклопедия», т. III. М., 1964.

Пиаже Ж. Психология, междисциплинарные связи и система наук. — В кн.: Материалы XVIII Международного психологического конгресса. М., 1966.

Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., «Просвещение». 1969.

Пирьов Генчо Д. Експериментална психология. София, «Наука и искуство», 1968.

Платонов К. К. Теория и методы. — В кн.: «Личность и труд». М., «Мысль», 1965.

Проблемы обучения и воспитания в начальной школе (Под ред. Б. Г. Ананьева, А. И. Сорокиной). М., Учпедгиз, 1960.

Психология. М., «Просвещение», 1962.

Пушкин В. Н. Оперативное мышление в больших системах. М., «Энергия», 1965.

Розенгарт-Пупко Г. Л. Речь и развитие восприятия в раннем детстве. М., Изд-во АН СССР, 1948.

Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., ГИЗ, 1935.

Рубинштейн С. Л. К вопросу о стадиях наблюдения. — Ученые записки пединститута им. А. И. Герцена, т. XVIII. Л., 1939.

Рубинштейн С. Л. Проблемы деятельности и сознания в системе советской психологии. М., Изд-во МГУ, 1945.

Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., Учпедгиз, 1946.

Рубинштейн С. Л. Проблемы сознания в свете диалектического материализма. — В кн.: 220 лет АН СССР. М., 1947.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., Изд-во АН СССР, 1957.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир. — В кн.: Проблемы общей психологии. М., «Наука», 1972.

Семенов С. А. Первобытная техника. М., Изд-во АН СССР, 1957.

Сеченов И. М. Избр. филос. и психолог. произв. М., Госполитиздат, 1947.

Слюсарев Г. Г. Геометрическая оптика. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1946.

Смирнов А. А. Проблемы психологии памяти. М., Изд-во АПН, 1966.

Соколов Е. Н. Рефлекторные основы восприятия. — В кн.: «Психологическая наука в СССР», т. I. М., Изд-во АПН РСФСР, 1959.

Сорокина А. И., Голенкина К. Т. Воспитание и развитие детей в процессе начального обучения. М., Изд-во АПН РСФСР, 1960.

Стивенс С. С. Математика, измерение и психофизика. — В кн.: Экспериментальная психология, т. I. М., ИЛ, 1960.

Теплов Б. М. Некоторые вопросы изучения общих типов высшей нервной деятельности человека. М., Изд-во АПН РСФСР, 1956.

Торндайк Э., Бриджмен Э., Тилтон Н., Вудъярд Э. Психология обучения взрослых. М., Учпедгиз, 1931.

Трегубов С. Л. Методика и практика судебно-медицинской экспертизы трудоспособности. М., 1960.

Узнадзе Д. Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси. Изд-во АН Груз.ССР, 1961.

Ухтомский А. А. Доминанта. М., «Наука», 1950.

Ухтомский А. А. Собрание сочинений, т. IV. Л., Изд-во ЛГУ, 1954.

Федосеев П. Н. Гуманизм в современном мире. — В кн.: Человек и эпоха. М., «Наука», 1964.

Ховланд К. Научение и сохранение заученного у человека. — В кн.: Экспериментальная психология, т. II. М., ИЛ, 1963.

Чхаидзе Л. В. Координация произвольных движений человека в условиях космического полета. М., «Наука», 1965.

Шеррингтон Ч. Интегративная деятельность нервной системы. Л., «Наука», 1969.

Шорохова Е. В. Проблема сознания в философии и естествознании. М., Соцэкгиз, 1961.

Экспериментальная психология. (Под ред. Фресс П. и Пиаже Ж.), вып. 1—2. М., «Прогресс», 1966.

Элтрингем Г. Строение и деятельность органов чувств у насекомых. М., Биомедгиз, 1934.

Эльконин Д. Б. Детская психология. М., Учпедгиз, 1960.

Ярбус А. Л. Роль движений глаз в процессе зрения. М., «Наука», 1965.

Bromley D. V. The Psychology of Human Ageing. Penguin Books. England, 1966.

Gillin D. For a Science of Social Man Convergenses in Anthropologi. Psychology and Sociology. N. Y., 1954.

Löwe H. Einführung in die Lerhrpsychologie des Erwachsenenalters. 1970, S. 282.

Owens W. A. Zage amd Mental Abilities: Longitudinal Study. — «Genet. Psychol. Monogr.», 1953.

Schoemfeldt L., Owens W. A. Age and Intelectual Change: a Cross-Sectional View of Longitudinal Data., 1966.

Seahor H. Speech and Hearing. N. Y., 1929.

Zazzo R. Diversité realité, fiction de la methode longitudinale. XVIII Международный психологический конгресс. — В кн.: Изучение хода психического развития ребенка (Симпозиум 29). М., 1966.

Ананьев Б. Г. Психология и проблемы человекознания. — 1996

Об основном вкладе Б. Г. Ананьева в психологическую науку

Литература

Литература

Оглавление