Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. — 1977

I
ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА
В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ
МНОГООБРАЗИЕ ПОДХОДОВ К ИЗУЧЕНИЮ ЧЕЛОВЕКА
И ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ НАУЧНЫХ ДИСЦИПЛИН
Современная наука все более полно охватывает мно-
гообразные отношения и связи человека с миром (абио-
тические и биотические факторы природы человек; об-
щество и его историческое развитие человек; человек
техника; человек культура; человек и общество
Земля и космос).
В системе тех или иных связей человек изучается то
как продукт биологической эволюции — вид Homo sapiens,
то как субъект и объект исторического процесса — лич-
ность, то как естественный индивид с присущей ему
генетической программой развития и определенным диа-
пазоном изменчивости. Исключительно важное значение
имеет исследование человека как основной производи-
тельной силы общества, субъекта труда и ведущего звена
в системе «человек — машина», как субъекта познания,
коммуникации и управления, как предмета воспитания
и т. д.
Подобного многообразия подходов к изучению челове-
ка еще никогда не знала история науки. Все возрастаю-
щее многообразие аспектов человекознания — специфиче-
ское явление современности, связанное со всем прогрес-
сом научного познания и его приложения к различным
областям общественной практики.
Эти приложения связаны с так называемыми челове-
ческими факторами в промышленном и сельскохозяйст-
венном производствах, в системах управления народным
хозяйством, транспортом, строительством и т. д. На осно-
ве учета такого рода факторов достигаются научная орга-
низация труда, оптимизация управления и массового об-
служивания населения, повышение эффективности воспи-
тания и образования, лечения и профилактики заболева-

ний, особенно нервно-психических и сердечно-сосудистых,
в наибольшей мере зависящих от человеческих взаимо-
отношений.
В настоящее время складывается сложно разветвлен-
ная система теоретического и практического человеко-
знания, значение которого для будущности человечества
не менее велико, чем значение фундаментальных наук о
природе, с которыми связано овладение силами природы,
ее энергетическими и пищевыми ресурсами, освоение кос-
моса и т. д.
Для социального прогнозирования необходимы научные
знания о резервах и ресурсах самого человеческого разви-
тия, об истинных потенциалах этого развития, еще край-
не недостаточно использующихся обществом.
Благодаря крупным достижениям в научном познании
человека и ускорению прогресса в этой области уже в на-
стоящее время жизнь обогащается более эффективными
средствами организации производства, градостроительст-
ва, массовых коммуникаций и обучения на всех уровнях
образования, здравоохранения, социального обеспечения
и т. д. Не меньшее значение имеет оптимальное сочета-
ние такого их взаимодействия в образе жизни людей,
которое в наибольшей мере соответствует структуре чело-
веческого развития.
В ближайшее десятилетие теоретическое и практиче-
ское человекознание станет одним из главнейших центров
научного развития. Об этом можно судить по трем важ-
ным особенностям развития современной науки, связан-
ным именно с проблемой человека. Первой из них явля-
ется превращение проблемы человека в общую проблему
всей науки в целом, всех ее разделов, включая точные и
технические науки. Вторая особенность заключается во
все возрастающей дифференциации научного изучения
человека, углубленной специализации отдельных дисцип-
лин и их дроблении на ряд все более частных учений.
Наконец, третья особенность современного научного раз-
вития характеризуется тенденцией к объединению различ-
ных наук, аспектов и методов исследования человека в
различные комплексные системы, к построению синтети-
ческих характеристик человеческого развития.
Эти особенности связаны с возникновением новых по-
граничных дисциплин и соединением посредством их
многих, ранее далеких одна от другой областей естество-

знания и истории, гуманитарных наук и техники, медици-
ны и педагогики.
Во второй половине XX в. значительно изменяются
взаимосвязи между разными науками, изучающими чело-
века как организм и личность, явление природы и исто-
рии, предмет воспитания и т. д. Непосредственно сопри-
касаются естествознание и общественные науки, медици-
на и педагогика, экономические и технические науки.
С возникновением кибернетики к изучению человека при-
ближаются и науки физико-математические. Успехи био-
химии делают все ощутимее общий вклад естествознания
в изучение саморегулирующихся систем человеческого ор-
ганизма. На границах между биохимией, эндокринологией,
физиологией высшей нервной деятельности и психологией
возникает психофармакология. Подобным же образом на
стыках между кибернетикой, биологией, физиологией и
психологией возникает бионика с ее главным отделом —
моделированием мозговых систем, особенно анализаторов
внешней среды. На границах между кибернетикой, физио-
логией, психологией и педагогикой начинает развиваться
теория программированного обучения.
Взаимные переходы между разными науками, которые
отнюдь не всегда были смежными, означают глубокие
изменения в общей структуре науки. «Смежность» наук —
явление историческое. Чем больше научное познание про-
никает в общие законы бытия, тем явственнее вырисовы-
вается картина единства материального мира и умножает-
ся число смежных наук. Относительность обособления
наук сказывается в непрерывном преобразовании их
границ и взаимосвязей, которое следует учитывать в
целях правильного прогноза и управления движением
науки.
«Смежность» представляет собой своего рода преобра-
зование прикладных функций одной науки по отношению
к другой. Такое преобразование, сохраняя и совершенст-
вуя в определенной мере эти функции, вместе с тем от-
крывает для науки новую область познания. Так было,
например, с биофизикой и биохимией, которые начали
свое существование с приложения физических и химиче-
ских методов к изучению живой природы, а затем стали
важными самостоятельными отраслями, не только погра-
ничными, но и объединяющими биологию с науками о
более общих законах природы.

Принципиально новые возможности научного изуче-
ния человека открылись с возникновением биофизики
(включая молекулярную биофизику), биохимии и совре-
менного моделирования в биологии.
Кибернетический подход к изучению человека как
сложнейшей саморегулирующейся и самонастраивающей-
ся системы проложил пути математизации антропологии.
Теперь уже невозможно представить себе эту область без
физического, химического и математического изучения
природы человека и его связей с окружающим миром.
Тот факт, что математика, физика, химия, а вслед за
ними и технические науки непосредственно занялись изу-
чением человека, имел важное значение и для их собст-
венного развития.
Дело в том, что фронтальное внедрение физики
и химии в естествознание человека и математизация
антропологических наук повлекли за собой участие
фундаментальных областей естествознания в исследова-
нии различных параметров человеческого развития —
своеобразную антропологизацию точных и технических
наук.
Примечательно, что технические науки «антропологи-
зировались» прежде всего в двух направлениях. Одно из
них, первоначально связанное с техникой связи (особен-
но радио и телевидением), сосредоточилось на исследова-
нии и техническом воспроизведении процесов коммуника-
ции, в том числе оптимальных условий приема и передачи
информации по определенным каналам. Ряд современных
понятий кибернетики и теории информации (например,
понятий и терминов «шумы», «помехи», «каналы связи»,
«надежность») непосредственно связан с техникой связи.
Именно передача и прием по каналам связи человеческой
речи поставили фундаментальные проблемы теории ком-
муникации, впоследствии не ограничившиеся акустико-
слуховым каналом и включившие в коммуникационные
системы оптико-зрительные (телевизионные) средства в
сочетании с акустико-слуховыми.
Другое направление «антропологизации» технических
наук связано с автоматическим регулированием машин и
механизмов. Технический прогресс в наибольшей мере
проявился в быстрых темпах развития средств автомати-
ческого регулирования. Благодаря этому в колоссальной
мере возросла производительность оборудования, а управ-

ление производством получило новые неограниченные
возможности.
Человек как важнейшее звено системы управления
машинами и механизмами принимает сложнейшую ин-
формацию о ходе технологических процессов и состоянии
механизмов, осуществляя управление системой определен-
ных действий и движений (дозировочных, следящих
и т. д.) посредством так называемых органов управления.
Положение человека в области материального производ-
ства, конечно, изменялось неоднократно. Было время,
когда физическая сила человека была основным энерге-
тическим фактором производства. По мере использования
все более мощных источников энергии природного окру-
жения на смену энергетическим функциям человека при-
шли технологические функции — инструментальная и
ручная работа на станках, машинах и других механизмах.
С развитием машин и оборудования со сложными систе-
мами, с автоматическим управлением и технологические
функции передаются техническим средствам, а человек
корректирует и направляет их деятельность. Эта регули-
рующе-контрольная функция человеческого труда автома-
тизируется с помощью кибернетических устройств, и, та-
ким образом, вслед за автоматизацией физического труда
приходит автоматизация труда умственного. Однако в лю-
бых системах автоматического регулирования человек
остается решающим звеном, а поэтому при проектирова-
нии самых совершенных машин учитываются критерии
взаимосоответствия человека и машины.
Таким образом, в технике коммуникации и автомати-
ческого регулирования производственных процессов,
т. е. в сферах общения и труда, в двух решающих обла-
стях человеческой деятельности, произошла встреча тех-
нических и антропологических наук. Обе группы наук не
только развиваются рядом, но и все глубже взаимопрони-
кают друг в друга. К ним присоединяется еще одна но-
вейшая область техники — вычислительная в широком
смысле слова, включающая разнообразные электронно-
вычислительные устройства, «думающие» машины, авто-
матические средства экономического управления, плани-
рования и учета, научного исследования и моделирования
творческой деятельности человека.
Теперь технические науки входят в третью, главней-
шую сферу человеческой деятельности. Вслед за трудом

(автоматизация производства) и общением (средства
коммуникации) техника вплотную подошла к познанию,
усиливая, таким образом, самые важные сущностные силы
человека как субъекта труда, общения и познания. Обра-
зование этих новых связей между техническими и антро-
пологическими науками — весьма примечательное явле-
ние современности. Вряд ли кто-либо из антропологов в
начале нашего столетия допускал возможность таких
связей. Даже сравнительно недавно антропология и дру-
гие специальные науки о человеке (психология, анатомия
и физиология человека, гигиена и т. д.) представляли
собой обособленную систему наук, располагавшуюся на
периферии биологии и истории.
В середине нашего столетия изменилось, причем весь-
ма существенно, положение антропологических наук в
общей системе биологического знания. Прежде всего сле-
дует отметить формирование в качестве крупной антропо-
логической науки теоретической медицины и синтезиро-
вание в ней важнейших достижений всех биологических
наук применительно к норме и патологии человеческого
организма. Можно сказать, что через теоретическую ме-
дицину и все медицинские науки биология в целом все
более вовлекается в научное познание человека. Вместе
с тем общебиологическая и антропологическая направлен-
ность медицинских наук приводит к некоторым сущест-
венным дополнениям ее предмета. Не только патология,
соизмеряемая с эталонами нормы, но и сама норма, или
природа здоровья, становятся предметом медико-биологи-
ческих исследований, специализирующихся на анализе
тех или иных параметров человеческого развития. Эволю-
ционные и генетические концепции современной биологии
применяются к изучению этих параметров при помощи
ее аналитических методов, глубоко проникающих в при-
родные свойства человеческого развития. Особенно важно
отметить прогресс биологических наук в изучении отдель-
ных онтогенетических свойств индивидуального развития,
связанных с наследственной программой и структурой
филогенетического развития.
В естественных науках накоплены данные об отдель-
ных классах природных свойств человека. Достаточно со-
слаться на ряд научных дисциплин, возникших в нашем
столетии, каждая из которых точно соответствует одному
из видов этих свойств.

Первой из них является возрастная физиология и мор-
фология, именуемая иногда возрастной биологией, онто-
физиологией и т. д. В ее структуру включается серия
учений о росте и созревании, зрелости, старении и старо-
сти (геронтология). Специальное изучение возрастных
особенностей и основных фаз онтогенетического развития,
как известно, составляет важную область современной
психологии, подразделяющейся на «детскую», «возраст-
ную», «генетическую». Углубленное биохимическое, био-
физическое, морфологическое, экспериментально-генети-
ческое исследование возрастных особенностей позволяет
определить их как первичные свойства индивида, обна-
руживаемые на всех уровнях жизнедеятельности, вклю-
чая молекулярный.
Второй специальной дисциплиной новейшего времени
является сексология, т. е. изучение закономерностей по-
лового диморфизма в филогенезе — онтогенезе, включая
сложнейшие психофизиологические характеристики этого
диморфизма у человека, связанные с историей естествен-
ного разделения труда, брака и семьи, с воспитанием
и т. д. Несомненно, на развитие сексологии сильно повлия-
ла психоаналитическая концепция Фрейда. Однако было
бы ошибочным полагать, что вся сексология содержит
гипертрофию либидо и состоит лишь из спекулятивных
теорий. Благодаря успехам экспериментальной генетики,
эмбриологии, эндокринологии, биохимии и других наук
механизм образования пола, периодизация полового ди-
морфизма и его влияние на общесоматическое и нервно-
психическое развитие человека раскрываются с большой
глубиной. Имеются основания считать, что эти свойства
индивида непосредственно связаны с его генотипической
организацией и проявляются на всех уровнях жизнедея-
тельности и поведения.
Третья научная дисциплина новейшего времени — со-
матология — учение о целостности человеческого тела, его
структурно-динамической организации, типах телосложе-
ния и т. д. В отличие от прежних учений о конституцио-
нальных типах, в которых преобладало психоморфологи-
ческое параллелистическое представление, конституцио-
нальную структуру телосложения человека ныне рассмат-
ривают как соединение гуморально-эндокринных и мета-
болических характеристик с более точным комплексным
определением параметров морфологической структуры че-

ловеческого тела. Все большее значение придается кор-
реляции между общесоматическими и нейропсихическими
особенностями человека, ведущей роли центральной
нервной системы в общей системе нейрогуморального ре-
гулирования. В связи с развитием комплексных подходов
к изучению человечества соматология, как и сексология,
несомненно займет надлежащее место в системе изучения
человека и законов его онтогенетического развития.
Четвертая научная дисциплина — типология высшей
нервной деятельности — полностью обязана своим возник-
новением и развитием советской науке. Физиологические
и психологические исследования нейродинамических
свойств человека открыли эпоху в познании природных
особенностей личности. Без преувеличения можно ска-
зать, что типология высшей нервной деятельности состав-
ляет самую общую основу таких наук, как психология,
медицина и педагогика.
Имеются основания считать, что объекты онтофизио-
логии и возрастной психологии, сексологии, соматологии
и типологии высшей нервной деятельности — определен-
ные свойства индивида — являются исходными, первич-
ными особенностями человеческой природы. Поэтому
комплексное изучение природы человека располагает сво-
дом знаний, накопленных каждой из этих дисциплин. Од-
нако при комплексном изучении человека как индивида
нельзя ограничиться суммированием сводных данных,
взятых из каждой дисциплины порознь. Основная и самая
сложная задача — обнаружить взаимосвязи между пер-
вичными природными свойствами. Эта задача является
одной из очередных для современной прикладной антро-
пологии, поскольку исследования разнородных взаимосвя-
зей между первичными природными свойствами откры-
вают пути для управления ими в процессе воспитания,
лечения и охраны здоровья человека, а также в целях
обеспечения необходимой структуры потребления в систе-
мах массового обслуживания населения.
Особенно важно знать, какие из связей (и между ка-
кими именно свойствами) существенны для образования
сенситивных состояний развития, благоприятствующих
эффективности воспитания и обучения. Использование в
современных исследованиях разнообразных приемов кор-
реляционного и факториального анализа позволяет доволь-
но точно определить меру и тенденцию внутренних

взаимосвязей между онтогенетическими свойствами,
влияющими на психическое развитие.
Несомненно, количественное описание и определение
взаимосвязей между различными сторонами и компонен-
тами человеческого развития имеют исключительное зна-
чение для современного человекознания, так как такое
определение способствует пониманию целостности челове-
ческого развития. Применяемые в человекознании методы
современной математики следует полнее использовать для
интеграции всех знаний о человеке и их приложений в
системе единой и общей теории, охватывающей все воз-
можные аспекты изучения человека. Современная наука
еще не располагает такой теорией, хотя, несомненно, на-
ходится на пути к ее созданию. Решающее значение в этом
смысле имеет сближение естествознания и общественных
наук на почве диалектического материализма.
Выдвижение проблемы человека в центр всей совре-
менной науки связано с принципиально новыми взаимо-
отношениями между науками о природе и об обществе,
так как именно в человеке объединены природа и исто-
рия бесчисленным рядом связей и зависимостей.
Общественно-исторические законы человеческого раз-
вития, опосредствующие его природу, механизмы и дина-
мику функций, все больше учитываются естествоиспыта-
телями. Социальные факторы индивидуального развития
человека не только дополняют абиотические и биотиче-
ские факторы в их воздействии на это развитие, но и ре-
гулируют их взаимодействие. Для характеристики поло-
жения проблемы человека в современной науке весьма
важны изменения, происходящие в структуре гуманитар-
ного знания. Возникают многие новые научные дисцип-
лины, дополняющие уже существующие общественные
науки (например, социологию, этику, педагогику и др.).
Среди новых гуманитарных дисциплин, имеющих
важнейшее значение для общей теории человекознания,
следует отметить эргономику, которую можно было бы
определить как специальную науку о трудовой деятельно-
сти человека. Поскольку эта деятельность не может быть
определена только характеристиками свойств человека как
организма и субъекта, требуется исследование техники и
технологии, составляющих социальный и вещественный
аппарат трудовой деятельности. Поэтому эргономика
представляет собой и особый подход к этой технике как

к совокупности усилителей, преобразователей и ускорите-
лей психофизиологических функций человека. Наконец,
важный аспект эргономики составляет экономическая ор-
ганизация производства и социальные функции работы
человека.
Весьма примечательно возникновение специальной
дисциплины о знаковых системах (как языковых, так и
неязыковых) — семиотики. Для изучения механизмов
культурного развития человека эта дисциплина имеет
столь же важное значение, как эргономика для понима-
ния его трудовой деятельности.
Из новых дисциплин следует особо отметить аксиоло-
гию — науку о ценностях жизни и культуры, исследую-
щую важные стороны духовного развития общества и
человека, содержание внутреннего мира личности и ее
ценностные ориентации. Семиотика и аксиология, будучи
философскими дисциплинами, приобретают вместе с тем
черты конкретных специальных наук в системе познания
человека как субъекта и личности.
На базе психологии, логики и теории познания, с од-
ной стороны, нейрофизиологии и биофизики — с другой,
складывается эвристика — общая теория мыслительных
поисков и творческого мышления человека. Параллельно
с нею развивается науковедение как общественно-истори-
ческая дисциплина, а также более специальные психоло-
гические дисциплины (психология науки, психология
искусства и т. д.) как исследования видов творческой
деятельности. Пограничными дисциплинами являются
психолингвистика, объединяющая психологию речи и об-
щения с общей теорией языка, характерология, объеди-
няющая психологию личности с социологией и этикой,
а также все области прикладной психологии (инженер-
ная, экономическая, юридическая, педагогическая и т. д.).
Некоторые из перечисленных дисциплин носят не толь-
ко специализированный, но и комплексный характер,
объединяющий на изучении тех или иных характеристик
человека отдельные части наук, относящихся к различ-
ным областям познания.
Для развития современной науки, как известно, ха-
рактерно совмещение двух противоположных тенденций —
все более возрастающей дифференциации и все более мощ-
ной интеграции различных наук. Возникновение в послед-
ние десятилетия специальных дисциплин объясняется,

конечно, растущей дифференциацией и прогрессом ана-
литических методов науки. Однако в области человеко-
знания эта тенденция теснейшим образом переплетается
с синтетическими подходами к реальным целостным, или
сложным, видам человеческой деятельности. Поэтому
специализация знания в этой области чаще всего соче-
тается с комплексным объединением отдельных частных
учений в общую теорию того или иного образования,
свойства или вида человеческой деятельности.
Выдвижение проблемы человека в качестве общей для
всей современной науки коренным образом изменяет по-
ложение психологии в системе наук, поскольку именно
психология становится орудием связи между всеми об-
ластями познания человека, средством объединения раз-
личных разделов естествознания и общественных наук
в новом синтетическом человекознании. Однако интегра-
ция этих наук, сочетающаяся с дальнейшим развитием
их специализации, определяется прежде всего прогрессом
философского учения о человеке.
Потребность в едином фундаментальном учении о че-
ловеке остро ощущается в различных областях общест-
венной практики.
Стремление преодолеть частичность и односторонность
в практической работе с людьми, связать воедино различ-
ные виды этой работы становится все более характерным
для жизни нашего общества.
Оптимизация производства в современных условиях
связана с оптимизацией управления и рациональной ор-
ганизацией труда. Проблемы научной организации труда
решаются на всех уровнях хозяйства и управления. В по-
давляющем большинстве эти проблемы касаются челове-
ческих факторов производства. Эти факторы особенно
важны для структуры потребления, являющегося своего
рода обратной связью в производстве. Организация обслу-
живания в соответствии со структурой потребностей че-
ловека и требованиями современности имеет огромное
значение для общей системы управления экономической
жизнью общества. В настоящее время с человекознанием
соприкасаются политическая экономия и конкретные
экономические науки, все чаще связывающиеся с антро-
полого-психологическими, социологическими, педагогиче-
скими и медико-биологическими аспектами исследования
человека.

Весьма существенные сдвиги происходят в структуре
здравоохранения, для которого характерны тенденции
сближения с общей организацией образа жизни людей и
воспитанием в широком смысле слова.
Для современной медицины характерно сочетание хи-
рургии и терапии с профилактикой и гигиеной. Все боль-
шее внимание наряду с познанием природы болезней уде-
ляется здоровью и комплексу факторов, повышающих
жизнеспособность, жизнестойкость и долголетие человека.
Отсюда преодоление биологической и патофизиологической
ограниченности старой медицины, ее чисто соматическо-
го направления, все возрастающее внимание к социаль-
но-экономическим, технико-культурным, морально-психо-
логическим условиям жизни людей, определяющим нор-
мальное функционирование организма человека. Сближе-
ние медицины с экономикой и техникой (например, в ин-
дустриальной медицине), особенно с педагогикой, — одна
из тенденций в развитии современного здравоохранения.
В развитии педагогики и народного образования пре-
обладает идея системы воспитания как направленного
воздействия общества на формирование индивида, систе-
мы, в которой умственное образование и обучение нераз-
рывно связаны с нравственным, эстетическим и физиче-
ским воспитанием, с одной стороны, и производственно-
политехническим — с другой.
В современных условиях возросло значение педагоги-
ческой организации образа и режима жизни подрастаю-
щего поколения, а также различных средств физическо-
го воспитания. Все это говорит о существенном сближе-
нии воспитания с гигиеной и профилактикой, со всей
системой охраны и укрепления здоровья и обеспечения
долголетия.
Таков объективный ход развития практики, наиболее
интенсивный и быстрый в условиях социалистического
общества. Этот ход связывает различные виды обществен-
ной жизни и управления, сближая науки, ранее далекие
друг от друга.
Итак, не только наука, но и практика испытывает
потребность в единой теории человекознания, в сближе-
нии и интеграции всех средств познания человека и ру-
ководства его развитием. Естественно, основу такой об-
щей теории должна составлять философия, для которой
человек — великая, вечная и универсальная проблема.

ФИЛОСОФСКОЕ ОБОБЩЕНИЕ ЗНАНИЙ О ЧЕЛОВЕКЕ
И ИНТЕГРАЦИЯ НАУЧНЫХ ДИСЦИПЛИН
Современная советская философия в новых историче-
ских условиях социалистического развития и гигантского
научно-технического прогресса развивает марксистско-
ленинское учение о человеке. Естественно, именно к со-
временной марксистской философской литературе по про-
блеме человека должно быть привлечено внимание всех
тех, кого интересует построение подлинно научной мето-
дологии комплексного изучения человека и общества.
Большинство современных философов-марксистов по-
лагают, что лишь философия, а не какие-либо другие
науки в отдельности или в совокупности, может осветить
проблему человека в целом, т. е. стать подлинной теорией
целостного человека. Эту мысль Ф. В. Константинов сфор-
мулировал следующим образом: «Антропология и психо-
логия, политическая экономия и этика, юриспруденция и
история, каждая отрасль социальной науки ставит или
освещает ту или иную сторону проблемы человека, и толь-
ко философия, опираясь на названные отрасли знания,
в состоянии осветить проблему человека в целом, рас-
крыть его сущность, закономерность его бытия»* [Кон-
стантинов Ф. В., 1964, с. 85]. Крайне усложняющаяся
система изучения человека, охватившая почти весь диа-
пазон познания (от физико-математических наук до гу-
манитарных), предъявляет новые требования к философ-
скому учению о человеке, которым способна удовлетво-
рить лишь марксистско-ленинская философия. Разумеет-
ся, для этого сама философия в современных условиях
должна «опираться» (по словам Ф. В. Константинова) на
большой ряд специальных наук, многие из которых воз-
никли лишь в последние десятилетия. Имеются в виду,
конечно, не извлечения из этих наук в качестве иллю-
страции того или иного философского положения, а тео-
ретическое исследование и обобщение разнородных науч-
ных данных в целях открытия общих свойств и законо-
мерностей человеческого развития, которые еще далеко
не полностью изучены.
* Позднее Ф. В. Константинов говорил: «Человек, личность, со-
знание — это прежде всего, конечно, философские, социологи-
ческие и психологические проблемы. Личность — это общий
предмет и философии, и психологии» (Константинов Ф. В.,
1967, с. 349).

В сфере человекознания, как показал опыт последних
десятилетий, все больше открывается глубина непознан-
ного, недостаточность нашего знания исторической при-
роды человека и гигантского потенциала этой природы.
Поэтому создание новых дисциплин и междисциплинар-
ных связей между науками о человеке следует расцени-
вать как новый подступ к фронтальному наступлению
науки на непознанные еще явления и законы человече-
ского развития, как важнейший момент, предшествующий
великим открытиям в этой области.
Понимание перспектив и стратегии исследований в об-
ласти человекознания, неразрывно связанное с отчетли-
вым осознанием нерешенности ряда ее проблем, основы-
вается на фундаменте накопленных научных данных и
относительном решении других проблем. Такое понимание
есть вместе с тем убеждение в принципиальной познавае-
мости законов человеческого развития, сущности чело-
века, исключающее всякую возможность агностицизма,
вновь распространившегося в современной идеалистиче-
ской философии, особенно в экзистенциализме.
Различные концепции экзистенциализма используют
нерешенность ряда проблем человекознания или крайнюю
сложность их решения в качестве аргумента принципи-
альной непознаваемости человеческой сущности и особен-
но внутреннего мира человека. В этом плане представля-
ется весьма уместным критическое замечание Т. И. Ойзер-
мана по поводу мистификации проблемы человека экзи-
стенциализмом, «исходным положением которого является
утверждение, что история общества, совокупный челове-
ческий опыт, развитие науки о человеке не только не
приблизили нас к познанию человека, но, напротив, все
более удаляют нас от этой цели. Именно в этом смысле
следует понимать следующие изречения Г. Марселя:
«Хотя мы все более и более узнаем о человеке, его сущ-
ность, по-видимому, все менее и менее для нас ясна.
Я даже склоняюсь к тому, чтобы поставить вопрос так:
не делает ли нас в конечном счете слепыми именно это
обилие знаний о частностях. Итак, экзистенциализм вы-
ступает как учение о принципиально якобы непознавае-
мой (все более непонятной, непостижимой) сущности
человека» [Ойзерман Т. И., 1964, с. 331].
В другой своей критической работе «Философия кри-
зиса и кризис философии» Т. И. Ойзерман вновь подчер-

кивает эту агностическую позицию экзистенциализма. Он
пишет: «Экзистенциализм объявляет предметом своего ис-
следования человека, но вместе с тем считает, что чело-
век непознаваем, многообразные знания о человеке, по
мнению экзистенциалистов, все далее уводят нас от по-
нимания человека» [Ойзерман Т. И., 1966, с. 38].
Спекуляция на трудностях познания и непознанности
отдельных сторон и законов человеческого развития со-
ставляет важный момент агностицизма, который, конечно,
нельзя преодолеть декларативным провозглашением ре-
шенности всех основных проблем человекознания и позна-
ваемости законов человеческого развития. Между тем в
некоторых работах по критике современного экзистенциа-
лизма проскальзывают подобные декларативные утвержде-
ния, порождающие иллюзии решенности нерешенных
проблем и нередко сводящие всю совокупность наук, не-
обходимую для их решения, лишь к социологии.
Скептическое отношение экзистенциализма к наукам
о человеке вытекает из самой сути этой философии, яв-
ляющейся одним из течений идеалистического антрополо-
гизма. Философская антропология, или онтология челове-
ка, в экзистенциалистском толковании направлена не
только против исторического материализма, но и против
философской антропологии материализма вообще, фило-
софских проблем человека в диалектическом материализ-
ме особенно. Надо учесть, что одной из самых фундамен-
тальных проблем диалектического материализма является
человек как субъект познания, отражающий объективный
мир и преобразующий его посредством практики. Гносео-
логический и психологический анализы субъекта в его
обусловленности объективной действительностью и обще-
ственной практикой тесно связаны с решением проблемы
человека как личности в историческом материализме. Но
отождествление этих двух проблем было бы серьез-
ной ошибкой, и потому вряд ли правильно считать исто-
рический материализм единственным учением марксизма,
решающим проблему человека. В теории диалектического
материализма важное место занимает единство законов
природы и общества, специфическое проявление этого
единства в человеческом развитии. И именно на основе
такого понимания в историческом материализме решают-
ся проблема антропогенеза и социогенеза в их единстве,
проблема социально-биологических связей и т. д. Все

онтологические, гносеологические и социологические про-
блемы человека в марксистско-ленинской философии на-
столько тесно связаны общим направлением материали-
стической диалектики, что их лишь условно можно отде-
лить и обособить друг от друга.
Марксистская критика философской антропологии
Л. Фейербаха и ленинская критика ограниченности ант-
ропологического принципа Н. Г. Чернышевского хорошо
известны. Именно через преодоление этих антропологиче-
ских толкований материалистической философии и особен-
но натуралистического толкования человеческой сущности
возможно было полностью утвердить исторический мате-
риализм как научную теорию общественного развития.
Однако из этого факта вовсе не следует, что марксистско-
ленинская философия общества отвергает все идеи мате-
риалистического антропологизма в отношении природы
самого человека.
Критика антропологического принципа в материалисти-
ческой философии, особенно в системе Чернышевского,
не всегда велась с правильных марксистско-ленинских
позиций. Антропологизм Чернышевского нельзя рассмат-
ривать лишь в качестве антипода исторического материа-
лизма, тем более что Чернышевский вплотную подошел к
материалистическому пониманию общественной жизни
современной ему России. Нельзя забывать, что философ-
ский материализм Чернышевского и его соратников яв-
лялся теоретической основой революционной демократии,
сыгравшей важную роль в освободительном движении
русского народа. Антропологический принцип материа-
листической философии революционных демократов явил-
ся основой гуманистических идей, впервые распростра-
ненных ими на весь народ, на каждого человека во имя
блага всего народа. Историческая и философская ограни-
ченность такого антропологизма достаточно вскрыта на-
шей критикой. Но при этом нередко затеняется прогрес-
сивная сторона философского антропологизма, а именно
монистическое понимание человека как целого, преодо-
ление психофизического дуализма, стремление вскрыть
единство общественного и естественного в структуре чело-
века, являющегося одновременно высшим, сложнейшим
организмом и общественным индивидом.
Материалистический монизм революционных демокра-
тов, выступивший в форме философского антропологизма,

соответствовал тенденциям развития современной им нау-
ки. В их время начался процесс объединения разных ес-
тественных и общественных наук, исследующих пробле-
му человека. Первоначально антропология трактовалась
как система наук о человеке, хотя в дальнейшем произош-
ло известное ограничение ее предмета специальным раз-
витием антропологии как отдельной науки, изучающей
изменение природы человека под влиянием общественно-
исторических условий. Но стремление к целостному на-
учному познанию человека в единстве его физического,
умственного и нравственного развития, его природы и
общественных свойств проходит красной нитью через
прогрессивные направления русской научной мысли вто-
рой половины XIX в.
В сокровищницу мировой педагогики вошел классиче-
ский труд К. Д. Ушинского «Человек как предмет воспи-
тания», имеющий выразительный подзаголовок «Опыт пе-
дагогической антропологии». В XX в. замечательный рус-
ский ученый П. Ф. Лесгафт был последним представите-
лем подобного антропологического подхода к различным
сторонам развития человека. Ему принадлежит честь со-
здания функциональной анатомии человека, обнаружив-
шей глубокие влияния экономических условий и процесса
труда на изменение структуры и динамики человеческого
организма. Одновременно он создает оригинальное учение
о типах, темпераменте и характере человека, в котором
вскрывает решающую роль общественной среды и воспи-
тания в формировании человека. Им создана научная
теория физического воспитания, связывающая его с вос-
питанием нравственным и умственным. В различных тру-
дах Лесгафта по анатомии и физиологии, психологии и
педагогике, гигиене и общей теории развития организма
человек выступает как целостный организм и обществен-
ный индивид одновременно. Хотя труды Чернышевского
и других революционных демократов, а также труды
К. Д. Ушинского, П. Ф. Лесгафта далеко не тождествен-
ны по своим общественно-политическим и философским
основам, однако их сближает стремление к целостному
научному знанию о человеке, продиктованное страстным
гуманизмом.
Чем же объяснить тот факт, что последующее разви-
тие науки отошло от «антропологизма», осуществлялось
преимущественно в разных, обособленных друг от друга

направлениях? Одной из главных причин явился кризис
науки в капиталистическом обществе, захвативший и об-
ласть наук о человеке. Вследствие этого кризиса идеали-
стические и дуалистические концепции заняли господст-
вующее положение. Буржуазные ученые противопостави-
ли философскому антропологизму теорию двух факто-
ров — биологического и социального — в развитии чело-
века. За психофизическим дуализмом последовал дуализм
«биосоциальный», особенно проявивший себя в социологи-
ческом учении Дюркгейма, в психоанализе Фрейда, в кон-
ституционализме ряда клиницистов (Кречмера, Матеса
и др.). Этому биосоциальному дуализму метафизический
материализм не мог противопоставить ничего, кроме ант-
ропологического принципа, в свое время сыгравшего про-
грессивную роль, но не вскрывшего сложную диалектику
естественного и общественного в развитии человека.
Одной из причин отхода от антропологического прин-
ципа как целостного подхода к изучению человека явля-
лась все большая дифференциация научных знаний в об-
ласти как естествознания, так и общественных наук. Соз-
дание философских основ единой теории развития
человека стало возможным лишь на основе марксистского
диалектического метода, общего для естествознания и
наук об обществе.
В современной советской науке созданы все необходи-
мые предпосылки для объединения естествознания и об-
щественных наук на основе целостного познания челове-
ка. Наступило то время, которое предвидели К. Маркс и
Ф. Энгельс, предсказавшие, что естествознание и обще-
ственно-исторические науки сольются в единую науку об
исторической природе человека.
Некоторые области советской науки — антропология,
археология, экспериментальная фонетика, психология,
физиология высшей нервной деятельности — существенно
продвинулись к построению такой теории развития чело-
века.
Советская антропология с помощью археологии и срав-
нительной анатомии, а частично сравнительной этногра-
фии и языкознания привела к дальнейшему развитию
марксистской теории антропогенеза, основы которой за-
ложил Ф. Энгельс. Принципиальное значение для по-
строения будущего исторического естествознания челове-
ка имеет созданное в советские годы учение И. П. Пав-

лова о двух сигнальных системах высшей нервной дея-
тельности человека.
И. П. Павлов считал бесспорным социальный генезис
второй сигнальной системы, порожденной языком как
особым общественным явлением. Уже доказано прямое
влияние общественно-трудовой практики людей на выс-
шую нервную деятельность человека в целом, начиная с
ее первой сигнальной системы. Исторический подход к
рефлекторной деятельности головного мозга человека, яв-
ляющегося органом сознания, приобретает признание все
большего числа естествоиспытателей в области анатомии,
морфологии, физиологии, клинической неврологии. Благо-
даря такому подходу естествознание сближается с обще-
ственно-историческими науками, что открывает новые
пути целостного научного познания человека, которому в
современных условиях должна соответствовать система
наук о человеке, объединяющая различные области есте-
ствознания и общественных наук.
Именно классики марксизма предвидели воссоедине-
ние истории и естествознания в изучении человека, обра-
зование в будущем исторического естествознания чело-
века. Все развитие общественных и естественных наук
осуществлялось в этом направлении, и современное чело-
векознание по существу своему есть историческое есте-
ствознание человека.
Не отделение человека как субъекта и объекта исто-
рии от природы, не игнорирование человеческой природы
как биологического начала в человеческой организации,
а диалектическое единство истории и природы, преобразо-
вание природы историческим развитием — такова тради-
ция марксизма. К этому следует добавить, что в маркси-
стской теории познания сознание рассматривается как
историческая категория и продукт общественного разви-
тия человека, хотя, разумеется, оно есть функция мозга,
т. е. особым образом организованной материи. Вместе с
тем сознание субъективно и не отделимо от субъекта, ко-
торым является сам человек как общественный и естест-
венный индивид. Единство истории и природы в развитии
человека — таково монистическое понимание человека,
ставшее одним из величайших завоеваний науки. Именно
из этих монистических позиций, впервые радикально
устранивших дуализм в понимании человека (социобио-
логический и психофизиологический), следует исходить

как при позитивном решений проблем человекознания,
так и при критике современной буржуазной философии,
в том числе и экзистенциализма. Различные концепции
идеалистической философской антропологии мистифици-
руют проблемы личности, индивидуальности, «я» путем
их обособления от социальной и физической жизни ин-
дивидов, как это делал в свое время Макс Штирнер, кри-
тика которого основоположниками марксизма общеизвест-
на. Именно в этом обособлении заключен гносеологиче-
ский смысл игнорирования так называемой философской
антропологией достижений современного естествознания,
психологии, общественных наук в изучении человека.
Дело в том, что из современной научной картины челове-
ческого развития никак не следует вывод о природных
истоках отчуждения.
В одной из своих работ Т. И. Ойзерман, критикуя
экзистенциалистскую концепцию, согласно которой источ-
ником отчуждения является антропологическая природа
человека, пишет: «Эта концепция увековечивает отчужде-
ние, изображая его независимым от каких-либо историче-
ских условий и социально-экономической структуры об-
щества. Речь идет о противоположности полов, о возра-
стных различиях и в особенности о неповторимости
каждого отдельного человеческого существования, о чело-
веческой смертности, которая-де определяет характер ин-
дивидуальной жизни и составляет ее основной тон.
Само собой разумеется, что марксизм-ленинизм ни в
малейшей мере не отрицает существенности антропологи-
ческой характеристики личности, значения антропологи-
ческих, в частности половых и возрастных, различий; все
это, как известно, учитывается марксизмом не только тео-
ретически, но и практически в политике социалистиче-
ского государства и т. д.» [Ойзерман Т. И., 1964, с. 114].
Как видим, к «антропологическим характеристикам
личности» автор относит возраст, пол, состояние здоровья,
продолжительность жизни — в общем человеческий орга-
низм и его жизнедеятельность, правильно указывая, что
все эти характеристики так или иначе социально обус-
ловлены и в связи с этим исторически преобразуются. Од-
нако их обратное влияние на общественные функции че-
ловека и реальный процесс его жизни в обществе не под-
черкивается.
Впрочем такая позиция до недавнего времени была

достаточно распространена среди наших философов и со-
циологов. Поэтому игнорировался конкретный демографи-
ческий состав общества и возрастно-половая структура
народонаселения не считалась важной социальной про-
блемой. В этой структуре возраст и пол выступают уже
не только в качестве антропологических характеристик
человеческого индивида, а в качестве социальных факто-
ров, оказывающих влияние на общий объем трудоспособ-
ности («экономической активности»), на его потенциал,
не говоря уже о воспроизводстве населения. Над всеми
этими проблемами работают и практически их решают
различные государственные органы нашей страны и науч-
ные учреждения. Накопленный опыт постановки и реше-
ния этих задач давно ожидает своего философского
осмысления и обобщения. В связи с этим особенно важно
положительное обобщение опыта социалистического об-
щества и Советского государства, которое стремится на
практике превратить обстоятельства жизни в «человеч-
ные», соответствующие всем антропологическим харак-
теристикам человека.
Достижения конкретных наук о человеке обобщаются
не на самом высоком уровне интеграции вследствие того,
что человек как предмет научного познания в современ-
ной философской литературе занимает еще недостаточ-
ное место. В большей степени внимание философов со-
средоточено на понятиях «человек», «человечность» и т. д.
как исторически классовых по своей сущности явлениях
отражения. Действительно, философский анализ понятий
человекознания имеет важное значение. П. Н. Федосеев
убедительно показал, что само понятие «человек» пред-
ставляет собой продукт социальной теории. Социальная
область, равно как и социальная теория, всегда служила
ареной ожесточенной борьбы интересов [Федосеев П. Н.,
1964, с. 6]. Поэтому в процессе исторического развития
изменились как понятие «человек», так и область жизни
людей, на которую распространялось попятие «человеч-
ность». Интересно отметить, что эти понятия все более
«демократизировались» и вместе с тем как бы «персони-
фицировались» в том смысле, что слова «человек — лич-
ность» стали взаимообратимыми понятиями. Но не менее
существенны для буржуазной идеологии идентификация
понятия личности с частной собственностью и определе-
ние масштаба личности мерой обладания.

Разоблачение фальши буржуазного абстрактного гу-
манизма, критика различных реакционных направлений
философской антропологии занимают одно из централь-
ных мест в советской философской литературе.
В отношении современной идеалистической философ-
ской антропологии В. Г. Мысливченко и П. Р. Корнеев
правильно заметили, что если антропологические фило-
софские системы нарождающейся буржуазии носили пре-
имущественно натуралистический характер (человек рас-
сматривался как часть природы и его свойства выводи-
лись из свойств естественного мира), то в современной
философской антропологии «проблема человека решает-
ся на основе виталистической биологии и иррационали-
стической психологии. Таким образом, антропологический
принцип в буржуазной философии превратился в сред-
ство обоснования идеалистических концепций человека,
в средство фальсификации действительных проблем чело-
века и общества» [Мысливченко В. Г. и Корнев П. Р.,
1965, с. 37].
К этому надо добавить, что подобная фальсификация
связана с искажением или третированием современных
научных знаний о человеческом развитии. Поэтому все
более острыми становятся противоречия между философ-
ской антропологией и конкретными науками о человеке,
теоретическими и прикладными. Вместе с тем нельзя не
отметить сохраняющегося влияния идеалистической фи-
лософской антропологии в некоторых направлениях кли-
нической медицины. Необходимо положительное материа-
листическое решение проблем органического развития
человека в условиях современного социального и техниче-
ского развития. В этой связи надо упомянуть марксист-
ские работы английского философа Д. Льюиса, уделив-
шего некоторое внимание вопросу взаимосвязи социально-
го и биологического в человеческом развитии [Льюис Д.,
1964].
Современная марксистская философия реализует мо-
нистический подход к человеку, рассматривая в единстве
физическую и психическую его природу.
Вместе с тем единство социального и биологического
всегда учитывается при объяснении механизма действия
социальной причинности через совокупность внутренних
условий человеческого организма.

Наиболее интересные учения в области общей пато-
логии и гигиены, антропологии, демографии, геронтоло-
гии, психофизиологии и других наук связаны с изуче-
нием социальных факторов долголетия, акселерации, глу-
боких изменений в структуре заболеваний и т. д. В этом
отношении примечательны явления сильно прогрессирую-
щей модальной и нормальной продолжительности жизни
человека, эволюционирующих в процессе исторического
развития общества.
Социально обусловленное развитие человеческой жиз-
недеятельности есть часть общефилософской проблемы
человека. Проблема жизни и смерти человека, деятель-
ности и сознания — в общем реального бытия человека в
конкретно-исторических условиях — не может быть узур-
пирована экзистенциализмом и другими направлениями
идеалистического антропологизма в современной буржуаз-
ной философии.
Проблема человека и его жизни в обществе и приро-
де не сводится лишь к социологии личности, как бы ни
была важна эта сторона вопроса. Существуют и другие
стороны этой общей для современной науки проблемы
(онтологическая, гносеологическая, психологическая,
естественнонаучная). Синтез этих сторон в едином фило-
софском учении о человеке, вероятно, будет осуществ-
ляться по тому же пути, который В. И. Ленин считал
важнейшим для теории познания и диалектики. Он выде-
лил «те области знания, из коих должна сложиться тео-
рия познания и диалектика»*, а именно: историю фило-
софии и отдельных наук, историю умственного развития
ребенка, историю умственного развития животных, исто-
рию языка, психологию, физиологию органов чувств. Со-
единение общественно-исторических и естественнонауч-
ных дисциплин по подобному принципу необходимо не
только для гносеологии, но и для онтологии человека.
Многообразие подходов современной науки к изуче-
нию человека, отмеченное выше, не является, конечно,
только следствием все большего расчленения теоретиче-
ской мысли. Это многообразие подходов есть отражение
многообразия самих феноменов человека, выступающего
как вид Homo sapiens и индивид, как человечество в его
* Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 29, с. 314.

историческом существовании и личность, как субъект и
индивидуальность.
Между всеми этими характеристиками человека суще-
ствуют многообразные взаимосвязи, относящиеся к раз-
ным классам зависимостей (структурных, функциональ-
ных, причинно-следственных и др.), объединяющих обще-
ство и природу. Познание этих взаимосвязей — необходи-
мое условие практического овладения управлением чело-
веческим развитием. Философское обобщение разнород-
ных научных знаний о взаимосвязях общественного и ин-
дивидуального развития человека является одним из важ-
нейших путей построения общей теории человекознания.
Комплексное изучение и решение крупных проблем об-
щественного развития (например, повышения производи-
тельности труда и технического прогресса, построения
оптимальных режимов воспитания и т. д.) должны осно-
вываться на известной общей теории связей между от-
дельными характеристиками этого развития.
По мере увеличения числа специальных дисциплин и
аспектов в том или ином исследовательском комплексе
потребность в общей теории становится все более настоя-
тельной. Это достаточно ясно обнаруживается при анали-
зе современного состояния проблем, связанных с техниче-
ским прогрессом и новыми взаимоотношениями между че-
ловеком и машиной.
В современных условиях автоматизации производства
качественно изменяются соотношения между человеком
и машиной. Вместе с развитием техники автоматического
регулирования и дистанционного управления машинами
все большее значение приобретает оператор, связанный с
другими, автоматическими звеньями системы управления.
При изучении этих взаимосвязей между человеком и ма-
шинами в одной системе управления необходимо исполь-
зовать количественные методы новейшей теории инфор-
мации и общие законы управления и регулирования, со-
ставляющие предмет кибернетики. В этом изучении при-
нимают участие, конечно, не только математики, физики
и специалисты по теории автоматического регулирования,
но и специалисты в области антропологических наук (пси-
хологии, психофизиологии, физиологии человека, гигиены
труда и т. д.). Общим языком для них все больше стано-
вится язык кибернетики и теории информации, с помощью
которого можно в допустимых пределах найти общее в

работе человека и автомата как управляющих систем или
своеобразных кибернетических машин, определить эффек-
тивные условия передачи информации от человека к ма-
шине и от машины к человеку, оптимальные характери-
стики управления и регулирования во всей системе
управления машинами, включающей человека и автома-
тические устройства. Специальные задачи именно в этой
области решает инженерная психология путем сравни-
тельного изучения особенностей информационных процес-
сов, обработки и сохранения информации, структуры ре-
гулирующих действий и т. д.
Положительное значение опыта моделирования и изу-
чения человека с «инженерной» точки зрения в теорети-
ческом отношении заключается в возможности глубже
проникнуть в одну из закономерностей общественного
развития естественной природы человека. Современная
автоматика является новым проявлением этой закономер-
ности социально-исторического опосредования природных
свойств человека.
Известно, что благодаря материальному производству,
особенно производству средств производства, общество во-
оружает человека самыми разнообразными техническими
средствами, бесконечно «усиливающими» естественные
органы человеческого тела, а подчас и создающими но-
вые подвижные функциональные системы или «функцио-
нальные органы», т. е. орудия в самом широком смысле
слова. С помощью таких технических средств человек воз-
действует на окружающую природу, изменяет ее, а в про-
цессе ее изменения преобразует и собственную природу.
В свете марксистского понимания историческая взаи-
мосвязь между органом и орудием раскрывается как одна
из существенных линий общественной детерминации при-
роды человека. Обратное влияние практической деятель-
ности человека на развитие его мозга и сознания было
впервые открыто марксизмом, а изучено лишь в наше
время, когда принцип обратной связи позволил обнару-
жить активное участие предметных действий и вообще
эффекторных актов в механизме рефлекторного кольца.
Благодаря прогрессу техники безгранично увеличива-
ется мощь воздействия человека на природные силы
внешнего мира. Первоначально это воздействие ограни-
чивалось сферой создания орудий, механизмов и машин,
являющихся усилителями мышечной силы человека. Та-

кие орудия позволяли замену энергетических и техноло-
гических функций человеческой руки соответствующими
приспособлениями. Именно в сфере физического произ-
водственного труда первоначально возникла система «ор-
ган — орудие», как ее выразительно назвал болгарский
философ-марксист Тодор Павлов. Такой системой впервые
стала человеческая рука, являющаяся, по определению
Энгельса, естественным органом, а вместе с тем и про-
дуктом труда. Рука человека развилась в непревзойден-
ную по своей универсальности сложную систему с обрат-
ной связью. Рука человека является полиэффекторным
органом, так как, кроме трудового действия, она стала
осуществлять функции познания внешнего мира, стала
органом восприятия — активного осязания, представляю-
щего собой сочетание тактильной и температурной чувст-
вительности с кинестезией. В эволюции самого осязания
все большее значение приобретала его инструментализо-
ванная, или опосредствованная, форма.
Но рука является не только комплексным органом
труда и познания. Ее полиэффекторность носит более ши-
рокий характер, так как рука участвует в процессах об-
щения и поведения благодаря своей выразительной, экс-
прессивной — жестикуляторной функции. В истоках же
этой поразительной полиэффекторности руки человека на-
ходится система «орган — орудие», первоначально сло-
жившаяся в сфере материального производства. Однако с
этой сферой «совместилось» развитие активного осязания
как специфически познавательной функции руки, а это
означало перенос принципа взаимосвязи органа и орудия
из сферы труда в сферу познания (правда, в сферу лишь
чувственной, образной его формы).
С успехами техники развились такие исторически сло-
жившиеся системы, как «рука + механические орудия»,
«глаз + оптика», «ухо + акустика». Благодаря такому
сочетанию органов человеческого тела — анализаторных
систем мозга — с орудиями бесконечно расширяется сфе-
ра чувственного познания, постепенно возрастает так на-
зываемая «разрешающая сила» органов чувств человека.
Можно сказать, что «каналы связи» и «информационные
системы» человеческого мозга на каждой ступени циви-
лизации таковы, какими их делает соединение со все со-
вершенствующимися техническими приспособлениями,
«орудиями» в самом широком смысле слова.

Одна из замечательных черт научно-технического раз-
вития в наше время заключается в том, что ныне эта же
закономерность распространяется за пределы чувствен-
ного познания, вторгается все более решительно в слож-
нейшую сферу логического познания. Современные уни-
версальные счетно-решающие устройства являются ору-
диями мыслительной деятельности, и именно в качестве
таковых они — логические автоматы. Смысл применения
кибернетических устройств заключается, конечно, не в
том, что они, «превосходя» человека, делают излишней
его роль в труде и творчестве, а в том, что они во-
оружают логическое познание и умственный труд тех-
ническими средствами, бесконечно «усиливающими»
мыслительные способности человека и повышающими
«разрешающую силу» всей мозговой деятельности в
целом.
Необходимость изучения человека как звена системы
управления машинами возникла в связи с непосредствен-
ными нуждами технического прогресса и имеет практиче-
ское значение для целей проектирования более совершен-
ных автоматов. Поэтому такое изучение подчас толкуется
односторонне, в плане так называемых человеческих фак-
торов — техники. Но не менее важна и другая, психолого-
антропологическая сторона, связанная с ролью техники
в развитии самого человека. Сочетание обеих сторон впер-
вые обусловило вовлечение технических и физико-мате-
матических наук в комплексное изучение человека, жиз-
ненно необходимое для общественного развития.
Рассмотренный аспект комплексного изучения челове-
ка хотя и имеет исключительное значение для решения
ряда практических и теоретических задач, все же состав-
ляет только часть более общей проблемы человека как
субъекта труда. Эту проблему с разных сторон изучают
отдельные биологические и социальные науки. Физиоло-
гия трудовых процессов исследует как механизмы работо-
способности и отдыха, факторы утомления и восстанов-
ления функциональной работоспособности, так и связь
этих явлений с типологическими особенностями нервной
деятельности, с общим состоянием человеческого организ-
ма и т. д.
Непосредственно на данных физиологии, биофизики и
биохимии трудовых процессов основывается гигиена тру-
да, с которой в свою очередь связаны профилактика и те-

рапия профессиональных заболеваний, а также другие об-
ласти социальной гигиены. На основе гигиенических и
иных медицинских показаний формируются требования к
нормативам рабочего времени, соотношению работы и от-
дыха, регулированию нагрузок, эффективным условиям
преодоления утомления и т. д., которые относятся к об-
ласти организации производства и охраны труда, к широ-
кой сфере конкретной экономики и трудового права. А эта
сфера в свою очередь входит в предмет социологии и дру-
гих общественных наук.
Вместе с тем изучение трудовых процессов, работоспо-
собности и утомления не может быть замкнуто внутри
физиологии и медицины; человек как субъект труда есть
сознательный производитель материальных и культурных
ценностей, от уровня работы и степени активности кото-
рого во многом зависит производительность труда и, в ча-
стности, производительность средств труда, которые им
создаются и совершенствуются в процессе производства.
Мотивы трудовой деятельности, особенно их высшая фор-
ма — коммунистическое отношение к труду, тесно связа-
ны со всем общественным развитием личности и являют-
ся мощным субъективным фактором повышения произво-
дительности труда. В условиях социалистического
производства этот фактор приобретает все более важное
значение, он стимулирует развитие массовых форм науч-
но-технического творчества, борьбу за технический про-
гресс и участие каждого трудящегося в создании мате-
риально-технической базы коммунизма, объединение лю-
дей в разнообразные творческие соединения (коллекти-
вы), обеспечивающие рост не только производственной
культуры отдельного трудящегося, но также общей куль-
туры и знаний.
Поэтому ясно, что подход к человеку как к субъекту
труда требует разностороннего исследования морально-
психологической стороны трудовой деятельности человека
в конкретных условиях социалистического производства.
Эту сторону проблемы должны изучать специалисты в об-
ласти психологии, этики и социологии, которые все еще
далеки друг от друга. Между тем от их взаимодействия
многое зависит в деле изучения превращения труда в
первую жизненную потребность. Понятно, что в этом про-
цессе немаловажное значение имеет формирование ком-
мунистического отношения к труду всей системой нашего

общественного воспитания. Поэтому в комплексе наук
должны занять свое место теория трудового воспитания
и конкретные методики производственно-трудового обуче-
ния подрастающего поколения.
Проблема человека как субъекта труда охватывает не
только сферу трудовых мотивов и отношений, но и соб-
ственно психофизиологическую организацию человека,
свойствами которой являются трудоспособность, общая
одаренность и специальные способности.
Мы показали, насколько многообразны и сложны раз-
деление и объединение функций разных наук в отноше-
нии лишь одной из проблем человекознания — человека
как субъекта труда и основной производительной силы
общества. Дифференциация наук, однако, явно преобла-
дает над процессом их интеграции, для которой особое
значение имеет общая теория связей между основными
сторонами человеческого развития.
Аналогичное положение можно отметить в отношении
другой проблемы — человека как предмета воспитания.
По мере прогрессивного развития психологии, физиоло-
гии и других наук о человеке возрастают возможности их
педагогических приложений. Ближайшее будущее педа-
гогики безусловно связано с расширяющимся включением
в ее сферу этих приложений, особенно относящихся к ис-
пользованию в целях коммунистического воспитания ре-
сурсов и резервов человеческого развития.
Дело в том, что многие дисциплины современной пси-
хологии и физиологии, а также смежных с ними биофи-
зики, биохимии и генетики поведения сосредоточиваются
на двух проблемах, особо важных для педагогики: 1) при-
рода научения, его структура, механизмы и факторы, для
управления которыми необходим подбор оптимальных ре-
жимов научения различным действиям; 2) формирование
индивида, выявление закономерностей онтогенеза челове-
ка, объединяющих природу и историю под совокупным
влиянием наследственности, обстоятельств жизни, воспи-
тания и человеческой деятельности.
Бесконечно возросли возможности педагогических при-
ложений и других наук: антропологии, демографии, этно-
графии, социологии и т. д. К этим наукам, изучающим
человека, ныне присоединились физико-математические и
технические. Результаты их своеобразной антропологиза-
ции уже включаются в обиход народного образования в

виде фундаментальных основ программированного обуче-
ния и разнообразных обучающих машин.
Особо следует выделить кибернетический подход к
различным проблемам педагогической антропологии.
Успехи программированного обучения, изучение алгорит-
мов различных процессов усвоения знаний и навыков,
формализация этих процессов и конструирование различ-
ных типов обучающих электронных устройств свидетель-
ствуют о начале нового этапа в развитии методики и тех-
ники обучения. Кибернетический подход позволяет опре-
делить оптимальные режимы обучения, использовать об-
ратные связи в этом процессе с наибольшим эффектом и
повысить активность самих обучающихся. Но дело не
только в этом. С помощью математической логики, теории
информации и экспериментальной психологии кибернети-
ка строит модели умственной деятельности, особенно со-
отношения в ней каналов, блоков отбора и переработки
информации, оперативной и долговременной памяти, логи-
ческих систем и механизмов обратных связей, посредст-
вом которых регулируется система действий.
Сложный синтез наук в виде принципов моделирова-
ния умственной деятельности и процессов научения, не-
сомненно, входит в современную педагогическую антропо-
логию как одна из ее фундаментальных частей.
Кибернетический подход не ограничивается лишь ум-
ственной деятельностью человека. В ближайшем буду-
щем, вероятно, кибернетический подход и моделирование
различных параметров успешно распространится на более
общие процессы поведения и индивидуального развития.
Уже в настоящее время возможно некоторое моделирова-
ние актов поведения и взаимодействия индивидов в груп-
повой деятельности, например работы операторов в слож-
ных системах дистанционного управления машинами. По-
добное социально-психологическое моделирование с широ-
ким использованием математических методов, теории ин-
формации и связи, математической теории игр, экспери-
ментальной психологии и нейродинамической типологии
коренным образом изменяет наши знания о возможностях
управления индивидуальным развитием человека, его по-
ведением в самом широком смысле слова.
Накоплен огромный экспериментальный материал по
исследованию поведения в различных ситуациях, на раз-
ных уровнях развития филогенеза и онтогенеза, под влия-

нием различных факторов. Накопление этой гигантской
массы экспериментальных данных позволяет в последнее
десятилетие применить различные методы математиче-
ской обработки, с помощью которых создается своеобраз-
ная статистика доведения. Детерминизм и строгий анализ
связей определенных фактов поведения с конкретными
условиями жизни делают принципиально возможным вы-
явление алгоритма процессов поведения и их приурочен-
ности к определенным результатам внешних влияний и
свойств человека. Это тем более важно, что воспитание
поведения всегда есть и научение определенным спосо-
бам и нормам, процедурам и правилам регулирования
действий. Воспитание, конечно, ни в коем случае не сво-
дится к процессам научения нормам и правилам поведе-
ния, но и невозможно без этих процессов, составляющих
один из важнейших механизмов развития поведения чело-
века. Понятие «научение» относится к сферам как обуче-
ния, так и воспитания, поскольку они содержат в себе
существенные признаки образования индивидуального
опыта в определенных условиях управления поведением.
В сфере воспитания, очевидно, научение нормам и
правилам поведения, руководство их усвоением и приме-
нением в жизни зависят от характера подкрепления дей-
ствий и мотивации поведения. Под влиянием сложной си-
стемы социальных связей, в которой осуществляется вос-
питание, научение приобретает определенный характер и
достигает той или иной эффективности в зависимости от
степени включения воспитанника в эту систему. Опосре-
дованность научения целями, структурой и методами вос-
питания известна, но не менее известно и то, что ни один
из первоначальных этапов воспитания — умственного, фи-
зического, нравственного и эстетического — не осуществ-
ляется помимо научения соответствующим актам поведе-
ния и регулированию действий. Поэтому можно воспро-
извести порядок развертывания актов поведения в опре-
деленных условиях и отобрать оптимальный вариант с
тем или иным комплексом рациональных методов форми-
рования поведения. Создание подобных моделей поведе-
ния и оптимальных режимов воспитания, вероятно, дело
ближайшего будущего.
С превращением человекознания в одну из генераль-
ных проблем всей современной науки и расширением
фронта его педагогических приложений создается новая

ситуация развития и для самой педагогики, весьма благо-
приятствующая ее прогрессу и повышению практической
эффективности. Однако существует и некоторая опас-
ность, таящаяся в такой ситуации: поток крайне разно-
родной научной информации уже сейчас превышает воз-
можность ее своевременной переработки; некоторые из
педагогических приложений гипертрофируются и проти-
вопоставляются самой педагогике, претендуя на собствен-
ную теорию воспитания; возрастает дробность подходов
к воспитанию и обучению, обусловленная прогрессирую-
щей дифференциацией отдельных наук о человеке. Пре-
одолеть такие тенденции можно лишь путем строгого от-
бора, организации и интеграции педагогических приложе-
ний разных наук в системе самой педагогики, путем
последовательного развития ее марксистско-ленинских
философских основ.
Опираясь на современные данные отдельных наук о
человеке и марксистскую теорию воспитания, педагогиче-
ская антропология может решать труднейшую, но вместе
с тем и особенно важную для педагогики проблему струк-
туры индивидуального развития человека, взаимосвязей
в этой структуре между ее отдельными сторонами (ум-
ственной, физической, нравственной и т. д.), на которые
и ориентированы соответствующие компоненты системы
коммунистического воспитания. Для достижения высокой
эффективности воспитательно-образовательных воздейст-
вий на все области процесса формирования человека пе-
дагогика должна располагать научными данными о взаи-
мосвязях и оптимальных сочетаниях между физическим,
умственным, нравственным и другими сторонами единого
процесса развития.
Взаимосвязь воспитания и развития подрастающего
поколения — одно из проявлений взаимосвязи обществен-
ного и индивидуального развития. Это фундаментальная
философская проблема педагогики и психологии. Решение
этой проблемы связано прежде всего с дифференциацией
самого развития по отдельным сторонам, подобно тому
как воспитание разделяется на различные части (воспи-
тание умственное, нравственное, физическое и т. д.).
Принципы дифференциации развития и дифференциации
воспитания совпадают в такой мере, что каждая часть
воспитания совмещается с соответствующим видом разви-
тия (умственное воспитание в процессе обучения — ум-

ственное развитие, физическое воспитание — физическое
развитие и т. д.). При этом учитывается, конечно, что
такое совмещение относительно. Этот принцип, однако,
игнорирует противоречия между соответствующими ча-
стями воспитания и видами развития, а также оставляет
без внимания то, что, кроме непосредственных, гомоген-
ных связей между явлениями воспитания и развития, су-
ществуют связи гетерогенные. Примером гетерогенных
связей может служить все более усиливающееся воздей-
ствие умственного воспитания на физическое развитие де-
тей, особенно на ускорение созревания функций аффе-
рентных и эфферентных систем, нейрогуморальных регу-
ляторов и др. По своей распространенности гетерогенные
связи между явлениями воспитания и развития вряд ли
уступают связям гомогенным. Дело в том, что во всех
видах развития, какими бы они ни представлялись спе-
циализированными, проявляется единство развития чело-
века как сложнейшего организма (индивида), личности,
субъекта (познания, деятельности, общения), индивиду-
альности. Целостность человеческого развития составляет
его специфическое качество.
Взаимосвязи между отдельными видами развития раз-
нообразны: они могут быть отношениями функциональ-
ной зависимости, причинно-следственной обусловленности,
пространственно-временными, но прежде всего они высту-
пают как структурные взаимосвязи, т. е. как связи частей
в единой структуре. Эти структурные связи разнородны и
выражают определенную меру близости или отдаленно-
сти связывающихся между собой компонентов развития,
совместимости или противоречивости конкретных свойств.
В силу этого накладываются значительные ограничения
не только на принцип дифференциации развития, но и на
аналогичный принцип дифференциации воспитания на
специальные части.
Хорошо известно, что все стороны воспитания так или
иначе взаимосвязаны в единой системе учебно-воспита-
тельной работы с детьми. Первенствующее значение при-
дается системе средств и содержанию воспитательского
воздействия на формирующегося человека. Однако не все
части воспитания связываются в любой момент развития
со всеми другими частями воспитательно-образовательной
системы. Определение оптимальных сочетаний умственно-
го воспитания с нравственным, нравственного с физиче-

ским для обеспечения высокой эффективности всей си-
стемы воспитания составляет одну из очередных задач
педагогики. Конечно, оптимальные сочетания различных
частей воспитания не будут универсальными для всех
ступеней и периодов развития. Те или иные сочетания
частей воспитания приобретают значение оптимальных
лишь при условии определенного соответствия особенно-
стям развития человека как предмета воспитания.
В свою очередь и структура индивидуального разви-
тия, многообразно определяемая обстоятельствами жиз-
ни, системой воспитания и способом деятельности форми-
рующегося человека, выступает с разной мерой готовно-
сти к преобразованиям соответственно программы воспи-
тания. Изменение меры сенситивности формирующегося
человека по отношению к определенным воспитательным
воздействиям связано с глубокими структурными особен-
ностями самого индивидуального развития (онтогенеза)
человека и с историей его воспитания, образования и обу-
чения, опосредующих это развитие.
Могучая сила общественного формирования человека
посредством воспитания проявляется не только в том, что
он, осваивая исторически сложившийся опыт человече-
ства, современные средства и способы деятельности, ста-
новится культурным, обученным и воспитанным, но и в
том, что в процессе этого освоения он приобретает новые
свойства развития за многие годы жизни человека, на-
чиная с первого года, весьма важные для образования
сенситивных состояний. Механизм их коренится в пер-
вичных свойствах онтогенетического развития человека.
Известно, что любое сложное образование личности и
индивидуальности формируется на основе определенного
ансамбля природных свойств человека как индивида.
Обычно говорят в таких случаях, что природной основой
характера является темперамент, способностей — задатки,
интересов и мотивации поведения — структура органиче-
ских потребностей и т. д. Существует общий генетиче-
ский порядок, определяющий возникновение в процессе
социального формирования личности сложных образова-
ний индивидуальности и природных свойств индивида.
В любой из проблем человекознания (подобно рассмот-
ренным выше проблемам) взаимодействие естествознания,
психологии и общественных наук основывается на фило-
софском учении о человеке. Уже в настоящее время взаи-

модействие наук, относящихся к естествознанию, с одной
стороны, и обществоведению — с другой, служит делу
интеграции знаний о человеке (в целях воспитания, на-
учной организации труда и т. д.). Поучителен возрастаю-
щий масштаб такой интеграции при решении новых задач,
например, освоения космоса или адаптации человека к
глубоководным погружениям и т. д. С каждым важным
шагом технические взаимоотношения, требующие право-
вого и морального регулирования, преобразуются в духов-
ные ценности, включающие и человеческие качества,
в том числе душевное и физическое здоровье. Даже пе-
ресадка органов (например, сердца), взаимоотношения
донора и перцепиента при современных хирургических
операциях становятся морально-правовой и философской
проблемой, относящейся к смыслу и ценности человече-
ской жизни для общества. Интеграция разнородных на-
учных знаний о человеке может быть полностью осуще-
ствлена лишь на уровне марксистско-ленинского фило-
софского учения о человеке, раскрывающего диалектику
природы и общества.
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ СВЯЗИ В ИЗУЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
И КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК
Одним из наиболее характерных проявлений интегра-
ции научных дисциплин в области человекознания можно
считать развитие междисциплинарных связей, особенно
между психологией и многими науками, естественными и
общественными.
На XVIII Международном психологическом кон-
грессе (Москва, август 1966 г.) выдающийся швейцар-
ский ученый Ж. Пиаже в лекции «Психология, междис-
циплинарные связи и система наук» справедливо подчер-
кнул соответствие в области естественных и точных наук
(например, между физикой и математикой), в области же
общественных наук о человеке наблюдается, по его сло-
вам, обратное положение: «Приходится с беспокойством
констатировать, насколько незначителен обмен между
науками, возможно, в силу отсутствия четких иерархиче-
ских связей между ними» [Пиаже Ж., 1966, с. 2].
Вопрос о недостаточном развитии междисциплинарных
связей в области изучения общества и человека приобрел
международный характер: «Эти недостатки настолько зна-

чительны, что ЮНЕСКО в общем докладе о современных
тенденциях в общественных или гуманитарных науках
решила посвятить специальный раздел изучению междис-
циплинарных связей и еще один раздел положению этих
дисциплин в системе наук» [Там же, с. 3]. В своем блес-
тящем и глубоком обзоре Пиаже последовательно рассмот-
рел междисциплинарные связи психологии с математикой,
физикой, кибернетикой, общей биологией, генетикой, со-
циологией, политической экономией, лингвистикой, логи-
кой. В заключение он сказал: «...Я хотел выразить чувст-
во некоторой гордости по поводу того, что психология
занимает ключевую позицию в системе наук. С одной
стороны, психология зависит от всех других наук и ви-
дит в психологической жизни результат физико-химиче-
ских, биологических, социальных, лингвистических, эко-
номических и других факторов, которые изучаются всеми
пауками, занимающимися объектами внешнего мира. Но,
с другой стороны, ни одна из этих наук невозможна без
логико-математических координаций, которые выражают
структуру реальности, но овладение которыми возможно
только через воздействие организма на объекты, и только
психология позволяет изучить эту деятельность в разви-
тии» [Там же, с. 36].
Фактически вся работа XVIII Международного пси-
хологического конгресса в Москве подтвердила правиль-
ность этих положений и важную роль психологии в раз-
витии междисциплинарных связей. В работе конгресса
приняли участие наряду с психологами математики, фи-
зики, химики, физиологи, врачи, инженеры, социологи,
педагоги. Это позволило обсудить различные аспекты пси-
хологических проблем, которые многократно рассматри-
вались на разных симпозиумах.
Современная психология представляет собой сильно
разветвленную систему теоретических и прикладных дис-
циплин, развивающихся на границах многих наук. Доста-
точно перечислить некоторые из них: математическая
психология и психофизика, инженерная и космическая
психология, психофизиология, нейропсихология и меди-
цинская психология, генетика поведения, возрастная и
педагогическая психология, психолингвистика, социальная
психология и т. д. Благодаря этому разветвлению и все
более расширяющимся связям с другими науками о чело-
веке, обществе и труде достигается высокая эффектив-

ность исследования человека в различных видах его дея-
тельности и на разных фазах развития в зависимости от
социальных, биогенных и абиогенных факторов, в различ-
ных условиях существования, включая экстремальные ус-
ловия, создаваемые космическими полетами, глубоковод-
ными погружениями, длительной сенсорной изоляцией
и т. д. Подобной разносторонности и комплексности изу-
чения человека наука не знала еще десятилетие назад.
Огромный прогресс в этом отношении связан с успешным
развитием междисциплинарных связей психологии с дру-
гими науками и исследованиями широчайшего круга
проблем — от элементарных психических процессов до
сложнейших интегральных образований, психологической
структуры личности, мотивации поведения и динамики
взаимодействия людей в различных видах деятельности.
В связи с важными сдвигами, выдвигающими пробле-
му человека в центр современной науки, существенно из-
меняется положение психологии в общей системе научно-
го познания. Психология становится важным орудием
связи между всеми средствами познания человека, объ-
единения различных разделов естествознания и общест-
венных наук в новом синтетическом человекознании.
На протяжении многих десятилетий положение психо-
логии в системе наук складывалось как нельзя более
драматически. Ее определяли то как науку естественную
(биологическую), то как науку общественную (историче-
скую), то как «смешанную» (биосоциальную и социобио-
логическую). Известны попытки увековечить подобную
двойственность психологии и констатировать существова-
ние двух психологий — описательной и объяснительной.
Так или иначе промежуточное положение психологии,
относящейся к наукам об обществе и природе одновре-
менно, всегда расценивалось как своего рода аномалия
научного познания, принципиальный дефект психологи-
ческого познания. Однако в настоящее время «дефект»
психологии, ее «аномалия» оборачиваются принципиаль-
ными выгодами для всей современной науки.
Объединение естествознания и истории происходит в
значительной мере на почве психологии, своеобразие ко-
торой заключается в том, что изучаемый ею человек как
субъект может быть понят как личность и индивид (це-
лостный организм) одновременно. Более того, психологи-
ческое познание человека становится в современных ус-

ловиях одной из общих моделей человекознания, посколь-
ку исследование многообразных отношений человека к
миру невозможно без исследования его сложнейшей
структуры, а эту структуру тем более нельзя понять вне
системы отношений человека к обществу и природе, зве-
ном которых он является.
Общие модели человекознания, объединяющие законы
истории и природы человека, должны быть моделями его
исторической природы. К их построению ближе всего со-
временная психология в силу ее «ключевого», по выраже-
нию Ж. Пиаже, положения в системе наук о человеке
благодаря осуществляемой ею функции связи между ес-
тествознанием и обществознанием, определяющими ее
развитие. Именно в этой функции связи мы всегда видели
историческую миссию психологии, и опыт развития науки
за последнее десятилетие подтвердил правильность такой
оценки.
Речь Ж. Пиаже («Восприятие пространства и време-
ни») на XVIII Международном психологическом кон-
грессе, а также симпозиум «Восприятие пространства и
времени» подтвердили, что события развернулись именно
так, как представлялось в 1957 г., когда положение пси-
хологии было еще очень нелегким и о междисциплинар-
ных связях в изучении человека и общества говорить
было, как казалось многим, преждевременным. Позволим
себе полностью привести здесь заключительную часть на-
шей статьи «Человек как общая проблема современной
науки»: «Познание закономерностей психической деятель-
ности человека раскрывает основные природные и обще-
ственно-исторические источники развития человека,
взаимосвязи которых порождают целостность человека и
многообразие его отношений к объективной действитель-
ности. Нам представляется, что недооценка теоретическо-
го и практического значения психологии не только не есть
признак научного прогресса, но, напротив, есть проявле-
ние раздробленности и разобщенности между естествен-
ными и общественными науками о человеке. Необходи-
мые взаимосвязи между естественными и общественными
науками о человеке нельзя обеспечить полностью без
всестороннего развития психологической науки, объеди-
няющей естествознание и историю, медицину и педагоги-
ку, технические и экономические науки в целостном
изучении человека» [Ананьев Б. Г., 1957, с. 100—101].

Потребности социалистического общества, ход научно-
го познания, настоятельно требуют всестороннего позна-
ния человека основными средствами современной науки.
Организация комплексных научных исследований в этой
области является назревшим делом, весьма важным для
всех областей практической работы с людьми. В настоя-
щее время в Ленинградском государственном университе-
те сложились два новых крупных центра, осуществляю-
щих сложные программы подобных междисциплинарных
исследований: Институт комплексных социальных иссле-
дований, включающий ряд лабораторий различных профи-
лей (от экономического и социологического до социально-
психологического и антропологического), и факультет
психологии в качестве одного из центров человекознания.
Итак, междисциплинарные связи в изучении человека
и общества, в которых проявляется интеграция научных
дисциплин, воплощаются в комплексные проблемы кол-
лективных исследований, и, надо полагать, обособленность
наук осталась в прошлом.
В связи с этим новым явлением в научном развитии
возникают проблемы, затрагивающие структуру научного
познания в целом, в том числе проблема классификации
наук на современном этапе их развития. Ж. Пиаже в уже
упоминавшейся лекции особо отметил, что «нельзя ничего
понять в классификации наук, если ее рассматривать
статично, в то время как познание находится в вечном
становлении или в непрерывном формировании» [Пиа-
же Ж., 1966]. Поэтому он критически относится к раз-
личным линейным классификациям, начиная с классифи-
кации О. Конта.
По мнению Ж. Пиаже, в каждой науке следует рас-
сматривать: а) объект, б) теоретическую структуру,
в) собственную эпистемологию, а поэтому современная
классификация наук должна носить нелинейный характер.
Вместе с тем Ж. Пиаже считает, что подобная трехмер-
ность позволяет более точно дифференцировать междис-
циплинарные связи. На примере психологии это положе-
ние поясняется следующим образом: «Если логика, мате-
матика или физика ни в коей мере не зависят от психо-
логии в своих методах и теоретических структурах,
то они зависят от нее в своей эпистемологии, так как все
эти науки являются результатом частной или общей дея-
тельности субъекта или организма над объектами, и как

раз психология, опираясь на биологию, дает объяснение
этим действиям. Поэтому психология занимает централь-
ное место не только как продукт всех других наук, но и
как возможный источник объяснения их формулирования
и развития» [Пиаже Ж., 1966, с. 34].
Мысль о том, что междисциплинарные связи могут
образовываться не глобально, а по одному из измерений,
в том числе по генезису знания, а тем более по объекту
или методам исследования, представляется особенно важ-
ной. Несомненно, «связи между науками выражаются не
однонаправленным, а двусторонними стрелками, иначе
говоря, круговыми связями или по спирали, что соответ-
ствует духу диалектики» [Там же, с. 38—39]. Последнее
замечание относится к классификации наук Б. М. Кедро-
вым, которую Ж. Пиаже оценил весьма высоко за ее не-
линейный характер и правильное в общем решение во-
проса о месте психологии в системе наук: «...Она пред-
ставляет собой большой интерес для психологии, которая
занимает в этой классификации центральное место. Клас-
сификационная схема, предложенная Б. Кедровым, пред-
ставляет собой треугольник, вершину которого составля-
ют естественные науки; психология расположена в самом
центре треугольника» [Там же, с. 37—38].
Можно присоединиться к этой характеристике и отме-
тить крупный вклад Б. М. Кедрова в теорию познания и
специальное учение о классификации наук [Кедров Б. М.,
1961], первым из современных философов-марксистов,
рассмотревшим структуру научного познания в целом,
руководствуясь объективными критериями классификации
форм движущейся материи, и продолжавшим таким обра-
зом работу, начатую Ф. Энгельсом. Б. М. Кедров [1962]
в сложной структуре современной науки верно определил
место психологии, а тем самым и ближайшее будущее ее
междисциплинарных связей. Академик Ф. В. Константи-
нов отметил, что «психология, находясь ровно посередине
между естествознанием и обществоведением, является
среди конкретных наук главным связующим звеном меж-
ду естественными науками» [Константинов Ф. В., 1967,
с. 346—347].
Ж. Пиаже в своей трехмерной классификации выде-
лил эпистемологический критерий связи, который относит-
ся к человеку как к «субъекту». Впрочем, в известном
смысле Пиаже отождествляет понятия «субъект» и «орга-

низм» с его системой саморегулирования и активными
действиями именно потому, что организм в целом рас-
сматривается как субъект. Остальные определения и ха-
рактеристики, особенно человека как личности, им не
принимались во внимание, так как в человеке Пиаже
прежде всего усматривает высшую ступень психического
развития, интересующего его как биолога и психолога.
Рассмотрим теперь положение человекознания в класс-
сификациопной схеме Б. М. Кедрова, которая представ-
ляет тем больший интерес, что предложена философом.
Рассмотрим основу («скелет») общей классификации
наук, в которой принят принцип соответствия наук
объектам.
Схема классификации наук Б. M. Кедрова
Слева на этой схеме представлены объекты, спра-
ва — науки. К объектам относятся природа (неорганиче-
ская и органическая) и человек. Как видим, уже в клас-
сификации объектов познания Б. М. Кедров выделяет
человека как фундаментальный объект познания. Однако
понимание этого объекта скорее социологическое.
Б. М. Кедрову принадлежит следующее определение:
«Человек, т. е. общество и мышление (человеческие)».
Проблема человека, как видим, исследуется в группе со-
циальных, философских и гуманитарных наук. Приведем
классификационную схему полностью [Кедров Б. М.,
1962, с. 581].

Жирными линиями обозначены связи первого поряд-
ка — между тремя главными разделами науки. Пунктир-
ными линиями обозначены связи второго порядка —
между науками, которые располагаются на стыке глав-
ных, но не входят целиком ни в одну из них (технические
науки в широком понимании, включая сельское хозяйство
и медицинские науки). Что касается психологии, то
Б. М. Кедров пишет следующее: «Между всеми тремя
главными разделами стоит психология в качестве само-
стоятельной науки, изучающей психическую деятельность
человека с естественноисторической стороны (отсюда ее
связь с физиологией высшей нервной деятельности, т. е.
отраслью естествознания) и с социальной стороны (от-
сюда ее связь, в частности, с педагогикой как отраслью
общественной науки). Но еще теснее ее связь с логикой
(наукой о мышлении как частью философии)» [Кед-
ров Б. М., 1962, с. 582].
Таким образом, психология как наука о психической
деятельности человека находится между тремя главными
разделами. Однако в данный момент интересен более об-
щий вопрос о положении всей проблемы человека в со-
временной науке. Рассмотрим в связи с этим один из
возможных вариантов перехода от разветвленной к одно-
линейной классификации наук Б. М. Кедрова:
Философские науки
Диалектика
Логика
Математические науки
Математическая логика
Математика
и практическая математика, включая
кибернетику
Естественные и технические науки
Механика
и прикладная механика
Астрономия
и космонавтика
Астрофизика
Физика
и техническая физика
Химическая физика
Физическая химия
Химия
и химико-технические науки с метал-
лургией и горное дело
Геохимия
Геология
География
Биохимия
и сельскохозяйственные науки
Биология
и медицинские науки
Физиология человека
Антропология

Социальные науки
История
Археология
Этнография
Экономическая
география
Социально-
экономическая
статистика
Науки о базисе и над-
стройках:
политическая экономия,
науки о государстве и
праве, история искусст-
ва и искусствоведение
и т. д.
Языкознание
Психология
и педагогическая наука и другие
науки.
В этой схеме науки о человеке представлены в био-
логическом цикле (физиология человека, антропология и
их приложения в медицинских дисциплинах), в социаль-
ных науках и психологии (с их приложением в педагоги-
ческих науках). По сравнению с нелинейной классифика-
цией в этой схеме проблема человека представлена более
полно и охватывает не только социальные, но и естест-
венные науки во многих разделах. Однако в рассматри-
ваемой классификации функции естествознания представ-
ляются крайне аморфными и второстепенными по срав-
нению с социальными науками как науками о человеке,
поскольку понятие «человек» идентифицируется с поня-
тиями «общество и мышление». Между тем значение ес-
тествознания в современной системе наук о человеке не
уменьшается, а возрастает, так как в изучение человека
все более успешно включаются многие точные и естест-
венные науки с их техническими приложениями.
Особая сложность классификации наук о человеке в
современных условиях заключается в том, что проблема
человека как общая для всей науки охватывает почти все
разделы знаний, поэтому она не может быть локализова-
на в определенной области системы наук в той мере,
в какой это было возможно еще полвека назад. Вместе с
тем своеобразная антропологизация и гуманизация мно-
гих областей знаний, впервые подступающих к исследова-
нию человека, характеризуют явление генерализации ант-
ропологических подходов во всей системе наук.

Классификация наук о человеке в наше время ста-
новится своего рода дублером общей классификации
наук. Становление системы человекознания — новое яв-
ление в научном развитии. Классификация наук о чело-
веке должна отражать объективные тенденции и пути
этого становления, ориентируясь на те стержневые про-
блемы человекознания, которые служат естественными
центрами междисциплинарных связей. Вопрос об этих
связах нельзя решать безотносительно к объективному
ходу становления системы человекознания, охватывающей
почти всю систему современной науки. В постановке во-
проса о междисциплинарных связях у Ж. Пиаже, как
мы видим, определяющим началом было стремление объ-
единить разные науки по одному из параметров научного
знания — генетическому пониманию самого знания в духе
генетической эпистемологии и разрабатываемой им дет-
ской психологии. О системе человекознания в целом и
междисциплинарных связей внутри этой системы Ж. Пиа-
же и не ставит вопроса, хотя по отношению к генетиче-
ской психологии им был охвачен довольно широкий круг
таких связей.
Иначе обстоит дело с американским научным движе-
нием в пользу междисциплинарных связей, поскольку, по
определению Джона Гиллина (1954), оно направлено на
создание междисциплинарных интегрированных наук о
социальном человеке. Однако весь замысел этого движе-
ния заключается в сведении к общим началам и направ-
лениям (конвергенции) трех наук: антропологии, психо-
логии и социологии. Конечно, известный шаг вперед по
сравнению с взаимообособленностью этих наук имеется и в
этом движении, однако речь, как видим, не идет о созда-
нии системы человекознания. К тому же междисципли-
нарные связи в таком толковании ограничиваются утили-
тарными задачами взаимосогласования, устранения дуб-
лирования, заимствования идей и т. д. с помощью инте-
грированной социальной науки. Все это, несмотря на
кажущуюся значительность замысла, на самом деле есть
глубокий провинциализм теоретической мысли, противо-
стоящий действительно грандиозному процессу становле-
ния современной системы человекознания с множеством
междисциплинарных связей.

II
СЕНСОРНО-ПЕРЦЕПТИВНАЯ
ОРГАНИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА
Многообразие сенсорных систем и единство их органи-
зации — важное положение современной науки, распола-
гающей фундаментальными знаниями о каналах связи
между организмом и средой, механизмах «входа» в реф-
лекторных кольцах мозговой деятельности и т. д.
Благодаря новым кибернетическим концепциям сложи-
лось понимание мозговой работы как информационной
деятельности, осуществляемой всей многообразной сово-
купностью сенсорно-перцептивных аппаратов. Именно в
этой деятельности и заключена наиболее общая работа
головного мозга как единого гигантского анализатора
внешней и внутренней среды организма.
В 70-е годы XX столетия полностью приобретают свое
значение замечательные мысли И. П. Павлова о том, что
«большие полушария представляют главнейшим образом
мозговой конец анализатора. Следовательно, все большие
полушария заняты... воспринимающими центрами, т. е.
мозговыми концами анализаторов» [Павлов И. П., 1951,
с. 110]. Эти концы «сцеплены», по выражению Павлова,
с замыкательными и исполнительными приборами рефлек-
торной системы, обеспечивающей целостность сложного
организма, единство его ориентировки и поведения в ок-
ружающем мире, а вместе с тем регулирование процессов
жизнедеятельности и состояний внутренней среды.
В новейшей психофизиологии получила дальнейшее
развитие павловская концепция единства двух основных
нервных механизмов: анализаторов и временных связей.
Образование и дифференцировка временных связей —
условных рефлексов с того или иного анализатора — рас-
ширяют границы и области его деятельности, поскольку
все более отдаленные и разнообразные сигналы внешнего
мира разделяются на свои элементы («дробятся на мель-
чайшие отдельности»). Благодаря механизму временных

связей работа анализатора становится все более гибкой,
изменчивой, тонко отражающей изменяющиеся условия
жизни («колебания» во внешней и внутренней среде).
Динамика абсолютной и разностной чувствительности
разных модальностей объяснима именно воздействием
механизма временных связей на уровень развития и со-
стояния механизма анализаторов.
Это же воздействие определяет в значительной мере
межанализаторные связи как механизм взаимодействия
ощущений разных модальностей. Среди ассоциаций ощу-
щений, как было показано нами (1961), особое значение
имеют интермодальные ассоциации ощущений, выражаю-
щие целостность чувственного отражения человеком объ-
ективной действительности.
Единство организации многих сенсорных систем, оп-
ределяющее эту целостность чувственного отражения, все
более углубленно изучается современной наукой. Однако
па пути этого изучения имеются трудности, с которыми
сталкивались еще в прошлом столетии классическая фи-
зиология органов чувств и психофизика. Осталась нераз-
решенной проблема группирования (классификации) сен-
сорных функций по степени их сходства и общности про-
исхождения. До настоящего времени ни в нейрофизиоло-
гии, ни в экспериментальной психологии не существует
общепринятых принципов систематики сенсорных функ-
ций и их классификаций. Не разработано и необходимое
для понимания и управления сенсорно-перцептивным раз-
витием человека представление о тех объективных поряд-
ках и зависимостях, которые специфичны для сенсорной
организации человека.
Именно в концепции сенсорной организации человека,
которая еще ждет своей разработки, должны объединить-
ся многие частные учения об отдельных видах чувстви-
тельности у человека, существующие до настоящего вре-
мени обособленно. Предложенное автором данного труда в
1960 г. понятие о сенсорной организации человека не
получило общего признания, но оно относится к полезным
орудиям синтетического исследования сенсорно-перцеп-
тивных процессов.
Опыт развития науки показал, что объединение этих
частных учений об отдельных сенсорных модальностях
только на почве определения общих зависимостей сенсор-
ных реакций от природы стимула (основного психофизи-

ческого закона) недостаточно. Остается непреодоленной
и одна из основных трудностей, с которой сталкивалась
классическая психофизиология, — определение важности
сенсорных функций для самого процесса жизнедеятельно-
сти, т. е. преодоление все еще распространенного эпифе-
номенализма в этой области.
Между тем многие данные свидетельствуют о том, что
сенсорно-перцептивные процессы, будучи отражением
объективной действительности и регуляторами деятель-
ности, относятся, видимо, к коренным феноменам жизне-
деятельности, связанным с глубокими слоями целостной
структуры человеческого развития личности.
Широко распространенное и в настоящее время пред-
ставление о том, что сенсорно-перцептивные процессы от-
носятся к низшим психическим функциям и, составляя
как бы периферию субъекта, не входят в его основную
структуру и индифферентны к личности, надо признать
безнадежно устаревшим. Точно так же не соответствует
современному состоянию науки отделение процессов от-
ражения и регуляции действий от метаболизма и общих
процессов жизнедеятельности. Можно, конечно, понять
гносеологические причины такого научного заблуждения.
Дело в том, что основными моделями сенсорно-перцептив-
ных процессов всегда избирались и избираются зрение и
слух, области так называемых физических чувств, в мень-
шей мере — осязание и другие, так называемые механи-
ческие чувства и почти никогда — вкус, обоняние, инте-
роцептивные, так называемые химические чувства, непо-
средственно включающиеся в метаболические процессы.
Кроме того, при изучении ощущений и восприятий
недостаточно определялись их общесоматические, вегета-
тивные и биохимические корреляты и эквиваленты. Меж-
ду тем человеку в целом, как индивиду и личности, со-
ответствует лишь сенсорно-перцептивная организация как
единая система анализаторов всех без исключения мо-
дальностей, включенная в свою очередь в общую структу-
ру человеческого развития. Но что представляет собой эта
единая система анализаторов человека, или полиструкту-
ра сенсорных систем человека? Почему так трудно раз-
решить этот, казалось бы, вовсе несложный вопрос? Ве-
роятно, есть смысл обратиться к прошлому, чтобы понять
некоторые специфические затруднения с систематикой и
классификацией сенсорных функций.

Известно, что классическая физиология органов чувств
и экспериментальная психология XIX в. значительно
расширили научные знания о составе ощущений, т. е. ви-
дах чувствительности или сенсорных функциях человека.
Достаточно указать на открытие ряда функций, изучение
которых открыло новые области для теоретической и при-
кладной психологии: вестибулярного чувства — ощущение
равновесия и ускорения, мышечно-суставного чувства или
кинестезии, общеорганических ощущений внутренней
среды организма или «валового чувства», позже обозна-
ченного как сенестезия. Вместе с тем подверглись рас-
членению некоторые сложные сенсорно-перцептивные об-
разования, например осязание, являющееся сочетанием
тактильных, температурных и болевых ощущений, суще-
ствующих не только в этом сочетании, но и самостоя-
тельно, в качестве особых видов чувствительности.
Все эти важные новые знания противоречили тради-
ционным представлениям о пятичленном составе чувствен-
ного познания, почти не изменявшимся на протяжении
многих веков со времен Аристотеля. Еще более противо-
речили этим представлениям сравнительно-психологиче-
ские и эволюционно-биологические данные об особенностях
сенсорных функций у многих беспозвоночных и позво-
ночных животных. Постепенно обнаруживались исключи-
тельные различия в их сенсорных функциях, обусловлен-
ных различиями в среде обитания и способах приспособ-
ления к ней. Вместе с тем открывались все новые и новые
(для теории познания и конкретных паук) сенсорные
эффекты воздействия ультрафиолетовых и инфракрасных
световых лучей, ориентации по ультразвукам и вибрации,
в том числе инфразвукового характера, сенсорные реак-
ции на изменения влажности, а не только температуры
среды, сенсорные приспособления к гравитационным
силам, а также многообразные сенсорные реакции на
изменения химического состава всех компонентов среды
обитания, включая надорганизменные образования (ви-
довые и межвидовые), с которыми связаны те или иные
возможности коммуникаций.
К XX столетию естествознание и экспериментальная
психология (общая и сравнительно-эволюционная) нако-
пили такой огромный материал о многообразии сенсор-
ных систем, что возникла настоятельная необходимость в
систематизации этих знаний.

Главнейшие из этих принципов — группирование по
сходству и различию функций, общности происхождения,
уровням развития и т. д. выступили в виде классифика-
ций ощущений органов чувств.
Одной из первых и наиболее распространенных в XIX в.
классификаций было группирование сенсорных функций
по пространственному или временному признаку. К «про-
странственным» чувствам относили зрение, а затем — вес-
тибулярное чувство, к «временным» — слух и обоняние,
к пространственно-временным — пассивное и активное
осязание, мышечно-суставное чувство. В эту классифика-
цию укладывались не все сенсорные функции (например,
вкус). Но дело не только в этом. Оказалось, фактор вре-
мени имеет важное значение в зрительных и статико-ди-
намических функциях, а типично «временное» чувство —
слух в своем бинауральном эффекте — является фунда-
ментальным видом пространственной ориентации. Уста-
новлено, что дифференцировка пространственных и вре-
менных свойств объекта относится к общим характеристи-
кам ощущений любой модальности. Что касается прост-
ранственного различения, то оно осуществляется всеми
сенсорными системами. Восприятие пространства как ин-
термодальная структура признается многими современ-
ными исследователями (1969), в том числе и теми, кто
придает особое руководящее значение в этой структуре
лишь некоторым из сенсорных систем как специальных
анализаторов пространства.
И. С. Бериташвили пишет, что «отдельные виды ре-
цепторов — слуховые, обонятельные, кожные и мышеч-
ные, а также интерорецепторы в определенных условиях
могут иметь существенное значение в происхождении про-
странственной ориентации [Бериташвили И. С., 1959,
с. 325] и что... все рецепторы принимают участие в про-
странственной ориентации. Но только зрительные и лаби-
ринтные рецепторы определяют пространственное распо-
ложение внешних объектов к окружающей среде и их
пространственные отношения к самому животному»
[Там же, с. 329].
В последующем И. С. Бериташвили сформулировал
на этом основании положение о «целостности психонерв-
ной деятельности коры большого мозга» [Там же, 1961.
с. 86]. В физиологической психологии XIX в. В. Вундт
предлагал классификацию ощущений по их источникам;

физическим (зрительные, слуховые и др.), механическим
(осязание), химическим (вкус, обоняние). Эта интересная
мысль не получила, однако, развития.
Более устойчивыми оказались представления о разно-
уровневом характере разных видов рецепций, согласно ко-
торым одни из них являются высшими по уровню разви-
тия (и более поздними по происхождению), другие —
низшими по уровню развития (и более ранними по про-
исхождению). Зрение и слух определялись в качестве
высших, а все остальные — так называемых низших
чувств.
С этими представлениями связывались определенные
генетические концепции более общего порядка, относя-
щиеся к эволюции головного мозга и нервно-психической
деятельности. Одна из таких концепций разработана
А. А. Ухтомским, выделившим в качестве высших рецеп-
ций зрение и слух. Примечательно, однако, что он при-
знавал приоритет в образовании геометрических знаний
за осязанием и полагал, что развитие заключается не
только в том, что «первоначальная осязательная и осяза-
тельно-зрительная геометрия перестраивается в чисто
зрительную геометрию» [Ухтомский А. А., 1945, с. 123),
но и в том, что современная наука восстанавливает пра-
ва «осязательной геометрии» с ее принципом «действия
прикосновением».
Пересмотр представлений о разноуровневой принад-
лежности тех или иных сенсорных систем был связан
с многолетней дискуссией о протопатической и эпикрити-
ческой чувствительности, описанной Хэдом на модели
кожных рецепций человека. В качестве эпикритической,
или дискриминативной, чувствительности высшего уровня
была выделена тактильная чувствительность, а протопа-
тической чувствительности архаического, низшего уров-
ня — болевая. Согласно такому определению, именно с
генетических позиций тактильная чувствительность долж-
на определяться в качестве высшей рецепции. С анало-
гичных позиций Д. Баркрофт расчленил зрительную си-
стему на протопатическую (в виде палочкого — ахрома-
тического зрения) и эпикритическую (в виде колбочко-
го — хроматического зрения), обнаружив в этой системе
совмещение низшего и высшего сенсорных уровней.
Дифференциация по уровням развития оказалась, та-
ким образом, применимой не только для сопоставления

разных сенсорных систем, но и для анализа каждой из
них, а поэтому теряла смысл как принцип их группиро-
вания.
В ходе развития нейрофизиологии и экспериментальной
психологии стало очевидным, что пространственно-времен-
ные и многоуровневые принципы классификации ощуще-
ний не могут применяться обособленно. К тому же генети-
ческий принцип классификации сенсорных систем пло-
дотворен лишь в том случае, если он связывает генезис
сенсорных систем с общей эволюцией больших полушарий
головного мозга. Именно так построил свою классифи-
кацию сенсорных функций Ч. Шеррингтон, связавший в
ней пространственный и разноуровневый принципы груп-
пирования с общей концепцией становления интеграль-
ной деятельности нервной системы. Именно этим, вероят-
но, объясняется длительное существование этой класси-
фикации и ее современное использование в различных мо-
дификациях (включая павловское деление на внешние и
внутренние анализаторы).
Однако классификацию Шеррингтона использовали как
рабочую операцию группирования нередко безотноситель-
но к его общей концепции, предложенной в 1906 г., и
которая в отличие от последних натурфилософских дуа-
листических идей Шеррингтона не утратила своего зна-
чения для современной науки. Шеррингтон один из пер-
вых развил идею целостности структуры и деятельности
нервной системы, причем в конечном счете его интересо-
вала возможность объяснения механизмов, обеспечиваю-
щих единство организации человека как индивида. «Цен-
тральная нервная система, хотя и может быть подразде-
лена на отдельные механизмы, — писал Шеррингтон, —
представляет собой единое гармоничное и сложное целое»
[Шеррингтон Ч., 1969, с. 22]. Для изучения этой системы
как целого необходимо, по его мнению, изучать рецептор
ные органы, в которых начинаются реакции организма,
в определенных структурных образованиях, какими явля-
ются рецептивные поля: экстероцептивные, проприоцеп-
тивные, интероцептивные. Таким образом, Шеррингтон
определил первый, по его мнению, принцип физиологи-
ческой классификации сенсорных функций, которым он
считал необходимо заменить распространенную в физио-
логии и психологии классификацию по физико-химическим
источникам (адекватным стимулам). «Непрерывность его

существования во времени, постоянство его точек зрения,
порой в какой-то мере нарушаемое, — писал Шеррингтон, —
неповторимая индивидуальность его жизненного опыта —
все это объединяется в виде целостной сущности» [Там же,
с. 292]. Он писал в этой связи, что «в некоторых отноше-
ниях физико-химическая схема, классифицирующая раз-
дражения, не имеет физиологического содержания. Так,
например, ноцицептивные органы кожи, возможно, пред-
ставляющие собой свободные нервные окончания, не об-
ладают избирательной чувствительностью в том смысле,
что они могут быть возбуждены физическими и химиче-
скими раздражителями различного рода (лучистая энергия,
механическое раздражение, кислота, щелочь, электриче-
ский ток и т. д.) [Там же, с. 301].
И. П. Павлов принял в общем этот принцип физиоло-
гической классификации, но для определения качества
каждого из анализаторов использовал физико-химические
характеристики сигнала. Отсюда наименование анализато-
ров: световой, звуковой, кожно-механический, запаховый
и т. д., а не зрительный, слуховой, как обычно класси-
фицировались рецепторные органы.
Итак, первый принцип классификации, предложенной
Шеррингтоном, — отнесенность рецепторного органа к оп-
ределенному рецепторному полю. Тем самым определялись
функциональные связи и зависимости той или иной
сенсорной функции от других, относящихся к тому же
рецепторному полю. Весьма существенным результатом
биологической эволюции, приспособления к внешней сре-
де Шеррингтон считал «обилие рецепторов в экстероцеп-
тивном поле, сравнительную скудность рецепторов инте-
роцептивного поля» [Там же, с. 299]. Именно поэтому
необходимо ввести специальное группирование экстеро-
цепторов, с чем и связан второй принцип физиологической
классификации Шеррингтона: разделение их на дистант-
ные и контактные — по пространственному признаку —
отношения между сигналом и рецепторной поверхностью
в момент реакции. Это разделение позволило Шеррингто-
ну вновь обратиться к головному мозгу как целому и
оценить вклад определенных сенсорных систем в эволю-
цию мозга.
Шеррингтон прямо формулирует положение о том, что
«головной мозг представляет собой часть нервной систе-
мы, которая возникла на основе и как следствие развития

дистантных рецепторных органов [Там же, с. 307].
В другом месте он подчеркивал специально: «Дистантные
рецепторы поэтому вносят наибольший вклад в процесс
совершенствования головного мозга» [Там же, с. 314].
Как видим, Шеррингтон был весьма близок к выделе-
нию пространства среды как одного из главных факторов
эволюции мозга. Для него этот фактор, однако, ограничи-
вался протяженностью и расстоянием между объектом и
чувствующей системой. При этом Шеррингтон не обратил
особого внимания на то, что все дистантные рецепторы —
парные, билатеральные связи между которыми имеют
отношение к парной структуре больших полушарий голов-
ного мозга.
В настоящее время этот фактор может рассматривать-
ся как определяющий генезис и прогресс парной деятель-
ности больших полушарий головного мозга, являющийся
специальным приспособлением организма к пространст-
венным условиям существования в определенной среде
обитания. Сравнительно-физиологические и эволюционно-
морфологические исследования В. Л. Бианки убедительно
доказывают связь парной функции головного мозга с про-
грессом пространственной ориентации. Не вызывает сом-
нения высказанное нами в 1948—1960 гг. положение о
том, что парная работа больших полушарий обусловлива-
ет работу парных дистантрецепторов.
Тем не менее надо признать весьма дальновидным
выделение Шеррингтоном именно этого пространственного
признака для дифференциации экстероцепторов. Впервые
выдвинуто им положение о том, что «двигательные це-
почки» — развертки актов поведения — активизируются
главным образом дистантными рецепторами. Благодаря
образуемым ими распространенным связывающим путям
(«вставочному пути») возникает общий путь как наибо-
лее совершенный механизм приспособления. «...Дистант-
ные рецепторы дают начало предваряющим», или опере-
жающим, реакциям, т. е. реакциям, которые предшест-
вуют конечным, или завершающим реакциям» [Там же,
с. 311].
Шеррингтон пришел к важному выводу, что «способ-
ность к передвижению тела и дистантная рецепция —
два явления, настолько связанные друг с другом, что
физиология одного не может быть без физиологии дру-
гого» [Там же, с. 315].

В каком же положении оказывается другая часть эк-
стероцептивного поля — контактная рецепция? Какова ее
роль в регуляции актов поведения? На эти вопросы Шер-
рингтон дал общий ответ: «Поведение животных ясно по-
казывает, что одна группа рецепторов контролирует нап-
равление реакции (проглатывание или выбрасывание ве-
щества, уже найденного и принадлежавщего животному,
т. е. уже находящегося во рту у животного); другая
группа рецепторов — дистантные рецепторы — запускает
и контролирует сложные реакции животного, которые
предшествуют глотанию, а именно всю ту последователь-
ность реакций, которые ограничиваются понятием поис-
ков пищи. Эти реакции предшествуют и подводят к реак-
циям, возникающим с недистантных рецепторов. Это отно-
шение реакций с дистантных рецепторов к реакциям с
недистантных рецепторов типично» [Там же, с. 308].
Именно в этом сложном передаточном механизме, перево-
дящем предваряющие реакции в завершающие через цепи
связей между экстероцептивными аппаратами, и заклю-
чена целостность сенсорной работы мозга. Особенно важ-
но функционирование подобного передаточного механизма
от обоняния к вкусу, от зрения к вестибулярному и мышеч-
но-суставному чувству. Шеррингтон рассматривал вкус
как типичную контактную экстероцепцию и не учитывал
его связи с интероцепцией. Между тем вкусовая рецеп-
ция имеет двойную сигнализацию (не только химический
состав пищи, но и изменение химизации внутренней сре-
ды организма в состоянии голодания, сытости и т. д.),
что было установлено Н. К. Гусевым в психологической
лаборатории Института мозга им. В. М. Бехтерева [1940].
Оставалась совершенно незатронутой область интероцеп-
ции и ее отношение к разным частям экстероцептивного
поля. Однако в те времена интероцептивные функции бы-
ли недоступны для экспериментального исследования. Но
и намеченного Шеррингтоном плана исследования струк-
туры экстероцептивного поля и взаимодействия в нем ди-
стантной и контактной чувствительности было достаточно
для интенсивного развития нейрофизиологии и эксперимен-
тальной психологии.
Шеррингтон первый в нашем столетии пытался не
только обобщить накопленный к XX в. огромный мате-
риал о многообразии сенсорных функций, но и объяснить
единство их организации. Именно поэтому стали возмож-

ными систематика и классификация сенсорных функций,
которую он считал необходимым орудием теоретического
исследования интегративной деятельности нервной систе-
мы. Прошедшие после этого десятилетия особенно отли-
чаются успехами экспериментальных и математических
методов в изучении сенсорных систем. Необычайно воз-
росли научные знания об отдельных системах и общих
законах их развития. Тем более удивительно, что в их
систематике и классификации не создано новых прин-
ципов; кроме того, все больше отдаляется возможность
построения научной классификации, соответствующей
структуре чувственного познания человека объективной
деятельности. Спустя 60 лет после публикации «Интегра-
тивной деятельности нервной системы» опубликована весь-
ма ценная сводная работа Кай фон Фиендта, посвященная
сенсорно-перцептивным функциям человека. В этой ра-
боте обобщен обширный материал современной нейрофи-
зиологии и экспериментальной психологии, представлены
основные теоретические и прикладные аспекты современ-
ного знания о восприятиях. Но примечательно, что в спе-
циальном параграфе «Классификация ощущений», осно-
вываясь именно на концепции Шеррингтона и анализируя
в свете новейших данных те же взаимоотношения между
обонянием и вкусом, автор приходит к выводу, что вслед-
ствие множества тонких переходов и взаимосвязей все
более затруднительно как вычленение отдельных сенсор-
ных систем, так и особенно их группирование. В насто-
ящий момент, по его мнению, построение научной клас-
сификации ощущений вряд ли осуществимо. Этот
классификационный путь изучения многообразия сенсор-
ных систем и единства их организации оказался, таким
образом, весьма трудным и для науки наших дней.
Различные тенденции к построению общих моделей
полисенсорной деятельности человека в современной пси-
хологии в большей степени, чем рассмотренный выше
классификационный путь, связаны с сопоставлением сен-
сорных систем человека по различным характеристикам
(пороговых величин, времени реакций, скорости образо-
вания и упрочения временных связей, особенностей
взаимодействия ощущений разных модальностей и т. д.).
Необходимость сопоставления различных сенсорных
систем возникла в современной психофизике в связи с
попытками дать определение стимула, которое, по

С. С. Стивенсу, является ее единственной проблемой. Сти-
венс пишет, что «в известном отношении перед психофи-
зикой стоит только одна проблема — определение сти-
мула... полное определение стимула данного ответа вклю-
чает установление детальных особенностей всех преобра-
зований среды, как внешней, так и внутренней, при ко-
торой ответ остается инвариантным» [Стивенс С. С.,
1960, с. 63]. Но для решения этой одной проблемы —
определения стимула, всеобщего для любых сенсорных
модальностей, — требуется изучение ряда проблем, кото-
рые по классификации Стивенса следующие: абсолютные
пороги, разностные пороги, порядок, равенство интерва-
лов и отношений, оценка стимулов*.
Среди этих проблем особое значение для построения
общих моделей полисенсорной деятельности имеет уста-
новление равенства (проблема эквивалентов) и равных
отношений. Установление равенства различных парамет-
ров сигнала — чрезвычайно сложная операция и в пределах
одной сенсорной модальности. Обычными примерами по-
добного установления эквивалентов являются изофоно-
метрические (равная громкость — равная высота звука),
изофотометрические (равная яркость — одинаковый цвето-
вой оттенок) и другие характеристики, которые Сти-
венс относит к операциям установления инвариантности.
Установление равных отношений посредством построе-
ния шкал для определенных величин также первоначаль-
но ограничивалось отдельными сенсорными модальностя-
ми. Такие шкалы созданы для зрительной системы
(зрительно-воспринимаемой яркости, множественности
мелькающих объектов и т. д.), слуховой системы (гром-
кости, высоты тона), вкусовой (сладкого, кислого, соле-
ного, горького качества), температурной (тепла), кине-
стезии (ощущений веса) и т. д.
В результате шкалирования величин (и частичной их
перекрестной проверки) были определены средние зна-
чения для этих величин и введены термины — названия
единиц, принимаемых в данной сенсорной модальности.
Приведем некоторые из них: сон (единица громкости),
* Все эти проблемы сейчас решаются при помощи эксперимен-
тального и математического аппарата психологии, особенно —
эффективного применения шкал: наименований, порядка, ин-
тервалов, отношений.

флат (слуховые биения), бриль (зрительно воспринимае-
мая яркость), мак (зрительно воспринимаемая длина),
вар (зрительно воспринимаемая площадь), хрон (длитель-
ность), густ (вкус), вег (тяжесть) и др. Большую роль
в этом научном достижении сыграл Стивенс, труды кото-
рого получили широкое признание, и вместе с тем их
разнообразные критические оценки, что достаточно полно
отражено в литературе.
Большинство критиков концепции Стивенса не разде-
ляли его убежденности в простоте сенсорной метрики и
возможностей сведения психофизических закономерностей
к установлению степенной функции с характерным для
каждой модальности значением показателя. Тем не менее
в современной психофизике именно Стивенс с учениками
и сотрудниками осуществил серию сравнительных иссле-
дований путем сопоставления шкал, относящихся к
различным модальностям. Этот новый способ гетеросен-
сорного уравнивания был предложен как еще одно дока-
зательство степенной функции в качестве фундаменталь-
ного психофизического закона, общего для всех модально-
стей. Однако гетеросенсорное уравнивание оказалось
полезным средством и для других подходов в изучении
сенсорных систем, в частности для интересующей нас
проблемы сенсорной организации человека. После серии
раздельных исследований по отдельным модальностям в
1960 г. С. С. Стивенс, Дж. К. Стивенс и Мак проводят
комплексный эксперимент на одних и тех же испытуе-
мых (10 человек), у которых определялись сенсорные
реакции на девять различных по модальностям сигналов
(тепловой раздражитель, холодовой, вибрация, поднятие
груза, давление на ладонь, электрический удар, белый
шум, тон в 1000 герц, белый свет). Все эти реакции
уравнивались с динамометрической силой, субъективная
шкала интенсивностей которой была разработана ранее
Дж. К. Стивенсом.
В результате этого исследования с целью гетеросенсор-
ного уравнивания было установлено, что все модальности
соизмеримы (по мнению авторов, именно в степенной
функции) при условии приведения к общим показателям
различных шкал. Вместе с тем обнаружилось, что особен-
но интересно, группирование значений по отдельным
модальностям по степени их близости (например, сенсор-
ных реакций на белый шум, тон, белый свет, с одной

стороны; на электрический удар, термические и механи-
ческие стимулы — с другой).
После этой работы появилось много других исследо-
ваний подобного рода (гетеросенсорного уравнивания),
авторы которых критически отнеслись к психофизической
концепции Стивенса и к возможности определения экви-
валентов за пределами сенсорной системы. Однако шаг
был сделан, и перед психофизикой встала проблема сен-
сорных аналогов и даже гомологов как показателей общей
природы сенсорной работы человеческого мозга.
Помимо психофизики в экспериментальной психологии
подобные сравнительно-сенсорные сопоставления все
более распространялись при хронометрических определе-
ниях сенсорных реакций (простых и реакций выбора),
их времени в зависимости от различных факторов.
Обширная сводка данных о BP различных сенсор-
ных модальностей приведена в известной монографии
Е. И. Бойко и в основном советском труде по инженер-
ной психологии Б. Ф. Ломова [Ломов Б. Ф., 1963].
Сопоставление данных разных авторов о латентном
периоде сенсомоторных реакций анализаторов дало осно-
вание заключить, что «причину различий между величи-
нами латентных периодов реакции нужно искать, по-види-
мому, в истории развития механизмов регуляции движе-
ний..., в соотношениях величин латентных периодов отра-
жается соотношение ролей каждого из анализаторов в реф-
лекторном механизме регуляции» [с. 42]. Этот генети-
ческий и структурный подход к сравнительной оцен-
ке BP различных модальностей открывает новые возмож-
ности и для понимания единства организации сенсорных
систем, их многообразия и принципов группирования. В
связи с этим интересующим нас вопросом произведем
пробу сопоставления хронометрических характеристик
сенсорных систем.
Если расположить средние величины (в их наимень-
ших и наибольших значениях по данным разных авто-
ров), то получится на первый взгляд весьма пестрая кар-
тина. К наименьшим величинам латентных перио-
дов относятся реакции: тактильные (прикосновение) —
90—200, слуховые (звук) — 120—180, болевые — 130—
890, зрительные (свет) — 150—220. Обращает на себя
внимание различие в диапазонах латентных периодов
(различиях между наименьшими и наибольшими значе-

ниями), весьма малых в слуховой ((60) и зрительной (70)
модальностях, что свидетельствует о стабилизированности
и малом показателе индивидуальной изменчивости. Эти
явления особенно отчетливо выделяются при сопоставле-
нии с латентными периодами других модальностей: тем-
пературной (тепло и холод) — 280—1600, вкусовой (со-
леное) — 310, обонятельной — 310—390, вестибулярной —
400, вкусовой (сладкое) — 450, кислое — 540, горькое —
1080. Наибольшие средние величины BP обнаруживают
большая часть вкусовых качеств и вестибулярные реак-
ции, а наибольший диапазон — температурная рецепция.
Это сопоставление показывает, как и подчеркивал
Б. Ф. Ломов, что различия в величинах латентных перио-
дов есть свидетельство различной роли анализаторов в це-
лостном, системном механизме регуляции движений. По-
скольку «тактильная является генетически исходной и
наиболее интимно связанной с движениями» [Там же,
1963, с. 42], постольку наиболее кратким латентным пе-
риодом отличаются тактильные реакции на кожно-меха-
нические сигналы. Интимно связаны с движениями
кожно-болевые реакции, и их охранительно сигнальная
функция проявляется в относительной срочности реак-
ций, хотя и с диапазоном 130—890 м/сек.
Нельзя в связи с этим сопоставлением BP тактиль-
ной и болевой рецепции не вспомнить замечательного
предположения А. А. Ухтомского об их отношении к ре-
гуляции движений. Среди всех рецепций именно они —
непосредственные сигналы, организующие ту или иную
двигательную реакцию, и в этом смысле — их непосред-
ственные регуляторы. Самой древней и поэтому диф-
фузной сигнализацией являются кожно-болевые реакции,
организующие оборонительно-двигательную реакцию и со-
пряженные с ней аффектные состояния страдания, стра-
ха и т. д. Более поздней по генезису и весьма диффе-
ренцированной (и в этом смысле дискриминативной) яв-
ляется тактильная рецепция, организующая двигательные
реакции высокого уровня активности (направленные на
соприкосновение с объектом, его удержание и захват).
Эти активные движения, регулируемые тактильными сиг-
налами, сопровождаются положительными стеническими
чувствами (наслаждения, тонизации и т. д.); они —
источники познания внутренних свойств объекта (упру-
гости, плотности и т. д.).

Концепция Ухтомского, таким образом, объединила
генезис двигательных систем с их афферентацией и по-
ставила вопрос об их различном значении для происхож-
дения интеллекта. В связи с этой концепцией общность
и различия хронометрических показателей тактильных
и болевых реакций действительно объяснимы лишь в свя-
зи с историей развития механизмов регуляции движения.
Чем же объясняется тот факт, что в эту же область
наименьших величин латентных периодов входят слухо-
вые и зрительные реакции? Думается, что предложенная
Шеррингтоном концепция предвосхищающих реакций по-
средством дистантных рецепторов и организации с их
участием сложных локомоторных актов вполне объясняет
это явление, что в общем также подтверждает предло-
женную Б. Ф. Ломовым гипотезу о соотносительной роли
анализаторов в механизме регуляции движений, тем более
что эта гипотеза в отличие от шеррингтоновского пред-
ставления, но в полном согласии с концепцией Ухтомско-
го включает в механизм регуляции движения «контакт-
ные» рецепции. Новые возможности анализа в этом от-
ношении представляют экспериментальные данные кос-
мической психофизиологии [Душков Б. А., 1969, с. 295—
318; Чхаиздзе Л. В., 1965, с. 111].
Другой специальный вопрос теории ощущений, воз-
никающий при сопоставлении данных о BP с разных
анализаторов, относится к хронометрическим характери-
стикам температурной рецепции (наибольший диапазон
280—1600 м/сек) и вкусовой рецепции (наибольшие сред-
ние величины латентных периодов для всех вкусовых ка-
честв). Эти факты нельзя объяснить отдаленностью их
от механизма регуляции движения, тем более что тем-
пературная рецепция обычно относится к видам кожной
рецепции, а вкусовая имеет непосредственное биологи-
ческое значение для актов поведения. Мы предполагаем,
что эти факты объяснимы лишь в свете двойной природы
этих видов рецепции, связывающих внешнюю и внутрен-
нюю среду организма, являющиеся, таким образом, эксте-
ро-интероцептивными.
Это явление недостаточно учитывалось Шеррингтоном,
в концепции которого переходные формы рецепции от-
сутствуют. Между тем температурная рецепция есть аф-
ферентация теплообмена между организмом и средой,
сигнализация процессов терморегуляции, а не непосред-

ственно изменений температуры внешней среды. Динамика
вкусовых ощущений также связана с метаболическими
процессами во внутренней среде организма, особенно с
углеводным и минеральным обменом.
Сравнительное изучение различных сенсорных систем
человека в современных условиях все ускоряющегося тех-
нического прогресса приобрело важное практическое зна-
чение. Дело в том, что в подавляющем большинстве ин-
дикационных устройств сложных систем дистанционного
управления машинами и механизмами используются оп-
тические и акустические сигналы. Это уже в настоящее
время привело к колоссальной перегрузке зрительных
и слуховых систем, которая лишь частично устраняется
переводом их на более высокий, обобщенный с помощью
оптимального кодирования уровень деятельности. Совре-
менная инженерная психология пришла к выводу, что
«индикаторы, рассчитанные на визуальный и слуховой
прием информации, вряд ли всегда являются наилучши-
ми. В некоторых случаях более целесообразно исполь-
зовать другие анализаторы» [Ломов Б. Ф., 1963, с. 165].
Поэтому Б. Ф. Ломов считает, что «проблема разгрузки
зрения является частью более общей программы выбора
модальности сигнала и рационального распределения
информации между равными анализаторами» [Там же].
Инженерная психология в целях оптимального выбора
модальности сигнала — канала приема информации —
разработала новый подход к исследованию сенсорных
систем и реакций — определения диапазонов обнаруже-
ния сигнала, с которыми сопоставляются более сложные
сенсорно-перцептивные реакции различения и опознания
сигналов. Инженерной психологии на новой основе приш-
лось заниматься фундаментальными явлениями полисен-
сорной деятельности человека и столкнуться с фактом
неизученности многих ее сторон, относящихся к боль-
шинству сенсорных систем. Примечательно, что в сводке
Дж. Маубрея и Ф. Джелдарда о сравнительной характе-
ристике обнаружения и различения стимулов разных мо-
дальностей приведены известные им числа различимых
градаций (относительная различимость). Таковы, напри-
мер, числа различимых градаций для частоты чистого тона
(1800 градаций), интенсивности белого света (570), пре-
рывистого белого шума (460), прерывистого белого света
(375), цвета (128) [Там же, с. 158—159]. Но против

таких характеристик, как различение давления (кожно-
механическая и вибрационная чувствительности), тем-
пература (температурная чувствительность), положение
тела и движения, угловое и линейное ускорения (стати-
ко-динамическая гравитационная чувствительность), за-
пах (обоняние), вкус (вкусовая), всюду обозначено
«неизвестно». Это же отмечено для верхних порогов диа-
пазона обнаружения в системах вестибулярной, обоня-
тельной, вкусовой. К этому можно добавить кинестезию
и всю область интероцепции.
Таким образом, определена область неизвестного, что
существенно для нового продвижения по пути познания
сенсорной организации человека.
Уже в настоящее время психофизиология получила
в новых инженерно-психологических подходах важное
средство определения еще почти неиспользованных по-
тенциалов сенсорного развития человека. Ф. Джелдард
[1964] описал экспериментально выработанные кожные
системы связи, используемые для передачи информации
с помощью специального кода, изобретенного Хауэллом.
Джелдард показал, что посредством вибраторов, разме-
щенных на груди оператора, может передаваться инфор-
мация со скоростью, в 3 раза превышающей скорость
работы с азбукой Морзе. При этом обеспечивается боль-
шой набор степеней дифференцировки сигналов по ме-
стоположению, интенсивности и длительности (свойств
первого порядка), временные и пространственные изме-
нения соотношений между сигналами (свойства второго
порядка).
Именно эти подходы, непосредственно связанные
с проектированием новой техники и, следовательно,
с проектированием высших форм производственной де-
ятельности людей, обнаружили недостаточность ограни-
ченного зрительно-слухового диапазона и потенциала
человеческой деятельности и поставили проблему более
полного использования всех сенсорных систем человека.
***
Мы рассмотрели некоторые современные аспекты и под-
ходы к изучению многообразия и единства организации
сенсорных систем: принципы их классификации, сравни-
тельного анализа их психофизических и хронометриче-

ских характеристик, инженерно-психологической оценки
информационной ценности сигналов различных модаль-
ностей.
Мы считаем вполне допустимым привлечение этих ча-
стных учений о сенсорных системах для обоснования
поставленной нами проблемы сенсорной организации че-
ловека. Еще более непосредственно подходят к этой проб-
леме различные учения о закономерностях межанализа-
торных связей и образования интермодальных сенсорных
объединений различных видов. К этим учениям относят-
ся прежде всего те принципы координации нервных (сен-
сорных) центров, которые были сформулированы Шер-
рингтоном и приняты нейрофизиологией для объяснения
механизма «общего пути» в осуществлении двигательных
актов; принцип доминанты Ухтомского, объясняющий ме-
ханизм образования и преобразования целых кон-
стелляций нервных центров — субстрата восприятия (це-
лостного образа) и внимания в прямой интерпретации
самого Ухтомского; наконец, принцип детерминации вре-
менными связями анализаторных деятельностей и обра-
зования сложных функциональных систем с переменной
сигнализацией, по Павлову.
В современных нейрофизиологических исследованиях
И. С. Бериташвили, П. К. Анохина, Э. Ш. Айрапетьянца
и их сотрудников эти принципы получили дальнейшее
развитие. Систематическое изучение межанализаторных
связей в сложных актах высшей нервной деятельности
привело Айрапетьянца и А. С. Батуева к важным заклю-
чениям о механизмах, характеризующих конвергенцию
анализаторных систем. «...Принцип конвергенции, — пи-
шут они, — описанный Шеррингтоном для спинномозго-
вых координаций, должен быть расширен для всех уров-
ней нервной организации — от отдельного нейрона до кор-
ковых аппаратов всех анализаторов. Синтетическая дея-
тельность всех анализаторов, координация всех функций,
иначе говоря, осуществление конкретного, всегда сложно-
го акта высшей нервной деятельности отражают динами-
ку афферентной анализаторной конкуренции и основы-
ваются на механизмах функциональной конвергенции»
[Айрапетьянц Э. Ш., Батуев А. С., 1969, с. 66]. Среди всех
аппаратов коры головного мозга животных они особо вы-
деляют область, в которой совмещаются и перекрывают-
ся центральные аппараты двигательных и висцеральных

анализаторов. Э. Ш. Айрапетьянц и А. С. Батуев вырази-
тельно называют эту область коры фронтальным эпицент-
ром конвергенции всех анализаторов.
В многолетних исследованиях Э. Ш. Айрапетьянца и
его сотрудников установлено, что двигательный анализа-
тор выполняет своеобразную службу связи между всеми
анализаторами внешней и внутренней среды, организуя
их координацию в сложных актах поведения. В эти акты
вовлекаются различные кортикоретикулярные аппараты
регуляции внутренней среды, и поэтому участие висце-
ральных интероцептивных анализаторов всегда имеет ме-
сто, особенно в связи с двигательным анализатором. Об-
наружение морфофизиологического субстрата конверген-
ции анализаторных систем свидетельствует о том, что
условнорефлекторное взаимодействие анализаторов име-
ет фундаментальную основу в самой организации мозго-
вой структуры, филогенетическое становление которой ха-
рактеризуется перемещением фокусов конвергенции в
соответствии с эволюцией мозга. Сравнительно физиоло-
гические исследования Э. Ш. Айрапетьянца и А. С. Ба-
туева, о которых идет сейчас речь, утверждают нас в
предположении, что существуют не только временные
(условнорефлекторные), но и постоянные (безусловно--
рефлекторные) связи между анализаторами [Анань-
ев Б. Г., 1962]. Именно эти постоянные межанализатор-
ные связи, заложенные в самой, филогенетически образо-
вавшейся структуре мозга, определяют диапазон возмож-
ностей образования условнорефлекторных связей, так ска-
зать, потенциал полисенсорного функционирования
мозга на определенной ступени его эволюции.
Э. Ш. Айрапетьянц и А. С. Батуев полагают, что важ-
ной системой обеспечения интегральной деятельности моз-
га является механизм физиологического замещения (ви-
тарирования), который не ограничивается лишь замеще-
нием поврежденных или выключенных участков мозга.
Они пишут, что «виртуальный механизм, а вместе с ним
и викарирование вложены в ресурсы нормально функцио-
нирующего мозга и в определенных кризисных ситуациях
или в условиях новообразования связей, когда их осу-
ществление затруднено. В филогенетическом ряду живот-
ных на этапах эволюции нервной системы отчетливо вы-
ступает согласованная триада совершенствования анали-
заторных систем — расширение диапазона конвергенции,

подвижность интеграции, лабильность викарирования
(подчеркнуто нами. — Б. А.)» [1969]. Нам представляют-
ся эти выводы фундаментальными и для психофизиологии
человека. Они имеют особое значение для понимания ха-
рактеристик развития, образующих целостную сенсорную
организацию человека. В настоящее время в пользу такого
подхода говорят многие факты и положения психофизио-
логии человека, в которой усиливаются тенденции к изу-
чению межанализаторных связей и сенсорных взаимо-
действий.
Интересна в этом отношении классификация межана-
лизаторных связей, предложенная Е. Н. Соколовым, объ-
единившим их в две большие группы: активирующие и
информирующие. Е. Н. Соколов к активирующим свя-
зям относит не только условнорефлекторные, но и безу-
словнорефлекторные связи при действии побочных раз-
дражителей. Основным эффектом активирующих связей
является изменение чувствительности, которое носит
двухфазный характер: во время действия побочного раз-
дражителя сдвиги чувствительности происходят в одном
направлении, после прекращения действия — в противо-
положном.
Из многочисленных опытов в нейрофизиологии и эк-
спериментальной психологии известно, что эти сдвиги за-
висят прежде всего от силы побочного раздражителя
(слабые повышают чувствительность, сильные понижают)
и от исходного состояния анализатора (эффект побочного
раздражителя обратно пропорционален характеристике
этого состояния).
Активирующие связи проявляются не только при дей-
ствии пороговых, но и подпороговых побочных раздражи-
телей. Однако все активирующие связи, влияющие на ди-
намику состояний и уровни чувствительности сенсорных
систем, не сказываются на содержании чувственных об-
разов, нейтральны по отношению к их информационной
структуре.
Информирующие связи, напротив, оказывают непо-
средственное влияние на эту структуру и содержание об-
раза. Ассоциации ощущений различных модальностей и
интермодальные переключения (из одной сенсорной си-
стемы в другие), синтезирование образов в сложные на-
глядные образования и т. д. — все это вносит новые по-
токи информации об определенных объектах и их свойствах,

ориентируя человека в разнообразных отношениях. К ин-
формационным связям могут относиться и сложные
функциональные системы перцептивных действий (ви-
зуального наблюдения, активного осязания и т. д.), объе-
диняющих несколько сенсорных систем при доминирова-
нии одной из них.
Исключительна заслуга выдающихся советских психо-
физиологов Л. А. Орбели, С. В. Кравкова, Г. X. Кекчеева
и других в изучении тех связей, которые Е. Н. Соколов
назвал активирующими. С. В. Кравков [1948] первый
обобщил огромный экспериментальный материал в этой
области и описал основные закономерности функциони-
рования связей данного рода.
Мы отнесли все явления сдвигов чувствительности со-
пряженных анализаторов к основным эффектам ассоциа-
ций ощущений, т. е. информационных связей, если упот-
реблять терминологию Е. Н. Соколова [1959]. В структу-
ре любой ассоциации ощущений имеются компоненты,
одни из которых выполняют функцию сигнала, другие —
подкрепления. Поэтому в ассоциации ощущения элемент
информации всегда связан с наличием активации в форме
подкрепления.
Ассоциация ощущений определяется непосредствен-
ным совместным (одновременным или последовательным)
воздействием внешних предметов на различные анализа-
торы, «аналитические рецепторы головного мозга», как их
назвал И. М. Сеченов, основатель современной материа-
листической теории ассоциации ощущений. Именно он
положил начало пониманию единства ощущений и дви-
жений, всегда включенных в ассоциации ощущений в ви-
де своих кинестетических эффектов. Психическая жизнь
в состоянии бодрствования непрерывна, по Сеченову, бла-
годаря образованию из многих ассоциаций рядов и цепей
связей. В онтогенетическом развитии благодаря удлине-
нию и упрочению этих ассоциативных цепей возрастают
время бодрствования и степень активности индивида.
Ощущения не только связываются между собой в той
или иной форме ассоциации, но и развиваются благодаря
им. Однако в бодрствовании и переходных состояниях (от
сна к бодрствованию и от него ко сну) происходит пре-
образование, в том числе и разобщение, сложившихся ассо-
циаций — дисассоциация, которой Сеченов придавал боль-
шое значение во взаимоотношениях сенсорных функций.

Эти процессы образования цепей ассоциаций и дисассо-
циаций лежат в основе развития всех более сложных пси-
хических явлений, чувственных знаний человека о внеш-
нем мире и самом себе. Сеченов писал: «При анализе ас-
социированных ощущений человек впервые встречается
сам с собой. Отделением в деле ощущений всего субъек-
тивного кладется начало самоощущения, самосознания»
[Сеченов И. М., 1947, с. 131].
Применяя сеченовскую концепцию ассоциации ощу-
щений в современных условиях, мы пришли к выводу о
необходимости выделения двух основных классов таких
ассоциаций: 1) интрамодальных (например, зрительно-
зрительных, тактильно-тактильных и т. д.) и 2) интермо-
дальных (например, зрительно-тактильных, обонятельно-
вкусовых и т. д.), которые дифференцируются на ряд ви-
дов и разновидностей, описанных нами в специальной
работе [1955].
В процессе развития именно интермодальные ассоциа-
ции играют ведущую роль и на каждой его ступени под-
готавливают условия для образования и преобразования
интрамодальных ассоциаций. Вместе с тем интермодаль-
ные связи становятся механизмом сложных стереотипов
поведения. Именно поэтому в них всегда можно обнару-
жить в качестве постоянного звена кинестетические ощу-
щения в форме моторно-кинестетических и рече-кинесте-
тических сигналов. Тот факт, что акт видения (наблюде-
ние) есть зрительно-моторно-кинестетический, акт
слушания — слухо-рече-кинестетический, акт ощупыва-
ния — тактильно-кинестетический, акт нюхания — обоня-
тельно-кинестетические ассоциативные цепи, свидетель-
ствует об обязательном участии в сенсорных процессах
ощущений от рефлекторного движения (моторного или
речевого) в ответ на оптические, акустические, механиче-
ские, химические и другие сигналы.
Серьезной научной проблемой продолжает оставаться
вопрос о том, почему ощущения любой модальности в од-
них случаях связываются с артикуляционными движе-
ниями речевого аппарата, а в других — с движениями ра-
бочих органов (рук), опорно-двигательного аппарата и
других частей скелето-двигательной структуры человека.
Интермодальные ассоциации ощущений выражают не
только целостность чувственного отражения человеком
объективной действительности, единства материального

мира, но и активность этого отражения, начиная с самых
общих и элементарных сенсорных процессов.
Наиболее изученными ассоциативными интермодаль-
ными структурами такого рода являются: зрительно-мо-
торная (точнее зрительно-тактильно-моторно-кинестетиче-
ская) координация в трудовых, графических, гностиче-
ских и других действиях, слухо-рече-кинестетическая ко-
ординация в устной речи, слухо-рече-кинестетическая,
зрительно-кинестетическая координация в письменной
речи, тактильно-температурно-кинестетическая организа-
ция активного осязания и т. д.
В новейшей психофизиологии и патопсихологии все
большее внимание привлекают феномены соместезии как
комплексного образования, объединяющего все виды кож-
ной рецепции (тактильной, температурной, болевой), ки-
нестезию и интерорецепцию. Соместезия представляет
именно ту чувственную основу самосознания, которую
Сеченов считал сенсорным источником личности. Изуче-
ние соместезии и роли отдельных сенсорных систем,
включая интероцепцию (сенестезию), имеет весьма важ-
ное значение для понимания механизмов «схемы тела»
[Дженкинс В., 1963; Ананьев Б. Г. и Торнова А. И.,
1941; Меерович Г. И., 1939].
По сравнению с малыми интермодальными ассоциа-
циями соместезия, гаптика (активное осязание), зритель-
но-моторные координации, рече-слуховые и рече-зритель-
но-слуховые координации являются крупными блоками
сенсорной организации человека, каждый из которых
функционирует по собственным закономерностям взаимо-
действия. Однако между этими крупными блоками сущест-
вуют как генетические (по порядку развития и последо-
вательности их развертки), так и структурные зависимо-
сти в пределах единой сенсорной организации человека.
Эти генетические и структурные зависимости варьируют
в связи с возрастно-половыми и индивидуально-типиче-
скими особенностями людей. Одним из наиболее интерес-
ных и все еще плохо изученных явлений индивидуальной
изменчивости сенсорной организации человека и ее от-
дельных «крупных блоков» приходится считать синесте-
зию, комплексное полисенсорное образование слитности
интермодальных образов и смешанных каналов связи (на-
пример, цветового слуха, кожного зрения, запахового
вкуса и т. д.). Это явление противоположно тому обособ-

лению сенсорных систем в нейродинамической картине
личности, которое дало основание Б. М. Теплову выде-
лить парциальные типы нервной системы по одной из
сенсорной (анализаторной) модальности.
Изучение феноменов слияния или, напротив, крайнего
обособления сенсорных систем в общей структуре чувст-
венного познания составит одну из ближайших задач на-
учного исследования.
***
Несомненно, виды ощущений и их взаимосвязь нахо-
дятся в причинной зависимости от форм движения мате-
рии в их взаимосвязях и взаимопереходах. Обращает на
себя внимание дублирование сенсорных функций в про-
цессе отражения одной и той же формы движущейся ма-
терии, но в разных ее свойствах и отношениях. Так,
тактильные, вибрационные, мышечные, вестибулярные
ощущения отражают определенные моменты и свойства
механического движения различных тел, в том числе и
тела человека. Зрительные, слуховые, вибрационные,
температурные связаны с различными свойствами молеку-
лярного движения, а обоняние и вкус — с химической
природой вещества и химической реакцией как особой
химической формой движущейся материи. Интерорецеп-
ция, вкусовые, болевые и температурные ощущения спе-
цифически связаны с основными явлениями жизнедея-
тельности — биологической формой движения материи.
Общность объекта отражения — движущейся материи про-
является и в близости различных анализаторов в отраже-
нии пространства и времени как основных форм сущест-
вования материи.
В совместной деятельности различных анализаторов
имеется объективный порядок постоянных взаимосвязей,
определяемых общностью объектов отражения в их вза-
имодействии и взаимопроникновении. Можно наметить
известный порядок «цепочек» взаимосвязей. Эти цепочки
не носят, конечно, линейного характера. Напротив, такой
порядок можно выразить в сложно разветвленной цепи
взаимосвязей по многим признакам.
Зрительные, тактильные, мышечно-суставные и ста-
тико-динамические ощущения составляют один ряд этой
цепи. Через тактильные ощущения этот ряд соединяется с

вибрационными, а через вибрационные — со слуховыми,
которые в свою очередь связываются с мышечными ощу-
щениями (артикуляционными и голосовыми). Особый ряд
в системе анализаторных взаимосвязей составляют хими-
ческие чувства (обоняние, вкус, хеморецепция внутрен-
ней среды), которые связываются с другими сенсорными
явлениями жизнедеятельности (особенно температурными
и болевыми). Тактильные ощущения сопровождают мно-
гие другие чувственные деятельности (вкус, обоняние,
слух, температурные ощущения и т. д.), что объясняется
особой ролью кожи как покрова и барьера тела, а вме-
сте с тем участника основных процессов обмена веществ.
Кинестезия является обязательным членом любой ассо-
циации ощущения, благодаря чему процессы отражения
и накопления индивидуального опыта всегда проникают
друг в друга.
Этот весьма беглый набросок показывает, что сущест-
вует известная система постоянных межанализаторных
взаимосвязей, источник которой заключен в целостной
совокупности материального мира, в объективных взаи-
мосвязях между различными формами движущейся мате-
рии.
Вместе с составом чувственного отражения система
этих взаимосвязей образует структуру чувственного
познания, определяющую сенсорную организацию чело-
века.
Современные научные исследования, в том числе и
наши, свидетельствуют о высокой коррелируемости раз-
личных сенсорных функций, о сопряженности многих сен-
сорных систем, в общем о целостности сенсорного разви-
тия человека. Существуют не только временные, но и по-
стоянные межанализаторные связи, обусловленные фило-
генетическими приспособлениями комплексов анализаторов
к основным формам вещества, энергии, информации.
Структура таких связей у человека исторически преобра-
зована, и сенсорная организация относится к наиболее
важным проявлениям его исторической природы. В этой
целостной системе образуются межфункциональные сен-
сорные структуры и сложно разветвленные сенсорные
цепи. Генетическим началом этих цепей являются так-
тильные функции, а их всеобщим эффектом — зрительное
восприятие. К таким цепям относятся: 1) тактильно-ви-
брационно-слуховые, 2) тактильно-кинестетические, 3) так-

тильно-температурно-болевые, 4) тактильно-вкусо-обоня-
тельные, интероцептивные.
Все эти цепи представляют собой потоки разнообраз-
ной информации о внешней и внутренней среде, которые
как бы сходятся в зрительных, кинестетических и грави-
тационных узлах единой сенсорной организации человека.
В процессе исторического развития и на его основе онто-
генетической эволюции внутри этой организации образу-
ются межанализаторные интермодальные сенсорные си-
стемы с высокими уровнями интеграции, переходящие в
перцептивные системы.
Одной из них является речеслуховая система, вклю-
чающая собственно слуховые, вибрационные, гравитаци-
онные, кинестетические, тактильные и другие сигналы,
кодируемые соответственно языковым единицам. С рече-
слуховой системой связана вербализация всего чувствен-
ного опыта человека.
Другой сенсорной системой, интегрирующей сигналы
любой модальности (от тактильной до интероцептивной),
является зрительная система. Универсальность ее в ин-
тегрировании и переинтегрировании любых по модаль-
ности сигналов поразительна. В любом акте зрительного
восприятия можно обнаружить сложнейший полимодаль-
ный механизм.
40 лет назад П. П. Блонский высказал предположе-
ние, что зрительные образы всегда представляют собой
слияние собственно-зрительных сигналов со зрительно--
преобразованными сигналами других модальностей. Со-
временная психофизиология вполне подтверждает такое
предположение. Действительно, зрительная система всег-
да работает как интегратор и преобразователь сигналов
всех модальностей.
Сопоставление данных генетической психологии ре-
бенка и общей психологии показывает существенные пре-
образования положения зрительных функций среди дру-
гих сенсорных функций. Доминирование зрительных фун-
кций связано с перестройкой взаимоотношений между
другими сенсорными, точнее, сенсомоторными функция-
ми, и должно рассматриваться как продукт их совместно-
го развития. В раннем детстве неравномерность станов-
ления анализаторных систем имеет одной из своих ос-
новных черт опережающее развитие механических и
химических рецепций (сравнительно со зрительной ре-

цепцией); однако уже к концу первого года жизни про-
исходит их выравнивание. В последующем ходе онтоге-
неза зрительная система становится доминирующей на
перцептивном уровне благодаря свойствам интеграции и
преобразования сенсорных функций, переводу сигналов
любой модальности на предметно-пространственные схе-
мы, т. е. визуализации всего чувственного опыта в це-
лом. Специальным выражением зрительно-перцептивной
работы является наблюдение. С. Л. Рубинштейн почти
30 лет назад предвидел, что рациональным подходом к
исследованию зрительного восприятия может быть лишь
его изучение как особой деятельности наблюдения. Наши
исследования позволяют выделить три основные формы
развития наблюдения как деятельности этой системы:
а) наблюдение — управление объектами и операциями с
ними, б) наблюдение — изображение плоскостное и объ-
емное, в) наблюдение — чтение, составляющее общий ме-
ханизм знаковых операций. Единство гностических и
коммуникативных функций зрительной системы представ-
лено в социальной перцепции, восприятии человека чело-
веком. Зрительная система как преобразователь и интег-
ратор всего чувственного опыта человека выступает не
только на перцептивном уровне, но и на уровне пред-
ставлений. Высокую устойчивость эта система проявляет
и в глубокой старости, когда имеет место инволюция са-
мих зрительных функций.
Интрамодальные связи обнаруживаются в корреляци-
онных изменениях сенсорных функций одного и того же
анализатора в различные моменты индивидуального раз-
вития, например, связи между расширением поля зрения,
изменением его пространственной организации и остро-
той зрения. Подобные корреляционные преобразования
прослежены у нас как в детском, так и в старческом воз-
расте.
Для теории индивидуально психического развития че-
ловека важное значение имеет открытие оптимумов аб-
солютной и разностной чувствительности многих модаль-
ностей в периоды поздней юности и ранней взрослости,
т. е. после завершения основных процессов роста и со-
зревания, которыми генетическая психология обычно ог-
раничивала сенсорное развитие человека. Такое ограни-
чение надо признать ошибочным, тем более что хроно-
метрические исследования времени реакции показывают,

что максимальное сокращение латентного периода всех
видов психических реакций, начиная с простых сенсомо-
торных, имеет место именно в периоды поздней юно-
сти — ранней взрослости.
Изучение эволюции зрительной системы, речевого слу-
ха и кинестезии показывает, что в определенных усло-
виях жизни и деятельности человека оптимумы этих
функций и других модальностей, сенсибилизированных и
находящихся под постоянной нагрузкой, перемещаются в
более поздние периоды жизни. При этом они стабилизи-
руются на высоком уровне и противостоят инволюцион-
ным процессам.
Сенсорно-перцептивные характеристики возрастных,
половых и индивидуально типических (в том числе ней-
родинамических) особенностей человека необходимы для
определения потенциалов развития — трудоспособности,
одаренности и специальных способностей.
Новейшие исследования в этой области представляют-
ся весьма перспективными для познания сензитивности
как свойства личности и сензитивных периодов развития
человека, составляющих общую проблему для учения как
о психических процессах, так и о психических свойствах
личности. Мы вплотную подошли к этой перспективной
проблеме всей психологии человека в связи с новыми
знаниями о сенсорно-перцептивных процессах как инди-
каторах (и даже стабилизаторах) индивидуального раз-
вития человека.
Состав и структура чувственного отражения образуют
сенсорную организацию, зависящую от образа жизни и
деятельности животного организма. В зависимости от
этих образующих складываются определенное взаимодей-
ствие анализаторов, их соподчинение, относительное до-
минирование одних чувствующих систем над другими,
а также общее направление развития каждой из них.
Совокупность анализаторов с их мозговыми концами
и эффекторами отражает окружающую организм среду в
целом, но именно как среду обитания, включая весь про-
цесс взаимодействия организма с жизненно необходимы-
ми условиями внешней среды.
Известно, что поведение животных, стоящих на раз-
ных ступенях филогенетической лестницы, отличается по
уровню развития, т. е. по сложности постоянных и пе-
ременных связей организма со средой, по преобладанию

безусловнорефлекторных или условнорефлекторных форм
поведения. Менее известно весьма существенное разли-
чие в их поведении, определяемое составом и струк-
турой анализаторной деятельности нервной системы, моз-
га. Между тем все более и более накапливаются факты,
свидетельствующие о биологической обусловленности на-
правления развития отдельных рецепций, о значении их
в процессе приспособления данных организмов к опреде-
ленным условиям жизни. Ультразвуки, например, не
только используются и генерируются различными пред-
ставителями животного мира, но также служат им сред-
ствами сигнализации и ориентировки в окружающей
среде. То же следует сказать об ультрафиолетовых лучах,
радиоволнах и т. д. [Орбели Л. А., 1958]. Отсюда сле-
дует, что своеобразие биологических условий создает в
природе многие виды рецепций, которые не имеют ана-
логии с анализаторной деятельностью человека [Элтрин-
гем Г., 1934]. Но нередко стремление расположить в ли-
нейном порядке развитие рецепций приводит к тому, что
к одному и тому же анализатору приурочиваются раз-
ные сенсорные функции. Так, органу боковой линии рыб
некоторые физиологи придают функции слухового анали-
затора на том основании, что он воспринимает вибрации
водной среды, хотя только часть этой боковой линии диф-
ференцирует колебания частотой от 18 до 25 герц. К кож-
ному анализатору относятся вибраторные реакции паука,
вызванные колебаниями паутины, и т. д. [Демирчог-
лян Г. Г., 1956].
На самом деле многообразие рецепторов и рецепций
в животном мире ни в какой мере не может быть све-
дено к той группе анализаторов, которая свойственна че-
ловеку.
Несомненно также, что развитие рецепций не сводит-
ся только к прогрессу одних функций за счет редуциро-
вания других сенсорных функций, например зрения за
счет обоняния, как это изображается в истории развития
приматов [Вебер М., 1935].
Несомненно, существуют сопряженные, коррелятивные
изменения рецепций, зависящие от общего образа жизни
данного животного вида в определенной среде обитания.
Но такие коррелятивные изменения идут в разных на-
правлениях, которые могут быть поняты лишь экологи-
чески.

Именно среда обитания, образ жизни и способ дея-
тельности обусловливают соотношение видов рецепций
в данной сенсорной организации животных, в которой
ядром являются группы анализаторов, специфичные для
данной среды обитания.
Остановимся вкратце на известных рецепциях у рыб,
резко отличающихся от других животных по среде оби-
тания. Особенно важно в ориентировке и поведении зре-
ние (например, при погоне за добычей).
Новейшими исследованиями (В. Л. Бианки из лабора-
тории Э. Ш. Айрапетьянца) показано, что рыбы обла-
дают в известной степени бинокулярным зрением. «После
выработки с обоих глаз условного рефлекса и последую-
щей энуклеации одного из них резко нарушается диффе-
ренцирование места нахождения, например бусинки. Оба
глаза осуществляют совместную и симметричную деятель-
ность: выработка условного рефлекса с одного глаза ока-
зывается уже готовой при пробе со стороны другого гла-
за» [Айрапетьянц Э. Ш., 1958, с. 111]. Зрение выполня-
ет специфическую роль в приспособлении, участвуя в об-
разовании мимикрии, изменение окраски поверхности
всей рыбы соответственно цвету дна, «экстирпация обоих
глаз выключает эту приспособительную реакцию» [Де-
мирчоглян Г. Г., 1956, с. 17]. Тем не менее зрение нельзя
считать ведущей рецепцией у рыб.
Методом условных рефлексов было доказано, что ры-
бы обладают слухом, особенно обитающие на большой
глубине. Слуховая функция у них связана со звуковой
сигнализацией, заменяющей световую на больших глу-
бинах. Рыбам свойственна и тактильная чувствитель-
ность: некоторые участки тела, особенно «усы» сомовых
рыб, выполняют функцию ощупывания предметов. Одна-
ко слух и осязание, подобно зрению, не определяют ос-
новного направления ориентировки рыб в водной среде,
хотя и способствуют осуществлению такого направления.
Эти рецепции определяются осью (орган боковой ли-
нии — хеморецепция поверхности тела), вокруг которой
центрируются все остальные рецепции.
Благодаря органу боковой линии «рыба удерживает
симметричную установку тела по отношению к жидкой
среде, струящейся под влиянием своего течения навстре-
чу животному или под влиянием быстрой локомоции
самой рыбы... Кроме того, боковая линия ориентирует, по-

видимому, в меняющихся условиях давления» [Ухтом-
ский А. А., 1954, с. 81].
Но функции органа боковой линии и вестибулярного
аппарата, который связан с ней в общей структуре нерв-
ной системы, не могут отождествляться. В органе боко-
вой линии объединены статико-динамические, вибратор-
ные и тактильные сигнализации, которые в дальнейшем
специализируются.
Подобное же явление обнаруживается в диффузной
хеморецепции поверхности тела рыб. При изучении золо-
тых рыбок, некоторых сомовых и карповых рыб М. Пар-
кер обнаружил, что они отвечают активно-двигательными
рефлексами на подведение к боку струйки мясного сока
или кусочка ваты, пропитанной этим соком. В коже этих
животных были обнаружены чувствительные элементы,
весьма сходные с вкусовыми луковичками. С подобной
диффузной хеморецепцией связан генезис и обоняния, не
говоря уже о хеморецепции внутренней среды. Но у неко-
торых рыб обоняние достигает такого развития, что Эдин-
гер охарактеризовал большой мозг акулы как гипертро-
фию обонятельных долей.
Из этого краткого экскурса видно, что именно среда
обитания и образ жизни определяют у рыб соотношение
разных видов рецепции, их сенсорную организацию.
Показательна в этом же отношении структура анали-
заторной деятельности головного мозга млекопитающих,
в том числе приматов, представляющих особый интерес
для понимания животных корней антропогенезиса.
Эволюция отдельных видов рецепций от лемуров до
антропоидов особенно хорошо прослежена в отношении
обоняния и зрения. Подотряд лемуров по обонянию еще
находится на границе макросматических и микросмати-
ческих животных. У лемуров начинается редукция пе-
риферического и частично центрального отделов обо-
нятельных органов. Подотряд долгопят уже относится к
группе микросматических животных, что связано с ис-
ключительным развитием у них зрительных органов.
Однако нельзя полностью объяснить редукцию обоня-
ния возрастанием роли и тонкости зрительного органа,
который у антропоидов значительно совершеннее дея-
тельности этого органа у низших обезьян, у которых ре-
дукция обонятельных органов большая, чем у антропои-
дов. Уже у низших обезьян (по сравнению с лемурами

и долгопятами) изменяется положение глаз, передвину-
тых с боковых сторон черепа на его переднюю поверх-
ность, что благоприятствует бинокулярному видению.
Однако перекрест зрительных нервов еще неполный.
Он более выражен у антропоидов. Хотя в сетчатке глаз
у всех обезьян уже имеются желтое пятно и централь-
ная ямка, необходимые для дифференцирования дневного
(цветного) зрения, однако у антропоидов оно достигает
несравненно более высокого уровня развития. Но и обо-
няние у антропоидов более дифференцированно по срав-
нению с низшими обезьянами, у которых резко выраже-
на редукция обонятельных органов.
Сопряженное изменение обоняния и зрения в разви-
тии приматов, несмотря на различное значение этих ви-
дов чувствительности, все еще составляет часть развиваю-
щейся структуры анализаторной деятельности мозга.
Сравнительно с лемурами у долгопят ограничивается
не только обонятельная, но и слуховая функция. Между
тем у низших обезьян, особенно у антропоидов, слуховая
функция более дифференцируется и приобретает важное
значение сигнализации в стадной жизни и ориентировки
в пространстве.
Все большее значение приобретает вестибулярная
функция. Избирательный характер сенсорного прогресса
приобретает кинестезия, особенно кистей рук. Именно ки-
нестезия и связанные с ней зачатки активного осязания
образуют вместе со зрением «ось» сенсорной организации
обезьян. Среда обитания различных подотрядов приматов
во многом сходна. Эволюционные изменения связаны не
только со средой, но и с изменением характера деятель-
ности самих животных. Все большее значение приобре-
тают манипулятивная деятельность, специализация ко-
нечностей не только на передвижении, но и на опери-
ровании с предметами. Зрительно-моторная координация
развивается одновременно по двум направлениям: даль-
номерности зрения и прицельных прыжков, с одной сто-
роны, ощупывания предметов относительно раздельными
движениями пальцев и рассматривания предметов вбли-
зи — с другой. Соответственно развиваются статико-дина-
мические и тактильные аппараты. В условиях стадной
жизни звуковая сигнализация выступает в важной био-
логической роли, соответственно которой дифференциру-
ется слуховой аппарат.

В образе жизни приматов важную роль играет актив-
ный способ их деятельности, с которым связано и про-
грессивное развитие сложных ориентировочных рефлек-
сов, хорошо изученных Н. Ю. Войтонисом [1949].
Сенсорная организация обезьян, особенно антропоидов,
наиболее близка к сенсорной организации человека. Од-
нако между ними имеются качественные различия, обус-
ловленные непосредственным влиянием труда и языка
на развитие анализаторных деятельностей мозга.
Положение о том, что сенсорная организация есть от-
ражение среды обитания, образа жизни и способа дея-
тельности, остается, конечно, в силе и в отношении че-
ловека. Однако эволюционно-биологический подход оказы-
вается совершенно недостаточным для объяснения специ-
фического характера этих факторов, определяющих сен-
сорную организацию человека.
Окружающая человека среда, среда его обитания —
не только естественные силы природы, но прежде всего
«историческая природа», созданная трудом людей: про-
мышленность и сельское хозяйство, города и села, мате-
риальные и культурные ценности, в общем преобразован-
ные человеком силы природы. Изменение природы чело-
веком в процессе труда непрерывно преобразует окружаю-
щую среду, благодаря труду люди сами создают свою
«среду обитания». Практически воздействуя на окружаю-
щую природу, люди расширяют среду обитания, а благо-
даря научному познанию и технике используют все новые
и новые виды энергии, превращая их в компоненты этой
среды.
Прогресс науки и техники по мере гигантского роста
производительных сил выводит человека за пределы не-
посредственной среды обитания.
Образ жизни людей, общественную основу которого
составляет материальное производство средств производ-
ства, средств потребления — именно труд, есть «первое
основное условие всей человеческой жизни, и притом в
такой степени, что мы в известном смысле должны ска-
зать: труд создал самого человека»*. Но именно труд и
есть основной способ деятельности человека; производство
материальных и культурных ценностей составляет сущ-
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 486.

ность человеческой деятельности, преобразующей окру-
жающую человека природу.
Известно, что в процессе воздействия человека на при-
роду изменилась его собственная природа, в том числе и
его сенсорная организация.
В своей историко-материалистической теории антропо-
генезиса Ф. Энгельс уделил особое внимание качествен-
ному изменению этой организации в процессе труда.
Первыми ближайшими следствиями труда являются
переход к прямохождению, вертикальному положению
тела и специализация конечностей (верхних на предмет-
ных действиях — операциях труда, нижних — на пере-
движении).
Эти изменения повлекли за собой существенные сен-
сорные новообразования вестибулярных и кинестетиче-
ских функций. Исторически сложилась система рефлексов
на предупреждение потери равновесия.
С этой пластичной системой связано развитие статико-
динамических ощущений, отражающих самые различные
координаты пространственного положения человеческого
тела и ускорения при его передвижении, а также переме-
щении точки опоры его тела (в различных видах тран-
спорта). Вертикальное положение тела изменило направ-
ление и объем обозреваемой среды, непосредственно
повлияло на структуру поля зрения человека. Образова-
лась вместе с тем характерная для человека оптико-вести-
булярная связь, которую А. А Ухтомский справедливо
считал ядром «наблюдательской позы».
Еще более глубокое изменение внесло в сенсорную
организацию человека преобразование двигательного ап-
парата, а следовательно, двигательного анализатора, ко-
торый у всех животных является единым. У человека в
связи с разделением функций между верхними и нижни-
ми конечностями существенно изменилась нервная регу-
ляция опорно-двигательного аппарата и аппарата рабочих
движений рук. Фактически мы имеем не один, общий
для всех двигательных функций кинестетический анали-
затор, а два, соединенных в единую систему. К этому
надо добавить, что из двигательного анализатора, как
справедливо подчеркнул Н. И. Красногорский, выделился
вполне самостоятельный речедвигательный анализатор,
также интимно связанный с общедвигательными кинесте-
тическими функциями.

Все эти изменения сенсорной организации под прямым
влиянием трудовой деятельности можно понять лишь при
учете роли эффекторов в изменении рецепторов (через
замыкательные приборы коры головного мозга).
Особенно мощными были прямые влияния деятельно-
сти рук на изменение всей сенсорной организации челове-
ка. Рука человека «является не только органом труда, она
также и продукт его»*. Только благодаря труду рука
стала универсальным орудием, естественным органом
творчества во всех сферах человеческой деятельности.
Касаясь антропогенезиса, Ф. Энгельс заметил: «...рука
не была чем-то самодовлеющим. Она была только одним
из членов целого, в высшей степени сложного орга-
низма. И то, что шло на пользу руке, шло также на
пользу всему телу, которому она служила, и шло на поль-
зу в двояком отношении»**. Во-первых, в силу закона
соотношения сопряженных изменений совершенствование
человеческой руки оказывало опосредствованное влияние
на другие части тела. Во-вторых, развитие руки оказы-
вало прямое воздействие на остальные органы, так как
связанное с рукой и трудом воздействие человека на при-
роду расширяло кругозор человека, открывало человеку
все новые, до того не известные свойства. И именно из
практического действия возникло умственное развитие,
вплоть до самых сложных интеллектуальных операций.
Рука как самая подвижная и рабочая двигательная си-
стема только у человека стала самостоятельным рецепто-
ром, точнее, комплексом рецепторов, образующих актив-
ное осязание путем сочетания тончайшей тактильной
рецепции с кинестезией рук, а также при участии термо-
рецепторов кожи.
В самых начальных актах труда человек оперировал
двумя вещами: предметом и орудием труда. Реконструк-
ция археологом С. А. Семеновым [1957] актов труда в ус-
ловиях первобытной техники позволяет представить дета-
ли взаимодействия обеих рук в этих актах. Правая рука
оперировала орудием труда, а левая — предметом, мате-
риалом для обработки. С этой приуроченностью связано
преимущественное развитие статического напряжения
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 488.
** Там же.

мышц в левой руке, динамического напряжения — в пра-
вой. Вместе с тем происходило изменение развития так-
тильной рецепции, так как она достигала высокого разви-
тия на левой руке, получающей непосредственные сигна-
лы об изменении свойств обрабатываемых материалов,
особенно их фактуры и упругости. Сигнальные функции
обеих рук (тактильно-кинестетические) образовали еди-
ную координатную систему с дифференцированными ком-
понентами — пальцами. В этой системе устанавливалось
весьма подвижное равновесие между пальцами, находя-
щимися в движении и покое при ощупывании и манипу-
лировании с предметом, причем особую роль «подвижной
ладони» стали играть большие пальцы обеих рук, а соб-
ственно познавательную функцию — указательный палец,
движениям которого сопутствуют движения или покой
остальных пальцев.
Исключительное развитие у человека приобрело инст-
рументальное опосредствованное ощупывание посредством
«зонда», которое достигает большой точности и в услови-
ях, когда ощупываемый предмет скрыт от зрения. Однако
наиболее важным результатом развития руки является
перестройка зрительной рецепции. Глаз стал «учеником
видящей руки» благодаря прочно замкнутой зрительно-
моторной координации. Зрительно-тактильно-кинестети-
ческая связь вместе с оптико-вестибулярной установкой
образовали ядро сенсорной организации человека.
Доминирование зрения в этой организации обеспечи-
вается именно этими двумя родами связей, в которые
оно включено. Качественно преобразовалось и само зре-
ние, характеризующееся сочетанием ахроматического и
хроматического видения, высоким развитием цветоразли-
чения, дальнозоркостью или глубинностью пространст-
венного видения, структурной целостностью. И именно
зрение почти до самых последних дней выводило человека
за пределы Земли, в космическое пространство.
Вместе с трудом необходимо возникла речь, а с нею
качественно преобразовался слух. Речевой слух человека
представляет собой новую форму слуховой рецепции, по-
рожденную языком как основным средством общения.
Ныне общепризнанно, что физиологические механиз-
мы слуха человека общественно обусловлены. Крупный
советский физиолог А. А. Ухтомский писал о том, что
«на слух у человека ложится исключительная и ответ-

ственная практическая задача, уходящая далеко за гра-
ницы физиологии: задача служить опорой и посредником
в деле организации речи и собеседования» [Ухтом-
ский А. А., 1954, с. 220].
Продуктом исторического развития человека является
и музыкальный слух (звуковысотный, мелодический, гар-
монический, ладоритмический). Но, как показал
А. Н. Леонтьев, развитие человеческого слуха непосред-
ственно связано с развитием эффекторных компонентов
единого рефлекторного кольца, образующего слуховой
механизм. Исключительное значение для развития специ-
ально речевого и музыкального слуха имело развитие
функций речедвигательного аппарата с его сложной си-
нестезией. Поэтому правомерно включить в ядро сенсор-
ной организации человека слуховую рецепцию, особенно
речевой слух, отражающий звуковую природу родного
языка.
Речевые анализаторы (речедвигательный и речеслу-
ховой) являются непосредственными органами второй
сигнальной системы, влияние которой на первую сигналь-
ную систему человека многообразно.
К ядру сенсорной организации человека примыкают в
разных связях тактильная рецепция всей кожи челове-
ческого тела, особо развитая в дистальных его частях;
температурная и болевая рецепции, причем на терморе-
цепции прямо сказывается искусственное регулирование
человеком температуры среды и тела (охлаждение или
утепление жилища, та или иная одежда и т. д.).
Существенно изменились по сравнению со всеми жи-
вотными виды хеморецепции у человека. Под влиянием
химической переработки пищи, начиная с самых ранних
проб использования огня, качественно изменился пищевой
обмен между организмом и средой, а с ним и вкусовая
рецепция, являющаяся главной сигнализацией этого об-
мена. Общественные условия производства средств потреб-
ления, видоизменяющиеся у разных народов, породили
не только национальную кухню, но и специфические чер-
ты вкусовой рецепции.
Изменилось и обоняние, развивающееся в разных на-
правлениях в связи с необходимостью распознавать свойст-
ва химических соединений, дифференцировать пахучие
вещества и т. д. С этими изменениями пищевого обмена
и вкусовой сигнализации непосредственно связано изме-

нение хеморецепции внутренней среды человеческого ор-
ганизма.
В сенсорном развитии человека нельзя обнаружить
«редуцирование» какой-либо рецепции сравнительно с
другими приматами, хотя соотношение рецепций приобре-
ло качественно иной вид вследствие общественного обра-
за жизни и трудовой деятельности. Это соотношение, об-
разующее качественно своеобразную сенсорную организа-
цию человека, есть продукт исторического развития
анализаторов, чувствующих систем головного мозга че-
ловека.
Современная наука полностью подтверждает положе-
ние Ф. Энгельса о том, что «развитие мозга вообще со-
провождается усовершенствованием всех чувств в их со-
вокупности»*.
Ф. Энгельс считал весьма важным положение, что
труд качественно изменил все чувства человека, а не
только какие-либо из них. По происхождению виды ощу-
щений не могут разделяться на «высшие» и «низшие»,
как это нередко делается в психологии и физиологии.
За таким разделением скрыта идея историчности одних
(например, зрения и слуха, которые обычно относятся к
«высшим чувствам»), «биологичности» других (осязания,
обоняния, вкуса, которые относятся к «низшим чувствам»).
«Социо-биологический» дуализм вносится в теорию ощу-
щений вопреки всем фактам науки. В своей антропоге-
нетической теории Ф. Энгельс, напротив, подчеркивал, что
не только зрение человека является продуктом общест-
венно-трудового развития. Известно, что Ф. Энгельс писал
об обонянии и осязании: «Собака обладает значительно
более тонким обонянием, чем человек, но она не разли-
чает и сотой доли тех запахов, которые для человека яв-
ляются определенными признаками различных вещей.
А чувство осязания, которым обезьяна едва-едва обладает
в самой грубой, зачаточной форме, выработалось только
вместе с развитием самой человеческой руки, благодаря
труду»**.
Ф. Энгельс, как видим, не допускал мысли о редуци-
ровании этих видов ощущений сравнительно с прогрессом
зрения и слуха. Это и понятно, так как с самого начала
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 490.
** Там же.

марксизм выдвинул новаторскую идею о том, что все
ощущения — продукт всемирной истории.
Чувствующие деятельности головного мозга, конечно,
общи животным и человеку. Но еще более важно понять
специфичность сенсорной организации человека в целом,
которая отражает общественный образ жизни, трудовой
характер деятельности, преобразующей окружающую
природу, а вместе с тем собственную природу человека.
Прекратился ли этот процесс исторического развития
анализаторов под влиянием трудового преобразования
природы с того момента, когда человек выделился из
природы?
На этот вопрос Ф. Энгельс дал ясный отрицательный
ответ. Он писал: «Это дальнейшее развитие с момента
окончательного отделения человека от обезьяны отнюдь
не закончилось, а, наоборот, продолжалось и после этого;
будучи у различных народов и в различные эпохи по сте-
пени и по направлению различным, иногда даже преры-
ваясь местными и временными движениями назад, оно в
общем и целом могучей поступью шло вперед, получив,
с одной стороны, новый мощный толчок, а с другой сто-
роны — более определенное направление благодаря тому,
что с появлением готового человека возник вдобавок еще
новый элемент — общество»*.
Это положение полностью подтверждается современ-
ной наукой, данные которой позволяют наметить три ос-
новных фактора дальнейшего прогресса ощущений чело-
века: 1) непосредственное влияние трудовой деятельно-
сти людей на повышение чувствительности (сенсибилиза-
ции) тех анализаторных систем, которые включены в
акты труда; 2) прогрессивное развитие орудий труда,
технических средств, расширяющих поле чувственного
познания, опосредствующих развитие соответствующих
видов чувствительности; 3) обратное влияние логического
мышления, имеющего своим источником чувственное по-
знание, на совершенствование способов этого познания.
Сенсибилизация есть типичное явление развития чув-
ствительности, когда это изменение ее приобретает по-
стоянный и прогрессирующий характер.
В настоящее время установлен ряд объективных усло-
вий, которые в эксперименте приводят к повышению
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 490.

чувствительности. Однако не все они выполняют роль
постоянно действующего и активизирующего условия. Не-
которые из них действуют весьма эффективно лишь крат-
ковременно и в определенных экспериментальных услови-
ях. В этом легко убедиться из самого краткого обзора
уже известных нам условий сенсибилизации.
Одним из наиболее хорошо изученных условий явля-
ется, например, адаптация (темновая адаптация для све-
тоощущений, адаптация к тишине для ощущения гром-
кости звуков и т. д.). В процессе и в результате ее от-
мечаются огромные сдвиги чувствительности. Однако они
существуют кратковременно, причем эффективность адап-
тационных средств зависит от множества сопутствующих
условий.
Так же кратковременна и относительна сенсибилизи-
рующая роль тех фармакологических веществ, которые
вовлекают вегетативную нервную систему в тонизацию
тех или иных анализаторных систем. В момент действия
этих веществ могут быть получены значительные сдвиги
порогов, однако последействие их кратковременно, при-
чем оно не оказывает существенного влияния на после-
дующее развитие анализатора.
В физиологии и психологии разносторонне изучена
сенсибилизирующая роль взаимодействия различных ви-
дов анализаторной деятельности в системе одного анали-
затора (например, перенос различительных навыков с од-
них цветовых объектов на другие), равно как и различных
анализаторов. В специальных советских научных трудах
по этому вопросу показано, что при совместной работе
разных анализаторов в определенных условиях повышает-
ся чувствительность одного из них, играющего в данных
условиях доминирующую роль. В этих условиях побочные
раздражители, падающие на другие анализаторы, усили-
вают основной очаг возбуждения. В настоящее время по-
добные явления вполне объяснимы законом взаимной
индукции нервных процессов.
Интересно отметить, что сдвиги чувствительности и в
этих условиях не очень значительны, мало устойчивы и
редко переносятся в другие условия.
В последние годы получены экспериментальные дан-
ные о влиянии слова на повышение чувствительности
того или иного анализатора, что свидетельствует о вто-
росигнальной регуляции деятельности анализаторов. Од-

нако и это влияние на чувствительность опять-таки огра-
ничено многими условиями, прежде всего тем, насколько
прочны ранее выработанные условные рефлексы с данно-
го анализатора.
Особенно много научных данных получено в отноше-
нии влияния упражнения на повышение чувствительности,
Эти факты вполне укладываются в указанное выше объ-
яснение всех явлений такого рода (наличие глубокой
взаимозависимости между двумя основными механизма-
ми нервной деятельности: анализаторами и временными
связями). Факты упражняемости в различной деятельно-
сти свидетельствуют о том, что выработка условных реф-
лексов с анализатора повышает его работоспособность,
делает анализатор чувствительным к тем раздражителям,
которые до этого были неощущаемыми или неразличае-
мыми.
Экспериментальные данные Б. М. Теплова свидетель-
ствуют об исключительных сдвигах звуковысотного раз-
личения под влиянием экспериментальной тренировки.
Например, у одного испытуемого первоначальный порог
различения равнялся 32 центам, во втором испытании —
28, в третьем — 22, в четвертом — 16 центам. В другом
случае В. М. Теплов добился сдвига порога с величины
в 226 центов в первом испытании до 94 — в последнем
опыте. Значительное снижение порогов различения,
т. е. повышение чувствительности, убедительно показано
и в других исследованиях Б. М. Теплова.
В области зрения подобное же влияние эксперимен-
тальной тренировки в условиях решения испытуемыми
значимых для них задач убедительно показано в точных
и интересных опытах Л. А. Шварца. Одним из выводов
автора является положение о том, что «чувствительность
зрения при узнавании несложных фигур... может быть
увеличена под действием упражнений до 1000—1250%
по отношению к исходному уровню». Общим механизмом
этих сдвигов чувствительности является образование но-
вых систем условных рефлексов с того или иного анали-
затора. Особое значение имеет дифференцировка времен-
ных связей, являющихся непосредственной основой раз-
личения.
Опыты с экспериментальной тренировкой чувствитель-
ности обнаруживают так же, как и указанные выше ис-
следования других объективных условий, ее изменения.

Данные этих экспериментов весьма существенны, так как,
они свидетельствуют об отсутствии строгих лимитов чув-
ствительности и о больших возможностях ее повышения.
Однако не менее важен вопрос и о тех условиях, ко-
торые превращают эти возможности в действительность,
и не только формируют новые возможности различения,
но и реализуют эти возможности.
Имеются основания считать, что именно таким усло-
вием является трудовая деятельность человека.
Факты особого сенсибилизирующего действия трудо-
вой деятельности еще не выделены из множества разно-
родных данных о влиянии упражнения на изменение
функциональных состояний органов чувств и анализато-
ров в целом. Между тем они заслуживают особого рас-
смотрения. Это можно показать на ценных материалах
Л. И. Селецкой, рассматривавшей полученные ею экспе-
риментальные данные как материалы к проблеме упраж-
няемости органов чувств вообще. Основным вопросом
некоторых исследований Селецкой явилось сенсибилизи-
рующее влияние упражнений. Сопоставляя добытые фак-
ты с данными об обычных уровнях чувствительности, она
обнаружила значительное повышение (по сравнению с
обычным уровнем) цветового зрения у сталеваров, спе-
циализированного в области некоторых коротковолновых
раздражителей. По оттенкам воспринимаемого цвета
сталевар составляет суждение о температуре стенки печи
и в связи с этим регулирует ее температуру. Изменение
яркости и насыщенности цвета плавки металла является
для него сигналом изменения самого технологического
процесса. Цветоразличение сталевара включено в его тру-
довую деятельность, оно приобретает для него жизненно
необходимое значение. В процессе квалифицированного
решения производственной задачи изменяется уровень
чувствительности. В данном случае влияет не только тре-
нировка как таковая. Упражнение включено здесь в про-
изводственную деятельность в целом, связано с предметом
и орудиями труда, с общим целенаправленным и плано-
мерным характером трудового процесса.
В иных производственных условиях создаются посто-
янные условия повышения чувствительности других ви-
дов. Так, Л. И. Селецкой показано, что у рабочих-шли-
фовальщиков зрительная чувствительность развивается в
области дифференцировки величин: различения величины

просветов в деталях. По сравнению с обычным уровнем
различительная чувствительность опытных шлифоваль-
щиков возрастает в 20 раз.
В области слуха поучительные данные были получе-
ны в нашей лаборатории В. И. Кауфманом. Им были
обнаружены значительные различия в уровнях чувстви-
тельности к громкости звуков. Он показал, что наиболее
высокого размера «громкостная» абсолютная и различи-
тельная чувствительность к минимальным интенсивно-
стям и разностям силы звуков достигает у тех людей,
для которых изменение громкости является показателем
изменения состояния предметов их труда. Так, высоко
сенсибилизированной оказалась чувствительность к гром-
кости у опытных врачей-терапевтов, постоянно пользую-
щихся в системе диагностических средств приемом аус-
культации (выслушивание больных). Изменение, напри-
мер, громкости шумов и тонов сердца и легких для тако-
го врача является показателем состояния внутренних
органов.
Сходный уровень «громкостной» чувствительности об-
наружен В. И. Кауфманом у авто- и авиамехаников, ис-
пользующих выслушивание мотора как один из приемов
определения состояния двигателя.
Повышение чувствительности к громкости у этих лю-
дей неодинаково в отношении шумов и тонов. К громкости
шумов чувствительность у них выше обычного уровня в
2 раза, а к музыкальным тонам — в 1,5 раза.
В области изучения развития музыкального слуха по-
мимо уже указанных данных, полученных Б. М. Тепло-
вым, надо отметить исследование звуковысотного слуха
музыкантов В. И. Кауфманом. В его работе эксперимен-
тально доказано, что музыканты не только отличаются
от немузыкантов высоким уровнем звуковысотного разли-
чения, но что имеются более специальные различия меж-
ду музыкантами разных категорий. При сравнении опыт-
ных пианистов с опытными скрипачами, виолончелиста-
ми и другими так называемыми инструменталистами ока-
залось, что пианисты менее чувствительны к малым
высотным разностям (менее 1/4 тона), нежели инстру-
менталисты. В. И. Кауфман нашел причину этого разли-
чия в том, что пианисты и инструменталисты практически
относятся к высоте звука по-разному. Известно, что пиа-
нисты оперируют с готовым темперированным строем,

а остальным музыкантам приходится самим «добывать»
высоту звука, как бы заново настраивая каждый раз
свой инструмент. Поскольку высота звука этими музы-
кантами не только воспринимается, но и воспроизводится
соответствующими действиями, постольку в этих случаях
значительно повышается различительная чувствитель-
ность к малым разностям звуков.
В области вкуса аналогичные данные о влиянии прак-
тической деятельности были получены в нашей лаборато-
рии Н. К. Гусевым. В экспериментальных условиях им
сравнивались уровни вкусового различения пищи у спе-
циалистов-дегустаторов и у других людей. При дегуста-
ции проба вкусовых качеств отделена от процесса потреб-
ления пищи, т. е. вкусовое различение превращается в
специальную деятельность. Деятельность дегустатора
приводит к значительному повышению абсолютной и раз-
ностной чувствительности по отношению ко всем вкусо-
вым качествам (сладкому, соленому, кислому, горькому).
В экспериментальных условиях подобного уровня сенси-
билизации нельзя было достигнуть специальной трени-
ровкой.
Сопоставляя эти данные о деятельности разных ана-
лизаторов, можно предположить, что физиологической
основой во всех подобных случаях является образование
и упрочение под влиянием труда специальных динамиче-
ских стереотипов. Всюду здесь — условнорефлекторное
изменение анализаторных систем человека. Однако особо
важными в указанных случаях являются те жизненные,
общественно-трудовые условия, которые упрочивают, при-
дают системность подобным условнорефлекторным изме-
нениям.
Предстоит еще исследовать и исследовать эти условия,
учитывая чрезмерную сложность трудовых процессов,
различное взаимодействие в них субъекта труда, предме-
та и орудий труда.
В проведенных нами опытах мы обнаружили, что раз-
деление сенсорно-двигательных функций обеих рук обус-
ловлено различной приуроченностью их к предмету и ору-
диям труда. У одного и того же человека оказались раз-
ные направления развития кинестетической и тактильной
чувствительности. Например, у правшей кинестезия боль-
ше развита в правой руке, но левая рука оказывается
более специализированной на тактильном различении.

Имеется основание предположить, что эти различия вы-
зываются специализацией правой руки на оперирование
с орудиями труда и специализацией левой руки на опе-
рирование с предметом труда, с чем связан различный
характер сигналов (преимущественно кинестезических с
правой руки и преимущественно тактильных с левой).
Взаимодействие орудий и предмета труда в трудовой
деятельности человека требует специального изучения
особенностей отражения как каждого из них, так и их
взаимосвязи в анализаторной деятельности человека.
Ныне известно, что совершенствование мозга и орга-
нов чувств прогрессивно развивается под влиянием про-
изводства материальной жизни общества. В социалистиче-
ском обществе освобожденный от эксплуатации труд стал
мощным средством всестороннего развития физических и
умственных способностей человека. Изучение его могуче-
го влияния на развитие этих способностей составляет
одну из важнейших задач психологии. Решение этой за-
дачи требует более глубокого психологического изучения
различных видов деятельности человека, ее влияния на
непосредственно чувственное и опосредствованно логи-
ческое отражение объективной деятельности.
Это следует подчеркнуть особенно в связи со сложив-
шимся за последние годы положением, когда внимание
к воздействию языка как особого общественного условия
на формирование и развитие второй сигнальной системы
(субстрат мышления) заслонило собой изучение непо-
средственного влияния труда на изменение природы че-
ловека.
Нет никакого основания противопоставлять воздействия
языка и труда. Как в историческом, так и в индивидуаль-
ном развитии оба этих конкретных условия человеческого
сознания действуют совместно, общественно обусловли-
вая человеческую природу в целом при ведущем значении
труда.
Благодаря успехам науки и техники, производству
средств производства постоянно расширяются границы
познания, начиная с чувственного отражения человеком
объективной действительности. На заре человеческой ис-
тории первой образовалась система: рука — орудие тру-
да, двинувшая вперед тактильную рецепцию и кинесте-
зию. В дальнейшем такие системы (анализатор — инстру-
мент, орудие, техническое приспособление, увеличиваю-

щее различительную способность анализатора) образова-
лись в разных чувственных деятельностях человека.
Т. Павлов справедливо считает такие системы (орган
чувств + орудие) специфическим условием развития чув-
ствительности человека.
Орудие не заменяет органа чувств человека, а беско-
нечно расширяет его возможности. Это ясно видно на
примере развития оптической техники, благодаря которой
невидимое становится видимым, ощущаемым. Очки, лупы,
микроскопы не только устраняют дефекты глаз, недоста-
ток их аккомодации, но и позволяют видеть тела мель-
чайших размеров. Телескопы делают видимыми отдален-
ные от Земли космические тела. Бинокли и стереотрубы
увеличивают во много раз разрешающую силу глаз и
ощущение глубины. Дальномеры, раздвигающие границы
остроты зрения, определяют с большой точностью рас-
стояния до далеких предметов. Спектрографы и спектро-
скопы разлагают световые радиации и делают видимыми
составные элементы и источники радиации. Фотографи-
ческие, кинематографические и телевизионные аппараты,
радарные установки фиксируют и развертывают не огра-
ниченные временем и пространством картины окружаю-
щего мира и т. д. [Слюсарев Г. Г., 1946].
Благодаря технике превращения одних видов энергии
в другие видимыми становятся любые явления, в том
числе и электрические процессы в самом головном мозгу
(его биоэлектрическая активность, воспроизводимая на
экране электроэнцефалографа).
Подобным же образом развивается, особенно с XX в.,
система слухо-акустической техники. Телеграфная и те-
лефонная связь, радиотехника, стереозвуковое кино, ис-
пользуемое и как метод исследования, звукоулавливатели
и пеленгаторы и т. д. бесконечно расширяют возможности
человеческого слуха. Развитие акустической техники пре-
одолевает границы пространства и времени, открывает пе-
ред человеком новые возможности для уточнения и рас-
ширения слуха как одного из важнейших орудий чувст-
венного познания.
Развитие пищевой и химической промышленности иг-
рает подобную же роль в процессе вкуса и обоняния.
Поступательное движение науки и техники обогащает
все анализаторы внешней среды все более могучими сред-
ствами различения предметов окружающего мира, их

свойств и отношений, совершенствуя и изменяя характер
труда людей; эти средства вместе с тем являются факто-
рами прогресса мозговой деятельности людей, их физи-
ческих и умственных способностей.
Важным фактором развития чувствительности анали-
заторов человека является совместная деятельность первой
и второй сигнальных систем, которую И. П. Павлов счи-
тал существенной особенностью высшей нервной деятель-
ности человека. Первая сигнальная система есть основа
для второй, т. е. основа субстрата речи и мышления. Од-
нако вторая сигнальная система перестраивает деятель-
ность первой, поднимает ее на более высокий уровень,
соответствующий общественному развитию в каждый
данный момент.
В гносеологическом отношении это явление означает
диалектическую взаимосвязь между ощущением и мыш-
лением, включающую и обратное влияние логического
мышления на его чувственную основу.
Логическое, теоретическое, или научное, мышление,
обобщающее знания, накопленные человечеством, отра-
жающее объективные законы мира, определяет уровень
и направленность различения объектов, категориальный
характер восприятия любой модальности.
Поэтому специальное устройство человеческих рецеп-
торов, как указывал Ф. Энгельс, «не является абсолютной
границей для человеческого познания.
К нашему глазу присоединяются не только еще другие
чувства, но и деятельность нашего мышления»*.
Логическое мышление и речь как его орудие и форма
существования способствуют включению каждого нового
чувственного знания в определенную систему познания,
в определенный вид познавательной деятельности. Одним
из них является наблюдение, представляющее собой един-
ство восприятия и мышления; точность и систематичность
визуальных показаний зависят от логической организации
гипотезы, обобщенных знаний, опосредствующих каждое
из визуальных показаний. Не только в отношении визу-
альных, но и любых других показаний органов чувств
установлено, что перцепция (восприятие) всегда так или
иначе связана с апперцепцией, материалистическое пони-
* Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 554.

мание которой сводится к обратному влиянию второй сиг-
нальной системы на первую.
Обобщенные и осмысленные знания не только уско-
ряют процесс различения и распознавания объектов, но и
определяют точность их результатов. Это ясно показано
психологией в самых разнообразных случаях (распозна-
вание состава пищевых веществ при дегустации, точность
визуальных показаний при пользовании оптическими при-
борами, например, при микроскопировании, слухоразли-
чении малых фонематических разностей при усвоении
звукового строя иностранного языка и т. д.). Поэтому
развитие логического мышления и речи психология рас-
сматривает в качестве одного из важнейших условий сен-
сомоторного развития человека.
Как все факторы развития сенсорной организации че-
ловека, так и этот фактор делают особенно важным обу-
чение и воспитание сенсомоторных качеств, необходи-
мых для развития способностей человека.
Роль мышления и речи в общем процессе умственного
развития человека настолько велика, а рациональное по-
знание делает столь потрясающие успехи в нашем сто-
летии, что подчас возникает вопрос о «замене» чувствен-
ного познания рациональным во всех отношениях. К это-
му надо добавить, что успехи автоматизации производст-
ва, внедрение телемеханики и саморегулируемых систем,
в том числе и кибернетических машин, также создают
видимость, будто бы умственный труд полностью вытес-
няет физический труд с его сенсомоторной организацией.
На самом деле такая постановка вопроса ложная как
в отношении познания, так и в отношении труда. Самые
далеко идущие успехи науки и техники рассчитаны не
только на мыслящего, но и ощущающего человека. По-
знаваемые с помощью современных электронных приборов
явления внешнего мира регистрируются в виде визуаль-
ных или слышимых сигналов, рассчитанных, конечно,
не на слепого и глухого, а на зрячего и слышащего ра-
ботника. Сигналы, получаемые посредством этих приборов,
должны быть расшифрованы, декодированы посредством
аналитико-синтетической деятельности человеческого
мозга, что относится и к самым удивительным киберне-
тическим машинам.
Автоматизация производства увеличила во много раз
значение скорости и точности распознавания человеком

чувственных сигналов для управления и ругулирования
работы системы машин. Но дело не только в распознава-
нии, но и в срочности моторных реакций, даже если они
сводятся к нажатию кнопки. С автоматизацией производ-
ства возрастает значение срочных и точных сенсомотор-
ных реакций, опосредствованных системой технических
знаний и развитым логическим мышлением. Именно по-
этому важное значение приобретает новая область психо-
логии труда — инженерная психология. В этой области
проводятся интересные исследования, посвященные рабо-
те человека с приборами-показателями и органами управ-
ления, требованиям новой техники к сенсомоторной сфере
человека, учет особенностей этой сферы при конструиро-
вании машин [Левандовский Н. Г., 1958, с. 167—174].
Тенденция развития современного производства в усло-
виях социалистического общества заключается не в уни-
чтожении физического труда умственным, а в их соедине-
нии, в стирании существенных различий между ними.
Современный производственный труд все более стано-
вится одновременно физическим и умственным. Возраста-
ние роли умственного труда с совершенствованием науки
и техники, с прогрессом материального производства оз-
начает вместе с тем переход на новую ступень и физи-
ческого труда, характеризующуюся высокой культурой
сенсомоторных функций человека.
Непонимание этой простой истины, содержащейся в
самих основах диалектико-материалистической теории
познания и историческом материализме, приводит к гру-
бым ошибкам в деле воспитания подрастающих поколе-
ний, к отрыву обучения от производительного труда, ко-
торый всегда представляет и будет представлять опре-
деленную взаимосвязь умственного и физического труда.
При этом надо иметь в виду, что не только физиче-
ский, но и умственный труд предполагает наличие так
называемых физических способностей, под которыми ра-
зумеются сенсомоторные качества, готовность человека к
продуктивной работе в определенных отношениях, кото-
рая требует объединения анализаторов и эффекторов при
оперировании с известными предметами труда. Для уче-
ного, инженера, агронома, педагога сенсорная культура
наблюдения и система моторных умений необходимы так
же, как для художника, музыканта, писателя развитые
цветоразличение, музыкальный слух, наглядные образы в

мышлении, сочетаемые со сложнейшими моторными на-
выками и умениями.
Богатство и многообразие ощущений, чувственного от-
ражения человеком объективной действительности есть
одно из условий не только деятельности, но и всего про-
цесса жизни человека, которая невозможна без непосред-
ственной связи с жизнью окружающего мира, бесконечно-
го богатства его явлений, свойств и отношений. Свести
жизнь человека только к рациональному отношению к
действительности означало бы лишить человека чувст-
венных источников не только мышления, но также эмо-
ций, возникающих на основе потребностей с их бесконеч-
но разнообразной сенсомоторной «гаммой» и «палитрой»
красок. Нечего говорить о том, что такое ограничение
прежде всего испытала бы сама человеческая деятель-
ность, которая регулируется не только «второсигнальны-
ми» импульсами, но и непосредственным отражением, жи-
вой связью человека с окружающим миром, самим про-
цессом материальной жизни человека.
Теоретическое мышление сделало гигантские успехи в
познании Вселенной. Однако практическое освоение кос-
мического пространства связано с необходимостью созда-
ния не только надлежащих средств полета, преодолева-
ющих земное притяжение, но и существенных приспособ-
лении в самом человеке.
Успехи точных наук, техники и современного социа-
листического производства делают вполне реальным осво-
ение человеком космического пространства. Биофизика,
биохимия и физиология, непосредственно связанные с
авиационной медициной, вплотную приступили к разра-
ботке новых проблем, возникших в связи с возможным
выходом человека за пределы нашей планеты.
Опыты на животных, как всегда делалось это в ес-
тествознании, подготавливают почву для решения антро-
пологических проблем. Вместе с тем очевидно, что имен-
но в этой области результаты опытов на животных долж-
ны быть переносимы на человека с особой осторожностью.
Эффект потери тяжести (невесомость организма в ус-
ловиях космического полета) имеет много общего для
животных и человека. Но существенные отличия в приро-
де животных и человека неизбежно скажутся на способах
их ориентировки в условиях космического пространства.
Поэтому К. Э. Циолковский в своих трудах об исследо-

вании космического пространства реактивными прибора-
ми специально различал изменения в природе животных
и человека, обращая особое внимание на важность воз-
никающих у человека ощущений невесомости и связан-
ной с ними перестройкой всей системы поведения.
Не всем известно, что наряду с классическими труда-
ми по реактивной технике К. Э. Циолковскому принадле-
жат оригинальные работы по натурфилософии и психоло-
гии. В этих работах многое представляет специальный
интерес для проблемы отношения человека к Земле и ко
Вселенной в процессе чувственного и логического отра-
жения окружающего мира.
Объективный ход изучения качественных особенно-
стей ощущения человека неизбежно приводил к постанов-
ке данной проблемы. Изучение эволюции зрения и бес-
конечного расширения его возможностей в связи с про-
грессом оптической техники не случайно стало в центре
исследований сенсорных функций человека.
Известно, что именно зрительные ощущения и вос-
приятия стали опорой теоретического мышления в иссле-
довании Вселенной. Напомним, кстати, что не только в
психологии и физиологии, но и в астрономии были най-
дены методы экспериментального исследования зритель-
ных функций. Вооруженный глаз, снабженный оптиче-
ской техникой, стал проводником человека по Вселен-
ной. В свою очередь познание Вселенной, особенно элект-
ромагнитного излучения Солнца, позволило глубже по-
нять природу зрения как отражение природы света.
С. И. Вавилов образно назвал человеческий глаз «сол-
нечным» в том смысле, что он создан приспособлением
организмов к жизненно важным для них солнечным лу-
чам, что он является тончайшим анализатором световой
энергии Солнца.
Но не менее правильно и то, что человеческое зре-
ние «земное», так как световой анализатор человека ис-
ключительно приспособлен к условиям жизни на Земле,
о чем свидетельствуют суточные колебания хроматиче-
ского и ахроматического зрения, предметность зритель-
ного восприятия и особенно закономерности пространст-
венного видения.
Психо-физиологические исследования ясно показыва-
ют, что в общей динамике зрения и пространственного
видения исключительную роль играют не только прост-

ранственные положения окружающих человека вещей, но
и положение тела человека относительно горизонтальной
плоскости Земли.
Полностью оправдывается мысль А. А. Ухтомского о
том, что факты зрения определяются сложной ассоциа-
тивной цепью: зрение — кинестезия — вестибулярные
ощущения (равновесия и ускорения). Но такая цепь спе-
цифична только для человека с его прямохождением и
вертикальным положением, в известной мере противосто-
ящими земному притяжению. Именно с этой цепью зри-
тельно-вестибулярно-кинестезических рефлексов связаны
координаты полей зрения человека, взаимодействие моно-
кулярных систем и т. д.
Новейшие исследования бинаурального слуха также
показали зависимость слуховой ориентировки от общего
положения человеческого тела в пространстве, особенно
от исторически сложившихся условных вестибулярных
рефлексов.
С положением в пространстве связана вся специфи-
ческая для человека стереотипия взаимосвязей между
обоими полушариями головного мозга, характерное для
него отсутствие симметрии в функциях парных органов
чувств. Явление функциональной асимметрии в прост-
ранственном различении характеризует деятельность ана-
лизаторов человека: даже у высших обезьян оно имеется
лишь в зачаточном виде. У человека подобная анализа-
торная асимметрия отмечена во всех областях чувстви-
тельности: зрении, слухе, тактильной и вибрационной
чувствительности, кинестезии, обонянии и др. В связи с
зависимостью этих явлений от своеобразных условий пар-
ной работы больших полушарий головного мозга человека
отчетливо выступает особое значение вестибулярных фун-
кций, которые еще недостаточно изучены психологически.
В настоящее время известно, что стационарное возбуж-
дение вестибулярного аппарата человека является фоном,
на котором возникают срочные корковые реакции на оп-
ределенные раздражители, а именно: 1) тяжесть с ее на-
правлением (рецепторные сигналы, которые идут от ото-
литовых органов); 2) ускорения положительные и отри-
цательные (рецепторные сигналы от полукружных кана-
лов).
Возникающие корковые реакции на перемены тяжести
тела человека вызывают торможение фоновой автомати-

ческой регуляции равновесия тела (включая функций
мозжечка). На основе условнорефлекторной регуляции
установок тела в целом и его анализаторных механиз-
мов (в том числе и установок зрительных осей, общей
позы, координации рук и т. д.) вырабатывается любое
сенсорное умение: видеть, рассматривать, слышать, ощу-
пывать и т. д.
В ассоциативной структуре любой чувственной дея-
тельности человеческого мозга эти вестибулярные компо-
ненты обязательны, хотя нередко находятся в скрытом
или опосредствованном виде.
В теоретических и научно-фантастических произведе-
ниях К. Э. Циолковского обрисована некоторая гипоте-
тическая картина потери веса человеком в условиях кос-
мического полета, ее последствия для ориентировки в про-
странстве и поведении. Эта картина представляется от-
нюдь не только фантастической, когда мы сопоставляем
ее идеи и образы с итогами научного изучения системы
ощущений человека. Именно анализаторные деятельности
человеческого мозга, во всех деталях определяющиеся ус-
ловиями существования и положением человеческого тела
на Земле, должны быть в первую очередь приняты во
внимание при подготовке человека к космическим поле-
там.
И в этом случае сенсорная организация человека
входит в общий комплекс проблем дальнейшего прогрес-
са человека как общественного индивида и сложнейше-
го организма, субъекта познания и практической дея-
тельности.
Чувствительность как способность к ощущению явля-
ется потенциалом анализатора, который в физиологии и
психологии определяют по величине, обратно пропорцио-
нальной порогу раздражения. Соответственно характеру
этого порога обнаруживается абсолютная или различи-
тельная чувствительность. То или иное состояние чувст-
вительности является вместе с тем показателем уровня
развития данного анализатора, его функциональной ди-
намики и работоспособности в определенных условиях
жизни.
Общеизвестно, что чувствительность всегда модальна;
она выражает потенциальное свойство определенного ана-
лизатора в отношении данных раздражителей (оптиче-
ских, акустических, механических, электрических и т. д.),

которое видоизменяется в зависимости от качества, ин-
тенсивности, локализации и времени действия раздражи-
теля.
Поэтому у одного и того же человека одновременно
имеется много форм абсолютной и различительной чувст-
вительности, развитых неравномерно и отличных друг от
друга по уровню. Так, у одного и того же человека мо-
жет быть повышенная разностная чувствительность в об-
ласти пространственного видения или речевого слуха и
одновременно пониженная чувствительность цветового
зрения или музыкального слуха.
Нередко, особенно при одностороннем развитии и ран-
ней специализации человека, возникают противоречия
между различными видами чувствительности в общей сен-
сорной организации человека. Это явление эксперимен-
тально установлено также при сравнительном изучении
простых реакций и реакций выбора у одних и тех же
людей при действии на них световых, звуковых и других
раздражителей.
Неравномерное развитие разных видов чувствитель-
ности в этой структуре проявляется не только в сфере
восприятия, но также памяти и мышления. Об этом сви-
детельствуют достаточно изученные явления зависимости
запоминания от сенсорного способа заучивания (зритель-
ного, слухового, кинестетически двигательного). У одних
людей эффективным является включение зрения, а у дру-
гих выключение его при воспроизведении заучиваемого
материала. Подобным же образом обстоит дело с участием
слуха, кинестезии и т. д. Поэтому типы памяти, опи-
санные в психологии, являются характеристикой ведуще-
го для данной группы людей типа чувственных пред-
ставлений (зрительных, слуховых и т. д.), зависящих от
соотношения разных видов чувствительности в сенсорной
организации человека.
С аналогичными явлениями доминирования тех или
иных чувственных образов мы встречаемся в области
внутренней речи и мыслительных процессов, динамики
образов воображения в процессе изобразительного, музы-
кального, поэтического, технического творчества.
Все эти факты, равно как отсутствие каких-либо пря-
мых корреляций между уровнями разных видов чувстви-
тельности у одного и того же человека, как будто гово-
рят об отсутствии общего для данного индивида типа и

уровня чувствительности. Создается впечатление, что
единство индивидуальности отсутствует в ее сенсорном
развитии, что сфера ощущений не имеет никакого отно-
шения к человеческой личности.
Но такое допущение возможно только в том случае,
если мы будем подходить к человеческому индивиду как
к случайному набору различных видов чувствительности,
игнорируя структурный характер его сенсорной органи-
зации.
Согласно данным современной науки, существуют не
только частные виды чувствительности (как потенциаль-
ные свойства отдельных анализаторов), но и общий для
данного человека способ чувствительности, являющийся
свойством сенсорной организации человека в целом. Это
общее свойство в психологии называется сенситивностью,
которая входит в структуру темперамента.
Сенситивность определяют по ряду признаков возник-
новения и протекания сенсомоторных реакций независи-
мо от того, к какой модальности они принадлежат (зри-
тельной, вкусовой и т. д.).
К этим признакам относятся прежде всего устойчивые
проявления общего темпа возникновения и развертывания
сенсомоторных реакций (скорость возникновения, дли-
тельность протекания, эффект последействия), психомо-
торного ритма (способа переключения с одного вида
чувственного различения на другой, плавность или скач-
кообразность перехода, вообще — особенности временной
организации сенсомоторных актов).
При этом наиболее показательным является способ
переключения, связанный с пластичностью всей мозговой
организации человека.
Тот или иной общий способ чувствительности харак-
теризуется силой реакции (сенсорной, моторной, вегета-
тивной), которой человек отвечает на самые различные
раздражители. Однако в одних случаях сила сенсорных,
моторных, сосудистых, секреторных реакций может сов-
падать, а в других — быть избирательной, совпадая час-
тично (например, в сенсорных и сосудистых реакциях).
Поэтому о глубине сенситивности нужно судить по соче-
танию различных показателей, особенно по последейст-
вию эффектов в виде следовых реакций (непосредствен-
ных образов памяти, образованию представлений и их
ассоциаций). Сенситивность неразрывно связана с типом

эмоциональности: эмоциональной возбудимости или тор-
мозимости, аффективности или инертности, однообразия
или множественности эмоциональных состояний при из-
менении внешних условий и т. д.
Несмотря на большое разнообразие видов и уровней
чувствительности у одного и того же человека, сенситив-
ность является общей, относительно устойчивой особен-
ностью личности, которая проявляется в разных условиях,
при действии самых различных по своей природе внеш-
них раздражителей.
Более подробное исследование этого общего свойства
сенсорной организации человека свидетельствует о том,
что оно существенно не только для определения типа
темперамента, но и способностей человека к разным ви-
дам деятельности. Очевидно, это свойство выражает тип
нервной системы человека в целом.
Известно, что общие для животных и человека типы
нервной системы, изученные И. П. Павловым и его шко-
лой, заключаются в особенностях соотношения следую-
щих важнейших признаков: 1) силы или слабости нерв-
ных процессов; 2) подвижности или малоподвижности
этих процессов; 3) взаимодействии возбуждения и тор-
можения (преобладание возбуждения над торможением,
преобладание торможения над возбуждением, равновесие
между ними). Соотношение этих параметров образует це-
лостный тип нервной системы, составляющий основу тем-
перамента и способностей.
Тип нервной системы конкретного человека влияет на
общий характер чувствительности всех его анализаторов.
Это влияние заключается в том, что: 1) скорость ощуще-
ния и различения зависит от того, подвижны или нет
нервные процессы, находятся ли они в равновесии или
преобладает один процесс над другим (у подвижного типа
эта скорость будет большей, у уравновешенного или тор-
мозного типа дифференцировка раздражителей более точ-
ная и т. д.); 2) устойчивость уровня чувствительности
зависит от того, каковы сила нервных процессов, их под-
вижность и равновесие (более неустойчивая у возбудимо-
го типа, инертная у тормозного и т. д.); 3) эмоцио-
нальная реактивность обусловлена воздействием раздра-
жителей на рецепторы (большая у слабого типа, наи-
меньшая у сильного, уравновешенного, малоподвижного
типа и т. д.).

Именно эти общие черты типа нервной системы конк-
ретной личности, имеющие место в разных формах чув-
ствительности у одного и того же человека, выражаются
в сенситивности.
Однако отношения между общим типом нервной си-
стемы и сенситивностью более сложны и противоречивы,
чем можно было бы предполагать. Это противоречие осо-
бенно ясно обнаруживается при исследовании слабого
(меланхоличного) типа. Выявляемая посредством двига-
тельных, секреторных или сосудистых условных рефлек-
сов нейродинамика этого типа свидетельствует о слабо-
сти и малоподвижности нервных процессов. Однако ори-
ентировочные рефлексы у людей этого типа обладают вы-
сокими показателями, а по скорости и точности диффе-
ренцировки различных раздражителей они нередко остав-
ляют позади себя представителей сильных типов нервной
системы, темперамента (особенно холериков). Очевидно,
судить о сенситивности без учета качества и скорости
самих сенсорных процессов было бы неправильно.
Сложные, а подчас противоречивые отношения между
общим типом нервной системы и избирательным харак-
тером сенситивности объясняются тем, что как и все в
природе, в типе нервной системы человека общее не су-
ществует без особенного. Б. М. Теплов и его сотрудники
доказали, что у человека общий тип нервной системы со-
четается с тем или иным парциальным типом.
Исследуя общие типы высшей нервной деятельности
животных и человека, Б. М. Теплов обратил особое вни-
мание на различие по силе, уравновешенности и подвиж-
ности нервных процессов в разных анализаторах, вооб-
ще в отдельных областях больших полушарий головного
мозга.
На основании многочисленных данных павловской
школы Б. М. Теплов заключил, что «в этом отношении
индивидуальные различия между собаками, по-видимому,
невелики» [Теплов Б. М., 1956, с. 101].
Более значительными и существенными являются ви-
довые, филогенетические различия, выражающиеся в ве-
дущей афферентации (Э. Г. Вацуро) за счет большей
силы нервных процессов то в слуховом анализаторе (со-
баки), то в кинестетическом (у антропоидов) и т. д.
Обсуждая принцип ведущей афферентации, выдвину-
тый Э. Г. Вацуро по отношению к филогенезу поведе-

ния, Б. M. Теплов соглашается с Э. Г. Вацуро, что у че-
ловека ведущим является не тот или иной анализатор,
а вторая сигнальная система.
Однако механизм анализаторов нельзя отождествлять
с механизмом внутренних временных связей не только
второй, но и первой сигнальной системы. Вацуро допу-
скает смешение основных физиологических понятий. Не
требует доказательств, что и вторая сигнальная система
не может быть замкнута в замыкательных приборах коры
головного мозга. В действительности она не функциони-
рует без своих органов: речедвигательного и речеслухо-
вого анализаторов.
Однако к этому положению Б. М. Теплов внес важ-
ное дополнение, заметив, что «у отдельных людей как их
индивидуальное различие может выступать «ведущая аф-
ферентация»» [Теплов Б. М., 1956, с. 142]. Исследования
Теплова и его сотрудников убедительно показывают, что
общий тип нервной системы сочетается у человека с пар-
циальным типом: с особенностями силы, подвижности и
взаимодействия нервных процессов в определенных обла-
стях коры головного мозга.
Такое сочетание позволяет понять взаимосвязь между
сенситивностью и соотношением в развитии отдельных
видов чувствительности, т. е. между общими и особен-
ными свойствами сенсорной организации человека.
Б. М. Теплов глубоко прав, считая парциальные типы
«признаком индивидуальности», специфическим для чело-
века.
С этих позиций возможно объяснить многочисленные
факты индивидуальных различий чувствительности.
В современной зарубежной психологии и физиологии
широко распространено мнение, что чувствительность
есть наследственно обусловленное предрасположение ре-
цепторов к определенному уровню реагирования, что свя-
зано с прямыми попытками применить генетику Менделя
к объяснению происхождения индивидуальных различий
в чувствительности, например во вкусовом различении.
Так, Снайдер утверждает, что существует наследствен-
ная обусловленность индивидуальных различий вкусового
различения. Обследовав 100 семейств, он пришел к выво-
ду, что «если ни один из родителей не ощущал вкуса
смеси, то ни один из детей не может чувствовать этот
вкус». Блэйколн и Фокс категорически формулируют

наследственную обусловленность индивидуальных разли-
чий вкусовой чувствительности в своих выводах: 1) «лю-
ди имеют врожденные различия в сенсорном отношении»;
2) закон Менделя объясняет образование индивидуальных
различий чувствительности у человека.
Сходное толкование мы встречаем у Г. Д. Сишора.
Утверждая, что индивидуальные различия звуковысотно-
го восприятия объясняются «структурными различиями
органов чувств», этот автор приходит к выводу, что «му-
зыкальное дарование не только само по себе врожденно,
но оно врожденно в специфических типах». В одной из
своих работ Сишор утверждал, что все индивидуальные
различия чувствительности врожденны и не изменяются
от упражнения.
Однако теория Сишора убедительно опровергнута со-
ветскими учеными (Б. М. Тепловым, В. И. Кауфманом
и др.).
Обнаруженная В. И. Кауфманом разница в звуковы-
сотном различении между пианистами и инструментали-
стами была им объяснена тем, что пианисты пользуются
готовым темперированным строем, а инструменталисты —
главным образом натуральным. Звуковысотное различе-
ние зависит от того, в каких способах практического от-
ношения к звуку функционирует восприятие высоты
звука. Такая постановка вопроса в корне противоположна
претенциозным взглядам Сишора.
В работах по изучению вкуса Н. К. Гусев показал, что
индивидуальное варьирование вкусовых порогов находит-
ся в прямой связи с различными способами интеллек-
туального опосредствования в процессе вкусового разли-
чения [1940]. Исследование динамики обонятельной чув-
ствительности обнаружило, что индивидуальное повыше-
ние и понижение порогов обоняния варьируют в зависи-
мости от способа взаимодействия ощущения и мышления.
Так, согласно этим данным, правильность распознавания
запахов и преодоления обонятельных иллюзий находится
в зависимости от процесса образования представлений о
запахе (как правило, обонятельная чувствительность под
влиянием представлений повышается). Аналогичные дан-
ные получены нами в отношении зрения, осязания, боле-
вой чувствительности. Они свидетельствуют о зависимо-
сти способа чувствительности от типа соотношения пер-
вой и второй сигнальных систем, от направлений раз-

вития индивидуального опыта человека, формирующегося
в процессе его жизни и деятельности.
Характерно, что разнообразные индивидуальные раз-
личия существуют в пределах зоны общей закономерно-
сти. Известно, что пороговые концентрации различны в
отношении разных вкусовых веществ (например, сахар —-
одна часть на 200 частей воды, соль — одна часть на
2 тыс. частей воды, хинин — одна часть на 30 тыс. ча-
стей воды). Соответственно и индивидуальные различия
подчас очень значительные, варьируют в пределах сотых,
тысячных, десятитысячных концентраций, являющихся
общими пороговыми зонами для вкусового различения.
В работе А. И. Зотова, посвященной исследованию цве-
тоощущения, эти индивидуальные различия показаны
также в пределах зоны общей закономерности. Отличаясь
по степени отклонения (например, в восприятии зеле-
ного цвета при смешении цветов возможно увеличение
оранжевого компонента до 45%), изменение насыщенно-
сти или интенсивности не отличается по характеру, т. е.
направлению.
С аналогичным фактом общей зональности индивиду-
альных различий мы встречаемся в исследовании болевой
чувствительности, где общей закономерностью является
снижение порогов, т. е. увеличение чувствительности к
боли, но степень колебаний различна (сдвиги от 3 до 12).
Таким образом, общие закономерности не только не отвер-
гаются индивидуальными отклонениями, но, напротив,
подтверждаются ими. Общая закономерность многообраз-
но раскрывается в единичных проявлениях. Следователь-
но, индивидуальные различия в чувствительности не аб-
солютны (как это выражается в тезисе о том, что сен-
сорный мир индивидуальности совершенно отграничен),
но относительны к способам деятельности, в которых они
формируются, к объективным условиям, в которых они
функционируют.
Интересны в этом отношении данные А. И. Зотова о
роли угла зрения в цветоощущении: чем больше угол
зрения, под которым воспринимается цвет, тем меньше
проявляются индивидуальные различия, тем больше про-
цессы восприятия приближаются к положительной крити-
ческой точке. Напротив, с уменьшением угла зрения ин-
дивидуальные различия увеличиваются. Следовательно,
существует обратно пропорциональная связь между вели-

чиной угла зрения и степенью индивидуального отклоне-
ния.
Индивидуализация чувствительности закономерна уже
потому, что и в сфере чувствительности условнорефлек-
торный механизм является определяющим. На это указы-
вают и новейшие исследования индивидуально приобре-
тенных изменений чувствительности в процессе восприя-
тия и узнавания.
Работа второй сигнальной системы в виде общих
представлений и мыслительных процессов перестраивает
и сенсибилизирует работу органов чувств; физиологиче-
ски это означает сенсибилизирующую роль высших отде-
лов коры головного мозга в отношении органов чувств.
Можно полагать, что, несмотря на генетическое значе-
ние различий в структуре и функциях органов чувств,
главное генетическое основание для образования инди-
видуальных различий чувствительности заключено в реф-
лекторной работе коры.
Наследственно врожденные предпосылки индивиду-
альных различий чувствительности связаны с типологи-
ческими особенностями нервной системы в значительно
большей мере, чем с морфологической конституцией ре-
цепторов. Но эти наследственно врожденные предпосыл-
ки сами по себе еще не определяют индивидуального
своеобразия чувствительности, зависящего от направле-
ния развития жизненного опыта человека в определен-
ных условиях объективной действительности. Относитель-
ная неравномерность в развитии разных видов чувстви-
тельности, образование «ведущей афферентации» в сен-
сорной организации человека объясняются тем, что в за-
висимости от структуры деятельности и условий жизни
приобретают ведущее значение определенные виды внеш-
них воздействий, входящие в состав этой структуры,
и условий.
Поэтому индивидуальные различия чувствительности
являются результатом совокупного действия общего и
парциального типов нервной системы, структуры деятель-
ности и накопления жизненного опыта.
Индивидуальные различия и особенности сенсорного
развития возникают не сразу с рождением человека. На
первом году жизни последовательно, а не одновременно
формируется различная анализаторная деятельность по
мере выработки системы условных рефлексов. Но между

детьми не обнаруживается значительных различий в
уровне чувствительности одного и того же анализатора.
Доминирование тактильной рецепции и кинестезии над
зрением и слухом у годовалого ребенка есть возраст-
ная особенность, по отношению к которой индивидуаль-
ные вариации ничтожны.
В последующем, напротив, доминирование слуха и
зрения определяет сенсорную организацию ребенка и под-
ростка в условиях обучения, в которых слово воспита-
теля и наглядные средства играют ведущую роль. Такое
доминирование также относится к возрастным, а не к ин-
дивидуальным особенностям чувствительности, хотя инди-
видуальные особенности приобретают более выраженный
характер.
Но один взрослый человек отличается от другого
весьма значительно по своей сенсорной организации;
прежде всего это отличие объясняется различием пред-
мета и средств (техники) трудовой деятельности, образа
и условий жизни, создаваемых трудом самого человека.
Возможности парциального типа нервной системы перехо-
дят в действительность благодаря практической деятель-
ности человека, накоплению им жизненного опыта в оп-
ределенных направлениях.
Имеющиеся в науке данные об индивидуальных раз-
личиях чувствительности относятся именно к взрослым
людям, лишь частично — к подросткам. Очевидно, в про-
цессе жизни индивидуализация чувствительности прогрес-
сирует, что связано с общим процессом развития лич-
ности.
При такой постановке вопроса возникает необходи-
мость изучить сенсорные сдвиги в процессе старения, из-
менения сенсорной организации в старости. Известно,
что у старых людей постепенно снижаются уровни чувст-
вительности зрения (особенно остроты зрения), слуха,
обоняния и т. д. Однако никаких возрастных норм такого
изменения чувствительности не удалось установить в силу
значительных индивидуальных различий в одном и том
же возрасте. Изученные случаи долголетия, напротив,
свидетельствуют о том, что возможно сохранение разли-
чительных функций анализаторов и в глубокой старости,
если она деятельна, т. е. если не прекращается трудовая
деятельность в том или ином виде.
Но особенно интересно явление возрастания индивиду-

альных различий чувствительности, отмеченное француз-
ским психологом Е. Гавини. Она доложила на XIII Меж-
дународном конгрессе по прикладной психологии резуль-
таты длительного экспериментального исследования зре-
ния и слуха у стареющих и старых людей. Сопоставляя
данные, полученные в результате наблюдения за людьми
от 50 до 80 лет, она пришла к выводу, что старение в
общем скорее проявляется в снижении точности различе-
ния, чем в скорости сенсорных реакций. Только в 80 го-
дам обнаруживается «тотальное» снижение зрительных и
слуховых функций. Возрастной диапазон оказался очень
значительным в пределах 30 лет жизни.
Более существенным, как показывают эксперименты,
являются индивидуальные различия, которые не умень-
шаются, а возрастают по мере старения.
Эти выводы, конечно, нуждаются в проверке. Однако
они показывают, что возрастного доминирования слуха
или зрения в старости не существует, равно как и зако-
номерного снижения каждой из этих функций безотноси-
тельно к сложившейся в процессе жизни личности сен-
сорной организации человека.
Изучение сенсорного развития от рождения до глубо-
кой старости составляет одну из важных задач теории
ощущений, причем оно особенно необходимо для понима-
ния роли всей сенсорной организации человека в осу-
ществлении функции каждого из видов чувствительно-
сти. Но уже сейчас становится ясно, что старение не
есть механическое обратное развитие, сопровождаемое по-
следовательным редуцированием органов чувств, как это
представлялось до недавнего времени.
Еще в «Феноменологии духа» Гегель наметил схему
индивидуального развития, в которой чувственное позна-
ние приписывалось ребенку, а рациональное — взросло-
му человеку и старику. Последний изображался Гегелем
как «рациональное существо», лишенное всех живых свя-
зей с окружающим миром. Эту тенденцию продолжил
Макс Штирнер, «возрастную феноменологию» которого
разрушили до основания К. Маркс и Ф. Энгельс. Един-
ство чувственного и логического на основе практики и
языка есть общая закономерность познания. Изменение
соотношений между чувственным и логическим происхо-
дит в пределах этой общей закономерности. «Чувствен-
ность» познания существует до тех пор, пока человек

существует, Живет, общаясь с внешним миром посредст-
вом чувствующих систем мозга. Сложившаяся в ходе жиз-
ни и деятельности человека сенсорная организация сама
становится одним из факторов его жизнеспособности и
жизнестойкости. В этом смысле слова можно сказать, что
сенсорная организация — не только продукт жизни чело-
века, но и одно из условий его долголетия.
***
Современные специальные теории познания в области
физики, биологии и других наук признают, что возраста-
ющее значение абстракций и идеализации в научных ис-
следованиях сочетается с прогрессом наглядных схем и
чувственных образов в процессе научного исследования
(особенно в процессе наблюдения и эксперимента). Че-
ловек как субъект прежде всего основных социальных де-
ятельностей — труда, общения, познания — пользуется
многообразным аппаратом сенсомоторных и речемысли-
тельных функций, обеспечивающих чувственно образное
и логическое отражение действительности и ее преобра-
зование.
Восприятие как интегральный образ и регулятор дей-
ствий (трудовых, коммуникативных, гностических, игро-
вых, учебных и т. д.) составляет обязательный и актив-
ный компонент каждой из социальных деятельностей че-
ловека. Вместе с тем именно в процессе этих деятель-
ностей формируется система операций, обеспечивающих
адекватность, селективность и другие свойства восприя-
тия. Благодаря разнообразию практических отношений че-
ловека к действительности (через деятельность) восприя-
тие участвует в удовлетворении человеческих потребно-
стей и само становится фактором их развития.
Восприятие как процесс формирования и функциони-
рования чувственного образа действительности есть слож-
ное сочетание весьма различных образований — функцио-
нальных, операционных и мотивационных.
К функциональным образованиям относятся сенсор-
ные функции различных модальностей (зрительные, слу-
ховые, тактильные и т. д.), мнемические, психомотор-
ные и тонические, речедвигательные и т д.
Функциональные механизмы восприятия всегда поли-
модальны и системны; они постепенно и последователь-

но складываются в процессе накопления и обобщения ин-
дивидуального опыта. Естественно, что поэтому они опре-
деляются изучением и способами воспитания функций.
Вместе с тем потенциалы и уровни достижения в трени-
ровке этих функций зависят от природных свойств чело-
века, особенно возрастных и нейродинамических. Доста-
точно сослаться на общеизвестную зависимость эволюции
остроты зрения и слуха, сенсорных полей, глазомера и
восприятия глубины от созревания.
Отмечается зависимость темпов и последовательности
формирования восприятия величины, формы, цвета от воз-
растных особенностей развития ребенка в первые годы
жизни. В определенные возрастные периоды роста и со-
зревания корреляции между этими функциями то усили-
ваются, то ослабляются, изменяют свой знак (из поло-
жительных становятся отрицательными) и т. д.
Не менее интересны непосредственные зависимости
эволюции и инволюции сенсомоторных, мнемических и
других функций от процесса старения. Так, отмечается
определенная последовательность в ограничении и сни-
жении слуховой чувствительности, начиная с высоких
частот, с постепенным переходом к средним и лишь в са-
мые поздние годы — к низким. Имеются данные о воз-
растных изменениях самой структуры сенсорных полей
(особенно поля зрения) в процессе старения. Есть ос-
нования полагать, что в этом процессе особенно изменя-
ются мнемические функции, причем эти изменения все
более углубляют различия между оперативной и долго-
временной памятью. Психомоторные функции на всех
уровнях, включая микродвижения, изменяются в процес-
сах созревания, зрелостных преобразованиях, старения.
В общем возрастные изменения функционального со-
става восприятия свидетельствуют о действии биологи-
ческих закономерностей (онтогенеза) и прямом влиянии
природных свойств человека на эту сторону перцептив-
ных процессов. Об этом свидетельствуют также влияние
типологических свойств нервной системы на уровень чув-
ствительности анализаторных систем, предел их выносли-
вости, скорость и точность психомоторных реакций, глу-
бина и прочность следов памяти, т. е. состояние мнеми-
ческих функций, и т. д.
Генотипическая обусловленность онтогенетических
свойств человека, последовательно развивающихся во вре-

мени, в ходе развития, составляет основу функциональ-
ных механизмов перцептивных процессов. Но, как уже
отмечалось, эта основа реально существует лишь во взаи-
мосвязи с накоплением индивидуального опыта посред-
ством образования, дифференцировки и генерализации ус-
ловных связей, в которых и осуществляется тренировка
функций. Эту сторону перцептивных процессов составля-
ют сложные системы перцептивных действий, которые
можно назвать операционными механизмами перцептив-
ных процессов. К ним относятся измерительные, соизме-
рительные, построительные, корригирующие, контрольные,
тонически регуляторные и другие действия, формирую-
щиеся в процессе практического оперирования с вещами
и явлениями — специальными объектами наблюдения.
Совмещение афферентно-эфферентных аппаратов и уси-
ление обратных связей составляют одну из основных ха-
рактеристик операционных механизмов восприятия, скла-
дывающихся в процессе накопления индивидуального
опыта путем научения и усвоения индивидом обществен-
ного опыта.
Каждая из систем перцептивных действий формирует-
ся и функционирует определенным порядком, алгоритм
которого может быть установлен путем пооперационного
анализа. Общее для всех известных перцептивных дейст-
вий состоит в том, что они являются продуктами инди-
видуального развития и жизненного опыта, формируясь
в тех или иных рамках научения. Поэтому они, эти пер-
цептивные действия, не заданы самой организацией ана-
лизаторов. Напротив, путем построения оптимальных ре-
жимов деятельности наблюдения и отбора наиболее эф-
фективных перцептивных действий можно значительно
раздвинуть границы чувственного познания. Поскольку
перцептивные действия осуществляются с помощью раз-
личных технических и культурных средств (выступаю-
щих как орудия и знаки, своего рода усилители функ-
ций), постольку эти опосредованные функции специфич-
ны для операционных механизмов восприятия. Однако
овладение этими средствами требует не только времени,
но и определенного уровня функционального развития,
когда становится возможным оперирование орудиями и
знаками. Это, как правило, становится возможным с фор-
мированием у ребенка первичных механизмов устной
речи, манипулятивных операций с вещами и овладением

стереотипом вертикального положения. Именно на вто-
рой-третий год жизни приходится исходный период фор-
мирования перцептивных действий, но наиболее важный
период относится к более позднему времени дошкольного
детства.
Однако те или иные проявления первоначального син-
кретизма восприятия дают о себе знать до начала систе-
матического научения правилам наблюдения. Несовпаде-
ние во времени начальных моментов развития функцио-
нальных и операционных механизмов восприятия
подтверждается многими экспериментальными данными.
Функциональные механизмы в своем первоначальном,
очень раннем возникновении (в первые недели созна-
тельной жизни) реализуют филогенетическую программу
и складываются задолго до возникновения операционных
механизмов, составляя их внутреннее основание. На этом
основании в процессе научения, воспитания и накопления
опыта поведения строится все более усложняющаяся си-
стема перцептивных действий, т. е. операционные меха-
низмы восприятия. С их образованием вступают в новую
фазу развития и функциональные механизмы, так как
возможности их прогрессивно возрастают, повышается
уровень их системности.
В некоторые периоды индивидуального развития
(школьный возраст, юность и зрелость) между опера-
ционными и функциональными механизмами устанавли-
ваются известная соразмерность развития, относительное
взаимосоответствие.
Принципиально важным для теории восприятия явля-
ется исследование тех изменений, которыми характери-
зуется перцептивное развитие в процессе старения. Об-
наружены многие факты инволюции сенсомоторных и
других функций, хотя эта инволюция гетерохронна и ха-
рактеризуется более ранними сроками для одних, более
поздними — для других. Подобные факты давали основа-
ние ожидать, что соответственно этой инволюции сенсор-
ных, моторных, мнемических и других функций должна
была бы происходить и инволюция перцептивных процес-
сов. Однако имеются многие другие данные, свидетельст-
вующие о том, что подобной инволюции противостоят ка-
кие-то мощные силы индивидуального развития, скрытые
и в самих перцептивных процессах.
В сфере профессионально-трудового опыта, в том чис-

ле научного, технического и художественного, имеются
многие факты высокой продуктивности и точности наблю-
дения, несмотря на известное ограничение сенсомоторных
функций и замедление скорости реакций. За пределами
профессионально-трудового опыта у этих же стареющих,
пожилых и престарелых людей легко заметить симптомы
инволюции функций. Такое расхождение фактов объясня-
ется тем, что в этом возрасте вновь нарастает и усилива-
ется объективное противоречие между функциональными
и операционными механизмами восприятия. Гетерохрон-
ной инволюции функциональных механизмов противо-
стоит стабилизированная система перцептивных действий,
непосредственно зависящая от деятельности и ее культур-
но-технических средств, а не от возраста и других при-
родных свойств субъекта. Если человек в пожилом и
старческом возрасте продолжает и совершенствует свою
деятельность, включающую те или иные операции наблю-
дения, то явления инволюции перекрываются и компен-
сируются явлениями операционного прогресса.
Структура перцептивных процессов внутренне про-
тиворечива, и именно с основным противоречием между
функциональными и операционными механизмами вос-
приятия связаны движущие силы развития. К этому ос-
новному противоречию перцептивного развития присоеди-
няется другое, связанное со всем ходом жизнедеятельно-
сти человека и его взаимодействия с окружающим миром.
Речь идет о мотивационной стороне перцептивных про-
цессов, определяющей их направленность, селективность
и напряженность. Потребность в видении, слышании и
других видах чувственной деятельности и возникновение
сенсорного голода при невозможности удовлетворения та-
ких потребностей, установки на выделение определенных
свойств объекта в ситуации, гностические интересы
и т. д. оказывают регулирующее влияние как на функ-
циональные, так и на операционные механизмы. Эти
влияния еще недостаточно изучены, но уже известно, что
эффекты их различны в отношении обоих видов механиз-
мов. Общее заключается лишь в том, что подкрепление и
обусловливание мотивацией обеспечивают необходимый
тонус каждого из них.
Предложенный здесь способ анализа перцептивных
процессов как совокупности и взаимодействия трех со-
ставляющих образований (функциональных, операцион-

ных и мотивационных), на наш взгляд, совершенно не-
обходим при рассмотрении связей этих процессов и ин-
дивидуального развития, в ходе которого противоречиво
изменяется их структура. Эти изменения строго детерми-
нированы закономерностями онтогенеза и социальной ис-
торией личности, ее практической деятельности и могут
считаться важными симптомами индивидуального разви-
тия человека.
Восприятие обычно определяется как целостный образ,
отражающий единство структуры и свойств объекта.
К этому определению следовало бы добавить, что этот об-
раз выражает вместе с тем целостность субъекта и взаи-
мосвязь в нем различных свойств. При таком подходе
целостный, или интегральный, образ может рассматри-
ваться как своеобразный функциональный орган поведе-
ния, влияющий на организацию многих состояний жизне-
деятельности в определенных ситуациях развития. Такой
подход к восприятию как интегральному образу — функ-
циональному органу, поведению-регулятору состояний
жизнедеятельности впервые был намечен выдающимся
советским физиологом А. А. Ухтомским в его учении о
доминанте. Он считал важнейшим психологическим эф-
фектом доминанты интегральный образ как образователь
сложнейших афферентных синтезов из огромной массы
текущей информации. Особенно интересно и то, что дина-
мика доминанты является не менее важным механизмом
«переинтегрирования» старого опыта, что существенно
для понимания непрерывности процесса познания. В свя-
зи с этим находится одно из основных определений до-
минанты: «Всякий раз, как имеется налицо симптомоком-
плекс доминанты, имеется и предопределенный ею вектор
поведения. И ее естественно назвать органом поведения,
хотя она и подвижна, как вихревое движение Декарта»
[Ухтомский А. А., 1950].
Напомним, что А. А. Ухтомский видел в динамическом
симптомокомплексе доминанты целостность изменений ор-
ганизма, охватывающих все мозговые и соматические ап-
параты. Об этом он писал следующее: «По всем данным,
доминанта в полном разгаре есть комплекс определенных
симптомов во всем организме: и в мышцах, и в секретор-
ной работе, и в сосудистой деятельности. Поэтому она
представляется скорее как определенная констелляция
центров с повышенной возбудимостью в разнообразных

этапах головного и спинного мозга, а также в автономной
системе» [Там же, с. 144]. Другим определением доми-
нанты является характеристика ее как принципа опти-
мального активного действия. Ухтомский писал в этой
связи, что «однажды начавши усиленно работать, нервная
система на высоте своего действия вовлекает в сферу ра-
боты организма все новые и новые порции энергии со
стороны. Как далеко здесь от «наименьшего действия!»».
В объединении в доминанте ряда разнородных свойств
(констелляции нервных центров, регулятора состояний
жизнедеятельности, функционального органа поведения,
интегрального образа) проявляется принцип оптимально-
го действия центральной нервной системы, который
А. А. Ухтомский противопоставлял часто критикуемому
им принципу «наименьшего действия», или экономии сил
организма. Восприятие как интегральный образ, функцио-
нирующий по принципу оптимального действия, ни в ка-
кой мере не является эпифеноменом поведения. Напротив,
именно этот принцип и объединение функций интеграль-
ного образа с регуляцией состояний жизнедеятельности
требуют подхода к восприятию как к активному компо-
ненту поведения, важному феномену индивидуального
развития человека.
Перцептивные процессы с их сложной, противоречи-
вой структурой являются не только продуктом индивиду-
ального развития, но н одним из его факторов. Обратное
влияние перцептивных процессов на индивидуальное раз-
витие в целом обнаруживается при исследовании каждо-
го из составляющих образований. Известно, что дефекты
сенсорного развития (при периферической слепоте, глу-
хоте и слепо-глухоте), резко ограничивающие функцио-
нальные возможности, не только препятствуют образова-
нию сложных перцептивных систем, но и задерживают
нормальный ход онтогенетического развития.
Нарушения психомоторики и кинестезии при перифе-
рических двигательных параличах у ребенка приводят к
аналогичным результатам. Лишь благодаря социальному,
научному и педагогическому прогрессу были найдены
компенсации этих дефектов, к которым относится образо-
вание в процессе воспитания новых функциональных си-
стем и активных действий, перцептивных операций, нор-
мализующих общий ход поведения и жизнедеятельности
таких деталей. При различных мозговых очаговых по-

ражениях, нарушающих функциональные механизмы вос-
приятия, происходит не только расстройство поведения
из-за явления агнозии, апраксии, афазии, дезориентации,
но и относительное нарушение жизнедеятельности в це-
лом. Напротив, специальные методы восстановления на-
рушаемых функций (восстановительной терапии) или их
естественная реституция влияет не только на их норма-
лизацию, но и на общее состояние здоровья.
Восприятие, как и ощущение, на основе которого оно
возникает, есть непосредственно чувственное отражение
человеком внешнего мира и регулятор взаимодействия че-
ловека с предметами и явлениями окружающей среды.
Поэтому сенсомоторные и перцептивные процессы состав-
ляют основу психического развития человека и важную
сторону человеческой жизнедеятельности в целом. Функ-
циональные механизмы восприятия являются одним из
факторов, обеспечивающих нормальный ход взаимодей-
ствия организма со средой и благосостояние, здоровье ин-
дивида.
Операционные механизмы восприятия, с которыми
связаны наиболее активные и обобщенные компоненты
перцептивных процессов, обеспечивают не только реали-
зацию их функциональных потенциалов, но и необходи-
мые приспособления, противостоящие их ослаблению, на-
рушению или инволюции. В этом смысле операционные
механизмы выступают как фактор стабилизации функций,
что особенно важно для сохранения уровня жизнедея-
тельности и долголетия.
Что касается мотивации восприятия, то она является
фактором индивидуального развития в четырех направ-
лениях: органическом, гностическом, этическом и эстети-
ческом.
Органическое направление связано с обслуживанием
безусловных рефлексов на сохранение постоянства веще-
ства и внутренней среды, оборонительно-защитных, раз-
множения и родительских функций, рефлексов на эколо-
гические стимулы и т. д. Это направление мотивации об-
щее для животных и человека, а остальные специфичны
только для человека.
Благодаря историческому развитию познания (в един-
стве его чувственной и логической сторон) потребность в
знании и методах, с помощью которых оно образуется,
является одной из основных духовных потребностей ин-

дивида. От элементарных ориентировочно-исследователь-
ских реакций до сложнейших видов любознательности и
познавательных интересов эта гностическая мотивация
влияет на различные уровни жизни человека и его пер-
цептивные свойства. Этическая мотивация выражает по-
требность человека в людях и социальных связях; она
возникает и развивается в процессе общения, отражая
нравственные условия жизни индивида. Эстетическая мо-
тивация, вероятно, строится на основе взаимодействия гно-
стических и этических мотивов и представляет собой наи-
более сложный вид восприятия как наслаждения эстети-
ческими свойствами объективной действительности.
Существует известная последовательность формирования
и развертывания этой разнородной цепи мотивов (от ор-
ганических до эстетических). Фактором индивидуального
развития является, конечно, не одиночный мотив, а эта
цепь мотивации, как важное образование в перцептивном
развитии человека.
Само собой разумеется, расчленение единой структуры
перцептивного процесса на функциональные и операцион-
ные механизмы с различными направлениями мотивации
относительно и условно. Такое расчленение имеет смысл
именно для выяснения взаимосвязей между перцептивны-
ми процессами и индивидуальным развитием.
Мы показали целесообразность постановки этой про-
блемы восприятия как продукта и вместе с тем фактора
индивидуального развития. Исследование перцептивных
процессов различных видов (восприятия предмета или его
изображения, пространства и времени, движущихся объ-
ектов и т. д.) всегда ориентировано на определенную мо-
дальность восприятия в зависимости от анализаторной
системы (зрительной, слуховой и т. д.). В специальных
случаях применяются комплексные или комбинированные
объединения анализаторных систем на решение общей
перцептивной задачи (зрительно-слуховой, зрительно-ки-
нестетической, зрительно-слухо-вестибулярной и т. д.).
При исследовании феноменов переноса сенсорных навы-
ков, установки и восприятия, генерализации временных
связей применяются различные методы транспозиции
перцептивных компонентов из одной модальности в дру-
гую (например, из зрительной в осязательную, из осяза-
тельной в слуховую и т. д.). Во всех случаях, как общих,
так и специальных, исходной моделью и принципиальной

схемой перцептивного процесса является зрительный
образ.
Примечательно, что сходное положение имеется и в
теории представлений. В качестве наиболее распростра-
ненных форм отмечаются зрительные представления, при-
чем не только в состоянии бодрствования, но и в просо-
ночных состояниях, и во сне (сновидения).
Экспериментально установлено, что при воздействии
внешних сигналов на спящего человека большая часть из
них, если они не пробуждают человека, вызывают реак-
ции в виде сновидного преобразования сигнала (тактиль-
ного, температурного, обонятельного, вкусового и т. д.).
Зрительный характер представления в состоянии об-
щей пониженной возбудимости мозга и сохранение в ка-
честве «сторожевого пункта» не зрительной, а слуховой
зоны — явление удивительное, до настоящего времени
еще не разъясненное. Но не менее удивительно и подоб-
ное же преобразование неоптических сигналов в зритель-
ные образы в состоянии бодрствования. На это явление
обратил внимание П. П. Блонский, разработавший одну
из наиболее интересных концепций образной памяти, пер-
вым предположив, что в норме, вероятно, не существует
никакого другого синтеза разнородных впечатлений, кро-
ме зрительного.
Целесообразно рассмотреть в свете такой интерпрета-
ции приведенные им экспериментальные данные В. Рогер-
са, который в опытах пользовался разными раздражите-
лями, возбуждавшими те или иные органы (уши, глаза,
палец руки), и наблюдал, какие именно ощущения воз-
никают в момент воздействия у его испытуемых. Таким
путем он установил, что, помимо непосредственного дей-
ствия на данный орган, обязательно еще возникает до-
бавочный эффект, заключающийся в появлении ассоции-
рованных с теми или иными сигналами образов представ-
лений.
Общая масса психических реакций на раздражение
того или иного органа распределяется между ощущения-
ми и представлениями неравномерно. Однако обращает
на себя внимание разное поведение органов. Зрительный
орган в наибольшей степени характеризуется сочетанием
ощущений и представлений собственной модальности,
между тем как тактильный и слуховой характеризуются
сочетанием разномодальных ощущений и представлений,

причем наибольшая частота связана со зрительными об-
разами.
Более специальный анализ самих представлений, ассо-
циативно сопряженных со слуховыми и тактильными
ощущениями, позволил классифицировать образы-пред-
ставления и распределить наблюдавшиеся случаи по трем
видам образов: 1) отзвуки или репродуктивные возбуж-
дения (Р), 2) интерпретации (И) и 3) детализации (Д).
Результаты распределения любопытны. Оказалось, образ-
отзвук всегда той же модальности, что и основное раздра-
жение, т. е. является репродукцией однородного опыта.
Слуховых образов такого типа больше, чем осязательных,
но в общем таких элементарных представлений воз-
никало мало сравнительно с образами типов интерпрета-
ции или детализации, которые носили уже не осязатель-
ный или слуховой характер, а зрительный. Вторичные,
или сопряженные, зрительные представления выполняют,
как мы думаем, службу связи, объединяющую любые но-
вые сигналы и впечатления о них с бесконечными ассо-
циативными мотивами жизненного опыта. В таком же
плане можно истолковать явления синестезии, большая
часть которых характеризуется переключением сигнала
на зрительный канал связи (слухо-зрительные и тактиль-
но-зрительные синестезии). Эта служба связи сохраняет-
ся и в общем заторможенном состоянии мозга, прояв-
ляясь в специфическом виде сновидной деятельности че-
ловека. Чтобы она возникла и стабилизировалась,
требуется накопление ассоциативных масс интермодаль-
ного характера, т. е. межанализаторных связей, эффекты
которых переводятся на общий алфавит зрительных об-
разов.
Подобный способ зрительного кодирования и перекоди-
рования ассоциированных сигналов онтогенетически фор-
мируется сравнительно поздно (по нашим наблюдениям,
в период с двух-трех- до пяти-шестилетнего возраста).
Именно поэтому, несмотря на то, что в первые годы жиз-
ни сон занимает наибольшее время, сновидная деятель-
ность незначительна и носит, вероятно, более проприо-
цептивный характер (сны — «падения» и «взлеты»).
Впрочем, было бы правильнее сказать, что именно вслед-
ствие незначительного времени бодрствования и относи-
тельной разобщенности анализаторных систем маленький
ребенок не характеризуется сновидной деятельностью.

Обратим, однако, внимание на период, когда у ребен-
ка эта деятельность складывается. Это период овладения
языком, наиболее интенсивного формирования словарного
состава и грамматического строя его речи, с которыми
связаны глубокие преобразования его психологической
структуры и формирования мышления. Устная речь —
основная форма коммуникаций, представляющая собой
сочетание слушания (пассивная речь) и говорения (ак-
тивная речь). Казалось бы, до первоначального обучения
ребенка грамоте, т. е. чтению и письму с буквенным ап-
паратом и зрительно-моторной координацией, речь ребен-
ка носит чисто слуховой и артикуляционный характер,
лишенный какого-либо зрительного соучастия. В действи-
тельности же зрительная апперцепция и здесь имеет важ-
нейшее значение, так как усвоение ребенком словарного
состава языка происходит путем ассоциирования слухо-
вого образа слова со зрительным, обозначаемого этим сло-
вом предмета. Предметная отнесенность слова для ребен-
ка — первая реальность речи — есть вместе с тем зри-
тельное включение в ассоциативные массы обозначенных
словом образов вещей.
В развитии речи ребенка также обнаруживаем перевод
слуховых лексических представлений на алфавит зритель-
ных образов. Это процесс необратимый, и поэтому у позд-
но ослепших людей продолжает действовать такой пере-
вод, несмотря на то, что выключение зрительного рецеп-
тора полностью лишило этих людей непосредственных
источников информации об оптических сигналах. Автома-
тизм такого перевода на алфавит зрительных образов или
зрительного кодирования тормозит включение активного
осязания в той его развитой форме, которая характерна
для рано ослепших.
Но и слепорожденные, обладающие высоким развити-
ем активного осязания и переводом на тактильно-кине-
стетический алфавит всех образцов, также испытывают
ряд ограничений вследствие того, что словарный состав
общенародного языка, которым они пользуются, в очень
многих своих элементах (особенно существительных) но-
сит печать зрительного опыта человечества.
Мы обратили внимание на то, что как в психическом
развитии человека, так и в духовном развитии человече-
ства теснейшим образом связаны обе эти тенденции: пе-
ревод всех образов любой модальности на зрительные

схемы (тенденция визуализации чувственного опыта) и
развитие обозначающей (сигнификативной) функции
речи посредством абстрагирующей и обобщающей работы
мысли. Вследствие этого развития речи, опосредующего и
регулирующего общий ход психической деятельности,
происходит вербализация всего жизненного опыта.
На основании ряда исследований мы пришли к выво-
ду, что визуализация и вербализация в их взаимосвязях
определяют механизм и динамику представлений челове-
ка. Одним из таких исследований было наше клинико-
психологическое изучение расстройств сновидной деятель-
ности при афазиях. Подобные расстройства известны при
случаях зрительных агнозий, что вполне понятно при уче-
те очаговых поражений зрительных центров. Обнаружен-
ный нами феномен при афазиях с их очаговыми пораже-
ниями речевых центров свидетельствовал о том, что рас-
стройство сновидной деятельности возникает при
поражении каждого звена визуально-словесной цепи при
нарушении взаимосвязи между системами зрительной ин-
теграции опыта и сигнификативно-регуляторной органи-
зации речи.
В мозговой патологии проявился тот же закон, что и
в раннем онтогенезе поведения. Интимная связь зритель-
ной интеграции и мощного развития сигнификации в раз-
витии человека несомненна.
Однако до настоящего времени эта связь недостаточно
учитывалась в историко-культурных исследованиях (на-
пример, в анализе происхождения изобразительного ис-
кусства доисторического человечества, в исследовании
раннего онтогенеза изобразительной деятельности ре-
бенка).
Несомненно огромное влияние речи на перцептивный
прогресс ребенка. Но не менее значительно влияние это-
го прогресса в форме зрительной интеграции опыта на
становление и развитие детской речи, чему уделено очень
мало внимания.
Итак, мы имеем основания констатировать домини-
рующее значение зрительной системы для человека, до-
минантной не только потому, что она является самым
мощным источником информации о внешнем мире, обла-
дает наибольшей дальномерностью и стереоскопичностью
сенсорных функций. В качестве таковой она встречает
сильную конкуренцию со стороны слуховой системы, ко-

торая благодаря звуковому характеру языка и бинаураль-
ным функциям мало уступает зрительной. Кроме того,
все остальные рецепции в общей массе, особенно кожные
рецепции (тактильные, температурные, болевые) и кине-
стезия, составляют не менее мощный источник системной
сенсорной работы мозга человека.
Новейшие исследования, связанные с проблемами тре-
нировки человека к космическим полетам, обнаружили
явление сенсорного голода в условиях зрительной изоля-
ции и исключительную важность для поддержания обще-
го рабочего тонуса мозга сенсорных сигналов разных мо-
дальностей. Кроме того, из учения о доминанте известно,
что тот или иной сенсорный нервный центр становится
доминантным лишь на известный отрезок времени, пока
действует совокупность биологических факторов, опреде-
ляющая доминантное положение одного очага и субдоми-
нантное других. Доминантность зрительной системы не
может в общем объясняться только ее собственным ин-
формационным материалом и превосходством оптических
сигналов. Мы полагаем, что доминантность зрительной
системы определяется также тем, что она играет роль
внутреннего канала связи между всеми анализаторными
системами (подобно кинестетическому анализатору) и яв-
ляется органом — преобразователем сигналов. Такое не-
обычное для анализаторных систем мозга свойство у че-
ловека зрительная система приобретает благодаря соче-
танию четырех факторов: 1) целостного предметного
характера образа, т. е. отражения структурного единства
воспринимаемых вещей, относимых к определенному про-
странству окружающей среды; 2) предметного действия,
посредством которого человек оперирует этими вещами и
изменяет их, практически преобразуя их структуру и
свойства, а восприятие в свою очередь является регуля-
тором действия; 3) сигнификации воспринимаемых ве-
щей, благодаря чему обобщается, абстрагируется и сохра-
няется в качестве констант прецептивное знание; 4) про-
странственной организации симультанного образа.
Таковы, на наш взгляд, основания для объяснения по-
разительного феномена доминантности зрительной систе-
мы, обладающей способностью превращать незримое в
зримое, визуализировать любые чувственные сигналы
(кинестетические, вкусовые, обонятельные, вистибуляр-
ные, внутриорганические).

Зрительная система работает на трех уровнях: сен-
сорном (ощущения), перцептивном (восприятия), аппер-
цептивном (представления). Такое совмещение имеется и
в слуховой системе, которая, однако, работает на послед-
нем уровне (апперцептивном) в специализированных
формах речевых или музыкальных представлений, не об-
ладая к тому же способностью преобразования сигнала.
Что касается активного осязания, то оно является не
одномодальной характеристикой, а комплексной системой,
объединяющей тактильные, болевые, температурные и ки-
нестетические ощущения, производимые четырьмя раз-
личными анализаторами.
Итак, уникальность благодаря социальному развитию
человека зрительной системы имеет первостепенное зна-
чение, так как визуальная репрезентация является одним
из важных механизмов интеллектуальной деятельности и
повседневного поведения человека.
Психическое развитие ребенка поразительно тем, что
доминантной становится система, которая у новорожден-
ного человека в наименьшей степени жизненно значима.
Зрительный орган функционирует в ряду других, ни-
сколько не выделяясь в этот период, осуществляя эле-
ментарные защитные и ориентировочно-установочные
реакции. В первый месяц жизни вырабатываются, по дан-
ным Н. И. Касаткина, положительные условные рефлек-
сы лишь с обонятельного, вестибулярного и слухового ре-
цепторов. Первый положительный условный рефлекс
зрительного анализатора был получен лишь на втором ме-
сяце жизни [Касаткин Н. И., 1948].
По новейшим данным, в первые две недели жизни не-
подвижный световой раздражитель зрительно-двигатель-
ных реакций не вызывает. В этот период движение глаз
возникает только в том случае, когда отраженный от дви-
жущегося объекта луч света, перемещаясь по сетчатке,
пересекает строго ограниченную рецепторную зону в пре-
делах 5° по вертикальному и 10° по горизонтальному
меридианам. Однако сложные механизмы согласованных
движений обоих глаз формируются к двум месяцам жиз-
ни. На пятом месяце движения глаз возникают и при по-
ложении сигнала под углом в 30° к зрительной оси.
По нашим наблюдениям, глазодвигательные реакции
ребенка па движущийся видимый объект приобретают бо-
лее активный и упорядоченный характер в том случае,

если объект движется прерывно и является звучащим,
вызывающим слуховую ориентировочную реакцию.
За несколько месяцев развития, с 2 до 5—6 месяцев
жизни, зрительная система с помощью слуховых ориен-
тировочных реакций, тактильных и кинестетических, вку-
совых, вестибулярных и других ощущений настолько об-
гоняет в своем процессе остальные анализаторные дея-
тельности, что становится в первый ряд чувственной дея-
тельности ребенка.
В период 2,5—4,5 месяцев благодаря сочетанию опти-
ко-акустических свойств предмета с механическими, ощу-
щаемыми тактильно и кинестетически, ребенок открывает
впервые такие качества вещей, как непроницаемость,
твердость, тяжесть, фактуру поверхности в различных
градациях. Последующий ход зрительного перцептивного
развития определяется прогрессом предметных действий
ребенка и образованием единой зрительно-моторно-вести-
булярной системы поведения. Поэтому нет оснований на
этой стадии развития рассматривать формирующуюся
зрительную перцепцию как «чисто» зрительное обсле-
дование объекта и построение его образа посредством
движений глаз и организации лишь сетчаточных элемен-
тов.
Необходимо характеризовать становление зрительной
перцепции в связи с основными этапами развития дея-
тельности ребенка, формирования его как общественного
индивида в процессе воспитания. Такой подход позволил
А. В. Запорожцу на материале большой группы экспе-
риментальных исследований определить основные стадии
развития восприятия как этапы формирования перцеп-
тивных действий.
В отношении первых месяцев жизни установлено, что
ориентировочные движения, в том числе и ориентировоч-
ные движения глаз, «выполняют лишь ориентировочно-
установочную функцию (устанавливают рецептор на вос-
приятие определенного рода сигналов), но не функцию
ориентировочно-исследовательскую (не производят обсле-
дование и не моделируют его свойств)» [Запорожец А. В.,
1966].
Ссылаясь на эксперименты Л. В. Венгера, Р. Фантца
и других, он заключает, что в этот период «еще не про-
исходит формирование константных, предметных перцеп-
тивных образов» [Там же, с. 37].

Такое формирование соотнесено с этапами развития
деятельности ребенка. На первом этапе перцептивный
процесс строится посредством предметных, практических
действий с вещами. Поэтому «на начальных этапах сен-
сорного обучения сами действия, которые требуется вы-
полнить, предлагаемые ребенку сенсорные эталоны, а так-
же создаваемые им модели воспринимаемого предмета вы-
ступают в своей внешней материальной форме» [Там же,
с. 41]. На втором этапе происходит вычленение собствен-
но перцептивных действий (в форме осязательного и зри-
тельного обследования объектов). Перестроившиеся под
влиянием практической деятельности сенсорные процессы
«сами превращаются в своеобразные, перцептивные дей-
ствия, которые осуществляются с помощью движений ре-
цепторных аппаратов — предвосхищают последующие
практические действия» [Запорожец А. В., 1966, с. 42].
Особенности этого этапа и образования системы перцеп-
тивных действий были всесторонне изучены в лаборато-
рии А. В. Запорожца.
В. П. Зинченко весьма интересно сопоставил в ранней
онтогенетической эволюции развитие перцептивных дей-
ствий руки (осязательно-двигательных) и глаза (зритель-
но-двигательных). В. П. Зинченко [1966] пришел на ос-
новании этого изучения, в числе прочих заключений,
к двум важным выводам: 1) разные способы ознакомле-
ния и выбора у детей формируются не одновременно;
2) с возрастом наблюдается сближение эффективности
разных способов ознакомления и выбора. Это означает,
что по отношению к одной задаче или классу задач фор-
мируется взаимозаменяемость различных способов преоб-
разования информации.
Особенно важен для перцептивного развития ребенка
третий этап, описанный А. В. Запорожцем. На этом этапе
перцептивные действия, по его словам, свертываются;
время их протекания сокращается, их эффекторные
звенья оттормаживаются. Однако за этой внешней харак-
теристикой видения скрываются глубокие внутренние
преобразования: «...на данном этапе внешнее действие
превращается в действие идеальное, в движение внима-
ния по полю восприятия» [Запорожец А. В., 1966, с. 43].
Для генетической теории восприятия эти данные весь-
ма важны, так как подтверждают роль деятельности в
становлении восприятия и значение в его комплексной

структуре перцептивных действий, являющихся своего
рода операционными механизмами. Эти механизмы соци-
ально-исторические по своей природе, так как ребенок в
процессе воспитания усваивает исторически сложившиеся
способы обследования вещей (выслушивания, рассматри-
вания, ощупывания и т. д.) и общественно выработанные
системы сенсорных эталонов (общепринятая звуковысот-
ная шкала музыкальных звуков, «решетка фонем» родно-
го языка или же система геометрических форм) [Запоро-
жец А. В., 1963, с. 35].
Не менее важное влияние на процесс формирования
восприятия ребенка (кроме практической деятельности и
освоения общественно сложившихся сенсорных эталонов)
оказывает процесс оречевления, вербализации чувствен-
ного опыта ребенка, наиболее интенсивный, как было ра-
нее указано, в эти же онтогенетические периоды.
В нашей психологической литературе наиболее обстоя-
тельные исследования выполнены Г. Л. Розенгарт-Пупко
в отношении раннего детства [1948] и А. А. Люблин-
ской — дошкольного периода [1969], Д. Б. Эльконина —
общения и речи в развитии познавательной, в том числе
и перцептивной, деятельности [1960].
У детей ясельного возраста образуется прямая связь
предмета со словом, а у школьников — опосредованная
через другие известные слова (в определенной лексиче-
ской и грамматической системе).
В психическом развитии детей младшего школьного
возраста оба фактора (деятельности и речи) конвергиру-
ют, создавая единую базу перцептивного прогресса детей
в процессе начального обучения. Научение детей прави-
лам и операциям основных учебных деятельностей (на-
блюдение, слушание, измерение, изображение, построение
и т. д.) всегда соразмерно введению в словарный состав
речи детей терминов, обозначающих различные свойства
и отношения вещей, чувственно воспринимаемых или
представляемых ими.
Благодаря этой взаимосвязанности операций и обозна-
чениям выявляемых операциями предметных свойств до-
стигается значительный прогресс в перцептивном разви-
тии.
На этой основе восприятие ребенка становится важ-
ным средством (особенно при соблюдении принципа на-
глядности обучения) усвоения знаний и развития мышле-

ния в процессе этого усвоения. Особенно показательны
сдвиги в перспективном развитии детей (от первых меся-
цев жизни до подросткового возраста и юности) в таких
видах восприятия, которые связаны с дифференцировкой
отношений (пространственных и временных).
Онтогенетическая эволюция восприятия пространства
была подробно описана нами совместно с Е. Ф. Рыбалко
на основании многолетних исследований [Ананьев Б. Г.
и Рыбалко Е. Ф., 1964]. Онтогенетическая эволюция вос-
приятия времени охарактеризована Д. Б. Элькониным
[1962].
Эксперименты, проводимые Л. Д. Ефимовой, изучав-
шей представления детей младшего школьного возраста
о глубине исторического времени, обнаружили ряд явле-
ний перестройки перцептивного времени в этот период
под влиянием нового режима и ритма жизни в школе,
с одной стороны, первоначально усваиваемых историче-
ских знаний — с другой.
Весьма выразительно определил суть всех преобразо-
ваний в перцептивном развитии С. Л. Рубинштейн. «Раз-
витие высших форм восприятия, — писал он, — приводит
его к превращению в направленную, сознательно регули-
руемую операцию; по мере того как восприятие становит-
ся сознательным и целенаправленным актом, оно превра-
щается в наблюдение». «Возникновение наблюдения озна-
чает по существу первое выделение из практической
деятельности — деятельности «теоретической», познава-
тельной» [Рубинштейн С. Л., 1946, с. 279].
Развитие восприятия в онтогенезе человека изучено
более или менее обстоятельно лишь на самых ранних фа-
зах. Поэтому в психологии о возрастных особенностях
восприятия долгое время судили лишь по контрастным
характеристикам зрелого (сформированного и завершив-
шего свое развитие) восприятия взрослого человека и
формирующегося, находящегося в процессе непрерывного
становления восприятия ребенка в преддошкольном и до-
школьном возрасте. Тем самым перцептивная характери-
стика взрослого человека принималась за константу,
не испытывающую каких-либо преобразований до какого--
то неопределенного пункта старости.
Одни исследователи утверждали, что специфичность
самой ранней формы восприятия в ее синкретизме, гло-
бальной целостности и отсутствии анализа объекта, а дру-

гие, напротив, считали, что распространение среди ма-
леньких детей феномена перечисления объектов или
их частей и свойств свидетельствует о преобладании
аналитических функций и отсутствии синтеза впечат-
лений.
С. Л. Рубинштейн, критически рассмотрев обе концеп-
ции, показал, что эти противоречия объясняются искус-
ственным обособлением восприятия ребенка от интенсив-
ного формирования его мышления в процессе воспитания.
Но если рассматривать реальное единство восприятия и
мышления в структуре наблюдения, то обе характеристи-
ки относятся к способам интерпретации впечатлений, сме-
на которых составляет определенные стадии наблюдения.
Это важное положение не объясняет, однако, многие фак-
ты более раннего формирования перцептивной величины
сравнительно с перцептивной формой, восприятия цвета
сравнительно с восприятием формы, восприятие простран-
ства сравнительно с восприятием времени и т. д.
Другие явления перцептивного развития могут быть
лишь частично объяснены эволюцией интерпретационных,
речемыслительных характеристик восприятия. К таким
явлениям относится более позднее возникновение способ-
ности к восприятию изображений предметов сравнитель-
но с восприятием самих предметов; восприятие знака
сравнительно с восприятием плоскостного изображения
объекта и т. д. Дело в том, что, помимо абстрагирования
и логического обобщения этих перцептивных компонентов
и связного словесного описания их в повествовании, для
последовательного развития этих форм восприятия тре-
буется более высокий уровень различительной деятельно-
сти и перцептивного синтеза (особенно в форме зритель-
ной интеграции разнородного чувственного опыта).
К тому же мышление и речь как факторы перцептивного
прогресса воздействуют на него не извне, а изнутри,
в процессе непосредственного взаимодействия субъекта с
объектами внешнего мира.
Развитие самого мышления с известным течением зри-
тельных или осязательно-двигательных образов, ассоциа-
тивно соединенных в ряды и цепи, И. М. Сеченов [1947]
называл предметным мышлением. Эта начальная форма
мышления есть вместе с тем связывание в сложно орга-
низованную перцептивную систему различных образов и
сенсорных состояний.

Впервые в экспериментальной психологии такого рода
явление у взрослого человека удалось обнаружить
H. Н. Ланге. Всякое восприятие, согласно его данным,
есть многофазный процесс, причем каждая предыдущая
фаза представляет психическое состояние более неопре-
деленное (начиная с осознания «нечто» в поле зрения,
т. е. обнаружения сигнала), а каждая последующая бо-
лее дифференцированное. Поэтому каждая предыдущая
фаза восприятия есть субъект для последующей, являю-
щейся предикатом, т. е. определением предшествующей.
H. Н. Ланге открыл закон перцепции, согласно кото-
рому процесс восприятия строится как наглядное сужде-
ние об объекте; поэтому в процессе восприятия выража-
ется общая черта суждений — предшествование субъекта
предикату и развитие субъекта посредством предиката.
Помимо экспериментальных доказательств, H. Н. Ланге
ссылался также на данные из истории языка, согласно
которым безличные формы предложения первичны. По его
мнению, эти формы соответствуют первичным ступеням
перцепции, т. е. неопределенности состояния субъектов
наглядного, суждений, осознаваемых затем лишь путем
предикативных определений.
Еще в опытах H. Н. Ланге обнаружилось, что вос-
приятие не только интерпретируется мышлением, но само
осуществляется как наглядное, особенно зрительное суж-
дение, тесно связанное со структурой предложения в раз-
витии языка.
Более полное понимание субъектно-предикативного
строя зрительного суждения удалось достигнуть много
лет спустя благодаря значительным достижениям как в
теории восприятия, так и в теории мышления и речи.
Систематическое исследование восприятия предмета и
рисунка привело H. Н. Волкова к выводу о том, что
«зрительное суждение образует важнейшее ядро активно-
го зрительного восприятия. В последовательности зри-
тельных суждений пассивное, чисто сенсорное отраже-
ние — зрительный образ — дополняется выборочным ак-
тивным отражением для сравнения, для изображения, для
любого переноса на другие предметы восприятия» [Вол-
ков H. Н., 1950, с. 377]. Благодаря этому, как экспери-
ментально показано H. Н. Волковым, восприятие проекци-
онных (перспективных) отношений совмещается с вос-
приятием объемной формы предмета и светлотных отно-

шений, зависящих от освещенности объекта. В общем вос-
приятие как динамика образа, или цепь его преобразова-
ний, неразрывно связано с многоактным развертыванием
зрительных суждений в единой структуре наблюдения.
Для генетического понимания этой структуры весьма
важное значение имели исследования Выготского.
В своей теории внутренней речи, ее происхождения из
внешней путем интериоризации и редуцирования ее субъ-
ектных компонентов он установил весьма важное для
эволюции наблюдений положение о предикативности
внутренней речи и ее планирующей функции в деятель-
ности. Зрительные суждения и многоактность наблюде-
ния, вероятно, интимно связаны с прогрессом внутренней
речи, ее редуцированным синтаксисом и преобладанием
предикативных определений [Выготский Л. С., 1934,
с. 210—211].
Новые подходы к теории восприятия возникли в по-
следние десятилетия в связи с применением основных по-
нятий теории информации и ее математических методов,
обычно относимых, впрочем, только к развитому, зрелому
восприятию взрослого человека как оператора в системе
«человек — машина».
В этой теории определение сигнала и его отдельного
состояния (символа) сочетается с определением алфавита
как совокупности таких состояний.
Б. Ф. Ломов пишет, что, «пожалуй, наиболее трудный
вопрос для психологических исследований — это вопрос
о том, как определить алфавит в каждом конкретном
случае.
Предположим, что человек воспринимает некоторый
незнакомый предмет. Чтобы вычислить, сколько инфор-
мации он получил, надо знать, какова длина алфавита,
т. е. надо знать общее число всех существующих пред-
метов и вероятность встречи человека с каждым из них»
[Ломов Б. Ф., 1966, с. 174].
В связи с этим исследователям приходится прибегать
к различным ограничениям, в том числе и к сведению
всех свойств восприятия к категориальности.
Б. Ф. Ломов замечает по поводу такого ограничения:
«Во-первых, хотя восприятие, во всяком случае развитое,
и включает момент отнесения объекта к категории, оно
не исчерпывается этим моментом. Более того, категори-
альность является не основной, а производной чертой,

возникающей лишь на сравнительно высоких ступенях
развития. Во-вторых, сенсорное обобщение, характерное
для восприятия, далеко не всегда осуществляется на ос-
нове тех же признаков, что и логическое» [Ломов Б. Ф.,
1966, с. 75]. Б. Ф. Ломов рассматривает и некоторые дру-
гие моменты и заключает, что такой способ количествен-
ного анализа может быть применен не для определения
восприятия, а лишь для информационных характеристик
категориального узнавания. Следует обратить внимание
на важность положения об отличии сенсорного обобще-
ния от логического. В отношении восприятия цвета (сен-
сорных синтезов) и словесных обозначений (классифика-
ции названий цвета) это экспериментально показано
Ф. Н. Шемякиным и З. М. Истоминой.
Различие процессов восприятия как формирования
эталона и опознания как сличения этого эталона в раз-
личных объектах, и их состояниях несомненно. Хотя опо-
знание, конечно, возможно только на основе сформирован-
ного восприятия, а восприятие развивается благодаря
практике опознания.
Подход к восприятию с позиций анализа механизмов
опознания открывает поэтому некоторые новые стороны
в процессе наблюдения, в котором сливаются собственно
перцептивные и апперцептивные процессы. В этом от-
ношении интересны исследования В. Д. Глезера и его со-
трудников.
Благодаря специально разработанной методике
В. Д. Глезер обнаружил, что время опознания сложного
рисунка определяется «не элементами изображения,
а сложными признаками, разделяющими один образ от
другого в данном алфавите» [Ломов Б. Ф., 1966, с. 175].
Процесс опознания образов происходит путем разворачи-
вания сложных признаков. Лишь после достаточной ин-
формации о первом образе зрительная система переходит
к опознанию другого образа. Подобное оперирование обра-
зами и различными их алфавитами дало основание
В. Д. Глезеру говорить о «словаре зрительных образов».
Продолжая такую аналогию, можно было бы говорить
не только о словаре зрительных образов, но и о своеоб-
разном синтаксисе наблюдения, обусловленном внутрен-
ней речью и многоактностью визуально-вербальных ком-
понентов наблюдения. Однако и словарь зрительных
образов, и синтаксис наблюдения не. являются чисто на-

туральными процессами, если употреблять терминологию
Л. С. Выготского. Они не являются и чисто культурны-
ми, поскольку подчиняются общим законам построения
изображений на сетчатке и в зрительных центрах голов-
ного мозга. Мы имеем в этих случаях проявление сплава
натуральных и культурных процессов, благодаря кото-
рым наблюдение как специально обусловленная деятель-
ность человека преобразует и упорядочивает функции не
только посредством речи и мышления, но и системой пер-
цептивных действий.
Исторически наблюдение возникло в процессе труда
как систематизированное, наглядное суждение о видимых
связях между орудием труда и изменениях, проводимых
с его помощью в предмете труда.
Развитие трудовой деятельности как многоактной и
полиоперационной производительной деятельности хоро-
шо иллюстрируется, например, сопоставлением количест-
ва действий при оббивке гальки австралопитеком (одна
операция в пять действий), изготовлении ручного зуби-
ла шелльского периода питекантропом (одна операция в
32 действия), изготовление остроконечника человеком
среднего палеолита (четыре операции в 102 действия),
изготовлении кремневого ножа с роговой рукояткой че-
ловеком позднего палеолита (11 операций в 205 дейст-
вий) и т. д.
В процессе труда развитие мышления неразрывно
связано с прогрессивным возрастанием наглядных опера-
ций, сопряженных с усложнением рабочих движений
обеих рук и зрительно-моторной координации [Семе-
нов С. А., 1957].
В ходе исторического развития техники и культуры
наблюдение эволюционировало в нескольких направле-
ниях, каждое из которых связано с различием объектов
и операционных систем.
Главнейшим из этих направлений является развитие
перцептивно-апперцептивного аппарата трудовой дея-
тельности. В современных условиях этот аппарат высту-
пает как основная характеристика деятельности операто-
ра в системе «человек — машина».
Наиболее сложным и специфическим для современно-
го состояния наблюдательской деятельности оператора
является слежение в различных его разновидностях
(преследующее и компенсаторное, одномерное и двух-

мерное, зрительное слежение, зрительно-слуховое, бисен-
сорное и т. д.). Слежение не ограничивается реакциями
наблюдения, оно включает и так называемые реакции
предвидения путем экстраполяции данных наблюдений и
срочные дозировочные двигательные реакции при дистан-
ционном управлении механизмами.
Из этих трех компонентов слежения (наблюдения,
предвидения, управления при помощи движения) веду-
щим является наблюдение. В современных производст-
венных условиях наблюдение осуществляется не столь-
ко непосредственно за изменением технологического
процесса по признакам изменяемых им вещей (сырья,
инструментов и т. д.), сколько по показаниям индика-
ционных устройств и их сигнальных средств. Контроль-
но-измерительная аппаратура и органы дистанционного
управления с их шкалами показаний обусловливают по-
строение наблюдения как своего рода чтения технических
сигналов. Не случайно в обиход вошли термины «читае-
мость шкал», «чтение приборов» и т. д.
Разумеется, такие наблюдения-чтения могут стро-
иться лишь на основе специального научения и техниче-
ского образования с обязательной помощью усвоенного
кода зрительных сигналов и принципов их декодирова-
ния в процессе управления.
Реакции наблюдения в виде процедур чтения распро-
страняются с буквенной и числовой (цифры) форм на
любую другую форму знаковой индикации (геометриче-
ские фигуры, символы, цветовые обозначения и т. д.).
Реакции наблюдения составляют важнейший момент
трудовой деятельности не только оператора в системе
«человек — машина», но и человека-регулятора в боль-
ших системах.
Оперативное мышление дежурного на энергосистемах
или диспетчера на крупных железнодорожных станциях
всегда включает наглядные операции в виде реакций на-
блюдения и диагностических суждений о состоянии боль-
шой системы [Пушкин В. Н., 1965].
Широкое применение телевидения на производстве и
транспорте для целей наблюдения и регулирования про-
изводственных процессов хотя и не устраняет реакций
наблюдения по знаковым индикациям, но все же значи-
тельно увеличивает натуральное наблюдение по совокуп-
ности сигналов.

Исключительно велика роль наблюдения в процессе
познания. Известно, что в естествознании наблюдение яв-
лялось основным методом, на базе которого строились
другие, в том числе и экспериментальные, методы. В но-
вейшем естествознании наблюдение усовершенствовалось
с помощью различных средств фиксации (фотокиносъем-
ка с последующей покадровой обработкой, видеомагнито-
фонная запись с последующим частотным анализом) и
регистрации (электрической, пневматической и т. д.).
Поэтому в современных условиях естествоиспытатель яв-
ляется не только наблюдателем-натуралистом, но и на-
блюдателем-оператором, который судит о течении опыта
по сигналам индикационных устройств.
Познавательные функции наблюдения определяются
его местом в системе экспериментальных и теоретиче-
ских средств, техникой фиксации и регистрации, сочета-
нием натуральной (предметной) и опосредствованной
(знаковой) форм. Важное значение имеют объекты на-
блюдения (тела, явления и процессы неживой природы,
растительные и животные организмы, их сообщества,
люди и их общественные отношения, различные процессы
общественной жизни, человек, его поведение и внешний
облик).
Объектом определяются программа наблюдения и спе-
цифичность ее реализации с помощью общих средств на-
блюдения как в науке, так и в искусстве. Пейзажисты
и портретисты, например, существенно отличаются самой
организацией наблюдения, а не только техникой изобра-
жения. В изобразительном искусстве (рисунок, живопись,
скульптура) действительность воспроизводится с извест-
ной типизацией, моделируется с известной идеализацией.
Наблюдение-изображение составляет целостную систему,
в которой построение изображения на основе наблюде-
ния обусловливает правила «чтения». Наблюдение в про-
цессе изучения и «съемки» натуры постепенно превра-
щается в серию последовательных сопоставлений изобра-
жения с натурой, а затем сосредоточивается на самом
изображении.
Особое место в жизни людей занимают, конечно, сами
люди, и поэтому изображение человека с самого начала
возникновения первобытного искусства поразительно
дифференцированно по сюжету, технике и манере испол-
нения. Эти изображения в виде произведений малых

форм, скульптуры, барельефа, гравюры, росписи на сте-
нах пещер, каменных плитах, обломках костей фиксиро-
вали образы человека. Среди палеолитических изображе-
ний человека наиболее частыми и дифференцированными
были женские изображения. Это явление связано, как
предполагают, с социальной ценностью женщины для
рода как хранительницы очага и непрерывности самого
рода. Не менее интересно и то, что среди палеолитиче-
ских изображений найдены человеческие фигуры неяс-
ного пола, своего рода обобщенный образ человека, как
бы абстрагированный от половых особенностей; по мане-
ре исполнения реалистические изображения часто допол-
нялись условными.
Мы не можем считать воплощенные человеческие об-
разы идентичными образам людей реальных. Различие
между образом и прообразом всегда возникает за счет
техники и манеры исполнения, фантазии и концепции
художника. И тем не менее даже для условного изобра-
жения, а тем более реалистического, остается обязатель-
ным правило взаимозависимости наблюдения и изобра-
жения, действующее и на самых ранних стадиях разви-
тия изобразительного искусства.
Поэтому в известных границах допустимо судить по
изображению о том, как художник воспринимал натуру
(прообраз) в процессе наблюдения. Не случайно внима-
ние ученых привлек ранний этап детского изобразитель-
ного творчества, главнейшей темой которого является
человек в исполнении самых маленьких детей — «голо-
воногий человек». Теперь нам известно, что такое изоб-
ражение объясняется не только несовершенством графи-
ческих движений ребенка, но и генетическим своеобра-
зием его сознания и самосознания.
Выделение человека как объекта наблюдения и изоб-
ражения — явление социального развития ребенка и фор-
мирования особого вида чувственного опыта — социаль-
ной перцепции. Образы человека, строящиеся благодаря
такой перцепции, регулируют процесс общения и разно-
образные виды совместной деятельности. Этот социаль-
ный смысл восприятия человека человеком специально
выделен А. А. Бодалевым в его экспериментально-пси-
хологическом исследовании [Бодалев А. А., 1965].
Интересно отметить, что среди изученных им 600 про-
изведений юных художников (от 4 до 14 лет) были рабо-

ты разного содержания: пейзажи, индустрия, животные,
люди, действующие и позирующие, иллюстрации к сказ-
кам и натюрморты. Однако человек, независимо от этих
видов изобразительной деятельности, воспроизведен в
68% всех работ.
Соотношение между рисунком и изображением чело-
века и тех, где нет человека, несколько изменяется с
возрастом, но все же отмечается относительное постоян-
ство приоритета первого из видов изображения.
С этими данными А. А. Бодалев сопоставил получен-
ные им возрастные характеристики образов человека, по-
лученные экспериментальным путем с помощью так на-
зываемых словесных портретов. Оказалось, с возрастом
(от 7—8 до 21—26 лет) неуклонно падает (в 14,9 раза)
включение в словесный портрет описания элементов, об-
разующих оформление внешности. Это значит, что вре-
менные, ситуативные и подчас случайные признаки внеш-
него облика человека уступают свое сигнальное значение
другим, более существенным для процессов общения и
познания. Действительно, отмечается возрастание в
3,6 раза числа элементов, характеризующих экспрессив-
ные черты поведения человека, и в 2,2 раза числа при-
знаков, характеризующих физический облик, конститу-
ционные и другие особенности тела.
Тенденции социальной перцепции в изобразительной
деятельности и словесном описании человеческого образа
совпадают, что характеризует некоторые общие законо-
мерности эволюции наблюдения, объектом которого яв-
ляется человек.
Система «наблюдение — изображение» не ограничи-
вается, конечно, этим объектом. Независимо от объекта
реализм изображения определяется соотношением наблю-
дения и адекватных приемов изображения. На процесс
восприятия предмета и пространственных отношений
(например, горизонтали и вертикали) переносится на-
копленный опыт изобразительной деятельности. Обрат-
ное, причем сенсибилизирующее, влияние изобразитель-
ной деятельности на процесс восприятия хорошо иллюст-
рируется сопоставлением средних ошибок при оценке
отклонения (стрелки прибора) от вертикали к горизон-
тали двух групп: рисующих и нерисующих, которые оди-
наково не встречались с подобным заданием в прошлом.
Как в системе «наблюдение — управление» (работа

оператора), так и в системе «наблюдение — изображе-
ние» собственно перцептивные операции наблюдения ра-
ционализируются и перестраиваются в процессе деятель-
ности (управления или изобразительной), а образующие
эти перцептивные операции сенсорные функции сенсиби-
лизируются.
Это же положение полностью относится к системе
«наблюдение — письменность» (письмо и чтение). Исто-
рически эта система возникла в культурном развитии
человека первоначально как система «наблюдение —
идеографическая письменность» и строилась по принци-
пам, во многом сходным с системой «наблюдение — изоб-
ражение», особенно в условных схематизациях образа.
В последующем ходе культурно-исторического развития
письменность дифференцировалась преимущественно как
алфабетическая.
По характеристике Дирингера, «главным достижением
в создании алфавита было не изображение знака, а вве-
дение чисто алфавитной системы, в которой каждый звук
обозначался одним-единственным знаком» [Дирингер Д.,
1963]. С этим величайшим культурным изобретением
связано образование сложнейшего функционального ме-
ханизма — комплекса зрительно-слухо-кинестетических
связей; слышимое и произносимое в структуре звукового
языка слово стало видимым. Звуки фонем, зафиксирован-
ные в графемах, приобрели свойство константности.
Но не в меньшей степени, чем визуализация, благо-
даря письменности речи имела значение вербализация
зрительного восприятия. Дело не только во второсигналь-
ном регулировании зрительных образов, в построении
систем словаря этих образов и синтаксиса наблюдения,
но и в том, что объектом восприятия стала система зна-
ков, а различение свойств каждого отдельного знака осу-
ществимо только относительно к системе в целом.
Поэтому письмо и чтение развивались как строго ре-
гулируемые определенными правилами операции со зна-
ками в определенной системе, причем начальная точка
отсчета и направление письма определили начальную
точку отсчета и направление процесса чтения.
Вопрос о причинах выбора и фиксации того или ино-
го направления письма еще нельзя считать решенным,
хотя имеются основания предположить влияние фактуры
поверхности (орудий письменности, положение пишуще-

го человека и других факторов). Среди направлений и
точек отсчета в доалфабетических видах письменности
специалисты отметили письмо справа налево и слева на-
право, бустрофедон (последовательный переход от строки
к строке по горизонтали, справа налево, а затем слева
направо, и наоборот), письмо от центра по секторам
окружности, по вертикали сверху вниз и снизу вверх —
в общем бесконечно разнообразное множество направле-
ний построения строки, столбика (столбца), общей про-
странственной структуры письменного текста.
С изобретением и совершенствованием системы алфа-
бетической письменности положение существенно изме-
нилось, хотя и не сразу, а постепенно, на протяжении
длительного времени. Это отмечает Д. Дирингер. «Как
и семитские алфавитные письменности, древнейшее гре-
ческое письмо имело направление справа налево...
в дальнейшем оно сменилось бустрофедоном... Оба ука-
занных способа письма сочетались иногда с вертикаль-
ным направлением — снизу вверх. Сохранилось, однако,
несколько ранних надписей, написанных слева направо...
После 500 г. до н. э. встречается уже только одно на-
правление — слева направо и сверху вниз» [Дирингер Д.,
1963, с. 525].
Стереотипизация направлений письма как основной
графической деятельности в системе письменности опре-
делила порядок чтения, построение и развертку зритель-
ной системы, оперирование графемами, впрочем, и не
только графемами. Этот порядок у народов, пользующих-
ся алфабетической системой на греческой или латинской
основе, определил не только развитие системы операции
чтения, но и аналогичную систему построения изображе-
ний и чтения рисунка слева направо, хотя соотношение
вертикали — горизонтали определяется специфическими
закономерностями самого рисунка. У народов, пользую-
щихся другими алфабетическими системами (древнеев-
рейской, арабской), вся система ориентации противопо-
ложна, причем справа налево развертываются не только
письмо и чтение, но, по-видимому, порядок счета, чте-
ние и построение рисунка.
В других, неалфабетических системах письменности
(китайской, японской) операции письма, чтения и по-
строения рисунка определяются вертикальным располо-
жением знаковых рядов.

В системе «наблюдение — письменность» складывает-
ся, следовательно, такая культурная организация нату-
ральных процессов зрительного восприятия, которая
жестко детерминирует порядок операций с графемами,
числами, изображениями и любыми другими оптически-
ми сигналами.
Такое предположение мы сформулировали на основа-
нии длительного исследования взаимосвязей между чте-
нием, письмом, рисованием, ручным трудом, физически-
ми упражнениями у детей. В процессе первоначального
обучения дети 7—8 лет допускают однородные ошибки
пространственного и количественного анализов, особенно
в определении положения знака, количества его элемен-
тов и направления — начальной точки отсчета в системе
построения графических, предметных и гимнастических
движений [Ананьев Б. Г., 1954].
Во второй четверти первого года обучения эти ошибки
составили 29,5% общего числа ошибок в их письмен-
ной речи. Лишь приблизительно с третьей четверти пер-
вого года обучения ошибки пространственного и количе-
ственного анализов графем сменяются собственно звуко-
выми ошибками, которые затем устраняются основными
приемами воспитания культуры устной и письменной
речи.
В дальнейшем мы обнаружили, что явления стерео-
типизации и стабилизации порядка действий, связанные
с определенной национальной культурой и способом об-
учения, распространяются на всю систему пространст-
венной ориентации человека, включая измерение, изобра-
жение, построение, моделирование и оценку собственного
положения в пространстве [Ананьев Б. Г., Рыбалко Е. Ф.,
1964].
Новейшие экспериментальные исследования в облас-
ти инженерной психологии и психофизиологии скорее
всего подтверждают наше предположение и позволяют
распространить его па всю область чтения знаковой инди-
кации, независимо от того, являются ли эти знаки геомет-
рическими фигурами, буквами, цифрами и т. д.
Все это укрепляет наше понимание социально-куль-
турной обусловленности так называемых натуральных
систем отсчета в любых видах человеческого восприятия.
Несомненно, особое значение для всей эволюции на-
блюдения, связанного с любыми видами деятельности,

имело развитие системы «наблюдение — письменность».
В этой системе, более чем в других, выражены опера-
ционный порядок наблюдения, вообще весь цикл развер-
тывания совокупности операций, организующих множе-
ство макро- и микродвижений (глаз, рук, корпуса тела,
общего положения тела и т. д.). Спор о том, важны или
пет движения глаз в построении зрительных образов, те-
ряет смысл при анализе процесса чтения, письма или
зрительного обзора индикационного устройства, а также
чтения рисунка, если мы подходим к зрительному образу
как компоненту целостной системы наблюдения. От ха-
рактера этой системы зависят направление, масса и
структура движений глаз.
Изучение Э. Тейлором эволюции беглости чтения на
большом материале (5 тыс. учащихся начальной и сред-
ней школы, колледжа) показало, что эта эволюция мо-
жет быть точно «измерена» такими характеристиками
движений глаз, как фиксация, ее длительность и возвра-
щение (для повторного чтения), с которыми можно соот-
носить средний объем узнавания и среднюю скорость по-
нимания (число слов в минуту). Так, от первого класса
начальной школы до колледжа фиксация на 100 слов
сокращается в 3,2 раза, а средняя длительность фикса-
ции уменьшается (с 0,33 сек. в первом классе до 0,23 сек.
в колледже). Возрастает объем узнавания в момент фик-
сации (с 0,42 в первом классе до 1,33 в колледже). Осо-
бенно показательным является увеличение в 4,5 раза
средней скорости понимания (числа слов в секунду)
[Ярбус А. Л., 1965].
Ускорение речемыслительных процессов при чтении
связано с редуцированием движений глаз и образованием
обобщенных зрительно-моторных установок. Тем не ме-
нее остается постоянным положение с временной орга-
низацией смены таких установок в процессе наблюдения,
совершенствование которого сопровождается возраста-
нием апперцептивной регуляции перцептивно-сенсорных
потоков.
Еще до начала систематического обучения ребенка он
усваивает определенные правила и процедуры наблюде-
ния (рассматривание предметов и изображений, ощупы-
вание и т. д.). Однако лишь в школе наблюдение вместе
со слушанием становится универсальной формой учения
благодаря тому, что оно (наблюдение) включается во

многие системы: «наблюдение — измерение», «наблюде-
ние — чтение», «наблюдение — изобразительная деятель-
ность», «наблюдение — моделирование и трудовые опе-
рации», «наблюдение — построение и перепостроение
гимнастических движений» и т. д. [Ананьев Б. Г., 1958].
Воспитание наблюдательности как свойства личности и
интеллекта оказывается поэтому одной из общих задач
школьного обучения.
Решение этой задачи на протяжении многих лет об-
учения и всеми его средствами обеспечивает сформиро-
ванность к началу самостоятельной деятельности (трудо-
вой, познавательной, общественно-политической) чело-
века в обществе системы операций наблюдения —
операционных механизмов восприятия. Эти механизмы
складываются много позже функциональных механизмов
восприятия, образующихся во взаимодействии сенсомо-
торных функций с мнемическими, речевыми и др. По-
этому «возраст» операционных и функциональных меха-
низмов не совпадает: операционные механизмы относи-
тельно «моложе» функциональных и «стареют» позже,
причем в зависимости от сочетания двух факторов:
1) интенсификации общего процесса старения организма
и 2) ослабления трудовой и познавательной активности,
особенно после прекращения основной профессионально-
трудовой деятельности.
Именно это генетическое различие операционных и
функциональных механизмов восприятия, маскируемое
более мощными проявлениями их взаимосвязи в реаль-
ных процессах наблюдения, ставит исследователей про-
блемы старения перцептивных способностей человека в
трудное положение. Бесспорно, хотя и гетерохронно, все
более резко выражающееся ослабление сенсорно-перцеп-
тивных функций. Однако старые люди более существенно
отличаются друг от друга, чем молодые, по наблюдатель-
ности и способностям оперировать огромными массами
зрительных образов, превосходящими, конечно, апперцеп-
тивный фонд молодых людей.
Различие между активным долголетием и продолже-
нием общественно-трудовой деятельности и интенсивным
старением людей, полностью освободившихся от этой дея-
тельности и ушедших на покой, как известно, во всех
нормальных случаях (кроме патологических форм старе-
ния) не в пользу последних.

С возрастом повышаются точность диагностических
оценок в работе опытного врача, педагога, руководителя
трудовых коллективов, диспетчера и т. д. и глубина зри-
тельных суждений, несмотря на постепенное ослабле-
ние зрительных функций. Благодаря операционным меха-
низмам восприятия в структуре наблюдения возникает
сила, противодействующая старению перцептивных спо-
собностей.
Жизнь и деятельность многих выдающихся людей
подтверждают это предположение. Великие натуралисты
не только доходили до глубокой старости, но и сохрани-
ли поразительную ясность видения изучавшихся ими яв-
лений природы. Ч. Дарвин и И. П. Павлов — типичные
представители этого класса деятелей. В изобразительном
искусстве подобных примеров множество. Быть может,
наиболее показательны в этом отношении наши совре-
менники — живописец М. Сарьян и скульптор С. Конен-
ков. В художественной прозе непревзойденной вершиной
остается творчество Л. Толстого, реализм которого осно-
ван на гигантской сфере наблюдения и необозримом «сло-
варе зрительных образов».
И в этих, и в более обыденных случаях активного
долголетия относительная сохранность перцептивных
процессов объясняется, кроме противостоящих старению
операционных механизмов, высоким уровнем мотивации,
интересами к окружающей действительности, потребнос-
тями в знаниях, общения с людьми и созидания ценнос-
тей. Именно эти внутренние побуждения обеспечивают
необходимое для тех или иных перцептивных операций
психофизиологическое напряжение.
Уместно напомнить, что оптимальные возможности
любой функции, в том числе и сенсорной, определяются
лишь под нагрузкой. Однако эти нагрузки, необходимые
и полезные для функционирования сенсорных органов,
в старости не должны быть извне навязанными, задан-
ными условиями. Именно в поздние периоды человече-
ской жизни, гораздо более чем в ранние, функциональная
работоспособность сенсорных и двигательных органов за-
висит от силы внутренних побуждений.
К мотивации относятся различные формы установки,
влияние которых на динамику сенсомоторных процессов
и восприятие изучено в школе Д. Н. Узнадзе. Эти про-
цессы и перцептивные акты обусловлены не прямым воз-

действием внешних сигналов на рецепторы, а сложным
взаимодействием целостного организма с его потребно-
стями и внешней среды с ее меняющимися ситуациями.
Установки как отношения потребности к ситуации
влияют на образование и молярных структур в виде це-
лостных форм развития, поведения и молекулярных,
частных феноменов психического развития, в том числе
и восприятия. Влияние установок на течение восприятия
является одним из факторов сенсибилизации сенсорно-
перцептивных функций, повышающих уровень их актив-
ности и работоспособности в определенных условиях по-
требностей.
Однако нет возможности объяснить мотивацию на-
блюдения как особую познавательную деятельность со
сложной системой перцептивных действий, ограничиваясь
установкой, которую сам Д. Н. Узнадзе считал первым,
низшим уровнем психической жизни, импульсивной и
быстротечной, характеризуемой непрерывно сменяющи-
мися моментами, психическими состояниями. Вторым, выс-
шим, специфически человеческим он считал уровень объ-
ективации благодаря социальной природе человека и со-
зданию им ценностей жизни и культуры [Узнадзе Д. Н.,
1966]. Этот уровень целенаправленной сознательной
жизни противостоит как случайным внешним воздейст-
виям, так и потоку внутренних импульсов. Именно на
этом уровне возникают логическое мышление и язык,
произвольное внимание и воля.
Можно полагать, что и наблюдение как организация
перцептивных процессов в процессе деятельности, на-
правленной на познание внешнего мира, относится так-
же к уровню объективации. Поэтому продуктивность, как
и активность, целенаправленность, избирательность и
другие свойства наблюдения, с возрастом не снижается,
а повышается, причем в очень широком диапазоне зре-
лости, включая, по Биррену, «позднюю зрелость» — по-
жилой или даже старческий возраст. Определять пер-
цептивный потенциал взрослых людей необходимо не по
отдельным параметрам отдельного перцептивного акта,
а по состоянию и возможностям определенных свойств
наблюдения, включенных в жизненно важную для него
форму общественно-трудовой деятельности.
Однако специализация сепсорно-перцептивных функ-
ций в процессе деятельности эффективна именно тогда,

когда общие свойства этих же функций стабилизированы.
Стабилизация функций на высоком уровне опреде-
ляется образованием сложных операциональных систем
и усиленной мотивацией.
В качестве таких систем выступают различные виды
наблюдений, организованные комплексы перцептивных
действий и установок, с помощью которых происходит
преобразование сигналов, перевод сигналов любой
модальности на зрительный алфавит, использование его
как общего механизма восприятия.
В этом процессе становления устойчивых рабочих
перцептивных систем важнейшая роль принадлежит пер-
цептивным константам и их корреляциям, с которыми
связана целостность сенсорно-перцептивного опыта чело-
века.

III
ВЗАИМОСВЯЗИ ТРУДА,
ПОЗНАНИЯ И ОБЩЕНИЯ
В ИНДИВИДУАЛЬНОМ РАЗВИТИИ
ЧЕЛОВЕКА
ОБЩЕСТВЕННАЯ ДЕТЕРМИНАЦИЯ
ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ
Известно, что сознание — субъективное отражение
объективной действительности — является продуктом
рефлекторной деятельности мозга человека. Закономерно-
сти и механизм этой деятельности, составляющие мате-
риальный субстрат сознания, сами обусловлены объек-
тивной действительностью, т. е. природой и обществом,
воздействие которых составляет непременные условия су-
ществования человека как организма и личности.
В этом смысле нет оснований считать психические
явления, феномены сознания следствием физиологиче-
ских причин, так как рефлекторная, т. е. отражательная,
деятельность мозга в целом составляет следствие воздей-
ствия материального мира на человеческий организм. По-
этому исследование причинной обусловленности сознания
по необходимости должно захватывать сложнейшие цепи
причинно-следственных зависимостей человека и его моз-
га от внешнего мира. Но воздействие природы и общест-
ва на человека осуществляется лишь через внутреннее,
путем действия внутренних закономерностей рефлектор-
ной деятельности мозга, его системной организации.
В советской научной литературе наиболее полно та-
кая позиция представлена в известном труде С. Л. Рубин-
штейна «Бытие и сознание», который исходил из марк-
систско-ленинского понимания сущности сознания. Ему
принадлежат весьма глубокие идеи относительно разви-
тия материалистического детерминизма в рефлекторной
теории Сеченова — Павлова и определении философского
смысла павловского принципа детерминизма. В этом же
направлении ныне развиваются работы его учеников и
последователей, в том числе Е. В. Шороховой, итоги ис-

следований которой представлены в монографии «Про-
блема сознания в философии и естествознании» [1961].
Проблема детерминации психического сознания стоя-
ла в центре обсуждения современного состояния физио-
логии высшей нервной деятельности и психологии на
Всесоюзном совещании по философским проблемам фи-
зиологии высшей нервной деятельности и психологии.
Все это свидетельствует о значительном теоретическом
прогрессе в познании причинных зависимостей мозга, его
высшей нервной деятельности и сознания от материаль-
ного мира. Однако нельзя и преувеличивать значения
этих успехов. Как в труде Рубинштейна «Бытие и созна-
ние», так и в последующем развитии теоретического ис-
следования детерминации сознания проблема решается
глобально, в самом общем виде, вследствие чего неиз-
бежно возникают чисто натуралистические представле-
ния о причинной зависимости рефлекторной работы че-
ловеческого мозга от физико-химической природы воздей-
ствий внешней среды на человека. Такие представления,
конечно, правомерны и необходимы для материалистиче-
ской теории познания. Ясно, что образы (парциальные,
целостные, наглядные, репрезентативные и т. д.) суть
модели тех воздействий, которые вслед за В. И. Лени-
ным можно охарактеризовать как различные формы ве-
щества и формы движения материи, определяющих дея-
тельность органов чувств.
Тем не менее материальную детерминацию человече-
ского сознания невозможно отграничить такими природ-
ными зависимостями и связями. Человек и природа —
фундаментальная проблема, охватывающая и самого
человека как явление природы, и природу в целом, осо-
бенно биогеносферу и космические влияния на ее разви-
тие. С успехом современного естествознания все более
сложной и многочисленной оказывается цепь причинных
зависимостей человека (как сложнейшего организма,
т. е. природного явления) от природы, ее гравитацион-
ных сил и различных видов энергии, биогеохимических
структур и внутренних закономерностей развития био-
ценоза.
Познание объективных законов природы открывает
нам, следовательно, и те причинно-следственные связи,
которые определяют развитие человека как явления при-
роды. Эти связи, вероятно, бесконечны, так как не огра-

ничиваются органической и неорганической материей
пашей Земли, но уходят далеко в глубины Вселенной.
Однако основной комплекс этих зависимостей связан, ко-
нечно, с конкретными физико-географическими характе-
ристиками условий жизни человека и особенно с расти-
тельным и животным миром окружающей его среды.
В этом смысле природа есть среда обитания, и такой
экологический подход допустим и в отношении человека,
хотя рассматриваемая в этом аспекте взаимосвязь чело-
века и природы значительно суживается. Во всяком слу-
чае, материальную детерминацию сознания человека объ-
яснить подобным экологическим представлением о си-
стеме «человек — природная среда обитания» невоз-
можно.
Известно, что экологические факторы успешно ис-
пользуются для подобных целей в сравнительной физио-
логии животных и эволюционной психологии. Принцип
значимости сигналов и их биологической роли в регуля-
ции поведения животных оказался одним из самых эф-
фективных путей в познании законов их психического
развития. Но в психологии человека принцип значимости
и сигнальности в значительной мере утратил свой эко-
логический смысл и приобрел иной характер, связанный
с качественно своеобразными условиями жизни челове-
ка как общественного индивида.
Жизнь человека в обществе опосредует все его отно-
шения к природе — органической и неорганической.
Сельское хозяйство и промышленность, выразительно на-
званные К. Марксом и Ф. Энгельсом «исторической при-
родой», техника и все средства цивилизации составляют
такую «искусственную среду», созданную общественным
трудом, которая отделила человека от среды природной,
вернее преобразовала ее значительную часть в произво-
дительные силы общества и жизненные условия общест-
венного развития индивидуальности.
С каждым новым поколением усиливается мощь воз-
действия материальных и культурных сил «искусствен-
ной среды» на изменение природной среды, а через эти
изменения — вновь на человеческое развитие.
Эта мощь настолько разительна и перспективы ее воз-
растания настолько велики, что И. М. Забелин [1963]
считает прогрессирующее усиление обратных влияний
изменяемой в процессе технического прогресса природ-

ной среды на самого человека одним из важнейших фак-
торов современного развития человека.
Так или иначе, но даже в плане причинно-следствен-
ных связей и зависимостей между природой и человеком,
как видим, невозможно ограничиваться чисто натурали-
стической трактовкой детерминации сознания человека.
Общественно-историческая обусловленность взаимо-
связей между человеком и природой составляет важней-
шее звено в цепи материальной детерминации сознания.
Само собой разумеется, в этой цепи особое место зани-
мает созданная обществом искусственная среда как сово-
купность материальных и культурных условий жизни
человека. Социальная детерминация сознания осуществ-
ляется путем взаимодействия человека с этими, жизнен-
но необходимыми условиями, и в этом смысле человек
с его сознанием есть продукт конкретно-исторической со-
циальной среды. Однако человек является не только объ-
ектом для ее воздействия, не только сложным организ-
мом, поставленным в социальную среду и реагирующим
на ее воздействия. Эта среда сама создается и изменяет-
ся людьми в процессе развития материального производ-
ства, культуры и цивилизации в широком смысле этого
слова. Поэтому социальная среда неразрывно связана с
общественной сущностью самого человека, с внутренними
закономерностями развития человека как общественного
существа.
Проблема социальной детерминации в отличие от бо-
лее общей проблемы причинной обусловленности сознания
материей включает в себя характеристику человека как
субъекта деятельности, в процессе осуществления которой
изменяется и социальная среда.
Деятельность человека как фактор человеческого раз-
вития составляет необходимое звено в сложной цепи при-
чинно-следственных зависимостей сознания от обществен-
ного бытия. Вне действия этого фактора не могут быть в
должной мере поняты сложные эффекты воздействия со-
циальной среды на человека и его сознание. Следует, как
нам представляется, охарактеризовать один из важнейших
аспектов социальной детерминации человека, связанной с
воздействием на него общественной среды. Но этот ас-
пект, конечно, не исчерпывает всего многообразия соци-
альной детерминации индивидуального развития человека.
Исторически классовая структура общественной среды и

положение самого человека, обусловленное этой структу-
рой, приводят в антагонистическом обществе к специфи-
ческим действиям экономических, политических, право-
вых, нравственных и других сторон общественной жизни
на развитие личности человека. Между этими воздейст-
виями на личность возникают противоречия, порождаю-
щие и внутренние конфликты, столь характерные, напри-
мер, для кризиса буржуазного сознания.
Общеизвестно, что социальная детерминация инди-
видуального сознания в классовом обществе носит клас-
совый характер. Однако недостаточно изучена как в пла-
не общего, так и особенного в индивидуальном сознании
роль отдельных факторов: экономического, политического,
правового, нравственного и т. д. Недостаточно дифферен-
цировано воздействие на человека процесса материально-
го производства и идеологической надстройки, особенно
ее отдельных частей. Вследствие этого, возможно, вопрос
о социальной детерминации индивидуального сознания
остается еще недостаточно изученным.
Известный шаг вперед в постановке этого вопроса
представляет собой рассмотрение причинно-следственных
зависимостей индивидуального сознания, идеологии и
культуры в широком смысле слова. Начиная с культурно-
исторической концепции Л. С. Выготского в советской
психологии делались неоднократные пробы такого рассмот-
рения, достигшие известного успеха в новейших исследо-
ваниях А. Н. Леонтьева и его сотрудников.
Согласно А. Н. Леонтьеву, все психическое развитие
человека социально детерминировано процессом усвоения
индивидом общественного опыта, накопленных человече-
ством знаний и способов деятельности. На место приспо-
собления в эволюции животных ставится усвоение как
специфически человеческая категория превращения обще-
ственного в индивидуальное, т. е. как основная форма
социальной причинности.
В связи с этим важна идея об интериоризации дейст-
вий и возникновении внутреннего из внешнего. Эта идея
тесно связана с многими подходами к изучению психи-
ческого развития, в том числе и с рефлекторной гипоте-
зой И. М. Сеченова, в которой психогенетические кон-
цепции находят известные подтверждения. Нельзя, одна-
ко, не учитывать и того, что категория интериоризации
применяется совершенно безотносительно к рефлекторной

гипотезе, а подчас и против нее для объяснения того, что
Ж. Пиаже называет процессом «социализации» индивида,
Здесь нет возможности подвергнуть критике допустимое
в западноевропейской, особенно французской, психологии
отождествление явлений «социализации» и «интериори-
зации». Но нельзя не отметить, что, несмотря на внешнее
терминологическое сходство, в описании явлений социаль-
ного развития человеческой психики существует глубокое
внутреннее расхождение между концепциями социальной
причинности индивидуального сознания в советской и
зарубежной психологии. Несомненно, что А. Н. Леонтьеву
и его сотрудникам удалось схватить в связях процессов
усвоения — интериоризации важное звено социальной
детерминации человека. Усвоение — деятельность субъ-
екта в исторически сложившемся мире материальных и
культурных ценностей, накопленных человечеством в про-
цессе его общественного развития.
Это понимание исторического развития психики чело-
века тесно связано с более общей концепцией психиче-
ского развития, согласно которой психика формируется в
деятельности и в значительной степени является ее про-
дуктом. Поэтому в данном аспекте проблемы социальной
детерминации деятельность человека рассматривается как
необходимое звено в цепи каузальных связей и зависимо-
стей индивида от общественного развития.
Подход к развитию индивидуального как к усвоению
общественных ценностей, норм и способов деятельности
позволяет понять особую роль воспитания как ведущего
(направленного) способа общественного формирования
индивида.
Воспитание как целенаправленное социальное воздей-
ствие на индивида и общественное формирование лично-
сти, как известно, является одним из важнейших факто-
ров социальной детерминации индивидуального сознания.
В этом смысле правомерно сказать, что человек —
продукт воспитания не в меньшей, а, возможно, в боль-
шей степени, чем продукт социальной среды в узком
смысле слова — непосредственных условий жизни челове-
ка в ближайшем социальном окружении. Но и об этом
отношении воспитания и его эффектов — воспитанности
и развитости индивидуума — следует сказать, что они
невозможны без возрастающего вовлечения самого инди-
вида в процесс воспитания.

Одно из самых аргументированных положений педаго-
гической концепции А. С. Макаренко заключается в том,
что ребенок и подросток рассматриваются не только в ка-
честве объекта, но и субъекта воспитания. Без преувели-
чения можно сказать, что А. С. Макаренко открыл
важнейшую педагогическую закономерность — переход
воспитания в самовоспитание. Такой переход осуществ-
ляется, как известно, в процессе развития педагогических
требований, формирования коллектива и становления
коллективной деятельности, объединенной перспектив-
ными линиями и повседневным решением практических
задач. Поскольку взаимоотношения между личностью и
обществом в процессе воспитания, по правильной мысли
А. С. Макаренко, осуществляются посредством коллектива
и в коллективе, постольку и деятельность индивида носит
коллективный характер. Однако от этого она не перестает
быть его деятельностью, его активным практическим от-
ношением к обществу и природе, окружающему миру.
В процессе превращения педагогических требований, раз-
деляемых коллективом воспитанников, во внутреннее тре-
бование отдельной личности к самой себе строится и
система регуляции поведения, морально воспитанная
воля.
Эти идеи А. С. Макаренко, реализующие важнейшие
положения марксистско-ленинского учения о воспитании,
представляют выдающийся интерес для теории социаль-
ной детерминации развития человека.
Именно в свете этих идей более глубоко уясняется
механизм детерминации посредством возрастающего уча-
стия самой деятельности человека в организации и руко-
водстве его развитием.
С какой бы стороны мы ни рассматривали социальную
детерминацию индивидуально-психического развития че-
ловека, очевидно, что одним из главнейших ее эффектов
является то, что человек как объект общественных воз-
действий в той или иной форме (направленных или не-
направленных обстоятельств жизни или средств воспита-
ния и т. д.) становится субъектом этих воздействий в
результате собственной деятельности.
В интересующем нас плане социальной детерминации
индивидуально-психического развития понятия субъекта
и деятельности оказываются неотделимыми. Превращение
человека из объекта в субъект осуществляется лишь по-

средством деятельности, в которой реализуются те или
иные социальные функции человека.
Конечно, такое сближение этих понятий вообще дик-
туется диалектико-материалистическим пониманием пси-
хики. Но применительно к проблеме социальной детерми-
нации, как увидим, речь пойдет об определенных видах
деятельности, которые являются индивидуальными, но
вместе с тем общественными, поскольку они всегда есть
деятельность совокупных индивидов, групп и коллективов,
составляющих определенную часть общества.
Что касается более общего подхода к изучению психи-
ки и сознания в нашей науке, то такой подход сформу-
лирован в известном принципе: сознание не только про-
является, но и формируется в деятельности. Этот прин-
цип имеет методологическое значение как в том смысле,
что определяет объективную познаваемость субъективно-
го, так и в том, что указывает на возможность генетиче-
ского исследования различных форм отражения в связи
с реальным процессом жизни и деятельности.
Принцип единства сознания и деятельности уже давно
стал рабочим принципом в советской психологической
науке, причем во всех ее областях и проблемах. Уже в
конце 30-х — начале 40-х годов было положено основание
новому пути психологического познания.
В ряде работ С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева,
Б. М. Теплова, А. А. Смирнова и других были сформули-
рованы важные аспекты нового подхода к изучению со-
знания, соответствующие марксистско-ленинскому фило-
софскому материализму. В наиболее отчетливой и обобщен-
ной форме принцип единства сознания и деятельности
был представлен в известном труде С. Л. Рубинштейна
[1945].
За последние 20 лет такое понимание стало всеобщим
для ученых нашей страны и других социалистических
стран. Однако объективный ход научных исследований
приводит к близкому пониманию некоторых видных уче-
ных и в капиталистических странах. Кроме А. Валлона,
который в последний период своей жизни вплотную при-
близился к марксизму, следует упомянуть некоторых уче-
ных, далеких от марксизма, но стихийно ставших на по-
зиции исследования психического развития через изуче-
ние структуры деятельности и действия. К ним следует
отнести таких выдающихся психологов, как П. Жанэ,

Ф. Бартлетта, Мира Лопеца и других, отвергающих чисто
бихевиористический подход к деятельности, но вместе с
тем считающих бесплодным и субъективистское толкова-
ние сознания. В таких условиях ход исследований и об-
щей интерпретации психологических фактов неизбежно
приводил к выводу, что изучение деятельности, ее струк-
туры, целей, психической регуляции ее динамики, про-
дуктивности самих продуктов деятельности открывает
исключительные возможности для психологического по-
знания.
Возможно, возрастающий на Западе интерес к совет-
ской психологической науке в известной мере подкрепля-
ется теми внутренними сдвигами в западноевропейской и
американской науке, которые связаны с объективным хо-
дом современных экспериментально-психологических ис-
следований. Мы можем быть удовлетворены тем, что со-
ветская психология благодаря марксистско-ленинской
философии сознательно встала на путь объективного по-
знания субъективного через исследование деятельности и
ее психической регуляции, к которому стихийно прибли-
жаются наиболее серьезные исследования в западной
науке.
Но возвратимся, однако, к труду С. Л. Рубинштейна,
в котором этот новый подход выступил уже в более или
менее зрелом виде. Уже в 1940 г. С. Л. Рубинштейн сде-
лал попытку более конкретного рассмотрения психоло-
гической структуры деятельности и отдельного действия,
а вместе с тем основных видов деятельности, являющих-
ся, по его мнению, и основными этапами формирования и
развития сознания. Предложенная им классификация
основных видов деятельности носит поэтому ярко выражен-
ный генетический характер.
В процессе онтогенетического развития человека про-
исходит смена одного вида деятельности другим, хотя
возможны и такие состояния, даже отдельные переходные
периоды, в которых противоречиво совмещаются вновь
возникающие и «отмирающие» виды деятельности челове-
ка. Как классификация, так и предложенный С. Л. Рубин-
штейном генетический принцип построения их в опреде-
ленном порядке, последовательности почти без изменений
вошли во все последующие пособия, учебники и моногра-
фии по детской психологии. Речь идет об известной триа-
де: игра, учение и труд.

Вслед за С. Л. Рубинштейном эти виды деятельности
стали рассматриваться как фундаментальные формы пси-
хического развития человека, формирования его сознания
и личности от рождения до зрелости. Ранний онтогенез
и эволюция психики маленького ребенка целиком связа-
ны с развитием игры под руководством взрослых, в про-
цессе контакта с которыми закладываются определенные
элементы психической готовности ребенка к учению. В пер-
вые годы начального обучения учение уже становится
ведущей формой деятельности, но все же совмещается с
некоторыми элементами игры, хотя и преобразованной
учением.
В процессе учения как основной деятельности детей
и подростков в условиях обучения постепенно формиру-
ется готовность к труду, который становится основной
формой деятельности взрослого человека. Такова вкратце
концепция основных форм (или видов) деятельности в
процессе онтогенетического развития человека.
Естественно, такая концепция объясняет причинную
зависимость человеческого развития от законов историче-
ского развития общества. Это необходимо, отметить, что
игра и учение рассматриваются в качестве подготовитель-
ных к труду форм деятельности, в которых формируется
индивидуальное сознание.
Однако эти формы деятельности охватывают по време-
ни основные периоды роста, созревания и формирования
личности. Что касается труда, то рассматриваемая кон-
цепция фактически исключала его из факторов становле-
ния индивидуального сознания и формирования личности,
поскольку весь этот длительный процесс выполняет функ-
цию лишь подготовки к труду как основной, да, пожалуй,
с этой точки зрения и единственной формы деятельности
взрослого человека. С. Л. Рубинштейн и другие иссле-
дователи полагали, конечно, что исторически развитие
человека начинается с труда, который сделал человека
человеком. Они правильно подчеркивали, что исторически
и учение, и игра сформировались как продукты развития
труда, общественно-трудовой практики людей. Именно
путем такого сопоставления двух планов развития — об-
щественно-исторического и индивидуального — и строи-
лось представление об определяющей роли труда в чело-
веческом развитии. Однако, несмотря на наличие рацио-
нальных моментов в такой трактовке, эта концепция в

целом оказывается несостоятельной, что обнаружилось
практически во всей области воспитания и обучения под-
растающего поколения.
Обособление учения от производительного, а еще ра-
нее — от так называемого общественно полезного труда,
оправдываемое с такой точки зрения, нанесло определен-
ный ущерб делу коммунистического воспитания. Без обу-
чения самому труду и элементам посильного для детей
различных возрастов общественно полезного труда невоз-
можно сформировать и готовность к труду; не только
игра, но и учение как усвоение знаний недостаточны для
формирования такой готовности. Коренная перестройка
дела образования во всех ее звеньях подтвердила необхо-
димость в целях подготовки подрастающего поколения к
жизни и всестороннего развития личности соединения
обучения с трудом. Представляются интересными в этом
отношении сдвиги в дошкольном воспитании. Дело не
только в том, что в систему дошкольного воспитания
введены элементы обучения и тем самым более непосред-
ственно закладываются основы учебной деятельности,
необходимые для школьного обучения. Правда, это ново-
введение тоже показательно, так как свидетельствовало об
ошибочности представления о том, будто развитие игры
само по себе подготавливает ребенка к учению. Следова-
тельно, как в отношении связей «учение — труд», так и
связей «игра — учение» не подтвердилась гипотеза о том,
что одна форма деятельности возникает из другой вслед-
ствие внутренних законов индивидуального развития.
Больше того, оказалось, что не только учение должно
быть более ранним в сочетании с игрой у дошкольников,
но и сам труд в виде так называемого самообслуживания
и простейших операций общественно полезной деятель-
ности должен иметь место в детском саду.
Генетическая концепция деятельностей показала свою
недостаточность и в отношении взрослых людей. С пере-
ходом от учения к труду, согласно этой концепции, начи-
нается зрелость гражданская, умственная и моральная.
При этом, согласно общему генетическому принципу,
предшествующая форма деятельности уступает место но-
вой, постепенно как бы отмирает и превращается в свое-
го рода пережиточный феномен развития. В свое время
педагоги и психологи старались продемонстрировать та-
кой феномен на противоречии между игровой и учебной

деятельностью маленького школьника. В картине этих
противоречий игра выступала в роли своеобразного про-
межуточного феномена.
Подобных прямых попыток в отношении учения у
взрослого человека не делалось, но и трактовка связей
«игра — учение» является столь же антигенетической, как
и возможное с этой точки зрения рассмотрение учения у
взрослого человека как пережиточного феномена по от-
ношению к труду. Но таких попыток, конечно, не дела-
лось ввиду совершенной нелепости такого представления,
несовместимости его со всей современностью, с практиче-
ской жизнью нашего социалистического общества.
Тесная связь современного труда с наукой и необхо-
димость постоянного совершенствования не только профес-
сионально-трудового мастерства, но и знания самоочевид-
на. Жизнь показала, что не только учение должно соеди-
няться с трудом, но и труд с учением, причем независимо
от уровня профессиональной подготовки, квалификации и
возраста. Такая связь — общий закон развития людей в
социалистическом обществе.
Приходится отметить, что не так просто обстоит дело
и с игрой, которую многие специалисты в детской психо-
логии превратили в возрастную форму предметной дея-
тельности, специфическую именно для ребенка с первого
года жизни до начала систематического учения, т. е. до
«снятия» игры учением.
Между тем игра как особая форма деятельности имеет
свою историю развития, охватывающую также все перио-
ды человеческой жизни. В подростковом и юношеском,
молодом и среднем, даже пожилом возрасте существуют
разнообразные ее проявления и меняющиеся виды «люби-
тельства» в области спорта, искусства, коллекционирова-
ния и т. д. Игровая деятельность взрослых людей состав-
ляет важную сторону их жизни, связанную с так называе-
мым свободным временем. В этих условиях существуют
такие незаметные переходы от труда к игре и учению,
которые затрудняют какую-либо однозначную характе-
ристику человеческой деятельности.
Есть еще значительная сфера жизни людей, которая
подчас обедняется вследствие какой-то странной фарисей-
свой боязни. Эта сфера жизни — развлечения, необходи-
мые для отдыха и эмоционального развития человека. Ду-
мается, что все это составляет бесчисленные варианты

игровой деятельности, необходимо включающейся в про-
цесс жизни и развития людей.
Но если это так, то распространенная в советской
психологии генетическая, «возрастная» классификация
видов или форм деятельности несостоятельна и теорети-
чески. Вместо «диалектики» смены и снятия одних форм
деятельности другими обнаруживается довольно топорная
метафизика в толковании их периодов и закономерностей
индивидуального развития.
Особенно неприемлемой представляется рядополож-
ность по значению (для разных периодов) игры, учения
и труда. Не изменяет положения и оговорка, что игра и
учение исторически обусловлены трудом, так как в онто-
генезе эта обусловленность себя не только не проявляет,
но как будто бы даже отрицается ходом развития, при
котором существует односторонняя зависимость учения
от игры, а труда — от учения.
Ранее указывалось, что советская психологическая
наука внесла существенный вклад в развитие материали-
стического детерминизма учением о единстве сознания и
деятельности, о деятельности субъекта как необходимого
звена в причинной цепи, обусловливающей психическое
развитие. Вместе с тем отмечалось, что это учение не
достигло такого уровня, который давал бы возможность
вкрыть всеобщий для человека характер социальной де-
терминации его психических процессов и свойств лично-
сти. Это достаточно ясно следует из картины развития
основных видов (или форм) деятельности человека, кото-
рую мы рассмотрели.
Каждая из этих форм, взятая отдельно, социально-
исторически обусловлена. Поэтому в зависимости от об-
щественно-экономической формации и классового положе-
ния семьи ребенка или подростка изменяются цели, моти-
вы, способы, уровни, результаты игры или учения.
В зависимости от этих условий определяется конкретная
форма труда — физического или умственного, а также
включение его в определенную систему производственных
отношений. В советской детской и педагогической психо-
логии, равно как и в дошкольной и школьной педагогике,
убедительно показана классовая обусловленность деятель-
ности и ее психологической структуры в классовом об-
ществе. Тем большее значение для понимания качествен-
но новых путей развития человеческого сознания при со-

циализме имеет освобождение труда и всех других видов
человеческой деятельности от эксплуатации.
Однако остается недостаточно ясным, каким образом
сама человеческая деятельность, ее конкретные формы
или виды выступают в качестве факторов детерминации
психического развития.
Исключением является, пожалуй, учение, которое
трактуется как специфическое для человека усвоение об-
щественного опыта, накопленного человечеством фонда
знания и трудового опыта. Поэтому само учение отражает
процесс слияния общественного с индивидуальным, фор-
мирования индивидуальности посредством содержания и
методов обучения и воспитания. Подчас даже утвержда-
ют, что все психическое развитие ребенка-школьника есть
усвоение общественного опыта, благодаря чему и самые
общественные условия, первоначально являющиеся для
него внешними, затем становятся внутренними. Происхо-
дит это в тех случаях, когда ребенок или подросток сам
оперирует в своей деятельности теми или иными истори-
чески сложившимися способами социальной деятельно-
сти и осознает цели, предметы и результаты своей дея-
тельности.
Происходит это, следовательно, в тех случаях, когда
осуществляется усвоение как интериоризация.
Учение в конечном счете предстает как усвоение, ме-
ханизмом которого является интериоризация. Внешние
действия в процессе учения становятся внутренними, ум-
ственными действиями субъекта, сознание которого фак-
тически превращается в продукт его собственной деятель-
ности.
Но оставим в стороне гносеологическую сторону этой
теории, которая не очень ясно решает вопрос о соотно-
шении объективной действительности и деятельности в
структуре сознания. Обратимся к другой, собственно пси-
хологической стороне этой теории как общей концепции
психического развития, которая должна объяснять меха-
низм социальной детерминации другими видами деятель-
ности индивидуально-психологического развития.
Концепцию усвоения индивидом социального опыта
путем интериоризации приложили и к объяснению роли
игры в психическом развитии ребенка (особенно
Д. Б. Эльконин и А. В. Запорожец с их сотрудниками),
достигнув интересных результатов. А. В. Запорожцу

удалось показать, как ребенок в предметных игровых дей-
ствиях осваивает социальные эталоны тех или иных спо-
собов и уровней функционального развития. Развитие про-
извольных движений предстает в результате этих иссле-
дований как формирование предметных действий их
целями, мотивами, способами и результатами, влияющи-
ми на изменения условий воспитания ребенка. Д. Б. Эль-
конин подошел к игре с другой стороны — включения
ребенка в общественные связи, развития посредством
игры (особенно ролевой и фабульной) коммуникативных
свойств поведения и личности ребенка. Здесь социальная
детерминация выступает посредством «вращивания» об-
щественных связей внутрь детского сознания и интерио-
ризации нравственных норм и отношений.
Но особенно интересно отметить, что в том и другом
подходе, как это ни парадоксально, социальная детерми-
нация психического развития осуществляется через игру
ребенка, которая оказывается при ближайшем рассмотре-
нии лишь средством развития других деятельностей, но
не основной формой развития ребенка в дошкольном воз-
расте, как это всегда утверждается.
В многолетних исследованиях А. В. Запорожца игра
ребенка выступает преимущественно как средство разви-
тия познавательных сил ребенка, познания внешнего ми-
ра посредством активных ориентировочных действий и
повседневной деятельности.
Усвоение ребенком эталонов и норм умственной дея-
тельности в соответствии с достигнутым современным об-
щественным развитием уровнем цивилизации свидетель-
ствует о том, что познания ребенка причинно обусловле-
ны современным уровнем развития познания как общест-
венно-исторического культурного достояния человечества.
Это очень важный вывод, но он доказывает лишь то,
что познание с самого начала благодаря общественному
руководству индивидуальным развитием (воспитанию)
есть основная форма деятельности индивида именно вслед-
ствие того, что познание есть всемирно-исторический про-
цесс целенаправленного и обобщенного отражения людьми
объективных законов природы, общества и самого созна-
ния.
Подобно этому выводу приходится заключить, что ис-
следование роли игры в развитии общественного поведе-
ния и свойств личности выявляет лишь то, что игра как

средство весьма эффективно в образовании и развитии
другой важнейшей основной формы деятельности, а имен-
но — общения, которое столь же социально, сколь и ин-
дивидуально.
Больше того. Именно благодаря развитию в процессе
воспитания познания и общения, их взаимодействия и
слияния в разнообразных формах и возникает (на их ос-
нове) такая синтетическая форма деятельности ребенка,
как игровая. Если не считать процессуальной «спонтан-
ной» игры, общей для ребенка и детенышей всех живот-
ных, то все формы игры — предметной, фабульной и ро-
левой, дидактической, театрализованной и т. д. — пред-
ставляют собой те или иные интеграции элементов по-
знания и общения.
Вычленение этих элементов в их действительном зна-
чении осложняется обычно смешением понятий в детской
психологии, когда «игра» обозначает и конкретное усло-
вие воспитания (содержание и методы организации раз-
личных игр, включая и так называемые свободные твор-
ческие игры, а не только специально организованные
ролевые, дидактические и т. д.), и самую деятельность
ребенка, а также эффект этой деятельности в виде той
или иной психологической характеристики.
Иначе говоря, здесь положение таково, каким оно было
в свое время в дидактике, когда отождествлялись обуче-
ние и учение самого ребенка, а тем самым — обучение
и психическое развитие школьника.
Подмена единства воспитания и развития их тождест-
вом, конечно, недопустима ни в отношении учения, ни в
отношении игры. Игра как средство развития есть, собст-
венно говоря, определенная форма дошкольного воспита-
ния. Игра как собственная деятельность ребенка в этих
условиях воспитания есть результат развития более об-
щих основных форм его деятельности — познания и об-
щения.
В связи с этим более понятна особая регулирующая и
формирующая роль речи в развитии игровой деятельно-
сти ребенка. Дело в том, что речь является именно тем
основным средством общения, посредством которого и осу-
ществляется процесс усвоения ребенком исторически сло-
жившихся знаний, т. е. процесс становления его логиче-
ского мышления и других опосредствованных форм по-
знавательной деятельности. Но все же дело не в самой

речи, которую нередко фетишизируют как фактор психи-
ческого развития, а в том синтезе общения и познания,
который составляет основу языка и речи. Познание в его
двух формах — непосредственно образного и логически
понятийного — есть одна из основных сил общественно--
исторического развития человечества, так как наука и
искусство познания непрерывно связаны со всей струк-
турой общественного сознания, вырастающего на почве
определенного материального производства, общественно-
трудовой практики.
В этом смысле познание — исторический процесс на-
копления духовных ценностей, отражающих объективные
законы природы и общества, межчеловеческих отношений
и жизни самого человека. Каждый индивид вместе со
своим поколением включается в этот процесс и прежде
всего «усваивает» продукты общественного развития:
определенные духовные ценности класса и эпохи, обра-
зующие путем интериоризации его внутренний мир.
Воздействие науки и искусства на формирование ин-
дивидуального сознания бесконечно многообразно. Это
воздействие, конечно, составляет важную форму социаль-
ной детерминации индивидуального сознания. Однако из
воздействия может возникнуть лишь реакция индивида,
хотя бы и очень сложная. Акция, действие возникают
лишь в процессе взаимодействия индивида и общества,
а не одностороннего воздействия общества на личности.
Революционный переход от эксплуататорских форм к
социалистическому обществу открыл бесконечные возмож-
ности именно такого активного развития каждого челове-
ка, при котором ему доступны все духовные ценности
общества; и вместе с тем на него возлагается функция
их приумножения и обогащения, т. е. дальнейшего разви-
тия. Только путем интериоризации объективного такая
активная познавательная деятельность в процессе взаимо-
действия личности и общества осуществлена быть не
может. Непосредственное участие в историческом разви-
тии духовных ценностей общества осуществляется благо-
даря творческой деятельности, производства новых знаний,
духовных ценностей общества. Объективация внутреннего
мира человека, его творческих замыслов и реализация
потенций составляют необходимый момент воздействия
личности на общество, превращение личного в обществен-
ное. Такого рода сочетание и взаимопереход интериори-

зации и экстериоризации, объективации и «субъектива-
ции» может быть, конечно, только в деятельности, в по-
знавательной деятельности и осуществляется как процесс
социальной детерминации индивидуального сознания.
Еще более очевиден характер взаимодействия, а не од-
ностороннего воздействия в структуре и динамике обще-
ния любых видов коммуникаций.
В процессе общения люди являются одновременно
(или последовательно) объектами и субъектами.
В процессе общения происходит не только обмен мы-
слями посредством речи, но, как известно, любая совме-
стная деятельность, с которой связаны те или иные сим-
патические переживания и совокупные результаты со-
трудничества, а также те или иные конфликты и мораль-
ные противоречия.
Именно благодаря общению поступок А становится
обстоятельством жизни В, С, Д и т. д., а их поступки,
экспрессивные действия сказываются на поведении А.
Этот взаимопереход поступка в обстоятельства жизни и
события составляет постоянную характеристику совмест-
ной жизни и деятельности людей в различных видах ком-
муникаций. Каждый из этих видов имеет свою идеоло-
гическую характеристику и социально-политические
источники.
Любой коллектив имеет свою историю и объектив-
ные закономерности развития, определяющие место и
функцию индивида, связанного с другими отношениями.
Не требует в общем особых доказательств положение
о том, что общение внутри групп, межгрупповое в кол-
лективе, межколлективное есть один из самых важней-
ших каналов социальной детерминации индивидуального
развития. Однако и здесь только в процессе взаимодей-
ствия человека с человеком, группой, коллективом и т. д.
происходит циркуляция всех тех коммуникативных
средств, посредством которых осуществляется эта детер-
минация. Собственная деятельность личности в группе и
коллективе составляет необходимое условие такой детер-
минации. В процессе общения происходит взаимосогласо-
вание ритма, темпа и способов работы на основе расту-
щего взаимопонимания и взаимооценки. Естественно, та-
кое взаимопонимание в процессе общения предполагает
более или менее адекватное чувственное отражение чело-
века в человеке, накопление информации и регулирова-

ние взаимных отношений на основе общих целей и реаль-
ной информации. Благодаря накоплению опыта и обще-
нию формируются определенные нравственные отношения
и коммуникативные свойства личности. Больше того,
именно процессы общения, жизненный опыт совместной
деятельности составляют источник знаний человека о че-
ловеке, о людях, т. е. психологическое познание — осно-
ва самопознания и саморегуляции.
Общение как деятельность общественного индивида
далеко не всегда принимается во внимание. Между тем
именно личностная характеристика коммуникации и дает
возможность понять то условие, при котором коммуника-
ции в различных формах социальной жизни детермини-
руют наиболее глубокие процессы динамики личности, ее
структуру и механизмы развития. К такому выводу мы
пришли на основании многих наблюдений.
В свое время цикл наших исследований охватывал
ряд явлений психического развития человека, относящих-
ся к области теории характера и психологии общения.
В целях исследований генезиса и источников характеро-
логических свойств ребенка изучалось формирование са-
мосознания ребенка в первые годы его жизни, самооцен-
ки и ее роли в образовании характера, зависимости
самооценки от оценочных взаимоотношений в процессе
общения, особенно от педагогической оценки, и т. д.
Результаты этих исследований были опубликованы в
свое время в монографии «Психология педагогической
оценки» [1935], «Воспитание характера школьника»
(1941), «К постановке проблемы развития детского само-
сознания» (1948). В последующем к онтогенетическому и
педагогическому аспектам психологии общения примкнул
клинико-психопатологический аспект, определивший спе-
циальное рассмотрение нарушений коммуникативных
функций речи, а также изучение некоторых особенно-
стей речевого развития детей в процессе их начального
обучения.
Объективный ход этих исследований раскрывал опре-
деленную взаимосвязь процессов общения и познания в
некоторых пунктах развития человека, а именно — сен-
сомоторного развития, связанного с изменением функций
и эволюцией познавательной деятельности в целом. На
ранних этапах онтогенетического развития человека осо-
бенно важную роль, как показали наши исследования,

играет накопление сенсорных синтезов в процессе обще-
ния. С такими синтезами связаны не только представ-
ления ребенка о людях, т. е. образцы, регулирующие его
действие в процессе общения, но и сложные симпатиче-
ские чувства (нравственные и эстетические). Речь и по-
ступки, действия и выразительные движения, т. е. пове-
дение в широком смысле слова, с самого раннего этапа
человеческого развития регулируются процессом отраже-
ния, неразрывно связанного у людей с многообразными
формами общения. Вместе с тем процесс общения пред-
ставляет сложнейший комплекс взаимоотношений между
людьми и отношений личности к людям, к совместной
деятельности и самой себе. Эти взаимоотношения и отно-
шения в процессе общения переплетены с отношениями
личности в процессе познания внешнего мира.
В другом цикле исследований, а именно по проблеме
взаимосвязи воспитания и развития детей в процессе их
начального обучения, обнаружились сходные результаты.
Сложные формы общественного поведения детей, склады-
вающиеся в процессе их обучения и воспитания, нераз-
рывно связаны с качественными изменениями сенсомотор-
ного развития ребенка. В сдвигах этого развития находит
одно из самых глубоких выражений эффект конвер-
генции познания и общения.
Основным и главным источником такого эффекта яв-
ляется труд.
Современная наука во многих подробностях раскры-
вает положение о том, что все чувственные деятельно-
сти человеческого мозга преобразованы в процессе истори-
ческого развития труда. Созданные трудом различные
системы «орган — орудие» бесконечно повышают «разре-
шающую силу» каждого анализатора, а соединение этих
систем с языком и логическим теоретическим мышлением
составляет цепь факторов сенсибилизации, с которой свя-
зано развитие умения и мастерства.
В одной из наших работ совместно с Л. М. Векке-
ром, Б. Ф. Ломовым и А. В. Ярмоленко удалось пока-
зать, что активное осязание руки человека как естест-
венного органа и продукта труда, одновременно являю-
щегося органом познания, есть некоторая общая модель
взаимосвязи этих процессов, определяющей структуру ин-
дивидуального сознания. При таком подходе возможно
ближе подойти к некоторым закономерностям функциони-

рования и зрительного образа в условиях современных
видов трудовой деятельности, а именно — к управлению
машинами по показаниям приборов.
В сенсомоторном развитии проявляется эффект много-
образных конвергенций труда, общения и познания, по-
средством которых это развитие социально детермини-
ровано.
Разумеется, социальная детерминация сенсомоторного
развития лишь частный случай тех эффектов, которые
производятся взаимосвязью труда, познания и общения.
Все формы психического развития человека являются по-
добными эффектами, в которых непосредственно высту-
пает общность разных сторон личности. В качестве при-
родных истоков этой общности, вероятно, имеют значение
и основные свойства нервной системы, проявляющиеся
как в темпераменте, так и в одаренности, как в мотива-
ции поведения, так и в особенностях функциональной
динамики. Человек как индивидуальность всегда есть, ко-
нечно, индивид со всеми его структурно-динамическими
особенностями. Но не только индивид.
Согласно марксизму-ленинизму, сущность личности со-
ставляет общественные отношения. Именно этими отноше-
ниями посредством основных социальных видов деятель-
ности (труда, общения и познания) созидается и сущест-
вует индивидуальность человека, опосредствуется и
развивается его природа, в том числе и основные свойст-
ва нервной системы.
Имеются, следовательно, различные основания считать
общность разных сторон личности фактом фундаменталь-
ного значения, поскольку основные формы социальной
деятельности человека, в которых формируются и реали-
зуются его отношения, имеют общие эффекты, произво-
димые их конвергенцией.
К этим эффектам, несомненно, относятся и различные
потенциальные свойства личности: жизнеспособность, ра-
ботоспособность, одаренность, специальные способности
и т. д.
Но что представляют собой эти потенциальные харак-
теристики личности, ее скрытые возможности, резервы и
ресурсы человеческого развития? При всем значении мо-
тивационной стороны поведения, т. е. направленности
личности, эти характеристики не могут быть сведены к
ней или объяснены полностью ее влиянием. Что касается

уровня развития (второй стороны личности, как отметил
В. Н. Мясищев), то он характеризуется не только достиг-
нутым в данный момент комплексом знаний, навыков и
умений, но и возрастанием под их воздействием самих
возможностей. Поэтому потенциальные характеристики
личности всегда связаны с уровнем ее развития, но также
не могут быть полностью сведены к этой стороне лично-
сти. Третьей стороной личности, по В. Н. Мясищеву, яв-
ляется ее структурная характеристика, которая освещает
нам человека со стороны его цельности или расщеплен-
ности, последовательности или противоречивости, устой-
чивости или изменчивости, глубины или поверхностности,
преобладания или относительной недостаточности тех или
иных психических функций.
Из этого определения следует, что в структуру лич-
ности включается характеристика функционального раз-
вития человека. Не менее примечательно для взглядов
В. Н. Мясищева, известного своей последовательностью в
проведении личностного подхода ко всем психологическим
проблемам, что возможности развития личности связы-
ваются именно с ее функциональной характеристикой.
В. Н. Мясищев писал: «До сих пор мы говорили о лич-
ности с точки зрения ее отношений. Было бы несправед-
ливо, однако, ограничиться только этим и не рассмотреть
личность с точки зрения ее возможностей, т. е. не осве-
тить и функциональную ее сторону» [1936, с. 35].
В трудовой деятельности эти функциональные воз-
можности определяются отношениями человека, но вместе
с тем сами влияют на процесс и конечный результат
реализации отношений в трудовой деятельности людей.
В другой своей ранней работе «Работоспособность и бо-
лезни личности» [1935] В. Н. Мясищев показал, что ди-
намика работоспособности является сложнейшим синте-
зом отношений личности и функционального состава
процесса ее работы, включенном в определенную систе-
му отношений.
В этой связи В. Н. Мясищев писал о необходимо-
сти рассматривать болезнь «не только с точки зрения на-
рушений функций организма, но и с точки зрения произ-
водственной декомпенсации, выключающей человека из
трудового процесса и трудового коллектива. Естественно,
вопрос о трудоспособности, о степени и характере ее вос-
становления, который практически и раньше играл опре-

деляющую роль в нашем понимании болезни, приобрета-
ет принципиальное и решающее значение» [Мяси-
щев В. Н., 1935, с. 35]. Трудоспособность, следовательно,
является ядром потенциальной характеристики личности,
рассматриваемой со стороны ее структуры и уровня раз-
вития.
Этому соответствует вместе с тем главная роль тру-
довых установок, умений и знаний личности в системе
отношений и направленности личности: «Изучая личность
с точки зрения ее отношений, мы должны в первую оче-
редь изучить ее отношение к труду, выяснить их харак-
тер, ход, условия и перспективы развития» [Там же, с. 36].
Спустя четверть века В. Н. Мясищев развивает эти
идеи в монографии «Способности», написанной совместно
с А. Г. Ковалевым. Подчеркивая основные положения о
том, что «движущей силой развития способностей являет-
ся труд» [1960, с. 27], авторы заключают вместе с тем, что
«способность представляет не простое свойство, а ансамбль
различных свойств личности, выражая не только особен-
ности ее функционального механизма, но и особенности
системы ее отношений к действительности» [Там же,
с. 29].
Приведенных ссылок достаточно для понимания по-
зиции, согласно которой изучение системы отношений не
только не исключает, но, напротив, предполагает изуче-
ние функционального механизма развития личности, в том
числе ее направленности и структуры. В еще большей
мере исследования этого механизма оказываются зависи-
мыми от изучения отношений, влияющих на динамику и
уровень психического развития.
Познание и общение являются, как было показано
выше, основными формами деятельности индивидуально-
го человека с самого начала формирования его лично-
сти, посредством которых осуществляется социальная де-
терминация многих сторон ее психического развития. Как
игра, так и учение выступают эффектами взаимосвязей
общения и познания, а вместе с тем важными средст-
вами дальнейшей эволюции каждой из этих основных
форм, соответствующих фундаментальным процессам об-
щественного развития.
Общение как межиндивидуальная связь и взаимодей-
ствие определяется, конечно, системой конкретных обще-
ственных отношений, в которые оно включено. Как меж-

индивидуальная связь и индивидуальная форма деятель-
ности, осуществляемая посредством этой связи, общение,
всегда соотнесено с определенными исторически сложив-
шимися и социально необходимыми формами коммуника-
ций, регулируется нормами общественного поведения и
морали. Именно поэтому практически невозможно отде-
лить в структуре и динамике общения личное от обще-
ственного, провести резкую грань между ними. Затрудни-
тельно также, несмотря на меняющийся индивидуальный
состав различных коллективов и средств коммуникаций,
полностью абстрагировать их от конкретных людей с их
индивидуально психическими особенностями.
Дело в том, что общение — столь же социальное, сколь
и индивидуальное явление. Поэтому так неразрывно свя-
зано социальное и индивидуальное в важнейшем средстве
общения — языке, механизмом которого является речь.
Пантомимика и жестикуляция, т. е. внеречевые формы
общения, становятся таковыми именно тогда, когда экс-
прессия поведения выполняет коммуникативную функ-
цию, не ограничиваясь выразительными движениями. Ре-
гуляторами поведения в условиях общения становятся
нравственно-эстетические оценки, социальная сущность
которых общеизвестна. Вполне аналогичны связи индиви-
дуального и социального в познании как одной из основ-
ных форм человеческой деятельности. Отражение объек-
тивного мира в образах и понятиях, в непосредственно
чувственном и логическом знании есть индивидуальная
познавательная деятельность каждого человека. Однако
накопление и обобщение чувственных, образных знаний
происходит при обязательном регулирующем участии речи,
которая вместе с тем является основным средством усвое-
ния человеком исторически накопленных человечеством
обобщенных и опосредованных систем знаний, способов
познания и методов деятельности. Познание индивида и
складывается путем соединения его жизненного опыта в
его непосредственно чувственном выражении с система-
ми знаний, существующих всегда в языковой форме и
конкретных структурах общественного сознания, особен-
но науки и искусства. Познание всегда представляет со-
бой известное сочетание индивидуального и общественно-
го сознания. Однако это не значит, что индивидуальное
сознание сводится к познанию, ограничивается им. Со-
знание индивидуального человека является эффектом со-

вместного развития познания, общения и труда, их разно-
образных конвергенций. Нет сомнения в том, что с ран-
них лет это сознание выступает в качестве такого эффекта
конвергенции общения и познания.
Возможно ли, однако, что общение и познание, равно
как игра и учение, в раннем онтогенезе порождают со-
знание индивида без всякого участия труда, хотя истори-
чески именно трудом порождены любые другие виды че-
ловеческой деятельности и специфические черты общест-
венного сознания.
Подобное исключение из общего закона человеческого
развития не имеет места в индивидуальном развитии,
в том числе и на ранних этапах онтогенеза, кроме, ко-
нечно, младенчества.
СТАДИАЛЬНОСТЬ РАЗВИТИЯ
ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ И ТРУД
Сознание как высшая форма психики характеризует-
ся рядом признаков. К числу их относится активный ха-
рактер отражения, включающий не только моделирование
свойств внешних воздействий, являющихся источником
образа или мысли, но и изменение этих свойств под влия-
нием человеческой деятельности, т. е. труда. Внутренняя
диалектика сознания — переход от ощущения к мысли по-
средством языка — регулируется практикой. Как созна-
ние психическая деятельность есть динамическое соотне-
сение чувственных и логических знаний, их система, ра-
ботающая как единое целое и определяющая каждое от-
дельное знание. Эта работающая система есть состояние
бодрствования человека, или, другими словами, специфи-
чески человеческая характеристика бодрствования есть
сознание.
В этом, конечно, нет ничего нового, но такое сближе-
ние сознания и бодрствования, произведенное с наиболь-
шей тщательностью П. П. Блонским, позволяет познать
самое сознание как одно из проявлений человеческой ра-
боты, как внутренний план человеческой деятельности,
воздействующий на внешние условия жизни человека. Из-
вестно, что сознание человека — продукт развития.
Ребенок с определенного возраста осознает эффект,
результат произведенного им действия, причем именно
потому, что этот результат нагляден, зрим. Можно даже

сказать, что первоначальные факты сознания — это вос-
приятие и переживание ребенком результатов собственно-
го действия, предметного в форме самообслуживания (оде-
вания или кормления) или игры, графического действия
(построение изображения на плоскости листа). Следова-
тельно, сознание выступает как составная часть эффек-
та действия и поэтому неизбежно моментально. Однако в
процессе воспитания и накопления жизненного опыта по-
добная моментальность постепенно сменяется внутренней
связанностью состояний сознания, так как осознаются не
только эффекты действий, но и процессы деятельности
ребенка. Главным образом под влиянием речи и усвоения
с ее помощью общественного опыта, исторически сложив-
шихся способов деятельности сознание распространяется
на весь процесс деятельности, причем последовательность
этого распространения обратная, т. е. идет от конца (эф-
фект действия). Наступает время, обычно относящееся к
пяти-шести годам, когда сознание ребенка охватывает пол-
ностью весь процесс деятельности, начиная с подготовки
к действию в форме складывающегося замысла и намере-
ния, известного внутреннего плана, намечаемого на тот
или иной срок действия, первоначально краткий, а затем
все более расширяющийся по своим временным диапазо-
нам.
По мере такого расширения возникает возможность
более длительного удержания в сознании целей деятель-
ности. От осознания отдельных моментов действия ребе-
нок переходит полностью к целенаправленной планомер-
ной деятельности — таков путь индивидуального развития
сознания, благодаря которому все состояние бодрствова-
ния становится сплошным «потоком сознания», переклю-
чаемого с одного вида деятельности на другой.
Особенность такого хода развития дает возможность
понять одну из самых замечательных черт сознания —
относительную непрерывность его состояний, образующих
общность различных психических процессов и их отнесен-
ность к «я», т. е. к самосознанию субъекта. Механизмом
этой непрерывности состояний сознания является разви-
тие ассоциаций, образование из них ассоциативных ря-
дов, а из них — ассоциативных, сложно разветвленных
систем и межсистем информационных потоков. Однако в
процессе образования каждой новой системы из опреде-
ленных ассоциативных масс происходит диссоциация, ра-

зобщение элементов ранее образованных ассоциаций
С этими моментами диссоциаций связан перерыв непре-
рывности ассоциативных потоков, когда в какой-то вре-
менной промежуток общее состояние сознательного регу-
лирования деятельности сменяется бессознательным тече-
нием процесса. Природа такого течения отличается от
состояний, возникающих в результате длительной автома-
тизации тех или иных актов, когда первоначально созна-
тельное действие становится бессознательным.
Особенность рассматриваемых случаев бессознательно-
го течения состояний бодрствования заключается в том,
что они совпадают либо с моментами пауз между дея-
тельностями, либо с дизассоциациями, а чаще всего с
сочетанием тех и других моментов.
Так или иначе, но функционирование и само станов-
ление сознания понятно только как характеристика ре-
гулирования деятельности, практического взаимодействия
человека с внешним миром. Сознание как активное отра-
жение объективной действительности есть регулирование
практической деятельности человека в окружающем его
мире. Благодаря накоплению жизненного опыта, т. е. опы-
та отражения и самой практической деятельности, усвое-
нию через язык исторически сложившихся знаний созна-
ние становится совокупностью субъективных отношений
человека к природе, обществу, людям и самому себе. Но
есть более общее субъективное отношение, в известном
смысле порождающее само сознание: отношение к труду,
практической деятельности, посредством которой человек
не приспосабливается к окружающей среде, а подчиняет
ее собственным нуждам, заставляет служить потребно-
стям общества. Эта преобразующая мощь трудового воз-
действия людей на природу осознается в различных фор-
мах творческой деятельности человека, но общим для этих
форм является субъективное отношение к труду как глав-
ной ценности, образующей внутренний мир человека.
С этой ценностью связано развитие личности как дея-
теля — производителя материальных и духовных благ для
общества, для других людей, основной круг интересов,
привязанностей и вкусов, реализованных идеалов и склон-
ностей, т. е. самых существенных мотивов поведения че-
ловека. Естественно, конец трудовой деятельности неиз-
бежно становится финалом самой человеческой жизни,
драматической развязкой в форме открытого или скрытого

конфликта человека и мира. Психологическая драма ста-
рости человека, как на это справедливо указывают мно-
гие исследователи, заключается не только в том, что ста-
рый человек постепенно теряет своих близких и вообще
людей своего поколения, но и в том, что он выключается
из общественного процесса совокупного производительно-
го труда, перестает трудиться, пользуясь правом на пен-
сионное обеспечение. При этом причиной дезынтеграции
личности является не только само прекращение система-
тического труда, но и постепенное разрушение в самом
внутреннем мире человека главной ценности — пережива-
ния труда как блага, как субъективного творческого от-
ношения человека к окружающему миру. Именно поэтому
сохранение трудового тонуса, продолжение в разных ви-
дах общественно полезной деятельности и после наступле-
ния пенсионного возраста является важнейшим условием
морально-психического здоровья пожилых и старых лю-
дей.
Сравнительное исследование различных форм разви-
тия трудовой деятельности необходимо для понимания
стадиальности индивидуального сознания. Но при этом
следует не забывать, что существуют не только профес-
сионально определенные специализированные по технике
операции виды трудовой деятельности людей. Сведение
труда к профессиональному труду широко распростране-
но в социально-экономической и психологической литера-
туре. Вместе с тем труд не есть просто мышечная рабо-
та, производимая в форме тех или иных затрат мускуль-
ной энергии в единицы времени, как это представляют
нередко в физиологических исследованиях процесса рабо-
тоспособности. Всякий труд есть взаимодействие субъекта
труда с предметом труда посредством орудий, механиз-
мов, технических устройств, в результате которого (взаи-
модействия) создается продукт труда.
Следовательно, не любая трата мышечной или нервной
энергии, не то или иное построение движений, а продук-
тивная деятельность, производимая посредством орудий
труда и вносящая изменения в окружающую среду, со-
ставляет специфику труда независимо от того, носит ли
он специализированный, профессиональный или, напротив,
более элементарный характер общих трудовых операций,
посредством которых осуществляется любое практическое
действие с предметами окружающей среды.

В старости, далеко за пределами наступления пенси-
онного возраста, возможны все виды трудовой деятельно-
сти, включая высокое мастерство, в определенной сфере
профессионального труда. Однако на производстве необхо-
димы определенные рамки рабочего дня и нормы. Поэто-
му применение сил в производстве часто оказывается за-
труднительным для старого человека, хотя и здесь изы-
скиваются разнообразные возможности участия старых
рабочих в общей работе производственного коллектива,
его борьбе за технический прогресс и усовершенствова-
ние производства. Во всех остальных сферах труда нет
каких-либо объективных причин, препятствующих нор-
мальной трудовой деятельности старых людей, при усло-
вии ясности их сознания, т. е. относительной целостности
и связности, непрерывности их внутренних состояний.
Сохранение и воспроизведение трудоспособности ста-
рых людей есть, как можно думать, основное условие со-
хранения и воспроизведения самого сознания людей на
поздних стадиях онтогенеза. Если этот вывод правомерен
в отношении поздних стадий онтогенеза человека, а в этом
сомневаться не приходится, то, очевидно, будучи всеоб-
щим, он правомерен и по отношению к ранним стадиям
онтогенеза.
В дошкольной педагогике и детской психологии, впро-
чем, до недавнего времени, были распространены пред-
ставления, что все действия ребенка суть феномены игро-
вой деятельности, которая исторически порождена тру-
дом, онтогенетически есть подготовка к учению и труду,
но сама решительно несовместима с трудом.
В раннем детстве и дошкольном возрасте движения
опредмечиваются, становятся человеческими действиями
с их речевой (второсигнальной) регуляцией и ориенти-
ровкой на исторически сложившиеся социальные эталоны,
но лишь якобы постольку, поскольку они включены в
игровую деятельность. Не требует доказательств положе-
ние об особой формирующей роли игры в психическом
развитии ребенка. Однако эта роль не может и не должна
маскировать процесс реальной жизни ребенка, который
осуществляется не посредством игры, а трудовых дейст-
вий, хотя и весьма элементарных. Без этих действий ре-
бенок практически не может удовлетворить ни одну из
своих потребностей, разумеется, с того момента, когда
взрослые прекращают кормить его с ложечки.

Все действия так называемого самообслуживания
(кормления, одевания и обувания, ухода за собой, своей
комнатой и т. д.), участие в домашнем труде составля-
ют важную сторону повседневной жизни ребенка в семье.
Пренебрежительное отношение педагогики и психоло-
гии к этой стороне жизни ребенка основано на глубоко
ошибочной посылке о «техническом» значении таких дей-
ствий, якобы не оказывающих влияния на психическое
развитие детей.
Лишь в самое последнее время теория дошкольного
воспитания стала разрабатывать методику трудового вос-
питания детей раннего возраста, но преимущественно в
условиях яслей и детского сада, т. е. общественного вос-
питания. Трудовое воспитание детей как в условиях обще-
ственного, так и семейного воспитания начинается с орга-
низации режима и образа жизни при активном участии
самого ребенка посредством так называемого самообслу-
живания. Затем уже в специальных условиях обществен-
ного воспитания (детского сада, особенно школы) эта эле-
ментарная форма трудовой деятельности сочетается с раз-
нообразными действиями общественно полезной работы,
являющейся исключительно важным средством коммуни-
стического воспитания подрастающих поколений. Лишь
на основе постепенного накопления практического опыта
различных видов трудовой деятельности и усвоения сум-
мы научных знаний становится возможным переход
(в подростковом возрасте) к производительному труду в
собственном, экономическом, смысле слова. Однако ни в
коем случае нельзя полагать, что именно в этот период
начинает свое развитие трудовая деятельность человека,
если рассматривать это развитие онтогенетически.
Очевидно, такой переход имеет не только частное зна-
чение для расширения психического развития в процессе
формирования личности, но и общее значение для пони-
мания трудоспособности человека.
При изучении человека как субъекта труда выделяют-
ся свойства, необходимые для продуктивного выполнения
тех или иных видов деятельности и для функциониро-
вания в этих видах конкретных систем знаний, навыков,
умения. В совокупности этих свойств человека как субъ-
екта труда и главной производительной силы общества
важное место занимает трудоспособность. Изучение этого
свойства имеет особое значение для определения внут-

ренних факторов повышения производительности труда
за счет автоматизации и комплексной механизации про-
изводственных процессов, а также благодаря совершенст-
вованию методов организации труда и всей экономики
производства. Вместе с тем повышение производительно-
сти труда определяется рядом других факторов: ростом
квалификации и совершенствования мастерства, общим
повышением культуры и образованности кадров, активи-
зацией интересов и любви к труду, коммунистическим
отношением к труду, с которым связано превращение тру-
да в первую жизненную потребность.
Значение этих морально-психологических и общекуль-
турных факторов трудно переоценить, когда рассматри-
вается вся совокупность условий повышения производи-
тельности труда в современных условиях. Эти факторы
составляют как бы внутренние условия прогресса произ-
водительности труда, так как они характеризуют разви-
тие самого человека как субъекта труда и технического
прогресса.
В связи с пониманием трудоспособности как синтеза
функциональной работоспособности организма и его при-
способленности к определенным условиям работы и про-
фессии особое значение имеет анализ профессионально-
производственных факторов, составляющих основные тре-
бования, предъявляемые к человеку, работающему в
конкретных производственных условиях. Влияние этих
факторов, особенно их комплекса, на функциональное со-
стояние организма работающего человека является пред-
метом изучения физиологии и гигиены труда, на основе
которых строится врачебно-трудовая экспертиза.
К числу основных профессионально-производственных
факторов прежде всего относят физические напряжения,
которые градуируются по определенной шкале. В свое вре-
мя, когда лишь складывалась теория врачебно-трудовой
экспертизы, первым среди профессионально-производст-
венных факторов считалось физическое, или мышечное,
напряжение.
Этому фактору соответствовало и ведущее для
недавнего прошлого производства положение ручного
труда в самых трудоемких операциях. Без преувеличения
можно сказать, что в этих условиях сам человек рас-
сматривался как энергетический механизм или, во всяком
случае, с точки зрения его приспособленности к выполне-

нию энергетических функций в производственных про-
цессах.
За последние десятилетия, особенно за последние годы,
в связи с огромным развитием энерговооруженности про-
изводства, комплексной механизацией и автоматизацией
производства, «энергетические» компоненты трудоспособ-
ности постепенно снижаются, ослабляются мышечные
усилия, сочетаясь с другими разнообразными факторами.
Вынужденные положения тела во время работы облег-
чаются другими, более сложными факторами, к числу ко-
торых, приобретающих все более важное значение в усло-
виях современного производства, относятся разные виды
нервно-психического напряжения. Об этом факторе весьма
ясно пишет В. М. Бурейко: «При современном уровне
развития техники труд человека характеризуется не столь-
ко физическими усилиями, сколько более сложным умст-
венным действием. Регулирование сложных механизмов,
манипулирование всевозможными рычагами управления
по плану, заранее продуманному работником, представ-
ляет определенную форму умственной деятельности, кото-
рая становится возможной благодаря более или менее
длительному обучению. Разделение труда на физический
и умственный все меньше характеризует различие между
отдельными профессиями, различные виды труда отлича-
ются степенью и формами нервно-психического напряже-
ния».
Это весьма верное определение происходящих в на-
стоящее время сдвигов в общем развитии трудовой дея-
тельности В. М. Бурейко конкретизирует несколько одно-
сторонне, считая типичными для них профессии пилота,
шофера, машиниста, крановщика, предъявляющие высо-
кие требования к нервно-психической сфере в связи с не-
обходимостью срочного и точного реагирования при воз-
никновении аварийных ситуаций. Для этих профессий,
объединяемых условным термином «водительских», су-
щественны эмоциональная устойчивость и сохранность ре-
агирования при неожиданных переключениях. Однако по-
добные требования к деятельности характерны не
только для водительских профессий с их ориентиров-
ками и установками на безаварийность. Для современного
производства в условиях автоматизации все более типич-
ной и массовой профессией становится деятельность опе-
ратора, управляющего машинами по приборам. Различные

виды деятельности оператора включают в себя сложные
ориентировки, дозировочные реакции при работе с органа-
ми управления на основе тонкого различения индикаций
на шкалах приборов, сигнализирующих о технологиче-
ском процессе. Но если для водительских профессий уже
выработаны объективные приемы практической диагности-
ки трудоспособности, то по отношению к этой, наиболее
перспективной производственной профессии операторов
такой диагностики еще не существует. Нет и обоснован-
ной системы противопоказаний, так как не в полной мере
представляется действительная мера нервно-психического
напряжения в работе оператора, влияние этого напряже-
ния на тонус мышечной системы, состояние сердечно-со-
судистой и эндокринных систем и т. д.
К числу должностей, требующих высокого уровня нер-
вно-психической сферы, относят организационную работу
типа администратора крупных учреждений, начальника
большого цеха и т. д. Здесь наиболее важными являются
такие интеллектуальные качества, как широта охвата
(«горизонт»), быстрота принятия решения, распределение
внимания. Хотя и нет аварийных ситуаций в общеприня-
том смысле слова, как бывает в водительских професси-
ях, но решение новых и крупных проблем само состав-
ляет ситуацию с высокой степенью умственного
напряжения, а организация коллективных усилий всегда
связана с преодолением не только внешних препятствий
и трудностей, но и конфликтов. Такие особенности орга-
низаторской деятельности обнаруживаются как в сфере
материального производства, так и за его пределами.
Противопоказания к этой деятельности хотя и несколь-
ко видоизменяются в зависимости от этих условий, но
все же в общем совпадают главным образом по отноше-
нию к центральной нервной системе и сердечно-сосуди-
стой реактивности. «Средние» требования к нервно-психи-
ческому напряжению по такой классификации относятся
к профессиям интеллектуального труда: учителя, юриста,
врача, научного работника и др. Наконец, незначитель-
ное нервно-психическое напряжение связано с работой,
где ситуация изменяется мало, трудовые акты стереотип-
ны и относительно постоянно распределение внимания
на несколько объектов (работа учетчика, табельщика, не-
которые станочные работы, счетная и канцелярская рабо-
та). Эти различия нервно-психического напряжения, пе-

сравненно более далекие от той нормативности, которая
установлена в отношении физического напряжения по сте-
пени и качеству, составляют, очевидно, наиболее важную
сторону трудоспособности человека в современных усло-
виях.
Если физическое напряжение можно назвать ядром
трудоспособности человека как рабочей силы или энерге-
тического механизма, то нервно-психическое напряжение
составляет такое же ядро трудоспособности человека как
ведущего звена системы управления машинами. Это со-
поставление является серьезным аргументом в пользу по-
нимания трудоспособности человека как исторической ка-
тегории.
В этой связи отметим, что с дифференциацией и ус-
ложнением технических средств различные анализатор-
ные системы человека как субъекта труда испытывают
все возрастающие нагрузки не только и не столько по
интенсивности раздражений, сколько по задачам различе-
ния и ориентировки.
В теории экспертизы трудоспособности имеется суще-
ственное расхождение между двумя подходами: общей
методики врачебно-трудовой экспертизы и судебной ме-
дицины, имеющей дело с более сложными переплетения-
ми трудового права и медицины. Подход судебной меди-
цины к диагностике трудоспособности представляет собой
особый интерес для психологической теории трудоспособ-
ности в связи с тем, что судебно-медицинская практика
должна давать заключение не только о профессиональной
трудоспособности, но также и об общей трудоспособности,
которую вовсе не учитывает практика ВТЭК. «Для судеб-
ных целей требуется определение степени утраты общей
и профессиональной трудоспособности в процентах по от-
ношению к полной трудоспособности, принимаемой за
100%. ВТЭК применяет другую классификацию утраты
трудоспособности и решительно отвергает процентную си-
стему» [Трегубов С. Л., 1960, с. 15].
Судебно-медицинская экспертиза имеет дело с особы-
ми случаями потери или ограничения трудоспособности,
которые по своему происхождению связаны с увечьем,
травмой в узком и широком смысле слова. В более ши-
роком толковании к травме относят также перенапряже-
ния, неблагоприятные условия работы и профессиональ-
ную вредность. Для оценки степени тяжести травмы и

степени ограничения трудоспособности судебно-медицин-
ская экспертиза обязана дать заключение не только о со-
стоянии профессионально-производственной трудоспособ-
ности, но и о том, что носит названия общей трудоспо-
собности.
С. Л. Трегубов считает диагностику общей трудоспо-
собности особенно важным, хотя и весьма трудным делом
в связи с неразработанностью этой проблемы. Он счита-
ет неправильным широко распространенное юридическое
определение в теории гражданского права, общей трудо-
способности, согласно которой она есть способность
выполнять неквалифицированный труд. Неквалифициро-
ванный труд должен рассматриваться как выполнение про-
фессиональной деятельности, хотя и самого низшего раз-
ряда. Поэтому в целях экспертизы утрата способности
выполнять такую деятельность должна оцениваться по ли-
нии профессионально-производственной, а не общей тру-
доспособности. С. Л. Трегубов не соглашается и с обще-
принятой в медицинской экспертизе классификацией
Н. Д. Вигдорчика, разделяющего трудоспособность на спе-
циальную, профессиональную и возможность самообслу-
живания. Это последняя форма в известном отношении
близка к способности выполнять неквалифицированный
труд. На практике такое низведение общей трудоспособ-
ности до самого низшего уровня труда (неквалифици-
рованного) приводит нередко к грубым судебным ошиб-
кам.
С. Л. Трегубов пытается дать более позитивное опре-
деление общей трудоспособности, возражая против низве-
дения ее до способности выполнять неквалифицирован-
ный труд и тем более до уровня выполнения операций
самообслуживания. Нельзя общую трудоспособность ни-
зводить до пределов самых примитивных манипуляций.
«Мы подразумеваем под общей трудоспособностью, — пи-
шет С. Л. Трегубов, — способность человека выполнять
довольно широкий круг простейших трудовых процессов,
необходимых для удовлетворения его бытовых нужд, но не
регулируемых никакими извне предписанными нормами:
самостоятельно передвигаться, приготовлять себе пищу,
сохранять в порядке одежду, жилье, личное имущество.
Человек, обладающий достаточным запасом физических и
умственных сил для того, чтобы обслуживать себя, обла-
дает общей трудоспособностью» [Там же, с. 16].